Читать онлайн Истории приграничья бесплатно

От автора

В цикле «Скипетр, меч и посох» книга занимает особое положение, отличаясь от других формой и, отчасти, атмосферой. Вдобавок, если романы основной трилогии (опубликованный и находящиеся в работе) в определённой степени взаимосвязаны, то «Истории…» с ними объединяют только мир и несколько персонажей. Пользуясь терминологией кино, «Истории приграничья» – нечто вроде спин-оффа.

Хронологически действие книги разворачивается за несколько лет до событий, описанных в романе «Айрин». Тем не менее, читать «Истории…» можно как до «Айрин», так и после, и даже в качестве абсолютно самостоятельного произведения.

В качестве второго тома сборник числится исключительно по техническим причинам: функционал настроек не предусматривает какой-то специальной позиции внутри цикла, подходящей для таких случаев. По мере появления других книг, «Истории…» будут понемногу смещаться вниз, оставаясь бонусом к главной линии.

Приятного чтения )

Тени Маашрага I

I

– А погода-то сегодня нас не щадит, – незлобиво проворчал Бел Им-Трайнис, утирая пот со лба. – Клянусь Ильэллом, скоро я растекусь внутри доспеха, словно кусок масла в печи!

Когда он шевелился, солнечные лучи, ярко пылавшие на полированной стальной чешуе, рассыпались десятками ослепительных бликов.

– Разве рыцарю не следует с кротостью превозмогать невзгоды и лишения, благодаря небо за ниспосланные испытания? – певуче отозвался его спутник, невысокий человечек хрупкой комплекции и непонятного возраста.

Им-Трайнис, выделявшийся ростом и могучим сложением даже среди сильнейших воинов приграничья, а рядом с попутчиком и вовсе выглядевший горой, глянул сверху вниз, флегматично размышляя, не насмехается ли тот над ним. Лица спутника не было видно, а созерцание скрытой капюшоном макушки ничего рыцарю не сообщило. Вдобавок, по характеру Бел отличался редким добродушием и следовало здорово потрудиться, чтобы вызвать у него серьёзные подозрения или рассердить. Потому он лишь невозмутимо поинтересовался:

– С чего вы взяли, почтенный Сиоайл?

– Так утверждается в книгах вашей страны, которые я успел прочитать за время путешествия от морского побережья до границы. Рыцари – благороднейшие из мужей, доблестно защищающие слабых и наслаждающиеся невзгодами, закаляющими характер. Мечта каждого рыцаря – пострадать за правое дело и мучительно погибнуть во славу справедливости, любви и богов. Разве не так?

Им-Трайнис хохотнул:

– Неужто полоумных стали посвящать в рыцари?! Уж простите, любезный Сиоайл, но читали вы какую-то несуразицу!

– Вот как? А мне показалось – настоящие истории про жизнь королевства, полные мудрых нравоучений для благородных особ…

Белу послышалась новая насмешка; чуть нахмурив светлые брови, он покосился на спутника. Тот ответил невозмутимым взглядом огромных, сапфирово-синих глаз, в которых ничего нельзя было прочесть. Вздохнув, рыцарь отвернулся.

Надо же было графу именно его отрядить в сопровождающие!

На порозовевшем от жары лице Им-Трайниса промелькнуло выражение лёгкой досады.

Из всех приближённых владетеля Фирайве он находился на особом счету. В отличие от прочих рыцарей, Бела никогда не касалась служебная рутина. Изредка витязь выезжал с Арп-Хигу в качестве телохранителя, в остальное же время был предоставлен самому себе. Граф призывал его, лишь когда требовалось доверенное лицо для выполнения какой-нибудь особо важной, деликатной либо опасной задачи. Или, как случалось чаще, – сочетающей все эти качества. Им-Трайнис с лихвой отрабатывал щедрое содержание, успешно справляясь с самыми сложными миссиями. И к чему пришёл в итоге? Он эскортирует менсаконца!

Бел снова вздохнул; в его бледно-голубых, точно выгоревших на солнце, глазах плескалась тоска.

Неудовольствие рыцаря можно было понять. Хотя, волей судьбы, Белу и доводилось сталкиваться с загадочным чаще, чем другим, всё же он до смерти не любил всякую чудесовину, которая нет-нет, да проявляла свой невообразимый лик в приграничье. То, что в столице и других краях давно превратилось в легенды, здесь могло показаться воочию. Теперь же тайна в человеческом образе ехала рядом с ним на серой легконогой лошади.

Почтенный Сиоайл прибыл в Фирайве с верительной грамотой от дальнего родича Арп-Хигу. Выполняя просьбу, изложенную в письме, граф любезно встретил гостя. А провожая в путь, снарядил отряд, который должен был оберегать менсаконца во время путешествия к границе Эмайна. Тут вежливый и покладистый Сиоайл упёрся, заявив, что не нуждается в свите. Граф настаивал, ссылаясь на опасности приграничья и обязательства перед родственником. После долгого спора, напоминавшего поединок искушённых дипломатов, менсаконец нехотя согласился на одного-единственного телохранителя.

Им-Трайнис без энтузиазма воспринял приказ Арп-Хигу заботиться о госте, покуда тот не встретится на заставе с пришельцами из дальних краёв. Тем не менее Бел учтиво поклонился, быстро собрался и покинул Фирайве бок о бок с представителем самого загадочного народа на свете.

Хотя менсаконцы путешествовали всюду, никто не мог похвалиться тем, что побывал на их родине. Самые опытные мореходы, караванщики и купцы не ведали, где находится эта страна. Более того: никто даже не знал её истинного названия. В большинстве королевств таинственный дом синеоких называли Менсаконом – словом, пришедшим из старого языка Земли Межокеанской, означавшим «Невидимая страна» или «Спрятанный край».

Вдобавок ко всему, менсаконцы слыли сведущими в колдовских науках. И хотя вряд ли бы сыскался очевидец проявления чародейской мощи хоть одного представителя этого народа, жители большинства стран поголовно могли поклясться, что менсаконцы – волшебники. И в доказательство привели бы пару историй, случившихся «где-то очень далеко».

Бел Им-Трайнис тоже слыхал подобные байки и вероятность того, что он путешествует с кудесником, особенно ему не нравилась.

Время шло, полуденное солнце, чуточку помедлив, начало клониться к западу.

– Вскоре будем в Фумине, – сообщил Бел спутнику. – Заночуем в тамошнем трактире, а завтра ещё до обеда окажемся на границе.

– Мне казалось, к заставе можно приехать раньше, – повернул прикрытую капюшоном голову Сиоайл.

Это была очередная тайна менсаконцев: никто никогда не видел их без шапок или других уборов. Ходили слухи, будто синеглазые чужеземцы прячут под ними небольшие рога или даже щупальца, как у морских гадов.

– Можно, – терпеливо согласился Им-Трайнис. – Но для этого нам пришлось бы скакать ночь напролёт.

– Меня не пугает ночное путешествие, – с готовностью откликнулся Сиоайл.

– Зато меня пугает, – отрезал рыцарь. – Это приграничье и случиться здесь может всякое. А в Фумине хорошая охрана. Поэтому мы остановимся в «Огоньке» и пустимся в дорогу на рассвете.

Менсаконец промолчал.

Им-Трайнис разгладил костяшкой указательного пальца пшеничного цвета усы и уставился на дорогу, радуясь, что хотя бы не пришлось спорить.

Остаток пути он развлекался, представляя, что не сопровождает менсаконца, а конвоирует в темницу. О чём размышлял его необычный спутник, знали только боги.

На приграничных землях, принадлежащих короне, Фумин был самым большим посёлком. В нём обитал не только служилый люд, но и переселенцы, предпочитавшие вольный воздух окраины усиливающимся притеснениям со стороны дворян в центральных областях Эмайна.

– Пущай тута беспокойно, – говорили они, – зато мы сами себе хозяева́. А помереть ни за грош даже в столице можно: хучь от воровского ножа, хучь от господского нерасположения…

В сравнении с главным городом страны, Фумин, пожалуй, был даже безопаснее. Лихие люди здесь не водились, а залётные тати моментально оказывались на виселице. Строгий начальник гарнизона любил порядок, поэтому стража моментально пресекала даже нечастые потасовки подвыпивших ратников или местных мужиков.

От внешних угроз селение защищал надёжный тын из толстых, заострённых сверху брёвен. И стены, и единственные ворота тщательно охранялись днём и ночью.

Ограду опоясывал глубокий ров, на четверть заполненный цветущей зеленой водой, в которой по вечерам квакали лягушки. Перебраться через ров можно было по мостику, поднимавшемуся при малейшей опасности, а также с наступлением сумерек.

Когда всадники въехали на деревянный настил, их остановил суровый окрик с надвратной галерейки:

– Стоять! Кто такие?

– Гость графа Брена Арп-Хигу, почтенный Сиоайл и сопровождающий его рыцарь Бел Им-Трайнис!

– А верительные грамоты от их сиятельства у вас имеются?

– С каких пор в Фумине стали требовать у путников бумаги? – недовольно сощурился Им-Трайнис.

– С тех самых, как здесь начали ездить менсаконцы. До этого Сиоайла чудодеев тут не было, – дерзко ответил караульный.

Бел понимал нежелание стражей пропускать в посёлок того, кто мог оказаться колдуном. Вслух же, с тенью угрозы в голосе, сказал:

– Не много ли себе позволяешь, ратник? Не ищи беды на свою голову, не смей отказывать в отдыхе гостю графа. Иначе лично ответишь мне за каждое непочтительное слово и баранье упрямство!

– Добрая речь, – тихой колыбельной донеслось со стороны менсаконца.

Рыцарь покосился на него, не зная, как воспринимать эту реплику.

Со стены послышался новый голос:

– Эй, Бел, это ты вопишь там, словно безумный лесовик?!

Им-Трайнис радостно ухмыльнулся, узнав друга.

– Я, Дерел! Прикажи открыть ворота.

– А с тобой действительно…

– Да, – преувеличенно спокойно ответил рыцарь, – менсаконец. И если нас немедленно не впустят, я возьму ворота приступом!

– Слишком серьёзная угроза для Фумина, – скаля зубы в усмешке, произнёс собеседник. – Мы вынуждены подчиниться грубой силе и надеемся на ваше милосердие!.. Эй, там, внизу! Открыть ворота!

Подчиняясь распоряжению, солдаты принялись вращать длинные, истёртые многочисленными ладонями рукояти большого ворота. Тяжёлая, сбитая из цельных брёвен плита, закрывавшая вход, медленно поползла вверх.

Им-Трайнис тронул бока коня шпорами.

Доски моста завибрировали от ударов копыт, по фигурам путников скользнула тень от ворот.

В крошечном дворике их встретил успевший спуститься со стены пограничник, облачённый в чешуйчатый доспех, прикрытый сверху чёрным нарамником с изображением королевской семилучевой звезды. Несмотря на довольно высокий рост, воин сильно недотягивал до габаритов Им-Трайниса. Широко улыбаясь, он шагнул к путникам, не отрывая глаз от менсаконца. Сиоайл, в свою очередь, с любопытством разглядывал загорелое лицо, на котором выделялся тонкий кривой шрам, начинавшийся над правой скулой и слегка тянувший угол глаза вниз.

– Рад тебя видеть, Дерел, – спешившись, обратился к пограничнику Бел. – Позволь представить достопочтенного Сиоайла, гостя графа Арп-Хигу… Любезный Сиоайл, это благородный рыцарь Дерел Ук-Мак из королевского войска.

– Приветствую вас, господин Ук-Мак, – легко соскочив с коня, звонко пропел менсаконец. Приложив ладонь к груди, он изящно поклонился: – Живите долго!

– Не с моей службой! – засмеялся пограничник. – Но благодарю за пожелание… Вы надолго к нам?

– До завтра, – ответил Им-Трайнис. – И если не возражаешь, мы предпочли бы не торчать тут, словно заморские зверушки в клетке…

– И то правда: все ратники так на вас глядят, что подберись кочевники под самые стены – не заметят, – говоря это, Дерел продолжал откровенно пялиться на синеглазого чужеземца. – В «Огоньке» остановитесь?

– Не в казарме же. Присоединишься к нам попозже?

– С удовольствием, – Дерел, наконец, глянул на Им-Трайниса. – Ежели не помешаю.

Бел вопросительно посмотрел на Сиоайла.

– Почту за честь разделить с вами трапезу, господин Ук-Мак, – заверил тот.

– Вот и чудно, – подвёл черту Им-Трайнис. – До встречи в «Огоньке»!

Ведя коня в поводу, рыцарь направился ко вторым воротам, ведущим непосредственно в посёлок. Отвесив ещё один поклон, менсаконец последовал за ним.

Путники шагали по узенькой – едва телеге проехать – улочке, зажатой меж высоких заборов, сделанных из брёвен толщиной в бедро взрослого мужчины. Дважды дорога изгибалась. И за каждым поворотом взору гостей открывались переносные заграждения из острых кольев и ростовых щитов, возле которых дежурили ратники с луками, копьями и топорами. Сиоайл, крутя головой, с интересом разглядывал укрепления.

– Здешние люди боятся нападения? – спросил он.

– Обоснованно, – коротко ответил Бел. Подумав, добавил: – В последние годы полегчало, конечно. Кочевники, как и прежде лезут в Эмайн, будто мухи на мёд, но Фумина теперь сторонятся – знают, что он им не по зубам. Мирный люд спокойнее зажил. Войско же всегда настороже: кто знает, откуда и когда недруги нагрянут…

Попетляв по кривым фуминским улочкам, отдалённо смахивающим на коридоры лабиринта, Им-Трайнис с менсаконцем вышли к небольшой площади, раскинувшейся примерно в центре посёлка. Здесь, неподалёку от потемневших бревенчатых стен старого форта, вокруг которого вырос Фумин, возвышался двухэтажный дом. От прочих в селении он отличался размерами, присутствием длинной коновязи перед входом и крышей красного цвета. Над широко распахнутой дверью была приколочена доска с изображением переплетающихся чёрных ветвей и пробивающегося между ними тёплого оранжевого огня.

– Это «Огонёк в лесу», – сообщил Бел. – Самый первый трактир в здешних краях.

– Никогда бы не подумал. Выглядит почти новым.

– В некотором роде он и есть новый, – улыбнулся рыцарь. – Сначала была харчевня с таким же названием. И стояла точь-в-точь на том же месте. Открыл её Мунгоуд – бывший ратник. Тогда и Фумина ещё не было – только форт, да три дома рядом. Дважды харчевня горела: когда кочевники напали, и когда в посёлке большой пожар был. Мунгоуд всякий раз её восстанавливал и начинал всё сызнова. А зим пять назад своими руками разобрал до последнего брёвнышка. После нанял людей и выстроил этот трактир. Краску из самой столицы выписал. Гордился страшно и повторял, что в целом краю только у него крыша цветная будет.

– Похоже, – промурлыкал Сиоайл, – он любит своё заведение.

– «Огонёк» все здесь любят, – с тёплом в голосе отозвался Им-Трайнис. – Доброе место… Да вы сами убедитесь.

Народу в просторном зале оказалось немного – обычно посетители собирались к вечеру. Сейчас же, потягивая тёмное пиво, за столами сидели трое фуминцев, заезжий торговец, да четверо солдат. Жители обсуждали дела, скучающий купец наблюдал за кружащей над тарелкой мухой, а воины играли в кости, со стуком выбрасывая пожелтевшие от времени кубики из потёртого кожаного стаканчика.

Не успели новые гости устроиться за столом, как к ним подошёл Мунгоуд – крепкий мужчина в простых домотканых штанах, белой рубахе с закатанными по локоть рукавами, и холщовом переднике, давно требовавшем стирки. На добродушном лице хозяина «Огонька» поблёскивали любопытством зелёно-коричневые глаза, а кустистая борода, в которой рыжина мешалась с серебром, шевелилась при каждом слове.

– Рад приветствовать, господа! – Мунгоуд поклонился, не отрывая взгляда от менсаконца. – Рад приветствовать!.. Надолго к нам, господин Им-Трайнис?

– Да хранит Ильэлл тебя и твой дом, Мунгоуд, – ответил Бел. – Мы с почтенным Сиоайлом, гостем графа Арп-Хигу, останемся здесь до завтра. Распорядись, чтобы нам приготовили две комнаты.

– Будет исполнено, господин Им-Трайнис. Не желаете ли подкрепиться?

– Позже, – отрицательно качнул головой рыцарь. – Сейчас хочется лишь промочить горло.

– Пива?

– Можно. А Сиоайлу… – Бел посмотрел на спутника.

– В вашей стране делают интересное ягодное вино. Если здесь оно есть, я бы не отказался от чарки. Только вполовину разбавьте водой.

– Как вам будет угодно, – склонив голову, Мунгоуд отошёл.

Вскоре он вернулся и поставил на стол пиво, медную чарку и глиняную бутыль с вином. Вытащил пробку, аккуратно наполнил сосуд, подвинул к менсаконцу.

– Ежели чего ещё пожелаете, только кликните – сразу всё принесу!

Вновь отвесив поклон, владелец «Огонька» оставил гостей.

Им-Трайнис ухватился за ручку высокой деревянной кружки с откидывающейся оловянной крышкой и залпом выпил добрую половину содержимого.

– Так-то лучше! А окажись пиво холодней – вообще бы мечта была!

Не отвечая, Сиоайл медленно поворачивал чарку, внимательно рассматривая со всех сторон. Блестящий, тщательно отполированный металл украшала тончайшая чеканка: сверху и снизу по окружности тянулся замысловатый орнамент из переплетённых змей; в центре же мастер изобразил пасущихся животных. Звери походили на овец или коз, только ноги у них были массивнее, прямая шерсть длиннее, а на головах торчало по три коротких, слабо изогнутых рога.

– Что-то не так? – обратив внимание на странную задумчивость менсаконца, поинтересовался рыцарь.

– Эта посуда…

– Неужто Мунгоуд грязную подал?! Сейчас я…

– Нет, просто… – не закончив фразы, Сиоайл вновь погрузился в свои мысли.

Рыцарь недоумённо глядел на спутника, размышляя, до каких границ простираются его обязанности в деле заботы о госте графа. Решив, что и это задание требуется выполнить безупречно, спросил:

– Что не так, почтенный Сиоайл?

– Рисунок. Очень странная работа.

– Позволите взглянуть? – Им-Трайнис протянул руку.

Сиоайл молча пододвинул чарку к нему.

Насупив брови, рыцарь внимательно изучил чеканку.

– Хм, чистая работа, умелая – на тварях каждую чешуйку да шерстинку различить можно. Видать, опытный мастер делал. Из такой чарки герцогу пить не зазорно… А вот звери чудны́е.

– Это айрокуны. Они обитали в… – менсаконец запнулся. – Дело в том, что их уже очень давно нет. А здесь звери показаны так живо… Будь посудина старинной, я бы понял. Но она совсем новая… К тому же техника… Это…

Не дождавшись продолжения, Им-Трайнис вернул чарку Сиоайлу.

– Животины необычные, да. Но чего в том странного? Мастера кого только не изображают: и богов, и демонов, и героев…

Взгляд бездонных синих глаз не отрывался от красноватого металла.

– Вы видели такую посуду раньше?

– Нет, вроде. – Подхватив кружку, Бел в несколько глотков допил пиво. – Нет, точно не примечал. Хотите, узнаю у Мунгоуда, где он это раздобыл?

– Будьте любезны, – с непривычной лаконичностью ответил чужеземец.

Рыцарь обратил лицо в сторону кухни.

– Мунгоуд!

– Что такое, господин Им-Трайнис? – вытирая руки передником, осведомился подошедший к столу трактирщик. – Желаете чего?

– Почтенный Сиоайл хочет спросить кое о чём.

– К вашим услугам, – Мунгоуд повернулся к менсаконцу.

От Бела не укрылось напряжение, сковавшее хозяина «Огонька»: тот явно верил в силу, приписываемую менсаконцам, и не догадывался, чего ожидать от гостя.

– Я лишь хочу узнать, откуда у вас эта чарка? – мягко произнёс Сиоайл.

У трактирщика явно отлегло от сердца.

– С позволения вашей милости, купил недавно у чужеземца, что на рынке торговал. И не только её – дюжину таких, и ещё кувшин в придачу! Не устоял – эвон какая искусная работа! И просили за всё небольших денег…

– Где теперь этот купец? – продолжал расспрашивать месаконец.

– Да не купец он вовсе. Подмастерье вроде… или слуга. Хозяин его в Фумин послал: на торг, да за припасами.

– Любопытно, – взгляд Сиоайла вновь прилип к чарке. – А что, хозяин его живёт где-то неподалёку?

– Да я почём знаю, уж не серчайте. Подмастерье по-нашенски не шибко понятно болтал. Он из кочевников, из дальних.

– Кочевник? – насторожился рыцарь. – Уж не лазутчик?

– Да не похоже, господин Им-Трайнис, – помотал головой Мунгоуд. – К нам сюды лезут касьяры, мреты и аримальды – этих различить легко. Они и нравом, и видом дикие, сами знаете. А дальше живут те, что поболе на людей походят. Иирки, бирняры… От них нет-нет, да приходят мужи торговые. Слуга-подмастерье из таких вроде… Будь он лазутчиком, порубежники его так просто бы не пустили. Тем паче, следили за ним – всё время неподалёку пара ратников болталась. Но зря: сказывали, торговец не интересовался ни войском, ни стенами. Постоял, точно статуя, товар свой распродал, муки, сыра, масла и вина купил – и ушёл.

– Так он не из Эмайна? – уточнил Сиоайл. – Из земель, что дальше лежат?

– Чего не ведаю – того не ведаю, – чуть виновато ответил трактирщик. – Лишь раз его видал. А говорил – меньше, чем с вами сейчас.

Менсаконец молчал, глядя на чеканный рисунок. Видя, что вопросов у него больше нет, Им-Трайнис отпустил мявшегося подле стола Мунгоуда.

Почти сотню ударов сердца рыцарь с менсаконцем сидели в тишине. Со скуки Бел даже начал позёвывать.

– Позволите к вам присоединиться? – раздался бодрый голос Дерела Ук-Мака.

Не дожидаясь разрешения, воин плюхнулся на лавку рядом с Им-Трайнисом:

– Мунгоуд! Пива!

– И мне! – поддержал товарища Бел.

Распространяя горько-кислый запах, перед воинами появились высокие кружки. Дерел и Бел подхватили их и, роняя капли, со стуком сдвинули:

– Во здравие!

Ополовинив, поставили, увеличив количество влажных липких кругов на дубовой столешнице.

– Наделали же вы переполоху своим появлением, почтенный Сиоайл! – жизнерадостно заявил Ук-Мак. – Ратники только и твердят: «менсаконец приехал, менсаконцы – то, менсаконцы – это». Если бы сам король в Фумин пожаловал, и то шума меньше было бы! Вам такая докучливость, поди, надоела?

– За время путешествия я привык к тому, что люди с подозрением и опаской относятся к моему народу, – Сиоайл отвлёкся от созерцания чарки. – Меня это удивляет, ведь повода для настороженности ни один из нас никогда не давал.

– Неужто? – прищурился пограничник. – То есть, россказни про чародейство менсаконцев просто так появились?

Сиоайл загадочно улыбнулся, не став ничего ни подтверждать, ни отрицать. Вместо этого поинтересовался:

– Господин Ук-Мак, в последнее время в этой местности не происходило ничего необычного?

– Это приграничье, здесь всегда что-нибудь происходит, – голос рыцаря звучал по-прежнему весело, но в карих глазах застыла настороженность. – А почему вы спрашиваете? Случилось чего?

– Не уверен, – ответил синеглазый чужеземец, возбуждая в собеседнике ещё большую подозрительность.

– Мунгоуд сказывал, в Фумине намедни кочевник появлялся, посудой медной торговал. Не слыхал об этом чего? – подал голос Им-Трайнис.

– От тебя первого, – слегка пожал плечами Ук-Мак. – А чего в этом такого? Коли без оружия приходят, на торг или мену, мы не препятствуем. Следим лишь, чтобы гости урона селянам не учинили. И чтобы наши мужички бока им не намяли. Да ещё, чтобы кочевники не совались, куда не нужно. А так пусть – чем мы больше о них знаем, тем лучше.

– Так ведь и они за вами следят, – заметил Бел.

– Есть такое, – жёстко усмехнулся Дерел. – Но мы секретов не показываем.

– Жители из посёлка не пропадали? – вновь заговорил Сиоайл.

Ук-Мак нахмурился:

– Почему спрашиваете? – Не дождавшись ответа, продолжил: – Здесь человеку потеряться – как чарку опрокинуть. И кочевники могут убить, и медведь задрать, а то и вовсе чудище какое на пути встретится… Да и просто, бывает, в лесу люди с дороги сбиваются. Кого находят потом, а кто и с концами исчезает.

– Какое неспокойное место, – пробормотал менсаконец.

Им-Трайнис с удивлением отметил, что ещё не видал Сиоайла настолько озадаченным или даже удручённым.

Неожиданно гость Арп-Хигу поднялся:

– Простите, благородные господа, мне нужно отдохнуть.

Так и не пригубив вино, он направился вглубь зала, где маячила фигура Мунгоуда. Выслушав менсаконца, хозяин поклонился и повёл гостя к двери, за которой скрывалась лестница на второй этаж.

– Что происходит, Бел? – негромко спросил Ук-Мак, проводив маленького чужеземца взглядом.

– Боги ведают. Чем-то всполошила его эта чарка, – Им-Трайнис кивнул на посудину с нетронутым вином.

Подавшись вперёд, пограничник с подозрением оглядел сосуд. Не обнаружив ничего заслуживающего внимания, выпрямился.

– Чарка как чарка… – Он взялся за ручку кружки. – Надеюсь, никакой беды нам от менсаконца не будет.

– И я тоже, – испытывая дурное предчувствие, Им-Трайнис протянул ручищу к своему пиву.

Тени Маашрага II

Наутро Сиоайл объявил сопровождающему, что не поедет к границе, а попытается выяснить всё о продавце посуды с чеканкой и, если удастся, побеседует с ним.

Бела известие не порадовало.

– Мало того что придётся гораздо дольше хороводиться с менсаконцем, так вдобавок ищи ему, не пойми кого, демон знает где! – жаловался он Ук-Маку. – Чем я графу не угодил, что он наказал меня этим чужеземцем?

– Давай, я с вами побуду? – предложил пограничник. – И тебе веселей, и я проверю, не замышляют ли кочевники чего.

– Сделай одолжение! – обрадовался Бел. – Только бы Сиоайл не воспротивился…

– Это не имеет значения, – усмехнулся Дерел. – На границе мы – закон. С требованиями королевской рати должны считаться даже вельможи.

– Дай боги, чтобы так и было, – с сомнением промолвил Им-Трайнис, припоминая спор менсаконца с графом Арп-Хигу.

Вопреки опасениям, низкорослый чужестранец точно не заметил ещё одного спутника. Растеряв обычную беспечность, Сиоайл попросил Бела отвести его на рынок и всю дорогу молчал. Оказавшись на рыночной площади, сосредоточенно оглядел немногочисленных торговцев.

– Мало людей, – в задумчивости проговорил он. – В чём причина?

– Самый торг – в конце недели, – объяснил Ук-Мак. – Тогда здесь собираются все желающие что-нибудь продать или купить. Даже из других деревень приезжают. Ну и хуторяне заглядывают, само собой.

Не обращая внимания на любопытные, боязливые и угрюмые взгляды жителей посёлка, менсаконец прошёлся среди беспорядочно расположенных столов, палаток и тележек. Остановившись подле женщины, продававшей яблоки, взял одно – крупное, бледно-зелёное, с алым боком, – и расплатился мелкой серебряной монетой. Показав жестом, что сдачи не требуется, двинулся дальше. Поравнявшись с незанятым торговым местом между двумя навесами, внезапно застыл. Постоял, опустив веки, словно прислушиваясь к чему-то. Сунул руку в поясную сумку. Подняв к губам, раскрыл ладонь, показав наблюдателям кучку желтоватого порошка. Подул, заставив мягкие крупинки разлететься воздушным облаком.

Кто-то из женщин испуганно вскрикнул, увидев возникший на мгновение алый мужской силуэт за пустующим прилавком.

– Тута запрещена всяческая ворожба и колдовство! – с острасткой сообщил менсаконцу мрачный ратник, словно выросший из-под земли.

– Это гость графа Арп-Хигу! – резво шагнув вперёд и оттеснив стражника от синеглазого чужеземца, Им-Трайнис грозно оглядел солдата с высоты своего роста. – И находится под защитой его сиятельства! Если ты посмеешь тронуть…

– Бел, – подал голос Ук-Мак, неодобрительно глядя на Сиоайла, – он лишь исполняет долг, охраняя Фумин.

– Пускающему в овин волка, нечего бояться лисы, – певучая речь менсаконца прозвучала неожиданно сумрачно. – Господин Им-Трайнис, я увидел что хотел. Теперь мы можем покинуть посёлок.

Неторопливо ступающий караковый жеребец Бела постоянно бил хвостом, отгоняя оводов. Время от времени концы жёстких волос хлестали рыцаря по сапогам и набедренникам, но всадник не обращал внимания, поглощённый невесёлыми мыслями.

Им-Трайнису крайне не понравилось произошедшее в Фумине. Сиоайл делом подтвердил, что менсаконцев не зря почитали колдунами. Он творил нечто непонятное и, возможно, опасное, а Белу пришлось защищать его, вопреки собственным побуждениям. Решив, что более не может оставаться безмолвным пособником подозрительных действий чужеземца, Бел чуть кольнул коня шпорами.

Поравнявшись с лошадью менсаконца, до этого шедшей впереди, Им-Трайнис покосился на Сиоайла, не зная, как начать речь.

– Любезный Сиойал, – наконец, вежливо проговорил рыцарь, – прошу объяснить, что за чудеса мы лицезрели в посёлке?

Тёмно-синие глаза обратились в его сторону.

– Ничего, что можно было бы назвать чудом, – сосредоточенное лицо менсаконца смягчила слабая улыбка. – Простое испытание.

– Испытание кого? Или чего? И с какой целью?

Сиоайл выдержал паузу, словно подбирая слова.

– Я проверил место, где стоял торговец-кочевник, на присутствие магической ауры…

– И каков результат? – продолжал допытываться Им-Трайнис.

– Вы сами видели.

По тому, как едущий впереди Ук-Мак чуть откинулся в седле и повернул голову, Бел понял, что пограничник прислушивается к беседе.

– Вы же не пытаетесь ускользнуть от ответа, достопочтенный Сиоайл? – прямо спросил рыцарь Арп-Хигу.

– Слишком всё было очевидно, чтобы стоило что-то скрывать, – уголки губ менсаконца вновь слегка приподнялись.

– Вероятно, я пропустил нечто важное, – терпеливо продолжил докапываться до правды Им-Трайнис. – Потому как не разобрал в вашем… э-э… испытании… ничего очевидного.

Менсаконец вновь ответил не сразу.

– Мне нужно было узнать, не использовал ли торговец какую-то магию, – словно нехотя проговорил он. – Но вышло так, что сам гость оказался магией.

– Как это понимать? – не выдержав, вмешался пограничник.

Сиоайл невозмутимо поглядел на покачивающуюся широкую спину Ук-Мака:

– Пока что я не в силах ответить на ваш вопрос.

– Допустим, – Дерел продолжал обшаривать взглядом сумрачное пространство между деревьями, с двух сторон обступившими лесную дорогу. – Но почему вы вообще решили это проверять?

– Похоже, здешним рыцарям совсем чужда куртуазная деликатность? – на лице менсаконца заиграла обычная широкая улыбка. – Беда в том, что, при всём желании, не смогу удовлетворить ваше любопытство или унять тревогу.

– А вы попробуйте, – с нажимом проронил Им-Трайнис.

– Мои слова лишь усилят ваши сомнения, – предупредил Сиоайл, – ибо сам я мало что понимаю в происходящем.

– И всё же?

– У меня есть основания подозревать, что здесь появился человек, владеющий тёмной магией, что считалась давно исчезнувшей. Хотя, возможно, я ошибаюсь. Больше мне нечего сказать.

Бел сомневался, что менсаконец поведал всё, что знает. Но, не имея хоть каких-то улик, не решился прямо обвинять гостя графа во лжи.

– Насколько это может быть опасным? – голос пограничника стал жёстче. – Есть ли угроза войску и поселенцам? Не пора ли предупредить командующего?

– И что вы ему скажете? – поинтересовался Сиоайл. – Что какому-то чужестранцу что-то почудилось?.. Сложность в том, господин Ук-Мак, что я сам пока ни в чём не уверен. Не исключено, что я всего лишь испугался случайной тени…

Во второй половине дня рыцари с менсаконцем добрались до заставы. Оказавшись внутри кольца высоких деревянных стен, Сиоайл, не слезая с лошади, поклонился Белу и Дерелу:

– Благодарю, господа, за то, что сопроводили меня сюда. Вы истинные представители благородного рыцарства Эмайна! Прощайте и да хранят вас милостивые боги.

– Что-то рано прощаетесь, почтенный Сиоайл, – с непроницаемым видом ответил Им-Трайнис. – Граф дал мне однозначный приказ: в безопасности доставить к границе и убедиться в том, что вас встретили. Но что-то пока не вижу встречающих.

– Насколько могу судить, их здесь нет, – покладисто ответил синеглазый чародей. – Не ощущаю их присутствия. Но, думаю, найду, покинув пределы Эмайна.

– Хорошо, – за любезным тоном Бела скрывалась непреклонность, – в таком случае буду сопровождать вас и дальше.

– И я, – вставил пограничник.

– Господа, в этом нет необходимости…

– Нет необходимости в споре, – перебил Им-Трайнис. – Выполнить приказ его сиятельства для меня – обязанность и долг чести. Посему я не отступлюсь, пока не доведу дело до конца.

– Мне платят серебром за охрану здешних земель, – вторя другу, сказал Ук-Мак. – И я хочу убедиться, что живущим на них людям ничего не угрожает. А вы, почтенный Сиоайл, единственный, кто может разглядеть, затаилась ли поблизости неведомая опасность, или нет. Пока вы не определите этого с уверенностью, я буду рядом – даже против вашего желания.

Несколько ударов сердца менсаконец рассматривал рыцарей. На лице Бела отражалось упрямая решимость, смешанная с толикой бесшабашности. Пограничник, сдвинув брови, глядел на Сиоайла внимательно и спокойно.

– Вы не осознаёте риска, которому подвергнетесь, если я окажусь прав… – менсаконец осёкся, увидев презрительное выражение, исказившее лицо Им-Трайниса.

– Вы же не желаете оскорбить нас, почтенный Сиоайл? – с обманчивой мягкостью поинтересовался пограничник. – Вы действительно полагаете, будто угроза смерти способна напугать рыцарей и вынудить отказаться от выполнения долга?

Чужеземец в замешательстве покачал головой.

– Тогда, заклинаю всеми богами, впредь никогда не говорите подобного – даже в шутку.

– Простите, господа, – подумав, произнёс Сиоайл. – Я действительно на миг забыл, что говорю с воинами. Не сомневаюсь в вашей силе и отваге, но…

– Никаких но, – отбросил церемонии Им-Трайнис. – Пока не убедимся, что вы и приграничье в безопасности, вам придётся терпеть наше общество.

Сжав губы так, что они почти исчезли, менсаконец долго смотрел в сторону.

– Раз вы настаиваете, быть по сему, – промолвил он, наконец.

Дерел Ук-Мак кивнул:

– Так бы сразу… Расскажите о тех, кто должен был встретить вас. Побеседую с командиром заставы, возможно, здесь о них что-нибудь знают.

– Они должны быть за той рощицей, – пограничник указал рукой на группу деревьев впереди.

– Как по мне, место неудачное, – Бел озирался, выискивая возможную опасность. – Те же кочевники могут подкрасться под прикрытием зарослей. Если и разбивать лагерь здесь – лучше на открытом пространстве.

– Мыслю, не хотели на виду у наших торчать. Тем более что, по словам разведчиков, с ними кочевники были – из дальних. То ли проводники, то ли заслон от здешних.

– Да всё равно, – буркнул Им-Трайнис. – Лучше уж видеть, чего вокруг творится…

Миновав обширный луг, раскинувшийся между заставой и густой порослью молодых буков и клёнов, поднявшихся на месте старой вырубки, всадники по большой дуге обогнули деревья. И сразу увидели шатры: широкий островерхий белый – в центре и пару более скромных серых поодаль.

– Не вижу никого, – через двадцать ударов сердца сказал Ук-Мак, натягивая поводья.

Им-Трайнис с Сиоайлом тоже остановили коней.

– Даже караульных не видать, – согласился Бел, всматриваясь в лагерь.

– Ждите здесь, – бросил Дерел. – Разведаю.

Ударив лошадь шпорами, он с места пустил животное в галоп.

Рыцарь Арп-Хигу с менсаконцем следили за тем, как Ук-Мак подъехал к шатрам. Осмотрелся, сдерживая гарцующего коня. Медленно двинулся между палатками. Притормозил возле стены деревьев, вглядываясь в глубины рощи. Объехав лагерь кругом, пограничник подал знак копьём.

– Вперёд! – скомандовал спутнику Им-Трайнис.

Когда они оказались возле палаток, Ук-Мак, спешившись, изучал следы на примятой траве. Услышав шаги, поднял голову:

– Лагерь пустой. Куда люди делись – не пойму. Все вытоптали, ничего не разобрать.

– Все шатры проверил?

– Да. Но не обшаривал – только заглянул.

– Они пустые, – подал голос Сиоайл. – Кроме нас, здесь никого нет.

– Где хозяева? – спросил Им-Трайнис. – Вновь какое-то чародейство?

– Не ощущаю никакой магии, – ответил менсаконец, прикасаясь ладонью к полотнищу центрального шатра. Подъехав к обвисшему стягу, укреплённому у входа, Сиоайл приподнял край, расправляя складки: – На белом поле ящер лазурный, пламя извергающий да сжимающий в длани меч…

– Прозвучало так, будто вы чьи-то слова повторили, почтенный Сиоайл, – заметил Ук-Мак.

– Так и есть, – менсаконец оставил флаг в покое. – Это примета, по которой я должен был узнать того, кто встретит меня на границе Эмайна.

– Примета здесь, а человека нет, – констатировал Им-Трайнис. – Придётся выяснить, что с ним сталось… Дерел, ты направо, я налево.

– Из тебя следопыт, как из меня король, – хмыкнул пограничник. – Чего доброго, оставшееся затопчешь. Лучше сам осмотрюсь. А ты обыщи шатры. И повозку, что ближе к лесу стоит.

Им-Трайнис с ухмылкой кивнул и спрыгнул на землю.

– А мне что делать? – спросил Сиоайл.

– Поглядывать по сторонам, – ответил Бел, прежде чем исчезнуть в белом шатре.

Спустя некоторое время рыцари вновь сошлись в месте, где оставили менсаконца с лошадьми.

– Что у тебя? – вопросительно взглянул на друга пограничник.

– Даже не знаю, как сказать, – на добродушном лице Им-Трайниса явственно проступало недоумение. – Повозка пустая, колёса сплошь разбитые и не раз чиненные – либо старая совсем, либо ехала издалека, да по бездорожью. В шатрах много вещей, иные – из непростых. В большом даже ларчик запертый под шкурами спрятан. Судя по весу и звону изнутри – с казной. А вот оружия, считай, нет, – только несколько щитов, копьё да пара связок стрел. Кажется, будто хозяева вдруг бросили все и ушли… А ты чего нашёл?

– Человек семь-девять здесь остановились. Судя по шатрам – господин со спутниками.

– Копьё? – уточнил Бел, имея в виду рыцарский отряд.

– Скорее всего. Ещё с ними кочевники путешествовали: наткнулся на остатки становища неподалёку. Этих сколько – сказать не могу. Но они разом снялись и уехали – дня три-четыре назад. Уже после на оставшихся кто-то напал. Вышли из леса, в который переходит роща, и увели лошадей. Хозяева шатров, похоже, кинулись догонять.

– И что с ними произошло? – спросил менсаконец.

– След ведёт в чащу. Что там дальше случилось – не ведаю. Но, как видите, назад никто не вернулся.

– Те, что из лесу, – кочевники? – уточнил Им-Трайнис.

– Сомневаюсь, – качнул головой Дерел. – Кочевники осторожно ходят, след в след. А эти шли врассыпную. Местами, напролом, словно и не скрываясь.

– Много?

– Не знаю, – пограничник пожал плечами. – Дюжина, быть может…

– Что ж, – оглядывая покинутый лагерь, проговорил Им-Трайнис, – возвращаемся. Доставлю вас, достопочтенный Сиоайл, обратно в Фирайве. А там уж с его сиятельством решите, как дальше быть.

– Нет, – звонко откликнулся менсаконец. – Возвращайтесь сами. Вы выполнили приказ и даже сделали сверх того. Теперь ваша честь не пострадает. А мне нужно узнать, жив ли тот, кто ради меня пересёк четверть континента.

– Пересёк что? – непонимающе переспросил Бел. И, не дождавшись ответа, продолжил: – Хотите отыскать владельца герба с ящером? Дело благородное. Почту за честь помочь вам, коли позволите. Но одному соваться в чащу, где скрылись неизвестные враги – самоубиение. Зная графа, уверен, что он даст солдат для поисков. Да и среди жителей окрестных деревень найдутся охотники помахать мечом за звонкую монету. А если боги нам улыбнутся – то и командир гарнизона отряд конников может отправить на разведку.

– Благодарю, господин Им-Трайнис, – серьёзно сказал Сиоайл. – Ваши слова великодушны и мудры. Но вынужден отказаться. Если люди, разбившие лагерь, ещё живы, дорого каждое мгновение. Нельзя терять время, собирая воинство. А обо мне не тревожьтесь: пусть я не воин, но у меня достанет умений и сил не попасться врагу.

Примерно пятнадцать ударов сердца могучий рыцарь буровил менсаконца тяжёлым взглядом, размышляя, не увезти ли его в замок силой. Придя к выводу, что подобное станет деянием не рыцарским и может уронить честь графа, шумно выдохнул.

– Будь по-вашему, – сказал он Сиоайлу. – Отправимся на поиски… Дерел, как доложишься командиру заставы, окажи милость, отправь весточку Арп-Хигу.

– Ты же не думаешь, будто я вас брошу? – хладнокровно ответил Ук-Мак. – С кем бы ни пришлось столкнуться, мой меч лишним точно не окажется.

Им-Трайнис машинально кивнул: Дерел слыл лучшим фехтовальщиком в приграничье.

– Видать, боги так рассудили, – сдержанно проронил он. Затем поднял взгляд к небу: – Солнце ещё высоко, а торчать тут смысла нет. По коням!

Быстро миновав полупрозрачную рощу с молодыми деревьями, рыцари с менсаконцем вступили в желто-зелено-коричневое лесное царство. Хотя сияющие пятна солнечного света горели на кронах, стволах и растениях подлеска, в чаще ощущалась приятная прохлада. В воздухе разливался аромат нагретых листьев и чуть подсохшего прелого опада.

Ук-Мак шёл первым. Время от времени останавливался, разглядывал тонкие веточки кустарников, по мнению Бела, совершенно неотличимые от прочей зелени. Смотрел на едва примятый папоротник или чуть надорванные листочки и другие, видные лишь ему приметы, а после вновь уверенно шагал вперёд.

Чуть позади, то и дело пригибаясь, чтобы избежать столкновения с нависающими сучьями, ехал Им-Трайнис. На могучем левом плече покоились два копья: собственное и принадлежащее Дерелу. От украшенной серебром передней луки седла тянулся повод серого коня Ук-Мака, мягко ступавшего позади жеребца Бела.

Замыкал вереницу Сиоайл. Покачиваясь в седле, менсаконец словно дремал, полуприкрыв глаза. Внезапно он встрепенулся:

– Впереди что-то… вероятно, крупный зверь.

Почти одновременно с его словами, резко остановился Ук-Мак. Им-Трайнис натянул повод:

– Что такое?

– Прислушайся, – тихо сказал пограничник. Подняв голову, потянул носом. После пригнулся и вновь принюхался. – Мертвечина. Похоже, кому-то пришлась по вкусу… Бел, подай-ка копьё.

– А я-то думаю, чего конь артачится, – Им-Трайнис спешился, протянул другу оружие. – Волки? Медведь?

– Медведь, – эхом пропел Сиоайл.

– Обойдём? – предложил Бел.

Ук-Мак, удерживая копьё двумя руками, словно изготовившись к бою, вглядывался в заросли впереди, как будто мог что-то увидеть. Голос звучал сумрачно:

– Следы ведут в ту сторону. Мыслю, лакомится косолапый не оленем и не подсвинком. Нужно посмотреть.

– Пугнём зверя?

– Не выйдет. Он нас почуял раньше, чем мы его услышали. Но не ушёл…

– Значит, придётся поохотиться.

– Ага, – согласился пограничник. – Вот только копья – не рогатины. Помни об этом и будь осторожнее.

Оставив слова друга без ответа, Им-Трайнис, шурша листвой, пошёл вперёд.

– Погодите! – раздался позади оклик Сиоайла. – Я помогу с этим.

– Благодарствуем, – обернувшись, широко улыбнулся Ук-Мак. – Но лучше побудьте здесь. При вас даже ножа нет, а медведь – соперник грозный.

– Я не собираюсь сражаться с ним, – возвращая улыбку, сообщил менсаконец. – У меня другие методы.

Легко спрыгнув с лошади, он привязал повод к толстой ветви поваленного дерева. Выудил что-то из сумки, а после проворно рванул вперёд, удивив пограничника неожиданной ловкостью. Если идущего по лесу Им-Трайниса Дерел мог уподобить палице, с грохотом колотящей по броне, то Сиоайл походил на тонкий кинжал, проскальзывающий в уязвимое место доспеха. Бесшумно ступая по лесной подстилке, менсаконец петлял между деревьями и кустами, ухитряясь не задеть ни единого листочка. Бел даже не заметил, как Сиоайл настиг его, а затем и обогнал.

Спохватившись, Ук-Мак поспешил следом, опасаясь за жизнь маленького чужестранца.

К вытянутой с запада на восток поляне все трое вышли почти одновременно. Игнорируя предостерегающие крики рыцарей, Сиоайл устремился к большому медведю, рвавшему человеческое тело. Увидев менсаконца, зверь поднялся на задние лапы. Бел и Дерел кинулись к нему, выставив копья, надеясь отогнать от безрассудного спутника. Но Сиоайл оказался быстрее. Находясь в пяти шагах от медведя, он взмахнул рукой, рассеивая порошок – в этот раз зелёный. Медведь с ворчанием принюхался, упал на четвереньки и, ломая кусты, бросился прочь.

– Что вы сделали? – спросил менсаконца поражённый Ук-Мак. – Бурый сбежал, словно ему подожгли зад!

– Этот порошок отпугивает хищников, – безмятежно ответил Сиоайл. – Теперь здесь до первого дождя не появятся ни медведи, ни лисы, ни волки.

Покуда Дерел болтал с гостем Арп-Хигу, Им-Трайнис, опираясь на копьё, стоял поодаль, убеждая себя, что без магии менсаконца им с другом могло не поздоровиться. Довольно быстро Бел осознал, что всё равно не в силах перебороть отвращение к волшебству. Тихо выругавшись, решил отвлечься от неприятных мыслей, осмотрев лежавшие на поляне тела.

Мертвецов было пятеро. Судя по виду, первым их нашёл не медведь, а звери помельче: шакалы или волки. Трое при жизни носили кольчуги – у них сильнее всего пострадали лица и конечности. Один убитый – тот, от которого отогнали медведя, – был в гамбезоне. Плотная ткань с набивкой не устояла против клыков и когтей, поэтому павший воин лишился внутренностей. Последний, то ли не успевший нацепить броню, то ли не имевший её, пустился в погоню в одной лишь рубахе. Этого бедолагу зверьё буквально разодрало на части, растащив по разным концам поляны.

Людей, искалеченных или погибших из-за нападений животных и чудовищ, Им-Трайнис видал не раз. С этими же не был даже знаком, поэтому воспринимал страшную картину совершенно бесстрастно. Больше эмоций вызвало то, как убили воинов. Или, точнее, чем.

В теле каждого мёртвого бойца торчали по две-три длинные стрелы. Ещё несколько лежали на земле, судя по всему, выпавшие из растерзанных зверями кусков плоти. Подняв одну, Бел аж присвистнул.

Идеально прямая, с вытянутым трёхгранным наконечником, стрела была целиком отлита из бронзы. Работа поражала: на древке просматривались линии волокон, а в оперении вырисовывалась мельчайшие щетинки. Но ещё больше воина изумляло то, как кто-то сумел выстрелить такой тяжёлой штукой.

– Враги устроили засаду, но после не ограбили, – раздался голос Ук-Мака.

Им-Трайнис обернулся и увидел товарища, стоящим на колене возле трупа в кольчуге. В руке пограничник держал вымазанный засохшей кровью кошель с монетами.

– Это точно не кочевники, – продолжал Дерел, – готов прозакладывать свой меч. Те взяли бы всё: и оружие, и броню, и одежду. На этих людей напал кто-то другой. Но кто?

– Видел стрелы?

Ук-Мак кивнул:

– Не торчи они перед глазами, ни за что не поверил бы, что такое возможно. Ладно сделать, но использовать…

Бела обожгла догадка:

– Сиоайл, этим выстрелили посредством колдовства?

– Да, но не так, как вы подумали, – менсаконец выглядел необычайно мрачно. На несколько ударов сердца он умолк, точно в нерешительности. А когда заговорил, музыкальная речь зазвучала погребальной песнью: – Не на миг не желаю оскорбить вас, господа, но и не могу скрыть угрозу. Мои худшие опасения подтвердились. Вы не боитесь гибели, но то, с чем мы столкнёмся, может быть куда хуже. Ещё не поздно вернуться в Эмайн.

– Оставьте, достопочтенный Сиоайл, – просто ответил Дерел. – Не скажу за Бела, а мне сложно представить участь хуже смерти. Но даже если подобное и возможно в этом мире, мы не отступим… Ежели, конечно, вы не надумали вернуться в Фирайве за подмогой.

Менсаконец посмотрел на него с уважением:

– Видно, не зря в этих землях говорят, что рыцари – лучшие из людей!

Ук-Мак с Им-Трайнисом рассмеялись.

– Как бы ни льстили такие слова, – сказал Бел, – истинны они лишь отчасти… Но давайте поговорим о подобном когда-нибудь позже, за кружечкой в «Огоньке». Теперь же нужно определить, как поступим дальше. Дерел, в лагере ты говорил о семерых-девятерых, а тут только пятеро…

– Возможно, остальных взяли в полон, – с сомнением произнёс пограничник.

Опустившись на четвереньки, он принялся осматривать землю. Ведомый чуть ли не призрачными приметами, переместился к краю поляны, затем углубился в заросли.

– Шестой! – донёсся оттуда его голос.

Им-Трайнис поспешил к другу. Раздвинув кусты, увидел лежащего на животе воина в кольчуге. Его правая рука была подогнута под грудь, левая, с отъеденной кистью, тянулась вперёд. В спине торчали две бронзовые стрелы, ещё одна на треть проникла в затылок.

– Пытался убежать, – прокомментировал Ук-Мак, глядя на обезображенное лицо мертвеца. – Пойдём, других следов здесь нет.

Вернувшись к Сиоайлу, рыцари немногословно сообщили о находке. После Бел отправился за лошадьми. Дожидаясь его, Дерел вновь рассматривал убитых, но теперь не как следопыт.

– Негоже так их оставлять, – сказал он менсаконцу. – Схоронить бы.

– Им уже безразлично, – печально ответил Сиоайл. – Нам же следует спешить. Но после, если судьба окажется на нашей стороне, мы сюда ещё вернёмся.

Рыцарь кивнул.

– Ваша магия защитит от зверья того, что в кустах? – поинтересовался он после паузы.

– Не уверен, – рассеянно проговорил синеглазый волшебник. – Если порошок залетел туда – возможно. Если нет…

– Чего гадать, – Ук-Мак направился к неудачливому беглецу.

Подхватив воина под мышки, выволок из зарослей и подтащил к остальным телам.

– Идём дальше? – на поляне появился Им-Трайнис. – Дерел, что там со следами? Сумеешь отыскать?

