Чертополох и золотая пряжа

Читать онлайн Чертополох и золотая пряжа бесплатно

Рис.0 Чертополох и золотая пряжа

© Алёна Ершова, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Рис.1 Чертополох и золотая пряжа

Пролог

«Король умер, да здравствует король!»

Невыносимая в своей абсурдности фраза вошла в сознание, как клинок в мягкую плоть. Сначала с трудом преодолевая сопротивление, но через мгновение целиком погружая тело в боль. Юноша дернулся, желая бежать, драться, мстить. Но, сделав шаг, остановился, едва совладав с собой.

– Они что, все мертвы?

Маленький растрепанный человечек в коричневом кафтане сокрушенно кивнул, да так и остался стоять с опущенной головой.

– Кто это сделал? – простые слова дались с трудом, а голос предательски дрожал.

– Брат вашей матери, сир.

– И что, никто из лэрдов[1] не пришел на помощь?

Крошечный слуга мазнул кисточкой хвоста по каменному полу и торопливо заговорил:

– Увы, ваш батюшка так активно раздавал, дарил земли, что теперь каждый лэрд считает себя господином своего феода и не желает признавать власть короля. Никто из них не встал на защиту своего сюзерена. И теперь я обязан помочь молодому господину покинуть замок. Прошу, идите, следуйте за мной.

Юный король молча кивнул и заторопился за странным существом, предложившим помощь. Беглецам понадобилась четверть часа, чтобы добраться до подземелья. Их искали, но слуга знал свое дело: путал следы, менял направление эха, отводил стражникам глаза, каждый раз умыкая своего подопечного буквально у них из-под носа. В холодном винном погребе он с легкостью отодвинул тяжелую бочку и нырнул в черный провал прохода.

– Сюда, сюда, молодой господин, и посторонитесь, отодвиньтесь, я поставлю, верну все на место, так меньше шансов, что нас найдут.

Юноша, не веря своим глазам, смотрел, как небольшое по размерам существо без труда возвращает громадную бочку на место.

– Кто ты? – поинтересовался он у своего спутника, когда они двинулись вперед по темному коридору.

– Я Брен Кухул – гроган этого замка, – сказал он с таким видом, словно это все объясняло. – И теперь мне нужно постараться спасти молодого господина. Таков уговор с огнем и с хозяином дома.

От объяснений странного провожатого вопросов меньше не стало. И тот молча шлепал босыми ногами по сырой, скользкой земле, и не думая объясняться.

– А теперь что? – щурясь от яркого солнца, спросил молодой король, когда они, словно сиды[2], вышли из холма посреди леса. На горящую Восточную башню замка юноша старался не смотреть. Ветер и так милостиво доносил маслянистый запах копоти.

Слуга огляделся, повел в разные стороны остроконечными ушами и, выяснив, что сейчас в лесу безопасно, свернул вбок и резво зашагал в глубь чащи.

– Вот, – наконец произнес он, указывая на дикий чеснок. – Пусть господин натрет, намажет им подошвы – это собьет со следа собак. И пойдемте, пойдемте уже скорее.

– А ты? – поинтересовался молодой король, щедро проходя чесночной травой по кожаной подошве ботинок.

– Духи не оставляют следов и запахов. Молодой господин и этого не знает? – горько усмехнулся человечек. – Ладно, поспешим. Мы должны до заката убраться подальше от этих мест.

– А что потом, Брен Кухул?

Но и во второй раз вопрос остался без ответа. Странный помощник молча шел впереди, а юный правитель, лишившийся трона и земель, – следом. Его одолевали тяжелые думы. Он уже не был ребенком, обязанным носить длиннополую рубаху, но и на охоту его в первый раз взяли только в прошлом году, в день почитания Пчелиного Волка, предка королей. С тех пор принц имел возможность присутствовать на совете. А вот право голоса ему только предстояло заслужить. Но, скажите на милость, как молодой тан[3] должен был догадаться о готовящемся заговоре? Из отчетов о количестве собранной и засеянной ржи, из споров о строительстве двухмачтовых кораблей или из обсуждений претендентов на руку его едва родившейся сестры? Но теперь главное было решить, что делать дальше. Кого просить о помощи и, главное, что дать взамен? Ведь вот потеха: молодому королю сейчас, кроме собственной шкуры, и предложить-то нечего.

– Здесь мы заночуем. Господин умеет, может поставить силки? – спросил человечек, остановившись на небольшой поляне.

– Вполне, но сомневаюсь, что в них так сразу кто-то попадется. Так что спать нам сегодня голодными.

– Пусть господин смастерит, поставит силки. У грогана хватит сил заманить в них дичь. Замок недалеко, да и мертвый король хорошо кормил своего слугу.

Солнце медленно катилось за горизонт, позволяя теням господствовать в лесу. На поляне голубым светом замерцали грибы, а в сумеречных шорохах отчетливо зазвучали голоса и тихий смех.

– Благоразумно ли жечь костер? Разве люди дяди не смогут выследить нас? – шепотом поинтересовался молодой король, аккуратно ворочая на вертеле зайца.

– Бернамский лес – земля сидов, никто из смертных нас здесь не тронет.

На ветке каркнул ворон, внимательно разглядывая глазами-бусинами странных путников. Чуть выше примостился второй, деловито вычищая смолянистые перья.

– Так, может, у нас получится заключить с сидами союз, и они помогут мне вернуть трон отца?

– Нет. Не помогут.

Он возник словно из ниоткуда. Высокий седовласый старец в синем плаще и войлочной широкополой шляпе, скрывавшей часть лица, опирался на пылающее копье, а у его ног сидели две собаки, больше смахивающие на волков, чем на дворовых псов.

– Это почему же? – вскинулся юноша, а Брен Кухул, напротив, весь сжался, слился с лесным пейзажем, поникли даже острые ушки.

– Пригласишь путника сесть? – поинтересовался незваный гость. И, дождавшись согласия, расположился на поваленном бревне, словно на троне.

– Кто вы? И отчего считаете, что сиды не пожелают помочь? Ведь во мне течет их кровь. Моя прабабка по материнской линии была туат де Дананн.

– И что? – Слова молодого короля позабавили незнакомца. – Дети богини Дану редко вмешиваются в дела людей и никогда – в дела королей. У тебя, кстати, заяц горит.

Юноша фыркнул и перевернул нехитрый ужин.

– Почти готов, – прокомментировал гость. – Но беда в том, что и люди не придут тебе на помощь.

– Значит, я пойду к богам!

– А не боишься? – спросил старец, достав из-за пазухи кожаную флягу.

– Я не в том положении, чтоб по волосам плакать.

– Добро… – Гость был доволен ответами молодого короля. – Тогда я дам тебе совет. Ты, наверное, знаешь, что в момент появления на свет к каждому человеку приходит норна рода, наделяя его особенной судьбой. Но, помимо родовых норн, есть еще три богини – хранительницы мирового древа и всего сущего. Они и помогут соткать ту судьбу, о которой ты им расскажешь, но для этого она должна им понравиться.

– Мою судьбу? – на выдохе спросил юноша.

– Ты король, мой мальчик, а у королей нет собственной судьбы. Она всегда переплетена с участью каждого, кто находится рядом. Но это не все. Есть еще одно важное правило: по условиям сделки, узор жизни самого рассказчика должен прерваться раньше, чем ему изначально было предначертано.

Молодой король хмыкнул и недоверчиво посмотрел на собеседника.

– Но как узнать, сколько мне отмерено жизни? Может, и здесь у меня лишь медяки в дырявом кармане?

Гость хитро взглянул на дерзкого мальчугана и протянул парню флягу. Надо же, у мальца еще пух со щек не сошел, но уже воин, боец. А боги любят храбрых…

– Норна королевского рода напряла для твоего полотна много нитей. Тебе будет чем расплатиться.

– Отлично. Значит, я должен буду рассказать им историю?

– Очень интересную историю, – довольно протянул гость. – Теперь пей мой мед, парень, он тебе пригодится.

Часть 1. Слово той, что чтит настоящее

Я не заглядываю вперед, как это делает младшая сестра, и не храню в памяти былое, как умеет старшая. Мое дело – ткать полотно сегодняшнего дня. Здесь и сейчас. Каждое мгновение я плету неповторимый узор судьбы. Потому именно мне дозволили вести рассказ о пряхе из Фортгала и Темном лэрде, способном превращать солому в золото. Чем закончится эта история, мне неведомо. С чего она началась – уже не помню. Но знаю, что это произошло в тот год, когда тис-долгожитель сбросил все свои листья.

Глава 1. Дочь мельника

Это произошло в год, когда тис-долгожитель разом сбросил все свои листья и нагим предстал перед яростным февральским ветром. В деревне Фортгал[4] произошла беда – на закате встала старая мельница. Вода в колесо била, лопасти скрипели, а жернова никак не хотели крутиться. Мельник с ног сбился, разыскивая причину поломки. Как вдруг приметил на жернове девицу босую. С опущенной головой она волосы русые перебирала. Мельник подивился, откуда здесь такая могла взяться. Подошел ближе, руку протянул, а дева подняла на него глаза, полные слез, истошно взвыла и растворилась в кисее тумана, словно ее и не бывало. А жернов тут же сам пошел. Решил мельник, что то была банши – предвестница смерти, потому испугался не на шутку и поскорее отрубил большому черному петуху голову. Окропил кровью жернова, а тушку зарыл под мельницей. Своим домочадцам велел запереть все входы, рассыпать всюду соль и всю ночь не тушить огня. Окна закрыл деревянными створками, а у дверей спалил сухой чертополох. Забрался мельник под одеяло, сжал в руках холодное железо, а сам от страха ни жив ни мертв. На улице ледяной ветер волком выл, младенцем уросил, криками гусиными захлебывался, в двери стучал, в окна постукивал.

«Иди, иди, вернись к нам, дочь Холмов!»

Всю ночь протрясся мельник, а как утро настало, вскочил и, даже шосс[5] не подвязав, побежал проверять, все ли справно.

В доме, казалось, все шло своим чередом. Слуги открывали ставни да сыпали белый песок на пол. Дочь Айлин чесала костяным гребнем большущего лохматого пса, пока тот сладко посапывал. И только покои супруги оказались пусты. Огонь в камине не горел. По холодной комнате гулял ветер, а на застланной кровати в зеленом шелковом кошельке лежала золотая застежка в форме трилистника и маленькое кольцо с алым, как кровь, рубином.

Долго ждал мельник свою супругу, но дождался только собственную старость. Так и не женился более. Старик вырастил дочь, и ни в чем она не знала отказа. Девочка коротала дни за играми, а ночи за прялкой. Шли годы, и Айлин выросла, вытянулась, словно ива. Тонкокостная, белокожая, волосы, словно пепел, глаза, словно море. Пляшет, едва земли касаясь, поет, зарянкой заливается. Пряжа из ее рук тоньше паутины струится, лен легче шелка ткется.

Соседки завидовали да головы ломали, кто девицу мастерству такому выучил.

– Темный лэрд, – неизменно отвечала Айлин, пряча бирюзу глаз за вуалью ресниц. А кумушки скрещивали пальцы козой, обходя мельникову дочь стороной. Каждому было известно, что Темный лэрд – не кудельная фея, а жуткий колдун, от одного вида которого люд замертво падал. Тем не менее ответа иного Айлин не давала, и в конце концов о словах дочери стало известно отцу.

– Нечего девице на выданье нечисть всякую поминать да за прялкой ночи напролет просиживать. И разговоры пошли, все сейдконой[6] тебя кличут. Уж не знаю, за кого бы тебя замуж отдать, чтоб беды ты не накликала.

Женихов, обивающих порог мельничьего дома, действительно собиралось немало. И простолюдины сватались к Айлин, и местные лэрды. Однако старик, словно сидами замороченный, каждого гнал прочь, а после и вовсе при всем честном народе заявил, что лишь королю даст согласие, коли тот попросит руки его дочери.

– Свиньи раньше по небу полетят, чем я выдам свою дочь за кого-то из этих проходимцев. Лишь истинный король Альбы станет мужем Айлин! – выкрикнул он и в ужасе зажал рот руками.

Королю Гарольду тут же донесли о заносчивом мельнике, и тот приказал схватить старика и привести в свой замок.

Не успели на Холмах запылать алым пожаром рябиновые грозди, как несчастного кинули к ногам правителя.

– Ты кто такой и отчего дерзнул помыслить, что дочь твоя достойна стать моей супругой? – прогремел молодой король, и огонь в камине едва не потух – такая сила была в его грозном голосе. Бедный мельник затрясся, словно последний кленовый лист на октябрьском ветру.

– Господин! Мое имя Иден. Иден из Фортгала. У меня есть дочь Айлин, красотой не уступающая Королеве Сидов, – произнес старик, а после добавил то, чего и в мыслях доселе не допускал: – Мастерица же она настолько искусная, что за ночь из соломы может золотую пряжу выделать!

Изумился король таким речам и задумался. Золото он любил. Много в казне его было дорогих кубков, чаш и мечей. Сундуки от тяжелых платьев ломились, сосновый пол под грудами монет скрежетал. Но не было в его коллекции главной жемчужины – королевы. Не только красивой, но и умелой настолько, что смогла бы за одну ночь из соломы золотые нити выпрясть.

Посмотрел король на мельника, бороду рыжую пригладил и произнес:

– Что ж, по сердцу пришлись мне слова твои, а посему не позднее Самхейна[7] жду деву Айлин в своем замке. И если она действительно так прекрасна и умела, как ты об этом говоришь, то быть ей моею женой. Но если ты посмел обмануть меня, то отныне на глаза мне лучше не появляйся.

Понял старик, в какую ловушку угодил, но делать нечего, поклонился и отправился домой.

Коротка ли дорога, длинна ли, но мыслей умных не прибавила. Так и не придумал мельник, как о беде своей дочери поведать, только и смог сказать, что король ее при дворе видеть желает.

Подивилась Айлин, нахмурилась, но отцу перечить не стала, достала самое лучшее платье, заплела белыми лентами косы, надела матушкино кольцо с алым рубином да подколола клетчатый плед золотой застежкой. Собрала еды в дорогу, села на старую лошаденку и отправилась в замок.

Король Гарольд принял деву радушно. Выделил ей покои в Восточной башне и велел отдохнуть с дороги, а вечером явиться на пир.

В большом зале, освещенном сотней огней, посадил он ее рядом с собой, угощал берниклями[8] тушеными и лично подливал вино в кубок. Оттого мать его, королева Гинерва, не находила себе от негодования места. Где это видано было, чтобы правитель прислуживал мельниковой дочери! Однако недолго злоба ее душила. В самый разгар пира король поднялся со своего места и произнес:

– Дорогие мои подданные, взгляните на эту белокожую деву из Фортгальских земель! Не так давно ее отец нам поведал, что дочь его прекраснее Королевы Сидов, а в рукоделии искусна настолько, что за ночь из соломы может спрясть золотую пряжу. Что ж, вижу, в первом он не солгал, а второе нам еще предстоит проверить. Дева Айлин, в твоих покоях стоит прялка и лежит мешок соломы. На ночь мы тебя оставим, а утром посмотрим, будет ли на ее месте моток золотой пряжи. Если выполнишь поручение – быть тебе королевой.

Зябко сделалось Айлин в натопленном зале, холод проник в девичье сердце и дрожью отозвался в теле.

– А если я не соглашусь? – едва слышно поинтересовалась она.

Король повернулся к ней лицом, и лед сковал янтарный отблеск его глаз.

– Если же ты откажешься или завтра поутру не найду в твоих покоях золотой пряжи, я прикажу отца твоего привязать на ночь к столбу, что стоит на перекрестке дорог. Как ты думаешь, обрадуются жители Холмов такому подарку?

– Я поняла, господин, – Айлин опустила глаза, и тень от ресниц легла на ее бледные щеки. – Прикажите тогда принести в мои покои мялку да гребни для чесания льна, а также еды и питья вдоволь.

Глава 2. Темный лэрд

Король немедленно исполнил все ее пожелания, и не прошло и четверти часа, как Айлин осталась в своих покоях одна. В бессильном отчаянии она огляделась, дотронулась пальцами до колеса огромной прялки, разворошила носком башмака мешок с соломой.

«Дал бы уж крапиву или плакун[9]. Их с горем пополам хоть обмять можно, а что с этим делать, ума не приложу».

Взяла пучок да прошлась по нему мялкой. Два удара, и солома превратилась в пыль.

– А-а-а-а! – Айлин оттолкнула от себя ни в чем не повинный инструмент. – Да за что мне эта напасть?! Самое время помощи подоспеть! Не важно, с земли ли она будет или с моря, с лесов или с холмов, лишь бы работа справилась!

Только сказала, как воздух в комнате уплотнился. Камин вспыхнул и тут же потух, обиженно шипя, а в дверь постучали.

– Айлин! Открой! Помощь пришла!

Девушка удивилась, ведь за дверьми ее покоев стояла стража, которой велено было в комнату никого не впускать и не выпускать. Тем не менее она подошла к дверям и аккуратно их отворила. На пороге топталась самая настоящая фея: в зеленом платье, с высоким колпаком на голове, однако совершенно босая. Даже тонких чулочек не было на ее маленьких ножках. Плащ крохе заменяли сложенные за спиной крылья.

Стража оказалась тут же. Прильнув к стене, они спали беспробудным сном, и громкий храп, словно спущенный с цепи пес, носился по слабо освещенному коридору.

Фея зашла в комнату, приблизилась к мялке и принялась за работу. Не успела Айлин закрыть дверь, как в нее вновь постучали.

– Открой, хозяюшка, помощь пришла!

И снова на пороге оказалась маленькая фея. Она вошла как ни в чем не бывало и села за гребни. Вновь и вновь повторялся стук в дверь, вновь и вновь прибывали феи. Чуть погодя столько их уже набилось в комнате, что и не сосчитать. Они мяли солому, трепали, чесали, пряли нитку, а кричали так, что во всем замке, должно быть, было слышно:

– Мы есть хотим! Дай нам еды! Неси сюда мясо и фрукты да побыстрей!

Айлин набрала полный поднос еды и угостила фей, но те и не думали успокаиваться.

– Еще! Давай еще! – голосили они до той поры, пока стол с оставленными на ночь блюдами не опустел.

– Где наша еда? Мы хотим есть! Быстрее, быстрее, дай нам чего-нибудь отведать!

Айлин бросилась к сундуку, в котором лежали угощенья из дома, достала оттуда сыр, хлеб и кусок бекона. Феи быстро покончили и с этими припасами, но продолжали требовать все больше, скаля маленькие острые зубки:

– Мы голодные! Неси нам еду! Иначе тебя съедим!

Испугалась Айлин, выскочила за дверь. Прислонилась к ней спиной. Стоит, дышит часто, а что дальше делать, не знает.

«Кудельные феи с холма Хилле! Это же надо было с ними связаться! Как же теперь быть?»

А феи, заметив, что девушка сбежала, расправили крылья, поднялись в воздух, разбросали, разломали вещи, спутали всю пряжу, растрепали кудель. Комната наполнилась гулом, башня ходуном заходила, а ветер занялся такой, что того и гляди, крышу сорвет.

Но тут Айлин пришла на ум мысль, как выпроводить прожорливых рукодельниц. Ведь правду говорят: пока не споткнешься, думать не начнешь. Набрав полную грудь воздуха, она отворила дверь в свои покои и со всей мочи прокричала:

– Холм Хилле горит! На холме Хилле огненные цветы выросли! Весь холм пламенем объят!

Феи тотчас бросились вон, крича от ужаса и оплакивая все добро, оставленное дома.

Только комната опустела, как Айлин мышкой скользнула обратно, захлопнула дверь и задвинула засов. Феи поняли, что их обманули, и разошлись пуще прежнего.

– Пряха Айлин, а ну открой сейчас же!

– Нет, не открою, вы вздумали съесть меня! – в ужасе прокричала девушка.

Феи завизжали, завыли, словно метель над вересковой пустошью, и давай грызть дверь. Тут Айлин и поняла, что смерть ее пришла, сползла на пол и горько расплакалась.

