Читать онлайн Удар в перекладину бесплатно

Все имена, фамилия, названия футбольных клубов являются исключительно выдумкой. Любое совпадение случайно и непреднамеренно.

Вступление

ВИКТОР

Взорвались, заревели трибуны на тысячи тысяч голов. Затрубили слоны, вздымая к закрытой крыше серые шланги хоботов, зарычали львы и рыси, заблеяли бараны и козы. Даже мыши на нижнем секторе подняли дружный, на грани слышимости писк.

Белоснежный носорог забил в барабан, бухая огромными лапищами.

Мелкие, покрытые густой коричневой шерстью макаки побежали по кругу, перепрыгивая из сектора в сектор, улюлюкая и кидаясь друг в друга каким-то мелким мусором.

Где-то пронзительной нотой запел петух, и ему тут же вторили несколько собак. Звук мешался и казалось, что где-то там в вышине сидит огромный, страшный зверь – многоголовый и многоголосый.

Стадион ждал.

Это просто сон, – подумал Виктор и ещё раз оглянулся на центральный круг. Там никого не было – только густые полотнища тумана.

Это всего лишь сон, – он подтянул гетры и перешнуровал бутсы. Шнурки завязывались с трудом, неохотно, пальцы то и дело расплывались в туманное марево. Это точно сон.

Он наконец справился с обувью, поднялся на ноги и пошёл в сторону ворот – единственного объекта на поле, не скрытого туманом. Шлось тоже нелегко: то ли давил воздух – тяжёлый и влажный, то ли несмолкающий рёв трибун. Виктор так и не смог пока понять – за него эти трибуны или против него. Против – значит, за вратаря соперника. Его силуэт как раз сам собой нарисовался в пустой рамке, но кто он – человек, зверь, призрак – пока ещё видно не было, несмотря на то что Виктор уже был на границе штрафной. От этого силуэта становилось не по себе, поэтому он наклонил голову и прошёл последние метры не глядя вперёд.

Мяч лежал на одиннадцатиметровой отметке. Виктор поднял его, подбросил в воздух, поймал, сжал ладонями.

Мяч как мяч – упругий, лёгкий, правильный. Мяч как мяч. Только почему тогда эмблемы спортивных фирм на нём скачут и расплываются, стоит остановить на них взгляд. Прыгающая пума превращается в три полоски, полоски – в квадрат, квадрат – в галочку, и по новой.

Потому что это сон, – ответил Виктор себе и, внезапно разозлившись, поднял взгляд, при этом уже догадываясь – кого он увидит в воротах.

Он прекрасно знал этого человека и очень сильно его не любил, подчас ненавидел. Человека, лишившего его столь многого.

Что появилось в его глазах, когда Виктор поставил мяч обратно и ковырнул газон бутсой. Раскаяние? Сожаление? Страх? Нет. Равнодушное тугое молчание.

Он сделал несколько шагов назад. Противник стоял как вкопанный, молчаливая, стальная статуя вратаря. Каменный гость, зашедший в рамку и оставшийся в ней.

Куда он прыгнет? Налево? Направо? Или останется стоять? А куда ударит Виктор?

Трибуны заревели ещё громче, и Виктор понял – времени решать уже не было. Он будет бить влево. Почему влево? Потому что обычно он бьёт… а куда он бьёт обычно?

Не важно!

Разбег, с каждым шагом ноги всё больше сбрасывали сонную одурь, двигались всё быстрее и чётче.

Отметка. Левая нога останавливается сбоку от меча, а правая, разогнанная, рвущаяся вперёд, наносит удар щекой.

Мяч выстреливает и в этот же момент выстреливают ноги противника. Но только он прыгает направо, а мяч несётся в левый угол ворот.

Гол!

Но почему удар мяча о сетку звучит гулко и звонко, как колокол?

Почему противник не выглядит расстроенным, а сонно смотрит на него, моргая невидящими глазами?

Почему молчат трибуны? И почему они пусты?

И почему он чувствует, что видит этот сон уже в тысячный раз…

ДМИТРИЙ

Заснуть не получалось…

Дима нащупал телефон, вышел на кухню. Распахнул окно, уселся на подоконник, вдохнул тяжёлый ночной воздух. Темень стояла непроглядная – типичная южная ночь, а вот звёзды, напротив, светили чрезмерно ярко в небе над Землёй Обетованной. Несмотря на октябрь, холодно не было. Здесь вообще никогда не бывает холодно, – подумал он.

Закурил, открыл WhatsApp. Доктор был в сети. Вероятно – на сутках.

«Добрый день. Как у нас дела?» – помедлив секунду, напечатал он.

Появилась одна галочка, вторая. Галочки посинели. Доктор прочитал. Начал набирать что-то в ответ. Дима отвёл взгляд, затянулся пару раз, затем выругался, выплюнул перекушенный фильтр. Телефон завибрировал. Пришло новое сообщение.

Очень медленно Дима поднялся с подоконника, взял сигареты, вернулся на место, закурил новую, взял телефон. Выдохнул, открыл, прочитал:

«Без особой динамики. Работаем. Делаем что можем».

Затяжка, ещё одна.

«Спасибо. Нужна ли какая-то помощь?» – напечатал он в ответ.

«Нет, всё есть. Евгения каждый день приходит, если что-то надо купить – покупает».

Приходит-то, приходит, – подумал Дима, – а вот трубку не берёт…

«Ещё раз большое спасибо. Можно ли вас завтра набрать, поговорить?»

Пауза. Ответ:

«Да, конечно, после 10 набирайте. Я смену сдам. Поговорим. Удачи в следующей игре!»

Дима удивлённо приподнял брови. Удачи в следующей игре? Хотя фамилия у доктора Кольмансон, почему бы ему и не следить за футболом исторической прародины.

