Читать онлайн Свадебные обряды у евреев бесплатно

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР ЕВРЕЙСКОГО МУЗЕЯ И ЦЕНТРА ТОЛЕРАНТНОСТИ РОССИЙСКИЙ ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ

И. М. Пульнер (1900–1942)

I. Pulner’s dissertation, «Jewish Wedding Ceremonies» (1940), features an impressive volume of field ethnographic materials. Unfortunately, Pulner never got a chance to either defend or publish his work: he passed away in besieged Leningrad. The researcher s text is supplemented by articles on his life and his dissertation, «I. Pulner as the Researcher» by D. Yalen and «Pulner’s Papers in the Russian Ethnographic Museum» by A. Ivanov, as well as musicological essay «Music of the Ashkenazi Wedding: Terra Incognita» contributed by E. Hazdan and the article «Jewish Wedding Ceremonies in Podolia and Bessarabia» by V. Dymshits, based on the insights gained during the recent expeditions.

Рецензенты:

д. ф.н. С. Б. Адоньева,

д. ф.н. О. В. Белова

Издание подготовлено и осуществлено в рамках издательской программы Исследовательского центра ЧУК Еврейский музей и центр толерантности (Москва) при финансовой поддержке А. И. Клячина

Руководитель и автор грантового и издательских проектов С. Амосова, координатор грантового проекта А. Дека, координатор издательского проекта А. Минко

© Еврейский музей и центр толерантности, 2022

© Российский этнографический музей, Санкт-Петербург, 2022

© ООО «Библиороссика», оформление и макет, 2022

© Коллектив авторов, 2022

Валерий Дымшиц

Исай Менделевич

Пульнер и его ненаписанная книга «Свадебные обряды у евреев»

1.

Степень кандидата наук была учреждена в СССР в 1934 году и в первые годы своего существования оставалась труднодостижимым и значимым шагом в академической карьере. Подразумевалось, что соискатель, защитив диссертацию, затем переработает ее в монографию.

Вероятно, то же самое должно было бы произойти и с диссертацией Исая Пульнера «Свадебные обряды у евреев», но история распорядилась иначе. Не только книга не вышла в свет, но и диссертация не была защищена и, в сущности, даже не была дописана. Диссертант, заведующий Еврейской секцией Государственного музея этнографии (ГМЭ) Исай Пульнер, умер в страшном блокадном январе 1942 года. Останься он в живых, все равно ни его исследованиям, ни его диссертации ходу бы не было. Советский Союз, победив нацизм, сам вскоре перешел на позиции государственного антисемитизма – то брутального, то вялотекущего, так что ни о какой еврейской этнографии больше не приходилось мечтать вплоть до перестройки. Академическая иудаика начала возрождаться в России с конца 1980-х годов, но диссертационная работа Пульнера по-прежнему оставалась неизвестна ни большинству исследователей, ни тем более широкому кругу читателей[1]. Только теперь, по прошествии восьмидесяти лет с момента написания, благодаря поддержке Еврейского музея и Центра толерантности эта черновая машинопись становится тем, чем ей в конце концов предназначено было стать – монографией. Это издание имеет значение не только для этнографии, но и для истории науки: восстановив (насколько это возможно) текст Пульнера и дополнив его различными статьями и материалами, в том числе о нем самом, мы надеемся вернуть в историю науки имя этого незаурядного исследователя.

Однако насколько содержательно для современного читателя это сочинение? Конечно, за долгие годы оно не могло не устареть с методологической точки зрения, но в двух важнейших аспектах, наоборот, стало особенно интересным.

Во-первых, наиболее ценная часть материалов, которыми Пульнер иллюстрирует различные этапы свадебного обряда, это полевые записи, сделанные им во время экспедиций на Украину и в Белоруссию, а также полученные от местных собирателей. Большую часть этих материалов в наше время собрать уже невозможно. В тех местах, где работал Пульнер, зачастую давно нет еврейского населения, и, если бы не его записи, многие элементы локальных вариантов еврейской свадебной традиции были бы утрачены навсегда. Таким образом, это первая презентация собранного Пульнером обширного этнографического материала, прежде всего посвященного обрядам жизненного цикла. Полевые записи Пульнера еще ждут своей публикации.

Во-вторых, прошедшие восемьдесят лет сделали диссертацию Пульнера значимым памятником истории науки. Долгое время считалось, что выдающаяся научная школа в области иудаики, существовавшая в Петербурге в начале XX века, исчезла после революции, не оставив продолжения, так как годы послевоенного государственного антисемитизма затенили активное развитие академической иудаики в довоенном СССР. В последние годы словосочетание «советская иудаика» перестало звучать оксюмороном, тем не менее до воссоздания целостной картины ее развития еще очень далеко[2]. Работа Пульнера позволяет лучше понять, чему наследовала иудаика в Советском Союзе в 1930-х годах, на что она ориентировалась в концептуальном отношении, как развивалась в условиях идеологического диктата.

2.

История была неблагосклонна к изучению народной культуры евреев Восточной Европы. Тот комплекс дисциплин, который мы, не совсем уверенно, называем по-русски «академической иудаикой», возник в Германии, в первой половине XIX века, прежде всего как изучение текстов на древнееврейском языке, то есть как отрасль филологии. Затем к филологии добавилась историография еврейского народа, но еврейская фольклористика и этнография появились гораздо позже, только в первые десятилетия XX века. Фольклористы и этнографы первого поколения за короткий срок собрали значительный материал, однако опубликована была только малая часть собранного. Первая мировая война, продолжившаяся чередой революций, гражданских войн и региональных конфликтов, которые охватили всю Восточную Европу, разорила многие еврейские общины. С этого момента начинается гибель традиционной еврейской культуры, завершившаяся Холокостом. Войны и революции не только остановили экспедиционную и собирательскую работу, но во многом воспрепятствовали публикации того, что было собрано до войны, привели к разорению коллекций и архивов, распылению складывающихся научных школ. К моменту недолгой межвоенной стабилизации еврейский мир Восточной Европы, до этого по большей части заключенный в границы Российской империи, оказался разделен между несколькими недружественными государствами. Все это тоже не способствовало объединению усилий ученых и налаживанию научной коммуникации.

В 1920-х годах исследователям еврейской народной культуры пришлось многое начать заново. Совпавшие в это десятилетие несколько благоприятных факторов позволили появиться в СССР новому поколению еврейских фольклористов и этнографов. Еще продолжали работать старые еврейские культурные и научные институции, такие, например, как Еврейское историко-этнографическое общество (ЕИЭО). Целый ряд выдающихся ученых старой школы преподавали молодому поколению. Советская власть проводила активную политику на «еврейской улице», поддерживая, хотя и в жестких идеологически рамках, еврейскую культуру, науку и образование. Уже в начале 1930-х годов ситуация начала меняться: старые негосударственные институции были закрыты, идеологический диктат стал грубее, власть взяла курс на постепенное свертывание еврейской культуры. Однако несколько молодых исследователей, использовавших «окно возможностей», открывшееся в 1920-х годах, продолжало активно работать в 1930-х. В их числе был и Исай Пульнер – один из очень немногих специалистов по еврейской этнографии, получивших профильное университетское образование.

Поколению ученых, к которому принадлежал Пульнер, так же «не повезло», как и их предшественникам. История трагически повторилась. Вторая мировая война не позволила еврейским этнографам и фольклористам, рекрутированным в науку в 1920-х годах, опубликовать материалы, которые они собрали как раз к ее началу. В пламени Холокоста погиб мир еврейских городов и местечек Восточной Европы. Послевоенная Восточная Европа стала территорией, на которой господствовал более или менее откровенный антисемитизм. Во всяком случае, после 1948 года ни о каком продолжении исследовательской и музейной работы в области еврейской культуры речи больше не шло.

3.

В тот период, когда Пульнер формировался как ученый, еще не существовало непреодолимых границ между «старой» дореволюционной и «новой» советской наукой. В 1923–1925 годах Пульнер учился в так называемом Петроградском еврейском университете, официально именовавшемся Петроградским (затем Ленинградским) институтом еврейской истории и литературы (ИЕИЛ). Одним из основателей этого последнего детища дореволюционной еврейской науки был С. М. Дубнов, сыгравший ключевую роль в создании и работе ЕИЭО. С ЕИЭО был тесно связан выдающийся этнограф Лев Яковлевич Штернберг: он курировал экспедиции, организованные в черту оседлости в 1912–1914 годах Семеном Акимовичем Ан-ским, а в 1920-х годах возглавлял ЕИЭО. Именно Штернберг существенным образом повлиял на научные взгляды Пульнера, который учился у него и в ИЕИЛ, и в Ленинградском государственном университете (ЛГУ).

В своей исследовательской работе Пульнер выступил продолжателем дела ЕИЭО. Его первые экспедиции в Белоруссию были организованы при поддержке этого общества. В 1926 году Пульнеру поручили каталогизировать экспонаты Музея ЕИЭО, которые с 1917 года хранились в Этнографическом отделе Государственного Русского музея (впоследствии ГМЭ). Заведуя Еврейской секцией ГМЭ, Пульнер, храня и экспонируя вещи из коллекции Ан-ского, стал, по существу, «наследником» ЕИЭО и его музея, закрытых властями в 1929 году.

Ключевую роль в собирательской и исследовательской работе Пульнера сыграло наследие отца-основателя еврейской этнографии Семена Акимовича Ан-ского (Шлойме-Занвла Раппопорта, 1863–1920), чье имя Пульнер тем не менее ни разу не упоминает в своей диссертации. Ан-ский был не только писателем и этнографом, но, прежде всего, активным участником российского освободительного движения, одним из основателей Партии социалистов-революционеров (эсеров), депутатом Учредительного собрания от этой партии. В 1918 году он был вынужден бежать из Советской России. Имя Ан-ского постепенно, по мере ужесточения советского режима, изымалось из обращения[3]. В 1931 году Пульнер написал программную статью «Вопросы организации еврейских этнографических музеев и еврейских отделов при общих этнографических музеях», которая стала теоретическим обоснованием его будущей работы в ГМЭ. В этой статье Пульнер пишет, в частности:

В конце XIX в. в музейную экспозицию проникают идеи народничества через этнографов-народников, фальшиво идеализировавших малые народности и старую русскую деревню. «Пережитки» этого строительства и экспозиции сохранились и в наших музеях до последнего времени[4].

Специалистам было понятно, что список «этнографов-народни-ков», одновременно занимавшихся еврейским музейным строительством, состоит из одного С. А. Ан-ского, но его имя впрямую названо не было. Ан-ский мог упоминаться Пульнером во внутримузейных обсуждениях (эту информацию сохранили протоколы заседаний в музее)[5], но не в публикациях и не в диссертации.

Отсутствие имени Ан-ского в тексте диссертации, очевидно, вызвано невозможностью упоминать именно «враждебных» политиков, а не просто эмигрантов. Например, Пульнер неоднократно ссылается на пинкос Литовского ваада, опубликованный в журнале «Еврейская старина»[6], но ни разу не упоминает фамилию публикатора – историка С. М. Дубнова. Очевидно, что Дубнов, так же как Ан-ский, попал в «зону молчания», поскольку был не просто эмигрантом, но в первую очередь идеологом либеральной Фолкспартей (Народной партии) и открытым врагом советского режима. С другой стороны, Пульнер цитирует в диссертации поэму эмигранта С. Черниховского «Свадьба Эльки» в переводе эмигранта В. Ф. Ходасевича[7]. Правда, при этом Пульнер ссылается на публикацию, вышедшую в СССР в 1928 году, когда еще существовали негосударственные издательства[8]. Очевидно, это издание не было формально запрещено и изъято, а сам факт пребывания авторов в эмиграции был не столь существенен.

Отказавшись от публичного упоминания «фальшиво идеализировавшего малые народности народника» Ан-ского, Пульнер тем не менее остался во многом привержен его воззрениям и методам. Ан-ский считал, что целый ряд элементов традиционной культуры находится на грани исчезновения и только собирание и музеефикация сохранят их для будущих поколений. В своей программной статье «Еврейское народное творчество» (1908) Ан-ский призывал: «В настоящее время перед нами стоит неотложная задача: организовать систематическое и повсеместное собирание всех видов народного творчества»[9]. Ключевое словосочетание здесь «неотложная задача». Пульнер, точно так же как Ан-ский (но с гораздо большими основаниями), сетует на гибель традиционной культуры. Он пишет в докладной записке, обосновывающей необходимость собирательской работы: «Остатки еврейской старины гибнут с неимоверной быстротой в результате социалистической перестройки быта и культуры народов СССР»[10].

Еще большую, сугубо практическую роль, в диссертационной работе Пульнера сыграла «Еврейская этнографическая программа “Человек”», составленная Ан-ским в 1915 году по результатам его полевой работы на Украине в 1912–1913 годах. Эта этнографическая программа, предназначенная для изучения жизненного цикла от зачатия до загробного существования, содержит 2087 вопросов. Вопросы, посвященные свадьбе, составляют третью главу программы. Эта глава, в свою очередь, разделена на одиннадцать параграфов и включает 389 вопросов, с 938-го по 1327-й. Структура диссертации Пульнера во многом повторяет рубрикацию главы «Свадьба» в программе «Человек». Основным исследовательским интересом Пульнера-этнографа были обряды жизненного цикла. Как видно из его полевых блокнотов, изучая эти обряды, он использовал программу Ан-ского в качестве вопросника, зачастую не записывая в полевой блокнот свой вопрос, а просто обозначая его номером из программы[11].