– Что здесь происходит? – словно лезвие меча, комнату рассек низкий мужской голос. Шум за дверью разом стих, только слышно было, как стрекочут сотни крыльев да скрипят сотни зубов.

– Мне приказано перепрясть солому в золотую пряжу, – всхлипнула Айлин, вытирая рукавом нос и не спуская глаз с темной горбатой фигуры, которой минуту назад тут не было.

Нежданному гостю темнота совершенно не мешала. Он оглядел знакомые покои и поморщился. Его взгляд скользнул по перевернутой мялке, разломанному прядильному колесу, разбросанным вещам и остановился на всхлипывающей девушке. После незнакомец прислушался к шуму за дверью, накинул на голову худ[10] и отворил засов. Айлин не успела даже слова сказать, как мужчина столкнулся с разъяренными феями.

– А ну пошли вон! – произнес он негромко. Коридорный факел вдруг вспыхнул алым светом, и малышек словно ветром сдуло.

Незнакомец закрыл дверь и повернулся к Айлин.

– Ты что, дуреха, разве не знаешь, что нельзя призывать тех, с кем совладать не сможешь?

В покоях сгустилась тишина. Казалось, даже ветер за окном стих.

Гость, так и не дождавшись ответа, устало опустился на резной стул у двери.

Айлин посидела на полу некоторое время, потом, превозмогая страх, все-таки поднялась на четвереньки и принялась собирать разбросанные свечи. Затем встала, зажгла их, и комнату окрасили охристые блики. Мягкий свет успокаивал и дарил ощущение безопасности. На странного незнакомца дева старалась не смотреть. Тот сидел бездвижно и, кажется, не дышал.

«Не помер ли он там? Как я тогда объясню королю его появление?» – размышляла она, ежеминутно бросая опасливые взгляды на стул у двери и словно надеясь, что гость исчезнет тем же необъяснимым образом, коим и появился. Потом, немного осмелев, дева аккуратно подошла ближе, наклонилась, желая коснуться плеча, но мужчина молниеносным движением перехватил ее ладонь.

– Никто не может коснуться меня, не поранившись.

Айлин скосила глаза на чужую грубую руку. На запястье, по которому бурой змеей вился след от оков, на пальцы с вырванными ногтями. Страх мгновенно заполнил ее сознание жуткими фантазиями. Дева задрожала. Собеседник заметил это и тут же отпустил ладонь. А она, не в силах пошевелиться, продолжала разглядывать то, что было открыто ее взору: высокие сапоги с бронзовыми застежками, шоссы из тонкой шерсти, дублет[11], расшитый золотом, пояс со множеством серебряных накладок. Нет, не разбойник стоял перед ней. Одежда, повадки, речь – все говорило о том, что перед ней знатный господин.

– Лэрд, ваши раны стоит обработать, а дублет почистить и зашить, – проглотив вязкую слюну, наконец произнесла Айлин. Во рту пересохло, словно песка насыпали, а язык горел и еле двигался.

– Зачем ты позвала меня? – в ответ прошелестел мужчина.

– Я не звала вас. – Дева отступила на шаг, опасаясь новой ловушки.

Незнакомец словно не заметил этого маневра. Он прислонил голову к стене и спросил:

– Здесь есть вино? Можешь согреть его? Эти дрянные феи вытянули из меня последние силы. Странно, что они тебя саму на нитки не пустили. С нерадивыми хозяйками так обычно и случается.

Айлин поспешила к столу в надежде найти хоть что-нибудь, однако все, что можно было съесть, было съедено, все, что можно было выпить, – выпито. Тогда девушка выглянула в коридор, сняла у так и не проснувшихся стражников кожаные фляги и перелила их содержимое в кувшин. Положила в него вересковый мед, мяту, сушеный терн, разожгла камин да поставила поближе к огню. Набрала котелок воды, насыпала туда соли и повесила рядом. Гость все это время так и сидел у стены на невысоком стуле и, кажется, дремал.

– Лэрд, – едва слышно позвала Айлин, протягивая кубок с горячим пряным напитком, – вина нет, но я согрела эль с травами. Позвольте пока промыть и обработать ваши раны.

Мужчина молча взял питье. Не получив отказа, девушка села рядом, поставила на колени чашу с теплой водой и взяла руку гостя. Пальцы тут же обожгло мелкими порезами.

«Словно чертополох голыми руками полешь», – подумалось ей.

Несмотря на невидимые шипы, что кололи ей пальцы, она аккуратно промывала раны странного господина. Одна его кисть была тонкой, жилистой, с длинными крепкими пальцами и грубой кожей на ладони, вторая свисала уродливой плетью. Ее неровная кожа причудливыми сморщенными лоскутами укладывалась в рытвины и рубцы. Скрюченные, узловатые пальцы не двигались.

– Сейдкона… – вязкую тишину пронзил удивленный шепот незнакомца. Он поднес свою руку к темному провалу капюшона, рассматривая, как с запястья исчезает след от железных кандалов, а на пальцах появляются отростки ногтей. Потом он поднял голову и посмотрел на деву.

– А ты выросла, малышка Айлин, – его хриплый голос впервые прозвучал мягко.

Мельникова дочь вздрогнула, и глаза ее впились во тьму капюшона.

– Мы знакомы, лэрд?

– Пожалуй, да, – усмехнулся гость. – Я помню тебя маленькой девочкой, что горько плакала, уткнувшись розовым носом в мохнатого пса. Ты звала меня, и я приходил. Рассказывал тебе старые сказки под шелест прялки. Ты смешила меня своими детскими вопросами и ничего не боялась.

– Я и сейчас не боюсь, – едва слышно произнесла Айлин, а после дернулась: – Но как так, мой лэрд? Почему вы исчезли?.. Меня день ото дня убеждали, что все наши встречи – лишь пустая фантазия. Выдумка ребенка, рано потерявшего мать. С годами я даже начала сомневаться, приходили ли вы на самом деле. А после… после я и вовсе отреклась от тех воспоминаний. Закрыла их, словно прочитанную книгу. – Она подняла на него глаза, полные слез, но вновь не увидела ничего, кроме тьмы капюшона.

– Ты просто перестала звать меня, малышка Айлин, – мрачно усмехнулся гость, – я стал тебе не нужен.

– Неправда! – Айлин подскочила. Чаша с грохотом упала на пол, вода разлилась темной лужей.

– Ложь! Я звала! Кричала ночи напролет! Даже к озеру ходила, зная, что у вас под уздой келпи[12], надеясь, что его сородичи приведут меня к вам.

– Глупая! – Темный лэрд тоже поднялся со своего места и теперь возвышался над мельниковой дочерью, словно троллий холм над пенистой волной. – Келпи может привезти только на илистое дно! О чем ты вообще думала?!

Горячие слезы обожгли щеку. Айлин зло смахнула их и опустила голову.

– Я думала, что вы поступили несправедливо. Сначала меня покинула мать, а потом и вы.

– Разве я нянька тебе или домашний брауни[13]? Я – темный колдун без имени, чудовище, сид. И если к глупости ребенка я мог быть снисходителен, то с чего ты решила, что буду добр с тобой сейчас? Отвечай, для чего призвала меня? Как это сделала? Тебе известно мое истинное имя?

Тень за его спиной разрослась, заполняя собой всю комнату. Айлин же, вместо того чтобы испугаться, отступить, напротив, подошла ближе, сжала руки в кулаки и с горечью в голосе произнесла:

– Я не знаю вашего имени, а хоть бы и знала, не посмела бы произнести его вслух.

Темный лэрд посмотрел на мельникову дочь. Могло ли деве открыться имя, данное ему матерью? Нет. Тогда откуда? Ведь он даже сам его не знает. Таково его проклятье и… ключ к освобождению. Но раз эта девушка не единожды смогла призвать его, быть может, у нее получится ему помочь? Хотя она уже помогла. Ведь он мог и не пережить «гостеприимство» мачехи.

– Так или иначе, я здесь, – наконец принял решение он. – А значит, могу обратить солому в золото. От тебя ведь этого ждут, малышка Айлин?

В покоях повисло молчание.

– Что ж, – наконец согласилась дева, – думаю, помощь гораздо лучше горьких воспоминаний и несбывшихся надежд. Но не вы ли, мой лэрд, ослаблены настолько, что едва стоите на ногах?

Колдун открыл было рот, но колючие слова застряли, оцарапав горло. Что прозвучало в ее словах? Забота или насмешка? Он взглянул на мельникову дочь: стоит прямо, смотрит мягко, пытливо, едва склонив голову набок.

– Чем дальше я от холодного железа, тем проще мне колдовать, – гость небрежно начертил в воздухе древнюю руну, и в покоях сделался такой порядок, которого, наверное, не было тут со времен первой королевы.

– Теперь можно и за солому взяться. Итак, малышка Айлин, ты решила, чем расплатишься за мою помощь?

Дева задумалась на мгновение, а после решительно шагнула вперед.

– Вот, возьмите мою застежку от пледа! Это матушкин подарок.

Айлин отцепила золотую фибулу и протянула ее колдуну. Тот взял подарок, и девушке показалось, что тьма под капюшоном улыбнулась.

– Хорошо, – Темный лэрд прохромал к мешку с соломой. – Садись за прялку. Я буду делать золотую кудель, а ты прясть из нее нить. Советую не тянуть тонко, рассвет не за горами.

Он взял пучок соломы и смял его. На пол посыпалась труха. Когда же колдун разжал пальцы, на его ладони солнечным блеском засияла золотая кудель.

– Что же ты ждешь? Бери! – каркнул лэрд Айлин, и та принялась за работу.

Весь остаток ночи крутилось колесо, тянулась золотая пряжа. С первыми робкими лучами солнца веретено на старой прялке застыло, туго увитое драгоценной нитью, а пыльный мешок соломы опустел.

– Прощай, – ответил ночной гость и растворился, как предрассветный туман.

– Спасибо! – прошептала Айлин в пустоту.

«Назови мое имя!» – прошелестел в ответ ветер, прячась в девичьих волосах. Айлин прикрыла глаза, наслаждаясь нежной лаской, купаясь в холодных лучах далекого зимнего солнца. Улыбнулась, позволяя ветру коснуться щеки… и вздрогнула от громкого стука в дверь.

Глава 3. Самхейн

Молодой король Гарольд, ослепляя взоры блеском камней на дорогих одеждах, в сопровождении матери и малой свиты вошел в покои, скользнул взглядом по скромному убранству и замер, заметив веретено, полное золотой пряжи. Глаза его алчно блеснули.

– Покажи нам, как ты выполнила задание, – велел он, облизнув пересохшие губы.

Айлин сняла веретено с прялки и преподнесла его повелителю. Ухоженные пальцы короля мелко подрагивали от возбуждения.

– И это все? – фыркнула королева. – Мы дали тебе целый мешок соломы и ночь в распоряжение, а ты спряла лишь одно веретено? Чем ты занималась все это время? И почему стража у твоих дверей спала?

Девушка сжалась на мгновение, затрепетала перепелкой, а после вспомнила все чудеса, что приключились с ней ночью, выпрямилась и с достоинством произнесла:

– Мадам, солома, что я получила, оказалась ужасной, у батюшки моего и то лучше. Виновна ли я, что она вся в труху обмялась? Более того, его величество ничего не сказал мне о количестве пряжи. А уж за стражу королевскую я и подавно не отвечаю.

– Как ты смеешь дерзить мне, безродная!

– Матушка! – Король гневно сверкнул глазами. – Вы забываетесь. Я обещал сделать эту деву своей женой, если к утру золотая пряжа будет готова. Или мое слово для вас что эхо в горах?

Гинерва сжала губы, и из ярко-алых они стали молочно-белыми. Рука ее легла на грудь – туда, где обычно у людей бьется сердце.

– Тебя что, сиды вином опоили, раз ты очевидного не видишь?! – обратилась она к сыну. – Эта девица – обманщица! Пряжу она могла из дому привезти, а солому в камине сжечь.

Гарольд перевел хмурый взгляд с матери на Айлин. Королева была мудра, а ее слова верны. Королю не хотелось пасть жертвой девичьей красоты и коварства.

– Что ж, да будет так. Пусть мои люди проверят покои, а вечером принесут пять мешков отборной соломы, той, что кидают в стойло моим лошадям. Вас же, леди Айлин, я попрошу подтвердить свое мастерство, перепряв и эту солому в золото. Надеюсь увидеть завтра утром не меньше пяти веретен, заполненных пряжей, – потом он повернулся к королеве и попросил: – Вы же, матушка, подготовьте моей невесте достойное платье для вечернего пира.

Король удалился. За ним, шурша подолами и новыми сплетнями, последовала свита. Королева окинула Айлин оценивающим взглядом – дева ей не нравилась. Рядом с ней Гинерва чувствовала себя старой и ненужной.

– Я пришлю к тебе служанку, – надменно бросила она и вышла вон.

Айлин вздохнула и поплелась к кровати. О предстоящей ночи и новом испытании она решила подумать позже.

Тем временем Гинерва направилась в женское крыло замка. В руках она сжимала полное веретено пряжи, и это золото жгло ей руки. Внутри все клокотало. У нее в услужении были лучшие мастерицы страны: некоторых из них учили работе кудельные феи, другие были рождены от сидов. Но никто, никто из них не мог спрясть золотую нить из соломы!

– Бегом сюда! – кликнула она служанку. – Возьми одно из моих прошлогодних платьев, то, с которого еще мех не спороли, отнеси его гостье в Восточную башню да подгони так, чтобы ей подошло. Как закончишь, останься при ней. Будет спрашивать – скажешь, я велела.

– Мне что, прислуживать дочке мельника? – служанка не успела договорить, как хлесткая пощечина обожгла ее мягкую щеку.

– Мэри! Тебе напомнить, как еще две зимы назад ты хворост из королевского леса таскала? Смеешь перечить своей королеве? Ты останешься в покоях пряхи и проследишь за ее работой. И если завтра утром я не узнаю секрета этой девчонки, то вышвырну тебя из своего замка!

Служанка накрыла холодными руками пылающую отметину королевской милости и побежала за платьем. Нашла белоснежную котту[14] со множеством мелких серебряных пуговиц на рукавах да темно-зеленое сюрко[15], подбитое лисьим мехом и украшенное золотой вышивкой.

К моменту, когда Айлин проснулась, служанка уже приготовила ушитые платья для пира.

– Вы, госпожа, решили день костров проспать? К нашему королю съехались уже все подвластные лэрды! В Самхейн никто не рискует оставаться дома один или задерживаться в дороге. Кальех Варе, королева сидов, уже пустилась в путь, и летят перед ней ледяные ветра.

Айлин взглянула в окно. Ослабленное солнце пыталось дотянуться до горизонта, но запуталось в плотном тумане и стекло масляной кляксой.

«Как только этого скудного света на всех хватает?» – мыслила мельникова дочь, облачаясь в парадные одежды. Но потом вспомнила утренний разговор с королем и загрустила. Надежды на то, что удастся позвать Темного лэрда во второй раз, не было. Он никогда не приходил по ее воле, хоть сам и полагал иначе. А без его помощи ей не справиться, как ни старайся.

«И не сбежишь в Самхейн. Холмы сидов открыты. Попадешь в дивную страну, а потом не выберешься».

– Ее милость, королева Гинерва, приказала мне прислуживать вам, – трещала между тем служанка, – поэтому я останусь в покоях, а вечером помогу подготовиться ко сну и переплести косы.

Айлин на это лишь молча кивнула, не желая разговаривать с подосланной девицей и спорить с монаршей волей. Сердце билось о ребра. Она чувствовала себя птицей, пойманной в силки. Чем больше бьешься, тем сильнее запутываешься. Глупая похвальба отца принесла одни неприятности. То, что король не женится на мельниковой дочери, было ясно, как и то, что ночь темна, а день ясен. В королевстве достаточно благородных дам и влиятельных отцов, чтобы не допустить подобного. Да и королева-мать над троном орлицей вьется, единственного сына оберегает. А потому исполнит Айлин наказ короля или нет, итог один – королевой ей не быть. Разница лишь в том, отправят ли ее с позором домой или отдадут в жены кому-нибудь из лэрдов.

«Интересно, мой вчерашний помощник будет среди королевских гостей?»

Собравшись, Айлин спустилась в зал для пиршеств.

В огромных чертогах сотней зажженных огней пылал праздник. Играла музыка, раскрашивая ночь звуками. Многочисленные гости сидели за густо уставленными столами. Пестрые, шумные, в богатых нарядах. Мужчины в массивных цепях, женщины в высоких, расшитых золотом и драгоценными камнями головных уборах. Рядом сновали собаки, пытаясь заполучить куски посытнее. Одни слуги – юркие, как лесные духи, подносили одно новое блюдо за другим и забирали опустевшие. Другие – нескончаемой рекой подливали в кубки эль.

Рыжебородый король Гарольд в массивной золотой короне восседал за высоким столом. Увидев Айлин, он поднялся. Музыканты тут же смолкли.

– Леди Айлин, приветствую вас, – король вышел из-за стола и, взяв деву за руки, повел на середину зала.

– Здравствуйте, сир, – улыбнулась она в ответ, и Гарольд отметил, что улыбка эта не коснулась девичьих глаз.

– Станцуешь со мной, о прекраснейшая из смертных?

– Не смею вам отказать.

Вновь запели виелы[16], загудела волынка. Им вторила колесная лира, звуки которой походили на женский плач. Айлин вспомнила крики банши в день исчезновения матери и прикрыла глаза, нашептывая слова приветствия предкам. В эту ночь они обязательно ее услышат.

– Есть к кому обратиться в Самхейн? – Король поднял согнутую в локте руку кистью вверх, начиная танец. Айлин повторила движение, делая шаг навстречу.

– Каждому, кто не вылизан из куска соли, есть кого помянуть в эту ночь.

– И по ком сегодня плачешь ты? – Гарольд подхватил невесту под тонкую талию, поддерживая ее невысокий прыжок.

– Шестнадцать лет назад исчезла моя мать. В селе говорят, что она ушла к сидам, в Холмы, но отец накануне видел банши, а я слышала их крики, потому мы чтим ее как умершую. – Айлин отдалилась на несколько коротких шагов и присела в аккуратном поклоне. Король, не спеша, обошел ее по кругу и вновь подал руку.

– Ты злишься на меня? – спросил он, неожиданно сменив тему. – За то, что я повторил свое испытание?

Сердце Айлин на мгновение застыло, а после забилось ровно в такт танцу.

– Я справлюсь, сир, – ответила она спокойно.

«Назови мое имя!» – зашелестел откуда-то взявшийся ветер и затушил разом в зале весь свет. Музыка мгновенно стихла.

– Предки услышали наши воззвания! – прогремел Гарольд в полной темноте. – Да славится в веках память о них!

– Да не забудутся их имена! – подхватили гости.

Король сжал руку Айлин и проследовал вместе с ней за стол. В зале постепенно разжигали молодой огонь.

– Ты не ответила мне, – напомнил Гарольд.

– Как я смею злиться на вас, сир? – К их разговору внимательно прислушивалась королева, но Айлин решила не замечать этого.

– Ты была бы в своем праве. Королевское слово ценно именно своим исполнением.

– Что ж, ваша милость, я запомню это.

Правитель раскатисто засмеялся, и его звучный бас разлетелся по залу, заставляя кубки звенеть.

– Но для умелой мастерицы такое испытание не сложнее нитки в иголке, не так ли?

– Ошибаетесь, сир. У каждой магии есть своя цена, и уплачивать ее придется мне.

– Но и награда, согласись, высока. Нечасто судьба дает дочери мельника шанс стать королевой.

Дева хотела было ответить на это замечание, но один из слуг заголосил:

– Спакона[17] Тэрлег стоит у ворот замка.

– Чего же ты ждешь?! – воскликнул Гарольд. – Зови владетельницу судеб, мы окажем ей достойный прием!

Вскоре в зал в сопровождении слуги вошла старая, горбатая, сморщенная ведьма. На ней был темно-синий плащ на завязках, голову покрывала шапка из меха черной кошки, на шее мерцали цветные стеклянные бусы, а на поясе висел большой кошель, в котором старуха хранила кости мелких животных, необходимые ей для ворожбы. В руке спакона держала посох с навершием в виде птичьего черепа.

