Читать онлайн Песчаное небо бесплатно

1. Маяк

Тугие, узловатые ветви почти не шевелились от поступи лаугха. И даже листья не вздрагивали ни от шагов, ни от ветра – мягкие дуновения струились, беспрепятственно обтекая заросли айваха со всех сторон свистящим шепотом. Ветер – это хорошо, прохлада сейчас не помешает. Фарч, обводя напряженным взглядом ближайшие развилки древа, отстегнул флягу и сделал пару глотков. Стряхнул один «бульк» на ладонь, протер лицо и шею. Кожа мгновенно похолодела, и лаугх еле удержался, чтоб не заурчать от удовольствия. Урчать будем после.

За минувшие тысячелетия недвижимый айвах разросся эдакой бескрайней метавселенной, подобно многим другим деревам Каоха. Фарч поднялся километра на полтора от его корней, но едва добрался до половины гиганта – тут он решил чуть передохнуть, заодно и промочить горло. Айвах, кстати говоря, совершенно не казался ему гигантским – это восторженный Крис нарек его таковым, тут же начав разглагольствовать о широко используемых схожих образах в произведениях древних землян. И мерам длины научил его тоже землянин, лаугхам они были ни к чему.

Фарч медленно поднял глаза вверх, вглядываясь в ветвистые извивы, после чего задержал взгляд на некоторых подозрительных сучьях. С виду ветви казались обычными ветвями, но это еще ничего не значило. В одной он едва не просверлил взглядом дырку – оч-чень подозрительная веточка… Охотник медленно отстегнул и снял с пояса средний кнут, встряхнул. Размотавшийся хвост бессильно повис на рукояти гораздо ниже ног лаугха. Фарч мысленно извинился перед Айхом, затем развернул кисть – чтоб удар был еще и громким – плавно вильнул и резко дернул рукой.

Громкий хлопок перепугал птиц и прочую прыгающе-снующую живность. Истошно вереща и чирикая на все лады, живность прыснула врассыпную гораздо дальше, чем Фарч смог бы дотянуться длинным хлыстом, но он сюда забрался не охотиться. Вернее, охотиться, но не за этой шушерой.

Ветка оказалась веткой. Вырванный клок коры полетел вниз. Вот Пекло… Скрутив кнут, Фарч снова повесил его на пояс, и полез выше, уже не боясь обнаружить свою смертоносную цель в ближайших ветвях. Слишком много суетливой мелочи вокруг, искомого херха поблизости явно нет. На следующей развилке повторим.

Крис обозвал херха помесью хамелеона, анаконды, палочника и землемерки. Фарч просмотрел в сети видео с этими существами и согласился, но не до конца. Хамелеон менял только цвет, всегда оставаясь пупырчатым. Анаконда не умела застывать в полной неподвижности, разве что разлегшись на чем-либо. А остальные демонстрировали лишь примитивную природную мимикрию, – так ее широко используют жители любых миров, без исключения. На Каохе же всякая тварь без маскировки и прочих хитростей выживания просто не мыслила жизни. Странно еще, что кожу самого Фарча покрывает шерсть, а не кора. Хоть издалека и не отличишь, надо признать. Мимикрии того же херха позавидовал бы любой организм вне планеты.

В ухе еле слышно пискнул вызов. Скривившись, Фарч взглянул на запястье. Крис. Терпение абсолютно не практиковалось землянином, с этим давно пришлось смириться. Надо было отключить интерком, ну сколько можно?! Он ведь уже звонил вчера!

– Капитан. Не нашел. Всегда отвлекаешь.

– Вы с кем там разговариваете? – раздался в ухе веселый голос навигатора Криса. – С херхом своим? Или с Айхом? Так я звоню не по этому поводу. Эка важность, что вы сутки не выходите на связь, может вас и сожрали там – зачем вахтенному об этом знать… У меня срочная новость, но если вам сейчас некогда, то я терпеливо могу подождать и до вашего возвращения…

– Говори, – нахмурился лаугх. Юмор – такое же зло, как и нетерпение – тоже пропитал мозг землянина насквозь, оставив его, в сущности, все тем же зеленым выпускником, так что не будем

обращать на это внимания. Вездесущие курсанты – бич лиги, но что тут поделаешь: традиция. В Пекло недостатки экипажа, что там еще за новость…

– Мы получили сигнал бедствия.

– Раса?

– Пока не вникал, решил сначала известить вас. Стандартный маяк торчит в открытом космосе, недалеко от неисследованной планеты, и по счетчику сигналит уже месяца два. Какие будут распоряжения?

Два месяца?! Что за бардак?.. Но эмоции на голосе не отразились:

– Общий сбор. Через восемь часов. Ищи расу.

Если маяк посылал сигнал несколько месяцев, он наверняка может подождать и еще час-другой. Но вызов вахтенного продиктован не только нетерпением: звонит по делу – уже хоть какой-то прогресс, надо его поощрить… Впрочем, нет, не надо – нетерпение у человека в крови, а лишняя похвала вызовет еще и нескромность.

Дав отбой, Фарч кисло обвел взглядом тенистые просторы родового древа. Где-то у других стволов айваха скрывались незримые сородичи, собравшиеся сегодня вместе впервые за годы разлуки. Появление херха на родовом древе сродни стихийному бедствию. Отпочкуется вскоре у него молодняк, и роду придется покинуть свой айвах – а это уже сродни смерти. Да и Айх, дух древа, может проклясть род за преступное бездействие, с него станется…

Выше и значительно правее раздался выстрел кнута. Тоже, похоже, мимо… жаль. Херх не единственная тварь, поганящая лаугхам жизнь, но зато самая хитрая и подлая. Сначала будут пропадать дети, легкомысленно снующие по всему айваху, потом женщины… Незримая смерть, вселяющая ужас. Страшно сделать шаг, не говоря о прыжке, когда любая соседняя ветвь может ожить и обвить горло – стремительно и всегда внезапно. Только бы он был один… детеныши у него маленькие, тех и вовек не найти.

До следующей развилки лаугх пробирался минут двадцать, исследуя каждую пядь коры. Левее почудилось какое-то движение. Фарч сорвал с пояса средний кнут и застыл, впившись в ветви дичайшим взглядом. Рукоять бича подрагивала в мгновенно вспотевшей руке. Вряд ли херх велик, так что взрослого мужчину он атаковать не станет, но чем Пекло не шутит. Шли мгновения, затем поползли минуты. Соревноваться в терпении с древесным хищником смеху подобно, Фарч просто выбирал подходящую по толщине ветвь. Жалко, что листья на айвахе хоть и большие, но редкие: у херха листьев нет, хоть какие-то ветви можно было исключить, но сложность в другом. Тварь могла быть толщиной с ногу, а могла и в половину тоньше руки. Ждать движения бессмысленно, Пеклово отродье может не шевелиться часами, нужно бить. Вон та.

Бич просвистел шепотом, хлопок сейчас ни к чему. Мимо. В смысле, попал, но опять по ветке. Новый клок коры мелькнул в воздухе, и тут древо ожило. Стремительный бросок ответвления толщиной с две головы едва не сшиб Фарча вниз. Хорошо, что этого броска, пусть и запоздалого, он ожидал. Тело знало, что делать и отреагировало само: метнулось к одному из толстых стволов, выбранных заранее – приникло, вжалось в родную кору. И на сей раз громкий свист самого Фарча снова согнал мелкую живность с дальних ветвей. Пролетевший рядом и ухнувший вниз херх уже не двигался, затаившись где-то чуть ниже и, похоже, по пути сослепу сожрав летящую кору. На нее и позарился? Повезло, нужно будет надоумить родню не кнутом ветки портить, а кидать хищнику обманки… Но где он теперь? Падал херх практически бесшумно – скорее, перетекая с ветви на ветвь – но вряд ли пролетел далеко. А то, что Фарч запомнил его толщину и рельеф шкуры еще ничего не значило – их тварь меняла, как хотела, в зависимости от вида соседних ветвей.

