Читать онлайн Полундра бесплатно

ГЛАВА 1

Гряда низких, поросших чахлым кустарником сопок окружает небольшой городок, уютно расположившийся на самом берегу холодного Баренцева моря. Крохотная речка, стекающая с сопок, за тысячи лет прорыла в гранитных скалах берега широкое устье, образовав небольшую бухточку, удачно закрытую со всех сторон гранитными скалами, так что даже при самых сильных штормах ее воды лишь слегка волнует рябь от редких, налетающих откуда-то сверху заблудившихся порывов ветра.

Замечательное место. Его присмотрели еще древние поморы, устроившие здесь стоянку своих небольших деревянных судов. Герои первых пятилеток, осваивавшие Север совсем не по своей воле, заложили здесь поселение, построили первую пристань, считавшуюся самой надежной гаванью на побережье от Полярного до Архангельска.

Впрочем, от старой деревянной пристани и небольших бревенчатых срубов первых жителей городка ныне не осталось ничего. Впоследствии городок стали отстраивать из камня. Пристань из бревен сменили мощным бетонным дебаркадером, где теперь вместо широких деревянных посудин, торговых и промышленных судов давно уже высятся могучие серые корпуса военных кораблей – гордость российского Северного флота, самого боеспособного из флотов теперешней России. Городок еще задолго до войны стал военно-морской базой. Формально он вовсе не закрыт для посторонних, и любой человек может в нем поселиться. Однако ехать в городок жить желают немногие. Климат в российском Заполярье далеко не курортный, сырой и холодный, щедрый на холодные пронизывающие ветра. Зима с сильными морозами, несмотря на близость моря. Летом тепло наступает, лишь когда с суши дует устойчивый южный ветер. Тогда низкое полярное солнце пригревает так, что на склонах сопок становится невыносимо жарко. Если же ветер дует с севера, с моря, лето становится больше похожим на осень: прямо над самой головой нависают свинцово-сизые тучи, из них пополам со снегом хлещет ледяной дождь, а уже в сентябре начинаются сильные ночные заморозки и летают в воздухе большие белые мухи.

В городке живут люди, так или иначе связанные с флотом: морские офицеры, их семьи. Здесь живут те, кто не мыслит своей жизни без моря, без Северного флота, без службы Родине, как бы сложна и опасна ни была эта служба. Здесь доживают свой век те, кто отдал этой службе все, что имел, – жизнь, молодость, здоровье – и кому больше некуда и не к кому ехать с этой неприветливой холодной земли.

* * *

Старик, тяжело дыша и опираясь на палочку, осторожно спустился по лестнице с первого этажа пятиэтажного дома, где располагалась его квартира. Отворив скрипучую дверь подъезда, он вышел наружу. Соленый морской ветер тут же подхватил полы его поношенной черной флотской шинели без погон, стал безжалостно трепать и мотать из стороны в сторону. Но отставной морской офицер словно не замечал этого, с радостью подставлял свое круглое, обрюзгшее лицо порывам ветра, отчего его желтые, словно старая газетная бумага, морщинистые щеки зарумянились, приобрели чуточку более здоровый, естественный вид. С наслаждением вдохнув свежий морской воздух, старик, кряхтя и опираясь на палочку, с усилием продвигая свое широкое тело с огромным круглым животом и разбухшими, слоновьими ногами, сделал еще несколько шагов вперед, туда, где недалеко от входа в подъезд падал луч неяркого северного солнца и где холодный мартовский день казался чуточку более приветливым.

– Здорово, каплей! – услышал он рядом с собой бодрый, хотя и немолодой голос. – Как жизнь молодая? Что, погреться на солнышке из норы выполз?

Сказавший это человек был высок и худощав – пожалуй, ровесник отставного капитан-лейтенанта, но только морщинистая кожа на его лице была коричневого цвета и плотно облегала выступающие скулы, а от всей фигуры исходили необычная для его возраста энергия и бодрость.

– Так точно, Иван Митрофанович, выполз! – отвечал каплей, щуря свои красноватые глаза на солнце. – Пока вот ноги носят, выползаю потихоньку морским воздухом подышать, хотя бы издалека.

– Как здоровье-то? – спросил худой и бодрый старик на этот раз участливым, дружеским тоном. – Ломает по ночам?

– Есть немножко, – нехотя и не сразу отозвался отставной моряк. – Правда, теперь не столько ломает, сколько душит меня. Кошмары каждую ночь снятся. Будто как тогда, в нашей подлодке снова авария. Я в торпедном отсеке, вода поступает, меня захлестывает, я хочу вынырнуть, а никак не получается. Просыпаюсь, а сердце бьется часто-часто, и продохнуть никак не могу.

– Эх, Сашка, Сашка, – участливо покачал головой бодрый старик. – Говорил я тебе, еще когда мы вместе в Нахимовском учились: не иди ты на подлодку, инвалидом она тебя сделает! И вот, смотри, прямо накаркал…

– А надо было как ты, Митрофаныч? – неожиданно вспылил старик. – Штаны на берегу протирать, в штабе флота задницу до блеска полировать? Конечно, тебе повезло куда больше! У тебя вон и здоровье как у молодого, и звезд на погонах дай бог…

Приступ тяжелого кашля прервал речь больного старика. В это время бодрый старик смотрел на своего товарища спокойно и участливо.

– Эх, Сашка, Сашка, – качая головой, повторил он. – Да, не сладко тебе приходится. И зачем тебе все это было надо?..

Больной старик выплюнул на землю кровавые мокроты, не сказал ничего, но глянул так, что слов никаких и не надо было.

– Ладно, ладно, каплей, не кипятись. – Старик, названный Митрофанычем, заговорил успокаивающе, казалось, нисколько не обидевшись на суровые слова своего бывшего однокашника. – Я все понимаю. Ты, конечно, герой…

– Да никакой я не герой! – гневно крикнул отставной каплей. – Просто я служил, понимаешь ты? Честно служил, как морскому офицеру и положено. Понятно тебе?

Новый приступ мучительного кашля помешал старику продолжать гневную речь. Откашлявшись и тяжело дыша, он некоторое время оглядывался по сторонам, видимо, досадуя уже, что он так раскричался. Вдруг издалека, со стороны моря, донеслось несколько протяжных басовитых сирен. Каплей вздрогнул, стал прислушиваться, глядя на своего бодрого, здорового собеседника вопросительно.

– Ну да, возвращаются они, – сказал Митрофаныч, отвечая на немой вопрос каплея. – Мне уж позвонили, вот иду встречать. У меня ведь тоже там…

Вой сирен послышался снова, протяжный и берущий за душу. Впрочем, для каждого живущего в городке на свете не было прекраснее музыки, чем звуки сирен. Потому что они сообщали о возвращающихся в порт кораблях, где у каждого служил кто-нибудь из родных, близких…

– Здрасьте, дядь Саш, – крикнул, пробегая мимо стариков, мальчишка лет двенадцати, сосед. – Возвращаются они… Слышите гудки?

– Эй, малец, малец! – внезапно оживившись, крикнул ему вслед старый моряк. – Погоди, не спеши. У тебя ноги быстрые, еще успеешь…

Мальчик остановился, в недоумении оглянулся на стариков.

– Димка, подойди сюда, когда к тебе старшие обращаются! – строго сказал Митрофаныч. Мальчик послушно приблизился.

– Слышишь, Димка, пока время есть, сбегай в детский садик, – попросил его каплей. – Ну, ты знаешь, где это…

– Тетю Наташу предупредить? – догадался мальчик. – Ладно, сейчас…

И прежде чем старики успели что-либо ответить, он уже умчался в нужном направлении. Некоторое время старики молча смотрели ему вслед.

– Слышь, каплей, Сережка-то тоже с тем отрядом возвращается, – сказал Митрофаныч, глядя как-то мимо своего собеседника.

– Знаю, – коротко отвечал тот. Но при этом лицо его заметно омрачилось.

– Хорошая дочь у тебя, каплей, – продолжал Митрофаныч. – Красавица, каких и в Москве-то мало, умная, добрая. Детей очень любит. Ей только-только двадцать лет исполнилось, а дети от нее без ума. Моя внучка Маринка говорит: я только с тетей Наташей гулять хочу…

Отставной капитан-лейтенант молчал, глядя в сторону, и было непонятно, нравится ли ему похвала его собеседника или нет.

– Поговори со своей Наташкой-то! – вдруг с настойчивостью в голосе сказал Митрофаныч. – Не дело это…

– Что не дело? – Старик резко обернулся, его щеки снова задрожали от гнева.

– Не кипятись, Сашка, ты знаешь, о чем я, – спокойно возразил здоровый и бодрый старик. – Весь городок уже говорит. Нехорошо это…

Лицо больного старика стало багроветь от напряжения, он тяжело задышал, но не произнес ни слова. В этот момент с той стороны, куда убежал мальчик, показалась стройная белокурая девушка, спешащая в сторону порта. Оба старика не сводили с нее глаз.

– Вон она идет, – проговорил Митрофаныч, одобрительно качая головой. – Красавица! Ну вылитая мать. И характер такой же…

Старик в ответ промолчал.

В этот момент белокурая девушка подбежала к старику в форме каплея, с искренней озабоченностью взяла его за руки.

– Папа, ты как себя чувствуешь? – заглядывая ему в глаза, спросила она. – Тебе не холодно здесь стоять?

– Ну, ладно, я пойду, – откашлявшись, сказал Митрофаныч. И, не дождавшись ответа, спокойно зашагал прочь от них в сторону порта.

В этот момент снова взвыли сирены, на этот раз чуточку ближе. Девушка с тревогой оглянулась в ту сторону, где были порт и причал.

– Ничего. Успеешь еще, – сказал старик, в свою очередь пристально заглядывая в глаза своей дочери. – Они лишь минут десять назад пролив прошли, еще с четверть часа будут по заливу бултыхаться…

– Отец, как ты себя чувствуешь? – повторила свой вопрос девушка.

– Нормально, – наконец ответил тот. – Ты мне другое скажи. Там, с этим отрядом, твой Сережка возвращается…

– Да, я знаю.

– Скажешь ему про Бориса?

Девушка вздрогнула, отвела глаза в сторону.

– Не знаю, – робко проговорила она. – Я попробую…

– Не тяни, поговори с ним. – Старик попытался заглянуть в глаза дочери. – Весь городок ведь про это знает. Ты не скажешь, ему другие скажут. Еще хуже будет!

Сирены взвыли снова – еще более протяжно и громко. Девушка с тревогой и выражением душевной боли на лице оглянулась в сторону порта.

– Я пойду, отец, – тихо проговорила она. – Мне пора…

– Скажи ему все, слышишь? – крикнул ей вслед старик. – Сегодня же все скажи!

Но девушка, не оборачиваясь, спешила прочь от него. И вот она уже смешалась с толпой других людей, также спешащих в порт встречать возвращающиеся из похода корабли.

* * *

Белокурая девушка пробиралась сквозь толпу людей, сгрудившихся возле самого бетонного заграждения, отделявшего причал, стоянку военных кораблей от остальной территории городка. Она почти не смотрела по сторонам, едва отвечая на робкие приветствия, что адресовали ей подростки, глазевшие на нее в немом восхищении, словно на какое-то заморское чудо. Столь же мало она замечала хмурые, неприветливые взгляды иных взрослых. Несмотря на то что каждый хотел быть поближе к заграждению, ее молча и безоговорочно пропускали вперед, она притискивалась и протискивалась, пока не оказалась у самых бетонных перил. Тогда она уперлась руками в эти холодные и мокрые от близости прибоя перила и стала напряженно вглядываться вперед, где посреди ровного и гладкого залива отчетливо виднелись силуэты военных кораблей.

Впрочем, с берега казалось, что корабли стоят на месте, застыли неподвижно посреди залива. И только по размытому следу за кормой и можно было заключить, что они все-таки движутся – осторожно, на самом медленном ходу подходят к родному берегу. Их было три: два больших, сумрачно-серых эсминца и еще один, поменьше, шедший последним и для постороннего человека своим видом неотличимый от гражданского судна.

Это небольшое и совершенно гражданское с виду судно было на самом деле гидрографическим судном Северного флота РФ. Такие суда есть во флотах всех стран, имеющих выходы к морю. Гидрографические суда на самом деле не несут никакого вооружения, если не считать табельного, положенного любому военнослужащему. Его задача – вовсе не воевать с кораблями противника.

Официально заявленная задача гидрографических судов – выполнение лоцмейстерских работ, промеры глубин, съемка береговой полосы, изучение морского дна, или, как говорят специалисты, ложа океана. Хотя судоходство существует, казалось бы, не одну сотню лет, не следует думать, что Мировой океан досконально изучен и все морские тайны разгаданы и описаны в книгах. На деле это изучение только начинается, для этой цели и созданы плавучие лаборатории, нашпигованные всевозможной аппаратурой, способные не только исследовать новые, малоизученные еще уголки океана, но и наблюдать за уже хорошо знакомыми, оживленными морскими трассами.

Впрочем, изучением океана занимаются не только военные гидрографические корабли, но и гражданские океанографические службы. Приписанные же к различным военно-морским флотам суда не случайно подчиняются напрямую ГРУ, Главному разведывательному управлению штабов этих флотов. Фактически всякое военное гидрографическое судно выполняет разведывательные, шпионские функции, следит не только за морским дном или береговой полосой, но и судами иностранных государств, плавающих в этих водах, благо оборудование позволяет сканировать любые объекты не только над и под водой, но даже и высоко в небе. Шпионские функции гидрографических судов не секрет ни для кого во флоте, однако никто не может помешать их присутствию в нейтральных водах Мирового океана.

Гидрографическая служба любого военного флота или флотилии РФ – во многом шпионская структура. Цели и задачи в дальних походах: радиолокационная разведка и контрразведка, составление подробных карт акваторий зарубежных военных баз, наблюдение за морскими учениями зарубежных флотов. Кроме того, во время походов все гидрографические суда – плавучие штабы флотского спецназа, который обеспечивает безопасность стоянки в зарубежных портах. Игнорирование норм безопасности на рейде может привести к трагедиям, вроде взрыва линкора «Новороссийск» в Северной бухте Севастополя в 1956 году, когда более семисот человек погибли и около ста пятидесяти пропали без вести. Есть версия, что он, бывший линкор итальянского флота «Чезаре», отошедший СССР по репарациям, был взорван итальянскими боевыми пловцами, недобитыми фашистами.

