Читать онлайн Тревожный Саббат бесплатно

Пролог

С ними говорил Заратустра…

Вы знаете сагу о Лукавом Шаолине? Теперь услышьте о Тревожном Саббате.

Мальчик горел. Правая рука, обожженная до кости, безвольно свисала. Он вытянулся на больничной койке и кричал так, что даже ко всему привыкшие врачи озабоченно поджимали губы. Мальчик горел. Но в его антрацитовых зрачках не было слез, только ненависть.

Мальчик горел и молил о смерти.

Девочка стояла в кругу темных плащей, опустив голову. Над ней сплетался темный вихрь из проклятий и осуждения. Спасаясь от колючих взглядов, она закрыла лицо ладонями.

Так проходил суд ведьм.

– Я не хотела, – прошептала девочка. – Меня заставили.

– Кто же?

– Странные сны.

– Лгунья. Ты заплатишь за это!

Девочка поднимает голову, откидывая назад черные волосы. Ее янтарные глаза становятся пугающе желтыми.

– Когда-нибудь вы поймете. Найдутся ответы…

Другая девочка лежит на полу. В глазах цвета олова стоят слезы, но плакать нет сил. Она вздрагивает от руки матери на своем плече.

– Больше никакого огня. Он разрушает тебя. Только школа и дом.

– Я не хотела. Я была не в себе…

– Врешь. Ты сделала это намеренно, желая отомстить. Забудь про огонь, про цирк. У тебя будет нормальная жизнь.

– Нет…

Девочка медленно садится. Ее серые глаза становятся огромными от затаенной боли. Она берет ножницы и отрезает клок пепельных волос.

1

Тринадцать лет спустя

Стояла тихая ночь майского полнолуния. Темное время, когда обостряются сердечные болезни и повышается уровень преступности. А особо чувствительные люди испытывают ничем не обоснованную тревогу.

В одном из колл-центров города Верены нарастало напряжение. Сотрудники, пытаясь снять нервозность, хихикали и шутили.

– Ты веришь в привидения? – спросила напарницу светловолосая девушка в жемчужно-белой блузке, явно на пару размеров меньше, чем нужно.

– Цеся, я верю только в то, что нас лишат ежемесячной премии, если мы будем болтать. До конца смены еще целых десять минут, – с досадой ответила ей соседка, одетая в такую же тугую белую блузку и узкую юбку до колена.

Девушки лет двадцати пяти сидели в огромном зале типа опен-спейс и беспрерывно отвечали на звонки клиентов. Их можно было принять за сестер: в одинаковой форме, ярко накрашенные с аккуратно уложенными или заплетенными в косы волосами. Триста сотрудниц были разбавлены лишь парой десятков молодых людей, все на одно лицо. Операторы консультировали абонентов по различным вопросам: от новых тарифов местного оператора «Верена – два – ноль» до оформления горящих путевок в запретный город Краснокрестецк. Руководили ими менеджеры группы, которые неустанно следили за порядком и дисциплиной. Начальника девушек звали Александр, и он как раз куда-то отошел. Подруги не упустили случая перекинуться парой слов.

– Да ладно тебе, Ким, у нас на линии нет звонков. Ну, кому в десять часов вечера захочется узнать, как правильно наносить баварскую штукатурку… – Засмеялась Цеся, – Ты знаешь, что уже несколько человек видели призрак бледного юноши с книгой в подземном переходе между двумя вокзалами? Его окрестили Ницшеанцем, потому что самые шустрые углядели: томик принадлежит немецкому философу.

Ким пожала плечами. Меньше всего ее волновали духи и призраки.

Она работала с восьми часов утра и до десяти вечера и мечтала только добраться до кровати. Дома Ким ждал парень-инвалид. Они уже несколько лет спали по разным комнатам. Но девушка со злостью думала, что сегодня на улице полнолуние, и у него начнутся жуткие боли, а ей придется с сидеть рядом и опять говорить, говорить, говорить…

А осенью они поедут в литовский санаторий, где предлагали лечение целебными ваннами и иглоукалыванием. Ради этого Ким и работала в две смены, хотя давно уже утратила надежду. Несколько операций, толпы невропатологов, дерматологов и даже экстрасенсов не могли помочь Евгению. Обожженная рука, которая должна была зажить много лет назад, продолжала нестерпимо болеть и сохраняла неподвижность. Врачи разводили руками и валили все на психосоматику. Якобы Еретик, такое прозвищу дали парню в школе, сам не хотел выздоравливать.

Но Ким видела, как он закусывал губу от боли в плохую погоду, как иногда плакал во сне и шептал одно женское имя. И не знала, чему верить. Она топила свои чувства в непрерывной работе, пробежках и странных увлечениях.

Девушка бессильно застонала, резко выдернула гарнитуру из уха и… сдернула парик. Она была абсолютно лысой, вернее бритой. Отсутствие волос странным образом изменило внешность, сделав почти уродливой. Ким нахмурила белесые брови и поджала губы:

– Как же мне все надоело…

– Мне тоже. Мы просто устали от этого муравейника и бесконечной гонки, – улыбнулась ей Цеся. – А знаешь, есть такой праздник Саббат. Говорят, что тогда можно изменить свою жизнь… Неожиданно над ними нависла огромная тень:

– Ким, ты совсем стыд потеряла? Сейчас же надень парик! – прогремел Александр, сжав кулаки.

– До конца смены осталось три минуты, – пролепетала девушка.

– Значит, будешь носить парик три минуты, – уже мягче сказал менеджер, оглаживая рубашку на внушительном животе. – Кстати, сколько у тебя было продаж за прошедший час?

– Одна. Время позднее.

– Слабовато. А у тебя, Цеся?

– Одиннадцать. Просто повезло.

– Вот как надо работать, – Александр поднял указательный палец вверх.

В это время Ким мечтала, чтобы ценные указания закончились и ей разрешили уходить. С отвращением она смотрела на красное, хотя и молодое лицо менеджера, на его живот и маленькие пухлые руки. «Цеська с ним спит, стопудово. Только бы Санек не вздумал похлопать по плечу, а то меня стошнит », – пронеслось у нее в голове.

Начальник нависал над Ким и что-то говорил монотонным голосом. Девушку замутило сильнее, и она стала рассматривать лица коллег, с которыми работала уже четыре года.

«Тупое стадо. Меня не должно было здесь быть. Ненавижу эти одинаковые компьютеры, одинаковые столы, одинаковую жизнь. И больше всего стеклянные перегородки. Вот Татьяна, знаю стопроцентно, что у нее трое детей от разных мужчин. Но замужем не была ни разу. Остается всегда на полторы смены. Видно, маловато бабла дают любовники. Тема по Кличке Нейрохирург точно спит с Великим Шефом. Ему нравятся такие милые мальчики-студенты с дредами и татуировками. Главное, что татушки под беленькой рубашкой видит только Великий. Цеся… Холеная офисная блондинка с самыми красивыми ногтями на свете. Пришла сразу после окончания института. Бывшая одноклассница. Ей бы точно дали титул «Мисс-оператор колл-центра». Спорю, что скоро на повышение пойдет… »

Ким крепко зажмурила глаза и вдруг на мгновение снова увидела ту мечтательную девочку, которая рассказывала самые романтические истории в обществе Полуночников. Но та Целестина умерла тринадцать лет назад, в одно страшное ноябрьское утро.

– Эй, ты уснула? Почему сидишь, уставившись в одну точку? – Цеся похлопала в ладоши прямо перед носом у Ким. За годы совместной работы она четко выучила: к напарнице прикасаться нельзя, иначе будет истерика. Ким была недотрогой, не терпевшей даже мимолетных прикосновений.

– Да, извини, задумалась, – Ким постаралась мило улыбнуться, но это у нее не получалось никогда.

Девушки быстро прошли к раздевалке, стараясь не споткнуться на скользких полах. В коридоре висели доски почета и позора. Фотография Цеси не сходила с первой. А Ким частенько появлялась на второй.

Огромная раздевалки была рассчитана на тысячу мест. Мужчины и женщины переодевались вместе, ничуть не стесняясь. Около ста девушек, закончивших смену, бегали в одном нижнем белье. За ними равнодушно следили глазами несколько парней.

Ким быстро расстегивала бесчисленные пуговки на блузке, а другой рукой пыталась снять юбку. Ее напарница Цеся уже переоделась и недовольно переминалась с ноги на ногу, ожидая подругу:

– Последний троллейбус поедет через пять минут. Нам придется добираться на такси.

– Не дождешься! – усмехнулась Ким. – Я пойду пешком через два вокзала, а ты призрака испугалась?

Цеся пожала плечами, скрывая дрожь. Привидение стало самой обсуждаемой темой среди операторов колл-центра. Но в глубине души девушка в него не верила, просто радовалась возможности посплетничать и пощекотать нервы. Также Целестина с удовольствием смотрела фильмы ужасов, закутавшись в плед и прижимая к себе кота. Ей нравилось ощущение безопасности и уюта квартиры на фоне угрожающих звуков и вида крови на экране телевизора. Истинный страх она испытывала лишь в детстве, когда слушала жуткие истории у лесного костра.

Целестина была одета в легкое летнее платье и жакет, а вот Ким изменилась до неузнаваемости. Из безликой офисной сотрудницы она превратилась в существо без пола. Бритая голова, широкие камуфляжные штаны, кеды и просторная футболка. Ее неоднократно путали с мальчишкой, но, кажется, Ким это даже нравилось.

Девушки вышли из стеклянного здания, напоминавшего аквариум, и Цеся вызвала такси, а Ким пошла домой быстрым шагом.

Ее путь лежал через две светлые зоны экстаза, главную достопримечательность Верены, где каждый испытывает прилив радости. Это такие странные места, где стоят церкви с серебряными куполами. Никто точно не знает, где они начинаются и заканчиваются. Говорили, что длительное проживание в светлых зонах может вылечить любую болезнь. Впрочем, это могло быть лишь уловкой застройщиков – квартиры в них стоили баснословно дорого.

Но Ким шла по ним, стиснув зубы, лишь изредка вздрагивая от удовольствия. Ей хотелось скорее попасть домой, как будто что-то гнало в спину. Но, видимо, зоны в итоге оказали свое действие.

В иное время Ким сделала бы крюк, но неожиданно она расслабилась и задумалась об Еретике. Неужели так всю жизнь и придется мучить и его, и себя? Искупать вину до самой смерти? И встретит ли она того, кого сможет полюбить? К кому сможет прикоснуться?

Теплый майский вечер располагал к прогулкам под луной, но почему-то девушке почти никто не встретился. Впрочем, Ким, погруженная в невеселые мысли, этого даже не заметила. Подземный переход между двумя вокзалами (авто-и железнодорожным) в дневное время напоминал базар – множество торговцев цветами, едой и разными мелочами сидели, опираясь спинами о каменные стены. Те, кто побойчее, останавливал прохожих, рекламируя свой товар. Остальные предпочитали переговариваться друг с другом, обсуждая последние новости. Уличные музыканты играли на всевозможных инструментах. А Ким, когда проходила здесь днем, всегда завидовала нагруженным сумками отъезжающим. Девушка думала, что всем им гораздо веселее жить, чем ей.

Но в этот раз все было иначе. Переход казался мертвым. Выморочное, гиблое место. Когда-то здесь располагалось холерное кладбище. Ким редко ходила этой дорогой, но после рассказов Цеси о призраке, ей захотелось пощекотать себе нервы, чтобы отвлечься от тяжелой реальности.

Девушка вдруг почувствовала пронизывающий холод. Запахло углем, вдалеке послышался шум уходящего поезда. Ее била дрожь и кружилась голова. Переход все не кончался. А Ким было уже настолько страшно, что не оставалось сил дышать. Лишь навязчивый дух угля рвал ее легкие.

«Никогда больше не пойду этой дорогой», – пообещала она себе, судорожно сжав вспотевшие ладони. – И что на меня нашло? Перед кем решила похвалиться своей храбростью»?

Не ко времени Ким вспомнилась легенда, как перед строительством вокзалов кладбище переносили в восточную часть города. Погибло несколько рабочих – просто упали в разрытые могилы и сломали шею. Другие клялись, что слышали ночью странный смех и крики и даже ощущали прикосновение холодных рук. Впрочем, днем это было обычное шумное место.

Девушка вдруг почувствовала резкую слабость, хотелось опуститься на колени, спрятать лицо в ладонях. Ее глаза ненормально расширились, вглядываясь в темноту, мышца шеи напряглись, а в висках застучало. Тяжелый угольный запах привел ее в чувство.

«Да я сама себя пугаю!» – подумала Ким и прибавила шаг. Стало легче дышать, и девушка даже улыбнулась.

Но вдруг нечто холодное пронеслось мимо. Ким оглянулась – в двух метрах от нее стоял длинноволосый юноша с томиком Ницше. Стоял и пристально смотрел, как будто хотел что-то сказать. И тогда Ким бросилась бежать. Ей хотелось одного – увидеть людей, живых людей, которых она всегда презирала.

И она увидела. Целую толпу на довольно небольшой привокзальной площади. Зрители с интересом наблюдали за огненным шоу. Рядом горело несколько костров. Выступали трое артистов-фаерщиков: парни и девушка. Ким не смогла бы определить их возраст, но точно дала меньше тридцати.

Девушка подошла к огню и присела на корточки, грея руки. Ее била дрожь. Обычно присутствие толпы доводило Ким до белого каления. Но в этот раз резкий запах керосина, смешанный с запахом пота и перегара подействовали почти умиротворяюще. Уже через пару минут тошнота отступила, дыхание выровнялось, и Ким начала успокаиваться.

Девушка вдруг вспомнила, что когда-то и ей была подвластна магия огня. В детстве Ким занималась в цирковой школе, работая со стаффами и веерами. Она вгляделась в лица артистов. Чем черт не шутит: может, среди них есть ее однокашники.