Со всех концов древа на свист спешили сородичи, охота подходила к достойному финалу. Достав баллончик с краской – подарок землянина (и полезный подарок!) – Фарч обильно попрыскал нижние ветви, широко направляя синюю струю как можно дальше. Древо не шевелилось. Ну и ладно, херх уже не скроется. Нужно только еще раз согнать его с окрашенных ветвей. Фарч достал средний кнут и, по неискоренимой привычке уже в который раз повинившись перед Айхом, принялся охаживать ближайшие ветви – подряд, так и не отлипая от спасительного ствола. Кусать херх не умел, только душить. Со стволом душить сложнее, да и нож достать не проблема, все движения отработаны с детства. Долго сгонять не пришлось – вторая же ветка брызнула не корой, а кровью – вернее тем, что таким полурастительным тварям кровь заменяет – и, обмякнув, полетела вниз. Застыл чуть ниже, инстинктивно – но уже чуть вздрагивая всем телом. М-да, херх с дырой в брюхе – уже не херх.

Вскоре сородичи приблизились. Передвигаться по ветвям они умели очень быстро – почти с такой же скоростью, как и подыхающая внизу тварь. Все собрались? Все.

– Вон, – указал кнутом Фарч, – с краской. Убейте. И проверяйте дальше. Кидайте кору, они ее атакуют. Поступил вызов, ухожу. Жаль – не посидели.

– Посидим, – улыбнулись ему в ответ.

Посидим…

Только непонятно, когда.

* * *

Посмеиваясь про себя, я дал отбой. Капитан-то у нас нормальный, правильный. Но общаться с ним, а уж тем более шутить – врагу не пожелаешь. Ну, может, это и к лучшему.

Стало быть, определить расу потерпевшего. Этим я и без Фарча собирался заняться – для таких ситуаций существовал устав, и там подробно перечислялся порядок действий при обнаружении, например, таких маяков, каковой я и запеленговал десять минут назад – для спасения каждой расы требовались свои примочки… Что-что, а устав я помнил почти наизусть. Пока еще помнил…

Стоп, раса подождет – объявлен общий сбор, и сначала нужно собрать экипаж. На орбите я скучал в гордом одиночестве, а ребята пока развлекались внизу, на Каохе. Змеюку свою капитан пошел ловить сам, это у них семейная традиция такая, – а братва, надо полагать, гудела в баре космопорта или щекотала себе нервишки на местных аттракционах для самоубийц. Любой здравомыслящий человек – или что-то на него похожее – к этим аттракционам не подойдет и на выстрел. Мне, например, хватает и того, что находятся они на высоте метров эдак двухсот от земли, а страховок местные чудики не приемлют.

Я отправил «сигнал сбора» каждому члену экипажа. На вызов ответили все, кроме замарашки Гасса – нашего биолога. Ну понятно. Разглядел местную живность и снова выпал из реальности. Ох, будет ему на орехи, если опоздает. Отослав Гассу постоянный вызов, я наконец занялся маяком.

Маяк, разумеется, имел код, и уж точно не земной. С ним пришлось повозиться – с техникой чужих я давно свыкся, но коды идентификации расшифровывал нечасто. Первая новость обнадежила – маяк живой. Ну ладно – полуживой. С биотехникой работали всего две расы: кверки и лаугхи. Они активно использовали жизнь в своих технических устройствах: наш лаугхский корабль, например, напичкан растительными волокнами сверх всякой меры – посади его в лужу, так он и корни пустит…

Вторая новость заставила меня задуматься, – маяк и правда лаугхский. О пропавших кораблях своего народа капитан не распространялся, но это не значит, что эксцессов не было. Есть, правда, вероятность, что потерпевшие – инорасцы, просто купили у лаугхов их технику. Если собственная сломалась… ну, или завяла. Да хоть те же земляне могли купить, почему нет? Ладно, неважно. Скорее всего, потерпевшие – лаугхи, пляшем от этого. Теперь третье: что еще за неисследованная планета, и какой олух выкинул маяк в открытый космос, не долетев до системы всего ничего?

Пробив координаты, я вывел над пультом модель нужной звездной системы и присвистнул: первая же по счету планета была такой огромной, что любые известные обитаемые планеты и землян, и чужих не шли с ней ни в какое сравнение. Размерами она напоминала наш Уран, и торчала себе там довольно одиноко. Газовый гигант? Нет. Вернее, гигант, но не газовый… Теоретически там могла зародиться жизнь, но фактически… подтверждающих данных я не нашел. Тоже неудивительно: какой дурак полезет исследовать эдакую махину с ее силой притяжения? Хотя, еще оставались ее спутники – вот их следовало проверить наверняка.

Остальные планеты системы находились так далеко от светила, что вряд ли заинтересовали кого бы то ни было в плане высадки. Мы, разумеется, проверим и их, но пока следует более интенсивно прошерстить каталоги насчет гиганта, авось что и найдем. А еще я собирался совместить приятное с полезным: перекусить между делом.

Я прошел на кухню, достал нехитрую снедь из разных отсеков и парников, сварганил кофейку и приступил к законному рабочему перекусу. На запястье пискнул зуммер – ага, замарашка объявился, одной проблемой меньше. Я сбросил включенный ранее непрекращающийся вызов и снова занялся едой. Моя личная земная миниоранжерея исправно снабжала меня витаминами: петрушки-сельдерюшки, хоть и в несколько мутированном виде, радовали взор и не давали окончательно одичать на эдаком летучем баобабе. Да еще и почти живом, черт возьми. Хотя лаугхи наши считали живым не столько сам корабль, сколько его дух. Мол, древо осквернили погаными мутациями, считай умертвили, но дух его – великий и грозный Айх – всегда с нами. А что делать – металлов на Каохе практически нет, зато айвахи растут более чем активно – ненавязчиво вспоминался Маленький принц из бабкиных сказок, который свою планетку вовремя пропалывал. Из чего им делать корабли, как не из дерева! А деревья у них, вернее, сама древесина – чудо-материал. И даст сто очков вперед всем нашим пластикам, а то и некоторым металлам. Да к ней еще Кверкские технологии по биотрансформации – сильно обрадовались, короче говоря, такому материалу и земляне и неземляне… Да, было дело.

Приступая к трапезе, я в который раз разглядывал користый интерьер и диву давался. Кверкские генетики вывели специальный сорт айваха – полый. Дессмийцам осталось только вживить в них двигатели, пропитать какой-то гадостью – и вперед к звездам… древесина легкая, прочная – капитан с пилотом жили тут как у себя дома. Плоды айваха – хаммы, что-то вроде бурых тыкв – мы в основном и потребляли. Питательно, хотя их вкус до сих пор казался мне довольно специфическим. В общем, корабль наш напоминал (по сути, но не по виду) запущенный горшком вперед растущий бонсай – и рос он так, что японцы бы обзавидовались. Да, впрочем, и не только японцы – я, полукитаец-полурус, до сих пор не понимаю, как возможны межзвездные перелеты внутри полуживого полена. Название нашего полена, кстати, переводилось с каохского, как «Цветущий». Идиотское название для корабля, но я хотел бы посмотреть на того, кто посмел бы сказать об этом капитану.

Зашелестел шлюз. Чертыхнувшись, я торопливо прибрал за собой и в мгновенье ока улизнул с кухни. Перекусить во время вахты – не преступление, но, по глубокой убежденности капитана, вахтенный обязан неотлучно торчать за центральным пультом, бдительно отслеживая малейшие изменения пространства. То, что эти возможные изменения были выведены мной на звуковую индикацию – никого не интересовало. Появление в пределах видимости собственного бота корабль проигнорировал, и я мог предстать пред капитаном не в лучшем свете. К счастью, пока шла санобработка прибывшего – к нему легко мог прилепиться да хоть тот же невидимый мелкий херх – я успел занять свое рабочее место и снова вывести на голопроекционные экраны все, что касалось исследуемой планеты.

Шлюз открылся, и отсек заполнился галдящим народом. Экипаж, до боли родной и обожаемый – я втянул голову в плечи. Восторг прибывших от созерцания исправно работающего вахтенного мог вылиться в излишние проявления любви, что и произошло. Первой ко мне приблизилась Цейса, наш кибернетик – она очень любила обниматься: одно щупальце обвило мою шею, слегка придушив, а второе поползло по щеке – ох, что-то она сегодня излишне игрива, не к добру. Головоног бронзового цвета, родом с Карванга, сама являла собой издевательство над живой материей и матушкой природой, пусть и инопланетной. Но все же она была просто душка.

