Читать онлайн Целитель-11 бесплатно

Глава 1

Понедельник, 10 сентября. День

США, Вайоминг, ранчо Джексон

Хребет Гранд-Тетон вставал за высокорослыми елями, дыбился величественной скалистой громадой, подступая к синему небу. И лес, и горы хранили тишину, лишь река шумливо выгибалась излучиной, пронося чистые воды, прозрачные до самого дна.

Нетронутая, не загаженная цивилизацией земля Америки…

«Последний клочок!» – усмехнулся Дэвид.

– Редко здесь бываю, джентльмены, – проворчал он вслух. – А жаль! Здесь всё, как при деде… Такое впечатление, что фургон только-только остановился, и переселенец – такой, знаете, продубленный солью! – вкапывает в землю колесо…

– …А в тенте конестоги трепыхается пара индейских стрел! – с ехидцей подхватил Генри.

– Да нет, – миролюбиво улыбнулся Дэвид, – краснокожие деда не трогали. Говорят, тут даже семья шайенов прижилась – вон там их типи стояли, за речкой…

Внимательно следивший за ним Джейкоб кивнул понимающе.

– Припадаете к истокам? Мне это знакомо…

– Время – деньги, джентльмены! – нетерпеливо буркнул Генри. – Простите за грубость, но из нас троих серьезно пострадал один я, потому и нервничаю. Мой банк просел оч-чень основательно, год уйдет лишь на то, чтобы сгладить потери!

– Вот потому мы и здесь! – весомо сказал хозяин ранчо, шлепнув ладонью по старой столешнице, выскобленной дожелта. – То, что случилось с вами, Генри, может произойти с каждым из нас! «Координатор» обнаглел до крайней степени! Раньше его рекомендации касались только бизнеса, и мы им следовали…

– …Потому что нам это было выгодно, – вставил Джейкоб.

– Именно! – разгорячился Дэвид. – Но какое ему дело до наших политических взглядов? Проплатим ли мы президенство Ронни Рейгана, или Джимми Картера – это наш выбор! Да с какой стати мы вообще должны кому-то подчиняться?! Что за бред? Зачем мне терпеть кого-то над собой?

– О! – Генри вскинул палец, указуя в низкий потолок. – Сто лет назад была свобода, Дейви! Гарриман, Вандербильт, Карнеги – вот настоящие короли!

– Вот и давайте вернем нашу свободу! – перехватил инициативу Дэвид. – Свергнем «координатора» – и заживем! Так, как хотим мы, а не самозваный властелин мира!

Генри сразу поскучнел, а Джейкоб поинтересовался с цепкой осторожностью:

– Вы предлагаете стать на тропу войны, Дэвид?

На какие-то считаные мгновенья застыла тишина. Почудилось даже, что донесся клекочущий, тоскливый крик грифа-стервятника, вившего круги над долиной Джексон-Хоул.

– Да! – резко вытолкнул Дэвид. – Что-то мы потеряем, но, когда одержим победу…

– Если одержим! – фыркнул Генри.

– …Когда мы победим, – упрямо договорил хозяин, – то с лихвой возместим утраты. И править будем сами! Что скажете?

Джейкоб, задумчиво глядевший за окно на далекие горы Тетон, ответил, не поворачивая головы:

– Я согласен.

Генри оскалился.

– Знаете, джентльмены, что было ненавистнее всего? Вовсе не миллиардный ущерб, а унижение! Меня, как щенка, ткнули в дерьмо, повозили мордой… – задохнувшись, он смолк, а затем сказал с неожиданным спокойствием:

– Согласен!

Вторник, 11 сентября. Полдень

Гданьск, аллея Ленинградская

Новенький внедорожник всё больше и больше нравился Зенкову – широкая, квадратная машина имела брутальный вид и такой же норов. Выкрашенный в защитный болотный цвет «ГАЗик» размалевали черными полосами «под тигра» – еще не бронетранспортер, но уже не «козлик». И весит тонны две, от силы, для десанта – самое то.

Мощный дизель носил «супрекозлика» и по шоссе, и по полям. Не танк, конечно, но легкая броня спасала от осколков или пуль на излете. Главное, что стекла не пробьешь, прямо «членовоз»!

За рулем сидел «Кузя»; в люк высунулся «Змей», держась за рукоятки ДШК; «Квадрат» развалился сзади, баюкая «Стрелу-3», а Жека устроился рядом с водилой.

После китайских фанз и монгольских юрт он чувствовал себя непривычно и странно, проезжая по улицам Гданьска. Но именно обычность, окружившая Зенкова, напрягала и взводила нервы.

Правильно сказал комбат: «Тут не Азия, прапор, тут народ подлее!»

За окнами проплывала Ленинградская аллея, по левую сторону застроенная «фаловцами», в приблизительном переводе – «зданиями-волнами». С виду обычные десятиэтажные «дома-корабли», только выставленные не по линеечке, а плавным зигзагом – и сразу целым караваном. Растягиваются на полкилометра…

– Не спеши, мон шер, – буркнул Зенков. – Разогнался… Мы патруль или где?

– Виноват-с, ваше благородие, – бодро отозвался Кузьмин. – Исправлюсь!

– А по сопатке?

Сзади хихикнули. Бравый водила оскалился, а Жека, обшарив глазами пустой проспект, снова уткнулся в боковое стекло.

Нет, прав майор… «Лучше перебдеть, чем недобдеть!» Нет-нет, не о том он думал… Чертов «Кузя», сбил… Во! «Пора, пора поступать!» Ну, прав же комбат?

