Читать онлайн Оружейная Машина бесплатно

Все книги автора: Уоррен Эллис

Цвет текста

Цвет фона

Шрифт

* * *

Один

Прослушай кто запись звонка в 911, показалось бы, что миссис Стегман больше заботило не оружие в руках человека на лестничной площадке, а то, что парень с дробовиком совершенно голый.

Звонок в 911 как болевой сигнал в хвосте динозавра – геологическая эпоха пройдет, а он еще до мозга не добрался. Неповоротливая громовая ящерица Департамента полиции Нью-Йорка переваривает информацию чрезвычайно медленно – и даже глазом не ведет в сторону всех этих эволюционно продвинутых млекопитающих, вроде сотовых данных, вайфаев и коммуникаций финансового сектора, мельтешащих у нее под лапищами.

Одним словом, прошло семь долгих минут, прежде чем кого-то посетила светлая мысль: а ведь детективы Первого участка Джон Тэллоу и Джеймс Розато находятся в восьмистах ярдах от того парня, что нагишом с дробовиком бегает! И детективов тут же вызвали на место происшествия.

Тэллоу опустил стекло машины с пассажирской стороны и сплюнул никотиновую жвачку на Перл-стрит.

– Ты же не хотел, – сказал он Розато, равнодушно проводив взглядом курьера в кислотно-лимонной лайкре на велике: парень показал Тэллоу средний палец и обозвал преступником. – Ты же всю неделю трындел про свои колени, как они болят – и что? Только что взял вызов из дома, где лифта нет! Он такой последний на Перл остался…

Джим Розато недавно женился – на медсестре греческого происхождения. Сам Розато был наполовину ирландцем, наполовину итальянцем, и в Первом народ вовсю заключал пари, кто кого за год заживо сожрет – итальянец ирландца или наоборот. Победила греческая медсестра. Она потребовала от Джима заняться здоровьем и запугала беднягу до такой степени, что тот согласился бегать трусцой до и после смены. Всю прошлую неделю Джим вползал в участок с видом разжевавшего осу бульдога, призывая всех и каждого в свидетели, что колени у него не гнутся и жить ему осталось всего ничего.

Когда Розато ругался, у него прорезался ирландский акцент – не иначе как дублинская матушка напоминала о себе из-за гробовой доски.

– Блин, ты откуда все это знаешь, а?

На заднем сиденье машины возвышались геологические отложения книг, газет и журналов, а также катались пара читалок и перепрошитый «серый» айпад. Чтобы затолкать в машину подозреваемого, напарники по очереди трамбовали эту кучу ногами. Тэллоу много читал, этого было не отнять.

Розато треснул по рулю, развернулся и припарковался перед домом на Перл-стрит. Приземистое мрачное серое здание походило на древнюю окаменелость, в которую заселились ищущие крова людишки. Остальные строения с этой стороны улицы могли похвастаться дермабразией, лечеными зубами и прочим косметическим ремонтом – они стояли по бокам от старенького дома, как самодовольные дамочки за тридцать, что извели ботоксом морщины и теперь жалостливо приобнимают дряхлого родственника. Многие, похоже, пустовали, однако же по улице ходили стада юношей в хороших костюмах и жутких галстуках с приклеенными к уху телефонами и яркие вереницы костлявых девиц, тычущих острыми ногтями в экраны гаджетов.

Внутри старого дома грохнул выстрел, и толпа, как стая фламинго, резво перебирала длинными ногами прочь.

– Это была твоя идея, – спокойно сказал Тэллоу, хлопая дверцей машины.

А потом машинально опробовал, хорошо ли ходит «Глок» в кобуре под пиджаком. Розато на негнущихся ногах пошел к двери дома.

Ведь не зря столько копов женится на медсестрах. А все потому, что обычные люди жизни не знают, а медсестры – знают. Жизнь – это убийственно долгие смены, когда не знаешь, куда себя девать со скуки, а потом вдруг несешься сломя голову на вызов, а там все в кровище… Тэллоу усмехнулся и пошел за сморщенным от боли напарником. Дверь он притворил как можно тише и только после этого вытащил оружие.

Под ногами заскрипел паркет холла. Там и сям деревянных плашек недоставало, и в дырках виднелась подложка из гнилых газет. У южной стены из-под паркета выглядывало знакомое лицо – с фотографии улыбалась какая-то знаменитость пятидесятых… Пластиковые обои лоснились от старых никотиновых разводов, воздух стоял влажный и теплый, а перила лестницы мерзко поблескивали дегтярной чернотой.

– Мать твою налево… – пробормотал Розато, взбираясь по ступенькам.

Тэллоу попытался скользнуть вперед, но Розато повелительно отмахнул – держись, мол, сзади. Прежде чем получить повышение и стать детективом, Розато долго работал патрульным и оттого полагал, что на улице напарнику с ним не сравниться. Тэллоу у нас вечно в облаках витает, говорил Розато. А вот он, здоровяк Джим, знает, как дело делать, – сколько лет улицу топтал.

С верхней площадки доносились вопли. Похоже, голый парень с дробовиком очень расстроился из-за подсунутого под дверь письма, в каковом сообщалось: так и так, здание приобрела строительная компания, и всем квартирантам предлагается замечательный срок в три месяца, чтобы подыскать себе другое жилье. Голый парень с дробовиком орал, что пристрелит любого ублюдка, который попытается выгнать его из дома, – потому что это его дом, и никто не имеет права принуждать его к тому, что он делать не желает, и до кучи у него дробовик есть. Про то, почему он голый, парень не сказал ничего. Видно, настолько разозлился, что забыл про такую малость, как одежда.

Детективы поднялись на второй этаж и посмотрели вверх.

– Ублюдок на третьем, – прошипел Розато.

– Да у него не все дома, Джим. Ты только послушай – у него голос на визг срывается, и он одно и то же твердит, раз за разом. Давай подождем, пока спец по психам приедет.

– А ты почитай ему книжку по истории, вдруг он задрыхнет и глазом на дробовик напорется.

– Я серьезно.

– Я, мать твою, тоже. Мы ж не знаем, может, он застрелил кого.

И Розато пошел вперед, сжимая и разжимая пальцы на рукояти пистолета. Оружие он держал у бедра.

Они очень тихо поднимались. Голос психа стал громче. Розато ступил на лестничную площадку перед третьим этажом, поднял пистолет, шагнул вперед и рявкнул: «Это полиция!» И поставил ногу на следующую ступеньку.

Колено не выдержало, нога подвернулась.

Голый парень с дробовиком шагнул на лестницу и пальнул.

Выстрел снес левую верхнюю часть черепа Джима Розато. Кусок мозга величиной с кулак влажно шлепнулся о стену.

Тэллоу стоял в трех шагах позади и правее и со своего места видел, как отлетел на пять дюймов от головы еще целый, свисающий из глазницы на красных нитях-червячках глаз Розато. В эту секунду Тэллоу посетила абстрактная мысль, что в свой последний миг Джеймс Розато мог видеть своего убийцу под двумя разными углами.

Глаз Розато ударился о стену и разлетелся на мелкие брызги.

Густой воздух загудел эхом выстрела.

Раздался странно долгий щелчок затвора – убийца Джима Розато перезарядил ружье.

«Глок» сам скакнул в руки. Обе руки на рукояти, четырнадцать патронов в обойме, один в стволе. Оказалось, Тэллоу уже нажал на спусковой крючок.

Убийца Джима Розато когда-то качался, но бургеры и лежание на диване взяли свое. Он дрожал с головы до ног. Под трясущимся жиром смутно угадывались мышцы. Лысая головка казалась слишком маленькой для человеческого мозга. Крошечный член торчал, как серый клитор, над висящими мешком яйцами. Поперек груди шла скверно наколотая и растянутая волосатыми сиськами татуировка «Регина». Джон Тэллоу рассудил, что у него нет ни одной причины, чтобы не пристрелить ублюдка на месте, и потому всадил четыре пули навылет в «Регину», а контрольным продырявил тупую головенку.

Последний выстрел опрокинул убийцу Джима Розато на спину. Тоненькая струя мочи описала вместе с телом пологую дугу. Убийца грохнулся на пол, конвульсивно выдохнул, попытался вдохнуть и умер.

Джон Тэллоу, все еще не двигаясь с места, тоже выдохнул. И вдохнул. Воздух загустел от пороховых газов и крови и теперь горчил.

В коридоре не было ни души. В стене, перед которой лежал труп, чернела дырка. Возможно, он пальнул в стену, чтобы привлечь внимание. Возможно, он был обычным психом.

Но Тэллоу не хотел в этом разбираться. Он позвонил и сообщил о случившемся.

А люди еще удивлялись, почему это Джон Тэллоу в работу всю душу не вкладывает…

Два

Джон Тэллоу стоял, пока медики отскребали от стены, поднимали, укладывали в мешок и увозили человека, с которым он проработал четыре года. А потом он молча сел на ступеньку, и им пришлось проносить убийцу Розато над его головой. Убийцу они тоже увезли.

Люди что-то ему говорили. После перестрелки в ограниченном пространстве он слегка оглох, к тому же его не очень-то интересовало, что до него хотят донести. Кто-то сказал, что лейтенант выехала, чтобы сообщить жене Розато горькое известие. Она, лейтенант, в смысле, любила это делать – чтобы хоть от такого людей освободить. За последние годы ей три или четыре раза пришлось наносить подобные визиты…

А потом Джон обнаружил, что кто-то активно пытается завладеть его вниманием. Кто-то в полицейской форме. За этим кем-то копошились, как жучки, спецы из Экспертно-криминалистической службы.

– Вот эта квартира, – сказал ему кто-то в форме.

– Чего?

– Мы зашли во все квартиры – чтобы проверить, все ли у всех в порядке. А вот в этой пулевое отверстие в стене и никто не открывает. Вы туда заходили?

– Нет. Погодите, погодите. Дырка-то снизу. Вряд ли пуля кого-то задела…

– А может, этот квартиросъемщик на работе? Хотя он такой единственный во всем здании будет, если так…

Тэллоу пожал плечами:

– Ну так взламывайте дверь!

– Так не поддается. Не знаю, что за замки там понатыканы, но дверь сидит как влитая.

Тэллоу поднялся. Ну да, такие дома – не Форт-Нокс, здесь бронированных сейфов не водится. Но если некто в форме сказал, что дверь не поддается, значит, долбиться в нее снова бесполезно. Хотя важнее не дверь. Важнее дырка в стене. Тэллоу опустился на колено перед отверстием. Внутренние стены здесь не стены, а одно название. Так, гипсокартоновые перегородки. Когда здесь еще много народу квартиры снимало, гул, наверное, стоял, как в улье…

Дыра зияла в футе от его лица. Тэллоу приник к ней глазом. Темно. Тогда он отодвинулся, чтобы в дырку попало хоть сколько-то света из коридора. Некто в форме стоял и смотрел, как Тэллоу сосредоточенно хмурится.

– Дай-ка мне фонарик, – пробормотал Тэллоу.

Тэллоу включил его и посветил в дырку. В темноте что-то поблескивало, словно луч отражался от оскаленных зубов затаившегося в пещере животного.

– Таран несите, – вздохнул Тэллоу.

Некто в форме ушел вниз, а Тэллоу уселся на пол, прислонившись спиной к стене. От жалоб криминалистов он просто отмахнулся. Они ему это еще припомнят как пить дать. Криминалисты любят пожаловаться и, если их не выслушать, обязательно найдут того, кто выслушает.

С другой стороны, возможно, сегодня он заслужил, чтобы его оставили в покое.

Тэллоу сидел и думал о напарнике. Думал, что так и не познакомился с его женой. Честно говоря, не познакомился, потому что активно от этого увиливал. Как он обрадовался, что ребята решили пожениться во время отпуска, и потому он не мог, да и не должен был присутствовать на церемонии. Тэллоу однажды пришлось сообщать незнакомой женщине, что ее муж погиб при исполнении – ему всадили три здоровенные пули в живот. Помнил, как она плакала. Одного раза ему хватило, и с тех пор Тэллоу решил, что жениться ему не надо. К тому же совсем не улыбалось идти на свадьбу, стоять среди гостей и думать о том, что надо бы все-таки жениться. И он не хотел сидеть за ужином у Джима Розато и думать, что надо бы все-таки жениться.

Некто в форме отыскал другого некто в форме, и на пару они с очень несчастным видом затащили наверх таран. Под облупленной черной краской синевато поблескивал металл.

Тэллоу остался сидеть и только ткнул пальцем в дверь.

Двое в форме наподдали по двери. Та прогнулась, но устояла. Таранщики переглянулись, размахнулись посильнее и долбанули крепче. Полетели щепки, но дверь не поддалась.

Тогда Тэллоу встал.

– Долбите стену.

– Прям стену?

– Угу. Скажете, что я велел. Давайте долбите.

Таран врезался в стену. Изнутри послышалась пара глухих ударов. Криминалисты выругались по матушке – таран поднял кучу пыли. Еще три коротких удара – и в стене образовалась дыра, в которую мог пролезть Тэллоу. В комнате снова глухо стукнуло. Тэллоу включил заемный фонарик и посветил вокруг.

Комната была забита пистолетами.

Они висели на стенах. С полдюжины лежало на полу у его ног. Тэллоу повернулся и посветил от плеча: на проломленной стене тоже висели пистолеты. Некоторые располагались рядами, но с правой стороны стволы образовывали какой-то сложный волнистый узор. У дальней стены из пистолетов выложили странную, не поддающуюся осмыслению фигуру. И перемазали какой-то краской.

А еще тут необычно пахло. Чем?.. Похоже, ладаном. Мускусом. Мехом или кожей.

От пистолетов рябило в глазах, от пола до потолка сплетались металлические узоры. В затхлом, исполненном слабых ароматов воздухе Тэллоу слегка повело: уж не в церкви ли он?..

В квартире больше никого не было. Развернувшись, Тэллоу направил луч фонарика на дверь. Массивные металлические засовы, тяжелые замки – дверь серьезно укрепили. На одном из запоров моргала красная лампочка жидкокристаллического монитора. Да уж, сюда через дверь не вломишься. Таран бы точно не помог делу.

Тэллоу осторожно ступал по полу. Надо заглянуть во все комнаты, ни до чего не дотрагиваясь.

Все комнаты были увешаны пистолетами.

В задней обнаружилось единственное окно. В щель между тяжелыми занавесками проникал узкий луч солнца, в застывшем свете мошками кружились пылинки. Инкрустированные пистолетами стены тускло поблескивали. Тэллоу некоторое время постоял там, затаив дыхание. А потом тихо, медленно ступая, вышел из комнаты.

Высунув голову из дыры в стене, он с трудом сдержал улыбку – и ткнул пальцем в ближайшего криминалиста.

– У меня для вас подарок, ребятишки.

Три

Обстановка в здании мгновенно накалилась, и все погрузилось в хаос, как в воронку смерча. Ребята в форме сцепились с присланными на подмогу детективами, которые как раз заканчивали опрашивать и переписывать квартирантов, про квартиру 3А, естественно, никто ничего не знал… словом, Тэллоу потихоньку сбежал вниз и вышел из здания.

Солнце уже опустилось за хромированные, тянущиеся к небу руки финансового квартала. Тэллоу посмотрел на бледное небо и удивился: как время пролетело, уже вечер… Сел в машину. Сел за руль, но автомобиль все равно казался пустым и осиротевшим. Тэллоу влился в густеющий поток машин и пошел проталкиваться на восток, забираясь все глубже на территорию Первого участка.

Пятнадцать минут спустя он запарковался перед своей любимой кофейней с парой столиков на тротуаре – кури не хочу. На углу купил пачку сигарет и одноразовую зажигалку, присел за металлический столик с топырящейся картонной ручкой большой чашкой ядовито-черного кофе, прикурил – руки, кстати, пока не тряслись – и, напрягая все силы, попытался выйти из автоматического режима. Надо было включаться обратно в реальность.

Включался он постепенно. Почувствовал, что пиджак слегка давит под мышками. А это был единственный пиджак, под который влезала плечевая кобура. Значит, он успел набрать вес и раздаться в груди. А прикрыв глаза, почувствовал, что кожу головы стягивает в нескольких точках. Это пятнышки крови присохли.

Постепенно-постепенно. Вот картонная ручка на его стакане – большом, на двадцать одну унцию: картон необработанный, надписи на нем отпечатаны биоразлагающейся краской – кофейня гордо декларировала этим свою независимость, нетаковость, настоящесть. А всего-то черный отпечаток на пятнистой неровной поверхности… В полированной металлической столешнице слепяще отражалось солнце – долго не посидишь, в особенности с ноутбуком, так что за столиками, выставленными на тротуар, особо не задерживались. Сигаретный дым пах деревом и маслами. Вдыхаешь его, в груди приятно теплеет, долго выдыхаешь через ноздри. На языке остается химическое послевкусие – на автомате тянешься за кофе, сладким, густым, он омывает язык, и голова разом перестает кружиться – а она закружилась, шутка ли, девять месяцев не курил. И не курит, заметил про себя Тэллоу. Нет, он не начал снова курить. Это лекарство. Вот он докурит – и выкинет. И пачку, и зажигалку.

Он постепенно возвращался в мир. Из открытой двери кофейни доносилась музыка: бруклинский чиллвейв, пару лет назад вышел этот альбом – нервозные ребятки из Парк-Слоуп [1] мечтали о калифорнийских пляжах. Сидели за столиком у окна две девицы с ирокезами, обе в кенгурушках без рукавов, у обеих руки татуированы от плеча, у обеих еще полно места до запястья – не докололи рисунок. У которой татушка не доделана сильнее – рисунок получше. Денег меньше, зато вкуса больше.

А за девицами тарахтел водруженный на стол рядом с прилавком принтер, методично выплевывая в поддон чей-то реферат, или фотографию, или распечатку из соцсетей.

Постепенно. Мимо с ревом прополз автобус, красные буквы бегущей строки на боку жадно слизывали набегающие черные мертвые пиксели. Еще на нем пестрела реклама какой-то нарисованной на компьютере штуки с лицом, точнее аж с тремя лицами Арнольда Шварценеггера, двадцатилетнего и уже за тридцать. За автобусом подпрыгивала от нетерпения сверкающая новая машина, гордо демонстрировавшая плавники из пятидесятых годов – откуда такие?.. За рулем ярко-красного, непримиримо спортивного авто восседал мужчина под пятьдесят в рубашке в яркую полоску с аккуратно – дабы все видели густую седую шерсть на руках – закатанными рукавами.

Постепенно. Джим Розато мертв. И никак не избавиться от медного, пощипывающего язык привкуса во рту, словно вдохнул микрочастицы крови Джима в тот самый момент, когда выстрел из обреза снес напарнику полголовы. Тэллоу поначалу заблокировал мысли об этом, а теперь убрал защиту – и перед глазами раз за разом в высоком разрешении проигрывалась сцена смерти Джима.

Тэллоу подавился дымом.

– Я так и знала, что найду тебя здесь. Можно присесть?

Глаза мгновенно сфокусировались. У столика стояла лейтенант. С кружкой кофе в руке. Интересно, сколько он так сидел, а перед глазами крутился ролик со смертью Джима? Сидел и ничего вокруг не замечал.

– Можно, – кивнул он.

Интересная у нее была манера садиться и вставать: голова и плечи остаются неподвижными, а остальное тело аккуратно так, медленными точными движениями, складывается, прямо как бумага в фальцевальной машине. Во всяком случае, ткань безупречного черного костюма морщила ровно там, где надо. Лейтенант выставила вперед ноги в чуть расклешенных брюках. Отец ее был портным, и лейтенант получала сшитые по мерке сногсшибательные костюмы по себестоимости. Тэллоу давно усвоил: увидел на начальстве новый костюм – держись подальше. По семейной традиции, одаривание одеждами всегда сопровождалось нудными ламентациями: мол, как же так, дочка в «свиньи» подалась, да еще и выслужилась…

А теперь лейтенант сидела и смотрела на Тэллоу – взгляд острый, холодный. Эдакое «умное стекло», сканирующее тебя с механической точностью.

– Я уже сообщила жене Джима, – сказала она, поддевая безупречно отполированным ноготком пластиковую крышку стакана с кофе.

– Я, когда рассказывал, кое-что… опустил, – проговорил Тэллоу. – Его колено подвело. Когда он прицеливался. Все из-за бега этого. И я подумал: зачем ей это знать.

– Будешь писать отчет – тоже можешь опустить, – ответила она и попыталась улыбнуться.

Сильная она женщина, крепкая. Лицо красивое, с резкими чертами. Волосы черные как смоль, стрижка короткая, практичная. А вот когда она улыбалась, из-под маски суровости словно девчонка высовывалась.

– То, что ты открыл огонь, сочтут правомерным, я уверена. Я уже поговорила со специалистами. Конечно, кое-какие формальности остаются: явка в суд, дача показаний, но… никто не станет придираться, не волнуйся.

– Я и не думал волноваться.

Она окинула его быстрым взглядом, что-то высматривая. Не увидела того, что хотела, разочарованно вздохнула и поднесла картонный стакан с кофе к губам.

Тэллоу последний раз затянулся. Повернулся к проезжей части и аккуратно выщелкнул окурок через тротуар прямо в водосток. Глотнул кофе, чтобы смыть табачный вкус. Лейтенант снова внимательно на него смотрела.

– Ты ничего мне не сказал по поводу квартиры. В которой ты стенку пробил.

Тэллоу втянул щеки, пытаясь нагнать слюны – чтобы вкус кофе смыл гадость с языка.

– А там особо нечего рассказывать. И потом, я такого еще не видел. Думаю, когда все это выплывет, журналисты будут в восторге.

Так, она опять его рассматривает.

– Да что такое, лейтенант? Со мной что-то не так?

– Ты как-то весь в себя ушел. Ты всегда такой, но сегодня… сегодня особенно. Я хочу быть уверенной, что с тобой будет все в порядке. После того, что произошло. Что ты справишься.

– У меня все хорошо.

– Вот это меня и беспокоит. Я дала тебя Джиму в напарники, потому что вы, два психа, друг друга дополняли. И взаимно сдерживали. А ты у нас большой мастер прятаться на манер улитки внутрь черепушки и сидеть там в засаде с большим биноклем. Наблюдая, что людишки поделывают. Так вот, мне такой ты – не нужен. Ты и так в последние годы не то чтобы в хорошей форме.

– Я что-то не понимаю, о чем вы.

Она поднялась.

– Все ты прекрасно понимаешь. Ты уже в том возрасте, когда энтузиазм схлынул, а рутина заедает. И наступает такое время, когда ты начинаешь думать: да пошло оно все, что я буду напрягаться. И перестаешь напрягаться. Так вот, я отправляю тебя отдыхать. На сорок восемь часов. Это приказ. И чтоб обратно на службу вернулся нормальным толковым детективом. Понятно?

Она помолчала, потом снова попыталась сочувственно улыбнуться:

– Мне очень жаль, что с Джимом так вышло.

Попытка не удалась. Она развернулась и ушла.

Тэллоу подождал пять минут. И все крутил в пальцах следующую сигарету. Потом сунул ее обратно в пачку. Положил пачку и зажигалку в карман. Потом зашел в кофейню, нашел туалет и, тоненько поскуливая, выблевал кофе, обед и завтрак.

Четыре

Джим Розато как-то сказал, что Тэллоу вываливает в квартире все, что в голове накапливается.

Первая спальня была под завязку забита книгами, журналами и бумагами. Дверь давно снесло этим неостановимым потоком печатной продукции: он заливал и гостиную, подмывая журнальный столик, на котором проживали два старых ноутбука и внешний диск. Посреди печатного моря торчали, как два маяка, высокие колонки. Во второй спальне стеной высились стопки сидишников, кассет и пластинок. В углу приткнулась магазинная вешалка на колесиках – ее он выудил с помойки, – однако бо´льшая часть одежды не висела, а валялась на полу под этим импровизированным гардеробным шкафом.

Тэллоу пихнул дверь локтем, сжимая под мышкой стопку новых журналов. Раньше-то кипа ежемесячников была ого-го-го какая, не удержишь, но самые любимые его издания давно перекочевали в сеть. А еще больше журналов попросту исчезло с наступлением новой цифровой эры.

Журналы он открывать не стал, просто разложил на первые попавшиеся поверхности, следя, чтобы не съехали и не завалились куда. Скинул пиджак, выпутался из наплечной портупеи. Швырнул ее на вешалку, пиджак бросил на пол. Выбрал одно из двух кресел и плюхнулся в него.

Сел и задумался. Об увешанной пистолетами квартире. Откуда она вообще взялась, такая? Но в голове раз за разом возникала другая картина: пуля вышибает мозги напарнику и единственному настоящему другу…

Сорок восемь часов. За эти сорок восемь часов он рехнется.

Пять

Тэллоу ворочался во сне, утыканном обыденными кошмарами с медным отливом. А потом зазвонил мобильный, почивавший на высившейся рядом с кроватью стопке книг.

Все женщины Тэллоу настаивали, что спросонья у него явно проявляется что-то вроде синдрома Туретта. В течение первого часа по пробуждении у него полностью отсутствовали терпение и выдержка, а с социальными навыками наблюдался полный швах.

Тэллоу злобно цапнул мобильный и прорычал:

– Какого хрена, мать его за ногу?

– Приезжай в участок.

– Сорок, мать их, восемь сраных часов у меня, сука, отдыха, нахера ж меня будить?!

– Пришли данные экспертизы по твоим пистолетам. Прости, Джон, я помню, что дала тебе сорок восемь часов, но ты мне нужен здесь.

– М-мать твою… Ладно. Хорошо. С-сука… Через час… буду.

– Через полчаса. И будь добр вести себя по-человечески, как приедешь. Я тебе сейчас сделаю скидку на наглость, но смотри – еще раз пасть разинешь, я тебе личное дело так изговняю, что мало не покажется.

– Да. Хорошо. Лейтенант кладет трубку, я просыпаюсь. Да.

– Полчаса, детектив.

* * *

Через тридцать пять минут он уже шел сквозь строй сочувствующих в Отделе расследования убийств, что располагался в здании Первого участка на Эрикссон-плейс. Неловкие рукопожатия и не менее неловкие соболезнования отняли десять минут времени по дороге к кабинету лейтенанта. Джима любили. Но вот что сказать Тэллоу, не знали. Однако пытались. Тэллоу мрачно наблюдал за процессом.

Лейтенант встретила его кислым взглядом:

– Я сказала – тридцать минут.

Сегодня на ней безупречно сидел костюм из морозно-серой, в синеву, камвольной ткани. Этот костюм Тэллоу еще не видел.

– Люди по дороге то и дело останавливали. Да что случилось?

– Что случилось? Я бы могла сказать для начала, что ты выбесил криминалистов, да так, что мне пришлось уламывать их оказать мне услугу и передать пистолеты спецам из ночной смены. Для того чтобы у меня сегодня был шанс получить результат баллистической экспертизы. Но я не буду этого говорить.

Тэллоу, не дожидаясь приглашения, рухнул в кресло по другую сторону ее стола. Жесткий пластик не располагал к долгому сидению – собственно, за тем кресло и стояло.

– Ну, тогда я весьма рад, что меня не урыли.

– Рано радуешься, – зло ответила она. – Я, Джон, очень расстроена. Это что, не видно по мне? А?

– Прошу прощения, если расстроил, – солгал Тэллоу.

– Так вот. Криминалисты пробили несколько пистолетов из той квартиры на Перл, что ты вскрыл. Четыре штуки. Результаты пришли два часа назад.

Она подхватила тонкую стопку скрепленных бумаг, пробежала глазами по верхнему листу и бросила все на стол.

– Я просто поверить не могу. Джон, ты взял и навалил мне под дверь говна. Огроменную причем кучу.

– А что не так с пистолетами?

– Что с ними не так? Из каждого твоего пистолета человека убили.

Тэллоу почувствовал, как в районе затылка поселилась и уютно расположилась серьезная такая головная боль.

– Вы не могли бы говорить яснее, лейтенант?

Она снова подхватила бумажки.

– Первый пистолет: «Брико» тридцать восьмой модели, калибр.32, внутри ствола не соответствующие модели борозды, нанесены намеренно. Согласно данным криминалистической экспертизы, является орудием убийства в деле Маттео Нардини, Нижний Ист-Сайд, 2002-й. Кстати, это нераскрытое убийство. Второй пистолет: «Лорсин».380, полуавтоматический, подвергнут значительной модификации, согласно данным испытания на стенде, из него выпущена пуля, которую вынули из Дэниэла Гарви, авеню А, 1999-й. Нераскрытое убийство. Третий пистолет: «Ругер», девять миллиметров, предохранитель поврежден, убит Марк Ариас, Вильямсбург, 2007-й, нераскрытое убийство. Давай напряги воображение и сам скажи, что там с четвертым, а?

– Я правильно понял, что эти пистолеты – из случайной выборки? Криминалисты брали их не с одного места?

– Именно. Наугад брали.

Тэллоу резко встал. Обошел кресло, уперев невидящий взгляд в пол, положил руки на спинку и поднял глаза на лейтенанта.

– Это невозможно.

– Нет, Джон. Знаешь, что до обидного невозможно? Что вчера ты нашел нечто очень странное, но мы бы к этому не имели никакого отношения. И за эту штуку болела бы голова другого отдела. Несколько месяцев подряд. А ведь еще вчера это была просто любопытная фигня и совсем не наша проблема.

– Это что же… каждый пистолет оттуда?..

– Угу. На основании поступивших данных можно утверждать, что ты заново открыл несколько сот дел об убийстве. И сложил их у моего порога.

– Я?!

– О да. Ты. Все это из-за тебя, детектив Тэллоу. Ты пробил дырку в той стенке. Оно тебе надо было, башку в эту дырку совать?

– Да ладно вам…

– Сломал – уплати. Все как в магазине, Джон.

– Вы не можете… так нельзя!

– Я тебе сейчас покажу, что можно, а чего нельзя. Значит, так. Ты обнаружил комнату, полную пистолетов, причем из каждого пистолета убили по человеку. Этими делами займешься ты. Дождешься результатов баллистической экспертизы по каждому стволу, дознаешься, как они оказались в той комнате, и найдешь их владельца или владельцев. И повесишь все дела, все до единого, на них. Потому что разрази меня гром, но ответственность за эти висяки я на себя – не возьму.

А Тэллоу, между прочим, не схватил стул и не кинул его в лейтенанта.

Но она заметила, как хищно скрючились его пальцы.

– Да, еще вот что. Людей и так не хватает. И да, я только что потеряла лучшего офицера, виной чему идиотская перестрелка, которой вообще не должно было случиться. Так что над делом работаешь ты один. До особого распоряжения. Вопросы есть?

Тэллоу просто смерил ее взглядом.

– Вот и отлично, – сказала лейтенант и протянула ему бумаги. Большой и указательный палец с шуршанием скользнули по краю стопки, и та зашипела у него в руках. – А теперь отправляйся домой. Переоденься и приступай к работе. Боже ты мой, ты только посмотри на себя. У тебя кровь на пиджаке.

Тэллоу дернулся и быстро оглядел себя. Прям как прокаженный какой-то… На левом рукаве – темное пятнышко. Частица Джима Розато на левой стороне его тела. Джим Розато всегда был слева. Джим никогда не разрешал ему садиться за руль.

Тэллоу проснулся меньше часа назад, однако сумел проглотить пару рвавшихся наружу неласковых слов и быстро вышел из офиса.

Шесть

По дороге обратно Тэллоу принялся за подсчеты. Рулил и прикидывал: в Нью-Йорке каждый год остаются нераскрытыми что-то около двухсот убийств. То есть с 1985 года набежало где-то десять тысяч таких дел.

Лейтенант рассказала о трех пистолетах, прошедших экспертизу. Самое раннее из связанных с ними убийств совершено в 1999 году.

Тэллоу не знал, сколько всего пистолетов в той квартире. Двести? Да больше, наверное. Так, начнем с двухсот. Значит, за десять примерно лет двести убийств растворились в тысяче с лишним нераскрытых дел…

Ему приходилось бывать в Отделе хранения улик в Бронксе. Тэллоу бродил по сумеречным подвальным залам, где лежали вещественные доказательства по зависшим делам, и видел эти четырехуровневые стеллажи, забитые бурыми бочонками, каждый добрых три фута высотой, с намалеванными черной краской архивными номерами. Нет уж, он не желает навечно переселиться в чертоги, где хранятся погребальные сокровища неотмщенных нью-йоркских покойников…

Ему требовался план. Хороший план.

В квартире в это время дня он чувствовал себя странно, словно по ошибке оказался в чужом часовом поясе. Тэллоу стоял в крошечной ванной перед большим, почерневшим по краям зеркалом и разглядывал себя. И костюм. Потом скинул костюм. Еще подумал. Снял серый галстук и белую рубашку тоже, а потом и все остальное. Пихнул одежду ногой под раковину. Пустил из душа кипяток и долго стоял под обжигающей струей, шлепая раз за разом ладонями по стене: держись, соберись, стой, терпи. Раскаленная струя выбивала из него лишнее.

Потом он растер полотенцем саднящую кожу и пошел в спальню. Под кроватью лежал чемодан, а в чемодане – черный костюм. Костюм, который он надевал на похороны. В гостиной он откопал оливкового цвета рубашку и узкий черный галстук. Старая поясная кобура обнаружилась в картонной коробке с посылкой из Амазона (коробка была, кстати, наполовину забита дисками «Шедевры блюза от Чарли [2]», про которые Тэллоу напрочь забыл) под еще двумя коробками, что стояли одна на другой в дальнем углу комнаты. Тэллоу застегнул ремень, отодвинул полу пиджака и аккуратно опустил «Глок» в кобуру. Поднял на полдюйма и вернул на место.

Костюм продемонстрировал, что его стройность превратилась в худобу после того, как ему, к несчастью, стукнуло тридцать. Тэллоу решил, что ему это скорее нравится.

А потом открыл дверь и вышел в мир в траурном костюме.

Семь

Охотник все стоял и стоял на улице. И смотрел, как уносят его сокровища.

А ведь он чувствовал: что-то случилось. И день начался неудачно. Ему было трудно держать в поле зрения оба Манхэттена и сфокусироваться на том, что он называл Новым Манхэттеном, стоило неимоверных усилий. Здания вместо лесов. Машины вместо упряжек. Иногда это его не беспокоило. А вот сегодня ему было не по себе и посещали нехорошие мысли касательно состояния рассудка. Может, он стареет? И это сказывается на пластичности восприятия? Каждые несколько месяцев он просыпался с этим вопросом: а что, если он действительно болен?

Как-то однажды в молодости он вколол себе кетамин, а потом, осмысляя полученный опыт, понял: самый главный эффект кетамина в том, что он больше не беспокоился из-за того, что принял кетамин. Он запомнил это и больше не искал искусственного забытья. Но иногда накатывала слабость, и живот камнем оттягивало сознание: а ведь бывало, что он неделями совершенно не беспокоился о том, что не способен увидеть Новый Манхэттен…

Так вот, день не задался сразу, он пошел к тайнику, а перед глазами появлялись и исчезали то деревья, то столбы с указателями. Следовало удостовериться, что с тайником все в порядке. В этот раз охотник шел на целый час дольше, а все из-за камер видеонаблюдения, которые сегодня было очень трудно разглядеть. Камер он старался избегать. Иногда разуму удавалось перевести их на язык образов Старого Манхэттена, но сегодня даже собственный разум был не на его стороне.

И вот он стоял и смотрел, как мужчины и женщины в синих куртках сгружают в машины его сокровища. А ведь это годы работы!..

Нет, он был вооружен. И мог попытаться их остановить. И потом, охотник – он и без пистолета охотник. Он мог бы завалить их голыми руками. Или воспользоваться подручными средствами. Но тогда бы его обнаружили.

В нем поднимался гнев. Новый Манхэттен то и дело выпадал из восприятия. Пахло дубом, сосной и вишневой березой. С шумом срывались с вершин деревьев стаи испуганных ржанок. Зарастали корой вывески на фасадах, сеялся сквозь ветви неяркий свет, на стенах трепетали тени листьев. Охотник посмотрел под ноги и с огромным трудом заставил влажную траву превратиться обратно в сухой асфальт. Красноспинная саламандра, враз оставшись без укрытия и защиты мокрых от росы стеблей, метнулась в сторону и растворилась в тумане.

Охотник стоял и смотрел, как они увозят последние свидетельства его жизни. Впрочем, нет, не последние. Оставались еще тела…

Восемь

На карте Первый участок напоминал надтреснутый наконечник стрелы, указывающий в море. Площадь – одна квадратная миля территории Манхэттена. Сейчас Тэллоу пришлось ехать не в сторону родной мили, а совсем в противоположную, и это отнюдь не наполняло его радостью.

На данный момент он очень сомневался, что в Эрикссон-плейс его ждет дружеский прием. Точнее сказать, у него сложилось стойкое впечатление, что если ему и помогут, то только из жалости. А как работают из жалости? Спустя рукава. От одной этой мысли у него кишки сводило – унизительно! Обидно! Тэллоу собрался было съездить на Перл-стрит и допросить жильцов – и тут же раздумал: мерзость какая, только этого не хватало. Поэтому он уселся за ноутбук и за десять минут выудил из ACRIS, городского интернет-реестра недвижимости, имя и рабочий адрес хозяина здания.

Долго же туда придется добираться из центра… И он сел в машину и поехал, узкими, вечно залитыми холодной тенью улицами выбираясь из глубин своего участка. Тянуло сладковатым горячим духом халяльной шаурмы и кебабов: на тротуарах уже разворачивалась ряд за рядом армия уличных продавцов с блестящими легкими тележками и туалетными ведрами – им же по шестнадцать часов за прилавком стоять…

За рулем Тэллоу чувствовал себя неуютно и то и дело встряхивался от ощущения, что сел не на свое место. Его место – пассажирское… оставалось надеяться, что дорога длинная и он притерпится.

Он ехал мимо крохотных контор, предлагавших оформить развод за два часа, и непривычно голых витрин магазинчиков – их все хотел помониторить на предмет торговли наркотиками Отдел нравов, в который раз пытаясь выбить под это дело дополнительное финансирование… Ехал мимо Граунд-Зеро, встретившего его этим утром резкими, как выстрел, хлопками плохо закрепленных пластиковых полотнищ и проклятиями мелких торговцев за складными, выстроившимися вдоль ограды столиками, – те тщетно пытались удержать открытки с фотографиями 11 сентября от полета…

А потом он выехал за границы участка на чужую территорию.

Тэллоу держал включенной рацию. Нет, с музыкой веселее, конечно, но он научился ценить разговоры на полицейской частоте как своего рода звуковое сопровождение. Волны и завихрения эфира, несущие сообщения о преступлениях и принятых мерах, подхватили его. Офицер полиции в Бронксе, не при исполнении, неудачно зашел в автосервис – тот как раз грабили. Сообщили, что офицер застрелил одного налетчика и погиб, а школьный охранник подхватил с пола его пистолет и открыл ответный огонь. В Шипсхед-Бэй обнаружены тела матери и дочери с множественными ножевыми ранениями, нашедший их офицер говорит, что трупы настолько изломаны и исколоты, что походят на драные мокрые одеяла. В багажнике угнанной машины, брошенной на Лонг-Айленде, найден труп пропавшего без вести мужчины из Бронкса; детективы, разыскивавшие покойного, чтобы обвинить в покушении на убийство, отпустили пару смачных комментариев, впрочем, те сразу потонули в разговорах экипажей, откликнувшихся на происшествие в Мидтауне: там парень, похоже, рассердился на свою беременную девушку – ему чего-то хотелось, а она отказала, – облил ее бензином и поджег.

