Читать онлайн Сочинения. Том 4 бесплатно

О телеологическом принципе, научном методе и управляющих силах души в медицине Галена

Еще несколько лет назад немногие отечественные историки медицины и философии могли оценить подлинное значение наследия Галена: на русском языке было доступно лишь одно его сочинение – «О назначении частей человеческого тела»[1]. Соответственно, большинство суждений о его трудах, встречавшихся в российской историографии, не были научно обоснованы. Во многом это было связано с тем, что изучение наследия Галена требует использования междисциплинарной методологии. В его трактатах удивительным образом соединяются серьезные анатомо-физиологические примеры и философско-методологические выводы. Исследователь сталкивается с уверенной риторикой опытного оратора, изобилующей яркими эмоциональными выпадами в адрес оппонентов и коллег, в которых заложен довольно существенный потенциал для анализа собственной исследовательской программы Галена. Для того, чтобы разобраться в них, нужны определенная скрупулезность, знание различных фундаментальных дисциплин – медицины, философии, филологии. В предыдущих томах «Сочинений» Галена были опубликованы трактаты, без учета которых довольно трудно анализировать такой текст, как «Об учениях Гиппократа и Платона». В первые два тома вошли шестнадцать разных текстов (достаточно объемных – например, «Искусство медицины», или небольших, таких как «О том, что лучший врач – еще и философ»). Каждый том предваряла вступительная статья, в которой выделялись основные идеи Галена, нашедшие отражение в трактатах, включенных в издание. Выбор произведений не был случайным: в первом томе решалась задача показать Галена как врача и философа; работы, включенные во второй том, позволяли составить общее представление о его теории общей патологии, подходах к диагностике и лечению заболеваний. Таким образом, возникала необходимость дополнить общую вводную статью подробными комментариями каждого сочинения, что позволяло понять принципы теории и практики медицины Галена. В третьем томе (при публикации первых пяти книг «Об учениях Гиппократа и Платона») вводная статья одновременно стала и комментарием к содержанию.

Анатомические вскрытия как опытный способ проверки правильности умозаключений стали основой аргументации Галена. Предмет дискуссии, которую ведет Гален со своими оппонентами, является частью более широкой проблемы, существовавшей в истории древнегреческой мысли со времен Гиппократа. При написании трактата «Об учениях Гиппократа и Платона» в центре внимания Галена находился вопрос о том, что головной мозг, сердце и печень являются вместилищем руководящих нами сил. Для его решения автору требовалась четкая и непротиворечивая система доказательств. Текст «Об учениях Гиппократа и Платона» отражает проблему зарождения научного метода в медицине Античности[2]. Различные методы, которые использует Гален, не противопоставляются друг другу, а используются им для решения различных задач. Применение диалектического метода, так же как и гипотетического, приводящих вместе к аподиктическому методу, помогает определить саму сущность вещи на основе исследования физической реальности, а в нашем случае – способствует формированию представления о верном способе диагностики и лечения заболеваний. При этом суть дискуссии, которую ведет Гален со своими оппонентами о методе доказательства в медицине, остается неизменной. Гален говорит о строгом доказательстве, основанном на результатах анатомических вскрытий, а не на риторическом, этимологическом и других спекулятивных способах формирования умозаключений, которые использовали его оппоненты. Аподиктический метод доказательства в медицине – это результаты анатомических вскрытий, рациональное учение об общей патологии и клиническая систематика. Таким образом, созданная Галеном целостная теоретико-практическая система становится историческим рубежом, который отделил период зарождения древнегреческой рациональной медицины от периода рациональной медицины протонаучного периода.

Сочинения Галена раскрывают перед нами историческую реальность, в которой анатомическое вскрытие является единственно возможным методом доказательства в медицине. Тщательные практические наблюдения, в основе которых лежит методология протонаучного эксперимента, служат источником для формирования систематики заболеваний[3]. Использование понятий «протонаучный эксперимент» или «экспериментальная практика рациональной медицины Античности» позволяет историкам науки отказаться от уничижительных оценок античной медицины и избежать некорректной экстраполяции реалий современной практики на исследования того периода.

Развивая традиции медицины Гиппократа (учение об индивидуальном подходе к выбору тактики диагностики и лечения пациента, внимание к внешним патогенным факторам и др.), Гален создал учение об общей патологии, объясняющее принципы и механизмы развития заболеваний с позиций телеологии, и сформулировал методологические основы этого подхода. Общее представление о «физике», а говоря на языке современной медицины, – физиологии человеческого тела и принципах общей патологии, развиваемое Галеном, основано на понимании человеческого организма как соразмерной комбинации компонентов трех тетрад: первоэлементов, жидкостей и сущностей. Гален обращает внимание на важность целостности медицинской систематики: из представления о видах и причинах возникновения заболеваний следуют их классификация и трактовка отдельных симптомов, т. е. внешних проявлений болезни.

В своей клинической практике Гален использовал методы доказательства, предложенные Аристотелем. Для достижения истины одной формальной логической «правильности» мало, требуется истинность посылок. Природная, видимая вещь условна, изменяема и конечна; на основе единичной вещи невозможно установить истину. Для методов познания в медицине это имеет сущностное значение: на основе одного, пусть даже ярко выраженного, симптома нельзя определить причину болезни. Также одного наблюдения недостаточно для того, чтобы составить представление о нозологической форме и сделать значимые клинические обобщения. Вместе с тем в своих текстах Гален использует диалектику как инструмент изучения, представляющий собой нечто «среднее» между обычным спором и философским исследованием. Владение диалектическим методом предполагает выработку некой общей способности – решать затруднения, возникающие в ходе исследования. Так, в трактате «Об учениях Гиппократа и Платона» Гален полемизирует со стоиками, демонстрируя как прекрасное владение риторикой, так и блестящее использование строгого доказательства для обоснования своей позиции.

Текст «Об учениях Гиппократа и Платона» автор разделил на девять книг. Имеются основания считать, что первоначально трактат состоял только из первых шести книг. Позднее, после того, как их содержание стало известно и вызвало серьезную критику, Гален дополнил его седьмой, восьмой и девятой книгами. В данном трактате, как и в других своих сочинениях, Гален дает общее введение в предмет, обсуждая широкий круг вопросов, устанавливает метод и порядок исследования. Гален строго определяет цель работы и ее структуру. Здесь, как и в других работах, задача комментария Галена – «разъяснение неясно сказанного». Таким образом, первые шесть частей могут быть объединены тематически: в них автор говорит о значении трех частей души в целостном функционировании организма человека, который рассматривается с позиции телеологии. В седьмой книге кратко изложены основные идеи, затронутые в первых шести книгах, и методы их доказательства, основанные на анатомо-физиологических аргументах. Восьмая и девятая книги содержат новые идеи, в частности, исследование взглядов Гиппократа и Платона по некоторым проблемам философии и медицины. Заключительные книги касаются природы чувственного восприятия и способов научного исследования материального мира. Как и большинство сочинений Галена, данный труд предельно полемичен. В ходе рассуждения Гален позволяет себе критиковать некоторые взгляды Платона на устройство человеческого тела, в частности, касающиеся пищеварения и дыхания. Очевидно, эта критика стала ответом на замечания оппонентов Галена. При публикации в предыдущем томе «Сочинений» первых пяти книг трактата «Об учениях Гиппократа и Платона» я уже обращал внимание на излишнюю эмоциональность Галена в оценках наследия Платона и Гиппократа. По-видимому, она была продиктована желанием подчеркнуть значение идей этих двух великих мыслителей для медицинской теории и практики и стала причиной того, что Гален порой приписывал своим великим предшественникам теоретические положения, которые они никогда не утверждали. Кроме того, в шестой, седьмой, восьмой и девятой книгах трактата исчерпывающим образом представлена несовместимость картины мира Галена-ученого с натурфилософскими представлениями его оппонентов – врачей-эмпириков и врачей-методистов[4].

В силу особенностей текста при подготовке данного тома я решил подробно рассмотреть каждую из четырех последних книг трактата «Об учениях Гиппократа и Платона», ориентируясь на основные компоненты методологии Галена, основанной на единственно верном, с его точки зрения, пути к знанию – получение разностороннего образования и использование методов и сведений, предоставленных разными науками, что, по сути, являлось ответом на кризис современной ему медицины.

К шестой книге: о назначении печени и растительной части души

В трактате Гален исследует природу сил, управляющих человеком и живыми существами, обосновывая (хотя порой и несколько вольно) тождественность представлений Гиппократа и Платона. В ходе рассуждений он касается природы чувственного восприятия и способов научного исследования. Гален соглашается с Платоном, разделяющим душу на вожделеющую, яростную и разумную, и в этой связи критикует учение стоиков за отрицание наличия бессознательной части души и понимание «страстей» как ошибок суждения. Гален также очень подробно останавливается на тех частях тела, где находятся эти три способности души. Он выступает против стоического представления о существовании разумной способности души в человеческом сердце. По мнению Галена, подобные представления противоречат анатомическому устройству человека[5]. В отличие от стоиков, Гален считал, что душа имеет трехчастное иерархическое устройство, представляющее собой совокупность всех жизненных сил организма, которые связаны с разными состояниями тела. Так, в сочинении «О зависимости свойств души от темпераментов тела»[6] он вслед за Платоном говорит о трех частях души, из которых разумная находится в головном мозге, яростная – в сердце, а вожделеющая – в печени. Гален воздерживается от ответа на вопрос о бессмертии души[7].

В первых пяти книгах трактата «Об учениях Гиппократа и Платона» Гален размышляет, где расположены высшая (разумная) и средняя (яростная) части души и в чем заключаются их функции. В шестой книге он подробно останавливается на ее низшей (растительной) части и устройстве печени – органа, в котором, по его мнению, она находится:

6.3.2. Осталась еще вожделеющая часть, для которой необходимо особое доказательство. Это доказательство и будет приведено в настоящей книге. Однако прежде следует предупредить, что оно не будет исходить из столь очевидных посылок, как предыдущие, и не будет так же ясно проистекать из самой природы исследуемого, но будет опираться на свойства исследуемого…

6.3.5. …Ведь печень не является источником явного движения, как сердце – пульса, а головной мозг – чувства и решения, и ее повреждение не приводит немедленно к возникновению острого болезненного состояния, как повреждения обоих названных органов, но, если у живого существа ослаблена печень, оно со временем худеет и у него изменяется цвет кожи.

<…>

6.3.8. …В настоящей книге мы попытаемся изложить то, что касается печени, как мы прежде сделали в отношении головного мозга и сердца…

Гален напоминает, о чем шла речь в предыдущих книгах, – возвращается к постановке вопроса об «управляющих силах»:

6.1.1. Я заранее решил исследовать управляющие нами силы и ответить на вопрос, из одного ли сердца все они происходят, как полагали Аристотель и Теофраст, или лучше считать, что они имеют три источника, как полагали Гиппократ и Платон.

Великий римский врач сразу обозначает основную мысль своего повествования и далее неоднократно возвращается к ней. Он начинает рассуждение с определения понятий, которые он будет использовать в процессе рассуждения, и следующим образом поясняет важность обсуждаемых категорий:

6.1.4. Ведь, я думаю, именно это поможет решить как ряд проблем, поднятых ранее, так и следующую проблему: следует ли считать желание, гнев и прочее действием или страданием?

6.1.5. Итак, действие есть некое активное движение. Под словом «активное» я подразумеваю «имеющее источником самого деятеля». Страдание же есть движение, имеющее источником кого-то другого. Таким образом, получается, что часто в одной и той же ситуации совмещаются и действие, и страдание, иными словами, они различаются не по сути, а только по имени.

Гален использует понятие «движение», чтобы объяснить разницу между нормой и патологией. Нормальный ритм дыхания – это движение, функция которого имманентно присуща организму, а учащенное дыхание пациента в состоянии комы – это страдание. Эта часть рассуждений Галена заставляет вспомнить об идеях Аристотеля[8].

Аристотель выстраивает свою философскую систему, стремящуюся к универсальности, для Галена философия в первую очередь важна для осмысления конкретных физиологических процессов, поэтому это многих наводит на мысль, что его взгляды эклектичны[9]. Однако Гален не имеет в виду универсальные категории, он, наоборот, пытается подобрать философский категориальный аппарат, который позволил бы ему объяснить конкретные физиологические и патофизиологические явления. Его целью является описание организма в состоянии нормы и при патологии. Ключом к пониманию его логики являются сочинения, в которых говорится о взаимном влиянии частей тела при развитии различных патологических процессов. Он понимает, что воспалительное заболевание легких или печени может повлечь за собой последствия в виде клинических проявлений со стороны других частей тела. Так, например, тахикардия, проявляясь учащенным пульсом при его исследовании и учащенным сердцебиением при аускультации сердца, совершенно не обязательно свидетельствует о заболевании сердца и сосудов. Это зачастую является симптоматической, системной реакцией организма на наличие выраженного очага воспалительного процесса, сопровождаемого токсемией и гипертермией. Гален первым в истории медицины смог осмыслить системный характер реакций организма на выраженную патологию и пытался подобрать соответствующие определения составляющим этого процесса. Иногда это удавалось ему не очень хорошо – примером могут служить его рассуждения о преобладающем влиянии сердца над печенью[10] и высказанное в категориях сущностей – жара над холодом, влажности над сухостью.

При описании патологических процессов Гален отмечает двойственный характер возможной причины изменений деятельности сердечно-сосудистой системы и определяет его как «страдание». Нарушения в работе других частей тела, влияющие на сердечно-сосудистую систему, могут свидетельствовать об их собственной патологии и определяться как внешнее «действие». Действием же является, например, нормальное функционирование сердца и сосудов, в то время как нарушения в их работе, вызванные болезненным состоянием в других частях тела, будут вторичными симптомами, и их можно оценивать как страдание. Здесь сердечно-сосудистая система представляется Галену пассивным объектом болезнетворного воздействия со стороны другого, активного объекта, которым являются другие заболевшие части тела (например, воспаленные легкие). Таким образом, вопрос, предполагающий философское рассмотрение, Гален исследует с помощью физиологии человеческого тела. Проявлением функции движения, характерной для сердца, следует считать пульс. Сердцебиение, соответствующее физиологической норме (она характеризуется как положенная, сообразная природе), с точки зрения Галена, является действием. Однако в клинической практике часто встречаются отклонения от нормы, связанные с развитием тех или иных патологических состояний: пульс может быть сильнее или слабее, учащаться или не достигать нормальных значений, поэтому «не всякое сердцебиение является действием». Именно такие проявления сердечной деятельности Гален называет «страданием», то есть состоянием, противоречащим естественному, природному:

6.1.13. …нет ничего удивительного в том, что одно и то же явление может называться и действием, и страданием: например, так будет с неестественно замедленным сердцебиением. Но оно будет называться так не в одном и том же значении, однако в первом значении это будет действие, ведь и такое сердцебиение является активным движением, во втором же это не действие, а страдание, так как это движение происходит не согласно природе.

Гален, безусловно, считал, что душа управляет телом, однако и состояние тела, по его мнению, влияет на душу. Она состоит из трех частей, но она едина, так как действия, управляемые одной из ее частей, влекут за собой действия, управляемые другой ее частью:

6.1.17. Ведь часто за яростной частью, а иногда и за вожделением следуют две оставшиеся части души, влекомые и уносимые им, подобно тому как в упряжке лошадей одна, более сильная, тащит за собой другую со всей повозкой и возничим, другая из-за своей слабости припадает на колени и тащится за первой, сам же возничий оказывается увлекаем силой.

Критерий, отличающий действие от страдания или нормальное функционирование органа или части тела от патологического, – соответствие существу функции, заложенной природой. Гален подчеркивает, что для людей «естественно» руководствоваться «не движениями яростного начала, но суждениями начала разумного», поэтому избыточное движение яростного начала противно природе человека (фрг. 6.1.22). Для того чтобы пояснить эту мысль, он обращается к отрывкам из диалогов Платона «Государство» и «Федр», где приводятся доказательства того, что голод, жажда, желание чего-то, стремление или избегание чего-либо могут являться и действием, и страданием (фрг. 6.1.24–6.2.3). Все это он рассматривает в контексте рассуждений о трех видах, или трех частях, души: желании, ярости и разума. Гален отмечает, что Платон «уподобляет желание пестрому многоголовому зверю, ярость – льву, а разум – человеку» (фрг. 6.2.4).

Гален приводит отрывки из «Тимея» и четвертой книги «Государства», чтобы еще раз обозначить три части души как разные по силе и сущности (фрг. 6.2.7–6.2.14). Вожделеющая и яростная части души смертны, бессмертна ее разумная часть, которая «обитает на вершине нашего тела и устремляет нас от земли к родному небу как небесное, а не земное порождение» (фрг. 6.2.7–6.2.14). Гален указывает на различия во взглядах Платона со взглядами Аристотеля и стоиков:

6.2.5. Итак, Платон, полагая, что они различаются и положением в теле, и сущностью, разумно называет их видами и частями. Аристотель и Посидоний называют их не видами или частями души, а способностями одной сущности, устремляющейся из сердца; Хрисипп сводит ярость и вожделение не только к одной сущности, но и к одной силе.

Интересен тезис Галена: две части души из трех могут действовать сами из себя, а яростная – не может:

6.2.13. Следует ли еще приводить другие высказывания? Ведь и этих достаточно, чтобы прояснить мысль этого мужа. Он думает, что существуют следующие три вида души: разумный, вожделеющий и яростный. В самом деле, он говорит, что они могут существовать и отдельно друг от друга, сами по себе: в растениях – вожделеющий, в богах – разумный.

6.2.14. Дальнейшее рассуждение покажет, почему яростный вид души не способен ни в каком из тел существовать сам по себе, отдельно от других. Для начала мы приведем рассуждение из «Тимея», где речь идет о необходимости, которая породила яростный вид: он появился ради вожделеющего, помогая разумной душе, как некая собака, защищающая от многоголового и дикого зверя – вожделения.

Таким образом, душа как некая идеальная сущность присутствует в теле. Неизменность души встречается с изменяющимся тленным телом посредством трех частей души, локализующихся в определенных частях тела. Яростное начало, по Галену, – это некая производная, возникающая от соединения души как идеального начала с телом, состоящим из противоречивых природных начал.

По мнению Галена, доказать, где именно находится каждая из частей души, можно с помощью физиологического эксперимента:

6.3.3. Ведь, когда нервы перехватываются петлей или рассекаются, можно наблюдать, что части, сохраняющие связь с головным мозгом, сохраняют и свои исходные способности, а те, что по ту сторону петли, тотчас утрачивают чувствительность и движение. Таким же образом и из артерий те, которые соединены с сердцем, сохраняют естественную пульсацию, те же, что оказываются отделены от него петлей, лишаются всякой пульсации.

6.3.4. Конечно, и страдания души, которые случаются в гневе и страхе, очевидно, приводят к изменению естественной функции сердца. Мы упоминали и то, что при сжатии головного мозга или повреждении его желудочков страдает все тело. Это ясно показывает, что мозг является источником движения и ощущения.

6.3.5. Относительно же печени мы не можем показать ничего подобного, ни если, обнажив ее, сжимаем, ни если перехватываем вены петлей. Ведь печень не является источником явного движения, как сердце – пульса, головной мозг – чувства и решения, и ее повреждение не приводит немедленно к возникновению острого болезненного состояния, как повреждения обоих названных органов, но, если у живого существа ослаблена печень, оно со временем худеет и у него изменяется цвет кожи.

6.3.6. Таким же образом, если перехватить петлей или совсем удалить вену, та часть тела, к которой она ведет, со временем становится более худой и бледной, а непосредственно после операции она не претерпевает никакого ущерба, о котором стоило бы говорить.

В первых книгах «Об учениях Гиппократа и Платона» Гален с помощью эксперимента доказывал локализацию разумной части души. Это возможно относительно функции произвольного управления частями тела, ведь ясно, что разрушение мозга приводит части тела к неподвижности. Однако низшая, растительная (или вожделеющая) часть души отвечает за желания (есть, пить, размножаться и т. д.). Анатомо-физиологические аргументы, которые приводит Гален в ходе рассуждения, на первый взгляд кажутся не вполне уместными. Вместе с тем описание работы печени он строит по тому же принципу, который использовал для описания работы головного мозга, являющегося началом нервов, и сердца, дающего начало артериям в предыдущих книгах:

6.3.1. То же, что одно помещается в голове, другое – в сердце, а третье – в печени, мы с самого начала взяли как предмет доказательства и доказали в предыдущих книгах относительно двух частей.

6.3.2. Осталась еще вожделеющая часть, для которой необходимо особое доказательство. Это доказательство и будет приведено в настоящей книге. Однако прежде следует предупредить, что оно не будет исходить из столь очевидных посылок, как предыдущие, и не будет так же ясно проистекать из самой природы исследуемого, но будет опираться на свойства исследуемого.

6.3.8. …Мы начнем с наиболее простых вопросов, чтобы, потренировавшись на них, легче найти ответ на вопросы более сложные и вместе с тем получить предпосылки для их разрешения.

6.3.9. Наиболее ясный путь – начать с вен и исследовать, является ли печень их началом, как сердце является началом артерий, а головной мозг – началом нервов, или, как некоторые полагают, сердце посылает естественные силы не только артериям, но и венам.

Гален начинает с растений, у которых есть только эта часть души. Он говорит, что началом растения, очагом его силы, является та часть, откуда начинают расти его ствол и корневище (фрг. 6.3.13). Гален экстраполирует этот принцип на анатомическое строение животных. Со стволом он сравнивает самую большую артерию, которая расщепляется на части: меньшая идет к голове, а большая – к позвоночнику (фрг. 6.3.16). Далее Гален доказывает, что вены берут начало в печени и идут к сердцу[11]. Он сравнивает анатомическое устройство сосудов с родником, который распадается на меньшие ручьи (фрг. 6.3.40-6.4.17). При анализе анатомии человека Галену кажется неверным считать «меньшие сосуды началом больших». По его мнению, большой сосуд разветвляется по своему ходу на мелкие, а не мелкие «собираются» в большой. Порядок мысли Галена весьма любопытен:

6.3.22. Помимо этих примеров, если мы считаем меньшие сосуды в телах живых существ началами больших, то придем к противоречию: нам придется признать, что во всякой части тела есть начало трех органов – артерий, нервов и вен, а если это наше предположение верно, то получится, что пятка или палец есть начало и наибольшей артерии, и полой вены, и спинного мозга: ведь это как бы некие стволы артерий, вен и нервов.

6.3.23. Подобным образом сторонник такого рассуждения и ветки деревьев, и концы корней не постыдится назвать началами растений.

Гален указывает на ошибочные взгляды своего учителя – анатома Пелопса, считавшего, что головной мозг является началом всех сосудов (фрг. 6.3.26). Судя по рассуждениям Галена, этот подход Пелопса был весьма распространен в то время. Он не был лишен определенной логики: из меньших сосудов собираются большие, подобно тому как русло большой реки вбирает в себя большое количество мелких речушек. Соответственно, начало реки – это небольшие потоки, образующие верховья. Гален довольно обстоятельно критикует этот подход (фрг. 6.3.21–6.3.42).

Логика рассуждений Галена иная: подобно тому как ствол дерева у корня наиболее толстый и растет он, разделяясь на более мелкие ответвления, исходным местом развития сосудистой системы также является «корень». Корень вен – печень, а артерий – сердце:

6.3.38. Ведь наиболее широкие из всех артерий живого существа – артерии, растущие из сердца, самые толстые части нервов – их начала, как в растениях ствол – самый толстый из всех побегов, а самое толстое из корней – корневище.

6.3.39. Я называю корневищем нижнюю часть, о которой немного раньше я говорил, что она является началом растения. Мне кажется, что и Гиппократ ввел термин «корневище», перенося название этого места у растения на животных. Корневищем артерий он называет сердце, а корневищем вен – печень. 6.3.40. Ведь как от корневища растения корни растут вниз, а ствол – вверх, так же и из сердца выходит та артерия, которая идет в легкие, и та, которая распространяется по всему телу живого существа, а из печени – та вена, которая идет к желудку, и та, которая направляется во все тело.

6.3.41. Итак, вены, спускающиеся в желудок, подобны корням, как это показал сам Гиппократ: «Ведь что для деревьев – земля, то для живых существ – желудок». Полая вена, выросшая из горбин печени, словно ствол, направляется из печени прямо в обе части живого существа – вверх и вниз.

6.3.42. Итак, самая толстая часть этой вены – та, что ведет вниз от печени, менее толстая – та, что тянется через *** диафрагму, меньше этих обеих – та, что врастает в сердце. Однако если бы сердце было началом полой вены, как оно является началом наибольшей артерии, наибольшей была бы, я думаю, и прилегающая к нему часть.

Гален не случайно постоянно возвращается к теории Платона о трехчастном устройстве человеческой души и вновь подтверждает это, используя физиологические и анатомические примеры. Ранее я уже отмечал, что в системе Галена низшая и средняя части души не просто локализуются в печени и сердце – они принимают непосредственное участие в организации физиологических процессов, протекающих в человеческом организме. Это происходит в том числе и через вырабатываемые с их помощью соответствующие виды эндогенной пневмы. Однако дело не только в пневме: для Галена с его телеологическим подходом в организме нет и не может быть ничего лишнего, случайного. Все физиологические процессы взаимосвязаны и определяются анатомическим устройством человеческого тела, основываясь на понимании этого, Гален упорно настаивает на том, что именно печень является источником вен. Ведь печень – «управляющее начало образования полезных веществ» (фрг. 6.4.1), и если это так, то кровь должна устремляться из печени, тем более что «ниже печени находится больше органов, которым необходимо питание». Если же «кровь устремляется из печени», то и «производящая кровь сила» также содержится в этом внутреннем органе. Таким образом, Гален доказывает, что именно печень – «источник питающей функции». Далее Гален приводит многочисленные примеры целесообразности анатомического устройства частей человеческого тела, прибегая при этом к ярким и образным сравнениям (фрг. 6.4.7–6.4.12).

