Читать онлайн Рыцарь в клетке. Книга третья бесплатно

Пролог

18 мая 3284 года от смерти Шебадда Меритта, Узурпатора Эфира

Каждый житель хабитатов на территории Японии с детства знает одну прописную истину – хочешь пригубить чарку сакэ, так дождись Бури! И сиди день, вечер или ночь вместе с соседями и добрыми друзьями, веселись и пей, пока за границей покрытого зеленью поселения бушует эфир, уносящий души людей. Традиция хорошая и правильная, помогает не забывать о ужасах, творящихся за пределами зеленых благодатных хабитатов, а также позволяющая быстро вычислить пьяниц. Последним доверия нет и не будет, да и не было его никогда у японских земледельцев. Где сакэ без умеренности хлещут, там и до воровства недалеко, а если уж такое начнется – нагрянет хозяин с проверками. Последнее – точно никому не нужно!

Сегодня жители большого и славного хабитата Сугова гуляли с душой. Бури то не было больше двух месяцев, истосковались по хорошему застолью! Сейчас они сидели за накрытыми столами, собравшись по несколько соседских семей, традиционно поддерживающих хорошие отношения. Опрокинуты были первые чашки с алкоголем, произнесены первые шутки, а мозолистые трудовые руки застучали палочками по плошкам с угощением.

Но не только взрослые праздновали сегодня. Буря также была прекрасным временем для молодежи хабитатов. Подростки, оставленные на попечение самих себя, тоже отдыхали и веселились, разве что без доступа к алкоголю. Что насчет опасности, подстерегающей молодых людей там, где они предоставлены сами себе, то с этим в хабитатах боролись давно и успешно. После того, как молодая незамужняя японка рожала, у нее и у ребенка брали в местной больнице по капле крови, через которую с помощью медицинского гемоскопа легко определялся уклоняющийся от ответственности папаша. Дальше наступала очередь настоятеля из местного храма, быстро повязывающая совсем не радостных молодых узами брака, и выселение новой семейной ячейки в дом поближе к железнодорожным путям. После молодым часто приходилось крутиться дальше одним, что было далеко не легко под осуждающими взглядами знакомых. Но… либо так, либо высшая мера наказания в хабитате – изгнание.

За подрастающее поколение жители зеленых поселений всегда были спокойны. Мало кто из юных японок мечтал оказаться на краю селения навсегда связанной с человеком, который за девять месяцев не нашел в себе мужества прийти к ее родителям с повинной. Впрочем, и те, кто приходил, тоже особой симпатии не вызывали. Хабитаты, при всей своей сытной и здоровой жизни, отличались наличием жестких и соблюдаемых всеми без исключения правил.

Но вот дети… дети во время Бурь были свободны, как никогда.

Когда-то.

Нишикияма Аой вовсю торопилась, шлепая босыми пятками по неглубоким лужам. Девочка, забывшая дома старенький зонтик, уже была мокрой как мышь, но не обращала на свое состояние ни малейшего внимания. Она опаздывала! Жутко опаздывала! Уже на полчаса, не меньше! Какой темный ками дернул маму приказать Аой лезть в погреб за водорослями нури для гостей! Торопясь по своим делам, девочка опрокинула две кадушки с овощами, которые сама же накануне принесла от бабушки Шотори, после чего была вынуждена долго их собирать, впотьмах нащупывая каждый из сбежавших плодов по всему подземелью!

Опааааздываю!

Торопящаяся под дождем девочка внезапно остановилась у пышного куста с крупными желтоватыми цветами, повертела головой, шлепая сама себя тяжелой намокшей копной волос по лицу, и, убедившись, что никого рядом нет (как будто могло быть иначе в это время!), резко нырнула в куст. Там, за сплошной ароматной зеленью, начиналась узкая глинистая тропка, не только ведущая десятилетнюю опозданку к цели, но еще и заставившая ее несколько раз с громким ойканьем удариться о грязь попой.

Но цель была слишком близко, чтобы в голове у маленькой торопыги появились мысли о том, что с ней сделают мама и старшие сестры за испорченную одежду, когда та вернется домой. Может быть, попа пострадает еще раз, но сегодня ей вообще нельзя было опаздывать! Сегодня же был тот самый день!

День, когда Ивадзикудзи-сан привозит новую мангу!

Самое желанное, самое драгоценное, самое интересное, что только может себе представить Нишикияма!

Ивадзикудзи-сан появился в хабитате Сугова около пяти лет назад, сразу же начав бесплатно раздавать детям далеко не дешевые книжки с картинками. Взрослые сначала насторожились, но довольно быстро успокоились, узнав, что приезжий требует от детей бережного отношения к выданным материалам, а также обязательного возврата манги назад. Единогласно решив, что одинокий холостяк немного болен на голову, но безвреден, хабитатцы оставили чудака в покое. Вскоре они даже начали привечать Ивадзикудзи Огуро, здороваться и зазывать в гости – влияние мецената сказывалось весьма положительно на росте ответственности у ребятни.

Потрепанные временем и предыдущими пользователи журнальчики нужно было аккуратно хранить и вовремя передавать следующему в очереди. За утерю или повреждение всего одной книжечки строгий Огуро вполне мог в следующий раз приехать лишь для того, чтобы просто забрать выданную литературу, не оставив ничего нового! За такой ужас провинившегося ждали семь адских кругов от ребятни и молодежи всего хабитата!

Аой змейкой проползла между сломанных досок забора, в процессе отважно для себя решив, что тихий треск порвавшейся одежки ей просто послышался. До вожделенной цели оставалось всего лишь несколько метров по мокрому школьному газону, а потом подняться по скрипучей лестницы старого, но еще крепкого корпуса, предназначенного для школьных кружков, а затем только открыть двери класса, за которыми её ждет тепло, свет, друзья и… манга!

Так оно и случилось. Глазам запыхавшейся девчонки предстал залитый светом филеновых ламп класс, где за старыми партами по два-три-четыре человека сидели дети, упоенно читающие свежие комиксы. Те из них, кому места не хватило за партами, устроились на стареньких футонах на полу, тесно прижавшись друг к другу. У окна покоилась толстенная стопка уже перевязанных бечевкой старых журналов. Всё было именно так, как и предполагала стремящаяся сюда всем своим сердцем девочка.

Кроме одного. Места для себя Аой не видела совершенно! Сегодня пришли Ио, Камимори, Рикуто, даже Изанори, которые были наказаны Ивадзикудзи-саном за пролитый на 3-ий номер «Волшебных учеников старого Киото» чай! В классе и шагу ступить нельзя было!

Девочка шлепнулась на мокрый от натекшего с нее пол, начав самозабвенно рыдать. Впереди был ужасный ужас – сейчас ей предстояло вернуться домой ни с чем, чтобы потом бегать по соседям после учебы и домашних дел, узнавая, у кого первого освободится взятый на дом журнал. А потом еще и очень быстро его читать, потому что очередность обмена будут определять те, кто сейчас знакомится с новинками в классе!

Подумать о том, что она вполне могла бы к кому-нибудь притиснуться, Аой не пожелала. Ведь в таком случае ей бы пришлось читать не с начала!!

На плачущую навзрыд Нишикияму тут же недовольно зашикали оторванные от интересного чтива друзья, что произвело совершенно обратное действие – Аой зарыдала еще громче, жалуясь миру на жизнь, маму, погреб, рассыпанные овощи и чересчур упорных Изанори, которых в классе было девять человек. Вот зачем они приперлись?! Могли бы как и раньше – ждать своей очереди, а потом читать доставшиеся им книжки всей семьей дома!

– Что тут у вас началось? – раздался недовольный знакомый голос, заставив Аой испуганно икнуть и замолчать. Жилистый сутулый японец лет сорока встал за ее спиной, потирая лысину и недовольно разглядывая девочку. Совсем не обрадовавшись увиденному, он ворчливо спросил, ни к кому конкретно не обращаясь, – Что у вас тут творится?

Дети тут же разразились жалобами на громкую Аой, которая ворвалась в класс, тут же начав всем мешать. Девочка, которая до этого крепилась как могла, не выдержала подобного давления общества, вновь залившись слезами в самой настоящей истерике. Еще бы! На нее жаловались даже Мичиру и Кори, её собственные друзья, сидящие сейчас чуть ли не в обнимку с противными Изанори! А как только до бедной Нишикиямы дошло, что за ее спиной стоит сам Ивадзикудзи-сан, который может её… может её…

Девочка набрала полную грудь воздуха и выдала такой рёв, что подошедший к ней опрометчиво близко Огуро отскочил как ошпаренный, плюхаясь на задницу, а все дети в классе всполошились. Более того, из соседних классов, где сидели другие возрастные группы, потянулись дети, встревоженно переговаривающиеся между собой.

– Всё! Хватит!! Успокойся! – заорал немного испуганный мужчина, а затем повернулся к подошедшим девушкам, которым было лет по четырнадцать, – Вы! Помогите её утихомирить!

Совместными усилиями Аой была успокоена, протерта ветхими чистыми полотенцами, даже отпоена чаем и согрета. А потом местный повелитель детских грёз и желаний проводил её в свой кабинет, дав целую гору рисовых печений и совершенно новый журнал никогда ранее не виданной девочкой манги! Блестящий, красивый, безумно интересный!

Потом, ближе к утру, Ивадзикудзи-сан сказал, что раз детей стало так много, то он откроет еще один класс, куда будут попадать только выбранные им лично дети, без оглядки на возраст. Самые прилежные, самые спокойные и молчаливые. Нишикияма, с идущей кругом головой от такой богатой на впечатления ночи, сгоряча пообещала себе, что обязательно попадет в класс с печеньем и новыми журналами.

Так и случилось.

«Закрытый класс», где можно было под очень большим секретом почитать особую мангу, быстро начал пользоваться славой привилегированного. У Аой получилось туда попасть, и даже больше – получилось задержаться, так как очень многие дети не выдерживали, начиная обсуждать между собой прочитанные в классе журналы, а владелец манги каким-то образом узнавал о том, что они не удержали язык за зубами, и отлучал их от прекрасного. Девочка же упорно молчала, даже разругавшись со своими друзьями. Теми самыми, между прочим, кто жаловался на её плач Ивадзикудзи-сану!

Постепенно такая участь постигла всех детей, удержавшихся в «Закрытом классе». Знание, что они там иногда читают нечто, никогда не попадающее в «простые» классы, стало пропастью, разъединившей небольшую группку «выскочек» с остальными. Зато, с другой стороны, они «надежные и неболтливые», смогли подружиться друг с другом, невзирая на разный возраст! Они общались, обсуждали прочитанное только между собой, разыгрывали сценки с участием различных героев манги, да и вообще ладили между собой куда лучше, чем остальные!

Через два года, Аой вновь опаздывала на очередное собрание, но уже не бежала, шла уверенно, цепко сжимая в руках недавно подаренный отцом зонтик. Она и в мыслях не особо торопилась, будучи уверенной, что для нее обязательно найдется местечко, как и лишний новый журнал с куда более сложной и интересной историей, чем читают другие. Легко взбежав по скрипучим ступенькам на второй этаж, Аой бодро постучалась в комнату, весело приплясывая на месте и напевая простенькую песенку. Дверь ей отворил сам добродушно улыбающийся Ивадзикудзи-сан, ставший за прошедшее время близким другом каждому из «закрытого класса».

– Я пришла! – воскликнула Аой, бодро задрав руки кверху. Её встречали добрыми, полными приязни улыбками и взмахами рук.

Ивадзикудзи-сан потрепал девочку по голове. Его рука и глаза коротко полыхнули золотистым сиянием, снимая с разума девочки пелену. Безобидное чудо, призванное помочь ребенку контролировать себя и хранить секреты.

Аой замерла на несколько секунд, по-новому, но привычно знакомясь с внезапно проснувшейся в ней памятью.

Улыбнулась.

Прошла на своё место, села за парту. Сделала пальцами левой руки сложный волнообразный жест, произнеся несколько коротких слов…

…и погрузилась в чтение нового журнала с картинками, где были нарисованы люди, принимающие различные позы, составляющие сложные жесты, произносящие странные слова – действия, позволяющие этим книжным героям творить удивительные вещи и совершать подвиги.

Многое она уже умела сама. Уже сейчас вокруг головы простой крестьянской девочки летал крошечный голубой кит, оставляющий после себя длинный светящийся шлейф.

Кому теперь нужны эти лампы?

Глава 1

24 мая 3296 года от смерти Шебадда Меритта, Узурпатора Эфира

Я вздохнул и закатил очи горе, перекатывая во рту фильтр сигареты. Разочарование стремительно вымывало из меня хорошее настроение выспавшегося человека. Но, планы были совершенно не той субстанцией, которую я был согласен менять в этой жизни сугубо из-за перемены настроения. План – это святое. Вынув «эксельсиор» изо рта и кашлянув, я громко и зло рявкнул:

– Пли!

Вместе с командой раздался громкий и злой звук удара мощной колотушкой об импровизированный гонг.

Бэнг!

Раздались несколько револьверных выстрелов вразнобой, аккомпанементом которым служило испуганное девичье ойканье. Результатом стрельбы были жестоко продырявленные пустые пространства около стоящих на смешном расстоянии от стрелков мишеней. Настроение спрыгнуло на пару ступенек ниже, и я решил его немного поправить, снова гаркнув:

– Мао!! Патроны!

С предобморочным писком стоявшая возле столика с боеприпасами девушка повернулась, задела ажурную конструкцию крутым бедром и… снесла напрочь, заставляя выложенные боеприпасы рассыпаться по всему помещению. Издав еще один тонкий предсмертный звук, девушка задёргалась на месте, полностью потерявшись. Посмотрев на меня, она закатила глаза и навострилась в обморок, чего я ей сделать не позволил, подскочив вплотную и схватив за тонкую талию.

В лицо пахнуло запахом крупной кошки, идущим от пушистых серых волос и крупных звериных ушей. Мао икнула и в ужасе уставилась на меня, расплывшегося в кровожадной улыбке.

– Мистер Уокер, еще одну рюмочку, будьте добры!

Мой дворецкий, совершенно не изменившись в лице, тут же отложил удерживаемый им гонг для того, чтобы организовать удерживаемой мной кошкодевушке рюмку сорокаградусной водки, настоянной на корне валерианы. Поднеся к нам упомянутый сосуд на подносе, Чарльз Уокер застыл, устремив взгляд в неведомые дали. Убедившись, что горничная более-менее держится на ногах, я ее отпустил, многозначительно кивая на рюмку. Девушка сглотнула, нервно провела ладонями по оборкам своей формы, а затем умоляюще на меня посмотрела. Я был непреклонен.

Тяжело сглотнув, девушка употребила рюмку, выпучив глаза и занюхав… собственным хвостом. Не выпуская последний из объятий, метнулась собирать патроны, продолжая опасливо на меня коситься. Я курил и ухмылялся. Четвертая рюмка за утро. Пятьдесят грамм за каждую допущенную ошибку – отличная терапия для психически пострадавшей от меня девушки, скоро вообще бояться перестанет. Только бы не сделать из нее алкоголичку. Или берсерка.

– Ариста, ты – садист! – обвинение прозвучало возмущенно, звонко и откуда-то снизу. Взглянув туда, я обнаружил возмущенно-веселые серые глазищи Иеками Рейко, нянчащей свои покрасневшие пальчики, изнуренные тугим спусковым крючком новой модели револьвера. Коротышка пихнула меня в бедро, качнула грудью, и закончила обвинение вопросом, – Ты вот вообще зачем над нами так сегодня издеваешься?

– Этому есть две причины, моя уважаемая невеста, – протянул я, с наслаждением используя новый титул девушки, за что и получая новый, немного смущенный тычок в бедро, – Первая и основная заключается в том, что тебе уже пора учиться стрелять из любого положения и в любой момент. Не только стрелять, но и еще, к тому же – попадать! Вторая же причина в том, что предстоящие нам выходные будут более чем насыщенны, так что других совместных занятий по стрельбе не будет.