«Все из-за того, что люди чего-то хотят от других людей», – подумал Тэллоу, пробираясь через запруженные улицы Манхэттена. Много людей, много трупов…

Он уже почти проехал 50-е улицы Вест-Сайда, когда движение окончательно застопорилось. Машина еле ползла, и Тэллоу успел разглядеть крупную даму с седыми и зачем-то крашенными в черный волосами: женщина стояла на коленях перед чахлым деревцем (такими украшали здешние тротуары), а голени ее в выцветших шерстяных носках лежали на низкой кованой ограде вокруг квадрата грязи, в котором приходилось выживать несчастному растению. Из шеи женщины торчало что-то серебристое. Вокруг стояли парамедики и полицейские, целиком и полностью поглощенные случившимся несчастьем, и потому им не было никакого дела до маленькой толпы зевак, щелкавших все на мобильные телефоны. Тэллоу понял: тонкий металлический стержень пробил женщине шею и вышел из горла, пригвоздив к хилому стволу.

Впереди поток машин разделился, обтекая фургон скорой, припарковавшийся рядом со здоровенным «Крайслером Таун энд Кантри», который выехал одним колесом на тротуар и подмял под себя и велосипед, и велосипедиста. Заднее колесо велосипеда выглядело так, словно взорвалось: шина в клочья, обод перекручен, разодран и висит в воздухе, как мятая буква С. Велосипедиста и вовсе придется по кускам собирать. Лимонная лайкра костюма мокла в вывороченном мясе.

Тэллоу понял, что велосипедному колесу не хватает нескольких спиц. Вот они, раскатились по тротуару. Некоторые, но не все. Он знал, куда угодила последняя. Колесо вывернулось, и по немыслимому капризу природы спица, подобно шальной стреле, пробила женщине шею.

Мелькнула мысль: а может, предъявить бляху синемундирным или парамедикам и вызнать подробности? А потом он решил – нет, не надо. Тэллоу объехал место аварии и оставил за спиной женщину, опустившуюся в молитвенном поклоне перед деревом на нью-йоркской улице.

До пятисотых номеров по Западной 145-й он добирался долго – во всяком случае, пока доехал, спина затекла и перенапряглась – болели и плечи, и поясница. Из машины он еле-еле выполз, бочком, как умирающий краб. А когда попытался распрямиться, какие-то важные для функционирования организма кости угрожающе захрустели.

Он сделал глубокий вдох и был вознагражден сильнейшим ароматом свежего, подогретого на солнце собачьего дерьма.

Офис хозяина здания на Перл-стрит оказался чуланом-недомерком, втиснутым между мышеловкой, гордо называющей себя гостиницей, и магазинчиком карибских и афроамериканских продуктов с крашенным в зеленый больничный цвет фасадом. В узком дверном проеме торчал поджарый подросток в видавшей виды футболке с эмблемой «Никс». Причем торчал с косяком в руке. Лицо его от угла рта до шеи рассекал глубокий шрам. В профиль мальчишка смотрелся точь-в-точь как кукла чревовещателя. В кармане парня явно вырисовывалась рукоять выкидного ножа. В дымке косяка чувствовались мятные и шоколадные нотки. Тэллоу пригляделся и подумал, что парень на год или два моложе, чем ему сначала показалось.

– Коп небось, – сообщил парнишка, не удостаивая его взглядом.

Не в первый раз Тэллоу задумался: ну почему, почему раз за разом ему приходится участвовать в такой вот беседе? А ведь и правда: изо всех сведений, передаваемых как ценный опыт из поколения в поколение или от сверстника сверстнику, заповедь «никогда не докапывайся до копа от нечего делать, а если хочешь крутизну показать, все равно не докапывайся, не то плохо будет» должна была фигурировать в топе самых популярных и никогда не забываться.

– А что, это проблема?

– Не, не проблема, ежли ты мимо шкандыбаешь…

Тэллоу услышал, как за спиной парнишки захихикали. Значит, там у нас еще и благодарная аудитория присутствует… Тэллоу действительно не мог понять, стоит ли оно того. Обычно он спокойно реагировал на подобный выпендреж. Вот Джим Розато, он бы сразу парнишку головой о стену приложил, причем со спокойной совестью.

Тэллоу сделал несколько неспешных шагов к двери. Парнишка по-прежнему не смотрел на него, но дверь загородил. И снова пыхнул косячком. Шоколад и мята. Точно, школота…

– Я ж сказал: ты мимо шкандыбаешь…

Внутри снова захихикали. Тэллоу пошел прямо на парня, тот опять сдвинулся и загородил проход. Тэллоу замешкался, неловко нагнулся, делая вид, что желает пролезть в оставшуюся щелку. Парнишка осклабился в довольной улыбке и снова преградил ему путь. Ребятишки в офисе прямо-таки ухахатывались.

Тэллоу резко пробил каблуком по подъему. Парень заверещал и опрокинулся на спину, цепляясь за ступню.

– Боже ты мой, прошу прощения! – добродушно воскликнул Тэллоу. – С вами все в порядке?

Парнишке было не до разговоров: он визжал от боли, пытаясь стащить с распухающей на глазах ноги кроссовок. Хихикавшая компания мальчишек от десяти до четырнадцати резко притихла. Один из них выкатил из-за единственного стола офисное кресло и крутился на нем. Тэллоу подождал, пока кресло медленно завершит оборот и остановится, и смерил всех ледяным взглядом.

– Это вышло случайно. Я пытался пройти в дверь и нечаянно задел его. Все понятно, молодые люди?

Из-за задней двери донесся громкий мужской голос:

– Какого хрена? Вы чего там творите?

– Полиция, – лаконично отозвался Тэллоу.

Из заднего помещения выбрался здоровенный мужичина лет за сорок. Одну руку он держал на ремне. Похоже, когда-то он был лайнбекером [3] или штангистом, но потолстел, возможно, за последние год-два, и теперь штаны сползали под брюхо. Сменить гардероб или завести подтяжки ему в голову не приходило, и потому он расхаживал по офису, придерживая ремень и то и дело поддергивая штаны. Мужик внимательно оглядел присутствующих.

– Какого хрена, а?

Тэллоу показал ему значок:

– Я ищу Теренса Кармена.

– Так эт я и есть. Но какого хрена тут творится?

– Парень твой споткнулся и немножко упал. Правда, ребята?

Те молча таращились на него.

Кармен отвел плечи назад, вдвинулся в комнатенку и заорал:

– А ну пошли отселева, говнюки поганые! Я сказал, выметайтесь, мелкая вы срань, валите в другое место людей бесить! Дел, мать твою за ногу, хватит орать, ты визжишь как свинья, которой копытом в зад отвесили! Давайте поднимайте его и валите на хрен отсюда! Я сказал, валите!

Поскуливая, повякивая и толкаясь, они наконец вымелись из офиса. Кармен повернулся к Тэллоу и пожал плечищами:

– Племянники… Вот, сидят здесь, не выгонять же их… Ох ты ж, мать твою за ногу, ты только посмотри на это!

Тэллоу проследил его гневный взгляд и нагнулся за косяком – тот успел пропалить крохотную бурую дырку в истертом ковровом покрытии.

Кармен окинул его внимательным взглядом:

– Ты ж не будешь к этому цепляться, правда?

– А я еще не решил, буду или не буду. Тебе принадлежит доходный дом на Перл-стрит.

– Вот оно что. Ждал я визита вашего, чего уж… Вот только не ждал, что придете так быстро.

Кармен потянулся за косяком. Тэллоу отдернул руку:

– Не, погоди! Я, видишь ли, сейчас очень расстроен. С родственниками твоими завязался, понимаешь. А недавно пристрелил твоего жильца, который вышиб мозги моему напарнику, и те мозги у меня на рукаве висели. Так что предлагаю резко и быстро начать чистосердечно сотрудничать со следствием, и тогда я не добавлю эту крохотную фигнюшку к огромной куче дерьма, которую могу навалить – и навалю – у твоей двери в случае отказа.

Кармен смерил Тэллоу взглядом – и сдался. И словно бы просел внутрь себя, а кожа на шее пошла складками, как замявшийся ковер.

– Ну ладно, ладно…

Тэллоу по-прежнему не отводил от Кармена пристального взгляда. Тот ссутулился еще сильнее, доплелся до входной двери и с показным усилием прихлопнул и запер ее.

– Пошли, – вздохнул он и, по колено в горестях и печалях, еле переставляя ноги, побрел обратно в заднюю комнату.

Грязюка там царила необыкновенная. Вдоль одной стены тянулись металлические стеллажи, уставленные папками. Обстановку дополняли два хлипких кресла, столик, на котором красовались две переполненные пепельницы, и пара табуретов, украденных из окрестных баров, владельцы которых не устерегли свою мебель либо просто плюнули на такую мелочь. Кармен привычно плюхнулся в кресло и довольно развалился, положив руки на подлокотники и широко расставив ноги. Похоже, в мире Кармена этот предмет мебели служил эквивалентом патриаршьего престола.

Тэллоу затушил косяк в пепельнице. Кармен согласно кивнул. Полицейский оглядел стоявший рядом барный табурет – розовое сиденье рассекала кривая, как улыбка идиота, трещина, откуда выползал пожелтевший наполнитель, – и рискнул опуститься во второе кресло. И тут же обнаружил, что подбивка сиденья и пара пружин куда-то испарились. Сейчас Кармен импозантно возвышался над ним. Интересно, может, ради такого эффекта он сам ту подбивку и выковырял?

– Значит, эт ты Бобби Тагга убил… – наконец сообщил Кармен.

– Так его звали?

– А ты что, не знал?

– Как-то не до того было, если честно. Выходит, это от нас тебе позвонили? Или?..

– Да хрен там. Сраные жильцы названивали, причем в полном составе! Они, мать их, телефон мне оборвали еще до того, как вам набрать! А смысл звонить-то мне? Ну, ходит Бобби Тагг с голым задом и обрезом по лестнице, чем я-то могу помочь? Ну а когда ты пристрелил этого психованного говнюка, они, чтоб их, опять мне все позвонили и орать стали.

– Что, прям все до единого позвонили?

– Ну.

– Отлично. Расскажи мне про жильца из квартиры 3А.

– Да я его в глаза не видел.

Тэллоу выразительно посмотрел на торчавший из пепельницы окурок идиотского косячка с шоколадно-мятным вкусом и горько вздохнул:

– Вот так вот мы со следствием сотрудничаем, да?

– Не-не-не, минуточку. Я же что хотел сказать! Это все потому, что мне неприятности не нужны, и ты сейчас поймешь, что тут за дело. Смотри. Мне платят за квартиру 3А раз в год. За год вперед. Наличными. То есть где-то в марте кто-то мне звонит и говорит: сколько нужно внести за 3А за год? А я такой начинаю бухтеть: вот, налоги подняли опять, то да се, беру сумму за двенадцать месяцев, добавляю своих двадцать процентов – что ж я, даром, что ль, работаю? – округляю маленько – и говорю ему. А на следующий день на полу лежит конверт с деньгами. И я забываю о 3А на весь следующий год.

– И типа ничего тебя не насторожило, да?

– Слушай, люди по разным причинам квартиры снимают. У меня клиенты есть – по четыре штуки в месяц платят, и для чего? Чтоб три раза в неделю в обеденный перерыв потрахаться. Как говаривал мой папаша, бизнес лишних вопросов не любит.

– А каким бизнесом твой папа занимался?

– Да этим же. Я его унаследовал. Здание на Перл-стрит принадлежит нашей семье с пятидесятых годов. А того парня из 3А я тоже унаследовал. Он контракт с моим папашей заключал, а теперь ко мне перешел.

– Значит, твой отец видел его?

– Ну наверное…

Тэллоу мрачно осел в кресле:

– И я так понимаю, сейчас ты мне скажешь, что твой папа давно от дел отошел, да?

– Ага. Отошел от дел, отправился в Диснейленд и помер, пока в лодочке ехал на аттракционе «Этот маленький мир».

Кармен с невеселой улыбкой оглядел свою убогую крошечную вотчину.

– Кстати, компенсацию нам не выплатили. Потому что папаша не один катался. А со шлюхами. Ну и взрывчатку прихватил. Короче, ладно. Папаша мой, в общем, давно помер.

Тэллоу взялся за блокнот с ручкой. Негусто, туману больше, чем сведений, но профессиональный долг требовал записать хоть эту малость.

– Итак, мистер Кармен. Вы никогда не встречались с жильцом, снимающим квартиру 3А. Это был давний контракт, заключенный с вашим отцом. Как долго этот человек снимает в здании квартиру, как вы считаете?

– Да лет двадцать точно. У меня, видите ли, бумаг нет на это дело…

– Я так и подумал. Вы когда-нибудь были в квартире 3А?

Кармен почесал загривок. Улыбнулся. Не слишком широко, зато это была настоящая веселая улыбка.

– Однажды попытался зайти. Еще когда только дела принял у папаши, а он еще жив был. Молодой, зеленый, самого главного еще не понял. И потому прям чесалось узнать, кто ж у нас такой загадочный хату снял? А войти не смог. Он с замком что-то сделал, заклинило его, что ли. Нет, он его не поменял, но за дверью что-то вроде засовов было, короче, хрень какая-то запирательная. Вообще непонятно, как он сам-то туда заходил и выходил? Ну и, короче, наведался я туда снова, и чего? Он взял и поменял замок. И новые еще поставил. Я к папаше пошел, типа, чо такое, а он мне и сказал: сынок, это мужик из 3А, не лезь, тебе-то какое дело…

– Самое главное? Вы сказали, что тогда еще не поняли самого главного. Что же это?

– Ну вот я ж говорю: бизнес лишних вопросов не любит. Так что надо научиться вопросами не сыпать. А самое главное – это научиться задавать правильный вопрос в правильное время.

– Точно.

– Я знал, что вы оцените, детектив.

И Кармен гордо выпрямился на своем троне владетеля задней комнаты крохотного офиса. Похоже, это выражение он подцепил из какого-нибудь ток-шоу в телевизоре и теперь предъявлял своему гостю, как старый проездной жетон от подземки.

– Кому вы продаете здание, мистер Кармен?

– Какой-то компании, банкингом они, что ль, занимаются. «Вивиси». Типа оказывают финансовые услуги и все такое – знаете, все эти странные штуки с деньгами, в которых никто не смыслит, а денег никогда не видит…

Тэллоу записал – «Вивиси». И задумался на мгновение. И повел в воздухе ручкой, словно бы разгоняя туман.

– Мистер Кармен. А почему вы продаете здание? И почему «Вивиси» решило его купить? И собирались ли вы сообщить им о жильце из квартиры 3А, который заблокировал дверь с тем, чтобы в квартиру никто не мог проникнуть?

Кармен со свистом втянул в себя воздух. Тэллоу продолжал молча и невыразительно смотреть на него.

– Продаю, потому что они предложили мне достаточно, чтобы от дел отойти, – наконец сказал Кармен. – И когда я говорю «достаточно», то не имею в виду достаточно, чтобы поехать во Флориду, нажраться и утонуть, пытаясь подложить динамит под детский аттракцион и взорваться на хрен. Я имею в виду достаточно, чтобы заиметь яхту с рабами и опахалами. Вот это вот все.

– И?

– И что мужик из 3А – не моя проблема. Они собираются сносить здание, и если этот псих засядет в квартире во время сноса – опять же, это не моя проблема. Так ему и надо, а я денежки свои возьму – и поминай меня как звали. Ну как, обрисовал я ситуацию, детектив?

– Когда тебе выплатят деньги?

– Когда жильцы выедут.

– Я также спросил, зачем они покупают здание.

– Ну да, спросил. Только это, извини, совсем неправильный вопрос, заданный в правильное время. В тот день, когда папаша понял, что я не дебил, дрочить и одновременно жевать резинку выучился, он сказал мне вот что. Сынок, сказал он мне, земля – дело такое, ее взять больше неоткуда. Так что ежли хошь построить в хорошем квартале, где финансисты сидят, здоровенный сверкающий небоскреб, чтоб запихать в него все свои интернеты, гаджеты и всякий сраный золотой запас, в том квартале даже по самой твоей горячей просьбе земли не прибавится. Поэтому тебе нужно найти старое здание, снести его к такой-то матери и построиться на освободившемся пятачке.

– Назови имена людей, с которыми имел дело в «Вивиси».

Кармен резко напрягся:

– Зачем это?

– Потому что никто ничего не снесет, пока я отмашки не дам. А здание твое, мужик, – место преступления, и серьезного. Так что никто его и пальцем не тронет, пока я не разрешу. Давай называй имена.

Девять

Все труднее и труднее становилось найти таксофон на Манхэттене, а охотнику оказывалось все труднее и труднее их увидеть.

Он все еще не решался прибегнуть к мобильнику. Если бы его приперли к стенке, пришлось бы ответить, что он еще не слишком хорошо знаком с техническими нюансами. Что легче: подслушать разговор по мобильнику или в срочном порядке подключиться к одному из множества таксофонов? То-то и оно.

Впрочем, случались дни, когда это его не очень волновало. Охотник не замечал, но его мнение об этих днях менялось, подобно ветру. Временами, когда он слышал лишь гул машин и шарканье синтетических подошв по тротуару, ему хотелось остаться наедине с болезнью и так дальше и жить на Острове Манхэттен, принадлежавшем племени ленапе…

На ладони то исчезала, то появлялась мелочь для звонка по телефону. Вот лежат монетки, а вот они превратились в морские ракушки. Охотник сжал зубы, надавил на вышедшее из-под контроля восприятие, и монетки остались монетками – во всяком случае, на время, которое потребовалось, чтобы запихать их в щель таксофона. Охотник призвал из закоулков памяти номер первого человека и набрал его. Телефон издал звук, который, похоже, значил, что номер не обслуживается. Тогда он заглянул в другой уголок памяти и извлек оттуда номер второго человека.

Охотник слушал гудки, потом что-то щелкнуло, и женский голос сообщил, что его звонок переадресовывается. Наверное, голос звучал в записи. Сегодня двадцать первый век казался дальше, чем обычно. Снова пошли гудки, уже другого тона.

На четвертом второй человек ответил:

– Эндрю Мейчен.

– Ты узнаешь мой голос?

Повисла ледяная пауза. Затем человек с трудом сглотнул и проговорил:

– Да, я узнаю твой голос. Как ты… в смысле, чем могу помочь?

Охотник улыбнулся. Как же они его боятся… До сих пор.

– Мистер Мейчен, я хранил свои личные вещи в здании на Перл-стрит.

Тут охотник назвал номер дома и номер квартиры.

– Но мои вещи попали в руки полиции. Я наблюдал за тем, как они выносили их из здания. Эти вещи – мои. И в какой-то мере ваши. Это мои рабочие инструменты. Вы понимаете, что я имею в виду?

Дыхание Мейчена все ускорялось. Теперь ему не хватало воздуха, чтобы вытолкнуть предложение целиком:

– Это здание. Я его покупаю. Моя компания покупает. Полицейские там кого-то убили. Вчера. Какой-то фрик-затворник взбеленился, когда хозяин раздал жильцам требования о выселении. Что ты там держал?

– Подумайте сами. Что я мог там держать? Я только что сказал вам что.

– О нет. О нет. Ты не мог… как…

– И теперь вы говорите мне, что это все ваша вина. Что вы купили здание, где я хранил свои вещи. Что вы тем самым способствовали их захвату.

– Я не знал! Откуда мне было знать? Ты и говорить-то нам не должен был! Черт, да ты не должен был сами пистолеты хранить…

– У вас нет никаких прав на них. Они принадлежали мне. Они – священны. Они совершили великие дела. Их нельзя просто взять и выкинуть, как наскучившие игрушки после Рождества.

Охотник улыбался, говоря это: у него сложилось стойкое впечатление, что в течение последних недель он вообще не помнил о существовании Рождества.

– Хорошо… но что я должен сделать?

– Разберитесь с этим, – тихо сказал охотник. – Вы же сами понимаете, мистер Мейчен. Если остальные двое решат, что вы стоите на их пути к успеху… вы же понимаете, что меня попросят сделать.

И охотник повесил трубку. Он направился было к переходу, но заметил камеру над входом в банк у дальнего перекрестка. Поэтому он повернул налево в переулок и затерялся в воображаемом лесу.

Десять

«Вивиси» занимала верхние десять этажей в небоскребе 1980 года постройки. Здание походило на космический корабль, застывший на стартовой площадке, и застывший давно, уже с десяток лет – с тех пор, как началась рецессия. Однако корабль меланхолически ожидал лучших времен: вдруг да найдутся люди, что заправят и запустят покорять космические пространства. И странную грусть навевал вид закопченных от городского смога стоек и скоб, по задумке архитектора долженствующих украшать здание…

Однако дата запуска осталась в далеком прошлом – как и роскошные неспешные ланчи с тремя мартини в финансовом квартале. Была еще только середина дня, а люди торопились вернуться в здание: кто-то, нервически дергаясь, бежал, покусывая на ходу нежующийся зерновой батончик, кто-то спешно затаптывал наполовину недокуренную сигарету.

Тэллоу, вернувшись на родную территорию Первого участка, выкурил на обед сигарету и теперь стоял и разглядывал здание. Все нужные звонки он сделал по дороге обратно в даунтаун – ехать пришлось долго, и он успел все, что нужно. Оставалось задать пару вопросов в ходе личной беседы.

Небоскреб походил на звездолет не только снаружи, но и внутри: сущий корабль-матка с толстыми, как в соборе, алюминиевыми колоннами и полированным металлическим полом. Магний это, что ли? Пол слегка ходил под ногами – интересно, он подрессоренный или на балках укреплен? Пол для Повелителей Вселенной, которые, пружиня шаг, шагали по утрам к лифтам. И да, внутри здание совсем не выглядело ракетой, брошенной на позабытом космодроме: казалось, оно просто ждет, когда его под завязку заправят мировыми финансовыми потоками, чтобы сорваться и улететь бороздить звездные просторы.

Холл расчерчивали полосы света, падающие из золотистых узких окон – ни дать ни взять лучи Божественной славы из констеблевской Библии… Тихо играла музыка – что-то вроде эмбиента, и со вкусом подобрано. Стоя в очереди к металлической рамке, Тэллоу понял, что каждые несколько минут музыка достигает пика громкости, а потом снова становится тише. Похоже, это какая-то мутировавшая стараниями «Мьюзак-лэборатори» заглавная тема из «Большой страны», где оркестровый проигрыш приглушили и пустили фоном моторик-бит немецкого краут-рока семидесятых. Когда этот космический собор света и металла впервые увидел людей, музыка звучала весьма футуристично…

Тэллоу показал значок и миновал рамку службы безопасности. Охранники в черных рубашках с вышитой эмблемой фирмы под названием «Спирпойнт» кивнули Тэллоу с заговорщическим видом: мол, привет, коллега. Охранники почему-то считали себя братьями и сестрами в полиции, и Тэллоу чисто из вежливости пришлось кивнуть в ответ. Он зашел в лифт с мужчиной, который нервно расчесывал основание большого пальца обкусанными ногтями. Между поджившими старыми ранками снова показались капельки крови.

Тэллоу на первом из принадлежавших «Вивиси» этажей заодно с мрачным курьером перешел во второй лифт, курсировавший внутри десятиэтажного офиса. Курьер злобно заскрипел зубами – словно тротуарные плитки друг о друга терлись. На самом верхнем этаже Тэллоу вышел и обнаружил пришпиленную к стене весьма полезную карту с планом офиса. Тэллоу подождал, пока курьер вступит в свирепый диалог с измученной девушкой на ресепшене, и скользнул в главные двери основной территории фирмы.

Люди поднимали головы и смотрели, как он идет между столами к угловому офису – он-то ему и был нужен. Впрочем, они скорее не смотрели, а тревожно нюхали воздух. А потом успокаивались и возвращались к работе, сообразив, что это не самый страшный хищник.

Вход в угловой офис стерегла персональная помощница. Она засела за столом из полированной стали, прикрывая спиной вожделенные широкие двери. Тэллоу сбавил шаг – а шел он знаменитой походкой Джима Розато, он ее не сразу освоил, сначала научился не отставать от напарника, а потом наловчился и сам так вышагивать, да какое вышагивать – нестись вперед, как тонна булыжников с крутого склона. Как же легко тогда было – идешь себе с Джимом бок о бок…

Тэллоу притормозил на двадцать секунд. Этого хватило, чтобы оценить персональную помощницу: американка с японскими корнями, чуть за двадцать, красивые глаза, искусанные губы, черные волосы, короткая стрижка. Она подняла руку к прическе, взбила ее ногтями. Ногти накладные, но короткие и чистые. Снова потрогала волосы, заметила за собой это движение и положила ладонь на стол. Другой рукой она что-то писала. Тэллоу заметил, что под волосами что-то вроде татуировки. Значит, раньше она брила голову. Волосы отросли, и она справлялась с укладкой, но все равно – прическа ее нервировала. Одежда тоже. Кстати, одежда хорошая, в офисном стиле, подобрана со вкусом, но дешевая. На улице тепло, в офисе тоже не холодно, даже под кондиционером, а у нее длинные рукава. Он стоял и глядел, как она оторвалась от документа, в котором что-то писала на полях, повернулась к маленькому, видавшему виды ноутбуку, чтобы что-то посмотреть. Это ее собственный ноутбук. Бедной девушке так нужна эта работа, что она хочет быть готова буквально ко всему, что от нее попросят…

Тэллоу снова состроил полицейскую рожу кирпичом, подошел к столу и предъявил значок:

– Детектив Тэллоу, Первый участок. Мне нужен Андрю Мейчен.

Она так вытаращилась на значок, словно он пистолет на нее наставил.

– Мистер Мейчен… он, он, к сожалению, не сможет с вами в данный момент встретиться, детектив. Если я, я, могу взять ваш номер и назначить встречу в ближайшее время, а сейчас… э-э-э… у него срочные дела и…

Тэллоу шепнул:

– Он же на месте, да?

Она заговорила громче – чтобы и за дверью услышали:

– Нет, сэр, мистера Мэйчена в данный момент нет на месте!

Тэллоу направился к дверям. Она вскочила, загораживая дорогу. Испуганные глаза набрякли слезами.

Тэллоу поднес палец к губам. Улыбнулся. Выставил вперед ладонь: мол, спокойно, все понял. И громко заявил:

– Я расследую убийство, мэм, и если мне нужно зайти в офис, то я, даже не сомневайтесь, туда зайду, а если вы сейчас же не отойдете от дверей и не очистите проход, то я вас арестую, а следом арестую вашего босса. Все понятно?

Она опустилась в кресло с робкой улыбкой. Тэллоу улыбнулся в ответ и распахнул двери.

Андрю Мейчен поинтересовался:

– Она что, и вправду дверь загородила?

Крупный мужчина поднялся из офисного кресла – и не какого-нибудь, а Xten от «Пининфарина», совершенно космического дизайна – и очень аккуратно положил сотовый в чехле из африканского черного дерева на роскошный письменный стол от «Парниан», обошел его с закругленной стороны и приблизился. Темно-серый костюм в светлую клетку подчеркивал широкие плечи. Так выглядят мужчины, предпочитающие качаться на голливудский манер: широкая грудь, длинный живот и змеино-узкие бедра.

– Да, загородила.

«А что это у тебя пальчики дрожат?» – подумал Тэллоу, пожимая Мейчену руку.

– Детектив Тэллоу, Первый участок. У вас найдется для меня пять минут?

– А у меня есть выбор? И да, прошу прощения… – Мейчен махнул все еще дрожащей рукой в сторону двери, – в общем, за все это. Но я очень загружен. Естественно, я весь к вашим услугам, в меру наших скромных сил, конечно, чем богаты, ну вы понимаете…

Предметы обстановки совершенно не сочетались друг с другом. Ни общего подхода, ни объединяющей темы. Ни, судя по всему, вкуса. Просто нагромождение дорогих предметов, не имеющих между собой ничего общего. Кроме, пожалуй, цен на бирке.

– Про скромные силы я уже понял. У меня есть пара вопросов.

Кресло для посетителей – не на колесиках и не вертящееся, на двух цельных, изогнутых на манер полозьев ножках, было той же фирмы, только из более дешевой линейки. И с другой отделкой. Мейчен указал на кресло и поспешил укрыться за огромной полукруглой столешницей.

– Я полностью в вашем распоряжении, детектив.

Руки у него дрожать почти перестали – видимо, Мейчен чувствовал себя уверенней в кресле капитана звездолета. И за идиотским столом-аэродромом цвета зебрано [4].

Тэллоу назвал ему адрес на Перл-стрит.

– Вы покупаете это здание, я правильно понял?

– М-м-м, да, это так. В смысле, не то чтобы я пристально отслеживал каждый шаг в сделке, но да, что-то такое я припоминаю. Возможно, вам следует обратиться к тому, кто занимается конкретными деталями…

– Но «Вивиси» принадлежит вам, не правда ли? Вы основали эту компанию, вы по-прежнему ее владелец, и вы контролируете бизнес-процессы, я правильно понимаю?

– Совершенно верно.

– В таком случае я обратился ровно к тому человеку, который мне нужен. Каковы ваши планы в отношении этого здания?

– Я не уверен, что…

Тэллоу подпустил в голос стальных ноток:

– Я полагал, что вы поможете следствию, сэр.

Мейчен сделал вид, что расслабленно откинулся на спинку кресла. То приняло его в свои объятия, едва не сомкнув стальные подлокотники.

– Ну что вы, конечно, я готов помочь.

И улыбнулся.

– Ваши планы в отношении здания, сэр?

– Мы собираемся его снести.

– С какой целью? Чтобы офисы построить? Не похоже, чтоб вам было тесно в этом здании.

– Ах, детектив, в таком случае позвольте мне посвятить вас в темные тайны финансовой магии. Кроме шуток, я держу для этого настоящего дипломированного мага. Эта штука называется пингбэк.

Тэллоу решил, что самое время достать блокнотик и карандашик.

– Не совсем понимаю, о чем идет речь.

– Так называет эту штуку мой маг. Пингбэк – это время, за которое сигнал доходит с моего компьютера до Нью-Йоркской фондовой биржи и обратно. Для финансовых операций крайне важна скорость – иначе можно упустить подходящую возможность для заключения сделки. Так вот, там, на Перл-стрит, очень хороший пингбэк.

Тэллоу продолжил невозмутимо корябать в блокнотике, затем поднял взгляд:

– Одну секунду. Разве здесь мы не ближе к бирже, чем в здании на Перл?

Мейчен хлопнул в ладоши. Наверное, долго практиковался на званых вечеринках.

– Именно! Вот для чего я и держу мага на жалованье! Да, пингбэк на Перл действительно лучше, чем здесь. Хотя физически расстояние больше. Натуральный фэнг-шуй, правда?

Следовало сказать «фэн-шуй», но Тэллоу решил не поправлять собеседника.

– Мой маг, – сообщил Мейчен, – говорит, что это связано с картами, коммуникациями, историей места, даже свойствами почвы. Под нашими ногами распростерся громадный лабиринт проводов, но прокладывали их не только ради финансового сектора. Иначе все телефонные линии вели бы на Уолл-стрит, согласны? Кроме того, провода, по которым идет сигнал к тамошним компьютерам, проложены не напрямую, да и качеством они различаются! Сигнал идет то по оптоволокну, то по меди, то снова по оптоволокну, а потом все перескакивает на вайфай, а затем снова на оптоволокно и на медь, плюс главную линию могли протянуть в обход квартала, а не прямо через дорогу, как было бы гораздо выгоднее для нас… В общем, все это и влияет на пингбэк.

– Это понятно, но человек такую разницу и не почувствует…

– Зато компьютер почувствует. Базы данных почувствуют. Пятьдесят миллисекунд задержки – и все, ты мог бы стать богат, как фараон, но время упущено, и на ужин ты наслаждаешься последней пачкой сухой лапши, которую с трудом сыскал в дальнем углу пустого кухонного шкафчика.

– Что, правда?

– Ну, не совсем, конечно. Но пингбэк – решающий фактор в достижении успеха. Заключая сделки, ты зависишь от него каждую гребаную минуту своего рабочего времени. Так что место с хорошим пингбэком – это новый тренд в торговле недвижимостью на Манхэттене, детектив. И да, я снесу к чертям этот доходный дом и построю на его месте сияющий стеклами здоровенный офис с молниеносным пингбэком, ибо так повелел сделать мой маг, – и заработаю куче людей кучу денег. Ведь именно для этого мы и трудимся. Правильно я говорю?

Тэллоу изо всех сил старался законспектировать услышанное.

– Безумие какое-то…

– Такова наша жизнь, детектив. Подлинные карты великих городов не увидишь человеческим глазом. Они либо у нас под ногами, либо в воздухе, как вайфай и спутниковые сигналы. У финансовых рынков сейчас есть одна глобальная проблема – скорость света. В прошлом году мне случилось прочитать научную работу, в которой так и было сказано: эффективность мировой финансовой системы ограничена задержками в распространении света. Я знаю парня в Бонне, так он говорит, что может заработать несметное количество денег, знаете как? Запустив в Аравийское море искусственный остров. Построю на нем финансовый центр со спутниковой связью, и до свидания, шесть разных перегруженных систем с проблемами из-за конуса света.

Тэллоу поднял на Мейчена взгляд:

– Вы ведь этим не только по работе интересуетесь, я правильно понял?

Мейчен вдруг расхохотался – громко и непринужденно. И так же резко оборвал смех. Словно напряжение выпустил.

– Мне нравится моя работа. Я люблю этим заниматься. Знаете, бывает, иду в офис и даже зданий вокруг не вижу. Перед глазами только сети, денежные потоки, инструкции и идеи, эдакие огромные невидимые образы, зоны и линии. Это самая большая игра, какая только есть, и, чтобы выиграть, мне приходится преодолевать самоё теорию относительности.

Он снова рассмеялся, но уже без нервозности и тише.

– Я знаю, как это все выглядит со стороны. Но поймите меня правильно, я себя не слишком всерьез воспринимаю. Но в то же время я не произнес ни слова лжи. Это просто игра. И моя жизнь. И я всегда хотел жить именно так.

Тэллоу внимательно наблюдал за собеседником – счастливая улыбка постепенно исчезала с лица Мейчена. Тэллоу дождался, когда тот окажется в том же настроении, что и при начале беседы, и четко произнес:

– Вот что я хочу сказать. В этом здании сейчас проводится крайне важное расследование. И я пришел, чтобы донести до вас следующее: здание никто и пальцем не тронет, пока следствие не закончится.

– Мгм, – протянул Мейчен. – Это… усложняет нам жизнь. Мы уже подписали договор с собственником, однако деньги еще не перевели, и…

– Действуйте согласно договору. Переводите деньги. И потом не трогайте здание, пока мы не завершим следственные действия.

– Я не уверен, детектив, что у вас есть полномочия, чтобы предъявлять мне такие требования, – отозвался Мейчен.

И Тэллоу показалось, что его собеседник как-то слишком долго думал, прежде чем это произнести: все губу теребил, и взгляд отсутствующий…

– Я полагаю, сэр, что если мы начнем выяснять, есть ли они у меня, это отнимет у всех нас слишком много времени и усилий.

Мейчен встрепенулся:

– Конечно. Вы правы. Приношу свои извинения. Мы закроем сделку и повременим со сносом. Могу я дать вам свой личный номер?

Тэллоу кивнул, и Мейчен извлек из ящика стола серебряную визитницу. Большим и указательным пальцем он подцепил оттуда тоненькую визитную карточку из нержавеющей стали и протянул Тэллоу. Надпись на карточку нанесли кислотой, и Тэллоу узнал кокетливый шрифт «Невилл Броуди», знакомый по журнальным страницам:

МЕЙЧЕН@ВИВИСИ.ЛАЙФ

824-6624

@МЕЙЧЕНВ

– Симпатичная штучка, – заметил Тэллоу.

И опустил карточку в нагрудный карман. Интересно, помех для сотового она не создаст? А следом в голове мелькнуло: немножко обидно, что пластинка слишком тонкая, не остановит пулю, как в классическом сюжете про счастливый портсигар или фляжку с бренди.

– Выходит, – сказал Мейчен, – это все из-за голого мужчины, которого застрелили?

Тэллоу смерил его внимательным взглядом. Мейчен с улыбкой развел руками. Кстати, теперь они не дрожали.

– Вынужден признаться: да, я лично курировал весь процесс покупки здания. Пристально, так сказать, отслеживал. Поэтому, естественно, мне немедленно сообщили об инциденте. У этого человека осталась семья?

– На данный момент не имею о том никаких сведений. А почему вы спрашиваете?

Мейчен погрустнел:

– Есть ли здесь моя вина? Я, во всяком случае, чувствую себя немного виноватым. Похоже, именно продажа здания вывела из себя того парня. Мы, естественно, никого на улицу не выгоняли пинками, нет, мы выплачивали хорошую компенсацию и взяли на себя все обязательства – никаких нарушений прав собственности, что вы. Но, как ни посмотри, бедняга посчитал, что у него взяли и забрали дом. И слетел с катушек. Хочется сделать что-нибудь еще по этому поводу…

Тэллоу поднялся:

– Если понадобится, я вам сообщу, сэр. Благодарю за то, что уделили мне время.

Мейчен снова встал из-за стола, опять протянул руку:

– А вы будете сообщать, как движется расследование?

– Конечно. Я сообщу, когда мы закончим.

Тэллоу почувствовал, как дрожь сбежала вниз по руке Мейчена и соскользнула к нему в ладонь.

– Могу ли я надеяться, – проговорил финансист, – на то, что вы будете сообщать нам промежуточные результаты?

Тэллоу улыбнулся и отпустил руку собеседника:

– Я сделаю все, что в моих силах.

И вышел из офиса, прежде чем Мейчен успел открыть рот.

Снаружи он шепнул помощнице:

– Все будет хорошо.

Она буквально вспыхнула от радости и наградила его счастливейшей из улыбок.

И Тэллоу ушел.

В лифте он перебирал в уме последние реплики. Мейчен неплохо справился с ролью обаятельного, умеющего сопереживать человека – немного скрытного, но как без этого. Тщательно продуманный образ хорошего парня, одним словом.

Вот только… если Мейчен знал, что Бобби Тагга убили, он также знал, что убили и Джима Розато. Конечно, он мог не знать, что Тэллоу застрелил Тагга и что они с Розато были напарниками… Но… если уж ты изо всех сил строишь из себя эдакого милягу, почему бы не выразить полицейскому соболезнования в связи со смертью коллеги? Нет, что-то тут не так.

И почему у него руки дрожали? Он положил на стол телефон. Похоже, что личный телефон. А потом встал. Что ему сказали по этому телефону?

А может, он не так уж внимательно следил за сделкой. Может, перепоручил ее подчиненным. А что, это вполне логично. Ну и в буквальном смысле только что услышал о том, что произошло. Может, пингбэк от сотрудников низшего звена до топ-менеджмента «Вивиси» целый день занимает. Скорость света, она такая. Накладывает свои ограничения.

Одиннадцать

Тэллоу понимал, что лейтенант вполне может позвонить ему в конце дня. И надо показать, что основные пункты программы выполнены. Например, он сумел добиться того, что место преступления никто не снесет прямо завтра. И было бы ради чего сносить – ради какого-то блескучего замка полуволшебника-полушарлатана…

На повестке оставался еще один пункт. Но ради этого было необходимо опять покидать территорию родного участка. Требовалось ехать в Полис-Плаза, дом один.

Именно там, вопреки здравому смыслу, до сих пор пребывала Экспертно-криминалистическая служба. Причем юрисдикция ее распространялась на весь Манхэттен. Часть ответственности делегировали, конечно, выездным командам криминалистов – именно такая работала сегодня на Перл-стрит. Но сердце экспертизы билось здесь – в ПП, 1. Они были вечно завалены работой, людей там не хватало, и, как считал Тэллоу (еще в те времена, когда он снисходил до того, чтобы выразить свое мнение вслух), эти эксперты сами нуждались в присмотре. Как кому-то могло прийти в голову, что проблемы ЭКС и связанной с уликами логистики рассосутся с созданием отдельной службы для работающих на местах команд? Это только добавляло лишних звеньев в цепочку, не говоря уже о том, что в полевые криминалисты шли в основном люди без надлежащей подготовки и к тому же смертельно обиженные на весь мир.

