Читать онлайн Убийство Роджера Экройда бесплатно

© перевод с английского Е. Калявина

© перевод с английского Ю. Калявина

© ИП Воробьёв В.А.

© ООО ИД «СОЮЗ»

Посвящается Панки[1],

поклоннице ортодоксального детектива,

где есть убийство и расследование,

а подозрение падает на всех героев по очереди

Глава 1

Доктор Шеппард за завтраком в семейном кругу

Миссис Феррарс умерла в ночь с четверга на пятницу. В пятницу 17 сентября в восемь часов утра меня вызвали в ее особняк. Но медицина была уже бессильна – хозяйка скончалась несколько часов назад.

В начале десятого я вернулся домой. Открыл дверь своим ключом и на какое-то время задержался в прихожей, оттягивая момент, когда придется переступить порог столовой. Чересчур долго вешал шляпу и легкое пальто, которое благоразумно надел тем стылым осенним утром. Признаться, я был весьма расстроен и обеспокоен. Не стану утверждать, что предвидел события последующих недель. Ничего подобного. Но какое-то внутреннее чувство подсказало мне, что впереди еще много забот и волнений.

Из двери по левую руку, ведущей в столовую, донесся звон чашек и сухое покашливание моей сестры Кэролайн.

– Это ты, Джеймс? – спросила она.

Нелепый вопрос, ну кто еще это мог быть? Сказать по правде, именно из-за моей сестры Кэролайн я так долго топтался в прихожей. Как утверждает мистер Киплинг, на семейном гербе мангустов начертано: Беги, Разузнай и Разнюхай[2]. Если Кэролайн когда-либо решится обзавестись гербом, я посоветую ей изобразить на нем восстающего мангуста. Первую часть девиза вполне можно опустить. Кэролайн способна выяснить очень многое, преспокойно сидя дома. Не знаю, как ей это удается, подозреваю лишь, что в число ее осведомителей входят деревенские разносчики и слуги. А когда Кэролайн все-таки выходит в свет, то делает это не для сбора информации, а для ее распространения. Тут ей тоже нет равных.

Из-за этого свойства ее характера я и не мог сейчас решить, как же мне быть. Что бы я ни рассказал Кэролайн о смерти миссис Феррарс, уже через полтора часа об этом будет знать вся деревня. Разумеется, я профессионал и умею хранить врачебную тайну. Поэтому привык скрывать разные деликатные подробности от моей сестры. Она, конечно, и сама все разведает, но у меня по крайней мере чиста совесть.

Супруг миссис Феррарс умер чуть больше года назад, и Кэролайн со дня его кончины твердит (без малейших на то оснований), что жена его отравила. Сколько бы я ни повторял, что мистера Феррарса свел могилу приступ острого гастрита, вызванный злоупотреблением спиртными напитками, мои заверения сестра встречает презрительной усмешкой. Согласен, симптомы отравления мышьяком в отдельных случаях можно счесть проявлениями гастрита, но Кэролайн свои обвинения строит совсем на других уликах. «Ты только взгляни на нее!» – вот ее главный довод.

Миссис Феррарс была весьма привлекательной женщиной, пусть уже и не первой молодости. Одевалась она хоть и неброско, но с большим вкусом. Платья и костюмы всегда сидели на ней отлично. И все же множество женщин заказывают свои туалеты в Париже, но из этого необязательно следует, что они отравили своих мужей.

Пока я стоял у вешалки, размышляя обо всем этом, Кэролайн снова окликнула меня – на сей раз уже более резким тоном.

– Что ты там торчишь, Джеймс? Ты что же, завтракать не собираешься?

– Иду, моя дорогая, – поспешно отозвался я. – Я вешал пальто.

– За это время можно было повесить десяток пальто!

Она была совершенно права, и я не стал спорить. Я вошел в столовую, привычно чмокнул Кэролайн в щеку и сел вкушать яичницу с беконом. Бекон уже успел остыть.

– У тебя был ранний вызов, – заметила Кэролайн.

– Да, – сказал я. – «Королевская лужайка». Миссис Феррарс.

– Я знаю, – сказала сестра.

– И как же ты узнала?

– Мне сказала Энни.

Энни – наша горничная. Симпатичная девица, но неисправимая болтушка.

Наступила пауза. Я продолжал поглощать свою яичницу. Тем временем кончик длинного и тонкого носа мой сестры слегка задергался – так всегда бывает, когда она заинтересована или взволнована чем-либо.

– Ну? – не выдержала она.

– Летальный исход. Я ничего не мог сделать. Очевидно, она умерла во сне.

– Знаю, – снова сказала сестра.

На этот раз я рассердился.

– Ты не можешь об этом знать! Я сам ничего не знал, пока не пришел по вызову, и еще никому об этом не говорил. Твоя Энни что – ясновидящая?

– Мне рассказала не Энни, а молочник. А он узнал от кухарки миссис Феррарс.

Как я уже сказал, Кэролайн не нужно выходить куда-то за новостями. Они сами стекаются к ней.

Сестра продолжала допрос:

– От чего она умерла? Сердечный приступ?

– А разве молочник тебе не сообщил? – съязвил я, но этот заряд сарказма был потрачен впустую. К сбору информации Кэролайн подходит очень серьезно и ожидает соответствующего отношения.

– Он не знал, – без тени улыбки объяснила она.

Я сдался. В конце концов рано или поздно Кэролайн все равно обо всем разузнает. С таким же успехом она может услышать это и от меня.

– Она умерла от передозировки веронала. Какое-то время она пила его от бессонницы. Должно быть, приняла слишком много.

– Чепуха, – отрезала Кэролайн. – Она сделала это нарочно. И не вздумай меня переубеждать!

Странно, но если у вас есть какое-то тайное подозрение, а вы ни за что не желаете говорить это вслух, то стоит кому-то еще его озвучить, как вы принимаетесь все яростно отрицать. Я, конечно, тут же разразился возмущенной отповедью.

– Ну вот, опять измышления на ровном месте, без доказательств и причины! – воскликнул я. – С какой стати миссис Феррарс совершать самоубийство? Богатая вдова, еще молодая, отменного здоровья – почему бы ей не наслаждаться жизнью? Это же абсурд!

– Ничего подобного. Даже ты должен был заметить, как она изменилась за последние полгода или около того. На ней буквально лица не было. Ты сам только что сказал, что она не могла спать по ночам.

– И каков же твой диагноз? – холодно спросил я. – Полагаю, несчастная любовь?

Сестра покачала головой и с наслаждением произнесла:

– Угрызения совести!

– Угрызения совести?

– Именно. Ты не верил мне, когда я говорила, что она отравила мужа. Теперь я более чем когда-либо убеждена в этом.

– Тебе не кажется, что ты сама себе противоречишь? – возразил я. – Если женщина способна на убийство мужа, значит, у нее хватит хладнокровия пользоваться результатами своего преступления, не терзаясь муками раскаяния. Что за сентиментальная чушь!

Кэролайн покачала головой.

– Возможно, и есть такие женщины, но миссис Феррарс явно не принадлежала к их числу. Она была настоящим комком нервов. Непреодолимый порыв побудил ее избавиться от мужа, потому что она из тех людей, кто не может выносит страдания бесконечно – а жене такого субъекта, как Эшли Феррарс, несомненно, пришлось вытерпеть немало… – Я кивнул в знак согласия. – И вот с тех пор ее преследовали воспоминания о содеянном. Мне ее очень жаль.

Не думаю, что Кэролайн хоть раз пожалела миссис Феррарс, пока та была жива. Но теперь, когда бедняжка ушла туда, где вряд ли сможет щеголять в парижских нарядах, Кэролайн была готова проявить сочувствие и понимание. Я твердо заявил, что все эти предположения – вздор чистой воды, и тон мой был тем более непререкаем, что в глубине души я соглашался по крайней мере с половиной из них. Но нельзя же допустить, чтобы Кэролайн изрекала истину, опираясь лишь на собственное вдохновение. Она примется ходить по деревне, излагая свои домыслы, а все будут думать, что они основаны на медицинских данных, предоставленных мною. Я не собирался поощрять подобное поведение. Жизнь врача и так порой нелегка.

– Чепуха! – заявила Кэролайн на все мои доводы. – Вот увидишь: она оставила предсмертную записку, в которой призналась во всем. Спорю на что угодно.

– Никой записки она не оставила! – резко отреагировал я, не замечая расставленной ловушки.

– Ой! Так значит, ты ее искал! – просияла Кэролайн. – Джеймс, я и не сомневалась, что на самом деле ты рассуждаешь точно так же, как и я. Ах ты, мой милый старый плут!

– Я всегда в подобных случаях обязан предполагать возможность самоубийства, – сказал я с подавленным видом.

– Значит, будет дознание?

– Не исключено. Это во многом зависит от меня. Если я с полной уверенностью заявлю, что произошла случайная передозировка, никто не станет устраивать разбирательства.

– А у тебя есть эта полная уверенность? – спросила сестра, демонстрируя свойственную ей проницательность.

Я не ответил и встал из-за стола.

Глава 2

Деревня Кингс-Эббот и ее обитатели

Прежде чем перейти к изложению нашей дальнейшей семейной беседы, неплохо было бы дать читателю некоторое представление о, так сказать, местной географии. Деревня Кингс-Эббот, где проживаем мы с Кэролайн, очень похожа на любую другую деревню. До ближайшего большого города – Кранчестера – девять миль. Молодые мужчины стремятся при первой же возможности покинуть Кингс-Эббот, чтобы найти свое место в жизни. Зато у нас наблюдается переизбыток незамужних леди и отставных военных. Наши увлечения и развлечения можно описать одним словом: «сплетни».

В Кингс-Эбботе лишь два богатых дома. Особняк «Королевская лужайка», который миссис Феррарс унаследовала после смерти мужа, и усадьба Фернли-Парк. Ее владелец, Роджер Экройд, по моему мнению, чрезмерно похож на образцового деревенского сквайра – куда больше, чем любой настоящий землевладелец. Он напоминает одного из тех краснощеких спортивных джентльменов, которые обычно появляются на фоне зеленых лугов в первом акте старомодной музыкальной комедии и поют песенку о том, что собираются поехать в Лондон. Сейчас на смену музыкальным комедиям пришли ревю и это нанесло сокрушительный удар типажу деревенского сквайра.

Конечно, Экройд никакой не сквайр, а весьма преуспевающий фабрикант (если не ошибаюсь, он производит вагонные колеса). Это сорокапятилетний жизнелюб с румяным лицом и добродушными манерами. С викарием их связывает задушевная дружба и Экройд весьма щедро жертвует на приходские нужды (хотя поговаривают, что в домашних расходах он чрезвычайно прижимист). Он судит крикетные матчи, шефствует над молодежными клубами и пансионатами для ветеранов-инвалидов. Короче говоря, он душа нашей мирной деревушки Кингс-Эббот.

Когда Роджеру Экройду исполнился двадцать один год, он женился на красивой женщине, в которую страстно влюбился. Она была пятью или шестью годами старше, успела овдоветь и осталась с маленьким сыном на руках. История их короткого брака была крайне печальной. Говоря напрямую, миссис Экройд страдала хроническим алкоголизмом. Этот недуг свел ее в могилу через четыре года после свадьбы.

В последующие годы Экройд не проявлял ни малейшей склонности повторно связать себя узами супружества. Ребенку его жены от первого брака было всего семь лет, когда умерла его мать. Сейчас Ральфу Пейтону двадцать пять. Экройд всегда относился к нему как к собственному сыну, воспитывал его соответственно и постарался дать хорошее образование. Однако юноша вел себя весьма легкомысленно и успел доставить отчиму немало хлопот. Тем не менее, все мы в Кингс-Эбботе души не чаем в Ральфе хотя бы уже за то, что он так красив.

Как я уже говорил, в нашей деревне любят посудачить. Обитатели Кингс-Эббота давно заметили, что Экройд и миссис Феррарс отлично поладили, и эта дружба стала еще больше бросаться в глаза после смерти мужа миссис Феррарс. Они часто вместе проводили время, и как-то само собой было решено, что по окончании траура миссис Феррарс станет миссис Роджер Экройд. Казалось, их супружество предначертано свыше. Ведь общеизвестно, что жену Роджера Экройда сгубила выпивка, да и Эшли Феррарс много лет до своей кончины пил запоем. Вполне естественно, если бы жертвы несчастного брака с неизлечимыми алкоголиками решили возместить друг другу пережитые страдания.

Феррарсы переселились в Кингс-Эббот лишь года полтора тому нзаад, но личная жизнь Экройда уже много лет была окружена слухами и сплетнями. За то время, пока рос и мужал Ральф Пейтон, в усадьбе сменилось множество экономок, и за каждой из них Кэролайн и ее приспешники наблюдали с величайшей подозрительностью. Можно с уверенностью сказать, что в течение пятнадцати лет вся деревня, затаив дыхание, ожидала, что Экройд вот-вот женится на одной из своих экономок. Последняя из них, грозная особа по имени мисс Рассел, самоуправно царила в доме целых пять лет – то есть, вдвое больше любой своей предшественницы. И если бы не появление миссис Феррарс, Экройду вряд ли удалось бы избежать участи, которую ему все предсказывали. Его спасло еще одно обстоятельство – неожиданный приезд из Канады невестки с дочерью. Миссис Сесил Экройд, вдова непутевого младшего брата Экройда, поселилась в Фернли-Парке и, по словам Кэролайн, сумела поставить мисс Рассел на должное место.

