Читать онлайн Девонли. Ритмы ночи бесплатно

Пролог

«Никогда не забывай, что твоей коронации аплодирует та же самая толпа, которая будет аплодировать твоей казни. Люди любят шоу».

Терри Пратчетт, «Опочтарение»

Пять лет назад

Кристофер

«…Раз уж ты выжил, оставайся калекой в одиночестве» – буквы до сих пор скачут перед глазами, хотя я давно разбил телефон, швырнув его в стену.

Тело горит в агонии, дыхание причиняет боль, но я игнорирую эти ощущения и продолжаю стоять, опираясь на костыли и обтекая потом от усилий. Лунный свет, проникающий в окно палаты частной клиники её отца, кажется мне сейчас недосягаемым и прекрасным. Как божество.

Она была такой же.

Я видел в ней богиню и боготворил. Готов был защищать и бороться за наши отношения так яростно, что пошёл бы на что угодно, даже на убийство. Но она за нас не боролась. Покончила со мной одним сообщением, небрежно брошенным в мессенджер.

Тревожные звоночки прозвучали задолго до того, как я потерял всё и прозрел. Первым индикатором всегда становится смех. Когда заканчивается любовь или дружба, вы больше не смеётесь вместе. Мы не смеялись уже пару месяцев. Видимо, ей надоело притворяться.

Я, и правда, жалок, раз верил её лжи.

– Мистер Хейз, – обращается ко мне медсестра, вошедшая в палату, – вам ещё нельзя вставать, возвращайтесь, пожалуйста, в постель.

Нельзя вставать… Какое убожество. Я развалюха, чёрт возьми.

Магда или Марта – постоянно забываю – помогает мне устроиться на больничной койке, затем проверяет повязку на рёбрах и фиксаторы на искалеченных конечностях. Удостоверившись, что ничего не сползло, пока я нарушал предписанный режим, она предупреждает:

– Мистер Левингтон зайдёт к вам в течение получаса, постарайтесь не заснуть.

Левингтон. Разумеется, он ко мне зайдёт.

Она уходит, предварительно поправив подо мной подушку. Поворачиваю голову к окну, но луна уже скрылась за облаками.

Нет, я ни о чём не жалею. Да, я разбит и сломлен, но обязательно встану на ноги – во всех смыслах. У меня было всё, и я добился этого сам. Я смогу начать с нуля, построю всё заново, но уже по-другому. Путь, по которому я шёл, теперь закрыт для меня. Может, я просто достиг своего предела на этой дороге и пора менять вектор?

Чёрт, кого я обманываю? Зачем притворяюсь, что я в порядке и счастливо смотрю в будущее? Что это? Самообман?

– Кристофер, – отвлекает меня слегка хрипловатый баритон Левингтона. – Как ты себя чувствуешь? Мне сказали, операция прошла успешно. Прости, что не заглянул сразу, никак не мог вырваться. Дела, сам понимаешь.

– Здравствуй, Генри. Всё хорошо, ты прав, не извиняйся. Ты пришёл, чтобы просто проведать меня? Или чтобы выставить счёт?

Он смеётся, но смех не затрагивает его глаз. Левингтон не из тех, кого можно растрогать. Не из тех, кто отличается добротой. Он оплатил мою операцию, точнее – серию операций, однако это отнюдь не благотворительность, и мы оба это знаем. Не то чтобы у меня не было денег. Конечно, они есть. Но учитывая, что в ближайшее время работа мне не светит, Генри меня и правда выручил. Вот только цену за свою услугу он заломит баснословную. Хотя… мне плевать. Я готов продать душу дьяволу.

Танец был всей моей жизнью – и у меня забрали эту жизнь.

– Рад, что ты не растерял боевой дух, – говорит он, присаживаясь в кресло. – Я хочу, чтобы ты возглавил балетную труппу.

– Ты купил Гала-театр?

– Нет, что ты, – он качает головой. – Это было бы расточительство. Гала-театр скоро отживёт своё, я не собираюсь его спонсировать и искусственно держать на плаву. Я вкладываю, чтобы приумножать деньги, а не занимаюсь благотворительностью.

Ну разумеется. Это даже доказывать не нужно.

– Я купил остров.

– Остров? – переспрашиваю, но Генри самозабвенно продолжает, абсолютно не замечая моего изумления:

– И я построю там закрытый театр для узкого круга лиц. Конечно, тебе потребуется время, чтобы поправиться и заработать имя как хореограф, а не просто танцовщик. Я нанимаю тебя, Кристофер, но первое время ты будешь нарабатывать репутацию. Поезди по миру, поставь несколько балетных спектаклей. Тебя любят, тебе сочувствуют. Вряд ли кто-то будет против, если ты предложишь свои услуги. А после успеха первой постановки тебя и вовсе завалят предложениями.

Любят?

Сочувствуют?

В глазах тех, кто стал свидетелем моего краха, я видел лишь злорадство. А потом и люди, которые всегда рукоплескали мне, показали свои истинные лица. Для того, чтобы их маски слетели, мне стоило лишь один раз оступиться.

– Уже всё за меня решил, – усмехаюсь, прогоняя тёмные мысли. – Похвально.

– Но ты ведь и сам об этом думал, разве нет? Ты же не станешь в корне менять сферу деятельности. Пусть ты уже не сможешь сам блистать на сцене, но у тебя есть связи и имя. Глупо этим не воспользоваться.

– Почему ты говоришь об этом сейчас? Ещё слишком рано. Я даже стоять сам не могу. И неизвестно, смогу ли. Просто посмотри на меня и прозрей.

– Я не слепой, Кристофер. Но я и не глупец. Если не куплю тебя сейчас, потом ты влетишь мне в кругленькую сумму.

Он вновь хрипло смеётся.

– Соглашайся. Ты привык к хорошей жизни, а я буду платить тебе вдвое больше, чем ты зарабатывал, будучи самым востребованным танцовщиком. К тому времени, как ты станешь самым востребованным хореографом, всё уже будет готово, и ты сможешь отплатить мне за доброту.

– Что будет готово, Генри? Нахрена тебе целый остров?

– Это мой новый проект. Девонли. И он окупит себя с лихвой.

Ну ещё бы… Даже старый трактор начнёт печатать банкноты, если за дело берётся Генри Левингтон.

– Звучит красиво. Сам придумал?

– Нет, я в этом не мастак. Скоро ты всё узнаешь. А сейчас отдыхай. Я рассчитываю на тебя, Кристофер.

– Спасибо, Генри.

Он уходит, а я лежу и смотрю в потолок. Девонли. Сдаётся мне, Левингтон задумал нечто грандиозное. Но закрытый театр на острове… Уже сама формулировка не внушает доверия. Однако отказываться поздно – я уже принял его помощь, а Генри относится к тому типу людей, которые всегда заставляют должников платить по счетам. Но, как я уже сказал, я готов заплатить. Во мне словно что-то умерло, и причина отнюдь не в травмах и крахе карьеры.

Я считал, что помолвлен на самой чудесной девушке на свете, но Патрисия Левингтон никогда меня не любила. Разорвала помолвку и глазом не моргнув, а сегодня окончательно обрубила все нити, что связывали нас.

Как умело она играла в любовь…

Я был так счастлив, но в одночасье всё обернулось кошмаром. Я стоял у неё на пути – и она раздавила меня словно букашку. Патрисия Левингтон действительно дочь своего отца. Всё было подстроено. Я не должен был выжить. Но у судьбы весьма извращённое чувство юмора.

И будь я проклят, если ещё хоть раз доверюсь кому-то и полюблю.

***

От автора:

Девонли – проект Жнецов, возглавляемый Генри Левингтоном и Лео Андерсоном, а также название острова. Его я выдумала, нет ни геолокации, ни проектов с таким названием. Произносится как Дэвонли с ударением на первый слог.

Реальность альтернативная, поэтому возможны расхождения с общепринятыми нормами, структурами, названиями и законами. История не основана на реальных событиях, все имена, места действия, эксперименты, «игры», процесс создания сыворотки, орден Жнецов и т.д. – это художественный вымысел.

В книге используется балетная терминология и сленг. В самом тексте я делала краткие пометки, чтобы вы сразу понимали, о чём речь. Подробные разъяснения приведены в глоссарии (он размещён в конце книги; плейлист тоже в конце).

В этой истории присутствуют триггеры. Если вы хотите читать спокойный любовный роман, лучше выбрать другую книгу. А если готовы нырнуть в тайны и опасности «Девонли», то прошу пристегнуть ремни. Полёт не будет мягким.

Приятного чтения!

***

Важно: права на данное произведение (как и на другие мои книги) принадлежат мне. Данная книга публикуется и распространяется только через Литрес и их партнёров. Иное распространение нарушает закон и мои авторские права и влечёт за собой последствия.

Глава 1

Настоящее время

Лили

– Брукс, тяни носок*! – рявкает Дженнис, педагог-репетитор труппы, в которой я работаю. – Это что за халтура, мать твою?! – орёт она, заглушая музыку, и трижды хлопает в ладоши. – Срань господня! Стоп! Стоп!

[*имеется в виду стопа, подъём стопы; подробнее в глоссарии]

Музыка затихает, и я останавливаюсь, смотря на разъярённую Дженнис. Она готова меня сожрать. Нашинковать на тёрке и слопать как паштетик. Дженнис всех нас считает отбросами, недостойными танцевать на сцене этого театра, но я уже привыкла к её взрывному отвратительному характеру. Да и вообще – мне очень повезло работать здесь, поэтому грех жаловаться. В других местах дела обстоят ещё хуже.

Год назад после выпуска из балетной академии я перебивалась на задворках кордебалета в бюджетном театре [имеется в виду государственный театр], за которым была закреплена академия. Я едва сводила концы с концами и ходила на один просмотр за другим в надежде устроиться в коммерческую труппу, и наконец меня взяли. Я понравилась Питеру, художественному руководителю, и через несколько месяцев мне уже стали поручать небольшие сольные вариации.

Говоря «понравилась», я имею в виду мои танцевальные навыки, а не что-то другое. Худрук в нашем театре всегда оценивает всех беспристрастно. Но Дженнис… она меня ненавидит.

Хотя она ненавидит почти всех, и каждая репетиция с ней выжимает из меня все соки. Но я не жалуюсь, нет. За соло идёт хорошая надбавка, а мне нужно оплачивать комнату и отправлять часть денег родителям. Ну и амбиции, конечно, имеют место быть: я хочу попасть в Гала-театр и дорасти до примы.

Сейчас мне девятнадцать, но балетный век короток – времени тормозить на поворотах у меня попросту нет.

– Что с тобой? – вопрошает Дженнис, испепеляя меня уничтожающим взглядом, словно я низшее существо. – Ты заболела? Нет? Тогда почему двигаешься как амёба? Что это за халтура, я спрашиваю? Почему все должны страдать из-за того, что ты решила, что можно работать вполсилы? Словила звезду? Вот что я тебе скажу, дорогая моя: незаменимых нет, так что не зазнавайся. Не хочешь работать – найдётся куча желающих на твоё место.

– Извини, Дженнис, – говорю я, не тушуясь, чем бешу её ещё больше, однако пресмыкаться и облизывать зад кому бы то ни было я не намерена. – Мне правда жаль. Я буду стараться лучше.

– Не старайся, а делай! – рявкает она, брызжа слюной. – Мы будем прогонять эту сцену снова и снова, пока ты не выполнишь всё как надо. Все слышали? Вы знаете, кого потом винить за это. Мы будем повторять, пока Брукс не соизволит снизойти до нас. Ещё раз! Музыку, пожалуйста. И-и-и… можно!

Она хлопает в ладоши, концертмейстер [отвечает за музыкальное сопровождение] начинает играть на фортепиано, и все артисты, задействованные в сцене, начинают двигаться, но Дженнис смотрит только на меня. Я стараюсь, я правда стараюсь выполнять каждое движение правильно, однако Дженнис вновь обкладывает меня трёхэтажным матом. Видимо, встала не с той ноги.

Так репетиция и проходит – с криками, паузами, бесконечными повторами и полным уничтожением меня как личности. Ну, то есть Дженнис так думает, а я не разубеждаю её в том, что ей удалось меня задеть. На самом же деле нужно очень постараться, чтобы заставить меня заплакать. Уж скорее я двину обидчику в нос, чем разревусь. Да и оскорбления Дженнис я на свой счёт уже не воспринимаю. Неприятно, конечно, но она просто такая, какая есть, и не стоит обращать на это внимание.

– Эй, Брукс, – зовёт меня Мэгги, одна из вторых солисток. – Не хочешь пойти куда-нибудь вечером? Мы с девчонками хотим оторваться.

Да уж, хорошо ей, она племянница Дженнис. Дженнис любит её как свою собственную дочь и всегда хвалит, даже если Мэгги позволяет себе халтурить. Но так устроен любой театр: любимчики есть в каждой труппе. Я стараюсь и на это не обращать внимания, но иногда мне обидно. Я ведь из кожи вон лезу, работая над техникой исполнения, однако Дженнис упорно не замечает моих стараний. Я не понравилась ей сразу, и это уже не исправить.