Текст диссертации также во многом построен как череда ответов на подразумеваемые, но не приведенные вопросы из программы «Человек». Например, вопрос программы № 1279, посвященный «честности» невесты, выглядит так: «Кому показывают назавтра простыню, как это происходит?»[12] В диссертации Пульнера со ссылкой «Наши полевые записи» читаем: «Обычай показывать простыню раввину был известен в Бердичеве (вторая половина XIX – начало XX в.)»[13]. Программа Ан-ского была использована Пульнером не только для собирания полевых материалов, но и для структурирования многочисленных выписок из этнографической, мемуарной и художественной литературы. Например, вопрос № 1303 в программе выглядит так: «Опишите, как происходит “шлеер-варемес” (“обед в честь фаты”) у невесты»[14]. В диссертации Пульнера читаем: «В Хеломе “шлеер-вармес” происходил одновременно с “румпл” (послесвадебное угощение). После срезания волос у молодой здесь приступали к покрыванию ее с помощью “шлеер”, при этом устраивали молочную пирушку, состоящую из кофе, пирожков на масле и т. п.»[15]. В Хеломе (еврейское название города Хелм, Польша) Пульнер не был, приведенные сведения – это материал из публикации, на которую дана ссылка. По-видимому, диссертация «Свадебные обряды у евреев» – один из самых значительных случаев применения этнографической программы Ан-ского как исследовательского инструмента.

Пульнер следовал за Ан-ским еще в одном отношении. Ан-ский составил свои программы (имеется еще «Историко-краеведческая программа» и существовала неопубликованная и несохранившаяся программа «Субботы и праздники») в расчете на то, что ему, по примеру Тенишевского бюро, удастся создать на местах сеть собирателей, которые, пользуясь его программами, будут записывать локальные варианты традиции и присылать свои записи в ЕИЭО. Война и последовавшая за ней революция помешали этому плану. Пульнер, конечно, не ставил перед собой такую амбициозную задачу, как создание сети «замлеров» (собирателей – идиш), тем не менее несколько человек, используя программу Ан-ского, собирали этнографические материалы и присылали ему свои записи по почте[16].

4.

В 1926 году Исай Пульнер поступил на Этнографическое отделение Географического факультета ЛГУ и в 1930 году закончил его с дипломом этнографа-кавказоведа. Его обучение в университете пришлось на самый плодотворный период в работе ленинградской этнографической школы.

В 1919 году по инициативе выдающегося этнографа Л. Я. Штернберга (1861–1927) в Географическом институте был основан Этнографический факультет. В 1925 году Географический институт стал географическим факультетом ЛГУ, а этнографический факультет института – этнографическим отделением этого факультета соответственно.

Начавшиеся в 1929 году в ходе сталинской «культурной революции» нападки на немарксистскую этнографию привели к упадку этнографических исследований[17]. В 1930 году этнографическое отделение было передано в состав филологического, затем исторического факультета, а этнография была объявлена вспомогательной исторической дисциплиной, но к этому времени Пульнер уже получил свое высшее образование.

Идеологом развития этнографии как главной общественной дисциплины выступал Л. Я. Штернберг, который считал этнографию выше истории. С его точки зрения история занимается только избранными, «историческими» народами, а этнография – всем человечеством. Недаром на его надгробии, стоящем на Петербургском еврейском кладбище, начертаны слова: «Все человечество едино». Как ученый Штернберг обладал международным авторитетом; в то же время его биография народовольца и политкаторжанина заставляла советскую власть относиться к нему с уважением. Работы Штернберга по организации рода и семьи у нивхов (дореволюционное название «гиляки») Сахалина восторженно цитировал Фридрих Энгельс, который увидел в них подтверждение идей, высказанных им в книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства»[18]. Высокая оценка Энгельса служила подтверждением благонадежности идей Штернберга и гарантировала ему своего рода академическую «неприкосновенность».

На этнологическом отделении преподавали кроме Штернберга еще три выдающихся этнографа – Владимир Германович Богораз (1865–1936), Дмитрий Константинович Зеленин (1878–1954) и Евгений Георгиевич Кагаров (1882–1942).

Именно Богораз привлек Пульнера к полевой работе, благодаря чему его статья «Из жизни города Гомеля»[19] появилась в сборнике студенческих работ «Еврейское местечко в революции». Эта книга была одним из нескольких студенческих сборников, которые курировал Богораз, среди них: «Старый и новый быт» (Л., 1924–1925), «Революция в деревне» (1924–1925), «Обновленная деревня» (Л., 1925), «Комсомол в деревне» (Л., 1926)[20].

Тема свадебной обрядности, впоследствии столь значимая для Пульнера, была одной из центральных для его учителей и для всего этнографического отделения в целом. Один из студенческих сборников, подготовленных этнологическим отделением, назывался «Материалы по свадьбе и семейно-родовому строю народов СССР». Его редактором, в отличие от других студенческих сборников, был не только Богораз, но и Штернберг. Сборник был посвящен славянскому свадебному обряду в северной и северо-восточной частях Европейской России. В нем впервые в отечественной науке был систематически описан свадебный обряд отдельного макрорегиона[21]. В тот же сборник вошла студенческая работа ученицы (и впоследствии биографа) Штернберга Н. И. Гаген-Торн, посвященная свадебному обряду в Тамбовской губернии[22].

Штернберг активно участвовал в работе ЕИЭО, а после революции даже возглавил его, однако эта деятельность была связана не столько с его научными интересами, сколько с общественным темпераментом и национальным чувством. Чуть ли не единственная его научная работа, посвященная евреям и иудаизму, также пересекается и со свадебной обрядностью. Это написанная в 1924 году небольшая статья «Роль сохранения имени в еврейском левирате»[23].

Профессор Зеленин читал на этнографическом отделении ряд спецкурсов по этнографии восточных славян. В этих курсах предлагалось целостное системное описание обрядов жизненного цикла с одновременным рассмотрением специфики их региональных вариантов, в том числе свадебного обряда. Свадьба, ее обрядность и фольклор входили в круг интересов Зеленина с самого начала его научной карьеры. Одна из его первых работ называлась «Свадебные приговоры Вятской губернии»[24]. В 1927 году Зеленин издал на немецком языке важнейший обобщающий труд по этнографии восточных славян «Russische (Ostslavische) Volkskunde» («Русские (восточнославянские) народные обычаи»)[25]. Несколько параграфов этой монографии посвящены славянской свадьбе, причем с отдельным подробным описанием свадьбы у украинцев и белорусов – этнических соседей евреев Восточной Европы[26].

Тема свадьбы, как и других обрядов жизненного цикла, первоначально не входила в число приоритетных научных интересов Е. Г. Кагарова, по образованию филолога-классика и археолога, однако именно с изучения свадьбы начинается его вхождение в новую для него область славянской этнографии. Сначала Kara-ров пишет о свадебной обрядности статью[27], а потом посвящает ей отдельное исследование «Состав и происхождение свадебной обрядности»[28]. Эта работа вышла в свет в 1929 году, то есть как раз тогда, когда Пульнер был студентом Кагарова. Впоследствии Кагаров принимал живейшее участие в научной карьере Пульнера, когда тот уже стал самостоятельным исследователем. Кагаров поддержал присуждение Пульнеру степени кандидата наук без защиты диссертации, по совокупности работ[29]. В диссертации Пульнера есть пометки Кагарова – критические замечания и рекомендации[30].

В своей диссертации Пульнер нигде прямо не ссылается на своих преподавателей, но их влияние на его интерпретации полевых материалов несомненно.

5.

Прежде чем перейти к обсуждению теоретического аппарата, с помощью которого Пульнер анализировал свои материалы, следует точней определить время написания текста диссертации. Специфика исторического момента многое определила в этом тексте, поэтому время его создания достаточно существенно. Хотя материал, позднее включенный в диссертацию, Пульнер начал собирать еще в 1920-х годах, сама рукопись была написана в достаточно сжатые сроки, в первой половине 1940 года.

Пульнер, указывая тот или иной населенный пункт, неукоснительно следует не историческому районированию, а текущему советскому административному делению. Например, он пишет: «У украинских (Захарьевка, Гусятин) и молдавских (Балта, Тирасполь) евреев приезд жениха с визитом к невесте считали распущенностью»[31]. Поселок Захарьевка (до революции слобода Херсонской губернии) и город Балта (до революции уездный город Подольской губернии) в настоящее время входят в состав Одесской области Украины. Они расположены всего лишь на расстоянии 80 км друг от друга. Культура еврейских общин этих населенных пунктов практически идентична. Однако до августа 1940 года Балта находилась в Молдавской АССР в составе УССР. Именно это формальное основание заставило Пульнера называть евреев Балты «молдавскими». После советской аннексии Бессарабии была создана Молдавская ССР, в состав которой вошла только часть бывшей Молдавской АССР. Демаркация границ Украины и Молдавии произошла 2 августа 1940 года, и в соответствии с ней Балта осталась в составе Украины. После этой даты Пульнер, неукоснительно следующий за текущим административным делением, не стал бы называть евреев Балты «молдавскими».

Пульнер также пишет: «В некоторых местах (Едвабне, Белостокская обл.) шадхн, приехав к отцу невесты, спрашивал и т. д.»[32]. Белостокская область была создана 4 декабря 1939 года, после включения Западной Белоруссии в состав БССР.

Таким образом, можно утверждать, что по крайней мере тот вариант рукописи, который нам доступен, был создан между декабрем 1939 года и августом 1940 года. Именно исходя из этого времени работы над диссертацией следует анализировать, что в нее вошло, а чего в ней не хватает, и строить предположения о том, почему она не была закончена.

6.

Диссертация Пульнера выглядит откровенно незавершенной; более того, кажется, что работа над ней оборвалась спонтанно, на полуслове, летом 1940 года. До начала Великой Отечественной войны оставался еще год, но автор не возвращался к своей рукописи. Например, в машинописи были оставлены свободные места, чтобы впечатать туда тексты на идише. Пульнер впечатывает и вписывает цитаты и отдельные слова на идише в первую треть машинописи, а потом прекращает это делать, оставляя незаполненные пробелы. Точно так же с какого-то места в машинописи отсутствуют подстраничные сноски со ссылками на источники, хотя в тексте эти сноски указаны.

Можно только гадать, почему диссертация не была завершена. После аннексии Советским Союзом восточных окраин Польши Пульнер увидел для себя новые собирательские и исследовательские возможности, так как традиционная еврейская культура во вновь присоединенных регионах была гораздо сохраннее, чем на «исконной» советской территории. Летом 1940 года границы СССР еще раз передвинулись на запад за счет аннексии Бессарабии, Буковины и прибалтийских республик. Потенциальное исследовательское поле для Пульнера как для специалиста в области еврейской этнографии опять расширилось[33]. Не исключено, что именно планы новых экспедиций остановили работу над почти дописанной диссертацией.

В рукописи диссертации «Свадебные обряды у евреев» кроме отсутствующих цитат и сносок бросается в глаза отсутствие введения: текст начинается сразу с изложения конкретного материала. Нет ни теоретических и методологических оснований, на которых построено исследование, ни описания его целей. В работе отсутствует история изучаемого вопроса в контексте этнографии народов Восточной Европы, а также еврейской этнографии.

Вообще научный аппарат диссертации Пульнера достаточно беден. Полностью отсутствуют ссылки на работы теоретического или компаративного характера, не считая двух упоминаний «Происхождения семьи, частной собственности и государства» Энгельса в первой главе[34]. Ими исчерпываются все упоминания классиков марксизма-ленинизма.

Даже ритуальное для советского исследователя обличение религии выглядит в диссертации вялым и формальным. Пульнер пару раз заявляет о том, что реакционные клерикалы пытались ограничить народное веселье[35], однако примеров таких ограничений почти не приводит. Вообще «Свадебные обряды у евреев» выглядят совершенно не идеологизированным текстом. Кажется, главная задача автора состоит в том, чтобы собрать и предъявить в систематическом виде как можно больше эмпирического материала.

Еще одной очевидной лакуной в диссертационной работе Пульнера является полное отсутствие сравнения еврейских обрядов со славянскими. Любому человеку, хотя бы немного знакомому с этнографией Восточной Европы, сразу же бросается в глаза сходство элементов еврейской и славянской свадебной обрядности. Такие детали ритуала, как усаживание невесты на квашню, поход с невестой в баню, встреча поезда жениха и невесты людьми в вывернутых наизнанку шубах, свадебный хлеб и многое другое, находят очевидные параллели в свадебной обрядности белорусов и украинцев.

Несомненно, Пульнер был знаком со славянскими свадебными обрядами. Его преподаватели, прежде всего Зеленин и Кагаров, говорили о них на своих лекциях, они, равно как и другие этнографы, много писали о свадьбе в своих работах, которые не могли пройти мимо Пульнера. Это видно и из текста его диссертации: например, он везде называет следование к хупе и от хупы специфическим славянским термином «поезд», а не нейтральным словом, допустим «процессия».