Поблагодарив врача, Дима отложил в сторону телефон. Собрал окурки, спустил их в унитаз, дважды нажав на кнопку и убедившись, что они действительно утонули.

Покосился на часы. Начало второго. До утра ещё море времени. Выветрится.

Он открыл холодильника. Странно. Вроде бы пиво было… а вот его почему-то нет. Но не беда. Нету пива – есть что-нибудь другое.

Залпом, как лекарство, проглотив пятьдесят граммов виски, Дима лёг в кровать.

Потянулся к тумбочке, взял из нескольких раскрытых книг первую попавшуюся, тупо уставился на название. «Уильям Шекспир. Избранные пьесы».

Открыл «Бурю», пять минут почитал, а, скорее, поскользил взглядом по знакомым буквам и заснул.

Дима стоял у газетного развала на вокзале. Над головой громыхнуло: «…отправляется с шестого пути». Гиена, продававшая газеты, одетая в потрёпанное платье из ситца, вся какая-то потасканная, измятая, сунула ему в руку тонкий свёрток.

Он хотел отказаться, но почему-то не стал. Быстро глянув на газету (заголовок был всё тот же, дата выпуска та же – почти десять лет назад), он двинулся в сторону выхода, не обращая внимания на сошедший с ума громкоговоритель, всё кричащий про шестой путь. Насколько он помнил – как только он пройдёт через вокзал и выйдет на площадь – всё закончится. Проходя мимо урны, он небрежно швырнул газету в ту сторону.

Бомж-енот проводил его подслеповатым взглядом из-под треснувших очков и нырнул обратно в урну.

Недолетевшая до цели газета рассыпалась на листы. Их подхватил ветер и понёс сквозь открытые двери к платформам.

Наконец один из листов приземлился на шестом пути и замер, лёжа в грязной луже.

Плохо пропечатанный, сине-голубого цвета, с расплывшимися чернилами, причём расплывшимися ещё до выхода из типографии. Тогда фанатские движения ещё печатали газеты, впрочем, даже им самым не особо нужные.

«Предатель!» – гласил заголовок.

Глава 1

ВИКТОР

Трамвая не было. Виктор некоторое время потоптался на остановке, затем вышел на проезжую часть, приложил руку ко лбу, посмотрел вдаль – нет, ничего.

На мгновение захотелось опуститься на колени и, как в старом фильме, приложить ухо к рельсам, но он остановил себя. Старая бурундучиха в цветастом платке и так косилась на него неодобрительно.

Платок у неё был странный, и, приглядевшись, Виктор понял, что это не совсем платок, а рокерская бандана. Среди черепов и зигзагов молний еле читалась надпись «20 лет группе…» Название группы было скрыто складкой.

Поймав негодующий взгляд бурундучихи, он решил от греха подальше пойти прогуляться по району.

Правда, почти сразу же заплакало левое колено.

Заплакало – так он называл эту боль, пульсирующую из точки где-то под надколенником: то, как бы отпускающую, то неизбежно возвращающуюся назад. Кап-кап-кап. Как слёзы, горячие и злые, выступающие на глазах при особо неудачном движении.

Не пройдя и ста метров по проспекту, он присел на ближайшую скамейку в маленьком сквере под сенью огромной металлической статуи, изображавшей то ли рака, вставшего на задние лапы, то ли скумбрию с клещами.

Потёр колено через штанину – бесполезные, но кажущиеся нужными действия. Затем задрал штанину, заодно мимоходом удивившись: откуда у него эти затёртые и измятые тонкие брюки? С ненавистью уставился на колено, – потёр ещё. Сбоку, спереди, по кругу, одновременно разминая мышцы нижней части бедра. Бесполезные, но кажущиеся нужными действия.

Колено – костлявое, обтянутое тонкой белой кожей, в ореоле редких чёрных волосков, напоминало о тонзуре и почему-то периодически расплывалось, терялось из фокуса.

В какой-то момент Виктор вспомнил, что у него должен был быть ортез, и отсюда его мысли двинулись к тому, что, вероятно, раз ортеза на нём нет, и нет с собой ни сумки, ни рюкзака, где он может лежать, то он вероятнее всего забыл ортез дома, а дома-то… Это был опасный ход мыслей, и Виктор пресёк его единственным возможным способом: вскочил со скамейки (кап-кап-кап колено) и вышел из сквера. Проходя мимо статуи, он окинул её взглядом.

Теперь на постаменте стояла девушка с чашей, но что-то в ней всё равно оставалось и от рака, и от скумбрии.

Он вернулся на остановку. Бурундучихи не было. Трамвая тоже.

Уехал… – с какой-то обречённостью подумал Виктор, но тут же сообразил, что он не уходил никуда с проспекта, а значит, никак не мог пропустить трамвай.

Куда же тогда делась бурундучиха?

Пошла к бурундучкам, вестимо! – неожиданно разозлился Виктор. – Какая тебе-то разница?

Ещё раз вышел на проезжую часть – трамвая не было.

По тротуару куда-то ковыляла престарелая белка с тяжёлым с виду пакетом.

– Вам помочь? – на автомате спросил Виктор, но та только покачала ушастой головой (кисточки ритмично затряслись в воздухе) и испуганно ускорила шаг, что-то бормоча себе под нос. Что-то вроде «Дылда».

Виктор вздохнул, огляделся. Трамвая не было.

Зато продуктовый магазин был тут как тут. В соседним с остановкой здании –, дореволюционной четырёхэтажке ярко-жёлтого цвета.

Что было интересно – Виктор смутно помнил, что в прошлый раз магазин находился в цоколе сталинки, а до этого – на первом этаже классической панельки. Об этом думать было небезопасно, и Виктор усилием воли заставил себя прекратить.