– Представитель твоего хабитата приезжает? – вспомнила девушка, поднесшая палец ко рту и дующая на него.

– Не только, – качнул головой я, – Через три часа в порт Йокогамы приходит межконтинентальник «Граф Домин». Мне нужно будет проконтролировать разгрузку и доставку моего имущества.

– Я с тобой?

Раздавшийся (и перебивший новый вопрос Рейко) обморочный шепот исходил из бледных губ девочки, выглядевшей так, как будто она позавчера умерла от истощения. Гэндзи Момо, одетая в едва затянутый домашний халат, стояла возле нас, держа меня за рукав рубашки. Большие глаза с шикарными тенями под ними буквально умоляли меня признаться, что я обязательно оставлю страдалицу в особняке на уютном диване, а не потащу туда, где ей придётся самой стоять и даже ходить.

Совсем она разбаловалась с тех пор, как начала служить мне и только мне…

– Все пойдем, – с радостью сообщил я печальную новость своей вечно сонной телохранительнице, – Мне каждая пара глаз будет важна.

Солидно уже припоздавший «Граф Домин» вез сюда не только массу нужной мне всячины, начиная от запаса сигарет с кофе и заканчивая очень даже нужными запасными частями под моего охранного автоматона, но также на нем сюда прибывали оба «Паладина». Полученные Японией в дар от Англии, эти современные СЭД-ы (силовые эфирные доспехи) являлись на данный момент апогеем технического прогресса в мире. Один из них предназначался для пилотирования мне, но никаких надежд «забрать» стратегическое оружие домой я не питал. Получу свое, покручусь на глазах у принимающей стороны, демонстрируя свой верноподданический интерес – и хорош.

Прошедшие полтора месяца выдались настоящим островком покоя в моей новой жизни в Японии. Большая часть угроз отступила во тьму, сверкнув окровавленными по причине выбитых им зубов пастями, Его Императорское Величество Таканобу Кейджи не только принял мою присягу, но и озадачил свои службы обелить мое подпорченное последними событиями имя, с чем те частично справились. Получив гражданство и статус, мы с Рейко наконец-то смогли организовать помолвку и теперь считались полноценной будущей парой, готовой в ближайшее время сыграть свадьбу.

Мои недоброжелатели, в лице графа Эмберхарта, герцога Мур и, скорее всего, короля Англии Генриха Двенадцатого, отступили, и, по уверениям моего нового сюзерена – надолго, если не навсегда. Этим словам хотелось верить всеми жабрами души, что я время от времени и проделывал.

Единственной относительно печальной новостью было то, что обучение в Якудзёсейшин-академии я буду вынужден продолжить на общих основаниях и без всяких поблажек. Император желал, чтобы его будущий пилот «Паладина» постоянно крутился на глазах у молодежи, напоминая буйным студентам Обители Яркого Света о том, что человек не просто смертен, а смертен порой внезапно. Пришлось подчиниться, хотя я и так видел пути как извлечь из процесса обучения дополнительную пользу в виде знакомств и репутации.

В стране же дела шли ни шатко, ни валко – империя боролась с забившимися в темные щели культистами, чьи промытые мозги искали любой доступный им способ навредить инфраструктуре страны. Фанатики действовали независимо и хаотично, не гнушаясь ничем. Поджоги, убийства, вредительство и саботаж дошли до таких пределов, что на всем имперском архипелаге уже не было ни единого населенного пункта, в котором к страннику и незнакомцу отнеслись бы доброжелательно. Доверие местных жителей вызывали лишь крупные военные отряды, устраивающие облавы на вредителей.

При этом, что было особо удивительно, было совершенно непонятно, чего именно пытаются добиться эти культисты, и против чего выступают. «Общество Терниев» не делало никаких публичных или частных заявлений, от чего создавалось впечатление, что все его члены просто питают к своей родной стране ни с чем не сравнимую ненависть. Подобных случаев в истории этого мира еще не было. Разговорить фанатиков не удавалось даже с помощью пыток, заставляя специалистов допросного цеха предполагать, что «тернии» сами себе не отдают отчет в собственных поступках.

Будь моя воля – уплыл бы из местного бардака куда глаза глядят, если бы не переданная мне воля Древних Родов. Как только я сделаю шаг за границу страны, то меня сразу же убьют способом, который мне не потрудились озвучить.

Клетка… хоть и большая.

– Так! На сегодня достаточно! – хлопнул я в ладоши, обращаясь ко всем, а потом повернулся к продолжающей собирать патроны Мао, – Ты сегодня молодец! Мистер Уокер, еще рюмочку!

Жалостливый стон пьяненькой девушки ни на кого из присутствующих не произвел впечатления. А я ее еще сейчас в город потащу, пусть крепится.

Не успел я закрыть дверь в свой кабинет, как за мной просочился улыбающийся как голодная гиена Накаяма Минору, недавно нанятый мной поверенный, которому было доверено вести все мои финансовые дела. Невзрачный японский юноша с прилизанными и редкими волосами обладал одним большим секретом, делающим его идеальной кандидатурой для этой в высшей степени ответственной должности. Сейчас он вовсю пылал рабочим энтузиазмом, размахивая тощей стопкой прихотливо украшенных вензелями бумаг.

– Эмберхарт-сама! – заполошно застонал он, суетясь сильнее, чем Мао, которая на днях перепутала ванные комнаты, из-за чего была увидена мной в не совсем одетом состоянии, – Эмберхарт-самаааа! Тут такие перспективы! Мы можем перекупить право аренды у нескольких рисовых полей на севере префектуры Нагано, там только что закончили строительство нового хабитата, плодородные земли обесцени…

– Стоп! – показал я Накаяме пустую ладонь, – Мы тут вдвоем. Перестань быть слизняком и объясни в двух словах, в какую авантюру ты хочешь нас втравить.

– Опять ты не даешь мне повеселиться, – скорчил хмурую физиономию японец, тут сбрасывая «маску». Сев на стул для посетителей, он забросил ногу на ногу, откинулся и выразительно помахал в воздухе удерживаемыми листами, – Есть идея сделать из Рейко землевладелицу. Поля подсушены уже, а после небольшой обработки станут вполне пригодны к выращиванию некоторых европейских злаков. Если растить пшеницу, то устроить небольшую сеть магазинов с выпечкой будет раз плюнуть.

– И какой с них доход? – досадливо скривился я. Идея звучала отлично, требовала, судя по бумагам, совсем несерьезных начальных инвестиций, но и обещала… мало.

– Имидж, Эмберхарт… имидж! – патетично вскричал мой поверенный, который по совместительству еще и являлся на редкость противным в общении демоном, отзывающимся на имя «Дарион Вайз», – Тебе срочно нужно хоть как-то пролезть в местный бизнес! Заявить о себе на местных скудных нивах! Но не особо громко – пекарни будут идеальным вариантом.

– Ты же только что сказал, что делать землевладельца надо из Рейко?

– Да, тебе же лично землю не продадут, а ей – легко! Поэтому я и говорю «пролезть»!

Дарион… в смысле Накаяма Минору, был прав на все сто. Мне действительно пора было врастать в местную экономику, обзаводиться лицом и связями. Конечно, я по причине подросткового гормонального шторма хотел изначально не врастать, а прямо-таки ворваться на местные пастбища, покрыв их своим эксклюзивом, но подобное было невозможно по многим причинам. Одной из главных я считал (постоянно забывая из-за того же возраста), наиболее прозаичную – дадут по рогам, чтобы не врывался и не шумел. Здесь и так иностранцев не привечают.

Тихо, постепенно, по зернышку. Вот дали мне хабитатик, нужно будет узнать, чем тот живёт. Еще прикупим сейчас полей, засадим той же пшеницей, раз Дар… Минору говорит, что та даст урожай, поставим мельницу, хранилище, открою пекарню. Мелочь, а приятно. Нужен пассивный доход, причем достаточный, чтобы начать нанимать собственный небольшой отряд. Нужны телохранители, охранники и конвоиры, благо место для них уже есть. На первых шагах, по совету моего поверенного, прикроемся широкой и могучей грудью моей невесты, а потом и сам полезу на свет, пустив вперед себя слухи.

Хрипло каркнувший с подоконника ворон оторвал меня от радужных мыслей. Дав добро поверенному на закупку прав аренды, я принялся готовиться к отбытию в порт. «Граф Домин» привёз кое-что весьма важное для сэра Алистера Эмберхарта…

Интерлюдия

Если бы профессора Кембриджского университета задумали бы переписать одну из энциклопедий синонимов, то к слову «упорство» они могли бы смело прикрепить фотокарточку сэра Уильяма Феррерса, сквайра, джентльмена и доброго сына земли английской. Совсем молодым юношей он, вместе с двумя сотнями других мальчиков, получил призрачный шанс возвыситься, но оказался единственным, кто смог его реализовать. Бульдожья хватка, маниакальная въедливость и упорство, могущее посрамить любого мула, стали тем коктейлем, что вознес потомка небогатой, но старой семьи Феррерсов до невиданных в её истории высот. Сэр Уильям с блеском закончил обучение и прошёл все необходимые тесты, чтобы стать гордым членом Королевской Механической Гвардии.

Его ждали слава, богатство и невероятный престиж пилота «Паладина»! Любимейших воинов короля Генриха! Он единственный из двух сотен претендентов, многие из которых были куда знатнее и образованнее его, смог добиться этой невероятной чести. Целых три месяца длился праздник триумфа, в течение которых они ездили всей семьей по приемам, куда ранее никто бы не пригласил «каких-то Феррерсов», знакомились с чрезвычайно важными господами, чувствовали себя людьми. Сам же Уильям, общающийся и улыбающийся восхищенно рассматривающим его незнакомцам, время от времени ловил себя на мысли, что если посмотреть на всех этих знатных лордов с высоты «Паладина», то они явно будут гораздо ниже его, Феррерса! Деньги, власть, связи… что они по сравнению с голой мощью технологии, которую ему удалось обуздать!

А потом мир рухнул в одночасье. Уильям как в кошмарном сне слышал слова про «приказ короля», «Японию» и «срочное отбытие». Оглушенный, он наблюдал, как гостеприимно распахнутые двери закрываются перед его семьей, юные леди присылают вестовых с «убедительными» просьбами их больше не беспокоить, а родные из безмерно полюбивших его людей вновь становятся холодными и отстраненными.

Даже Эмилия Уотсон, с которой они были помолвлены еще до того, как у Уильяма появились шансы стать пилотом «Паладина», даже она разорвала помолвку! Он, ослепленный радужными перспективами, не успел это сделать первым, тем самым дав девушке вбить остатки его мечтаний и самооценки в мелкую придорожную пыль!

Разочарование. Именно это было написано на лице доброго сквайра всю его долгую дорогу на межконтинентальном корабле до берегов далекой Японии. Сероглазый блондин с по-английски невыразительными чертами лица всю дорогу провел, рассматривая волны и оплакивая собственную судьбу, швырнувшую его в дикарский мир на другой конец света. Причем, судя по всему, навсегда.

Конечно же, хлопавший его по плечу перед отъездом лорд Найтингейл уверял, что рано или поздно его сменит другой пилот, да и плата пилоту превосходила самые крупные заработки отца, деда и прадеда Феррерсов, но три месяца, проведенные в раю, громко твердили сэру Уильяму, что его счастье пролетело мимо, лишь презрительно нагадив тому на голову.

Молодой человек повесил нос, обреченно рассматривая приближающий порт страны, чей язык ему придется учить несколько следующих лет. Чужая страна, чужая культура, данное родителям обещание отправлять им не менее двух третей полученных от японского императора денег… всё это не вызывало ни малейшего энтузиазма. Впрочем, Уильям Феррерс стоически держался, в чем ему помогало раздражение на собственного переводчика, некоего Тэтсуо Ямагути, да ненависть к человеку, повинному в этом совершенно нежеланном переезде молодого и очень перспективного англичанина.

Алистеру Эмберхарту.

Почти пустой порт был оцеплен тройной шеренгой коренастых узкоглазых солдат, сдерживающих любопытствующую толпу на почтительном расстоянии. Внутри получившегося квадрата возле пирса, к которому сейчас причаливал «Граф Домин», стояла лишь пара сверхбольших тягачей в сопровождении нескольких машин поменьше, предназначенных для перевоза стандартных грузовых контейнеров. Возле транспортников расположилась почти сотня военных, охраняющих небольшую группку важно выглядящих японцев, явно прибывших сюда для встречи «Паладинов» и Феррерса.

Сам пилот прибыл тоже далеко не один. Бесценные СЭД-ы сопровождали две технические роты английских войск, а также несколько высококлассных специалистов по обслуживанию «Паладинов». Сейчас все сопровождение выстраивалось на верхней палубе межконтинентальника, готовясь к смотру и приемке на новое место базирования. Деловито суетящиеся солдаты были удостоены еще одного неприязненного взгляда от Уильяма – тот знал, что ровно через два года все они поплывут домой. Везучие простолюдины.

Швартовка такого чудовища как межконтинентальный грузовой корабль дело откровенно небыстрое, посему стоявший уже с чемоданами возле ног англичанин достал бинокль, планируя убить время разглядыванием представителей другой страны. Суетливого и нервного переводчика пилот отослал в тень еще несколько часов назад, где пожилой японец и пребывал, бросая на Феррерса жалобные и осуждающие взгляды. В пути юноше было не до изучения иностранного языка, из-за чего Ямагути Тэтсуо активно предвидел неприятности лично для себя.

Внезапно сутулое тело несчастливого иммигранта напряглось, окуляры бинокля вжались в глазницы, а худая грудь исторгла странный, но несомненно зловещий хрип.

Уильям внезапно заметил совсем небольшую группку людей, на которых ранее почему-то не обратил внимания. В нескольких шага от японских вельмож стояла весьма одиозное собрание личностей, внешний вид предводителя которой и исторг из груди Уильяма тот самый неприличный звук.

Вызывающий ярко-красный плащ и такого же цвета широкополая шляпа трепетали на ветру открытого пирса, бросая вызов всем нормам и приличиям внешнего вида. Пилот чуть не поперхнулся повторно, увидев выглянувшие из-под неспокойно ведущего себя плаща две наплечные кобуры, под которыми была хорошо заметна золотая цепочка, свисающая с темно-красного жилета. Узкие черные брюки и тяжелые ботинки ничем не выделялись на фоне уже увиденного «великолепия», но того, кто нашел бы в себе отвагу поднять взор до лица кричаще одетого человека, ждал очередной, уже добивающий сюрприз. На смуглом остроносом лице фигляра красовались кровавые круглые стекла очков без оправы.

Безумно одетый человек стоял с дымящейся во рту сигаретой, и, чертя на кирпичах дымящимся кончиком трости, что-то объяснял короткостриженому карлику, одетому в женское японское кимоно. Рядом с этими выходцами из адского цирка стояла очень красивая но покачивающаяся японка в одежде горничной, зачем-то нацепившая себе на голову шапку в виде двух огромных кошачьих ушей.

За спинами безумного трио стояли еще две девушки, одетые в классическую форму французских горничных. Неописуемо прекрасные блондинки-близняшки заставили парня сначала сглотнуть в попытке увлажнить внезапно пересохшую глотку, а потом разразиться внутренним штормом черной зависти по отношению к хозяину таких красивых служанок. Взгляд молодого англичанина еле оторвался от точеных фигурок, мимоходом соскользнув с высокого пожилого джентльмена во фраке, но тут же к нему вернулся. Вид самого обычного дворецкого в столь пестрой компании остро резанул уже изрядно потоптанные чувства Феррерса.

«Почему этот цирк за ограждением из солдат и как его терпят эти чиновники?» – задался юный пилот вопросом, на который вскоре получил ответ.