Теперь самое время сказать, что именно к этому типу судов, напичканных сложнейшей электронной аппаратурой, приписано, быть может, наиболее элитное подразделение на российском флоте – морской спецназ, или боевые пловцы. До девяносто восьмого года их готовили в учебке, расположенной в небольшой бухточке на Черноморском побережье Крыма, возле поселка Балаклава, потом – на Каспии и на Балтике. Есть еще учебка в Очакове, но она теперь принадлежит Украине. Еще не так давно на Черноморском флоте была дислоцирована 17-я Отдельная бригада спецназа ВМФ, являвшаяся головным боевым соединением среди аналогичных частей Военно-морского флота РФ. Основным направлением ее деятельности было проведение специальных и разведывательных мероприятий в глубоком тылу противника. Офицеров-спецназовцев специально учат технике выполнения сложнейших погружений на предельные и иногда даже запредельные глубины, когда водолаз в самом прямом смысле рискует жизнью. В Балаклавской учебке в числе прочего обучают способам тайного, несанкционированного проникновения на территорию иностранных государств, пользуясь морским побережьем. Надо ли говорить, что к боевым пловцам Военно-морского флота предъявляют высочайшие требования по части здоровья, физической подготовки и выносливости, умения обращаться с оружием практически всех видов и модификаций. Кроме того, боевой пловец должен быть настоящим интеллектуалом, иметь в своей памяти подробную карту всего мира, точные таблицы таких специфических навигационных вещей, как морские течения, приливы и отливы, глубины океана в различных его точках. Также боевой пловец обязан знать устройство всех судов планеты, начиная от парусной рыбачьей лодки и кончая авианосцем.

Отряд именно таких боевых пловцов служил на гидрографическом судне Северного флота. Теперь, когда это судно готовилось вместе со всеми пришвартоваться в родном порту, его команда, согласно морской традиции, выстраивалась на верхней палубе. И стоящий на берегу наблюдатель мог видеть ряд ничем, может быть, и не выделяющихся внешне, но очень крепких парней в форме Военно-морского флота России.

Белокурая девушка не отрываясь смотрела на медленно маневрирующие корабли, причем ее взгляд был прикован к самому малому из них. Как и положено по рангу, оно шло последним и было дальше всех от причала. Девушка смотрела во все глаза на знакомый ей силуэт судна. И вот ей показалось, что она разглядела кого-то на палубе. Тогда она робко и смущенно улыбнулась и, подняв правую руку, неловко махнула ею.

ГЛАВА 2

– Разрешите, товарищ старший лейтенант?

Командир группы боевых пловцов, приписанных к гидрографическому судну, старший лейтенант Сергей Павлов оглянулся, увидел веселое, задорное лицо матроса, участвующего в швартовке судна, и поспешил посторониться.

Хотя в Северный флот не брали совсем уж хлипких парней на срочную службу, однако Павлов даже на фоне крепкого и рослого личного состава гидрографического судна казался великаном. Его высокую, широкоплечую, ладно скроенную фигуру атлета плотно облегала надетая по случая возвращения в порт приписки парадная офицерская форма – черный китель с золотым шитьем на рукавах и погонами старшего лейтенанта.

– Ну, как настроение, Полундра? – спросил, подходя и хлопая Сергея по плечу, мичман Виктор Перютин. – Как будто нам не весело?

Витька был весельчак и балагур, его любили на гидрографическом судне, тем более всех удивляла его дружба с несколько сумрачным и молчаливым по характеру Серегой Павловым по кличке Полундра.

– Главное, чтобы любимая нас ждала, верно? – продолжал, сияя улыбкой, мичман. – А все остальное – трын-трава…

– О любимой-то и речь, – басовитым, немного глухим голосом отозвался старлей, хмуро глядя на приближающийся берег.

– Да ладно, Серега, не бери в голову! – Мичман беспечно хлопнул Полундру по плечу. – Не слушай ты, что там болтают. Все нормально.

– Нормально? – Полундра на мгновение посмотрел на улыбающееся, освещенное солнцем лицо своего друга. – Думаешь, про то, что она с кем-то новым ходит, это все бабья брехня?

– Да ты спятил, что ли? – возразил ему мичман. – Ты лучший подводник на нашем Северном флоте. Какая дура баба променяет тебя на какую-то береговую крысу?

– Береговая крыса каждый день с ней рядом, – возразил Полундра, – а я неделями в плавании. Черт возьми, кому-то же надо было посылать на судно радиограмму, чтобы я последил за своей девушкой!

– Сволочь какая-то это сделала! – убежденно сказал Виктор. – Не расстраивайся, старлей, все будет хорошо! Сойдешь на берег, поговоришь с ней. Подарок-то купил для нее, как я советовал?

Полундра молча кивнул, продолжая рассеянно глядеть на приближающийся берег. Да, он и подарок ей купил, вложив в это дело значительную часть своего скудного денежного довольствия офицера ВМФ. Ведь цены – там, за границей – почище, чем даже в Мурманске.

– Ну вот видишь! – воскликнул мичман, снова хлопая своего друга по богатырскому плечу. – Теперь перед тобой ни одна девчонка не устоит!

Полундра ничего не ответил, напряженно всматриваясь в толпу за бетонным ограждением на берегу. Однако люди стояли слишком тесно и до них было пока еще слишком далеко, чтобы отчетливо различить лица.

– Разрешите, товарищ старший лейтенант…

Матросы снова попросили офицеров посторониться.

– Слышь, старлей, пошли на мостик поднимемся, – сказал мичман. – Что мы здесь стоим, всем мешаем? Кстати, кавторанг тебя спрашивал.

Ни слова не говоря, Полундра повернулся и направился к командному мостику, где расхаживал взад и вперед командир корабля. Мичман Витька Пирютин последовал за ним.

– Ну что, старлей, нервничаешь? – Командир гидрографического судна приветствовал появление на мостике своего подчиненного. – Ничего. Все будет нормально.

С мостика берег был виден лучше и казался словно ближе, несмотря на маячившие впереди грозные силуэты эсминцев.

– Вон, смотри, какая силища! – с усмешкой сказал кавторанг, указывая на боевые корабли. – Гордость нашего Северного флота!

– А мы ходили ее, эту гордость, демонстрировать, – негромко процедил сквозь зубы мичман. – Демонстрировать, что мы еще курс держать не разучились и в случае чего в Баренцевом море не потеряемся. А вот как насчет остальных морей, тут что-либо гарантировать трудно.

– Это точно, – кивнул кавторанг, оглядываясь на вдруг ставшего серьезным мичмана. – Только с дружескими визитами во вражеские порты мы и можем ходить. А дойдет дело до боевого столкновения, не знаю, что с нами станет…

– На собственных торпедах подорвемся, – сказал мичман. – Наши же ракеты на нас посыпятся. Правда, Полундра?

Но старлей, казалось, не слышал раздававшихся вокруг него голосов. Его взгляд был прикован к берегу, где все отчетливее проступали лица встречавших корабли людей.

– Вон она, вон, – усмехнулся кавторанг, кивая в сторону толпы. – Твоя Наташка. Вон, видишь, пробирается? Ее белоснежную головку издалека видно.

На самом деле Полундра давно уже заметил белокурую девушку, пробиравшуюся сквозь толпу. Его лицо приобрело жесткое выражение, он смотрел в ее сторону, не сводя глаз.

– Вон, смотри, смотри! Она машет тебе! – подтолкнул в бок своего друга мичман.

Но Полундра и сам уже видел это. Несколько секунд он пристально всматривался в очертания толпы, наконец губы его тронула суровая улыбка, и он махнул рукой в ответ.

* * *

– Ребят, удачи на берегу. – Кавторанг по очереди пожал руки всем офицерам с гидрографического судна, затем пошел дальше.

Полундра рассеянно смотрел ему вслед.

– А вон и моя Оксанка. – Мичман весь так и засиял от радости, замахал обеими руками. – Ну, я пошел, Серега. Вечером встретимся в клубе!

И он поспешил навстречу своей девушке. Полундра не без зависти смотрел на него.

Белокурая девушка стояла возле бетонного парапета и ждала его. Старлей на мгновение растерялся, смутился, ему показалось, что взгляды всех остальных устремились на него. Но, оглядевшись вокруг, он увидел обалдевшую от радости, веселую, целующуюся, что-то орущую толпу людей. Звуки маршей «Прощание славянки» и «Марша Североморцев», что играл флотский духовой оркестр, в этом шуме, гаме и всеобщем веселом одурении казались излишними и никому не нужными. Тогда и Полундра осмелел. Он бережно взял за локти, крепко прижал к себе Наташку и осторожно поцеловал ее прямо в губы. Девушка послушно прижалась к нему всем телом, но на мгновение Полундре показалось, что ее ласки как-то странно холодны, бездушны и сдержанны.

* * *

– Сережка, я так по тебе соскучилась!

Они не спеша шли вдвоем, в обнимку по разбитому асфальту тротуара родного военного городка. Солнечные лучи, словно вместе с людьми праздновавшие возвращение кораблей из похода, пусть недолгого и неопасного, приятно ласкали, отчего в воздухе вдруг возникло ощущение весны. Полундра был бы рад вовсе не думать о тех странных слухах, что бродили вокруг его девушки и настигли его даже в море. Однако сомнение не давало ему покоя…

– Ну, рассказывай, – начал он своим низким, немного глуховатым голосом. – Как жила тут без меня?

– Нормально, – проговорила девушка. – У нас тут все было хорошо…

– Правда? – Внезапно он резко обернулся, взял девушку за плечи и попытался заглянуть ей в глаза. Однако она осторожно, но уверенно высвободилась, отвела глаза в сторону. Ее смущенный вид очень не понравился старлею.

Некоторое время они шли молча.

– Ну а как дядя Саша? Не лучше ему?

Казалось, девушка была рада поговорить о своем отце.

– Ты знаешь, он держится, – торопливо сказала она. – Каждое утро аккуратно на улицу выходит, иногда даже до причала добирается…

– Что же сегодня его не было? Решил не ходить нас встречать?

– Не пошел. Сказал, на причале много народу будет, в толпе его сомнут… А так он ничего… Только по ночам часто просыпается и стонет жалобно.

Полундра молча кивнул. Когда он слушал рассказ Наташки про ее больного отца, обветренное лицо моряка приняло сосредоточенно– скорбное выражение. Некоторое время они снова помолчали.

– Слушай, я тебе из поездки лекарство привез, – снова сказал он.

В тот момент моряк в душе сильно досадовал, что не имеет такого хорошо подвешенного языка, как у его друга Витьки Пирютина, который, казалось, мог найти темы для беседы когда угодно и с кем угодно.

– Лекарство? – Наташа посмотрела на своего спутника пристально. – Что за лекарство?

– Врачи сказали, что от удушья и болей в груди помочь должно, – ответил Полундра. Он вытащил из кармана и протянул Наташе картонную коробочку с разноцветными надписями на иностранном языке. – И тебе я тоже кое-что привез. Вот…

Он протянул ей пластиковый пакет. Девушка только на мгновение глянула внутрь и торопливо поблагодарила старлея. Тот глядел на нее недоумевающе.

– Не понравилось? – озадаченно спросил он. – Мне сказали, это все хорошие вещи…

– Нет, почему… – Девушка тщательно избегала глядеть своему спутнику прямо в глаза. – Спасибо тебе большое, Сергей…

– Так ты даже толком не посмотрела!

Внезапно девушка остановилась, устремила на старлея растерянный, жалобный взгляд.

– Прости, Сергей, меня дети ждут, – робко сказала она. – Мне надо идти…

– Как идти? – От изумления моряк замер на месте. – Подождет твоя работа. Сейчас в городке все равно никто не работает…

Но девушка только покачала головой и, не глядя на своего спутника, направилась прочь от него.

– Погоди, Наташ. – Тот кинулся за ней, догнал, взял за руку. – Сегодня в клубе у нас вечер по случаю прибытия. Я зайду за тобой. Заодно и дядю Сашу проведаю. Хорошо?

На мгновение девушка замерла с открытым ртом, глядя на моряка широко открытыми глазами. Тому показался в них какой-то совершенно необъяснимый страх и ужас. В конце концов девушка опустила взгляд, отрицательно покачала головой.

– Я не могу сегодня вечером, – едва слышно произнесла она.

– Как не можешь? – опешил старлей. – Меня же два месяца дома не было! Сама говоришь, что по мне соскучилась.

Девушка изо всех сил старалась не встретиться с ним взглядом.

– Ты же знаешь – у меня отец болен, – ответила наконец она. – Кроме меня о нем некому больше позаботиться. А по вечерам ему обычно делается хуже… Извини, Сергей…

Девушка повернулась и, опустив глаза к земле, торопливо зашагала.

– Да подожди ты! – Старлей кинулся было следом за ней, снова попытался взять за руку. Но белокурая девушка решительно высвободила свою руку и поспешила дальше.

– Я позвоню тебе, Сережа! – на мгновение обернувшись, крикнула она. – Сегодня вечером позвоню…

И она уже спешила дальше по разбитому, ухабистому асфальтовому тротуару. А Полундра остался стоять на месте, с изумлением и обидой глядя ей вслед. Он не знал, что ему теперь и думать.

ГЛАВА 3

– Кушай, сынок!

Пожилая женщина с усталым и озабоченным, но добрым лицом, обрамленным прядями седых волос, поставила перед Полундрой тарелку дымящегося борща, положила рядом большую столовую ложку, стала нарезать ломтями хлеб. Старлей рассеянно смотрел, как поднимается от тарелки пар. Едва окунув ложку, он не спешил почему-то начать трапезу.

– Кушай, сынок! – повторила мать, умильно глядя на Полундру. – Сейчас картошечка будет готова. С печенью. Я знаю, ты любишь такую…

Полундра молча кивнул, послушно зачерпнул ложкой борщ, стал не спеша есть. Рассеянно оглядывал небольшую, с низким потолком, но очень опрятную кухоньку, простую газовую плиту возле стены, неказистый, немного обшарпанный кухонный шкаф в углу.

– Эх, потолок вон как закоптился, – тихо сказал Полундра, глядя наверх. – Побелить бы его давно пора, да все некогда. Я то в море, то на учениях этих…

– Да не расстраивайся, сынок, – возразила ему мать, осторожно гладя его вихрастую голову. – Я еще не совсем одряхлела, шевелюсь потихоньку. Позову соседку, тетю Таню, вместе мы и побелим. А куда ж деваться? У тебя служба, тебе некогда…

– Не звонила она? – вдруг спросил Полундра, поднимая голову от тарелки.

– Наташа? Нет. – Мать грустно покачала головой. – Зачем ей…

Полундра посмотрел на мать с тревогой.