Печень, по мнению Галена, вырабатывает питательные соки, которыми через вены снабжает органы, находящиеся в грудной и брюшной полостях. Соответственно, вены произрастают из печени и врастают во внутренние органы, питаемые печенью, путем выработки соответствующих «соков». Именно поэтому Гален, например, утверждает, «что есть одна вена, растущая из печени в сердце». Это, по его мнению, свидетельствует о том, что и сердце питается «соками», вырабатываемыми печенью.

Гален хорошо понимает, что существует одна вена, исходящая из сердца, которая связывает его с легкими. Галену представляется важным аргумент из области сравнительной анатомии: он обращает внимание читателя на то, что «у многих видов животных имеются печень и полая вена, правый же желудочек отсутствует» (фрг. 6.5.6). Гален вслед за Аристотелем исходит из идеи единства творения и безусловной корректности экстраполяции данных анатомии животных на человека. Соответственно, факты, свидетельствующие о том, что в ряде случаев у животных нет правого желудочка сердца, а печень и полая вена есть, представляются Галену достаточным аргументом, чтобы доказать – вены произрастают из печени, как артерии произрастают из сердца:

6.5.20. Итак, правильно было сказано, что местом произрастания вен является печень, как местом произрастания артерий – сердце, а местом произрастания дерева – земля, куда попадает семя. Ведь во всех этих случаях место произрастания есть начало всего остального, не только рождения в начале, но и нынешнего состояния.

По мнению Галена, косвенным доказательством его правоты является стремление его предшественников начинать описание анатомии человека именно с печени (фрг. 6.5.22–6.6.2). Печень находится как бы в центре устройства человеческого тела – из нее произрастают сосуды, связывающие ее с другими органами:

6.5.28. …печень «лучше всего подходит для начала изложения учения»: лучше всего подходит не потому, что имеет красный цвет, и не потому, что разделена на доли, и не потому, что через одну из них тянется сосуд с желчью, не из-за какого-либо другого подобного признака, но потому, что все вены соединяются с ней.

6.5.29. Это – вернейший признак того, что данный орган является началом…

Идея Галена состоит в том, что анатомическая картина описывается его предшественниками именно так в силу функциональной целесообразности устройства человеческого тела. Гален прибегает к главному аргументу, который в его системе подтверждает адекватность логических рассуждений, – к анатомическому вскрытию (фрг. 6.6.3–6.6.11). Одновременно Гален разбирает взгляды Эрасистрата на анатомию сосудов. Это редкий случай, когда он удостаивается комплиментов Галена. Эрасистрат был первым ученым, описавшим клапаны сосудов (Гален их называет «мембранами»). Важнейшим аргументом в пользу тезиса об исхождении вен из печени для Галена является эмбриогенез. Он доказывает, что «при формировании в утробе зародыша вены происходят не из сердца» (фрг. 6.6.32– 6.6.55). Для этого Гален подробно разбирает устройство сосудов хориона и сосудистую систему плода на разных этапах его развития.

В качестве следующего важного аргумента Гален приводит теорию пульса: «вены пульсировали бы, если бы произрастали из сердца» (фрг. 6.6.56). Пульсация стенки артерии, по мнению Галена, определяется ритмом сердечных сокращений. Здесь он разделяет взгляды Герофила и возражает Праксагору и Филотиму, полагавшим, что «пульсация артерий происходит из них самих» (фрг. 6.7.3). Галену кажется логичным предположить, что сосуд, произрастающий из органа, имеет с ним общую физиологию. Таким образом, легко объясняется, почему артерии, произрастающие из сердца, ритмично сокращаются в такт с самим сердцем, – таким образом врач имеет возможность наблюдать артериальный пульс. Напротив, вены, произрастающие из печени и врастающие в сердце, не пульсируют, ведь у них совсем другая функция – питательная, и реализуется она с помощью растительного духа, насыщающего вырабатываемую в печени венозную кровь. Гемопоэтическая функция печени реализуется на основе питательных веществ, всасывающихся в желудке и переносимых далее венозной кровью с целью питания органов и тканей, в том числе сердца:

6.6.8. Согласно толкованию анатомических явлений, предложенному Эрасистратом, одно из этих устьев выводит кровь в легкие, другое – пневму во все тело животного; функция пленок, по его мнению, – производить чередование по времени противоположных движений сердца. Мембраны, образовавшиеся в сосудах, выводящих вещества, движутся извне внутрь и раскрываются, открывая полости сердца, под давлением поступающих веществ, чтобы устья позволяли беспрепятственно продвигаться в сердце поступающим в него веществам.

Гален еще раз рассматривает механизм всасывания и переработки питательных веществ, получаемых с пищей (фрг. 6.8.10–6.8.20). Автору это требуется для сохранения целостности текста – именно с этим связаны периодические возвраты к основной мысли изложения. При этом Гален никогда не забывает давать дополнительные пояснения относительно описываемых им анатомо-физиологических процессов.

Гален четко различает артериальную и венозную кровь:

6.8.36. Однако вернемся к заданной теме. Кровь, водянистая по своему смешению и красная по цвету, рождается в печени; пути, разносящие и распределяющие ее по всему телу, – вены. Кровь светлая, теплая, состоящая из мелких гомеомерий и подобная пневме, порождается в левом желудочке сердца, артерии распределяют и разносят эту кровь по всему телу живого существа; все это было более подробно показано в сочинении «О естественных способностях».

Артериальная и венозная кровь отличаются по цвету, консистенции, теплоте – все это определяется функцией. Гален утверждает, что в организме существуют два вида крови. Интересно, что это, по его мнению, указывает на локализацию в сердце яростной части души:

6.8.54. Орган, содержащий яростное начало, должен быть достаточно теплым, а содержащий вожделеющее начало теплым быть не должен. В растениях этот орган гораздо холоднее органа, содержащего яростное начало, в животных – не слишком сильно, но все же значительно.

6.8.55. Ведь орган не мог бы производить теплый сок, если бы сам не был теплым; и вены не были бы лишены пульсации, если бы их источник производил бурлящий жар.

Гален опять возвращается к взаимодополняющим компонентам учений Платона и Гиппократа, указывая на то, что «один из них вел рассуждение в основном о физических органах, другой – главным образом о душевных способностях». Он подробно разбирает представления Гиппократа об анатомии вен (фрг. 6.8.59–6.8.67), а потом – каким именно образом, по мнению Платона, реализуются свойства души (фрг. 6.8.68–6.8.74). По мысли Галена, функциональная необходимость душевных свойств реализуется с помощью определенного анатомического устройства сосудов: сосуды переносят соответствующий вид пневмы к тем частям тела, которые в ней нуждаются[12].

К седьмой книге: вынужденное продолжение трактата

Гален начинает седьмую книгу трактата «Об учениях Гиппократа и Платона» с упоминания о дискуссии, последовавшей за написанием первых книг, которые могли распространяться как отдельные, самостоятельные произведения. Это вполне вероятно, учитывая, что излюбленным жанром Галена были полемические сочинения в форме писем. В данном случае он указывает на мнение многих своих друзей, уговоривших его «расширить это сочинение», включив дополнительные опровержения аргументов, возникших у его оппонентов после того, как стало широко известным содержание первых книг «Об учениях Гиппократа и Платона» (фрг. 7.1.1–7.1.3). Казалось бы, какая необходимость «расширять сочинение», рискуя сделать его «непомерно длинным»? Великий врач превосходно осознавал нежелательность этого. Некоторые оппоненты, не соглашаясь с ним, «имели дерзость утверждать», что доводы Хрисиппа были правильными. Это означало бессмысленность дальнейшей дискуссии: в предшествующих книгах Гален уже привел свои доводы, опровергающие основные положения учения Хрисиппа и других представителей Ранней Стои[13]. Из других трактатов становится ясно, что Гален, убедившись в том, что к нему не прислушиваются, мог резко прервать спор и удалиться, даже не попрощавшись[14].

По-видимому, дело не столько в упорствовавших в своих заблуждениях оппонентах, сколько в сомневающихся врачах и философах, принимавших суждения Галена частично или с оговорками. Он полагал, что за их симпатии следовало бороться и далее. На вероятность такой мотивации Галена указывают фрагменты, где речь идет о философах-стоиках, философах-перипатетиках и врачах, которые уже «не столь дерзки, как прежде», а некоторые «даже открыто изменили свое мнение и признали истину» (фрг. 7.1.4–7.1.10). Некоторые из них отвергли ряд суждений Хрисиппа, в особенности те, которые опровергаются с помощью анатомических вскрытий. При этом у некоторых читателей сочинений Галена оставались сомнения в возможности совмещать медицинские и общефилософские аргументы в исследовании природы человека.

Гален указывает на необходимость однозначно оценивать единство духовного и телесного. Именно с этим связано указание на одно «руководящее начало», управляющее и мыслями, и соматическими проявлениями:

7.1.7. Ведь сама природа, или сущность, – называй, как хочешь, – исследуемого предмета явила доказательства того, что руководящее начало, управляющее всеми мыслями и словами, совпадает с началом ощущения и произвольного движения.

В этом контексте представляется неслучайным, что Гален довольно подробно останавливается на проблеме добродетели (фрг. 7.1.9–7.3.1). Во многом именно здесь обнаруживается сходство его взглядов со взглядами Платона. Например, в диалоге «Теэтет» исследуется сущность знания. Платон утверждает, что познание невозможно без всеобщностей, в которых синтезировались бы данные разных чувств (в таком предмете, как, например, сахар, органы наших чувств фиксируют: белизну, сладость, определенный запах и т. д.), на основании чего отдельные взаимно различные качества составляют одну вещь, один предмет, в котором все они образуют некое единство. Ответ Платона таков: многообразие данностей сводится к единству благодаря действиям души (здесь душа – синоним разума, сознания)[15]. «Душа сама по себе наблюдает общее во всех вещах», оперируя универсальными категориями бытие—небытие, подобие—неподобие, тождество—различие, число и т. д.[16] Эта проблема кажется на первый взгляд сугубо умозрительной, этической, не имеющей отношения к физиологии и анатомии. Если разумная и бессмертная часть души находится в головном мозге и управляет произвольными движениями частей тела, то, следуя Галену, она должна быть ответственна и за проявления духовной деятельности человека. С точки зрения современной медицины, подобное единство обнаруживается в рамках учения о высшей нервной деятельности. Врач, работающий в XXI веке, не сомневается в том, что именно нейрофизиологические процессы, происходящие в тканях головного мозга, обеспечивают управление произвольными движениями и определяют психотип человека. Во времена Галена возможность такого единства еще только предстояло утвердить. Значение суждения Галена о физиологическом единстве ощущений и умозрений нельзя переоценить. Данный вопрос был предметом его дискуссий с оппонентами:

7.2.11. Ведь как говорящий, что у нас есть глаза, имеет в виду то же самое, что и говорящий, что у нас есть очи, или что мы имеем оптический орган, или орган зрения, или природное приспособление, предназначенное для зрения, так и тот, кто говорит, что мы имеем знание о добре и зле, говорит то же самое, что и говорящий, что мы имеем знание о том, что следует, а чего не следует предпочитать, или о том, что следует, а чего не следует делать, или о том, к чему следует, а к чему не следует стремиться.

Гален предпринимает попытку связать психические и физиологические проявления деятельности живого организма (фрг. 7.3.2–7.3.5). Он начинает с соотношения проявлений деятельности частей души и заканчивает анатомией нервов. Гален отмечает, что у руководящего начала души живого существа есть две функции: первая – умозрительная, включающая в себя «представления, память, <воспоминание, знание>, умозрение и мышление», а также вторая, производная от первой, которая управляет ощущением и движением частей тела. Другая часть души помещается в сердце, ее функции – это «напряжение (τὁνος) души, верность и упорство в том, что повелевает разум», и «кипение природного жара», то есть гнев. По Галену, она связана со взаимодействием с другими частями тела и служит источником «жара» для них и «пульсирующего движения» в артериях. Есть и третье начало, которое находится в печени, и оно отвечает за питание существа, в том числе и за кроветворение, и за стремление к удовольствиям (фрг. 7.3.2–7.3.4). Далее Гален говорит о «явлениях», обнаруженных при вскрытиях и свидетельствующих в пользу его теории о том, что источник нервов находится в головном мозге, а сами нервы имеют троякую сущность:

7.3.4. …Так вот, эти явления, при аккуратном проведении эксперимента, указывают на ту часть головы, в которой находится начало нервов, и это не мозговые оболочки, а головной мозг.

7.3.5. Ведь каждый из вырастающих нервов имеет тройную сущность: его глубокая, средняя часть, аналогичная сердцевине деревьев, имеет источник и происхождение в головном мозге и окружена сначала тем, что произрастает из мягкой оболочки, а во вторую очередь – тем, что произрастает из твердой.

Гален абсолютно точно определил микроанатомию нерва, подметив, что «как бы сердцевина нервов растет из головного мозга». Здесь он не упускает случая покритиковать Эрасистрата, который «в течение длительного времени видел только наружную часть нерва, произрастающую из твердой оболочки, думал, что из нее же произрастает весь нерв, и большинство его сочинений полны рассуждениями о том, что нервы растут из оболочки, окружающей головной мозг» (фрг. 7.3.6). Гален приводит длинную цитату из Эрасистрата (фрг. 7.3.6–7.3.7), которая является достоверным источником, позволяющим судить о взглядах знаменитого александрийца на анатомию нервов и головного мозга. Учитывая скептическое отношение Галена к Эрасистрату, можно определенно считать, что последний, по крайней мере к концу своей жизни, имел совершенно верные представления об этом разделе анатомии. Гален с удовольствием и при каждом удобном случае критикует Эрасистрата и его последователей, порой посвящая этому отдельные (пусть и не очень большие по объему) сочинения. Похвала Галена в адрес Эрасистрата – явление настолько редкое, насколько бесспорными должны были быть достижения александрийского врача в том или ином разделе медицины. Вместе с тем Гален немедленно приводит критические замечания в адрес Эрасистрата, подмечая его недостаточный опыт в области анатомических вскрытий и физиологических экспериментов. Этот недостаток очевиден на фоне успехов самого Галена:

7.3.15. Когда удалена кость головы, но животное еще живо, и твердая оболочка оказывается обнаженной, то если потянуть эту оболочку посредством крючков, или разрезать, или полностью вырезать с обеих сторон средней линии, вдоль которой она, разделенная на две части, спускается в головной мозг, животное не лишится ни способности ощущать, ни способности двигаться, как этого не произойдет и при разрезании или удалении части оболочки, служащей защитой головного мозга сзади.

7.3.16. Даже если каким-либо образом вырезать сам головной мозг, животное не лишается способности двигаться и ощущать, прежде чем разрез дойдет до одного из желудочков мозга.

7.3.17. Наибольший вред наносит животному разрез заднего желудочка, затем – разрез среднего желудочка, разрез же любого из передних желудочков наносит наименьший вред, и этот вред бывает большим у более старых животных и меньшим – у молодых.

7.3.18. Сжатия желудочков вызывает то же действие, что и их разрезы; такие сжатия мы наблюдали, не намеренно, но всеми силами пытаясь избежать их, у людей, которые подвергались трепанации черепа при переломе его костей.

Действительно, Гален описывает очень трудный опыт, требующий (даже в настоящее время) филигранной техники. Он демонстрирует не только владение техникой анатомического эксперимента, но и глубину сформулированных на его основе выводов:

7.3.19. Благодаря этим явлениям также можно сделать одно из двух предположений о пневме, содержащейся в желудочках головного мозга: если душа бесплотна, то эта пневма является, так сказать, ее первым жилищем, если же душа телесна, то эта самая пневма и есть душа.

7.3.20. Но когда, после соединения желудочков, животное вновь начинает обретать способность чувствовать и двигаться, становится ясно, что и то, и другое предположение относительно пневмы неверно.

7.3.21. Итак, лучше принять, что душа обитает в самом теле головного мозга, чем бы она ни была по своей сущности – ведь не об этом сейчас идет речь, – а первым ее инструментом по отношению ко всем ощущениям и произвольным движениям живого существа является пневма. Поэтому, когда живое существо лишено пневмы, вплоть до того момента, как пневма снова собирается в нем, оно не лишается жизни, но теряет способность чувствовать и двигаться.

7.3.22. Однако если бы пневма была материей души, то, лишившись ее, живое существо тотчас погибло бы.

Гален считает, что следует принять факт присутствия души в головном мозге, который определяет наличие в организме чувствительных и двигательных реакций. Современному врачу ясно, что наблюдавшиеся Галеном реакции, по-видимому, определялись целостностью центральной нервной системы либо ее нарушением и сопутствующим этому повреждением механизмов проводимости. Гален строил свои рассуждения в рамках гипотетической модели целесообразного функционирования человеческого организма. Психическая пневма, по мнению Галена, образовывалась в желудочках головного мозга: при их повреждении она исчезала, после соединения возникала вновь (именно возникала, а не постоянно находилась). Психический (или животный) дух образовывался из жизненной пневмы, «выдыхаемой» через артерии в желудочки мозга, – особую роль в этом, по мнению великого пергамца, играла rete mirabile (фрг. 7.3.21–7.3.26).

Закончив вполне логичное изложение схемы циркуляции и превращения пневмы в сосудах и желудочках головного мозга, Гален еще раз заявляет:

7.3.27. Итак, пневма, содержащаяся в артериях, является и называется жизненной пневмой, а пневма, содержащаяся в головном мозге, – психической пневмой; это не материя души, но как бы первый ее инструмент, находящийся в головном мозге, какова бы ни была ее сущность.

Этот момент настолько для него важен, что Гален даже отводит значительную часть седьмой книги подробному разбору механизма нервного импульса на примере функции зрения (фрг. 7.3.30–7.5.8). Он последовательно переходит от эксперимента на головном мозге животных к клиническому разбору реализации функции зрения в норме и при патологии, напоминает о целостности механизма обращения пневмы в организме человека, который, по его мнению, состоит в циркуляции трех духов эндогенного происхождения. Я неоднократно писал об этом ранее[17], здесь лишь хочу обратить внимание читателя на значимость фрагментов 7.3.27–7.3.29 для исчерпывающего прояснения точки зрения Галена по этому вопросу. Во-первых, он подчеркивает преобразование одного вида пневмы в другой, ведь психическая пневма «рождается в основном из переработанной жизненной пневмы» (фрг. 7.3.28). Во-вторых, организм человека понимается Галеном как целостная динамичная система, взаимодействующая с окружающей средой, ведь перерождение в сердце жизненной пневмы происходит, «получая вещество для образования из дыхания и испарения соков». В этом смысле жизненная пневма представляет собой продукт, возникающий как результат реализации функций дыхания и пищеварения: необходимые «соки» поступают к сердцу с венозной кровью. Вырабатываются они, в свою очередь, в печени из питательных веществ, поступающих в организм с пищей.

Психическая пневма осмысливается Галеном как медиатор, с помощью которого осуществляется функция нерва. Во время анатомических экспериментов, направленных на изучение функции зрения, Гален наблюдает и подробно описывает устройство нервов, соединяющих глаз и мозг (фрг. 7.4.4–7.4.10). По его мнению, на примере реализации функции глаза в норме может быть продемонстрировано, как именно происходит движение пневмы, обеспечивающее передачу зрительного импульса. При катаракте (заболевании, хорошо известном античным врачам) развивается патологическое состояние и «протоки зрительных нервов закрываются» (фрг. 7.4.16). Циркуляция пневмы при этом прекращается, функция зрения нарушается. Патологический процесс может зайти настолько далеко, что анатомические структуры повреждаются и, «как бы хорошо ни прошла операция по удалению катаракты, зрение уже не восстановится» (фрг. 7.4.14). Гален, в отличие от врачей – приверженцев стоической натурфилософии прекрасно понимает функциональную целесообразность анатомического устройства живого организма и, соответственно, значение его повреждений при тех или иных заболеваниях. Он подкрепляет свои рассуждения аргументами (фрг. 7.4.17–7.5.4). На основании изложенного Гален делает важный вывод:

7.5.13. Итак, общая черта всех способностей к ощущениям, имеющих источник в головном мозге, – то, что они переносятся к соответствующим органам посредством нервов. Материя нерва принадлежит к тому же виду, что и материя головного мозга, за исключением того, что нерв сделан природой плотнее ради защиты от внешних воздействий. Именно в силу этого уплотнения и сдавливания материя нерва отличается от материи головного мозга, и из-за этого нерв нуждается в постоянной помощи мозга. Если бы он оставался подобным головному мозгу, он не нуждался бы в его помощи.

7.5.14. Ведь характерные свойства материи формируют и свойства соответствующих способностей. Итак, насколько каждый из так называемых чувствующих нервов отступил от природы головного мозга, настолько он отходит и от его способностей.

Основой исследовательской методологии Галена является телеологический принцип: в организме человека все целесообразно, все создано Демиургом в соответствии с единством замысла, все части тела имеют имманентно присущие им функции. Если ученый не понимает законов природной целесообразности, заложенных в функционировании всех частей тела, то это означает, что он не понимает предмета своего изучения и не может его корректно исследовать. Во вступительной статье к первым пяти книгам «Об учениях Гиппократа и Платона» я обращал внимание на особенности концепции пневмы у стоиков. При подготовке к изданию третьего тома «Сочинений» Галена наиболее удачным примером для анализа объяснительных возможностей стоического понимания пневмы мне показалась именно функция зрения. Я обратил внимание читателей на то, что стоическое объяснение этой функции предопределяет утрату врачом всякого внимания к прояснению устройства глаза и его соединения с головным мозгом. Напротив, Галена этот вопрос очень интересует: изложению результатов своих исследований анатомии глаза, зрительного нерва и механизма передачи импульса к головному мозгу он уделяет значительное внимание (фрг. 7.5.17– 7.5.40).

Завершая анатомо-физиологическое описание функции зрения, Гален соотносит свои представления об органах чувств с основой натурфилософии – теорией четырех первоэлементов (фрг. 7.5.41–7.5.44). Резюмирует он это следующим образом:

7.5.44. Ведь, действительно, тем органом чувств, который ближе всего к земле, то есть осязанием, мы ощущаем землеобразную природу в воспринимаемых объектах, самым блестящим органом, то есть органом зрения – природу блестящего, как и посредством воздушной субстанции, находящейся в органе слуха, происходит распознавание процессов, свойственных воздуху. Кроме того, при помощи органа вкуса, который является влажным и губкообразным по природе, происходит у нас различение вкусов.

Механизма реализации функции обоняния Гален касается очень кратко, объясняя это наличием специального сочинения, в котором он ранее уже разъяснил свои взгляды – «Об органе обоняния». К сожалению, этот текст не сохранился. Краткая цитата из диалога Платона «Тимей», приводимая Галеном в седьмой книге трактата «Об учениях Гиппократа и Платона», в сочетании с его развернутой аргументацией, приводимой ранее, помогает понять логику его рассуждений относительно функции обоняния (фрг. 7.5.45–7.6.1).

Гален считает необходимым указать на тот факт, что его представления о зрении основаны на учении Платона (фрг. 7.6.2–7.6.31). Для иллюстрации точки зрения Платона Гален цитирует значительные по объему фрагменты из диалогов «Тимей» и «Теэтет». Так, в приведенных Галеном отрывках из диалога «Тимей» Платон говорит о том, что внутри человека «обитает особенно чистый огонь», «изливающий мягкое свечение», которое исходит через глаза. Глазная ткань уплотнена, чтобы не пропускать ничего, кроме «чистого огня». Когда свет, исходящий из глаз, сталкивается с внешним потоком света, так как подобное устремляется к подобному, образуется особое однородное тело (фрг. 7.6.5–7.6.6, 7.6.8–7.6.10). Гален отмечает:

7.6.9. «А поскольку это тело благодаря своей однородности претерпевает все, что с ним ни случится, однородно, то стоит ему коснуться чего-либо или, наоборот, испытать какое-либо прикосновение, и движения эти передаются уже ему всему, доходя до души: отсюда возникает тот вид ощущения, который мы именуем зрением»[18].

7.6.10. В этих словах Платон говорит, что орган зрения излучает свет и что благодаря ему становится возможным ощущение процессов, происходящих со светом, как благодаря слуху возможно восприятие происходящего с воздухом, ведь подобное постигается подобным благодаря общности процессов.

Гален подчеркивает, что, согласно Платону, глаза и прочие органы чувств – «орудия» души. В качестве примера он приводит объемный отрывок из диалога «Теэтет», где Платон подробно на этом останавливается, и заключает, что каждый из органов чувств может воспринимать только такое воздействие, для которого он был создан. Различать и сравнивать получаемые ощущения может только разумная часть души, по Галену – головной мозг (фрг. 7.6.12–7.6.22). Гален отмечает:

7.6.22. Итак, в этих словах, как и в других, следующих за ними, и в некоторых других диалогах, Платон учит нас, что существует общая сила, которая поступает из головного мозга посредством нервов всем органам чувств и ощущает происходящие в них изменения; ведь, если бы было возможно, чтобы под действием процессов, происходящих со светом, изменялся какой-то другой, а не светоподобный орган, или под действием процессов, происходящих с испарениями, – какой-то другой, а не парообразный, или под действием процессов, происходящих с воздухом, – какой-то другой, а не воздухоподобный, или под действием процессов, происходящих с жидкостями, – какой-то другой, а не воспринимающий вкус и наполненный соками, органы чувств не возникли бы; однако в действительности дело обстоит иначе.