Можно, конечно, всю жизнь в прапорах проходить, а лет через -дцать выйти в отставку с ответственного поста завсклада военчасти… Нет уж!

Навоевался он вдосталь, и опыту нахватался – будь здоров. Африка, Йемен, Ирак, Афган… Керулен можно и не считать, они там почти не воевали, так только, постреляли чуток. Зато целых две недели – отпуск!

Прапорщик улыбнулся. Неясно даже, кто из девчонок больше ему обрадовался – Маша или Юлька! Была у него одна болтушка, а теперь вдвоем как насядут…

– Тащ командир! – пригнулся Кобрин. – Непорядок какой-то, кричат! Вон, у того подъезда, где киоск!

Зенков углядел «тот подъезд» – и впрямь, толпа. Руками машут, орут… Команду отдавать «Кузе» не понадобилось, тот сам свернул.

– «Квадрат», «Змей» – за мной!

– Есть!

Дверцы у «газона» широкие, тискаться не нужно – выпрыгиваешь в полном боевом. При виде советских десантников толпа притихла, но тут же зароптала снова.

– Чо ше стало? – поинтересовался Кобрин, чье знакомство с польским языком выходило за пределы военного разговорника.

Тетки сразу завопили вразнобой, но «Змей» умудрился-таки вычленить из ора ценную информацию.

– Мародеры! – обронил он, кидаясь к подъезду. – На третьем!

Зенков метнулся за ним, следом затопал «Квадрат».

Все квартиры в «фаловце» выходили на общую галерею, что тянулась снаружи. Справа открывался проспект, слева пестрели десятки дверей.

– Номер… Да вон!

Тонкий визг донесся из распахнутой двери, тут же обрываясь жалобным дребезгом битой посуды.

– Курва маць! – рявкнул голос погрубее.

Перехватив «калаш», Зенков ворвался в квартиру. Везде валялась одежда, газеты, осколки фаянса. Маленькая женщина жалась в углу, а рядом с опрокинутым столом раскинул руки здоровенный мужик с выкаченными глазами, блестевшими, как стекляшки. Его клетчатая рубаха мокла кровью.

– Яцек, Яцек… – шепелявила хозяйка, рассеянно оглаживая синячище на всю щеку. Узнав русских, она пала на коленки с костяным стуком, причитая и воя: – Забили Яцка! То они забили!

Из комнаты вырвался громила, габаритов не меньших, чем убиенный. В моряцком кителе, в солдатских шароварах и новеньких кедах он выглядел бродягой или дезертиром – на вторую версию указывал пистолет-пулемет «РАК», казавшийся игрушечным в огромных, мозолистых ручищах.

Наверное, первым желанием громилы было заткнуть женщину – и ствол метнулся к ней. Тут до убийцы дошло, что ненависть вторична, а первична опасность в образе русских солдат. Дезертир ощерился, разворачиваясь к дверям, но доли секунды Женьке хватило вполне.

Вышибив «РАК» ударом берца, Зенков всадил громиле коленом в вислое брюхо, и добавил «калашом» по испитой харе. Хоть и без приклада, но заехал хорошо – разбитые губы мародера брызнули красным. Удержавшись на ногах, громила взревел, и бросился вон, готовясь сшибить «Квадрата», маячившего за дверью. Сержант вежливо отшагнул – и дезертир бешеным носорогом вылетел на галерею…

На мгновенье Жеке показалось, что громила вышибет бетонный парапет, но нет, тот выдержал, загудел только. Рев взвился в вой, мелькнули нелепо раскоряченные ножищи в кедах, и громадное тулово полетело вниз под яростные крики толпы.

– Я свой, я свой! – плаксивый крик вернул Зенкова на квадратные метры. – Отпустите!

«Змей» вывел из разгромленной спальни подельника громилы, тощего и несуразного мужичка в длинной ярко-красной куртке.

– Отпустите! – взвизгнул подельник, согнутый в три погибели. – Я жаловаться буду!

Жека нехорошо улыбнулся.

– «Квадрат», отпусти его!

– Эт-можно, – прогудел сержант.

Ухватив трепыхавшегося мужичка, «Квадрат» поднатужился, да и скинул того с галереи. Жуткий вопль оборвался, едва просверлив воздух. Толпа взревела еще пуще…

– Пошли, – буркнул Зенков.

– Пшепрошичь, пани… – забормотал «Змей».

– Дзекую, дзекую – лопотала хозяйка. Синячище на ее щеке наливался багрецом.

«Пора, пора, – думал Женька, спускаясь по гулкой лестнице. – Выйду в лейтенанты, а потом… Я не я буду, если Машка не станет генеральшей!»

Суббота, 15 сентября. День

Московская область, Щелково-40

Полянку мы нашли идеальную. Ровная, зеленая, она выходила на опушку сосняка, но открывалась не в сторону города – пологий склон, лохматый от травы, скатывался к уютной низинке, поросшей тальником. Стоячей черной дугой ее прочерчивала безымянная речушка, вероятно, приток Клязьмы, а дальше вставали молчаливые ели в дружной компании берез, вздумавших желтеть.

– «Колючка» как раз за ними, – перехватил мой взгляд Киврин, – и КСП… Но нам же не видно?

– Значит, ее нет! – ухмыльнулся я.

– Мужчины-ы! – звонко завился голос Лизаветы. – Костер прогорает!

– Несем! – откликнулся я.

– Тащим! – закряхтел Володька, кое-как обхватывая целую кипу хвороста.