– Шутишь? Они десяток лошадей провели. Тут дорога теперь, как от Фумина до Нивореда.

Бел с сомнением оглядел лес, со всех сторон казавшийся одинаковым.

– И как ты тут чего находишь?

Ук-Мак поднял с травы своё копьё и вручил товарищу:

– Отцовский замок стоял на краю леса, мой верный оруженосец! Я, считай, вырос в чаще…

– Дай угадаю: волки были твоими товарищами по играм? А играли вы в салки, и ты оленем от них убегал? А манерам тебя и вовсе учил медведь?

– Откуда знаешь? – весело подмигнул Дерел. – Хотя, глядя на твою образину, думаю, что ты и был тем медведем…

Покинув поляну, рыцари прекратили дружескую перебранку. Как и прежде, пограничник показывал путь, сверяясь с одному ему понятными знаками. Бел внимательно наблюдал за окрестностями, приняв на себя обязанности дозорного. Сиоайл, как и прежде, ехал с закрытыми глазами.

Следы уводили отряд всё глубже в лесные дебри. Воины с менсаконцем двигались без остановок до самых сумерек. Лишь когда Ук-Мак сообщил, что больше не в силах что-либо рассмотреть, путники задумались о ночлеге.

Пока Дерел осматривался в поисках подходящего места для лагеря, рыцарь графа Арп-Хигу стоял, озираясь.

– Вас что-то тревожит, господин Им-Трайнис? – певуче спросил Сиоайл, заметив кислое выражение его лица.

– Не пойму, – отозвался Бел, продолжая крутить головой. – Вроде всё спокойно, но видит Ильэлл, не хочется здесь оставаться. Прям душа не на месте…

– Опасаешься, что нас перебьют, как тех ратников? – услышал его слова Ук-Мак. – Тоже о том думал. Но деваться некуда. Станем караулить по очереди.

– Да не то, чтобы… – не закончив мысль, Им-Трайнис умолк, оглаживая большим и указательным пальцем светлые усы и уставившись куда-то между стволами ближайших деревьев. – Не знаю, как и сказать. На сердце, что ли, муторно… И словно тянет отсюда.

Пограничник немного удивлённо поглядел на друга, за которым раньше не водилось подобной неуверенности. Тот же продолжал таращиться в одну точку, будто прислушиваясь к чему-то, что не улавливали остальные. Внезапно рыцарь тряхнул головой и даже слегка усмехнулся:

– Ну да ладно. Нападут – отобьёмся!

Ук-Мак кивнул:

– Сами не услышим – кони знак подадут… Как думаешь, стоит огонь разжигать или без него обойдёмся?

Им-Трайнис погрузился в размышления. Воспользовавшись моментом, в беседу вступил Сиоайл:

– Ежели, господа, вас тревожит ночёвка под открытым небом, быть может, стоит перебраться в укрытие? Здесь неподалёку есть какое-то строение – мы миновали его не так давно. По моим ощущением, там никого нет…

– Какое строение?! – подозрительно прищурился пограничник. – Я ничего подобного не видел.

– Мы прошли справа от него, – спокойно ответил менсаконец. – С земли его сложно было рассмотреть: я заметил кусочек стены с коня.

Ук-Мак обшаривал лицо чародея настороженным взглядом. Он не верил, что мог не заметить дом, проходя мимо. А Им-Трайнис неожиданно оживился:

– Добрая мысль, почтенный Сиоайл! Где вы видели то, что может стать нашим приютом? Найдёте дорогу?

– Разумеется, – менсаконец чуть поклонился. – Если уважаемый проводник не будет возражать.

Бел с вопросом во взгляде уставился на товарища.

– Хорошо, – сдался тот. – Идём.

Тени Маашрага III

Дом, о котором говорил синеглазый чужеземец, действительно оказался не очень далеко. Наполовину скрытый массивными стволами деревьев, с двускатной крышей, почти полностью утонувшей в листве, тихий и тёмный, он словно притаился среди густых сиренево-серых теней.

Им-Трайнис обменялся с Дерелом несколькими короткими фразами. После шепнул Сиоайлу, чтобы тот оставался на месте и не шумел.

Обнажив мечи, рыцари направились к дому. Первым шёл Ук-Мак. Быстро перемещаясь от одного ствола к другому, умело пользуясь кустами как укрытием, он двигался легко и почти бесшумно, точно лесной дух.

Бел держался позади, прикрывая товарища. Шагал воин тяжелее, то и дело задевая торчащие со всех сторон ветки. Глядя на него, Сиоайл думал, что Им-Трайнис подобен закованному в железо медведю.

Оказавшись на расстоянии дюжины шагов от строения, пограничник на несколько мгновений пропал из поля зрения менсаконца. Через пять ударов сердца Сиоайл увидел Дерела осторожно крадущимся вдоль потемневшей от времени и сырости бревенчатой стены. Обогнув угол, Ук-Мак исчез из виду. Вскоре послышался приглушённый треск, а следом – скрип застоявшихся петель. Тут же раздался шорох и хруст веток: Им-Трайнис, практически не скрываясь, рванул к другу.

Некоторое время в лесу царил покой. Будто перешёптываясь, тихо шелестела листва; коротко перекликались птицы. Вдали однообразно звучали выклики кукушки.

Раздались и стихли голоса. Вывернув из-за угла строения, Им-Трайнис открыто направился к менсаконцу.

– Дом заброшен, похоже, – сказал Бел приблизившись. – Дерел говорит, дверь кто-то доской заколотил – наверно, чтобы звери внутрь не забрались. Внутри темно, но вроде пусто.

Взяв лошадей под уздцы, рыцарь повёл их к срубу.

Ук-Мак стоял у входа, вглядываясь в чащу. Услыхав поступь животных и фырканье, повернул голову.

– Думаю, куда нам коней девать. Дверь узкая и низкая, лошадь не пройдёт. Снаружи оставить – не ровён час, волки зарежут.

– Если кто подкрадётся – шум поднимется. Тогда выйдем и разберёмся, – отмахнулся Бел.

– Не беспокойтесь, – Сиоайл сунул руку в сумку. – Опасные животные к ним не приблизятся…

Сруб представлял собой вытянутый четырёхстенок, разделённый внутри на три смежные комнаты. Вход, расположенный в одном из торцов дома, вёл в первую из них, служившую сенями. Сейчас помещение пустовало и в свете небольшого свечного фонаря, извлечённого Сиоайлом из перемётной сумы, выглядело запущенным и мрачным.

– Пойдём, глянем, что дальше, – буркнул Им-Трайнис, налюбовавшись на голые стены и углы, украшенные паутиной.

Лишь только троица оказалась во второй комнате, раздался непонятный шум, и на людей набросилось множество летающих существ. Издавая пронзительные цокающие звуки, твари тенями суматошно метались в полумраке, били в лица и царапали шлемы.

В колеблющемся свете свечи блеснул клинок пограничника. Четырежды лезвие прорезало воздух – и на дощатый пол рухнули четыре рассечённых тела.

– Нетопыри, – наклонившись, чтобы рассмотреть, сказал Им-Трайнис.

– Почтенный Сиоайл, – ткнув мечом вверх, Дерел пригвоздил к потолку пятую мышь, – ваш порошок не может отогнать и эту нечисть?

– Увы, нет, – менсаконец поднял фонарь повыше. – Придётся избавиться от них обычным способом.

Отделавшись от летучих мышей, воины осмотрелись.

Средняя комната оказалась самой большой из всех. Ее правую половину занимал квадратный стол, подле которого торчал единственный табурет. Чуть дальше, вплотную к стене, стояла лавка. Над ней, у самого потолка виднелось узкое отверстие, шириной в ладонь и длиной в две. Именно через него внутрь залетали нетопыри.

В противоположной части комнаты находился небрежно сложенный закопчённый очаг. На полу возле него в беспорядке валялось несколько поленьев.

Как и в сенях, в комнате немало потрудились пауки. Добавили грязи и летучие мыши, чьи погадки покрывали все горизонтальные поверхности.

Последнее, дальнее от входа помещение мало отличалось от сеней. Убедившись, что в нём никто не скрывается, Ук-Мак вернулся в комнату со столом.

– Не постоялый двор, но лучше, чем сон под открытым небом, – бодро сказал он спутникам.

Им-Трайнис, в задумчивости застывший возле печи, рассеянно кивнул. Затем вновь чуть склонил голову, будто прислушиваясь к чему-то едва уловимому.

– Что такое, Бел? Чуешь чего?

В этот раз рыцарь Арп-Хигу встрепенулся, моргнул, точно после сна. С едва заметным удивлением взглянул на друга. Улыбнулся чуть отстранённо, словно мысленно ещё где-то блуждал:

– Прости. Похоже, умаялся я…

Дерел глянул с сомнением: он дружил с Им-Трайнисом ещё до приезда в приграничье, и не знал воина сильнее и выносливее.

– Ложись, коли так. Отдохни. Я всё равно первым собирался караулить.

Пока рыцари осматривали дом и беседовали, Сиоайл очистил стол, лавку и табурет. Расстелив тряпицу, выложил полголовы твёрдого сыра, хлеб и пригоршню чищеных орехов.

– Угощайтесь, господа, – он приглашающе указал на еду.

Им-Трайнис подвинул стол ближе к лавке и уселся.

Пограничник направился в сени, где лежали сёдла и прочая амуниция:

– Погодите, у меня тоже кое-что есть.

Проверив тяжёлый засов на двери, вынул из седельной сумы продолговатый свёрток и флягу. Вернувшись в большую комнату, опустил на стол.

– Что это? – поинтересовался менсаконец, увидев тёмный прямоугольный брусок, извлечённый Дерелом из промасленной ткани.

– Вифда, – Ук-Мак вынул нож и отрезал несколько тонких ломтиков. – Перетёртое сушёное мясо, толчёные ягоды, овсяная мука и жир. Ни один ратник без этого, да без сухарей в дорогу не пустится.

– Не ел сей гадости с тех пор, как перешёл на службу к его сиятельству, – Им-Трайнис ухватил кусок вифды. – Мм, а у тебя даже и ничего.

– Возвращайся в королевское войско и будешь лакомиться хоть каждый день!

– Увы, мой друг, это невозможно, – хохотнул Бел. – Я слишком привык к графским пирам…

Когда настало время спать, рыцари предложили менсаконцу лечь на лавке.

– Благодарю, господа, вы очень любезны. Но мне хватит местечка в уголке.

Бросив на пол попону, Сиоайл уселся, скрестив ноги.

– Мирной ночи, – пропел он, глубже надвигая капюшон.

– Мирной, – откликнулись воины, с удивлением глядя на застывшего в неподвижности волшебника.

– Давай и ты, – сказал Белу Ук-Мак, присаживаясь на табурет.

Вытащив меч, он принялся протирать и без того идеально чистый клинок.

Сняв пояс с ножнами, Им-Трайнис притулил оружие на краю стола, а сам вытянулся на лавке. Лёжа на спине и подложив под затылок ладонь, он около десятка ударов сердца разглядывал доски потолка. Незаметно для себя рыцарь уснул.

Пробудился Бел, как зверь: резко, готовый действовать. Толчком сел, огляделся.

Ук-Мак спал, навалившись грудью на стол и уткнув лицо в сложенные руки. Сиоайла не было на месте. Стояла тишина, лишь ветви деревьев иногда приглушённо царапали кровлю. Где-то далеко – на пределе слышимости – тянул мрачную песнь волк.

Рыцарь поднялся, стараясь не разбудить товарища. Опоясался мечом и, мягко ступая, двинулся в сени. Менсаконца там не оказалось, дверь была по-прежнему надежно заперта. Предположив, что гость графа отчего-то решил перебраться в маленькую комнатку, Им-Трайнис заглянул и туда. Рыцаря охватила тревога пополам с удивлением, когда выяснилось, что дальнее помещение тоже пустует. В смятении дергая себя за ус, Бел направился назад, намереваясь сообщить Ук-Маку о пропаже чудодея.

Перешагнув порог, Им-Трайнис окаменел: друг исчез, а на лавке у стены неподвижно сидели незнакомые воины. Высокие, бронзовокожие, широкоскулые, облачённые в невиданные доспехи из шестиугольных пластин, соединённых между собой кольчужным плетением. На головах чужаков матово отблескивали округлые шлемы, с двумя рядами коротких конических шипов, шедших накрест от уха до уха и ото лба до затылка. На поясе у каждого висели короткие, широкие мечи с необычными навершиями в виде голов рептилий.

При появлении Бела воины синхронно повернули головы, уставившись на рыцаря жуткими глазами, отливающими металлом. Рванув меч из ножен, Им-Трайнис с рычанием бросился вперёд… и проснулся. Приподнялся, ощущая тяжёлое сердцебиение. Кинув по сторонам быстрый взгляд, с облегчением убедился, что менсаконец всё так же оцепенело дремлет в углу, а Ук-Мак, облокотившись о стол, меланхолично жуёт кусочек вифды. В окошко тянуло холодной сыростью. Где-то совсем рядом монотонно стрекотал сверчок.

– Всё тихо? – охрипшим со сна голосом спросил Бел.

Пограничник коротко кивнул:

– Порядок. Спи, твоё время ещё не пришло.

Окончательно успокоившись, Им-Трайнис взял флягу, зубами вытянул деревянную пробку. Тепловатая вода почти не чувствовалась во рту и у Бела на миг возникло ощущение, будто он по-прежнему спит. Тряхнув головой, рыцарь украдкой сложил пальцы в фигуру, защищающую от зла. Опустился на лавку, глубоко вдохнул и закрыл глаза…

Разбудил воина непонятный звук. Им-Трайнис вскочил, рыская взглядом по полутёмной комнатке.

Дерел крепко спал, похрапывая из-за неудобной позы; менсаконец куда-то пропал. По бревенчатым стенам метались тени и всполохи от колеблющегося света свечи.

Начиная злиться, Бел беззвучно выругался. Вынул меч, тихонько прокрался к входной двери. Убедившись, что засов невредим и на месте, прислушался. В доме слабо потрескивала свеча, негромко храпел Ук-Мак. Снаружи ухал филин, да ветки скребли крышу.

Не понимая, явь вокруг или снова сон, рыцарь решил разбудить друга, чтобы вместе разобраться в происходящем.

Переступая порог большой комнаты, Им-Трайнис невольно напружинился, готовясь к бою. С облегчением обнаружив спящего Дерела, чуть расслабился. Шагнув к товарищу, уже протянул руку, чтобы толкнуть в плечо, но замер, услыхав шорох, донёсшийся из дальнего помещения.

– Почтенный Сиоайл? – вполголоса позвал Бел.

Не получив ответа, рыцарь перевел клинок в позицию, удобную для выпада, и крадучись двинулся к темному проему. Чуть замедлив шаг у входа, словно собираясь остановиться, Им-Трайнис вдруг стремительно впрыгнул внутрь. Резво меняя местоположение, огляделся. С раздраженным ворчанием опустил меч: сражаться было не с кем. Менсаконца в помещении также не наблюдалось.

Сверху донесся звук, похожий на тот, что разбудил рыцаря. Запрокинув голову, Бел увидел тонкие, тускло светящиеся линии, образовывавшие квадрат.

– Сиоайл? – вновь кликнул Им-Трайнис, предположив, что спутник забрался на чердак.

Не получив ответа, воин решил откинуть крышку мечом, чтобы привлечь внимание менсаконца. Лишь только он вынул клинок из ножен, люк мягко, практически беззвучно, поднялся. В приглушённом сиянии не видимых Белу свечей, опустилась лёгкая узкая лесенка. Убедившись, что перекладины выдерживают его вес, рыцарь вскарабкался наверх.

По площади чердак был равен дому, но казался меньше и теснее из-за нависающих скатов. Кровля располагалась так низко, что даже посередине, под растрескавшимся коньковым бревном, Белу приходилось стоять, ссутулившись и склонив голову.

Дальний конец помещения тонул в темноте. Им-Трайнис едва заметил это: внимание воина поглотил широкий круг из множества восковых свечей. В центре огненного кольца располагалось низкое ложе, застеленное узорчатыми покрывалами. На нём в изящной позе сидела девушка с пышной гривой вьющихся чёрных волос. Её свободное полупрозрачное одеяние пронизывал свет, обрисовывая стройную, чуть суховатую фигуру. Увидев рыцаря, девушка улыбнулась, призывно протягивая руку.

Не осознавая, что делает, Бел подался навстречу. Перешагнув заколебавшиеся огоньки, опустился на колени рядом с ложем. Узкие ладони девушки легли на мощные, закованные в железо плечи рыцаря. Им-Трайнис, в свою очередь, нежно приобнял незнакомку, ощутив скользкую гладкость тонкой ткани и одновременно с этим – жар тела.

– Кто ты? – спросил Бел, вглядываясь в нездешнее лицо с прямым, чуть загнутым книзу носом, широким ртом с губами цвета тёмной вишни и непроницаемыми чёрными глазами.

Слегка наклонив голову вбок, девушка поцеловала его: сначала нежно, а потом с неожиданной страстью. Оторвавшись от рыцаря через бесчисленное количество ударов сердца, приблизила губы к уху Им-Трайниса. Кожу воина обожгло горячее дыхание:

– Гоар.

– Что ты здесь делаешь?

– Провожаю свою жизнь, – девушка произносила слова тягуче, низким грудным голосом. Увидев, что Бел собирается задать очередной вопрос, нежно закрыла его рот пальцами. – Так или иначе, это моя последняя ночь. Не желаю, чтобы она прошла в разговорах…

Им-Трайнис не понял, как оказался без доспехов и одежды. Впрочем, рыцарь не задумывался об этом, всецело поглощённый Гоар. Он наслаждался каждым её движением, жадно ловил звуки дыхания и голоса, с замирающим от восторга сердцем ощущал запах и вкус… Происходящее между ними казалось воину удивительно прекрасным, более глубоким и ярким, нежели то, что он испытывал во время близости с другими женщинами.

– Ты прекраснее богини… обожаю… никому тебя не отдам… – исступлённо шептал рыцарь.

Гоар лишь сладко стонала в ответ. А после, в краткие мгновения отдыха, с непостижимой улыбкой, изгибавшей сочные губы, смотрела на обезумевшего от страсти Бела.

Им-Трайнис забыл обо всём на свете и потерял счёт времени. В голове начало слегка проясняться лишь после того, как Гоар упёрлась вытянутой рукой в широкую грудь воина:

– Хотела бы я, чтобы это продолжалось вечно, огонь моего сердца! Но наше время на исходе. – Страстное выражение на лице девушки сменилось отстранённо-печальным: – Освободи меня…

– Что?

Гоар уселась, скрестив ноги и опустив голову. Тяжёлые густые локоны почти полностью скрыли лицо.

– Имя человека, которого вы ищете – Ронзешт. Ты должен убить его. Это единственный способ…

– Кто он? И почему ты желаешь его смерти?

Бел уселся позади неё, нежно обхватив руками и прижимая к себе. Девушка, буквально утонувшая в объятиях могучего рыцаря, запрокинула голову и грустно улыбнулась.

– Мастер-чародей. Если верить его словам – последний из моего города.

– Твоего города? – переспросил Им-Трайнис, чувствуя, как волосы Гоар щекочут грудь.

– Маашраг – прославленный город магов, похищающих тела и души. Разве ты не знаешь о нём? – удивилась собеседница.

– Впервые слышу, – нахмурился рыцарь. И тихо процедил: – Маги…

– О да! – неправильно поняв его чувства, воскликнула Гоар. – Мастера-чародеи сделали искусство магией – и наоборот. В Маашраге живут лучшие на всём свете рисовальщики, чеканщики, резчики, скульпторы, способные творить подобно богам. Только боги создают людей и животных, а мастера-чародеи – парсуны: волшебные подобия, способные подчинять выбранных существ…

Им-Трайнис до сих пор упивался лицезрением Гоар и всем, что она делала, но эти слова точно царапали что-то в душе. Ему казалось неправильным сравнивать небесных создателей с теми, кто способен лишь порабощать. И уж точно восхищения подобные колдуны не заслуживали.

– А где находится Маашраг? – поинтересовался он, меняя тему.

– Там… где он стоит, – озадаченно проговорила Гоар. – В долине меж древних гор, среди садов и озёр…

– В каких краях? Как зовутся те земли?

Девушка словно не понимала, о чём спрашивает воин.

– Земли? Никак. Всё вокруг – владения Маашрага. Все живущие там – его слуги и данники. В какую сторону ни пойди – всюду правят мастера-чародеи… – Голос Гоар стал тише, в нём зазвучало сомнение: – Или правили?.. Ронзешт говорил о большой войне и падении великого Маашрага. О том, что немногие владыки уцелели и стали гонимыми беглецами. Рассказывал, как за столетия истончилась цепь посвящённых, покуда он не остался один – последний ученик, последний мастер…

– Ты сказала, что тоже из Маашрага. Значит, он не последний, – подметил Бел.

– Я… – Гоар подтянула колени к груди и с десяток ударов сердца молчала, повесив голову. – Меня давно нет в мире живых. Бо́льшая часть моей силы рассеяна. Ныне я – лишь шепчущий дух…

– Не понимаю, – нахмурился рыцарь.

– Мой род – один из самых известных среди мастеров-чародеев. Наши владения обширны, а количество невольников – людей и животных, – многим внушает зависть. Когда отец отправился в небесный дом предков, я должна была получить огромную власть. Для многих подобное стало бы пределом желаний. Для меня же – всего лишь ступенькой к подлинному величию… Ты даже не можешь представить, какие у меня были планы! – Гоар вскинула голову, уставившись в темноту. Её глаза загорелись – и вовсе не отражённым светом свечных огоньков. – Всё, все замыслы и надежды разрушил родной дядя! Он воззвал к Совету тринадцати безликих, напомнив древний закон, по которому большие родовые состояния может наследовать лишь отпрыск мужского пола, либо ближайший кровный родич. И меня лишили сокровищ, накопленных поколениями предков! Оставили только усадьбу и деньги на жизнь… В бешенстве я решила ответить ударом на удар. Ночью подготовила ритуал и напала на дядю, собираясь подчинить себе…

Оказалось, старый хитрец ожидал подобного и хорошо подготовился. Одержав верх, дядя сам заключил меня в бронзу, создав парсуну. При этом не лишил воли, как это делается обычно. Поначалу я полагала – из милосердия. Но после бессчётного времени, проведённого в холодной сумрачной пустоте, засомневалась в дядином великодушии. Я была на грани безумия – а может, даже шагнула за черту. Окончательно не сошла с ума, лишь погрузившись в подобие сна.

Не знаю, сколько лет прошло, прежде чем Ронзешт вырвал меня из бесконечных грёз. Он страшно удивился, воплотив не покорного раба, а мастера-чародея – путь и лишённого силы.

Поначалу Ронзешт даже обрадовался, найдя кого-то, с кем мог поговорить. Он вызывал меня и подолгу рассказывал о гибели Маашрага, которого никогда не видел воочию; о скитаниях поколений беглецов; о том, как иные сдавались, отрекались от наследия и растворялись среди чужих народов… Ронзешт говорил, что стал последним прямым потомком выходцев из Маашрага. Его мать и отец принадлежали к школе чеканщиков – подобно моему роду…

Беседуя с Ронзештом, я поняла, что многие чародейские знания и умения были утеряны. А однажды, наблюдая за работой Ронзешта, полагавшего себя сильным магом, сказала, что в Маашраге он был бы, самое большее, скверным подмастерьем.

Ронзешт разозлился и попытался подчинить меня. Я лишь смеялась над его потугами: даже с жалкими остатками былых способностей, защититься от такого нападения ничего не стоило. Жаль, мне не хватало мощи завладеть им самим…

Осознав, что не сумеет справиться со мной, раздосадованный Ронзешт счёл мою парсуну бесполезной и бросил здесь вместе с другими, не поддававшимися его чародейству, – девушка вяло указала в сторону.

Повернув голову, Бел разглядел на полу у стены россыпь тускло поблескивающих металлических пластин.

– Так ты тоже колдунья? – спросил он с еле уловимым ожесточением в голосе.

– Да, – спокойно ответила Гоар. Возбуждение, вызванное воспоминаниями, рассеялось. Обмякнув, девушка откинулась назад, опираясь затылком о грудь воина. – Чувствую, ты недоволен этим. Не тревожься – это всё давно в прошлом. Теперь я настолько слаба, что едва дозвалась тебя…

– Разве ты меня звала? – удивился Им-Трайнис.

Гоар отрешённо улыбнулась:

– Как, думаешь, оказался здесь?

– Мы проходили мимо и решили заночевать…

Улыбка Гоар стала шире и холоднее.

– Почему ты выбрала меня из всех?

– Один из вас очень странный: его ум постоянно ускользает, словно находится здесь и одновременно где-то ещё, – задумчиво ответила собеседница. – Такого я не встречала раньше… А из двоих оставшихся ты выглядел могучим, словно дракон!

– Только потому? – неожиданно для себя, воин ощутил горечь.

– Нет, – Гоар вновь улыбнулась, но теперь искренне, задорно. – Ещё из-за того, что ты очень понравился мне. Кажется, ты именно тот мужчина, о котором я когда-то мечтала…

Во время беседы Им-Трайниса словно разрывало на две части. Глубоко внутри происходящее вызывало едва осязаемую тревогу: тягучую, похожую на чёрную смолу, медленно обволакивающую душу. Магия, чародеи, рассказ Гоар, да и сама девушка – будоражили и даже пугали. Одновременно сердце рыцаря начинало учащённо биться от каждой улыбки Гоар. Бел желал девушку, восхищался её изяществом, хотел сжать в объятиях и никогда больше не отпускать. И когда она призналась в симпатии, у Им-Трайниса от радости перехватило дыхание и закружилась голова.

– Что вообще нужно этому Ронзешту? – совладав с эмоциями, поинтересовался рыцарь.

– Что нужно всем мастерам-чародеям? – вопросом на вопрос ответила Гоар. – То же самое, что и обычным людям: власть и богатство. Ронзешт долго скитался, пока не нашёл подходящее место. Отсюда начнёт расти его королевство… если ты не остановишь будущего владыку, пока он не набрал силу.

Бел с трудом мог думать о чём-то, кроме красоты Гоар. Сжав зубы, воин закрыл глаза, чтобы не видеть девушку и хоть немного очистить мысли.

– Ежели он – последний из твоего народа, отчего ты желаешь его поражения? – спросил рыцарь, ощущая густой цветочный аромат, исходящий от девушки.

– Я мечтаю о свободе, – Гоар неторопливо провела пальцами по руке Им-Трайниса, и тот почувствовал, как вновь нарастает вожделение. – Если Ронзешт не солгал, и он действительно последний, его смерть рассеет магию чеканщиков и выпустит на волю все души, заключённые в бронзовых парсунах.

– И что с тобой станет?

До белизны сцепив пальцы рук, Гоар уставилась в неведомую даль и долго молчала.

– Не знаю, – тихо промолвила она, наконец. – Отправлюсь туда, куда уходят все мёртвые. Быть может, на суд богов… Что бы меня ни ожидало, это лучше вечного заточения в нигде.

Неуловимым движением вывернувшись из объятий Им-Трайниса, Гоар встала на колени лицом к рыцарю и положила руки ему на плечи. Бел заворожённо глядел в тёмные сверкающие глаза и ждал.

– Мой прекрасный воин, убей Ронзешта! – Девушка одновременно приказывала и молила. – Пусть его кровь омоет здешнюю землю!

У Бела от волнения пересохло в горле.

– Клянусь предками, я сделаю это, – хрипло сказал он.

Гоар кивнула.

– Слушай и запоминай. Раньше Ронзешт обитал в этом доме, но нынче рабы построили надёжное убежище, окружённое стенами. Без войска вам ни за что не взять его. К счастью, любая твердыня мастеров-чародеев – что лисья нора: у неё всегда больше одного входа. Даже здесь, во временном убежище, Ронзешт сделал тайный люк, ведущий на крышу. А в его новую обитель вы сумеете пробраться по подземному тоннелю. Вход в него находится в трёхстах шагах к северу от цитадели. Найдёшь его между обомшелым камнем и старым пнём. Будь настороже – лаз охраняет мартуб…

Рыцарь открыл рот, собираясь задать вопрос, но девушка остановила его, качнув головой.

– Прежде чем вы со спутниками покинете дом, найди и возьми с собой мою парсуну. В случае если Ронзешт одержит верх, разруби её своим мечом.

– Что тогда произойдёт? – с недобрым предчувствием спросил Бел.

– Мой дух будет уничтожен – раз и навсегда… Молчи! И выполни наказ без заминки и колебаний, будь это хоть последнее твоё деяние на земле. Не жалей меня: забвение лучше рабства у Ронзешта.

– Погоди, – нахмурился Им-Трайнис, – ты же сказала, что он не может тебя одолеть?

– Пока остатки силы со мной – нет. Но скоро их не будет, ибо я передам всё тебе, мой возлюбленный витязь.

– Нет! – Рыцарь подался назад, отчего руки Гоар соскользнули с широких плеч и упали плетьми.

– Не спорь со мной, – ровно и непреклонно проговорила она. – Пусть Ронзешт слаб в сравнении с былыми мастерами, у него сильные слуги. Многие из них – твари и люди – ещё из моего Маашрага. Тебе понадобится невероятная сила, дабы выстоять и сразить их нынешнего владыку. А для меня всё кончено. Недаром я сказала, что это моя последняя ночь… Не надо печалиться и скорбеть. Знай, услада моего сердца, я счастлива была согреться в лучах твоей любви, пускай она и навеяна моими чарами. В былые времена я непременно сделала бы тебя своим – навечно! Надеюсь, ты хоть изредка станешь вспоминать меня, когда магия рассеется… Теперь же прими мой прощальный дар!

Рыцарь застыл скалой, неспособный пошевелиться или вымолвить слово. Гоар на коленях подползла ближе, нежно обняла. Несколько ударов сердца Им-Трайнис смотрел в широко распахнутые чёрные глаза, чувствуя, что ещё чуть-чуть – и провалится в бездну, откуда нет возврата. За мгновение до неизбежного, Гоар опустила веки и впилась в его губы долгим страстным поцелуем…

Тени Маашрага IV

– Вставай, лежебока! – бодрый голос Ук-Мака вырвал Бела из дремы. – Уже светает, а ты всё дрыхнешь!

Щурясь, Им-Трайнис неловко поднялся с лавки. Посидел, приходя в себя. Перевёл взгляд на товарища, отметив смущённый и озадаченный вид Дерела.

– Чего не разбудил вовремя? Ты же всю ночь не спал, – проворчал Бел.

– В том-то и беда, что спал, – виновато ответил пограничник. – Уж не ведаю, как такое вышло. Доселе никогда в дозоре засыпал…

– Не корите себя, – послышался из угла музыкальный голос Сиоайла. – Это я решился дать вам отдохнуть. В сложившейся ситуации нам потребуются не только силы, но и рассудительность. А уставший ум бродит в темноте…

Рыцари настороженно уставились на менсаконца. Тот легко поднялся, точно не провёл всю ночь в одной позе. Подошёл к столу, одарил хмурящихся воинов открытым взглядом, ободряюще улыбнулся.

– Господа, мы попали в ловушку. Я размышлял, как нам выбраться, но должен признать поражение.

Бел заозирался, выискивая признаки угрозы. Ук-Мак опустился на табурет, буравя чужестранца пронзительным взглядом.

– Будьте любезны, объяснитесь, почтенный Сиоайл, – строго сказал он.

– Это была воистину необычная ночь, – ярко-синие глаза волшебника загадочно сверкали. – Вокруг дома болотным туманом клубилось колдовство. Нечто странное происходило и внутри…

– Вы говорили про ловушку, – вернул менсаконца к волнующей его теме Дерел.

– Возле дома засада, – сообщил Сиоайл. – Дюжина воинов с луками и мечами ожидают нас у дверей.

– Вы уверены? – засомневался Им-Трайнис. – Мой конь точно бы не подпустил чужаков…

– Наших лошадей околдовали и увели раньше, чем я сумел что-то сделать, – огорчённо ответил менсаконец. – После воины пытались выломать дверь, но я магически укрепил её и у них ничего не вышло. С того момента они ждут нашего появления, чтобы расстрелять, как ратников на поляне.

Рыцари переглянулись.

– Окон нет, стены толстые, – задумчиво произнёс Ук-Мак. – При других обстоятельствах мы могли бы не один день просидеть тут…

– Что мешает им спалить дом, когда наскучит нас подкарауливать? – поинтересовался Бел.

– Разве что опасение поджечь лес и привлечь внимание наших или кочевников. Вероятно, в конце концов, так и сделают, коли потеряют терпение, – отмахнулся Дерел. – Но это неважно. Нам всё равно придётся выйти: воды надолго не хватит… Может, дождаться ночи и попытаться прорваться в темноте? Или самим поджечь дом и выбраться под прикрытием дыма? Что так, что так, стрелять им будет сложно… Сиоайл, а вы не сможете отпугнуть их, как медведя? Или использовать ещё какую волшбу?

– Отпугнуть не выйдет – они не совсем живые. А чего-то другого мне придумать не удалось, – менсаконец невесело улыбнулся. – Увы, я не силён в битвах: ни обычных, ни магических.

– Чего же вы бросились искать колдуна? – с налётом неодобрения спросил Ук-Мак.

– Сначала следовало убедиться, что угроза существует. Когда это стало очевидным – нужно было спасать людей… Признаться, я рассчитывал на внезапность. Вдобавок, маги того рода, что противостоит нам, тоже не бойцы. Другое дело их творения…

При упоминании магии Им-Трайниса покоробило. И пока пограничник обсуждал варианты спасения с Сиоайлом, Бел прохаживался, пытаясь найти способ побега. Натолкнувшись взглядом на отверстие под потолком, рыцарь задумался, нельзя ли его расширить, чтобы выбраться наружу. Мысль о втором выходе, вызвало воспоминание о странном сне, чуть потускневшем в памяти из-за новостей менсаконца. Схватив огарок свечи, воин кинулся в дальнюю комнату, игнорируя вопросы спутников. Запрокинув голову, уставился на потолок. С заколотившимся сердцем разглядел знакомые очертания люка.

– Дерел, будь любезен, принеси табурет!

Поднявшись выше, Бел передал огарок Ук-Маку и сильным толчком ладони распахнул люк. Забравшись на чердак, рыцарь встал на четвереньки, протягивая руку за свечой. Распрямившись, ударился головой о крышу и с волнением осмотрелся.

Всё было таким, как во сне: низкое ложе, круг оплывших почти до основания свечей… Вот только свечи не горели, повсюду лежала пыль, со стропил свисала паутина, воздух пах не цветами, а затхлостью и мышиным помётом.

Им-Трайнис не понимал, что происходит. Поначалу он убедил себя, что встреча с девушкой – лишь удивительный яркий сон, оставивший на редкость сильное впечатление. Затем, обнаружив люк на чердак, решил, что ночное свидание могло оказаться настоящим. Сейчас же, глядя на запустение вокруг, рыцарь совершенно запутался. Обстановка была знакомой, но люди явно не появлялись здесь очень давно. Казалось, будто кто-то напустил на рыцаря морок, перемешавший грёзы и реальность.

– Ну что там? – подал снизу голос пограничник.

– Сейчас, – откликнулся Бел.

Обойдя ложе, он упал на колено перед горкой рассыпанных бронзовых пластин. Затаив дыхание, Им-Трайнис перебирал их, небрежно отбрасывая в сторону чеканные изображения человеческих лиц и фигур животных. Взявшись за очередную парсуну – овальную, размером с ладонь, – воин торопливо поднёс мигающую свечу ближе.

На покрытой патиной бронзе была изображена девушка в лёгком одеянии, позволявшем разглядеть стройную фигуру. Талантливый мастер удивительно чётко передал каждую линию, каждую складку. Лучше всего удалось лицо, казавшееся практически живым.

– Гоар… – выдохнул Бел.

Бережно спрятав парсуну в поясную сумку, рыцарь вернулся к проёму, ведущему вниз. Подхватил лежавшую рядом лестницу, спустил Ук-Маку. Не дожидаясь, пока друг поднимется, затопал по чердаку, изучая крышу.

Там, где проносился колеблющийся огонёк свечи, паутина вспыхивала с тихим потрескиванием и вонью. Не обращая внимания, Им-Трайнис обшаривал взглядом грубо отёсанные доски. К тому моменту, когда пограничник с менсаконцем забрались на чердак, он уже нашёл люк, ведущий на крышу.

Быстро разобравшись с простым запором, Бел попробовал приподнять крышку. Понаблюдав за его безуспешными попытками, Сиоайл тихо посоветовал:

– Не толкайте её, а сдвигайте. – Он жестами показал, что именно следует сделать.

Рыцарь подчинился, и люк с негромким скрипом слегка приоткрылся. В образовавшуюся щель повеяло сыростью и свежими запахами леса.

– Демоны, – вполголоса выругался Им-Трайнис. – Они услышат этот скрежет, если я продолжу. Сиоайл, вы что-то можете сделать?

Менсаконец развёл руками.

– Я отвлеку их, – заявил Дерел, направляясь к люку, ведущему вниз. Открывай по сигналу.

– Какому?

– Ты поймёшь, – ухмыльнулся пограничник, исчезая в квадратном отверстии.

Некоторое время менсаконец с Белом слышали, как он расхаживает внизу. Затем шум шагов сместился к сеням. После раздался грохот и треск ломающегося дерева, сопровождаемые дикими воплями Ук-Мака.

– Что он делает? – удивился Сиоайл.

– Судя по звукам, где-то возле двери ломает стол скамьёй. Или наоборот, – невозмутимо ответил Им-Трайнис, короткими рывками сдвигая крышку люка.

Полностью освободив квадратный проём, рыцарь задумчиво поглядел на свесившиеся внутрь дома ветви. Аккуратно раздвинув их, высунул голову. Вынырнув из листвы, сказал:

– Ветки закрывают всю крышу. Когда выберемся, нас не увидят. Но могут услышать.

Шум внизу стих. На чердаке появился Ук-Мак.

– Удалось? – Он уставился на свисающий пук зелени.

– Да, – кивнул Бел и повторил другу сказанное Сиоайлу.

Пограничник ненадолго задумался.

– Любезный Сиоайл, насколько надёжно вы укрепили дверь?

– Не владея магией, создания снаружи скорее сумеют выбить бревно из венца сруба, нежели откроют её, – улыбнулся менсаконец.

– Что ж, – Дерел присел, чтобы оторвать от пола несколько наиболее сохранившихся свечей, – в таком случае шансы у меня неплохие. Я продолжу шуметь, отвлекая внимание от вашего побега. Потом попробую выскользнуть и нагнать вас. Если меня заметят, уведу врагов в сторону.

– Это опасно! – тревожной песней прозвучало возражение Сиоайла. – Вы не сумеете справиться с таким количеством воинов и погибнете!

– Сначала им придётся выследить меня в лесу. А это не так просто, – безмятежно заявил пограничник. И добавил с воодушевлением: – Пожалуй, напоследок всё же подпалю дом. Их это озадачит. Да и в дыму скрыться проще.

– Вы не станете его отговаривать? – вопросительно поглядел менсаконец на Им-Трайниса.

– Бесполезно, он упёртый, – серьёзно ответил Бел. – К тому же, как по мне, план не из худших.

– Раз так, возьмите, – маленький волшебник, покопавшись в сумке, достал небольшой бумажный пакетик и протянул Дерелу. – Если соберётесь устроить пожар – киньте в огонь.

– Зачем?

– У вас будет много дыма.

– Благодарю, – с озорной улыбкой поклонился Ук-Мак.

Он сорвал с ложа покрывало и начал кинжалом кромсать на длинные ленты. Закончив, бросил Им-Трайнису:

– Подойди-ка сюда!

Бел приблизился и покорно стоял, пока друг тщательно обматывал его пыльной тканью.

– Вот, – отступив на шаг, с удовлетворением проговорил Дерел, разглядывая результаты своего труда, – разве не красавец?

Реплика Сиоайла прозвучала, словно шорох ветра в осенней траве:

– Гоподин Им-Трайнис похож на небывало крупную, грубо сделанную хиусскую мумию раннего периода.

Сравнение привело пограничника в восторг. Давясь смехом, он сказал:

– Зато теперь, ползая по крыше и бегая по лесу, Бел не будет звенеть, точно разваливающийся посудный шкаф.

– Полагаешь, эти узоры спрячут меня от вражьих взглядов? – скептично поинтересовался Им-Трайнис, рассматривая опутанные цветастыми лентами руки.

– Уж всяко лучше, чем сверкать бронёй, точно зеркальце феи, – парировал Ук-Мак. – Копьё возьмёшь?

– Да куда оно мне… Мечом обойдусь.

Дерел кивнул:

– Тогда не теряйте времени. Храни вас Ильэлл!

– И тебя, друг.

Ук-Мак, не оглядываясь, прошествовал к люку, ведущему вниз, и скрылся в тёмном отверстии. Вскоре Бел с Сиоайлом вновь услыхали грохот, доносящийся от входных дверей. На этот раз пограничник не только крушил скудную мебель и швырял поленья, но ещё и пел.

– …Смотрите, что за ножки у этой милой крошки! Как сладостны шажочки, как пламенеют щёчки!.. – доносилось сквозь треск и глухой стук.

Менсаконец с рыцарем переглянулись.

– У господина Ук-Мака приятный голос, – вежливо заметил Сиоайл. – Но высокие ноты он не вытягивает.

– Угу, – Бел взглянул на свисающие внутрь ветви. – Вас подсадить?

Солнце поднялось высоко над деревьями, пронзив чащу золотыми копьями света. Лесной дом с неистовствующим внутри пограничником давно остался позади, а рыцарь с магом всё ещё не добрались до цели.

Путники двигались не так быстро и уверенно, как с Ук-Маком. Один раз даже сбились со следа, когда тот свернул в сторону. Вновь нащупав правильное направление, внимательно вглядывались в каждый поломанный куст и примятый лист на земле.

– Вас что-то беспокоит, господин Им-Трайнис? – певуче поинтересовался Сиоайл, заметив, что рыцарь в очередной раз напряжённо оглядывается.

– Лишь то, что кто-нибудь может подобраться к нам, покуда я, ползая на четвереньках, выискиваю следы конокрадов, – с лёгким раздражением ответил Бел.

– Не думайте об этом, – после короткой паузы сказал менсаконец. – Если какое-то живое существо появится поблизости, я предупрежу.

Это заявление обеспокоило воина больше, чем возможность внезапного нападения. Любому ясно – без магии тут не обойдётся. Хотя, после всего, что уже случилось…

Им-Трайнис тяжело вздохнул:

– Рассчитываю на вас, любезный Сиоайл.

Переговариваясь, они вышли на очередную поляну – и остановились, озираясь.

Коричнево-зелёная подстилка была безжалостно истоптана, некоторые кусты примяты, в стволах двух деревьев поблёскивали вонзившиеся бронзовые стрелы.

В очередной раз посетовав на отсутствие Ук-Мака, Бел присел, разглядывая землю. Его внимание привлекли округлые бронзовые пластины, формой похожие на брызги и лужицы. Приподняв одну из них, рыцарь непонимающе уставился на прилипшие листья, удерживаемые словно бы оплывшим металлом. При этом листва не выглядела не то что обугленной, но даже слегка опалённой. Да и вообще – откуда посреди леса мог взяться бронзовый расплав?!

Бросив странный слиток, Им-Трайнис продолжил изучать следы. Остановившись возле поломанного куста лещины, выглядевшего так, точно на него упало что-то тяжёлое, рыцарь несколько ударов сердца смотрел на пятна запёкшейся крови. Затем, нагнувшись, запустил ручищу в глубину куста и вытащил треугольный щит.

– Лазурный ящер, изрыгающий огонь, – продемонстрировал он находку менсаконцу.

Сиоайл озабоченно сдвинул брови:

– Вы понимаете, что здесь произошло?

– Увы, в чтении следов мне не сравниться с Дерелом. Но думаю, владелец щита выжил после засады, где погибли его спутники, и продолжил преследовать недругов. Здесь он на них напал… Смелое деяние, хоть и не благоразумное. Полагаю, душа его горела жаждой мести – когда такое происходит, о себе не думаешь… Не знаю, какой урон нанёс он врагам, но самого его ранили, и он повалился здесь…

– Ранили?

– Должно быть, – в голосе Им-Трайниса не звучало особой уверенности. – Ежели б убили – бросили бы, как прочих. А раз уволокли – стало быть, пленили… Одного не понимаю: что за металл тут разбросан?

– Это их кровь, – мрачно проронил Сиоайл.

– Бронзовая? – опешил Бел.

– Бронзовой она стала после, как и стрелы, – туманно ответил менсаконец. – Поспешим, времени у нас всё меньше!

Лес выглядел спокойно и величественно, точно огромный мистический чертог с изумрудными сводами и множеством тёмных колонн, разбегавшихся во все стороны, насколько хватало взгляда. В неподвижном воздухе не колыхался ни один листок. Вязкую тишину нарушали только приглушённые птичьи голоса. На их фоне шум, поднятый семейством кабанов, самоуверенно прошествовавших мимо затаившихся путников, звучал раздражающе резко, словно пьяное пение в храме.

Осторожно выглядывая из-за ствола дуба, Им-Трайнис с Сиоайлом изучали стену, окружавшую убежище мастера-чародея.

– Почти как один из наших фортов, – прошептал Бел, скользя взглядом по высокому тыну. – Только у нас ограду кольцом строят, а здесь квадрат.

– На этой стене и во дворе – множество существ…

– Да? Глянуть бы…

Подпрыгнув, рыцарь уцепился за толстый сук. Подтянувшись и помогая себе ногами, взобрался. После поднялся ещё выше – покуда ветки не начали трещать под его весом. Всмотревшись в просвет между листвой, нахмурился: на стене неподвижно стояли такие же воины, как в давешнем сне. В необычных панцирях, в шипастых шлемах, с обнажёнными мечами в руках. Позади стены виднелась двускатная крыша просторного дома. Из обмазанной глиной трубы курился дымок.

– Худо дело, – спустившись, сообщил Им-Трайнис менсаконцу. – Только на обращённой к нам стороне больше десятка бойцов. Пялятся истуканами, даже не шелохнутся, точно неживые.

Бел испытующе посмотрел на Сиоайла, надеясь уловить реакцию на последние слова. Менсаконец пропустил речь мимо ушей.

– Нам нужно пробраться внутрь, – озабоченно произнёс он. И добавил с сомнением: – Я могу попробовать создать туман. Возможно, под его прикрытием…

Недоговорив, маленький чужеземец вновь выглянул из-за дерева, размышляя, как преодолеть стену.

Им-Трайнис покачал головой:

– Даже сумев незаметно приблизиться, мы не отопрём ворота и не заберёмся на тын. Да пусть бы и удалось – со столькими воинами за раз не совладать. Нужно что-то иное…

Задумавшись, рыцарь уселся, опираясь спиной о дерево.

Сверху тихо шелестела листва, отовсюду доносился негромкий щебет. Им-Трайнис ожидал услыхать, как перекликаются стражники на стене, но в стороне дома колдуна царила тишина.

– Почтенный Сиоайл, вы спали минувшей ночью? – неожиданно спросил Бел.

– Нет, – во взгляде менсаконца явно просматривалось любопытство. – Почему вы спрашиваете, господин Им-Трайнис?

– Да так, – неопределённо ответил воин. – Не видели: я ночью ходил куда-нибудь?

Сиоайл уставился на него, уже не скрывая изумления.

– Вы всю ночь провели на лавке, – сообщил он. И добавил, подумав: – Иногда храпели.

– Вот как, – с едва уловимым оттенком разочарования проронил Бел.

Сняв перчатку, рыцарь сунул руку в поясную суму. Нащупав прохладную металлическую пластину, провёл пальцем по неровностям рисунка. Хотел вынуть парсуну, но передумал. Закрыв сумку, некоторое время барабанил кончиками пальцев по жёсткой кожаной поверхности. Наконец, натянув перчатку, поднялся, ища взглядом солнце.

Определив расположение сторон света, Им-Трайнис тихо произнёс:

– Пойдёмте, Сиоайл.

– Куда?

Бел приложил палец к губам, жестом приглашая следовать за собой. Чуть помешкав, менсаконец двинулся за рыцарем.

По широкой дуге обогнув дом, спутники зашагали на север. Им-Трайнис шарил взглядом по сторонам, разыскивая приметы, указанные Гоар. Пройдя больше трёх сотен шагов и не обнаружив ничего, напоминающего нужные знаки, рыцарь в смятении остановился.

– Почему мы ушли от дома чеканщика, господин Им-Трайнис? Что вы ищете? – Воспользовавшись моментом, принялся пытать рыцаря Сиоайл.

– Погодите немного, – озираясь, ответил Бел. – Мне потребно кое-что проверить. Постойте здесь…

Рыцарь вернулся туда, где по его расчётам, находилось нужное место. Используя его как отправную точку, неторопливо потопал по расширяющейся спирали. На пятом витке, отклонившись ближе к усадьбе мастера-чародея, Им-Трайнис углядел наполовину вросший в землю валун, словно накрытый истрёпанной зелёной шкурой. Слева от камня, шагах в десяти-двенадцати, чернел полусгнивший пень, украшенный плюмажем из бледно-оранжевых грибов на тонких ножках.

Оказавшись посредине между валуном и пнём, воин вынул кинжал. Присев, ткнул лезвием в лиственную подстилку. Клинок погрузился в опад на половину ладони и остановился, упёршись во что-то твердое. Бел принялся энергично разгребать мусор, время от времени останавливаясь и прислушиваясь.

Очистив квадратную крышку люка, рыцарь не обнаружил ни ручки, ни замка. Попытка поддеть деревянную плиту клинком ни к чему не привела. Поразмыслив, Им-Трайнис отправился за Сиоайлом, полагая, что тот сможет посоветовать что-нибудь дельное.

Поглядев на люк, менсаконец озабоченно уставился на Бела:

– Откуда вы узнали об этом месте?

– Приснилось, – уклонился от прямого ответа рыцарь.

– Сны способны насылать и враги, – мелодичный голос чужестранца звучал тревожно. – Это может оказаться ловушкой.

– Не думаю, что вы правы, любезный Сиоайл. К тому же других способов попасть внутрь у нас нет: или так, или брать стену приступом… Либо, – помедлив, добавил Бел, – мы можем вернуться на заставу.

– Невозможно, – опустил голову менсаконец. – Пока есть шанс…

Он простёр руки над крышкой люка и замер с закрытыми глазами. Затем вынул из сумки порошок – голубой, с фиолетовым отливом – и насыпал на отсыревшие доски. Покуда Им-Трайнис уныло вздыхал, наблюдая за очередным колдовством, волшебное средство бесследно впиталось в древесину. Сиоайл что-то невнятно прошептал, наклонился и прикоснулся к центру люка указательным пальцем. Бел удивлённо выругался, увидев, как от пальца по доске разбежались круги, словно на водной глади.

– Попробуйте открыть, – менсаконец выпрямился.

На сей раз крышка с лёгкостью поднялась. Увидев множество противных насекомых, суетливо ползающих по обратной стороне люка, Бел мощным движением вырвал крышку из петель и брезгливо отбросил прочь. Наклонился над тёмной дырой, из которой пахну́ло затхлой сыростью, поморщился:

– Глубоковато. Даже я не рискну прыгать, а вам и подавно не стоит.

– Что же делать? – расстроенно произнёс Сиоайл. – Время на исходе…

– Сейчас что-нибудь придумаем, – ободрил Им-Трайнис.

Рыцарь обнажил полуторный меч: кованый по его руке, он превосходил размерами иной двуручный. Сокрушённо вздохнув, Бел покрепче ухватил рукоять, поднял клинок к плечу – и одним богатырским ударом повалил деревце, толщиной чуть шире конского копыта. Дотошно осмотрев лезвие, Им-Трайнис вновь горестно вздохнул и быстро поотсекал ветки. Подтащив ствол к яме, спустил комлем вниз.

– Верхушка лишь на пару локтей ниже края, – сказал воин менсаконцу. – Вы же сумеете спуститься?

Дождавшись утвердительного кивка, рыцарь полез в люк.