Раскланявшись с продолжившими ожидание японцами, одетый в красное фигляр с самым независимым видом ступил на только что выпущенные сходни «Графа Домина», направившись во главе своей цирковой труппы на борт межконтинентальника. Уильям повторно сглотнул и… судорожно закашлялся, разглядев на левой щеке кричаще одетого долговязого типа большой крестообразный шрам. «Рваный поперечный и тонкий горизонтальный… это Эмберхарт! Это – Эмберхарт?!» – просквозила почти нецензурная мысль в голове пилота.

А потом опустевшую голову наполнила злость. Поднимающийся с надменным видом ублюдок, похожий на облитого кровью зловещего клоуна, именно он был виноват, что Феррерса сослали на край света, буквально отдав в рабство! Он, Алистер, должен был быть пилотом «Паладина» в Японии, в то время как Уильям должен был улыбаться фрейлинам Букингемского дворца!

Он во всем виноват!

Нервы юноши не выдержали, и, сорвавшись на нескладный и нелепый бег, он поспешил преградить виновнику своих бед дорогу, ломким криком призвав себе в поддержку знакомого сержанта с его десятком. Солдаты, встревоженные неадекватным видом невозмутимо курящего «гостя» и взбудораженного Уильяма, обступили всех, взяв автоматы наизготовку.

– Потрудитесь объяснить мне своё присутствие здесь, Эмберхарт! – попытался гневно и праведно взреветь Уильям, дав в середине фразы знатного петуха.

– В этом есть необходимость, сэр невежа? – от ленивого тона человека, оказавшегося еще совсем подростком рядом с двадцатилетним пилотом, последнего аж пробила гневная дрожь. Алистер Эмберхарт стоял, нависая над Уильямом и разглядывал его с снисходительным любопытством. Высунувшийся из-за края трепещущего на ветру красного плаща карлик, оказавшийся коротко стриженной большеглазой карлицей с удивительно большим бюстом, с любопытством осмотрел англичанина, а затем с немым вопросом уставился на Эмберхарта. Верзила лишь пожал плечами на незаданный вопрос девушки, тут же сделавшей большие глаза.

– Вы находитесь в зоне моей ответственности, сэр! – выплюнул пилот «Паладина», все же соизволивший представиться, – Присутствие изгнанника и предателя страны рядом с объектами государственной важности я нахожу недопустимым!

Вокруг раздались щелчки взводимого оружия. Английские солдаты чрезвычайно серьезно отнеслись к словам слегка сутулого юноши с красными от переизбытка эмоций ушами.

– Я, вообще-то, будущий пилот «Паладина» и ваш ученик, сэр, – ехидно ухмыльнулся смуглый верзила, демонстрируя идеально белые зубы, в которых был зажат сигаретный фильтр, – Сомневаюсь, что вы этого не знаете. Ваши слова насчет «предателя» … несколько поспешны. Извольте взять их назад.

– Возьму, если вы предоставите мне уважительный повод вашего нахождения здесь, сэр! – попробовал выкрутиться из положения, куда сам себя загнал, Феррерс.

– Ваши слова лишены логики, но я буду снисходителен к уставшему после путешествия соотечественнику, – вальяжно кивнул продолжающий нависать над Уильямом тип, – мне нужно кое-что забрать вон оттуда. Кое-что моё.

Эмберхарт использовал кончик трости как указатель, ткнув им в сторону запечатанного хранилища, в котором перевозились «Паладины».

…и Феррерс тут же заорал, требуя взять негодяя под прицел!

На его глазах только что была произведена попытка вскрыть запломбированный еще в Лондоне отсек с бесценными СЭД-ами! Эмберхарт хочет украсть «Паладин»!

Солдаты оттеснили группу пришельцев к поручням борта «Графа Домина», что им удалось с великой легкостью, вызвавшей у добрых англичан определенное смущение. Обвиняемый во всех смертных грехах сутулым блондином смуглый долговязый юноша с изуродованным лицом мирно выслушивал поток бессвязных обвинений, не делая никаких попыток сопротивляться или возражать. Служивые были изрядно смущены – слова о том, что это второй пилот, услышаны были всеми.

Разошедшийся Феррерс, грубо отмахнулся от попытки старика, одетого как дворецкий, продемонстрировать ему какие-то бумаги. Явно поддельные! Попытку подойти к подозрительной группе капитана бдительный англичанин также пресек с самым суровым видом, спасая глупого моряка от участи быть взятым в заложники. На этом моменте попытки сопротивления напору Уильяма прекратились, воцарилось ожидание.

«Да что они там стоят-то? Чего ждут?» – немного успокоившийся Уильям с недоумением посмотрел на японцев, продолжающих стоять возле наземных транспортников. На пирсе ничего не поменялось, солдаты по-прежнему преграждали путь зевакам. Никаких процессий к «Графу Домину» не наблюдалось. «Я не рассчитывал на парад с салютом, но где хоть какая-то встреча?!» – возмутился про себя юноша, понятия не имеющий, что теперь делать.

– Сэр Феррерс, могу ли я спросить? – за спиной пилота внезапно раздался ехидный голос Эмберхарта, – Ваше вопиющее невежество и грубость распространяются на другие добрые английские традиции… или же то, что мы наблюдали, случай всё-таки единичный?

– Вы, сударь, изменник и вор, – процедил Уильям, не считая нужным хоть как-то сдерживаться перед тем, кто одним своим действием искалечил ему всю жизнь, – Этой нелепой попыткой украсть «Паладин» вы поставили крест на мельчайшем шансе моего к вам доброго отношения! Прошу вас молча ожидать прибытия сил правопорядка!

– Ваши ожидания будут превзойдены, сэр невежа, – сухо засмеялся ненавистный тип, не потерявший ни грана лоска и апломба под стволами десятка автоматов, как и его невозмутимая свита, – Сюда направляется генерал Японской Армии Итагаки Цуцуми. Наш с вами будущий начальник, если вы этого не знали. Мне будет очень любопытно услышать, какие именно объяснения происходящего для него вы придумаете.

– Объяснения чему? – все-таки решил полюбопытствовать англичанин. Красная пелена перед его глазами нехотя рассеивалась, а в голове мелькали мысли о том, что он здорово перегнул со своими выдуманными полномочиями.

– А вот и он, – трость в рукав долговязого вновь выполнила указующую роль, но на этот раз ткнув… куда-то в небо. Схвативший бинокль Феррерс уставился в нужном направлении, опознав в приближающемся воздушном судне дирижабль знаменитой на весь мир серии «Клаузер». Парящий гигант медленно спускался к своему мореходному собрату, затмевая своим телом солнце для всех зрителей на палубе.

– Видите ли, – снова взял слово изгой, – Я не зря вас спрашивал о знании английских традиций. Меня возвел в рыцарское достоинство сам Генрих Двенадцатый. Вы знали об этом, сэр?

– Да, знал, – нехотя произнес Уильям. Недоуменно переглядывающиеся солдаты все ниже и ниже опускали стволы своих автоматов.

– Так вот, сэр… – задумчиво протянул Эмберхарт, рассматривая, как брюхо «Клаузера» раскрывается, выпуская из своих недр широкую грузовую платформу на стальных тросах, – Традиция диктует посвящающему в рыцарское звание обязательно снабдить посвящаемого двумя обязательными атрибутами. Рыцарь получает из рук владыки доспех и… коня.

– И что вы этим хотите сказать, сэр? – неохотно выдавил из себя Феррерс, начиная ощущать, что его выводы были несколько… поспешными.

– Я хочу сказать, сэр, – от ленивой издёвки в голосе Эмберхарта чуть не треснула палуба межконтинентальника, – что мои конь и доспех блокируют возможность разгрузки «Паладинов». Итагаки Цуцуми-доно очень пунктуальный человек, поэтому специально прибыл позже, великодушно дав мне время изъять мою собственность из опломбированного хранилища. Все необходимые для процедуры извлечения бумаги вы… великодушно отвергли, как и воспрепятствовали инициативе ознакомиться с ними у достопочтенного капитана…

С опустившейся платформы сошёл атлетичный японец с суровыми чертами широкого лица, в окружении четырех деловитых молодых людей в военной форме, с папками подмышками.

Увидел стоящую в окружении английских солдат группу.

Нахмурился.

И впился взглядом в Феррерса, заиграв желваками.

Уильям в очередной раз попробовал сглотнуть тяжелый ком в горле.

Ой.

Глава 2

– Так и хочется тебе врезать чем посерьезнее, – поделились со мной своими чаяниями неравнодушные люди.

– За что? – вяло полюбопытствовал я, щелчком пальцев разрушая очередную атаку оппонента.

– Рожа у тебя, Эмберхарт-кун, слишком довольная…

– У меня белая полоса в жизни.

– Смотри не ослепни от её блеска.

Услышать от Икари Кёйке дельный совет было совсем уж неожиданным событием, приблизительно такого же уровня, как получить от одной из бегающих по территории академии кицуне бесплатный массаж. Сообщив об этом своему соседу по комнате, я поймал от него лицом метко и быстро брошенную подушку. Кара была признана заслуженной, но затаить – я затаил. В шутку. Редкие дружеские отношения с однокурсниками приходилось ценить.

А вот кицуне… их присутствие изменило саму атмосферу в Якусейсшо. Проворные и вежливые лисолюди были, казалось, везде, куда падал взгляд. Подметали, носили, мыли… в общем, мирно суетились поблизости от студентов, кардинально отличаясь своим легким и веселым нравом от угрюмых, подозрительных и прямолинейных комаину. Более того, они были эффективнее даже как стражи порядка, смело влезая между конфликтующими студентами, весьма любящими выяснять, у кого энергетическая мышца объёмнее и череда ручных печатей длиннее. Кицуне гасили ссоры, снабжали желающих всякой мелочовкой за деньги, сплетничали и шутили.

Но…

Подобная эффективность достигалась проворными Иными за счет непревзойденного умения подкрадываться, шпионить и подслушивать. Юркие девушки и юноши, весело размахивая своими объемными рыжими хвостами, совали свой нос буквально в каждую щель. Говорить о чем-либо серьезном на территории академии стало делом весьма рискованным – поросшие рыжей шерстью уши фигурально росли у чего угодно, включая стены, потолки и унитазы.

– Пойдем уже, наверное? – выдал предложение огненноволосый ревнивец, легко соскакивая с кровати, на которой до этого предавался ленивой тренировке техник. Кёйке критично себя оглядел, удовлетворенно кивнув увиденному, – Не хочу стоять в очереди.

– Куда пойдем? – вяло удивился я. Совместная тренировка, которая нам обоим шла на пользу, выдавала стабильные результаты, из-за чего мои навыки по разрушению некоторых чужих техник стали рефлекторными. Пока Икари кидался в меня различной гадостью, я умудрился забыться в мечтах, как буду использовать то, что привёз мне большой добрый корабль с красивым именем «Граф Домин».

Перед внутренним взором вновь мелькнуло дёрганное лицо Феррерса, задирая настроение от проделанной над ним пакости еще выше. Как я и предполагал, второй пилот решил назначить меня ответственным за свою ссылку в Японию, но вот то, что он окажется низеньким чахлым блондином… было неожиданно. А уж эти его мешки под глазами! Может, он контрабанду в них провез? Во всяком случае, такой малопрезентабельный шибздик будет еще одним поводом для императора Таканобу смотреть на дальнего английского собрата с подозрением. А что, собственно, ожидалось? Король Генрих очень любит свою Механическую Гвардию, поэтому рассчитывать, что он отдаст бравого профессионала в войска другой страны, было бы весьма опрометчиво. Но не такую же молодую и нервную крысу…

– На медосмотр, Эмберхарт! – гневно возопил мой сосед по комнате, отправляя в меня комок огня размером со спичечный коробок. Разбить структуру техники у меня получилось лишь с третьей судорожной попытки, уже перед самым своим лицом. Довольный очередной гадостью парень с веселым удивлением спросил, – Ты что, вообще сегодня ничего не слышал?

Пришлось признаваться, что нет. Порядком подобревший после моей официальной помолвки с Рейко, ревнивый одноклассник тут же рассказал об обязательном медицинском осмотре, который мы сейчас будем проходить. Сама Якудзёсейшин попала под внеплановый осмотр до кучи, заодно со студентами Куросёбанаэн и Ясукарантей… которые готовились присоединиться к нашему замечательному образовательному учреждению. Под постройку новых корпусов была выделена большая площадь вокруг Якусейсшо, а пока… нам придётся потесниться в учебных классах.

Очистка территорий двух других академий от последствий взрыва миазменных бомб займет несколько лет.

В кабинете мне вежливо улыбнулась… кицуне, одетая в белый халат, сквозь специальную дырку в котором торчали аж два её пушистых хвоста. Да уж, хорошо, что в этом мире аллергиков куда меньше, чем в моем прежнем. Девушка, как и подавляющее большинство Иных, выглядела просто великолепно, не более чем на восемнадцать лет в переводе на человеческий возраст. Впрочем, я уже получил определенный иммунитет к стандартам красоты в Японии – одинаковое совершенство форм и лиц вместо эстетического удовольствия начинало просто замыливать глаз. Тех же кицуне становилось почти невозможно отличить одну от другой.

– Эмберхарт-сан? – прочирикала лисичка, явно годящаяся мне по возрасту в бабки-прабабки, – Раздевайтесь.

– До какой степени? – деловито поинтересовался я, снимая пиджак.

– Полностью!

И отвернулась, преувеличенно внимательно рассматривая нечто, весьма похожее на мою медицинскую карту.

Хех, если она рассчитывает меня смутить…

– Готово, – меланхолично объявил я, стоя в костюме Адама.

Кицуне обернулась и… застыла, подвыпучив очень привлекательные зеленые глазки. Я тем временем наслаждался свободой, получая эстетическое удовольствие от вида стоящей напротив меня женщины. Если верить слухам о кицуне, то они должны были куда серьезнее отнестись к демонстрации своей сексуальности, но на территории академии ничего подобного и близко не было. Рыжеволосая хвостатая особа напротив меня носила вполне достаточно одежды под длинным белым халатом, который хоть и был распахнут, но демонстрировал максимум гладкие девичьи коленки…

Пауза затягивалась.

– Эмбер… харт… сан, – выдавила наконец девушка из себя, – Ты что, на войне был?

А… вот что её заставило выпасть в осадок. Да уж, я красавец. Препараты, которыми нужно обрабатывать раны так, чтобы они зарастали без шрамов, далеко не всегда были под рукой, кроме того, мне пришлось несколько раз в жизни использовать один очень действенный зеленый порошок, после которого отметины остаются обязательно и на всю жизнь. Плюс, еще такая штука, как обычное мужское пренебрежение. Итогом было моё тело, носящее на себе следы нескольких пулевых ранений, укусов, порезов и следов удара клинком. Лицо, левое плечо и правая нога в этом плане выделялись сильнее всего.

Кицуне шагнула, становясь ко мне вплотную, её лицо в один миг покрылось короткой рыжей шерстью, кончик носа почернел, а глаза блеснули желто-зеленым. Резко отступив на шаг, я наклонил голову, готовясь… да к чему угодно, чем только повеселил двухвостую.

– Не любите Иных, Эмберхарт-сан? – насмешливо спросила она, складывая покрытые рыжей шерстью руки на груди.

– Не доверяю, – коротко отрезал я, – Как и незнакомцам.

– Меня зовут Татагава Сиори, – закатила глаза девушка-лиса, дергая своими хвостами, – Я один из врачей Якусейсшо. А теперь, после того как мы друг друга узнали, не мешай мне тебя обнюхать. Это поможет мне узнать о твоем состоянии здоровья. У кицуне очень острый нюх, если ты не знал.

Чуть расслабившись, я позволил рыжей Иной провести желаемый ей органолептический анализ. Та, с самым сосредоточенным выражением морды-лица провела необходимую процедуру, едва не тыкаясь в меня носом, схватила свой планшет с несколькими листками, на которых значилось мое имя, и начала заполнять. Вернувшаяся в человеческий облик кицуне быстро чиркала карандашом по бумаге, бурча нечто про молодежь, которая вечно куда-то спешит. Она смогла учуять удивительно многое, в том числе и остатки от принимавшихся мной за последний год препаратов, многие из которых были довольно сильными.