Гален в рассуждениях Платона находит основания для объяснения существования анатомических образований, целесообразно существующих в человеческом организме для реализации функции того или иного чувства. Нарушение этой функции определяется не чем иным как повреждением этого механизма вследствие развития каких-либо заболеваний:

7.6.27. Когда же происходит закупорка протоков носа, пропадает обоняние, так же как слух пропадает, если закупорились уши, так как соответствующее изменение не достигает того или другого органа: парообразного – изменение запахов, ведь испарение – их сущность, воздухообразного – изменение звуков, поскольку их сущность есть воздух.

7.6.28. Существует заболевание глаз, аналогичное этим закупоркам, которое называется катаракта. При этом загораживается проход света по увеальной оболочке, так что собственно орган зрения не соприкасается с окружающим весь глаз извне воздухом.

Далее Гален переходит к описанию органа осязания. Ссылаясь на Платона, который говорит о том, что видимое и осязаемое сотворены из огня и земли, он пишет, что орган осязания должен быть землеподобным. Кроме того, он утверждает, что само по себе изменение тел еще не ведет к ощущению, так как для ощущения необходимо участие нервов. Гален считает нужным уточнить мысль Гиппократа, который отклонение тел от естественного состояния называет страданием, а также настаивает, что необходимо различать само отклонение и ощущение этого отклонения (фрг. 7.6.29–7.6.34). Здесь вновь отмечается важное противоречие учению Аристотеля – казалось бы, Стагирит верно рассуждает о «мгновенном превращении того, что изменяется таким образом, – настолько быстром, что, кажется, оно не занимает вовсе никакого времени, и о том, по какой причине чистому воздуху по природе свойственно, изменяясь под действием цвета, передавать это изменение вплоть до органа зрения» (фрг. 7.7.4). Однако вопрос состоит не только в этом, а в моментальном определении целого комплекса сложных ощущений. В случае зрения – это положение в пространстве, размер и форма воспринимаемых предметов. Кроме того, орган зрения реализует сложную оптическую конструкцию, позволяющую человеку видеть в зеркале себя и предметы, находящиеся сбоку или сзади, что совершенно необъяснимо с помощью учения Аристотеля, так же как необъяснимо распознавание запахов и звуков (фрг. 7.7.5–7.7.12).

Гален описывает известный в современной медицине механизм периферической чувствительности, например, тактильной, когда боль ощущается непосредственно той частью тела, которая подвергается травмирующему воздействию:

7.7.18. Истина же противоположна их мнению. Ведь сам нерв есть часть головного мозга, как ветка или отросток – часть дерева, а член, в которой перерастает часть, принимает способности этой части, и поэтому нерв полностью получает способность распознавать предметы, которые дотрагиваются до него.

При реализации функции зрения работает схожий механизм, ясен и медиатор – движущаяся по нервам пневма. Здесь Гален вновь полемизирует со стоиками, описывая их объяснение механизма зрения язвительно и остроумно:

7.7.20. Итак, стоикам не следовало говорить, что мы видим посредством окружающего воздуха, пользуясь им, как посохом. Ведь такое распознавание происходит при столкновении тел, и еще в большей степени – вследствие умозаключения: ведь ощущение глаз не есть чувственное восприятие ни сжатия, ни твердости или мягкости, но цвета, размера и местоположения, которые никакой посох не может распознать.

Гален, разбирая учение Аристотеля о зрении, отмечает наличие здравых идей в модели Стагирита, согласно которой от видимых предметов до глаза доводится «не телесное подобие, но качества посредством изменения окружающего воздуха» (фрг. 7.7.22). Его изменения под влиянием сугубо физических факторов позволяют Галену «предположить существование чувственно воспринимающего луча, тем более что явно наблюдается, что так происходит с пневмой, попадающей в глаза из головного мозга. Ведь эта пневма подобна свету» (фрг. 7.7.24).

Гален дает разъяснение о сущности души: либо, в соответствии с мнением стоиков и Аристотеля, она предстает «как бы сияющим и эфироподобным», но телом; либо это «бестелесная сущность», и тело является ее первым носителем, посредством которого она устанавливает связь с другими телами:

7.7.26. Итак, нам следует сказать, что именно это тело распространяется через весь головной мозг и из-за общности с ним пневма в глазах является светоподобной.

Таким образом, функция зрения представляет собой физиологический процесс, определяющийся устройством глаза и его связью с мозгом, осуществляющейся с помощью нервов:

7.8.3. …это начало находится в головном мозге, от которого все части тела получают ощущение и движение, при том что одни нервы ведут в органы чувств для распознания чувственно воспринимаемых предметов, другие движут те из них, которые должны двигаться, например глаза, язык и уши, – ведь они у большинства животных движутся посредством мышц, которые охватывают их в голове, благодаря которым животные совершают все произвольные движения.

7.8.4. Все это свидетельствует о том, что мы правильно сказали, что головной мозг – начало всех чувств, а также всех произвольных движений живого существа.

Целесообразность функции мозга как «начала всех чувств» определяется и его анатомическим устройством: он прекрасно защищен, из него произрастают все нервы и спинной мозг. Более того, Гален, используя свой метод анатомирования, утверждает, что из мозга произрастают шестьдесят нервов (фрг. 7.8.6–7.8.11). К сожалению, он не уточняет свою мысль и не описывает эти нервы. Завершая седьмую книгу, Гален указывает на неполноту представлений Аристотеля о функции головного мозга. Таким образом, он предваряет содержание восьмой книги трактата «Об учениях Гиппократа и Платона».

К восьмой книге: рассуждение о различиях во взглядах Гиппократа и Платона на здоровье и болезнь

Восьмую книгу трактата Гален начинает с краткого обобщения ранее сказанного о функциях трех частей души (фрг. 8.1.1–8.1.44). Он обращает внимание на то, что «для врачебного искусства и для философии важнее всего установить, управляет человеком множество сил или одна» (фрг. 8.1.1).

В этой части текста трактата «Об учениях Гиппократа и Платона» кратко изложены важные для Галена натурфилософские положения, на которых строилась его аргументация в предыдущих книгах. Это своеобразный конспект идей, лежащих в основе теоретико-практической системы Галена. Особенное значение восьмой книги определяется тем, что в ней содержатся подробные изложение и анализ несовпадений, имеющихся во взглядах Гиппократа и Платона. Публикация первых шести книг трактата вызвала дискуссию, о которой упоминает сам Гален[19]. О ней он говорит как о факторе, побудившем его продолжить работу над сочинением и дописать завершающие три книги. По-видимому, его оппоненты указали на расхождения во взглядах Гиппократа и Платона, на которые невозможно было не обратить внимание. Однако Гален представляет эти моменты как некие второстепенные разногласия. По его мнению, в учениях Гиппократа и Платона содержатся эпистемологические основы верного понимания медицины, которые он умело соединяет в своей теоретико-практической системе: от подходов к анатомо-физиологическому устройству до теории общей патологии и психосоматического единства организма человека.

У Галена не вызывает сомнений, что в физиологической активности частей тела проявляются три силы, порождающие, соответственно, три вида движения:

8.1.2. Совершенно очевидно, что одни движения производятся, когда вытягиваются и сжимаются члены при ходьбе, беге, в положении стоя и при других подобных действиях. Движения сердца и артерий, происходящие непроизвольно, – иного рода, как и распределение пищи, которое является еще одним видом движения.

Когда Гален говорит о «самопроизвольном движении», то он, скорее всего, следует за следующей мыслью Платона: «Всякая душа бессмертна. Ведь вечно движущееся бессмертно. А у того, что сообщает движение другому и приводится в движение другим, это движение прерывается, а значит, прерывается и жизнь. Только то, что движет само себя, раз оно не убывает, никогда не перестает и двигаться и служить источником и началом движения для всего остального, что движется… Каждое тело, движимое извне, – неодушевленно, а движимое изнутри, из самого себя, – одушевлено, потому что такова природа души. Если это так и то, что движет само себя, есть не что иное, как душа, из этого необходимо следует, что душа непорождаема и бессмертна»[20]. Он вновь напоминает о принципиальных моментах, на которые указал ранее: «руководящее начало души находится там, где начинаются нервы», «начало нервов находится в головном мозге», и «все части тела живых существ снабжены нервами». Гален описывает, каким образом высшее (разумное) начало души соединяется с телесной сущностью, на примере мозга и нервов. Каждый орган человеческого тела обладает врожденной способностью к определенному действию. Это некая идея, присущая тем или иным органам. Но воплощение этой «идеи» (функции) органа, из потенциального состояния, возможно лишь благодаря не собственному движению органов, а наличию души, разлитой, в соответствии со свойственной ей субординацией, по всему организму. Причина заблуждений оппонентов Галена заключается прежде всего в непонимании ими важности результатов анатомических исследований:

8.1.6. Стало быть, в нашем многословии повинны в первую очередь те, кто неверно истолковал очевидные явления, а не Гиппократ, или Эрасистрат, или Эвдем, или Герофил, или Марин, который вслед за древними восстановил изучение анатомии, одно время пребывавшей в забвении. А если бы они описывали явления, опираясь на результаты анатомических исследований, нам незачем было бы долго рассуждать, поскольку вопрос можно было бы разрешить при помощи одного-единственного доказательства.

Помимо невнимания к анатомии, оппоненты Галена пользуются неверной методологией: риторические и софистические рассуждения присутствуют там, где следует прибегнуть к научному методу. Именно этим объясняется заблуждение Хрисиппа, утверждающего, что управляющее начало души человека находится в сердце. Гален, полемизируя со стоиками, вновь напоминает об учении Платона о трехчастном устройстве человеческой души, высшее (управляющее) начало которой находится в головном мозге (фрг. 8.1.10–8.1.12). Существенной ошибкой Хрисиппа является, по мнению великого римского врача, то, что он относит страсти к проявлениям разумной, управляющей части человеческой души. При этом не все представители Ранней Стои разделяли точку зрения Хрисиппа. Гален обращает внимание на мнение Клеанфа и Посидония, которые утверждали, что человеком управляют три душевные силы: разумная, страстная и вожделеющая (высшая из них – разумная, вожделеющая – низшая). Как и Платон, они рассматривали добродетели в контексте проявления деятельности именно разумной части души. Добродетель способна ограничить влияние страстной и вожделеющей частей души на ее разумную часть посредством воспитания и образования.

Далее Гален вновь критикует своих оппонентов из числа философов за то, что они привержены неверной исследовательской методологии и злоупотребляют риторическими и софистическими приемами в ситуациях, когда точные науки (геометрия и т. д.) предлагают четкие и обоснованные доказательства. В частности, он утверждает:

8.1.22. Итак, истинное высказывание является кратким, как я сейчас покажу тебе. Для того чтобы достигнуть цели, понадобятся лишь несколько слогов, и вот они: «Где начало нервов, там и руководящая часть души, а начало нервов находится в головном мозге. Там, стало быть, и руководящая часть души».

Изучая многообразие существовавших в его время философских учений, Гален не примкнул ни к одному из них:

Отец предложил мне не спешить стать приверженцем какого-либо одного учения. Он считал необходимым исследовать, изучить и определить мое собственное мнение обо всех этих учениях в течение длительного времени. Он также утверждал, что я должен в своей жизни сражаться за те способы постижения истины, которые были одобрены всеми философами и согласованы с ними[21].

Противоречивый и бесконечный спор о философской истине, который во времена Галена велся с величайшим оживлением не только в Афинах, но и в других центрах духовной и интеллектуальной жизни, особенно в Александрии, Риме и Пергаме, послужил причиной того, что Гален воздержался от принятия какого-либо одного из известных философских учений[22]. Следуя заповедям отца, он старался найти самое важное в каждом философском направлении, тем более что ведущиеся вокруг бесконечные философские споры привели в итоге к доминированию взглядов скептической школы (условность самой возможности и пределов человеческого познания). Косвенные подтверждения этого мы обнаруживаем в тексте «Об учениях Гиппократа и Платона»: он полемизирует и со стоиками, и с представителями академии Платона, а неявно и с представителями философского течения атомистов.

Гален кратко напоминает о содержании каждой из первых пяти книг трактата «Об учениях Гиппократа и Платона», обобщая ранее высказанные им соображения. Отдельно он останавливается на вопросе о том, откуда берут начало вены и артерии, который, очевидно, вызвал серьезную дискуссию, что заставило автора вернуться к анатомии сосудов. Гален повторяет свои утверждения: вены произрастают из печени, артерии – из сердца, нервы – из головного мозга (часть нервов исходит из спинного мозга, который, согласно Галену, является продолжением головного).

Далее, рассуждая о топографии сосудов, Гален сравнивает их с устройством растительного мира:

8.1.27. Ведь очевидно, что даже у растений наиболее толстые части растут от основания, что же касается двух ранее обсуждавшихся начал – начал нервов и артерий, – то подобное стволу находится при основании, а то, которое можно уподобить ветвям, появляется по мере роста ствола.

8.1.28. …вены – это орудия присущей нам растительной функции, которая роднит нас с растениями, между тем как небольшие сосуды достигают желудка и кишечника, точь-в-точь как корни деревьев – земли, и все они происходят от одного сосуда при воротах печени, а непосредственно из печени начинается самая большая вена, которую называют полой, и от нее наподобие ветвей расходятся по всему телу другие вены.

Таким образом, Гален доказывает, что вены произрастают из печени. Тем самым (Гален говорит об этом совершенно уверено) человеческое тело вбирает в себя растительное, животное и разумное начала, расположенные в строгой иерархии. Человеческий организм, по его мнению, – часть макро- и микрокосмоса. Он неотъемлемая часть физической природы и одновременно часть высшей, сверхсущественной реальности, присутствующей в нем благодаря душе. Здесь можно вспомнить следующие слова Платона:

…Божественному, бессмертному, умопостигаемому, единообразному, неразложимому, постоянному и неизменному самому по себе в высшей степени подобна наша душа, а человеческому, смертному, постигаемому не умом, многообразному, разложимому и тленному, непостоянному и несходному с самим собою подобно – и тоже в высшей степени – наше тело[23].

Он отмечает, что в печени находится вожделеющая часть души, проявление деятельности которой связывает с функцией венозной крови. По его мнению, существуют исчерпывающие анатомические аргументы, доказывающие, что именно из печени исходят вены. Вместе с тем оригинальная аргументация Галена (например, связь всех магистральных сосудов с печенью) в ряде случаев не соответствует современным научным представлениям.

Переходя к следующему аргументу, Гален вновь спорит с оппонентами о том, откуда исходят вены: из сердца или из печени? Подход Галена к аргументации, по существу, верен: вскройте и увидите, что с правым желудочком сердца связана одна вена, а с печенью – все магистральные вены. Таким образом, согласно Галену, печень оказывается источником вен. Гален продолжает свои рассуждения: он довольно подробно разбирает анатомию разных животных, доказывая, что вены и артерии есть у всех, а правый желудочек сердца у некоторых видов отсутствует. Организм живых существ создан Демиургом, как и весь мир, в котором все целесообразно. Гален демонстрирует знание сравнительной анатомии, которое помогает ему убедительно аргументировать свою позицию и обосновать, что венозная система связана с печенью. Вновь возвращаясь к анатомическим аргументам, Гален поясняет, каким образом устроены вены и артерии:

8.1.41. Ведь видно, как от бугристой поверхности печени до самого горла справа она идет совершенно прямо, без малейшего изгиба, а слева от нее отходит отросток к правому желудочку сердца; этот сосуд, как считают некоторые, можно сказать, является стволом сосудов всего тела.

8.1.42. Однако если бы это было так, то и сама она непременно расщеплялась бы, произрастая из сердца подобно большой артерии, которая, по общему мнению, является источником для всех артерий живого организма: можно видеть, как она расщепляется надвое, едва только выходит из сердца, чтобы одна из ее частей уходила вверх по телу, а другая – вниз. 8.1.43. Выходит, если бы и полая вена вырастала из сердца, то и она, разделившись надвое, подобно этой артерии, частью поднималась бы вверх до глотки, а другою уходила к печени; а коль скоро этого не наблюдается, ясно, что она берет начало не из сердца.

Таким образом, Гален предлагает оригинальное описание топографии русла магистральных сосудов и периферических вен и указывает на их конечную связь с печенью.

Далее Гален переходит к одному из важнейших вопросов натурфилософии, имеющему определяющее значение и для медицины, – проблеме первоначал. Он представляет тело человека в виде умозрительной структуры, состоящей из трех тетрад: первоэлементов, сущностей и жидкостей, которые в нормальном (естественном) состоянии находятся в динамическом равновесии. Вслед за Гиппократом он говорит о том, что здоровый организм соответствует состоянию κράσις, то есть сбалансированному смешению компонентов этих тетрад. Соответственно, состояние болезни описывается с помощью категории δυσκρασία.

Крайне важно понимать, как Гален видит уровни организации живого. В связи с этим еще раз отмечу уместность применения понятия «протонаука» к теоретико-практической системе Галена в контексте преемственности истории развития научного знания. В настоящее время известны несколько уровней организации живого: клеточный уровень (его изучают цитологи), тканевый (предмет внимания специалистов-гистологов), органный и другие, – совокупность которых позволяет составить представление об организме человека как о целостной динамической саморегулирующейся системе. Разумеется, это упрощенная схема: выделяется и субклеточный уровень – сфера изучения молекулярной биологии, а организм в целом понимается как совокупность взаимовлияющих функциональных систем. Конечно, анализ текста врача II века не требует подробного изложения всего того, что подарили нам фундаментальные медико-биологические научные специальности в последние 20–30 лет. Система «клетка—ткань—орган—организм в целом» имеет наглядный, вполне аксиоматичный, хотя и несколько «дидактический», характер. В этой схеме упоминаются азы современного естествознания, на которые следует обращать внимание. Согласно представлениям Галена, человеческий организм состоит из трех уровней организации материи. Первый уровень – это простые (или гомеомерные), второй – сложные части тела (органы), третий – организм человека в целом. При этом он указывает на целостный характер функционирования человеческого тела и взаимовлияние проявлений деятельности отдельных частей тела: как нормальных, так и патологических. Гален дает динамическое описание состояния каждой части тела и характера их взаимовлияния, основываясь на знании о трех тетрадах. Гомеомерии в системе Галена представляют собой те самые единицы, из которых состоят простые части тела и которые определяют их видоспецифичность. Конечно, он относит части тела к простым исключительно на основании визуального наблюдения. Основные отличия частей тела, например кости от связки, связки от сосуда и т. д., определяются, по мнению Галена, смешением первоэлементов в составе простых (или гомеомерных) частей тела. Сложные части тела (или органы), с одной стороны, представляют собой функциональное единство, а с другой – состоят из разных типов образований. Например, печень или сердце представляют собой самостоятельно функционирующие части тела, которые невозможно разделить на составляющие, не повредив их. Однако в печени имеются собственно паренхима, жировая ткань, сосуды, связки, трабекулы желчных протоков и т. д., а в сердце – мышечная ткань, связки, клапаны, сосуды и другие образования, явно отличающиеся друг от друга морфологически.

В тексте «Об учениях Гиппократа и Платона» Гален делает акцент на сопоставлении взглядов Гиппократа и Платона, которые постулировали наличие четырех первоэлементов как основу организации материи. Гален подчеркивает, что идея соразмерного смешения первоэлементов как залог здоровья организма высказывалась ими обоими:

8.2.1. А теперь, раз уж не терпится многим из моих друзей получить отчет об остальном учении Гиппократа и Платона, я обращусь к этому предмету, начав с природных элементов. <…>

8.2.14. Что до меня, то я не имею обыкновения по многу раз писать одно и то же; здесь я процитирую только те рассуждения Платона, в которых он следует за Гиппократом, говоря, что наши тела состоят из земли, огня, воздуха и воды. <…>

8.2.17. В этом рассуждении Платон ясно показал не только то, что тела состоят из земли, воды, воздуха и огня, но и то, что благодаря тому, что они смешаны между собой в правильной пропорции, мы находимся в своем природном состоянии; именно за счет этого мы пребываем в здравии, а когда что-то оказывается чрезмерным или не на своем месте, мы заболеваем. <…>

8.2.21. Таким образом, он ясно показывает, что наши тела состоят из земли, огня, воздуха и воды и что болезни происходят либо от недостатка, либо от избытка, либо от неуместного положения этих элементов.

Может создаться впечатление вынужденного цитирования Галеном фрагментов из «Тимея» (фрг. 8.2.16, 8.2.19–8.2.20) в силу того, что идеи κράσις и δυσκρασία более четко и ясно были высказаны не Платоном, а Гиппократом. Судя по всему, Гален понимает, что его сравнения небезупречны, поэтому делает оговорку:

8.3.1. Может показаться, что, не называя все это элементами, Платон расходится с Гиппократом. Так ведь и тот их элементами не называл, а только говорил, что природные тела происходят от их схождения и смешения.

8.3.2. И тому, кто занимается практическим, а не умозрительным искусством, нет никакой необходимости, по словам Гиппократа, продвигаться далее этого. А Платон, считая умозрительную философию в высшей степени почтенным занятием, не довольствуется одними силами, явленными в элементах, но ищет также причину их возникновения – исследование для врача бесполезное. <…>

8.3.4. Ведь для того, кто хочет сберечь здоровье и исцелиться от болезней, достаточно знать только то, что здоровье у живых существ поддерживается за счет правильного смешения горячего, холодного, сухого и влажного, а болезни появляются при неправильном их смешении.

8.3.5. А исследовать, состоит ли огонь из пирамидальных по форме частиц или есть какая-то иная причина, по которой он поражает и губит приближающиеся к нему тела, – это дело умозрительной философии, занимаясь которой Платон утверждает, что частицы огня имеют форму пирамиды, а частицы земли – форму куба, и считает, что так называемый октаэдр есть форма, свойственная частицам воздуха, а икосаэдр – частицам воды.

Крайняя щепетильность в определении объекта и предмета медицинской науки характерна для Галена. Он сознательно избегает участия в умозрительных философских дискуссиях, если не может привести аргументы, обоснованные экспериментальной практикой. Подобная осторожность Галена приводила историков медицины к ошибочным выводам[24]. С помощью различных наук (геометрии, математики, астрономии и особенно логики и философии) врач может найти в природном мире начала гармонии и последовательности, обрести идеальную красоту, заключающуюся в них. Гален говорит:

С большинством врачей происходит то же самое, что испытывает большая часть атлетов, когда, горячо желая победить на Олимпийских играх [досл.: стать олимпиониками], они никоим образом усердно не упражняются и ничего не делают для достижения победы. Врачи же, прославляя Гиппократа как первого в искусстве врачевания, делают все, за исключением того, что необходимо бы было сделать для уподобления ему. Так, [Гиппократ] ясно полагает, что астрономия и геометрия, оказывающие большую услугу медицине, требуют необходимой подготовки[25].

Обретение знания о подлинных началах и закономерностях человеческого тела позволяет врачу сохранять и поддерживать сбалансированное состояние организма пациента.

Гален сопоставляет взгляды Гиппократа и Платона на проблему первоэлементов (фрг. 8.3.7–8.3.14). Хотя Гиппократ и считал, что человек состоит из первоэлементов, он не объяснил, как они соединяются и какие функции выполняют. Платон развил учение о том, что тела созданы из указанных первоэлементов:

8.3.15. Ведь сначала Гиппократ не называл элементами землю, воду, воздух и огонь, но говорил, что мы состоим из них, еще не исследуя, по какой причине каждый из них имеет особую функцию, которая, как мы ясно видим, у них имеется. Платон же и это исследовал в дополнение к тому, что он признавал, что все рождающиеся и преходящие тела сложены из этих четырех элементов.

Далее Гален кратко напоминает, что по поводу первоэлементов говорят Гиппократ и Платон и какие термины они используют. Все состоит из первоэлементов («все рождающиеся и преходящие тела сложены из этих четырех элементов»). Гален отмечает, что Гиппократ и Платон верно описали способ, с помощью которого образуется тело человека. Далее он рассматривает основные моменты, связанные с изменениями, которые претерпевают первоэлементы для того, чтобы образовалось тело человека. Сначала он останавливается на вопросах появления из этих первоэлементов материи: первоначально из них происходят растения, которые служат пищей животным. Эти растения и животные «идут в пищу людям, и от них в людях зарождаются кровь, флегма и оба вида желчи». Гален подчеркивает, что Гиппократ первым из врачей и философов указал на смешение элементов как основу всего существующего (растений, животных, людей), и как врач отметил, что «болезни простых частей тела возникают из-за нарушения правильного смешения элементов» (фрг. 8.4.7). Из крови зарождаются первичные, или простые, части тела (хрящ, кость, нерв, мембрана, связка и др.), а из них – глаз, язык, голова, внутренности, а далее – целиком тело. Таким образом, Гален говорит о том, что гомеомерные части – то же самое, что простые: в первом случае подчеркивается, что их части подобны как друг другу, так и целому, а во втором – что из них состоят сложные части тела (пальцы, запястье, стопа, локоть, голень и т. д.). По мнению Галена, кровь является своеобразным материалом, на основе которого происходит формирование человеческого организма (фрг. 8.4.12).