Сверху донизу колодец был обшит тщательно обработанными жердями, скользкими от влаги. Тот же материал пошёл и на укрепление потолка и стен хода, убегавшего в сторону жилища чеканщика.

– Темно, как в медвежьей заднице, – флегматично сказал Им-Трайнис менсаконцу, когда тот достиг дна. – Здесь, пожалуй, не заблудишься, но враг мог приготовить неприятные сюрпризы. Придётся мне подняться за какой-нибудь веткой для факела.

– Обойдёмся, – Сиоайл запустил руку в сумку. – Достаньте меч.

Поколебавшись, Им-Трайнис выполнил просьбу. Менсаконец осторожно смазал лезвие по всей длине новым зельем. Легонько подул – и клинок загорелся красно-оранжевым огнём, бросившим яркие всполохи на деревянные стены.

– Это не испортит меч? – обеспокоился Бел.

– Не волнуйтесь, – с улыбкой ответил маленький волшебник. – На прочности и остроте оружия не отразится. Магических свойств тоже не придаст. Просто свет.

Что-то невнятно бурча, Им-Трайнис наклонил голову и шагнул в тоннель.

– Кто-то основательно потрудился, чтобы прорыть ход, – заметил рыцарь, продвигаясь по подземному коридору. – Тут же повсюду древесные корни, вдобавок камни попадаются – мужики фуминские, что пытаются рожь сеять, бранятся из-за того страшно. А здесь и прокопали, и стены с потолком обшили, подпорки поставили… Уйма времени ушла на работу. Сил и того больше.

– Мастера безжалостно используют рабов, не считаясь ни с чем, – в полумраке лицо Сиоайла терялось в тени капюшона, голос звучал сурово и безотрадно. – Погибают одни – ловят других. Когда-то они опустошали край за краем, захватывая земли и изживая люд. Словно мор расползался по странам от проклятой язвы – Маашрага. Закончилось всё чудовищной битвой, в которой против нечестивого города объединились даже враждовавшие между собой народы. Не ведаю, как уцелел этот чеканщик, но действует он так же, как прежние мастера. Тем и опасен.

Хмурясь, Бел вспомнил тёмные горящие глаза Гоар, её горделивые речи о могуществе мастеров-чародеев. Наваждение, заставлявшее сердце рыцаря неистово колотиться при одной лишь мысли о девушке, практически рассеялось, и теперь он воспринимал произошедшее иначе. Им-Трайниса злило то, как Гоар, околдовав, направила его на своего врага. Ещё больше сердило непонятное сочувствие к пленённой волшебнице. Почему он жалеет её? Ведь Гоар ничем не отличается от прочих мастеров, и заслужила свою участь. Так какого демона ему по-прежнему хочется освободить её?! Неужто всему виной треклятое колдовство?

– Остановитесь, господин Им-Трайнис, – негромкий призыв менсаконца отвлёк рыцаря от неприятных мыслей. – Впереди что-то есть.

Бел поднял клинок к самому потолку, чтобы свет проникал дальше. Но увидел только то, что тоннель впереди круто поворачивает налево.

– Стойте здесь, я взгляну, – скомандовал рыцарь.

– Нет! – голос чужестранца прозвучал необычайно резко. – Не разберу, что там, но чувствую угрозу.

– Ловушка?

– Не знаю. Скорее, какое-то существо. Но не человек…

– Мартуб! – выпалил воин, вспомнив вдруг слова Гоар. – Там мартуб.

– Уверены ли вы? – Сиоайл смотрел так пристально, будто пытался заглянуть в мысли Им-Трайниса; в оранжевых отблесках меча глаза менсаконца отливали мерцающей зеленью.

Рыцарь кивнул.

– Познания ваши удивительны, – волшебник, наконец, отвёл взгляд. – Едва ли во всём Эмайне отыщется ещё кто-то, слыхавший само это слово…

Менсаконец сделал паузу, точно давая рыцарю возможность объясниться. Несколько ударов сердца спутники провели в тишине. Поняв, что Им-Трайнис не собирается раскрывать секрет своей осведомлённости, Сиоайл нырнул в недра сумки.

– Возьмите, – подал он рыцарю плотный бумажный свёрток в пол-ладони длиной и толщиной в три пальца. С одного края пакета упруго торчал небольшой обрезок верёвки. – Когда подожгу шнур, бросьте за угол. И сразу зажмурьте глаза, а лучше – ещё и отвернитесь. Готовы?

Бел с отвращением осмотрел пакет. Подкинул на ладони, определяя вес. В который раз за день тяжко вздохнул:

– Запаливайте.

Менсаконец посыпал чем-то кончик верёвки. Едко запахло дымом, шнур затлел.

– Бросайте!

Торопливо приблизившись к повороту, Им-Трайнис не без удовольствия избавился от свёртка, швырнув за угол, и поспешно отвернулся. По ушам ударил негромкий хлопок.

– Скорее убейте его! – закричал Сиоайл. – Пока мартуб не пришёл в себя!

Кинувшись за угол, рыцарь остолбенел. В семи-девяти шагах от него в стены оглушённо тыкалась невиданная тварь. Формой чёрного панциря, испещрённого яркими жёлтыми пятнами, мартуб походил на краба, вымахавшего до размеров месячного жеребёнка. Но в отличие от морского обитателя, передвигалось существо не на суставчатых лапах, а на шести гибких, расширяющихся книзу конечностях. Четыре круглых глаза – два больших и пара поменьше – симметрично располагались по обеим сторонам треугольного рта, обрамленного тонкими щупальцами. Каждое оканчивалось слегка загнутым когтем-шипом, маслянисто поблескивающим от выделившегося яда.

– Ильэлл! – выдохнул Им-Трайнис.

Осторожно приблизившись, он рассматривал чудовище, раздумывая, как его прикончить. Панцирь мартуба выглядел прочным, а в тесноте коридора воин не мог толком размахнуться.

– Копьё бы не помешало, – пробормотал Бел.

Выставив меч, рыцарь дождался, когда тварь в очередной раз повернётся к нему, после чего в стремительном выпаде вонзил остриё в приоткрытую пасть. Морщась от булькающего шипения, навалился, проталкивая клинок глубже. Когда половина светящегося лезвия оказалась внутри, мартуб перестал биться и осел. Им-Трайнис рывком освободил меч, выждал, кольнул выпученный чёрный глаз. Убедившись, что монстр издох, позвал Сиоайла.

Встав рядом с воином, менсаконец оглядел поверженное чудище.

– Думаю, он последний на свете. Вряд ли где-то есть ещё.

– Хвала богам, – откликнулся Бел.

Невысокий волшебник согласно кивнул:

– Мир стал значительно безопаснее без этих злобных существ.

Кроме мартуба, других сторожей в подземелье не оказалось. Быстро добравшись до конца хода, спутники очутились перед длинным пологим подъёмом, упиравшимся в запертую дверь. Оказавшись возле неё, рыцарь прижался к шершавому дереву ухом.

– Ничего не слышно, – шёпотом сообщил он Сиоайлу.

– В комнате за ней никого нет, – кивнул менсаконец. – В доме лишь двое. Это люди и они находятся выше нас. Во дворе – множество существ: мне сложно сосчитать их.

– Умение глядеть сквозь стены – ценное качество, – вполголоса заметил Им-Трайнис, осматривая и ощупывая дверь. – С ним солдат может стать хорошим лазутчиком.

– Эта способность позволяет избегать опасных встреч, – уголки губ Сиоайла чуть приподнялись. – Я потратил много времени, изучая и практикуясь, именно потому, что не боец и никогда не стремился стать таковым.

– Будьте настороже, – предупредил Бел. – Коли недруги двинутся к нам – сразу известите.

Отступив на шаг, рыцарь ударил дверь ногой. Раздался громкий треск.

Воин замер, вопросительно глянул через плечо.

– Все остались на своих местах, – сообщил менсаконец.

– Может, и не услыхали…

Им-Трайнис вновь оглядел дверное полотно, провёл пальцем по длинной трещине. Выбрав место, упёрся плечом, напряг ноги, усиливая давление. Что-то приглушённо заскрипело, вскоре к этому звуку добавился протяжный хруст расходящейся древесины. Спустя примерно двадцать ударов сердца, дверь не выдержала.

Бел, точно огромный хищник, ворвался внутрь. После убийства мартуба, бо́льшая часть магического состава стёрлась с клинка, но оставшегося хватало, чтобы рассмотреть помещение.

– Пусто, – донёсся до менсаконца голос рыцаря. – Только ящики какие-то, да мешки. Клеть, должно быть.

Сиоайл вошёл, глянув мимоходом на повисшие на железных петлях остатки двери и вывороченный засов.

– Вы удивительно сильны, господин Им-Трайнис, – с уважением сказал он Белу.

Тот пожал плечами:

– Должно быть, дверь не особо хороша. Нам повезло.

– Мне так не кажется, – пробормотал менсаконец, вновь посмотрев на остатки толстых – в три пальца – буковых досок.

Пройдя всю кладовую, воин обнаружил выход.

– Не заперто, – тихо произнёс он и осторожно выглянул в соседнее помещение. – Тут дверь в другую комнату и лестница в верхницу.

– Нам как раз нужно на второй этаж. К людям, – даже отрывистые фразы в устах Сиоайла звучали чуть ли не песней. – Будьте готовы.

Бел хмыкнул: стоит ли призывать к готовности живущих в приграничье?

Тени Маашрага V

Поскрипывающие ступени привели спутников в небольшую комнату, служившую хозяину дома спальней. Квадратный стол, единственный стул с резной спинкой, пара окованных железом сундуков, узкая кровать возле небольшой печи – Им-Трайнис видал мужицкие избы побогаче. От обычной деревенской горницы помещение отличалось разве что пушистым напольным ковром с ярким причудливым узором, да узким шкафчиком, забитым цилиндрическими кожаными футлярами со свитками.

Была там ещё одна вещь, какой не встретишь в обычном доме: дверь, полностью покрытая блестящими медными пластинами с искусным чеканным узором. Все вместе они складывались в изображение неведомого растения, спирально закрученные ветви которого переплетались со множеством загадочных знаков.

В тонкую щель под дверью просачивалось зеленоватое сияние. Слышались частые клацающие удары.

– Мастер поглощён работой, – с беспокойством в голосе промолвил Сиоайл. – Нужно скорее его остановить!

Рыцарь хищно оскалился: наконец, пришло время завершить эту проклятую историю с колдунами и вернуться в Фирайве! Ухватившись за литое бронзовое кольцо, служившее дверной ручкой, Бел дёрнул его к себе. Дверь распахнулась, изнутри вырвался сноп бледно-зелёных лучей, придавая лицам воина и менсаконца призрачный вид.

Источниками необычного света оказались четыре большие медные жаровни, расставленные по углам квадратной комнаты, просторной, почти как зал в замке. На вогнутом днище каждой лежали странные чёрные предметы, напоминавшие то ли больших пауков с растопыренными лапами, то ли обугленные человеческие кисти. Над ними, чуть покачиваясь, висели языки чародейского огня. Пламя тысячами зелёных бликов отражалось на выпуклостях множества бронзовых парсун, развешанных по стенам.

Разнообразие чеканных картин поражало. Здесь были большие, размером с доброе блюдо, и маленькие – в треть ладони; прямоугольные, овальные, квадратные, треугольные, круглые; с изображениями мужчин, женщин, детей, животных, птиц, гадов и даже рыб. Одни выглядели невероятно старыми, другие – только что отполированными. Работы явно разнились техникой исполнения, но походили друг на друга в совершенстве: любая могла бы украсить королевские покои.

На гладком полу комнаты чернели три больших круга, лежавшие на одной линии. В ближайшем ко входу безвольно распластался рыжеволосый воин в длинной кольчуге. На его груди покоилась секира с иззубренным лезвием. Кожа мужчины была белой, точно известь, а неподвижные закатившиеся глаза делали похожим на мертвеца. Из провала приоткрытого рта поднималась напоминающая пар полупрозрачная струйка. Извиваясь, она ручейком текла по воздуху к следующему кругу, в центре которого расположилась массивная каменная чаша, наполненная густой смесью крови и бронзовой пыли. Жидкость медленно бурлила, на поверхности вздувались и тут же лопались пузыри, рассеивая крохотные алые капельки и вздымая язычки розовых испарений. Туманный поток нырял в тёмную жижу и вновь вырывался наружу, окрасившись зловещим багрянцем. Походя на выдранную из вспоротого брюха кишку, чуть покачиваясь, плыл дальше, к третьему кругу.

Там, низко согнувшись над небольшим столиком с наклонной поверхностью, сидел высокий мужчина. Из-за сильной худобы его конечности казались чрезмерно длинными, придавая обладателю сходство с насекомым. Одеждой колдуну служили лишь набедренная повязка, да чёрные ленты, обвивавшие руки от запястий до плеч. Ещё одна лента стягивала на затылке жёсткие вьющиеся волосы, опускавшиеся до середины спины.

Мягко удерживая сильными пальцами чекан и молоток, мастер-чародей работал.

На столе перед ним стоял ящичек с низкими бортиками. Внутри, на плотной подушке из смолы, золы и воска, покоилась прямоугольная бронзовая пластина с процарапанным рисунком. Желтоватый металл вбирал в себя красный дымообразный поток, словно пересохшая земля воду. И всякий раз, когда чекан колдуна с приглушённым цоканьем жалил бронзу, в точке удара вспыхивал и медленно гас малиновый огонёк.

Им-Трайнис неодобрительно покачал головой. Пригнувшись, чтобы не стукнуться о притолоку, шагнул внутрь. Остановился, рассеянно выпустил повисшее в пальцах оторванное кольцо. Звякнув, оно прокатилось пару локтей и завалилось набок.

– Хлипкие тут ручки, – задумчиво сообщил Бел вытаращившемуся хозяину дома. – Да и в целом двери не очень.

Проскользнув в комнату следом за воином, Сиоайл присел возле лежащего рыцаря. Заглянул в лицо, коснулся шеи. Принялся торопливо рыться в сумке. Обнаружив искомое, рассеял над неподвижным телом сверкающую пудру. Боец с секирой моментально исчез в непроницаемом искрящемся облаке. Одновременно с этим пропал исходивший от него туманный поток. В чаше с кровью лопнул последний пузырь, поверхность жидкости успокоилась.

Издав негодующий крик, мастер-чародей вскочил. Тёмные глаза навыкате, обрамленные коричневатыми тенями, горели отражённым светом колдовских огней, напоминая блестящие драгоценные камни. Ноздри крупного, загибающегося книзу носа, раздувались. От яростного дыхания, выпирающие рёбра ходили ходуном над впалым животом. Руки, сжимавшие инструменты, тряслись.

– Саммат гирхаур хилдеем ота! – неожиданно низкий голос мага сочился ядовитой злобой. – Кирхимм вардаран мушгхан иерефаагур!

В ответ раздалась непередаваемая трель менсаконца, прозвучавшая одновременно сурово и насмешливо.

– Не знаю, о чём вы оба толкуете, – подал голос Бел, – но ты, лядащий, лучше сдавайся по-доброму.

Последние слова рыцарь произнёс через силу, ибо не желал, чтобы чеканщик согласился.

Мастер-чародей перевёл тяжёлый взгляд на него.

– Храмашаг узг? Хилдеем ламаал мушгхан. Брада шаммаах!

– Ну, шамах так шамах, – пожал плечами рыцарь. – По мне, это и к лучшему… Молись своим богам, колдун, коли есть такие.

Держа меч в опущенной руке, он неторопливо двинулся к противнику.

Маг аккуратно положил молоток и чекан. Сцепив длинные пальцы, громко хрустнул ими, разминая. Затем вытянул руки к Им-Трайнису:

– Баргхамал!

Воздух у ладоней чеканщика помутнел, заколебался. Из марева вырвался рой длинных бронзовых игл и, с тихим шелестом распарывая воздух, понёсся к рыцарю. Бел отскочил, уклоняясь от атаки. Пролетев мимо, иглы развернулись и вновь устремились к воину. Им-Трайнис замер, готовясь увернуться. В этот момент со стороны менсаконца прилетела горсть порошка, похожего на белый песок. Колючие крошки быстро закружились вокруг рыцаря, и с каждым ударом сердца их становилось всё больше. Уже через пару мгновений Бел стоял внутри свистящего смерча.

Врезавшись в движущуюся стену, иглы остановились. Вибрируя, они медленно погружались в круговорот песчинок, покуда не исчезли полностью.

Им-Трайнис, не видевший, что происходит снаружи, напряжённо следил за вращающейся вокруг белизной. Постепенно движение порошка замедлилось и он осыпался на пол. Иглы исчезли: о них напоминала лишь бронзовая пыль среди песчинок.

– Колдовство, бесконечное колдовство, – мрачнея, процедил рыцарь. Вновь шагнул по направлению к чеканщику и тут же остановился, увидев четверых воинов, воплощённых мастером из парсун, пока Бел торчал в песчаном вихре. – А вы откуда взялись?

В воздухе холодно блеснул продолговатый фиолетовый кристалл, брошенный Сиоайлом. Упав под ноги чеканщику, камень взметнулся столбом лилового гудящего пламени, нарисовавшего на потолке обугленный чёрный круг с рваными краями. Когда огонь исчез, менсаконец с рыцарем узрели бронзовую статую, стоявшую на месте мага. С тихим шорохом с нее начали облетать тонкие металлические чешуйки, под которыми показалась смуглая кожа.

Избавившись от последних частиц волшебной защиты, мастер-чародей победно взглянул на противников.

– Он намного сильнее, чем я предполагал, – растерянно произнёс менсаконец.

Будто поняв его слова, чеканщик раскинул руки и расхохотался, точно бесноватый демон.

Восприняв это как сигнал к атаке, крючконосые воины в шипастых шлемах кинулись на Им-Трайниса. Со звонким лязгом клинок ближайшего столкнулся с лезвием рыцарского меча.

Отбив оружие врага в сторону, Бел пнул противника ногой. От мощного толчка чужеземный воин отлетел, врезавшись в одного из своих товарищей. Оба повалились на пол, не издав ни звука.

Пользуясь преимуществом в росте, силе и длине меча, Им-Трайнис быстро разделался с другой парой солдат. Первого разрубил наискось – от шеи до рёбер, второго пронзил встречным уколом. Провернув, освободил клинок и тут же отшагнул вбок, избегая секущего взмаха меча подоспевшего воина.

Покуда рыцарь бился с рабами чеканщика, Сиоайл сражался с самим мастером-чародеем.

Тёмный маг атаковал менсаконца, отправив в полёт ещё один рой игл. Маленький волшебник воспользовался средством, выручившим Им-Трайниса – закрылся песчаным вихрем. Оскалившись от напряжения, чеканщик воплотил из ниоткуда больше бронзовых снарядов и разделил их на два потока. Один понёсся к Сиоайлу, другой – к рыцарю, скрытому магическим облаком.

Торопливо высыпав остатки порошка, менсаконец создал посреди комнаты ещё несколько тонких смерчей, сумевших перемолоть бо́льшую часть летящих игл. Увидев, что около дюжины сумели прорваться сквозь волшебную защиту, Сиоайл бросился вперёд, прикрывая собой лежащего в беспамятстве воина. Плюнув на палец, провёл на полу короткую черту. В мгновение ока из сухих досок взметнулись гибкие побеги. Утолщаясь, сплетаясь и покрываясь листвой, растения дотянулись до потолка.

Налетев на живую стену, бронзовые шипы глубоко вонзились в одеревеневшие стебли. Лишь одна-единственная игла, прошив широкие зелёные листья, отыскала промежуток между ветвями. Миновав преграду, снаряд насквозь пробил правое предплечье менаконца и со звоном упал где-то возле двери.

Бледнея, Сиоайл зажал кровоточащую рану. Ошалело огляделся, точно разыскивая что-то или не понимая, что делать. Отпустил предплечье, взглянул на трясущуюся ладонь, испачканную алым. Судорожно обтёр о бедро, полез в сумку. От суетливых движений сумка наклонилась, на пол полетели маленькие мешочки, бумажные пакетики, круглые берестяные коробочки. Упав на колени, менсаконец принялся неуклюже сгребать их в кучу.

Не видя, что происходит за покрытой листвой преградой, чеканщик, тяжело дыша, вытер выступивший на лбу пот и перевёл взор на Им-Трайниса. К этому моменту рыцарь уже обезглавил одного из оставшихся воинов. На глазах мастера Бел перерубил бедро второму. Лицо ратника исказила гримаса боли, но с плотно сжатых губ не сорвалось даже стона. Потеряв равновесие, крючконосый воин упал, задев плечом песчаный смерч.

Подобно тысячам крохотных волков, песчинки моментально выгрызли часть доспеха ратника, содрали кусок кожи и мышц, обнажили кость. Сила вращения отшвырнула умирающего человека к центру комнаты. Врезавшись в каменную чашу с кровью, тело вдруг исчезло. Чаша качнулась и тяжело повалилась набок, извергнув вязкий тёмный поток. Расширяясь, лужа коснулась ещё одного вихря. Кружащийся воздух подхватил жидкость и разбрызгал по всему помещению.

Под шорох осыпающегося песка, сверху донизу покрытые кровью, мастер-чародей и рыцарь смотрели друг на друга. В этот миг они были похожи: почти одного роста, с одинаковой ненавистью в глазах.

Подняв руку, Бел смахнул кровь с усов и губ. Пугающе улыбнулся и неспешно направился к магу.

Чеканщик попробовал выстрелить иглами, но у него не хватило сил. Попятившись, колдун выкрикнул заклинание. Изображение на ближайшей к нему парсуне вспучилось, расширилось. Выступив за пределы бронзовой пластины, изогнулось к полу, словно вылезающее из таза тесто. Оторвалось, упав громадной тягучей каплей. И тут же восстало в виде крепкого воина-кочевника. Держа боевой топорик на отлёте, кочевник с бесстрастным лицом и без обычного для своего народа клича, кинулся на Бела.

Продолжая зловеще улыбаться, Им-Трайнис ринулся ему навстречу. Даже не пытаясь блокировать боковой удар своим клинком, рыцарь с удивительной ловкостью поймал стремительно движущееся топорище свободной левой рукой. Резким рывком выхватил оружие у кочевника, подкинув, моментально перехватил и тут же всадил топор в голову противника. Кочевник безмолвно рухнул на доски пола и исчез.

За мгновения, потребовавшиеся Белу, чтобы убить врага, чеканщик воплотил из парсун двоих воинов. Не остановившись на этом, продолжал снова и снова повторять заклинание призыва.

Время точно замкнулось в кольцо.

На рыцаря со всех сторон бросались люди, звери, птицы, гигантские насекомые и какие-то вовсе невообразимые существа. Не слышалось ни криков, ни рычания, ни шипения – только топот ног и лап, стук когтей, звон сталкивающихся клинков, да бесконечно-монотонный заговор мастера-чародея.

Им-Трайниса охватила боевая ярость, его искажённое лицо напоминало алую маску. Ни на миг не останавливаясь, рыцарь рубил, колол, пинал, бил, расшвыривал, топтал врагов. Длинный меч с гудением разрезал воздух, отсекая конечности и располовинивая тела. Пролившаяся кровь раненых почти сразу превращалась в бронзу, поэтому пол вокруг Бела блестел так же, как парсуны на стенах. Трупы же мгновенно пропадали, освобождая место для новых нападающих.

И всё повторялось вновь.

Скорчившись в своём убежище, Сиоайл со стоном задрал широкий рукав. Зубами надорвал бумажный пакетик и с обеих сторон присыпал рану белым порошком. Достав из деревянной коробочки несколько круглых пилюль коричневого цвета, с хрустом разжевал. Морщась, проглотил, сомкнул веки и сидел так несколько ударов сердца. Затем подполз к стене из стеблей, осторожно выглянул.

Не веря глазам, менсаконец смотрел, как Им-Трайнис убивает слуг тёмного мага. Сила и скорость движений рыцаря поражали. Тем не менее ему не удавалось пробиться к чеканщику. Отвоёвывая шаг, Бел тут же терял половину этого расстояния под неудержимым напором разномастных противников.

Мастер-чародей поначалу выбирал, кого призывать. Но видя, насколько быстро рыцарь расправляется с его рабами, стал методично оживлять одно изображение за другим. Опережая его, Сиоайл скользнул взглядом по ряду парсун и побледнел сильнее.

– Господин Им-Трайнис! Его нужно остановить раньше, чем он доберётся до большой треугольной чеканки!

Бел, левой рукой отбрасывая в сторону сочащуюся слизью лапу огромного паука, а мечом в правой останавливая удар дубины, покосился на парсуну, о которой говорил менсаконец. На тёмно-коричневой, почти чёрной поверхности с прозеленью патины, проступало нечёткое изображение странной угловатой твари. Казалось, вступив в схватку с армией мастера-чародея, рыцарь успел прикончить нескольких чудищ и похуже. И всё же при виде древней работы его охватило незнакомое доселе свербящее чувство опасности.

Им-Трайнис утроил усилия в попытках прорваться к колдуну. Витязь практически перестал уделять внимание защите, а его меч превратился в серебристое смазанное пятно. И даже так продвижение сквозь толпу врагов, лишённых страха смерти, оказалось чрезмерно медленным. Пленники парсун друг за другом выходили в мир живых, и очередь неумолимо приближалась к запертому в бронзе демону.

– Это конец, – донёсся до рыцаря отчаянный возглас менсаконца. – Бегите, Им-Трайнис!

Почти физически чувствуя ужас, охвативший Сиоайла, Бел мгновенно осознал, что всё вот-вот закончится их гибелью. И приняв эту мысль, вознамерился выполнить последнее обязательство. Перемещаясь и рассыпая удары, он безуспешно старался нащупать в поясной суме парсуну Гоар. Обнаружив, что из посечённой вражескими клинками сумки исчезло содержимое, воин понял, что не сумеет сдержать слово и уничтожить пластину.

На стене уже начал медленно искажаться, выпячиваясь, чеканный рисунок демона. Им-Трайнис, не обращая внимания на скрежещущие по пластинам брони клыки полуволка-полуящера, круто развернулся и метнул меч, словно копьё. Клинок разрезал воздух над головами нападающих, пробил парсуну с древней тварью и наполовину ушёл в деревянную стену.

Убедившись, что демон более не угроза, Бел выхватил кинжал и тут же вонзил под нижнюю челюсть воину в кожаном доспехе кочевника.

С трепетом наблюдавший за этим Сиоайл выдохнул. Порывшись в куче вывалившихся магических принадлежностей, нашёл металлическую трубку, длиной в полторы ладони и толщиной с большой палец, надёжно запаянную с одного конца. Медленно и неуклюже действуя левой рукой, насыпал внутрь немного чёрного порошка, затем запихнул клочок ткани. Утрамбовал с помощью тонкого стержня. Открыл маленький металлический коробок, украшенный растительным орнаментом, и, стараясь ненароком не коснуться содержимого, вытряхнул в жерло трубки серебряный шарик. Сунул ещё один лоскут, снова плотно примял стержнем.

Используя развилку между ветвями в качестве опоры, менсаконец уложил трубку, направив открытым концом в сторону чеканщика. Прищурив один глаз, навёл точнее.

– Доэдд и тан!

Заклинание огня воспламенило порошок в трубке. Раздался звук, напоминающий резкий щелчок бича, блеснула вспышка, живую стену окутал сизый дым. Сиоайл с обожженной рукой повалился на спину.

На противоположном конце комнаты мастер-чародей прервал заклинание призыва, как прежде скрывшись от атаки менсаконца в волшебной бронзовой броне. Но в этот раз, в районе рёбер справа, в жёлтом металле темнело маленькое круглое отверстие, из которого текла кровь.

Сбросив бронзовую чешую, чеканщик качнулся и сдавленно взвыл. Зацарапал бок пальцами, словно так мог избавиться от засевшего внутри снаряда, высасывающего магическую силу. Обведя комнату страдальческим взглядом, сконцентрировался на воине в шипастом шлеме. Подчиняясь воле хозяина, тот подобрал с пола, у опрокинутого в горячке боя стола, тонкий чекан с конусообразным концом. Выбравшись из свалки, принёс колдуну.

Схватив инструмент, тёмный маг, не мешкая, погрузил остриё в свою плоть, пытаясь нащупать серебряный шарик Сиоайла.

– Это наш единственный шанс, господин Им-Трайнис! – срывающимся голосом крикнул маленький волшебник, покинув убежище. Сжимая покрытой волдырями ладонью рукоять секиры, менсаконец с тихим скрежетом волочил топор по полу. На белом, без кровинки, лице застыла обречённость. – Я отвлеку слуг, а вы сразите мага!

– Оставайтесь на месте! – гаркнул Бел. – Вас разорвут раньше, чем вы сумеете поднять секиру… если сумеете.

Схватив рослого бойца, размахивавшего двумя изогнутыми клинками, рыцарь оторвал его от пола и, используя как оружие, закружился, раскидывая врагов. Швырнул воина в толпу, сам прыгнул следом.

Ранение мастера-чародея будто ослабило рабов: они напоминали механических кукол с заканчивающимся заводом. Люди и твари по-прежнему нападали на Им-Трайниса, но уже не так яростно и дружно. Бел пробивался сквозь ряды противников, словно копьё, попавшее в не защищенное бронёй тело. Уже нацелившись горящим взглядом на чеканщика, неожиданно увяз в противоборстве с неведомым многоногим созданием.

Из тёмного шарообразного тулова, размером с добрую овцу, торчал десяток упругих щупалец. Подёргиваясь и извиваясь, они опутали рыцаря, потянули к круглой пасти, усеянной изогнутыми колючками зубов. Бел, тяжело дыша, упирался ногами, одновременно пытаясь дотянуться до одной из гибких конечностей лезвием кинжала.

Кто-то саданул рыцаря сзади дубинкой по плечу. В левый сапог на уровне щиколотки впились жвалы какого-то мерзкого насекомого. Подобравшийся справа кривоногий воин с красноватой кожей и чёрными, стрижеными в круг волосами, полоснул клинком, смахивающим на фальшион. Зарычав от напряжения, Им-Трайнис отшатнулся назад, подставляя под удар морщинистое щупальце. Оно оказалось прочным: чужеземный тесак разрубил его лишь наполовину и застрял. Из раны закапал липкий фиолетовый ихор. Им-Трайнис внезапно подался вбок, врезавшись в краснокожего. Тот полетел на пол; запнувшись о него, ещё один воин-кочевник упал на колено.

Получив очередной удар дубиной сзади, рыцарь наугад лягнул врага. Пинок прошёл вскользь, но невидимый противник на пару ударов сердца потерял равновесие. Не дожидаясь новой атаки, Бел перестал сопротивляться попыткам многоногого шара подтянуть его к себе. Наоборот, рыцарь ринулся навстречу влажной клыкастой пасти. Тварь, не ожидавшая подобного, не успела среагировать: тяжёлый воин в доспехах с разгона врезался в неё и они вместе покатились по полу. Пытаясь остановиться, существо растопырило половину щупалец, ослабив хватку. Им-Трайнис тут же высвободил руку с кинжалом и до перекрестья эфеса вогнал клинок в красный глаз чудовища. Монстр забился в спазмах, отбросив рыцаря прямо к ногам мастера-чародея.

Часто дыша, чеканщик безостановочно повторял заклинание, позволяющее унять боль. Его руки, живот и правое бедро блестели от крови. На ресницах повисли слёзы. Но колдун упорно продолжал ковырять себя чеканом, то нашаривая шарик менсаконца, то вновь теряя его.

Увидев появившегося рядом рыцаря, тёмный маг что-то неразборчиво крикнул и с гневным отчаянием ткнул Бела чеканом. Окровавленное жало скользнуло по повреждённой броне, отыскало дыру и застряло в поддоспешнике.

Лишившийся кинжала Им-Трайнис, просто протянул огромные ручищи, обхватил голову колдуна и свернул шею.

– Корхаб шем Гоар мушаахд згер, – неожиданно для себя, произнёс рыцарь, откуда-то ведая значение слов: «Гоар шлёт тебе проклятья».

Он разжал руки и мастер-чародей, чьё лицо теперь было обращено в сторону спины, с шумом рухнул. В то же мгновение ноги Бела подогнулись, и он тоже упал: сначала на четвереньки, а после набок. Чувствуя себя так, будто вот-вот помрёт, он отстранённо наблюдал за тем, как с колокольным звоном со стен сыплются сотни парсун, до того державшиеся силой магии.

В момент смерти колдуна все воплощённые рабы исчезли. Кроме рыцаря, в комнате остался только Сиоайл. Привалившись к сплетению побегов, покрытых уже не одной листвой, но и мелкими белыми цветами с нежным запахом, менсаконец устало глядел на происходящее. Когда затих лязг последней упавшей парсуны, собравшись с силами, двинулся к Белу.

– Господин Им-Трайнис, вы живы? – присев, Сиоайл заглянул витязю в глаза.

– Не поручусь, – со второй попытки выдавил воин.

Губы менсаконца раздвинулись в слабой улыбке. Кряхтя от боли и усталости, маленький волшебник встал. Дотащившись до рассыпанных из сумки снадобий, вяло покопался в кучке пакетиков. Выбрав один, вытряхнул содержимое в свою флягу, взболтал, после отхлебнул.

К рыцарю менсаконец вернулся гораздо бодрее. Чуть приподнимая голову Бела, поднёс горлышко фляги к губам спутника:

– Выпейте, это поможет.

Им-Трайнис, осознав, что испытывает сильную жажду, послушно сделал несколько больших глотков. Спустя некоторое время перекатился на живот и, не торопясь, встал.

Видя, что с ним всё в порядке, Сиоайл вернулся к рыцарю, лежащему в круге. Бел же начал разыскивать парсуну Гоар.

Переворачивая рассыпанные по полу бронзовые пластины, воин обнаружил, что со всех пропали изображения. Кое-где сохранилась окантовка из чудны́х узоров и незнакомых символов, но нигде не осталось ни человеческого лица, ни звериной морды.

Парсуна Гоар лежала посреди большого неровного металлического пятна, похожего на лужу застывшего бронзового расплава. Бел узнал её по форме, размеру и вязи колдовских знаков, змеящейся по краю. Слегка изогнутую пластину наискось пересекал след от чьего-то клинка. Разглядывая пустую исцарапанную поверхность, где недавно находился портрет девушки, Им-Трайнис гадал, освободилась ли душа Гоар или была уничтожена случайным ударом меча.

– Господин Им-Трайнис! – окликнул задумавшегося рыцаря менсаконец. – Окажите любезность, помогите вытащить барона на улицу!

Бел встал, запихивая парсуну за пояс:

– Дайте мне миг…

Рыцарь приблизился к стене, на которой висела единственная чеканка, пригвождённая оружием Бела. На треугольном куске древней бронзы, напоминающем пробитый щит, не просматривалось ничего – отсутствовали даже царапины. Тем не менее Им-Трайнису не хотелось прикасаться к парсуне.

Ухватившись за рукоять меча, витязь потянул. Затем вцепился второй рукой в перекрестье, а коленом упёрся в брёвна стены. Лицо рыцаря покраснело от напряжения, под одеждой жёсткими буграми завибрировали мышцы.

Меч не шелохнулся.

Отдуваясь, Бел отступил, досадливо глядя на украшенный золотом эфес.

– Глубоко засел… Что ж…

Развернувшись, он нашел взором кинжал. Подошёл, поднял, обтёр. Сунул в ножны. Вновь посмотрел на торчащий из стены меч и зашагал к Сиоайлу, ожидавшему возле цветущих побегов.

– Бросите его? – полюбопытствовал волшебник.

Им-Трайнис отрицательно мотнул головой:

– Под мою руку ковали, другого такого нет. Жаль терять. Покончим с делом – вернусь сюда с плотником.

Опустившись на колено возле лежащего, он подсунул руки под тело и поднял мужчину в кольчуге, как ребёнка.

– Тяжеловато, – пожаловался Им-Трайнис. – Чего-то ослабел я после боя… Ну, пойдёмте, что ли.

Сиоайл странно посмотрел на него и поспешил вперёд, чтобы придержать дверь.

Солнечные лучи нежно гладили шелестящую листву, слышался пронзительный посвист зарянки. Бел, опираясь спиной о ствол дуба, поглаживал пальцами округлую кромку парсуны, торчащей из-за пояса. Взгляд воина не отрывался от дома чеканщика, видневшегося сквозь распахнутую створку ворот. Неподалёку от рыцаря, менсаконец, стоя на коленях, понемногу вливал в приоткрытый рот спасённого мужчины остаток напитка из фляги.

– Кто? – внезапно спросил Им-Трайнис.

Сиоайл кинул на него озадаченный взгляд.

– Кто был на той треугольной парсуне?

По лицу маленького волшебника скользнула тень, и на мгновение он стал выглядеть значительно старше.

– Демон, – непривычно отрывисто ответил менсаконец, точно не желая говорить на эту тему. Помолчав, все же добавил: – Страшно представить, насколько силен был маг, сумевший захватить подобное порождение тьмы. Успей наш противник вызвать его, мы бы тут же умерли несмотря на ваши невероятные умения…

Заткнув опустевшую флягу, Сиоайл задумался. После осторожно вымолвил:

– Господин Им-Трайнис, в доме вы сражались точно целый отряд рыцарей, показав способности, необычные для большинства людей. Но ни до боя, ни сейчас я не ощущаю в вас магической силы. Не сочтите моё любопытство дерзостью или попыткой оскорбить вас. Поведайте, что это было?

Бел большим пальцем разгладил усы, с которых сыпались частички засохшей крови. Вновь взявшись за парсуну, жестом сомнения приподнял плечи:

– Должно быть, прислужники колдуна оказались не слишком искусными в сражениях, вот и всё.

– Полагаю, причина не в этом, – на лицо Сиоайла упал солнечный луч и сапфирово-синие глаза ярко блеснули. Видя, что от Им-Трайниса не добиться разъяснений, принялся размышлять вслух: – Если источник невероятной мощи не ваша собственная магия, значит, некто или нечто воздействовало на вас извне… Удивительная сила, появившаяся лишь на время боя; вещий сон, подсказавший, где искать тайный ход в дом; знание о сторожившем подземелье мартубе… Всё свидетельствует о том, что какая-то сущность хотела остановить чеканщика. – Волшебник сцепил тонкие пальцы и устремил взгляд в бесконечность. – Маг, способный на такое, едва ли использовал бы случайного человека. Разумнее сделать самому. Остаётся лишь… неужто кто-то из богов снизошёл к смертному и наделил мистическим благословением, как это описано в рыцарских романах?!

Подумав о колдунье из Маашрага и её последнем поцелуе, Им-Трайнис с сомнением хмыкнул:

– Как по мне, божественным вмешательством здесь и не пахнет, почтенный Сиоайл. – Желая отвлечь собеседника от неприятной темы волшбы, Бел, не особо задумавшись, ляпнул: – А отчего менсаконцы всегда и всюду ходят с покрытой головой? Это закон или обет?

Сиоайл вновь поглядел на него с крайним удивлением. Помедлив, откинул капюшон, затем стянул зелёную бархатную шапочку. Задержавший дыхание рыцарь облегчённо выдохнул, увидев бледную лысину, украшенную разноцветной татуировкой. Вновь прикрыв сложный узор, образованный сплетением прямых линий, кругов и многогранников, волшебник, как не в чём ни бывало, сказал:

– Мы всего-навсего стараемся не привлекать лишнего внимания.

– Не рога – и ладно, – пробормотал Им-Трайнис. И добавил громче: – Уж простите, почтенный Сиоайл, но на вас и без того во все глаза глядят…

– Увы, мне не под силу изменить это, – смиренно молвил менсаконец.

Раздался протяжный стон. Приоткрыв глаза, рыжеволосый рыцарь с трудом уселся, обхватил голову руками. Со страдальческим видом уставился на траву между согнутых ног.

– Что с ним? – участливо поинтересовался Бел.

– Приходит в себя после заклятья. На счастье, мы появились в самом начале ритуала: ещё немного, и господин Кьяртан ап Лайнс уже бы никогда не очнулся.

– Возможно, мы поступили неучтиво, прервав работу мастера Ронзешта, но я ничуть не жалею, – пошутил Им-Трайнис.

– Ронзешта?

– Так его звали.

– Вы уверены?!

– Как в том, что солнце появляется на востоке.

Из уст Сиоайла вырвалось нечто, созвучное стонам сидящего рядом воина.

– Что же вы не поведали об этом раньше! Я бы одолел его сразу, как только мы вошли в дом! А может, даже находясь снаружи!

– Ну, – флегматично пожал плечами Бел, – чуть раньше, чуть позже… Главное – теперь он мёртв.

Бывший пленник поднял голову, щурясь, точно плохо видел:

– Где я? Это вы, консурир? Кто с вами?

– Я, бэрвн, – успокаивающе откликнулся менсаконец. – Разрешите представить вам рыцаря Бела Им-Трайниса из Эмайна. Это он одолел жестокого чародея и вернул вам свободу.

Рыжеволосый воин замер, переваривая полученные сведения. Затем, шатаясь, попытался встать и отвесить предписанный этикетом поклон. Два действия слились в одно: поднявшись на колени, воин согнулся в поясе и, не сумев остановиться, провалился вперёд, ткнувшись лбом в землю.

– Знакомство с вами – честь для меня, – без намёка на улыбку, вежливо сказал Им-Трайнис.

Видя, что воин вот-вот окончательно распластается на траве, Бел поспешно подхватил его и помог усесться, опираясь на дерево.

– Благодарю, мейстр Им… Им-Тра… – сипло начал воин, но, недоговорив, стал падать набок.

Бел вновь поймал его и уложил на спину.

– Похоже, вы пока недостаточно окрепли для разговора… Любезный Сиоайл, этого рыцаря нужно отвезти в Фумин. А лучше – в графский замок…

– Не… – начал было менсаконец, но его перебили.

– Твой голос издалека слыхать, Бел, – из чащи неслышно выступил Ук-Мак. – Ваше счастье, что я не вражеский лучник.

Кинув настороженный взор в сторону опустевшего жилища колдуна, пограничник поочерёдно оглядел троицу.

– Судя по вашему беспечному виду, прямо сейчас нам ничего не грозит. Расскажете, чей это дом и что вообще здесь творится? Можно коротко.

Им-Трайнис и Сиоайл переглянулись.

– Мы убили колдуна и выручили из полона рыцаря лазурного ящера, – буднично сообщил Бел.

– А почему твоя броня выглядит так, словно тебя жевал исполинский дракон, но ты, тем не менее жив?

– Приграничье, – пожал плечами его друг.

К удивлению Сиоайла, Дерел удовлетворился подобным ответом. Кивнув, лишь спросил:

– Расскажешь подробнее?

– Быть может, позже.

Ук-Мак вновь кивнул.

– А ты как выбрался? – в свою очередь, поинтересовался Бел.

Дерел заухмылялся:

– Клянусь Ильэллом, было это презабавно! Собрался я поджечь дом, да на беду попались мне на глаза наши сёдла. И так жаль стало, что пропадут они в пламени… Поднял я их, да копья наверх. После запалил внизу огонь, насыпал зелья, что дал почтенный Сиоайл… Видел бы ты, Бел, сколько дыма появилось! Притом, ярко-оранжевого, как плоды из полуденных стран. Я, будто слепой щенок метался, пока не нашёл лестницу. Забрался на чердак и в клубах дыма начал выталкивать в люк седло…

– Зачем?! – воскликнул Им-Трайнис. – Пусть бы горело: граф новое даст!

– Тебе, может, даст, а мне самому покупать, – рассудительно заметил Дерел. – Сам знаешь, сколько хорошее седло стоит. Так ещё, поди, отыщи его здесь… В общем, покуда возился я с люком, седлом и ветками, услыхали они меня. Начали наугад сквозь листву стрелять, в руку попали, – рыцарь продемонстрировал дыру в рукаве гамбезона между подвижным чешуйчатым наплечником и верхним краем наруча. Тогда я спустился обратно, пригасил костерок, тихонько отпер дверь и вышел…

Бел представил, что могло произойти потом. В отличие от него, бросавшегося в схватку с весёлым азартом, Дерел в бою превращался в ледяную глыбу, напрочь лишённую эмоций. Холод в глазах, скупые, точные удары, несущие смерть – Им-Трайнис не знал мечника опаснее.

– Всех перебил? – спросил он.

– Нет, – улыбнулся товарищ, – больно уж много солдат было. Да и дым мешал… Пока они сообразили, что происходит, двоих сразил – и ушёл в лес.

– И они за тобой не погнались?

– Погнались, конечно. Только в лесу они шумнее тебя. Когда поодиночке ещё троих убил, поумнели, сбились в кучу, луки наготове держали… А потом… – рыцарь умолк, словно не зная, как продолжить. – А потом они вдруг растворились в воздухе. Были – и не стало.

– Когда маг помер, все его колдовские слуги исчезли, – объяснил Им-Трайнис. – Здесь то же самое произошло.

– Вот оно как, – Дерел в задумчивости поскрёб подбородок.

– Господин Ук-Мак, – с озадаченным видом подал голос менсаконец, – мы с господином Им-Трайнисом довольно долго шли от дома, в котором ночевали, к этому. Вы же добрались сюда удивительно быстро. Неужели, боги и вас наделили невероятными силами?!

– Какие боги?.. И что значит – долго шли? Тут рукой подать! Да и след ведёт, как указатели на большаке… Бел, – с внезапной догадкой Дерел посмотрел на товарища, – неужто вы заблудились?

Прочитав ответ по выражению лица Им-Трайниса, пограничник огорошенно покачал головой:

– Бел, как ты находишь свои покои в замке Арп-Хигу?

– Меня всюду водит особый слуга, – усмехнулся друг. – И в трапезную, и в уборную.

– После сегодняшнего дня готов поверить в это, – с иронией объявил Ук-Мак. Он поглядел на лежащего на земле барона. – Ну, что: сделаю носилки для раненого – и возвращаемся на заставу?

– Обойдёмся без носилок, – отмахнулся Им-Трайнис. Ткнул рукой в сторону жилища колдуна: – Где-то там заперты кони – слыхал ржание, когда мы выходили.

– Признаться, надеялся на подобное, – сказал Ук-Мак. – Идти бы отсюда долго пришлось. Тогда сейчас схожу за лошадьми и – домой. Пойдём со мной, Бел.

– Мы не вернёмся в Эмайн, господа, – внезапно сказал менсаконец. – Нас с господином Кьяртаном ап Лайнсом ждёт спешное дело.

– Я настаиваю, – строго заявил Им-Трайнис. – Этому рыцарю нужен целитель. Да и вы ранены, почтенный Сиоайл.

– Вы видели, на что я способен, – с тёплой улыбкой проговорил синеглазый маг. – Заверяю вас, мне под силу поставить на ноги барона и вылечить себя. Мы займёмся этим по дороге в Киаллисс.

– Куда? – переспросил Ук-Мак.

– Это страна, откуда прибыл господин ап Лайнс. В местности, граничащей со степью, при строительстве крепости выкопали огромный обсидиановый пирамидион, усеянный светящимися символами. И вскоре в округе стали умирать люди. Много людей, – звонкий голос менсаконца зазвучал скорбно. – Если кто-то в этом мире и сможет прочесть надписи на пирамидионе, то только я. Поэтому нам с бароном необходимо как можно быстрее оказаться там… Мы поедем, даже не отговаривайте, господин Им-Трайнис. Поверьте, когда ап Лайн придёт в чувство, скажет то же самое. Вы же не станете удерживать нас силой?

– Нет, – вздохнул Бел.

– Благодарю, господин Им-Трайнис. Будьте любезны, помогите мне дать барону это снадобье. Оно подействует быстро, и мы сразу сможем выступить…

Провожая двоих чужеземцев в лагерь на опушке, эмайнские рыцари остановились возле лесного домика. Бел с Дерелом вновь обрели свои сёдла, путешествовать без которых было не столь удобно. Когда все, кроме Им-Трайниса, сидели на лошадях, готовые продолжить путь, Бел сказал Ук-Маку:

– Мне нужно немного задержаться. Поезжайте, я догоню.

Дерел внимательно оглядел его. Не задавая вопросов, утвердительно наклонил голову и тронул бока скакуна шпорами.

Оставшись в одиночестве, Им-Трайнис вошёл в сумрачный дом, зажёг свечу, оставленную Ук-Маком в сенях. О чём-то думая, двинулся дальше.

В центре большой комнаты лежали обугленные остатки мебели. Сильно пахло гарью. Несмотря на это, на потолке вновь копошились летучие мыши.

Не останавливаясь, рыцарь миновал их, направляясь в дальнюю клетушку. Там, поправив покосившуюся лестницу, поднялся на чердак. Неторопливо прошёлся, вспоминая, каким всё было во сне. Вытащил пустую парсуну. Подержал, медленно поглаживая большим пальцем вмятину от клинка. Ощущая необъяснимую грусть, бережно опустил на ложе.

Покидая чердак, Бел подцепил крышку люка и, сходя по лестнице, тихонько закрыл его.

Оказавшись на улице, воин глубоко втянул сырой лесной воздух. Притворив дверь, отвязал жеребца, запрыгнул в седло. Обернувшись, прислушался к чему-то. Потом поднял глаза к невидимому сквозь древесные кроны небу.

– Да будут боги милостивы к тебе, – негромко произнёс рыцарь.

Последний раз взглянув на дом, Им-Трайнис направил коня в чащу и вскоре скрылся между деревьями.

Золотая богиня

– Так чаво хотел-то? – ставя кружку на стол и утирая рот рукавом, спросил Дрызг. – Пошто от дела отнял?

– А ты как будто энтому шибко опечалился, ажно пивом дармовым дависся, – беззлобно ответил Вирнер, цепким взглядом окидывая просторный зал «Огонька». – Погодь немного: прочие притопают – так разом и поведаю всё…

Долго ждать не пришлось: один за другим в трактире объявлялись созванные Вирнером товарищи. Одинаково останавливались у дверей, шаря глазами по полутёмному помещению, а после подсаживались к столу в дальнем углу. Последним пришёл Эгарт – в броне и при оружии. Сняв исцарапанный конический шлем, примостил на краю стола, круглый щит прислонил к бревенчатой стене, топор положил на лавку рядом с правым бедром. Не говоря ни слова, вопросительно уставился на Вирнера.

– С дозора? – спросил тот.

Эгарт кивнул.

– Ну, братцы, – оглядев каждого, начал Вирнер, – приключилась со мной внедавне невероятная штука. Чрез то все богачами сделаемся… Но, прежде чем открою всё, поклянитеся никому не сказывать. Жистью своей и богами поклянитеся!

Услыхав подобное, мужчины за столом притихли, насторожились. Большой грузный Одо с тревогой заозирался: не внемлет ли кто из прочих посетителей «Огонька». Чернявый, до глаз заросший Габа, буровил Вирнера напряжённым взглядом. Эгарт, чуть хмурясь, оглаживал короткую бороду. Один лишь Дрызг, стукнув по столешнице опустевшей кружкой, легко проронил:

– Клянуся! Толкуй ужо, чаво хотел!

– Пускай демоны сожрут мою душу, коли проболтаюсь, – приподняв боевой топор, Эгарт прикоснулся к холодному лезвию.

За ним и Одо с Габой произнесли нужные слова, возложив пальцы на клинки поясных ножей. Удовлетворённо кивнув, Вирнер негромко заговорил:

– Пошёл я, значится, на олешков. В ту пору ногу я зашиб – памятуете, хромал? Оттого охотился не скрадом по-всегдашнему, а с засадки на дереве. Место загодя присмотрел, подготовил. Ну, дык и с ночи угнездился, шоб взаранок, когда рогачи двинут, не упустить… И вот, на зорьке слышу шум. Не олень, нет. Олень, он идёт тихо – токмо листочки под ногами пошуршивают порой, да рогами ветки зацеплять может. А тута шаг мягче, легче, но шумнее… Я лук изготовил – мало ли чего, да смотрю во все глаза. И на тебе – появилися двое. С виду, как дети: небольшие, щуплые. Морды в сутеми не разглядеть толком, но носы острые да зенки совьи, хошь не хошь, а заметишь.

– Кобольды, что ль? – навалившись грудью на край стола, не выдержал Габа. – Разе оне не выздохли все?

– Не встрявай, – добродушно одёрнул Одо. – Дай послухать.