– Данная юная особь проявляет трансцендентную, эпатирующую скрупулезность… – проворковала она, продолжая меня плотоядно обмусоливать. – Следует проинформировать капитана о чрезмерной и явно меркантильной амбициозности его подчиненного…

Вот умеет она изъясняться так, что мозг кипит! И зачем, спрашивается? Умеет ведь и по-простому, так нет, все ей надо с поднавывертом…

Меж тем еще пара щупалец поползли по моему телу, дружески стискивая и еще более затрудняя дыхание. А что делать – они так всю жизнь общаются, обнимашками… Я подозревал, что от поцелуев дессмийки меня оберегал лишь ее гермошлем – ей, единственной из нас, кислород был абсолютно противопоказан.

– От него пахнет хаммами, – фыркнул Грезот, выполнявший на борту функции старпома. Он приблизил ко мне свою свирепую носорожью морду и рявкнул, обнюхав более тщательно: – Опять жрал на посту?!

– Ворчун шутит! – хлопнул меня по спине пилот Плух. Он был таким же высоченным, как и все лаугхи. Но поскольку родичем капитану не приходился, на охоту тот его не взял, чем немного расстроил. А уязвленный лаугх несколько опасней обычного – ненароком может пришибить. Я не особо силен в антропогенезе, но каохцы как две капли воды похожи на каких-то наших далеких предков из каменной эры. Ну может, соображают чуть получше, да и то не всегда. Плух был таким же курсантом лиги, как и я, но свирепого старпома, почему-то совершенно не опасался.

Остальные члены экипажа, кверки – врач Севи и боец Абвир – прошествовали мимо, не удостоив меня и взгляда. Спасибо и на этом…

– Привет, ребята, – полузадушено просипел я, – я тоже рад вас видеть, но мне надо рабо… ххррр…

Цейса удовлетворенно ослабила хватку, оставила мое слегка приплюснутое тело в покое и направилась к себе в каюту. Я тем временем сопел, как пожарная помпа, стараясь выровнять дыхание. Все они хорошие, отзывчивые ребята – к ним просто нужно привыкнуть. Звали их всех по-разному – кого совершенно непроизносимо, кого и вовсе непередаваемо. Например, нашего старпома звали Грезоттиварзокуттихрохт – он когда-то давно попросил меня запомнить его полное имя и называть только так, но с тех пор мы сдружились и обходились без фамильярностей.

– Ты чем тут занимаешься? – прорычал старпом, подслеповато щурясь на голограмму.

– Мам-маяк… уф… обнаружен аварийный маяк, исс… исследую данные. Маяк расы лаугх, планета не… не колонизирована.

– Плух! – раскатисто позвал Грезот пилота. Не обращая внимания на звон в ушах, я едва не хлопнул себя по лбу – ну конечно! Лаугх мог просветить нас, откуда этот маяк появился в такой глуши. Плух из каюты не появлялся: может устал, а может у него нашлись неотложные дела после затяжной посиделки. У меня, после объятий шалунишки Цейсы, тоже возникла острая необходимость ненадолго отлучиться, но я смиренно терпел, ожидая прихода пилота.

– Где мокрица?!

А, это он про замарашку Гасса. Я объяснил, где. Посопев для порядка, старпом секунду подождал, а затем, рыкнув, направился к каюте пилота. Бедный Плух, а если он сейчас занят? Но Грезот не собирался сносить дверь с петель, он только бахнул своим кулачищем, едва не оставив вмятину на переборке.

– Мы ждем тебя, пилот!

– Да иду, иду! – послышался из-за двери раздраженный ответный рык. Этот «бах» услышал не только Плух, народ начал потихоньку вылезать из своих кают обратно. А что, любопытство не порок. Даже кверки под конец вылезли – но, хвала богам, меня уже никто не трогал.

Снова зашелестел входной шлюз. Биолог или капитан? Какая разница… Я, воспользовавшись моментом, улизнул в свою каюту. Суета, приветствия, подначки, рявканья друг на друга – все это создавало полнейший сумбур для непосвященных в нюансы наших отношений, я же прекрасно понимал ребят. Одни и те же рожи на протяжении долгих перелетов, нередкие опасности, скука, безликая черная смерть в иллюминаторах – все накладывало свою печать неизбывной тоски на каждого члена экипажа. И каждый тоже понимал, что свое раздражение лучше заменять на что-то более приемлемое для окружающих. Я и сам изрядно пресытился ежедневной космической рутиной – вот слетаем к маяку, и попрошусь в отпуск. Земля моя затерялась в неизведанной глуши на задворках обитаемого мира – нечасто туда меня отпускали, нечасто. Вот и надеюсь слетать вскорости. Надо только выбрать момент триумфа, а это случится, например, после удачного спасения очередных потерпевших.

Проскользнув на место, я снова попытался узнать о планете побольше, все более углубляясь в классификацию файлов и анализируя информацию.

– Кверкский каталог, четвертая база, – проявилась в голове чужая мысль. – Это их планета.

Я, развернувшись, кивком поблагодарил возвышающегося за спиной биолога и начал искать нужный файл. Очень настырно, жадно множа у себя в голове нужные и ненужные данные – лишь бы не думать об отталкивающем виде нашего замарашки: гигантского колыхающегося слизня, размером в человеческий рост. Хотя, мне представлялось, Гасс давно знал о всех возможных к нему антипатиях. Что ж поделать, таким уродился. Зато коммуникационную составляющую – телепатическую связь – он отрабатывал в полной мере. Ей даже вакуум не препятствовал. Капитан рассказывал, что засыпало их как-то на Кригилле, когда они сунулись под землю за каким-то бедолагой – так Гасс единственный не дал им, полузасыпанным, сойти с ума – техника тогда почти у всех оказалась либо утеряна, либо разбита.

Биолог тоже мысленно кивнул и пополз к себе. Коли жизнь на исследуемой планете до сих пор не обнаружена, то ксенобиологу, делать там нечего. Память Гасса давно была притчей во языцех: надо было сразу его спросить, где искать нужную информацию. Если б у меня еще получилось мысленно докричаться со своей орбиты до поверхности Каоха…

Из своей каюты вылез пилот, злющий, как невыспавшийся горностай. Грезот тоже маячил у него за спиной не в радужном настроении – он ткнул одним из своих трех пальцев в экран и пихнул при этом пилота в бок:

– Как ты объяснишь появление лаугхского маяка на орбите этой крошки?

– Лаугхского?! – ужаснулся пилот, мягким толчком попросил освободить место, и углубился в поиск возможной информации. Пальцы его мелькали над инфопанелью как эпсилонские осы, аж в глазах зарябило. Вот это я понимаю, родные технологии, я так еще долго не смогу.

– Не знаю… стоп. Пекло Каоха… где Фарч?!..

Все молчали. Капитан на то и капитан, что безотчетен экипажу. Впрочем, я вспомнил недавний разговор и посмотрел на запястье:

– Обещал быть минут через сорок.

Плух подскочил с кресла и опять скрылся в своей каюте. Экипаж молча ожидал продолжения. Я пока поостерегся занимать освободившееся кресло. Через какое-то время лаугх снова появился в дверях каюты, копаясь в каком-то своем полуживом гаджете. С личным священным духом, разумеется.

– Сигнал зарегистрировал? – спросил он меня; я кивнул. Плух помрачнел и неспешно произнес:

– Маяк клана Хамоэ. – И, увидев, что нам это ничего не говорит, пояснил: – Кровники Фархов. Капитанского клана. Фарчу крышка. Вам запрещено помогать.

Мы все ошарашенно переваривали информацию, а особенно я. То есть, с Фарчем на Каохе соседствуют какие-то кровники, и это их маяк болтается в пространстве? Они все умерли? Или, что вероятней, именно их надо спасать? Кровников? И как это теперь разрулить? Сигнал маяка был мною зарегистрирован и ушел в центр – ничего не попишешь: устав. А зарегистрировать маяк, но на поиски не отправиться, либо наоборот: слетать, а там ненароком добить бедолаг-кровников – так это вообще ни в какие дюзы не лезет. Да еще нам всем – остальному экипажу – в эти каохские разборки вмешиваться нельзя ни под каким видом… Постепенно все взгляды сфокусировались на мне, и от взглядов этих по позвоночнику пополз озноб. Выходило так, что вся проблема в том, кто этот маяк обнаружил…

– Ждем капитана, – просипел Грезот, не сводя с меня злобного взгляда. – Навигатор, занять свое рабочее место и проложить курс до обнаруженной планеты… И до маяка, и до планеты! Кибернетик, протестировать корабль полностью: от калькуляторов до кормовых батарей. Биолог, все данные об этой системе и конкретно о планете; бойцу – проверить мобильное вооружение и десантную экипировку, остальные – подготовка к старту.