Понятия не имею, что представляет из себя «должное место» – но, судя по всему, пребывание на нем крайне неприятно. Во всяком случае, мисс Рассел ходит теперь с кислой улыбочкой на губах и не устает выражать сочувствие «бедняжке миссис Экройд», которая полностью зависит от крох со стола мужниного брата. «Но хлеб благодеяний горек, не правда ли? Как бы я была несчастна, если бы не умела сама зарабатывать себе на жизнь».

Не знаю, как отнеслась миссис Сесил Экройд к слухам о скорой женитьбе деверя на миссис Феррарс. Лично ей этот брак, безусловно, был невыгоден. Она всегда очень любезно, если не сказать, слащаво, разговаривала с миссис Феррарс при встрече. Впрочем, по словам Кэролайн, это еще ничего не доказывает.

Вот что занимало умы жителей Кингс-Эббота последние несколько лет. Дела Экройда – как финансовые, так и личные – подвергались пристальному вниманию общественности. Наконец появилась миссис Феррарс и стала предметом самых жарких дискуссий.

Теперь, когда все так круто переменилось, нам придется от праздной болтовни о том, кто бы какой свадебный подарок выбрал для новобрачных, перейти к обсуждению случившейся трагедии и скорых похорон.

Я совершал привычный обход пациентов, прокручивая все это в уме. Серьезных случаев не было – что к лучшему, поскольку мысли мои все время возвращались к загадочной смерти миссис Феррарс. Неужели она действительно покончила с собой? Но ведь в таком случае она непременно оставила бы предсмертную записку или письмо? По моему опыту, женщины, решившие свести счеты с жизнью, всегда стремятся объяснить причины, которые привели их к роковому поступку. Даже на краю могилы они жаждут внимания.

Когда я видел миссис Феррарс в последний раз? Кажется, еще недели не прошло. Тогда она держалась абсолютно естественно, учитывая – ну, учитывая всё.

Тут я вдруг вспомнил, что встретил ее вчера, хотя и не говорил с ней. Рядом с миссис Феррарс шел Ральф Пейтон, и это меня весьма удивило, ведь я понятия не имел, что он приехал в Кингс-Эббот. Я уже опасался, что Ральф окончательно рассорился с отчимом – они не виделись добрых полгода. А теперь молодой человек шагал по дорожке рука об руку с будущей мачехой, она что-то сбивчиво ему рассказывала серьезным тоном, а он слушал очень внимательно.

Должно быть именно в этот момент меня посетило первое предчувствие беды. Пока еще ничего конкретного – просто смутный намек на грядущие проблемы. Вчерашний тет-а-тет между Ральфом Пейтоном и миссис Феррарс произвел на меня неприятное впечатление.

Я все еще думал об этом, когда неожиданно столкнулся с Роджером Экройдом.

– Шеппард! – воскликнул он. – Вас-то я и искал! Господи, какой кошмар!

– Значит, вы уже знаете?

Он кивнул. Было очевидно, что это известие стало для него ударом: румяные щеки побледнели и ввалились, он как-то сразу постарел. Всегда такой полнокровный и жизнерадостный, сейчас мой приятель выглядел совершенной развалиной.

– Все куда хуже, чем вы можете себе представить, – сказал он вполголоса. – Слушайте, Шеппард, я должен с вами поговорить. Можете проводить меня до усадьбы?

– К сожалению, не могу. Должен навестить еще троих пациентов и вернуться к полудню, когда начнутся приемные часы.

– Тогда после обеда… или лучше вечером. Приходите на ужин. В полвосьмого вас устроит?

– Да, к тому времени я уже управлюсь. В чем дело? Опять Ральф?

Не знаю, почему я это сказал – должно быть слишком уж часто причиной огорчений становился Ральф. Экройд тупо уставился на меня, явно не понимая, что я имею в виду. Я заподозрил, что дело и впрямь серьезное. Никогда прежде я не видел Экройда таким расстроенным.

– Ральф? – рассеянно переспросил он. – Да нет же, Ральф не при чем. Ральф в Лондоне… Черт! Сюда идет эта старая сплетница мисс Ганетт, а я не в состоянии обсуждать с ней случившееся. Увидимся вечером, Шеппард. Жду вас в семь тридцать.

Я кивнул, и он поспешил прочь, оставив меня в полном недоумении. Что значит «Ральф в Лондоне»? Ведь вчера я собственными глазами видел его здесь, в Кингс-Эбботе. Конечно, он мог вернуться в столицу прошлой ночью, или ранним утром, и все же из слов Экройда я определенно вынес впечатление, что он не видел пасынка несколько месяцев.

Однако на дальнейшие размышления у меня уже не оставалось времени. Рядом изнывала мисс Ганетт, жаждавшая информации. Мисс Ганетт во многом напоминает мою сестру, но ей недостает безошибочного чутья и способности к молниеносным выводам, которые придают маневрам Кэролайн оттенок подлинного величия.

Мисс Ганетт захлебывалась вопросами. Не правда ли, какое жуткое происшествие с бедной дорогой миссис Феррарс? Поговаривали, что она уже много лет принимала наркотики. Люди бывают так жестоки и несправедливы! И ужасней всего, что в самых злых наветах всегда есть зерно правды, вы согласны? Нет дыма без огня! А еще ходят слухи, что мистер Экройд прознал об этом и разорвал помолвку, ведь они, разумеется, были обручены!

У нее, мисс Ганетт, есть неопровержимые доказательства. Конечно, я должен знать обо всем куда лучше – ведь доктора всегда все знают, но ничего не рассказывают, верно?

Все это время она не сводила с меня пристального взгляда глаз-бусинок, стараясь подловить на какой-то реакции. К счастью, долгие годы проживания под одной крышей с Кэролайн приучили меня в любой ситуации хранить невозмутимое выражение лица и держать наготове целый арсенал лаконичных, ни к чему не обязывающих замечаний.

Поэтому я от души поздравил мисс Ганетт тем, что ей так успешно удается противостоять злобным сплетникам. Это ненадолго выбило старую деву из колеи, и прежде чем она смогла опомниться, я уже откланялся.

Все еще ломая голову над новыми загадками, я вернулся домой, где в смотровой меня дожидались страждущие.

Опустив, как я думал, последнего больного, я решил перед обедом немного отдохнуть в саду, но внезапно обнаружил, что меня ожидает еще одна пациентка.

Она встала, чтобы поздороваться, и я с изумлением узнал в ней мисс Рассел. Не знаю, почему я так удивился. Должно быть, мне всегда казалось, что у этой дамы железное здоровье, во всяком случае – она определенно выше того, чтобы поддаваться житейским немочам.

Экономка Экройда – женщина статная, красивая, но с весьма непреклонным выражением лица. У нее суровый взгляд и плотно сжатые губы. Будь я младшей горничной или судомойкой, я бы спасался бегством, лишь заслышав ее грозную поступь.

– Добрый день, доктор Шеппард, – сказала мисс Рассел. – Не будете ли вы так добры взглянуть на мое колено?

Я взглянул, но по правде сказать, ровным счетом ничего не увидел. Симптомы мисс Рассел описала так расплывчато и неубедительно, что будь на ее месте женщина менее безукоризненной репутации, я заподозрил бы, что она симулирует. На мгновение мне пришло в голову, что экономка явилась ко мне с выдуманным недугом, чтобы расспросить про смерть миссис Феррарс, но я тут же убедился в своей ошибке. Мисс Рассел лишь мельком упомянула о случившейся трагедии. И все же она явно хотела задержаться и о чем-то поговорить.

– Что ж, доктор, спасибо за мазь, – сказала она наконец. – Не то, чтобы я и впрямь надеялась, что она хоть как-то поможет.

Я тоже очень в этом сомневался, но по долгу службы выразил протест. Уж во всяком случае никакого вреда мазь не принесет, а врач обязан защищать свои средства производства.

– Не верю я во все эти медикаменты. – Мисс Рассел окинула пренебрежительным взглядом полки с пузырьками и склянками. – А сколько бед могут натворить наркотики! Скажем, пристрастие к кокаину.

– Ну, если вы об этом…

– Это очень распространенная привычка в высшем обществе!

Не сомневаясь, что в осведомленности насчет пороков аристократии мисс Рассел даст мне сто очков вперед, я и не пытался спорить.

– Вы мне вот что скажите, доктор, – не унималась мисс Рассел. – Предположим, человек и вправду стал наркоманом. Его можно как-то вылечить?

На такой вопрос в двух словах не ответишь, пришлось прочитать краткую лекцию на тему зависимости организма от алкалоидов и опиатов. Экономка слушала так внимательно, что я вернулся к прежним подозрениям насчет миссис Феррарс.

– А вот если взять, к примеру, веронал… – закинул я удочку.

Но веронал мисс Рассел ничуть не интересовал. Она быстро сменила тему и спросила, действительно ли существуют редкостные яды, которые нельзя обнаружить при вскрытии.

– Ага! Значит, вы почитываете детективы! – констатировал я.

Она призналась, что да.

– Во множестве детективных романов упоминаются редкие яды – преимущественно, южноамериканского происхождения. – сказал я. – К примеру, какое-то затерянное в джунглях племя дикарей смазывает таким веществом свои стрелы. Смерть мгновенна, и наша наука бессильна обнаружить причину. Вы имели в виду что-то подобное?

– Да. Такое и в самом деле возможно?

Я с сожалением покачал головой.

– Боюсь, что нет. Разумеется, существует яд кураре…

Какое-то время я описывал ей свойства кураре, но она опять утратила интерес к беседе. Спросила только, есть ли у меня шкафчик с редкими ядами, и когда я ответил отрицательно, то, боюсь, весьма упал в ее глазах. Мисс Рассел сказала, что ей уже пора, и я проводил ее до прихожей. Как раз в это время прозвучал гонг к обеду.

Вот уж никогда не заподозрил бы в мисс Рассел поклонницу детективных романов! Забавно было представлять себе, как она распекает провинившуюся горничную, а затем спешит в свою комнату, чтобы углубиться в чтение очередной «Тайны седьмого трупа» или чего-то в этом роде.

Глава 3

Человек, который выращивал кабачки

За столом я сказал Кэролайн, что буду ужинать в Фернли. Она нисколько не возражала, наоборот – обрадовалась.

– Отлично. Там ты обо всем разузнаешь. Кстати, что за новые неприятности с Ральфом?

– С Ральфом? – удивился я. – Ничего подобного не слышал.

– Тогда почему он остановился в «Трех вепрях», а не в Фернли-Парке?

Я ни на секунду не усомнился в правдивости этой информации. Раз Кэролайн так говорит – значит, так и есть.

– Экройд сказал мне, что Ральф в Лондоне, – в изумлении я даже отступил от нерушимого правила: всегда держать полученные сведения при себе.

– Ах вот как! – И я опять увидел, как кончик носа Кэролайн лихорадочно задергался. – Он заселился в «Три вепря» вчера утром, – сказала она. – А прошлым вечером у него было свидание с девушкой.

Меня это ничуть не удивило. Свиданиям с девушками Ральф посвящает большинство своих вечеров. Хотя, конечно, весьма странно, что он приехал для этого в Кингс-Эббот, променяв круговерть столичных развлечений на наше захолустье.

– Это что же, одна из официанток? – проницательно предположил я.

– В том-то и дело, что нет. Они встретились не на постоялом дворе. Я не знаю, кто она такая.

(Какое горькое признание из уст Кэролайн!)

– Но я догадываюсь, – продолжала моя неутомимая сестра. – Я терпеливо ждал. – Это его кузина!

– Флора Экройд? – удивленно воскликнул я.

На самом деле Флора Экройд, конечно, не состоит с Ральфом Пейтоном в родстве, но Ральф уже так давно считается сыном и наследником Экройда, что семейные узы как бы подразумевались сами собой.

– Флора Экройд, – торжественно кивнула Кэролайн.

– Но если он хотел ее увидеть, то почему не отправился прямиком в Фернли?

– Тайная помолвка! – с упоением объявила моя сестра. – Старик Экройд даже слышать об этом не хочет, им приходится встречаться украдкой.

В теории Кэролайн имелось немало прорех, но я благоразумно воздержался от критики. Случайное замечание о нашем новом соседе повернуло беседу в другое русло.

Коттедж «Лиственницы» недавно пережил вторжение нового жильца, о котором нам ровным счетом ничего не было известно. К бесконечному неудовольствию Кэролайн, ей удалось узнать лишь то, что он иностранец. Разведывательный корпус потерпел сокрушительное поражение – разумеется, наш сосед употреблял в пищу молоко, овощи и мясо в должном количестве, как и простые смертные, однако никто из поставщиков и разносчиков оказался не в состоянии разжиться хоть какой-то информацией на его счет. Фамилия его вроде бы Поррот, но звучит она как-то неправдоподобно. Единственное, что удалось выяснить – он увлекается выращиванием кабачков.