Плевать на здание, главное, что магазин – тот же самый.

Три ступеньки, давно перегоревшая вывеска с наполовину стёртыми буквами «Продукты», тяжёлым, насколько может быть тяжёлым физически, светом, падающим из приоткрытой входной двери. Узкие стрельчатые окна с проржавевшими решётками. Оборванный поводок повязан на одной из них.

За прилавком как обычно парил Маска, так Виктор звал продавца. Ног у него не было вовсе, а вместо рук были две белоснежные перчатки с длинными раструбами, парящие прямиком в воздухе. Тело образовывалось завихрениями тумана. Тот же туман темнел в глубине двух вырезов – глазниц на маске цвета слоновой кости, висящей в воздухе на уровне лица Виктора.

Сам магазин был не менее странным.

Бело-серый, весь в сколах и трещинах прилавок, сколоченный из листов ДСП. Холодильник, брендированный газированным напитком с известным футболистом на боковых сторонах – совсем из другого времени, эпохи и страны. Каждый раз, заходя внутрь, Виктор здоровался с футболистом. Он не мог вспомнить его имени, но почему-то знал, что этот игрок очень важен для него.

Над прилавком тянулись шкафчики с бакалеей – и шкафчикам этим точно не было места в магазине. Они были с какой-то кухни, и стоять в них должны были не крупы в цветастых пакетах с зелёными ценниками, а жестяные банки с полустёртыми надписями «Сахар», «Соль», «Какао».

Виктор осмотрел прилавок.

– Половину бородинского. Палку краковской. Пачку Липтона. Маленькую. Будьте добры.

Маска отвернулся. Перчатки подхватили нож, буханку, с ловкостью фокусника рассекли хлеб пополам, сложили в бумажный пакет. Туда же последовала колбаса.

– И ещё сигарет, пожалуйста. Пэл Мэл есть?

Маска отрицательно покачалась в воздухе. Левая перчатка нырнула под прилавок, вынырнула с пачкой жёлтого Кэмела. Виктор поморщился – кто-то при виде Кэмела вспоминает «Место встречи изменить нельзя», кто-то отдых в Египте и верблюдов, он же всегда вспоминал тёмную подворотню за спортивной школой, его лицо в свете зажигалки, первые тошнотворные затяжки…

– Другое что-то есть?

Ответ был отрицательным.

– Хорошо, давайте, – решился Виктор, вынул из кармана несколько купюр, положил на прилавок, не считая. Он знал, что вытащил ровно столько, сколько было нужно Маске.

Вежливо попрощавшись и, как обычно, не услышав ответ, он вышел на улицу.

Остановка была пуста. Трамвая не было.

Виктор поднёс сигарету к губам, закурил. Молодой барсук, проходя мимо него, закашлялся и покосился на него неодобрительно – дым попал прямо в морду.

– Извините, – крикнул в мохнатую спину Виктор.

Трамвая не было.

ДМИТРИЙ

Сегодня на тренировке на Диму все странно косились.

Косился из-под очков Матиас – немец, главный тренер команды.

Косо смотрел Арон – тренер вратарей.

А Димины сменщики, молодые вратари Ариэль и Давид, вовсе избегали зрительного контакта и с явным облегчением при первой же возможности удалились на другую сторону поля.

Дима проводил их взглядом, выдохнул в ладонь – нет, вроде ничем не пахло, – подошёл к тренеру вратарей.

– А мне что сегодня делать? – спросил Дима Арона. Тренер вратарей кивнул в сторону основной команды, вытер испарину со лба. Он был не сильно высоким, плешивым и всегда обильно потел. У Димы никогда не было вопросов по его компетенции, но вот как Арон, в свою бытность игроком, смог выиграть три чемпионства Израиля – это было загадкой.

– Сейчас Матиас подойдёт. Мы будем говорить, – английский у Арона был плохой, гораздо хуже Диминого.

– Что-то случилось?

– Ты знаешь, что случилось, – Арон смущённо отвел глаза в сторону. – Матиас всё скажет. Подожди немного.

Дима покорно кивнул, отошёл в сторону манекенов, которые ставились в штрафной при отработке подач и ударов. Уставился на гладкую резиновую поверхность, на нарисованного на ней футболиста:

– Что скажешь? – спросил Дима манекен. Тот продолжал безучастно таращить на него невыразительные глаза и ничего не ответил.

– Дурачок, да? – Дима покровительственно похлопал манекен по боковой поверхности. Резиновая фигура, вместе с нарисованным футболистом, закачалась вперёд-назад.

– Дурачок. Как каждый второй форвард! Знаешь, я не удивлён, – подвёл Дима итог своего общения с куклой.

Разговор с манекеном не помог. Диме было погано, хотя всё, что происходило, было в чём-то совершенно логично. Нельзя бесконечно скрывать от тренеров то, что последние недели, а если честно, месяцы, его режим работы-отдыха превратился в режим пиво-сигареты-бессонница. Смешать, но не взбалтывать.

Раздав команды полевым игрокам, подошёл Матиас:

– Дмитрий, – немец говорил на английском лучше, чем Арон, но определённый акцент, так знакомый по игре в Дортмунде, всё равно давал чётко понять, откуда в Хайфе взялся молодой амбициозный специалист.

Ладно, будем говорить прямо. Не в Хайфе, а в Кирьят-Шмоне. И молодой амбициозный специалист, полностью проваливший последний сезон на своей предыдущей работе во втором дивизионе чемпионата Германии.

– Добрый день, тренер, – поздоровался Дима.

– Дмитрий, можем ли мы пройти в офис для разговора? – «Фор э смол токин» – передразнил акцент про себя Дима.

– Разумеется, тренер, – не оглядываясь, он поплёлся к ближайшему зданию. В кабинете – первый уселся в кресло перед тренерским столом. Дима понимал, что хамит, но остановить себя не мог.