Под остальными подразумевались пилот и врач. Плух, вместо того чтобы занять центральный пульт, снова скрылся в своей каюте – будучи пилотом, минут сорок еще может бездельничать. Севи бесстрастно продефилировала в свою, по совместительству являющуюся стационарным медблоком. Бóльшую часть там занимал регенерирующий комплекс, и наша врач к нему давно привыкла.

Через полчаса явился Фарч, и, хищно раздувая ноздри, выслушал сначала мой доклад, а затем – старпомовский. Под конец он заперся с пилотом, и через какое-то время оттуда послышался разговор по-свойски: посредством дикого первобытного рева, хоть и на неведомом мне языке. Лаугхский язык и языком-то назвать нельзя – он состоит из рыков, воплей, восклицаний и междометий – впрочем, перевода никому и не требовалось. Мы, не замечая громоподобных раскатов, делали каждый свое дело. Через какое-то время рев усилился в разы: дверь отъехала. В проеме показался разъяренный капитан, он направился к центральному пульту, волоча за шкирку бедолагу Плуха, который, видимо, осмелился проигнорировать приказ. Швырнув пилота на его кресло, Фарч обвел бешеным взглядом чрезвычайно занятый чем бы то ни было экипаж, и снова рявкнул что-то пилоту, непререкаемо ткнув в пульт.

– Капитан? – проникновенно произнесла Цейса, оторвавшись от тестирования электронных систем. Фарч уставился на нее, как на своего нового кровника. – Вы прекратили жизнедеятельность херха?

Она достигла своего. Клубящееся в глазах капитана Пекло стало утихать.

– Прекратили, – буркнул он, тяжело дыша. – Мы его… умертвили. Тест закончен? Старт, начать отсчет.

2. Полет

«…Глаза в глаза. Расчет, предвидение поединка – сказки для детей, это не помогает. Интуиция слаба, мозг еще слабее. Доверься инстинктам. Нужно бить так, чтоб твой противник не успел среагировать»… Отцовских советов Фарч тогда еще не понимал, и не столько слушал, сколько просто смотрел на говорящего. Движение отцовских губ привлекало его гораздо больше, чем неведомый смысл сказанного. Обучение воинской науке, вопреки традиции, началось с младых ногтей – но причину этого он поймет позже, а пока ему, едва научившемуся передвигаться по айваху как следует, подарили первый хлыст…

Капитан готовится к атаке. Уродливая морда Абвира – сплюснутая, клыкастая – мало чем отличается от посмертной маски, в плане выразительности. Ну, разве что, полным осознанием собственного превосходства. И еще в этих глазах лаугху чудится самое страшное – скука. Мол, из Фарча такой боец, что он даже не в силах заинтересовать противника. Значит, нужно сделать так, чтоб он своей апатией подавился – боец хоть и коренаст, но гораздо ниже капитана. Фарч прыгает, целя в манящее горло.

…Дед, умирающий на руках у зеленого шестилетки. Хамоэ не пользуются кнутами, они слишком тщедушны для этого – подлость херхов пропитала их кровь, а жара иссушила врожденную лаугхскую отвагу. Предпочитают бить издалека, отравленными иглами тайха – через травяные трубки. Оружие трусов. Да какое там оружие – все равно, что палкой швырнуть…

Кувыркнувшись в воздухе, капитан отлетает к стене. Трет саднящую скулу, трясет головой. Он желает убить соперника, а тот лишь вполсилы отмахивается – стыд жжет сильнее, нежели сочная оплеуха. Встать. Глаза в глаза. Безучастность врага доводит до бешенства – беситься не надо, он лаугх. Эмоции оставим другим расам – лаугхи, если собираются убить, делают это бесстрастно, как те же кверки. Прыжок.

…В первый же день тренировок он попробовал ударить Абвира кнутом и тут же получил полноценный нокаут – минут пять провалялся в отключке. Кверк даже соизволил извиниться: не увидел удара, рефлексы-то не обманешь – ударил в полную силу, едва не сломав ученику руку. «Убрали бы вы свой кнут, капитан – а то не дожить вам до вожделенной встречи…» – при этом он так сверкнул своими нешуточными клыками, что Фарч кнут убрал. С кнутом ему тренироваться не нужно, да и у настоящего врага кнута не будет – Хамоэ горазды только плевать из укрытия, но плевки эти смертоносны…

Снова краткий полет: при приземлении он неслабо врезается плечом в переборку, рука враз немеет. Морщась, он растирает плечо, пробует подвигать рукой. Глухо…

– Заканчиваем на сегодня… – произносит Абвир, но по интонации не понять: вопрос это или утверждение, – что-то вы неважно выглядите, капитан.

Ни насмешки, ни сочувствия, ни участия. Констатация факта. Кверки – превосходные бойцы, но бестолковые учителя. Механические куклы, тренажеры. Капитан кивает, и ковыляет к Севи. У той уже готовы примочки, рентген, регенерационные процедуры и самые искренние проявления заботы, на которые только способны кверки.

…Он, двенадцатилетний, держал кнут в вытянутой руке. На другом конце – Хамоэ, выронивший свою разрубленную трубку и лишь пучивший глаза, полные мольбы. Рукоять кнута, глубоко врезавшегося в грубую шкуру шеи врага, подрагивала в руке Фарча. Молодому лаугху очень хотелось, чтоб этот Хамоэ вспомнил всех тех, кого отправил к влажным берегам своими ядовитыми плевками… Если резко дернуть рукой, шея Хамоэ лопнула бы, как перезревший хамм – но Фарч сладостно растягивал мгновения расплаты, до последней секунды вглядываясь в стекленеющие глаза своей первой жертвы…

Спать. Одна повязка обмотана вокруг головы, другая – туго притягивает руку к телу: какое-то треклятое смещение или что-то похожее. До утра заживет, утром регенерация – и он снова как новенький. Возможно, завтра ограничимся тренажером – а, впрочем, посмотрим.

Фарчу снится родной айвах. И его молодые побеги, первые после затяжного Сезона смерти. Прошел слух, что Хамоэ растят корабль. Нужно вырастить свой – кверки помогут… Хотя, в Пекло врагов: главное – их айвах снова расцвел, впервые за бесконечно-долгие годы засух. Айхи по ночам снова стали устраивать свои чумовые пляски, а значит – жизнь налаживается.

* * *

Я смотрел на ряды бегущих цифр и символов – вахта подходила к концу. В голове бродили совершенно посторонние мысли – обычное дело при дальних перелетах. Прежде всего, о лаугхах, раз уж мы недавно покинули их гостеприимный Каох.

Жаль, чужие до сих пор не придумали столь многообещающе предсказанные прыжки через пространство. Зато крейсерская скорость у их кораблей доходила до несусветных величин. Земные ученые когда-то хватались за голову, возмущались и отрицали факты – это казалось немыслимым, невозможным, но инорасцы свои технологии никому разъяснять не собирались. Позже нашим светилам науки пришлось принять и эти, и прочие, не менее удивительные чудеса: полуживые корабли (в биологическом смысле), компенсаторы инерции, генетику растений, генераторы искусственной гравитации – и прочая и прочая. Именно технари – уларки, дессмийцы – лет триста назад изобрели субсветовые двигатели нового поколения, кверки научились ставить их на свои полубиологические корабли, – а уже лаугхи принялись растить корабли на заказ, бестрепетно вживляя технологии чужих в родные айвахи. Что-то, видимо, в них тогда надломилось, если они позволили себе подвергать мутации родные дерева – те, которые каждый лаугх готов был питать собственной кровью. Растить ракету сотни лет молодым да ретивым быстро показалось блажью, когда древо – с попутно вживленной в него инорасовской мощью – могло вырасти за несколько лет. И зачем? Да, дальний космос приблизился к каохцам на расстояние вытянутой руки, но сидели бы и дальше на своих айвахах, честное слово! Какой им космос, первобытным племенам с лесными духами… Так нет, в родных деревах, с вездесущими Айхами – но к звездам! Кверкам они за это заплатили неимоверную цену – айвахи стали не только средством передвижения, но и товаром, сырьем. Треть планеты, покрытая доселе молодой зеленой порослью, облысела, остатки лесов жались к полюсам. Вырубка гигантских массивов закончилась для Каоха экологической катастрофой, пресловутым потеплением – но из-за средней температуры планеты не лед начал таять, а испаряться вода. Их скудные океаны стремительно мелели, айвахи сохли без воды, задыхались от палящего зноя. Лесные Айхи, надо полагать, прокляли все племена поголовно на сто поколений вперед. Нникакого просвета не было, жители ожесточались, экосфера разрушалась. Мрачная ситуация поставила каохцев на грань полномасштабной войны: одни ратовали за полеты, вторые видеть не могли ни кораблей, ни кверкских смотрящих – чужих во всех смыслах, оккупантов. Впрочем, все недовольство и воинственность у жителей быстро сошли на нет, когда те же корабли мало-помалу начали доставлять на Каох воду. Много воды. Ледяных астероидов, как известно, в космосе хватает. И к нам в Солнечную систему прилетели именно лаугхи, испугав землян до кондрашки: о, ужас! Это так выглядят цивилизованные инопланетяне?!