А вот у ЭКС таких проблем не было – они представляли собой беспримесных психов безо всяких личных заморочек. В полиции до сих пор рассказывали, как один из начальников службы как бы нечаянно открыл огонь по своим сотрудникам во время доклада, а еще из уст в уста передавали байку про легендарного эксперта, который рассказывал всем желающим, как избавиться от трупа и не наследить, за бутылку «Смирнофф» и/или секс с женой интересующегося лица. Сотрудников ЭКС ненавидели, и они отвечали тем же. Причем ненависть их была изобретательной и совершенно бесстыдной. Несколько лет назад они попросту «потеряли» улики с места убийства четырех офицеров полиции и посмеялись в лицо тем, кто попытался призвать их к ответу. Да, конечно, политики подняли шум, кого-то разоблачили, кто-то публично принес извинения, но в сухом остатке ни одного криминалиста не уволили. Кто там работал до инцидента, тот и остался работать.

Тэллоу нервничал – именно ему эксперты были обязаны чудовищной кучей вещдоков по серии нераскрытых убийств. Что его ждет? Он прямо увидел их злые маленькие глазки, в которых бегущей строкой читалось: а если разобрать тебя на органы? И продать на черном рынке? Хватит, чтобы искупить твою вину?

Тут он поймал себя на мысли, что стоит рядом с автомобилем и выдергивает и снова засовывает в кобуру свой «Глок». Не распускаться! И Тэллоу сел обратно в машину. А потом снова вылез и снова сел – на этот раз на водительское сиденье. Да что с ним такое!..

Полис-Плаза, 1, соседствовала с Перл-стрит, которая начиналась на территории Первого участка, тянулась дальше, обвивалась вокруг ПП, 1 и направлялась к Бруклинскому мосту и оконечности острова. Бурое, облицованное суровым брутальным кирпичом здание до сих пор выглядело так, словно какие-то оккупационные войска сгрузили его с вертолета и воткнули посреди площади, чтобы разместить комендатуру. Окружающие штаб-квартиру ограды, блокпосты, пандусы и прочие решетки отнюдь не рассеивали иллюзию: вот база пришельцев в синем, наших далеких затерянных братьев из космоса, что высадились на варварском острове, окопались по периметру и из-за неприступных стен несут неразумным туземцам блага цивилизации.

Но пришельцы пробыли здесь слишком долго, и вот некоторые захватчики из брутального звездолета стали перенимать туземные обычаи. Всякий раз, заходя в здание ПП, 1, Тэллоу кожей чувствовал, что местные его обнюхали и безошибочно учуяли: тьфу, мелкая сошка из Первого; что он взвешен и найден легким: смотрят на него и думают: «Нет, этого парня по телевизору не покажут, не ведет он громких дел, о которых в ток-шоу трындят…» Да уж, для таких вещей Тэллоу точно не подходит…

Он отыскал лифт и опустился в подземелья замка своих дальних сородичей.

Двери лифта открылись, и за ними обнаружился крупных размеров мужчина. Он потрясал пластиковым пакетом с перепачканной кровью телефонной трубкой и орал:

– Смотри, чо я в нем нашел!

– Извините, – вздохнул Тэллоу, – но я даже не знаю, что вам на это сказать.

Крупных размеров мужчина горестно поник головой:

– Простите, я вас принял за другого человека.

– Это я уже понял. Мне нужен ваш начальник.

– А я думал, что вы – это она и есть.

Тэллоу решил поддержать светский разговор:

– Значит, вы нашли это внутри чьего-то… э-э-э?..

– Тела! Возраст – семьдесят восемь лет, кожа да кости! Как оно туда влезло только, ума не приложу! Там же места нет, сердце должно было сместиться!

Тут крупных размеров мужчина снова посмотрел на трубку. И его осенило:

– Нет, от этого он бы еще быстрее умер.

– Послушайте, мне нужен ваш начальник.

– Она за кофе пошла. В какой-то момент.

– И сколько вы простояли перед лифтом?

– Не судите, и не судимы будете.

– Но мне и вправду нужно встретиться с вашим начальником.

– Да зачем? – И собеседник покачал перед носом пакетом с телефонной трубкой. – Что может быть важнее этого?!

– Ну ладно. Зайдем с другой стороны. Вы не знаете, кто занимается складом оружия с Перл-стрит?

– А. Вот оно что. – Тэллоу был абсолютно уверен: он сказал про Перл-стрит, а не про то, что в свободное от работы время сексуально домогается до котят. Но криминалист смотрел на него так, что Тэллоу понял: не отмыться. – Значит, ты и есть тот парень.

– Да. Я и есть тот парень. Да.

– Я бы, мужик, на твоем месте переехал в гостиницу. И никому не сказал в какую. И это, броню б купил.

– Значит, мне сейчас броник мог бы пригодиться, да?

– Да не броник, а прям целый рыцарский доспех. И щит. Живой, из телохранителей. Потому что ты, мужик, попал к Скарли в черный список, и пребывать тебе в том списке, пока не станешь окаменелостью, а солнце не остынет. Вот.

– О боже. Ладно. А что за Скарли и как мне ее найти?

И он двинулся вперед по грязному коридору мимо деревянных дверей в кабинеты, больше походившие на норы. С каждой вертикальной поверхности облезала латексная краска мерзкого зеленого оттенка, каким красят стены только в государственных учреждениях. Наверное, чтобы обитателей переморить. Тэллоу шел на голоса: кто-то на кого-то орал в самом дальнем кабинете. Дверь была открыта.

Скарли оказалась худенькой, как птичка, женщиной где-то двадцати пяти лет от роду. Она стояла и оглушительно вопила на какого-то мужчину лет на пять ее старше. Тот выглядел не ахти: болезненный, несчастный, и к тому же ухо наполовину оторвано.

– Естественно, мне плевать, что у тебя кровь течет! – орала Скарли. – Я же, мать его, аутист!

И она заверещала дальше, явно не замечая, что расчесывает предплечье под рукавом футболки, которая на ней болталась, как на вешалке. На руке красовалась повязка из пластика, которую небрежно закрепили скотчем.

– Вот что я тебе скажу, Скарли! – мужчина с окровавленным ухом взмахнул руками. – У меня в квартире хранится письмо! И там сказано, что ежели я помру на рабочем месте, то это ты сделала! Причем специально!

На нем был перекрашенный в черный цвет лабораторный халат, и выглядел он в нем точь-в-точь как перепачканная нефтью больная птица, пытающаяся взлететь.

Тэллоу постучал по дверному косяку и заглянул внутрь офиса, который с порога казался смрадным логовом безумного скряги, обожающего запах протухших оберток от гамбургера.

Скарли крутанулась в его сторону и злобно спросила:

– А тебе что надо?

– А это, Скарли, полиция, – строго сказал ее собеседник и прижал к уху грязное полотенце. От тряпки разило химикатами аж до самого коридора, и Тэллоу внутренне поежился: это какой же коктейль токсинов сейчас излился в кровеносную систему бедняги… – И приехали они, Скарли, за тобой. Допрыгалась ты.

– Естественно, это полиция, придурок! Мы тут все полиция! Мы работаем в полицейской лаборатории!

– Детектив Джон Тэллоу, Первый участок.

– Ах вот ты кто, – рявкнула Скарли. – У меня на тебя от злости член стоит! Ненавижу!

Собеседник ее тоже включился в беседу:

– Ты! Это ты во всем виноват!

И он отнял полотенце от уха, развернулся в профиль и сурово покивал:

– Это ты, ты сделал!

Тэллоу поник и со вздохом спросил:

– И каким же образом?

– А я тебе скажу! Все из-за того, что мне пришлось сделать пробный выстрел из чертова пистолета, который извлекли из незнамо какого археологического раскопа, его Уилкс Бут, небось, счел слишком ржавым и древним, чтобы в Линкольна стрелять! Так вот барабан заклинило, боек вылетел и на хрен мне пол-уха снес! А пистолет кто нашел? Ты! Господи ты Боже мой, о чем ты только думал?!

Тэллоу просто стоял и смотрел. Ничего не говорил. Просто смотрел, пока человек не затих и не смешался. Тэллоу кожей чувствовал взгляд женщины, но не сводил глаз с человека с окровавленным ухом. А потом тихо и спокойно ответил:

– Даже не знаю. Наверное, потому что стоял оглохший от выстрелов. А по лицу у меня мозги напарника стекали. Мне очень жаль, что в тот момент я не нашел времени, чтобы подумать о тебе. А сейчас, по идее, я не должен быть на службе, потому что моему напарнику голову отстрелили, а я убил человека, который это сделал. Тебе также, наверное, следует знать, что я понимал: этот человек уже мертв, когда тщательно прицелился и сделал контрольный ему в голову. Но мне приказали взять это дело. И расследовать его без напарника. Сегодня у меня выдался нелегкий денек, и я до смерти задолбался угрожать людям и играть с ними в гляделки, чтобы они вели себя как приличествует нормальным представителям человеческого рода, желающим оказать помощь правоохранительным органам. Так что вот что я хочу тебе сказать: я сейчас выйду из себя – хотя сдерживаюсь изо всех сил. Но неделька выдалась нелегкой, так что, если что, в отчете скажут: посттравматический синдром, острая форма. У офицера полиции не выдержали нервы. Поэтому я серьезно говорю: хватит этой своей криминалистической пургой меня заметать. Я так понимаю, что лейтенант уже кое-что сделала для вас в связи со сложившейся ситуацией. Так что очень сочувствую по поводу уха, но если кто-то захочет усложнить мою и без того непростую жизнь…

Тут Тэллоу сделал глубокий вдох – и улыбнулся:

– Ну ладно. Я не хочу начинать знакомство с вами, ребята, со ссоры. Тебя Скарли зовут? – повернулся он к женщине.

– Скарлатта, – ответила она.

– Добрый вечер. Я Джон. А тебя зовут?..

– Бэт [5].

Тэллоу смерил его ледяным взглядом, и тот быстро добавил:

– Слушай, я серьезно. Это все родители. Восьмидесятые, все такое. Что с ними теперь поделаешь?

– Можно отправиться в прошлое и поубивать их, пока не размножились, – с готовностью предложила Скарли.

– Она на самом деле никакая не аутистка, – заметил Бэт. – Просто она считает, что если всем будет говорить, что она аутистка, к ней лезть не станут. И… это… наши соболезнования. По поводу напарника.

– Угу, – кивнула Скарли. – Хреново получилось.

Тэллоу прислонился к косяку и быстро, пока время позволяло, оглядел офис. К верстаку были приставлены офисные стулья. Лежали два ноутбука, один в защитном чехле, другой с помятым в двух местах полированным алюминиевым корпусом. По стенам высились чуть ли не до потолка полки. Вокруг висели надувные колонки – и тянулись от них провода, исчезая в стопках папок, скоплениях банок со странными порошками, коробках и прочих вместилищах с какими-то алхимическими – а скорее всего, нелегальными – веществами, которые Тэллоу предпочел не рассматривать слишком пристально. А то вдруг чего-нибудь бы да узнал. А оно нелегальное. В редких промежутках между стеллажами стены покрывал слой распечаток и вырезок, от них в глазах рябило, но эти двое явно прекрасно ориентировались в черно-белом хаосе. Кругом валялись обертки и коробки от еды навынос, картонные стаканчики из-под кофе, а на рабочем столе высилась куча таблеточных блистеров. В дальнем углу комнаты Тэллоу углядел старое черное пластмассовое ведро с побывавшей во многих схватках пейнтбольной экипировкой. Приклад одного из ружей был густо перемазан красным, и оставалось лишь гадать, кровь то или краска.

– Вы – не те эксперты, которым изначально поручили это дело, – решил Тэллоу.

– Нет, – сказала, как сплюнула, Скарли. – Его нам спихнули. А что, нормально, кого на этой работе интересует порядок, лучше полный бардак с уликами устроить… А мы с Бэтом, похоже, мало дерьма хлебали в этом году, вот нам и плеснули с верхом. Короче, вот сижу я теперь над делом, за которое меня как пить дать уволят, вместе с напарником, у которого редкий магический талант: возьмет он в руку пистолет, а тот ему – фигак, и в морду пульнет.

– Ну что ж, – кивнул Тэллоу. – Тогда скажите мне, как я могу облегчить ваши жизни.

– Что, серьезно?

– Куда уж серьезнее. Я в курсе, что моя начальница что-то такое сделала… ну, в общем, я ж говорил уже…

Бэт хихикнул:

– Ага. Твоя начальница какую-то докладную на нашу начальницу немножко потеряла.

– Но ваша начальница все равно вас решила вздрючить?

Бэт многозначительно посмотрел на Скарли:

– Угу. Решила.

Тэллоу показал на руку Скарли:

– Татуировку делала в рабочее время? Вместо того чтобы заниматься вещдоками с Перл-стрит?

Бэт скривился:

– Это все ее жена. Ничего и слушать не хотела, мобильник выключила и все такое.

– Знаешь, – мрачно заметила Скарли, – ежели б я знала, что брак – это сплошной геморрой, я бы на демонстрации за права геев не ходила. Забирайте себе эту хрень, господа гетеросексуалы.

Тэллоу почувствовал, как на плечи тяжело, как ветки в вековом лесу, легла усталость.

– Ребята, а может, продолжим разговор за чашечкой кофе?

Они отвели Тэллоу в маленькую переговорную всего в нескольких коридорах от офиса – для лабиринта недалеко. И заставили кофемашину со скрежетом выдать бумажный стаканчик, полный черного как деготь напитка. Тэллоу ссыпался в похожее на ложку потрепанное пластиковое кресло и попытался собраться с силами. Эксперты уселись напротив. Скарли бросила на стол папку с фотографиями и подтолкнула к детективу стаканчик, а Бэт в последний раз промокнул ухо полотенцем и тоже швырнул вонючую тряпку на стол.

– Итак. Вот если серьезно. Что у нас есть на данный момент?

Тэллоу задал вопрос, но, по правде говоря, не слишком хотел услышать ответ. Он попытался сомкнуть пальцы вокруг живительного кофе, однако их пришлось отдернуть, да так резко, что запястье продернуло болью. У них что, кофемашина прямо из адского озера воду засасывает?

– Криминалисты перевозят пистолеты маленькими партиями, – сказал Бэт. – Мы заставляем их столько фото делать, что одна уже поинтересовалась, не для порнухи ли ее тренируют.

И он раскрыл папку Скарли и помахал фотографиями пистолетов из квартиры 3А.

– И вот их сюда привозят, мы их загружаем в базу, смотрим, где они находились в квартире, и сравниваем с фотографиями, которые сделала предыдущая команда криминалистов. Потом наугад выбираем ствол, проводим баллистическую экспертизу и смотрим, есть ли оружие в базе по предыдущим делам. Ну это если хреновы штуки в руках не взрываются.

– А ведь это не самый старый был, – заметила Скарли.

– А я отказался самый старый тестировать! Ты посмотри, что со мной чертов «Бульдог» сделал!

– И насколько стар самый старый? – спросил Тэллоу.

– А тебе правда интересно? – Бэт даже вперед наклонился. И глаза у него от изумления выпучились, вот-вот выпадут и в кофе булькнут. Ну и сразу сварятся и взорвутся.

– Я историей увлекаюсь, – скромно сказал Тэллоу, осторожно отодвигая стаканчик с кофе.

– Тогда подожди. Я сейчас тебе кое-что покажу, – и Бэт выскочил в коридор.

– А что за пистолет взорвался? – поинтересовался Тэллоу у Скарли.

– Да он не взорвался, он развалился, как перегнивший сыр. Наш парень использовал пистолеты один раз, а потом вешал в своей уютной комнатке и больше к ним не притрагивался. И они просто ржавели там на стенах или еще где. На некоторых, правда, видны следы краски.

– Но боек-то вылетел?

– Это он так говорит. Я тот ствол после того, как он стрелял, еще не видела. А так… ну, старый «бульдог».44, произведен «Чартер Армз». Дешевка, которая косит под серьезный пистолет. Так неудивительно, что курок развалился и кусок отлетел…

Тэллоу снова приложился к кофе – и удачно, не обжегся. На вкус – сущая грязь с примесью трупного яда и вязкого подсластителя. Пришлось пить это дальше.

– Интересно, откуда я помню эту модель? Что-то такое в голове вертится…

И Тэллоу недовольно сморщился.

– Сын Сэма, – улыбнулась Скарли. Кстати, в первый раз на его памяти. – Сын Сэма носил «бульдог» сорок четвертого калибра.

– А ты откуда помнишь? Или ты фанатка, типа на стволах помешана?

– Я эксперт-криминалист. Мы тут все на стволах помешаны. А про Сына Сэма тут хорошо помнят – дело-то до сих пор не закрыто… О чем каждые полгода нам сурово напоминает какой-нибудь урод. Можно подумать, мы в этом виноваты. Да меня еще на свете не было, когда его арестовали!

– Правда, что ли? А я думал, новый прокурор дело закрыл…

Скарли зло хмыкнула:

– Как же, закрыл… на фига ж ему расставаться с палочкой, которой он так замечательно может потыкать в нью-йоркскую полицию? Короче, ты, я и любой индивид, чей мозг не поражен опухолью, в курсе, что Сын Сэма был убийцей-одиночкой. А вот если ты псих и смотришь на это сквозь пальцы, а еще у тебя образование величиной с шарик для гольфа в той части мозга, которая отвечает за то, чтобы ты не задом наперед трусы по утрам натягивал, – о, тогда, блин, да, тогда тебе прямо очевидно, что все вещдоки указывают на то, что парень не просто так перестрелял совершенно незнакомых ему людей, а с помощью дьяволопоклонников, вместе с которыми он надрачивал на ребенка Розмари или чем там сатанисты развлекались в семидесятые…

В комнату вплыл Бэт, бережно покачивая в руке чистый пластиковый пакет с пистолетом внутри:

– Уверен, ты оценишь.

И широко улыбнулся.

И уложил пакет перед Тэллоу.

– Это что еще такое? – удивился Тэллоу.

– Ну я же говорил! – вспыхнул от восторга Бэт.

– Это, друг мой, пистолет с кремневым замком.

– На самом деле это кремневый пистолет модели 1836 года, фабрики Эйсы Уотерса, стоил тогда, кстати, немало – целых девять долларов. И да, это последний пистолет с кремнево-ударным замком, который поставлялся для американского правительства. Калибр 45, заряжался с дула. Образцом послужил абордажный морской пистолет, который можно было заряжать шрапнелью, гвоздями и прочим подручным материалом.

Тэллоу поднял пакет и повертел в руках:

– Вид у него потрепанный…

Бэт нахмурился:

– Нет, ты не понял меня. На данный момент у нас есть основания предполагать, что из каждого пистолета, что хранился в той квартире, кого-нибудь убили. Так что ты сейчас стоишь и смотришь на пистолет, сделанный около двухсот лет тому назад, который наш парень отреставрировал – понимаешь теперь? – и довел до кондиции, чтобы убить из него нужного человека. Убил и повесил на стенку ржаветь дальше. Он Бог знает где его отыскал, возможно рядом с водой, пистолет был весь ржавый, а он его привел в рабочее состояние. На самом деле я бы поспорил на что угодно, что вот эти вот зарубки и прочая коррозия вокруг дула – не его рук дело.

Пистолет поражал воображение одним своим видом, это точно. Изящный изгиб, элегантная рукоять темного дерева, которую совсем недавно полировали. Металл потерял блеск, кое-где виднелись темные вмятинки, но тем не менее было видно, что металлические части тщательно зачистили. Пистолет не выглядел на свой возраст. С одной стороны просматривалась какая-то эмблема: с годами она подстерлась, но над ней все еще читалось какое-то слово… уж не «ростер» ли? Хотя нет, не «ростер», слово длиннее, однако гравировка утратила глубину…

– Пробный выстрел делать не будете?

– Да ты чего, нет, конечно. Да и смысл? Наш парень наверняка сам смастерил к нему пулю. Так что нужно просто прогнать через компьютер запрос: не находили ли в последние двадцать лет тело с расплющенной в блин мягкой свинцовой пулей и пулевым отверстием, соответствующим калибру 45. В общем, кто знает, может, чего и выясним. А вот дуло я бы вскрыл. И посмотрел, что там внутри.

– Потрясающе.

И Тэллоу почтительно уложил пистолет обратно на стол – теперь оружие внушало ему гораздо больше уважения.

– Благодарю за рассказ. Значит, вы фотографируете квартиру, соотносите снимки с планом комнат, забираете оружие…

– Ага, – отозвался Бэт и подвинул пистолет к себе; он, не отрываясь, смотрел на оружие, и в глазах его читалось обожание. – А еще на некоторых следы краски. Ну ты видел уже. Мы эту краску в лаборатории поглядим, может, чего интересное и узнаем.

– Не узнаем, – сказала Скарли.

– Слушайте, а тут нет случайно какой-нибудь большой свободной комнаты, в которой мы могли бы обосноваться, а? – поинтересовался Тэллоу. – Типа координационного центра, какой при серьезных расследованиях устраивают?

– Не совсем понял, что конкретно имеется в виду, – ответил Бэт, хмурясь, – но… мгм… хм… этажом ниже есть пустующее помещение. Мы только что отправили чертову кучу бочек с вещдоками в Бронкс. Но я не знаю, наверное, нужно сначала разрешение у начальницы спросить…

– Так. Моя начальница только что сделала вашей начальнице преогромное одолжение. А как сделала – так и передумать может. Причем быстро. Мне нужно это помещение.

– Не хочу обидеть тебя, дружище, – медленно проговорила Скарли, – но разве у вас в Эрикссон-плейс нет помещений?

– Конечно, есть. Но дело это мы раскроем не там. А здесь.

Скарли скрестила на груди руки. Отодвинулась от Тэллоу. Тот почувствовал, как Скарли подобралась и насторожилась.

– Это дело не будет раскрыто. Никогда.

– Серьезно?

– Если бы этого парня можно было взять, – ответила Скарли, – его бы уже взяли. Знаешь, что ты сделал, когда велел раздолбать ту чертову стену? Ты оборвал карьеру натурального маньяка, долбанутого на всю голову пса-призрака, психического серийного убийцы, который увешал комнату своими сраными трофеями и надрачивал на них в свободное время. И он туда никогда больше не вернется. И знаешь, что еще? Он начнет убивать снова. Возможно, чаще и быстрее, чтобы срочно набить трофеями еще одну комнату и предаться там сладостной дрочке. Так что дело не будет раскрыто, а народу погибнет куча, и все из-за расследования, а мы его не поймаем, потому что парень туго знает свое дело. Вы, детектив, просто отыскали адрес, по которому в Нью-Йорке проживал Дьявол. А теперь тот взял и переехал. Вот и все.

Ты погляди на это. На эти фотографии. Он ведь не наугад их развешивал. А в определенном порядке! Вот смотри на это – видишь типа как завитушку из пистолетов? Вот здесь он завершил узор. А вот здесь круг не замкнут. Видишь? Тут еще есть куда пистолеты повесить. То есть он еще не закончил. А теперь сюда смотри: видишь, на шестеренки похоже? Типа колесиков с зубчиками? И смотри, они друг с другом как бы сцеплены! Вся эта сраная комната – один большой трофей. Гибрид церкви и механизма. А теперь он начнет все сызнова. Потому что он должен. Это дело его жизни.

И когда я смотрю на тебя, Тэллоу, знаешь, что я вижу? Я вижу полицейского, который на девять десятых уже мертв. Вас таких много передо мной туда-сюда бродит. Да тебе срать на работу. И на себя срать. Ты только посмотри на себя. Да тебе собственный костюм не по размеру! И вот ты стоишь и эдак пафосно нам вещаешь, что у тебя выдалась плохая неделя, но… ты же даже не злишься! Ты устал, и это единственное, что ты чувствуешь. Ставлю пять баксов на то, что ты удерживался на плаву только из-за напарника, и десять – на то, что твоя начальница взвалила на тебя это дело, потому что не хотела, чтобы такой хренью занимались два полноценных полицейских. И ты это дело не раскроешь. А мы с Бэтом будем здесь, блин, сопутствующими потерями. Так что ты – ты мертв. А тот парень? Да он, считай, заново родился. Так что вот. Спасибо тебе огромное. Но от тебя нам – одни геморрои. Так что шел бы ты в другое место делать вид, что расследование ведешь, ладно?

В комнате воцарилась ледяная тишина, которую никто не решался нарушить. Бэт пялился в потолок. Тэллоу смотрел на Скарли, а та – на него, не отводя взгляда. Так они пристально, глаза в глаза, стояли друг напротив друга целую минуту.

Потом Тэллоу вытащил телефон и посмотрел, который час.

– Первое, – сказал он. – Я хочу, чтобы все фотографии с места преступления распечатали в масштабе один к одному и разложили в соответствии с тем, как размещалось оружие в квартире. Если у вас получится достать доску – белую, гипсокартонную, любую, короче, а лучше несколько досок, и все это перенести в любое большое пустое помещение внизу – отлично. Я еду на место преступления, а в восемь буду в «Фетч-он-Фултон». Встретимся там. Там я вас накормлю и напою до упаду, а вы со мной поговорите.

– С чего бы это? – растерянно встряхнув головой, удивилась Скарли.

– Похоже, я не совсем ясно выразился, – ответил Тэллоу. – Вы двое – мои новые напарники. И мы раскроем это дело. И знаете почему? Потому что, когда моя начальница сообщала жене моего напарника, что тот погиб, она также сказала, что я пристрелил тварь, которая это сделала. И это мое единственное – пусть и малое – утешение на сегодня. Потому что вокруг нас – сотни людей, которым сообщили, что их близкий человек погиб, но не сообщили, что мы что-то сделали по этому поводу. А потому мы раскроем это дело. Теперь я ясно выражаюсь?

Скарли изучающе прищурилась:

– Ты же сам в это не веришь.

– А какая разница? – пожал плечами Тэллоу и вышел.

Поездка, обещавшая быть короткой, затянулась. Тэллоу пытался продраться через поток машин, стекающий к Бруклинскому мосту.

Радио оставалось на полицейской частоте. Что ж, пусть город составит ему компанию. Пока нервы выдерживают. Мужик в Стьювезант-Хайтс пришел домой, увидел, что у машины все шины порезаны, отправился в винный на углу поинтересоваться, может, кто чего видел, и получил пулю в левый глаз. И никто ничего не видел. В Верхнем Ист-Сайде снова объявился «серийный щупач»: набросился на женщину двадцати пяти лет, повалил на землю и схватил ее за промежность, но потерпевшая сумела нажать на тревожную кнопку, и «щупач» чуть не обосрался от ужаса. Все случилось на перекрестке Лексингтон и Восточной 77-й, но никто ничего не видел. Потом радио буквально взорвалось оживленным диалогом: квартального полицейского из Бронкса только что забрало Управление внутренних дел после того, как поступил сигнал: офицер отхлестал по лицу мальчишку, тыча тому в нос значком. А оживленный диалог поддерживали, кстати, полицейские, которые уверяли, что они там были и ничего, совсем ничего не видели.

Тэллоу выключил радио, и мысли его тут же переключились на пистолет 1836 года. Он увлекался историей, но как-то бессистемно. Обычно никогда не хватало времени, чтобы всерьез проработать какую-нибудь тему, и в результате он, нахватавшись по верхам, перескакивал к следующему предмету. Но вот 1836 год. А вот интересно… Перл-стрит назвали «жемчужной», потому что когда-то ее вымостили размолотыми устричными раковинами, а в них-то жемчуг и зарождается. Интересно, в каком году устричный перламутр улегся в мостовую? Уж не в 1836-м ли? А может, он сейчас едет тем же маршрутом, что и тот человек, что в 1836 году привез этот пистолет на Манхэттен… И да, Тэллоу знал, что некогда Перл-стрит пролегала у самой кромки воды.

В сгущающихся сумерках огни проезжающих машин расплывались тусклым призрачным светом. Нет, это все игра воображения. Нельзя ей поддаваться…

Тэллоу запарковался неподалеку, на противоположной стороне улицы. И вовремя: команда криминалистов как раз вывозила из здания очередную партию стволов из тайника в квартире 3А.

Тэллоу выбрался из машины и встал на тротуаре. Хотелось просто поглядеть на дом. Он совсем не сразу заметил, что стоит и смотрит не один. Сам по себе, но как-то рядом, облокотившись на столб указателя, стоял мужчина. Явно старше Тэллоу. В плотном плаще, из замши или чего-то похожего, с грубыми кожаными заплатками разных цветов. На плече висела кожаная же сумка. Ботинки мягкие, напоминающие мокасины, относительно новые, хоть и разношенные, но уже покрытые уличной грязью. Борода и волосы – ржаво-рыжеватые с проседью. Явно бродяга, но, как ни странно, от него не особо воняло. Да уж, каких только психов на улице не встретишь…

Вот, например, Бобби Тагг был психом – выскочил голый с обрезом на лестничную клетку и ну орать…

Тэллоу сам не заметил, как в руке у него оказалась сигарета. Причем он даже успел ее прикурить. Сделать вторую затяжку. И только потом понял: он же курит! Сигарету! Да что ж такое! Он смерил дымящуюся в руках подлую штуку злющим взглядом. Разве он не выбросил пачку? Он же хотел!

– Это табак? – поинтересовался бродяга.

– У-гу.

– Лишней не найдется?

– Да без проблем, – сказал Тэллоу, нащупал пачку и выдавил из нее сигарету. Детектив успел разглядеть пальцы бродяги – мозолистые. И со множеством тоненьких шрамов. Видимо, это человек руками на жизнь зарабатывал. Наверное, плотником. А потом с ним случилось то, что случилось… Тэллоу давно работал на улицах и знал, что на самом деле нужно не так уж много, чтобы человек перешел некую грань и обнаружил, что жить в парке и собирать еду по помойкам не так уж и плохо…

Бродяга резким, быстрым движением оторвал от сигареты фильтр. Тэллоу приметил, как тот опустил фильтр в карман. И жестом попросил прикурить. Тэллоу поднес зажигалку и заметил странное, то ли разочарованное, то ли презрительное выражение лица бродяги. А потом тот вздохнул и все-таки решился прикурить от предложенного огня.

– Спасибо.

– Не за что.

Бродяга глубоко затянулся, потом выпустил дым изо рта и ноздрей. Провел сложенной лодочкой ладонью, словно собирая дым. Пощекотал его пальцами.

Облизнул губы.

– Не тот что раньше… табак. Слишком много… как это сказать… добавок.

И кончиком языка провел по губам, словно бы собирая с них осадок.

– Мед. Бензол. Аммиак. Неужели не чувствуете? Даже медь.

– Я все равно скоро брошу, – отозвался Тэллоу.

– Ну и хорошо, – сказал бродяга. – Табак следует курить только по особым случаям. А если курить весь день напролет – он обесценивается. И эффект слабеет.

И снова выдохнул, и принялся разгонять дым пальцами, словно помогая серебристым колечкам подняться к небу.

Тэллоу так и подмывало спросить у бродяги, что за особый случай сегодня, раз он курит. Но детектив не решился задать вопрос. На беседу с бездомным психом у него не было сил. Вместо этого он затоптал окурок, пожелал бродяге удачи и направился к зданию.

– Вот об этом я как раз и молюсь, – сказал бродяга Тэллоу в спину. – Об удаче. Хотя бы малой ее толике.

Двенадцать

Охотник вдыхал табачный дым и возносил к небу молитвы. И смотрел, как мужчина в черном костюме входит в здание, где хранились его трофеи. Поначалу охотник разозлился на себя: почему он стоит и не идет внутрь? Вот же воры, они выносят его инструменты и увозят в фургонах! Теперь охотник успокоился: если бы он кинулся в тот дом очертя голову, наверняка бы его обнаружили, а возможно, этот мужчина в черном костюме даже загнал его угол. Мужчина, судя по походке и тому, как топорщился на нем пиджак, носил у пояса огнестрельное оружие. Теперь же у охотника было преимущество. Он следил за добычей, а та не подозревала, что ее преследуют.

Тем не менее у охотника не было правильного инструмента для работы. Подходящего инструмента. Он даже немного помечтал: вот он роется в сумке – и находит нужное! Скажем, тупоносый полицейский пистолет калибра 38 или какое-нибудь оружие, покрытое мрачной славой убийцы полицейского. Но с собой был только охотничий нож.

С другой стороны, обувь, сшитая им летом, хорошо разношена, и внутри здания он будет красться с той же бесшумностью, что и в лесу… И если он будет очень осторожен, если его не поймают внутри того дома где-нибудь на открытом пространстве…

Охотник аккуратно докурил, отправил в небо последние колечки дыма и посмотрел на дорогу. Пульс его отсчитывал секунду за секундой, машин становилось все меньше. Боковым зрением он приметил, как сгустились и зашумели ветви вековых деревьев…

Тринадцать

Тэллоу потребовалось немалое усилие воли, чтобы убрать руку с пистолета. Он поднимался по лестнице и уговаривал себя: угрозы нет. С каждым шагом повторял: все чисто. Но каждый шаг пробуждал воспоминания.

Он поднялся на площадку, где умерли Джим Розато и Бобби Тагг, и только там, стоя на том же самом месте, на которое память отозвалась запахами крови и дыма, Тэллоу понял: а ведь он тупил. Целый день тупил.

Он убил человека. Его должны были убрать с улиц, и точка. Отправить в оплачиваемый отпуск, и плевать на нераскрытые дела. У него должны были забрать личное оружие. Показать специалистам. Его сейчас должны были допрашивать в Управлении Внутренних дел, а еще им бы занимались люди окружного прокурора. Не то чтобы его кто-то в чем-то обвинил, в конце концов, он застрелил убийцу полицейского и в этом случае был бы избавлен от традиционной волокиты и проблем. В обычных случаях, да, могли возникнуть сложности, Тэллоу приходилось слышать о затянувшихся на годы разбирательствах. Однако в случае Тэллоу его объявили бы правым быстро, от силы за пару дней. Однако, что бы там ни было, его не должны были выпускать на улицы.

Если только… если только он не перешел кому-то дорогу. И этот кто-то очень хотел прикрыть дело.

Тэллоу привалился к стене, прямо рядом с тем местом, где на штукатурке еще виднелись следы крови и мозга Джима Розато. И рассмеялся.

А ведь лейтенант, похоже, решила минимизировать риски. Она ведь приказала: дело раскроешь ИЛИ… Однако у нее всегда за пазухой лежал козырь: «Чего вы от меня хотите, у меня людей в обрез, я могла отдать дело только этому бесполезному придурку, к тому же у него только что партнера убили, у него травма, психолог с ним не работал, так что…» Или даже вот так: «Ну что вы хотите, мы же так и так не могли работать над делом! Тэллоу находился в административном отпуске и вообще не мог им заниматься…»

И тот и другой вариант сулил ему надпись поперек лба: «Попрощайся с этой работой, Джон Тэллоу».

Все-таки интересно, чем и когда он так разочаровал лейтенанта, что та без зазрения совести решила повесить ему на шею дело о квартире 3А и спихнуть их обоих в Гудзон с глаз долой… По крайней мере с глаз долой до следующего года, который бы открылся чистым и безо всяких безнадежных висяков типа пары сотен нераскрытых убийств.

А он-то хорош! Целый день с трудолюбивым жужжанием сновал по Манхэттену, как полицейский робот, а подумать не подумал! Чем черт не шутит, может, у него и в самом деле травма? И он ее не осознает и даже не замечает?..

– Какой же я идиот… – пробормотал он.

На реплику никто не ответил. Видимо, мироздание решило не спорить с очевидными вещами.

Тэллоу ступил на лестничную площадку и подошел к месту, где погиб Бобби Тагг. Тэллоу даже не знал, как его зовут, пока Кармен, хозяин дома, не сказал. Тэллоу вообще о нем ничего не знал. Ну, кроме того, что однажды мир этого парня рухнул и он решил, что смысл жизни можно вернуть одним способом: взять обрез, выйти голым на лестницу и заорать. Чтобы довести человека, нужно не так уж и много. В этот раз хватило письма, подсунутого под дверь.

В глазах у Тэллоу помутилось. В голове свивался туман, но он почувствовал, как сжались челюсти и в груди стало пусто.

Так, следовало переключить внимание. Вот квартира 3А, вот дырка в стене. Ее расширили до размеров двери. Вот, собственно, дверь в квартиру. Похоже, с ее системой запоров так и не смогли справиться. Кто-то криво натянул поперек дыры полицейские ленты. Тэллоу присел, и нутро комнаты открылось ему в обрамлении двух желтых полос. Правда, сначала он прикрыл глаза и сильно потянул носом. Надо освежить в памяти ощущения до того, как криминалисты разберут квартиру по кирпичику. Представить себе, что он, Тэллоу, и есть убийца. Закрыть глаза и вдохнуть запахи его, убийцы, храма.

Охотник осторожно оторвал кончик пакетика с сахаром – пакетик он незаметно утащил со столика какой-то кофейни, чьи хозяева неразумно оставляли такие вещи снаружи. Высыпал содержимое пакетика в рот и проглотил сладкие кристаллы.

Охотник положил пустой бумажный пакетик обратно в рукав и замер в ожидании. Сейчас сахар усвоится и мышцы разогреются. И на улице станет потише. Хотя бы чуть-чуть потише.

Тэллоу, все еще согнувшись в спине, просто дышал и слушал. Пытался вернуться в тот миг, когда он впервые вошел в комнату. Как его окутали эти запахи. Сейчас они развеялись, рассосались, выветрились, растворились в запахах чужих людей – но оставался слабый след, способный пробудить память ощущений.

Если бы он мог их назвать, все до единого. Но приходилось лишь догадываться, искать поддержки у эрудиции: да, это травы. Тэллоу же вырос в городе. И только в подростковом возрасте обнаружил, что травы – они не в пузырьках со всякими научными названиями зарождаются. Вот этот запах… похоже, шалфей. Трава. А так рутбир пахнет… И еще что-то, неуловимо знакомое, шебуршится где-то на окоеме сознания, словно зверь скользит в тенях густого леса…

Уж не табак ли?

Охотник перекинул сумку на правое плечо и опустил в нее руку. Рукоять ножа тут же легла в ладонь. Охотник попробовал, как ходит клинок в ножнах – легко. В нужный момент он вытянет нож правой рукой, пальцем сдвигая ножны. Левой возьмется за них и высвободит клинок, который уйдет вверх. И полоснет по лицу, если добыча развернется к нему лицом. Или вонзится в основание черепа, если не развернется. Современный человек внутри него уже рассчитывал, куда лучше ударить. Если клинок войдет между позвонками С2 и С3, кончик покажется между зубами добычи. Бывало, что добыча умирала на месте просто от шока. А если добыча развернется, то порез снизу вверх, добыча схватится за лицо, охотник сможет беспрепятственно ударить между ребрами, острие ножа пробьет мышцы и устремится к противоположному плечу – прямо в сердце.

Не то чтобы он предпочитал в таких делах нож. Просто… возможно, эта добыча заслуживала лишь смерти животного.

Он смог бы спасти хотя бы что-то из самых ценных своих инструментов. Воспрепятствовать ворам растащить остальное. Наконец, он мог бы потом снова вернуться и спасти еще что-нибудь. Чтобы выиграть для Мейчена время…

Сахар подействовал. Улица опустела – насколько она могла опустеть. Охотник перешел улицу, держа руку в сумке, на рукояти ножа.

Табак. Ну или что-то очень похожее. Какой-то близкий родственник, если не брат по крови, сигаретному табаку. Тэллоу чуть не улыбнулся: наверное, тот бездомный псих был прав насчет добавок…

Он поднял веки и обвел глазами наполненную светом раннего вечера гостиную, стараясь не упустить ни единой детали. Подозреваемый здесь никогда не жил. Это очевидно. Тогда, в первый раз, он подумал о церкви. Да, правильное впечатление… Сюда убийца приходил, как в храм. Кстати, а вот этот запах… уж не ладан ли? Тэллоу снова принюхался: кедр? Или, скорее, можжевельник?..