Гален отмечает, что Гиппократ в «О природе человека» говорит о том, что «общая характеристика всех природных тел – то, что они состоят из элементов», а затем переходит к тому, что объединяет животных – «не всех, но только тех, у кого есть кровь, в том числе и человека; здесь, в свой черед, он спешит перейти к рассуждению о человеке» (фрг. 8.4.13). По мнению Галена, Платон, говоря о четырех элементах, из которых происходит человек, и о природе болезней, в целом следует суждениям Гиппократа (фрг. 8.4.18). Гален отмечает, что «более точно, а главное, более полезно для врача об этом написал Гиппократ» (фрг. 8.4.19). Он говорит об элементах, называя их обобщенно по их действующим веществам, «и, рассуждая о болезнях», не опирается на эти качества, которые «пребывают в телах в возможности, а не в действительности, в действительности же существует то, что получается из них и формируется из пищи, – кровь, слизь, желтая и черная желчь… А соразмерное смешение всех четырех элементов порождает кровь в точном смысле слова» (фрг. 8.4.20, 8.4.21, 8.4.23). В свою очередь, о жидкостях, по мнению Галена, «лучше говорить то, что Платон писал об элементах» (фрг. 8.4.24).

Особое внимание Гален уделяет тому, что следует понимать под «здоровьем» и «болезнью»:

8.4.25. Слово «болеет» по преимуществу относится к тяжелым заболеваниям и употребляется применительно ко всему, что идет вразрез с природой, а «пребывает здоровым» – как противоположность любому состоянию, которое несогласно с природой.

8.4.26. И затем опять-таки он [Гиппократ. – Д.Б.] объясняет, каким образом человек пребывает здоровым: «Человек совершенно здоров, когда эти компоненты друг по отношению к другу по силе и количеству находятся в правильной пропорции и совершенно смешаны».

8.4.27. Что такое «эти компоненты»? Разумеется, не элементы, но то, что непосредственно производится частями тела: кровь, слизь и два вида желчи.

8.4.28. «А болеет человек, – говорит Гиппократ, – когда какого-то из этих компонентов меньше или больше либо когда какой-то из них обособляется в теле и не смешан со всеми остальными»: перефразируя это, Платон говорит о «перемене присущего места на несвойственное».

8.4.29. Но он, как я уже сказал, ошибается, прибавляя: «…огня и остальных, так как их больше одного».

8.4.30. Ведь перемещаться и изменять свое положение в телах животных могут не эти элементы, а слизь, оба вида желчи и сама кровь. Действительно, зачастую кровь становится причиной смертельных болезней, попадая туда, где ей находиться не следует.

Далее Гален вновь обращается к тексту «Тимея». Здесь необходимо коснуться еще одного различия во взглядах Гиппократа и Платона – представлений о крови: Платон считает кровь частью тела, Гиппократ – одной из четырех его жидкостей. Здесь важно пояснить, какое значение это противоречие имеет для Галена. Все объяснение целостной жизнедеятельности организма в системе Галена построено на основании динамики трех тетрад. Более того, именно изменения в тетраде жидкостей в наибольшей степени определяют патогенетический процесс в категориях κράσις или δυσκρασία. Кровь, как и любое другое анатомическое образование, выполняет определенные функции и в силу этого не может быть одновременно и частью тела, и жидкостью, влияющей на части тела:

8.4.34. Таким же образом и газы возникают у живых существ, когда к воздушной субстанции добавляется влага. Таким образом, Гиппократ справедливо написал, что жидкости, отделяясь от остальных и застаиваясь в одной какой-нибудь части тела, становятся причиной болезней; Платон же ошибочно сказал это об элементах. <…>

8.5.4. Здесь Платон справедливо утверждает, что мозг, кости, мышцы и сухожилия – это образования второго порядка, ведь они происходят из жидкостей, которые по отношению к ним первичны. Неверно же то, что он и кровь причисляет к ним, ведь она имеет состав первого, но не второго порядка. <…>

8.5.6. Ведь, говоря это, он признает, что кровь составлена из четырех элементов не тем же образом, что кости, мозг, плоть и сухожилия.

8.5.7. Ведь кровь первична по отношению к ним, хотя она порождается наравне с остальными жидкостями, из которых состоят первичные тела: мозг, плоть, сухожилия и кости и многое другое; об этом написана у меня целая книга «О видах гомеомерных частей тела».

Еще Эмпедокл считал, что управляющее, высшее начало души заключается в крови, находящейся в области сердца. Эта идея не утратила привлекательности для некоторых философов и в более позднее время, а тезис стоиков и Аристотеля о локализации управляющего начала души в сердце вновь актуализировал вопрос о природе крови. Гален указывает на то, что состояние всех частей человеческого тела (мозга, костей, сухожилий, мышц и др.) поддерживается с помощью «строительного материала» – первоэлементов, поступающих с пищей и разносимых по всему телу с помощью крови. Кровь в таком случае выступает как важнейшая и многофункциональная жидкость (ведь ни флегма, ни оба вида желчи таким свойством не обладают). Гален соглашается с мыслью Платона о том, что «мозг, кости, мышцы и сухожилия – это образования второго порядка, ведь они происходят из жидкостей, которые по отношению к ним первичны». Однако он не причисляет к ним кровь: ее он относит к жидкостям. Он считает, что кровь, как и перечисленные органы, состоит из четырех элементов, и по отношению к органам она первична (фрг. 8.5.2–8.5.12)[26].

Гален считает, что и Гиппократ, и Платон были сторонниками гуморальной теории, с помощью которой объясняли механизм развития заболевания. При этом складывается впечатление, что у современников великого римского врача, читавших его сочинение, приверженность Гиппократа теории «четырех жидкостей» не вызывала сомнений. Судя по всему, взгляды Платона на этот вопрос не были столь очевидны. Гален считал, что в тексте «Тимея» есть указания на то, что Платон в ряде случаев разделял мнение Гиппократа, и привел фрагменты, в которых речь идет о желчи. Под действием «воспалительного огня» она меняет цвет: Платон, как и Гиппократ, объясняет различия в цвете желчи именно действием «огня» как первоэлемента. Затем приводятся слова Платона о болезнях, порождаемых избытком желчи, т. е. воспалительных заболеваниях (фрг. 8.5.13–8.5.23). Далее Гален возвращается к оценкам взглядов знаменитых врачей на гуморальную теорию:

8.5.24. Не только Платон, но и Аристотель, Теофраст и другие ученики Платона и Аристотеля придерживались учения Гиппократа о жидкостях, как и наиболее признанные из древних врачей – Диокл, Плистоник, Мнесифей, Праксагор, Филотим, Герофил.

8.5.25. Очевидно, что Эрасистрат соперничал с представителями Косской школы, как мы показали в других сочинениях, а не почитал истину, и поэтому боялся признать, что какая-то из жидкостей теплая или холодная, влажная или сухая.

Гален уточняет еще одно отличие взглядов Платона от взглядов Гиппократа на здоровье и болезнь. Платон не связывал состояние находящихся в организме жидкостей с внешними воздействиями. Гиппократ, напротив, прекрасно понимал, что в разных климатических и погодных условиях организм человека ведет себя по-разному:

8.5.26. Гиппократ же, по крайней мере в сочинении «О природе человека», превзошел Платона как в изложении учения, так и во всем прочем.

8.5.27. Ведь Гиппократ показал, что четыре жидкости существуют естественным образом, между тем как Платон даже не пытался этого сделать, и доказал, что каждая из них преобладает в свою пору, сообразно времени года.

По мнению Галена, для Гиппократа важно, что «все те начала, которые… составляют человека, суть одни и те же и по установленному обычаю, и по природе», ему врожденны (фрг. 8.5.28–8.5.34). Именно поэтому очень важной представляется Галену полемика Гиппократа со сторонниками тезиса о наличии в организме человека единого начала. О принципиальности этого вопроса свидетельствует тот факт, что он даже позволяет себе резкий выпад в адрес Платона, который, по мнению великого врача, «пренебрег» им. Гален обращается к трактату «О природе человека», в котором представлены как дискуссия о «физике» тела человека, так и попытка Гиппократа объяснить свою позицию по данному вопросу. Интересный анализ этого текста представлен в трактате Галена «Три комментария на книгу Гиппократа “О природе человека”»[27]. Гален как преемник и продолжатель традиции медицины Гиппократа подробно разбирает особенности взглядов своего предшественника на природу человека, в основе которой не может быть только одно первоначало:

Кто-нибудь спросит: «Но в каком же смысле, по мнению Гиппократа, “выходят за пределы того, что относится к медицине”, те, кто считают, что в основе природы человека лежит всего одно начало [стихия]?» Дело в том, что, как он сам дальше показывает, из этого учения следует, что человек никогда не испытывает страданий. И еще, как может видеть каждый, из этого учения следует, что есть одно лекарство от всех болезней. Однако же есть много болезней и много методов лечения, следовательно, это учение воистину ложно[28].

Представление Гиппократа об общей патологии, развиваемое Галеном, позволяло рационально объяснить многообразие заболеваний. Теория сочетания (но не смешения) первоэлементов и сущностей предполагала наличие их многочисленных комбинаций, когда нарушение их соотношения (количественное или качественное) вызывало разнообразные заболевания, требующие разного лечения. В своем трактате «О природе человека» Гиппократ говорит:

…Я утверждаю, что если бы человек был единое, то он никогда не болел бы, или, раз он единое, ему не от чего будет болеть. А если даже и будет болеть, то необходимо, чтобы и исцеляющее средство было единым[29].

Таким образом, Гиппократ использует метод опровержения как наиболее убедительный способ доказательства. Он говорит:

Если бы человек был чем-то одним, он бы никогда не болел». А то, что тело, состоящее всего из одного начала, никогда ничем не болело бы, он доказывает следующим образом: в нем не было бы другого начала, которое могло бы воздействовать на это. Ведь невозможно, чтобы это единое тело страдало само по себе, само от себя; а если бы как-то и получилось, что оно страдает само от себя, то и лечение было бы простым[30].

Гален вслед за Гиппократом ясно указывает на то, что правильная оценка состояния, в котором находятся в человеческом теле первоначала (соблюдается их баланс, или он нарушен), невозможна без объяснения этих процессов с позиции микроструктуры человеческих тканей. Гален считает, что это также объясняет и многообразие болезней. Тезис о едином первоначале был Гиппократом успешно опровергнут, и Гален отсылает нас к своему сочинению «Об элементах, согласно Гиппократу», в котором он подробно об этом говорит. Здесь Гален приводит лишь небольшой отрывок из текста Гиппократа, который позволяет ему сделать вывод, что Платон пренебрег аргументом Гиппократа, подтверждающим то, что в основе природы человека лежит не единое начало (фрг. 8.5.35). Продолжая рассуждать о природе болезней, Гален приводит мысль Гиппократа о том, что баланс жидкостей в организме человека имеет сезонную зависимость: «зимой в избытке флегма, весной – кровь, летом – желтая желчь, а осенью – черная» (фрг. 8.6.1). Гален приводит объемный фрагмент из трактата «О природе человека», касающийся рассуждений Гиппократа по этом поводу (фрг. 8.6.2–8.6.15). Гален считает, что доминирование одной из ведущих жидкостей зависит не только от времени года, но и от местности и возраста человека. Он отмечает:

8.6.19. И, научив нас этому, а кроме того, тому, что «противоположное есть лекарство противоположному», передал он нам азы научного метода, а затем, перечислив в «Афоризмах», какие болезни преобладают в какое время года и в каком возрасте, указал нам что-то вроде «слогов», из «азов» сложенных.

По мнению Галена, «такой стройный порядок в подаче материала скорее бы подошел Платону, если только следует философу, и даже в большей степени, чем врачу, придерживаться порядка и метода в своих наставлениях» (фрг. 8.6.33).

Гален приводит из «Афоризмов» Гиппократа перечень заболеваний, которые характерны для каждого времени года и каждого человеческого возраста:

8.6.36. «Что касается времен года, то весною и в начале лета чувствуют себя прекрасно и наиболее бывают здоровы дети и близкие к ним по возрасту; летом же и некоторую часть осени – старики. В остальную часть года, осенью и зимою, – люди среднего возраста».

Эта закономерность представляется Галену очевидной, и он удивляется, почему Платон не разобрался в этом вопросе и в силу этого неправильно объяснил причины возникновения лихорадок:

8.6.40. Первая ошибка… – объяснять причины периодических лихорадок, говоря об элементах, общих для всех тел, а не об элементах, общих для тел тех животных, у которых есть кровь. Ведь было бы лучше считать причиной то, на что мы действительно можем указать как на преобладающее в теле. Вторая ошибка – в том, что он даже близко не подошел к истинной причине непрерывных и трехдневных лихорадок.

Гален приходит к выводу, что Платон либо путает названия слизи и желчи, либо заблуждается в понимании самой природы этих жидкостей (фрг. 8.6.1–8.6.57).

Далее великий римский врач, говоря о разнице во взглядах Гиппократа и Платона, отмечает основные черты, «в чем эти мужи согласны между собой, а в чем расходятся» (фрг. 8.7.1). По его мнению, Гиппократ считает «основной причиной всех естественных проявлений» внутреннее тепло, Платон же говорит не о «тепле», а об «огне» (фрг. 8.7.2). Но если огонь – один из четырех первоэлементов, то что такое «телесный огонь»? Ведь «внутреннее тепло» в теории Гиппократа является двигателем физиологических процессов: в живом теле оно есть, в мертвом – отсутствует. Кроме того, при определенных болезнях пациент испытывает страдания именно от чрезмерного жара:

8.7.6. Разумеется, правильнее говорить не об источнике огня в наших телах, но об источнике природной теплоты, как последовательно называет ее Гиппократ. Ведь, если бы огонь способствовал перевариванию и усвоению пищи, кроветворению и питанию, оказалось бы, что эти процессы лучше всего идут у страдающих острой лихорадкой.

Нормальное состояние организма характеризуется не только наличием внутреннего тепла, а определенным его состоянием:

8.7.7. Природное же тепло по своей сущности обладает хорошим смешением соков и присутствует главным образом в крови и пневме, а по качеству является соразмерным смешением тепла и холода.

Важным моментом является также изменение меры внутреннего тепла в организме человека по мере его взросления и старения, а это означает, что функция теплопродукции, будучи врожденной, изменяется в ходе жизнедеятельности организма. Гиппократ пишет, что у растущих детей, в отличие от стариков, много врожденной теплоты и для поддержания ее на должном уровне им требуется обильное питание. У стариков же все наоборот, поэтому лихорадки у них протекают легче. Зимой и весной у людей много врожденной теплоты, поэтому в эти времена года требуется больше пищи (фрг. 8.7.8–8.7.13). Для иллюстрации взглядов Платона Гален приводит отрывок из «Тимея», в котором речь идет о верши[31] как о модели пищеварения, и комментирует его следующим образом:

8.7.18. Верно сказано, что для пищеварения, кроветворения и усвоения природа использует огонь и воздух. Но то, что они переплетаются, как сеть, а не смешиваются полностью, – этого я уже не могу одобрить, как не могу одобрить, что Платон называет это огнем, хотя мог бы, как Гиппократ, назвать природным теплом.

Проникающую способность огня (как активного начала) и воздуха (как начала пассивного), создающую возможность функционирования и жизнедеятельность организма, Платон иллюстрирует следующим образом. Организм человека может быть представлен в виде особой верши, состоящей из двух камер-сетей, наложенных друг на друга. Внешняя сеть создается Демиургом из элементов воздуха, внутренняя – из огня, на входе в вершу создается не одна, а две воронки, одна из которых раздвоена. Через эти отверстия в организм могут проникать воздух и пища. Удлинение нижних частей двух верхних воронок означает формирование пищевода и трахеи с бронхами. Внутри большой верши находятся малые, вход в которые осуществляется через воронки. Одна малая верша соответствует легким, и попасть в нее можно через трахею и бронхи, другая – пищеварительной системе. Пространство между большой и малой вершами – это плоть (мышечная ткань, пронизанная кровеносными сосудами).

В своей системе Гален следует учению Гиппократа о внутреннем тепле, которое является источником энергии и жизни организма. Процесс жизнедеятельности связан, с точки зрения Галена, с наличием теплоты в организме, символизируемой первоэлементом «огонь», который создает условия для осуществления процессов питания тканей и органов человеческого тела. Получается, что внутреннее тепло, по Галену, есть результат динамического взаимодействия первоэлементов воздуха и огня, возникающего при их смешении. Кроме того, от смешения огня с другими элементами происходит и кровь, получившая от каждого из них частичку их сущности (см. фрг. 8.7.19–8.7.25). По мнению Галена, «и в этом Платон следует Гиппократу, поскольку он говорит, что врожденное тепло является причиной переваривания пищи в желудке, дальнейшей передачи ее в печень и вены, а также кроветворения, и движения по всему телу, и переваривания» (фрг. 8.7.25).

Гален последовательно продолжает разбирать взгляды Платона на устройство человеческого тела, которым свойственна излишняя отвлеченность. Он довольно подробно останавливается на том, как Платон объясняет механизм дыхания (см. фрг. 8.8.1–8.8.6). Гален отмечает, что Платон расходится с Гиппократом во взглядах на механизм дыхания:

8.8.1. Впрочем, в своем учении о дыхании Платон существенно расходится с Гиппократом: в том, что говорит скорее о причине вентиляции через кожу, чем о причине дыхания, кроме того, и о нем он рассуждает не безукоризненно.

8.8.2. Ведь он отвергает втягивание, которым Гиппократ объясняет множество естественных процессов…

Несогласие с платоновской теорией дыхания Гален выражает, например, во «Фрагментах комментария к “Тимею” Платона». Там он критикует представления Платона о дыхании как механизме «кругового толчка, загоняющего дыхание в проходы рта и ноздрей»[32]. Об этом же Гален говорит, что «нелепа сама идея толчков и круговращения»:

8.8.22. …совершенно необязательно, чтобы выдохи побуждали воздух нестись назад в тело через кожу. Ведь если выдох следует за сжатием органов дыхания, окружающий нас воздух, следуя за этим сжатием, дает место выдыхаемому…

Вероятно, современники указали Галену на его вольную трактовку взглядов Платона в первых шести книгах и приписывание мыслей, которых тот не высказывал. Также, по-видимому, стали очевидны несоответствия между взглядами Платона и Гиппократа: в отношении их учений о функции дыхания они проявляются наиболее ярко. Добавим к этому собственную интерпретацию Галена, который считал дыхание произвольной функцией. Как следствие, по мнению великого римского врача, за нее ответственна высшая часть души, находящаяся в головном мозге. Механизм «втягивания», о котором говорит Гален, – это создание градиента давления (фрг. 8.8.3–8.8.5). Это идея, которую можно высоко оценить с позиций медицинской теории: современный врач хорошо знает о том, что в плевральной полости существует отрицательное давление, а при повреждении ее целостности легкие коллабируют – в этом суть клинической картины пневмоторакса. Гален описывает процесс дыхания следующим образом. Воздух поступает в легкие за счет сокращения мышц грудной клетки, которые произвольно сжимаются (выталкивают воздух) или разжимаются (втягивают воздух) благодаря побуждающему действию нервов. Таким образом, человек «втягивает в себя внешний воздух извне через рот в легкие, а через кожу – в артерии» (фрг. 8.8.13).

Гален приводит отрывок из «Тимея», в котором Платон говорит о дыхании и сравнивает этот процесс с движением колеса (фрг. 8.8.15–8.8.17). При этом подразумевается, что дыхание является непроизвольным действием. Гален не соглашается с Платоном и приводит свои аргументы:

8.8.18. Не следует думать, что это простое вращение колеса, напротив, оно складывается из разнонаправленных движений: с одной стороны, когда природное тепло заставляет воздух двигаться к коже, а наружный воздух получает толчок и в своем круговращении попадает через рот в тело, и с другой – тепло заставляет воздух двигаться вспять через рот, а окружающий нас воздух, получив толчок, попадает в тело через кожу, так что выдыхание и вентиляция через кожу – это активные действия нашей природы, а при выдыхании – не только через рот, но и через кожу – ее роль пассивна.

8.8.19. Платон не считал ни то, ни другое действие произвольным, хотя очевидно, что в нашей власти вдыхать и выдыхать быстрее или медленнее, в большем или меньшем объеме.

8.8.20. И далее, против мнения Платона можно возразить: если бы дело обстояло так, как он говорит, тотчас после сжатия артерий должен был бы происходить вдох, а непосредственно после выдоха – расширение артерий.

Гален справедливо указывает на существование двух видов дыхания: через легкие и через поры кожи. Согласно современным медицинским представлениям, под собственно «дыханием» следует понимать только первый вид газообмена между человеческим телом и окружающей средой. Однако термин «кожное дыхание» до сих пор остается в лексиконе современного врача, и его употребление является профессиональным. Обозначаемый им механизм процесса довольно сложен. Может показаться, что данную идею Гален заимствовал у Платона, однако суть процесса кожного дыхания Гален понимал иначе, чем Платон:

8.8.13. Итак, человек втягивает в себя воздух извне через рот в легкие, а через кожу – в артерии и возвращает его тем же путем, что и впустил.

8.8.14. Одно из этих действий называется дыханием, другое – вентиляцией через кожу…

Впрочем, и соображения самого Галена носят откровенно спекулятивный характер: механизм «всасывания» он объясняет экскурсией легких, возникающей вследствие деятельности мышц, двигающих грудную клетку (фрг. 8.8.11). Здесь Гален явно подгоняет наблюдаемые явления под заранее предложенные объяснения. Он подмечает способность человека сознательно дышать глубоко или поверхностно, чаще или реже, а раз так, то дыхание можно оценивать в качестве произвольной функции, контролируемой высшей частью души. Тот факт, что дыхание осуществляется непроизвольно и задерживать его человек может только на очень короткое время, Гален никак не комментирует. Вместе с тем Гален указывает на сходство взглядов Платона и Гиппократа относительно функции дыхания, каковой является охлаждение естественной теплоты с помощью вдоха и, с выдохом, вывод и испарение загрязненных выделений (фрг. 8.9.1–8.9.2). Гален обращает внимание на то, что Платон также утверждал, что через дыхательные органы в организм попадает и часть необходимой жидкости. В состоянии волнения и напряжения сердце бьется быстрее, поэтому, как считает Платон, и «каждое такое вскипание страстей сопряжено с действием огня», поэтому сердцу необходимо охлаждение. Из этого Платон делает вывод о том, что часть жидкости и попадает в организм через легкие.

Критика Галена (по крайней мере в этой части трактата) в адрес Платона приводится с оговорками. Гален имеет в виду, что ему не хватает практических медицинских наблюдений: Платон в ряде случаев ошибается, но в целом понимает проблему верно. Так, сразу после негативной оценки идеи Платона о том, что часть необходимой жидкости попадает в организм человека через легкие (фрг. 8.9.5), Гален подчеркивает, что, согласно тексту «Тимея», основная часть жидкости поступает через пищевод (фрг. 8.9.10). Ведь именно пищевод является проводником употребляемой человеком пищи и питья туда, где все это переваривается и расщепляется, – в желудок. Гален находит в «Тимее» указания на то, что не только еда, но и питье попадает в желудок. Он также отмечает и упоминаемый Платоном «отток влаги», то есть процесс поступления в вены «сока», образуемого при смешении еды и питья. В защиту Платона он даже предлагает провести эксперимент, чтобы убедиться в том, что действительно какое-то количество влаги в легкие попасть может (фрг. 8.9.21–8.9.25).

Можно предположить, что именно спекулятивно-комплиментарное отношение Галена к взглядам Платона на устройство организма человека и стало главной причиной критики первых шести книг текста «Об учениях Гиппократа и Платона». Гиппократ мало интересовал философов-стоиков, врачи-эмпирики пользовались его трудами в своей практике, а многие из них писали многотомные комментарии к его трудам[33]. Философия же Платона находилась в центре современной Галену дискуссии[34]. Критикуя Платона, они как бы вступали в спор с Галеном, система взглядов которого была основана на платоновской концепции трехчастного строения души. Здесь обращу внимание лишь на тот факт, что необоснованные оценки Галеном взглядов Платона на медицину могли быть представлены оппонентами великого врача как сознательная ложь. Это, в свою очередь, обесценивало другие, верные положения, высказанные Галеном. Восьмая книга представляет собой довольно непоследовательную попытку исправить положение.

К девятой книге: о методах научного исследования и телеологическом принципе устройства живого

В девятой книге Гален продолжает размышлять о взглядах Гиппократа и Платона, решая сложную задачу обоснования сходства их учений:

9.1.1. Я заранее пообещал изложить все, о чем говорят оба, и Гиппократ, и Платон, поэтому уже было исследовано и сказано о том, что имеет наибольшее значение для врачей и философов. Теперь пришло время обратиться ко всему остальному.

<…> 9.1.3. Итак… покажем, что в целом у них доказываются одни и те же вещи, но в своих примерах один способствует нашим упражнениям во врачебном искусстве, а другой – в философии, и что посредством того, в чем они нас тренируют, они указывают нам путь, продвигаясь по которому, мы придем к намеченному.

Критерии анализа важны для определения предмета исследования. Здесь Гален уже не в первый раз апеллирует к «естественным» («данным природой») критериям, которые он называет отправной точкой познания:

9.1.7. …истинное знание об исследуемых предметах может обрести прежде всего тот, кто знает начало пути к нему, ведь не ведающий этого начала обречен на многие ошибки и заблуждения в рассуждении.

9.1.8. Посредством тех же критериев, исходя из которых ты нашел начало, ты найдешь и второй шаг, следующий после начала, а затем третий и все последующие.