– Тише, Габа, не вопи, – шикнул Вирнер. – Они самые. Кралися с копьями короткими в руках, вроде как дозорные. А следом… – Охотник ещё больше понизил голос, так что слушателям пришлось наклоняться к нему, чтобы разобрать слова. – Следом топали ещё карлы. Шестеро пёрли носилки. На них лежал золотой идол – с кобольда размером, а то и больше. Вроде как баба: в платье да с волосьями длинными. Сверкала, что твоё солнце! Бережно карлы её тащили – знать, богиня ихняя…

– И дале чё? – заворожённо спросил Дрызг.

– Чё, чё… Дивился я на это, себя запамятовав. Спохватился, кинулся вниз, но карлы пропали, как скрозь землю ушли. Уж я ся клял, что сразу не стрельнул!..

– И чаво нам с этого? – разочарованно протянул Дрызг. – Как нам богатеями с твоей небылицы стать?

– Умолкни и слухай! – оборвал Вирнер. – С той поры я весь лес в округе излазил. Совсем охоту забросил, токмо кобольдов выслеживал. И нашёл-таки… Жаль, не логовище, а место, где бывают частенько, рыбалят. Самих их издали видал. Ох уж украдчивые сволочи, но от меня всё одно не схорониться… Короче, братцы, изловим кобольда, да выведаем у него, где золотую богиню таят. А тама и отобьём сокровищу энту.

– Кобольды мелкие, чего сам не сделал? – Эгарт пристально смотрел на охотника.

– В одно рыло мне, пожалуй, не сдюжить, – ответил таким же взглядом Вирнер. – Твари хучь небольшие, да кто знает, как всё обернется, когда спину прикрыть некому. А впятером – самое то. И кобольдов прищучим, коль супротив нас полезут, и добычи кажному вдоволь достанется. А мож и поболе – ежли в ихней норе ещё золотишко сыщется.

Воин кивнул, соглашаясь.

– Даст Кернанн, да и выгорит, – пробормотал Одо, задумчиво теребя ворот рубахи.

– Ну, за богачество?! – с ухмылкой поднял кружку Дрызг. – А-а, демон, пустая… Эй, Мунгоуд! Пивка бы нам изнову…

В сумрачном, медленно пробуждающемся лесу пахло прелыми листьями. От старого упавшего клёна, за которым прятались Одо, Эгарт и Дрызг, тянуло сыростью и подгнившей древесиной. Верхние ветви окружающих деревьев покачивались от лёгкого ветерка, совершенно не чувствовавшегося внизу. В отдалении перекликались первые пичуги, вокруг людей противно зудели комары.

– От же погибель какая, – в очередной раз шлёпнув себя по физиономии, раздражённо проговорил Дрызг. – В край заели… И долго нама куковать здеся?

– Притихни, – вглядываясь в чащу, бросил Эгарт.

– А чаво такого? – махнул рукой Дрызг. – Карлам нас не услыхать. Энто Вирнеру с Габой нужно таиться, покуда к мелочи подкрадуются. А како поднимут кобольдов, да нас погонют – тута уж до пёсьей задницы, шумно здеся аль нет!

Встав с колен, он до хруста в костях потянулся, а после плюхнулся задом на жухлую листву. Привалился к обомшелому стволу, не замечая, как рубаха на спине помалу начала пропитываться влагой, озверело почесал шею:

– От же гнусь… Слышь, Одо, како золотишком разживешьси, чаво делать бушь?

– Ан не знаю, – вяло пожал плечами Одо. – Не кумекал ещё об том. Корову мож куплю…

– А я лавку заведу, – бодро сообщил Дрызг.

– Ой, да нужна в Фумине лавка твоя!

– А я не здеся торговлишку поведу. В графских-то землях. А то и дальше…

– И чего продавать-то собрался?

– Туды шкурки. А чё? Зверья тута обильно, а в городах шкурки завсегда в цене. А в обратку сукна заморские… Слышь, Эгарт, а ты на шо долю свою пустишь?

– Притихни, – предостерегающе повторил воин.

Вдалеке прозвучал перелив рожка. При первых звуках Эгарт котом перескочил через лежащее дерево: – Началося! По местам!

Дрызг и Одо споро разбежались в стороны от него. Тенями скользя от дерева к дереву, мужчины двинули туда, где вновь запел рожок и раздался приглушённый вскрик: «Ату его!»

Вскоре впереди послышался шорох кустов и навстречу троице метнулся тёмный приземистый силуэт. Одо, оказавшийся ближе всех, наклонившись, неуклюже дёрнул руками, пытаясь схватить бегущего человечка. Промахнувшись, развернулся на месте, намереваясь кинуться вдогон. Подоспевший Дрызг оказался расторопней. Выскочив наперерез кобольду, он, недолго думая, шарахнул беглеца ногой. Человечек откатился в сторону. Тут же на него напрыгнул Эгарт: подмяв, несколько раз врезал кулаком в кольчужной рукавице. Несмотря на удары, кобольд, шипя, продолжал неистово извиваться, стараясь вырваться на свободу.

– Вяжите тварину! – скомандовал Эгарт подоспевшим товарищам.

Но те и сами уже кинулись скручивать человечку руки и ноги прочными бечёвками.

К тому моменту, когда к троице присоединились Вирнер с Габой, связанного кобольда уже примотали к шершавому стволу дуба. Дрызг и Одо с любопытством разглядывали пленника.

– Ну и глазища! – дивился Одо. – Чисто филин!

– Страхолюда какая, – вторил Дрызг. – Такую чуду впотьмах нежданно завидишь – обдрищешься!

Эгарт, сдвинув брови и уперев руки в бока, сверлил кобольда тяжёлым взглядом. Заслышав шаги, повернул голову в сторону загонщиков.

– Споймали? – радостно осведомился Вирнер.

Эгарт кивнул и вновь уставился на лесного обитателя.

Габа, присев на корточки, обшарил грязную кожаную куртку кобольда. Обнаружив лишь пару рыболовных крючков, вонзённых в толстый шов возле ворота, да маленький, точно детский нож на поясе, разочарованно сплюнул:

– Ни полушки медной – не то шо золота…

– А ты мыслил, он богиню с собой таскает? Шоб рыбалить пособляла? – с насмешкой кинул Вирнер. – Да мабудь он в своей деревне распоследняя голь – нама на то чхать. Лишь бы логовище тайное указал. А мы уж свово не упустим…

– Габа, спроворь костерок, – распорядился Эгарт. – А вы двое, – обратился он к Одо с Дрызгом, – по сторонам запоглядывайте: мало ли чего.

Вынув из ножен широкий кинжал, воин шагнул к кобольду.

– Ты, нелюдь, лучше сам собой толкуй. И́наче…

– Пойдём, шо ли, – Одо тронул за плечо Дрызга.

Дрызг, с интересом следивший за происходящим, недовольно стряхнул его руку и вызывающе кинул Эгарту:

– Я те не служивый в рати!

– Котомку трепотливую затянь потужее, да делай, шо велено, – вместо Эгарта сердито ответил Вирнер.

Несколько ударов сердца мужчины меряли друг друга взглядами. После Дрызг цыкнул и развернувшись, направился прочь.

– Чего тако взвился? – догнал его Одо. – Мы ж тута все заодно…

– А чаво он командувает? Ишь, выискалси… рыкцарь прям. Он мужик яко мы, а ижно разговор подхватить брезгует. Вот чаво стоило сказать, куды золото денет?

– Знамо, куда – на брательника хворого, – рассудительно проговорил Одо. – Ты ж Вирнеров сродственник, с нами в войске не служил, потому не знашь… Брательник Эгартов, – Равар – в десятке нашенском был. Мы када Хенсер воевали, между прочим брали один городок. Тако Равара в бою со стены столкнули. Повредился он: ноги не ходють, руки едва движутся. С той поры Эгарт за ним, как мамка ходит. Всё мыслил его в столицу, к кудесникам лекарным отвезть, да дело дорогое, не по ратникову кошелю. Эгарт ажно из сапог выскакивает, ради любой оказии деньгу зашибить. А тут случай невероподобный выпал, дык он в его и вцепился волком…

– От оно как, – протянул Дрызг. И вновь заерепенился: – Да всё одно – неча мне наказывать!..

– Ты не серчай на его, – подкидывая тонкие веточки в разгорающийся огонь, сказал Вирнер. – Дрызг хучь шебутной, но сметливый. Абы кого я бы не зазвал.

– Да Ильэлл с ним, – отмахнулся Эгарт. Его внимание почти полностью захватил привязанный к дереву бледный человечек. Приблизив лезвие кинжала к руке с шершавой сероватой кожей, спросил: – Где золотой идол? Где таите его, кобольды?

Не дождавшись не то что слова – даже взгляда, воин медленно надрезал кисть кобольда между большим и указательным пальцем. Приоткрыв рот с мелкими острыми зубами, нелюдь зашипел от боли. Подняв к его глазам клинок, испачканный темно-алым, Эгарт вновь с нажимом поинтересовался:

– Где ваша деревня? Куда богиню золотую снесли?

Жёлтые глазищи уставились на сбегающие по металлу капли крови. После обратились на ратника. Узкие бледные губы кобольда шевельнулись, и люди услышали нечто вроде: «Фррт манхшт берлнгт кобхольд».

– Ясно говори! – прикрикнул Эгарт, шлёпнув карлика ладонью по лицу.

Ударил, по своей мерке, едва-едва, – для острастки. Но даже от такого уродливая голова кобольда резко мотнулась вбок.

– Не зашиби карлу до поры! – забеспокоился Вирнер.

– Не боись, – Эгарт выжидающе смотрел на часто дышащего пленника. Хмурясь, обронил: – По-простому не хошь… Лады…

Вытянув руку, воин подержал клинок над огнем. Затем быстро приложил к щеке кобольда. Зашипело, в воздухе поплыла вонь прижжённого мяса. Карлик завизжал.

– Где богиню держите? – ровно повторил Эгарт.

– Чавой-то оне тянуть, – сказал Дрызг, поглядывая в сторону, откуда доносились вопли и стоны кобольда.

– Мабудь карла неговорливый попался, – рассудительно заметил Одо. Прислонившись к дереву, он без остановки обшаривал взглядом лес вокруг. – Это зря, токмо мучится попусту. Одно – расскажет…

– Гля! – прервал рассуждения товарища Дрызг. – Никак Габа нас кличет!

Действительно: повернувшись к ним, черноволосый бородач призывно махал рукой.

Оказавшись возле костра, Дрызг с приоткрытым ртом уставился на обвисшего на верёвках пленника. Покрытый ожогами и порезами, тот тонко поскуливал, словно раненая собака. Жёлтые глаза потускнели и безучастно глядели в землю.

– Вызнали? – Вопросительно посмотрел на Эгарта Одо. – Вызнали, где золото?

Эгарт отрицательно мотнул головой. Поднявшись, приблизился к Вирнеру, что-то зашептал на ухо. Криво усмехнувшись, охотник кивнул.

Ратник повернулся к Дрызгу:

– Хорош пялиться! Валяй, хворосту собери – хоть какой-то прок от тебя, вахлака, будет.

Дрызг аж задохнулся от такого. Позабыв о кобольде, выпучился на Эгарта. Медленно краснея, заорал, сжав кулаки:

– Не указ ты мне, ржавобокий! Хошь сухолома – подь, да саморучно сбери! Я те ни в вои, ни в холопья не определялси!

– Грызло прикрой, покуда зубья на месте, – пренебрежительно кинул Эгарт, отворачиваясь.

– Ах ты ж паскудник! Да я ж тя!.. – с перекошенным лицом Дрызг рванулся к демонстративно игнорирующему его воину.

Его перехватил Одо, сначала клещом вцепившийся в рубаху, а после облапивший беснующегося мужика, словно медведь.

– А ну, пущай мя тотчас! – неистовствовал Дрызг. – Иначе и тя зашибу!

Одо что-то говорил, но рассерженный родственник охотника ничего не желал слышать.

Эгарт, не обращая внимания на происходящее позади, легонько полоснул мочку уха кобольда.

– Не желашь говорить, тварина?! – воскликнул воин. – Тогда подыхай!

Словно бы в ярости ратник вонзил кинжал в бедро пленника – да так, что остриё, пробив тощую плоть, ужалило древесную кору. Но сидевший поблизости Габа приметил, что глаза Эгарта в тот миг оставались такими же холодными, как и раньше.

Пронзительный вой кобольда смешался с воплями Дрызга и уговорами Одо. Эгарт громко ругался, а над деревьями с криками вились потревоженные птицы. И никто, включая внимательно озиравшегося Габу, не заметил, как охотник беззвучно исчез в кустах.

Через несколько десятков ударов сердца Эгарт вдруг встал и спокойно сказал Дрызгу:

– Всё, притихни.

Дрызг ещё больше вскипел, но натолкнувшись на странно дружелюбный взгляд ратника, озадаченно умолк.

– Дело пустое, ничего нам не вызнать, – чрезмерно громко объявил Эгарт. – Вертаемся в Фумин.

– Дык как так? – возмутился Дрызг. – Мы ж…

– Слухай, что старшой молвил, – внезапно поддержал бывшего сослуживца Одо.

Дрызг в поисках подмоги глянул на Габу, но тот уже затаптывал остатки костерка.

– Вы чаво такой везухи чураетесь? Богачество, оно ж тута, токмо ухвать яго! Да я сам карлу выспрошу!

Точно не слыша, Эгарт рубанул верёвки, удерживавшие кобольда. После, оставляя кровоточащие порезы, рассёк путы на руках и ногах. Разогнувшись, напоследок пнул распластанного на листьях человечка.

– Уходим. – И первым зашагал по направлению к далёкому посёлку.

Габа, не оглядываясь, двинул за ним. Одо потянул Дрызга за рукав:

– Не барагозь. Эгарт непрост – не зря у нас десятским был. Шо-то замыслил, демон меня разорви. Мож, иного карлу споймать излаживается?

Хлопая глазами, Дрызг призадумался. Обернувшись, остановил взгляд на вяло копошащемся кобольде. Наконец, морща лоб, поплёлся за остальными.

Когда создаваемый людьми шум окончательно затих, к постанывающему израненному кобольду подбежали трое сородичей. Молча подхватили на руки и торопливо понесли прочь.

Где-то в четырёх с половиной сотнях шагов от места пытки кобольды остановились. Один, выпустив раненого, присел в зарослях папоротника. Ухватившись за торчащий из бурой листвы сучок, рывком открыл замаскированный квадратный люк. И тут же, насквозь пронзённый стрелой, свалился в чёрный зев лаза. Кобольды, продолжавшие удерживать раненого, даже не успели осознать случившееся: почти одновременно их поразили другие стрелы. Один человечек рухнул навзничь с пробитой головой. Второй упал, цепляясь за торчащее из живота оперённое древко; забил ногами, разбрасывая листву, но вскоре затих. Воцарилась обычная лесная тишь.

Выждав немного, меж деревьями показался Вирнер. Бесшумно ступая, ухитряясь не потревожить ни один лист, охотник осторожно приблизился к кобольдам. Удерживая лук с наложенной стрелой, огляделся. Полуприкрыв глаза, прислушался. Не уловив ничего подозрительного, обнажил нож и добил бывшего пленника. После поднёс к губам рожок.

– …Шоб они все на мя отвлеклися? Започем знашь, шо хто-нить глядел? – пытал Эгарта Дрызг.

– Крики его далёко разносились. Не могли другие кобольды такое пропустить. Хоть один соглядатай, да засел где, – терпеливо разъяснял ратник, катая по ладони сорванный жёлудь. – До́лжно было глаза ему от Вирнера отвесть.

– А чаво мне зараз думку свою не казал? Я ж тя едва не зашиб!

Прищурившись, Эгарт оглядел Дрызга, но смолчал. За него, ухмыляясь, ответил Габа:

– Знай ты всё наперёд, зело бы так не ерепенился!

Одо засмеялся.

– Тьфу на вас! – обиделся Дрызг.

Где-то вдалеке хрипло загудел рожок.

– Сигнал! – встрепенулся Эгарт. Забытый жёлудь полетел на землю. – Ходу!

Заслышав шаги, охотник вскинул лук. Но тут же опустил, увидев товарищей.

– Годно сработано, – похвалил Эгарт, скользнув взглядом по мертвецам. Став на край ведущей в подземелье дыры, чуть улыбнулся: – Вот оно!

Пока Габа обыскивал убитых кобольдов, Одо склонился над открытым ходом.

– Это ж надо! Прям под ногами такое таится! Я-то мыслил, кобольды вовсе перевелись, а оне в подьземье шастают! А вход-то как укрыли! От же искусники…

Встав на четвереньки, опустил длинную ручищу в дыру и за шиворот вытащил мёртвого карлика. Бросил Габе:

– На вот, тешься.

– Отлупись! – кинул в ответ тот, но не преминул обшарить новый труп.

Одо вновь занялся лазом.

– Не видать ни зги. Фонарь потребен, – произнёс он, свесив вниз голову.

– Ща сделаем, – отозвался Эгарт, извлекая из торбы свечной фонарь – деревянный коробок с прозрачными слюдяными окошками и округлой скобой сверху.

– Оп-па! – радостно воскликнул Габа, сорвав с шеи кобольда шнурок с жёлтой металлической бусиной. Сунув в рот, прикусил шарик, рассмотрел придирчиво. Расплылся в довольной улыбке: – Оно, родимое!

– Неужто – золото? – возбуждённо подскочил Дрызг.

Габа весело подмигнул.

– Дык чаво мы тута лытаем? Айда за бабой золотой! – Дрызг аж затрясся от нетерпения. – Ну как карлы подхватятся да перепрячут?!

– Не елгози, – Одо, спустившись в яму, на четвереньках наполовину заполз в идущий под уклон ход, отчего его голос звучал приглушённо. – Сперва осмотримся… Ах, мать твою!

Неуклюже пятясь, он вылез из кобольдовой норы.

– Что?.. – напряжённо спросил Эгарт.

Остальные встревоженно глядели на товарища, левой рукой сжимавшего правое запятье.

– Али накололся, али цапнула тварь какая, – после темноты подземелья даже в лесной тени Одо щурился, пытаясь рассмотреть ранку.

Габа с Дрызгом подхватили его подмышки и помогли выбраться наверх. Эгарт бросил взгляд на начавшую опухать руку. Приметив две красные точки, сжал губы. Подхватив уже зажжённый фонарь, нырнул в лаз.

– Шо-то худо мне, – пробормотал Одо, которого усадили под деревом. Его кожа побледнела, на лбу выступил пот. – Воздуху недостаёт…

Рядом появился Эгарт. Одо с видимым трудом задрал голову и сразу всё понял по мрачному лицу ратника .

– Желтомордник, – в подтверждение слов воин продемонстрировал дохлую змею. – На бечеве привязана была, точно псина сторожевая.

Одо судорожно вздохнул.

– Эгарт… братцы… супружнице долю мою… хоть часть малую… богами заклинаю… на сносях она…

Эгарт присел, положил руку на плечо Одо.

– Ильэллом клянусь, исполна всё получит. Не тревожься, друже.

Едва слышно засипев, Одо поник головой – точно уснул. Заглянув ему в лицо, Эгарт бережно закрыл глаза товарища.

Дрызг зло ударил ногой мёртвого кобольда:

– От же паскуды мелкие!

– Охолони, – Эгарт встал. – Сбереги кураж для живых.

– Дурное начало, – пробормотал Габа, отводя взгляд от неподвижного Одо.

– А ты мыслил, карлы сами тебе сокровищу притащут? – жёстко укорил Вирнер. – Золотишко завсегда обручь с кровью ходит.

– Айда уже! – вмешался Дрызг, едва не приплясывавший от лихорадочного возбуждения. – Буде лясы точить!

Эгарт, снявший кольчугу и теперь распускавший завязки гамбезона, повернулся к нему.

– Приуготовляйся… Вирнер, тесно там. Лук без проку будет.

– Мне и ножа достанет, – свирепо ощерился охотник.

Поглядев на Эгарта, Габа также принялся стягивать доспех.

– Кольчужку взад потом накинь, прям на рубаху, – посоветовал ратник. – Размахнуться в подземье негде, а от пореза железо сохранит.

Габа кивнул.

Приготовившись, охотники за золотом подошли к лазу. Эгарт и Габа держали фонари и широкие обоюдоострые солдатские кинжалы. Вирнер вооружился длинным охотничьим ножом. Дрызг, рисуясь, ловко поигрывал чужестранным клинком – узким, с хищным изгибом.

– Помогай нам Ильэлл, – сказал Эгарт и первым спустился в яму.

Чем глубже фуминцы забирались под землю, тем труднее становилось дышать. Спёртого, пахнущего пересушенным грунтом и ещё чем-то незнакомым, воздуха словно не хватало. Вдобавок на людей ощутимо давили темнота и теснота лаза.

Двигаться приходилось на четвереньках: распрямиться не позволял низкий полукруглый потолок. Эгарт полз первым: не спеша, внимательно оглядывая тоннель в поисках опасности. Время от времени ход резко поворачивал и тогда воин вовсе останавливался. Медленно и осторожно заглядывал за угол, тщательно изучал каждую пядь чёрных шершавых стен и пола. И только убедившись, что всё в порядке, следовал дальше. Каждый раз Вирнер и Габа терпеливо ждали. И лишь Дрызг, находившийся в самом хвосте, сдавленно ругался.

– Ну, чаво там сызнова? Ну, чаво?! – заворчал он, когда все опять затормозили.

– Эгарт молвит – расходится нора надвое, – сообщил Габа, получив информацию от Вирнера. – Куды дальше ползть – токмо демонам ведомо.

Дрызг и без того скверно чувствовал себя из-за темноты и недостатка свободного места, а упоминание демонов и вовсе вывело его из душевного равновесия. Он принялся в голос честить и Эгарта, и остальных товарищей, и даже богов. Замолчал лишь после того, как Габа слегка лягнул его, попав по щеке и лбу:

– Заткнися! Эгарт говорит, что с Вирнером полезет в нору по правую руку, мы с тобой – по левую.

– Да ты мне по харе попал ножищей своей! – негодовал Дрызг. – Вот како выползем на свет человечий, бока те понамну!

Габа ухмыльнулся:

– Не отставай тама! У тебя фонарю-то нету…

Первое помещение, встретившееся Вирнеру с Эгартом, оказалось немного выше тоннеля и позволило людям встать на ноги – пусть и согнувшись. Округлая, точно звериное логово, подземная камера была заполнена гниющими кучами мелко нарезанных веток и листьев, на которых росли белёсые грибы. Под ногами влажно чавкало, во все стороны разбегались блестящие чёрные многоножки.

Поначалу люди подумали, что оказались в тупике. Но после охотник приметил тёмный провал лаза, полускрытый за грудами назмища. Эгарт поднял фонарь повыше, рассматривая дыру в стене. В тусклом свете блеснули и сразу исчезли круглые жёлтые глаза. Вирнер стремительно шлёпнул себя по плечу, пытаясь снять отсутствующий лук. Выругался, вспомнив, что привычное оружие осталось наверху, подле тела Одо.

– Таперича они точно знают о нас, – констатировал ратник.

Топча и рассыпая грибницы, напрямик прошёл к лазу. Заглянул, подсвечивая, и решительно заполз внутрь.

– Заблукали мы в энтом гузне, – уныло объявил Дрызг, когда им с Габой пришлось выбираться из очередного никуда не ведущего хода.

Некоторые тоннели выводили в крохотные пустые пещерообразные комнатки – в них можно было хотя бы развернуться. А иные внезапно обрывались – словно тем, кто их прокладывал, надоело рыть твёрдый грунт. В таких случаях Дрызгу с Габой ничего не оставалось, как медленно пятиться, надеясь, что никто не подстерегает сзади.

Добравшись до очередного разветвления, спутники заспорили о том, где уже были, а где нет.

Дрызг, смущённый мрачным лабиринтом, из-за темноты казавшимся бесконечным, настойчиво доказывал, что они проверили всё, и пора бы уже искать товарищей. А то и вовсе выбираться наружу.

Габа, поначалу пытавшийся уговорить компаньона продолжить разведку, вскоре потерял терпение: духота, усталость, постоянная настороженность повлияли и на него. К тому же, бывшего солдата удручало отсутствие даже следов золота. Выйдя из себя, Габа страшно обругал Дрызга, а под конец посоветовал катиться куда подальше.

В итоге оба фуминца, продолжая браниться, разошлись по разным ходам. Не имевший фонаря Дрызг вскоре пожалел о своей горячности, но было поздно – сердитое ворчание Габы уже затихло.

– Габа! – позвал Дрызг, таращась во мрак широко распахнутыми глазами. – Габа!

Хрипловатые крики звучали глухо, искажались и быстро затухали в извилистом туннеле.

– Ну и хрен с тобой, – пробормотал Дрызг, не дождавшись ответа.

Усевшись, он попытался припомнить пройденный путь, но лишь сильнее запутался.

– Хрен с тобой, – повторил Дрызг и просто пополз по коридору.

Через некоторое время он начал различать слабо светящиеся линии, покрывавшие стены и потолок тоннеля, подобно беспорядочно переплетающимся нитям. Их призрачного сияния не хватало для того, чтобы разогнать тьму, но Дрызгу полегчало от одного намёка на свет. Поколупав пальцем до твёрдости утрамбованную стенку, он сумел оторвать что-то тоненькое и прохладное, напоминающее на ощупь корешок. Несколько ударов сердца Дрызг размышлял. А после принялся активно ковырять стены ножом, старательно выдирая загадочные волокна.

Вскоре он уже знал, что светятся лишь корни на поверхности. Стоило чуть углубиться – и свечение пропадало. Дрызга подобное открытие не расхолодило. Он терпеливо скоблил поверхности до тех пор, пока не сумел скатать из фосфоресцирующих нитей шарик размером с кулак. Такое количество корней уже позволяло слегка осветить путь.

– Хрен с тобой, Габа! – в очередной раз торжествующе произнёс Дрызг и, повеселев, двинулся дальше.

Карлики атаковали Эгарта с Вирнером в очередной камере с грибами. К этому моменту фуминцы миновали уже несколько подобных рукотворных пещерок и, не встретив ничего опасного, немного расслабились.

Главной опасностью стала не столько внезапность нападения, сколько темнота. Света восковой свечи, лившегося из четырёх окошек фонаря, не хватало, чтобы как следует разглядеть противников. Вдобавок, держащий светильник Эгарт, постоянно двигался, порой заслоняя свет своим телом. В помещении воцарился хаос из мечущихся теней, блеска клинков и жёлтых глаз, человеческих криков и пронзительного визга кобольдов.

Несмотря на размеры, подземные жители оказались неожиданно сильными. Ни один из них не сумел бы противостоять взрослому мужчине. Но, наваливаясь кучей, кобольды представляли серьёзную угрозу. Орудуя короткими ножами, карлики пытались изрезать высоким соперникам ноги, и кидались на людей даже не бесстрашно, а безрассудно. Фуминцы безжалостно пинали их, отшвыривая прочь; наотмашь рубили и протыкали кинжалами.

Защищённый кольчугой и рукавицами, Эгарт почти не пострадал. Вирнеру повезло меньше: предплечье правой руки кровоточило от множества неглубоких ран, левая нога подламывалась из-за ножа вонзившегося сзади, чуть выше коленного сгиба. Видя, что товарищ слабеет и вот-вот упадёт, Эгарт легонько подтолкнул его к лазу:

– Уходи, я сдержу их!

С боевым кличем он насел на кобольдов, стараясь оттеснить от охотника. Увидев, что Вирнер исчез в дыре, ратник попятился и закрыл отверстие собой. Оставшиеся в живых карлики ещё несколько мгновений отчаянно нападали на него, а затем сбежали так же внезапно, как появились.

Прислонившись к стене, Эгарт утёр пот.

– Драпанули, суки, – тяжело дыша, сказал он Вирнеру.

Не услыхав ответа, опустился на четвереньки и нырнул в лаз.

Совсем немного продвинувшись по тоннелю, Эгарт увидел ноги охотника. Протянув руку, подёргал за щиколотку:

– Вирнер?

Заподозрив неладное, прополз дальше, вклиниваясь между стеной и телом товарища. Когда его голова оказалась на уровне пояса Вирнера, воин разглядел тонкий – в два пальца шириной – кол, вонзившийся охотнику в левый бок. Другая часть деревяшки исчезала в неровном отверстии в стенке. В бешенстве ударив туда кинжалом, Эгарт легко выкрошил основательный кусок тонкой перемычки, отделявшей тоннель от другого, более тесного хода.

Убедившись, что карлик, устроивший засаду, не стал дожидаться расплаты, Эгарт, пачкаясь кровью, вынул кол из тела. Двигаясь задом, за ноги вытащил мёртвого компаньона обратно в камеру с грибами. Уложил у стены. Замер подле, склонив голову. Кивнул, точно прощаясь, и, подхватив фонарь за кольцо, вернулся в тоннель.

Теперь ратник полз медленнее, чем раньше. Придирчиво разглядывая каждую неровность, самые подозрительные места прощупывал клинком. И молил Ильэлла, чтобы кобольд, убивший Вирнера, решил подкараулить и его.

Свечка в который раз затрещала и искажённый слюдой огонёк, пригаснув, заметался. Габа с тревогой поглядел на фонарь – не ровён час погаснет. Огниво, конечно, при нём, но покуда на ощупь откроешь короб да запалишь фитиль, придётся сидеть в темноте. А там и враг подкрасться может…

От этой мысли Габа нервно передёрнул плечами. Был он не робкого десятка, в бою за чужими спинами никогда не прятался. Но тут, в подземье, вязкая тишина и мрак буквально разъедали душу. Когда поблизости находились товарищи, это почти не чувствовалось. Но в одиночестве они давили, заставляя бывшего воина то и дело останавливаться, вслушиваясь в подземное безмолвие. До одури хотелось оглянуться, но теснота прохода не позволяла сделать этого. И Габа, сдавленно ругаясь, полз вперёд.

– И дёрнул демон тебя, Вирнер, прихватить драного елдыгу Дрызга! Кабы не он…

Замолчав на полуслове, Габа снова прислушался, ловя воздух открытым ртом. Ему казалось, будто он слышит шорох осыпающейся земли. Вот сейчас свод просядет и его придавит толща лесного грунта. И будет он лежать в темноте, задыхаясь, не в силах даже пошевелиться…

– Ильэлл! Храни мя, могутный господин всего ратного люда! Не дай пропасть в энтой норе! – взмолился Габа.

Тяжело дыша, чувствуя, как часто колотится сердце, вновь двинулся по земляному тоннелю.

Целую жизнь спустя, Габа выбрался в узкий коридор – ещё более тесный, нежели проходы, по которым он ползал ранее. Зато потолок здесь внезапно поднимался – так, что можно было выпрямиться в полный рост.

Встав, Габа вдруг понял, как неудобно было елозить на четвереньках. Встряхнувшись, он даже слегка улыбнулся.

Довольное выражение держалось на его лице, когда левая нога, шаге на шестом, пробила тонкую земляную корку и провалилась вниз. В дыре что-то звонко клацнуло и Габа, навалившись на стену, истошно заорал от лютой боли. Фонарь с кинжалом полетели на пол, свеча мигнула и погасла. Не чувствуя резкого дымного запаха, испускаемого фитилём, Габа вопил во мраке, точно неупокоенный дух.

Постепенно стенания стихли. Боль всё так же терзала перебитую чем-то ногу, волнами поднимаясь выше. Но её пересилил страх медленной смерти в темноте. До скрежета сжав зубы, Габа наполовину сел, наполовину рухнул. Дыхание перехватило и он не смог даже закричать. Отдышавшись, фуминец трясущейся рукой нашарил фонарь. Не замечая льющихся по щекам слёз, хлюпая носом, со второй попытки зажёг свечу. С замершим сердцем заглянул в дыру.

От увиденного стало совсем худо: чуть ниже колена ногу зажали массивные железные челюсти медвежьего капкана. Затянутые ржавчиной острые зубья, прорвав штанину, глубоко вонзились в плоть. При этом конечность, скрытая напитанной кровью шерстяной материей, выглядела так, словно внутри не было ничего твёрдого.

Не сумев пошевелить стопой, Габа, сдавленно постанывая, осторожно ощупал повреждённое место. Как он и опасался, кость оказалась раздробленной.

Обливаясь потом, чувствуя одновременно жар и озноб, Габа часто дышал открытым ртом. Бывший ратник лихорадочно размышлял, как вырваться из ловушки. Звать на помощь – бесполезно. Ежели кто из своих мог услышать, уже бы пришёл на крики. Раскрыть медвежий капкан и так не просто, а в сужающейся кверху яме совсем невозможно. Вынуть его оттуда тоже…

Поминая богов, мешая молитвы с бранью, Габа обвязал ногу над коленом бечевой. Подсунул под неё деревянные ножны кинжала и принялся крутить, затягивая верёвку сильнее. Подобрав кинжал, на несколько ударов сердца замер. Затем, склонившись, с безумным рыком принялся пилить острым лезвием влажную ткань и мясо…

Освободившись, Габа в полубеспамятстве перебрался через яму. Полежав, приподнялся и упрямо пополз по коридору, прощупывая землю перед собой клинком. Почти добравшись до места, где узкий высокий проход вновь превращался в лаз, натолкнулся на жилу, тугой тетивой натянутую поперёк пути. Сначала Габа хотел перерезать её, но после передумал: мало ли как ловушка сработает.

Хватаясь за стены, поднялся. Постоял, собираясь с силами. Толкнувшись одной ногой, перескочил через препятствие. И ту же ударил другую жилу, натянутую на уровне груди. Разбрасывая жёсткую земляную крошку, из замаскированной ниши на потолке по дуге вылетел подвешенный на верёвке обрезок бревна, толщиной почти с человека. На обращённой к Габе стороне торчали остро заточенные четырёхгранные колья.

Силы удара хватило, чтобы пробить тело насквозь – фуминца не спасла даже кольчуга. Габа тряпичной детской игрушкой повис на кольях; фонарь вновь полетел на землю и погас. Некоторое время в темноте раздавался свистящий хрип. Вскоре он затих, и безмолвие подземелья нарушали лишь едва слышные звуки капающей крови.

Лаз, в котором убили Вирнера, оказался самым длинным из всех, что в этот день довелось преодолеть Эгарту. Выбравшись из него, воин очутился в изогнутом полукольцом коридоре. Справа и слева от ратника чернели входы в тоннели: пять штук, не считая того, из которого появился он сам. На противоположной стороне коридора, примерно в центре дуги, располагался лишь один проход – непривычно большой и почти идеально круглый. И в его глубине виднелся приглушённый свет.

Подозрительно озираясь, воин направился в сторону бледных лучей. И затормозил, подавшись назад, услыхав притушенный земляными стенами вопль. Почти сразу крик сменился невнятным злым бормотанием. Отдельные слова звучали разборчиво:

– …Тварины… ужо вы… вдрызг разнесу…

Узнав голос Дрызга, Эгарт заметался между тоннелями. Определив нужный, крикнул:

– Дрызг! Чего у тебя?

– Закололи мя! Страхолюда паскудная… копьём в бочину… пыранула… Дык я яго тож… Неглубо́ко, кажись, гнида, саданул, а пребольно…

Эгарт встревожился: паузы в речи Дрызга повторялись все чаще. Воин быстро пополз по тоннелю, не думая о возможном риске.

Родич Вирнера лежал, прижав обе ладони к ребрам справа. Рядом влажно блестел окровавленный кол, такой же, каким проткнули охотника. Чуть дальше, на треть высунувшись из пролома в стене лаза, валялся кобольд с торчащей из глазницы рукоятью ножа.

Перекатившись на спину, Эгарт загнул нижнюю часть кольчуги и отхватил кинжалом подол рубахи. Свернув, затолкал под руки Дрызгу:

– Дави шибче! Щас выну тебя отседа, перевяжу.

Ухватив товарища, потянул к выходу из тоннеля. По пути то и дело окликал Дрызга, тормошил, не давал погружаться в беспамятство.

– Дрызг, а Дрызг! Габа куды подевался?

– Разделилеся мы… где-то шастает…

– Слышь, а пошто тебя Дрызгом прозвали? – спросил Эгарт, в очередной раз почувствовав, как обмякает раненый.

Тот чуть встрепенулся:

– Када хмельного перепью… ярым делаюся… Кажный раз грожусь разнести всё вдрызг… Тако и прилепилося.

Вытащив компаньона в искривлённый коридор, Эгарт подхватил его поудобнее и буквально понёс туда, откуда лилось сияние, решив, что там оказывать помощь будет сподручнее.

Короткий проход привёл фуминцев в огромный, по меркам кобольдов, круглый зал. Здесь люди могли стоять, выпрямившись в полный рост, не упираясь макушками в куполообразный свод, кое-где подпёртый деревянными столбами. Все поверхности – колонны, стены и даже потолок – плотно увивали фосфоресцирующие корни. В их тусклом свете, на возвышении в центре поблёскивал металлический идол.

– Нашли?.. Нашли сокровищу? – спросил Дрызг, углядев статую.

Он был очень бледен – и не от холодного подземного света. А когда заговорил, изо рта побежала кровь.

– Ага, нашли, – Эгарт осторожно опустил товарища на пол, выложенный речными голышами.

– Эт гоже, – едва слышно сказал Дрызг и закрыл глаза.

По его телу пробежала дрожь.

Воин выпрямился, в сердцах врезал кулаком в светящуюся стену. В месте, куда пришёлся удар, повреждённые корешки стали светить тусклее.

Эгарт обернулся, прислушался. Не услыхав ничего, кроме собственного дыхания, приблизился к идолу. Поднёс фонарь, всмотрелся – и издал непонятный звук: то ли всхлип, то ли сдавленный смешок.

– Вирнер, Вирнер… Да что же ты, дурень, из лесу свово совсем не вылезал?!

Ногой смахнув с постамента разложенные на свежем листе лопуха подношения кобольдов – стекляшки, белые речные камешки и человекообразные фигурки, связанные из прутиков, – Эгарт тяжело уселся. Стянув грязные от земли и крови рукавицы, потёр ладонями лицо.

За его спиной ровно горела отражённым светом любовно отполированная кобольдами бронзовая статуя Лернассы, богини матерей и всяческого земного изобилия. Подобные продавались на любой ярмарке и обычно приобретались для маленьких храмов и деревенских капищ. Утащили ли её кобольды из разорённого кочевниками посёлка, или нашли в разграбленном обозе – Эгарта не волновало. Он скорбел о попусту погибших товарищах, включая бедолагу Вирнера.

– Даст Ильэлл, мог быть Габа ещё жив. Глядишь, встретимся по пути…

У входа в зал послышался тихий шум и скрипучее перешёптывание. Воин вскинул голову, вгляделся в темноту. Ощерился, приметив проблеск жёлтых глаз. Поднялся, натянул рукавицы, половчее ухватил рукоять кинжала. Крикнул с издёвкой:

– Ну, давайте, карлы, воло́чтесь сюда все, скока ни есть! Не валандайтесь, черви, – мне ещё наружу долго тащиться…

Воющий колодец I

– Это ли хорошая история! – воскликнул Минке Рев-Слорду, лишь только умолк очередной рассказчик. – Хромая ведьма, чёрный лис, пастух… Тьфу! Детская потешка!

Кархен Орог-Ран, рыцарь, чьё мастерство сказителя столь низко оценили, чуть не поперхнулся последним глотком зеленоватого вина из Янира. Вскочив, заорал:

– Такому идиоту, как ты, только и нужны детские сказки! Другого не вместит твоя крохотная голова с воробьиными мозгами!

Критик подпрыгнул, опрокинув чарку:

– Это у меня-то голова мала?! Да она втрое больше того горшка, что ты носишь на плечах!

– Да, – с обманчивой покладистостью кивнул Орог-Ран, – я ошибся. Она у тебя огромная. Но зато полностью деревянная!..

В любой другой области Эмайна подобные речи сразу бы привели к смертоубийству, а затем к затяжной вражде, в которой гибнут целые фамилии. Но в приграничье жизнь была иной, и даже благородные люди позволяли себе и друг другу немного больше, разрешённого этикетом и законами. Поэтому остальные рыцари, сидевшие за столом со спорщиками, не вмешиваясь, с живейшим интересом наблюдали за развитием конфликта. Только когда подвыпившие мужчины начали хвататься за рукояти мечей, собутыльники решили, что ситуация вышла за пределы допустимого. Обоих дворян насильно усадили и всунули в руки по полному кубку.

– Кто расплещет вино – в одиночку отправится в рейд в дикие земли! – объявил Улге Нак-Эндарс, командир форта Радовник. – Таков мой приказ!

Все, кроме спорщиков, рассмеялись.

– Мы здесь зачем собрались? – продолжил Нак-Эндарс. – Выпить в доброй компании и разыграть сию безделицу…

Он кивнул на лежащий в центре стола золотой перстень с сердоликом, похожим на застывшую каплю тёмного мёда. По договорённости, украшение должно было достаться рыцарю, рассказавшему самую интересную историю.

– Будет осенний турнир – покажете доблесть да ратную удаль. А теперь до́лжно проявить не воинское мастерство, но искусство сказителя!

– Вот я и говорю, – вновь начал закипать Рев-Слорду, – интересное нужно! А он несёт какую-то чушь!

– Это я-то… – Орог-Ран предусмотрительно поставил кубок. – Это…

– Умолкните оба! – гаркнул Нак-Эндарс так, будто командовал на поле боя. Увидев, что противников проняло, продолжил прежним спокойным тоном: – Кархен рассказал, как мог – по мне, так и недурно. Но, коли тебе, уважаемый Минке, его повесть не по нраву, попробуй рассказать лучше.

– Точно! Вот это правильно! Мудро! – поддержали командира форта прочие рыцари.

– Дело то нехитрое, – бахвалясь, объявил Рев-Слорду, – после такой-то побасёнки.

Окружающие заулыбались: буян слишком налегал на вино и его язык уже начал заплетаться.

– Запоминай, Орог-Ран, как следует сказание вести!

Тяжёлая рука Улге Нак-Эндарса, предупреждающе опустившись на плечо Кархена, не дала сорваться повисшему на губах ядовитому ответу. Криво усмехнувшись, Орог-Ран сложил руки на груди, всем видом показывая, что не ждёт от соперника ничего мало-мальски стоящего.

– Случилось это в столице, – начал Рев-Слорду. – Или нет, в Фардаве… Ну, неважно. Жил, значит, там один дворянин. Занимался торговлей. У него жена была – красавица, какую поискать, да… Ну вот, как-то раз дворянин – он даже рыцарем не был, он… звали его… как-то… э-э… Ну, скажем, Пурду. Вёл он дела с одним купцом, тоже, надо сказать, пройдохой редкостным: однажды Экниру Вард-Молги продал позолоченную цепь заместо полностью золотой. Так тот потом его изрядно отмутузил. Хотел ещё собаками потравить, но стража вмешалась да отбила купчишку. Так Экниру после виру платить пришлось. Несправедливо это… Помните Экнира? Нет? Ну, неважно… Так вот, жена его – красавица, но негодяйка бесподобнейшая – я уже сказывал об этом, а? Да? Или нет? В общем, теперь сказал. И вот она, когда муженёк с этим самым купчишкой дела обстряпывал… как же этого торгаша-то звали? Хоть убей, имени не упомню… Ну, пусть тоже Пурду будет… Сидят, значит, как-то Пурду и… Пурду, да думают, как облапошить Экнира… или это другой случай? Что-то я слегка запутался. Купец… Хотя дело-то в чём…

Рев-Слорду ещё немного помучил слушателей, а потом вдруг клюнул носом и задремал, свесив голову на грудь. Его не пробудил даже грянувший хохот остальных рыцарей.

– Вот и славно, – прокомментировал внезапную концовку рассказа Нак-Эндарс. – Давайте промочим горло и послушаем что-нибудь более… связное.

– И без Пурду, – язвительно вставил Орог-Ран, вновь развеселив собравшихся.

– Бел, твой черёд, – обратился к воину богатырского сложения Дерел Ук-Мак. – Поведай что-нибудь удивительное!

Бел Им-Трайнис, подливавший вино в чарку, призадумался. Обычно он старался не говорить о вещах странных и чудодейных, даже если те происходили не с ним. Но сейчас, в дружеской компании, после нескольких глотков доброго вина, сложно было отказать в просьбе.

– Ладно, – рыцарь отодвинул опустевшую глиняную бутыль с остатками лилового сургуча на горлышке. – Что бы такого вам… может, о воющем колодце?

Давненько это было – мне едва исполнилось шестнадцать. Как-то раз мой родич, Лир Маун-Трайнис, отважный воитель и искатель приключений, услыхал от какого-то бродяги, что далеко-далеко на юго-востоке, в высокой башне, возведённой на вершине белой скалы, томится прекрасная юная дева, заточенная злым чародеем пятьдесят лет назад. Разумеется, великодушный рыцарь замыслил освободить её. Не слушая родных, твердивших, что если бродяга не солгал, и где-то в башне действительно сидит дева, то она уже далеко не юна, Лир отправился в порт Кинниарза. В погожий летний день сел на корабль, после чего добрых полтора года мы ничего о Маун-Трайнисе не слыхали. А затем в замке моего отца появился необычный чужеземец, назвавшийся Каримом. Он привёз письмо от Лира.

Из послания мы узнали, что, покинув дом, Маун-Трайнис скитался по удивительным странам, пока не очутился в далёком Омрудане. В ту пору там шла война. Начала её группа прекраснодушных дворян. Люди эти сумели убедить Лира в том, что несчастный народ Омрудана заживёт припеваючи, коли удастся свергнуть правителя и посадить на освободившееся место одного из зачинщиков бунта. Маун-Трайнис, почитавший обязанностью защищать всякое правое дело, вступил в ряды мятежников. Благодаря воинской доблести и большому опыту сражений, Лир быстро стал одним из командиров, возглавив несколько сотен воинов.

Почти не встречая сопротивления, армия двигалась в сторону столицы. Но затем боги войны отвернулись от бунтовщиков. После трёх больших сражений, воинство вельмож пало под жестокими ударами воевод правителя. Вместе с уцелевшими зачинщиками, Маун-Трайнис попал в полон к властителю Омрудана, амиру Шехроху Аль-Ахнаву.

Тот был удивлён и заинтригован, узнав, что один из военачальников уничтоженной армии – пришелец из неведомого северного края с незнакомым слуху названием. Это спасло Лира. В то время как прочих вожаков мятежа, внезапно оказавшихся двоюродным братом амира, бывшим сановником-везером и ещё несколькими дворянами графского достоинства, жестоко казнили, Маун-Трайнис остался пленником во дворце. Амир отнёсся к чужеземцу по-рыцарски и позволил выкупить жизнь и свободу. Правда, с оговоркой: если в течение года Аль-Ахнав не получит золота, Лира привяжут к хвостам диких лошадей, дабы те разнесли его члены по степям и пустыням Омрудана…

Короче, в письме родич просил о помощи.

Не тратя времени, отец созвал глав семейств нашего рода, дабы обсудить ситуацию.

Решение далось нелегко: цена, назначенная амиром, в Эмайне соответствовала выкупу за барона, а не простого рыцаря. После долгих споров, собравшиеся всё же согласились заплатить за блудного героя, ибо в его венах текла та же кровь, что у всех нас.

С самого начала я подозревал, что этим закончится: в нашем роду принято держаться друг за дружку. Да и многим Лир попросту нравился, несмотря на чудаковатость. Сыграла роль и известность Маун-Трайниса: о его невероятных похождениях говорили даже при королевском дворе. Одних баллад, сложенных менестрелями о подвигах Лира, в ту пору ходило не меньше пяти…

В течение трёх недель представители всех семейств привозили деньги – кто сколько мог. И к исходу месяца нужная сумма лежала в потайной комнате отцовского замка. Но, кроме этого, требовались средства для тех, кто повезёт выкуп в Омрудан. И вновь родичи взялись за похудевшие кошели, в глубине души начиная сомневаться, стоит ли Лир Маун-Трайнис подобных расходов.

– Отчего этот полоумный не мог попасть в плен дома или хотя бы в сопредельном государстве? – в сердцах бросил старый Тейвар Се-Трайнис. – Мы бы попросту отбили его и здорово сэкономили!

На сборе золота трудности не закончились: не сумев перенести нашу зиму, умер Карим. Пусть он и был чужаком, его уход нас опечалил. Во-первых, омруданец показал себя достойным человеком: верно служил Лиру после того, как тот спас Кариму жизнь, и без раздумий согласился стать гонцом, зная, что его ждёт долгая и опасная дорога. Во-вторых, мы рассчитывали на Карима как на проводника.

Кое-кто заговорил, что это знак, повелевающий отказаться от мысли выручить Маун-Трайниса. Но большинство родичей мыслило иначе – быть может, из врождённого упрямства. И в начале весны семеро рыцарей в сопровождении восемнадцати солдат погрузились на корабль, плывущий в страны полудня.

Одним из семерых был я. А командовал отрядом младший брат отца, Эсмонд Им-Трайнис. Перед путешествием он выстроил нас на причале и сказал:

– Вам всем известна цель похода. Траты, на которые пошёл наш род, слишком велики, чтобы мы могли потерпеть неудачу.

Солдаты! Каждый из вас до сего дня верно служил одной из семей и был отобран за доблесть и сообразительность. Не обманите доверия хозяев и не уроните их чести!

Рыцари! Мы все принадлежим одному роду, посему нет смысла говорить о верности и отваге. Помните лишь, что если мы по какой-то причине лишимся золота и не выполним волю родичей, на нас ляжет несмываемый позор, а дорога домой будет навеки заказана. У нас только один путь – победа или смерть!

– Победа или смерть! – дружно ответили мы, воздевая мечи…

Не буду говорить о плавании – это отдельная история. Начну с момента, когда корабль пристал в широкой бухте, и мы сошли на берег, поражаясь тому, что земля не качается под ногами.

Прибыв в Омрудан, мы словно очутились в ином мире. Здесь ослепительное солнце, зависнув в белом небе, нещадно жгло землю. Воздух дышал зноем, вызывавшем постоянную жажду. На причудливых, покрытых косматой шерстью деревьях без ветвей, с одним лишь пучком длинных листьев сверху, росли необычные плоды. Даже море было не тускло-зелёным, как дома, а переливалось яркой бирюзой, порою становясь сапфирным.

Местные жители, чернявые, смуглые и горбоносые, обитали в квадратных глиняных домах. Самые знатные возводили изумительные дворцы из разноцветного мрамора.

Город, в котором находился порт, звался Терхизом. Был он обширен и богат, хотя это почти не отражалось внешне: роскошные усадьбы местных дворян и купцов, окружённые пышными садами, прятались за высокими стенами, а узкие извилистые улочки, где помои выливали прямо под ноги прохожим, выглядели неказисто. Кучи отходов гнили на солнце, по ним бегали большие крысы, от смрада перехватывало дыхание. Какую-никакую чистоту поддерживали лишь возле домов вельмож.

В первый же день дядя Эсмонд с небольшой свитой отправился во дворец правителя Терхиза. А мы – я и близкие мне по возрасту Лэдо Сти-Трайнис и Тород Кирлан-Трайнис, – решили побродить по городу. Главным образом нам хотелось поглядеть на омруданских девушек. В порт вернулись усталыми и разочарованными, потому как не встретили ни одной. Зато узнали, что в городе много прокажённых, расхаживающих по улицам с мешками на головах. Лишь позднее нам поведали, что по омруданским обычаям, женщины должны скрывать лица от всех, кроме членов семьи. А больных «медленной смертью» в Омрудане навсегда отправляют в особое место, именуемое «Городом прокажённых». Местные боятся его и стараются даже лишний раз не поминать в разговорах.

Нашему командиру посчастливилось больше. В резиденции правителя его приняли с глубочайшим почтением и обещали всевозможную помощь. Произошло это благодаря приложенному к посланию Лира куску пергамента с забавными закорючками вместо букв и золотистой печатью.

– …Стоило показать его, как этот увешанный драгоценными побрякушками боров, правитель, бухнулся на пузо! Оказывается, сия писулька, – дядя Эсмонд безо всякого почтения помахал тщательно выделанным квадратом ягнячьей кожи, – грамота самого амира! Вроде здесь говориться о том, что всякий сановник обязан беспрепятственно пропускать нас и всячески содействовать. Удивительно, ибо на вид писулька – каракули паралитика… А вот золота и каменьев, навешанных на здешнего барона, достанет на строительство замка…

Похоже, грамота Шехроха Аль-Ахнава действительно обладала большой силой. Терхизский вельможа не только с почётом принял дядю, а после устроил пир для всех нас, но и дал провожатого по имени Сабир. По утверждению правителя города, Сабир много лет водил караваны по Омрудану и другим странам, и знал все пути, словно собственный двор.