– Садись, спакона Тэрлег, ближе к теплу камина, отведай душистый эль да похлебку из сердец всех животных, что есть на нашем столе. Обогрейся и отдохни, а после прошу: окинь своим взглядом эту залу и людей, собравшихся в ней, да расскажи всякому, кому посчитаешь нужным, его судьбу. А я щедро одарю тебя.

Рассмеялась спакона, напоказ выставив кривые зубы, достала железный нож с поломанной рукоятью и выудила первый кусок сердца из предложенной похлебки, съела его и, не торопясь, ответила:

– Тебе ли не знать, младший сын короля, что ведуний одаривают лишь за благие вести, но у меня их для тебя мало. А потому сделаем так: сегодня я отвечу любому, кто решится задать мне вопрос, а потом отдаст все, что бы я ни попросила.

Айлин повела плечами, избавляясь от поднявшегося по спине холода. Ведь платой за предсказанный вирд[18] могло стать все что угодно, вплоть до нерожденного дитя.

Желающих и впрямь оказалось немного. Молодой король, дабы своим примером показать подданным, что не страшится грядущего, первым подошел к спаконе.

– Скажи, всеведающая, что ожидает меня в будущем? Долго ли править мне землями отца и когда ждать наследника?

Спакона пожевала губу и задумчиво произнесла:

– Неужто, младший сын короля, ты истинно полагаешь, что самостоятельно правишь землями отца? Увы, тогда у меня не будет добрых вестей. Твоя нить спрядена задолго до твоего рождения и оплачена высокой ценой. На троне ты просидишь, пока Бернамский лес не подойдет к воротам этого замка. А чтобы узнать о наследнике, нужно хотя бы жениться.

Король усмехнулся: Бернамский лес начинался почти в десяти милях от города и с его стороны постоянно вырубался, так что вряд ли он когда-либо мог дойти до его замка. Да и с наследником старуха права, сперва нужно обзавестись невестой. Гарольд зацепил взглядом Айлин. Что бы ни думала матушка, он уже считал эту деву жемчужиной своей сокровищницы.

– Добро, мудрая Тэрлег. Что ты хочешь в дар за свои слова?

– Отдай мне чашу, из которой поили тебя в тот день, когда ты появился на свет.

– Это семейная реликвия! – воскликнула молчавшая до этого Гинерва.

– Но она уже не пригодна для ритуала, не так ли, королева без сердца? – Ведунья взглянула ясными голубыми глазами на побледневшую женщину и улыбнулась, вновь обнажая кривые зубы. Гарольд подал рукой знак, и королевский постельничий незаметно удалился из зала.

– А ты, дитя, отчего молчишь? Неужто не желаешь знать, что тебя ждет? – Старуха повернулась к Айлин.

– Нет, почтенная! – было ей ответом.

– Неужели у тебя нет вопроса, на который ты желала бы получить ответ? – не унималась спакона.

– Вопросов у меня, что лососей в пруду, но нет ничего такого, чем бы я могла пожертвовать, чтобы узнать судьбу, отвратить которую не в силах.

– А ты умна, – расхохоталась ведьма, и бусы на ее шее в согласии зазвенели. – Знай же, твой вирд еще прядется и краски для его нитей не выбраны. Спрашивай, и клянусь самой длинной ночью, что не возьму ничего сверх того, что ты сама мне пожелаешь отдать.

– Будь по-твоему! – Айлин подобралась, как перед прыжком. – Скажи, мудрейшая, быть ли мне королевой?

Старуха покачала головой.

– Ох, не о том ты меня спросить хотела, ну да ладно, встретимся. Время наговориться у нас еще будет. Ты станешь королевой, дитя, если назовешь имя и сможешь удержать свое счастье, в каком бы виде оно перед тобой ни предстало.

Айлин поймала себя на том, что облегченно выдохнула. Предсказание спаконы слышали все, а значит, мало найдется смельчаков, решивших пойти против воли богов. Что ж, значит, надо выполнить обещание и спрясть эту нидхеггову нить.

– Спасибо, мудрая Тэрлег, я услышала и запомнила твои слова. Что же ты пожелаешь за них?

– Дай мне шелковый кошель, в котором лежали дары твоей матери. Все равно ты лишишься сегодня последнего из них, – мягко улыбнулась ведунья, и Айлин молча отвязала от пояса матушкин подарок.

Глава 4. Вторая ночь

После беседы со спаконой Айлин покинула пир. В натопленных покоях Восточной башни оказалось тепло и уютно. Возле камина сидела пышногрудая служанка и вышивала шелком кошель. Увидев Айлин, она небрежно кивнула. Делать нечего, перед мельниковой дочерью спину гнуть! Айлин, не говоря ни слова, прошла к своему сундуку, открыла крышку и достала костяной гребень и синюю ленту. Покрутила их в руках, словно собираясь с духом.

«Кажется, я знаю о каком имени говорила Тэрлег», – решила она наконец, развернулась к служанке и спросила:

– Скажи мне, как твое имя?

Служанка бросила короткий недовольный взгляд в сторону Айлин и назвалась:

– Мэри…

Айлин поймала этот взгляд, притянула к себе, словно шерсть к запрядной нити, и по этой тонкой тропе аккуратно пробралась к чужой воле.

– Мэри, милая Мэри, хочешь, я расчешу твои волосы? – затянула дева.

Невинный вопрос заполнил головку служанки плотным молочным туманом.

«Не я ли должна расплести госпоже косы? – Вязкая мысль появилась и тут же утонула в белесой мгле. – Хотя… пусть будет наоборот, раз так…»

– Иди, иди сюда, Мэри, садись на кровать, – голос Айлин потек медом, застелился золотистым пухом. Служанка послушно подошла и села на перину. Мельникова дочь начала вынимать из чепца булавки, расплетать тяжелые, богатые косы. Прядь за прядью, пучок за пучком. И вот уже пшеничные локоны рассыпались по плечам. Айлин повела по ним гребнем. Раз, другой, третий.

– Скажи мне, Мэри, это имя тебе матушкой дано?

Служанка повернулась и осоловело посмотрела на Айлин. «Нельзя! Нельзя!» – кричало одурманенное сознание, но гребень дальше и дальше уносил все лишнее, и никто уже не слышал, о чем просила плененная воля. Зубцы приятно царапали кожу, пропуская между собой все новые тонкие пряди.

– Нет.

– Так назови мне свое истинное имя.

– Кенна, – прошептала служанка, спиной чувствуя, как по волосам плывет гребень.

– Кенна, красивая, милая, любимая, скажи, зачем ты здесь? – голос пряхи далекий, спокойный, убаюкивающий, как лесной ручей в жаркий полдень.

– Госпожа приказала мне проверить, как вы пряжу золотую прядете.

Айлин мягко улыбнулась, разделила волосы служанки на три равные пряди и начала плести косу.

– О, это просто, – прошептала она, – запоминай:

  • Я мялкой солому мяла,
  • Я прялкой солому пряла.
  • Нить золотом сияла,
  • Ты же рядом стояла.
  • А теперь спи, Кенна, спи.

Айлин доплела косу служанки синей лентой, обернула ее вокруг головы и закрепила своим гребнем. Мэри тут же упала на кровать…

В покоях воцарилась зловещая тишина.

Айлин с трудом поднялась, ополоснула пылающие щеки. Первый осознанный сейд, как первая любовь, вскипятил кровь. Пальцы мелко подрагивали. Край кувшина стучал о керамическую кружку, вода расплескалась на стол. С горем пополам Айлин справилась с нехитрой задачей. Прильнула губами, словно в первом поцелуе, и жадно, сбивчиво пила, пытаясь потушить внутренний пожар.

«Дело сделано, теперь осталось докричаться до Темного лэрда».

* * *

Дом мага скрывался в глубине буковой рощи, что располагалась в четырех милях от того места, где в тонком полотне мира зияла дыра колодца. Хозяина дома это нисколько не смущало, напротив, он считал крайне удачным подобный способ уединения.

Во дворе дома, за терновой изгородью, купаясь в малиновых лучах закатного солнца, мирно щипал жухлую травку келпи. Когда окончательно стемнело и духу надоело конем бродить в гордом одиночестве, он громко фыркнул, встал на дыбы и обратился в молодого мужчину с каштановыми всклокоченными волосами. Стряхнул со своей одежды мокрые водоросли, которые всегда появлялись при обороте, и зашагал по каменистой тропинке, ведущей к дому. Внутри, ежась от холода и ругаясь сквозь зубы, он растопил камин, зажег немногочисленные светильники и принялся искать хозяина, такого же негостеприимного, как и его жилище.

Маг нашелся наверху, в мастерской. Согнувшись в три погибели, он сидел за рабочим столом и собирал в столбик маленькие круглые пластины.

– Я есть хочу! – Келпи плюхнулся на стул и ткнул пальцем в тушку лягушки, что болталась на латунном крюке.

– Интересно, с чего бы это? Ты же пасся весь день, – не отрываясь от своего занятия, пробурчал маг.

– Так то ж не я, а лошадь твоя! И вообще, ты мне зубы не заговаривай. Сегодня Самхейн, а у нас вино не пито да еда не едена. Молоко для духов и то по чашкам не разлито.

– Это потому что один дух его еще с утра все вылакал! – огрызнулся собеседник, раздосадованный очередной неудачей. – Слушай, Калдер, скакал бы ты к сидам, там сейчас свадьбы играют. Они тебя накормят, напоят и затанцуют так, что в ближайшую неделю даже жаловаться не сможешь. – Маг погрузил в чашу с водой маленькие лоскутки ткани. Любопытный келпи тут же сунул туда нос и отпрянул, отплевываясь.

– Серебряные пластинки, соленая вода. Румпель, ты на кого охотиться собрался? И почему опять без меня?

– Да ни на кого. – Маг устало потер изуродованную часть лица. Перед непогодой кожа всегда натягивалась, как на барабане, зудела и трескалась.

– Серебряных пластин тут только половина. Вторая – латунные. Хочу обуздать ту магию, что есть в природе, и заставить ее служить людям.

– Вот что у тебя за манера такая лишать стихии свободы? – обиженно бросил Калдер.

Маг поднял на друга фиалковые глаза.

– Я тебя не держу, – произнес он спокойно, но келпи всем нутром почувствовал, что перегнул палку. Он смутился, оставил невинную лягушку в покое, растрепал и без того взъерошенную шевелюру и некоторое время сидел молча, наблюдая, как маг чередует серебряные и латунные пластины с солеными кусками ткани.

– Не держит он, как же, – наконец пробурчал Калдер, – без меня ты б давно от голода помер. Давай, убирай со стола свой обуздатель магии, а я пошел за вином, сыром и черным пудингом.

Шумный келпи, громко топая, отбыл за хлебом насущным, а Румпель, укутанный в тишину, словно в плащ, продолжил свою работу. Мысли его разделились: часть ревностно следила за руками, а часть возвращалась к событиям прошлой ночи. Он помог мельниковой дочери перепрясть солому в золото, и если король сдержит слово, то вскоре быть свадьбе.

«Хотя, когда это Гарольд или его матушка держали слово? А раз так, то Айлин следует ждать не свадебного пира, но нового испытания».

С этими мыслями он скрепил толстой проволокой получившийся столбик и аккуратно погрузил ее конец в чашу с соленой водой. Ничего не произошло. Раздосадованный маг с остервенением вновь растер зудящую половину лица. На коже проступила кровь и испачкала пальцы.

«Что не так?»

Маг, не раздумывая, опустил руку в воду… и исчез.

Вошедший в комнату келпи удивленно хлопнул глазами.

– Кажется, преобразователь сожрал Румпеля! Ничего, подавится… Не он первый. Слишком уж колюч и горек хозяин этого дома. А вот мне теперь как?.. Эх, видят боги, не хотел я к сидам идти, но придется, не одному же в Самхейн напиваться.

* * *

Четверть секунды понадобилась миру, чтобы сменить декорации. Снова перед глазами Восточная башня, снова тюки соломы, прялка и девушка. Миг, когда Румпель понял, что Айлин видит его лицо, растянулся бескрайним океаном и одновременно схлопнулся до капли падающей воды. Немой крик вырвался из груди и замер, едва коснувшись губ. Утонул в беззвучном стоне. Маг уже воочию видел, как бледнеют алые девичьи губы, как закатываются бирюзовые глаза. Подлетел, чтобы подхватить безжизненное тело, и замер, не понимая, отчего она до сих пор жива. Румпелю показалось, что время специально остановилось, растягивая агонию смерти и позволяя той ядом впитываться в мысли, занимать сны. Не веря своим глазам, он поднял руку, провел пальцами по девичьей щеке, вниз к губам, поймал едва ощутимое дыхание и остановился, оглушенный мыслями. В голове стало настолько громко, что он порадовался тишине, царившей вокруг. Все женщины, видевшие его лицо, умирали. Таково было самое жуткое из материнских проклятий, обрушившихся на него. Первой жертвой стала повитуха, слышавшая слова роженицы, но не успевшая отвести взгляд. С неумолимой периодичностью несчастья продолжались и после. Он помнил их всех… женщин, умерших по его вине. Молодые и старые, красавицы и уродины. Кто-то пал жертвой случайности, кто-то поплатился за свое любопытство. За все эти годы только одна осталась жива, но у той не было сердца, а значит, и останавливаться было нечему.

Бессвязные мысли рождались и умирали глубоко внутри, не имея ни малейшей возможности вырваться на волю, разлететься стаей слов. Оставалось только молчать… Когда ужас неминуемой смерти схлынул, позволяя вновь ощутить окружающий мир, Румпель вспомнил о своем уродстве. Впился колючим взглядом в лицо Айлин, ища следы страха и отвращения, но наткнулся на широко распахнутые глаза, полные мягкого, как лебяжий пух, интереса. Едва не утонув в бирюзовой синеве, чувствуя, как никогда, свою неполноценность, он отвернулся первым.

* * *

Айлин не сразу поняла, что произошло, но жадно впитывала каждое безумное мгновение, чтобы потом, позже, в тиши потрескивающего камина, распутать канву этого вечера. Темный лэрд появился неожиданно. Конечно, она думала о нем, звала, но, как в детстве, маг являлся, только когда мысли о нем переставали быть явными. Кажется, в этот раз она размышляла о том, что он похож на чертополох: непритязательный, прекрасный в своей простоте цветок, обрамленный острыми колючками. «Но вчера ничего подобного не было, я прощалась с жизнью, ни о ком не думая».

Мысли разметались снежной бурей, стоило ей наткнуться на колючий пурпур чужих глаз. Колдун появился посреди запертых на замок покоев, и только это позволило не вскрикнуть от неожиданности. А когда он с безумным взглядом сорвался с места и замер подле нее каменной скалой, Айлин захотелось шагнуть ему навстречу, разделить это сумасшествие на двоих. Она, словно зачарованная, смотрела в незнакомое лицо, запоминая его, стараясь напиться грубыми чертами. Уродство, от вида которого бросало в дрожь даже храбрейших из воинов, испугало бы и ее, если б не было тех далеких вечеров, наполненных шуршанием прялки и их беседами.

«Лэрд, отчего вы не снимете капюшон? Вам же неудобно».

«Я не хочу напугать своим видом одну маленькую девочку».

«Вы последний в королевстве, кого бы я стала бояться».

«А зря. Храбрейшие из воинов теряли сознание, видя мое лицо».

«Отлично! Тогда я выйду за вас замуж, и вы станете меня ото всех защищать!»

«Для начала подрасти, малышка Айлин».

Воспоминание выпорхнуло птицей. Айлин отметила, что правая половина лица лэрда так же обезображена, как и его рука. Кожа смята, перетянута, сжата, словно кора у векового дуба. Нет ни бровей, ни ресниц. Зато вторая – обычная, как у любого мужа, что носит меч. Широкий, гладко выбритый подбородок, обветренные губы и острые скулы, будто у него в роду действительно были сиды. Черные как смоль волосы были собраны в небрежный хвост.

Хотелось что-то сказать, разбить лед тишины. Но колдун не проронил ни слова, и Айлин безмолвствовала в ответ. Это молчание на двоих уже взялось прясть крепкую нить единения. Та вилась, скручивалась, намертво сплетая две судьбы.

Но Темный лэрд разорвал взгляд, отвернулся, накидывая капюшон.

– Нет! – остановила его Айлин. – Пожалуйста.

– Хочешь полюбоваться? – Маг попытался сказать это насмешливо, но вышло как будто зло.

– Нет! – Дева выдержала колючий взгляд и не отвела глаз. – Просто… прошу.

– Не придумывай то, чего нет, малышка Айлин, – посоветовал гость, но лицо прятать не стал. Деве это не повредит, к себе же он давно привык, пережив и слезы, и проклятия, и отчаянный поиск решений. – Кажется, вчера мы с золотой пряжей покончили, так отчего же я не в зале для пиршеств, а вновь в этих покоях? И вокруг вместо гостей солома?

Айлин смутилась. Колдун прав, и они вернулись к тому, с чего начали. Прялка, солома и одна ночь на двоих.

Не желая показывать всех эмоций, дева отвернулась к окну. Там, далеко, среди деревьев Бернамского леса, горели сотни огней. У сидов, жестоких и страшных, праздничная ночь была в самом разгаре. Но если люди чтили мертвых, то для бессмертных это была пора любви и свадеб.

«Я же стою посередине двух миров, не принадлежа ни одному из них. Люди со своим пиром, волынками и плясками так же от меня далеки, как и сиды с их флейтами, песнями и кострами. Я никогда не была своей для деревенских. Они боялись и презирали меня, как все, что было им непонятно. Ровней чопорной знати мне тоже никогда не стать. Хоть трижды сделаюсь королевой, все равно буду слышать за спиной шепот. Что остается? Лес? Его я сама боюсь. Того и гляди заплутаешь, потеряешься, а в конце концов сгинешь! Нет, этот страх сильнее презрения и людской ненависти. Так если нет разницы, то лучше страдать в королевских покоях, чем в крестьянском доме. А раз между мной и замужеством стоит Темный лэрд, то сделаю шаг навстречу, я не гордая».

Айлин повернулась к магу и заметила, что он внимательно рассматривал спящую служанку.

– Недурно, – наконец выдал он. – На имени или на крови?

– На имени, – облизнув пересохшие губы, ответила Айлин.

– Хм. – Маг сложил руки за спиной. – А как узнала?

– Подобралась через повседневное.

– Молодец, значит, мои уроки не прошли зря. Горжусь. Кстати, что за магия сокрыта в фибуле, что ты мне вчера дала? Я чувствую ее, но не могу определить. Поверь, со мной такое нечасто.

Айлин усмехнулась, хотела было съязвить, что великий Темный лэрд не смог разгадать маленькую тайну. Хотела, но не стала. Во-первых, с матушкиными подарками не шутят, а во-вторых, золотой трилистник все еще скалывал ворот его дублета, поблескивая в свете свечи.

– Все просто, мой лэрд, – Айлин подошла и коснулась тонкими пальцами застежки, посмотрела в темно-сиреневые глаза. – Я так долго вчера слушала о чудовище из бездны, что мне захотелось доказать вам обратное. Фибула развеет в прах любое порождение тьмы, стоит лишь коснуться ее.

Румпель покачал головой.

– Ничего не стоит мне доказывать впредь. Я не первый год живу на свете и знаю, что самые страшные чудовища – люди. Но за подарок спасибо. И потому мне любопытно, что ты предложишь за помощь в этот раз, леди Айлин? Ты ведь теперь леди, не так ли?

Насмешки колдуна кололи не хуже острых листьев цветка, на который он так походил.

– Да, его величество велел меня теперь так называть. Но между нами ведь ничего не изменится, не так ли?