Да, именно так они и выглядели. Пока, на сегодняшний день, каохцы остаются для нас старшими братьями: смотрящими, по-кверкски говоря. Лаугхи устроили нам несколько навигационных школ и были весьма впечатлены результатами. А меня, одного из выпускников, пригласили в лигу.

К тому моменту лига уже плотно руководила всеми спасательными и поисковыми рейдами, причины ее создания – забавны. Межгалактическому совету, видно, вконец надоели те благородные (и не очень) астронавты, что без должной квалификации отбывали в дальний космос и, в результате своих «спасательных операций» сами: либо гибли, либо просили о помощи. Кто координаты путал, кто переоценивал собственные силы, ресурсы, топливо… Иные лезли со своим менталитетом в дела чужих, а то и мзды за спасение требовали… Тогда и была создана межгалактическая лига спасателей с драконовским уставом, где учитывался и обмусоливался каждый нюанс. Любые спасательные полеты сейчас координируются с лигой и, как правило, она берет на себя все расходы. Нешуточные расходы, как известно.

Меня взяли в пару краткосрочных экспедиций, где я, вчерашний зеленый курсант Крис Ристов, наконец, увидел чужих. Совсем чужих – к лаугхам-то мы привыкли во время обучения. Рас во вселенной много, но межзвездными перелетами пользовались не более десятка. Вот я их и увидел – оказывается, они вполне сносно взаимодействуют друг с другом. И как бы мне не забыть рассказать про хваленых и малодостоверных ангари: никто их никогда не видел, зато все восторгаются их великими и непонятными полетами. Следы их находили на разных планетах, вернее, так: все непонятное, что нашлось в глубинах неизведанного космоса, относят к деятельности ангари. Вот такой у них тут научный подход. И действительно, у всего этого найденного на удивление много общего. Да только находились все эти непонятности в разных галактиках, а хоть что-то, похожее на средство перелета до сих пор не обнаружено. Да: загадочные личности, эти ангари, и не поспоришь.

После ознакомительных полетов, когда я согласился поработать с лигой, меня распределили на «Цветущий». На корабле с его идиотским названием был такой же идиотский экипаж, я так думал поначалу. Народ там подобрался затейливый: Фарч и Плух – лаугхи, Грезот – уларк, Севи с Абвиром – кверки, Цейса – дессмийка и Гасс… расу биолога инорасцы называли «мокрыми». У чужих существовала своя иерархия, зависящая от их репутации, – и я сломал себе голову, пока во всем разобрался. Человек для них был никто и звать никак. Но потом мы попривыкли, притерлись. Но пока я все равно остаюсь здесь новичком, как мне кажется, и выступать стараюсь только по делу…

А сейчас наш корабль летел в преисподнюю. Так мне всегда казалось, когда я переводил лаугхские показатели скорости в земные величины. Скинь человека без парашюта в стратосфере, а перед столкновением с землей загляни ему в глазки… Очень страшно, доложу я вам, сознавать такие скорости двигающемуся в пространстве глупому землянину – к ним нельзя привыкнуть. К сожалению, нельзя. Первое время меня снисходительно усыпляли, а потом плюнули – работать кто будет? Отклонение от курса дорого стоит, а метеоритный щит того и гляди отпихнет корабль в ту или иную сторону. Курс нужно постоянно корректировать, либо самим маневрировать, когда летящий навстречу камушек оказывается далеко не мелким. Устройства обнаружения метеоритов изготавливали дессмийцы. Технари дело свое знали крепко, через их алмазно-фасетчатую оптику веерным волновым лучам «Цветущего» далеко видно, спору нет. Для щита опасны только лобовые столкновения, и следовало их избегать. По возможности…

Мы летели уже три месяца. Еще через месяц должны были прибыть на место. На борту каждый занимался своим делом: кверки рукодельничали, биолог учился, Цейса между вахтами впадала в спячку, старпом гонял на гоночных симуляторах: и по планетам, и промеж ними, а капитан – тренировался. Обычно на тренажере и на симуляторе боя, ну а под конец тренировки – в спарринге с нашим хмурым бойцом, кверком Абвиром. После спарринга, неизбежно отбуцканный, Фарч шел спать. На следующий день все начиналось по новой. Метеощиты бы делать из этих лаугхов, честное слово…

Когда меня тяготило одиночество, я нырял в корабельный вирт. Там ожидали меня почти все родные и знакомые, чьи матрицы я озаботился туда поместить. Кроме меня, в вирт заглядывала Цейса и Гасс.

Все на «Цветущем» подчинялось каохским мерам: и время, и тяготение. Двенадцатичасовые вахты мы несли вчетвером: меня сменяла кибернетик, ее – пилот, его – старпом, а Грезота – опять я. Остальных к управлению кораблем не допускали. Капитан наш каждое утро проверял курс, обстановку на борту – и отбывал по своим воинственным делам. Я подозревал, что тренировки эти нужны капитану, как лишняя нога нашей Цейсе. В них, похоже, он сжигал свою давнюю ярость и делал все, чтоб не думать о предстоящем выборе. Устав повелевал потерпевших спасти, а собственная кровь – убить: поневоле свихнешься.

Заступая на вахту, я тестировал системы, прогонял расчеты курса и узнавал много нового и про иные расы, и про цель нашего рейда. Гасс систематизировал и выложил все возможные данные о гигантской планете в свободный доступ, и я пересмотрел эти данные с десяток раз, пролистывая их в свободное время, как комиксы. Если вкратце – планета вращалась вокруг красного карлика, открыли ее кверки лет двести назад. В атмосфере наличествовали и кислород, и вода и твердь – но природа… Может быть, в прошлом какой-никакой рельеф на планете и имел место, но сейчас поверхность походила скорее на натертый пол бального зала, нежели на привычные горы с океанскими впадинами. Ураганы невиданной мощи, казалось, смели с этой поверхности малейшие проявления планетарного ландшафта. Мощнейшие грозы, непрекращающиеся тайфуны, широко разлившиеся по поверхности и блуждавшие туда-сюда моря, и – либо ливни, либо пылища до небес. Плюс тяготение – ад для туристов и первопроходцев, что и говорить… Кверки нашли там полезные ископаемые, но и на более удобных планетах лежало то же самое; нерентабельность их добычи здесь понимали все. Планету, получившую красноречивое название Краптис – «ураган» по-кверкски – населяли вездесущие бактерии и планктон. Тяжесть, кстати, оказалась не критической – любой землянин потяжелел бы там в два с половиной раза. Лаугхам не повезло больше: их Каох гораздо меньше Земли – и притяжение увеличивалось для них раза в три от привычного. А также не только для них, но и для всех членов нашего экипажа – сила тяжести на «Цветущем» совпадала с каохской. Раньше совпадала, – перед перелетом Фарч приказал увеличить ее процентов на сорок. На всякий случай. И каждый месяц понемногу добавлял. Больше всего, наверное, обрадовались этому низкорослые и коренастые кверки – боец и врач. А биолог с кибернетиком, наоборот – страдали, но недовольства не выказывали: в последнее время настроение у капитана этому не способствовало.