Убийца здесь никогда не жил. Но Тэллоу мог голову прозакладывать: ответ на все вопросы здесь, в этой квартире. Точнее, квартира и есть ответ.

Охотник пересек проезжую часть. Снова поглядел по сторонам: нет ли пешеходов? Нет, никто не увидит, как он входит в здание. Пара машин проехала, но водители не обратят внимания. И не смогут дать показания. Так что машины можно смело исключить. К тому же он их почти не видел. Они то появлялись, то исчезали, как олени в чаще. Он позволил им вовсе пропасть, и их шум вскоре растворился в топоте копыт, пении птиц и шуме непогоды над головой. Охотник сделал глубокий вдох, задержал дыхание, а затем осторожно-осторожно растворил дверь, словно это была тяжелая кожаная занавеска на входе в жилище. Внутри его ждало очищение. Вот оно, будущее.

Тэллоу оценил свои перемещения в течение дня: да, носился бездумно, как тот робот запрограммированный, однако в целом делал нужные вещи. Если эксперты увеличили снимки и разложили их, как он просил, тогда уже завтра он сможет все как следует обдумать и разобраться.

А вот лейтенанту он позвонить забыл. Настроение у нее с утра было паршивое, так что доложиться надо. Иначе хуже будет. И Тэллоу стал загонять несущиеся мысли в тесный, длинный и извилистый коридор. Пусть бегут друг за другом. Нужно рассказать все так, чтобы отчет произвел благоприятное впечатление!

Тэллоу поднялся – и сморщился от боли. Да, прощай, молодая гибкость тела, на корточках так долго уже не посидишь… И он потряс одной затекшей ногой, потом другой. И, развернувшись спиной к лестнице, вытащил сотовый.

Охотник медленно крался по холлу первого этажа – так осторожно, словно под ногами могла хрустнуть тоненькая веточка. Каждый шаг выверен. Осмотрелся – шаг, осмотрелся – шаг.

В голосе лейтенанта звучала бесконечная усталость. Такое чувство бессилия наваливается, если целый день тебя трясет от гнева. Но пламя ярости угасло, и сейчас в голосе ее слышалось потрескивание остывающих угольков, и там, где бушевал пожар, клубился горький дым. Она потребовала отчета, однако по голосу он понял: сердце ее уже покинуло кабинет и направилось домой, а он сейчас разговаривает с пустой оболочкой, призванной изображать трудовой энтузиазм.

– Я сейчас на Перл-стрит, – сообщил Тэллоу. – Побеседовал с хозяином, поговорил с парнем, компания которого покупает здание. Хозяину за квартиру платили налом, без указания имени-фамилии жильца, и началось это, еще когда всем заправлял его отец. А парень, у которого компания, покупающая здание, в общем, он собирается снести там все, и поскорее. Так что я с ним переговорил, сказал, чтоб там пальцем ничего не трогали, ну и с хозяином я еще одну воспитательную беседу потом проведу. Еще я доехал до Полис-Плаза, 1, делом там занимаются два эксперта, и я с ними, в общем, сегодня вечером как раз встречаюсь, чтобы все обсудить.

– Скажи мне, – пробормотала в трубку лейтенант, – что нового ты узнал? Что нового ты знаешь, что не знал этим утром?

Тэллоу задумался. Судя по голосу, начальство чувствовало себя как выжатый лимон. Так что, пожалуй, сейчас не время делиться последними выводами.

– Я знаю, что наш парень – он все заранее продумывает. Досконально. И я думаю, что он продолжит убивать. Причем в ближайшее время. А когда это произойдет, мы поймем, что это он.

– Каким образом?

– Я об этом как раз думал, пока ехал сюда из ПП, 1. Такое впечатление, что наш парень очень серьезно подходит к выбору оружия. По крайней мере в случае некоторых жертв. Криминалисты сегодня мне, к примеру, кремневый пистолет показали.

– Что показали?.. – Женщина очнулась и пошла на голос, разгоняя руками дым.

– Пистолет с кремневым замком. Я не шучу. А криминалисты хором говорят, что его специально восстановили, чтобы выстрелить, а потом просто повесили на стенку ржаветь. Да я могу через Интернет револьвер купить за тридцать баксов – это если мне просто нужно кого-то убить. А это… это совсем другое. И у меня есть впечатление, перерастающее в уверенность, что, по крайней мере, для части дел он выбирает оружие, руководствуясь определенными принципами.

– Это какими же?

– Пока еще думаю. В общем, завтра я засяду у криминалистов. Они как раз подыскивают мне место, чтобы разложиться и поработать с материалами. Да. Прямо подыскивают. Что будет, если их начальница позвонит завтра и орать начнет? Было бы здорово, если бы вы пригрозили: типа, нет места, нет услуги, которую обещали…

– Господи ты Боже мой, Тэллоу! Это все?

– На сегодня – да, лейтенант. В общем, как я уже говорил, у меня встреча с криминалистами, прямо совсем скоро, посмотрим, может, они еще чего полезного скажут. А еще, – добавил он, пока в голове, словно подгоняемая тихим ветром, проплыла еще одна мысль, – мне нужно сегодня вечером кое-что почитать.

Заслышав голос, охотник застыл без движения. Не меняя положения тела, прислушался – с кем он там разговаривает? Но собеседника не было слышно. Охотник стиснул зубы, напряг мышцы живота – надо вернуться в настоящее. В настоящее! Он поднимается не по заросшему лесом склону холма. Он идет вверх по лестнице. А его добыча разговаривает по сотовому.

Придется подождать, иначе собеседник на том конце провода услышит, как умрет жертва. Временами это было даже на руку. Но сейчас охотник не нуждался в подобных эффектах – это лишь сократит время, которое ему понадобится после убийства.

Охотник перебрался на следующую лестничную площадку. Настанет подходящий момент, и он ударит.

Вот теперь лейтенант точно очнулась:

– Почитать?! Джон, я же говорила: в себя не уходи, это меньше всего мне сейчас нужно!

– Послушайте! – возразил Тэллоу. – Завтра я посижу над нераскрытыми делами, для которых мы уже определили орудие убийства. Но сегодня я хочу просто посидеть и подумать. Мне дух перевести было некогда. Я беспрерывно ношусь по городу. К тому же я вообще это дело не должен вести.

В трубке повисло молчание. Тэллоу скривился: ну да, сколько раз он говорил себе – помалкивай насчет этого. Но вот – вырвалось. Что ж, интересно, что ему ответят.

– Джон, – наконец послышался в телефоне голос лейтенанта. – Ты же знаешь – людей не хватает. И я тут позвонила разным людям… В общем, Управление внутренних дел и окружной прокурор не против, чтобы ты продолжил работу. И мне пообещали, что под письмом, где всем заинтересованным сторонам будет объяснено, почему во благо дела нужно было отдать его тебе, появятся абсолютно все правильные подписи.

– Лейтенант, я не очень уверен, что это законно.

– Если правильные полицейские инстанции говорят, что законно, значит, законно, Джон. А связанные с этим документы и данные быстро исчезнут из базы, и никто не станет задавать лишних вопросов. Я знаю, что у тебя выдалась худшая неделя за все время службы, но ты мне нужен именно здесь и сейчас. Ты меня понял?

В течение двадцати секунд Тэллоу концентрировался на том, чтобы выровнять дыхание. Даже по сотовому телефону умеющий слушать человек может понять, когда его собеседник начинает сопеть от ярости.

– Да, лейтенант. Я позвоню завтра, когда с криминалистами пообщаюсь.

Лейтенант сдержанно проговорила:

– Хорошо, Джон.

А потом:

– Что-нибудь еще?

– Нет, – отозвался Тэллоу.

Охотник услышал, как пикнул сотовый – разговор закончился. Он двинулся дальше. Осторожно заглянув за поворот, рассмотрел плечо добычи. Та стояла спиной к лестнице. У добычи преимущество в росте. Ударить в низ спины, чтобы парализовать жертву? Это выиграет время для смертельного удара. Можно выбрать такой, чтобы хотя бы кровью плеснуло…

Охотник вытащил нож. Надавил большим пальцем на край ножен. Левая рука начала осторожно стягивать ножны с клинка. Охотник улыбнулся: все происходило совершенно бесшумно. Прекрасное мгновенье…

И тут раздался жуткий грохот, и Тэллоу мгновенно обернулся на звук.

Охотник замер: снизу послышались топот и громыхание – люди вламывались в двери, тащили по лестнице какое-то оборудование. Очень быстро, выбирая ступени, которые издавали меньше звуков, чем остальные, он легкими шагами, на цыпочках слетел вниз, завернул за угол и добежал до середины следующей лестницы. И только тогда остановился, чтобы посмотреть.

Двое в комбинезонах с оглушительным звоном и скрежетом проталкивали в двери тележки и пластиковые ящики.

– А ты, мать твою налево, дверь эту сраную не подержишь, а? Легче кабана через игольное ушко, мать его, протащить!

– Как же, держи карман шире…

– Вот ты че хочешь? Достать меня, да? Тут квартира, полная, мать ее, пистолетов, нам грузить их! А ты, значит, докапываешься до меня, да? Хочешь, значит, довести меня? Чтоб я в тебя пару сраных стволов этих разрядил, да? Баллистическую, мать ее, экспертизу провести хочешь, да?

– Да ты сраную дверь не можешь открыть, не то что из пистолета пальнуть! Давай хватай любую пушку, я постою посмотрю, как ты башку себе отстрелишь!

– Эй! Мужик! Мужик, слышь, не поможешь?

Охотник уже давно убрал нож и теперь спускался по лестнице как ни в чем не бывало – ни дать ни взять здешний жилец. Он прошел по коридору и открыл одну из створок двери настежь. Криминалисты затащили внутрь свою поклажу. Что они криминалисты, охотник понял по надписям на комбинезонах – увидел значки и буквы еще сверху, зрение пока его не подводило.

– Эй, – окликнул его один из них. – Ты не в курсе, лифты работают, нет? В смысле, тут же должны быть лифты, да? А то ж это прямо бесчеловечно, без лифтов-то!

– Прошу прощения, – отозвался охотник. – Я просто к другу в гости заходил, я обычно по лестнице поднимаюсь.

– Ну ладно… Спасибо, кстати, что дверь подержал!

– Пожалуйста, – вежливо ответил охотник и проскользнул мимо комбинезона на улицу.

* * *

Тэллоу сбежал вниз по лестнице и увидел двоих парней, что с руганью тащили по ступеням две тачки, доверху нагруженные контейнерами.

– Криминалисты?

– Ага! Смена «пошли в жопу, останетесь без ужина», самая лучшая. А ты, небось, Тэллоу?

– Ага.

– Тоже в жопу сходи, мужик.

– Спасибо, ребята.

Снаружи, стоя рядом с полицейским фургоном, приближение которого он не заметил, охотник с силой ударил себя кулаками по голове. Потом ударил еще и еще раз. Все шло не так, как нужно. Вокруг него ранящим глаза калейдоскопом кружились и менялись друг с другом местами Старый и Новый Манхэттен. Деревья вздрагивали, и на них распускались уличные огни. Почтовый ящик на другой стороне улицы превратился в частично обтянутый мускулами скелет, жестянка под ним отрастила легкие и пронзительно завизжала. Дорога сворачивалась и шла трещинами там, где проступала почва и прорастали травы доколониальных времен, колышась в сумеречном неверном свете. Дыхание стало отрывистым и трудным, как у загнанного животного. Он снова сдавил кулаками голову и зажмурился, да так крепко, что лоб и обе стороны шеи пронзило болью.

А когда охотник открыл глаза, то увидел машину, в которой приехал тот полицейский в черном костюме. Дрожа и пошатываясь, он перешел улицу и добрел до нее: удерживать автомобиль в поле зрения оказалось куда как непросто… Не отрывая взгляд от машины, он зашарил в сумке: нужны были огрызок карандаша и обрывок салфетки из кофейни. Он приказал руке – не дрожать. И очень тщательно – а как иначе, в голове нарастала боль, а перед глазами мелькали какие-то неприятные белесые огни – записал номер машины, марку и модель.

Четырнадцать

Раньше «Фетч» назывался «Бларни-стоун». И был такой не один. Потому что, когда ни возьми, в Пяти Районах всегда находилось минимум четыре бара, которые назывались «Бларни-стоун». Этот конкретный бар – пожалуй, самый китчево-ирландский из всех – несколько лет назад продали. Новые хозяева решили сохранить «колорит» заведения – хотя, конечно, их нога ни разу не ступала на землю Ирландии, да и вообще землю они видели только в упаковках торфа, какие продаются в садовых магазинах в Бруклине, – но как-то сообразили, что четыре заведения с названием «Бларни-стоун» – многовато для одного города.

И потому дали бару новое имя – «Фетч». То ли потому, что кто-то из них действительно увлекался фольклором [6], то ли потому, что кто-то им сказал, что это – реально ирландская такая штука, типа трилистников или когда муж жену поленом колотит. Тэллоу подозревал, что речь идет о втором варианте, всякий раз, когда смотрел на унылую вывеску над входом и на окна, где название бара вывели дурацкими здоровенными зелеными буквами – все было дешево и сердито, как прессованная ветчина в банке.

Тэллоу знал, что фетч – это ирландский подвид доппельгангера, сверхъестественного двойника живого человека, чье появление обычно трактовалось как предвестие смерти. А что, отличное название для бара, откуда клиенты выползают ночью на четвереньках – в глазах у них точно двоится…

Ему повезло запарковаться прямо через дорогу от заведения. Порывшись в аллювиальных отложениях на заднем сиденье машины, Тэллоу выудил планшет, электронную книжку и переносной вайфай-роутер, запихал все это в старую сумку для ноутбука – ее он опознал по высовывающимся из-под пассажирского сиденья вялым ушкам размятых ручек. Выбираясь из машины, почувствовал, как от плеч к коленям соскользнула лавина болезненных колюще-дергающих ощущений. Ну, раз так, да еще и вечер теплый – придется расстегнуть этот вечно залипающий замок на портупее и запихать ее вместе с пистолетом в ту же сумку. Причем незаметно для окружающих.

Пока переходил улицу, Тэллоу не выдержал и заглянул в узкий проулок справа от «Фетча». Согласно местной легенде, туда в прежние дикие времена сбрасывали бесчувственные тела жертв пьяных драк. Прямо кучей сваливали, как мешки с мусором. И говорили, что полиция их не забирала: потому что проснуться в общей куче, обтекая своей и чужой мочой, – гораздо страшнее, чем попасть в участок.

Новые хозяева явно не спешили вкладываться в заведение. Тут все скрипело: дверь, полы, потрескавшийся дешевый кожзам сидений. Такая начинка весьма подходила старой, усталой и съежившейся оболочке бара…

Тэллоу подошел к стойке и сделал все как обычно. Оглядел все краны с разливным пивом и заказал пинту сливочного эля. Внимательно просмотрел меню – первую страницу, оборот и специальные предложения – и заказал чизбургер с луковыми кольцами в масле с пивной пропиткой. Еще спросил, не найдется ли свободного столика снаружи, в зоне для курящих. Столик нашелся, и Тэллоу попросил отнести еду туда. Бармен пробормотал что-то утвердительное, но тут их буквально накрыло воплем ребят, собравшихся в задней части бара перед огромным плоским телевизором, оправдывавшим давно поблекшую надпись «Спортбар» на окне заведения. Болельщики радостно чокались и орали что-то вроде «Осидаси!».

Тэллоу нахмурился, с трудом припоминая слово – что-то же знакомое…

– Осидаси?..

И тут бармен расплылся в улыбке, продемонстрировав все свои желтые зубы:

– Сумо же. Оно мне, можно сказать, жизнь спасло.

– В смысле?

– Ну это. Я ж повесил этот экран непофигенно огромный. Спутниковое телевидение подключил. Но ты погляди на этих парней, они ж тихо сидеть не будут. А футбол, бейсбол – они ж не все время по телеку идут. А парням нужно отвлекаться! Не, есть еще европейский футбол, но кому он на хрен сдался. Там же ничего не происходит: сидишь, сидишь, пялишься, как двадцать две балерины по полю мячик пинают, потом одна из них заваливается, и это типа гол. А тут я нашел вот этот канал: охрененная нарезка самых классных боев сумо! И я подошел и сказал парням: чуваки! Гляньте на этих здоровенных кабанов! Всякая вольная борьба рядом с этим – детская игра в крысу! Это ж какие туши! Это ж как если бы двух лайнбекеров в «Бургер кинге» на пять лет заперли! И вот они бегут друг на друга, как два восемнадцатиколесных грузовика в набедренных повязках, и хреначат друг друга, без дураков хреначат, а победитель получает целое блюдо наличных денег прямо на ринге. И что ты думаешь? Через два дня они подсели у меня на сумо как миленькие. Огромные ирландские долбаны сидят перед телеком и орут по-японски, и никаких дебошей! Я ж говорю – жизнь мне спасли! Так, бургер через двадцать минут принесу, о’кей?

Тэллоу, все еще неверяще покачивая головой, прошел через бар и попал в зону для курящих. Под нее отрядили бывший задний двор, просто заставив его столиками и стульями, явно купленными в том самом садовом центре в Бруклине. Ну и пару металлических ведерок для окурков водрузили. Тэллоу здесь не собирался всю ночь сидеть, но покурить до и после еды – почему бы и нет. На самом деле он бы с большим удовольствием просто покурил, а есть не стал бы, но Тэллоу по опыту знал: если не запихать в себя чего-нибудь сейчас, поутру проснешься совсем разбитым.

Погода стояла теплая. Он снял пиджак, вытащил из пачки сигарету и зажигалку и выбрал столик в дальнем конце двора. Пиджак он повесил на спинку кресла и сел, отвернувшись от забора: не хотелось упускать из виду вход – криминалисты должны были вот-вот прийти.

У сливочного эля был цвет кленового сиропа, а сверху колыхалась белая, как яблоневый цвет, пенка в дюйм толщиной. Именно такого вкуса он и ждал. Тэллоу закурил. Задумался на мгновение: ха, а ведь она теперь такого же вкуса, как тогда, когда он курил одну за другой! Но все равно он ждал от сигареты именно такого вкуса. Он чуть улыбнулся и помахал рукой, возгоняя колечки дыма к темнеющему небу. Его постепенно отпускало. Отдохни, Тэллоу. Хотя бы немного.

Потом он поискал глазами пепельницу – и нашел: старая семидюймовая пластинка, которую расплавили в кружку. А отверстие для иглы, похоже, залепили чуть ли не жвачкой для рук. Тэллоу нахмурился, разглядывая то, что осталось от диска. Зажав сигарету в губах и сощурившись от дыма, он перевернул пепельницу. Ею пластинка стала совсем недавно, но все равно – не дело так обращаться с музыкальным носителем. К тому же он не заметил царапины или вмятины, которые остаются, если пластинку вырывают из старого музыкального автомата – тогда что ж, тогда только на цветочный горшок ее остается перевести. Нет, тут кто-то просто плюнул и решил: чего тут церемониться, это всего лишь кусок винила.

Тэллоу вытащил из левого кармана брюк бумажный носовой платок, смочил его в пивной пене и осторожно протер наклейку с названием лейбла. Кто-то затушил об нее сигарету, но, отчистив бумагу, он увидел рисунок с бабочками. Бабочки и очень хорошо видная белая «К» – значит, «Крисалис». Древний какой лейбл-то… «Крисалис Рекордс» давно почили в бозе: милую маленькую бабочку скушал паук бизнеса, а его склевала птичка корпорации, которую заглотил большой транснациональный кот. Тэллоу продолжил протирать наклейку – ему очень хотелось раскрыть хотя бы эту маленькую тайну. Постепенно проявлялось все больше подранной голубоватой бумаги… Он даже выкинул в ближайшую металлическую бадью сигарету – чтобы не отвлекала. Он хотел отчистить наклейку, и он ее отчистит. Тэллоу чувствовал себя археологом на раскопе. Он полностью погрузился в работу, потихоньку отмывая салфеткой буквы – а вот и надпись над отверстием для иглы.

Тут Тэллоу обнаружил, что широко улыбается. Это оказалось «Стеклянное сердце» Блонди. Он ее уже сколько лет не слушал… Еще он припомнил, как услышал ее в первый раз, и хихикнул, потому что Дебби Харри сказала: «Да ну, нудятина какая-то».

И он припомнил это, а еще текст песни – о том, как легко потеряться в мире иллюзий и что спрятаться – негде…

Тэллоу мог поклясться, что у него нет этого альбома на СД, и решил по возвращении домой купить МР3 – чтобы почтить павшую безвинной жертвой пластинку. Он поставил пепельницу обратно на стол. Еще он понимал, что придется чертовой штукой пользоваться, сигарету в нее стряхивать, пластинку-то все равно не спасти, но все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Нельзя так с пластинками поступать. Но опять же наверняка в тот день ни у кого поблизости просто не нашлось проигрывателя – вот и все. Тэллоу держал такой дома, но о других энтузиастах под стать себе не слышал…

Правда, не так-то уж много у него и знакомых, чтобы делать такие выводы…

Тут принесли еду. Он снова посмотрел на отчищенную пластинку, улыбнулся и откусил от бургера. Вкус у него оказался даже лучше, чем Тэллоу ждал.

Прожевав пару кусков, он залез в сумку для ноутбука, что ждала своего часа, прислоненная к креслу, включил там роутер – на ощупь, он прекрасно знал обводы машинки – и вытащил планшет. Набрал в поисковой строке «табак и молитва» и, поедая бургер, получил рудиментарные сведения о том, как американские индейцы использовали табак: сайтов было несколько, и все они оказались чудовищными поделками с такими вырвиглазными цветными схемами, что веб-дизайнеров стоило отправить посидеть в камеру хотя бы на одну ночь. Оказалось, тот сумасшедший бродяга все сказал правильно насчет табака. На двух страницах в глаза бросились яркие баннеры с рекламой сайтов, помогающих бросить курить, и телефонами психологической помощи, вкупе с сообщениями, что как нерегулярное, так и регулярное курение противоречит базовым принципам культуры американских индейцев.

Тэллоу смыл вкус бургера глотком эля, сказал себе, что он – не индеец, а значит, ему можно, и непринужденно прикурил вторую сигарету. Где-то на середине бургера организм наконец решил, что он все-таки голоден, и потому сейчас детектив чувствовал себя сытым и довольным млекопитающим.

Тэллоу откинул голову и выпустил дым навстречу серебряному полумесяцу в вечернем небе. Дул легкий ветерок, в высоте кувыркались два голубя. Он расслабился.

И тут его посетило безошибочное, как предчувствие рвотного позыва, ощущение: «О Господи, да я сейчас расплачусь».

Тэллоу мгновенно распрямился в кресле, упершись взглядом в пространство – глаза широко раскрыты, дыхание сбитое и неровное, подбородок сморщен, губы перекошены. Ног он не чувствовал. Он сидел и смотрел, как дрожит его правая рука с зажатой в пальцах сигаретой, а голова не может призвать ее к порядку. Тогда он вцепился в правую ладонь левой, настолько сильно, что через полминуты почувствовал, как впиваются в кожу полумесяцы ногтей. Так. Надо собраться. Все внутренние ресурсы – в бой! Нужно запихать вот это все обратно в жуткую жадную дыру в груди.

Сигарета почти дотлела, когда он смог сказать: мы победили. А чем сильнее он подавлял в себе это, тем злее становился. Он ведь отпустил себя всего-то на сколько – на минуту? Просто хотел расслабиться, чтобы потом спокойно подвести итоги дня. И на чем и на ком теперь сорвать злость? Кого обвинить в том, что он и на минуту не может расслабиться? Сразу – вдрызг. Он всего минуту попытался жить как нормальный человек, и вот, он уже готов завыть, как…

…как жертва психологической травмы.

– Нет, – сказал Тэллоу и затушил сигарету в пепельнице – прямо на посеревшую жвачку в отверстии для иглы.

– Что нет? – спросил Бэт.

– Ничего. Просто вслух размышлял. Спасибо, что пришли.

Перед ним стояли Бэт и Скарли. Он не видел, как они появились, и это тоже бесило, хотя с чего бы?.. Скарли держала пинту стаута, Бэт – высокий стакан с водой со льдом. Среди кусочков льда жалко бултыхалась долька вялого лайма, а может, усохшего лимона. Тэллоу жестом пригласил их садиться.

– Ты сюда постоянно ходишь? – спросила Скарли.

– Ну да, – кивнул Тэллоу. – Два или три раза в неделю, все последние годы. А что?

– Да то, что бармен про тебя не знал. Мне пришлось тебя описать, и тогда он догадался, что, мгм, ты – это, мгм, ты. Тот парень, что во дворе сидит.

– Ну и что?

– Да не знаю… Просто странно, что в месте, куда ты ходишь два или три раза в неделю последние несколько лет, бармен тебя не знает по имени и типа не сразу соображает, что «А-а-а, это тот парень, конечно!».

– Я особо в глаза никому не бросаюсь. Вы позволите мне заплатить за напитки?

– Позволим заплатить за те, что возьмем позже. Потому что одна пинта – хреновый пластырь на разверстую рану, что оставил мне этот день, детектив.

– Ну ладно. А поесть? Могу я заказать вам какую-нибудь еду? Бэт, ты как насчет этого?

Бэт болезненно сморщился:

– У меня желудок – как этот самый мешок ужасов в «Варкрафте». Я туда еду напихиваю, а потом она выходит три часа спустя примерно в том же виде. Короче, мы с едой не ладим. И я обычно не ем, вот.

Скарли хлебнула пива и пробормотала что-то вроде того, что настоящие воины едят только один раз в день.

Криминалисты, что с них взять. Психи!

Тэллоу со вздохом вытащил из пачки еще одну сигарету, а потом предложил пачку Скарли и Бэту. У того глаза сразу загорелись, но, когда Скарли отмахнулась: мол, не, не буду, Бэт тоже отмахнулся.

– Ну ладно. Ну что, получилось у нас офис отвоевать?

– Еще как! – обрадованно воскликнул Бэт, и по выхлопу Тэллоу сразу понял, что в высоком стакане не вода, а вовсе даже водка. – Не знаю, что там ваш босс сказал нашему боссу, но, блин, как по волшебству все устроилось! Я реально хочу познакомиться с твоим начальством. Она случайно не колдунья?

У Тэллоу все еще дрожали руки. Он напряг мускулы пальцев так, что они разболелись. Зато дрожать перестали. Ну и пусть болят, главное, что руки ему повинуются.

– Тут у нас кругом маги и колдуньи, – пробормотал Тэллоу.

– Короче, – сказала Скарли. – Мы тут занялись тем, о чем ты говорил. В смысле прямо сейчас этим и занимаемся. Пара человек делает копии, таскает доски и прочую фигню. Я не знаю, поможет ли это, но мы это делаем. А от тебя, детектив, нам нужно вот что. Расследуй дела, по которым мы передаем тебе вещдоки.

Тэллоу непонимающе заломил бровь.

– Ты спросил: что мне сделать, чтоб облегчить вам жизнь? Вот это сделай. Работай с ними как с отдельными делами. Если мы прямо с места в карьер разберемся с парой убийств, на нас перестанут так давить.

Тэллоу покачал головой:

– А как мне расследование-то завершить? Это же один и тот же человек. Мы раскроем все или не раскроем ничего.

Скарли снова отхлебнула пива:

– Ты сказал – раскрыть. А я сказала – расследуй. Если мы и дальше работаем вместе, я не хочу плутать в потемках, знаешь ли. Мы тебе передаем результаты баллистической экспертизы и прочую хрень, и ты не должен сидеть и раздумывать, как этому психу удалось все это провернуть. Я хочу, чтобы ты занимался каждым делом в отдельности.

– Она хочет сказать, – пояснил Бэт, – что надо бы довести пару дел до точки, когда единственное, что не выяснено, – это личность убийцы. Вот тогда мы сможем показать, что расследование движется вперед.

– Господи ты Боже мой! Да вы оба психи!

– Что?

Тэллоу сделал глубокий вдох, чтобы не взорваться от злости.

– Единственно, что не выяснено, – личность убийцы? Завершить расследование и не возбудить дело против конкретного человека? Да это же самое важное! А вы…

Тэллоу замолчал.

Скарли подождала, потом проговорила:

– Ты сказал, что увлекаешься историей.

– Мы тут просто метод предлагаем, – сказал Бэт. – Мы не хотим, чтобы ты сидел в этой воссозданной копии маньячного хранилища и занимался этим вашим полицейским колдунством. Мы хотим, чтобы ты расследовал пару висяков, выяснив все, кроме того, кто убийца. Пусть это будет единственным отсутствующим кусочком пазла. Мы так часто делаем…

– …и мы сможем понять, каков наш убийца, – кивнул Тэллоу, – по очертаниям дырки, которую он оставил в пазле. Выглядит странновато, но я понял, чего вы от меня хотите.

Он стряхнул сигарету в пепельницу и улыбнулся.

– Я вот все думаю о том пистолете с кремневым замком. Ну, том, что вы мне тогда показали. Зачем выцарапывать на нем слово «ростер»? Это что, имя? В смысле, я смотрел «Железную хватку» и все такое прочее, но мне кажется, все-таки людей по имени Ростер тогда не было…

Бэт нахмурился, и глаза его вылезли из орбит на добрые четверть дюйма:

– Ростер?

– Ну да. Там была пластинка с монограммой или, не знаю, гербом, а над ней слово – «Ростер». Историей я и вправду увлекаюсь, но все время перескакиваю с одного на другое, а вот про этот период у меня так и не получилось нормально прочитать.

– Это не ростер, – сказал Бэт. – Это Рочестер. Надпись стерлась и замызгалась, но да, там стоит – Рочестер.

– Вот так, значит, – задумчиво отозвался Тэллоу, откидываясь в кресле.

– А почему ты вообще об этом думал? – удивилась Скарли.

Задумчивость задумчивостью, а поляну Тэллоу пас: про себя он отметил, что пинту свою криминалистка почти допила.

– Ну вы рассказывали о сорок четвертом калибре. Похож на тот, который любил Сын Сэма. И вы говорили, что пистолет наш псих явно долго и любовно доводил до рабочего состояния. А что, если тот револьвер был для нашего парня… ну, в общем, если мы правильно догадались насчет того, что он для него значил. И если это так, то… чем же тогда для него был этот кремневый пистолет? Рочестер… Рочестер.

– Ну… – протянул Бэт, – как я уже сказал, это легко выудить из базы. Не думаю, что за двадцать лет отыщется гора трупов с кустарной пулей сорок пятого калибра внутри. Так что поиск выдаст что-нибудь, думаю, уже завтра утром.

– А тебе что из истории нравится? – поинтересовалась Скарли, допивая пиво – и вовремя, к столику как раз подходила официантка, длинная девица чуть за двадцать.

Ноги у нее росли от ушей, плюс их подчеркивали пурпурные лосины. В остриженной по какой-то анимешной моде девяностых шевелюре выделялись длинные пряди немыслимых карамельно-алых оттенков. Официантка собрала на поднос его тарелку и бокал Скарли, потом поинтересовалась:

– Могу я еще что-нибудь вам принести?

– Мне, пожалуйста, еще одну пинту сливочного эля, а им то, что они закажут. Спасибо.

– Да, телефончик свой дай! – покивала Скарли.

Длинная девица немного наклонилась и постучала по обручальному кольцу Скарли длинным красным ногтем.

– Тогда еще одну пинту стаута, пожалуйста, – вздохнула Скарли.

– Блин, как так можно! – рассердился Бэт, когда официантка ушла. – Ты хоть подумала о жене? О ее чувствах?

– Я аутистка, ты что, забыл?! – гордо ответила Скарли.

Повисло неловкое молчание, которое прерывал только приход официантки с уставленным напитками подносом. Помимо стаканов, на подносе лежала салфетка с ее номером, выведенным карандашом для подводки глаз.

– Твою маман, – довольно проворковала Скарли.

Бэт наклонил свой стакан и залил салфетку. Цифры тут же поплыли, как темные протоки на ледниковом плато.

– Твою маман! – свирепо заорала Скарли.

– Эй, потише, – зашипел Тэллоу, – мне еще сюда ходить, между прочим!

Скарли длинно выдохнула, смяла салфетку и аккуратным броском отправила ее в ближайшую металлическую бадью.

– Какая разница, где я нагуливаю аппетит, если ужинаю все равно дома! И ты не ответил на мой вопрос.

– В смысле?

– Что именно тебе нравится из истории?

– Да всякое разное на самом деле. История Нью-Йорка, к примеру. В смысле, история города. Вчера, когда все это завертелось, я сказал напарнику: не надо нам туда ехать – у тебя колени болят, а это здание – последний из доходных домов на Перл-стрит, в которых лифта нет.

Тэллоу пригубил пиво. Зачем он его заказал, ему же еще домой вести?..

– А еще я знаю, что Перл-стрит так назвали, потому что ее изначально замостили размолотыми устричными раковинами. Перламутром. Ее так назвали голландцы. По-моему… Так. Одну секундочку…

И он наклонился к сумке – роутер все еще работал. Планшет так и лежал на столе. Он вывел его из спящего режима и запустил новый поиск.

– Тот кремневый пистолет… вы сказали, он 1836 года, правильно?

Бэт утвердительно кивнул.

Тэллоу нацокал в поисковой строке «Рочестер Нью-Йорк убийство 1836». Ничего интересного не выпало – ну, за исключением чьей-то диссертации по теме «Преступность и девиантность в раннем Рочестере».

– Его выпустили в 1836-м, – сказал Бэт, наклоняясь к планшету: он как-то умудрялся читать вверх ногами. – Но это не значит, что из него стреляли в 1836-м.

Тэллоу поменял «1836» на «1837» и снова запустил поиск. Что-то не давало ему покоя…

– Какая-то мысль… в общем, что-то такое я припоминаю, только не помню что… – пояснил он. – Что-то я где-то читал такое, что-то…

Бэт рассмеялся:

– А это, случаем, не твоя машина там напротив запаркована? Где заднее сиденье книжками завалено?

– Ну да, моя, – ответил Тэллоу и осекся.

Выскочило пять результатов: «Первая жертва убийства в городе Рочестер, штат Нью-Йорк».

Он зачитал это вслух Бэту и Скарли.

– Что, правда? – удивился Бэт.

Тэллоу бегло пробежал глазами текст:

– «Дело Уильяма Лаймана, убитого 20 октября 1837 года неким Октавиусом Бэрроном… выстрел произведен из пистолета, украденного из дома мистера Пэссиджа, местного булочника».

Скарли фыркнула. Пиво ее, кстати, улетучивалось из бокала с пугающей скоростью.

– А что, все складывается. Булочник наверняка был весьма состоятельным гражданином. Вы знаете, что это может быть за гравировка на пистолете? Типа что он член городского ополчения. Такой человек вполне мог позволить себе потратить пару лишних долларов на пластину с гравировкой.

Тэллоу продолжил зачитывать:

– «Бэррон сначала заявил следствию, что в момент совершения убийства находился дома и спал, но его собственная мать сообщила властям, что он лжет». Замечательно, просто прелесть какая-то… Ах да, вот еще: «В своем признании Бэррон отметил тот факт, что ему пришлось самому изготовить пулю и придать ей нужную форму, чтобы забить ее в дуло пистолета».

– Это объясняет деформацию, мать ее, дула, – задумчиво проговорил Бэт, потом подумал, что, пожалуй, не стоит проявлять излишний интерес, и поднял руки вверх: – Нет. Не может быть, чтобы тот же самый…

– Давай дальше, – сказала Скарли – она очень внимательно слушала.

– Хм. Он сказал священнику, что этого не совершал, что это дело рук его сообщников – вот почему у него не обнаружили ни оружия, ни кошелька убитого. Пистолет, кстати, тоже не нашли. И в отчете его так и называют – пистолет. Считается, что Бэррон выбросил его в реку.

– А я держу пари, что пистолет нашли и тихонечко вернули мистеру Пэссиджу. А тот взял да и положил его в сундучок на случай, если англичане вернутся. Он состоял в ополчении, держал пекарню и потому знал всех в округе. – Скарли широко улыбнулась. – Отличная версия. Но в реку ли его скинули, вот в чем вопрос? Скорее уж в бухту, разве нет? Думаю, в Рочестере ополчение и на кораблях ходило…

– Если только под рекой они не подразумевали канал из Эри в Гудзон. Его, по-моему, уже открыли к тому времени.

Бэт наконец-то вышел из терпения и отчаянно замахал руками, привлекая внимание собеседников:

– Алё, вы сами-то себя слышите? Вы что, серьезно хотите сказать, что пистолет, который попал к нам в руки, это тот самый таи-и-и-и-инственно-претаинственно пропавший пистолет, с помощью которого было совершено первое в Рочестере убийство? Ребята, у нас лежат пистолеты, связанные – на данный момент – исключительно с убийствами на территории Манхэттена. И если вы считаете, что тут реально есть какая-то связь, то придется признать: наш парень поработал не только здесь! И у нас сейчас всплывут пистолеты, связанные с убийствами где угодно!

– Необязательно, – пробормотал Тэллоу, просматривая текст на экране планшета. – Может, это все значит, что он совершил убийство на Манхэттене, но оно было как-то связано с рочестерским.

И он вскинул взгляд на Скарли:

– Ты же понимаешь, что это может значить в случае с твоим сорок четвертым калибром?

– Что? – подивилась Скарли, а потом поняла, что он имеет в виду. И рассмеялась: – Не… не может этого быть…

– Не может быть чего? – рассердился наконец Бэт: идиотская, как он полагал, фантазия его собеседников воспарила на совершенно не доступные для него высоты.

– Да ладно, это не может быть пистолет Сына Сэма, – сказала Скарли, отхлебнув пива.

Бэт откинулся в кресле:

– Господи Иисусе. Конечно, не может. Потому что…

– Потому что, – тихо пояснил Тэллоу, – пистолет Сына Сэма должен лежать в бочонке с вещдоками в хранилище в Бронксе, я правильно понял?

– Ох ты ж, – выдохнула Скарли, широко распахивая глаза. – Ох ты ж. А вот это… это уже интересно!

Тэллоу вперил взгляд в Бэта:

– Наш парень убивал в течение двадцати лет – и его не взяли. Он провернул совершенно безумное дело: поехал в Рочестер и завладел там тем самым утерянным пистолетом, а потом отреставрировал его – и застрелил жертву. Ты реально считаешь, что он это все проделал в одиночку? Без помощи со стороны?

– Так, мужик. Ты что, хочешь сказать, что какой-то коп выудил пистолет Сына Сэма из бочки с вещдоками и выдал его какому-то сраному маньяку, который использовал его для того, чтобы убить свою хренадцатую по счету жертву? Да ты сам псих, вот что я тебе скажу.

Скарли подалась вперед, и лицо ее весьма оживилось – Тэллоу еще не приходилось видеть ее в таком возбуждении:

– Нет, а почему? Мне нравится эта версия! Значит, ты думаешь, их там целая команда?

– Нет. Почерк везде одинаковый – это явно один человек. Он все тщательно планирует, потом убивает. Но я думаю, у него есть что-то вроде группы поддержки. Может, она совсем небольшая. Типа люди, что ему ответную услугу задолжали. Люди, которым он просто заплатил, – или люди, которым он почему-то доверил какое-то поручение, типа достать нужную вещь. И да, может, действительно, кто-то взял и вытащил из хранилища пистолет, пришедшийся ему по вкусу. Вы сами-то не задумывались: как, ну как какой-то мужик хрен знает сколько лет уже совершает убийства здесь, на Манхэттене, причем несколько сотен убийств, и на него за все это время вообще ничего не повесили? Вообще ни одного? Да это фантастика…

У Тэллоу мысли в голове неслись, как тот локомотив, и эту конкретную стрелку он проскочил всего секунд тридцать назад. И нет, он сообщил об этом Бэту вовсе не из жгучего желания поделиться открытием. Нет. Это все ерунда, главное, что к нему снова вернулась острота мышления. Словно мозг переключился на нужную передачу, прямо когда он стоял и думал на лестнице здания на Перл-стрит. Пожалуй, его мысль впервые за много лет работала так напряженно.