– Ошибаетесь. Если вам суждено стать королевой, то придется меняться, заново себя перекраивать и вновь сшивать. Учиться сладкой лжи и придворной фальши. Окружать себя верными людьми, но никого не подпускать близко. Блистать на пирах и знать, сколько стоит каждая пинта эля, поданная на стол. Знать, чем живет столица королевства и что творится на его самых отдаленных островах. Слышать, что говорит король и о чем умалчивают придворные. Уметь находить компромиссы, знать, когда стоит казнить, а когда помиловать. И главное, каждый светлый день повторять себе, что в первую очередь вы королева и уже после мать, жена и женщина. Тогда, быть может, этой многострадальной стране повезет, и ее не поглотит очередная пучина войн.

– Вы поможете мне с этим? – спросила Айлин.

– Нет. Я лишь помогу вам выполнить задание короля. Но сначала подарок!

– Мой лэрд, у меня осталось лишь матушкино кольцо с рубином, оно подходит на любую руку.

– Я принимаю ваш дар, леди Айлин. – Румпель взял кольцо и надел его на безымянный палец. Рубин загорелся алым. Следом за ним вспыхнули и щеки девы.

– Вновь магия? Поведаете мне ее суть?

– Вы просили подарок, и вы получили его, но раскрывать магическую природу вещи я не стану. Скажу лишь, что она не несет для вас ни беды, ни выгоды. Теперь ваша очередь исполнять условия сделки. Ночь длинна, но и у нас соломы целых пять мешков, так не приняться ли нам за работу?

Глава 5. Утро нового дня

Утро, сменившее темноту ночи, выдалось на редкость холодным. В камин некому было подбросить дров, и он потух. Но еще до первых лучей вынырнувшего из проруби солнца последнее веретено увивала золотая пряжа.

Вместе с работой тянулась и тонкая нить беседы. Большей частью они говорили о магии.

– Сейд, леди, это женское искусство. В каждом роду он свой и редко бывает доступен мужчинам. Он передается по наследству от матери к дочери, от бабки к внучке. Но одной сидской крови недостаточно, нужны и знания. Очень жаль, что у тебя не было наставницы. Ты по природе своей сильная сейдкона.

Айлин глубоко задумалась: «Сидской крови… Значит, правду люди говорили, что матушка моя не человек, и Холмы ей дороже собственного ребенка оказались…»

– Но меня учили вы, – ответила Айлин, спрятав грусть в самый дальний уголок сердца. Она подумает об этом позже. Примет и простит. Сейчас же на это просто не осталось сил. – И я бы не сказала, что это учение прошло даром.

Маг улыбнулся одними глазами. Он сидел вполоборота, привычно подставив свету нетронутую часть лица. Свою наставницу по сейду он не помнил, знал лишь, что она была. Но тепло, которое всеискусная подарила ему за годы обучения, до сих пор грело сердце.

Айлин нравилось наблюдать за скупой мимикой гостя, по крупицам складывать историю его жизни. В детстве маг представлялся добрым сказочником, матушкиным подарком, посланным для присмотра и защиты. Она представляла, как ночной гость приведет ее к волшебному камню, который своей песней подтвердит ее благородное происхождение. Дальше будет пир и прекрасный принц, о котором мечтают все девочки. Но не все исполнившиеся мечты, как оказалось, приносили радость.

– Ты только никому об этом не говори, а то я стыда не оберусь, – иронично произнес маг.

Дева уставилась на него, перебирая в уме последние слова, а сообразив, вспыхнула, как цветок мака.

– Ой, а я ведь о том, что вы меня рукодельничать учили, рассказала нашим… только мне все равно никто не поверил. Но про сейд я молчала, хотя все и без того догадываться стали, когда я своим пледом сына пастуха накрыла, а он исчез.

Собеседник покачал головой и взял последний пучок соломы. Он помнил тот плед…

– Вот и хорошо, что не поверили. Видишь ли, магия этого мира делится на мужскую и женскую. Сейд и спа присущи женщинам. Скальдическая и руническая – мужчинам. Сейд своей матери я получил целиком в противовес проклятию. И все равно нужно было учиться. Потом, намного позже, чтобы постичь мужскую начертательную магию рун, мне пришлось отправиться на север к одному саамскому колдуну и долго познавать его премудрость. Зато теперь ни один смертный не рискнет смеяться мне в спину.

Айлин открыла рот, желая задать вопрос, но тут же передумала, больно прикусив губу. Она ничего не знала о своем ночном госте, и сегодня он впервые поделился с ней чем-то личным, пусть и так, между делом. Ее подмывало разузнать о его детстве, отрочестве, и о том, как он получил свои проклятья и увечья. Наверное, их оставила война с сидами, что закончилась почти тридцать лет назад. Ей вдруг стало интересно, сколько ему лет. Выглядел маг чуть старше короля, но кровь волшебного народа сильно увеличивает срок жизни. И чем больше ее, тем дольше живет человек. Правда, бессмертие можно было заполучить лишь в Холмах, и только при условии, что путник будет есть их хлеб и пить их воду. С другой стороны, гостя выдавал умный, цепкий взгляд. Таких не встретишь у юнца, недавно начавшего брить бороду. Да и «малышкой» маг звал ее уже тогда, в давно забытом детстве. Слова зудели, прыгали на языке. Сотня вопросов роилась в голове, но Айлин не задала ни одного, рассудив, что маг не захочет об этом говорить.

– Ночь подходит к концу, пришла пора прощаться. – Румпель поднялся со своего места и, хромая, подошел к пряхе.

– Но ведь это не навсегда? Прошу, не исчезайте с лучами солнца. – Она подняла на него глаза и теперь смотрела снизу вверх, как, пожалуй, прибрежный цветок глядит на черный утес.

– Зачем тебе это, будущая королева?

Айлин опустила глаза. Она не знала правильного ответа на его вопрос. А неправильный ее пугал.

– Я, кажется, нашла разгадку, – сказала она, переводя тему. – Я знаю ваше имя. Хоть меня и удивляет, что именно его мать выбрала для своего ребенка, но вам оно как будто подходит…

Ее слова оборвал стук в дверь. Айлин оглянулась на шум, а повернувшись обратно увидела, что колдун исчез.

«Имя. Ты обещала назвать мое имя», – едва слышно прошелестел ветер и стих.

В дверь постучали снова.

Айлин сбросила оцепенение, метнулась к спящей служанке, выдернула из ее волос гребень и принялась тормошить. Растолкав Мэри, она отперла засов.

Король, возникший на пороге, сиял ярче зимнего солнца. Рыжая борода вычесана и умаслена. На крепком теле, словно чешуя, плотно сидел короткий узкорукавный дублет. Поверх – широкий эскофль[19], подбитый мехом выдры и расшитый красными королевскими львами. Тонкие шерстяные шоссы плотно прилегали к массивным ногам. Высокие кожаные сапоги позвякивали золотыми шпорами. На широком поясе висели небольшой рог и кинжал с богато украшенной рукоятью.

За королем в покои протиснулась свита: пестрая, многоголосая, выряженная кто во что горазд, благоухающая по`том и розовым маслом. В покоях тут же стало тесно от обилия зеленых котт и широких платьев, цветных перьев на ярких шапках и меховых плащей, шаперонов[20] с длинными хвостами и перчаток из тончайшей кожи. Эта шумная, не останавливающаяся ни на секунду химера со множеством рук, ног и голов одновременно двигалась, говорила, смеялась и шипела десятками голосов.

– Леди Айлин, вы справили пряжу? – спросил король, и в комнате воцарилось молчание.

– Конечно, сир. – Дева преподнесла правителю небольшой ларец. Когда король приподнял крышку, двор невольно ахнул, ослепленный блеском золотых нитей. Шепотки, словно мышиное полчище, вновь заполнили пространство.

Король взял в руки увесистое веретено, размотал нить, попробовал ее на зуб.

– Золото! Право слово, это золото! Сегодня же выгоню взашей всех придворных алхимиков! Они столько лет кормят меня обещаниями создать красный магистериум, способный превращать глиняные черепки в благородный металл. А тут вы, леди, за ночь своими ручками творите такое! – Король протянул одно из веретен Гинерве. – Поглядите, матушка, а вы не верили.

Королева поджала губы, отчего они стали похожи на сушеный шиповник, но пряжу взяла.

– Какое сокровище вам досталось, сын мой! – Гинерва улыбнулась так, что единственное окно в спальне покрылось изморозью.

– В следующий раз, матушка, не спорьте со мной. А теперь слушайте меня и донесите всем, кто не слышал. С сего дня леди Айлин нарекается тан Киркоулл и моей невестой. Свадьбу справим в день возвращения Короля Дуба.

– Миледи, – обратился он к притихшей Айлин, – своей милостью я передаю вам в личное пользование замок Киркоулл со всеми его землями и угодьями. Советую в ближайшие дни посетить ваш феод, а пока, по моему распоряжению, матушка подготовила вам платье для охоты. Собирайтесь, у вас четверть часа.

– Но, сир, я бы хотела отдохнуть после бессонной ночи. Да и можно ли охотиться в Самхейн? Ведь в эти дни сам Лесной Царь со своей свитой и королева Кайлех травят зверя.

Мохнатые брови короля сомкнулись, а на шее окаменела жила.

– Моя дорогая невеста, вы забываетесь. Я ваш король и будущий муж. И я крайне не люблю, когда со мной спорят. Охота – это отдых знати. Что же касается Ноденса Хозяина Холмов и дочери Грианана, то не мне, сыну Николаса, уступать им. Это пусть они придержат своих гончих, завидя нас, и опасаются, кабы я не принял их за свору волков. Поспешите же, леди, я не терплю задержек.

И вышел прочь. Двор последовал за своим сюзереном. Тихая, напуганная монаршим гневом и терзаемая сомнениями свита покидала Восточную башню. Король назвал мельникову дочь невестой, дал ей титул и богатые земли на севере страны, при этом строго при всех отчитал. Все это делало крайне важным один вопрос: как вести себя с девой дальше? Как с королевой или как с уткой, несущей золотые яйца? Зверюшкой, безусловно, в хозяйстве полезной, но правом голоса не владеющей. Да, спакона Тэрлег сказала, что быть деве королевой, но как долго? Когда-то и у короля Николаса было три жены, и лишь последняя его пережила.

Перед уходом королева бросила служанке:

– Следуй за мной. Принесешь своей госпоже платье.

Мэри, которая еще не пришла в себя ото сна и неожиданного визита монарха, поплелась вслед за королевой.

Гинерва шла молча. Тревога, поселившаяся в груди в день приезда мельниковой дочери, расползлась черной смолой по телу.

«Сначала на мою голову свалилась эта девица, потом на глазах у палача исчез пасынок, так и не проронив ни одного нужного слова. Предсказательница еще со своими лживыми намеками, после которых сын остаток ночи не оставлял меня в покое. Все одно к одному, словно невидимый паук пеленает всех в тугой кокон».

Королева зашла в свои покои и захлопнула дверь.

– Ну же, говори, – торопливо обратилась она к служанке, доставая из сундука платье для охоты. – Узнала, как мельникова дочь нить прядет?

– Узнала.

– Так чего ж ты молчишь? Рассказывай!

– Айлин мялкой солому мяла, прялкой солому пряла. Нить золотом сияла. Я же рядом стояла.

– Да понятно все. Но как, как она это делала? Какие слова говорила или, может, призывала кого?

– Нет, она просто мялкой солому мяла, прялкой солому пряла. Нить золотом сияла. Я же рядом стояла.

– Да что с тобой, глупая? – Королева резко обернулась и замерла, глядя на служанку. Чернота ее глаз играла на свету. – Это что такое… – пробормотала Гинерва и принялась осматривать Мэри: не отыщется ли на той лишняя булавка, веревка или гребень. Она увидела в ее волосах синюю ленту и, торопливо распустив их, сорвала ее и бросила в камин. Мэри покачнулась, в глаза стал возвращаться свет.

– Вот, значит, как… все же сейдкона… этого я и опасалась…

Королева прогнала Мэри прочь, потом кликнула двух фрейлин при опочивальне.

– Возьмите платье для невесты короля и помогите ей одеться! Через десять минут она должна быть у конюшен!

Как только покои опустели, Гинерва устало опустилась в резное кресло. Спина ее была напряжена, а взгляд остановился на горящих поленьях в камине. Она давно привыкла, что у нее в руках были не только все ключи от замка, но и все нити, при помощи которых она управляла придворными. И вот теперь одна такая лежала на полу, сверкая золотом. Гинерве казалось, что ее пальцы огрубели, скрючились. Скребли по каменному полу и не могли ухватить скользкую шелковую дрянь. Привыкшая к власти, она не желала ее с кем-либо делить. Будь то сын, пасынок или невестка.

Пасынок, изуродованный проклятьем, на корону прав не имел, хоть и был старшим в роду. Тут древний закон оставался строг. Король – это первое лицо государства, подтверждение благосклонности богов. А хороша страна, у которой правитель – уродец! Хоть и магическими способностями наделенный.

Сына в силу возраста волновали лишь три вопроса: война, пиры и охота. Он умело изображал сурового монарха, но не противился мудрым советам матери, позволяя ей заниматься скучными бумагами и выслушивать нытье лэрдов. Но с Самхейна его словно подменили, а виновата во всем эта Айлин. Демоны ее раздери! Еще и сейдконой оказалась. Такой проще веретена аконитом пропитать, чем заставить себе подчиняться. Всеискусные своенравны и хитры, а девица свой норов уже показала. Да и договоренности с Эринским королем никто не отменял. Весной прибудет юная принцесса, и к этому моменту ничто не должно напоминать о мельниковой дочери. Но сначала надо узнать секрет золотой пряжи.

Королева решительно поднялась, взяла кочергу и раскидала поленья в камине. Огонь, лишившись пищи, спрятался в глубине дерева и недовольно подглядывал красноватыми глазками на то, как Гинерва подвесила медную цепь с крюком над потухшим очагом, а после принялась ее раскачивать. Крюк трижды ударился о заднюю стенку камина, прежде чем прилип к ней. Мгновение спустя на цепи появился лохматый гроган в добротной суконной одежде. Обвив цепь тонким хвостом, дух сидел на ней, как на качелях. Одну ногу он согнул в колене, а пальцами другой задумчиво выводил в золе хитрые узоры. Королева молча села в кресло, ожидая, когда хранитель замка закончит свой маленький ритуал.

Более двадцати лет назад молодая Гинерва Мэнская, дочь последнего независимого островного лэрда, прибыла в замок своего мужа с богатым приданым. Среди прочего у нее был свой собственный крюк от каминного котелка, способный призывать грогана.

Гроганы относились к племени брауни, но были далеки от них, как простой люд от знати. Они издревле селились исключительно в замках и заключали с хозяином договоры на крови. Оплата их услуг далеко не ограничивалась хлебом со сливками, хоть этого добра и так имелось вдоволь. Зато надежнее существа сыскать было трудно. Присмотреть за неспокойным гостем, рассказать о неверности супруга, проверить, не крадет ли зерно конюх, или вывести детей хозяина замка во время осады – все это легко можно было поручить духу дома. Чаще всего гроган в замке был один, и служил он исключительно главе рода, но бывали и исключения. Так Гинерва Мэнская привезла своего собственного грогана, и в Бренмарском замке появился лазутчик, ставший со временем полновластным духом этого места.

– Кейр Мулах, о чем говорит замок? – наконец нарушила молчание Гинерва.

– Замок молчит. Он спит, королева. Только кости изменников стонут в земле да деревянные ступени Восточной башни поскрипывают. Замок спит, но Кейр Мулах знает, что в канун Самхейна ярились феи. Кудельные феи с холма Хилле. Это молодая пряха призвала их. Сильна, сильна ведьма. Хороших детей даст, кровь густая, королевская кровь. Много фей прилетело. Но злой хозяин прогнал их.

– Как он вышел из подземелья?

– Кейр Мулах не знает, замок молчит, и моя королева молчит, следить не велит. Но злого колдуна сейчас нет в замке. Потому замок и спит.

О пасынке она бы послушала, но проку от того было мало. Сбежал и сбежал. Рано или поздно его найдут и заставят отречься полной клятвой, а потом убьют. Хватит уже несчастному мучиться на этом свете. Сейчас было куда важнее узнать секрет пряхи.

– А что феи? Вчера они прилетали?

Гроган посмотрел на королеву мягко, как взрослые смотрят на дитя, обронившее глупость, и ногой оттолкнулся от края камина. Цепи противно звякнули, и качели пришли в движение.

– Кого только не было в Самхейн в замке! Были и живые, и мертвые. Даже вечные пряхи заходили погреться у камина. Но фей, фей прогнал злой хозяин, и они не прилетят более.

«Значит ли это, что феи напряли больше золота, чем нам показали в первый день? Вполне может быть, ведь сейдконе не составит большого труда скрыть что бы то ни было от любопытных глаз. Но раз феи улетели, а запасы, скорее всего, закончились, то и новой пряжи деве брать будет неоткуда. Нужно уговорить Гарольда на еще одно испытание да дать столько соломы, чтоб комната в ней утонула».

– Кейр Мулах, у меня есть для тебя работа.

– Работа – это хорошо. Кейр Мулах любит работать. За работу королева накормит Кейр Мулаха?

– Да. С полуночи и до восхода.

По лицу грогана растеклась улыбка нетерпения. Он цокнул языком.

– И можно будет выпить всю жертву целиком?

– Если справишься.

– Кейр Мулах справится. По-другому быть не может.

– Ты должен следить за пряхой и узнать, как она прядет золотую нить. В ночь, когда принесут солому, глаз с девицы не спускай. Справишься – получишь любого слугу из замка.

Глава 6. Королевская охота

В покоях Айлин развернулась самая настоящая битва. Уставшая, голодная, а потому злая дева совершенно не желала исполнять несуразные требования фрейлин.

– Я не надену кожаную подушку на живот!

Дамы, не привыкшие к отказам и чувствовавшие свое превосходство, явно не ожидали такого отпора и в первое мгновение растерялись. Но быстро собрались и начали подступать с двух сторон.

– Ее величество велела надеть это. Вы теперь невеста короля, а не какая-нибудь безвестная крестьянка. Вам следует выглядеть подобающе.

– Невеста, а не жена! Потому не смейте цеплять мне живот!

– Глупая! Беременность – это благосклонность богов!

– Ага, и они были настолько милостивы, что за ночь Самхейна я не только понесла, но и отходила весь срок. Пошли прочь! Я это не надену!

Но дамы уже не слушали ее. Одна из них схватила Айлин за руку, вторая за косы, и они вместе принялись повязывать подушку. Первую ей удалось лягнуть, а от второй увернуться и даже прокусить руку. Теплая, солоноватая кровь наполнила рот. Айлин сплюнула ее на пол и прошипела:

– Стой, гадина!

Фрейлина с прокушенной рукой замерла как зачарованная. Что произошло, Айлин поняла почти сразу, и не успела дама открыть рот, как ей прилетел следующий приказ:

– Молчи!

Вторая фрейлина, видя, что творится неладное, метнулась к двери. Однако Айлин оказалась проворней. Она бросилась к умывальнице, схватила полотенце и кинула его на пол. Ткань разлетелась сотней брызг, во все стороны хлынула вода. Образовавшееся в комнате озеро доходило до самой щиколотки. Дама не удержалась на ногах и упала. Айлин подлетела к ней, уселась сверху и схватила за шелковый пояс. Пальцы с ловкостью ласки стали вязать узлы:

  • – Первый – узел обездвижит,
  • второй – волю заберет,
  • третий – память искорежит,
  • а четвертый гнев сотрет.

Когда последний наузд был сотворен, Айлин сползла с притихшей фрейлины. Пряху трясло. Время, выделенное королем, давно вышло. Как отреагирует Гарольд на опоздание невесты, даже думать было страшно.

«Ох, не уживусь я здесь. Со своим-то характером и местными порядками… Где б еще наставницу найти, а то сейд на крови из прокушенной руки творить – дело уж совсем неприличное».

Дева натянула охотничье платье, схватила две ленты, чтобы по пути переплести косы, пнула подушку, повернулась к фрейлинам и произнесла:

– Уберете тут все, высушите и постелите мне теплую шкуру на пол. После будете свободны. Рассказывать кому-либо о случившемся я вам запрещаю, но урок этот вы должны запомнить.