– Порох, сталь, железо, химия, кофе… и табак, – наконец оторвалась она от записей, сердито взглянув на меня, – Впору записать тебе суицидальное поведение.

Я на это лишь равнодушно пожал плечами. Не рассказывать же совершенно посторонней кицуне о моей жизни?

– Дай догадаюсь, – устало вздохнула она, во что я, как первый посетитель этого кабинета, ни грамма не поверил, – Если Ирукаи-сама запретит тебе курить на территории Якусейсшо, ты подашь документы на отчисление?

– И сделаю это с большим удовольствием.

Сказал совершенно искренне. Образование в Японской империи оставляло желать лучшего. Это «лучшее» можно было бы найти где угодно, за исключением Африки и Австралии. Мне, как и всем остальным приезжим, приходилось доучиваться в домашних условиях. После получения (или не получения) документов о местном высшем образовании, мы, ученики Якусейсшо из других стран, уже договорились вызвать приемное жюри из Гейдельбергского университета ради получения настоящего диплома. За свои деньги. Местные власти об этом знали, но хранили угрюмое уязвленное молчание.

Не хотят выкидывать гигантский объём чересчур подробной истории своего архипелага? Пусть нанимают специалистов в Европе за совершенно неприличные деньги.

А тем временем меня цепко схватили за самое сокровенное теплой девичьей ладошкой, начав вполне профессионально мять. Я прищурился, с подозрением посматривая на кицуне, которая была ниже меня на полторы головы. Веселые глазки существа, родившегося во времена моей пра-пра-бабки, не отрывались от моих.

– Эмберхарт-сан, а вы половой жизнью живете? – у Татагавы Сиори получилось совместить в тоне голоса нотки профессионального интереса с чистой похабщиной.

– Еще нет, – чистосердечно ответил я, подавляя сильное желание захрюкать от получаемых ощущений как свинья под дубом. Внутренний самоконтроль орал во всю глотку о том, что ксенофилия и геронтофилия совершенно не мой профиль. Тело с трудом верило… но верило.

– Зря, – разочарованно вынесла вердикт лиса, отпуская мои причиндалы и направляясь к рукомойнику.

Что ответить я не нашелся.

– Так, теперь давайте осмотрим ваш тыл, Эмберхарт-сан, и можете быть свободны, – с этими словами кицуне зашла с нужного ракурса… и надолго замолчала, ничего не делая.

Что это с ней? Ах, да…

– Это то, что я думаю? – раздался сдавленный голос докторши.

– Понятия не имею, о чем вы думаете, глядя на мою спину, – вздохнул я, – Но буду признателен, если вы продолжите заниматься своим делом.

Мое пожелание было напрочь проигнорировано. Вместо этого ладони кицуне легли мне на спину, а спустя какую-то секунду туда же ткнулся мокрый и холодный нос вновь преобразившейся женщины. Всё это богатство начало путешествовать по моей спине, причем девушка вовсе не постеснялась прижаться ко мне вплотную, чтобы обнюхать и ощупать верх этой самой спины.

– Это же печать Райдзина… – выдохнула она, – Настоящая! Не татуировка!

Я скривился. Настроение покатилось вниз. Почему у меня даже обычный медицинский осмотр, пусть и проводимый человеколисом, обязательно превращается в нечто, выходящее за рамки обычной жизни?

Моя с Рейко встреча с бывшим китайским демоном грома и молний, исполняющим сейчас обязанности бога той же самой фигни, но уже в Японии, окончилась не совсем так, как я этого ожидал. В моей просьбе, которую донесли до этого краснокожего верзилы, значилось лишь одно – помочь нам с Рейко воспитать нормальных детей, а не сварливых, драчливых и задиристых Иеками, толку от которых всем, включая и их самих, было как от козла молока. Мы рассчитывали на совет, на методику воспитания, в самом худшем случае – на редкие визиты самого Райдзина. Вместо этого, по велению этого… детинушки, с неба на нас рухнули две толстенные молнии, прибив обоих к вершине горы Хикарияма. Эти молнии превратили наши с Рейко спины в настоящее произведение искусства из сотен переплетающихся ожогов в форме молний, образующих в центре символ самого Райдзина.

Его метку, благодаря которой наши дети будут вести себя куда послушнее. С нами двумя, разумеется, но это позволит их вырастить достойными членами общества без использования традиционной для Иеками Клетки.

Обратная сторона же… ну, мне-то ни холодно и ни горячо, а вот как ругалась Рейко на «изуродованную спину» … Сквозь слёзы счастья, но от всей своей горластой души.

– Доктор-сан, я прошу вас вернуться к исполнению ваших обязанностей, – резко и холодно прервал я поток почти бессвязных вопросов, вырывающихся из кицуне, у которой взбесились оба хвоста, – Метка на моей спине является внутренним делом рода Иеками!

Неудовлетворенное женское любопытство. Всегда любил это выражение лиц у представительниц прекрасного пола – жалобное, гневное, отчетливо жаждущее и нетерпеливое. Просить о том, чтобы лиса-оборотень молчала, я не собирался. Бесполезно, да и будет куда как эффективнее, если о наличии наших с Рейко меток будут знать как можно большее число людей. Это должно похоронить последние надежды у тех, кто хотел бы занять мое будущее место в роду Иеками.

Кицуне в отместку выпихнула меня из кабинета, даже не дав привести одежду в порядок, чем и пришлось заниматься в коридоре. Завистливо оглядевший меня студент, стоявший за мной в очереди, все не так понял. Ну, как минимум, его тоже схватят за то самое. Интересно, сильно потом разочаруется?

Неспешно хромающая по коридору мимо меня фигура внезапно остановилась, чем отвлекла мое внимание от разглядывания складок на пиджаке.

Цурума Шино.

Моя бывшая телохранительница, атаковавшая моих слуг и близких по приказу младшего брата императора. Оказавшая помощь похитителям Рейко. Предавшая доверие. Выжившая лишь благодаря просьбе моей другой телохранительницы, Гэндзи Момо. До сих пор хромающая потому, что я, во имя исполнения просьбы теперь уже моего личного Паршивого Котенка, перерезал ей сухожилия на руках и ногах.

Пурпурноволосая девушка с изумительной фигурой стояла и молча смотрела на меня нечитаемым взглядом. Я уже развернулся, чтобы уйти, как в спину донеслось:

– Я бы очень хотела, чтобы все сложилось иначе, Эмберхарт-кун.

– Мнение вещи не интересует никого. Даже их хозяев.

Слова сами сорвались с губ. Грубые, злые, жестокие и… заслуженные. Самой Цурумой, традициями и обычаями её страны. Моим незавидным положением человека, который даже отомстить по-человечески за гибель Азата ибн Масаваля Исхака Аль-Батруджи сейчас не мог. Кому мстить? Семье того, кому недавно поклялся в верности? Гражданство чьей страны принял?

Впрочем, зря рефлексирую, так как сказанное есть истина. За закушенной от обиды губой, за бледным лицом той, кого я считал боевым товарищем и принимал в собственном доме, кроется лишь послушная вещь императорской семьи, считающая, что величайшим достоинством её рода будет исполнение приказов повелителей. Цурума, получив указания, могла предупредить. Могла выйти из особняка, объявив Уокеру, что становится врагом. Но разве хороший инструмент может сам, своими собственными руками и ногами понизить свою эффективность? Нет.

А значит, с ним и общаться не нужно. Её хозяин – мой сюзерен, но между двумя этими понятиями лежит колоссальная пропасть. Хотя… я внезапно вспомнил бедолагу Феррерса. Грустное лицо с намечающейся английской лошадиностью, мешки под глазами, дерганные движения. Конечно, этот Уильям мог бы отказаться от перспективы переезда в далекую страну и службы незнакомому монарху, но тогда бы у Англии точно бы появился первый в мире пилот «Паладина», подрабатывающий ассенизатором или чистильщиком зачумленных хабитатов.

Всё, забыть и выкинуть из головы. Не существует аристократического рода Цурума. Есть лишь личные вещи императорской семьи с таким именем.

Дверь соседнего кабинета отворилась, выпуская до крайности смущенного Евгения Распутина, у которого чуть ли пар из ушей не валил, и белую как простыня однохвостую кицуне с остановившимся бессмысленным взглядом. Рус присоединился ко мне, а лисичка подалась в другую сторону, неловко двигая ногами и аккуратно придерживаясь за стенку.

– Интересно, что же увидела бедная лиса? – с сарказмом спросил я и чуть было не улетел вбок от слабого тычка в плечо. Двухметровый рус не всегда контролировал свою силищу, особенно когда смущался так сильно.

– А потрогала? Хотя… почему она так странно… идёт? – вопрос был слегка самоубийственный, но не задать я его не имел морального права. Зато был готов к побегу! Седьмой сын русского князя взревел медведем и кинулся меня карать.

Дурной привычкой подкалывать обидчивого и легко смущающегося руса меня заразил Жерар Сент-Амор, чем и пришлось вовсю пользоваться, дабы вернуть в глазах Евгения веру в подлых и мелочных наглов. Последнее он постоянно терял, общаясь со мной – я ни с кем не разговаривал свысока, если не хотел человека сознательно унизить, не был замешан в мутных схемах и за год с лишним еще не подставил ни одного человека. Более того, когда возникла необходимость, вытребовал у княжича только его дирижабль несмотря на то, что тот был готов отправиться со мной рисковать собственной жизнью. Столь высокие котировки в глазах гиганта следовало постоянно опускать, дабы сохранить его и так не очень-то пока еще трезвый взгляд на жизнь.

Хотя бы шутками.

Добежав до парка с гневно пыхтящим Распутиным на хвосте, я предпринял очередной подлый маневр – рывком оторвался от него на десяток метров через кусты, а потом спрятался за деревом, пользуясь своей худобой. Богатырь, который, как и многие люди, воспринимал мир через призму собственных ощущений могучего тела, пронесся мимо в дивную неизвестность, свято веря, что нормальный человек за таким деревцем не спрячется.

Вот и хорошо, вот и ладушки. А я пойду в другую сторону, поброжу по травке, покурю и подумаю. Майский теплый вечер и природа куда предпочтительнее комнаты, где живут два молодых человека. Но в планы вмешался случай. Одна из дальних полянок, куда я предусмотрительно отошел, была занята. Происходящее на ней оказалось настолько интригующим, что я встал как вкопанный, зачарованно рассматривая происходящее.

В зеленый дерн полянки был воткнут почти десяток мечей самой странной конструкции. Формы лезвия, толщина, изгибы рукоятки – всё это было причудливым, изогнутым и снабженным какими-то непонятными взгляду и логике механизмами. Каждый из безжалостно воткнутых в сырую землю образцов был совершенно не похож на своих собратьев. Кроме этих продуктов чьего-то больного разума, на полянке присутствовали еще и двое людей, одетых в форму академии Якусейсшо с нарукавными значками третьекурсников.

Оба студента демонстрировали миру и случайно проходившему мимо мне кислые выражения лиц. Один из них, невысокий и щуплый, сидел на траве, обложившись кучей бумаги, с карандашом в пальцах. Время от времени он выдавал вслух нечто среднее между приказом и слезливой просьбой. Второй, стоящий с одним из мечей в руках, с самым брезгливым выражением лица пытался выполнять определенные приемы фехтования, а потом изрекал мученическим тоном всё, что он думает о очередном оружии. Первый, смутно знакомый мне товарищ, тут же принимался лихорадочно чиркать записи, а второй стоял, в ожидании новых указаний, упражняясь в создании образа великомученика.

Будучи пользователем самого обычного длинного меча, я очень хорошо понимал страдания практика. Парень явно был не новичком в фехтовании, поэтому отчетливо страдал, используя непривычное и несбалансированное оружие. Более того, каждый меч был оснащен теми или иными механизмами, ставящими крест на малейшей попытке использовать гибриды как привычное оружие. Когда на моих глазах один из новых образцов выстрелил клинком, оставив в руках у практика лишь рукоять, то парень не сдержал гневно-негодующий вопль, шарахнув этой рукоятью о траву.

А потом он меня увидел… и тут же покраснел, как девица! Отвернувшись и пробурчав нечто невнятное и злое, он привлек к моей курящей персоне и внимание сидящего на траве «командира». Тот, вскочив, ринулся ко мне с растерянным видом, но на полпути сбавил ход, прищуриваясь и хмурясь. А затем стукнул себя кулаком по ладони, просияв улыбкой, вид которой мне совершенно не понравился.

Но зато я его вспомнил. Это был тот самый паренек-изобретатель, на которого я наткнулся год назад в поисках клуба для себя. В те времена он мне продемонстрировал свой продукт, представляющий из себя револьвер, совмещенный с длинным однолезвийным клинком. То оружие, по словам пышущего энтузиазмом творца, предполагалось использовать против разных сущностей во время Бури, поэтому… опять же, по его словам, такие «мелочи» как баланс, удобство использования и практическая ценность могли бы быть принесены в жертву «крутому виду». Что ж тут сказать. За год парень определенно принес в жертву тому самому крутому виду гораздо большее, включая и часть собственного рассудка.

– Эмберхарт-кун! Мои молитвы были услышаны!

Подскочив вплотную, паренек вцепился в мою руку обеими своими клешнями и тут же усердно потащил с своему хмурому коллеге, стоящему посреди кандидатов в металлический лом.

Вот так, неосторожно поддавшись собственному любопытству, я оказался чрезмерно вовлечен в тестирование новых экземпляров оружия человеком, которому я год назад помог назвать один из его проектов.

Глава 3

Глотнув чуть подсоленной воды с соком лимона и вытерев пот со лба, я прикрикнул на откровенно отлынивающую Рейко, еле плетущуюся за обогнавшей ее уже на четыре круга Анжеликой. Кудрявая шатенка всегда упражнялась старательно, с полной самоотдачей, а вот моя невеста упражнения не любила. Хотя можно было сказать точнее – не понимала.

– Рейко, бодрее! Ты сейчас похожа на Момо! – выдвинул я гнусную инсинуацию, но потом, скосив глаза на мирно дремлющую на садовой скамейке девушку, поправился, – Нет, она сейчас поживее тебя будет!

– Ариста, отстааань… – прохныкала остановившаяся возле меня коротышка, продолжая перебирать ногами на месте, – Ну сколько можно? Я сильная и выносливая без этого всего!

– Мои исследования показали, что ты ни грамма не выносливая, – назидательно парировал я, – Твои врожденные таланты – это кратковременный взрыв силы и скорости… «естественный спурт», по словам мистера Уокера, а также очень быстрое восстановление после него. Но вот в промежутке ты уязвимее обычного человека. Ты вот сколько спишь за ночь? Часа три?

– Дважды по два, – недовольно пробурчала оживающая на глазах девушка, – Иногда просто два. А остальное время занимаюсь!

– Учишься. Читаешь книги, – покачал я пальцем, – И это хорошо. Но тебе нужно тренировать тело, Рейко… и есть больше овощей.

– Как скажешь, – наигранно печально повесила нос коротышка, чтобы тут же расцвести пакостной улыбкой, – А еще нам с тобой, Ариста, нужен дом!

– И давно ты об этом думаешь? – недовольно спросил я.

– С момента, как был куплен этот!

Что же, не в бровь, а в глаз. Бывшая мастерская Граевского была замечательным комплексом зданий – крепким, просторным, со столь большим задним двором, что мы по нему могли свободно бегать, наматывая круги, но… на постоянную резиденцию не тянуло никак. Тем более – уважаемого рода. Нужен нормальный дом с обслугой.

– Значит, ты, уважаемая глава рода-сама, поиском дома и займешься. А заодно и прислуги, – припечатал я, но девушка лишь расцвела от этих слов, бросаясь мне на шею. Тело закономерно слетело с лавки, шарахнувшись об асфальт, а миниатюрный летающий громовержец издал победный вопль прямо мне в ухо. Рядом взволнованно засуетилась Легран.