– То есть что значит – зачем?

– Ну, так она же знает, что ты должен вернуться вместе с отрядом, – как-то не совсем уверенно объяснила мать. – Вот и не беспокоится. А я, старуха, зачем ей нужна? Ее дело – молодое…

Полундра еще несколько мгновений напряженно вглядывался в печальное лицо матери, потом продолжил хлебать борщ.

– И встречаться со мной сегодня вечером отказалась, – вдруг сказал он. – Почему это?

Но мать не ответила, как-то странно глядя в сторону. Полундра еще больше нахмурился, с каким-то ожесточением продолжил есть.

– Расскажи хоть, чем вы там занимались, в походе, – умильно глядя на сына, сказала мать. – Столько времени дома не было. Скучал, наверное…

– Скучал, – признался Полундра. – Тем более что в этом походе и заняться-то толком нечем было. Не поход, а прогулка. Дружеский визит в недружественную страну…

– За границей побывал, – сказала мать. – Я уж слышала, мне рассказали…

– Да уж, за границей, – недовольно проворчал Полундра. – Нужна мне она, эта заграница. И как раз тогда, когда у тебя день рожденья! Я уж который раз подряд твой день рожденья в море встречаю!

– Ничего, не расстраивайся, сынок! – Мать снова осторожно, дрожащей старческой рукой погладила старлея по вихрастой голове. – Твой отец тоже так. Почитай, ни одного праздника вместе не встретили. Служба! Прикажут ему в последнюю минуту идти в поход, он все бросит, мчится на свою подлодку. Дороже всего на свете она для него была…

– Не говори так, мама! – возразил старлей, бережно обнимая мать одной рукой. – Дороже всего на свете была для него ты. Просто это служба у нас такая: приказ есть приказ. В конце концов, он на страже мирной жизни всей страны, всех людей стоял. И тебя охранял в том числе!

– Да, охранял, – с грустью согласилась мать. – Себя вот, однако, уберечь не смог… – Она тяжело вздохнула. – Хорошо хоть ты не на подводной лодке служишь. Хотя тоже водолаз…

– Я служу в морском спецназе, – сурово возразил Полундра. – Что мне прикажут, то я и делаю. Прикажут жизни своей не беречь, но выполнить задание, значит, выполню!

Мать устало, но счастливо улыбнулась, кивнула.

– Весь в отца! – со вздохом сказала она.

– Кстати, мама, – чуточку оживился старлей. – В море-то мы с ребятами твой юбилей отметили. А здесь, на берегу?

– Здесь тоже, – радостно сообщила она. – Пришли мои подруги, с работы кое-кто. Александр Петрович с Наташей пришел. Представляешь? Как ему сил хватило через весь городок ко мне тащиться!

– И Наташа была? – тихо и как-то робко спросил Полундра.

– Была. – Мать кивнула, лицо ее чуточку омрачилось. – Говорю же, с отцом приходила. Да, кстати. – Она озадаченно покачала головой. – Снова телеграмма из Нарвика пришла.

– Из Нарвика? – переспросил Полундра. – И что, опять поздравления?

– Да, с днем рожденья, как обычно… А подписи нет!

Мать вышла из кухни и вскоре вернулась, держа в руках телеграмму.

– Вот она, – сказала мать, подавая ее Полундре. – Все в точности так, как обычно…

– Да, занятно, – согласился ее сын, рассеянно посмотрев на телеграфный бланк с наклеенными на нем лентами текста. – Какие такие знакомые могут быть у нас в Нарвике?

– Ты знаешь, – продолжала мать, – Александр Петрович говорил, что в Нарвике есть морская база НАТО… Правда, что ли?

– Правда, – подтвердил Полундра. – Только что из того?

– Я подумала: может быть, там есть какой-нибудь знакомый твоего отца, вот он о себе знак и подает, – сказала мать. – Ну, который встречался с ним в бою. Понимаешь?

Полундра одно мгновение смотрел на мать удивленно.

– Ты бог знает что такое говоришь, мама, – покачал головой он. – Конечно, там живут ветераны норвежского военного флота… Только откуда они могут знать нашего отца? Теперь ведь не те времена, флот не под парусами ходит, суда на абордаж не берут…

– Какой еще абордаж? – не поняла мать.

– Это когда команда корабля высаживается на палубу корабля противника и устраивает там бой, – терпеливо объяснил Полундра. – Теперь морякам редко когда случается увидеть своего противника в лицо. То есть практически вообще никогда, не считая, конечно, морскую пехоту.

– Но кто-то же посылает оттуда телеграммы! – возразила мать. – Вот уже пятнадцать лет! Каждый раз к Новому году и к моему дню рожденья приходят поздравления. Ты вот был за границей, не мог поспрашивать там?

– Заграница большая, у кого я там буду спрашивать, – возразил старлей. – А в Нарвик мы в этот раз не заходили…

Полундра снова умолк – казалось, его голова была занята чем-то другим.

Отложив в сторону тарелки, старлей направился в большую комнату. Там на стене висел большой портрет офицера Военно-морского флота: строгий черный китель украшал орден Красного Знамени, а на погонах были видны три большие звезды капитана первого ранга. Сторонний наблюдатель без труда бы заметил сходство между изображенным на портрете морским офицером и Полундрой. Внизу под портретом находилась фотография поменьше, где была изображена подводная лодка, стоящая у пирса; ее экипаж выстроился на палубе. На боевой рубке лодки отчетливо читалась надпись К-31, а в лице стоявшего впереди всех командира легко угадывались черты человека, изображенного на портрете. Под фотографией была помещенная в траурную рамку подпись: «Памяти экипажа подводной лодки К-31, затонувшей 6 апреля 1981 года, Норвежское море». Затем следовал список фамилий, во главе которого значилось: «капитан 1-го ранга Павлов А.Д.».

Полундра некоторое время смотрел на портрет отца и на фотографию подводной лодки, где тот служил, затем решительно повернулся к телефону, стоявшему на небольшом столике. Твердыми, нарочито спокойными движениями он набрал номер телефона своей девушки.

– Наташа?

– Да… Это ты, Сергей?

– Может быть, ты все-таки сумеешь освободиться сегодня вечером? – Полундра постарался заставить свой голос звучать светло и беззаботно. – Там наши офицеры будут, с девушками. Мы посидим, потом потанцуем. Разве плохо?..

– Извини, нет, я не могу. – Голос девушки звучал устало и безжизненно. – Я же тебе сказала…

– Но почему? – Полундра нетерпеливо сжал в руке телефонную трубку. – Можешь ты объяснить, что случилось?

– Не сейчас, потом, Сережа, пожалуйста! – В ее голосе послышались умоляющие нотки.

– Когда потом?

– Завтра… Да, завтра я тебе сама перезвоню…

– Но послушай!..

– Сережа, пожалуйста! Извини, мне надо бежать…

В трубке послышались короткие гудки.

– Чертовщина какая-то! – пробормотал Полундра, проводя себе рукой по лбу.

Медленно положив трубку обратно на рычаги, морской офицер обернулся и только тут заметил, что мать стоит позади него и внимательно смотрит на своего сына.

– Может быть, хоть ты объяснишь мне, что происходит? – спросил у нее Полундра. – Я два месяца болтался в море, дома не был, а она в первый же вечер – не может…

Мать ничего не ответила и смущенно отвела глаза в сторону.

– На наше судно, когда мы возвращались, кто-то радиограмму послал, – продолжал Полундра. – Сообщали открытым текстом, что моя Наташка в мое отсутствие здесь кое с кем ходит…

Тут мать подняла глаза и испуганно уставилась на своего сына. Однако не сказала ни слова.

– Ты что-то знаешь про это? – подходя ближе к матери, спросил Полундра. – Это что, правда? С кем она ходит?

Мать растерялась, открыла было рот, хотела что-то сказать, но в этот момент зазвонили во входную дверь.

– Я открою, сынок, – поспешно проговорила она и скрылась в прихожей.

Полундра небрежно прислонился к косяку двери, чувствуя, как против воли сердце в груди его забилось тревожно. Он слышал, как щелкнул, открываясь, замок входной двери, как юношеский голос бодро, по-военному, заявил:

– У меня сообщение лично старшему лейтенанту Павлову!

Тогда Полундра направился в прихожую.

Стоявший у порога молодой матрос – вестовой штаба дивизиона – при виде Полундры вытянулся, отдал честь, протянул запечатанный конверт.

– Товарищ старший лейтенант, вам пакет.

Старлей тут же вскрыл его, прочитал письменное распоряжение, расписался, поставил время и вернул вестовому.

– Прости, мама, меня срочно вызывают в штаб дивизиона.

Мать, испуганно глядя на вошедшего матроса, пробормотала вполголоса:

– Вот как: ни одного вечера не дадут дома посидеть. Только что из похода вернулся, и снова в штаб…

Полундра молча стал натягивать китель. Служба для него была прежде всего.

ГЛАВА 4

Электрический чайник, закипев, засвистел тихо и уныло. Отставной капитан-лейтенант Александр Назаров с трудом поднялся со стула, опираясь на палочку, подошел к столу, дрожащими руками выдернул шнур из розетки. Стал наливать кипяток в фарфоровую кружку, куда уже были положены пакетик с заваркой и сахар. После этого старик снова тяжело уселся на стул, рядом с дымящимся стаканом чая, и стал ждать, пока тот заварится, машинально глядя на стену прямо перед собой.

Там, у стены, стоял небольшой секретер. А на нем находился искусно изготовленный макет подводной лодки. Со знанием дела были скопированы сигарообразный корпус, рубка, перископ, вся палубная архитектура воспроизведена со скрупулезной точностью человека, знакомого с конструкцией подводного крейсера не понаслышке. На борту макета белой краской была выведена надпись: «К-31». За макетом, прислоненная к стене, находилась фотография – копия той, что висела на стене в доме Полундры. Так же торжественно замер на палубе субмарины весь ее экипаж во главе с командиром Андреем Павловым. Так же блестела обрамленная траурной каймой надпись «Памяти экипажа ПЛ К-31». Только фамилии каплея Назарова в списке погибших не было. И сторонний наблюдатель только с очень большим трудом узнал бы в худеньком, вытянувшемся по стойке смирно на палубе лодки лейтенанте нынешнего обрюзгшего старика с распухшим от тяжелой болезни телом.

* * *

Внезапный взрыв пророкотал глухо, гулко, но отменно зловеще. Подводная лодка содрогнулась всем своим могучим телом, ее сильно качнуло в сторону, на мгновение свет, тускло озарявший отсеки, погас, а зажегшись вновь, высветил животный ужас на лицах замерших на своих постах членов команды.

Находившийся во время взрыва в четвертом отсеке каплей Назаров вынужден был, чтобы не упасть, ухватиться за какую-то подвернувшуюся под руку трубу. В следующий момент он почувствовал, как пол словно уходит у него из-под ног и лодка стремительно кренится назад, образуя дифферент на корму. И в тот же миг до слуха его дошел самый страшный из звуков, которые когда-либо приходится слышать подводнику: звук тихо булькающей, журчащей воды.

– Забортная вода поступает! – вдруг истошно завопил молоденький матрос-срочник Дима Александров. – Прочный корпус разгерметизирован. Все, пропали мы!

В этот момент противный вой аварийной сигнализации наполнил замкнутое пространство четвертого отсека и повсюду – на стенах, на потолке – замигали красные аварийные лампочки, как будто экипажу лодки и без того не было ясно, что с ними случилась беда.

– Всем оставаться на своих местах! – Уверенный голос командира подлодки, раздавшийся в динамиках переговорного устройства, казалось, вернул всем надежду на спасение. В едином порыве все, кто находился в отсеке, кинулись к своим предписанным уставом постам, животный ужас на лицах подводников сменился выражением решимости до конца бороться за спасение родной подлодки.

Но дифферент на корму все увеличивался, лодка продолжала погружаться все глубже и глубже.

– Забортная вода в восьмом и девятом отсеках! – доложили откуда-то из глубины лодки. – Десятый отсек затоплен!

– Горизонтальные рули на всплытие! Двигатели, полный ход! Продуть кормовую балластную цистерну!

Последняя команда касалась и людей, находившихся в четвертом отсеке. Каплей Назаров кинулся к вентилям, стал быстрыми и точными движениями поворачивать их, открывая заслонку цистерны с запасами сжатого воздуха. Он услышал, как шипит, гудит в магистралях ринувшийся по ним воздух, как задрожали, набирая обороты, мощные двигатели. В следующее мгновение погружение лодки замедлилось, даже приостановилось, и надежда на спасение затеплилась было на лицах моряков.

Но, глянув на приборы, каплей похолодел от ужаса. Воздух в кормовую балластную цистерну шел полным ходом, а давление там оставалось на нуле. Это означало только одно: в цистерне была пробоина.

– Кормовая балластная цистерна повреждена! – крикнул каплей Назаров в микрофон переговорного устройства. – Воздух туда понапрасну гоним, командир!

– Отставить продувку цистерны! – последовала команда. – Двигатели, полный ход!

Двигатели ревели на максимуме оборотов, однако это не помогало. Пол под ногами каплея снова основательно просел – подлодка продолжала тонуть, с растущим дифферентом на корму она погружалась все глубже и глубже.

– Восьмой и девятый отсеки полностью затоплены! – доложили откуда-то из глубины терпящей бедствие лодки. – Вода поступает в пятый отсек…

– В пятый! – вдруг, ошалев от страха, истошно завопил кто-то позади каплея. – В пятом же дизель-генераторы! Это электричество! Нам крышка!

И словно в подтверждение его слов подлодку снова страшно тряхнуло. Свет мгновенно погас; в кромешной тьме из многочисленных проводов, пронизывающих корпус подводного крейсера, посыпались ослепительно яркие искры; тут же повалил едкий, удушливый дым. В лодке стало как-то сразу подозрительно тихо, каплей Назаров не сразу понял, почему: двигатели стояли.

– Проводку замкнуло! – снова раздался чей-то истошный вопль. – Двигатели встали! Все, хана нам и нашей лодке!

Однако это было не совсем так: лодка еще жила. Вдруг включились тусклые лампочки под самым потолком – это заработали аварийные аккумуляторы. Дифферент на корму больше не увеличивался, но лодка продолжала погружаться, каплей Назаров, опытный подводник, чувствовал это. И связи с командной рубкой больше не было, переговорное устройство молчало, из его динамиков слышался только неясный, глухой электрический скрежет.

Каплей Назаров понял, что в данной ситуации он должен брать командование на себя.

– Задраить люки! – решительно приказал он.