Разумеется, эти жалкие крохи лишь раздразнили неуемный аппетит Кэрролайн. Ей необходимо знать все: откуда он родом, чем занимается, женат он или вдовец, есть ли у него дети и какую фамилию носила в девичестве его матушка – и так далее, и тому подобное. Иногда мне кажется, что анкеты для паспортных столов придумывает кто-то вроде моей сестры.

– Моя дорогая Кэролайн. Насчет профессии этого человека не может быть никаких сомнений, – сказал я. – Он парикмахер на покое. Достаточно взглянуть на его усы.

Кэролайн категорически со мной не согласилась. Если бы он был парикмахером, доказывала она, то завивал бы волосы. Тщетно я приводил в пример несколько парикмахеров, которых знал лично – все были гладко прилизанны. Кэролайн мне не удалось убедить.

– Я никак не могу его раскусить, – сказала она удрученно. – На днях я попросила его одолжить кое-что из садовых инструментов, и он был очень вежлив, но о себе так ничего и не рассказал. В конце концов, я напрямик спросила, не француз ли он, а он сказал, что нет. И почему-то мне не захотелось расспрашивать его дальше.

Теперь и во мне пробудился жгучий интерес к нашему загадочному соседу. Человек, способный заткнуть рот Кэролайн и отправить ее восвояси, посрамленной аки царица Савская[3], должен быть личностью незаурядной.

– Если не ошибаюсь, – мечтательно произнесла Кэролайн, – у него имеется одна из этих электрических машинок, пылесос…

Я узрел опасный блеск в ее глазах, означавший, что она обдумывает новый предлог для визита к соседу, и поспешил в сад. Люблю покопаться на грядках. И вот, когда я был полностью поглощен выпалыванием особенно упорного одуванчика, раздался упреждающий крик и какой-то тяжелый снаряд, просвистев у моего уха, разорвался под ногами с отвратительным хлюпаньем. Это был кабачок!

Возмущенный до глубины души, я огляделся. Слева, над забором, показалась яйцевидная голова, частично покрытая неправдоподобно черными волосами, пара зорких глаз и огромные усы. Вот он, наш таинственный сосед, мистер Поррот.

Он тотчас рассыпался в извинениях.

– Тысячу раз сожалею, мсье. Мне нет прощения. Вот уже несколько месяцев я выращиваю эти кабачки. Сегодня утром мое терпение лопается. Я посылаю их подальше – увы, не только в переносном смысле, но и в буквальном. Я швыряю кабачок через ограду. Мсье, мне так стыдно. Я раздавлен и унижен.

Перед таким потоком оправданий мой гнев тут же испарился. Кроме того, злополучный овощ меня даже не задел. Однако я искренне надеялся, что метание даров огорода через забор не войдет у мистера Поррота в привычку. Это вряд ли поспособствует добрососедским отношениям.

Удивительный человечек, казалось, прочел мои мысли.

– Ах нет, не волнуйтесь! – вскричал он. – Обычно я так себя не веду. Но вообразите, мсье, что человек, поставив перед собой определенную цель, трудился всю жизнь не покладая рук, а получив, наконец, возможность предаться досугу и невинным увлечениям, обнаружил, что тоскует по былым дням, исполненным напряженной работы, и по старым занятиям, которые так стремился оставить!

– Да, это я могу понять, – медленно сказал я. – Думаю, так происходит довольно часто. Я сам тому пример. Год назад я получил наследство – вполне достаточное, чтобы осуществить давнюю мечту. Я всегда хотел путешествовать, повидать мир. И что же – прошел год, а я… я все еще здесь.

Мой маленький сосед кивнул.

– Мы рабы привычки. Мы работаем, чтобы достичь желаемого, а обретя его, обнаруживаем, что тоскуем по тяжкому ежедневному труду. И заметьте, мсье, моя работа была исключительно интересной, пожалуй, это самая интересная работа в мире!

– А именно? – поощрил его я. Сейчас в меня вселился дух Кэролайн.

– Изучение человеческой природы, мсье!

Ну совершенно же ясно, что передо мной парикмахер на пенсии. Кому как не парикмахерам ведомы все тайны людской натуры?

– Кроме того, я лишился своего друга, который был рядом много лет. Порой он проявлял ужасающую наивность, но тем не менее, был мне очень дорог – не поверите, сейчас я скучаю даже по его глупости! Его прямолинейность, честный и открытый взгляд на мир, способность искренне радоваться и удивляться работе разума, превосходящего его собственный – не могу даже выразить, до чего мне этого не хватает.

– Ваш друг умер? – сочувственно спросил я.

– О нет, что вы. Он живет и здравствует, но на другом конце света. Он уехал в Аргентину.

– В Аргентину! – Я подавил вздох зависти. Я всегда мечтал отправиться в Южную Америку. Подняв глаза, я встретил понимающий взгляд мистера Поррота. Было в этом коротышке что-то, располагающее к полной откровенности.

– Стало быть, хотите отправиться туда? – спросил он.

Я сокрушенно покачал головой.

– Мог бы отправиться… год назад. Но я был глупцом, хуже того – глупцом жадным. Рискнул необходимым в надежде приобрести излишнее.

– Ясно. Играли на бирже?

С печальным видом я кивнул головой, но втайне эта доверительная беседа меня немало повеселила. Этот нелепый человечек сохранял такой важный, осведомленный вид!

– Нефтяные месторождения в дельте реки Поркьюпайн[4]? – спросил он вдруг.

Я оторопел.

– По правде сказать, я думал о них, но в конце концов соблазнился золотоносной шахтой в Западной Австралии.

Мой сосед внимательно изучал меня, у него было странное, непостижимое выражение лица.

– Это судьба, – сказал он наконец.

– Что вы имеете в виду под словом «судьба»? – спросил я с невольным раздражением в голосе.

– Что мне предначертано жить рядом с человеком, который верит в нефть долины Поркьюпайна и золото Западной Австралии. Скажите, вы случайно не питаете слабость к женщинам с рыжевато-каштановыми волосами?

Я смотрел на него, разинув рот от изумления, и он расхохотался.

– Нет-нет, не бойтесь, я вовсе не сумасшедший. Простите мне этот нелепый вопрос. Видите ли – мой друг, о котором я вам рассказывал – человек молодой, убежденный в том, что все женщины достойны восхищения, а большинство из них – красавицы. Но вы-то, доктор, прожили уже достаточно, что бы познать суетность и тщету этого мира. Ну-ну, где же дух соседского добросердечия! Примите в знак моего искреннего расположения мой лучший кабачок и прошу вас от моего имени преподнести его вашей превосходной сестре!

Нагнувшись, он поднял с земли гигантский экземпляр упомянутой овощной культуры и передал мне поверх ограды. Я принял подарок с изъявлениями признательности, достойными торжественной манеры, в которой он был сделан.

– Ну что ж, утро прошло не зря, – весело сказал коротышка. – Я познакомился с человеком, который во многом напоминает моего далекого друга. Кстати, хотел бы задать вам вопрос. Несомненно, вы знаете всех и каждого в этой маленькой деревне. Кто этот темноволосый молодой красавец, который ходит с гордо поднятой головой и легкой улыбкой на губах?

Описание не оставляло места сомнениям, но я поколебался, прежде чем ответить:

– Должно быть, это капитан Ральф Пейтон.

– Я не мог видеть его раньше?

– Нет, здесь он давно уже не появлялся. Он сын, точнее, пасынок мистера Экройда из Фернли-парка.

Мой сосед с досадой хлопнул себя по лбу.

– Конечно! Я должен был сам догадаться. Мистер Экройд много мне рассказывал о нем.

– Вы знаете мистера Экройда? – удивился я.

– Когда я работал в Лондоне, нам доводилось встречаться. Я просил его не рассказывать никому в Кингс-Эбботе о моей профессии.

– Понятно, – сказал я, хотя на самом деле меня поразил такой чудовищный снобизм.

Но человечек продолжал с невозмутимой, почти величественной улыбкой:

– Предпочитаю сохранять инкогнито. Я не стремлюсь к известности. Я даже не удосужился исправить местную версию моей фамилии.

– Ах вот как! – Я не знал, что и сказать на это.

– Капитан Ральф Пейтон, – задумчиво произнес мистер Поррот. – Так вот он каков, жених очаровательной мисс Флоры Экройд.

– Кто вам сказал, что они помолвлены? – спросил я в полном изумлении.

– Мистер Экройд. Где-то неделю тому назад. Он был очень доволен, что обручение состоялось, и вообще, как я понял из его слов, давно желал этого союза. Мне даже подумалось, что на молодого человека было оказано некоторое давление. Это совсем не разумно. Молодой человек должен жениться, чтобы угодить самому себе, а не для того, чтобы порадовать отчима, от которого во всем зависит.

Моя теория о роде занятий нашего соседа потерпела полный крах. Не могу себе представить, чтобы Экройд стал откровенничать с парикмахером и обсуждать с ним свои надежды на брак племянницы и пасынка. Конечно, Экройд охотно покровительствует представителям низших классов, но чувство собственного достоинства у него развито очень сильно. Очевидно, Поррот зарабатывал на хлеб как-то иначе.

Чтобы скрыть свое замешательство, я сказал первое, что пришло мне в голову:

– А что заставило вас обратить внимание на Ральфа Пейтона? Его привлекательная внешность?

– Нет, не только это – хотя для англичанина он, конечно, необыкновенно красив. На страницах дамского романа его сравнили бы с греческим богом. Нет, есть в этом молодом человеке какая-то загадка, которую я пока не могу разгадать.

Последнюю фразу он произнес задумчивым тоном, от которого у меня мурашки побежали по коже. Он словно бы взвесил и измерил мальчика и рассмотрел его поведение в свете каких-то фактов, известных лишь ему одному. С этим ощущением я и отправился домой, повинуясь зову сестры.

Войдя, я увидел, что Кэролайн снимает шляпку. Очевидно, она только что вернулась из рейда в деревню. И с места в карьер начала доклад.

– Я встретила мистера Экройда.

– Вот как?

– Конечно, я остановилась перекинуться парой слов, но, казалось, он куда-то очень спешит, все норовил закруглить разговор.

Ну еще бы! Не сомневаюсь, что Экройд стремился избежать задушевной беседы с моей сестрицей так же отчаянно, как утром хотел уклониться от встречи с мисс Ганетт. Только вот от Кэролайн не так легко отделаться.

– Я сразу же поинтересовалась, что здесь делает Ральф, и его как громом поразило. Он понятия не имел, что мальчик сейчас в деревне. Он даже сказал, что я, должно быть, ошиблась. Ошиблась! Я!

– Смешно, – заметил я. – Ему следовало бы знать тебя лучше.

– Затем он сказал мне, что Ральф и Флора обручились.

– Я уже знаю, – вставил я со скромной гордостью.

– Кто тебе сказал?

– Наш новый сосед.

Кэролайн заколебалась – ни дать не взять, шарик, зависший между двумя ячейками на рулетке. Но решила не поддаваться искушению и не отвлекаться.

– Я рассказала мистеру Экройду, что Ральф остановился в «Трех вепрях».

– Кэролайн, ты никогда не задумывалась, что твоя привычка выкладывать все, что тебе известно, всем и каждому без разбора, может кому-то сильно навредить?

– Чепуха, – отрезала сестра. – Люди должны знать новости, которые их касаются, и я считаю своим долгом сообщить их. Между прочим, мистер Экройд был мне очень признателен.

– Ну? – подбодрил я ее, поскольку это явно было еще не все.

– По-моему, он сразу же отправился в «Три вепря», да только вот вряд ли он найдет там Ральфа.

– Неужели?

– Да, потому что, когда я возвращалась домой по лесной тропинке через лес…

– Ты возвращалась через лес? – прервал ее я.

У Кэролайн хватило совести покраснеть.

– Чудесная погода! Я решила немного прогуляться. Лес в своем осеннем уборе так прекрасен!

Кэролайн ни во что не ставит все леса земного шара в любом их уборе. Лес она считает крайне неприятным местом, где легко промочить ноги, а на голову то и дело сыплется всякая дрянь. Нет, в наш лес ее завел инстинкт мангуста. Ведь это единственное место в окрестностях Кингс-Эббота, где можно назначить свидание молодой женщине, не привлекая к себе внимание всей деревни. К тому же он примыкает к парку поместья Фернли.

– Что ж, продолжай, – сказал я.

– Как я уже говорила, я шла по лесной тропинке и вдруг услышала голоса. – Кэролайн сделала паузу.

– И что же?

– Один голос принадлежал Ральфу Пейтону – это я сразу поняла. С ним была какая-то девушка. Разумеется, я не собиралась подслушивать…

– Ну еще бы, – вставил я с откровенной иронией, которую Кэролайн проигнорировала.

