Читать онлайн Я выбегаю в пять тридцать: история о том, как с помощью бега пережить потери, найти опору в себе и стать мамой бесплатно

Я не хочу быть лучшей бегуньей. Да и марафоны мне бегать не хочется. Не моя мечта – делать двадцать подтягиваний. И десятка из сорока минут – не моя цель. Просто хочу часами играть с сыном в футбол и не прятать живот на пляже под парео. Хочу с легкостью подниматься домой по лестнице, если не работает лифт, и без посторонней помощи менять бутылку в кулере. Хочу говорить «а давай», если позвали завтра в горы. Хочу быть уверенной, что смогу убежать от опасности, если это вдруг потребуется. Хочу, чтобы мое тело было мне другом! И мы вместе дерзали каждый день!

Семь месяцев

Пять тридцать утра – самое безопасное время. Встретить кого-то в такой час даже в самом центре города – большая редкость, но мне часто везет на случайности и совпадения. Выбегаю из двора и сразу вижу ее: в вязаной жилетке семенит мне навстречу. Ну вот откуда? Первые автобусы только выехали с окраин, всех сменщиков ближайших аптек и круглосуточных магазинов я знаю в лицо. Свернуть или забить? Поздно. Жилетка уже замерла, как фонарный столб, и пытается разглядеть, что там у меня между топом и шортами.

Прикрыться мне нечем, поэтому остается лишь продолжать бежать и перебирать в голове, какую фразу услышу в свой адрес: «Господи ты боже мой», «Идиотка»? Жилетка не отрывает глаз от моего семимесячного блестящего от масла против растяжек живота (обычно он не такой большой, но вчера на ночь я ела яблоки), наконец, дожидается максимального сближения и прямо как «родная» почти с заботой тянет: «Ты ж его убьешь так, дура». Не угадала.

Чувствую, как учащается сердцебиение. Успокойся, это потому, что она ничего про тебя не знает. Вдох на три шага, выдох на три. Держи пульс в пределах ста сорока пяти. Надо просыпаться еще раньше, чтоб не натыкаться на таких вот. Да и вообще, скоро вы меня тут не увидите!

Я живу в центре, поэтому каждое утро выхожу на пробежку в самом сердце города-миллионника. В такую рань он встречает меня угрюмым дворником, первыми такси и запахом рассвета. У каждого утра он свой: иногда влажный и прибитый пылью, порой медово-вишневый – если свернуть в частный сектор. Но всегда без духо́в, сигаретного дыма и чужих проблем. Он только мой, и я первая наполняю его собой: как захотела, так и будет.

Бегу вдоль цепочки ларьков уличной еды: гамбургер в круглой булке с сочным жирным грилем окорока, шаурма с подсушенной рубленой говядиной, мягкий чебурек с хрустящими краями, по которым, когда кусаешь, на салфетку капает –нет, не масло, а сок, пропитывая воздух ароматом фарша и свежемолотого перца. Как же хочется есть! В течение дня здесь аншлаг, ночью – легкое движение, но вот к рассвету, в мое время, почти пусто: уставшие за сутки пара охранников и поваров кучкуются у фонарей и тихо ждут очереди сдать дежурство. Раньше они свистели и бросали мне вслед пошлые «кс-кс-кс», но со временем привыкли, а последние несколько месяцев и вовсе стали награждать «добрым утром».

Пересекаю сквер и оказываюсь на стадионе, где я бегаю уже четвертый год почти каждое утро. Останавливаюсь и изучаю контингент. Ранним утром на стадионе всегда есть дисциплинированные и залетные. Первые знают друг друга хоть не по именам, но в лицо точно – своеобразный костяк режима и местности. Вторые приходят на разведку себя и территории, занимаются от силы три раза, а потом сливаются либо тренироваться в другое место, либо на диван.

– Привет, мамуля! – слышу за спиной голос трухлявого Виктора Марковича или Марка Викторовича, боже, как там его, ай, ладно, Игги Попа. Я так прозвала его за внешнее сходство. Дейл Карнеги писал, что надо повторять про себя имя человека после знакомства, чтобы его запомнить, а я все время забываю это делать. В итоге годами здороваюсь и не помню кем.

– Доброе, – отвечаю с улыбкой, не оглядываясь.

– Ты все еще не одна? – подходит сзади почти впритык.

– А вы не теряете надежды? – поворачиваюсь и выпячиваю живот.

– Ой-ой-ой. Хорошего дня, – размахивая руками, прощается он и идет на следующий круг. Но через секунду оборачивается, снимает майку и машет ею, оставаясь в одних шортах и обнажая худой доисторический торс. Шалун.

Подмечаю Боксера. Мы киваем друг другу и возвращаемся к спортивной рутине.

Иногда я бегаю перед сном и брюзжу, насколько стадион вечерний отличается от моего утреннего. Дети катаются на великах и роликах, по периметру семенят какие-то люди с бутылками в руках, тренеры с блокнотами колдуют над попами девчонок, обтянутых лосинами в рубчик. Похвально, конечно, но для меня слишком. Слишком много людей. Кто рано встает, тот получает свободную дорожку и фото без посторонних.

Ставлю телефон на скамью, включаю на нем камеру с таймером. Десять, девять – становлюсь перед экраном и делаю несколько шагов назад, чтобы было видно и голову, и ноги. Шесть, пять – на пару метров двигаюсь в бок. Три, два – начинаю бежать. Один, щелчок – пробегаю как раз попадая в кадр. Возвращаюсь к телефону, выбираю лучшее фото, где четко видно мой беременный живот, и выкладываю его в интернет с подписью:

«И так тоже можно».

Наушники – в уши, телефон – в руки, часы снимаю с паузы и бегу, но не по размеченной асфальтовой дорожке на стадионе, а вдоль забора, и через минуту проскальзываю в еле заметный ход в кирпичной стене.

«Тебе здесь нравится так же, как и мне?» – обращаюсь я к животу и впускаю в грудь чистейший воздух, хотя в трехстах метрах находится самое загруженное транспортное кольцо города. Худые акации, густо обнимающие своей зеленью узенькие тротуары, укрывают это место от шума, солнца и любых признаков цивилизации. Это не ботанический сад, не лес, не частная территория. Это – старое кладбище.

Кому-то может показаться, что это странным, но, камон, мы все бегаем на чьих-то костях. И территория стадиона по соседству раньше тоже принадлежала этому кладбищу – там хоронили военных больше полувека назад, а потом отдали землю под спортивные сооружения.

Бегать, как раньше, по городским улицам стало опасно: я чувствую на себе взгляды, слышу бестактные комментарии, пропитываюсь чужим негодованием и перестаю справляться с собственными страхами. И тогда внизу живота за секунду возникает саднящая фантомная боль, напоминающая о потерях и питающая самые отвратительные мысли. Я вновь оказываюсь на полу в нашей неремонтированной квартире, царапаю коротко остриженными ногтями крашеное ДСП, бесконечно слышу врачебное «к сожалению» и обреченно повторяю: «За что?»

Нет-нет-нет, бегать по городу слишком тревожно. Бегать по кладбищу гораздо спокойнее. Никто не смотрит с осуждением, не комментирует мой внешний вид, не задает вопросов типа: «А это безопасно?», «Его там не болтает из стороны в сторону?», «А врач разрешил?» – и не пророчит самое ужасное.

Утренняя пробежка – это мое личное время пробуждения и наполнения, восстановления и гармонии, мыслей и решений, избавления и благодарности. Время, которого хватает, чтобы проснулась уверенная в себе Маша. Готовая быть твердой, не бояться осуждения за свои мысли и выбор, способная оградить и защитить себя, ранимую и сомневающуюся от мира. Пяти километров и часа времени хватает, чтобы укрепить уверенность в себе и нарастить тающие еженощно личные границы.

Часы вибрируют, обозначая, что я пробежала уже четыре километра. Выныриваю обратно на стадион, останавливаюсь у скамьи, делаю наклоны и выпады, чтобы замяться, и трушу «по семь» тем же маршрутом домой.

Кровь насыщается кислородом, поступает в сердце, оно бьется ритмично и снабжает кровью все мои органы и органы моего малыша. Бег делает здоровой и счастливой меня, а значит, и ребенка. Это моя мантра на все беременные пробежки. Я верю, что она работает. Я знаю, что я поступаю правильно. Я уверена в себе и в том, что бег в течение беременности – это не беспечность, а высшая степень ответственности: ответственности за себя, за свое тело, свое здоровье, здоровье ребенка и наше будущее.

Дома выпиваю стакан воды, делаю десять минут йоги, принимаю душ. И вот теперь могу рассказать, почему я бегаю во время беременности, а вы сами решите, дура я или кто.

Часть 1

Глава 1. Пять лет назад

Грязный мартовский снег лип к обочинам дорог и не давал припарковаться у тротуара. Я заехала на платную стоянку у железнодорожного вокзала и открыла сообщение в телефоне: «Подъезжаем. Буду через минут 7». В соседнем чате нашей девичьей группы «ЛЯМ», названной по первым буквам наших имен – ЛУна, Яна, Маша, – я написала:

– Ваша авантюристка на месте.

– Правильно, Маня, надо брать судьбу в свои руки, – ответила моментально Яна.

– Это в последний раз. Если не выгорит, забываю о том, что часики бомбят «Ско-ро трид-цать» кремлевским звоном и заранее принимаю почетное звание «старородящая»!

Дописав, я пролистала переписку до места, где она отправляла мне его фото, зафиксировала в голове, кого искать в толпе, подкрасила губы и выскочила из машины в сторону вокзала. Десятки людей ежеминутно входили и выходили, но я присматривалась только к темноволосым мужчинам. «Вот этот смуглый в желтом – он? Нет, не он. Может, этот худой в кроссовках? Может быть. Нет, не ко мне идет. Чего я вообще приперлась? В переписке не было ни флирта, ни намека на него – обсудили несколько фильмов, немного музыку и политику. Надоумила ж меня Яна: «Созвонитесь, вам удобнее будет поехать на свадьбу вместе». До свадьбы подруги, кстати, почти полгода, а я, как всегда, со своим сгустком слабоумного энтузиазма решила разведать обстановку сразу.

– Встретились? – только вспомнила о ней и – новое сообщение в чате от Яны.

– Нет пока.

– Расслабься. Все будет хорошо. Я давно его знаю, он очень основательный: если решил увидеться, значит с его стороны все вопросы закрыты.

Вопросы закрыты…

– С моей вроде тоже, но чем черт не шутит. Я порой сама не знаю, чего от себя ожидать! – настрочила я, не забывая оглядываться по сторонам.

– Думаю, и на этот счет Яна его проинструктировала, – подключилась Луна.

– Маша, Никита не похож ни на твоего бывшего мужа, ни на кого другого! Его не надо будет воспитывать. Вот это все – давать деньги на подарки для себя же, ревновать к непонятным подругам – исключено. Это другая лига, понимаешь? – продолжала продавать Яна. – И он готов к семье и детям.

– Ладно, ладно! Я просто приехала посмотреть. Отвезу домой и уеду.

Или можно уехать сейчас, сказать, что срочно надо? Он же тут не один, доберется как-то с друзьями. Поздно. Идет! На всякий случай втянула живот и выпрямила спину. На мне были очки, но рассмотреть его не получалось все равно, поэтому я аккуратно оттянула пальцем в сторону внешний уголок левого глаза: какая-то странная шапка набекрень и гигантский пуховик нараспашку, не толстый, но лишок есть, ноги кавалериста, – да, на моих бывших точно не похож.

Подошел ближе, и я увидела и начинающиеся залысины у висков, и курчавые волосы, торчащие из-под ворота мятой кофты. «Э-э-э, везем домой и прощаемся».

«Мари?» – остановился у машины.

Я кивнула, пытаясь скрыть свое разочарование. М-да, ради этого и голову мыть не стоило. Показала рукой на машину: «А вот и карета». Он повез чемодан к багажнику и несколько минут там копался, а когда сел на пассажирское сидение, протянул мне ладонь: «Сувенир из Таиланда».

В ней лежал кулон из коричневого камня в форме цилиндра на черной веревочке. Я такое не ношу и вообще не поняла, что с этим делать. Никита расправил веревочку и повесил кулон на зеркало заднего вида: «Подумал, что интересно будет смотреться в машине».

Я натянула улыбку и сказала: «Неожиданно, спасибо», – завела машину и тронулась с парковки, но, кажется, не смогла скрыть разочарование. Он продолжил:

– Мы были на рынке в Бангкоке, он огромный. Там много изделий из дерева и кокоса.

– Я люблю аутентичные вещи, – не молчать же всю дорогу.

– У меня полчемодана оттуда: везу ступку для растирания специй, панно на стену, корзину для белья. И еще подсвечник, но он не новый, б/у, или винтаж, как сейчас говорят.

– А я в юности, на «барахолке», продавала мамины старые, простите – винтажные вещи.

– А я с точек кваса по городу начинал.

– Надеюсь, не винтажного.

Я рассмеялась от своего же остроумия, но тут же продолжила, чтобы сгладить ситуацию:

– Это вообще интересно, ретро. Я вот собираю тарелки старые – «Общепит». Когда-то с друзьями тусовались на турбазе, и там были эти тарелки. Я одну прихватила на память, с тех пор коллекционирую – то подруги дарят, то на блошках нахожу.

– Моя семья работает в сфере общественного питания. Были такие когда-то в наших столовых, но сейчас уже не в ходу.

– Если еще встретишь, имей меня в виду, – я киношно приспустила очки на переносицу и подняла брови.

– Помню эту кофточку, – переключил он внимание и впервые улыбнулся.

– Серьезно? Откуда? – я напряглась, потому что за нами не водилось какой-то примечательной истории.

– Ты была в ней в баре, когда Яна приезжала прошлым летом.

– Я тебя там совсем не помню. Думала, мы виделись однажды на ее дне рождения, – хотя, честно говоря, и там Никита не особо запечатлелся в памяти.