Мичман Леня Ильин кинулся было к круглому люку, ведущему в кормовые отсеки лодки, но внезапно тот сам собой открылся, и оттуда вывалился матрос в дымящейся одежде и с обожженным лицом. Вслед за ним в лодку хлынул поток соленой забортной воды.

– Задраить люк! – истошно заорал каплей Назаров, сам кидаясь вперед.

– Стойте! – простонал обожженный матрос. – Там же ребята!

Но его никто не слушал. Холодная забортная вода продолжала хлестать через круглое отверстие переходного люка, подводники уже стояли по колено в ней, а лодка все больше и больше наклонялась на корму. Напрягаясь изо всех сил, подводники кое-как закрыли люк, задраили перегородку, с ужасом глядя, как сами собой проступают на его поверхности тонкие струйки забортной воды.

– Пропали мы, – простонал в ужасе матрос-срочник. – Хана и нам, и нашей лодке!

– Всем эвакуироваться во второй командный отсек! – решительно скомандовал Назаров. – Леня, помоги раненому…

Они стали торопливо один за другим выбираться из полузатопленного отсека. Раненый матрос, казалось, был только немного контужен и обожжен, он вполне свободно двигался сам. Они быстро, преодолевая крен лодки на корму, пробирались вперед. Идти было, к счастью, недалеко. В следующем, третьем отсеке уже не было никого, все успели эвакуироваться.

Последним шел каплей. Он тщательно задраивал за собой каждый переходной люк, однако, к ужасу его, вода словно догоняла, начинала тут же просачиваться сквозь непроницаемое, казалось бы, резиновое уплотнение стенок, медленно, но верно подтопляя отсек.

– Пропали мы! – снова тихо простонал матрос-срочник.

– Разговорчики, – сердито отозвался каплей Назаров. Стоя по щиколотку в воде в третьем отсеке, он следил, как один за другим покидают оставшиеся в живых матросы затопленную часть подводной лодки.

В командном отсеке было неожиданно людно – человек десять моряков, то есть больше, чем полагалось находиться здесь по штатному расписанию, стояли или сидели у стены. Пульт управления подлодкой каким-то чудом работал, светились, мигали лампочки на приборах. Несмотря на аварию, лодка все-таки жила.

Внезапно каплей Назаров понял, что эти десять человек, присутствующие в командном отсеке, и есть весь экипаж подлодки на данный момент.

Командир подлодки, каперанг Андрей Павлов словно статуя замер у пульта управления лодкой, молча и хладнокровно наблюдая, как гибнет его судно.

– Переборки не держат, командир, – доложил, подходя к нему, каплей Назаров. – Сам видел, как вода сквозь них сочится… Кормовые отсеки, по-моему, полностью затоплены, если судить по тому, как хлынула вода в наш четвертый…

– Ясно.

Каперанг Павлов сухо кивнул, не отрывая глаз от приборов. Казалось, его взгляд прирос к стрелке манометра, показывающего растущую глубину погружения лодки.

– Не бойся, каплей, глубоко не потонем, – с внезапной усмешкой сказал он. – Здесь глубина не больше ста метров. Банка…

И едва он это сказал, как лодка внезапно сильно содрогнулась, качнулась, так что каплей Назаров едва успел за что-то ухватиться. Он почувствовал, как корма лодки ткнулась в грунт, затем дифферент на корму стал выпрямляться. Еще через несколько секунд лодка окончательно выпрямилась и замерла, лишь немного накренившись на бок.

– Все, мы легли на грунт, – тихо проговорил мичман Леня Ильин. – Можно радировать SOS…

Ему никто не ответил – внутри командного отсека поврежденной лодки царило молчание, в котором отчетливо было слышно журчание забортной воды, проникающей в прочный корпус лодки.

– Так вызывайте же SOS, черт возьми! – вдруг истошно завопил, вскакивая на ноги, Дима Александров, матрос срочной службы. – Делайте же что-нибудь! Не подыхать же нам всем здесь, как слепым котятам!

– Нервы, матрос! – жестко сказал каперанг Павлов. – Сядьте к стене и сидите тихо.

Дима замер посреди рубки, глядя на присутствующих широко раскрытыми от ужаса глазами.

– Сядь, пацаненок! – тихо, но веско сказал Аркадий Сытин, главный корабельный старшина. Как и положено старшине, это был уже пожилой, грузный, с пушистыми седыми усами подводник. – Какой тут тебе SOS? Мы же не на увеселительной прогулке! Мы выполняли секретную миссию. А теперь находимся еще и в территориальных водах Норвегии…

– Ну вот, чтобы взять нас в плен, они пригонят к нам свою спасательную технику! – возразил Дима. – И спасут нас! Слышите? Спасут!

– Сядь, я сказал, – так же весомо повторил старшина. – Не мути воздух. Кто знает, сколько нам тут еще сидеть.

Словно в подтверждение его слов все вдруг почувствовали, как сгущается, становится все тяжелее и неприятнее для дыхания воздух в узком замкнутом пространстве отсека.

Внезапно каперанг Павлов оторвал взгляд от приборов пульта управления и повернулся к обожженному матросу, тихо и безучастно сидевшему на полу в углу.

– В момент аварии вы находились в каком отсеке? – сурово спросил он.

– В пятом, где дизель-генераторы, – тяжело дыша, сказал он.

– Доложите, что вы видели.

– Взрыв был, в районе самой кормы, – произнес он. – Меня воздушной волной в стену кинуло, обожгло. А потом проводка заискрилась. Там же аккумуляторные батареи рядом. Я как немного очухался, так сразу к переходному люку кинулся, а вода вслед за мной…

– Похоже, что на старую подводную мину напоролись, – тихо сказал каплей Назаров. – Я перед самым взрывом слышал какой-то странный металлический скрежет об обшивку.

– И я слышал, – заметил мичман.

– Кто-нибудь еще из пятого отсека спасся? – спросил командир.

– Кроме меня, никто… Я видел, ребята лежали – кто где – и не шевелились…

– Понятно, – сухо оборвал его Павлов. – А в четвертом?

– Из своего отсека я всех вывел, командир, – доложил Назаров. – Переходные люки задраил. Только все это без толку, вода все равно сочится…

Словно в подтверждение его слов тонкая струйка воды вдруг показалась из круглого люка, отделявшего второй командный отсек от остальной части лодки. Струйка эта, осторожно пробираясь по стене, достигла пола, и вскоре там образовалась небольшая лужица, быстро увеличивающаяся в размерах. В тот же момент все присутствующие отчетливо ощутили запах едкого, удушливого дыма, с каждой секундой становившийся все невыносимее.

– Горим, – коротко констатировал главный корабельный старшина. – Не потонем, так в дыму задохнемся. Все беды и несчастья на нашу голову.

– Да сделайте же что-нибудь! – всхлипнул Дима Александров. – Вам хорошо помирать, вы все старые. А у меня дома девушка осталась. У меня с ней еще ничего и не было, целовались только. Не хочу я здесь сгнить, слышите вы?

– Мужайся, матрос, – твердо и спокойно сказал командир. – Подводник должен уметь глядеть смерти в лицо. А нам помощи ждать неоткуда, мы в чужих водах. Мы и просить-то о ней не имеем права.

– Но должен же быть какой-нибудь выход! – захныкал матрос. – У всякой проблемы есть решение, надо только его поискать. Нельзя же спокойно сидеть и ждать, пока подохнем. Надо делать что-то!..

– Сделать можно здесь только одно, – задумчиво сказал главный корабельный старшина. – Лежим мы на глубине метров в тридцать с дифферентом на корму, торпедные аппараты направлены вверх, пусть и под углом. Надо одеть гидрокостюмы, баллоны, посадить людей в торпедные аппараты да выстрелить их остатками сжатого воздуха. Авось доберемся до поверхности живыми. Сжатый воздух-то у нас как, имеется, а, каплей?

– Есть немного, – проговорил Назаров, чувствуя, как от сгущающегося едкого дыма скребет в горле. – Продувку балластных цистерн мы вовремя остановили, не успели весь воздух на ветер выпустить. А емкость со сжатым воздухом цела, от взрыва не пострадала. Вон, сами смотрите. – Он кивнул на пульт управления, где ритмично мигали разноцветные лампочки и шевелили стрелками приборы.

– Да вы что, спятили? – тихо в ужасе проговорил матрос-срочник. – Людьми как торпедами стрелять. Это же верная гибель!

– Тридцать шансов из ста выжить, – заметил стоявший у стены мичман. – Статистика ВМФ США…

– А так сто шансов из ста, что мы здесь подохнем, если будем сидеть сложа руки! – возразил старшина.

– Только в этом случае кто-нибудь один из нас здесь навсегда должен будет остаться, – сказал мичман. – Крышку торпедного аппарата задраить, рычаг повернуть… Что, жребий тянуть будем, кто из нас смертником станет, или как?

Ему никто не ответил. В это время струйка воды, просачивавшаяся сквозь уплотнитель люка, все увеличивалась в размерах; забортная вода ровным слоем покрывала пол, так что сидеть уже не было возможности. Тошнотворный запах дыма от горящих кабелей становился все невыносимее, от него начинала кружиться голова.

– Решай, командир, – сказал каплей Назаров, глядя на, казалось бы, безучастно застывшего возле пульта управления каперанга Павлова. – Старшина прав: через торпедные аппараты – наш единственный шанс. Иной помощи нам все равно ждать неоткуда.

Вода сквозь переходной люк продолжала медленно, но верно сочиться, неумолимо затапливая командный отсек. В неярком свете аварийных лампочек, казалось, уже виднелись сгущающиеся клубы черного ядовитого дыма, от которого раньше, чем от затопления, могли погибнуть все подводники. Командир подлодки вдруг резко обернулся и окинул взглядом находившихся в отсеке моряков.

– Так, понятно, – сказал он твердым, не терпящим возражений тоном. – Экипаж, слушай мою команду! Всем немедленно перейти в первый торпедный отсек. Переходной люк задраить! Торпедные аппараты в боевую готовность! Всем надеть гидрокостюмы и воздушные баллоны.

И сгрудившиеся вокруг своего командира моряки лишь мгновение помедлили, прежде чем принялись выполнять приказ.

В торпедном отсеке, наиболее удаленном от эпицентра взрыва и наименее пострадавшем, не было ни воды, ни запаха удушливого дыма. Впрочем, каждый из моряков понимал, что появление и того, и другого – лишь вопрос времени. Командир подлодки Павлов последним зашел в отсек и сам плотно задраил переходной люк.

– Первыми выстреливаются Александров и Нурбеков! – приказал он.

Нурбеков был тот самый обожженный матрос из пятого отсека.

– Эх, жалко, в бога больше верить не положено, – проговорил матрос Дима, забираясь в торпедный аппарат. – А то бы и вправду помолился, как бабушка меня учила…

– А ты и помолись, – возразил ему старшина. – Ничего страшного, вреда не будет. Он ведь о нас о каждом думает – не важно, веришь ты в него или нет.

Тяжелые люки торпедных аппаратов с грохотом захлопнулись, каплей и старшина намертво задраили их.

– Пли! – скомандовал Павлов.

Лодка слегка вздрогнула, вздохнула, словно живое существо, на полминуты свет погас и отсек погрузился в полную темноту. Однако в следующее мгновение запел зуммер. И при включившемся свете стало видно появившееся табло: выстрел произведен успешно.

– Ну вот и начали, – тихо произнес старшина. – Доберутся живыми до поверхности, так и отлично, а нет – упокой, господи, их души…

Павлов тем временем уже приказывал готовить торпедные аппараты для нового выстрела.

Четвертой партией отправлялись сам старшина и мичман.

– Прощайте. – Каплей Назаров, помогая старшине забраться в шахту торпедного аппарата, крепко пожал его широкую мозолистую руку. – Даст бог, свидимся еще… – И он задраил за ним крышку аппарата.

И снова глубокий вздох, снова погас свет. И снова зуммер и табло: и эта партия живого человеческого мяса была отправлена на поверхность благополучно.

Когда зажегся свет, Назаров пристально уставился на своего командира.

– Твоя очередь, каплей! – сурово сказал тот. – Не тяни, время не ждет…

– А как же ты, командир? – робко проговорил Назаров. – Ты что же, выстрелишь меня из торпедного аппарата, а сам останешься здесь подыхать? Так, что ли?

– Разговорчики, каплей! – резко сказал Павлов, сурово глядя на своего подчиненного. – Когда это ты научился приказы обсуждать, вместо того чтобы их же выполнять?

– Как хочешь, командир, – ничуть не пугаясь гнева каперанга, отвечал каплей. – Если ты решил погибнуть в этой лодке, то я остаюсь с тобой. Я не хочу спасать свою шкуру ценой твоей жизни…

– Молчать, салага!

В гневе Павлов подошел было к Назарову и схватил за обтянутое гидрокостюмом плечо. Но в следующее мгновение он вдруг побледнел, будто поперхнулся воздухом, закашлялся, остановился, тяжело дыша, отпустил каплея. Воздух в торпедном отсеке был слишком спертым, чтобы совершать столь энергичные действия.

– Знаешь, Сашка, – отдышавшись, заговорил каперанг с какой-то тихой грустью. – Неспроста существует эта старая морская традиция, что командир покидает гибнущее судно последним. Можно сколько угодно рассуждать об объективных причинах аварии и всякой такой ерунде – только это все бред. Если корабль гибнет, значит, виноват в этом его капитан. Он что-то недосмотрел, не учел, не продумал. Наша лодка К-31, ты же знаешь, была лучшей на флоте. И вот она гибнет. Значит, так или иначе, а я в этом виноват. Ты мне скажи: вот, допустим, я спасусь, выживу, вернусь на берег. А как же я тогда людям в глаза буду смотреть? Всем, своему командованию, матерям, женам тех парней, что остались там? – Он махнул рукой в сторону затопленных отсеков. – Они подойдут ко мне и скажут: вот, мол, ты выжил. А где мой сын, муж? Не будет у меня сил в глаза им смотреть, слышишь ты? Не будет!

Некоторое время Назаров пристально смотрел в странно заблестевшие глаза своего командира, не зная, что возразить ему на все это. Все слова казались ему бессильными против такой глубокой убежденности.

Внезапно корпус лодки странно содрогнулся, аварийный свет на мгновение погас, а когда вновь зажегся, казалось, что он светится более тускло, призрачно.