Учителя Пульнера всегда настаивали на компаративном подходе к изучению народной культуры и сами практиковали такой подход в своих исследованиях. В конце 1920-х годов Штернберг сформулировал, как пародию на библейский Декалог, «Десять заповедей этнографа». Эти «заповеди» в шутливой форме выражали кредо его научной школы, в том числе обязательность компаративного подхода. Вторая заповедь гласила: «Не сотвори себе кумира из своего народа, своей религии, своей культуры. <…> Кто знает один народ – не знает ни одного, кто знает одну религию, одну культуру – не знает ни одной»[36].

Отсутствие компаративного подхода в тексте диссертации выглядит тем более странно, что он широко представлен в предыдущих публикациях Пульнера. В них он сравнивал свои полевые материалы как с данными славянской этнографии, так и с наблюдениями над обрядами неашкеназских еврейских этносов. Например, в статье «Обычаи и верования, связанные с беременностью, родами и новорожденными у евреев» было проведено сравнение материалов, собранных в 1927 году в Завережье (Белоруссия), с источниками по славянской обрядности, с одной стороны, и с работами 3. Амитина-Шапиро, посвященными бухарским евреям, с другой[37]. Материалы из Завережья впоследствии составили заметную часть диссертации Пульнера. В своей программной статье, посвященной экспонированию еврейских коллекций в музеях, Пульнер настаивает на тесной взаимосвязи культуры того или иного еврейского этноса с культурой региона проживания и влиянием этнических соседей. Пульнер пишет: «Все они <различные еврейские этносы> представляют собою отдельные этнические еврейские группы, проживающие обособленно друг от друга в окружении местных физико-географических условий, в окружении и тесной связи с местной социально-экономической средой, под влиянием которых и развивается культура каждой этнической группы»[38].

В июле 1939 года Е. Г. Кагаров рекомендовал присудить Пульнеру степень кандидата наук без защиты диссертации. Отмечая компаративный подход как достоинство, присущее работам Пульнера, он писал:

В своих исследованиях И. М. Пульнер проложил новые пути в исследовании малоизученных вопросов этнографии евреев в СССР. <…> Эти исследования автор проводит с учетом сложных взаимовлияний культуры и быта евреев СССР и окружающего населения. Особенно важны исследования т. Пульнера об обрядах и верованиях, связанных с рождением, свадьбой и смертью. <…> Автор привлекает собранные им впервые материалы, а также многочисленные аналогии из быта других народов[39].

Однако ни следа этих «аналогий» не найти в тексте диссертации.

Отсутствие теоретического обсуждения собранных материалов трудно объяснить незавершенностью диссертации, потому что хотя работа над оформлением машинописи не была закончена, но сама диссертация была доведена до конца, включая раздел «Общие выводы». Можно предположить, что причиной послужили прошедшие в СССР в 1930–1932 годах дискуссии о месте этнографии в ряду других общественных наук, которые привели к объявлению этой дисциплины «вспомогательной». Статус этнографии был резко понижен, что надолго отбило у этнографов интерес к теории, столь значимый для учителей Пульнера во второй половине 1920-х годах, то есть в годы его студенчества.

Что касается отказа от компаративного подхода, возможно, это было связано с тем положением, в котором находилась возглавляемая Пульнером Еврейская секция. На отдельное структурное подразделение в ГМЭ могли претендовать только этносы, обладающие административным рангом не ниже автономной республики. Вскоре после создания в 1934 году Еврейской автономной области (ЕАО) на Дальнем Востоке пошли разговоры о том, что вскоре ее ранг будет повышен до автономной республики. Еврейская секция была создана во многом под влиянием этих надежд и обещаний. После 1937 года, когда переселение в ЕАО было остановлено и разговоры о создании автономной республики стихли, положение Еврейской секции стало достаточно шатким. В этой ситуации обсуждать черты сходства между еврейской и славянской культурами означало провоцировать закрытие секции и возвращение ее материалов в Белорусский отдел, где они прежде находились[40].

Каковы бы ни были причины, подтолкнувшие Пульнера к отказу от теоретического анализа и компаративного подхода, это объективно означало шаг назад, возвращение еврейской этнографии на тот уровень, на котором она находилась во времена Ан-ского, то есть на уровень романтического национализма, подчеркивающего уникальность и особость еврейской народной культуры. Это объективно соответствовало тому реакционному повороту в общественных науках, который все больше давал о себе знать на рубеже 1930-1940-х годов.

7.

Анализируя собранные материалы, Пульнер, в основном, опирается на идеи своих учителей.

Ключевую роль в формировании Пульнера как исследователя сыграл Штернберг, за которым он следует даже в мелочах. Например, Пульнер пишет: «В связи с обычаем угощать молодых при разговении куриным бульоном следует отметить роль курицы и петуха в свадебной обрядности у евреев. <…> Курица и петух известны и в свадебной обрядности польских евреев (XVI век): по окончании обряда хупы родные кружили над головами молодых петуха или курицу как символ плодородия»[41]. В кружении курицы или петуха над головой отчетливо опознается обряд «капорес», характерный для Йом Кипура. Связь свадебной обрядности с идеей покаяния и очищения, то есть с Йом Кипуром, очевидна, говорит о ней в том числе и Пульнер[42], а то, что курица или петух являются «символами плодородия», он никак не обосновывает. Между тем это просто повторение рассуждения Штернберга о том, что различные птицы являются атрибутами солярного божества, влияющего на плодородие, в том числе на чадородие в браке. В частности, Штернберг пишет: «Вот почему в брачной церемонии такую роль играют птицы; между прочим, курица и петух и до сих пор еще играют местами роль в обрядах русской свадьбы, также у евреев и др.; у евреев жениха и невесту на свадебном пиру кормят специально птицей»[43]. Очевидно, Штернберг имеет в виду именно «золотой бульон», который подавали новобрачным. Характерно, что приведенная выше цитата из Штернберга присутствует в его опубликованных «Лекциях по эволюции религиозных верований, читанных в 1925/26 и 1926/27 учебных годах», то есть Пульнер должен был не только читать, но и непосредственно слышать это мнение своего учителя. При этом ссылка на работу Штернберга отсутствует. Впрочем, в тексте диссертации вообще отсутствуют, как уже было сказано, ссылки на какие-либо работы общего характера. Пульнер предусмотрительно старался держаться в стороне от всякой теории. В предисловии к вышедшему в 1936 году изданию избранных работ Штернберга его уже активно критиковали за «недопонимание» марксизма[44]. В 1940 году взгляды Штернберга выглядели еще менее приемлемыми.

Пульнер настойчиво повторяет: различные этапы брачной обрядности у ашкеназов содержат элементы купли невесты. Брак путем приобретения или умыкания невесты при родовом строе – одна из ключевых концепций для Моргана и Энгельса, а также для Штернберга, который всецело разделял их взгляды. Однако все литературные свидетельства и этнографические наблюдения, в том числе во множестве приводимые Пульнером, свидетельствуют о том, что эта концепция не имеет никакого отношения к ашкеназам: семья невесты, если она обладала достатком, наоборот, стремилась «купить» жениха, то есть выплачивала приданое, преподносила жениху подарки, оплачивала свадьбу, брала молодую семью на содержание. Тем не менее Пульнер постоянно пишет о «купле невесты», например: «Тноим (условия, заключаемые при помолвке) предусматривали обоюдные обязательства родителей обеих сторон о материальной помощи новобрачным, то есть содержали наличие элементов купли невесты»[45]. Понять, в чем тут заключаются элементы «купли невесты», решительно невозможно; впрочем, Пульнер никак не пытается свое мнение обосновать. «Купля невесты» становится догмой для всех советских этнографов. Раз у Энгельса сказано: «Со времени возникновения парного брака появляются похищение и покупка женщин. <…> Перед свадьбой жених делает подарки родичам невесты <…>; эти подарки считаются выкупом за уступаемую девушку»[46], – значит, приходится находить эту «куплю» везде, несмотря на то что у Энгельса речь идет об ирокезах, а не об ашкеназах.

Следование догматам Штернберга порой приводило Пульнера к ни на чем не основанным выводам. Например, в «Общих выводах» диссертации он написал: «Главным актом в комплексе свадебных обычаев был акт перехода жены в дом мужа и приобщения ее к его роду»[47], хотя в тексте диссертации подробно рассказывал о том, что в зажиточных еврейских семьях молодожен не только переходил на содержание семьи своей жены, но и поселялся с ее родителями. Штернберг писал о том, что у нивхов после свадьбы жена переходит в род мужа[48]. Пульнер механически повторил эту мысль в выводах своей диссертации. У евреев Восточной Европы нет ни родовой структуры, ни экзогамии, и вообще они не имеют никакого отношения к живущим в до-классовом обществе аборигенам Дальнего Востока, но всё это не так важно, как необходимость слепо следовать догме. К счастью, таких мест в тексте диссертации немного.

В некоторых случаях, когда теория плохо согласуется с материалами, выходом из положения для Пульнера служит формула, предложенная еще одним его учителем – Зелениным. Зеленин ищет и находит в славянских свадебных обрядах пережитки языческого прошлого, что делает сравнение с ирокезами несколько более уместным. Например, он пишет: «В свадебном обряде восточных славян отчетливо прослеживаются напластования трех эпох. Основа восходит к эпохе экзогамии, к языческим временам умыкания и покупки невесты. Пережитки этой эпохи в изобилии прослеживаются и свадебном ритуале всех восточных славян»[49]. Таким образом, формула Энгельса оказывается более обоснованной применительно к славянской этнографии. Чтобы это обоснование выглядело устойчивым, элементы «купли невесты» Зеленин объявляет пережитками: «Пережитки некогда существовавшей покупки невесты у чужого рода встречаются у всех славян, в том числе и у восточных, однако это именно пережитки»[50]. Слово «пережитки» становится универсальной «отмычкой» для Пульнера всякий раз, когда ему приходится объяснять пресловутую «куплю». Однако он пользуется понятием «пережитков» гораздо менее искусно, чем Зеленин, так как при всем желании невозможно обнаружить пережитки язычества и родового строя у евреев-ашкеназов. Как правило, ссылка на «пережитки» следует в диссертации безо всяких объяснений или с минимальными объяснениями. Например, Пульнер находит даже «пережитки» умыкания невесты в том, что ее незаметно для гостей уводят со свадьбы в спальню. Он пишет: «Внезапное исчезновение, увод молодой в брачный покой представляло собою, надо полагать, пережиточный элемент брака путем умыкания», и далее поясняет: «Это предположение подтверждается, как нам кажется, двумя моментами <…> а) спохватившись “пропажи”, женщины переставали танцевать, уступая свое место мужчинам, и б) последние затевали более шумный танец с участием молодого»[51]. Аргументация малоубедительная и даже комичная.

Наибольшее влияние на Пульнера как на ученого оказали работы Кагарова. Кагаров был не только одним из его учителей в университете, но проявлял постоянный интерес к исследованиям своего бывшего студента вплоть до замечаний в тексте диссертационной работы.

Начиная очередной раздел диссертации, например описание сватовства или бракосочетания, Пульнер сначала излагает особенности этих обрядов в библейский и талмудический период. Это очень похоже на работы Кагарова, по образованию археолога и филолога-классика, постоянно сопоставлявшего современные этнографические материалы с античными обрядами. Пульнер следует по его стопам, но не всегда успешно. Сопоставление древних текстов с современными практиками выглядит неубедительно. Непосредственное влияние Библии и Талмуда на обрядность, если речь не идет о прямых галахических предписаниях, минимально. Что касается именно галахи, то ее обсуждение было бы уместно, но для этого гораздо лучше подошли бы не пассажи из Талмуда, а соответствующие галахические кодексы и раввинские респонсы. Но как раз их Пульнер цитирует в небольшом объеме и не систематически. Пульнер – вовсе не знаток раввинистической учености. Библию он цитирует в Синодальном переводе, Мишну – в основном в переводе Переферковича или по статье «Свадебные обряды» из Еврейской энциклопедии. Его экскурсы в древность выглядят наиболее слабой частью диссертационной работы.

Наряду с «куплей невесты», второе универсальное объяснение, часто используемое Пульнером, – это апотропеические практики. В некоторых случаях это объяснение кажется вполне уместным, но часто – избыточным. Например, Пульнер пишет:

Магической охраной (обманом «злых духов») являлось также кружение поезда жениха (три или семь раз) вокруг центра местечка или города. Отъезд к хупе в «счастливый» день, надо полагать, имел своей целью сокрытие от «злых сил» момента отъезда жениха, а кружение по местечку или городу – его местопребывания[52].

Чуть выше Пульнер справедливо замечает, что объезд центра местечка женихом давал ему возможность покрасоваться перед друзьями и невестой. Почему это же действие должно было одновременно скрыть его от «злых духов», совершенно не ясно.

Такое злоупотребление «апотропеическими» объяснениями связано с работой его учителя Кагарова «Состав и происхождение свадебной обрядности». В этой статье Кагаров предлагает все свадебные обряды объяснять наличием в них магических функций, разделяя их, в свою очередь, на две: предохранительную, защищающую от злых сил, и побудительную, то есть обеспечивающую молодым всевозможные блага[53]. Пульнер делает упор именно на предохранительной, апотропеической функции.

