Читать онлайн Великий князь Николай Николаевич бесплатно

Дядя царя: портрет на фоне трагической эпохи

Эта книга посвящена хорошо известному в русской истории великому князю Николаю Николаевичу Младшему (1856–1929), дяде последнего императора, сыгравшему определенную роль в событиях последнего царствования. Но феномен Николая Николаевича определялся не только рамками его реальной роли. Он прежде всего выразился в немалом обаянии его личности, довольно долго воздействовавшем на умы многих представителей русского общества. Великому князю приписывали собственные взгляды на ситуацию и тянулись к нему, как к возможному вождю процесса укрепления русской государственности. Данной роли великий князь не сыграл и, вероятно, не собирался играть, так что эти надежды и даже это обаяние были скорее фактом массовой психологии.

Кто только не уповал на великого князя! Даже такой неординарный деятель, как вождь донского казачества и крупный писатель П.Н. Краснов, и тот свои последние надежды возложил именно на него. Вспомним роман Краснова «Белая свитка», последний том трилогии «От двуглавого орла к красному знамени», в котором именно великий князь Николай Николаевич выступает в роли восстановителя России, подчиняющего органы cоветской власти и части Красной армии одним авторитетом своего имени и обаянием своей личности.

Так что такое явление, как «феномен великого князя», существовало на самом деле, и в понимании данной проблемы серьезным подспорьем может служить книга Ю.Н. Данилова. Но сначала скажем несколько слов о жизни автора.

Юрий Никифорович Данилов родился в Подольской губернии в 1866 г. и с юных лет окунулся в стихию армейской службы. Он окончил Киевский кадетский корпус и Михайловское артиллерийское училище, в 1886 г. был выпущен в первом офицерском чине подпоручика в 27-ю артиллерийскую бригаду. В 1892 г. окончил Николаевскую академию Генштаба по первому разряду (т. е. был допущен к прохождению дополнительного курса на право причисления к Генеральному штабу). Как офицер Генштаба, он служил в штабе Киевского военного округа, а с 1898 г. в Главном штабе. В его канцеляриях и делал Данилов свою карьеру: начальник отделения, помощник первого обер-квартирмейстера, постоянный член Крепостного комитета… В 1906–1908 гг. Данилов командовал 166-м пехотным Ровенским полком (ценз командования полком непременно требовался для производства в генералы). В 1908 г. он возвратился в Генеральный штаб на должность генерал-квартирмейстера и постоянного члена Крепостного комитета (а с 1910 г. параллельно занял пост председателя этого комитета). Уже в 1913 г. успешная карьера увенчалась производством в генерал-лейтенанты.

Здесь необходимо сделать некоторые пояснения. Генерального штаба, как постоянного органа военного управления, в привычной ныне форме в конце XIX – начале XX в. не было. Управление войсками осуществлял созданный в 1865 г. Главный штаб, в частности управление первого генерал-квартирмейстера (в котором и служил Данилов; на это управление были возложены вопросы разработки стратегических планов, мобилизации и сосредоточения армий и пр.). Генеральный штаб должен был формироваться при главнокомандующем на театре военных действий из офицеров, принадлежавших к корпорации Генерального штаба. Именно так создавался штаб генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина (1848–1925) в ходе Русско-японской войны 1904–1905 гг. и сразу же показал свою несостоятельность.

После Русско-японской войны наблюдался кризис высшего военного управления империи. Его пытались преодолеть созданием в июне 1905 г. Совета государственной обороны, объединявшего деятельность Военного и Морского министерств, вновь созданного Генерального, а также Главного, и Главного морского штабов. Председателем Совета стал великий князь Николай Николаевич, и это был его дебют в высшем военном руководстве империи.

Совет государственной обороны разработал развернутую программу военных реформ, очистил армию от бездарных генералов и офицеров, но он не мог превратиться в орган высшего военного руководства и потому уже в 1908 г. был упразднен. По опыту войны был учрежден автономный, не подчиняющийся Военному министерству, Генеральный штаб. Но он в итоге оказался лишь военно-научным органом, не участвующим в управлении войсками. Вскоре из Главного штаба, путем выделения некоторых его частей, было образовано Главное управление Генерального штаба (ГУГШ). В части первого обер-квартирмейстера (всего в ГУГШ их имелось четверо) как раз и сосредотачивались общие вопросы подготовки к войне, мобилизации, дислокации войск, военного строительства и военной разведки. Ю.Н. Данилов служил там до ухода на должность командира полка.

Правда, получилось, что начальник Генштаба оторван от войск, а военный министр отстранен от разработки оперативно-стратегических вопросов. В 1908 г. начальник Генштаба опять был подчинен военному министру. В 1910-е гг. ГУГШ передали в Военное министерство, оно и стало в конечном счете Генштабом и органической частью министерства.

Ю.Н. Данилов занимал свою должность при всех начальниках Генштаба, и именно он являлся главным автором плана стратегического развертывания на Западе. В 1902 г. было санкционировано создание в случае войны фронтов – Северо-Западного против Германии (во главе его поначалу планировалось поставить великого князя Николая Николаевича) и Юго-Западного против Австро-Венгрии.

В 1908 г. Данилов как первый обер-квартирмейстер ГУГШ подал свою – весьма фантастическую – записку о плане войны. Первоначально на ее базе был даже составлен и утвержден план войны, позднее отвергнутый после так называемого «бунта военных округов» (съезд командующих и начальников штабов западных военных округов в феврале 1912 г.). Причины появления на свет догматически-канцелярских планов понять нетрудно. Первая – незначительный опыт Данилова по руководству войсками, вторая – схоластика, господствовавшая в то время в Академии Генштаба. Все обучение в ней велось в основном на базе опыта наполеоновских войн! Не учитывался даже опыт Русско-турецкой войны – комиссия по ее изучению еще не закончила свою работу к 1910 г.! Говорить о Русско-японской войне в этом случае просто не приходится. Правда, военная общественность в лице молодых талантливых офицеров, да и отдельных генералов, выводы сделала и определенные уроки извлекла. Но разве просто было бороться с бюрократической рутиной министерств, штабов и академий!

С уходом великого князя с должности Верховного главнокомандующего в августе 1915 г. новый начальник штаба Ставки генерал М.В. Алексеев потребовал снятия Данилова с должности генерал-квартирмейстера Ставки. Юрий Никифорович был назначен командиром 25-го армейского корпуса, а в августе 1916 г. стал начальником штаба армий Северного фронта. Произошла Февральская революция, пала монархия. В апреле 1917 г. Данилов стал командующим 5-й армией этого фронта, причем сумел снискать доверие комиссара армии и солдатских комитетов, но в то же время выступал против пресловутой «демократизации». Руководить армией в боях ему пришлось только в ходе июльского наступления 1917 г. под Якобштадтом, не имевшего никаких результатов. В сентябре 1917 г., в разгар борьбы с корниловщиной, он был снят с должности и переведен в резерв чинов (данными об участии Данилова в корниловском движении исследователи не располагают).

А дальше… Вскоре после Октябрьской революции Юрий Никифорович вступил в Красную армию. На волне патриотизма, вызванного германо-австрийским наступлением в начале 1918 г., он в феврале вернулся в ГУГШ. Тогда на службу в Красную армию поступила большая группа генералов и множество офицеров старой русской армии. В марте Данилов возглавлял группу военных экспертов при советской делегации на переговорах с Центральными державами в Брест-Литовске. Данилов был противником подписания Брестского мира и подал второму председателю советской делегации (всего их последовательно было трое) С.В. Сокольникову (Бриллианту) записку, обосновывающую, почему этот мир не может быть заключен. По возвращении из Бреста был включен в состав Комиссии военных специалистов по выработке плана преобразования военного центра для реорганизации армии. План, выработанный Комиссией, был отклонен, 25 марта 1918 г. Данилов вышел в отставку и уехал на родину, в Киев.

На просторах бывшей Российской империи полыхала Гражданская война… Данилов перебрался в район действий Добровольческой армии, но на службу почему-то поступил лишь в августе 1920 г., заняв пост помощника начальника военного управления в правительстве Врангеля. После падения белого Крыма (ноябрь 1920 г.) Данилов эмигрировал в Константинополь, а оттуда в Париж, где и скончался в 1937 г. Кроме книги, ныне предлагаемой вниманию читателей, он опубликовал еще несколько трудов («Россия в мировой войне. 1914–1915 гг.», «Русские войска на Французском и Македонском фронтах. 1916–1918 гг.», «На пути к крушению» и др.).

Вернемся к главному герою книги – великому князю Николаю Николаевичу Младшему. В какой-то мере его карьера обычна для других великих князей и напоминает карьеру отца, великого князя Николая Николаевича Старшего (1831–1891). Тот начал военную службу в строю сразу с должности начальника гвардейской кавалерийской дивизии, через два года стал командиром резервного гвардейского корпуса, а еще через пять лет – генерал-инспектором кавалерии. В Крымскую войну участвовал в Инкерманском сражении, затем находился в осажденном Севастополе. В Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. был главнокомандующим на европейском (балканском) театре военных действий. Получил орден Св. Георгия 1-й степени и фельдмаршальский жезл. Но вообще-то прославился Николай Николаевич Старший не столько организаторскими достоинствами и боевыми подвигами, сколько тем, что был «совершеннейшим джентльменом» и до самой революции слыл образцом для всех петербургских щеголей. Считается, что «гвардейский выговор» с его растягиванием слов и чрезмерным грассированием изобрел именно он. Так что русская армия смогла победить не благодаря такому главковерху, а несмотря на его наличие. Имелись, правда, и другие военачальники в той войне (например, М.Д. Скобелев), был талантливый военный министр Д.А. Милютин. Да и цена была заплачена, мягко говоря, немалая. Ну так что же… Не в первый раз и не в последний…

Отношения с отцом, да и матерью Александрой Петровной, урожденной принцессой Ольденбургской, у Николая Николаевича Младшего были неважные. Нелюбимый ребенок, свидетель постоянных семейных ссор и драм, он находил какое-то подобие семьи только в частях, в которых служил. По-видимому, это закрепилось в его характере на всю жизнь – отсюда и чрезвычайно серьезное отношение к службе (по сравнению с другими великими князьями). С 1871 г. он в рядах лейб-гвардии Гусарского полка. В офицеры был произведен в учебном пехотном батальоне в возрасте неполных семнадцати лет, а полковником стал в 22 года.