– Прости, Мэгги, не смогу. Ты ведь слышала: завтра перед классом* у меня дополнительная репетиция. Если опоздаю или буду не в форме, Дженнис сожрёт меня живьём, а потом отдаст мои останки на растерзание кордебалету.

[*урок классического танца; обязателен и в балетном училище, и в балетных труппах]

– Ага, – Мэгги хихикает, оглядываясь через плечо. – Дженнис в последнее время в ударе. Ладно, я пойду. Пиши, если передумаешь.

– Договорились. Пока.

Мэгги машет мне рукой и покидает балетный зал с группой других девчонок из кордебалета, а я продолжаю сидеть на полу. Сил нет, разгорячённое тело постепенно остывает, и я чувствую, как пульсируют забитые мышцы. Медленно стягиваю пальцы [имеются в виду пуанты] и смотрю на две новых кровяных мозоли. Ещё и ноготь на большом пальце почернел. Видимо, скоро отвалится. Просто блеск.

Помню, когда он первый раз отслоился и сошёл, я не могла даже влезть в каски́ [пуанты], не то что встать на них. А теперь могу исполнить любую выученную вариацию независимо от того, в каком состоянии мои стопы. Да, сначала тебе адски больно и тело отказывается подчиняться, но со временем к этой боли привыкаешь, и она уже не имеет над тобой власти.

Отрываю взгляд от созерцания этой вопиющей «красоты» и смотрю на своё отражение. Лицо ещё красное от напряжения, и я промокаю пот полотенцем, а затем обмахиваюсь им, не отводя взгляда от зеркала.

С внешностью мне повезло. Возможно, я страдаю нарциссизмом, но мне правда нравятся мои густые, длинные и прямые каштановые волосы, собранные сейчас в высокий строгий пучок. Зелёные большие глаза, аккуратный нос, высокие скулы и губы среднего размера тоже отлично вписываются в артистическую внешность. С фигурой, само собой, всё отлично. Грудь, конечно, маловата, но для балерин это плюс, а не минус. Зато у меня ноги от ушей, длинные тонкие руки и осиная талия. В общем, как ни поверни, я создана для того, чтобы блистать на сцене, и никакие трудности меня не остановят.

Вибрация телефона отвлекает от самолюбования, и я тянусь к сумке. На экране светится мамин номер. Вздохнув, принимаю звонок.

– Привет, мам!

– Лили, когда ты вернёшься? – с ходу задаёт она вопрос, с которого начинается каждый наш разговор.

– Мам, я ведь уже говорила: я не уеду из Нью-Кройда. По крайней мере, сейчас. Я хочу работать в балетной труппе, а наш город слишком маленький.

– Но это же бред! – восклицает мама. В который уже раз. – Возвращайся домой, Лили. Ты там совсем одна. Как ты справляешься? И зачем тебе это? Ты получила диплом артистки балета, как и хотела, так возвращайся. Теперь ты можешь найти работу где угодно, в том числе и в родном городе. Да, в Шервуде нет Гала-театра, но тем не менее ты можешь танцевать и здесь.

Ага, на сцене кукольного детского театра или в стрип-клубе.

– Мы с отцом волнуемся за тебя, – использует мама запрещённый приём. – Ребекка очень скучает, каждый день о тебе спрашивает.

– Я приеду в гости, мам, – говорю я и в задумчивости закусываю нижнюю губу.

– Когда? – давит она, в её голосе всё отчётливее слышна тревога.

Я тоже очень соскучилась по ним, особенно по младшей сестрёнке, но мне не удастся вырваться в ближайшее время. До Шервуда – городка, из которого я сбежала покорять мегаполис – ехать не меньше восьми часов, а у меня всего один выходной в неделю.

– Я обязательно приеду домой, мама, просто чуть позже. Мне только недавно удалось устроиться в хорошую труппу, я не могу сразу попросить отпуск.

– Ох, Лили, – в трубке раздаётся всхлип, и мне хочется прямо сейчас сорваться на вокзал и купить билет в один конец.

Но если я уеду из Нью-Кройда, то все мои мечты пойдут прахом. Если я вернусь в Шервуд, то зачем вообще уезжала? Зачем училась в академии? Чтобы просто потратить накопления родителей? Нет уж. Я останусь и добьюсь своей цели.

– Хорошо, дочка, я поняла тебя, – мама наконец берёт себя в руки. – Раз для тебя это так важно, мы будем держать за тебя кулачки. Преуспей там, ладно? И не нужно присылать нам деньги, мы справляемся.

– Мне несложно, мама, – ложь слетает с губ, и я вздыхаю. Не люблю врать, но иногда это необходимо. – Вы оплатили моё обучение в академии и потратили все свои сбережения. Я обещала вернуть вам деньги, и я сдержу обещание. Пока могу выплачивать только по частям, но…

– Ты ничего нам не должна, – мягко перебивает меня мама. – Мы не хотели, чтобы ты училась там не из-за стоимости обучения, а потому, что не хотели тебя отпускать. Приезжай, хорошо? Когда сможешь – приезжай. Мы очень соскучились, Лили.

– Я тоже скучаю, мама. Как получится – сразу приеду. Передавай привет папе и Ребекке.

– Передам. Береги себя, Лили.

Мама прощается и разъединяет связь, а я ещё долго сижу на полу и смотрю на потемневший экран смартфона.

Мы не виделись уже полтора года. Перед выпускным курсом июль и половину августа я провела дома, но после окончания академии всё так закрутилось, что я не смогла вырваться даже на пару дней. Едва закончились итоговые экзамены и прошёл выпускной концерт, как меня тут же записали в труппу государственного театра. Нужно было выучить столько номеров и постановок, что даже летом я не вылезала из балетного зала, а потом начался новый сезон [имеется в виду балетный сезон; подробнее в глоссарии].

Осень выдалась действительно сложной. Нагрузка была просто чудовищной: меня впихнули буквально в каждый спектакль, числившийся в репертуаре. А влившись и освоившись, я начала ходить на просмотры в коммерческие труппы, пока меня наконец не приняли в эту. Варианты постановок отличались от тех, к которым я уже привыкла, и кое-что пришлось переучивать или разучивать с нуля. А ещё Дженнис сразу же сделала из меня козла отпущения. В общем, уже февраль, а я так и не съездила домой.

Встаю, подбираю сумку с пола и плетусь в гримёрку. Сегодня у меня нет сил, чтобы порепетировать самостоятельно, как я обычно делаю после общих репетиций. Надо быстро принять душ и ехать домой. Я зверски устала, а с раннего утра у меня назначена дополнительная репетиция с Дженнис. Стоит выспаться хорошенько, иначе буду раздражительной и не смогу стойко выдерживать её оскорбления. А ссориться с ней – это последнее, что мне сейчас нужно.

Если меня вышибут из этой труппы, то я уже никуда не смогу устроиться и действительно придётся вернуться домой. Но я не могу сейчас уехать, как бы сильно ни скучала по ним. Я должна выплатить родителям каждый потраченный на моё обучение цент, должна пробиться в солистки, и я это сделаю.

Глава 2

Лили

Дженнис не пришла.

Вот, в принципе, и всё, что нужно знать об её ко мне отношении. Она просто забыла о том, что сама же и назначила мне дополнительную репетицию перед классом.

Ну да ладно, я порепетировала сама. Иногда это даже продуктивнее, чем работа с вечно недовольным и орущим репетитором, и сегодня так и вышло. Я целый час оттачивала технику, и мне удалось добиться значительного прогресса. Надеюсь, Дженнис тоже его заметит. Не хотелось бы повторения вчерашнего, иначе девчонки меня возненавидят.

Все уже постепенно подтягиваются в балетный зал, и привычный утренний предрабочий гвалт заполняет его. До меня доносятся фразы «Какой же он классный!», «Так не терпится его увидеть!», «А правда, что он хромает?», и я в недоумении стою, опираясь на станок* и совершенно не понимая, о ком они говорят. Неужели в труппу устроился новенький красавчик? Но у нас же хватает парней. И зачем нам хромой танцовщик?

[*имеется в виду балетный станок]

Мэгги заходит в зал одна из последних и стразу устремляется ко мне. Её глаза возбуждённо блестят, когда она восклицает мне прямо в лицо:

– Ты сейчас упадёшь, Брукс!

– Да в чём дело?

– Держись крепче, я серьёзно. Это событие века!

Мэгги напускает на себя важный вид, но её так и распирает от желания поделиться со мной, и я, вздохнув, произношу:

– Мэгги, не томи, говори уже.

– Кристофер Хейз будет присутствовать сегодня на уроке и во время репетиций! Прикинь?! – выпаливает она на одном дыхании.

– Кристофер Хейз? – недоверчиво переспрашиваю я. – Тот самый Кристофер Хейз?

В памяти всплывает образ непревзойдённого танцовщика, и я совершенно теряюсь. Что ему понадобилось в нашей труппе?

– Да, – возбуждённым шёпотом отвечает Мэгги. – Тётя… то есть Дженнис так всполошилась, когда узнала, что он собирается присутствовать сегодня. Ей никто заранее не сообщил об этом, и она в бешенстве.

Ну, просто блеск! Бешеная Дженнис – что может пойти не так?

Эта мысль начисто вытесняет растерянность, и я с досадой фыркаю.

– Он тебе не нравится? – Мэгги осуждающе хмурится. – Но он же офигенный, Брукс! Просто представь, сам Кристофер Хейз скоро зайдёт в эту дверь! – она тычет пальцем в ту сторону. – Это же обалдеть как круто!

– Но что ему здесь нужно?

– Дженнис вчера вечером ничего толком не сказала, только ругалась, что её не предупредили заранее. Он уже здесь, Брукс! Обсуждает что-то с Питером, и Дженнис тоже с ними.

Так вот почему она не пришла…

– Я так волнуюсь, – продолжает возбуждённо тараторить Мэгги. – Это же сам Кристофер Хейз! А что, если я налажаю на репетиции? Или запорю какое-то движение на уроке*? Ужас! Брукс, почему ты такая спокойная? Это же…

[*имеется в виду урок классического танца]

– Доброе утро, – ледяным тоном прерывает её пылкую речь Дженнис, только что вошедшая в класс, и все присутствующие, за исключением концертмейстера, разворачиваются к ней лицом и вытягиваются по струнке. – Леди, – Дженнис выдерживает театральную паузу. – Джентльмены, – она делает не менее театральный жест в сторону двери. – Сегодня особый гость хочет посмотреть на вас. Прошу любить и жаловать: Кристофер Хейз.

Дженнис злостно прищуривается, её тон вовсе нельзя назвать дружелюбным. Да и вообще, когда она использует эти устаревшие официальные обращения, жди беды. Дженнис не вежливость проявляет таким образом, а презрение.

Пока все обращают взгляд на вновь вошедшего, я продолжаю смотреть на Дженнис и всё больше убеждаюсь, что мне точно сегодня влетит. Ну, конечно, на ком же ещё она станет вымещать своё раздражение, как не на мне?

– Доброе утро, – звучит густой чуть хрипловатый баритон. Такой глубокий и притягательный, что я тут же перевожу взгляд на его обладателя. – Рад всех вас видеть, – Кристофер чуть склоняет голову набок и улыбается, но его улыбка скорее официальная, чем радушная. – Пожалуйста, не обращайте на меня внимания. Я всего лишь любопытный гость.

Ага, как же. Не обращать. Да весь женский состав труппы из трусов готов выпрыгнуть, глядя на него. А мужской половине явно не терпится похвастаться перед ним своими умениями. Но, как бы они ни старалась, великого танцовщика им не затмить. Хоть он уже давно не выходит на сцену сам, но его имя и слава живы до сих пор.

Жаль, конечно, что для него всё так закончилось. Несчастный случай во время выступления обернулся крахом его танцевальной карьеры. А ведь Кристофер и сейчас мог бы блистать на сцене. У него талант от Бога.

Я видела несколько видеозаписей с его участием. Да что там «несколько»… Я видела все! Кристофер Хейз был кумиром многих, и я не стала исключением. Я засмотрела эти записи до дыр и каждый раз пускала на него слюни. Но одно дело смотреть на экран монитора и совсем другое – видеть этого мужчину прямо перед собой.

Хейз, безусловно, человек с несгибаемой волей. Его присутствие ощущается настолько сильно, что зал за считанные секунды буквально пропитывается им. Кристофер не просто вошёл в балетный класс – он будто заполнил собой всё пространство. Если ещё полминуты назад здесь царствовала Дженнис, то сейчас – безраздельно властвует Кристофер Хейз.

Высокий, статный, темноволосый он являет собой образец поистине мужской красоты – возможно, слегка грубой, но при этом неоспоримой. Черты его лица резкие, глаза – тёмные, а взгляд – глубокий и пронзительный. Одет Кристофер просто, но одновременно с этим элегантно и до умопомрачения сексуально.

Ну какая девушка устоит перед знаменитым красивым мужчиной, облачённым в чёрные брюки и чёрную рубашку с закатанными до локтя рукавами и небрежно распахнутым воротом? Да никакая! Вот и я стою, открыв рот и совершенно выпав из реальности, ведь Кристофер Хейз – моя первая и единственная любовь. И мне плевать на нашу ощутимую разницу в возрасте.