– Все, каплей, кончай с лирикой! – жестко приказал каперанг, подталкивая Назарова к открытому люку торпедного аппарата. – Время не ждет. Смотри, сейчас аккумуляторные батареи зальет, тогда вообще выстрелить не сможем. Прощай, Сашка! – Каперанг неожиданно с силой обнял Назарова. – Не поминай меня лихом. Там, в городке, у меня жена остается, сын Серега – позаботься о них как сможешь. Не бросай их, слышишь ты? Дороже их для меня нет никого на всем белом свете!

И каперанг с силой втолкнул его в торпедный аппарат, с грохотом захлопнул тяжелую стальную крышку. С тревожно бьющимся сердцем Назаров слышал, как поворачиваются стальные шарниры, намертво задраивающие этот люк. Затем раздался могучий вздох, воздушная волна подхватила его и понесла наверх, навстречу тускло зеленеющему сквозь толщу воды солнцу.

* * *

Кружка с остывающим чаем стоит на столе, старый моряк, забыв о ней, не отрываясь смотрит на фотографию на стене, и в уголках его красных воспаленных глаз тускло блестят повисшие на ресницах старческие слезы.

Внезапно зазвонивший телефон вывел старика из задумчивости. Оглядевшись вокруг и словно вспомнив, где он находится, старик тяжело поднялся. Опираясь на палочку, с которой не расставался даже дома, он побрел к настойчиво продолжавшему звонить телефонному аппарату.

– Да?..

– Это я, папа. – Лицо старика расплылось в радостной улыбке, едва он услышал в трубке нежный девичий голос. – Как ты себя чувствуешь?

– Да ничего, Наташенька, нормально, – проговорил старик, продолжая улыбаться. – Вот, чай собрался пить, да что-то задумался…

– Я сегодня буду поздно. – Голос белокурой девушки звучал несколько тревожно. – Но ты не волнуйся, со мной все будет нормально…

– Ты только не задерживайся, – напутственно сказал старик. – Городок-то у нас стал дикий. А как раз сегодня моряки вернулись, теперь гулять будут до утра…

– Не беспокойся, папа, я не одна!

– А, с Сергеем. – Старик радостно улыбнулся, закивал головой. – Ну, тогда хорошо, тогда мне бояться нечего.

– Нет, папа, я не с Сергеем…

Лицо старика омрачилось.

– С Борькой, значит, – со вздохом сказал он. – Так с этим ханыгой и ходишь. Не знаю, как я теперь Сережке и в глаза смотреть-то буду…

Старик снова тяжело вздохнул. Его дочка молчала.

– Ты хоть виделась с ним сегодня? – спросил старик. – С Сергеем? Ты же ходила его встречать!

– Да, папа, виделась…

– Говорила?

– Об этом – нет…

Старик снова тяжело вздохнул. Лицо его омрачилось еще больше.

– Ты взрослый человек, дочка, конечно, тебе самой это решать. – Старик немного помолчал. – Но попомни мои слова: добром это не кончится. Сережка человек вспыльчивый, а этот твой Борька – стопроцентное дерьмо…

– Папа, не надо так!

– Такого парня променять на толстомордого прихвостня…

– Папа, прости, мне надо бежать… – В голосе белокурой девушки слышались слезы. – Папа, я поговорю с Сергеем, все объясню. Но только завтра. До свидания, папа…

В трубке уже слышались короткие гудки, но старик все держал ее около уха, скорбно и как-то виновато глядя на застывшего по стойке смирно на борту своей лодки командира – капитана первого ранга Андрея Павлова.

ГЛАВА 5

– Можно, командир?

Сидящий за казенным столом командир гидрографического судна, капитан второго ранга Николай Мартьянов – красивый, несколько полнеющий мужчина лет сорока пяти – поднял голову от писанины и кивнул вошедшему старлею Павлову.

– Конечно, – сказал он приветливо и как-то совсем не по-военному. – Проходи, садись, Полундра…

Знаком доброго расположения командира судна было то, что, во-первых, он, пусть даже и нарушая устав, назвал своего подчиненного – командира группы боевых пловцов старлея Павлова – неофициальной, принятой на судне кличкой Полундра; во-вторых, обратился к нему на «ты», что случалось далеко не всегда; и в-третьих, что кавторанг отложил в сторону свою писчебумажную работу и, приветливо улыбаясь, глядел на могучую фигуру старлея, усаживающегося на стуле возле самого края начальственного стола.

Кабинет у кавторанга Мартьянова был небольшой, довольно тесный и неказистый на вид. Казенного образца мебель, крашеные стены, единственное забранное снаружи решеткой окно безо всяких занавесок. На рабочем столе командира судна лежала кипа бумаг, их Мартьянов сосредоточенно просматривал, делая время от времени какие-то пометки.

Войдя в кабинет, Полундра машинально устремил взгляд на большую, убранную в прочную красивую рамку на подставке фотографию, которой было отведено почетное место на невысоком шкафу возле стола кавторанга. На фотографии были изображены два молоденьких курсанта Фрунзенского командного училища. Веселые, бесшабашные лица, пилотки лихо сдвинуты на одно ухо. В одном из них четко угадывались черты кавторанга Мартьянова; кто же был другой, стороннему наблюдателю догадаться было бы трудно.

– Извини, что оторвал тебя от домашнего очага, – сказал кавторанг, рассеянно перебирая бумаги на столе, выискивая нужные. – Плохие новости у меня для тебя, старлей. Для нас всех плохие.

– Что, опять денежного довольствия полгода ждать придется? – озабоченно глядя на своего командира, спросил Полундра.

– Хуже, – отвечал тот. – Ты скажи, вот сегодня мы вернулись из похода…

– Да. Ну и что?

– Ты как, им доволен?

– Что значит, доволен? – озадаченно проговорил Полундра. – Мое дело приказы выполнять, а не жаловаться, нравятся они мне или не нравятся.

– Ах, ты приказы выполнять хочешь, – с печальным вздохом сказал кавторанг. – Ну нет, это ты размечтался, старлей. А я тебе вполне официально сообщаю: у нас на нашем гидрографическом судне теперь вообще никаких походов больше не будет! Все, отходили свое!

– Как так? – опешил Полундра. – С какой стати не будет? Судну только пять лет, оно в прекрасном состоянии, в последнем походе себя великолепно зарекомендовало. Ни единого отказа за три недели плавания! Не списывать же его собрались!

– То-то и оно, что списывать, – сказал кавторанг с самым сумрачным и серьезным видом. – На вот, почитай! – И он протянул ошалело смотревшему на него старлею какую-то бумагу, которую уже давно держал наготове в руках. – Это акт о продаже нашего судна, – пояснил кавторанг, видя, как старлей недоумевающе пялится в документ. – Ты не туда смотришь, ты вниз посмотри. Там указана цена, по какой наш корабль продают…

– Сколько? – В изумлении Полундра переводил взгляд с бумаги на суровое лицо командира. – Да это же… Да груда металлолома больше стоит, чем они за наше судно выплатят!

– Вот именно! – Кавторанг кивнул. – По цене металлолома его и продают, ни больше ни меньше.

– Да что ж они там, с ума посходили, что ли? – воскликнул с горечью Полундра. – Ведь на нашем гидрографическом судне оборудование установлено, которого даже на натовских кораблях-разведчиках не найдешь. Ведь ему же цены нет!

– Знаю, старлей, – грустно кивнул кавторанг Мартьянов.

– Оно, считай, такого класса единственное на флоте осталось, все остальные уже или списаны, или затонули. Если еще и наш корабль спишут, кто же тогда будет обеспечивать комплексную безопасность на флоте? Кто Родину защищать будет? Ты скажи мне, командир!

– Ну, видишь ли, сынок. – Кавторанг вздохнул и с сумрачным видом потер себе виски. – Для всех наших генералов и адмиралов защита Родины вещь слишком абстрактная. А вот возможность набить себе карман очень даже конкретная. И всякий нормальный человек, выбирая между абстрактным и конкретным…

– Да что ж они там, совсем совесть потеряли! – не унимался Полундра. – Ну, пусть набивают себе карманы. Но ведь не за счет безопасности страны, в конце-то концов!..

– Это ты так считаешь, – возразил кавторанг с какой-то горько-циничной усмешкой. – А вот всякий генерал или адмирал думает, что, если здесь все начнет разваливаться, он всегда сможет потихоньку переплыть в одну из цивилизованных стран и попросить там политического убежища. Он уверен, что его ему непременно предоставят. Так сказать, в обмен на то, что в свое время он постарался уничтожить боеспособность нашей армии и флота и оставить нашу страну без защиты. Главное ведь – себе самому хорошую жизнь устроить, правильно? А те, кто останутся здесь?.. Да пусть хоть с голоду передохнут. Ему-то какое дело!

Кавторанг не спеша потянулся за пачкой, вытащил сигарету, закурил.

– Да я все понимаю, сынок, – снова заговорил он, выпуская облако табачного дыма. – Ты думаешь, мне легче? Ты думаешь, для меня это судно меньше значит? – Он тяжело вздохнул. – Да только что я могу поделать? Приказ есть приказ. Сказано: судно списать, команду расформировать, значит, будет списано, а команду разбросают по разным объектам. Все как положено.

Старлей Павлов, все еще не веря в серьезность утверждения своего командира о продаже родного судна, смотрел на него во все глаза, и суровое лицо его становилось все более и более мрачным.

– И кому же теперь судно достанется? – спросил Полундра со сдержанной злостью. – Я ведь так понимаю, его не на самом деле на металлолом разрезать собираются?

– Правильно понимаешь, – отозвался кавторанг. – Судно потому и продается, что оно нужно целиком, как оно есть, со всем оборудованием, аппаратурой, снаряжением.

– И кто покупатель?

– Какая-то фирма в Мурманске. – Кавторанг вздохнул, выпустил облако табачного дыма. – Большего я, как ни пытался, выяснить не смог. Сам понимаешь, дело это темное. Кого попало в него не слишком-то посвящают…

Полундра некоторое время смотрел на своего командира молча, потом сказал тихо, но со злостью:

– Подонки!

Кавторанг, соглашаясь с ним, кивнул. Оба они немного помолчали.

– Только ведь ты сам посуди, – снова заговорил Мартьянов, втыкая окурок в стоящую на столе пепельницу. – Эмоции эмоциями, проклинать наших деятелей в полосатых штанах можно сколько угодно. Однако ведь свершившегося не изменишь, верно? И нам теперь в новых условиях предстоит думать, как мы сможем свою жизнь устроить…

– Командование и будет думать, – без особого интереса возразил старлей. – Откомандируют на берег, прикажут какой-нибудь пакгауз с гнилым канатом сторожить. А не нравится, скажут: пиши рапорт…

– Вот я к тому и веду, – заметил, одобрительно кивая головой, кавторанг. – Лучше уж на гражданке достойную работу иметь, хорошо получать, чем во флоте делать вид, что служишь.

Мгновение Полундра смотрел на своего командира непонимающими глазами.

– Ты куда это клонишь, командир? – озадаченно произнес Полундра. – Я морской офицер, служить охранником к какому-нибудь толстомордому бизнесмену не пойду!

– Погоди, Сергей, не горячись, – спокойно возразил кавторанг. – Конечно, честь морского офицера для тебя самое главное, я в этом никогда не сомневался. Только ведь дело очень серьезное, можно даже сказать, критическое. А в критических ситуациях надо разумом решать, разумом, а не эмоциями. Погоди, не перебивай меня! – нетерпеливо воскликнул он, видя, что Полундра открыл рот и хочет что-то возразить. – Ты пойми, ты обладаешь уникальным опытом работы на больших глубинах, твоя физическая подготовка выше любых нормативов на два порядка. Таких людей, как ты, в стране можно по пальцам пересчитать. Такие специалисты не только во флоте, на гражданке они тоже ох как нужны.

– Нужны? – переспросил Полундра с досадой. – Спасателем на пляже для особо обеспеченных господ работать? Всяких не умеющих плавать салаг из воды на бережок вытаскивать?

– Не валяй дурака, Сергей! – строго сказал кавторанг. – Ты прекрасно знаешь, что водолазные специалисты на гражданке востребованы где угодно – в строительстве водных объектов, например. Как будто только в военных целях приходится под воду опускаться!

– Это что же значит, командир? – На лице Полундры мелькнула горькая усмешка. – Ты что же, меня на гражданку списываешь?! А сам-то?.. Наверное, на повышение пойдешь…

– Слушай, старлей, придерживай язык! – в голосе кавторанга зазвучал металл. – Я тебя, сопляка, старше и по возрасту, и по званию! И если завел речь о гражданке, то не потому, что погубить тебя желаю. Напротив. Да если ты хочешь знать, я сам рапорт об увольнении уже написал и начальнику штаба флота отнес!

– Вы? Вы тоже уходите на гражданку? – Полундра не скрывал своего презрения. – Вы, человек, тридцать лет отдавший флоту…

– Погоди, не кипятись, – осадил его кавторанг. – Я тебе сказал, что иной раз на гражданке служить и почетнее, и выгоднее, чем, как ты сам говоришь, на берегу пустой пакгауз сторожить, делая вид, что служишь во флоте. И ты пойми: если бы я не имел хорошего варианта на гражданке, я бы с флота не увольнялся. Имей в виду, у меня и для тебя кое-что предусмотрено.

– Я обойдусь…

– Погоди, старлей, не спеши! – снова осадил его кавторанг. – Кто знает, как жизнь обернется. Теперь для многих на флоте трудные времена настали. Многие не хотели бы, да вынуждены сменить китель на гражданскую одежду…

Его взгляд непроизвольно упал на стоявшую на столе фотографию. Как оказалось, Полундра смотрел туда же.

– Как ваш старинный друг Баташев? – не без иронии в голосе спросил старлей. – Вы ведь с ним вместе во Фрунзенском учились…

– Было дело, – согласился кавторанг. – А что? Собственно, с Игорем вышел не такой уж плохой вариант. Он, как из флота ушел, очень даже неплохо устроился. Теперь он обеспеченный человек, очень доходный бизнес, два личных «Мерседеса», под Питером себе особняк выстроил…

– Знаю, вы мне рассказывали, – кивнул в ответ Полундра. – Только про этого Баташева слухи мрачные ходят. Будто он на самом деле бандюга бандюгой. Из своих бывших сослуживцев организовал банду, которая занимается тем, что терроризирует торговые точки. Рэкет в чистом виде. «Красная волна» оргпреступности.

– Ладно, ладно, – с досадой оборвал его Мартьянов. – Оргпреступность, «красная волна»!.. Запомни: Игорь Баташев мой старинный друг. Понимаешь ты это? А слухам, знаешь ли, только бабы верят!