Проводник явился на наш корабль утром следующего дня. Высокий, поджарый, черноволосый, с аккуратно подстриженными усами и треугольной бородкой; облачённый в белую просторную рубаху до пят и такой же белоснежный плат, покрывающий голову. Низко склонившись перед Эсмондом, он сообщил, что будет служить дяде до того момента, как мы вступим в Мунсилор – столицу Омрудана.

В отличие от правителя, общавшегося с командиром через толмача, Сабир изъяснялся на нашем языке. Говорил проводник не совсем чисто и правильно, но друг друга мы понимали.

Терхизский барон снабдил нас запасами провизии и воды, а Сабир помог нанять вельбудов – удивительных местных животных с коричневой шерстью и двумя крутыми горбами на спинах. Ходили они неторопливо и странно пахли, но проводник убедил дядю, что для предстоящего путешествия эти твари подходят более лошадей.

Спустя день отряд покинул Терхиз. Около четырёх десятков вельбудов, вытянувшись длинной цепочкой, зашагали по спёкшейся, каменно-твёрдой земле, покрытой густой светлой пылью. Впереди ехал Сабир, за ним мерно вышагивал горбатый зверь Эсмонда. Подобно всем нам, дядя буквально варился внутри доспехов. Заметив это, Сабир сказал, что мы можем снять броню, ибо нападение нам почти не грозит. По словам проводника, в пустыне редко встретишь людей. Даже если такое произойдёт, достаточно показать грамоту амира любому старейшине племени, чтобы нас беспрекословно пропустили, не причиняя вреда. А разбойники, получающие известия о караванах от сообщников в городах, поостерегутся приближаться к отряду, состоящему из одних воинов и не перевозящему ценных грузов (об обшитом железом сундучке, спрятанном среди тюков с нашими вещами, мы никому из омруданцев не поведали).

Поначалу командир отказался от предложения Сабира. Но после того как рыцарь и пара ратников потеряли сознание от жары, приказал снять доспехи всем, за исключением пятерых человек охраны. Через равные промежутки времени одну пятёрку сменяла другая, причём охранники надевали кольчуги и железную чешую не на пропотевшие стёганки, а прямо на рубахи. Но казалось, что так солнце поджаривает бойцов ещё сильнее.

Караван, уходя от побережья, направлялся на юг. По мере продвижения вглубь страны, местность менялась. Земля становилась более каменистой, покрытой россыпями песка, растения встречались все реже и выглядели так, словно их искорёжила болезнь. Тем не менее Сабир утверждал, что эти места, преддверие пустыни, просто цветущий сад в сравнении с тем, что ожидает нас дальше.

Я понял, что он имеет в виду, когда мы очутились в королевстве песка. Бледно-рыжий, словно текущий от любого ветерка песок был повсюду: под ногами вельбудов, в складках одежды, на зубах… Все эмайнские воины страдали от этого, но не подавали виду. Даже смеялись, говоря, что никогда ещё наши доспехи не были так здорово начищены.

Омруданцы, – проводник и подчинённые ему погонщики, – переносили тяготы пути с невероятной стойкостью. Их жесты оставались неторопливыми и сдержанными, в речи не слышалось раздражения. Вечерами они так же заводили протяжные песни – унылые и однообразные, как бескрайние пески вокруг. В их повседневном быту изменилось лишь одно: в качестве топлива для костров омруданцы начали использовать сухой навоз, а не ветки уродливых деревьев. Первое время мы с отвращением ели пищу, приготовленную на таком огне, но вскоре привыкли.

Чем дальше мы углублялись в пустыню, тем жарче становилось. По словам Сабира, караван пересекал границу, за которой морские ветра теряют силу. Днями вокруг творилось нечто страшное: расплавленный солнечными лучами воздух дрожал, искажая линию горизонта, а в раскалённом песке можно было печь яйца. По распоряжению проводника, отряд теперь шёл вечером, ночью и утром, а днем прятался от жестокого светила в шатрах.

Нас удивляло, что в пустыне, этом подобии печи, обитает множество живых существ. Мы видели серых, коричневых и чёрных ящериц: как крохотных – не длиннее мизинца, так и тварей размером с человека. Частенько встречались змеи – по утверждениям Сабира, смертельно опасные. Гады любили греться на солнышке, но даже они избегали его в самые жаркие часы.

Водилось в песках и другое странное зверьё. Одни животные походили на маленькие пушистые шары с широкими ушами и тонким хвостом. Передвигались длинными прыжками, словно лягушки, но куда быстрее. За ушастыми гонялись худые, взъерошенные четвероногие, смахивающие на лис.

Ещё в тех местах встречается всякая мелочь, похожая на помесь крыс и сусликов, а в небе частенько можно увидеть зависших на распластанных крыльях соколов.

Самые омерзительные твари в Омрудане – скорпионы и большущие, с кулак величиной, пауки. Уродливые и вдобавок ядовитые – они слово поджидали нас там, где караван останавливался на днёвку. Сабир дал каждому из нас по отрезу толстой волосяной верёвки, наказав выкладывать из неё кольцо на песке и спать исключительно внутри него. Омруданцы верили, будто такая верёвка отпугивает всех ядовитых страшил. Не знаю, так ли это на самом деле, но никто из эмайнцев не пострадал от укусов – нас изводило лишь солнце.

Огромной радостью стал для нас день, когда мы добрались до колодца. Сложенный сверху из обточенных песчаными бурями камней, он был надёжно закупорен толстой крышкой из очень твёрдого и тяжёлого дерева – проводник называл его «железным». Рядом с колодцем торчал высокий, гибкий шест, с выгоревшими изорванными тряпками на верхушке. Пока несколько погонщиков набирали воду, опуская глубоко вниз на верёвках кожаные вёдра, Сабир с парой помощников наклонили шест и привязали к его концу узкий кусок алой ткани.

– На удача, – сказал проводник. – И чтобы место стал заметно издалека.

По его словам, так делают почти все караванщики, приходящие к воде.

Возле колодца мы отдыхали до следующего вечера. За это время рыцари и ратники напились воды, словно на месяц вперёд. Со смехом мы поливали друг друга из вёдер, не обращая внимания на укоризненные взгляды омруданцев.

Через полторы недели мы увидели вдали белые вершины гор. А ещё дней через девять вышли в предгорья. К этому моменту пейзаж в очередной раз изменился: пески закончились, под ногами вельбудов зазеленели травянистые кустики. Всё чаще стали попадаться деревья: вначале скрюченные уродцы, а после и обычные.

Почти у самого подножия гор раскинулось крупное селение – Лартаб. Там мы сменили вельбудов на лошадей с ослами. Большая часть погонщиков, сопровождавших нас в пустыне, также остались в посёлке. Их места заняли горцы, набранные проводником.

– Дорога будет трудный, – вымолвил Сабир, оглядев вереницу вьючных и верховых животных.

– Воины Эмайна привыкли переносить трудности, – не без гордости ответил дядя Эсмонд.

Проводник едва заметно качнул головой:

– Не о том говорить. Горы крутой, узкий тропы, осыпь, лавина. В эти горы много люди пропадать – замерзать, срываться в ущелье. Дорога тяжёлый.

Командир промолчал, уверенный в мужестве и стойкости соотечественников. В конце концов, эмайнцы не раз проявляли истинные чудеса доблести, а здесь им предстояло преодолеть всего-навсего перевал.

Путь действительно оказался не из лёгких. Очень часто нам приходилось спешиваться и вести коней в поводу, чтобы преодолеть особенно опасные места. Мы помогали друг другу перебираться через засыпавшие дорогу оползни, или искали обходные пути. И во все глаза следили за ослом, вёзшего в мешке драгоценный груз. Сорвись он с узкой тропы в одну из бездонных пропастей…

Чем выше мы взбирались, тех холоднее становилось. На второй день подъёма, скалы спрятались под искрящимся белым ковром, а в сухом воздухе кружились редкие снежинки. Мы кутались в шерсть и меха. Многие с тоской вспоминали пустыню.

Добравшись почти до самой седловины, мы с удивлением обнаружили большое кубическое строение, обильно припорошённое снегом. Выстроенное из плохо обработанных камней, оно настолько сливалось с пейзажем, что мы разглядели его, лишь оказавшись совсем рядом.

– Что это? – спросил Сабира командир.

Невозмутимый омруданец пожал плечами.

– Как так? – дядя с подозрением уставился на него. – Разве ты не лучший проводник?

– Знать пустыня, – с достоинством ответил Сабир, – от край до край. Горы знать только караванный тропа. Здесь не бывать – ничего не знать.

– Разве это не обычный путь всех путешественников?

Сабир промолчал, точно считая, что очевидные вещи не требуют подтверждения.

– Тогда почему мы полезли в гору именно здесь? – голос дяди Эсмонда зазвучал угрожающе.

Проводник смерил его ничего не выражающим взглядом.

– Торговый дорога – там, – Сабир указал куда-то на восток. – Не такой трудный, как здесь. Он лежать далеко и идти в Мунсилор трижды много дней. Мой хозяин, бей Терхиза, приказать вести чужеземец с корабль к великий амир очень-очень быстро. Я повиноваться и мы идти самый короткий путь.

– Понятно, – удовлетворившись объяснением омруданца, Эсмонд перевёл взгляд на постройку. – Тогда давай узнаем, что это.

Не говоря ни слова, Сабир направился к странному дому.

Воющий колодец II

Большая, прочная, заваленная снизу снегом дверь оказалась надёжно запертой. Обрушившиеся на неё удары звучали глухо и почти сразу затихали.

– Быть может, внутри никого нет? – предположил командир. – Если же есть, это они точно услышат…

Подозвав одного из ратников, Эсмонд отдал приказ. Воин послушно взялся за висевший на кожаном ремне большой рог и поднёс к губам.

– Нет! – внезапно вцепился в его запястье Сабир. – Горы не любить громкий звук! Нельзя труба. Нельзя сильный крик. Горы посылать много снег и убивать, кто делать шум!

Дядя недоверчиво уставился на проводника. Не знаю, чем бы это закончилось, но всех отвлёк неясный звук сдвигающегося засова. Дверь открылась вовнутрь, просыпая снег за порог. В проёме появился мужчина, выглядевший так, словно недавно перенёс тяжёлую болезнь. На вид ему было не больше сорока, но двигался он по-стариковски медленно. Осмотрев стоявших перед входом Эсмонда, Сабира и ратника с рогом, мужчина перевёл взгляд на остальных членов отряда. Затем с видимым трудом поклонился и что-то тихо пробормотал.

Сабир ответил и, в свою очередь, задал несколько вопросов. Выслушав слова собеседника, повернулся к дяде.

– Его имя Гозер, он владеть этот караван-сарай. Он быть рад, если ваши люди оставаться здесь для ночлег.

– Что ж, – улыбаясь, сказал командир, – полагаю, никто не захочет провести ночь в сугробе на стылых камнях, когда можно поспать в тепле!

Проводник перевёл Гозеру дядину речь, и хозяин постоялого двора вновь согнулся в поклоне, делая руками приглашающие жесты.

Мы вошли внутрь, следом погонщики завели животных. Двое воинов сняли и понесли за командиром мешок с сундуком.

Стойла располагались прямо возле входа. Покуда омруданцы хлопотали, устраивая ослов с лошадьми, мы проследовали за Гозером, исчезнувшим в темноте за распахнутой двустворчатой дверкой.

В помещении, куда мы вошли, отсутствовали окна, поэтому ни единый луч не пробивался снаружи. Лишь в огромном зеве очага рдяно тлели угли. Буркнув нечто неразборчивое, переведённое Сабиром как нижайшее извинение, владелец караван-сарая проковылял к огню, подложил несколько поленьев. Запалил лучину и принялся обходить зал, поджигая фитили масляных светильников. Млея от тепла, мы толпились у входа, глазея на то, как полумраке парит мигающий огонёк, оставляя позади себя разгорающиеся язычки пламени.

Когда стало немного светлее, нашим глазам предстал просторный зал с потемневшим потолком, который кое-где поддерживали грубо обработанные деревянные столбы. На неоштукатуренных каменных стенах отсутствовали излюбленные омруданцами ковры, лишь в двух местах торчали выгнутые рога горных козлов.

Неподалёку от очага находилось место для готовки, с большими котлами, медными сковородами, горшками и прочими поварскими принадлежностями. Остальное пространство комнаты занимали сооружения, похожие на широкие квадратные кровати с резными бортами и низкими столиками посередине – в здешних краях их звали топчанами. Над каждым, на свисающей с потолка цепи, болтался небольшой светильник.

Через Сабира хозяин поинтересовался, потребен ли нам ужин. Услыхав, что мы не откажемся от горячей пищи, Гозер ушёл, шаркая ногами по неровному каменному полу.

Сбросив тёплую одежду, под которой заблестел металл доспехов, мы расселись на топчанах. Глядя на крохотные капли воды, застывшие на звеньях кольчуг и пластинах панцирей, я подумал, что пустыня милосерднее обходится с бронёй, нежели горы. И решил, что позже обязательно протру доспех, чтобы тот не заржавел.

Вернувшийся из кладовой хозяин караван-сарая, пошатываясь, тащил козью ногу. Со звонким стуком сбросив ношу на чурбак для разделки мяса, взялся за топорик. Первый удар лишь поцарапал поверхность козлятины. От второго в стороны полетели полупрозрачные розовые осколки.

Сидевший рядом со мной Лэдо, вздохнул:

– Боги! Мясо превратилось в камень. Кажется, оно валялось на морозе года три…

– Да уж, горячей похлёбки нам сегодня не видать, – грустно ответил Тород.

Командир, хмурясь, наблюдал за происходящим. Подозвав Сабира, задал какой-то вопрос. Проводник отправился к владельцу постоялого двора, а, вернувшись, доложил:

– Гозер извиняться перед высокочтимый господин, но до наш приход несколько недель никто не останавливаться здесь. Потому Гозер не готовить еда. Теперь готовить, но ужин ждать долго.

– Разве стоило строить трактир здесь, где никто не бывает! – в сердцах воскликнул один из рыцарей по имени Фар Се-Трайнис.

– Из слова хозяин я понимать, что здесь ходить те, кто спешить, как мы… И ещё люди, кто нарушать закон.

– Разбойники? – уточнил дядя.

– Они. И те, кто возить товар, который запрет, или не хотеть платить налог.

– А-а, контрабандисты, – вновь послышался голос Фара. – В любопытное местечко мы попали!

– И что, он тебе всё так прямо и выложил? – скептично бросил Делм Аске-Трайнис.

– Не всегда требоваться открытый слова. Иногда намёк или молчание сказать больше.

– Понимаю, о чём ты, – кивнул Се-Трайнис.

– Что же, хозяин один здесь живёт? – поинтересовался Эсмонд.

– Гозер говорить, жить с жена. Жена лежать наверх, болеть. Совсем не мочь помогать.

– Да и сам он, видать, хворый… Мыслю, коли станем дожидаться, покуда он чего состряпает, люди с пустыми животами позасыпают, – не скрывал недовольства командир. – Бел! Возьми нескольких солдат и раздай всем еду из наших запасов! И отправь двоих ратников в помощь к трактирщику, чтоб у нас хоть утром горячее было!

После ужина, дополненного подогретым вином, поданным Гозером в высоких металлических кувшинах, воины разомлели. Я сам то и дело клевал носом, незаметно погружаясь в сон. Лишь дядя Эсмонд со своим одногодком Делмом Аске-Трайнисом, охраняли драгоценный груз, точно коршуны выводок.

Подошедший к дядиному топчану Гозер через проводника поинтересовался, не соблаговолят ли гости пройти в свои комнаты.

– Мыслю, лучше нам всем тут остаться, – подал голос Аске-Трайнис. – И безопаснее, и обороняться проще, ежели чего.

– Пожалуй, – согласился дядя. – Но дом нужно осмотреть. Раз уж этим путём не только честные купцы ходят, хочу твёрдо знать, что мы тут одни.

Обязанность проверить караван-сарай досталась нам с Лэдо. Кликнув Сабира, мы сообщили хозяину, что желаем посмотреть другие помещения. Гозер смерил нас странным взглядом, но перечить не стал. Сняв с крюка один из светильников, развернулся и молча побрёл в дальний угол, к скрипучей деревянной лестнице, ведущей на второй этаж. Прихватив Торода для компании, мы последовали за ним.

Позади командир зычным голосом назначал караульных, определяя, кто, когда и как долго будет беречь сон товарищей.

Поднявшись, мы оказались в длинном тёмном коридоре. Подобно змее, обвивающей камень, он тянулся по периметру дома вдоль внешней стены. С другой стороны виднелись прямоугольники дверей. Каждая вела в лишённую окон тесную комнатушку. Все были абсолютно пусты: в них отсутствовали даже кровати. Видимо, постояльцы спали прямо на полу.

Дважды повернув, коридор упирался в запертую дверь.

– Что за ней? – поинтересовался Лэдо.

– Там жить он с жена, – перевёл Сабир ответ владельца караван-сарая.

– Надо бы и туда заглянуть, – задумчиво произнёс Тород.

– Сабир, скажи ему, что нам нужно проверить помещение за дверью, – обратился к проводнику Лэдо.

По лицу Гозера, освещённому оранжевым коптящим пламенем светильника, было сложно понять, как он отнёсся к нашему требованию. Уставившись на Сабира немигающим взглядом, хозяин что-то сказал.

– Он готов показать свой жильё, – повернулся к нам проводник. – Но не позволять заходить женский половина. Это большой позор. Он умереть, но пускать туда никто.

К этому моменту мы уже знали об отношении омруданцев к женщинам и всему, что с ними связано. Местные мужчины берегли жён и дочерей от посторонних взглядов: чужакам не дозволялось даже заговаривать с ними без позволения.

– Ну, – протянул Лэдо, – при их законах, вряд ли он пропустит к жене каких-нибудь разбойников, верно?.. Сабир, скажи ему, что мы поглядим только его комнату, а туда, где находится дама, обещаем не входить. Тем более, она хворает. Я не хочу подцепить чего…

Выслушав перевод, Гозер вынул ключ и с громким щелчком отомкнул замок. Заглянув внутрь и увидев неясные контуры человеческих фигур, Лэдо с тревожным возгласом выхватил меч. Мы с Тородом, не раздумывая, обнажили клинки. Даже Сабир наполовину вынул из ножен широкий, сильно изогнутый кинжал.

Гозер, первым шагнувший в комнату, приблизился к тому, что нас всполошило, и буквально ткнул фонарём в чьё-то лицо. Вопреки нашим ожиданиям, стоявший у боковой стены даже не шелохнулся. Все ещё настороженные, мы переступили порог и уставились на двоих мужчин, замерших в странных позах. Первый, облачённый в костюм местного гонца-скорохода, словно шагал вперёд, сжимая в правой руке свёрнутый в трубку лоскут кожи, изображавший послание. Другой, в синем узорчатом халате, напоминал купца: приставив ладонь к бровям, он напряжённо вглядывался в несуществующую даль. Неподвижные смуглые лица мужчин, разнясь в мелочах, вроде формы носов или бород, здорово походили друг на друга. Как мне показалось, ещё улавливалось нечто общее со стоящим рядом Гозером.

– Что это за истуканы? – вдоволь наглядевшись, требовательно спросил Лэдо.

Переговорив с хозяином караван-сарая, Сабир, кривя губы, сказал:

– Однажды давно сюда приходить мастер-резчик. Он не иметь деньги и платить работа – сделать они, – в голосе проводника звучало неодобрение. – Хозяин думать, что люди из дерева и воск забавлять гости. Но гости не нравиться и пугать фигура. Тогда он ставить их в свой комната…

Неожиданно Сабир с раздражением плюнул в сторону удивительных статуй и бросил отрывистую фразу на своём языке. Чуть поклонившись, хозяин развёл руками.

– Довольно, Сабир, – сказал Лэдо, – эдак мы здесь всю ночь проторчим. Давайте глянем на покои трактирщика и вернёмся к нашим.

«Покои» оказались чуть просторнее комнат для гостей. Выглядело жильё Гозера бедно и неуютно: четыре голые стены, узкая лежанка с тонким жёстким тюфяком, да длинный деревянный сундук, старый, как сами горы. От помещения веяло какой-то безжизненностью, точно мы вошли кладовую, а не в человеческое обиталище.

В дальнем левом углу комнаты находилась ещё одна дверь. Подойдя к ней, Тород прислушался. Повернувшись к Лэдо, качнул головой:

– Тихо. Спит, наверно… Не трусь, не вхожу я, – небрежно бросил он подскочившему Гозеру.

Друг за другом мы покинули помещение. Перед тем как уйти, я украдкой ткнул пальцем в щеку «купца». Статуя оказалась прохладной, твёрдой и чуточку липкой.

Доложив командиру об увиденном, мы вернулись к своему топчану. Многие солдаты и рыцари к этому моменту уже спали. Тород сразу последовал их примеру. Мы же с Лэдо, поставив светильник на столик, осмотрели и протёрли мечи, а после убедились, что на доспехах нигде не осталось влаги. Закончив с делами, погасили огонь и задремали, откинувшись на круглые подушки возле спинок и вытянув ноги под стол.

Утром меня разбудил бодрый голос Торода. Вслед за ним уши наполнил гомон остальных воинов, постукивание глиняных мисок, смех. В зале царил вечный сумрак, который не могли прогнать покачивающиеся лампады, поэтому казалось, что ночь ещё не закончилась.

– Поднимайся, скоро выходим! – повторил Тород.

Рядом громко зевнул Лэдо:

– Завтрак готов?

– Козлятина по-горски, – хохотнул Тород.

Блюдо и впрямь оказалось своеобразным. Хоть мясо и варилось чуть ли не всю ночь, оно осталось жёстким и жилистым. И вонючим в придачу – этого не смогли замаскировать даже жгучие омруданские пряности.

Пока мы сонно жевали, к дяде Эсмонду, восседавшему на соседнем топчане, приблизился Фар Се-Трайнис в сопровождении ратника.

– Похоже, у нас пропал человек, – тихо сказал Се-Трайнис командиру.

– Что значит «похоже»?! – вскинулся Эсмонд. – Он пропал или нет? Кто? Как это случилось?

– Бирн Мокелм, – ответил Фар.

Оставив мясо, я прислушался: Мокелм был одним из солдат, отправленных моей семьёй. Я знал его – невысокий молчаливый крепыш, с постоянно красным лицом, одинаково хорошо владевший копьём и коротким топором.

По словам Се-Трайниса, в последний раз воина видели перед рассветом. После смены караула, он направлялся в уборную – закуток рядом со стойлами. Вернулся ли Бирн оттуда, ходил ли куда-то ещё – никто не мог сказать. Лишь после завтрака, когда начались сборы, один из ратников обратил внимание, что за всё утро ни разу не видел товарища. Поискав его самостоятельно и не обнаружив ни следа, доложил рыцарю, возглавляющему очередную смену дозорных – Фару Се-Трайнису.

Озабоченно поглаживая бороду, дядя Эсмонд наморщил лоб.

– Бел! Рыцарей ко мне. Всех.

Когда мы собрались возле командира, он повторил историю Фара тем, кто её не слышал.

– Быть может, дрыхнет где-то? Вечером некоторые солдаты налегали на вино – грелись, как они говорили, – сказал Венри Кирлан-Трайнис.

– Сомневаюсь, – мрачный Делм Аске-Трайнис с подозрением оглядывал зал, словно выискивая засаду. – Мокелм был среди караульных – значит, на ногах вполне держался. Думаю, тут другое…

– А вдруг ночью разбойники нагрянули? Ратник в уборную пошёл – а она ж прям рядом со входом. Увидал их, шум хотел поднять. Они его и убили. А после ушли, увидев, что солдаты здесь, – предположил Тород.

– В здешних горах ночью только демоны могут шастать, никак не люди, – с сомнением отозвался Фар. – Да и дверь должна быть ночью на запоре.

– Вот что, – заговорил командир. – Проверим всё. Фар, Тород, с пятью солдатами осмотрите окрестности дома. Не найдёте ничего – прогуляйтесь вверх и вниз по склону. Только с оглядкой и недалече… Венри, Лэдо, прихватите троих-четверых и обыщите дом – каждую щель… Бел, позови Сабира и расспроси погонщиков – может, видели или слыхали чего. И поставь двоих воинов внутри, возле входных дверей, накажи никого, кроме своих, не впускать не выпускать. Чуть что – поднимать тревогу… Делм, с оставшимися ратниками будь подле меня и… – Эсмонд глазами указал на спрятанный в мешке сундучок с золотом.

Повинуясь приказу командира, все разошлись. Найдя проводника, я допросил погонщиков. Горцы утверждали, что крепко спали всю ночь и ничего не знают. С этим мы и вернулись к дяде Эсмонду.

Почти одновременно с нами появился гонец от Венри Кирлан-Трайниса, доложивший, что ни в гостевых комнатах, ни в кладовой пропавший ратник не обнаружен. Чуть позже подошёл Фар Се-Трайнис. Он сообщил, что на расстоянии двухсот шагов вокруг караван-сарая нет никаких следов.

– Мы не смогли заглянуть на дно пропасти, – добавил он, – но снежная кромка на краю обрыва всюду цела. Значит, никто вниз не падал…

– Вечером шёл снег, – заметил Делм Аске-Трайнис. – И, скорее всего, сыпал ночь напролёт.

– Даже так сохранились бы приметы.

Дядя Эсмонд собрался что-то сказать, но ему помешал истошный вопль, донёсшийся сверху.

Мы оказались там за меньшее время, чем потребуется для десяти вдохов.

У распахнутых дверей убогих покоев хозяина дома, сложив руки на груди, стоял Лэдо. Внутри двое ратников с поблескивающими в полумраке мечами, недобро глядели на Гозера, который, растопырив руки, закрывал телом вход в женскую половину. Прямо перед ним находился Венри Кирлан-Трайнис, собиравшийся оттащить омруданца в сторону.

– Что тут происходит?! – сурово спросил Эсмонд.

– Этот смерд не даёт нам войти в ту комнату, – раздражённо отозвался Кирлан-Трайнис, выпустив подбитый ватой халат Гозера.

Горец сразу бросился к ногам командира, что-то возбуждённо восклицая. Дядя Эсмонд оглянулся:

– Где Сабир?

Из темноты коридора выступила высокая фигура.

– Звать?

– Что он говорит? – Эсмонд указал на хозяина караван-сарая.

Невозмутимый взгляд проводника опустился на Гозера, с губ сорвался вопрос. Владелец дома оставил дядины ноги в покое, переполз на коленях к Сабиру, а затем метнулся обратно к двери. При этом он ни на мгновение не переставал верещать.

– Ну? – дядя выжидающе смотрел на Сабира.

– Уста этот человек говорить: я позволять ходить искать весь дом, я пускать слуги могущественный господин в мой жилище. Господин делать, что хотеть, может всё брать в караван-сарай, но никогда не ходить в женский покой. Я умолять… – Проводник помолчал и добавил от себя: – Сильно нехорошо видеть его жена.

Командир призадумался. Все напряжённо глядели на него: мы с готовностью выполнить любой приказ, Гозер со страхом. Даже за обычной бесстрастностью проводника просматривалось настороженность.

– Плевать на этого трактирщика! – подал голос Кирлан-Трайнис. – Вышибем дверь и всё тут!

Дядя Эсмонд покачал головой:

– Не забывай, мы в чужой стране. Не следует лишний раз нарушать здешние законы. Вдобавок, чую, нам, вероятно, пришлось бы прикончить этого человека. Не уверен, что амир спустит нам убийство подданного…

– Если узнает, – бросил Венри Кирлан-Трайнис.

– Предлагаешь заодно зарубить проводника с погонщиками? – холодно взглянул на него командир. Потом повернулся терхизцу: – Сабир, спроси его, не входил ли туда мой ратник минувшей ночью?

Караванщик перевёл вопрос Гозеру. Тот неистово замотал головой, сопровождая это целым водопадом слов.

– Он говорить – нет. Он всегда запирать этот дверь и носить ключ с собой. И этот ночь он спать в комната жена.

– Представляю, как бы хозяин раскудахтался, коли кто-то из наших полез к нему ночью, – сказал Лэдо с усмешкой. – На той стороне гор бы услыхали!

– Наверно, ты прав, – без улыбки кивнул дядя Эсмонд. Смерив Гозера тяжёлым взглядом, направился к выходу: – Все за мной!

Солдаты и рыцари потянулись следом. Видя это, хозяин караван-сарая что-то горячо залопотал.

– Он нижайше благодарить, – не дожидаясь вопроса, объяснил проводник.

– Я догадался, – кинул командир, прежде чем исчезнуть в тёмном коридоре.

Покидая помещение последним, я услышал, как Сабир что-то говорит хозяину угрожающим тоном. Гозер ответил удивительно спокойно, точно не он отчаянно голосил всего несколько мгновений назад. Караванщик вновь что-то сказал и вышел.

Придержав за руку ожидавшего меня Лэдо, я спросил проводника, о чём тот беседовал с хозяином. Невозмутимо оглядев нас, Сабир промолвил:

– Обещать наказать именем великий амир, если он сметь обмануть чужеземный господин.

– И что он на это ответил?

– Он покориться.

– По-твоему, Гозер мог соврать нам? – встрял Лэдо.

– Старый мудрость гласить: только Вечный Небо никогда не сказать ложь.

Помедлив в ожидании новых вопросов, Сабир поклонился и, протиснувшись мимо нас, отправился к командиру.

Лэдо задумчиво посмотрел ему вслед:

– По-моему, он сказал не всё.

После безуспешных поисков в караван-сарае, старшие рыцари вновь собрались внизу.

– Похоже, Бирн был в большем подпитии, чем казалось, и заблудился где-то в снегах, – подвёл итог недолгих обсуждений дядя Эсмонд. – Попытаемся его отыскать, и да поможет нам Ильэлл…

Командир, Делм Аске-Трайнис, Венри Кирлан-Трайнис и ещё пара ратников остались караулить сундук. Остальные добрую половину дня рыскали по снегам, разойдясь далеко вверх и вниз по склону.

Было холодно. Постоянно усиливавшийся ветер сек лица снежной крошкой. Мы по пояс проваливались в сугробы, скользили на заледеневших камнях, падали, поднимались и двигались дальше, упрямо обшаривая места, до которых могли добраться. Когда один из ратников чуть не сорвался в расщелину, Фар Се-Трайнис решил, что пора заканчивать. Собрав людей, мы устало вернулись в наше временное пристанище.

Хмуро выслушав доклад Се-Трайниса, дядя Эсмонд сказал:

– Мы сделали что могли, но потерпели неудачу. Пусть боги милостиво примут дух Бирна, ибо он был добрым воином.

Дав нам отдохнуть, командир приказал собираться в дорогу. Увидев приготовления, Гозер забеспокоился, что-то быстро забормотал. Часто кланяясь и жестами предлагая дяде идти за ним, пятился к входной двери.

– Чего ему нужно? – недовольно поинтересовался командир, обращаясь к Сабиру.

– Он хотеть что-то показать могучий господин.

– Фар, Бел, со мной, – распорядился дядя Эсмонд, поднимаясь со своего места.

Выйдя наружу, владелец караван-сарая повысил голос, чтобы перекрыть завывания ветра, и заговорил, то воздевая руки к затянутому тучами небу, то указывая в сторону ближайшего пика, почти полностью скрытого угрюмой мглой.

– Он говорить, идти буря, – перевёл Сабир. – Сильно холод, страшный ветер сбрасывать люди с гора, много снег сразу засыпать их. Говорить, сейчас нельзя в дорога.

Предводитель тихо выругался.

– А сам, что думаешь?

– Буря в горы – большой опасность. Предлагать переждать.

Уперев руки в бока, дядя Эсмонд ещё некоторое время рассматривал вершины, окутанные густой дымкой. В сердцах плюнул на снег и молча вернулся в дом. За ним потянулись остальные.

Я шёл последним. Оказавшись внутри, свернул налево, в уборную, располагавшуюся напротив загона для животных. Покуда мои озябшие пальцы пытались справиться с завязками плотных шерстяных штанов, а затем со шнурком брэ, в стойлах, где погонщики снимали вьюки с ослов, разгорелась перепалка. Среди прочих звучал голос Сабира, и мне стало любопытно, что же там происходит.

Выглянув из-за дощатой перегородки, я увидел одного из погонщиков, направлявшегося к двери. Приоткрыв её, он высунул голову, огляделся, поцокал языком и вернулся к остальным. Последовав за ним, я увидел, как он, кивая, что-то говорит проводнику. Выслушав его, Сабир задал какой-то вопрос. Разом замолчав, загорелые бородатые горцы странно смотрели на него, а затем одновременно загомонили, неистово размахивая руками.

Один из погонщиков вытащил нож и быстро перерезал ремни, удерживавшие груз на спине осла. Сбросив вьюки на пол, мужчина торопливо вывел животное из стойла. Сабир преградил ему путь, положив ладонь на рукоять кинжала. Остальные погонщики угрюмо уставились на терхизца.

Не понимая происходящего, я решил, что следует поддержать проводника. Приблизившись, встал рядом с ним, готовясь выхватить меч. Едва удостоив меня взглядом, Сабир произнёс короткую фразу. Погонщик зло и беспокойно ответил. Чуть наморщив лоб, проводник пристально посмотрел на него и неожиданно посторонился. Горец, дёргая уздечку, выскочил наружу, оставив дверь открытой. В практически тёмном помещении даже сумрачный дневной свет показался удивительно ярким.

Двинувшись навстречу холодному ветру, забрасывающему в дверной проём мельтешащие снежинки, Сабир вышел. Я последовал за ним.

– Могучий господин следить за ничтожный проводник? – промолвил терхизец, наблюдая за погонщиком, поспешно уходящим вниз по склону.

– Нет. Просто хочу знать, что здесь творится. И ежели ты замыслил недоброе…

Проводник повернулся, взгляд его тёмных глаз встретился с моим.

– Сабир иметь один лицо и один слово, – резко произнесённые слова, словно кривой омруданский клинок рассекли завывания ветра.

– Тогда расскажи без утайки, о чём говорил с владельцем караван-сарая и с погонщиками, и почему один ушёл!

– Быть так, – проводник стал ближе, чтобы мне было лучше слышно. – Когда предупреждать Гозер об опасность лгать чужеземный господин, он сказать, что пропавший воин похищать снежный дух…

– Что? – не понял я.

– …После говорить с погонщики о погода. Они подтверждать речь хозяин – идти сильный буря. Тогда я спрашивать о снежный дух. – В голосе собеседника появились презрительные нотки: – Они галдеть, точно не быть мужчины. Сказать, что снежный дух жить в горы. Он быть большой и покрытый длинный белый шерсть, иметь острый зубы и страшный глаза. Снежный дух уносить путники…

Сделав паузу, Сабир смахнул с чёрных ресниц, усов и бородки налипший снег.

– Один погонщик быть трус – он забрать свой ишак и бежать. Я хотеть остановить его, но потом увидеть страх. Такой сильный, что он съесть весь ум. Погонщик стать опасен для остальные. Пусть лучше уходить и погибать сам, чем приносить вред караван.

– А другие погонщики?

– Бояться снежный дух, но не нарушать договор… и хотеть больше плата.

– Об этом нужно поговорить с командиром. Сабир, что это за снежный дух?

– Никогда не слышать о нём раньше, не знать. Вечный Небо велик… – не закончив фразы, проводник плавно развёл руками, держа ладони вверх, и поднял взгляд к тучам. После изучающе уставился на меня. – Бояться?

– Вот ещё! – гордо ответил я. – Рыцари из рода Им-Трайнис не ведают страха!

По посеревшим от холода губам терхизца скользнула тень улыбки. Поклонившись, Сабир жестом предложил пройти в дом.

Дядя Эсмонд выслушал мой рассказ о снежном духе без особого интереса. Куда больше его обеспокоило известие о том, что погонщики требуют больше денег.

– Уговор есть уговор, и я не дам ни медяка сверху! Видал таких попрошаек: один раз поддашься – будут требовать ещё и ещё. У нас не бездонная мошна, и монет должно достать на обратную дорогу… Делм, поставь пару караульных возле погонщиков, чтоб те не надумали удрать и увести ослов.

– А снежный дух? – напомнил я.

Командир отмахнулся:

– Даже если местные сказки не врут, никакой твари не влезть в запертый дом…

Воющий колодец III

Ночь я провёл беспокойно. Несколько раз просыпался от чувства, будто кто подбирается ко мне. Обводил взглядом спящих рыцарей, ратников и тихо переговаривающихся у огня караульных, и вновь ложился. Как следует заснул только под утро. Да так крепко, что Тород с трудом меня растормошил.

– Подымайся, Бел! – пихал он меня. – Лэдо пропал!

Эти слова, точно горящие стрелы, пронзили тёплую мглу дрёмы.

– Что? – подскочил я. – Как?

– Не знаю. Он должен был перед рассветом обойти посты. Последними его видели ратники в конюшне.

– Все ко мне! – раздался похожий на боевой клич рёв дяди Эсмонда.

Когда приказ был выполнен, командир сумрачно оглядел окруживших его воинов.

– Мы потеряли ещё одного человека, – сказал он вполне спокойно, но я видел, как раздуваются его ноздри. – Умыкнули его люди или волшебные твари – всё одно: им не жить… Фар, возьми четверых ратников и охраняй вход в трактир. Никого не впускать и, тем паче, не выпускать… Тород, под твою руку пойдут ещё четверо. Обшарьте весь первый этаж… Делм, Бел, отберите троих и переверните всё, что наверху… Венри, половина оставшихся бойцов твои. Будьте наготове: коли кому потребуется подмога – поспешите… Имо, Рогир, Алнер, останетесь при мне… Тебе чего, Сабир?

Не обратив внимания на грубое обращение, проводник поклонился:

– Господин, исчезать погонщик.

Дядя Эсмонд заскрипел зубами.

– Сбежал?

– Не знать… Но два его осел на место. И дверь быть заперт.

Командир сжал кулаки:

– Клянусь Ильэллом, я выясню, что за нечисть тут с нами играет, и заставлю пожалеть! Родичи, вперёд!

Мы быстро осмотрели пустующие гостевые комнаты. Не обнаружив ничего подозрительного, остановились перед дверями, ведущими в жилище хозяина караван-сарая.

– Вечером Эсмонд приказывал поставить сюда человека, – заметил Делм Аске-Трайнис.

– Так и было, господин Аске-Трайнис, – ответил Бран, один из ратников. – Всю ночь здесь были караульные. Сам стоял после полуночи. Последним Имо охранял – он ушёл, когда господин Эсмонд Им-Трайнис всех кликнул.

– Этот… как там его?.. Гозер выходил?

– Нет, господин. Ни разочка – даже в уборную.

Выслушав, Аске-Трайнис пнул дверь ногой:

– Эй, хозяин, открывай!

Не дождавшись ответа, недовольно нахмурился. Ударил сильнее. Повернулся к ратнику, вооружённому секирой:

– Ломай!

Твёрдое тёмное дерево плохо поддавалось топору, но упорство и опыт помогли преодолеть преграду.

– Хороша деревяха, – сказал воин, распахивая изрубленную дверь. – Свезло, что окромя петель, железных полос не было…

Гозера в комнате не оказалось. Мельком оглядевшись, Аске-Трайнис прошёл ко входу в женскую половину. Убедившись, что дверь заперта, не стал стучать, а сразу указал на неё ратнику.

Слушая звонкое равномерное «так, так» и глядя на появляющиеся глубокие засечки, я никак не мог взять в толк, отчего мне кажется, будто с помещением не все ладно. А когда мы, наконец, вошли в женские покои, мысли унесло прочь.

На потолке комнаты тускло отблескивал ряд толстых крюков. На четырёх из них висели привязанные за щиколотки обнажённые человеческие тела. Головы у мертвецов отсутствовали, из распоротых животов вываливались кишки. На внутренних сгибах локтей и колен, запястьях и других местах зияли глубокие надрезы.

Под линией крюков на полу стояло длинное медное корыто, в котором собиралась вытекающая из тел кровь. Её оказалось на удивление мало – едва-едва хватало закрыть дно.

– Ильэлл, – пробормотал Бран, разглядывая страшную картину.

– Господин Аске-Трайнис, взгляните, – позвал Айкен, воин с секирой, указывая на кучу вещей у стены.

Там, среди множества небрежно брошенных грязных шерстяных и меховых одежд, из тех, что носят горцы, лежала эмайнская чешуйчатая броня.

Я вновь уставился на тела. Двое убитых были смуглыми, а у двоих кожа ничем не отличалась от моей, если не считать чрезмерной белизны с голубоватым оттенком. Коренастый, широкоплечий, как Бирн и более высокий…

– Это же… – мне не удалось закончить фразу из-за охвативших чувств.

Я не раз видел смерть во всевозможных обличьях. Но чтобы воинов уподобили скотине на бойне… да ещё и родича, друга…

– Наши пропавшие, – Делм Аске-Трайнис выглядел мрачнее грозовых туч. – С ними погонщик и какой-то несчастный… Бран, ступай расскажи обо всём командиру. Нужно найти проклятого предателя-трактирщика.

Выполняя приказ, ратник помчался прочь.

– Снимем их, – сказал Делм, вытягивая из ножен кинжал.

После того как мы сложили трупы на полу, Аске-Трайнис вытер руки краем горского плаща и осмотрелся.

– Где головы? И куда подевался хозяин, коли дверь охраняли?.. – Он задумался. – Бел, здесь должна быть нора, в которую уползла эта змея!

Догадка родича оказалась верной: в дальнем углу комнаты обнаружился люк в полу. Откинув крышку, мы сдвинули головы, заглядывая вниз.

– Кажись, кладовая, – сказал Айкен. – Дозволите глянуть?

– Иди, – согласился Делм Аске-Трайнис.

Ратник протиснулся в люк, встал на верхушку большого шкафа без дверей, ловко спустился, используя полки как лестницу.

Свесившись вниз, я передал ему светильник. Затем, упираясь ладонями в шершавые доски пола, спустил ноги, нащупывая опору. Свалив по пути какое-то барахло, слез и встал рядом с Айкеном.

– Тут темно, тесно и воняет, – задрав голову, сообщил я Аске-Трайнису.

– Там кто-нибудь есть?

– Нет.

– Господин Им-Трайнис, – позвал меня ратник.

Пока я переговаривался с родичем, он прошёл дальше, направляясь к дверному проёму, но задержался на полпути, рассматривая большущий тюк.

– Чего там? – споткнувшись о сломанную лавку, я приблизился к нему.

– Гляньте.

– Ну, тюк и тюк. Мягкий, – недоумённо ответил я, ткнув кулаком обтянутый грязной рогожей округлый бок.

– Нога, – коротко сказал Айкен, опуская светильник ниже.

Только после этого я разглядел торчащую из-под тюка ступню в мягком горском сапоге.

Отвалив громадный, но довольно лёгкий куль в сторону, мы с одинаковым удивлением уставились на владельца караван-сарая. Гозер лежал на спине, вытянувшись вдоль холодной каменной стены. Неподвижный взгляд был устремлён в потолок, под головой и плечами поблёскивала отражённым светом тёмно-красная лужа.

Ратник легонько ткнул хозяина носком сапога. Поглядев на безвольно качнувшуюся голову, вынул кинжал, поднёс лезвие к приоткрытому рту и носу лежащего.

– Не дышит, – показал он мне незамутнённую поверхность клинка.

Я уже совсем ничего не понимал. Если не Гозер убил Лэдо, Бирна и омруданцев, то кто? Неужто здесь и взаправду ходит какой-то снежный дух?!

Видно, Айкен думал о том же самом.

– Мабудь, он свалился, когда лез по полкам, треснулся башкой да помер?

– Люк куда дальше, – заметил я. – И не сам же он себя прикрыл тюком. Да и лежит слишком аккуратно у стенки, а не где-то в проходе. Нет, его кто-то прикончил и пытался спрятать… Но, демон его забери, с этим Гозером тоже не всё чисто. Он лгал нам про больную жену, чтобы мы не увидели комнату с крюками. Думаю, хозяин, по меньшей мере, сообщник – вольный или невольный… Идём, расскажем командиру. Быть может, у него выйдет разобраться в этой загадке.

– Эй, чего там у вас? – донёсся из квадратной дыры в потолке голос Аске-Трайниса.

– Тута хозяин энтого трактира, господин Аске-Трайнис, – крикнул ратник, сделав несколько шагов в сторону люка. – Мёртвый.

Некоторое время родич молчал, обдумывая полученные сведения. Когда, наконец, заговорил, в голосе звучали настороженность и замешательство:

– Мы вернёмся вниз обычным путём. А вы ступайте в большой зал ко всем и ждите там.

Трое ратников, готовивших какую-то снедь у очага, вскинулись, хватаясь за оружие, когда мы вышли из кладовой.

– Господин Им-Трайнис, – опуская меч, удивлённо воскликнул один из них. – Мы не заметили, как вы с Айкеном прошли мимо нас.

– Мы не проходили, – отрывисто сказал я, направляясь к топчану дяди Эсмонда и оставляя воинов в ещё большем смятении.

Подле командира, что-то тихо обсуждая, уже собрались все рыцари, кроме нас с Аске-Трайнисом. Услыхав шаги, они повернулись в нашу сторону.

– Где Делм? – спросил командир.

– Сейчас будет, – сообщил я и поведал о найденном ходе и убитом хозяине караван-сарая.

Рассказ ещё не окончился, как к нам присоединился Аске-Трайнис. Дав мне договорить, он обратился к дяде Эсмонду:

– Готов поклясться, в этом доме есть кто-то, кроме нас. Передвигается так, что мы не видим его, и поодиночке убивает наших людей. Он знает, где каждый из нас, а мы даже не подозреваем, кто это и с какой стороны ждать нападения… Эсмонд, отряд в уязвимой позиции, которую нужно изменить. Считаю, следует скорее покинуть это место. В горах, даже если нас будут преследовать, никто не подкрадётся незамеченным…

После его слов некоторые стали озираться, точно пытаясь высмотреть таящегося в качающихся тенях невидимку.

– Мы обязаны покарать убийцу нашего родича, – зло бросил Фар Се-Трайнис. – Ни семья, ни боги не простят, ежели мы не сделаем этого!

– Я с превеликой радостью перережу глотку тому, кто погубил Лэдо и Бирна, – горячо ответил Делм. – Но у нас есть и другой долг пред родом: сохранить людей, добраться до столицы, передать выкуп и вызволить того, кто пока жив.

– Отмщение прежде! – Фар с яростью смотрел на Аске-Трайниса.

Тот отвечал мрачным, но твёрдым взглядом.

– Дурное время для споров и усобиц! – поднял голос Венри. – Нас мало, мы на чужбине, рядом притаился неведомый враг. Уймитесь, рыцари и ждите решения командира. И примите его безропотно, каким бы оно ни было. Вспомните, мы богами поклялись исполнять повеления Эсмонда, покуда не вернёмся домой!

– Может, разделить отряд? – удручённый происходящим Тород попытался предупредить возможную ссору родичей. – Пускай половина идёт дальше с золотом, а оставшиеся займутся поиском убийц…

Делм, Фар и Венри одновременно начали что-то говорить. Дядя Эсмонд с десяток ударов сердца слушал, вперив сосредоточенный взгляд в изрезанную поверхность стола. После сказал:

– В словах каждого из вас есть правда. И всё-таки, ближе мне рассуждение Фара. Не годиться спускать убийство родича. За кровь до́лжно платить кровью.

– А ежели поляжет весь отряд? – возразил Аске-Трайнис. – Кто вызволит Лира?

Командир качнул головой:

– Мыслю, не так уж силён враг – иначе не нападал бы втихую, будто тать ночной. Давайте придумаем, как найти его – а там, с помощью богов, и одолеем.

Сложив руки на груди, Делм насупился, но возражать не стал.

Некоторое время все молчали. В стороне слышались негромкие разговоры ратников, стук ножей и горшков возле очага, да потрескивание фитиля светильника, висящего над столом.

– Что будем делать с нашими убитыми? – нарушил тишину Венри Кирлан-Трайнис.

– Будь у нас бочка мёду, вернули бы Лэдо домой, – тяжко вздохнул Фар. – А так придётся схоронить его в чужой земле.

– Каждый из нас ведал, что может не вернуться, равно как и семьи наши, – промолвил дядя Эсмонд. – Такова судьба воина… Фар, распорядись, чтобы ратники позаботились об обоих. Пуска и родича нашего, и Бирна оденут и вынесут на снег.

Се-Трайнис встал:

– Что делать с другими мертвецами?

Командир задумался.

– Омруданцы, конечно, чужаки, но покуда находятся у нас в услужении, они под нашей защитой. Заверните их во что-нибудь и тоже отнесите на мороз. После решим, как поступить: отправим вниз или поведаем об их судьбе сородичам на обратном пути.

Фар Се-Трайнис кликнул пятерых солдат и ушёл.

– Вот что, – продолжил дядя Эсмонд, – муторно мне уже в этой темени. Сидим во мраке среди лампад, точно духи на Великой небесной равнине. Немудрено, что враг крысой шастает по дому, а мы и не видим. Посему Тород, прикажи ратникам наделать факелов. Берите дрова, рубите топчаны, рвите покрывала, изведите всё масло – но чтобы здесь был свет. И следи за работой хорошенько, а не так, как в кладовой, где вы мертвеца проглядели…

Тород вскинулся, его глаза загорелись, голос прозвучал выше, чем обычно:

– Не было там никого, когда мы смотрели!

– Неужто убитый хозяин караван-сарая привиделся Белу с Айкеном? – сощурился командир. И тут же добавил мягче: – Будь внимателен и усерден во всём, Тород. Наши жизни зависят от того, как каждый справляется с делом.

Щёки Торода горели, но он то ли не решился пререкаться с предводителем, то ли помнил о клятве послушания. Резко поклонившись, торопливо удалился, на ходу подзывая ратников.

Сидя на краю топчана, я наблюдал за работой и жевал кусок жёсткого вяленого мяса. Позади вполголоса беседовали дядя с Делмом.

– …В доме спрятаться негде, – говорил Аске-Трайнис. – Значит, убийца приходит снаружи. Окон нет, дверь мы сторожили. Бьюсь об заклад, где-то есть скрытый лаз. Найдём его – сумеем подкараулить окаянного ката.

– Пожалуй, прав ты, – вынув кинжал с украшенной серебром эфесом, дядя Эсмонд задумчиво крутил его в руках. – Ежели не упустили мы чего в наших поисках…

В помещении постепенно светлело: воины запалили несколько только что сделанных факелов и поставили в принесённые из кладовой глиняные горшки.

Раздался скрип ступеней: трое ратников несли завёрнутое в плащ тело. Негромко переговариваясь, прошли мимо нас к выходу. На обратном пути с одним из них заговорил солдат, наматывавший обрывок тряпки на палку:

– Киарн, давай махнёмся. Покрути покуда факелы, а я наверху пособлю.

– Трупы потаскать охота, што ли? – удивился воин.

– Та не, – с улыбкой отмахнулся собеседник. – Оски грил, наверху истуканы презанятные, хочу глянуть.

– Какие такие истуканы? Нету тама ничего, токмо мёртвые безголовые. Набрехал тебе Оски, – и ратник поспешил к лестнице, догонять товарищей.

Слушая разговор, я даже перестал жевать: вот что меня тогда смутило! В комнате Гозера не было восковых фигур! Куда они могли деваться?

Вскочив, я решил подняться в комнату покойного владельца караван-сарая, чтобы поискать статуи. Меня отвлёк шум, раздавшийся за дверью, ведущей к закутку со стойлами. Через десяток ударов сердца оттуда выбежал Сабир. Поклонившись дяде, заговорил, стараясь сохранить достоинство, но всё же быстрее обычного:

– Господин, погонщики пытаться бежать. Сказать, один из них сейчас пропадать. Потом видеть, как воины нести их земляк без голова. Все сильно бояться. Я говорить с те, кто приходить со мной из Терхиз. Они иметь храбрый сердце, не бежать. Но некоторый погонщики из Лартаб уходить и забирать ослы. Нужно возвращать или нам не хватать животные тащить припасы.