– Прошу, – произносит Дженнис, чем выводит всех присутствующих из оцепенения, и указывает на свой стул, который за глаза называют «троном ведьмы». – Можете сесть там, если вам будет удобно.

– А вы?

– О, я постою, спасибо. Сегодня ведь особенный день.

Она одаривает его уничтожающим взглядом и проходит на середину зала. Дождавшись, когда Кристофер займёт отведённое ему место (пометочка: он не хромает), Дженнис хлопает в ладоши. Она всем своим видом показывает, что, независимо от положения и заслуг Кристофера, это она тут главная, а не он. Однако, и Дженнис, и все мы понимаем, что это не так, как бы она ни тужилась. Само собой, это понимание раздражает её ещё больше, и Дженнис грозно командует:

– К станку, пожалуйста. Два деми плие*, гран плие*, полупальцы с прогибом* – и так по всем позициям. В конце свободная растяжка на восемь квадратов. И-и-и… можно!

[*неглубокое приседание, *глубокое приседание, *«цыпочки»; подробнее в глоссарии]

Вижу, что некоторые девушки всё ещё косят глаза на Хейза, и полностью сосредотачиваюсь на движениях. Мне немного тревожно, но чем дальше продвигается урок, тем больше я растворяюсь в музыке и слушаю своё тело. Благодаря тому, что я хорошо разогрелась перед классом, все движения и комбинации даются легко, несмотря на усталость. Даже не замечаю, как пролетает урок.

По завершении прыжковой и технической части все благодарят Дженнис. Кивнув, она сообщает, что репетиция начнётся через пятнадцать минут. Потом подходит к Кристоферу и начинает что-то тихо с ним обсуждать.

Многие остаются в классе, а я выхожу в коридор, чтобы немного охладиться, и ко мне тут же подлетает взволнованная Мэгги.

– Скажи, он офигенный? – шепчет она, вплотную приблизившись ко мне. – Да? Да?

– Да, – буркаю в ответ.

– Тебе словно всё равно! Это же…

– Хейз, да, знаю, – перебиваю я её. – Он классный, правда. Но давай обсудим это после работы, хорошо?

– Ну ты и зануда, Брукс! – обиженно восклицает Мэгги и возвращается в зал, чтобы посплетничать с более общительными девчонками.

Пятнадцать минут перерыва быстро подходят к концу, и я возвращаюсь в класс, мысленно представляя, насколько сильно мне влетит на репетиции.

Всё проходит относительно спокойно ровно до того момента, пока не начинается моя небольшая сольная вариация. Дженнис не даёт мне завершить даже первую комбинацию движений: останавливает музыку, обкладывает меня трёхэтажным матом и приказывает повторить с момента моего выхода.

На третьем повторе она всё же даёт мне закончить. Но лишь затем, чтобы в который раз высмеять перед всеми.

– Заново, – командует она, закончив свою издевательскую речь. – Музыку, пожалуйста. Выход Брукс. Остальные могут отдыхать. И-и-и… можно!

Пока все с облегчением усаживаются на пол, я вновь начинаю исполнять заученные до скрипа зубов движения. Но едва я дохожу до самой сложной связки, Дженнис орёт, перекрывая музыку:

– Твою мать, Брукс! Ты ещё не проснулась?! Что с твоим вращением? Шевели ногами быстрее! Сколько мы говорили об этом – я не вижу этого всё равно!

Она не останавливает музыку, просто кричит и поливает меня на чём свет стоит. Когда музыка заканчивается и я принимаю финальную позу, Дженнис бьёт меня по руке, привлекая внимание, и зло шипит, прожигая яростным взглядом:

– Я снимаю тебя с вариации. Ты доигралась. Терпеть такую откровенную халтуру сил моих больше нет. Пошла вон.

Кровь отливает от лица, и я чувствую, как глаза начинает жечь. Только не плакать! Не перед ней! Но, чёрт… она необъективна. Я стараюсь, я очень стараюсь. Я больше всех репетирую, я провожу в этом грёбаном зале почти всё своё свободное время. Однако Дженнис на это плевать. Она невзлюбила меня с самого начала. Дженнис не забыла обо мне утром, она просто не сочла нужным поставить меня в известность, что наша репетиция отменяется.

– А в чём, собственно, проблема? – прерывает наше немое противостояние бархатистый баритон, и мы с Дженнис одновременно разворачиваемся к Кристоферу.

– Простите? – едва сдерживая гнев, спрашивает Дженнис.

– Что конкретно она делает не так? – продолжает он, словно забавляясь. – Я пытался найти кучу ужасных отвратительных изъянов, о которых вы, не умолкая, кричали, но не смог. Разве что… – Кристофер встаёт и приближается к нам. – Брукс, верно? – обращается он ко мне, и я киваю. – Брукс, не могла бы ты повторить ту связку в середине вариации, когда после последнего батмана* уходишь в шене*?

[*здесь имеется в виду гранд батман – высокий бросок ноги, *вращение на двух ногах с продвижением вперёд; подробнее в глоссарии]

– Мистер Хейз, что вы себе позволяете? – тихим зловещим шёпотом, чтобы слышали только мы, вопрошает Дженнис. – Я веду эту репетицию, а не вы.

– Вы не ведёте её, – спокойно и в полный голос отвечает Кристофер. – Вы орёте. Оскорбляете артистку, обвиняя её в халтуре и неправильном исполнении, но не говорите, в чём конкретно заключаются её ошибки. Как по мне, единственная, кто здесь халтурит, – это вы. Педагог должен направлять и помогать, а не вымещать злость на артистах.

– Да что вы себе… – начинает Дженнис, но Кристофер перебивает её, утратив к ней всякий интерес:

– Брукс, займи позицию. Сначала сделай этот кусок без музыки.

Я стою, не зная, как быть. Если послушаюсь его – Дженнис не только с вариации меня снимет, она меня из труппы выгонит. Но и игнорировать его просьбу – невежливо.

– С меня хватит, – цедит Дженнис. – Оставляю её в ваших надёжных чутких руках, мистер Хейз. Сейчас все свободны, следующие репетиции пройдут по расписанию. Брукс, зайди в кабинет художественного руководителя, когда соизволишь освободиться. Чего сидите? – рявкает она на остальных. – Покиньте помещение. Вы мешаете солистке, – язвительно заканчивает Дженнис свою речь и направляется к выходу.

Балетный класс пустеет, а я всё стою. Хейз тоже не двигается.

– Зачем? – шепчу я наконец, впиваясь ногтями в ладони. – Зачем вы вмешались? Меня теперь уволят.

– Никто тебя не уволит, Брукс. Хотя, возможно, ты сама захочешь уйти.

– О чём вы говорите? – я поднимаю на него взгляд. – Я не могу уйти отсюда. На улице не стоит очередь из желающих заполучить меня в свою труппу. Я… никто.

– И останешься никем, если не возьмёшь себя в руки, – холодно отрезает он. – На позицию, Брукс. Иначе я решу, что и правда зря влез в это.

Трясясь от злости и страха за своё будущее, я отхожу на несколько метров левее. Взмахиваю рукой и начинаю с серии гранд батманов. После последнего маха разворачиваюсь и перехожу в шене.

– Стоп, – произносит Хейз, и я останавливаюсь. – Тебе ничего не мешает в момент перехода?

– Я приспособилась.

– Не нужно приспосабливаться, Брукс. Надо чувствовать своё тело. Твоя левая рука отстаёт, когда ты переходишь на вращение, и тормозит тебя. Поэтому тебе неудобно, и это заметно. Попробуй быстрее опустить её к правой руке. Возможно, тебе стоит прижать их ближе к корпусу. Постарайся сделать так, чтобы левая рука не догоняла, а обогнала правую. Помоги себе – сделайся компактной. Тебя ничего не должно тормозить. Давай заново.

Отхожу обратно и начинаю с того же момента. Учитывая замечание Хейза, перехожу в шене, и – о чудо! – больше не ощущаю неудобства. Заканчиваю вариацию и замираю, не в силах сдержать улыбку.

– Легче? – интересуется Кристофер, хотя у меня и так всё на лице написано.

– Восторг! – восклицаю я, всё ещё глупо улыбаясь. – Большое вам спасибо.

– Пустое, Брукс. Со временем ты бы и сама поняла, в чём дело. Ты способная. Тебе просто нужно больше практики и доверия своему телу. Чувствуй его – оно всегда подскажет.

Улыбка постепенно сползает с моего лица, когда радость от новой покорённой ступени отступает на второй план.

– Какая разница, – говорю я, хмурясь. – Меня всё равно уволят.

– Почему ты так решила?

– А зачем ещё Дженнис вызвала меня в кабинет художественного руководителя?

– Из-за меня, – Кристофер запускает руки в карманы. – В принципе, тебе необязательно туда идти, можем поговорить сейчас. Но сначала я должен извиниться перед тобой, Брукс.

– За что?

– Дженнис так на тебя взъелась, потому что я решил тебя перекупить. Сообщил ей об этом сразу после класса*. Извини за это. Надо было подождать, пока закончатся репетиции, прежде чем ставить её в известность.

[*имеется в виду урок классического танца]

– Что? – вновь эхом повторяю я, часто моргая. – Перекупить? Меня? Зачем?

– Я набираю людей в новую труппу. Мы с Питером давние приятели, и он разрешил мне «украсть» у него одного артиста. Конечно, я надеялся на большее количество, но Питер был непреклонен.

– Что за труппа?

– Закрытый театр на острове. Годовой контракт. Проживание и питание за счёт работодателя. Оплата ежемесячная, и она в шесть раз больше, чем ты получаешь сейчас. Не могу обещать тебе место примы, оно уже занято, однако безвылазно торчать в кордебалете ты точно не будешь. И кричать во время репетиций я тоже не намерен. Это дурной тон. Так что, Брукс? Готова переметнуться на мою сторону?

– Закрытый театр? То есть… для узкого круга лиц?

– Верно.

– Получается, никто меня не заметит… – выдаю я и только потом понимаю, что сказала вслух.

Кристофер снисходительно улыбается, поняв, к чему была сказана моя последняя фраза, и я вспыхиваю.

– Молодость, – вздыхает он. – Хочется всего и сразу, понимаю. У меня хорошие связи. Могу потом похлопотать за тебя и пристроить в… Гала, да? Туда ты метишь?

Ещё сильнее краснею и решаю, что благоразумнее промолчать. Кристофер усмехается и протягивает мне визитку.

– Вот мои контакты. Ответ нужно дать в течение двух дней, не считая сегодняшний. Не просри свой шанс, Брукс. Вряд ли Дженнис теперь даст тебе свободно дышать. Проведи со мной год – и потом я открою для тебя двери Гала.

Сказав это, он уходит, оставляя меня в полной растерянности.

Глава 3

Лили

Прихлёбываю кофе и смотрю в окно. На улице начался ливень, и я решила переждать его в кофейне рядом с театром. Кристофер оказался прав: меня не уволили. Однако с вариации всё же сняли. А ещё Дженнис игнорировала меня весь остаток вчерашнего дня и сегодня тоже.

Завтра последний день, чтобы дать ответ Кристоферу, а я так ничего и не решила. Если останусь в труппе Питера, то до конца дней буду подпирать задники в последней линии кордебалета. Но если приму предложение Хейза, то не увижу родных ещё целый год. И не только родных – я вообще никого не увижу, кроме тех, кто имеет отношение к его труппе.

Закрытый театр и годовой контракт… Как только до меня дошёл весь смысл, первоначальная радость улетучилась.

И почему Кристофер набирает труппу уже сейчас, а не после весеннего фестиваля? Начало сезона же давно прошло. Хотя, если театр закрытый, то они явно не ориентируются на общепринятое расписание.

– Лили Брукс! Это, правда, ты! – окликает меня до боли знакомый и ненавистный голос, и я с неохотой поворачиваю голову.

– Привет, Катрина, – выдавливаю из себя подобие улыбки. Вот уж не думала встретить здесь, в Нью-Кройде, своего закадычного врага. Наши мамы дружат, но вот про нас этого сказать никак нельзя.

Катрина невзлюбила меня сразу. Уж не знаю, чем я ей так не угодила, но эта стерва решила превратить мои школьные годы в сущий кошмар. Надо сказать, ей это удалось: уже вскоре многие дразнили меня и унижали. Кто-то открыто, кто-то – за спиной. Я подозревала, что за каждой мерзкой сплетней стоит Катрина, но доказать не могла и перестала обращать внимание на нападки и перешёптывания. С одной стороны – это была хорошая закалка; с другой стороны – именно поэтому я и решила покинуть родной город. В маленьких городках выпуск из школы не значит ничего: твои одноклассники в итоге окажутся твоими коллегами и продолжат тебя гнобить.

– Что ты тут делаешь? – задаёт Катрина вопрос, который вертится у меня на языке.

Но я не спрашиваю её о том же. Не спрашиваю, почему она так дорого и со вкусом одета. Не спрашиваю, кто уложил её светлые волосы в элегантную причёску. Не спрашиваю, откуда у неё деньги на брендовую сумку и туфли. Не спрашиваю о драгоценностях в её ушах и на руках. А просто отвечаю:

– Как видишь, пью кофе.