– Так точно, товарищ кавторанг…

– Вот и отлично! – Мартьянов улыбнулся. – Во всяком случае, то, что я тебе предложу, не будет иметь никакого отношения к оргпреступности. И к Игорю и его бизнесу тоже. Это я тебе обещаю!

Полундра молча кивнул.

– Я тебя сейчас очень прошу пока ничего не решать, – продолжал кавторанг. – Погоди, не возражай. Полной уверенности у меня пока нет, но я знаю, что работа может оказаться очень стоящая и как раз по нашему профилю. Я знаю, ты мужик надежный, не подведешь…

– Но учти, командир, – сурово возразил старлей. – Катать олигархов на яхте по Финскому заливу я не собираюсь! И обучать их навыкам подводного плавания тоже!..

– Об этом нет и речи, – спокойно заявил кавторанг. – На эти дела и без тебя желающие в очереди стоят. Ладно, старлей, свободен. – Приподнявшись со стула, кавторанг протянул Полундре руку. – Пока отдыхай, решай свои личные дела. А когда дело утрясется, я найду тебя. До встречи!

И кавторанг снова углубился в свои бумаги, принялся что-то писать, а Полундра, поднявшись со стула, ссутулившись, медленно вышел из кабинета.

ГЛАВА 6

В небольшом, расположенном на берегу Баренцева моря военном городке имелось только два культурных центра. Первый из них – гарнизонный дом офицеров – был устроен давно, еще в советские времена, и считался менее интересным из двух. В небольшом трехэтажном, сильно обшарпанном здании днем работали всякие кружки, музыкальная школа, а вечером в кинозале на старенькой аппаратуре иногда крутили надоевшие до чертиков, затрепанные фильмы. По-настоящему же крутым местом в городе, где собиралась неформальная его элита, считался ресторан, расположенный хотя и подальше от комендатуры гарнизона, однако еще в той части городка, что считалась центральной. Гарнизонное начальство, не совсем беспричинно опасавшееся буйств военных моряков, разгоряченных алкоголем и желающих особенно лихо отметить свое возвращение домой, терпело не более одного такого объекта в городе, хотя в свое время объявлялось много желающих открыть здесь небольшие кафе, закусочные, рюмочные. Все подобные предложения гарнизонное начальство решительно отвергало, желая сосредоточить лихую жизнь городка в одном месте. Ресторан в военном городке был единственный, зато зал его отличался огромными размерами и мог при желании вместить в себя целиком экипаж небольшого судна. В этом ресторане происходили все торжественные мероприятия городка, свадьбы, банкеты. К этому ресторану направлялись всякий раз возвратившиеся после плавания моряки, чтобы отдохнуть душой и расслабиться телом.

Мартовский вечер на берегу Баренцева моря был студен и ветрен, ярко освещенную неоновой вывеской площадку около ресторана, казалось, продувало насквозь. Однако толпившихся на ней подвыпивших мужчин, одетых в штатское, в которых по выправке нетрудно было узнать моряков, устраивавших себе культурный отдых, это ничуть не беспокоило. Такие люди привычны к холодным, дующим в открытом море ветрам. Сильнее ветер досаждал девицам вульгарной внешности, дефилировавшим мимо стоящих группами моряков, от порывов его они заметно поеживались, тем более что профессия обязывала носить весьма открытые, демонстрирующие разные части тела костюмы. Изредка та или другая привлекала чье-нибудь внимание. С ней вступали в разговор, после чего мгновенно образовавшаяся парочка, для виду еще немного потусовавшись возле ресторана, вскоре исчезала где-то в темных переулках военного городка. Однако казалось, что толпа гуляющих матросов от этого не становится меньше.

Вся эта милая картина гарнизонной жизни очень мало привлекала внимание белокурой девушки, сидевшей внутри роскошного иностранного автомобиля и рассеянно глядевшей наружу через черное тонированное стекло. Автомобиль остановился на парковке напротив самого входа в ярко освещенный ресторан, загородив дорогу другим машинам, но владельца данного транспортного средства это ничуть не беспокоило. Широкий и грузный, точно танк, джип с телохранителями притормозил аккуратно сзади.

– Выходи, – коротко сказал сидящий за рулем машины господин лет тридцати пяти, с пухлым, немного обрюзгшим лицом, ясно обозначившимися залысинами на лбу. Он был одет в дорогой костюм серого цвета, выглядывавший из-под распахнутого ворота длинного черного пальто.

– Боря, не надо! – тихо сказала белокурая девушка, робко глядя на сидящего за рулем. – Пожалуйста!

– Что, боишься? – Солидный господин весело рассмеялся, откинувшись на спинку кресла. – Думаешь, увидят тебя со мной его кореша, расскажут все ему?

– Ему уже рассказали, – тихо сказала девушка. – И вовсе не его кореша…

– Ну, тогда тебе тем более нечего бояться! – со смехом сказал солидный господин. – Выходи! – И не дожидаясь ее, выбрался из-за руля своей крутой тачки.

Холодный ветер тут же накинулся на него, распахнул полы длинного черного пальто – своего рода униформы удачливого бизнесмена, – но господин только рассмеялся, подставил свое лицо ветру. У него на самом деле был вид хозяина жизни, буйство холодного ветра только забавляло его, не лишая хорошего настроения. Такой же насмешливо-презрительной миной встретил он и скользкие, завистливые, смешанные со злобой взгляды, которые бросали на бизнесмена стоявшие возле ресторана моряки.

Телохранители бизнесмена, ехавшие в джипе, между тем также выбрались из машины; подойдя к своему хозяину, окружили его, встали немного поодаль, но так, чтобы в случае опасности немедленно прийти ему на выручку. Один из телохранителей подошел к правой стороне лимузина, открыл дверцу, где сидела белокурая девушка. Той тоже пришлось выйти.

– Боря, зачем тебе это? – тихо, с отчаянием в голосе произнесла она, подходя к самодовольно ухмылявшемуся бизнесмену. – Посмотри, сколько людей вокруг…

– Вот и пусть смотрят! – усмехнулся он. – Ты же шикарная баба, на тебя только слепой не залюбуется.

– Боря, зачем ты привел меня сюда? – упрямо повторила девушка. – Что демонстрировать? Разве нельзя было выбрать какое-нибудь скромное кафе?

– Кафе в нашем городке ни одного нет, пора бы знать, – со смехом отвечал бизнесмен. – Этот ресторан – единственное нормальное место, куда можно пойти. Я не пойму вообще, ты чего кобенишься? – заявил он вдруг запальчиво и раздраженно. – Я что, тебя к себе взял для того, чтобы дома сидеть, телевизор смотреть? Ты вообще знаешь, сколько стоит вот эта шубка, что на тебе сейчас надета? Или вот эти часики, что у тебя на запястье? – Белокурая девушка молчала, потупив голову. – Вали тогда к своему офицерику, если ты такая скромная и порядочная! Иди, попроси его купить тебе такую шубку – увидишь, какую рожу он скорчит! Или колготки от дольче габано. Да эти колготки стоят больше, чем вся его парадная форма вместе с орденами и медалями! Нищий мореман… Да он все свое грошовое месячное денежное довольствие сегодня за один вечер пропьет вот в этом самом ресторане! Поняла?

Девушка в ужасе закрыла лицо руками, словно от пощечины; повернулась, хотела бежать прочь от циничного бизнесмена, но словно в стену уперлась в широкую грудь одного из телохранителей.

– Вали, вали! – проговорил ей вслед бизнесмен. Он задыхался от бешенства. – Иди к Полундре, он тебя примет! Пару сцен оскорбленного достоинства только тебе устроит, и все! Вон, видишь, как его кореша на нас смотрят? – Он показал на неподвижно глядевших на них моряков в штатском. – Можешь быть уверена: они ему все расскажут. Кстати, ты подумала о своем отце?

Девушка, собиравшаяся тем временем проскользнуть мимо медвежьей туши телохранителя, вдруг замерла на месте.

– Ты о своем папе, этом хреновом герое-подводнике, старой развалине на краю могилы, ты о нем подумала? – патетически продолжал бизнесмен. – Твой Полундра со своим денежным довольствием, ты со своей зарплатой в детском саду… Вы оба шикарно о нем позаботитесь! Да если ты хочешь знать…

Звонок мобильного телефона в кармане бизнесмена прервал его тираду. Скроив гримасу досады, он вытащил мобильник, поднес его к уху.

– Да!.. Да, я… Где надо! Рассказывай, как идет ход дела! Что, не подписывает? Вот сволочь! А что говорит?.. Что пока адмирал не подпишет, он ничего не подпишет?.. И все точно так же?.. Вот скоты… Да ты что, спятил? – От волнения бизнесмен даже содрогнулся. – Бросить эту затею… Да ты знаешь, сколько я уже денег в это дело вложил? И ты понимаешь: дело самое прибыльное, лучше не бывает, только надо все организовать по-умному! Ну да, я тебе говорил… Ты мне скажи: ты с этим адмиралом встречался? Ну и что он? Родину защищать? Вот придурок… – Бизнесмен скривил губы в циничной улыбке. – Слышь, ты мне личную встречу с ним устрой, понял? Ну, когда… Когда ему удобно будет! В любое время, ясно? Дело важное, стоит того, чтобы и в задницу залезть… Слышь, ты ему скажи, что я заплачу хорошо… Как надо заплачу! Я ему столько дам на лапу, что он в Штаты уехать сможет и там навсегда поселиться. Так что ему эта сраная Родина на хрен не будет нужна! Все понял? Давай, действуй! Держи меня в курсе событий! – И бизнесмен выключил свой мобильник. – Слыхали? – Он обернулся к своим телохранителям вокруг. – Он Родину защищать хочет! Козел в полосатых штанах… – Бизнесмен цинично рассмеялся, звероподобные телохранители вокруг него послушно захихикали.

Белокурая девушка продолжала стоять рядом, понурив голову и не глядя на своего крутого покровителя. Несколько подвыпивших моряков, стоявших вокруг и слышавших телефонный разговор, приблизились было к коммерсанту с самым угрожающим видом, но тот словно не замечал их, продолжая зло и самодовольно посмеиваться. Этот телефонный разговор заметно поднял ему настроение.

– Ну, что загрустила, малышка? – воскликнул он, беря белокурую девушку за руку и поворачивая ее к себе. – Пойдем, что стоять здесь! Поужинаем по-нормальному, посидим. Выпьем за успех нашего предприятия!

И коммерсант, обняв девушку и притянув к себе за талию, повел ее к ресторану. Компания звероподобных телохранителей следовала за ними на некотором расстоянии. Толпа подвыпивших матросов смотрела вслед – ненависть и презрение, смешанные со страхом, читались на их лицах.

ГЛАВА 7

Полундра уверенным движением налил водки в граненый стакан, выпил, скривил гримасу отвращения и горечи. Кинув в рот кусок вяленой камбалы, с выражением досады принялся жевать тающее жиром во рту рыбье мясо, рассеянно оглядываясь по сторонам. Зал единственного в городе ресторана, куда старлей направился сразу же после этого неприятнейшего разговора с командиром в штабе, был большой, просторный, но какой-то холодный и неуютный. Как и практически все в военном городке, он нес на себе определенный отпечаток казармы, несмотря на кое-как, безвкусно и малохудожественно украшенные росписью стены, занавески на окнах и чахлые тропические пальмы в кадках по углам. Теперь в этом зале было весьма многолюдно – экипажи вернувшихся накануне из похода судов устремились отмечать свое прибытие именно сюда, в этот ресторан. Но, несмотря на тесноту, для Полундры нашелся отдельный свободный столик. Он сидел за ним один, с хмурым видом едва кивая на приветствия многочисленных знакомых – его хорошо знали в городке. Молча и сосредоточенно Полундра пил водку, закусывая ее разложенной на тарелках морской снедью.

Надо сказать, что алкоголь странно действовал на него. Полундра уже давно имел возможность узнать, что почти не пьянеет от принятия внутрь спиртных напитков, любого рода, в любых количествах и соотношениях. Алкоголь только возбуждал Сергея, заставлял кровь быстрее струиться по жилам, отчего багровело его лицо, на лбу вздувались жилы, а в глазах появлялся странный, немного дикий блеск, иногда пугавший даже тех, кто близко знал его. Однако при этом Полундра никогда не терял реального контроля ни над своим рассудком, ни над своим телом и досконально помнил, что с ним происходило в любой степени опьянения. Похмельного синдрома на другое утро при пробуждении с ним также никогда не случалось.

Несмотря на все эти обстоятельства, пить Полундра не любил. Вкус даже самых дорогих коньяков решительно не нравился ему, неприятно обжигал желудок и рот, и свое состояние опьянения старлей ненавидел, несмотря на то что протекало оно так беспроблемно и благоприятно. И то обстоятельство, что теперь он сидел в шумном зале гарнизонного ресторана и опрокидывал в себя водку стопку за стопкой, было обусловлено исключительно его недавним разговором со своим командиром. Известие о списании родного судна и бесславном конце его военной службы отозвалось в душе спецназовца сильной душевной болью. Для моряка его судно – дом родной, и потеря этого дома всегда огромное горе и печаль. Когда же потеря судна происходит по причине жадности и бессовестности командиров, то есть тех, кто должен по логике вещей заботиться о нем, тогда это вдвойне обидно.

– Ну, ты что сидишь один, скучаешь? – вдруг услышал он голос рядом с собой. Подняв глаза, Полундра увидел старого друга мичмана Виктора Пирютина, опускающегося на стул возле его столика.

Не говоря ни слова, Полундра пододвинул ему стакан, налил. Молча и невозмутимо мичман выпил, стал рассеянно жевать кусок копченого сала.

– Слухи ходят, тебя в штаб дивизиона вызывали, – начал мичман, украдкой поглядывая на своего друга.

– Вызывали, – неохотно отозвался тот.

– Благодарность от командования, наверное. А, командир?

Полундра поднял голову и сумрачно посмотрел на мичмана в упор.

– Ты что, еще не в курсе?

Тон, каким Полундра произнес эти слова, заставил мичмана встревожиться.

– В курсе чего? – спросил тот. – Что случилось, старлей?

– Дрянь случилась, Витя, – хмуро сказал Полундра. – Вы все скоро из приказа по флоту узнаете, а мне вот кавторанг по дружбе лично сказал…

– Так в чем дело, Сергей? – Лицо мичмана выражало растущую тревогу.

– Списывают наше судно, понимаешь? – отвечал Полундра. – К хреновой матери, как ржавую лоханку по цене металлолома списывают. А нас с тобой расформировывают. Дослужились до того, что никому не нужными оказались!