– …но не затыкать же мне было уши! Девушка что-то сказала – я не расслышала, что именно, а Ральф ответил, причем очень сердито. «Моя дорогая девочка, – сказал он. – Разве ты не понимаешь, что старик может оставить меня без гроша в кармане? За последние годы я порядком помотал ему нервы. Из-за любого пустяка он может сорваться. А нам с тобой позарез нужны деньжата, солнышко. Когда старикан откинет копыта, я буду очень богат. Он, конечно, скряга, но капитал нажил немалый. Я не хочу, чтобы он изменил завещание. Положись на меня и не волнуйся». Вот что он сказал, слово в слово. Я отлично все запомнила. К сожалению, в этот момент у меня под ногой хрустнул какой-то сучок, они сразу перешли на шепот, а потом вообще ушли. Конечно, гнаться за ними я не могла, так что девушку разглядеть не удалось.

– Представляю, как ты расстроилась, – посочувствовал я. – И, конечно, ты поспешила в «Три вепря», там внезапно ощутила слабость и попросила стаканчик бренди, а заодно проверила, на месте ли обе официантки?

– Это была не официантка, – без колебаний произнесла Кэролайн. – Вообще-то я почти уверена, что это была Флора Экройд, вот только…

– Только это не имеет смысла, – согласился я.

– Но если это не Флора, то кто?

Сестра стремительно пробежалась по мысленному списку всех девиц, обитавших в округе, поочередно выдвигая доводы за и против.

Когда она замолчала, чтобы перевести дух, я пробормотал что-то о срочном визите к пациенту и выскользнул из дома.

Я собирался тайком наведаться в «Три вепря». Скорее всего, Ральф Пейтон уже вернулся туда.

Я очень хорошо знал Ральфа – пожалуй, лучше, чем любой из обитателей Кингс-Эббота. Возможно, близкое знакомство с его матерью помогло мне понять кое-какие черты его характера, которые ставили в тупик остальных. В определенном смысле он был жертвой наследственности. И хотя ему не передалась пагубная склонность матери, слабоволие стало его проклятием. Мой новый приятель сегодня днем совершенно справедливо заметил, что Ральф необычайно хорош собой. Шести футов ростом и безукоризненного сложения, с изяществом во всех движениях, темноволосый, как и его мать, смуглое лицо в любую минуту готово озариться улыбкой. Ральф Пейтон был рожден завоевывать симпатии окружающих стремительно и без всяких усилий. И хотя он был самовлюбленным шалопаем, причем довольно беспринципным, его удивительное обаяние и приятные манеры обеспечили ему множество преданных друзей. Могу ли я что-нибудь сделать для мальчика? Я полагал, что могу.

Наведя справки в «Трех вепрях» я узнал, что капитан Пейтон только что пришел, и, попросив не докладывать обо мне, поднялся в его номер. В какой-то момент, вспомнив все, что я видел и слышал, я усомнился, что меня ждет радушный прием, но Ральф тут же развеял мои опасения.

– Ба, да это Шеппард! Как хорошо, что вы пришли! – С протянутой для приветствия рукой он шагнул вперед, милая улыбка осветила его лицо. – Вы единственный человек, с которым мне приятно встретиться в этой адовой дыре.

Я поднял брови.

– А что же могло с вами здесь случиться?

Он засмеялся, но смех был раздраженным.

– Длинная история. Плохи мои дела, доктор. Может, выпьем по одной?

– Спасибо, с удовольствием.

Он нажал на кнопку звонка, а вернувшись ко мне, с размаху бросился в кресло.

– Сказать по правде, я чертовски влип. Понятия не имею, как выбраться из этой передряги, – признался он с мрачным видом.

– В чем дело? – сочувственно спросил я.

– Да в чем же еще, как не в моем проклятом отчиме.

– Что же он сделал?

– Вопрос не в том, что он сделал, а в том, что он, вероятнее всего, очень скоро сделает.

Вошел коридорный, и Ральф заказал напитки. Когда слуга удалился, мальчик с подавленным видом скорчился в кресле.

– Все действительно… настолько серьезно? – спросил я, и он кивнул.

– Что ж, я сам во всем виноват, – сказал он с неожиданным спокойствием в голосе.

Услышав этот новый, несвойственный ему серьезный тон, я понял, что на этот раз с мальчиком случилась настоящая беда. Должно произойти что-то невероятное, чтобы Ральф утратил свое легкомыслие.

– Если я могу чем-то помочь, – робко начал я.

Но Ральф очень решительно покачал головой.

– Премного вам благодарен, доктор. Но не годится впутывать еще и вас. По этой дорожке мне придется пройти одному.

Он немного помолчал, а затем повторил дрогнувшим голосом:

– Да, придется действовать в одиночку.

Глава 4

За ужином в Фернли

Был такой чудесный вечер, что до Фернли-Парка я решил пройтись пешком. Оставалось буквально несколько минут до половины восьмого, когда я нажал на кнопку звонка у парадного входа. Паркер, дворецкий, впустил меня с умопомрачительной быстротой. Я шагнул в большой квадратный холл и пока Паркер помогал мне снять пальто, мимо нас прошел секретарь Экройда, приятный молодой человек по фамилии Реймонд. Очевидно, направлялся в кабинет – в руках он нес целую стопку бумаг.

– Добрый вечер, доктор. Ужинаете с нами? Или это профессиональный визит?

Последний вопрос был явным намеком на мой черный медицинский саквояж, который я поставил на дубовый ларь.

Я объяснил, что одна из моих пациенток в интересном положении и я должен быть готов в экстренному вызову в любую минуту. Реймонд кивнул и пошел дальше, крикнув напоследок через плечо:

– Идите в гостиную, вы же знаете дорогу? Дамы вот-вот спустятся. А я отнесу бумаги мистеру Экройду и скажу, что вы здесь.

Паркер во время нашего разговора незаметно удалился, так что я остался в холле один. Я поправил галстук перед большим, в полный рост, зеркалом и направился к двери напротив, которая, как я знал, вела в гостиную.

Когда я поворачивал дверную ручку, изнутри донесся какой-то звук, который я принял за стук опущенной оконной рамы[5]. Но зафиксировал я его совершенно машинально и в ту минуту не придал этому никакого значения.

Я вошел, на пороге столкнувшись с мисс Рассел, которая как раз покидала комнату. Мы оба начали извиняться.

Я поймал себя на мысли, что впервые смотрю на экономку и думаю, какой же красавицей она, должна быть, когда-то была, да, пожалуй и до сих пор осталась. В темных волосах не было даже намека на седину, а легкий румянец, игравший сейчас на ее щеках, лишал ее облик привычной суровости.

Подсознательно я отметил, что она, должно быть, откуда-то только что вернулась в большой спешке: дыхание ее было прерывистым, будто она бежала.

– Боюсь, я заявился немного раньше, – повинился я.

– О, не беспокойтесь, доктор Шеппард. Уже почти половина восьмого. – Она немного помолчала, а потом сказала: – Не знала, что вы… что вас ожидают к ужину сегодня. Мистер Экройд не упоминал об этом.

У меня возникло смутное впечатление что мой сегодняшний визит ей по какой-то причине неприятен, но почему – я даже представить себе не мог.

– Как ваше колено? – спросил я.

– По правде сказать, без изменений доктор. Я должна идти. Миссис Экройд спустится с минуты на минуту. Я… я зашла только взглянуть, все ли в порядке с цветами.

Она стремительно вышла из комнаты. Удивляясь, с чего ей вздумалось оправдываться передо мной, я подошел к окну и увидел то, что, разумеется, давно знал – все окна были французские, до самого пола и выходили на веранду. Так что стук, который я услышал, никак не мог относиться к обычному окну, которое закрывается сверху вниз.

Лениво, больше для того, чтобы отвлечься от тягостных мыслей, чем по любой другой причине, я развлекался, пытаясь угадать, что же могло вызвать этот шум. Треск углей в камине? Нет, звук был совсем другим. Задвигали ящик бюро? Нет, тоже не то.

И тут мое внимание привлек длинный столик со стеклянной крышкой, если не ошибаюсь, такие называют витринами для коллекций. Сквозь стекло видно содержимое – предметы искусства и всякие редкости, а крышку при желании можно поднять. Я подошел к витрине и принялся изучать экспонаты. Были здесь парочка серебряных кубков, детский башмачок, принадлежавший Карлу Первому, несколько китайских статуэток из нефрита и довольно много вещиц из Африки – оружие и всякие диковинки. Желая поближе рассмотреть одну из нефритовых фигурок, я приподнял крышку. Внезапно она выскользнула из моих пальцев и захлопнулась.

Я сразу узнал негромкий, но отчетливый звук, который слышал из-за двери. Тот, кто закрывал крышку, явно старался не шуметь. Для того, чтобы утвердиться в своей догадке, я пару раз повторил эту операцию. Затем вновь открыл витрину, чтобы внимательнее ознакомиться с коллекцией Фернли-Парка.

Пока я стоял, склонившись над экспонатами, в гостиной появилась Флора Экройд.

Найдется немало людей, которые недолюбливают Флору Экройд, но даже недоброжелатели ею восхищаются. А со своими друзьями она обычно обаятельна и мила. Ее редкостная красота поражает с первого взгляда. Настоящий скандинавский тип – золотистые волосы, глаза, голубые, как воды норвежского фьорда, и белоснежная кожа, подсвеченная легким румянцем. У нее стройная мальчишеская фигура – прямые плечи и узкие бедра. Для усталого взора медика Флора – истинная отрада, приятно видеть такое воплощение здоровья.

Безыскусная и прямодушная английская девушка – зовите меня ретроградом, но на мой взгляд, трудно найти что-то лучше.

Флора присоединилась ко мне у открытой витрины и выразила еретические сомнения в подлинности башмачка короля Карла.

– И вообще, – добавила она, – ажиотаж вокруг вещей, которые когда-то принадлежали знаменитостям, кажется мне такой бессмыслицей! Сейчас-то их никто не носит и не использует! Вот, скажем, перо, которым Джордж Элиот якобы писа́ла «Мельницу на Флоссе» – ведь это самое обычное перо! Если кому по вкусу Джордж Элиот – пусть купит «Мельницу на Флоссе» в дешевом издании и читает на здоровье.

– Полагаю, вы, мисс Флора, подобную старомодную чепуху и в руки не возьмете?

– Ошибаетесь, доктор Шеппард. Я люблю «Мельницу на Флоссе».

Мне было очень приятно это услышать. Просто оторопь берет, когда видишь, что́ читают нынешние молодые женщины – да еще и заявляют вслух, что наслаждаются подобным чтивом!

– Так и не дождалась поздравлений, доктор Шеппард, – сказала Флора. – Вы ведь уже знаете? – Она протянула левую руку. На безымянном пальце сияло колечко с изысканно оправленной жемчужиной. – В общем, я выхожу за Ральфа. Дядя в восторге, что я не покину семью.

Я взял обе ее руки в свои.

– Дорогая моя! Надеюсь, вы будете очень счастливы!

– Мы обручились еще месяц назад, – продолжала Флора голосом, лишенным всяких эмоций, – но официально о помолвке объявили только вчера. Дядя намерен привести в порядок усадьбу Кросс-Стоун и отдать ее нам, а мы станем притворяться, будто занимаемся сельским хозяйством. А на самом деле мы, конечно, будем охотиться, проводить сезон в Лондоне, а летом плавать на яхте. Я люблю море. И, конечно, я заделаюсь примерной прихожанкой и не пропущу ни одного собрания «Клуба матерей».

В этот момент вошла миссис Экройд, рассыпаясь в извинениях за свое опоздание.

С прискорбием вынужден признаться, что я терпеть не могу миссис Экройд. Сплошные зубы, кости и многочисленные цепочки. На редкость неприятная женщина. У нее крошечные льдисто-голубые глазки, и даже когда она обрушивает на собеседника поток притворно-сердечных фраз, взгляд этих глаз остается жестким и оценивающим.

Я подошел поздороваться, оставив Флору у окна. Миссис Экройд протянула мне для пожатия набор костяшек, унизанных кольцами, и тут же начала изливать душу.

Разумеется, я уже слышал о помолвке Флоры? Ах, какой удачный брак! Юные голубки полюбили друг друга с первого взгляда! Просто идеальная пара – он такой темный, а она такая светленькая!

– Не могу передать вам, дорогой доктор Шеппард, какое это утешение для сердца любящей матери! – Миссис Экройд глубоко вздохнула в знак того, что ее материнское сердце переполнено чувствами. Но при этом не переставала сверлить меня изучающим взглядом. – А знаете, о чем я сегодня думала? Вы так давно дружите с дорогим Роджером. Все мы знаем, как он вам доверяет, как ценит ваше мнение. Вы, конечно, понимаете, как трудно мне пришлось, когда я потеряла моего бедного Сесила. А теперь столько новых утомительных хлопот – приданое и так далее. Я ничуть не сомневаюсь в том, что Роджер намерен обеспечить нашу милую Флору, но вы же сами знаете, когда речь заходит о деньгах, он такой оригинал! Я слышала, что все они, славные капитаны нашей промышленности, чуточку прижимисты. Вот мне и пришло в голову: что если бы вы смогли самую малость его подтолкнуть? Флора вас так любит, и мы всегда считали вас старым другом, несмотря на то, что знаем вас всего два года…

Дверь гостиной снова открылась, и миссис Экройд резко оборвала свою красноречивую тираду. Я воспринял появление нового лица с большим облегчением – ненавижу вмешиваться в чужие дела, а просить Экройда заняться приданым Флоры у меня и вовсе не было ни малейшего намерения. Без сомнения, миссис Экройд вскоре предпримет новую атаку и я буду вынужден сообщить ей об этом.