Работа Кагарова вышла в 1929 году, когда полемика по важным идеологическим вопросам была еще возможна. Он спорит с универсальной концепцией «купли или похищения невесты», предлагая вместо нее свою «магическую» теорию. Например, рассуждая о славянской свадебной обрядности, Кагаров пишет:

Народ заслоняет <свадебному> поезду дорогу. <…> Действие это направлено не против жениха, невесты или поезжан, но против недоброжелательных духов, злой силы. Хотя некоторые исследователи объясняют этот обычай пережитком выкупа в пользу родовой или сельской общины, которой принадлежала девушка, но правильнее усматривать здесь, как мне кажется, апотропеический акт[54].

Пульнер описывает похожий еврейский обряд: «В Захарьевке и Гусятине при въезде жениховского поезда в местечко нееврейские обитатели местечка перегораживали едущим дорогу веревкой. Веревку снимали только после уплаты выкупа»[55]. Но спорить с авторитетной теорией «купли или похищения невесты» не приходится, и Пульнер отказывается от всякого объяснения, зато в следующем абзаце использует «апотропеическое» объяснение кружения поезда жениха по местечку.

Значение работы Пульнера заключается в первую очередь не в анализе собранных им материалов, а в их разнообразии. Кроме собственных полевых материалов он широко использовал многочисленные сборники еврейского фольклора, публикации по еврейской этнографии (их было гораздо меньше), художественную и мемуарную литературу. Весь этот обширный и разнородный материал Пульнер систематизировал, постоянно обращая внимание на региональную специфику вариантов того или иного обряда. Основное внимание в своей диссертации он уделил обычаям евреев Белоруссии и Правобережной Украины, то есть тех регионов СССР, в которых перед Второй мировой войной была наибольшая плотность еврейского населения. Кроме того, именно в этих регионах Пульнер сам бывал в экспедициях и собирал этнографические материалы.

8.

Диссертация Пульнера, как уже было сказано, не была завершена. Мы видели свою задачу в том, чтобы превратить этот незавершенный текст в полноценную, удобную для чтения книгу. При подготовке текста к публикации мы стремились сделать его интересным одновременно и специалистам, и широкому читателю.

Диссертация «Свадебные обряды у евреев» представляет собой машинопись с большим количеством рукописных фрагментов (включая первые 23 рукописных листа) и рукописной правки как на лицевой, так и на оборотной стороне листов. При подготовке текста к печати все эти правки были учтены и отмечены в примечаниях, сопровождающих каждую главу. Например, в итоговом тексте напечатано: «У литовских и белорусских евреев в XVII в. существовал обычай помощи отцу невесты»[56], а в примечании отмечено: «Первоначально в тексте: “У польских и белорусских”.

Слово “польских” зачеркнуто, вместо него карандашом вписано “литовских”»57.

В машинописи были оставлены пробелы для того, чтобы вставить тексты на идише. Также в тексте отмечены подстраничные сноски, содержащие как примечания автора, так и ссылки на источники. Все сделанные автором подстраничные сноски остались на своих местах, то есть под текстом.

Примерно в две трети объема машинописи цитаты на идише не были вписаны, а ссылки на источники отмечены в тексте, но в подстраничных сносках не указаны. Нашей задачей было отыскать все цитаты и ссылки. К сожалению, в некоторых случаях это оказалось невозможно. Все такие пробелы оговорены в примечаниях. Если же восстановить пропущенную цитату или ссылку удалось, то это специально не оговорено.

При подготовке текста диссертации Пульнера к печати были перепроверены все ссылки и цитаты. Также были перепроверены все ссылки на книги Библии и трактаты Талмуда, так как Пульнер не всегда верно указывал источник. Все ссылки на книги Библии, трактаты Талмуда и другие книги религиозного содержания приведены прямо в тексте, непосредственно после соответствующей цитаты.

Машинопись не была вычитана автором и содержит значительное количество опечаток, видимо, допущенных машинисткой. Некоторые из них носят систематический характер: например, в машинописи неоднократно перепутаны слова «почтенный» и «почётный», в результате чего появляется комическое словосочетание «почётные женщины». Все эти опечатки, а также орфографические и пунктуационные ошибки были исправлены, и эти исправления специально не оговорены.

Также была предпринята некоторая стилистическая правка рукописи. Это спорное решение, но мы решились на него исходя из того, что, во-первых, машинопись диссертации не была вычитана и отредактирована, а значит, не выражает окончательную волю автора, и, во-вторых, без этой правки текст книги плохо читается, а наша задача состояла в том, чтобы донести работу Пульнера до возможно более широкого круга читателей. Ниже приведены примеры такой правки. Зачеркивания и подчеркивания показывают сделанные замены.

«Главными и существеннейшими являлись остальные пункты тноим, предусматривавшие размеры приданого, расходы на свадьбу и материальное обеспечение новобрачных на известный период после свадьбы»[57].

Исправления иногда касались порядка слов. Пульнер систематически тяготел к инверсиям; это иногда делает его текст неудобочитаемым. Например, фраза «Отношение народа и разных социальных групп его к приданому сохранилось в ряде еврейских пословиц» была заменена на «Отношение к приданому народа в целом и разных социальных групп в частности сохранилось в ряде еврейских пословиц»[58].

Естественно, сделанные исправления никогда не касались смысла формулировок. Если какая-то из авторских формулировок казалась нам неверной или даже непонятной (такое тоже встречается), она оставлялась без изменений, а возникшее несогласие или непонимание оговаривалось в примечании.

Еще одно существенное изменение в тексте диссертации – переводы с идиша. К сожалению, переводы Пульнера не всегда удовлетворительны как с точки зрения точности, так и с точки зрения литературности. Перевод большинства цитат, если они были доступны, был скорректирован, часто они были переведены с идиша на русский заново. Особенно существенной была такая правка для приведенных в диссертации выступлений бадхенов. Пульнер не понял многие древнееврейские обороты и просто пропустил их. Перевод Пульнера, безусловно, оставлен без изменений в тех случаях, когда он существенен для дальнейших выводов. Без изменений остались также переводы из Шолом-Алейхема, так как Пульнер использовал доступные ему старые, но вполне литературные переводы. В примечаниях даны ссылки на новые, более совершенные в художественном отношении переводы.

В тексте своей диссертации Пульнер приводил используемые им термины и цитируемые тексты поговорок и песен в оригинале, то есть на идише, или по крайней мере оставлял для них место в машинописи. При воспроизведении отдельных слов и текстов на идише было принято спорное решение, пренебрегающее последовательностью в пользу удобства чтения. Мы транскрибировали термины кириллицей (несмотря на то что идиш в настоящее время чаще транскрибируют латиницей), затем воспроизводили его в еврейской графике, а рядом помещали русский перевод. Например: «Еврейская девушка, достигшая брачного возраста и не вышедшая замуж, получала презрительную кличку “алте мойд” (אלטע מויד, старая дева)»[59]. Выбор в пользу кириллической транскрипции был сделан потому, что дальше сам автор, широко пользуясь этими терминами, воспроизводит их по всему тексту на кириллице. Мы следуем за ним в этом решении, так как превращать текст в мешанину кириллических и латинских литер кажется нам неправильным. В то же время небольшие по объему тексты, прежде всего пословицы и поговорки, которые автор воспроизвел (или планировал воспроизвести) в еврейской графике и сопроводил русским переводом, были дополнены транскрипцией на латинице, выполненной по правилам, рекомендованным YIVO. Например:

אַז אַ מױד פֿ אַרזיצט, איז זי װי אַן אָפּגעלעגענע סחורה;

Az a moyd farzitst, iz zi vi an opgelegene skhoyre;

Когда девка засиделась, она как залежавшийся товар[60].

Еще одной особенностью рукописи Пульнера является то, что все цитируемые им тексты песен (но не прозаические отрывки) он воспроизводил (или намеревался воспроизвести в оставленных пробелах) не только в переводе на русский, но и в оригинале, на идише в еврейской графике. Проблема, однако, в том, что многие песни были воспроизведены не целиком: Пульнер часто опускал несколько куплетов, а то и приводил только один куплет. Все процитированные им песни были воспроизведены нами целиком в отдельном приложении, называющемся «Песни о сватовстве, свадьбе и свадебные песни, процитированные в диссертации И. М. Пульнера». В этом приложении текст каждой песни на идише сопровождается транскрипцией на латинице, переводом на русский и, если есть возможность, нотной записью. Получился небольшой сборник свадебных песен, имеющий, на наш взгляд, самостоятельную ценность. Составление этого приложения избавило нас от необходимости воспроизводить достаточно объемные тексты на идише внутри диссертации. Появление в тексте оригиналов песен, а не только подстрочных переводов на русский, утяжелило бы издание и, по нашему мнению, отпугнуло бы от книги читательскую аудиторию, более широкую, чем немногочисленные знатоки идиша. Кроме того, это означало бы дублирование фрагментов основного текста и приложения и способствовало бы неоправданному увеличению объема книги. В то же время небольшие фрагменты на идише, отдельные слова и выражения остались на своих местах, так как они составляют неотъемлемую часть ткани текста и не могут быть из него изъяты.

После текста каждой главы размещены составленные нами примечания, в которых уточняются как детали самой машинописи, так и исторические, этнографические и фольклористические особенности обсуждаемых Пульнером свадебных обрядов. Сохраняется четкое деление: все авторские примечания размещены под страницей, все примечания публикаторов – за текстом.

Так как наша книга посвящена не только еврейской народной культуре, но и истории ее изучения, текст Пульнера дополняют статьи, посвященные ему и истории создания его диссертации: это «Научная биография И. М. Пульнера» Деборы Ялен и «Собрание документов И. М. Пульнера в архиве Российского этнографического музея (историко-археографический обзор)» Александра Иванова.

Пульнер не был этномузыкологом. Он сам пишет: «Изучение и анализ танцев, исполнявшихся на еврейской свадьбе, не является задачей настоящей работы»[61], и уделяет свадебной музыке сравнительно мало внимания. Между тем клезмеры играли ключевую роль во всех свадебных обрядах. Более того, свадьба была почти единственным событием жизненного и календарного циклов, в котором находилось место еврейским музыкантам. Еврейская свадебная музыка осталась до известной степени «белым пятном» на «карте» еврейской свадьбы, нарисованной Пульнером. Статья Евгении Хаздан «Музыка ашкеназской свадьбы: terra incognita» восполняет этот пробел.

Исследования, начатые Пульнером в 1920-1930-х годах, были продолжены уже в начале XXI века и как раз в одном из тех регионов, в которых он проводил свои полевые исследования. Сопоставление материалов, собранных с интервалом почти в 80 лет, позволяет увидеть и то, что изменилось в народной культуре, и то, что осталось неизменным. Материалы современных этнографических экспедиций собраны в приложении «Свадебные обряды у евреев Подолии и Бессарабии».

Этнографическим экспедициям, изучающим народную еврейскую культуру в XXI веке, удалось, казалось бы, невозможное – через 100 лет перебросить мост от экспедиций Ан-ского к современной полевой работе. Мы надеемся, что публикация диссертации Пульнера не только позволит ввести в научный оборот имя и труд забытого исследователя, но и проложит дорогу, по которой к читателям вернутся работы других исследователей еврейской истории и культуры, работавших в первой половине XX века.

Свадебные обряды у евреев

* * *

Около двадцати лет тому назад с диссертацией И. М. Пульнера меня познакомила главный хранитель РЭМа Людмила Борисовна Урицкая (1941–2009), светлой памяти, так много сделавшая для того, чтобы еврейские сокровища этого музея стали доступны «городу и миру». Уже тогда появилась мысль о необходимости публикации этого сочинения, однако прошло много лет и понадобились усилия многих людей, прежде чем этот замысел удалось осуществить. Подготовка издания стала возможна благодаря грантовому проекту Еврейского музея и центра толерантности при щедрой поддержке Александра Клячина. Проект координировали Светлана Ильичева и сотрудники Исследовательского центра ЕМЦТ – Светлана Амосова, Анастасия Дека, Алена Минко. Я признателен Российскому этнографическому музею, предоставившему работу Пульнера для публикации, и, в первую очередь, его главному хранителю Наталье Прокопьевой. Благодарю Аллу Соколову (Государственный музей истории религии, ГМИР) и Татьяну Разумову (Музей истории евреев в России, МИЕВР), которые помогли подобрать иллюстрации для книги. Искренняя благодарность РЭМу, ГМИРу, МИЕВРу и архиву Центра «Петербургская иудаика», предоставивших экспонаты из своих коллекций для публикации. Отдельная благодарность Ольге Беловой, взявшей на себя труд редактирования итогового текста книги.

1. Сватовство¹

1.1. Общие замечания

По народному поверью, за сорок дней до формирования зародыша «бас-кол» (בת־קול)^a2 провозглашало: «Такая-то предназначена такому-то» (ВТ, Сота 2 а; Моэд Катан 18 б)³.

По другому поверью, устройством браков занимается сам Бог. «Однажды, – гласит это поверье, – одна женщина спросила Иосе бен Халафта^b: “За сколько дней Бог создал мир?” – “За шесть”. – “Но чем же он занимается с того времени?” – “Бог, – ответил тот, – сидит и устраивает браки: дочь тогото назначается тому-то”» (Мидраш Берешит Раба 68:4; Мидраш Ваикра Раба 8:1)⁴.

Несмотря на «божественное предопределение» (предуготовление) брака, сохранилось много данных, свидетельствующих, что еврейские народные массы не полагались в вопросах брака на одного Господа Бога и действовали по собственному усмотрению и разумению.

