Читать онлайн Новопотемкинские события бесплатно

Глава 1

Славный город Новопотемкино

Вы не знакомы с городом Новопотемкино? Ой, дорогой мой читатель, вы много потеряли!..

Да-да, вам обязательно нужно приехать и побыть хоть несколько дней в этом прекрасном городе! Не подумайте, что Новопотемкино – маленький провинциальный городок, отнюдь – это крупный промышленный город с двухмиллионным населением.

Конечно, в моем рассказе не будет всяких детективных историй, фэнтези, всяких иронических детективов, которые с большим удовольствием пишут одни женщины и издают наши издательства (книжечки эти, вернее, такой товарный продукт, так как у меня не поворачивается язык называть их книгами, называю весьма образно и метко – чтиво в метро). Вам стало интересно, дорогой читатель? Тогда слушайте мой рассказ…

Местные археологи нашли недавно на окраине города Новопотемкино бивень мамонта, после чего, собрав пресс-конференцию, объявили город Новопотемкино одним из древнейших городов в мире. Правда, один пенсионер, ранее работавший археологом, не согласился с группой местных археологов, уверяя, что это не бивень мамонта, а останки крупнокопытного животного. По приказу мэра Новопотемкино срочно отремонтировали краеведческий музей, где на самом видном месте разместили бивень с интересной надписью: «Мамонт древнего Новопотемкино». Но больший восторг археологов и особенно местных жителей появился позже, когда при очередных раскопках нашли серебряную монету и чью-то могилу. Археологи громогласно стали утверждать, что могила сия принадлежала отцу-основателю города, правда, ни имени, ни фамилии основателя никто из горожан так и не услышал, как и не понял никто, почему именно найденная могила была могилой основателя города. Но самое интересное случилось с трактовкой происхождения серебряной монеты. Как авторитетно заявляли с большой радостью местные археологи, на монете они смогли различить две буквы: «п» и «о», из чего был сделан скоропалительный и радующий их вывод: монета явно потемкинская, стало быть, город ранее назывался не Новопотемкино, а Потемкино. Находясь в радостной эйфории, местные археологи выдвинули смелое предположение о позднем переименование Потемкино в Новопотемкино, что всё и объясняло. Правда, кроме них, никто двух букв «п» и «о» на монете увидеть не смог, но эта мелочь нисколько не смущала археологов. Особенно, после их встречи с мэром города и одобрения им смелой археологической версии о происхождении монеты.

Словом, дорогой мой читатель понял, какой, оказывается, древний город Новопотемкино и какая гигантская работа проделана археологами и сотрудниками местного краеведческого музея для сохранения в людской памяти древней истории города. И не надо забывать самого мэра города Горемыкова, который работал лишь для своего города, не покладая рук и ног, как интересно выразился он недавно на одной из пресс-конференций.

А какая природа в городе Новопотемкино! Ведь глаз же не оторвешь, когда видишь, как гармонирует солнце, зелень молодых растений со сверкающей на солнце уличной грязью! Что ни говори, а грязи на улицах нашего прекрасного и древнейшего города было много, очень много… Но горожане, ко всему привыкшие, бодро и уверенно шли по улицам Новопотемкино, несмотря на окружающую их везде грязь, или просто делая вид, что ее не замечают. Дворников в городе, к сожалению, не было по той простой причине, что размер дворницкой зарплаты не превышал двух тысяч рублей и был явно не пропорционален интенсивной работе с веником и метлой. Правда, горожане слышали об одном так называемом почетном дворнике Новопотемкино, которого награждали раз в год благодарственной грамотой и не где-нибудь, а в самой мэрии города, но, кроме него, дворников не было.

Ладно, что мы всё о грязи, поговорим лучше о природе города…

Мой милый и дорогой читатель, приезжайте зимой в прекрасный город Новопотемкино!

Думаю, что вы не пожалеете: с середины октября до середины апреля Новопотемкино весь в снегу. Правда, после дождя на городских улицах лежит один лед, на котором некоторые неосторожные жители, не занимавшиеся в юности легкой атлетикой и акробатикой, не удерживаются и падают. Но разве могут эти отдельные недоразумения заслонить радующий глаз любителя природы сверкающий лед во всем Новопотемкино? Это что-то вроде некой ледяной равнины, простирающейся по всему городу. Местная власть, конечно, не замечает всей красоты зимнего города, передвигаясь исключительно не на своих двоих, а на машинах, но рядовые горожане ежедневно видят и ощущают на себе все прелести зимнего города.

А как приятно, мой дорогой читатель, усесться в баньке в зимнюю пору, попивая пивко или самогон, и потом выбегать на мороз, падая в снег! Конечно, можно не удержаться и поскользнуться на льду, если только один лед на улицах города, но может ли этот печальный эпизод портить прелести банной процедуры?

Знаете, мой дорогой читатель, говорить о Новопотемкино можно долго.

В городе есть столько агентств недвижимости, автомобильных салонов, туристических агентств и салонов красоты, будто все жители города только и делали, что постоянно покупали квартиры, автомобили, ездили за рубеж или стриглись. Буквально на каждой улице города находится хотя бы одно агентство недвижимости, туристическое агентство, один автомобильный салон иди салон красоты.

Но больше всех коммерческих фирм в городе была известна фирма с многообещающим названием «Наша надежда». Кстати, в ней работала скромным замом директора сама супруга Горемыкова, но об этом интересном во всех отношениях факте чуть позже… Замечу еще, что фирма являлась самой богатой среди фирм Новопотемкино.

Конечно, приятно, что у кое-кого остались хоть надежды на лучшее в непростой нашей жизни, но предложение фирмы «Наша надежда» вряд ли развлечет читателя. Тем не менее вынужден рассказать очень коротко о деятельности данной фирмы и ее обещаниях. Заранее извиняюсь перед чересчур эмоциональным и нервным читателем, пусть он пропустит эти строки…

Итак, фирма «Наша надежда» подписывает договор с клиентом по ежемесячному его денежному содержанию (кстати, ничего о сроках денежного содержания клиента не написано) с тем, чтобы клиент разрешил использовать все его внутренние органы после смерти для пересадки. Ну, до чего же заботливая и прекрасная фирма с многообещающим названием «Наша надежда»!

Как правило, договоры она заключала только со стариками не моложе семидесяти пяти лет. Директор фирмы Матроскин додумался включить в договор особый пункт для остро нуждающихся в деньгах клиентах, по которому клиент мог получить на пять тысяч рублей больше обычной суммы ежемесячного денежного обеспечения при условии в будущем перехода квартиры клиента в собственность фирмы. Многие клиенты подписывали и этот пункт в договоре с надеждой в глазах, а фирма «Наша надежда» обогащалась с каждым днем. Ну, не подумайте, мой дорогой читатель, что автор посмеивается над такой добропорядочной и заботливой фирмой, нет! К тому же «Наша надежда» выделяла исключительно из своей доброты и щедрости бесплатный гроб клиентам. Конечно, гроб фирма не привозила сразу после подписания договора – он выделялся родственникам умершего клиента, если таковые объявлялись. Коммунисты Новопотемкино не раз устраивали пикеты у офиса фирмы, скандируя: «Нет кровопийцам народа!», «Буржуи обогащаются, а мы мрем!», «Смерть кровососам!», а председатель партии «Трудовой фронт» Топтыгин жаловался не раз даже мэру города Горемыкову на подлую деятельность фирмы «Наша надежда». Да, так и сказал он мэру Горемыкову:

– Подлая эта фирма «Наша надежда» и какая подлая у нее деятельность!

Мэр Горемыков в ответ разводил руками, отнекиваясь и не желая говорить на эту тему.

– Что я могу поделать? Бизнес есть бизнес, ничего личного…

– Но ведь они ждут человеческой смерти! – возмущался Топтыгин, на что получал резонный ответ:

– Да, ждут, но ранее эта фирма платила ежемесячно клиенту по договору. И договор этот каждый клиент подписывает сам добровольно, понимаете? Какие ко мне претензии?

– Но вы можете…

– Я могу запретить их деятельность? – спросил со скрытой уcмешкой# Горемыков. – На каком основании? А как же наша демократия?

Топтыгин нервно дернул головой, проворчав:

– Бросьте вы… Какая у нас демократия?

После короткой паузы Горемыков константировал, стараясь взвешивать каждое произнесенное им слово, делая частые паузы в соответствии со своей привычкой говорить:

– Да… да, у нас демократия… да, демократия… И запомните это, да!.. Демократия… И хорошо, да, хорошо, что демократия И нельзя… нельзя, как раньше до 91 года, да, нельзя просто так запретить, закрыть, стращать, не пущать, запугать!.. Да, запретить и не пущать!.. Запретить что-то… И как я, мэр города, как я могу вмешиваться в работу коммерческой фирмы? Как могу я вмешиваться?..

– Но…

– И на каком основании я могу вмешиваться? На каком основании, если эта фирма работает честно, не нарушая закона и платя налоги? Да, если она платит налоги и работает четко по своему уставу фирмы?

– Ситуация, как в анекдоте, получается… Якобы фирма для народа…

– Не понял…

– Якобы для народа эта фирма помогает людям умереть?

У Горемыкова появилась рыбья холодность в глазах, он сжал пальцы рук в кулаки. Минуту сидел в кресле молча, стараясь не смотреть на надоевшего собеседника.

Топтыгин понял, что рассердил мэра, и осторожно спросил его:

– Но вы же понимаете, что фирма зарабатывает деньги на крови?

Горемыков не ответил.

Короткая пауза.

«Гм, еще не сказал о его жене – заместителе директора фирмы „Наша надежда“!» – подумал Топтыгин, вздыхая. – «Мог сгоряча сказать…»

Дело в том, что жена Горемыкова работала замдиректором в фирме «Наша надежда», но сам мэр постоянно открещивался от разных критиков и даже судился со многими, утверждая, что ничем не помогал фирме и никогда не нарушал закон. Формально, конечно, Горемыкова числилась только замом, но на деле она почти руководила всей фирмой, а директор Матроскин подписывал с радостью все договора, которые составляла Горемыкова и всегда соглашался с ней во всем, понимая, что препон у фирмы в городе с таким замом не будет… Шутники в Новопотемкино острили, говоря, что Горемыкову следовало бы быть мусульманином и иметь не одну, а несколько жен.

«Тогда бы число миллионерш в городе прибавилось!» – смеялись они и были правы в своем мнении относительно богатства Горемыковой.

Счастьем для них было то, что их не слышал Горемыков, который мог сразу подать на них в суд. К слову сказать, все суды в Новопотемкино мэр Горемыков выигрывал, после чего еще добивался денежной компенсации за моральный ущерб и оскорбленное достоинство… Не секрет, что все судьи славного города получали приличную надбавку за вредность к своей отнюдь не маленькой зарплате, поэтому злые языки шушукались насчет коррупции в суде, но эти шушукания происходили лишь в коридорах или на кухнях, опасаясь, что их услышит сам мэр, которому доставляло истинное наслаждение судиться почти каждую неделю со своими обидчиками… Злые языки уверяли, что у него такое необычное хобби, но другие сомневались, считая мэра занудой и авторитарным правителем города, который не упустит своего шанса нигде и ни в чем. Кое-кто, посмеиваясь, рассказывал о своего рода семейном совете, когда Горемыков с женой обсуждали будущие планы фирмы «Наша надежда» в тихой домашней обстановке. Горничная Горемыкова услышала ряд фраз мэра, после чего просветила на этот счет почти всех своих знакомых, а знакомых у нее было почти половина города. Она рассказывала, что Горемыков как-то оскорбленно пробурчал жене:

– Я что, твой личный неоплачиваемый работник?.. Сколько можно помогать твоей фирме?..

– Ой, – ответила язвительно Горемыкова, гладя по голове мужа, – такой у меня работник, он так, бедный, перетрудился в своем комфортабельном кабинете!

– Чего ты смеешься?

– Я не смеюсь, в честь эксплуатируемого мной дорогого мужа обязуюсь завтра не обсуждать планы фирмы, – сострила Горемыкова, – ведь завтра у нас воскресение.

– А в понедельник мне снова придется вечером о фирме с тобой говорить? – продолжал раздраженно мэр.

– Гм, раз так, – ответила жена, – то не будет наших тихих сексуальных радостей сегодня…

– Что?!

Но ответа Горемыкову не последовало…

Разговоры о тихих семейных сексуальных радостях четы Горемыковых и их семейном совете по поводу фирмы заполонили почти весь город… Горемыков нашел некоторых шутников и судился с ними, конечно, выиграв все суды и получив денежные компенсации с них…

Из несказанного Козьмы Прутковым: «Мир так абсурден и нелеп; в театре абсурда нет антракта!»

– Анекдот, говоришь?.. Анекдотов много есть, – согласился Горемыков после паузы, – кстати, есть новый анекдот про выборы. Хочешь расскажу?

Топтыгин вздохнул, не ответив. Его всегда раздражало снисходительное отношение мэра к своим подчиненным и некоторым депутатам, это фамильярное обращение на «ты», когда собеседник тоже не молод и можно говорить с ним более вежливо.

– Ну, чего молчишь?.. Итак, беседуют двое приятелей. Один спрашивает: «Ты за кого будешь голосовать?» Другой отвечает: «За коммунистов». «Зря», – смеется первый, – «не думал, что ты мазохист!»

– Это почему он мазохист, если за коммунистов хочет голосовать? – раздраженно поинтересовался Топтыгин.

– А ты подумай… Да, подумай… Коммунисты всю жизнь всем пели: «Надо терпеть и страдать во имя будущего», скольких измучили и убили… Продолжать?

Мэр мог и дальше говорить назидательным тоном, словно учитель что-то объяснял плохо учившемуся ученику, мог говорить долго и с паузами, часто повторяясь и жестикуляруя, но Топтыгин махнул рукой и вышел, не попрощавшись.

Итак, продолжаем, мой дорогой читатель, рассказывать о славном городе Новопотемкино…

В центре Новопотемкино возвышалось шестиэтажное кирпичное здание мэрии, которое жители называли «Белым домом». Именно в нем работал сам мэр города со своей командой, заседали депутаты городской Думы.

Перед мэрией слева от нее стоял памятник Ленину и справа от мэрии – памятник святому Володимиру, которого почитали все прихожане местной церкви. Так и стояли два памятника напротив друг друга, будто кто-то специально их расположил таким образом, чтобы они ежечасно и ежедневно были рядом. Правда, оба памятника с недавних времен были залиты краской. После празднования седьмого ноября коммунистами города в тот же вечер памятник Ленину кто-то облил черной краской; левая часть лица Ленина стала черной. В отместку кто-то из обиженных коммунистов города через неделю облил красной краской голову отца Володимира, после чего голова его стала наполовину красной. Краску с обеих памятников смыть не удалось, а посему памятники оставались стоять друг против друга разукрашенными. Хулиганов, которые испортили памятники, найти не удалось доблестной милиции Новопотемкино, хотя мэр города приказал найти их во что бы то ни стало. Не помогла даже специально учрежденная денежная премия тому, кто поймает осквернителей памятников. Также мэр распорядился выставить наряд милиции у каждого памятника в вечернее и ночное время.

А какие есть прекрасные дома есть в Новопотемкино, уж любо-дорого, дорогой мой читатель, посмотреть! Особенно красив трехэтажный дом мэра города Горемыкова. Дом этот построен из белого кирпича, с башенками на крыше, с крылечком; вдоль дома тянулась высокая до двух метров железная ограда, чтобы никто из посторонних не мог заглядывать и лицезреть домашнюю жизнь мэра Горемыкова. Конечно, у многих горожан были частные домики, но такого массивного и красивого дома, как у мэра, не было ни у кого. Нет, ошибаюсь, дорогой читатель, забыл упомянуть еще два частных дома, но чуть победнее дома Горемыкова: двухэтажный дом начальника местной милиции и двухэтажный дом местного прокурора.

Дороги в Новопотемкино были неровные, с ухабами и ямами. Все, конечно, знали о плохих дорогах в городе, но ремонтировали дороги лишь в двух случаях: когда приезжало из центра высокое начальство и когда надо было снова чинить машину мэра. Ремонт дорог требовал больших затрат, если уж ремонтировать все дороги города по-настоящему на долгие годы вперед. Поэтому, чтобы не тратить много денег на ремонт, мэр приказал отремонтировать дорогу в центре города, благо начальство едет всегда по центру. На вопрос некоторых депутатов о ремонте дорог мэр Горемыков ответил со свойственной ему горячностью:

– Ишь, чего захотели, наши уважаемые депутаты!.. Гм, дороги, говоришь, ремонтировать?.. Дороги? Все и сразу ремонтировать? А как же тогда быть с дураками нашими, а?

Депутаты не поняли юмора мэра и снова повторили свой вопрос по поводу ремонта дорог, на что мэр ответил примерно так:

– Будет, да, будет вам всем ремонт… Будет! Ужо скоро будет ремонт, ремонт дорог и всех дураков!.. Будете там сами пылью дышать и пыль глотать, да, пыль глотать…

Вот какой прямой и открытый был мэр города Новопотемкино, не лез за острым словом в карман, за что и любили его почти все горожане Новопотемкино, исключая горстку депутатов из фракции «Правый фланг».

А какие хорошие и доверчивые люди есть в Новопотемкино!

Уж вы не подумайте, что только в городе Новопотемкино есть доверчивые люди, которые сразу всем новостям верят, нет… Просто жителям Новопотемкино очень часто говорят по местному телевидению (телеканал «Наше зрение»), что рейтинг у мэра Горемыкова очень высокий и они этому сразу верят. Ну, лично я бы сначала не поверил, поговорил со своими знакомыми или родственниками об этом удивительном рейтинге, который что-то постоянно растет и растет, как некий дивный и заморский фрукт на нашей отечественной почве, по неизвестной никому причине, а горожане Новопотемкино верят сразу: ведь по телеканалу «Наше зрение» сие говорят! И как же может «Наше зрение» ошибаться в высоком рейтинге мэра города, если финансирование местного телеканала зависит исключительно от самого мэра Горемыкова? Конечно, телеканал «Наше зрение» всегда всё видит и замечает, неспроста же такое удивительное название у местного телеканала… Итак, жители Новопотемкино сразу верят сообщениям их телеканала, возможно, кто-то в других городах или странах не поверил бы сразу, попытался спросить своих близких, знакомых, соседей по дому и на работе, поставив перед ними прямой вопрос: а доверяете ли вы своему мэру и одобряете вы все его действия?

Вообще, если сказать честно, жители Новопотемкино разлюбили политику, пытаясь не интересоваться больше ею, говоря, что политика-это только одна грязь и как бы не замараться ею. Негативное отношение горожан к политике отражалось на явке избирателей в дни выборов мэра города, но недавнее понижение процентной явки на выборы устранило возможный срыв выборов: как заявил один депутат местной Думы, если даже один человек придет в будущем на выборы, их признают состоявшимися. Дорогой мой читатель, конечно, догадывается, кто может быть этот один человек, который с охотой приедет на выборы…

А какое изобилие депутатских фракций в городской Думе Новопотемкино, ой, любо-дорого посмотреть! Даже дух захватывает и хочется просто тихо плакать от восторга, когда видишь названия разных партий, которые представлены в городской думе: партия «Единое Новопотемкино» (председатель партии и своей фракции в Думе – Подпевалов), партия «Справедливое Новопотемкино» (председатель партии – Соглашаев), партия «Трудовой фронт» (председатель партии – Топтыгин), партия «Родной край» (председатель партии – Заставкин), партия «Либеральная мысль» (председатель партии – Соловейский), партия «Правый фланг» (председатель партии – Черных). Раз такое есть изобилие партий, раз такое изобилие мнений, то и демократия, как считал мэр, есть в городе, о чем он радостно сообщил всем с дрожью в голосе:

– Да… да, наконец-то у нас в Новопотемкино… в древнем и славном городе Новопотемкино создана настоящая демократия!

Никто из собравшихся на административном собрании ничего не ответил, тогда Горемыков после паузы, посуровев и охватив цепким взглядом всех своих замов и всех местных начальников и депутатов произнес снова: те же слова, будто известил всех о каком-то неведомом доселе открытии:

– Да, господа-товарищи, у нас в городе настоящая демократия!

Присутствующий на собрании председатель партии «Единое Новопотемкино» Подпевалов вскочил с места, словно его кто-то резко толкнул, тряхнул поседевшими волосами в знак согласия и бодро известил всех:

– Какое счастье у нас, господа! У нас демократия в городе!

Подпевалову исполнилось уже лет пятьдесят пять, когда он, ранее работая инженером на машиностроительном заводе, стал депутатом городской Думы. Он был совсем невзрачен на вид: ниже среднего роста, весь поседевший, неулыбчивый, застывшее и невыразительное лицо без эмоций, словно смотришь не на лицо, а на мумию. Прибавить к этому можно его немногословность, полную покорность мэру Горемыкову, стопроцентную моментальную исполнительность. Порой даже многие из депутатов думали, что Подпевалов похож не на человека, а на робота, умеющего говорить и писать, только исполняющего начальственные приказы. Бывало не раз, как мэр только что излагал перед депутатами и чиновниками свое высокое начальственное мнение, почему-то начиная всегда примерно так: – Мы считаем… – после чего Подпевалов, как говорящий попугай, повторял всё то же, что только что сказал мэр.

Но все чиновники и депутаты, как всегда, сидели молча, не пытаясь даже вставить слово в монолог мэра, поэтому выражение Горемыкова: «Мы считаем…» означало на самом деле: «Я считаю!». Как посмеивался на кухне со своей женой председатель партии «Правый фланг» Черных: «Наш мэр-император сегодня снова изрек: „Мы, Николай Второй, считаем…“»

После окончания властной тирады или монолога мэра вскакивал, как всегда, Подпевалов, слово в слово повторяя высказанное мэром и далее, кивая головой, говорил от себя всего несколько слов:

– Мнение нашего уважаемого всеми мэра Горемыкова Демида Демидовича поддерживаем и всегда одобряем! Мы всегда вместе с мэром!

Чиновники, которые относились к партии «Единое Новопотемкино», захлопали в знак одобрения, как и чиновники из партий «Справедливое Новопотемкино» и «Либеральная мысль». Но депутаты партий «Трудовой фронт», «Правый фланг» и «Родной край» сидели молча, не двигаясь.

Самому мэру города Горемыкову Демиду Демидовичу исполнилось шестьдесят лет, но на пенсию ему идти не хотелось: кто же у нас власть так просто отдает и желает получать пенсию в сто долларов? Был Горемыков крупного телосложения и высокого роста, широк в плечах, краснощекий, с цепкими серыми глазками, которые впивались в собеседника, словно желая узнать, что у него внутри. Почти всегда глаза мэра, казалось, не выражали ничего, а лицо было непроницаемым, словно смотришь ты не на лицо человека, а на какую-то маску. Лишь иногда в моменты ярости лицо багровело, а цепкие серые глазки так и впивались в собеседника, сверкая.

Горемыков на военной службе дослужился до подполковника, после чего был избран в депутаты местной городской Думы. Как и многие, живя по стандарту тех застойных лет, он вступил в партию. Жизнь по разработанному советскому номенклатурному шаблону складывалась, как нельзя лучше, особенно, когда Горемыкова выбрали сначала на должность заместителя председателя исполкома, а потом на должность председателя.

Он часто ездил за рубеж, благо отказов в этом на своей номенклатурной высокой должности получить никогда не мог. А по приезде в родной город первые дни ходил мрачный и неразговорчивый, видно, понимал различия между странами и какой достаток и какой прекрасный образ жизни он видел за рубежом. Девяностые свободные годы сильно переменили сытую и спокойную жизнь Горемыкова и изрядно напугали его. Было лишившись начальственной должности, он короткое время проработал замом директора коммерческого банка. Свой партийный билет он спрятал дома, чтобы никому его не показывать, но рвать билет на части или сжигать, как многие другие, он не стал. Переждав свободные быстро пронесшиеся, как смерч, годы, Горемыков снова стал депутатом местной городской Думы, вступил в партию «Единое Новопотемкино», а через три года был избран мэром города.

Зайдя в свой прежний кабинет, который он вынужденно покинул в начале девяностых годов, он заметил, что на стене висел портрет нового вождя нации.

– Молодцы! – похвалил он своих сотрудников, которые повесили новый портрет.

Как известно, чиновник подобен флюгеру: нос воротит, куда ветер дует…

Мэр Горемыков забыл прежние коммунистические лозунги и догмы, старые изречения отживших вождей, разговоры про пятилетки, Знак Качества, план и многое другое из прошлой совковой жизни. Теперь он стал одним из ярых сторонников рыночных отношений, суверенной демократии, властной вертикали, истинный борец с международным терроризмом, патриот из патриотов и демократ из демократов; очень часто в разговорах с подчиненными и разными посетителями, часто к месту или не к месту он поругивал Америку, Запад, хотя там не раз бывал и всё там ранее ему нравилось.

Говорил мэр Горемыков по-особенному: почти после каждого слова он делал короткие паузы или часто повторял только что произнесенное слово, видно, чтобы усилить внимание окружающих и слушающих его, чтобы его эпохальные изречения запоминались надолго. Это выглядело примерно так:

– Да, господа… да… считаю, что нужно усилить… усилить контроль… Да, считаю, что нужно усилить контроль и милицейское патрулирование на улицах города!

Кстати, одно из его любимых изречений было следующее: «Есть два мнения: мое и неправильное!»

Почти всегда Горемыков надевал серый костюм, который, как казалось, был сшит именно для него: так прекрасно он выглядел в этом сером костюме. Иной раз ходил мэр или сидел, ездил куда-то, и внимание почему-то фиксировалось не на личности Горемыкова, а на сером костюме. Ох, до чего же подходил серый костюм от «Armani» нашему Горемыкову, просто хочется тихо плакать от восторга, что у нас такие прекрасные руководители, стройные, бодрые и подтянутые, хорошо одетые! Ой, дорогой мой читатель, уж не подумай, что я смеюсь или издеваюсь над нашим модным мэром, отнюдь! Просто очень хочется поделиться впечатлением от шикарного серого костюма мэра Горемыкова. Уж не подумай, мой дорогой читатель, что я распространяю всякие недозволенные провокационные или экстремистские мысли о том, что мэр наш – серая личность с цепкими глазками, нет, даже такое и в голову мне прийти не могло! Ох, ну, как же хорошо сидит серый костюм на Горемыкове! Как же хорошо идет серый костюм по кабинету или в коридоре мэрии… простите, я хотел сказать несколько иначе: не как хорошо идет серый костюм, а как бодро ходит наш мэр в этом прекрасном сером костюме!.. Будто костюм ждал долго своего хозяина, чтобы оный хозяин нашелся в лице мэра Горемыкова. Да, ладно сшит серый костюм! Уж не подумайте, что я считаю нашего мэра серой личностью, если он в сером костюме. Да-а, господа-товарищи, хорош серый костюм мэра Горемыкова, нельзя даже глаз оторвать от него! Скажу только по секрету, по большому секрету: было несколько серых костюмов у мэра и все они сшиты были одним и тем же портным. До чего же не только костюм, но и сам серый цвет подходит нашему Горемыкову!.. Уж не подумай, мой дорогой читатель, что я считаю мэра серой личностью, но до чего же приятно смотреть на серый костюм, который передвигается по мэрии!.. Также у Горемыкова были еще два черных костюма, но они совсем не то в сравнении с серым цветом. А вот серый цвет так восхитительно подходит нашему мэру!..

После короткого вступления и ознакомления нашего читателя с городом Новопотемкино закончим эту главу. Конечно, автор понимает, что всего не опишешь в одной главе о том, что происходило в славном городе Новопотемкино. Для этого нужно читать целый роман, а не только вступительную главу…

Глава 2

Человек со смешной фамилией

Многие люди мучаются из-за своих фамилий, которые другим кажутся то ли смешными, то ли просто вздорными, какими-то неблагозвучными. И ведь мучаться из-за этих вызывающих смех или удивление фамилий приходится порой целую жизнь, что весьма печально, если не менять эти фамилии.

Примерно так раздумывал и молодой человек Алексей со смешной фамилией Видотрясов. Что? Вы скажете, что эта фамилия не смешна? Тогда, может, возьмете себе такую фамилию? Нет, говорите вы, что совершенно логично, если подходить к вопросу честно. Над его фамилией смеялись и в школе, и в институте. Так что к искажениям своей фамилии Алексею Видотрясову привыкать было не нужно. Называли его якобы по ошибке Видоплясовым, Твидоплясовым, Твидотрясовым, Трясовидовым, Гдетотрясовым, Трясоплясовым и так далее, благо фантазия у нашего народа богатая.

Отец Алексея Ярослав Видотрясов гордился своей фамилией не в меру, убеждая сына не менять ее.

– Когда я умру, не смей менять мою фамилию, – внушал он со строгим лицом Алексею, когда тому исполнилось пятнадцать лет.

Ярослав Видотрясов всю жизнь проработал скромным учителем литературы в общеобразовательной школе Новопотемкино, там и познакомился с будущей женой и матерью Алексея – Ольгой, учительницей химии.

Алексей был среднего роста, без усов и бороды, светлый шатен с широким лбом, голубыми глазами, которые радостно взирали на окружающий мир. Являясь человеком общительным и очень дружелюбным, он имел множество друзей, знакомых, слыл всегда душой компании. Приятный мягкий голос, постоянная доброжелательная улыбка на лице, начитанность нашего героя, чувство юмора привлекали к нему многих людей, хотя некоторых раздражала его улыбка на лице; лишь иногда лицо казалось грустным, но нельзя было не заметить тонких улыбающихся губ нашего героя.

Да, да, уважаемый читатель, многим не нравилась его постоянная улыбка: когда ходишь злой и чем-то постоянно раздраженный, особенно, если человек вышел на работу в понедельник с перепою, а тут идет улыбающийся молодой стройный человек, полный надежд, ну, как тут, увидев сего молодого и радостного, не сказать вслед ему несколько известных слов коммунальных квартир и улиц!

– Чего он всё время улыбается? Над кем и чем смеется? – не раз говорили про Алексея окружающие, качая головами.

Но Алексей Видотрясов улыбался в школе, когда ему ставили двойки, и в институте, когда учитель или декан делал ему замечание. Преподаватели отчитывали его не раз за улыбки, думая, что он посмеивается над ними, но потом, познакомившись с ним поближе, с его внутренним миром, эрудицией, добротой, отношениям к людям, сменяли гнев на милость. Но все-таки некоторые учителя, говоря с нашим героем наедине, часто советовали не улыбаться так часто. К примеру, пожилая учительница русского языка и литературы Любовь Матвеевна, вздыхая, пыталась неоднократно убедить Алексея ходить со строгим лицом:

– Ну, чего ты каждый день улыбаешься? Скажи мне, пожалуйста, зачем эта твоя приклеенная улыбка до ушей?

Алексей смущенно улыбался, отводя лицо от пытливого взора учительницы.

– Ну, что ты молчишь? – продолжала допытываться Любовь Матвеевна. – Хоть ответь мне что-нибудь?

Любовь Матвеевна сидела за столом и постукивала нервно пальцами по столу.

– А что плохого в моей улыбке? – наивно спросил Алексей, продолжая улыбаться, как всегда. – Мне радостно жить на свете, я радуюсь, что живу, учусь.

– Многие считают, что ты надо всеми смеешься!

– Как можно мне смеяться, Любовь Матвеевна! – всплеснул руками Алексей. – Не могу я ходить злым с недовольной физиономией, как многие.

– Кто тебя просит ходить злым? Ты не понимаешь меня?

– Нет, я прекрасно вас понимаю, Любовь Матвеевна, – пытался объяснить ей Алексей ход своих мыслей, – поймите меня, пожалуйста, не могу я ходить злым и недовольным, вечно раздраженным, ругаться, как многие… Что плохого в моей улыбке? Что плохого в радостном лице, которое смотрит на вас? Ведь мы живем и трудимся, учимся, чтобы быть счастливыми?

– А когда тебе ставят двойку по какому-то предмету, зачем ты смеешься?

– Я не смеюсь, Любовь Матвеевна, – просто я улыбался, как и всегда, – объяснял наш герой, – мне ставят двойку, а я внушаю себе: «Ничего, Алексей, всё будет хорошо, скоро исправишь двойку».

– Да? – недоверчиво спросила Любовь Матвеевна, не отрывая взгляда от ученика. – Гм, впервые я вижу такого…

Вот так и жил с постоянной радостной улыбкой наш главный герой романа Алексей Видотрясов. Конечно, нельзя назвать его идеалистом или просто идиотом, который смеется даже при виде крутящегося пальчика руки, отнюдь; Алексей понимал, что в окружающем мире есть горе, войны, ненависть, катастрофы. Но тем не менее он продолжал улыбаться, уверенно и радостно взирать на мир, улыбаться, разговаривая даже с посторонними на улице или где-то еще.

Алексей Видотрясов, окончив филологический факультет института Нопотемкино, стал работать редактором в местной газете «Новопотемкинские новости». Само название газеты Алексею не очень нравилось, как и название родного города.

После двух лет работы в редакции газеты Алексея выдвинули в кандидаты городской Думы, хотя он хотел продолжать работать редактором.

– Молодец! – похвалил Алексея его друг Максим, когда узнал о выдвижении Алексея на должность депутата. – Будешь только на кнопочки нажимать и больше денег получать?

Алексей не понял иронии друга, поэтому переспросил его:

– Не понял я… Что ты хочешь мне сказать?

– Будешь в Думе нажимать одним пальчиком на кнопку со словом «Да»?

Алексей усмехнулся в ответ и увидел подходящего своего друга Антона, который тоже работал редактором в газете «Новопотемкинские новости».

– Привет, наш депутат! – произнес Антон.

– И ты уже слышал?

– Как же, как же, вся земля полнится слухами о депутате нашем Алексее Твидовидове…

– Видотрясове! – уточнил Алексей, улыбаясь.

– Да, Твидотрясове…

– Ну, кончай шутить, Антон, – ответил Алексей, – хватит искажать мою фамилию… И еще я только кандидат в депутаты, а не депутат.

– Что ж, кому быть депутатом, а кому просто волочить свой хвост по грязи.

– Мда, ты хочешь меня обидеть? – удивился Алексей, временно переставая улыбаться.

После короткой паузы Антон пояснил друзьям свою мысль:

– Слушайте внимательно одну древнюю притчу. Как-то раз в Китае к жителю Тан пожаловал чиновник с посланием от императора. Император, как следовало из послания, которое прочитал чиновник, приказывал явиться Тану во дворец на службу во дворце. Но Тан этому приглашению совсем не обрадовался на удивление чиновника. «Почему?» – удивился чиновник. «В столице, как говорят многие старые люди, – ответил Тан, – есть черепаха, которая умерла несколько тысяч лет назад. Уж точно не знаю, что осталось от нее с того времени, но император распорядился покрыть ее красной тканью и положить в золотой шкаф. Как думаешь, если бы ее спросили, чтобы она выбрала, если бы такая возможность: остаться живой, если даже она жила в грязи и холоде, волоча свой хвост по грязи, или быть мертвой, чтобы били поклоны перед ее костями?»

– И что ответил чиновник? – нетерпеливо спросил Максим.

– Чиновник ответил, что лучше, конечно, остаться в живых, если даже пришлось бы жить в грязи и холоде. И Тан в этой притче так и сказал: «Поэтому уходи! Я тоже буду жить в грязи и холоде, но буду живым, не буду никогда на службе у императора».

Алексей моментально ответил, поняв намек:

– Да, я тоже не буду мертвой черепахой или спать на собраниях, только поднимать руку при голосовании, только нажимать на одну кнопку со словом «Да»!

Через месяц Алексея Видотрясова выбрали депутатом городской Думы Новопотемкино.

Он состоял во фракции «Правый фланг», так как политические взгляды молодого человека были демократическими. Уже в студенческие годы он понимал всю нелепость коммунистической утопии. Максимализм молодого человека не позволял ему стать конформистом. Поэтому даже в самом жутком сне ему никогда не приснилось, что когда-нибудь он вступит в партию «Единое Новопотемкино», которая везде только и провозглашала, что она вместе с мэром города.

– А дальше что? – усмехался Алексей, видя на городских улицах многочисленные плакаты партии «Единое Новопотемкино»: «„Единое Новопотемкино“ всегда вместе с наши мэром Горемыковым».

Максим и Антон не интересовались политикой, говоря, что ничего, кроме грязи, в ней нет. Они пытались отговорить своего лучшего друга от депутатской работы, желая, чтобы Алексей снова вернулся работать редактором. Однако Алексей был непреклонен и тверд в своем намерении заняться политикой и служить своему народу.

– Знаете, – пытался убедить своих друзей Алексей со свойственной ему горячностью, – можно, конечно, не заниматься политикой, не интересоваться ею, ведя себя, как страус, прячущий голову в песок. Но тогда со временем политика сама найдет тебя.

– Как это? – удивился Антон.

– Болтовня одна, – бросил скептически Максим, включая плеер, – лучше музыку послушаю.

– Нет, совсем не болтовня, – продолжал убеждать друзей Алексей, – совсем не болтовня!.. Ведь у нас в обществе, в социуме всё связано с политикой в той или иной мере.

Конечно, наш главный герой не убедил своих друзей и они остались при своем мнении.

Дотошный читатель может спросить автора: а чего это в сатирическом романе главный герой положительный, когда ранее разные авторы описывали в сатирических повествованиях отнюдь не положительных героев? На это автор должен ответить читателю, что, во-первых, он не стремится подражать многим писателям и пытается писать своим стилем, а именно в сатирическом жанре гротескного реализма. И так автором были написаны две сатирические повести: «Слепой город» и ее продолжение «Бег на месте или Замкнутый круг», где главный герой Ангел – положительное лицо. Новым, как считает автор, является то, что главный герой обоих повестей (как и нашего сатирического романа) – положительный, а не отрицательный персонаж. Конечно, положительного героя окружают разные отрицательные типы в повестях и романе. В новом жанре автора – гротескном реализме (автор отсылает читателей к своему обоснованию стиля гротескного реализма в журнале «Страна „Озарение“», 2006 г) есть гиперболизация явлений и событий, которые нередко бывают в реальной жизни; доведение жизненных ситуаций до абсурда, нелепицы, помогающих отразить алогизм отрицательных явлений жизни. Новая жанро-стилевая линия автора позволяет ему лучше отразить окружающую действительность, сочетая различные сцены жизни с использованием реалистической условности, гротеска, пародии и фантасмагории. Появление новой общественной структуры долгое время затруднялось наличием отживших феодальных форм правления, укладом жизни, а демократические институты, к сожалению, стали появляться слишком поздно и подлинные ценности демократии, подлинная демократическая мораль с большим трудом внедрялась и многими до сих пор отвергается, считая их чуждыми понятиями. Старая отжившая система мышления, пережитки тоталитаризма и авторитаризма довольно живучи… Автор часто смотрит на мир глазами своих положительных героев, он сатирически описывает и раскрывает через многочисленную цепь размышлений главного героя, его слов, действий, поступков всю нелепость ситуации, нравы людей и подчас их скудоумие, ложь и демагогизм чиновников.

Во-вторых, автор считает, что нельзя в сатирическом повествовании писать только об отрицательном явлении, достойном осмеяния и гнева сатирика; эстетическая задача сатиры – пробуждать воспоминания о прекрасном, добре, истине, оскорбленными глупостью, низостью, несправедливостью и другими разными пороками, почему автор ввел в своем романе положительного героя, которого, к сожалению, окружают разные отрицательные персонажи… Конечно, автор понимает, что такое сопоставление: один положительный герой и масса отрицательных героев довольно абстрактно, но тогда роман писал бы кто-то другой и сей роман был бы совсем не похож на наш роман…

Засим после краткого объяснения своего подхода и стиля автор вынужден закончить данную главу.

Глава 3

Картины и маски-шоу

Выставка художника Афанаскина Глеба Ивановича началась ровно в двенадцать часов дня. Сам Афанаскин, пожилой человек с седыми редкими волосами, зачесанными назад, медленно прогуливался по галерее, поглядывая с интересом на многочисленных посетителей.

Художник был весьма низкий, но широк в плечах. Временами он останавливался, поправляя синий шелковый платочек, аккуратно завязанный на шее вместо обычного галстука. Отутюженный черный в серую клеточку костюм, белая сорочка с золотыми запонками, черные блестящие туфли, помимо указанного нами синего платка на шее, выдавали хороший вкус.

Сразу было видно, что Афанаскин интересовался впечатлением каждого посетителя выставки – с таким нескрываемым интересом он наблюдал за гостями. Но посетители стояли молча, ничего не говоря, или прогуливались вдоль картин, иногда останавливались возле какой-то из них на короткое время.

Сказать, что картины художника Афанаскина отличались некоторым своеобразием, значило сказать почти ничего: многие посетители, как можно было понять по их лицам, выражали крайнее удивление или восхищение от увиденного, но вслух ничего они не говорили. Чтобы читатель понял, о чем идет здесь речь, приведем лишь некоторые названия картин художника: «Кляп во рту», «Решетка», «Всё черное».

Среди посетителей выставки внимательный взгляд местного старожила выделил и депутатов городской Думы, и политиков, и сотрудников мэрии, и бизнесменов с их женами, но и все они молча глядели на картины, пытаясь не выражать своих эмоций вслух. Лишь некоторые депутаты-коммунисты с недовольным видом несколько раз подходили к Афанаскину, почти крича и отчаянно жестикулируя при этом:

– Это что же такое намалевано, а?! – выпалил один из депутатов, морща лоб.

– Это… это как понимать мазню эдакую? – вопил другой депутат. – Глумление над страной, над нами?

Однако Афанаскин им не отвечал, отходя в сторону с надменным выражением лица.

Алексей Видотрясов со своими друзьями Максимом и Антоном тоже зашли на выставку местного художника. Афанаскин, заметив депутатский значок на лацкане пиджака Алексея, отошел на всякий случай в сторону, думая, что Алексей кинется к нему с гневными обвинениями. Но этого не произошло, наоборот, наш главный герой часто посмеивался, подходя то к одной, то к другой картине. Антон и Максим ходили рядом с Алексеем со скучными лицами. Заметив их уныние, Алексей поинтересовался:

– Чего такие мы хмурые? Неужели не интересно?

– А чего тут может быть интересным? – недовольно ответил Максим. – Лучше бы диски дома слушал.

– Верно, – согласился с Максимом Антон.

– Но почему один черный цвет? – заинтересованно спросила молодящаяся дама лет под шестьдесят в коричневом брючном костюме своего строгого спутника.

Спутник хранил гордое молчание.

Алексей обернулся и узнал в спутнике молодящейся дамы председателя городской Думы Подпевалова.

– Здравствуйте! – поздоровался с ним Алексей.

Подпевалов нехотя повернул голову в сторону молодого депутата, слегка кивнув ему.

Алексея не уловил раздражения Подпевалова, так как у того лицо постоянно было непроницаемым, словно это маска, а не лицо, и полюбопытствовал:

– Нравится вам выставка?

Но ответа не последовало.

Зато молодящаяся дама в брючном костюме весьма охотно ответила Алексею, вскидывая кверху светло-голубые глаза:

– Ой, до чего же непонятно здесь многое!.. Ну, вот нарисованная карта нашей страны на черном фоне… Серая карта на черном фоне… А дальше-то что?.. И название картины: «Всё черное»…

Подошедший к даме художник Афанаскин попытался объяснить ей свой замысел:

– У нас в истории было много трагичных эпизодов, много крови и горя. Именно поэтому я решил нарисовать на черном фоне карту страны.

– А не кажется ли вам, милейший, что картина похожа на «Черный квадрат» Малевича? – ехидно заметил низкого роста старик в очках, распываясь в улыбке.

– Совсем не нахожу сходства, – моментально ответил Афанаскин, словно догадываясь, что кто-то из посетителей выставки задаст подобный вопрос, – разве что черный цвет на обоих картинах. Но… но разве дело только в одном цвете? На картине Малевича не нарисована карта, только всё черное.

Наконец, молчащий дотоле Подпевалов соизволил вставить свое веское слово:

– М-да, ну и выставка у вас!.. Попахивает экстремизмом…

– Чем, чем? – обомлел Афанаскин, с удивлением уставясь на важного и мрачного Подпевалова.

Но Афанаскину никто не ответил.

– Чем, чем попахивает? – в надежде услышать ответ повторил вопрос художник, уставясь на Подпевалова, но Подпевалов ничего не ответил, показав художнику свою широкую спину и следуя вместе с молодящейся дамой к выходу.

– Экстремист! – выкрикнул депутат из партии «Единое Новопотемкино», услышав мнение председателя своей партии. – Вы оказывается экстремист! – вновь повторил депутат, подходя к Афанаскину и тыча почти ему в лицо свой указательный палец правой руки.

Но Афанаскин игнорировал этот выкрик, усмехаясь и отходя от депутата подальше.

– А что значит название вашей картины «Кляп во рту»? – крикнул вдогонку художнику депутат, покраснев от злости.

К кричащему депутату подошли двое охранников вместе с администратором выставки, вежливо попросив вести себя потише.

Алексей заметил в толпе зрителей своего коллегу по работе, редактора местной газеты «Новопотемкинские новости» Лену.

– Привет, Лен! – поздоровался с ней наш герой, улыбаясь.

Лена обернулась, пряча в сумочку записную книжку с ручкой.

Это была лет двадцати трех миловидная девушка среднего роста с широкими голубыми глазами. Алексею нравились блондинки с голубыми глазами, а Лена была именно такой блондинкой, с приятной улыбкой. Конечно, она не так часто улыбалась, как наш главный герой романа, но старалась улыбаться часто на работе, особенно, когда рядом был Алексей.

Увидев Алексея рядом на выставке, Лена улыбнулась, начав быстро говорить и смеяться, как и все девушки, которым нравится мужское общество и внимание. Вдобавок ко всему Алексей ей нравился с первых минут, когда он только появился в редакции газеты.

– Как впечатление? – поинтересовался Алексей.

– Ты знаешь, Алеш, все картины нарисованы хорошо, да… Но все они с авторским подтекстом, так бы я сказала, – произнесла Лена, продолжая осматривать картины и медленно прохаживаясь с Алексеем. – А ты какого мнения? Как я полагаю, тебе должно понравиться, ведь ты не коммунист и не член партии «Единое Новопотемкино».

Алексей кивнул в знак согласия.

– Я угадала, – обрадовалась Лена, улыбаясь и глядя влюбленными глазами на Алексея.

Появившиеся несколько парней и девушек в красных футболках с надписью «Свои» громко выражали свое недовольство, не считаясь с мнением окружающих:

– Ну, гляди, он нашу страну в черный корсет одел!

– Позор это, а не выставка!

– Выбросить все картины в унитаз!

К удивлению зрителей администратор стоял неподвижно, словно не слышал громких возгласов молодых людей.

Охранники тоже стояли, не двигаясь.

Дверь в художественный салон с шумом распахнулась, после чего Алексей увидел группу людей в черных масках, черной униформе и с автоматами.

– В чем дело? – только и успел выговорить администратор, как его схватили за руки, словно он преступник.

– Где художник? – Вопрос задал человек в штатском лет тридцати с короткой стрижкой.

Лицо его было непроницаемо, а ледяные глаза ничего не выражали, пристально глядя на испуганного администратора.

– Но что случилось? – воскликнул администратор, пытаясь вырваться из цепких рук неизвестных в черных масках. – Кто вы такие и что хотите?

– Я спросил тебя, где художник? – холодно повторил вопрос человек в штатском, вскидывая нервно левую бровь.

Афанаскин, услышав шум и разговоры о художнике, подошел к людям в черных масках и с автоматами, представился, пытаясь сохранять спокойствие, что ему удавалось не легко.

– Собственно я – художник, если меня вы ищете, – произнес Афанаскин, – и что…

– Фамилия? – тут же перебил художника штатский.

– Афанаскин Глеб Иванович, – ответил художник, – но почему меня перебива…

– Кто дал вам разрешение выставляться? – словно на допросе, продолжал человек в штатском.

Короткая пауза.

Афанаскин хмыкнул, покачивая головой.

– Вы не слышали мой вопрос?

– Нет, я всё прекрасно слышу и всё вижу, если хотите это знать… Сначала отпустите моего администратора, зачем его держать, как преступника и…

– Молчать, когда вас спрашивают! – перебил нервно художника человек в штатском. – Отпустить этого, – распорядился он, показывая на администратора.

Неизвестные в черном отпустили администратора, после чего тот быстро отошел в сторону, вздрагивая.

– И я вижу, – продолжал, поражаясь своей смелости Афанаскин, стараясь в этот момент не глядеть на людей в черном, – как вы сейчас в масках ворвались на нашу мирную выставку с автоматами, будто мы преступники…

– Молчать!.. – взревел человек в штатском. – К нам поступил сигнал: выставка экстремиста, поэтому мы здесь. Заодно мы проверим вашу финансовую отчетность.

– Какой я экстремист, господа? – удивился художник. – И как вы с автоматами будете проверять мои финансовые бумаги?

– Вы опять стараетесь спорить с нами? – недовольно произнес человек в штатском.

– Я даже не знаю, с кем говорю сейчас и…

– Молчать! – снова перебил Афанаскина человек в штатском.

– Маски-шоу началось, – вырвалось у Алексея.

Лена вздохнула, тихо говоря Алексею:

– Это Подпевалов их прислал.

Алексей кивнул, соглашаясь с ней:

– Да, больше некому.

Администратор выставки подошел к человеку в штатском, спрашивая его:

– А кто вы и на каком основании врываетесь и собираетесь здесь что-то проверять?

– Гм, я не обязан тебе докладывать, – высокомерно ответил администратору человек в штатском, даже не смотря в сторону администратора.

После этого человек в штатском повернулся к опешившим зрителям, громко объявляя и пытаясь говорить чуть мягче, чем ранее, что у него получилось с трудом:

– Итак… Всё, господа-товарищи! Выставка сейчас закрывается.

– Но почему? – выкрикнул кто-то из зрителей.

– Мол… – попытался сказать человек в штатском, но вовремя остановился, понимая, что нельзя всем грозить и пытаясь ответить помягче: – Прошу вас меня не перебивать, хорошо? Если будет решено выставку вновь открыть, будет объявлено в прессе. Прошу быстро всех разойтись!

Да, уважаемый читатель, когда главный аргумент в дискуссии или споре, – это пистолет или иное огнестрельное, холодное оружие, ракета с боеголовками, бомба, то все споры и дискуссии, сомнения быстро заканчиваются, а порой и чаще всего даже не начинаются…

Зрители молча пошли к выходу, стараясь не смотреть на неизвестных в масках.

Молодые люди в красных футболках с надписью «Свои» улыбались в отличие от остальных зрителей, подходили к людям в масках и одобрительно похлопывали их по плечам.

– Всё, представление «Маски-шоу» закончилось, картины увезут, – подытожил Алексей, посмеиваясь.

– И куда увезут? – спросила его Лена, пытаясь незаметно заснять неизвестных с автоматами и Афанаскина рядом с ними.

– Не знаю… – как-то неопределенно ответил Алексей. – Потом будет объявлено по нашему зомбиящику: сегодня была закрыта выставка художника Афанаскина в связи с его экстремистской деятельностью и неуплатой им налогов.

– Откуда ты знаешь про налоги? – спросил Максим.

– Смотри сегодня вечером новости, – произнес Алексей. – Ведь в последнее время у нас почти всегда один ответ: «Ничего личного, господа, только бизнес».

Вечером в девятнадцать часов местная телекампания «Наше зрение» очень кратко упомянула о закрытии выставки Афанаскина в связи с неуплатой им налогов.

Глава 4

Зомбиящик

Директор местной телекомпании «Наше зрение» Миловидов с самого начала рабочего дня был не в духе. Обычно добродушный и веселый Миловидов сегодня сидел, насупившись, сосредоточенно читая записку от мэра Горемыкова.

Это был среднего возраста человек с редкими светлыми волосами, зачесанными назад. Бледное лицо с рядом морщин, которые появлялись в последнее время все чаще, усталый взгляд, частые вздохи, отеки под глазами, нервная дрожь пальцев рук, частое употребление спиртных напитков на работе, – всё свидетельствовало о частых нервных срывах, переутомлении. Конечно, он мог бросить эту хорошо оплачиваемую, но такую беспокойную работу директора телекомпании, но тогда куда бы он пошел? Как известно, сейчас по профессии почти никто не работает, и наш Миловидов тоже не являлся исключением из общего правила. Ранее он окончил с большим трудом школу, поступил в один колледж, который бросил через месяц после поступления. Стал работать охранником в продуктовом магазине. Вспомнив свое увлечение музыкой, игру на гитаре, он вступил в группу «Авоськи», пытался зарабатывать на концертах. Знакомые посоветовали ему обратиться к директору телекомпании «Наше зрение», предварительно переговорив с этим директором, человеком уже пенсионного возраста и старой закалки. После той знаменательной встречи Миловидов был оформлен музыкальным ведущим телепрограммы «Музобозрение», причем, название своей будущей программы придумал сам Миловидов. Старый директор не удивлялся отсутствию у Миловидова музыкального образования, как и какого-либо другого, если не считать, конечно, школьного образования; он хотел помочь молодому человеку, пытавшемуся, как объяснил сам Миловидов на той встрече, найти свой путь в жизни, благо жизнь молодая только начиналась и поступить и окончить музыкальное или другое учебное заведение было совсем не поздно и даже очень нужно. Но потом, став ведущим на телеканале, Миловидов забыл свое обещание учиться дальше, стараясь лишь появляться в местной газете или ряде центральных журналов страны со своими цветными разнообразными фотографиями.