Несколько мгновений мичман испуганно пялился на хмурое лицо Полундры, пытался робко улыбнуться, словно надеясь, что сказанное им просто шутка, милый розыгрыш выпившего слишком много водки старлея. Однако тот все с тем же хмурым, серьезным видом кивнул и снова налил обоим по сто грамм.

– Да что они там, эти дурни в полосатых штанах! – во весь голос воскликнул мичман, не замечая стоящего перед ним стакана. – Они что, весь Российский флот продать собрались? Да ведь нашему судну цены нет! Оно вообще единственное на нашем флоте такого класса с такими возможностями!

– Ну, вот теперь и его не будет, – грустно констатировал Полундра. – Будем норвежцам заказывать нам промеры глубин делать. Заодно и наблюдать за нашими же учениями. И покупать эту информацию за большие деньги. У нашего правительства теперь денег ведь много, нефть на мировом рынке опять подорожала…

– Да уж, подорожала, – саркастически кривя губы, отозвался мичман, машинально опрокидывая стопку водки себе в глотку и даже не морщась при этом. – Всю нефть выкачаем, а потом в кабалу к американцам пойдем. Великая, могучая Россия! Была великая и могучая, да всю продали! Продали, а деньги пропили…

Мичман умолк, с выражением печали и досады глядя прямо перед собой отсутствующим взглядом. Старлей Павлов налил еще по одной. Мичман снова машинально взял свой стакан и, не глядя, опрокинул в себя его содержимое. Полундра же медленно, морщась, заглотнул жидкость, скривил гримасу досады, стал рассеянно и мрачно смотреть по сторонам. Глаза Сергея стали чуть заметно поблескивать знакомым мичману диким огнем, но тот старался не обращать внимания на него.

– И куда ж мы теперь, без нашего судна? – печально проговорил он. – Кому мы теперь на хрен нужны? Зачем нас всему этому учили – подводному плаванию, технике глубоководных погружений, рукопашному бою, наконец? Куда мы все теперь денемся, а?

– Командир вон мне на гражданку советовал перейти, – хмуро и зло сказал Полундра.

– Куда? На гражданку? – протянул мичман. Он заметно, прямо на глазах пьянел. – И ты в морду ему не дал? Прямо там, в штабе?

– Он сам на гражданку переходить хочет, – зло усмехаясь, сказал Полундра. – Так мне сказал. Говорит, уж лучше на гражданке, но достойным делом заниматься и хорошо получать, чем на военном флоте числиться, а на деле на берегу пакгауз с гнилым канатом сторожить!

Мичман снова с недоумевающим видом уставился на своего командира, не зная, то ли шутит Полундра, то ли говорит серьезно. Впрочем, быстро понял, что старлею не до шуток.

– И куда же он собрался? – спросил мичман, насмешливо кривя губы. – В какое-нибудь охранное агентство, где отставных офицеров принимают? Пухлые задницы наших бизнесменов сторожить, конечно, выгоднее, чем старый пакгауз. Работка – в самый раз для него…

– Не знаю я, куда он намылился, – отозвался старлей уныло. – Но говорил мне, дело стоящее и вполне по моему профилю, боевого пловца спецназа. Все мне своего дружка, однокашника по Фрунзенскому командному училищу, Игоря Баташева в пример ставил. Говорил: вот же, устроился человек на гражданке достойно, хорошо…

– Кто-о? – ошалело протянул мичман. – Баташев устроился достойно? Да ты знаешь, что про этого Баташева говорят? Говорят, что он ушел из флота только потому, что появилась возможность создать криминальную структуру… Банду, короче говоря. И сам он стопроцентный бандюга! От него весь Петербург теперь стонет!

– Вот, я так кавторангу и сказал, – сообщил Полундра. – А он мне: не смей, мол, так говорить о моем друге!

Они снова выпили, помолчали немного, сосредоточенно глядя прямо перед собой.

– Да уж, – проговорил рассеянно мичман. – Теперь у нас бандиты хозяевами жизни оказались. Бандиты да толстосумы. В нашем городке тоже вот объявился такой, олигарх заполярного разлива. Какой только черт его сюда занес… Ты не слышал, старлей?..

Мичман поднял глаза на своего командира и от изумления слова замерли у него на губах. Потому что Полундра, замерев и окаменев как статуя, во все глаза глядел куда-то в сторону. Оглянувшись, мичман увидел, что от входа в ресторан по не слишком широкому проходу между столиками пробираются лысеющий солидный господин в дорогом сером костюме, ведущий под руку Наталью Назарову, а следом за ними, на почтительном расстоянии, но не отставая, группа звероподобных телохранителей, с грузными, точно медвежьими, телами и тупыми, но наглыми физиономиями.

– Тихо, тихо, старлей, не нервничай! – попытался было заговорить мичман. – Тут ничего не поделаешь…

Но Полундра не слышал его. Поднявшись из-за стола, он решительно отстранил пытавшегося было остановить его мичмана и твердой походкой направился навстречу бизнесмену.

Белокурая девушка, заметив Полундру, вздрогнула, ее глаза расширились от ужаса. Она решительным движением выдернула свою ладошку из руки бизнесмена, сделала шаг навстречу Полундре, затем остановилась в растерянности, стыдливо опустив голову.

– Вот, значит, как ты ухаживаешь за больным отцом! – тихо, но отчетливо проговорил Полундра. – Значит, ты отказалась от встречи со мной сегодня вечером ради вот этой толстомордой мрази!

– Сережа, я прошу тебя… – Девушка не договорила, в отчаянии, казалось, не находя слов.

– Значит, деньги и правда самое важное в жизни. Я так понял? – продолжал Полундра. – Вернее даже, не просто самое важное, а вообще единственное, что имеет значение…

– Слушай, мореман! – Бизнесмен при виде Полундры в этом зале несколько растерялся, но в окружении своих телохранителей обрел обычную свою уверенность и наглость. Он развязно приблизился к Полундре, попытался встать между ним и белокурой девушкой. – Ты чего лезешь, мурло, к моей девушке? Ты что, хочешь, чтобы твои мозги здесь по полу размазали?

Блестевшие диким огнем глаза Полундры впились в пухлую физиономию бизнесмена.

– Уйди отсюда, сука! – тихо, но зловеще проговорил Полундра. – Уйди, а то хуже будет!

Бизнесмен, не на шутку разозленный оскорблениями Полундры, размахнулся было, чтобы заехать тому по лицу, но в следующее мгновение рука его оказалась зажатой в цепком, словно стальные клещи, кулаке Полундры. Стоявшие поблизости отчетливо слышали, как внутри руки бизнесмена что-то противно хрустнуло, и тот, отчаянно взвыв, отлетел в сторону, опрокинув чей-то столик.

Все произошло так неожиданно и стремительно, что стоявшие толпой телохранители не успели и пошевелиться. Сверкающие хмельным бешенством глаза Полундры сузились, точно глаза дикого барса; он стоял посреди неширокого прохода между столиками, не сводя своего взгляда с ошалевших от неожиданности телохранителей. Коммерсант, обхватив поврежденную руку, корчился на полу и стонал.

– Вы что стоите, олухи? – внезапно проскулил он, обращаясь к своей охране. – Чего ждете? Убейте его! Живо!

Тогда только «быки» зашевелились. Без особого энтузиазма они набросились было на Полундру. Мичман Витя Пирютин, видя, что дело принимает серьезный оборот, стремительно кинулся к компании и едва успел оттащить в сторону белокурую девушку. Эта мужская забава была явно не для нее.

Блокировав прямой удар первого из телохранителей и отведя его руку в сторону, Полундра нанес ему в ответ удар в грудь такой силы, что тот, отчаянно захрипев, повалился назад и сшиб с ног двух других телков – в проходе между столиками было слишком тесно, чтобы наступать широким фронтом. Те, в свою очередь, выбравшись из-под временно небоеспособного тела своего товарища, тут же поопрокидывали ближайшие столики, очистив свободное пространство, и снова накинулись на старлея. Тот угодил одному из них ногой в живот, так что телок мгновенно скрючился; блокировав обе руки второго, Сергей нанес ему болезненный удар в горло, после чего швырнул прямо на поднявшегося телохранителя – того, что он вырубил в самом начале.

– Полундра! – словно на палубе корабля в момент крайней опасности раздались вопли в ресторанном зале. – Полундра опять разбушевался!

Большая часть посетителей ресторана тут же стала по стеночке выбираться прочь, небезосновательно опасаясь за свою жизнь, немногие отважные также жались к стенам, но не уходили, непременно желая видеть, как старлей вырубит всех этих похожих на медведей гризли звероподобных телохранителей ненавистного всем коммерсанта.

– Полундра, сзади! – во всю глотку крикнул мичман, и старлей едва успел нагнуться, чтобы принять на спину удар стулом, что обрушил на него один из очухавшихся телохранителей. Не особенно прочное деревянное сооружение от удара разлетелось в щепки. Телохранитель же уже летел к стене, сметая на своем пути столы и стулья, а на его широкой роже багровел, наливаясь кровью, след от соприкосновения с морским ботинком Полундры.

– Стоять, сука, убью!

Коммерсант между тем, придя в себя после падения, сумел подняться на ноги. Прижимая покалеченную правую руку к животу, в левой он сжимал черный ствол пистолета.

Полундра едва успел пригнуться – пуля просвистела совсем рядом с виском старлея и ударилась в стену. Двое других телков тем временем снова набросились на старлея. Полундра своим огромным кулачищем заехал ближайшему из них под дых, отчего тот скрючился и замер на месте. Прикрываясь вторым телохранителем как щитом от пуль коммерсанта, Полундра блокировал правую руку телка и, нанеся ему три мощных удара прямо в лицо, стал осторожно приближаться к побледневшему от страха бизнесмену. Тот продолжал держать наготове свой пистолет, но был заметно растерян и в ужасе смотрел на своего отчаянно гримасничающего, но неспособного освободиться телохранителя.

– Уйди, остолоп! – крикнул он своему телку, беспомощно извивавшемуся под сыпавшимися на него ударами. – Уйди, я его прикончу!

Но это было бесполезно. Полундра приблизился к коммерсанту и ударом ноги вышиб ствол. Отшвырнув в сторону окровавленного телохранителя, он накинулся было на бизнесмена, но тут какой-то шум раздался у самого входа в ресторан.

– Тикай, Полундра! – крикнул верный мичман, наблюдавший схватку, стоя у стены. – Эти сволочи ресторанные работники патруль вызвали!

В это время несколько вооруженных людей в зелено-пятнистых куртках уже бежали по разгромленному залу ресторана, лязгая на ходу затворами.

Патруль оказался армейским. Возглавлявший его майор – крепко и гармонично сложенный, но ниже среднего роста офицерик – насмешливо оглядел тяжело дышавшего Полундру в разорванном кителе, бешено сверкавшего на него глазами.

– Ну что, морячок, – с нарочитой веселостью спросил майор, поигрывая подобранным с пола пистолетом бизнесмена. – Чего буянишь? Думаешь, первый день на берегу после похода, значит, все можно?

Полундра заскрежетал зубами, еле сдерживаясь, чтобы не кинуться на нахально ухмыляющегося армейского офицера. Нацеленные карабины ничуть не волновали его, просто в тот момент Сергею очень не хотелось позорить флот дракой в ресторане с армейскими.

– У, какой злой! – спокойно и насмешливо продолжал майор. – Сразу видно, характер у тебя боевой. Я спрашиваю, ты какого хрена драку здесь устроил? Посуду перебил, всю мебель переломал… Здесь же приличные люди отдыхают…

– Серьезно? – едва сдерживая бешенство, процедил сквозь зубы старлей. – Вот это мурло, – он кивнул на скорчившегося от боли на полу коммерсанта, – по-твоему, и есть приличные люди?

– А по-твоему, нет?

– По-твоему, эта мразь может оскорблять меня, морского офицера, а я даже за честь свою не могу постоять, так, что ли? Значит, они могут вытворять все что им нравится, им все можно? А как я решу за себя постоять, так ты, сволочь, являешься их защищать? Где ты, сука, был вместе с кодлой своих салаг, когда этот отморозок стал из пистолета здесь по людям палить? Он же сдуру подстрелить кого-нибудь мог! Кто бы за это ответил?

Мгновение майор рассматривал старлея с головы до ног удивленным, нарочито веселым взглядом, потом насмешливо покачал головой.

– Слушай, мореман, ты на что нарываешься? – небрежно проговорил он. – На армейской губе хочешь посидеть? Так это тебе, считай, уже обеспечено. Вот этого всего, что ты тут натворил, для твоего ареста вполне достаточно.

Бешеные глаза Полундры зажглись огнем при последних словах майора.

– Меня на губу? – чуть слышно проговорил он. – А не зря вы это, майор?

– Ты арестован, старлей, ты понял? – наезжая на Полундру, продолжал армейский офицер. – Сейчас ты добровольно пойдешь с нами. Учти: в случае сопротивления тебе же хуже будет! – И видя, что Полундра тем не менее не трогается с места, коротко приказал: – Так, патруль, взять его!

Один из тщедушных солдат-срочников медленно, с опаской приблизился к нему, хотел было надеть на запястья наручники. Но тут старлей ловко схватил солдатика за шиворот, легко, словно сноп сена, поднял его над головой и швырнул прямо в ощетинившийся карабинами патруль, после чего ударом ноги вышиб пистолет из рук майора.

– Атас, ребята! Сухопутные наших бьют! – раздался вопль внутри ресторана, и подвыпившие и разгоряченные эмоциями моряки толпой хлынули в ресторанный зал. Набросившись на пытавшихся подняться солдатиков армейского патруля, они стали отнимать у них карабины.

Драка тут же стала всеобщей. От бешенства и застилавшего глаза пота Полундра с трудом различал, что происходит вокруг. Кажется, потихоньку телохранители очухались и снова набросились на него все сразу, и он отражал их удары, бил сам изо всех сил, рассыпал тумаки направо и налево. Нападавшие на старлея летели в разные стороны от его ударов, лежа на полу, корчились от боли, но новые поднимались на их место, так что Полундре стало казаться, что наседающая на него вражья сила неисчислима и нет ей конца и края. Сквозь шум драки он услышал заунывный вой сирен и истошные крики «Милиция!», но казалось, что это сообщение только разозлило его. Словно сквозь пелену розового тумана видел Полундра, как проникли в ресторанный зал дюжие фигуры в синих пятнистых куртках, принялись растаскивать по углам дерущихся. Как пробились к нему человек семь или восемь омоновцев – почти таких же крепких, здоровых, как и он сам, – накинулись на него, попытались повалить. Богатырским усилием Полундра распрямил плечи, скинул их с себя, ногой заехал в челюсть капитану в милицейской форме, подскочившему было к нему с наручниками. Схватив за плечо, как котенка, он отшвырнул к стене армейского майора.