– Значит, группа поддержки. Люди, которые поставляли ему орудия, так сказать, труда. Типа этого кремневого пистолета из Рочестера. Если мы сумеем легко и быстро все узнать по убийству из этого пистолета, то я готов прозакладывать здесь и сейчас десять долларов, Бэт: дело будет как-то связано с первым предумышленным убийством в Рочестере.

– А я согласен, – радостно оскалился Бэт, обнажив мелкие острые зубы и серые десны. – А что насчет Бульдога.44?

Тэллоу посмотрел на Скарли. Та ответила кривоватой заговорщической улыбкой.

И сказала:

– Готова прозакладывать десять баксов, что, если ты не умудрился-таки продолбать результаты баллистической экспертизы, проделав свой фирменный фокус-покус «пальни в себя и не убейся», это действительно пистолет Сына Сэма. И да, мы думали, дело серьезное, но тут реально что-то жуткое вырисовывается.

Бэт хихикнул, но как-то нерадостно, – скорее, чтобы скрыть, что испугался:

– Ну, значит, разживусь двадцатью баксами, а я ведь вам даже выпивку еще не покупал, вам пить не надо, вы и так психи. Оба, кстати.

– Отлично, – кивнул Тэллоу, а Бэт браво отхлебнул водки. – Тогда скажи мне, с чего это нашему парнишечке хранить у себя пистолет с кремневым замком?

– А я знаю? Меня-то что спрашивать? Я ж не псих, который цельную церковь для пистолетов в квартирке устроил…

Тэллоу усмехнулся:

– Именно поэтому я и попросил большую комнату, чтобы разложиться. Я, кстати, очень серьезно отнесся к вашим словам насчет того, чтобы за лесом деревьев не видеть. Но наше полицейское колдунство – оно тоже очень сильное, чтоб вы знали. Мы должны находиться в его квартире, ну, в максимально приближенном к ней месте, чтобы понять, зачем он собрал все эти пистолеты и о чем он думал. Потому что квартира – она тоже часть его плана. Скарли назвала его серийным убийцей. Если это так, значит, он почти перманентно находится в тотемной фазе. И торчит от адреналина, разглядывая трофеи.

– Ага! – заорал Бэт. – А вот и нет! Раз он так тщательно подбирает оружие для убийства конкретной жертвы, он не проходит фазу выслеживания, вот! Он не бродит кругами, высматривая подходящую жертву! Он убивает конкретных людей точно подобранными средствами. Так нет! – и он состроил Скарли рожу. – Никакой он не серийный убийца!

– Ну что ж, – с удовлетворением сообщил Тэллоу. – Я вижу, тебе нравится ход наших мыслей.

– Да. Нет. В смысле, да! Тьфу, блин! Да пошел ты!

Скарли расхохоталась.

– Да пошел ты, Джон, – вежливо поправил Тэллоу.

Бэт вскинул ладони вверх и тоже рассмеялся.

– Ну ладно, ладно. Джон. Значит, он не серийный убийца, и он не в тотемной фазе, и нам нужно разобраться, что там творится у него в мозгах, вне зависимости от того, выиграю я двадцать баксов или нет. Ладно, ваша взяла. Можно мне еще выпить заказать?

– Да без проблем.

Джон встал и вытащил двадцать долларов из бумажника. Скарли тут же вырвала у него две десятки, да так резко, что подушечки пальцев едва не опалило.

– Я схожу закажу, – заявила она, подымаясь. – Чего тебе принести?

– А вот две банки энергетика, они у них с бутылочным пивом в холодильнике стоят.

– Заметано.

И метнулась прочь.

– Она правда замужем? – спросил у Бэта Тэллоу.

– Ага. Ее Талия – реальная такая скандинавская амазонка, сиськами кирпичи может ломать. Если Скарли под мышку возьмет, той вообще видно не будет. Иногда мне даже кажется, что Талия со Скарли сошлась из-за ее портативности. В смысле ее ж можно таскать с собой, прям как ноут. А что, удобно.

– Значит, жена и вправду может ее одной рукой пришибить. А она, значит, шашни с другими женщинами заводит. Ну да, логично, что тут скажешь…

Бэт улыбнулся:

– Скарли просто нужен номерок той девицы. Она придет домой, оставит его на видном месте, Талия заметит и взбесится. Причем взбесится – в смысле, реально взбесится: будет орать, визжать, рыдать, тарелки бить, в общем, истерика по полной программе. А потом она завалит Скарли и оттрахает до полусмерти. Прямо двадцать или двадцать четыре часа непрерывного траха, Скарли после него ходить не сможет. Будет холодной водой ее отливать, щипать, пинать, душить – короче, все как положено. Вот прямо как волк, который территорию метит. Только со страпонами. А Скарли потом придет на работу – любопытно, что это всегда случается, когда у нее заранее отгул планируется, – с таким видом, словно ее помакали в метамфетамин и вбросили на манер шайбы канадской хоккейной сборной. А ей именно того и нужно. Для того-то она и старалась! Это единственное, что она может контролировать в отношениях с Талией, и Скарли это до смерти нравится.

Тэллоу посидел, подумал над сказанным, а потом поднял бокал с остатками пива:

– За маленькие семейные тайны счастливой нью-йоркской пары!

Бэт хихикнул и чокнулся с ним.

Пятнадцать

Охотник отошел подальше и свернулся у входа в заброшенный магазинчик, в котором когда-то торговали христианской литературой. Ему нравились потрепанная непогодой вывеска и выцветшие покосившиеся рекламные плакаты в витринах. Словно бы он укрылся под защитой огромного тела странного заморского животного, которое пришло на остров из дальних краев, но умерло, не успев оставить потомства и загрязнить землю.

Он счастливо подтянул колени к подбородку и позволил современному миру исчезнуть и раствориться в реальности Манахатты. Здания на другой стороне улицы опрокинулись словно по мановению небесной длани, и на их месте проявилось холмистое побережье Старого Манхэттена. В низинах густо росла, покачивая сережками, кария сердцевидная. Присмотревшись, он мог бы увидеть длинные потеки смолы на стволах там, где их ободрали черные медведи, почувствовать аромат темного густого сока, источаемого обнаженной древесиной. Вокруг стволов бусинами янтаря рассыпались цветы ястребиночки. Охотник прикрыл глаза, вслушиваясь в крики делавэрских чаек. Вода здесь совсем близко. Всего в нескольких шагах отсюда – узкий пляж, на котором так хорошо рыбачить. Там возвышаются растущие с каждым годом кучи пустых устричных раковин…

На ветерке шелестели листья проса – этот звук всегда его успокаивал. Можно посидеть с закрытыми глазами хоть целый час. Убить он всегда успеет.

Когда охотник проснулся, цемент под ним остыл и стал влажным, и призраки из ненавистного будущего насмешливо скалились на него через мутные стекла витрин. Он встал, потянулся, разгоняя кровь в затекшей спине, и посмотрел на небо. Охотник прекрасно ориентировался во времени и пространстве даже по тем жалким клочкам звездного неба, что оставил ему нынешний Манхэттен. До последней важной встречи этого вечера оставалось еще много времени.

И он двинулся в путь, выудив из сумки свою записную книжку. До места идти где-то два с половиной часа. Можно и быстрее добраться, меньше чем за два часа, вот только не хотелось попадать под объективы камер, которых становилось все больше. Охотник не желал, чтобы его видели. В записной книжке он сам вычертил карты, где были обозначены камеры внешнего наблюдения с зонами охвата объективов. Естественно, чужой человек ничего бы не понял в его записях. И это тоже было мерой предосторожности. Охотник старался не оставлять следов на острове. Разве что тела жертв. А если удача вдруг покинула бы его – хотя такое вряд ли могло случиться – и он бы погиб во время охоты, на теле не сохранилось бы никаких значимых вещей, по которым его можно было бы опознать. Смерть печалила его лишь по одной причине: похоронят без надлежащих ритуалов. Никто не оставит пищи около тела, дабы укрепить его дух в путешествии через Млечный Путь на небеса. Никто не выкрикнет его имя, и никто в горе и трауре не замкнет уста, дабы никогда его больше не произносить. С другой стороны, не так уж это и плохо. Сейчас он жив, но никто ведь не знает его имени. Так что его имя не умрет вместе с ним – ведь оно уже мертво. Как, в каком-то смысле, мертв и он.

Говорят, что дух остается возле тела одиннадцать дней после смерти. Возможно, он сумеет убивать даже в бестелесном виде? Приятная мысль, он даже позволил себе улыбнуться.

Охотник все рылся в сумке, пока шел мимо Гранд-авеню по Бовери. Улицу заливало сияние из витрин магазинов светильников, которые здесь во множестве лепились по сторонам. В сумке он отыскал пару кусков высушенного беличьего мяса, обернутого в пленку и в ткань. Охотник на ощупь извлек кусочек из пакета и закрыл его. Откусил и принялся тщательно, медленно пережевывать мясо, стараясь не выбиваться из ритма ходьбы. На вкус белка казалась чем-то средним между куриной ножкой и кроликом. На дальнем конце острова белки наверняка получше будут: животные в Центральном парке неизбежно впитывают в себя городскую грязь, и мясо их становится мягким и даже горьковатым, не таким, как должно быть. Но даже оно подкрепило его силы. Обильное слюнотечение предотвращало жажду, и он сохранял хорошую физическую форму.

Чуть менее чем через два часа он вошел в Центральный парк между Пятой авеню и Восточной 61-й улицей.

Он продолжал идти на север. Где-то на высоте 73-й улицы тропинки стали путаться, завиваясь вокруг мрачно высившихся деревьев. Охотник вступил в Рэмбл, дикую часть парка. Он в последний раз сверился с редкими звездами над головой, опустил руку в сумку, взялся за рукоятку ножа и скользнул в рощу американских сикоморов.

Тут и там он ловил на себе взгляды мужчин, что стояли поодиночке или парами у края тропинок, время от времени собираясь, подобно мотылькам, у парковых фонарей. Охотнику не было дела до этих мужчин, которых, как он узнал уже двадцать лет тому назад, следовало называть двоедушниками. В племени Воронов был двоедушник, которым охотник искренне восхищался: истинное его имя переводилось как «Тот, кто находит и убивает».

Встречаясь с охотником глазами, эти люди отворачивались. Он пришел не за ними. И когда они встречались с ним глазами, эти люди чувствовали глубокое облегчение от того, что не интересовали его.

Обойдя громаду кентуккийского кофейного дерева, охотник увидел человека, ради которого пришел в Рэмбл. Время он угадал абсолютно точно. Человек невысокий, но плотного сложения, и то, что он крепкий и сильный, чувствовалось, даже несмотря на малый рост. Человек выглядел так, как выглядят люди, занимающиеся ручным трудом. И поднимающие тяжести. А еще на нем были ботинки военного образца, и они поразили охотника – прямо как из научно-фантастического романа, подсказала часть сознания, погрязшая в современности. На человеке был костюм, видимо, спортивный, хотя ткань и покрой больше подошли бы камуфляжу. Куртка оставалась расстегнутой, под ней ярко белела чистая футболка. Густые темные волосы, постриженные, как у десантника, только чуть отросшие. И походка у него была, как у солдата. Человек выгуливал собаку. Дурацкую белую пушистую собачонку не более двух футов в холке. Похоже на волка, которого в лаборатории скрестили с мягкой игрушкой.

Человек, выгуливавший собачку, носил слева под мышкой пистолет – уж больно куртка характерно топорщилась. Короткоствольный, какой легко выхватить. Судя по смещенной точке тяжести, пистолет не подходил человеку по весу. Что-то вроде «Федерала».327, ствол короткий, ударно-спусковой механизм от «Магнума».375, сильная отдача и оглушающе громкий выстрел. Пистолет для мужчины, который уверен, что сумеет удержать оружие нацеленным после отдачи, и считает себя крутым настолько, чтобы выстрелить из него без наушников и защитных очков. Пистолет мужчины, который думает, что его средство самообороны не бросается в глаза и вообще здесь «только на всякий случай».

Охотник развернулся и заложил петлю, пробираясь сквозь густые заросли какого-то похожего на горошек кустарника, явно не местного, завезенного на остров, и бросился через посадки ароматной скумпии к следующему повороту мощенной серым камнем дорожки. Он точно знал, куда направляется – не зря он так давно охотился в Центральном парке.

И выступил из кромешной тьмы на освещенный участок – во всяком случае, человек с собакой должен был сразу понять, кто возник перед ним на парковой дорожке.

Мужчина застыл на месте. Он тут же узнал охотника в лицо, и никакие годы, прошедшие с момента их последней встречи, ему не помешали. Он смотрел прямо сквозь время. Поводок человек сжимал в правой руке. И быстро переложил его в левую. Охотник поднял правую руку, показывая, что не вооружен.

Охотник посмотрел на собаку. Та встретилась с ним глазами и завиляла хвостом. Охотник вытянул руку ладонью вниз и медленно опустил ее. Собака послушно села. Охотник опустил руку ниже, и собака улеглась на землю, положив морду на передние лапы. Ее ничего не беспокоило.

Тогда охотник переключил внимание на мужчину.

– Ты Джейсон Вестовер. Ты знаешь, кто я?

Джейсон Вестовер медленно кивнул. И поднял левую ладонь и отпустил поводок.

Охотник сделал шаг вперед, еще более ограничивая Вестоверу пространство для маневра.

– Скорее всего, ты вооружен. Я совершенно точно вооружен. Не думай, что сможешь опередить меня. Не думай, что тебя здесь кто-нибудь услышит. А если и услышат, то бросятся на помощь. У Рэмбла дурная репутация.

– Ты это спланировал, – проговорил Вестовер, голос его был ровным и безэмоциональным.

И он не спрашивал. Охотник расценил это как знак уважения.

– Я никогда не скрывал, что могу найти тебя в любом месте в любое время, если это будет необходимо. Ты гуляешь со своей собакой в определенное время…

– Это собака моей жены.

– …со своей собакой в определенное время, и так в течение двух последних лет. Когда ты с ней гуляешь, вид у тебя часто весьма несчастный. Ты специально заходишь в Рэмбл, причем именно в эти часы, потому что считаешь, что здесь собирается особо опасная публика. Вот почему ты носишь с собой пистолет. Возможно, ты думаешь, что он помогает тебе быть начеку после целого дня за офисным столом. Возможно, ты ищешь неприятностей на голову.

– Если ты пришел сюда убить меня, – сказал Вестовер, – пожалуйста, давай покончим с этим быстрее. Если ты явился для разговора, то расскажи что-нибудь поинтереснее. Если тебе нужна помощь, давай прекращай срать мне на мозги и говори, что тебе надо.

Охотник улыбнулся. Вестовера заметно потряхивало, но он стоял с прямой спиной и руки держал наготове.

– Ты всегда обращался со мной не так почтительно, как другие.

Вестовер не пошевелился.

– Ты не ответишь? – Охотник, насмешливо улыбаясь, заломил бровь.

– Уверяю, ты не услышишь ничего интересного. Итак, насколько серьезна проблема, что тебе пришлось выйти на меня прямо здесь посреди ночи?

Охотник сделал глубокий вдох.

– Все, что я для тебя сделал. Вся моя работа. Каждое дело. С каждым связана определенная вещь. И все эти вещи лежали в одном определенном месте. Надежном. Но, как ты сам прекрасно знаешь, нет абсолютно надежных мест. Туда проникли. И теперь все, что там хранилось, заполучила полиция.

Вестовер нахмурился и покачал головой:

– Клянусь, с годами твоя шизофрения, мать ее, только прогрессировала. Я вообще не понимаю, о чем речь.

– А ты подумай, – прошептал охотник.

Вестовер подумал. Охотник буквально увидел, как у того комок подкатил к горлу:

– Боже ты мой. Я знал, что ты псих, но не знал, что такой!

– Ты считаешь безумным человека, который ходит в церковь? Человека, возделывающего землю ради пищи насущной?

– Так, хорошо, хорошо! С этим я все равно ничего могу поделать. И я благодарен за предупреждение. Скажи мне, что тебе нужно, чтобы и дальше молчать. Что я могу для тебя сделать? Тебе нужен билет на самолет? Паспорт?

Охотник все еще держал руку в сумке. Он посмотрел, как стоит Вестовер. Тот, несмотря на взвинченное состояние, был готов к бою.

– Я сейчас достану кое-что из сумки. Это не оружие.

Охотник извлек обрывок салфетки, на котором он записал все необходимое, протянул руку и вложил его в пальцы Вестовера.

– Я хочу, – сказал охотник, – знать, кому принадлежит эта машина. И где живет ее владелец. Это, я больше чем уверен, ты сможешь сделать. Я давно замечаю – и не всегда с удовольствием, – как выросли с годами возможности твоей специализирующейся на системах безопасности компании.

Вестовер взглянул на салфетку:

– Кто это?

– Думаю, детектив. Полицейский. Я хочу, чтобы ты нашел для меня эту информацию уже завтра. Встречаемся в это же время здесь же. Я бы позвонил, но твой номер больше не обслуживается.

– Это потому, что я их регулярно меняю, – пробормотал Вестовер, все еще глядя на салфетку. – Полицейский, значит. А почему ты со мной решил об этом поговорить? Я не тот человек, чтобы…

– Я думаю, что у тебя это лучше всего получится, – отрезал охотник. – И я хочу приберечь этого человека на будущее. Пока. Еще я думаю, что он отвергнет мое предложение, и в таком случае нам придется ступить на короткую и скользкую дорожку. Правильно?

Вестовер кивнул:

– Понятно. Я могу это сделать. На самом деле сейчас с этим гораздо проще, не то что раньше. Как ты собираешься поступить с этой информацией?

– Моя главная цель – вернуть как можно больше украденных у меня инструментов, – сказал охотник. – Я не хочу начинать все сызнова. Но, если что, мне придется это сделать. Если этот человек исчезнет, полицейские могут потерять след. Или это станет для меня новым началом. Так что… я еще не решил. Также я еще не решил, как это сделать. Доставленная тобой информация поможет мне принять это решение.

– Как?

– Я же говорил вам, мистер Вестовер, еще когда мы вместе встали на этот путь. Никогда не задавайте вопросов, касающихся методов моей работы. Вам это не нужно знать. И я не хочу, чтобы вы это знали. Эти знания – не для вас.

Вестовер убрал салфетку в карман.

– Хорошо, – сказал он. – Завтра вечером. Я скажу тебе имя, адрес и все, что сумею узнать об этом человеке. Что дальше?

Охотник снова смерил Вестовера оценивающим взглядом.

– Почему вы не наняли специального человека, который бы гулял с вашей собакой?

– Что?

– Вы богатый человек, мистер Вестовер. Я это очень хорошо знаю. В конце концов, это случилось в том числе и благодаря моему участию. Кроме того, я много времени провожу в Центральном парке и прекрасно знаю, что в этом городе состоятельные его жители нанимают специальных людей, которые гуляют с их собаками. Так почему вы не наняли такого человека? Все это ради не очень законного маленького удовольствия? Вы идете и ждете, что кто-нибудь на вас нападет, а вы его застрелите? Или есть другая причина?

Вестовер перенес вес с одной ноги на другую.

– Я хочу знать, что случится дальше. Я хочу знать, какие меры мне нужно будет принять, чтобы обезопасить себя.

– Ответьте сначала на мой вопрос.

– Я так от жены сбегаю. Вот и все. Ну и еще: у меня же бизнес связан с безопасностью. Я не смогу хорошо выполнять свою работу, если не буду заботиться о собственной безопасности.

– А зачем вам сбегать от жены? Она не очень хорошо выглядит в последние годы. Мне казалось, вечером вы должны проводить время с ней. Заботиться о ней. Если, конечно, вы не наняли для этого специального человека.

«Как интересно», – подумал охотник. Рука Вестовера потянулась было – нет, не к пистолету. К спине. И зависла где-то над штанами. Охотник мог поклясться, что заметил бы второй пистолет, прячь его Вестовер за поясом. Значит, там нож. Что-то невесомое. Титан или хирургическая сталь. Возможно, что-то короткое. Возможно, выкидной нож. И это выражение на лице Вестовера: он ведь инстинктивно потянулся к оружию для ближнего боя. Ближнего и кровавого – чтобы бить, рвать, резать. С ненавистью.

Вестовер оскалился:

– Моя жена… она… она была… умной женщиной. И у нее со временем появились вопросы. Насчет того, почему мне так везет в бизнесе. И тут случился этот разговор. Плохой тогда вечер выдался. Год назад. Мы поссорились. И я хотел…

Вестовер обвел взглядом ночной парк, прикусил губу. Глаза странновато светились отраженным светом фонарей.

– Я хотел ударить ее. Запугать. Хотел, чтобы она заткнулась. Она умная, да, но… не знаю… она жизни не знает. Но слово за слово… мы сцепились… в общем… в общем, так вышло. Я ей все рассказал.

– Ты ей рассказал.

Голос охотник звучал ровно, даже равнодушно. Это впечатление было обманчивым.

– Я рассказал ей все. Я хотел, чтобы она испугалась до смерти и заткнулась. Чтобы не лезла ко мне со своими расспросами.

Вестовер даже на миг позабыл, что надо держать руки на виду и не допускать резких движений, – и судорожно провел правой рукой по лицу. Голова запрокинулась, у охотника на шее натянулись сухожилия. Охотник ждал.

– Ну вот. Это сработало, – проговорил Вестовер. И сухо, злобно хихикнул. – Она напугалась. До усрачки. Ну и… в общем… у нее случился нервный срыв. Да. Так что, да, мать твою за ногу, она действительно не так уж хорошо выглядела последний год. Я и не знаю, поправится ли она. И я гуляю с ее сраной собакой каждый вечер, потому что она каждый сраный вечер не сводит с меня глаз, а я не могу на это смотреть. Так понятно тебе, да? Вот поэтому я хочу знать, что произойдет, когда я передам тебе эту информацию. Ты и дальше будешь приходить сюда, чтобы со мной пообщаться? Мне передать охране здания описание твоей внешности?

– Это, – пробормотал охотник, – не будет самым разумным решением.

– Отвечай! На мой сраный вопрос отвечай!

Охотник с трудом подавил в себе порыв объяснить Вестоверу, желательно так, чтобы кровь брызнула, правила хорошего тона. И как нельзя и как можно с ним разговаривать. Но он подавил этот порыв и скрыл его в дальнем леске на задворках своего разума. Возможно, тот ему пригодится в будущем. Пусть полежит, как орех, отложенный на зиму запасливой белкой. Охотник отступил на шаг назад и сказал:

– Я отвечу на твой вопрос. Я продолжу оберегать тебя и продолжу принимать твои подношения, как и раньше. Я собираюсь вернуть свои инструменты, если это будет возможно. Я хочу как можно более затруднить полицейское расследование. Я очень надеюсь, что очень скоро моя работа и наши отношения вернутся в нормальное русло. Я могу предсказать с совершенной уверенностью, что ты, как и другие, никогда не удовлетворишься своим местом в жизни, как бы высоко ни вознесся. Тем не менее мы должны принимать во внимание возможность того, что меня увидят и узнают.

Вестовер склонил голову и прищурился, пытаясь поймать глазами взгляд охотника. Тот повернулся на десять градусов прочь от неяркого света фонарей. Вокруг тут же сгустилась тьма.

– Если это случится, – продолжил охотник, – неужели все, чего я добился с тех пор, как мы впервые встретились, должно кануть? Неужели я утрачу свободу – и где, на моем же собственном острове? Нет. В таком случае тебе придется умереть. И твоей жене тоже. Ты это понимаешь?

– Никому не надо будет умирать, – проговорил Вестовер.

– Кому-нибудь да придется. Такова жизнь, – сказал охотник.

Отступил еще на шаг назад, и тьма под деревьями поглотила его.

Шестнадцать

Тэллоу, Скарли и Бэт вывалились из «Фетча» в начале двенадцатого. Тэллоу не был пьян, расслабиться полностью он себе не позволил, но в данный момент он находился в большей гармонии с миром, чем до визита в бар. А вот Бэт и Скарли пребывали изрядно подшофе.

Скарли заложила руки в карманы и, задрав голову, счастливо улыбнулась Тэллоу:

– Ну, мы по домам. Я – к жене, а Бэт – к своим делишкам. Фиг его знает, что там Бэт делает, когда никто не смотрит…

– Ты тот номерок припрячешь до следующего отгула, а? – хихикнул Бэт.

– Да ты достал меня, говнюшонок. Понял? За такси платишь ты. И сначала завозим домой меня.

– Да как скажешь, – заявил Бэт и, все еще хихикая, направился дальше по улице. – Это сраное такси еще ж найти надо! С-спокойной ночи, Джон!

– Спокойной ночи.

Тэллоу с улыбкой проводил их взглядом. И тут на пути приятелей возник мужчина в розовых джинсах и вязаной шапочке. Он хромал и подпрыгивал, что-то напевая. Еще один бездомный. И ботинки у него были разные. Видимо, психически больной, судя по дерганым движениям рук и ног, физически с ним тоже было не все в порядке. Скарли, похоже, одарила его своим фирменным злобным взглядом, потому что бедняга шарахнулся и обежал парочку по длинной дуге.

Тэллоу тихонько рассмеялся. И решил постоять так, в устье проулка, еще немного. И посмотреть на звезды. Пара звездочек сумела проклюнуться сквозь редкие облака и отраженный свет огней мегаполиса. А ведь он что-то такое слышал, есть же на свете места, где ночью все звездное небо – как на ладони. Рассказывали, что даже Млечный Путь можно увидеть… Да как такое возможно, даже не верится…

С него и таких звезд довольно.

И тут он почувствовал, как рванули сумку с ноутбуком.

Мужик в розовых джинсиках и вязаной шапочке стоял рядом и дергал за сумку, вцепившись в нее одной рукой. Редкие зубы были свирепо оскалены, Тэллоу чувствовал запах спирта и эвкалиптовой жвачки. А еще мужик оказался на диво сильным. Он рванул сумку снова, и Тэллоу едва не разжал пальцы на ручке.

В сумке, кстати, лежал пистолет.

И тут Тэллоу заметил в другой руке нападающего коротенькую зеленую линейку, пластиковую, как дети в школу носят. Только здесь обломок заточили, судя по царапинам, о ближайший бордюр. За какую-то долю секунды, что Тэллоу смотрел на линейку, он успел увидеть нарисованное на ней лицо индейского вождя из какого-то мультфильма, прямо над пальцами мужика. Индеец улыбался и поднимал ладонь в знак мирных намерений.

И тут Тэллоу перестал думать. Мужик дернул за сумку, Тэллоу схватил его за шею и, пользуясь инерцией тела нападающего, крутанул его вокруг оси и впечатал лицом в стену. Брызнули зубы, влажно хрустнул ушедший в лицо нос. Мужик всхлипнул, как заглатывающий воздух ныряльщик, и рухнул наземь.

Тэллоу услышал голос Бэта:

– Джон?

Странно, голос раздался совсем рядом. Обернувшись, детектив увидел, что к нему уже бегут Бэт и Скарли.

– У меня в сумке пистолет был, – часто дыша, объяснил Тэллоу. – Я его с пояса снял, когда в бар пошел.

– Твою маман, – пробормотала Скарли, глядя на завалившегося у стены бомжа.

Интересно, что ее так впечатлило.

Мозг Тэллоу снова перешел в рабочий режим.

– Вы камер здесь не видите? Не хочу, чтобы меня засекли…

Бэт увидел обломок линейки. Не дотрагиваясь, поддел его носком ботинка:

– Боже правый, ты только посмотри на это! Кому какая разница, видел тебя кто или не видел! Этот урод тебя б убил за здорово живешь!

– Потому что оружие лежало в неположенном месте, потому что у урода на данный момент лица нет, я его об стенку размазал, а еще потому что они мне дали дело о Перл-стрит, чтобы утопить. Меня подставили, чтобы уволить из полиции из-за ПТСР.

Его почему-то знобило, пульс частил, словно он только что пробежал стометровку, и он явно болтал лишнее. Это плохо. Тэллоу задержал дыхание и полностью закрылся. Потом взглянул на лежавшего без движения нападавшего. «А ведь этому приему меня научил Джим Розато».

Скарли деловито оглядывала улицу.

– Так, камер нет. Но, если будем так и дальше стоять и болтать, как три дебила, точно засекут. Или из бара кто-то выйдет, или случайный прохожий.

– Дай мне свою зажигалку, – сказал Бэт.

Приказ был отдан с такой профессиональной безапелляционностью, что Тэллоу мгновенно повиновался.

– Это одноразовая, – пояснил он.

– Это хорошо, – кивнул Бэт и отломил от зажигалки верхнюю часть. Пальцы у него оказались на диво сильными. – Ты ведь только за шею его трогал, правильно?

Тэллоу кивнул. Бэт вылил содержимое зажигалки на шею мужику. А потом подтолкнул обломок линейки к руке лежавшего.

– Ты что, шею ему собираешься поджечь? – спросил Тэллоу. Он, правда, не был уверен, что такой вопрос следует адресовать криминалисту. Ответ он тоже не то что бы хотел услышать.

Бэт забросил обломки зажигалки во тьму проулка.

– Нет. Но бутан растворит нахрен любые твои эпителиальные клетки, что могли остаться у него на шее. Это на случай, если кому-то всрется экспертизу устроить.

– Давай езжай домой, Джон, – сказала Скарли. – И быстрей.

И Тэллоу бы поехал, но его буквально заворожило, с какой скоростью пьяные приятели преобразились в хладнокровных профессионалов.

– Что скажешь? – спросил Бэт, отступая на шаг, чтобы оглядеть лежавшего.

Скарли склонила голову к плечу, прищурилась:

– Разверни ему голову лицом в сторону от улицы. Пусть думают, что это пьяный спит.

Бэт пихнул голову лежавшего носком ботинка. Мужик забулькал.

– Вот же ж зараза, – прокомментировал Бэт и наподдал мужику по виску.

Голова развернулась в нужную сторону – сейчас лицо мужика было обращено к переулку.

– Вот теперь нормально. Джон, езжай домой. Да, и если ты снова пихнешь табельное оружие в неположенное место, я тебя сама пристрелю, и все подумают, что это самоубийство. Я понятно выражаюсь?

– Абсолютно, – кивнул Тэллоу.

И Скарли пихнула его в плечо – вали, мол.

– Утром увидимся. Так, Бэт, пошли такси искать.

Тэллоу остановился, повернулся к ним и, не найдя более удачной реплики, промямлил:

– Спасибо.

Бэт растянул губы в своей фирменной улыбке и ответил:

– Да ладно тебе. Мы ж теперь напарники.

Тэллоу дошел до машины, завелся и поехал домой. А по дороге все думал: эти криминалисты – психи. Все как один.

Семнадцать

Тэллоу запарковался, вытащил с заднего сиденья несколько книг и зашел в дом.

Квартира встретила его необычно затхлым запахом. Словно тут годами никто не жил. Он несколько минут бродил по комнатам, озадаченно созерцая мегалиты и курганы СД-дисков и книг, – прямо как археолог, который неожиданно для себя раскопал поселение настолько древнее, что его сам Бог только мальчишкой видел. Интересно, отчего такое впечатление: оттого, что он здесь слишком мало проводил времени? Или оттого, что недостаточно сосредотачивался на обстановке, когда приходил?

Тэллоу включил ноутбук, зашел на любимый музыкальный сайт и купил 320-килобайтный MP3 «Стеклянного сердца». И оставил его крутиться на повторе посреди комнаты. Потом отыскал большой атлас, положил его на толстую стопку книг и так приспособил на манер стола. И вытряхнул туда содержимое карманов своего пиджака. Рядом с ноутбуком и сигаретами легли книги из машины и планшет из сумки. Тэллоу пододвинул к получившейся куче кресло и уселся, глядя на все это хозяйство. Потом хмуро поднялся: хотелось чего-нибудь выпить, а еще нужна была пепельница. В глубинах маленького холодильника отыскалась околевшая от старости банка с айс-кофе, а в мусорном ведре – пустой контейнер из фольги с прилипшими к стенкам рисинами. Тэллоу уселся обратно – пора было уже сесть и подумать, пора – и сообразил, что отдал зажигалку Бэту.

Откинулся в кресле, рассеянно похлопывая себя по внутренней стороне бедер, и обдумал проблему. Нет. Он не хочет курить, и точка. Квартира, опять же, провоняет табаком. Нет, он контролирует себя. И совершенно не обращает внимания на то, что ноги его сами по себе притопывают, с пятки на носок и обратно.

Потом он пошел на кухню, совершенно непредусмотрительно и против правил безопасности прикурил от конфорки, с трудом открыл крошечное окно и высунулся в него, как нерешительный самоубийца, прикидывающий, глубоко ли падать. И принялся с отвращением выдыхать туда табачный дым. А пачку он обязательно выбросит. Утром. В конце концов, зажигалки-то нет? Нет. Значит, никакого проку в сигаретах тоже нет. Он бы их прямо сейчас выкинул, но они же все мусорное ведро провоняют, и запах по квартире пойдет. А ему это совсем не нужно. Довольный ходом своих рассуждений, Тэллоу затянулся сигаретой.

Затем вернулся в кресло, вскрыл банку с айс-кофе, глотнул и решил, что даже матери Терезе в калькуттских трущобах такого не предлагали. Ужасная дрянь. Отхлебнул еще и принялся ревизовать скачанное на ноутбук. Запустил планшет и скопировал часть картинок с сайтов про индейские обычаи табакокурения и молитвы на ноут. Нацарапал напоминалку – поинтересоваться у Скарли и Бэта насчет краски, которую нашли на некоторых пистолетах.

Он также скопировал информацию, касающуюся самых важных деталей рочестерского дела. Руки его порхали над планшетом. Он запустил поиск по убийствам, совершенным Сыном Сэма, и скопировал на ноут пару общих описаний. Теперь оба события были связаны – пусть только полетом воображения, но все равно связаны. Тэллоу понимал, что нисколько не продвинулся в расследовании, но сама мысль об этих других делах придавала ему уверенности: он мыслит, ум его работает, и он сумеет заметить и вычленить нужные детали из массива информации.

Тэллоу заглянул в компьютерную сумку. Бумаги, которые ему передала утром лейтенант, все еще лежали там. А ведь он их еще не просмотрел…

Итак, данные экспертизы по первому пистолету. «Брико» 38-й модели, калибр 32. Мелкий дешевый пистолетишко, из тех, что тысячами уходят. Ничего особенного. Вот только криминалисты писали, что с дулом кто-то поработал. Тэллоу сделал две пометки: он хотел увидеть фотографии пули и посмотреть на дуло внутри. Может, Бэт сумеет его распилить после того, как удовлетворит свое любопытство, разобравшись с тем старинным пистолетом.

Кто убит из этого оружия: Маттео Нардини, Нижний Ист-Сайд, 2002 год. Никаких ассоциаций, в газетах, похоже, об этом не писали. Тэллоу отложил этот лист в сторону.

А дальше шел полуавтоматический «Лорсин».380. Таких «Лорсинов» он на улицах перевидал более чем достаточно. Продавали их по тридцатке, а покупали, в основном, чтобы попонтоваться – пистолет был жутко ненадежный. В отделе их долгое время называли «ствол сутенера-неудачника». Делали их из цинкового сплава, и они разлетались на части от сурового взгляда. Тэллоу прекрасно помнил, как однажды в участок притащили одного такого сутенера-нищеброда: тот сдуру открыл огонь по полицейским из «Лорсина», а у пистолета возьми да и отвались ударник, да так, что деталь влетела горе-стрелку прямо в лоб, и идиот повалился наземь без сознания.

В отчете говорилось, что оружие подверглось множественным модификациям. Опять то же самое: его подопечный выбрал пистолет, из которого никто в здравом уме стрелять бы не стал, и восстановил его до кондиции, которая гарантировала результат. Значит, этот пистолет для нашего парня что-то значил, не случайно он его выбрал. Но почему «Лорсин»? Чего-то тут не хватало для полной картины, чего-то он тут не додумал…

– Ни один человек в здравом уме… – сказал себе Тэллоу и мрачно усмехнулся.

Покусывая губу, он запустил поиск по пистолету. Просматривая выпавшие результаты, обратил внимание на одно предложение: «Весьма распространенная среди уличных преступников модель; распространенность связана, главным образом, с тем, что охрана на заводе-производителе славилась небрежностью». Тэллоу это знал – на самом деле ему о том как-то сказал Розато – но нынешнее дело поместило факт в новый контекст…

Тэллоу прочитал в досье, что Дэниэл Гарви, чье тело было обнаружено в 1999 году на авеню А с пулей в затылке, оказался старым знакомцем: его неоднократно забирала полиция, и он получил несколько сроков за мелкие кражи.

Тэллоу откинулся в кресле и прикинул, какой тут вырисовывается сюжет.

Вора убили из краденого пистолета.

Шито белыми нитками на самом деле…

С другой стороны, сюжет вполне в духе тех историй, что уже нарисовались вокруг этого дела.

Третий пистолет: «Ругер», девять миллиметров, предохранитель поврежден, убит Марк Ариас, Вильямсбург, 2007, нераскрытое убийство.

Эх, ему бы побольше интересоваться пистолетами, глядишь, чего-нибудь да вспомнил… Хорошо бы узнать, кого убили из кремневого пистолета.

Четвертый пистолет: «Беретта» М9. Никаких ассоциаций.

Он отложил планшет, потом отодвинул ноутбук, затем, оставляя за собой дорогу из скорчившихся на полу предметов одежды, добрался до кровати и завалился спать.

Восемнадцать

[показать личные сообщения в «Твиттере»]

С МейченV: ПОЗВОНИ С ФОНАРИКА НЕМЕДЛЕННО

С Весто911: с фонарика? я те че Стрингер Белл?

С МейченV: ПОЗВОНИ ГОВОРЮ. КО МНЕ ТУТ СТАРЫЙ ДРУГ ТОЛЬКО ЧТО ПРИХОДИЛ

С Весто911: твою мать.

Сообщения «Блэкберри» [время отправки] [ДжВ] Позвони мне [ЭТ] у меня ужин с комиссаром и Ванда эта психическая тоже там. Может, про нее тоже придется поговорить [ДжВ] А вот с этим у нас проблемка [ЭТ] какого хрена [ДжВ] Я еду в даунтаун. Выйди и позвони говорю

Пост в блоге [пользователь: эмилив] [подзамочный]

Я думаю, интерес к финансам всегда тесно связан с интересом к делам властей предержащих. И интересом к месту, где работаешь. Когда я только пришла на Уолл-стрит, я хотела прежде всего научиться работать под сильным прессом. Но очень скоро поняла, что не смогу быть хорошим работником, не располагая информацией о реальных денежных потоках, о том, от кого и к кому они текут. И о местах силы, вокруг которых они закручиваются и к которым тяготеют. И я думаю – пусть это и прозвучит банально! – что это неизбежно приводит тебя к изучению истории.

И вот оказалось, что я, прекрасно осведомленная о крупных банкротствах по всему финансовому миру, даже не представляла себе, что сижу как раз на месте, где произошла самая первая американская финансовая катастрофа. Да, я говорю об Уолл-стрит, об улице, получившей свое название от стены, построенной голландскими поселенцами вокруг Нового Амстердама. Стена защищала их от индейского населения, потом она протянулась до самой береговой линии, нынешней Перл-стрит. Именно на Уолл-стрит хитрые бизнесмены семнадцатого века заключали сделки с местными индейцами, жившими в Вапузе и других поселениях племени ленапе на острове, который они называли Манахатта.