– Доктор, вы ведь знакомы с майором Блантом?

– Ну, еще бы!

Гектора Бланта, должно быть, знают все – во всяком случае, понаслышке. Он непревзойденный специалист по истреблению фауны и перестрелял неправдоподобное количество животных в самых разных экзотических местах. Стоит упомянуть его фамилию, и кто-нибудь обязательно воскликнет: «Тот самый Блант? Знаменитый охотник на крупную дичь?»

Меня всегда озадачивала их взаимная привязанность с Экройдом – в жизни не встречал двух более несхожих людей. К тому же Гектор Блант лет на пять моложе Экройда. Они подружились еще в юности, и хотя впоследствии их пути разошлись, эта дружба сохранилась. Примерно раз в два года Блант гостит в Фернли пару недель, и чудовищных размеров голова с развесистыми рогами, чей остекленевший взгляд преследует каждого, кто входит в парадную дверь – свидетельство его неизменно теплых чувств к хозяину дома.

Блант вошел в комнату своей особой поступью – энергичной, но бесшумной. Знаменитый охотник – крепкий мужчина среднего роста, довольно плотного телосложения. Лицо с годами приобрело оттенок красного дерева, да и выражение его несколько деревянное. Взгляд его серых глаз, кажется, всегда устремлен в некие чужеземные дали. Он очень молчалив, а если удается втянуть его в беседу, говорит мало и так отрывисто, словно слова извлекают из него против воли.

Вот и теперь лишь бросил резковатое: «Как поживаете, Шеппард?», а потом застыл перед камином, уставившись поверх наших голов на что-то крайне любопытное, происходящее в Тимбукту.

– Майор Блант! – окликнула его Флора. – Не расскажете, для чего эти африканские штучки? Уверена, вы все о них знаете.

Гектор Блант прослыл чуть ли не женоненавистником, однако я усомнился в этом, глядя, как стремительно он рванул на зов Флоры. Они вдвоем склонились над витриной с диковинками.

Я не на шутку испугался, что миссис Экройд возобновит разговор о приданом, и начал поспешно пересказывать содержание статьи в «Дейли мейл», которую прочитал этим утром. В статье шла речь о новом сорте душистого горошка. Миссис Экройд ничего не смыслит в цветоводстве, зато она тоже почитывает «Дейли мейл» и нипочем не признается, что не в курсе злободневных тем, затронутых на ее страницах. Словом, мы смогли вести эту увлекательную беседу, пока к нам наконец не присоединились Экройд и его секретарь. Сразу после этого Паркер объявил, что ужин подан.

Меня усадили между миссис Экройд и Флорой. Блант был соседом миссис Экройд по левую руку, а рядом сидел Джеффри Реймонд.

За столом было невесело. Экройд был сам не свой. Он выглядел очень несчастным и почти ничего не ел. Разговор кое-как поддерживали миссис Экройд, Реймонд и я. Флора, казалось, заразилась депрессией от дядюшки, а Блантом овладел обычный приступ молчаливости.

Сразу после ужина Экройд взял меня под руку и увлек в свой кабинет.

– Кофе подадут сюда, и больше нас уже никто не побеспокоит. Я велел Реймонду проследить, чтобы к нам никто не входил.

Я ничего на это не сказал, но не переставал пристально за ним наблюдать. Экройд явно пребывал во власти сильнейших эмоций. Он расхаживал туда-сюда по комнате, и лишь когда вошел Паркер с кофейным подносом, наконец опустился в кресло перед камином.

Кабинет Экройда был уютной холостяцкой берлогой. Вдоль одной из стен тянулись книжные стеллажи. Кресла были большими, обтянутыми темно-синей кожей. Обширный письменный стол у окна занимали стопки документов, тщательно рассортированных и разложенных по папкам. На круглом столике лежали журналы и спортивные газеты.

– В последнее время у меня возобновились колики после еды, – как бы между прочим заметил Экройд, наливая себе кофе. – Вы должны дать мне еще немного этих ваших пилюль.

Я удивился, что он так явно пытается создать впечатление, что наша встреча вызвана медицинскими проблемами, но решил подыграть.

– Так я и думал. Поэтому прихватил кое-какие снадобья.

– Что бы я без вас делал! Давайте их сюда.

– Они в моем саквояже, а он остался в холле. Пойду принесу.

Экройд задержал меня жестом.

– Не трудитесь. Паркер сходит. Принесете саквояж доктора, Паркер?

– Слушаюсь, сэр.

Паркер вышел. Я уже собирался заговорить, но Экройд упредил меня.

– Не сейчас. Подождите минутку. Вы же видите, я так взвинчен, что с трудом держу себя в руках.

Да, это я видел отчетливо. И от этого мне было очень не по себе. Мною вновь овладели дурные предчувствия самого разного сорта.

– Вы не могли бы проверить, плотно ли закрыто окно? – вдруг попросил Экройд.

Я удивился, но исполнил его просьбу. Окно в кабинете было обычным, с верхней и нижней рамой. Тяжелые портьеры из синего бархата задернуты, но верхняя рама открыта.

Паркер вернулся в кабинет с моим саквояжем, а я все еще стоял у окна.

– Все в порядке, – сказал я.

– Вы проверили шпингалет?

– Да, да. Что с вами, Экройд? – Я едва смог дождаться, пока Паркер закроет за собой дверь.

Экройд помедлил минуту, прежде чем ответить.

– Моя жизнь превратилась в кошмар, – сказал он. – Нет-нет, уберите ваши чертовы пилюли, я упомянул о них только из-за Паркера. Слуги такие проныры. Идите сюда и садитесь. Дверь тоже плотно закрыта, взгляните?

– Да. Никто нас не подслушает, успокойтесь.

– Шеппард, вы и представить себе не можете, что мне довелось пережить за последние сутки. Если можно сказать о человеке, что его мир рухнул – то этот человек перед вами. Очередная выходка Ральфа стала последней каплей. Но дело вовсе не в нем. Это… это куда серьезнее. Не знаю, что с этим делать, а решение нужно принять незамедлительно.

– Но что случилось?

Экройд молчал довольно долго, и мне уже стало казаться, что он вообще передумал что-то мне рассказывать. А когда он наконец заговорил, я обомлел. Ничего подобного я не ожидал услышать.

– Шеппард, вы ведь лечили Эшли Феррарса перед его смертью?

– Ну, разумеется.

Казалось, следующий вопрос застрял у него на языке, Экройд долго боролся с собой.

– А вы не подозревали… вам никогда не приходило в голову… что… ну, словом, что его отравили?

Я не торопился отвечать, подбирая слова. Но, в конце концов – Экройд не Кэролайн.

– Скажу вам как на духу. В то время я ни о чем таком не думал, но пустая болтовня моей сестры зародила кое-какие сомнения, и я уже не мог от них отделаться. Однако уверяю вас, никаких доказательств этому не было.

– Его отравили, – сдавленно сказал Экройд.

– Кто? – резким тоном спросил я.

– Его жена.

– Откуда вы знаете?

– Она сама мне обо всем рассказала.

– Когда?

– Вчера! Господи, это было только вчера, а кажется, уже прошло десять лет!

Наступила пауза, а потом Экройд нашел в себе силы продолжить:

– Шеппард, я сообщаю вам это по секрету, и вы должны молчать, как если бы хранили врачебную тайну. Но мне нужно посоветоваться – не могу я нести такой груз на совести в одиночку. Понятия не имею, что мне теперь делать.

– Расскажите мне все с самого начала, чтобы я мог разобраться. Как вышло, что миссис Феррарс призналась вам в своем поступке?

– Дело было так. Три месяца назад я попросил миссис Феррарс выйти за меня замуж. Она мне отказала. Вскоре я вновь просил ее руки и она согласилась, но запретила афишировать помолвку, пока не истечет срок траура. Вчера я навестил ее и напомнил, что после смерти ее мужа миновал год и три недели, а стало быть нет никаких причин скрывать наше обручение. Надо сказать, она вот уже несколько дней вела себя очень странно, а тут внезапно сломалась и… и рассказала мне все. О своей ненависти к грубияну-мужу, о том, как росла и крепла ее любовь ко мне, об ужасном средстве, к которому она прибегла в конце концов. Яд! Боже мой! Это было преднамеренное, хладнокровное убийство!

Лицо Экройда выражало ужас и отвращение. Несомненно, миссис Феррарс тоже видела его реакцию. Экройд отнюдь не тот герой-любовник, который может простить даме своего сердца любой грех. Он слишком законопослушный и порядочный гражданин. Вся его простая, честная натура должна была возмутиться, услышав это откровение.

– Да, – продолжал он тихим монотонным голосом, – она призналась во всем. И оказалось, есть человек, которому известно о ее преступлении. Он преследует ее и вымогает огромные суммы. Она устала жить в таком напряжении, и уже буквально сходила с ума.

– Кто этот человек?

Внезапно перед моим внутренним взором предстала картина: Ральф Пейтон и миссис Феррарс рядом. Я вспомнил беспокойство, которое ощутил, завидев, как эти двое шепчутся. Предположим… Нет! Разумеется, это невозможно. Достаточно вспомнить, как приветливо встретил меня Ральф. Абсурд!

– Она не захотела назвать мне его имя, – медленно сказал Экройд. – По правде говоря, я даже не уверен, что это мужчина. Но, конечно…

– Конечно, – кивнул я. – Скорее всего это мужчина. И вы никого не подозреваете?

Вместо ответа Экройд застонал и уронил голову на руки.

– Как я могу? – отозвался он. – Все во мне закипает, стоит лишь задуматься об этом. Мне стыдно говорить даже вам, какие дикие мысли приходят мне в голову. Безумие, конечно, но порой мне сдается, что она намекала на кого-то из моих домашних. Нет, не может этого быть! Наверное, я что-то не так понял.

– А что вы ей сказали в ответ на ее признание?

– Что я мог сказать? Конечно, она видела, каким ужасным потрясением стали для меня ее слова. И я поневоле задался мыслью: в чем состоит мой долг? Как ни крути, она сделала меня своим соучастником постфактум. И поняла это даже быстрее, чем я сам. Я ведь был слишком ошеломлен и мало что соображал. Она попросила у меня отсрочку в двадцать четыре часа, взяла с меня обещание ничего не предпринимать за эти сутки. И упорно отказывалась назвать имя негодяя, который ее шантажировал. Вероятно, боялась, что я отправлюсь прямо к нему и сверну ему шею, а тогда все непременно выплывет наружу. Она сказала, что через двадцать четыре часа я получу от нее известие. Боже милосердный, Шеппард! Клянусь, я даже не догадывался, что она задумала. Самоубийство! И это я довел ее!

– Нет-нет, – запротестовал я. – Не берите лишний груз на свою совесть. У вас просто разыгралось воображение.

– Вопрос в том, что же мне теперь делать? Бедняжка умерла. Стоит ли ворошить грязное белье?

– Склонен с вами согласиться, – кивнул я.

– Но как мне поступить с подлецом, который убил ее так же верно, как если бы он сделал это собственными руками? Он знал о совершенном преступлении и терзал ее, как мерзкий стервятник. Она поплатилась за свой грех. А он останется безнаказанным?

– Понятно. Вы хотите его выследить и разоблачить, – с расстановкой сказал я. – Тогда не удастся избежать огласки.

– Да, я уже думал об этом. Не могу решить, как же мне поступить.

– Согласен с вами, что злодей должен понести наказание, но следует осознавать цену, которую придется заплатить.

Экройд встал, взволнованно прошелся по комнате и опять опустился в кресло.

– Послушайте, Шеппард, пока что нам не стоит ничего предпринимать. Если от нее не придет весточки, оставим мертвое прошлое хоронить своих мертвецов.

– Какую весточку вы имеете в виду? – с любопытством спросил я.

– Я не могу отделаться от предчувствия, что прежде чем уйти из жизни, она должна была оставить или передать для меня какое-то сообщение. Доказательств этому нет, но я все равно верю и жду.

Я покачал головой:

– Предсмертной записки не было. Я проверял.

– Шеппард, я убежден, что она это сделала. Видите ли, у меня такое ощущение, что, решившись на самоубийство, она хотела отомстить человеку, который довел ее до этого, стремилась, чтобы правда вышла наружу. Уверен, что если бы я увиделся с нею, прежде чем она сделала роковой шаг, она назвала бы мне имя шантажиста и позволила поступить с ним так, как он этого заслуживает.

Он заглянул мне в лицо.

– Вы не верите в предчувствия?

– В определенном смысле, конечно, верю. Если вы действительно убеждены, что она должна была написать вам…

Я осекся. Дверь бесшумно открылась, и вошел Паркер с подносом, на котором было несколько писем.

– Вечерняя почта, сэр, – сказал он, протягивая поднос Экройду. Затем забрал кофейные приборы и удалился.