Она отворила дверь и нос к носу столкнулась с королевой.

Гинерва окинула взглядом комнату, задержалась на фрейлинах и, выгнув дугой бровь, хищно улыбнулась.

«Как вовремя гроган начал следить за девицей».

Королева потеснила Айлин, подняла с пола кожаную подушку и приказала:

– Задирай платье.

Айлин молча повиновалась.

– Раз такая глупая, будешь носить мокрую.

Королева плотно затянула завязки.

– А теперь иди. Мой сын не любит ждать.

Айлин развернулась и пошла прочь. При каждом движении мокрая кожа завязок впивалась в бока. Злые слезы жалили глаза.

Гинерва посмотрела на удаляющуюся деву и покачала головой: «Ох и норовистая пряха, нельзя такую близко к Гарольду подпускать…»

Одна из фрейлин всхлипнула.

– Мы не можем ослушаться приказа. Руки сами требуют взяться за работу.

– Так вам и надо, безмозглые. Возомнили о себе невесть что. Свару с невестой короля учинили. Завтра же вас замуж выдам да отошлю куда подальше на южную границу…

Дружный вой был лучшей музыкой для королевских ушей.

* * *

Стоило Айлин скрыться от сверлящего взгляда королевы, как ноги понесли ее прочь. Подгоняемая первобытным ужасом, дева мчалась, перепрыгивая ступеньки. Вперед, вперед, лишь бы подальше от ледяных глаз, от стального голоса, от цепких пальцев. Эта женщина пугала настолько, что уже ничего не хотелось. Ни замужества, ни высокого статуса. Только бежать.

Миновав очередную лестницу и завернув за угол, Айлин споткнулась и, неловко махнув руками, полетела на пол. На мгновение стало темно, а когда возможность видеть вернулась, дева обернулась и обнаружила подле себя заплаканную Мэри.

– Ты что здесь делаешь? – не скрывая раздражения, спросила Айлин служанку.

– Меня ее милость выгнала. За то, что я ее наказ не выполнила.

– Неудивительно, – Айлин медленно поднялась. Паника, бушевавшая внутри минуту назад, отступила.

«Тех двоих она тоже подле себя не оставит», – согрела ее злорадная мысль. Айлин терпеть не могла тех, кто упивается силой и могуществом, всем своим существом полагая, что подобных ей нельзя подпускать на расстояние ближе, чем то, что могла бы преодолеть стрела.

– Леди! Прошу вас, возьмите меня себе!

– Нет! – Айлин торопилась и не желала любезничать с той, в чьих мыслях во время сейда не прочла ничего, кроме презрения.

– Пожалуйста! – Мэри схватила деву за край плаща. – Вы спешите, не желая выслушать меня. Но лошадь короля захромала, и он выбирает нового скакуна. Двор ждет, но не вас.

– И все это ты узнала, пока сидела тут и ждала меня?

Служанка потупила глаза.

– Нет, я слышала шум во дворе и ругань его величества. У него очень зычный голос.

– Ясно.

– Леди, клянусь, я буду верна вам как не все собаки бывают! Стану вашими ушами и глазами. Только не отказывайтесь! Мне некуда больше идти. У родителей еще шестеро детей. Они не примут меня домой.

Айлин покачала головой.

– Ты или очень хитра, или крайне глупа, Мэри, раз просишься ко мне на службу. У меня самой голова на одних завязках от плаща держится… Ладно, поедешь со мной на охоту, а там видно будет.

Служанка подпрыгнула и затараторила:

– Спасибо вам, леди, спасибо! Вы не пожалеете. Право слово, не пожалеете, я хорошо умею служить, все тайны и сплетни двора знаю лучше любого брауни.

Айлин кивнула и хотела уже двинуться дальше, как Мэри остановила ее, вновь схватив за край плаща.

– Госпожа, нельзя в таком виде! У вас же волосы растрепаны, подушка на бок сбилась, а руки в грязи.

* * *

Король был зол. Утреннее хорошее настроение осело, как пена на эле. Сначала страхи невесты по случаю охоты в Самхейн, потом слова лэрда Сомерленда: он при всем дворе заявил, что желает купить королевскую ищейку за меру золота, равную ее весу. Золото король любил, но лучшую собаку отдавать не хотелось, даже за столь высокую цену и даже Сомерленду – другу и соратнику.

– Я дам тебе любого ее щенка в знак своей милости, – пообещал Гарольд, но лэрд никак не желал останавливаться, все поднимая цену.

– Да она раньше сдохнет, чем достанется тебе! – в сердцах бросил король неунимающемуся вассалу и пошел прочь. Хоть цена и была хороша, но продавать ищейку перед охотой – дурной знак.

Потом прибежал конюший с вестью, что королевский жеребец захромал.

Не помяни Айлин поутру короля Ноденса с Холмов да королеву сидов, плюнул бы Гарольд на все, продал бы собаку Сомерленду да пошел пировать, оставив охоту до лучших времен. А тут взыграло ретивое, закусило: неужто он в собственных лесах не сможет гон устроить только потому, что жалкие сиды раз в году решили повылезать из своих холмов?!

Поэтому Гарольд упрямо отправился на конюшни искать себе подходящего скакуна, быстрого и выносливого.

«У брата келпи под уздой ходит, а у меня же все клячи обычные», – подумал он, когда ему привели темно-гнедого мерина.

– Седлайте этого, – недовольно бросил король. – И так уже задержались.

Он вышел во двор, нашел глазами Айлин, гладившую спокойную низкорослую кобылу с красивыми длинными перьями на ногах, и тут же залюбовался тем, как дева ловко проверяет подпругу.

«Зато у меня невеста – прекрасней во всем королевстве не найти, а он даже с пастушкой быть не может».

Оглядев свой двор – дам с ловчими птицами, лэрдов с рогатинами наперевес, псарей, лучников, загонщиков и егерей, – Гарольд вдохнул полную грудь воздуха и прогудел в свой рог.

Все тут же пришло в движение, завелось, закрутилось. Заржали лошади, залаяли собаки, раздался смех и восторженные возгласы. Влекомая королем, началась охота.

Улюлюкая и перекидываясь гудками рожков, всадники добрались до леса. Рысь лошадей вонзилась в его чащу, как выпущенная стрела в плоть. Зашелестел старый лес, зашуршал опавшей листвой. Взмыли вверх встревоженные птицы. Собаки, почувствовав зверя, натянули поводья.

– Есть след! – Один из егерей ткнул древком копья во взрытую землю. Псарь подвел к рытвине персиковую ищейку, ту самую, которая не досталась лэрду Сомерленду. Король потрепал собаку за загривок и лично спустил ее с поводка. Ищейка сорвалась и понеслась вперед, словно легкий парусник, поймавший попутный ветер. Все всадники устремились за ней. Завертелась, понеслась безудержная свора. Ржали лошади, лаяли ищейки, дули в рожки охотники. Только успели разогнать лошадей, как собака остановилась возле двух поваленных дубов и глухо зарычала. Внезапно из своего логова вылетел кабан и одним ударом вспорол ей брюхо. По поляне растекся тяжелый железистый запах крови. Гарольд зарычал не хуже своего пса. Метнул в кабана короткое копье и промахнулся. Зверь блеснул черными глазами и бросился в кусты.

Свора собак тут же сорвалась в погоню, лэрды во главе с королем помчались следом.

– Дамы, предлагаю черную охоту оставить мужчинам, а нам спешиться здесь и попытать счастья с ловчими птицами, – леди Сомерленд натянула поводья, придерживая гарцующего коня. Женщины оказались не против: мало кого из них интересовали неистовые скачки по лесу, когда злой ветер бил в лицо, а хищные ветки так и норовили выцарапать глаза.

В скором времени слуги нашли подходящую ровную поляну и разбили небольшой лагерь, чтобы утомленные дамы могли отдохнуть и выпить горячего эля.

Охотники тем часом преследовали добычу. Кабан несся, не скрываясь из виду и не подпуская к себе близко. Король видел его на расстоянии в полполета стрелы. И этому видению не мешали ни сухая трава, ни голые деревья. Черная лоснящаяся шерсть зверя, словно знамя вражеского отряда, приковывала взор. Гарольд, не жалея коня, летел вперед и, только когда туман лизнул его сапоги, заметил, что остался один. Другие наездники или отстали, или сбились со следа, заприметив дичь попроще. Лишь он, как зачарованный, продолжал преследовать кабана.

Вскоре белесая мгла поглотила наездника, и уже не было видно ни дикого зверя, ни собак, воющих неподалеку. Гарольд осадил коня, пустив его шагом. Зимний лес, голый, бесснежный, скрипел, стонал, перешептывался. Вдруг откуда ни возьмись появились наездники. Всадники в пестрых одеждах летели сквозь туман. Красноухие белые гончие звонко лаяли. Призывно гудел рог. Король, решив что это его свита, ударил шпорами коня и влился в шумный поток. Он огляделся, пытаясь узнать в пестрой толпе своих подданных, но не увидел ни одного знакомого лица. Среди прекрасных дам и статных юношей не было ни одного, кого бы он видел при своем дворе. Гарольда пробрала дрожь. Он дернул поводья, пытаясь увести коня, но тот, притянутый неведомой силой, гнал вперед, не замечая маневров своего наездника. Вдруг туман рассеялся, а вместе с ним исчезла и чужая свита. Конь влетел на поляну и остановился. Гарольд перевел дух и огляделся. Кругом зеленела трава; в ней, сверкая голубыми шапками, ровными кругами росли грибы. Черный кабан как ни в чем не бывало рыл землю неподалеку. Король спешился, поудобнее перехватил копье и направился к зверю. Животное заметило движение и вперило в охотника маленькие глазки. Легкий хруст ветки прогремел на всю поляну. Кабан, обезумев, сорвался и понесся на человека. Гарольд сжал покрепче древко, но, когда оно переломилось, так и не пробив шкуру животного, понял: это конец. Желтые бивни вспороли живот, и Гарольд увидел, как его алая кровь сочится на зеленую траву, превращаясь в маленькие ярко-голубые грибы. Гарольд зажмурился, прощаясь с жизнью, но, открыв глаза, вновь обнаружил себя на коне в рядах странных охотников. Он взглянул на свой живот и с удивлением обнаружил, что тот был цел. Даже эскофль блестел золотыми львами. Слева раздался заливистый смех. Король повернул голову и утонул в холоде леденистых глаз.

– Ты будешь танцевать со мной? – хохоча, спросила незнакомка.

– Я гоню зверя.

– Ты уверен? – Красавица указала за спину Гарольда. Тот обернулся и оцепенел, увидев, как за ним мчится огромный разъяренный кабан. Глаза его пылали красным, а из пасти летела слюна. Гарольд хотел было предупредить спутников, но никого поблизости не обнаружил. Остались только он и дикий зверь. Но теперь добыча с охотником поменялись местами.

Обезумевший от страха конь гнал, не разбирая дороги. Налетев в тумане на поваленное дерево, он споткнулся и, ломая передние ноги, рухнул на землю. Гарольда выбило из седла, и он, пролетев несколько ярдов[21], упал. Одна из ступней вывернулась и хрустнула. Превозмогая боль, король поднялся и огляделся. Вокруг сияла изумрудной зеленью та же поляна с грибами, а на краю топтался взбешенный кабан. Отступая назад, Гарольд споткнулся о сломанное копье. Удивиться тому, как оно тут оказалась, он не успел. Зверь кинулся на добычу. Охотник выхватил рондель[22] и приготовился к схватке.

Кинжал, нацеленный в шею, даже не оцарапал животное. Он уткнулся в жесткую шкуру, выгнулся, словно лук, и разломился надвое. И вновь Гарольд увидел острые желтые бивни и собственную кровь, толчками бьющую из горла. Король вцепился в жесткую щетину и прохрипел:

– Тебе не совладать со мной, тварь!

Осознание этого и покой, накативший следом, накрыли его мягким покрывалом. Веки отяжелели и сомкнулись.

– Эй! Ты что, спишь на ходу?! – раздался знакомый девичий голос. Гарольд стряхнул с себя оцепенение и чуть не выпал из седла. Во рту было солоно. Голубоглазая красавица смеялась. Всадники летели сквозь туман.

– Ну что, младший сын короля, потанцуешь со мной?

– Да-а-а, – собственный голос показался ему шипением змеи.

– Тогда возьми мою руку! – смех струился, смешивался с туманом, оседал блестящими каплями на лошадиных крупах. Гарольд протянул руку и коснулся тонких девичьих пальцев. Вмиг раздался гул рожка, и странная процессия остановилась. Охотники спешивались и, весело переговариваясь, привязывали коней. Туман рассеялся, и король, холодея, увидел ту же самую поляну. Ему показалось, что в зеленой траве блеснули обломки кинжала.

– Ты обещал потанцевать со мной, – дева обвила его шею тонкими белыми руками.

– Кто ты? – Гарольду нравилось тонуть в синеве ее глаз.

– Я сон меча, прощальное пламя, пища ворон. И ты обещал танцевать со мной.

Девичьи глаза сверкали, алые губы манили, а тонкие пальцы холодили шею. Король расстегнул ворот дублета, вдохнул холодный воздух и неожиданно для себя рассмеялся.

– Я ничего не понял, о прекрасная дева, но готов танцевать с тобой, целовать твои губы, ласкать твое тело. Этой ночью я твой.

– Да, люби меня, охотник, люби как в последний раз. Пей меня, дыши мной, согрей мое холодное тело.

Гарольд приник к девичьим губам, как жаждущий путник к кубку, накрыл широкими руками хрупкие плечи. Ручьем с девичьей фигуры стекло шелковое платье. Жаром страсти обожгло короля.

– Тут… есть… холм. – Дева тяжело дышала, жаля поцелуями, – в нем можно укрыться от посторонних глаз. Пойдем! – Она потянула короля к краю поляны. Махнула рукой, и Гарольд увидел, как раскрывается холм, поросший изумрудной травой. А внутри горят факелы, и в отблесках огня видны залы, наполненные золотом.

– Пойдем… – завороженно повторил Гарольд. И в тот момент никто не мог сказать, что прельстило его больше: белизна девичьей кожи или блеск сокровищ. Залюбовавшись, король не заметил, как что-то попало ему под ногу. Он споткнулся, и, опустив глаза, увидел сломанное копье.

«Опять ты здесь», – со злобой подумал он, переступая древко.

Спутница заметила это, усмехнулась, протянула руку, увлекая короля за собой, и застыла с ужасом в глазах. С алых губ сорвался хрип, и они растаяли, потекли красным потоком на подбородок, шею, грудь… Гарольд неотрывно смотрел на девушку, силясь понять, откуда меж ее двух белых холмов приютилась черная стальная змея.

В лунном свете меч победно блеснул и скрылся в ране, а дева стала заваливаться вперед. Гарольд подхватил ее, силясь удержать, но тело стало расти, наливаться тяжестью, чернеть и покрываться грубой щетиной. Король не устоял на ногах и упал, придавленный огромной кабаньей тушей. Цвета вмиг поблекли, трава пожухла и покрылась изморозью. Воздух сделался затхлым. Смрад убитого зверя наполнил легкие. Кашляя, Гарольд попытался выбраться из-под туши. Вдруг чьи-то крепкие руки подхватили его и потянули на себя. Благодаря общим усилиям ему удалось выбраться из смертельного плена.

Отдышавшись, король поднял голову и узнал своего спасителя. На него, скаля страшную рожу, смотрел старший брат.

Слова благодарности застряли в горле, а рыжая борода надменно оттопырилась. Неистовая злость вытеснила все мысли.

– Ты убил ее? – прорычал Гарольд.

– Дочь Грианана? В темную часть года? Не смеши меня! – Горбун уселся на кабана. Достал из складок своего плаща промасленную шерстяную тряпицу и принялся вытирать меч. – А вот ты мог и не пережить ночи с ней. Что, решил поразвлечься перед свадьбой?

– Откуда ты знаешь?! – вскинулся Гарольд, но напоролся на насмешливый взгляд пурпурных глаз и замолчал.

– Глупо в дни Самхейна затевать охоту. Или ты не знаешь, какое соглашение было заключено между нашим отцом и Ноденсом? Неужто твои учителя зря получают содержание?

– Не смей меня отчитывать, сидское отродье! – заорал Гарольд, но гнев тут же стих, разбившись о спокойствие брата.

Горбун поднялся, со щелчком вставил меч в ножны и похромал к своему коню, что мирно пасся за границей поляны.

– Твои люди ищут тебя. Думаю, звук рога они уже смогут услышать. Славная была охота! Доброго пира, ваше величество. И да, не советую разделывать кабана у подножия холма Дин Ши.

Брат ушел. Ярость схлынула, оставив лишь пустоту. Голубые глаза девы кромсали сердце на куски, ее звенящий смех отдавался эхом во вмиг опустевшей голове. Ничего этого больше не будет, никто не позовет его танцевать, жарко не поцелует.

«Ты убил ее. Что бы ты ни говорил, братец, но ты убил ее, не дав нам завершить начатое. Как же я благодарен тебе за это и как же я тебя за это ненавижу!»

Глава 7. В мыльне

Охота длилась весь день и торжественно завершилась лишь к утру, с появлением короля.

Как положено, самого лучшего зверя загнал монарх.

– Боги благосклонны к вам и нашему королевству, сир! – кричали восторженные придворные, глядя на огромную освежеванную тушу кабана.

Однако Гарольд, несмотря на крупную добычу и поздравления, был замкнут и молчалив. Он то и дело оглядывался и с тоской всматривался в глубь леса. Потом, словно на время сгоняя оцепенение, хмурил густые брови, растирал могучей рукой грудь и гнал коня прочь.

В замке, сгрузив дичь и отдав распоряжения перед вечерним пиром, он ушел в свои покои. Там, не снимая сапог и дублета, рухнул на кровать и забылся тревожным сном.

И вновь перед ним сверкала зеленью поляна, снова мерцали круги из грибов. Прекрасная Кайлех, королева нечестивого двора, манила его внутрь холма, полного золота.

«Я сон меча, прощальное пламя, пища ворон. И ты отныне будешь танцевать со мной, младший сын короля».

* * *

Айлин поднялась в свои покои. Все тело ломило. Многочасовое пребывание в седле и сон в холодном, переполненном дамами шатре лишили ее последних сил. Казалось, ее кинули в яму со змеями. Женщины, утомленные соколиной охотой и скучающие из-за отсутствия мужчин, упражнялись в высокой словесности.

«А в вашей деревне все дамы сидят в седле по-мужски? Ах, простите, я забыла, что в вашей деревне нет дам!»

«А как вы охотились, леди Айлин? У вас нет ни ловчей птицы, ни дубинки. Неужто единорога приманивали? Хотя, судя по вашему животу, уже вряд ли».

«Не могу понять: раз вы умеете золотую нитку прясть, почему ваш отец не купец, а мельник?»

И так далее. Были б это деревенские соседки, можно было бы затеять драку или спустить собак, а как усмирить благородных дам, Айлин не знала. Приходилось молчать и улыбаться. Уже к концу охоты ее лицо ломило от прилипшей гримасы, а от колючих взглядов чесалось между лопаток.

– Мэри, прикажи согреть воды, я хочу помыться и отдохнуть перед очередным пиром, – устало попросила Айлин, развязывая шнурок плаща.

Служанка застыла, недоумевая, а потом, вспомнив, что госпожа при дворе меньше недели, затараторила:

– Леди Айлин, не надо воды. После охоты сир Гарольд всегда устраивает прием в натопленных мыльнях.

– Чего?!

– Ну, из леса все возвращаются грязные, воняют конским потом, вот его величество своих людей в купальне и собирает. Вы не переживайте, там большая королевская бадья стоит, человек шесть легко помещаются. Все кадки специально в ряд устанавливают и доски поверх кладут, покрытые льняной скатертью. Что б на них яства, как на стол, поставить. Одни слуги эль да вино наливают, другие следят за водой, чтоб не остыла. Играет музыка, менестрели поют, шуты загадки загадывают.

– Подожди, Мэри, подожди! Оставь шутов в покое, а дамы как? Нагие?