– Ты была хмельная, с пареньком каким-то.

– Вообще-то это был мой муж.

– Посвящала меня в таинство зажигания свечей в шаббат, – лицо Никиты по-детски засветилось от этого воспоминания.

– А ты мог бы и сказать, что тоже еврей. А то без кипы и пейсов особо не разглядишь, – мне захотелось провалиться сквозь землю.

– Было интересно послушать, вдруг что новое для меня расскажешь. Про вопрос невинности Девы Марии в Торе было особенно познавательно, – все, он начал смеяться в голос.

– Господи, какой ужас! Остановись! – я тоже расхохоталась и приложила ладонь к лицу, скрывая пылающие щеки.

– Вот тут направо и остановись в начале дома, – довольно сказал он. – Хочешь потом пойти в бар выпить по коктейлю?

– Можно, – я посмотрела на него своим самым интригующим взглядом. Никита попросил подождать его в машине, забрал чемодан и ушел. Я достала сигарету из пачки, прикурила и начала быстро перебирать в голове наши встречи, но у моей памяти есть защитное свойство: если на вечеринке был алкоголь, то доступ к воспоминаниям заблокирован.

Затяжка. «Что он еще помнит такого, чего не помню я». Выдох. «И хочет общаться. Значит, не все так плохо. Смеялся. И глаза такие добрые, красивые, синие, со смуглым лицом и черными волосами, м-м-м». Затяжка. «Но ведь он учился в футбольной академии, откуда пузик?» Выдох. Я открыла дверь и вышла из машины, чтоб не сильно несло сигаретами. Затянулась. «Ну, я тоже не Анжелина Джоли. Курю вот, а он нет». Выдохнула посильнее, взяла жвачку из машины, засунула в рот и стала сильно и быстро жевать, размахивая руками, чтоб они тоже проветрились.

Минут через десять Никита вышел: черное пальто с меховой оторочкой и высокие начищенные броги – как с обложки, другое дело. Он открыл пассажирскую дверь и попросил: «Припаркуйся вот тут, поедем на моей», – указав на место возле многоэтажки. Когда я вышла из машины, Никита открыл мне дверь большого белого «Бээмвэ».

В безупречно чистом кожаном салоне коньячного цвета стало неловко: хотя в целом я вполне гармонично смотрелась в этой машине, но изрядно выпачканные за рабочий день сапоги хотелось бы сменить:

– У тебя машина будто только из салона – ни следа присутствия жизни. У меня, да вообще у женщин, авто – это большая сумочка, в которой можно еще и ездить, – решила я снизить градус своего напряга шуткой.

– А для мужчин – это член, которым можно хвастаться публично.

– А ты не теряешь времени.

– Ну, уверен, что ты обратила внимание, у меня есть мелкие недостатки, – он ухмыльнулся и провел рукой по лысине, – приходится брать не только внешностью.

«Кривые ноги, волосатость и лысина – признаки повышенного тестостерона, своеобразный джентельменский набор настоящего мужчины», – внезапно всплыли в голове слова врача из какого-то телешоу. Никита включил «Депеш мод», мою любовь к которой мы обсуждали еще в переписке, и за одну песню мы добрались до места.

У входа толпились курящие, и мне ужасно хотелось присоединиться к ним, но я решила чуток потерпеть.

«Маша», – услышали мы оба женский голос. Я обернулась и махнула.

– Подруга подруги, с которой мы когда-то тусили в одной компании, – объяснила Никите.

Он нашел два стула у барной стойки.

– Это одно из немногих мест в городе, где делают водку с гренадином, – заметил он, когда нам поставили заказ.

– Никогда не слышала о таком коктейле.

– Лучше йогурта по утрам только водка и гренадин, – это стихотворение Веры Полозковой, не знаешь?

– Нет. Я предпочитаю классику. Я умею любить, я умею красивой и нежною быть, умею заглядывать в очи с улыбкой, манящей, призывной и зыбкой, – подняла свой мартини со льдом и лимоном, и мы чокнулись и выпили.

Я старалась не торопиться, зная, что двух бокалов мартини мне хватит для безрассудства. Никита был сдержан и внимателен, рассказывал про свой бизнес и поездку в Таиланд. Я слушала и попивала сладенький напиток, попивала и слушала. В нескольких метрах от нас за столиком сидели двое мужчин. Один из них кивнул, поймав мой взгляд. Я кивнула в ответ и улыбнулась. Никита это заметил.

– Тоже тусили вместе? Лицо знакомое.

– Нет, это директор инвестиционной компании. Он ходит на наши бизнес-завтраки.

– Точно. Знаю. Жена моего приятеля у него работает.

– Да, известный. А так и не скажешь, что один из самых богатых людей в городе.

– Потому что о деньгах никто не кричит, тем более у нас в стране: меньше знают, крепче спишь.

– Поэтому ты в переписке сказал, что у тебя «Нива»?

– Она обалденная, тоже под домом стоит.

Я хотела было сделать еще глоток, но бокал оказался пустым. Никита подозвал бармена. «Хочешь кофе, хочешь поесть?» – спросил он, но я еще заказала мартини.

– Манюня, – кто-то проорал мне на ухо и тут же поцеловал в щеку.

– Саша, привет, – отозвалась я нехотя, понимая неуместность ситуации.

– Придешь завтра в клуб? Я там играю.

– Нет, спасибо. Другие планы, – ответила я, хотя давно собиралась.

Он ушел, я вернула внимание к Никите, но лучше б мы выбрали менее популярный бар: его глаза стали холодными.

– Яна сказала, что ты тоже в разводе.

– Да, и у меня есть дочь.

– Моего отца не стало, когда я была маленькая, а у друга родители развелись, и мы в детстве спорили, что хуже, когда отца просто нет и ты понимаешь, что он тебя не бросал, или когда он с другой семьей.

– Хоть моей дочке всего пять, она умная и знает, что папа всегда рядом и поможет несмотря ни на что, – заявил он твердо и очень самоуверенно.

– Я сразу представила летящего Бэтмена.

– Нет, – он покачал головой и медленно отпил из своего еще первого и почти полного бокала. – Я что-то между батей и ковбоем.

– А батя – это супергерой?

– Ну, есть мама, есть ребенок, а есть батя. Он всемогущ. Ты сидишь рядом и разве не чувствуешь? – от выставил руку, сжал зубы и напряг бицепс.

В груди стал разливаться жар. «Это подействовал алкоголь или Никита? Да нет. Или да? А он – заинтересован? Не уходит же. Но где сигналы тела? Он сдержан, словно или у него кто-то есть, или стесняется? Да ну, он не из таких. Или я не оправдала его ожиданий?» Я положила руку на стол, очень близко к его стакану, так, что Никита точно должен был ее коснуться, когда решит еще выпить. Посмотрела не него, потом медленно опустила глаза на свою кисть, надеясь привлечь его взгляд. Он заметил, быстро и аккуратно, не тронув и кончика моего пальца, взял стакан, сделал еще глоток и поставил его на место.

Странно. Я извинилась и пошла в уборную проверить, все ли со мной в порядке. «В зеркале – объективно привлекательная девушка, макияж на месте, глаза блестят в рамках выпитого. В чем дело? Где реакции? Что не так?» Вернулась, села на свой стул и, кажется, начала взглядом не просить – умолять: дай знак, что тебя тянет. Но сигналы словно проносились мимо него. Предприняла последнюю попытку – повернула голову в сторону и медленно убрала с шеи распущенные волосы, проводя пальцами по коже от мочки уха к ключице и немного встряхивая пряди. Плавно запрокинула голову, словно разминаю шею, погладила указательным пальцем линию подбородка, дотронулась до губ, опустила голову и посмотрела ему в глаза, давая понять, что это выступление для него одного. Он уперся в меня взглядом секунды на три, откашлялся и спросил: «Как ты себя чувствуешь?»

Понимая нелепость ситуации, я допила свой второй бокал, заказала еще мартини и стала терять ощущение реальности. Кажется, был и четвертый бокал, но его отменила защита памяти.

Проснулась от звонка телефона. Никита. Скинула: сначала надо понять обстановку. Перед глазами полки с журналами «Космополитан» за последние три года – библией современной девушки, которая научила меня приниматься себя в любом теле, если оно не больше размера «эс», и быть самодостаточной только при наличии как минимум двух ухажеров. Фух, я дома, в своей кровати, укрыта, одета. Приподнялась: сапоги ровно стоят в коридоре. «Голова-а». Встала и пошла на кухню: о-па, на столе – бутылка минеральной воды и холодный московский гамбургер. Я выиграла в похмельную лотерею? Жадно глотая прям из бутылки, подошла к окну: мой «гольфик» стоял припаркованный под подъездом. Так. Вспоминаем, вспоминаем… нет, пусто.

Телефон пропиликал. Я побежала к нему – сообщение от Никиты: «Надеюсь, у тебя все ок. Ключи от машины в правом кармане пальто. Вечер был интересным. И все это, конечно, весело и забавно, и твоим паренькам, очевидно, такое нравится, но я из этого вырос. Береги себя».

Я сжала со всей силы виски ладонями, надеясь, что это поможет вспомнить вечер, но там был только гул и боль. Дура! Дура! Дура! «А-а-а, – зарычала я в подушку. – Неужели не могла раз в жизни сдержаться!»

Взяла телефон, написала: «Спасибо. Извини, что перебрала». Но не отправила. В памяти всплыло вчерашнее стихотворение. Открыла гугл и написала в строке поиска: «Лучше йогурта по утрам только водка и гренадин». Результат выдал продолжение: «Обещай себе жить без драм и живи один».

Сильно захотелось плакать. И я заплакала. А потом набрала в легкие побольше воздуха, задержала его в груди на пару секунд, чтобы он собрал во мне все крупицы лопнувшей за секунду надежды, и выпустила все это наружу медленным выдохом. «Ну окей. Что бы ни произошло, делай вид, будто именно так ты и хотела. А Никите ответь позже, когда и в голове, и в жизни будет порядок».

Глава 2. Бег – это не мое

К своим двадцать шести годам я хорошо усвоила, что на диету садиться лучше с третьего дня цикла, бросать курить – в отпуске, а похмелье лечить уборкой. В голове туман, совесть болит, хочется холодной колы и обнулиться, а ты драишь эту чертову раковину и категорично составляешь в голове список всех «не» и «больше никогда». Вычеркиваешь из рациона напитки крепче кефира, из круга общения – подруг по вечеринкам и ставишь перед собой масштабную цель быть идеальной. Но идеал недостижим, поэтому уже через неделю – две в меню возвращается джанкфуд, в досуг – просмотр сериалов до утра, а мартини вновь оказывается терапевтичнее прогулки на свежем воздухе. И, при всем желании срочно повернуть жизнь на сто восемьдесят градусов за короткий срок, ты снова меняешь ее на триста шестьдесят.

«Опять ты проиграла», – сказала я себе за чашкой кофе, страдая от легкого утреннего похмелья, и выехала в офис.

– Не понимаю, как можно ждать журналистов на работе к десяти утра, если все пять лет университета нас приучают являть себя миру не раньше полудня, ежегодно ставя пары во вторую смену, – театрально зашла я в офис, предвосхищая возмущение начальства.

– Вас, Мария, ждут не к десяти, а к девяти, когда начинается рабочий день, и ты не журналист, а редактор, – сняла меня со сцены и вернула в зрительный зал директор. Я поняла ее настрой и с лицом нашкодившего ребенка посеменила к себе в соседний кабинет.

«Всем привет», – пристыженно, но все еще бодро улыбнулась коллективу и сжала губы, давая понять, что только что получила нагоняй, поэтому утренней болтовни не будет.

К обеду я раскидалась с делами: вычитала текст, запросила комментарии к опросу на сайт, придумала анонсы на обложку свежего номера – и поехала на встречу.

По плану было интервью о валютных рисках с директором инвестиционной компании. Но, как это часто бывает, беседа вышла далеко за рамки оговоренной темы:

– Я встаю в четыре тридцать, ем банан, надеваю кроссовки и побежал. К семи мы делаем двадцать километров и возвращаемся домой. Вот наш клуб, – показывает мой собеседник в телефоне фотографию, где шесть подтянутых мужчин и две барышни стоят в одинаковых футболках на фоне какой-то арки.

– Там, откуда я родом, главное спортивное хобби – ездить по выходным на дачу, – прокомментировала я и про себя удивилась, какая разнообразная жизнь существует вне моей плоскости.

– А это я только вернулся из Берлина, бежал там марафон, – листает на телефоне еще одно фото с медалью.

– А марафон – это сколько?

– Сорок два километра сто девяносто пять метров.

– Это как до соседнего города. Да я на машине ехать это расстояние устаю.

– Я раньше тоже не понимал, как это люди несколько часов бегают. О чем они думают? Зачем платят столько денег за марафоны? А потом сам втянулся, и это такой драйв. Почти полностью сменился круг общения. Режим появился. Я до бега, казалось, с каждым годом старел. А сейчас – сейчас покажу.

Пока что-то искал в телефоне, добавил, что благодаря бегу похудел на тридцать пять килограммов, и показал фото себя старого. «Да, реально, сейчас как новый». Другая жизнь, сказал, началась, а теперь триатлоном увлекся. «Разве это не то, где едут на лыжах, а потом стреляют лежа?» – подумала я про себя.

Выйдя на улицу, я прикурила сигарету. «А что, в школе я тоже хорошо бегала. Наверное, это как на велосипеде – научился один раз и на всю жизнь». Затяжка. Выдох. «Может, попробую сейчас и тоже увлекусь». Затяжка, выдох. «Буду рано вставать, брошу курить и по барам ходить, – затяжка, – накачаю попу и познакомлюсь с поджарым бегуном. Будем раз в неделю ходить в кино, а по выходным – ездить в "Икею"». Выдох. Я потушила сигарету о кирпичную кладку здания, выкинула окурок в урну и пошла к машине.