Один был высокий, с длинными волосами и бородой. Жилистый и очень-очень ловкий. Его глаза словно прощупывали людей, а с полных губ не сходила загадочная усмешка. «Типичный Лорд Байрон», – так его охарактеризовала Ким. Он глотал пламя и выпускал огненное облако.

Второй казался его полной противоположностью. Пониже ростом, крепкий, накаченный, с широким подбородком и умным, но настороженным взглядом. Запоминалась бритая голова и татуировка на оголенной спине в виде дерева Иггдрасиль. «Наверное, он очень жесткий и целеустремленный, но добрый», – подумала Ким. Этот фаерщик вместе с девушкой крутили стаффы – длинные посохи с огнем на концах.

А девушку можно было бы назвать красивой, если бы не хищный взгляд странных желтых глаз. Очень неприятных глаз. Стройная, высокая, с черными волосами до пояса, она казалась грациозной и стремительной. Это была играющая Бастет, воплощение силы, радости и полнолунного веселья. Веселья, которое закружит вас в своей пляске, а затем, не задумываясь, убьет. И пойдет дальше.

Ким смотрела на нее и не верила своим глазам. Настолько не верила, что протиснулась сквозь толпу и почти вплотную подошла к артистам.

«Ингрид!» – воскликнула она.

И тогда фаерщица тоже ее увидела и… уронила стафф. Казалось, что девушка вот-вот сбежит и затеряется в толпе. Бритоголовый парень смотрел на нее с недоумением, а вот второй, по-видимому, главный, не растерялся. Он схватил еще горящий стафф и захватил фаерщицу в кольцо, сжав его под грудью девушки, в глазах которой сверкали слезы. Неизвестно, что длинноволосый ей сказал. Но фаерщица быстро выскользнула из его рук и продолжила прерванное движение. Впрочем, этот номер им не суждено было закончить.

Ким увидела странное. Прямо за спинами ребят полыхал огнем старинный замок или, лучше будет сказать, дворец. Слишком многое навалилось на девушку: неудачный рабочий день, конфликт с менеджером, призрак, да еще и встреча с Ингрид, которую Ким не видела много лет и считала виновницей всех своих несчастий.

Она упала на колени и закричала: «Замок в огне! Шаолинь в огне!» И сколько потом ни пыталась объяснить эти слова – безуспешно.

Длинноволосый подбежал к Ким, их глаза встретились… Он закричал: «Боже, Иней, это ты! Но что с твоими волосами?»

– Я – не Иней…

И больше Ким ничего не успела сказать. Потому что началось невообразимое. Толпа будто взбесилась. До этого момента спокойные люди стали кричать и драться. Сильные пытались затоптать слабых. Началась сумятица. В неразберихе достали нож, полилась кровь. Какая-то парочка чудом отползла на безопасное расстояние и тут же стала неистово целоваться.

– Уходим, ребята, берем реквизит и сваливаем! – выкрикнул длинноволосый. – И ты с нами… Ты чем-то похожа на Инну. Хотя та – сногсшибательно красивая, а ты… не очень.

Ким промолчала. Почти бегом они пересекли площадь. Завернули в переулок, спугнув парочку влюбленных, которые целовались, прижавшись к стене. Остановились, переглядываясь и пытаясь отдышаться.

К счастью, погони не было. Озверевшие люди пришли в себя и с недоумением смотрели друг на друга. Затем тихо разошлись, не дожидаясь приезда полиции. К счастью, пострадавших было немного.

– И что это случилось с народом? Вроде так хорошо встречали, и вдруг как с цепи сорвались? – вздохнул бритоголовый. – Кстати, меня тут все называют Чайна.

Но Ким его почти не слышала, она подошла к девушке:

– Ингрид, это ты?

– Мы знакомы? – взгляд артистки равнодушно скользнул по ней.

– Еще бы. Учились вместе в семнадцатой школе. Я – Ким.

– Ошибаетесь, – с холодной улыбкой ответила девушка. – Я закончила двадцатую. Ладно, время позднее. Заратустра, выдвигаться будем?

Но длинноволосый, не отрываясь, смотрел на Ким.

– Эй, Асмодей, можно собираться? – спросил Чайна.

– Да! – выдохнул тот, кого почему-то называли то Заратустра, то Асмодей.

– А канистру с керосом куда везти? – поинтересовалась Ингрид.

– Можно ко мне домой, – предложил Чайна. – У меня место горючке точно найдется.

Ким вдруг почувствовала нарастающую злость:

– Значит, ты меня не узнаешь? И Общества полуночников не помнишь? И того, что случилось тринадцать лет назад? Что ж, мне нечего тебе сказать. Только одно. Я живу с тем, кого ты так любила. И кого позорно бросила, когда пришла беда. С Женькой, он же Еретик. Мы – вместе.

– Уходи, – сухо сказала Ингрид.– Просто уходи!

– Нет, – вмешался Асмодей. – У меня к ней еще немало вопросов. Эта Ким увидела Шаолинь в огне. Не знаю, что вас связывало, но тебе, Ингрид, придется потерпеть.

– Да пошли вы все, – сплюнула Ким. – Буду я разговаривать с какими-то придурками.

Упасть в постель – это все, что она хотела после ужасного дня. Девушка поморщилась, вспомнив, что Еретик еще не спит и ждет ее. Опять будет лезть в душу с прикосновениями и горячим чаем.

В этот момент Ким увидела, как Ингрид постукивает пальцами по воздуху, будто вспоминая мелодию. Девушка была готова поклясться, что руки ее давней соперницы начали светиться. Пространство завибрировало.

«Да она же ведьма, – с запозданием подумала Ким. – И сейчас творит колдовство. Надо закрыться и не позволить…»

Но было поздно. Ким вдруг почувствовала легкое покалывание в области спины, которое перешло в приятное тепло. Усталость, страх и обида отступили. Осталось приятное ощущение сродни тому, когда входишь с мороза в натопленную избу.

А вскоре пришло осознание:

«Это работа со светлыми зонами. Вот что может ведьма, которая вошла в силу. Отец учил, что надо закрываться, но я не могу. И не хочу».

– Можно я тебе позвоню завтра? Расскажешь про Еретика. Это же мой лучший друг, а ведьмы такого не забывают. – Ингрид легонько прикоснулась к плечу Ким.

А той захотелось закричать:

– Да, да, да. Бери все, что захочешь, только не прекращай колдовство.

Ким продиктовала номер и даже попыталась улыбнуться.

– Может, тебе такси вызвать? – вдруг предложил Заратустра.

Девушка посмотрела на него с удивлением и покачала головой.

Затем бросилась бежать подальше от этих странных людей. Подальше от тревожащих воспоминаний и подальше от себя. От той себя, какой она была тринадцать лет назад.

2

Звонок Ингрид застал Ким врасплох. На следующий день она бодро тарабанила по телефону вызубренный текст, пытаясь продать клиенту новую марку баварской штукатурки.

– Можно мне выйти? – заорала Ким на весь зал, ища глазами менеджера.

– Если ничего срочного, то нет, – нахмурился Александр. – У нас аврал, если ты не заметила.

– Еретик звонит. Нас затопили соседи.

– Тогда свободна. Завтра отработаешь.

Ким бросилась в раздевалку, на ходу расстегивая верхние пуговицы блузки:

– Да, привет, Ингрид. Может, встретимся сегодня?

– У нас как раз заканчивается тренировка, – голос Ингрид звучал на удивление бодро для человека, пережившего вчера нападение толпы и неприятную встречу. – Приходи на то же место, если, конечно, не боишься призраков и ведьм.

Ким нажала на отбой и сдернула парик с головы. Забросила его в угол шкафчика, одновременно пытаясь стянуть с себя узкую блузку.

Впрочем, она бы ни за что не призналась, что мечтает снова увидеть странную компанию.

В тот вечер переход между двумя вокзалами выглядел заурядным. Лишь запах мертвечины действовал Ким на нервы:

– Опять кто-то сдох. И куда власти смотрят? Им не до наших проблем. Куда важнее переговоры с поутри, дипломатические соглашения с ведьмами и прочая ерунда.

Вероятно, действие магии прошло, потому что, едва подойдя к фаерщикам, Ким почувствовала неприязнь.

– Привет честной компании. Никого не подожгли еще?

Артисты оставили колкость без внимания. Они даже не взглянули на девушку, занятые упаковкой реквизита.

Лишь Асмодей, застегнув рюкзак, тепло улыбнулся Ким:

– Как ты? Больше не встречала замков в огне и призраков?

Ким начала закипать:

– К счастью, нет. У меня и без них проблем хватает. Ингрид, ты даже не поинтересовалась, как дела у Жени. Зачем ты вообще меня позвала?

– И как же вы жили все эти годы вместе? – усмехнулась ведьма. – Почему Женька остался с тобой? Может, его привлекла твоя лысая башка, а может, сомнительное прошлое? Что же ты сделала, подружка? Совесть не мучает?

– У Еретика до сих пор не работает правая рука, – проникновенно сказала Ким. – Болевой шок. Мы уже столько всего перепробовали. Поменяли немало врачей, даже обращались к экстрасенсам и знахарям. Толку нет! Осталась последняя надежда – отвезти его в Литву. И уже два года я работаю, как мул, по две смены в день в организации, которую ненавижу. Я отдаю Жене всё. И думаю, что заслужила хотя бы разговор по душам.

Ингрид потупила желтые глаза и промолчала.

Ситуацию спас Чайна. Он протянул Ким довольно увесистый термос с чаем и сказал:

– Утро вечера мудренее. Завтра разберетесь с этим вашим Шаолинем и темным прошлым. А пока давайте чайку попьем. Сегодня заварил с облепихой, малиной и ягодой Годжи.

– Годжи? А это что за зверь? – заинтересовался Асмодей.

– Это «ягода долголетия», очень полезная для здоровья.

– Чур, мне первой «годжи», – попросила Ингрид.

Чайна улыбнулся ей в ответ и разлил напиток по маленьким чашечкам, хранившимся в его бездонном рюкзаке.

– Божественно! – прокомментировал Заратустра.

– Да, очень вкусно, – согласилась Ингрид. – А ты мне дашь немного домой?

– Обязательно.

Фаерщики словно забыли о Ким, бессильно сжимавшей кулаки. Но, после чашки чая улыбнулась даже она:

– Какой чудесный вкусовой мираж, но я бы добавила немного хризантемы.

– Хризантема с облепихой? – удивился Асмодей. – Да ты чайный новатор.

– Где-то в пропорции три к одному, – добавила Ким. – А лучше вообще убрать облепиху и малину. Годжи прекрасно сочетается с хризантемой.

– Разбираешься в травах? – спросил Чайна, взглянув на девушку по-новому.

– Немного. Просто очень хотелось помочь моему… моему молодому человеку, Еретику. Я вообще-то мало чем интересуюсь, – скромно ответила Ким. – Коллеги по работе прозвали меня роботеткой. Кстати, Ингрид будет интересно узнать, что наша одноклассница Цеся работает вместе со мной в межрегиональном колл-центре. Она очень изменилась.

– А как изменилась ты, – протянула Ингрид. – Где твои волосы?

– Я их отрезала. Волосы – это, как бы помягче сказать, отходы головы.

Фаерщики засмеялись.

– Предположим, с волосами понятно, – продолжала Ингрид. – А у тебя вообще есть грудь? Или ты мальчик?

– Тебе показать? – Ким взялась за края толстовки.

– Хватит вам уже, – воскликнул Асмодей.

– Ты – не робот, Ким. Ты живее и сильнее многих, – вдруг сказал Чайна.

– Моя жизнь сложилась не самым удачным образом. Спасибо некоторым добрым детям, – пожала плечами девушка.

Ингрид бросила на нее быстрый взгляд, но промолчала и опустила голову. Она вообще редко смотрела кому-либо в глаза.

– Значит, надо разбудить в тебе чувственность, – улыбнулся Асмодей. Но в его улыбке не было и намека на теплоту. – Сделать это можно через любовь или через боль. Любви, уж извини, в нас и самих нет. Мы – люди опасные. Добродушия – еще меньше. А вот боли можем причинить в избытке.

– А вы думаете, я – добрая?– в ответной улыбке Ким прорезалась ирония.

– Как ты относишься к огню?

– Я его боюсь больше всего на свете! – воскликнула Ким. И никто не подозревал, насколько она была искренней в тот момент. – Но стать фаерщицей я бы смогла.

– Наша предыдущая артистка, Подружка Сталкер, к великому прискорбию, вышла замуж и уехала в Сибирь. В коллектив нужна еще одна девушка. Будем рады видеть тебя в команде. Обучим всему, что умеем. Заодно и денег заработаешь на санаторий своему Еретику. За огонь платят и даже хорошо.

– Тогда я уйду! – закричала Ингрид.

– Не уйдешь, – проронил Чайна. – Тебе все это нужно не меньше, чем ей или нам. Только ради огня и стоит жить.

– Я согласна, буду с вами, – быстро сказала Ким. – Может быть, мы вместе найдем смысл жизни.

Чайна улыбнулся и протянул ей руку, но девушка отшатнулась.

– Простите, не предупредила. Я не выношу прикосновений. Не спрашивайте, почему. Ингрид понимает. Пожалуйста, не трогайте меня.

– Огонь будет к тебе прикасаться! И тебе понравится, – мягко сказал Асмодей. – Итак, ты с нами! Поздравляю, девочка. Тебя ждет опасное лето.

Ингрид опустила голову в знак того, что согласна с решением главного.

А Чайна забросил сумку с инвентарем на мощное плечо и махнул рукой:

– Пока, ребятки. Завтра в восемь жду всех на нашей базе.

– Тебе тоже доброй удачи, – кисло сказала Ингрид и прикоснулась к Ким. Едва заметно, но та вздрогнула:

– Я же просила.