Европейцы заметили, что индейцы очень ценили вещь под названием «вампум», или «белые шнуры». Они представляли собой длинные низки из раковин, сплетенных в полосы или пояса. Применялись они по-разному. Сложный узор и многоцветность делали из вампума прекрасное средство коммуникации. Он мог использоваться и как запись о каком-то событии – прямо как наши гобелены. Сохранились фотографии поясов-вампумов, изготовленных в честь заключения договоров. Вампумы хранили коллективную память и традиционные сюжеты, передавая их из поколения в поколение – важнейший культурный инструмент в обществе, не знавшем письменности. Одним словом, вампум обладал огромной ценностью для индейцев.

Европейцы сразу по прибытии попытались наладить торговлю с коренными жителями и, увидев, как популярен вампум, сразу поняли: вот она, местная твердая валюта. Поэтому они тут же принялись изготовлять собственные вампумы. Сначала, наверное, им было непросто, как непросто подделать чужую валюту с непонятным курсом. Однако у европейцев имелось важное преимущество: коренные жители Манахатты принадлежали к культуре каменного века. А европейцы семнадцатого столетия пользовались металлическими инструментами, да и не будем забывать, что прибыли они с континента, которому осталось меньше века до пика промышленной революции.

Похоже, туземцы поначалу видели в этом некую странную попытку наладить контакт. Европейцы ведь изготовляли вампум, вещь, обогащенную культурными смыслами, а обменивали ее на меха и пищу. Не удивлюсь, если местные чувствовали, что они где-то обязаны европейцам, что им нужно принять этот странный, бесполезный вампум и обменять на товары, без которых европейцам не выжить.

Естественно, вскоре случилось неизбежное. Голландцы перенасытили крохотный первобытный рынок поддельными вампумами. Они ведь производили их в огромных количествах, а в крохотных деревнях Манахатты востребована была лишь малая часть изготовленных товаров. Итак, Уолл-стрит спровоцировала первую в Америке финансовую катастрофу и стала ее главным действующим лицом. Однако меха, еда и другие товары, выменянные у индейцев-ленапе на поддельную валюту, позволили Уолл-стрит разрастись, и европейские кварталы постепенно поглотили деревни вроде Вапуза. Однако само это место никуда не делось. Оно погребено под фундаментами небоскребов делового центра, но остается местом силы. И нет, я не думаю, что его сила смешалась с новой силой Уолл-стрит.

Я думаю, что оно ждет своего часа в тихой дреме и в этом полусне-полужизни помнит о прошлых обидах и копит силы для мести.

Я не должна подходить близко к Вапузу. Если вы видите эту подзамочную запись, значит, вы в курсе, что у меня в жизни есть проблемы, о которых я даже намеками опасаюсь говорить. Однако я каждую неделю изобретаю новые причины для того, чтобы сократить расстояние между мной и местом силы. Например, захожу за цветами в магазин поблизости. Покупаю еду в кафе неподалеку. И я подбираюсь все ближе и ближе, сознавая, что рискую, – но все равно сужаю круги, ибо с самого начала меня интересовала она – сила. А Вапуз был первым из известных мне поселений, принесенных в жертву финансовым интересам, которые я обслуживала. Благодаря чему я и веду ныне ту жизнь, которую веду.

С тех пор я многое узнала о культуре американских индейцев. Меня к ней влечет, она меня завораживает. И я надеюсь, что новообретенные знания защитят меня в будущем. Но меня также влечет сила, а это место – место силы.

Не ходите в Вапуз. Там небезопасно.

Девятнадцать

Тэллоу проснулся около шести. Ощущение было такое, что на нем всю ночь булыжники таскали.

Даже душ не помог. Далее последовало короткое, но бурное свидание с унитазом. Нажав на смыв, он заметил в воде кровь. Тэллоу оделся, запихал обратно в сумку для ноутбука кой-какие штуки и вышел на улицу.

В семь утра он уже стоял перед большим цветочным магазином на Мэйден-лейн. Они только-только открылись, и из запаркованного во втором ряду с аварийкой грузовика таскали покачивающие листьями горшки. Тэллоу проскользнул в дверь мимо неприятно здорового вида мужчин в майках-алкоголичках и трениках – те несли тяжелые поддоны с горшками, ничуть не напрягаясь, словно то были картонные подносики с кофе. Тоненькая женщина разглядела Тэллоу в просвете между двумя громадными кустами отвратительного вида – триффиды, не иначе – и вежливо окликнула:

– Простите, но мы еще на самом деле не открылись.

Тэллоу, чувствуя себя немного неловко, показал ей значок:

– Я знаю. Мне просто нужно задать вам один вопрос. Это ненадолго.

Женщина пошла к нему, огибая растения и вытирая руки о джинсы, которые утратили изначальный голубой цвет лет пять тому назад. Бела она была, как лилия, и стройна, как ива, а волосы ее отливали бледным сиянием, как у тех, кто много времени проводил на солнце за работой.

– Чем могу быть полезна, детектив? Этот один вопрос – он для кого? Для жены, девушки? Или вашей матери?

– Я показал вам значок не для того, чтобы получить скидку или что-то в этом роде. Клянусь. Мне просто нужно увидеть цветы табака. Если они у вас есть.

Глаза женщины говорили, что ей за тридцать, однако лоб ее пересекли всего две морщины, когда она задумчиво нахмурилась:

– Хм. Вы знаете, а у меня есть табак. Пойдемте.

Она повела его по своей оранжерее, и глазам Тэллоу предстало четыре или пять видов растительной жизни, прежде чем он оказался в плотных зарослях каких-то кустов. Женщина последовательно осмотрела три уровня полок. А потом остановилась на горшочке, из которого торчали хилые на вид стебельки с тоненькими белыми соцветиями.

– Антеннария подорожниколистная, еще ее называли женский табак, – пояснила она. – Индейцы использовали ее листья для облегчения менструальных болей, для восстановления после родов и проблемах с желудком.

Бедная антеннария не могла похвастаться густыми листьями, и Тэллоу решил ее не трогать – вдруг завянет.

– Или вот еще какая штука, – сказала женщина, поднимая горшок потяжелее: в нем топорщились яркие, сочные зеленые листья и белые, а внутри чуть розоватые раструбы цветков. – Вот, собственно, тот самый Nicotiana tabacum, или табак обыкновенный, еще называемый виргинский, – далекий родственник табачных семян, что передали в дар Христофору Колумбу индейцы таино. Именно те семена преподнес в дар французскому двору Жан Нико. Аристократам так понравилось нюхать перетертые листья табака, что они назвали в честь дарителя само растение.

Тэллоу потер указательным и большим пальцем один из листов. И тут же почувствовал запах – да, отчасти похожий на тот резковатый аромат, чем-то напоминающий сигаретный, что он унюхал в квартире 3А.

– Это он, – пробормотал Тэллоу. – Я думаю, да. Его бы размять и поджечь…

– Купите – и делайте все что угодно, хоть сжигайте, хоть разминайте, – с улыбкой сказала флорист.

– Простите, – отозвался Тэллоу. – Это для дела, над которым я работаю. Да, представьте себе, для дела. А вы, похоже, хорошо понимаете во всем этом…

Она обвела глазами обширный зал.

– Мне как бы по должности положено, не находите?

– Простите. Извините. Я просто еще не проснулся до конца. А вы случайно не знаете: не произрастал ли этот сорт табака в дикой природе в здешних местах? Ну, когда-то давно?

Она задумчиво прикусила щеку, медленно поворачивая в испачканных землей руках горшок. Ногти у нее оказались длиннее и крепче, чем можно было ожидать от человека ее профессии.

– Ну… Это сорт культурного растения, как я сказала, и некоторые полагают, что вывели его, скрестив несколько видов дикорастущих… Но да, вполне возможно, что нечто подобное когда-то росло здесь. Да и антеннария тоже принадлежит к местной флоре. Вы бы его увидели на склонах холмов, обращенных к нынешним Перл-стрит и Уотер-стрит, если бы попали во времена, когда местные жители продали остров голландцам.

Тэллоу решился:

– Я бы хотел купить… э-э-э-э… вот это растение… которое с цветами.

– Nicotiana tabacum.

– Ага!

Она скептически заломила бровь:

– Я полицейским скидки не делаю. И женщины – они розы предпочитают, я вам точно говорю.

– Я даже не сомневаюсь. Но дело в том, что человек, которого я разыскиваю, предпочитает Nicotiana tabacum. А на скидки для полицейских я не соглашаюсь. Никогда.

Что, конечно, было чистой и беспримесной ложью: в последние годы Тэллоу еще как соглашался на такие скидки. И он это знал, и она это знала – просто потому что у Тэллоу это в глазах было написано. Однако он заплатил полную цену за горшок с цветком и гору пакетиков с цветочным прикормом, и ему это очень понравилось. Он поблагодарил флористку и пошел из магазина, чудом увернувшись от очередного цветочного спортивного снаряда в руках грузчика-культуриста.

Далее Тэллоу заехал в кофейню, где утренним специальным предложением как раз оказался айс-кофе, и купил целый поднос с шестью стаканчиками – здоровенными, и в каждом в огромных количествах плескались животворящий эспрессо и жестко примороженные сливки. На каждом из шести стаканов из модного биопластика красовалось изображение обнаженного мужчины с воткнутыми в розетку гениталиями. Счастливчик прыгал на месте от электрических разрядов и радости. Тэллоу умял разложенное на заднем сиденье барахло и воткнул туда поднос с кофе. Горшок с табаком стоял в ногах у пассажирского сиденья. Сколько сделано, а еще восьми нет. Да, а вот про завтрак он как-то забыл. Но ничего, до обеда доживем. С такими мыслями Тэллоу поехал в Полис-Плаза.

Войдя в офис Бэта и Скарли, Тэллоу застал следующую картину: Бэт дрых в кресле, положив голову на верстак, а Скарли мягкими движениями правила на истертом кожаном ремне старую опасную бритву. И внимательно так вглядывалась в лицо напарника. Тот лежал, отвернувшись головой от двери.

– Слушай, ну ведь правда, зачем ему брови? В смысле, какая от них непосредственная польза? Никакой, – шепотом сообщила Скарли.

– Я не сплю, – простонал Бэт. – Я просто отдыхаю. Мозгом. Только подойди ко мне с этой штукой, я те морду с лица сбрею. Или в глаз наблюю.

Тэллоу прислонил сумку с ноутбуком к креслу, опустил на верстак горшок с табачным цветком и выставил поднос с кофе рядом с головой Бэта.

– Как думаешь, три штуки в ваш холодильник влезут?

Голова Бэта поднялась. Она раскачивалась на тоненькой шее, как у обколотой транквилизаторами курицы. Медленными механическими движениями Бэт поворачивал голову, вглядываясь в окружающий ландшафт. Наконец глаза его сфокусировались на кофе.

– Боже ты мой! – благодарственно выдохнул он. – Я тебя люблю. Я бы даже с тобой переспал, и все такое. Все б тебе отдал. Вот только сейчас я очень, очень плохо себя чувствую. Устал. Можно я не буду двигаться?

Скарли хищно содрала крышку со стакана и одним глотком опустошила его на целую треть. Глаза ее странным образом закатились:

– О-о-о-о… класс… – пробормотала она. – Настоящий класс.

Бэт прежалко возился с крышкой ближайшего стаканчика, тщетно пытаясь отковырять ее. Слабые пальцы не слушались. Стаканчик не открывался. Тэллоу протянул руку и снял крышку. Интересно, вот на это, наверное, и похоже отцовство? Бэт сделал глоточек – ни дать ни взять болезненное дитя из романов Диккенса. Сейчас возьмет и пискнет: «Благослови вас Господь, предобрые господа!»

– Усраться можно, – сипло выдохнул Бэт. – Такой айс-кофе офигенный… прям как ангелы мне радугой в глотку нассали…

– Можно и так сказать, – вздохнул Тэллоу, и нестойкая иллюзия отцовства развеялась без следа. Он открыл свой стакан и отпил. – Ну что, есть новости по «Бульдогу»?

– Не-а, – отозвалась Скарли, нагнулась и припрятала три оставшихся стакана в холодильничек, хитро затаившийся среди гор хлама. – Пару часиков надо подождать.

– Ну ладно. Слушайте, – сказал Тэллоу, вытаскивая из сумки выданные лейтенантом бумаги. – Что нам известно о девятимиллиметровых «Ругерах»?

– Положи бумаги рядышком, а то не видно, – просипел Бэт. – Двинуться не могу – каждая молекула кофеина на вес золота.

Тэллоу сделал, как сказали. Бэт наклонил голову над бумагой: видно, надеялся, что сила тяжести поможет открыть глаза и взяться за работу.

– «Ругер». Девятый. Почему я не знаю про девятый «Ругер» с такими гильзами?

– Потому что это модель «Ругера» для полиции. Над ним еще производители «Люгера» потрудились – дорабатывали в плане надежности. Чего они только не перепробовали, чтобы получить правительственный заказ…

Скарли поднялась и посмотрела на Тэллоу:

– «Ругер» составил свою репутацию в основном благодаря модели «Ругер Супер Блэкхоук». Они его рекламировали как отличный пистолет, чтобы поезда останавливать: стрельнешь в поезд – и тот встал как вкопанный. Здоровенная такая штука с дулом в семь с половиной дюймов, но с прицельностью все хорошо, и отдача пальцы или там запястье не ломала, если выпустить магазин «Магнума».44. Так что это была такая спецмодель для полиции от производителей легендарной чудовищной пушки. Типа фишка.

– Значит, того парня застрелили из табельного полицейского оружия?

– Скажем так, из пистолета, который поставлялся в полицейские арсеналы. А что?

– Да я вот все думаю… ну, мы еще вчера об этом говорили… А что – ну, предположим, в порядке бреда – что наш парень действительно подбирал орудие убийства специально для каждой жертвы?

– Допустим, – кивнула Скарли. – А ты что нарыл?

– Мелкого воришку застрелили из убогого пистолетишки, который, судя по всему, украли с завода-производителя.

– Звучит не слишком убедительно, – заметила Скарли.

– Да я сам знаю. Вот поэтому и стремлюсь выяснить побольше о человеке, которого из «Ругера» застрелили.

– Можно узнать, не проблема. А ты вниз не хочешь сходить? Там все оборудовали.

– Обязательно схожу. И… это… наверное, это глупый вопрос… а у вас там внизу пожарная сигнализация есть?

– Отключим без вопросов, – зашевелился Бэт. – Но тебе туда сигареты протащить не удастся – заметят.

Тэллоу взвесил в руках горшок с табаком:

– Да я не об этом. Я хочу растереть пару листьев и потом поджечь.

Бэт с восхищением оглядел Тэллоу, признавая в нем родственную безумную душу.

– Круто! Ты, значит, новую зажигалку прикупил?

– О черт, – пробормотал Тэллоу.

Про зажигалку он, конечно, забыл.

Бэт расхохотался:

– Бог ты мой, Джон! Да тебя на улицу нельзя одного отпускать, ты как ребенок. Ладно, расслабься. Мы ж криминалисты. У нас тут куча приспособлений, чтоб всякую фигню жечь. Да легче сказать, что у нас тут не горит!

Скарли хмыкнула:

– Эт точно. В прошлом месяце системный блок загорелся, так пламя на ноги Брендана Фоли перекинулось…

– А на Рождество, помнишь, микроволновка полыхнула?

Скарли сердито отмахнулась:

– Все этот придурок, Эйнар! Нажрался в очередной раз и давай свое: «Ненавижу эти ваши американские напитки, лед в них пихаете, а я, между прочим, родом из очень холодной страны и лед в себя пихать не желаю!» А ты слышал, что они с его головой сделали?

– А что сделали?

– Ну типа трансплантированная кожа прижилась, но поскольку он же там чуть ли не напалмовую смесь соорудил, под кожей мало что осталось. В общем, они залили в него какой-то типа свой чудо-герметик, который под действием ультрафиолетовых лучей расширяется и твердеет. Короче, они ему голову заново надули. Круто!

– Фигасе! Но старая-то прошлым летом на хрен взорвалась!

– Точно! А ты ноги Фоли видел? Ну, когда он без штанов скакал по лабораториям? Прям как у дохлого жирафа!

– Может, все-таки вниз пойдем? – предложил Тэллоу, надеясь, что голос его звучит не слишком жалобно.

А вот внизу было просторно, как в огромной пещере: кругом голый грязный цемент, почерневший потолок подпирали серые столбы, сверху лениво свешивались и тихо проплывали разбросанные флотилии ламп дневного света. Еще от лифта Тэллоу заметил, что кругом расставлены белые доски на колесиках, а пол укрыт прозрачными громадными кусками пленки. Подойдя поближе, он разглядел под пленкой большие глянцевые фотографии. Такие фотографии висели и на досках.

– Фигасе, – одобрил Тэллоу.

– А то, – покивала Скарли. – Мы раненько за работу принялись. Ну, от него-то проку не было, сам понимаешь. Так что я тут пару людей отыскала, и вместе мы все расставили и разложили.

Экспертиза сделала копии всех фотографий в хорошем разрешении в масштабе один к одному, а потом разложила их на полу и развесила по доскам в том же порядке, в каком они находились в квартире с вещдоками. Поверх фотографий раскатали пленку, так что Тэллоу мог ходить прямо по ним. В результате в его распоряжении оказалась максимально точная копия квартиры 3А, только вместо стен и перегородок стояли доски.

В стороне он приметил стол с разбросанными бумагами. Тэллоу опустил на него айс-кофе и цветок в горшке, развернулся и снова оглядел зал. Скарли плюхнула на стол штуки, которые откопала в верхнем офисе и стащила вниз. В результате на столешнице выстроились старая ступка с пестиком, поддон из фольги, из которого влажной салфеткой вычистили остатки риса, – тоже, кстати, не первой молодости, – и маленькая кухонная паяльная лампа. Тэллоу подумал-подумал, да и не стал спрашивать, зачем ей все это нужно – все равно этих криминалистов до конца не понять.

– Просто потрясающе, – похвалил Тэллоу комнату, причем похвалил от чистого сердца.

Честно говоря, он даже не ожидал, что они настолько хорошо справятся. И так по-умному все сделают.

Его впечатлило уже одно то, что они вообще пошли ему навстречу. Тэллоу искренне полагал, что проведет утро за раскладыванием фотографий, и его совсем не привлекала перспектива скрупулезного сличения планов квартиры и номеров снимков, и уж тем более ему не улыбалось ходить по офисам и клянчить кнопки и клейкую ленту. Обойдя зал, он сразу понял: один бы он такого совершенства не добился. А то, что поверху пленку расстелили, и вовсе находка, сам Тэллоу до такого бы не додумался.

– А цветок ты для чего припер? – поинтересовался Бэт, подозрительно приглядываясь к растению. – Я цветкам не доверяю. Еда – она от них произошла. Стремно.

– Это цветок табака. Мне показалось, что я унюхал что-то вроде табачного запаха в той квартире.

Бэт критически заломил бровь:

– Это и есть твое сильное полицейское колдунство?

– Ну, – вздохнул Тэллоу, – одной надеждой мы и живы. Но это реально потрясающе. Я вам очень признателен.

– Да пожалуйста, – радостно заулыбалась Скарли. – Оставить тебя наедине с твоим цветочком?

Тэллоу вышел на середину выгороженной досками гостиной.

– На пару часиков, если нетрудно. Пока результаты баллистической экспертизы по «Бульдогу» не придут. Тогда, наверное, наступит время для разговора об остатках краски.

– Стенку побелить желаешь? – громко спросил Бэт. Тэллоу был почти уверен, что на протяжении тридцати секунд перед этим тот свирепо шептал какие-то угрозы в адрес цветка.

– Я видел, что на некоторых предметах в квартире остались следы краски. И я хочу узнать побольше о том, что это за краска такая.

– Хм, – покивала Скарли, – а тебя послушать – ты и впрямь дело расследуешь…

– А я и… хотя нет. На данный момент я просто рассказываю себе одну историю…

Тэллоу обнаружил, что замолк на середине фразы. Потому что осматривался. Поэтому он не заметил, как Бэт и Скарли обменялись многозначительными взглядами, и едва не пропустил мимо ушей ее «Мы за тобой зайдем», когда напарники направились к лифту. А когда он обернулся, чтобы еще раз поблагодарить их, они уже уехали.

Он обошел макет квартиры. Кровати здесь никогда не было, а кухню его парень давно демонтировал. Здесь царили пистолеты. Поглядев себе под ноги, Тэллоу обнаружил кремневый пистолет в центре большой завитушки из других стволов. Эдакое солнце с яркой щелью козьего глаза посередине.

Да уж, криминалисты постарались на славу. Какая изобретательность! Молодцы! Все лежало ровнехонько там, где и должно было лежать. Вернувшись в «гостиную», Тэллоу посмотрел на все свежим взглядом. Перед входной дверью, естественно, пистолеты не выкладывали – ведь тогда ее невозможно было бы открыть. Встав в этот полукруг, Тэллоу отчетливо видел пустой участок пола ближе к середине комнаты. Попасть туда можно было, наступив по очереди на два просвета в сплошном пистолетном ковре. И каждый из этих просветов как раз мог вместить ступню.

Ну что ж, попробуем. Он добрался до пустой середины. Сел, скрестив ноги по-турецки. Из такого положения открывался прекрасный вид на стену рядом с дверью. Тэллоу сел и уставился в стену, сложив ладони на коленях. Всмотрелся в мозаику фотографий. Что-то же в этом есть… обязательно есть! Хотя сейчас он видит здесь исключительно узоры из пистолетов, тщательно выложенные психом, который безнаказанно убивал на Манхэттене людей десять, а то и все двадцать лет.

Нет, ничего он в этом не видит. Впрочем, пока не видит. И Тэллоу вернулся за своим кофе. Нет, озарение воспроизвести не получится. А жаль. А ведь тогда, в квартире на Перл-стрит, оно посетило его. Впервые! Может, поставить музыку какую-нибудь? Эмбиент с классическими мотивами… Тэллоу улыбнулся собственным мыслям: чего только не придет в голову. А что, может, и впрямь выяснить, что там из творений «Мьюзак» играло в лобби «Вивиси»…

Тэллоу вернулся в точку на виртуальном полу квартиры-симулякра, всмотрелся в фотографии орудий убийства и попытался понять, где он и что они такое на самом деле.

Двадцать

Охотник, мирно почивавший в Центральном парке под огромным кипарисом, постепенно пробудился ото сна на рассвете, когда розовые пальчики зари ласково дотронулись до его лица. Сел, подогнув под себя ноги, и долго молчал, глубоко вдыхая утренний воздух. Восходящее солнце согревало тело. Затем охотник встал, сорвал несколько веточек кипариса, растер иголки между пальцами и смазал выступившим масляным соком подмышки – чтобы меньше пахли.

Неспешно проходя по парку, он собрал у самой воды побеги рогоза, листья белой мари, срезал сочную плоть грифолы курчавой, немного горной мяты и кислицы и вернулся со всем этим под кипарис, чтобы позавтракать собранными травами и кусочком беличьего мяса. Он всегда старался брать понемногу от каждого растения. Он же охотник, а это значило, что в любой момент нужно быть готовым перейти на подножный корм. Охотник, уверовавший в то, что смена сезонов неизбежна и абсолютно предсказуема, приближает собственную смерть.

Поев, охотник поднялся и пошел. И, покинув Центральный парк, он попал на Восточную 72-ю улицу.

Через несколько минут охотник оказался именно там, где и планировал: в виду Башни Воздушной Цитадели, Эйр-Кип, – сорокачетырехэтажного стеклянного пика, фундамент которого глубоко ушел в почву острова. Перед глазами больше не пульсировали образы Старого Манхэттена – небоскреб столь неприлично современного вида пригвоздил сознание охотника к сегодняшнему дню.

Здание внушало инстинктивное отвращение. Оно было вызывающе чуждо природе. Оно неестественно блестело. И даже самый облик его сгенерировал компьютер. Тварь, выращенная в лаборатории. Не место такому в его зеленом мире. Изобретение захватчика, врага.

Охотник обошел здание. Его окружали бетонные стены, защищая обитателей роскошного городского убежища от вида на стоявшую рядом районную школу: слишком уж та неприглядно и приземленно смотрелась и, видимо, оскорбляла чувства жителей стеклянной башни. Окна жилых квартир располагались на достойной высоте, откуда близлежащие улицы и кварталы казались далекими игрушками, разбросанными у ног жильцов. Комфортная перспектива, открывающаяся с высоты роста гиганта.

В башню нельзя было войти. Только въехать – сразу в подземный гараж. Чтобы выйти из здания пешком, приходилось спускаться в гараж и выбираться на своих двоих через главные ворота по подъездной дорожке. Да уж, с такой планировкой даже самые отчаянные богачи не решатся отправиться на пешеходное сафари… Гораздо лучше покидать башню в вереницах черных джипов с тонированными стеклами и в фитнес-центрах и барах жаловаться на нелегкую жизнь обремененного средствами человека, ставшего вечным пленником коварного Нью-Йорка.

А может, и нет, прикинул про себя охотник, разглядывая основной выезд. Может, они считают себя новой волной колонистов, которые поселились в герметичной биосфере и теперь исследуют лунную поверхность Манхэттена.

В этой неприступной крепости и жил Джейсон Вестовер. Джейсон Вестовер – и его жена.

Охотник долго наблюдал, как стыкуются и отстыковываются машины от Космической Станции Верхнего Ист-Сайда. Рассчитывал. Прикидывал. Думал.

Двадцать один

Чем дольше Тэллоу смотрел на стену, тем больше ему казалось, что развешанные на ней пистолеты как-то связаны между собой.

Оставленные пустыми места теперь выглядели не случайными – они явно ждали подходящих по очертаниям экспонатов. Все это походило на огромный часовой механизм в ожидании доставки подходящих зубчиков – вот он дремлет, но, когда нужные детали вставят, огромные колеса наконец-то придут в движение.

Чей-то голос произнес: «Джон». Он так глубоко ушел в себя, созерцая пистолетный механизм на стене, что понадобилось несколько секунд, чтобы осознать: кто-то кого-то позвал. И не кого-то, а именно его.

У стола стояла Скарли. С напряженным лицом. И жилка у нее на шее билась. Сильно. В руках она держала распечатку.

– Ты знаешь, это уже не смешно.

– В смысле?

– «Бульдог». Калибр 44. Это пистолет Сына Сэма.

– Серьезно?

– Пули те же, что достали из тел Донны Лаурии и Джоди Валенти летом 1976 года. Их занесли в базу данных по баллистической экспертизе, еще когда окружной прокурор в Квинсе заново открыл дело, в конце девяностых. Джон, здесь что-то не то.

– Да не то слово…

И Тэллоу поднялся на ноги, морщась от боли в коленях. Раз Скарли здесь, он так просидел несколько часов напролет. Однако… как время-то незаметно прошло…

– Нет, подожди, – тихо и настойчиво заговорила Скарли. – Если кого-то убили из этого пистолета, вой бы поднялся до небес. Пулю достали бы из тела, отправили на экспертизу, и характеристики наверняка бы совпали с другими пулями Сына Сэма, они же тоже в базе. Их там полно. Даже деформированные, которые с пистолетом уже нельзя соотнести, сканируют и цепляют к файлу пистолета. Это значит… это значит, что тела нет. Не нашли.

Тэллоу потянулся и тут же горько пожалел об этом. Сморщившись от боли, он ответил:

– Значит, наш парень выковырял пули из тела какого-то бедняги. Я тебе сто процентов даю: раз пистолет в квартире был – из него точно кого-то убили.

– У нашего парня есть свой парень в хранилище, Джон. И я имею в виду не здешний отдел, не в этом здании. Я говорю о здоровенном таком хранилище. И о том, что у убийцы есть человек, который имеет доступ к тысячам сраных этих пистолетов. Даже к таким, за которыми, блин, присматривают, и нехило так присматривают. Вот хотя бы за оружием Сына Сэма, мать твою. А этот человечек просто спер его и передал нашему парню. А тот из них кого-то убил. А если пистолеты слишком известные, он просто пульки из тел повыковыривал и дальше пошел. Знаешь, этот парень, в смысле, наш парень… он что-то теперь меня немного того. Пугает.

– На нем пару сотен убийств висит. Тебя это не напугало?

– Да ну, я сама каждый вечер готова пару сотен людей убить…

– Знаешь, – покивал Тэллоу, – вот все-таки здорово, что ты не даешь мне забыть, что ты криминалист. Расслаблюсь, бывало, забуду – а ты тут такое сказанешь… Ладно, проехали. Слушай, а ведь Бэт тебе десятку теперь должен, нет?

– Тэллоу. Послушай меня внимательно. Если ты думаешь, что я пойду к своему боссу и скажу: так и так, знаете, у нас тут бегает по городу серийный убийца-ниндзя, и у него есть сообщник, который спер для него знаменитый пистолет прямиком из главного хранилища, а этот маньяк немного убил из него, по крайней мере, одного человека, после чего выковырял из трупа пулю, так что у нас, извините, тут нарисовался глухой висяк, – так вот, если ты так думаешь, то ты сильно ошибаешься.

– Нет, я так не думаю, – проговорил Тэллоу, выдернул у нее из рук распечатку и подхватил сумку. – Я пойду и поговорю с моим боссом. Сам.

Тэллоу вышел из здания и только тогда набрал номер сотового лейенанта. В середине утра она могла оказаться где угодно. Пошел звонок. Гудки шли так долго, что Тэллоу подумал было: сейчас переключится на автоответчик. Но она ответила. В трубке послышалось не слишком уверенное: «Алло?»

Он нахмурился.

– Это Тэллоу. А вы где?

Судя по шуму, она стояла где-то на улице.

– Какая разница, где я?

Действительно.

– В общем, я бы хотел прийти и кое-что рассказать. Как можно скорее. Тут в деле новые детали появились, и, в общем, мне нужен ваш совет. Без него я не смогу двигаться дальше. Если я к вам в офис где-то через полчасика подъеду, застану?

– Э-э-э… нет. Меня там еще некоторое время не будет.

– Но мне реально нужна ваша помощь, лейтенант. Где вы? Я бы подъехал к вам, если так удобнее.

– Боже ты мой… – пробормотала она.

– А что такого?

Тэллоу услышал, как она глубоко, прерывисто вдохнула.

– Джон. Я на похоронах. Джима.

– Ч-что?!

Мир накренился вокруг Тэллоу, и тому пришлось попятиться и прислониться к стене, чтобы не упасть. Он напряг ноги и уперся лопатками в стену изо всех сил. Вот так. Так не упадешь.

– Прости, Джон.

– Я… я не понял, как…

– Его жена… видишь ли… она хотела, чтобы Джима похоронили как можно быстрее. И… мне очень жаль, но она сказала, что не хочет, чтобы ты присутствовал. Понимаешь, она расстроена, и, конечно, если бы она согласилась подождать неделю, уверена, она бы так не сказала….

Тэллоу зачем-то пробормотал:

– Но мы же не знакомы. Я же ее вообще никогда не видел!

В голосе лейтенанта зазвучали напряженные нотки:

– Да, она мне тоже так сказала.

– Что именно она сказала?

– Джон, не надо…

Тэллоу медленно съехал вниз по стене, обнаружил, что сидит на земле, с коленями на уровне лица, и тихо спросил еще раз:

– Что она сказала?

– Она сказала, что не хотела видеть незнакомого человека на похоронах мужа. И что она не хотела видеть человека, который мог бы спасти ее мужа, но не спас. И что она не хотела видеть человека, который должен был умереть вместо ее мужа, но не умер.

А ведь он сам попросил: скажи. Даже настаивал. Но все равно. Она могла бы промолчать. Тогда бы ему не пришлось ненавидеть себя за то, что ненавидит ее. И вообще весь мир ненавидит. Он закрыл лицо рукой.

– Джон?..

– Почему они все так говорят? Лучше б они меня вообще не знали…

– Джон… что?

– Я был его напарником. Другом. Так что скажите ей… – Тут он осекся. Собрался, взял себя в руки и запихал все, что накопилось, куда подальше. Туда, где давно пылилось то, что накопилось до этого. – Ладно. Ничего ей не говорите. Вообще меня не упоминайте.

– Как хочешь, Джон, – отозвалась лейтенант, но в голосе ее сквозила неуверенность.

«Угу, – мрачно подумал он. – Вы только посмотрите, как она со мной разговаривает. Как с психом. Идиотом. Словно я уже в отставку подаю!» Он облизнулся, как ящерица, лицо напряглось, черты заострились – гнев, воронкой закручивавшийся внутри, искал выхода. Он и с ним бы справился, но решил, что лучше выпустить его наружу.

– Вам нужно приехать в офис. Срочно. Жду вас там через час. У меня пистолет Сына Сэма.

Он услышал, как она начала было отвечать, и отключился.

Дошел до машины, выехал из здания ПП, 1, остановился у магазинчика и купил две зажигалки.

В отделе убийств в здании на Эрикссон-плейс не было ни души. Все отправились на похороны Джима Розато.

Лейтенанта тоже не было. Тэллоу прошел в ее кабинет и принялся ждать. Садиться не стал.

Стоял и стоял неподвижно. И смотрел на заднюю стену. Представлял, что там развешаны пистолеты с Перл-стрит. Он видел их явственно, словно они там и впрямь висели. Тэллоу рассматривал их и искал – ключ к разгадке. Смысл узора. Улики.

Через десять минут в офис ворвалась лейтенант – злая как черт и угловатая в сильно приталенном черном шерстяном брючном костюме с воротником стоечкой и асимметричной застежкой. Наверное, новый, от папы. Впрочем, сейчас ему было плевать на ее костюм и настроение.

– В последнее время мне не нравится ваш тон, детектив, – гаркнула она, подлетая к столу.

Тэллоу бросил на стул сумку, вытащил распечатку и швырнул ее на стол.

– Ты что, меня не слышал?

– Прочитайте это.

– Тэллоу, ты чего добиваешься? Чтоб тебя отстранили? Не проблема! Я прямо сейчас заберу у тебя значок и табельное оружие и попрошу, чтобы тебя вывели из здания.

– Прочитайте. Это.

– Тэллоу, ты…

– Лейтенант, я вас очень уважаю. Работа у вас тяжелая, во всех смыслах тяжелая, на вас со всех сторон давят, но вы справляетесь, причем лучше, чем многие, а я повидал многих, поверьте. Но вы повесили на меня это дело и теперь считаете дни до того момента, когда я с этим камнем на шее уйду под воду и наконец-то исчезну из вашего поля зрения. Что ж, я все понимаю. Но, пока я еще на плаву, вы будете обращаться со мной как положено. Как с детективом Департамента полиции Нью-Йорка. И вы. Это. Прочитаете.

Она долго смотрела ему в глаза. Потом перевела взгляд на распечатку, но он уже видел: нет, даже вчитываться не будет, просмотрит и в мусорку кинет. А потом займется Джоном Тэллоу, нарушителем дисциплины. И тогда он обратил свои мысли к небесам. Мало ли, может, кто-то сейчас сидит над Эрикссон-плейс и слушает.

Лейтенант пробежала глазами страницу и подхватила ее со стола. Сейчас сомнет. Смерила Тэллоу злобным взглядом. Снова посмотрела на бумажку. Пальцы сжались.

А потом она замерла. Прищурилась – перечитала какую-то строчку. Держа бумагу двумя руками, аккуратно расправила.

А потом отложила обратно на стол – очень медленно, словно тикающую бомбу.

– Джон?..

Значит, теперь он опять Джон. Да уж, новость он ей притащил – как удар под дых. Осталось понять, куда ее теперь понесет. Может, кстати, и уволить. Причем без вопросов.

– Да.

– Ты уверен, что криминалисты не решили нас просто разыграть?

– Вчера я встречался с криминалистами, которые занимались экспертизой. Там у пистолета кусок отлетел и часть мочки уха у одного из них срезал. В общем, они закончили чуть меньше часа назад. И выглядели при этом так, что я могу поклясться: таким испуганным человек притвориться не может.

– Кто еще это видел?

– Пара криминалистов. Я. Вы.

Она смерила его странно оценивающим взглядом.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

– Ну хорошо. Хорошо. Присядешь?

– Так постою.

Тэллоу намеренно подпустил холодка в голос. Она это заметила.

– Я хотела кое-что сказать, Джон… Насчет похорон…

– Забудьте про похороны. Сейчас не до них. Что скажете насчет этого?

Она провела ладонью по волосам – обеспокоена. Еще бы. Глаза снова метнулись к бумаге на столешнице.

– А что ты думаешь насчет этого? У тебя есть версия?

– Я полагаю, что у арендатора квартиры 3А на Перл-стрит был сообщник в главном хранилище. И этот сообщник по предварительному сговору выкрал пистолет. Чтобы застрелить из него конкретного человека. Преступник знал, что пистолет мгновенно опознают, поэтому вынул из тела пулю. Или пули. Потому у нас есть орудие убийства, но нет жертвы. Тела. И я полагаю, что он выбрал именно этот пистолет, потому что тот каким-либо образом был связан с жертвой. То ли личное, то ли профессиональное.

И тут Тэллоу посетило озарение. А может, это было просто очередное безумное допущение.

– К примеру, вполне может оказаться, что Марк Ариас, убитый в 2007 году в Вильямсбурге, был как-то связан с полицией.

Брови лейтенанта поползли вверх:

– Почему ты так решил?

– Его убили из «Ругера» полицейской модели, ее поставляли в полицейские подразделения, впрочем, не то чтобы ствол был популярен. Пробейте Марка Ариаса – он будет точно как-то связан с полицией. Может, не офицер, но кто-то вроде него.

Тэллоу прекрасно понимал, что рискует, причем прилично рискует. И чувствовал, что мозг работает на полную мощность. Давно он до такой скорости его не разгонял. Он был сейчас словно бегун, который долго раскачивался в начале дистанции и наконец-то вошел в нужный ритм.

Она развернулась к компьютеру:

– Знаешь, как раньше называли полицейских, которые служили в хранилище? Резиновые Пистолеты. Туда отправляли только проштрафившихся.

Лейтенант запустила поиск по базе. И брови ее снова поползли вверх, когда интерактивный Центр учета преступлений выплюнул на экран результаты. Она зачитала их Тэллоу:

– Марк Ариас в 2007 году был отстранен от службы в Департаменте полиции, последнее назначение… м-да. Хранилище.

– Лейтенант, вы повесили на меня это дело, когда у меня на пиджаке еще кровь друга не высохла. Повесили и велели работать. Вот я и работаю. В данный момент я дошел до стадии, когда мне понадобится ваша помощь. Вы мне поможете или я должен рассчитывать только на себя?

– Не строй из себя одинокого ковбоя в прерии, Джон, – резко ответила она и подняла руку – мол, подожди, не перебивай. – Но я тебя поняла. Пока мне твои доводы кажутся не слишком убедительными, и все это может быть чистой воды совпадением, однако факт есть факт: пистолет должен лежать в хранилище, а не в квартире на Перл-стрит.

– И что нам делать с этим фактом, лейтенант?

– Я должна поговорить с кем-то вышестоящим, Джон. И сделать это, не привлекая лишнего внимания. Огласка нам совсем не нужна. – Она подняла трубку. – Так что лучше вали отсюда, Джон. Сейчас я наберу капитана. Надеюсь, он найдет для меня пять свободных минут. Разговор его, боюсь, совсем не обрадует.

– Я могу походить по инстанциям вместе с вами. Помогу все объяснить, рассказать, как мы оказались в такой ситуации.

– Возвращайтесь к работе, детектив. Капитану придется объяснять ситуацию на пальцах – чтобы он, в свою очередь, сумел объяснить ее главе округа Южный Манхэттен, да так, чтобы тот не подумал, что разговаривает со сбрендившим старичком под тяжелой дозой викодина. А ведь капитан как раз такой старичок и есть. Есть у тебя опыт такого общения? Нет. А у меня есть. Так что я пошла делать свою работу. А ты – свою.

– Ну ладно, – согласился Тэллоу.

Подхватил сумку и пошел прочь из офиса. Уже в дверях его нагнал тихий голос лейтенанта:

– И мне действительно жаль, что так произошло. С похоронами.