Так, например, в мидраше^с рассказывается, что в доталмуди-ческий период женщина, желавшая выйти замуж, отправлялась на базарную площадь, высматривала себе мужчину, стараясь ему понравиться, а затем уводила его на свое ложе⁵. У Маймонида рассказывается, что в допалестинский⁶ период мужчина встречал на базарной площади женщину и, в случае ее согласия, уводил ее в свой дом, сочетался с нею, и она становилась его женою (Мишне Тора, Законы о браке 1:1).

Указания на заключение брака по своему усмотрению, то есть без «предопределения», находим также в Ветхом Завете⁷ и Талмуде:

1. И сказал Авраам рабу своему… клянись мне Господом, Богом неба и Богом земли, что ты не возьмешь сыну моему жены из дочерей хананеев, среди которых я живу (Быт 24:2–3).

2. И призвал Исаак Иакова, и благословил его и заповедал ему, и сказал: не бери себе жены из дочерей ханаанских (Быт 28:1).

3. Моисею понравилось жить у сего человека; и он выдал за Моисея дочь свою Сепфору (Исх 2:21).

4. И пошел Самсон в Фимнафу и увидел в Фимнафе женщину из дочерей филистимских. Он пошел и объявил отцу своему и матери своей и сказал: я видел в Фимнафе женщину из дочерей филистимских; возьмите ее мне в жены» (Суд 14:1–2).

5. В Иерусалиме, по сообщению Талмуда⁸, существовал следующий обычай: в пятнадцатый день месяца Ава⁹ и в День Прощения¹⁰ иерусалимские девушки отправлялись в виноградники, где устраивали пляски и сватались к парням, при этом наиболее знатные из них говорили: «Юноша, подыми свои глаза и погляди, кого себе выбираешь, не смотри на меня, обрати внимание на мой род, “миловидность обманчива и красота суетна” (Притч 31:30)» (Мишна, Таанит 4:8)¹¹.

Как мы видим, поверье о «божественном предопределении» брака оставалось лишь поверьем, а житейская практика действовала по своим собственным законам. Поверье о «предопределении» брака несло в себе религиозно-назидательное начало и, тем самым, как бы исключало возможность индивидуального выбора для вступающих в брак, то есть, другими словами, как бы содержало в себе элементы принуждения (предопределения), что весьма характерно для моногамной семьи. «Она основана на господстве мужа с определенно выраженной целью рождения детей, происхождение которых от отца не подлежит сомнению, а эта бесспорность происхождения необходима потому, что дети в качестве прямых наследников должны наследовать имущество отца»!

Нормальным возрастом для вступления в брак считался возраст в 13–18 лет. Не рекомендовалось оставаться вне брака старше 18–20 лет. «Засиживание» в холостяках или девках старше этого возраста считалось, особенно для женщин, неприличным и даже безнравственным актом, ведущим к греху или к помыслам о нем. За молодежью, в особенности за бедными парнями и девушками, достигшими брачного возраста, писал Л. Леванда (Белоруссия, первая половина XIX века), зорко следили. Их «начинают склонять к браку сперва добром, а когда добрые слова не помогают, то увещеваниями, упреками и угрозами, которые действуют сильнее»⁶.

Еврейская девушка, достигшая брачного возраста и не вышедшая замуж, получала презрительную кличку «алте мойд» (אלטע מויד, старая дева). В пословицах про старых дев говорится:

אז א מויד פארזיצט, איז זי ווי אן אפגעלעגענע סחורה

Az a moyd farzitst, iz zi vi an opgelegene skhoyre

Когда девка засиделась, она как залежавшийся товар¹;

אן איבערגעוואקסענע מויד איז ווי פאראיאריקער לוח

An ibergevaksene moyd iz vi farayoriker luekh

Перезрелая девка – что прошлогодний календарь⁸.

Регламентирование брачного возраста имеет место уже в Талмуде. Согласно талмудической традиции, «до двадцатилетнего возраста человека Всесвятой ждет, когда тот возьмет жену; когда же человек достиг двадцатилетнего возраста и не женится, Бог говорит: “да гниют кости его!”» Там же говорится: «Кому минуло двадцать лет, и он не берет себе жены, тот проводит свою жизнь в грехе или, по крайней мере, в помышлениях о грехе» (ВТ, Кидушин 29 6)^h12.

Брачный возраст у евреев регламентировался и «Шулхан Орухом»¹³, где читаем:

Для всякого израильтянина является мицвой (מצװה, заповедь, богоугодное дело) жениться до восемнадцати лет, женившийся до восемнадцати лет совершает «мицве мин гамивхар» (מצװה מין המבחר, особо важная заповедь), но пусть он не женится до тринадцати лет, чтобы не выглядело это как разврат. И ни в коем случае пусть не останется без жены тот, кто старше двадцати лет. Тот же, кто достигнет двадцати лет и не пожелает жениться, того бес-дин (בית־דין, раввинский суд) принуждает к этому, дабы он выполнил заповедь о «пру урву» (פרו ורבו, «плодитесь и размножайтесь»)¹¹⁴. Тому же, кто занимается Торой и трудится над ней, разрешается опаздывать (с женитьбою), но дозволяется взять жену, которая содержала бы его, дабы он мог не отрываться от Торы (Шулхан Орух, Эвен а-эзер 1:3).

Брачный возраст девушки определялся по Талмуду моментом наступления половой зрелости. До двенадцати лет девушка считалась по талмудическому праву «ктано» (קטנה, малолетняя), от двенадцати лет до двенадцати лет и шести месяцев – «нааро» (נערה, отроковица), старше этого возраста «богерес» (בוגרת, взрослая, совершеннолетняя), свободно располагающей собою в вопросах замужества и развода (ВТ, Ктубот 39 а)¹⁵.

Таким образом, Талмуд и «Шулхан Орух»:

1. Не рекомендовали вступать в брак мужчине до тринадцати лет и женщине – до наступления половой зрелости.

2. Не рекомендовали оставаться без жены старше восемнадцати – двадцати лет.

3. Не желавшего жениться после двадцати принуждали к женитьбе, чтобы он выполнил заповедь о размножении рода.

Как мы видим, Талмуд и «Шулхан Орух» санкционировали ранние браки у евреев и не рекомендовали браки малолетних (до тринадцати лет для мужчин и до двенадцати лет и шести месяцев для женщин), «чтобы не выглядело это как разврат». Тем не менее и в Талмуде имеются указания на существование у евреев в эпоху Талмуда браков малолетних. Так, например, в трактате «Сота» говорится о матери Моисея, которая совершила ему хупу¹⁶ мальчиком в корзине, сказав: «Может, и не дождусь его хупы»¹⁷. В другом трактате читаем: «Младенцев сватают по субботам».

Ранние браки и браки малолетних бывали у евреев и в последующие века. Так, например, браки малолетних известны были у польских и немецких евреев в Средние века^к. Известны браки малолетних и в истории кавказских и среднеазиатских евреев¹. Бытовали браки малолетних у евреев в России, в рассматриваемый нами период, особенно в первой половине XIX века, во времена так называемой «беголе» (בהלה, переполох).

Период «беголе» был характерен для 1830-х годов, когда с началом царствования Николая I в «черте постоянной еврейской оседлости» распространился слух о готовящемся проекте закона, воспрещающего евреям вступление в брак до достижения совершеннолетия, то есть до 21 года^m. А. Паперна отмечает в своих мемуарах:

Этот слух вызвал такой ужас среди литовских и белорусских евреев, что в короткое время переженили всех бывших налицо юношей и детей, начиная с пятилетнего возраста. Это время повального эпидемического умопомешательства, известное под именем «беголе» (переполох), было долго памятно евреям, благодаря последовавшим массовым разводам в течение многих летⁿ.

Браки малолетних периода «беголе» получили свое отражение и в еврейской народной песне:

Мальчики и девочки переженились;

Эта свадьба как Тишебов^o18 —

Никто не пришел;

Только отец с матерью

И дядя Эля

В длинной деле^р19,

С короткой бородкой,

Прыгает и пляшет вместе с ними,

Как сумасшедшая лошадка^q.

Браки малолетних бытовали у евреев в России и во второй половине XIX века. В 1874 году Макаровский цадик^r20 приказал своему приверженцу, богатому хасиду из Богополя, женить своего четырнадцатилетнего сына на дочери другого хасида Хаима-Пейше Ратнера из земледельческой колонии²¹ Слобода²² (в тридцати километрах от Бердичева). Обе стороны договорились и оформили тноим^s.

Затронув вопрос о браках малолетних, следует еще отметить бытовавшую у евреев практику сватовства до рождения «лешем мицве» (לשם־מצװה, ради <выполнения> заповеди), то есть как «нейдер» (נדר, обет). Сватовство до рождения происходило и в тех случаях, когда в одной семье рождались только девочки, а в другой – только мальчики. Это делалось при желании «изменить судьбу» и воздействовать на пол будущего ребенка²³.

Мы имеем здесь, таким образом, акт магического воздействия на пол будущего ребенка.

Чем же объясняется бытование у евреев ранних браков и браков малолетних?²⁴ <…>

א שטוב דארף האבן א בעל־הביתטע, און א שטאל דארף האבן א בעל־הבית.2

A shtub darf hobn a balaboste, un a shtal darf hobn a balabos

Дом должен иметь хозяйку, а хлев – хозяина^t.

3. Eine Haus ohne Wirth is wi ein Wagen ohn Reder

Дом без хозяина, что телега без колес²⁵.

Таким образом, основным мотивом обязательности брака является хозяйственный мотив: необходимость устройства дома. Этому мотиву подчиняется и обязательность деторождения, продолжения рода, что мы еще ниже увидим на ряде фактов и примеров.

Хозяйственный мотив не является характерным для еврейского <…>²⁶.

Для Средних веков находим ответ у Моисея Иссерлеса:

В настоящее время вошло в обычай обручать малолетних детей, ибо при нашем бедственном положении родители часто оказываются не в состоянии снабжать дочерей приданым, а подходящую партию не всегда можно найти (Шулхан Орух, Эвен а-эзер 37:8)²⁷.

Итак, у польских и немецких евреев в XVI веке браки малолетних объяснялись причинами экономическими, «невозможностью снабжать дочерей приданым».

В первой половине XIX века распространение браков малолетних объясняется стремлением освободиться от долголетних тягот рекрутской повинности и тем самым сохранить для семьи мужскую рабочую силу²⁸.

Во второй половине XIX века, а в особенности в конце XIX века, с развитием капитализма в России и изменением экономических условий быта еврейского населения, случаев браков малолетних становится все меньше и меньше. Браки, как правило, заключаются юношами старше двадцати двух лет, после освобождения от призыва или по окончании ими военной службы, когда они, уже возмужалые, могут без помех заняться самостоятельной трудовой жизнью и прокормить свою семью без помощи родителей.

Повышение брачного возраста мужчин повлияло соответственно и на повышение брачного возраста женщин.

Еврейских девушек стало уже не так легко выдавать замуж малолетними. Последний момент отражен в следующих двух песнях, приводимых ниже. В первой песне отражен разлад, колебания родителей в вопросе о выдаче своей малолетней дочери замуж:

Разъезжают мехутоним

Повсюду (букв, «по всем улицам»),

Спрашивают у реб Лейзера,

Нет ли у него дочери на выданье.

Говорит отец «Да!»

Говорит мать: «Нет,

Дочь моя Хаселе

Мала еще для хупы!»^u

В другой песне сама девушка дает отпор покушению на ее молодость:

А никакого жениха я не хочу,

Потому что он мне еще не нужен,

А кто молодой выходит замуж,

Смолоду себя хоронит.

………………………………..

Оттого, что я еще молода и красива,

Буду жить свободной,

Я могу еще подождать и год, и два,

А может, и все три^v

Когда парень или девушка достигали принятого брачного возраста, родители подыскивали для них соответствующую партию. Заключение браков у евреев в России в рассматриваемый нами период²⁹, как и в предыдущие века, происходило путем предварительного сватовства. Институт сватовства являлся следствием экономических условий, лежавших в основе моногамной семьи, продуктом классового характера самого брака и зависимости вступающих в брак от воли родителей, ибо «у всех исторически активных, то есть у всех господствующих классов, заключение брака оставалось тем, чем оно было со времени парного брака, – сделкой, которую устраивали родители»^w. Брак-сделка по природе своей и по своему характеру нуждался, как правило, в посредничестве, и эту функцию выполнял шадхн (שדכן, профессиональный сват).

¹ Первые 23 страницы документа рукописные.

² Бас-кол (др.-евр.) – букв, «дочь голоса»; так в Талмуде называется голос Всевышнего, непосредственно обращенный к человеку.

³ Сота (букв. «Неверная жена») – трактат Вавилонского Талмуда (далее ВТ), посвященный испытанию женщины, заподозренной в неверности. Моэд Катан (букв. «Малый праздник») – трактат ВТ, посвященный в основном законам малых праздников.

⁴ Мидраш Берешит Раба, Мидраш Ваикра Раба – сборники мидрашей на библейские книги Берешит (Бытие) и Ваикра (Левит) соответственно.

⁵ Пульнер ссылается на Берешит Раба, но в этом сборнике такого сюжета нет.

⁶ Маймонид имеет в виду период до дарования Торы евреям на горе Синай.