Обычная жизнь. Как мне ее не хватало.

Прошло полтора месяца с тех пор, как я стал гражданином этой страны, а заодно и был помолвлен с Иеками Рейко. Мои недоброжелатели резко поубавились в числе после этих событий, явно прислушавшись к мнению Его Императорского Величества Кейджи Таканобу, что позволило мне постепенно менять осадно-боевой распорядок дня и учебы, на нечто, куда более полагающееся молодому растущему аристократу.

Тренировки стали регулярными. Шестнадцатилетнее тело исправно набирало вес, постепенно обозначался мускульный рельеф, бессердечно съедаемый ростом. За год я вытянулся неимоверно, почти под два метра, поэтому в зеркале видел обычного худого как палка и жилистого парня лет двадцати. Шрамы и угрожающее выражение лица солидно так добавляли возраста. На мышцы я особо не налегал, основное внимание уделяя оттачиванию рефлексов и своих немногочисленных боевых приемов. Для благородного иметь выдающуюся мускулатуру допустимо если лишь он «балуется» каким-нибудь боевым искусством.

Лично я собирался «баловаться» лишь успешным применением чего-нибудь крупнокалиберного.

В остальном жизнь наконец-то начала течь так, как положено!

Неважно, дома или в академии, мы начинали день с пробежки и разминки. После завтрака шли на занятия, хотя, вскоре уже и Рейко начала именовать так только те, что проходили у нас дома. Девушка быстро стала моей верной сторонницей в борьбе за нормальное образование, но – тайной. Публично демонстрировать возмущение ей было невыгодно – критиковать текущую политику будучи будущей главой рода совсем уж неразумно. После уроков наступало клубное время, либо стрельбы в домашнем тире. Небольшой перерыв, домашние дела, тренировка, снова учеба.

Причем, что характерно, Рейко училась куда больше и упорнее меня! Девушка чрезвычайно ответственно подходила к своей будущей роли главы рода. Мы неоднократно с ней обсуждали совместное будущее, придя к выводу, что как бы это странно не звучало, но «лицом» Иеками лучше работать мне. Несолидный рост сероглазой и сероволосой малышки, её детский внешний вид и огромная энергетическая мощь были не тем коктейлем, который было бы согласно употребить высшее общество. Нормы японского этикета позволяли и не такие сочетания, но вот избавиться от дурной славы своих предков для Рейко было вопросом не одного года. Как следует всё обсудив, мы решили оставить её разум, рассудительность и умение включать «серьезный» режим тайным оружием нашей будущей семьи.

Зарычав на попытавшуюся удрать коротышку, я заставил её бежать еще десять кругов, к чему она и приступила, громко жалуясь судьбе на диктатора. Преследующая её Анжелика из-за этих воплей постоянно порывалась засмеяться, чем вовсю ломала себе темп.

– Милорд. Свежая пресса у вас на столе.

– Благодарю вас, мистер Уокер. Еще что-нибудь?

– Да, сэр. Я хотел поинтересоваться, что надлежит сделать с… теми вещами, которыми вас одарил Его Величество Генрих Двенадцатый.

– Коню следует выделить огороженное место в конюшне, мистер Уокер. Проследите, чтобы Гримм выдавал ему раз в день минимум 10 килограммов мяса, желательно птичьего. Чистая вода должна быть всегда. Если я в течение месяца им ни разу не воспользуюсь, пожалуйста, напомните мне осуществить подзарядку животного.

– В конюшне отсутствуют необходимые разъёмы питания, милорд.

– Значит озадачьте вопросом их появления мастеров, которые к нам придут устанавливать турели, мистер Уокер.

– Очень хорошо, сэр. А…

– А вот доспех пусть стоит за «Григорием». Мне необходимо узнать мнение императора по поводу его использования.

Конь был просто хорош. Обычная ездовая химера для среднего и высшего офицерского состава английских войск. Неприхотлив, чудовищно вынослив, совершенно безынициативен. Как говорится – сел и поехал, знай только корми его мясом, пои водой и подзаряжай встроенные в туловище эфирные накопители. Над мозгом когда-то вполне себе обычной копытной животины провели операцию, кое-что добавили, кое-что изъяли, а после того, как увидели, что оно заработало – добавили и остальное. Теперь я был владельцем своего собственного средства передвижения, быстрого и неутомимого. Правда, цвет несколько подкачал, я бы предпочел ездить на лошадиной химере черного цвета, а эта страдала просто какой-то неестественной белизной шкуры, под которой легко можно было разглядеть многочисленные черные прожилки вен. Вид у зверюги был отталкивающий, но смотреть ей в зубы я не собирался. С личным транспортом в Японии была большая беда.

С доспехом… была иная история. Я уже всю голову себе сломал, пытаясь понять, как у моего бывшего короля вообще рука поднялась это… да что там отдать! Хотя бы сотворить подобное! …но терялся. Часами сидел, строил предположения, обжигал пальцы о незаметно прогоревшие сигареты, одних чашек с остывшим кофе недовольно поджавший губы Уокер вынес с полдюжины! А я даже не помнил, чтобы варил его себе!

Кроме пачки газет на столе в кабинете присутствовала солидная стопка приглашений. Мне, Рейко, мне и Рейко… в самых разных комбинациях. На прием, на ужин, на прогулку, даже на горячие источники. Я, как и всегда, тщательно переписал имена и фамилии приглашающих родов, а потом вызвал Накаяму. Ворвавшийся, аки цунами в женское общежитие, поверенный схватил толстую пачку приглашений, начав листать ее с дикой скоростью. Зрачки того, кого каждый первый в империи принял бы за обычного японского клерка, бегали, уделяя долю секунды каждой бумажке.

– Вот это рекомендую принять и посетить, – протянул мне Минору довольно нехарактерно выглядящий для приглашения листок.

– Это же… – я покрутил листок грубой бумаги синего цвета в руках, – …это же даже не приглашение?

– Уведомление о проведении сбора всего преподавательского состава Гаккошимы, – уточнил поверенный, проведя руками по своим прилизанным волосам, – Президенты клубов допускаются к участию, при условии, что у них есть важные вопросы, требующие внимания руководителей академий, а не студенческого совета. У тебя как раз такой вопрос на руках есть.

– Имеешь в виду бумаги, по которым я готовился дать интервью? – хмыкнул я, – …действительно.

У меня был собран и готов к использованию внушительный пакет материалов, наглядно доказывающих недостатки системы высшего образования в Японии по сравнению с Европой. Изначально я его готовил, чтобы защищать самого себя на устроенных некоей Эми Арай «дебатах», затем планировал вызвать журналиста из немецкого или французского издания, чтобы устроить разгромное интервью на весь мир. Последнее мне было нужно, чтобы выразить всю глубину своего негодования бездействием людей императора, из-за чего у меня постоянно были крупные неприятности. Теперь же, когда выяснилось, кто был автором как бездействия, так и неприятностей, материалы легли мертвым грузом.

– Спасибо за идею, Дарион… – поблагодарил я существо, отлично притворяющееся простым японцем.

– Сколько раз я буду вынужден тебе повторить, Эмберхарт! – закатил глаза тот, кого знали под именем Накаяма Минору, – Дарион Вайз! Не смей сокращать моё имя!

У всех свои предпочтения. Демоны очень чувствительны к своим именам, малейшее искажение звучания их раздражает посильнее, чем пытающийся удрать от них грешник. Тем более что, несмотря на многосоставность, ничего наподобие фамилии или отчества у них не бывает. Дарион Вайз – это одно имя.

Слушая отчет деловито бормочущего одержимого, я делал засечки в памяти. Поверенный утверждал, что на данный момент финансовые дела мои достигли определенной стабильности. Часть акций отложена, часть он поменял на аналогичные бумаги местных предприятий, от части избавился, продав. Ожидался небольшой, но приятный пассивный доход, «размазанный» по множеству источников. Все могло быть куда интереснее, носи я уже фамилию Иеками, но клеймо чужака было помехой серьезным движениям в бизнесе. Курочка пока клевала по зернышку…

Одним из таких зернышек вполне может стать реформа образования. «Маленький шажок для Алистера Эмберхарта в получении положительной репутации – большой бардак в культурных ценностях и системе преемственности поколений чужой страны». А почему бы и нет? Я и так настолько далек от образа положительного героя, насколько это вообще возможно. Брак по расчету, кооперация с потусторонними силами, убийства из выгоды, шантаж и вымогательство, если уж вспомнить, каким образом я выбил себе из Распутина алый дирижаблик. Ах да, Гэндзи Момо и Гримм… вполне могу считать себя еще и рабовладельцем.

Обычный англичанин.

– И еще, Эмберхарт, – Накаяма замер в шаге от двери, оборачиваясь, – Советую тебе туда идти как представителю Иеками и с её благословения.

– С какого перепуга? – нахмурился я, а затем испытал просветление, случающееся, когда мысль догоняет слово, – Это гениально!

Поверенный ухмыльнулся, как поймавший на необитаемом острове русалку моряк, и ушел в свой кабинет. Посмотрев на дату оповещения, я ругнулся. Сегодня. Наверняка преподавателям отправляли за пару недель! Но так даже лучше, все равно день свободен. До момента, когда начнутся тренировки с «Паладином», я должен успеть максимум.

Получить официальное дозволение будущей главы рода выступить от её имени было делом элементарным… в отличие от задачи укротить пугающий энтузиазм прыгающей вокруг меня Рейко, воспылавшей непременным желанием принять участие в действе. Отговорив непоседу с помощью логики, авторитета и подкупа хлебобулочными изделиями, я собрал все заготовленные материалы и убыл на Гаккошиму в одно лицо.

Закурив в карете, я отрешился от внешних дел, чтобы обратиться к внутренним.

– «Эйлакс. Ты узнал что-нибудь новое?»

Мой внутренний демон не замедлил с ответом:

– «Только суммировал плоды наших с тобой общих опытов и экспериментов, сведя их к нескольким знаменателям. Озвучить?»

– «Если у тебя есть свободное время»

Эту шутку запертое внутри меня существо переваривало несколько секунд, после чего выдало нечто, напоминающее смешок. Сам Эйлакс отличался редкостной адекватностью, совершенно не тяготясь своим положением. По каким-то причинам, благополучно им от меня скрываемым, демон не торопился домой, будучи совсем не против идеи поспать лет восемьдесят или сто. Единственное, что заставляло его время от времени просыпаться, было опасением, что я из-за своей беспокойной жизни перенервничаю и дестабилизирую нашу с ним связь, что грозило неслабым катаклизмом Японии и фатальными последствиями для нас обоих.

– «Слушай тогда, шутник-самоучка. Хотя… если уж прямо, то слушать особо нечего. То, что ты извергаешь по желанию, окрещенное нами «Тишиной», имеет совершенно неясную природу. Это может быть энергия, нематериальная субстанция, даже пространство с иными законами физики. Может быть и все вместе взятое. По природе явления могу сказать лишь то, что оно встречается/существует там, где ты куковал бездну времени, пока тебя не подобрал какой-то пустотный мусорщик»

– «То есть, мы знаем не более, чем поняли в первый раз, что ли?», – справедливо обиделся я на невкусную прозу жизни, – «Я даю дорогу чему-то странному, что плохо действует на людей, но укрепляет реальность? Так себе прогресс»

– «Увы, но да», – согласился со мной собеседник, – «Ты, знаешь ли, далеко не лаборатория с измерительными приборами, да и опыты нам ставить не на ком. Но я вижу сходный эффект между твоей «Тишиной» и эффектом эфирной Бури. Оба этих явления обладают воздействием на души»

– «Что?» – неприятно поразился я.

– «Элементарная логика», – тут же отрезал Эйлакс самым самодовольным тоном, – «Вспомни полицейский участок. Простолюдины в форме и задержанные кровоточили и задыхались, так? Теперь вспомни, что произошло при твоей инициации этой самой Тишиной. Она происходила в компании твоих знакомых, которые являются дворянами, а значит – обладателями развитой энергетики. Пусть воздействие и было кратковременным, но его негативные явления ощутили только слуги, испытав недомогание»

– «По-моему, если и есть нечто, противоположное Буре, так это Тишина», – поделился я своим предположением, которое отдавало достаточно высоким уровнем абсурда.

– «Склонен с тобой согласиться, мой невольный друг», – хмыкнул демон, – «Предполагаю, что это явления разного порядка. Если Буря отрывает слабую душу от тела, то Тишина эту же душу просто заставляет чувствовать себя не на месте. Даже не так, Тишина… приглушает связь между телом и душой, из-за чего Искру начинает тянуть назад, в Великую Реку, а тело, чувствуя слабеющие связи, начинает добросовестно, хоть и не быстро, умирать».

– «То есть, я обладаю способностью массово и медленно убивать простолюдинов?», – кисло подумал я, представляя себе пустое место там, где у меня раньше цвели мечты и перспективы.

– «С тем же успехом, ты бы мог сказать, что револьвер – это чесалка для спины», – хмыкнул Эйлакс, – «Мы просто слишком мало знаем».

Чудесно. Я просто-напросто Франкенштейн какой-то. Самый настоящий попаданец, только выдранный из места, где он жил долго и счастливо. Крутейших благородных кровей, голубее некуда, но изгнанный. С самым настоящим могучим демоном внутри, но категорически не желающим тратить хотя бы кроху своих сил. Со способностью, буквально выдавливающей душу из других людей, но действующей совершенно бесконтрольно, а самое главное – на мещан! Зачем мне может понадобиться в жизни травить вокруг себя простолюдинов? Зачем?!

Мой крик души был услышан лишь заржавшим как конь Эйлаксом. А ведь когда-то считал одержимость полезной! Эх, придется и дальше надеяться лишь на револьвер.

…ну и Дариона Вайза. Вредный демон, испортивший мне в юности немало нервных клеток, с каждым днем всё больше и больше доказывал свою незаменимость в своей роли поверенного, работая за десятерых. Я понимал, что он и свои дела проворачивает, но и мысли не допускал интересоваться их природой. От добра – добра не ищут.

Как я и предполагал, в местном Доме Отдыха Учителя студентов не ждали от слова «совсем». Пропустили меня, хоть и с боем, только из-за благоразумно надетой мной формы академии, большого и важного дипломата с материалами, а также давления, которое я оказал на бдительного вахтера. Появись я здесь в своем новом красном наряде, то, скорее всего, со мной бы обошлись на порядок вежливее, но дали бы от ворот поворот. А как студента – со скрипом, но пустили.

Сопротивление мой приход вызвал вовсе не потому, что появление студента на этих вечеринках было чем-то запретным, просто подобное было не принято. Если у кого-то были идеи, предложения, критика… даже просто пожелания, то тот человек шел прямиком в студенческий совет Якусейсшо, излагая свои чаяния специально выбранному студенту, называемому президентом студсовета. Этот несчастный, добровольно взваливший на себя очень почетную, но все-таки ношу, и работал промежуточным звеном между преподавательской братией и студенческим обществом. Проявлять инициативу вне этой устоявшейся цепочки было моветоном.

Чхать я на это хотел! Просто потому, что система была ущербной и тормознутой. Президент студсовета был некоей компромиссной фигурой, прекрасно осведомленной о пожеланиях и политике руководства академии. Он или она могли совершенно безбоязненно завернуть любое начинание, если оно было хоть сколько-то неудобным.

А моё было как ёж с распахнутым зонтом в заднице.

И сейчас я планировал как следует обустроить ловушку, чтобы зафиксировать достаточное количество людей в одном помещении перед тем, как запускать (или впускать?) ежа с зонтом.