И образование Николай Николаевич Младший, в отличие от других членов императорской фамилии, получил не в Пажеском корпусе. Великий князь, уже в офицерском чине, окончил Николаевское инженерное училище, а затем сразу же поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. Это решение можно назвать неожиданным, даже фрондерским: для члена императорской фамилии учеба в академии была неслыханным делом. Да и последующая служба проходила в большей степени в строю, чем в Яхт-клубе, где обыкновенно проводил время петербургский beau monde.

Взаимоотношения членов Дома Романовых были далеки от родственной сплоченности и взаимной поддержки. Впрочем, герой этой книги всегда был дружен с последним императором и в дневнике и переписке монарха обычно упоминается под ласковым именем «Николаша». На Николая II, как и на многих его подданных, производили впечатление рослая величественная фигура и резкая, отрывистая, внешне волевая речь великого князя. «Дядя Николаша» был – внешне – одной из немногих опор императора в трясине придворных интриг.

Но, как и во всех прочих случаях, Николай Николаевич был только кажущейся опорой. Производя впечатление твердого и волевого человека, он был на самом деле крайне впечатлительной и чувствительной натурой – неизбежное последствие атмосферы детских лет, – и находился под огромным влиянием своего окружения.

Стоит коснуться и еще некоторых обстоятельств. В 1909 г. полиция раскрыла кружок мартинистов, группировавшийся вокруг выходившего в Царском Селе журнала «Глобус». Список «бунтарей» возглавляли великие князья Николай Николаевич, его брат Петр Николаевич, Георгий Михайлович и большая группа высших придворных.

Еще Александр I в январе 1822 г. запретил деятельность в Российской империи всех тайных обществ и масонских лож. Сам-то он был масоном с юных лет, но сравнительно незадолго до смерти пережил нравственное перерождение. Впрочем, русское масонство вовсе не собиралось подчиняться запрету и встало на путь подготовки к перевороту и цареубийству. 14 декабря 1825 г. оно дало последний открытый бой на Сенатской площади, а затем вроде бы исчезло из социально-политической жизни России.

Однако его исчезновение было не фактическим, а только организационным, можно сказать – формальным. Иначе говоря, в России больше не было русских лож, а российские масоны отныне являлись членами лож Западной Европы, чаще всего сообществ «Великий Восток Франции» или «Шотландский обряд». Мартинизм – одна из разновидностей масонства, от прочих его ветвей отличающаяся тем, что практикует действенную магию.

Принадлежность к масонскому подполью вполне объясняет два крупных вклада, внесенных великим князем в российский революционный процесс. Первый вклад – это оказание давления на своего царственного племянника в октябре 1905 г. по поводу подписания знаменитого манифеста от 17 октября. Известно, что Николай II колебался до последнего момента – подписывать манифест или нет. Многие мемуаристы излагают драматическую историю о том, как «Николаша» с истерическими рыданиями убеждал его подписать и наконец сломил колебания монарха угрозой застрелиться прямо у него на глазах, если не подпишет. В реальности, наверное, все было не так красиво, но факт налицо – манифест от 17 октября был подписан именно под давлением Николая Николаевича.

Второй вклад – телеграмма с требованием отречения императора в феврале 1917 г., в ходе телеграфного опроса командующих фронтами и флотами генералом Рузским. У многих исследователей получалось, что Николай Николаевич порекомендовал племяннику отречься, потому что надеялся вновь занять пост Верховного главнокомандующего, с которого царь сместил дядю в августе 1915 г. У этих авторов великий князь получается наивным, если не сказать хуже: променять империю на пост главковерха! Нет, Николай Николаевич не был глупцом, а его телеграмма – лишний показатель масонского характера Февральской революции.

Николай Николаевич, надо признать, был человеком умным и талантливым. Больше двух лет он прослужил в лейб-гусарах командиром эскадрона и дивизиона, затем шесть лет командовал тем же полком. Бригадой 2-й гвардейской кавалерийской дивизии он командовал всего месяц, а потом два года командовал той же дивизией. Всего более десяти лет он состоял в рядах «легкой» дивизии гвардейской кавалерии. Это не совсем похоже на карьеру отца, начатую прямо с командования той самой дивизией. Впрочем, в 1895 г. Николай Николаевич Младший принял пост генерал-инспектора кавалерии, можно сказать, по наследству.

Генерал-инспектором кавалерии Николай Николаевич прослужил 10 лет и многое сделал для совершенствования этого рода войск, проявив замечательную энергию. Прежде всего, он начал учить конницу езде. Была введена новая школа верховой езды – «выучка Филлиса», господствовавшая в русской и советской кавалерии до самого упразднения кавалерии как рода войск в 1956 г.! Николай Николаевич открыл Офицерскую кавалерийскую школу для подготовки кандидатов в эскадронные командиры. Постоянными состязаниями кавалерийскому офицерству был привит спортивный дух. Однако по-настоящему великий князь не завоевал сердец подчиненных вследствие своей грубости и безжалостности к командирам, которых он снимал по любому поводу и без повода. Например, в период командования Петроградским военным округом он снимал с должности командиров полков, которые не получали при проверке отличной оценки по стрелковой подготовке. Постоянно проходили офицерские собрания полков, требовавшие извинений за нецензурные окрики на маневрах и учениях. Великий князь всегда охотно приносил такие извинения, и формально подобные истории на том исчерпывались, однако неприятный осадок оставался.

В июне 1905 г. Николай Николаевич был назначен председателем Совета государственной обороны, а в октябре того же года принял также посты главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа. Великий князь постоянно вмешивался в компетенцию военного и морского министров, а также командующих войсками округов, что в конце концов и привело к упразднению Совета. В результате возросло влияние военного министра В.А. Сухомлинова, с которым у великого князя сложились скверные отношения. Тем не менее Николай Николаевич стал неформальным лидером военной системы империи. Поэтому его назначение Верховным главнокомандующим в Первой мировой войне не выглядело чем-то неожиданным (кандидатов-то было всего двое – великий князь и Сухомлинов). Правда, несколько настораживает информация, приводимая Даниловым: «…визит во Францию в 1912 г. приучил французов глядеть на великого князя, как на будущего главковерха». А может, Николай Николаевич попросту был назначен главковерхом по требованию французского правительства, в то время бывшего лишь исполнительным органом ложи «Великий Восток»? Да и рычаг влияния на Николая II у французов был: пресловутые французские займы, на которые была проведена военная реформа в России.

Данилов пишет, что «император не обладал данными, необходимыми для крупного военачальника». Можно возразить, что великий князь, как это подтвердил ход событий, такими данными тоже не обладал. Умен, энергичен – да, конечно. Но об уровне Наполеона или Суворова даже и говорить не приходится. Важнее другое. Разве до 1915 г. был пример принятия российским императором поста Верховного главнокомандующего? Даже Петр Великий, лично принимая участие в военных действиях, никогда не возлагал на себя звания генерал-аншефа. Под Полтавой он командовал дивизией в армии Шереметьева, под Гангутом – главными силами галерной эскадры и т. д. Император должен руководить всей жизнью империи и согласовывать усилия разных ведомств по обеспечению действующей армии всем необходимым. Император, принимающий на себя командование действующей армией, в итоге утрачивает управление империей и получает измену верхушки, государственный переворот в тылу. Такой шаг может быть или глубоко ошибочным, или вынужденным, когда монарх идет на колоссальный риск, явно сознавая это. «Некем взять…»

А если сравнить великого князя и императора в качестве главковерхов, то император явно выигрывает. (Да-да, как бы данный тезис ни изумлял тогдашних, да и нынешних либералов.) За время его командования действующая армия увеличилась вдвое, был резко поднят уровень вооруженности и оснащения, ни о каком отступлении в глубь страны больше не было и речи. Хотя генеральное наступление 1916 г. и провалилось, но подвиг Юго-Западного фронта в весенне-летней кампании этого года поднял боевой дух войск и авторитет русской армии в международных кругах. Генеральное наступление 1917 г. готовилось в гораздо лучших условиях и обещало известные шансы на успех… В снижении качества кадров действующей армии императора тоже трудно винить. Падение качества кадров по мере затягивания военных действий является неизбежным и закономерным.

Так что же можно сказать о наиболее значимом периоде жизни автора книги и его героя, когда генерал от кавалерии великий князь Николай Николаевич занимал должность Верховного главнокомандующего, а генерал-лейтенант Ю.Н. Данилов – должность его генерал-квартирмейстера? Начальником штаба Ставки был назначен начальник Николаевской военной академии Н.Н. Янушкевич. Он был точно таким же кабинетным деятелем, незнакомым с деятельностью войск, как и Данилов, но при этом еще и ученым, не имевшим даже бюрократического опыта. Его влияние на ход событий было очень слабым. Всю российскую военную стратегию в течение года вершили великий князь и Данилов, а все стратегическое планирование лежало исключительно на Данилове.