Дома нашлись малиновые штаны с растянутой резинкой на талии. А кроссовки для вылазок на природу подойдут? На лифчик надела трикотажную футболку и толстовку. Добавила шапку. Проверила погоду – пять градусов тепла – и осенний пуховик. Сняла верхнюю одежду, потому что в последний момент решила подождать десяти вечера, чтоб люди разбрелись по домам.

Встала перед зеркалом в ванной, чтобы заплести себе колосок: «Это не должно быть сложно. Я не толстая, даже худая, иногда дома приседаю с гантелями. Думаю, кругов пять пробегу спокойно». Мягкие русые волосы быстро сложились в узор, и я прильнула к зеркалу, раскрыв рот, и провела пальцами по зубам: «Ну и что, что курю с шестнадцати лет. Сейчас начну бегать и брошу». Буду утром вместо кофе с сигаретой надевать кроссовки и выходить на пробежку, как в фильме «Чего хотят женщины». А сколько денег сэкономлю! Две пачки в день плюс все эти коктейли по клубам и такси. Бег однозначно выгоднее.

Вернулась на кухню и сделала там двадцать приседаний. Закурила. «Чем больше думаешь о вредных привычках, тем тревожнее становится, тем больше хочется закурить».

В назначенное время села в машину и поехала на парковку гипермаркета недалеко от дома. Остановилась под фонарем у навеса с тележками, докурила то, что начала еще в дороге, и огляделась, нет ли свидетелей моего предстоящего позора. «Все-таки очень стремно заниматься бегом, когда ты рядом с ним не стояла уже десять лет. Сейчас будет тут какой-то бегун и сразу поймет, что я новичок. И веду себя неуверенно, и ногу наверняка ставлю не так. Да и те бегуны на фото были поджарые такие, в специальных футболках красивых с надписями, кроссовках каких-то дорогих». Вышла, хлопнула дверью, нажала на пульте центральный замок. «А куда ключи деть?»

Положила их на крышу машины, подняла руки вверх – потянулась к небу, согнулась, дотронулась до носков кроссовок, опять к небу, сделала два раза мельницу, по два выпада в разные стороны. «Как-то я не подготовилась, надо было где-то почитать про разминку. Сойдет на первый раз, я же не рекорды ставить приехала».

Опять осмотрелась – пусто. И холодно как-то даже в шапке и куртке. «Так, ну, давай ногами землю перебирать. А дышать через рот или через нос?» Через нос сопли начали вылетать, через рот – кашель пошел. Метров через тридцать я начала задыхаться. Захотелось сплюнуть мокроту. И сдохнуть. «Как я делала это в школе?! Но ведь бегу! Не останавливаюсь. Я молодец», – похвалила себя сквозь глубокое хрипение. Над коленками стало гореть. Я резко остановилась, чтобы растереть бедра и отдышаться. «Половину периметра парковки сделала. Здорово! Интересно, это я уже пару километров пробежала?» От ощущения собственных способностей появился заряд энергии. Я опять втопила со всей дури и секунд через двадцать поняла, что не успеваю дышать: в груди колотит, а легкие не могут кислород нормально взять. Хватая воздух ртом почти безрезультатно, я все еще бежала, перебарывая себя и думая, что так и надо. Но не то голень левой ноги, не то лодыжку, не то все вместе схватила судорога, и все свело. Я сбросила кроссовок, плюхнулась попой на мокрый ледяной асфальт и стала тереть и колоть во всех местах ниже колена, массировать пальцы ноги, давить ногтями под коленкой до того, что аж, наконец, вспотела.

Когда ногу отпустило, и я смогла встать, то вспомнила, что оставила ключи от машины на крыше. «Даже если б тут была толпа народу и я прям сейчас наблюдала бы, как какой-то хулиган эти ключи с крыши тащит, я бы не смогла ни крикнуть ему, ни добежать. Все, я кончилась. Девочка сдалась».

Через пару минут я дошла пешком до машины, достала сигареты и закурила, опершись спиной о водительскую дверь: «Не-е, слишком тяжело, слишком сложно. Бег – это не мое».

Взяла телефон и написала в «ЛЯМ»:

– Луна, а ты не хочешь сменить обстановку и рвануть куда-нибудь?

Глава 3. Я не в порядке

«Давай! Надо записать на видео начало. Скажите, как у вас настрой?» – включила я камеру на телефоне перед лицом Луны, сидящей на соседнем от меня кресле, ожидая от нее яркой фразы. Самолет уже набрал высоту, в иллюминаторе рассвело, бортпроводники предложили напитки. Мы с Луной чокнулись пластиковыми стаканчиками с водой, предвкушая веселый отпуск в отеле а-ля «можно-где-побольше-иностранцев». Случайным жестом руки моя, к слову, самая грациозная из всех подруга пролила мне на джинсы воду. Мы расхохотались на камеру: «Прекрасное доброе почти египетское утро. Я так счастлива, что немного обмочилась».

Луна никогда не была в Египте, но много поездила по Европе и хорошо знает соседний Израиль. Она ожидает от поездки пирамид, гробниц, Тутанхамонов, загара, красивого моря и курортного романа. Я в Египте была уже дважды и все это ей по списку уже наобещала, но пока мы ехали на трансфере, лицо Луны начало стекать в ее к слову шикарное декольте: по одну сторону – отели на отелях, по другую – заброшенные стройки и самая настоящая помойка, растянувшаяся на километры пустыни вдоль трассы. Мне стало неловко, будто я что-то утаила от подруги.

По дороге к отелю у меня начало першить в горле, а на заселении в номер я уже страдала от ломоты – сочетание мокрых джинсов и кондиционера в самолете сделало свое дело. В итоге мы не попали ни на одну из запланированных экскурсий, и четыре из шести дней я провалялась в кровати, страдая от температуры, смотря все сезоны «Секса в большом городе» и размышляя, где в этой жизни я повернула не туда.

На четвертый день температура упала. Приключений совсем не хотелось, но душа уже потребовала немного отпускного хмеля. Луна к вечеру принесла из бара шесть бутылочек пива, мы укутались в халаты, сели на балконе номера, закинули ноги на перила и включили песни девяностых.

– Ты счастлива? – спросила я у Луны.

– Ну, конкретно в эти дни – не очень. Не так я представляла нашу поездку. Но перманентно – да. Ну, то есть иногда мне грустно, но глобально не выпадаю из состояния кайфа от того, что делаю и что окружает. Почему спрашиваешь?

– Ну, вот у тебя нет сейчас мужчины…

– Его наличие или отсутствие не определяет, кто я и уровень моего счастья. Подумай, я, да и ты тоже, успешна в других, важных для нас сферах. Ты же сейчас там, где мечтала быть – независимая, самодостаточная! Помнишь, как плакала после развода, что ты никто, нигде и никак… Какой путь ты прошла с тех пор!

– Прошла. И хочу идти дальше. Вопрос с карьерой, деньгами, самореализацией закрыт. Я больше не окажусь в зависимом положении. Поэтому уже хочется быть не просто самодостаточной, но и любимой. Торопиться к кому-то с работы. Но все как-то не выходит. То тот не так, то этот. Уже не знаю, что и делать.

– Тогда просто делай что-то хорошее. Для себя.

– Надоело для себя. В моем возрасте у мамы уже была семья, двое детей. И карьера! А я как пустоцвет.

– Не понимаю, куда ты торопишься?

– Не знаю. У нас в семье так было принято: счастливая жизнь – это когда муж, жена, дети. А почему ты не торопишься?

Мы одновременно потянулись к сигаретам и задумались каждая о своем. Я подумала, что могла бы сейчас ужин семье готовить, а не на балконе с подругой пиво пить. Только курить бы бросить. Выдох. «И пить». Глоток. «Надо вообще как-то взять себя в руки». Затяжка. Выдох, несколько глотков. Песня переключилась на «Насин кампеарс» Шенед о Коннер, и отвратительно подкатило ощущение пропасти. «Господи, какая же я неудачница. Так хочется быть счастливой».

Три года назад в день своего рождения я сделала татуировку «11.11.11». Это дата, когда, переживая свой развод, я приняла решение быть центром своей вселенной. Обычно татуировки делают на таких местах, где ты не можешь видеть ее каждый день, и она не надоест – на спине, пояснице, шее. А я сделала специально на внутренней части запястья, чтобы утром, когда умываюсь, она напоминала мне, зачем я вообще живу. Этой меткой я запечатлела свое желание быть счастливой и каждый раз делать выбор правильный для себя, любить и быть любимой, уважать свои желания и потребности, понимать, чего я хочу, и идти к этому, беречь своих близких, иметь детей, заниматься любимым делом.

Банально? Да. Этого хотят все? Да. Но мало кто в моменте тормозит себя и спрашивает: а то, что я хочу сейчас сделать, соответствует моим ценностям? Как часто, делая то или иное, мы примеряем свой поступок на одно из своих самых заветных желаний? Мечтая о красивом теле, обедаем колой и хот-догом? Надеясь на семейное счастье, опять в пятницу надираемся в клубе? Стремясь возглавить отдел на работе, линяем пораньше из офиса? Да это ж один раз, это я сейчас просто так, отвлечься, расслабиться, это потому, что… Это потому, что память короткая.

На самом деле, конечно, всему виной только система ценностей. Если в ней неверно расставлены приоритеты, то выбор всегда будет сложным. Когда зимой в два часа ночи во время бессонницы мне хотелось курить, а сигарет не было дома, выбор очень простой: я одеваюсь-кутаюсь и иду в круглосуточный магазин. Вот это называется – хочется, вот это приоритет. Не лучший пример, но вполне показательный.

Если поставить в приоритет здоровый организм и красивое тело, то этот путь придется выбирать сотню раз в день, покупая на перекус грушу вместо слойки, поднимаясь на пятый этаж по лестнице, а не на лифте, выпивая бокал хорошего вина, а не бутылку плохого, выключая сериал в десять вечера, а не в два ночи. Мы постоянно сталкиваемся с выбором, и делать его правильно, правильно именно для нас, помогает только знание, чего мы истинно хотим.

Все дни моей болезни Луне было очевидно скучно: за территорией отеля – пустыня, на территории – полная засуха по части новых знакомств и приключений. А все потому, что, бронируя путевку в турагентстве, надо быть конкретными в своих пожеланиях. «Несемейный отель, где побольше европейцев» – мы и получили; контингент – бодрые пенсионеры из Германии, Польши и Болгарии.

Но на пятый день Луна таки познакомилась с двумя парнями из Швеции и условилась встретиться с ними после ужина: наконец, мне полегчало и появился повод накраситься.

В начале одиннадцатого вечера отель тихо ложился спать, а мы с Луной настроились разом компенсировать все недогулянные ночи, впервые за весь отдых воспользовались феном и, прихватив бутылку мартини, вышли тусить.

– Ха-а-а-ай, гайз! – протянули мы дуэтом, когда увидели их грустно сидящих у пляжного бара со своей бутылкой чего-то крепкого. Луна спросила на английском:

– А стаканы есть?

Парни переглянулась и пожали плечами.

– Схожу в номер, – отозвалась я. – А закуски?

– Вы взяли только эту бутылку? – переспросила по-английски их Луна.

Один закивал.

– Детский сад, – бросила по-русски я и пошла в номер за атрибутами хорошего вечера – посудой, фруктами, колонкой с музыкой.

Луна все это красиво разложила, я рандомно выбрала в плейлисте телефона трек, и египетская тишина разбавилась русско-шведским весельем.

Луна болтала и смеялась с парнями, что меня быстро начало напрягать и стыдить – всю жизнь с первого класса я учу английский, окончила факультет журналистики с усиленным изучением иностранных языков, но страх говорить не пускал меня дальше первой базы «Файн, сенкс». Поэтому мне оставалось либо просить подругу переводить, либо молниеносно опустошать стаканы с мартини. Кельвин Харрис пел нам про лето, я делала все громче, чтоб разговоров было меньше, а танцев больше. Трек переключился на хит «Блеред лайнс», я завизжала, запищала, залезла на барную стойку, а на фразе «гуд герл» резко села в глубокое плие и плавно встала. Один из парней засвистел, Луна закрутила бедрами восьмерку, закрыв глаза, второй швед стал мяться на месте рядом с ней, тряся в руках стакан с виски. Я схватилась за перекладину крыши беседки, в такт прогнулась назад, выпрямилась, дважды ударила воздух бедрами вправо-влево, со всей страстью вскинула левую ногу в сторону – и хрусь… В голове будто что-то взорвалось, напряжение упало, и все мое тело вместе с ним. Черт!

– Маня, ты в порядке? – крикнула Луна сквозь музыку. Первый парень дернулся в мою сторону, видимо, в соответствии с распределенными в начале вечера ролями.

– Все четко, ногу подвернула, – бодро ответил во мне алкоголь, а адская боль не дала встать. Приехали. Вечеринка закончилась.

Оставшиеся два дня отпуска мы провели горизонтально у бассейна. Луна – потому что миловалась со своим шведом, я – потому что не могла ходить.

Глава 4. Отрезвляющая

Вернувшись домой, я почувствовала себя лучше. Казалось. За следующие два месяца неприятные ощущения в колене почти исчезли – я могла свободно ходить, – но регулярно давали о себе знать адской болью во время спуска с лестницы. «Само пройдет» – одно из самых часто принимаемых мной тогда успокоительных, которое я запивала парой чашек сладкого кофе и закуривала сигаретой.

Но само не проходило. Напряжение добавляли мои новые карьерные амбиции. Вернувшись из отпуска, я слезла с только-только нагретого места редактора бизнес-журнала и сбежала туда, где задачи оказались масштабнее, зарплата больше, фамилии громче, а кабинет – шире. В компанию, где мне предстояло быть редактором сразу и газеты, и сайта, и телеканала, и радио. Мой коллектив вырос с шести человек до двух десятков, сфера ответственности повысилась с редактора до заместителя директора, а имя из Мани превратилось в Марию Александровну. Но нога продолжала болеть.