Похоже, что не мы первые, кто набрел на поляну – давнее кострище уберегало траву, занимая глинистую плешь, заботливо окруженную камнями. Костер лизал пламенными языками котелок, над которым священнодействовали Ядвига с Ромуальдычем. Они опускали в воду разные травы, как ведунья с ведьмаком, обнюхивая каждый листик, и степенно рассуждали о пахучем настое, по сравнению с которым «Чай индийский высшего сорта» – безвкусное пойло.

За мангалом следил Корнеев, то и дело посматривавший на Ядзю, а прочие закуски сочиняли в шесть рук Лиза, Наташа и Рита, обступив валун, застеленный газетами.

То, что моя девочка, моя красавица – «в положении», замечалось сразу, но живот пока не сильно уродовал стройный стан. Вся троица что-то живо обсуждала, поглядывая на особей мужеска полу, и хихикая.

«Бублик» пыхтел, охаживая топориком здоровенный сук, а Фейнберг растерянно топтался в сторонке.

Сгрузив дрова и улыбнувшись на благодарный синий взгляд Ядзи, я громко сказал:

– Герман, давайте расставим шезлонги!

– Давайте! – с готовностью откликнулся Джеральд. – А где…

– А вот! – я вытащил из багажника «Волги» легкие складные стульчики из трубчатых рамок, обтянутых брезентом.

– Э-э… – завис ученый. – Шезлонги?

– Миниатюрные! – ухмыльнулся я.

Мы окружили костер походными седалищами, и тут Витя солидно провозгласил:

– Кажись, готово!

– Кажись? – я сурово нахмурил брови. – Проверь, нету ли крови.

– А-а… – затянул Корнеев.

– Ножом надрежь, и глянь!

– А-а! Да тут… Ага… Нету. Готово!

– К столу, товарищи! Ромуальдыч!

Вайткус торжественно звякнул стеклопосудой.

– Етта… Кому что?

– Девушкам вино, мне коньяк, – я не выдержал, и улыбнулся, – а товарищу Бергу – «Столичной»!

Алкоголь расплескался по бумажным стаканчикам, и коллектив поручил мне сказать тост.

– Я поднимаю свой… м-м… бокал вовсе не в честь великого праздника – до моего дня рождения две недели с хвостиком, а до Нового года еще больше… Я хочу выпить за дружбу! В наш коллектив влился Герман… Откуда он, никто не знает, это тайна… – девчонки хихикнули. – Зато всем нам хорошо известна старая истина – дружбу надо крепить! Желательно, крепкими напитками – от сорока градусов и выше. Ну, за дружбу!

– Ур-ра-а! – воскликнула Лиза, и стаканчики сошлись с коротким шорохом.

Сделав хороший глоток, я с удовольствием следил, как за стеклами очков ширятся глаза Фейнберга, принявшего вызов russian vodka. Одолел-таки!

– О-о…

Ядзя с Ритой одновременно протянули свои стаканы с морсом.

– Запей, запей!

– О, сэнк ю… – Джеральда передернуло. – У-ух! Крепка, зараза!

Все рассмеялись – и набросились на закуску.

– Вить… – шепнул я, и Корнеев с готовностью пришатнулся. – Ядзя на каком месяце?

Виктор заалел, как галстук на шее юной пионерки.

– На четвертом… – вытолкнул он, рдея.

Я укоризненно покачал головой.

– Соблазнил бедную девушку, и радуется…

– Да она сама! – громким шепотом ответил Корнеев. – Еще тогда… Прямо в больнице… Я и сам не понял, как вышло…

– Ладно, ладно… Знаем мы вас, ловеласов! Ядзя!

– А? – встрепенулась Корнеева.

Ядвига напомнила мне Инну, только не утонченную горожаночку, а в образе здоровой барышни-крестьянки, вскормленной парным молочком, да медом с пасеки, да свежайшей кабанятиной.

– Витя тебе, конечно, не напомнил о должке… – проговорил я в обличительном тоне.

– О каком? – распахнулись голубые озерки.

– Что значит – каком? – нарочито строго нахмурился я. – А кто мне компенсирует неявку на свадьбу в количестве двух поцелуев?

– Чего-чего? – завозилась Рита, посматривая на Ядвигу, что закатилась переливчатым смехом.

Мне было понятно, что веду себя несолидно, но на что только не пойдешь, лишь бы сплотить коллектив.

– Ну, я же не был у них на свадьбе, – терпеливо растолковал я.

– Ну? – Ритины бровки начали сходиться.

– Ну, и вот. Не был… Невесту не целовал… Выходит, она мне должна три поцелуя!

– Ставки растут! – гулко захохотал Ромуальдыч.

– Верну! – пылко воскликнула Ядзя, и приложила пятерню к груди. – Клянусь! Все четыре!

– Ну, тогда выпьем…

– За любовь!

Вторая порция коньяка уняла нервный натяг, словно колки струн скрутились – и струны ослабли.

– Хорошо тут у вас, – пьяно улыбнулся Фейнберг. – Хорошо и… и всё!

– У нас, Герман, у нас!

– Да, да! – усердно закивал Джеральд. – Генерал Иванофф обещать, что скоро очень я увидал… увижу свою жену. Ее вывезли в Мексику, оттуда на Карибы… Самолетом в Касабланку… Сейчас она в Италии…

– О, совсем рядом! – подхватил я, отставая от «новенького», и тут же пристал к Володьке, спросил его громким шепотом: – Ты предложение делал уже?

– К-какое? – промямлил Киврин, хотя и он, и Наташа зарумянились одновременно.

– Руки и сердца!