Пусть скажут спасибо, что ноги на стол не кидаю, – мелькнула мысль, и сразу же захотелось забросить ступни наверх.

Матиас уселся, Арон застыл у стены, скрестив руки на груди.

– Дмитрий, – третий раз назвал по имени Диму Матиас и замолчал, нерешительно вертя ручку между пальцев. Дима доброжелательно кивнул – мол, давай, вещай, – и отвёл глаза в сторону, – он прекрасно знал, что ему сейчас будут говорить.

Очнулся он внезапно, на словах «отстранён на ближайший месяц».

– Что?! – попытался вскинуться он, но мягкое глубокое кресло не дало.

Матиас вздохнул, Арон демонстративно покачал головой:

– Дмитрий, вы систематически нарушаете режим и даже не пытаетесь скрывать это. Я могу закрыть глаза, когда это делают молодые футболисты – один, два раза в месяц, но ваш образ жизни – это… – тренер замялся, пытаясь вспомнить подходящее слово, – ekelhaft!

– Disgusting! – автоматически подсказал Дима и тут же осёкся: – Sorry, coach.

Арон вздохнул. Матиас продолжил:

– Руководство клуба не хочет скандала, поэтому пока мы не будем применять более жёсткие санкции. Штраф, прописанный в договоре, и отстранение на ближайший месяц. Мы скажем, что… – он покосился на тренера вратарей.

Арон прокашлялся:

– Что у тебя опять проблемы с задней. Скрыть правду в твоих же интересах. Игроки будут молчать, нам сейчас шумиха не нужна…

Кресло наконец-то отпустило Диму.

Он вскочил на ноги:

– А играть-то кто будет? Ариэль? Давид?!

– Ребята будут чередоваться в воротах, до тех пор, пока ты не придёшь в форму.

Дима задохнулся:

– Я в любой форме в сто раз лучше парней! И вы это знаете!

Матиас скорбно кивнул. Арон закатил глаза.

– Ты – отличный вратарь, – это слово немец произносил с растяжкой – goooooalkeeper, – но твоё поведение мешает команде и штабу.

Научи их нормально играть – и ничего мешать не будет, – Дима проглотил едва не сорвавшиеся с языка слова и уселся обратно в кресло.

– В ближайшую неделю мы тебя не ждём на тренировки, – продолжал Матиас, Арон еле слышно прошептал: «Так он совсем сопьётся», – Подумай о своём положении, сходи, – немец протянул лежащую на столе, заранее приготовленную визитку, – к доктору, это очень хороший доктор в Тель-Авиве, он тебе поможет.

– У меня сейчас семейные проблемы! – попытался гаркнуть Дима, но слова family business прозвучали жалко, тихо, улетели в никуда, канули в пустоту, да и кресло отказалось вновь выпускать его из своих цепких объятий.

– Ты должен всегда быть профессионалом. Ты опытный игрок, ты должен вдохновлять и воспитывать молодежь.

– Спасибо, тренер, – Дима поднялся. – Я всё понял.

Он вышел за дверь, побрёл по коридору. Сзади раздались торопливые шаги, чья-та рука схватила его за плечо. Это был Арон.

– О, и что мой тренер, бывший трёхкратный чемпион славного Израиля хочет сказать своему воспитаннику? – с тренером вратарей Дима привык не церемониться.

Лицо Арона дёрнулось, словно ему залепили пощечину. Он покачал головой, отвернулся и ушёл обратно в кабинет главного тренера.

Стучать побежал, – подумал Дима.

Он зашёл в раздевалку, открыл шкафчик, и вовремя – поставленный на беззвучный режим телефон вовсю вибрировал.

Схватил телефон. Это был не доктор, не Женя, и не мама.

Звонил Пауло.

Быстро узнал…Арон нажаловался? Нет, Арон в целом нормальный мужик. Матиас. Больше некому.

Искушение не брать трубку было велико, но Дима всё же ответил, предварительно убедившись, что пропущенных вызовов или сообщений от других абонентов нет.

Пауло сразу же принялся орать. Его английский был не супер, а итальянский темперамент ещё более затруднял понимание.

– Я ни черта не понимаю из того, что говоришь, Пауло! – дождавшись паузы в потоке речи, вставил Дима. – Давай ты успокоишься и перезвонишь, дружище!

Пауло на том конце трубки взорвался:

– Дружище! Да как ты смеешь так меня называть, после всего, что я для тебя сделал, а ты испортил! Ты кем себя возомнил! Ты не Яшин, ты средний русский вратарь, который когда-то отсидел два сезона на скамейке под Нолланом и пять раз играл за сборную. Ты из всех своих команд уходил со скандалом! Тебе плевать на всё, кроме самого себя! Думаешь, я до бесконечности буду искать тебе клубы? Ты у меня на Колыму играть поедешь!

– На Колыме играют в хоккей, а не в футбол, Пауло.

– Что? Ах ты…

Дима повесил трубку. Быстро переоделся. В душ не пошёл – смысл, он едва успел размяться. Взгляд на мгновение задержался на валявшихся в глубине шкафчика вещах: каких-то смятых чеках, нескольких початых пачках жевательной резинки. Тут же лежала потрепанная «Защита Лужина» в мягкой обложке.

Ход конём…– подумал Дима отрешённо. – Ход конём… Ход конём – это не выход.

Он вышел из здания. Вытащил сигарету, щёлкнул зажигалкой. Сбоку раздался тяжёлый вздох.

Арон стоял у стены в тени и молча, даже без какого-либо осуждения, смотрел на своего подопечного.