Тэллоу лишь на мгновение сбился с шага. Затем он ровно и спокойно вышел из кабинета, а потом из здания – пока все друзья и коллеги не вернулись после торжественной церемонии предания Джима Розато мягкой и теплой земле материка.

Двадцать два

Охотнику требовалось оружие.

Предстоящая работа накладывала неприятно большое количество ограничений. Оружие ему требовалось уже завтра. Он прекрасно понимал, что денег в тайнике на южной окраине острова не так уж и много. В подземку он спускаться не желал – мутило от одной мысли. И он знал, что в ответ на следующий выстрел откроют охоту – уже на него самого.

Он шел и шел на запад. Современный человек внутри него понимал: он вошел в ту часть Нового Манхэттена, которую многие до сих пор звали Адской Кухней, а в рекламных объявлениях агентств по продаже недвижимости именовали Клинтоном. Однако он позволил и Старому Манхэттену проявиться для зрения и сейчас, донельзя довольный, шел вверх по течению ручья, который первые голландские поселенцы на острове прозвали Большой Добычей.

Опустив руку в сумку, он нащупал и извлек пару тонких кожаных перчаток. А потом достал кольцо. Не самой тонкой работы. Ему случалось изготовлять вещи и поизящней. Сплел он его из проволоки, как раз по размеру на указательный палец правой руки. В грубой оправе прочно сидел кусок кварца, который он нашел в устье Гарлемского речного канала. Охотник долго придавал ему нужную форму: теперь кристалл торчал ровно настолько, насколько нужно, из когтей оправы, а еще он его заточил, так что получилось неплохое оружие для ближнего отчаянного боя. Охотник уже пользовался им: один раз вскрыл яремную вену, в другой – разворотил гортань.

Он надел перчатки, потом кольцо.

С неохотой отпустив видение Манахатты, он принялся пробираться среди складов, заляпанных серой грязью парковок и автосервисов. Очень подходящий ландшафт для этой оконечности острова – сплошное запустение и разруха.

Тут он вышел к искомой цели – пятиэтажному зданию с заколоченным входом в давно заброшенную пиццерию. Боковая дверь, ведущая на лестницу, как всегда, оставалась немного приоткрытой. Посетитель подходил и вставал перед дверью, и та со скрипом распахивалась, открывая взгляду охранявшего ее гиганта с красноречиво выпирающим из-под одежды стволом.

Так произошло и сейчас: дверь растворилась, и из темноты за ней выступил гротескно уродливого вида громила в грязном оранжевом спортивном костюме. Голову его словно сенокосилка прожевала, а темные волосы торчали редкими кустиками. Лицо выглядело так, словно мягкую массу перемешали пальцем, да так и бросили охлаждаться.

– Я хочу встретиться с мистером Кутхой, – сказал охотник.

– Никакого Кутхи здеся нет, – отрезал громила.

Что ж, ожидаемо.

– Передайте ему, что пришел давний клиент из связанного с ним дальним родством племени.

– Как зовут-то тебя?

– Скажите ему, что на вопрос об имени я ответил: я – человеческое существо.

Громила пожал плечами и поднялся на один лестничный марш. Руку он все время держал на пистолете, торчавшем из-за резинки треников у него за спиной. На лестничной площадке, все так же не сводя глубоко посаженных глазок с охотника, громила доложился.

Ответом ему стал сухой костяной смех и резкий хриплый голос: «Впусти, впусти его!» Громила подозвал охотника мановением расплывшейся от жировых отложений лапищи. На лестничной площадке охотник увидел еще одного – ростом пониже и с армейской стрижкой. Второй охранник выглядел перетренированным, как все нынешние нарциссы от фитнеса, днюющие и ночующие в спортзалах. Такие знают название каждой мышцы своего тела. Второй охранник протянул руку за сумкой охотника. Тот спокойно с ней расстался. Его препроводили к двери, ведущей в самую большую комнату на этом этаже. Оттуда шел ровный гул машин. Впрочем, гул не вполне перекрывал весьма необычное сочетание звуков, доносившихся с этажа выше: там кто-то вопил, да так пронзительно, словно кота на части рвали, еще там глухо, но громко, аж потолок трясся, бахало, а кто-то пытался разрыдаться, но не мог, задыхаясь от нехватки воздуха.

Охотник и ухом не повел. Еще он позволил человеку с армейской стрижкой обыскать себя.

В комнате охотнику тут же попался на глаза парнишка лет шестнадцати, низколобый и широконосый. Парень мялся у двери с видом побитого щенка. Охотник не видел рук парня и потому двинулся вперед – убивать.

Остановил его голос Кутхи:

– Эй, ты, мальчишка! Соображаешь, где стоишь? Настоящий мужчина пришел! Тебе что, жить надоело?

Тонкое, как хлыст, тело, лицо, словно высеченное из кремня. Кутха с царственным видом восседал на изящном диванчике. По обеим сторонам стояли два высоких вентилятора, а на полу под ними – два кондиционера, подобные коленопреклоненным рабам. Охотник давно знал Кутху: тот все время жаловался на жару, однако приодеться любил. Вот почему сейчас он сидел в странного вида длинных шортах из тонкого хлопка и белого шелка и затейливо расшитом жилете на голое тело, но овеваемый ледяными ветрами – пусть и не настоящими, как в тундре, а из ультрасовременных кондиционеров.

Кутха, все еще посмеиваясь над помертвевшим лицом мальчишкой, поднялся и протянул охотнику руку:

– Надо же, человеческое существо собственной персоной! Дальний родственник пожаловал!

И крикнул мальчишке:

– Слышал? Человеческое существо! Это все потому что он из племени ленни-ленапе! Ты хоть знаешь, что эти слова значат? «Человеческие существа», вот что! Мы с ним одной крови. А твоя семья? – тут он сплюнул на пол. – Говно у тебя, а не семья.

Кутха снова повернулся к охотнику:

– Братец мой завел себе московитку. Подумать только. Есть такие люди, знаешь, корова стоять будет – они и ее оттрахают. Им все равно, кого трахать, хоть корову, хоть русскую. А семейка, представляешь, все подсылает ко мне этих мелких гондонов! Подлизываются, зовут в гости, на Брайтон-Бич, колбасу есть, собачью эту их колбасу, или из чего они там ее делают, уроды, а я сиди там и слушай, как они мне в уши поют: отда-ай нам все свои денежки, отда-а-ай нам все свои денежки! Да эти ребята так долго трахали наших баб, что, не поверишь, посмотришь в микроскоп на мою сраную ДНК, а там стоит московит и ссыт на мои гены, приговаривая: ой, дождик пошел, как тепло, как прекрасно! Тьфу!

Кутха снова развернулся к незадачливому мальчишке:

– Ну, понял? Я – ительмен! Мои родичи перешли на Аляску! А потом спустились дальше на юг! И стали его родичами! Да в нем больше моей крови, чем в тебе! А ты никто! Ты говно из жопы! Из жопы у меня такое падает, если я пиццы пережру!

Кутха вернулся к своему диванчику. Кресел или стульев в комнате не наблюдалось, но охотник и не ждал другого. Кутха есть Кутха. И теперь охотник стоял между двумя кондиционерами в позе просителя. В свое время, задумывая это дело, охотник испытывал небольшие угрызения совести. Но теперь, когда он стоял, подобно бедному крестьянину перед царским троном, совесть его успокоилась и замолчала.

Кутха махнул волосатой рукой в сторону мальчишки:

– Можешь говорить при нем. Он и языка-то наверняка не знает.

Охотник оглядел мальчишку и решился сказать:

– Мне нужен пистолет. Мне бы очень подошел полицейский пистолет.

– В смысле?

– Пистолет, который как-то связан с полицией. Которым полиция пользуется.

Кутха обратился к мрачному поникшему мальчишке:

– Он у нас коллекционер, вот. Знает, чего хочет, знает, чего ему нравится, а чего нет. Историей интересуется. Ты бы, блин, тоже чем-нибудь заинтересовался. Знаешь, где был, узнаешь, куда идешь. Прок от тебя был бы. Ты вот покажи, что думать умеешь. Или там считать. Ты ж не хочешь обратно на Брайтон-Бич? Чтоб на тебя в ссаных банях старичье дрочило? Смотри, я тебя многому могу научить. Это тебе не Брайтон-Бич, это Манхэттен, понял? У вас там все перезабыли уже…

Охотник сказал:

– Необязательно новый. Главное, чтобы был в рабочем состоянии.

– А знаешь, – Кутха задумался, – есть у меня «Кольт». Официальной полицейской модели. Пятидесятых годов.

– Как выглядит рукоять?

– Дерево с узором.

– А ствол?

– По-моему, шесть дюймов. Я это все помню, потому что мой специалист, он же ж такой же любитель истории, как мы с тобой, и он увидел пистолет и стал немножко раскачиваться из стороны в сторону, он так делает, когда очень доволен, а потом мне много рассказал про этот пистолет, так много, что мне пришлось сказать, чтоб он замолчал, а то я его пристрелю.

– Беру, – сказал охотник.

– Отличное приобретение. Такое оружие – оно как хорошие часы, из тех времен, когда у них были еще механические части, о которых люди заботились. Я бы мог тебе «Зиг» найти, но это не то же самое, правда? А этот «Кольт» продается вместе с подлинной полицейской кобурой, но я тебе ее не продам. Если хочешь, бери ее даром, я за нее денег не возьму.

– Почему?

– Ею ни разу не пользовались. Это запасная кобура. И я тебе расскажу одну вещь, которую мне поведал мой специалист. Смешная вещь. Полицейским приходилось разнашивать эти кобуры. Они выглядели как кожаные, а на самом деле были из картона. Так что они таскали бутылку кока-колы в кобуре целую неделю, чтобы она стала шире и туда пистолет пролезал. А если туда сразу сунуть пистолет, его вырезать придется из кобуры. А если не успеешь – тебя пристрелят. Но разношенная кобура разваливалась через полгода. Мне сказали: в семидесятых люди нашей породы выдирали «Кольты» из кобуры. Просто раздирали кобуру, выдергивали пистолет и стреляли в полицейского. Хорошие были времена, только мода дурацкая.

Охотник усилием воли подавил в себе ненужные мысли. И желания.

– Сколько?

– Сто долларов, больше не возьму, – раздуваясь от сознания собственного великодушия, сообщил Кутха. – К нему прилагаются двадцать четыре обоймы.

– Это очень щедро с твоей стороны, – сказал охотник. – Спасибо.

– Пистолет привезут из Нью-Джерси. Я позвоню. Будь здесь около семи. Его привезут с вечерним грузом. Я сам заберу его из машины и лично все проконтролирую.

– Это очень профессионально и своевременно. Спасибо, – сказал охотник. – Я буду ждать с деньгами.

Ведь он действительно мог так поступить.

Кутха не стал на этот раз вставать, чтобы пожать руку, а взял сотовый и набрал номер. И красноречиво поглядел на охотника, давая понять, что аудиенция закончена. Охотник кивнул и покинул мини-царский двор. На лестнице человек с армейской стрижкой отдал ему сумку и проводил взглядом до двери, у которой стоял громила. Тот распахнул створку и выпустил охотника на улицу.

Итак, что он теперь знал: в здании громила, мужик с армейской стрижкой, Кутха, мальчишка и, по крайней мере, еще один мужчина наверху. Все, кроме этого мужчины (или мужчин) наверху, его видели. А когда он вернется, там будет, по крайней мере, еще один, тот, кто привезет из Нью-Джерси его пистолет и «вечерний груз», о котором говорил Кутха. Видимо, это будут люди. В сумке лежал нож и мелочи, необходимые для жизни в лесу: трут, кресало, шнурок, еще всякое. На пальце – кольцо.

Он дошел до конца квартала и огляделся – нет никого. И принялся искать, как ловчей зайти штаб-квартире Кутхи в тыл.

С восточно-западной стороны квартала, где-то за пять или шесть дверей до продуктового магазинчика, охотник обнаружил заброшенную скобяную лавку – окна внизу были неряшливо закрашены, рамы верхних этажей по большей части пустовали. На двери болталось какое-то официальное предупреждение, но непогода смыла бо´льшую часть букв с бумажки. Никто не видел, как он поддел замок ножом и открыл дверь. Проскользнув внутрь, охотник аккуратно прикрыл створку и припер ее обнаруженным рядом стендом с образцами ДСП. Похоже, хозяева покидали это место в спешке – кругом валялось много товара. Охотник затаился на некоторое время в темноте, прислушиваясь. Затем сделал глубокий вдох. Отчетливо пахло человеческими фекалиями, но явно давнишними. Нет, сквоттеры здесь не поселились. Он обошел магазинчик в поисках того, что осталось от имущества хозяина, пытавшегося заработать с помощью мошеннических законов Манхэттена. Все, что он найдет, – его по праву. Манахатту украли у ленапе, заключили с ними нечестную сделку. Так что он – не преступник. Все, что он возьмет в городе на острове, принадлежит ему.

Охотник отыскал немало: еще бечевки, а в выдвигающихся ящичках – гайки и болты, которые хозяин не захотел или не сумел забрать, спешно пакуя вещи. Тут охотнику в голову пришла одна идея, и он отрезал шесть футов веревки, набрал пригоршню гаек и болтов и отправился на поиски лестницы, которая вела бы на верхние этажи, а там и на крышу.

Оттуда он насладился угловым видом на зады склада Кутхи и прекрасным обзором заросшего травой двора. Подъездная дорожка к нему также прекрасно просматривалась. В окнах трех верхних этажей висели самодельные занавески, тщательно задернутые изнутри.

Охотник присел за вентиляционной шахтой, подальше от лишних любопытных глаз из дома Кутхи, и принялся навязывать гайки на бечевку. Тяжелые болты он закрепил с обоих концов шнура. Потом попробовал в деле: крутанул фут обвешанной железом веревки, болт на конце свистнул, описав крутую дугу. Что ж, неплохо.

Охотник поднялся на ноги и развернулся к штаб-квартире Кутхи. Раскрутил тяжелую бечеву над головой так, что железо засвистело, и швырнул ее в сторону дома. Взглянул, как она летит, и нырнул за вентиляционный короб. Потом осторожно высунулся.

Увешанный болтами шнур врезался в верхнее окно. Он был слишком легок для того, что разбить стекло, но ударил в него со звоном, а потом с шумом и звоном стукнул в окно на четвертом, потом на третьем, а затем упал в густую траву разгрузочного двора.

Занавеску отодвинули на пятом этаже. Еще одну на четвертом. Две на третьем. В окнах замелькали головы людей, пытающихся разглядеть, что же это так звякало.

Значит, там еще четверо. Ну и те, кого там держат. По крайней мере одна женщина. Охотник вздохнул и перекатился за короб. М-да, все это усложняло дело…

Интересно, а громила когда-нибудь покидает свой пост? Чтобы пообедать, к примеру? Судя по габаритам, обеды он не пропускает…

Тот самый груз из Нью-Джерси доставят, естественно, по подъездной дорожке на двор. В неверном вечернем свете. Двор – закрытое со всех сторон пространство. Если, конечно, нападающий не сидит на крыше соседнего дома. При мысли об этом охотник усмехнулся.

Изначально он планировал заплатить за оружие, выйти, вернуться несколько мгновений спустя и всех убить. Но задействовано слишком много игроков. К тому же разбросанных в пространстве. Нет, такой план не сработает. Надо все как-то скомпоновать. Изолировать Кутху. Нельзя всецело полагаться на слова Кухти, что тот лично выйдет принять груз и проверить исправность пистолета.

С другой стороны, признался себе охотник, это очень похоже на Кутху. Он так поступал в прошлом. Кутха пытался себя вести – пусть не всегда последовательно – как благородный разбойник, действуя в согласии с неким изощренным кодексом чести, по большей части им же самим и придуманным.

Охотник поглядел на солнце и прикинул, сколько осталось до заката. Осмотрел ряд крыш, посчитал пульс и соотнес внутренний ритм и впечатления. А потом, пригнувшись, побежал, перепрыгивая с крыши на крышу. И остановился на углу, за который недавно завернул. Потом крепко запомнил, сколько ему на это понадобилось времени, и подкрался к краю крыши. Оттуда, если глядеть наискосок, виднелся главный вход в дом Кутхи. Что ж, если кто-то будет выходить, он не пропустит.

Охотник очень хорошо умел ждать. Крыша превратилась в пологую вершину холма, и он смотрел на проложенную через прогалину звериную тропу. Залатанный асфальт так хорошо оборачивался землей в пятнах тени, что охотник широко и искренне улыбнулся: какая же все-таки красота… тут и там из травы показывались оленьи хомячки, а над головой почти целую – и восхитительную! – минуту прокружил полосатый ястреб… А вот и островки везикарии, бледно-фиолетовой, как летнее вечернее небо, – ее семена священны… Все здесь священно, в этом длящемся времени ожидания… Жизнь прекрасна.

Солнце едва перевалило через зенит, когда охотник едва не подскочил на месте: по лесной тропе в лесах Манахатты шлепал нагло перескочивший туда из двадцать первого века громила в заляпанном жиром оранжевом спортивном костюме. Контраст с ностальгическим прошлым был так велик, что охотник чуть не сблевал от визуального шока.

Громила шел тем же путем, что и охотник до него. Завернул за угол. Значит, идет в продуктовый магазинчик, больше некуда. Охотник, сморгнув настойчивые видения прошлого, прикинул, с какой скоростью шагает громила, и побежал на свою крышу, отсчитывая в уме время.

Через четыре минуты он уже сидел на нижнем этаже в засаде. Оставалось молиться, что все рассчитано верно. Охотник отодвинул стенд и открыл дверь на улицу. Ни души. Что ж, сюда приезжают исключительно по делам. Он чуть приоткрыл дверь и встал за ней. Ждем. На этот раз он весь напрягся: где же громила? Навряд ли он успел купить еду и проделать обратный путь? Нет, это существо просто не способно двигаться с такой скоростью! И улица – а вдруг кто-нибудь да выйдет. Да, охота – рискованное предприятие, так всегда было.

И тут показался громила – он неспешно плелся мимо открытой двери.

Охотник отсчитал еще два шага, чтобы дать себе больше пространства для маневра, открыл дверь и напал.

Двойная петля захлестнула шею жертвы, резкий рывок накрепко затянул сложный узел. Охотник намотал веревку на левую ладонь и затащил существо в дверь. Надо же, а оно сопротивлялось: пыталось дотянуться правой до пистолета и даже подсунуть левую под веревку. Охотник подтащил его поближе и ударил в висок. Острый кварцевый кристалл пробил кость, как яичную скорлупу.

Добыча обмякла. Охотник поднатужился и поволок ее в темноту заброшенного магазина. Он держал добычу прижатой лицом к стене сколько смог – надо же было еще прикрыть дверь, не наделав шуму.

А добыча брыкалась.

Охотник покачнулся и потерял равновесие. До ножа, оставленного на стенде, дотянуться не вышло. Они завалились назад, громила придавил его сверху. Добыча пиналась, как раненый бизон. В былые времена охотник придушил бы его голыми руками. Но он трезво оценивал свой возраст и удовольствовался тем, что придавил коленом спину жертве – так сподручнее душить, чем больше добыча дергается, тем туже затягивается бечева на горле.

Жертва скребла каблуками по полу, оставляя глубокие царапины. И не собиралась сдаваться. И тут охотник сообразил: добыча тянется к пистолету! Выгибается, чтобы выхватить его из-за спины! А ведь у него пока так и не получилось вытащить пистолет…

Охотник опрокинул добычу на брюхо. Все еще лежа на спине, он четыре или пять раз крепко ударил громилу в висок, из рваной дыры слабо потекла кровь, тот задергался и застонал. Охотник вытащил пистолет. Очень хотелось забить добычу рукоятью, но он справился с искушением. Оружие еще пригодится, нужно сохранить его в целости.

Поэтому он поднялся и аккуратно положил пистолет на стенд. Вытащил нож и развернулся к распростертой на полу добыче.

Но нет! Не распростертой! Добыча поднялась на ноги! И перешла в нападение! Один глаз у громилы покраснел от крови, изо рта вырывались только хрипы и стоны, на губах пузырилась алая пена. Он обмочился. Но гигантский, спастически вздрагивающий кулак взметнулся и влетел охотнику в лицо.

Охотник всадил нож громиле под ребра. Добыча то ли пискнула, то ли свистнула, охотник ударил снова. Кишки добычи разом заворочались. Охотник ударил в третий раз, сильнее и жестче, и наконец почувствовал – острие ножа встретило сопротивление и рассекло твердое упругое мясо.

Тогда он провернул клинок в ране.

Рот добычи заполнился кровью.

Оно умерло, обвалилось на землю и потекло. Охотника оно больше не интересовало.

Двадцать три

Тэллоу некоторое время просто катался по району – ждал, пока мозг не придет в нормальное рабочее состояние. Близился полдень. Надо было попробовать что-нибудь в себя запихнуть. И тут он вспомнил о своих подопечных – диких хищных криминалистов надо бы снова покормить с рук!

Те, кто не водил тесное знакомство с Джоном Тэллоу, обычно удивлялись его кредитоспособности. Их изумляло не только то, что у него деньги водятся, но и – гораздо больше! – то, что он на Манхэттене живет. Некоторые считали, что Тэллоу берет взятки, причем так ловко, что это ему ничего не стоит и ни на чем не сказывается. А ларчик открывался просто: Тэллоу мало тратил. Вот и все. Он и стирал-то в основном в раковине на кухне. Обычным мыльным порошком. По барам-ресторанам-театрам особо не ходил. Ел мало. А музыку и книги в основном скачивал из Интернета задешево или вовсе бесплатно.

Как там пела Нэнси Гриффит? Однажды на синей луне он, Джон Тэллоу, представил себя подростком, как он стоит, утопая босыми ногами в мягком песке пляжа, каким, без сомнения, является всякая юность, и смотрит на то, как уходит в тоннель времени его жизнь, событие за событием, уходит и схлопывается вдалеке, как умирающая звезда, в черную точку. Будущая жизнь неуклонно уменьшается в размере, теряет свет и набирает плотность, ибо законы гравитации угрюмы и неотвратимы.

Некогда на синей луне он, Джон Тэллоу, потратил энное количество наличных и купил бутылку водки, а потом взял да и выпил ее дома в одно лицо примерно за час.

Он подъехал к знакомому бистро незадолго до того, как все туда ринулись за обеденными сэндвичами, и потому успел найти место для парковки – прямо за каким-то оглушительно новым джипом, который по проходимости, просвету, радиусу колес и сиянию золота и хрома вполне мог оказаться продвинутой моделью лунохода. Само-то место было непримечательной, узенькой дырой на полугодовой аренде, с «минималистичным», как сейчас принято говорить, выбором, однако готовили здесь потрясающе умело и со смекалкой. Тэллоу вытащил мобильник и набрал Скарли.

– Ненавижу эту штуку, – проворчала в ответ Скарли. – Это как ножной браслет у чувака, которому условный срок дали. Да еще и плати за него! Только он не на ноге, а на руке! Заткнись. А тебе чего?

Тэллоу почувствовал, что правый глаз задергался, а за ним зародилась еще крохотная, но отчетливая головная боль.

– Я хотел спросить: ребят, может, вам поесть чего привезти?

– Эй, Бэт! Тебе еды взять? – заорала Скарли, не потрудившись отвести телефон ото рта.

Пока Тэллоу, едва не оглохнув, тряс головой, где-то на заднем плане слышались стоны Бэта:

– Брю-у-ухо-о-о-о… оно боли-и-ит… Еда – это злая шутка природы! Мешок ужасов – это смерть, Скарли! Еда – это смерть!

– Он не хочет обедать, – резюмировала Скарли. – Но все равно привези ему чего-нибудь. Либо он это сожрет и помрет, либо не сожрет, и тогда оно достанется мне. А ты где?

– Да в одном месте в Первом участке. Как насчет бутера с тонко нарезанным холодным стейком с мармеладом из красного лука в пивном соусе?

– Блин, да! Еще бы! Это реальная, настоящая еда, а не говно какое!

– Буду через двадцать минут.

– Спасибо, Джон.

– Сме-е-е-ерть! – где-то вдалеке завыл Бэт.

Джон выбрался из машины и едва не пришиб дверью высокого жилистого мужчину в рыжевато-коричневом замшевом пиджаке и забрызганном птичьим пометом котелке. Из-под клейкой ленты, заменявшей шляпе ленту, торчали три длинных пера индейки.

– Говно ты сраное, – прорычал мужчина, показывая зубы цвета жидкой грязи.

Тэллоу невозмутимо показал ему значок.

– Сильно извиняюсь, – пробормотал прохожий, дотронулся до края шляпы и пошаркал дальше. Тэллоу направился к двери забегаловки. Где-то он читал, что по территории Пяти Районов бродят не меньше четырехсот тысяч человек с серьезными психическими отклонениями, и только Бог знает сколько еще прохожих на улице могли оказаться сумасшедшими, не состоящими ни на каком учете. Сквозь редкий бредень городского Департамента ментального здоровья, несмотря на грозное название, мог просочиться кто угодно. То же касалось мириад частных агентств, получавших от бюджета средства за то, что они отлавливали городских сумасшедших и направляли их на лечение. Да уж, от бюджета деньги получало видимо-невидимо народу. И любой идиот, взявший на себя труд прогуляться по территории Первого участка, мог воочию увидеть, что только малая часть этих людей реально выполняла свою работу. В Нью-Йорке психи, хранящие в ритуальных целях орудия убийства, могли без проблем спрятаться у всех на виду. Тэллоу прикинул и подумал: а что, этот жилистый в пиджачке вполне может оказаться тем самым киллером…

Внутри узенькой забегаловки уже ждал клиент – женщина в черном, сложного покроя пиджаке, бирюзовых серьгах и необычных сапогах на танкетке, отчего казалось, что она балансирует на двух толстых золотых слитках. Два хипстерского вида парня за стойкой – рубашечки с коротким рукавом, аккуратно стриженные бородки, выглядевшие как приклеенные, – как всегда, не обращали внимания ни на что, кроме сэндвичей и денег. Тэллоу даже представил, как они по вечерам подсчитывают выручку и хвастаются друг другу: «А я вот ни разу на человека не взглянул! И я тоже!» На стойке издавала какие-то нью-эйджевые синтезаторные звуки – немного акустических шумов, сбоящий ритм – колонка айпода.

Женщина нарумянилась, и волосы ее обрамляли лицо и закрывали щеки, но Тэллоу все равно заметил, какая она бледная. Флористка тоже отличалась бледностью, но другого рода. Та женщина не боялась света, а эта… эта под ним словно крошилась, и кожа ее, сухая и натянутая, плохо переносила контакт с окружающим миром. Лечебный бальзам не мог замаскировать обкусанные губы. Пожалуй, хорошо, что он не мог видеть ее глаз.

Женщина заплатила наличными, которые извлекла из небольшого кожаного цилиндра – сумочка по размеру как раз для сгиба руки и пары купюр, кредиток, телефона и ключей от машины. Она повернулась, и Тэллоу разглядел брошь у нее на груди: кругляш необработанной шкуры в золотой оправе, в середине золотая лосиная голова, по бокам два золотых пера. Она заметила, что Тэллоу смотрит, явно навязчивым движением пробежалась по броши пальцами, накладные ногти пристукнули по золоту. Потом женщина развернулась и вышла. Обручальное кольцо было ей великовато.

– Три сэндвича со стейком, пожалуйста.

– Сейчас сделаем, – отозвался Борода номер один, кивнув Бороде номер два.

На Тэллоу ни один, ни другой не взглянули. Напа´ру они нарезали, намазали и завернули все три сэндвича секунд за двадцать. Смотри-ка, они прибавили в скорости. Судя по предыдущей клиентке, о месте пошла хорошая слава. Тэллоу представил, как эта парочка тренируется по вечерам: из айпода доносится поставленный на повторение «Энимал Коллектив», а они на скорость раскладывают сэндвичи по тому же секундомеру, что засекает им время на стрижку бородок.

Тэллоу заплатил, прихватил пакет с сэндвичами под мышку и… услышал пронзительный крик.

Женщина в черном пиджаке сидела, скрючившись, перед своим джипом и вопила. А над ней стоял, причитая и размахивая руками, тот самый мужчина в котелке.

Тэллоу переложил сэндвичи под левую руку и прикрикнул на человека в шляпе. Тот услышал, развернулся и посмотрел на детектива. Тэллоу расстегнул пиджак и продемонстрировал мужчине пистолет. Тот резко прекратил завывать.

– Я просто попросил огоньку! А она как заплачет! Я подумал: может, сегодня день такой, всем надо плакать!

– Вали отсюда. Дважды предлагать не буду.

Мужчина сорвался с места и побежал вниз по улице, придерживая шляпу обеими руками.

Тэллоу вздохнул, оглянулся и положил сэндвичи на крышу джипа. Конечно, хороший полицейский не демонстрирует без должной причины табельное оружие, но… это работало. Причем быстро и без проблем. Самоедством он займется потом. Потому что женщина раскачивалась из стороны в сторону, всхлипывая и шмыгая носом. Сил кричать у нее, похоже, просто не осталось.

Эмпатии Тэллоу хватило на то, чтобы оценить ситуацию. А вот что делать дальше, он ни фига не знал. Да, конечно, он прекрасно понимал, что Бобби Тагг под сильным стрессом и у него нервный срыв, но, увы, утешить и успокоить его детектив вряд ли сумел бы. Джим Розато был типичным грубым копом, однако людям он нравился. Вот почему они так хорошо работали в команде.

Тут ему разом припомнилась лейтенант. М-да, она, похоже, не разделяла мнение Тэллоу…

Он присел рядом с женщиной.

– Все в порядке, мэм. Я – офицер полиции. Он ушел. Не могли бы вы рассказать мне, что произошло?

Она прикрывала ладонями голову и, все так же раскачиваясь, раз за разом выдыхала: «Я думала, это он».

Тэллоу кивнул:

– Все в порядке, мэм…

И в порядке эксперимента положил ей руку на плечо. Она завизжала и дернулась в сторону в инстинктивном ужасе, чуть не упала, закашлялась и снова зарыдала. Женщина задыхалась от слез и конвульсий, и это вывело ее из забытья. Она раскачивалась, сидя на корточках, а странные золотые каблуки скользили по тротуару, не находя опоры. Он снова протянул руку и осторожно дотронулся до запястья. Тогда она развернула к нему лицо в темных с золотой оправой очках. Но позволила взять за руку и мягко поднять ее на ноги. Тут она снова завсхлипывала и повисла у Тэллоу на локте. Он как-то сумел придержать ее за плечи и огляделся. Сумка-цилиндр валялась на тротуаре. Закрытая. Рядом лежал завернутый в бумагу сэндвич. Он потянулся и подкатил ногой сумку.

– Извините, – пробормотала женщина, уткнувшись ему в грудь. Голос ее казался далеким-далеким, словно доносился из космоса.

– Все в порядке, – отозвался он.

– Нет. Не в порядке. – И она попыталась вдохнуть и выдохнуть. – Он просто попросил прикурить. Но я увидела эти… перья… и одежду его… и…

И тут она снова расплакалась, но уже без надрыва. Такие слезы не мучили, а очищали. Она выплакивала горе и приходила в себя.

– Как вас зовут, мэм?

– Эмили.

Руки у нее тряслись, как при эпилептическом припадке, и Тэллоу понял, что оказывает ей поддержку не в эмоциональном, а в самом что ни на есть физическом смысле: она стояла на ногах исключительно потому, что он держал ее за плечи.

– Вам нужно присесть, – сказал он и с трудом, еле передвигая ноги, повел ее к машине.

Спина резко запротестовала, когда он наклонился, чтобы открыть дверь со стороны водителя. Он распахнул ее и боком опустил женщину на сиденье.

– Одну секундочку, – сказал он и метнулся за ее сумочкой и сэндвичем, взял с крыши джипа собственные бутерброды, открыл заднюю дверь и аккуратно положил – да что с ним такое? это же всего лишь три сэндвича, почему он с ними носится, как с хрустальными вазами? – драгоценные покупки поверх сумки с ноутбуком. А когда развернулся к женщине, она сняла очки и запихала их в карман пиджака. Судя по кругам под глазами, спала Эмили плохо и мало.

– Боже ты мой, – просипела она. – Вы только посмотрите на мои руки!

Вены на предплечьях вздулись, как канаты, а руки дрожали так, что их разглядеть было трудно.

Тэллоу отдал ей сумку. Она с трудом ухватилась за нее, но удержала. Тэллоу стоял рядом и наблюдал. Дрожь уменьшилась, но не прекратилась. Он присел рядом, прислонившись к машине:

– Эмили, не могли бы вы попытаться еще раз рассказать мне, что случилось?

Глаза ее заволокла странная дымка, и он с неожиданной грустью понял: женщина собирается его обмануть.

– Я… я н-не знаю… – проговорила Эмили. – Я… я просто… просто я не очень хорошо себя чувствую в последнее время. У меня… ох… я даже не знаю, как это сказать… у меня эмоциональные проблемы… или психические… не знаю, вы, наверное, сразу подумаете, что я сумасшедшая, правда? Просто иногда я… не справляюсь. Может, потому что меня легко напугать? И этот человек… он просто… просто неудачный момент был, вот и все.

Она посмотрела на свою брошь и со злостью ущипнула ее. Из груди ее вырвался жутковатый звук – всхлип пополам со смехом. Словно там, внутри, разбилось сердце.

– А эта дурацкая штука… она не…

Тут она посмотрела на Тэллоу и осеклась:

– …дурацкая, вот.

Тэллоу кивнул на ее сумочку:

– Ваш телефон там?

Она кивнула, расстегнула молнию и вынула мобильник. Абсолютно новый, об этой модели он только читал: гибкий тонкий пластиковый прямоугольник с дизайнерски врезанной в заднюю панель антенной.

– Нам компании выдают прототипы, – сказала Эмили, пытаясь то ли объяснить, то ли извиниться.

– Как зовут вашего мужа? – спросил он, принимая телефон.

– Джейсон. Джейсон Вестовер, – пробормотала она.

Он зашел в контакты, нашел там имя «Джейсон», нажал на «позвонить». Тепло его руки что-то активировало в сотовом, и он свернулся у него в руке, принимая изогнутую форму старых телефонных трубок.

– Да, Эм, что случилось, – послышался усталый мужской голос.

Не вопрос – просто печальная констатация факта.

– Это детектив Тэллоу, полиция Нью-Йорка. Это мистер Вестовер?

– О боже.

– Все в порядке. Все хорошо. Я говорю с Джейсоном Вестовером?

– Да. Да! Я ничего не…

– Все в порядке, сэр. Я нахожусь рядом с вашей женой. Она очень испугалась и, боюсь, не в том состоянии, чтобы вести машину. Она испытала сильное потрясение. Буду признателен, если вы сообщите, где живете, мы бы там встретились.

– А… а, да, – выдавил Вестовер. – Да. Конечно. Спасибо. Мы живем в «Эйр-Кип». Я уже выезжаю, встретимся в главном холле. Что с машиной?

– Она заперта, ключи у меня. Я так понимаю, что вам неудобно…

– Нет-нет, не беспокойтесь. Со мной кто-нибудь приедет, я отдам ключи, и мой человек отгонит машину. Где она стоит?

Тэллоу продиктовал адрес. Вестовер записывал, а Тэллоу прислушивался к скрипу остро отточенного карандаша по хорошей мягкой бумаге.

– Благодарю, – сказал Вестовер. – Благодарю вас за помощь. Я выезжаю.

– Мы тоже выезжаем. Благодарю вас, сэр, – сказал Тэллоу и отключился.

Эмили выглядела несчастней прежнего:

– Он рассердился?

– Нет, он рад, что вы в безопасности. А сейчас не могли бы вы пересесть на пассажирское сиденье? Я не могу позволить вам сесть за руль.

На мгновение показалось, что она улыбнется. А что, это же практически шутка… Он помог ей встать, обвел вокруг машины и усадил на пассажирское сиденье. А пока Тэллоу садился и пристегивался, ему вдруг кое-что пришло на ум:

– Хотел вот что спросить, – сказал Тэллоу. – Если вы живете в «Эйр-Кип», то зачем приехали так далеко?

Она махнула в сторону забегаловки:

– У них лучшие сэндвичи…

Тэллоу поехал в аптаун.

– Я вам правда очень признательна, – сказала Эмили.

– Я не мог вас оставить в таком положении на территории Первого. Садиться за руль в таком состоянии – не лучшая идея, поверьте.

– Первого?..

– Первого участка. Полицейское управление делит город на зоны, участки, а сейчас мы на территории Первого участка.

– Смешно, – пробормотала Эмили без тени улыбки на лице. – Невидимые стены для Уолл-стрит…

– Да уж, – кивнул Тэллоу.

– Уолл-стрит. Ее назвали так, потому что раньше там стояла стена, которую голландцы построили для защиты от индейцев.

– Вы увлекаетесь историей? – спросил Тэллоу.

Эмили глубоко задумалась. Потом сказала:

– В последний год я много читала. На самом деле мне вовсе не нравится ездить сюда. Это ведь совсем недалеко от Вапуза.

– Вапуза?..

– Самое большое индейское поселение на Острове. Рядом с Пресным озером. Там сейчас парк с тем же названием – Коллект-Понд. Смотришь на него, и кажется, что можешь разглядеть… совсем чуть-чуть… что-то. Но я там только один раз была.

Она снова терла пальцами брошь, склонив голову и упершись подбородком в ключицы. Она что, ждет, что оттуда джинн, как из лампы, вылетит? Хотя нет, все обстояло гораздо печальнее: несмотря на обнадеживающие рассказы, она прекрасно знала, что из «лампы» никто не выйдет.

Когда они переезжали через Бродвей, Эмили спросила:

– Мы все еще на территории Первого участка?

– Только что ее покинули.

– А это – старая охотничья тропа ленапе. Так что одна из границ вашего Первого участка – старейшая дорога на Манхэттене.

– Призрачные карты, – пробормотал Тэллоу.

– Как вы сказали? Призраки? – всполошилась она, широко раскрывая глаза.

– Да нет, ничего, – отмахнулся он. – Просто думал вслух. А почему вы увлеклись историей индейцев? Или вас интересует только история индейцев в Нью-Йорке?

Тэллоу не мог понять: она расслабилась или готова снова разрыдаться. Она уже не таращилась в ужасе в окно машины в ожидании нападения, но руки задрожали сильнее, а на глазах выступили слезы.

– Просто мне однажды кое-что рассказали, – наконец выговорила она. – А Джейсон сильно рассердился?

– Скорее, испугался.

– Не смотрите на меня так. Он меня не бьет, если что.

– А я и не смотрел.

– Просто Джейсону сейчас очень трудно. Труднее, чем остальным. А я не хочу усложнять ему жизнь…

– Понятно…

– Нет. Ничего вам не понятно! – Глаза ее блестели от слез, как вода в колодце. – Но вы пытаетесь понять, правда?

Тэллоу не знал, что на это ответить. Он смотрел на дорогу и ехал дальше. Он чувствовал на себе ее взгляд, чувствовал, как она отводила глаза, потом снова на него смотрела – словно ей было спокойнее смотреть на него, чем в окно машины. Тэллоу понял, что молчать дальше как-то невежливо.

– Призрачные карты, – сообщил наконец он.

– Что?..

– Ну, я это пять минут назад сказал. Когда думал вслух. А вы решили, что я про призраков. А я про призрачные карты. Вот я вчера, к примеру, встречался с человеком, который руководит здоровенной такой финансовой компанией на Уолл-стрит. Ну, знаете, из тех компаний, про которые говорят – финансовые, а на самом деле фиг поймешь, чем они на самом деле занимаются?

Эмили улыбнулась бледной призрачной улыбкой:

– Думаю, да, именно так оно и выглядит со стороны, – проговорила она.