– Еретику – привет. Но на мою пламенную дружбу не рассчитывай.

Тем же грациозным движением, как и у Чайны, Ингрид забросила тяжелый рюкзак на спину и ушла в ночь.

– А я и не рассчитываю, – прошептала Ким. – Те времена, когда я хотела стать твоим другом, давно в прошлом.

Оглянувшись, девушка заметила, что осталась одна. Асмодей исчез в неизвестном направлении.

И тогда Ким побежала, задыхаясь от волнения и легкой радости. Она бегала каждый день почти по двенадцать километров на работу и обратно не только ради поддержания формы. Девушка потворствовала своему страху прикосновений, поэтому почти не пользовалась общественным транспортом, где могли случайно задеть или толкнуть. Но в тот раз все было по-другому. Ким душила смесь страха со странной радостью. И всякий раз, когда она закрывала глаза, то видела умное мужское лицо с пляшущими огоньками в глазах.

Ким постаралась как можно тише открыть дверь, но ее сожитель Еретик еще не спал. Любой девушке он бы показался удивительно красивым и милым: «испанское лицо» с небольшой бородкой, теплые карие глаза, белозубая улыбка, от природы спортивное тело и… безвольно висящая правая рука. Она не работала и не чувствовала ничего. «Паралич от болевого шока», – врачи лишь пожимали плечами. Впрочем, Еретик был неплохим программистом и виртуозно печатал левой.

Дома приятно пахло чабрецом и дорогим кофе. На миг лицо Ким стало почти мягким. Она улыбнулась Еретику, и тот ответил ей мимолетной улыбкой. Еще вчера Ким пожелала бы ему спокойной ночи и ушла спать в свою комнату.

Но в этот раз она вдруг остро ощутила, что все неправильно. Еретика здесь вообще быть не должно. Другой мужчина должен был улыбаться ей из темноты. Тот, который крутил стаффы и освещал тьму огнем. И Ким рухнула на колени, как подкошенная:

– Эй, ты что это? – обеспокоенно спросил парень. – Устала?

– Нет, тут другое, – выдохнула Ким. – Жень, со мной что-то сегодня нехорошее произошло. Я увидела то, чего быть не может. И я ненавижу свою жизнь.

– Ты переработала, – мягко ответил Еретик. – Отдыхать тоже надо. Сходи в душ и ложись.

Он волновался искренне, но Ким услышала лишь равнодушие и желание отделаться.

– Я видела призрака. Призрака юноши с книгой в подземном переходе, – с нажимом сказала она.

– Я не удивлен. На этом месте раньше было холерное кладбище. А как он выглядел?

– Обычно. Я сначала и внимания не обратила. Парень как парень. Волосы до плеч, в очках. Кстати, книга была Ницше «Так говорил Заратустра». А потом вдруг стало очень холодно. И я вдруг ощутила пронизывающую тоску. Захотелось бежать и плакать. И тогда я поняла: что-то с ним не так.

– И что ты сделала?

– Убежала. Страшно же… Я мечтала поскорее покинуть это потустороннее место. И тут увидела толпу людей и огонь. А потом – замок в огне… В общем, я стала фаерщицей. Прости.

– Что?! Ты совсем голову потеряла? После всего, что с нами произошло? После этого? – закричал Еретик и ткнул свою изуродованную руку прямо в лицо Ким.

Та отшатнулась, но ответила непреклонно:

– То, что с нами произошло… То, что я сделала, было тринадцать лет назад. И мне кажется, за эти годы я искупила свою вину.

– Кимушка, ну пойми. Ты же не сможешь совмещать тренировки с огнем и работу в колл-центре. Ты же трудишься в две смены.

– Ничего, за огонь тоже платят. Я буду трудиться немного меньше. Смогла же закончить очное отделение института и работать там. Правда, чуть не поседела. Зато операцию тебе сделали, – оптимистично воскликнула девушка.

– Еще бы толк от нее был, – нахмурился Евгений.

– Будет! Я так мечтаю, чтобы ты выздоровел. Хочу уехать от тебя и жить своей жизнью так сильно, что небеса должны меня услышать, – Ким улыбнулась, послала парню воздушный поцелуй и убежала в душ.

Затем они выпили по чашке слабого ромашкового чая с пирожками и разошлись. Каждый в свою спальню.

И снилось Ким все вперемешку: замок в огне, напряженное лицо Асмодея, чай Чайны, который почему-то оказывался невыносимо горьким, призрак с книгой в руках. Последнее, что видела – бледное лицо Ингрид. Ее бескровные губы шептали:

– Не надо, не ходи туда, не смотри…

– Ты почему кричишь на весь дом? – Еретик наклонился над девушкой и хлопал в ладоши прямо перед ее носом. – Кошмар увидела, что ли?

– Там Ингрид стоит. Страшная.

– Какая, к черту Ингрид?

– Наша… наша одноклассница. Прости, что не рассказала сразу. Но она теперь танцует с горящими веерами и крутит пои.

– О, боги, – Еретик обнял Ким здоровой рукой и крепко прижал к себе.

– Отвали от меня, – закричала девушка и вырвалась. – Сколько раз тебе говорить: я неприкасаемая.

– Прости, – Еретик покаянно опустил голову. – Я прекрасно помню, как ты реагируешь на прикосновения. Просто что-то не сдержался. Испугался за тебя.

– То-то же, – строго кивнула Ким. – Не терплю эти телячьи нежности.

– Да, да, я в курсе, что ты абсолютно асексуальна, – пожал плечами Евгений. – Успокойся и спи. Но послезавтра у нас обоих выходной. И придется поговорить. О фаерщиках и Ингрид. Интересно, какой она стала.

Но Ким его уже не слышала. Она снова уснула, подложив руку под щеку.

Еретик укрыл ее одеялом и долго смотрел на спящую.

– Судьба – жесткая ироничная дама, – подумал он. – И как могло случиться, что я живу с этой роботеткой. А ведь мог бы ее полюбить. Если бы… Если бы Ким не отрезала волосы, если бы не заигралась в эти игры «жертва плюс мучитель», где мы постоянно менялись ролями. Она ведь могла быть совсем другой. И что творится сейчас? Зачем все это? Фаерщики, призраки, Ингрид.

Еретик глубоко вздохнул и одним пальцем, осторожно, погладил Ким по щеке. И сразу же отдернул, с опаской прислушавшись: не проснулась ли. Нет… Тогда парень тихонько поцеловал ее в щеку и ушел в свою комнату.

3

Утром Ким все произошедшее показалось страшным сном. После холодного душа она влезла в свои безразмерные штаны и толстовку, пригладила ёжик волос, и уже было собралась идти на работу, как вдруг заметила на подоконнике несколько черных волос. Девушка похолодела: «Неужели призраки существуют? Да нет же, скорее всего это Еретик мне изменяет. Он же нормальный мужик с вполне конкретными желаниями».

Из кухни раздалось:

– Эй, гренки будешь?

– Нет, спасибо. Сегодня стану работать допоздна, чтобы завтра дали выходной.

– Все-таки решила пойти на встречу с этими… Как их?

– Фаерщиками из клуба «Искатели огня». Да, решила. И не переубеждай меня. За огонь тоже платят.

Не дожидаясь ответа парня, Ким быстро закрыла дверь. И побежала, делая глубокие размеренные вздохи. Она любила начало дня, обещавшее так много. А к бегу привыкла еще с тех времен, когда посещала цирковую школу.

Теперь все происшедшее казалось Ким не страшным, а скорее интригующим. Встреча со старым врагом и интересные знакомства, загадочный Асмодей, который завораживал искусством огня. Но главное, в чем девушка боялась себе признаться, она все время думала о призраке. Вспоминала его тонкие черты, легкую улыбку и задумчивый взгляд.

Долгие годы Ким жила искуплением вины. Она отгородилась от любых привязанностей и сделала все, чтобы забыть прошлое. Но случайная встреча с призраком изменила ее. Ощутив запах смерти, Ким почувствовала себя живой.

Она вдруг поняла, что имеет право любить и быть любимой. И хочет этого больше всего на свете.

Девушка расправила плечи и перешла на шаг. На работу она успевает, можно перевести дух и подумать. Ким хотела поразмыслить о будущем, о том, чем обернется для нее встреча с фаерщиками.

Но мысли ее путались, а взгляд останавливался на ландшафте родного города Верены. Казалось, совершенно обычном областном центре с полумиллионом жителей. Исторический центр со зданиями XVIII-XIX века, несколько красивых памятников, краеведческий музей и картинная галерея – вот и все достопримечательности. И почему же поток туристов в этот среднерусский город возрастал с каждым годом?

В Верену ехали за чудом!

Дело в том, что через город проходили аномальные зоны. Зоны светы или земли с серебряными куполами – так их называли приезжие. Это были участки с невидимой положительной энергией, на которых находились старинные церкви времен основания поселения.

В светлых зонах происходили чудеса. Больные получали облегчение страданий, несчастные начинали улыбаться. Были и те, кто бился в судорогах от экстаза. На каждого зоны влияли особенным образом, и каждый вошедший получал от них свои дары.

Впрочем, у коренных жителей Верены лишь повышался тонус, и немного улучшалось настроение. Но это не мешало квартирам в районах светлых зон стоить аналогично недвижимости в Москве. Их владельцы отличались от простых смертных вечной улыбкой на лице и легендарной уравновешенностью. Ничто не могло вывести их из себя или надолго расстроить. Лишь однажды они взяли в руки оружие, поддавшись жажде крови. Но это совсем другая история. История о Шаолине, бойце и сталкере.

Никто не мог точно сказать, когда появились светлые зоны. Но все исследователи приписывали им защитные свойства от тех, с кем веренцы делили свои леса. От поутри, исконных жителей этой земли – карликов с красными глазами, которые некоторые острословы неполиткорректно называли гномами. Впрочем, поутри никогда не выходили из своей вотчины на Двойных горах (на самом деле двух холмах высотой пятьсот метров) и не вмешивались в дела людей, если, конечно, те соблюдали договор.

Поговаривали и о других тайных обитателях города – существах с песьими головами и ведьмах, творивших колдовство в лесах и подземельях. Но те выходили из своих убежищ так редко, что веренцы почти забыли об их существовании. Лишь некоторые безумцы пытались установить контакт, чтобы получить от древних народов материальные блага.

И, конечно, девяносто девять процентов населения Верены верило в Шаолинь. Проблема в том, что каждый понимал его по-своему. Но большинство воображало, что это место, где каждый веренец должен побывать, как мусульманин в Мекке. И тогда он выиграет миллион в лотерее, женится на Мисс Вселенной и изобретет лекарство против рака. Даже на День рождения здесь традиционно желали счастья, здоровья и найти свой Шаолинь.

Лишь Ким ни о чем не мечтала, кроме выздоровления Еретика. И все разговоры о Шаолине слушала с презрительной усмешкой. Некогда витать в облаках, надо зарабатывать ему на лекарства. Но однажды девушка встретила призрака с томиком Ницше. И сама того не предполагая, закрыла дверь в свою упорядоченную тихую жизнь.

Вот и «аквариум» со стеклянными стенами. Некоторые сотрудники с невеселыми лицами смотрят у окон и смотрят вдаль. Интересно, о чем мечтают они? О Шаолине? Об отпуске или повышении оклада? А может, всего лишь бездумно ждут начала рабочей смены.

Неожиданно Ким задержала охрана на посту у входа здания колл-центра.

– Стой, парень. Ты куда:

– Какой я вам парень? Я уже здесь четыре года работаю.

– Сними капюшон толстовки.

– Да вы что, дядь Вить, белены объелись?

– Сейчас же.

Девушка послушалась. Охранник напряженно вглядывался в ее лицо:

– Ладно, вспомнил. Проходи. Ты другая сегодня.

Раздосадованная Ким прошла в раздевалку, быстро надела узкую юбку, с трудом застегнув ее на талии, белую блузку и парик с двумя светлыми косами. Затем воспользовалась дезодорантом и ярко накрасилась, изменившись до неузнаваемости.

День шел на редкость плохо. Клиенты хамили, жаловались на продукцию компании, а Александр постоянно делал ей замечания.

Даже Цеся обронила:

– Странная ты сегодня.

– Еще бы. Никогда не догадаешься, кого же я встретила. Помнишь нашу одноклассницу, ведьму Ингрид?

– Конечно, – мечтательно улыбнулась Целестина. – Я же ходила в Клуб полуночников, который организовала эта Ингрид. Золотое было время – детство, приключения. А что сейчас? Я посещаю салоны красоты, чтобы хорошо выглядеть на работе. Я готовлю еду, чтобы съесть на работе. Я езжу в отпуск, чтобы быть отдохнувшей и хорошо выполнять свои обязанности. Да я живу, чтобы работать!

Ким замялась. Она не знала, как реагировать на тираду подруги:

– Э… В общем, я решила, что у меня будет что-то, кроме колл-центра и жизни с Еретиком. Хочу попробовать заняться фаер-шоу.

– Вместе с Ингрид? Ты в своем уме? Ты же ее ненавидела.

– Да знаю, – вздохнула Ким. – Но если сейчас мне не хватит смелости изменить свою жизнь, то я не сделаю это уже никогда. Так и буду тут работать до пенсии и дожидаться, пока у Еретика кончится терпение. И он пошлет меня.

– Женька – такой хороший парень. И, наверное, любит тебя, раз столько терпит, – осторожно сказала Цеся.

– Пусть терпит, – отрезала Ким. – Это наше общее с ним наказание. В следующей жизни обоим воздастся.

– Если она еще будет, эта следующая жизнь.

– Работаем! У вас еще десять минут до конца смены, – прервал их Александр.

Ким подняла руку, как прилежная ученица:

– А можно остаться на дополнительные пять часов? А завтра на выходной? Пожалуйста.