Гнев, пылавший внутри Димы последние минуты, внезапно сам по себе закончился, как это часто и бывало. Ему стало стыдно за своё поведение в кабинете, за отношение к Арону – на деле толковому специалисту, хоть и беспредельно далекому по уровню от тренеров, с которыми Дима работал в Питере, Москве, Дортмунде и Бордо. Больше, чем стыд его теперь мучало только отвращение к себе.

Даже перед Пауло – хитрым итальяшкой, жирующим на таких, как Дима, было чуточку неудобно.

Сглотнув ком в горле, он отправил незажжённую сигарету в мусорку, подошёл к Арону:

– Я извиняюсь за своё поведение, тренер, и отдельно – за свои слова в коридоре. Я возьму себя в руки, обещаю.

Достав ключи, Дима направился к автомобилю.

Надо было попробовать позвонить Жене. Вдруг в этот раз она возьмёт трубку. Хотя бы для того, чтобы послать его куда подальше, как в прошлый раз….

Закурил он, уже выехав с территории клуба.

…Гриньков отдаёт пас вразрез наискосок. Дима ракетой вылетает из ворот, скользит по траве на перехват…

Глава 2

ВИКТОР

Виктор успел добраться до дома. Точнее до места, которое было его домом в этом городе. На улицах уже становилось немноголюдно, во дворе тоже практически никого не было, только два пожилых козла зависали над расстеленной на облезлой скамейке газетой, упираясь друг в друга рогами. Судя по уловленному краем уха, они никак не могли вспомнить обладателя «Золотого Мяча» за 2018 год.

– Мээээсси! – блеял один.

– Роналду! – отвечал другой.

– Попробуйте Модрича. – подсказал старикам Виктор. Те попробовали и благодарно замекали в ответ, но он уже заходил в подъезд.

– Я дома, – открыв входную дверь, нарочито весело крикнул Виктор, не особенно ожидая ответа. Снял ботинки, бросил на стол пакет из магазина.

Квартира была необычной. Начиналась она с кухни – именно сюда, без прихожей, без коридора, вела входная дверь. Над современной газовой плитой чернел замурованный выход дымохода, шкафчики с посудой были покрыты цветастым ковром наклеек из упаковок жвачной резинки.

За кухней были туалет и ванная – узкие, тёмные, с грязными световыми окошками вверху, а дальше – тянулись анфиладой абсолютно пустые одинаковые комнаты.

В каждой из них был старый, стёртый, исцарапанный паркет, скрипевший в одних и тех же местах. В каждой у замызганного окна под пыльной тряпкой стоял бюст Аполлона. В каждую вели распашные двери, небрежно выкрашенные дешёвой белой краской.

Комнат всегда было разное количество. Иногда одиннадцать, иногда семнадцать, один раз – сорок шесть. Чтобы добраться до спальни, надо было пройти их все, одну за другой, не останавливаясь, не открывая бюст, не глядя в окно – благо смотреть там было не на что – полутёмный двор, козлы с кроссвордом, старый тополь со спиленной верхушкой, – вид из всех комнат был всегда один.

– Ты дома? – крикнул он в бесконечность комнат. Ответа не было.

Надо было идти на разведку.

Но прежде следовало подкрепиться.

Вспыхнуло синее пламя, ударило в подкопчённое днище старого чайника с аляповатыми маргаритками на боку. Пока закипала вода, Виктор достал заслуженную, всю в мелких зарубках, доску и принялся нарезать бутерброды.

Масло, – запоздало сообразил он. – Я же хотел купить масло… Чёрт!

Без особой надежды на успех он открыл холодильник. Удача улыбалась ему. Среди пожухлых овощей стояла маслёнка.

С воодушевлением Виктор принялся сооружать перекус.

Засвистел чайник, как всегда внезапно, заставляя подпрыгивать и сразу же хвататься за (кап-кап-кап) колено.

Он опустил в треснутую кружку пакетик Липтона, бросил две ложки сахара из жестяной банки с надписью «Соль», размешал и завис, уставившись на ёжика с котомкой, нарисованного зелеными красками на боку кружки.

Затем, с трудом стряхнув с себя оцепенение, он пододвинул к себе доску с бутербродами и начал есть.

Поев, закурил столь нелюбимый Кэмел, но почти сразу же погасил сигарету.

Надо было идти. Смысл откладывать?

В этот раз ему повезло. Анфилада состояла всего из девяти комнат. Пока он шёл, во дворе окончательно стемнело, козлы разошлись по домам, на той стороне, за тополем, тусклым огнём засветился фонарь.

В спальне было пусто.

Как он и опасался.

Как он и ожидал.

В воздухе ещё плыл аромат Guerlain, постельное бельё на широкой двуспальной кровати хранило очертание тела, но никого в спальне не было.

Пальто, – запоздало сообразил Виктор. В части кухни, отведенной под импровизированную прихожую, могло висеть её пальто – зелёное, с широким хлястиком на двух пуговицах. Если оно там, значит, она ушла недалеко…

Он беспомощно посмотрел назад – в бесконечность анфилады, но кухни, разумеется, видно не было.

Виктор вздохнул, ещё раз оглядел спальню. Вроде бы всё, как и в прошлые разы, но не совсем. Что-то изменилось. Но что?

Он внезапно увидел.

На полу перед кроватью лежал коричневый фотоальбом, раскрытый посередине.

Наклонившись, он поднял его, сел в кресло, принялся лихорадочно листать.

Что это? Шутка? Подсказка? Подарок?

Сначала всё это выглядело насмешкой. Все фотографии, аккуратно вставленные в уголки, были выгоревшими. Что на них – оставалось только гадать. Ни лиц, ни людей, ни окружения – только тёмные пятна на светлом фоне.

Страница, ещё одна, ещё…

Он листал всё быстрее и даже сначала не заметил, как откуда-то из конца альбома выпала стопка фотографий и разлетелась по полу.