– Ха, посмотрите на неё, – она кривит губы в презрительной усмешке. – Родители дом заложили, а она шастает по кафешкам, тратя их кровные денежки. Хороша дочь, ничего не скажешь.

Смысл её слов доходит до меня слишком медленно, и в первые мгновения я не нахожусь, что ответить. Заложили дом? Но зачем? У них ведь были сбережения, чтобы оплатить мою учёбу. Или нет?..

– Ой, ты чего так смотришь? Будто не знала!

– Я думала, что…

– Думала она! – резко перебивает меня Катрина. – Да у тебя в башке одни батманы и фуэте*. Вот как есть – чудачка. Ещё и сволочь.

[*вращение на одной ноге; подробнее в глоссарии]

Она разворачивается, чтобы уйти, но я останавливаю её, начисто игнорируя её едкие слова и тон. Сейчас это вообще неважно.

– Погоди, Катрина. Присядь, пожалуйста, и расскажи мне всё, что знаешь.

– Так ты правда не знала? – обернувшись, спрашивает она уже без издевательских интонаций.

– Да, я не знала.

– Что ж… – Катрина устраивается напротив меня и вновь окидывает изучающим взглядом. – А что они сказали тебе?

– Что у них есть сбережения, чтобы оплатить мою учёбу. Я возвращаю им по частям, каждый месяц перевожу часть зарплаты на их счёт. Но мама говорит, что это необязательно: они справляются.

– Вздор! Уж не знаю, что там насчёт сбережений, но твои родители заложили дом, чтобы отправить тебя учиться в эту академию. Проценты и так были немаленькие, а с каждым годом только растут, и теперь твоей семье едва на продукты хватает. В городе давно судачат, что ты сбежала, обчистив родителей до нитки. Неужели не слышала?

– Не слышала.

– И что будешь делать?

– Верну родителям долг, – не задумываясь ни секунды, отчеканиваю я.

– Каким, интересно, образом? – Катрина прищуривается. – Сколько ты тут зарабатываешь? Видимо, мало, раз шлёшь им крохи.

– Я разберусь.

– Ляжешь под кого-то? Ну, а что ещё ты можешь? Ты ведь, по факту, и так торгуешь телом. Так какая разница, где раздвигать ноги: на сцене или в постели.

Вспыхиваю.

– Послушай, Катрина, я не в курсе, чем я тебе так не угодила, но хватит уже оскорблять меня. Мы давно не в школе.

– Не угодила? – вскидывается она. – Мама постоянно ставила тебя мне в пример. «Лили то, Лили сё». Достала. Ты меня просто достала.

– Но я ведь тут ни при чём. Так почему ты вымещаешь злость на мне и сравниваешь с проституткой? – я замолкаю, вновь оценивая её внешний вид, а потом произношу, не подумав: – Или ты говорила о себе?

– Да пошла ты, Брукс! – Катрина вскакивает с места. – Катись ты со своим балетом!

Она покидает кофейню так быстро, что стук каблуков кажется оглушительно громким. Затем хлопает входная дверь – и всё наконец стихает.

М-да… Ну зачем надо было озвучивать последние мысли вслух? Может, у неё просто жених богатый появился. Катрина же красивая, внешность у неё очень притягательная и сексуальная. На таких, как она, мужчины слетаются кучей. Ладно, пофиг. В любом случае это её личное дело.

Достаю телефон и звоню маме. Отвечает она не сразу, а когда я слышу её голос, он кажется мне очень уставшим и расстроенным.

– Лили, ты что-то хотела?

– Да, мам. Я хотела узнать, сколько вам осталось выплатить по залогу.

Сначала мне кажется, что она не ответит, но потом мама вздыхает и озвучивает сумму, от которой мне становится плохо. Даже если я устроюсь на вторую работу, мне столько и за год не заработать. Остаётся лишь один вариант: принять предложение Кристофера и, возможно, влезть в долги.

– Я достану деньги, мама, – произношу, стараясь, чтобы голос не дрожал, но мои старания с треском проваливаются.

– Лили…

– Нет, не говори ничего. Я верну долг. Мне нужно идти, мам. Передавай привет папе и Ребекке.

Нажимаю «отбой» и смотрю на визитку, зажатую в другой руке. Я колеблюсь всего минуту и наконец набираю его номер.

Кристофер отвечает после второго гудка, словно ждал моего звонка.

– Мисс Брукс? Чем обязан чести слышать вас?

Его голос насмешливый и холодный – совсем не такой, как в нашу первую встречу, и почему-то сейчас Кристофер обращается ко мне на «вы». Я немного тушуюсь, но быстро беру себя в руки.

– Я согласна работать на вас, – произношу чётко и уверенно. – Но у меня есть условие.

– А вот это уже интересно. Думаете, что можете ставить мне условия?

– Вы хотите купить меня или нет?

– Допустим, да.

– Тогда перечислите мне всю сумму сразу.

– Дерзко, мисс Брукс. Очень дерзко.

Я глубоко вздыхаю, приказывая себе успокоиться, и повторяю:

– Так вы хотите купить меня или нет?

Сердце колотится, ударяясь о рёбра, кровь стучит в висках с такой силой, что я глохну. Если он сейчас пошлёт меня, то я не представляю, где ещё мне достать такую сумму.

– Смелое требование, мисс Брукс, – отвечает Хейз после недолгой паузы. – А если вы не потянете? Если вдруг через месяц окажетесь не нужны нам? Вы можете гарантировать, что этого не случится? Вы настолько уверены в себе?

– Уверена. Если вы сомневаетесь, то не тратьте моё и своё время.

Он усмехается, а я чувствую, как по спине и между грудями стекают капли пота. Не перегнула ли я? Может, стоило прикинуться бедной и несчастной и давить на жалость, а не строить из себя крутую? Нет. Быть жалкой – это убого. Таких людей не уважает никто. А мне важно, чтобы Хейз уважал меня. Сама не знаю почему.

– Я так понимаю, вам очень нужны деньги, мисс Брукс.

– Это… моё личное дело. Если вы передумали…

– Не передумал, – обрывает он меня. – Скиньте реквизиты для оплаты и электронную почту. Через десять дней начинаются репетиции. Вы должны прибыть на место за два дня до начала работы. Все подробности и инструкции будут в электронном письме.

– Получается, у меня есть свободная неделя? – спрашиваю, дрожа всем телом и всё ещё не веря в свою удачу. – Я смогу провести её дома?

– Делай что хочешь, Брукс, – резко переходит он на неформальное общение, и в его голосе проскальзывает раздражение. – За эту неделю ты должна сдать весь перечень анализов и пройти полное обследование организма. Мне не нужны сюрпризы в виде хронических заболеваний или чего похлеще. В каком городе ты пройдёшь проверку – без разницы. Главное – в назначенное время прибудь в порт и сядь на паром, имея на руках все справки и документы. Остальное меня не касается.

Сказав это, Хейз отключается, а я всё никак не могу прийти в себя. Я не только помогу им погасить долг, но и увижу родителей и сестру! Неужели я наконец вытянула счастливый билет?

Глава 4

Лили

– А что ты мне привезла? – спрашивает Ребекка, смотря на меня в упор.

Она уже закончила с обнимашками, поняла, что я никуда не денусь в ближайшее время, и теперь настроена очень серьёзно. Мне хочется рассмеяться, но я держусь и протягиваю ей коробочку.

Перед отъездом, после того как собрала вещи, я изучила, что сейчас популярно у двенадцатилетних девочек. Оказалось, что на пике очередная история про фейри, по которой даже планируют снять сериал. Так что в подарок я выбрала браслет из коллекции книжного мерча. Стоил он, конечно, недёшево, но я ведь целый год не увижу сестру. Да и деньги на острове мне вряд ли понадобятся, Кристофер же сказал, что проживание и питание включены в контракт. Поэтому я решила оставить себе совсем немного налички, а остальное отдать родителям и порадовать сестрёнку.

– Браслет Эолин! – восклицает Ребекка, выуживая из коробочки серебряную нить с разноцветными камушками. – О-о-о, спасибо!

Она порывисто обнимает меня, рассыпается в благодарностях, и я улыбаюсь. Мне нравится видеть её счастливой. Несмотря на то, что ей двенадцать, Ребекка ещё не растеряла детскую непосредственность и открытость.

– Нужно показать Хлое!

– Давай, – со смехом отвечаю я. – Только вернись к обеду.

– Конечно! – уже на ходу выкрикивает Ребекка и выбегает из дома.

Я иду на кухню, откуда разносится аромат запекающейся курицы. Родители ещё не знают, что я привезла с собой сумму, почти покрывающую оставшийся долг. Хочу поговорить с ними обоими, а папа сейчас колет дрова на заднем дворе. Они решили устроить праздничный обед в честь моего приезда, и папа намерен разжечь камин в гостиной.

– Не нужно её баловать, – с укоризной говорит мама, стоит мне встать рядом с ней.

– Мам, это всего лишь браслет.

– Дорогой браслет. А если потеряет?

– Не думаю, что Ребекка настолько беспечна.

– Она ребёнок! – мама всплёскивает руками. – А ты даришь ей такие дорогие вещи. Не нужно её баловать, а то привыкнет.

– Не волнуйся об этом, мам. Ребекка умная девочка и неиспорченная. Она просто радуется подарку. Что в этом плохого?

– У нас… нет денег на подобные шалости.

– Об этом я и хотела с вами поговорить, когда папа закончит. Я привезла деньги. Если вы немного добавите, то сможете погасить задолженность одним платежом.

– Лили! – вскрикивает мама и бросает ложку в миску с салатом. Кажется, она злится, но я не понимаю почему. – Мы уже говорили об этом. Мы с папой справимся. Оставь деньги себе, мы не возьмём.

– Но ведь это из-за меня вы оказались в такой ситуации. Это мой долг, не ваш, и я… – осекаюсь, видя, как мама отворачивается и прикрывает лицо руками. – Мам? Мам, ты что… плачешь?

Она всхлипывает, и я охаю, но быстро беру себя в руки и обнимаю её.

– Что случилось, мама? Что тебя так расстроило?

– Да что мы за родители такие, раз не в состоянии оплатить обучение собственного ребёнка? – шепчет она, уткнувшись в моё плечо. – Даже скопить толком ничего не смогли.

Видеть, как мама плачет – это… слишком. От её расстроенного тона у меня у самой слёзы на глаза наворачиваются, и я приказываю себе собраться.

– Мам, вы – лучшие родители на свете! Других мне не надо. Я люблю вас, слышишь? И я буду рада помочь выкупить дом. Позвольте мне это сделать, хорошо? Вы – моя семья. Это и мой дом тоже. Если бы я знала, что вам придётся заложить его, чтобы оплатить обучение в академии, я бы ни за что туда не поехала.

– Не говори ерунды, – отмахивается мама и снова всхлипывает. – Это ведь твоя мечта. Как мы могли не дать тебе возможность воплотить её?

– И я благодарна вам. Очень. Говорю же: вы – лучшие.

Мама усмехается и стирает дорожки от слёз, а я обнимаю её крепче, чувствуя, как щиплет глаза. Пытаюсь сдержаться, но не могу, и спустя пару минут мы плачем уже вдвоём.

– Что тут за водопады? – спрашивает папа, зайдя на кухню. – Вы чего ревёте, девчонки?

Он подходит к нам и обнимает маму за плечи, а я отступаю на пару шагов и отстёгиваю большую поясную сумку, до отказа набитую купюрами.

– Вот, – протягиваю её папе. – Это покроет почти весь остаток долга. Не хватает совсем чуть-чуть.

Кристофер перечислил мне больше, чем я рассчитывала. Видимо, я действительно буду не только в кордебалете стоять. Ну или… работать за троих. Как бы там ни было – я рада, что могу помочь родителям, даже если нагрузку на меня навесят чудовищную.

– Лили… – выдыхает папа, изумлённо смотря на меня.

– Возражения не принимаются. Я хочу внести свой вклад.

– Но откуда у тебя столько денег?

– Я подписала годовой контракт и попросила заплатить мне всю сумму сразу.

Точнее – нагло потребовала, но об этом им знать необязательно.

– За год? – изумлённо переспрашивает папа. – Всего за год? И где это столько платят?

– Новая труппа Кристофера Хейза.

– Того самого Хейза? – оживляется мама.

– Ага, – я киваю. – Буду работать на легенду. Он как раз набирает людей. На днях присутствовал у нас на репетиции, а потом предложил мне хорошие условия.

– И каков он в жизни? – спрашивает мама не без любопытства. Она ведь вместе со мной смотрела некоторые видеозаписи и тоже им восхищалась.

– Весьма обаятелен. Но может быть и не очень приятным, насколько я поняла. Хотя мы мало общались, так что рано делать выводы. Вроде хороший человек.

– Точно хороший, раз пошёл тебе навстречу.

Ну всё, мама теперь фанатка Хейза. Хотя я её прекрасно понимаю. Он действительно мужчина мечты. Моей мечты. Но я не должна думать о нём в таком ключе. Кристофер Хейз – мой будущий босс, я не хочу смешивать работу и личное.

– Но, если ты отдашь нам такую сумму, сама останешься совсем без денег, – папа хмурится. – Как же ты будешь жить целый год?

– Я оставила себе как раз столько, чтобы хватило на мелкие расходы. Проживание и питание включены в контракт.