Спутников вокруг Краптиса кружило неисчислимое множество, всех размеров и стихий. Начать поиск пропавших мы планировали именно с них: посещать гигант никто желанием не горел. Но кислород содержался всего на одном сателлите: цельной глыбе льда. Кроме него мы выбрали еще один большой спутник – безжизненный кусок камня. На всякий случай биолог отобрал еще пять штук, подходящих для высадки и проживания в течение недолгого времени.

Плух тем временем активно контактировал с Каохом, большей частью с такими же пилотами, выясняя: что у Хамоэ за корабль, куда летел, когда пропал? Но то ли Хамоэ не спешили делиться нужной информацией с пилотом своего кровника, то ли у них пропавших в последнее время не обнаруживалось. И уж тем более они молчали про проданное на сторону оборудование. Фарч, узнавший о такой вопиющей скрытности, лишь презрительно фыркнул и посоветовал пилоту заниматься во время своих вахт делом, а не ерундой. Примерно то же самое Плуху рекомендовали и представители Хамоэ, и даже попытались передать этот рейд другим спасателем лиги – но с координатором спасателей побеседовал лично Фарч, после чего эту тему мигом закрыли на всех уровнях взаимодействия. Видимо, сотрудник лиги понял: спасение этих пропавших капитан никому отдавать не собирается. По мнению всего экипажа – очень даже зря.

Последние пять минут дежурства я как всегда решил потратить на классификацию объектов, находящихся у нас прямо по курсу – или тех, которые будут там находиться позже: нет ли чего поблизости опасного? Да нет, звездный горизонт оказался относительно чист, пока можно лететь спокойно.

Едва слышно чихнула сервоприводом дверь одной из кают. Я даже знал – чья, и привычно втянул голову в плечи: к удушающим приветствиям дессмийки я мало-помалу привык. Она обвивала и всех остальных в экипаже (хотя и не так любвеобильно, а импульсивного Грезота вообще еле касалась) – в силу инстинкта, и совершенно не охотничьего. Ей, полностью слепой, эти прикосновения заменяли визуальный контакт с собеседником. Много тысячелетий кряду они у себя общались именно так, на ощупь. Выйдя же сначала на сушу, а потом и в космос – дессмийцы превратили себя в настоящих киборгов, электроникой наверстав все упущенное природой. Но вот свой уникальный дыхательный орган приспособить под кислород не сумели. Или не захотели – ведь каждый из нас рано или поздно собирается вернуться домой. В своей каюте Цейса дышала родным аммиаком, а за пультом – что ж делать, приходилось надевать гермошлем. Остальной ее – словно надубленной – шкуре водные пары совершенно не мешали.

По телу ожидаемо поползли тугие щупальца, превращая меня на какое-то время в пульсирующий кокон, сжали и убрались восвояси. После умиротворенного сна кибернетик была на редкость тактичной.

– Как вы спали? – выдавил я из себя, взглянув на шлем головонога. Мне, в отличие от дессмийки, был привычен визуальный контакт, хоть это диктовалось и не инстинктом.

– Ты утратил часть массы, человек, – произнесла она мягким, тягуче-электронным голосом, и я замер. Этот, самый наисладчайший, чувственный голос предназначался лично для меня, я сам его когда-то выбрал.

– Реализация твоего потенциала в условиях повышенной гравитации пагубно сказывается на жизненных показателях, – продолжила она. – Прискорбно, что ваша трудолюбивая раса не практикует многосуточный сон. Чрезмерная работоспособность при отсутствии врожденно восполняемых ресурсов – увы, деструктивна. Я же спала плодотворно, мне снились воды родного Карванга.

– Мда, – хмыкнул я, вставая и машинально массируя шею, – нам обычно снится не рокот космопорта, дело ясное. Я до сих пор диву даюсь, как вы умудрились стать технарями, живя в основном под водой.

– Ну, – усмехнулась Цейса, задвигая в специальную нишу ненужное ей кресло, – есть информация, что до появления наших технологий человечество не оставляло попыток исследовать свой океан с помощью примитивных батискафов. Мы рассудительней и практичней вас, поэтому свои атмосферные батискафы рационально вживили себе в организм.

Я не слушал ее. Вернее, слушал – но не что, а как она говорит. Этот голос звучал для меня совершеннейшей музыкой. Говорила Цейса как небольшой оркестр – дублирующие подголоса окрашивали ее эмоции в тот или иной чувственный оттенок: некоторые голоса дышали в такт, в унисон, некоторые – в контрапункт, некоторые – едва слышно пели. Я ей как-то предложил озвучивать земные книги или инопланетные фильмы, но кибернетик снисходительно отказалась. Тогда я предложил ей прочитать землянам лекцию по кибернетике – обещала подумать. М-да, после такого голоса и ее прикосновения уже не казались столь тягостными.

Я с удовольствием поболтал бы еще, но у меня давно уже слипались глаза. Пожелав Цейсе удачной вахты, я побрел к себе, размышляя по дороге: что будет делать Фарч, когда этот сладкоголосый мозг всех кибернетических узлов «Цветущего», как-нибудь ненароком придушит меня насовсем. И готов ли я на это, если во время последнего приветствия будет звучать какая-нибудь любимая песня в исполнении дессмийки.

Короче говоря, за время полета произошло мало интересного. Зато систему карлика все изучили досконально. Отдельными членами экипажа в беседах меж собой выдвигались глубокомысленные гипотезы и научные выкладки, предположения и стратегические варианты высадки. Я слушал все это вполуха, особо не вникая в возможные перипетии поисков: мое дело – довести корабль до места, а там пусть разбираются те, кто в таких рейдах хоть что-то смыслит. Мы с Плухом – вчерашние студенты и заумные беседы жалуем не столь охотно, как наши мудрые звездные аксакалы: Севи, Цейса и Гасс. Численность их вылетов на разных кораблях и в разных экипажах давно перевалило за тысячу, и – ясно дело – им было с чем сравнивать.

За неделю до точки рандеву, когда местное солнце выросло уже до размеров теннисного мяча, вахта моя озарилась ярким эпизодом. Этот треклятый карлик, грубо говоря, слепил нам «глаза» – отслеживать опасные объекты становилось все труднее. И сложность обнаружения заключалась даже не в свете звезды, а в ее излучении: наши поисковые лучи начали, так скажем, сходить с ума – а это грозило крупными неприятностями. Я, как заведенный, раз за разом выстраивал поступающие данные хоть в какую-то ясную картину, и, наконец, углядел что-то серьезное. Откинулся на спинку кресла, подумал, нахмурился и снова впился взглядом в виртэкран – что-то больно большой булыжник маячил у нас на пути: таких не бывает. В смысле, такие глыбы обычно куда-то летят, а не торчат прямо по курсу недвижимые, как урна на остановке общественного транспорта. Маяк? Очень похоже.

Я опять перепроверил цифровые столбцы, почертил траектории, погонял анализатор и нахмурился уже окончательно. Палец мой ткнулся в кнопку корабельной трансляции – в последний раз эту кнопку нажимали чуть ли не полгода назад.

– Капитан и пилот, пройдите к центральному пульту.

Было, конечно, в этом вызове что-то мальчишеское. Я не удивился, когда абсолютно все высыпали из своих кают и как бы занялись своими делами неподалеку от рубки. Лаугхи, раздраженно зыркнув на зевак, подошли к пульту. Передвигались они с трудом, но вполне привыкнув к почти двойному тяготению. За эти месяцы мы весьма активно накачали себе ноги.

– На пути следования обнаружен крупный объект, размеры соизмеримы с «Цветущим» – метров шестьдесят в диаметре. Время подлета – двадцать восемь часов. Прямого столкновения мы избежим, но в районе объекта также присутствуют и мелкие фракции, и их там много, можем задеть. Похоже, маяк сигналит именно из этого скопления.

– Скорость фракций?

– Практически нулевая, относительно… звезды.

Фарч взглядом указал Плуху на соседнее кресло. Тем временем к нам приблизилась Цейса. Обмусолив нас троих разом, она обратилась к Фарчу.

– Капитан, разрешите произвести ментальное сканирование объекта. – Голос ее и в помине не имел чувственных оттенков, лишь механическую сухость и деловитость.