9.1.10. …если у нас нет данного природой критерия, мы не сможем найти и критерия научного; имея же естественные критерии, мы можем найти и научные.

Серьезной проблемой для Галена является различие объектов, внешние существенные признаки которых очень похожи. В связи с этим дифференциация вещей с точки зрения сходства и различия была неотъемлемой частью его научного метода. Скептики утверждали, что восприятие не является познанием, если, увидев один из двух или более очень похожих объектов, мы не знаем, на какой именно мы смотрим.

В качестве метода для различения очень похожих вещей Гален предлагает начинать с наиболее очевидных отличий (фрг. 9.2.3). Найдя их, можно продвигаться дальше – к отличиям менее очевидным. Другими словами, вместо того чтобы смешивать разные вещи, как это происходит в случае с соритами, следует сначала обозначить две полярные противоположности, а затем постепенно продвигаться от каждой из них в сторону другой, используя те же критерии, которые использовали для установления противоположных вещей (фрг. 9.2.4). Хорошо обученный специалист без труда сможет таким способом отделить ложь от истины (фрг. 9.7.18–9.7.19). Следуя именно этому принципу, Гален проводит исследование взглядов Гиппократа и Платона и доказывает их значение для развития медицины. Любой критерий оценки должен иметь общую для всех природу. При этом Гален считает чувственное восприятие главным способом различения (фрг. 9.1.13). На первый взгляд может показаться, что метод познания Галена находится в области чистой эмпирии, отвергающей всякое сверхчувственное, идеальное начало. Однако он имеет в виду, что исследование природы, ее «разворачивание» перед человеком, в самый первый момент проходит перед телесным взором (фрг. 9.1.14). Это первый самый простой, но необходимый этап познания. Тайна природы, ее истинные неизменные и непреходящие основы открываются только умному зрению, и подобное откровение можно рассматривать как вершину человеческих усилий. Это не вывод из конкретной воспринимаемой сущности, это, скорее, вывод из самой природы вещей. Природа в данном контексте – это что-то, что выходит за пределы индивидуума. Следует обратить внимание на слова Галена о естественном критерии – то, что естественно должно быть общим для всех:

9.1.11. Итак, имеем ли мы некие данные природой критерии, общие для всех людей? Ведь нельзя назвать данным природой то, что не является общим для всех: ведь то, что естественно, должно быть общим для всех и иметь общую природу.

9.1.12. Я, со своей стороны, утверждаю, что все имеют возможность осмыслить естественные критерии, и, говоря так, я лишь напоминаю тебе об этом, но, напоминая, не учу, не доказываю и не утверждаю, что это мое собственное учение.

Неслучайно то особое внимание, которое Гален уделил критерию очевидности в первой книге «Об учениях Гиппократа и Платона»: его главный аргумент – анатомические вскрытия, результаты которых приоритетны по отношению к любым спекулятивным умозаключениям. Без чувственного, человеческого измерения умопостигаемая объективность превращается в отвлеченную истину, никоим образом не соединенную с человеческой реальностью, а следовательно, не приносящую никакой пользы. Именно для того, чтобы постичь природу вещей, следует отталкиваться одновременно от самого «значительного» (умопостигаемого) и самого «легкого» (чувственного). Если два этих способа познания находят общие смыслы, то тогда они приносят практическую пользу – это и есть цель врачевания. В своих словах о чувственном познании Гален предельно последователен:

9.1.15. …приступая к точному распознанию сходств и различий, следует взять за основу исследования естественные критерии, то есть ощущение и разумение. Называть же их можно, как я говорил во многих местах, и мышлением, и разумом, и способностью рассуждать, или кто как желает, лишь бы сохранялось значение, которое имеет в виду Гиппократ. <…>

9.1.19. Как же, по мнению Гиппократа, следует постигать природу вещей? Нам следует отталкиваться от самого значительного и самого легкого. Самым значительным природа является с точки зрения пользы, а самым легким – с точки зрения доступности для нашего познания.

9.1.20. Ведь природа дала нам и то, и другое: и эти критерии, и способность верить им безо всякого обучения.

9.1.21. Итак, эти критерии есть органы чувств и пользующиеся этими органами способности; врожденное доверие к ним свойственно природе не только людей, но и других животных.

В другом своем сочинении – «О наилучшем преподавании» Гален достаточно пространно рассуждает по этому поводу:

Я же, напротив, считаю, что «постижимое» означает не что иное, как постоянно известное, а «постигать» – значит иметь устойчивое знание. Подобным образом определяется «постижение» и «постигаемое представление». Иногда мы думаем, что видим, слышим или ощущаем, но на самом деле это сон или же расстройство ума. Но порою мы не только представляем себе [нечто], а по-настоящему видим и полностью ощущаем то или иное. В последнем случае все люди, кроме академиков и последователей Пиррона, считают, что обладают устойчивым знанием…[35]

Против подобных философских учений и выступает Гален. По его мнению, субъективный характер чувственных ощущений не подлежит сомнению, но из этого отнюдь не следует, что чувственным восприятиям не соответствует ничего реального в мире. Гален при необходимости рассматривает множество умозрительных, абстрактных истин. Они являются точками отсчета для любых его рассуждений, выступают как начальные умозаключения, так как они принимаются без доказательств. Гален сравнивает взгляды Гиппократа и Платона на проблемы познания. Прежде всего его интересует, как они строят свои доказательства. Отправной точкой Гален, вслед за Гиппократом, считал то, что легче всего для познания. Рассматривая алгоритм осмотра пациента, предложенный в «Прогностике», Гален указывает, что Гиппократ советовал идти от очевидного к неочевидному, иными словами, от симптомов, доступных наблюдению, переходить к обобщению – пытаться установить истинные причины заболевания (фрг. 9.2.2–9.2.4). Гален подчеркивает, что Платон согласен с Гиппократом (фрг. 9.2.5) в том, что принцип построения научного доказательства един для любого предмета исследования:

9.2.12. Итак, заранее поупражнявшись с нами на примере государства и показав, что в нем одно сословие правит, другое сражается за него, а третье занимается ремеслом, Платон перенес эти выводы на душу и показал, что и в ней есть часть управляющая, по крайней мере когда душа находится в нормальном состоянии; и другая часть, подчиненная, как в государствах войско находится в подчиненном положении; третью же, оставшуюся часть те, кто создал нас, прибавили для того, чтобы она питала тело; не обученные же тому, чтобы различать сходные между собой вещи, считают, что есть одна, а не три перечисленные части души.

Любое развитие также зависит от всеобщих и объединяющих истин, которые не требуют доказательства или были доказаны ранее (например, большие объекты являются источником для меньших объектов[36], управляющая часть души является источником чувственного восприятия и добрых побуждений сердца). Гален считал, что силлогическое (дедуктивное) доказательство следует за первоначальным доказательством. Для него, как и для Платона[37], это доказательство является универсальной истиной, утверждающей явные признаки предмета или в нашем случае наблюдаемой врачом картины заболевания. Общеизвестные истины, не требующие доказательств ввиду своей очевидности и ясности чувственного восприятия, не нуждаются в каком бы то ни было критерии. Гален приводит отрывок из «Федра», который позволяет ему утверждать: для Платона истинно то, что полностью отвечает естественным критериям, а все, что не отвечает им или отвечает не в полной мере, вызывает разногласия и может быть понятно лишь тому, кто преуспел в различении подобий (см. фрг. 9.2.23). Далее он отмечает:

9.2.24. Ведь некоторые вещи таким образом относятся друг к другу по подобию или различию того, что в них, что в чем-то они похожи, а в чем-то непохожи. И необходимо, чтобы муж ученый был способен распознавать это, так что мог бы точно и быстро сказать, подобны они друг другу или не подобны.

Платон утверждал, что смысл всякого познания заключается в «припоминании» истины: душа человека, размышляя о предмете, должна вспомнить то, что она знала о нем до вхождения в смертное тело, но забыла, когда воплотилась. Концепция знания как припоминания развита Платоном вначале в диалоге «Менон»[38], а затем диалогах «Федон»[39] и «Федр»[40]. Несмотря на то что чувственный опыт не дает нам примеров идеального равенства или тождества, мы тем не менее определяем некоторые чувственно воспринимаемые вещи как равные или тождественные.

При этом, по мнению Галена, нужно постоянно упражняться в применении научного метода: даже самый одаренный в той или иной области человек не может развить в себе умений, дарованных ему природой, без должных тренировок:

9.2.25. Итак, …зная общий метод, но не упражняясь во многих частных вещах, нельзя стать хорошим мастером.

9.2.26. …общий метод можно за один год изучить в совершенстве, однако достигнуть успеха в этих искусствах можно, только если упражняешься в них всю жизнь.

9.2.27. Совершенно очевидно, что именно таковы искусства счета, риторики и игры на музыкальных инструментах. Итак, аподиктический метод не нуждается в столь длительных упражнениях, но и он требует изрядной тренировки. При этом следует, чтобы обучение каждому искусству происходило на тех материях, которые полезны нам в жизни.

9.2.28. Ведь даже если человек, по природе лучше всего подходящий для того или иного дела, пренебрегает практикой, он будет ничем не лучше того, кого природа не наделила большим талантом, но кто был усерден в упражнениях.

Достичь совершенства можно, лишь постоянно упражняясь, но тренировочные упражнения должны быть соответствующим образом подобраны. Так, Гален приводит следующий пример: если человек, ноги которого «великолепно устроены» для бега, во время тренировки ходит по тонкой веревке или забирается на гладкий ствол, вряд ли он достигнет в беге успеха (фрг. 9.2.30). Тем более важны умственные упражнения, необходимые для развития интеллекта: мыслительные способности также следует развивать – «тренировать», как и физические навыки.

Гален приводит отрывок из пятой книги «Государства», в котором Платон на основании своего учения об идеях исследует различные стороны идеального государства и делает выводы относительно устройства жизни его подданных, а также достаточно скрупулезно излагает роль женщин в идеальном государстве. Цель рассуждения – выяснить, могут ли женщины заниматься тем же, чем и мужчины? Платон полагал, что женщины во всем слабее мужчин, но это не могло быть основанием, чтобы «поручать все мужчинам, а женщинам – ничего». Женщины между собой тоже различаются по склонности к разным занятиям, а от мужчин они отличаются тем, что способны к деторождению. Следовательно, мужчины и женщины имеют как общие (сходные) черты, так и различные (см. фрг. 9.3.26). На основании своего анализа Гален делает следующий вывод:

9.3.28. Ведь как Гиппократ в сочинении «О врачебном кабинете» написал, что мы должны «исследовать сначала сходства и различия», а в «Прогностике» добавил понятие противоположного, говоря относительно лица, что «то, которое наибольше от него отступает, является самым опасным», так же, как мы видим, ведет доказательство в приведенном рассуждении и Платон.

Ключевым моментом в сравнительном анализе, как в философии, так и в медицине, служит выявление общего и различного, что позволяет более точно понять функциональную значимость анализируемых свойств предмета исследования. Гален отмечает:

9.3.27. …прав будет тот, кто совершит перенос с одного на другое в том, в чем они подобны, но неправ будет тот, кто совершит этот переход в том, в чем они несходны, и тем более в том, в чем они противоположны.

Эта мысль Галена подтверждает значение философских категорий для формирования картины мира врача. В ней в рамках гиппократовско-галеновской традиции существует четкое противопоставление «нормы» и «патологии». Критерий определения патологии – нарушение функции части тела. При этом пациент не оценивается как больной вообще, а его болезнь имеет разные степени проявления. Умозрительно крайними точками являются абсолютное здоровье и состояние, переходящее в агонию и смерть. Незначительное нарушение функции пораженной недугом части тела означает легкую форму заболевания, которую можно излечить и привести организм пациента к полноценному, нормальному функционированию. Сильно выраженное патологическое расстройство может привести к полной утрате функции органа, даже если врач достиг существенного успеха. Так, например, после излечения воспалительного заболевания матки, опасного для жизни женщины, могут оставаться непреодолимые последствия в виде вторичного бесплодия. Вместе с тем любое лечение само по себе представляет попытку возвращения здоровья. Тем врачам, кто использовал аподиктический метод, следует узнавать по опыту, решили ли они проблему на самом деле.

Гален обращается к работам Гиппократа, чтобы показать, насколько в медицинской практике важно уметь различать сходства и различия вещей и к каким ошибкам может привести отсутствие этого навыка. Так, в сочинении «О врачебном кабинете» есть рассуждение о таких состояниях, как вывих плеча и отрыв акромиона. Для правильной постановки диагноза важно, чтобы врач, несмотря на их кажущееся сходство, сумел увидеть различия и поставить правильный диагноз. В сочинении «О суставах» Гиппократ разбирает клиническую картину, наблюдаемую при смещении позвонка и повреждении его остистого отростка. Эти состояния также похожи, но одно из них легко устраняется, а другое имеет серьезные последствия. Из-за неумения их различать многие врачи ошибаются, что ведет к назначению неправильного лечения и может причинить вред пациенту. Гален говорит о том, что «постижение сходств и различий имеет большое значение, и каждый мастер должен понимать, подобны или различны вещи, которыми он занимается» (фрг. 9.4.30). На основе медицинского материала Гален делает обобщение, верное для любой сферы человеческого знания, и как бы переводит обсуждение со «специального» (медицинского) на «общий» (философский) уровень.

Гален вновь говорит о том, что правильному владению научным методом необходимо учиться у Гиппократа и Платона:

9.4.31. Однако, поскольку знание, о котором мы говорим, зависит прежде всего от практики, следует не искать обобщенного знания, но упражняться на многих и разнообразных примерах, и особенно на примерах, переданных нам теми, кто лучше всего овладел этим искусством, – Гиппократом и Платоном.

Он вновь обращается к трудам Платона, на первый взгляд не имеющим непосредственного отношения к медицине: ссылки на фрагменты из диалогов «Государство», «Федр», «Филеб» и «Софист» предваряет повторяющаяся вновь, как и перед разбором текстов Гиппократа, постановка вопроса. Отрывки из работ Платона позволяют Галену проиллюстрировать и необходимость применения научного метода в том числе в медицине. Помимо метода установления сходств и различий предметов, Гален говорит о том, что Платон «тренирует нас в методе разделения», который заключается в умении переходить от общего к частному и наоборот. Гален вслед за Платоном и Аристотелем указывает, что научный метод может быть индуктивным и дедуктивным:

9.5.11. К этому способу рассмотрения близок и так называемый метод разделения, в котором тренирует нас Платон в «Софисте» и «Государстве»…

9.5.12. Итак, в «Софисте» и «Государстве» он учит, как можно вместо произнесения термина разъяснять в ясных и кратких словах его значение…

9.5.13. В «Филебе» и «Федре» он показывает, что для формирования научного мышления необходимо двумя способами тренировать навык разделения и объединения: от первого и наиболее общего переходить к тому, что более не приемлет деления, проводя разделения посередине между этими крайностями, – в «Софисте» и «Государстве» он показал, что именно таким образом составляются определения видов, – и наоборот, от более частных и многочисленных видов подниматься к первому роду посредством объединения. Ведь путь в обоих случаях один, а направления два: от общего к частному и наоборот.

По Галену, знание о природе не может быть достоверным и истинным, если оно, с одной стороны, умозрительно и отвлечено от действительности, с другой – основывается на изменчивом «чувственном» мнении:

9.6.21. Ведь нет ничего удивительного в том, что в философии большинство разногласий не прекращаются: вопросы философии не могут быть окончательно решены с помощью эксперимента, поэтому некоторые считают, что мир не был сотворен, а другие – что был, как некоторые считают, что этот мир снаружи ничто не окружает, а другие говорят, что нечто окружает его, и из последних одни считают, что окружает его некая пустота, не имеющая в себе никакой материи, а другие – что существует бесконечное число иных миров, и множество их простирается в беспредельность.

9.6.22. Ведь разрешить эти разногласия посредством чувственного восприятия невозможно. Но относительно пользы или вреда лекарственных средств для тела все иначе: здесь разногласия врачей можно разрешить, установив на опыте, полезно или вредно то или иное средство.

Отсутствие того или иного начала, по мнению Галена, свидетельствует о невозможности достичь объективной истины. В этом мнение Галена противоречит основной мысли Платона о том, что изучение мира чувственного бытия не только не способствует познанию бытия истинного, незримого, неизменного, вечно пребывающего, но и мешает этому истинному познанию. Согласно Платону, для того чтобы обратиться к познанию истинного бытия, «нужно отвратиться всей душой ото всего становящегося: тогда способность человека к познанию сможет выдержать созерцание бытия»[41].

При внимательном рассмотрении рассуждений Галена, представленных в девятой книге трактата «Об учениях Гиппократа и Платона», выясняется важная особенность его метода: Гален, вслед за Платоном, представляет научную проблему в виде антиномии. Истинно лишь то, что тождественно самому себе, а тождественное себе не может ни изменяться, ни возникать и исчезать, ни двигаться, ни члениться на части, оно может быть только тождественным себе (тезис элеатов). С точки зрения формальной логики этот тезис можно выразить через закон тождества: А есть А. Иными словами, без наличия чего-то самотождественного невозможно никакое познание. Об этом ясно говорит Платон: «…Не допуская постоянно тождественной себе идеи каждой из существующих вещей, он (человек) не найдет, куда направить свою мысль, и тем самым уничтожит всякую возможность рассуждения»[42]. То, что мы называем познанием, есть отнесение познаваемого к субъекту познания. Значит, для того чтобы предмет был познаваемым, нужно, чтобы он был отнесен не к самому себе, а к познающему субъекту. На языке Галена это значит следующее: то, что может быть познано, есть всегда другое (а не тождественное). Описывая способы научного познания, Гален имеет в виду объяснение, каким образом познание идеи может соединиться с познающим субъектом. Можно интерпретировать позицию Галена в том смысле, что понятие тождественности предполагает акт соотнесения, сравнения двух предметов, то есть определенное действие сознания, в то время как единое есть самое первое, то, без чего вообще ничего не может быть. Центральной мыслью Галена является утверждение, что всякая идея имеет предикат – ту или иную часть общего бытия (см. начало девятой книги). Именно поэтому идея причастна бытию, следовательно, бытие с помощью идеальных начал, наличествующих в нем, может быть познано и является целью для научного знания. В этом случае возникает соотнесенность, через которую всякое умозрение (идея) вступает в отношение с природными началами. Только та умозрительная идея может быть соотнесена с познающей личностью и может быть познаваемой, которая существует сама по себе, независимо от познающего субъекта, но при этом соотнесена с каким-либо природным явлением, постигаемым через органы чувств. Гален очень хорошо показывает именно эту последовательность: соотнесенность идеи с феноменом есть предпосылка его познаваемости.

Гален вновь переходит к суждениям Гиппократа об общем и различном. Подробный анализ методологии Платона и Гиппократа позволяет ему перейти к ключевой для него проблеме медицинской теории – клинической систематике и самой возможности семиотики болезней:

9.6.1. Таким же образом и Гиппократ прежде него, в книге «О диете при острых болезнях», порицая книдских врачей за то, что они не различают заболеваний по виду и роду, сам показывает способы разделения, благодаря которым то, что кажется единым, оказывается разделенным и многочисленным, и это касается не только болезней, но и всего прочего, и можно заметить, что большинство славнейших врачей ошибается именно в этом, что сказывается и на их методах лечения.

9.6.2. Ведь некоторые ведут обучение без правильного метода, начиная сразу с частных случаев применения лекарств; а некоторые, говоря самые общие вещи, строят свое учение внешне методически безупречно, но весьма далеко от истины.

Гален ссылается на мысль Гиппократа о том, что многие врачи склонны к избыточной детализации в классификации болезней. Они уделяют больше всего внимания назначению лекарств в каждом частном случае и из-за этого теряют общую идею. Другие, наоборот, концентрируясь на общем, игнорируют различия в картине клинических случаев. Существует множество способов лечения одной и той же болезни, бессистемных и зачастую взаимоисключающих, именно поэтому медицина «пользуется у народа такой дурной славой, что кажется, будто нет вовсе никакой медицины» (фрг. 9.6.2–9.6.20).

Для Галена важно утверждение Гиппократа, «что проблема, относительно которой люди, сведущие в медицине, не могут прийти к общему мнению, имеет большое значение не только для возвращения здоровья больным, но и для сохранения его здоровыми, и для тех, кто делает физические упражнения, чтобы приобрести и сохранить крепость тела, и добавляет: “и того, что каждый захочет”, показывая нам, что эта проблема и ее решение касаются не только медицины, но и других наук и искусств» (фрг. 9.6.19). По мнению Галена, необходимо уметь строить правильное доказательство:

9.6.20. Ведь удивительно, почему врачи, занимающиеся наукой, в которой посредством опыта можно показать, приносит то или иное средство пользу или вред, тем не менее делают противоположные утверждения о том, что помогает и что вредит.

Гален возвращается к важнейшему для его теоретико-практической системы тезису о необходимости опытной проверки любого теоретического предположения. Это его главный ориентир в формировании подходов к теории и практике медицины. В первой книге «Об учениях Гиппократа и Платона» Гален для решения, казалось бы, сугубо философского вопроса о локализации управляющей части души использует данные анатомических вскрытий. Умозрительные рассуждения подтверждаются результатами наблюдений, которые выстраиваются в строгую систему доказательств, основанную на законах формальной логики. В девятой книге он говорит о необходимости дифференцированного подхода к диагностике и фармакотерапии, основываясь на философской методологии оценки общего и различного:

9.6.26. Итак, только тот, кто понял природу больного, а также характер болезни и характер действия лекарства, которое он собирается применять, и кроме того, время, в которое следует его применить, может решиться применить выбранное средство, чтобы проверить, правильным ли оказался выбор.

9.6.27. Только такой врач найдет причину разногласия среди врачей и различающие признаки, которые следует учитывать, чтобы определить, что полезно больному. Никто из других не сможет определить этого, ведь те, кто упрямо ограничивает себя познанием посредством опыта[43], используют лишь опробованные средства, а в своих неудачах обвиняют или случай, или еще что-нибудь в этом роде.

Для иллюстрации своих мыслей Гален снова обращается к работам Гиппократа – сочинениям «О переломах» и «О диете при острых болезнях». В первом примере речь идет о врачах, которые неправильно лечат переломы и в результате причиняют своим пациентам больше вреда, чем пользы. Это происходит из-за непонимания, что все переломы нельзя лечить однотипно: нужно учитывать особенности конкретного случая и уметь выбрать из имеющегося набора средств и способов наиболее подходящий. Второй пример касается рассуждений Гиппократа о вине: какой его сорт полезен при той или иной болезни и на какие органы и процессы воздействует. Гален отмечает, что Гиппократ в своих описаниях следует «методу разделения» (фрг. 9.6.28–9.6.51).

Выявление признаков общего и различного важно как для медицины (на что указывает Гиппократ), так и для философии (об этом говорит Платон). Гален отмечает, что в этом обнаруживается сходство во взглядах Гиппократа и Платона:

9.6.52. То же самое Платон говорит об удовольствиях, убеждая, чтобы некоторых из них мы избегали, а к другим стремились, например к удовольствиям от полезного и доброго учения. И вообще ко всем прекрасным вещам следует стремиться, а избегать нужно удовольствий от пьянства, или чревоугодия, или любовных утех, тех же, которые не имеют отличительных признаков ни тех, ни других, не следует избегать, но к ним не следует и стремиться.

9.6.53. Таким образом, согласно методу разделения находятся отличительные признаки видов рода удовольствий, что показывает Платон на протяжении всего диалога «Филеб», рассказывая нам обо всех их отличительных признаках.

Более того, Гален вновь и вновь напоминает о связи любого проявления жизнедеятельности человека с определенной частью души:

9.6.55. Ведь простые удовольствия, помимо их принадлежности к виду удовольствий, по своей простоте принадлежат также к виду простых удовольствий и имеют между собой дополнительное сходство, как и сложные со сложными, материальные с материальными, духовные с духовными, полезные с полезными, вредные с вредными, как и удовольствия от прекрасных и дурных деяний сходны между собой, так же и удовольствия в разумной части души сходны между собой, и то же касается удовольствий яростной и вожделеющей частей души.

Истинным знанием, согласно Платону, является знание не свойств вещи, а знание вещи самой по себе. В ощущении вещь дается не в своей сущности, а в отношении к чему-либо. В чувственном восприятии вещь является нам как объект рождения, становления и возникновения, тогда как для того, чтобы понять данную вещь, мы должны понять ее вечную и неизменную идею. Ощущая что-либо, мы не знаем того, что ощущаем. Душа является тем, что делает наше познание возможным, а также может отличить истинное в вещи от ложного в ней, она же упорядочивает этот мир, открывает законы. Вот что говорится в диалоге Платона «Софист»:

…К становлению мы приобщаемся с помощью ощущения, душою же с помощью размышления приобщаемся к подлинному бытию, о котором вы утверждаете, что оно всегда само себе тождественно, становление же всегда иное[44].

Конечный результат цепочки умозаключений исследователя должен представлять собой результат комбинированного применения двух методов (гипотетического и аподиктического), которые Гален называет «научными», при этом он отмечает, что первыми их использовали Гиппократ и Платон:

9.6.58. Под двумя научными подходами я имею в виду, с одной стороны, разделение родов на виды вплоть до неделимого, и с другой – обратный этому путь сопоставления, то есть восхождение от частного к наиболее общему через лежащие посередине виды.

9.6.59. И оба эти метода прекраснейшим и наилучшим образом прежде всех врачей и философов открыли в своих сочинениях Гиппократ и Платон, показав также, что во многом заблуждаются те, кто не умеет отличить общее от особого.