Пульнер постоянно использует термин «допалестинский период», имея в виду, что еврейский народ существовал еще до появления древних евреев в Палестине. Утверждение о «допалестинском периоде» еврейской истории подразумевает полное доверие Пульнера к Пятикнижию как к историческому документу.

⁷ Здесь и далее Пульнер цитирует Писание по Синодальному переводу.

⁸ Точнее, в Мишне.

⁹ Во времена Второго Храма в Иудее Пятнадцатое Ава было народным праздником. В разных источниках оно описывается как день всенародного приношения дров в Храм для потребностей алтаря, как «день разбитой секиры», то есть последний в году день рубки леса, и день, в который были разрешены браки между юношами и девушками, принадлежащими к разным коленам Израилевым.

¹⁰ Днем прощения Пульнер называет Йом Кипур. Ни о каких плясках в Йом Кипур Мишна не сообщает. Что имеет в виду Пульнер, неясно.

¹¹ Таанит (букв. «Пост») – трактат ВТ, посвященный законам и молитвам постов.

¹² Основной тематикой трактата «Кидушин» (букв. «Посвящение») являются правила обручения.

¹³ «Шулхан Орух» (שלחן ערוך, «Накрытый стол») – галахический кодекс. Подробнее см. Глоссарий.

¹⁴ Плодитесь и размножайтесь (Быт 1:22).

¹⁵ Ктубот (букв. «Брачные договоры») – трактат ВТ, посвященный законам семейной жизни.

¹⁶ Здесь: свадебный обряд.

¹⁷ Эта и следующая ссылки проставлены в рукописи, но самих ссылок нет. Упомянутые здесь сюжеты в Талмуде отсутствуют. Что имел в виду Пульнер, неясно.

¹⁸ Тишебов – траурный день в память о разрушении Храма. В Тишебов и предшествующие ему дни свадьбы категорически запрещены. Сыгранная с перепугу свадьба маленьких детей, на которую даже не приглашены гости, уподобляется печальному дню Тишебов. Впрочем, мотив «свадьба на Тишебов» или «на Йом Кипур» встречается в детских песнях-потешках как пример «небывальщины» (см.: Yudishe folkslieder mit melodyen. Bd. 2. Z. 110. № 3; Baym kval: materialn tsum yidishn fblklor, 1923. Z. 69. № 12). Скорее всего, атрибутируя представленную песню как свидетельство о «беголе», Пульнер следует за ее интерпретацией, данной С. Гинзбургом и П. Мареком (см.: Еврейские песни в России / Собраны и изданы под ред. и с введением С. М. Гинзбурга и П. С. Марека. СПб.: Изд. редакции «Восхода», 1901. С. XVIII). В этом сборнике она, возможно ошибочно, помещена в разделе «Свадебные песни».

¹⁹ Широкий плащ с длинными рукавами.

²⁰ Имеется в виду ребе Янкев-Ицхок из Макарова (1832–1892) – представитель влиятельной чернобыльской хасидской династии. Макаров – местечко Киевской губернии.

²¹ Начиная с первой половины XIX века русское правительство начало создавать еврейские земледельческие колонии и переселять в них евреев, переводя их из мещан в государственные крестьяне. Всего, преимущественно на Украине, было создано несколько десятков таких колоний.

²² Судя по всему, речь идет о еврейской земледельческой колонии Слобода Низгурец.

²³ Смысл не совсем внятно объясненной магической практики заключается в том, что еще до рождения детей семья, в которой все время рождаются девочки, сватает еще не родившегося мальчика, и наоборот – семья, в которой слишком много мальчиков, сватает неродившуюся девочку. Этот обет должен магическим образом способствовать рождению детей определенного, желательного родителям пола.

²⁴ Фраза написана на обороте листа. Следующий лист начинается сразу с поговорки, отмеченной цифрой 2. Это означает, что, как минимум, один лист в рукописи отсутствует.

²⁵ Немецкая поговорка. Источник не найден.

²⁶ Низ страницы обрезан.

²⁷ Моше Иссерлес опирается на слова комментаторов Талмуда (XIII век): Тосафот к ВТ, Кидушин, 41а.

²⁸ Подобное объяснение того, что евреи не желали служить двадцать пять лет в царской армии, выглядит вульгарно-экономическим. Понятно, что были и другие, личные и религиозные, причины для этого нежелания.

²⁹ Пульнер нигде специально не оговаривает, на каком периоде времени он концентрирует свое внимание. Тем не менее из приведенных материалов понятно, что это XIX – начало XX века.

^a Небесное эхо.

^b Палестинский законоучитель II в. н. э. [Слева от текста сделана приписка: «Следует отметить, что оба <нрзб.> имели <в виду> только первый брак».]

^c Буквально означает – толкование; особый род письменности, возникший из агады – отрасли Талмуда – кодекса религиозно-этических норм.

^d Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. С. 44.

^e Леванда Л. О. Старинные еврейские свадебные обычаи. С. 104.

^f Bernshteyn I. Idishe shprikhverter. Z. 153. № 2156.

^g Там же. Z. 154. № 2173.

^h Леванда Л. О. Старинные еврейские свадебные обычаи. С. 104.

ⁱ Заповедь о размножении.

^j Изучение Талмуда и религиозных знаний.

^k Свадебные обряды // Еврейская энциклопедия. Т. XIV. Стб. 52.

^l Наши полевые записи.

^m Возраст для брачующихся был определен «Положением о евреях» от 1835 года в § 17: «Браки между евреями не дозволяются прежде достижения женихом 18-ти и невестою 16-ти лет. Те же, кои впредь вступят в брак прежде сего возраста, а равно родители или старшие родственники, к тому их побудившие или допустившие, и сами лица, брак таковой совершившие, подвергаются тюремному заключению от двух до шести месяцев по усмотрению суда» (Второе полное собрание законов. Т. X. № 8054).

ⁿ Паперна А. И. Воспоминания. С. 264–364. С. 305.

^o Девятый день месяца Ава.

^p Верхний кафтан (польск.).

^q Еврейские народные песни в России. С. 207. № 255.

^r Святой, чудотворец.

^s Шпильберг В. Наши полевые записи.

^tBernshteyn I. Idishe shprikhverter. Z. 270. № 3690.

^u Yudishe folkslieder mit melodyen. Bd. 2. Z. 7–8. № 1 (Виленская губ.).

^v Folklor-lider. Z. 276–277. № 6 (Бершадь, 1926).

^w Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. С. 51.

1.2. Шадхены (сваты)

У евреев в России роль шадхенов выполняли чаще мужчины, реже – женщины-шадхнтес (שדכנטעס, свахи).

Различали шадхенов местных и областных – ланд-шадхоним (לאנד־שדכנים, букв, «шадхены страны», то есть действующие на обширной территории).

Функции шадхенов выполняли иногда родные, опекуны или знакомые жениха и невесты, но преимущественно – шадхены-профессионалы, мастера своего дела, для которых шадхонес (שדכנות, сватовство) являлось промыслом.

Профессию шадхена избирали себе большей частью неудачники, отчаявшиеся в успехе в других промыслах и занятиях. Сама профессия шадхена не всегда обеспечивала ему и его семье прожиточный минимум. Мы читаем в мемуарах Э. Дейнарда:

Среди самых нищих и захудалых профессий «черты еврейской оседлости» в России значились профессии шадхена и бадхена, обеспечивавшие хлебом занимавшихся ими только несколько раз в году, во время свадебного пиршества, и то только лично для шадхена и бадхена, ибо членам своих семейств они приносили лишь печенье и фрукты, но не хлеба досыта¹.

В силу специфики брака-сделки свести стороны, согласовать существующие между ними противоречия было делом весьма нелегким, а подчас почти невыполнимым, и шадхену, заинтересованному только в заработке, приходилось поневоле прибегать ко всевозможным уловкам и хитростям, чтобы преодолеть² все препятствия и противоречия и добиться задуманного брака. Вот почему оружием шадхена служили красноречие, сила убеждения, ложь, лесть, находчивость и т. д. Шадхн не смел ни при каких обстоятельствах отступить, ударить лицом в грязь и должен был уметь пустить пыль в глаза. Успех шадхена зависел только от его личных талантов, и, в зависимости от этих талантов, были шадхены разных рангов и социальных категорий.

Характеристика шадхена присутствует в народных песнях. В одной из песен шадхн охарактеризован как лгун и пьяница:

Шадхн должен уметь опрокинуть чарку

В оку^а3 спирта;

Он должен уметь лгать,

Лишь бы добиться сватовства¹³.

В другой песне рассказывается о методах, которыми пользуется шадхн, чтобы добиться задуманного брака:

И если невеста не желает <предлагаемого ей жениха>,

Нужно ей задурить голову,

Чтобы она закричала: «Гвалд⁴, хочу!»

И если мехутенесте⁵ не желает,

Нужно ей задурить голову,

Чтобы она закричала: «Гвалд, хочу!»^с6

О том же рассказывается и в следующей песне:

И если жених не желает невесты,

Нужно его объявить сумасшедшим,

Нужно ему задурить голову,

Чтобы он закричал: «Гвалд, она умна!»

И если жених не желает невесты,

Нужно ему всё разъяснить,

Нужно ему задурить голову,

Чтобы он закричал: «Гвалд, она <мне > пара!»

И если жених не желает невесты,

Нужно его свести с ума,

Пусть он хоть околеет,

Чтобы он закричал: «Гвалд, радость!»^d7

Шадхены, мастера своего дела, в особенности областные шадхены, вели списки женихов и невест. Для этой цели они разузнавали по всем близким и дальним местечкам и городам, у кого имеется сын-жених или дочь-невеста. Для успешности своего предприятия шадхены должны были знать способности и личные качества всех кандидатов на брак со всеми подробностями их ихеса (ייחוס, знатное происхождение, родовитость), а также благосостояния и материального положения родителей молодых людей, и размеры намеченного приданого и кеста (קעסט, содержание молодой семьи в течение оговоренного времени после свадьбы).

Чтобы получить общее представление о том, что представляют собою записи шадхена, приведем здесь некоторые выдержки из записной книжки шадхена из сочинения Шолом-Алейхема⁸. Это список женихов и невест по городам и местечкам, занесенным в алфавитном порядке в «записную книжку»⁹:

ГАЙСИН: Липа Брош… Шурин Ици Косина… Правая рука на сахарном заводе реб Залмана Радомысльского… Ищет невесту для сына… Единственный… Красивый… Глазенки так и горят… Желательно золотое дно…

ГЛУХОВ: Ефим Балясный… Аптекарь… Физиономия скобленная. Не любит евреев… Ростовщик. Желает брюнетку… <…>

КРЕМЕНЧУГ: Отчаянный вольнодумец… Сионист… Сотни комиссий. Умник… Замечательный шахматист… Талмуд наизусть… Знаток и красноречивый… Мастер на анекдоты… Великолепный почерк… По слухам уже женился… <…>

МЕДЖИБОЖ: Реб Шимшон-Шепсель Шимелиш… Вдовец… Две дочери с тремя тысячами… Прежде хочет сам жениться…

Ищет девицу… <…>

ОВРУЧ: Хава, дочь реб Леви Тонконога… Знатное происхождение… Его жена Гитель… Также хорошего рода… Высокий рост… Красавица… Четыре тысячи… Желает окончившего…⁶

ПРИЛУКИ: Гимназист Фрайтиг… Сын Михеля Фрайтига… Дома в шапке… Субботу соблюдает… Желает 20 тысяч, ни гроша уступки… От себя дает половину… <…>

ТАЛНА: Реб Авром Файнчик… Сын раввина… Вдовец… Благочестивый и сведущий в Писании еврей… Ищет вдову при деле…

ТОМАШПОЛЬ: Пять девиц… Три красавицы и две паскудницы… Каждой либо доктора с кабинетом и мебелью, либо адвоката с практикой в Егупце../¹⁰ Писал сколько раз… <…>

ШПОЛА: Известный богач Эли Чернобыльский… Дела в Егупце… Посредничество по продаже сахара и имений… В товариществе с известным богачом Бобышкой… Денег куры не клюют… Род без изъяна… Единственная дочь… Подавай ей ангела небесного… Чтоб был умнее доктора… Хорош, как Иосиф Прекрасный, и умен, как царь Соломон… Чтобы пел и играл на всяких инструментах… Телеграфировал в Радомысль…

ЯМПОЛЬ: Моше-Нисель Кимбак… Богач свежеиспеченный… Жена его Бейля-Лея… Пламенно жаждут просватать… Сколько та сторона ни даст, дадут вдвое… Вознаграждение сватам сейчас после обручения… Особая награда свату от матери…⁸

Приведенные здесь выдержки из записей шадхена не нуждаются, как нам кажется, в особых комментариях. Записи говорят сами за себя и всецело отвечают запросам и интересам еврейской буржуазии и религии, а также требованиям ихеса как органической части принудительного брака. Шадхн же, как слуга принудительного брака, «чутко» и всесторонне учел и зафиксировал эти запросы и интересы в своей «записной книжке».