Фарч пожал плечами и неопределенно фыркнул. Я отъехал на разблокированном кресле в сторону, и кибернетик, подавшись к пульту, сунула свои псевдоруки в специальные ниши. Дессмийцы со своими приборами обращались совершенно не так, как все остальные. Плух ожидал команды на маневрирование, но Фарч пока не спешил ее отдавать – более суток в запасе, еще успеем затормозить.

Минуты полторы в рубке не раздавалось не единого слова, все с опасливым любопытством поглядывали на Цейсу. Она, не прерывая контакта, вдруг едва вздрогнула. Короткое замыкание? Хе, не о том я думаю, ох не о том…

– Капитан, параметры объекта на восемьдесят процентов соответствуют «Цветущему».

На этот раз она добавила в свой голос толику чувственности, но капитан переменился в лице явно по другому поводу: где-то в этом районе и должен пребывать вполне определенный корабль, и он действительно очень похож на наш. Все уставились на Фарча, затаив дыхание.

– Этот корабль мой анализатор посчитал мертвым, – продолжала дессмийка. – Мелкие объекты вокруг не идентифицируются, с малой долей вероятности – мусор. Судя по излучению реактора, авария произошла несколько месяцев назад.

– Да, – кивнул Плух. – Почти полгода. Все сходится.

Фарч хищно раздул ноздри:

– Силу тяжести – убрать. Торможение. Через сорок… восемь минут, вахту принять… пилоту.

Что ж, логично. Через восемнадцать минут вахта моя подходит к концу, а полчаса как раз должно хватить Плуху оттестировать системы и приготовиться к маневру. К подлету я как раз успею отоспаться – правда, если смогу заснуть при такой болтанке – разгонялись мы месяц с лишним, а тормозить будем в течении суток. Если б не компенсаторы инерции, нас бы вообще всех размазало тонким слоем по переборкам, а так я еще и выспаться попробую.

Минут через двадцать я пошел к нашему врачу – у нее имелись нужные препараты для каждой расы, даже и для не представленных на борту. Уговаривать ее долго не пришлось, Севи и сама быстро поняла, что при грядущих рывках мне не выспаться, а после полутора суток на ногах эффективность моя может очень сильно расстроить капитана. Но насколько убойное зелье она мне дала, я понял только когда проснулся.

Голова ничегошеньки не соображала, тело казалось ватным, рук не поднять, дышать тяжело – испытывая все эти прелести, добрых пять минут я приходил в себя. Потом дошло, что дело не в снотворном, а в царящей на борту бешеной перегрузке. Я кое-как потянулся к нижнему отсеку спального блока за влажной салфеткой, но как только свесил свою свинцовую головушку вниз, пунцовым ухом вперед – едва не навернулся. Ухватившись в последний момент за что-то неподвижное, я еле втянулся обратно в койку, благодаря всех святых за то, что не переломал себе кости, хотя очень даже мог. Чувствуя себя как таракан под подошвой, с хрипом втягивая загустевший до жидкого состояния воздух, я принялся размышлять – что же мне делать? Просыпаться окончательно, либо валяться и дальше, покуда не остановимся? Видимо, для начала следовало определить, который час: на запястье маячили какие-то мелкие цифры, но они плясали перед глазами и расплывались сквозь слезы. Оставалось, плюнув и чертыхнувшись, отрешенно уставился в потолок и даже попытался улечься поудобнее – под поясницу попала пакостная упругая складка. Я стал извиваться, побагровев от натуги – и тут тяжесть схлынула. И мне наконец удалось вздохнуть всей грудью а заодно и сладко зевнуть, едва не разодрав себе легкие.

Первым делом я уяснил, сколько времени и когда следующее включение маршевых – ведь явно мы не маневровыми тормозили, с такой-то перегрузкой. Коммуникатор давал мне полчаса на «очухаться» – ну да, все правильно, те же стандартные полчаса на диагностику систем: что-то я явно еще не проснулся.

Минут через двадцать я вышел в рубку. Там уже обоснавались капитан, старпом и кибернетик. Плух куда-то смылся, но, надо полагать, ненадолго. Цейса, оккупировав центральную консоль, «разглядывала» приближающийся корабль. Она была облачена в дессмийскую разновидность экзоскелета, и выглядела при этом очень внушительно. Грезот заметил меня первым, и привычно набычился, набирая побольше воздуха для пущей доходчивости:

– Соизволил продрать глаза? Марш за пульт, контролируй диагностику. А тебе, Цейса, не мешало бы реанимировать Малыша, вместо того, чтоб без толку пялиться на этот раскуроченный хлам у нас по курсу.

Малыш – это наш разведывательный киборг. Во время полета он обычно отсыпался в грузовом: и вид, и повадки у него были очень похожи на расу своих создателей, тех же дессмийцев. Размер – чуть побольше. Метра два с половиной, если вытянется во фрунт.

– Расчетное время на запуск Малыша учтено, воин глубин, не следует саботировать мне анализ данных; диагностику я проконтролирую самостоятельно. А землянин пусть пока окончательно пробудится, пока не натворил пагубных для себя последствий. Их раса не настолько развита, чтобы земные навигаторы имели тенденцию к ротации.

– Разговорчики на посту! – Грезот завелся с пол-оборота, и свирепо навис над работающим головоногом.

– А она права, – подумав, проронил капитан. – Сейчас ее вахта.

– Благодарю, капитан. Человек, я рекомендую тебе привести себя в рабочую форму, а также принять необходимое количество пищи – потом времени на это не будет.

– Э, нет! – поднял брови Фарч без тени улыбки. – Ты все же не старпом. Не знаешь… многого. Когда перегрузки большие – нам нельзя. Пищу. Совсем нельзя, поверь.

Рядом злобно заухал Грезот, очень довольный промашкой кибернетика. Надо бы запечатлеть этот знаменательный день в бортовом журнале, последний раз старпом смеялся года два назад.

– Нам предстоят еще два запуска, – сухо обронила кибернетик. – Даю десятиминутный отсчет.

Из своей каюты вышел Плух, вид его был несколько помят – похоже, он даже умудрился вздремнуть. Капитан со старпомом направились в свои каюты, а Цейса – в свою. Пилот установил кресло и с угрюмой миной туда плюхнулся. Я тоже пошел укладываться, оставалось отмучиться всего ничего.

3. На подлете

Севи с Абвиром лежали в каюте врача и наслаждались. Да, боец имел собственную каюту, но изредка они заглядывали друг к другу, когда для этого находился повод. Сегодня повод нашелся.

Перегрузки экстренного торможения всегда были для кверков-смотрящих редким удовольствием. Каохская сила тяжести пагубно влияла на них – при каждом возвращении домой, оба знали, что на Верконе собственные их, привычные тела снова предательски придавят к земле, согнут в три погибели. Родная планета покажется чужой, и это – тьма, бич всех смотрящих на протяжении последних полутора столетий. Зря они открыли Каох, нужно было отыскивать что-то… пообъемней. Молодежь нынче в смотрящие не загнать даже фарховскими хлыстами – насмотрелись, слава Кверку, на согбенных предшественников. Предшественники, по возвращению с Каоха, предпочитали сутками напролет недвижимо лежать пластом в собственных домах, не высовывая носа за порог – ощущая долгожданную, обворожительную, истинную тяжесть собственных тел. К обычной жизни они возвращались через несколько недель, да и то не все – большинство улетало снова работать… Но этот полет вышел на редкость удачным в этом плане.

Перегрузка достигла своего пика и спала до муторного, опостылевшего каохского стандарта. Севи даже проводила исчезнувшую тяжесть загадочным вздохом-полустоном – то ли разочаровано, то ли благоговейно, то ли истомленно – эмоции кверков всегда являлись загадкой даже для них самих. Да, редкие мгновения истинной тяжести приносили им долгожданное удовольствие – но все же поводом визита Абвира в чужую каюту стали не они – понаслаждаться собственным неподъемным весом боец мог и у себя.

Повалявшись еще с полминуты, кверк со вкусом потянулся на «кушетке» медблока, хрустнув позвонками:

– Да прольется на тот мертвый корабль свет Кверка – «Цветущему» предстоит еще два торможения… Ты готова меня выслушать?