Знаете, уважаемый читатель, у некоторых личностей есть особенное увлечение, которое порой смахивает на некую душевную болезнь: появляться со своей цветной фотографией в журналах, газетах, в Интернете. Совсем не важно, кто ты, что из себя ты представляешь и что такого интересного в жизни совершил, создал или изобрел для человечества, – главное, что тебя, такого красивого и гламурненького, постоянно снимают, размещают фотографии в журналах, газетах, в эфире, говорят о тебе в эфире… И таким путем Миловидов добился некоего признания толпы, неизвестно, за что полюбившей его. Музыкальными талантами он совсем не обладал, как и хорошим знанием музыкальных групп и разных направлений в музыке; конечно, он знал ряд отечественных и зарубежных музыкальных групп, их названия, новые альбомы, но это был тот минимум, без которого Миловидов не смог бы работать музыкальным ведущим. Время текло быстро, старый директор часто болел, не выходя на работу, а наш Миловидов старался постоянно обсуждать в эфире необходимость появления молодых кадров на разных должностях, в том числе и на телеканале. Миловидов к тому же вступил в партию «Единое Новопотемкино», часто цитируя слова председателя партии Подпевалова о молодых кадрах, которые нужны стране.

В итоге всех интриг старого директора уволили, а Миловидова на удивление многим жителям Новопотемкино назначили новым директором телекомпании «Наше зрение». Да, уважаемый читатель, иногда получается, как в одном циничном выражении: «Или се ля вы, или се ля вас!»

Однако после первого месяца работы директором Миловидов понял, что доставшееся ему с таким трудом начальственное место отнюдь не путевка в санаторий или дом отдыха со всеми вытекающими отсюда последствиями и придется очень сильно попотеть и потрудиться, понервничать, чтобы удержать это место и не остаться снова без должности.

Он потерял свой прежний облик молодого супермена, покорявшего легко женские сердца и даря всем лучезарные улыбки, превратившись в усталого от жизни, вздыхающего мужчину средних лет с отеками под глазами…

– Опять им телевидение не угодило, – вслух произнес он, вздыхая.

Дело в том, что мэру Новопотемкино не понравилось, что его несколько дней подряд не показывали в местных новостях. Учитывая, что население славного города Новопотемкино почти не читало и не выписывало газет, кроме одного одного восьмидесятилетнего старика Ксенофонта Моисеевича, не говоря еще о сотрудниках спецслужб и прокуратуры, телевизор стал для жителей города самым главным источником новостей. Некоторые шутники Новопотемкино называли телевидение «зомбиящиком», тем самым предполагая, что некий невидимый и скрытый от взоров честных и наивных жителей города субъект транслирует всякие новостные и развлекательные программы с зашифрованным кодом вроде 25 кадра. Мой умный и дорогой читатель понимает, что таких шутников в городе было очень мало в сравнении с теми, кого некоторые ехидные политики называют «пиплс», то есть той основной массой горожан, кои смотрят вечером после работы телевизор лишь бы посмотреть что-то; этот «пиплс» привлекал сам процесс ежевечернего телепросмотра разных программ с постоянным переключением каналов, как и чтение, кстати, разных тонких книжечек ради прочтения чего попало, лишь бы не думать и только читать для развлечения…

Мэр Горемыков в своей секретной записке напоминал Миловидову, что следует рассказывать о деятельности мэра каждый день, а не только от случая к случаю.

Настроение Миловидова совсем уж испортилось, когда в двенадцать часов дня ему позвонил пресс-секретарь Горемыкова, которая представилась Анной.

– Да, а-а, это… директор Миловидов? – спросила Анна.

– Да, – вяло ответил Миловидов, думая, почему в последнее время и на телевидении, и даже в пресс-службе мэра не могут четко, грамотно говорить и правильно составлять фразы без всяких «а» и «э-э», не говорить косноязычно.

– Что случилось? – нервно произнес он, ожидая новой неприятности, которая, кстати, не заставила его долго ждать.

– А-а… дело в том… э-э… – протянула Анна, подбирая слова, говоря без бумажки, что было ей, как понял Миловидов, не привычно, – вас вызывают в Думу… а-а… для отчета о своей деятельности.

– Но я недавно был там, – удивился Миловидов, на что Анна только повторила прежние свои слова и положила трубку.

Через минут пять в кабинете Миловидова вновь раздался звонок.

Услышав знакомый голос депутата Подпевалова, Миловидов нервно дернул головой, а после напоминания о вызове в Думу совсем раскис, вяло ответив:

– А что случилось?

Подпевалов недовольно повторил, что Миловидову следует явиться в городскую Думу для отчета о своей деятельности.

– И побольше бы освещали нашу депутатскую деятельность! – добавил депутат.

– Но мы и так стараемся показывать думские заседания, – возразил Миловидов, только потом поняв, что нужно было промолчать.

Да-а, дорогой читатель, иногда хорошо-молчать и делать паузы, короткие или долгие, что не суть важно-важно иногда делать паузы, думая в критический момент, что сказать, вернее, как бы выкрутиться из той или иной скверной ситуации… Помните, как в театре, актеры держат паузу? Чем больше пауза, тем больше напряжение на сцене и в зрительном зале и тем интереснее, что потом скажет тот или иной актер… Но Миловидов ответил сгоряча, не подумав, что последует за этим.

– Что-о?.. Когда показывали и что показывали в эфире?.. Как наши депутаты зевают или ковыряют в носу?! Ты, кажется, член нашей партии или позабыл это?! – взревел Подпевалов, после чего Миловидов тихо отложил телефонную трубку на стол, так как гневный голос депутата слышно было даже на расстоянии.

– Алло, вы молчите? Будете снова нас показывать сонными и вялыми, да?!.. Алло! – продолжал нетерпеливо Подпевалов. – Алло, не слышно вас!

– Да, я – член… – ответил Миловидов, после чего неожиданно чихнул, делая паузу.

Однако здесь паузу делать Миловидову совсем не следовало, так как ответ получился не совсем корректный.

На другом конце трубки, как показалось бедному Миловидову, гремел гром и сверкали молнии. Подпевалов орал, стучал кулаком по столу.

– Ты чего там клоуна из себя изображаешь?!.. Член, не член!! – орал Подпевалов. – Зачем мы тебя в партию приняли?! Чтобы над нами смеялся и ничем нам не помогал?!

Короткая пауза.

Соберясь с духом, Миловидов взял в руки трубку, пытаясь ответить Подпевалову.

– Да, мы часто показываем депутатов, – пояснил он, – но кто же виноват, что ваши депутаты зевают, ковыряют в носу, спят или еще что-то там делают?

– Гм, а что значит ваша фраза «еще что-то там делают»? – гневно спросил Подпевалов.

– Можем мы ругать зеркало, если оно показывает нам наше лицо? – в свою очередь спросил Миловидов, собирая руки в кулаки. – И можно ли винить или ругать видеокамеру корреспондента, если он снимает депутатское заседание?

– Слушай, думаешь, ты не понимаешь, кто с тобой разговаривает?!

– Знаю, кто со мной говорит и кто мне тыкает…

– А если ты знаешь, то ответь: если даже депутаты зевают, кто-то от усталости просто зевнул, можно этот эпизод не показывать в эфире?

– Как?

– А просто вырезать!

После непродолжительной паузы Подпевалов попрощался и повесил трубку.

Надо сказать, мой дорогой читатель, что претензии в адрес телекомпании «Наше зрение» высказывались не в первый раз. Очень часто мэр или его замы звонили непосредственно Миловидову, сообщая о своем недовольстве после просмотра той или иной телепрограммы или после очередных теленовостей, на что Миловидов старался вежливо и спокойно отвечать, что учтет все замечания.

Неделю ранее по местному телеканалу был показан один сюжет, взбесивший мэра Горемыкова, о чем мы постараемся рассказать сейчас. Итак, двое корреспондентов телекомпании «Наше зрение» вышли на улицы Новопотемкино с целью опроса жителей города. Опрос этот был традиционным, очень часто корреспонденты спрашивали жителей города, задавая им различные вопросы по быту, политике, экономике, социальной жизни, не думая, что жители подчас не смогут отвечать на все вопросы. Причем, вопросы задавались разные, ответы жителей были невпопад, вялые или нечеткие, что, как ни странно, не беспокоило наших корреспондентов – они с чувством выполненного долга благодарили жителей, записывали их ответы или снимали все происходящее на камеру.

Ольга и Семен, молодые корреспонденты телекомпании вышли на улицу с видеокамерой. Оба они вступили недавно в молодежное движение «Свои», посещали часто собрания этого движения. Попросту говоря, члены движения «Свои» надеялись на будущую работу в мэрии, так как секретариат мэрии сулил им многие подобные перспективы, в том числе и будущую работу в мэрии, помощь в поступлении в институт, возможность обучения в институте бесплатно, а посему были всем довольны в Новопотемкино, особенно, его властью.

Корреспонденты остановили первого встречного, который оказался на беду их тем самым единственным жителем, который выписывал и читал разные газеты, – Ксенофонтом Моисеевичем, восьмидесятилетнем стариком.

Ксенофонт Моисеевич слыл в кругу друзей демократом, был членом партии «Правый фланг», несмотря на свои года, посещал все заседания этой партии.

Это был среднего роста старик с бледным лицом и редкими седыми волосами. В детстве он остался один, так как отца и мать расстреляли якобы вследствие их шпионской деятельности на ряд стран мира, а именно: США, Канаду, Англию, Францию, Испанию, Австралию, Новую Зеландию, Ирак и Иран, Сирию и остров Зеленого Мыса. Как рассказывала Кенофонту Моисеевичу его бабушка шепотом, боясь, что ее услышат соседи, отец на суде громко выкрикнул, что он нигде не был, никуда не выезжал ни в какие страны мира. А мать Ксенофонта еще тогда добавила, что их никуда не пускают, только можно путешествовать по нашей стране. Естественно, что отца и мать расстреляли в тот же день по приказу судебной тройки за шпионскую деятельность и прибавили еще к судебном протоколе фразу «за контрреволюционную деятельность». Один судья громко на суде выкрикнул, не сдержавшись:

– Расстрелять всех этих собак!

Бабушка, конечно, рассказала и об этом судье Ксенофонту, на что тот наивно спросил:

– Да какие же мои родители собаки?..

Поминая трагическую гибель родителей, бабушка Ксенофонта часто приговаривала тихим голосом, сидя рядом с ним:

– Да, Ксенофонт, иметь длинный язык сейчас очень опасно…

– Почему? – не понял наивный мальчик.

– А потому…

– Но ты мне не ответила! – возразил Ксенофонт, требовательно смотря на бабушку и ожидая четкого ответа.

Бабушка вздохнула и коротко ответила:

– Иметь длинный язык опасно; он хорошо смотрится лишь на обеденном столе…

Ксенофонт запомнил ироничные слова своей бабушки, только через несколько лет поняв их смысл. Он рано столкнулся в своей жизни с бойцами невидимого фронта, которые часто вызывали его на допросы, требуя сознаться в шпионской деятельности. Однако Ксенофонт был тверд в своих коротких ответах, утверждая, что сын за отца и мать не в ответе и он ничего не нарушал. Он рано познакомился с зарубежными голосами, стал читать правду между строк в советских газетах. Перестройку и последующие демократические годы он встретил восторженно, хотя понимал, что жить осталось совсем мало… Конечно, ему не нравилось, что снова сейчас считают некоторые демократические партии друзьями не нашего народа. Вот такого человека остановили молодые корреспонденты.

– Постойте, – попросил старика Семен, – можете ответить на вопросы нашего телеканала?

Ксенофонт Моисеевич остановился, глянул на Семена, после чего поинтересовался:

– А какие ко мне вопросы?

– Вопросы самые простые, – ответила Ольга, держа в руках блокнот и ручку, – как вы живете в нашем городе?

– М-да, снимать еще меня будете?

– Уже вас снимаем…

– И мои ответы попадут в эфир?

После положительного ответа молодых корреспондентов Ксенофонт Моисеевич усмехнулся, гордо подняв голову, и спросил в свою очередь их:

– А вы не знаете, как живут жители нашего города?

– Нет, знаем… – ответил Семен, но его перебила Ольга:

– Да, знаем, но у нас работа такая: задавать вопросы жителям города на разные темы, понимаете?

– Естественно, – ответил Ксенофонт Моисеевич, живший в одиночестве и радуясь такой счастливой возможности сказать, что думает.

– Как вас зовут?

– Ксенофонт Моисеевич.

– Так, хорошо… Вы живете вместе с женой или один?

– Нет, я живу один, а жена…

– Понятно, – быстро ответила Ольга, читая вопросы в блокноте, – как вы относитесь к наступившей стабильности?

Короткая пауза.

Ольга повторила свой вопрос, но старик не ответил ей.

– Вам нечего нам рассказать? – нашелся Семен, внимательно глядя на старика.

– Нет, мне есть что сказать и что ответить вам, молодым, – неспеша ответил Ксенофонт Моисеевич, – я не знаю, где обитает эта стабильность.

– Как? – одновременно произнесли оба корреспондента.

– Да, именно так, я не знаю и не вижу нигде этой стабильности… В более ранние годы говорили про застой, а не о стабильности, – признался Ксенофонт Моисеевич, – у нас, как я понимаю, мнимая стабильность в стране!

После паузы оба корреспондента посмотрели выразительно друг на друга.

– Знаете, когда есть чего веселого или радостного, то люди сами делятся, что-то друг другу рассказывают… – философски ответил Ксенофонт Моисеевич, вздыхая.

– Тогда, что в вашей жизни печального, чем вы хотели бы поделиться с нами?

Старик поднял голову, внимательно посмотрел на корреспондентов, после чего спросил с неподдельным интересом:

– Это вы по правде интересуетесь?

– Да, – машинально ответила Ольга.

– Тогда пишите и снимайте меня, – решительно произнес Ксенофонт Моисеевич, – пишите… Много у меня в жизни печального… Ремонт дома никто делать без денег не хочет. Вызывал слесарей и сантехников из жилищной конторы, они разводят руками.

– Что они не сделали?

– Да ничего не сделали, без денег сейчас никуда! – неожиданно очень грубо вырвалось у старика, и оба молодых корреспондента поняли, что его просто прорвало, как плотину, и сейчас понесется поток резких и крайне неприветливых слов в адрес властей города.

После паузы Ксенофонт Моисеевич продолжал:

– Пенсия маленькая у меня, знаете вы это? В стране, которая торгует газом и нефтью во многие страны мира, у нас, пенсионеров, пенсия около ста долларов.

– Гм, но сейчас нельзя упоминать иностранную валюту, только всё в рублях, – осторожно заметил Семен, не думая, что последует потом.

– Что-о?! – заорал Ксенофонт Моисеевич на всю улицу, после чего многие прохожие подошли к корреспондентам, заинтересовавшись беседой. – Что здесь я слышу?.. Мы же живем, кажется, в свободной стране, так? И я не могу упоминать слова «доллар, евро»? Как хочу, так и говорю!..

– Успокойтесь, – попыталась сказать Ольга, гладя старика по руке, но он не слышал уже ее слов, как и никого другого.

– Пенсия мала так, что смешно вообще о ней говорить!.. Цены каждый день растут!.. Бензин постоянно тоже дорожает! Какая-то реформа ЖКХ, которая в самом деле не видна, только о ней по телевизору постоянно нам говорят!.. Какая инфляция!.. Новый Жилищный Кодекс, по которому людей можно выкинуть на улицу! Капитального ремонта моего дома не было уже пятьдесят лет!

Семен понял, наконец, что нужно заканчивать съемку и отходить в сторону от разъяренного и обиженного жизнью старика, поэтому он поблагодарил Ксенофонта Моисеевича за интервью и попытался попрощаться с ним, но старик, взяв Семена за руку, не отпускал его.

– Вам всё понятно?!.. Или вы живете на Луне и ничего не знали, что происходит! А льготы, которые отняли у стариков?.. Вместо них нам всего четыреста рублей дали в месяц!

Рядом в толпе зевак появились пенсионеры, которые стали поддакивать Ксенофонту Моисеевичу.

– Да, какое безобразие! – кричала пожилая дама с бородавкой на носу, тыча своей большой сумкой в лицо Ольге, словно это она была виновата во всех горестях пенсионеров. – Цены постоянно растут, а они тут нас спрашивают: как вы живете?

– А наше телевидение, которое многие называют зомбиящиком? – продолжал раздраженно Ксенофонт Моисеевич, стоя рядом с корреспондентами и не давая им отойти от него.

– Спасибо за ваше мнение, – дипломатично молвила Ольга, пытаясь отойти от надоевшего старика.

Но Ксенофонт Моисеевич успел глянуть в камеру и крикнуть напоследок:

– Пока, сытые дети мнимой стабильности!

По какой-то странной случайности этот крамольный сюжет попал в эфир, после чего Миловидову сразу позвонил мэр Горемыков, перечисляя все знакомые в его памяти нецензурные слова.

Миловидов молчал, слушая брань и крик Горемыкова.

После звонка мэра через минут пять Миловидову позвонил Подпевалов, тоже крича и произнося разные все известные ему слова коммунальных квартир и улиц. Как отметил Миловидов потом, вспоминая оба разговора, если можно было назвать разговором или диалогом крики и оскорбления одного звонившего и молчание при этом слушавшего, что Горемыков более просвещен в знании нецензурных слова в отличие от Подпевалова.

Явивщись в городскую Думу, Миловидову показалось, что он попал в разбуженный пчелиный улей. Многие депутаты стучали кулаками по столам, другие пытались кричать что-то непонятное или нецензурное, третьи тыкали ему пальцами почти в нос, недовольно морща лбы.

– Я понял всё, уважаемые депутаты! – хладнокровно произнес Миловидов, выслушав все претензии депутатов к местному телевидению. – Будем чаще вас всех показывать, будем чаще освещать депутатскую деятельность.

Миловидов думал, что, сказав эту фразу, которая должна была быть, как он полагал завершающей в его речи, все прения закончатся, но он ошибался.

– А чего у вас показывают в эфире? – выкрикнул с места один депутат с покрасневшим лицом. – Один разврат, одни пошлые песенки каких-то подростков!

– Запретить пошлость! – выкрикнул другой депутат, стуча кулаком по столу.

Миловидов понял, что говорить и спорить с депутатами не стоит, только соглашался со всеми их претензиями.

После пребывания в Думе Миловидов зашел к Подпевалову в кабинет.

– Ну, каково в Думе? – спросил, посмеиваясь, Подпевалов Миловидова.

Вместо ответа Подпевалов услышал только вздохи Миловидова.

– Ладно, давай с тобой выпьем, забудем все старые обиды, – предложил Подпевалов, доставая из шкафа бутылку водки и стаканы.

– Выпьем, – согласился Миловидов, добавляя далее:

– Надо смеяться, тогда будет всё хорошо!

– Это как?

– Стараться жить весело и сметься, идя по жизни со смехом, – пояснил Миловидов.

Подпевалов скептически поглядел на собеседника, бросив в ответ:

– Чего—то сейчас ты не похож на смеющегося…

– Да, правильно, – кивнул головой Миловидов, – замотан работой, столько дел, одна нервотрепка, но надо пытаться жить и смеяться, тогда легче будет жить в нашей трудной жизни!

– Думаешь?

– Да. Как-то Демокрита спросили: «Как вы понимаете истину?» Тот ответил коротко: «Я смеюсь!»

– Демократ?

– Не Демократ, а Демокрит.

– Гм, это… а он кто? – не поняв Миловидова, спросил Подпевалов.

– Демокрит – известный древнегреческий философ.

– Думаешь?

– Да, не то, что я только так думаю, так всё человечество думает.

– Известный? – с сомнением в голосе спросил Подпевалов.

– Да.

– А я что-то о нем не слышал.

– Но все его знают.

– Думаешь? – снова задал тот же вопрос Подпевалов, чем вызвал смех Миловидова. – Чего смеешься?

– Я ж говорил, что по жизни нужно идти со смехом, – пытаясь унять смех, ответил Миловидов, – вот и смеюсь.

– Думаешь?.. Ладно, мы-то его знаем, этого Демокра… Демокрита, а другие ведь его не знают… – вяло протянул Подпевалов, – Демокрит, надо запомнить, потом блеснуть знанием…

Вот так и закончился визит Миловидова в городскую Думу. Когда он уходил от Подпевалова, услышал тихо сказанные слова председателя партии:

– Да, известный, а кто его знал?.. Древнегреческий, ишь каков!..

Правда, Миловидов не рассказал, как он сам узнал о философе Демокрите: угадывая кроссворд, наткнулся на неизвестную фамилию и спросил знакомого студента, учащегося философского факультета.

Глава 5

Думские приключения

Первое же заседание городской Думы очень удивило Алексею Видотрясова. Полный жизненных сил и планов наш герой составил план вопросов, которые хотел поставить на голосование; у него также были несколько наскоро написанных законов, которые он желал обсудить. Однако энтузиазм молодого депутата резко оборвал председатель Думы Подпевалов. Услышав предложение Алексея, Подпевалов скривил в раздражении лицо, пробурчав:

– Только явился и уже пытаешься нас учить?

– Нет, – ответил Алексей.

– А к чему ваши улыбки? – недовольно произнес Подпевалов.

– Я всегда улыбаюсь, лучше улыбаться, чем плакать.

– Ну-ну, улыбайся! – С этими словами Подпевалов отвернулся от нашего героя, словно не ожидая его ответа.

Последующие часы показались для молодого депутата чрезвычайно тоскливыми и крайне нудными: Подпевалов медленно зачитывал заготовленный текст по бумажке, а депутаты дружно нажимали на кнопки за своими столиками; иногда один из депутатов выходил на трибуну, читая заготовленный текст по бумажке.

Поначалу Алексей не нажимал на кнопки, но потом присмотрелся к ним. Было всего две кнопки со словами: «Да» и «Нет». Кнопка со словом «Да» была левой, красного цвета, а кнопка со словом «Нет» располагалась справа и была черного цвета. Алексей заметил, что многие депутаты нажимали постоянно на красную кнопку.

Через полчаса после пребывания на первом собрании Алексей услышал выше себя (депутатские столики и стулья располагались в виде амфитеатра) чей-то храп. Обернувшись, он увидел пожилого тучного субъекта с депутатским значком на лацкане пиджака, который спал, положив голову на стол. Алексей приподнялся, начал толкать спящего депутата, пытаясь его разбудить, что оказалось безнадежной затеей. Соседи спящего депутата делали вид, что не замечают храпа, уткнувшись в свои бумаги.

– Ты новенький? – спросил Алексея сидящий слева краснощекий депутат с бритой головой.

Алексей кивнул.

– К какой партии относишься?

– «Правый фланг».

Депутат с бритой головой презрительно сморщил лицо, потеряв интерес к Алексею и отвернувшись от него.

Сидящий справа от Алексея депутат с надменным выражением лица говорил по сотовому телефону:

– Да… Ну, могу его устроить… Что он может хорошо делать? Что?.. Гм, умеет хорошо врать?.. Тогда устрою его в рекламное агентство.

– Так, уважаемые депутаты, на повестке дня еще несколько вопросов, – известил депутатов Подпевалов, – а именно: подготовка спортивных игр в Новопотемкино, борьба с терроризмом и экстремизмом, ЖКХ, выборы, санитарные нормы.

– Но так до ночи будем заседать! – воскликнул депутат с бритой головой.

– Кому не нравится работа в Думе, пусть уходит, – спокойно ответил Подпевалов, не глядя на депутата с бритой головой, – вакансию мы быстро заполним.

Все депутаты притихли, некоторые уткнулись в свои бумаги, пытаясь не смотреть на Подпевалова.

– Итак, еще на повестке дня важный вопрос о строительстве спортивного комплекса для будущих спортивных игр в Новопотемкино, – продолжал Подпевалов.

– А когда будут спортивные игры? – спросил Алексей.

– В этом году.

– Но тогда мы не успеваем и…

– Молодой человек! – холодно проговорил Подпевалов, не давая говорить Алексею, – наша городская Дума – не место для дискуссий!

– Не понял, – удивился Алексей, – если приняли решение о проведении спортивных игрв нашем городе, то тогда надо было заранее строить спортивные объекты, а их у нас нет. Это какая-то нелепица и…

– Прошу отключить микрофон у депутата Трясовидова! – распорядился Подпевалов, не меняя выражения лица и не повышая голос.

– Видотрясова! – поправил Алексей, после чего его микрофон был выключен и сказать громко он ничего не мог. Он пытался что-то продолжать говорить с места с выключенным микрофоном, но слышно его всем депутатам не было, поэтому он замолчал.

– Еще раз сообщаю всем тем, кто якобы не в курсе, – известил депутатов Подпевалов. – строительство спортивного комплекса должно начаться на днях, место найдено. Мы постараемся успеть построить спортивный комплекс до начала игр. Тем более, что скоро в наш город приедет один министр из центра.

В первом ряду пожилая дама-депутат с длинными черными волосами подняла руку.

– Что у вас? – спросил ее Подпевалов.

– А как же вопрос о наших значках?

– Это разве самый важный вопрос по-вашему сегодня? – спросил со скрытой усмешкой Подпевалов, при этом не меняя выражения лица: лицо его казалось непроницаемым, словно то была маска, а не живое лицо.

– Не знаю, но значки нужно менять, – ответила дама-депутат.

Многие депутаты подхватили предложение обсудить вопрос о значках, вследствие чего Подпевалов предложил ей выйти на трибуну и высказать свое мнение.

– Уважаемые депутаты! – начала крайне возбужденно дама-депутат, словно речь шла о какой-то вселенской катастрофе, всемирном будущем голоде или засевших во всех подвалах домов Новопотемкино террористов и экстремистах с бомбами в руках, а не о каких-то депутатских значках. – Нам давно обещали выдать новые депутатские значки, но их пока нет… У нас значки крепятся к одежде винтовой застежкой, так?

Все депутаты дружно закивали.

– Но такие значки портят нашу одежду, которая дорого нам обходится, – продолжала энергично дама-депутат, для убедительности сжав кулак и показывая им на свой значок, – нам обещают новые значки с булавкой, а булавка не будет портить и рвать ткань, как то делала винтовая застежка. Вот и весь наш вопрос, который, повторюсь, пока не решен…

– Да, еще скажите сейчас, что можно ваш председатель Думы Подпевалов виноват в отсутствии требуемых значков! – недовольно бросил с места Подпевалов, что-то читая и не смотря на выступавшую.

– Но я так не говорила, что вы виноваты, – обиженно проговорила дама-депутат, садясь на свое место.

– Итак, будем обсуждать тему о значках или более значимые вопросы?

– А что? – поинтересовался депутат с надменным выражением лица, – Да, значки тоже нам нужны, как и разные законы! Значок с булавкой будет не портить наши костюмы, а эти с винтовой застежкой портят. Предлагаю поставить вопрос о получении новых значков с булавкой на голосование!

– Ставлю, – согласился Подпевалов.

– На поименное голосование, – добавил депутат с надменным выражением лица.

Депутаты начали нажимать на кнопки. Даже многие спящие депутаты мгновенно пришли в чувство, оживленно что-то говоря между собой и нажимая на кнопку со словом: «Да»

– Принято единогласно, – огласил подсчет голосов Подпевалов, – все депутаты проголосовали за новые значки. Ладно, с этим мы всё решили… Обсудим вопрос о санитарных нормах. Где наш главный санитарный врач?

– Здесь, – ответил коренастый брюнет лет пятидесяти пяти, подходя к трибуне.

– Пожалуйста, Виталий Павлович, – доброжелательно сказал брюнету Подпевалов.

– На сегодняшний день у нас в Новопотемкино продают многие иностранные продукты и напитки, которые нуждаются в санитарной проверке, – начал неспеша Виталий Павлович, к удивлению многих депутатов говоря без бумажки своими словами. – Если говорить о напитках, стоит упомянуть о кока-коле, пепси-коле и фанте.

– А что насчет продуктов?

– Многие продукты, как финская салями, латышские шпроты также нуждаются в санитарной экспертизе, – ответил Виталий Павлович.

– А почему вы раньше не думали об этом? – удивился Подпевалов.

– Ну, раньше было другое время, – уклончиво ответил Виталий Павлович.

– Что?

– Думали о другом…

– Это не ответ! – недовольно проговорил Подпевалов.

Виталий Павлович помолчал минуту, после чего продолжил:

– Наша санитарная служба работает каждый день. Ежедневно происходит проверка всех продуктов на рынках Новопотемкино, всех торговых палаток и магазинов, но всем сразу мы заниматься не в состоянии. Вот и грузинское вино запретили после нашей проверки…

Кое-кто из депутатов засмеялся.

Подпевалов застучал указательным пальцем по столу, строго замечая:

– Господа, попрошу без фамильярности в здании нашей Думы!

Короткая пауза.

Подпевалов глянул в сторону главного санитарного врача, произнеся:

– Раньше надо было это вино запрещать!

– Мы сначала его проверили, только после выяснения всех нюансов запретили.

– Проверять надо всегда, не дожидаясь распоряжения самого мэра Горемыкова.

Алексей засмеялся, тихо сказав своему соседу слева:

– У нас Горемыков считает себя получше самого Христа, что ли?..

– Это почему?

– Христос превратил воду в вино, так? А наш Горемыков одним распоряжением превратил миллионы литров грузинского вина в дерьмо!

Алексей и его сосед дружно захохотали.

– Интересно, – громко сказал Алексей, – я раньше грузинское вино пил с большим удовольствием и в нем ничего не находил, а теперь вино это стало неполиткорректным! Раз кто-то кого-то раздражает, то давайте тогда запретим вино, запретим латышские шпроты, украинское сало, да?

– Прошу депутату Видоутрясову снова выключить микрофон на полчаса, – приказал Подпевалов, даже не смотря в сторону Алексея.

– Я – Видотрясов, а не Видоутрясов! – поправил Алексей председателя Думы.

Алексей хотел еще что-то сказать, но слов его стало не слышно: микрофон тотчас был выключен.

После выступления главного санитарного врача перешли к обсуждению вопроса безопасности в городе.

На трибуне появился лысый депутат лет сорока, который довольно долго и нудно излагал разные известные всем истины о необходимости создания безопасности в городе, проверке милицией подозрительных лиц в транспорте, на улицах города, в малонаселенных местах, окраинах города, также в местах большого скопления людей.

Алексей неожиданно для себя погружался в сон, но резкий возглас одного депутата со второго ряда привел вовремя Алексея в чувство.

– А куда смотрит наша служба безопасности? – выкрикнул этот депутат со второго ряда.

Подпевалов моментально ответил ему:

– Куда надо, туда и смотрит… – но потом Подпевалов понял, что получилось грубо и добавил немного мягче:

– Отчет нашей службы безопасности был на прошлой неделе, если помните.

Далее на трибуне появился человек с надменным выражением лица, который, достав заготовленный текст из кармана пиджака, стал медленно читать, часто останавливаясь, будто не видя букв.

Рядом с Алексеем справа присел один молодой депутат с курносым носом, тихо посмеиваясь.

– Он немного слеповат, – хохотнул молодой депутат, смотря на Алексея и ковыряя пальцем в носу.

– Почему же тогда ходит без очков?

– Ой, хочет выглядеть помоложе и здоровее, – охотно ответил сосед Алексея, – все хотят казаться молодыми и здоровыми.

Алексей снова услышал выше себя храп, но на этот раз число спавших, как он понял, было намного больше, чем прежде. Приподнявшись, он увидел удивительную картину: десять депутатов выше его на ряд положили головы на столы и храпели.

Алексей усмехнулся, не став их будить и сев на свое место; он облокотился на спинку стула и закрыл глаза… Сквозь начинающуюся полудрему он услышал чьи-то слова: «реформа ЖКХ», «платежи», «выборная кампания», «порядок и безопасность», «бородатый анекдот». Последние слова «бородатый анекдот» Алексей услышал совсем рядом, почему внезапно открыл глаза, смотря на словоохотливого молодого депутата рядом, который, как понял Алексей, обращался к нему, не поняв, что он погружается в приятный и сладкий сон.

– Глядите, вышел наш бородатый анекдот, – показал корявым пальцем депутат на худощавого докладчика с бородой.

– Гм, где вы видите анекдот? – спросонья вяло протянул Алексей.

– Вон на трибуне стоит, – пояснил молодой депутат, посмеиваясь, – он является председателем городской избирательной комиссии.

– Где-то я его видел…

– Видели, конечно, – продолжал молодой депутат, снова ковыряя в носу, – мир наш так тесен, что иногда нужно просить кого-то подвинуться.

– Интересно сказано, – похвалил собеседника наш герой, – а в чем заключается анекдотичность этого человека с бородой? – не понял Алексей.

– Каждый раз, когда проходит какая-то выборная кампания, наш председатель горячо утверждает, что всё будет нормально, а если что не так, сбреет бороду. Постоянно он ее бреет, другой бы не стал, но он – человек слова! Вот поэтому и кличка прилипла к нему: «бородатый анекдот».

– Ой, я позабыл, что скоро состоятся выборы мэра Новопотемкино, – вспомнил Алексей.

– Вот-вот, – продолжал собеседник Алексея, посмеиваясь, – поэтому бородатый наш анекдот на трибуне извещает в который раз, что всё будет хорошо.

– А разве сейчас кто-то говорить иначе? – усмехнулся Алексей, делая ударение на слове «сейчас» и внимательно глядя на собеседника.

Молодой депутат понял иронию Алексея, ответив ему:

– Согласен с вами… Да, как вас зовут?

– Алексей.

– А отчество?

– Алексей Ярославович Видотрясов.

– Как, как? Трясо…

– Ви – до – тря – сов! – по слогам повторил свою фамилию, не обижаясь на депутата, Алексей. – А вас как зовут?

– Матвей Ильич… Проблем с выборами у нас много, ведь знаете всё, раз живете в нашем городе. Освещение их в эфире, в печати, явка на выборы, испорченные бюллетени, «мертвые души».

– Простите, а как понять «мертвые души» на выборах?

– Ну, коллега, вы, кажется, новый депутат, раз задаете такие наивные вопросы!

Алексей кивнул.

– Ясно… Люди вроде умерли, ходить не могут, а на выборах их фамилии в списках, – тихо засмеялся Матвей Ильич.

– Уважаемые депутаты! – строго произнес Подпевалов, заметив говорящих меж собой Алексея и Матвея Ильича. – Прошу прекратить частные беседы в Думе, прошу слушать нашего докладчика.

После этих слов собеседник Алексея замолк, отодвигаясь в сторону.

– Никаких разбитых носов и сломанных рук мы не нашли, – медленно говорил, стоя на трибуне, докладчик с бородой, – хотя искали долго. Наша милиция никого не избивала, никаких митингов возле выборных пунктов я не видел, когда проходили выборы раньше. Повторяю всё это потому, что на носу новые выборы мэра города, поэтому приходится вспоминать старые претензии некоторых депутатов. Да, сейчас появляются регулярно на улицах небольшая группка людей с плакатами разного содержания, но таких субъектов милиция срочно изолирует.

– Таких экстремистов нужно сразу сажать! – высказался Подпевалов.

… И приснился Алексею необычный сон.

Сны всегда необычны, иной раз ужасны, но почему-то смотреть сны интересно всегда… Автор предлагает читателю, которому интересны только настоящие события и действия героев романа, не читать данный сон, как и последующие сны главного героя романа Алексея Видотрясова, но настоящих знатоков сатиры, настоящих ценителей эзопова языка, которым ранее в годы своей молодости часто приходилось читать между строк, выискивая крупицы правды, автор просит внимательно ознакомиться со сном…

В неком королевстве жил-поживал король Святослав, который был постоянно недоволен своим народом. Народу в королевстве тоже не нравился король Святослав, о чем королю часто докладывали его министры. Король понимал, что везде есть какие-то недовольные властью, которые постоянно ворчат и тихо шепчутся между собой дома или на тихих улочках, чтобы никто не услышал их разговор. Мечта иметь другой народ не исчезала из головы короля.

– Ох, до чего же народ у нас не тот, который нужен мне! – сокрушался король Святослав, часто говоря со своими министрами и придворными. – Ну, что мне делать с таким непонятливым народом, который не понимает своего короля и постоянно его ругает?.. Почему народ не понимает гениальности своего короля? Почему этот народ не хвалит меня, а только ропщет?

Часто о поисках другого народа король Святослав говорил со своим премьер-министром, но премьер-министр не любил обсуждать разные философские темы, предпочитая решать чисто технические вопросы.

А король продолжал, требуя ответа от премьер-министра:

– Почему народ не любит меня?

Премьер-министр тоже в душе не любил короля, надеясь на его скорую смерть, но счел нужным промолчать и не отвечать королю.

Тогда на выручку премьеру поспешил министр обороны, ответив королю:

– О, великий из великих!.. О, ваше великое величество!.. А почему вы считаете, что наш народ вас не любит?

Король Святослав победно усмехнулся:

– Знать всегда нужно правителю умонастроения народа! У меня много агентов, много разных сообщений о мнениях народа, о его мыслях… Внешне, конечно, всё пристойно, но не лицемерие ли кажущееся спокойствие? На самом деле люди недовольны властью, они лишь боятся выйти на улицы.

– Гм, они будут всегда недовольны, ваше великое величество, – заметил министр обороны.

– Но почему?

– Плох солдат, который не хочет стать генералом, – ответил министр обороны, – всякий батрак или рабочий мечтает стать королем.

– А если он не становится королем, тогда он недоволен нашим режимом? – попытался продолжить мысль министра обороны король.

– Разумеется.

– Стало быть, – осенило вдруг короля, – что народ мой только мечтает о моем троне?

Все министры стояли у трона короля молча.

– Стало быть, – оживился король, вставая с трона и прохаживаясь между министрами, – стало быть, по сути своей народ зол на меня, что только хочет власти моей?.. То есть недовольные лишь борются за власть, хотят отобрать у меня власть? Им не нужно больше денег, еды, а только хотят мою власть?!

Чем идея бредовее, тем она быстрее укореняется в головах правителей.

Чем ложь больше, тем ей больше верят…

Король Святослав не был исключением из общего правила и доверял разным идеям, какими бредовыми они ни были…

Король отличался крайней мнительностью, вспыльчивостью, а некоторые придворные поговаривали, тихо посмеиваясь в сторонке, о склонности короля Святослава к паранойе. Он мог поверить разным слухам, особенно, когда речь заходила о его безопасности; он мог заорать, завопить внезапно, ранее пребывая в превосходнейшем состоянии духа, чем вызывал удивление, недовольство, даже подчас испуг некоторых придворных и министров. Так и теперь, когда ему внезапно пришло озарение, что якобы народ королевства хочет отнять у него власть, будучи недовольным королем.

Король Святослав стал кричать на своих министров, требуя, чтобы они навели порядок в королевстве.

– Но помилуйте, ваше великое величество, – попытался оправдываться министр полиции, – у нас и так постоянные аресты тех или иных недовольных бунтовщиков, несогласных с режимом короля! У нас тюрьмы переполнены, сажать туда некуда…

– Что-о?!.. Сажать, говоришь, некуда?! – орал король, топая ногой и выкатывая глаза. – Вот я вас всех в тюрьмы и поселю!

– А я тут при чем?

– При всем и при том, – орал король, – выселю тебя завтра, посажу на кол, будешь сидеть на колу, раз не можешь еще тюрем построить!

– Но я не министр строительства, ваше великое величество…

Король Святослав на минуту замолк, успокоился, поворачиваясь к министру строительства.

– Да, это ты виноват?.. Тюрьмы не строишь? – начал орать король, обращаясь к министру строительства.

– Ваше великое величество, – стал оправдываться министр строительства, – ведь вы приказывали строить жилые дома, а не тюрьмы?

– А в тюрьмах жить нельзя?!

– Нет, можно, но там только преступники…

– Там и ты будешь, если отказываешься строить тюрьмы!

– Я не отказываюсь их строить, ваше великое величество, но приказа вашего не было и…

– Что?! – перебил министра король Святослав. – Не было моего приказа строить дома?

Министр строительства вытер платком выступивший пот на лбу, собираясь с мыслями.

А король Святослав продолжал неивствовать:

– Посажу тебя в тюрьму!

– Не надо, ваше великое величество, – взмолился министр строительства, – только издайте приказ о строительства тюрем и мы станем их строить с превеликим удовольствием для людей.

– Но что тогда скажет мой народ? – осенило короля. – Он скажет: «Это король Святослав строит тюрьмы вместо наших домов? Что он всех нас сгноит в тюрьмах?»

После короткой паузы министр пропаганды предложил, опасливо поглядывая на грозного короля, думая, что тот заорет и на него:

– А что, если создать нам другой народ?

Некоторые министры захихикали, не сдержавшись.

Король быстро подошел к министру пропаганды и спросил:

– Ты часом не заболел?.. Иль пыль глотал вместо еды?

– Нет, нет, ваше великое величество, – замотал головой министр пропаганды.

– Слышали вы все, что предложил наш министр пропаганды? – усмехнулся король. – Надо делать всё по уму, а не по министру пропаганды!

Минут через пять, проведенных в полной тишине, король Святослав внезапно изрек:

– Э-э, а ведь наш министр пропаганды не так туп, как я думал! Хвалю тебя, молодец!

С этими словами король так сильно ударил министра пропаганды по плечу, что тот взвыл от боли, не сдержавшись.

– Чего орешь? Терпи, раз тебя хвалит сам король Святослав! – орал король министру пропаганды, махая кулаком перед самым его носом. – Скажи еще спасибо мне, что я минут пять ранее не приказал тебя четвертовать!

– Помилуйте, ваше великое величество, за что?.. – пролепетал министр пропаганды, став на колени перед королем. – Пощадите…

– Встань, ты мне подал прекрасную мысль, но я ее присвою себе – ведь я король в своем королевстве!.. Я ее продолжу, поэтому это будет моя идея, моя королевская идея!.. Да, нужно мне создать другой народ!

– Как? – почти одновременно озадаченно спросили все министры, кроме министра пропаганды.

– А по моему приказу, – повеселев, ответил король, усаживаясь на трон.

– Но…

– А не сможете такой народ создать, который всем и вся был бы доволен в моем королевстве, – продолжал король, – буду всем вам головы рубить.

– Ваше великое величество, я не понимаю… – начал было министр культуры, но король резко его перебил, закричав:

– Молчать, урод! Хватит тут сопли глотать! Эй, охрана!.. Взять этого министра и быстро отрубить ему голову!

После казни министра культуры оставшиеся пока в живых министры притихли, не двигаясь и потупив взоры. Министр строительства даже затаил дыхание, чтоб не привлекать к себе внимание разозленного короля.

– Ну, жду ваших предложений по созданию другого народа для меня! – приказал король, грозно глядя на своих министров.

Но министры молчали.

– Если через три минуты не будет дельного предложения, – раздраженно распорядился король, – вы все лишитесь своих дурных голов!

– Но как так… – попытался возразить министр финансов, – я отвечаю за финансы и…

– Молчать! – заорал король, топая ногой. – Через минуту буду рубить голову одному из вас, если не услышу дельного предложения.

Шаг вперед сделал министр пропаганды, который осторожно спросил короля:

– Можно говорить?

– Даже нужно, черт тебя дери, – ответил король, – ну?

– Придумал создать новый народ.

– А как это сделать?

Министр пропаганды минуту помолчал, потом, сжимая пальцы рук в кулаки, продолжал:

– Нужно создать Королевский Совет, который будет всегда любить нашего короля.

– Гм, а как это сделать?

– Вы издаете приказ о создании нового Королевского Совета, куда включите всех тех, кто всегда был вами доволен и к вам был лоялен, – говорил министр пропаганды. – После этого мы, министры, поручим нашим людям срочно пригласить членов нового Королевского Совета во дворец на первое его заседание. Совет должен будет наблюдать за всей общественной жизнью общества, помогать устранять те или иные сложности, которые могут возникнуть у короля или его министров.

– Но власть у меня же? – не понял король.

– Да, такому Совету никакой власти не нужно и никто ему ее не даст. Королевский Совет будет как бы общественной организацией без властных полномочий.

Король задумался, потом повеселел и сказал министру пропаганды:

– Ловко ты придумал! Ценю твой хитрый ум дипломата и государственника! Властных полномочий не будет, как ты говоришь, а помогать нам этот Совет будет?

– Обязан будет помогать, – уточнил министр пропаганды, улыбаясь и радуясь, что ему не отрубили голову, – если его помощи ваше великое величество не увидит или эта самая помощь покажется такой мизерной, что и помощью назвать будет нельзя никак, то зачем держать такой нам Совет?.. Его тогда следует распустить, членов Совета казнить за невыполнение королевского приказа, а потом создать новый Королевский Совет.

– Ловко придумал, – усмехнулся король Святослав, – а кого включить в этот Совет?

– Поэтов, певцов, актеров, ученых людей, словом, всех тех, кто пользуется уважением нашего народа.

– Больше всего народ должен уважать и любить своего короля! – резко поправил министра пропаганды король, внезапно помрачнев.

– Как же, как же, – засуетился, подбежав к королю, министр пропаганды, пытаясь изобразить на лице подобие лучезарной и широкой улыбки, чего у него не вышло, к сожалению, и получилось что-то вроде какой-то гримасы, – король всегда чтим всем нашим народом, но ведь мы хотим создать Королевский Совет и обсуждаем кого туда включить…

– Да будет так! – распорядился король, повеселев и похлопывая министра пропаганды по плечу. – Ты придумал, постарался, тебя я казнить не буду. А что остальные министры мои?

Король перевел взгляд на притихших министров, которые продолжали стоять молча.

– Черт, почему вы молчите? Сейчас прикажу привести палача сюда!

– Нет, нет, ваше великое величество, – поспешно заговорил министр строительства, – я придумал…

– Говори!

– Надо создать другую молодежь.

– Как?

– Мы все знаем, что наша молодежь агрессивна и может пытаться выплескивать свой гнев на улицах, что-то ломая или дерясь с полицейскими. Нужно создать другую молодежь, которая бы всегда была довольна нашим королем и властью.

– Ты пытаешься использовать предложение нашего министра пропаганды? – заметил король.

– Вовсе нет, ваше великое величество, – продолжал излагать свою мысль министр строительства, – надо создать молодежное движение под названием: «Свои».

– Как, как?

– «Свои», то есть наши люди.

– Бред какой-то, – усмехнулся король, пожимая плечами, – бред… А другие молодые, которые не члены этого молодежного движения, не свои, то есть не наши люди?

– В том-то и соль задумки, ваше великое величество, – пытался объяснить свою идею министр строительства, – слушайте… Конечно, вся молодежь наша, ведь они живут в одном нашем королевстве, но нужно выбирать тех, кто будет слушаться всегда короля, в рот ему смотреть, как на икону какую, кто не будет постоянно роптать или пытаться ругать короля. Таких «своих» для короля, послушных королю, нужно приглашать в это молодежное движение «Свои».

– Дальше что? – нетерпеливо спросил король.

– Дальше мы их всех собираем, даем недорогие подарки, деньги немного, чтоб хватало на жизнь, и внушаем мысль: королевство наше в опасности, его хотят поработить враги, иностранные разные королевства, войска их якобы у границ нашего королевства, а наше молодежное движение «Свои» должно быть готово к защите королевства. Еще добавить важную фразу о возможной будущей работе некоторых наиболее активных членов движения при дворе короля.

– Но для этого нужна моя армия, а не какие-то дети, – возразил король, – для войны с врагом нужна моя армия!

– Совершенно верно, – расплылся в улыбке министр строительства, – но так нужно говорить молодым людям, чтобы они поверили в грозящую якобы опасность для королевства, что нас всех якобы враги окружили, что движение «Свои» сможет всех нас спасти и его лидеры в будущем смогут работать при королевском дворе. Еще им нужно сказать, что не все купцы наши довольны вашим великим величеством, поэтому есть опасность кровавого переворота и опасность для короля, якобы купцы замышляют мятеж.

– Интересно ты излагаешь! – поразился король Святослав, улыбаясь. – Настоящая иезуитская придумка у тебя.

– Но это еще не всё, ваше великое величество, – продолжал возбужденно министр строительства, – надо настроить этих наших «Своих» против всех остальных молодых, которые недовольны королем.

– Чтоб драки были на моих улицах?

– Нет, никаких драк не будет, что вы, для этого есть армия, полиция… Просто наше движение «Свои» поможет полиции. Они не будут драться на улицах с недовольными своим королем, они будут заглушать их голоса на улицах, перекрикивая их, мешая недовольным что-то сказать, будут маршировать на улицах в тех же местах, где и недовольные, чтобы им мешать.

После короткой паузы король одобрил предложение министров, издав два указа: указ о создании Королевского Совета и указ о создании молодежного движения «Свои».

Король Святослав был очень доволен Королевским Советом, заседания которого посещал неоднократно. Все предложения короля члены Совета выслушивали молча, записывали каждое королевское слово. Некоторые пытались что-то молвить после окончания речи короля, что требовалось по регламенту встречи, но ограничивались только короткими репликами.

Король Святослав также посещал заседания молодежного движения «Свои», объяснил членам движения, почему они для него свои, а почему есть недовольные, которые якобы хотят только отнять его власть, якобы у недовольных нет никакого повода для выступлений; также он объяснял, что есть еще другие не свои, которые якобы финансируются иностранными королевствами для организации кровавого мятежа против короля.

В результате нововведений короля получилось подобие другого народа, который якобы всем доволен в своем королевстве.

И как же просто оказалось: народ недоволен, тогда следует его заменить, этот непонятливый и такой капризный народ, создав подобие другого прикормленного народа, который в благодарность и в надежде на будущую работу при королевском дворе (а так думали все члены молодежного движения «Свои») будут помогать королю бороться со своими врагами, недовольными.

– Да, простое решение вопроса – самое мудрое! – воскликнул король Святослав. – Народ у меня плохой, недоволен мной? Не достоин такого мудрого и великого короля, коим я являюсь? Тогда нужно заменить такой народ. Старый народ позже казнить или сгноить в тюрьмах, а оберегать и одаривать лишь тех согласных только со мной.

«Но ведь весь народ не заменишь другим? – подумал король. – Ладно, есть движение „Свои“, есть Королевский Совет на правах общественной организации, а как же парламент, армия, купцы, служивые?»

В парламент король распорядился брать только тех, кто клялся ему в верности.

Некоторых купцов посадили за решетку, а двух казнили, предварительно отняв у них все состояние.

Служивые люди получили жалкую подачку к своему жалованию, после чего им строго-настрого приказано было держать язык за зубами – в противном случае грозило им увольнение без возможности дальнейшего устройства на работу.

В армии, как известно, что-то говорить против начальства всегда запрещено.

Таким способом король Святослав создал свое молчащее и всем довольное королевство, как говорили злые языки за рубежом.

– У короля Святослава всё путем в его молчащем и непутевом королевстве! – смеялись иностранцы, но король делал вид, что не слышит ничего, постепенно отделяясь от остального мира…

– Итак, уважаемые депутаты, доклад о безопасности мной зачитан, – услышал чьи-то слова Алексей, чуть приоткрывая глаза.

Сон, конечно, блаженное и своеобразное состояние, когда человек расслаблен и счастлив, даже если видит не совсем приятные сны в силу того, что всякие сны интересны и непохожи на нашу трудную жизнь… Но после каждого сна проснувшийся спохватывается и вспоминает, что существует еще и явь, в которой приходится существовать и терпеть очень многое…

Выше и ниже себя Алексей обнаружил тихо спящих депутатов, откинувших спины на мягкие спинки стульев.

Выходя из зала заседания, Алексей услышал разговор двух незнакомых депутатов.

– Ну, куда теперь? В сауну? – спросил один толстый депутат с морщинистым лицом.

– Не, я домой, – зевая, ответил другой не менее толстый депутат, – хочешь анекдот новый?

– Ну…

– Двое знакомых побыли в сауне минут пять, потом выбегают голыми к администратору, крича: «Вы нас хотели там поджарить?» «Нет, – отвечает им администратор, – просто у нас банщик раньше в крематории работал».

Оба захохотали, пытаясь выйти из зала, протискивая свои тучные и широкие тела через выход.

Глава 6

Инфляция! Инфляция!

– Алексей, ты по-прежнему улыбаешься, как и раньше? – спросила Лена.

Алексей и Лена сидели в ресторане и были счастливы. Лена щебетала, часто смеялась, а Алексей улыбался ей и отвечал.

– Да, – кивнул головой Алексей, – а что изменилось в моей жизни?

– Как что, а работа депутатом?

– Работаю, сплю, улыбаюсь, ем, думаю и слушаю храп на работе, – ответил Алексей, после чего не удержался и захохотал.

Лена засмеялась в месте с ним, думая, что он просто пошутил.

Как мы писали ранее, Алексей ей очень нравился еще раньше того момента, как он обратил на нее внимание и стал ухаживать. Лена постоянно обнаруживала в нем положительные качества, которых не знала, когда работали они вместе в редакции газеты.

Оказалось, что Алексей не пьет алкоголя, лишь иногда позволял себе несколько бокалов шампанского, а водку не пил.

– Прекрасный жених, не упусти, – советовали ей подруги, с чем она соглашалась.

– Не понимаю, а при чем тут работа и храп? – поинтересовалась Лена.

Подошедший официант принес заказ и отошел в сторону.

– Одни депутаты от скуки спят, другие рассказывают анекдоты. Я тоже совсем недавно заснул на заседании, – признался Алексей, перестав смеяться.

– Вот не ожидала от тебя, что ты будешь спать на работе!

Алексей поднял бокал шампанского, желая сменить тему разговора:

– Лена, давай выпьем за нас!

– Это такой короткий тост?

Алексей улыбнулся:

– Краткость – сестра таланта, но нужно иметь и ее брата – талант.

Выпив, Алексей увидел торопливо идущего к его столику официанта.

– Что-то случилось? – спросил его Алексей.

– Как бы сказать, – робко начал официант, держа в руках листок, – мне сейчас дали новые расценки… да, расценки на все блюда и все напитки, оказывается цены поднялись… да, поднялись, поэтому мне нужно дать вам новый счет и предупредить всех клиентов о новых ценах.