Наблюдая за действиями дворецкого, я на несколько мгновений отвлекся, а затем снова взглянул на Экройда. Он сидел с остолбенелым видом, уставившись на длинный голубой конверт, лежащий перед ним. Прочие письма рассыпались по ковру.

– Она мне написала, – прошептал он. – Должно быть, она выходила к почтовому ящику ночью, как раз перед… перед тем как….

Он распечатал конверт, в котором лежало несколько листков бумаги. Затем принялся озираться вокруг.

– Вы уверены, что окно заперто? – спросил он.

– Совершенно уверен, – сказал я, удивившись такой реакции. – Чего вы боитесь?

– У меня весь вечер странное ощущение, что кто-то наблюдает за мной, подсматривает, подслушивает. Что там такое?

Он резко повернулся. Я тоже. Нам обоим показалось, что ручка двери тихо задергалась. Я подошел и распахнул дверь. за ней никого не было.

– Нервы разгулялись, – пробормотал Экройд себе под нос.

Он развернул послание и начал читать вполголоса:

Мой дорогой, мой бесконечно любимый Роджер! Жизнь за жизнь. Я это понимаю. Я прочла это на твоем лице сегодня днем. Так что у меня нет выбора. Поручаю тебе покарать человека, из-за которого я свой последний год на земле прожила в аду. Не хотела называть его при нашем последнем свидании, но сделаю это сейчас. У меня нет ни детей, ни близких родственников, чье доброе имя нужно было бы щадить, огласка уже никому не навредит. Если можешь, Роджер, мой ненаглядный Роджер, прости меня за то зло, которое я чуть было не причинила тебе – ведь когда пришло время, я все-таки не смогла…

Уже взявшись за страницу, чтобы перевернуть ее, Экройд просительно взглянул на меня.

– Шеппард, не обижайтесь, но я не должен читать это вслух. Письмо очень личное и предназначено только для моих глаз.

Он сунул письмо в конверт и положил на стол.

– Позже, когда буду один, дочитаю.

– Нет! – вскричал я, поддавшись необъяснимому порыву. – Прочтите сейчас!

Он с изумлением воззрился на меня, и я покраснел.

– Прошу прощения. Я имел в виду – конечно, вы должны читать его про себя. Но сделайте это, пока я еще здесь.

Экройд покачал головой.

– Нет, я лучше подожду.

По какой-то совершенно непонятной для меня причине, я продолжал его уговаривать.

– По крайней мере назовите мне имя этого человека!

Но Экройд всегда был чертовски упрям. Чем настойчивее его просят сделать то-то и то-то, тем больше в нем решимости ни в коем случае этого не делать. Все мои аргументы пропали втуне.

Письмо доставили без двадцати девять. Без десяти минут девять, когда я покинул Экройда, письмо все еще оставалось непрочитанным. Держась за ручку двери, я заколебался, окидывая взором кабинет. Все ли я сделал, что мог? Больше я ничего не мог придумать, покачал головой и закрыл собой дверь.

И вздрогнул, заметив, что в холле маячит Паркер. У него был весьма смущенный вид, и я заподозрил, что он подслушивал наш разговор. Какое жирное, самодовольное, лоснящееся лицо у этого человека. И до чего скользкий взгляд!

– Мистер Экройд не желает, чтобы его беспокоили, – холодно сказал я. – Он просил вам это передать.

– Очень хорошо, сэр… Мне просто показалось… что хозяин звонил.

Это была такая очевидная ложь, что я не удостоил ее ответом. Паркер проскользнул мимо меня к вешалке и помог надеть пальто. Я вышел в ночь. Луну затянули облака, вокруг было темно и тихо. Когда я миновал ворота, часы на деревенской церкви пробили девять. Я свернул влево и чуть не врезался в человека, идущего навстречу.

– Мистер, это дорога в Фернли-Парк? – хрипло спросил незнакомец.

Я пригляделся к нему. Шляпа надвинута на глаза, воротник плаща поднят. Лица не рассмотреть, но вроде бы молодой парень. Голос был грубым, с простонародным выговором.

– Вот ворота усадьбы, – показал я.

– Премного благодарен, мистер. – Он сделал паузу и добавил невесть зачем: – Я, вишь, чужой в здешних краях.

Он уже проходил в ворота, когда я повернулся, чтобы посмотреть ему вслед. Очень странно – его голос напомнил мне чей-то другой, очень знакомый. Но я никак не мог вспомнить, чей именно.

Спустя десять минут я уже был дома. Кэролайн засыпала меня вопросами – отчего я вернулся так рано. Пришлось на скорую руку состряпать более или менее убедительный рассказ о том, как я провел вечер. Но, кажется, он не вполне ее удовлетворил. Порой у меня возникает тревожное чувство, что сестра видит меня насквозь.

В десять часов я встал, зевнул и предложил ложиться спать. Кэролайн согласилась. Обычно по пятницам я завожу часы, и этот вечер не стал исключением. Тем временем сестра проверяла, крепко ли заперла прислуга кухонную дверь.

В четверть одиннадцатого мы уже поднимались по лестнице, и тут в прихожей зазвонил телефон.

– Миссис Бейтс, – с уверенностью предсказала Кэролайн.

– Боюсь, ты права, – уныло кивнул я.

Я сбежал по ступенькам и взял трубку.

– Что? – закричал я. – Как вы сказали? Конечно, я приду сию минуту!

Я опрометью взлетел наверх, схватил саквояж, затолкал в него несколько лишних пакетов с марлей.

– Звонил Паркер из Фернли, – крикнул я Кэролайн. – Роджера Экройда только что нашли убитым.

Глава 5

Убийство

Я мигом вывел из гаража автомобиль и покатил в Фернли. Выскочив из машины, взбежал на крыльцо и позвонил. Мне никто не открыл, и я стал звонить чаще и нетерпеливей. Наконец звякнула цепочка, дверь распахнулась. На пороге стоял Паркер, с обычным для него бесстрастным выражением лица.

Я протиснулся в холл.

– Где он? – задыхаясь, спросил я.

– Прошу прощения, сэр?

– Ваш хозяин, мистер Экройд. Что вы стоите и пялитесь на меня, как болван? Вы уже вызвали полицию?

– Полицию, сэр? То есть, вы имеете в виду – полицию? – Паркер уставился на меня так, словно перед ним был призрак.

– Да что с вами, Паркер? Вы же сами сказали, что вашего хозяина убили…

Паркер поперхнулся.

– Хозяина? Убили? Сэр, этого не может быть!

Настала моя очередь оторопело глядеть на него.

– Разве не вы звонили мне пять минут назад, чтобы сообщить, что мистера Экройда нашли убитым?

– Я, сэр? Конечно, нет сэр! Я ничего подобного не делал!

– Хотите сказать, что это какой-то розыгрыш? И с мистером Экройдом ничего не случилось?

– Сэр, позвольте, я уточню: говорите, звонивший назвался моим именем?

– Повторю все, что слышал, слово в слово: «Это доктор Шеппард? Звонит Паркер, дворецкий из Фернли. Пожалуйста, сэр, приходите немедленно. Мистер Экройд убит».

Мы с Паркером тупо смотрели друг на друга.

– Если это шутка, сэр, то весьма дурного тона, – сказал наконец потрясенный до глубины души дворецкий. – Так поступать не годится.

– Где же мистер Экройд? – перебил его я.

– Все еще в своем кабинете, сэр. Дамы легли спать, а майор Блант и мистер Реймонд в бильярдной.

– В таком случае я загляну к мистеру Экройду на минутку, просто чтобы убедиться, что все в порядке, – сказал я. – Знаю, он просил, чтобы к нему никто не входил, но этот дикий розыгрыш меня тревожит.

– Да, сэр, мне тоже как-то не по себе. Вы не возражаете, чтобы я сопроводил вас до дверей, сэр?

– Нисколько. Пойдемте скорее.

Я свернул направо, в небольшой коридорчик, откуда лестница вела в спальню Экройда. Паркер следовал за мной по пятам. Я постучал в дверь кабинета.

Никакого ответа. Я нажал на ручку, но дверь была заперта.

– Позвольте-ка, сэр! – оттеснил меня Паркер.

Весьма проворно для человека его телосложения он опустился на одно колено и приник глазом к замочной скважине.

– Изнутри вставлен ключ, сэр, – сообщил он, поднявшись. – Должно быть, мистер Экройд запер дверь, а потом задремал.

Я наклонился и проверил сам.

– Может, вы и правы, но, Паркер, я должен разбудить вашего хозяина. Пока я не услышу из его собственных уст, что все в порядке, я не смогу с чистой совестью вернуться домой.

С этими словами я задергал дверную ручку и закричал: – Экройд, Экройд! Откройте на минутку!

Но из-за двери не слышалось ни звука. Я оглянулся на дворецкого.

– Не хочу переполошить весь дом, – нерешительно сказал я. Тогда Паркер тщательно закрыл дверь из холла, через которую мы явились.

– Думаю, никто ничего не услышит, сэр. Бильярдная находится в другом крыле, равно как и буфетная, и спальни обеих леди.

Я с облегчением кивнул. Затем изо всех сил замолотил по двери, нагнулся и прокричал в замочную скважину:

– Экройд, Экройд! Это Шеппард. Впустите меня!

По-прежнему тишина, никаких признаков жизни внутри запертой комнаты. Мы с Паркером переглянулись.

– Слушайте, Паркер, мне придется выломать эту дверь – точнее, мы сделаем это вдвоем. Беру на себя всю ответственность.

– Как скажете, сэр, – протянул Паркер с некоторым сомнением в голосе.

– Так я и говорю. Я должен выяснить, что случилось с мистером Экройдом.

Я оглядел коридорчик и поднял тяжелый дубовый стул. Паркер взялся за него с другой стороны и мы устремились в атаку на дверь. Раз, два, три! На третьем ударе замок поддался и мы ввалились в кабинет.

Экройд сидел там же, где я его оставил – в кресле у камина. Голова его наклонилась, и было отлично видно, что чуть ниже ворота пиджака поблескивает витой кусок металла.

Мы с Паркером приблизились к обмякшей фигуре. Я услышал, как дворецкий со свистом втянул воздух.

– Сзади пырнули, – пробормотал он. – Страшное дело!

Паркер вытер влажный лоб носовым платком и потянулся к рукояти кинжала.

– Ничего не трогайте, – резко сказал я. – Немедленно идите звонить в полицию. Сообщите, что произошло, а потом поставьте в известность мистера Реймонда и майора Бланта.

– Слушаюсь, сэр.

Паркер поспешил прочь, все еще утирая пот с лица.

Я сделал то немногое, что еще оставалось сделать. Зная, что надо быть очень осторожным, я старался не переместить ненароком тело и не касаться кинжала. Это было ни к чему – Экройд был мертв уже какое-то время. Впрочем, совсем недолгое.

Я услышал голос молодого Реймонда, испуганный и недоверчивый:

– Что вы такое говорите? Это невозможно! А где доктор?

Он ворвался в кабинет, да так и застыл на пороге, белый как мел. Чья-то рука, взяв секретаря за плечо, отодвинула его в сторону. Вошел Гектор Блант.

– Боже мой! – воскликнул Реймонд из-за его спины. – Так это правда?

Твердой поступью Блант подошел к креслу и склонился над телом. Мне показалось, что он, подобно Паркеру, собирается извлечь кинжал из трупа. Я отстранил майора.

– Нельзя ничего касаться до прибытия полиции, – объяснил я. – Все должно оставаться как есть.

Блант понимающе кивнул. Его лицо было невозмутимым, как и всегда, но на миг мне показалось, что под этой флегматичной маской проступили признаки волнения. Наконец Джеффри Реймонд настолько овладел собой, что смог присоединиться к нашему бдению над мертвецом.

– Это ужасно, – пробормотал он. Он принялся протирать пенсне, и было нетрудно заметить, что руки его трясутся. – Вероятно, это ограбление? Как убийца попал внутрь? Через окно? Что-нибудь пропало?

Он подошел к письменному столу.

– Так по-вашему, его убил грабитель? – медленно произнес я.

– А кто же еще? Не хотите же вы сказать, что это самоубийство?

– Никто не смог бы заколоть себя подобным образом, – с уверенностью сказал я. – Убийца знал, что делает. Но каков мотив?

– У Роджера в целом мире не было ни единого врага, – тихо сказал Блант. – Видимо, и в самом деле причиной ограбление. Но что же именно похищено?

Он внимательно осматривал комнату, пока Реймонд лихорадочно рылся в бумагах на столе.

– Вроде бы все на месте. И ни один из ящиков не взломан. Странно все это, – наконец сказал секретарь.

Блант сделал легкое движение головой.

– Вон на полу валяются какие-то письма, – сказал он. Я пороследил за его взглядом. Три или четыре конверта по-прежнему лежали там, куда их сбросил Экройд. Но голубой конверт с письмом миссис Феррарс исчез.

Я уже открыл рот, чтобы заговорить, но в этот момент раздалась заливистая трель дверного звонка. В холле послышался сбивчивый хор голосов, а затем в сопровождении Паркера появились наш местный констебль и инспектор полиции.

– Добрый вечер, господа, – сказал инспектор. – Беда-то какая! Мистер Экройд был таким славным джентльменом! Дворецкий сказал, произошло убийство. Несчастный случай или суицид исключаются, доктор?