– Конечно! И дамы, и девы. Вы что, в бане никогда не были?

– Да была я в бане! У моего отца собственный горячий источник из земли бьет, но у нас женщины отдельно от мужчин моются, и только супруги ходят вместе.

Мэри прыснула:

– Вы еще скажите, госпожа, что никогда обнаженного мужчину не видели.

– Я не собираюсь с тобой это обсуждать! – отчеканила Айлин. – Принеси мне кипятка и можешь быть свободна. Будут спрашивать, скажешь, я занемогла. Завязки от живота спину натерли!

Мэри тяжело вздохнула. Объяснить госпоже, сколько та всего важного упускает, потакая надуманной добродетели? Нет, не станет. За такое и по щекам схлопотать можно. Лучше уж она, Мэри, сама в мыльни сходит. Вдруг кто из благородных без спутницы окажется и будет рад тому, что угодливая служанка разомнет натруженные плечи. А если удастся услышать чего полезного и госпоже передать, то тем даже лучше. Ведь пока Айлин подле короля, и Мэри не пропадет.

Банный пир проходил в обширном зале под первым этажом замка. В полутемной мыльне витали мелодии и дурманящий запах дичи. Гости оставляли одежду на специальных лавках и погружались в застланные белыми полотнами и наполненные горячей водой бадьи. То тут, то там в адрес короля раздавались довольные вздохи и слышались хвалебные слова. Клубился белый пар. Прислужницы не жалели горячей воды и ароматных масел.

– Поможешь помыться, красавица? – эрл[23] Гарен, старший лесничий, подозвал Мэри. Служанка кротко улыбнулась и поклонилась. Все складывалось как нельзя лучше. В честь удачной охоты мужчина нежился в королевской бадье. Рядом расположились оба величества и лэрд Сомерленд с супругой.

– Конечно, господин. А еще у меня есть прекрасное мыло из Средиземноморья, сделанное на основе трех масел. Хотите, я натру им вашу спину?

– Я, кажется, отослала тебя из замка, – королева бросила на Мэри гневный взгляд.

– Меня приняла на службу тан Киркоулл, – служанка склонила голову, наблюдая из-под ресниц за полыхнувшей гневом Гинервой. Дернуть львицу за усы оказалось на удивление приятно.

– Где же моя невеста? – поинтересовался король.

– О-о-о, ваше величество! Пока вы добывали этого славного кабана, леди Айлин угодила в яму со змеями. Не переживайте, ни одна из них госпожу не укусила. Леди оказалась на редкость искусна в сцеживании яда.

– Змеиный яд крайне полезен, мало кто в королевстве может собирать его! Вам несказанно повезло с супругой, сир! – Лэрд Сомерленд одобрительно покачал головой, а леди Сомерленд спрятала улыбку в чаше с горячим сидром.

– Все это хорошо, но где моя будущая жена?

– Она утомилась, ваше величество. Сначала ночь за прялкой, после неистовая охота, борьба со змеями и, наконец, сон в общем шатре на кроватях без перины. У бедняжки вся спина в синяках! Как пришла, обмылась, так и уснула, едва голова подушки коснулась.

– Очень жаль. Передайте леди Айлин, что я был чрезмерно расстроен ее отсутствием.

Мэри кивнула, налила из бутылочки немного мыла, которое в свое время стоило ей месячного жалованья, и принялась растирать его по каменным плечам лесничего. Мужчина довольно потянулся.

– Эрл Гарен, – король с удовольствием наблюдал за разомлевшим вассалом, – как обстоят дела с вырубкой Бернамского леса?

– Как и было завещано вашим батюшкой, в наказание за похищенное королевское дитя каждый год вырубаются священные деревья сидов. В прошлом году мы очистили восточную часть от дубов. В этом – планируем вырубить на западной половине ясень. Тонкие деревца пойдут на луки, а на широкие доски поступил заказ из Ксимулского замка. Хотя откуда у нас толстый ясень?! Тридцать лет лес изводим, скоро ни одного священного деревца не останется, – Гарен задумчиво потер подбородок, – за остальным мои люди внимательно следят. Молодняк сами рассаживаем. Валежник и сухостой расчищают крестьяне. Однако в южной части леса кто-то вырубил огромную поляну деревьев. Мои люди поймали и высекли нарушителей, но они божатся, что им приказал король.

– Я не давал таких указаний… – Гарольд взял кусок кабана и, погруженный в свои мысли, положил его в рот. Вкус был странный. Ни одна свинина, будь то дикая или домашняя, на него не походила. Нежное мясо буквально таяло во рту, оставляя на языке едва заметную горечь. При этом Гарольда посещало нестерпимое желание выплюнуть его и прочистить рот крепким вином.

«Не может дикий кабан быть таким нежным, каким бы искусным ни был повар. Проклятые сиды!.. Посмотрим, как они заговорят, когда на их Холмах не останется ни одной травинки. Тогда, быть может, она сама придет в мои объятия». Шею запекло, король провел по ней рукой. Под пальцами четко ощущался выпуклый шрам. Гарольд, холодея от ужаса, опустил глаза на свой живот и едва удержал кубок в дрогнувших пальцах. На боку белел криво заросший рубец от кабаньего бивня. Король сглотнул и поднял хмурый взгляд на своего лесничего.

– Эрл Гарен, я бы хотел, чтобы вы начали полную вырубку Бернамского леса. В первую очередь со стороны этого замка. Город вокруг растет. Людям нужны пашни и пастбища.

– Но Гарольд! – Королева всплеснула руками, отчего брызги полетели во все стороны. – Мы с тобой это не обсуждали! Такой серьезный шаг, все нужно хорошенько обдумать.

– Вот и обдумайте, матушка. Не зря же ваши высокие лэрды брэ[24] просиживают в зале совета.

Королева гневно взглянула на сына. Его неуместное своеволие злило. И ведь понятно откуда рога росли. Спакона и ее глупое предсказание о конце правления. Заморочила юнцу голову шарлатанка! Ведь и так понятно, что никакая магия Холмов не может оживить обычные деревья и привести их под стены замка, а священные все давно вырублены. Сиды слабы и разрозненны.

Гинерва думала, что хорошая охота отвадит сына от идеи рубить лес, но не тут-то было. Славная добыча не спасла деревья от дурной прихоти короля. Напротив, вернувшись, он укрепился в своей мысли. Однако спорить с правителем при вассалах – дурной тон. Поэтому королева скривила губы в улыбке и произнесла:

– Сын мой, оставь серьезные дела до утра и отдайся магии праздника. Сегодня к нам прибыл скальд Льюис Молчун. Он не успел на вчерашний пир и Самхейн провел вдали от домашнего очага.

Гарольд удивленно поднял брови и подозвал скальда поближе. Даже в скудном свете было видно, что человек совершенно сед и болезненно бледен. В руках он сжимал тальхарпу[25].

– Здрав будь, Льюис мак Дьюол! – пробасил король, заставляя воду в бадьях подняться волной.

– И ты живи во здравии сотни лет, правитель Альбы, – едва слышно прошелестел скальд.

По залу прошлись редкие смешки. Не каждый день встретишь песнопевца, которого мыши под полом перекричат. Но короля, кажется, ничего не смущало.

– Скажи, не ты ли был со мной в прошлом году в походе, когда восстали южные земли?

– Да, ваше величество. – Голос скальда был все так же тих и невзрачен.

– Помнится мне, тогда твои волосы были цвета летней пшеницы.

– Верно, сир, но все поменялось вчера ночью. Я не успел вернуться домой до заката, и меня не пустили ни под одну крышу. Всякий страшился открыть даже ставни, ибо сиды в эту ночь покидают Холмы. Но не мне бояться волшебного народа, ведь семь дней я играл в их подземных залах, а когда закончился славный пир и меня с дарами отправили наверх, оказалось, что прошло семь долгих лет. Увы, в этот раз удача от меня отвернулась, ибо перешел я путь Нукелави. Именно взгляд его огненных глаз и высеребрил мои волосы.

– Расскажешь? – Король протянул скальду свой кубок с пряным вином. Скальд принял его, поклонился и тихо-тихо произнес:

– Вы же знаете, сир, что говорить я не мастер. А потому единственный из скальдов ношу имя Льюис Молчун. Но если ваша милость будет не против, я могу спеть гальдр, и вы увидите все своими глазами.

Купальня дружно загудела. Гальдр – магия вис[26] – была самой удивительной из всех известных. Умелый скальд мог сдвинуть горы, заговорить раны, вдохновить воинов на бой или проклясть великого героя. А еще скальды могли петь так, что все слушавшие видели происходящее как наяву.

– Что ж, Льюис сын Дьюола, покажи нам свою встречу с Наклави! – позволил король.

Скальду принесли небольшую скамью. Певец сел, положил тальхарпу на колени, провел пару раз смычком по струнам, подтянул колки и заиграл. Громкий, звучный голос разлетелся во все стороны, ударился о каменные стены и вернулся ожившими картинами.

  • Богами отверженный выходец бездны,
  • На дне морском прозябал Нукелави,
  • Изгнанный собственноручно
  • Мужем, храбрейшим из ныне живущих,
  • Старшим по крови детей королевских.
  • Не чуя участи страшной, я ночью Самхейна
  • Домой торопился. Дорогой короткой
  • Вдоль берега моря мой путь пролегал.
  • Вдруг кожи лишенный, демон смрадный
  • Восстал из земли кораблей.
  • Я в жизни не видел чудовища злее,
  • Чем жуткий наездник, примерзший к коню.
  • Короны морей копытами топча,
  • Вздымая соленую воду,
  • Он рвался, копье опустив.
  • Страхом ведомый, бежал я от смерти.
  • Подарком богов блеснул в лунном свете ручей.
  • Его пересек и рухнул на землю,
  • Слушая бурное ржанье коня,
  • Не смевшего в пресную воду вступить.

Мэри показалось, что грань мира порвалась. Подул холодный морской ветер, луна осветила узкий край суши, и она воочию увидела страшного всадника с содранной кожей. Огромные копыта коня, блеск копейного острия, страх и отчаяние…

Когда скальд смолк, в мыльне повисла тишина.

– Значит, он вновь вернулся, – наконец проговорил Гарольд. Придворные зашептались, обсуждая новую напасть. – Что ж, мы прогнали его на дно морское один раз, сможем сделать это снова! Занятную спел ты песню, скальд. Прими же от меня заслуженный дар! – Король снял с мизинца небольшое кольцо и протянул его гостю. Тот поклонился и отошел в дальний край мыльни, где сидели не наделенные даром гальдра менестрели. Вскоре оттуда полилась мягкая, сладкозвучная музыка, и гости успокоились, вновь уделяя внимание лишь еде, элю и горячей воде.

– В прошлый раз с Наклави смог справиться лишь тан Румпель, – хмуро отозвался лэрд Сомерленд.

– Да, но мы так и не дали ему то, что он просил. – Король угрюмо посмотрел на мать. – И вряд ли брат согласится помочь нам на этот раз. Я соберу людей и отправлюсь в поход. Пора уж и самому славы сыскать, а то лишь о брате легенды слагают.

– Без мага с вами разделаются, как с щенятами! – Гинерва словно не заметила издевки в голосе сына.

– Конечно! Простые воины ничего не стоят. Нужно обязательно уметь колдовать, как мой братец, тогда все чудовища точно в страхе разбегутся. Но скажи мне, не наш ли славный предок победил двух великанов-людоедов и дракона одной силой своего оружия? Отчего же я только и слышу от тебя: «пошли Румпеля» да «пошли Румпеля»?! Кто победил троллиху Грюлу? Брат. Кто отвадил от берегов марула[27]? Тоже брат. И Наклави скрылся от него, и дочь Грианана хрипела, пронзенная его мечом, и келпи ходит под его уздой, словно обычный конь! Мне надоело, что он во всем меня превосходит! Как ты думаешь, чьей славе суждено остаться в веках? И кто из скальдов вспомнит о его изуродованной проклятьем роже? Я тоже хочу слышать хвалебные песни в свою честь! Хочу погибнуть в бою, а не от старости, как мой отец!

– У твоего отца были наследники!

– Отлично! Значит, я женюсь на леди Айлин завтра же!

– Нет! – прошипела Гинерва, позабыв, что не собиралась спорить с сыном при посторонних и тем более обсуждать его невесту, когда рядом служанка.

– Вода остыла, принеси кипятка! – приказала она Мэри и, убедившись, что та скрылась из виду, повернулась к сыну.

– Гарольд, ты не можешь взять леди Айлин в жены. Она дочь мельника, и даже если ее отец продаст все свои земли и мельницу в придачу, он все равно не соберет ей достойное приданое. К тому же мы заключили брачное соглашение с королем Эрина, и его дочь прибудет не позже Белтайна[28]. А если мы отошлем ее обратно, король сочтет это жутким оскорблением. Униженный сосед непременно развяжет войну. Воевать же одновременно с демоном из морских глубин и Эринским королем мы не сможем.

Гарольд насупился и забарабанил пальцами по столу.

– Что ж, значит, тан Киркоулл придется спрясть себе столько приданого, чтобы нам хватило даже на откуп от Эринской принцессы!

* * *

– Леди Айлин, просыпайтесь! Да просыпайтесь же наконец! – Мэри трясла хозяйку, выуживая ее из страны снов. Новости, услушанные в купальне, не могли ждать, а потому, как только лесник покинул кадку и вернулся в свои покои, Мэри побежала в Восточную башню. А могла бы и остаться – эрл Гарен приглашал.

– Леди Айлин, ну вставайте! Ее величество королева Гинерва запретила его величеству вас в жены брать, так как у вас приданого нет!

– Ну и отлично, пусть теперь сама свою подушку носит, – Айлин отвернулась и накинула одеяло на голову.

– Да нет же! Сир Гарольд решил, что приданым вам сослужит золотая пряжа!

– Что?! Я пряха, а не кошель Фортуната[29]! – Айлин подскочила, словно в постель ей налили кипятка.

– Сказал, что даст вам соломы полную комнату, чтоб вы ее в золотую пряжу переработали, – Мэри достала из сундука теплый шенс[30] и протянула хозяйке.

– Вчера такое было, такое было! Сначала скальд Нукелави показал, потом король пожелал сам на демона идти, а королева, как обычно, хотела отправить тан Румпеля. А его величество как разозлится! Почему, говорит, все подвиги моему брату-уродцу! А ее милость в ответ: «Ты сначала наследниками обзаведись, а потом ступай куда хочешь!» На что король ответил: «Вот и обзаведусь. Завтра же женюсь на тан Киркоулл…»

– Погоди, Мэри, не части! – Айлин подошла к умывальнице, смочила льняную тряпицу и начала обтирать лицо и шею. – Что за Нукелави? И кто такой тан Румпель?

– Да как же так, госпожа?! – Служанка приложила руки к груди. – Вроде бы не из глухой деревни, а что вокруг творится, не знаете! Десять лет назад из морской пучины, со стороны Оркадских островов, вышел огромный всадник. Человеческих ног он не имел, и тело его переходило в круп коня. Кожа была содрана, а глаза полыхали огнем. Где бы ни ступал демон, всюду земля выгорала. А стоило ему копьем человека тронуть, как тот заболевал чумой. Деревня за деревней вымирала! Горстка чудом спасшихся людей заперлась в башне Крейг-Фадриг и стала молить о чуде. Их мольбы были услышаны. Спакона Тэрлег спустилась с гор. Она провела ночь на кургане первого короля Альбы, и Пчелиный Волк раскрыл ей тайну появления Нукелави. Он сказал, что это проклятье, обрушившееся на королевский род, и лишь истинный наследник рода Хредель сможет навсегда изгнать демона. Вот тогда и послали тан Румпеля – старшего брата короля.

– Это которого похитили сиды? – припомнила Айлин.

– Нет, забрали первенца, и вроде как там по доброй воле все было… вначале. А тан Румпель – старший из живых наследников, от поверженной сиды нечестивого двора рожденный. Правда, править он не может, так как матушка его прокляла, оттого страшным стал что богл[31]. Я сама-то не видела, ведь от его взгляда девки замертво падают, но при дворе шепчутся, что сэр Метью Грегор, предводитель отряда рыцарей, когда взглянул на королевского братца, визжал не хуже нашей свиноматки, а потом и вовсе чувств лишился. Так или иначе, а тан Румпель после смерти старого короля в замке долго не появлялся. А тут его разыскали, сулили золотые горы за изгнание чудовища. Говорят, он попросил лишь показать могилу отца, и ему это пообещали. Но когда тан Румпель вернулся с победой, королева Гинерва отказалась от данного ему слова. Тогда маг сказал, что Нукелави появится вновь. Многие тогда решили, что именно тан Румпель призвал демона, чтобы расквитаться с мачехой и младшим братом.

«“Храбрейшие из воинов теряли сознание, видя мое лицо”, – вспомнила Айлин. – Это не может быть совпадением. Выходит, тан Румпель – это имя Темного лэрда, и все его знают. Но зачем тогда нужно было, чтобы я произнесла его вслух? Чтобы снять привязку и ему не пришлось больше являться ко мне по первой прихоти? Хм, но как я тогда его призывала? Видимо, действительно не именем, а лишь волей. Хорошо, что вчера ничего сказать не успела, иначе такой бы глупой себя выставила!»

Ее мысли прервал стук в дверь. Мэри открыла и впустила слугу, который, кланяясь, передал требование короля явиться к завтраку в большой зал.

«Еще сделать ничего с утра не успели, а уже животы набивают», – недовольно подумала Айлин, усаживаясь на свое место за высоким столом.

Когда с едой было покончено, Гарольд поднялся и произнес:

– Мои подданные, вчера все вы слышали и знаете, что жуткий демон вновь поднялся из глубин и расправой грозит нашим подданным. Я, как ваш король, не могу стоять в стороне, поэтому хочу снарядить поход против монстра. Жду к концу празднования Самхейна от каждого лэрда, владеющего родовым замком, десять человек конных, десять лучников и тридцать пеших. Через неделю мы выходим в поход. А потому свою свадьбу с тан Киркоулл я решил отпраздновать завтра, пока вы, мои дорогие подданные, не разъехались по домам. Ты же, моя любимая невеста, в эту ночь должна спрясть золотых ниток на приданое, достойное королевы.

Внутри Айлин все клокотало, но спорить она не стала. Спасибо Мэри, предупредила, дав время подумать. Поэтому дева медленно поднялась и, глядя Гарольду в глаза, произнесла:

– Я услышала вас, сир, и не стану противиться монаршей воле, хоть и не знаю, насколько высока будет моя плата за ваше желание. Но вы как-то сказали мне, что королевское слово ценно исполнением. Если это действительно так, то я прошу дать мне клятву, отныне и впредь не требовать от меня более садиться за веретено или прялку.

Скулы короля окаменели, а брови сомкнулись в единую дугу. Он понимал, что дважды просил сверх положенного, но надеялся, что жена и дальше будет прясть ему золотую пряжу. Цена, которую вынуждена каждый раз платить Айлин, его не волновала. Однако пряха потребовала дать обещание перед всеми лэрдами королевства, и он не мог игнорировать эту просьбу.

– Будь по-вашему. Я, Гарольд Хредель, клянусь, что после сегодняшней ночи не стану требовать от леди Айлин садиться за прялку или браться за веретено!

На улице, подтверждая слово короля, трижды прогремел гром.

Глава 8. Красота невесты в ее приданом

Завтрак окончился, и лэрды повалили во двор, желая размяться. Еще вечером слуги собрали ристалище и засыпали землю внутри белым песком, дабы благородные мужи могли порадовать себя пешим турниром. Появление на границах Наклави не омрачило веселого настроения знати. Многие из них позабыли о тех бедах, что принес демон десять лет назад. Другие думали, что жуткий всадник не дойдет до их земель, ведь на его пути будет стоять королевский замок. Третьи прикидывали способ изловчиться и известить недругов короля Гарольда о тяготах, постигших королевство.