Сделать это оказалось довольно просто, благо, что приехал я заранее. Войдя внутрь презентабельного и вполне современного здания, напоминающего помесь библиотеки и клуба, я тут же поймал местного, который оказался подрабатывающим студентом-второкурсником из Куросёбанаэн. Парень продемонстрировал идеально подходящий для моих целей кабинет и поделился ключом, радостно скрывшись потом с глаз, унося купюру в десять тысяч йен. Да, не все аристо могут похвастать достатком…

Развесив графики и разложив материалы, я дождался начала собрания, закрыл класс и… вышел на охоту.

Само действо было чем-то вроде близкого массового знакомства. Учителя, физкультурники, библиотекари и прочие медсестры с трудовиками обнюхивались, искали общий язык и натужно улыбались, зная, что высший преподавательский совет сейчас занят тем же самым, но и еще заодно решает, кому из них, маленьких людей, предстоит довольно долгий отпуск в год, а то и не в один. Атмосфера по этому поводу в главном приемном зале стояла довольно нервная.

Первым мне нужен был сам старый лис, Ирукаи Сай, который вовсю крутил хвостом рядом с роскошно одетой японкой, которой можно было дать как тридцать, так и шестьдесят лет. Пока они общались, я, стоя с независимым видом неподалеку, уловил аж трех напряженно наблюдающих за Саем молодых парней-кицуне, каждый из которых что-то держал – поднос с вином, полотенце или закуски. Хвосты у бедолаг стояли дыбом.

Дождавшись, когда старик раскланяется с женщиной и пустится в неспешную прогулку по залу, я неторопливо прошёл мимо него, почтительно кивнув старому хитрецу. Этого хватило для того, чтобы возжечь любопытство в Ином.

– Эмберхарт-кун? Какая приятная встреча! – тут же подкатил ко мне старичок, изображая на лице лукавую, но непосредственную радость, веры в которую у меня не было ни на грош.

– Ирукаи-доно! Взаимно! Не смел вас отвлекать, хотя сильно нуждаюсь в вашем мнении! – растекся медом уже я, улыбаясь ему так, как будто он упомянул меня в собственном завещании. В первой строчке.

Наш краткий и быстрый дальнейший диалог, если пропустить его через фильтры здравого смысла и конкретики, сократив до голого смысла, дальше выглядел таким боком:

– Че приперся?

– Сказать что-то важное хочу?

– А не оборзел?

– Так послушайте и решите!

Кицуне хитры, ловки и внимательны… но остаются лисами со всеми их недостатками. Гипертрофированная любознательность в них сочетается с постоянным желанием риска или проказы. Когда старый хрен услышал словосочетание «официальная позиция наследницы рода Иеками по отношению к образовательной системе Японии», у него случилась метафизическая эрекция. Узнав о том, что я уже подготовил все необходимое для презентации, сверхъестественный пенсионер развил столь бурную деятельность по агитации значимых персон в зале, что мои потенциальные потуги в этом направлении выглядели бы более чем жалко. На доносящиеся ему вдогонку мои фразы о том, что я один из главных участников прошедших недавно дебатов, лис забил большой и толстый… хвост. Он уже загорелся.

Стоя, я ловил ушами звучащие отовсюду шепотки. Местное общество сдержанно бурлило любопытством самых разных оттенков, что я понимал более, чем кто-либо иной. «Иеками», «официальная позиция», «система образования» – все это для японцев в одном предложении просто не могло существовать.

Класс оказался битком набит сидящими и стоящими учителями, чьи сдержанные веселящиеся возгласы понемногу угасали, явно впечатленные объёмом развешанных по доске и стенам бумаг, а также стопками документов на каждой парте. Вставший позади задних парт Наото Йошинари, наш преподаватель по боевой подготовке, лишь скорбно качал своей лысой головой, разглядывая как меня, так и аудиторию, становящуюся с каждым прошедшим мигом всё серьезнее.

Я хитро ему подмигнул, а потом уважительно поклонился залу, приступая к докладу.

Следующие два часа должны были быть довольно насыщенными.

Глава 4

Задвигались стулья, люди с шумом и гримасами вставали из-за парт. Те же, кто провёл последние три с половиной часа в стоячем положении, с кривыми усмешками разминали ноги. Часть преподавателей кряхтели и пыхтели, совершенно не стесняясь окружающих. Последнее было более чем оправданно, целый час до этого момента прошел в оживленной дискуссии, где социальные границы были не раз и не два пройдены, а все пограничные столбы нагло обоссаны.

Меня это, впрочем, совершенно не волновало. Можно даже сказать больше – я, как личность, в данный момент и не существовал. Между двух сведенных в яростном пароксизме ушей, связанных, казалось, проволокой под напряжением, бушевало лишь одно желание.

КУРИТЬ!

Не выдержав, я отошел к окну, распахнул его, тут же вцепившись в сигарету, как в последнюю надежду человечества. Последовавшие за этим событием секунды стали самым счастливым моим воспоминанием в этой жизни. Потрудиться пришлось на славу…

Из народа, собравшегося в аудитории, никто изначально не планировал всерьез вслушиваться в мои слова. Преподавателей, дикторов, профессоров – всех этих людей интриговало лишь словосочетание «мнение Иеками», которое почиталось явлением куда более небывалым, чем поющий унитаз или золотой осел. С предубеждением пришлось бороться мне, с чем немало помог наставник Йошинари. В самый пиковый момент, когда насмешки достигли апогея, а некоторые наиболее серьезные дяди и вовсе намылились уйти, лысый японец взял слово, крепко проехавшись по безалаберности присутствующих и лестно отозвавшись обо мне.

Следующим этапом стало пробивание корки предубеждения насчет системы образования в стране. Тут передо мной встала практически неразрешимая задача, справиться с которой помогло… открыто высказанное пренебрежение по отношению к многим аспектам экономики и индустрии страны. Империя, чьим наиболее существенным ресурсом был человеческий, совершенно не могла его реализовать на уровне, которого требовал современный технологический прогресс. Требовалось лишь привести ряд наглядных примеров, сравнивая местные и западные годовые показатели в самых разных областях.

Тут я их задел за живое достаточно, чтобы противостоять мне взялись те, кто эту самую экономику преподавал. Дело оставалось за малым – закидать их сухими фактами и аналитикой, пересланной мне из европейских университетов. Набранная мной литература лежала в архивах любой развитой западной страны в открытом доступе, штампы на выданных достойному собранию папках свидетельствовали, что подмена исключена. Единственное, чего не хватало для завершенности процесса – это обобщить данные, а потом сверить их с текущим состоянием дел в Японии до того момента, как начались проблемы с культистами.

И лед тронулся…

Десять лет – много это или мало? Откровенно мало, когда речь идёт о стране, открывшей свои границы после перерыва почти в сотню лет. Да и как открывшей? Какое может быть взаимопроникновение культур через половину земного шара? Не стоит забывать и о неявном, но устойчивом нежелании местной знати еще сильнее терять актуальность личного могущества. Одни не знают, что спрашивать, другие не заинтересованы отвечать, не видя выгоды. Постепенно всё шло к тому, что империя Восходящего Солнца все сильнее отставала от остального мира.

На моей стороне сыграло то, что присутствующие здесь люди были преподавателями академий Гаккошимы, места своеобразного и не особо престижного. Но их голос значил на порядки больше, чем слова приезжего второкурсника, а подобранные мной материалы, папочка с которыми досталась каждому из присутствующих, позволяли им сделать собственные выводы в дома, в спокойной обстановке, имея перед глазами все графики и таблицы.

– Не на это я рассчитывал, – покачал головой подошедший ко мне Ирукаи, – но не могу сказать, что разочарован. Ты нас тут порядком удивил и даже испугал, Эмберхарт-кун.

В руках старый кицуне крепко сжимал папку.

– Я дал клятву служения императору, – пожал я плечами, – поэтому, как благородный человек, обязан был воспользоваться имеющимися у меня документами во благо страны.

– Благо страны, юноша, вопрос весьма непростой, – на лице Ирукаи Сая промелькнула хитрая усмешка, – Но мне интересно, почему у вас вообще появилось желание рассматривать эту тему. Не просветите старика, м?

– Причины, по которым я собирал эти выкладки, уже в про…

Фраза застряла у меня в глотке, а сама беседа тут же была выпнута из головы. На краю чувствительности я ощутил нечто. Странное, не похожее ни на что, тревожащее.

Оно приближалось.

Рядом стоящий старик также что-то почувствовал, моментально посерьезнев. Он резко крикнул нечто на незнакомом мне диалекте, дверь в кабинет распахнулась, демонстрируя две серьезные физиономии парней-кицуне. Пара отрывистых приказов, головы исчезают, а Ирукаи Сай, растеряв свой обычный легкомысленный вид, поворачивается к недоуменно вертящим головами профессорам.

– Вполне возможно, господа, что на нас напали, – говорит лис… и выбегает из класса как молодой!

На грани моей аурной чувствительности творилось невесть что, как будто ко мне приближался живой ковер плоти, над которым реяло целое облако тьмы. Ощущения были премерзкие. Оставаться в закрытом помещении не хотелось совершенно, но я, выхватив оба «раганта», замешкался на несколько секунд, запутавшись в приоритетах. Опыт и рефлексы требовали немедленно покинуть опасное место, логика же твердила, что стоящие тут люди с папками представляют для меня определенную ценность и их потеря нежелательна.

– Эмберхарт-кун!

Просящий взгляд безоружного Йошинари молотом ударил по моей чувствительной душе. Черт, ну как можно ходить безоружным? Мне кто-нибудь объяснит? Ну ладно эти, которые могут струю огня выдать на полтора десятка метров, но даже Рейко и староста, несмотря на все свои силы, теперь без ствола и в туалет не пойдут! А это инструктор! Человек, обязанный нас учить револьверному бою!

С кровью я оторвал от сердца один из «рагантов» и, под начинающийся шум все сильнее тревожащихся профессоров, сунул его в руки лысому учителю, вместе с пригоршней патронов. Йошинари уставился на меня еще интенсивнее, хотя его руки сноровисто работали, распихивая патроны по карманам. Пришлось выхватить из рукава любимый нож-бабочку, временно жертвуя его на нужды самозащиты… инструктора по самозащите.

Трость и три жалких револьвера против неведомой дряни, которой все больше и больше на грани чувствительности. А еще и Ирукаи смылся, и я буду не я, если сейчас кицуне не озабочен спасением собственных сородичей.

Я и беда добрались до главного зала одновременно. Только я успел окинуть взглядом мирно общающихся японцев и сосредоточенно шныряющих между ними кицуне, как двери основного входа в зал разлетелись мелкой щепой, вызывая заполошные крики удивления и шока, вскоре сменившиеся болезненными возгласами.

Она встала в дверном проеме. Невысокая, черноволосая, в немного потрепанном кимоно синего цвета, рукава которого прятали сложенные на животе кисти рук.

Некрасивая.

Самая обычная японская мещанка… держащаяся с достоинством королевы.

Я мотнул головой, наводя на девушку револьвер. Та дрянь, что клубилась за её спиной, по-прежнему ощущалась омерзительно, но мне почему-то показалось важным прочувствовать её потенциал как практика.

– «Она не практик», – прервал мои бесплодные попытки Эйлакс, – «А еще…»

Что он хотел сказать, осталось загадкой. Японка подняла обе руки, уподобившись проклинающему всех зомби, и звонко закричала на весь зал:

– Терновник растёт везде!

…а затем из-за её спины в зал, полный безоружных людей, хлынул самый настоящий серый поток живой плоти. Крысы! Я открыл огонь по тварям раньше, чем понял всё до конца, а когда понял, так сразу захотел оказаться как можно дальше от этого места! Миазменные крысы!

Когти и зубы тварей, каждая из которых была размером с крупную таксу, быстро нашли свои цели. Плотные и очень тяжелые тушки погребли под собой несколько неудачников, стоящих к двери чересчур близко. Писк, крики ужаса и агонии быстро создали атмосферу хаоса. Люди бегали, меж их ног сновали звери, выбирающие момент для прыжка или просто вцепляющиеся в ноги всем подряд. Я отскочил назад, через дверь, возле которой стоял, избегая участи быть снесенным выбегающими из зала преподавателями. Трех измененных животных, каким-то образом за считанные секунды пробежавших весь приемный покой, я благополучно пристрелил в спины.

Еще один быстрый взгляд на обстановку. Надежда поймать в прицел ту самую девушку-культистку была утеряна, её нигде не было видно.

Бить? Бежать?

Бить.

«Рагант» уходит в кобуру, его место занимает взятый в левую руку «пугер», короткий и с более мощными патронами. В правой я сжимаю трость, её наконечник начинает нагреваться, повинуясь мысленной команде. Несколько глубоких энергичных вздохов, и я врываюсь в зал.

Секрет смелости и отваги сэра Алистера Эмберхарта?

Рефлекторная ненависть англичанина к миазменным крысам, желание выгодно себя продемонстрировать, защита только что вложенных инвестиций и много-много «ирландской паутинки» в одежде.

Двумя быстрыми тычками трости дырявлю насквозь наскакивающую на пожилого пузатого японца зверюгу. Почтенный преподаватель визжит, машет перед собой руками, в глазах – слепая паника. Быстро встаю на одно колено, опуская руку с «пугером» параллельно полу, произвожу выстрел, сбивающий еще одну тварь с груди лежащей женщины. Крысу разрывает на две брызжущие кровью части, но женщине это уже не поможет – перегрызли горло. Встаю, ищу новую цель.

Цель находит меня. Вою от боли, челюсти крупной скотины яростно жуют икру моей левой ноги. Сначала дергаю этой самой ногой как дурак, а потом как он же стреляю в вцепившуюся в меня мерзость. Та добросовестно принимает в себя тяжелую пулю, повторяя судьбу предыдущей товарки, но челюсти не расцепляет, приходится тратить еще несколько драгоценных секунд, прожигая кончиком трости череп животного аж в трех местах. Подбрасываю трость, ловя ее за тонкую нижнюю часть, и бью клювом набалдашника, сшибая с себя остатки монстра.

– Спасайтесь! – ору во всю глотку, видя, как некоторые из присутствующих пытаются противостоять крысам. Слышны выстрелы, у некоторых был с собой огнестрел, но на общий хаос это не оказывает ни малейшего влияния. Наоборот – толпящиеся в зале люди лишь мешают друг другу. Юркие грызуны мечутся между паникующими, выискивая наиболее удобный момент для атаки.

Убиваю тычками еще двух мутировавших тварей. Хотя, какие они, нафиг, мутировавшие? Просто крысы на стероидах, ставшие из незаметных грызунов городскими альфа-хищниками. Больше мышц, выше агрессия, куда крепче шкура – и всё это компенсировано воистину жутким аппетитом, а также полным неприятием каких-либо авторитетов. Стреляю, сбивая еще одну здоровую и хвостатую дрянь в прыжке. Остается два патрона до перезарядки и один полный «пугер» – разум это отмечает автоматически.

На следующую атаку отреагировать не успеваю, да и идёт она не со стороны животных. Пожилой седобородый пузан, которой я спас ранее, хватает меня за пиджак бульдожьей хваткой, начиная трясти и требовать, чтобы я его срочно отсюда вывел. Вырываюсь, резко бью мужчину по лицу несколько раз, тыкаю пальцами в глаза. Не сильно, но достаточно, чтобы он разжал руки, хватаясь за лицо. Теперь можно посерьезнее. Затылок вороньей головы на трости соприкасается с затылком орущего деда. Пузан падает как подкошенный, а я принимаю на согнутый локоть тварюгу, целящую в прыжке вцепиться мне в пах. Вновь боль, паника, четвертый выстрел из «пугера», разжимание челюстей дохлого зверя.

Ядовито-фиолетовая вспышка, и я лечу в стену, впечатываясь в неё как муха об лобовое стекло едущего автомобиля. Отваливаюсь, пытаясь сообразить, на каком я сейчас свете, машу неумной головой. Не помогает. Зато помогает ощущение лютого холода, вцепившегося в тело на зависть всем присутствующим крысам.