– Цены у вас на дрожжах растут? – удивилась Лена, беря счет у официанта.

Официант вздохнул, после чего извинился и отошел от столика.

– Он тут ни при чем, – произнес задумчиво Алексей, глядя вслед официанту, который стал подходить к другим столикам, протягивая новый счет клиентам.

– Тогда кто же?

– Задаешь риторический вопрос, Лена, – постарался улыбнуться Алексей, но на этот раз улыбка получилась у него крайне неудачная: ехидная гримаса вместо доброй улыбки.

– Не поняла я…

– Виноваты все те, кто постоянно взвинчивает цены, – пояснил Алексей.

Лена пригляделась к Алексею, удивляясь:

– А чего у тебя такая гримаса на лице?

– Да?

– Да, гримаса…

Слева за столиком сидели две сильно накрашенные молодые девушки в ярких красных платьях и черных сапогах. Они не были близнецами, одна – блондинка, другая – брюнетка, но одеты одинаково, что удивляло многих посетителей ресторана. Девушки часто курили, громко смеялись, разговаривали, употребляя через каждое слово разные нецензурные словечки, что, как казалось им, добавляло весу и значимости их словам.

Алексей и Лена заметили, что официант подошел и к двум девушкам, протягивая новый счет.

– Ты чего это?! – выкрикнула на весь зал блондинка, ударив кулаком по столу.

Брюнетка тоже молчать не стала, успев за минуту вспомнить многие известные слова улиц и коммунальных квартир.

Как ни печально это признавать, но нередко женские милые созданья кажутся таковыми только до тех пор, пока не откроют свои ротики и не начнут говорить…

Официант быстро отошел от столика с кричащими девушками.

Минут через пять все посетители ресторана знали о новых ценах, обсуждая это новое известие. Однако, как оказалось, фантасмагория лишь начиналась…

Алексей и Лена мирно беседовали, допивая последний бокал шампанского, как к ним опять подошел официант со скорбным выражением лица.

– Цены? – усмехнувшись, спросил Алексей.

Официант в ответ кивнул, молча протягивая счет и поспешно отходя, не дожидаясь какого-либо комментария.

Две девушки в красных платьях слева от Алексея, увидев новый счет, стали стучать по столу вилками, добиваясь встречи с директором ресторана. Официант пытался утихомирить их, объясняя, что ни он сам, ни директор не виноваты.

– А кто виноват? – кричала блондинка, пуская дым от сигареты прямо в лицо официанта.

– Наш директор в отпуске, уехал в Испанию, – вместо ответа на вопрос блондинки сообщил официант, пытаясь отойти от нее.

– Нет, стой! – заорала брюнетка, произнося далее известные три слова из уличного жаргона. – Заместителя сюда!

– Извиняюсь, но и его нет…

– Гм, тоже в Испании?

– Нет, зам отдыхает на Канарах.

– Ах, они там на Канарах, а другим сидеть на нарах? – хохотнул сидящий за соседним столиком пожилой человек в черном в серую клеточку костюме и синем шелковом платке, аккуратно завязанном на шее вместо галстука.

Алексей обернулся и узнал в сказавшем каламбур художника Афанаскина.

– Афанаскин, гляди, – сказал Алексей Лене.

– Правда…

– А ты тогда отдала фотоснимки неизвестных в черных масках и свою статью о маски-шоу?

– Уже на следующий день, – с горечью в голосе ответила Лена, – но ни мои фотоснимки, ни мою статью редактор печатать не стал.

– Почему?

Лена улыбнулась:

– Теперь ты задаешь риторические вопросы?

Алексей с Леной подошли к Афанаскину, здороваясь с ним и интересуясь последствиями вторжения неизвестных лиц с автоматами.

Афанаскин приветливо улыбнулся им, предложив сесть за его столик, после чего завязался доброжелательный разговор.

– Да, выставку мою закрыли. Предъявили мне претензии в неуплате налогов, что я в тот же день опроверг. Но, как ни странно, вечером в программе новостей сообщили о закрытии выставки в связи с неуплатой мной налогов.

– Да, то ли еще будет, – как бы произнося свои мысли вслух, невесело проговорил Алексей.

– Говоря иначе, с каждым днем нам становится всё веселей? – усмехнулся Афанаскин, поняв мысль Алексея. – А как вы относитесь к повышению цен на все блюда?

Вместо ответа Алексей пожал плечами, показывая тем самым, что ответить ему нечего.

– Раз ответить не может депутат, что тогда может думать обычный человек? – глубокомысленно произнес Афанаскин.

Подошедший к ним официант нарушил короткую паузу, которая могла затянуться надолго.

– Вот… прочитайте… – тихо сказал он, желая побыстрее отойти от столика.

– Опять… цены? – Афанаскин недовольно уставился на официанта, который даже не смотрел на лица посетителей, думая, что его снова будут ругать.

– Нет, это по поводу новых выборов мэра Новопотемкино.

– Уже рекламные листовки стали по ресторанам разносить, – скривилась в саркастической улыбке Лена, – когда нам дадут отдохнуть, а? Выборы, цены, налоги, инфляция…

– Покой нам только снится, – вспомнил известные слова поэта Афанаскин.

– Лен, а ты сними на свой сотовый телефон все счета и этот рекламный листок, – предложил Алексей.

– Зачем?

– Статью напишешь, даже заголовок могу придумать, – продолжал Алексей, улыбаясь.

Лена взяла счета, рекламный листок, сняла их, потом поинтересовалась:

– И какой твой заголовок?

– Буйство ресторанных цен, – с гордым видом выпалил Алексей.

– Гм, неплохо, – одобрил задумку Алексея Афанаскин, – но, как мне подсказывает интуиция, такую статью не напечатают.

– Думаете?

– Да, сейчас можно прочитать в наших газетах рассказики о дачах, садовых участках, разные сплетни о каких-то новоиспеченных звездочках, пытающихся петь на сцене, не имея даже начального музыкального образования, прогноз погоды на неделю, программу телепередач.

– Точно, – согласился Алексей, – но я в свое время, когда работал в редакции газеты, пытался писать статьи о политике, экономике.

– И как вам это удавалось? – с большим сомнением в голосе спросил Афанаскин, наливая себе рюмку водки и выпивая ее сразу. – Эх, выпить бы, чтоб ничего не видеть… Хоть одну статью напечатали?

Алексей отрицательно мотнул головой.

– Нет, почти ничего не печатали, лишь раз один напечатали краткую заметку на последней странице очень мелким шрифтом, – признался Алексей, уныло смотря в одну точку, – печатали больше статьи о нашем краеведческом музее, кое-что из жизни огородников, дачников.

– Интересно, – заметил Афанаскин, внимательно смотря на Алексея, – а сейчас на вашем лице я не вижу улыбку. На выставке часто видел вашу улыбку на лице.

– Он всегда улыбается! – подтвердила Лена, влюбленными глазами глядя на Алексея.

– Но сейчас он печален, – продолжал Афанаскин.

– Да, мне стало что-то грустно, – медленно выговорил Алексей, пытаясь через силу улыбнуться, но улыбнуться по-настоящему ему не удалось: он заметил подходящего к столику официанта со счетом.

– Извините, пожалуйста, не ругайте…, не ругайте… меня, пожалуйста, – запинаясь, еле промямлил официант, – но… вот… мне дали новый счет… вот…

– Чего?! Опять? – закричала, не выдержав, Лена.

– Я тут… я… вот… ни при чем, – пытался оправдаться официант, отходя от столика, – просто мне… мне дали новый… вот… счет…

– Милейший, а где ваше начальство? – поинтересовался Афанаскин, пытаясь держать себя в руках и не волноваться, что ему удавалось с трудом.

Он налил себе еще рюмку водки, символически чокнулся с бокалами своих собеседников и залпом выпил.

– Их… это… их нет… – запинаясь, ответил официант.

Две девушки в красных платьях подошли к официанту, услышав разговор о ценах.

– Ты чего… опять цены… новые нарисовал нам? – еле выговорила блондинка c сигаретой в руке, опьянев и еле стоя на ногах.

– А где твой директор? На Канарах отдыхает в пижамах? – еле стоя на ногах, спросила брюнетка, не забывая при этом упомянуть три известных слова из уличного жаргона.

Официант сделал шаг назад, пытаясь отойти от накрашенных девушек.

– А ты не хочешь по роже получить, а?

Официант побежал вглубь ресторана, подходя к двум охранникам с дубинками и шепча что-то им.

Молодые девушки стояли рядом возле Алексея, пытаясь строить ему глазки и разговорить его, но подошедшие охранники схватили их за руки.

– Так, спокойно, – твердо произнес один из охранников, – оплатите счет и выходите отсюда побыстрее.

– Ты чего… ты…

– А то попадете в милицию! – холодно добавил другой охранник. – Там они сразу выяснят, чем вы занимаетесь.

– А чем… чем мы занимаемся?

– Хватит тут болтать и клиентов искать в нашем ресторане, уже третий час сидите.

Охранники вывели девушек из зала ресторана.

– Нет, все-таки попытайтесь написать статью о буйстве ресторанных цен, – посоветовал Афанаскин Лене.

– Да, заголовок будет Алексея, счета сейчас сняла…

– Раньше говорили, – усмехнулся Афанаскин, – правду можно искать между строк, помните время застоя? А теперь как правду найти и в каком издании?

После короткой паузы Алексей ответил, улыбаясь:

– Что мы всё о политике, хотя ответить можно так: поток крупинки правды в потоке лжи труден, но возможен.

– Хорошо сказано! – одобрил Афанаскин. – Я бы продолжил в том же духе.

– И как?

– Ложь может заменить правду при очередной победе конформизма.

– Лихо! – расплылся в широкой улыбке Алексей.

Последующий шум в гардеробе ресторана заставил обернуться многих посетителей, не понимающих, что случилось на этот раз. Десятка два неизвестных в черных масках, черном камуфляже и с автоматами в руках ворвались в зал ресторана.

– Всем лечь на пол! – скомандовал пришедший с неизвестными в черных масках человек в штатском с короткой стрижкой.

– Маски-шоу начинается, – пробормотал Алексей.

– Да, как мы с вами встретимся, – сказала шутливо Лена Афанаскину, – так встречаемся с этими в масках.

– Шутки сейчас не к месту, – пробормотал Алексей, – побыстрее уйти бы.

– Это случайность, – ответил Афанаскин Лене, – а человек в штатском мне знаком.

– Неужели?

– Ведь это он со своими ребятами были на моей выставке.

Присмотревшись, Алексей узнал человека в штатском, которого он видел на выставке.

– Чего не поняли нас?! Лечь всем на пол!

Люди в черных масках грубо толкали посетителей, заставляя всех лечь на пол.

– А что случилось? – только и успел спросить Алексей, но его, как и остальных, заставили лечь животом на пол.

– Проверка документов, – строгим тоном молвил человек в штатском.

К человеку в штатском подбежал испуганный метрдотель, спрашивая:

– В чем дело? Кто вы?

Однако ответа не последовало.

Неизвестные в черных масках забрали у всех посетителей паспорта.

– Кто вы? И что хотите? – вновь задал вопрос метрдотель.

Человек в штатском обернулся к нему, говоря:

– Где твои документы?

Лицо человека в штатском казалось непроницаемым, а ледяные глаза ничего не выражали: кажется, так смотрит кобра на свою будущую жертву.

– Почему мне тыкают? Кто вы такие? – попытался возразить метрдотель, но подбежавшие к нему двое неизвестных в черных масках сразу заломили ему руки за спину, смотря в ожидании дальнейшего приказа на человека в штатском.

– Вытащите его паспорт! – распорядился человек в штатском.

Через минуту он прочитал фамилию и имя метрдотеля.

– Так, Максимкин Петр… Кто таков здесь?

– Но кто вы такие?

Человек в штатском быстро глянул на своих людей, а те навалились на Максимкина и он взвыл от боли.

– Ну, кто ты, Максимкин Петр?

– Метрдотель я…

– Где директор?

– Уехал в Испанию… В отпуск…

– Зама ко мне быстро!

– Тоже нет… Ой, отпустите, больно…

– Ничего, потерпи, – снисходительно произнес человек в штатском, – а зам тоже в Испании отдыхает?

– Нет, он на Канарах.

– Да-а, веселые у тебя ребята, – заметил со скрытой досадой в голосе человек в штатском, – значит, ты пока самый главный в этом паршивом заведении?

– Ой, почему у нас паршивое заведение? – попытался возмутиться Максимкин, вновь взвыв от боли.

– Ладно, отпустите бедного, пока отпустите, – смилостивился человек в штатском, – держи свой паспорт… Мы выполняем свою работу, понятно?

Но Максимкин насупился, стараясь не смотреть на своих мучителей.

– Повторяю, Максимкин, каждый выполняет свою работу.

– Да?

– Да, я – свою, а ты – свою.

– А зачем издеваться так?

Человек в штатском погрозил пальцем Максимкину:

– Ты словами так смело не бросайся, иной раз подумать надо! Поступил сигнал о бомбе в ресторане и сходке экстремистов.

– Как? И бомба, и сходка экстремистов сразу? – не выдержав, крикнул Алексей, продолжая вынужденно лежать на полу, как и все остальные посетители.

Штатский перевел взгляд на Алексея, подошел к нему.

– Поднять этого! – приказал он людям в черных масках.

Когда Алексей встал, штатский внимательно поглядел на него и холодно спросил:

– Твоя фамилия, имя? Место работы?

– Алексей Видотрясов, депутат.

Короткая пауза.

Услышав слово «депутат» и увидев депутатский значок на лацкане пиджака Алексея, штатский мгновенно преобразился; некое подобие улыбки появилось на его круглом лице. Он подбежал к Алексею, старательно отряхнул пыль с пиджака депутата, извиняясь:

– Ой, ошибочка вышла, не узнали мы нашего уважаемого депутата… М-да, казус странный, прошу прощения.

– Если хотите, чтобы вас всех простил, – порывисто произнес Алексей, – отпустите всех посетителей, никто здесь ни в чем не виноват!

– Да, вы так уверены в них всех? – скептически, чуть повышая голос, спросил человек в штатском.

– Мы пришли в ресторан отдохнуть, поесть, а не для пыток на полу! Я завтра же подам жалобу на вас!

– Ну, разве можно так волноваться? – забеспокоился человек в штатском. – Сейчас же все будут есть и пить, как прежде.

Кивком головы человек в штатском приказал своим людям освободить посетителей.

– А как вас зовут? – спросил Алексей человека в штатском.

– Антохин, майор Антохин.

– Ладно, майор, – сказал Алексей, – а насчет бомбы я что-то не понял. Вы ее нашли?

– Нет, бомбы не оказалось, проверили.

– Тогда всё? Маски-шоу закончилось?

Антохин ничего не ответил, дав знак неизвестным в черных масках удалиться.

Все посетители уселись за свои столики, а Максимкин подбежал к Алексею, жмя ему руку и благодаря за помощь.

– А как насчет счета? – вспомнил о счете и новых быстрорастущих ценах Алексей.

Максимкин замялся, вздохнул, после чего, подумав минуту, решительно ответил:

– Ладно, вас мы отпускаем без оплаты!

– А других?

– Нет, если все платить не будут, мы разоримся, у нас не благотворительное заведение. Даром работать кто будет? Вы – депутат, нас спасли, можете уходить, если хотите…

– Нет, сделаем иначе: я плачу ту первоначальную сумму, которую был должен за свой заказ, без всяких дальнейших повышений цен, – решил Алексей, оставив деньги на столе и выходя вместе с Леной из ресторана.

– Да-а, впечатлений набралась, – то ли спрашивая, то ли подытоживая проведенное время, протянула Лена.

– И скачка цен, и маски-шоу просятся в газету, – заметил Алексей.

Лена кивнула в знак согласия.

– Хорошо, попробую написать статью, – решила Лена, – но понимаешь, сейчас непонятная какая-то ситуация в нашей редакции… Покупать газету стали мало, не говорю уж о центральных… Только один житель нашего города покупает сразу несколько газет, как мне многие говорили.

– Кто он?

– Какой-то пенсионер… А остальные газет не читают, не выписывают, смотря лишь телевизор. Но наши «Новопотемкинские новости» подписывают хоть разные организации, иногда покупают жители – программа телевидения ведь нужна всем, а мы ее регулярно печатаем, как и прогноз погоды.

– Думаешь, закроют газету?

– Не знаю… Закрыть, может, не закроют, но главный редактор стал очень осторожен, как что-то лишнее по его мнению, вычеркивает.

– Хорошо, а строительство спортивного комплекса? Будет оно освещаться газетой?

– Должно, но строительства нет… Ведь оно должно было начаться полгода назад, только стройматериалы одни понавезли, а дальше всё затихло.

Алексей засмеялся:

– Самое интересное, что наша мэрия уже рассылает приглашения на будущие спортивные игры!

На следующий день Лена отдала главному редактору газеты «Новопотемкинские новости» две статьи: одну о маски-шоу, другую – о ресторанных ценах, но статью о маски-шоу главный редактор отклонил, мотивируя это тем, что статья написана однобоко.

– Как, как? – озадаченно спросила Лена.

– В общем, ее печатать мы не будем, – нахмурив брови, ответил главный редактор.

– Может, еще собрать для статьи материал? – попыталась настаивать Лена, но главный редактор оставался непреклонным.

Позднее Лена узнала у Афанаскина, что многих посетителей ресторана не выпускали, мотивируя это постоянно растущими ценами на все продукты. Из-за этого ресторан закрылся не в двадцать три часа, а в два часа ночи.

Лена на работе обзвонила еще три ресторана и два кафе Новопотемкино, узнавая о новых изменениях в меню и новых ценах, и ответ следовал везде одинаковый: посетители возмущались, но их не выпускали, а меню печатали несколько раз в день; что будет дальше, никто Лене не ответил. Ситуация получалась анекдотическая, сюрреальная, как и наша сюрреальная или фантасмагоричная действительность…

Вечером того же дня по местному телевидению «Наше зрение» показали краткий сюжет о доблестной службе безопасности, которая трудится день и ночь и находит постоянно новых шпионов и террористов. Майор Антохин с тем же непроницаемым лицом и холодным взглядом, сидя в своем кабинете, рассказывал о некоторых ученых, ставших шпионами иностранных государств, но не вспомнил почему-то о вторжении его людей в ресторан…

Глава 7

Горемыков и К°

Мэр Горемыков сидел на собрании багровый от гнева. Жизнь спокойная, без особых проблем текла бы и дальше так спокойно, никто бы о Новопотемкино и его мэре не вспоминал, если не эти треклятые спортивные игры, которые скоро должны состояться в его городе. Ожидался приезд целой правительственной комиссии по приему нового спорткомплекса и нового аэровокзала, но пока ни спорткомплекса, ни аэровокзала построено не было.

– Чёрт! – воскликнул Горемыков, ударяя кулаком по столу. – Наращивать!.. Усиливать!..

После короткой паузы два заместителя мэра пожали плечами, не понимая, что собственно хотел сказать Горемыков.

Секретарь Анна сидела за столом рядом с мэром и записывала каждое его слово со школьным прилежанием. Ей исполнилось двадцать два года; Горемыкову нравились всегда тонкие и низенькие девушки с черными волосами и голубыми глазами, к тому же Анна не отличалась излишней болтливостью. Она всегда предпочитала больше молчать и слушать, чем произнести какое-либо слово.

У Горемыкова было два зама.

Один из них – Борис Вислоухин, худой и лысый человек лет сорока пять, низкого роста.

Прислали его Горемыкову из центра, ранее Вислоухин работал в милиции. Причины такого назначения, точнее, ссылки из центра в Новопотемкино, никто не знал да и Вислоухин на эту тему ни с кем не разговаривал. Поговаривали, что Вислоухин много пил, хотя пьяным в мэрии его никто никогда не видел. Но некоторые слышали его слова о водке: «Водку я не люблю, но мне нравится, что она со мной делает». Окружение мэра распространяло слух о возможной ссылке Вислоухина в провинцию из-за пьянства.

Только он в мэрии говорил басом, что явно контрастировало с его низким ростом. Бас Вислоухина многие не выдержали, часто сам мэр просил его говорить потише, на что Вислоухин отвечал примерно так:

– Это я еще говорю не в полную силу! У меня бас, если чуть голос повышу, подумают, что ору на всех.

Другой зам – Савелий Мокрый (Мокрый была его фамилия, а не что-то иное) в сравнении с Вислоухиным казался богатырем: высокий, широкоплечий, краснощекий. Стоя рядом с мэром, он был выше его примерно на голову. Мокрый родился и вырос в Новопотемкино, как и все его предки, даже не мыслил себе жизни вне родного города. Ему исполнилось недавно пятьдесят лет. Ранее Мокрый работал экономистом в одном из статбюро города, потом он перешел в коммерческую фирму в надежде заработать больше денег, но фирма просуществовала всего два года. По рекомендации одного из друзей Мокрый устроился в мэрии. Еще с детства он начал заикаться, делая частые и и долгие паузы, что сильно раздражало слушавших его. Как понимает читатель, над мальчиком с фамилией Мокрый смеялись еще в раннем детстве, особенно, когда он только начал заикаться. Неуверенность, обозленность на мир, постоянное безумное желание казаться лучше, умнее и интереснее являлись характерными чертами Мокрого, которые лишали его жизнь многих счастливых минут.

Многие, увидев рядом обоих замов, часто не выдерживали, отходя в сторону и смеялись – до того был разительный контраст двух замов: один высокий, широк в плечах, но робок и заикается, а другой худой, низкий, лысый, но уверенно говорит, заглушая всех своим басом.

Мокрый вопросительно уставился на Горемыкова, спрашивая:

– А… а… че… чего наращивать?

– Всё! – коротко ответил Горемыков.

– А… а…

– Можно хоть на собраниях пытаться не заикаться? – раздраженно спросил Горемыков Мокрого. – Не заикаться! Хоть помолчи чуток, раз тебя не спрашивают. Хватит сопли есть!

Мокрый вздохнул, ничего не ответив мэру.

«Опять я виноват из-за того, что заикаюсь, – с грустью подумал Мокрый, стараясь не смотреть в сторону Горемыкова, – всё он сам решает, но нас зачем вызвал тогда? Один цирк…»

– Министр приедет скоро… приедет, но не готово ничего! Ни – че – го! – продолжал возмущаться Горемыков. – Аэровокзала нет, спорткомплекса нет… Нет!

Анна прилежно записывала каждое слово Горемыкова.

Он заметил, что она записывает все его слова и сделал ей замечание:

– Записывай ты не всё, записывай только то, что я скажу записывать.

– А кто к нам приедет? – спросил Вислоухин, стараясь говорить как можно тише, что у него не вышло. – Кто именно?

– Черт, говори ты потише!.. Тише говори! – рассердился Горемыков, используя любую возможность, чтобы заорать или рассердиться на кого-либо – так он любил поступать всегда, будучи в крайнем раздражении.

После короткой паузы Горемыков продолжал:

– Кто именно приедет, точно не знаю, кто-то из министров. Кому надо, тот и приедет! К нам в город никто из высоких чинов из города М не приезжал сто лет! Ясно вам?

– Гм, а вы точно уверены, что именно сто лет?

– Да, уверен, я всегда и во всем уверен на всю оставшуюся жизнь! Но не это главное! – продолжал Горемыков. – Да, не это главное, главное сейчас – не кто именно к нам приедет… Проблема строительства – эта наша самая важная проблема и головная наша боль!

– А что такое город М? – спросил Вислоухин.

– Ой, это я так кратко называю Москву, как это не понять?

– А как же наш бизнесмен в изгнании? – осторожно задал вопрос Вислоухин, желая, видимо, показать свою деловитость.

Через минуту все поняли, что напрасно Вислоухин спросил о бизнесмене в изгнании.

– Что?!.. При чем тут этот Крестовский?!.. Кто он такой, а? – заорал Горемыков, стуча кулаком по столу. – Кто такой Крестовский? У нас что обсуждается?

– Строительство спорткомплекса и аэровокзала, – ответила за двух притихших замов Анна.

– Да, строительство! – таким же тоном продолжал Горемыков. – Но его нет! Нет строительства! Нет! Поэтому надо наращивать!

– А-а… это мне записывать? – спросила Анна.

– Что?

– В протокол мне… э-э… записывать «наращивать»?

Горемыков машинально кивнул.

– Тогда… а-а… тогда что наращивать? – не поняла Анна.

Ответ Горемыкова последовал короткий и обобщенный, но непонятный, что свойственно было мэру:

– Всё! Всё!

После напряженной паузы Горемыков совладал с собой, говоря спокойно:

– Итак, в скором времени приедет министр, ясно?

– Это… а-а… записывать, Демил Демидович? – спросила Анна.

– Да, это записывай… Министр к нам приедет, кто именно, не знаю… Не знаю точно этого… Я рапортовал в центр, что строительство идет полным ходом. Да-да, полным ходом оно идет…

– Как? – не выдержал Мокрый. – Его… е… его нет…

– Ты помолчи! А что мне надо было отвечать? Что ничего нет?!.. Да, его в самом деле нет, но примерно за месяц спорткомплекс должен быть построен. Ясно?

Оба зама кивнули, стараясь не смотреть на багрового от злости мэра.

– Срочным порядком надо начинать хотя бы подготовительные работы… Хотя бы подготовительные работы… Ясно? Песок, цемент, металл, стекло подвести туда… Согнать всех рабочих для строительства! Всех студентов, всех школьников в свободное от учебы время! Всех солдат!

– Может, будут работать настоящие рабочие? – предложил Вислоухин.

– Гм, где их взять?

– Да, есть приезжие, таджики, белорусы, они немного хотят…

– Ладно, подумаем… С прорабом Королём потом поговорю.

Мокрый вздохнул и поднял руку, не отрывая взгляда от Горемыкова.

Тот заметил поднятую руку своего зама и усмехнулся:

– Ты чего, как в школе, руку поднял? Чего у тебя?

– Скажите… Де… Демид Демидович, как… как я пони… понимаю, инвестиции поступят для строительства?

– И что дальше?

– Ну, пос… поступят?

– Да.

– И на проведение спортивных игр тоже поступят деньги? – обратился к мэру Вислоухин.

Горемыков погрозил замам пальцем:

– Ну, понял… Без меня деньги не брать, когда поступят!

– А ког… когда они поступят?

– Когда поступят? На днях… Но без меня денег не трогать! Не трогать деньги.

Вислоухин не остался в стороне интересующей всех больше всего денежной темы и делово заметил:

– Но сколько планируется трат, сколько…

Горемыков ему погрозил пальцем:

– Смотри ты у меня!.. Воровать не позволю!

– Это я вор? – обиделся Вислоухин.

– Вот чего не говорил, то не говорил, – раздраженно ответил Горемыков. – Говорят, не пойман – не вор, а вы все думаете иначе.

– Как?

– Иначе, – повторил Горемыков, – перефразируя старую поговорку, думаете таким образом: «Воруй, раз не пойман».

– Обижаете, – почти одновременно пробурчали оба зама.

– Ладно, ладно…. И себя, и вас не обижу!.. Главное – деньги получить, а как тратить сами умеем… Строительство начать надо, ясно?

Раздался телефонный звонок.

– Да? – Горемыков взял трубку, стуча нервно пальцами по столу. – А-а, боец невидимого фронта?

Горемыков засмеялся, выражение его лица стало чуть добрее.

– Ладно, я пошутил, майор Антохин… Всех шпионов поймал или остались еще? Хочешь поговорить?.. Ну, ждем.

Горемыков положил трубку.

– Как же на вас, Демид Демидович, хорошо костюм сидит, – ни с того, ни с сего похвалил костюм мэра Вислоухин.

– Да? Хорош костюмчик?

– Хороший, только цвет мне не нравится, – честно ответил Вислоухин.

– А вот мне и серый цвет, и сам костюм нравится, – Горемыков впился цепкими серыми глазками в своего зама, не отрывая взгляда от него, будто гипнотизируя, – мне ты не нравишься.

Вислоухин пожал плечами, стараясь не смотреть на своего начальника:

– А чего я… я… стараюсь…

– Лучше надо стараться, а то уволю к свиньям собачьим! Так… На чем мы остановились?

– На новых… э-э… вопросах, – подсказала Анна мэру.

Горемыков задумался:

– Так… Майор Антохин сейчас придет, вместе обсудим вопрос безопасности… Осталось обсудить вопросы ЖКХ, предстоящие выборы, подготовку к приезду министра.

– Вы хотели обсудить еще вопрос о телевидении, – напомнила Анна.

– Да-да, но с Миловидовым я встречусь отдельно, – известил всех Горемыков, – будет у нас долгий и сложный разговор…

– А чего опять жилищное хозяйство нам обсуждать? – не понял Вислоухин. – Там и так всё ясно…

– И что же ясно там?

– Цены поднимем снова, чего там обсуждать, – решительно ответил Вислоухин.

– Молодец! Четко и ясно! – похвалил своего зама Горемыков. – Сразу видно, что бывший офицер.

– А… а где… где… нача… начальник Рэ…. Рэ….-пытался спросить Мокрый, заикаясь, но потом остановился, думая, что опять оборвет его Горемыков.

Горемыков недовольно глянул на Мокрого, разозлившись:

– Не можешь четко и внятно говорить, так молчи уж. Начальник РЭУ Писаренко приедет завтра, тогда с ним поговорю.

– А сейчас его вызвать нельзя?

– Гм, ну и заявочки, – усмехнулся Горемыков, – чего его из Египта мне вызывать?

Оба зама громко вздохнули, видимо, представляя себе теплое море, солнце, пляж в Египте и массу красивых молодых девушек в купальниках.

– Да, море и пляж нам только снятся, – насмешливо произнес Горемыков, почти прочитав мысли замов, – нам остается здесь чужую пыль глотать!

После короткой паузы Горемыков продолжал:

– Да, еще один неприятный вопрос о коррупции. Ясно? О коррупции.

– Его мы обсудили на прошлом собрании, кажется, – осторожно упомянул Вислоухин.

– Обсуждать-то обсуждали, да он никуда от нас не делся, – с сожалением в голосе произнес Горемыков. – Центр меня этим вопросом донимает. Москва! Откровенно говоря, чего от нас хотят? Наплодили по всей стране чиновников, потом вопят: коррупция, взятки, караул! Я, честно говоря, не завидую бизнесменам, – куда ни приди, платить и там, и сям…

Конечно, мы-то не коррупционеры…

– Извините, Демид Демидович, – остановила мэра Анна, – а это писать?

– Нет… Когда писать тебе, я скажу… Итак, надо нам кого-то посадить, памятуя о коррупции, и сразу рапортовать в Москву: мы боремся!

– А… а… кого… заса… посадить? – еле выговорил Мокрый.

– Не тебя же, – хохотнул Горемыков, – это надо поручить майору Антохину, который зайдет сейчас ко мне. У нас же есть врачи, берущие взятки, так? Врачи-рвачи… Водители, не выдающие билетов пассажирам… Педагоги, берущие взятки от родителей учеников… Продавщицы, обвешивающие покупателей…

– Вполне, – поддержал предложение мэра Вислоухин, – но еще зарплату нам бы поднять раз в двадцать!

– Ну, ты и фантазер! – усмехнулся Горемыков. – Кто ж тебе зарплату поднимет в двадцать раз? Да на наших местах всё равно брать будут.

– А это… а-а… мне записывать? – спросила Анна.

– Что?.. Ты чего, спятила? – удивился Горемыков. – Мы тут о взятках, коррупции, а ты всё записывать вздумала?!. Спятила?

– Нет…

.-Еще такое услышу – уволю без выплаты зарплаты к свиньям собачьим! Так… Скоро выборы мэра Новопотемкино, то есть меня… Гм, надо готовить выборные участки, подготовить охрану их, составить списки избирателей.

– А иностранные наблюдатели?

– Мне они лично не нужны, – откровенно произнес Горемыков, далее тихо повторяя известные три слова улиц и коммунальных квартир. – Они нам не нужны! Чего они от нас хотят? Мы сами в своей суверенной стране создаем тот порядок, который и хотим… Я же со своими советами не лезу в Бонн или Вашингтон! Не лезу туда со своими советами. Да, слышал, что эти недовольные снова хотят выйти на улицы?

– Да.

– Сейчас придет майор Антохин, всё с ним обсужу… Никаких рук, сломанных носов по телевизору не показывали, откуда узнали об этом?

Мокрый дипломатично помалкивал.

Вислоухин промямлил:

– Народ говорит…

– Какой народ? – обозлился Горемыков. – А мы тогда кто?

– Мы…

– Да, мы тогда кто? Мы не народ? Не люди?

– Люди, – согласился Вислоухин, – но другие…

– Чего?

– Другого сорта, – пояснил Вислоухин, – есть люди высшего сорта, есть низкого сорта, как и товары.

– Гм, интересно излагаешь! – одобрил Горемыков мысль зама: ему польстило упоминание о нем, как о человеке высшего сорта. – Но все сплетни нужно прекращать в моем городе! Народ сейчас газеты не читает, только телевизор смотрит, а там мы, чиновники, каждый день себя только и видим. Миловидов, конечно, старается, но нужно, чтоб еще больше нас показывали! Каждый день и каждый час! По любому поводу! По любому!.. Тогда нашему народу ничего объяснять не надо, никаких вопросов тогда он задавать не будет.

– Это… это почему? – не понял Мокрый.

– А потому, что меня каждый день крутят по ящику, – объяснял Горемыков, – то я на улице с народом говорю, то я в магазинах спрашиваю у продавца: «Почему цены на все продукты опять повысились?», то я в самолете… Народ ко мне уже привык, он без меня никак не может жить! Вот раньше худо как-то жили, а при мне лучше стали, я зарплаты чуток прибавил.

– А цены… а-а? – некстати спросила Анна.

– Ты бы помолчала! – воскликнул Горемыков. – А-а да э-э!.. Цены я вижу, как растут, но я один что могу? Я же не директор магазина, я не финансист… Есть соответствующие органы, пусть они этим занимаются. Вот даже в магазинах я спрашивал продавцов о непонятных причинах повышения цен. А эти продавцы тоже ничего не знают!.. Да, безобразие… Я в своем городе революций не потерплю! Да, не потерплю!.. Пыль они у меня будут глотать, недовольные!..

– Ой, а это записывать? – снова некстати спросила Анна.

– Чего? – закричал Горемыков. – Сиди и помалкивай, скажу, когда записывать… Носы всем поотрываю!.. И отрежу, чтоб больше не выросли… По самый корень! Да… Отрежу на всю оставшуюся жизнь!

– А чего отрежете? – спросила Анна, стараясь не смотреть на злого Горемыкова.

– Всё, что захочу! Анна, ты это тоже не пиши… Ну, ближе к делу… Ха-ха, есть один анекдот, Анна, ты его тоже не пиши. Спрашивает один: «Ближе к делу или к телу?» Да… Нужно ближе к дате выборов поднять всем бюджетникам зарплату, заставить всех их голосовать по месту работы…

– Это как?

– Просто, приказ я напишу скоро, – продолжал горячо Горемыков, убежденный полностью в своей правоте, – чтобы все бюджетники для наиболее полного и организованного участия в выборах прибыли в воскресенье на работу. А директорам всех организаций в установленном порядке сообщить: если кто-то проголосует не за меня, выгоню такого поганого директора с его насиженного одним местом теплого кресла.

– А что насчет зарплат будет?

– Я же говорил: повысить перед выборами (не раньше) зарплату, чтоб на хлеб с маслом хватало.

– Да, масло дороже стало, – вдруг вспомнив о подорожании продуктов, вяло проговорила Анна, не смотря ни на кого и сидя с грустным видом.

– Не мешать нам! – завопил Горемыков. – Так… пиши, Анна: повысить бюджетникам зарплаты за неделю до начала выборов.

– А на сколько?

– На 200 рублей…. Нет, постой, тогда много получается, если в перерасчете на большую часть города, – призадумавшись, объяснил Горемыков. – Пиши: повысить зарплату на сто пятьдесят рублей. Пенсии повысить на… на сто пятьдесят рублей.

– На сто пятьдесят?

– Да… Постой, нет, постой… Много получится, если в перерасчете… Пиши лучше так: повысить пенсии на… на сто рублей. Так, пенсии и зарплаты мы повысили, электорат будет доволен! Что осталось нам обсудить?

– Подготовку к приезду министра.

– Да, правильно… Дороги в центре Новопотемкино вычистить, чтоб хоть языком вылизывали их, но чтоб было чисто и всё блестело!.. Чтоб всех недовольных из города на время вывезли!

– Куда? – поинтересовался Мокрый.

– На кудыкину гору, – отрезал Горемыков, – не это важно… Сказал бы по какому адресу их выслать, но мой секретарь здесь…

– А как выявлять этих недовольных?

А кто выходит на улицы митинговать.

– Да, но сегодня один не выйдет, а завтра ему приспичило, – озабоченно протянул Вислоухин, – тогда как же?

– Майор Антохин явится, я с ним по этому вопросу всё обговорю! – решил Горемыков.

Раздался негромкий стук в дверь.

– Да, входите, – разрешил Горемыков, ожидая прихода Антохина.

Оба зама обернулись в сторону входящего Антохина, здороваясь с ним.

– Приветствую, боец невидимого фронта, садись сюда, – обратился к входящему Горемыков. – Сейчас отдельно с тобой побеседуем. Так, Анна, всё записала?

– Я писала о повышении пенсий и зарплат, о коррупции, ЖКХ…

– Постой, о повышении пенсий и зарплат оставь запись, а болтовню нашу о коррупции, ЖКХ, выборах вычеркни. Пиши очень коротко и ясно: усилить борьбу с коррупцией, организовать подготовку к выборам меня… тьфу, к выборам мэра Новопотемкино, срочно начать строительство аэровокзала и спорткомплекса. Написала?

– Да.

– Ладно, все свободны, кроме Антохина. Помните фразу: «А вас, Штирлиц, попрошу остаться!»? Садись, майор, ко мне поближе, – устало сказал Горемыков, поглядывая на висящие часы на стене, когда они остались одни, – потолкуем о делах наших шпионских и экстремистских.

Антохин усмехнулся:

– Демид Демидович, как всегда, шутит, но со шпионами не шутят – их арестовывают.

– Всё ты в беготне, в поисках наших врагов?

– Се ля ви, – снова усмехнулся Антохин.

Горемыков достал из стола две рюмки и бутылку водки.

– Выпьем?

– Не положено, – попытался отказаться Антохин.

Горемыков состроил недовольную гримасу, махая рукой:

– Брось, хоть со мной цирк этот брось… Выпьем?

– За что пьем?

– За что? А за успех.

– Чего?

– Гм, а всего! – нашелся Горемыков, улыбаясь. – Чтоб наша сказка стала былью, чтоб на всю оставшуюся жизнь у нас успех был бы!

– Вы – настоящий оратор, Демид Демидович. Еще одно уточнение можно?

– Ну?

– За борьбу со шпионами и внутренними врагами!

– Ох, боец, закусывай, – предложил Горемыков, раскрывая перед гостем коробку конфет. – Много шпионов и врагов, да?

– Военная тайна…

– Всё тайны да тайны… Ох-хо-хо!.. Все у тебя ученые враги стали?

– Как можно так, Демид Демидович, мы работаем, ищем шпионов и врагов, а вы нас в чем-то нехорошем обвиняете! – попытался отшутиться Антохин, но было заметно, что разговор начинает ему не нравиться.

– У тебя, вернее, твоего ведомства тоже есть план по поимке внутренних и внешних врагов?

– Всё шутим, Демид Демидович?

– А ты по-прежнему точно и конкретно не можешь ответить ни на один вопрос, – уточнил Горемыков.

– Слово – не воробей, – произнес Антохин, – но можно вылететь за иное слово, как воробей.

– Гм, хорошо сказано, – одобрил слова Антохина Горемыков.

После короткой паузы он продолжил:

– Как там с этим Крестовским?

– Ищем, – уклончиво ответил Антохин.

– Ищете?.. Гм… Их ищет и разыскивает милиция, ха-ха!.. Все знают, где он, бизнесмен в изгнании, находится, в каком городе и в какой стране обитает, чем занимается, а ты его всё ищешь и никак не привезешь, да?

– Стараемся, как можем.

– Значит, плохо можете, лучше надо стараться! – настаивал Горемыков, зло смотря на Антохина.

– Скажу еще, что было недавно время, когда он вам помогал… – напомнил Горемыкову Антохин.

– Что-о?.. – обозлился Горемыков. – Ну, да, было раньше… Да, было… Он помогал мне раньше, да… Мавр свое дело сделал… Но потом он против меня стал, ясно? И тут же прокуратура обнаружила ряд совершенных им преступлений.

– Прокуратура обнаружила эти преступления недавно или когда Крестовский вам помогал?

Услышав последний вопрос Антохина, Горемыков застыл с протянутой ко рту рукой: конфета так и не попала в рот, лицо мэра внезапно покраснело от гнева, а цепкие и серые глазки впились в майора, будто хотели его уничтожить.

Антохин сидел напротив Горемыкова с непроницаемым лицом, делая вид, что не замечает гнева хозяина кабинета.

После долгой и тягостной паузы, во время которой лишь несколько раз звонил телефон, а оба собеседника не двигались и напряженно молчали, Горемыков предпочел резко сменить тему разговора:

– Так… У нас в Новопотемкино ряд мероприятий намечается: выборы меня… тьфу, выборы мэра, приезд министра из Москвы, строительство аэровокзала и спорткомплекса.

– Знаю, насчет безопасности будет всё спокойно, – заверил Антохин.

– Точно?

– Точнее не бывает.

– Вопросов много, а ты помалкиваешь, – проговорил недовольно Горемыков. – Меня беспокоит эта горстка недовольных экстремистов, которые постоянно выходят на митинги.

– Не надо беспокоиться, мы их разгоним.

– Да? Как недавно было? Два ведра зубов и пять ведер крови?

Антохин недовольно поморщился:

– Ну, зачем так… Недовольных мы быстро уберем с улиц.

– Но как их заставить не выходить на улицы?

– Поставим посты милиции у домов некоторых митингующих, которые ранее выходили на улицы.

– Мало!.. Как вовремя распознать, кто за меня, а кто против? – допытывался Горемыков, пристально глядя на непроницаемое лицо майора.

– А вот это очень и очень сложно, Демид Демидович… Сегодня он молчит и сидит дома, а завтра на улице с плакатом, лозунгом, но мы работаем, у нас масса агентов, информацию мы собираем.

– Тут еще кампания по борьбе с коррупцией намечается, – вздыхая, продолжал Горемыков. – Должен ты нам здесь помочь…

– Эта кампания, кажется, никогда не закончится, – усмехнулся Антохин.

– Я не об этом, – махнул рукой Горемыков, – надо организовать рейды по больницам, поликлиникам, школам, институтам, магазинам, надо искать взяточников! Ясно тебе?.. На транпспорте поискать, понял? Есть же водители, которые не дают билетов пассажирам?

Есть же врачи-рвачи? Продавщицы, обвешивающие клиентов? Нужно поймать их всех и сообщить в Москву: мы боремся!

Антохин снова усмехнулся, на мгновение его голубые глаза заблестели, чуть ожив:

– Да, Демид Демидович, далеко пойдете, если вас не остановить!

– Понравилась идея?

– Естественно, словно в нашей конторе раньше работали.

– Нет, я раньше служил в армии.

– А костюм на вас очень хорошо сидит, – одобрил костюм мэра Антохин.

– Да? – Лицо Горемыкова расплылось в широкой улыбке. – Правда, многим костюм мой нравится, но некоторые советуют поменять цвет костюма, но мне нравится серый цвет.

– Для кого серый цвет – признак стандарта, однобокости, серости, а других он украшает.

– Ладно, мы отвлеклись от дела… Гм, анекдот вспомнил один: «Один спрашивает другого: „Я тебя отвлек от дела или от тела?“» Дела с поимкой разных взяточников, значит, организуешь… Безопасность на выборах, по приезде министра… Еще висит на мне это проклятое строительство, по ночам даже мне снится!

– Ночью сексом займитесь, тогда строительство сниться не будет.

– Остришь, майор! – бросил недовольно Горемыков.

Горемыков при упоминании о сексе наморщил брови, вспомнив недавний домашний скандал и свою сексуальную неудовлетворенность в течение целой недели. Дело в том, что ему надоело дома консультировать жену по поводу дел ее фирмы «Надежда», а она приставала к нему по разным рабочим вопросам каждый вечер, что его очень раздражало. В отместку жена лишала Горемыкова тихих сексуальных радостей, что вовсе выводило его из себя.

«Сколько можно ходить к проституткам? – подумал Горемыков, вспоминая большую грудь жены. – Сколько мне мучиться, вникать в дела ее фирмы, отвечать на вопросы моей жены Юлии вместо того, чтобы вечером дома заняться с ней сексом?»

– Сам-то женат? – спросил гостя Горемыков.

– Да.

– И доволен?

– Пока не жалуюсь.

– М-да… – Горемыков предпочел далее не говорить о сексе, переводя разговор в деловое русло:

– Мне жалуются, что ученых ты сажаешь, как-то следует осторожнее работать!

Лицо Антохина помрачнело.

– Не согласен я, – твердо ответил он, глядя холодно на мэра.

– Ладно, не злись, каждый из нас делает свое дело, – как можно мягче сказал Горемыков, желая больше не расстраивать Антохина, – а что случилось в ресторане «Привет, товарищ»?

Раздался телефонный звонок.

– Да? Юля?.. У себя я… – отвечал на вопросы жены Горемыков – Когда буду? Ну, часов в шесть… Обсудить надо опять? Ой, может, сегодня другим займемся, а? – Горемыков глянул на гостя, с сожалением подумав, что не может прямо сказать при нем, чем он мечтает заняться с женой сегодня вечером. – Не поняла?.. А-а, дело превыше всего?.. М-да, пока…

– Проблемы? – осторожно спросил Антохин, еле сдерживая улыбку на лице.

– Нет, всё нормально… Так, ты ответь лучше, чего там было в ресторане?

– Ничего.

– А игры в маски-шоу с автоматами зачем? Кого опять искал там? Может, Мефистофеля или этого Крестовского?

Антохин сидел молча, не отвечая.

– Предпочитаешь молчать, да?.. Истину узнать невозможно?

– Истина хранится в сундуке, а в сундуке она спрятана в ларце…

– Сказки мне рассказывать вздумал? – перебил гостя Горемыков. – Истина – ничто, а личные отношения-всё!

– Тогда зачем вы хотите узнать истину? – насмешливо произнес Антохин. – Да, я не закончил… В том ларце спрятал заяц, заяц находится в утке, а в утке – яйцо, разбив которое можно найти истину. Но даже после этих манипуляций и сложных поисков тщетно искать истину!

– Ладно, конкретно мне отвечай, – потребовал Горемыков. – Твоя работа – пугать клиентов ресторана?.. Маски-шоу с выездом на место представления без заказа публики? Там был, кстати, директор супермаркета «Мир всего»…

– И что с того?

– Отвечай!

– Наша служба и опасна, и сложна, – напел Антохин, чуть изменив слова известной песни из старого телефильма.

Короткая пауза.

Горемыков выпил со злости рюмку водки, не закусывая.

– Анекдот хотите? – предложил Антохин.

– Ну?

– К девушке пристает парень на улице: «Вас можно проводить?» «Только взглядом», – отвечает девушка.

В ответ Горемыков начал рассказывать свой анекдот:

– Раньше во времена оные после смертей ряда членов ЦК звонит один старик в ЦК и интересуется: «Там у вас работы для меня нет?» Ему в ответ вежливо советуют полечиться. Но старик уточняет: «А я старый и очень-очень больной!»

Антохин засмеялся.

– Нет, анекдот не закончился… А теперь один звонит в администрацию президента и спрашивает: «Скажите, для меня у вас есть работа?» Ему в ответ вежливо советуют полечиться. А он упорствует: «А я из Петербурга!»

Горемыков громко засмеялся, но потом увидел, что Антохин сидит и не смеется.

– Что, не смешно?

Антохин сидел с непроницаемым лицом и молчал.

– Гм, ладно… Всё шутишь, майор, а мне что делать, когда вижу некоторые плакаты этих недовольных, где написано: «Нам не нужно горе с вашим Горемыковым!»? – пробурчал Горемыков. – Их в дверь выгонишь, а они в окно лезут.

– Кто лезет? Здесь никого, – посмеиваясь, глядя на окно, сострил Антохин, но через минуту принял серьезный вид, нахмурив лоб и отвечая:

– Всех недовольных будем гнать с улиц! Сажать их на несколько суток.

– Только без крови и разбитых носов, – предупредил Горемыков. – Как узнали об этом, не пойму…

– Насчет чего?

– Насчет разбитых носов и сломанной руки на последнем митинге, – напомнил Горемыков.

– Один – другому и пошло…

– Чтоб без крови!

– Постараемся. Вы за того бородатого анекдота беспокоитесь?

– Не понял… Это ты о председателе избирательной комиссии? – Горемыков уставился на собеседника, который больше не посмеивался и сидел с прежним непроницаемым выражением лица.

– О нем самом, о том, кого в Новопотемкино называют бородатым анекдотом.

Горемыков отрицательно повертел головой, морщась:

– Нет, пусть он бреется хоть каждый день, раз такой принципиальный. Это его так Лазонтьев назвал. Мне нужен имидж демократичного руководителя, ясно? Демократичного! Чтоб без крови и ругани, чтоб без сломанных рук, ног! Чтоб всё было спокойно и всё стабильно!

– Всё будет хорошо, – заверил мэра Антохин. – По телевизору излагают: «Всё хорошо и спокойно». Вам же всегда везет, не находите?

– Не понял.

– Про таких, как вы, всегда говорят: «Он родился не в рубашке, а в дорогом костюме». Вам всегда везет, раньше (я просмотрел ваше личное дело) тоже везло – не каждому доводилось стать председателем исполкома. Сытая номенклатурная жизнь, а сейчас вы – мэр Новопотемкино, скоро новые выборы и вы победите.

– Гм, уверен?

– На двести процентов, как и почти четыре года назад, – пристально глядя на Горемыкова, ответил Антохин. – Мои люди все за вас будут голосовать.

– Спасибо.

– Сколько надо процентов вам на выборах, столько и нарисуют, – продолжал Антохин.

– Ой, как можно так? – попытался возразить Горемыков, но потом согласился с майором:

– Да, сколько захочу, столько и напишут…

Раздавшийся вновь телефонный звонок прервал беседу.

– Да… А-а, Подпевалов, что у тебя там стряслось?.. – говорил в трубку Горемыков. – Кто появился?.. Утрясов? Нет, Видотрясов? Так, записываю… – Горемыков взял ручку. – Алексей Видотрясов, он депутат? К какой партии относится? «Правый фланг»?.. Хо-ро-шо… Пока.

– Вот тебе еще задание, – доверительно произнес Горемыков, – появился в нашей Думе недавно некий молодой депутатишко, зовут его Алексеем Видотрясовым.

– Ну и фамилия!

– Фамилии у многих нас иной раз выглядят смешными, а человек с такой фамилией может быть очень страшным для общества, – глубокомысленно начал рассуждать Горемыков, – вот этот депутатишко Видотрясов не успел появиться в нашей Думе, как стал вопросики разные задавать моему Подпевалову, мешать ему вести собрание.

– Хотите сделать его шпионом? – делово спросил Антохин.

– Нет, не об этом я… У тебя одни шпионы в голове! Проверь его дело, кто таков, откуда, родители, работа.

– Это запросто. Можем даже его телефонные разговоры прослушать.

– Нет, пока его дело мне принеси.

Антохин посмотрел на часы, поднялся, стал прощаться:

– Мне пора, Демид Демидович.

Оставшись один, Горемыков выпил рюмку водки, закусывая конфетой.

Но долго в одиночестве он не остался: в кабинет вошли двое.

Одного из вошедших мы уже представляли нашему читателю – Подпевалов, а о другом поговорим отдельно.

То был средних лет небритый человек с короткой стрижкой в черном костюме; его длинные пушистые и аккуратно постриженные усы очень напоминали щетку для обуви. Звали его Лазонтьев Даниил, работал он телеведущим. По профессии Лазонтьев был журналист, но всегда он просил называть его не журналистом, а публицистом. На местном телевидении «Наше зрение» он вел собственную программу под названием «Отдельное мнение»; мнение, как считали некоторые остряки, и вправду было отдельным мнением, чьё это было мнение, которое озвучивал в эфире Лазонтьев, он никогда никому не говорил, считая, что оно было якобы его собственным отдельным мнением, хотя никому иному так открыто и так свободно высказывать отдельное свое мнение не разрешалось.

С недавних пор Лазонтьев вступил в партию «Единое Новопотемкино», часто приглашал в свою передачу Подпевалова для пространных интервью и долгих диалогов.

Очень многие сотрудники телеканала не захотели работать с Лазонтьевым, прося перевести их в другую передачу, некоторые даже уволились, чтобы не работать с таким ведущим. Многое не нравилось коллегам в Лазонтьеве: его небритое лицо, ехидные комментарии и ответы, неумение слышать собеседника, если тот не высокий начальник, подчас лизоблюдство. Коллеги говорили за его спиной: «Лазонтьев говорит – ветер носит».

Этот вечно небритый и ехидный человек считался мастером манипулирования словом.

Говоря образно, на этом он съел собаку и всё семейство псовых. Слушая его, воистину понимаешь старую поговорку: «Словом можно лечить и убить». Конечно, убивать пока словом ему не приходилось, но по силе произносимых слов в минуту Лазонтьев может посоревноваться с силой извергающегося вулкана, цунами или с молнией. Часто в своей программе он пытался подражать Горемыкову, перенимая манеру того говорить медленно, часто повторяя одни и те же слова, делая паузы к месту или не к месту, явно желая польстить мэру и в то же время привлечь внимание телезрителей к тому или иному своему слову.