Гален применяет здесь особый метод: принимает определенное допущение – гипотезу – и прослеживает затем, какие утверждения из нее следуют. По своему обыкновению, он подтверждает свою мысль примерами из медицинской практики. На самом деле этот метод был разработан Платоном и получил впоследствии название гипотетико-дедуктивного, и значение его для развития науки нельзя переоценить. Его дальнейшей логической разработкой мы обязаны Аристотелю. С другой стороны, Галену не был чужд и практически-индуктивный метод, когда благодаря анатомическим исследованиям выстраивалась очень стройная и правильная теория. Кроме того, с помощью аподиктического метода Гален показывает, что условием познания всегда является соотнесенность умозрительного и феноменального.

С помощью этих методов можно понять сущность исследуемого предмета, а умелое их использование позволит врачу верно поставить диагноз и подобрать наиболее подходящие лечебные или профилактические средства:

9.6.63. Ведь тот, кто знает, что наша душа имеет не одну простую форму, как души растений, полностью состоящие из вожделеющей части, или души богов, полностью состоящие из разумной части, но что в человеке есть обе эти части и третья – яростная, зная вместе с этим количество добродетелей, и суть их, и способ их обретения, а также познавший природное устройство нашего тела (которое на уровне гомеомерий состоит в правильном соотношении первоначал, на уровне частей тела – в том, чтобы в каждой части тела живого существа было соответствующее природе количество гомеомерий, чтобы у нее были соответствующие природе размер и положение, то есть чтобы в каждом живом существе сохранялась соответствующая соразмерность упомянутых компонентов), – так вот, тот, кто постиг все это, сумеет подобрать подобающие лечение и профилактику для каждой из болезней.

Гален говорит о том, что необходимо также уметь различать истинные, правдоподобные и ложные высказывания, утверждения или учения (фрг. 9.7.2). В этой связи обратим внимание на суждение Галена, касающееся последователей Платона, или «представителей новой Академии», а также взглядов стоиков:

9.7.3. Суждение о таких вещах сводится к представлению, которое, как говорят представители новой Академии, должно быть не только правдоподобным, но и учитывающим все точки зрения и сформированным в спокойном состоянии, или, как говорят последователи Хрисиппа, каталептическим, а если мы хотим говорить так, чтобы нас понимали все нормальные люди, – ясным для чувств и разума.

9.7.4. Так вот, термины эти, на первый взгляд, различны, но, если кто исследует этот вопрос достаточно прилежно, он поймет, что они имеют одинаковое значение, и то же самое подразумевается, когда кто-либо говорит, что он исходит из общих представлений и считает их главным из всех критериев, критерием, который достоверен сам по себе.

Это напоминание касается принципиальных различий между верным подходом к диагнозу и неправильными, по мнению Галена, представлениями о причинах и методах диагностики заболеваний, составляющих суть учения врачей-эмпириков. Разные заболевания могут иметь сходные симптомы, и лечить их надо по-разному, а для этого – правильно распознавать. В основе ошибочной практики – ошибочная теория:

9.7.5. С тем, что главный критерий должен быть достоверным без доказательств, согласны все, но не все считают, что он должен быть естественным и общим для всех людей; и большинство порой предпочитают тому, что очевидно всем людям, собственное мнение, которого они держатся, и делают вид, что твердо верят тому, что сами же говорят наугад, чтобы обосновать то или иное учение своей школы. Иногда люди делают это, чтобы оспорить мнение того или иного оппонента. Все они пребывают в добровольном заблуждении.

9.7.6. Ведь тем, кто объявил себя последователями той или иной школы, приходится защищать в спорах все учения этой школы, даже если они не имеют никакой принудительной логической связи с основами их учения, как и обстоит дело с учением о руководящем начале души.

9.7.7. Ведь это необходимо знать врачам для того, чтобы лечить тот орган, который заболел, в случае если болен разум, философам же это не нужно ни для определения видов добродетелей, ни для упражнения в них.

Продолжая рассуждение, Гален говорит о том, что существует философия теоретическая, изучающая «вещи, бесполезные и в этических, и в политических вопросах» (возникновение мира и т. д.), и философия, помогающая, например, «хорошо управлять своим домом, или вести надлежащим образом дела государства»:

9.7.12. На самом же деле исследование того, возник мир или не возникал, бесполезно, в отличие от исследования вопросов о провидении и о богах.

9.7.13. Ведь всем нам полезно задаться вопросом, есть ли в мире нечто, превосходящее человека силой и мудростью, но нет необходимости рассматривать, каковы боги по сущности своей: совсем ли они бестелесны, или у них, как и у нас, есть тела.

9.7.14. Ведь и это, и многое другое совершенно бесполезно в так называемых этических и политических проблемах, в достижении нравственных добродетелей и лечении душевных страстей.

Рассуждения об умозрительных вещах в то время, когда есть возможность проверки предмета дискуссии, выглядит так же нелепо, как спор двух философов, когда один на основе теории доказывает, что древесина тяжелее воды, а другой – обратное, как будто бы не существует способа проверить каждое заявление эмпирически. Безусловно, существуют попытки познать такие вопросы, которым нельзя предоставить доказательств и которые нельзя подтвердить эмпирическими испытаниями, например, имеет ли космос начало или является ли целое конечным или бесконечным. Гален считает, что врач должен избегать суждений по поводу таких вопросов. Вопрос о сущности Творца также не имеет ответа: мы знаем о его существовании, но мы не можем познать его сущности.

Далее Гален вновь возвращается к тому, как следует строить научное рассуждение:

9.8.1. То, что доказательство любого учения строится на логических основаниях, было показано нами почти во всех книгах, но и теперь, так как мы заранее поставили своей задачей исследовать возможность отличать вещи друг от друга и ясно видеть сходство и несходство каждой из них с другими, я ради тренировки добавлю пример того, что надо не просто говорить о том, что нам следует совершенствоваться в частных случаях, но и делать это.

9.8.2. Ведь ни сам Платон, ни Гиппократ не ограничиваются тем, что дают общие советы, но тренируют нас посредством многих частных примеров.

В качестве примера доказательства, построенного на логических основаниях, Гален приводит разумное устройство человеческого тела (фрг. 9.8.3–9.8.24), в котором все целесообразно, парные части по форме и местоположению подобны, а анатомическое расположение непарных частей тела идеально соответствует их функциональному предназначению:

9.8.9. Ведь то, что успешно во всем, называют мастерством, а то, что успешно в одной или двух частностях, считают делом случая, а не мастерства.

9.8.10. Итак, имея в виду именно это понимание, те врачи, которые занимаются анатомией, восхищаются мастерством природы. Ведь тело в действительности не таково, каким кажется снаружи, а снаружи оно кажется состоящим из десяти или двенадцати, в лучшем случае двадцати частей.

9.8.11. Ведь тело состоит из костей, которых более двухсот, и мышц, которых значительно больше, чем двести <…> 9.8.12. Удивительно верно сказал Гиппократ: «Люди имеют правильное тело». Ведь величайшее доказательство правильного взаимного устройства частей тела – подобие формы и места, в которое вырастают эти три части тела – я имею в виду вену, артерию и нерв – в каждую из мышц, а обратный порядок их присоединения показывает не только регулярность взаимного расположения и сообразного устройства частей, но и наивысшую силу Создавшего это тело.

9.8.13. Ведь если ты перечислишь цели устройства и окажется, что все они успешно достигнуты, то это с очевидностью будет свидетельствовать для тебя о величии Его, я имею в виду Творца.

Особенностью учения Галена являлась явно выраженная телеологическая позиция, поэтому человеческий организм для него представлял собой законосообразное совершенство. Причиной этой упорядоченности и гармоничности является Бог-творец или главный Демиург (δηµιουργοῦ)[45], как он описан в платоновском «Тимее», который все упорядочивает. Гален доказывает существование Бога (θεὸς)[46], исходя из целесообразности природного устройства в целом и человеческого тела в частности. Он показывает тождественность и гармоничность устроения живых существ и вещей, сделанных рукой и мыслью человека, что, по его мнению, невозможно объяснить только слепым случаем. Согласно Галену, «природа ничего не делает напрасно», здесь, безусловно, он повторяет Аристотеля с его концепцией «природы-устроительницы», но основоположником этой идеи он называет Гиппократа. Гален также указывает на сходство взглядов Гиппократа и Платона по этому вопросу. Гиппократ, говоря о мудрости и справедливости природы, именно ее считает «создавшей нас причиной». Согласно Платону, Демиург повелел своим детям создать род людей, взяв от него бессмертие души и добавив в нее смертное (фрг. 9.8.26– 9.9.1). При этом Гален замечает:

9.9.2. Однако нам следует знать, что различные виды рассуждения и доказательства требуются для утверждения о том, что мы созданы попечением некоего Бога или богов, с одной стороны, и для рассуждений о сущности устроившего нас, а также нашей души, с другой.

Если можно утверждать, что «устройство нашего тела есть дело высшей мудрости», то в чем заключается сущность души и богов, можно лишь предполагать. Такие предположения, как пишет в «Тимее» Платон, могут быть лишь «убедительны и правдоподобны». Он говорит, что мы не можем настаивать на истинности наших заключений о душе, о ее смертной и божественной частях. Гален в этом соглашается с Платоном, но замечает, что у него есть анатомические подтверждения существования разумной, яростной и вожделеющей частей души, которые расположены в головном мозге, сердце и печени соответственно (фрг. 9.9.3–9.9.7).

Итак, согласно Галену, есть три основных принципа исследования: принцип разделения и соединения, принцип выведения следствий и противоречий и принцип изменения вещей друг в друга по признаку большего и меньшего, а также по сходству и пропорционально (к ним же относится знание одинакового и различного). Упражнение в использовании этих принципов требует времени. Пример такого упражнения Платон приводит в четвертой книге «Государства», доказывая, что душа состоит из трех различных частей, каждая из которых, в свою очередь, состоит из отдельного вида и имеет свои функции. Свое рассуждение Платон начинает с аксиомы: «Очевидно, тождественное не стремится одновременно совершать или испытывать то, что противоположно его тождественности и направлено против нее». Однако затем он приводит в качестве примера человека, который, оставаясь на месте, машет руками, а значит, двигается, и волчка, который вертится, но тоже остается на месте. Платон заключает, что вполне возможно, если что-нибудь, оставаясь самим собой, «станет вдруг испытывать или совершать нечто противоположное своей тождественности или направленное против нее» (фрг. 9.9.20–9.9.28). По этому поводу Гален говорит следующее:

9.9.29. В этих словах он различает подобия в упомянутых вещах, показывая, как тот, кто не изучил подробно такие вещи, может думать, что сказанное им общее утверждение не является истинным всегда и для всех случаев, ведь одно и то же в одно и то же время может совершать или претерпевать противоположные действия, если перевести рассуждение на то, что состоит из многих частей: например, у человека одни части могут двигаться, а другие – оставаться в покое.

9.9.30. Ведь очевидно, что в таких объектах тождество себе не соблюдается полностью, но, если бы кто смог показать, что палец остается в покое и одновременно шевелится, он бы опроверг ранее выдвинутую аксиому.

9.9.31. Итак, Платон и здесь, в приведенном рассуждении, показал, что тот, кто пожелал бы его опровергнуть, не заметил несходства различных понятий. Обратившись затем к другому, более правдоподобному возражению, он показывает, что и оно происходит от неспособности отличить сходство от несходства.

Гален обращает внимание на то, что, не умея определить, в чем сходны и чем различаются предметы исследования, трудно избежать ошибок в их определении. Часто это происходит из-за омонимии: например, не было ясно, относится «тождественное» Платона к функции души или к ее виду и части. Гален показывает, что функция может только «делать», но не может «претерпевать». Слово «разделение» тоже может вызывать затруднение, ведь оно может означать и разделение сущности на части, и метафорическое разделение рода на разновидности, и деление общего значения слова на отдельные значения. Некоторые философы, пишет Гален, «говорят, что не сущности делятся на свои функции, но каждая неделимая сущность действует тем или иным образом согласно той или иной функции» (фрг. 9.9.39–9.9.46).

Гален показывает, что не только медики, но часто и философы, не стремящиеся к поиску суждений, заключающих в себе истину, вводятся в заблуждение внешней схожестью формальных доказательств. Он призывает найти в признаках предмета или явления те особенности, которые мыслятся в нем как присутствующие при любых условиях. Гален пытается найти во всем, что подвергается исследованию, непреложную основу, вокруг которой могут располагаться относительные и случайные свойства. Этот галеновский способ достижения истины на современном языке мы можем с уверенностью назвать аподиктическим, и его можно освоить посредством ежедневных упражнений в логике. Гален утверждает, что современные ему медики пренебрегают именно опытным наблюдением за болезнью, не рассматривают ее ход, не следят за состоянием больного и его выздоровлением, превращая процесс лечения в оккультные действия. В этой связи Гален настаивает, что искусство врачевания само по себе является опытным исследованием. В медицине умозрительное суждение подразумевает фактическую необходимость, что свойственно и другим наукам.

Гален пытается примирить разум и чувства и в равной степени использовать их в своей медицинской практике. Важнейшим моментом в естественнонаучных взглядах Галена является телеология: разбирая устройство тела, он находит его предельно совершенным, что, по его мнению, свидетельствует о мудрости и могуществе создавшего природу Божественного Творца[47]. В этой связи Гален указывает, что существуют вопросы, которые нельзя доказать и тем более исследовать, именно поэтому ученый должен обладать способностью постигать с помощью метафизических представлений.

Заключение

При анализе наследия Галена следует помнить о его необычайной творческой продуктивности: он считается автором более чем 500 произведений, из которых сохранилось 111 текстов. Круг рассмотренных в них тем крайне широк: от практически полного набора клинических вопросов, актуальных для времени, когда жил автор, до философских проблем, имеющих важное значение для медицины того периода. Опрометчиво было бы ожидать, что в одном, пусть даже фундаментальном труде, может быть изложена суть взглядов Галена по основополагающим вопросам. Для того чтобы приблизиться к пониманию, каким образом мыслил великий врач, необходимо подробно ознакомиться с несколькими его основными трактатами. В этом состоят интерес и особый вызов для ученого, исследующего творчество Галена. Так, трактат «Об учениях Гиппократа и Платона» не дает нам представления о его клинических взглядах. Однако на русском языке опубликованы такие его сочинения, как «О разновидностях болезней», «О причинах болезней», «О разновидностях симптомов»[48], содержание которых в совокупности с соображениями, высказанными Галеном в трактатах «К Главкону, о методе лечения»[49] и «О вскрытии вен, против последователей Эрасистрата, живущих в Риме»[50], позволяет с определенной долей уверенности рассуждать о том, какие практические выводы делал Гален, опираясь на натурфилософские воззрения своих предшественников, сведения о которых содержатся в тексте «Об учениях Гиппократа и Платона».

Другой пример: одним из основных вопросов, рассматриваемых в трактате «Об учениях Гиппократа и Платона», является значение каждой из частей души для функционирования организма человека. Важнейший тезис Галена заключается в том, что высшее, управляющее начало души находится в головном мозге. Утверждение этой мысли происходит у него в дискуссии со стоиками. Правильно интерпретировать эти рассуждения Галена, на мой взгляд, можно, лишь проанализировав трактаты «О распознавании и лечении заблуждений всякой души» и «Способ распознавания и лечения страстей любой, в том числе и своей собственной, души»[51]. Именно они позволяют получить представление о значении учения о душе в том числе и для истории медицины, понять основные предпосылки возникновения идей гуманной психиатрии.

Гален исходит из того, что материальный мир не вечен, а сотворен высшим существом – Богом (иногда Гален использует это понятие, но чаще, в платоновской традиции, – Демиург). Именно с этих позиций его чрезвычайно интересуют и сравнительная анатомия, и анатомия человека – высшего существа, венца деятельности Демиурга. Картина мира Галена предполагает возможность получения доказательного знания и конечную познаваемость анатомо-физиологических процессов. По его представлениям, материальный мир сотворен по определенным законам, в основе которых лежит принцип телеологии; они, по существу, познаваемы человеком. Отсюда и внимание Галена к некоторым суждениям, высказанным Платоном, в частности к концепции психосоматического единства человека. Выраженные на этот счет в «Тимее» соображения Гален развивает в стройную теорию в трактатах «Способ распознавания и лечения страстей любой, в том числе и своей собственной, души» и «О распознавании и лечении заблуждений всякой души».

Телеологический принцип устройства природы не просто декларируется Галеном в тексте «Об учениях Гиппократа и Платона» – автор показывает его особую значимость в объяснении жизнедеятельности организма человека. Начав в первой книге трактата с обстоятельного анализа значения вскрытий, в девятой книге Гален завершает свои рассуждения подробным описанием целесообразности устройства частей тела, кратко упомянув все важные разделы анатомии. Трактат «Об учениях Гиппократа и Платона» является источником, на основании которого мы можем говорить о телеологическом подходе Галена к трактовке единства духовного и телесного. Он последовательно анализирует значение каждой из трех частей души для нормальной организации всех физиологических процессов: части человеческой души в системе Галена иерархически расположены в конкретных частях тела. Функционально целесообразное устройство как человеческого тела в целом, так и отдельных его частей, по мнению Галена, не может быть случайным:

9.8.4. Ведь некоторые говорят, что оно [тело человека. – Д.Б.] возникло в результате некой случайности, неумелой и неразумной, а не по замыслу мудрого Творца, и для подтверждения своих слов используют неявное сходство: иногда, говорят они, в жизни по воле случая появляется подобное тому, что создает искусство.

Историческая судьба учения Галена необъяснима без учета в высшей степени позитивного восприятия его взглядов представителями ранней христианской церкви. Тот факт, что система взглядов Галена становится господствующей уже к концу III века и сохраняет это значение более полутора тысяч лет, объясняется не только врачебными моментами, но и (а возможно, и прежде всего) комплиментарностью его воззрений к натурфилософским взглядам Отцов раннехристианской Церкви[52]. Так, например, некоторые аргументы, использованные Галеном в тексте «Об учениях Гиппократа и Платона», обнаруживаются в идеях раннехристианского богословия (например, опровержение тезиса о том, что если никто никогда не видел Бога, то можно считать, что его не существует):

9.8.22. Итак, как мы составляем мнения о том, что создано людьми, таким же образом следует делать выводы и в отношении божественных творений и изумляться Творцу нашего тела, кем бы из богов Он ни был.

9.8.23. Если из-за того, что мы не видим Его, мы скажем, что Его нет, то мы не сохраним аналогии с мнением в отношении искусств: ведь мы составляем мнение о произведении искусства не из-за того, что видели построившего корабль или кровать, не беря в расчет пользу всякой из частей, но именно в таком подходе полагаем основу нашего суждения.

Разумеется, убеждения Галена имеют несколько условный характер по отношению к христианству, так как здесь он следует за Платоном:

9.9.1. Платон же объявляет причиной нашего возникновения сотворившего мир Бога, который повелел детям своим устроить род людей, взяв от него самого сущность бессмертной души и добавив в нее смертное. <…>

9.9.3. То, что устройство нашего тела есть дело высшей мудрости и силы, доказывается посредством того, что я изложил немного раньше; то, что о сущности души и создавших нас богов и еще более – обо всем теле нашем говорит божественный Платон, может быть лишь убедительным и правдоподобным, что и сам он заявляет в «Тимее», в самом начале изложения своего учения о природе, повторив затем это в середине повествования.

Последний тезис крайне важен: доказательство Гален находит именно в функционально целесообразном устройстве человеческого тела. Перед нами – один из основных аргументов, используемых на протяжении почти двух тысячелетий христианскими авторами для доказательства существования Бога, – телеологическое доказательство.

Значительный интерес представляет собой и критика Галеном некоторых взглядов Платона, касающихся устройства человеческого тела, содержащаяся в последних четырех книгах трактата «Об учениях Гиппократа и Платона». В историографии принято относить Галена к числу платоников. Однако известный голландский ученый Т. Тилеман отмечает, что в «Об учениях Гиппократа и Платона» Гален проецирует в прошлое традицию философии, совмещая ее с медициной, и указывает Гиппократа и Платона в качестве их основателей. Иными словами, Гален использует своеобразный экзегетический прием с целью показать, что они были не только правы, но и придерживались одного мнения по наиболее важным вопросам. По мнению Т. Тилемана, «Гален не принадлежал к платонической школе или какой-либо любой другой философской школе, предпочитая занимать независимую позицию, благодаря этому он мог учитывать точки зрения разных направлений философии»[53]. Вместе с тем на примере исследования полного текста трактата «Об учениях Гиппократа и Платона» мы убедились, что Гален – платоник, более того, он активно полемизирует с последователями Академии, жившими в его время, упрекая их в неверном толковании идей ее основателя – Платона. На примере медицины он показывает и доказывает адекватность исследовательской методологии Платона по отношению к задачам медицинской науки, умело применяя ее к анализу анатомо-физиологических фактов. Добавлю к этому, что Гален использует философию только как инструмент: все, что пригодно для развития медицины, принимается, непригодное – отвергается. Невозможно согласиться с мнением М. Фреде, который указывал, что Гален стремился преодолеть разделение между медицинскими школами, в частности между рационалистами и эмпириками[54]. Он всегда в крайне резкой форме отстаивал свои взгляды и, конечно, не стремился найти общий язык с врачами-эмпириками – это было невозможно. Разумеется, такое «стремление» никак не могло «заставить его выработать методологию» научного компромисса. Гален был непримирим в принципиальных вопросах, каковыми и являлись учение о душе, телеологический принцип устройства живого и экспериментальный метод его познания, основанный на знаниях анатомии и физиологии человеческого тела.

Полагаю, публикация на русском языке полного текста трактата «Об учениях Гиппократа и Платона» и его интерпретация, представленная во вступительных статьях к третьему и четвертому томам «Сочинений», позволят лучше понять значение творческого наследия Галена для истории и философии науки, а также скорректировать некоторые представления об истории развития методологии науки в период до XVII в.

Предисловие переводчика

В статье, посвященной работе над трактатом «Об учениях Гиппократа и Платона», последние четыре книги которого представлены в настоящем издании, Ф. де Лейси подчеркивает, что работа над переводом такого автора, как Гален, неизбежно является междисциплинарной. Сколь бы энциклопедическими ни были познания одного исследователя, он не может, имея филологические познания и навыки перевода, при этом разбираться в таких разных областях, как история медицины (и медицина как таковая), история философии, античная теория литературы, а также в вопросах религии и политики. Между тем все эти проблемы в той или иной степени затрагивает в своих сочинениях Гален[55]. По этой причине труд переводчика древнегреческих медицинских текстов становится важной частью междисциплинарных исследований. Для истории медицины часто существенным бывает точное значение того или иного термина, и в этом случае необходимо исходить из текста, а не следовать чужим интерпретациям, что неизбежно делает тот, кто не имеет возможности работать непосредственно с текстом (перевод всегда является интерпретацией). Здесь мы, безусловно, сталкиваемся с частным случаем герменевтического круга: перевод того или иного термина неизбежно зависит от наших представлений о значении отдельных терминов и понятий в истории медицины и в текстах изучаемого автора[56]. В свою очередь, без кропотливой работы переводчика исследователь будет «изучать» уже не мнения древних врачей, а свои представления о них.

Все эти соображения справедливы для перевода и интерпретации рассуждений Галена о методологии науки, прежде всего для отрывков 6.3.1–6.3.6, 7.1.21–7.1.23, 7.2.13–7.2.17 из трактата «Об учениях Гиппократа и Платона». Гален неоднократно касался вопросов методологии и в предыдущих книгах, но в шестой и седьмой он решил вернуться к ним, чтобы еще раз подчеркнуть: заблуждения его оппонентов происходят от недостаточного владения «научным», или «аподиктическим», методом.

О сущности этого метода в понимании Галена в науке ведутся споры. С одной стороны, принято считать, что экспериментальная наука является достоянием Нового Времени, с другой – известно, что Гален не только проводил эксперименты, чтобы подтвердить или опровергнуть ту или иную научную гипотезу, но и публично демонстрировал их. Некоторые историки медицины полагают, что можно с уверенностью говорить о медицинских и естественнонаучных экспериментах не только у Галена, но и у его предшественников – Герофила и Аристотеля[57]. Историки античной науки подчеркивают, что первые физические опыты (эксперименты в современном смысле слова) ставились, по-видимому, ранними пифагорейцами еще задолго до Галена. Так, известно, что пифагорейцы конструировали специальные приборы, с помощью которых «впервые в истории человечества были предприняты систематические опыты, которые имели целью… установление закономерностей и причинных связей в протекании явлений природы, иными словами, эти опыты положили начало научному эксперименту»[58].

Т. Тилеман в своей статье о методологии Галена подчеркивает, что именно отношение Галена к анатомическому эксперименту является основой его полемики, с одной стороны, с врачами-эмпириками, а с другой – с врачами-методистами[59]. Для эмпириков целенаправленный анатомический эксперимент являлся вторжением в область поиска скрытых причин, отвлекающим врача от набора опытного знания[60]. Врачи-методисты, в свою очередь, полагали, что в эксперименте нет необходимости, так как все нужные врачу знания можно вывести из общих теоретических положений и «очевидных» фактов. Гален же настаивал на том, что именно эксперимент является основным источником медицинского знания. Такое открытие Галена, как описание анатомии и физиологии желудочков головного мозга, было сделано благодаря целенаправленному эксперименту[61].