– Можно. А выходной тебе зачем? – усмехнулся Александр. – Ты же ничем не занимаешься, кроме работы. И насколько знаю, не имеешь горячо любимого мужа и детей? Никому ты не нужна, роботетка. И смысл твоей жизни – отвечать на звонки.

Ким опешила. Конечно, Александр и раньше ее недолюбливал, но до открытого хамства еще не опускался.

– Я останусь еще на семь часов, – тихо сказала девушка. – Но отпустите меня завтра на выходной. Прошу.

– Это произвол, – возмутилась Цеся. – Ким – не робот.

– Ладно, отпускаю только ради твоей подруги, нашей лучшей сотрудницы, – улыбнулся менеджер одними губами. – Но ты отработаешь еще семь часов. И не ной, у тебя самая большая зарплата в отделе. Еще бы производительность была.

Так и получилось, что Ким вышла из здания корпорации только в двенадцать ночи, когда заплетающимся языком проконсультировала последнего клиента по опциям его нового тарифа. Но, переодевшись в привычную просторную одежду, девушка ожила. И добежала до дома в рекордные полчаса. «Скоро можно будет участвовать в марафоне», – довольно подумала Ким. И поежилась от холода. – Странно, ночь теплая. Май в разгаре».

Девушка вошла в подъезд и посторонилась на узкой лестнице черного входа, чтобы пропустить выходящего парня. На нее резко пахнуло холодом, и девушка резко замерла. Потому что почти вплотную к ней стоял полупрозрачный юноша, окутанный клубами дыма. Тот же, что и вчера – в старомодной одежде и с дореволюционным томиком Ницше. С криком девушка бросилась в квартиру:

– Еретиик! Там призрак!

– Где? В подъезде? – парень взял в здоровую руку фонарь и вышел, а Ким забилась в прихожую.

– Привет, покурить не найдется? – услышала она. – Представь, чувак, ты напугал мою девушку до потери сознания. Ты хоть иногда обедай и выходи гулять, а не только вейпы парь. Нашел место – в подъезде.

Ким молча пошла в кухню и, налив себе чаю, села на подоконник.

– Это сосед с четвертого этажа. Он – вейпер, – объяснил подошедший Женя. – Я скоро убью твоего Александра. Он, наверное, издевается. Ты совсем не спишь, и скоро свалишься от переутомления. Уже глюки начались, призраков везде видишь.

Ким только пожала плечами.

Ночью ей казалось, что кто-то скреб по стеклу ногтями.

– Этого не может быть, – сказала себе Ким. – Это реальная жизнь обычного человека, а не сюжет плохого ужастика. Но со мной что-то происходит.

4

С раннего утра Ким стала перебирать всякий хлам на антресолях. «Детство хочу вспомнить», – загадочно объяснила она Еретику. Тот лишь пожал плечами и сел за компьютер – работать. Они жили в четырехкомнатной квартире в доме постройки конца XIX века. Жилплощадь с таинственными закоулками и дверями, которые никуда не вели, досталась Еретику от дедушки – бывшего посла в Бразилии. Родители парня уже восемь лет работали в стране Восходящего солнца, оставив сына-инвалида на попечение Ким.

Девушка недовольно сжала губы и перебирала старые снимки неизвестных людей. Затем порылась в сундуке с ржавыми инструментами и даже обнаружила рассыпавшийся гербарий.

– Ты нашла то, что искала? – спросил Еретик спустя час.

– К сожалению, нет, – отозвалась Ким. – Наверное, опять домовой спрятал. Или привидения.

Призраки в квартире действительно водились. В ванной часто слышался детский плач, в дальней нежилой комнате – шаги с хрипы, а как-то раз ночью Ким увидела мужчину с портфелем образца 70-х годов. Впрочем, пара давно научилась сосуществовать с ними.

– Я боюсь только прикосновений, – утверждала Ким,– все остальное мелочи жизни.

На свою первую тренировку девушка оделась в своем обычном стиле: широкие камуфляжные штаны, кеды и серая куртка с капюшоном – отличная одежда для тех, кто хочет быть незаметным. В карманах лежал газовый баллончик от собак и плеер.

Клуб для тренировок «Искателей огня» располагался в бывшей аптеке, построенной в середине XIX века. Девушка обратила внимание на традиционные барельефы со змеями и небольшие круглые окна. На секунду ей показалось, что фармацевты в зале снова продают лекарства, смешивают эликсиры в старинных склянках. И хозяин аптеки, добродушный немец Гюнтер, улыбается посетителям в пшеничные усы.

Но вскоре наваждение прошло. Ким увидела перед собой заурядный спортивный зал с зеркалами, несколькими гимнастическими ковриками и шведской стенкой. Фаерщики встретили Ким мимолетными улыбками. Каждый был занят своим делом, и, казалось, новенькая их совсем не интересовала. Лишь Чайна подошел к ней и подал какие-то шары на цепях.

– Это тренировочные пои, – объяснил он.

– Я знаю, – кивнула Ким и начала раскручивать восьмерки.

Чайна от удивления широко открыл глаза:

– Ты умеешь крутить?

– Ким обучалась в цирковой школе, – ответила за нее Ингрид. – Правда, это было тринадцать лет назад. И думаю, она немало позабыла.

– Это точно, к моему величайшему сожалению. Если бы не ты, дорогуша, и не твой Еретик, я бы сейчас на гастроли ездила, а не сидела бы в контактном центре, барабаня про новые тарифы.

Желтые глаза Ингрид зажглись нехорошим огнем:

– А если бы не ты, милая Ким, Еретик был бы здоров и, чем черт не шутит, женат на мне.

– Как же ты смешна, просто смешна.

– Хватит! – Асмодей, до этого мирно сидевший по-турецки на полу, резко встал и подал Ингрид тренировочные веера. – Займись делом и не болтай. А ты, Ким, пойми, это не развлечение и не хобби, которым приятно заняться в свободное время. Это такая же работа, как в колл-центре. Мы ездим на заказы и получаем деньги. Конкуренция велика. Надо делать нечто особенное. Я, конечно, рад, что тебя с нуля обучать не придется и верю, что ты все вспомнишь. Такое не забывается. Но если вы с Ингрид будете на ножах, предпочту взять в коллектив кого-то другого.

– Извините, – тихо ответила Ким, разом превратившись в застенчивого и неуверенного в себе человека. – Этого больше не повторится. Обещаю, что буду очень стараться. Мне надо много тренироваться…

– Я тебе помогу! – вызвался Чайна, с теплотой посмотрев на девушку.

Ингрид промолчала, опустив свои желтые глаза.

– Хорошо, что ты так быстро все поняла. Но… откровенного разговора нам не избежать, – предупредил Асмодей. – Ты загадочная личность. Даже слишком.

– Я готова рассказать о себе все, – заверила Ким, и уверенным жестом надела петли поев на средний и указательный палец.

– Смотри, это бабочка, – сказал Чайна и, сжав ладони, начал крутить нечто, действительно напоминавшее бабочку. – Встань удобнее, ноги на ширине плеч, работай кистями, а не локтями.

Девушка повторила за ним, сначала робко, затем быстрее и быстрее. Она как будто что-то вспоминала.

Асмодей снова сел по-турецки, изредка подавая советы.

Ким засмотрелась на его лицо: мужественное, волевое с прямым носом и широким подбородком. Накачанные руки и ноги наводили на мысль, что их владелец себя в обиду не даст, но и к другим лезть не будет.

– Неужели ты действительно не крутила тринадцать лет?

– Иногда я, конечно, тренировалась, – пожала плечами девушка. – Но очень-очень редко. И с огнем – никогда. Мама и бабушка запретили мне после… одного случая. Я много бегаю и собираю траву, чтобы вылечить моего парня Еретика. И, если честно, большую часть жизни провожу в заработке денег.

– Не очень-то весело… У тебя прекрасные задатки. Уверен, что все быстро нагонишь, – похвалил Асмодей. – Но есть небольшая проблема. Твоя внешность… Она… не очень подходит для нашей работы.

– Иными словами вам не нравится моя бритая голова, мешковатая одежда, маленькая грудь и полное отсутствие сексуальности.

– Я бы выразился не так прямолинейно, – замялся Асмодей. – Но да, ты права… Огонь – это сила, страсть, чувства. А ты…

– А я похожа на существо среднего пола. На работе меня называют роботеткой, – равнодушно констатировала Ким.

– Сексуальности в тебе и правда ни на грош, – вмешалась Ингрид. – Но у нас есть реквизит: бюстгальтеры пуш-ап, корсеты, высокие сапоги. Парик, в конце концов.

– Спасибо, – девушка взглянула на бывшую подругу почти с теплотой.

– Ладно уж, тренируйтесь, – протянул Асмодей. – Я верю в тебя Ким. Пытаюсь верить. Ингрид, Чайна, к Саббату она должна быть в форме. Вы отвечаете за ее технику и за внешнюю привлекательность тоже. А ты крути везде, где только можешь. По дороге с работы, на прогулке с друзьями, дома за приготовлением еды, в постели со своим мужчиной. Крути, как будто в жизни нет ничего важнее. Ты станешь одной из нас, возьмешь в руки боевые пои и веера. Знаешь, зачем нам огонь? Чтобы чувствовать себя живыми!

– Она справится, – тихо сказала Ингрид.

А Чайна протянул ей термос с горячим чаем:

– Выпей, он с женьшенем и фенхелем. Эти растения наводят на правильные размышления.

– Угости и меня, – усмехнулся Заратустра. – Мне тоже не помешает подумать.

Через несколько минут лицо фаерщика просветлело:

– Ты странная и необычная девушка, Ким. И я хочу поговорить с тобой в таком же странном и необычном месте. Давай на сегодня закончим с тренировками. Гораздо важнее узнать твою душу. Ингрид, у тебя на сегодня веера. Я хочу увидеть, наконец, законченный номер «Тревожный Саббат», не забывайте, что у нас скоро важное выступление.

– Что? Ты издеваешься? – возмутилась Ингрид. – Да у меня там конь не валялся. И хореография хромает.

– Ну, хотя бы черновой вариант, – попросил Заратустра. – Время идет. Мы должны выдать нечто особенное.

– В таком случае оставьте меня одну. Чайна лишь сбивает своими неуместными замечаниями. Вот когда полностью придумаю номер – пусть и критикует.

– Окей,– согласился фаерщик, – Чайна поедет с нами в дом, который много лет принадлежал моему роду.

5

Фамильное гнездо Асмодея располагалось в старом районе, где памятники архитектуры XVIII века соседствовали с убогими домишками пятидесятых годов XX века. Хотя он находился в двух шагах от центра, воздух был очень чистым, а по деревянным мосткам бродили куры и даже козы.

Дом, стоявший на холме, превзошел все ожидания девушки. Сложно было представить более нелепое и вычурное сооружение. Три каменных крыла, выкрашенные в зеленый цвет, две башни с круглыми окнами, один деревянный пристрой.

«Наверное, архитектор был шизофреником, – улыбнулся Заратустра. – «Кстати, кирпичная часть появилась только во второй половине XX века. А еще в доме есть ротонда, что весьма необычно для такого строения».

Довольно большую площадь занимал запущенный сад с сохранившимися мраморными скульптурами.

– Остатки роскоши былой, – прокомментировал Чайна.

– Сентиментальщина, – скривился Асмодей. – А вот дом мне нравится. Построили в середине XIX века, а в начале XX мой прадед привел здание в нынешний вид. Ротонда – его рук дело.

– Наверное, это был необычный человек, – предположила Ким.

– Да, ницшеанец и философ. Видите северную башню? С нее прадед вел метеорологические исследования. А еще у него был собственный кружок, состоявший из искателей смысла жизни. Так называемого Шаолиня.

– Чего-чего? Китайского монастыря? – удивился Чайна.

– Нет, это некое мифическое место, где каждый находит свое счастье. Типа Шамбалы или Китеж-града.

– Я знаю, что такое Шаолинь, слышала от отца, – кивнула Ким.

– Некоторые считают, что это место находится во Вьетнаме, – продолжил Заратустра. – Другие – что у каждого человека свой Шаолинь. И они ближе всего к истине. Я знаю одну девушку сногсшибательной красоты. И большую умницу. Она тоже искала Шаолинь.

– И нашла?

– Нет. Но была близка к нему.

Ким не понравилось выражение лица Асмодея. Она ощутила смутное недовольство и даже зарождавшуюся ревность.

– А кто сейчас живет в доме? – спросила девушка.

– Никто. Он старый, требует ремонта и солидных вложений. Раньше здесь проживала моя прабабушка, но она умерла несколько лет назад. Я наезжаю время от времени, навожу порядок, зимой протапливаю камин. Люблю побыть один, выпить чашечку кофе, полистать старый фотоальбом. Знаешь, сталкер во мне родом из этого дома, – сказал Асмодей.

Ким улыбнулась открыто, радостно, так, как не улыбалась никому:

– А мне покажешь?

– Покажу, если интересно. А впрочем, я заболтался. Проходите, располагайтесь. Сейчас я поставлю чайник.

Изнутри дом выглядел еще более несуразно. Антикварная мебель XIX века соседствовала с советской 60-х годов, а современный камин с гарнитуром времен Перестройки. На стене большой комнаты, куда привел гостей Заратустра, было нарисовано родовое древо с фотографиями предков.

Девушка уютно расположилась в кресле, поджав под себя ноги.

– Выпей пуэра. Это очень полезный для здоровья чай, который хранится в земляных хранилищах, – Заратустра протянул Ким фарфоровую чашечку, нечаянно коснувшись ее руки.

Фаерщица негромко вскрикнула и уронила чашку.

Лицо Асмодея мгновенно изменилось:

– Так, хватит заговаривать зубы. Ты должна рассказать мне все. О себе, о том, что связывает вас с Ингрид, о том, почему боишься прикосновений и почему так хочешь огня. У этого дома страшное запутанное прошлое. Он – живой, и ты действуешь ему на нервы.