Не поняв и не восприняв восторженно демократические, только начавшиеся преобразования в стране, он затаил злобу, которую в настоящий момент с неприкрытой радостью изливал на всех демократов, благо Горемыков это ему не запрещал.

Нельзя не сказать о своебразном языке едкого публициста: сочетанию советского шаблона, сменившемся языком демократических преобразований, приблатненных шуточек, хамоватых фраз с люмпенскими интонациями и державной патетики.

Но самое интересное заключается в том, что многие телезрители гадали, кто же именно автор подобного стиля выражения своих гениальных мыслей, жемчужин иронии: Лазонтьев или сам мэр Горемыков, так как часто Горемыков в эфире говорил ту или иную удивительную фразу, которую повторяли на все лады его замы, также члены партии «Единое Новопотемкино» и некоторые журналисты, особенно Лазонтьев. Скорее всего, как размышляет автор, Лазонтьев почерпнул многое в манере говорить и чеканить свои исторические фразы у Горемыкова, после чего, творчески развивал этот своебразный хамовато-люмпенский стиль с разными шуточками на телевидении. Лазонтьев часто повторял выражения Горемыкова: «Уволить к свиньям собачьим!», «Надо делать не по Топтыгину, а по уму!», «Хватит сопли есть!» или «Хватит лопли жевать!», «Бить надо один раз, но точно попасть между ног», «Мы так убьем двух зайцев! (можно и остальных гадов»), «Всех шакалящих гадов перебью!».

Увидев вошедших, Горемыков улыбнулся:

– Приветствую обоих! Присаживайтесь, не говорю «садитесь».

– Однако пусть сидят наши враги и очень долго сидят, – моментально отреагировать на предложение мэра Лазонтьев.

– Зачем пожаловали ко мне?

– Вас, честно говоря, всегда приятно видеть, – откровенно произнес Подпевалов.

– Ой, может, еще ты, как девка, мне комплименты говорить будешь? – хохотнул Горемыков.

– Нет, извините….

– Я поручил Антохину выяснить про этого нового твоего депутата Твидоплясова.

– Его фамилия – Видотрясов, – поправил мэра Подпевалов.

– Не знаю, не знаю, чем он трясёт и где этим занимается, – усмехнулся Горемыков. – Ну, будете по рюмочке?

– Нет, спасибо.

– Обижаете, – настаивал Горемыков, наливая в две рюмки водку и ставя рюмки рядом с гостями. – Ну, за что пьем?

Подпевалов сидел молча, не двигаясь, смотря на Горемыкова, как на икону.

Лазонтьев поднял рюмку, шутливо сказав:

– Однако, чтоб наш Крестовский жизнь всю сидел в Крестах! Чтоб было всё по уму, а не по Топтыгину!

– Гм, неплохо сказано, – похвалил Лазонтьева Горемыков.

– Я еще не закончил… Пьем за наше светлое всё – за нашего мэра Горемыкова Демида Демидовича, который принесет горе всем своим врагам!

Подпевалов одобрительно кивнул, хлопая и говоря с восхищением Лазонтьеву:

– Ты – настоящий оратор!

– Стараюсь.

– Закусывайте конфетами, – предложил Горемыков.

Короткая пауза.

Горемыков почувствовал, что опьянел, но все равно налил себе еще водки в рюмку и залпом выпил. Водка всегда располагала его к задушевному разговору.

– Как успехи? – спросил он Лазонтьева.

– Однако каждый день выступаю со своей программой в эфире.

– Похвально, всё ты о политике там говоришь, да? – икнув, продолжал Горемыков.

– Да.

Рзадался стук в дверь, вошел Миловидов.

– Пришел? Ну, присаживайся рядом с гостями, – сказал гостю Горемыков. – Вовремя пришел, как раз тебя ждал, чтобы поговорить о твоем телеканале «Наше зрение».

– А что о нем говорить? – не понял Миловидов. – Там всё нормально.

– Мда, неужели?.. «Наше зрение» не видит или не хочет видеть положительных сдвигов в обществе! – сердито произнес Горемыков.

Подпевалов вытащил поспешно блокнот и ручку, готовясь записывать распоряжения мэра.

– Да, в эфире меня показывают, но нужно показывать там каждый день. Каждый день! Ясно? Каждый! Каждый день! – вдалбливал свою мысль гостям Горемыков, пристально глядя на притихшего Миловидова. – Каждый день меня нужно показывать по любому поводу! По любому поводу! Особенно, когда на носу избирательная кампания.

– И когда разные типы суют свой грязный нос в демократический процесс проведения этих выборов, – попытался пошутить Лазонтьев.

– Я хочу реорганизовать наше телевидение! – известил всех Горемыков.

Сообщение мэра шокировало собравшихся. Они тупо уставились на него, чуть приоткрыв рты. Никто из них даже не удивился тому очевидному факту, что мэр Новопотемкино один в городе принимает важные решения, касающиеся жизни целого города: уже к этому они привыкли – раз мэр решил, так оно и будет! Им было непонятна сама причина реорганизации телеканала.

– Вас… вас не устраивает наш телеканал? – поинтересовался Подпевалов.

– Вы хотите там менять что-то или… или всё? – осведомился Миловидов.

– Однако мою программу тоже будете реорганизовывать? – попытался уточнить Лазонтьев, напряженно смотря на мэра.

Горемыков намеренно тянул паузу, словно то был главный герой спектакля, который должен сообщить что-то важное собеседникам, но молчит, а все остальные, разинув рты и затаив дыхание, как и зрители в театре, ждут, когда главный герой начнет говорить. Горемыкову нравилось, когда подчиненные ждут его слов, его распоряжений, затаив порой дыхание, нравилось наблюдать за их реакцией, нравилось постоянно указывать им, кто в городе полноправный и единоличный хоязин.

Через минуты три Горемыков наконец разжал пухлые губы и изволил ответить своим подчиненным:

– Меня там всё не устраивает! Всё!

Слово «всё» он старательно подчеркнул, делая акцент именно на этом слове.

– Меня там всё не устраивает! – зачем-то повторил он, тяня время. – К чему аналитические программы в эфире? Чего нашим людям хотят объяснить? Меня надо чаще показывать! Мэра города надо чаще показывать! Мэра!.. – заскрежетал зубами Горемыков, морщась и ударяя кулаком по столу. – Побольше разных тупых фильмов, разных мыльных опер, всякой пошлятины вроде этих клоунов-юмористов, кривляющихся, как в цирке, и говорящих всякую чушь!

– Подождите, пожалуйста, я записываю, – попросил Подпевалов.

– Может, мне повторять каждое слово? Я и так почти каждое слово вдалбливаю в ваши головы! – разозлился Горемыков.

– Значит, побольше пошлятины! Побольше тупости! – записывал Подпевалов.

– Стоп, эти мои слова только для вас, – предупредил Горемыков, – ясно? Только для вас или непонятно снова?

– Ясно.

– Но у нас довольно много юмористических программ, – попытался возразить мэру Миловидов.

– Чего? Вы мэру перечите? – удивился Подпевалов. – Раз он говорит, нужно исполнять.

– Я только заикнулся…

– Молчи и не заикайся, а то уволю тебя к свиньям собачьим! – продолжал Горемыков. – Все записывайте мои слова. Все!.. Что показывать в эфире? Прогноз погоды на завтра, освещение деятельности мэрии Новопотемкино каждый день и по любому поводу. Меня, меня показывать каждый день. Каж-дый!.. Каждый!.. Развлекательные шоу потупее каждый день, тупые и пошлые юмористические программы, чем тупее они будут, тем и лучше. Удаление из эфира всех аналитических программ, всех диалогов о политике и экономике. Ничего о политике и экономике не говорить. Побольше всяких быдловых мыльных опер, сериалов для домохозяек!

– А как же наши достижения? – спросил Подпевалов.

– Какие? – машинально задал вопрос Миловидов, только позднее поняв, что надо было промолчать.

– Чего?! – заорал Горемыков. – Он не знает, какие у нас достижения!

Подпевалов жалостно посмотрел на Миловидова, демонстративно качая головой.

– Ну, Подпевалов, хоть ты ему напомни о наших достижениях и успехах! – приказал Горемыков.

После паузы Горемыков повторил свои последние слова, глядя на молчащего Подпевлова.

– Можно я ему об этом потом напомню? – попросил Подпевалов.

– Ладно, – махнул рукой Горемыков, – так… всё понятно по поводу реорганизации телевидения?

– Однако, а я как же? – пролепетал Лазонтьев.

– Тебя мы тоже подкоротим на всю оставшуюся жизнь, отрежем побольше, чтоб не вякал, – попытался сострить Горемыков, но потом, посерьезнев, добавил: – Нет, раз в неделю… может, раз в две недели тебя будем мы показывать, но не более. Ясно?

Лазонтьев покорно кивнул, даже не пытаясь сопротивляться решению мэра.

Подпевалов записывал каждое слово Горемыкова.

Миловидов сидел с обреченным лицом, делая вид, что записывает слова Горемыкова.

– И побольше криминала в эфире, побольше всяких передач о нашей доблестной милиции, побольше бы художественных фильмов о нашей доблестной милиции, которая ищет и находит разных маньяков, убийц и воров. Вопросы есть?

Миловидов предложил:

– Может, Демид Демидович, организовать развлекательный канал?

– Гм, а я как же тогда?

– Не понял… Я о канале, а не о…

– Я тут мэр или ты?!..

– Нет, вас пусть каждый день показывают…

– Да, добрый ты какой, как погляжу!. Смотри на него! Ты хочешь показывать меня в каком-то развлекательном канале? Чтоб надо мной, мэром, смеялись?

– Нет, как можно… Вас пусть каждый день показывают…

Разрешил он меня показывать! – рассердился Горемыков. – Я – мэр, я отдаю здесь приказы. Раньше говорили: «Партия сказала!». А теперь: мэр сказал, все должны соглашаться, иначе отрежу у всех до самого корня! Ха-ха! Шоу, пошлый и тупой юмор, криминальные новости, фильмы о ментах, мыльные оперы. Так, прогноз погоды, один раз в неделю или раз в две недели – программа «Отдельное мнение» Лазонтьева.

Горемыков замолчал, внимательно глядя на сосредоточенные лица молчащих гостей.

Миловидов держал в руках блокнот, продолжая в нем что-то записывать. Правая рука Миловидова чуть дрожала, он часто писал наспех, потом зачеркивал и писал заново.

Лазонтьев сидел спокойно, теребя длинные усы.

Подпевалов читал записанное в своем блокноте, что-то подчеркивая для себя.

Горемыков посмотрел на часы: прошло три часа с момента новой встречи со своими замами.

– Вопросы есть? – привстав, спросил Горемыков, давая понять, что аудиенция закончилась.

Подпевалов моментально поднялся, стоя молча.

Остальные гости продолжали сидеть.

– Если нет больше вопросов, все свободны, – вынужден был объявить дежурную фразу Горемыков, быстрыми шагами расхаживая по кабинету.

– Однако, а как же мой новый документальный фильм «Олигархи»? – вспомнил Лазонтьев. – Его хотели показать в рамках моей программы, но теперь как?

– Ладно, это мелочи, – брезгливо поморщился Горемыков, махая рукой, – не до олигархов сейчас мне.

– Однако там о Крестовском говорится, – упорно настаивал на своем Лазонтьев, – может, разрешите мне показать этот фильм?

– А кто такой Крестовский? – неожиданно для всех задал этот вопрос Горемыков, подходя к Лазонтьеву.

– Не… не понял я…

– Чего ты не понял? Тебя я спросил: кто такой Крестовский? Ну?!

– Бизнесмен… олигарх…

– Он – бизнесмен в изгнании, ясно?

– Да…

– И чего о нем так много говорить? Что-то там нового у тебя есть в фильме? – с большим сомнением в голосе спросил Горемыков. – Или всё то же самое, что ранее говорилось о нем? Давай по-честному, здесь все свои.

– Однако я честно и говорю, – ответил Лазонтьев, покраснев от волнения, – я старался, работал, я пытался…

– Даниил, ты по существу вопроса ответь, – обратился к Лазонтьеву Подпевалов, продолжая стоять, – в этом фильме есть какие-то факты новые?

– Нет, просто собрано всё вместе… Как он у транспортной компании Новопотемкино деньги украл и…

– Ладно, тогда не надо, – решил Горемыков, – лучше работу мэрии побольше показывать, чем об олигархах говорить. Один в изгнании, другие тихо сидят, поджав хвосты. Всех этих шакалящих олигархов держать нужно в ежовых руковицах!

– Ой, постойте, Демид Демидович, я запишу ваше последнее историческое изречение! – воскликнул Подпевалов, доставая блокнот и записывая.

– Да, тебе так понравилось?

– Да!

Горемыков перестал ходить по кабинету и продолжал говорить:

– Помните лозунг старый: «Учиться, учиться и еще раз учиться!»? Сейчас многие работают не на своем месте, не по своей специальности, поэтому нужно стараться хорошо работать, чтобы понравиться начальству.

– Однако я как же? – недоуменно спросил Лазонтьев.

– Что ты?

– Ведь я закончил журфак.

– Да, ты – профессионал, работать должен был журналистом в редакции газеты или журнала, а ты работаешь на телевидении. Самое главное: нужно учиться самой жизни!.. Самой жизни!.. Можно проучиться в нескольких институтах, но при этом быть полным лопухом в жизни. Учиться жизни нужно до тех пор, пока не вынесут тебя ногами вперед. Всё это для тебя я говорю, Лазонтьев, поскромней быть бы тебе… Моя программа, я да я… Ну, пора вам всем валить отсюда! Пока!

Попрощавшись с гостями, Горемыков устало вздохнул, сел за стол.

Глава 8

Жертва жилищной реформы

– Итак, сегодня мы посетим Писаренко, – сказал председатель партии «Трудовой фронт» Топтыгин Алексею, когда они выходили из зала заседаний Думы.

– Вместе?

– Я не против, еще ваш председатель партии Черных хотел поехать, так?

– Нет, он не может, просил съездить меня, – ответил Алексей.

Топтыгину исполнилось в этом году шестьдесят шесть лет. Это был среднего роста краснощекий и лысый мужчина с голубыми глазами, курносым носом. Родился он и рос в Новопотемкино, почти всю жизнь он прожил в советское время, которое постоянно вспоминал с неподдельным умилением после 1991 года. Родился Топтыгин в рабочей семье. Отец его много пил, рано умер от цирроза печени. По стопам отца Топтыгин, окончив восемь классов, он пошел работать на машиностроительный завод Новопотемкино. К громадному его сожалению совковое счастье быстро закончилось и наступила новая эпоха, которую воспринял крайне враждебно. Да, при наступившем капитализме нужно было хорошо работать, как понял Топтыгин, а частые перекуры, приходы в нетрезвом виде запрещались. Ну, как тут не вспомнить дешевую водочку за 3 р. 60 коп. и колбасу за 2 р.?.. Конечно, не всегда удавалось ему покупать колбасу – не каждый день можно было встретить ее на прилавках магазинов Новопотемкино при бытовавшем дефиците, а ехать в Москву за колбасой или мясом не хотелось – сказывалась природная лень. Мы даже не называем сейчас сорт колбасы, которая иногда появлялась на прилавках магазинов Новопотемкино (как известно, в застойные старые времена было всего три вида колбас: докторская колбаса без жира, любительская колбаса с жиром и копченая). Сейчас Топтыгин видел необыкновенное колбасное изобилие в продуктовых магазинах своего родного города, что могли наблюдать раньше отдельные наши туристы в западных магазинах, когда они после долгих бюрократических мытарств и препятствий, встреч с обкомовскими строгими работниками вырывались на несколько дней в цивилизованный мир.

Конечно, не все с восторгом умилялись совковой жизнью, отнюдь: демократы считали, как и автор этого романа, то прошедшее мерзопакостное время пафосным периодом нашей истории, когда все шагали строем, когда было время всеобщего и тотального дефицита и туалетная бумага называлась такими громкими названиями, как «Труд» и «Правда», а читатели многих газет пытались искать правду между строк. Это было время всеобщего одобрямса, если так можно выразиться, когда фальш, лицемерие, ложь заняли почетное место в обществе, а Правда, Свобода слова, Права человека находились в мусорной свалке; когда несогласные с коммунистическим режимом объявлялись ненормальными, а секретарей той самой единственной партии возили в машинах, называемых шутливо в народе «членовозами», до самой смерти, ибо по своей воле никто уходить с насиженного тепленького местечка не хотел – выносили под звуки оркестра ногами вперед (иногда бывали иные случаи, когда кого-то просто освобождали от должности в связи с болезнью или преклонным возрастом, не дожидаясь, когда вынесут конкурента ногами вперед, хотя все ездоки в «членовозах» были и больными, и очень преклонного возраста).

Рабочему Топтыгину невдомек, что настоящий капитализм в его стране построен так и не был, получилось совсем не то, что хотели построить, – капитализм без конкуренции или социализм без демократии, капиталистический 37 год, но этот факт не мешал ему хаять всё новое, что появлялось в стране: и многие партии, и изобилие товаров, и плюрализм мнений, и новая Конституция, и частые приезды разных западных министров и президентов различных стран мира, и открытие многих коммерческих банков в нашей стране, и стремление жителей разбогатеть… Многое критиковал Топтыгин, ностальгирующий по старому доброму, как он считал, времени. Генетическая память у Топтыгина вспоминала лишь дешевую колбасу и водку, минусы совковой системы он предпочитал не вспоминать. Очередей в магазинах он теперь не замечал, делая вид, что нет товарного изобилия в магазинах. Всего один раз он упомянул об изобилии, напомнив, что продают в основном только западные товары. Когда однажды Топтыгин увидел летом на железнодорожном вокзале Новопотемкино очередь человек в сорок у многих касс, у него появились слезы от счастья и вырвалась короткая реплика:

– Ой, очередь, как приятно посмотреть на нее! Постоять бы!

И Топтыгин влез с упорством истинного непоколебимого мазохиста в очередь, заняв в ней место и простояв бестолку около получаса, вздыхая.

Он успел вступить в 1990 году в компартию, после августовского путча 1991 года продолжал гордо заявлять везде, где только мог, что он коммунист, не обращая никакого внимания на презрительные взгляды, смешки и нецензурные комментарии в свой адрес.

На заводе Топтыгину удалось сплотить вокруг себя нескольких фанатично настроенных рабочих, которые не являлись членами компартии, но разделяли полностью его совковые взгляды, особенно, когда он напоминал им о дешевой водке и дешевой колбасе. С большим трудом через несколько лет после 1991 года Топтыгину удалось создать партию под названием «Трудовой фронт», которую стал возглавлять. Кроме нескольких рабочих, в ней состояли только пожилые и старики, однако в последний год появились десять молодых студентов, недовольных введением платного образования в институтах.

Никто из жителей Новопотемкино не мог догадаться: на какие средства существует партия «Трудовой фронт», так как членские взносы были малы, но даже и их некоторые старики платили нерегулярно, а отдельные лица вообще отказывались платить взносы, мотивируя свой отказ малой пенсией. Злые языки поговаривали за спиной Топтыгина про золото партии, но подобные разговоры он быстро и грубо пресекал, утверждая, что никаких денег компартии у него нет и никогда не было, а партия «Трудовой фронт» существует за счет членских взносов и некоторой дотации мэрии Новопотемкино. Говоря так, Топтыгин явно лукавил, забыв упомянуть несколько коммерческих фирм города, которые являлись спонсорами его партии. Но председатель партии «Трудовой фронт» ясно представлял себе, что не стоит говорить о современных буржуях, которые по непонятной причине спонсируют партию коммунистов.

Топтыгин женился в двадцать два года на молодой рабочей со своего завода, с которой жил до настоящего времени и которая родила ему троих детей. Дети не стали продолжать семейную рабочую династию, поступив в разные институты. Они также не разделяли совковых взглядов отца.

– Жилищная проблема сегодня очень остра для наших граждан, – обратился Топтыгин к Алексею, садясь вместе с ним в машину.

– Согласен, – кивнул головой Алексей, – но очень много других нерешенных вопросов, а заседаниях депутаты решают вопрос об их значках.

Топтыгин засмеялся, вспомнив голосование за значки с булавкой вместо значков с винтовым креплением.

Подходя к зданию РЭУ, Алексей высказал предположение, на минуту останавливаясь перед входом:

– Думаю, ничего мы здесь не решим, нервы лишь испортим.

Топтыгин развел руками, с грустью произнося:

– За что боролись, на то и напоролись!

Алексей понял сразу недвусмысленный намек собеседника и не заставил ждать его с ответом:

– Мы боролись не за анархию, не за бардак!.. Не за постоянную инфляцию!

Устало вздохнув, Топтыгин махнул рукой и с сожалением посмотрел на молодого депутата.

– Вы к кому? – строго спросила секретарша, молодая девица лет двадцати, на минуту взглянув на вошедших и потом уставясь в маленькое зеркальце в руках.

– Мы – к Писаренко.

– Он занят, – только и успела сказать дежурную фразу секретарша, но Алексей не дал ей продолжить:

– А мы оба являемся депутатами городской Думы.

Секретарша быстро встала, услужливо открывая дверь в кабинет начальника.

В приемной томилось, ожидая встречи с Писаренко, около десяти пожилых теток. Они с большой завистью глядели вслед депутатам.

Директор местного РЭУ Писаренко Савва Никитич, грузный мужчина лет пятидесяти пяти с покрасневшим лицом, сидел в удобном мягком кресле, глубоко зевая и вытянув вперед руки. Так он сидел уже полчаса, не двигаясь, до прихода гостей.

Прошло пять лет с тех пор, как Писаренко вступил на должность начальника РЭУ. За эти годы он успел купить иномарку и оплатить половину взноса за новую трехкомнатную квартиру. Заняв начальственную должность, он только сейчас понял, какое-то необыкновенное счастье – руководить своими подчиненными, что-то им приказывать, диктовать приказы, всех проверять и изображать бурную деятельность на своем месте для вышестоящего начальства. Особых проблем со здоровьем у него не наблюдалось, кроме бронхита курильщика да иногда обострявшегося люмбаго, чему Писаренко был несказанно рад. Дома тоже всё складывалось отлично: мягкая, покладистая жена, трое дочек. Словом, как не раз думал Писаренко, жизнь у него удалась. И что бы было, если б в свое время Подпевалов услужливо не намекнул мэру Новопотемкино про некоего Писаренко Савву Никитича, мечтающего стать начальником чего угодно, лишь бы им стать, и который будет очень благодарен за участие и помощь высокого начальства. Несмотря на то, что образование у Писаренко неполное среднее и неоконченное музыкальное училище, его назначили по приказу Горемыкова директором РЭУ города Новопотемкино после его личной встречи с Горемыковым.

Вспоминая свое назначение директором РЭУ и восседая в мягком кресле в личном удобном кабинете с новой мебелью, кондиционером, холодильником, телевизором, телефаксом, компьютером, Писаренко светился неподдельным счастьем.

– Приветствуем! – поздоровались оба депутата, входя в кабинет.

Писаренко привстал, поздоровался и предложил гостям сесть.

– Что угодно господам депутатам? – поинтересовался Писаренко.

– Только при мне прошу не говорить слов «господа» или «господин»! – вежливо попросил Топтыгин, морщась, – мне приятно старое обращение «товарищ».

– А по мне, – поддержал разговор Алексей, – обращение ко всем «товарищ» по меньшей мере глупо.

Топтыгин нахмурил брови:

– Это почему?

– Как могут быть все друг другу товарищами? – воскликнул Алексей. – Это обращение же бред несусветный!.. Мы забыли почему-то старые обращения, бытовавшие ранее, – «сударь», «сударыня». Если кто-то не хочет, чтобы его или кого-то называли господином, эти наши старые обращения как нельзя кстати.

– Сударь?

– Да, не слышали разве? Везде есть свои специфические обращения: «мисс», «миссис», «мистер», «сэр», «миледи», «фрау», «герр», «сан», «господин», «госпожа», «сир», «мадемуазель», «мадам», а у нас вместо этого слышится на каждом шагу: «мужчина», «женщина».

Писаренко промолчал, поглядывая на то на одного, то на другого депутата, не догадываясь пока о цели визита к нему.

– Ладно, – произнес Топтыгин, – мы не за этим явились, чтобы в жилищной конторе обсуждать форму обращения к людям.

– А по какому поводу?

– Мы по поводу реформы ЖКХ, – ответил Алексей, после чего наступила долгая пауза.

Лицо Писаренко помрачнело, благостная улыбка исчезла. Он стал постукивать нервно пальцами по столу, думая, что ответить и какие документы показать.

В свою очередь оба депутата тоже примолкли, ожидая ответа директора РЭУ, но он продолжал молчать. В неестественном затянувшемся молчании каждый из них думал о своем.

За дверью послышался чей-то недовольный старушечий крик:

– Сколько еще ждать?.. Ну, сколько?

Писаренко вздрогнул при одной лишь мысли о встрече с недовольной старухой, которая, как ему было ясно, пришла с какой-то жалобой; к тому же он догадывался о большой очереди в коридоре, но старался не думать о ней.

«М-да, – подумал Писаренко, – депутаты или старухи… Всё ведь едино: и те, и другие чего-то от меня хотят: старухи – ремонта их квартир, депутаты – отчета. Домой как хочется! Да, мешают мне работать!»

Раздался робкий стук в дверь.

Писаренко обреченно глядел на дверь, внутренне собираясь с духом.

– Савва Никитич, к вам рвется посетительница, – чуть приоткрыв дверь, сказала секретарша, – можно ей войти?

– Я занят!

– Да, я так и говорю.

– Я по поводу ремонта! – кричала за спиной секретарши старуха, порываясь войти или хоть просунуть голову в приоткрывшуюся щель.

– Я занят!

– Мне срочно нужно, – настаивала старуха.

– Я занят! Минут через пять.

Дверь закрылась.

– Вы ответите на наш вопрос? – напомнил о себе Алексей.

– Да, ответьте или скажете, как сейчас вашим посетителям, что очень заняты? – добавил Топтыгин.

– Чего вам ответить? – нехотя протянул Писаренко. – Дня два назад звонил мне председатель партии «Единое Новопотемкино» господин Подпевалов, ему я всё рассказал.

– То есть Подпевалову нужно отвечать на вопросы, а нам нет? – обиделся Топтыгин.

– Ну, зачем так категорично?

– А разве не так можно заключить? – спросил Алексей.

– Нас избиратели постоянно теребят вопросами о капремонте домов! Что это за реформа, если ничего не реформируется? Только цены повышаете! – возмущенно воскликнул Топтыгин. – Реформа постоянного увеличения цен на жилье!

Писаренко снова нервно застучал пальцами по столу.

– Сколько можно грабить трудящихся? – продолжал Топтыгин.

«Как бы их выкинуть из кабинета?» – подумал он, раздраженно смотря на гостей, после чего, подбирая нужные слова, медленно проговорил, словно учительница рассказывает новый урок школьникам:

– Так, реформа наша идет полным ходом. Движется!..

– Куда она движется? – поспешил спросить Алексей, а Топтыгин успел добавить с усмешкой:

– В сторону вечного повышения цен на их услуги. О трудящихся не думают.

Писаренко вздохнул и попытался продолжить, стараясь не замечать иронии депутатов:

– Происходит перерасчет стоимости отопления, горячей и холодной воды, газа, электричества, текущего ремонта.

– Неужели? – всплеснул руками Алексей. – Реформа идет полным ходом?

– То есть происходит постоянное движение в сторону увеличения оплаты жилья трудящихся? – насмешливо заключил Топтыгин. – Это так выглядит реформа?

Зазвонил телефон на столе директора.

– Да, слушаю, – моментально по-начальственному произнес Писаренко, беря трубку.

– Точно меня ты слушаешь? – услышал он в трубке баритон мэра Новопотемкино. – Али не узнал?

– Ой, простите, Демид Демидович, как же, как же вас-то не узнать! – поспешно ответил Писаренко, покачивая головой. – Это я машинально.

– Как твои дела?

– Всё хорошо. Всё у нас в шоколаде!

– Точно?

– Да, просто отлично, всё у нас в шоколаде! Что-то нужно сделать или чего? – услужливо поинтересовался Писаренко.

– У меня тут полно заявлений от жителей двадцати домов по поводу капремонта, – продолжал Горемыков. – Ты понимаешь, что у меня денег на этот чертов ремонт?

– Да, Демид Демидович.

– Я должен сейчас строить аэровокзал и спорткомплекс, люди приедут на спортивные игры. Еще министр из Москвы скоро приедет, – недовольно говорил Горемыков. – Ясно? Ясно, какое строительство и какие расходы?

– Ясно.

– А если понимаешь, зачем доводить людей до подачи заявлений?

– Знаете, лично я никого не прошу писать мне или вам заявления, – откровенно ответил Писаренко. – Такие заявления я просто выкидываю в мусорку!

Оба депутата молчали и запоминала каждое слово директора РЭУ.

– Может, я чуть попозже вам перезвоню? – попытался выйти из положения Писаренко, поглядывая на напряженные лица депутатов.

– Ах, не вовремя я тебе позвонил?

– Нет, но у меня сидят депутаты…

– Ну и пусть они сидят, где хотят, хоть в тюрьме! – заорал Горемыков. – Ты мне отвечай, для тебя я начальник, я тебе помог с назначением на пост или нет?

– Да, вы, Демид Демидович…

– Или эти депутаты тебя назначили директором?

– Нет, вы, Демид Де…

– А раз так, если ты всё понимаешь, кто их учит мне заявления писать?

– Точно не скажу. Демид Демидович… Я все такие заявления в мусорку выбрасываю.

– Это выход? А если снова напишут?

Подумав минуту, Писаренко предложил:

– Можно посоветовать? Сказать примерно так: «Ваше заявление мы рассмотрим в ближайшее время» или «Через месяц создадим ответственную комиссию, которая займется проблемой капремонта в городе».

– Ладно, а через месяц что ты будешь делать?

– Через месяц многое может произойти. Может, та старуха, написавшая заявление, помрет?

– Ну, такое ты говоришь!.. М-да… Души у тебя нет!

– Черт, при чем тут душа? – раздраженно, уже не сдерживаясь и не обращая внимания на сидящих рядом и внимательно слушавших его беседу с мэром депутатов, красный от гнева почти рявкнул Писаренко в трубку. – И к чему она?

– Не скажи, Савва Никитич, не скажи. Только кричать на меня не надо, ясно? А то уволю тебя к свиньям собачьим!

– Извините, Демид Демидович…

– Ладно… Душа у человека должна быть, если человек, а не сволочь какая.

– Спасибо за сволочь! – обиженно сказал Писаренко, пытаясь не смотреть на депутатов и не зная, как избавиться и от беседы с мэром, и от них.

– Не за что, – великодушно молвил Горемыков, – но я тебя не оскорблял… Так, как у тебя с чествованием почетных дворников города?

– Всё хорошо, Демид Демидович, всё у нас в шоколаде.

– Точно?.. Как и с капремонтом? – хохотнул на другом конце провода Горемыков.

– Вчера проводили собрание, вручили грамоты.

– А почему в городе столько мусора?

– Выросло благосостояние наших горожан, потребление их возросло, так что коммунальные службы не справляются с таким возросшим количеством мусора в городе! – нашел ответ Писаренко, вытирая пот со лба.

– Гм, ловко ты придумал! А если честно?

– А если честно, чтоб мусор убирать, нужны люди. А где их взять на зарплату в три тысячи рублей? Нет дворников на такую зарплату.

– А как же у тебя есть почетные дворники?

– Вообще-то это ваша идея – награждать старых дворников, которые отработали своё и пошли на пенсию, но у нас есть и молодые кадры тоже.

Какой ты бред несешь?.. Ты думаешь, что говоришь:

– Не понял…

– У тебя молодые кадры только на бумажке или живые они? – допытывался Горемыков, повышая голос и стуча кулаком по столу. – Отвечай мне!.. Если есть молодые дворники в штате, как же нет людей для уборки мусора?

– Одно дело – держать кого-то живого в штате, – откровенно пояснял Писаренко, уже не обращая внимания на депутатов, когда приходится с самим мэром, желая только ответить побыстрее мэру и распрощаться с ним, – другое – держать эти штаты дворников только на бумаге. А эти низкие оклады в три тысячи рублей мы распределяем среди нуждающихся нашего учреждения.

– Ловко! Строишь потемкинские деревни в своем учреждении? – засмеялся Горемыков.

– Зачем вы так…

– И ты тоже в списках остро нуждающихся твоего учреждения?

Писаренко вздохнул и честно признался:

– Я – самый последний в этом списке.

– Но больше всех получаешь?

– Ну…

– Хотя и в конце списка?

– Стараемся… Всё будет у нас в шоколаде.

– Эх, Савва Никитич, души у тебя нет, – закончил беседу Горемыков, попрощался и повесил трубку.

Последние слова мэра оставили у Писаренко довольно неприятный осадок – их он вспоминал позднее не раз.

Положив трубку, Писаренко вопросительно взглянул на молчащих депутатов, словно спрашивая их: «Чего еще надобно? Не засиделись ли вы у меня в конторе, господа-товарищи?»

Алексею стал понятен взгляд директора РЭУ и он с улыбкой сказал, повторяя любимое выражение Писаренко:

– Ясно, всё ваше РЭУ в шоколаде.

– Знаете, – замялся Писаренко, – у меня много дел, может, в другой раз?

Алексей встал, поглядывая на Топтыгина.

Однако тот не торопился уходить, пытаясь добиться толкового ответа от ловкого и хитроумного директора:

– Но что-то конкретное мы можем услышать от вас? Хоть в двух словах?

– В двух словах нельзя, как и в десяти, – нашелся с ответом, ухмыляясь, Писаренко. – Несколькими словами можно лишь обозвать.

Топтыгин неспеша поднялся, неодобрительно смотря на Писаренко.

– Ну, ждите депутатского запроса и проверок, – буркнул Топтыгин.

– Всегда, всегда рады гостям!

Выходя из РЭУ, Алексей задумчиво обронил:

– Такова сюрреальная наша фантасмагоричная действительность!

– Вы это о чем? – не понял сложных для его понимания и его низкого интеллекта слов Топтыгин, думая в этот момент только о завтрашней встрече с избирателями в городском клубе.

– Обо всем понемногу, – уклончиво ответил Алексей, после чего спросил в свою очередь:

– Слышали вы о приезде министра из Москвы?

– Да, только не знаю, когда он приедет.

– Точно и я не знаю… Скоро.

– Скоро?

– Да, скоро. Будет проверять, как идет строительство аэровокзала и спорткомплекса.

Топтыгин недоуменно произнес:

– Но оно даже не начиналось!

– Да, только кирпичи, песок, цемент привезли.

– Какое безобразие! – возмутился Топтыгин. – Вот раньше…

– Не надо, – перебил быстро его Алексей, – только не надо насчет этого «раньше», хорошо? Прошу вас… Сейчас одни нерешенные проблемы, а раньше были другие… Да, как вам понравится проект будущего спорткомплекса со стеклянной крышей? Это в наших условиях, когда полгода холод и снег?

– Безобразие! – простонал почти Топтыгин раздраженно сжимая пальцы рук в кулаки. – Я вот тоже в отместку вам сообщу последний депутатский проект или предложение.

– Интересно.

– Хотят построить в центре нашего города памятник кошке, как вам это понравится? Депутаты партии «Единое Новопотемкино» изъявили желание видеть в центре города памятник кошке Горемыкова!

– Но ведь не голосовали за это?

– Голоса будут, будут, – грустно ответил Топтыгин, – и будет он стоять в центре Новопотемкино.

– Кто?

– Памятник. Памятник кошке! У нас в городе нет памятников Гоголю, Пушкину и еше многих деятелям, а пямятник кошке Люське будет стоять! И надпись там напишут: «Преданной кошечке Люсечке от преданных поклонников мэра Горемыкова».

– Такова наша фантасмагоричная действительность, – только и вымолвил Алексей, садясь с Топтыгиным в машину.

Писаренко, оставшись один в кабинете, некоторое время просидел в задумчивости. Почему-то слова мэра об отсутствии у него души не выходили из памяти. Раздавшийся робкий стук в дверь отвлек Писаренко от грустных мыслей. Он застыл, обреченно глядя на дверь.

Стук повторился.

– Савва Никитич, к вам рвется посетительница, – сказала секретарша, чуть приоткрыв дверь, – можно ей войти?

– А по какому вопросу?

– Я по поводу капремонта, – бодро ответила старуха, услышав вопрос директора РЭУ.

– Ну, пусть заходит, – распорядился Писаренко, вздыхая.

Дверь распахнулась, раздался стук деревянной трости, которую держала в правой руке вошедшая старуха с морщинистым лицом. Сделав несколько шагов, она остановилась, охая и часто дыша, будто только что пробежала стометровку.

Посетительница была одета очень скромно: белый чепчик на голове, белая простая кофточка без всяких рисунков и изысков, коричневую длинную юбку ниже колен, поношенные черные сапоги, плохо очищенные от грязи.

После короткой паузы Писаренко нетерпеливо спросил ее:

– Ну, чем обязан? В чем дело?

Старуха в ответ шумно вздохнула, укоризненно покачав головой:

– А ты мне, милок, даже сесть не предложишь?

– Ну, садитесь. Только мне тыкать не надо, давно не мальчик.

Усевшись, старуха неторопливо осмотрелась вокруг, после чего заключила:

– Неплохой у тебя кабинетик, милок! Хорошо начальнику живется, как я посмотрю.

– Я вам не милок! – раздраженно бросил Писаренко. – Что вы хотите?

– Чего я хочу? – ответила старуха, внимательно смотря на помрачневшее лицо директора. – А хочу, чтобы ты занялся капремонтом нашего дома, улица Октябрьская, дом 17.

– Ясно, но…

– Послушай меня, – продолжала старуха, – ведь не было капремонта у нас лет пятьдесят.

– Точно пятьдесят лет? И никак не меньше?

– Да.

– А год назад двери вам не меняли? А в этом году один балкон не укрепляли?

Старуха усмехнулась:

– Милок, ты чего-то путаешь микроскопический ремонт, где работы на часа два, с капремонтом всего нашего дома?

Раздраженный директор РЭУ стукнул кулаком по столу, повышая голос:

– Так, я ничего не путаю, ясно? И нечего мне говорить с усмешкой: «милок»! Савва Никитич меня зовут.

– Да, Савва Никитич.

– И я лучше знаю, где и когда, в каком районе города следует проводить ремонтные работы. Если есть жалоба, всё должно быть в письменном виде.

– Оно как же, бумага – двигатель прогресса, – моментально согласилась старуха, кладя на стол свое заявление.

– Что это?

– Заявление с подписями жильцов нашего дома.

– Ну, всё?

– Что всё?

– Ну, еще есть вопросы ко мне? – спросил Писаренко, даже не взглянув на заявление.

– Какие могут быть другие вопросы, если нет ответа на вопрос о капремонте? Только этот у меня…

– Всё ясно, бабуля, вы свободны! – резко перебил ее Писаренко, кладя заявление в папку.

– Но…

– Всё, мы разберемся!

– Да?

– Да, разберемся, создадим ответственную комиссию, которая займется вопросами капремонта домов нашего города. Всё?

Короткая пауза.

– Всё, я занят… Да, занят, очень занят!

Старуха не двигалась.

– У нас будет скоро депутатская комиссия, мы разберемся. Всё!

Неспеша старуха встала, снова шумно вздыхая:

– Да-а, милок, зазнался ты, как погляжу.

– Что-о?!

– Зазнался ты… Души у тебя нет!

– Чего нет?

– Души…

– Почему это нет.

– А вот так: нет! Нет у тебя души! – повторила старуха, тряся указательным пальцем и неодобрительно смотря на директора. – Жиром ты оброс, народа не поймешь, толстокож слишком… Души у тебя нет! Ох-хо-хо!..

Писаренко молчал, не желая даже отвечать старухе и смотреть в ее сторону.

Старуха, выходя из кабинета, успела обронить одну фразу, которую Писаренко хорошо запомнил, постоянно проговаривая потом про себя:

– Вот у тебя в кабинете весы стоят в углу. Проверь-ка ты свой вес, может, душу свою потерял и стал меньше на двадцать один грамм?

Старуха вышла, хлопнув дверью. А Писаренко встал, подошел к весам, решив взвеситься.

Взвесившись, он повернулся к столу и застыл от неожиданности: за столом восседал неизвестный, не двигаясь и насмешливо наблюдая за ним.

– Кто… кто вы? – вырвалось у Писаренко.

– А так ли это важно?

Голос у неизвестного показался директору РЭУ очень знакомым, будто говорит он сам с собой.

«Но такого не может быть! – подумал Писаренко, подходя поближе к столу и вглядываясь в незнакомца. – Как он проник в мой кабинет и я не услышал? И кто он? Чего-то лицо его и голос очень знакомые… Да и костюмчик похож на мой… Ой, может… нет, вздор, нелепица одна, как погляжу…»

После минутного оцепенения Писаренко с удивлением обнаружил, что незнакомец точь в точь копия его самого: то же покрасневшее лицо, то же грузное тело, тот же недовольный взгляд; приглядевшись, он с ужасом заметил полное сходство и в одежде: тот же синий в белую полоску костюм, тот же черный галстук, та же белая рубашка.

– Как вы попали сюда? – спросил Писаренко. – Я сейчас никого не принимаю. И садиться за свой стол ни…

– Я – ваша душа! – последовал короткий ответ незнакомца, который еще более напугал директора РЭУ.

Первой мыслью, пришедшей в голову Писаренко, было вызвать секретаршу и милицию, но потом он вспомнил, что в коридоре томятся в долгом ожидании встречи с директором многие посетители, а шума он не хотел, как и насмешек над собой за спиной. Поэтому решил пока обойтись без посторонней помощи, хотя и побаивался незнакомца – ведь не думал, что может говорить с какой-то душой, даже и со своей собственной; наверное, как раздумывал Писаренко, он говорит с каким-то сумасшедшим, неизвестно каким образом попавшим в его кабинет.

– Простите, кто вы? Уточните…

– Вам только что стало известно, что души у вас нет, – терпеливо объяснял незнакомец, – вот поэтому, если обо мне вспомнили, я и явился сюда.

– За… зачем? Почему вы похожи на меня, одеты, как я?

– Почему?

– Да, почему? Словно моя копия?

– Я – душа ваша, которая многие годы обитает без вашего тела! – укоризненно стал объяснять незнакомец, не двигаясь и пристально смотря на испуганного Писаренко. – Душа должна находиться в теле каждого человека до его смерти. После смерти душа покидает тело, но в данном случае (говорю о вас) душа преждевременно покинула тело, раз человеку не нужна душа и он совершает поступки, не угодные душе!

– Что за чушь?..

– Это совсем не чушь, поверьте мне! – убеждал Писаренко незнакомец. – Поверьте… Душа должна быть у каждого человека, но у вас она существует вне тела вашего… Пока…

– Пока?

– Да, пока он, то есть вы, не поймете свою ошибку, что жили не так…

– Бред какой несете! – возмутился Писаренко, но незнакомец продолжал:

– Вы должны понять свою сложившуюся натуру, желавшую лишь получать деньги, разные награды, развлечения, ничего не делая для людей, не помогая ничем им даже на своей работе!

– Чушь! Не может этого быть! – возразил Писаренко, нервно прохаживаясь по кабинету. – И что тогда мне делать с моей душой? Ходить вместе на работу, да? Вдвоем с вами, чтобы все видели не одного, а сразу двух Писаренко, двух начальников?.. Зачем мне моя копия?

– Гм, я лишь временно как бы ваша копия, – ответил незнакомец, – если вы осознаете свой противоестественный образ жизни, свои пагубные привычки, то я вселюсь в ваше тело. И двух копий Писаренко больше тогда не будет, уверяю вас, уж не беспокойтесь.

– Правда?

– Уверяю вас, но я вселюсь в ваше тело только в том случае, когда пойму, что вы осознали свой неправильный образ жизни и исправились.

– Не понял.

– Ну, хотя бы, когда увижу, что хотите жить по совести, хотите исправиться.

– Ой, а я так мечтал всю жизнь с таким сумасшедшим встретиться! – попытался усмехнуться Писаренко.

– Вы упорствуете? Не хотите меня понять?

– Давайте так, – предложил Писаренко, прекращая ходить по кабинету, – я даю вам слово исправиться, а вы сейчас испаряетесь из моего кабинета точно так же неожиданно, как и появились.

Незнакомец отрицательно покачал головой:

– Нет, вы не поняли моих слов, к сожалению. Если вы хотите исправиться, если вы станете совершать благие поступки, я сразу это пойму, после чего вселюсь в ваше тело. И двух копий Писаренко не будет. Я просто так исчезать не хочу – достаточно побывал вне вашего тела.

– Так, у меня в коридоре полно посетителей, мне надо их принять, время идет, – разозлившись, произнес Писаренко, – а вы мне мешаете!

– Никому я не мешаю, даже могу вам помочь, – ответил незнакомец.

– Это… это как?

– Побуду вместо вас, поработаю за вас хоть час или два, – предложил незнакомец.

– Чего-о?!

– Поработаю вместо вас.

– Чушь какая!

– Опять не верите?

– Но я куда денусь? Не могут же два Писаренко принимать, не может быть сразу два директора РЭУ!

Тут незнакомец огласил свое мнение, услышав которое Писаренко застыл на месте. А сказал незнакомец вот что:

– Я просто временно вселюсь в ваше тело, буду говорить и всё решать за вас.

– Я… исчезну? – пробормотал Писаренко, выходя из оцепенения.

– Нет… Я только буду в вашем теле.

Сказав последние слова, незнакомец поднялся со стула, подпрыгнул и… исчез…

Писаренко как-то странно икнул, шумно вздохнул, сев за стол.

Незнакомец исчез так же неожиданно, как и появился неожиданно и тихо в кабинете директора РЭУ.

Последующие события поразили всех работников РЭУ, особенно, теток, ожидающих приема в коридоре. Позднее многие в городе поговаривали, что директор РЭУ Писаренко временно лишился рассудка.

Писаренко с необычайной любезностью на лице вышел в коридор, здороваясь и извиняясь за долгое ожидание. Секретарша удивленно смотрела своего начальника, приоткрыв рот: таким вежливым и обходительным она не видела Писаренко никогда! Пожилые тетки заулыбались, даже не веря своему счастью.

Всех ожидающих приема Писаренко пригласил в кабинет, предлагая сесть рядом с собой, приказал принести еще стулья.

Директор РЭУ взял все заявления у теток, подписав на каждом из них: «Разрешить капремонт», после чего встал, говоря с пафосом:

– Уважаемые жители Новопотемкино! Да, я очень занят, да, я очень виноват перед всеми вами, отказывал вам в приеме и капремонте, не рассматривая те или иные вопросы или затягивая их решение. Но теперь подобного больше не произойдет! Я подписал все ваши заявления, разрешив капремонт в ваших домах, и вы можете всегда заходить ко мне с любым вопросом, любой просьбой! Думаю, я решу многие ваши вопросы положительно!

После неловкого молчания Писаренко, продолжая улыбаться, что очень удивляло теток, шушукающихся между собой, спросил:

– Вопросы ко мне есть?

Одна тетка встала и задала вопрос:

– Вы сказали, что капремонт наших домов будет?

– Да.

– А когда?

– В ближайшее время, – охотно ответил Писаренко, продолжая улыбаться.

– Но нам раньше вы говорили, что денег на ремонт нет…

– А теперь они нашлись, – ловко нашел ответ Писаренко, – да, вот теперь деньги нашлись. Еще вопросы?

Тетки больше вопросов не задавали и директор РЭУ не стал их задерживать.

Дождавшись, когда уйдут все из кабинета, Писаренко закрыл кабинет на ключ и громко спросил, озираясь по сторонам:

– Эй, душа, где ты?

– Я здесь, – услышал он чей-то голос за спиной.

Незнакомец снова сидел за его столом.

– А теперь что будет? – тихо спросил Писаренко, с ужасом думая, что вдруг незнакомец останется у него в кабинете и уходить не станет.

– Поглядим… Пока я исчезаю…

– Но у меня могут быть неприятности, – вздыхая, сообщил Писаренко.

– В связи с чем?

– Как? Я ж все заявления теток подписал по поводу капремонта, а мэр против ремонта.

– Правильно сделали, что подписали все заявления.

– И что мне теперь делать?

– Жить по совести, работать. У этого Горемыкова душа тоже ходит давно одна неприкаянная по миру.

– А мне что до чужой души? – рассердился Писаренко. – Мэр мне завтра может позвонить и орать на меня будет!

– Не будет, – пророчески предсказал незнакомец, вставая. – Я еще к вам зайду.

– За… зачем?

– Погляжу на вас.

– А к Горемыкову?

– Это дело его души!.. Пока.

Писаренко вздрогнул, протер глаза: незнакомца в кабинете он больше не видел…

Глава 9

Лучше голый зад, чем открытые прения в эфире

В задумчивости Алексей вошел в свою квартиру, уселся на кресло напротив телевизора, закрыл глаза. Он лишь недавно стал работать депутатом, но постоянно тянуло бросить эту Думу и вернуться на старое место в редакцию газеты.

«Видимо, – думал Алексей, – это не мое дело… Мои предложения отвергаются. Подпевалов старается отключать мой микрофон, не говоря о рассмотрении моих проектов законов. Но что такого у меня непонятного? Или они неприятны для Подпевалова? О чем я писал? О ремонте ветхих домов, о работе милиции, о телевидении, о коррупции…»

Поужинав, он лег на диван.

– Почему ты такой грустный и даже не видно твоей традиционной улыбки? – вчера спросила его Лена, целуясь с ним.

Тогда Алексей промолчал, отшучиваясь, не сказав истинной причины перемены настроения. Лена всё больше ему нравилась, как и он ей, что чувствовалось по ее радостным взглядам и улыбкам, смеху, постоянному веселому щебетанию – так ведут себя женщины, желая понравиться мужчине и когда находившийся рядом мужчина нравится женщине.

«Сколько знаю ее? – думал Алексей. – Полгода работал с ней в редакции газеты „Новопотемкинские новости“, два месяца с ней встречаюсь… Это любовь? Да, я люблю ее!»

Включив телевизор, он стал смотреть новости на центральных телеканалах, потом включил местный канал «Наше зрение».

– Гм, что-то у телекампании «Наше зрение» совсем худо со зрением, словно слепое оно стало! – возмущенно сказал вслух Алексей, хотя рядом с ним никого не было и жил в квартире он один.

Один из его проектов законов касался местного телевидения, поэтому Алексей был вынужден смотреть передачи канала «Наше зрение», хотя его многое там не устраивало: излишний новостной официоз со смакованием разных катастроф, криминальной пошлятины, развязной тинейджеровской околесицы, пошлыми юмористическими программами одна хуже и тупее другой. Но через минут три он застыл с телевизионным пультом: на местном канале шел горячий спор депутата от партии «Единое Новопотемкино» с депутатом от партии «Правый фланг».

Прибавив громкость, Алексей подсел поближе к телевизору, внимательно следя за спором.

Депутат от партии «Единое Новопотемкино», тучный человек лет сорока, с короткой стрижкой, Антон Зависаев говорил, чеканя каждое слово:

– Как вы не понимаете, что впервые в истории нашего города власть в лице мэра Горемыкова Демида Демидовича повернулась к народу лицом?

– До этого она как располагалась? – попытался сострить депутат от партии «Правый фланг» Максим Безпалов, худой и высокий, лет тридцати пяти, с рыжими волосами, зачесанными назад.

Зависаев поморщился, ответив:

– Ой, как же глупо звучит, не находите? Я говорю от чистого сердца, что партия наша и власть с чистой совестью, в здравом уме и с благими мыслями повернулась к народу лицом и…

– Гм, а партия и власть разве на народ? Не относятся они к народу? – парировал Безпалов.

– Опять вы ерничаете, – недовольно молвил Зависаев, вопросительно глядя на сидящего между депутатами комментатора, молодую девушку с улыбкой манекена, ожидая ее заступничества.

Комментатор намек поняла, вмешиваясь:

– Попрошу наших уважаемых депутатов вести дискуссию по существу!

Зависаев, довольный и радостный, кивнул, продолжая:

– Наш мэр Новопотемкино энергично работает, пытается бороться с бедностью горожан, постоянно повышает оклады и пенсии…

– На пятьсот или тысячу рублей?

– А вы думаете, это разве не деньги?

– Нет, деньги, но слишком они малы!

– Но в перерасчете на целый город получается большая сумма! – не оставался в долгу Зависаев. – Мне очень трудно с вами говорить, меня постоянно перебиваете!

– У нас диалог или монолог?

Словесная дуэль депутатов показалась Алексею очень занятной; он повеселел, удивляясь тому факту, как этот диалог попал в эфир местного телеканала – целую неделю передавались только официальные новости, освещение работы мэрии Новопотемкино, милицейские хроники событий, пошлые юмористические программы да мыльные оперы.

– Нет, у нас диалог, но… – попытался ответить Зависаев, но его опять перебил Безпалов:

– Но ваша партия предпочитает монолог! Ваша партия разработала новый жилищный кодекс, по которому можно выкидывать людей на улицу. Ваша партия говорит от реформе ЖКХ, а на деле эта реформа выглядит только реформой постоянного увеличения оплаты жилья! Ваша партия ратует за мэра Горемыкова, не вступая в дискуссии и не выдвигая своей программы! Ваша партия не видит постоянную инфляцию, а замечает только ничтожные подачки к зарплатам и пенсиям!

– Это всё или мне можно говорить?

– Но…

– Может, это вы любите монолог вместо диалога? – недовольно спросил Зависаев Безпалова, покраснев и глянув потом на молчащего комментатора.