– Н-нет еще… – забарахтался холостяк. – Просто… понимаешь…

– Това-арищ Киврин! – мое начальственное сопение вышло в меру свирепым. А то я не знаю, что Володька второй месяц таскает с собой колечко с камушком! – А ну, перед лицом своих товарищей!

И наш робкий аналитик медленно встал. Деревянной походкой зомби обошел костер… Суетливо порылся в карманах, бросил на меня панический взгляд… Нет, нашел! Маленькую коробочку, обтянутую синим бархатом…

– Наташ… Наташенька… – зазвучало в полной тишине, только костер потрескивал. – Выйдешь… за меня?

Тихое «да…» слетело с девичьих губ, как опадающий листок. Закружилось с клубившимся дымком, поднялось выше елей и унеслось к небесам, туда, где заключаются браки.

* * *

Обратно «Волгу» повела Рита. Меня не развезло, я вообще не напиваюсь, но рисковать – зачем? Тут и ехать-то… Но лучше не надо. Пусть всё будет хорошо…

Покачиваясь на переднем сиденье, я думал об этих и прочих пустяках, и с умилением глядел на водительницу. Ну, вот какая жена стерпит, чтобы его благоверного одарили четырьмя долгими поцелуями?

– Наглая такая эта Ядзя! – Рита словно подслушала мои мысли. – Ладно там, ты под хмельком, но она-то не пила! Нет, чтобы быстренько отделаться… чмоки-чмоки в обе щеки! Нет же, в губки! Да еще долго так! Хорошо, хоть Витька заснул…

– Ну, подумаешь, – ворохнулся я, – четыре разика…

– Каких четыре? Пять!

– Разве? – промямлил я.

– А вот, представь себе! И Лизка к тебе приставала, и Наташка…

– А ты?

Рита притормозила. Потянулась ко мне (я подался навстречу) и нежно поцеловала.

– Молодец, что Володе придал ускорения, – молвила она, светло улыбаясь. – Наташка счастли-ивая… А как Джеральд захорошел! – хрустальный смех наполнил салон. – Я сразу Староса вспомнила… Тоже, ведь, американцем был! Ничего же, обрусел, на человека стал похож… Ах, Мишечка! Как бы я хотела… – девичьи пальцы в волненьи переплелись с моими.

– Чего бы ты хотела? – ласково спросил я.

– Пусть хоть один год, один этот год! – вырвалось у Риты. – Пусть всё будет хорошо! И у нас, и вообще!

– Пусть! – воскликнул я, целуя Ритины пальцы.

Девушка со смехом отняла у меня руку, щелкнула рычажком переключения передач. Машина тронулась, и покатила.

Если бы я только знал, какой выдастся год впереди…

Что случится осенью, чего нам ждать зимой…

Но я улыбался в счастливом неведении. А «Волга» бодро фырчала, наматывая на колеса считанные километры, и оставляя позади прожитые секунды и минуты, в которых измеряется жизнь…

«Всё будет хорошо, – думал я назло провидению, – и даже лучше!»

Глава 2

Воскресенье, 16 сентября. Позднее утро

Московская область, «Заречье-6»

«Гости съезжались на госдачу…» – улыбнулся Андропов. Все «безразмерные» черные «ЗиЛы» не смогли разместиться во дворе, и выстроились вдоль забора. А еще охрана, все эти «лидеры» и замыкающие… Целая автоколонна получилась.

Идея вывезти Политбюро «на пленэр» пришла в голову Брежневу. Ну, а раз так, то принимай незваных, Леонид Ильич!

Председатель партии, словно мысли Ю Вэ считав, бодро проворчал:

– Ничего, Витя справится! Она у меня готовить любит…

– На такую-то ораву? – хмыкнул президент.

– Так мы ж не всем гамузом! – хохотнул Леонид Ильич. – Капитонова не будет, и Долгих, и Катушева… Даже Романов не смог вырваться, на что уж партийную дисциплину блюдет. Кунаев вторую неделю по степям носится, хе-хе… – завидев Мазурова с Пельше, он оживился. – Пойду курну, пока Витя не видит!

– Всё будет доложено, – шутливо погрозил Ю Вэ.

– Эх, чекистская твоя душа! – вздохнул Брежнев с наигранным огорчением. – Не смыслишь ты, Юра, в маленьких радостях жизни!

Хозяин дачи торопливо спустился с крыльца, закуривая сигаретку «Дукат», как бы не третью за утро. Поздоровался за руку с Сусловым, и начал свой «обход» – привечал гостей, кивал офицерам из «девятки»… Поднимал людям настроение.

«А заодно поддерживал давний образ души компании», – подумал Андропов, и протянул руку подходившему Суслову.

– Михаил Андреич, я вас приветствую!

– Здравствуй, Юра, – церемонно кивнул главный идеолог.

– До меня слухи дошли, что вы на пенсию собрались? – Юрий Владимирович подпустил прищур к глазам. – А чего так?

– Пора, Юр, пора… – выговорил Михаил Андреевич, кротко улыбнувшись. – Возраст! Ну, еще годик меня потерпите… Юра… – взгляд, брошенный из-за очков, был быстр и пристален. – Это правда, что ты задумал Чаушеску сместить?

– Свергнуть, если уж на то пошло, – неловко усмехнулся президент СССР. – Уж больно зарвался «Коленька». Не знаю, был ли культ Сталина, но личность – была! А тут… Всю власть загреб под седалище, с Западом любезничает, с нами через губу разговаривает… Нет, так не пойдет! Просто… – он сменил тон на доверительный. – Понимаете, не хочется дело до вторжения доводить. Право, легче организовать переворот – в лучших американских традициях!