– Вы и жить при театре будете? – озадаченно уточняет он.

– Да, график очень плотный, так что вырваться домой не смогу, – развожу руками, желая как можно скорее сменить тему. – Но через год обязательно приеду. И не на неделю, а больше. Возьму настоящий отпуск.

Мне совсем не хочется говорить родителям, что театр закрытый и находится на острове. Ни к чему давать им лишний повод для волнений. Я бы предпочла вообще не говорить о работе, а наслаждаться привычной семейной атмосферой.

– Лили, мы не можем принять твои деньги, – смущённо произносит папа. Видно, насколько сильно ему неловко.

– Мам, пап, вы лучшие родители, я очень сильно люблю вас, – говорю, заключая их обоих в объятия. – Вы подарили мне шанс осуществить мечту. Так позвольте помочь сохранить дом. Я хочу, чтобы через год мне было куда возвращаться.

– Ох, Лили, – выдыхает мама, обнимая меня в ответ, и я вдыхаю родной запах её туалетной воды. – Мы тоже очень тебя любим.

– Очень, – чуть сипловато шепчет папа, сгребая нас с мамой в охапку.

Так мы и стоим посреди кухни – обнявшись и улыбаясь. В данную минуту я не хочу никуда уезжать. Плевать и на Гала, и на всё остальное. Хочу каждый день есть домашнюю еду, болтать с папой, ходить с мамой за покупками и помогать сестре с уроками. Но… я уже взяла деньги Кристофера и теперь связана контрактом.

Глава 5

Кристофер

– Всё готово? – спрашивает Левингтон, зайдя в мой кабинет и не удосужившись поздороваться.

В квартиру его впустила Сара, моя помощница. Готов поспорить, он и с ней не поздоровался, поэтому я продолжаю стоять спиной ко входу и смотреть в окно.

Оборачиваться не хочется. Вести с ним диалог – тоже. Генри Левингтон купил мои профессиональные навыки, имя и молчание, но не преданность и не уважение. Само собой, его бесит, что я не облизываю его ботинки, рассыпаясь в благодарностях, вот он и не утруждает себя вежливостью. Однако игнорировать его не получится.

– Труппа в составе семидесяти двух человек набрана, если ты об этом, – отвечаю, медленно развернувшись. – Репетиции начнутся через четыре дня. Паром с артистами прибудет послезавтра вечером.

– Отлично. Ты справился.

Он садится в кресло, достаёт сигару и раскуривает её – и я морщусь от набившего оскомину запаха.

– Рано делать выводы, Генри. Вердикт можно будет вынести, когда пройдёт первый спектакль.

– Это уже детали. Девонли откроет свои двери в любом случае и в первый же вечер окупит все затраты.

Деньги, ну конечно. Что ещё может интересовать Генри Левингтона, как ни прибыль.

– Рад слышать, что ты выйдешь в плюс при любом раскладе.

– А как иначе, Кристофер? Это произойдёт, даже несмотря на то, что ты так расщедрился на какую-то девчонку. Чего ради ты выплатил ей всю сумму сразу? К чему такое расточительство? Неужто уверен, что она продержится до конца? И кто она вообще такая? Твоя любовница?

Это он о Лили, чёрт бы его побрал. Как я ни пытался скрыть единовременную выплату – от Левингтона ничего не утаить. Да, Лили Брукс добавила мне головной боли и, чувствую, ещё доставит хлопот. Но почему-то я не смог ей отказать. К тому же она действительно талантлива и, что намного важнее, упорна.

– Мы с мисс Брукс не состоим в отношениях, – отвечаю сдержанно. – Я познакомился с ней, когда отбирал артистов.

– И сразу примерился к заднице? – Левингтон усмехается, а я еле сдерживаюсь, чтобы не послать его куда подальше.

– Всё не так, Генри. Девушка очень способная, с ней не будет проблем. У неё возникли семейные трудности, поэтому она попросила меня об одолжении. Считай, что я за неё поручился.

– Ну, как знаешь. Дело твоё, и спрос – тоже с тебя. Я уж подумал, ты приметил её, чтобы скрасить вынужденное одиночество. Хотя вариантов предостаточно – тебе можно выбрать любую, – Левингтон прищуривается. – Не жалеешь, что придётся провести год в отрыве от остального мира?

– Мне грех жаловаться, Генри. Ты платишь столько, что останется внукам, если они у меня будут. К тому же ты открыл мне многие двери и познакомил с интересными людьми.

– Да, насчёт этого, – он делает паузу, чтобы выпустить несколько дымовых колечек. – Собрание назначено на послезавтра.

– Но я уезжаю сегодня.

– Встреча пройдёт уже в Девонли.

– Они прибудут на остров?

– Разумеется.

– Но зачем так рано? Первый спектакль только через три недели.

Левингтон хмыкает, а затем снисходительно разъясняет:

– Все члены ордена – наши почётные гости и спонсоры. Приглашение было выслано всем. Само собой, далеко не все смогут присутствовать, но те, кто выкроил время, будут приняты со всеми почестями. И раз они изъявили желание посмотреть на прибытие артистов, значит, так тому и быть. Желающие присутствовать при этом прибудут в течение дня, остальные прилетят на собрание. Останутся они или улетят обратно и вернутся только к открытию театра – это их дело, разберутся на месте, заранее никто ничего не сообщал. Но раз уж ты отправляешься сегодня, то проконтролируй, чтобы всё было готово к их приезду, в том числе и комнаты.

– Будут какие-то особые указания?

– Все инструкции и список Жнецов, которые ответили на приглашение, здесь, – Левингтон протягивает мне конверт. – Откроешь по прибытии.

– Хорошо, – сухо произношу и убираю конверт в сумку с ноутбуком. Мне совершенно не хочется знать, что там. Но даже если бы и хотелось, я бы всё равно открыл его уже на острове.

– Что ж, позволь откланяться, – Левингтон сминает едва раскуренную сигару в пепельнице. – С тобой приятно иметь дело, Кристофер.

– Взаимно, Генри.

Чёрта с два это взаимно.

Наблюдая, как он уходит, я мысленно возвращаюсь на пять лет назад – в тот момент, когда согласился принять его предложение. Тогда я был сломлен и без раздумий заключил сделку с дьяволом, мне было плевать на всё. Строго говоря, мне и сейчас плевать на многое и многих, но теперь я не сомневаюсь, что из-за своего решения попаду в ад. Учитывая, каким человеком я стал – туда мне и дорога. Без сожалений. И без жалости. Никто не станет лить по мне слёзы, а меня ничего не держит на этом свете: ни к кому и ни к чему я не привязан.

Нажимаю на кнопку, прикреплённую к столу, и вскоре заходит моя личная помощница.

– Вызывали, мистер Хейз?

– Мой багаж отправлен?

– Да, уже в пути. И я связалась с пилотом. Вертолёт будет подан точно к указанному времени.

– Спасибо, Сара, – легонько киваю ей. – И что я буду там без тебя делать?

Она слегка краснеет, виновато улыбается и поглаживает свой уже сильно округлившийся живот.

– Извините, мистер Хейз, но я никак не могу поехать. Это ведь целый год, а у меня срок подходит через три месяца.

– Да, конечно, я понимаю и ни в коем случае не укоряю тебя. Просто я в ужасе, потому что всё придётся запоминать самому.

– Я установила приложение на ваш планшет. В нём удобно заполнять расписание.

– Как будто я буду этим заниматься, – усмехаюсь. – На сегодня больше нет встреч?

– На сегодня всё.

– Тогда пора прощаться.

– Ну мы ведь ещё увидимся, – робко предполагает Сара. – Через год вы вернётесь, а я как раз выйду из декретного отпуска.

– Это ты сейчас так говоришь, но всё может измениться. Быть мамой – очень тяжёлая работа. Да ладно, что заранее загадывать, как будет – так будет. А сейчас иди домой. Спасибо за работу.

– До свидания, мистер Хейз.

– Береги себя, Сара.

Она покидает кабинет, а вскоре и пентхаус. Генри настаивал на том, чтобы я купил особняк неподалёку от него, но у меня стойкая неприязнь к частным домам. Они требуют слишком много внимания и ухода. Пришлось бы нанимать персонал, а я категорически против того, чтобы рядом постоянно находились люди. Да и зачем мне такая громадина? Ради нелепого пафоса? Я живу один, и двухэтажной квартиры с выходом на террасу мне хватает с лихвой. Здесь имеется всё необходимое, даже тренажёрный зал. Так что Генри Левингтону пришлось смириться с тем, что я обосновался в городе.

После ухода Сары я спускаюсь на первый этаж и переодеваюсь в спортивное. До вылета достаточно времени, успею потренироваться. Из-за того, что приходится иметь дело с опасными людьми, нужно всегда быть начеку и в хорошей физической форме.

Я подсел на силовые тренировки, когда восстанавливался после операций. Чуть позже увлёкся боксом, а затем и единоборствами. Не думал, что мне это так пригодится.

Если бы пять лет назад кто-то сказал, что я наращу мускулатуру, научусь драться и обращаться с оружием и освою кое-какие хакерские приёмчики, я бы рассмеялся этому сказочнику в лицо. Раньше я был пацифистом, которого не волновало ничего, кроме техники исполнения своих партий.

Но под давлением обстоятельств люди меняются.

Тогда я задавался вопросом, почему Левингтон не нанял именитого хореографа, но вскоре понял, что для реализации своего плана он никогда не взял бы кого-то со стороны. Возможно, если бы Левингтон предложил мне работу, никак не связанную с проектом Девонли, то я бы до сих пор оставался в счастливом неведении. Но карты так сложились, что теперь я не только знаю – я вхожу в эту систему. Генри Левингтон не просто нанял меня – спустя два года после начала нашего сотрудничества он сделал меня членом ордена Жнецов.

Забавное название, если не знать, какой смысл в него заложен основателями и их потомками. Само собой, речь идёт не о сборе урожая. Хотя… смотря какого урожая.

Лидеры Жнецов – это избранная элита, которая дёргает за ниточки и устанавливает миропорядок, оставаясь в тени, за кулисами. Денег и власти у них немерено, они могут вознести или уничтожить любого. И, разумеется, они всегда пожинают плоды чужих трудов.

В ордене действует строгая иерархия, и я нахожусь на самой низшей ступеньке. Какое положение занимает Левингтон, мне неизвестно до сих пор. Но, готов поспорить на что угодно, если он и не числится в лидерах, то всё равно забрался очень высоко. С его мнением считаются. Перед ним заискивают. Для него открыты все двери и дороги. А если нужно заставить кого-то замолчать или исчезнуть, Левингтону достаточно пошевелить мизинцем. Исходя из этого, можно сказать, что он входит в самую верхушку элитного сборища лицемерных ублюдков.

Лидеры составляют ядро ордена. Их мало, но именно они задают тон всему. Наиболее приближённые к ним образуют первый круг. Я не в курсе, чем именно они занимаются. Во втором и третьем кругах находятся те, кто обеспечивает прикрытие и защиту. Благодаря им орден и является тайным. А таких, как я, называют исполнителями. Мы входим в четвёртый круг и выполняем либо грязные, либо незначительные задания. Между мной и верхушкой пролегает пропасть, однако все Жнецы пользуются массой привилегий.

Хоть я и видел многих членов ордена, но он слишком многочислен, так что я не могу точно подсчитать, сколько человек в него входит: у меня нет доступа к этой информации. По моим грубым прикидкам, явно не меньше нескольких тысяч, возможно, счёт идёт на десятки, ведь всё не ограничивается Нью-Кройдом. Однако руководящий состав – лидеры и их приближённые – едва ли насчитывает более сотни человек.

Возможно, другой на моём месте был бы рад, что примкнул к сильным мира сего. Наверное, многих бы не смутило даже то, что приходится марать руки. Но я не принадлежу к числу этих наивных и алчных ребят. Ценой оказалась не только моя свобода. Если бы можно было повернуть время вспять, я бы не согласился на сделку с Левингтоном.

Мой статус хореографа – просто прикрытие. В глазах общественности Левингтон является моим покровителем и главным почитателем таланта, но на самом деле всё не так. В той части жизни, что выставлена на показ, я время от времени ставлю спектакли в лучших театрах мира; а в скрытой от посторонних глаз – регулярно выполняю грязную работу для ордена.

Жаль, машины времени не существует, а из касты избранных есть лишь один выход – смерть. Моя или всех остальных Жнецов.

Другого я пока не нашёл, но поиски не прекратил. Больше всего на свете я хочу, чтобы моя жизнь вновь принадлежала мне и никому другому.

Глава 6

Лили

Волны с шумом разбиваются о борт теплохода. Я подаюсь вперёд – насколько позволяют перила – и свешиваюсь вниз, чтобы как следует рассмотреть узоры морской пены. Лицо пощипывает от солёных брызг и ветра, но я наслаждаюсь этими ощущениями, не спеша выпрямляться.

Солнце уже клонится к закату, окрашивая горизонт и водные просторы в золотые, кроваво-красные, пурпурные и фиолетовые тона. Крики чаек, шум мотора и взрывы смеха, периодически доносящиеся из общей каюты, добавляют к этой картине колоритных красок, и я чувствую себя героиней приключенческого фильма. Стояла бы здесь вечно. Вот только… мне холодно.