– Я требую ответа на мои вопросы! – сжимая скулы, жестко отрезал Безпалов.

– Требуете? Просто впились в меня, как вампир?

– А где ваш ответ? Требую ответ на мои вопросы! – таким же тоном говорил Безпалов.

– Ответ будет… Хотите растащить наш Стабфонд, раздать его людям? Подсчитали, что получится примерно по четыре миллиона на человека.

– Четыре миллиона долларов?

– Что вы! Четыре миллиона рублей, но вы забыли о запрете употребления слова «доллар»?

– Увы, был такой нехороший закон, – всплеснул руками Безпалов, – знаю, был такой закон, но мне он не нравится…

– Да, вам не нравится наша партия и наш мэр Новопотемкино, так? Да, вы не видите работы мэра и не хотите ее видеть! Да, вы не видите улучшения нашей жизни, высоких зарплат! – убеждал оппонента Зависаев.

– А вы не видите высоких цен в магазинах! – парировал Безпалов.

Словесная дуэль разгоралась с каждой минутой всё больше и больше, резкие и точные ответы, словно острия шпаг, наносили удары по противникам, метя в самое сердце.

– Нет, мы всё видим…

– И мусор на улицах тоже видите? Хорошо видите?

– Хорошо!

– И ветхие дома хорошо видите? И отсутствие капремонта во всех домах Новопотемкино? И судебные процессы с выселением бывших жильцов из квартир?

– За неуплату могут выселить, всё нормально!

– Да? И отсутствие свободы слова тоже видите?

– Бред, какое отсутствие свободы слова, если вы сейчас свободно говорите, что в голову взбредет?

– Да?.. И имитацию выборов видите? И аресты недовольных, избиение их на улицах нашего города тоже видите хорошо?!

– Бред! Вы недовольны отсутствием свободы, но сейчас нас обоих показывают в эфире!

– Да? Вы уверены, что нас сейчас показывают в открытом эфире?

– Естественно.

– Но вы не ответили на мои вопросы! – настаивал на своем Безпалов.

– А вы на мои!

– Говоря о повышении зарплат, пенсий, вы забыли упомянуть, за счет чего их повысили, – хладнокровно сказал Безпалов, глядя прямо в глаза Зависаеву. – Нефть постоянно стала дорожать, за счет чего стали немного (повторяю: нем – но – го!) повышать зарплаты и пенсии.

– Ой, перестаньте, а кроме нефти у нас ничего нет?

– Скажите, если не секрет.

– Лес, газ, другие природные месторождения.

– Словом, как и раньше, торгуем ископаемыми? Раньше называли нас экономическим придатком других стран, вроде Верхней Вольты с нефтью и ракетами, а сейчас вы придумали новое название, которое устраивает вас.

– Какое же?

– Как вы говорите, экономическая сверхдержава!

– А вы хотите всё охаивать? Якобы у нас нет промышленности.

– Где, где она?

– А наши машины? – нашелся Зависаев, вытирая пот со лба.

– Машины?..

– Да, наши машины. Их нет, что ли?

– Где наши отечественные автомашины? Скажите, у вас какая машина? – усмехнулся Безпалов. – «Жигули», «Запорожец»?

После короткой паузы Зависаев ответил, вздыхая:

– Я еду на государственной машине.

– Личной нет?

– Врать не буду – есть.

– И какая?

– «Тойота».

– А почему не «Жигули»?

– Перестаньте же ко мне придираться! – возмутился Зависаев. – Мы не собирались здесь, чтобы вести дискуссию о машинах.

– Да? А какой марки у вас государственная машина?

– Как и у вас.

– Так, какой марки у вас государственная машина? Ответьте же!

– Ну… Ну, «Мерседес»…

– Прекрасно! А мы говорим о развитии отечественного машиностроения, когда все пользуются импортными машинами.

– А нельзя?

– Не в том дело, что нельзя… Нет, можно, да, можно, но суть вопроса в том, что у нас нет конкурентной промышленности, что я и доказал на примере автомашин.

– Хватит! – резко произнес Зависаев. – Хватит!.. Мы собрались здесь для дискуссии о путях развития города. Я вам говорил о достижениях Новопотемкино, о повышении зарплат и пенсий, о реформах…

– Каких реформах?.. И где они?

– Мне кажется, что вы слепой.

– Нет, со зрением у меня всё в порядке. И я хорошо знаю, что у вас нет никакой программы развития города, только слушаетесь и поддакиваете Горемыкову.

– А как можно ругаться с властью?

– Интересно, – усмехнулся Безпалов, – если Горемыков будет мыть ноги в Индийском океане, вы тоже будете их там мыть вместе с ним?

– Вздор какой приходится слышать! Какой вздор! – воскликнул Зависаев. – Хочется просто уйти, прекратить с вами разговаривать.

– Легче уйти, не ответив, – усмехнулся Безпалов, – вам же нечего мне ответить!

– Как это нечего?.. Ноги мыть… Как можно презрительно говорить о нашем мэре?

– Презрительно?

– Вот именно. Он – гарант стабильности! – сообщил Зависаев.

– Неужели?

– Да! – гордо сказал Зависаев.

– Гарант вашей стабильности?

– Попрошу без иронии, – поморщился Зависаев. – Он – светоч суверенной демократии!

– Вот уж не думал! – снова усмехнулся Безпалов.

– Да! – продолжал с аффектацией говорить Зависаев. – Он – интеллект нации!

– Записать бы эти интересные выражения!

– Да, записывайте, – согласился Зависаев. – Он – защитник свободы!

– Всё записал, но вы не ответили на мои вопросы.

– Об Индийском океане, что ли? Главное – не мелочи, главное – истина.

– Ах, мы перейдем к разговору об Абсолюте, Истине и иным философским терминам?

– Нет, в облаках, как некоторые, я не витаю. Мы решает абсолютно земные вопросы, наша партия «Единое Новопотемкино»! – гордо, поднимая голову кверху, известил Зависаев. – Я говорил о повышении зарплат и пенсий, о…

– И я говорил о небольшом повышении зарплат и пенсий за счет увеличения цен на нефть и газ, – парировал Безпалов, ухмыляясь. – И я говорил об отсутствии демократии и свободы слова.

– Вам кто-нибудь запрещает сейчас говорить со мной? – парировал Зависаев.

– А нас показывают разве на центральных каналах?

– Ну-у, вы скажете иной раз такое! – удивился Зависаев, поднимая брови. – На всех телеканалах вас только одного показывать?

– Кстати, у нас показывают только чиновников и депутатов, а где наша интеллигенция?

– Вы опять противоречите сами себе, – удивился Зависаев. – То его, депутата, якобы не показывают, то плохо, что показывают депутатов, а не интеллигенцию… И интеллигенцию, и мэра нашего показывают, и нас тоже…. И зарплаты повышают! И дома ремонтируют…

– Всё хорошо?

– Нет, я не говорю, что всё хорошо, наоборот, я акцентирую внимание нашего общества на то что проблемы у нас есть, да, есть, не всё пока хорошо, но власть впервые повернулась к народу…

– Да, мы все слышали не раз, чем она повернулась к народу, – засмеялся Безпалов, до того сидя с непроницаемым лицом, – ранее наша власть стояла, показывая иное место тела.

– Опять… Как глупо это звучит, фу!.. – устало произнес Зависаев, вытирая пот со лба.

– Может, скажете что-то о борьбе с коррупцией?

– Вот об этом, – улыбнулся Зависаев, так как ему очень понравился вопрос оппонента, – я могу говорить долго и много, так как я состою в комитете по борьбе с коррупцией.

– У нас осталось три минуты, господа! – предупредил депутатов комментатор.

– Успею! – продолжал Зависаев. – Мы сейчас составляем проект закона о борьбе с коррупцией. Приняв этот закон, надеемся, что начавшаяся борьба с коррупцией не сойдет на нет, а только усилится.

– Если не секрет, с кем вы боритесь?

– С коррупционерами. – коротко ответил Зависаев, понимая, к чему клонит его оппонент.

– Гм, общие слова… А где фамилии этих коррупционеров?

– Вы считаете, что я защитник коррупционеров? И сам коррупционер, защищая таких же коррупционеров? – возмутился Зависаев.

– Я такого не говорил, но все говорят в городе о коррупции, все с ней борятся, не называя ни одной фамилии, и не сажая ни одного коррупционера.

– Тут вы совсем неправы! На днях судили одного врача поликлиники, который брал взятки.

– Браво! – захлопал в ладоши Безпалов. – Нашли самого главного коррупционера в Новопотемкино.

– Всё смеетесь? – помрачнел Зависаев. – Всё пытаетесь нас уколоть своими придирками, непонятными вопросами?

– Кого, кроме одного врача, осудили за взятки?

– Я не прокурор, – кратко ответил Зависаев, – я только законы пишу.

– То есть борьба с коррупцией идет?

– Она и раньше шла, но сейчас намечается серьезная работа над законом о борьбе с коррупцией, совместная и долгая борьба с коррупционерами в городе.

– Остается только ждать, когда еще через месяц какого-нибудь врача или педагога посадят? – с иронией спросил Безпалов.

– Вы думаете, врачам и педагогам разрешено брать взятки, если они получают мало?

– Да, будем ждать совместную невидимую борьбу с коррупционерами за ковром.

– Но почему невидимую и за ковром? – поинтересовался Зависаев, смотря на часы.

– Потому, что она не видна народу.

– Ой, опять вы смеетесь надо всем, – возмутился Зависаев, – власть впервые с вступлением на должность мэра Новопотемкино Горемыкова повернулась к народу лицом…

– Да, чем она повернулась, мы слышали!

– К сожалению, уважаемые депутаты, время передачи закончилось. Спасибо за ваше выступление в эфире! – произнесла комментатор. – А теперь, уважаемые зрители, смотрите рекламу фирмы «Наша надежда», которая всегда вместе с нами в трудную минуту жизни, которая всегда поможет всем, кто обратится к ней в горестный час!

Алексей часто хохотал, жадно ловля каждое слово двух спорящих депутатов. Конечно, он остался недоволен резкими ответами Зависаева, думая, что смог бы еще решительнее, чем его коллега Безпалов, спорить и отстаивать свое мнение.

Он прилег на диван, закрыв глаза и вспоминая услышанный диалог. Как-то незаметно он заснул…

И приснился Алексею новый сон…

На громадной городской площади возле оратора в черном смокинге, белой рубашке и черной бабочке скопилось множество народа. Оратор стоял на трибуне и что-то горячо говорил, говорил, махал руками. Возле него стоялая вооруженная охрана с автоматами в руках.

– Царство прогресса и стабильности наступило! – вещал оратор, поправляя черную бабочку. – Наш император постоянно о вас думает и страдает: как бы еще вам всем зарплаты повысить и пенсии? Вы же должны слушать приказы императора, подчиняться ему, светочу императорской демократии, гаранту нашей стабильности, бороться должны с врагами. У нас очень много врагов! С каждым днем число их растет и растет!

Рядом с оратором стояла мамаша с полугодовалым ребенком на руках. Ребенок громко заплакал и детский плач прозвучал диссонансом хвалебной речи выступающего оратора. Одинокий детский плач словно звук чего-то живого в мертвой пустыне.

Оратор на мгновение остановился, глянув на дюжих охранников, которые мгновенно вывели с площади мамашу с ребенком.

– Да, число наших врагов растет! – продолжал оратор. – Число наших побед растет, как и наши доходы! Ур-р-ра-а-а!..

Но толпа молчала и не реагировала на возгласы оратора.

– Вы не разделяете моих восторгов? – удивился оратор. – Вопросы есть?

От толпы отделилась средних лет женщина в поношенном платье и тихо спросила оратора:

– А как насчет колбаски?

Оратор поморщился, не поняв:

– При чем тут колбаса? Я о чем, а вы?

– Нам бы колбаски.

– Что?!

– Нам бы колбаски, лозунгов нам не надо.

После возникшей неожиданной паузы женщина подошла к оратору поближе, чуть не встав рядом с ним на трибуну, и повторила свою просьбу:

– Нам бы колбаски…

Запах самогона и чеснока от подошедшей женщины чуть не вызвал шок у оратора в смокинге: он неестественно закашлял, плюя в сторону.

– Черт, чего вы стоите? Убрать эту кикимору в юбке! – закричал оратор, приказывая охранникам вывести подошедшую к нему с площади.

После того, как ее оттащили от оратора, он продолжал более возбужденно излагать свои мысли молчащей толпе:

– Добыча ископаемых растет!.. Фрукты собирают!.. Скоро будут новые Олимпийские Всемирные Игры!.. Ур-ра-а!.. Море гостей и океан денег!.. Наше вертикальное неотступное движение к успеху не кончается, а только начинается! Наша властная вертикаль не наклонилась, как Пизанская башня, как наивно думают наши враги. У нас много врагов! Как внутренних, так и внешних!.. Вперед, к победе…

Тут оратор запнулся, стараясь не упоминать старые лозунги и пытаясь вспомнить новый лозунг.

– Вперед, вперед, господа, люди, к победе порядка и нашей императорской демократии! Ура-р-а-а!.. Свобода и стабильность!

Толпа продолжала молчать.

– Мы победим и в жизни, и в спорте!.. Ур-р-а-а!!.. Наши люди – самые смелые и самые свободные в мире и самые счастливые! Ну, есть вопросы?

– Можно? – раздался робкий голос низенького старичка в синей шляпе.

– Да.

– Скажите, а чего вы от нас хотите? – спросил старичок, с опаской поглядывая на грозных охранников с автоматами.

– Как это чего? – не понял оратор. – Всего… Соучастия хочу!.. Взаимной любви хочу!

– А зачем нам ваша свобода? Нам бы колбаски! – тоскливо протянул старичок.

– Опять еще один о колбасе говорит? Вы чего, совсем с голоду мрете?

– Нет, не совсем… Но хочется поесть…

– У нас много рынков, магазинов, на которых каждый может купить, что душе угодно.

– Душе-то нашей много угодно, но где лишние монеты взять? – поинтересовался старичок, опасливо поглядывая на молчащих охранников.

– Вы не понимаете, что сейчас в ответственный для нашей империи момент, когда ее окружили разные внешние враги и когда есть множество внутренних врагов, не время нам думать о колбасе! Нужно всем сплотиться перед лицом грозящей опасности! Сплотиться и выстоять!

– Можно… можно еще вас спросить? – задал вопрос старичок в синей шляпе.

– Ну?

– А откуда взялось столько у нас врагов?

– Как откуда? Отовсюда!.. Их полно, так все и прут!

– Кто … кто прет?

– Кто хочет, тот и прет! – орал оратор в смокинге, брызгая слюной изо рта и махая кулаком. – Всем сплотиться и выстоять!

– Можно еще вас спросить?

– Ну?

– Мы и так сплотились, уважаемый, – ехидно произнес старичок в синей шляпе.

– Хорошо! – машинально проговорил оратор, но потом он остановился на минуту, призадумался и спросил:

– Стоп! Не понял: как это вы все сплотились и где?

– А в своей пятнадцатиметровой лачуге все мы сплотились. Уже десять лет так в тесноте и бедности и живем, уважаемый. Восемь человек нас в лачуге, нет монет на новую квартиру…

– Ничего! – бодро сказал оратор в смокинге. – Ничего, лучше работать надо, тогда у нас всё будет: и монеты, и квартиры, и колбаса, и всё, что захотите!

– А мы всю свою жизнь и работаем, работаем, – заметил старичок, – я сам с десяти лет начал работать, помогать отцу сапожничать… Потом, когда он умер от долгой болезни, занял его место…

– Чего ты от меня хочешь?

– Ничего не хочу… Нет, только колбаски дали бы мне и моей семье…

– И нам тоже, и нам! – послышались выкрики из прежде молчащей толпы. – Чего нам ваши лозунги: свобода, враги, стабильность?.. Нам бы колбаски!

– Черт, убрать этого идиота! – заорал оратор, глядя на охранников.

После того, как старичка оттащили от трибуны, люди в толпе перестали молчать, начиная тихо переговариваться друг с другом.

Оратор продолжал вещать, махая кулаком:

– Наш император – гарант стабильности! Светоч суверенной демократии! Защитник свободы! Интеллект нации! Он впервые повернулся к народу лицом!

– А раньше он показывал народу другое место тела? – захохотал кто-то в толпе.

– Молчать! Не смейтесь, когда я говорю о нашем императоре! – заорал оратор в смокинге, но люди перестали его слушать, показывая на него пальцами и смеясь.

Оратора окружили, подняли вверх на руки, потом бросили на мусорной свалке, смеясь.

– Что, что вы сделали?! – негодовал оратор, отряхивая смокинг от грязи. – Вы не понимаете глубины и грандиозной масштабности наших реформ и проектов, глубины титанического ума нашего императора!.. Ой, кругом одни враги, одни враги!..

Алексей проснулся и не мог долго понять, где он находится, как бы всплывая на поверхность реальности и фантасмагоричной яви из таинственных глубин сновидений, не успевших пока выйти из его памяти…

А мэр Горемыков, посмотрев спор двух депутатов, набрал домашний номер Миловидова и орал ему в трубку:

– Привет! Ну, как жизнь, Миловидов?!

Миловидов, зевая, протянул:

– Кто это так поздно?

– А твой мэр говорит! Как жизнь?

Непло… неплохая жизнь, но я спал…

– Может, у тебя плохой она скоро станет!

– А чего случилось?

– Завтра ты можешь вылететь со своего насиженного местечка!

– Почему?

– Ты чего там вытворяешь? Совсем спятил, да?!

Миловидов, не поняв вопросов, ответив спросонья:

– Где?

– А пока на своей работе! Пока!

– Я работаю, – испуганно пролепетал Миловидов, – но собственно сейчас уже очень позднее время. Может, завтра?

– Завтра?! Завтра тебя уволю!

– Почему? – зевая, спросил Миловидов.

– А вот захочу – вылетишь, захочу – всякую ересь в эфире буду показывать, да?!.. Захочу голый зад один в эфире покажу, да?

– Голые зады вы же разрешили показывать!

– Черт с этими задами… Я не об этом! Анархия у тебя в эфире! Зачем показывать спор депутатов в эфире?! Анархия у тебя!

– Нет… У нас… по… порядок… Ведь я, как директор телеканала, слежу…

– Да?!.. Я вижу, как ты там следишь!

– Чего случилось?

– Чтоб больше дискуссий, всяких идиотских споров депутатов в эфире не было! Понял?!

– Да…

– Пока ты еще директор!

– Хорошо… И вы пока мэр, – некстати вдруг вспомнил Миловидов.

– Что-о?!.. Ты… ты против меня идешь?!.. Я тебе так помог, неблагодарный!

– Спасибо, стараюсь…

– Угу, вижу, как ты стараешься!.. Еще раз такой ляп в эфире увижу, уволю в свиньям собачьим! Пылью будешь дышать! Всю оставшуюся жизнь!

– А как насчет голых задов? – снова некстати задал вопрос Миловидов, зевая.

– Чего?!.. Издеваться над мэром?

– Нет… Просто вы говорили об этом, я и подумал, может, сейчас нельзя эротику показывать…

– Чушь собачья! Зады показывай, хоть свой тоже, но без дискуссий и всяких дурацких споров в открытом эфире! Уволю к свиньям собачьим!

– А… а…

– Пока, не кашляй!..

Разговор прошел в атмосфере полного непонимания сторон и дальнейшего еще большего похолодания отношений.

Глава 10

Стройка века

Главный прораб Новопотемкино Король Павел Ярославович стоял возле нескольких грузовиков с песком на уличной площади и курил. То был среднего роста мужчина лет около шестидесяти, седой, с грустным взглядом. Этот взгляд часто можно было заметить на его осунувшемся и бледном лице. Он был недоволен тем, что пришлось заниматься строительством аэровокзала и спорткомплекса по приказу мэра. Все его замечания о невозможности ускоренного строительства объектов за короткое время (месяц или даже несколько месяцев) не выслушивались и сразу пресекались грозными выкриками Горемыкова:

– Стоп!.. Наращивать!.. Усиливать!..

– Но позвольте… – только и пытался вставить свое слово Король в периодах между короткими паузами в выкриках мэра, однако тот перебивал прораба и снова кричал, махая кулаками:

– Молчать!.. Не можешь, других на твое место быстро найду!

– Но за такое короткое время, – пытался в очередной раз возразить мэру Король, – нельзя ведь построить два объекта!

– Уволю тогда тебя к свиньям собачьим! – слышал Король в ответ коронное изречение Горемыкова.

– Почему же раньше не занялись строительством? Почему…

– Наращивать!.. Усиливать!.. – слышал в ответ Король.

Около десяти часов утра стали неспеша подходить, куря на ходу, строители. Площадь для строительства спорткомплекса выделили довольно большую, кирпичи, цемент и песок подвезли. Прораб Король пытался убедить всех в мэрии (даже охрип тогда), что абсурдно и крайне нелепо строить спорткомплекс со стеклянной крышей, памятуя о том, что крыша из стекла может сломаться в любой момент под тяжестью снега, льда, но его мнение слышать никто не хотел.

Аэровокзал тоже поручили строить Королю, но место для строительства аэровокзала выделили на окраине города возле большой мусорной свалки. Поначалу решили сначала очистить территорию от мусора, но потом занялись строительством аэровокзала, а мусор убрать всегда можно, как думали многие в мэрии, особенно сам Горемыков.

Король продолжал стоять возле грузовиков, озираясь по сторонам.

Вчера на территорию строительства заявились корреспонденты с видеокамерами и фотоаппаратами, желая заснять строящийся объект. Но главный прораб Новопотемкино выгнал их, запрещая что-то снимать или записывать на территории объекта. Корреспонденты попробовали повозмущаться, но он не испугался совсем, посоветовав им напоследок:

– Жалуйтесь сразу в Бонн или ООН!

– А мы и туда пожалуемся, – нашелся один из корреспондентов, уходя.

Рабочие таскали песок, кирпичи, начали рыть фундамент и Король не заметил, как подъехала какая-то машина.

– Приветствую! – поздоровался кто-то с Королем.

Король обернулся и увидел рядом с собой Подпевалова.

Всего раз он говорил с Подпеваловым в мэрии и после той встречи говорить с ним по тем или иным причинам не хотелось: открытому, решительному прорабу претило лицемерие, соглашательство, полное отсутствие собственного «я» у Подпевалова. Однако сейчас Королю пришлось говорить с ним.

Король сухо поздоровался и стал рассказывать о стройке.

– Да, как говорит наш мэр, – вспомнил Подпевалов слова Горемыкова, – нужно наращивать!

– Чего наращивать? – поморщился Король, вздыхая.

– Строительство наращивать, – пояснил Подпевалов, оглядывая территорию. – Усиливать!

– М-да, спасибо за ваше внимание, – попытался попрощаться с гостем Король, – но мне работать надо.

– Не любите вы гостей? – спросил Подпевалов, не меняя выражения лица.

– Знаете, гости не всегда вовремя приходят.

– Ну-ну, я ухожу, если мешаю, – обиженно проговорил Подпевалов, садясь в машину, – чтоб здесь было, как положено.

Короля вызывали в конце каждого рабочего дня для отчета. Оттуда он всегда выходил потный и злой, с потухшим, грустным взором, не глядя ни на кого на улице.

Постоянный крик Горемыкова, его все коронные словечки засели в голове Короля и даже ночью он часто просыпался, вздрагивая и говоря ни с того, ни с сего, пугая жену рядом:

– Наращивать!.. Усиливать!!..

– Чего наращивать? – спросонья спрашивала жена, но он не отвечал ей и снова повторял непонятные ей слова.

Последний раз Горемыков привел почти в шок главного прораба деловым и разумным, как казалось лично ему, предложением:

– Да, слушай, Павел Ярославович, если при строительстве аэровокзала не успеем построить эскалатор, не беспокойтесь – обойдемся. Будут школьники, студенты, потом члены движения «Свои» просто ходить вверх и вниз, делая вид, что эскалатор движется.

Хорошо я придумал, а?

Король собирался уходить, кладя бумаги и чертежи строительных объектов в портфель, но когда услышал эту фразу, застыл, выронив бумаги на пол.

– Ты чего? – удивился Горемыков.

Король молчал, не двигаясь.

Горемыков в свою очередь понял, что зря ляпнул свою давнюю мысль, которая казалась ему спасением, человеку, не склонному к компромиссам и разным припискам, поэтому ему пришлось отшутиться, что вышло еще глупее, чем высказанная мысль:

– Ладно, мэр шутит – мозги всем крутит.

Король после недолгого оцепенения ожил, покачал головой и начал собирать с пола бумаги.

– Вы часто так шутите? – спросил Король, прощаясь с Горемыковым.

– Бывает, а что?

– Тогда, может, гостю-министру из Москвы деревянный макет покажете вместо аэровокзала и спорткомплекса?

– Нет, он наш юмор не поймет, – с сожалением произнес Горемыков.

– Наш юмор или ваш?

– Ой, не придирайся к словам!

– Скажите, Демид Демидович, а когда уберут мусорную свалку? – напоследок спросил Король, надеясь хоть на этот раз получить толковый ответ.

– А вот это пусть Писаренко ответит мне, – распорядился Горемыков, тут же взяв в руки телефонную трубку и набирая номер директора РЭУ. – Я недавно говорил с ним по поводу мусора… Привет, жертва жилищной реформы! – поздоровался он с Писаренко, говоря с ним по телефону. – Ой, чего сразу обиделся?.. Шучу!. Ведь и ты шутишь так, что мне скоро в могилу ложиться, видя твои подписанные заявления о капремонте!

– Да я… – попытался оправдаться Писаренко, но мэр не дал ему даже закончить фразу:

– Молчи и слушай! Ты хоть думай, чего подписываешь, а? А то многие в городе поговаривают, что ты лишился рассудка.

– Как это?

– А вот так, – хихикнул Горемыков, – может, тебя проверить на этот счет? Я вызову доктора из сумас…. из психиатрической больницы и пусть он с тобой просто побеседуем, а?

Король, еле сдерживаясь, молчал, не перебивая Горемыкова.

– Не… надо… Меня заставили подписать… – пробурчал Писаренко.

– И кто? Террористы? Черти? – продолжал посмеиваться Горемыков.

На том конце провода Горемыков услышал тяжелый вздох и короткий ответ, который несколько шокировал мэра:

– Моя душа…

– Че… чего? Спятил, зав домами и дворниками?

– Нет, моя душа говорила со мной.

– Чья душа? Твоя? – не понял Горемыков.

– Да, моя… Но она вне тела со мной говорила… Только не подумайте, что я спятил…

– Хорошо, дружище, хорошо! – успокоил директора РЭУ Горемыков. – Ты только мне сейчас ответь: ты у себя долго будешь?

– А… а что?

– Нет, я хотел к тебе заехать со своими приятелями, не уезжай пока, хорошо?

– Да.

– Вот и ладненько!.. Как твой мусор? – перевел тему разговора Горемыков.

– Мой мусор?

– Но не мой же он, ха-ха!.. Еще не убран, а когда? Вот о мусоре мой главный прораб Король спрашивает, поэтому я тебе звоню… Нет, ему твой мусор не нужен, как и мне, ха-ха!.. Должок за тобой, не забыл? Анекдот один есть. Спрашивает больной у доктора: «Скажите, доктор, а как это называется, когда всё забываешь?» Тот в свою очередь спрашивает больного: «Долги?» Вот прорабу Королю непонятно, почему в городе столько мусора и его никто не убирает… Гм, так и ответить ему? Слышь, ответ таков: благосостояние нашего народа растет не по дням, а по часам, поэтому коммунальные службы не успевают поспевать за растущим благосостоянием народа. Ха-ха!.. Ладно, но ты не уходи пока никуда из кабинета, хорошо? Пока…

Горемыков положил трубку и сказал Королю:

– Ответ таков: количество мусора увеличивается, так как растет благосостояние нашего народа. Коммунальные службы не справляются ни с мусором, ни с грязью!

Король еле сдержался, чтобы не выругаться перед мэром, вздохнул, задавая вопрос:

– Но возле строительства аэровокзала могли бы хоть почистить территорию?

– Так мы решили же: сначала ты что-то там построй, а мусор всегда уберем! – ответил мэр Королю.

– Дворников нет в городе, чтоб мусор убрать?

– Ладно, найдем дворников… Всё будет, как положено.

– Кем положено? – не понял Король.

– Ух, не придирайся к словам… Вот новая проблема у нас: Писаренко с ума сошел.

– Это как?

– Да, бывает, – говорил, посмеиваясь, Горемыков, – сейчас он мне сообщил, что пришла к нему его дуща и стала командовать, всем подписывать заявления на капремонт. А, каково?

– Не может быть…

– Может, может! Я только что слышал его слова. Попросил его никуда пока не уходить, – продолжал Горемыков, – сейчас надо к нему санитаров вызвать для транспортировки в психушку…

– А как с мусором?

– В крайнем случае – накроем мусор темной клеенкой, будто это секретный объект, – предложил Горемыков.

После короткой паузы Король спросил, из последних сил сдерживая себя, чтобы не закричать в кабинете мэра:

– Это… Вы что… Это серьезно?

– Да.

– Это не шутка?

– Нет.

– Но так не надо!

– Нет, надо, Федя, надо.

– Я не Федя.

– Но всё равно – надо! На – до!.. Партия сказала… черт, тьфу, власть сказала, а мы ответили: «Есть!» Ладно, иди…

– Боюсь, что ничего мы не успеем к приезду министра из Москвы, а потом журналисты напишут не одну статью о новопотемкинском строительстве.

– Бояться тебе меня надо, а не этих журналюг! – обозлился Горемыков, стукнув кулаком по столу. – Не построишь в срок – уволю к свиньям собачьим и будешь ты пыль глотать и ею питаться!

– Но…

– Молчать!.. Журналюг к строительству не пускать!

– Я их так их близко к объектам не пускаю.

– Вот!.. Не пускать и молчать, сопротивляться до последней капли крови и всех остальных биожидкостей!

Короткая пауза.

После паузы Король осторожно спросил:

– Я недавно слышал о затее некоторых депутатов построить памятник вашей кошке, слышали об этом?

– Ну и?

– Ваше какое мнение об этом?

Горемыков дипломатично промолчал, разводя руками в стороны.

– То есть это без комментариев мэра? А как мне разорваться между всеми объектами?

– Ну, ты ведь не памятники строишь, так? Тебе бы построить в срок два объекта, а для памятника нужно искать скульптора. И еще вопрос окончательно не решен, то была только заявка Подпевалова и его партии.

Король был человек прямой, поэтому он продолжал, где бы другой промолчал:

– Заявка, если подана Подпеваловым, быстро будет удовлетворена депутатами. А сколько в нашем Новопотемкино не построено памятников писателям, поэтам!

– Знаешь, я только мэр… У нас же эта… эта демократия!.. Да! Есть городская Дума, которая принимает законы и постановления, а я лишь исполнительная власть.

– Ясно, помрачнев, произнес Король, – когда недавно кого-то из бизнесменов посадили, вы точно так же ответили одному журналисту: «Я при чем? Обращайтесь в прокуратуру».

Горемыков моментально парировал:

– Да, было такое… Но ведь я работаю не в прокуратуре, не в Думе, я всего лишь исполнительная власть, ис-пол-ни-тель-ная власть! Если бизнесмен иной не хочет платить налоги, его привлекают к ответственности – я чем могу ему тогда помочь?.. Ничего лишнего, только бизнес и закон!.. Ладно, иди, утомил меня…

Глава 11

Нацпроект «Наша милиция нас бережет!»

Вы не устали еще знакомиться с жизнью славного города Новопотемкино, с его интересными во всех отношениях событиями, дорогой мой читатель? Нет? Тогда позвольте мне продолжать…

В связи со скорым приездом в Новопотемкино министра из Москвы доблестная милиция города пустилась проверять на всякий случай документы у всех прохожих на улицах. Разумеется, что самое главное, по мнению доблестной милиции города, была проверка паспортов граждан на улицах вместо поимки разных преступников. Как заверил начальник милиции Новопотемкино полковник Самец Ростислав Витальевич, только несознательные личности не могут понять значимости проводимой профилактической уличной работы милиции.

Самец несколько раз пытался протащить работу своего отделения внутренних дел, а именно проверку документов милиционерами на улицах Новопотемкино в рамки нового нацпроекта под названием: «Наша милиция нас бережет», но пока это эпохальное начинание, к его глубокому сожалению, не удалось. Что она, доблестная милиция Новопотемкино, берегла или собиралась сберечь, никто понять из горожан не мог, так как после встречи с милицией на улицах города многие жители лишались определенной суммы денег. Не все носили с собой паспорта, чем и воспользовались хитроумные и изобретательные милиционеры Новопотемкино. Они подходили к прохожим, вежливо прося предъявить документы. Некоторые граждане недоумевали, в чем собственно дело и что же собственно произошло, но таких крайне несознательных и непонятливых граждан, взяв бережно за руки, милиционеры вели в отделение со скорбным видом: не хотели они делиться с остальными милицейскими ребятами в отделении, когда можно было разделить полученную сумму между собой на улице.

После жалоб некоторых граждан на милицейский произвол Самец вынужден был объявить в программе новостей телекампании «Наше зрение» следующее:

– Милиция Новопотемкино проводит профилактические рейды в городе, в силу этого все жители нашего города должны иметь при себе паспорт. За неимением оного гражданин обязан уплатить штраф. В случае сопротивления властям гражданин должен быть задержан. В преддверие приезда в наш город министра из Москвы и угрозы возникновения тех или иных террористических актов все должны быть бдительными!

Начальник местной милиции Самец Ростислав Витальевич родился в Новопотемкино, как и его родители. Окончив с трудом десять классов школы, после прохождения службы в армии он стал работать милиционером. Отец его тоже прослужил всю жизнь в милиции и часто советовал сыну пойти по его стопам. Ростислав отцовские наставления не позабыл, особенно, рассказы о возможности быстрого, хотя и незаконного обогащения на службе. Работа на улице ему нравилась: и подышать можно чистым воздухом, и проверить документы у прохожих. Постепенно Ростислав дослужился до начальника отделения.

Самец был рослый блондин с крупным мясистым носом и обвисшим животом, который он нес впереди себя, тяжело дыша. Судьба наделила его упорством, но при этом подарки судьбы закончились: ни красотой, ни умом он никогда не блистал.

Некоторые сотрудники за спиной поговаривали, что отец Ростислава чуть изменил свою фамилию, так как раньше его фамилия звучала еще смешнее, чем теперь, – Самка. С большим трудом за большие деньги отцу удалось изменить фамилию, но полностью сменить ее на другую не вышло. Поэтому, когда кто-то был недоволен своим начальником, то ругался, поминая какую маму и какую-то самку… Самец Ростислав Витальевич упорно боролся с теми, кто вспоминал его прежнюю фамилию и пытался наказывать тех шутников, придираясь почти на ровном месте ко всему.

Только заняв место начальника, Ростислав увеличил штаты, а именно число секретарш, бухгалтеров, не увеличивая рядовой и офицерский состав, хотя необходимость в том была немалая. Количество убийств, краж, угонов автомашин в Новопотемкино достигло очень больших цифр в сравнении с такими преступлениями в близлежащих городах.

Заместитель Ростислава уволился, написав после короткой беседы с начальником отделения заявление по собственному желанию, хотя увольняться ранее не хотел. Как тихо поговаривали многие в коридорах милицейского отделения, зам написал сначала в своем заявлении «Прошу уволить меня по вашему желанию», но потом рукой начальника отделения Самца слова «по вашему» было зачеркнуто и переправлено на слова «по собственному». В свою очередь многие поговаривали о Самце, что он изображает на работе имитацию кипучей деятельности. Узнав о скором приезде министра из Москвы, Самец издал приказ о профилактической работе милиции на улицах города для предотвращения возможных террористических актов.

Проводя собрание офицерского состава, Самец призвал к увеличению показателей.

Офицеры молча слушали доклад своего начальника, после окончания осторожно поинтересовались:

– Скажите, вы говорили о показателях.

– Ну? – нетерпеливо спросил Самец. – И что?

– У нас и так неплохие показатели.

– Что? – воскликнул Самец. – Очень плохие у нас показатели: число убийств, краж, угонов машин растет и растет. А раскрываемость преступлений неважная, но это мягко еще сказано!.. Но мы будем компенсировать наши просчеты увеличением числа преступников, разных террористов, которых будут задерживать наши сотрудники на улицах города.

– Можно вопрос? – спросил низенький лейтенант с бледным лицом.

– Да.

– Как я понял, мы будем считать преступниками и нарушителями всех, кто ходит по улицам без паспортов или не имеют в данный момент регистрации.

– Совершенно верно! – обрадованно ответил Самец. – И показатели наши тогда улучшатся.

– А чего их улучшать? Разве они плохие?

– Только что я говорил, что они очень плохие. Нам нужны показатели раскрываемости получше, какие надо всем!

– Кому это всем? – не понял лейтенант.

– Молодой человек, сядьте, не мешайте мне вести собрание, – разозлился Самец на непонятливого лейтенанта. – Итак, я должен готовить для министра из Москвы отчет за три года работы, а что я ему скажу, что укажу там?.. Всего один захват двух рейдеров-самоучек, которые, не посоветовавшись со мной, хотели захватить завод «Новцемент»? Или раскрытые три квартирные кражи за последние три года работы, когда число таких краж перевалило за четыре тысячи шестьсот двадцать краж?.. А если я укажу при этом новую нашу инициативу – уличные рейды милиции днем и ночью в целях профилактики терроризма, это значительно повысит наши шансы на одобрение нашей работы министром из Москвы. Да, повысит мои шансы!

– Извините, – задал снова вопрос низенький лейтенант с бледным лицом, – не пойму что-то: повысит наши или ваши шансы?

– Черт, и наши, и ваши… Еще вопросы?

Снова поднялся низенький лейтенант:

– Можно?

– Опять ты?.. Самый ты непонятливый?

– Как насчет убийства менеджера супермаркета «Мир всего» в бассейне?

– Гм… – Самец насупился, помолчал минуту, далее говоря строгим голосом:

– Какое убийство? То было самоубийство, я же сам лично разбирал это дело… Да, я сам лично, понятно?.. Гм, какие могут быть здесь вопросы, раз я сам… Нашли того несчастного со связанными руками и ногами в бассейне. Кто ж может купаться в бассейне, связав себе сначала руки и ноги? И ежу ясно, что это было самоубийство!

Низенький лейтенант с благодарностью кивнул, будто увидел или услышал того ежа, которому всё ясно и которого в качестве примера приводил Самец.

Готовилась к приезду министра из Москвы не только милиция Новопотемкино, но все чиновники города.

Вислоухин для устранения всяких провокаций со стороны недовольных, пытавшихся время от времени выходить с лозунгами на улицы города, предложил мэру организовать для них что-то вроде местного Гайд-парка.

– Ты чего, серьезно? – удивился Горемыков.

– Совершенно серьезно! У нас есть один заброшенный парк на окраине города.

– Гм, это где всякие бомжи ночуют?

– Вот-вот… Придумать лишь новое название парка, покрасить скамейки в парке… Даже всего несколько скамеек покрасить у входа, чтобы министру не стыдно было показать, – предложил Вислоухин.

– А как назвать парк?

– Как?.. Парк «Свобода», – придумал на ходу Вислоухин.

– А что?.. У нас же эти… как их… демократические преобразования, так?..

– Что-то вроде.

– И что тогда? – раздумывая, спросил Горемыков.

– Тогда все желающие пойдут в этот парк с прекрасным названием «Свобода» говорить о свободе, о демократии, о всем, что им только в голову взбредет. Но за пределами парка говорить, что захочется, нельзя. Демократия демократией, но всё хорошо в меру!

Поразмыслив, Горемыков важно изрек, постукивая пальцами по столу:

– Неплохо, голова у тебя варит!.. И волки сыты, и овцы целы, не побиты и не в тюрьме… И недовольные накричатся в том парке, и министр будет доволен порядком и стабильностью!

– Стараемся, – заключил, улыбаясь, Вислоухин.

– Да, но лучше надо стараться!

Горемыков всегда оставлял за собой последнее слово, если даже что-то указывать или уточнять не требовалось.

– Я стараюсь… – ответил Вислоухин.

– Стараешься, да? – внезапно рассердился Горемыков, вспомнив о непостроенных объектах. – Ни спорткомплекса, ни аэровокзала не построено. А скоро министр приедет. И чего нам показывать?

– А мы… а мы банкет устроим!

– Ладно, а дальше что?

– А дальше… дальше поездку по городу.

– Да? Кататься вздумал с министром?

– А что? Цыган пригласим, в баньку поведем.

– Чего-о?!.. – заорал Горемыков. – Он едет не в баню, а для осмотра строящихся объектов!

– Понятное дело, но там мы его развеселим!

– Может, еще чего предложишь? Девочек, а?

– А что? – мечтательно вскинул брови Вислоухин, вздыхая. – Мож…

– Можно и их?! – заорал Горемыков, стуча кулаком по столу. – Девочек тебе захотелось, да?

– Неплохо бы… Есть тут две в красных платьях и черных сапогах…

– Откуда знаешь, что в красных платьях и так далее?

– Ну, ну, знаю… Люди говорят… – как-то сразу замялся Вислоухин, не глядя на своего начальника.

– Да? Может, ты сам их видал, лежа в ихней постельке? – усмехнулся Горемыков, с ужасом вдруг вспоминая, что и он две недели назад встречался с двумя девицами именно в красных платьях и черных сапогах.

– Скажите, Демид Демидович, а что случилось с Писаренко?

– Гм, у него с головой проблемы…

– И давно это?

– Кто его знает, когда… Я лично недавно с ним говорил, так всякую чушь нес мне, – доверительно жаловался Горемыков своему заму, – представляешь, говорит, что душа его появилась в кабинете и стала с ним говорить!

Вислоухин засмеялся.

После ухода Вислоухина Горемыков, оставшись один, позвонил жене на работу:

– Привет, как твои дела?

– Ой, хорошо, что вспомнил обо мне, – защебетала Юлия, жена Горемыкова, – хотела пожаловаться на твою милицию.

– Ну!

– Наших двух сотрудников остановили на улице, прося предъявить паспорта, – жаловалась Юлия, – а паспортов они не взяли.

– Нужно всегда держать паспорт в кармане.

– Это зачем? – не поняла Юлия. – Чего ты там вытворяешь?

– Не я вытворяю, – уточнил Горемыков, мрачнея. – Такие времена пошли…

– Но наши менеджеры сидят в милицейском отделении! За что?.. Твоей милиции больше делать нечего?!

– Но…

– Всех преступников нашли твои милиционеры, да?.. Все машины нашли, которые числятся в угоне, да?.. А ты знаешь, что еще требуют от нас перечислять в фонд содействия милиции деньги?

– Кто… кто требует?

– Твой Самец.

Горемыков побагровел от злости, крикнув в трубку:

– Я его убью!

– Ну, – засмеялась Юлия, – зачем быть таким жестоким? Ты хоть накричи на него и чтоб ничего от нашей фирмы не требовали!

– Понял.

– И чтоб наших менеджеров выпустили сразу!

– Хорошо.

Раздавшийся в кабинете Самца телефонный звонок отвлек его интереснейшего занятия:

Самец просматривал новые поступления денежных средств от разных коммерческих фирм города в фонд содействия милиции.

– Да… – нехотя ответил Самец.

– Привет, чего так вяло говоришь? – наигранно веселым голосом спросил Горемыков.

– Ой, здравствуйте, Демид Демидович, я так занят.

– Гм, чем ты так занят? Всех преступников нашел в моем городе?

На том конце провода послышались охи и вздохи, после чего Горемыков услышал в ответ:

– Пока не всех.

– Пока?

– Да, пока, но…

– Все угнанные машины ты нашел, да?

– Пока не все.

– Пока?

– Да, я не понимаю…

– Сейчас всё ты поймешь, если мозги есть! – внезапно заорал в трубку Горемыков да так сильно заорал, что Самец вздрогнул и убрал трубку в сторону от уха: – Говорят, ты очень упорный, да? Или упрямый? Ты хочешь со всех фирм взятки получать в свой фонд?!

– Не понял…

– Ты знаешь, что моя жена Юлия Степановна работает в фирме «Наша надежда»?

– Ну…

– Ты знаешь, что она там замдиректора?

– Ну…

– Ну-ну, поехали?.. А если это знаешь, чего же с нее хочешь взятку в свой фонд получить?!

– Это не взятка, Демид Демидович, это просто помощь нашей милиции, – оправдывался Самец, продолжая держать телефонную трубку на расстоянии от уха.

– Ах, помощь?!.. Плевать мне, как ее назовешь, черт, всё равно, чтоб к фирме «Наша надежда» никто из твоих не цеплялся, ясно?!

– Но…

– Молчать! Ясно?

– Как же мне молчать, если я должен вам ответить?

– Отвечай, – разрешил Горемыков, переходя на более спокойный тон.

– У нас не хватает машин, не хватает людей, не хватает денег для премий и поощрений нашим сотрудникам, – стал перечислять нужды милиции Самец, – нет денег для ремонта здания, не хватает…

– Мозгов у тебя не хватает!

– Простите, но кричать на меня не надо, я ведь вам не подчиняюсь, – обиженным тоном ответил Самец, – я отношусь к ведомству МВД, подчиняюсь министру, который сидит не в Новопотемкино.

– Так, да?.. Чего ты цирк на улицах моего города устраиваешь?

– Не понял.

– Всё ты понял!.. Чего ты людей хватаешь ни за что и тащишь их в милицию?

– Попрошу мне не тыкать, во-первых, – снова обиженным тоном проговорил Самец.

– Да? А во-вторых, что же?

– Во-вторых, милиция работает в режиме повышенной боеготовности, – объяснял Самец, – проводится профилактическое патрулирование на улицах города с целью предотвращения террористических актов.

– Ладно, бред этот готовь для телевизора, – огрызнулся Горемыков.

Короткая пауза.

– Алло, не слышно, – сказал Самец, думая, что мэр закончил разговор, но он ошибался: Горемыков лишь передохнул и продолжал вести беседу, словно он находится на допросе в роли следователя:

– А менеджеров фирмы «Наша надежда» зачем арестовал, а?

– Они были без документов.

– Так, срочно, понимаешь, с – роч – но менеджеров этих выпустить!.. Понял?

– Но…

– Срочно их выпустить!.. И всякие наезды на фирму «Наша надежда» прекратить!

Короткая пауза.

Теперь Самец раздумывал, как и что ответить мэру города, как выкрутиться из создавшейся щекотливой ситуации.

– Что-то непонятное я сказал? – продолжал бушевать Горемыков, не услышав ответа Самца. – Алло, там на проводе, ау?.. Или мне повторить нужно?

– Нет, я понял. Хорошо…

– Да, еще один момент, – с интересом спросил Горемыков, – что у тебя люди сами себя якобы в бассейне убивают?

– Как это?

– Всё ты понял, Самец! Ну и фамилия у тебя, ха-ха! – неожиданно для собеседника засмеялся Горемыков. – Я бы сменил такую фамилию.

– А по мне фамилия Горемыков еще хуже звучит, – парировал Самец, усмехаясь.

– Это почему?

– Го-ре-мыков, – почти по слогам повторил фамилию мэра Самец, – эти недовольные часто кричат на улицах и на своих плакатах пишут: «Нам не нужно горя с вашим Горемыковым!»

– Это такой твой ответ на мой вопрос о погибшем менеджере, упрямец?

– Я недавно на собрании отвечал на этот вопрос, – сообщил Самец, – я сам разбирал это уголовное дело. Самоубийство, настоящее самоубийство, я сам расследовал.

– Гм, раз сам, значит, всё правильно и точно, да?

– Прошу мне выслушать! – официальным тоном ответил Самец, краснея от злости. – Так, в бассейне нашли человека со связанными руками и ногами… И ежу понятно, что это самоубийство. Он же утонул со связанными руками и ногами… Никаких свидетелей, никаких зацепок, никаких фактов… Чушь… Ну, кто же будет сначала себе связывать руки и ноги, а потом лезть в бассейн? И ежу понятно, что банальное самоубийство!

– Ну, ежу твоему, может, и ясно, а многим нет, – заявил Горемыков, – меня директор супермаркета «Мир всего», где работал погибший, часто донимает о ходе расследования.

– Дело закрыто, – сухо ответил Самец, – оно давно закрыто, сдано в архив.

– Ага, сдано в архив, – повторил Горемыков, – как бы всех твоих ежей не сдали б в архив.

Сказав эти слова, Горемыков со злостью бросил трубку, резко прекращая разговор.

Самец, хотя и был несказанно обозлен резким тоном Горемыкова и его требованиями, приказал срочно выпустить двух менеджеров фирмы «Наша надежда». Через полчаса оба менеджера вышли на улицу из отделения милиции без уплаты всяких штрафов.

Все требования от отдела внутренних дел города в адрес фирмы «Наша надежда» о добровольном перечислении денежных средств в виде спонсорской помощи в фонд содействия милиции прекратились.

Через день довольная Юлия благодарила мужа, гладя его дома по голове, целуя и нежно приговаривая:

– Молодец мой муженек!.. Никто больше у моей фирмы денежку не просит, спасибо тебе. И моих менеджеров отпустили, спасибо тебе за это тоже.

Однако настроение Горемыкова испортилось на следующий день сразу, как только он вошел в свой кабинет.

Секретарша Анна сообщила, что из воинской части, расположенной на окраине Новопотемкино, сбежало пять солдат.

– Черт, – не выдержал Горемыков, стукнув кулаком по столу. – Одни неприятности в последнее время!

– Еще есть… а-а… – тихо сказала Анна, стараясь не смотреть на злого начальника.

– Как? Еще что-то?

– А-а… да.

– Ну!

– В той же воинской части сегодня утром… а-а… повесились сразу четыре солдата.

– Повесились? И потом эти вояки мне будут утверждать, что якобы солдаты сами повесились, да?

Анна лишь пожала плечами в ответ.

– И никто там с ума не сошел?.. А то, как Писаренко… М-да… Соедини-ка меня с начальником воинской части.

– У него телефон занят был, а-а… я уже звонила.

– Зачем ему звонила? – не понял Горемыков.

– А-а… чтоб вам он сам рассказал.

– Ладно, звони ему снова, – приказал Горемыков, вздыхая и наливая себе рюмку водки.

Анна увидела, что мэр пьет в начале рабочего дня и удивилась:

– А-а… зачем, Демид Демидович, зачем?

– Надо, не мешай, черт, – проворчал Горемыков, – ты звони…

Последующий разговор Горемыкова и командира воинской части был не из веселых.

– Слушаю! – важно произнес командир части Всезнающий на том конце провода.

– Алло, здравствуйте, это говорит мэр Новопотемкино Горемыков Демид Демидович!

– Да, слушаю.

– Гм, узнали меня?

– Да, слушаю, что случилось?

– У меня в городе ничего не случилось, а у тебя люди мрут и бегут, так?

– Мы разберемся с этими мелкими неприятностями, – серьезным тоном известил Всезнающий. – Что-то еще?

– Что?.. Мелкими нарушениями? – возмутился Горемыков. – У тебя солдаты вешаются и убегают!

– Я попросил бы вас мне не тыкать, – проворчал Всезнающий, – я полковник Всезнающий Владимир Владимирович! Так и зовите, если забыли, как меня зовут.

– Я знаю, как тебя зовут.

– И попросил бы вас не лезть в сугубо военные секретные дела.

– Да какие тут секреты, если у меня по городу будут солдаты твои бегать? И почему людей у тебя вешают?

– Я предварительно пока могу уведомить мэра Новопотемкино о том, что никто и никогда в моей части ни – ко-го не вешал, не топил, не застреливал, не морил голодом!

– Ага, сами повесились с голодухи? – засмеялся Горемыков, не выдержав. – А ты там с ума не сошел, а?

– Что?!

– А то у меня недавно один директор РЭУ сидит в психушке, понял?

– Это угроза мне? – обозлился Всезнающий.

– Пока нет… Чего там у тебя творится? Накануне приезда министра из Москвы?!..

– Но… я полагаю…

– Слушай, Знайка, не строй из себя Цицерона!

– Что? – не понял Всезнающий.

– Да, ко мне министр из Москвы едет, а у тебя всякие кошмары творятся в части! – негодовал Горемыков. – А мне чего делать?

– Я еще раз прошу вас не тыкать мне, – крайне сухо, повышая чуть голос, медленно выговорил Всезнающий, – и попрошу не искажать мою фамилию. Кошмаров в части моей нет, есть разные нарушения, как и во всем обществе.

– Ах, у нас, как у всех?

– Предполагаю, что случаев самоубийства в моей части более не произойдет. Прокуратура возбудила уголовные дела, работа идет.

– Ах, самоубийства, значит?.. Лихо!.. А чего солдаты сбежали: Накануне приезда министра?

– Ну, это одно с другим не связано, как я полагаю… Более ничем помочь не могу!

– Ясно, а ты недавно в моем городе?

– Второй год здесь.

– Народ говорит, что образование у тебя не военное, – заметил Горемыков, тихо ухмыляясь.

На том конце провода Всезнающий молчал.

– Алло, слышно там? – спросил Горемыков.

– Слышно хорошо, непонятно только: зачем лезть с грязными руками в чужие чистые автобиографии? – неожиданно резко высказался Всезнающий.

– Это у меня грязные руки? – скрипнул зубами Горемыков. – У тебя восемь классов всего, потом лесотехнический техникум… Как можно без военного образования работать?

– Как и все вокруг, – последовал уклончивый ответ, – как и многие наши министры.

– Да?

– Конечно… У нас был министр здравоохранения, который по профессии инженер, так? Потом его сменила финансистка. А в нашем ведомстве министр ранее торговал мебелью.

– Ты будешь долго мне биографии разных чиновников рассказывать?