Однако решить, корректно ли применительно к методу Галена говорить об эксперименте в современном (или близком к современному) понимании, можно, только опираясь на текст. В данном случае речь идет об использовании Галеном термина ἀποδεικτικός применительно к научному методу. Обсуждаемый термин происходит от греческого существительного, обозначающего доказательство, и предполагает возможность строгого и однозначного доказательства того или иного положения. Не случайна параллель с геометрией, которую приводит Гален в одном из отрывков. Как мы знаем из сочинения Галена «О моих книгах» (гл. 11), уже в юности будущий великий врач узнал, как глубоки разногласия между представителями разных философских и научных школ, а подчас и внутри одной школы. От того, чтобы стать скептиком пирроновского толка и навсегда разувериться в возможностях познания, его удержали воспоминания об уроках отца, архитектора, заставлявшего мальчика изучать геометрию и арифметику. Эти знания позволили ему сделать следующий вывод: если возможно строгое геометрическое доказательство, значит, возможно и познание[62].

Однако в естественных науках, в отличие от математики, доказательство невозможно без эксперимента, и Гален, как мы видим в его текстах, прекрасно это понимал. Например, как только речь заходит о доказательстве (ἀπόδειξις) местоположения той или иной части души, Гален подробно описывает соответствующий анатомический эксперимент, подчеркивая, что именно он является единственным корректным доказательством данной гипотезы (6.3.2–6.3.4)[63]. В предыдущих частях, где речь шла о «руководящей» (разумной) части души, логика Галена была проста: мы можем доказать логически, что источник нервов является местоположением этой части (большая посылка силлогизма), однако найти сам этот источник (малая посылка силлогизма) и, следовательно, сделать правильный вывод мы можем только посредством эксперимента (см., например, 2.4.19–2.4.24). Так сочетаются у Галена «математическая» логика и знание, получаемое экспериментальным путем. Для понимания методических принципов Галена чрезвычайно важно, что, признавая невозможность провести столь же убедительный эксперимент, как в случае с сердцем и мозгом, для доказательства того, что именно печень является вместилищем «вожделеющей» способности души, он, с одной стороны, приводит объяснение того, почему такой эксперимент невозможен, а с другой – все-таки описывает не столь впечатляющий, но аналогичный и технически возможный эксперимент: «Если перехватить петлей или совсем удалить вену, та часть тела, к которой она ведет, со временем становится более худой и бледной» (6.3.1–6.3.6)[64].

Когда же Гален касается области, в которой невозможно ни доказательство, ни тем более эксперимент, он вынужден признать ограниченность своего метода. Галену свойственно ясное понимание того, что метафизические вопросы научными методами решать невозможно и не нужно. Впрочем, к вопросу о сотворении мира он с этими методами все же приступает.

В конце девятой книги (фрг. 9.8.1–9.9.3) Гален берется доказать существование Творца исходя из анатомических наблюдений. Основным аргументом, подтверждающим его позицию, является для Галена целесообразность устройства человеческого тела и отдельных его органов и систем[65]. Напомним, что позднее (в III веке) подобная аргументация была перенята христианскими апологетами. Так, например, св. Дионисий Великий в своем трактате «О природе», фрагменты которого дошли до нас в составе сочинения Евсевия Кесарийского «Преуготовление к Евангелию»[66], ссылается на целесообразность устройства человеческого тела как на доказательство и существования, и мудрости Творца, причем упомянутые им аналогичные выводы врачей, которые тщательно исследовали органы и расположение внутренних частей человеческого тела (Praeparatio Evangelica, 43.1), могут указывать на знакомство (непосредственное или опосредованное) с сочинениями Галена[67]. Более того, данная традиция восходит к Платону, на которого многократно ссылается в подтверждение подобных рассуждений Гален[68]. «Демиург»[69], он же «Мировой Ум»[70] и «Бог»[71], в диалоге «Тимей» обретает доказательство своего бытия в совершенном и целесообразном устройстве этого мира и нашего тела[72]. В этом и других поздних диалогах Платон, по сути, впервые предложил некое подобие монотеистической религиозно-философской системы. Можно было бы ожидать, что Гален (тем более в сочинении, посвященном учению «божественного» Платона, как он его называет[73]) укажет, что его подход во многом совпадает с философией Платона. Однако этого не происходит (может быть, потому, что Гален не считает уместным детально обсуждать данные проблемы в рамках научного метода).

Подход Галена к пониманию природы Бога сходен с подходом к пониманию природы души[74]: опираясь на явные свидетельства, мы можем не только с уверенностью сказать, но и научно доказать (следовательно, имеем право говорить об этом в научном сочинении), что Бог (как и душа) существует, но ничего не знаем и никогда не сможем точно узнать о Его (Бога) природе или материи (если последний термин вообще применим к Нему)[75]. То же самое верно относительно взглядов Галена на природу души[76]. Более того, исследование вопроса о природе Божества, чем бы Оно ни являлось, Гален считает совершенно бесполезным для медицины и этики – в отличие, например, от представлений о божественном Провидении, которые он считает важными для разрешения этических вопросов (9.7.9–9.7.16). Гален, по-видимому, уверен, что и Платон считал такие теоретические вопросы второстепенными по сравнению с тем, что приносит пользу в решении этических или практических проблем: он аргументирует это тем, что рассуждение из диалога «Тимей» Платон вложил не в уста Сократа, а в уста Тимея[77]. Более того, Гален подчеркивает, что в этой области точное знание для человека недоступно, и самое большее, чего мы можем достигнуть, – предположение, похожее на правду (9.9.3–9.9.6). В подтверждение своего тезиса Гален приводит фрагмент из диалога Платона «Тимей»: «…и я, рассуждающий, и вы, мои судьи, всего лишь люди, а потому нам приходится довольствоваться в таких вопросах правдоподобным мифом, не требуя большего». Впрочем, у Платона эта ремарка предваряет миф, может быть, и правдоподобный, но более длинный и детальный, чем все теологические изыскания, которые позволяет себе Гален[78]. Гален говорит, что философские и теологические споры никогда не будут окончательно решены, так как их предмет относится к области, недоступной непосредственному опыту и, следовательно, научному постижению (9.6.21–9.6.22). В своих сочинениях, по крайней мере в сохранившихся до наших дней, Гален верен такому добровольному самоограничению ученого, и поэтому мы мало что можем сказать о его вере или теологических взглядах: определенно можно лишь утверждать, что он был близок тому монотеистически-креационистскому направлению, связанному с телеологическим взглядом на проблемы естествознания, которое начинается с Платона и заканчивается христианскими апологетами[79].

Телеологический и функциональный подход Галена к устройству человеческого тела лучше всего представлен в его трактовке понятия δύναµις[80]. Здесь уместно напомнить основные положения галеновского учения о δύναµις – термин, который мы, за неимением лучшего слова в русском языке, переводим как «способность», «функция» или «сила». Понятие это в галеновской, если можно так выразиться, онтологии человеческого здоровья восходит к учению Аристотеля, где оно, как и у Галена, тесно связано с термином ἐνέργεια, еще более трудным для перевода (в зависимости от контекста мы переводим его как «действие» или «функция»). Однако у Галена эти термины не являются логическими абстракциями, а обозначают базовые естественные процессы и действия, происходящие в организме живого существа, и именно нарушение в этих процессах определяется Галеном как болезнь[81]. В том же ключе мы и переводили эти термины в настоящем томе[82]. Заметим, что при выборе того или иного варианта перевода мы руководствовались как контекстом, так и смысловыми и стилистическими коннотациями соответствующих слов русского языка. Так, в начале шестой книги, где речь идет о «растительной», или «питающей», силе или функции души (центр и источник которой, по мысли Галена, находится в печени), мы чаще всего выбирали для перевода термина δύναµις слово «сила», традиционно связанное в русском языке с чем-то более материальным; когда же в седьмой книге речь заходит об анатомии и функционировании органов чувств, мы тот же термин переводили как «способность»[83]. Точно так же, когда в начале шестой книги Гален противопоставляет понятия ἐνέργεια и πάθος («пассивное состояние, страдание»), мы переводим первое как «действие», когда же речь идет о функционировании отдельных органов – как «функция».

О противопоставлении ἐνέργεια и πάθος как видов κίνεσις («движения») в начале шестой книге (6.1.5 и далее) остановимся подробнее. Галеновское толкование этих понятий восходит к Аристотелю, у которого «движение» есть переход потенциального в актуальное, иными словами, практически любой процесс. Мы сохранили этот термин, так как он уже стал традиционным в переводах логических и физических сочинений Аристотеля, несмотря на то, что русское слово «движение» имеет более узкое значение. Однако отметим, что понятие ἐνέργεια Гален в этих пассажах интерпретирует иначе, чем Аристотель: если для Аристотеля «действием» (ἐνέργεια) является любой процесс, то с точки зрения Галена так может называться лишь активное действие, но не «претерпевание» (πάθος) объекта действия[84]. Подобным же образом Гален определяет эти понятия и в других трактатах[85]. Однако в рассматриваемом отрывке шестой книги (6.1.8–6.1.13) Гален делает важное замечание о понятии ἐνέργεια: оно может использоваться не только для обозначения действия (или «движения») вообще, но и, более конкретно, для обозначения естественного, здорового действия той или иной части тела или души. Гален подробно говорит о различии этих значений: так, учащенное сердцебиение является ἐνέργεια в первом значении (так как это движение сердечной мышцы) и не является во втором (так как это движение нездоровое). Для обоих значений мы, как и Гален, используем одно и то же слово – «действие».

Как и в предыдущих томах, мы стремились сохранять последовательность при переводе терминологии, но отступали от нее, когда те же слова использовались не в строгом терминологическом, а в повседневном значении. Так, мы переводим δύναµις словом «сила», когда оно употребляется не как термин, а как слово общей лексики, например, когда в конце девятой книги (9.8.12) Гален восхищается великой силой (δύναµις) Творца, столь совершенно устроившего тела живых существ.

То же самое, mutatis mutandis, касается и нашего подхода к другим терминам, которые мы встречали во время работы над переводом заключительной части трактата «Об учениях Гиппократа и Платона». Так, термин οὐσία[86] мы переводили в зависимости от контекста. В своем понимании этого термина, как было указано нами ранее, Гален следует Аристотелю, у которого понятие οὐσία имеет множество значений, а его интерпретация является предметом активного обсуждения в научной литературе[87]. Не вдаваясь в детали, напомним, что для Аристотеля οὐσία – это «сущность», представляющая собой совокупность формального и материального, характерных свойств, в том числе видимых и осязаемых. Точно так же в сочинениях Галена термин οὐσία может означать как «сущность», так и «материя» и даже «плоть» или «ткань». Таким образом, мы переводили этот термин, в зависимости от контекста, как «сущность» (6.2.5–6.2.6, 6.3.7, 6.8.10, 6.8.20–6.8.21, 7.1.7, 7.1.15, 7.1.22–7.1.23, 7.3.5, 7.6.27, 9.2.6, 9.6.62, 9.7.13, 9.8.21, 9.9.44– 9.9.46), «материя» (7.4.1–7.4.3, 7.5.7, 7.5.13–7.5.14, 7.5.21– 7.5.22, 7.5.26, 7.8.6, 9.6.21) или даже «субстанция» в значении «вещество» (7.4.12, 7.4.15, 7.4.23).

Так как Гален обсуждает в заключительных книгах трактата «Об учениях Гиппократа и Платона» устройство и функционирование всех уровней организма, здесь уместно вспомнить, как он себе их представлял и как мы переводим их названия в этом и предыдущих томах. Универсальным строительным материалом органического вещества для Галена являются известные еще со времен Эмпедокла элементы или первоначала – этими словами мы, как и в предыдущих томах, переводим не имеющее точного аналога в русском языке греческое στοιχεῖον (7.6.1, 8.2.2, 9.6.63). Этот термин весьма многозначен: достаточно сказать, что тем же словом обозначались буквы алфавита, что позволяет Галену в начале восьмой книги трактата (8.2.2–8.2.6) провести аналогию между структурой человеческого тела и структурой языка. Соразмерность (συµµετρία) или отсутствие таковой в смешении (κράσις) этих элементов и определяет здоровье или болезнь; это было неоднократно сказано в трактатах Галена, переводившихся нами ранее[88], и повторяется в приведенных в настоящем томе книгах (например, 8.3.4, 8.5.1, 9.6.63). От упомянутого понятия κράσις происходят термины εὐκρασία (8.2.18, 8.3.4) и δυσκρασία (8.3.4, 8.4.7), которые мы переводим как «благое смешение» и «дурное смешение» соответственно. Решив сохранить в данном случае внутреннюю форму греческого слова – все эти термины восходят к корню – κρα-, означающему «смешивать», – мы отдаем себе отчет в том, что таким образом в нашем переводе теряется связь концепции Галена с ее развитием в виде средневекового и новоевропейского учения о темпераментах (латинское temperamentum является механической калькой с галеновского κράσις, поскольку также происходит от глагола, означающего «смешивать»)[89].

Переходя к более сложным структурам живого тела, мы приняли прямо противоположную стратегию: не пытавшись перевести греческий термин ὁµοιοµερῆ (σώµατα), ограничились транслитерацией – «гомеомерии» или «гомеомерные тела» (6.2.3, 6.2.15, 8.4.9–8.4.10, 8.5.1, 9.6.63). Ни один из возможных вариантов перевода этого термина, включая использовавшиеся рядом переводчиков «подобночастные тела», не показался нам достаточно благозвучным или проливающим свет на суть этого понятия. Интерпретация этого галеновского термина сама по себе является давним предметом научной полемики; чтобы не углубляться в нее, напомним кратко, что речь идет о понятии, наиболее близком современному термину «ткани». Гален высказывает предположение о том, что различные ткани человеческого тела имеют гомогенную структуру и качественно отличаются друг от друга, и пытается объяснить этот факт тем, что они состоят из разных мельчайших частиц. Теория гомеомерий позволяет Галену построить классификацию частей тела: он подразделяет их на простые, или гомеомерные (иначе говоря, равночастные), и сложные[90]. Именно как «сложные части тела» мы решили переводить галеновское выражение πρῶτα σώµατα, употребляющееся как синоним к «гомеомерным частям тела» в настоящем томе, как мы делали это и в предыдущих: буквальный перевод «первые тела» показался нам неясным.

Орган или часть тела – следующий по сложности уровень органического единства в учении Галена об организме. Однако у него эти понятия последовательно не разделяются: в обоих случаях могут употребляться слова µέρος или µόριον, которые буквально переводятся как «часть». Для того чтобы, с одной стороны, не приписывать Галену чуждую ему классификацию, а с другой – не затруднять чтение для современного читателя, мы приняли следующую стратегию: если речь идет о части тела в общем смысле или, например, о конечности, оба эти слова мы переводим как «часть» или «часть тела» (6.2.3, 6.3.10, 6.3.25, 6.3.42, 6.8.5, 6.8.50, 7.3.2, 7.3.36, 7.7.17, 9.3.25, 9.8.15, 9.9.29), если же об одном из органов чувств или внутренних органов (например, о глазе или печени) – как «орган» (6.3.24, 6.6.21, 6.8.3, 6.8.19, 6.8.31, 7.2.11, 7.5.28).

Названия отдельных частей тела у Галена также заслуживают специального обсуждения. Так, вызвать затруднение может употребление Галеном термина ἀρτηρία. Возникает искушение перевести его как «артерия», однако это возможно не во всех случаях. Разумеется, Гален хорошо понимал, чем артерия отличается, например, от вены, однако, с нашей точки зрения, в ряде случаев его употребление этого термина не вполне последовательно. Так, неоднократно встречающееся у него словосочетание τραχεῖα ἀρτηρία следует буквально перевести как «жесткая артерия», однако в данном случае речь идет об органе, который мы сейчас называем «трахея». Именно поэтому мы так и переводим это словосочетание, чтобы не нарушить смысла (8.2.18, 8.8.6, 8.8.11, 8.9.5, 8.9.7, 8.9.20, 8.9.23). Однако слово ἀρτηρία применительно к кровеносному сосуду мы чаще всего переводим как «артерия» (например, 6.1.15, 6.3.9, 7.3.13, 8.1.2, 9.8.11).

Сложность для перевода представляли также ситуации, когда для рассуждения Галена важна этимология греческого названия той или иной части тела, отсутствующая у соответствующего русского термина. Так, хрусталик глаза по-гречески называется κρύσταλλος, что буквально переводится как «льдинка», и Гален использует эту этимологию, объясняя свойства данной части глаза (7.5.25–7.5.26). В данном случае нам пришлось отказаться от буквального перевода и пояснить мысль Галена в примечании.

В ряде пассажей мысль Галена оставалась бы непонятной для русского читателя, если бы мы не привели греческое слово, употребляемое автором и не имеющее в силу своей многозначности или этимологии, важной для Галена, адекватного перевода на русский язык. Так, во 8.2.1–8.2.3 Гален снова говорит об элементах (στοιχεῖον), но на этот раз, объясняя значение этого понятия, проводит аналогию с буквами как элементами языка. Здесь важно, что слово στοιχεῖον по-гречески означает также «буква», и это значение является первичным по отношению к значению «элемент». Для того чтобы мысль Галена была ясна, мы в соответствующих местах приводим это слово по-гречески в скобках. То же относится и к 8.6.7–8.6.8, где нам пришлось привести греческое слово «флегма» и несколько однокоренных слов, так как для понимания мысли Галена важно, что этимологически это существительное родственно словам, обозначающим горение и пламя.

В заключительных книгах «Об учениях Гиппократа и Платона» Гален продолжает полемику с учением стоиков, поэтому и в этом томе читатель встретит многие термины, введенные в оборот философами этой школы. Основные термины стоической антропологии и этики, релевантные для полемики Галена с Хрисиппом, разобраны нами в предисловии к предыдущему тому[91]. Здесь коснемся лишь одного, не встречавшегося нам ранее – термина ἀδιάφορα (7.2.6), который мы, следуя уже сложившейся традиции, переводим как «безразличное».

Данный термин, по всей видимости, был введен в оборот Хрисиппом, главным оппонентом Галена. Сущность этого понятия лучше всего можно уяснить из краткого изложения этического учения Хрисиппа, дошедшего до нас благодаря Стобею: «Из существующего одно является благом, другое – злом, третье же – безразличным (ἀδιάφορα). Благом является следующее: разумность, здравомыслие, справедливость, мужество и все, что является добродетелью или причастно ей. Злом же является следующее: неразумие, распущенность, несправедливость, трусость и все, что есть порок или причастно ему. К безразличному относится следующее: жизнь и смерть, слава и безвестность, страдание и наслаждение, богатство и бедность и все тому подобное»[92]. Это учение столь же ясно, сколь и неприменимо на практике: подлинным благом является лишь добродетель, подлинным злом – лишь порок, а все то, чему мы привыкли радоваться или печалиться, не является ни хорошим, ни дурным. Следовательно, истинный мудрец не должен испытывать по всем этим поводам никаких эмоций: ему дозволено лишь радоваться собственной добродетельности и печалиться по поводу своих пороков, если таковые еще остались.

Гален приводит этот термин в контексте полемики Хрисиппа с Аристоном Хиоссим, которую он считает пустым спором о терминах, полагая, что оба философа по существу пишут об одном и том же (7.2.1–7.2.17). Учение Аристона, также относившегося к стоической школе, было не менее рационалистично, чем учение Хрисиппа: он полагал, что существует единственная добродетель – знание добра и зла. В данном отрывке Гален не полемизирует ни с одним, ни с другим мыслителем, а лишь указывает на то, что их учения в принципе не противоречат одно другому. Однако тон его выдает легкую иронию по отношению к столь сурово-рациональной этике: «Итак, если кто станет бояться смерти, или нужды, или болезни, считая их злом, хотя надлежит мужественно верить, что все это – вещи безразличные, то он считает так из-за нехватки знания, так как не ведает истины, то есть, как сказали бы Аристон и Хрисипп, у него есть некий порок души, именуемый малодушием» (7.2.6). Полемика Галена с Хрисиппом направлена против излишнего рационализма его этики: Хрисипп полагал, что душа человека состоит лишь из одной, рациональной части, а Галену доступно большее разнообразие психологических проявлений.

Наше издание содержит не только перевод текста Галена, но и греческий текст, поэтому несколько слов скажем об его оформлении. С любезного разрешения Akademie Verlag Berlin мы взяли за основу нашего греческого текста издание Ф. де Лейси. Соответственно, была воспроизведена и нумерация глав этого издания, а также деление текста Галена на секции внутри них. Деление на главы было впервые введено в латинских переводах текста Галена, опубликованных в эпоху Возрождения. Затем оно же было воспроизведено в издании К.Г. Кюна и повторено в издании Ф. де Лейси (в отличие от издания А. Мюллера, предлагавшего свое деление на главы)[93]. Деление глав на смысловые секции впервые введено Ф. де Лейси в его издании[94]. Пагинацию других изданий, воспроизведенную на полях в издании Ф. де Лейси, мы не воспроизводим, чтобы не перегружать и без того непростой для восприятия греческий текст.

В заключение напомним ряд условных обозначений, принятых нами в греческом тексте. Квадратные скобки – [] – выделяют фрагмент текста, имеющийся в рукописях, но исключенный издателем как позднее добавление, а угловые – < > – выделяют фрагмент текста, отсутствующий в рукописях, но включенный в текст издателем. Звездочки – *** – обозначают лакуну в греческом тексте[95].

ΓΑΛΗΝΟΥ. ΠΕΡΙ ΤΩΝ ΙΠΠΟΚΡΑΤΟΥΣ ΚΑΙ ΠΛΑΤΩΝΟΣ ΔΟΓΜΑΤΩΝ

Γален. Об учениях Гиппократа и Платона

Древнегреческий текст трактата Галена «Об учениях Гиппократа и Платона» приводится по изданию «On the doctrines of Hippocrates and Plato = De Placitis Hippocratis et Platonis / Galen; edition, translation and commentary by Phillip de Lacy. – Berlin: Akademie Verlag, cop. 2005. – 3 vol. (836 p.) – (Corpus medicorum graecorum, ISSN 0070–0347; V / 4,1,2)» с письменного разрешения Департамента прав и лицензий издательства De Gruyter от 26.08.2016.

ΒΙΒΛΙΟΝ ΕΚΤΟΝ[96]

6.1.1. Προὔκειτο µὲν ἐξ ἀρχῆς ἐπισκέψασθαι περὶ τῶν διοικουσῶν ἡµᾶς δυνάµεων, εἴτ’ ἐκ τῆς καρδίας µόνης ὁρµῶνται σύµπασαι, καθάπερ ᾿Αριστοτέλης τε καὶ Θεόφραστος ὑπελάµβανον, εἴτε τρεῖς ἀρχὰς αὐτῶν τίθεσθαι βέλτιον, ὡς ῾Ιπποκράτης τε καὶ Πλάτων ἐδόξαζον.

6.1.2. ἐπεὶ δὲ Χρύσιππος οὐ περὶ τῶν ἀρχῶν µόνον ἠµφισβήτησε πρὸς τοὺς παλαιούς, ἀλλὰ καὶ περὶ τῶν δυνάµεων αὐτῶν οὔτε τὴν θυµοειδῆ συγχωρήσας ὑπάρχειν οὔτε τὴν ἐπιθυµητικήν, ἔδοξε χρῆναι τὴν τούτου πρότερον δόξαν ἐπισκεψαµένους οὕτως ἐπανέρχεσθαι πάλιν ἐπὶ τὸ προκείµενον ἐξ ἀρχῆς, ὡς ἐγκέφαλός τε καὶ καρδία καὶ ἧπαρ ἀρχαὶ τῶν διοικουσῶν ἡµᾶς δυνάµεών εἰσιν.

6.1.3. ἀφῖκται οὖν ὁ λόγος ἤδη πρὸς τοῦτο καὶ ἀρχὴν ἕξει γε τὴν τῶν ὀνοµάτων ἐξήγησιν οἷς ἔµπροσθέν τε ἤδη κεχρήµεθα κἀν τῷ µεταξὺ τούτῳ λόγῳ πολλάκις χρησόµεθα. πρὸς γὰρ τὸ µηδενὸς τῶν εἰρηµένων παρακούειν, ἀλλ’ ἐν ἅπασι τὸ διωρισµένον τε ἅµα καὶ σαφὲς ἕτοιµον ὑπάρχειν ἀναγκαιότατόν ἐστιν ἕκαστον τῶν ὀνοµάτων ἐφ’ ὅτου λέγεται πράγµατος ἀκριβῶς ἀφωρίσθαι.

6.1.4. καὶ γάρ τοι καὶ λύεσθαί τινα τῶν ἔµπροσθεν ἀναβληθέντων ζητηµάτων ἐκ τούτου τοῦ τρόπου συµβέβηκεν, ὥσπερ, οἶµαι, καὶ τόδε, πότερον ἐνεργείας ἢ πάθη προσαγορευτέον ἐστὶ τὴν ἐπιθυµίαν καὶ τὸν θυµὸν ὅσα τ’ ἄλλα τοιαῦτα.

6.1.5. ῾H µὲν οὖν ἐνέργεια κίνησίς ἐστι δραστική, δραστικὴν δ’ ὀνοµάζω τὴν ἐξ ἑαυτοῦ, τὸ δὲ πάθος ἐν ἑτέρῳ κίνησίς ἐστιν ἐξ ἑτέρου. ὥστε ἀναγκαῖον µὲν πολλάκις εἰς ἓν ὑποκείµενον τῷ πάθει τὴν ἐνέργειαν συνέρχεσθαι καὶ κατὰ τοῦτο διαφέρειν µηδέν, τῷ λόγῳ µέντοι διαφέρειν.