– Понимаю, – серьезно кивнул Суслов. – Этот… «Гений Карпат» извратил социализм не хуже «великого кормчего». А кого прочите на… хм… вакантное место?

– Да там целая очередь! Георге Апостол, Ион Маурер, Киву Стойка…

– Пожалуй… – затянул Михаил Андреевич. – Эти не подведут, – он усмехнулся уголком рта. – По крайней мере, первые годы! М-да… Нет, идея хороша, тут я согласен. Пообещаем восстановить Муреш-Венгерскую АО, и венгры из Трансильвании активно поддержат смену власти. Присоединим Румынию к Восточному Общему рынку… Юр, я правильно понял?

– Абсолютно, – серьезно ответил Андропов. – Восточный блок, раз уж так назвали, должен быть един и нерушим, что у Балтики, что у Черного моря!

– И у Адриатики? – тонко улыбнулся Суслов. – М-м?

– А это уже второй пункт нынешней повестки, – отзеркалил улыбку Юрий Владимирович. – Тито умер, но югославы послушно исполнили последнюю волю покойного вождя – избрали Президиум, вступили в СЭВ уже по-настоящему… Вон, даже со своим Движением неприсоединения завязали – подписали Варшавский договор! Примем, конечно… – он широко, по-мальчишески ухмыльнулся. – А как итальянцы запрыгали, стоило нашим крейсерам в Дубровнике отшвартоваться! Ничего, пусть привыкают. А вот с Албанией – проблема…

– Пронунсиаменто? – щегольнул словцом Михаил Андреевич.

– Ну, а как еще? – президент сохранил серьезность. – Энвер Ходжа сам не уйдет. Албания и без того нищая, а сколько он еще начудит? Мехмет Шеху… Есть там такой – второй после Ходжи, и стоит за «примирение с братьями по социализму»…

– Вроде, подходящая кандидатура, – рассудил Суслов. – Но это мое личное мнение, Юр! Надо все хорошенько обдумать, рассмотреть варианты…

– Для того и собрались, Михаил Андреич! – развел руками Андропов. – Для зачина, так сказать…

В дверях показалась Виктория Петровна, и певуче объявила:

– Борщ готов! Прошу к столу!

Среда, 19 сентября. Вечер

Варшава, улица Кароля Чвиржевского

Елена фон Ливен ощущала сразу и азарт, и вину. Азарт будил профессиональные навыки, вбитые многолетними тренировками, а вина разжигала злость.

Нет, «Люцина» всё понимала прекрасно – Борис просто тревожился за нее. Это льстило, это нравилось, но и сопротивление вызывало… С выбрыками.

Ну да, ну вот такая она! Не скромная домохозяйка, прячущаяся за мужниной спиной, а вольная амазонка! Да и потом, разве работа «в поле» – ее каприз? Нет же! В образ Ирены Зарембской войти больше некому, а иначе проникнуть в подполье, в недра «Солидарности» не получится.

Боже, она целый день вдалбливала Борюсику, что ничего не кончено, и гордиться победами в «тихой войне» глупо. Зачистили тысячи мерзавцев? Молодцы! Вот только их место займут миллионы! Называйте их обманутыми, жертвами манипуляций или еще как, но суть одна – на мутной волне инспирированного «народного гнева» выплывут трусоватые «умеренные», вроде Леха Валенсы, и возьмут власть. Доведут до конца план «Полония», задуманного убиенным Бжезинским.

«Ох, уж этот Збиг… – думала фон Ливен, одолевая подъездную дорогу. – Его высокоинтеллектуальная тупизна прямо завораживает неоконов…»

У небольшого особняка, выстроенного в два этажа, толклись крепкие ребята пролетарской наружности – личная гвардия председателя «Солидарности». Перед Еленой, хранившей ледяное спокойствие, парни неуверенно замялись.

– Пшепрошичь, пани… Радиофон и оружие сдаем.

«Пани Зарембска» молча рассталась с «ВЭФом», затем достала из сумочки увесистую «Беретту». Гвардейцы уважительно кивнули, и расступились.

– Проше вейшчь, пани!

И девушка вошла в приоткрытые двери.

«И куда теперь?»

По коридору первого этажа бегали и суетились десятки людей, напоминая Смольный в октябре. Надрывались десятки телефонов, мешалось множество голосов, стрекотали пишмашинки и шуршали ворохи бумаг.

Фон Ливен кивнула себе – «дресс-код» она просчитала верно, натянув джинсы и блузку с курточкой. Тут все так бегали – хоть в поход, хоть в народ.

Заступив дорогу взмыленному бородачу, Елена резко спросила:

– Где Лех?

Бородач, поправив очки, сползавшие с потного носа, ткнул пальцем вверх.

– Там где-то!

Второй этаж напоминал первый, та же суматоха с неразберихой, но народу поменьше. И тут в коридор стремительно вышел Валенса – усатый, взлохмаченный, в заношенных «ливайсах» и новенькой белой рубашке.

– Пани Ирена! – замаслился он улыбкой. – Прошу, прошу! Куда ж вы пропали?

– Не поверишь, – отрывисто бросила девушка, заходя в приемную. – Охотилась на Машерова с нашим толстяком!

– И где этот неугомонный? – в голосе Валенсы зазвучала натянутость.

– Угомонился! Работал спецназ.

– Русские? – прищурился председатель.

– Ты не поверишь! – хохотнула «Люцина». – Жиды!

– Да-а, мне докладывали…

Лех, похоже, чувствовал себя неловко и, как будто в порыве загладить неприятную подозрительность, предложил тоном, развязным от смущения:

– А давай выпьем!