– Нет, у меня даже нет ни малейшего желания с вами разговаривать, если честно… Еще многие не на своих местах…

– Точно?

– Да, – холодно ответил Всезнающий, – сейчас главное – лояльность, а не твоя профессия.

– Неужели? – усмехнулся Горемыков, дивясь наглости и самоуверенности Всезнающего.

– До свидания…

Горемыков покраснел от злости, продолжая держать телефонную трубку в руке, хотя там были слышны одни гудки.

Минуты две он просидел неподвижно, пока не вошла Анна.

– Демид Демидович, опять у нас новости.

Но мэр не отвечал ей, не двигаясь: он давно привык к покорности, раболепству своих подчиненных, поэтому неожиданный резкий разговор на равных привел его в некоторое замешательство.

– А-а… вы слышите, Демид Демидович?

– Да? – Горемыков ожил, кладя трубку. – Что опять стряслось?

– Звонил директор супермаркета «Мир всего».

Горемыков раздраженно стукнул кулаком по столу, поворачиваясь спиной к Анне. Он набрал номер Самца, говоря ему:

– Привет! Узнал!.. Тут опять неприятность…

– Какая? – спросил на том конце провода Самец, вздыхая.

– Из военной части сбежало несколько солдат, бегают по Новопотемкино, ясно?

– Да…

– Нужно их быстро найти и отправить опять в часть. Еще там то ли убили солдат, то ли сами солдаты повесились…

– А вот это не ко мне! – возразил Самец. – Я, конечно, буду искать беглецов, но раз там кто-то умер, пусть эти вояки сами и расследуют.

– Правильно говоришь, – согласился с ним Горемыков, – я просто для информации тебе сказал, что там творится у вояк! Ну, пока…

Горемыков повернулся к Анне, спрашивая недовольно:

– Ну?

– Звонил директор супермаркета «Мир… э-а… всего».

– Чего хочет? – устало спросил Горемыков. – Его другой менеджер умер, что ли?

– Нет, а-а… – тихо ответила Анна, – его жену арестовали.

– Что-о? Кто арестовал?

– Майор Антохин… За шпионаж.

– Бред, она – ученая – физик!..

Глава 12

Суверенный глобус, Санта-Клаус и памятник кошке

– Итак, господа депутаты, – начал говорить Подпевалов, оглядывая депутатов, – сегодня на повестке дня несколько вопросов.

В первом ряду средних лет дама-депутат подняла руку.

– Что у вас?

– А как же мои вопросы?

Подпевалов порылся в бумагах, потом попросил ее:

– Уточните, пожалуйста, свои вопросы.

– Их несколько: о введении юлианского календаря, о запрете продажи алкоголя в буфете нашей Думы и о запрете упоминания Санта-Клауса, – напомнила дама-депутат.

Подпевалов поглядел на депутатов, спрашивая:

– Будем это обсуждать? Голосуем.

– Постойте! – вдруг запротестовал Топтыгин, поднимая руку. – А как же обсуждение о прибавке к пенсиям наших стариков?

Подпевалов, не меняя выражения лица, сухо ответил:

– Ваш вопрос не по теме.

– Товарищи! – возмутился Топтыгин, ударяя кулаком по столу. – Нас грабят! Грабительские цены! Пенсии малень…

– Попрошу выключить микрофон на полчаса депутату Топтыгину, – приказал Подпевалов, после чего началось голосование.

Большинство депутатов подняли руки в знак согласия. Электронное табло для голосования недавно сломалось, а мастер, чинивший и устанавливающий это табло, уволился. Подпевалов уговаривал его остаться, обещая прибавку к зарплате через год, но мастер был непреклонен, требуя прибавку сейчас.

– Пожалуйста, Любовь Андреевна! – разрешил Подпевалов, обращаясь к даме.

Она улыбнулась и вышла с уверенной походкой на трибуну с заготовленным текстом.

Сказать, что Любовь Андреевна явно не соответствовала стандарту женской красоты, значило совсем ничего: ее многие за спиной называли не иначе, как «кикиморой в юбке», хотя она предпочитала всегда ходить в брюках. Конечно, и обезьяну можно покрасить и напудрить, чем угодно, облить с ног до головы духами, приодеть, но от этих мужественных манипуляций красавицей не станешь, несмотря на всё громадное желание ею стать!

Перед взором депутатов предстала высокого роста толстая дама с рыжими длинными волосами до плеч, с мясистым носом-картошкой и тремя бородавками на носу. Выше верхней губы у дамы-депутата виднелись неестественные для любой женщины черные усики, которые она, как могла, выстригала, но усики предательски росли, росли, тем самым обрекая даму на постоянный смех за спиной и обидное прозвище: «дама с усами». Но, как ни странно, дама, несмотря на всё свое несоответствие женским стандартам красоты, считала себя писаной красивицей, часто глядела на свое личико в маленькое зеркальце в перерывах между заседаниями, желая понравиться хоть одному мужчине в Новопотемкино, но такого смельчака найти не могла, как ни старалась, как ни строила глазки, не говорила приятных слов многим мужчинам рядом с ней…

Выдержав паузу и пытаясь улыбнуться всем, Любовь Андреевна стала бодро читать по бумажке:

– Уважаемые депутаты! У меня есть три предложения или вопроса, которые следует обсудить: Начну с борьбы с алкоголем. Борьба с алкоголем велась и продолжает… плестись, ой, извините, тут опечатка… продолжает вестись в нашем городе, в связи с чем недопустима продажа вина, водки, коньяка в нашем буфете Думы. В связи с чем следует крайне внимательно и настороженно относиться к продаже алкоголя, особенно, в нашем буфете. Предлагаю ее заполучить… ой, простите, опечатка… запретить!

Некоторые депутаты давились от смеха, другие сидели с мрачными лицами, стараясь не смотреть в сторону выступающей.

– Уточните, пожалуйста, чего запретить? – спросил лысый депутат.

– Депутат Помпадурова Любовь Андреевна предлагает запретить продажу алкоголя в нашем буфете Думы, – пояснил Подпевалов.

– А это сейчас актуальный вопрос для города? – удивился Алексей.

Подпевалов ответил коротко, не меняя выражения своего лица-маски:

– Попрошу вас вносить только деловые замечания, а то снова вам отключат микрофон.

После голосования большинством голосов предложение Помпадуровой было принято; Алексей голосовал против и еще несколько депутатов воздержались от голосования.

– Продолжайте, – обратился к Помпадуровой Подпевалов.

– Спасибо… Мое второе предложение касается юлианского календаря. Уважаемые депутаты! – Голос Помпадуровой внезапно задрожал от волнения, лицо ее покраснело. – Если мы, жители Земли и Новопотемкино, хотим сохраниться, как наша неделимая и суверенная цивилизация, то следует поскорее обернуться… тьфу, извините, опять опечатка… следует вернуться к юлианскому календарю.

Алексей хихикнул, чем вызвал неодобрительный взгляд Подпевалова.

– Мы стоим накануне судьбопоносных… простите, опечатка опять… накануне судьбоносных испытаний нашего героического и стойкого сброда… черт, опечатка, извините… стойкого народа, в тот исторический писк… опечатка, извините, исторический миг, когда решается сакраментальный вопрос: быть или не быть…

– Вот в чем вопрос, – громко добавил Алексей, посмеиваясь.

– Попрошу не перебивать оратора! – сделал снова замечание Алексею Подпевалов. – Продолжайте, Любовь Андреевна.

Помпадурова кивнула, читая дальше:

– … быть или не быть нашей стране, цивилизации. Поэтому нам необходимо сплотиться, мобилизовать все внешние и внутренние ресурсы.

– Вопросы к депутату есть? – спросил Подпевалов.

– Есть! – моментально ответил Алексей. – Скажите, пожалуйста, может, нам еще порыться в историческом прошлом и найти лапти, аршины, сажени, версты и…

– Что вы предлагаете? – сухо спросила Помпадурова Алексея.

– Я предлагаю? Это вы нам предлагаете рыться в историческом прошлом! – возразил Алексей.

– Ваш вопрос или предложение? – вмешался Подпевалов.

– Гм, да, я предлагаю для таких депутатов, как Помпадурова, которая больше не видит никаких проблем, кроме юлианского календаря, не видит разных экономических и социальных проблем в нашем городе, придумать новый глобус, – предложил, усмехаясь, Алексей. – Пусть Помпадурова живет там на своем суверенном глобусе со своим личным календарем, саженями, верстами, ходит в лаптях, косоворотке и…

– Прошу депутату Алексею Видоутрясову отключить микрофон на полчаса! – распорядился Подпевалов.

– А я прошу не искажать мою фамилию! – почти выкрикнул с места Алексей, так как микрофон его был сразу выключен.

– Хорошо, Алексей Видотрясов, – согласился Подпевалов, – я постараюсь запомнить вашу фамилию.

– Я думаю, не все такие депутаты, как Утрясов, – обиделась Помпадурова.

– Моя фамилия Видотрясов! – попытался выкрикнуть Алексей со своего места, как можно громче. Привстав.

– Да, мы поняли, как вас зовут, – буркнула Помпадурова.

– Любовь Андреевна, ваше предложение принято, большинство наших уважаемых депутатов проголосовало за него, – объявил Подпевалов, – но фракция «Правый фланг» голосовала против. Продолжайте.

– Спасибо, – Помпадурова наклонила голову, начав читать по бумажке. – Уважаемые депутаты! Как и большинство вас, я считаю себя патриотом, поэтому не могу терпеть, когда по нашему телеканалу показывают Дедов Морозов, называя их почему-то западным словом «Санта-Клаус».

– Какое ваше предложение? – спросил депутат с надменным выражением лица.

– Мое предложение, – продолжала читать бодро Помпадурова, – касается запрета употребления слов «Санта-Клаус», чтобы все мы, патриоты, пользовались нашим исконно русским названием «Дед Мороз»!

Алексей пытался без микрофона с места кричать (микрофон у него был выключен), что все предложения мадам Помпадуровой бредовы и нужно заниматься в Думе настоящими делами, а не имитацией бурной деятельности, но его реплику не все услышали и ответа на нее не последовало.

Большинство депутатов сидело молча, ожидая начала голосования по последнему вопросу.

– Прошу голосовать! – объявил Подпевалов. – Кто за предложение нашего депутата, прошу голосовать.

Через минуты три предложение Помпадуровой большинством голосов было принято.

Довольная Помпадурова, благодарно улыбаясь Подпевалову, сошла с трибуны, усаживаясь на свое место.

Алексею включили микрофон и он снова напомнил всем депутатам о своем существовании.

– Уважаемые депутаты! – Бодро и уверенно начал он, улыбаясь. – Считаю, что впредь нам следует заниматься делом, обсуждать многие действительно важные и нужные экономические и социальные вопросы, а не что-то иное! На прошлом собрании все с деловым видом обсуждали необходимость новых значков с булавкой значков с винтовых креплением, сейчас вспоминают юлианский календарь, Деда Мороза, еще что-то…

– Депутат Утрясов, ваше мнение выслушано, – холодно сказал Подпевалов.

– Попрошу не путать мою фамилию! – воскликнул Алексей. – Моя фамилия Ви-до-пля-сов!

– Спасибо, вас все услышали, – так же холодно ответил Подпевалов, – я даже записал вашу причудливую фамилию. Но мне до сих пор непонятна ваша постоянная улыбка на лице.

– А что плохого в моей улыбке? – возразил Алексей. – Улыбаться депутату разве нельзя?

– Нет, можно, – ответил Подпевалов, – но все-таки неясно.

– И что вам неясно? Причина моей улыбки?

– Вот-вот.

– А я всегда улыбаюсь, глядя на мир, – честно сказал Алексей, продолжая улыбаться, – что в том плохого? Неужели мы должны постоянно ходить со злыми и угрюмыми лицами, а? Неужели про нас должны постоянно говорить иностранцы, что мы такие все неулыбчивые?

– Ладно с этим… – попытался остановить Алексея Подпевалов, – нужно нам делом заниматься, а не всякой ерундой и говорильней. Мы должны сейчас рассмотреть важный вопрос по поводу памятника кошке мэра Горемыкова.

– Что-о?! – воскликнул Алексей, встав. – Памятник кошке, когда в городе нет памятников Гоголю, Достоевскому, Пушкину?

Некоторые депутаты стали посмеиваться над предложением Подпевалова.

– А что, – с места выкрикнул один депутат от фракции «Трудовой фронт», – больше нет важных тем для обсуждения?

– Какое лизоблюдство! – возмутился другой депутат от фракции «Правый фланг».

Подпевалов даже не повернулся в сторону возмущенных депутатов, не изменил выражения своего лица-маски. Которое сохранялось непроницаемым. Он тихо вздохнул, приказав:

– Прошу отключить микрофоны тем депутатам, которые только что кричали в нашей Думе! Наша Дума не место для дискуссий! Также прошу снова отключить микрофон депутата… – Подпевалов тут остановился, заглядвая в листок, где он записал фамилию Алексея, – Ви – до – тря – со-ва!

После короткой паузы Подпевалов продолжал:

– Слово предоставляется депутату Зависаеву.

На трибуну вышел уверенной походкой Антон Зависаев, на ходу успев вынуть из кармана пиджака заготовленный текст доклада.

– Уважаемые депутаты! – стал читать он по бумажке, поглядывая время от времени на депутатов. – Общественность высказала мнение о необходимости увековечивания любимой и преданной кошки нашего дорогого и уважаемого мэра города Горемыкова Демида Демидовича. Кошка Люська сопровождала нашего мэра везде, куда бы он ни ездил, где бы ни появлялся, всегда с нашим мэром присутствует кошка Люська. Мы понимаем, что возможны несознательные и популистские, а то и экстремистские высказывания об абсурдности нашей затеи с памятником для какой-то кошки, но не надо забывать, кто живет с этой кошкой – сам мэр Горемыков!..

Зависаев сделал паузу, глядя на молчащих депутатов, видимо, желая увидеть, какой эффект произвели на них его слова, после чего продолжал с пафосом:

– Итак, уважаемые депутаты, это кошка самого мэра Горемыкова, она живет в его собственном доме уже многие годы в полной гармонии и согласии. Это будет памятник не только доброму и преданному домашнему животному, но и памятник верности, долгу, любви и преданности!.. Да, общественность, как я только что говорил, требует такого памятника в городе! Да, у нас в Новопотемкино многого не хватает, как не хватает многих памятников разным известным писателям, поэтам, но сейчас вопрос стоит ребром…

Зависаев неожиданно остановился, сжав пальцы правой руки вместе, пробуя ребром ладони ударить по трибуне.

Подпевалов изумленно уставился на докладчика, но ничего не сказал.

Некоторые депутаты из фракции «Правый фланг» тихо посмеивались.

– Итак, уважаемые депутаты, вопрос стоит ребром: мы должны сплотиться в единый народ, вместе обороняться от разных экстремистов, внутренних и внешних врагов, должны чтить преданность, гармонию и любовь! Вот поэтому я прошу всех вас, уважаемые депутаты, проголосовать за памятник кошке Люське!

Легкое подобие улыбки появилось на доселе мрачном и непроницаемом лице Подпевалова, после чего он обратился к депутатам:

– Голосуем?

– Скажите, – задал вопрос лысый депутат от фракции «Правый фланг», посмеиваясь, – кого имел в виду депутат Зависаев, когда говорил о неизвестной общественности, которая так и мечтает о памятнике кошке?

– Гм, это наши жители города, – вместо Зависаева ответил Подпевалов, – чего тут неясного? Вы доклад слушали?

– Да.

– И непонятна идея создания такого нужного для города памятника?

– Но…

– Вы против любви, преданности, добра? – почти, как на допросе, допытывался Подпевалов у лысого депутата.

– Нет.

– Может, вы против нашего мэра? – зло спросил Подпевалов.

– По многим вопросам против…

– Прошу отключить микрофон этому депутату! – приказал Подпевалов. – Так, голосуем за предложение депутата Зависаева.

Топтыгин встал, махая правой рукой:

– Позор! Наша Дума занимается абсурдными вопросами вместо животрепущущих, которые мы не решаем! Пенсионеры голодают! Страдают!

– М-да, – скептически заметил Подпевалов, не меняя выражения лица-маски, – не понял: они голодают или страдают?

– И голодают, и страдают! – почти заорал Топтыгин. – Мы не понимаем, в чем состоит ваша реформа ЖКХ!

– Ха-ха! – отозвался один депутат из партии «Единое Новопотемкино».

Подпевалов обратился к Топтыгину:

– Предлагаю вам не мешать нам вести заседание! Сядьте.

– Но…

– Если будете продолжать нам мешать, отключу вам снова микрофон!

Топтыгин сел.

– Так, голосуем за предложение депутата Зависаева, – вновь повторил свои слова Подпевалов.

– Нет! – послышалось сверху.

Алексей, успев выкрикнуть «Нет!» и, подбежав к трибуне без разрешения председателя Думы, стал говорить громко и без микрофона, так как Зависаев еще не отошел:

– Подождите, это же какой-то абсурд творится в нашем городе! Чем здесь мы занимаемся?.. Актуальные вопросы мы решаем? Или какой-то бред несем?!

– Депутат Видотрясов, вы…

– Не перебивайте меня! – кричал Алексей. – Памятник кошке?!.. До какого лизоблюдства можно дойти, чтобы такое предложить!.. И от кого мы слышим такое предложение? Кто недавно выступал в эфире, говоря, что наша власть впервые повернулась к народу лицом!.. А раньше власть стояла к народу задом, что ли?

– Прекра…

– Я требую… да, я требую снять это позорное для нас предложение! Срочно! Это бред! Абсурд!

Некоторые депутаты захлопали в знак одобрения словам Алексея.

Остальные депутаты сидели молча, насупленные, посматривая на мрачного Подпевалова.

Подпевалов, не говоря далее Алексею ни слова, вызвал дюжих охранников с автоматами в черной униформе, приказав им вывести Алексея из зала заседания. Алексей пытался возмущаться, но его насильно вывели из зала в коридор.

Через полчаса заседание закончилось.

Алексей узнал, что предложение Зависаева большинством голосов было принято.

Увидев медленно шедшего Подпевалова, Алексей подошел к нему и спросил, пытаясь говорить спокойно, что ему удалось с большим трудом:

– А как же строительство аэровокзала и спорткомплекса?

Подпевалов, не смотря на Алексея, сухо ответил:

– Всё идет по плану.

– По какому плану?

– По нашему, по нашему плану, молодой человек.

– Да? А…

– И советую впредь вам не мешать мне вести собрания, а то мы будем вынуждены рассмотреть вопрос об исключении вас из числа депутатов Думы.

– Это как же?

– Всё в наших руках, – глубокомысленно ответил Подпевалов и поспешно отошел от него.

Глава 13

Страна Абсурдия

Алексей, придя домой, поспал часок, поел. Неприятное впечатление после инцидента в Думе он постарался забыть. Телевизор включать не хотел, чтобы больше не нервничать.

«Может, Лену пригласить ко мне?» – подумал он, беря в руки трубку.

– К тебе? Сейчас? – спросила Лена, услышав на другом конце провода голос своего знакомого.

– Да.

– Может, походим по городу?

– Нет, хочется просто посидеть в домашней обстановке, я немного устал сегодня, – тихо объяснил Алексей.

– Устал?

– Да, приходи… Тогда мое настроение улучшится.

Она пришла в новом синем платье, которое еще не видел Алексей, с коробкой конфет.

– Ой, зачем конфеты? – озабоченно сказал Алексей.

– Ну, не с пустыми руками же идти… У тебя что-то не так?

От внимательных добрых глаз влюбленной женщины не укроется даже скрытая печаль.

– Нет, ничего такого, – попытался успокоить ее Алексей, но Лена требовала честного ответа, не отрывая взгляда от него:

– Не верю, Алеш, скажи мне!

Она подошла близко к нему. Алексей с улыбкой посмотрел на Лену, обнял за плечи, поцеловал в губы. Минуты три они не двигались, продолжая целоваться. После поцелуя он взволнованно стал ласкать щеки Лены, порывисто обнял ее за талию.

– Ой, Алеш, хватит, не надо… – попыталась сопротивляться Лена, но он и не думал останавливаться.

Алексей поднял Лену на руки, понес на диван, укладывая и ложась рядом с ней.

– Я люблю тебя! – признался тихо он, лаская грудь Лены и целя ее…

Через полчаса они лежали голые на диване, радостные, продолжая ласкать друг друга и целоваться.

– Алеш, ты меня в самом деле любишь? – допытывалась Лена, улыбаясь.

– Могу повторять целый вечер и ночь: люблю, люблю, люблю!

– Да, приятно это слышать…

– А могу прокричать на весь дом: «Я люблю Лену!», чтобы все соседи слышали.

– Нет, не надо… У тебя неприятности на работе?

– Нет.

– Ну, не ври мне.

– Мелочь одна, – поморщился Алексей.

– Расскажи.

Он вкратце рассказал происшедшее сегодня, только не говоря о выводе его охранниками из зала заседания.

– Тебя могут уволить?

– Этого не произойдет, – убежденно молвил Алексей, – для этого нужно согласие всех депутатов, помимо этого, нужно совершить серьезное преступление или что-то подобное, чего я не делал.

– Да?

– Да, я только задавал вопросы.

– Время постоянно меняется, – раздумывала вслух Лена, – иной раз и за простые вопросы, разные сомнения, оппозиционные мысли можно поплатиться.

– Бред!.. Ну, бред же строить памятник кошке мэра?

Лена засмеялась в знак согласия.

– Сама понимаешь, что бред, – говорил Алексей Лене, целуя ее, – но эти предложения Подмпадурой не бред? Скоро спортивные игры в городе, мэрия высылает приглашения, а пока ничего не построено.

– Зато шума сколько, – усмехнулась Лена, – наш главред на первой полосе газеты заметку написал о строительстве спорткомплекса.

– Чего писать, когда ничего нет? Воспоминания о будущем! – с саркастической улыбкой произнес Алексей.

– Включи телевизор, – попросила Лена.

– Зачем?

– Ну, включи…

– Надоел этот зомбиящик.

– Включи!

Алексей встал, включил телевизор. На экране появилась диктор местного телеканала «Наше зрение» Катя Смирнова с дежурной улыбкой на устах.

– Уважаемые телезрители! – начала бодро читать по бумажке Катя. – В нашем славном городе Новопотемкино продолжается строительство аэровокзала и спорткомплекса, а скоро у нас состоятся спортивные игры, в которых примут участие все клубы и все федерации нашей страны.

– Гм, ничего пока не построено, а сколько шума, – засмеялся Алексей.

– Много шума из ничего, – ответила Лена, – ладно, Алеш, смотри на это легче, будто смотришь фантастический фильм.

Алексей промолчал, не желая возражать любимой девушке.

– Также готовится строительство памятника кошке нашего мэра Горемыкова, – продолжала читать диктор Катя, – чего так долго добивалась наша прогрессивная общественность.

– М-да, наша прогрессивная общественность более ничем заняться не может, чем о памятнике кошки думать, – заметил Алексей.

– По данным нашей милиции, – бодро читала Катя, – задержано пятьсот пятьдесят восемь граждан без документов. Задержанные временно находятся в отделении милиции.

– Как там они разместились? Такое количество? – удивилась Лена.

– Смотри фантастику, – усмехнулся Алексей.

Диктор Катя продолжала:

– Нацпроект «Наша милиция нас бережет» внедрен в практику работы милиции, благодаря настойчивости и упорству начальника отдела внутренних дел, полковника Самки… ой, простите, полковника Самца. Профилактические рейды милиции днем и ночью продолжаются для предотвращения террористических актов. Недавно на рынке рейд милиции заметил целлофановый пакет, лежащий в углу. Хозяин пакета обнаружен не был. В этой тревожной и опасной для жизни горожан ситуации вызвали срочно саперов, но они после долгих поисков ничего не нашли. Конечно, многие не понимают важности профилактической работы милиции, что очень печально. С другой стороны, излишняя боязнь и перестраховка могут привести к неурядицам. Как пример подобного курьеза, можно упомянуть один случай с оператором Цветковой в одной коммерческой торговой фирме, которая из-за дурости перерезала провода у собственного компьютера, думая, что провод кто-то проложил для будущего взрыва бомбы.

– Маразм крепчает! – захохотал Алексей.

Лена засмеялась вместе с ним.

– Милицией задержан один взяточник. Им оказался врач поликлиники номер три, бравший деньги за липовые больничные листы. Этот врач-взяточник сознался в преступлении. Борьба с коррупцией в Новопотемкино идет по нарастающей.

– Ха-ха, маразм у нас идет по нарастающей! – снова захохотал Алексей. – Главного коррупционера в городе арестовали, ха-ха!

– Смеешься, а ты не хотел раньше включать телевизор?

– Решил последовать твоему совету, – объяснил Алексей, – вот и включил, ты советовала смотреть на это, как на фантастику, а я несколько по-иному.

– Это как?

– Я смотрю комедийный фильм.

– Экономика всё более улучшается, – продолжает диктор Катя, – баррель нефти стал стоить более ста долларов, что вселяет оптимизм в нас и уверенность в завтрашнем дне.

– Нефтедоллары, нефтедоллары, – усмехнулся Алексей. – Никак не можем спрыгнуть с нефтяной иглы.

– Символом будущих спортивных игр станет мамонтенок, – сообщила диктор Катя. – Все сейчас в школах и институтах рисуют свое видение этого мамонтенка.

– М-да, – протянул Алексей, – мамонты давно вымерли, а дураки пока нет, И мамонтенки какие-то появились.

А диктор Катя с улыбкой манекена продолжала читать, изредка поднимая голову:

– Скоро в нашем городе состоятся выборы. Они должны пройти в спокойной обстановке. Правоохранительные органы заверяют общественность, что они обеспечат порядок на всех избирательных участках.

– Заметила, Лена, – произнес Алексей, – смотришь, слушаешь и не понимаешь порой: это наши сегодняшние новости или наши мечты о будущем: скоро будут игры, скоро будут выборы, скоро будет то да сё.

Лена промолчала.

– Молчишь, Лена?

– Если тебе смотреть это не интересно, переключи на другой канал, – предложила Лена.

Алексей ответил ей:

– Хорошо. Пять минут осталось до конца, потом переключу.

– Радостное известие для всех желающих высказаться по любому поводу, – сообщила диктор Катя. – В Новопотемкино построили новый парк с прекрасным названием «Свобода», в котором уже появились частые посетители. Никаких ограничений для высказываний нет в этом парке. Администрация просит только вести себя культурно и не употреблять нецензурные слова.

– Лена, знаешь, ведь это не новый парк.

– Как?

– Да, помнишь старый парк на окраине города?

– Где бомжи собирались?

Алексей кивнул:

– Там новую вывеску поменяли, покрасили… На вывеске только написали: «Свобода», у входа несколько скамеек покрасили.

– То есть никакой новый парк не построили?

– Естественно! Даже бомжей не выгнали, они там кое-где шатаются.

– Главное: есть новая вывеска с таким названием «Свобода»! – засмеялась Лена, влюбленно смотря на Алексея.

– Как и наша милиция, так и наша служба безопасности работают, не покладая рук, – продолжала диктор Катя. – Как заявил сотрудник службы безопасности Антохин, в нашем городе задержано пять шпионов, работавших на английскую разведку, два шпиона, сотрудничавших с Израилем и еще три шпиона, работавших на США.

– Маразм крепчает! – засмеялся Алексей.

– В последнее время стали популярными иронические женские детективы, – продолжала диктор Катя, – Попцова – одна из известных писательниц этого жанра. Ее книга «Банкет на кладбище» стала бестселлером года. Не секрет, что наши современники не читают серьезную литературу, предпочитая легкие иронические детективы или фэнтези. Попцова ранее написала ряд таких интересных книг, как, к примеру, «Устрицы для идиота», «Мазохист на поводке», «Шоколад без мармелада», «Встреча двух придурков», «Собачья радость», «Блондин без штанов», «Шпион на полставки», «Козел с папироской».

– Вал макулатуры развлекательного чтива захлестнул наши прилавки, – сказала с иронией в голосе Лена. – Ремесленники делают халтуру, а пиплс потребляет!

– Новую телеведущую нашего канала нашли в модном ресторане «Тусовка», – продолжала диктор Катя. – Она нигде не работала и известна всем завсегдателям ресторанов и ночных клубов города. Именно поэтому директор кампании «Наше зрение» Миловидов принял ответственное решение, которое некоторым показалось опрометчивым, а некоторым – очень верным, – назначить эту тусовщицу Ксению Гавгак ведущей телепрограммы «Крутое шоу». Многих телезрителей наверняка заинтригует новое шоу с таким интересным названием – в шоу победа достанется самому большому лжецу. Не удивляйтесь, дорогие телезрители, в шоу каждый желающий может признать себя лжецом, приводя те или иные биографические факты из своей биографии. Победителю достанется большой приз в несколько сот тысяч долларов, чем уже заинтересовались многие горожане и стали записываться на участие в конкурсе.

Алексей встал, недоуменно глядя на Лену:

– Гляди, до чего додумались, а?

– На этом наша программа заканчивается, – сообщила Катя. – Как будут развиваться события, покажет время.

Простившись с Леной, Алексей выключил телевизор и решил немного пройтись по ночному городу перед сном. Как и многие горожане, он предпочитал гулять по центру города, поэтому решил пойти именно туда. В центре Новопотемкино располагалась мэрия и городской парк. Алексей шел в городской парк, напевая что-то про себя.

В центре города уличное освещение было получше, чем на окраине, чему Алексей не удивлялся – привык к этому. Привык и к каждодневной грязи на улицах, мусору, постоянным плевкам прохожих. Но сейчас он решил не расстраиваться и не обращать никакого внимания на многое, что могло хоть чуточку его раздражить и хотелось только приятных эмоций.

Он шел медленно, продолжая напевать какую-то мелодию про себя.

Рядом на улице Алексей повстречал двух подвыпивших субъектов с бутылками пивами в руках. Они чуть покачивались, глядя на окружающих пьяными глазами.

Заметив Алексея, оба субъекта стали звать выпить с ними.

Очевидно, ранее оба субъекта в изрядном количестве выпили водки, после чего перешли на пиво. Они подошли к Алексею, обдавая его запахом сивушных масел и никотина.

– Привет! – поздоровался с Алексеем один из них, одетый в черную куртку и черную вязаную шапочку.

Алексей хотел пройти, но дорогу ему загородил другой субъект в черной куртке и синей вязаной шапочке.

– А он с нами не здоровается! – сообщил субъект в синей шапочке субъекту в черной шапочке. – Ох-хо-хо, какая молодежь пошла, фу!

– Дайте мне пройти, – сдержанно попросил Алексей.

– А выпить?

– Я не пью, – так же сдержанно ответил Алексей, стараясь не злиться.

– Он думает, что мы пьяницы, – сообщил ход своих мыслей субъект в синей шапочке субъекту в черной шапочке, показывая на Алексея указательным корявым пальцем с грязным ногтем.

– Нет, не пьяницы мы, – доверительно известил субъект черной шапочке. – Ведь все люди, которые считают, что пить надо меньше, и те, которые считают, что пить надо больше, правы лишь в одном – пить надо! Ну, хоть пивка попей, водку мы всю выпили.

– Да, водки уже нет, – подтвердил субъект в синей шапочке, кивая головой.

– Мне не хочется пить, – спокойно произнес Алексей, осторожно толкая субъекта в черной шапочке.

– Ой, он дерется! – испуганно сказал субъект в черной шапочке.

Сделав несколько шагов вперед, Алексей остановился, озираясь по сторонам.

– Гляди, он остановился, – сказал субъект в синей шапочке своему собутыльнику. – Эй, может, выпьешь, а?

Алексей даже не обернулся в их сторону.

– Ты думаешь, мы пьем просто так? – крикнул вдогонку Алексею субъект в синей шапочке.

– Да, не просто так, – согласился субъект в черной шапочке, – я вообще не выпиваю, хотя выпить люблю. И не ругаюсь, только лишь, когда выпью. Молчу, когда курю. Не думаю, когда пью.

– Интересно, как сказал, ты – настоящий оратор! – похвалил своего собутыльника субъект в синей шапочке. – Эй, ходящую статую увидишь, не так тогда запьешь!

– Ладно, шут с ним, – обиженно проговорил субъект в черной шапочке. – Вот увидит рядом ходящую статую отца Володимира или статую Ленина, тогда побежит к нам пить!

– Да-а, – протянул субъект в синей шапочке, – все-таки у водочки есть один недостаток.

– Какой?

– Какой? Слушай внимательно: ее не-до-ста-ток!..

– Да, сильно сказано. Живем – хочется пить, а выпьешь – хочется жить.

Алексей пожал плечами, идя к городскому парку.

«Чего они болтали о ходящих статуях? – подумал Алексей. – Спьяну, что ли?»

Несколько испуганных бежавших человек навстречу ему чуть не сбили его с ног. Кто-то из бежавших крикнул:

– Люди! Бегите отсюда! Статуи разгуливают!

– Какие еще статуи? – не понял один прохожий, идущий по улице.

Прохожего толкнули, он упал, крича вслед бегущим:

– Но чего вы все так испугались? Сбиваете людей с ног?

– Папаша, памятники ходят и разговаривают! Беги отсюда!

Изумленный Алексей быстро подошел к зданию мэрии.

Последующие события не дали ему провести вечер в тиши парка: навстречу двигался высокого роста седой почтенный старец, одетый в черную рясу. Лицо старца озаряла добрая улыбка. Левая сторона лица была красного цвета, что еще более пугало многих горожан, видевших его и бежавших, куда глаза глядят, хотя старец ничего плохого никому не делал.

Приблизившись к Алексею, старец остановился в шаге от него и поздоровался.

Алексей глянул на него и понял, что это отец Володимир, неожиданно оживший и сошедший с постамента.

Алексей слыл в кругу знакомых и друзей человеком далеко не робкого десятка, но он в данный миг оторопел, не зная, что отвечать и как вести себя со старцем.

– Вы… вы как здесь появились? – растерялся Алексей.

– Как? Я – отец Володимир, тот, который целый год стоит в центре Новопотемкино!

– Если это так, – порывисто молвил Алексей, – то почему вы ходите по городу?

– Почему? – переспросил отец Володимир.

– Да, почему ходите, а не стоите на своем месте?

– Нельзя так делать? – удивился отец Володимир.

– Ведь памятник должен стоять, а не ходить, – пытался рассуждать вслух Алексей, – а вы ходите. Люди испугались, бегут от вас…

– Молодой человек, я никого не пугал, никого не хотел пугать! Вы верите святому отцу Володимиру или нет?

Алексей медлил с ответом, оглядываясь по сторонам. Его традиционная улыбка исчезла, что бывало очень редко.

– Молодой человек, я задал вам вопрос, – настаивал на ответе отец Володимир, – верите вы святому или нет?

– Конечно, – успокоил старца Алексей, прекратив оглядываться по сторонам и смотря прямо в глаза старца, – кому, как не нам, людям просвещенным и не пещерным, верить словам отца Володимира в двадцать первый век!

Но отцу Володимиру ироничный ответ Алексея не понравился:

– Напрасно, молодой человек, напрасно вы так иронизируете!.. Я хочу привить людям духовность, чтобы они жили по божеским законам, чтили заповеди.

– Почем нынче опиум для народа? – хихикнув, спросил кто-то рядом.

Алексей обернулся, увидев за спиной среднего роста пожилого лысого человека в черной кепке. Черный, чуть помянутый костюм, белая рубашка, черная манишка, черный галстук выглядели чересчур старомодными и официальными. Алексею показалось очень знакомым лицо лысого человека с ироничным прищуром глаз. Тот смотрел на Алексея и старца, не двигаясь. Правую руку незнакомец расположил за левым отворотом пиджака.

Отец Володимир, увидев лысого, отошел на шаг назад, махая в его сторону руками, словно увидел черта из ада.

– Где-то я вас видел, – тихо пробормотал Алексей, уставясь на лысого.

– Наверно, не в жизни, а на рисунках или в старых фильмах, – высказал свое мнение лысый.

– Да это тот самый немецкий шпион Владимир Ленин, – вскидывая брови, почти выкрикнул отец Володимир.

– Гм, Ленин? – повторил предположение старца Алексей, отходя тоже от лысого на шаг назад.

– Он самый, – согласился лысый, – Владимир Ленин собственной персоной, сошедший временно с постамента.

– И… и зачем? – спросил удивленно лысого Алексей.

– Народ требует моего присутствия.

– Так ли весь народ? – усомнился отец Володимир.

– Весь, – кивая головой, повторил Ленин, – архиважно сие понять, товарищи, что народ не знает, что происходит и при каком общественном строе он живет, какая сейчас идеология, что будет дальше.

– Да? А вы всё легко народу объясните? – усмехнулся Алексей, отойдя от временного шока при виде обоих оживших статуй. – Вы хорошо можете объяснить, что проиходит?

Алексей снова услышал рядом крики: «Люди! Статуи сошли с постаментов, говорят и разгуливают по города! Берегитесь!»

– Вас боятся, слышите? – задал вопрос Ленину Алексей. – Никому ваши объяснения и ваши теории не нужны.

– Вздор, батенька, абсолютный вздор! Какой вздор мне приходится слышать! – возмутился Ленин, морща лоб. – Поймите, что народу нужно объяснить всю создавшуюся ужасающую, архиужасающую ситуацию в стране, когда снова появились капиталисты-ревизионисты, меньшевики, эсеры, олигархи, буржуи и прочая нечисть!

– Кому это нужно? – усмехнулся Алексей, махая рукой.

– Почему не нужно?

– Ваш голос похож на звериный рев в пустыне глухих, – продолжал Алексей, – народу нужен хлеб и нужны только развлечения сейчас.

– Ах, хлеба и зрелищ?

– Рабы божьи, покайтесь! – воскликнул отец Володимир. – Покайтесь, все вы во грехе, бог всё видит и страдает за всех нас.

– Прекратите ваши церковный лепет, батенька, – строго молвил Ленин и погрозил отцу Володимиру пальцем. – Я в свое время отлучил от церкви народ – нам не нужны церковные бредни! Пока революционной ситуации нет, но чувствую, как снова нарастает гнев народа.

– Относительно гнева, может, вы и правы, – согласился с Лениным Алексей, – многие люди недовольны.

– Но они молчат, – заметил Ленин.

– Кому хочется быть избитым на улице милицейской дубинкой?

– Демонстрантов бьют? – удивился Ленин. – Позор!

– Да, случается и такое, – ответил Алексей, – ладно, я спешу домой. Вышел на полчаса подышать свежим воздухом.

– А вы не хотите услышать мое мнение по поводу политической и экономической ситуации в стране? – спросил удивленный Ленин Алексея, не привыкший к такому невниманию к своей революционной персоне.

– Да, не хочу… И советую вам обоим стать на свои места, – улыбаясь, сказал Алексей, прощаясь и быстро отходя в сторону.

Отец Володимир и Ленин не двигались и смотрели ему вслед.

– Памятники по городу ходят, – услышал Алексей рядом разговор двух милиционеров, когда он прошел два квартала, – бред….

– Вы не видели вблизи эти статуи, сбежавшие со своих мест? – обратился один из милиционеров к Алексею.

– Они здесь рядом, – объяснил Алексей, показывая, где можно найти отца Володимира и Ленина. – Только вы с ними не говорите, сразу их водрузите на постаменты.

– Гм, а это… они разговаривают? – испуганно пробормотал милиционер.

– Да.

– Тогда я не хочу ни смотреть на них, ни их искать, ни арестовывать их, – решил милиционер, поворачиваясь в сторону мэрии.

– А я как же? – спросил другой милиционер.

– Как хочешь, только без меня.

Алексей быстрыми шагами возвратился в свою квартиру, не желая слышать ничего подобного о статуях и участвовать в этой фантасмагоричной истории.

«Может, что-то скажут об этом по местному телеканалу?» – подумал он, включив телевизор.

Но к его большому сожалению о ходящих свободно по городу двух статуях ни слова сказано не было.

«Да, – раздумывал Алексей, лежа на диване, – наша жизнь наполнена прошлым, как ни странно… Конечно, без прошлого не будет будущего, кто это может отрицать? Но постоянно оглядываться назад, ностальгировать по прошлым временам, которые для многих были кровавыми и печальными, нельзя! Сколько можно показывать по разным каналам этих политических монстров, которые, как я считаю, нужно забыть?! С одним таким монстром – Лениным, я только что повстречался, вернее, его статуей. Прошлое никогда не сможет стать нашим будущим, как этого не хотели бы разные политические монстры! Я также видел сейчас и старца, отца Володимира, до сих пор обе статуи на площади перед мэрией в городе стоят друг напротив друга, как напоминание того, что до сих пор спор между ними не закончен, до сих пор противостояние красных и белых в силе, до сих пор никто из бывших коммунистов, занимающих ранее высокие чины, кто остался в живых, не покаялся за кровавые свои преступления перед своим народом!.. И до сих пор тело политического монстра в Москве не упокоено, стало быть, дух его тоже не успокоился и бродит по миру, пугая людей и накачивая ненависть в человеческие души…»

Увидев на местном телеканале «Наше зрение» очередную юмористическую программу «Смех non stop», Алексей разозлился и убавил звук, стараясь не слушать.

«Телеэфир задыхается от счастья и лопается от хохота, – подумал Алексей, – ежедневные мыльные оперы, новые телеюмористические программы одна тупее другой, новые фильмы-однодневки рождают новую мифологию нашей жизни, а новый официоз центральных каналов, как и ряд местных, пестрит очередными историческими персонажами и новыми идеологическими сказками, смакуя вперемежку с новостями разные преступления и извращения. Абсурд нашей жизни явно не согласуется с чересчур мажорными нотками телевымысла!»

Алексей переключил канал на другой, желая посмотреть художественный фильм, но фильм отменили, а вместо него стали транслировать новую юмористическую программу под названием: «Как всё смешно».

«Ну, как же мне эти юмористические тупые программы надоели! – подумал Алексей, чертыхаясь. – Чем тупее, тем лучше, как думают на нашем телевидении. Даешь всеобщую телеюморизацию страны! Всеобщую дебилизацию!»

Двое бодрых ведущих лет двадцати двух или чуть больше говорили друг с другом, ведя юмористическую передачу и крутя руками, словно рэпперы. Ведущие оделись почему-то, как клоуны в цирке: в зеленые широкие штаны, красные рубашки, желтые длинные галстуки почти до колен; в довершении всего к такому клоунскому облику обеим ведущим прикрепили длинные рыжие усы.

Один ведущий говорил другому:

– Привет! Я тебя не отвлек?

– Да, я был занят…

– Ой, я тебя отвлек от дела или от тела?

Оба дружно смеются, не забывая смотреть на экран и махать руками, как рэпперы.

– Ты знаешь Пушкина целиком?

– Нет.

– А я знаю! Пушкин Александр Сергеевич!

Оба смеются.

– Сдается домик с известными удовольствиями, которые находятся во дворе.

Оба ведущих дружно смеются своей же шутке.

– Знаешь, какое мое любимое женское имя?

– Нет…

– Даша!

– Это почему?

– А ты подумай.

– Не знаю.

– Слушай внимательно: Даш-а! Понял?

Оба дружно смеются.

– Слушай, – говорит один ведущий другому, – недавно со мной случай произошел неприятный.

– Какой?

– Друзья мне в шутку резиновую куклу подарили, приходит ко мне девушка домой и видит эту куклу.

– И что?

– Предложила мне оставаться с куклой и делать резиновых детей.

Оба дружно смеются.

– А у меня еще один случай был, – вспоминает другой ведущий.

– Ну?

– Моя девушка спрашивает меня на улице перед кафе: «Здесь есть сосиски в продаже?» А ей вдруг один придурок отвечает: «Только одна есть сосиска».

– Гм, это какая же?

– А ты не понял?.. Он потом показал на меня!

Оба дружно смеются.

Алексей выключил телевизор, незаметно для себя заснул.

И увидел он новый странный сон, который очень хочется подробно рассказать моему читателю.

Сначала Алексей увидел городские улицы, на которых давно не убирали мусор, снег… Снег кое-где превратился в сверкающий на солнце лед. Некоторые прохожие, спешившие куда-то по своим делам, падали, ступив на лед и чертыхаясь; потом они вставали, отряхивали одежду от грязи и снова шли дальше. Часто Алексей видел на улицах милиционеров, которые приставали ко многим прохожим, требуя предъявить документы.

Некоторые дороги были перекопаны, от чего после дождя и мелкого снега грязи стало больше…

Рядом Алексей увидел девочку лет пятнадцати, поднимающую с земли несколько досок. Девочка упорно прикрепляла доски к плохо построенному деревянному забору; то несколько досок упадут, то и сам забор наклонится и рухнет (видно, построен он был на наше вечное «авось»). А девочка пытается то поднять доски, то укрепить покосившийся забор. Многие прохожие, видя ее сизифов труд, посмеивались, другие молчали, удивленно глядя на нее…

Рядом с забором стоял продуктовый магазин. Несколько иномарок остановились возле магазина, все пассажиры вышли из машин и вошли в магазин. Продавщица, увидев посетителей и узнав в одном из них высокого начальника, поначалу испугалась, но другая ее подруга, работавшая вместе с ней в магазине, подбодрила ее.

– Ну, почему у вас такие высокие цены на продукты? – грозно спросил высокий начальник продавщицу.

– А… а… какие хотите продукты? – запинаясь, поинтересовалась продавщица.

– Я ничего не хочу покупать, – с важным видом ответил высокий начальник, недовольно глядя на продавщицу, – я спросил о ценах на продукты.

– А-а… а у нас… много продуктов, о каких вы говорите?

Высокий начальник поморщился, наклоняясь и став изучать ценники и названия продуктов.

– О каких продуктах вы говорите? – вновь задала вопрос продавщица, но наивности даже не представляя, что высокий начальник давно не ходил в магазины и отвык что-то сам покупать, видя их лишь на своем обеденном столе в готовом виде.

– Вот здесь написано: «Колбаса докторская», так? – прочитал высокий начальник.

– Да, это колбаса. Это колбаса.

– А вы думаете, я не знаю, как выглядит колбаса? – неожиданно взорвался высокий начальник, повышая голос.

– Я… а-а… я ничего не думаю…

– Это видно, что вы ничего и никогда не думаете! – словно на митинге, а не в обычном городском продуктовом магазине, выкрикнул высокий начальник, оглядываясь по сторонам и желая привлечь к себе внимание посетителей. – Почему у вас такие цены высокие?!.. Безобразие какое-то!.. Только цены поднимаете, а народ ноги должен протянуть?

– Я… а-а… я ничего не поднимаю… Я… а-а… не директор, – скромно ответила продавщица, потупив взор. – Я ничего не решаю, я лишь торгую.

– А кто тогда цены повышает?! – заорал высокий начальник. – Как мне отвечать нашему народу?

Продавщица дипломатично помалкивала.

Свита высокого начальника стояла молча, не двигаясь и не вмешиваясь в разговор. Несколько покупателей подошли к высокому начальнику, жалуясь на дороговизну и постоянную нехватку денежных средств.

– А где у вас холодец продается? – спросил продавщицу высокий начальник.

– Холодца у нас нет.

– Почему?

– Его делают в основном дома хозяйки.

– Гм, да?.. Нельзя закупить и продавать?

– У нас торговля готовыми изделиями, понятно?

Высокий начальник вновь взорвался, сверкая глазами, как молниями:

– Я-то всё здесь понимаю, ясно?!.. Я всё знаю и я всё решаю за многих!.. Ясно?.. Я всё вижу: и цены, грязь на улицах. А почему у вас на улице грязь?

– А-а… это тоже… тоже ко мне вопрос? – осторожно спросила продавщица, отходя от злого и брызжащего слюной высокого начальника.

– К вам, а к кому еще?

– Может, наше РЭУ плохо работает? Может, дворников у нас в городе нет?

Высокий начальник отошел от прилавка, возмущенно говоря своей свите:

– А еще название у этого магазина «Милости просим»!

Алексей снова увидел во сне неровные дороги с ухабами, кое-где перекопанные и услышал чей-то хихикающий голосок:

– Ну, не дураками же нам заниматься!

Магазин и высокого начальника Алексей больше не увидел…

Взору нашего героя открылась маленькая церковь, в которой молились дети, женщины, старики, держа в руках зажженные свечи.

– Вот приедет барин, царь-надежа, он рассудит! – кто-то тихо сказал из молящихся.

– Нам только бог может помочь, – возразил кто-то другой.

Молящиеся исчезли из поля зрения Алексея, после чего он увидел бизнесмена в дорогой иномарке, стоящей неподалеку от церкви. Бизнесмен явно только что вышел из церкви и говорил по сотовому телефону:

– Да, в церкви побывал… Ну, как зачем? Все туда ходят… Все надеются, ставят свечки…

На дворе двадцать первый век, а мы больше всего на небеса и надеемся! Не здесь ли наща вечная вера в чудо, наше долготерпение, наше вечное прощение всех грешных начальников?!

Потом Алексей вновь увидел девочку возле забора. Она подметала, убирала грязь и мусор…

После девочки Алексей увидел некого импозантного политика на трибуне, выступающего перед избирателями:

– Да, уважаемые господа-сотоварищи! Да, вместе с вами мы устремится, аки звезда, в новую жизнь! Без всякой грязи, всяких сплетен и интриг, без грязи обмана, надувательства, без абсурда нашей тяжелой жизни!

– Простите, – перебил его один молодой человек в очках, – можно вопрос задать?

– Ну?

– А насчет свободы-то как?

– А я говорил о ней? – в свою очередь спросил политик.

– Нет, но хочется нам свободы, демократии…

– Ты чего, не свободен? – удивился политик.

– Я вас спрашиваю, поясните.

Политик помолчал минуты две, потом на ходу придумал ответ, который был очень похож по нелепости и абсурдности на его пламенные речи:

– Ты из России?

– Да.

– Молчи, ты свободен.

– Точно?

– Да, иди, ты свободен.

– Куда идти?

– А куда хочешь, туда и иди. Чего хочешь, то и думай. Но много вслух не говори… Иди, ты свободен!

Далее политик продолжал, обращаясь ко всем:

– Нет – чертовщине беззакония!.. Нет – всяким пройдохам, которые хотят из чепухи на постном масле пробиться наверх и властвовать!.. Нет – грязному, черному пиару, технологиям телезомбирования наших граждан!.. Победим нелепицу и абсурд, господа-товарищи!.. Нет чиновничьей грязной ахинее! Желаю удачи!..

После слов «удачи» политик тихо сказал «себе», но последнего слова не услышал никто…

Ночной клуб, женщины в декольте и мехах, мужчины в дорогих костюмах с бокалами шампанского в руках. На сцене – стриптиз, потом публика интересуется женскими боями в грязи, когда обе голые девицы валяют друг друга в грязи на потеху публике. Среди зрителей этой потехи Алексей видит во сне и недавнего политика, с пылом и жаром выступающего перед избирателями. Он в пьяном азарте под аплодисменты дам быстро разделся, виляя задом и изображая знойную, африканскую страсть, после чего прыгает к дерущимся голым девицам в грязи. Девицы мажут грязью политика, не давая ему встать…

Ночной клуб исчез и фантасмагоричного сна Алексея и вновь он видит городскую улицу.

Одинокий прохожий замечает на улице рекламу: «Наша фирма „Ай-яй-яй“ продает акции и ищет акционеров. Скупой платит дважды, идиот – трижды, а наша фирма „Ай-яй-яй“ платит всегда». Слово «всегда» было выделено жирным шрифтом.

Зашел прохожий в офис АО и купил акции.

«Побольше бы таких акционеров!» – подумал директор АО.

«Побольше бы акций!» – подумал новый акционер.

Через месяц зашел акционер в офис АО.

– Ну, как мои дела? – спросил акционер директора АО.

– Рано что-то говорить, – уклончиво ответил директор АО и подумал: «Когда он уйдет?»

Прошел год. Снова акционер зашел в офис АО.

– А где директор? – спросил он сотрудников АО.

– Нету директора, зато есть новые акции.

«Что же делать?» – подумал акционер.

«Когда он уйдет?» – подумали сотрудники АО.

Через полгода акционер снова зашел в офис АО.

– Где директор? – спросил он.

– Нету директора, – тоскливо ответили сотрудники АО, – зато есть новые акции.

– А что с моими акциями?

– Ничего нового пока сообщить не можем, – неопределенно ответили сотрудники АО и подумали: «Когда же он уйдет?»

Через полгода исчезло АО и его директор.

«Что же делать?» – подумал акционер, держа в руках акции АО.

… Прошли годы. Люди забыли и директора АО с его акциями, и телерекламу АО. Бывшие акционеры лопнувшего АО хранили акции, как сувениры на память. Время течет и многое забывается… Люди часто вспоминают о прошедших годах и событиях, но помнят с благодарностью о тех, кто что-то сделал для них в этой непростой жизни; мимолетные явления, фирмы-однодневки, невзрачные и невыразительные серые личности никогда не войдут в историю, как и не останутся в людской памяти…

Алексей увидел во сне, что бывший акционер состарился. У него появилась пятилетняя внучка Леночка с милым голоском. Сидел он часто с Леночкой у телевизора, слушая теленовости и сообщения разных дикторов.

– Ой, как хорошо, – обрадовался он, услышав, что пенсию подняли на сто рублей, – пенсию повышают!

Леночка ничего не сказала, только улыбнулась.

«Какой мой деда смешной, – подумала Леночка, – всем дядям верит, как маленький».

«Пенсию подняли, – подумал дед, – но ненамного, к сожалению… Пенсия маленькая в стране, торгующей нефтью и газом!»

– Ой, как хорошо! – снова обрадовался дед, услышав, что будут реформировать жилищное хозяйство.