– Прости, мне очень жаль, – потупилась Ким. – Это была дорогая чашка?

– Фарфор, – неожиданно улыбнулся Заратустра, вытирая лужу. – А ты похожа на Инея. Не внешне. А чем-то неуловимым в глазах. Как будто ты хранишь жуткую тайну.

– Я расскажу о себе все, – пообещала Ким.

– Мы надеемся на твою откровенность. Предельную откровенность, – сказал Заратустра, поставив перед девушкой новую чашку.

– Я задам первый вопрос, – вмешался Чайна. – Ты действительно равнодушна к отношениям между мужчиной и женщиной?

– Да, меня не интересует плотская сторона отношений, если ты об этом. А если о любви, то я в нее не верю. Считаю глупостью и… мифом. Людям надо во что-то верить, чтобы было ради чего жить. В любовь или Шаолинь – не важно.

– Ладно, оставим вопрос о духовном, вернемся к плотскому. Ты ненавидишь прикосновения, или это не более чем притворство?

– Мне крайне неприятны любые касания. Общественный транспорт – просто ад, стараюсь больше ходить пешком.

– И как же ты живешь со своим молодым человеком? – удивился Асмодей. – Как его там? Еретик?

– Он не мой молодой человек. Он – нечто другое. Наверное, лучший друг. И тот, кому я сломала жизнь. И тот, кто сломал жизнь мне. И да, мы не занимаемся сексом. По крайней мере, в общепринятом смысле. Почему вы спрашиваете? Разве все это относится к искусству огня? Да и кто вы такие, чтобы лезть мне в душу? Какие-то фаерщики! – Ким вскочила и сжала руки в кулаки.

– Мы не какие-то фаерщики, – устало ответил Асмодей. – Не все так просто, девочка. Я не буду тебе говорить очевидное о том, что труппе нужен адекватный и собранный человек. О том, что мы играем с огнем в прямом смысле этого выражения. О том, что каждый день мы буднично доверяем друг другу свои жизни.

Скажу о другом. Мы – огнепоклонники. Причем особенно почитаем Заратустру. Ты ведь заметила необычность этого дома? Мой прадед был зороастрийцем и искал Шаолинь. И мы – ищем. И я, и Чайна, и Ингрид хотим достичь своего счастья. Но не знаем, в чем оно. А ты… Ты – особенная. Ты увидела замок в огне. И мы хотим тебя понять, раскрыть твою истинную сущность.

– Хорошо… Но что же в итоге получу я?

– Драйв. Свободу. Деньги. Интересную работу. Саморазвитие и самореализацию, – ответил Чайна. – Ты говорила, что работаешь в колл-центре на скучной должности. Неужели никогда не хотелось бросить ненавистную работу и человека, которого ты не любишь?

Ким опустила глаза:

– Хотелось. Вот поэтому я и здесь. И терплю эту дуру-Ингрид с ее детскими обидами.

– Она хочет с тобой дружить, – улыбнулся Асмодей.

– И я хотела… Тринадцать лет назад.

– Ты должна нам все рассказать, – мягко, но твердо сказал Чайна. – И я помогу тебе. Мы очистим наши мысли и проведем настоящую чайную церемонию. Асмодей, у тебя ведь есть все необходимое?

– Отличная мысль, друг! – расцвел в улыбке Заратустра.

Ким мысль казалось не такой уж замечательной, но она бы не призналась и самой себе, что ей невыносимо было находиться в обществе Асмодея. И мучительно рассказывать о своем прошлом.

Пока Чайна готовил все необходимое для чайной церемонии, они сидели молча. Ким лишь краснела от цепкого взгляда фаерщика. Впервые в жизни ей захотелось быть привлекательной. Но девушка лишь одернула толстовку и надвинула капюшон глубоко на глаза. Это не укрылось от взгляда Асмодея:

– Не бойся меня, девочка. Я не причиню тебе боль. По крайней мере, не сегодня.

– А когда?

– Когда придет время.

Наконец все было готово к церемонии Гун-фу. Чайна принес миниатюрные чашечки из китайской керамики и облил водой из такого же чайника.

– Это чай – молочный улун. Он настолько прекрасен, что первую заварку я предпочту отдать богам, – серьезно сказал парень.

Чайна изящным движением разлил чай по чашечкам и накрыл их крышечками. После совочком зачерпнул раскрывшиеся листья и продемонстрировал их Асмодею и Ким:

– Взгляните, насколько прекрасен Фудзяньский улун. Он освежает и очищает кровь. А также придает голове ясность. Насладитесь ароматом. А теперь неспешно пейте и отрешитесь от всех проблем. Несколько минут они молчали.

Наконец, Ким прошептала:

– Я расскажу вам все. Началось это в далеком 2006 году. Я, Ингрид и мой сожитель Еретик учились в одном классе. В элитной школе для дипломатов, политиков, селебрити. Цирковых артистов. Предвижу ваши вопросы и сразу скажу, что Женька был совершенно обычным здоровым ребенком. Может быть, слишком шустрым и озорным. Ингрид… Ингрид была лидером класса. С ней многие хотели общаться, ей прощались все причуды. И неприятные желтоватые глаза, и привычку расхаживать босиком по классу, и странные длинные платья… Она называла себя ведьмой, а уж по праву или нет – судить не берусь. Но что-то в ней и правда было странное. И это стало особенно заметно, когда Ингрид исполнилось тринадцать лет.

– А ты была ее другом? – спросил Асмодей.

Ким широко открыла глаза и усмехнулась:

– Конечно, нет. Но я всегда много думала о ней, пыталась понять. Ингрид в Норвегии родилась и долго жила там с родителями-переводчиками. Мутная личность, вот что я вам скажу.

– И ты верила, что она ведьма? – спросил Чайна.

– Знаешь, а вообще-то нет. Не доверяю я всякой потусторонщине. Но… когда мы были подростками, в городе и правда творилось немало странного. В лесах около Двойных гор встречали карликов-поутри, которые могли предсказать судьбу. В подземельях водились псоглавцы и часто исчезали диггеры. А в таинственном городе Краснокрестецке бок-о-бок с людьми жили мутанты. Говорят, Верена стоит на костях, многовато у нас кладбищ…

Так вы спрашивали, действительно ли Ингрид – ведьма? Вероятно. И в то же время обычная девчонка-подросток, экзальтированная до крайности. Как она умела удивлять… Могла явиться в класс в длинной черной юбке, зашнурованном корсете и с пентаклем на груди, а затем, разложив руны, предсказывать всем судьбу. А однажды она принесла в класс настоящий череп. И Женька с другими мальчишками играл им в футбол. Какое кощунство…

Но именно в тот момент я захотела стать ее другом. Восемь часов утра, май, на траве еще не высохла роса. Еще до начала уроков мальчишки принялись играть этим черепом, а Ингрид смотрела на них, широко раскрыв глаза. Даже ее друг Женька присоединился к ним, даже Цеся наблюдала и хихикала. Ингрид развернулась и ушла. Никто даже этого не заметил. Она сняла туфли и побежала по мокрой траве. Я последовала за ней и в нерешительности встала на краю лужка.

– Пойдем ходить по росе, – предложила Ингрид и протянула мне руку.

Как же я хотела этого… Сжать ее руку, скинуть тесные туфли и побежать по майской росе.

Но тут меня позвали одноклассники. И, не колеблясь, я пошла к ним.

Хотя, наверное, это все совсем не важно. Даже не знаю, что вам рассказать. Мне тяжело вспоминать. Как будто это происходило не со мной.

– Начни с самого начала, – посоветовал Чайна. – Сколько тебе лет, где родилась и кто твои родители. Помни, что у нас полно времени, чтобы узнать друг друга. Эта встреча – не последняя.

– Да, представь, что пишешь автобиографию, – улыбнулся Асмодей улыбкой чеширского кота. – И для начала объясни, почему тебя так странно зовут. Насколько знаю, Ким – мужское имя.

– Это легче всего, – пожала плечами девушка. – Я происхожу из цирковой семьи. Когда-то династия факиров Арбиных гремела на всю страну. Моя бабушка была ярой коммунисткой, с трудом пережившей распад Союза. КИМ – Коммунистический Интернационал Молодежи. Обычно это имя давали мальчикам, но уж если бабуле что-то взбредет в голову, ее не переубедишь. Моя мама тоже была факиром, до моего рождения. Потом выучилась на бухгалтера и забыла о цирке. Или не забыла. Но ей так проще.

Я тоже должна была связать свою жизнь с ареной. Но, кажется, на мне природа отдохнула, хоть и занималась в цирковой школе до тринадцати лет. Вот откуда я умею крутить пои и веера. Мышечная память – это вам не хухры-мухры.

– Расскажи об отце, – попросил Заратустра. – Он тоже факир?

Ким вздрогнула:

– Не хочу говорить о нем.

– Ты должна, – жестко сказал фаерщик. – Я хочу знать всю правду.

– А если я не скажу? – прошептала девушка.

– Тогда ты уйдешь. Я предупреждал.

– Нет! Не мучай ее, – воскликнул Чайна, протянув руки к Ким.

Та отшатнулась:

– Хорошо, слушайте. Мой отец сел в тюрьму… уже пятнадцать лет как. Родственники рассказывали, что за убийство и разбой. Но недавно бабушка обмолвилась, что он был террористом и пытался взорвать церковь с серебряными куполами. Отец стремился уничтожить светлые зоны. Давно это было. Скорее всего, он уже не в нашем мире.

Повисла тишина.

Затем Асмодей мягко сказал:

– Прости, девочка. Вижу, как тебе больно вспоминать прошлое. Но это необходимо. Иногда жизнь – это и есть боль. А ты производишь впечатление мертвеца.

Ким вздохнула, чувствуя жар, разливающийся по телу.

– Знаю, что мертвец и отмороженная. Но вы хотели услышать мою историю. Так слушайте.

– Не поверите, у меня было вполне нормальное детство. Чай, тебя так интересовали мои волосы… Так вот, до тринадцати лет, они были до пояса. Я училась неплохо – цирковая школа приучает к дисциплине. Имела много друзей в классе. А отец меня по-своему любил, даже баловал. И он не был злым или жестоким человеком, только очень задумчивым. Часто рассказывал сказки о каком-то замке в Тибете, где каждый находит свое счастье.

У Асмодея пересохло в горле:

– Расскажи эту сказку нам.

– Я ее не помню, – растерялась Ким. – Столько лет прошло.

– Ты должна ее вспомнить, – твердо сказал Заратустра. – Остальное сейчас не так интересно. Поговорим об этом позже.

– Но… я не могу.

– Тогда мы расширим твое сознание. Чайна, у меня есть очень старый пуэр. Завари его так, как надо.

– Ты с ума сошел? Никто не знает, как чай на нее подействует. Это непредсказуемо. Я в этом не участвую, – развел руками фаерщик. – И ты не спросил Ким, хочет ли она вспомнить.

– Я хочу, – заверила девушка.

– Все под контролем, – улыбнулся Асмодей, но улыбка вышла неуверенной.

Чайна пожал плечами и приготовил чай – не меньше ста граммов и настаивал двадцать минут до иссиня-черного цвета. Асмодей сам протянул чашку Ким и напутствовал:

– Пей не спеша, дыши после каждого глотка и не бойся.

Внезапно Чайна рассмеялся:

– Мой уважаемый Заратустра, у тебя сейчас такой вид, будто ты встанешь перед ней на колени. Это китайская традиция – подать чашку, стоя на коленях. Вот что значит – научный интерес.

– И что же она означает? – поинтересовалась Ким.

– Просьбу о прощении, – сообщил Асмодей. – Или же… предложение о женитьбе.

– Или и то, и другое, – дополнил Чайна. – А если девушка принимает чашку, значит, она согласна.

Ким быстро выпила пуэр. Несколько минут ничего не происходило. Затем она почувствовала странную легкость.

– Легенда о Шаолине такова, – заговорила фаерщица каким-то не своим, приглушенным голосом. – Каждый человек ищет счастье, смысл жизни. И для каждого оно свое. Но есть некое материальное место, Шаолинь, где каждый получает то, что хочет. Но сбываются не общепринятые желания – любовь, здоровье, деньги. А именно то, чего больше всего хочет конкретный человек. Увидев раз Шаолинь, он понимает, для чего пришел в этот мир. Но трагедия многих ищущих в том, что они зацикливаются на поиске. И не замечают, что живут.

– Но как его найти?

– Не знаю, отец не говорил. Наверное, он погиб за свой Шаолинь, но так и не нашел его. Помню, он часто куда-то уезжал.

– Куда уезжал, Кимушка, ответь?

Внезапно Ким упала на пол и начала трястись. Изо рта ее пошла пена. Чайна бросился к девушке.

– Не трожь, – приказал Асмодей. – От прикосновений будет только хуже. Облей ее водой.

Это помогло.

Ким пришла в себя:

– Получилось. Я вспомнила давно позабытое.

– Да, ты рассказала немало интересного. А теперь отдохни. – Асмодей указал на кровать, накрытую кружевным покрывалом. Вышитые подушки лежали на ней горкой.

Девушка легла и сразу провалилась в глубокий сон.

Через два часа фаерщики деликатно разбудили ее и отвезли домой.

6

На следующее утро Ким явилась на работу с реквизитом, который выдал ей Асмодей, даббл-стаффами и поями, вызвав гору интереса и расспросов.

– Ты решила кого-то побить палками? – захихикала Цеся.

– Нет, это, наверное, шампуры для мангала.

– Ошибаетесь, ребятки, приспособления нужны Ким, чтобы воспитывать особо надоедливых клиентов. Вот явится какой-нибудь скандалист, а она его хряссь по хребту.

– О, боги, наша Кимушка решила изучать восточные единоборства. А где кимоно, дорогуша?