– А давай! Ух ты, – вскинула бровки Елена, – «Шато-Марго»?

– Привыкаю к буржуйской жизни! – Валенса со смешком протянул ей бокал.

– За революцию! – выдохнула девушка, не переигрывая.

– За нашу победу! – серьезно подхватил мужчина.

Выпив, он полез со слюнявым поцелуем, но Ливен отстранилась, молвив с ехидцей:

– А Доната позволяет тебе приставать к другим женщинам?

– Вечно ты все испортишь… – поморщился Лех, и тут словно некий душевный нарыв вскрылся в нем. Председатель побледнел, и в его голосе прорвались истерические нотки: – Сегодня, Ирена, все решится! Прямо вот здесь! Помнишь, ты как-то сказала, что госпереворот можно устроить лишь в одном случае – когда мы сами попадем в правительство? Помнишь?

Возможно, Валенса устраивал еще одну проверку, но рискнуть стоило.

– Всё правильно, – кивнула Елена, отставляя пустой бокал. – Будь в Польше демократия, тебя бы и без того выбрали, как Гитлера в тридцать третьем. А, раз ее нет, нужно иметь хотя бы маленькую власть, чтобы добиться большей. Вон, как Пиночет провернул. Иначе придется действовать методом Фиделя Кастро – партизанить и штурмовать!

– Всё правильно! – с жаром повторил Лех, замолк на пару мгновений, и выпалил: – Скоро сюда подъедет Ярузельский!

– Кто-о?! – изумилась фон Ливен. – Наш трусливый министр обороны?

– Да! – залучился председатель. – Мы долго друг друга обхаживали, и вот, как-то пересеклись на пустынном шоссе. Он – на «Чайке», я – на подержанном «Фиате». Короче, если все пойдет по плану, этой ночью «Железный Войцех» станет председателем Военного Совета национального спасения! Он тут же введет военное положение, интернирует Грабского и генерала Милевского, вместе с «партийным бетоном», назначит себя Председателем Совета Министров… А я, – он надулся и ткнул себя пальцем в грудь, – стану его заместителем!

– Ну, ты меня удивил… – покачала девушка головой. – М-м… Дай подумать… Войцех понял, что «Солидарность» не даст ему жить и править спокойно, и пошел на союз с тобой. Так?

– Так! – просиял Валенса.

– Но тогда возникает вопрос: а зачем, вообще, вводить военное положение, если гонять «Солидарность» не придется? И как тогда сплотить поляков? Точнее – кого назначить врагом? Коммунистов? И последнее. Что скажут русские?

– Вот! – вознес палец Лех. – Русские и есть наши враги! Разве не так? А тех, кто сомневается, мы убедим завтра! – похоже, выдержанное бордосское ударило ему в голову – лицо налилось нездоровой краснотой. – Выведем многотысячную демонстрацию – и ее расстреляют русские солдаты!

– Что за бред? – нахмурилась «Люцина», моментально уяснив подлую задумку.

– Переодетые в русских солдат! – хихикнул Валенса, наслаждаясь сладким моментом триумфа. – Но! – он вскинул толстый палец. – Учти, теперь ты отсюда выйдешь только завтра к вечеру. Изоляция касается всех, даже меня!

– Понимаю… – затянула Елена, откидываясь на спинку кожаного кресла. – Иллюзионист не выдает секрет фокуса.

– А что делать? – Валенса лицемерно вздохнул. – Люди есть люди… Кстати, вон за той дверью – душевая и биде!

– Пошляк! – поморщилась девушка.

Председатель весело, но и немного нервно захихикал.

– Послушай, Ирена… А не сыграешь ли роль моей секретарши? М-м? Я так буду выглядеть гораздо представительней!

– Договорились… – усмехнулась Ливен. – Если пристроишь меня на хорошее место, когда… хм… сместишь «Железного Войцеха».

В глазах у Валенсы разгорелись темные искры, и Елена даже немного загордилась собой, верно вычислив своего визави, бывшего работягу, а нынче – политика, матереющего день ото дня.

– Договорились! – эхом отозвался Лех, усмехнувшись. – Доната моя хороша и на кухне, и в постели, но мне всегда нравились независимые и умные женщины…

До чего бы еще дошел разговор, неизвестно, но в этот момент широко открылась дверь, впуская «революционный» гомон – и высокого, нескладного министра обороны – в генеральском мундире и непременных темных очках.

«Пиночет польского разлива!» – мелькнуло у фон Ливен, а в следующую секунду она вспорхнула с кресла, цепляя самую обворожительную из своих улыбок.

– Добрый вечер, пан Ярузельский! – зажурчала она. – А мы вас заждались!

Войцех слегка покраснел, смешался, но ему подсобил Валенса, направив будущего «Верховного правителя» в кабинет.

– Прошу! – небрежно обернувшись к девушке, он велел: – Подадите вина, Ирена.

– Сию минуту! – захлопотала «Люцина».

Заговорщики скрылись за дверью, а Елена быстренько выставила на поднос пару бутылок с вином и виски. Прислушалась, и закатала штанину джинсов, доставая запасной радик, прицепленный к ноге.

Переключить в режим диктофона… Готово. Памяти у «Теслы» хватит ненадолго, минут на двадцать, но запечатлеть для истории детали заговора эта электронная плашка успеет.

Порог кабинета фон Ливен переступила, стараясь не переигрывать с качанием бедер. Улыбочка…

Двое мужчин смолкли, оборачиваясь к ней, а Елена непринужденно выставила спиртное на отдельный столик. Ага, тут и буфет есть… Закуску… Подсохла закуска, да и черт с ней… Сюда ее, поближе к бутылкам… А радиофону будет удобно за резной дверцей…

Выйдя в приемную, «Люцина» мгновенно стерла улыбку.