Но силы супостатов не иссякали. Омоновцы, армейский патруль, еще не потерявшие силы телохранители избитого бизнесмена – все они набрасывались на Полундру снова и снова. И вот опять десяток дюжих мужиков навалились на него, снова стали гнуть к земле. Полундра попытался было встать, распрямиться и стряхнуть их. Но в это время кто-то гибкий и ловкий ударил его ногой под самую коленную чашечку. Старлей охнул от неожиданной боли, ноги его подогнулись. Он рухнул на залитый вином и кровью пол ресторана. И человеческие тела навалились на него сверху, и после этого старлей Павлов уже не помнил ничего.

ГЛАВА 8

– Слышь, Полундра, а говорят, будто гауптвахты на флоте упразднять скоро будут. Как в армии. В армии же упразднили…

Мичман Витя Пирютин, лежа в расслабленной позе на узкой и жесткой деревянной лавке, рассеянно осматривал неказистое помещение, куда в военном городке сажали за дисциплинарные проступки моряков. В отличие от гарнизонной гауптвахты, флотская находилась на территории порта, был слышен неясный шум моря, и, если открыть забранное снаружи стальной решеткой оконце, можно было сколько душе угодно вдыхать соленый морской воздух.

Старлей Павлов, в отличие от своего друга, не лежал, а сидел на жесткой и неудобной лавочке. Изредка он тяжело вздыхал и поднимал голову, так что были видны украшавшие его лицо синяки и ссадины. Немало подобных украшений проглядывало сквозь живописно разодранный китель на плечах и на груди.

– Ты погон-то выбрось, – снова лениво заговорил ничуть не менее разукрашенный в драке мичман. – Что ты его в руке-то держишь? – И видя, как зеленый армейский погон с одной большой звездой послушно выскользнул из руки Полундры и упал на пол, продолжал: – Да что ты расстраиваешься-то, в самом деле? Ну, погуляли малость, полдюжины нахальных морд раскровенили. Не унывай, старлей!

Но Полундра печально вздохнул, медленно поднял голову, уставился на своего беззаботного друга тяжелым, сумрачным взглядом.

– Я никак не могу понять, – тихо, как бы про себя, проговорил Полундра. – Почему она была с ним? Кто он ей такой, этот тип, что она с ним пошла в ресторан?

– Который? – заинтересованно приподнялся на своем ложе мичман. – Такой лысый и толсторожий, который первым хотел тебе по морде дать?

– Да, с кем она в ресторан зашла, – глухим голосом подтвердил Полундра. – Ты его знаешь? Кто он такой?

Обычно разговорчивый мичман на этот раз странно медлил с ответом…

– Коммерсант один, – сказал наконец он. – Я-то его лично не знаю, только разговоры про него слышал…

– Что за разговоры? – нетерпеливо спросил Полундра.

– Ну, говорят, что сам он родился в нашем городке. Родители его до сих пор здесь живут. Но он, как школу кончил, вскоре переехал жить в Мурманск. Говорят, у него какие-то связи в Москве, с кем-то очень солидным. Бабки он заработал, понятно, не своим трудом…

– Это все ясно, – нетерпеливо оборвал его Полундра. – Я спрашиваю, почему он возле Наташки крутился? Почему они вместе были в ресторане?

– Ну, откуда ж я знаю, – как-то неуверенно отвечал мичман. – Может быть, подвозил ее просто на своем «Мерседесе».

– Куда еще подвозил? – недоверчиво вскинулся Полундра. – От ее дома до ресторана пять минут пешком. И почему она, как вошла, была с ним под руку? И почему от встречи со мной этим вечером так упорно отказывалась? После всего того, что между нами было!..

– Ну, не знаю, – пожал плечами мичман. – Мало ли что…

– Что?! – внезапно вскакивая с лавки, крикнул Полундра. – Что там? Что вы мне все голову морочите, а? И эта дебильная радиограмма. И мама. И вот теперь ты. Вы меня за дурака держите, да? Я же чувствую! Вы все что-то знаете, но не хотите мне сказать! Что вы все от меня скрываете? Что Наташка ушла от меня к этому толстомордому коммерсанту?

Мичман, изумленный всплеском эмоций своего обычно столь невозмутимого друга, привстал с лавки, подошел к нему.

– Ты подожди, Серега, не кипятись, – начал он. – Толком из нас никто ничего не знает…

– Слушай, хватит мне голову морочить! – крикнул ему в ответ Полундра. – Все вы про эту историю знаете! Все! И держите меня за дурака!

Старлей осекся, услышав лязг открывающейся стальной двери гауптвахты.

– Что кричишь, старлей? – спросил вошедший – тот самый бодрый и здоровый на вид старик, что беседовал накануне возвращения отряда кораблей в бухту с отставным каплеем Назаровым. Только теперь он был одет в черный китель морского офицера, а на погонах его светились три большие звезды. – Я уж подумал, у вас тут опять драка, надо снова патруль вызывать…

– Нет, между собой они не дерутся, – с усмешкой возразил кавторанг Мартьянов, вошедший следом за каперангом. – Между собой они как мушкетеры, один за всех и все за одного.

– Просто у Полундры нервы немного расслабились, Иван Митрофанович, – стал оправдываться мичман. – У него с девушкой проблемы…

– Я тебе не Иван Митрофанович, а военный комендант порта! – сурово поправил его каперанг. – И ты мне теперь не офицер Военно-морского флота, а арестант. И твой заслуженный друг, кстати сказать, тем более!

– Ты с меня погоны не снимал, чтобы теперь арестантом обзывать, – себе под нос пробормотал мичман Витька Пирютин. Но военный комендант не слышал его. Он остановился напротив старлея Сергея Павлова, вытянувшегося в струнку при его появлении, и принялся сверлить его глазами.

– Эх, обормот, обормот, – качая головой, проговорил комендант. – Ты ведь погоны носишь!

– Что в каптерке выдали, то и ношу!

– Разговорчики, старлей! – грозно крикнул на него комендант. – Тебя это в твоей спецшколе так научили – со старшими по званию пререкаться?

– Никак нет, товарищ капитан первого ранга, сам освоил!

Мгновение комендант сурово смотрел на Полундру снизу вверх. Потом покачал головой.

– Ты скажи, старлей, тебя Родина обучила для чего? – снова заговорил он. – Рукопашному бою тебя научили для того, чтобы драки в ресторанах устраивать, так, что ли? Ты моли своего морского бога, чтобы военный прокурор добрый попался, все смягчающие твою вину обстоятельства рассмотреть захотел. Ты пойми: вся эта твоя история с девушкой никого абсолютно не интересует!

– Как военный прокурор? – удивленно проговорил мичман. – Вы что, уголовное дело возбудили? Да за что же?

– За что? – вскинулся комендант. – А ты знаешь, что там три человека в больницу попали после вашего мордобоя? Ты знаешь, что заявления поступили и от армейского патруля, и от наряда милиции, и еще от того бизнесмена… как уж, черт возьми, его…

– Стариков его фамилия, – подсказал кавторанг.

– Вот, точно, Стариков, – согласился комендант. – Ты знаешь, что ты ему руку сломал, два ребра и чуть мозги не вышиб? Ты знаешь об этом?

– Так ему и надо, этой сволочи, – тихо проговорил мичман. – Мурло толстомордое!

Комендант только нахмурился.

– Так что ты радуйся, если просто одну звезду снимут, – сурово продолжал он, глядя прямо в лицо Полундре. – А то под военный трибунал пойдешь. Стыдно должно быть, черт возьми! Ты моряк, офицер Военно-морского флота. А ведешь себя как последний матрос-дебошир! Позорище!

Полундра от этого отеческого разноса стоял весь красный, но не возражал ни слова.

– Ладно, Митрофаныч, хватит парня распекать, – вмешался кавторанг Мартьянов, подходя ближе к группе. – Ему теперь предстоит такая канитель, что найдется кому его отругать. – Довольно бесцеремонно он хлопнул старого коменданта по плечу: – Давай, Митрофаныч, иди, займись своими делами. Нам надо побеседовать.

Митрофаныч, ничуть не обиженный фамильярностью, которую позволил себе по отношению к нему младший по возрасту и званию, вышел. Стальная дверь захлопнулась за ним.

– Ну, сынки. – Кавторанг оглядел своих подчиненных с ног до головы. – Давайте сядем. Разговор у нас с вами будет долгий и серьезный.

Кавторанг уселся на лавочке под окном, двое провинившихся моряков устроились напротив него. Некоторое время они все молчали.

– Ну, ни для кого не секрет, – начал кавторанг, – что наш Митрофаныч, конечно, тот еще морской волк, который, несмотря на свои погоны, шлюпкой не знает, как управлять. – Кавторанг грустно вздохнул, окинул своих «орлов» печальным взглядом. – Только в данной ситуации он, к сожалению, очень даже прав и положение твое, Полундра, очень серьезное. Ты сам посуди: пьяный дебош, неподчинение патрулю, нанесение тяжких телесных повреждений. Три заявы на тебя у прокурора, понимаешь ты? Три! И что ты теперь думаешь делать?

– Не знаю, – вздохнул Полундра.

– И я не знаю, что тут можно сделать, – согласился кавторанг. – Пойдешь под суд, да и все. За хулиганские действия.

– Меня под суд? – закипая гневом, проговорил Полундра. – Да мне орден Мужества сам Президент России вручал! – крикнул он, сжимая кулаки. – У меня государственных наград больше, чем у этого прокурора пуговиц на ширинке!

– Старые заслуги вряд ли тебе здесь помогут, – возразил кавторанг спокойно. – Митрофаныч ведь прав: ты запятнал честь российского Военно-морского флота. Мы тебя не для того рукопашному бою научили, чтобы ты людям в ресторанах головы прошибал!

– Значит, пусть они делают со мной все, что хотят, да? – запальчиво крикнул Полундра. – Пусть бьют меня по морде, целят в меня из пистолета! А я должен стоять и сопли жевать…

– Этот коммерсант первым в драку полез, – тихо сказал мичман. – Он думал, с ним его телохранители стоят, значит, ему все можно…

– Ну да, все правильно, – со вздохом согласился кавторанг. – Я знаю вас, сынки, вы просто так в драку не полезете. Только вот попробуй, объясни это военному прокурору! Ты ведь знаешь, как в прокуратуре к чести военного моряка строго относятся.

– Я не пойму, к чему ты клонишь, командир? – вдруг сказал довольно фамильярно мичман. – У тебя что, есть какой-нибудь запасной вариант?

– А не было бы, я бы с тобой сейчас мое время зря не тратил, – сурово отвечал кавторанг.

– Гражданка? – догадался Полундра. – Я же тебе сказал, командир: я офицер Военно-морского флота!..

– О хулиганских действиях которого ведется дознание! – закончил кавторанг. – Врубись ты наконец, Полундра! После того, что ты вчера с горя натворил, нет у тебя такой возможности – оставаться, как и прежде, заслуженным морским офицером! Твой выбор: или на Колыме баржой командовать, или увольняться совсем из флота, идти на гражданку, где твое дело будет автоматически пересмотрено, отправлено из военной прокуратуры в гражданскую, а значит, наказание заметно смягчится. Если и дадут срок, то условный. А может быть, и вовсе штрафом отделаешься.

– А что, ведь командир прав. – Мичман, кивнув головой, смотрел выжидающе на Полундру. – Выйти в отставку, и весь инцидент исчерпан. Все сразу станет проще.

Но Полундра, поникнув головой и глядя в замусоренный пол гауптвахты, казалось, не слышал его. Замерев, он сидел молча, и только было видно, как багровеет от волнения его литая мускулистая шея.

– Ну, давай, старлей, не тяни, решайся! – снова заговорил кавторанг. – Я тебе говорю: выйдешь на гражданку, все окажется проще и легче. У меня в Мурманске в штабе флота свои люди есть, они это дело замнут. Ты сам знаешь, как они там в штабе не любят выносить сор из избы…

– А если я напишу рапорт, – сказал, поднимая голову Полундра. – Чем, черт возьми, я займусь там, среди штафирок? Что, все-таки телохранителем к какому-нибудь толстомордому?

– Нет, старлей, я же тебе говорил. – Кавторанг почувствовал себя заметно увереннее, видя, что Полундра почти готов согласиться. – Твоя специальность и на гражданке очень востребована. Водолазы твоей квалификации и в мирной жизни очень нужны. Ты погоди немного, я все выясню окончательно и тебе сообщу. Ты не бойся, я своих людей так просто не бросаю. – Из папки он вытащил лист бумаги, ручку, подал все это Полундре. – На вот, пиши рапорт. А что дальше, там видно будет.

Полундра послушно взял лист, ручку, удобно устроил кожаную папку кавторанга у себя на коленях, однако все медлил.

– Понимаешь, командир, – сказал, наконец, он дрогнувшим от волнения голосом. – Отец бы не простил мне вот этого ухода из флота…

– Что поделаешь, сынок, – со вздохом отвечал кавторанг. – Но ведь ты сам посуди: твой отец не устраивал драк в ресторанах. Ладно, ты пиши, пиши…

И Полундра дрожащими от волнения руками стал медленно, аккуратно выводить на бумаге, букву за буквой, рапорт с просьбой о его увольнении с флота. Кавторанг и мичман внимательно следили за ним.

ГЛАВА 9

Первая клиническая больница города Мурманска чем-то напоминает дворянскую усадьбу, устроенную в самом центре города. Большой роскошный парк со множеством вековых елей окружает старые, еще довоенной постройки двухэтажные корпуса больницы, отчего, несмотря на близость оживленных городских улиц, на территории больницы всегда тихо и очень уютно, словно в лесу. Первую клиническую больницу иногда еще называют клиническим городком, потому что здесь лечат практически все разновидности человеческих недугов, а территория, занимаемая больницей, и количество корпусов столь велики, что и в самом деле производят впечатление небольшого городка – очень уютного, тихого, ухоженного и красивого.

Однако белокурую девушку, торопливым шагом шедшую по аллее между больничными корпусами, вся эта тишина, красота и уют интересовали мало. С тревогой глядя по сторонам, она переходила от одного корпуса к другому, читала их номера, пока наконец не нашла нужный – с надписью под ним «Отделение травматической хирургии», – куда она поспешно зашла, бережно затворив за собой массивную старинную дверь.