Все начальные операции войны были неким странным компромиссом между требованиями стратегии и требованиями французского правительства. В русской военной стратегии с самого начала планирования войны с Центральными державами приоритеты были установлены очень четко: Россия громит Австро-Венгрию, Франция должна разбить Германию или, по крайней мере, сдерживать ее, пока Россия не переключит свои основные усилия на Германию. Но давление Франции заставляло русских стратегов постоянно наращивать группировку, предназначенную для войны с Германией, и, соответственно, ослаблять группировку, нацеленную против Австро-Венгрии. В результате с августа 1914 г. русская армия решала одновременно две задачи – разгром австро-венгерской армии недостаточными для этого силами и разгром противостоящих германских сил. Французы с самого начала требовали наступления на Берлин, словно не обращая внимания ни на австро-венгерские армии в Галиции, ни на германскую группировку в Восточной Пруссии.

Вся кампания 1914 г., определившая ход и исход Первой мировой войны для России, может быть уложена в следующую схему. Составление Даниловым плана войны по сведениям австрийского полковника Редля, который был раскрыт, как русский шпион, а план развертывания австро-венгерской армии был изменен. Принятие Ставкой решения проводить первые операции по трем расходящимся направлениям. Выигранная доблестью войск Галицийская битва. Провал Восточно-Прусского похода. Сосредоточение войск для «марша на Берлин» во встречных столкновениях под Варшавой и Ивангородом. Срыв генералом Рузским Варшавского маневра. Лодзинский провал. Бессмысленные остановки и разрешения на действие Юго-Западному фронту. Бессмысленная и бестолковая бойня «на четырех реках». Такова картина «стратегического дарования» великого князя, которое так ярко живописует Данилов.

Но самое главное заключается в том, что в кампании 1914 г. русская армия растратила бесценный кадровый состав, и дальше ей пришлось воевать запасниками и «ополченцами», т. е. необученными. Наиболее тяжелыми оказались потери в офицерском и унтер-офицерском составе, что впоследствии губительно сказалось на ведении военных действий. Наспех обученные прапорщики и почти совсем необученные унтер-офицеры не могли справиться ни с воспитанием и обучением войск, ни с руководством ими в бою. Были растрачены и запасы боеприпасов, израсходованы запасы винтовок, и в 1915 г. солдаты в бой шли с одной винтовкой на троих, а поддерживала их артиллерия, имевшая право израсходовать один-два выстрела на ствол за день боя.

Великий князь намеревался «создать атмосферу 1812 года», но добился противоположных результатов. Аппарат Ставки начал давать перебои. К августу 1915 г. она была уже не в состоянии управлять событиями. Отступление приобретало стихийный характер, и великий князь откровенно заявлял, что не рассчитывает остановить противника западнее линии Днепра. В те дни он распорядился о строительстве позиций за Тулой и Курском. Сложилась ситуация военной катастрофы. И получается, что принятие императором верховного главнокомандования 23 августа 1915 г. было совершенно необходимым решением. Армия вроде и не обратила на это особого внимания, но уже с первых дней работы новой Ставки начался выход из кризиса.

Николай Николаевич получил назначение на пост наместника Кавказа – главнокомандующего Кавказской отдельной армией. Янушкевича он с собой взял («помощником по военной части»), а Данилова оставил. В командование армией он не вмешивался, ею отлично командовал Н.Н. Юденич (вот уж действительно генерал суворовской школы!) На Турецком фронте дела обстояли лучше, чем на всех остальных. Так что по сути на этом участие Николая Николаевича в Первой мировой войне закончилось.

После отречения императора он с великим подъемом выехал с Кавказа в Могилев принимать верховное главнокомандование. Ведь 2 марта Николай II успел снова назначить «дядю Николашу» на этот пост. Однако в пути Николай Николаевич получил уведомление, что-де «победившая демократия» не желает иметь членов императорской фамилии не только на высших военных постах, но и вообще в рядах революционной армии. (Специальным решением от 9 марта 1917 г. Временное правительство отменило императорское распоряжение и назначило на данный пост генерал-адъютанта М.В. Алексеева.)Что ж, не надо было заигрывать с масонством. Подобных людей используют и выбрасывают за ненадобностью. Так в марте 1917 г. завершилась военная служба великого князя Николая Николаевича Младшего, продолжавшаяся 47 лет.

В эмиграцию он отбыл не сразу. Первые два года после отставки Николай Николаевич провел в Крыму, куда прибыл в середине марта с супругой Анастасией Николаевной (Станой)[1]. В Крыму «Николаша» со Станой проследовали в собственное имение Чаир. Оно славилось своим парком с уникальной коллекцией роз (многие помнят сладострастное танго «В парке Чаир распускаются розы…»). Позднее всем Романовым, находившимся на полуострове, было велено поселиться в Дюльбере, имении Петра Николаевича. Навидались они всякого за время Гражданской войны, и не раз жизни Романовых угрожала серьезная опасность.

Наконец в апреле 1919 г. Романовы во главе со вдовствующей императрицей Марией Федоровной покинули русскую землю на английском дредноуте «Мальборо». Великий князь Николай Николаевич Младший уехал в свое маленькое итальянское имение Санта-Маргерита. В 1922 г. он перебрался во Францию, где и закончил свой жизненный путь в январе 1929 г. на даче «Thenard» в Антибе, на Лазурном берегу. Похоронен он в усыпальнице русской церкви в Каннах.

Русская политическая эмиграция после гражданской войны была весьма многочисленной (по различным подсчетам, от одного до трех миллионов человек) и очень разнородной по социальному составу: от вдовствующей императрицы и великих князей до простых обывателей и крестьян, бывших солдат армий Врангеля, Миллера, Дитерихса. Политическая палитра выглядела еще более пестрой: от монархистов до левых эсеров и анархистов-максималистов. В советские времена взгляд на политическую жизнь русской эмиграции был весьма упрощенным – «агония белого движения». Но все проходило куда сложнее.

Политическая история белой эмиграции была историей бурных споров о путях развития России и человечества, смелых мечтаний о новом мироустройстве и попыток воплощения их в жизнь, трагических самопожертвований и предательств во имя враждующих великих идей, незаурядных личностей и энтузиастов. Советское политическое руководство и ВЧК-ОГПУ чутко откликались на малейшие происшествия в политической жизни эмиграции, напряженно боролись с РОВСом, болезненно реагировали на публицистику профессора Н.Г. Устрялова, изучали идеи евразийцев. А после крушения советской власти основные идеологические постулаты и политические концепции, рожденные в эмиграции, снова пришли в Россию.

Николай Николаевич, в силу своего прошлого и неизжитого «феномена великого князя», стал фактически центральной фигурой эмиграции, еще проживая в Санта-Маргерите, достаточно далекой от мест скопления русских эмигрантов. Уже в 1921 г. правые и правоцентристские политические организации, такие как Русский народно-монархический союз конституционных монархистов (лидер – С.С. Ольденбург), Торгпром и другие, созвали Съезд хозяйственного восстановления в Бад-Райхенхалле. На съезде был создан высший орган политического руководства правой эмиграцией – Высший монархический совет (лидеры – А.Н. Крупенский, Н.Е. Марков, Н.Д. Тальберг). Съезд объявил главой эмиграции великого князя Николая Николаевича как старейшего из живых представителей императорской фамилии. По числу участников и структурированности правые и правоцентристские организации не слишком выделялись в эмиграции. Зато они концентрировали немалый авторитет и, главное, немалые капиталы, ведь в их составе были такие денежные тузы, как П.О. Гукасов, С.Г. Лианозов, Э. Нобель.

Впрочем, «феномен великого князя» срабатывал не только для правых, но и для организаций самой различной направленности. Даже Организация российских фашистов, возникшая в 1921 г. в Загребе, а затем создавшая свой филиал в Харбине (вскоре он развился в Российский фашистский союз), и та объявила Николая Николаевича своим главой. Правда, скоро в своем развитии русский фашизм пришел к отрицанию монархического принципа.

Авторитет великого князя, как старейшины, признавали и все уцелевшие представители фамилии Романовых. И вдруг начались проблемы. Великий князь Кирилл Владимирович, как ближайший из живых родственников покойного императора, потребовал признания императорского достоинства за ним. Между тем после морганатического брака великого князя он был специальным манифестом императора исключен из императорской фамилии. Впоследствии в правах великого князя Кирилл Владимирович был восстановлен, но только лично – ни его супруга, ни их потомство права на включение в императорскую фамилию и титулы великих князей и княгинь не имели. Естественно, и семейный совет в целом, и вдовствующая императрица Мария Федоровна, и Николай Николаевич, все были против. Потребовал для себя признания императорского титула и другой великий князь – Борис Владимирович, но были отклонены и его притязания. Между тем Кирилл Владимирович объявил себя императором самостоятельно. Сразу же нашлись приверженцы «нового монарха».

В ответ на это семейный совет Романовых постановил дезавуировать претензии великого князя Кирилла, а Николаю Николаевичу присвоил титул Престолоблюстителя Российской империи. Николай Николаевич опубликовал текст заявления императрицы Марии Федоровны, в котором она декларировала, что «Государь Император будет указан нашими основными законами в союзе с Церковью православною, совместно с Русским народом». К тексту императрицы он добавил, что «будущее устройство Государства Российского может быть решено только на Русской земле, в соответствии с чаяниями Русского народа». На этой позиции, тесно смыкавшейся с позицией «непредрешенчества», господствовавшей в белом движении, великий князь стоял до самой смерти.