Под давлением ситуации три «к» – кола, кофе, «Кент» стали моими лучшими обезболивающими, верными друзьями, диетой, антидепрессантами и источниками энергии. Пять дней в неделю я работала с утра до ночи, пытаясь доказать всем и самой себе в первую очередь, что откусила кусок по размеру. Домой возвращалась по темноте, преодолевая полуторачасовую пробку, заходила в свою уютную однушку и отключалась без единой мысли в голове. В выходные к моим милым «к» добавлялись еще два: коньяк и клуб, а утром я просыпалась с похмельем вселенского масштаба и два дня приводила себя в чувства, чтобы ответственно вернуться к большой «К» – карьере. Даже прихрамывая.

В один из таких выходных после пары бокалов вина в ресторане я с подругами переместилась в клуб. Заказав у бара коньяк-колу и не дожидаясь напитка, я услышала подходящую песню и тут же вышла в центр танцпола. Совершенно уверенная в безотказном действии привычных обезболивающих, я начала со своего фирменного «па» – расставила ноги на ширине плеч, вскинула руки вверх, опустила их медленно, поглаживая себя по талии, резко закинула их за голову, ударила дважды бедрами воздух по сторонам, резко села в пол, дернулась в такт встать, но не смогла. Ни резко, ни плавно. Боль подошла к горлу до тошноты и головокружения. Я оперлась руками о пол и потихоньку на карачках уползла со сцены, а на следующее утро уже сидела под кабинетом травматолога центральной городской больницы.

В больницах я провела почти все детство: в кабинетах у бабушки и мамы – обе акушеры-гинекологи, – заполняла бланки рекомендаций карандашами и играла в прятки между ординаторской, абортарием и приемной. Скальпель, кюретка, ночные дежурства, вызывные, обсуждения диагнозов – все это становится частью жизни детей, если родители – врачи, их родители – врачи. И друзья их врачи, и родители друзей – врачи.

Поэтому медиков я люблю, уважаю и понимаю. И могу сказать, что работа врачом в России благородна настолько же, насколько и неблагодарна. Шесть лет он не отрывает головы от атласов и методичек, учит на латыни названия мышц и костей тела, готовится к экзаменам по настоящим человеческим останкам, за это время почти полностью выпадает из своего круга общения, обрастая знакомствами лишь в медицинской среде. Потом – год или два практики в больнице за копейки, еще лет десять работает «на имя», чтобы после тридцати с хвостиком начать за сорок тысяч рублей ежедневно выслушивать жалобы других людей. А потом искусно вальсирует между протоколами, законом, личной жизнью и мокрыми глазами родственников пациента, сующих конверты благодарности на достойную жизнь. Он входит в положение, испытывает сожаление, закрывает глаза на пренебрежение, а потом ломается от напряжения. И как итог кончает от алкоголизма и находит свое успокоение в цепочке фамилий, которые чья-то жена перечисляет по дороге к могиле мужа: «А здесь Костя, его не стало раньше папы на два года, здесь Виктор Евгеньевич, тут Пласов».

Когда подошла моя очередь, доктор, не здороваясь, взял мою историю, спросил про сроки травмы и боли, осмотрел колено, потом изучил свеженькое МРТ и сообщил: «У вас порвана связка. Лучше оперировать. Потом недели две на вытяжке. Ходить будете, бегать – не уверен».

Врачи не злые и не безразличные. Они циничны – это другое.

Я вытаращила на него глаза и про себя подумала: «В смысле, не уверен? Я не то чтобы планировала бегать, но расставаться с функционалом своего тела, полученным от рождения, не особо хочется». Но вслух лишь спросила:

– При чем тут операция? Я же сейчас хожу. Зачем такие кардинальные меры?

– Вы хотите со мной поспорить?

– Спасибо.

Он отвернулся к столу и попросил пригласить следующего.

Хромая к выходу из поликлиники, я попыталась достать из сумки пачку, но руки не слушались. Страх сковал шею и плечи, а низ тела полностью обмяк, да так, что придавило живот. Я упала на лавочку у выхода из здания, где люди надевали и снимали бахилы: «Что же теперь будет? Как со мной такое могло произойти? За что? Буду страдать теперь, беспомощная, в больнице». И в моей голове начали меняться кадры, где я, то в красивом деловом костюме, то лохматая с задранной перебинтованной ногой лежу, то в вечернем платье с блестками и микрофоном, то на костылях, обрюзгшая. «Я все потеряла. Какая глупость».

На выглаженной перед работой синей блузке стало разрастаться мокрое пятно, след от которого будет бросаться в глаза, даже когда оно высохнет. Я больше не чувствовала свой живот, потому что вместо него выросла дыра, такая большая, что можно было бы просунуть голову и посмотреть сквозь меня. Такая широкая, что подпирала горло, и я, кажется, перестала дышать.

Я начала оглядываться по сторонам, надеясь, что кто-то увидит меня, мои слезы, мое состояние, подсядет и спросит, в чем дело. Или даже обнимет и скажет, что все будет хорошо. Или что и так тоже бывает, но обязательно проходит. Но все были заняты своими горестями. Я взяла телефон, чтобы написать подругам, и они-то уж точно поддержат, и тут в горле стало горячо. Откуда-то из затылка стала высмеивать меня она:

– Ты все пела, это дело, так пойди же попляши, – я никогда не могла ей противостоять. – Это было ожидаемо. Надеюсь, теперь попридержишь коней. Танцы точно закончатся. Или на костылях плясать будешь?

– Это на полтора месяца. И ходить я буду, – не спорить стала, оправдываться.

– Или хромать. Просрала свое здоровье, да? Была ж нормальная. Не жилось спокойно. Бери, преумножай то, что родители дали. Отец год колбасу не ел, чтоб лялечку будущую токсинами не травить, йогой занимался, а она от, управилась.

– …

– Мама впахивала круглосуточно – дежурства, вызывные, чтоб доча приехала в большой город, выучилась. Чтоб стала тем, кем хотела. Чтоб в общаге не жила, подъезды не мыла, чтоб не искала мужа богатого, а своим умом добилась всего. О семье она мечтает, а добилась вытяжки на две недели. Ма-ла-дец!

Мне захотелось забиться в угол, надеть на голову сумку и сидеть так до голодной смерти. «Надо покурить. Надо покурить». Я заставила себя встать, сделать несколько шагов до выхода и прикурила сигарету.

Затяжка. «Операция. Вытяжка. Мне и на две недели выпасть из рабочего процесса – немыслимо». Выдох. «Все это будто не про меня. В моей вселенной не существует такого условия, при котором я могу не ходить на работу половину месяца». Затяжка. «Я только-только вышла на новую должность, для которой я слишком молода и слишком наивна». Выдох. Затяжка. «Нельзя разочаровать маму. Да я на костылях на работу ходить буду!» Выдохнула и позвонила мужу сестры – тоже врачу, чтобы он посоветовал мне еще какого-то специалиста.

На следующий день, ожидая диагноз еще хлеще первого, я зашла в кабинет врача – травматолога, который работает со спортсменами. Заранее сомкнула покрепче зубы и напрягла челюсть, чтобы не разрыдаться раньше времени. Он пощупал мое колено, повертел его из стороны в сторону, спросил про то, когда болит и как, просветил снимок МРТ через лампу и произнес:

– Нет смысла делать операцию, связка не порвана, а лишь надорвана.

Я сначала не поняла и решила, что он шутит. Переспросила: «В смысле, ни вытяжки, ни реабилитации?»

– При чем тут вытяжка? – не понял он. – Чтобы ушла боль, купите наколенник с жесткими ребрами в ортопедическом салоне и ходите в нем все время, кроме сна, месяцев три – шесть. Наймите тренера, нормального, соображающего, пусть вам поможет закачать бедро: мышцы возьмут на себя часть нагрузки на колено и дадут связке восстановиться, – добавил он и пожелал удачи.

Глава 5. Мотивирующая

Я предпочитаю верить одному негативному мнению, чем трем позитивным, потому что при малейшем шансе неудачи лучше подготовиться и перестраховаться. Но в случае со здоровьем работает обратное правило: если есть хоть один шанс надежды из ста, используй его.

В тот же вечер я купила в ортопедии наколенник и составила список ближайших к офису фитнес-залов, а уже на следующее утро встретилась с инструктором обсудить график тренировок.

Я решила, что заниматься удобнее до работы: во-первых, в шесть утра легче припарковаться в центре, во-вторых, хотя бы два раза в неделю перестану опаздывать в офис, в-третьих, останется время вечером на что-то еще.

Моей самой первой в жизни заметкой в газету была тысяча знаков о рок-концерте местной группы в моем родном городе, на который я пришла в плаще цвета фуксии. Никогда не забуду это ощущение розового пятна среди черных кожанок с заклепками. Первый раз в фитнес-зале я почувствовала себя примерно так же: на мне были единственные в гардеробе спортивные треники не первой свежести и такая же футболка. А передо мной маячили спортивный комплект (топ плюс леггинсы в цвете милитари), демонстрирующий журнальный пресс, справа – голые шорты «по самое не хочу» и корсет. Корсет? Зачем корсет? В глубине зала я глазами нашла женщину со складками по периметру талии и в растянутой майке – будет моим островком безопасности, пойду в ее пространство. О, а с ней и тренер.

– Влад, а зачем та девушка в корсете?

– Она поднимает большой вес, корсет бережет спину от надрыва. Ты завтракала?

– Нет. Куда, рань такая.

– Тебе нужны силы перед тренировкой. Обязательно ешь немного овсянки, или банан, или тост с арахисовой пастой, иначе будешь спать тут.

– Хорошо.

– Куришь? Я чувствую запах.

– Да.

– Бросай. Мы сюда здоровое тело приходим делать.

Мне захотелось, чтоб эта первая тренировка стала последней: напрягала его манера общаться.

– Так. У нас есть сорок минут, давай, разогрейся сначала – иди походи на дорожке десять минут и возвращайся сюда.

– Погоди, погоди, погоди, – зашептала я стыдливо, – я первый раз в зале.

Он повел меня к беговым дорожкам, показал, как включать, регулировать темп и наклон, где какие данные смотреть.

– Влад, а та девушка, что стояла с нами, ты ее тоже тренируешь?

– Да, Наталья, два года.

– И она до сих пор не похудела?

– А она и не хочет. Пашет в зале с полной самоотдачей, но за питанием не следит. Говорит, что хочет быть сильной и в тонусе, а вес не мешает. Да и мужу ее все нравится.

– То есть похудеть чисто на фитнесе нельзя?

– Пресс делается на кухне, Мария. Состояние твоего тела на девяносто процентов зависит от того, что ты ешь. Но тебе и не надо худеть. Какой у тебя рост. Метр шестьдесят семь?

– Шестьдесят пять.

– И вес пятьдесят три – пятьдесят пять, верно?

– Ага.

– Подтянуть бы в некоторых местах стоило. Ну, и ногу твою поправить. И курить бросай, ты красивая девушка, еще рожать.

«Да что ж такое! – подумала я про себя и включила дорожку, чтоб он уже шел к другим своим клиентам. – Хрень какая-то, я уже десять минут в зале, не потная, не изнуренная упражнениями, но адски утомленная тренерскими нравоучениями». Народ потихоньку стал собираться: у шведской стенки растягивалась девушка в желтых леггинсах, за моей спиной очень большой мужик качал руки гантелями-пирамидками, в другом конце зала еще два тренера занимались со своими подопечными. «Как хочется курить и кофе. Или доспать недоспанное». Зевнула и закрыла глаза, просто переставляя ноги музыке в такт. «И кто делает эту подборку – тыц-тыц-тыц. Под Бьонсе было бы эффективнее».

Через десять минут пошла за Владом, и он дал мне четыре упражнения подряд на руки, потом четыре на пресс: скрепочка на скамье, скручивания, велосипед лежа, подъем коленей к груди в тренажере.

Последнее упражнение, велосипед лежа, меня напрягло, потому что его я никогда в жизни не делала. Техника такая: ставишь предплечья на мягкие подлокотники тренажера, спину облокачиваешь на упор и поднимаешь прямые ноги до угла девяносто градусов. Еле-еле получилось три раза, и на четвертый пожаловалась Владу, что не тяну. Он велел не ныть, сказал, что «техника норм», пообещал, что это последнее на сегодня, что вернется через две минуты, и ушел к другому клиенту. Мне нужно было сделать двадцать пять раз. Капец.

Рукам было тяжело держать на весу мои килограммы. Решила смухлевать – согнула ноги в коленях, потому что так легче, хотя наколенник ужасно мешал, и начала считать вслух – семь, восемь. Внизу живота начало щекотать. «Это вообще что такое? Что-то новенькое. Я там не уписаться собралась?» Сжала бедра посильнее. Тринадцать-четырнадцать, пятнадцать: «Это то, что я думаю? Продолжать или спрыгнуть? Посмотрю, что будет дальше. Двадца-а-а-ать два. У-у-у-ух. Лишь бы Влад не подошел. Очень хорошо получается». У меня все начало вибрировать от живота и ниже, между ног стало горячо и щекотно настолько, что я с трудом сделала двадцать пять, но не остановилась, потому что в этот момент уже было невозможно остановиться. «Двадцать се-е-е-семь, двадца-а-а-ать во-о-о-о-осемь», – уже вслух на глубоком вдохе протянула я. Не чувствуя мышц пресса ни нижнего, ни верхнего, только дрожь, охватившую спину и руки, я еле подняла последний раз ноги, вскрикнула и соскользнула на пол. Над верхней губой стало мокро, меня трясло, щеки горели, а лицо расплылось в дурацкой улыбке. Бросила взгляд, нет ли кого в очереди на этот тренажер, и, не обнаружив желающих, закрыла лицо руками.

Подняла голову, когда бедра остыли. Вроде никто на меня не пялился: слава богу, что музыка тыцтыцкала громко. «Это вообще как случилось? Никто там больше на тренажере случаем не кончил? Или такое только у меня? Интересно. Нет, такие тренировки бросать нельзя, особенно когда в личной жизни полный штиль».