– Для меня, во всяком случае, так оно и есть. Но не важно. Так вот, он рассказывал, что под всем финансовым районом протянуты коммуникации, благодаря которым можно осуществлять транзакции со скоростью света, но карта этих коммуникаций не совпадает собственно с географической, представляете? То есть если ты находишься рядом с Биржей, это не значит, что с точки зрения передачи информации ты действительно… рядом. Как-то так.

– Вы говорите о низком времени отклика… – произнесла Эмили, и в голосе ее мелькнуло что-то похожее на удивление.

– Да?

– Да, об этом много говорили, когда я уходила с этой работы, – сказала она. – Предельно низкое время отклика и алгоритмическая торговля. Предельно низкое время отклика – это когда трейдинговая информация передается реально быстро, на очень большой скорости. Еще в трейдинге используется специальный компьютер, для того чтобы как бы разбивать одну большую транзакцию на несколько сотен маленьких. Представьте себе, что это дождь, сильный такой дождь, который колотит в окна Биржи. Конечно, от дождя неизбежно образуется большая лужа, но вас в данном случае не это интересует. Вас интересует дождь. Это способ спрятать большую транзакцию у всех на виду.

– Вы работали на Уолл-стрит?

– Я работала на одну из этих таинственных финансовых компаний. «Вивиси».

– Никогда о такой не слышал, – тут же сказал Тэллоу. – А почему ушли?

– Я там познакомилась с мужем. В смысле, не я познакомилась, нас босс познакомил. Они старые друзья. А после того как мы поженились, Джейсон сказал: Энди – он же засранец, чего тебе на такого работать, к тому же в бизнесе дела идут в гору, давай поработай на себя, как я. Так что теперь я независимый финансовый консультант, что значит – я могу работать из дома, моего дома, с моей собакой, а могу сесть в машину и поехать в даунтаун за хорошими сэнвичами. А не работать волшебником на Энди. Мне больше не нужно колдовать для него. Но я не могу научиться магии, которая мне сейчас нужна. Твою мать!!!

И она заколотила кулаками по торпеде, не переставая кричать: «Твою мать! Твою мать! Твою мать!» Тэллоу быстро огляделся, вывернул руль и прижался к обочине, чудом никого не задев. Он перегнулся через сиденье и схватил ее за запястья. Женщина даже тогда не перестала вырываться – все хотела треснуть по торпеде кулаком. Он дернул ее руки на себя и крикнул:

– Посмотрите на меня!

Эмили дернулась, и на мгновение ее глаза закатились. Потом она все-таки посмотрела на него:

– Простите, – тихонько проговорила она. – Пожалуйста, не говорите Джейсону. Он так расстраивается…

– Я уже рассказал ему все, что ему нужно знать. Все остальное – ваше личное с ним дело.

– Да, – кивнула Эмили, но Тэллоу показалось, что она имела в виду совсем другое.

Она откинулась на сиденье и застыла с выражением предельного ужаса на лице.

Тэллоу тронулся и поехал дальше.

– Скажите, а индейцы ловили рыбу? Здесь, на Манхэттене, я имел в виду, – спросил Тэллоу.

Эмили теперь сидела с закрытыми глазами:

– Да, конечно. И устриц они ловили. Когда голландцы прибыли на остров, они обнаружили большие кучи пустых устричных раковин и использовали их перламутр, чтобы замостить…

– …Перл-стрит, – покивал Тэллоу. – Точно.

И тут ему показалось, что кругом натянуты сети – настолько тонкие, что не увидишь, пока на свету не блеснут. Он вытащил мобильный.

– Скарли?

– Доставка ланча – не твое, Тэллоу.

– Я знаю. У меня тут одно дело образовалось. Поэтому задержусь. Слушай. Краски. Все эти пистолеты вычистили прежде, чем повесить на стену, но он должен был наносить краски пальцами. Так что прежде чем разобраться с их составом, проверьте их на ДНК. Ну или еще на что-нибудь такое, ну ты меня поняла. Хорошо?

– Сделаем. Ты, главное, пожрать привези.

– Сделаем.

Тэллоу отсоединился, нажав на кнопку большим пальцем, и искоса взглянул на Эмили: уснула? Или бодрствует?

– Эмили? – окликнул он ее. – А вы случайно не знаете, из чего индейцы делали краску?

Глаз она не открыла, но ответила:

– Из охры. Красной охры, ее тут, думаю, добывали. Она здесь, на Восточном берегу, везде есть. Это краситель на базе глины. Они его много для чего использовали: на тело наносили, волосы красили. Есть мнение, что при первой встрече европейцев и индейцев те как раз вышли к пришельцам в раскраске, потому их и прозвали краснокожими.

Тэллоу разбирался в истории. Не на профессиональном уровне, но историю города он знал неплохо. И он знал, что тут повсюду когда-то были шахты. Стейтен-Айленд, что бы там люди ни говорили, возник не на месте городской свалки. Там у голландцев задолго до всего были шахты. И сейчас его мозг лихорадочно работал, отыскивая, за что зацепиться.

– А еще чем они пользовались?

– Голубой глиной. Растертыми ракушками – из них белую краску делали. Они высушивали всякие природные материалы на солнце или жгли, а потом изготавливали из них краски. Углем пользовались, конечно. В ход шел сок растений, ягоды. А почему вы спрашиваете?

Она открыла глаза и посмотрела на него.

– Просто разговариваю с вами, – сказал Тэллоу. – Вы испытали сильный шок, а беседа успокаивает. А где ваша собака?

– Ее специальный человек днем выгуливает. Она вывела собаку на прогулку, а я поехала за сэндвичем. А вечером с собакой муж гуляет.

Эмили явно соскальзывала в состояние, близкое… не к бесстрастности, нет, но к апатии и отчуждению. Голос ее доносился словно из пыльной, далекой от мира глубины. В редкие моменты самоосознания он из точно такого же далека слышал собственный голос.

Однако последние два дня вытолкнули Тэллоу в реальный мир. Еще два дня назад он совершенно спокойно прошел бы мимо кричащей Эмили и сел в машину. Да, в эпоху, предшествующую этим двум последним дням, он все делал по-другому. Проще говоря, он вообще ничего не делал. Во всяком случае, старался. А работой занимался просто потому, что это было несложно.

А теперь он вернулся в мир: напряженно мыслил, общался с людьми и – как это ни ужасно было признавать! – именно благодаря этому жуткое, призванное сломать его карьеру дело начинало понемногу складываться. От таких мыслей внутри становилось холодно и пусто. Но он все равно продолжал думать.

– Так кем же был тот человек? – спокойно проговорил Тэллоу.

– Что?.. – Она была далеко-далеко, а тут испугалась, даже в окно перестала смотреть.

– Тот бездомный, что испугал вас. За кого вы его приняли?

– Ни за кого, – прошептала Эмили и отвернулась.

Тэллоу заехал в «Эйр-Кип». Бетонная громада главного въезда даже и не думала притворяться чем-то домашним и городским – это был натуральный блокпост времен холодной войны. Тэллоу показал значок охраннице, мысленно отметив про себя, что у нее на форме та же эмблема, «Спирпойнт», что и у бездельников в «Вивиси». Охранница нагнулась и заглянула в машину:

– Миссис Вестовер, с вами все в порядке?

– Да, Ханна, все хорошо. Мне стало плохо, и этот офицер полиции был так любезен, что довез меня до дома. Мой муж уже приехал?

– Да, мэм. Могу я чем-то помочь? Прислать нашего врача к вам в квартиру?

– Нет, Ханна, я правда в порядке. Наверное, просто забыла поесть или что-то в этом роде. Но все равно – спасибо.

Охранница ответила улыбкой, в которой, как в бегущей строке, читалось: «надеюсь, я сделала для вас все, что могла, потому что потом с меня начальство за это спросит», и ворота раскрылись, пропуская их за крепостную стену элитного дома.

– Поезжайте вниз, в гараж, – сказала Эмили.

Тэллоу приблизился к зияющему зеву, ведущему во внутренности крепости, и остановил машину. Вытащил бумажник и выудил из него визитку. Затем выдернул из внутреннего кармана ручку и написал на визитке свой номер мобильного.

– Возьмите, – сказал он и вложил карточку в слабую ладонь. – Я записал номер – это личный сотовый, я отвечаю на звонки и днем, и ночью. И мало сплю, по правде говоря. Если вы вдруг захотите что-то мне рассказать, о чем-то, к примеру, что вас беспокоит, если что-то случится и вам понадобится помощь, – наберите. Это ваш новый 911, хорошо? И даже если вам просто захочется поговорить на исторические темы. Позвоните по этому номеру.

– Хорошо, – ответила она. – Хорошо.

И опустила карточку в один из странных своих карманов-которые-выглядели-не-как-карманы.

Тэллоу заехал на площадку. Там горел свет, и он снова вспомнил про шахты. Дорожка разделялась, он поехал направо и по длинной дуге подкатил к сияющим дверям главного холла. Тут тоже стояла охрана, один из них шагнул к машине, пока Тэллоу выбирался:

– Вы не можете здесь парковаться, сэр.

Тэллоу показал ему значок:

– Вообще-то могу.

– По правде говоря, сэр… – начал было охранник, но Тэллоу уже обходил машину, чтобы помочь выйти Эмили.

Охранник заметил ее и расстроенно сморщился. Голос оставался вежливым, а вот взгляд… о, Тэллоу хорошо знал этот взгляд – так смотрит человек, собирающийся повстречаться с ним позже и учинить что-нибудь средневеково-нецивилизованное. Сейчас охранник провожал его именно таким долгим, злым взглядом. Тэллоу с улыбкой передал Эмили сумочку и сэндвич. Взял ее под локоток и повел мимо охранника. И смерил его ответным взглядом – пустым и мертвым, как у акулы. Пусть подумает на досуге.

Сверкающее стекло входной двери разъехалось, пропуская Тэллоу и Эмили внутрь. Там он сразу заметил крепкого мужчину ростом чуть ниже себя, зато не в пример более накачанного. Мужчина разговаривал со стройным молодым человеком в лощеном черном костюме и телефонной гарнитурой в ухе. Через два шага Тэллоу разглядел скромный значок на лацкане пиджака молодого человека. «Спирпойнт».

Джейсон Вестовер приветствовал жену ласковым и добрым: «Ключи давай».

Эмили выудила их из сумочки и передала Вестоверу. Он бросил их молодому человеку. Тот кивнул Вестоверу с умеренным подобострастием, которое ныне заменяло поясной поклон, и быстро ушел.

– Вы детектив… Тэллоу, да? – проговорил Вестовер.

У Тэллоу по спине побежали мурашки. Что-то пошло не так. Совсем не так. Но… что?

– Так точно. А вот ваша жена, как видите, цела и невредима.

– Прекрасно, – сказал Джейсон Вестовер и протянул ей руку.

Прямо как за забытым на столике мобильником. Вестовер оглядывал женщину придирчивым взглядом хозяина, проверяющего, не разбилась ли бутылка, пока ее везли.

– Простите, что любопытствую, мистер Вестовер. Но чем вы занимаетесь?

– У меня компания. «Спирпойнт Секьюрити». Я ее основатель и владелец. А почему вы спрашиваете?

– Как и сказал – исключительно из любопытства. Нечасто случается, что человек может так быстро вырваться из офиса. Однако если этот офис принадлежит тебе, все гораздо проще, как я понимаю. Что ж, возвращаю вам вашу супругу в целости и сохранности. Откровенно говоря, мы замечательно с ней пообщались, очень приятно было с вами с обоими познакомиться.

– Вы очень любезны, – соврал Вестовер.

– Что ж, рад был помочь. Ваша супруга испытала сильное потрясение, и мне показалось, что садиться в таком состоянии за руль – не слишком хорошая идея. Я так понимаю, в этом здании есть врач? Что ж, неплохо было бы пройти осмотр. Стресс – гадкая штука. У него бывают неприятные последствия.

– Да, – сухо отозвался Вестовер, беря Эмили под руку и уводя в сторону. – Ну что ж. Благодарю, детектив. Мы вам очень признательны.

– Да, – пролепетала Эмили, стараясь не терять взглядом Тэллоу. – Спасибо.

Он улыбнулся так, чтобы она поняла: все в порядке. Улыбку она заметила. Что ж, действительно пора. Тэллоу пожелал супружеской паре доброго дня и пошел к выходу.

Двери перед ним разъехались с характерным звуком, но он остановился, чтобы посмотреть на Вестовера. Тот вел жену к лифтам и что-то напряженно и настойчиво ей выговаривал. Его свободная рука сжалась в кулак.

Тэллоу пошел к машине. Рядом все еще маячил охранник. Тэллоу снова улыбнулся и покачал головой:

– Я подвозил человека, который живет здесь, – сказал он. – Незачем так напрягаться. Я уже уезжаю.

– У нас тут свои законы, – заявил охранник, распрямляясь и выкатывая грудь колесом.

– Законы? – рассмеялся Тэллоу. – Свои законы? Ты реально считаешь, что тут не Нью-Йорк, дружище?

Охранник, к вящему удивлению Тэллоу, угрожающе шагнул вперед.

– Нет. Не Нью-Йорк. Здание просто стоит на его территории. А я здесь для того, чтобы все эти законы соблюдали. Дружище.

Тэллоу остановился. Охранник сделал еще один шаг.

– Послушай, – развернулся к нему Тэллоу. – Ты знаешь, какая между нами разница?

– Никакой, – заявил охранник. – Просто здесь я тебе буду говорить, что законно, а что нет.

– Нет, – покачал головой Тэллоу. – Разница есть. И она в том, что ты время от времени снимаешь гламурную форму с кевларовой прошивкой, про которую кто-то наверняка тебе напел, что она типа пуленепробиваемая, и оставляешь здесь большой длинный пистолет, из которого ты стрелял только по бумажной мишени, а потом надеваешь свою обычную одежду, берешь выходной и куда-нибудь идешь, как все нормальные люди. Правильно? А я – нью-йоркский полицейский. Я не живу, как все нормальные люди. И выходных у меня нет. Вообще. Так что когда ты повстречаешь меня на улице – а ты, я вижу, последние пять минут только и мечтал о таком, – задумайся об этом. Сильно задумайся и сам реши – нужно тебе подходить ко мне еще на шаг ближе или нет.

Охранник попятился.

– Хорошей смены, сэр, – сказал Тэллоу, сел в машину и медленно-медленно тронулся.

Нет, ему не понять, на фига люди свои сраные комплексы на него выплескивают…

Двадцать четыре

Тэллоу завернул за угол, вошел в офис Скарли и Бэта и тут же увидел большого пластикового японского робота. Тот сидел на верстаке, размахивал руками и приветственно мяукал электронным голосом: «Скажи здрасте моему дружку!» «Дружок», маленький пластиковый пенис, исправно выскакивал у него между ног на железном пистоне.

Из-за чуда роботехники вынырнул Бэт:

– Не суди меня строго, – сообщил он. – Просто так скучно было…

– А что, дел мало? – осведомился Тэллоу и выложил на верстак рядом с роботом три сэндвича.

Оказалось, что робот сидит на поводке из проводов, идущих к молочного цвета коробочке за его спиной.

– Да ладно тебе! Мало ли что готовит нам будущее! А вдруг нам до зарезу понадобится гигантский робот-трахунчик на приводе от супермощного датчика движения! А еще я получил результаты поиска по этому идиотскому кремневому пистолю.

– Что там написано?

– А ты еду привез?

– Ты же ее ненавидишь.

– Мешок ужасов обладает собственным разумом. Давай сюда еду.

– На верстаке лежит. Рассказывай.

– Слушай, я что, зря трахунчика сюда посадил?

– Рассказывай, или я тебя пристрелю.

– Жертва, Филип Томас Лайман, проживавший в Рочестере, Нью-Йорк. Как ни странно, у него была страховая компания «Варяг». Дела у них тогда хорошо шли. Он приехал сюда по делам и погиб в районе Мидтауна.

Тэллоу взял один из сэндвичей и вышел из комнаты со словами: «Я буду внизу».

Тэллоу бродил среди стендов и разложенных снимков. Он ел, но вкуса сэндвича не чувствовал. Рассматривал макет комнаты, думал, прикидывал, пробовал сконструированное в голове на прочность. Фундамент – факты, строительные леса – предположения. Он то и дело все перестраивал, тасовал шесты и платформы, менял конфигурацию и так и эдак. Доел сэндвич, выкинул бумажку, подошел к столу. Сорвал пару листочков табака обыкновенного, разодрал их на мелкие части и кинул в ступку. А потом быстро, не прекращая думать, растер их пестиком. Скорее, скорее. Соскреб получившуюся массу на поддон из фольги, наклонил его, взял новую зажигалку, поджег. Зеленая масса долго не занималась, но он упорно махал над пламенем рукой. Наконец все задымилось.

Он отнес поддон к макету и установил его на середине «пола». Дым, извиваясь, поднимался к потолку, как тонкое черное деревце, и, когда Тэллоу вдохнул его и подтолкнул темные колечки к потолку, его наконец осенило.

Тэллоу стоял в дыму и вдыхал его, и да, это был почти тот же самый запах, тот самый, что он унюхал в квартире на Перл, и детектив медленно повернулся вокруг своей оси и посмотрел на затейливые узоры из пистолетов, опоясывающие комнату. Некоторые еще зияли пустотами, но они вились вокруг, извивались по стенам и стекали на пол.

Тэллоу понял: он видел этого человека. Человека, который стрелял из всех этих пистолетов.

– Что ты делаешь, Джон? – спросила Скарли.

Опять он не расслышал, как приехал лифт, и это прозвучало как предупреждение: не удаляйся от мира. А то увязнешь.

– Думаю. А что у вас нового?

– Краска. Ты, конечно, уникальная заноза в заднице. Белая краска сделана, похоже, из размолотых ракушек и яйца. Где сейчас можно найти раковины? И кому нафиг надо растирать их для наскальной живописи?

– Да в любом мусорном контейнере на Малберри-стрит их полно. И это не наскальная живопись. Еще что-нибудь?

– Глина. Сок ежевики для фиолетовой краски. Все в таком роде.

– ДНК?

– День как минимум понадобится для анализа. И это наскальная живопись, что ж еще?

– Это индейская раскраска. Наш парень считает себя индейцем. Или хочет им стать.

– Как ты это понял?

– Вот эти факты. И еще кое-что. И да, я его видел. И разговаривал с ним.

Скарли сделала шаг и оказалась в «комнате».

– Что ты только что сказал? Я не ослышалась?

– Я думаю, что мы встречались. Вчера. Он стоял перед зданием на Перл-стрит. А я туда пошел еще раз взглянуть на место преступления. Криминалистов там не было, пересменок же, а следующая команда еще не подъехала. Он стрельнул у меня сигарету. Рассказывал что-то про индейцев. О табаке, о дыме. Это был он. А ланч я поздно привез, потому что столкнулся с женщиной, которая, как мне кажется, имеет к этому всему косвенное отношение. Мимо нее прошел бездомный с перьями на шляпе, знаешь, как у индейцев в комедиях, а у нее началась истерика. И я точно слышал, как она, по крайней мере, один раз сказала: «Я думала, это он».

– Джон, если это точно тот мужик, то, черт, он же мог тебя убить! Черт! Черт! Я вообще не понимаю, как ты жив остался!

– Скарли, ну сама-то подумай. Он не мог меня убить. У него правильного оружия не было. Посмотри вокруг. Кругом – вещдоки, и абсолютно ясно, что этот человек подбирает оружие для каждого убийства, руководствуясь какой-то своей безумной логикой. Он убил парня, которому принадлежало в Рочестере охранное агентство, из пистолета, да не простого, а такого, из которого было совершено первое в Рочестере убийство. К нам в руки попал его тайник. Сокровища. Он не ожидал меня встретить на улице. И правильного оружия у него еще не было.

– Слушай, но это как-то все шито белыми нитками…

– Зато все сходится.

– Я про оружие.

Скарли нахмурилась.

– Он мог вполне решить, что ты – животное. Или еще что. И просто прирезать тебя.

Тэллоу нащупал языком застрявший в левом коренном зубе кусочек лука и втянул его в себя.

– Ты такая милая, Скарли, что бы я без тебя делал.

– Ну что, пойдешь сочинять фоторобот? Цифровой можем сделать.

– Ты сама назвала его призраком. Нет. Будем надеяться, что в краске остались следы его ДНК. – Тэллоу еще раз оглядел макет комнаты. – Здесь у нас кругом призраки. И карты. Мне нужна карта. Здоровенная такая карта Нижнего Манхэттена. И книги мне нужны.

– Ну как тебе здесь работается? – спросила Скарли, тоже оглядывая комнату.

– Отлично.

– Эх, жаль, что я собственно квартиру не видела.

– Да. Ты могла бы с запахами поработать, понять, чем там пахнет. Ну, самое меньшее. А еще я до сих пор не понял, как устроена дверь.

Скарли наступила на фотографии внутренней стороны двери в квартиру.

– Да уж, – кивнула она. – Бэт их тоже изучал. Сказал, что разобрался бы, если б увидел все в натуре. А по фотографиям не очень понятно. – Она обернулась к Тэллоу и прищурилась: – Ты правда думаешь, что видел того парня?

– Да. Правда.

– Хреново. Не говори больше никому, ладно? А то тебя выставят парнем, который разговаривал с подозреваемым и упустил его.

– Не буду, – проговорил Тэллоу. Чувствовал он себя так, словно спустился с небес на землю и его холодным душем окатило. – Нет, не буду.

Скарли прошла мимо него к лифту и на ходу пихнула кулаком в плечо:

– Вот и умница.

– Спасибо. За то, что спину мне прикрываешь.

– Да ладно тебе. Мужик ты что надо. Опять же, жратву вкусную таскаешь. С опозданием, но все равно вкусную. Давай пойдем за нашим ручным дебилом, он там, наверное, с роботом все еще милуется. И поехали на Перл-стрит. Посмотрим на эту дверюгу. Это, похоже, какая-то реально продвинутая охранная система и все такое, и мне прямо любопытно, как там оно все устроено.

«Реально продвинутая охранная система»… Так-так-так… А вот и еще одна подпорочка для самой последней его гипотезы…

Они зашли за Бэтом. Тот стоял над верстаком, обняв себя за плечи, и внимательно читал какие-то бумаги.

– У нас тут результаты баллистической пришли. Джон, ты слышал о парне по имени Делмор Тенн?

– Дел Тенн? – вскинулся Тэллоу. – Еще бы! Глава округа Южный Манхэттен. Ну, много лет тому назад. Там что-то такое случилось, и он ушел на пенсию… Что-то… А! У него вроде как ребенка убили! Да. И бедняга не выдержал.

– Угу, – покивал Бэт, не отводя взгляда от бумаги. – Случилась перестрелка, шальная пуля попала в его дочь. Пробила голову. Но пистолет они так и не нашли.

– Только не это, – пробормотал Тэллоу.

– Пистолет «Кимбер Эгис». Там была какая-то фигня с нарезкой, кто-то что-то такое там со стволом странное сделал. Короче, соотнести пулю с пистолетом – плевое дело. Если б у них пистолет был.

– Боже правый…

– А знаешь, что самое страшное? – глухим, ровным голосом произнес Бэт. – Девочку звали Кимберли. И никто ничего такого не подумал, конечно. Разве что пошутил неудачно. Ким убита из «Кимбер».

У Тэллоу не нашлось, что ответить.

Бэт еще крепче обхватил себя за плечи:

– Во что мы, мать вашу, влипли? Какого хрена здесь творится?

Скарли обошла его и подхватила с пола легкий плащ:

– Мы едем на Перл-стрит, нужно кое-что в квартире посмотреть.

Бэт хотел было возразить или, может, что-то объяснить, но последние силы он истратил на то, чтобы открыть рот. И закрыть его. В результате он просто встал, подошел к тумбе с выдвижными ящиками, на которой балансировала огромная стопка бумаг и папок, выдвинул второй ящик и вытащил оттуда пистолет в кобуре. Молча пристегнул кобуру, поднял с верстака грязную сумку и, протиснувшись между Скарли и Тэллоу, зашагал к лифту.

Скарли посмотрела-посмотрела, сжала губы в ниточку, подошла к тумбе, выдвинула верхний ящик, вытащила оттуда пистолет в кобуре и пристегнула кобуру к поясу. Просунула руки в рукава плаща, посмотрела на Тэллоу, вздернув бровь: мол, только спроси меня о чем-нибудь, – и прошла мимо него к лифту.

Тэллоу молча проверил, легко ли ходит в кобуре пистолет.

– Блин, да тут лопата нужна, – проворчал Бэт.

– Лезь в машину, кому говорят, – рявкнула Скарли.

– Я бы залез, но, блин, я ж не верхолаз! Джон, ты багажником по асфальту не скребешь, нет? С таким-то грузом сзади!

– Бэт, ты… в общем, не знаю. Сдвинь, что ли, все это в сторону.

– Нет, а если оно все возьмет и вниз сползет? На меня? Меня ж завалит! Господи ты Боже, на фига тебе столько всего?!

Тэллоу провел ладонью по волосам:

– Слушай, вы на себя бы посмотрели! Сами сидите в сортире имени братьев Колье, а туда же, меня попрекать! Давай, сдвинь это все в сторону. И полезай в машину.

– Каких таких Колье?

– Ты поедешь либо на заднем сиденье, либо в багажнике, Бэт.

– Ну ладно, ладно… Но смотри, я тебя предупредил! Клянусь, я тут в самом низу разглядел свитки Мертвого моря, а в багажник я не полезу, потому что там, небось, еще страшней!

Скарли устроилась спереди на пассажирском сиденье. Тэллоу в очередной раз подивился ситуации. Впрочем, он до сих пор не привык ездить за рулем…

– А кто такие братья Колье? – спросила она.

– Лэнгли и Хомер Колье. Жили в первой половине двадцатого века. Два гарлемских анахорета, у них дом был в самом дальнем конце Пятой авеню.

Тэллоу принялся осторожно выводить машину из Полис-Плаза.

– Да там вся семья была не в себе. Отец ездил на работу, в смысле, плавал на каноэ. Сплавлялся по Ист-Ривер до Рузвельт-Айленд. Где-то в 1925 году папа исчез, мама умерла, и братья унаследовали дом. Местные подумали, что соседи их – богатые и эксцентричные, и принялись кружить вокруг и вынюхивать, может, что плохо лежит, ну и пару окон разбить. Но Колье были на самом деле бедны, как церковные мыши, плюс оба брата явно страдали психическим расстройством. Они заколотили окна, установили кучу ловушек против воров. Из дома они выходили только по ночам. Выбирались потихоньку, находили на улице что-нибудь любопытное или полезное, из чего западню можно было бы смастерить, и утаскивали к себе домой. Так что на самом деле очень похоже на ваш офис, только всю эту хрень, что там лежит, вы не сами тащите, а вам привозят.

– Значит, вот этим вот забита твоя машина? – спросил с заднего сиденья скрюченный и сложенный то ли вдвое, то ли втрое Бэт. – Малоизвестной историей Нью-Йорка? Впрочем, ладно. Это совсем даже и не обидно. Я, будь моя воля, целыми днями бы всякую хрень коллекционировал.

Тэллоу издал короткий сухой смешок:

– Так вот. В 1947 году по кварталу распространилось жуткое зловоние. Только братья Колье не жаловались. В результате люди туда проникли. И обнаружили, что на протяжении двадцати лет братья стаскивали в дом мусор со всего квартала. Стаскивали и хранили. Набралось аж сто тридцать тонн! Двадцать пять тысяч книг, четырнадцать фортепиано, деталей на целую машину, останки людей, бесчисленные газеты и коробки. По дому можно было передвигаться только по узким проходам и лазам. Хомера Колье нашли мертвым, причина смерти – сердечный приступ в результате длительного голодания. Глаза его вытекли пятнадцать лет назад, и он был полностью парализован из-за нелеченого ревматизма. Лэнгли Колье обнаружили в одном из проходов. Судя по всему, он нес Хомеру еду, но попался в одну из собственных ловушек – на него обрушились тяжелый чемодан и три кипы газет и раздавили насмерть. Собственно, он-то и распространял этот смрад. Старый слепой Хомер умирал еще неделю.

– Ага, сидел себе и думал: куда это мой братец запропастился, отчего ланч не несет… – проговорила Скарли. – Вот почему надо звонить, если ты обещал людям привезти сэндвичи, а сам задерживаешься.

– Человеческие останки? – подивился Бэт.

– Всякие человеческие органы в банках, что-то в этом роде. Отец у них был врачом, но гинекологом по специальности. Так что, похоже, не все банки они унаследовали. И, естественно, в доме нашли большой склад оружия и боеприпасов. В конце концов, дом пришлось снести.

– Вот на что похожа вторая квартира нашего парня, – заметил Бэт, пытаясь выдвинуть колени из-под подбородка.

– Что?

– Ну он же не спал в 3А, правда? И на улицах он вряд ли ночует… У него есть вторая квартира, и мы найдем ее, а в ней будет лежать чертова туча журналов, вырезок и прочей хрени. Этот парень разбирается в оружии и прекрасно умеет искать нужную информацию. Иначе бы он не узнал про убийство в Рочестере. Да и про Сына Сэма тоже не узнал бы.

– А как насчет индейских штук? – поинтересовалась Скарли.

– А не важно, – отозвался Бэт. – Он может себя кем угодно считать, хоть вождем апачей Джеронимо – игнорировать реальность на сто процентов не получится. Он слишком хорошо адаптирован для этого. Даже мужик, который считал свою жену шляпой, понимал, где он и что он. Даже если он полный псих – ну, насколько это возможно, – то есть если он реально по шесть часов на дню мастерит головные уборы из перьев, надевает их на собственные какашки и выводит их в Центральный парк сражаться с генералом Кастером, – все равно он прекрасно понимает, что живет в современном мире. И он явно учился и учится в нем ориентироваться.

Курьер на велосипеде проскользнул вдоль борта машины, пытаясь хитро просунуться и первым попасть на Бруклинский мост. Тэллоу ударил по тормозам и пропустил его. Тот и не подумал поблагодарить Тэллоу, но, с другой стороны, Тэллоу не ради него это сделал.

– Он понимает, что вокруг современный мир, – подумав, проговорил Тэллоу, – но не живет в нем. Я знаю историю города, но современную, а он – другую, давнюю. Я не разглядел его, он не разглядел меня, потому что мы ходим по двум разным городам.

– Ты когда успел обкуриться-то? – вздохнула Скарли. – И нам почему по косячку не выдал? Я-то думала, ты над нами шефство взял. Засранец.

– Что значит, он тебя не разглядел? – осторожно переспросил Бэт. – Это что же, он на самом деле тебя видел, да? А ты его – тоже видел?

– Ну, он так думает, – быстро вклинилась Скарли. – И это строго между нами.

Чтобы свернуть принявшую неудобный оборот беседу, Тэллоу переключил радио на полицейскую частоту. Оттуда тут же полилась хтоническая жуть.

В Южном Бронксе застрелен десятилетний мальчик. Из болтовни по поводу удалось понять: три налетчика нацеливались на его отца. Тот шел не только с сыном, но и с коляской, где лежал мертвый младенец, выпотрошенный, забальзамированный и покрашенный под живого, а в животе у него были зашиты несколько пачек героина.

Пожилую супружескую пару из Квинса обнаружили мертвыми в собственной кровати. Их хладнокровно убили – кто-то подошел к спящим и прострелил им головы. А вокруг входных отверстий нашли разбрызганную свежую сперму. С ними жил сын, его дома не обнаружили.

Один сосед в Бруклине искрошил другого остро заточенной лопатой – поспорили из-за взятой на время барбекюшницы. Жертва в момент нападения занималась починкой машины.

В Адской Кухне строитель зажал в туалете бара медсестру. С медсестрой, похоже, все будет хорошо, сказал вышедший на связь полицейский, а вот напарник его, по-видимому, глаз потерял.

Полицейский в Брайарвуде решил проверить, правда ли, что в задней комнате одного маленького ресторанчика хранится оружие и по меньшей мере килограмм кокаина. Так выяснилось, что повара прямо на кухне бодяжили кокс и отправляли пакетики с заказанными на дом блюдами.

– Хренасе, – пробормотала Скарли.

Серийный насильник, которого некие остроумцы прозвали Человек-Банка, снова заявил о себе в Парк-Слоуп этим утром. Изнасиловав женщину, он вставлял ей в вагину банку или бутылку, а потом разбивал стекло. В голосе полицейских чувствовалось напряжение: никто ничего не видел, никто ничего не знал, всем все по барабану…

Кто-то выплеснул банку кислоты с аммиаком в лицо полицейскому из Порт-Осорити, там, где 20-я авеню пересекалась с шоссе Джо Димаджио. Находившихся рядом полицейских рвало – лицо бедняги стекло на плечи и грудь длинными, похожими на подогретый сыр струйками.

Свидетели утверждали, что мужчина попытался ограбить банк «Чейз» на углу Пятой авеню и Восточной 27-й улицы, потом заявил, что он «разлагающийся ангел», вышел наружу, застрелил работника почты, который просто шел мимо, затем приставил пистолет к глазу, громко сообщил, что «Диснейленд – тоже полное говно», и нажал на спусковой крючок.

– А что, мужик прав, – заявил Бэт. – Меня от этой «Улицы Сезам» тоже тошнило. Помните хрень, которая в мусорном ящике жила? Блин, да я из-за нее в полицию пошел!

Тэллоу посмотрел на Бэта в зеркало заднего вида: мало ли, может, признаки ментального расстройства имеют и внешнее проявление?

– Ты шутишь, я надеюсь?

– Ничего подобного! Хрень, говорю, жила в мусорном ящике, жрала говно всякое и людей оскорбляла! Сплошные преступления! И вообще выключи ты эту штуку. Жесть какая…

– А мне нравится, – пожал плечами Тэллоу. – Знаешь, был такой сайт, так они полицейской волне Лос-Анджелеса делали подложку из эмбиента. Ничего так выходило, я часто на диске слушал.

– А что, у вас в машинах можно диски слушать? – спросила Скарли.

– Нет, конечно. Поэтому мой партнер и выдрал магнитолу. Да и музыка ему не нравилась. А я не разрешал ему включать спутниковое радио с идиотскими ток-шоу. Так что мы решили – о’кей, один-один, и слушали только полицейскую волну. Ну и вот мне постепенно понравилось. Опять же, такой информационный поток, ты всегда в курсе событий.

– Да не информации, а говна поток, – пробормотал Бэт. – Я бы рехнулся это целый день слушать. Просто у тебя ж беспрерывно в ушах: «Але, ребята, тут псих то-то и то-то учинил, а тут вот какое говно приключалось, але, а тут еще говна ведро, и еще ведро, еще круче говна, але, ребята, у вас еще мозги не поплавились? Тогда вот еще вам говна на лопате!» Какая-то порножесть, блин, транслируется…

Тэллоу вынужден был признать, что сегодняшний эфир – по сравнению со вчерашним – оказался реально чудовищным. Но он отогнал от себя эту мысль и заехал на парковочное место сразу за грузовиком криминалистической службы. Выбираясь из машины, он внимательно огляделся: не стоит ли поблизости мужчина в плаще из толстой замши. Убедившись, что нет, не стоит, он повел экспертов внутрь здания.

Двери с грохотом распахнулись прямо перед носом Тэллоу, и из них выкатились со своей тачкой те же два парня, которых он видел вчера. Ребята бахали, долбались и орали друг на друга, пихая тележку, доверху нагруженную пластиковыми контейнерами с вещдоками.

– Говнюк, – незамедлительно сообщили они Тэллоу.

– И вам доброго дня, – отозвался Тэллоу. – А что случилось-то? Обеденный перерыв? Или пересменка?

– Ни то, ни другое. Нас отзывают.

– Да уж, теперь путь сюда нам закрыт навеки, – пафосно заявил второй. – Нас передислоцируют и отправляют на другое, мать его, место преступления. Жопу, короче, вашим криминалистам подтирать.

Тэллоу мрачно зыркнул в сторону Бэта и Скарли: молчать, мол. Те оскалились, как плохо обученные псы, которым запретили жрать соседского младенца. Тэллоу крутанулся в сторону работяг – те уже пихали свои контейнеры в грузовик.

– Но вы тут не закончили, – сказал он.

– Как бы не так! – фыркнул первый. – Мы еще как здесь закончили! Приказ у нас, понял? А почему они такой приказ раньше не выпустили, когда мы только твоей сраной коллекцией занялись, мне невдомек. Но кто-то узрел свет, и мы свободны.

Второй уже залезал на водительское сиденье.

– А вы, ребята, – в жопе. Но нам плевать. Потому что только говнюк может подкинуть такую говенную работенку нашему полицейскому департаменту, хе-хе.

– Вроде тебя говнюк, – ткнув пальцем в Тэллоу, уточнил первый и запрыгнул на пассажирское сиденье.

И они уехали.

– Какого хрена тут происходит? – вопросила Скарли.

Тэллоу вытащил мобильник.

– Понятия не имею, но начальство наверняка может узнать, что к чему.

А пока он набирал номер, на освободившееся после полицейского грузовика место запарковалась другая машина. Тэллоу взглянул на нее, понял, на что смотрит, и убрал телефон. На борту фургона красовался логотип компании «Спирпойнт».

Тэллоу тихо, но жестко приказал:

– Молчать. Говорить буду я.

Они все поняли по голосу, кивнули и отступили на шаг.

Из фургона спрыгнул водитель – атлетического сложения женщина в форме «Спирпойнта», коротко стриженная и с рваным шрамом на шее. Шрам, кстати, она совершенно не пыталась замаскировать. На боку у нее висел странный, зверского вида пистолет в металлической автоматизированной кобуре – оружие из нее выезжало само с помощью каких-то невероятных приспособлений под дулом. Она направилась к задним дверям фургона и заметила Тэллоу:

– Пожалуйста, сэр, проходите, не задерживайтесь, – сказала она, причем весьма миролюбивым тоном.

Тэллоу показал ей значок:

– Увы, пока не получится. Могу я вам чем-нибудь помочь?

– Ах вот оно что! – улыбнулась она. – Да! Мы тут должны собрать вещдоки с места преступления, я правильно понимаю?

– Вот как, – проговорил Тэллоу.

– Вот так, да, – сказал другой служащий «Спирпойнта» – он как раз спрыгнул с пассажирского сиденья.

Это был мужчина ростом чуть меньше шести футов, из тех, кто знает, как называется каждая мышца их накачанного тела. Он даже моргал так, словно бы сжигал ненавистные жировые клетки.

– Какие-то проблемы, офицер?

Тэллоу приметил: на ремнях у обоих мини-планшеты, приспособленные для работы в экстремальных условиях, в ушах – блютусная гарнитура, а на груди вместо обычных бэйджиков с именами – странные сенсорные полоски.

– Детектив, – поправил его Тэллоу. – И знаете? А я не в курсе, есть ли у нас проблемы. Я как-то привык, что на месте преступления работают эксперты-криминалисты и Служба по сбору вещественных доказательств. Так что давайте мы поступим так: вы мне рассказываете, как так вышло, что вы здесь оказались, а дальше я решу, как нам быть.

Парень рывком распахнул задние дверцы фургона. Вид у него был такой, словно он хотел их вырвать с корнем и сожрать без соли.

– Начальство велело нам явиться сюда и собрать всю хрень из квартиры 3А.

Женщина, похоже, решила держать оборону и быстро оказалась между партнером и детективом, хотя Тэллоу даже пошевелиться не успел.

– Похоже, наш босс позвонил вашему боссу. Все же в курсе, что криминалистов мало, а дел много, правда? Вот почему создали Службу по сбору вещдоков, но их слишком мало оказалось. Особенно для такого дела – ну, насколько я могу судить по описанию. Так что наш босс позвонил вашему боссу и предложил использовать… э-э-э… нас.

– Хорошо, – кивнул Тэллоу. – Это прямо невероятно любезно с его сто

Продолжить чтение

Следующие книги в серии

The Hobbit / Хоббит. 10 класс

Номер: #3

Никаких запретов