Чертыхнувшись, Виктор отложил альбом в сторону и принялся собирать упавшее, одновременно надеясь найти хоть одну уцелевшую фотографию.

И тут ему повезло.

Одна фотография была менее выцветшей, чем другие. Точнее – она была посеревшей, выгоревшей, но люди, изображённые на ней, были видны совершенно чётко.

Парень и девушка на фоне турецкого отеля. Парень был бы Виктором, если бы не был другим человеком. Девушка… она была прекрасна, она была лучше всех…

Схватив фотографию, Виктор потерянно заозирался, бросился к кровати, надеясь на невозможное, на чудо…

Нет, она не появилась. Всё те же смятые простыни, всё тот же еле уловимый аромат Guerlain в воздухе. И всё.

Упав на бельё, сжимая в руках фотографию, он разрыдался. Слезы падали на бежевую простынь, на блёклые цвета оставшейся навсегда в прошлом Турции…

Им тогда было по шестнадцать лет. Выезд на летние сборы сборной 20** года рождения. Изматывающие тренировки под палящим южным солнцем, море амбиций, надежд и веры в себя, а по вечерам – дискотеки, бьющая в барабанные перепонки музыка, добытое в тайне пиво…

Он был тогда очень стеснительным, в отличие от него. Скромным, тихим мальчиком с альбомами для рисования, из которого его домашность не выбили ни годы в спортшколе, ни все аккуратно озвучиваемые тренерами карьерные перспективы…

Он сказал ему тогда, что та девчонка, вот та – в углу зала, очень ему нравится и он просит его не мешать, не кадрить её…. И что сделал он? Пригласил её на медляк на дискотеке…

– Привет, это Витька, я тебе говорил о нём!

– Ой, вы же вовсе одно лицо!

– Не правда, во многом мы совершенно разные люди! – как же в тот момент он ненавидел его спокойный, доброжелательный и уверенный тон с лёгкой и как бы доброй усмешкой. Один тон для девчонок, другой – для тренеров. И с теми, и с другими – работает безотказно.

Он берет её за руку, ведёт за собой в сторону пляжа, оставляя его лишь бессильно сжимать кулаки…

…Но стоп! – Виктор оторвал лицо от мокрой подушки, вдохнул аромат духов, ещё раз оглядел спальню. Если тогда он ушёл вместе с ней, почему она была здесь в его доме, в его, в их кровати? И куда она всё-таки ушла? Опять к нему?!

Опасные мысли, опасные вопросы. Он попытался остановить себя, но было уже поздно. Проснулся правый висок. И если колено плакало, то висок стучал отбойным молотком.

БУМ! БУМ! БУМ!

Боль нарастала с каждой секундой. Мысли путались, сплетались щупальцами….

Фотография вспыхнула белым пламенем и моментально обратилась в пепел, оседая на простынях, которые в свою очередь поднялись в воздух и набросились на него, обволакивая грудную клетку и шею, сдавливая, стараясь задушить.

Это ловушка! Надо бежать!

А боль в виске всё сильнее и сильнее…

Он с трудом выпутался из ловушки простыней, упал на пол, вскочил, не обращая внимания на протестующе взвывшее колено, и побежал прочь, через анфиладу одинаковых пустых комнат, к кухне и двери в подъезд, понимая, что не успевает, чувствуя, как боль из виска заполняет, захватывает всё тело…

Быстрее! Быштрее! Быффтре…

Комната, комната, комната…

Вперёд, быстрее…

Комоната, быфтрее, вперёд, быштрее…

а

авы

ыва

выапошщвыаршвыавыашвыашвы

ДМИТРИЙ

Вместе с вынужденным отстранением пришло чувство потерянности и опустошения. Хотя… кого он обманывает. Потерянность и опустошение уже давно были всегда с ним, почти как счастливые красные найковские перчатки, бывшие его талисманом со времён молодёжной команды.

Молодёжки – в которой и крылся корень всех текущих бед.

Год, когда крепкая, неразрывная связь дала трещину, постепенно разросшуюся до космических пределов и разбросавшую кого куда – одного в сонный пригород Хайфы, другого – в гулкий, никогда на засыпающий зал с кафельными стенами на улице Маяковского.

Возможно, перчатки на самом деле были несчастливыми?

Дима покачал головой. Нечего винить вещи. Мы сами кузнецы своего счастья, а также плотники, скобари и золотари своих бед.

Он рассмеялся своим мыслям и припарковался у маленького, грязного магазина.

Омар, как обычно стоящий за прилавком, заулыбался, увидев постоянного покупателя, и затараторил на какой-то несусветной смеси английского, иврита и арабского.

Дима открыл для себя этот магазинчик на углу ещё в первый год, а последние недели стал его ежедневным посетителем.

Во-первых – покупать алкоголь здесь было проще, чем в израильских магазинах. Пророк, очевидно, не запрещал торговать веселящими напитками или Омар попросту игнорировал запрет – Диме было как-то по барабану, но факт оставался фактом, в магазинчике всегда можно было взять пиво, виски – всё, чего желает душа и даже по более выгодному прайсу.

Во-вторых, покупать алкоголь в израильских супермаркетах Дима попросту стеснялся. Он не тешил себя надеждами, что жителям Кирьят-Шмона было большое дело до местной команды, но, однако, пятитысячный стадион заполнялся почти всегда, и вообще, шанс встретить болельщика в израильском магазине был больше, чем в маленькой арабской лавке.

В-третьих, Диме просто больше нравились арабы, чем евреи, среди которых проходила вся его жизнь последние годы.

Он не смущался, называя про себя израильтян евреями. Прабабушка из Мариуполя – Рахиль Соломоновна Шварц, – как бы давала ему сквозь три поколения добро на столь спорную формулировку.