Глава 6. Худшее во мне

О наступлении сентября в моем городе обычно говорит не погода – здесь в это время еще тепло, – а возвращение на дороги пробок, потому что все вновь тянутся по своим делам, оставив позади отпуска. Первые желтые листья начинают падать только к концу месяца, когда стартует сезон пиджаков на улице и теплых носков – дома.

Выдержав с помощью сигарет полуторачасовой вечерний траффик по дороге с работы, я добралась до магазина, взяла себе ужин – салат на развес и баночку колы, дома скинула грязные вещи, укуталась в халат, вставила телефон в музыкальную колонку, чтоб пел Ленни Кравитц, и уселась на кухне на стул, подобрав под себя ноги.

Всего за несколько месяцев тренировок боль в колене почти прошла, словно и не говорил никто про операцию и вытяжку. Я носила наколенник все время – и под деловую юбку на работу, и сверху леггинсов в спортзал. По правде говоря, мне нравилось отличаться – люди задавали вопросы, проявляли интерес к моей ноге, одобряя самоотверженный подход к лечению и реабилитации.

Гордость и стыд – две крайности, помогающие нам достигать целей и поступать правильно. Представляешь себя на пляже с классным телом и пашешь в спортзале; вспоминаешь фразу из сообщения «…и твоим паренькам такое нравится», и вместо бара остаешься дома в обнимку с любимой книгой.

Думаю, быть взрослой – это не про способность себя контролировать или успехи в карьере, это не про наличие семьи и детей или самообеспечение. Быть взрослой – значит знать себя и принимать себя такой, какая ты есть.

Я столько времени потеряла, интерпретировав эту фразу не верно. Нет, она не про выпячивание уникальности и не про оборону собственных недостатков. Она про честность перед самой собой. Только увидев себя истинную, без романтического флера, без ссылок и оправданий, можно строить личные границы, расставлять приоритеты, что-то менять. В ином случае любой результат будет искажен из-за ложной точки отсчета.

Я вновь посмотрела на свое запястье с тату. Бесконечного выбора себя недостаточно. Для того, чтобы быть счастливой, точно. Это – вершина айсберга. А его основа – понимание, что конкретно ты выбираешь. Знание, кто ты, что тебе нравится, что вкусно и красиво лично для тебя, и почему.

Например, я много раз бросала курить, но результат один – утром без кофе с сигаретой ломка, которую невозможно перебороть. Запах, вред, затраты – ничто не становилось весомой причиной, ничто не срабатывало в качестве мотивации. Но как тогда? Надо искать источник. Почему именно утром? Почему не покурить, если выпьешь?

Да просто раньше, когда я просыпалась в школу и шла на кухню, на столе стояла чашка недопитого мамой кофе и пахло сигаретами, и мне казалось, что именно так начинают день успешные, целеустремленные женщины.

– О-о-о, а вот с этим уже можно работать. Неужели именно это атрибуты успешной женщины? – проснулась опять та из затылка.

– Это мой путь почувствовать себя ею.

– А что для тебя – успешная женщина?

– Та, которая реализовалась в карьере, классно выглядит, самостоятельная, вся такая деловая.

– Она может быть без работы, без семьи, без машины, неухоженной, без кофе, без сигареты?

– Без кофе и сигареты точно может.

– А ты успешная по своим меркам?

– Наверно, да.

– Не уверена?

– Уверена. Мужа и детей не хватает, но в целом да, я горжусь собой. Да!

– Значит, бросив курить, ты не перестанешь быть успешной женщиной? Не перестанешь быть собой?

– Получается, нет.

– И перестав тусоваться, ты осталась собой?

– Даже узнала себя. Оказывается, я жаворонок, и мне нравится встречать новый день раньше всех.

Запиликал телефон.

«Девочки, в Москве холодно, колготки, куртки – обязательно, – прислала Яна в "ЛЯМ", оторвав меня от беседы с самой собой и напомнила о предстоящей свадьбе. – Вы как?»

– Привет-привет. Никита будет? – решила я не скрывать своего беспокойства.

– Скорее всего, нет, вроде с делами не получается. Ты хочешь его видеть? – ответила Яна.

– Думаю, она хочет понять, к чему быть готовой, – ответила за меня Луна.

– Я не хочу портить ни себе, никому настроение, – написала я, но мы все знали, что Луна права.

– Думаю, не все так просто, не все точки над «и» расставлены, – написала Яна. – Еще прояснится.

– Ты так говоришь, потому что он твой друг. А завтра станет еще и родственником, – и я поставила в конце сообщения три сердечка и картинку невесты. – Вы уже в гостинице?

– Да, прилетели вчера. В Израиле еще в море купаются, а тут в шубах ходят, – ответила Яна и прислала фотографию из аэропорта, где она целует в щеку Артема, обнимая за шею, на том самом пальце красуется обручальное кольцо, а из-за ее плеча выглядывает смешная голова в гигантской черной шляпе и пейсы.

Забавно, конечно, родиться в маленьком городке, расти как все, а потом переехать в областной центр и узнать, что есть кружки фехтования, рекламные баннеры высотою с дом и… евреи. Нет, я слышала анекдоты с недоступным ребенку юмором про Сарочку и пренебрежительные фразы из разговоров взрослых а-ля «махровые евреи». Но кто они? Как они выглядят? Да как мои подруги Яна и Луна.

Мы начали дружить еще во время учебы на факультете журналистики. Однажды сидели в столовой между парами на первом курсе, и к нам подошел парень из параллели. Разговорились, и он наконец решился спросить: «Луна, а ты кто по национальности? Армянка или еврейка?» Я уперла взгляд в Луну – нос, губы, рот, волосы. Все как у меня. Я испытала шок: «Луна другая? Она не как я?» Стоило только заострить внимание на этом открытии, как в моей жизни появились Пейсах, Ханука, маца и «Сохнут»1. Странно, что дело не дошло до Синагоги.

Почти сразу после окончания университета Яна транзитом через Москву переехала в Израиль и спустя три года получила от давно живущего в Израиле своего парня Артема предложение руки и сердца. Кстати, брата Никиты, того самого, с которым я провалила свидание. Но расписаться там они не смогли – Израиль женит только иудеев, то есть религиозных евреев, соблюдающих заповеди Торы. Артем и Яна – ребята светские, а значит, официально стать мужем и женой они могли только двумя путями – сделав гиюр или расписавшись в другой стране.

Именно поэтому нам с Луной предстояла поездка в Москву, где Яна нашла подходящее для свадьбы место.

Дворец бракосочетаний располагался в историческом комплексе, окруженном постройками в древнерусском стиле. Пока новобрачные фотографировались с родителями, мы с Луной пошли прогуляться: она по магазинам, а я – на ярмарку. Песцовые шубы, масляные пейзажи, старая швейная машинка в виде комода с резной дверкой, леденцы на палочке, коралловые бусы, расшитые бисером кокошники, столовые приборы с гравировкой – я засматривалась на пестрые ряды, трогала все подряд, придумывала истории о владельцах антиквариата и спустя минут двадцать поняла, что заблудилась. Осмотрелась по сторонам – ни площади не видно, где мы с подругой разошлись, ни куполов загса.

– Простите, а как выйти к… – обратилась я к продавщице фигурок из янтаря, но не договорила, потому что метрах в пятнадцати увидела знакомое черное пальто с меховой оторочкой. Никита стоял ко мне спиной у прилавка: взял у продавца какой-то бумажный сверток размером с книгу и засунул его в полу куртки. Я смотрела на него, но не окликнула, потому что была совсем не готова к этой встрече.

Я так и не позвонила. Ну что я бы ему сказала: привет, спасибо, что спас, такое бывает и моим паренькам нравится, а тебе чего, не зашло, что ли? Или – все, теперь я больше не пью, давай опять встретимся в баре? Или так: я тут недавно тусила и связку порвала, да так, что все, больше никаких тусовок, по утрам в спортзал, по вечерам – сериал в одиночестве, потрогай попу – орэх!

Поэтому просто последовала за ним.

Никита шел быстро и, к моему счастью, не оглядывался: меньше всего мне хотелось подбирать слова деликатности и тянуть улыбку, будто у нас нет истории. Огибая прилавок с караваями и баранками, он остановился, повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза. «О господи, улыбнуться? Или надменно отвести взгляд?» Я замерла, потому что не знала, что делать, и просто ждала его реакции. Но он отвернулся и пошел дальше. «Господи, господи, господи. Как подло». Я сжала зубы и подняла лицо вверх, чтоб ни одна капля не выступила. Обида – это ожидания, которые человек не оправдал.

«А почему он должен оправдывать твои ожидания? Пошел к черту! Не он первый, не он последний! Ты тоже не должна оправдывать ничьи ожидания! Как я теперь появлюсь там в загсе?»

Он зашел в здание Дворца бракосочетаний, а я осталась у входа еще на пять минут, чтобы дождаться, когда он разденется и уйдет из холла. Как только время вышло, я поднялась по ступеням и открыла тяжелую металлическую дверь, но Никита все еще стоял в куртке у гардероба.

– Привет, – я включила свою самую приторную улыбку, которую использую, если встречаю вне работы кого-то из нелюбимых коллег или рабочих контактов.

– Мари. Как ты? – произнес он на удивление мягко. Его глаза заулыбались, и в этот же момент он полез во внутренний карман куртки и достал то, что спрятал еще на ярмарке. Я постаралась не смотреть, чтобы скрыть свой интерес.

– Это тебе, – сунул мне в руки.

– Мне? А что там? – почти шепотом сказала я, остолбенев.

– Позже посмотришь. Надо идти. Мы же не хотим опоздать?

Я еле впихнула сверток в сумку и последовала за Никитой в зал, где уже были Луна и остальные гости.

«Сейчас выйдет невеста. Сейчас один из самых важных моментов в жизни моей подруги. А я не могу думать ни о чем, кроме как о свертке. Что там? Это шутка? Что это значит?» Голова начала гудеть. Я посмотрела на часы – начало через минуту. «Если я не выясню прямо сейчас, всю церемонию мысленно я буду не тут. Успею ли?»

Проскользнув в фойе, оттуда в туалет, я залетела в кабинку, опустила крышку унитаза, села на нее, достала сверток и один за одним стала сдирать слои бумаги. Убрав последний, я откинулась назад и расслабила плечи, не в состоянии сложить в голове обстоятельства и увиденное: у меня на коленях лежало десертное блюдце молочного цвета, на ободке которого переливалась зеленая надпись курсивом «Общепит», такая же, как и на остальных тарелках в моей коллекции.

У входа в зал я столкнулась с Яной:

– Какая ты красивая!

– Спасибо, – она поправила волосы. – Ты видела Никиту?

– Да. Он мне подарил вот, – я показала ей край блюдца из сумки.

– Я же говорила, – она улыбнулась и обняла меня.

Мы зашли в зал одновременно – только я с гостевого входа, а она – с центрального. Высокий, с копной черных, беспорядочно вьющихся волос и густой бородой Артем поплыл в простодушной улыбке, смотря на свою будущую жену. При виде этого в любой другой день я бы мысленно пустила скорпионий яд из серии «а потом он скажет, что не готов к детям и не уверен, что хочет их вообще». Но тогда я стояла в дверях зала бракосочетаний и просто смотрела, как моя близкая подруга меняет медленный шаг на быстрый и почти бежит к своему любимому со словами: «Миленький мой». И мне верилось: верилось, что у них все будет хорошо, не так, как было у меня.

Стараясь быть незамеченной, я начала протискиваться меж гостей, чтобы найти Луну и рассказать ей о тарелке и Никите, но кто-то коснулся моей ладони, осторожно схватив за кончики пальцев. Я замерла. Было страшно повернуться, казалось, что если посмотрю, то все окажется неправдой. Почувствовала, как пальцы Никиты переплелись с моими и сжали ладонь. Я не могла дышать, я онемела, я дрожала, я боялась спугнуть. Но, закрыв глаза, сдалась и ответила, сомкнув свои пальцы так, что подушечками коснулась его руки.

Домой после свадьбы мы поехали вместе. И у нас было тринадцать часов, чтобы объясниться. Оказалось, что на том нашем свидании я не просто напилась, но и упала со стула, потом – у выхода из бара, там же меня рвало. Потом Никита повез меня домой. Я брыкалась, убегала, танцевала на улице. Он еле уложил меня спать. Потом перегнал машину под мой подъезд, чтобы мне не пришлось ехать за ней утром.

– Я никогда так не хотела, но оно само получалось. А теперь же я связку порвала, хромала, поэтому в тренажерный зал…

– Я знаю, знаю, – перебил он.

– Яна?

Он улыбнулся, дав понять, что она.

– И что она тебе сказала? – спросила я, понимая, что насколько она подруга мне, настолько и ему.

– Сказала, что теперь я знаю твою худшую сторону, и если я решу попробовать еще раз, то впереди меня ждет самое приятное – открывать лучшее в тебе.

Да, у нас уже была история, но почему бы ей не получить продолжение?

Глава 7 про то, как все закрутилось

Я вышла из квартиры, тихо прикрыв дверь, переложила сумку со спортивными вещами на плече поудобнее, чтоб не спадала, достала из кармана телефон, включила камеру и попыталась сделать фото. Но снимок получился слишком размытым – на улице еще темно, а лампочка в подъезде давала слишком блеклый свет. Я спустилась на несколько этажей ниже, чтобы не вызывать подозрение, включила вспышку, положила на ладонь ключ и еще раз сфотографировала. Снимок вышел идеальным. Отправила его в «ЛЯМ» и поторопилась на тренировку.

Пока шла, еще дважды проверила телефон, но девочки, видимо, еще спали, поэтому оставила его в шкафчике и поднялась в зал. Когда вернулась после тренировки, обнаружила только сообщение от Никиты:

– Доброе утро, Маруся. А ты где?