Между тем его влияние в эмиграции росло. Конечно, левые и социалистические партии не признавали его авторитета. Окончательно лишившись, таким образом, поддержки масонства, великий князь обратился к церкви (надо полагать, вполне искренне). Все эмигрантские воспоминания описывают его как набожного человека.

Руководство Николая Николаевича признала самая организованная, массовая и деятельная эмигрантская сила – РОВС (Русский общевоинский союз). П.Н. Врангель в 1921 г. был вынужден реорганизовать Русскую армию в систему военных союзов, объединенных централизованным руководством прежнего военного ведомства и фактически представлявших собой скадрированные прежние части. Он до самой смерти (1928) рассчитывал на случай, который даст ему возможность вновь развернуть армию и возобновить борьбу с Советами на русской земле. Конечно, Врангель не собирался допускать великого князя до реального руководства. Тем не менее то был серьезный шаг, и отныне великого князя действительно можно было считать не только идейным, но и политическим руководителем эмиграции. После перехода РОВСа в подчинение Николаю Николаевичу в 1924 г. все организации, не признававшие его руководства, можно было отнести к маргинальным.

Это положение было законодательно закреплено на состоявшемся в 1926 г. наиболее представительном за все годы первой эмиграции Зарубежном съезде, ставшем самой серьезной попыткой объединения политических сил эмиграции правого и правоцентристского толка. Правые скоро рассорились с правоцентристами, и после съезда возникли две группировки: Русское зарубежное патриотическое объединение, возглавленное И.П. Алексинским, и Российское центральное объединение под председательством А.О. Гукасова. Как бы там ни было, но съезд провозгласил Николая Николаевича Национальным вождем – именно так, в качестве официального титула. И после того как возникли оба указанных объединения, они признавали руководство Николая Николаевича, апеллировали к его авторитету и призывали к сбору денег в фонд его имени.

Что же конкретно делал великий князь в руководстве белой эмиграцией? Он выступал от ее имени с интервью, делал заявления, давал устные директивы по поступающим к нему докладам и сводкам. Вроде бы ничего особенного. Но заявления и интервью Николая Николаевича достаточно важны для политической истории русской эмиграции и для русской истории в целом. Дело в том, что он в них был весьма последователен и четко проводил определенную линию. К наиболее важным его политическим концепциям можно отнести непредрешенчество, отказ от определения формы правления России заграничными организациями без решающего участия народа, постоянное требование об отказе от иностранных интервенций, возложение надежд на внутренние процессы в России.

Значимость подобной платформы Николая Николаевича проявилась в 1927 г., когда Великобритания и Франция начали политическую подготовку к войне с СССР и потребовали от Германии предоставить ее территорию для прохода войск и развертывания зоны коммуникаций. Но Германия была уже тесно связана с Советской Россией в экономическом плане, и канцлер Брюнинг отказал Антанте в ее требованиях, чем и сорвал все планы интервенции. Неизвестно, как сказалась бы на исходе военной угрозы позиция русской эмиграции в пользу интервенции, но эта позиция и не была занята вследствие требований Николая Николаевича.

После смерти великого князя эмиграция быстро изменила свой характер и помельчала. В следующем году был убит агентами ОГПУ Кутепов, возглавивший РОВС после смерти Врангеля, и РОВС быстро начал размываться и терять влияние. Организации и движения, объединявшие эмиграцию в политическом плане, быстро теряли авторитет и кадры, а череда громких разоблачений агентов ОГПУ в их рядах добивала окончательно. С великим князем фактически умерла русская политическая эмиграция первого поколения. Ее сменила среда потомков белых эмигрантов, затем пришла «вторая волна» (во многом из власовцев и полицаев либо просто обманутых и растерявшихся людей), за ней накатила «третья волна» эмиграции, которую и русской-то назвать можно лишь с издевкой…

Великий князь Николай Николаевич Младший – несомненно, незаурядный и талантливый человек. Если он и не соответствовал той роли, которую возложила на него русская история, то хотя бы честно старался ей соответствовать. И, пожалуй, эмигрантский период своей жизни великий князь прожил куда более достойно, чем прежние годы, хотя именно с этим периодом автор практически незнаком. Но в целом для понимания его жизни книга Ю.Н. Данилова играет немалую роль – если, конечно, отбросить безудержную апологетику…

Редакция

Глава I

Вместо предисловия

Великий князь Николай Николаевич! Кто не слышал об этом имени? Кто не судил о его деятельности, иногда вкривь и вкось! Первый русский Верховный главнокомандующий в период участия России в мировой войне, лицо, стоявшее во главе огромной пятимиллионной армии; человек, имевший на своей ответственности задачу защиты огромного государства, составлявшего 1/6 часть всей суши земного шара. Через ряды этой армии за время командования ею великим князем прошли, по крайней мере, еще столько же миллионов людей, собранных со всех концов России.

Подчиненную ему армию он умел вести к великим победам; ее достоинство он сумел сохранить и в период тяжких неудач.

Окончательное суждение о нем принадлежит, конечно, истории, для выводов которой мы все еще очень близки к событиям. Но на нашей обязанности и ответственности лежит сбор и сохранение обо всех исторических лицах современной нам эпохи подробностей их жизни и деятельности, так как только в этом случае образ и значение этих лиц могут быть впоследствии воспроизведены с наибольшей точностью и беспристрастностью.

По внутреннему смыслу всех русских законов высшее начальствование над всеми сухопутными и морскими силами, предназначенными для военных действий, могло вверяться особому Верховному главнокомандующему только в том случае, если царствовавший император не выразит желания принять на себя предводительствование войсками лично.

Отсюда и самое название «Верховный главнокомандующий», под которым надлежало понимать лицо, облеченное в отношении командования армиями особым доверием носителя верховной власти. В силу этого доверия никакое правительственное учреждение или лицо в империи не могло ему давать никаких предписаний, как равно не могло и требовать от него отчетов.

Таковы были основные указания русского «Положения о полевом управлении войск в военное время». Они строго отвечали существовавшему до войны монархическому строю Российского государства. Предполагалось, что в случае большой войны, угрожавшей существованию или достоинству Русского государства, русский царь станет во главе своих вооруженных сил и тем объединит для предстоящей борьбы силы и средства всей страны.

Однако царствовавший в 1914 г. император Николай II не обладал данными, необходимыми для крупного военачальника. По-видимому, он отдавал себе сам в этом отчет, хотя в соответствии со своим характером и из-за опасения причинить ущерб своему положению оставлял вопрос о верховном командовании в случае войны с Центральными державами в недостаточно определенном положении. Кроме отсутствия необходимых теоретических знаний и твердой воли император Николай II должен был считаться также и с отсутствием у него личного опыта в предводительствовании хотя бы в мирное время крупными вооруженными силами. Произошло это из-за раннего вступления на престол по смерти своего отца императора Александра III. Не мог он также внутренне, перед самим собой, не сознавать, что личный авторитет его был в известной части русского общества поколеблен роковой внутренней политикой его царствования, неудачей в Русско-японской войне и революционными переживаниями страны 1905 г., поставившими очень остро вопрос о переходе страны к конституционному строю и о дополнительном наделении крестьянского населения землей.

Тем не менее масштаб возникшей войны требовал в монархическом государстве самого ближайшего участия в ней хотя бы членов императорского дома. Таковое же могло полнее всего выразиться в назначении государем себе заместителя в действующей армии по должности Верховного в лице одного из старших по возрасту и наиболее близких армии великих князей.

За подобное решение была и традиция предшествовавшей Русско-турецкой войны 1877 г., в которой главнокомандующими на Европейском и Азиатском театрах войны являлись, как известно, старшие по возрасту и авторитету великие князья императора Александра II.

При вопросе, поставленном именно так, в разгоравшейся войне 1914 г. не могло быть иного кандидата на пост Верховного главнокомандующего, кроме великого князя Николая Николаевича. Несомненно, что среди всех членов царствовавшего дома он был наиболее крупной, яркой и своеобразной личностью и что поэтому он и являлся наиболее достойным представителем дома Романовых в тяжелый период мировой войны.

Эти данные, выделявшие великого князя Николая Николаевича из среды остальных членов императорской фамилии, одновременно служили предметом личной к нему зависти и ревности одних, преклонения и почитания других, в особенности принимая во внимание его высокое положение в армии.

Однажды мне пришлось быть свидетелем одной небольшой, но очень характерной сценки:

– Зачем Вы, Ваше Высочество, будучи простужены, вздумали выехать на Крещенский парад при 15-градусном морозе, – отечески выговаривал мой приятель-воспитатель одному из великих князей, который по степени родства стоял много ближе к царствовавшему императору, чем великий князь Николай Николаевич.

– Не мог же я заявить о своем нездоровье, когда меня пригласил ехать с собой такая «великая персона», как Николай Николаевич, – ответил спрошенный.

Великокняжеская молодежь называла его Грозным Дядей, выражая этими словами не столько боязнь его подчас резкого и жестокого слова, сколько чувство почитания и подсознания его превосходства. Это поклонение особенно ясно подчеркивалось в Ставке во время наездов туда членов императорского дома, державшихся всегда в отношении великого князя с некоторым чувством подобострастия.