Эсмонд и Делм переглянулись. Аске-Трайнис быстро поднялся:

– Остановлю беглецов… Оски, Имо, Бран, Гауд, – за мной!

Несколько пар подкованных сапог простучали по камням, дверь хлопнула.

Дядя подозрительно посмотрел на проводника:

– Ты сказал, ещё кто-то исчез? Как?

– Не знать, – чуть приподнял плечи Сабир. – Может и не пропадать, а тихо уходить, когда стража перестать охранять дверь…

Командир раздражённо вонзил кинжал в стол.

– Тород! Возьми двоих, помоги Сабиру унять погонщиков.

Вновь с почтением склонившись, проводник последовал за воинами, устремившимися к выходу с ретивостью спущенных с цепи псов. Возле самой двери терхизец замешкался. Нагнулся, осмотрел пол. Коснулся пальцами, внимательно оглядел их. Развернувшись, пошёл обратно, не отрывая пристального взгляда от плоских камней. Ближе к центру комнаты, покрутился, точно разыскивая оброненную монету. Не обращая внимания на солдат, протащивших мимо ещё одно тело, прошёл к ратникам, делающим факелы. Остановившись возле воина, обтёсывавшего палку, попросил показать подошву.

– Отвали, чужанин, – с угрозой сказал тот.

Заинтересовавшись, я подошёл ближе:

– Мални, подними ногу!

Зыркнув из-под насупленных бровей, ратник подчинился.

– Где ходить этот воин? – спросил Сабир, углядев тёмное пятно на подошве.

Солдат посмотрел на меня. Я кивнул.

– Нигде. Тута был.

– Следы вести от дверь, – проводник рукой указал на выход.

– В уборную ходил, больше никуда, – без желания сообщил Мални.

Сабир молча развернулся и, по-прежнему глядя вниз, направился прочь.

– Что ты нашёл? – я нагнал его в несколько шагов.

– Кровь, – коротко ответил проводник.

– А-а… Тут убитых проносили, видно капнула.

Сабир глянул на меня, потом прошёл к лестнице. Вернулся.

– От лестница до середина зал нет кровь.

– Бел, чего вы там делаете? – подал голос дядя Эсмонд.

– Сабир углядел чего-то, нужно проверить, – крикнул я, вытаскивая факел из ближайшего горшка. – Идём…

За дверями след становился всё чётче. И вёл он в уборную.

Вместе с проводником мы втиснулись за загородку. Я задел медный кувшин с высоким горлышком и узким носиком – обязательную принадлежность почти всех омруданских уборных, – и выругался.

– Светить здесь, – попросил Сабир, указывая куда-то вниз.

Я опустил факел к доске с дырой, и мы увидели размазанную, начавшую подсыхать лужицу. Ещё несколько капель темнели почти у самой стены.

– Позволять мне, – терхизец протянул руку.

Получив факел, он сперва осветил пол, а после его внимание привлекла стена. Приблизив огонь к камням, поводил горящим концом из стороны в сторону.

– Смотреть! – его обычно невозмутимый тон сменился возбуждением. – Там быть пустота!

Я молча таращился на то, как полупрозрачные оранжевые космы пламени будто затягивает в промежуток между камнями. Сабир надавил на стену, после попытался подцепить край щели ногтями. Потерпев неудачу, начал ковырять кладку кривым кинжалом. Когда и это не принесло плодов, проводник принялся ощупывать каждый камень, каждую выпуклость и впадину на поверхности.

Не знаю, нажал ли он секретный рычаг или его действия привлекли кого-то изнутри, но в какой-то момент фрагмент стены совершенно бесшумно повернулся на невидимой оси, открывая исчезающий в темноте коридор. В нескольких шагах от нас, таращась в стену перед собой немигающим взглядом, стоял человек. За ним так же неподвижно застыл другой. И ещё, и ещё – шеренга похожих на статуи мужчин тянулась так далеко, насколько доставал свет. Когда я решил, что это такие же истуканы, как в комнате Гозера, ближайший медленно повернул голову и посмотрел на нас.

Сабир что-то дико заорал на своём языке. Из всего я разобрал лишь нечто похожее на «алсарив» и то потому, что слово повторилось несколько раз. Швырнув внутрь факел, проводник сперва отшатнулся, толкнув меня так, что я чуть не сорвался ногой в дыру уборной. А после рывком повернул плиту, закрывая проход.

В свете лампады, прибежавшего на шум ратника, из тех, что пошли с Тородом, я увидел, как Сабир с искажённым от страха и ненависти лицом, привалившись спиной к каменной двери, дрожащей рукой пытается достать из ножен изогнутый омруданский меч.

– Помоги ему! – крикнул я удивлённому солдату. – Если кто-то вылезет из стены – убей!

И оставив ратника с совершенно круглыми глазами, помчался в общий зал, чтобы предупредить дядю Эсмонда.

Это оказалось лишним: одновременно с тем, как я переступил порог, из двери кладовой, переполошив готовящих еду и делающих факелы ратников, начали выходить люди. И среди них – Гозер! В отличие от первой встречи, теперь хозяин выглядел бодрым и полным сил. Воздев изогнутый меч, расширяющийся к концу, словно фальшион, он что-то зло выкрикнул странно рычащим голосом, похожим на звериный рёв, а не человеческую речь. Несколько его сотоварищей метнули в нашу сторону округлые предметы. Один перелетел через группку застигнутых врасплох солдат, прокатился по полу и остановился почти что у моих ног. Опустив взгляд, я с болью и яростью увидел голову Лэдо.

– Руби их! – разнёсся по залу приказ командира.

С нашей стороны раздался многоголосый боевой клич, с противоположной – пугающий нечеловеческий вой. Сталь с лязгом встретила сталь, и начался бой.

Врагов было чуть больше десятка, и никто из них не носил доспехов – лишь на запястьях поблёскивали жёлтые браслеты, похожие на короткие наручи. Я полагал, мы быстро разделаемся с негодяями, но в итоге сражение оказалось нелёгким. Противники представлялись неуязвимыми: наши клинки рассекали их одеяния и останавливались, лишь слегка оцарапав восковую плоть. Двое-трое солдат, смущённые этим, попятились. Прочие, включая дядю, Венри Кирлан-Трайниса и меня, пытались удержать натиск рычащих пугал.

Должно быть, нас хранили боги: удары вражеских клинков были сильными, но беспорядочными. Вдобавок, как следует бились лишь семеро в первой линии – Гозер, «купец», «скороход» и ещё четверо. Прочие двигались скованно и неуклюже, напоминая хозяина караван-сарая в момент нашей первой встречи. Но даже так, супостаты давили на нас, заставляя понемногу отступать.

Один из солдат – Мални – повалился на пол, получив страшный удар в лицо. Другой попятился, припадая на раненую ногу. Я метнулся вперёд, стараясь прикрыть его от вражеских атак. И увидел, как прямо передо мной один из малоподвижных нападающих тяжело упал на четвереньки и, будто пёс, принялся слизывать растекающуюся по камням кровь. Другой ещё раз рубанул не защищённую шлемом голову умирающего Мални и, согнувшись над ним, начал пить кровь, с урчанием возя губами прямо по коже ратника.

Почти в самом начале боя к нам присоединился Фар со своими людьми. Чуть позже, в двери позади нас ввалились Тород с двумя солдатами и Сабиром, ожесточённо отбиваясь всего лишь от пары не то людей, не то восковых чучел. Но даже всем вместе нам не удавалось одолеть странных противников.

Вскоре на камнях распластался ещё один эмайнский воин. Кирлан-Трайнис дрался, переложив меч из раненой правой руки в левую. Киарн лишился топорика, вылетевшего из ладони после невероятно сильного удара «гонца». Схватив факел, он с проклятием наотмашь ударил соперника. С треском вспыхнули волосы – до меня донеслась их противная вонь. «Скороход» завыл, закружился на месте, стараясь сбить пламя.

– Им не нравится огонь! – срывая голос, закричал дядя Эсмонд. – Жги сволочей!

И первым выхватил из горшка факел.

Ратник с раненой ногой, забравшись на топчан, сорвал светильник. Спрыгнул на пол, пошатнувшись, застонал. Затем шагнул вперёд и, держа лампаду за цепь, ударил наседавшего на меня «торговца» точно кистенём. Разлившееся масло вспыхнуло, по иссечённым лохмотьям побежали красные язычки. Враг заревел и остервенело заметался, создавая угрозу для нас и мешая драться своим. Его остановил Айкен, с размаху рубанув секирой. Видно, огонь размягчил тело существа – лезвие вошло в него почти на всю ширину. Воодушевлённый этим, ратник обрушил на «купца» множество быстрых ударов. Бывший истукан зашатался, упал на колени. Айкен, оскалившись, рубил его, точно дровосек бревно. Из многочисленных ран чучела сочилась густая пурпурная жидкость, пахнувшая, как обычная кровь.

Гибель «купца» стала началом нашей победы. Вскоре рычащие, воющие твари, окружённые клубами чёрного дыма, срывали с себя остатки тлеющих одежд, а мы безудержно кромсали восковые тела, понемногу отсекая руки, ноги и головы.

Выглядело невероятно, но внутри этих существ не было ни сердец, ни печени, ни кишок, ни вен, ни даже костей. Истуканы целиком состояли из плотной, немного зернистой массы, сочившейся пурпурной кровью, словно разрезанное яблоко соком. И они не умирали – даже разделанные на части. Отрубленные конечности дёргались на скользком полу, тела шевелились, головы разевали рты, издавая жуткие звуки. Пожалуй, это было самым страшным из всего, что мы увидели в тот день.

Солдаты добивали последних тварей, когда в зал ворвался Делм Аске-Трайнис вместе с четвёркой сопровождавших его ратников. Сжимая изготовленное к бою оружие, они ошеломлённо озирались, разглядывая тела на залитом кровью полу, поломанные топчаны, пламя и бродящих в дыму воинов, рубящих что-то копошащееся внизу.

– Что здесь произошло?.. Во имя богов! – последние слова вырвались у Аске-Трайниса, увидевшего отрубленную в районе бедра ногу, сгибавшуюся и разгибавшуюся в коленном суставе, точно оторванная жучиная лапа. – Что это такое?!

– Лаямуту, – послышался сбоку голос Сабира, – бессмертные…

И он сплюнул, точно слово оставило во рту горький привкус.

Мы повернулись к нему. Проводник полулежал на одном из уцелевших топчанов, всё ещё не выпуская из рук меч. Некогда белоснежные одежды терхизца в нескольких местах пропитала кровь, сквозь дыры виднелось раны.

– Какие ещё бессмертные? – спросил дядя Эсмонд, пригвоздив проводника тяжёлым взглядом. – Отвечай!

Повинуясь приказу, Сабир неохотно заговорил:

– Восемь раз по десять и ещё три лета назад, в Мунсилор властвовать амир Аль-Зариф – живое зло, демон без сердце, да поглотить бездна его душа! Он править без мудрость и честь, пытать слуги за любой провинность, делать большой налоги, ради удовольствие забирать женщины даже из знатный семьи. И казнить всех, кто возмущаться…

Дальше проводник рассказал, что жестокого амира не единожды пытались убить заговорщики. После очередного покушения Аль-Зариф призвал служившего ему чернокнижника и некроманта, по имени Текели. Правитель потребовал от колдуна, чтобы тот создал стражей: могучих, верных и неподкупных. Тогда Текели попросил своего господина дать ему полсотни воинов. Получив их, чернокнижник на несколько недель заперся в своём доме, а после привёл амиру пятьдесят лаямуту. Бессмертные воины отличались огромной силой, их тела не брали ни меч, ни копьё, и повиновались они лишь Аль-Зарифу. Они никогда не спали, день и ночь оберегая жизнь хозяина. Единственное, что им требовалось – человеческая кровь. Много крови.

Сначала бессмертным давали кровь узников тюрем. Потом стали убивать рабов и пленников. Наконец, специальные отряды начали тайно похищать людей на улицах столицы и других поселений. Лаямуту буквально купались в крови, а самого Аль-Зарифа это только забавляло.

Когда открылась правда о пропавших, народ взбунтовался. Впервые против правителя бок о бок выступили и вельможи, и чернь, и даже отказавшаяся повиноваться амиру рать. Аль-Зариф остался один против всей страны.

Вскоре восставшие захватили дворец. Почти вся обычная стража разбежалась, зато бессмертные сражались, будто демоны. Они перебили множество воинов, но хозяина уберечь не смогли: пока лаямуту удерживали вход в покои господина, люди проломили стену и разорвали Аль-Зарифа в клочья.

После смерти амира лаямуту пробились сквозь ряды нападавших и ушли. Потом их, ослабевших без свежей крови, выслеживали и убивали особые группы охотников, собранные новым правителем – отцом нынешнего…

– …Но десять и пять бессмертные суметь скрыться от охотники. Они стать страшный легенда и матери пугать их имя непослушный дети, – завершил рассказ терхизец.

– И спустя столько лет мы их нашли? – промолвил Аске-Трайнис. – Вот уж повезло, ничего не скажешь.

– Невероятна твоя повесть, Сабир, – мрачно произнёс дядя Эсмонд. – Но глаза подтверждают её… Что ж, владыка Ильэлл позволил нам истребить колдовскую нечисть и отомстить за родича, пусть и дорогой ценой. Нужды задерживаться здесь более нет. Делм, вы вернули животных?

– И нескольких погонщиков в придачу.

– Славно.

– Господин Им-Трайнис, – подбежал к командиру один из ратников. – Начинается пожар. Прикажете тушить?

Дядя Эсмонд неприязненно оглядел зал, остановил взор на накренившемся топчане, по которому растекалось пока ещё невысокое пламя.

– Нет, – качнул головой наш предводитель. – Пускай это гнездо выгорит дотла. Выносите раненых и убитых, выводите животных, вытаскивайте груз. Делм, проверь, чтобы ничего не забыли и никто не остался внутри… Бел, помоги Сабиру выйти и пусть кто-нибудь его перевяжет – без проводника нам не обойтись… Тород, когда все уйдут, прикажи ратникам вылить масло – чтобы шибче горело.

Небрежно отпихнув носком сапога шевелящуюся руку лаямуту, дядя зашагал к выходу, продолжая раздавать приказы и не замечая текущей по шее крови, льющейся из странно болтающегося разрубленного уха…

Из дверей караван-сарая и каких-то ранее незаметных щелей валил густой дым, поднимаясь в небо тёмно-серыми столбами и понемногу сливаясь с низкими тучами. Из строения донёсся и сразу стих душераздирающий вой. После мы слышали только урчание огня, выгрызающего внутренности ловушки для путников.

– Огонь очищает, – задумчиво произнёс Делм Аске-Трайнис, не отрывая глаз от дверного проёма, за которым билось пламя.

– Уничтожает, – ровно уточнил дядя Эсмонд. Поправив шапку, он поморщился, задев скрывавшуюся под повязкой рану. – Поглядели – и будет. В путь!

Подчиняясь приказу, растянувшаяся на заснеженной тропе тёмная вереница людей и животных медленно двинулась вперёд.

Уже находясь значительно выше по склону, я оглянулся. Как раз в этот момент с треском просела и рухнула деревянная крыша, взметнув множество искр.

– Надеюсь, командир прав насчёт огня и там не останется ничего, – озлобленно бросил Тород, шагавший следом за мной.

– Да услышит Ильэлл твои слова, – вырвалось у меня.

Лэдо Сти-Трайниса, Мални, Бирна и Алнера мы похоронили на верхней части перевала. Поместив тела в расщелину, найденную в стороне от тропы, надёжно завалили большими камнями.

– Это хорошее место. Далеко видать, и всё время дует чистый ветер, – сказал дядя Эсмонд, обращаясь к павшим. Постояв, возложил на холодную глыбу шлем Лэдо. – Прощай, родич, прощайте, воины. Однажды свидимся в Великой небесной равнине…

Благополучно спустившись к подножию, мы пополнили запас продовольствия в селении-близнеце Лартаба и продолжили путешествие.

К исходу второго дня пути караван добрался до рощицы, раскинувшейся вокруг живописных развалин.

– Когда-то быть усадьба очень богатый купец, – сообщил Сабир.

– И что с ним случилось? – настороженно поинтересовался Тород.

– Земля трястись, дворец ломаться, купец погибать, слуги разбегаться, парк зарастать, мародёры грабить развалины, – проводник с равнодушным видом развёл руками, обратив ладони к облакам. – Воля Вечный Небо…

– А мы здесь зачем? – продолжал допытываться родич.

– Караванщики всегда останавливаться тут, возле колодец. Даже когда вода пропадать – все привыкать к этот место, – пожал плечами Сабир.

– Злых волшебников тут не было? – не унимался Тород.

На смуглом лице терхизца мелькнуло недоумение.

– Нет, господин.

– Ладно. – Кирлан-Трайнис заглянул в широкий зев колодца, окаймлённый круглым низким мраморным бортиком. Кинул камешек. – Глубоко…

Мне подумалось, что Лэдо, присутствуй он при этой беседе, непременно бы отпустил какую-нибудь шутку. Ощущая тяжесть на душе, я отошёл.

В сгустившихся сумерках мы ужинали у костров, слушая трели ночных птиц и отдалённый вой степных шакалов. Несколько ратников затянули старую эмайнскую песню. Неожиданно в хор влились голоса дяди Эсмонда и Фара Се-Трайниса.

Ещё не оправившийся от раны Венри Кирлан-Трайнис улыбался, растянувшись на расстеленном плаще. Делм пошёл проверять дозорных. Я, зевая, собирался лечь спать.

Вечерний покой нарушили выкрики, раздавшиеся у костра погонщиков. Подскочив, я увидел нависающего над горцем Сабира, властно протягивавшего руку. Сидевший на земле погонщик, отклонялся назад, заложив руки за спину.

Проводник что-то угрожающе сказал на своём языке. Горец отрицательно помотал головой, сопровождая действие раздражённой и враждебной тирадой.

Фар привстал, чтобы пойти, разобраться, но не успел: Сабир вынул меч и с оттяжкой рубанул погонщика.

– Какого демона… – командир поднялся.

Через мгновение проводник стоял в кругу ратников и рыцарей.

– Что ты творишь?! – грозно спросил дядя Эсмонд, возвышаясь даже над рослым терхизцем.

– Он носить проклятый вещь, – ноздри Сабира яростно раздувались, лицо исказила ненависть.

Пинками перевернув тело, указал мечом на руки мертвеца. Там, полускрытые широкими рукавами, тускло отсвечивали золотые браслеты, из тех, что я видел на предплечьях лаямуту.

– Вы подрались из-за драгоценностей? – уточнил дядя.

– Не быть так! – возмутился проводник. Взяв себя в руки, продолжил значительно спокойнее: – Этот человек подобрать их в караван-сарай. Отказываться выбросить. Я убивать его.

– Они, похоже, золотые, – заметил Фар. – Чего бы ему их выкидывать?

– На браслеты слова волшебный язык и змея, обвивающий череп – знак самого Текели, да сжирать псы его печень! Эти браслеты быть злой колдовство!

– Откуда ты знаешь, что это знак чернокнижника? – командир испытующе глядел на Сабира.

– Мой предок быть важный вельможа в Мунсилор, – вибрирующим от злости голосом ответил проводник. – Он быть заговорщик и хотеть убивать амир. Его хватать стража и отдавать Текели. Текели пытать предок и превращать в кровожадный гуль. Этот гуль убивать собственный дети, убивать все родственники, а Текели смеяться и бить в ладоши. Суметь спастись только мать мой отец. Она бежать далеко в пустыня, почти умирать. Её находить караван. Она много говорить о некромант, чтобы никто в семья не забывать. Мы все – отец, его брат, я – ненавидеть Текели. Убивать, если находить.

– Разве его не прикончили те же люди, что убили амира? – спросил Фар.

Сабир покачал головой:

– Слышать, что колдун спастись – улететь на большой птица или дракон.

Поразмыслив, дядя Эсмонд сказал:

– После того, что видели мы в караван-сарае, это может быть правдой. Эта смерть на твоей совести, Сабир, но мы не станем преследовать тебя за убийство. Пусть это делают твой правитель и твои боги.

Сабир, всё ещё тяжело дыша, с достоинством поклонился.

Тихо переговариваясь, мы вернулись к своим кострам. Повинуясь проводнику, погонщики бросили труп в колодец. А на рассвете мы покинули это место, чтобы никогда не вернуться…

Им-Трайнис умолк, отпил из чарки, огладил пальцами усы, обвёл взглядом притихших слушателей.

– В срок добравшись до столицы Омрудана, мы вызволили Лира Маун-Трайниса. По настоянию амира, отряд провел у него в гостях почти пять недель. А когда возвращались в Терхиз, кто-то из встречных караванщиков предупредил Сабира, чтобы тот не останавливался у разрушенного купеческого дома.

– Я спросить почему, – передал мне его рассказ проводник. – Он ответить, что из высохший колодец звучать странный голос человек и рык от непонятный зверь. Люди испугаться и засыпать колодец. Но даже после это, в тихий ночь из земля слышаться далёкий глухой вой…

Вот так, благодаря рыцарям из Эмайна, в жарком Омрудане завершилась одна легенда и возникла другая – о воющем колодце, – закончил Бел.

Мужчины зашевелились, забулькало льющееся в стаканы вино.

– А что случилось с тем воином, которого вы спасли? – невпопад спросил кто-то.

– О, – улыбнулся Им-Трайнис, – то был особенный человек! Вернувшись домой, он поблагодарил родичей и поклялся, что возместит каждой семье потраченное на выкуп либо умрёт.

– И что?

– Он умер, – Бел вновь наполнил чарку. – Отправился в плавание на поиски сказочного Золотого острова и не вернулся. Лишь боги ведают, что с ним приключилось…

После таких слов, каждый из присутствовавших – кроме спящего Рев-Слорду – счёл долгом чести выпить за благородного бродягу-рыцаря, сгинувшего в далёких морях или неизведанных землях…

Яшмовый чертог

– Берегись! – сиплый крик вклинился в ровный стук топоров и тут же растворился в протяжном скрипе, перешедшем в громкий треск.

Высокий бук с гладкой серой корой величественно рухнул, ломая кусты. Верхняя часть дерева чуть подскочила на спружинивших ветвях, и застыла – только листья продолжали мелко дрожать.

– Тихо, тихо, – воин в чешуйчатом доспехе и чёрном нарамнике успокаивающе потрепал гриву встревоженного коня.

Животное нервно переступило, подняв голову и хвост. Звякнула сбруя. Рыцарь вновь погладил скакуна, не отрывая взгляда от просвета между деревьями, за которыми начиналась степь.

Если лес был королевством теней, то там, на открытом пространстве, правил свет. Даже сейчас, в преддверии заката, солнечные лучи горели на колышущихся травах, жидким пламенем затекали между тёмными стволами на опушке и понемногу рассеивались в зелёном сумраке.

Густые кроны над головами людей взъерошил лёгкий ветерок. До рыцаря донёсся запах свежесрубленной древесины, ещё напитанной живым соком. Сняв островерхий шлем, воин поднял голову, разглядывая качающиеся ветви и появляющееся в просветах небо с далёкими облаками, похожими на очёски белой шерсти. Их вид, вместе с ноющей болью в старых ранах, подсказывали, что буря, неистовствовавшая накануне, утихла лишь на время.

В отдалении послышался окрик. Обернувшись, рыцарь увидел всадника, пересекающего небольшую прогалину в направлении вырубки. Подавший сигнал ратник, выставив копьё, готовился встретить незваного гостя.

Воин надел шлем и направил коня в ту сторону.

Солдата с копьём верховые достигли почти одновременно.

– А ну, стой! – приказал ратник.

– Прочь с дороги! – рявкнул в ответ конник. Завидев подоспевшего рыцаря, приветственно взмахнул рукой и недовольно пожаловался: – Господин Ук-Мак! Этот олух не даёт мне проехать! Извольте убрать его с моей дороги!

Дерел склонил голову, здороваясь: он узнал сотника конных стрелков Янса Фло-Даурга. Тот был без доспехов, в одной котте, и даже без меча – на узком поясе болтался только кинжал. По неуклюже размашистому жесту, голосу и красным пятнам на лице, Ук-Мак понял, что сотник здорово навеселе.

– Приветствую, господин Фло-Даург, – сдержанно сказал Ук-Мак. – Позвольте поинтересоваться, что вы здесь делаете?

– Позволяю, – важно ответствовал сотник. – Мы выполняем священную миссию.

– Какую? И кто – мы?

– Достойные мужи Рев-Слорду, Ман-Муннис, Ки-Пральд и я, собственной персоной, – торжественно объявил Фло-Даург. Он широко раскинул руки, точно указывая на едущих по бокам всадников.

Ук-Мак приподнял бровь:

– Их здесь нет.

Оглянувшись, сотник не без удивления посмотрел на прогалину и деревья за ней.

– Хм, должно быть, отстали…

– А что за дело у вас, господин Фло-Даург здесь, на самой границе?

– Бла-ароднейшее! – гордо заверил пьяный рыцарь. – Мы охотились, но про́клятого богами зверя нигде не удалось сыскать. Утомившись от бесплодных трудов, устроили привал. Подкрепляя силы красным мильзенским, вели беседы о сражениях, битвах… и сражениях, и бит… павших товарищах и других достойных мужах. И тут господин Рев-Слорду вспомнил, что при погребении ратников из Киалл… сиса… короче, тех погибших чужеземцев, не соблюли наш старинный обычай – не оросили могилу отважных воинов вином! Каждый из нас был возмущён до дрожания сердца! И дабы исправить досадное упущение и восстановить честь Эмайна, мы пустились в дорогу, горя желанием свершить должное! Посему, не задерживайте меня в осуществлении рыцарственного деяния!

Неожиданно ударив коня пятками, Фло-Даург рванул вперёд.

Подумав, что сотника нельзя бросать одного в опасном месте, рыцарь отдал приказ хмурому ратнику:

– Велдер, остаёшься за старшего. Скоро начнёт темнеть, поэтому собирай людей и веди в Дубровницу. Коли встретите по пути охотников, про которых толковал сотник, – попытайтесь забрать с собой.

– Будет сделано, господин Ук-Мак!

Развернув коня, Дерел пустился вдогон за Фло-Даургом.

Несмотря на состояние, сотник отлично держался в седле. Ук-Мак настиг его далеко от опушки, и поехал рядом.

– Не пытайтесь останавливать меня! – воскликнул Фло-Даург, завидев рыцаря. – Коли не сдержу обет, неупокоенные духи киалсис… павших не дадут мне покоя!

Глядя на упрямое выражение лица сотника, Дерел подумал, что проще сопроводить Янса к расположенной неподалёку могиле, нежели пытаться вернуть на земли Эмайна.

– Разрешите мне составить компанию, – спокойно сказал он Фло-Даургу, – в вашем благородном походе.

– Разрешаю, – милостиво согласился сотник.

– Вы чрезвычайно любезны, – в голосе Ук-Мака почти не слышалась ирония.

– Да, – просто ответил Янс, поразмыслив. – Так и есть…

Некоторое время рыцари скакали молча. Затем сотник, как бы между прочим, спросил:

– Господин Ук-Мак, а вам известен путь?

Дерел взглянул на него с любопытством:

– Вы ехали неведомо куда?

– Отчего же, – горячо возразил Фло-Даург, – ведомо… господину Ки-Пральду. Но он куда-то подевался…

– Ясно, – сдерживая улыбку, сказал Ук-Мак. – На вашу удачу я знаю место и отведу вас.

– Окажите честь, – с благодарностью ответил сотник.

Киаллиссцев похоронили рядом с рощицей, за которой некогда находился их лагерь. Круглый земляной холм ещё не успел зарасти, и тёмным пятном выделялся среди зелени. В центре возвышенности торчал небольшой столб с прибитым сбоку круглым киаллисским щитом.

Спешившись, Янс Фло-Даург снял деревянную флягу, висевшую на переброшенном через плечо ремне. Вынул пробку и сделал добрый глоток. Подошёл к могиле.

– Знаю, вы были отважными ратниками – иные не сумели бы пересечь эти про́клятые степи. Да не угаснут ваши костры на Великой равнине!

Вытянув руку вперёд, он перевернул флягу. Вытекшая тонкая розовая струйка моментально исчезла в подсохшей земле. Сотник потряс сосуд, избавляясь от последних капель, повисших на горлышке. Вознамерившись заткнуть его, обнаружил, что обронил пробку и принялся разыскивать, раздвигая высокую траву. Так и не сумев найти, в раздражении выбросил и флягу.

Покуда сотник исполнял свою благородную миссию, Дерел рассматривал зависший у самой земли алый солнечный диск, окрасивший багрянцем небо на западе, края облаков над головами рыцарей и лицо самого Ук-Мака.

– Мыслю, стоит нам переночевать на заставе, – сказал он. – До Фумина засветло уже не доберёмся.

Фло-Даург, не отвечая, поплёлся к своей лошади. Наступив на что-то твёрдое, наклонился, поднял пробку. Рассмотрел и с руганью зашвырнул далеко в заросли.

Оказавшись возле коня, что-то невнятно пробормотал, поцеловал скакуна в морду, погладил гриву. Встав сбоку, по привычке проверил подпругу. Ухватился за седельную луку, воткнул ногу в стремя и застыл, глядя вдаль поверх седла. Двадцать ударов сердца спустя, рывком уселся на коня.

– Я тут подумал… – начал он.

– Так вот, что это было, – пробормотал Ук-Мак.

Сотник вопросительно глянул на него и продолжил:

– Здесь же неподалёку изба про́клятого колдуна… Раз уж мы всё равно тут, отчего не взглянуть на неё?

– Солнце почти село, – нахмурился Дерел. – Нужно возвращаться.

Фло-Даург обдумал его слова и согласно кивнул:

– Раз надо – возвращайтесь, не буду возражать. – И кольнув лошадь шпорами, поскакал к лесу.

– Что за осёл! – вырвалось у Дерела.

Он не горел желанием преследовать пьяного упрямца в вечерней чаще. Но и бросить на произвол судьбы не мог. Стиснув челюсти, Ук-Мак поехал за сотником, намереваясь уговорами или даже силой доставить в пограничную крепость.

В лесу пряталась ночь, терпеливо дожидаясь заката, дабы растечься мраком по всей земле. Дерел осторожно ехал между деревьями, прислушиваясь к звукам, исходящим от двигавшегося где-то впереди Фло-Даурга. Несколько раз шум становился особенно громким, после чего сотник сердито бранился на «про́клятый лес» и «про́клятые ветки».

Нагнать Фло-Даурга удалось, когда совсем стемнело: сотник остановился, размышляя, в какую сторону направиться.

– Заблудились, господин Фло-Даург? – с едва заметным сарказмом спросил Дерел, подъезжая сзади.

– С чего вы взяли? – самоуверенно ответил сотник. И указал куда-то влево: – Ясно же, что нам туда!

– Почему?

– Там костёр, – бросил Фло-Даург, трогаясь.

– Демоны! – Ук-Мак ухватил его лошадь за повод. – Это могут быть кочевники!

– Тогда нападём на них, и о нашей доблести менестрели сложат песни! – воодушевлённо заявил сотник.

Дерел начал злиться:

– Ильэлл, да у вас даже доспехов нет!

Янс Фло-Даург ощупал себя:

– И верно… Проклятье! Что же нам теперь делать?

– Прежде всего – не шуметь, – прошипел Ук-Мак. – Тихо уезжаем…

– Никогда я не бегал от врагов! – возмутился Фло-Даург. – Тем более, от вонючих варваров, только и умеющих шататься по степи!..

Ук-Мак сжал кулак:

– Господин Фло-Даург, вы вынуждаете…

– За короля! За Эмайн! – дурным голосом заорал сотник и безжалостно пырнул коня шпорами.

Тот взвился и понёсся вперёд.

– Я сам тебя убью, – мрачно пообещал Ук-Мак.

Обнажив меч, рыцарь пригнулся к шее лошади и устремился за сотником.

По мере приближения к мигающему среди деревьев костру, Дерел осознавал, что тот слишком велик для одного или даже нескольких путников. И всё же, то, что он увидел, оказалось неожиданностью.

На просторной поляне находилось не менее пары дюжин кочевников. Когда из ночной темноты, с громким хрустом ломая кустарник, вылетели рыцарские кони, многие степные воины, слышавшие клич сотника, бросились в чащу, полагая, что на стоянку налетели ратники из Эмайна. Оставшиеся разбежались по краям поляны и обстреляли всадников из луков.

Промчавшись по освещённому пространству и вновь нырнув во мрак, рыцари неслись, полностью доверившись скакунам. С каждым ударом сердца, свет костра и выкрики кочевников все больше отдалялись, покуда не пропали совсем.

Ощущая упруго хлещущие по шлему и броне ветки, Ук-Мак не без злорадства думал, что бездоспешный сотник сполна получает всё, что заслужил. Подобные мысли моментально исчезли, стоило Фло-Даургу упасть.

Дерел не сразу понял, что произошло. Сначала впереди раздался шум, сопровождаемый приглушённым стоном. Но под копытами убегающего прочь коня сотника продолжала шуршать листва, и Ук-Мак решил, что наездника особенно сильно ударила какая-нибудь ветвь. Мгновение спустя, стон повторился – теперь позади.

– Фло-Даург! – негромко позвал рыцарь.

Не получив ответа, натянул повод. Остановившись, прислушался. Спрыгнул с коня, неуверенно двинулся на невнятные звуки, по мере приближения, превращавшиеся в надсадный хрип.

Лежавшего в зарослях папоротника Фло-Даурга Дерел нашёл буквально на ощупь. Стянув перчатки, в кромешной тьме провёл руками по неподвижному телу. Нащупал влажное пятно на правом боку, пропустив прятавшуюся в складках сбившейся котты едва выступавшую часть древка стрелы, сломавшейся при падении сотника.

Поднатужившись, Ук-Мак взвалил рыцаря на своего коня. Несмотря на сопровождавшие подъём резкие движения и толчки, Фло-Даург уже не застонал. Лёжа ничком на спине лошади, он лишь тяжело, с хрипением, дышал. Дерел привязал сотника к седлу верёвкой, взятой в седельной сумке. Убедившись, что раненый не свалится, постоял, прислушиваясь.

Порывы ветра трепали листву, где-то поблизости каждые три-четыре удара сердца повторялся унылый посвист сплюшки.

Успокоенный отсутствием звуков человеческих голосов, шагов, шороха раздвигаемых ветвей – всего, что могло свидетельствовать о погоне, рыцарь взял лошадь под уздцы и тихонько двинулся по ночной чаще.

Во время суматошной скачки по лесу – сначала в погоне за сотником, а после, уходя от кочевников, – Дерел перестал понимать, в каком направлении находится Эмайн. Поэтому он просто шёл, надеясь выйти на поляну или опушку леса, откуда мог разглядеть звёзды.

Доро́гой пограничник размышлял об увиденном. На поляне он не заметил ни женщин, ни детей, следовательно, это не могло быть стоянкой племени. А множество мужчин, собравшихся вместе, означало только одно – набег.

Ук-Мак задумался, на что могли нацелиться варвары. Ответ пришёл незамедлительно – Дубровница.

Небольшая деревенька, расположенная совсем рядом с границей, выросла из хутора, заложенного бывшим ратником Мерном, по прозвищу Отшельник. Место он выбрал поистине чудесное: прямо на хуторе били чистейшие ключи, вокруг простирался лес, богатый зверьём, грибами и ягодами. Поначалу Отшельник не хотел, чтобы поблизости от него селились люди. Но после нападения кочевников, от которых спасся чудом, понял, что с соседями жить безопаснее.

Когда появилось селение, Мерн стал старостой. Характер у него был скверный, но порядок в Дубровнице старый солдат умел поддерживать. Когда же Отшельника на охоте задрал медведь, и старостой сделался Крейн, правила, установленные Мерном, начали нарушать. Среди прочего дома стали ставить теснее, а иные и вовсе построили вплотную к тыну, за что, в конце концов, и поплатились. В селении загорелась изба, огонь переметнулся на другую – так и добрался до ограды. Именно для того, чтобы починить защитную стену и отстроить дома, мужики и валили лес под охраной пограничников. И если лазутчики варваров вызнали, что в деревню можно войти, как вшатёр степняка – быть беде. А узнать могли: возле границы постоянно шныряли разведчики разных племён, и зарево пожара далеко было видать.

Дерел, погруженный в невесёлые мысли, хмурился. Требовалось поскорее предупредить командира заставы – она к Дубровнице ближе всего. Мужики в деревне, конечно, бедовые – другие в приграничье не живут, – и наверняка дозор выставили в бреши. Но без солдат стольких кочевников не удержат…

Неосознанно рыцарь ускорил шаги.

Услыхав шорох где-то слева, Ук-Мак замер, вглядываясь в темноту и зажимая морду лошади. Спустя некоторое время, убедившись, что им ничего не грозит, вынул флягу. Обнаружив, что воды осталось немного, решил сперва напоить Фло-Даурга.

Нащупав голову сотника, Дерел почуял неладное. Поспешно приблизив ухо к лицу Фло-Даурга, он не смог расслышать дыхания. Уже приняв неизбежное, снял перчатку и прикоснулся к шее: сердце дворянина не билось, а кожа стала гораздо прохладнее, чем следовало.

– Дурак ты, Фло-Даург, – с сожалением пробормотал Ук-Мак. – Но коли успеем донести о кочевниках и спасём деревню, значит, это боги тебя направляли и гибель твоя не зазря.

Рыцарь напился, слушая звуки ночного леса. Запихнув флягу обратно в седельную сумку, провёл ладонью вдоль морды лошади, нашарил повод и вновь двинулся через мрак.

К опушке Ук-Мак вышел примерно в полночь. Впереди, пробиваясь сквозь кустарник и ветви дубов, виднелось ровное, бледное, почти призрачное сияние. Поначалу рыцарь решил, что это луна. Но вскоре остановился, осознав, что желтоватые лучи – вовсе не лунный свет. Не было это и отблесками костра: Дерел мог поспорить на любую сумму и непременно бы выиграл.

Привязав повод к дереву, Ук-Мак крадучись двинулся навстречу загадочному огню. Приблизившись к самой границе леса, он, вытянув руку, медленно сдвинул ветки куста в сторону и оцепенел.

Прямо перед ним в воздухе висело большое каменное здание.

Выглядело сооружение необычно. На массивное круглой плите, толщиной локтя в три и диаметром в тридцать-сорок шагов, возвышалась широкая цилиндрическая постройка. Её обегал ряд колонн, образуя галерею. На колонны опирался ещё один каменный диск, служивший основанием для сферического купола.

Больше конструкции рыцаря поразил материал, использованный неизвестным зодчим – редкая песочная яшма, жёлто-коричневая, с тонкими чёрными прожилками. При этом казалось, что парящее над травой строение высекли из одной исполинской глыбы. Нигде не было видно ни стыков, ни щелей – ничего, что выдавало бы места соединения элементов: одни поверхности просто перетекали в другие. В довершение, каждая пядь камня светилась.

Оглядевшись по сторонам, рыцарь покинул убежище и неторопливо приблизился. Осторожно прикоснулся к идеально отполированной яшме. Убедившись в реальности здания, двинулся вдоль кромки, желая рассмотреть его со всех сторон.

Через двенадцать шагов Дерел увидел широкие ступени, вырезанные в нижней плите. Самая первая находилась на уровне его глаз. Несколько ударов сердца воин смотрел на неё, разом позабыв о решении обогнуть строение. Уцепившись за край, подтянулся и забрался наверх, царапнув гладкий камень железной чешуёй доспеха.

Поднявшись по ступеням, рыцарь остановился меж двух колонн и заворожённо уставился на ближайшую. Абсолютно ровная, без единой погрешности, она походила на сгустившийся столб света. Поверхность покрывала филигранная резьба: казалось, изображённые на колонне извивающиеся драконы едва заметно шевелятся. Дерел прикоснулся кончиками пальцев к выпуклым картинкам. Его глаза удивлённо расширились: яшма была тёплой, чуть скользкой и совершенно гладкой. Не веря ощущениям, пограничник провёл ладонью вверх-вниз, но так и не сумел нащупать ни малейшей царапинки, не говоря уже о резном рельефе.

Это оказалось не единственной странностью. Стоило на миг отвести взгляд – и рисунок тут же неуловимо менялся. Когда рыцарь смотрел вновь, в нём жила уверенность, что изображение то же, что и несколько мгновений назад: разве там были не эти чудесные заморские птицы? Но в глубине души трепетало неясное чувство обмана. Разум не мог этого выносить, и воин поспешно отвернулся.

Прямо напротив ступеней виднелся вход, выполненный в виде широкой стрельчатой арки. Обрамлявший ее выпуклый наличник также был украшен резьбой. И здесь узоры постоянно менялись, словно пытаясь свести человека с ума. Отвернувшись, Дерел пошёл влево по галерее, рассматривая выпуклую стену здания, лишённую окон и любых других отверстий.

Вскоре путь рыцарю преградили дубовые ветви, протиснувшиеся между колонн. Возникало впечатление, будто круглый светящийся дом дрейфовал над землёй, покуда не уткнулся в стену деревьев, цепляясь за длинные сучья. Но разве здания летают?

Ук-Мак потряс головой: мысли странно скакали и путались – видно, от усталости.

Вернувшись ко входу, воин неуверенно остановился. Хотя в проёме отсутствовали двери, он не видел, что находится внутри – настолько сильным было сияние. Поколебавшись, Дерел вынул меч и, прикрывая глаза ладонью, вошёл.

За порогом ему на неуловимый миг почудилось, будто он висит в пространстве, не имеющем ни верхи, ни низа, а вокруг него – чернота, полная жёлтых искр. И тут же рыцарь увидел просторное помещение с высоким сводчатым потолком, залитое мягким желтоватым светом.

Миновав ещё один ряд колонн, Дерел очутился в огромном зале. Кругом блестела полированная яшма разных оттенков… и кроме этого воину не удавалось ничего рассмотреть. Было достаточно светло, и Дерел мог поклясться, что воздух кристально чист – но всё словно терялось в клубящейся мгле. Взор рыцаря выхватывал то изящный яшмовый столик, то ложе, вырезанное из того же камня. Но стоило моргнуть, и предметы тут же расплывались, вновь смешиваясь с окружающим мерцанием.

Впрочем, рыцарь уже перестал задумываться о происходящем. Он чувствовал, что вернулся домой: не в родовой замок, а в место, предназначенное ему судьбой. Беспокойство и заботы, терзавшие ум, ушли, прошлое стало казаться безмерно далёким.

Расслабленно улыбаясь, воин шёл по залу, и каждый шаг сопровождался низким мелодичным звуком, как будто кто-то легонько трогал струны гигантского музыкального инструмента.

Примерно в центре помещения Дерел нашёл низкое яшмовое ложе. На нём, среди груды обтянутых пёстрым шёлком подушек покоился человеческий скелет. Склонившись, рыцарь дотронулся до него, собираясь сбросить на пол. Бледные кости оказались немыслимо хрупкими: от прикосновения превратились в тончайшую пыль, которая подобно пеплу на ветру взвилась в воздух.

Тут же позабыв о мертвеце, Дерел опустился на подушки. Появившиеся из пустоты девичьи фигуры – обнажённые, полупрозрачные, лучащиеся яшмовым сиянием, – взяли из его податливых рук оружие. Затем, касаясь легко и заботливо, принялись стаскивать доспехи и одежду. Прикрыв глаза, рыцарь позволил нежным ладоням натереть все его тело ароматным маслом. Откинувшись на подушки, настолько мягкие, будто сшитые из паутины и набитые весенними облаками, Дерел ощущал покой, какого не знал прежде. Не осязая ни жары, ни холода, он будто парил в воздухе. Не хотелось ничего делать – даже шевелиться. Этого и не требовалось. Ук-Мак чувствовал себя повелителем этого волшебного места и медленно погружался в пучины неописуемой неги.

Время перестало иметь значение. Весь мир обратился в ничто. Осталось лишь божество, обитающее в посвящённом ему храме.

Вокруг звучала чудесная музыка: звуки пронизывали тело, отдаваясь сладкой вибрацией в мышцах и костях. То ли перед глазами Дерела, то ли прямо в его сознании проплывали красочные видения. Тёплое лазурное море, плещущее между огромных разноцветных звёзд; ветер, сдувающий искрящуюся золотую пыль с острых вершин гор, похожих на тёмное застывшее стекло; гигантский цветок темно-алого цвета, с тысячью переливающихся лепестков и сверкающими тычинками, напоминающий живой огонь…

Пожар.

Ук-Мака словно что-то кольнуло изнутри. Сразу захотелось избавиться от этого скверного чувства. Всё плохое осталось позади, в другой жизни, принадлежавшей рыцарю-наёмнику. Боль от ран, опасности, сражения, невзгоды, беспокойство за других – это достояние Дерела-человека. А он – бог, наслаждающийся тысячелетиями изобилия и покоя.

Кочевники.

Мерзкая тревога свербела в сердце, раздражала, будила. Ук-Мак заворочался: сначала медленно, лениво, потом активнее. Открыл глаза, оглядел сверкающее великолепие своего дворца, не понимая, отчего в голове бьётся будоражащая мысль о какой-то деревне. Повернувшись, он уставился на пол, покрытый пушистым ковром, рисунок которого в точности имитировал яшму. Тупо разглядывая узор, воин пытался постичь, что же нарушает его божественный покой. Неужели, жалкие обрывки воспоминаний о людях? Смешно: какое дело богу до смертных?

Ук-Мак вновь откинулся на ложе, вслушиваясь в звуки музыки, надеясь, что она уймёт непонятную тоску. Но чистая, незамутнённая никакими эмоциями безмятежность не возвращалась.

Нападение!

Не открывая глаз, Ук-Мак медленно, очень медленно – так, что от напряжения задрожали мускулы, – уселся, а потом и встал.

– Я не могу выйти отсюда, – губы воина едва шевелились, а голос был тише шелеста упавшего на траву листочка. – Я не должен делать этого… Иначе лишусь всего…

Дерел шагнул.

Нельзя, нельзя… Нельзя!.. Зачем? Ради чего? Всё иллюзорно и бессмысленно. Даже если спасти людей сейчас, они так или иначе умрут позже. Он же – бессмертен в своём блаженстве. Но может потерять всё, покинув божественный чертог!

Ещё шаг.

– Кем я стану, оставив посвящённый мне храм? Смертным? Бедным рыцарем на королевской службе? Несчастным существом, исполненным неутолённых желаний, день за днём тонущим в море страдания?

Шаг.

Ук-Мака сотрясли рыдания, горло сжали спазмы.

Будто не желая лишиться повелителя, сам храм препятствовал своему богу. Казалось, пространство растягивалось, увеличивая расстояние, отделявшее рыцаря от выхода. Воздух становился гуще, затрудняя движение, а босые стопы начали прилипать к полу.

Но Дерел продолжал идти. Каждый новый шаг давался с бо́льшими усилиями, и с каждым шагом душу охватывала смертельная тоска.

Пошатнувшись, Ук-Мак упал на четвереньки. Позади раздавались потусторонние звуки женского плача, стонов и невнятных мольб; призрачные фигуры тянули вслед рыцарю изящные руки. Сердце воина раскалывалось на множество крохотных острых кусочков, стеклом резавших грудь изнутри. Дыша, словно умирающий, он опёрся на правую ладонь и подтянул левое колено. Затем вынес левую руку, подался вперёд всем телом, шевельнул правой ногой…

Добравшись до внутреннего ряда колонн, воин, обессилев, распластался на гладком яшмовом полу. Боясь, что если перестанет двигаться, его оставят последние капли решимости, рыцарь, плача и что-то шепча, пополз к тёмному проёму, ведущему наружу.

Дворец по-прежнему не желал отпускать его: яшма под рыцарем стала скользкой, словно лёд. Воин неуклюже барахтался, извивался, пядь за пядью приближаясь к арке.

Ему стало немного легче, когда он выполз во внешнюю галерею. Камень вдруг сделался шершавым, и воину казалось, будто поверхность счёсывает кожу и мясо, и позади него остаётся широкий кровавый след. Но что значила физическая боль, в сравнении с той, что раздирала рыцаря изнутри? Скрипя зубами, с трудом втягивая воздух, Дерел думал о том, что ещё не поздно повернуть и занять своё место в роскошном чертоге… А вечность спустя, глядя на невероятно медленно приближающийся край светящейся яшмовой плиты, резко выделявшийся на фоне ночной темноты, в голове рыцаря уже не было никаких мыслей – только всепоглощающее отчаяние.

Удар о землю погрузил Ук-Мака в недолгое беспамятство. Очнувшись, рыцарь со стоном встал. Глядя на парящее в воздухе здание, задохнулся от чувства невыносимой потери, хотя не мог вспомнить, чего же лишился.

От переживаний отвлекло усиливающееся жжение. Осмотрев себя в бледном сиянии яшмы, воин не мог понять, куда делись доспехи и одежда, и почему всё тело покрыто толстым слоем густой слизи, медленно разъедающей кожу.

Ничего не соображая, Ук-Мак принялся счищать с себя дрянь, собиравшуюся в ладонях липкими комками. В какой-то миг жгучая боль напомнила ему об огне.

Пожар.

Замерев, воин вспомнил о кочевниках и Дубровнице. Вскинув голову, дико посмотрел на виднеющиеся в просвете туч звезды. Определив, в какую сторону нужно ехать, не обращая внимания на ветки, царапающие голое тело, нырнул в заросли, в которых оставил коня. Вывел, отвязал Фло-Даурга, опустил на землю, намереваясь вернуться за телом позже. Не стеснённый доспехами, буквально взлетел в седло. В голове теперь билась лишь одна мысль: успеет ли он поднять заставу до нападения кочевников?

Подгоняя скакуна ударами пяток и гиканьем, Ук-Мак помчался по тёмной степи, чувствуя, как поднимающийся ветер холодит изъязвлённое тело.

Глухой стук копыт давно растворился в ночном мраке. Непогода беспощадно трепала листву деревьев и пригибала высокие травы. Дрожа в руках усиливающейся бури, яшмовый чертог поплыл по воздуху, понемногу освобождаясь от удерживавших ветвей. Мало-помалу он набрал высоту, всё быстрее дрейфуя над землёй.

Внимание дозорных на заставе было приковано к подъехавшему к воротам на загнанном коне обнажённому рыцарю, сплошь покрытому язвами. И никто не увидел, как в вышине среди чёрных грозовых туч, увлекаемый крепчающим ветром, проплыл яшмовый чертог, отправляясь на поиски нового бога, новой жертвы…

Сердце менестреля

– Что же это такое, – досадливо бросил Бел Им-Трайнис, усаживаясь в постели. Уже добрый час рыцарь ворочался, силясь уснуть, но сон не шёл. Возможно, в этом была повинна пронзительно стонущая за окном вьюга: её звуки тревожили Бела и наводили тоску. – В самом деле, будто ледяные демоны хоронят своего князя! Тьфу!

Откинув плотный полог, закрывавший боковину утопленной в стенной нише кровати, рыцарь встал. Не обращая внимания на гуляющий по-над полом сквозняк, босиком прошёл к камину. Поглядел на рубиновое перемигивание углей и изредка вспыхивавшие в разных местах язычки пламени. Подкинул пару поленьев и вернулся к ложу. Усевшись, несколько ударов сердца смотрел в сторону узкого окна-бойницы. Нижнюю часть толстого стекла залепило снегом, выше виднелись чернота и белое мельтешение.

Покачав головой, Бел вновь поднялся. Одеваться не хотелось, но правила приличия следовало соблюдать. Поэтому рыцарь всунул ноги в низкие красные башмаки из мягкой кожи, а сверху накинул длинный шерстяной плащ. Зажёг свечу и, придерживая свободной рукой полы плаща, чтобы те ненароком не разошлись, открывая исподнее, покинул комнату.

Вернулся рыцарь, неся под мышкой книгу в потрёпанном кожаном переплёте. Тиснёную надпись на обложке некогда украшала позолота, но она практически полностью стёрлась. Да и сами рельефные буквы от времени частично сгладились, особенно в начале и конце слов. И теперь в названии можно было разобрать только «тори игран».