«Только нам не объясняют, в чем собственно заключается эта реформа ЖКХ, получается только реформа по увеличению оплаты жилья», – подумал дед.

Леночка ничего не сказала, улыбнулась и подумала: «Какой смешной мой деда! Всем дядям верит».

Дед продолжал восторгаться радостным возгласам и заверениям теледикторов, бодро читающих по бумажке заготовленные тексты.

– Ой, олигархи какие плохие! – всплеснул руками дед, услышав сообщения диктора.

«Гм, а мне-то чего эти олигархи сделали плохого?» подумал он, будто просыпаясь ненадолго после телегипнотического сна.

Далее диктор бодрым голосом и наклеенной на лице широкой улыбкой стал говорить о предстоящих выборах.

– Ой, как правильно всё говорит, – воскликнул дед, хлопая в ладоши. – Как приятно, что у нас скоро состоятся демократические выборы!

Леночка снова улыбнулась, но ничего не сказала.

«Чего она улыбается?» – подумал дед.

«Дед мой, как маленький, всем дядям верит», – подумала Леночка.

Дед хотел что-то сказать внучке, но услышал новое сообщение диктора и разозлился:

– Ну, почему нас опять на этом Западе ругают? – И добавил наивно, вздыхая: – У нас же настоящая демократия!

А через минуту он подумал: «Хотя демократии у нас, как айсберг, никто целиком не видел…»

Леночка снова улыбнулась.

Далее диктор стал бодро говорить о нацпроектах.

– Ой, как хорошо! – обрадовался дед, уставясь на экран телевизора, как на икону.

На другом телеканале дед услышал сообщение нового диктора о соцопросе населения, повышенном рейтинге.

– Да, высокий рейтинг, – воскликнул дед, – как только что диктор сказала, как хорошо!

Но потом он подумал: «Одинаковые новости у нас почти по всем каналам… Если бы проводили соцопрос населения в старину о степени доверия к какому-нибудь императору, оказалось бы, что императору доверяют если не 100 процентов, то хотя бы 99!»

Леночка не выдержала и громко засмеялась, сказав:

– Ой, деда, ты такой смешной!

– Почему? – удивился дед и подумал вдруг: «Внучка моя мала, но умна, как вижу, не по годам…»

– А чего ты всяким дядям веришь, как маленький?

Не ответил дед ребенку ничего, вышел на балкон и закурил.

«Внучка мала, задала вроде наивный вопрос, но в самую точку! – думал дед. – А чего я всем верю, хотя потом сомневаюсь и обдумываю всё?.. Да, мы забыли прежних императоров, их гордые лица, речи, награды, свиты. Их вспоминают лишь иногда историки… Они исчезли, как и лопнувшие фирмы-однодневки, в реке забвения… Время течет и многое забывается… Люди помнят только о тех, кто помог им в нашей сложной жизни… Лживые заверения, обман, разные рекламы, серые невзрачные личности никогда не войдут в историю, как и не останутся в людской памяти… Они исчезнут в реке забвения…»

Дед вошел в комнату, выключил телевизор, ставя его на пол.

– Что ты делаешь, деда? – удивилась внучка.

– Не буду я его смотреть, – вздыхая, ответил дед. – Старые акции того АО я давно порвал, теперь вот этот зомбиящик тоже выкину… Пойдем лучше гулять!..

Далее Алексей увидел во сне памятник, возле которого стояла целая толпа. На постаменте виднелся не какая-то человеческая фигура из бронзы, а подобие большой книги, стоящей вертикально. Название памятника показалось Алексею очень странным: «Памятник чтиву». Толпа молча слушала оратора, читающего по бумажке:

– Итак, да здравствует наше развлекательное чтиво! Да здравствуют наши авторы, посвятившие свой век написанию этого интереснейшего чтива! Д, нам надоели умные книги – нам нужны книги, которые не заставляют нас думать! Как и фильмы, которые не заставляют нас думать! Такие прекрасные книги Попцовой, как «Мармелад без шоколада», «Устрицы для идиота», «Шпион на полставки», «Козел с папироской», «Банкет на кладбище», «Придурок на полставки», войдут в историю развлекательного чтива.

Оратор вдруг исчез, появился какой-то человек с растрепанными волосами, истошно крича:

– Вы чего?! Забыть классиков?!.. Вспомните слова Пушкина: «Было время, когда литература была благодарное, аристократическое поприще. Ныне это вшивый рынок».

Но толпа не дала дальше говорить ему, прогнав от памятника подальше.

Человек с растрепанными волосами успел выкрикнуть запоминающуюся фразу: «Страна Абсурдия!

Эти слова врезались глубоко в память Алексею и часто после сна он повторял эти слова об абсурдной стране, где многое нелепо и смешно…

В дальнейшем Алексей увидел штатских в черных костюмах, ведущих арестованного к автомашине.

Сон Алексея выглядел то, как художественный, то, как документальный, то, как немой фильм с титрами на экране, с пояснениями за кадром или в кадре. Он услышал чей-то воглас: „Сколько у нас врагов народа!“ После этого действие происходит уже в наши дни, когда молчаливые штатские в черных костюмах арестовывают некоторых ученых, обвиняя тех в шпионаже.

– Страна Абсурдия! – выкрикнул кто-то невидимый визгливым голосом. – Шпионская паранойя!

Действие перенеслось в кабинет, где мрачный капитан допрашивал пожилого человека.

– Ну, признаетесь, что дали взятку? – официальным тоном обратился капитан к пожилому.

– Да, все дают, – согласился пожилой, стараясь не смотреть на капитана.

– Скажите, как вы совершили преступление?

– Какое такое преступление? – не понял пожилой. – Мне квартира нужна. Новая квартира, понятно? Но без взятки квартиру не дают.

– Стоп, гражданин! Вы хотите квартиру получить?

– Да, нахожусь на очереди долгие годы, а ее нет.

– Кого нет?

– Квартиры нет. Без взятки квартиру не дают, понятно.

– Почему?

– Ой, вы как маленький! – удивился пожилой. – Без взятки квартиру не дают. Вот моя знакомая Олимпиада Юрьевна дала взятку и сразу вселилась в новую квартиру. Мой бывший сосед Федя тоже дал взятку и через неделю вселился.

– Стоп, чего вы о всяких знакомых мне говорите? Я расследую ваше уголовное дело.

– А я о своих знакомых говорю… Вот они дали взятку и в новых квартирах живут, а я пока нет… Все дают!

– Что дают? – тупо спросил капитан, видимо, устав беседовать с пожилым.

– Взятки дают.

– Это относится к вашему уголовному делу?

– Не знаю… Мне новая квартира нужна, понимаете? Вот Олимпиада Юрьевна дала взятку и в новой квартире живет. Мой знакомый Федя…

– Черт, вы о себе, гражданин, говорите! Кто сказал вам, что разрешается взятки давать?

– Не знаю, но без взятки квартиру не дают.

– А это кто сказал?

– Это факт, проверенный факт. Все всё вокруг знают, молчат и дают взятки.

– Гм, вы совершили уголовное преступление, понимаете вы или нет?

– Ну…

– Вы совершили преступление.

– Ну, дал взятку…

– И зачем это сделали?

– Мне квартира нужна, понятно? А без взятки не дают.

– Да?

– Да, вот мои знакомые Олимпиада Юрьевна и Федя дали…

– Уф, хватит! – закричал капитан, хватаясь за голову. – Подпишите здесь, пока можете идти.

– Пока?

– Да.

– А как же моя новая квартира?

– Это не ко мне.

Минутная пауза.

Пожилой укоризненно смотрит на капитана, а капитан раздраженно постукивает пальцами по столу.

– Что еще? – не выдерживает капитан. – Что хотите?

– А как моя новая квартира?

– Если есть ордер, можете вселяться.

– Нет его.

– Ждите, – так же раздраженно ответил капитан.

– А без взятки квартиру не дают.

– А взятку давать нельзя.

Минутная пауза.

– А деньги мне кто вернет? – усталым голосом просил пожилой.

– Никто.

– Так, ни денег, ни квартиры?

– Можете идти, гражданин.

– А… а квартиру кто мне даст?

– Вам не кажется, что вы очень тупой? – закричал капитан, вставая.

– Нет, не кажется. Но я знаю, кто из нас тупой.

– Кто?!

– А не скажу!

– Гражданин, прекратите этот цирк! Можете идти.

– Куда?

– Не знаю куда.

– Но мне квартира нужна, а без…

– Ладно, дальше понятно! Есть ордер – вселяйтесь.

– Нет ордер, нет денег, нет квартиры, – очень жалобно простонал пожилой, зло смотря на капитана и думая, что говорит с очень тупым человеком.

Минутная пауза.

– Можете идти, гражданин.

– Куда?

– Не знаю куда.

– Но без взятки квартиру не дают.

– Вы хотите еще кому-то дать взятку?

– Не знаю, но без взятки не дают, все это знают, молчат и дают взятки…

Пожилой вышел, хлопнув дверью. А раздраженный капитан, оставшись в кабинете один, неожиданно для себя запел песенку „У попа была собака, он ее любил…“

„Страна Абсурдия!“ – вновь услышал Алексей во сне чей-то визгливый выкрик.

В дальнейшем Алексей видел во сне отдельные сценки из жизни, не связанные между собой.

Вот ночная обезлюдевшая улица. На ней появляется долговязый малый. Подойдя к телефонной будке, он останавливается, смотрит по сторонам, потом резко открывает дверь будки, явно желая ее сломать. Снова осматривается по сторонам, ругается, разбивает стекла в будке, ломает с неестественным остервенением телефонную трубку, зубами старается перегрызть провода…

В коммерческих фирмах сотрудники получают зарплату в конвертах по одиночке. На каждом конверте написана та или иная фамилия сотрудника, но сначала сотрудники расписываются в бухгалтерской ведомости, где возле каждой фамилии написана сумма зарплаты минимум в пятнадцать раз меньше, чем в реальности получают сотрудники на руки…

В очередной раз вызывают журналистов в суд, описавших казнокрадство и взяточничество чиновников в своей области. Но можно ли ругать зеркало, если оно показывает тебе безобразное лицо?!..

Вот Алексей увидел беспокойную бабушку с подростком, которому она постоянно читает нотации:

– Долго ты не ходи, не броди вечером и ночью по улицам! А то милиция прицепится к тебе, а я знать не буду, где тебя искать.

– А милиционеры же не бандиты? – наивно спрашивает подросток.

– Ой, бойся милицию! – запричитала бабушка, всплескивая руками. – Бойся ее и бандитов.

Далее Алексей увидел одного высокого чиновника, который с аффектацией убеждал телезрителей не верить Западу, не ходить на поклон к иностранцам, не покупать всё иностранное, больше отдавая предпочтение отечественным продуктам, отечественным товарам, туризму по нашей стране… Потом того же чиновника Алексей увидел во сне в дорогом импортном костюме, здоровающемся за руку с разными иностранными чиновниками; этот наш чиновник очень много говорил с иностранцами, сидя в иномарке…

„Страна Абсурдия!“ – снова выкрикнул кто-то визгливым голосом. – У нас жизнь не по закону, а по понятиям».

Вот Алексей во сне вновь увидел высокого чиновника в роскошном кабинете с орлами и гербами, где он вежливо разговаривает с одним отечественным олигархом. Олигарх постоянно кивает, поддакивает чиновнику, даже иногда записывает изречения своего собеседника. Через полчаса олигарх встает, преданно жмет руку чиновнику.

– Хороший олигарх! Правильный! – подытожил чиновник, оставшись один, когда олигарх вышел.

Потом в кабинете чиновника появляется другой олигарх, державшийся с достоинством, который слушал чиновника и пытался иногда с ним спорить. Через минут пять олигарх неожиданно для чиновника встал, что-то недовольно говоря и выходя из кабинета.

– Плохой олигарх! Неправильный! – подытожил чиновник, оставшись один.

Сразу после выхода последнего олигарха чиновник позвонил в прокуратуру, разговаривая с кем-то минуты три.

Плохой олигарх не смог даже далеко уйти, как очень вежливые и обходительные люди в штатском взяли осторожно его за обе руки и пригласили сесть в их машину, везя на допрос. Хороший олигарх после разговора с чиновником уехал отдыхать на Канары, а плохой олигарх стал сидеть на нарах…

«Страна Абсурдия!» – снова Алексей во сне услышал чей-то визгливый выкрик. – «Живем не по закону, а по понятиям!».

Вот Алексей увидел, как многие чиновники на работе получают взятки, а потом, давая интервью на телевидении, произносят горячие речи о необходимости борьбы с коррупцией…

Вот Алексей увидел во сне необычные выборы, в которых участвует всего один избиратель. Этот избиратель гордо шел по красному ковру мимо избирательной комиссии для подсчета голосов, заходит в кабину для тайного голосования; вот единственный избиратель выходит из кабины, проголосовав и приняв единственное и нелегкое решение, как думали члены избирательной комиссии, поставив возле единственной своей фамилии в избирательных списках птичку. После долгих и бурных аплодисментов единственный избиратель в кругу журналистов и телекорреспондентов начал отвечать на их многочисленные вопросы…

«Ур-р-р-р-а-а! Слава нашему правителю!.. Ур-р-а-а реформе поэтапного увеличения оплаты жилья! Слава!» – услышал Алексей чьи-то возгласы безумных.

Кричали, конечно, не все – нашлись в массе людской разумные люди, которые обходили безумную толпу, стараясь даже не смотреть на происходящий абсурд…

«Ур-р-р-а-а!! – возгласы безумных продолжались. – Ур-р-а-а инфляции!.. Ур-р-а-а новому жилищному кодексу, по которому людей можно выкидывать на улицы!.. Ур-р-а-а-а! Слава хорошим олигархам! Плохие олигархи должны сидеть в тюрьме, Ур-р-а-а!! Слава нашему новому режиму – имитизму!!»

Вот Алексей видит, как многие горожане, записав ранее инаугурацию правительственного деятеля на видеокассету, прокручивают пленку в обратном направлении…

Вот Алексей видит во сне сытых, тучных и косноязычных чиновников, которые в одной телепрограмме горячо утверждают, что у нас всё хорошо, просто мы все в шоколаде и в дальнейшем еще более замечательнее будет. И после этой программы он видит во сне одного журналиста, который пишет статью в газету и читает про себя некоторые строки:

– Не может быть у нас всем довольного населения, это абсурд! Абсурд заменил территорию здравого смысла. К сожалению, нам, живущим в царстве абсурда, свойственна тоска по гармонии…

Потом Алексей услышал сообщение теледиктора на каком-то канале:

– Уважаемые телезрители! Сегодня в 12 часов дня произошла катастрофа: пассажирский поезд на подъезде к городу Ростов столкнулся с колонной грузовиков. Десять человек погибло по предварительным данным следствия, еще пятьдесят раненых были доставлены в ближайшую больницу.

А сейчас посмотрите новую юмористическую передачу «Смех нон стоп».

Через два часа тот же диктор сообщает:

– Уважаемые телезрители! Час назад в районе Туапсе произошел пожар школы № 11. Трагедия, как уверяет директор школы, вероятно, стала возможной из-за неисправности электропроводки. Число жертв пока точно назвать мы не можем, но в скором времени расскажем всё достаточно подробно нашим телезрителям.

А сейчас посмотрите новую юмористическую программу «Смех без причины».

Через два часа:

– Уважаемые телезрители! Час назад произошла авиакатастрофа: при подлете к Санкт-Петербургу по невыясненным пока причинам загорелся самолет ТУ-154, следующий рейсом из Краснодара. Количество погибших пока точно подсчитать не удалось, как и число раненых, но в скором времени мы расскажем всё подробно нашим телезрителям.

А сейчас посмотрите юмористическую программу «Аншлаг».

Через два часа:

– Уважаемые телезрители! Час назад в Ираке были захвачены наши журналисты неизвестными террористами. По иракскому телевидению была короткая передача, что террористы в масках держат наших журналистов в заложниках и угрожают их убить, если американские войска не покинут Ирак. Пока относительно этого неприятного инцидента ничего более сообщить не можем, но в скором времени мы расскажем всё подробно нашим телезрителям. С нашей стороны пока никто не откомментировал это событие.

А сейчас посмотрите новую юмористическую программу «Зеркало вкривь».

Через два часа:

– Уважаемые телезрители! Час назад наши журналисты в Ираке были застрелены неизвестными террористами. Узнав это, наши депутаты выразили свое сожаление случившимся и потребовали от правительства США прояснить сложившееся положение и обстановку в Ираке; также депутаты горько сетовали на тот факт, что трагедия произошла вследствие присутствия американских войск в Ираке. Общественность Европы и Америки скорбит по поводу гибели журналистов, в связи с чем в Нью-Йорке будет дан благотворительный концерт с участием звезд шоу-бизнеса в память погибших журналистов.

А сейчас посмотрите новую юмористическую программу: «Жить стало веселей».

Через два часа:

– Уважаемые телезрители! Сегодня в Петербурге был убит студент из Вьетнама. Как заявляет следователь, ведущий уголовное дело, группа подвыпивших подростков напала на одного студента. Выясняются все версии убийства, в том числе и конфликт на межнациональной почве. Задержаны пятнадцать подростков, которые, как ни странно, отрицают свою вину и утверждают, что не убивали вьетнамца. Врач скорой помощи насчитал двадцать ножевых ран на теле умершего.

А сейчас посмотрите новую юмористическую программу: «Смех без границ».

Через два часа:

– Уважаемые телезрители! Новости уголовного дела из Санкт-Петербурга по поводу нападения на вьетнамского студента. Адвокаты временно задержанных подростков заявили, что их подзащитные не виновны в убийстве, нет свидетелей убийства и что у всех задержанных есть положительные характеристики из школ и колледжей; к тому же нет мотива нападения, нет мотива межнациональной вражды и налицо лишь уличная драка. Задержанные были выпущены из зала суда и освобождены. Уголовное дело прекращено.

А сейчас посмотрите новую юмористическую программу: «А мы всё смеемся!»

«Страна Абсурдия!» – снова услышал во сне Алексей.

Далее Алексей увидел другую телепрограмму, в которой рассказывалось о борьбе народа против взяточников.

Теледиктор сообщает об обнаружении тремя бизнесменами шайки таможенников, которые требовали взятку за быстрое прохождение контроля.

Далее теледиктор сообщает о двух призывников, которые доблестно пресекли попытку начальника военкомата получить взятку за получение отсрочки от армии. Курьез заключался в том, что эти призывники являлись инвалидами второй группы, которые по закону не должны призываться в армию.

Вот диктор рассказывает о смелом охраннике рынка, который задержал трех милиционеров, которые вымогали взятку у торговца.

Вот диктор рассказывает о бодрой старушке семидесяти лет, которая задержала чиновника мэрии на его рабочем месте, когда он потребовал у нее взятку на запись ее сына в списки очередников на бесплатное получение жилья.

Далее диктор сообщила о группе журналистов, которая изобличила прокурора, требовавшем взятку у подсудимого за оправдательный приговор.

«Страна Абсурдия!» – в последний раз услышал Алексей во сне чей-то визгливый возглас…

Глава 14

Жизнь собачья, или Собаки-шпионы

Майор Антохин зло смотрел на двух собак, лежащих на коврике рядом со столом: бульдога и колли. Кроме собак, никого в кабинете не было. Собак привели к нему двое сотрудников в штатском со словами: «Эти собаки на наше удивление ругают Горемыкова!»

Сначала Антохин не поверил им, но потом, услышав собачье гавканье и непонятные нечленораздельные звуки, задумался, приказал оставить его наедине с собаками в кабинете. И так в одиночестве он пробыл около двух часов, запрещая кому бы то ни было заходить в его кабинет по любым причинам; оставался еще телефон, по которому Антохин приказал звонить всем, если что-то нужно узнать и спросить, даже секретарша его должна быть звонить, а не заходить в кабинет. Затворником Антохина никто назвать не мог и никогда он не сторонился своих коллег, часто шутил и разговаривал с ними, со своими секретаршами, но сегодня его можно было смело назвать мрачным затворником.

– Ну, чего замолчали? – задал он вопрос обоим собакам. – Где ваш гав-гав-го-ре-мы-гав-ков?

Собакам, как видно, надоело гавкать и шуметь, а посему они лежали, ожидая кормежки, но ее не было. Поэтому собаки грустно смотрели на Антохина и не двигались, словно говоря ему: «А чего нам стараться тебе угождать, если даже похлебки, хлеба не дашь?»

Но Антохин не мог читать собачьи мысли, как и человеческие тоже. Не мог он понять, что выполняет работу, которую другой человек поприличнее него постеснялся бы выполнять…

Телефонный звонок еще более раздражил его. Он громко выругался, вспомнив чью-то маму и папу, не беря телефонную трубку.

Через минуты три в дверь постучала секретарша.

– Дмитрий Дмитриевич, звонит мэр! – сообщила она. – Он просит вас взять трубку.

– Ладно, – вяло протянул Антохин, беря трубку, когда телефон снова зазвонил.

Конечно, раскатов молнии, извержения вулкана или выстрелов из всех огнестрельных орудий он не услышал, но от этого легче ему не стало: на том конце провода вопил Горемыков. Антохин успел радостно подумать, что хотя бы видеть сейчас физиономию мэра ему не придется.

– Ты чего это вытворяешь, а?!.. – вопил Горемыков.

– А что случилось?

– Что?!.. Ты зачем людей невинных хватаешь? У тебя тоже план, как у Самца?

– Позвольте мне хоть ответить, Демид Демидович, я… – попытался сразу ответить Антохин, но Горемыков его перебил, попутно вспоминая разные непечатные слова, которые автор из чувства брезгливости умолчал.

– Я тебе и звоню, чтоб услышать твою болтовню об арестах невинных людей! Чего арестовал жену директора супермаркета? – продолжал вопить Горемыков.

– Какого супермаркета? Их у нас два…

– Мне звонил директор супермаркета «Мир всего», у него жена по профессии физик—ядерщик. А ты ее арестовал!

– У нас секретная служба, – уклонился от прямого ответа Антохин, – мы всегда должны быть настороже.

– Чего?! Она только статьи писала, ясно тебе? И эти статьи якобы с какими-то секретами, если ты того не знаешь, открыто печатались в наших журналах.

– Да, в наших журналах, – согласился Антохин, – правильно.

– Ты издеваешься?!

– Нет.

– В чем дело?!

Сделав минутную паузу, Антохин сначала попросил на него не орать, а после спокойно стал рассказывать свою версию ареста жена директора:

– Итак, она занималась публикацией статей не только в наших журналах, но и в ряде западных изданий.

– Это криминал?

– Сам факт публикации не является криминалом, как и сама научная деятельность, но собственно оглашение некоторых вопросов ядерной физики возможно только в наших журналах.

– Неужели? Это только ты так считаешь?

Антохин не удержался и съязвил:

– Я понимаю, что моя скромная персона отнюдь не авторитет в ваших глазах.

– Только без иронии и демагогии, Антохин!

– Я без…

– Ладно, – снова перебил его Горемыков, – ладно, нужно ее выпустить немедленно, понятно или нет?

– Но…

– Слышал меня?

Антохин вздохнул, посмотрел на собак и согласился, пытаясь закончить разговор, но мэр продолжал:

– Эй, ты трубку там не клади! Я не закончил ведь.

– Неужели еще что-то случилось?

– Вот именно, дорогой ты мой! – более дружелюбно произнес Горемыков. – В воинской части несколько солдат сбежало, несколько повесилось.

– М-да, а я тут…

– Ты всегда и везде при чём и при ком! – объяснил Горемыков. – Боец невидимого фронта должен всегда знать всё вокруг и всегда находить кого надо.

Непроницаемое лицо Антохина озарилось легким и временным светом улыбки:

– Спасибо на добром слове, Демид Демидович!

– Ну, с солдатами чего делать? Скоро министр приедет, а что творится!

Антохин подумал минуту, потом ответил:

– А Самец их не ищет?

– Он тоже в курсе.

– Если у него не получится, я подключусь.

Внезапно молчащие доселе собаки дружно загавкали.

– У тебя там собаки, что ли? – удивился Горемыков.

– Да.

– И собаки шпионами могут быть? – засмеялся Горемыков.

– Только без смеха, – поморщившись, ответил Антохин, – они пытаются нехорошо о вас говорить.

Долгая пауза.

– Алло, не слышно, Демид Демидович?

– Конечно, я понимаю, что чувство юмора должно быть у каждого, но…

– Подождите, – перебил мэра Антохин. – думаете, я шутил сейчас? Собаки в самом деле говорят.

– Гм, говорят?!

Ответом Горемыкову был дружный собачий лай вперемежку с короткими отрывистыми словами, что дословно выглядело следующим образом:

– Гав-горе-гав-гад-горемы-гав-гад-гав-гав!

– Слушай, ты там собак выведи из кабинета, тогда и говори со мной, – предложил Горемыков, вздыхая, – а то непонятно иной раз, кто со мной говорит.

– Спасибо, – обиделся Антохин, – уж моя речь на собачий лай как-то непохожа.

– Да, ну, пока! Желаю самому себе в следующий раз, когда позвоню тебе, не услышать козлиного блеяния или коровьего мычания.

– Ну, чего загавкали, когда вас того не просят? – заорал на собак Антохин, когда положил трубку.

Он встал, подошел к собакам, впившись в них злым взглядом и смотря в упор.

Он не знал, что подобный взгляд собаки не любят – они воспринимают их, как почти агрессию, поэтому ответ ему снова был громкий и продолжительный лай обеих собак, которые на поленились встать и лаяли стоя, показывая острые зубы.

– Черт, поганые собаки! – обозлился Антохин, отходя от них к столу и прекращая смотреть в упор. – Горемыкова ругать могут, а я при чем?

Бульдог прекратил лаять, подошел к Антохину и четко произнес, словно настоящий человек:

– А ты накорми нас, гав-гав! Тогда лаять перестанем, гав!

Антохин поначалу ошарашенно смотрел минуты три на бульдога, не зная, что делать и как вести себя дальше с собаками. Из шокового состояния его вывел телефонный звонок, но трубку он не взял.

Сев за стол, Антохин обратился к бульдогу, чуть запинаясь:

– И… и давно говоришь?

– Гав!.. Порядочно! – ответил бульдог. – Жрать хочу, гав!

А колли захотел уточнить, также подходя к Антохину:

– Гав! Я тоже жрать хочу, гав!

– А… чего надо?

– Еды, гав!

Антохин достал из портфеля свои два бутерброда и бросил их собакам. Те радостно завиляли хвостами и быстро съели бутерброды.

– Теперь поговорим? – спросил Антохин.

Вновь раздался телефонный звонок, но Антохин не поднял трубку.

– Гав! Что хотите услышать? – спросил бульдог, виляя хвостом.

– Гав! Теперь спрашивай, – согласился колли.

– Как вы дошли до жизни такой? – стал спрашивать собак Антохин, помрачнев, словно вел допрос.

– Гав, жизнь у нас собачья! – пожаловался бульдог.

Ему вторил колли:

– О, гав-гав, жрать нечего, все только на нас лают!

– Это на вас лают? Или вы на людей лаете? – захотел уточнить Антохин.

– И мы, и они, гав!

– Кто научил вас произносить фамилию нашего мэра Горемыкова?

После продолжительного молчания Антохин повторил свой вопрос, добавляя, что только чистосердечное признание может искупить вину собак.

– Гав, угрожаешь, гав? – задал вопрос колли, как-то коверкая последнюю букву в слове «гав», так как у Антохина появилось ощущение, что произнесено было не «гав», а «гад».

– Только не ругать меня гадом, – потребовал Антохин, стараясь не смотреть пристально на собак. – Так, имена, фамилии ваших хозяев!

– Гав, в стукачами нас не сделаешь!

– А как насчет одного корейского ресторана, где можете оба оказаться в качестве обеда для посетителей?

– Гав, это шантаж! – возмутился бульдог.

– Да, гав-гав, как это подло! – вторил бульдогу колли, рыча и показывая на всякий случай острые зубы Антохину.

– Вы циник, гав! – заявил бульдог.

– На цинизме мир держится, – усмехнулся Антохин. – Ладно, черт с хозяевами… Но мне нужно поймать экстремистов в Новопотемкино, ясно?

– Зачем, гав?

– Чем больше найду всяких шпионов и экстремистов, тем больше выполню план по поимке, тогда и премию дадут, – объяснял Антохин.

– Гав, тяжела жизнь шпика! – заключил бульдог.

– Черт, какой я тебе шпик? – возмутился Антохин.

– Ладно, гав, как бы ни назывался, всё равно жизнь твоя собачья! – вторил бульдогу колли.

– Это почему?

– А потому, гав-гав!.. С высунутым языком ты бегаешь, ищешь шпионов, гав! Собачья жизнь, гав! – ответил бульдог.

– Ей-ей, собачья, гав! – согласился колли. – За жалкую премию, как мы ищем себе похлебку, гав!

Усилием воли Антохин сдержался, хотя удалось ему это с большим трудом. А так хотелось ему заорать, побить поганых собак, которые осмелились посмеиваться над секретным сотрудником!

Антохин вздохнул и продолжал:

– Ладно… Все-таки скажи, кто научил вас произносить фамилию мэра?

– Гав, этого Горемыкова?

– Да.

– Услышали мы на улице, гав, его фамилию, – ответил колли, – Горемыков, гав!

Колли нечетко произнес слово «гав», коверкая его, и Антохину послышалось не «гав», а «гад».

– Ругаться не надо! – строго произнес Антохин.

– А мы не ругаемся, гав! – заявил бульдог, открывая пасть и показывая Антохину острые зубы.

– И слово «гад» тоже слышали на улице?

– Гав, да!

– То есть слышали сначала фамилию мэра, а потом это слово? – продолжал уточнять Антохин, стараясь даже в своем кабинете не произносить сразу одновременно фамилию мэра и оскорбительное слово.

– Гав! Да, Горемыков гад! – ответил бульдог.

– Да, гав, Горемыков гад! – так же громко ответил колли, виляя хвостом.

– Хватит, довольно! – разозлился Антохин, повышая голос. – И кто так говорил на улице?

– Гав! Все так говорили на митинге недовольных.

Снова раздался телефонный звонок.

Антохин нехотя потянулся к трубке:

– Да. Слушаю… Кто?.. Какое нам дело до английского общественного деятеля?.. Он к нам едет? Как звать его?

Собаки почему-то громко загавкали, поэтому он не услышал фамилии англичанина.

– Эй, не гавкать здесь, черти! – огрызнулся на собак Антохин. – Да я не вам, что вы?.. На собак… Это мое дело, почему собаки у меня… Тайна!.. Как фамилия англичанина?.. Фок… Фоскли? Ах, Джон Фоксли?.. А раньше он не приезжал? Что-то фамилия его знакомая, да, приезжал… Интересуется правами человека? Гм, а у себя он их уже проверил?..

Антохин тихо вспомнил некоторые жаргонные словечки из уличного богатого арсенала и коммунальных квартир, поминая вдобавок чью маму, после чего продолжал громко говорить в трубку:

– В прошлом году я помню, как он приезжал не по деловой, а по туристической визе… Ах, сейчас тоже так едет? Вот, черт собачий, катается, шикует, а тут жизнь совсем собачья! – Тут он поглядел на притихших собак, которые лежали на полу и вздохнул, представив себе того чопорного англичанина, который ездит по разным странам, останавливается в дорогих отелях, есть только в ресторанах, пьет дорогое импортное вино, может, еще девочку в номер потом вечером пригласит, и совсем не думает о суверенной демократии, постоянной борьбе с внешними и внутренними врагами отечества, которых почему-то становится с каждым днем всё больше, а не как он, боец невидимого фронта, ест два бутерброда, пьет бутылочное пиво и считает денежки от зарплаты до зарплаты.

– Славненько! – зло усмехнулся Антохин, придумав наказание для англичанина Фоксли, который летел в его страну, его город Новопотемкино, чтобы принести какую-то пользу, помощь своими советами, от чего мэрия постоянно отказывалась, не называя истинных причин отказа. – Выдворить этого Фока… этого Джона Фоксли. Причина мной найдена с его же помощью: надо ездить ему не по туристической, а по деловой визе! Ясно теперь?.. Ха-ха!.. И его вроде мы пустим, и потом выдворим, и вроде по закону (ну, как же закон нам не чтить, ха-ха!), и вроде мы не против сотрудничества с иностранцами… Как говорит нащ мэр Горемыков: «Убьем сразу двух зайцев, если надо и остальных гадов!», ха-ха!..

– Гав! – неожиданно загавкали собаки.

Антохин погрозил им кулаком и собаки стихли.

– Нет, на улице сейчас лают, да… У меня собаки тоже были… Но это тайна, – ответил он, после чего пропел слова из известной песенки из кинофильма, чуть изменив слова: «Наша служба и опасна, и сложна!» Когда этот Фосли приедет… Уже?.. Так и надо мне докладывать!.. Подождите несколько часов, потом выдворите… Всё!

Антохин положил трубку.

– Гав! Какой же вы нехороший! – возмутился колли, начиная рычать.

– Гав, да!.. И мне еще грозить вздумал? Циник! – высказал свое собачье мнение бульдог, показывая Антохину острые зубы.

Антохин глянул ледяными глазами на говорящих собак и холодно произнес:

– Как я понимаю, есть такое большое желание у вас появиться в качестве жаркого в корейском ресторане?

– Гав! Вы циник и хам! – сообщил бульдог.

– Гав! И я одобряю мнение коллеги! Циник и хам! – согласился колли, рыча.

– От хамов слышу, – коротко ответил Антохин, после чего еще добавил:

– Такова наша жизнь без правил…

– Гав, а почему некоторые правил не придерживаются вовсе? А от других соблюдения оных правил требуют?

Чушь, буду я с собаками объясняться? – недовольно ответил Антохин, брезгливо смотря на собак. – Вы мне надоели своими нравоучениями и разными словами… Сейчас я должен заканчивать нашу конструктивную встречу на высоком уровне!

– Гав, а нас – к ножу?

– Нет, просто выгонят отсюда…

С этими словами Антохин встал, распахнув дверь кабинета, давая понять собакам, что можно бежать, куда они хотят.

Как только собаки выбежали из кабинета, влетела испуганная секретарша, вытаращив глаза:

– Что случилось?

– Ничего, – спокойно ответил Антохин. – Что-то не так?

– Но… но собаки… убежали… от вас…

– Вам они нужны?

– Нет.

– Жаль, а то могли бы взять, если хотите, – попытался сострить Антохин, не улыбаясь. – У нас сейчас вечер вопросов и ответов?

– Нет, но…

– Я вас больше не задерживаю.

Секретарша хотела выйти, но ее неожиданно задержал Антохин:

– Стой, позови быстро Путкина.

Путкин явился через минуты четыре, шумно и часто дыша, очевидно, бежал в кабинет начальника.

То был среднего возраста человек в сером костюме с короткой стрижкой. Отсутствие мыслей в голове не мешало Путкину считать себя умным человеком. Считал он также себя и очень добрым, мухи никогда не обидел: да зачем ему муха?

– Вызывали? – бодро спросил он, ожидая приказов.

– Так… Насчет этого англичанина Фок…

– Фоксли! – поправил Антохина Путкин.

Пусть этот Фок катается туда и сюда, – хохотнул Антохин.

– Солдаты убежали, – сообщил Путкин.

– Знаю!.. Я не об этом. Есть еще новости?

Путкин замялся.

– Что стряслось? – чувствуя очередные неприятности, спросил Антохин.

– Статуи ходят по городу.

После короткой паузы Антохин, предварительно громко выругавшись и вспоминая чью-то маму и папу, нервно вскричал:

– А ты часом не тронулся, как тот Писаренко?!

– Какой такой Писаренко?

– Да начальник РЭУ, которого поместили в психушку. Ясно?

Путкин вздохнул, буркнув:

– Ясно то ясно, но почему на меня всегда орут? Как собаки, все на меня лают…

– Ладно, философ, молчи! – грубо прервал его Антохин. – Поподробней о статуях.

– Ну, они ходили по городу.

– Точно ходили?

– Да.

– Сам видел?

– У нас всё заснято на видео. Ходили статуи отца Володимира и Ленина, – продолжал рассказывать Путкин. – Но сейчас они стоят на своих местах.

– А где гарантия, что опять они ходить не будут?

– Шут их знает.

– Ну, мнение твоего шута мне совсем не интересно, – съязвил Антохин, – а вот последить на ними надо.

– Зачем?

– Исполняй, что сказано!

Путкин кивнул, преданно глядя на своего начальника.

– Так… Как идет строительство в городе?

– Плохо, очень медленно. Спорткомплекс…

– Я не об этом, – остановил подчиненного Антохин, – я о строительстве памятника кошке.

– Пока не начали строить.

– Да, скверно, очень скверно. Еще что случилось или всё?

– Рабочие на стройобъектах молдаване, – сообщил Путкин.

– Гм, в Новопотемкино не нашлось своих рабочих? – удивился Антохин.

– Шут их знает, – пожал плечами Путкин.

– Регистрацию здесь им оформили?

– Да.

– Горемыков знает, что пока ничего не построено?

– А как же? Он этого прораба Короля всё вызывает, на него орет. Но Король еще не сказал ему, что рабочие молдаване.

– Черт, пусть хоть папуасы будут, лишь бы хорошо построили побыстрей!

– Побыстрей не получается, особенно, когда проект строительства еще полностью не закончен.

Антохин застыл, впившись ледяными глазками в собеседника.

Путкин продолжал стоять, не дождавшись приглашения сесть. Прошло минуты три тягостного молчания.

Наконец. Антохин подал признаки жизни, вновь вспоминая разные нецензурные словечки и крича:

– Что-о?!.. Как нет проекта строительства?

– Вот так…

– А как же оно начато? – орал Антохин.

– Как и всё…

– Ну, что за чушь ты несешь? Как люди работают без проекта?

– Да, люди работают, – туманно объяснил Путкин, вздыхая, стараясь не смотреть на злого начальника.

– Где?

– Гм, везде…

– Черт, чего ты загадки мне загадываешь?! Ведь, кажется, проект строительства давно утвержден?

Путкин кивнул:

– Да, но потом Горемыков захотел, чтоб он выглядел лучше. Старый проект отвергли.

– Кто был автором старого проекта? – раздраженно спросил Антохин, чуть успокаиваясь и стараясь больше не кричать.

– Архитектор Плюйский из Новопотемкино. Теперь Горемыков ждет новый проект из Китая.

– Откуда?

– Из Китая, – повторил Путкин, – проект должны были выслать по факсу три месяца назад, но они там захотели придумать…

– Тоже получше? – постарался угадать Антохин, сжимая от злости кулаки. – Так?

– Да. Поэтому попросили еще месяц на обдумывание.

– А министр из Москвы ждать месяц или больше будет, когда эти узкоглазые что-то там напридумывают?

Путкин молча развел руками.

– Да-а, час от часу не легче, – с чувством досады сказал Антохин, – чего только творится у нас! И памятники расхаживают по городу, и псы разговаривают, и души людские пытаются указывать живым, что делать и как жить, и солдаты вешаются и сбегают из военчасти… И министр скоро приедет посмотреть, что ничего не построено!

– Одного не понял, – робко произнес Путкин, – о каких собаках вы говорили?

– Что?

– Где собаки, которые разговаривают?

– Это не важно, – устало махнул рукой Антохин. – Еще чего там по строительству объектов?

После короткой паузы Путкин нехотя ответил, стараясь не смотреть на начальника:

– Есть еще…

– Ну?!

– Эти молдаване вообще-то были наняты раньше одной латвийской фирмой «Виктория».

– А мне зачем это знать? – не понял Антохин.

– Послушайте… Но рабочие-молдаване недовольны и требуют от Горемыкова выплаты зарплаты, хотя ничего пока не построено.

– А латыши чего?

– Зарплату молдаванам сначала должны были заплатить почему-то не латыши, а поляки.

– Стоп, ты меня разыгрываешь?

– Нет, правду говорю… Послушайте меня хоть минуту спокойно, – попросил Путкин. – Итак, зарплату молдаванам латвийская фирма не заплатила ранее, ее должна платить польская фирма, у которой была договоренность с латвийской.

Путкин перестал докладывать, видя, что с каждым словом Антохин становится еще более злым.

– Ну, продолжай! – рявкнул Антохин.

– Да… Но польская фирма сейчас заплатить не может – сама в кризисном положении, поэтому она заняла деньги частично в Бельгии, частично в Англии.

– Осталось лишь найти кого-то на Луне для строительства в нашем Новопотемкино! – со злобой в голосе сказал Антохин. – Зачем Горемыкову такой цирк с рабочими?

Путкин стоял молча, предпочитая помалкивать.

– Ну, чего молчишь?!.. И еще какой-то китайский проект ждать?.. Бред!.. Подумай, ведь почти весь земной наш шарик будет строить наши объекты.

Путкин продолжал дипломатично молчать.

– Чего молчишь?

– А чего я могу? – тихо отозвался Путкин.

– Нас засмеют опять, понимаешь?

– Понимаю, прораб Король хотел, как лучше, пригласил этих молдаван, – постарался ответить Путкин. – Сказал, что они лучшие в строительстве.

– Кто это сказал?

– Люди сказали… В ихней Молдавии…

– Только идиот мог пригласить рабочих молдаван для строительства, которым еще зарплату не заплатили и которые поэтому будут работать спустя рукава…

– Чего… чего спустя?

– Черт! Я говорю: только идиот мог пригласить этих молдаван! – раздраженно произнес Антохин.

– А я знаю этого идиота, – признался Путкин.

– Ну?

– Это наш прораб Король. И еще одного знаю.

– Да?

– Сказать?.. Горемыков!

Антохин шумно вздохнул:

– Да, с тобой не соскучишься…

– Такое наше стабильное время, – ляпнул некстати Путкин.

– Черт, чего мелешь?!.. Больше тебе ничего нигде не сказали?

– Мне – ничего.

Антохин встал, прошелся по кабинету, говоря:

– Да-а, все хотели, чтобы было получше, а получилось…

Он вспомнил снова хрестоматийные слова улиц и коммунальных квартир, которые автор из чувства такта и приличия умалчивает.

– Ну, всё или что-то еще?

– Почти… Мелочь одна, – честно ответил Путкин.

– Мелочь? – Антохин почти испепелил тяжелым взглядом подчиненного. – Ну?!

– Один… один человек в городе превратился… – Путкин замолчал, опасливо поглядывая на Антохина.

– Ну?!

– Превратился… в свинью…

Глава 15

Газетная эпопея

Алексей месяца два обдумывал создание новой газеты в городе. Местная газета «Новопотемкинские новости» казалась ему совсем не интересной, хотя он и работал там ранее. Алексей мечтал создать поистине настоящую боевую газету, в которой бы освещались социально-экономические, политические проблемы, освещалась работа городской Думы и мэрии, милиции, не сглаживались острые углы и ничего не замалчивалось.

Он придумал уже название такой газеты: «Честная газета». Лена дала согласие ему помогать, писать статьи для газеты, но пыталась отговорить Алексея от этой затеи, утверждая, что даже, если газету зарегистрируют, работать Горемыков и компания ему не дадут. Тем не менее Алексей зарегистрировал в мэрии новую газету под названием «Честная газета».

– Ой, зачем тебе эта газета? Прекрати это дело! – советовала Лена своему любимому, хотя и понимала, что зря она это говорит: Алексей упорно будет работать над осуществлением своей идеи. – Пойдут всякие проверки, комиссии, тебя закроют по любой причине.

– Ее они не найдут.

– Нет, захотят – всегда закроют, причина всегда найдется, – пророчески говорила Лена.

– Ты вроде не ясновидящая.

– Нет, не ясновидящая, а женщина, которой не безразлично твое будущее и которая знает чего можно ожидать после выпуска твоей «Честной газеты»! – возразила Лена.

Алексей арендовал пустующее подвальное помещение в одном из жилых домов Новопотемкино. Его друзья Максим и Антон стала помогать ремонтировать помещение, иногда заходила помогать Лена после работы.

– Я через месяц увольняюсь, – сообщила Лена.

– Ты сама того хочешь или тебя насильно увольняют? – спросил Алексей.

– Сама увольняюсь, буду работать у тебя.

Как убедилась Лена, ее любимый держит свое слово: через месяц ремонт закончился, Алексей с друзьями привезли мебель, компьютеры, повесили у входа табличку с названием новой городской газеты.

– Как смог купить мебель и компьютеры? – удивилась Лена.

– Кое-что было накоплено, еще кредит взять, – ответил Алексей, улыбаясь.

– Всё смеешься? Как бы потом не плакал…

После выпуска первого номера «Честной газеты», как и опасалась Лена, в редакции появился налоговый инспектор. Проверив документы, он ушел, предупредив о своевременной подаче бухгалтерской отчетности.

На следующий день в редакции появился инспектор пожарной охраны. Он довольно долго ходил по отремонтированному помещению, залезал во все углы, поглядывал на стены.

– Кого-то ищете? – улыбаясь, спросил инспектора Алексея.

– Нет, а чего смеетесь надо мной?

– Я не смеюсь, у меня просто всегда улыбка на лице.

– Это разве хорошо? – удивился инспектор, продолжая осматриваться по сторонам.

– Думаю – да… Что плохого в моей улыбке?

– Гм, я понимаю ее как насмешку над собой, – недовольно ответил инспектор.

– Знаете, я радостно смотрю на мир, улыбаюсь.

– Да? Улыбайтесь-ка дома, хорошо? Я на работе, мне некогда с вами смеяться, – крайне раздраженно молвил инспектор, ощупывая стены.

– Вы все-таки что-то ищете здесь?

– Нет, я трогаю стены, чтобы проверить наличие сырости в помещении, – не смотря больше на улыбающегося Алексея, ответил инспектор.

– Это как же?

– Проверяю сырое помещение или нет.

Не найдя, к чему можно придраться, инспектор с грустным видом ушел через полчаса.

На следующий день в редакцию зашел молодой капитан милиции, от которого пахло чесноком и никотином.

Капитан довольно сухо поздоровался с Алексеем и его друзьями, после чего потребовал регистрационные документы.

– А что-то случилось? – осторожно спросил Алексей, пытаясь больше не улыбаться, чтобы к нему не придрался из-за этого капитан.

– Ничего пока не случилось, молодой человек, – важно сказал капитан, хотя и сам был явно не пожилым. – Пока!.. Я должон проверить документы, ясно?

По-видимому, капитан всегда произносил слово «должон» вместо правильного «должен», к тому же не всегда правильно делал ударения – он произнес слово «документы» с ударением на второй слог.

– Понятно, молодой человек? Я должон всё проверить!

– Ну, а я должен, вернее, должон, как вы только что изволили высказаться, их показать, – с иронией в голосе произнес Алексей, доставая документы из стола.

Максим и Антон, сидя в стороне, тихо смеялись, зажав рты.

Капитан уселся рядом с Алексеем, не снимая шапки, и стал внимательно читать каждую страницу.

– Что-то здесь темно, – то ли спросил, то ли константировал капитан, на время отрывая голову от документов и многозначительно смотря на Алексея.

«Взятку хочет, – подумал Алексей, – но ничего не получит…»

– Правда? Нам так не кажется. Пожарники были, ничего не сказали… – ответил Алексей. – Кстати, я депутат городской Думы.

У капитана от удивления вытянулось лицо:

– Да?.. А чего мне не сказали?.. Сказали: «Проверь там эту газетенку, развелось этих…»

Капитан замолчал, хотя Алексей ожидал услышать продолжения интересной милицейской тирады.

– Кого же там развелось? – насмешливо поинтересовался Алексей. – Мы, кажется, не кролики…

– А ваш паспорт можно? – вместо ответа потребовал паспорт Алексея капитан, кладя бумаги на стол.

– Пожалуйста.

Ознакомившись с каждой страницей паспорта и прочитав написанное там с большим вниманием, словно то был не паспорт, а детективный роман, капитан глянул придирчиво на Алексея, говоря:

– Что-то ваше фото не то…

– Это как понимать?

– А вот и понимайте, гражданин! – строгим голосом ответил капитан, смотря на фотографию Алексея на паспорте и потом на лицо Алексеяю.

– Но я же именно я, как этого не понять?

– Понимаю, что вроде вы и вроде не совсем.

Короткая пауза.

– Ну, гражданин, что будет делать? – требовательно спросил капитан.

– Я сейчас улыбнусь, а вы потом еще раз в паспорт мой загляните, – предложил Алексей.

Но капитан не понял, тупо уставившись на улыбающегося Алексея.

– Посмотрите на меня, потом на фото в паспорте, – снова повторил Алексей.

– Зачем?

– Не знаю, вам же нужно удостовериться в моей личности, так?

– Да.

– Ну и смотрите…

Капитан посмотрел на фото, потом взглянул на улыбающее лицо Алексея.

– Ну, как? Сейчас моя физиономия та или не та? – продолжая улыбаться, спросил Алексей капитана.

Капитан вздохнул и отдал паспорт Алексею:

– Вот теперь это вы в паспорте!

– Я очень счастлив, что вы меня признали.

Капитану не понравилась постоянная улыбка на лице Алексея, что он не замедлил сказать ему:

– А чего постоянно над чем-то смеяться? Я пришел, а вы тут хи-хи да хи-хи?

– Что вы, как можно смеяться? Это я вынужденно улыбался.

– Это как понять? – капитан глядел тупо на Алексея.

– Я на паспорте улыбался, поэтому нужно было улыбаться, чтобы вы поняли, что это именно я на фото, – объяснял Алексей.

Капитан кивнул:

– Ясно… Мне не надо долго объяснять – я понимаю с полуслова.

– Правда?

– Да, но сейчас не улыбайтесь… Вы не курите?

– Нет.

– Нельзя здесь курить, подвал, пожар вдруг… – молвил капитан, глядя прямо в глаза Алексея.

Алексей тоже смотрел прямо в глаза капитана.

Выражение лица Алексея было в этот миг печальное, что, как ни странно, понравилось капитану:

– Вот так другое дело, когда без смеха! А то смотришь на меня и вроде смеешься надо мной.

– Гм, мы уже на ты?

– Ладно, не придирайтесь… Я должон проверять. Так, здесь две комнаты?

– Да.

– А хватит?

– Надеюсь…

– Да, создавать новую газету очень сложно, – высказал свое мнение капитан, продолжая глядеть внимательно на Алексея.

Конечно, капитан милиции имел об издательском деле такое же представление, как и слушатель бухгалтерских курсов о полетах в космос, но тем не менее пожелал высказать свое веское мнение.

– Да, согласен. А вы хотите нам помочь?

– Как у вас с охраной? – не ответив на вопрос Алексея, капитан задал в свою очередь вопрос ему.

– Никак.

– Как можно? – удивился капитан. – А вдруг рэкетиры заявятся?

– Пока только разные инспекторы являлись.

– А завтра?

– А мы тогда вашу доблестную милицию вызовем.

– Вашу или нашу?

– Нашу, нашу милицию, которая всех нас всегда бережет и еще в кино всегда снимается, – уточнил Алексей.

– Да, бережет, вернее, всех вас мы бережем, – согласился капитан, не поняв иронии собеседника.

– У вас есть еще вопросы ко мне? – сухо спросил Алексей, начиная нервничать и поглядывая на часы.

– А вы куда-то спешите?

– Я работать должен.

– А я разве не должон работать? Все мы работаем. Так, если кто посторонний придет, особенно с мешками сахара, сразу нам сигнализируйте, – распорядился капитан.

Алексей еле удержался от смеха, отворачиваясь на миг:

– Ясно, как же, ясно!.. Если кто с мешками какими-то зайдет, обязательно будем сигнализировать.

– Только не надо смеяться, – недовольно заметил капитан, – ладно?.. Если подозрительный элемент к вам придет…

– А с мешками сахара или без? – захотел уточнения Алексей, еле сдерживаясь от смеха.

– Мешки могут быть якобы для сахара, а там в мешках и взрывчатку могут положить.

– Вас понял, фамилии, имена, больше трех не собираться! Сразу будем сигнализировать!

– А как? – спросил капитан, посмотрев на стол и не найдя телефона. – У вас телефона нет?

– Будет.

– Когда?

– Будет у нас телефон. Беспокоиться вам не надо, – доверительно сообщил Алексей, глядя прямо в глаза капитана, улыбаясь. – Сигнал будет, явки, пароли и так далее.

– Ой-ой, гражданин, только не смейтесь! – поморщился капитан. – Я официальный разговор веду, а вы?.. Террорист не дремлет.

– Правильно, – согласился Алексей, – он работает.

– Вот… Поняли всю опасность ситуации?

– Естественно… Но к нам пока никто не заходил, кроме разных проверяющих.

– Да?

– И они с мешками сахара не заходили.

Наконец, капитан ушел.

Появление газеты Алексея не осталось незамеченным в Новопотемкино.

В газете «Новопотемкинские новости» появился комментарий главного редактора, где после сообщения об издании «Честной газеты» было написано следующее: «Конечно, название „Честная газета“ обязывает ее всегда оставаться честной. Получится это у нее или нет – покажет время».

Телевидение «Наше зрение» в новостях никак не откомментировало появление «Честной газеты». Но журналист Лазонтьев, ознакомившись с острыми статьями «Честной газеты» (о послушных депутатах, только поднимающих руки для голосования, о шпиономании, маски-шоу в ресторане и на художественной выставке, о чиновниках Новопотемкино, об инфляции, о якобы новом парке с названием «Свобода»), посвятил этой газете целый выпуск своей программе «Отдельное мнение», на все лады высмеивая ее.

– Однако в нашем славном городе со славными и воистину демократическими традициями, с демократичным и очень умным мэром Горемыковым Демидом Демидовичем появилась очень якобы честная газетенка с таким же названием, – поправляя длинные усы, говорил со скрытой иронией в голосе Лазонтьев. – Она называется «Честная газета», словно наша газета «Новопотемкинские новости», издавна пользующаяся большим успехом и признанием среди жителей города, не честная, а якобы лживая. К сожалению, появились у нас якобы очень честные граждане, которые издают якобы очень честную газетенку, видя один лишь негатив в городе и не видя грандиозных, я бы даже сказал, эпохальных демократических перемен и блестящих наших достижений!