Мариуполь… – Дима завис у холодильника с пивом, мысли потекли куда-то в сторону. – Не оттуда ли к братьям Турбиным приехал нескладный паренёк с попугаем? Нет, – он покачал головой, тем самым вызвав восклицания Омара:

– Гута бир! Колда бир!

Из Житомира приехал племянник. Из Житомира…или из Жмеринки?

Какая разница! – Дима разозлился и принялся сгребать в корзину пивные банки. Годы игры вне родного города, годы одиночества и пустых амбиций привели к тому, что он прочитал море – и не Мёртвое, и не Чёрное, а, скорее, Средиземное, – книг. Вот только толку от них не было никакого.

Когда-то это доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Нонсенс же – футболист, читающий запоем книги, возящий с собой на сборы полчемодана чтива. Пока остальные вечерами рубились в приставки, он читал… Как будто от этого кому-то могло стать лучше. Как будто это что-нибудь изменило бы в его жизни…

Вот он на окраине Хайфы, с полной корзиной пива, сбитый лётчик, играющий в середняке израильской премьер-лиги.

– Три пачки жёлтого Кэмела дай ещё, пожалуйста, – ставя корзину на кассу, попросил он Омара.

Пока он был в магазине, наступил полдень. За два года он смирился и с летним солнцепёком, и с ненастоящей дождливо-ветреной зимой с плюс пятнадцатью, но так и не принял это всё. К тому же ноябрь в этом году выдался аномально жарким даже по местным меркам. Доходило почти до 30 градусов.

Кондиционер спасал, но не сильно.

Из прохладного салона машины короткой перебежкой по самому солнцепёку до подъезда. В квартире – первым делом включить кондиционер, а уже затем всё прочее – разобрать вещи, поставить пиво в холодильник, сообразить какой-то перекус, в то время как жужжащий корпус будет гнать раз за разом через себя застоявшийся, душный воздух.

Квартира у Димы была скромная, маленькая – как раз такая, на которую хватала скромной израильской зарплаты.

Нет, когда-то у него были деньги. Ещё бы – сначала «жирный» контракт в Петербурге, половину «жира» в который добавил вызов в сборную, как это водится. Затем – куда меньшая, но всё равно измеряемая большим количеством нулей зарплата в Германии и Франции. Но…

Дима мог бы вести специальные курсы для молодых миллионеров: как за пару лет спустить и потерять почти все деньги, оставшись почти на нуле. Что не потратил сам, ушло в семью. Без следа. Квартира для родителей в центре Петербурга, дача в двадцати километрах за городом, загадочные прожекты отца с какими-то мутными друзьями…

Нет, Дима не жалел обо всём этом. Или, – он покосился в отражение в микроволновке, – он хорошо делал вид, что не жалел.

Задумчиво сжевав бутерброд, тупо глядя в экран телевизора, Дима растянулся на диванчике, стоявшем тут же на кухне, и задремал.

Это был не просто кинотеатр, это был дворец киноискусства, хоть и видавший виды, обветшалый, весь выцветший и потёртый – как кресла с бархатной обивкой непосредственно в зале.

Плакаты обещали полную ретроспективу братьев Коэнов, а также вторую «Матрицу», однако на билете в Диминой руке вместо названия фильма зиял пропуск.

Дима показал помятую бумажку билетёрше. Зайчиха в фирменном фартуке близоруко прищурила глаза сквозь толстые стёкла мужских роговых очков, оторвала контроль и сунула билет обратно:

– Седьмой ряд, третье место. Только тихо! – велела она полушёпотом. – Сеанс уже начался. Вовремя приходить надо!

Да, старорежимным был не только весь этот кинотеатр со своими колоннами, бархатом и ложами, но и обслуживание в нём.

Дима с трудом протиснулся, пригибая голову, в еле открытую для него билетершей дверь. Чертыхаясь под нос, побрёл мимо то и дело освещаемых вспышками экрана рядов в поисках своего места.

В зале почти было пусто. В заднем ряду на VIP-диванах сосредоточенно живали силос из бумажных ведёрок две бурёнки. Компания лисят в дальнем конце зала оживлённо переговаривалась. Сидящий неподалёку крот то и дело недовольно поглядывал на них, но ничего не говорил, только горбился всё сильнее и сильнее в кресле.

И стоило ругаться на меня… – вспомнил Дима билетершу, опускаясь на своё место, но не успел закончить мысль…

Экран разделялся на две части.

На обоих был один и тот же кабинет с прозрачной стеклянной стеной, огромным стеклянным же столом.

В обоих кабинетах за столом сидел пожилой мастиф, с морщинистой тёмной мордой и тяжело дыша, слушал своего собеседника.

В обоих кабинетах на стене висел календарь с проектом красавца-стадиона, но вот годы на календарях были разные.

И в обоих кабинетах напротив мастифа, стояли, неуверенно прижимая к рукам какие-то документы два человека. Одним из них был Дима, только гораздо моложе.

– Я всё понимаю, но это профессиональный спорт и ставки тут высоки, – говорил левый мастиф.

– Штаб говорил, что с ним что-то не так в последнее время, но такое? Ты уверен? Ты уверен в том, что говоришь? – кричал правый.

– Я не прошу многого. Но я несу ответственность за то, что случилось, – отвечал собеседник левого мастифа.

– Да. Позавчера он встречался в «Огороде» с Козловым, который специально приехал из Москвы, – не обращал внимание на крик правого мастифа второй.

– Ох, – Левый, – Слушай, он без образования, ему всего лишь девятнадцать. Пойдёт в хороший вуз, выучится на нормальную профессию. И с тем, и другим, обещаю, мы поможем!