Девушка криво усмехнулась и села на свое место. Реквизит никак не помещался в шкафчик, и она положила его под стол.

– Что это ты с собой притащила? – осведомился Александр.

– Я теперь занимаюсь в театре огня. Эти цепочки с мячиками называются по-и, – раздельно проговорила Ким, – а шесты – стаффы. Обещаю, что мой реквизит никому не помешает.

– Да уж, я на это надеюсь, – протянул Александр, – Итак, я поставлю тебе сегодня допсмену?

– Нет, у меня тренировка.

Александр застыл. Его живот начал угрожающе трястись, ведь раньше Ким сама выпрашивала дополнительные часы.

Видно было, что сотрудница нуждается в деньгах и мучительно не хочет идти домой.

– Ты… это серьезно? – выдавил менеджер.

– Более чем. Или я не человек? Ах да, меня все называют роботеткой. «Спасибо за ваш звонок, буду рада вам помочь», – язвительно рассмеялась Ким.

Александр посмотрел на девушку ледяным взглядом, в котором читалось презрение:

– Ладно, настаивать не буду. Работай, роботетка.

Это был уже тридцатый звонок. Ким с тоской посмотрела на часы и ответила:

– Специалист контактного центра, Ким Арбина, слушает:

Тишина.

– Здравствуйте. Уважаемый клиент, вас не слышно.

Ким помолчала еще немного и уже хотела сбросить, как вдруг трубка странно зашипела:

– Ким, Ким, слушай.

Девушке стало не по себе:

– Я вас слушаю.

– Ты…

Звонок прервался.

И тут только Ким обратила внимание на номер. Он был очень странным, состоял из цифр и символов бесконечности.

– Цесь, ты встречала что-нибудь подобное? – спросила Ким напарницу.

Та вытаращила глаза от изумления:

– Никогда. Это что, розыгрыш?

Девушка быстро переписала номер себе.

Затем как можно доброжелательней спросила Александра:

– Можно мне на перерыв?

– Нет, еще рано, – отрезал тот.

– Пожалуйста, у меня ЧП.

– Ладно, роботетка, иди. Но не задерживайся.

Ким вышла в холл компании и трясущимися руками набрала цифры.

– Данного номера не существует.

И тут Ким медленно сползла с диванчика. Как назло ее увидел Александр:

– Ты пьяная, что ли? – грубо спросил он.

– Нет, мне правда плохо, – простонала та.

– Может, в медпункт? – уже мягче спросил начальник. – Давай провожу.

И тут Ким ему все рассказала. Она ожидала, что Александр жестко посмеется над ней, но тот присел рядом и выдал:

– Я тебе верю. И знаю, что это. Телефонный призрак. Такое редко, но бывает.

– Ты меня разыгрываешь?

– Я уже десять лет работаю в этой компании. И чего только не наслушался. А что мертвые пытаются выйти на контакт – это факт общеизвестный.

– И что же мне делать?

– Радоваться, что ты такая особенная. И работать дальше. Чего только не бывает в подлунном мире, – философски заключил менеджер.

После смены Ким торопливо распрощалась с Цесей и отправилась тренироваться в ближайший парк. Сначала она долго искала спокойное место, пока не пришла в старый полузаброшенный угол. Девушке было все равно на валявшиеся рядом ветки и давно некошеную траву. Главное, нет детей, которые так и норовят попасть под раскрученные пои. Да и собаки любят поиграть с реквизитом. Ким пыталась вспомнить себя девочкой, раскрыть талант, дремавший до поры до времени.

Она крутила и крутила, все больше увлекаясь процессом. Вдруг между деревьями мелькнуло злое лицо. «Наверное, пора домой, – подумала девушка, – уже перед глазами рябит. Да и солнце почти закатилось». Она подошла к кустам и внимательно вгляделась. Никакого лица не было, но все же фаерщице стало не по себе.

Ким вдруг вспомнила, что когда-то на этом месте находился лес, который частично вырубили, а частично превратили в парк. По поверьям, этот лес был частью Заповедного у Двойных гор, и именно в нем обитали красноглазые карлики-поутри. Поговаривали, что они искренне ненавидели жителей Верены и считал их захватчиками.

Впрочем, горожан это не слишком волновало. Для них поутри, псоглавцы, ведьмы были лишь частью обыденной жизни. Куда больше веренцев заботили насущные проблемы – уровень зарплат, политика, отношения с семьей. В этом была особенность веренского иммунитета – полное безразличие к потустороннему, пока оно не влияет на твою судьбу.

Ким тоже жила, ни о чем не задумываясь. Но однажды чудеса постучались в ее дверь.

Девушка бросилась бежать, пообещав себе никогда не ходить в старую часть парка вечером. На этот раз привычная нагрузка далась тяжело. Она неслась, нелепо дрыгая руками с реквизитом. Захлебывалась воздухом и закусывала губы от резкой боли в боку.

Вскоре Ким кое-как добралась до дома и вошла в квартиру, покачиваясь от усталости. Быстро сбросила толстовку и штаны, оставшись в одном белье, и легла на пол.

– Ты с ума сошла? – неодобрительно сказал Еретик. – Оденься.

– Не могу, сил нет.

– У тебя что-то случилось?

– Да, тринадцать лет назад.

– Хватит уже это вспоминать!

Ким неохотно встала.

– Прикройся, прошу тебя! – умоляюще сказал Еретик. – Я же тоже человек. И мужчина.

– Ладно, прости, – смутилась Ким и бросилась в ванную.

Вышла она дрожащая и грустная. Еретик решил проявить заботу и сделал ей бутерброд с чаем. Затем переспросил:

– Так что у тебя случилось?

– Да все как обычно. Хотя нет, – вздохнула Ким. – Раньше мой начальник Александр меня просто презирал. За дело, не спорю. Ты же знаешь, какой у меня тяжелый характер. Но сейчас он стал агрессивным, цепляется к каждой мелочи. Да еще мое новое занятие пока приносит одни проблемы. На тренировках Чайна преувеличенно милый, Ингрид злая, как цепной пес, а Асмодей… Асмодей – это вещь в себе, шкатулка с секретом.

– Может быть, Александр просто долго копил злость и теперь выливает ее на тебя? Или с Цеськой у них какое-то непонимание? – предположил Еретик. – А ребята тебя еще плохо знают, потому немного настороженные.

– Я боюсь, – тихо сказала Ким. – Того, что происходит. И еще больше другого. Что рано или поздно фаерщики поймут, какая я на самом деле.

– Ты не такой уж плохой человек, а ребята – не ангелы в белом пальто, – прервал ее Еретик. – И злая ты только потому, что очень несчастная.

Ким благодарно улыбнулась. Затем легла в постель и выпила снотворного, надеясь быстрее уснуть. И у нее получилось. Но уже через час девушка проснулась. Она почувствовала на себе чей-то липкий взгляд. Еще в полусне Ким оглядела комнату. Все то же самое: аскетическая обстановка. Стол, стул, шкаф, кровать, несколько полок с книгами, ловец снов. Ким перевела взгляд и уже собиралась снова уснуть, как вдруг увидела… свисающие с потолка длинные черные волосы. Несколько секунд девушка тупо глядела на них, затем начала кричать.

– Что случилось? Грабитель? – в комнату тотчас вбежал Еретик.

– Волосы на потолке, – Ким задыхалась.

Женя включил свет, затем открыл дверцу шкафа и заглянул под кровать.

– Здесь никого нет, – констатировал он, – Всего лишь плохой сон. Тебе привиделся человек?

– Я не спала, – пробормотала Ким. – И видела черные длинные волосы, свисающие с потолка.

– Ты смотрела на ночь фильм «Звонок»? – усмехнулся Еретик. – Здесь нет никаких волос. Но если ты боишься, идем ко мне спать. Ляжешь на диванчик.

– Я видела их. И вовсе не спала.

– Ты пила снотворное? Это побочный эффект, – устало сказал Еретик. – Идем спать. Нам завтра обоим рано вставать.

– Я лягу с тобой в кровать, можно? Мне очень страшно, – тихо попросила Ким.

– Ты же знаешь, я не смогу… Не смогу удержаться.

– Знаю, прости, но… Ладно, лягу на диване, – убито сказала Ким. – Спасибо тебе, друг!

– За что это?

– За человечность спасибо.

Несмотря на все потрясения, Ким заснула моментально. И приснился ей странный сон. Она снова видела себя девочкой, ученицей цирковой школы, которая выступала на своем отчетном концерте. Мама и бабушка сидели в зале и весело улыбались. А Ким шла по канату, вращая огненные обручи. Совсем не страшно, она делала эту тысячу раз, да и канат подвешен не высоко. Девочка смеется, огонь покоряется ей. Обручи быстро вращаются в маленьких руках в кожаных перчатках. Но вдруг среди зрителей она видит мертвую девушку с черными волосами, похожими на змей. Та зловеще смотрит на нее и повторяет страшные слова. И Ким роняет горящие обручи и бессильно прыгает с каната. В зале начинается пожар. Ким задыхается от дыма, в клубах которого видит страшное и очень грустное женское лицо.

7

Утром девушка проснулась от звонка Асмодея, который напоминал о предстоящей тренировке. Ким пришла в зал первой, она хотела вспомнить все и стать той самой девочкой, с улыбкой управлявшей огнем. Но руки не слушались, ноги ослабели, и Ким ощущала себя древней старухой.

– Ты справишься, – услышала она тихий голос Чайны. – На, выпей, это чаек-бодрячок с гибискусом и имбирем.

– Я ничего не помню.

– Ты помнишь базу. И хочешь огня. А это уже немало. Начни с простого – с трехбиток, мельниц и цветов. Затем переходи на веера. Пойми, сложные программы мы будем делать потом. А сейчас наша цель – хорошо выступить на Иванов день. Доказать, что и без Подружки Сталкер что-то можем. Так что крути, девочка.

Но Ким не стала продолжать, а вышла в раздевалку, чтобы выпить воды.

Когда она открыла дверь, то заметила высокую темную фигуру с длинными спутанными волосами, свисавшими до пояса.

– Ингрид! – воскликнула фаерщица.

Фигура медленно подняла белую руку с неестественно длинными пальцами.

Ким нажала на выключатель, и в этот же момент лампочка лопнула. Осколки рассыпались по всей комнате.

– Странно. Я же на прошлой неделе ввинчивал лампу, – Чайна легонько отодвинул девушку с порога.

– Там кто-то есть!

– Тебе почудилось. После работы с мелькающими предметами, возможны зрительные иллюзии, – пожал плечами фаерщик.

Ким вдруг поняла, что хороший парень Чайна ни за что не поверит в призраков. Со вздохом она вернулась к тренировкам, пока фаерщик менял лампочку и убирал осколки.

«А может, это вовсе не привидение? Вдруг Ингрид пытается меня запугать, чтобы я ушла из группы? Она – ведьма, которая ненавидит меня за Еретика и прошлое. Вероятно, что призраки – ее слуги, колдовские шестерки, – размышляла девушка. – Что ж, не на ту напала. Мне здесь самое место. Но насколько далеко Ингрид может зайти? И как же защититься от ее колдовства?»

– Я прошу минутку внимания, – в зал вошел Асмодей, держа за руку Ингрид. Волосы девушки были аккуратно заплетены в косу. У Ким неприятно кольнуло в груди. – Нам надо обсудить программу на веерах, поях и стаффах, которую мы представим на городском празднике Ивана Купала. Или Саббата, называйте как угодно. Ингрид, излагай, ты обещала подтянуть хореографию.

– Я предлагаю романтическое представление в стиле конца XIX века. Девочки в корсетах и длинных юбках, парни одеты по тогдашней моде. Сначала будут просто танцы, и некоторым роботеткам придется стать пластичней, – усмехнулась Ингрид, бросив презрительный взгляд на Ким.

Но там промолчала, скромно потупив глаза.

– Затем мы все показываем элементы на поях, самую базу, не больше, – продолжила фаерщица. – После выходят мальчики с драгон-стаффами. Это зрелищно и брутально. Затем девушки с веерами – воплощение женственности. Парные танцы со стаффами и веерами и наконец, хоровод, в который вовлекаем и зрителей. Все, финита ля комедия. И костюмы у нас есть, и реквизит. У кого какие возражения?

– У меня, – тихо сказал Ким, примерно подняв руку.

– Говори, – кивнул Асмодей.

– Мы можем обойтись без прикосновений.

– Что? А больше тебе ничего не надо, недотрога несчастная? Какие еще привилегии? – желтые глаза Ингрид сузились от злости.

– Мы постараемся не прикасаться к тебе или прикасаться в перчатках, – пообещал Заратустра. – А ты, Инг, будь терпимее. А вообще, ты – молодец! План номера очень даже неплох. Надеюсь, и наше воплощение не подкачает. А теперь начинаем тренировку.

Чайна и Асмодей включили музыку и встали друг напротив друга и начали вращать драгон-стаффы. Каждое их движение было отточенным и отработанным до идеала, но фаерщики все равно периодически поправляли друг друга:

– Эй, плоскость сломал, салага.

– А ты не попал в куплет.

– Грязно, грязно. Надо работать.

Ким засмотрелась на их мускулистые сильные тела, хоть давно уже изжила в себе любые плотские мысли. Она вдруг представила, как Асмодей гладит ее спину своей сильной рукой, одинаково крепко и уверенно сжимавшей горящий драгон-стафф, руль автомобиля и ладонь любимой женщины.

– Что, нравятся наши мальчики? – услышала она ехидный голос Ингрид. – Ах, да. Я забыла, ты же асексуалка и недотрога. И даже не спишь с собственным парнем. А я-то думала, Еретик вырос симпатичным.

– Отвали, – устало ответила Ким.

– Не могу, потому что ты теперь в нашей команде, как бы я к этому не относилась. Бери веера, будем учить базу.

Ким сжала кулаки в порыве недовольства, но подчинилась.