Вдыхаю морской воздух, выпрямляюсь и поёживаюсь. Хоть в феврале температура и не опускается ниже нуля, однако у воды всё же прохладно, а с приближением вечера становится зябко. Наверное, нужно было надеть ботинки и куртку потеплее, но я выбрала для дороги кроссовки, спортивные штаны и чёрный бомбер оверсайз. Всё максимально удобное, но греет плохо. Однако торчать в закрытом помещении мне не хочется.

Когда я согласилась работать на Хейза, меня мало волновали условия, я думала лишь о том, что смогу помочь родителям выплатить долг. Но стоило мне внимательно изучить содержание электронного письма и контракт, причин для тревог прибавилось.

Во-первых, наниматель может досрочно разорвать контракт, если его не устроит, как артист справляется с поставленной перед ним задачей. И что мне делать, если я и правда не подойду им? Деньги вернуть я уже не смогу.

Во-вторых, там есть пункт о неразглашении информации. Благо, я не ляпнула никому ничего лишнего. А если бы я решила похвастаться и выболтала все подробности?! Кристофер же мог предупредить меня!

В-третьих, у девушек должно быть минимум одно вечернее платье. Да, я купила его перед отъездом, но оно дешёвое и подойдёт ли? А ещё нужны туфли на каблуках. Парням же необходимы чёрный смокинг, парадная рубашка и классические туфли. Для чего нам это?

В-четвёртых, перечень анализов действительно внушительный. Пришлось в буквальном смысле пройти обследование всего организма. Но это как раз имеет смысл: чтобы весь год работать без продыха, артисты должны обладать отменным здоровьем.

В-пятых, пункт назначения – не просто закрытый театр на острове, а закрытый театр на частном острове! Нет, серьёзно, вот это уже конкретный перебор. Ну кто в здравом уме купит остров? И, главное, зачем? Ради развлечения? Или это стратегический объект на случай необходимости переждать опасность? Но человечество ведь не накрыло эпидемией, над головой мирное небо, а по улицам не разгуливают зомби или террористы. Значит, остаётся первый вариант: кто-то купил остров, чтобы построить там театр для привилегированных особ. И, возможно, не только театр, а целый город, потому что в пункте про одежду указано, что всё можно будет купить на месте. Вот уж действительно: у богатых свои причуды.

– Привет, я Томми, – раздаётся сбоку, и я поворачиваю голову.

Рядом со мной стоит довольно высокий парень, одетый в светлые линялые джинсы и тёмно-бордовый бомбер. Его пшеничного цвета волосы нарочито небрежно растрёпаны, зелёные глаза излучают веселье, а улыбка слегка самодовольная и озорная. Он не производит отталкивающего впечатления, поэтому я киваю и произношу:

– Лили.

– Приятно познакомиться, Лили, – Томми прислоняется к перилам и чуть наклоняет голову набок, разглядывая меня. – А чего ты стоишь тут одна? Холодно же. И ты пропустила общее знакомство. Теперь все друг друга знают, кроме тебя.

– Ещё успею со всеми пообщаться. С тобой ведь уже познакомилась.

Его улыбка становится шире.

– А ты красивая, – бесцеремонно заявляет он. – Кордебалет или соло?

– В контракте указано, что возможны сольные вариации или небольшие партии.

– Круто. Может, даже станцуем дуэтом.

– Ты солист?

– Второстепенные роли. Но и кордебалетом не брезгую, мне нравится работать в команде, иногда это прикольно.

– А из какой ты труппы?

– Сам я из Сент-Грув, начинал там, а когда перебрался в Нью-Кройд, мест сменил немало, даже в Гала успел поработать. А ты откуда?

– Из Шервуда, но там нет ни балетной академии, ни театра, поэтому я училась и работала в Нью-Кройде.

– Где именно?

– После выпуска меня взяли в бюджетный театр, а потом я устроилась в коммерческую труппу.

– Да, в Нью-Кройде и того, и того добра хватает. Но нигде не платят столько, сколько предложили здесь.

– Ты поэтому согласился?

– Конечно. Это же просто рай: всё включено, ещё и зарплата выше в несколько раз.

– Но целый год – это так долго.

– Считай, что это просто гастрольный тур.

– Никогда не была на гастролях.

– Первый раз может быть тяжело, да. Но мы же плывём на остров для богачей, Лили, – Томми подмигивает мне. – Неужели не хочешь посмотреть, как на самом деле живут небожители?

– Вряд ли мы много увидим. И уж точно не пересечёмся с теми, для кого будем танцевать.

– А вот я думаю иначе. По крайней мере, совместный банкет точно будет.

– С чего ты взял?

– А для чего, по-твоему, нужно иметь при себе смокинги и вечерние платья?

– Ох…

– Только не говори, что забыла взять.

– Не забыла, – мрачнею. – Просто моё платье вряд ли подойдёт, если всё так, как ты говоришь. Оно… слишком дешёвое для подобных мероприятий.

– Значит, купишь на месте. Если не будет подходящего, можно заказать доставку.

– Ага, – киваю, решив умолчать, что денег у меня с собой – кот наплакал. Неважно, что сейчас этот парень мило улыбается мне. Стоит ему узнать, что у меня за душой нет ни пары лишних сотен баксов, ни одной действительно стоящей вариации, его улыбка незамедлительно превратится в язвительный оскал.

Балетный мир жесток, а его обитатели могут быть весьма двуличны и тщеславны. Сольные партии – прямая дорога к звёздному статусу, привилегиям и большим деньгам. Даже если за саму партию артисту и не заплатят много, его в любом случае заметят – и бонусы не заставят себя ждать.

Ради главной роли многие готовы совершать подлые поступки. Артисты заводят не друзей, а полезные связи. Они не ищут поддержки и не поддерживают, а используют друг друга, пока хотя бы одной из сторон это выгодно.

Разумеется, всегда есть исключения из правил. Просто мне такие пока не встречались.

– Ха, подплываем, – Томми указывает в сторону берега. – Как тебе островочек, м?

– Довольно… большой, – отвечаю, уставившись на махину, что предстала перед нами.

В мыслях я представляла, что это будет остров среднего размера, на котором находятся несколько зданий – театр, общежитие для артистов, отель для зрителей и, возможно, парочка магазинов. Но такого размаха я не ожидала. Он действительно огромный. Даже отсюда эта громадина напоминает автономное мини-государство, возвышающееся посреди морских просторов.

Ландшафт острова неровный: спереди он пологий и песчаный, но постепенно со всех сторон становится всё выше и выше. По бокам береговая линия изрезана гигантскими отвесными скалами, которые в закатных лучах кажутся почти чёрными. Волны бьются о них так неистово, словно хотят оставить надлом. Да и сами горы выглядят так, будто давно мечтают расколоться на тысячи осколков. Но этому не бывать: на каменистых вершинах горделиво разбросаны величественные деревья. Уж не знаю, каким образом они пустили там вековые корни, но именно они и предотвращают обвалы.

Причал находится прямо по центру, и создаётся ощущение, что это единственный путь, каким можно сойти на сушу. Задняя часть острова мне тоже видна: препятствия в виде неприступных скал и высоких деревьев поджидают заблудших путников и там.

Охранников в чёрной спецформе на причале и рядом так много, что можно подумать, будто это засекреченный объект государственной важности, а не владение до ужаса богатого человека, который решил создать своё автономное королевство для развлечений.

Вдали от берега виднеются леса, плато и холмы, которые добавляют острову живописности и резко контрастируют с его суровой скалистой структурой и зданиями, коих там предостаточно. Почти все они, насколько я могу отсюда разглядеть, выполнены в готическом или похожем стиле, что вполне подходит природе острова. Он словно дышит загадкой и таинственностью, скрывая в себе мрачные секреты и опасности.

Это место жуть наводит. Согласна, есть в нём что-то притягательное, но пока я не разделяю восторгов стоящего рядом Томми. Неужели мне придётся провести здесь целый год?

– Это точно частный остров? – спрашиваю с сомнением, ещё раз оценив его гигантские масштабы и размах построек.

– Да какая разница? Мы всё равно уже здесь. Ладно, пойдём за вещами. Скоро причаливаем.

Томми направляется в сторону крытой части палубы, и я, вздохнув, иду за ним. Багажа у меня немного: я не отношусь к девушкам, помешанным на шоппинге. Весь мой гардероб уместился в один большой чемодан, а балетные вещи, гигиенические принадлежности и несколько книг я положила в спортивную сумку. Документы, деньги, телефон и прочие мелочи легко вместились в поясную сумочку, которую я на всякий случай спрятала под бомбером.

Паром сбавляет ход, и все начинают двигаться к выходу, а я стою в дальнем углу и жду, когда схлынет толпа. Говоря «толпа», я это и имею в виду. Нас, и правда, очень много. Томми сказал, что премьеры, первые и вторые солисты, корифеи, кордебалет и артисты миманса [разряды артистов балета; подробнее в глоссарии] собраны в полном составе. Не уверена, что хочу знакомиться со всеми. Заводить здесь друзей и открываться им я точно не намерена: лишние проблемы мне ни к чему. В прошлом одна из таких «подруг» уже подставляла меня.

Я тогда только вливалась в коллектив театра и была благодарна ей за то, что она помогла мне разучить одну постановку. Однако, как выяснилось на первой же репетиции, та девушка просто хотела выставить деревенщину на посмешище и намеренно показала мне не те движения. Благо, она «помогала» лишь с тем спектаклем, которого не оказалось в записи. Остальной репертуар я выучила по видео.

После того случая я соблюдаю дистанцию с коллегами. Это не значит, что я сторонюсь их или враждую с ними, нет. Просто не подпускаю слишком близко, не ожидаю, что они встанут на мою сторону, и не удивляюсь, если сталкиваюсь с негативом или агрессией. Иногда мне кажется, что я не нравлюсь многим людям, но причины понять не могу. Взять хоть Катрину или Дженнис – я не сделала им ничего плохого, не вела себя заносчиво или вызывающе, но они невзлюбили меня сразу. Может, что-то не так с моим выражением лица?

– Эй, Лили, ты идёшь? – Томми машет мне рукой.

Киваю ему в ответ, подхватываю сумку и качу чемодан к выходу.

– Тебе помочь?

– Справлюсь, но спасибо за предложение.

– А ты стойкая штучка, да?

– Что ты имеешь в виду?

– То и имею: к тебе просто так не подкатишь.

Усмехаюсь и ничего не отвечаю, но Томми не унимается:

– И всё равно я не оставлю попыток. Ты мне понравилась.

«Успехов», – думаю я, но не озвучиваю вслух. Мне не нужны интрижки, я приехала сюда не развлекаться, а работать, и скоро Томми сам это поймёт. К тому же мне нравятся мужчины постарше. Намного старше… Но даже если бы Томми был мужчиной моей мечты, я бы всё равно не променяла карьеру на роман.

Мы проходим по трапу на причал. Он большой, сделан из прочного металла и обрамлён забором из проволоки. Вроде бы это должно создавать ощущение безопасности, но эффект обратный. Для чего она? Чтобы никто случайно не плюхнулся в воду? Почему-то мне так не кажется. Солнце уже село, причал и парковка подсвечиваются фонарями, и вся эта картина теперь выглядит ещё более зловещей.

От причала к парковке ведёт лестница, по которой мы и спускаемся. Парковка тоже огромна и тоже огорожена проволочным забором, который, если верить надписям на табличках, находится под токовым напряжением. Ещё здесь имеется несколько домиков для охраны.

Томми присвистывает, начисто позабыв о нашем разговоре, чему я радуюсь. А вот что меня напрягает, так это охрана – те самые люди в чёрной спецформе, которых я приметила ещё издалека. Дело даже не в том, что их неоправданно много, а в том, что все они вооружены автоматами. От меня также не ускользает и количество камер видеонаблюдения – они ввинчены везде, где только можно было их установить. Что, мать вашу, здесь происходит, и куда мы все вляпались?! Мне хочется прокричать это вслух, но, само собой, я молча следую за Томми.

Четыре автобуса стоят наготове чуть в отдалении, однако все артисты собрались в центре, и мы с Томми вливаемся в эту толпу ожидающих. Только я хочу спросить, в чём причина заминки, как высокий русый мужчина в тёмно-сером костюме выходит вперёд. Он представляется Итаном и объявляет, что мы должны приготовить документы, подтверждающие личность, чтобы пройти завершающую проверку.

Это уже третья по счёту. Перед посадкой на паром мы прошли досмотр багажа и идентификацию по номеру регистрации, указанному в электронном письме, а также сдали результаты анализов. Затем нас ещё и во время переправы повторно проверили.

Когда с формальностями наконец покончено, Итан приглашает нас занять места в автобусах. Разделяемся на группы и рассаживаемся по ним, оставив багаж на улице.

Я размещаюсь у окна и наблюдаю, как наши вещи загружают в багажное отделение. На всех чемоданах и сумках есть именные бирки, так что ничего не перепутается. Но всё равно мне немного неспокойно, и я хочу убедиться, что мои вещи точно положат в автобус.

Томми садится рядом и вновь привлекает моё внимание:

– Как тебе?