6.1.6. ἡ γὰρ ὑπὸ τοῦ τέµνοντος ἐν τῷ τεµνοµένῳ διαίρεσις, ἓν καὶ ταὐτὸν ὑπάρχουσα πρᾶγµα, τοῦ µὲν τέµνοντος ἐνέργεια, τοῦ δὲ τεµνοµένου πάθος ἐστίν.

6.1.7. οὕτως οὖν καὶ ὁ θυµὸς ἐνέργεια µέν ἐστι τοῦ θυµοειδοῦς, πάθηµα δὲ τῶν λοιπῶν τῆς ψυχῆς δύο µερῶν καὶ προσέτι τοῦ σώµατος ἡµῶν παντός, ὅταν ὑπὸ τοῦ θυµοῦ βιαίως ἄγηται πρὸς τὰς πράξεις.

6.1.8. ῾`Eν µὲν δὴ τοῦτο σηµαινόµενον ἑκατέρου τῶν ὀνοµάτων, ἕτερον δὲ τὴν µὲν ἐνέργειαν κατὰ φύσιν τινὰ κίνησιν ἡµῶν νοούντων, τὸ δὲ πάθος παρὰ φύσιν. πολλαχῶς δὲ τοῦ κατὰ φύσιν λεγοµένου, τοῦτ’ ἀκούειν χρὴ νῦν ὃ κατὰ πρῶτον λόγον ὑπὸ τῆς φύσεως γίγνεται.

6.1.9. κατὰ πρῶτον δὲ λόγον ἐκεῖνα γίγνεσθαί φαµεν ὑπὸ τῆς φύσεως, ὧν ὥσπερ σκοπῶν ἀντιποιεῖται καὶ µὴ δι’ ἀκολουθίαν τινὰ ἑτέροις ἐξ ἀνάγκης ἕπεται. ἡ τοιαύτη κίνησις κατὰ φύσιν, εἴτ’ ἐξ αὑτοῦ κινοῖτο τὸ κινούµενον εἴθ’ ὑφ’ ἑτέρου.

6.1.10. ῎Hδη µὲν οὖν οἶµαι σαφὲς εἶναι τὸ λεγόµενον, ἀλλ’ οὐδὲν χεῖρον ἐπὶ παραδειγµάτων αὐτὸ σαφέστερον ἀπεργάσασθαι. ἡ τῆς καρδίας κίνησις ἡ µὲν κατὰ τοὺς σφυγµοὺς ἐνέργειά ἐστιν, ἡ δὲ κατὰ τοὺς παλµοὺς πάθος.

6.1.11. ἐξ ἑαυτῆς µὲν γάρ ἐστι καὶ ἡ κατὰ τοὺς παλµούς, ἀλλ’ οὐ κατὰ φύσιν, ἐξ ἑαυτῆς δὲ καὶ ἡ τῶν σφυγµῶν, ἀλλὰ κατὰ φύσιν. —δεῖ δὲ τοῦ σφυγµὸς ὀνόµατος ἀκούειν οὕτως νῦν ὡς Πραξαγόρας καὶ ῾Ηρόφιλος ἅπαντές τε σχεδὸν οἱ µετ’ αὐτοὺς ἐχρήσαντο µέχρι καὶ ἡµῶν, ὡς ἥ γε παλαιοτέρα χρῆσις, ἣ κἀν τοῖς ᾿Ερασιστράτου τε καὶ ῾Ιπποκράτους εὑρίσκεται γράµµασιν, ἑτέρα τίς ἐστι καὶ λεχθήσεται περὶ αὐτῆς ἐν τοῖς µετὰ ταῦτα.

6.1.12. τὴν µέντοι τῆς καρδίας ἰδίαν κίνησιν ὀνοµαζόντων ἡµῶν σφυγµὸν ὁ παλµὸς µὲν πάθος εἶναι λεχθήσεται κατά γε τὸ δεύτερον τῆς πάθος φωνῆς σηµαινόµενον, ὁ σφυγµὸς δ’ οὐ πᾶς ἐνέργεια. τὸν γοῦν µείζονα τοῦ κατὰ φύσιν ἢ µικρότερον ἢ ὠκύτερον ἢ βραδύτερον ἢ πυκνότερον ἢ ἀραιότερον ἤ πως ἄλλως ἐξιστάµενον οὐκ ἄν τις ἐνέργειαν εἴποι κατὰ τὸ δεύτερον τῆς ἐνεργείας σηµαινόµενον· ἐξ ἑαυτῆς µὲν γὰρ ἐν τοῖς τοιούτοις σφυγµοῖς ἡ καρδία κινεῖται, κατὰ φύσιν δ’ οὐ κινεῖται.

6.1.13. ὥστ’ εἰ οὕτως ἔτυχεν, οὐδὲν εἶναι θαυµαστὸν ἓν πρᾶγµα καὶ πάθος ὀνοµάζεσθαι καὶ ἐνέργειαν, ὥσπερ τὸν µικρότερον τοῦ κατὰ φύσιν σφυγµόν, οὐ µὴν κατά γε ταὐτὸν σηµαινόµενον, ἀλλὰ κατὰ µὲν τὸ πρότερον ῥηθὲν ἐνέργειαν, ἔστι [µὲν] γὰρ καὶ ἡ κατὰ τοῦτον τὸν σφυγµὸν κίνησις δραστική, κατὰ δὲ τὸ δεύτερον οὐκ ἐνέργειαν ἀλλὰ πάθος, ὅτι µὴ κατὰ φύσιν ἐστὶν ἡ κίνησις.

6.1.14. Oὕτως οὖν ἔχει κἀπὶ τοῦ θυµοῦ καὶ τῶν ἄλλων παθῶν. ἅπαντα γὰρ ἐνέργειαί τινές εἰσι τοῦ παθητικοῦ τῆς ψυχῆς κατά γε τὸ πρῶτον τῆς ἐνεργείας σηµαινόµενον, καθ’ ὅσον δ’ ἔκφοροί τε καὶ ἄµετροι κινήσεις εἰσὶ καὶ οὐ κατὰ φύσιν, οὐκ ἐνέργειαι λέγοιντ’ ἂν ὑπάρχειν, ἀλλὰ πάθη κατὰ τὸ δεύτερον σηµαινόµενον.

6.1.15. οἷον γάρ τι κατὰ τὴν τῶν ἀρτηριῶν κίνησιν ὁ µέγας σφυγµός ἐστι, τοιοῦτον κατὰ τὴν τοῦ θυµοειδοῦς ὁ θυµός, οἷον δ’ αὖ πάλιν ὁ µικρὸς σφυγµός, τοιοῦτον ἡ ἀθυµία. αὕτη µὲν γὰρ ἐλλιπής ἐστι κίνησις τοῦ θυµοειδοῦς, ὑπερβάλλουσα δὲ καὶ πλεονάζουσα τοῦ προσήκοντος ἡ κατὰ τοὺς θυµούς.

6.1.16. ταύτῃ τε οὖν ἐνέργειαί τε ἅµα καὶ πάθη λεχθήσονται καθ’ ἕτερόν τε καὶ ἕτερον σηµαινόµενον ἥ τε ὀργὴ καὶ ἡ λύπη καὶ ὁ φόβος καὶ ἡ ἐπιθυµία καὶ ὁ θυµὸς ὅσα τε ἄλλα τοιαῦτα, καὶ προσέτι καθ’ ὅσον ὅλον τὸ σῶµα µετὰ τῆς ψυχῆς ἀπάγεται πρὸς αὐτῶν, ἡ κίνησις τοῦ ζῴου πάθος ἔσται κατ’ ἄµφω τὰ σηµαινόµενα.

6.1.17. πολλάκις µὲν γὰρ ἕπεται τῷ θυµοειδεῖ τὰ λοιπὰ δύο, πολλάκις δὲ τῷ ἐπιθυµητικῷ, καθάπερ ἑλκόµενά τε καὶ συρόµενα παραπλήσιον τρόπον, ὡς εἰ καὶ ξυνωρίδος ἵππων ὁ µὲν ἕτερος ἰσχυρότερον ᾄξας ἐπισύρει τὸν ἕτερον ἅµ’ ἑαυτῷ µετὰ τοῦ σύµπαντος ἅρµατός τε καὶ ἡνιόχου, ὁ δ’ ἕτερος ὑπ’ ἀσθενείας ἕπεται κατεπτηχώς, αὐτὸς δ’ ὁ ἡνίοχος ἀποφέρεται βίᾳ.

6.1.18. τηνικαῦτα γὰρ ἡ µὲν κατὰ τὸν ἔκφορον ἵππον κίνησις ἐνέργειά τε καὶ πάθος αὐτοῦ λεχθήσεται, κατὰ µὲν τὸ πρότερον σηµαινόµενον ἐνέργεια, —κίνησις γάρ ἐστιν ἐξ ἑαυτοῦ—, κατὰ δὲ τὸ δεύτερον οὐκ ἐνέργεια, —παρὰ φύσιν γ’ οὖσα κίνησις αὐτῷ—, ἀλλ’ ἤδη πάθος.

6.1.19. ἡ µέντοι τοῦ ἡνιόχου κίνησις οὐδὲ καθ’ ἕτερον τῶν σηµαινοµένων ἐνέργειά ἐστιν, ἀλλὰ κατ’ ἄµφω πάθος, εἴ γε µήτ’ ἐξ ἑαυτοῦ µήτε κατὰ φύσιν ἡ κίνησις αὐτῷ. πολλαὶ γὰρ τῶν κινήσεων, εἰ καὶ µὴ δραστικαί τινές εἰσι µήτ’ ἐξ ἑαυτῶν, ἀλλὰ τῷ γε κατὰ φύσιν ὑπάρχειν ἐνέργειαι λέγονται, καθάπερ καὶ ἡ τοῦ σκέλους ἢ ὅλης τῆς χειρός.

6.1.20. ἐξ ἑτέρων γὰρ ἔχει ταῦτα τὴν ἀρχὴν τῆς κινήσεως, οὐκ ἐξ ἑαυτῶν ὥσπερ ἡ καρδία, ἀλλ’ ὅµως καὶ ἡ βάδισις ἐνέργεια σκελῶν ἐστί τε καὶ λέγεται κατὰ τὸ δεύτερον σηµαινόµενον, εἰ καί τινες ὑπ’ ἀγυµνασίας τῆς περὶ τὰ σηµαινόµενα τὴν βάδισιν οὐ σκελῶν ἐνέργειαν, ἀλλὰ διὰ σκελῶν εἶναί φασιν ἀληθὲς µέν τι λέγοντες, ἐπὶ γὰρ τὸ πρότερόν τε καὶ κυριώτερον ἔρχονται σηµαινόµενον, ὅτι µέντοι µόνον οὕτως λέγειν ἀξιοῦσιν καὶ µὴ συγχωροῦσι καὶ κατὰ θάτερον ἑρµηνεύειν, οὐκ ὀρθῶς ποιοῦσιν.

6.1.21. Oὕτως οὖν καὶ ὁ θυµὸς καὶ ἡ ἐπιθυµία καὶ πάθη καὶ ἐνέργειαι λεχθήσονται· τῶν γὰρ τῆς ψυχῆς συµφύτων δυνάµεων κινήσεις τινὲς ἄµετροί τε καὶ οὐ κατὰ φύσιν ὄντα διότι µὲν ἐξ ἑαυτῶν ἐκεῖναι κινοῦνται, διὰ τοῦτ’ ἐνέργειαι τῶν δυνάµεών εἰσιν, διότι δ’ ἀµέτρως, διὰ τοῦτο πάθη.

6.1.22. καὶ τῆς ὅλης µὲν ψυχῆς καὶ αὐτῶν δὲ τῶν κινουµένων δυνάµεων ἀµφοτέρων αἱ κινήσεις αὗται παρὰ φύσιν εἰσίν· ταῖς µὲν ἀλόγοις δυνάµεσι διὰ τὴν ἀµετρίαν, τῇ δ’ ὅλῃ ψυχῇ διότι κατὰ φύσιν [ἐπεὶ] οὐχ ὑπὸ τῶν τοῦ παθητικοῦ κινήσεων, ἀλλ’ ὑπὸ τῶν τοῦ λογιστικοῦ κρίσεων ἐπιτροπεύεσθαί τε καὶ διοικεῖσθαί φαµεν τὸν βίον ἡµῶν. ὅταν οὖν ἔµπαλιν διοικώµεθα, παρὰ φύσιν τε δηλονότι καὶ διὰ τοῦτο καὶ κατὰ πάθος ὁ τοιοῦτος βίος ἐπιτελεῖται.

6.1.23. διὰ ταύτας µὲν ἤδη τὰς αἰτίας, ἄν τ’ ἐνέργειάν τις ἄν τε πάθος εἴπῃ τὸν θυµὸν ἢ τὴν ἐπιθυµίαν ἤ τι τῶν ἄλλων τῶν κατὰ ταῦτα παθῶν, οὐ χρὴ µέµφεσθαι τούτῳ, πρὶν ἐρέσθαι τὰ σηµαινόµενα ἐκ τῆς φωνῆς, ἐφ’ ὅ τι φέρων οὕτως ὠνόµασεν.

6.1.24. Eὑρίσκεται δὲ καὶ Πλάτων αὐτὸς ἐνίοτε µὲν ἐνεργείας, ἐνίοτε δὲ πάθη προσαγορεύων τό τε διψῆν καὶ τὸ πεινῆν καὶ ὅλως τὰς ἐπιθυµίας καὶ τοὺς θυµούς.

6.1.25. καὶ µὲν δὴ καὶ ὡς οὐδὲν διαφέρει πρός γε τὰ παρόντα τὸ οὕτως ἢ ἐκείνως ὀνοµάζειν, ἐν τῷ τετάρτῳ τῆς Πολιτείας ὧδε γράφει· “ἆρ’ οὖν, ἦν δ’ ἐγώ, τὸ ἐπινεύειν τῷ ἀνανεύειν καὶ τὸ ἐφίεσθαί τινος λαβεῖν τῷ ἀπαρνεῖσθαι καὶ τὸ προσάγεσθαι τῷ ἀπωθεῖσθαι, πάντα τὰ τοιαῦτα τῶν ἐναντίων ἀλλήλοις θείης εἴτε ποιηµάτων εἴτε παθηµάτων;”

6.1.26. διὰ παραδειγµάτων δ’ ἐναργέστερον τοῦτο διδάξαι προελόµενος ἐπιφέρων φησί· “τί οὖν; ἦν δ’ ἐγώ, διψῆν καὶ πεινῆν καὶ ὅλως τὰς ἐπιθυµίας καὶ αὖ τὸ ἐθέλειν καὶ τὸ βούλεσθαι, οὐ πάντα ταῦτα εἰς ἐκεῖνά ποι ἂν θείης τὰ εἴδη τὰ νῦν δὴ λεχθέντα; οἷον ἀεὶ τὴν τοῦ ἐπιθυµοῦντος ψυχὴν οὐχὶ ἤτοι ἐφίεσθαι φήσεις ἐκείνου οὗ ἂν ἐπιθυµῇ, ἢ προσάγεσθαι τοῦτο ὃ ἂν βούληταί <οἱ> γενέσθαι, ἢ αὖ, καθόσον ἐθέλει τί οἱ πορισθῆναι, ἐπινεύειν τοῦτο πρὸς αὐτὴν ὥσπερ τινὸς ἐρ‹ωτ›ῶντος ἐπορεγοµένην αὐτοῦ τῆς γενέσεως; —ἔγωγε—. τί δέ; τὸ ἀβουλεῖν καὶ µὴ ἐθέλειν µηδ’ ἐπιθυµεῖν οὐκ εἰς τὸ ἀπωθεῖν καὶ ἀπελαύνειν ἀπ’ αὐτῆς καὶ εἰς ἅπαντα τὰ ἐναντία ἐκείνοις θήσοµεν;”

6.1.27. αὗται µὲν αἱ τοῦ Πλάτωνος ῥήσεις, οὐ µόνον ὅπερ ἐλέγοµεν ἐπιδεικνύουσαι σαφῶς, ὡς τὸ πεινῆν καὶ τὸ διψῆν καὶ ὅλως τὸ ἐπιθυµεῖν τινος ἢ ἐφίεσθαί τε καὶ φεύγειν εἴτε ποιήµατά τις εἴτε παθήµατα, τουτέστιν εἴτε ἐνεργείας εἴτε πάθη προσαγορεύσειεν, οὐδὲν διαφέρει, ἀλλὰ καὶ περὶ τῶν µερῶν τῆς ψυχῆς διδάσκουσαι.

6.2.1. Διὸ καὶ καλῶς ἂν ἔχοι µὴ παραδραµεῖν αὐτάς, ἀλλ’ ὅλον ἀναλαβεῖν τὸν λόγον ὃν ἐν τῷ τετάρτῳ τῆς Πολιτείας διῆλθεν ὑπὲρ τοῦ τρία τὰ τῆς ψυχῆς ἡµῶν ὑπάρχειν εἴδη. προσέχειν δὲ χρὴ κἀνταῦθα τῷ λεγοµένῳ τὸν νοῦν ἀπ’ αὐτῶν ἀρξαµένους αὖθις τῶν ὀνοµάτων καὶ µὴ νοµίζειν ἐπιλανθά νεσθαι τὸν Πλάτωνα τῶν ὑφ’ ἑαυτοῦ λεγοµένων, ἐπειδὰν εἴδη τρία τὴν ψυχὴν ἡµῶν ἔχειν εἰπὼν αὖθις εἰς τρία µέρη διαιρεῖσθαι φάσκῃ.

6.2.2. καὶ γὰρ εἴδη καὶ µέρη ψυχῆς ὀρθῶς ἄν τις ὀνοµάζοι τὸ λογιστικὸν καὶ τὸ θυµοειδὲς καὶ τὸ ἐπιθυµητικόν, ὥσπερ εἰ καὶ σώµατος εἴδη τις εἰπὼν εἶναι φλέβα καὶ ἀρτηρίαν καὶ νεῦρον ὀστοῦν τε καὶ χόνδρον καὶ σάρκα καὶ τἆλλα ὅσα τοιαῦτα, µετὰ ταῦθ’ ὡς περὶ µερῶν αὐτῶν διαλέγοιτο.

6.2.3. καὶ γὰρ καὶ µέρη τοῦ σώµατος ἡµῶν ἀληθῶς ἄν τις εἶναι λέγοι τὰ τοιαῦτα, —συµπληροῦται γὰρ τὸ ὅλον ἐξ αὐτῶν—, καὶ µέντοι καὶ εἴδη τοῦ σώµατος οὐδὲν ἧττον·ἐν µόνοις γὰρ τοῖς ὁµοιοµερέσι τὸ διαφέρον εἶδος οὐκ ἔστιν, οἷον τὸ τῆς σαρκὸς µέρος ἢ τὸ τῆς φλεβὸς ἢ τὸ τῆς πιµελῆς, οὐδὲ ἀληθὲς εἰπεῖν ἐπὶ τῶν τοιούτων ν ὡς ἐκ τοσῶνδέ τινων εἰδῶν σύγκειται τὸ ὅλον· ἐν δὲ τοῖς ἀνοµοιοµερέσιν ἡ τῶν εἰδῶν διαφορὰ τὸν ἀριθµὸν ὁρίζει τοῖς µορίοις. τοιοῦτον δέ τι χρῆµα καὶ ἡµῶν τὴν ψυχὴν ὁ Πλάτων εἶναί φησιν ἐκ τριῶν µερῶν συγκειµένην.

6.2.4. εἰκάζει[ν] δ’ οὕτω τὸ µὲν ἐπιθυµητικὸν θηρίῳ ποικίλῳ τε καὶπολυκεφάλῳ, τὸ δὲ θυµοειδὲς λέοντι, τὸ δὲ λογιστικὸν ἀνθρώπῳ. αὕτη γὰρ ἡ εἰκὼν οἰκειοτέρα τῆς κατὰ τὸν Φαῖδρον, ἐν ᾗ τῶν εἰδῶν ἱπποµόρφω µέν τινε δύο φησὶν ὑπάρχειν, ἡνίοχον δὲ τρίτον. ἀλλὰ καὶ ἐν τῷ τῆς Πολιτείας ἐνάτῳ τῆς προτέρας εἰκόνος ἐµνηµόνευσεν, ὡς σαφέστερον ἐνδεικνύµενος ὁποῖον ἕκαστόν ἐστι τῶν εἰδῶν τῆς ψυχῆς.

6.2.5. ὁ µὲν οὖν Πλάτων καὶ τοῖς τόποις τοῦ σώµατος κεχωρίσθαι νοµίζων αὐτὰ καὶ ταῖς οὐσίαις πάµπολυ δια<λ>λάττειν εὐλόγως εἴδη τε καὶ µέρη προσαγορεύει· ὁ δ’ ᾿Αριστοτέλης τε καὶ ὁ Ποσειδώνιος εἴδη µὲν ἢ µέρη ψυχῆς οὐκ ὀνοµάζουσιν, δυνάµεις δ’ εἶναί φασι µιᾶς οὐσίας ἐκ τῆς καρδίας ὁρµωµένης· ὁ δὲ Χρύσιππος ὥσπερ εἰς µίαν οὐσίαν, οὕτως καὶ εἰς δύναµιν µίαν ἄγει καὶ τὸν θυµὸν καὶ τὴν ἐπιθυµίαν.

6.2.6. ἀλλ’ ὅτι µὲν οὐκ ὀλίγον ἁµαρτάνει τῆς ἀληθείας ὁ ἀνὴρ οὗτος, αὐτάρκως ἡµῖν ἐπιδέδεικται· ὅτι δὲ οἱ περὶ τὸν ᾿Αριστοτέλην σφάλλονται µιᾶς οὐσίας τὰς τρεῖς δυνάµεις εἶναι νοµίζοντες, ἔν τε τοῖς ἔµπροσθεν ἱκανῶς ἐπιδέδεικται καὶ οὐδὲν ἧττον ὁ µετὰ τοῦτον λόγος ἀποδείξει.

6.2.7. Πρότερον δὲ ὅτι Πλάτων αὐτὸς εἴδη τε καὶ µέρη ψυχῆς ὀνοµάζει τό τε λογιστικὸν καὶ τὸ θυµικὸν καὶ τὸ ἐπιθυµητικόν, ἐξ αὐτῶν τῶν ῥήσεων αὐτοῦ πιστωσόµεθα. ἐν µὲν οὖν τῷ Τιµαίῳ περὶ τῆς ἐπιθυµητικῆς ψυχῆς, ἧς καὶ τὰ φυτὰ µετέχει<ν> φησί, διαλεγόµενος ὧδέ πως γράφει· “µετέχει γε µὴν τοῦτο ὃ νῦν λέγοµεν τοῦ τρίτου ψυχῆς εἴδους, ὃ µεταξὺ φρενῶν ὀµφαλοῦ τε ἱδρῦσθαι λόγος.”

6.2.8. αὖθις δ’ ἐν τῷδε τῷ βιβλίῳ περὶ τῆς λογιστικῆς ψυχῆς διαλεγόµενος ὧδέ πώς φησι· “τὸ δὲ δὴ περὶ τοῦ κυριωτάτου παρ’ ἡµῖν ψυχῆς εἴδους διανοεῖσθαι δεῖ τῇδε, ὡς ἄρα αὐτὸ δαίµονα ὁ θεὸς ἑκάστῳ δέδωκε, τοῦτο ὃ δή φαµεν οἰκεῖν µὲν ἡµῶν ἐπ’ ἄκρῳ τῷ σώµατι, πρὸς δὲ τὴν ἐν οὐρανῷ συγγένειαν ἀπὸ γῆς ἡµᾶς αἴρειν.”

6.2.9. συναµφότερα δ’ αὖ πάλιν ἐν ταὐτῷ βιβλίῳ, τὸ ἐπιθυµητικὸν καὶ τὸ θυµοειδές, <ἐν> τῇδε τῇ ῥήσει ψυχῆς εἶδος ὠνόµασεν· “ἄλλο τι εἶδος ἐν αὐτῷ ψυχῆς προσῳκοδόµουν τὸ θνητὸν τὸ δεινὰ καὶ ἀναγκαῖα ἐν ἑαυτῷ παθήµατα ἔχον.”

6.2.10. ὁµοῦ δ’ αὖ πάλιν τὰ τρία µέρη τῆς ψυχῆς ἡµῶν εἴδη προσαγορεύει ψυχῆς ἐν ταὐτῷ βιβλίῳ τῷ Τιµαίῳ κατὰ τήνδε τὴν διήγησιν [ἔστι γάρ]· “καθάπερ εἴποµεν πολλάκις ὅτι τρία τῆς ψυχῆς ἐν ἡµῖν εἴδη κατῴκισται.”

6.2.11. ὡσαύτως δὲ κἀν τῇ Πολιτείᾳ κατὰ µὲν τὸ τέταρτον ὑπὲρ τοῦ θυµοειδοῦς προειρηκὼς ὡς ἕτερόν ἐστι τοῦ ἐπιθυµητικοῦ, κἄπειθ’ ἑξῆς ζητῶν εἰ καὶ τοῦ λογιστικοῦ διαφέρει, φησίν· “ἆρ’ οὖν ἕτερον ὂν καὶ τούτου ἢ λογιστικοῦ τι εἶδος, ὥστε µὴ τρία, ἀλλὰ δύο εἴδη εἶναι ἐν τῇ ψυχῇ, λογιστικόν τε καὶ ἐπιθυµητικόν;”