– Привет, милый. В спортзале.

– Ты сможешь отпроситься на неделю с работы?

– Вряд ли. У нас большая организация, много людей, график отпусков.

– Я уже беру билеты. Постарайся. И пришли фото своего заграна. Вылет через три дня.

«Я только вчера получила ключи от квартиры своего мужчины, а теперь еще и лечу с ним на другой конец света. Обалдеть. Это-о целый мир для тебя одной, боже, как прекрасно то, что мы с то-бой!»

Вернувшись в сентябре со свадьбы, мы с Никитой без форсирования событий и завышенных ожиданий стали встречаться раз в пару недель – ходили в кино и кафе, на выставки и ярмарки. Так продолжалось до Нового года, пока Никита не попросил сменить локацию наших ночей с моей квартиры на окраине города на его в центре. «Но мне нужны личные вещи», – возмутилась я. «Перевезем», – ответил он. Так к концу зимы я обросла скарбом в квартире Никиты, а в начале весны полетела с ним на другой конец света.

За четыре дня мы, кажется, изучили всю Паттайю – попробовали сушеных насекомых на Волкинг стрит, не пропустили ни одного массажного салона ног, прятались от жары и влажности в кондиционированных «Севен Илевен», молились в Храме Будды, сбега́ли от грязных пляжей на белоснежный Ко Ланг и ежедневно пробовали том-ямы в разных кафешках для местных с липкими скатертями. И на целый день поехали в Бангкок на знаменитый рынок Чита Чак.

С улицы он казался обычным городским низкорослым базаром: заходишь и попадаешь на узкие проходы меж разноцветных рядов – приправы, кожаные сумки и рюкзаки, посуда из дерева и тростника. Нет, не так. Вот тут десятки рядов с посудой из дерева, там – словно рынок в рынке с пряностями в огромных чашах на развес. Вдалеке, кажется, ткани. И конца не видно. Тапочки как у маленького Мука, парчовые сумки из набивных золотых нитей, серебряные подвески и амулеты с камнями – я хотела все!

Никита остановился у лотка с деревянными предметами интерьера, чтоб рассмотреть круглое панно вишневого цвета размером с большое блюдо.

– Интересно будет смотреться над нашей кроватью? – поднял его в воздухе.

– У тебя нет кровати, мы спим на раскладном диване.

– Ну, будет же. Приедем – начну делать ремонт. Хочу лофт.

– А почему до этого не делал? – я вертела в руках плетеную корзину.

– Не для кого было, – сказал он спокойно, даже не поднимая на меня глаз.

«Ремонт? Для меня?» Я взяла плетеную корзину, что рассматривала последние несколько минут, и надела ее на голову как шлем, потому что срочно захотела спрятать свой румянец и притушить фейерверк в голове. Но она накрыла меня по шею так, что я увидела только землю.

– Никита, твои ноги! – чуть ли не крикнула я от удивления, потому что увидела, что его стопы и щиколотки нездорово отекли, увеличившись раза в два.

– Да все хорошо. Бывает.

– Это не первый раз? А что с ними?

– Тут очень жарко. Это из-за почек.

– У тебя больные почки? – я сняла с себя корзину и уставилась на него. – У меня у бабушки проблемы с почками. Она с юности не ест соленое и острое и алкоголь не пьет.

– А я ем и пью.

Я сделала возмущенное лицо и в молчаливом вопросе развела руками.

– Давай позже, – сказал он и показал продавцу жестом, что хочет купить панно.

Я не могла двинуться с места, ожидая подробностей. Рынок начал казаться бесконечным, мне уже не нужны были ни подарки, ни покупки. Я хотела знать! Мне стало ужасно неловко, что я полезла в больную тему. И чертовски любопытно. Я должна была знать все про человека, с которым сплю. С которым я буду делать ремонт.

В отель мы вернулись уже под вечер с миллионом пакетов: то самое панно, ступка из кокоса для растирания пряностей, тряпичный рюкзак для меня, десяток пакетов том-яма быстрого приготовления, рамки для фото из деревяшек, несколько кулонов на сувениры, подставки под горячее, плетеные салфетки, деревянные тарелки, наволочки для подушек. Я торопилась все разложить, принять душ и оказаться на балконе с банкой местного пива в одной руке, сигаретой – в другой и ответами на все мои вопросы – от Никиты.

Нарезала купленные манго, достала не успевшее охладиться пиво из мини-бара, разложила все на столе и села ждать. Он вышел из душа в полотенце, повязанном на бедрах, сел рядом, мы вытянули ноги на перила балкона и закурили. Я сделала затяжку, выдохнула и левой рукой провела по длинному шраму на животе Никиты, который давно возбуждал мое любопытство, но я не задавала вопросов.

– Это от гормональных таблеток, которые мне давали, когда первый раз заболели почки. Ты живешь так же, питаешься, как и всю жизнь, но начинаешь молниеносно толстеть. И кожа лопается. Если б я знал, что так будет. А эти маленькие – от операции, – он сам показал пальцем на еще три шрама слева от пупка размером с монеты. – Мы тогда были в ресторане с бывшей женой, мне стало плохо, увезли в больницу.

– А что сейчас с почками? Ты знаешь, в моей семье все врачи, может, есть смысл…

– Да нет никакого смысла. У меня все нормально. Врачи однажды меня уже изуродовали, больше не хочу. Я смирился с тем, как выгляжу. Что теперь поделаешь. Но больше в больницах я лежать не буду. Сейчас надо только вес немного скинуть, и все нормализуется.

Я осторожно провела пальцами левой руки по каждому его шраму, словно рисуя узоры, потом наклонилась, поцеловала самый большой из них, сантиметров семь в длину, и положила голову ему на живот. Никита несколько раз провел рукой по моим волосам, убрал их с лица и, делая затяжку, произнес: «Ты же знаешь, что я тебя люблю?»

«Не знаю. Ты ни разу не говорил, – закрутился вихрь мыслей в голове. – Вообще не говоришь о чувствах. Иногда я боюсь, а есть ли они у тебя вообще. Но потом возвращаю себя в реальность и понимаю, что они нарочно спрятаны очень глубоко и закрыты прочной броней, чтобы как можно меньше внешних обстоятельств могли сломать или даже просто согнуть твой стержень. Я чувствую твою спокойную силу, я восхищаюсь твоей уверенностью в себе. Рядом с тобой я будто бы из девочки превращаюсь в женщину, обретая новые ценности – стабильность, надежность, предсказуемость, тягучесть. И мне сразу хочется быть лучшей версией себя – излечиться, восстановиться, усилиться и быть готовой. Нет, я не примеряю твою фамилию и не выбираю имена наших будущих детей, но мне бы хотелось…»

Я не собиралась ничего говорить вслух, хотела промолчать, но что-то подступило к самому горлу? Ой-ой, кажется, меня сейчас понесет.

– А ты детей еще хочешь? – произнесла я как можно спокойнее, лежа у него на животе, но хотелось подняться и упереться глазами в глаза.

– Хочу. Сына мне родишь?

– Это не ресторан, на пол так заказы не принимаются.

– Дочка уже есть.

– Пол ребенка зависит от мужчины.

– Тогда я сделаю все от меня зависящее.

– По рукам, – я медленно выпрямилась, имитируя расслабленность, и протянула ему ладонь пожать руки.

«Никита либо искусно подыгрывает, либо жестоко шутит, либо настроен серьезнее, чем я могу себе представить. Только прошу тебя, подруга, давай на этом сейчас притормозим с вопросами, а то такое прощупывание заведет тебя туда, откуда будет сложно выпутаться. Просто молчи, пока ветер без камней, и пей свое пиво», – подумала я и отложила оставшиеся вопросы.

Глава 8. Второй раз, как в первый

Первый раз одинаково стремно бежать и в старых кроссовках, и в специально подобранных с учетом физиологии, скорости и покрытия. Первый раз это вообще странно: ты не понимаешь, как правильно дышать, как наступать на стопу, что делать с руками, делать большой шаг или семенить. Ты бежишь и думаешь только о беге или даже о том, чтобы он поскорее закончился. Ты пыхтишь и похрипываешь, кое-где горит, а кое-где еще и щелкает. Скорее всего, вот-вот заколет бок. И ты останавливаешься с мыслью, что это не твое. И идешь, поверженная, домой. И это действительно не твое… до следующего раза.

Когда мы вернулись из отпуска, Никита объявил, что ему пора заняться здоровьем и похудеть: для максимальной мотивации он заключил с другом пари, кто больше килограммов скинет до Пасхи. Приз – дорогие брендовые очки, как у Джеймса Бонда. И они на пару стали избегать мучного и углеводов, купили вип-абонементы в самый дорогой в городе фитнес-клуб и начали через день взвешивать друг друга на граммы. Приближался день «икс», а участники пари шли ноздря в ноздрю. Я решила помочь Никите и рассказала про интервью с бегуном и про фото, где он был похудевшим на много килограммов.

Все те же старенькие кроссовки «Адидас», лосины, сверху жесткий наколенник и бордовая, на три размера больше ветровка Никиты – для пробежки сгодится все, лишь бы на нее выйти.

Первый раз мы пошли пешком на стадион недалеко от дома. «Сначала разомнемся, а потом пробежим несколько кругов», – сказал Никита, подошел к металлическому забору, отделяющему поле со старыми легкоатлетическими дорожками от территории комплекса, и осмотрел периметр. «Там», – Никита указал рукой на место, где был проход в заборе. Мы перешагнули через толстую металлическую цепь и пролезли меж двух приоткрытых створок на стадион. На дорожках бегали человек десять, на грязном, почти лысом поле два пацана гоняли мяч. Никита оперся на старые футбольные ворота правой рукой, а левой схватил за щиколотку левую ногу, поднимая ее к ягодице. «Надо тянуть вверх», – пояснил он. Никита не выглядел как атлет, но имел богатое спортивное прошлое: он бывший футболист, учился в спортивном интернате и поэтому взял тренировку в свои руки. Согнул ногу в колене и прижал руками к груди: «Вторую так же». Я все повторяла за ним: круговые движения руками, вращения тазом, махи ногой – сначала правой, потом левой. «Я в форме, я в тонусе, я в себе даже не сомневаюсь: полгода в спортзале гарантируют мне выносливость и суперскорость. Да я сейчас не четыре, а все шесть кругов сделаю».

«Стартуем», – скомандовал мой чемпион и медленно, спокойно побежал. Я затянула покрепче липучки на своем наколеннике и рванула. «Офигеть, как я бегу!» По прямой, поворот, за ним обогнала Никиту, потом какого-то парня в кепке, и еще поворот, пробежала по прямой. И тут легкие словно закрылись, я больше не могла дышать, но ускорилась еще сильнее, чтобы быстрее добежать круг и остановиться передохнуть. Воздуха не хватало, хоть покупай. И вдобавок начало сводить ноги – словно тысячи иголок впились мне в голень от колена до щиколотки. «Да что такое!» Я остановилась там, где мы только что делали разминку, и начала тереть онемевшие места. Дыхание сбилось еще сильнее. Я стала раскачиваться то взад, то вперед, пытаясь найти удобное положение тела, где воздух будет поступать в легкие, и параллельно трясла то правой ногой, то левой, надеясь, что так туда прильет кровь, и боль уйдет. Никита неспешно добежал до меня, спросил, в чем дело. «Ты слишком торопишься. Куда? Труси медленно, как я», – сказал он и побежал мимо. Но я уже не могла бежать и лишь крикнула ему в спину: «Я все. Я помираю».

Через десять минут мой партнер закончил пробежку, и мы вместе растянулись, закидывая то правую, то левую ноги на футбольные ворота.

– Перед пробежкой надо вот так прогреть все связки, все суставы: шею, плечи, таз, колени, бедра, стопы, – Никита стал поворачивать голову влево-вправо, крутить руками мельницу, махать ногами в стороны.

– Сколько ты пробежал?

– Мало, четыре круга.

– Как? Ты в отличной форме! А с виду и не скажешь, – по-скорпионьи упаковала я комплимент своему партнеру.

– Ты еще не понимаешь, какой ковбой тебе достался. Ну, ничего, в нужный момент я выступлю так, что ты обалдеешь. Жаль, у героев недолгая судьба.

– Видел чувака в кепке и перчатках? – кивнула я Никите в другой угол стадиона.

– Да, тоже обратил на него внимание.

– Может у него с руками что-то? В строительных перчатках бегает. Или он строитель и сразу на работу так?

– Твоя версия неубедительна. С тем же успехом он может быть огородником.

– Что? – я развела руками от бредовости наших догадок. Мы выпрямились, и в этот момент парень в кепке и перчатках закончил пробежку, перелез рядом с нами через цепь ворот, схватил какой-то сверток, засунутый в рабицу, и убежал с территории стадиона.

Я сделала фото наших кроссовок вместе и опубликовала в социальных сетях нашу первую совместную фотографию.

На стадион мы с Никитой вместе проходили еще месяц, из которых у меня получилось пробежать два круга. К Пасхе Никита выиграл спор, получил свои очки и на стадион больше не вернулся. В отличие от меня.

Ужасно раздражала мысль, что я хожу в зал, качаю ноги, но не могу с легкостью пробежать эти чертовы два круга, а Никита может. Но я каждый раз совершала ту же ошибку – бежала быстро. Поэтому всякий раз меня тормозил пожар в голенях – приходилось останавливаться, тереть онемевшие ноги и снова быстро бежать. Иногда я прямо чувствовала, как во время бега слезы боли и злости вылетают из уголков глаз к вискам, я рычала, закусывала губу и продолжала.

Месяц я никак не могла вырваться дальше этих отвратительных, невыносимо долгих, очень болезненных упрямых двух кругов на стадионе. Какие-то два раза по четыреста метров настаивали, что бег – это не мое. Я возвращалась домой и грозилась, что это последний раз. Передыхала, восстанавливалась и через несколько дней шла на стадион опять. Но спустя несколько недель боль чудом прошла – мышцы и связки адаптировались к нагрузке, и я, буквально в сантиметре от провала, получила еще один шанс.