– Абсолютно, – сказал я.

– Что ж, это очень скверно.

Инспектор подошел, склонился над трупом и с подозрением спросил:

– Вы его не перемещали?

– Помимо установления факта смерти – а это было нетрудно сделать – я вообще не касался тела.

– Угу. И как я понимаю, убийца скрылся – ну, до поры до времени, конечно. Что ж, расскажите все по порядку. Кто обнаружил тело?

Я подробно изложил события последнего часа.

– Так, говорите, вам поступило телефонное сообщение от дворецкого?

– Я никуда не звонил. Я весь вечер даже не подходил к телефону. Наверняка найдутся свидетели, которые это подтвердят, – истово заверил Паркер.

– Странно все это. Ну ладно, стало быть вы поспешили сюда, взломали дверь и нашли бедного мистера Экройда вот в таком виде. Что скажете, доктор – давно он мертв?

– Не менее получаса, возможно, чуть больше, – заявил я.

– И говорите, дверь была заперта изнутри? А что насчет окна?

– Ранее я собственноручно закрыл его и защелкнул шпингалет по просьбе мистера Экройда.

Инспектор подошел к окну, раздвинул портьеры и хмыкнул:

– Ну, теперь-то, во всяком случае, оно открыто.

Нижняя рама и в самом деле была поднята до упора.

Инспектор достал карманный фонарик и осветил подоконник.

– Вот так он и забрался в дом, – заметил он. Полюбуйтесь.

В луче яркого света можно было ясно различить следы – очевидно, от обуви на рифленой резиновой подошве. Самый четкий отпечаток обращен носком в комнату, второй, частично перекрывший первый – наружу.

– Просто, как дважды два, – сказал инспектор. – Что-то ценное пропало?

Джеффри Реймонд покачал головой.

– На первый взгляд вроде бы нет. Впрочем, мистер Экройд никогда ничего особо ценного в этой комнате и не хранил.

Инспектор задумался.

– Хм. Значит, этот тип увидел открытое окно. Влез в комнату и увидел, что мистер Экройд сидит в кресле – возможно, он задремал. Преступник выхватил нож, нанес удар сзади, затем потерял самообладание и пустился наутек. Но оставил довольно четкие следы. Думаю, мы сцапаем голубчика без особого труда. В округе в последнее время не шлялись подозрительные незнакомцы?

– Ох! – вырвалось у меня.

– Что такое, доктор?

– Сегодня вечером, выходя из ворот, я встретил какого-то человека. Он спросил у меня дорогу в Фернли-Парк.

– В котором часу это было?

– Ровно в девять. Выходя из ворот, я как раз услышал бой часов.

– А как он выглядел?

Я постарался составить как можно более подробный словесный портрет незнакомца. Инспектор повернулся к дворецкому:

– Приходил ли в дом кто-то, соответствующий этому описанию?

– Нет, сэр. Сегодня вечером у нас вообще не было посетителей.

– А могли его впустить через заднюю дверь?

– Не думаю, сэр, но я наведу справки. – Паркер уже собрался выйти, но инспектор остановил его взмахом широкой ладони.

– Нет, погодите. Я предпочитаю сам задавать вопросы. Но прежде всего нужно как можно точнее установить время убийства. Кто и когда видел живым мистера Экройда в последний раз?

– Вероятно, это был я… дайте-ка подумать – где-то без десяти девять, – ответил я. – Экройд сказал, что не хочет, чтобы его беспокоили, и я передал это Паркеру.

– Совершенно верно, сэр, – почтительно подтвердил Паркер.

– В половине десятого мистер Экройд был еще жив, – вмешался Реймонд. – Я сам слышал из коридора, как он разговаривает с кем-то.

– И с кем же он разговаривал?

– Этого я не знаю. Конечно, тогда я воспринял это как должное, думая, что с ним в кабинете находится доктор Шеппард. Я хотел задать ему вопрос насчет документов, над которыми в тот момент работал, но услышав голоса, вспомнил, что мистер Экройд выразил желание побеседовать с доктором Шеппардом с глазу на глаз, и предпочел ретироваться. Но, как я понимаю, к этому времени доктор ушел?

Я кивнул.

– В четверть десятого я уже был дома и никуда не выходил, пока не раздался звонок.

– В таком случае кто же был с покойным в половине десятого? – спросил инспектор. – Может быть, вы, мистер… э…

– Майор Блант, – пришел на помощь я.

– Майор Гектор Блант? – с уважением в голосе уточнил инспектор.

Блант лишь утвердительно кивнул.

– Кажется, мы уже встречались здесь прежде, сэр, – сказал инспектор. – Сперва я вас не узнал. Вы гостили у мистера Экройда в мае прошлого года, не так ли?

– В июне, – поправил Блант.

– Вот именно, в июне. Так вот, вернемся к нашему делу: это не вы разговаривали с мистером Экройдом в девять тридцать вечера?

Блант помотал головой.

– Вообще не видел его после ужина, – заявил он.

Инспектор вновь обратился к Реймонду:

– Вам ничего не удалось разобрать из этого разговора, сэр?

– Я услышал лишь обрывок, – сказал Реймонд. – И эти слова меня тогда удивили – ведь я думал, что он беседует с доктором Шеппардом. Постараюсь припомнить в точности, что было сказано. Кажется, мистер Экройд произнес: «За последнее время обращения к моему кошельку сделались настолько частыми…, – да, именно так! – … что боюсь, в данный момент для меня не представляется возможным исполнить эту просьбу». Я, конечно, тут же удалился, так что больше ничего не слышал. Но все это выглядело очень странно, ведь доктор Шеппард…

– … не имеет привычки просить взаймы ни для себя, ни для других, – закончил я его мысль.

– Вымогательство, – задумчиво сказал инспектор. – Может быть, в этом суть дела. – Он повернулся к дворецкому: – Так значит, Паркер, нынче вечером вы никого не впускали через парадную дверь?

– Именно так я и сказал, сэр.

– Тогда, по всей видимости, мистер Экройд должен был сам впустить этого незнакомца. Но я не совсем понимаю… – Инспектор на несколько минут будто погрузился в грезы наяву. – Ясно одно, – сказал он, наконец очнувшись. – В девять тридцать мистер Экройд был в добром здравии. И, насколько нам известно, с тех пор его живым никто не видел.

Паркер смущенно кашлянул. Инспектор вздрогнул и зыркнул в его сторону.

– Ну, любезный? – резко сказал он.

– Прошу меня извинить, сэр, мисс Флора видела хозяина уже после этого.

– Мисс Флора?

– Да, сэр. Примерно без четверти десять. Именно тогда она сказала мне, чтобы мистера Экройда сегодня вечером больше не тревожили.

– Он послал ее, чтобы сообщить вам об этом?

– Не совсем так, сэр. Я принес поднос с виски и содовой. Мисс Флора как раз выходила из этой комнаты. Она остановила меня и сказала: ее дядя не желает, чтобы ему докучали.

Инспектор посмотрел на дворецкого с куда большим вниманием, чем уделял его персоне до сих пор.

– Но вы же ранее уже получили распоряжение не беспокоить мистера Экройда.

Паркер начал заикаться. Его руки тряслись.

– Да, сэр. Именно, сэр. Совершенно верно, сэр.

– И все же вы опять пошли в кабинет?

– Я забыл, сэр. Видите ли, я всегда приношу виски и содовую примерно в это время, сэр, и спрашиваю, не будет ли каких-то других распоряжений. И сегодня вечером я пошел сюда машинально, не подумав.

В этот момент до меня начало доходить, что смятение Паркера выглядит весьма подозрительно. Жирный дворецкий все время извивался и дергался.

– Хм… – протянул инспектор. – Я должен немедленно встретиться с мисс Экройд. Пока оставим здесь все как есть, я могу сюда вернуться после беседы с молодой леди. Впрочем, на всякий случай я все же закрою и запру окно.

Предприняв эти меры предосторожности, он выпроводил нас в коридор, а сам замыкал шествие. Взглянув на маленькую лестницу, он многозначительно помолчал, а затем через плечо бросил констеблю:

– Джонс, тебе лучше остаться здесь. Не позволяй никому войти в эту комнату.

– Прошу прощения, сэр, – почтительно вмешался Паркер. – Если запереть дверь в холл, то никто вообще не сможет войти в эту часть здания. Эта лестница ведет в личные апартаменты мистера Экройда – там только спальня и ванная. Они никак не связаны с остальными помещениями. Когда-то наверху была и вторая дверь, но мистер Экройд приказал ее заложить. Ему нравилось чувствовать, что его комнаты полностью изолированы от других.

Чтобы прояснить ситуацию, прилагаю примерный план первого этажа дома.

Маленькая лестница, как Паркер и сказал, ведет в большую хозяйскую спальню (две комнаты объединили в одну) и примыкающие к ней ванную и уборную.

Инспектор мигом оценил преимущества варианта, который предлагал Паркер. Мы вышли в холл, а инспектор запер за собой дверь и сунул ключ в карман. Затем вполголоса отдал констеблю несколько указаний и тот поспешно удалился.

– Надо заняться этими следами от обуви, – объяснил инспектор. – А я прежде всего должен расспросить мисс Экройд. Она последняя видела своего дядю живым. Ей уже сообщили?

Реймонд покачал головой.

– Ну, в таком случае лишние пять минут ничего не изменят. Будет лучше, если она даст показания, не зная страшной правды о смерти дядюшки. Скажите, что была совершена кража со взломом, и спросите, не соблаговолит ли она одеться и спуститься к нам, чтобы ответить на несколько вопросов.

Реймонд отправился наверх с этим поручением.

– Я передал мисс Экройд все, что вы сказали, – отчитался он, вернувшись. – Она сейчас придет.

Минут через пять по лестнице спустилась Флора, закутанная в кимоно из бледно-розового шелка. Она выглядела озабоченной и встревоженной.

Инспектор шагнул вперед.

– Добрый вечер, мисс Экройд, – вежливо сказал он. – Боюсь, произошла попытка ограбления, и нам потребуется ваша помощь. Это что за комната – бильярдная? Пойдемте, присядем.

Флора, держа спину очень ровно, опустилась на широкий диван, тянувшийся вдоль всей стены, и посмотрела на инспектора.

– Я не совсем поняла. Что именно было украдено? И чем я могу быть вам полезна?

– Дело обстоит вот как, мисс Экройд. Паркер утверждает, что где-то без четверти десять видел вас выходящей из кабинета вашего дяди. Это так?

– Все верно. Я зашла пожелать ему спокойной ночи.

– А время указано правильно?

– Примерно – да, а точно не могу сказать. Может быть, было немного позже.

– Ваш дядя был один в кабинете?

– Да. Доктор Шеппард уже ушел.

– А вы случайно не заметили, было ли открыто окно?

Флора покачала головой.

– Не могу сказать. Шторы были задернуты.

– Да, действительно. А ваш дядюшка выглядел и вел себя как обычно?

– На мой взгляд, да.

– Не могли бы вы рассказать, что в точности происходило между вами, пока вы находились в кабинете?

Флора помолчала, словно собираясь с воспоминаниями.

– Я вошла и сказала: «Спокойной ночи, дядя, я иду спать. Устала я сегодня вечером». Он что-то пробурчал в ответ, тогда я подошла и поцеловала его, а он сказал что-то вроде: как хорошо я выгляжу в этом платье, а потом велел мне исчезнуть, потому что он очень занят. Ну, я и ушла.

– А он просил, чтобы его больше не беспокоили?

– Ах, да! Совсем забыла. Он сказал: «Передай Паркеру, что мне больше ничего не нужно, и пусть мне вечером никто не докучает». За дверью я увидела Паркера и передала ему дядино распоряжение.

– Все верно, – кивнул инспектор.

– А вы не могли бы сказать, что именно было украдено?

– Мы не совсем… уверены, – нерешительно сказал инспектор.

В глазах девушки обеспокоенное выражение сменилось настоящей паникой. Голос звучал напряженно:

– Что случилось? Что вы от меня скрываете?

Двигаясь бесшумно и неуловимо, как умеет лишь он один, Гектор Блант встал между девушкой и инспектором. Она беспомощно протянула руку, и майор взял ее обеими руками, успокаивающе похлопывая, как будто она была маленьким ребенком. Флора подалась к нему, словно его флегматичная несокрушимая особа сулила ей поддержку и защиту.

– Плохие новости, Флора, – негромко произнес Блант. – Плохие для всех нас. Ваш дядя Роджер…

– Что с ним?

– Для вас это будет ударом. Мужайтесь. Бедняга Роджер мертв.

Флора отшатнулась от него, ее глаза расширились от ужаса.

– Но как? – прошептала она. – Когда?

– Боюсь, это случилось вскоре после того, как вы с ним простились, – хмуро сказал Блант.

Флора поднесла руку к горлу, вскрикнула, и я метнулся к ней, чтобы подхватить, пока она не упала. Она лишилась чувств. Мы с Блантом отнесли девушку в ее спальню и уложили в постель. Затем я велел ему разбудить миссис Экройд и сообщить о случившемся. Вскоре Флора пришла в себя. Я дал ее матери указания, что нужно сделать, и снова поспешил вниз.