– Урод! – в сердцах выкрикивал Правый. – Ты уверен? И до чего же они договорились?!

– Он хочет остаться, – собеседник Левого. – Хотя бы так, рядом с командой. Секретарём, офис-менеджером, да кем угодно. Неужели в нашем клубе не найдётся чего-нибудь для него? Я понимаю, – спустя короткую паузу продолжил он. – Я для вас важен, он – сбитый лётчик. Но без него я не смогу играть нормально…

– Спартак ждёт его, – грустно вздыхает собеседник Правого. – Контракт почти в полтора раз больше, бонус в два ляма, квартира, машина…

Картинка дёрнулась и изменилась. Те же кабинеты, но мастиф теперь один. Точнее – их всё ещё два – левый и правый, нет только собеседников.

– Посмотрим, что можно сделать. Я тебя услышал. Хотя – наглости, конечно, не занимать… – покачал головой Левый.

– Ну-ну! Будет ему Спартак, сучёнышу! Ничего, ты у меня попляшешь! Контракт в полтора раза больше?! Машина?! – Правый выжал кнопку коммуникатора. – Ко мне срочно Иванова и Кацмана. И пусть все документы по Орлову несут.

Картинка вновь дёрнулась и сменилась на новую, но Дима этого уже не видел…

…Гриньков отдаёт пас вразрез наискосок. Дима ракетой вылетает из ворот, скользит по траве на перехват, уже видя кому адресована передача…понимая, что неправильно рассчитал траекторию, что столкновение неизбежно…

Глава 3

ВИКТОР

В баре было темно и немноголюдно. Двое козлов – старых знакомых Виктора – сидели за столиком в проходе. Перед ними стояли – две пинты самого дешевого Куйбышевского лагера, гренки с чесноком. Рядом лежал сборник судоку.

Орёл с зачёсанными гелем перьями, в строгом деловом костюме у барной стойки неторопливо, наслаждаясь каждым глотком цедил английский эль. Виктор знал, что, допив бокал, тот поднимется с жёрдочки и добропорядочно улетит домой – к полному гнезду орлят и сварливой супруге.

Бармен – лопоухий сеттер – позёвывая и то и дело косясь в висящий над стойкой телевизор, доведёнными до автоматизма движениями натирал пустые кружки. Марк, как обычно, сидел в дальнем углу, за маленьким столиком.

Захватив с барной стойки своё пиво, Виктор присел к нему.

Они чокнулись.

– Смотрел вчерашнюю игру? – спросил Марк. В полумраке бара его серо-зелёная кожа казалась просто серой, а полусгнившие пальцы, обхватывающие ручку кружки – практически нормальными, только очень худыми и костлявыми.

Виктор покачал головой.

– Только за чемпионатом Израиля, следишь? – расхохотался Марк. Виктор, не поняв шутку, недоумённо пожал плечами.

Марк встретил это ещё одним хохотком. Поднял бокал вверх, салютуя собеседнику:

– За моего лучшего друга Виктора! Пусть не особо понятливого, зато верного и всегда готового прийти на помощь!

Виктор тост не поддержал, нервно глотнул, отвёл взгляд от провалов глазниц Марка выше – на металлический шлем, венчавший его голову.

Зря. На глазах Виктора из-под края шлема выползла какая-та дрянь, похожая на сороконожку, и поползла вниз по шее. Марк не глядя прихлопнул её ладонью. Чавкнуло. Кожа в месте удара лопнула и свернулась в трубочку.

– Ладно, не хочу тебя смущать, – как ни в чем не бывало рассмеялся собеседник Виктора. – Так вот, вчера такая игра была, такая игра…

Некоторое время Марк, периодически захлебываясь в эмоциях, рассказывал о вчерашнем матче. Как обычно, его интересовали команды, счет и турнирное положение исключительно с точки зрения сыгравших или не сыгравших ставок.

Всё-таки у него проблемы, – в который раз подумал Виктор и сходил к стойке, обновить пиво.

С некоторым усилием он перевел неприятный для него разговор о ставках и онлайн-казино на другую тему. Начался обычный барный трёп.

Сам того не замечая, Виктор взял третье пиво, затем четвёртое… Уже упорхнул домой орёл, разошлись козлы, а они всё сидели.

– Надо бы мне идти. – Виктор неуверенно посмотрел на часы, поёрзал на стуле. Главное не опоздать, главное – не как в прошлый раз.

– Ну ты чего? – возмутился Марк. – Редко видимся. Посидим ещё. Сейчас, сейчас, подожди, я рыбкой за пивом.

Рыцарь направился к стойке, Виктор покорно остался сидеть. Марк вернулся с двумя, на этот раз литровыми, кружками.

Они чокнулись. Выпили.

– Вы там как, долго ещё? – спустя какое-то время окликнул их сеттер от бара.

– Уже скоро! – крикнул Виктор и вновь посмотрел на часы.

– Да куда вы все спешите! –полувсерьёз возмутился Марк. – Пиво даже наполовину не выпито ещё. Так вот, слушай: я говорю, девушка, сходите, проверьте цену на товар…

Марк замолчал на полуслове, несколько раз потерянно пошевелил нижней челюстью, на которой к этому моменту практически не оставалось плоти, и одномоментно рассыпался в прах.

Шлем со звоном полетел под стол. Оттуда брызнули пауки и мокрицы.

Виктор уронил пивную кружку, вскочил на ноги, заозирался.

Нет!

Они оба потеряли счёт времени.

В баре уже никого не было. За стойкой было пусто, все столы, кроме того, за которым сидели Виктор с Марком, стояли у стены с перевёрнутыми на них стульями.

От люстр на потолке к пивным кранам, ещё недавно задорно блестевшим латунью, а теперь посеревшим, тянулись толстые полотна паутины. Паука не было видно. Пока.