Следующей беговой проблемой стало дыхание: воздух заканчивался на втором круге. «Но еще три недели назад он заканчивался на первом, значит, в следующем месяце его будет хватать на три круга. Так потихонечку до трех километров и добегу», – успокаивала я себя и дерзала. Прочитала в интернете, что сердце и легкие дольше адаптируются к нагрузке, чем мышцы, и что это нормально, когда ногам бежать уже легко, а дышать еще тяжело, и немного успокоилась.

Наивно было верить, что двенадцать лет курения не дадут о себе знать. Мокрота постоянно собиралась где-то в районе связок, мешала делать глубокий вдох, вибрировала при вдохе и выдохе. Я вынуждена была отхаркивать ее, как мужики у пивнушек, но иначе бежать дальше было невозможно. Через два месяца бега я поняла, что пора делать выбор – либо спорт, либо сигареты. Иначе зачем все это: курение тащило меня назад, бег двигал вперед, хотя было неясно, куда.

Как только я обрела смысл, бросить курить оказалось легко: за месяц от двух пачек я перешла к нулю, просто вертя в голове несколько фраз: «Это мешает мне в беге», «Я сильная», «Я хочу здоровых детей», «Гены можно улучшать». Сигареты все еще лежали в моей сумке – если я хотела, я могла покурить, но зависимость испарилась, я больше не была курильщиком.

К концу весны я установила на телефон беговое приложение и впервые не купила свежий номер «Космополитана»: знать, что мне комфортно бегать по пять тридцать пять, оказалось приятнее, чем проходить тесты на совместимость.

Обо всех своих успехах в беге я начала рассказывать в интернете, и ко мне стали притягиваться люди, увлеченные тем же. Приятельница, с которой мы учились вместе в университете, видя мои отчеты с расстоянием и темпом, заметила: «Ты бежишь очень быстро, поэтому мало. Сбавь темп, замедлись, и тогда сможешь пробежать больше».

Я тогда подумала: «Замедлиться? Это значит бегать, как вот эти вот все? А настоящие бегуны, которые очень быстрые, сразу увидят, что я не одна из них? Что я новичок? Ну нет». И отчаянно продолжила бороться, как мне казалось, с бегом, а на самом деле – со своим телом и сердцем, бегая по пять тридцать на километр.

Глава 9, в которой я уверовала

Новичка в беге волнует слишком много вопросов: что есть перед, как есть после, сколько километров нужно бегать, надо ли пить во время бега, сколько раз в неделю бегать, лучше бегать по асфальту или резинке, а что такое резинка. Но это все вторично. Бег – естественный способ передвижения для человека. Хочешь – ходи, хочешь – беги. Все умеют бегать. Правой – левой, правой – левой. Мы же кое-как бегали в школе, догоняли уходящий автобус, бежали навстречу любимому человеку. Поэтому,

чтобы начать бегать, нужно надеть кроссовки и пойти бегать.

К лету я полностью заменила тренировки в фитнес-зале на бег, продолжая вставать дважды в неделю в шесть, но уже вместо зала направляясь на стадион. Пробежки стали дольше и напряженнее и давались переговорами силы воли с жалостью к самой себе.

– Зачем это тебе нужно? Пробежала три километра двести двадцать метров, и хватит.

– Нет. Я сделаю три пятьсот до красивой цифры!

– Ты же еле дышишь, красная, наверно, вся. Иди домой пешком.

– Тут всего километр, я могу его добежать.

– Поспи сегодня, на улице дождь.

– А на фото для блога я буду выглядеть очень волевой!

К августу упрямство и целеустремленность привели меня к заветным пяти километрам за двадцать шесть минут и сорок две секунды – предел мечтаний, магия достигаторства, высший уровень терпения и дисциплины. Большие расстояния меня не интересовали, потому что еще больше издеваться над собой я просто не могла.

К сентябрю я бегала уже полгода, кое-как, сама по себе, без тренера, группы и плана, не понимая ничего про технику бега, постановку стопы и пульсовые зоны. И ни одной травмы. Даже сняла наколенник и чувствовала себя новее, чем когда-либо. Беготерапия прям получилась. Ни к чему не готовилась, не делала специальные беговые упражнения, не бегала темповые и интервалы. Упаси боже, я даже не знала, что это такое. Просто бегала, преодолевая себя. И вселенная это заметила.

Я верю, что как только ты расставляешь приоритеты, все твое окружение начинает работать на них. В то время ко мне как к редактору стекались гигабайты информации, из которой нужно было выбирать наиболее подходящую для публикации. Спортивную тематику я не глядя отправляла в профильный отдел, но в тот раз слово «бег» в заголовке пресс-релиза заставило меня остановиться и прочитать. Благотворительный забег, фонд, с которым я работала еще в прошлом журнале, и внизу номер телефона для контактов.

Позвонила, выяснила подробности и поняла, что хочу поддержать. С одной стороны – информационно, хорошее ж дело – сделать в газете и на сайте анонс и интервью на телеканале с организатором. А с другой: «Впервые в городе перекроют главную улицу не для парада! В этом обязательно надо участвовать», – подумала я и пошла на сайт забега регистрироваться.

Мне обязательно был нужен соревновательный момент – с собой или с кем-то. «Пятерку я и так бегаю, значит, вызов себе не брошу. А на скорость с другими неинтересно, потому что я над скоростью и не работала вовсе: никакой интриги, буду быстрее пешеходов, но в хвосте бегунов. Возьму десятку – кайфово сделать первый раз дистанцию не на домашнем стадионе, а на классном мероприятии среди сотни бегунов. Доплетусь как-нибудь. Кайф! Беру!»

За день до забега я пошла в торговый центр за каким-то стартовым пакетом. Назвала свои регистрационные данные, получила кулек и открыла его на месте: бумажка с номером, четыре булавки, какая-то пластиковая штучка меньше спичечного коробка с двумя дырочками и тянущаяся тряпка с отверстием – шарф, что ли. Посмотрела по сторонам на еще двух человек, которые, как и я, пришли забирать стартовые комплекты. Один парень взял и сразу ушел, не открывая. Второй открыл, посмотрел, но ничего не достал. «Дома мне вряд ли подскажут, что с этим делать, но спрашивать сейчас тоже как-то стремно: типа я что, бегу в первый раз, что ли. Ладно, разберусь на месте. Хотя там тоже лошиться не кайф, сто процентов будут какие-нибудь подтянутые бегуньи в ярких костюмах с жилистыми ногами, которые будут обниматься при встрече, шутки шутить, непонятные новичкам, и уж точно промо-продукцию не напялят на себя».

В утро перед стартом я прикрепила номер булавками спереди к обычной хэбэшной бельевой футболке, в которой планировала бежать. Никита помог мне отрегулировать его так, чтоб не косил. На лосины натянула свой жесткий наколенник, заплела волосы в косу.

Народу в парке рядом со стартом собралось, наверное, человек пятьсот. «Это она, организатор», – тыкнула я пальцем в высокую худую девушку с рыжими волосами и в зеленой ветровке. Кроме нее и Никиты, я не знала там никого.

Мне было некомфортно. Я не вписывалась. Я чувствовала неуверенность в себе. Я хотела домой, на свой стадион. К Никите подъехали две девушки на велосипедах – блондинка и брюнетка:

– Привет! А ты тут какими судьбами? – спросила блондинка. Красивая.

– Моя девушка бежит сегодня. Это Маша, – показал он на меня. – Лина, – на блондинку, Оля, – на брюнетку.

– Приятно познакомиться, – попыталась я быть милой.

– Здорово, удачи тебе! – приветливым тоном с добродушной улыбкой сказала брюнетка.

Я их знала, они подруги бывшей жены Никиты, приехали, видимо, потусоваться на спортивный праздник. «А я бежать собралась. Сейчас буду плестись тут, как улитка. Сердце колотится. Как его успокоить? Надо дышать: вдыхаем и считаем до семи, выдох – до десяти». Не помогало.

– Смотри, мужик побежит с коляской, – показал мне в сторону старта Никита на высокого бегуна с номером на груди.

– Будет стремно, если он меня обгонит.

– Зачем ты вообще об этом думаешь? Беги в свое удовольствие. Делай, что можешь, и ты себя сильно удивишь.

– А знаешь, и правда, это праздник, не соревнование. Это бег ради онкобольных деток, а не ради меня. И знаешь что?

– Что?

– Если я буду и дальше бегать, то тоже так пойду потом на забег с коляской! И беременной пойду! Потому что это круто – быть спортивной мамой!

Со сцены объявили, что забег поддерживает благотворительный фонд, что мы сегодня собираем деньги на лекарства, что это большое дело, и мы все принимаем в нем участие. Из головы выпала и бывшая со своими подружками, и то, что я сама не знала, чего от себя ожидать. Осталась только радость от того, что я участвую в таком мероприятии и что у меня получилось вытянуть себя в позитив.

Я подсмотрела у других бегунов, что пластиковую штучку с отверстиями надо прицепить на кроссовок – это чип, считывающий время. Уже на старте я решила, что выложусь на первой пятерке, а вторую буду доползать по остаточному принципу. На маршруте было два подъема и два спуска, значит, меня ждали два напряга и два отдыха. «Тогда вверх я жму, а вниз жму еще больше. Отличный план, чтоб убиться и навсегда возненавидеть бег. На старт! Внимание! Марш!»

Самое удивительное на забеге – это то, что о беге ты думаешь меньше всего. Забег – это самый настоящий праздник, где радости и поддержки столько, сколько ты и за год не получаешь в обычной жизни. Ты даешь пять людям у обочины, которые встречают тебя криками. Ты обмениваешься улыбками с другими бегунами, равняясь с ними и встречаясь глазами. Ты находишь внутри себя не знакомые раньше источники воли и кайфуешь от процессов в голове. Ты – динамо-машина, ты – генератор, который в считанные секунды преобразовывает потенциальную энергию в кинетическую и обратно. Ты сама себя заводишь, ты сама себя заряжаешь. Ты освобождаешься от зависимостей и летишь.

Летела я, как показала табличка справа, восьмой километр. «Божечки, да я что, до сих пор не перешла на шаг?» Прищурила глаза, чтоб разглядеть перспективу, – вдалеке бежала, кажется, только одна женщина. Рядом, медленно крутя педали, разворачивались те самые подруги. Они крикнули мне: «Маша, давай, ты молодец». Я обернулась назад, а там мне в спину смотрела метрах в пятнадцати другая. Третья. «Сил нет. Дыхание давно сбилось, воздуха совсем не хватает. Правое плечо онемело, хочется им покрутить, но это меня затормозит. Надо терпеть!» Кажется, я не поднимала ноги, а плела их по земле. Увидела место, где мы стартовали. «Еще совсем чуть-чуть». Меня несла только воля. Кто-то что-то закричал, но от сбитого дыхания в ушах жутко шумело. «Вот тут мы начинали, значит, это финиш? Но где ворота или лента?» Я сбилась и остановилась, думая, что трасса кончилась. В этот момент меня обогнала та, что была сзади, и я услышала крик Никиты: «Беги-и-и-и-и!» Сил не было не то что бежать, я хотела свалиться и лежать. Я не понимала, куда мне. Впереди дорога дальше, но никого нет. Еще одно «Беги-и-и-и-и!» заставило меня опять начать перебирать ногами. Свернула вправо за той, что меня обогнала, и там сразу появились ворота финиша, которые я пересекла и тут же упала на газон рядом.

«Маня, ты чего остановилась?» – подбежал ко мне Никита. Кто-то сзади похлопал по плечу со словами: «Достойно боролась». Девочка в майке волонтера дала мне воды.

– Я перепутала, где финиш.

– Так он же вот, – показал Никита на поворот.

– Слушай, я уже не соображала.

– Да, та тебе прям на пятки наступала. Ты была бы вторая.

Я подтянула колени к груди, обняла руками, положила на них голову. «Что я чувствую? Точнее, где досада? Я проиграла по глупости. Я должна быть расстроена, разочарована, но вкуса горечи во рту нет. Закрываю глаза. Мои ноги горят от усталости, я не могу ими даже пошевелить, но чувствую, как от них к пояснице поднимается тепло, оплетает позвоночник, проходит где-то за селезенкой, добирается до легких, проплывает между ними и растекается по всей груди, распирая меж ребрами так сильно, что спина невольно выпрямляется, плечи опускаются, расслабляя руки».

– Вставай с земли, застудишься, – скомандовал Никита и подал мне руку.

Я поднялась, опершись на него, и заметила вокруг толпу людей – тех, с кем я бежала, кто болел, кто смотрел. Еще час назад я была испуганной девочкой, мечтающей хотя бы шагом дойти дистанцию. Теперь же я – победительница этого забега. Я не просто добежала, я пришла одной из первых. Я, черт подери, оказывается, могу бегать десятку и в принципе классно бегаю! Тепло в груди превратилось в фейерверк, взрывающейся у самых ключиц. Сердце стучало еще громче, чем перед стартом, но размеренно и твердо. Дамн-дамн-дамн. Шея вытянулась, задирая подбородок вверх. Я провела руками по лицу, чтобы убрать с него все лишнее и оставить только спокойную улыбку. «Я горжусь собой. Как хорошо».

– Пора идти на награждение, – вернул меня в реальность Никита. По дороге к сцене я открыла в телефоне беговое приложение и посмотрела свое время – сорок девять минут пятьдесят одна секунда. Феноменально! Я не просто смогла, я была в тройке лидеров! Сама от себя не ожидала. Ненавижу проигрывать, но чтоб преуспеть настолько!

Первое и второе место заняли девчонки из беговых клубов со стажем, вторая вообще всю дорогу дышала мне в спину. Меня вызвали на «тумбочку» в первый же забег, дали кубок и ментоловый гель для мышц. Я была проигравший победитель!