Глава 6

Тунисский кинжал

Я наткнулся на инспектора, когда тот выходил из двери, ведущей в кухню и людскую.

– Как себя чувствует молодая леди, доктор?

– Уже лучше. С ней сейчас ее мать.

– Ну и слава богу. А я допрашивал слуг. Все в один голос утверждают, что никто посторонний сегодня не заходил в дом через заднюю дверь. Но дело в том, что ваше описание этого незнакомца малость расплывчато. Нам нужно что-то конкретное, за что можно зацепиться.

– Боюсь, не смогу вам помочь, – извиняющимся тоном сказал я. – Понимаете, ночь была довольно темной, к тому же воротник плаща у этого парня был поднят, а шляпа надвинута на глаза.

– Хм, – сказал инспектор. – Похоже, он не хотел, чтобы кто-то разглядел его лицо. Уверены, что никогда его раньше не встречали?

Я ответил отрицательно, но не так решительно, как раньше – вспомнил свое смутное впечатление, что в голосе чужака слышались какие-то знакомые интонации. Довольно сбивчиво я попытался объяснить это инспектору.

– Значит, голос был грубый, простонародный?

Я согласился, но тут же мне пришло в голову, что эта грубость была какой-то преувеличенной, явно наигранной. Если, как говорит инспектор, незнакомец пытался скрыть лицо, с таким же успехом он мог попытаться подделать и выговор.

– Не могли бы вы снова пройти со мной в кабинет, доктор? Хочу еще кое о чем вас расспросить.

Я не возражал. Инспектор Дэвис отпер дверь, ведущую в апартаменты Экройда, а когда мы прошли в коридорчик, снова повернул ключ в замке.

– Мы же не хотим, чтобы нас беспокоили, – мрачно сказал он. – Или, паче того – подслушивали. Итак, рассказывайте. При чем тут шантаж?

– Шантаж! – вскричал я, пораженный до глубины души.

– Паркеру померещилось? Или вы о чем-то таком говорили?

– Если Паркер слышал наш разговор о шантаже, – медленно сказал я, – он должен был подслушивать прямо под этой дверью, прильнув ухом к замочной скважине.

– Более чем вероятно, – кивнул Дэвис. – Я, знаете ли, провел дополнительное расследование – выяснял, чем был занят сегодня вечером Паркер. Сказать по правде, не нравится мне, как он себя ведет. Этот субчик явно что-то скрывает. А когда я решил прижать его, он струхнул и залопотал нечто невразумительное о шантаже.

Я мгновенно принял решение.

– Очень рад, что вы затронули этот вопрос. Я колебался, не зная, стоит ли откровенничать. Вообще-то я уже собирался все вам рассказать, только ждал подходящего момента. Теперь он представился.

И я тут же поведал о событиях сегодняшнего вечера – все, что изложено на предыдущих страницах. Инспектор слушал очень внимательно, изредка кое-что уточняя.

– Невероятнейшая история, – сказал он, когда я закончил рассказ. – Так значит, письмо исчезло? Это плохо пахнет. Таким образом теперь у нас есть то, что мы искали – мотив.

Я кивнул:

– Понимаю.

– Вы сказали, мистер Экройд намекнул вам, что подозревает кого-то из своих домашних? «Домашние» – довольно растяжимое понятие.

Я решил выдвинуть собственную гипотезу:

– А вы не думаете, что под него попадает тот же Паркер?

– Весьма правдоподобно. Он подслушивал у двери, когда вы выходили из кабинета. Позже мисс Экройд наткнулась на него, когда прощалась с дядюшкой. Предположим, как только она наконец убралась с дороги, Паркеру представилась еще одна попытка. Он вошел, ударил Экройда ножом, запер дверь изнутри, вылез в сад через окно и обогнул дом, чтобы войти в боковую дверь, которую заранее оставил открытой. Как вам такая версия?

– Тут есть лишь одна неувязка, – медленно сказал я. – Экройд намеревался прочесть письмо сразу после моего ухода. Узнав, что шантажист – Паркер, он не стал бы еще целый час сидеть в задумчивости и листать страницы. Он тут же вызвал бы Паркера, обвинил его и устроил бы великолепнейший скандал. Не забывайте, Экройд обладал холерическим темпераментом.

– Допустим, он не сразу прочитал письмо, – возразил инспектор. – Мы знаем, что в половине десятого с ним в кабинете кто-то был. Этот посетитель появился сразу после вашего ухода, а ушел перед тем, как мисс Экройд вошла пожелать дяде спокойной ночи. Что ж, в таком случае до десяти у мистера Экройда не было времени заняться письмом.

– А как же телефонный звонок?

– Звонил, конечно, Паркер – вероятно, он не подумал о том, что дверь осталась запертой, а окно открытым. Потом вспомнил или же просто запаниковал, вот и решил отрицать, будто что-то об этом знает. Вот вам и разгадка, доктор.

– Ну, может быть, – протянул я, все еще не убежденный.

– В любом случае, правду об этом телефонном звонке мы выясним на коммутаторе. Если окажется, что звонили отсюда, то никто кроме Паркера не мог этого сделать. Будьте уверены, Паркер – тот, кто нам нужен. Но никому ни слова об этом, иначе мы его спугнем еще до того, как соберем все доказательства. Я прослежу, чтобы он от нас не ускользнул. А пока сосредоточимся на вашем таинственном незнакомце.

Инспектор встал из-за письменного стола, за которым сидел верхом на стуле, и подошел к неподвижной фигуре в кресле у камина.

– Орудие убийства может послужить зацепкой, – заметил он, подняв на меня взгляд. – Судя по виду, оно совершенно уникально – какая-то восточная диковинка.

Он наклонился, внимательно разглядывая рукоять кинжала и я услышал, как он удовлетворенно хмыкнул. Затем очень осторожно взялся за лезвие чуть ниже рукояти и извлек клинок из раны. Держа оружие так, чтобы не прикасаться к рукояти, он поместил его в широкую фарфоровую вазу, стоявшую на каминной полке.

– Да, это явно произведение искусства, – заметил инспектор. – Не думаю, что отыщется много подобных ему.

Кинжал и впрямь был очень красив. Сверкающий клинок, сужающийся к острию и рукоять, украшенная филигранью искусно переплетенных металлических полосок. Инспектор осторожно коснулся пальцем лезвия и скорчил одобрительную гримасу.

– Вот это заточка! – воскликнул он. – Даже ребенок играючи мог бы воткнуть его в человека, точно в брусок масла. Опасная игрушка.

– Могу я теперь как следует осмотреть тело? – осведомился я.

– Валяйте, доктор. Оно в вашем распоряжении.

Я провел тщательный осмотр.

– Ну, и каково ваше заключение? – спросил инспектор, когда я закончил.

– Не стану перегружать вас медицинской терминологией, прибережем ее для дознания. Удар нанес правша, стоявший позади жертвы, смерть, скорее всего, была мгновенной. Судя по выражению лица покойного, я сказал бы, что он не ожидал нападения. Вероятно, он умер, так и не узнав, кто его убийца.

– Дворецкие умеют ступать мягко, как кошки, – сказал инспектор. – С этим преступлением не будет много мороки. Посмотрите на рукоять этого кинжала.

Я посмотрел.

– Осмелюсь предположить, что вы ничего эдакого не замечаете, но я вижу их совершенно ясно. – Он многозначительно понизил голос. – Отпечатки пальцев руки!

– Я догадался, – кротко сказал я.

Не понимаю, какой реакции он ожидал – разве что вообразил, что я совсем уж тупица. В конце концов, я читаю детективы и газетную хронику, интеллектуальные способности у меня выше среднего уровня. Вот если бы на рукоятке обнаружились отпечатки пальцев ноги – тогда другое дело! В таком случае я смог бы выразить надлежащее изумление и благоговение.

Однако я остался спокоен, чем явно разочаровал инспектора. Прихватив фарфоровую вазу, он пригласил меня сопроводить его в бильярдную.

– Хочу выяснить, не может ли мистер Джеффри Реймонд сообщить нам что-нибудь об этом кинжале, – пояснил Дэвис.

Снова заперев за собой дверь из холла, мы направились в бильярдную, где обретался Джеффри Реймонд. Инспектор протянул ему вазу с уликой.

– Вы когда-нибудь видели раньше эту вещицу, мистер Реймонд?

– Ну… кажется… да нет, я почти уверен, что этот сувенир подарил мистеру Экройду майор Блант. Он привез этот кинжал из Марокко – нет, из Туниса! А что, это орудие преступления? Невозможно! Просто не верится! И все же – вряд ли найдется другой такой же кинжал. Разрешите, я позову майора Бланта?

И, не дождавшись ответа, выскочил из комнаты.

– Симпатичный молодой человек, – отметил инспектор. – Такое честное, открытое лицо.

Я согласился. За два года, что Джеффри Реймонд прослужил у Экройда, я ни разу не видел, что бы он был не в духе или чем-то раздосадован. И, кстати, зарекомендовал себя как превосходный секретарь.

Спустя пару минут Реймонд вернулся вместе с майором.

– Я был прав! – выпалил с порога Реймонд. – Это тунисский кинжал!

– Майор Блант его еще даже не видел! – запротестовал инспектор.

– Увидел, как только вошел в кабинет, – сказал невозмутимый Блант.

– И сразу же узнали?

Блант кивнул.

– Вы об этом ни слова не сказали, – с подозрением покосился на него инспектор.

– Момент был неподходящий, – ответствовал майор. – Если сболтнуть лишнего в неподходящий момент – беды не оберешься.

Пристальный взгляд инспектора ничуть не потревожил его безмятежное выражение лица.

Наконец инспектор перестал буравить его глазами, хмыкнул и поднес вазу с кинжалом поближе к Бланту.

– Вы совершенно уверены, сэр, что можете опознать этот кинжал?

– Абсолютно. Даже не сомневайтесь.

– А не могли бы вы сказать, сэр, где обычно хранилась эта… диковинка?

На этот вопрос ответил секретарь.

– В гостиной, в витрине для редкостей.

– Что? – вскричал я. Тут уж все уставились на меня.

– Ну, доктор? – ободряюще спросил инспектор.

– Нет, ничего.

– Ну же, доктор? – повторил инспектор еще более ободряюще.

– Да глупости это, – виновато сказал я. – Просто вечером, когда я пришел к ужину и входил в гостиную, то услышал, как хлопнула крышка этой самой витрины.

На лице инспектора поминутно сменяли друг друга выражения подозрительности и недоверия.

– С чего вы взяли, что это была крышка витрины?

Я был вынужден пуститься в подробные объяснения – длинные, утомительные объяснения, которых я всей душой стремился избежать.

– А когда вы рассматривали коллекцию, этот кинжал был на месте? – спросил наконец инспектор.

– Не знаю. Я его не заметил, но, разумеется, он вполне мог там и лежать.

– Позовем-ка экономку, – заключил инспектор и позвонил.

Через несколько минут Паркер привел в бильярдную мисс Рассел.

– Не помню, чтобы я подходила к витрине для коллекций, – сказала экономка в ответ на вопрос Дэвиса. – Я заглянула в гостиную, чтобы убедиться, что цветы в вазах свежие. Ах, да, вспомнила! Я увидела, что витрина открыта, а это, конечно, непорядок, так что, проходя мимо, я опустила крышку.

Она с вызовом взглянула на инспектора.

– Понятно, – кивнул тот. – А когда вы закрывали витрину, вы не заметили там вот этот кинжал?

Мисс Рассел без всякого трепета взглянула на орудие убийства.

– Не могу вам точно сказать. У меня не было времени глазеть на безделушки. Господа должны были спуститься с минуту на минуту, и я хотела поскорее уйти.

– Спасибо, – сказал Дэвис. Казалось, он колеблется, решая, какие еще вопросы можно задать, но мисс Рассел предпочла истолковать это сомнение в свою пользу и выплыла из комнаты.

– Ну и мегера, – поежился инспектор, глядя ей вслед. – Так, дайте подумать. Значит, этот столик с редкостями стоит у окна, так вы сказали, доктор?

За меня ответил Реймонд:

– Да, возле левого окна.

– А окно было открыто?

– Они оба были приоткрыты.

– Ну, не думаю, что стоит копаться дальше, выясняя, кто открывал и закрывал крышку. Кто угодно – пока что назовем его просто Некто – в любое время мог достать этот кинжал, а когда именно это произошло, не имеет особого значения. Я вернусь позже вместе с начальником полиции, мистер Реймонд. А до той поры ключ от этой двери останется при мне. Хочу, чтобы полковник Мелроуз увидел все как есть. Насколько мне известно, он гостит где-то на другом конце графства и домой его ожидают лишь утром.

Инспектор бережно взял вазу с кинжалом.

– Надо очень тщательно ее завернуть. Это важнейшая улика в деле.

Когда спустя несколько минут мы с Реймондом покидали бильярдную, секретарь вдруг хихикнул и дернул меня за рукав. Я проследил за его взглядом. Инспектор беседовал с Паркером. Казалось, Дэвиса очень интересует мнение дворецкого о его карманном ежедневнике.