Подскакиваю как здоровый и тут же совершаю совершенно дикий прыжок в сторону, вдоль стены. Падаю, грохая уже не совсем работающим плечом об пол, подхватываюсь, повторяю трюк.

Вовремя. Еще бы секунда-другая и меня бы этот уже замерший на месте сугроб проморозил бы до костей, как тех четырех неудачников, которых видно с моей позиции. Понимание, что мне совершенно не стоило лезть в полный паникующих практиков зал, приходит слишком поздно. Пора делать ноги, раз недобитые японцы вспомнили о своих навыках. Вряд ли они сейчас готовы вспомнить о том, что удары по площади могут задеть их сограждан.

– «Пригнись!»

Падаю на пол, пропуская над собой фиолетовую вспышку, приложившую меня о стену ранее. Кувырок, «пугер» ходит в руке, пытаюсь определить агрессора. Нахожу – та самая культистка в синем кимоно стоит у стены, бормочет, поводя перед собой руками, а над её головой набирают силу и яркость аж три сгустка фиолетового света. Её глаза не отрываются от меня.

Стреляю почти навскидку, с левой руки, через полтора десятка метров, да еще и из «пугера», совсем не предназначенного для таких фокусов. Попал!

…ноль эффекта. Японка лишь морщится от напряжения, кусочек горячего свинца висит напротив её живота. Она поднимает руки, явно собираясь запустить в меня аж три техники сразу, и я понимаю – накроет. Лежачему увернуться не судьба.

Копье вонзается женщине в бок, пробивая тонкую фигурку с воздетыми руками насквозь. Та охает от неожиданности, её руки опускаются, а ноги подкашиваются, позволяя телу осесть на пол. Культистка хватается обеими руками за пронзившее её копье, начиная его трясти с неверящим выражением лица.

Вскакиваю. В руке уже второй «пугер», из которого я почти не глядя отправляю в сторону упавшей женщины пули. Весь барабан, сразу.

Ни одна не долетает, застывая в паре десятков сантиметров от цели.

Что за?

– Волшебство!!

Кричит Ирукаи Сай. Старец стоит, держа в левой руке окровавленную длинную катану, его уши и хвост ходят ходуном, рот оскален. Именно он метнул копье… копье? Нет, это блин бильярдный кий!

Между живых и мертвых людей появляются фигурки кицуне. Молодые Иные ловко и безжалостно протыкают, разрубают и режут крыс с помощью мечей и нагинат. Культистка продолжает дергать и раскачивать копье. Она как ребенок, обидевшийся на вещь.

– Волшебство!! – вновь кричит новый директор нашей академии, указывая своим перстом на умирающую культистку, – Она использовала магию!!

Супер. Именно то, что надо знать людям, находящимся в смертельной опасности.

Ковыляю к проткнутой кием женщине, опираясь на трость. Последнюю я собираюсь использовать против той, кто умеет останавливать пули. Больше некому – ни сам Сай, ни его подчиненные вовсе не собираются приближаться к женщине. Не успеваю среагировать на кинувшуюся на меня крысу, но тут слышится выстрел из знакомого оружия. Серая тварь, получившая в бок из «раганта», бешено пища, улетает прочь. Подхожу к культистке, вновь сжимая трость за тонкий конец.

Та поднимает на меня глаза. Действительно, похожа на обиженного ребенка. Даже губы мелко трясутся, как от будто готова заплакать.

Голова ворона устремляется в полет клювом вперед.

Интерлюдия

Чарльз Уокер аккуратно выстрелил идущему мимо человеку в ухо, почти сразу после этого переведя свой осуждающий взгляд на полицейского. Последний, невысокий и коренастый японец, с полными бессмысленного изумления жизнью глазами взирал на дворецкого, почему-то нервно облизываясь. Уокер вздохнул, пряча пистолет в наплечную кобуру, а затем критично осмотрел свои белые перчатки. Подавать руку измазанному грязью правоохранителю, до этого момента безобразно оравшему и отползавшему от преследовавшего его якудза, он не хотел. На штанах городового расплылось большое мокрое пятно.

Англичанин вновь без всякого удовольствия признал, что чем дольше живет в этой стране, тем больше перенимает позицию мастера Алистера. Несмотря на то, что молодому человеку на момент их знакомства не было и пятнадцати лет, тот сразу выбрал наилучший способ разрешения сложных ситуаций.

Сначала стрелять, а потом задавать вопросы. Убитый якудза, которому пуля из крупнокалиберного пистолета Уокера оторвало противоположное входу пули ухо, был этому живым подтверждением. То есть мертвым.

Вокруг переулка, где приходил в себя обмочившийся полицейский, кипела торговая жизнь. Представители различных хабитатов, стоя у своих прилавков, вовсю продавали фрукты, овощи и травы, но дела у них шли не шибко. Токийцы, весьма встревоженные событиями в стране, предпочитали закупать рис и другие крупы, благоразумно делая запасы на черный день, который, по их мнению, уже наступил. Цены на долгохранящееся пищевое довольство давно уже взлетели до небес, но Чарльз тут был как раз в поисках свежей и знакомой ему зелени. Присматривающегося к овощам дворецкого, размышляющего, сколько тонн продуктов влезет в холодильные камеры особняка, отвлекли злобные крики, раздающиеся из подворотни.

Вопли отвлекли нужную Чарльзу продавщицу, поэтому тот раздраженно последовал за ней, оценил ситуацию, в которой полуголый мужик в татуировках с мясницким ножом в руках идет на отползающего от него по грязи полицейского. Убив психа, Уокер подождал, пока торговка и полицейский придут в себя, а затем вернулся к покупкам.

Скидку ему, несмотря на активную гражданскую позицию, никто не дал.

Бывшему военному не нравилась эта страна. Чарльз находил её двуличной и лицемерной, с чересчур запутанными культурными обычаями, с чересчур запуганными непонятно чем людьми. Окружающие дворецкого мещане изо всех сил делали вид, что в империи нет никаких культистов, не звучат взрывы, не совершаются диверсии в хабитатах и городах. Что всё идёт своим чередом, следует лишь перетерпеть невзгоды, во всем полагаясь… на кого? На таких же мещан, как этот обмочившийся полицейский, удравший куда подальше, придерживая руками потяжелевшие штаны?

Вместо патрулей с усиленным вооружением, японцы просто форсировали выпуск новобранцев. Вместо ввода войск на территорию всех крупных городов, император разместил части в непосредственной близости от метрополий, но какой в этом смысл? Волнений, бунтов, демонстраций… ничего этого нет.

Чарльз закурил сигарету и медленным шагом пошёл вдоль торговых рядов, лелея слабую надежду увидеть знакомый бочок белокочанной капусты, сельдерей или красные шарики редиса. Увы, ничем подобным не мог похвастать даже крупнейший продуктовый рынок Токио. Удача определенно шла сегодня иной дорогой, чем достойный английский джентльмен, окруженный десятками тысяч торгующих мещан.

Работать на Алистера Эмберхарта Уокеру… нравилось, хотя точных причин он назвать не мог. Если бы бывший солдат дал бы себе труд оформить общее впечатление в точные термины, то он с уверенностью сказал бы, что его наниматель совершенно не похож на господина, кем-либо повелевающего. Скорее на старшего офицера небольшого военного подразделения, который сам ставит задачи каждому из подчиненных, ожидая не более, чем их точного исполнения. Уокер видел, что юноша сам ежедневно упорно работал, преследуя лишь одну, более чем достойную для молодого человека цель – оправдать свой статус благородного человека.

Пренебрежительно покосившись на арбузный развал, дворецкий обогнул его, уклонившись от пробегающей мимо стайки перемазанной грязью детворы, с хохотом бегающей друг за другом. Он нахмурился, пытаясь вспомнить, был ли хоть раз эпизод, когда сам Алистер развлекался тем или иным образом, но потерпел неудачу. От большинства известных Уокеру сэров его господин отличался повышенной эмоциональностью, с удовольствием подшучивая над своей невестой или телохранительницей, но представить его валяющимся на диване или болеющим на матче гритбола Чарльз не мог. Худой смуглый юноша всегда был чем-то занят. Нельзя же назвать отдыхом чтение газет за чашкой кофе? У многих лордов это самая напряженная часть трудового дня!

И это Уокеру бесспорно нравилось… особенно как отцу, которому пришлось наблюдать, как его собственные дети праздно проводят массу времени в играх, праздности и флирте. К сожалению, подростку-гимназисту не вобьешь ум на будущее.

Пройдя до конца рыночных рядов и не обретя желаемого, Чарльз решил, что вполне может позволить себе выпить чашку чая, дав своим ногам немного отдыха. Конечно, он бы предпочел насладиться напитком в куда менее шумном и оживленном месте, чем перекресток, ведущий к рынку, но, насколько знал сам англичанин, это открытое кафе было единственным заведением подобного рода поблизости. Дворецкий расположился за столиком под зонтом на свежем воздухе, сделал заказ миловидной японке, вооруженной блокнотиком и карандашом, и позволил себе немного расслабить тело.

Но не разум. Поход в поисках пристойных для жителей особняка продуктов был лишь отговоркой. Чарльз нуждался в уединении для необходимой сейчас ясности мыслей – он пытался решить сложную дилемму. Как наемному работнику, получающему выплаты не только от Алистера, но и от Роберта Эмберхарта, ему хотелось отработать на юношу весь положенный срок. Более чем щедрая оплата и редко встречающееся от английских лордов отношение вкупе с обещанным Чарльзу бонусом чрезвычайно способствовали этому пожеланию. С другой стороны… долг дворецкого, взятая на себя ответственность за Анжелику Легран и неприятие местных соблазняли бывшего вояку попросить у молодого господина отставку. Чарльзу и Анжелике было совершенно нечего делать в этой стране, более того – принеся присягу местному императору, Алистер перешел рубикон. Самым полезным для юноши было бы начать вживаться в местные обычаи, а себя и горничную Уокер полагал совершенно лишними в этом процессе. Помехой для юного лорда.

Решиться на что-либо было чрезвычайно непросто. В начавшей рано седеть голове пьющего чай джентльмена клубились мысли. Стоит? Не стоит? Просто сообщить сэру Алистеру о своих догадках? Как отреагирует граф, если Чарльз нарушит их соглашение? Что будет дальше с этой страной, где боязливо улыбающиеся торговцы делают вид, что не слышали выстрела из подворотни и не видели убегающего полисмена?

Уокер разрывался между двумя ипостасями достойного поведения. Ни одна чаша в его мятущейся душе не могла перевесить, а отвратительный прозрачный чай лишь утяжелял лежащую на плечах ношу.

Неожиданно раздавшийся шум и крики отвлекли достойного человека от его нелегких мыслей. Чарльз поднял голову.

От базарных рядов, вовсю работая босыми ногами, неслась та самая торговка, у которой он не смог получить скидку. Широкое и непривлекательное лицо японки было белым как мел, рот наполовину распахнут, а глаза грозились выпасть из глазниц. Женщина работала ногами с такой скоростью, что Чарльз изумленно вскинул брови – даже сам Алистер, с его ростом под два метра, не выдавал такой прыти на домашних забегах на скорость!

За ставящей рекорды бегуньей следовали остальные посетители базара и торговцы – плотной и изрыгающей вопли смертельного ужаса толпой. Люди бежали и орали во всю глотку, периодически падая на залитую жидкой грязью и навозом брусчатку. Вскочивший с места Чарльз успел отпрыгнуть от ограждения кафе перед тем, как обезумевшие люди его снесли, практически не заметив. Нырнув внутрь здания общепита, дворецкий благоразумно уберег себя от травм – спасающиеся от чего-то люди вовсе не собирались задерживаться. Выглянув, он убедился за бегущими шли, ковыляли, хромали и ползли те, кого толпа снесла или не до конца затоптала на своем пути.

Потом Уокер увидел преследователя, не спеша идущего по следам беглецов. Это был полуголый и измазанный грязью крепкий парень, нацепивший на чресла какую-то потерявшую цвет рвань. Он не спеша шагал, довольно улыбаясь и широко разведя руки. Его кожа на торсе и конечностях была испещрена татуировками, правда, сильно отличающимися от принятых на архипелаге меток якудзы – это были какие-то письмена. Дворецкий успел подметить лишь то, что татуировки полуголого парня не содержат в себе местных иероглифов, но потом его внимание переключилось.

За странным грязнулей бежали миазменные крысы. Они были мельче матёрых лондонских, но их было много. Очень много. Они целеустремленно ползли по грязи ровным серым ковром, не оставляя постороннему наблюдателю, которым счел себя Уокер, ни малейшего сомнения – звери следовали за человеком.

И не только они. Среди крыс ковыляли, едва переставляя ноги, люди… как сначала показалось английскому джентльмену, но опытный глаз быстро выхватил неполное количество конечностей, язвы, зеленоватую кожу, бельма глаз и грязные волосы. Самый хорошо выглядящий из свиты светящегося парня мог похвастать здоровым видом буквально везде, кроме головы. Та, свесившаяся набок, демонстрировала Уокеру кровавую дыру в правом ухе. Дворецкий сглотнул – час назад он сотворил эту дыру собственным пистолетом.

– Терновник растёт везде! – торжествующе заорал грязный светящийся японец, указывая пальцем на дворецкого и тем самым направляя в его сторону как ковыляющие трупы, так и ручеек крыс.

«Кажется, мои затруднения можно отложить», – подумалось бывшему солдату.

Чарльз Уокер достал пистолет из кобуры и приготовился действовать.

Глава 5

Эти выходные стали началом новой эры для всей Японии. Они появлялись везде – на торговых рядах, около школ, в веселых районах и прочих оживленных местах. Молодые японцы, одетые в какие-то лохмотья, с кожей, испещренной светящимися знаками чужого языка, гордо шли по улицам городов страны, ведя за собой огромных крыс и живых мертвецов. Кто-то из них не шел, а парил над дорожной грязью, кто-то направлял сгустки энергии, выбивая двери в дома почтенных горожан, чтобы запустить туда свою свиту, а некоторые и вовсе стреляли пылающими шарами искрящей энергии по окнам, поджигая дома один за другим.

И всюду летел один и тот же клич:

– Терновник растет везде!

Поначалу их убивали. Полиция, быстро достав из арсеналов плохое, но все-таки автоматическое оружие, поливала свинцовым дождем шатающихся по улицам безумцев. Их щиты не выдерживали больше десятка попаданий – татуированные тела летели наземь, крысы разбегались, а ковыляющие мертвецы лишались поднявшей их силы. Так продолжалось недолго, ровно до момента, пока до простых людей не дошло, что эти таинственные бродяги вовсе не сошедшие с ума аристократы…

…а волшебники.

Магия оставила на теле и в памяти мира множество ран. Рассвет Некромантов, Век Тьмы, Власть Народа, три Войны Магов – все эти события планетарного масштаба тянули на статус апокалипсиса. Чрезмерная власть в руках индивидуумов рождала их страстное желание остаться одним единственным, достичь высот Шебадда Меритта – покорить мир. Эфир, послушный заклинаниям и ритуалам, принимал чудовищные формы, раз за разом уничтожая цивилизации. В этом мире даже самый юный гражданин самой отсталой страны знал, что существует лишь одно безусловное зло, которое необходимо уничтожать и преследовать, не щадя собственной жизни – волшебство.

Блуждающие по токийским улицам культисты-волшебники вовсе не стремились поджечь и разрушить все на своем пути. Ведомые ими крысы и зомби убили ничтожное количество человек. За Бурю на всем архипелаге умирает лишь втрое меньшее количество, чем было жертв за прошедшие вечер и ночь. Но это им и не требовалось.

Из окна моего кабинета было плоховато видно, что творится на улицах, зато отменно слышны крики, ругань солдат и плач детей. Токио охватила истерия, с которой мало кто понимал, что можно сделать. Родовитые японцы вывели на улицы свои дружины и отряды, военные патрули начали обходить улицы уже с утра, но основной функцией всех этих вооруженных людей было лишь не давать никому возможности к бегству за пределы города. У столицы страны случился самый массовый домашний арест за всю историю.