Лесничий эрл Гарен не собирался оставаться ни на турнир, ни на свадьбу. Распоряжение короля, равно как и появление на границах страны Наклави, вынуждали его спешно отбыть в свои владения. Дел предстояло много. Мужчина привычным движением откинул на спину вьющиеся каштановые волосы, которые так и не просохли после мыльни, и привязал свою поклажу к седлу. Пробегавшая мимо по поручению хозяйки Мэри остановилась, залюбовавшись красавцем, потом всплеснула руками и убежала прочь. Эрл Гарен фыркнул. Хорошая девчонка, хитрая, ловкая, как ласка. Вроде при хозяйском доме живет и при этом себе на уме.

Лесничий кинул последний взгляд на двор, ухватил поудобнее поводья, чтобы взобраться на коня, но задержался, так как его остановила та, что только что занимала его мысли.

– Сэр, погодите! – Мэри, не замечая косых взглядов королевских подданных, ланью неслась через двор.

– Вы это мне, прекрасная леди? – Гарен недоуменно вздернул бровь.

– Да. Только я не леди, а Мэри, служанка тан Киркоулл. Я вчера вечером вам в мыльне помогала.

– Помню, – прервал ее мужчина, – вы за подарком пришли? – Его рука потянулась к украшенному жемчугом кошельку на поясе.

– Нет! – Мэри зарделась.

Эрл Гарен застыл, изумленно ее разглядывая.

– Тогда, наверное, ваша госпожа просила что-то передать?

Служанка отчаянно замотала головой и протянула сверток.

– Что это?

– Шаперон, сэр.

– Шаперон? – удивлению лесничего не было предела. Мэри замялась, а потом, подняв на мужчину свои хитрющие глаза, произнесла:

– Вы волосы не просушили. Застудитесь, чего доброго, по дороге сляжете.

– Я застужусь? – не выдержал мужчина, запрокинул голову назад и громко, заливисто рассмеялся. Мэри на мгновение замерла, затем дернула плечом и развернулась прочь. Но ее тут же схватили за руку.

– Ну, ну, не обижайся на меня, ясноокая. Не болею я, но за заботу спасибо. Наденешь?

Мэри хмуро посмотрела на лесничего. Вот зачем, спрашивается, пошла? Вещь хорошую, отцу в подарок купленную, отдала? А вчера мыло на него перевела. Не иначе, сиды попутали. Ну приглянулся ей господин, и что с того? Мало ли таких при дворе кудрями трясут, что за душевные порывы?

– Я вообще хотела, чтоб вы меня до Прилесья подвезли, там мои родители живут, – вздернув нос, нашлась с ответом она.

Эрл Гарен прищурился.

– Добро. Мне по дороге. Так что, наденешь на меня шаперон?

Мэри подошла ближе и изо всех сил натянула капюшон на лесничего.

– Вы что, на сеновале ночевали? У вас трава в волосах! – заметила она, выбирая из каштановой гривы длинные, сильно смахивающие на водоросли стебли.

– А хозяйка-то тебя отпустила, Мэри? – скаля белые ровные зубы, поинтересовался эрл.

– Да. Ей сегодня ночью сейд творить, а он, как известно, не любит посторонних глаз, вот она меня и отослала, велев к утру быть.

– Как это интересно, расскажешь по дороге? – Лесничий посадил девушку в седло и резво вскочил сам.

* * *

Айлин смотрела, как слуги вносят в комнату мешки с соломой и рассыпают ее по полу. Вскоре дальняя стена скрылась за королевскими «дарами». Паломничество прекратилось лишь на закате.

«Чтоб тебе чешуей покрыться, любитель золота!» – пожелала в сердцах дева, вытягивая из-под соломенной кучи прялку. Настроение после известия о скорой свадьбе стремительно летело под гору. Все естество затягивалось тугим узлом, рождая единственное чувство – отчаяние.

«Даже если я понесу с первой ночи, жить мне позволят лишь до появления наследника. Своим требованием дать клятву я сама же себе эль на тризну и сварила. Но и иначе никак. Уж слишком настырен король в своем желании заполучить побольше золота. Дальше только хуже будет. Ладно, что теперь локти кусать, думать надо, как жизнь свою спасти… А может, ну его, пусть себе женится на принцессе Эрина, а меня отпустит на все четыре стороны? Найду себе наставницу, познаю сейд… Хотя вряд ли мне по доброй воле уйти дадут, а если сбегу – отца в покое не оставят. Можно, конечно, попробовать вызвать тан Румпеля и попросить помочь, но мне нечего дать этому колючему чертополоху взамен, а без вознаграждения…»

– О чем задумались, леди Айлин?

Дева от неожиданности вздрогнула.

Посреди комнаты, сложив руки на груди, стоял Темный лэрд.

– Понять не могу, то ли покои с каждым разом все меньше, то ли аппетиты Гарольда все больше, – насмешливо произнес он, разглядывая горы соломы.

Айлин против воли улыбнулась. Нет, все же не прав маг, не она зовет его. Он сам в нужную минуту приходит.

– Его величество решил, что мне положено подготовить себе достойное приданое, – опустив голову, произнесла она.

– А ты решила вновь призвать меня на помощь. Может, уже проще научить тебя превращать солому в золотую кудель, чем появляться по три раза на седмице? У меня дома дистиллятор на огне остался, а затушить некому.

Айлин прикрыла глаза, сдерживая улыбку. Мгновения, в которые Темный лэрд становился обычным живым человеком, хотелось превращать в бусины, нанизывать на нитку и носить на шее.

– Я взяла с короля слово, что он больше не будет принуждать меня прясть. Поэтому постараюсь более вас не тревожить. А что, дома совсем-совсем некому огонь потушить, вы один живете?

Маг молча покачал головой, нашел глазами кресло, прохромал к нему и сел, вытянув уставшие ноги. Калдер ускакал к сидам еще в ночь Самхейна, и следить за домом было некому. Стол, конечно, испещрен охранными рунами, и пожар не начнется, но эксперимент, скорее всего, придется повторять заново. Румпель вздохнул, разглядывая огромную кучу соломы и застывшую Айлин у прялки. Его раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, маг был рад увидеть мельникову дочку вновь, но при этом досадовал, что его каждый раз выдергивают из дома, словно редьку из грядки. Не важно, где он в этот момент находился и чем был занят. Хотелось понять, как это пряхе удавалось. Румпель надеялся, что Айлин призывает его именно истинным именем. Тем самым, коим прокляла его мать в час рождения.

Беда в том, что на раскрытии истинного имени нельзя заключать договор о магической помощи. Только обещанный предмет… или человек. Имя же, должно быть произнесено бескорыстно, и при этом нужно суметь его удержать. «Кого? Свалившегося от счастья в обморок мага? – Румпель хмыкнул. – Нет. Не о том думаю, нужно срочно решить, что просить у малышки Айлин в подарок. Чтобы переработать такую тьму соломы, им должен быть очень ценный дар. Неужели Гарольд в магии совсем ничего не смыслит? Полную комнату тресты[32] перепрясть за ночь! Ведь чем сложнее сейд, тем выше плата. Не понимает, чем это грозит его невесте? Хотя… может, вся суть именно в том, чтобы история повторилась?» – маг украдкой взглянул на кольцо с алым рубином. Камень мягко светился в полутьме, и от этого света согревалось сердце. Мысль о том, что он попросит, пришла сама собой.

«Ведь проклятье, может, и вовсе не удастся снять, а так мой ребенок сядет на престол, хоть и будет считаться наследником короля. Круг замкнется. А еще она единственная, кто смотрит на меня без страха, жалости и отвращения. Да еще так, словно любуется».

«Ага, уродом и горбуном, – встряла едкая часть сознания. – Лучше не начинай выдавать желаемое за явное».

«А может, в качестве платы взять ее саму? Например, приказать год прожить в моем доме».

«Неужели ты такое чудовище, что лишишь девочку мужа и короны?»

«Может, я тем самым спасу ее от ужасов двора?»

«Скорее уж наоборот», – зло хохотнул внутренний голос.

За две ночи, что Румпель провел с Айлин, он не мог не заметить, что из светлого, пытливого ребенка она превратилась в нежный цветок крокуса[33], – прекрасный и ядовитый одновременно. Пряха шаг за шагом уверенно шла к своей цели, не считаясь с ценой. Он знал еще одну такую женщину, для которой не существовало препятствий, лишь помехи. Знал и поражался сходству характеров. Это сходство его и страшило.

«Что ж, пора узнать, как далеко ты готова зайти, малышка Айлин, в своем желании стать королевой».

– Ну, вы могли бы отказать Гарольду или рассказать ему правду, – наконец прервал молчание маг.

– Боюсь, король не тот человек, который легко примет отказ или обрадуется, узнав, что я водила его за нос. Да и раскрывать тайну о вашем участии в моей жизни я бы не хотела. А так у меня останется два пути: стать королевой и попытаться выжить или выкупить себе свободу и найти сейдкону-наставницу.

Румпель криво усмехнулся. Ни один из этих путей не предполагал его присутствия рядом.

«Было бы странно, воспринимай она меня не иначе, как инструмент для достижения цели», – с горечью подумал он, а вслух ответил:

– Мне кажется, леди Айлин, что с браком у вас все получится. Но мне любопытно, чем вы готовы заплатить за возможность стать королевой? И осознаете ли, какой опасности будете постоянно подвергаться? Знаете, в жизни, в отличие от сказок, не существует никакого «долго и счастливо». Вы замечали, что все эти истории заканчиваются свадьбой прекрасной дамы с благородным принцем и водворением обоих на престол? А дальше тишина. Вы думаете, рассказчики не знают, что творится за каменными стенами замков? Сколько интриг плетется ежеминутно, сколько смертей происходит ежедневно? Отнюдь. Просто эти сказки не расскажешь детям. Но добро в них все равно побеждает зло. А, думаете, почему? – Маг осклабился и посмотрел на Айлин так, что в животе у нее стало холодно. – Все очень просто. Сказки рассказывают победители, сияние славы которых обеляет их поступки. Поверженные же молчат, и нет среди них тех, кто мог бы поведать свою историю.

– Просто им нечего сказать в свое оправдание. Но, думаю, на каждом их погребении стоит один и тот же камень с надписью: «Я сдался, не пожелав идти до конца», – с горечью ответила дева. Разговор зашел совсем не в то русло, в какое она хотела. Словно маг, как и спакона, отрезал ей все пути, оставляя лишь участь королевы.

Румпель хмыкнул и поднялся. Он подошел к так и не присевшей Айлин, легонько коснулся ее подбородка, наслаждаясь иллюзией близости. В это мгновение ему захотелось оказаться на зачарованной лесной тропинке, той самой, которая петляет вне времени. Но горечь приготовленных и пока не произнесенных вслух слов уже осела на его языке.

– Что ж, леди, тогда давайте перепрядем всю эту солому в блестящее золото, – нарочито бодро произнес он. – Но чем же вы отплатите мне за помощь на этот раз?

Дева отвела взгляд.

– У меня ничего не осталось, кроме себя самой, – сказала она тихо.

Румпель отстранился. Вот они и дошли до самого главного. Назад пути уже не будет.

– Вы не представляете, как это много, леди Айлин. Зачастую, обретая богатство, власть, почет, люди теряют самих себя, а зияющую дыру, которая образуется внутри, уже не удастся ничем заполнить. Прошу, постарайтесь сохранить себя и не потеряться в пучинах бытия. А в подарок от вас я хочу дитя. Подарите мне своего первенца.

Айлин закрыла глаза. Мелкая дрожь рассыпалась по телу. Множество мыслей заполнили голову, и каждая голосила, толкалась, мешала другой. Не желая их слушать, дева медленно кивнула.

– Сейчас? – Собственный голос показался ей чужим и далеким.

– После. Пока достаточно лишь обещания.

– Оно есть у вас, мой лэрд. Мы можем начать работу?

Румпель кивнул и поковылял к соломе. Следовало торопиться. Ночи темной половины года длинны, но и король от щедрот своих заполнил трестой всю комнату.

«Эх, братец, позарился ты на приданое и не ведаешь, что у богатой невесты из постели шипы растут. Кабы ты об эту деву зубы не переломал. От сиды я тебя спас, но от нее не буду. Тем более, когда родится наследник. Мой ребенок от твоей жены, на твоем троне. Смешно, не правда ли?»

Хотя смешно Румпелю не было. Маг до последнего надеялся, что Айлин откажется. Не согласится быть с горбуном и уродом ради золотой пряжи и короны, которую она сулит. Но теперь он точно знал – нет больше малышки Айлин, ее место заняла очередная королева без сердца, готовая на все ради власти.

* * *

Айлин молча пряла. Предложение Темного лэрда выбило из-под ног почву.

«А чего ты хотела, для такого знатного господина ты всего лишь дорожная пыль», – звенел сталью внутренний голос.

«Нет! Неправда, он всегда был ко мне добр. И если бы я отказала, он отступил бы», – отвечал ему мягкий, бархатный.

«Глупая! Не видящая дальше собственного носа крестьянка! Ты первая, что не упала замертво от его вида. Конечно, он захотел обзавестись наследником, раз сам лишен права на престол».

«Лучше б он хотел не наследника, а просто ребенка».

Колесо прялки жужжало, золотая нить сияла в отблесках свечи. В камине трещали дрова, а под полом скреблась мышь. Ветер стучал в деревянные ставни, пел сотней голосов. Все это вместе рождало удивительное благозвучие, дарило иллюзию уюта.

– А на него не перейдет проклятье?

– Нет, оно возложено только на меня. Личные проклятья не наследуются.

Айлин вздрогнула. Оказалось, что свой вопрос она задала вслух, а молчавший все это время маг ответил.

«Это хорошо. Отчего только так плохо?»

«Потому что я по-иному это себе представляла. Мечтала, глупая, что буду нужна кому-то сама по себе. Не за золото или неведомые способности, а как человек…»

«А что ты за человек, Айлин? Что в тебе есть человечного?»

Увы, этот вопрос остался без ответа. Пряха подняла глаза и посмотрела на мага.

– Мой лэрд, – наконец произнесла она, – могу я узнать? Вы заберете ребенка?

– Нет ничего хуже, чем лишать дитя матери. Но почему вы об этом спрашиваете?

– Просто, – Айлин замялась, – вы рассказывали о том, что творится в стенах этого замка. Я не хочу, чтобы наш… мой ребенок был таким же, как они. Злым, алчным, завистливым и тщеславным.

Маг впервые с того момента, как они сели за пряжу, засомневался, правильным ли было его предположение и верным ли вывод.

– Не переживайте, леди Айлин, я позабочусь о нем… и о вас, если будет такая необходимость. Хотя мне странно слышать от вас такое. Вы пробыли здесь достаточно, чтобы своими глазами оценить происходящее и осознать, что королевский замок не похож на сад с феями. Тем не менее вы пошли на все, чтобы задержаться здесь: отдали материнское наследство, обманули своего жениха и короля, призвали темного мага, использовали сейд во вред, а теперь согласились, чтоб вашим первым мужчиной был жуткий горбун.

Айлин вскочила, оттолкнув от себя прялку. Та с грохотом упала на пол.

– Ах, вот как вы это воспринимаете! В каком свете видите?! – Голос дрогнул, но она не позволила ему сорваться и проговорила с холодным спокойствием: – Уходите прочь! Забирайте свою пряжу и не появляйтесь здесь никогда более! – Солома в комнате начала тлеть и осыпаться пеплом. Воздух в покоях уплотнился. – Вы, тан Румпель, упиваетесь своей болью, раните других словами и не желаете видеть ничего вокруг. Вам стоило лишь открыть глаза и посмотреть, как горит алым пламенем ваш рубин, ведь его питает мое сердце. Сердце, которое давно отдано вам без остатка! Но, видно, проще рассуждать о человеческих слабостях и мерить всех известной вам мерой, чем принять очевидное! Да будет огонь мне свидетелем, не желаю я быть королевой, покуда мой король не вы!

Пламя камина вспыхнуло и погасло, принимая клятву. Мигом стихли все звуки. Даже ветер перестал стучаться в окно. Айлин осталась в темноте и одиночестве. С потолка черным пеплом оседала сгоревшая солома. Жгучие, соленые слезы, копившиеся весь вечер, наконец нашли выход, вырисовывая белые дорожки на почерневших щеках.

– Судьба, – зло прошептала Айлин, – а не для того ли существует эта самая судьба, чтобы противиться ей?! Хегга с два я стану женой Гарольда и буду еще хоть раз плясать под чью-либо дудку!

* * *

Мир качнулся, и Румпель оказался у колодца вблизи собственного дома. На горизонте расползался рваной раной восход. Ноги не держали. Маг сделал пару шагов и осел на промерзшую траву. Оперся спиной о холодные гладкие камни. Он ничего не понимал. Голова, переполненная калейдоскопом видений, воспоминаний, образов, гудела. Дева Айлин в одночасье разбила и разметала осколками все то спокойствие, что он так долго выстраивал внутри себя. В эту самую минуту Румпеля даже не интересовало, как она смогла не только призвать его, но и прогнать, не назвав при этом истинного имени и не позволив завершить договор. «Лишь бы та пряжа, что мы сделали, осталась цела!» – взмолился маг и замер, разглядывая пылающий алым рубин.

Румпель впился взглядом в кольцо, ожидая, что оно вот-вот потухнет. Удар сердца, еще один, но камень так и светился ровным красным светом. «Светлая Дану, как можно быть таким идиотом?!» От ужаса и безысходности маг всадил кулак в каменную стену колодца. Посыпалась крошка, но боль в руке не принесла желаемого облегчения.

– Теперь ты наконец насладилась своей местью, Кам Воронье Крыло? Довольна, мать моя, сида нечестивого двора?! – прокричал он в пустоту, но лишь тишина была ему ответом.

Интерлюдия 1

Очаг медленно догорал и уже не давал прежнего тепла. В дымной темноте сидела Та, что знает будущее, и смотрела сквозь тлеющие угли. Губы ее беззвучно шептали разрозненные слова, а глаза видели далеко за пределами крохотного жилища. К ней, бесшумно ступая по земляному полу, подошла Та, что чтит настоящее. Она села на колченогий стул и протянула костлявые руки к огню. Пламя вспыхнуло и застыло, не смея коснуться скрюченных пальцев.

– Время пришло, полотно истории почти готово, – протянула она.

Та, что знает будущее, молча кивнула.

– Но скажи мне, как в нем появился демон? – спросила Та, что чтит настоящее. – Кажется, его не было в узоре.

– Его точно не было в узоре, – из тьмы соткалась фигура Той, что помнит прошлое. – Он появился из узла на основе и продолжает путать нити.

– Узор ведет. И мне не нравится то, что я вижу в конце. – Та, что знает будущее, задумчиво вглядывалась в рыжеющие угли.

– Основу создали боги, – протянула Та, что помнит прошлое. – Кто-то вмешался. Тем не менее надо завершить работу, хоть она и не будет столь аккуратной, как планировалось вначале.

– Потому я здесь, – наконец отозвалась первая из сестер. – Нужные слова сказаны, и малые тропы отсечены. Осталось не так много дорог, по которым можно пойти.

– И все эти дороги узки, тернисты и круты, – уронила слова Та, что чтит настоящее.

– Как сама жизнь, сестрица, как сама жизнь, – Та, что помнит прошлое, тяжело вздохнула. – Но, прежде чем срезать основу, нужно разобраться, откуда в узоре взялся демон и как эту ошибку обратить себе на пользу.

Интерлюдия 2

В огромных, богато обставленных покоях у камина стояла королева Гинерва. Ее темные длинные волосы еще не тронула седина, а белое лицо не рассекла ни одна морщина. Казалось, время огибает ее, боясь коснуться.

Взгляд женщины был прикован к песочным часам, что стояли на полке камина. Верхний сосуд почти опустел, на дне образовалась крохотная воронка, вытягивающая песок. В миг, когда последняя песчинка сорвалась и полетела в пропасть, королева резво перевернула часы и спешно от них отошла. Несколько мгновений она стояла, выравнивая дыхание, потом вытерла вспотевшие руки о подол платья и опустилась в резное, богато украшенное кресло. Она прикрыла ноги теплым пледом, взяла со стола книгу и погрузилась в чтение, более ни разу не взглянув в ту сторону.