Неожиданно Ингрид оказалась толковым учителем. Она сразу подмечала ошибки Ким и давала дельные советы.

К концу тренировки бывшая ученица цирковой школы вспомнила если не все, то очень многое.

– Спасибо, – искренне поблагодарила она. – Ты не такая жесткая, какой хочешь выглядеть.

Желтые глаза Ингрид нехорошо сверкнули:

– Пошла ты, – и, не попрощавшись ни с кем, фаерщица двинулась к раздевалке.

– Ким, у тебя есть планы на вечер? – с улыбкой спросил Асмодей. – Я бы хотел продолжить разговор, который мы так и не закончили.

– Как скажешь, – ответила девушка. – Чай, ты с нами?

– Конечно, я не упущу случая пообщаться с тобой в неформальной обстановке.

Через полчаса фаерщики уже были в доме с ротондой. Асмодей, не спрашивая мнения своих гостей, налил всем зеленый чай Би Ло Чунь. Затем выключил верхний свет и зажег несколько свечей.

Ким глубоко вдохнула и, поудобнее устроившись в кресле, начала рассказ:

– Мы с Ингрид никогда друзьями не были, но я много о ней думала, пыталась понять. При этом практически ничего достоверно не знала. Только что Ингрид родилась в Норвегии и прожила там несколько лет с родителями-переводчиками. Отсюда и необычное имя. Ну, и то, что она – ведьма. – Ким нервно скрестила руки на груди. – Я вообще-то не верю во всякую потусторонщину. Но… когда мы были подростками, в Верене творилось немало странного. Сейчас стало поспокойнее, и жители делают вид, что живут в среднестатистическом провинциальном городе.

Как это связано с Ингрид? Не знаю, но если бы она не была ведьмой, моя жизнь сложилась иначе. Да… Ингрид любила удивлять. Про череп я уже рассказывала. Ей ничего не стоило прийти в класс в черной мантии и, разложив на парте руны, предсказывать всем судьбу. Или уйти с урока физкультуры, сказав, что ей выпала руна, предостерегающая от травмы. А однажды Ингрид принесла своего кота и всех убеждала, что он – волшебный и умеет исполнять желания.

Я не скажу, что Ингрид в классе любили. Скорее – восхищались. И я восхищалась. Вы спрашивали, всегда ли я была лысой. Нет… До тринадцати лет моя коса достигала поясницы. Это потом, чтобы сгладить душевную боль и ненависть, я стала отрезать и вырывать себе волосы. Шаг за шагом. Прядь за прядью.

– Кого же ты ненавидела? – дрогнувшим голосом спросил Чайна.

– Не знаю. Наверное, себя, – равнодушно ответила девушка. И продолжила рассказ:

– Помните, давным-давно по телевизору шел сериал «Боишься ли ты темноты?». Там был «клуб полуночников». Ингрид придумала нечто подобное для одноклассников. Представьте себе лесок, не дремучий, но заблудиться можно, особенно подросткам. А в километре от него – кладбище. Вот там эти ребята и собирались. Жгли костры. Картошку пекли. Страшилки рассказывали. Что еще делали – не знаю, врать не буду.

В год своего тринадцатилетия Ингрид изменилась кардинально. Видели ее страшные желтые глаза? В начальных классах они были светло-карими. Сейчас, прочитав немало о ведьмах, я бы сказала, что она «вошла в силу». Но в тринадцать я чувствовала лишь притяжение и желание дружить.

В «клуб полуночников» еще входили Цеся и Еретик. Целестина была совсем иной. Это сейчас она – офисная дива и лучший сотрудник колл-центра. А в школе была тихой девочкой-отличницей. До одиннадцатого класса с косами ходила и была гордостью родителей. Еще она училась в музыкальной школе. Но на чем играла – понятия не имею. Уж не знаю, что такая малоприятная особа, как Ингрид, нашла в этой милашке. А вот с Еретиком все понятно. Они с Ингрид – просто два сапога пара были, совершенно неуправляемые дети. Ну, и еще некоторые личности в клуб ходили. Темные лошадки. Я их почти и не помню.

– Значит, ты тоже захотела стать членом «общества полуночников»? – засмеялся Асмодей. – А Ингрид тебя не приняла. Поэтому столько детской ненависти к ней?

– Почему же, приняла. Только с условием. С одним банальным условием. Тысяча детей это делали до меня. И тысячи будут делать после.

– Что же такое Ингрид заставила тебя сотворить? – усмехнулся Чайна. – Мне уже страшно.

– Ничего особенного, – пожала плечами девушка. – Всего-то провести два часа на кладбище, с двенадцати до двух ночи. Сразу скажу, я была абсолютно не боязливым ребенком, все-таки цирковая школа… И безумно хотела дружить с Ингрид. Она казалась такой необычной и загадочной со своими рунами и странными историями. А я… Я каждый день, кроме воскресенья, тренировалась с огнем, ходила по канату, занималась общефизической подготовкой. И думала, что жизнь Ингрид гораздо интереснее, чем моя.

– Что случилось той ночью? – прямо спросил Асмодей.

– Страшное, – выдохнула Ким. – Я в тринадцать лет не верила ни в Бога, ни в черта. Но пришлось поверить. До сих пор не могу спокойно вспоминать. Итак, я пришла на кладбище, как договорились, без пяти двенадцать. Ребята выглядели странно – все в черном, очень бледные. Подозреваю, что они на самом деле были сатанистами. А может, мне это показалось в темноте.

Ингрид тогда сказала, что я не где-нибудь должна сидеть два часа, а на могиле купеческой дочки, Аглаи, которая померла в 1906 году от неразделенной любви. Да там был целый мавзолей! На склепе что-то вроде покореженной беседки, украшенной искусственными цветами. А внизу – грот с цинковым гробом. И кто же их цветы принес через столько-то лет? Кто помнил Аглаю? Мне стало не по себе. И особенно напугал полуразрушенный ангел с обрезанными крыльями.

«Залезай в склеп», – с улыбкой предложил мне Еретик.

«А что, пусть лезет, она же хочет быть с нами», – поддержал кто-то из шестерок. Но Ингрид пожала плечами: «С ума не сходите. В склепе полно пивных банок и использованных шприцов. Мы ж не на брезгливость ее испытываем, а на смелость. Итак, Ким, ты должна просидеть здесь два часа. Мы подождем у ворот. Пусть тебе явится дух мертвой девушки».

И тогда я осталась одна. Замерзла так, что зубы застучали. Но вскоре глаза привыкли к темноте, стало веселее. Я посветила фонариком и прочитала надгробную надпись. Цифры, конечно, уже не помню, но вот имя врезалось в память – Аглая Феоктистова.

А потом меня как будто кто-то позвал.

Я увидела женскую фигуру. Знаете, в минуту потрясения чувства обостряются. Я даже разглядела ее лицо – милое такое, с ямочками, а черные волосы заплетены в корону.

И это было самым страшным в моей жизни. Узнаю его из многих. Я смотрела на нее и не могла даже рукой шевельнуть. И что-то менялось в моей душе. Кажется, тьма завладела ею. Хотя я слишком поэтично выражаюсь. Не тьма, а обыкновенная человеческая обида. Я подумала, будто Ингрид и ее тусовка слишком много о себе воображают. И что мне больше не хочется заслужить их дружбу. А потом девушка растаяла. На ее месте появился огненный шар диаметром в человеческую голову.

А затем случилось что-то еще. И это самое важное в моей жизни! И все… Ничего не помню, кроме захлестывающей через край ненависти.

Очнулась я от того, что Ингрид трясла меня и называла по имени. Я грубо оттолкнула ее и пошла домой. Остальное помню, как в тумане.

На следующий день в школе встретила всю эту компанию, в столовой. А дальше… провал. Вроде бы Ингрид подошла ко мне и поинтересовалась, что случилось на кладбище. Но я отдернула руку с криком: «Не прикасайся ко мне». А потом (Этот момент мне потом уже рассказали), сама я не помню ничего. Еретик начал подшучивать над моей трусостью. Смеялся, что упала в обморок. И тогда я взяла чайник с кипятком и с криком: «Гори в огне, тварь», бросила в него.

Слава Богу, каким-то образом Женя увернулся, но правую руку обварило до кости. Потом вылечили, конечно. Говорят, там больше психологический шок и что-то подобное. Тем не менее, рука у него не работает и ничего не чувствует. Сколько операций, сколько разнообразной терапии было. Годы восстановления и впустую.

Я бы отдала свою руку, только бы Еретик выздоровел. Только бы дотронулся до меня. До моей груди, до сердца, и простил… Вот поэтому я столько работаю. Коплю на новую операцию в Германии. Обещают полное излечение. И тогда я уйду от Еретика.

– Не понимаю одного: зачем ты с ним живешь? – спросил Чайна.

– Дело в том, нам тогда только исполнилось по тринадцать лет. Многое пришлось пережить вместе. Женя лежал в больнице. Это был не просто ожог. Он испытывал невероятную, адскую боль. Снова и снова сгорал заживо. Был такой беспомощный и несчастный. Ничего в нем не осталось от прежнего задиристого весельчака, лучшего друга Ингрид. Бывшего лучшего друга. Та сразу после происшествия куда-то уехала и даже не вспоминала о нем.

В общем, меня затопило чувство вины. Это было хуже физической боли. Я не знала, что делать. Меня таскали по психологическим экспертизам. Цирковая школа и мой класс дали прекрасные характеристики. Я плакала и кричала, что уронила чайник по неосторожности.

На самом деле у меня тихо ехала крыша. Из цирковой школы исключили, так как подозревали, что именно работа с огнем вызвала у меня приступ жестокости. Я съехала на двойки, начала жечь себя. Вот смотрите, до сих пор шрамы остались.

И каждый день подрезала волосы: по чуть-чуть, по сантиметру. И вырывала тоже. А потом побрилась, потому что от моих густых, пепельных волос ниже пояса, не осталось ничего. И тогда я пришла к Еретику в больницу. Попросить прощения и сказать, что всегда буду рядом. Он послал меня.

Я пришла на следующий день. Тогда он толкнул меня здоровой рукой. Так жалко это вышло. И все-таки Женька привык ко мне, даже по-своему полюбил. А я – нет. Я не чувствую к нему ничего. Только боль.

– Понимаю. Ты пыталась хоть как-то загладить вину, – вздохнул Асмодей. – И стала чуть ли не служанкой Еретика, исполняя все его прихоти. Но ты так и не ответила на вопрос: зачем с ним жить.

– Я не могу сказать, – прошептала Ким.

– Нет, мы должны знать правду, – жестко сказал Заратустра.

Ким подняла глаза:

– Я отвечу, но не тебе, Чайне.

– Мне все меньше хочется брать тебя в команду, после таких-то откровений, – пожал плечами Асмодей.

– Ладно, я расскажу, – крикнула Ким. – Раз вам так нравится лезть ко мне в душу, то слушайте. Два года я всеми силами помогала Евгению. И да, пыталась исполнить все его прихоти. Я сбрила волосы навсегда – мне так легче, правда. Но в неприкасаемую я превратилась в пятнадцать лет, когда мы с Еретиком стали любовниками. До этого мы были обычными подростками, пусть и со страшным прошлым. Клянусь, я пыталась загладить свою вину и стать ему опорой. Но Женька меня не простил. Так и не смог. Представьте себе, был самым красивым и мальчиком в школе, а стал инвалидом с изуродованной рукой.

Однажды он признался, что лучше смерть. Помню, как лежали рядышком на кровати, а Еретик плакал и звал Ингрид. Жаловался, что никогда ее больше не увидит. А если найдет, то не сможет показаться на глаза. Он считал себя жалким уродом.

«Скоро мы станем взрослыми. Ты получишь профессию, выйдешь замуж. А что я? Кто полюбит инвалида? Ты можешь поехать в Париж, покурить кальян на крыше, танцевать всю ночь и взять ребенка на руки. Ты сможешь жить полной жизнью.

Я же обречен на одиночество. И никогда не поцелую красивую девушку».

«Ты можешь поцеловать меня! Я хочу этого…»

«Врешь, я скорее поцелую мерзкого поутри».

Мне стало очень больно. И тогда я поцеловала его сама. А затем вытерла губы, скривившись от отвращения. А вот Еретику почему-то понравилось… Он долго обнимал и гладил меня тогда, в первый раз. Я дрожала от омерзения, ведь это было неправильно! Не ему ко мне прикасаться… Моя вина не давала Еретику права обладать моим телом.

Но я лежала, не шевелясь, и представляла огонь. Я мечтала, чтобы меня вырвало огнем! Чтобы боль и вина утихли хоть на мгновение.

Когда Женька закончил, то сказал, что я ему противна и ненавистна.

Этого я не могла больше терпеть! Я бросилась на него с ножом, порезала. Потом, конечно, обработала царапины, попросила прощения. И… мы поменялись ролями. Я начала издеваться над ним, а сама стала неприкасаемой.

Я постоянно оскорбляла Еретика, а он унижал меня в ответ. «Калека – уродина», «Неудачник – старая дева», « Грязная скотина – отмороженная роботетка». Так постепенно мы внушили друг другу, что больше никому не нужны. Даже родным и друзьям. Мы создали свой мир печали и злости, где малейшие прикосновения причиняют боль. И где нет места любви.

Да, это звучит ужасно. Но что вы хотите от двух озлобленных подростков?

Когда нам исполнилось по шестнадцать, родители Женьки уехали работать за границу. И… выразили желание, чтобы я пожила с ним некоторое время. Совсем недолго. Это растянулось на десять лет.

– Спасибо, Ким, достаточно, – натянуто улыбнулся Заратустра.