В цитируемом произведении Шолом-Алейхем приводит и рассуждения самого шадхена о своей профессии:

Взять, например, профессию свата: что может быть легче, приятнее, приличнее и лучше этой работы? Ведь надо только иметь смекалку, чтобы определить, кто кому подходит! Есть, скажем, в Овруче девица, красавица, с четырьмя тысячами, которая помирает по окончившему; и вот Балта приготовила для ее милости сиониста, окончившего бухгалтерию: два сапога – пара! Или взять Талну: живет там еврей-вдовец, мечтающий о вдове при деле, – изволь: поезжай в Хмельник и вступи в законный брак с Басей Флекель… Все дело… в умении комбинировать. Если бы я стал записным сватом, я поставил бы дело так: списался бы со сватами всего света, собрал бы их реестры и стал бы сочетать, раньше на бумаге, потом на деле, этого жениха с той невестой, а того жениха с этой невестой…^h

Характеристика свата и его профессии, мастерски нарисованная Шолом-Алейхемом, относится к концу XIX века, но она верна в общих чертах и для свата первой половины XIX века. В этом мы убеждаемся, когда читаем воспоминания А. Готлобера, относящиеся к началу XIX века:

В те времена сваты примечали мальчиков, успевающих в учебе, и каждого из них заносили в свою записную книжку. В этих книжках было также учтено множество девушек со всеми их достоинствами: одна отличалась красотой, вторая – богатством, а третья – родовитостьюⁱ.

Вооруженные всеми этими сведениями шадхены отправлялись на промысел, пуская в ход все присущие им таланты. У того же А. Готлобера мы читаем:

Шадхены являлись ежедневно к отцу мальчика и задуривали ему голову тем, что уже пора женить сына, что дочь такого и такого-то богача суженая ему пара, что такой красавицы не сыскать во всем свете, что она прекрасно говорит по-польски^j.

В те времена обиходным языком в Польше и в Подолии, даже после перехода их в состав России, был польский; жены же были кормилицами семьи, в то время как мужья сидели дома или в синагоге, изучая Талмуд. И поэтому знание еврейской девушкой польского языка считалось большим достоинством.

Далее мы читаем в этих же воспоминаниях:

…На рассвете является шадхн с письмом от другого шадхена, что у такого и такого-то богача знатного рода из такого-то и такого-то города есть дочь лет десяти¹¹ – красавица, умеет молиться, читать и писать цифры, что отец обязуется дать столько-то приданого (кроме подарков от невесты) и кест в течение десяти лет. А ищет он юношу – знатока Торы. Если сват при этом знаток своего дела, то он еще приврет от себя. После долгих препирательств и разговоров со стороны отца юноши, старающегося доказать, что это предложение для него «нож острый», шадхн уходит с убеждением, что такой-то согласен только на условия, изложенные в письме второго шадхена. В тот же день он пишет последнему прямо противоположное тому, что сказал отец жениха. Он пишет, что отец жениха обязался со своей стороны дать такое-то приданое, что совершеннейшая ложь. Шадхн со стороны невесты не перестает лгать в ответ, что отец невесты не уступает в гордости и знатности отцу жениха, и приводит доказательства, что поступившее предложение не соответствует его чести и богатству^к.

У нас есть характеристика отношения широких народных масс к шадхенам в народном творчестве и прежде всего в пословицах:

א בחור טאר קיין שדכן ניט זי-ין, (און א הונט קיין קצב)

A bokher tor keyn shadkhn nit zayn (un a hunt keyn katsev)

Холостяку нельзя быть шадхеном (а собаке – мясником)^l,

– гласит еврейская пословица, ибо подобно собаке, которая съест все мясо, шадхн-холостяк сам женится на невесте, как и уже упомянутый «сирсор» в Талмуде¹².

א שדכן איז ווי א מיל

A shadkhn iz vi a mil

Шадхн подобен мельнице^m.

Как ветряная мельница беспрестанно машет своими крыльями, так и шадхн неутомимо действует своим языком.

א שדכן מוז זי-ין א ליגנער

A shadkhn muz zain a ligner

Шадхн должен быть лгуномⁿ,

ибо одной правдой, правдивым изложением всех известных ему данных о состоятельности жениха и невесты и их родителей, об их ихесе и т. д. он не добился бы удачи в своих делах.

דעם שדכן שטראפט גאט ניט פאר זי-ינ ליגן

Dem shadkhn shtroft got nit far zayn lign

Шадхена Бог не наказывает за его ложь^o

и

דער שידוך זעט אויס ווי דער שדכן

Der shidekh zet oys vi der shadkhn

По свату партия^р13,

то есть партия выглядит не такою, какою она является на самом деле, а такою, какою ее представит и разукрасит шадхн. И поэтому народ часто иронизирует над шадхеном и скомбинированными им партиями:

א זיווג מן השמים!

דער חתן איז אויף איין אויג בלינד, און די כלה אויף איין אויער טויב

A ziveg min hashomaim! Der khosn iz af eyn oyg blind, un di kale af eyn oer toyb

Бракосочетание с небес!¹⁴ Жених слеп на один глаз, а невеста глуха на одно yxo^q.

Шадхену нет дела до будущей судьбы супругов; ему – лишь бы получить шадхонес (вознаграждение за сватовство), а там «хоть потоп»:

שמדט זיף דער חתן, שמדט זיף די כלה ־ אבי דאס שדכנות אפגעבומען

Shmadt zikh der khosn, shmadt zikh di kale – abi dos shadkho-nes opgenumen

Пусть крестится жених, пусть крестится невеста, лишь бы получить шадхонес (плату за сватовство)^r.

Сватая, шадхн часто сообщает сторонам всевозможные небылицы про богатство, размеры приданого, происхождение, достоинства жениха и невесты и т. п.

דער שדכן פירט צונויף א בוידעם מיט א בוידעם

Der shadkhn firt tsunoyf a boydem mit a boydem

Шадхн сводит чердак с чердаком¹⁵,

так что стороны при первой встрече считают себя бесстыдно обманутыми, оскорбленными, введенными в заблуждение и готовы подраться и постоять за свою честь и за свой род. Шадхн считает для себя поэтому благоразумным на время скрыться с глаз:

אז דער שדכן פירט צונויף די מחותנים, באהאלט ער זיך אויפן בוידעם

Az der shadkhn firt tsunoif di mekhutonim, bahaltn er zikh afn boidem

Когда шадхн сводит мехутоним, сам он прячется на чердаке^s,

– шутит народ про похождения шадхенов.

Шадхенов было слишком много, они вели между собою отчаянную конкуренцию, борьбу за хлеб насущный, и нередко портили друг другу сватовство, вследствие чего налаженная партия расстраивалась:

אז די שדכנים שלאגן זיך, צעגייט זיף דער שידוך

Az di shadkhonim shlogn zikh, tsegeit zikh der shidekh

Когда шадхены дерутся, расстраивается сватовство^r,

– говорит по этому поводу пословица. В шадхене народ видел волка в человеческом обличье:

ווען עס חלומט זיף א וואלף, וועט קומען א שדכן

Ven es kholemt zikh a volf, vet kumen a shadkhn

Когда снится волк, придет шадхн^u,

– утверждает народная примета. Шадхена не любили, его боялись. Особенно боялась шадхена еврейская молодежь, в частности девушки:

Шадхн глядит

И причиняет мне боль,

Я вольная птица,

Зачем мне господин надо мною\

В этой же песне отмечается только денежная заинтересованность, корысть шадхена:

Шадхн входит внутрь (в дом)

Он хочет завершить сватовство,

Он думает что-нибудь заработать

И хочет покрыть мою голову^w16.

Или:

Шадхн, шадхн, горе тебе!

Ой, чего тебе надо было от меня?

Ты получил шадхонес.

И безжалостно зарезал <меня>,

Горе тебе, горе тебе!^х

О похождениях шадхена в народе ходило много рассказов и анекдотов. В одном таком рассказе народ осмеивает назойливость шадхенов:

Как-то шадхн пришел к молодому человеку предлагать ему партию: «У меня имеется для вас девушка-игрушка, такая красавица», – обращается шадхн к молодому человеку. «О чем вы говорите, – отвечает молодой человек, – оставьте меня в покое». Тогда шадхн вновь ему говорит: «Если вы на красоту не обращаете внимания, то у меня имеется для вас другая девушка. Она не такая уж красавица, но и не такая уж дурнушка, и имеет 5 тысяч рублей приданого». «Оставьте меня в покое», – отвечает молодой человек, а шадхн продолжает: «О, если так, то у вас большие претензии. Но хорошо, у меня имеется для вас другая девушка с приданым в 20 тысяч рублей!» Но молодой человек снова твердит: «Да оставьте же меня в покое, не деньги для меня главное». «Ах так, – заявляет ему тогда шадхн, – значит, вы стремитесь к ихесу, так у меня имеется для вас девушка знатнейшего происхождения, раввины у нее в двадцати поколениях предков, самый высший ихес». Тогда молодой человек заявляет ему: «Знаете, господин хороший, я ни о чем слушать не желаю, я женюсь только по любви». «Спокойно, не сердитесь, – продолжает шадхн свое, – у меня имеется для вас и такая невеста»¹⁷.

О находчивости и изворотливости шадхенов повествует другой рассказ под названием «Предложение со всеми достоинствами».

К самому почтенному горожанину пришел шадхн с предложением для его дочери. «Реб Пинхас, – говорит шадхн, – у меня для вас не шидех (партия), а цацке (игрушка)». Отвечает шадхену горожанин: «Если подойдет, что же, давайте, кто это?» Отвечает ему шадхн: «Это сын Шнитмехера!» Состроил горожанин гримасу: «Шнитмехера сын? Вы имеете в виду Иоселя Шнитмехера? Ведь он ам-гоорец¹⁸ (невежда), единственный в своем роде!» Отвечает ему шадхн: «Что вы такое говорите: ам-гоорец! А как вы думаете, Ротшильд – ученый? Все же такому зятю, как Ротшильд, вы бы не отказали?» Подумал горожанин и ответил: «Верно! Вот они, нынешние времена! Но ведь он беден, у него ни гроша за душой». Отвечает шадхн: «Идите, идите, реб Пинхас! Зачем вы говорите такие вещи? Бедняк! А как вы думаете, Раши^y был богачом? Все же такого зятя, как Раши, вы бы хотели?» Подумал реб Пинхас немного и говорит: «Правильно! Но ведь он такой некрасивый, горбатый!» Рассмеялся шадхн: «Не ожидал от вас таких речей, реб Пинхас! Некрасивый! А как вы думаете, Мендельсон^z был красив? Он тоже был уродом, горбатым! Все же, такого зятя, как Моисей Мендельсон, вы бы наверно хотели!»¹⁹

Таков шадхн, таковыми были его функции, и таково было к нему отношение народных масс. Шадхн был продуктом и органическим звеном классового брака – брака-сделки. Брак-сделка без шадхена – посредника и сводника – был немыслим.

Сам процесс сватовства состоял их трех следующих друг за другом актов: предложения, сговора, смотрин и помолвки.

¹ Источник не найден. Дейнард написал на иврите автобиографию: Deinard Е. Zikhronot bat ami: le-Korot ha-Yehudim yeha-Yahadut be-Rusiya (Воспоминания о моем народе. Записки о евреях и иудаизме в России). Saint Louis, 1920. Однако неясно, что именно цитирует Пульнер – это издание или какую-то другую публикацию.

² Здесь заканчиваются рукописные страницы. Далее идет машинопись.

³ Ока – старинная турецкая мера объема, использовавшаяся также на Украине, равна 1,3 литра.

⁴ Букв, «караул, спасите» (идиш). Восклицание, означающее сильную эмоцию.

⁵ Здесь: мать невесты или жениха.

⁶ Песня «А shadkhen tsu zayn iz zeyer gut» («Шадхеном быть очень хорошо»). Пульнер цитирует только куплеты, опуская зачинприпев.

⁷ Пульнер приводит только куплеты, опуская припев, в котором также упоминается «ока спирта».

⁸ Эпистолярная повесть «Менахем-Мендл» принадлежит к известнейшим произведениям Шолом-Алейхема. Входящий в ее состав рассказ «Не везет (Менахем-Мендл – сват)», который цитирует Пульнер, был написан в 1900 году и переработан в 1909 году. Современный русский перевод М. Шамбадала см. в: Шолом-Алейхем. Собр. соч. М.: ГИХЛ, 1959. Т. 1. С. 437–454.

⁹ Перечислены города и местечки Украины со значительным еврейским населением. Порядок перечисления отличается от оригинального, так как порядок букв в русском алфавите отличается от порядка букв в еврейском алфавите.

¹⁰ Так в произведениях Шолом-Алейхема всегда иносказательно именуется Киев.

¹¹ Речь идет о начале XIX века, когда богатые еврейские семьи стремились просватать (но не поженить) своих детей как можно раньше. В том же отрывке говорится о том, что у большинства мальчиков уже были невесты к одиннадцати годам.

¹² Сирсер (иврит) – маклер, посредник. Какой именно посредник и какое место в Талмуде имеется в виду – неясно.

¹³ Буквальный перевод: «Сватовство выглядит так же, как сват».

¹⁴ Выражение, означающее, что брак произошел по воле небес, то есть был предустановлен Божьей волей.

¹⁵ Источник пословицы не найден. В сборнике пословиц Бернштейна есть похожая пословица: «Der shadkhn firt tsunoyfvant mit a vant» («Шадхн сводит стену co стеной». Bernshteyn I. Idishe shprikhverter. Z. 264. № 3612). Это значит, что шадхн может свести кого угодно с кем угодно.

¹⁶ То есть выдать замуж. Замужняя женщина ходила с покрытой головой.