Положив книгу на прикроватный сундук, обитый железными полосами и украшенный резьбой, Им-Трайнис пристроил рядом свечу. Подтащив ближе дубовый стул с высокой прорезной спинкой, уселся и зашелестел плотными страницами: рыцарь надеялся перехитрить бессонницу и дурное настроение с помощью какого-нибудь увлекательного повествования.

– А там, глядишь, и ветер уляжется, – пробормотал Бел, погружаясь в чтение.

Взор Им-Трайниса заскользил по строчкам: «Истинно история сия произошла на великой и благословенной богами земле Эмайна. Жил некогда менестрель Лин Мэи-Тард из старого и достойного рода Мэи-Тард. Увы, по воле жестокого рока сей род обеднел ещё во времена правления Его Величества Сивра Коротконогого. Посему скитался благородный Лин по городам и весям, добывая пропитание сложением пречудесных песен.

Был Лин Мэи-Тард строен и зело хорош лицом, с воспитанием под стать внешности. Умел юноша вести любезные речи, проявлял искушённость в науках и владел ратным искусством – не единожды случалось биться ему с кровожадными татями на пустынных дорогах и ночных улицах.

Однако ж, ум и отвага нередкое дело средь дворян королевства. А было у Лина то, чем боги наделяют одного из множества – сердце, исполненное доброты. Мужи многомудрые рекут, что сие для всего люда отрада, для самого ж избранного – испытание великое. Аще сие истинно, Лин Мэи-Тард пред невзгодами не склонялся, а токмо смеялся, отдавая последний медяк нищему и оставаясь без трапезы и ночлега…

…Смыслом жизни Лина всегда была музыка, а величайшим сокровищем – небольшая арфа, доставшаяся по наследству вместе с дворянским гербом и мечом. Семейные предания гласили, что давным-давно сработал ее чародейный мастер из страны фей, до глубины души восхищённый сладкоголосым пением одной из дев рода Мэи-Тард. Правда то или нет, но музыкальный инструмент бродячего менестреля действительно не знал равных. Вырезанный из неизвестного дерева пепельно-серебристого цвета, богато украшенный золотой инкрустацией, он радовал глаза не меньше, чем слух. На струны, казалось, пошли сверкающие лунные, звёздные и солнечные лучи – такими нежными и чистыми были их голоса.

Навряд ли бы сыскался в Эмайне музыкант, более достойный чудесной арфы, нежели Мэи-Тард. Искусная игра менестреля и бархатистый голос завораживали почище колдовства. В паласе богатого барона или в деревенском трактире слушатели одинаково улыбались и притопывали, если Лин весело пел о забавах летней поры, и, вздыхая, смахивали слёзы, коли Мэи-Тард затягивал печальную балладу о юной красавице, оплакивающей погибшего рыцаря.

Хотя слава менестреля птицей летела над Эмайном, а его кансоны исполняли даже в королевском замке, жил Лин небогато. Не имея дома, скитался по стране, почти нигде не задерживаясь. Многие знатные особы сулили ему щедрое содержание, предлагая остаться в их владениях. Мэи-Тард всегда отказывался, говоря, что в путешествие его влечёт желание увидеть всю красоту мира.

Иной раз певец покидал очередной замок в дорогой одежде и с увесистым кошелём на поясе. Но длилось роскошное житьё недолго, ибо всюду встречались люди, нуждавшиеся в помощи. Чужие страдания отзывались в сердце менестреля жгучей болью, потому деньги и дарёные драгоценности не задерживались в руках Лина.

Как-то раз в Рурдине, самом большом городе дальней провинции, в честь визита короля решили устроить грандиозный праздник: с турниром, ярмаркой и маскарадом. Прослышав о начавшихся приготовлениях, туда потянулись купцы, ремесленники, жрецы, актёры, музыканты, воры, бродяги и прочий люд, надеявшийся набить карманы и поразвлечься. Пустился в дорогу и Лин, тоже желавший увидеть яркое зрелище, а заодно с помощью своего искусства наполнить кошель, позабывший звук бренчания полновесных монет.

Менестрель прибыл в Рурдин за несколько дней до приезда короля. Проведя ночь в стогу сена на поле рядом с городом, с первыми лучами солнца уже был у ворот. Оказавшись внутри, отправился бродить по узким улочкам, с любопытством разглядывая дома и людей.

В одном из сумрачных проулков, из тесного промежутка между двумя глухими стенами каменных зданий, его позвал неприятный надтреснутый голос:

– Мил человек, не дозволь старухе помереть с голоду – подай грошик на краюшку хлеба!

Остановившись, Лин вгляделся в густую тень. Там, кутаясь в дырявый плащ, сидела женщина с растрёпанными седыми волосами. Её угловатое лицо, изрезанное морщинами, напоминало кору старого дерева. Один глаз затянуло мутное бельмо, зато другой блестел в полумраке, словно подсвеченный изнутри.

Менестрель сунул руку в кошель. Вынул истёртую медную монетку, протянул нищенке:

– Не обессудь, это всё, что у меня есть.

Старуха пронзила Мэи-Тарда острым взглядом и с неожиданной прытью вцепилась в запястье грязными костлявыми пальцами:

– Разрешите, молодой господин, в благодарность погадать вам!

Выхватив монету, бродяжка уставилась на ладонь менестреля, водя по линиям жёлтым обломанным ногтем. Затем вдруг бросила его руку, точно потеряв интерес. Вновь съёжилась, накинув плащ на голову.

– Увидели что-нибудь, бабушка? – с улыбкой полюбопытствовал Лин.

– Покуда не поздно, беги из этого города, – глухо прокаркала старуха. – Иначе потеряешь сердце!

Мэи-Тард озадаченно посмотрел на неё. Задумался. Вновь улыбнулся:

– Пускай хранят вас боги.

Нищенка не ответила.

После этой встречи менестрель ещё долго топтал булыжную мостовую, покуда не оказался на маленькой площади. Посреди неё, устремлённым в небо каменным пальцем, торчал высокий столб, с высеченными знаками всех богов Эмайна. На него со всех сторон смотрели пёстрые фасады домов местных аристократов. На третьем этаже одного из них располагался небольшой балкончик. Увидев стоявшую там девушку, Лин споткнулся и застыл ещё одним обелиском. Словно нарочно, именно в тот момент ветер отогнал облако, скрывавшее солнце, и золотые лучи, упав в просвет между черепичными крышами, озарили красавицу.

– Неужто благостные боги умышленно излили животворное небесное сияние, дабы выделить миг встречи? – ошеломлённо пробормотал Мэи-Тард. И тут же покачал головой: – Нет, свет всегда сопровождает её, ибо она – совершенство!

Мысли менестреля потекли бурным безбрежным потоком. Не отрывая глаз от незнакомки, он начинал слагать балладу и, не окончив, тут же принимался за другую. Десятки нежных и возвышенных эпитетов, множество тончайших метафор теснились в голове Лина. Певец перебирал их, выстраивал и отбрасывал, потому что ни одна, по его мнению, и близко не отражала великолепия девушки на балконе. Сердце менестреля колотилось, лицо горело, на лбу проступили капли пота. Молодой человек трепетал и одновременно испытывал величайшее блаженство. Ему чудилось, будто он плывёт среди мерцающих облаков; вокруг, благоухая, распускаются диковинные цветы и из сердцевины каждого исходит чудесная, волнующая глубины души мелодия…

Лин очнулся, когда в него с бранью врезался подвыпивший прохожий. Невесомая пелена грёз спала с менестреля, и он, наконец, увидел, что полонившая его сердце девица покинула балкон. Судорожно втянув воздух, словно впервые наполняя лёгкие, Мэи-Тард, пошатываясь, зашагал прочь.

Добравшись до одного из уличных колодцев, Лин жадно напился, затем ополоснул разгорячённое лицо. Обретя способность рассуждать, подумал, что видение на балконе – то, ради чего он годами странствовал. И твёрдо решил, что не покинет город, покуда не узнает, кто эта девушка и не поведает ей о своих чувствах.

На ночь Мэи-Тард устроился на постоялом дворе под названием «Куриная косточка». Увидев его входящим в общий зал – вытянутую комнату с низким закопчённым потолком, нависающим над длинными столами на козлах, – хозяин заведения поклонился:

– Простите меня, ничтожного, господин, но мест у нас больше нет. Не прогневайтесь, но даже в конюшне народец спит…

– Что ж, – улыбнулся Лин, оглядывая переполненный зал. – Могу ли я обогреться у очага да выпить стаканчик вина?

– Окажите нам честь, господин, – опять поклонился владелец «Куриной косточки».

Усевшись на табурет у стены, менестрель вынул арфу и заиграл жизнерадостную мелодию. Люди вокруг заслушались, заулыбались, кое-кто даже пустился в пляс. Лишь только последние звуки звенящих струн затихли, почти все гости принялись хлопать, топать и свистеть, выражая одобрение. Лин отхлебнул из глиняного стакана, поднесённого хозяином постоялого двора и вновь заиграл. Новый мотив оказался ещё более задорным, и танцоров в зале прибавилось. Жаркий воздух, наполненный запахами еды, дыма, вина и разгорячённых потных тел, колыхался вокруг подпрыгивавших, задиравших ноги и размахивавших руками плясунов.

Дородный купец в богатых одеждах, сидевший обособленно от прочих, под приглядом рослого угрюмого телохранителя, скучающе смотрел то на менестреля, то на людей вокруг. Задумав что-то, бросил несколько слов сопровождающему. Тот кивнул и приблизился к Мэи-Тарду:

– Хозяин мой интересуется: а сумеешь ли сделать так, чтоб все пригорюнились? Выйдет – с него награда…

Лин опустил голову, о чём-то задумавшись. После возложил пальцы на струны и негромко запел. Запел о разорённом войной крае, о сгоревших домах и погибших селянах, о матери, потерявшей дитя и умирающей от голода и тоски на его могиле…

Гомон и смех в зале понемногу стихли. Солдаты и землепашцы, торговцы и бродяги – все не раз видали подобное, а то и ощутили на своей шкуре. Многие закручинились, иные злились. Кто-то сидел с потемневшим лицом, кто-то качал головой, кто-то пил, чтобы смыть горечь, разъедавшую душу. Затеявшего шутку купца и самого, видать, пробрало. Сидел он ссутулясь, исподлобья глядя на музыканта мрачными глазами. Уголки его губ опустились, лоб под бархатной шапочкой наморщился. Когда песня закончилась, купец тяжко встал, в тишине подошёл к Лину, положил ему на колени блестящий золотой и, не оглядываясь, покинул зал.

Менестрель, перед взором которого всё ещё стояла картина, увиденная в одном из путешествий и сохранённая в щемящей сердце балладе, понемногу вернулся к реальности. Оглядел приунывших слушателей, заметил монету. Подозвав владельца, передал её со словами:

– Налей всем доброго вина.

А сам, перебирая струны, завёл песнь о небесной владычице Вирне, сердобольной госпоже, что однажды утешит все скорби, заберёт горести и обогреет милостью своей каждого несчастного страдальца.

Вино и песня понемногу вернули людей в доброе расположение духа. Словно желая стереть из их памяти воспоминания о страданиях, Лин дотемна играл весёлую музыку, прерываясь лишь на глоток вина.

Когда же все разошлись по комнатам или улеглись на лавках, а то и прямо на истоптанном немытом полу, Мэи-Тард перекусил и, с дозволения хозяина «Куриной косточки», забрался по шаткой лестнице на покатую крышу. Устроившись возле тёплой кирпичной трубы, вновь взял арфу и почти до рассвета, будто лаская, гладил тонкими пальцами струны, извлекая едва слышные звуки. И только лёгкие облака, казавшиеся в темноте серыми, да горящие в просветах голубые звёзды видели блуждавшую на его устах счастливую улыбку.

Девицу, которую менестрель восторженно нарёк королевой своего сердца, звали Неа. Была она второй дочерью провинциального барона, не отличавшегося ни воинской славой, ни заслугами перед короной, ни особым достатком. Несмотря на это, в последние годы в его замке постоянно гостили знатнейшие дворяне провинции. И причиной такого внимания стала Неа.

О красоте девушки в родных краях судачили все: и аристократы, и простолюдины. Хоть раз увидев её, каждый признавал, что по эмайнской земле доселе не ступали ножки более прелестной девы. Глаза Неа зеленели, точно сочная весенняя листва, губы выглядели алее и сочнее спелых ягод, гладкая кожа была чище первого снега, а в темно-рыжих кудрях переливались всполохи осеннего заката. Говорили также, будто фигура Неа столь соразмерна и женственна, что на неё с завистью глядели даже небесные богини.

Рядом с Неа прочие девушки смотрелись тускло и неприметно. Дочь барона знала это и умело пользовалась красотой. Окружённая восторженным вниманием, она быстро научилась очаровывать людей и исподволь управлять ими. Поклонники исполняли любые её прихоти, осыпали дорогими подарками, умоляя выйти за них, но Неа желала большего. Она поняла, что власть куда дороже золота, и искала способ подняться выше, дабы сделать своё господство абсолютным.

На рурдинское празднество Неа возлагала большие надежды. Турнир обещал собрать знатнейших дворян Эмайна, но не с графской или даже герцогской короной связывала свою судьбу самолюбивая девушка. В город приезжал король – и только он интересовал красавицу. Понимая, насколько высоки ставки, Неа ничего не оставляла на волю случая: каждый шаг был заранее продуман, множество реплик приготовлено, все позы и жесты отрепетированы. Весь прошлый опыт оказался тренировкой, и нынче уверенность в том, что её чары и ловкость не подведут в нужный момент, позволяли Неа сохранять невероятное спокойствие.

В тот миг, когда её увидел менестрель, Неа вышла на балкон, услыхав от слуг, что на высочайшей башне местного замка вывесили королевское знамя. Девушка глядела на полотнище, развевавшееся над городом, и видела в нём символ своего будущего. При этом Неа даже не заметила застывшего под балконом молодого человека в поношенном дорожном плаще.

Лишь только заря нового дня разбросала по небу маковые и розовые лепестки, Лин уж стоял возле дома, где на время праздника поселилась семья Неа. Там, уже после полудня, его обнаружил граф Бернат Альде-Суври, прибывший в Рурдин на турнир. Граф давно знал менестреля, восхищался его даром и не раз предлагал поселиться в своём замке. И теперь Альде-Суври сердечно приветствовал певца, заявив, что тот обязан остановиться в его резиденции.

– Все постоялые дворы и гостиницы переполнены, ваше сиятельство, – предупредил Лин. – Уж не ведаю, сумеете ли вы отыскать жилище, подобающее вашему положению…

Граф рассмеялся:

– Мой дорогой друг, я предвидел, что всё будет именно так, ещё когда объявили о грядущем празднестве. И тогда же купил здесь четыре дома. Два из них выгодно продал на днях, один арендовал маркиз Гас-Меллек, а последний – самый большой и удобный, – я оставил для себя. И Ильэлл свидетель, в нём найдётся прекрасная комната и вам!

– Граф, вы чрезмерно добры к бедному музыканту, – поклонился Мэи-Тард. – Я бесконечно ценю ваше предложение, но вынужден отказаться, ибо не могу последовать за вами. Накануне пресветлые боги явили мне величайшее из чудес и теперь обязан я выяснить, кто та фея, что многажды прекраснее молодой луны в венце из ярчайших звёзд.

– Златоголосый странник, столько певший о любви, и сам, наконец, попался в тенёта сей очаровательной владычицы! – в тон ему ответил граф и вновь засмеялся. – Пойдёмте, мой друг, выпьем вина, и я с радостью послушаю вашу арфу. А меж тем мои люди вызнают интересующие вас сведения значительно быстрее, чем вы, стоя на этой сырой улице.

– Она согрета теплом моего сердца и залита сказочным сиянием надежды, – упоённо заявил менестрель.

– Конечно, конечно, так и есть, я буквально его вижу, – весело согласился Альде-Суври, а после распорядился, чтобы кто-нибудь из свиты уступил Мэи-Тарду коня.

Задолго до заката, в богато убранную комнату, где граф уговаривал менестреля перекусить вместе с ним, вошёл слуга и доложил, что удалось узнать о Неа и её семье.

– Вот видите, друг мой, она вовсе не фея и не богиня, – обратился Альде-Суври к Лину. – Она девица из плоти и крови. И ставлю годовой доход против медяка на то, что она ест, как все люди. Посему оставьте свои терзания и отведайте этого фазана.

– Вы не понимаете, граф, – с трепетом в голосе ответил Мэи-Тард. – Она – единственная звезда на моём небе. Я должен видеть её, быть рядом…

– Тогда попробуйте олений бок, – невозмутимо продолжал увещевать граф. – Волтин, мой повар, всегда превосходно его готовит, но в этот раз подлива с ягодами особенно удалась. Если же запивать оленину чудесным армским, оно вот в этой фиолетовой бутылке, или даже мильзенским, то…

Не дослушав собеседника, Лин взял арфу и провёл пальцами по струнам. Нежные звенящие звуки поплыли по комнате, точно серебристый туман из полночных грёз.

Когда менестрель перестал играть, Бернат Альде-Суври промолвил задумчиво:

– Раньше, слушая вашу музыку, я полагал, что не может быть мелодий более утончённых и прекрасных. Но теперь вижу, что заблуждался. Похоже, страсть ваша действительно глубока, коли дала вам такую силу… Но будьте осторожны, мой друг, ибо столь великое чувство способно и погубить человека.

Менестрель мечтательно улыбнулся:

– Я умираю и воскресаю каждый миг. Моя кровь стала огнём, а всякий удар сердца рождает ноту главного мотива мироздания…

Погрузившись в мысли, Лин замер. После спрятал арфу в чехол, встал, накинул широкую кожаную лямку на плечо:

– Прошу извинить меня, ваше сиятельство, я должен вас оставить.

– Погодите, – со вздохом сказал граф. – Мёрн завернёт вам кусок пирога. Быть может, стоя под балконом, вы, наконец, обретёте аппетит.

Менестрель выполнил просьбу заботливого хозяина дома, а когда оказался на улице, сунул промасленный свёрток проходившему мимо оборванцу. Альде-Суври, наблюдавший эту сцену через окно, только молча покачал головой.

Около полуночи, посланные графом слуги, освещая путь факелами, пришли к дому семьи Неа. Увидев одинокую фигуру Лина, тенью застывшего под тёмными окнами, они убедили певца вернуться в резиденцию Альде-Суври.

Граф, увидев менестреля, обратил внимание на несчастный вид молодого человека.

– Что случилось, мой друг? Что настолько опечалило вас? – участливо спросил он.

– Мне не удалось увидеть её! – простонал Лин. – Я чувствовал, что моя богиня рядом, но не мог узреть даже край её платья!

Взяв Мэи-Тарда под руку, граф отвёл его к удобному дубовому креслу, украшенному затейливой резьбой. Усадив менестреля, подал знак виночерпию наполнить пару кубков.

– Знаете, мой друг, – начал Альде-Суври, собственноручно вкладывая серебряную чашу с терпким ароматным напитком в ладонь гостя. – Владетель здешних земель, граф Корнель Вагни-Имрр пригласил меня на пир в свой замок. Вы должны были видеть это строение – оно возвышается над городом…

Лин по-прежнему сидел, безучастно глядя на натёртый воском пол чёрного дерева.

– Так вот, – продолжил граф, – не знаю, принимать его или нет.

Поднеся кубок к губам, Альде-Суври пристально посмотрел на угрюмого менестреля. Отхлебнув, как бы между прочим, добавил:

– Кстати, барон Фог-Вал с супругой и старшими дочерьми – Кри и Неа – также будут там.

Мэи-Тард встрепенулся, едва не расплескав вино:

– Что вы сказали?

– Отчего вы не пьёте? – будто не заметив его реакции, прежним тоном осведомился граф. – Вам не нравится вино? Я прикажу подать другое. Какое вы предпочитаете?

– Что… что вы говорили о пире… ваше сиятельство?!

– Пока не осушите кубок, не скажу ни слова, – отворачиваясь, чтобы скрыть улыбку, сказал Альде-Суври.

Лин замер, не зная, как поступить. Затем поднял чашу и залпом выпил содержимое, не чувствуя вкуса. Прожигая хозяина дома взглядом, повторил:

– Что вы говорили о пире и госпоже Неа, ваше сиятельство? Молю, не молчите!

Повернувшись, граф в упор посмотрел на менестреля.

– Завтра она с отцом, матерью и сестрой будет на пиру в замке. И в связи с этим у меня имеется предложение. Вы готовы его выслушать?.. Итак, я желаю, чтобы вы, мой друг, ужинали, завтракали и обедали, как подобает всякому здоровому мужчине ваших лет. В обмен на обещание делать это, я возьму вас с собой на пир. Что скажете?

– Жестоко с вашей стороны, граф, – после паузы выдавил Лин, – поступать так…

– Вы хотите увидеть вашу богиню? – И голос, и глаза Альде-Суври выражали непреклонность.

– Да, да! – в отчаянии выкрикнул менестрель.

– И вы дадите мне слово?

Мэи-Тард покорно склонил голову:

– Все что угодно, лишь бы встретиться с ней!

– Отлично, – удовлетворённо потёр руки граф. – Какой паштет вам больше по вкусу?..

На следующий день влюблённый менестрель еле сумел дождаться урочного часа. Когда же они с графом и свитой сели на лошадей, лицо Лина побледнело, а дыхание участилось. Прислушиваясь к неровному биению своего сердца, музыкант обратился к благородному спутнику:

– Знаете, ваше сиятельство, я настолько перестал владеть собой, что мне делается страшно. Однако же моменты, в которые человек действует, ведомый исключительно голосом, идущим отсюда, – менестрель прижал ладонь к груди, – разве не самые божественные во всей его жизни?

Альде-Суври не нашёлся, что ответить, и приказал трогаться.

Седовласый граф Корнель Вагни-Имрр радушно встретил Альде-Суври и благосклонно отнёсся к Лину, узнав, кто именно пожаловал вместе с его давним знакомым. Гостей усадили на почётные места за ломящимся от яств столом. Альде-Суври с приближёнными не преминули отдать должное мастерству поваров, а также великолепным винам из погреба рурдинского замка. Лин же, даже не пригубив кубок, шарил взглядом по лицам многочисленных гостей, выискивая ту, ради которой приехал. Уже начав тревожиться, не сыграл ли граф с ним какой-нибудь шутки, менестрель увидел Неа, входившую в пиршественный зал в сопровождении семьи и немногочисленных слуг. С этого мига окружающие перестали существовать для Лина: юная красавица заслонила собой весь мир. С дрожащими руками, чувствуя то озноб, то растекающийся по телу жар, музыкант пожирал девушку глазами. Беззвучно шевеля губами, Мэи-Тард подбирал слова для песни в её честь, но всякий раз убеждался, что уподобление звёздам, драгоценностям и прочим красотам, созданным людьми или природой, не способны передать даже толику очарования девушки. С беспомощностью и отчаянием менестрель думал, что пред ним гостья из другого, более прекрасного мира, и ему никогда не удастся написать стихи, достойные воспевать её прелесть.

В разгар веселья, к Лину обратился владелец замка. В самых учтивых выражениях он сообщил, что много слышал о прославленном менестреле и был бы счастлив лично убедиться в его мастерстве. После недолгих колебаний, вызванных близостью Неа, Мэи-Тард согласился сыграть для собравшихся.

Забавлявшие гостей шуты и жонглёры освободили пространство между длинными столами. Музыканты с флейтами, виолами и тамбуринами, располагавшиеся на низких подмостках у стены, опустили инструменты и затихли.

Присев на табурет, поставленный слугой в центре зала, Лин возложил пальцы на прохладные струны арфы и ощутил, как возвращается былая безмятежность. Глубоко вздохнув, он улыбнулся самыми краешками губ и начал играть.

Исполнив несколько баллад, менестрель устремил взгляд на Неа и запел:

– Когда её узрел впервые я,

Любовью так наполнился мой взор,

что сделалась блаженной жизнь моя…

Строки, сложенные давным-давно одним отважным рыцарем, страстно звучали в воцарившейся тишине. Слушатели – и благородные господа, и слуги, – замерли в восторге. Даже крупные пятнистые псы перестали ворчать и грызться, словно и их захватило проникновенное исполнение Лина, хотя на самом деле, заслушавшиеся пирующие просто перестали швырять им объедки.

После того как последние звуки песни, отразившись от толстых каменных стен, медленно угасли, Вагни-Имрр с восхищением проговорил:

– Воистину молва стократ преуменьшила ваш непревзойдённый талант! Клянусь Ильэллом, ни один из менестрелей Эмана не сравниться с вами ни в искусстве игры на арфе, ни в пении! В знак моего расположения примите, дорогой господин Мэи-Тард, сей дар, – он снял с запястья широкий золотой браслет с рельефным узором и подал слуге.

Тот с низким поклоном, передал украшение менестрелю.

– Ваши слова, граф, мёд для моей души, – в свою очередь поклонился Лин.

Метнув ещё один пылающий взор в сторону Неа, менестрель вернулся на своё место подле Альде-Суври.

– Прекрасное выступление, мой друг, – заметил граф.

Лин не ответил: у него перехватило дыхание от улыбки Неа.

– Она действительно на диво хороша, – сказал Альде-Суври, задумчиво рассматривая красавицу.

– Она – богиня, – пролепетал Мэи-Тард, сидя с горящими щеками.

Ближе к вечеру, когда гости начали танцевать, Лин сумел поговорить с королевой своих мечтаний. Воспользовавшись тем, что Неа, утомлённая вниманием рыцарей, спряталась с сестрой в одной из глубоких оконных ниш в плохо освещённой части зала, менестрель решительно последовал за девушками.

Если Неа и была раздосадована появлением Мэи-Тарда, то она никак не проявила этого. После обмена положенными приветствиями, красавица любезным тоном произнесла:

– Вы чудесно играли, господин менестрель. Доселе мне не приходилось слышать столь сладкой музыки!

– Вы бесконечно снисходительны и добры к моим скромным умениям, моя госпожа, – враз охрипшим голосом ответил Лин, с каждым ударом сердца то краснея, то бледнея.

– Щедрый дар его светлости Вагни-Имрра – ручательство тому, что права я, – продолжала светскую беседу Неа. – Боги свидетели: звучание вашей арфы достойно ушей самого короля!

– Я… – менестрель запнулся, не в силах более поддерживать пустой обмен любезностями. Несколько мгновений он боролся с собой. Безуспешно: переполнявшее чувство снесло плотину условностей и выплеснулось наружу. – Всё, что делаю я – лишь для тебя и ради тебя, восхитительная дочь небес! Каждый мой вздох, каждый удар сердца наполнен тобой. Для меня нет иного солнца, кроме очей твоих, милостиво струящих благодатный свет!..

– Вы обезумели, сударь! – отшатнулась Неа. – Ваше поведение не подобает благородному мужу! Идём отсюда, – бросила она сестре.

– Молю, выслушай меня! – воскликнул Мэи-Тард; забывшись, он удержал девушку за запястье. – Ты единственный смысл моей жизни! Увидев тебя впервые, я сразу понял, что ты – сокровище, что мечтал я отыскать все эти годы странствий! Я люблю тебя безгранично: ни слова, ни даже музыка не могут передать меру моего чувства! Сердце моё бьётся только для тебя, ты его повелительница и оно навеки принадлежит тебе!

Пока Мэи-Тард говорил, Неа оглядывалась по сторонам. Прочие гости находились в отдалении, они весело кричали и, танцуя, хлопали в ладоши. Рядом с ними громко играла музыка, и никто не слышал признаний менестреля, и даже не смотрел в сторону дальнего окна. Раздосадованная Неа хотела было возгласом привлечь внимание, но затем решила, что даже намёк на скандал может бросить на неё тень в глазах короля. Поэтому девушка предпочла действовать иначе. Когда Лин умолк, она устремила на него твёрдый, чуть высокомерный взор и промолвила:

– Не буду напоминать вам, сударь, что поступок ваш попирает все законы приличия, равно как и установления этикета – пускай это останется на вашей совести. Скажу вам иное: слова, что исторгли ваши уста, мне доводилось слышать множество раз. Подобные фразы хоть и приятны, всё же ничего не стоят…

Музыкант хотел горячо возразить, но красавица остановила его повелительным жестом.

– Произнести можно всё что угодно, – продолжила она, – И лишь боги способны отличить ложную клятву от нерушимой. Поэтому истинно благородные мужи испокон века подтверждают речи свои поступками…

– Назначь мне любое испытание! – падая на колени, воскликнул Мэи-Тард. – Я сделаю всё, что захочешь!

Неа, словно в задумчивости поглядела в его восторженное лицо.

– Требуя многого, следует быть готовым заплатить немалую цену, – девушка говорила с хорошо разыгранной нерешительностью, точно была готова открыть Мэи-Тарду свою симпатию, но сомневалась в искренности его чувств.

Застыв, менестрель полным любви и мучения взглядом молил её не останавливаться.

– Вы говорили, будто любовь ваша велика и сердце своё вы отдаёте мне…

– Да, да, о моя богиня! – В страстном порыве Лин прижал к губам подол её платья.

– Все влюблённые дают обещания, которые не могут выполнить. Посему, сударь, коль вы по-настоящему любите и добиваетесь взаимности, докажите своё право на это. Совершите обещанный подвиг – принесите мне ваше сердце! Не на словах, а на деле, дабы могла я запечатлеть горячее лобзание на сосуде столь могучего чувства. И тогда, телом и душой я буду безраздельно принадлежать вам. А пока же прощайте, – поклонившись с бесстрастностью статуи, Неа, потянула сестру за руку, увлекая за собой.

– Стоило ли так обходиться с несчастным? – спросила сестра на ходу, когда растерянный менестрель остался позади. – Ты же знаешь, что делает с мужчинами твоя красота. А этот молодой человек, кажется, и вправду без памяти влюблён в тебя.

– А мне что за дело до этого? – холодно ответила Неа. – Неужто я должна привечать любого, кто воспылает ко мне чувствами? По какому праву он осмелился требовать моего расположения?

– Но ты была столь жестока…

– Зато теперь он наверняка оставит меня в покое, – усмехнулась Неа, довольная своей хитростью. – То, что я потребовала, неосуществимо. Он не отважится показаться мне на глаза и не станет мешать… ни в чём.

– А если он от безысходности сделает что-нибудь недоброе с собой? – подумав, вымолвила сестра.

Неа равнодушно пожала плечами:

– Значит, он глупец.

Возвращаясь домой, захмелевший граф всё же заметил, что его юный спутник мрачен и молчалив.

– Что огорчило вас, мой друг? – спросил он Лина. – Неужели, увидав мечту вблизи, вы разочаровались в ней?

Мэи-Тард невидяще поглядел на него, а после вновь уставился на холку лошади. Альде-Суври хотел было отпустить какую-то шутку, но махнул рукой и оставил менестреля в покое.

На другие сутки, ближе к обеду, граф осведомился, отчего не видно его гостя. Ему доложили, что ещё спозаранку Мэи-Тард покинул дом. Хозяина несколько задело то, что молодой человек, которому он благоволил, даже не попрощался. Но вспомнив о состоянии Лина, великодушный дворянин простил менестрелю неучтивость. Взяв в руки кубок с вином, он подошёл к окну и долго стоял, глядя на улицу и вспоминая свои молодые деньки.

С наступлением сумерек, готовившегося лечь в постель Берната Альде-Суври побеспокоил доверенный слуга.

– Ваша светлость, – сказал он, – мне донесли, что один из наших ратников видел господина Мэи-Тарда в таверне в ремесленном квартале очень сильно выпимши… Простите мне мои речи, ваша светлость, но по словам Синра, господин Мэи-Тард ходить не мог. Зная, как вы относитесь к господину Мэи-Тарду, я взял смелость доложить о том…

– Правильно сделал, – кивнул граф. – Пошли людей, пусть приведут его сюда.

Посланники Альде-Суври подоспели вовремя: какой-то бродяга пытался стянуть футляр с арфой с мертвецки пьяного менестреля, растянувшегося на лавке. Отвесив вору мощного пинка, ратники подняли Мэи-Тарда и на руках отнесли в дом графа.

Сам Альде-Суври, расмотрев, в каком виде находился молодой человек, иронично заметил:

– Разве стоило тащиться в какой-то грязный притон ради того, чтобы напиться, когда здесь имеется погреб с неплохим выбором вин? – Он покачал головой. Переведя взгляд на слугу, распорядился: – Разденьте его и уложите в постель…

Ночь и часть следующего дня Лин провёл в кровати. Когда он, наконец, появился на пороге отведённой ему комнаты, приставленный графом лакей помог менестрелю умыться и одеться. Он же прислуживал Мэи-Тарду во время трапезы.

Покуда Лин уныло ковырял двузубой вилкой отварную курятину, лакей сообщил, что граф со свитой уехал на торжества.

– Какие ещё торжества? – без интереса спросил менестрель.

– В честь приезда короля.

– А-а, – вяло протянул Лин.

Отодвинув нетронутый завтрак, он, делая долгие паузы между глотками, выпил кубок вина. После рухнул на кровать и почти не двигаясь, провалялся до вечера.

Вернувшись, Альде-Суври первым делом осведомился о Лине. Выслушав доклад слуги, зашагал к комнате Мэи-Тарда. Распахнув незапертую дверь, остановился на пороге.

– Боги, да здесь, словно обиталище демонов, даже дышать нечем! – воскликнул он, оглядывая небольшое помещение, уставленное десятком оплывших свечей. Несколько из них погасли, но менестрель не обращал на это внимания.

– Здесь и есть логово демонов, граф, – безучастно отозвался Лин.

Он сидел прямо на полу и неотрывно глядел на яркое пламя, горящее в камине. Граф отметил, что отсветы огня, переливавшиеся на неподвижном лице молодого человека, не оживляли его, как это бывает обычно, а напротив, придавали вид грубо вырезанного деревянного истукана.

Сквозь зубы выругавшись, Альде-Суври прошёл к окну и настежь распахнул его. Глубоко втянув прохладный вечерний воздух, с наслаждением выдохнул. Повернувшись, сложил руки на груди и заговорил:

– Мой друг, не знаю, что у вас произошло с этой красоткой, но даже отказ – не повод себя изводить. Поверьте, мне ведомо, о чём толкую. Я вдвое старше вас и опыт мой куда обширнее. Не раз я любил и, увы, не раз был отвергнут. Жестокий удар по самолюбию и крушение надежд ненадолго может сбить с ног даже закалённого витязя. Но время проходит – и стирает всё. Хорошее заканчивается, дурное забывается. Сейчас вам плохо, больно, обидно: дайте срок – даже это пройдёт. И коли примите вы неудачу с достоинством, доброе расположение духа скорее вернётся к вам!

На протяжении его речи лицо Мэи-Тарда все более застывало, превращаясь в маску, выражавшую ожесточение и скорбь. Опрометчивые злые слова уже повисли на губах. Но, когда граф умолк, Лин тяжко вздохнул и разом стал похож на смертельно раненого, покорно ожидающего конца.

– Вы мудры и великодушны, ваша светлость, – проговорил он, – но даже вам не понять… совсем недавно я сам не постиг бы подобного… Говорят, боги наделили меня даром изящно складывать слова – но я бессилен передать, что чувствую. Мои любовь и жизнь переплелись теснее гибких ветвей на узорах писцов и резчиков, и отныне их не разделить. Я без меры благодарен вам, граф, за ваши покровительство и участие, и всё же должно мне сказать, что в моём деле бессильны и многоумные советы, и злато, и заступничество. Оставьте меня моей судьбе, ибо мыслю, суждено сгореть мне в этом невероятном пламени…

Хмурясь, Альде-Суври глядел на понурого менестреля и раздумывал, как бы облегчить страдания молодого человека.

– Юному сердцу всякая преграда в любви видится неодолимой, а отчаяние – бездонным, – наконец, вымолвил он. – Сейчас вы глухи к моим словам, посему я пока что оставлю вас. Обратитесь с молитвой к богам или поспите, сделайте что-нибудь, что отвлечёт вас от тоски. Завтра побеседуем ещё.

Граф направился к выходу. Остановившись в дверном проёме, сказал напоследок:

– Ежели вдруг решите снова утопить горе в хмельном, воспользуетесь моим погребом – он полностью в вашем распоряжении. Покуда вы вновь не стали собой, настоятельно прошу: не покидайте дом.

Лин, не вслушиваясь в слова Альде-Суври, кивнул, только чтобы успокоить встревоженного дворянина. Сам же продолжал смотреть в огонь, ставший отражением того, что происходило у него внутри.

…Уже добрых полночи по неосвещенному особняку графа разносилось звучание арфы. Странная, непрерывно меняющаяся мелодия, то затихавшая до нежного шёпота фей, то грохотавшая раскатами драконьего рыка, отдавалась вибрацией в стенах, полах и потолках. В доме никто не спал, но ни единая душа не пыталась остановить менестреля. Вовсе не потому, что музыканту благоволил хозяин: люди впали в странное оцепенение.

Сам Бернат Альде-Суври в ночной рубахе сидел в кровати и смятенно вслушивался в удивительную музыку, наполнявшую его покои, завладевшую им и всеми слугами. Никогда граф не испытывал подобного и не понимал, что творится. От поистине магической игры менестреля он ощущал невероятное блаженство, неожиданно сменявшееся неизбывной тоской. Ему представлялось, будто он возносится высоко в звёздное небо, омываемый божественным светом, – а через мгновение граф с трепетом чувствовал кожей острые когти страха.

В темноте вокруг ложа сновали призрачные тени, из углов комнаты раздавались невнятные бесплотные голоса, тяжёлую завесу балдахина колебали чьи-то прикосновения. Чудилось присутствие чего-то непонятного, бесформенного, тёмного и неосязаемого, но, тем не менее, реального и могущественного. От этого бывалого воина бросало в озноб. Тяжело дыша, чувствуя, как кровь в венах пульсирует в такт рассыпающемуся серебру звуков, Альде-Суври силился и не мог подняться, дабы пойти к Мэи-Тарду и прекратить пугавшее и одновременно восхищавшее колдовство.

Музыка лилась и лилась – не единожды не повторяясь и не теряя невероятной силы. Напротив, мелодия становилась всё более сложной и замысловатой, биение струн гудело колоколами. Мощь звуков возрастала с каждым ударом сердца. Внезапно раздался душераздирающий какофонический аккорд, от которого невольных слушателей пробил холодный пот. Где-то в глубине дома прозвучал отрывистый женский вопль, полный безумного ужаса. А после гнетущая тишина чёрным могильным камнем навалилась на растерянных обитателей особняка.

– Свет! Свет! – закричал граф, первым придя в себя.

Где-то раздался грохот, точно кто-то всем телом врезался в какую-то мебель, по деревянному полу коридора простучали сапоги. Дверь в графскую опочивальню распахнулась, на пороге затолкались ратники с факелами.

– Ваша светлость, вы живы?! – дрожь в голосе выдавала страх солдата.

– Что за жуть была! – послышалось тихое замечание другого стража.

Не отвечая, граф ринулся навстречу охране.

– За мной, – резко бросил он расступившимся воинам, устремляясь к комнате менестреля.

Вышибив запертую дверь и гурьбой ввалившись внутрь, ратники и граф увидели распростёртого на полу Лина. Менестрель не шевелился, его глаза были закрыты, изрезанные пальцы сочились кровью. Возле тела лежала арфа с порванными струнами, похожая на выброшенное волнами морское существо.

– Во имя богов, что здесь произошло? – воскликнул Альде-Суври. Опустившись на колени, он прижал ухо к груди Мэи-Тарда. – Жив… Уложите его в постель! Приведите лекаря!

Слуги засуетились, выполняя приказы. Граф, ожидая целителя, сам наполнил большую чашу вином и не отнимал её от губ, покуда внутри не осталось ни капли.

Лекарь, внимательно осмотрев Лина, заявил, что повреждений, кроме тех, что на руках, нет, да и они не опасны.

– Ещё сердце бьётся слишком медленно и слабо. Мне видится, причиной тому – потеря сил. Я приготовлю и пришлю вам смесь трав, которые следует пить с горячим вином. Сие разожжёт огонь жизни и выгонит из тела тёмную флегму, что нарушает равновесие четырёх стихий. Не тревожьтесь: неделя самое долгое – и сей юноша станет бодр и весел…

Граф, успокоенный обещаниями целителя, заплатил за визит и отправил солдата сопроводить лекаря до дома. Позволив прочей челяди разойтись по своим местам, Альде-Суври вернулся к себе и почти сразу уснул. С остальными людьми, измученными пугающими переживаниями, произошло то же самое. Поэтому никто не видел, как Мэи-Тард очнулся, оделся и покинул графскую резиденцию.

– Я хорошо выгляжу? – в устах Неа извечный женский вопрос прозвучал как утверждение.

На ней был её лучший наряд: тёмно-зелёное блио из прекрасного бархата, украшенное золотым шитьём и самоцветами. Под расходящимися от локтя широкими рукавами верхнего платья, виднелись облегающие рукава нижнего, сшитого из блестящего заморского шёлка цвета тусклого золота. Похожего оттенка был и лежащий на бёдрах драгоценный пояс, сделанный из изящных чеканных блях. Падающие из окна лучи восходящего солнца ослепительными бликами играли на них и на камнях перстней. Но блеск изумрудов и золота не мог соперничать с воодушевлённым сиянием глаз девушки.

– Ты великолепна, Неа, – с восхищением выдохнула сестра, а стоявшие рядом служанки закивали.

Красавица победно улыбнулась, думая, что если этим днём король не будет сражён, то она совсем не знает мужчин. Она хотела что-то сказать сестре по этому поводу, но ей помешал шум, раздавшийся в коридоре, и последовавшие сдавленные возгласы, похожие на проклятья. Послышались тяжёлые удары упавших тел и всё стихло.

Дверь в девичью тихо отворилась сама собой. Поначалу в сумраке коридора было невозможно ничего различить – только звучали медленно приближающиеся шаги. Затем от темноты отделилась фигура, и в комнату вошёл закутанный в плащ человек.

Даже когда солнечный свет упал на мертвенно-бледное лицо с тёмными провалами запавших глаз и неровными тенями ввалившихся щёк, сёстры не узнали молодого менестреля.

– Кто вы? Что вам нужно?! – гневно воскликнула Неа, окидывая пришельца недовольным взглядом.

– Ты, – шелестом засохших листьев в мёртвом лесу прозвучал голос гостя.

– Как ты смеешь… – начала девушка и замолкла, распознав, наконец, кто ворвался в её дом. Неа сердито нахмурилась: – Как вы посмели явиться сюда, господин менестрель?.. Стража!

Но на зов никто не пришёл.

Мэи-Тард, не шевелясь, глядел на неё. Красавица стояла в ореоле солнечного света, как в день первой встречи и казалась сошедшей на землю небожительницей.

Проигнорировав очередную раздражённую реплику Неа, Лин бесконечно долгим движением протянул к ней правую руку. На окровавленной ладони лежало человеческое сердце: на глазах присутствовавших оно медленно, точно преодолевая огромное сопротивление, сократилось; с чмокающим шипением вышел воздух, на кольцах перерубленных вен запузырилась красная пена.

Сестра Неа и служанка лишились чувств, вторая прислужница с диким визгом выскочила из комнаты. Самой Неа сделалось дурно, но сильный характер позволил быстро совладать с эмоциями.

– Это дурацкая шутка, достойная разве что ярмарочных фокусников! – негодуя, бросила она Мэи-Тарду. – Или вы решили, будто я поверю, что эта дрянь – ваше сердце?!

Свободной рукой Лин отвёл в сторону край плаща, демонстрируя обнажённую грудь. Неа в ужасе прижала ко рту ладони, уставившись на большую зияющую рану между разошедшимися рёбрами.

Снова тяжко и страшно сжалось сердце на ладони.

– Этого не может быть… нет… – качая головой, забормотала Неа; в её больших прозрачных глазах заплескалось безумие.

Менестрель шагнул ближе и движением, полным страстной грации, поднёс сердце к её губам, точно призывая поцеловать. Неа отшатнулась, в горле девушки родился вопль. И тут же прервался, остановленный вонзившимся в живот клинком – тем же, что вскрыл грудь Лина.

Мягко осев, Неа распласталась на полу.

Когда красавица умерла, сердце в руке менестреля сжалось в жутком спазме и застыло навсегда. Глаза Лина закатились и он рухнул, продолжая тянуть руку к залитому тёплым светом телу возлюбленной…

…Менестрель убил деву, ибо лишился сердца, а человек без оного – чудовище. Страсть и жизнь несчастного стали одним, и когда покинула подлунный мир та, что вдохновила сие чудо, магия любви, питавшая вырванное из груди сердце, покинула свою темницу, дабы раствориться в чистой небесной лазури, аромате цветов и дуновении весеннего ветра…»

– Вот, что люблю больше всего – так это весёлую и занимательную историю перед сном, – мрачно произнёс Им-Трайнис. – А главное, без всякой волшбы.

Рыцарь захлопнул книгу, погасил свечу, забрался в постель и задёрнул балдахин. Перевернувшись на спину, подложил руки под голову и, таращась в темноту, стал вслушиваться в унылое завывание метели.

Ирт

Покрытый разводами копоти горшок с остатками каши тяжело ударил в дверь. Глиняные черепки и липкие разваренные зёрна брызнули в стороны, разлетаясь по без того грязной комнатёнке.

– А ну, быстро ко мне, с-сучий потрох! – сотряс деревянные стены яростный вопль. – Не-мед-лен-на!

Дверь из грубо обработанных досок протяжно скрипнула, приоткрываясь. В образовавшуюся щель, сутулясь и прикрывая тонкую шею задранными плечами, бочком проскользнул мальчишка лет одиннадцати. Слишком часто моргая, неуверенно приблизился к покосившемуся столу. Застыл, повесив голову с неровно остриженными нечёсаными волосами цвета выгоревшей степной травы.

– Смир-рна, выродок! – хриплый мужской голос заставил мальчишку вздрогнуть. – Стать, как с-следует!

Под заплатанной, давно не стиранной рубахой паренька зашевелились тощие лопатки, когда он попытался выполнить приказ.

– Гляди на меня, ублюдок! – по столу грохнул тяжёлый кулак.

Мальчик сжался. Пересиливая страх, поднял голову. На сером измученном лице даже в мигающем свете огарка сальной свечи были заметны следы побоев: разлившийся по скуле темный кровоподтек, распухшие губы, желто-коричневые пятна на лбу и нижней челюсти… Ребёнок стоял почти не дыша, изредка вздрагивая, стараясь не встречаться взглядом с ненавидящими глазами сидящего за столом.

На несколько ударов сердца повисла напряжённая тишина. Слышалось лишь потрескивание и шипение коптящей свечки.

– Ну, чё выставился, гадёныш?! – вновь прикрикнул мужчина. – Не доволен чем-то?

Мальчик сглотнул: он знал, чем это закончится.

– Чего молчишь? Не доволен?.. Отвечать!

Губы ребёнка слабо шевельнулись, разбудив притихшую боль.

– Не слышу, скотина! – от мужчины плыл смрад перегара. – Отвечать!

– Я… доволен… всем… – по слову выдавил мальчишка.

– Когда ссу, струя и то громче журчит! Отвечать, как положено!

– Я всем доволен, господин десятник, – с натугой произнёс паренёк, бледнея.

– Так-то, ублюдок… Ступай к Ферулу за брагой. Одна нога здесь, другая там!

У мальчика мелькнула надежда, что мучитель упьётся и на некоторое время оставит его в покое. Но на миг осветившиеся светло-карие глаза тут же потухли.

– Чего медлишь, сволота?! – снова начал распаляться мужчина. – Давно не получал?

Уткнувшись взглядом в пол, мальчишка дрожащим голосом вымолвил:

– Не даст он… Ферул сказал, что покамест монет за прежнее не увидит, ни полкружки не даст…

Ненадолго гнев сидевшего за столом обратился против Ферула. В адрес корчмаря сыпались изощрённые ругательства и угрозы, покуда жажда вновь не напомнила о себе.

– Не желаю ничего слышать, скотина! – заорал мужчина. – Умоляй Ферула или ступай к Мунгоуду – мне до козлиной задницы! Но чтобы притащил браги! Покуда не отыщешь – домой не возвращайся! Убью, гниду!

Понурившись, паренёк поплёлся к двери. Наступив босой ногой на острый черепок, лишь судорожно выдохнул и смахнул с ресниц выступившие слёзы: громко плакать его давно отучили кулаки хозяина дома.

Мальчишку звали Ирт. Ещё два года назад, до смерти матери, его жизнь не походила на теперешнюю. Впрочем, те времена почти стёрлись из памяти, вытесненные совместным существованием с Велдером.

Ирт даже мысленно не называл его отцом. Едва научившись говорить, он по примеру матери обращался к вечно сумрачному солдату исключительно по имени. Лишь став старше, пообщавшись с соседскими ребятишками и кое-что узнав о семьях, однажды вечером подойдя к Велдеру, вопросительно произнёс:

– Тятя?

Изменившись в лице, мужчина вскочил, опрокинув табурет. Схватив трепыхавшегося маленького человечка за ворот рубахи, поднял до уровня глаз и, яростно тряхнув, гаркнул:

– Не смей меня так звать, выродок!

Швырнув перепуганного Ирта в руки подоспевшей матери, прожёг обоих бешеным взглядом и покинул дом, громыхнув дверью. Той ночью обратно его принесли сослуживцы: Велдер так напился в корчме, что не мог пошевелиться.

Ирт ничего не понял, но случай ржавым гвоздём врезался в душу, поэтому мальчик больше никогда не обращался к мужу матери как к родителю.

Примерно год спустя, полупьяный ратник, пришедший к Велдеру и не заставший хозяина дома, устроившись на крыльце, со скуки принялся вразумлять мальчишку. Говорил гость не шибко связно, да и слушатель не всё сказанное осознавал, но воина это не останавливало.

– Ушли мы, значитца, в поход… – солдат икнул и зачем-то потрогал губы. – Воевали в Хенсере… долго. Я был ранен пять раз. Хвала богам, ничего такого… Командир, слышь, отметил мою храбрость!.. Почти два лета в чужих краях… Наше войско, малец, куда лучше тамошнего… да и пить они не умеют… ик! Всяко повидали… кое-кто и сгинул. На то она и война… Потом возвернулись, Велдер смотрит: покуда его не было – хоп! – народился ты…

Рассказчик глупо заржал.

– Ох, и рожа у него была! – Загоготав пуще прежнего, ратник икнул, поперхнулся, после чего с побагровевшей физиономией долго кашлял. Отдышавшись, сказал в заключение: – Хотел он её прогнать… и надо было!.. Да любил шибко… Так всё и осталося. Слабак…

В этот момент на пороге появилась мать Ирта и прогнала гостя прочь.

Мальчик много думал над словами солдата. Желая разобраться в смысле его речей, обратился с вопросами к матери. Та уклонилась от ответа, пообещав растолковать как-нибудь потом, когда Ирт повзрослеет.

«Потом» не наступило никогда.

Лишившись матери во время мора, Ирт остался вдвоём с Велдером. И только тогда постиг глубину его ненависти. Если раньше воин игнорировал его, холодно обращаясь лишь по крайней нужде, то теперь тоска и гнев потерявшего жену мужчины обратились против пасынка.

Летели месяцы, за сырой весной пришло солнечное лето. А в домишке Ирта и Велдера точно навеки поселилась зима. Не снежные холода, нет, – сам злобный дух мёртвого времени года, вечно желающий извести всё тёплое и живое.

Велдер начал пить, проводя в корчме чуть ли не все свободные дни. Быстро растратив скудные сбережения, таскал из избёнки мало-мальски ценные предметы, чтобы заложить или продать. Солдата интересовала лишь брага, а прочее не заботило – особенно Ирт. Голодал ли мальчишка, болел ли – Велдер даже не задумывался о подобных вещах. Маленькая хрупкая фигурка была в его глазах лишь объектом для вымещения дурного настроения.

Сердобольные соседки пытались урезонить Велдера, говоря, что Ирту нужна забота. Но воин, не слушая, всякий раз посылал советчиц к демонам, подтверждая поговорку, гласящую, что пьяного солдата способны остановить лишь командир да вражий клинок. И, не желая связываться с отчаянным вооружённым пропойцей, женщины перестали лезть в отношения Велдера с пасынком.