Я выдохнул дым и потер слезящиеся глаза. Выспаться не получилось – демонтаж Малого Зала Владык своими руками занял всю ночь, чему очень мешали полученные ушибы. Поздно вечером вернулся слегка хромающий и сильно покусанный Уокер, со сдержанным достоинством доложивший о ликвидации одного из встреченных им магов. А вот Дарион Вайз, наоборот, исчез в неведомом направлении, что меня слегка тревожило.

Хотя, если уж быть сейчас честным самим с собой, меня тревожило вообще всё. Опыт жителя другого мира, знакомого с таким отвратительным понятием как «контроль толпы», просто рукоплескал невидимому дирижеру, проворачивающему глобальное событие в целой империи так, что все наблюдатели просто терялись в догадках о его целях. Один волшебник – это уже чрезвычайное событие на всю страну, а уж несколько десятков… А уж несколько десятков волшебников-культистов, не боящихся смерти! А уж несколько десятков одновременно выступивших волшебников-культистов, демонстративно вышедших на неминуемую смерть! Представляю, как сейчас дерут себе волосы во дворце…

Что сейчас творится во всем цивилизованном мире – я мог только смутно подозревать. Не того полета птицей я был, чтобы получать в такое время звонки из канцелярии и двора от людей, жаждущих ввести меня в курс творящейся в стране фигни. Мне позвонили лишь дважды – генерал Ятагами Цуцуми, отвечающий за «Паладинов», лишь кратко осведомился, жив ли я, приказал не выходить из дому и перейти на осадное положение. Вторым позвонил Йоганн Брехт, практически за тем же самым, но поинтересовавшийся, не хочу ли я принять на постой пару десятков благородных. Сообразив, что он мне собирается по-соседски скинуть то, что мешает ему самому в Мезальянс-холле, я вежливо отказался, объяснив тем, что Иеками гостей в такое время не ожидает.

Раздался стук в дверь. Открыв её, я запустил в кабинет Рейко. После утраты зеркала я сделал вход в святая святых дома условно свободным.

– За нами выслан дирижабль, – отрывисто сказала девушка, с любопытством вертя головой, – За тобой и за мной. Собирайся, времени мало.

– А подробнее? – полюбопытствовал я, не испытывая ни малейшего желания покидать личную крепость.

– Генерал Итагаки, – сумрачно буркнула моя невеста, – Ты летишь учиться управлять этим вашим «Паладином», а я за компанию. Ради безопасности, как он сказал.

– Попробуй узнать побольше о происходящем, пока я буду занят, – попросил я невесту, вынимая из бюро сумку-почтальонку с экспресс-набором всякой всячины.

– Не хочу! – тут же встала в позу Рейко, – Я лучше побуду возле тебя. Ко мне будут цепляться все, кому не лень!

– Не побудешь ты возле меня. «Паладин» – это не маленькие грустные немецкие танки на нашем заднем дворе. Его ЭДАС куда мощнее.

Подобная перспектива Иеками не пришлась по вкусу, но скорее всего, сейчас не пришлось бы вообще ничего. Новости о волшебниках были совсем не тем, что мир готов был услышать. Хотел бы услышать. Даже мне было не по себе, несмотря на очень легкомысленное отношение к магии. Для меня, когда-то прочитавшего сотни, если не тысячи фэнтезийных книжек, магия прочно закрепилась в подсознании как некое чудо и благо. Для жителей этого мира она изначально была смертельно опасной радиацией, разлагающей души и тела.

Ладно бы магия это творила только со своими адептами. Я вспомнил, как Ирукаи Сай уговаривал меня остаться в Якусейсшо для охраны отконвоированных туда преподавателей, и передернулся. Старый лис паниковал куда сильнее, чем остальные профессора и учителя, до многих из которых еще не дошел весь ужас происходящего, я его вполне понимал – на плечах у пожилого кицуне была не мелочевка вроде нескольких десятков людей, а ответственность за всех своих Иных, многим из которых он приходился родственником… в общем, чуть не дошло до драки. Припомню при случае старому козлу, что для меня фраза «Иеками сама справится» не тот аргумент, чтобы рисковать жизнью ради подозрительных Иных, которым я ничего не должен…

– Стой, Ариста!

Рейко стояла у моего стола, протянув руку и указывая на черную ахейскую свечу, мирно горящую на своей подставке.

– Это та же свеча, что я видела неделю назад? – спросила она.

Я неохотно кивнул, чувствуя, как под ногами коротышки чуть-чуть хрустнул метафорический лед.

– У тебя есть вечная свеча… – начала загибать пальцы сероглазая малышка, смотря на меня самым серьезным из всех своих взглядов, – …есть Камилла и Эдна. Они странные. Я видела, как работают твои лекарства, которым ты поил Уокер-сана. Тебе подчиняется ворон. Ты смог вызвать Райдзина и получить от него благословение. Кто ты, Ариста?

– Я знал, что этот момент настанет…

Говорить будущей жене, что я никакой не маг и не волшебник, а всего лишь аристократ из старого рода, якшающийся с демонами, алчущими человеческих душ, убийца, грабитель, лжец и будущий палач, было бы… немного чрезмерно. Она бы, конечно, перестала бы тревожиться, но лишь потому, что нас бы упокоили обоих. Каждое слово нужно было выверять предельно тщательно.

– Такая свеча есть у императора, – повторил я жест Рейко, – а еще где-то у пяти-шести глав родов в вашей стране. Можешь спросить у Его Величества, насколько странными ему кажутся мои возможности и окружение, он тебе ответит, что волноваться незачем. Но не более. Это не мои тайны, Рейко – за их распространение убьют меня, тебя… императора. Любого.

Пару минут мы играли в гляделки. Из приоткрытого окна уже слышалась перебранка Легран с прилетевшими на обещанном дирижабле солдатами.

– Я хочу знать, что ты не волшебник и не телокрад, – наконец произнесла Иеками, тут же потребовав, – Поклянись Райдзином!

– Клянусь именем Райдзина, что ничего не знаю о магии и волшебстве, а также в том, что никогда не захватывал чужое тело! – прочеканил я громко и сердито. Подростковый эгоизм требовал обидеться на такое недоверие, но взрослый разум понимал тревогу девушки, чья страна сейчас с размаху въехала в огромный кризис. Хаос раздувал паранойю.

Рейко сдулась как шарик, смешно выпуская воздух, а потом прыгнула мне на шею. Не долетела, мелко пискнула, когда я её подхватил подмышки, а затем, зацепившись за плечи, всё-таки взобралась на нужную ей высоту и… полезла целоваться.

Это было неожиданно.

Целовались мы долго, со всей страстью подростков, давших себе немного воли. Миниатюрная громогласная японка уже давно была для меня близким человеком, но, несмотря на всю свою симпатию, я, сжатый со всех сторон необходимостью постоянно что-то делать или на что-то реагировать, не уделял внимания собственным эмоциям. Я относился к Рейко как к союзнику и другу, с которым придётся вступить в брак и наделать детей, но теперь приоритеты выставлялись в ином, правильном порядке.

Прижав к себе нервное и горячее тело, я сунул нос в макушку Рейко, вдохнув её запах. Как долго я был один? Не могу вспомнить обратного. Видимо, придётся учиться с нуля, как и полагается шестнадцатилетнему подростку. Рейко завозилась в моих объятиях, а потом несильно пнула коленом, намекая, что нам пора. И то правда.

…хорошо, что с первого этажа уже орали благим японским матом, а то мы могли бы зайти куда дальше поцелуя.

База гвардейцев в двух шагах от императорского дворца, обширной территорией похвастать не могла. Четыре здания капитальных трехэтажных казарм, в каждой из которых первый этаж отводился под механодоспехи, небольшой стадион, столовая, гараж на несколько машин, причальная мачта с двумя средними дирижаблями – вот и всё, чем был богат оплот последней защиты дворца. Громыхающие туда-сюда бойцы в своих объёмных доспехах усиливали общее впечатление скученности.

Я и Рейко в этом царстве военизированных механизмов, пота, тревоги и тестостерона выглядели как хмурый клоун с дочкой, перепутавшие военчасть с цирком.

Генерал Итагаки Цуцуми, мой непосредственный начальник, обнаружился возле одной из торцевых стен казарм, смотрящих на стадион. Был он человеком высоким и мускулистым, преисполненным всяческих достоинств и с неплохой родословной, но образ орла изрядно портили две вещи – его широкое лицо с упрямо поджатыми губами и тонюсенькими щелками глаз, а также гипертрофированная педантичность, которую он всю службу всеми силами распространял на окружающих. Особенно подчиненных.

Заложив руки за спину, генерал стоял перед раскрытыми ангарами «Паладинов». В двух шагах от него на ящиках сидел с несчастным видом никто иной как Уильям Феррерс, тут же одаривший меня неприязненным взглядом. Рядом с британским пилотом переминался с ноги на ногу его переводчик.

– Вы опоздали, Эмберхарт-сан! – тут же предъявил мне претензию генерал.

– Добрый день, Итагаки-доно, – приветственно поклонился я, не обращая внимания на тон военного. Генерал был одним из наиболее ярких защитников технического прогресса, не был замечен в интригах аристократов и пользовался большим доверием императора. Но давать вояке безнаказанно наезжать на себя я не мог, – Опоздание подразумевает договоренность о встрече заранее, чего не произошло. Досадное недоразумение. Надеюсь, что больше подобного не повторится.

– Я рассчитывал услышать другое. Например извинения, – попытка нависнуть надо мной у генерала провалилась, но его это ни грамма не смутило. Тонкие щелки глаз пристально буравили мои красные окулусы. Похоже, мой яркий внешний вид военного неслабо раздражал. Не дождавшись от меня ответа, мужчина язвительно осведомился, – Вы вообще в курсе, как функционирует армия, Эмберхарт-сан?

– Имею общее представление, но не помню, чтобы записывался в состав непобедимой армии Его Величества, – покладисто кивнул я, заставляя генерала хмуриться. Пришлось прояснить свою позицию, пока разговор не перерос в конфликт, – Господин генерал, я понимаю, что такое дисциплина и обязательность, но предпочитаю для начала обсудить и утвердить границы нашего сотрудничества. Если мы договоримся, то, в пределах этих самых рамок, я гарантирую вам свое подчинение.

– А если нет? – широкое лицо Цуцуми даже не дрогнуло.

– Я богатый человек, – пожатие плечами получилось само собой, – мне эта работа не особо нужна. Найдете другого.

Рейко переводила взгляд с меня на генерала и обратно. В её глазах отчетливо плескался ужас, возможно даже не наигранный. Потом придётся ей объяснить, что всё это значит. Я не мог отказаться от работы, но мог исполнять её совершенно по-разному. Генерал был моим начальником, но если мы не поладим, то спрос будет с него. Естественно, что он попытался меня прогнуть под свои хотелки, с чем не преуспел, но я со своей стороны продемонстрировал готовность работать на взаимовыгодных (адекватных) условиях. Цуцуми это понял, но понятия не имеет, что для меня значат эти самые «адекватные» условия. Возможно, я захочу гарем и ванну с шампанским перед каждым выходом.

– Уважаемый Итагаки-доно, – вновь обратился я к мрачному военному, – Хочу кое-что добавить. Вы, скорее всего, не в курсе, что ранее я готовился стать пилотом «Паладина» на службе Его Величества Генриха Двенадцатого. Я не планирую пользоваться здесь своим уникальным положением, выбивая себе какие-либо дополнительные привилегии, но и не допущу диктата над своей волей. Кроме службы у меня есть еще долг перед моим будущим родом.

Цуцуми помолчал, пожевал губами, а потом неожиданно кивнул, его лицо ощутимо расслабилось. До меня доходили истории, что он уже три раза летал в Англию, причем каждый раз он возвращался с большой неохотой, осаждая трон просьбами о выделении средств, людей и специалистов на планомерное изучений новых технологий и найм персонала.

– До меня доходили слухи о вашей славе, Эмберхарт-сан, – вполоборота сказал он, – Вы известны, как человек, чтящий договоренности. Думаю, мы найдем общий язык. Для начала, не будете ли вы так любезны поделиться со мной своими знаниями насчет «Паладинов»? Я как-то больше времени уделял современным СЭД-ам и их вооружению, а ваш коллега начинает сыпать техническими терминами, которые ни о чем мне не говорят. На данный момент я вижу перед собой два странных механизма, о которых известно лишь то, что они легендарны, непревзойденны и непобедимы. Я желаю знать реальное положение вещей.

– Реальное ничем не отличается от слухов, – вздохнул я, начиная лекцию, – Силовой эфирный доспех «Паладин». Номера, присущего большинству моделей, не существует благодаря уникальности конструкции, улучшить первый прототип так и не удалось. Рост – пять метров тридцать два сантиметра, вес – четыре с половиной тонны…

– Ничтожный вес для СЭД-а, – скривился Цуцуми, – Наши «Ямиину», переделанные из пражских «Кава», и то весят более пяти тонн, а они относятся к классу легких СЭД-ов. Непобедимый кузнечик?

– Прекрасно сказано, Ятагами-доно! – восхитился я, прикуривая и наблюдая, как оглядывающуюся Рейко утаскивают две незаметно подкравшиеся служанки в форменном кимоно дворцовых служителей, – Именно так и есть, непобедимый кузнечик. Как вы можете видеть сами, «Паладин» очень похож на закрытый латный доспех. Такую броню применяли во времена Рассвета Некромантов, стараясь сделать герметичной. Мертвые воины, бронированные подобным образом, были на редкость сложным противником…

Мой рассказ ушел чуть в сторону, описывая внешний вид ревентантов прошлого и их боевых возможностей. Это, кстати, того стоило – гады были настолько неубиваемы, что противник старался их утопить в болоте, завалить камнями или засыпать землей. Из-за успешности подобной тактики даже спустя три тысячелетия кто-нибудь нет-нет да откапывал немертвого воина, тут же возвращающегося к исполнению поставленной задачи. Кстати, именно из амальгамы, покрывавшей доспехи этих приспешников великих некромантов, и был в конечном итоге получен первый образец гладия, самого крепкого металлического сплава в мире.

Действительно, знаменитый на весь мир СЭД был совершенно непонятен приверженцу классики. Внешне «Паладин» выглядел как стройный и довольно длинноногий доспех, с непропорционально маленькой головой и руками до колен. На этом его описание можно было просто сворачивать, так как глаз ни за что не цеплялся. Не было характерных для СЭД-ов встроенных орудий, не было трубок теплоотвода, не были заметны сопла ускорителей. Про антенны связи, сенсорные «блинчики», нашлепки микрофонов для снятия звука со внешней среды тоже можно было молчать, только гладкие изгибы стальных форм, да непонятные утолщения на верхе торса – спереди и сзади. Короба ЭДАС-а тоже не было видно, что явно напрягало генерала, начавшего ходить вокруг одного из «Паладинов».

Я его более чем понимал. По сравнению с русским тяжелым «Шатуном» – сорокатонной махиной, несущей на себе с десяток единиц встроенного оружия, включая спаренную артиллерийскую установку, огнемет и два пушки калибра 130 мм, «Паладин» не просто не смотрелся.

Он казался насмешкой.

Четыре с половиной тонны!

– «Паладин» может бежать с максимальной скоростью в 84 километра в час, и прыгать на два-три десятка метров даже без применения ускорителей, – начал я с ухмылкой объяснять секрет непобедимости доспеха, – Его основное оружие, вы, Ятагами-доно, можете наблюдать стоящим прямо за самим корпусом – это аналог полуторного обоюдоострого меча под размеры СЭД-а. Попасть в набравшего скорость и маневрирующего «Паладина» из тяжелого вооружения, могущего пробить его броню, невозможно, – требуется попадание прямой наводкой из главного калибра линейного корабля тяжелого класса.