– Что именно?

– Всё это? – он взмахивает рукой.

– Дорого. И подозрительно.

– Страдаешь паранойей, Лили?

– Не сказала бы. Но сам посуди: зачем столько вооружённой охраны и куча проверок? А ещё повсюду камеры видеонаблюдения.

– Да это обычные меры безопасности, расслабься, – усмехается Томми.

– Как раз это и хотела сделать. – Расстёгиваю бомбер, достаю из поясной сумки наушники и, улыбаясь, вставляю в уши. – Я медитировать, извини.

– Ага, – озадаченно отзывается Томми, затем разворачивается к проходу и начинает доставать какого-то парня, а я поворачиваюсь к окну.

Из-за темноты видно не особо хорошо, но света фар от следующего за нами автобуса хватает, чтобы разглядеть, как песчаная местность постепенно сменяется высокой травой. Да и ночное зрение у меня вполне сносное, поэтому я с любопытством разглядываю пейзаж.

Мы едем всё дальше вглубь острова, и вскоре начинается подъём. С парома я видела эту широкую асфальтированную дорогу, уходящую вверх, а затем разветвляющуюся на несколько дорог поуже.

Наблюдение за всполохами травы и мелодичная песня The Weeknd усыпляют, и я сама не замечаю, как проваливаюсь в дремоту. Открываю глаза, лишь когда Томми теребит меня за плечо:

– Приехали.

– Спасибо, – благодарю его, вынув наушники.

– Ты сейчас обалдеешь, Лили, – довольным тоном заявляет он. – Нас привезли в настоящий замок. Сказали, все артисты будут жить здесь.

Киваю. Вообще-то, я и не ожидала другого: ещё находясь на пароме, поняла, что хозяин острова любит всё огромное, мрачное, помпезное и с налётом готического стиля. Размах – точно его конёк.

– Идём. За багаж можешь не переживать, его доставят в наши комнаты.

Величественные кованые ворота – это первое, что я вижу, выбравшись из автобуса. По бокам от них и во дворе за ними горят фонари, и я с замиранием сердца рассматриваю длинные прутья, похожие на стрелы, устремляющиеся ввысь. Они оплетены тонкими лозами, на которых распускаются железные розы. Лепестки и листья выполнены настолько искусно, что, если их окрасить, невозможно будет отличить от живых, пока не коснёшься.

Перевожу взгляд на замок, притаившийся за воротами. Он подсвечен снизу и сверху, в большинстве окон также горит свет. Основу составляет монолитный прямоугольный блок, а над ним возвышаются массивные круглые башни с зубчатыми крышами. Они тянутся к небу, создавая впечатление горделивой неприступности. Одна по центру – самая большая, а с боков находятся по две чуть поменьше, но не менее грандиозные.

Сложно сказать, сколько именно в основном блоке этажей. Вроде бы четыре, но высокие и узкие окна расположены на разных уровнях, создавая противоречивое ощущение упорядоченного хаоса. На них имеются кованые решётки, но узор отсюда сложно разглядеть. Сам замок выполнен из серой каменной кладки, а черепица на крышах башен кажется чёрной.

Над ним и вокруг него словно витает древний дух прошлого, пронизывая каждый миллиметр пространства. Мне не верится, что это новые постройки. Диковинная смесь мрачной романтики, таинственности и величия захватывает моё воображение и переносит в эпоху средневековых рыцарей, аристократов и ужасающих легенд.

Кажется, я влюбилась… И теперь мне плевать на тревожные звоночки, что звучали в моей голове, когда мы только прибыли на остров. Красота этого места завораживает. Таращусь на окружающее великолепие, открыв рот, и Томми подтрунивает надо мной, но я лишь отмахиваюсь и осторожно ступаю за ворота.

Тропинка, ведущая к замку, выложена из каменных плит тёмно-серого цвета. Во дворе имеются яблоневые деревья и кусты диких роз, а траву словно никогда даже и не думали косить – до того она высокая.

Томми торопит меня, не давая возможности детально рассмотреть входные двери, однако я успеваю заметить, что они железные с выжженными узорами. Делаю себе мысленную пометку изучить их при дневном свете и захожу внутрь вслед за Томми.

Остальные артисты стоят посреди холла, внимая указаниям Итана, и мы с Томми бесшумно сливаемся с толпой. Итан говорит, что завтра нам проведут экскурсию по острову, чтобы мы освоились. Раздаёт всем ключи от комнат и карту, на которой обозначен путь до нужной комнаты и местоположение столовой. Затем желает нам доброй ночи и уходит по своим делам. Все начинают оживлённо переговариваться и наперебой предлагают изучить замок прямо сейчас.

Я бы тоже не прочь исследовать здание и рассмотреть всё хорошенько – интерьер просто огнище. Но я так устала, что хочется немедленно отправиться в кровать, поэтому стараюсь не обращать внимания на окружающее мрачное великолепие и не поддаваться порыву.

Следуя карте, поднимаюсь на третий этаж. Немного поплутав по отнюдь не прямому коридору, дохожу до своей двери и открываю её. Мой багаж уже ждёт меня, но я игнорирую его и стягиваю кроссовки, намереваясь вскоре отправиться в мир снов.

Быстро набираю маме сообщение, что добралась в целости и сохранности, затем беглым взглядом окидываю комнату.

Огромный шкаф из тёмного дерева расположен слева от окна, кровать – справа. Она кованая, а её изголовье представляет собой причудливый узор. Сбоку от шкафа стоят стол и кресло-стул, есть также большой пуф, комод и напольная лампа рядом с кроватью. Вся мебель очень изысканная, хоть и массивная, и выглядит дорого. Но шикарный интерьер спальни я оценю завтра, а сейчас просто хочу запомнить, что и где находится, чтобы случайно не врезаться ни во что, если вдруг встану посреди ночи в туалет.

Меня привлекает странный шум за окном, похожий на стук, и я распахиваю его, но не обнаруживаю ничего подозрительного. Шум повторяется снова и снова, стоит мне отойти от окна. Но сколько бы я ни проверяла – источник звука так и остаётся загадкой. Деревья растут на приличном отдалении от замка, так что шум никак не может быть вызван стуком ветвей о стекло. Это действительно странно и действует на нервы, однако я слишком устала, чтобы гадать, проделки призраков это или чья-то неудачная шутка.

Решив не обращать внимания на досадное неудобство, я наглухо задёргиваю плотные бордовые шторы, раздеваюсь и, даже не сходив в душ, падаю на кровать.

Глава 7

Лили

Меня будит пронзительный крик. В первые секунды я не понимаю, приснился он мне или прозвучал на самом деле, но когда он повторяется, до меня доходит, что кричат на нашем этаже.

Встаю с кровати и наощупь добираюсь до окна, чтобы впустить в комнату хоть немного света. Когда я раздёргиваю шторы, то с удивлением обнаруживаю, что солнце уже почти взошло. Эта ткань, и правда, очень плотная, раз не пропускает ни единого лучика.

Натягиваю спортивные штаны, футболку и кроссовки и, выйдя из комнаты, натыкаюсь на таких же, как и я, растрёпанных девушек в наспех надетой одежде. Лишь невообразимо худая, почти прозрачная блондинка уже успела принять душ и даже расчесала свои длинные волосы. На ней надет шёлковый розовый халат и пушистые тапочки в тон, и это выглядит как ходячий стереотип.

– Вы тоже это слышали? – сжимая двумя руками розовую зубную щётку, спрашивает она. – Мне ведь не показалось?

– Все это слышали, Энджи, просто не все выползли, – ворчит девушка с медными волосами до плеч. Её заспанное лицо полнится недовольством, из чего можно сделать вывод, что мы обе не любим вставать с первыми лучами солнца. – Такой шум невозможно было не услышать. Кто там разорался ни свет ни заря?

– Видимо, Хельга, – пожимает плечами девушка с длинной тёмной косой. – Её комната рядом с моей, крик шёл оттуда, – она указывает на соседнюю спальню. – Кто хочет проверить?

– Нет, Венди, я… не могу, – пищит Энджи, вцепившись в зубную щётку так отчаянно, словно та является щитом. – Ливия, давай ты пойдёшь первая?

– А? Да что за хрень! – возмущается рыжая и уверенно направляется к закрытой двери. Мы идём следом. Даже не удосужившись постучаться, Ливия врывается внутрь с недовольным вопросом: – По какому поводу ты подняла такой шум и мешаешь людям спать? С головой не в порядке?

Сначала из-за полумрака я вообще не понимаю, есть ли кто-то в комнате или нет. Но, когда глаза привыкают к скудному освещению, замечаю, что девушка, которая кричала, сидит на кровати, вжавшись в стену.

– Т-там, – заикаясь, произносит она и указывает на шкаф. – Там кто-то есть.

– Вот дурная, – ворчит Ливия, подходит к окну, распахивает шторы, затем открывает шкаф и раздвигает развешенную одежду. – Здесь только твои шмотки. Стоило ли так орать из-за простого кошмара?

– Это не сон! – запальчиво вскрикивает Хельга, теребя свои каштановые волосы, остриженные под каре. – Там кто-то был. И он сказал: «Я выбрал тебя». Я хочу уехать. Я не останусь здесь.

– Послушай, Хельга, хорош истерить, – говорит Ливия, подойдя к ней. – Мы все подписали контракт. Ты не сможешь разорвать его из-за того, что тебе что-то там приснилось или привиделось. Возьми себя в руки.

– Мне не приснилось и не привиделось, – упорствует Хельга. – Здесь кто-то был. В моей комнате. Он вышел из шкафа и напугал меня. И что значит «Я выбрал тебя»?! Что, чёрт подери, здесь творится?!

Насчёт последнего я с ней солидарна, а вот с остальным согласиться не могу. Пока Ливия вновь взывает к её здравому смыслу, я тщательно проверяю шкаф и даже простукиваю заднюю стенку, но осмотр ничего не даёт. Да, шкаф полностью прилегает к стене, словно его приклеили, но на этом странности заканчиваются. Это самый обычный шкаф-громадина из тёмного дерева, о чём я и заявляю, закончив его изучение, и Ливия горячо меня поддерживает.

– Хорошо, можете мне не верить, – совершенно сникнув, тихо соглашается Хельга. – Но не оставляйте меня одну.

– Ладно, давайте успокоимся, – примирительно-назидательным тоном произносит Венди и откидывает косу за спину. – Я останусь с тобой, – обращается она к Хельге. – Ты приведёшь себя в порядок, потом вместе пойдём в мою комнату, и я схожу в душ. После мы позавтракаем, а затем найдём Итана и спросим у него, что не так с этой комнатой.

– Хорошо, – почти шепчет Хельга.

– Я… я тоже не хочу оставаться одна, – пищит Энджи, всё ещё вцепившись в зубную щётку. – Ливия, можно мне посидеть у тебя?

– Да вы чего такие трусихи? – Ливия вскидывает брови. – Ты тоже боишься оставаться одна? – адресует она вопрос мне. – Прости, не помню твоего имени.

– Я Лили. Лили Брукс, – отвечаю, натянув улыбку. – И я не боюсь быть одна. Но можно присоединиться к вам за завтраком?

– Конечно! – Энджи энергично кивает. – Давайте все встретимся в коридоре через час. Чем больше людей, тем безопаснее.

– Боже, – Ливия закатывает глаза. – Пойдём уже.

Они выходят из комнаты Хельги, и я тоже возвращаюсь к себе, чтобы принять душ и разложить вещи. Это не занимает много времени, и оставшиеся полчаса я использую, чтобы нанести лёгкий макияж и изучить карту замка.

На первом этаже располагаются холл, столовая, общая комната отдыха, тренажёрка и прачечная. На втором этаже находятся комнаты главных солистов, независимо от пола, третий этаж отведён под женские спальни, а четвёртый – под мужские. В башнях есть как комнаты для персонала, так и нежилые помещения для хранения бытовой химии, чистого постельного белья и прочего.

Обязательно исследую эти башни, но позже. А сейчас я надеваю джинсы и голубой пуловер, влезаю в кроссовки, беру с собой поясную сумку и бомбер и выхожу из комнаты.

Вскоре Ливия, Хельга, Энджи и Венди тоже выходят из своих спален, и мы направляемся к лестнице. Звуки наших шагов утопают в мягком бордовом ковре, и тишину нарушают лишь голоса девушек. Широкий коридор петляет, запутывая поворотами, однако я запомнила, где располагается лестница, хоть и добиралась вчера до комнаты почти в бессознательном состоянии.

Сейчас я внимательно изучаю отделку и декор. До вчерашнего вечера я никогда не считала нашу семью бедной. Да, мы не богаты, однако и не совсем уж нищие. Но второй день глядя на всё это вопиющее великолепие, я всё больше задумываюсь о классовом неравенстве.

Помещения просторные, а потолки до того высокие, что, если поднять голову, можно на несколько секунд потеряться в пространстве. Всюду преобладает тёмная цветовая гамма с упором на чёрный, серый и бордовый. Даже люстры и светильники выполнены из тёмного стекла. Роспись на потолке и картины на стенах изображают сцены из средневековых мифов и легенд: ангелов и демонов, схлестнувшихся в битве за людские души; юношей и девушек, ступивших на путь запретной любви; трагедии предательства и расплаты; чувственные оргии; жертвоприношения и всё в таком духе. Детали тщательно проработаны и создают ощущение живого присутствия, что выглядит довольно жутковато, но при этом восхитительно.