Великий князь Николай Николаевич поражал всех впервые его видевших прежде всего своей выдающейся царственной внешностью, которая производила незабываемое впечатление. Чрезвычайно высокого роста, стройный и гибкий, как стебель, с длинными конечностями и горделиво поставленной головой, он резко выделялся над окружавшей его толпой, как бы значительна она ни была. Тонкие, точно выгравированные, черты его открытого и благородного лица, обрамленного небольшой седеющей бородкой клином, с остро пронизывающим взглядом его глаз дополняли его характерную фигуру. Порывистые же движения и нервная, но всегда глубоко искренняя речь зачаровывали собеседника, который легко подпадал под влияние его слов.

Во всем его всегда благородном и решительном облике сконцентрированы были все те внешние черты, которые всегда подчеркивались в царствовавших лицах дома Романовых и которые так нравились и притягивали к этим лицам многих и многих русских людей!

Но у великого князя Николая Николаевича кроме его внешних качеств были и свои, одному ему присущие внутренние данные, делавшие его желательным на посту Верховного главнокомандующего в минувшую войну. Звание главнокомандующего русской армией во время войны являлось в его колене до некоторой степени как бы преемственным. Мы должны здесь вспомнить, что его отец великий князь Николай Николаевич Старший несколько десятков лет тому назад являлся главнокомандующим русскими войсками в турецкую войну 1877–1878 гг. на европейском театре военных действий. Война эта в свое время являлась очень популярной, и имя великого князя главнокомандующего глубоко врезалось в памяти не только русских людей, но и народов Балканского полуострова.

Это обстоятельство должно было иметь большое значение при избрании Верховного главнокомандующего в войну 1914 г., так как несомненно, что эта война в отношении западных славян имела тот же характер войны освободительной. Деятельность сына великого князя Николая Николаевича Старшего, продолжающего дело своего отца, должна была привлечь к нему сердца всех западных славян и создать его имени широкую популярность, особенно после изданных им воззваний к славянским народам, о которых речь будет впереди.

Великий князь Николай Николаевич, будучи молодым офицером, впрочем, и сам принял деятельное участие в войне 1877–1878 гг., показав этим свое горячее участие к делу освобождения славян. В течение этой войны он приобрел боевой опыт и получил свои первые боевые награды.

Ко всему этому надо еще добавить получение им как солидного высшего военного образования, так и значительного опыта путем окончания Военной академии и долголетней выдающейся службы в армии. Великий князь почти накануне турецкой войны 1877–1878 гг. блестяще окончил курс Академии Генерального штаба с серебряной медалью и с самых молодых лет проявлял склонность к военной службе, близко сроднившись с войсками. В их рядах он прошел ответственные должности командира полка и начальника дивизии. Затем в должности генерала-инспектора кавалерии он руководил боевой подготовкой русской конницы, и самые злейшие враги великого князя не могут ему отказать в признании за ним исключительных заслуг, которыми ознаменовалось его пребывание во главе русской кавалерии.

В 1905 г., в самый разгар революционных волнений, он был назначен на ответственную должность главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа, с каковой должностью он совмещал одно время и пост председателя вновь образованного тогда Совета государственной обороны. В этот период времени ему пришлось очень близко изучить вопрос о причинах существовавшего в стране недовольства и определенно высказаться о тех мерах, которые могли бы спасти положение в государстве.

Известно, что призванный царем граф Витте находил единственным выходом из положения переход к конституционной системе управления страной. Впрочем, им указывался и другой путь – путь облечения особо доверенного лица полнотой диктаторской власти для подавления до конца всяческих стремлений к установлению свободного образа жизни. Но, говорил граф Витте, для этого надо найти лицо, верящее в спасительность этой меры. Сам же он ей не верил и поэтому этот второй путь считает для себя неприемлемым.

Вполне очевидно, что обязанность тушителя волнений в этом случае должна была пасть на великого князя Николая Николаевича, по его положению главнокомандующего войсками столичного округа. Но последний решительно высказался против этого. Он находил, что военная диктатура неосуществима вследствие недостаточности и расстройства войск, вызванных едва закончившейся войной с Японией, и определенно указал, что его личное сочувствие на стороне точки зрения графа Витте. Император Николай II, как известно, принужден был уступить. Таким образом, великий князь Николай Николаевич, о котором шла молва как о реакционере, в действительности в решительный период жизни русского народа оказался на его стороне, сумев отречься от ему привитых с раннего детства самодержавных тенденций.

Находясь в должности председателя Совета государственной обороны, великий князь имел возможность близко подойти также к целому ряду общегосударственных дел; будучи же вместе с тем председателем Высшей аттестационной комиссии, он успел близко ознакомиться и с высшим командным составом почти всей русской армии.

Осенью 1902 г. великий князь Николай Николаевич был предназначен императором Николаем II к командованию войсками Германского фронта на случай войны с Центральными державами. Предназначение это сохранялась в силе примерно до 1908 г., и оно было сделано в предположении, что государь примет в этом случае верховное главнокомандование, а генерал-адъютант Куропаткин – главнокомандование австро-румынским фронтом.

Наконец в январе 1904 г., в представленный государю императору Николаю II военным министром генерал-адъютантом Куропаткиным список лиц, которые могли бы командовать Маньчжурской армией по случаю предстоящей войны с Японией, было внесено и имя великого князя Николая Николаевича. Впоследствии это имя было вычеркнуто, вероятно, ввиду желания государя иметь вблизи себя лицо, могущее заменить на посту главнокомандующего столичным округом много болевшего уже в то время великого князя Владимира Александровича.

Однако уже в ноябре месяце того же года (после неудачи при Ляояне и на Шахэ), когда возникали опасения за конечную судьбу Русско-японской войны, а русское общество постигло разочарование в успехах стратегии генерала Куропаткина, рекомендовавшего «терпение и терпение», слухи о предстоящем назначении великого князя главнокомандующим в Маньчжурии возникли снова. Они имели некоторое основание, и великий князь уже стал подбирать среди близких к нему лиц некоторых штабных сотрудников.

По мере назначения великого князя на более ответственные должности имя его становилось постепенно все более известным не только в России, но и за границей. Этому последнему способствовали частые наезды в столицу и ее окрестности членов других царствовавших домов при посещении ими русского императора. Кроме того, незадолго до войны великий князь, окруженный блестящей свитой, посетил и сам Францию, где сумел произвести сильное впечатление и где на него установился взгляд как на будущего русского Верховного главнокомандующего в случае войны с Центральными державами.

Все эти обстоятельства, вместе взятые, создали в русской армии такое впечатление, что к началу мировой войны великий князь Николай Николаевич признавался ею единственным неоспоримым кандидатом на пост Верховного главнокомандующего. Другого имени русская армия не знала.

Наоборот, в придворных сферах великого князя не все любили. Вернее, боялись его популярности и не доверяли ему, памятуя ту позицию, которую он занял в 1905 г. Эти обстоятельства явились причиной того, что в период мобилизации, когда выяснилась вероятность войны и когда состоялось решение государя, подсказанное ему Советом министров, остаться вне действующей армии, был выставлен в качестве второго кандидата на пост Верховного военный министр генерал-адъютант Сухомлинов.

Это был человек умный, способный, но крайне легкомысленный, почти до преступности, принимая во внимание его высокое служебное положение. Я не имею никаких данных, подтверждающих предъявленные ему в свое время обвинения в государственной измене, и скорее склонен согласиться с мнением, что его падение являлось одной из искупительных жертв за грехи старой России. Но все же не могу пройти равнодушно мимо мысли о том, что существовала возможность видеть это лицо, лишенное чувства моральной ответственности, во главе русской армии в столь серьезное для России время, как война 1914–1917 гг.

Конечно, русская армия имела много более достойных имен, чем имя В.А. Сухомлинова, но кто же полнее великого князя Николая Николаевича ответил бы всей совокупности тех требований, которыми должен быль обладать русский Верховный главнокомандующий во внезапно надвинувшейся войне?

Такого лица не было, и 2 августа 1914 г., т. е. на следующий день по объявлении Германией войны России, великий князь Николай Николаевич был назначен Верховным главнокомандующим русской армией.

Но внизу находился еще 170-миллионный народ. Примет ли он его? Назовет ли его своим вождем?

Вопрос далеко не праздный. Современная война требует сочувственного участия в ней народных масс и потому наличия наверху «народного» вождя.

Я думаю, что едва ли ошибусь, сказав, что до войны великого князя Николая Николаевича вне придворных политических и военных кругов знали только понаслышке. В обществе ходили разного рода анекдотические рассказы о его служебной требовательности, порывистости, даже некоторой резкости. Рассказы эти распространялись в гостиных всего больше военною же молодежью, но в общем они служили великому князю больше на пользу, придавая ему облик человека с твердой волей и непреклонным характером. Так как война есть дело прежде всего «волевое», то приписывавшиеся великому князю черты характера только поднимали его на известную высоту как военачальника.

Крайние оппозиционные партии, которые со времени революции 1905 г. не переставали быть активными, считали его твердым охранителем «старых» порядков. Такое мнение объяснялось самим происхождением великого князя, кроме того, его крутым характером, значительно, однако, сгладившимся с течением времени, и еще тем, что, стоя во главе столичного военного округа, великий князь должен был нести на себе бремя подавления народных беспорядков в Петербурге и его окрестностях, переполненных рабочими и матросами. Войскам гвардии пришлось к тому же принимать решающее участие в усмирении восстаний в Москве и Прибалтийском крае.

Однако в противовес этим обстоятельствам в обществе были широко распространены слухи об активном вмешательстве великого князя в пользу дарования государем императором населению России акта 17 октября 1905 г. Решение о созыве Государственной думы не без основания открыто приписывалось влиянию графа Витте и великого князя Николая Николаевича. Подтверждением тому как бы служило то тайное недоверие, которое с тех пор, безусловно, образовалось по отношению к великому князю при дворе. Из каких бы чувств его недоверие в действительности ни происходило, оно при оппозиционном настроении массы населения и русской общественности только способствовало созданию вокруг имени великого князя известного ореола.