«Думай, думай, голова… Как связаться с нашими – и не попасться? Думай, ты же у нас умная женщина…»

Пятница, 21 сентября. Утро

Москва, площадь Дзержинского

В Иванове будто качались весы – омахивая стрелкой дугу от облегчения до ожесточения. Хотелось и потискать Елену, утешить ее, и отшлепать. Впрочем, второе ощущение принимало уж больно игривый оттенок…

Девушка сидела напротив, забравшись с ногами в глубокое кресло. Она выглядела очень уставшей и расстроенной.

– Знаешь, – тихо сказала Елена, – я тогда понимала каждую мелочь, но все равно, витал какой-то сюр… М-м… Слишком много мерзости! Эти… демонстранты, они были такие радостные, воодушевленные… Махали дурацкими плакатами… «Да здравствует свобода!», «Русские, возвращайтесь домой!» В таком вот духе… Сотни тысяч человек, Боря! Я, конечно, не сама смотрела, а трансляцию – там, в приемной, стоял большой телевизор. Понимаю, что оператор может поработать с разных ракурсов, создавая обманчивое впечатление массовости, но снимали с нескольких точек, и с какого-то этажа Дворца Науки и Техники тоже. Море голов! А потом вышли эти, в нашей форме… Подкатили бэтээры, они поспрыгивали с брони, и сразу начали стрелять. Веером! Длинными очередями! Люди падали, как кегли… Паника началась, давка, а эти выродки только «рожки» меняют… Двести убитыми и… Я не помню уже, сколько тысяч раненых. Ужасно… А самое ужасное, что люди-то думают на нас!

Генерал-лейтенант мрачно кивнул. Перемотал кассету, и вдавил клавишу «PLAY».

– Ваши «партизаны», смотрю, разбушевались, – послышался Ленин перевод, наложенный поверх глуховатого голоса Ярузельского, бесстрастного, чуть ли не равнодушного. – На прошлой неделе подбили три русских танка, поза-позавчера еще два…

– Да-а! – резковатый голос Валенсы сочился довольством. – Заделали мы русским козу, хе-хе… Не, они терпеть не стали, сразу десант отправили в рейд. Ну, так… Мы ж тоже не пальцем деланные! Кстати, спасибо за мины. Иначе… Нет, мы бы все равно их разделали, но слишком большие потери… А нам зачем?

– Мне доложили, что двум русским бронеавтомобилям удалось вырваться…

– А! Это, которые в Тухольских борах? Да-а! Мы тогда на самих загонщиков облаву устроили, ха-ха! А этих, что скрылись… Найдем! Найдем, не пожалуем!

Иванов раздраженно шлепнул по кнопке «STOP», и тут же, словно дождавшись сигнала, постучали в дверь.

– Да-да! – отозвался генлейт, досадливо морщась.

В кабинет шагнул сам Цвигун. В ладном костюме-тройке он выглядел верным ленинцем, а тяжелая поступь и набрякшие веки выдавали застарелое утомление.

– Здравствуйте, Елена, – сказал он очень спокойно, и добавил без тени улыбки: – Вы – настоящая боевая подруга разведчика.

– Рады стараться, вашбродь, – вытолкнула девушка.

Семен Кузьмич наметил улыбку, изогнув уголок губ.

– Всегда хотел спросить, – заговорил он натужно-обычным голосом. – А почему вы представляетесь баронессой? Вот, Александр Карлович фон Ливен… Вам он кто?

Елена задумалась.

– Прадед, кажется… – смущенно выговорила она.

– Так вот, – внушительно сказал Цвигун, – вашему прадеду… а, может, и раньше кому… император пожаловал титул светлейшего князя. Вот и к деду вашему, Александру Александровичу, обращались, как к его сиятельству, и к отцу вашему, Владимиру Александровичу.

– Ох, застыдили вы меня совсем… – пробормотала фон Ливен конфузливо. – Это так Америка повлияла, там только одних королей уважают – автомобильных или нефтяных! Понимаете, все эти аристократические онеры были от меня далеки, да и толку от них раз Империи нету. А вот, что род свой не помню… Вот это плохо.

– Будешь себя так вести, – мрачно пробурчал Иванов, – на тебе он и закончится.

– Значит, продолжить род надо! – дерзко высказалась девушка, и показала генлейту язык.

Теперь пришел черед краснеть Борису Семеновичу.

– Что, уела? – хмыкнул Цвигун. Снова построжев, он кивнул на магнитофон. – Слушал?

Иванов хмуро кивнул.

– Юра… Юрий Владимирович велел дать запись в прямом эфире, – без охоты заговорил он. – И пусть те подонки выступят! Троих мы словили-таки, и вывезли в Гродно. Они много чего наговорили на камеру! И кто отдал приказ стрелять, и сколько за эту гнусность платили… Ох, и намаемся мы с этой брехней!

Семен Кузьмич скорбно улыбнулся.

– Не о том думаешь, Боря, – сказал он вполголоса. – Ну, провокация… Ну, и что? Мало ли их было! Вот и назовем реальных виновных, предъявим доказательства, выведем на чистую воду.

– А у тебя о чем голова болит? – насупился генлейт.

Председатель КГБ недовольно посмотрел на него.

– Борь, в Польше другое началось… – заговорил он с вкрадчивой мягкостью. – Неужто не заметил?

– Какое другое? – полюбопытствовала Елена.