К сожалению, Лазонтьев не сообщил благодарным телезрителям, какие именно произошли грандиозные или эпохальные демократические перемены в Новопотемкино и какие есть блестящие достижения. Как и не сообщил своих слушателей, от чьего имени он изволит говорить с таким сарказмом: от своего лично или от имени мэрии города.

– Однако некий гражданин Твидоплясов… простите, Утрясов, ой, простите еще раз, фамилия что-то у него очень смешная… некий гражданин Видоутрясов…. Нет, Видотрясов Алексей, кстати, избран недавно депутатом нашей уважаемой городской Думы, главный редактор этой якобы честной газетенки, присвоив лишь себе право быть честным в нашем городе!.. Однако Твидоплясов, простите, некий Гдетотрясов, ой, опять спутал его смешную фамилию… Видотрясов видит происходящее в городе очень однобоко, взглядом иностранца, а не нашего патриотично настроенного гражданина своего родного города, который должен чтить и глубоко уважать демократические традиции Новопотемкино, особенно, ту поистине гигантскую работу, которую ведет наш уважаемый мэр Горемыков Демид Демидович! Этот Гдетотрясов, простите, Видотрясов мечется, будто муха в банке, безрезультатно ища в нашем славном городе какой-то негатив, которого у нас нет и не может быть! Я не удивлюсь, если узнаю, что сей господин с такой смешной фамилией шакалит где-то у иностранных посольств, может, желая, изменить свою фамилию? Он – предатель интересов нашего города, жителей Новопотемкино, поднимающихся с колен! Вот таковы коврижки, господа!

Лазонтьев и здесь не уточнил, почему жители Новопотемкино оказались на коленях?

– Но для этого не нужны иностранные посольства! – усмехнулся Лазонтьев, сделав многозначительную паузу, после чего продолжал:

– Однако этот Гдето… простите, опять неправильно назвал его смешную фамилию… этот господин Видотрясов, друг явно не нашего народа, заметил в бессильной злобе друга не нашего народа лишь появление правоохранительных органов на выставке и в одном ресторане, не замечая ту грандиозную работу, которую проводит эта служба в борьбе с нашими внешними и внутренними врагами. Однако у нас много, к сожалению, врагов, которые не желают видеть нашу страну сильной и единой, которые, как понятно всем нашим патриотам, мечтают о нашем трагическом конце, а не о нашей победе и которых со дня на день становится всё больше!

Лазонтьев и здесь не объяснил своим слушателям, почему число врагов постоянно увеличивается и почему их сразу стало так много: появились неожиданно и внутренние, и внешние враги.

– Однако господин Видотрясов (уж не знаю, чем он трясет и где он чем-то трясет, может, денежным мешком, полученным им из-за рубежа у английской разведки, чем следовало бы заняться нашим органам!), охаял и высмеял работу уважаемой городской Думы, высмеял в самых карикатурных красках всех депутатов, которые якобы только голосуют за все проекты законов по указке мэра. Он также посмеялся над нашими уважаемыми чиновниками, позволю себе привести некоторые строки из его паршивой газетенки:

«Господа! Нужно создать новый сайт: www.vziatka.ru, который должен помочь всем удачно совершать разные сделки и переговоры с чиновниками. Теперь не нужно приходить к ним, что-то там подсовывать. Достаточно просто ознакомиться прейскурантом цен, записать суммы и банковские реквизиты, по которым нужно переслать деньги. Конфиденциальность и точное исполнение вашего заказа должны быть гарантированы. Удачи!» Какова дерзость, а? Какова ирония автора? Однако оный господин Гдетотрясов, ой, простите. Видотрясов посмеялся над созданием в нашем славном городе прекрасного парка с изумительным названием «Свобода»! Как приятно слышать такое название парка, где отныне по распоряжению нашего уважаемого мэра Горемыкова Демида Демидовича можно свободно выступать со своими речами, яростными призывами, декламациями, не опасаясь за какие-либо последствия, но только одно условие: не употреблять нецензурных слов. Однако понимаю, что, говоря об этом господине (не хочется даже снова произносить его смешную фамилию), делаю как бы ему скрытую рекламу, но говорить надо, господа! Однако надо, господа!.. И не то, что говорить о подобных господах, извращающих само слово «демократия», надо звонить во все колокола. Да! Звонить и кричать! Надо нам знать наших врагов в лицо, которые не понимают гениальности нашего гаранта стабильности, светоча суверенной демократии, защитника свободы и интеллекта нации! Надо знать своих врагов со всех сторон и все их места, – хохотнул Лазонтьев, думая, что здесь он сострил и продолжал:

– Однако, уважаемые телезрители, как хотелось бы поговорить на более интересную тему, но приходится говорить о разным там гдето и что-то утрясовых! Да, господа! Надо отсекать все ненужные хвосты и поганые везде торчащие уши, которые впитывают одни мерзости!.. Однако до свидания!

Появившись в городской Думе, Алексей заметил на себе косые взгляды многих депутатов из фракции «Единое Новопотемкино». Но некоторые депутаты из фракций «Правый фланг», «Трудовой фронт» подходили к нему с улыбкой, хвалили и жали руку.

Подпевалов в перерыве между заседаниями подошел сам к Алексею. Это очень удивило Алексея, так как доселе председатель городской Думы свысока смотрел на молодого депутата, иногда даже не замечая ни его самого, ни его высказываний с места.

– Так вы редактор газеты или депутат? – строгим голосом спросил Подпевалов.

– И редактор, и депутат.

– Да? Если депутат, зачем посмеиваться над нашим городом? – продолжал с чувством досады Подпевалов. – Вы ведь здесь родились и родители ваши тоже здесь жили…

– А при чем тут мои родители? – не понял Алексей. – Я…

– Постойте! – перебил его Подпевалов. – Дайте хоть мне закончить мою мысль!.. Зачем в этой так называемой «Честной газете» (хотя честной я ее не считаю, уж поверьте мне!) смеяться надо всеми нами, над нашим городом, охаивать наши демократические преобразования?

– Это какие же демократические преобразования я охаиваю? Тот парк на окраине города, в котором раньше одни бомжи обитали, который был в запущенном состоянии многие годы, а сейчас только несколько скамеек при входе покрасили и вывеску новую придумали? – усмехнулся Алексей.

– Но…

– Ни над кем я не смеялся, – возразил Алексей, – и если журналист лишь описывает событие, словно зеркало отражает ваше лицо (красивое оно или нет, но лицо ваше видно в зеркале, каково оно есть), неужели нужно ругать это зеркало, если лицо кому-то не нравится? И…

– Прекратите этот лепет! – потребовал Подпевалов с надменным и непроницаемым выражением лица. – Прекратите нести этот вздор, ясно вам?.. Ваша газета – это насмешка над всеми нами, над нашим мэром!

– Я писал не о нем, а…

– Да, знаю, – недовольно оборвал Алексея Подпевалов, даже не смотря на него, – вы писали о наших депутатах, осмеивали их. Вы писали о новом парке, смеясь над ним, и вы еще критически осветили работу правоохранительных органов! Говорить больше не хочу с вами!

С этими словами Подпевалов, гордо подняв голову, зашел в зал заседаний.

Однако Алексея трудно было остановить – таких упорных, честных и принципиальных людей, отстаивающих при любых обстоятельствах свое независимое мнение, нелегко сыскать в наше время. Он готовил второй выпуск своей газеты, собирал материал, просил Лену написать хотя бы одну статью. Она отказывалась писать, мотивируя отказ тем, что еще хуже будут относиться к Алексею и депутаты, и многие чиновники, местная власть и телевидение, но всё-таки после настойчивых уговоров Лена написала одну статью. А сам Алексей писал статью о женщине, которая, как ни странно, превратилась в свинью.

– Это как понимать? – недоумевала Лена, узнав про таинственное и загадочное превращение человека в свинью.

– А вот так, – усмехнулся Алексей, – раньше обезьяна после долгого и упорного труда превратилась в человека, а теперь происходит обратный процесс. Происходит деградация человека!

– И из-за чего?

– Ответ прост, очень прост, – начал объяснять Алексей. – Как я узнал, та одинокая дама целый день сидела, уткнувшись носом в телевизор – он заменил ей семью и мир. Это фантасмагорическое превращение человека в свинью есть печальный результат круглосуточного телебдения этой дамы. Люди, зомбированные счастьем круглосуточного лицезрения пошлости, тупости, рекламно – попсовой истерии, тупых юмористических программ не думают, а просто потребляют информацию, как жвачку, они превращаются просто в жвачных животных!

– Да?

– Да, в свиней!

– Лучше бы прекратил ты работу над газетой, – посоветовала Лена.

– Нет, я только начал выпускать газету, – принципиально отстаивал свое мнение Алексей, забыв в этот момент о своей традиционной улыбке. – Если я недоволен мэром Горемыковым, я могу, как депутат, поставить вопрос о недоверии к нему, но мой запрос даже не поставят на голосование.

– Это почему?

– Фу, какая ты наивная! – удивился Алексей. – Уже пытался подходить к Подпевалову, показывал свой запрос, но он даже слышать об этом не хотел. А сколько раз он отклонял мои проекты? Сколько раз он отключал мне микрофон в зале заседаний, когда я был чем-то недоволен и хотел выступить?

После минутного раздумья Лена медленно произнесла:

– Получается, депутаты нужны только для одобрения указов мэра…

– Верно, любимая ты моя, – улыбнулся Алексей. – Наконец, поняла! Не на улицу же мне идти митинговать!

– Боишься?

– Нет, могу пойти, как некоторые недовольные, но считаю, что лучше выпускать свою газету, писать о наболевшем, о том, что творится.

– Но горожане тебя не поддержат, – усомнилась Лена, грустно смотря на любимого.

– Конечно, все не поддержат. Мои статьи на бутерброд не намажешь и водочкой не запьешь! Многие пытаются не замечать, что творится, словно они слепые… Утром – на работу, потом – в магазин, вечером – зомбиящик, читай – телевизор. Просмотр в быстром темпе всего подряд, не думая при этом ни о чем, то есть основная масса жителей предпочитает смотреть передачи, фильмы, которые не заставляют их думать, и читать книги, которые не заставляют их тоже думать!

– Ты говоришь, словно на трибуне.

– Но понятно сказано?

– Да… И когда люди проснутся?

– Когда? Надеюсь, скоро.

После выхода второго номера «Честной газеты» в редакцию вновь зашел капитан милиции, который недавно заходил к Алексею.

– Чем обязан? – официальным тоном спросил его Алексей.

– У вас два компьютера в редакции, так?

Алексей кивнул.

– Нужно проверить их.

– Неужели наша милиция теперь ремонтирует компьютеры? – попытался пошутить Алексей, улыбаясь.

– Только без смеха, – поморщился капитан, подходя к компьютерам, – нужно проверить лицензионное обеспечение. У вас версия Windows пиратская или лицензионная?

– Ах, вот в чем дело! – осенило Алексея, после чего он показал лицензионные лиски капитану.

Тот внимательно и очень придирчиво ознакомился с дисками, сел за один компьютер, поглядел на экран.

Через минуты две капитан встал, внимательно оглядел помещение.

– Все-таки темновато у вас, – заметил он.

– Да? Сейчас только одиннадцать часов, свет дневной проникает в помещение и две лампы включены.

– А с охраной как решили? – без особой надежды спросил капитан.

– Никак не решил.

– Напрасно, это вы напрасно…

– Что-то еще вам показать?

– Торопитесь?

– Да, тороплюсь очень, – ответил Алексей, – и статью новую писать надо, и в Думу опаздываю.

– А опаздывать нехорошо! – попытался упрекнуть Алексея капитан, покачал головой и пошел к выходу, сказав:

– Ладно, до скорой встречи.

– Встречи у нас происходят сразу после выпуска нового номера газеты? – вдогонку спросил Алексей, но ответа не удостоился.

Прочитав два номера «Честной газеты», Горемыков сидел красный от гнева.

Секретарше Анне он строго-настрого запретил пускать кого бы то ни было к себе, только приказал срочно вызвать к себе Подпевалова.

– Привет, слушай, у тебя этот журналюга в депутатах ходит? – спросил Горемыков запыхавшегося Подпевалова, когда тот вбежал в кабинет.

Подпевалов стоял, а Горемыков даже не предложил ему сесть.

– Кто? – сначала не понял Подпевалов.

– Ну, этот… Твидо… – замялся Горемыков, ругаясь и вспоминая разные слова улиц и коммунальных квартир.

– Ах, Видотрясов?

– Вот, этот Видогдетотрясов, он самый, – обрадовался Горемыков. – Есть такой?

– К сожалению, есть.

– И как ты с ним работаешь?

– Сложно мне с ним.

– А его газетенку читал?

– Показывали, – коротко ответил Подпевалов, вздыхая.

Горемыков ударил кулаком по столу:

– Вздыхаешь? А мне что делать? Да я его заставлю пыль глотать и сопли свои же жевать!.. Закрыть газетенку!

– Да, закрыть газетенку! – зачем-то повторил слова мэра Подпевалов.

– Почему не закрыл ее?

– Уже я пытался.

– Как же?

– Милиция навещала его несколько раз, налоговая, пожарные тоже были, – ответил Подпевалов, – санэпидемстанция сегодня заходила…

– И чего?

– Чисто всё.

– Да?

– Да, что я могу?

– За ложные измышления, экстремистские высказывания нужно ее закрыть! – рявкнул Гормеыков.

– Да, за ложные измышления, экстремистские высказывания нужно ее закрыть!

– Гм, только мои слова, словно попугай говорящий, повторяешь?

– Нет, что вы! Пытаюсь их запомнить, согласен с вами, Демид Демидович, что газетенка паршивая, поганая, смеется там надо всем, но ведь он зарегистрировал свою газету в законном порядке.

– Гм, защищаешь его?!

– Отнюдь, Демид Демидович, просто подхожу взвешенно и всегда здраво, – спокойно, пытаясь не обращать внимание на крик мэра, уточнил Подпевалов. – Да, он писал в газете о депутатах, которые лишь поддакивают мэру…

– И дальше, что же делать? Ты не представляешь, какой вред наносит они мне своей так называемой честной газетой!

– Представляю.

– Нет, ничего ты не представляешь!

– Как это ничего я не представляю? – внезапно удивился Подпевалов, не поняв последних слов мэра. – Я – председатель Думы, я… а вы…

– Брось ты обижаться, черт! Нашел время… А я – мэр, так? Не до того нам сейчас! – продолжал бушевать Горемыков. – Мог бы придти ко мне сам, чтоб я не вызывал.

– Я хотел зайти завтра.

– Может, завтра будет поздно, а?!

– Да, завтра будет поздно, – снова стал поддакивать Подпевалов.

– И никогда не говори «завтра», когда можешь дать по мозгам сегодня! – посоветовал Горемыков.

– Верно, никогда не говори «завтра», когда можешь дать по мозгам сегодня, – снова зачем-то повторил слова мэра Подпевалов.

– Черт, чего ты мои слова повторяешь?

– Запоминаю, Демид Демидович.

– Гм, возьми блокнот и записывай!

– Хорошо, Демид Демидович.

– Сколько сил потратили мы на обработку населения, чтобы оно верило мне и голосовало постоянно только за меня, сколько этот Лазонтьев, телевизионный хулиган, как я называю его про себя, показывал меня по телевизору в своей программе? И теперь что?.. Ты этого не представляешь, что случилось!

– Почему не представляю?

– Он еще о строительстве объектов напишет!

– Да, он еще о строительства объектов напишет, – повторил слова мэра Подпевалов.

– Чего ты только меня повторяешь? – разозлился Горемыков.

– А… а кого еще мне повторять?

– Да, другого не нужно повторять, – согласился Горемыков, – только меня одного.

– Памятник кошке вашей пока не построен, – вдруг некстати напомнил Подпевалов.

– Черт, о кошке я говорил сейчас? На носу строительство спорткомплекса и аэровокзала, министр из города М едет, а он, писака эдакий, черт такой, смеяться надо всем будет?!

– А что такое город М?

– Ой, да это так я Москву называю, – ответил Горемыков.

После короткой паузы Подпевалов спросил:

– Что мне делать?

– А сам ты не догадываешься?

– Я всегда выполняю только ваши указания, Демид Демидович, – удрученно молвил Подпевалов, – всегда соглашаюсь с вами по всем вопросам.

– А это ли плохо? – возразил Горемыков. – Чего ты стоишь, как истукан? Садись.

Подпевалов сел на стул.

– Собственно без меня ты ничего не можешь, – продолжал Горемыков.

Подпевалов ничего не сказал, только вздохнул.

– Собери своих депутатов, обсуди эту газетенку.

– И дальше что?

– Ах, тебе и дальше продиктовать, чего делать? Какое решение должны принять твои депутаты?

– Я только хочу уточнить ваше мнение, – пытался оправдаться Подпевалов.

– Мое мнение ты знаешь, – ответил Горемыков крайне раздраженно. – Газетенку закрыть!.. Этого Утря… черт, Видопля…

– Видотрясова, – подсказал Подпевалов.

– Ну-ну, вот этого очень там Трясова обсудить на собрании, его газетенку поганую закрыть!

– Да, закрыть, – машинально повторил Подпевалов, но потом спросил:

– А как закрыть?

– Подключи всех: налоговую, милицию, даже чертей собачьих, чтоб они все работали, а не только пыль одну глотали! Всё, свободен!..

На следующий день в городской Думе состоялось экстренное заседание, на котором единственным вопросом Подпевалов поставил вопрос о «Честной газеты» Видотрясова.

– Уваажемые депутаты! – торжественно начал заседание он. – Сегодня прошу обсудить появление в нашем славном городе Новопотемкино новой газеты, назвавшейся почему-то «Честной газетой». Хотя многое, что там написано, как-то не согласуется с честностью ее создателей и авторов! Все мы не забыли славных демократических традиций Новопотемкино и никто не запрещает кому бы то ни было выпускать новые газеты и журналы, где журналисты могут печатать разные статьи, материалы о нашем мэре, депутатах, наших доблестных правоохранительных органах, всегда стоящих на своем боевом посту, то есть о многом и многом хорошем и светлом!.. К сожалению, не все используют свободу и демократию на благо нашего города, господа! К примеру, наш депутат Видотрясов Алексей, молодой человек, недавно появившись в Думе, стал забрасывать меня своими заявлениями и прожектами.

– Неправда! – возмутился Алексей. – Я лишь раз дал на рассмотрение вам свой проект!

Подпевалов не изменился в лице и сухо ответил, не повышая голоса:

– Прошу не перебивать меня… Итак, депутат Видотрясов зарегистрировал так называемую «Честную газету», в которой стал осмеивать наших депутатов, наш новый парк с восхитительным словом «Свобода», наши правоохранительные органы. Предлагаю обсудить деятельность депутата Видотрясова и его газетенку.

Алексею после заявления Подпевалова отключили микрофон до конца заседания и запретили ему выходить на трибуну с протестом. Тем самым запретили ему право голоса и возможность высказывать собственное мнение, отличное от мнения большинства депутатов из партии «Единое Новопотемкино».

Обсуждение, как ни странно, прошло очень быстро и тихо: вышел депутат от фракции «Единое Новопотемкино» Зависаев с предварительно написанным докладом. Прочитав доклад, он, не дожидаясь вопросов, сел на свое место. Подпевалов, не интересуясь реакцией депутатов, попросил их голосовать.

Вопрос для голосования поставлен был Подпеваловым принципиально и звучал он так:

«Согласны ли вы, что „Честная газеты“ не соответствует своему названию, открыто призывает граждан к экстремизму, провоцируя их не подчиняться законно избранной власти?»

Большинство депутатов, господа депутаты и верные своей идеологической сказке поредевшие ряды товарищей, синхронно осознав, как по мановению волшебной палочки, всю вредоносность «Честной газеты», проголосовали в едином душевном порыве: да, согласны. Конечно, о плюрализме мнений, о свободе средств массовой информации и о прочих благоглупостях они напрочь забыли или сделали вид, что забыли под нажимом председателя Думы.

Алексей сидел побледневший, без своей традиционной улыбки на лице; он растерянно озирался по сторонам, не веря результатам голосования и ища поддержки.

Многие отворачивались от него, ничего не говоря.

Лишь некоторые депутаты из фракции «Правый фланг», подойдя к нему после заседания, пытались подбодрить как могли, что получилось у них крайне неудачно.

Довольный Подпевалов впервые, кажется, за время работы в Думе улыбнулся, когда увидел результаты голосования; непроницаемая маска на его лице временно исчезла – он широко улыбался и аплодировал результатам голосования, как и все депутаты из фракции «Единое Новопотемкино».

– Спасибо, уважаемые депутаты! Наш уважаемый мэр Горемыков Демид Демидович, будучи, как известно, последовательным демократом, сильно обрадуется, что ваше справедливое и единственно верное решение совпало с его собственным мнением!

– А вы знаете уже мнение Горемыкова? – удивился депутат от фракции «Правый фланг».

Но Подпевалов даже не обратил внимания на вопрос, сделав вид, что его он не слышал.

– Спасибо, уважаемые депутаты, за понимание вопроса, – похвалил депутатов Подпевалов, – приятно, что большинство вас понимает сущность проблемы, хотя я ожидал единого положительного голосования по этому вопросу. Ничего, даже большинство голосов, проголосовавших положительно, тоже хорошо. Ведь у нас эта… эта… демократия, как верно подметил наш уважаемый мэр Горемыков Демид Демидович!

«Винтики, простые и послушные винтики!» – подумал печальный Алексей, идя домой.

Даже не поев, он лег на диван и уснул.

… И приснился ему новый необычный сон. Конечно, сны останутся снами, а реальность вовсе не похожа на сон, как думал наш герой, но во сне он видел похожую фантасмагорию, которую довольно часто наблюдал и в жизни…

Он увидел две большие ноги невидимого человека, которые обсуждали, словно они являлись людьми, свою преданность Хозяину тела, которому служат и которого передвигают.

– Эй, это я своему Хозяину лучше служу! – заявила левая нога.

– Нет, я! – возразила правая нога.

– Эй, быстрее ты иди! – сказала левая нога правой. – Я лучше стараюсь, чем ты, а ты медлишь.

– Это я медлю? – обиделась правая нога. – Я почти бегу. Хотя тело Хозяина нужно нести поосторожнее.

– Вот, осторожно и неси, но побыстрее, – советовала правой левая нога Хозяина. – И думай, что такое ВВП!

– Чего?

– Что такое ВВП?

– Гм, а зачем мне об этом думать? – удивилась правая нога Хозяина.

– А затем, что наш общий Хозяин указал его удвоить.

– Удвоить?.. Непонятно чего и непонятно зачем?

– Ну, зачем понятно. Для нашей лучшей жизни.

– А на каком свете?

– То он не сказал… Думаю, на этом… Ну, ты думай, не философствуй!

– Как удвоить непонятно чего, найти чего-то где-то и идти не знаю куда? А не кажется тебе, что это похоже на наши народные сказки, которые испокон веков рассказывали детям, чтоб они побыстрее заснули?

– Намек твой понятен… У нас сонное царство глухих, жующих, храпящих и пьющих?

– Грубовато, но факт остается фактом.

– Ладно, от темы мы отвлеклись… Придумала, что такое ВВП и как его удвоить?

Долгая пауза.

– Кое-что есть…

– Ну?

– Властная Воля Президента.

– А как ее удвоить? Вместо одного сразу два появятся? Сразу два человека и две воли их?

– Да, не то… Великая Всенародная Показуха!

– Чушь… Должен быть показ жизни без всякого уха, которое только и собирает разные гадости.

– Ладно… Внутренняя Внеочередная Паранойя!

– Нет, не то… Хозяин подумает, что его параноиком мы считаем…

– М-да, верно… И как параноика удваивать?.. Вместо одного сразу два появятся?!

– Ну, думай, не философствуй!

– Думаю… Весеннее Вырождение Придурков! Или Весеннее Возрождение Придурков!

– Предлагаешь придурков еще увеличивать, когда их и так полно?

– Ладно… Внутренне – Внешний Противник!

– Противник? Их всегда было много, сейчас они Хозяину кажутся везде, даже в туалете их ищет, ха-ха!.. Да иди ты помедленней, а то тело Хозяина наклонилось, как Пизанская башня!

– То иди медленно, то быстро, не поймешь…

– Чего меня понимать? Надо двигаться вперед, постоянно вперед, хотя некоторые делают вид, что мы все куда-то движемся, а тело Хозяина качается из стороны в сторону.

– А мне чего его качать, когда он сам качается то влево, то вправо? Шаг вперед, потом шаг назад.

– И что тогда выходит?

– А выходит топтание только на месте…

– Ладно… Снова отвлеклись… Ты думай, что такое ВВП!

– Вертикальное Возрождение Показухи!

– Бред… И о показухе уже было.

– Как это бред? У нас показухи нет разве?

– Есть, везде она… На самых верхах она есть, но зачем ее удваивать?!

– Для еще большей показухи.

– И что тогда получится? Нет, не то… Думай!

– Великое Восхваление Президента.

– И чего дальше нам делать? Всегда мы кого-то хвалим, захваливаем, в ладоши хлопаем, рты раскрыв от удивления, что новый мессия к нам заявился, а где результат?! Ты результат нам дай!.. Ну, думай!

– Придумала!.. Всероссийское Возрождение Перспективы!

– Перспективы? Она всегда была, всегда мы только и мечтали и только надеялись на лучшую жизнь, а поколения за поколениями умирали с надеждой на устах о лучшей жизни их детей и внуков! Помнишь стихи: «Через четыре года здесь будет город-сад!»?

– Ну?

– Они актуальны и сегодня.

– Неужели?

– Раньше люди работали и надеялись, сегодня тоже самое… Ладно, ты не беги! Хозяина наклонила опять… И сегодня нам советуют: «Лучше будете работать, тогда лучше будете жить!»

– «Свежо предание», как один классик написал! Советы советами, а жизнь совсем иная… Придумала!

– Ну?

– Великое Возрастание Пропаганды!

– Чушь…

– Но почему чушь?

– Да потому, что пропаганды у нас достаточно! Уж чего-чего, а ее в избытке. И чего ее удваивать, чтоб еще больше дурить нам головы?! Думай…

– Придумала!.. Великий Видимый Позор.

– Еще хуже… Хочешь нам позор удвоить?! Да, есть негодяи, взяточники, казнокрады, убийцы, льстецы! Их все видят, их все знают!.. То наш великий видимый позор, но зачем его удваивать?! Думай…

– Придумала…

– Ну?!

– Великая Всенародная Правда.

– Правда? Правда одна, она есть или ее нет, вернее, ее могут не замечать, говоря всякую ложь, поэтому приходится правду выискивать между имперскими слезными воспоминаниями о прошлом и общими будущими надеждами.

– Ну, ты философ!

– Поэтому правду не надо удваивать – она или есть, или ее нет… Да, она великая правда, а другой она быть не может! Ну, думай, винтик!

– Как ты сказал?

– Винтик ты.

– Винтик? Я?

– Винтик, шестерка в сравнении с нашим Хозяином.

– Ой, придумала…

– Ну?

– Винты Властной Вертикали.

– Тогда получается ВВВ, а не ВВП.

– Ладно, Винтиковая Вертикальная Поддержка.

– Неплохо!.. Иногда ведь можешь додуматься, совсем недурно.

– Да?

– Прямо великолепно придумала. Браво! А где ж удвоение винтиков?

– Зачем? Мы все, как обычные винтики, должны потеть, работая на Хозяина, а нас чего удваивать?

– Как зачем? Чем больше этих мелких винтиков для нашего Хозяина, тем больше будет работников.

– Тогда еще продолжение нужно по поводу удвоения. Придумал!

– Ну?

– Возрождение Винтиков Приспособленцев.

– Гениально! Ведь можем!.. А почему говоришь о приспособленцах?

– Но Хозяину нужны ведь только те, кто молчит и приспосабливается к нашей жизни!

– Верно! Хозяину очень понравится!

Как и ожидала Лена, неприятности появились у Алексея после выхода первых двух номеров «Честной газеты». Конечно, до появления газеты у него случались неприятные инциденты в Думе, когда в порыве молодой горячности, максимализма и открытой, честной натуры Алексей мог в отличие от многих коллег что-то возражать Подпевалову, произнести речь или выкрикнуть ту или иную филиппику против общего мнения, что постоянно раздражало внешне спокойного Подпевалова.

После решения городской Думы по поводу «Честной газеты» в редакцию наведался тот же капитан милиции, который заходил уже дважды, но теперь он был не один, а с пятью сотрудниками в черной униформе, черных масках и с автоматами.

– Что такое? – удивился Алексей, встав из-за стола.

– Так, всю документацию мне, – приказал капитан, – все компьютеры срочно отключить.

– А по какому праву?

– Вот постановление прокуратуры, – показал капитан постановление Алексею, держа его в своих руках и даже не отдавая на время ему.

Взяв компьютеры, люди в черных масках молча пошли к выходу.

– Как видите, – произнес сухо капитан, – ваша деятельность пока запрещена. Поэтому прошу всех сотрудников выйти из помещения.

– Почему? – спросила Лена.

– Да, мы же работали? – не понял Антон.

– Помещение мы запечатаем, – продолжал капитан, – всех сотрудников со своими вещами прошу срочно выйти на улицу.

Через минут пять Алексей, Лена, Антон и Максим стояли на улице, грустно глядя на удаляющуюся машину.

– Всё, газеты нет, – вздохнув, тихо заключил Алексей.

– Ладно, может, удастся потом продолжить работу, – попыталась успокоить его Лена, но безуспешно: традиционная улыбка исчезла с лица ее любимого и он целый день пробыл потом мрачным…

Глава 16

Внучатый племянник предка Рюрика

Горемыков вызвал к себе в очередной раз главного прораба Короля.

– Ну, как строительство? – спросил Горемыков.

Король решил изъясняться языком мэра, поэтому ответил в лучших традициях его стиля:

– Наращиваем!

– Да?

– Еще усиливаем! – добавил Король.

После паузы Горемыков спросил:

– А если поподробней? Поподробней бы!

– Пока объекты не построены, но…

– Значит, что пока их нет, – перебил собеседника Горемыков, недовольно глядя на него. – Не мог наших строителей взять на стройку?

– Не понял…

– Почему строители молдаване?

– Но…

– Почему я узнаю об этом только сейчас? – повысил голос Горемыков, ударяя кулаком по столу. – Почему?

– Они самые лучшие строители, – тихо ответил Король.

– Кто это сказал?

– В ихней Молдавии.

– И что еще там тебе сказали?

Король замялся с ответом, а Горемыков вновь повторил свой вопрос:

– И еще что тебе сказали?

– Еще их нам посоветовала латвийская фирма «Виктория», но зарплату им не заплатила, поэтому нам придется им платить.

Горемыков рассердился, выкрикнув:

– Вот пусть эти латыши и платят твоим молдаванам, а то ко мне эти молдаване бегают: «Заплатите нам, заплатите!» А чего они сделали, чтобы я заплатил?

– Но…

– Чего они сделали? Чего?

– Но рабочие долго не будут трудиться без оплаты, – напомнил Король.

– А объекты построены?

– Замкнутый круг получается у нас, – произнес Король, растерянно смотря на мэра.

– Правильно мыслишь, – согласился Горемыков, – замкнутый круг и расхлебывать всё приходится мэру, а не кому-то другому. Мне, ясно? Мне!

– Я уточню все детали нашего строительства, если нужно, – как можно услужливее попытался сказать Король, стараясь не смотреть на злое лицо мэра, – молдаванам ранее не заплатила латвийская фирма «Виктория», поручив уплатить рабочим одной польской фирме, с которой у нее была договоренность о сотрудничестве.

– А мне чего знать эти подробности? Мне чего это знать? Плевать хотел на весь этот Запад с ихними фирмами и их проблемами!

– Послушайте… Так, но поляки сейчас в кризисе, они взяли кредиты в Англии и Бельгии.

– Черт! – выкрикнул Горемыков, не сдерживаясь, встав и начиная нервно ходить по кабинету. – Черт, я тут при чем? У них на гнилом Западе кризис, я должен платить? Ну, пусть молдаванам они все и платят, а мы тут при чем?

– Как при чем?

– Строительство в Новопотемкино стоит. Стоит!

– Как стоит?

– Очень просто, ничего ведь не сделано!

– Но они начали копать землю…

– Это вся работа, да? Вся работа?

– Нет, но…

– Ну, продолжай, чего там у тебя? – недовольно спросил Горемыков.

– Давайте им заплатим хоть аванс, – предложил Король. – тогда будут они стараться работать.

– Придется! – согласился Горемыков, садясь за стол. – Впредь будешь согласовывать всё со мной. Как это я упустил насчет рабочих, не понимаю.

Король поспешно кивнул:

– Хорошо, Демид Демидович.

– Ясно, да? Откуда рабочие, откуда, что и кто! Ясно, да?

– Мне ясно сразу, – попробовал заметить Король, – но повторять постоянно мне не надо, я слышу хорошо.

– Ах, хорошо ты слышишь? Да? Хорошо слышишь?.. Только соображаешь неважно.

А ведь наш архитектор проект полгода назад составил, так? А строительство не начинали.

– По поводу проекта есть одно замечание, – осторожно произнес Король, отходя на шаг от мэра.

– Что? Что такое?

Король сконфуженно замолк, опасаясь гнева мэра.

– Ну, начал, говори!

– Проект архитектора Плюйского не подошел.

– Какому идиоту он не подошел?! – заорал Горемыков, вставая.

После паузы Горемыков вновь задал тот же вопрос и Король тихо ответил:

– Я могу сказать, но вам мой ответ не понравится…

– Ну?!

– Полгода назад Плюйский ознакомил нас со своим проектом, но вы его не утвердили.

Горемыков почесал затылок и спросил:

– Я? Я не утвердил? Я?.. А почему я не утвердил?

– Не помните?

– Нет…

– Тогда вы говорили, что хотите строить комплекс со стеклянной крышей, как когда-то видели за рубежом.

Горемыков кивнул, что-то вспоминая:

– И чего теперь?

– А теперь мы ждем проект спорткомплекса из Китая, – ответил Король. – Вы там видели многие постройки, спорткомплексы, которые понравились вам и поэтому решили подключить к работе китайских архитекторов.

– Да, склероз, может, у меня? – вслух произнес, размышляя, Горемыков, садясь за стол. – Не помню иногда…

– Витаминов побольше надо, – неожиданно сказал Король, но Горемыков подумал, что прораб его жалеть вздумал, поэтому закричал:

– Я сам знаю, чего мне надо и когда!.. Сам знаю!

После короткой паузы Горемыков, глядя на притихшего прораба, который старался не смотреть в его сторону, проговорил более благосклонно:

– Ладно, не злись на меня… Нервы! Нервы!

– Витамины надо…

– Всё, понял!..

Горемыков понимал, что сам ранее перемудрил со строительством, проектом и теперь приходится многое решать снова и в очень быстром темпе.

– Теперь что нам делать? – спросил Горемыков прораба.

– Жду со дня на день проект из Китая.

– Ладно, – махнул рукой Горемыков, – аванс рабочим заплатим. Иди!

Король вышел из кабинета.

Горемыков встал, подошел к окну, пытаясь забыть все неприятности на минуту, наблюдая городской пейзаж.

– Можно? – Дверь чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась чья-то голова с рыжими волосами.

– Входите, – машинально ответил Горемыков, не поворачиваясь.

В кабинет вошел медленно пожилой человек в черном костюме и черном галстуке, в очках. Его рыжие волосы были зачесаны назад. Это был директор краеведческого музея Новопотемкино Антипкин Федор Анатольевич.

– Садитесь, – как можно приветливее предложил гостю сесть Горемыков, тоже садясь на свое место за столом.

– Вызывали меня? – спросил Антипкин.

– Да, как вы знаете, к нам скоро приедет министр из города М?

– Откуда?

– Ой, я так называю Москву, – сообщил, улыбаясь, Горемыков.

– Для краткости?

– Да. Министр едет из Москвы к нам, – продолжал Горемыков, – уже сто лет к нам никто не приезжал из центра. Вы, как директор музея, должны это знать.

– Да.

– Конечно, я поведу его в наш краеведческий музей, – объяснял Горемыков, – что было тоже всё как положено.

– Ясно, Демид Демидович. Можно идти?

– Чето ты такой быстрый? – недовольно произнес Горемыков. – Ух, какой быстрый выискался!

Антипкин вздохнул, даже не удивляясь фамильярности мэра, и промолчал.

– Я только начал разговор, а он уходить вздумал! – возмутился Горемыков. – Нам надо сделать так, чтобы министр понял, какой древний город Новопотемкино.

– Ясно, Демид Демидович.

– И что тебе ясно? Что ясно, а?

– Покажем наши недавние археологические находки, – услужливо ответил Антипкин.

– Мало. Мало!

– А что еще можно показать?

– Думай, – потребовал Горемыков, – нам надо сказку сделать былью.

– Где-то я слышал эти слова, – напряженно наморщил лоб Антипкин.

– Естественно, слышал… Ну, придумал?

– Честно говоря, многие археологические находки наши похожи на сказку, а не на быль, – заметил Антипкин, но, увидев помрачневшее лицо мэра, понял, что зря сказать последнюю фразу.

– Что?!.. Хочешь ты мне сказать, что я всем и всегда вру?

– Нет, но…

– Что я приказал археологам дурить всех?!

– Нет, но кто тогда…

– Молчи и слушай, если не хочешь сидеть на пенсии и получать три несчастных тысячи в зубы!

Антипкин кивнул, только и успев сказать:

– Я молчу, только вы, пожалуйста, не кричите на меня.

– Я кричу?.. Я кричу?!.. Когда я кричу, меня слышит вся мэрия, на всю оставшуюся жизнь мой крик ты запомнишь…

Помолчав, Горемыков продолжал неторопливо, глядя прямо в глаза Антипкина, пытаясь сразу угадать ход его мыслей:

– Есть у меня одна мыслишка, может, рискована она, но впечатление, как надеюсь, произведет на министра.

Антипкин молчал, со страхом ожидая, что же придумал мэр и как придется ему, Антипкину, выкручиваться из будущей авантюры.

Прежняя авантюра Горемыкова с удивительными находками местных археологов вроде удалась (нахождение бивня мамонта и серебряной монеты), но, как справедливо считал Антипкин, всё хорошо в меру.

– Итак, как слышал я, армяне уверяют, что они – самая древняя нация, их древнему государству Урарту более двух тысяч лет.

– При чем тут армяне?

– Слушай и не перебивай…

– Слушаю.

– Итак, есть такое мнение, что нужно сделать наш Новопотемкино древнее этого государства Урарту.

Горемыков замолк, внимательно смотря на грустного и молчащего директора краеведческого музея.

Оба молчали примерно минуты три, после чего нетерпеливый Горемыков не выдержал и спросил:

– Ну?

Антипкин пожал плечами, не отвечая.

– Ну, как твое мнение? Как твое мнение?

– Если есть уже чье-то мнение, чего ждать лично мое мнение?

– Ну, ты стихами мне не отвечай… Ты можешь быстро ответить или нет?

Антипкин не ответил.

– Что-то ты быстро делаешь в жизни или нет?

– Быстро у меня ноги стали уставать, когда хожу, – пожаловался Антипкин, потирая ноги.

– Черт, шут с твоими ногами и остальными конечностями, – разозлился Горемыков, – ты на вопрос мой отвечай!

– Если за меня вы всё решили, что мне отвечать? – пожал плечами Антипкин. – Понимаю, хотите сделать наш город очень древним, но уже огласили, что он древний. И бивень мамонта удалось якобы найти, и серебряную монету раскопали…

– Этого мало!

– Да? Что вы хотите от простого директора музея? – жалостливо глянул на злое лицо мэра Антипкин. – Чего я еще могу там придумать, обмануть, написать, приписать?

– Поменьше слов и побольше бы дел, – строго ответил Горемыков. – Побольше б дел! Насчет этого простого директора что-то не понял.

– Чего тут непонятного? Я – простой директор.

– Директор простым быть не может.

– Гм, вы так считаете? – усомнился Антипкин.

– Да, вот именно так и считаю. И простых директоров нам не надо!

– Я не понимаю, что мне надо делать…

– Что делать? Взять старый кувшин, который может сойти на что-то очень древнее, написать на нем: «Новопотемкино» и зарыть в земле.

Антипкин изумленно спросил:

– А потом при министре из города М раскапывать землю будем и станем кувшин вытаскивать?

– Нет, не дошло до тебя! – воскликнул Горемыков. – За день до приезда министра археологи найдут этот кувшин, прессу позовем, телевидение, положим кувшин на самое видное место в музее. А потом я покажу его министру, когда он будет знакомиться с достопримечательностями Новопотемкино.

Антипкин молчал, хотя Горемыков впился в него напряженным взглядом, ожидая какого-то ответа.

После короткой паузы Горемыков не выдержал:

– Ну, что скажешь?

– А бивня мамонта и серебряной монеты мало?

– Это было хорошо раньше, но сейчас, когда министр едет, этого нам мало.

Антипкин попытался возразить:

– Но это ведь одна показуха!

– Чего?!.. – заорал Горемыков. – Я пытаюсь выйти из кризиса, чтоб министр был бы доволен, а ты? Это поганое ухо у тебя, которое только и впитывает мерзости! Ну?

– Хорошо… – тихо ответил Антипкин, шумно вздыхая. – Раз надо…

– Да, надо! Очень надо! Очень!..

– Хорошо…

– Есть такое слово: «надо»! – обрадовался Горемыков, понимая, что более Антипкин возражать не станет. – Надо! Но у меня есть еще одна мыслишка.

Антипкин снова шумно вздохнул, со страхом ожидая новой мыслишки мэра.

«Может, все-таки мне на пенсию пойти, – подумал Антипкин, – чтоб не участвовать в его аферах?»

– Так, – продолжал Горемыков, – мой род, как я понимаю, не очень древний, как хотелось бы… Мама моя в детстве что-то говорила о деде и прадеде, но больше я ничего не знаю… А хотелось бы иметь древнюю родословную. Свою древнюю родословную!

– Это как же? – совершенно случайно вырвалось у Антипкина. – Мне что-то где-то приписать?

– Гм, приписками занимаются не в музее, – резко ответил Горемыков, моментально снова мрачнея. – От тебя требуется одна мелочь.

– Мелочь?

– Именно мелочь, даже не мелочь, а мелочишка какая-то.

– Мелочишка? И что же конкретно требуется? – допытывался Антипкин, уже начиная понимать, к чему клонит Горемыков.

– Слушай внимательно… Я тебе фото дам своего прадеда (сохранилась всего одна старая его фотография, но ее увеличить надо), разместишь это фото в рамке в зале средних веков и напишешь ниже фото следующее: «Горемыков Мстислав Иванович, внучатый племянник предка Рюрика».

Услышав идею Горемыкова, Антипкин вскочил и замахал руками, почти крича:

– Нет! Нет!

– Что значит нет? – не понял Горемыков. – Нет? Отказываешься мне помочь?

– Я не хочу участвовать в этой авантюре!

– Ах, не хочешь? На пенсию захотел, дружок?! – рассвирепел Горемыков, ударяя кулаком по столу.

– Лучше на пенсии сидеть, чем в тюрьме.

– Черт, какой тюрьме?

– Это же мошенничество, обман! – не сдерживая себя, ответил Антипкин, возбужденно ходя по кабинету.

– А ты можешь хоть завтра в тюрьме оказаться, – ошеломил Горемыков директора краеведческого музея.

Антипкин остановился, оторопело смотря на Горемыкова.

– За… за что?… Я ни в чем…

– Виноват! Мы всё можем сделать! – грозил Горемыков. – Виноват?.. Можно найти любую ошибку на пустом месте… Налоги, нецелевое расходование материальных средств, использование служебного положения в личных целях…

– Но…

– Продолжать или понял?.. Можно любого упрятать в тюрьму, если сильно захотеть! Будешь в тюряге сухари есть и сопли жевать, ха-ха!

– Да? Как Крестовского сначала посадили в тюрьму, а потом он вынужден бежать за рубеж?

– Это из другой оперы, – ответил Горемыков. – можешь хоть завтра попасть в тюрьму.

– Не надо…

– Надо, Антипкин, надо, если по-хорошему не понимаешь. Ну, что скажешь?

Короткая пауза.

– Ну, что молчишь?

– Сейчас решу…

Короткая пауза.

– Ну, решил? – требовательно спросил Горемыков.

– Сейчас решу…

Короткая пауза.

– Ты что-то в жизни быстро делаешь или нет?!

– Быстро у меня только ноги устают, – вздохнул Антипкин, садясь на стул.. – Ладно, хорошо… Но зачем эта афера?

– Это нужно для имиджа нашего города, как это ты не понимаешь!.. Для имиджа!. Пыль в глаза министру пустить!

Горемыков достал бутылку водки и стаканы.

– Имидж, рейтинг сейчас очень важные понятия! Выпей, успокоишься, – милостиво предложил он, наливая водку.

Антипкин залпом выпил, вздохнул, Горемыков протянул ему коробку с конфетами:

– Угощайся, не сердись на меня.

– То кричите, то угощаете…

– Как говорится, и кнутом, и пряником, – усмехнулся Горемыков, выпивая. – Надеюсь, слышал ты о сумасшедшем моем заве домами и дворниками?

– О ком?

– О моем директоре РЭУ Писаренко? Писаренко?

– А-а, немного.

– Сейчас эта жертва жилищной реформы сидит в психушке, – продолжал Горемыков, – против меня хотел он пойти.

– Да?

– Да… Бред нести стал, что душу свою увидел, говорил с ней!

– Не может быть!

– Может… И потом сразу всем заявления на капремонт подписывать стал. А все старухи с этими заявлениями – ко мне!.. Я отвечаю: «Пока не знаю, кто подписывал, тот пусть и ремонтирует!». Ну, успокоился?

Антипкин кивнул.

– Ладно, выпел еще вместе с потомком Рюрика, ха-ха! – Горемыков хохотнул, наливая водку Антипкину.

Чокаясь с ним, Горемыков заметил побледневшее лицо Антипкина и заметил:

– На тебе лица нет.

– Куда же оно делось?

– Мрачный какой-то ты.

– Знаете, – ответил Антипкин, вздыхая, – что такое обмен мнениями?

– Что? – спросил Горемыков, ожидая услышать анекдот.

– Это когда подчиненный заходит к начальнику со своим мнением, а выходит – с его.

Горемыкову реплика Антипкина понравилась и он в ответ рассказал анекдот:

– Слушай анекдот, веселее будешь… Идут после работы два врача: патологоанатом и проктолог.

– Кто? Прокто…

– Ну, грубо говоря – специалист по заднице… – пояснил, смеясь, Горемыков. – «Гляди, – говорит патологоанатом, – люди везде, живые люди!» «Да, – согласился проктолог, – и лица везде, везде лица!»

Антипкин попрощался и ушел.

Довольный Горемыков подошел к окну, приоткрывая форточку, жадно вдыхая свежий воздух.

– Ух, вроде пока всё у меня получается, – радостно сказал он сам себе.

– А так ли это? – прозвучал неожиданно чей-то вопрос.

Обернувшись, Горемыков застыл: у стола стоят какой-то неизвестный, не двигаясь и наблюдая за ним.

– Кто вы? – удивился Горемыков.

Неизвестный не ответил, продолжая стоять.

– Как попали в мой кабинет? Кто вы?

Горемыков обнаружил, что неизвестный гость является его, Горемыкова, полной копией: то же краснощекое лицо, то же крупное тело, тот же серый костюм.

– Чего вам надо? Как попали сюда? – со злобой в голосе спросил Горемыков.

– Не замечаете вашу душу? – последовал ответ незнакомца, который уселся на место мэра.

Именно в это мгновение Горемыков с ужасом вспомнил Писаренко, который твердил ему о встрече со своей душой и которому он тогда не поверил и упрятал в сумасшедший дом.

Вызывать милицию, секретаршу Анну Горемыков не хотел, не желая поднимать ненужного шума и решив, что сам справится с неизвестным гостем.

Прикрыв форточку, Горемыков деланно улыбнулся, хотя это удалось ему с огромным трудом, и сказал:

– Вы ко мне надолго?

– Посмотрим.

– Честно говоря, я прекрасно жил и без вас, – признался Горемыков, – зачем…

– Я – ваша душа! – перебил Горемыкова гость, – ваша душа, которая многие годы находилась вне вашего тела. Только после смерти человеческая душа выходит наружу и обитает вне тела. Вы совершили поступки, которые не угодны вашей душе, поэтому живете вы долгие годы без нее!.. То есть вы как бы мертвый человек.

– Бред какой-то.

– Нет, вовсе не бред, – настаивал на своем гость, – внешне вы живой человек, но по сути своей самый настоящий мертвец!.. Да, мертвец!

– Бред…

– Душа должна быть у каждого человека, но у вас она существует вне тела.

– Ну и пусть где-то там будет, мне что?.. Один мой знакомый тоже говорил, что такая же вроде душа заходила к нему.

– Было такое, – согласился гость, – к Писаренко заходила его душа, потом он исправился, встал на путь истинный, но вы его не поняли, рассудив его поведение, как ненормальное и посадив в психиатрическую клинику! А после разговора со своей душой он ведь кардинально изменился, стал делать добро!

– Я на работе, а не в лекционном зале на бесплатной лекции, – усмехнулся Горемыков. – Я не на бесплатной лекции! Мне надо работать, попрошу вас покинуть мой кабинет!

– Неужели? А вы позовите свою секретаршу, пусть она посмотрит на двух мэров Новопотемкино.

Горемыков подошел к двери, став к ней спиной, возразив:

– Нет, не надо никого звать! Не надо звать! А что я буду делать с моей душой? Я прекрасно жил и без нее!

– Плохо, очень плохо, Демид Демидович!

– Да?

– Да, если не понимаете своего бедственного положения, – сочувственно произнес гость. – Я не буду постоянно здесь сидеть, будучи вашей копией, понимаете вы или нет? Вы совершили много ошибок, грехов, у вас есть сейчас шанс исправиться!..

– Ха-ха!.. Рассмешил! – попытался засмеяться Горемыков, но засмеяться ему не удалось, а вместо смеха появились почему-то мурашки по телу, холод. – И что я не так делал в своей жизни?

– Многое… Противоправный образ жизни, взяточничество, казнокрадство, – перечислял гость, загибая пальцы, – авторитарное правление, зажим демократической прессы, имитация демократии в городе, ненужные придирки и зажим многих бизнесменов, которые не желали вас слушать и которые не ходили к вам на поклон! Полицейщина! Бизнес, послушый мэру! Послушная Дума, которая только голосует, как вы хотите!

– Хватит болтовни! – остановил гостя Горемыков, продолжая стоять у двери. – Мне надо работать. Мне надо работать!

– Вот и славненько, – ласково улыбнулся гость, – вот и помогу вам, поработаю вместо вас.

– Не понял.

– Побуду вместо вас, – терпеливо объяснял гость, – поработаю за вас хоть час.

– Гм, а я куда денусь? – забеспокоился Горемыков.

– Я просто вселюсь в ваше тело, буду работать за вас.

– Я… А я…

– Вы только отдохнете, а я вместо вас поработаю, – продолжал гость, – но это только после вашего согласия.

– Да? Да?

– Насильно ничего я делать не буду, – успокоил собеседника гость.

Горемыков не знал, что делать в такой фантасмагоричной ситуации, ему никогда не случалось говорить с собственной душой, даже и мысли такой никогда в голову придти не могло, поэтому он старался на ходу что-то отвечать, быстро соображать, желая поскорее вывести странного гостя из своего кабинета.

– Чтоб… чтоб потом меня, как этого Писаренко, в психушку посадили, да? В психушку? – медленно выговорил Горемыков, глядя прямо в глаза гостя.

– Нет, никто вас не посадит. Ну, согласны?

– Нет, нет и нет! – твердо ответил Горемыков.

– А хорошо подумали? – вставая, спросил гость.

– Очень хорошо. Очень!

– Тогда я удаляюсь, – молвил гость и исчез мгновенно на глазах изумленного Горемыкова.

Подобные потрясения в жизни мэра не случались.

После минутного шока он похлопал себя по щекам, думая, что он спит, потом плюхнулся на стул, вытащил бутылку водки и выпил залпом все ее содержимое из горлышка…

Улегшись дома в постель, Горемыков долго не мог заснуть, вспоминая увиденное и ворочаясь. Он ничего не рассказал о происшедшем жене, справедливо полагая, что она вызовет к нему врача-психиатра для долгого и совсем не радостного разговора.

Сонная жена Юлия подняла голову, не понимая состояния мужа и спросила:

– Чего случилось?

– Нет, ничего…

– Опять тебе безденежные посетители приснились?

– Да, – ответил сразу Горемыков, чтобы жена отстала.

– А министр тебе не снится? – почему-то спросила Юлия.

– Нет, нет…

– Слушай, а зачем тебе этот дурацкий памятник кошке?

Горемыков пожал плечами:

– Мне он совершенно не нужен, понимаешь? Он мне не нужен…

– Да?

– Вот именно… Разве я просил его ставить? Я только исполнительная власть…

– Ладно, только со мной не надо так официально, – усмехнулась Юлия, – ты не на собрании… Ну, спи!

Глава 17

Чудный памятник кошке

Если мне не изменяет память, считается, что было семь чудес света: Александрийский маяк, Колосс Радосский, храм Артемиды, мавзолей в Геликарнасе, статуя Зевса, висящие сады Семирамиды, Великая пирамида.

Но построенный