Ближе к рассвету огонь в камине вспыхнул и сразу погас. Гинерва удивленно выгнула бровь и захлопнула книгу. Через несколько минут возле ее кресла раздалось предупреждающее покашливание.

– Кейр Мулах выполнил приказание, моя королева. Кейр Мулах знает, как делает золотую пряжу леди Айлин. Ей помогает тан Румпель. Он превращает солому в золотую кудель, а леди прядет из нее нить.

– Как интересно, значит, эти двое сговорились?..

– Кейр Мулах думает. Нет, Кейр Мулах уверен, что леди Айлин имеет власть над старшим сыном короля. Именно по ее воле он появляется и уходит.

– Даже так, – протянула королева. То, что пасынок является по первому чиху мельниковой дочери и выполняет ее желания, было крайне необычно. И даже могло принести некую пользу.

«Или сразу заставить его отречься, а потом всадить нож в сердце? Нет, в свете новых данных лучше пусть будет цепным псом у трона. Так куда занятней».

– Что ж, в таком случае в существовании леди Айлин есть смысл.

– Да, моя королева, – гроган мялся, переступая с ноги на ногу. По-хорошему, клятву, данную у очага, разглашать было нельзя, но дух уже нарушил столько правил, что одним больше, одним меньше – сути это уже не изменит. Да и замок спит, навряд ли он захочет покарать своего хранителя. И он решился:

– Но это еще не все. Леди Айлин поклялась очагом этого дома, что не станет супругой сира Гарольда.

– Какой опрометчивый шаг, – королева хмыкнула и поднялась со своего места, – ну ничего, я знаю, как эту проблему решить. – Гинерва сняла с пояса небольшой ключ, достала из-под кровати неприметный ларец и раскрыла его. – Жаль, конечно, переводить приворотное зелье на мельникову дочь, но так у нас в руках появится поводок от хозяйки ручного Румпеля. Кейр Мулах, ты всецело заслужил свою награду. Этой же ночью оставлю для тебя лакомство на кухне.

Интерлюдия 3

Под мерный топот коня Мэри рассказывала лесничему о событиях последних дней. Появление в королевском замке дочери мельника вызвало столько сплетен и пересудов, что бедной служанке даже придумывать ничего не пришлось. Попутчик слушал внимательно, изредка задавая вопросы:

– Из Фортгала дева, говоришь? Любопытно… А ты сама как в замке оказалась?

– Ее величеству, королеве Гинерве, понравилось мое смазливое личико, – хмыкнула Мэри. – Но в замке главное – быть достаточно глупой, чтобы не замечать очевидных вещей, достаточно умной, чтобы выполнять указания, и достаточно расторопной, чтобы не попасть на обед к грогану. До недавних пор мне это удавалось, но потом вышел промах – я не разглядела в леди Айлин сейдкону. Мне даже в голову прийти не могло, что сида может полюбить мельника, а не рыцаря или менестреля! Да еще и родить от него дитя.

– Да, странно, не похоже это на туат де Дананн… но бирюзовые глаза твоей госпожи о многом говорят, даже слишком о многом, чтобы это было простым совпадением, – пробормотал мужчина, придерживая коня и вглядываясь в женскую фигуру, двигавшуюся им навстречу. Он готов был поклясться всеми озерами мира, что еще мгновение назад на дороге никого не было. Как, впрочем, и тумана, расплывшегося молочной рекой.

«Эх, на все бы мои вопросы так быстро находились ответы», – подивился он про себя и спешился. Кем бы ни была эта женщина, встречать ее в седле было бы верхом неприличия.

– Пусть не пересохнут озера в твоих угодьях, – первой поздоровалась она.

– Да расстелятся дороги ровными нитями под твоими ногами, почтенная Эйнслин, дочь Лесного Царя.

Мэри во все глаза глядела на стоящую перед ней женщину. Высокую, тонкокостную, с удивительными пепельными волосами, собранными в тугой узел, с поразительно знакомыми бирюзовыми глазами, обрамленными сетью мелких морщин.

– Куда путь держишь, дитя глубин? – вопрос сиды прозвенел ручьем.

– К хозяину своему, покорителю и поработителю, важные вести везу, – с несвойственной лесничему дурашливостью произнес эрл Гарен. Мэри молча перевела на него взгляд и от удивления вцепилась онемевшими пальцами в поводья. Знакомый образ смывался с эрла, словно грязь с витражного окна. И вот уже перед ней не знатный широкоплечий господин, а незнакомец красоты невероятной и стати неписаной. Глаза, что ночные озера, улыбка, что ясный день. А из волос каштановых, растрепанных зеленые водоросли выбиваются.

Мэри так восторженно смотрела, что келпи не выдержал и беззлобно ей бросил:

– Смотри, муха залетит.

– А… Ты кто?

– Зови меня Калдер, – подмигнул он служанке и повернулся к стоявшей сиде.

– Прошу простить мою неучтивость, госпожа лесных троп. Чем могу быть полезен?

– Ты – ничем, – горько усмехнулась сида. – Можешь идти. Неси своему хозяину и другу дурные вести, у него их и так полное решето. Несет и расплескать боится. Одной больше, одной меньше – невелика разница. Но я не к тебе, я к спутнице твоей пришла. Знала, что вы одной дорогой движетесь.

Калдер нахмурился, а Мэри нашла в себе силы спуститься с лошади.

– Чем могу быть полезна, госпожа? – из-за накатившего страха вместо слов получился скрип.

Сида тем не менее довольно кивнула.

– Храбрая девочка. Келпи не испугалась, к страшной туате подошла, за холодное железо не хватаешься, без чувств не валишься. Молодец.

– Вы не страшная, – только и нашлась, что сказать Мэри.

– Да, а так? – Туман поднялся с земли, заклубился, обнял почтенную Эйнслин и отступил на край дороги. И вот перед Мэри уже стояла сгорбленная лохматая старуха в рваных одеждах.

– Внутреннее уродство зачастую прячется за внешней красотой и редко бывает наоборот, – проскрипела сида.

Мэри сглотнула. Сильно хотелось сорваться и бежать без оглядки. Ведь каждый знает: от волшебного народа добра не жди. С другой стороны, худого ей ничего не сделали. А оскорбишь непочтением дочь Лесного Царя, и всю жизнь будешь на прямой дороге плутать.

– И что, никогда не бывает так, чтобы наперник соответствовал содержимому? – поинтересовалась Мэри, метнув быстрый взгляд на смурного келпи. «Эх, расчесать бы ему кудри», – пришлась не ко двору мысль.

– Бывает, – согласилась сида. – Только вот какая беда. Красота в душе того, кто смотрит. Ладно, не о том с тобой толкую, а времени между тем мало. Чай не на зачарованной тропе стоим. Хозяйка твоя огнем поклялась, что за короля Гарольда не пойдет. Да еще много чего перед светлым пламенем наговорила, не захлебнулась бы, расхлебывая. А потому, как из замка бежать надумает, ты ей от меня клубок передай да скажи, пусть, как наружу выберется да из города выйдет, кинет этот клубочек на дорогу, а сама следом пойдет.

Мэри приложила ледяные руки к пылающим щекам.

«Да как же так от брака с королем отречься?! От жизни сытой, безбедной и ради чего? Что за ночь могло приключиться? И мне теперь как быть? Где защиту искать? – Девушка вновь посмотрела на келпи. Позовет с собой или нет? Но Калдер молчал, погруженный в собственные мысли. – Ладно, вывернусь. Что-нибудь придумаю. Не в первый раз».

– Спасибо за науку, почтенная Эйнслин, я передам Айлин клубок.

Сида вновь кивнула.

– И еще, Мэри, запомни хорошенько: отданное по доброй воле гораздо ценнее взятого силой. А страх – плохой союзник. Хорошей дороги.

Дочь Хозяина Холмов растаяла, словно и не было ее никогда, а Мэри уткнулась лбом в лошадиную шею.

– Правду люди говорят: встретил сида – жди беды.

– Зря ты так. Гораздо хуже было бы, если бы она к нам не вышла, – Калдер зарылся пальцами в волосы. – Но, видать, материнское сердце болит… Знаешь, бери моего коня. Так успеешь и родных навестить, и к утру в замок вернуться.

– А ты? – Мэри не удержалась, протянула руку и выудила из мокрой вьющейся шевелюры келпи длинную нить водорослей. Мужчина прикрыл глаза, принимая заботу, и произнес:

– А я на своих четырех быстрее доскачу. Береги себя, может, свидимся еще.

После он отошел на пару шагов, топнул и обратился в черногривого жеребца с золотой уздечкой. Вздыбился, встрепенулся, да только его и видели.

Долго ему Мэри вслед смотрела, да кроме клубов пыли ничего и не разглядела. Утерла предательски увлажнившийся нос и пошла своей дорогой.

Часть 2. Слово той, что помнит прошлое

Мне не нужно просеивать каждое мгновение бытия, чтобы понять суть вещей, и нет смысла зреть вперед, ведь будущее переменчиво. Сошел с наторенной тропы, и твоя история уже петляет иными путями, рвет натянутую основу жизни. Будущее сомнительно, настоящее шатко, и лишь прошлое незыблемо, как скала посреди бушующего моря.

Я помню все полотна, сотканные сестрами. Каждую нить узора и каждое изменение, что мы вносили. Ничто не сокрыто от глаз моих, обращенных внутрь. Потому именно мне должно понять, откуда взялся в этой истории глубинный демон Наклави. Как его черная нить судьбы, грозящая обратить в тлен все живое, попала в наше полотно. И потому именно мне предстоит вернуться в начало и рассказать историю о короле Николасе, его женах и детях. Началась она сравнительно недавно. С тех пор как правитель Альбы вернул себе трон, прошло не более полувека.

Глава 9. Клятвы и их исполнение

В лето тысяча четырнадцатое ото дня Обмена Копиями король Николас, поддерживаемый сидами, казнил последнего непокорного лэрда и вернул в свои владения земли, так безрассудно розданные отцом. Богатство и древность рода отныне не имели никакого значения, а сесть наместником в феоде мог любой верный короне кэрл[34]. Сдавшимся и примкнувшим к королевскому войску лэрдам сохранили фамильные усадьбы и позволили поступить на службу. Все замковые рвы были засыпаны, а тяжелые ворота сняты и отвезены в Бренмар в знак того, что перед королем все двери должны быть открыты. Обескровленная знать зализывала раны, злобно поглядывая в сторону неожиданных союзников.

Давным-давно, еще со времен появления туат де Дананн на островах и их победы над местными жителями, увенчавшейся, как гласит легенда, обменом копьями – тонким, длинным со стороны сидов и толстым, массивным со стороны людей, – волшебный народ не вмешивался в дела смертных. Лишь искусство и магия интересовали новых соседей. Они жили рядом, но отдаленно от людей. Однако молодой король нашел то, что их заинтересовало. Он пришел к самому Ноденсу, Лесному Царю, охотнику с Холмов, и заключил с ним сделку, пообещав за союз в войне королевского первенца.

– Если бы ты посулил мне все земли и богатства своей страны, я бы и пальцем не пошевелил, – произнес повелитель сидов, – но кровь смертных – это великий дар, от которого никто из нас не смеет отказаться. Не знаю, кто надоумил тебя, но я принимаю клятву и согласен, чтобы королевский первенец был моим. Ты же, Николас из каменного леса, получишь то, о чем просишь.

И вот рядом с королевским стягом о трех красных львах затрепетало знамя волшебного народа.

Мало кто из лэрдов поначалу принял молодого правителя всерьез. Только трое явились в лагерь на границе Бернамского леса. И один из них тут же пал замертво, стоило ему преступить защитную линию, начертанную сидами вокруг королевского кресла.

– Его земли я возьму первыми, – оскалился Николас, разглядывая отравленный кинжал, выпавший из рукава предателя. – Не убирайте пока это мясо, пусть валяется у моих ног.

Стоит ли говорить, что переговоры с двумя оставшимися лэрдами прошли легко. Терять им, кроме собственной головы, было нечего. Из-за разразившейся междоусобицы за право уместить свое седалище на королевский трон на их землях разразились лишь голод да пожарища.

– Лэрд Умайл, лэрд Конна, я рад, что вы остались верны своей стране и королю, и не забуду того, что вы были первыми из тех, кто встал рядом.

Двенадцать лет шла война. Двенадцать лет грязи, пота и крови. Двенадцать лет походов и сна на мшистых подстилках. Двенадцать лет пожарищ и казней. И все эти годы два лэрда следовали за своим сюзереном, ни разу не напоминая о полученном обещании. Но всему когда-то приходит конец, и долгое противостояние, пресытившись человеческой кровью, все же уползло в свою смрадную пещеру.

Прибыв в Бренмарский замок и сев на трон отца, к которому Николас поклялся не прикасаться до полной победы, король оглядел своих приближенных соратников. Тех, кому нынче предстояло поднимать страну из руин и пепла. Многие из них поднялись из простых кэрлов и бедных эрлов, некоторые лэрды прибились, когда исход войны стал очевиден. Но двое шли с ним с самого начала. Как отблагодарить их, чем одарить, не повторяя ошибок отца?

– Лэрд Конна, – король взял с подноса тяжелую золотую цепь, – я не забыл о своих словах, сказанных некогда на границе Бернамского леса. Твои советы всегда были мудры и своевременны, а потому я даю тебе право именоваться моим первым советником и правой рукой. У тебя есть желание, которое я бы мог исполнить?

– Мой господин, – лэрд Конна поклонился так, что подаренная королем золотая цепь звякнула о каменный пол, – я помню твой запрет на раздачу земель, а потому прошу отдать мне в надел воду.

– Воду? Какая странная просьба. Зачем тебе вода?

– Очень просто: реки наполнены рыбой, как земля хлебом. Если ты дашь мне право владеть водой, я смогу кормиться с налогов на промысел.

– Что ж, пожалуй, это я могу исполнить. Лэрд Конна, за добрую службу я отдаю тебе в надел все реки и озера королевства! Теперь лэрд Умайл! – Король взял с подноса вторую золотую цепь. – Твоя хитрость и умение предугадывать шаги врагов стоили многим из них жизни. А потому я хочу, чтоб ты стал моим вторым советником и левой рукой. Есть ли у тебя желание, которое я мог бы исполнить?

Лэрд Умайл с достоинством поклонился. Он оценил ход своего давнего друга, а ныне противника – запросить себе вены страны. Такое будет сложно переплюнуть, хотя…

«Что ж, на каждого зяблика найдется своя сеть», – усмехнулся про себя лэрд, уже зная, что скажет.

– Ваше величество. У меня не просьба, а мечта, и, если вы исполните ее, я буду самым счастливым отцом на свете. В моем имении подрастает дочь Давина. Она красива и образованна, а потому сможет стать вам отменной женой.

Король пригладил светлую бороду, задумавшись.

– Может, у тебя есть другое желание? – спросил он наконец. – Все же тут воля нужна не только моя, но и твоей дочери.

Лэрд Умайл нервно дернул щекой.

– Нет, милорд. У меня нет иных желаний. Я готов быть вашей левой рукой и служить вам верой и правдой до последнего вздоха.

– Ладно, друг мой. Пусть твоя дочь прибудет ко двору. Если она приглянется мне и я не буду ей противен, мы заключим брак.

* * *

Леди Давина Умайл славилась на всю округу своей красотой и кротостью. Выросшая в тиши и безмятежности фамильного дома, она слабо представляла, каков мог быть мир за стенами родовой усадьбы. Жизнь ее была наполнена лишь книжными переживаниями и подвигами древних героев. Тонкие девичьи пальцы никогда не держали ничего опаснее иглы, а маленькие ступни никогда не знали прохладной сырости земли.

Известие о том, что отец сосватал ее за самого короля, разбередило девичье сердце, разметало в пыль мысли. Пряные мечты лишали сна. Каков он, объединитель разрозненной Альбы, легендарный воин, сумевший поставить под свой стяг волшебный народ? Силен ли он, как Сетанта[35], или прекрасен, как Ойсин Кумал – их дальний предок, получивший от волшебного народа вечную молодость?

К великому огорчению леди Давины, король Николас оказался не похож ни на одного из героев древности. Ни рыжей бородой, ни могучей статью не наградили его боги. Слишком молод, слишком худощав и жилист, а в русой гриве уже пустила свои споры седина. Колючие ореховые глаза смотрели цепко, по-стариковски, не улыбаясь, даже когда их хозяин смеялся.

– Вы прекрасны, леди, словно белый вереск, которым мне довелось любоваться в горах, – мягко произнес Николас, дотрагиваясь огрубевшими пальцами до мягкой девичьей щеки. Давина сглотнула огненный ком, и он растекся пламенем по телу. На руках выступили мурашки.

– В замке сквозняки, леди. – Король снял со своих плеч меховой плащ и накинул его на тонкие девичьи плечи. – Я приказал выделить вам Восточную башню – она самая теплая.

Давина с благодарностью посмотрела на короля, и он утонул в бирюзовых волнах ее теплого взгляда. Все слова, что он хотел сказать, все предостережения застряли, заскрежетали песком на зубах. Нет, он не откажется от такой красоты. Отныне он повержен и обезглавлен, пленен лазурью девичьих глаз.

– Ваш отец пожелал, чтоб вы стали моей женой, леди Умайл. Но я хочу услышать, желаете ли вы связать свою жизнь со мной?

– Я покорна воле отца своего, ваше величество. И для меня нет большей чести, чем стать вашей супругой.

Музыкой показался королю ее ответ, и как гром среди ясного неба пришла мысль, что первым мужчиной и отцом старшего ребенка будет вовсе не он, а Ноденс с Холмов.

«Может, сделать так, чтобы сид опоздал к первой брачной ночи?»

Весть о свадьбе герольды разнесли во все концы королевства, приглашая каждого, кто мог дойти и был достаточно вынослив, чтобы пить за здоровье молодых. Целую неделю должно было длиться празднество с танцами, охотой, мистериями и турниром. Вот только король решил провести невесту вдоль очага да испить эля из общего кубка в самом начале празднества, а не в его середине, как положено.

– Я намеренно назвал сидам дату начала торжества на три дня позже. Не желаю, чтобы народ, поклоняющийся чужим богам, видел, как кладут молот на подол моей невесты. Заморочат чарами, не снимем потом, – сказал Николас будущему тестю, и тот согласно кивнул.

В день, когда ячменный колос налился янтарем и покорно склонился к земле, леди Давина сняла с головы девичий венец и распустила волосы. В большой деревянной лохани младшая сестра омыла ей ноги и надела новые чулки. Потом невеста вышла во двор, и ей принесли белого петуха, которого следовало зарезать, дабы привлечь внимание богов.

То ли нож оказался слишком тяжел, то ли волнение слишком велико, но после первого удара животное не погибло. Забило крыльями, вырвалось и понеслось по двору, окропляя гостей кровью.

– Что ж, сомневаюсь, что боги пропустили бы такое, – прогудел Николас в притихшей толпе. Ловко схватил петуха, свернул ему голову и отдал невесте. Потом принял из рук тестя прекрасный меч, повернулся к Давине и произнес ритуальную фразу:

– Я, Николас Хредель, клянусь поднять это оружие на защиту своей семьи и держать его в ножнах в доме своем.

– Я, Давина Умайл, клянусь быть послушной женой и не противиться воле своего защитника и мужа, – заученно ответила молодая невеста, все еще держа в руках окровавленного петуха. Но стоило ей произнести фразу целиком, как дева почувствовала, что кровь животного с ее рук и платья стала с шипением испаряться.

– Боги приняли клятвы! – шепот, пронесшийся по двору, был подобен прибою. Редко когда союз освещало столько знамений. Правда, лэрд Умайл не мог с уверенностью сказать, что они были благими. Ведь клятвы, так явно принятые богами, невозможно было нарушить.

– А теперь покажем молодую хозяйку дому и очагу! – прогремел Николас, отвлекая своего тестя и советника от тревожных мыслей. Он подхватил жену на руки и перенес ее через главные ворота замка. Поднес к камину, полному золы, выдал ей щетку, огниво, трут и произнес:

Продолжить чтение