Считается, что поражение полезнее победы, потому что победа расслабляет, а проигрыш заставляет искать и действовать. У меня не было цели финишировать первой, но очевидно плохой результат поставил бы под сомнение будущее моего увлечения. Не хочу анализировать, бросила бы я бег, перейдя на шаг, но, взойдя на пьедестал, я уверовала. Бег в моей жизни получил основание и обоснование – я хочу, я могу, у меня получается. Пришло время официально признать себя бегуньей и купить уже первые кроссовки.

Часть 2

Глава 10. Без подвигов и драмы

Если бы я начинала бегать сейчас, я бы все сделала по-другому. Я бы бегала медленно, а если тяжело, переходила бы на шаг. И потихоньку увеличивала бы время бега, а потом добавляла бы, пыталась отрезками бежать быстрее. Наверно. Хотя мой пример «топить» по пять тридцать пять до упора доказывает: и так тоже можно. И так тоже не убивает. И так тоже работает без травм. И так тоже потом поднимаются на тумбочки.

Прошло одиннадцать месяцев с того самого дня, как мы с Никитой впервые вышли на пробежку. За это время я много раз бросала: дождь, снег, не выспалась, просто лень, надо пораньше на работу, утренний секс, колено что-то болит, «да я никому ничего не должна». Возвращалась из любопытства, или случайно наткнувшись на блог какой-нибудь красотки – бегуньи, или когда друзья спрашивали, как там мой бег, и становилось неловко, или потому что гештальт был не закрыт. Я бегала два, пять раз, полтора месяца и вновь сдавалась. Но заметила, что количество беговых дней в активный период росло, а дыра между ними сокращалась. И, наконец, в какой-то момент стихийные тренировки сложились в режим: пять-шесть дней в неделю я бегаю по утрам пять километров, понедельник – выходной.

Что я получила благодаря упорству и силе воли? Бросила курить, стала рано ложиться и рано вставать, перешла на адекватную дозировку алкоголя, когда после двух бокалов уже много, ведь завтра рано на пробежку. А еще обрела настоящее хобби, занятие которым мне просто доставляло удовольствие, потому что

на пробежку можно выходить в любом настроении, а возвращаешься с нее всегда счастливой.

В какой-то момент я поняла главную причину регулярности в спорте: пропустила один раз – бывает, пропустила второй – придется начинать сначала. А это значит, опять будут гореть голени, ноги – не слушаться, дыхание – сбиваться, и самое противное – придется снова каждый раз отвечать себе на вопрос – зачем оно тебе надо?

У каждой этот мотив свой. Мой личный ответ был прост: я хотела быть нормальной девушкой – активной, здоровой, без похмелья по утрам и трясущихся рук без никотина. Но в пять тридцать утра обычно хочется быть девушкой, которая сладко спит в теплой кровати с любимым человеком. Особенно зимой. Поэтому был месяц, когда я бегала всего два раза, был – вообще пустой. Но мой сокровенный мотив каждый раз оказывался сильнее, и, несмотря на долгие прогулы, я все равно возвращала себя в бег. И вскоре выработала помогающие правила-ритуалы.

Первое: все должно быть готово заранее. Нельзя думать с утра, что надеть и где это лежит. Кроссовки, носки, наушники – стопочкой в одном месте. Иначе муки выбора и сбора собьют с пути.

Второе: минимум времени на сбор, прямо впритык. Если в офис к восьми, то встать в пять пятьдесят, десять минут на умывания, причесывания, одевания и стакан воды, в шесть – выйти из дома, в семь вернуться, иначе будешь десять минут перед выходом выбирать трек тире настроение, под которые начнешь пробежку, и опоздаешь на работу.

Третье: заранее планируй, куда бежишь и как. В будни я всегда бегала на стадион у дома – вместе с дорогой туда и обратно выходило пять километров, плюс двадцать минут на разминку-заминку и короткую силовую тренировку. Предсказуемый понятный план снимает тревожность.

Четвертое: сообщи всем включенным в твою жизнь людям, что бегаешь тогда-то столько-то, чтоб они не рассчитывали на тебя в это время и не накидывали задач и просьб, заставляющих тебя делать выбор между бегом и желанием никого не обидеть или подвести.

Пятое: пусть в беговой рутине будет что-то, доставляющее удовольствие. Это может быть предмет одежды – яркие носки с красивым принтом или модные кроссовки. Это может быть потрясающий вид – повезло тем, кто бегает вдоль моря или в горах. Мне помогала музыка в наушниках: в течение дня у меня не было возможности слушать любимый драм энд басс, поэтому я ждала пробежек, чтоб выплеснуть под него накопившуюся энергию.

Шестое: заяви о своем увлечении публично. И тогда слиться будет в разы сложнее. Поэтому с момента победной гонки я начала выкладывать в блог фото с каждой своей утренней пробежки. И получать в ответ массу поддерживающих и еще больше мотивирующих комментариев.

Можно добавить еще седьмое: найди партера по пробежкам. Будет веселее, ведь именно так я и начинала бег – с Никитой. Но дальше все равно придется учиться бегать в одиночку, ведь неужели твои тренировки будут зависеть от другого человека?

И последнее – восьмое, но может даже самое главное: сделай новое хобби частью своей рутины. Мы же не ищем время на чистку зубов по утрам, пренебрегая этим, если опаздываем на работу? Так и с бегом. Забронируй сорок минут своего времени, например, по вторникам и субботам с шести до шести сорока на тренировку. Пусть сначала ты будешь просто выходить в кроссовках в это время на прогулку, но сам факт брони укоренит новую привычку в режиме дня.

Следуя этим правилам, я избавилась от внутреннего диалога – хочу, не хочу и насколько, торгов – сегодня пропущу, а завтра пробегу чуть больше, давления на скрытые мотивы и манипуляции собственным сознанием. Все. И голова, и тело привыкли, что через двадцать минут после пробуждения они должны были бежать и не сопротивляться. Почти за год я смогла перевести бег из регулярного напряга в любимую привычку и подняла его на новый уровень – уровень бессознательно действия.

Большая ошибка каждый раз ждать вдохновения для выхода на пробежку. Оно может и не прийти. Чтобы спорт стал частью образа жизни, нужна регулярность, подкрепленная дисциплиной: вот я бегаю по понедельникам и четвергам, три раза в неделю или каждое утро – выбирай как удобно. Не надо подвигов, не надо драмы, не надо внутренних диалогов с надрывом. Даже не пробуй прислушиваться к своему настроению. Просто будь последовательной: приняла решение – не думай, надевай кроссовки и беги. И да пребудут с тобой кайф, азарт, привычка и удовольствие от результатов!

Совершенно нормально, если через месяц тренировок ты не пробегаешь пять километров или твой темп больше шести. Это не ты плохо стараешься, это земля вращается в своем темпе. А ты двигаешься в своем. И рост зависит от исходных данных, с которыми ты вышла на дорожку: возраст, вес, отношения со спортом в прошлом, ежедневная нагрузка, питание, состояние здоровья, наличие детей и график работы, сон. Знаю-знаю, хочется каждый раз делать чуть больше и чуть лучше? Тогда держи в уме: результат – не чудо, а сумма усилий, приложенных по направлению к этому результату.

Свой рост я заметила даже не на цифрах, а потому что перестала во время бега думать о беге: правильно ли я дышу, как ставлю ногу, этот темп хороший или слишком медленный. И, наконец, начала замечать, как красиво деревья, сплетаясь на ветру ветками, греются друг о друга в мороз. Могла продумывать список покупок в гипермаркете и план на день, стала обращать внимание на других бегунов – во что одеты, видела ли я их раньше. И даже приветствовать их – кивком, улыбкой или взмахом руки, ведь мы все связаны одним словом – бег.

Еще в начале зимы на «Динамо» я попробовала поздороваться с Боксером. Месяца два мы просто кивали, пробегая мимо друг друга на стадионе, а потом он подошел и представился. Владимир – бывший военный со специфической стойкой мужчин их девяностых – приходил на стадион три раза в неделю, чтобы держать себя в форме: бегал и потом боксировал. При встрече я мысленно одевала его в длинный кожаный плащ и про себя называла Боксер – Новый русский.

Продолжал бегать на стадионе и парень в кепке и рукавицах, которого мы с Никитой приметили в первые разы наших пробежек. На мои приветствия он не реагировал, может, не видел, поэтому в какой-то момент я от него отстала, так и не выяснив, ни что за сверток он каждый раз оставлял в рабице и забирал после пробежки, ни как его зовут, ни почему он в рукавицах. Назвала его Огородник.

За год с начала бега моим лучшим результатом на пять километров стали двадцать четыре минуты и пять секунд. Не повод для хвастовства, но мой личный рекорд.

Но… Стоит только привыкнуть к чему-то, как вселенная-шутница тут же путает карты. В марте я запечатлела свой беговой «рекорд» фотографией в блоге, помыла кроссовки, убрала их в шкаф и переставила будильник с шести на семь, потому что тест на беременность показал две полоски. Я накупила витаминов, фолиевой кислоты и затаилась в ожидании чего-то нового, а Никита нанял дизайнера, чтоб грамотно перепланировать квартиру для появления детской.

Глава 11. Вдруг откуда ни возьмись

Я стала проводить ленивые утра в кровати. Могла долго смотреть, как в окне большие черные птицы перепрыгивают по голым веткам тополя, что-то друг другу доказывая. Потом свернуться калачиком спиной к Никите, попой упереться ему в бок, а стопы прижать к бедру. Он, не открывая глаз после сна, накрывал их ладонью, чтобы согреть. С тех пор как мы начали делать ремонт и разломали стену между двумя спальнями, чтобы сделать одну большую, старые батареи плохо отапливали получившееся пространство.

– Можно только кофту не снимать? – просила я его в начале прелюдии.

– Тогда я остаюсь в носках, – торговался он.

И все равно по утрам я просыпалась с холодным носом и ногами и по очереди тулила их к Никите погреться.

Никаких признаков беременности не было – только спать хотелось. На первом УЗИ поставили срок пять недель и шесть дней и дали послушать сердечко.

– Если я правильно считаю, то у нас будет скорпиончик, – сказала вслух, понимая по дыханию, что Никита проснулся.

– И что это значит? – он посильнее сжал мои стопы и начал мять и растирать мне подушечки пальцев ног. Я покрутила попой от удовольствия.

– Что будет с таким же классным характером, как я.

– Ты, Машенька, слишком хорошо о себе думаешь.

– Но переплюнуть тебя в этом таланте не под силу даже мне. Поэтому слава богу, что не лев. Двоим дифирамбы петь я не потяну.

– Почему двоим? Троим. Мама твоя тоже лев.

– Все нормальные девушки себе в парни выбирают мужчин, похожих на отцов. Я же выбрала похожего на маму.

– Достойное сходство, я считаю.

– Ладно, мне сегодня нельзя опаздывать, – дернула я ногу из руки Никиты, потому что он уж очень тщательно начал ее мять.

На работе было запланировано совещание руководителей и редакторов холдинга по поводу юбилея газеты – в апреле ей исполнялось сто лет. Мы намеревались увеличить подписку, провести какую-нибудь масштабную рекламную кампанию и собрать всех старожилов издания на банкет.

Мне нравилась газета: в ней был налет романтики и связь с литературными традициями. Я мечтала сделать ее современной и дерзкой, а надо было – предсказуемой и отвечающей запросам аудитории. Меня вообще тянуло к масштабным изменениям, но мне не хватало ни опыта, ни знаний, ни дипломатии, ни репутации.

Я чувствовала себя малюсеньким неподходящим винтиком, крутящимся во все стороны и пытающимся расшатать гигантский механизм, но понимала, что у меня только три опции: либо работать там, куда вставили, либо сорвать резьбу и быть замененным на более надежный, либо раскрошиться к чертовой матери себе в ущерб, но все равно ничего не добиться.

На совещании меня засыпали миллионом вопросов, на которые у меня были неправильные ответы. От злости я начала дрожать, словно в первую минуту выхода на улицу перед пробежкой в мороз. «Если так и будет продолжаться, придется, наверно, увольняться, – закипело у меня в голове, – и не видать мне декрета. Да что ж так колотит. Надо подышать, и все пройдет». Извинилась и вышла в ойпен-спейс, но и там все равно не отпустило.

Пошла к рабочему столу, взяла градусник из подставки для ручек, проверила через минуту – тридцать семь и пять. «Ну, бывает. Домой надо. Видимо, заболела. Сейчас дождусь, когда директор выйдет из переговорки, предупрежу, а пока выпью горячего чая». На кухне включила чайник, взяла кружку, но не могла удержать в руках. «Что со мной?» Опять померила температуру – тридцать девять и один. «Черт». Меня трясло уже заметно для окружающих. Кто-то из коллег дал мне парацетамол, почти сразу приехал Никита.

Дома он вызвал мне врача. Тот приехал почти сразу, померил температуру – сорок и пять. Врач достал шприц.

– Она в положении, – предупредил его Никита.

– Ничего страшного, – сказал врач и сделал укол.

Стало очень больно, и я потеряла сознание.

Через три дня бодрая и с герпесом на губе я пошла к участковому терапевту закрывать больничный:

– Мне литическую смесь кололи, а у меня шесть недель беременности.

– Ну, что теперь. Бывает и такое.

– Это плохо?

– Не-ет. У нас у многих девочек такое бывает. Что вы думаете, беременные не болеют? Рожают потом, и все ок.

Переняв у врача его халатную уверенность, я, спокойная, пошла домой. Через полторы недели УЗИ показало, что беременность замерла. Вдруг откуда ни возьмись ниоткуда не взялось.

«Аборт. Ну, что еще делать». Моя мама сказала, что такое часто случается при первой беременности. Девочки на форуме для мам, беременных и тех, кто только планирует, тоже писали, что у них первые случались неудачные – выкидыш, или замершая, или биохимическая беременность – это когда тест показал две полоски, а потом через пару дней пошли месячные.