Что касается массы простого народа, по преимуществу русского крестьянства, то вернее всего предположить, что имя великого князя Николая Николаевича до войны едва ли доходило до его слуха вообще. В довоенное время это крестьянство стояло очень далеко от государственной жизни. Разъединенное большими расстояниями и плохими сообщениями, оно жило только своими хозяйственными нуждами, и его интересы едва ли шли далее горизонта, очерченного «местной колокольней».

Возможно, впрочем, что о высоком служебном положении в армии, выдающейся внешней фигуре и суровой требовательности великого князя отдельные рассказы и доходили до деревни вследствие комплектования армии лучшими в физическом отношении людьми со всех концов безбрежной России.

Но с наступлением войны и назначением великого князя Николая Николаевича на пост Верховного главнокомандующего популярность его в армии и в стране стала расти сразу не по дням и даже не по часам.

Война требует красочных фигур, и влияние их на солдатскую массу и простой народ огромно. Толпа охотно награждает своих избранников всеми теми данными, в наличии которых воплощается ее представление о качествах истинного вождя. Что в том, что ее герои не всегда являются действительным отражением людей, с которых они списываются! Важно ведь, чтобы под их водительством легче было идти на страдания и смерть!

Не раз приходилось слышать легендарные рассказы, создававшиеся о великом князе в рядах армии. В воображении солдат и даже рядового офицерства он всегда появлялся в наиболее опасных местах боя, привозил в своем поезде недостававшие войскам снаряды и патроны, «разносил» неспособных генералов и строго следил за солдатским благополучием. И всегда и всюду он являлся защитником интересов армии, а в пределах последней – «серой солдатской шинели». Это ли не настоящая народная популярность в период большой и опасной войны!

Замечательно при этом то, что народная популярность не изменила великому князю даже тогда, когда русская армия, лишенная необходимого боевого снабжения и пополнений, принуждена была под напором соединенного германо-австрийского натиска летом 1915 г. начать свой отход из Галичины, а потом из Польши. В этом тяжком несчастии винили всех, но не его.

Мной было уже упомянуто, что активное вмешательство великого князя Николая Николаевича в пользу предоставления в 1905 г. населению России конституционных начал создало ему при дворе массу врагов и недоброжелателей. Одни обвиняли его в излишней слабости перед грозно надвинувшимися событиями, другие – в честолюбивых замыслах овладеть троном, третьи – в склонности к либерализму. Для нас важно отметить лишь самый факт присоединения великого князя к мнению графа Витте о необходимости уступок народным желаниям и то благородное достоинство, с которым великий князь себя держал по отношению к тем лицам, которые работали против него; эти обстоятельства во многом способствовали в период самой войны изменению отношения к великому князю даже оппозиционных кругов.

К тому же в период войны, войдя в более близкое соприкосновение с действительностью и испытывая все возраставшую тревогу за самую возможность при создавшихся условиях довести войну до благополучного конца, великий князь Николай Николаевич имел основание еще более утвердиться в мысли о необходимости принятия мер к возбуждению во всем русском народе необходимого пафоса путем закрепления за ним дарованных ему политических прав и сближения власти с общественными силами.

Оставаясь убежденным сторонником преимуществ для России монархических начал и, по-видимому, поколебленный лишь в святости самодержавного строя, великий князь Николай Николаевич был глубоко потрясен июньским погромом 1915 г. в Москве, во время которого открыто бросались угрозы и оскорбления по адресу царствовавших особ и того внутреннего режима, который все настойчивее проводился в России под влиянием окруживших престол «темных сил». Желая сделать попытку спасения положения, великий князь Николай Николаевич открыто высказался в пользу течения, уже давно возникшего в пределах Совета министров и находившего необходимым коренным образом изменить взятую политику, путем привлечения к власти общественных сил и духовного сближения с народом. Движение это, как известно, возглавлялось главноуправляющим земледелием А.В. Кривошеиным и поддерживалось министром иностранных дел С.Д. Сазоновым.

В этот период времени положение на фронте было очень тяжелым и всеми сознавалась необходимость найти новые силы для возможности усиленного продолжения войны. В Ставке к этой скромной программе добавляли еще необходимость обеспечения тесной внутренней связи между фронтом и тылом.

Несмотря на то что одновременно вокруг верховной власти работали и другие течения, император Николай II на сей раз, по-видимому, склонился на сторону тех советчиков, которые являлись отголоском общественных желаний.

Первым доказательством этого поворота явилась замена наиболее непопулярных министров новыми, более приемлемыми.

Затем блеснул еще более яркий луч надежды. День 27 июня 1915 г. составил памятную дату в жизни Ставки. В это число в ней должно было состояться под председательством императора соединенное совещание частично обновленного Совета министров с высшими чинами верховного главнокомандования. Это была первая встреча Совета министров в полном составе с Верховным главнокомандующим русской армией. То, что должно было случиться в первые же дни войны, имело место почти только через год или немногим менее. Подробности этого знаменательного дня читатель найдет далее, в соответствующем месте книги. Здесь же достаточно будет отметить, что в результате этого совещания решено было возможно скорее созвать Государственную думу, «дабы выслушать голос земли Русской», и призвать общественные элементы к тесному сотрудничеству с властью в области снабжения.

Резолюция эта, хотя и достаточно растяжимая по форме, трактовалась тогда как торжественное обещание государя изменить реакционный курс правительственной политики.

Однако данные обещания весьма скоро оказались иллюзорными. Наиболее передовые министры, настаивавшие на необходимости примирения власти с общественными силами и совместной работе с Государственной думой, принуждены были постепенно оставить свои посты. Вскоре и великий князь должен был оставить вверенный ему пост Верховного главнокомандующего русской армией, и Россию с новой силой стал тянуть злой рок к той пропасти, которая окончательно развернулась перед ней в 1917 г.

О вынужденном уходе великого князя на Кавказ искренно горевали все, не исключая союзников; вступление же в командование всей армией императора Николая II было встречено с недоверием и унынием. Такова была вера в ушедшего.

Военные успехи 1916 г., достигнутые русскими войсками над турками под водительством прибывшего на Кавказский театр нового главнокомандующего, еще более увеличили популярность великого князя в России. Будучи командующим одной из армий на Европейском театре, я лично видел еще в 1917 г., уже в революционный период, портреты великого князя в простых крестьянских избах. Народное сознание не хотело расстаться с ним, как с признанным вождем русской армии.

Наконец, в том же 1917 г., когда был поставлен вопрос об отречении императора Николая II от престола, великий князь целиком присоединился к мнению всех высших в армии командующих лиц о необходимости, в интересах доведения войны до победного конца, этого акта. Тот, кто знал великого князя, хорошо может оценить, каких внутренних страданий стоило ему это мнение! Тем не менее благо России, связывавшееся в то время с актом отречения царя, вновь заставило его отречься от собственных ощущений и идти в направлении общего желания. Общим голосом старших военных начальников имя великого князя Николая Николаевича было снова выдвинуто в качестве неоспоримого кандидата на пост Верховного главнокомандующего.

Последним актом последнего русского монарха было подписание указа о назначении на названную должность великого князя Николая Николаевича.

С ним во главе Русская армия пожелала вступать в новый период русской истории.

Великий князь не отвернулся от предложенного ему креста. Он выразил готовность служить русскому народу в тех условиях, которые были ему предложены. С этим интересным для характеристики великого князя моментом читатель ознакомится более подробно при описании истории одного заговора.

Лишь отречение великого князя Михаила Александровича от всероссийского престола, прекратившее царствование династии Романовых в России, сделало в глазах Временного правительства и революционной демократии невозможным пребывание лица царского корня во главе армии.

Великий князь, находясь уже в Ставке, и на этот раз подчинился обстановке. Любовь к России превозмогла все остальные в нем чувства. Он добровольно принял решение и удалился в изгнание…

Изложенные данные дают твердое основание констатировать тот факт, что великий князь Николай Николаевич приобрел в течение войны в русском народе огромную популярность, которую не поколебали не только наступившие в 1915 г. военные неудачи, но и позднейшие внутренние переживания России, в конце концов вылившиеся в революцию 1917 г.

Невольно возникает вопрос, где разгадка этого на первый взгляд непонятного явления, заключающаяся в том, что популярность, родившаяся в период строгого царствования в России самодержавного монархизма, не только не уменьшилась, но даже упрочилась в период нарастания недовольства этим строем, недовольства, доведенного до приятия русским народом в целях борьбы с этим строем болезненных революционных форм.

Я полагаю, что разгадка эта лежит, несомненно, в личности самого великого князя, находившейся в полном соответствии с тем переломным периодом русской истории, в течение которого данному лицу пришлось находиться в первых рядах действующих лиц.

Мировая война, несомненно, лежала на границе двух периодов новейшей русской истории, периодов довоенного и послевоенного, весьма разнообразных по своей внутренней сущности. Первый из этих периодов характеризуется в общем постепенным изживанием остатков – если позволено будет так выразиться – прошлого крепостничества. В течение этого периода, конечно, были еще очень сильны самодержавные настроения, выражавшиеся в необыкновенной, доходившей до самозабвения любви к монарху как к помазаннику Божию и лицу, воплощавшему в себе мощь и величие Родины. Любить Родину – это значило любить ее монарха, такова была упрощенная форма патриотизма большинства русских людей того времени. Высшим носителем этих настроений был император Александр III.