Когда мы входим в столовую, то с удивлением обнаруживаем, что к завтраку мы спустились далеко не первыми: за массивными столами сидит уже довольно много артистов. На всех окнах, находящихся вне спален, действительно имеются кованые решётки. Несмотря на своё изящество, света они пропускают недостаточно и придают интерьеру ещё больше драматичности, создавая игру теней и отражений.

– Вот блин, а я у окна сесть хотела, – Ливия цокает и направляется вглубь столовой, к длинному столу, на котором выставлена еда на выбор. – Неужто здесь все такие ранние пташки? Сегодня же выходной, а экскурсия по острову только через два часа.

– Может, их тоже разбудили крики Хельги? – предполагает Энджи, семеня рядом с Ливией. Я, Венди и Хельга идём следом.

– Не так уж и громко я кричала, – бормочет Хельга, на что Ливия лишь фыркает.

– Место скоро освободится, не стоит из-за этого ссориться, – отстранённо произносит Венди, и её слова оказываются пророческими: пока мы выбираем блюда, один из столов у окна действительно освобождается.

Взяв на завтрак кто что хочет, мы занимаем тот самый стол. Энджи охает, пытаясь сдвинуть с места стул, и я её понимаю. Все стулья тяжёлые, даже мне сложно их передвигать, а уж ей и подавно. Но зато они красивы: дерево, покрытое тёмным лаком, смотрится благородно, а высокие резные спинки добавляют утончённости.

– Вот жуть, – Ливия отодвигает подсвечник с чёрными свечами. – Мы словно в гостях у Дракулы.

– Но интерьер ведь очень красивый и необычный, – возражаю я и указываю на камин с резной каменной мантией. – Когда нам ещё выпадет возможность пожить в настоящем замке, где камины топят дровами?

– Вот уж действительно! – усмехается Ливия. – Тебе нравится, Венди? – подмигивает она ей.

– Почему мне должно это нравиться?

– Ты отлично вписываешься, вот я и подумала.

Венди и впрямь выглядит под стать обстановке: на ней чёрное длинное платье, в ушах и на шее – серебряные украшения с крестами, а на пальцах – россыпь весьма зловещих колец. На губы Венди нанесла кроваво-красную помаду в тон накрашенным ногтям. Её длинные тёмные волосы свободно спадают по спине, а взгляд до того холодный, что аж зябко становится. Но есть в её ледяной красоте что-то притягивающее.

– Мне всё равно, – равнодушно отвечает Венди. – Мы приехали работать, а не отдыхать, так что мне всё равно, как выглядит спальня и всё остальное. И почему ты сделала акцент на моей одежде? Ты и сама одета во всё чёрное.

– Моя одежда практичная, – парирует Ливия. – В джинсах и кофте удобнее, чем в облегающем платье.

– А я люблю светлое, – вставляет Энджи, и я мысленно отмечаю, что в этой розовой кофточке и белых джинсах она похожа на пирожное. – А какой у тебя любимый цвет, Хельга?

– М-м-м… – Хельга поджимает губы и в задумчивости теребит ворот красного пуловера. – Не знаю.

Кажется, она отошла от утреннего происшествия. По крайней мере, больше не выглядит бледной и напуганной.

– А у тебя? – обращается ко мне Энджи.

– По настроению, – отвечаю я, пожимая плечами.

Хочу сказать, что мне нравится, когда оттенок гармонирует с цветом глаз, подчёркивая их, но вдруг раздаётся чей-то удивлённо-восторженный возглас. Вслед за ним в столовой воцаряется тишина, нарушаемая лишь треском поленьев и звуком шагов, на который мы впятером поворачиваем головы.

Хейз подходит к Итану, стоящему в углу и наблюдающему за всем. Говорит ему пару фраз, услышать которые не представляется возможным. И уходит так же внезапно, как и появился. Словно призрак. Или ниндзя. Или вампир. Один фиг – как ни назови, Кристофер Хейз просто до безумия сексуален и загадочен. Ему даже не нужно надевать дорогие чёрные шмотки, чтобы выглядеть круто, притягательно и таинственно. Но он снова в них.

– Уф, – выдыхает Ливия, откидывает рыжие пряди назад и начинает обмахиваться ладонью. – А он горяч.

– Аж вся пылаешь, – презрительно осаждает её Венди. – Смотреть тошно.

– Так отвернись.

– Тебе он не нравится? – осторожно вклинивается Энджи в их маленькую перепалку.

– Мне ровно, – холодно отвечает Венди.

– А есть хоть что-то, от чего тебя колышет? – Ливия прищуривается, явно намеренная вступить с ней в словесные баталии, но Венди награждает её таким взглядом, что Ливия, несмотря на свой крутой нрав, моментально тушуется.

– Ну, он, и правда, очень хорош собой, – тихо произносит Хельга. – Все девчонки только о нём и говорят. Даже солистки. Уже строят планы по его охмурению. Чувствую, этот год будет жарким. Я слышала… – она понижает голос до шёпота и склоняется над столом, чтобы расслышали только мы. – В общем, говорят, что в постели он просто огонь. А ещё говорят, что он тот ещё ловелас и сердцеед. Но, готова поспорить, каждая вторая здесь хочет, чтобы мистер Хейз сорвал с неё трусики и знатно отжарил. Я вот, честно признаюсь, не против.

– Да кто вообще будет против, если мистер КласснаяЗадница обратит на неё внимание? – Ливия усмехается. – Кроме Венди, конечно, – поспешно добавляет она. – Остальные только рады будут, я права?

Хельга и Энджи энергично поддакивают, а я молчу, заливаясь краской, и это не остаётся незамеченным. Ливия впивается в меня взглядом и со смешком произносит:

– Уже втрескалась, Брукс? Ты, конечно, симпатяжка, но ничего серьёзного с ним тебе не светит. Хейз предпочитает дамочек постарше. Я имею в виду: постарше себя. А ему ведь тридцать один.

– Откуда ты знаешь? – не сумев сдержаться, выпаливаю я.

– Просто предположение. Видела его пару раз с какой-то стервой. Красивая и ухоженная, сразу понятно, что при деньгах. Но она старше его лет на десять минимум. Однако есть и хорошая новость: сейчас мистер КласснаяЗадница абсолютно и полностью свободен. Жаль, что все наши мечты о нём так и останутся мечтами. Максимум, что нам перепадёт – это одноразовый секс. Но ты можешь попытаться. Вдруг повезёт.

– Я и не думала ни о чём таком, – вру, краснея всё сильнее. – Я приехала работать, а не интрижки заводить.

Моё лицо горит огнём отнюдь не от смущения, вовсе нет. Но я никогда никому не признаюсь, что давно хочу трахнуть Кристофера Хейза. Именно поэтому мне не следует принимать участие в подобных разговорах и забивать голову несбыточными мечтами. Он в любом случае останется таким же недосягаемым, каким был всегда. И неважно, что сейчас мы работаем бок о бок. Кристофер – мой начальник. А я против служебных романов.

– О, так вы с Венди из одного теста, – Ливия усмехается в её сторону, однако, вновь напоровшись на холодный уничтожающий взгляд, возвращает внимание на меня.

– Нам нужно спросить у Итана по поводу комнаты Хельги, – перевожу я тему.

– Не стоит, – отмахивается Хельга. – Мне, наверное, и правда приснился кошмар, а спросонья я испугалась незнакомой обстановки, вот и привиделось всякое.

– Ладно, раз ты так считаешь, – хмурюсь, однако не озвучиваю свою догадку: Хельга просто поддалась влиянию Венди, пока они вместе собирались к завтраку.

Наш разговор прерывают хлопки Итана, после чего он объявляет о том, что ровно через полтора часа все должны собраться в холле. Чуть склонив голову, Итан желает всем приятного аппетита и покидает столовую.

На смену ему приходят двое охранников. Оживлённые разговоры возобновляются, а ко мне на секунду возвращается тревожное ощущение, но я гоню его прочь. Ну охрана и охрана – что с того? Хозяин острова вправе устанавливать свои правила. Нам ведь никто не навредил, наоборот, мы, можно сказать, купаемся в роскоши. Так чего я иду на поводу у паранойи?

– Привет, Лили! – восклицает Томми, и я поворачиваю голову. Он стоит около нашего стола и улыбается. – Успела завести друзей?

– Привет, – отвечаю, не зная, нужно ли представлять их друг другу. Томми ведь сказал, что все уже познакомились.

– Ладно, увидимся позже, – говорит он, спустя несколько секунд неловкой паузы. – Пойду за свой стол.

Как только он отходит, Хельга вновь склоняется над столом и шепчет, обращаясь ко мне:

– Томми? Да ладно? Неужели он тебе нравится?

– Мы только вчера познакомились, – пожимаю плечами. – С ним разве что-то не так?

– Лучше спроси, что с ним так, – фыркает Ливия. – Бабник, каких поискать. Ни одной юбки не пропускает. Любит выпить и не возвращает долги. Мой тебе совет, Брукс: держись от него подальше и не верь ни единому его слову.

Глава 8

Лили

Закончив разогреваться, окидываю себя взглядом в зеркале. Классический чёрный балетный купальник с длинными рукавами выглядит как новенький, что меня несказанно радует. А бордовая шифоновая юбка и трико, и правда, новые.

За вчерашний день я успела понять, что в труппе Кристофера не так уж много тех, кто испытывает финансовые трудности. Мне не хочется быть белой вороной, поэтому хотя бы сегодня я решила надеть всё самое лучшее. Волосы я, по обыкновению, зачесала наверх и собрала в тугой пучок. Немного подкрасила ресницы и губы.

И вроде выгляжу я хорошо, но отчего-то всё равно нервничаю. Возможно, потому, что через пару минут в класс войдёт Кристофер. И войдёт уже не в роли зрителя, а как худрук и педагог-репетитор, доверие которого нужно будет оправдывать целый год. Кристофер Хейз выдал мне действительно огромный кредит доверия, и если я не справлюсь… даже страшно представить, какими могут быть последствия.

– Доброе утро всем, – раздаётся его голос, и я натягиваюсь как струна. – Успели разогреться? – спрашивает Кристофер, выслушав ответные приветствия, и немного хмурится, видя, что некоторые качают головами. – Ладно, сделаем разогрев, но впредь прошу приходить заранее и разогреваться самостоятельно. Итак, лицом к станку, первая позиция. По четыре батман тандю* вперёд, в сторону, назад; полупальцы; деми плие. И повторим ещё раз. В конце свободная растяжка. И, пожалуйста, сегодня без фанатизма. Будем считать, что это вводный день. Музыку, пожалуйста.

[*отведение рабочей (свободной, не опорной) ноги без отрыва носка от пола и возвращение в исходную позицию; подробнее в глоссарии]

Чем дальше продвигается урок, тем сильнее я ощущаю, что подход Кристофера к работе кардинально отличается от методов Дженнис. Он уделяет всем равное количество внимания, делает замечания очень тактично и не повторяет дважды. И уж тем более не кричит и никого не оскорбляет. Если человек не понимает или игнорирует его слова, Кристофер больше не тратит на него время.

Однако на репетиции всё меняется: Хейз требует от нас буквально идеального исполнения, не давая спуска никому. И он прекрасен в этой своей властности. Дело пока продвигается медленно, потому что сегодня и ещё несколько дней мы будем лишь разучивать премьерную постановку. Хореографом, разумеется, является Кристофер. И мне безумно нравится его хореография и страсть, с которой он отдаётся работе. Само собой, Хейз ждёт от нас того же.

До начала урока мы уже ознакомились с репертуаром и списками, вывешенными перед балетным классом. Сезон откроется премьерой – новой постановкой Кристофера. Это современный балет, и в нём я задействована в кордебалете.

Также в репертуаре значатся и уже известные спектакли: «Лебединое озеро», «Жизель», «Ромео и Джульетта». И если в «Лебедином» я тоже выписана в кордебалете, то в двух других мне поручили небольшие сольные вариации. Ещё в репертуаре заявлена «Кармен-сюита», но там из женских ролей только главная партия.

Абсолютно все артисты задействованы лишь в «Лебедином озере», в остальных спектаклях нет такого количества ролей, и в основном на одного артиста приходится два, максимум три спектакля. Но я буду отдуваться по полной, работая за четверых.

Разумеется, я должна постараться и хорошо проявить себя, поэтому жадно ловлю каждое слово, замечание и движение Кристофера, пока он показывает нам порядок [имеются в виду комбинации движений]. Когда время дневных репетиций заканчивается, мы все буквально выползаем из зала. Хейз отымел нас по полной, при этом ни разу никого не унизив.

– Хорошо, что сегодня у нас нет вечерних репетиций, – с облегчением выдыхает Хельга, и Ливия её поддерживает.

Мы всё дальше отходим от здания театра, и я оглядываюсь, чтобы вновь полюбоваться на его величественный белый фасад, украшенный колоннами. На каждой горделиво восседает хищная чёрная горгулья, словно наблюдая за входящими и выходящими людьми.