– Нет, вы хотели узнать правду, так слушайте. Пять лет мы мучили друг друга. Пять лет мстили за то, что сотворили в детстве. Сколько раз я хотела убить Еретика и освободиться. Но когда мне исполнилось двадцать лет, я взбунтовалась и объявила ему, что настолько сильно ненавижу, что не могу даже прикоснуться. Я попросила Женю отпустить меня и забыть все произошедшее. Он ответил, что это невозможно. Долго говорил о своих чувствах. Хотя какие уж тут чувства… Привычка, привязанность, смешанные с обидой. Так что уже шесть лет мы живем, как брат с сестрой, хоть и напоминаем иногда супружескую пару с тридцатилетним стажем.

Лишь изредка я надеваю черные лаковые сапоги, корсет, длинные перчатки, беру веревку…

– Ким, хватит!

– Нет, слушайте! Я беру веревку и связываю Еретика. Затем оскорбляю его, говорю, как сильно ненавижу, иногда могу ударить. А он… он смотрит мне в глаза и смеется. Все, я могу идти?

– Куда? – разом спросили остолбеневшие фаерщики.

– Домой, вы же не возьмете меня в группу, – усмехнулась Ким. – Зачем вам психопатка?

– Я бы с радостью пожал тебе руку, – вдруг сказал Чайна. – Не встречал еще более мужественного человека. И не вини себя и своего парня. Это был ваш способ выжить и сохранить свою душу.

– Сейчас между нами мир, – пробормотала Ким. – Ненависть прошла, а два врага научились существовать под одной крышей.

А Заратустра молча вышел. Через минуту он вернулся и протянул девушке кулон из бирюзы с серебряной цепочкой.

– Я безумно хочу сам надеть тебе его на шею. Но уважаю твое право на неприкасаемость. Когда-то я хотел подарить его девушке, которую любил – Инее. Она олицетворяла собой воду. Вы с ней похожи. Такие гибкие, текучие. И я дарю его тебе, Ким. В знак своей дружбы. Этот камень – символ честности и преданности. И ты обладаешь этими качествами, хоть и скрываешь их под мнимой озлобленностью и высокомерием.

– Надень мне его… Я потерплю, – Ким облизнула пересохшие губы.

– Хорошо, не бойся. Сними толстовку. Пожалуйста.

Ким разделась и, прикрывшись руками, опустила глаза. Через минуту она ощутила горячее дыхание Асмодея и прикосновение его пальцев, почему-то холодных, как лед. Ким закусила губу, чтобы не закричать от нахлынувших эмоций.

– Теперь ты – наша, – прошептал Заратустра, и их глаза встретились.

– Давайте чай пить, а то уже остыл, – резко сказал Чайна.– Хватит уже на сегодня душераздирающих откровений.

Ким залпом выпила свою чашку. Скомкано распрощалась с фаерщиками, ушла.

На ее щеках играл непривычный румянец.

Ким так и не рассказала друзьям, что узнала девушку-призрака. Ею была Аглая Феоктистова, в чей склеп Ким так опрометчиво залезла тринадцать лет назад.

Но почему Аглая решила появиться только сейчас? И какую беду это предвещает?

8

Следующее утро выдалось очень солнечным, и Ким пришла на работу раньше обычного. Равнодушным взглядом она окинула зал и бросила сумку на стул.

– Пойду погуляю, мой рабочий день еще не начался, – сказала она начальнику Александру.

– Ким, ты забыла две вещи, – вкрадчиво ответил тот. – Во-первых, поздороваться. А во-вторых, надеть парик.

– Мне жарко в нем, – пожала плечами девушка.

– Жарко? Да ты вообще обнаглела в последнее время, – хлопнул ладонью по столу менеджер. – Больше одной смены тебя работать не заставишь, парик не носишь…

– Александр, оставь меня в покое, – процедила Ким, глядя ему прямо в глаза. – Я не надену сегодня парик. И вот, смотри, – она расстегнула три пуговицы на блузке и, развернувшись, вышла в коридор.

У окна стояла Цеся и за чем-то внимательно наблюдала.

Ким подошла и встала рядом.

– А, привет. Что-то мне дышать нечем, – пожаловалась Цеся. – Смотри, там уличные музыканты. Они собираются каждый день и что-то играют на волынках.

– Это действительно волынка? – удивилась Ким, плохо разбиравшаяся в музыке.

– Да, я знаю точно, – кивнула Цеся. – Все-таки десять лет посещала школу Искусств.

– А на чем играла?

– Не поверишь, когда-то хотела стать пианисткой.

– А я факиром, – сдавленным голосом призналась Ким.

– Но в итоге сидим в колл-центре и продаем никому не нужный ширпотреб, – неожиданно страстно выдохнула Цеся. – Ладно, нам пора работать.

Девушки вошли в зал. И замерли. Потому что на доске позора красными буквами было написано: «Ким, надень парик! Позор! Позор! Позор!»

Ким спокойно подошла к Доске почета и написала: «Никогда!»

И села принимать звонки. Она тарабанила заученный текст, как робот, и старалась не поднимать глаза.

Через пятнадцать минут она увидела на доске позора следующее: «Надень сейчас же. Или твоя группа лишится процентов за сегодняшние продажи».

Ким встала из-за стола и повесила парик на доску позора. Она старалась не смотреть в глаза коллег. Затем также молча села и принялась за работу. Но в этот раз говорить стало сложнее, пришлось прерваться и выпить стакан воды.

Вскоре фаерщица снова перевела глаза на доску: «Ким, твоя группа сегодня остается на штрафные два часа. Процентов вы лишены. Сейчас же надень парик».

Девушка подошла к доске и нарисовала руку с поднятым вверх безымянным пальцем. Потом снова села на место, глядя в пол.

Еще через некоторое время появилась надпись: «Вся смена лишится квартальной премии, если ты не наденешь парик!»

И тут у Нейрохирурга, молодого человека с татуировкой во всю спину, сдали нервы. Он рассчитывал на эту премию. И уже договорился с крутым мастером сделать рисунок бенгальского тигра на ноге. А тут какая-то роботетка ерепенится от чувства собственной важности.

Нейрохируг не спеша встал, поставил телефон на долгую паузу, установил на компьютере пароль, затем подошел к доске и снял парик. Так же не торопясь, подошел к девушке и аккуратно надел ей парик. При этом почти нежно прошептал ей на ухо: «Только дернись, детка. И я разобью в кровь твою самодовольную рожу. Твое дело – болтать и продавать. Поняла, роботетка?»

– Поняла, – проблеяла Ким, не на шутку испугавшись.

Через два часа девушка поймала записку от Цеси: «Молодец, я тобой восхищаюсь. Ты все равно победила».

Ким улыбнулась ей с искренней благодарностью, а затем расстегнула блузку так, что стало видно нижнее белье. Это не осталось незамеченным Александром:

– Так. Ким, ты опять взялась за свои фокусы. Сейчас же застегнись.

– Ой, вы о чем? – невинно спросила девушка, хлопая ресницами.

– Коллеги! Александр домогается до Ким, – неожиданно крикнула Цеся. – Это харрасмент.

– Цеся? Ты что… Вы сегодня белены объелись? – выдохнул начальник. Он посмотрел на девушку почти с болью. – Да шут с ней, с роботеткой. Пусть хоть голой сидит. Но ты… Цеся… Ты всегда была такой… такой нашей. Такой правильной.

– Была, – коротко ответила Цеся, глядя Александру в глаза.

Тот махнул рукой и отошел от группы №17.

Вскоре доски позора и почета приобрели свой привычный вид. Менялись фамилии. Слышалось:

– Самойлов, плохие показатели по времени.

– Лемешев, у тебя ни одной продажи за час. Стыд и позор.

– Работаем, думаем о будущем. Клиенты – наше счастье.

Закончив смену, Ким и Цеся спустились в раздевалку.

В этот раз девушка взяла парик с собой: «И что на меня нашло? – с тоской подумала она. – Зачем я дразнила Александра? Кому хотела доказать свою правоту? Но как же все надоело».

В ту ночь девушка не бежала, а плелась, еле переставляя ноги. Ее все время преследовал холод, хотя стоял теплый май. Ким смотрела на звезды и думала, что все пропало: «Боги мертвы, и молиться некому. Призракам нужна моя боль, а может, и жизнь».

Девушку трясло все сильнее. И когда она вошла в подъезд, то увидела пятна свежей крови на стенах. Ким зажмурилась и затаила дыхание. Затем опустилась на колени, а когда подняла голову, то увидела перед собой призрака с зеленоватой кожей.

Казалось, что сильнее бояться уже невозможно, но Ким стало совсем плохо. Ее сердце застучало, глаза закатились. И фаерщица потеряла сознание. И сразу ей стало удивительно покойно, как в детстве, когда девочка сидела в цирковой раздевалке и читала сказки. Очнулась Ким в объятиях Еретика, который баюкал ее на руках.

– Только не ори! Перебудишь весь подъезд. Сама идти сможешь?

– Смогу. Что со мной было?

– Ты упала в обморок. Это все тренировки. Говорил же, что незачем тебе брать на себя дополнительные нагрузки.

Ким лишь досадливо махнула рукой и пошла в квартиру. Всю ночь ей снился странный замок, объятый огнем. Девушка пыталась потушить пламя, которое разгоралось все сильнее.

Она и представить не могла, что в этот момент Ингрид стоит в кругу ведьм и просит о помощи. Но те отрицательно качают головой.

– Что-то страшное грядет, – шепчет Алиса, Главная жрица. – Какого совета ты ждешь, если сама знаешь все. А чего пока не понимаешь, откроется со временем.

Она накрывает Ингрид черным покрывалом.

– Я ничего не вижу…

– И не увидишь. Пока не впустишь в себя Тьму, не сможешь различить Свет.

9

На следующей тренировке Ким вдруг вновь обрела себя прежнюю. Ту девочку, которая с улыбкой крутила обруч и шла по канату.

Движения стали плавными и уверенными. Спина выпрямилась, в руках появилась спокойная сила. Да и сама фаерщица почувствовала себя куда лучше: Чайна показал ей большой палец, а Ингрид даже выдавила из себя улыбку.

После занятия Ким попросила ненадолго остаться Асмодея.

– Вы говорили, что в клубе один за всех и все за одного. И теперь мне нужна помощь, а вернее совет. Но я боюсь, что ты сочтешь меня совсем поехавшей, ведь моя жизнь и так далека от нормальности.

– Меня волнует только то, что ты – адекватный ответственный фаерщик, – улыбнулся Асмодей. – И то, что делаешь успехи в нашем ремесле.

Ким вдруг подумала, что улыбка Заратустры контрастирует с его мрачным и волевым лицом. Она играла на его пухлых чувственных губах, как лучик солнца. А когда Асмодей смеялся, его бородка-эспаньолка тряслась и, казалось, хохотала вместе с ним.

– А то, что ты не любишь мужчин и в каких-то детских контрах с Ингрид – твое личное дело, продолжил Заратустра. – Я постараюсь дать совет, но не факт, что он придется тебе по душе.

– Я вижу призрака – юношу с томиком Ницше в руке, – прошептала Ким и опустила голову.

– Понятно. А другие видения у тебя бывают?

– Все, как в плохом ужастике – пятна крови на стене, черные волосы из потолка и какой-то непонятный замок в огне. Тот же, что я и видела на вашем выступлении.

– Это все началось с того дня, как мы познакомились?– уточнил Асмодей.

– Именно. Считаю, что это не случайно.

– Я тебе верю. Верю, потому что вообще ничего не случайно. Все так называемые случайности – нити в руках Норн – богинь судьбы. А еще потому верю, что сам призраков видел воочию, когда был сталкером. И потому, что ты – необычная, а в чем – станет ясно со временем. Но, понимаешь, я – шаман и общаюсь с духами в трансовом состоянии. Если совсем прижмет, вызову я твоего Ницшеанца. Но пока ты не выглядишь изможденной, а значит, твою энергию не пьют. Это хорошая новость, потому что у нас есть время!

– Я хочу попросить тебя, – негромко сказала Ким. – Подойти ко мне, настолько близко, насколько сможешь. Протяни руку. Ближе… Еще ближе. Я хочу услышать твое дыхание. Но не касайся меня ни в коем случае. Никогда. Это равносильно боли. Хотя… Иногда я хочу, чтоб кто-нибудь сделал мне больно.

Асмодей подошел настолько близко, насколько смог. Казалось, еще немного, и он прикоснется к Ким.

– Мне страшно. Почему я все это вижу, – девушка всхлипнула. – И что призраку нужно?

– Я не могу тебе помочь, – тихо сказал Заратустра. – Но я знаю ту, кто как никто была близка к Шаолиню.

– Это Иней, которую ты… любил?

– Да, я о ней. Чувствую, Инна даст тебе дельный совет.

– Как же я ее найду?

– Сложный вопрос. Иней живет где-то в далекой глухой деревне. Этот сволочь Ёрш заточил ее, как в тюрьме. Но я дам тебе телефон Эли.

– Эли?

– Да, это ее подруга, так же весьма близко подошедшей к своему Шаолиню. Если Элиза в городе, она подскажет, как найти Инею. Но, возможно, эта звезда рукопашного боя уехала на гастроли.

– Почему «звезда рукопашного боя»? И почему на гастроли, а не на соревнования? – удивилась Ким.

– Потому что Эля добилась фантастических успехов на воинском поприще, – объяснил Асмодей. – При этом ни имея ни малейших природных данных. Иней рассказывала, что в шестнадцать это была толстая инфантильная девчонка. Несколько глуповатая. А потом Эля стала заниматься рукопашным боем. И посвятила много лет, чтобы отомстить обидевшему ее мужчине – тренеру. Клянусь, она своего добилась. Правда, заплатив, свою цену. Но потом поняла, что жизнь ради мести лишь разрушает и отдаляет от Шаолиня. На самом деле Эля создана не для войны, а для любви и музыки. Насколько знаю, подружка Инея вышла замуж за бывшего одноклубника и сейчас поет в какой-то фолк-группе.