¹⁷ Источник не найден.

¹⁸ עם־הארץ, букв, «народ земли», невежа, неуч.

¹⁹ Источник не найден.

^a Мера объема.

^b Варнавицкая С. (Бершадь). Наши полевые записи.

^c Folklor-lider. Z. 279–280. № 10 (Белая Церковь, 1930).

^d Ibid. Z. 278–279. № 9 (Бердичев, 1926).

^e Гимназию или университет.

^f Киев.

^g Шолом-Алейхем. Похождения неудачника (Менахем-Мендель). С. 192–195.

^h Там же. С. 196.

ⁱ Fridkin A. Avraham-Ber Gotlober un zayn epokhe. Z. 33.

^j Ibid. Z. 33.

^k Ibid. Z. 34–35.

^l Bernshteyn I. Idishe shprikhverter. 13. Z. 29. № 376.

^m Ibid. Z. 264. № 3609.

ⁿ Ibid. Z. 264. № 3610.

^o Ibid. Z. 264. № 3611.

^p Ibid. Z. 274. № 3743.

^q Ibid. Z. 98. № 1452.

^r Ibid. Z. 283. № 3867.

^s Ibid. Z. 264. № 3608.

^t Ibid. Z. 264. № 3606.

^u Yiddisher folklor. Z. 282. № 106.

^v Folklor-lider. Z. 278. № 8 (Хотимск, 1928).

^w Ibid. Второй куплет той же песни.

^x Еврейские народные песни в России. С. 233. № 279 (Минская губ.).

^y Аббревиатура имени Соломона Ицхака (Рабейну Шлойме Ицхак). Знаменитый библейский экзегет и истолкователь Талмуда (1040–1105).

^z Моисей Мендельсон – знаменитый писатель и философ, зачинатель еврейской Гаскалы (Просветительства).

1.3. Предложение

Предложение – первый этап сватовства.

Предложение редко исходило от жениха или невесты, чаще от родителей, опекунов или от шадхена, старавшегося не выпускать из поля своего зрения ни одного жениха и ни одной невесты. Все эти моменты отражены в еврейской песне.

Об инициативе предложения, исходящей от отца, поется в следующей песне:

Поехал отец

На Шолем-Зохер^a,

Привезет он для Леечки

Красивого парня^b.

В следующей песне сама мать отправляется за шадхеном по инициативе дочери:

– Мама, куда ты идешь?

– Дочка, чего ты хочешь?

Не хочешь ли женишка получить?

Пойду шадхену скажу!

– Да, мама, да!

Значит, хорошая у меня мама:

Уж она знает, о чем я думаю!^с

Инициатива самого шадхена отражена в третьей песне:

Шадхены кружат по улицам,

Они спрашивают отца, нет ли у него девушки на выданье!

Имея на примете богатого жениха или невесту, шадхн-профессионал, как слуга принудительного брака, не заставлял себя просить или приглашать, он сам являлся в дом богача или знатного лица со своими предложениями. По-иному шадхн относился к бедноте, у которой он не мог рассчитывать на приличное вознаграждение за сватовство («шадхонес»). С беднотой он мало церемонился. Чтобы шадхн выступил посредником в браке бедняков, его нужно было специально приглашать и упрашивать. Так, в одной песне рассказывается, как мать, очевидно из ремесленного сословия, уступившая настояниям и слезам дочери, отправляется к шадхену:

Был я однажды в маленьком местечке,

Мать с дочкой я там видал:

Мать звали Шейне,

Была у нее единственная дочь Миреле.

Миреле постоянно плакала и рыдала.

Не пред кем было ей открыть свое сердце.

О чем плакала Мирка?

Изо дня в день видела она, как женщины ходят в гайблах^е.

– Мама, мама, беги быстро и проворно,

Как ветер, и приведи шадхена!

Прошла мать мимо столба

И увидела дом шадхена^f.

Мать, из бедных и незнатного рода, увидев нужный ей дом, степенно входит и обращается с почтением к шадхену:

– Доброе утро, реб Шимен! – Как поживает реб Нохем?

– Слыхала я в свете, что вы большой мудрец;

Почему бы вам не подумать о моей Мирке, Почему бы не подыскать ей жениха?

На что шадхн не без достоинства отвечает:

– Какое у вашей Мирки приданое?

Есть у меня для нее муж-кормилец:

Сын Авремле, юноша как игрушка,

Владеет он лошадью и собственной коляской!

Зажиточные и середняцкие слои еврейского населения брали себе обычно женихов и невест не из своего поселения. Обычай этот, являвшийся в известной степени следствием принудительного брака, подтверждается материалами, изложенными в предыдущих разделах настоящей главы, и фактом бытования института областных шадхенов.

Указанный обычай отражен в уже приведенных выше песнях «Поехал отец на Шолом-Зохер» и «Шадхены кружат по улицам». Отражен он и во многих других песнях, из которых процитируем здесь некоторые. В одной из этих песен на вопросы «Где мама?» и «Что она принесет?» дочь отвечает:

– Здесь нет!

Что она принесет?

– Женишка для тебя!^g

В другой песне поется:

Три колеса, три колеса

Прикатили из Гругува,

И прямо, и прямо

К маме в дом.

Говорит отец: «Да»,

Говорит мать: «Нет»…^h

Еще в одной песне читаем:

Сижу я на камне,

Рыдаю и плачу:

Все девушки становятся невестами,

А я остаюсь одна.

Будь моя мама доброй,

Она бы просватала меня;

Поехала бы в Вилкомир,

Привезла бы для меня женишка:

С черными кудрями, с голубыми глазами,

Чтобы был способен к Тореⁱ.

Или:

Папа-мама едут в Вилкомир.

– Увидишь славного жениха,

Привезите мне!^j

Обычай брать жениха и невесту из другого поселения был, однако, не под силу еврейской бедноте. Бедная девушка, любящая юношу из другого поселения, но не могущая выйти за него из-за своей бедности, поет:

Будь у меня лошадь и телега,

Я бы к тебе поехала;

Будь у меня кошелек с деньгами,

Я бы его сберегла^k.

В некоторых местах (Пропойск) в конце XIX – начале XX века зажиточная и религиозно настроенная часть еврейского населения часто обращалась за содействием в подыскивании зятя к рош-ешиве^l. Здесь же было в обычае брать на воспитание «а бохер аз вил лернен» (א בחור אז װיל לערנען, парень, который хочет учиться, то есть преуспевает в учебе) в качестве будущего зятя^m.

Со своими предложениями шадхены приходили по субботамⁿ¹ или праздникам, но чаще всего в будни, в любое время дня^o.

Переговоры шадхена с родителями (главным образом с отцом) не были, по-видимому, обставлены особыми церемониями и обрядами.

Придя с предложением, шадхн не всегда и не сразу объявлял о цели своего прихода. Вначале он обычно заводил разговоры о посторонних вещах.

В некоторых местах (Едвабне, Белостокская обл.) шадхн, приехав к отцу невесты, спрашивал иносказательно:

Реб Нахмен, реб Нахмен, может быть, у вас есть мед² или вино?

На что отец невесты, реб Нахмен, отвечал:

– Меда и вина у меня нет,

Есть только красивая девушка в горнице^р.

У украинских евреев (конец XIX – начало XX века) шадхену, пришедшему с предложением, не отказывали с первого раза, даже в том случае, если уже заранее решено было отклонить его предложение³. Обычай этот, надо полагать, был в свое время распространен не только у украинских евреев, что подтверждается наличием соответствующей еврейской пословицы:

א שידוך און א שמעק־טאבאק טאר מען ניט אויסשלאגן

A shidekh un a shmek-tabak tor men nit oysshlogn

Сватовство и понюшку табака нельзя отвергать⁴.

К приходу шадхена готовились заранее. Мать, ожидая шадхена, приказывает дочери:

Застели постели, прибери везде

Возьми мыло и умойся!^r

Обычно потчевали шадхена водкой или пивом и закуской:

Шадхн Нохем очень вспыльчивый человек, —

Приготовь немного водки и какую-нибудь закуску!

Чем водку, лучше пиво,

Варенье – это хорошо, пусть останется для меня!^s

Сообщив все данные о предлагаемой партии, столковавшись, добившись согласия одной стороны, шадхн поздравлял родителей: «Мазл-тов!» (!מזל־טוב, букв. «Счастливой судьбы!», традиционное поздравление), выпивал рюмку-другую водки или пива, закусывал и отправлялся для переговоров к другой стороне. Когда шадхн и там добивался согласия на брак, через него же назначали день и место встречи для сговора сторон.

¹ В этом месте Пульнер ссылается на ВТ, трактат «Шабат». Однако в Талмуде эти сведения отсутствуют.

² Имеется в виду напиток из меда, медовуха.

³ Источник не найден.

^a Обрядовая пирушка, устраивавшаяся в первую субботу после рождения мальчика.

^b Yidisher folklor. Z. 46. № 92 (Кольно, Белостокская обл.).

^c Еврейские народные песни в России. C. 197. № 244 (Курляндская и Ковенская губ.).

^d Yidisher folklore. Z. 45. № 89 (Росвигово, Подкарпатская Русь, Чехословакия).

^e Чепцы, которые носили замужние еврейские женщины.

^f Еврейские народные песни в России. С. 204. № 253 (Ковенская губ.). Из этой же песни и следующие два куплета.

^g Там же. С. 84. № 110.

^h Yidisher folklor. Z. 45–46. № 91 (Коломыя, Станиславская обл.).

ⁱ Еврейские народные песни в России. С. 198. № 245 (Ковенская губ.).

^j Там же. С. 198. № 246 (Вильна).

^k Yudische folkslieder mit melodyen. Bd. 1. Z. 16. № 8 (Варшава).

^l Ешиве или ешибот – еврейская духовная семинария. Рош-ешиве – глава ешибота.

^m Гинзбург. Наши полевые записи.

ⁿ В талмудический период сватать по субботам разрешалось только малолетних.

^o Fridkin A. Avraham-Ber Gotlober un zayn epokhe. Z. 34.

^p Yidisher folklor. Z. 45. № 90 (Едвабне, Белостокская обл.).

^q Bernshteyn I. Idishe shprikhverter. 1913. Z. 274. № 3738.

^r Еврейские народные песни в России. С. 205. № 253 (Ковенская губ.).

^s Еврейские народные песни в России. С. 203. № 252.

1.4. Сговор и смотрины

Сговор и смотрины – второй этап сватовства.

Сговор происходил в заранее установленном месте. На сговор съезжались родители (в первую очередь отцы) с обеих сторон, а иногда также жених и невеста.

Смотрины происходили иногда одновременно со сговором (если при сговоре присутствовали жених и невеста), а иногда отдельно. Так, например, в некоторых местах (Белоруссия, Украина) родители, не удовлетворенные сведениями, полученными от шадхенов, или же из-за недоверия к ним наводили до назначенной встречи справки о женихе (или невесте, соответственно) и о его «мишпохе» (משפחה, семья) через знакомых, родственников или раввиновa. В Бердичеве и его окрестностях в конце XIX века отец жениха или отец невесты иногда переодевались бедняками и в субботу или в праздники скрытно отправлялись в дом другой стороны для негласного ознакомления^b.

Время и место встречи для сговора назначалось через шадхенов и избиралось примерно на полпути между местами постоянного жительства сторон^c. Необходимо отметить, что назначение места сговора вне местожительства сторон характерно было только для зажиточных слоев еврейского населения, так как расходы, связанные с поездкой, были не под силу еврейской бедноте. К тому же беднота, как мы уже отметили, не искала себе, как правило, жениха или невесту вне места своего жительства.

Основная цель встречи состояла в соглашении по поводу материальных условий предстоящего брака и в знакомстве с женихом и невестой.

В XVI веке у польских и литовских евреев, «если жених и невеста раньше не были знакомы, они сходились или съезжались на “смотрины”. Обычай вменял в обязанность жениху “посмотреть невесту и себя показать”. Это делалось обыкновенно в присутствии родных или близких с обеих сторон»^d.

У евреев в России в XIX веке (в особенности в его первой половине) присутствие жениха и невесты считалось необязательным. В конце XIX – начале XX века стороны отправлялись к месту сговора и смотрин в сопровождении особых экзаменаторов, «мейвиним» (מבינים, знатоки, эксперты), задача которых состояла в испытании жениха и невесты^e.

Останавливались обе стороны в разных заезжих домах. К месту встречи приезжали и шадхены, которые и сводили родителей с обеих сторон. Встреча происходила в том месте, где останавливались родители невесты и сама невеста. Встреча происходила тихо. По народному объяснению, это делалось на случай неудачи переговоров и во избежание «злых языков»^f, однако нам кажется, что все делалось тихо в целях охраны жениха и невесты от «дурного глаза» и прочего колдовства.

При встрече сторон беседа велась вначале на посторонние темы. Спустя некоторое время подавали «кибед» (כיבוד, угощение) из водки, лекеха (пряник на меду), торта и т. п. Часа через два после начала встречи жениха и невесту отправляли на прогулку. Цель прогулки заключалась в личном знакомстве и беседе вступающих в брак. До их возвращения всё еще не говорили о браке. Во время прогулки невеста пыталась «испытать ум» жениха. Для этой цели невеста, как бы невзначай, роняла за землю платок. Если жених поднимал платок, то он считался умным^g