В этот-то период времени и начал складываться в определенную величину великий князь Николай Николаевич. Принадлежа к составу царской семьи, воспитанный в духе религии и высокого обожания монарха, высокоодаренный задатками всех рыцарских достоинств, великий князь впитал и сохранил в себе самую возвышенную преданность монархическому принципу. Но, с другой стороны, великий князь видели умаление этого принципа, последовавшее в период последнего царствования и происходившее из-за окружения верховной власти недостойными людьми. Эти люди, пользуясь самодержавным характером власти, направляли ее во вред народу. Великий князь, в силу своего рыцарского характера и превалировавшей в нем над всеми остальными чувствами любви к Родине, не мог не откликнуться на заявленное русским народом законное право распоряжения собственной судьбой. Его отзывчивость, хотя и сдерживаемая полученным воспитанием, которое связывало великого князя всеми нитями его жизни с прошлыми настроениями, выражалась во всех тех стремлениях и поступках, которые давали право считать его в придворных кругах опасным оппозиционером и которые, наоборот, привлекали к нему симпатии и популярность русского народа.

Великий князь, глубоко благородный, с заложенным стремлением к справедливости, беззаветно преданный своей Родине, внутренне чувствовал наступление нового времени, в котором высшей властью должна была стать воля народа. В этом смысле он был человеком своего переходного времени.

Только тот, кто сам перешел под влиянием жизненной реальности от детски-наивной веры в чистоту самодержавного монархизма, отождествлявшегося с величием Родины, к постепенному признанно за народом права распоряжаться собственной судьбой, даже вне зависимости от фактической пользы такого распоряжения, только тот вполне подготовлен овладеть пониманием личности великого князя Николая Николаевича и точно объяснить себе его позицию, полную страданий по старым разбитым идеалам и внутренней борьбы между уходящим старым и народившимся новым. Русский народ инстинктом уловил в великом князе Николае Николаевиче колебание этих струн, и в этом разгадка его популярности.

Об этом рыцаре-человеке, для которого превыше всего было счастье горячо любимой им Родины, русский народ и впредь сохранит благодарное воспоминание.

Глава II

Молодость великого князя Николая Николаевича

1. Его семья

Будущий Верховный главнокомандующий Русской армии был внуком императора Николая I и старшим сыном великого князя Николая Николаевича Старшего от брака его с великой княгиней Александрой Петровной, рожденной принцессой Ольденбургской. Николай Николаевич отец, или Старший, как ему повелено было именоваться царствовавшим императором, был третьим сыном императора Николая I. Он занимал с 1856 г. должность генерал-инспектора по инженерной части, а с 15 августа 1864 г. генерал-инспектора кавалерии и одно время командующего войсками гвардии и Петербургского военного округа. В период турецкой войны 1877–1878 гг. он был главнокомандующим русскими войсками на Европейском театре, и под его водительством русские войска в феврале 1878 г. подошли к Константинополю.

Семья Ольденбургских много лет проживала в Петербурге. Отец принцессы Александры Петровны, принц Петр Георгиевич Ольденбургский, приобрел почетную известность своей деятельностью, много лет стоя во главе учебного и благотворительного ведомства императрицы Марии; равным образом и один из его сыновей – принц Александр Петрович Ольденбургский – проявил много искреннего стремления послужить России, сначала на военной службе, занимая последовательно ряд должностей, от командира лейб-гвардии Преображенского полка до командира гвардейского корпуса включительно, затем по филантропической части и, наконец, во время мировой войны – в созданной, по-видимому, специально для него должности Верховного начальника санитарной и эвакуационной части.

Человек он был глубоко честный, безгранично преданный тому делу, которое ему поручалось, но с крайне бурным, почти сумасбродным характером. Эти черты характера являлись у него фамильными, и несомненно, что та несдержанность и строптивость, которая замечалась у великого князя Николая Николаевича Младшего и которая всегда подчеркивалась его недоброжелателями, была наследственной чертой, унаследованной им со стороны матери, вместе со многими прекрасными и благородными чертами, проявлявшимися в течение всей его долгой жизни.

Великий князь Николай Николаевич родился 19 ноября 1856 г.[2] У него был только один брат, великий князь Петр Николаевич, здравствующей и доныне. Наружные отношения их были неодинаковы: Петр Николаевич боготворил брата, нежно о нем заботился и не покидал его во время войны ни в Ставке, ни на Кавказе. Что касается Николая Николаевича, то, если можно так выразиться, он «позволял себя любить», все же нуждаясь, по-видимому, в моральном одобрении своих поступков братом. Любовь Петра Николаевича к старшему брату была глубоко трогательной и вместе с тем образцовой в том именно смысле, что никогда и нигде Петр Николаевич не позволял себе вмешиваться в официально-служебную часть жизни своего брата, оставаясь его «личным другом лишь в области внутренней», т. е. именно там, где великий князь более всего мог чувствовать свою изолированность. В этом смысле Петр Николаевич обладал удивительным тактом, вызывавшим к нему уважение всех тех, кто его знал, в особенности во время мировой войны.

Семейная жизнь великого князя Николая Николаевича Старшего не сложилась. Семье его пришлось испытать и моральные разочарования, и материальные затруднения. Даже дворец, принадлежавший великому князю Николаю Николаевичу Старшему и специально, по случаю женитьбы, для него выстроенный, пришлось в конце концов уступить казне, приобретшей его для Ксенинского женского института. Пока росли дети, семья кое-как еще держалась, но с годами у Александры Петровны, женщины очень религиозно настроенной, явилось убеждение в необходимости изменить свою жизнь коренным образом. Она долго колебалась в выборе решения, отвечавшего ее мировоззрению, и лишь случай помог ей найти достойный выход. Общеизвестно религиозное значение Киева для русского народа. Старинная Киево-Печерская лавра, за стенами которой на протяжении веков проживал ряд многочисленных и высоко почитавшихся угодников, являлась всегда средоточием русской православной мысли и центром народного паломничества. Под сильным впечатлением рассказов киевских иерархов, приезжавших в Петербург, тяготившуюся светской жизнью великую княгиню захватила мысль о подвижничестве. Следуя этому влечению, она рассталась навсегда со столицей, переехала в Киев и стала во главе основанного ею же Покровского монастыря. Прекрасный собор, больница, общежитие и ряд других полезных учреждений были ею основаны и выстроены на крутом берегу Днепра, в исторической местности, именуемой Щекавицей, по имени одного из трех братьев (Кий, Щек и Хорив), основавших, по преданию, южную столицу Руси, расположившуюся при слиянии Днепра с рекой Лыбедью, ныне уже высохшей, но когда-то красивой и могучей, получившей свое название по имени единственной сестры трех названных братьев – основателей Киева. Там, в этом монастыре, великая княгиня Александра Петровна много лет спустя и закончила свое земное существование. Там она и похоронена, будучи наречена в иночестве Анастасией.

Сыновья великой княгини, оказывавшие ей всю жизнь знаки глубокого почитания, были, по-видимому, в семейных неладах на стороне матери. Для более экспансивного из них, великого князя Николая Николаевича, этот разлад, насколько приходилось слышать, был одной из причин его несколько холодного отношения к отцу. Не раз ему приходилось отстаивать положение матери перед слишком открытым игнорированием ее лицами, вновь окружившими его отца – человека слишком слабой воли и легко подпадающего под чужое влияние. Зная об этой позиции великого князя Николая Николаевича (Младшего) лишь по рассказам, я, впрочем, был уже сам очевидцем того уважения и внимания, которые оказывались им в период мировой войны родному брату его матери принцу Александру Петровичу Ольденбургскому. Последний, обуреваемый всегда лучшими стремлениями, но не сдерживаемый никем в своем не знавшем преград характере, обыкновенно вихрем врывался в размеренную рабочую жизнь Ставки, требуя исключительного внимания к волновавшим его вопросам, в общем второстепенным с точки зрения масштаба тех дел, которые озабочивали Ставку. И всегда Верховный главнокомандующий выслушивал его со вниманием и терпением!

Со времени переезда великой княгини Александры Петровны в Киев оба ее сына весьма часто навещали ее в новом месте жительства. Будучи уроженцем Киевской губернии и часто в молодости бывая в этом городе, я хорошо припоминаю на фоне киевского ландшафта две стройные молодые высокие фигуры великих князей, которые можно было встретить проезжавшими в экипаже по улицам этого исключительно живописного города. Люди, служившие вместе с великим князем, также рассказывают о том, что всякий раз, когда Николаю Николаевичу доводилось бывать поблизости Киева, он неизменно заезжал навестить в этот город свою мать. Надо думать, что от нее же шла та исключительная религиозность, которую великий князь сумел сохранить до самой своей смерти.

Великий князь Николай Николаевич (Младший) был смолоду зачислен в лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк и в Гвардейский саперный батальон. Будучи с головы до ног прирожденным воином, он оказался в юношеских годах уже настолько хорошо подготовленным в своих общих и военных знаниях, что легко поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. Это был первый случай поступления великого князя в высшее военно-учебное заведение, пример, которому лишь через ряд лет последовал его двоюродный брат великий князь Николай Михайлович. Окончив с малой серебряной медалью академию и записанный в ней на мраморную доску, великий князь Николай Николаевич был зачислен в список офицеров Генерального штаба и получил звание флигель-адъютанта покойного императора Александра II.

Открывшаяся вслед за тем Освободительная война 1877–1878 гг. с Турцией дала ему возможность уже на практике применить и проверить теоретически приобретенные им познания.