– Да… я слушаю, – голос кверкессы был тих и безжизненен. Разговаривать Севи совершенно не хотелось, всепоглощающая истома тут же истончалась, меркла. Она лежала в собственной постели поверх покрывала – расслабленная, но все такая же неприкосновенная. Высшая.

– Что ты собираешься делать с капитаном, Мать?

Севи помолчала. То ли задумчиво, то ли растягивая последние мгновения исчезающей неги.

– Ты про его вендетту?

– Да.

Севи тяжело вздохнула и тоже неспешно потянулась, закидывая руки за голову. Смотреть на собеседника она не сочла нужным:

– А что ты предлагаешь, смотрящий? Выкинуть его во тьму?

– Это было бы самым верным решением. Эмоции низших ставят под сомнение нашу компетентность.

– Эмоции совершенно лишают их разума, ты прав. Но Фарч всегда справлялся с собой в нужные моменты, не находишь?

– УсСевионна, ты должна понимать – рано или поздно гаснут даже белые карлики. Мы не можем ставить свою миссию в зависимость от чудачеств лаугха.

– И все же я верю в его благоразумие. И тем более в то, что мы окажемся рядом, когда ему придется выбирать.

Абвир поднялся, мягко шагнул к Матери смотрящих и опустился перед ней на одно колено, склонив голову.

– Ты рискуешь, Мать. Внемли разуму, позволь мне убрать фактор непредсказуемости.

– Я выражаю удивление – не тебе ставить под сомнение мое решение, боец. Или я должна повторить, раз ты не способен понять с первого раза?

– Выражаю скорбь. Хорошо, я буду ждать, когда ты его изменишь.

Севи не снизошла до ответа. Абвир кивнул – то ли ей, то ли своим мыслям – и покинул каюту, невозмутимый, как механический хронограф уларков. Врач, не шевелясь, продолжала задумчиво разглядывать потолок.

* * *

– Живых в трюме не обнаружено.

Механический голос Малыша раздавался из скрытых динамиков, а виртэкран отображал все, что видел киборг. Яркий направленный свет, скользя по внутренностям мертвого корабля, выхватывал из мглы лишь нагромождение закрепленных к стеллажам ящиков, ряд за рядом. Мертвых в трюме тоже не наблюдалось, зато товара – под завязку.

– В рубке живых нет.

Что видел Фарч, никто не знал. Естественно, он в одиночку отправился на безжизненный корабль Хамоэ, не вняв доводам экипажа. Малыша, по его указанию, Цейса выпустила минут через десять, и направила в трюм. Жилые помещения капитан собрался осматривать сам, и лишь пообещал, что будет сообщать новости. И сообщал он их, кстати говоря, весьма скупо.

– Может ему стоит вскрыть пару ящиков? – хмуро поинтересовался Грезот, с бдительной недоверчивостью поглядывая на экран. Да уж, мнительность уларков – отдельная песня.

– Не стоит, – вздохнул Плух. – Внутри этих – кора.

Кора? Они стригут свои айвахи как овец? Что за бред?! Очень меня это заинтересовало, но я промолчал. Слишком интимный момент для лаугхов.

– И все же, – взрыкнул уларк, едва заметно повысив голос. – Пусть упаковка стандартная, но внутри может оказаться что угодно!

– Хорошо. Цейса, вскрой один.

Цейса отправила приказ Малышу. Посредством силы мысли, надо полагать – поди пойми этих механических осьминогов, как они общаются меж собой. Внешне кибернетик не шевельнулась, но Малыш быстро выбрал и стал вскрывать первый ящик.

– В каютах живых нет.

А, это снова Фарч. Кроме скупых фраз ничегошеньки о продвижении капитана мы не знали. Но позже узнаем, – его поисково-расследовательский рейд тоже должен был записываться на дистанционный накопитель: для лиги, для родичей погибших, для дознавателей – просто пока он не спешил нам эту трансляцию демонстрировать.

В ящике действительно оказалось что-то похожее на кору, в дополнительной вакуумной упаковке. Легко проткнув тонкий пластик, Малыш проанализировал содержимое, потом аккуратно запаял крохотное отверстие, споро собрал ящик обратно, поставил на место, и направился в другой конец трюма. Анализ тем временем высветился в углу экрана. Биолог его увеличил, и кивнул. Мысленно и всем сразу.

– Интересно, – молвил я. – Куда они это везли?

– Ну-у… – протянул Плух, – если… не на Краптис, то… куда угодно.

Насколько я знал, кору каохских айвахов используют широко, и не только лаугхи. В виде удобрений, утеплителя, сырья, отделочного материала… Действительно, любой расе такой товар бы пригодился – что-то я поторопился с глупыми вопросами…

О причине аварии никто не спрашивал, она оказалась хоть и удивительна, но банальна. Сквозная пробоина была обнаружена в боку звездолета еще при визуальном осмотре зондами. Скорее всего, мелкий астероид, диаметром не более метра, прошил бронированную обшивку со всеми переборками, и полетел себе дальше. Щит-то на весь корабль не поставишь. Удивительное, глобальное невезение.

Ну не пираты ж это, в самом деле… Откуда им взяться-то.

– В каютах… есть воздух, – снова послышался голос капитана. – Но экипаж погиб. Все были в рубке. Кроме одного. Или двух. Кто-то был в каюте. Он выжил… Все понял, собрался. Запустил маяк. Сел в шлюпку, улетел к планете. Я закончил. Цейса – Малыша сюда, собрать тела.

Киборг, тем временем, направился дальше вдоль рядов, вглубь трюма. Но вдруг остановился около другого ящика и стал вскрывать его.

– Это он сам? – насмешливо заломил бровь Плух.

– Он может и сам, но этот приказала я. Содержимое ящиков в этих рядах отличается меньшей теплопроводностью.

Ящик был вскрыт в мгновенье ока. Внутри оказались распиленные голые бревна – без коры они выглядели дико, отвык я от такого. Дрова, что ли?

– Ах-херха фахи р-раш… – процедил Плух. – Пеклово отродье… прав род Фархов.

Казалось, он увидел гробы с убитыми родичами. Глаза полыхали, руки сжимались в кулаки.

– Цейса… пусть он… пройдет везде.

– Я поняла, Плух.

Одно щупальце поднялось к плечам пилота, застыло и опало, не прикоснувшись. Умная у нас Цейса, тактичная. Объятия осьминога не всегда к месту, даже проявленные в виде поддержки и из самых лучших побуждений. Плух ее благородных устремлений не заметил, пусто смотря сквозь экран.

К тому времени, как Фарч добрался до шлюза и, пройдя обработку, присоединился к нам, уже вырисовывалась общая картина. Капитан молча уставился в экран, увидел содержимое трюма и вздернул бровь:

– Переселенцы? Куда?! Абвир! Вы? Заселили Краптис?

Систему открыли кверки, поэтому исследования ее планет, разработка и использование ресурсов, заселение, колонизация – должна осуществляться ими же, кверками. А тот факт, что трюм лаугхского корабля по пути к Краптису был набит всем, что только может понадобиться колонистам – и именно каохским, немного противоречил межгалактическим правилам.

– Нет. Я связывался с контролерами – Краптис мы не осваивали. Либо этот груз они везли в иные сектора космоса, либо собирались нарушить закон. Но последнее маловероятно – не с вашими технологиями осваивать такие сложные планеты, лаугх.

Обижаться смысла не было, капитан и не собирался этого делать. Следовало выяснить, куда направлялся корабль. Фарч прошел к дублирующей консоли, и вызвал контролера лиги экспансии. Разговор велся на лаугхском, и я принялся разглядывать список груза, понемногу дополняемый дессмийцами. Действительно, такие товары поставляются лаугхским переселенцам – они не мыслят свой быт без каохского антуража. Например, каюты наших каохцев изнутри отделаны той же корой, а пол представляет собой переплетение живых ветвей. Им важен не только вид, но и запах, осязание. – энергетика, в конце концов. Бревнами они, конечно, печи не топят – это я загнул, – но обрезки древесины используют редко, поэтому несколько ящиков бревенчатых заготовок… это явно предназначалось не для бытовых целей экипажа.

Помимо айваховской части груза, в трюме нашлись простейшие механизмы для работ с землей, помпы, опреснители, орудия труда, оружие разных кланов и прочий инвентарь. Самих же колонистов на борту не наблюдалось, лишь стандартный экипаж. Ну и кому они это все везли?