– Война! – жестко вытолкнул Цвигун. – Опосредованная… Словечко еще такое есть, мудреное… Прокси-война. Но хрен редьки не слаще.

– Не хреново девки пляшут, – в ошеломлении забормотал Иванов, – по четыре сразу в ряд…

Глава 3

Воскресенье, 23 сентября. Позднее утро

Польша, Тухольские боры

Тряска прекратилась, как будто нудная боль прошла. Стих рев дизеля, защелкал остывающий металл, а в открытую бронедверцу надуло запахом хвои.

Кряхтя, с усталым удовольствием распрямляя ноги, Зенков выбрался из «Тигра» – слух прошел, что горьковчане так и назвали свои бронеавтомобили. Но Жеке было не до того.

Двое суток не спавши, не евши! Как в войну, прямо… Так сейчас же не Великая Отечественная!

«А какая?» – ледышкой скользнула мысль.

– «Змей»! – негромко позвал прапорщик.

– Все спокойно, тащ командир, – доложил Кобрин.

Зенков огляделся. Полосатый внедорожник старлея Бергмана, покоцанный осколками, скособочился неподалеку. За ним маячила БМД, еще пуще испятнанная попаданиями – пули лупили гроздьями, всю краску посдирали.

С лущенной брони тяжело спрыгнул Марьин. Пошагал, припадая на левую ногу – штанина закатана, бинт мокнет красным… Не смертельно, но болезненно.

– Товарищ майор… – Женька козырнул по старой памяти и, лишь отдав честь, вспомнил, что потерял голубой берет во вчерашнем бою. Поморщился, и договорил: – Вроде все спокойно. Отсюда и до моря, и до ближайшего городишки расстояние одинаковое… – он смолк, закидывая голову.

За путаницей колючих сосновых лап надрывались турбины боевых самолетов. В прогале мелькнули хищные силуэты Су-24, меченые красными звездами, а не «шахматными досками» польских ВВС.

– Наши! – крикнул «Кузя», и мигом схлопотал от «Квадрата».

– Цыц!

Морщась, майор прислонился к «Тигру», и поманил Бергмана. Тот подбежал грузной трусцой.

– Товарищ командир…

– Не время, старлей, – отмахнулся Марьин, раскладывая карту на теплом капоте. – Глядите! В засаду мы попали вот здесь. Отступали лесом… потом вот по этой дороге… вот досюда. А теперь… – он усмехнулся. – Слушайте последние известия. Радист наш, хоть и салабон, а дело знает туго – связался со штабом в Легнице. Короче. В Варшаве переворот, как в Чили, и случилось это безобразие в ночь на двадцатое. Всю власть захапала тутошняя хунта, главные – Ярузельский и Валенса…

– Валенса?! – выпучил глаза Бергман, он же «Борман», и стушевался. – Простите, товарищ командир! Ладно, там, «Железный Войцех», но Валенса… Профсоюзный бонза!

– И тем не менее, – нахмурился майор. – Их уже поддержали Штаты, а «мировая общественность» потребовала немедленно вывести наши войска…

– А мы? – напрягся Зенков.

– А мы их послали! – ухмыльнулся Марьин, и сосредоточился. – Короче. Приказано двигаться в направлении на северо-восток, в Подляшское и Верминско-Мазурское воеводства… – он встрепенулся, расслышав далекие глухие разрывы.

– Наши работают! – зашептал Кузьмин, боязливо косясь на «Квадрата». – Штурмовка…

– Туда! – приказал майор, махнув в сторону бомбежки. – По машинам!

* * *

Перевалив две невысокие гряды, густо поросшие соснами, «Тигры» и БМД выехали к небольшому военному городку. От комендатуры, штаба и казарм мало что осталось – бомбы с ракетами основательно перепахали военчасть. С десяток бойцов в польской форме очумело бродили у развалин склада, но, завидев десантников, разбежались.

– Прапор! – крикнул командир, не слезая с брони. – Двигай к гаражам! Там, по-моему, еще что-то уцелело. Пригодится в хозяйстве… И солярку, солярку ищи! Баки сухие!

– Есть! «Кузя»…

– Ага!

– Деревня! – фыркнул «Квадрат», но воспитывать не стал.

Бетонные гаражи вскрылись наполовину, кирпичи перемешались со щепой, с искореженным металлом – пахло кислой вонью взрывчатки и цементной сушью.

Пара боксов уцелела. В одном стоял бортовой «ЗиЛ», а в другом – БРДМ.

– Берем! – решил Зенков. – «Кузя», займись…

– Только на ней движок бензиновый, – предупредил Кузьмин.

– Да и хрен с ним…

– Нашел! – раздался трубный глас «Квадрата». – Ого! Восемь… не, десять бочек! Полных!

– Бензина?

– Соляры!

– Живем!

Взревел движок БРДМ, и машина выкатилась на свет. Тут же, рокоча гусянками, подвалила БМД. Майор бочком, отпуская матерки, пристроился на орудийной башенке.

– Заправляемся по полной! Прапор, старлей! Принимайте боеприпасы – нарыли на складах. Как только не сдетонировало…

– А это чего? – сунулся «Квадрат».

– Закусь!

– Ух, ты… – расцвел сержант, хватая ящик. – Тушенка… Сгущенка! А это чего?

– Хлебцы, – улыбнулся Марьин. – В дороге поедим, здесь задерживаться не стоит… И поглядывайте кругом!

– Бдим, тащ майор! – бодро доложил «Змей». Дуло ДШК хищно шевельнулось, и кто-то военнообязанный шарахнулся в кустах на пригорке.