2. Великий князь – участник войны 1877–1878 гг.

Уже 11 апреля 1877 г. молодой великий князь Николай Николаевич прибыл в свите императора Александра II, в Кишинев – главный город Бессарабии, откуда должно было начаться движение русских войск через Румынию к Дунаю.

Как известно, его отец, великий князь Николай Николаевич Старший, с объявлением Россией войны Турции был призван на пост главнокомандующего Российской действующей армией на европейском театре. Вследствие этого он в первой половине мая выехал из Кишинева в небольшой румынский городишко Плоешты, где должна была обосноваться на первое время главная квартира. Русские войска в это время находились уже в движении к Дунаю. На сей раз в свите главнокомандующего находился и его сын, молодой великий князь Николай Николаевич.

После ряда торжеств и участия в поездке главнокомандующего в Бухарест для отдачи визита румынскому князю Карлу и присутствования на празднествах в память 11-й годовщины вступления последнего на румынский престол для великого князя началась боевая жизнь.

В двадцатых числах июня он уже сопровождает своего отца и его начальника штаба, генерала Непокойчицкого, в совершенно секретной разведке этими лицами участка р. Дуная, намечавшегося для производства на нем русскими войсками переправы через эту серьезную речную преграду шириной от 700 до 1200 саж. Разведка эта представлялась не только крайне ответственной, но до некоторой степени и опасной ввиду нахождения турецких войск на южном берегу Дуная.

Пунктом для переправы первоначально была выбрана местность близ г. Систово, против которого, на северном берегу реки, лежало небольшое румынское селение Зимница. В этом месте у Зимницы, за узким протоком, лежал ряд островов, способствовавших расположению на них артиллерии и скрывавших до известной степени спуск понтонов на воду и посадку на них русских войск. Однако низменное расположение этих островов и весенний разлив Дуная вызывали некоторое сомнение в возможности производства здесь переправы, поэтому в виде дополнительного варианта был намечен для переправы и другой пункт, против Никополя.

Личной разведке главнокомандующего предстояло, таким образом, решить окончательно вопрос о месте переправы русских войск через Дунай, и в выборе пункта переправы, конечно, сыграло не последнюю роль мнение великого князя Николая Николаевича – молодого офицера Генерального штаба, лишь недавно блестяще окончившего Военную академию и имевшего честь носить на левой стороне своего кителя академический значок.

Река Дунай под Никополем течет в одном русле, местность здесь представляется вполне открытой, а самый Никополь спешно укреплялся турками. В силу этих неблагоприятных условий было принято окончательное решение о производстве переправы на участке Систово, почему к Зимнице и были направлены те войска, которые предназначались для переправы в первую очередь. При них же следовали необходимые для данной операции средства и материалы.

Как известно, трудная переправа через Дунай на виду у неприятеля, совершенная при крайне неблагоприятной ветреной погоде, была блестяще выполнена в ночь на 28 июня. Ближайшее руководство ею принадлежало известному русскому генералу Драгомирову, командующему 14-й пехотной дивизией. Уже к вечеру того же числа русские войска прочно занимали командующие высоты правого берега р. Дуная. Турки сопротивлялись отчаянно и не раз доводили дело до штыков. Тем не менее они были принуждены к отступлению, частью на Тырнов, большей же частью на Рущук.

Потери русских были свыше 700 человек, из них большинство пришлось на первые эшелоны понтонов, среди которых несколько понтонов затонуло от массы полученных ружейных пробоин.

Интересно отметить, что на головном понтоне вместе с генералом Иолшиным и Генерального штаба капитаном Мальцевым находился также майор германской службы фон Лигниц. Все названные лица высадились в числе первых на турецкий берег.

Великий князь Николай Николаевич на все время переправы был прикомандирован вместе с генералом Скобелевым к генералу Драгомирову. Неся при отряде обязанности офицера Генерального штаба, он безотлучно оставался на берегу Дуная, следя за посадкой людей на понтоны. С последним эшелоном головной дивизии он и сам переправился на правый берег реки.

В таком виде представляется участие молодого великого князя Николая Николаевича в переправе русских войск через Дунай – одной из труднейших и ответственнейших операций на протяжении всей Турецкой войны.

На другой день по выполнении русскими войсками переправы князь Николай Николаевич был награжден за свое участие в ней государем императором Александром II орденом Св. Георгия 4-й степени.

Со времени операции переправы через Дунай у великого князя установились чувства особого почитания к генералу Драгомирову, впоследствии известному начальнику Николаевской Академии Генерального штаба, а с 1889 г. – командующему войсками Киевского военного округа. Генерал этот был одним из замечательных военных писателей в России, стоявших за индивидуальное развитие бойца и его моральных качеств. Естественным следствием проводившейся им системы обучения должны были быть наступательный образ действий и штыковой удар. Излишнее увлечение огнем он пренебрежительно называл «огнепоклонничеством». Такая система воспитания, сохраняя свою жизненность как педагогический прием до известной степени и по настоящее время, находилась в то время в полном соответствии со свойствами тогдашнего малосовершенного огнестрельного оружия. Будучи связана с порывом вперед, столь свойственным натуре молодого великого князя, система эта пленила его, и он незаметно для себя, хотя и в другом роде оружия, стал впоследствии одним из талантливейших последователей М.И. Драгомирова.

То уважение, которое великий князь питал к генералу Драгомирову, выражалось в неизменном посещении его каждый раз, когда великий князь бывал впоследствии в Киеве, а также в той радости и в том почете, с которым великий князь неизменно принимал у себя в Петербурге умного чудака «Михаила Ивановича».

Бывший командующий войсками Киевского военного округа, суровый и требовательный по службе генерал Драгомиров был у себя дома чрезвычайно приятным собеседником и необыкновенным хлебосолом. Он очень любил хорошую кухню и не отказывался за едой от стакана доброго вина. Его супруга, милейшая и добрейшая София Абрамовна Драгомирова, была в соответствии со вкусом своего мужа не только прославленной хозяйкой и руководительницей обширного дома, но и известной едва ли не всей России составительницей особой кулинарной книги. Великий князь, отличавшийся также исключительным гостеприимством и, в свою очередь, обладавший искусством составления тончайших меню, легко мог поспорить с ней в этих своих знаниях, и угостить старика Драгомирова так, чтобы он остался доволен, было для него истинным удовольствием.

В дальнейший период турецкой войны великий князь нес некоторое время обязанности офицера Генерального штаба в отряде генерала князя Святополк-Мирского. Отряд этот должен был атаковать Шипкинский перевал со стороны Габрово, и, таким образом, участие великого князя в боевой работе этого отряда дало ему возможность ознакомиться на практике с трудными условиями горной войны.

За участие в переходе через Балканы великий князь получил золотое оружие с подписью «За храбрость».

Затем вплоть до отбытия великого князя главнокомандующего из армии, имевшего место в конце апреля 1878 г., его августейший сын, великий князь Николай Николаевич (Младший), оставался при главной квартире, выполняя от времени до времени те поручения, которые ему вверялись. Он имел вследствие этого достаточную возможность, чтобы на деле, в боевой обстановке, ознакомиться с бытом войск и с качествами офицеров и солдат русской армии, во главе которой через 36 лет ему пришлось стать в период небывалой мировой войны. Чуткий и восприимчивый по натуре, великий князь до тонкости изучил их свойства и потребности – знание, которое в большой мере содействовало укреплению того обаяния, которым впоследствии было окружено его имя.

Глава III

Заслуги великого князя в деле совершенствования русской конницы

1. Время службы великого князя в лейб-гвардии Гусарском Его Величества полку. Командование полком

После войны 1877–1878 гг. молодой великий князь Николай Николаевич вернулся в Петербург и вступил в ряды лейб-гвардии Гусарского полка, в котором он числился почти от рождения и который стоял в Царском Селе, в 23 верстах от столицы. В полку великий князь командовал сначала 2-м эскадроном, причем нес службу наравне с прочими офицерами. Он сразу занял положение блестящего кавалерийского офицера, пунктуально выполнявшего все свои обязанности и заботливо относившегося ко вверенным его попечению людям и лошадям эскадрона. Затем некоторое время великий князь занимал должность штаб-офицера в полку, а в 1884 г. принял командование тот же лейб-гвардии Гусарский полк от своего прежнего командира, генерала барона Мейендорфа. В должности командира полка великий князь непрерывно состоял вплоть до конца 1890 г., т. е. в течение почти полных 6 лет. Уже в это время стали развертываться его выдающиеся способности кавалерийского начальника. В руках молодого и энергичного 28-летнего командира полк, в котором служили офицерами члены лучших русских фамилий, стал выдающимся явлением в истории русской конницы того времени.

Надо заметить, что период командования великим князем полком совпал с периодом крайнего упадка, можно сказать, даже маразма всей русской кавалерии.

Генерал-инспектором кавалерии состоял великий князь Николай Николаевич Старший, уже больной, редко показывавшийся перед войсками и ничем не проявлявший своей постепенно угасавшей инициативы. Старая школа императора Николая I крепко держалась в русской коннице со всей ее рутиной. Зимой ездили только в манеже, рысью или укороченным галопом, доводя скорость последнего едва ли не до скорости пехотного шага. Обращали внимание только на оттягивание каблука вниз и колена назад. Летом хотя и оставляли манеж, но на открытом воздухе выбирали совершенно ровное поле, где занимались только плац-парадными учениями. Высшим искусством считалось уменье произвести ученье «на пятачке», а пределом лихости считалось движение карьером, на расстояния, однако, не свыше 100–150 шагов.