Тяга к хмельному сказалась и на службе. Уважая заслуги Велдера, сотник некоторое время закрывал глаза на его поведение. Но когда пьяный воин затеял драку, находясь в карауле, командир сначала на два дня запер его в порубе, а, выпуская, обругал.

– Велдер, – сказал он напоследок, – здесь, на границе, солдатам многое прощается. Но не нерадивость. Слишком тут опасно, сам знаешь. Пьяницы и разгильдяи в наших краях долго не живут. Но полбеды, кабы сами мёрли. Коль человек дурак, и о себе не думает – демоны с ним. Сдохнет – горевать никто не станет. Так ведь пьянь товарищей под удар ставит… Ты боец опытный, отважный, не придерёшься. Но станешь и дальше на службе колобродить – повезёт, коли плетьми отделаешься. А ведь можешь и на виселице очутиться… Дабы урок тебе был, лишаю чина десятника. Иди, да поразмысли о жизни своей…

Ратник возвратился домой трезвый и до безумия злой. Не пытаясь хотя бы для вида отыскать предлог, поколотил вышедшего навстречу Ирта так, что мальчишка больше суток пролежал в тёмном углу.

С того времени Велдер переменился. Его редко видели навеселе, а на службе он и вовсе стал образцовым солдатом. Довольный сотник даже намекнул о возможном возвращении звания с полагающимся повышением жалования. Но дома, отрезая себя от мира крепко запертой дверью, Велдер превращался в зверя. Он пил брагу, страшно ругал богов, службу и жизнь. Иногда, удивляя мальчишку, плакал. И всякий раз избивал пасынка.

Ирт стремительно забывал прошлое. Ему казалось, ничего другого, кроме страха, боли и голода в его жизни никогда не было и не будет. Рассчитывать на чьё-либо заступничество не приходилось: Велдер привёз жену в приграничный Фумин откуда-то из центра Эмайна, поэтому родичей мальчик не знал. В самом же посёлке Иртом мало кто интересовался. Порой люди, сжалившись, давали ему еду. Иные хозяйки дарили старую одежду своих детей. В таких случаях Ирт робко принимал вещь и быстро уходил, опустив глаза. Женщины, качая головами, смотрели вслед, вздыхали, а после возвращались к прерванным делам.

А потом появилась Лау, дочь Мунгоуда, владевшего трактиром «Огонёк в лесу». Приметив однажды плетущегося по улице мальчонку, она вслух подивилась его забитому виду. Проследив направление взгляда девушки, торговка, у которой Лау покупала коренья и зелень, узнала Ирта:

– Так то пасынок Велдеров. Как до сих пор богам душу не отдал, с таким-то житьём, не ведаю…

Болтливая старуха поделилась сплетнями о бывшем десятнике, его покойной жене и пригульном ребетёнке. Лау, лишь недавно вернувшаяся из обители служительниц Вирны, где прожила три года, слушала, неодобрительно сжав пухлые губы. Расплатившись, подхватила большущую, тяжёлую корзину и быстро нагнала мальчишку. Чуть ли ни силком затащив его в трактир, Лау накормила бедолагу. Прощаясь с Иртом, с шутливой строгостью велела явиться завтра.

Ирт не пришёл: ни на следующий день, ни позже. Тогда Лау, ненадолго освободившись от работы, отправилась на поиски. Расспрашивая людей, она быстро обнаружила дом Велдера. И Ирта, складывавшего кривые вязанки хвороста под покосившимся навесом.

Пользуясь отсутствием хозяина, дочь трактирщика осмотрела дом. Вышла, недовольно качая головой. Взяла Ирта за руку и отвела в «Огонёк». Поставив перед мальчишкой миску с куриным супом, отрезала ломоть ароматного ржаного хлеба.

– Ешь, – распорядилась девушка.

И пока Ирт жадно хлебал жирное варево, Лау беззлобно выговаривала за то, что он не выполнил её распоряжение.

– Обязательно прибегай завтра, – напоследок сказала девушка. – Мне теперь ведомо, где ты живёшь. Сызнова не послушаешься – за шиворот приволоку, народу на потеху.

С тех пор Ирт стал появляться в трактире Мунгоуда всё чаще и чаще. Лау всегда досыта кормила его, ласково разговаривала, порой чинила одежду. Однажды и вовсе сшила рубаху. Пусть из самого простого, некрашеного и небелёного полотна, но зато с красивой вышивкой у ворота, да обережными знаками Вирны на груди и спине.

Ирт долго не мог взять в толк, с чего это чужой человек так печётся о нём. Но постепенно, перестал думать об этом, всё сильнее привязываясь к Лау. Мальчик подолгу оставался в «Огоньке», помогая Лау в повседневной работе. И жутко огорчался, когда приходило время возвращаться домой.

Благодаря дочери Мунгоуда Ирт вспомнил, что умеет улыбаться. Но из-за неё же вновь испытал рвущую сердце горечь потери, когда Лау вышла замуж и уехала с супругом в Ранхол. Большой посёлок, почти городишко, находился неподалёку – на землях графа Арп-Хигу. Но несчастному пареньку, не бывавшему дальше леса вокруг Фумина, расстояние между селениями виделось непреодолимо огромным, точно между Эмайном и легендарным Армом.

И сейчас, забившись в щель между бревенчатой стенкой избы и горой хвороста, прижав костлявые колени к узкой груди, Ирт чувствовал себя безмерно одиноким. Шмыгая носом, он с тоской размышлял, отчего боги наделили его такой незавидной судьбой.

Приглушённый грохот, долетевший из-за стены, вернул Ирта к реальности. Представив бушующего в доме Велдера, мальчишка задрожал.

– Ильэлл, – еле слышно пробормотал он, – лучше б я уже помер…

Нехотя покинув неуютное убежище, Ирт опасливо поглядел на избушку. Часто заморгал, думая, что ждёт его внутри. Попятился в страхе. Затем, резко развернувшись, помчался прочь.

У внутренних поселковых ворот стояла телега Ална-бортника. Судя по нескольким пустым бочонкам, Алн отправлялся за мёдом. Убедившись, что бортник поглощён беседой с караульным, Ирт юрким мышонком нырнул под повозку. Просунув пальцы рук и ног в щели меж досками днища, мальчишка повис, как только послышался скрип открывающихся ворот.

Ненадолго задержавшись перед вторыми воротами, сбитыми изцельных брёвен, телега выкатилась за пределы посёлка. Подгоняя сивую лошадку, Алн принялся неразборчиво напевать. Ирт, державшийся из последних сил, сначала опустил на дорогу ноги, а после разжал пальцы рук. Плюхнувшись на глинистую землю, метнулся в придорожные кусты, точно поднятый охотником заяц, моля богов, чтобы стражники на стене ничего не заметили.

Осторожно выглянув из-за веток, Ирт с облегчением увидел, что в его сторону никто не глядит, а шлемы караульных размеренно движутся над острыми конусами тына. Слабое подобие улыбки искривило губы мальчика: замысел, похоже, удался. Конечно, он мог покинуть Фумин открыто, но тогда Велдер непременно узнал бы и, возможно, стал бы преследовать пасынка. А этого Ирт совершенно не желал.

Пробираясь сквозь лес вдоль дороги, мальчишка намеревался добраться до поворота, за которым путь не просматривался из Фумина. Там Ирт рассчитывал выйти на большак и по нему бежать к далёким владениям графа. К Ранхолу.

Мальчик знал, что Галвин, муж Лау, арендовал землю у Арп-Хигу. Ирт очень надеялся, что пара возьмет его к себе батраком. В этом случае он готов был работать от зари до зари лишь за кров и еду.

– А коли откажут, – решил Ирт, – дале двину. Дойду до какой-нибудь крепости, да запишуся в солдаты. А то и вовсе доберуся до моря. Сделаюся матросом на купецком корабле. Или ещё кем. Но обратно не вернуся ни за что…

Поглощённый мыслями, Ирт не уловил лёгкого шороха, сопровождавшего его уже некоторое время. Едва уловимые звуки, почти незаметные на фоне шелеста листьев и птичьих голосов, понемногу приближались, иногда ненадолго стихая.

Со стороны дороги донёсся конский топот. Мальчик замер, прислушиваясь. Определив, что всадник направляется в Фумин, расслабился.

– Гонец, что ли? – пробормотал он.

В этот миг из зарослей позади выскочила тёмная фигура. Сильная, покрытая лохматой шерстью рука обхватила Ирта поперёк туловища, вторая до боли зажала рот и, частично, нос. Оторвав ребёнка от земли, похититель помчался вглубь леса. Перепуганный мальчик бился, пытаясь вырваться, но мохнатые конечности лишь крепче стискивали его.

Задыхаясь от ужаса и нехватки воздуха, Ирт потерял чувства направления и времени. Погружаясь в полубессознательное состояние, он ощущал лишь резкую звериную вонь, да боль от хлеставших и царапавших кожу ветвей.

Мальчик начал понемногу приходить в себя после того, как его швырнули на земляной пол. И тут же Ирта чуть не задушили жёсткой верёвкой, затянувшейся на тонкой шее тесной петлей.

Когда пытка закончилась, Ирт ещё с десяток ударов сердца лежал неподвижно, прислушиваясь к странным звукам, похожим на хриплое ворчание. Открыв глаза, он сперва почти ничего не увидел. Потом, приноровившись к тусклому свету, проникавшему через четыре небольшие отверстия у потолка, смог оглядеть свою тюрьму: продолговатой формы землянку, примерно восьми-десяти шагов в длину и пяти в ширину. На неровном земляном полу валялись смятые охапки преющей травы, в которой, словно рыбёшки в неводе, белели дочиста обглоданные, расщеплённые крепкими зубами кости. Из неровных стен торчали корни растений, похожие на засохших червей. Всю рукотворную пещеру пронизывал острый звериный запах.

Ирт попытался подняться, но ему помешала верёвка, привязанная к толстой палке, один конец которой уходил глубоко в пол, а другой исчезал в стене. Вонь мочи и катышки помёта под ногами наводили на мысль, что мальчик здесь не первый пленник.

В противоположном конце землянки зашевелилась бесформенная тень, по мере приближения превратившаяся в массивную человекообразную фигуру. Существо оказалось крупным, почти как взрослый мужчина. У него практически отсутствовала шея, и казалось, что конической формы голова плотно сидит на широких покатых плечах. С ног до макушки похитителя Ирта покрывала густая свалявшаяся шерсть тёмно-коричневого цвета, благодаря чему тело выглядело ещё массивнее.

Ирт вздрогнул, увидев морду чудовища, когда та попала в блёклую полосу света. Маленькие глубоко сидящие глазки под узким лбом, широкий приплюснутый нос с гармошкой складок на толстой переносице, выступающие вперёд челюсти, приоткрытые узкие губы, обнажавшие острые желтоватые клыки – такая внешность устрашила бы и вооружённого воина. С бешено колотящимся о рёбра сердцем Ирт прижался к стене, неспособный даже крикнуть. Не отрывая глаз с расширившимися зрачками от остановившейся возле него твари, мальчик понял, что попал в лапы лесовика.

Со страшными, отдалённо похожими на людей дикими жителями леса переселенцы столкнулись, едва появившись в здешних местах. Поначалу лохматые полузвери часто нападали на воинов. Но, познакомившись с их отвагой, подкреплённой силой оружия, стали прятаться, избегая новых встреч. К моменту рождения Ирта, редко кому доводилось увидеть в чаще крупную длиннорукую фигуру, спешащую прочь. И понемногу лесовики – так прозвали чудищ первопроходцы, – превратились в персонажей детских страшилок.

В дальнем краю землянки колыхнулась закрывавшая вход шкура и внутрь ввалился ещё один лесовик с шерстью серого цвета. Существа заговорили; речь их была под стать внешнему виду и звучала как отрывистое утробное рычание. Тот, что приволок беглеца, дважды махнул в лапой в его направлении, видимо, похваляясь подвигом. Вновьприбывший зыркнул в сторону паренька, а затем вдруг повернул голову к входу и шумно втянул воздух.

Шкура отодвинулась, впустив третье чудище: поменьше ростом и темнее мастью. Двигался он неторопливо и осторожно, всячески оберегая ношу – солидных размеров деревянную миску, распространявшую невыносимый смрад. Не отрывая от неё взглядов, два первых лесовика возбуждённо загомонили, похлопывая друг друга по мощным плечам. Съёжившемуся в уголке Ирту казалось, что покрытые шерстью чудовища стараются убить друг друга в припадке бешенства, хотя в действительности лесовики выражали удовольствие.

Рыкнув на разбушевавшихся сородичей, лесовик с миской огляделся, точно прикидывая, куда же её поставить. Заприметив Ирта, остановился, а после прошествовал к нему. Опустив груз на пол, человекозверь с интересом поглядел на мальчугана, обнюхал и, по всей вероятности, что-то сказал. Отшатнувшись, Ирт испуганно подумал, что злобный волкодав и тот рычит ласковей. Сзади послышался рёв-ответ. Выслушав его, тёмный лесовик деловито ощупал тощую ногу пленника.

Прижавшись к стене, Ирт боролся с тошнотой, вызванной смердящим содержимым миски. Когда же к конечности прикоснулась мохнатая ручища, нервы мальчишки окончательно сдали и его вырвало.

Отпрянув от неожиданности, лесной житель, глухо ворча, принюхался. Подхватив миску, отошёл, потеряв к привязанному ребёнку всякий интерес.

После коротких переговоров, напоминавших обмен угрозами, двое обитателей землянки ушли, вновь оставив Ирта наедине с его похитителем. Выждав, пока стихнут шаги сородичей, лесовик начал прохаживаться по подземному логовищу, искоса поглядывая на миску, стоявшую в центре. От Ирта не укрылось, что лесовик постепенно подбирается всё ближе и ближе к источнику омерзительных миазмов, словно муха к куче испражнений. Несколько ударов сердца – и лесной обитатель оказался прямо перед миской. Сделав вид, будто наткнулся на неё совершенно случайно и чрезвычайно этим удивлён, он украдкой взглянул на отдушины и быстро присел на корточки. Воровато оглянулся на вход, торопливо обмакнул лапищу в содержимое посудины и начал жадно, с причмокиванием, облизывать.

Где-то снаружи треснула ветка. Испуганно отшатнувшись от лакомства, лесовик повалился на спину. Несколько мгновений напряжённо прислушивался, а потом, поднявшись, в раздумьях смотрел на миску. Наблюдая за его колебаниями, Ирт даже на миг забыл о собственных страданиях.

Приняв какое-то решение, лесовик отошёл как можно дальше от посудины и уселся. Взгляд его небольших глазок бесцельно блуждал по землянке, снова и снова возвращаясь к еде. Измучившись терзаниями, человекозверь порывисто встал и накрыл миску ворохом травы – чтобы не подвергаться постоянному искушению. Сделав это, тяжело прошлёпал на прежнее место, покрутился, лег. Закрыл глаза шерстистой рукой, поёрзал и затих.

Убедившись, что неровное дыхание лесовика превратилось в приглушённое сопение, Ирт пошевелился. Кинув опасливый взгляд на дремлющего похитителя, попытался развязать узел возле своего горла. Не справившись, принялся за тот, что удерживал верёвку на палке. Но и второй оказался слишком крепким. От безысходности Ирт чуть не заплакал: пока его сторож спал, а другие лесовики не вернулись, оставался крошечный шанс сбежать. Но проклятые узлы совершенно не поддавались!

Дрожащими от волнения и страха руками, мальчик подёргал верёвку, точно наделся порвать, либо выдернуть из стены палку. Эта бесполезная, вызванная отчаянием попытка, лишила Ирта воли к продолжению борьбы. Грудь обручем сдавило предчувствие гибели. Думая, что теперь уж точно никогда не увидит Лау, пленник, всхлипывая, размазывал по лицу грязь, смешавшуюся с солёной влагой.

Опустошённый и усталый, Ирт улёгся на кучу мусора, подтянув колени к животу. Бездумно зашарил рукой, пытаясь избавиться от чего-то, давившего на ухо. И подскочил, сжимая длинную, узкую, обломанную на конце кость.

Действуя обретённым орудием и помогая себе зубами, Ирт сумел распустить узел, прикреплявший верёвку к палке. Заткнув освободившийся конец привязи за пояс, чтобы тот не волочился за ним, пленник, крадучись, двинулся к выходу.

Добравшись до похрапывавшего лесовика, вытянувшегося поперёк землянки, Ирт с горечью понял, что не сумеет миновать его, не потревожив. Ссутулившись, мальчик с неприязнью глядел на существо, жалея, что у него нет сил прикончить чудище.

Возвращаясь в свой угол, он чуть не наступил в прикрытую травой миску. В сердцах Ирт хотел пнуть её ногой, но затем у него появилась другая идея. Он присел и, поглядывая на дремлющего сторожа, начал рыть яму во влажной податливой земле. Завершив работу, мальчишка, морщась от отвращения, двумя руками приподнял посудину. Внутри вязко плескалось самое сложное блюдо кухни лесовиков: измельчённое мясо, смешанное с какими-то пережёванными листьями, залитое водой и выдержанное в течение нескольких дней. Зверолюди готовили это блюдо редко – только тогда, когда мяса было вдоволь, а потому очень любили.

Не подозревая, что уничтожает изысканное кушанье, мальчишка опорожнил миску в яму, оставив лишь немного дурно пахнущего месива. Забросав яму землёй, Ирт тщательно утрамбовал её и засыпал мусором. Подхватив полегчавшую посудину, на цыпочках подобрался к лесовику.

Ирту везло: лохматый обитатель землянки дрых, точно медведь в зимней спячке. С замирающим сердцем и пересохшим ртом, пленник лёгкими медленными движениями обмазал густой зеленоватой от растительного сока слизью губы лесовика, шерсть на груди и короткие толстые пальцы на руках. Оглядев результаты, оттащил миску на место.

Когда он проходил мимо одной из отдушин, луч света упал точно в посудину, и мальчику на миг показалось, что осклизлый кусочек протухшего мяса на дне – человеческий нос. Остановившись и внимательно изучив его, Ирт покачал головой, решив, что для взрослого он слишком мал, а для детского – чрезмерно длинен и остер.

Поставив миску на прежнее место, Ирт вернулся туда, где был привязан. Какое-то время он сидел, почёсывая уколотую черепком ногу. Потом, о чём-то подумав, встал на колени и принялся выискивать в ворохах травы небольшие осколки костей с острыми краями.

К моменту возвращения ушедших лесовиков, Ирт, скрючившись, полулежал у стены; развязанный конец верёвки он накинул на палку, создавая видимость, что всё осталось по-прежнему. Но мохнатым верзилам было не до него: войдя, они сразу обратили внимание на предательские следы обжорства, уличавшие их собрата в преступлении, которого тот не совершал. Тёмный, заглянув в миску, с яростным рёвом накинулся на бурого. Спутник последовал его примеру. Сонный похититель Ирта, не понимая, что происходит, разозлившись, с рычанием отбивался.

Громкий рёв бил по ушам, от дерущихся лесовиков разлетались клочья шерсти. Ирт прижался к стене, стараясь быть как можно незаметнее. Улучив момент, он на четвереньках пополз к выходу. Словно назло, чёрного лесовика кто-то из собратьев пихнул так, что тот шлёпнулся прямо перед мальчишкой. Налитые кровью глаза полузверя стали ещё алее, когда он увидел Ирта. Вскрикнув, Ирт метнулся назад. Лесовик кинулся за ним. Почти схватив ребёнка, вдруг с воем запрыгал на одной ноге, вцепившись руками в ступню второй. И тут же наступил на другой осколок кости, воткнутый в землю острым концом верх и аккуратно прикрытый травой. Не переставая басовито стенать, зверочеловек упал на спину.

В землянке царила неразбериха: пара лесовиков ожесточённо кусались и молотили друг друга, их тёмный собрат, валяясь на полу, неистово сучил конечностями. От безумного рёва, вырывавшегося из трёх глоток, осыпалась земля с потолка. Решив, что лучшего момента сбежать уже не будет, Ирт бросился к выходу. Но ему снова помешали: в стенах логова возникло около дюжины больших округлых отверстий, из которых с пронзительным визгом посыпались странные существа. Коренастые человечки, ростом чуть пониже Ирта, облачённые в кожаные штаны и куртки, облепили лесовиков, вонзая в мохнатые шкуры короткие блестящие ножи. Обезумевшие от боли чудовища хватали карликов, ломали им шеи, отрывали конечности, раздавливали черепа. Но нападающие все лезли и лезли из тёмных ходов, вставая на место павших товарищей.

Первым прикончили бурого: поскользнувшись на кишках, вывалившихся из разодранного маленького тела, полузверь упал – и тут же кто-то из карликов вонзил нож ему в шею.

Серый, обессилев от потери крови, вытекавшей из множества ран, облепленный вцепившимися в шерсть нападавшими, шатаясь, двинулся прочь. Вцепившись в закрывавшую проход шкуру, он сперва повис на ней, а затем, обрывая, повалился, сразу исчезнув под множеством карликов.

Дольше всех продержался тёмный. Сипло дыша, с торчащим из живота ножом, он швырял нападающих, прыгал на них, вцеплялся зубами в глотки. Но, в конце концов, и он забился в предсмертных конвульсиях.

Убедившись, что лесовики мертвы, человечки принялись осматривать раненых и убитых товарищей. Заметив Ирта, один из карликов что-то произнёс на непонятном мальчику языке. Все существа застыли, разглядывая пленника полузверей. Мальчик, в свою очередь, в оцепенении смотрел на скуластые бледные лица с круглыми желтоватыми глазами и длинными заострёнными носами, смахивающими на древесные сучки. Он боялся этих кровожадных человечков, сумевших разделаться с лесовиками, не подозревая, что отвага подземных жителей была вызвана отчаянием: слишком уж многих их сородичей сожрали хозяева землянки.

Один из карликов, спрятал клинок в ножны. Вытерев окровавленные руки о бёдра, поднял ладони успокаивающим жестом. Глядя на мальчика, медленно указал на себя и скрипуче произнёс:

– Румх, кобхольд…

Ирт ничего не понял, но догадался, что существо пытается поговорить с ним.

– Кто вы такие? – дрожащим голосом спросил мальчик. – Чего вы от меня хотите?

Карлик внимательно прислушивался к его речи с озадаченным видом. Соплеменники существа, потеряв интерес к человеку, один за другим ловко протискивались в лазы, унося раненых и убитых.

Оставшись наедине с последним из нападавших, Ирт неуверенно ткнул пальцем в сторону выхода из логова:

– Хочу уйти. Домой.

– Хошух у’ти домхой, – медленно повторил карлик, тщательно выговаривая буквы.

Видя, что существо не пытается напасть, Ирт бочком начал обходить его, продвигаясь к выходу. Карлик не мешал. Не сдвигаясь с места, он просто наблюдал, поворачивая голову с совиными глазами.

Пробравшись по широкому изогнутому лазу, оканчивавшемуся под вывороченными корнями упавшего вяза-великана, мальчик оказался на свободе. Опасливо оглянувшись, с облегчением убедился, что за ним никто не следует.

Радость от спасения быстро сменилась другой заботой: Ирт совершенно не представлял, где находится и куда теперь идти. Вдобавок, солнце потихоньку опускалось, лесные сумерки медленно густели. Вдали завыл волк.

Отмахиваясь от назойливых комаров, мальчик двинулся в сторону, где, по его мнению, находилась дорога. Примерно через десяток шагов перед ним возник знакомый карлик, бесшумно выскользнувший из зарослей жимолости. Преградив Ирту путь, проскрежетал:

– Хошух у’ти домхой.

В одиночку человечек не пугал так, как орава визжащих, вооружённых ножами убийц. Ирт попытался обогнуть его, но существо не позволило. Вновь заступив дорогу, карлик упорно повторял своё «хошух у’ти…», однообразно покачивая головой.

– Чего пристал? – в отчаянии спросил Ирт. Он обвёл окружающие деревья широким жестом: – Тебе леса мало? Куда мне идти, чтобы ты не мешался?

По-своему истолковав его движение, карлик развернулся, приглашающе взмахнув рукой с непропорционально широкой ладонью. Отошёл на несколько шагов, остановился. Оглянулся. Увидев Ирта на прежнем месте, вновь поманил за собой. Мальчик в растерянности моргал, не зная, как поступить. Вдруг карлик хочет помочь ему выбраться из леса? Ведь желай он худа, разве не напал бы ещё в логовище лесовиков?

Отважившись, Ирт пошёл за человечком. То уверенно двигался, петляя между деревьями и время от времени поглядывая назад.

Через какое-то время провожатый остановился. Жёлтые глаза блеснули в лесном сумраке, обратившись к мальчику.

– Хошух у’ти домхой, – приглушённо повторил карлик, ткнув рукой куда-то вперёд.

Ирт, осторожно обойдя его, приблизился к зарослям лещины, раздвинул ветви. И едва сдержал испуганный возглас, завидев в отдалении острые зубцы ограды Фумина.

– Хошух у’ти домхой, – послышалось сзади.

– Нет! – обернувшись к карлику, неистово закрутил головой Ирт. – Я туды не вернусь!

– Хошух у’ти, – в ровном нечеловеческом голосе не слышалось ни раздражения, ни добродушия.

Шагнув к стоявшему вполоборота мальчику, карлик упёрся жёсткой ладонью ему в поясницу и с неожиданной силой подтолкнул в сторону посёлка.

– Нет, пожалуйста, – на глазах Ирта появились слёзы.

– Хошух, – был неумолим карлик, – у’ти…

Наступая и пихаясь, он настойчиво выдавливал ребёнка из леса. От безысходности Ирт почти не сопротивлялся. Оказавшись на открытом пространстве, мальчик замер, точно надеясь не попасться на глаза караульным. Но человечек, наполовину скрытый листвой, вновь толкнул его в направлении защитной стены.

Сдавшись, Ирт поплёлся к тыну, размазывая по щекам слезы и грязь.

– Отчего боги такие злые? – всхлипывал он. – Что я такого сделал-то? Пошто они гибели моей хочут? Жрецы говорят, что они господа к людя́м милостивые да забочие… А гоняют меня, яко псину приблудную, да всё на смерть – что от Велдеровой руки, что от клыков лесовиков…

Ирт нервно передёрнул плечами, вспомнив смрадный сумрак логова полузверей. И сбился с шага, охваченный новой мыслью.

– А что, коли боги назидание мне сделали? – пробормотал он, вспоминая вызванную им самим драку между лесовиками, а потом и появление карликов с ножами. – Карлы, вон, малые, а извели страхолюд… Много их было, немало и полегло, а я один супротив Велдера… Тако он, напившись, дрыхнет колодой неподвижной, и коли ножом его… Мож быть, не в энтот раз, так в следующий… Надоть токмо, чтоб он меня раньше не порешил… К Мунгоуду спешить надобно. В ножки ему упаду, буду браги просить… именем Лау просить, да богов пресветлых…

Походка Ирта изменилась, лёгкий вечерний ветерок сушил слёзы. А в глазах мальчика сгущалась тьма, холодная и дикая, словно тени в непролазной чащобе…

Радовник I

– Это вам не столица, любезный Ук-Мак, – Лион Ван-Ваэн с презрительной миной оглядывал узенькую улочку, ручейком вившуюся меж рядами низких каменных зданий с треугольными крышами. – Убогий городишко!

Дерел, ехавший с ним бок о бок, равнодушно пожал плечами:

– Как по мне, город и город.

– Вы видали здешний весёлый дом? – будто не слыша, продолжал Ван-Ваэн. – Клянусь Ильэллом, шлюх набирали среди бродяжек из жалости – дабы не померли в подворотне. Страшные, будто лесовики, и совершенно не обучены искусству любви! Иные, признаю, отличаются бойкостью. Но этого мало, вы понимаете, о чём я?

Ук-Мак неопределённо промычал. На днях заканчивался срок его найма, и рыцарь раздумывал, оставаться ли на границе ещё на год.

Подкованные металлом копыта звонко стучали по булыжникам мостовой, а после зачавкали в грязи, когда рыцари выехали на окраину, населённую бедняками. При виде дворян, оборванные дети бросали игры и жались к стенкам лачуг. Немногочисленные взрослые снимали шапки и кланялись.

– Доблестные господа, не желаете ли узнать судьбу? – раздался дребезжащий голос.

Справа от дороги, за низеньким столиком, под навесом, сделанным из нескольких длинных палок и драного полотнища, сидела старуха. Её загорелую, отвисшую кожу испещряли многочисленные глубокие морщины, грязные седые патлы торчали в разные стороны, на одном глазу, луной, проглядывающей сквозь туман, светлело мутное бельмо. Кутаясь в ветхий плащ, карга кривила узкие губы в подобии улыбки.

Дерел Ук-Мак отрицательно качнул головой в ответ на предложение. Зато Лион Ван-Ваэн натянул повод, осадил коня.

– Признаться, искал я этой встречи, – сообщил он спутнику. – Господин Кархен Орог-Ран как-то рассказывал, будто довелось им встретить в здешних краях то ли ведьму, то ли жрицу, что прозревала будущее. Божился, будто нагадала она Линер-Мелну достаток – и вскоре тот унаследовал замок и земли дальнего родича. А ещё, якобы ведьма сказала бывшему при том Янсу Фло-Даургу, что несётся он навстречу смерти… Вот и обуяло меня любопытство: действительно ли так хороша вещунья?

– А с чего вы, господин Ван-Ваэн, решили, что это она и есть? – Дерел подозрительно оглядел старуху, пронзавшую рыцарей холодным взором, совсем не сочетавшимся с жалким видом и просящим тоном.

– Мерзкая одноглазая бабка, – не смущаясь того, что старуха прекрасно его слышит, процитировал Ван-Ваэн слова Орог-Рана. – Мыслю, она это и есть.

Гадалка сняла со щелястой серой столешницы треснувшую глиняную кружку с отбитой ручкой и поставила в пяди от своей левой ступни.

– Не верю я в подобные штуки, – сказал Ук-Мак. – Давайте лучше поедем, должно быть, нас уже ждут.

– Подождут подольше, – небрежно отмахнулся Ван-Ваэн. – Говорите, не верите? Ха, тогда на вас и испытаем!

– Увы, сейчас я не настолько богат, чтобы попусту разбрасываться деньгами, – слабо улыбнулся Ук-Мак и приподнял повод, собираясь тронуться с места.

– Погодите, – ослабив кожаный шнурок, Лион Ван-Ваэн запустил руку в кошель на поясе. – Я уплачу!

Он с усмешкой швырнул монету старухе. Медный плоский восьмигранник, несколько раз перевернувшись в воздухе, с глухим звяканьем упал точно в кружку. Гадалка подхватила посудину и поставила на землю с другой стороны стола.

– Не тяни время, старая! – прикрикнул рыцарь. – Открой судьбу моего спутника!

– Воля ваша, господин, – склонила нечёсаную голову гадалка.

Откуда-то из-под плаща она двумя руками вытащила пригоршню костей, палочек и камешков и швырнула на стол. Вытянув тощую шею, долго разглядывала то, как они рассыпались по доскам.

– Вижу, господин, опасную жизнь…

– Не хитри, старуха! – недовольно прикрикнул Ван-Ваэн. – Такое сам я могу напророчить любому рыцарю пограничной рати, и ведь не ошибусь. Толкуй о неведомом, иначе душу вытрясу!

Не обращая внимания на угрозу, женщина склонилась к столу, чуть ли ни водя по камням и деревяшкам длинным носом.

– Вижу смертоносную деву, трудный путь, полный преград, чудище в воде и чудище на земле… – Старуха умолкла, задумчиво разглядывая продолговатую плоскую кость, длиной в две трети мизинца. С одной стороны покрытая осыпавшейся позолотой, с другой – похожей на гниль чернотой, она встала вертикально, попав острым концом в едва заметную выемку в крышке стола. Гадалка легонько подула на кость. Та покачнулась, но устояла. Тогда женщина вновь заговорила, и на сей раз в её неприятном голосе слышалась едва заметная неуверенность: – Причудливо вьётся нить судьбы, господин. Ожидает вас великая награда или страшная погибель. А, быть может, то и другое вместе.

Сжав губы, Ук-Мак тёр большим пальцем тёмную щетину на подбородке, устремив взор на беспорядочную россыпь предметов, похожих на придорожный мусор.

– Погадай и мне, – приказ Ван-Ваэна прогнал тягостную тишину.

В воздухе блеснула ещё одна монета. Ударившись о поверхность стола, медяк дважды подпрыгнул и со звяканьем свалился в треснувшую кружку.

– Воля ваша, господин, – старуха вытрясла деньги из посудины и спрятала под плащом. После сгребла гадательные принадлежности и вновь резко швырнула перед собой. – Вижу… вижу мёртвые глаза, мёртвые руки. Они идут в ночи за вами, чтобы забрать с собой!

– Ах, тварь! – Лион Ван-Ваэн в гневе схватился за рукоять меча. – Шутить со мной вздумала?! Сейчас я сам отправлю тебя к демонам, твоим нечестивым родичам!

– Господин Ван-Ваэн! Господин Ван-Ваэн! – Ук-Мак вклинился между ним и гадалкой. – Оставьте её. Кровь этой нищенки недостойна вашего клинка!

– Вы правы, пожалуй, – его спутник начал успокаиваться, но крылья прямого носа ещё раздувались. – Говорил же я: дерьмовый городишко со скверными развлечениями!

Он тронул бока коня шпорами.

– Поедемте отсюда, господин Ук-Мак. Верю, боги смилостивятся и в другой раз приведут нас в более достойное благородных людей место!

Лошадиные копыта вновь зачавкали по грязи. Хищной птицей вцепившись в край стола согнутыми пальцами с жёлтыми обломанными ногтями, гадалка бросила быстрый взгляд на удалявшихся рыцарей. По сухим бесцветным губам скользнула и исчезла улыбка, напугавшая заметившего её мальчишку, который пробегал мимо.

Собрав кости, камни и палочки, старуха накинула капюшон и, словно оцепенела, уронив острый подбородок на грудь.

Примерно в двух полётах стрелы от городских ворот сгрудились около десятка повозок. Поодаль располагалась пара простеньких шатров. Издали, всё это походило на стоянку бродячих лицедеев. Но при приближении стали заметны кольчуги и копья ратников из пограничного войска.

Подъехав к лагерю, Лион Ван-Ваэн обратился к вытянувшемуся перед ними солдату:

– Ну, что здесь у нас?

– Переселенцы, ваша милость, – ответил ратник. – Дюжина мужиков без одного, да шесть баб. Одна с мальцом. На восьми телегах едуть – со скарбом всяческим, припасами…

– Охрана? – вступил в разговор Дерел.

– Четверо верховых и трое пеших, господин Ук-Мак, – повернул к нему голову воин.

– Негусто, – поджал губы Ван-Ваэн. – Разбойников отпугнуть хватит, а ежели кочевники налетят, можно и не отбиться.

– Потому нас и отрядили, – рассудительно заметил Дерел. – Усилить конвой.

– Попросили, – скривился Ван-Ваэн, которому претила мысль, что кто-то может распоряжаться им, словно простолюдином.

Ук-Мак, не первый год живший наёмничеством, подумал, что служба есть служба, а приказ командира остаётся приказом, как его не обзови. Вслух же сказал:

– Кто у вас за старшего?

– Десятник Каркси Дуб.

– Знаю, хороший воин, – кивнул Дерел.

– Кликнуть его, ваша милость?

– Сам найду, – отказался рыцарь.

Неспешно двигаясь по лагерю, всадники без интереса скользили взглядами по стреноженным лошадям, сидевшим на траве людям, женщинам, готовившим еду на костре, мужику, спавшему под телегой…

– Господин Ук-Мак, ваша милость! – десятник, крепкий зрелый мужчина, с лицом, изуродованным длинным шрамом, почтительно приветствовал подъехавших рыцарей.

Дерел в ответ коротко взмахнул рукой, Ван-Ваэн, зевнув, отвернулся.

– Каркси, поднимай людей. Выступаем, – распорядился Ук-Мак.

– Слушаюсь, ваша милость!

Обоз споро двигался по лесной дороге. Впереди ехали рыцари, вполголоса обсуждая преимущества пешего боя с мечом и щитом и полуторным мечом.

– Длинный меч даёт выигрыш в расстоянии, позволяет сильнее рубить и вдобавок, мощнее колоть: и в обычном выпаде, и в приёме полумеча. Простым же мечом вам не проткнуть врага даже в кольчуге, – говорил Ук-Мак. – А ежели и захочется мне занять вторую руку, уж лучше возьму другой клинок.

– Вторым мечом вы не закроетесь от стрел, – возражал Ван-Ваэн. – Укол же штука ненадёжная, не то, что добрый удар, разваливающий тулово супротивника надвое, или отсекающий руку. Да и вовсе, колоть лучше копьём, ибо оное для того и сотворено!

– Если вы не в кольчуге, а в панцире из железных полос или чешуи, стрелы не так страшны. Зато без щита вы будете подвижнее, и у вас откроется больше простора для действия мечом.

– Мне нет нужды вертеться, будто жонглёр на пиру… – начал Ван-Ваэн.

Завершить мысль ему не дал появившийся всадник. Стремительно сблизившись с рыцарями, ратник из головного дозора донёс:

– Впереди кочевники!

– Засада? Много? – одновременно заговорили дворяне.

– На ловушку не похоже: оне не таятся, а едут неспешно тудыть, куда и мы. Немало их: мы возле двух дюжин насчитали – энто лишь тех, кого приметили.

Дерел нахмурился:

– Набег? Но на что они нацелились? Рядом только форт, им он не по зубам… А вот о нас прознают – тотчас налетят. Мыслю, лучше нам вернуться.

Лион Ван-Ваэн в задумчивости оглядел вереницу телег, затем деревья, тесно обступившие просеку.

– Соглашусь с вами, господин Ук-Мак. Против пары десятков варваров мы, быть может, и выстоим, но обоза точно лишимся… Однако ж, здесь мужики не смогут развернуть повозки.

– Придётся постараться, – бросил Дерел.

Прежде чем он успел отдать команду, к ним примчались оба воина тылового дозора.

– Кочевые! Кочевые! – возбуждённо выкрикнул один из них. – Позади! Нагоняют!

– Всё же ловушка, – встрепенулся Ван-Ваэн. Сдвинув со спины щит, просунул руку в петлю. – Что предпримем?

– Сколько их? – уточнил Ук-Мак.

– Не считали, ваша милость. На вид, три руки.

– Они заметили вас?

– Нет, ваша милость, мы за деревьями были, а после лесом убёгли.

Дерел задумался.

– Если бросить обоз, то с конными ратниками мы можем прорваться к Радовнику, благо форт не так далеко, – сказал Лион Ван-Ваэн.

– Нас послали охранять этих людей, а не оставлять на верную смерть, – возразил Ук-Мак.

– Подумайте, господин Ук-Мак, положение изменилось, – Ван-Ваэн понизил голос. – Врагов больше и нам их не одолеть. Стоит ли умирать за мужичьё, коли есть возможность спастись? Тем паче, что погибни мы, или нет – кочевники всё одно их прикончат. Ваше благородство и верность долгу некому будет оценить.

Дерел не стал объяснять, что за свои деяния отвечает лишь пред собой. Вместо этого, обернувшись к дозорному, поинтересовался:

– Кочевники быстро нас нагоняют?

Ратник наморщил лоб:

– Да вроде, не поспешают, господин Ук-Мак. Едут себе помаленьку…

– Странная засада, – пробормотал рыцарь, потирая подбородок.

– Раз уж вы так печётесь об этих селянах, – вновь обратился к нему Ван-Ваэн, – можно отправить их в лес.

– Кочевники с радостью поохотятся на них и перебьют всех, кто не сумеет схорониться, – продолжая о чём-то размышлять, ответил Ук-Мак. – Впрочем, шанс есть, ежели варвары не узнают, что кто-то ушёл в чащу.

Он подъехал к телеге, на которой сидел десятник. Склонившись в седле, заговорил тихо, чтобы раньше времени не будоражить переселенцев:

– Каркси, впереди и позади нас кочевники. Мы отвлечём их, а вы с селянами тем временем спрячетесь в лесу. С тобой пойдут двое пеших ратников, конные – с нами.

Десятник кинул взгляд назад, словно ожидая увидеть преследователей.

– Понял, господин Ук-Мак. Нам ждать вас?

– Нет. Уходите как можно дальше. Сделайте крюк и возвращайтесь к деревне, что проехали после города.

– А вы, господин Ук-Мак?

– Коли позволит Ильэлл, пробьёмся в Радовник.

– Помогай вам боги.

– Тебе тоже, Каркси.

Ван-Ваэн, прибыв из срединных провинций королевства, считал ратников приграничья наглым и расхлябанным мужичьём. По его мнению, здешние рыцари слишком много дозволяли солдатне, отчего безродные только портились. Но даже он признавал, что порубежники отважны, хитры и, коли нужно, расторопны. Вот и теперь, получив указания Ук-Мака, ратники на ходу высадили испуганных переселенцев, а сами заняли места возниц.

Дерел, державшийся в арьергарде в ожидании возможного нападения, удостоверился, что все беглецы скрылись в зарослях. Подав знак Ван-Ваэну, находившемуся во главе вереницы, соскочил в последнюю телегу. Привязав поводья боевого коня, взялся за вожжи, понукая серую лошадку:

– Живей! Живей!

Впереди Лион Ван-Ваэн, не пожелавший садиться в телегу, опустил копьё и слегка кольнул своего жеребца шпорами. Катившиеся следом за ним повозки потихоньку набирали скорость. Когда впереди показались кочевники, Ван-Ваэн свирепо закричал:

– Честь и доблесть! Эмайн!

– Эмайн! – вразноголосицу подхватили ратники.

Услыхав боевой клич, кочевники засуетились, прыснули врассыпную. Одни, с хрустом и шелестом ломая придорожные кусты, попытались скрыться в лесу. Другие вынули мечи с маленькими овальными гардами, готовясь к бою.

Ван-Ваэн ловко насадил на копьё замешкавшегося воина в кожаном панцире и, улюлюкая, помчался вперёд. За ним, набирая ход, катили телеги, то и дело подскакивая на кочках. С одной соскочил узел с пожитками. И тут же сплющился, разорвался, разметался тряпичными ошмётками под копытами и деревянными колёсами.

Застигнутые врасплох кочевники, осознав, что врагов мало, бросились вдогон. Засвистели первые стрелы. Ук-Мак, ехавший в последней телеге, ощутил, как одна прошелестела над левым плечом. Ещё пара почти одновременно с глухим стуком впились в задний борт повозки.

– На коней! – взревел Дерел. – Уходим! Уходим!

Подчиняясь приказу, возницы на ходу перебрались на привязанных к телегам боевых лошадей.

– К форту! – крикнул Ук-Мак.

Он резко потянул вожжи, заставляя лошадку повернуть. Его телега стала наискось, перегородив узкую лесную дорогу. Дерел поспешно пересел на коня и помчался вслед за остальными ратниками. Замедлившись, чтобы обогнуть ещё одну застопорившуюся повозку без кучера, почувствовал, как меж лопаток клюнула стрела – и отскочила, не пробив железную пластину.

Всаднику перед ним – Мирну, – повезло меньше. Стрела, прошив кольчужную бармицу, вонзилась в шею. Дёрнувшись, ратник накренился в седле. Подоспевший Ук-Мак поддержал его, не дав упасть, а после увлёк за собой.

Выбивая куски плотного грунта, подкованные копыта сотрясали землю. Лошади храпели, всадники, прильнув к гривам, сосредоточенно глядели вперёд.

Обернувшись, Ук-Мак увидел, что кочевники поотстали. Большая часть сгрудилась у телег: не столько задержанные препятствием, сколько желая поучаствовать в грабеже. Остальные замедлились, опасаясь оторваться от основных сил и попасть в возможную засаду эмайнцев.

Первым до форта добрался Лион Ван-Ваэн. Осадив коня у края широкого рва, заорал во всю глотку:

– Отворить ворота! Быстро!

С высоты бревенчатой стены на него настороженно глянули караульные. Один, отвернулся, что-то крикнул вниз. Выслушал ответ невидимого собеседника, вновь что-то сказал. Другой хлопнул его по плечу, указывая на стремительно приближавшихся ратников.

– Да быстрее, вы, увальни безмозглые! – горячился внизу Ван-Ваэн. – Сейчас здесь кочевники будут!

Заскрипел неторопливо во́рот, опустился мостик. За ним поползла вверх решётка, сделанная из толстых жердей, укреплённых железными полосами. Ван-Ваэн пришпорил возбуждённо переступавшего ногами коня и влетел в узкий проход. Следом за ним вереницей проскакали трое ратников. Последними в форт бок о бок въехали Дерел с Мирном. Истекавшему кровью солдату было совсем худо: навалившись на Ук-Мака, он держался из последних сил.

– Закрывайте ворота! Живо! – скомандовал Дерел, передавая раненого обступившим его воинам.

– В чём дело? – раздался недовольный властный голос. К сгрудившимся во дворике конникам быстро шагал рыцарь без брони, но зато в богатой одежде. – Что за шум?

– Кочевники, господин Нак-Эндарс, – сообщил командиру форта Дерел. – Не меньше пары десятков.

Оглядев испачканного кровью Ук-Мака, Нак-Эндарс приподнял бровь:

– Что-то варвары расхрабрились. Грабить путников неподалёку от форта… Вижу, у вас раненый. Больше потерь нет?

Дерел коротко рассказал о произошедшем. Командир задумался.

– Воистину, странное дело. Не в обычаях кочевников так нападать. Подлая засада, налёт – в этом они доки. А, не скрываясь, куролесить возле форта… Гм, нечисто здесь что-то.

Пока рыцари беседовали, Мирна унесли в сруб, где размещалась казарма. Вскоре оттуда вышел лекарь, вытирая тряпкой красные от крови руки. Поймав взгляд Ук-Мака, мрачно качнул головой. Дерел хмуро отвернулся: он подозревал, что раненный в шею солдат не выживет.

– Господин Нак-Эндарс! – позвал со стены дозорный.

– Чего ещё? – недовольно задрал голову командир.

– Кочевые! – доложил ратник. – Четыре руки, а то и боле!

Выругавшись, Нак-Эндарс полез наверх. Дерел последовал за ним.

Форт Радовник располагался в месте, где сходилось несколько дорог. Во время строительства, лес вокруг укрепления предусмотрительно вырубили на расстоянии полутора полётов стрелы, а провинившиеся солдаты, в качестве наказания, регулярно корчевали зелёную поросль, пробивавшуюся вокруг пней. Благодаря этому, спрятаться кочевникам было негде. Стоявшие на стене эмайнцы мрачно глядели на извечных противников, расположившихся в отдалении, у самой кромки леса, и гадали, какие демоны привели тех сюда.

– Полагаете, за вами они следовали? – не поворачивая головы, спросил Нак-Эндарс Дерела. – Или совпало так, что вы с ними очутились у форта одновременно?

– Не ведаю того, – в голосе Ук-Мака звучало недоумение. – Прознай они о нашем походе заранее, десяток переселенцев – не та добыча, дабы собирать такую ватагу. Да и пожитки мужицкие и так им уже достались. Ещё лошади с повозками…

– Вот и я схоже мыслю, – кивнул командир форта. – Должен быть иной резон их необычайной дерзновенности. Какой только?

Дерел промолчал: ответа у него не было.

Внутри широкого кольца ограды Радовника стояли два здания, построенных из прочных брёвен. В длинном приземистом срубе с серой двускатной крышей размещались казарма и конюшня. В четырёхугольной башне, возвышавшейся точно в центре двора, находились колодец, кладовые с едой и снаряжением, а также помещения, отведённые рыцарям. Там, в общей трапезной, Улге Нак-Эндарс устроил совет.

За вытянутым простым столом собрались шестеро: командир гарнизона, Ук-Мак с Ван-Ваэном, Рудге Эгер-Огг, Элнир Анс-Мор и, к удивлению Дерела, – Бел Им-Трайнис.

– Ты как здесь оказался? – поприветствовав друга, спросил Ук-Мак.

– Можно сказать, случайно, – добродушно улыбнулся гигант. – Элнир и Саймон давно зазывали меня на охоту в здешних местах. А тут оказия выдалась: граф стройку затеял, весь в чертежах, что-то с зодчими обсуждает… Увидел я, что не нужен совсем. Подумал – можно развеяться, загнав благородного зверя. Но, видать, боги досадуют на меня за что-то. Заехал в Фумин за тобой – говорят, в отъезде ты. Приехал в Радовник – а Элнир с Саймоном и прочими едва-едва из вылазки вернулись. Одно хорошо – спешить мне было некуда. Вот и задержался на денёк, покуда они отдохнут да смогут составить мне компанию… Сижу со вчерашнего дня, скучаю – а тут ты с кочевниками на хвосте.

– Прости уж, что испортили охоту, – шутливо сказал Ук-Мак.

– Коли после присоединишься ко мне в погоне за оленем – прощение будет даровано, – в тон ответил Им-Трайнис.

– Господа, – прервал их командир Радовника, до того вполголоса говоривший с Эгер-Оггом – высоким, худощавым рыцарем с прозрачными голубыми глазами и гладко выбритым лицом, – давайте обсудим положение наше. А об охоте можно и позднее потолковать.

– Стоит ли это обсуждения? – подал голос Ван-Ваэн. – Давайте попросту разгоним этот сброд! Сколько у вас здесь войска, господин Нак-Эндарс?

– С вашим отрядом – пятьдесят один человек. Из них девятеро – рыцари. Некоторые ратники ранены во время набега, но ни один серьёзно.

– Вполне достаточно! – с оживлением откликнулся Ван-Ваэн. – Ударим всеми силами, – он звонко хлопнул ладонью по тщательно выскобленной дубовой столешнице, – и, клянусь Ильэллом, эти оборванцы тут же разбегутся!

Слушая его, Улге Нак-Эндарс сидел, положив руки на стол и глядя на сцепленные пальцы. Когда спутник Дерела закончил речь, поднял голову. Тёмные брови командира, одну из которых наискось пересекал узкий белый шрам, сошлись на переносице, морща кожу между собой.

– Отважная речь, – промолвил командир, – и видит Ильэлл, славно отзывается она в моём сердце. Но всё же долженствует нам соблюдать осторожность. Никогда допрежь кочевники не осмеливались приближаться к форту. Не попадём ли в засаду, ринувшись на ворогов?

– Поддерживаю, – ровно сказал Эгер-Огг. – Наше положение лучше, чем их. Мы в укреплении, у нас достаточно людей, провизии, воды и стрел. Если их покусали бешеные волки и они рискнут пойти на приступ – не утруждаясь, перебьём большую часть, а после верхом раздавим оставшихся.

– А мне, господа, милее предложение господина Ван-Ваэна, – сжимая рукоять меча, заговорил Элнир Анс-Мор, смуглый широкоплечий воин с узкой талией, изящество которой подчеркивала туго стянутая кожаным поясом голубая котта. – По мне, лучше не дожидаться неизвестно чего, а решительным натиском опрокинуть наглецов. Признаю, кочевники – неробкого десятка и, порой, рубятся отчаянно. Но наши люди лучше вооружены и обучены – мы доказали это в недавнем походе, когда разорили несколько их стоянок. Прошли через них, будто острый клинок сквозь связку соломы! Возможно, вы, господин Нак-Эндарс, правы и уготавливают они нам засаду. Но мы всё равно разгромим их! – карие глаза рыцаря воинственно сверкали, а крылья тонкого носа раздувались. – И чем труднее – тем больше славы достанется нам!

– Ваше мнение, господин Ук-Мак? – внимательный взгляд Нак-Эндерса устремился на Дерела.

Тот в задумчивости повозил большим пальцем по подбородку.

– Хотя слова Ван-Ваэна и твои, Элнир, мне и близки, – неспешно начал Ук-Мак, – всё же не даёт покоя поведение кочевников. Странно всё очень – и засада по пути, непохожая на засаду, и то, что к форту они пришли, и что стоят, точно ждут чего-то… Мыслю, неспроста это. И покуда не разведаем, с чем они пожаловали и какими силами, не следует бросаться в бой. Разить нужно наверняка и насмерть. А покуда момент не пришёл, выждем, понаблюдаем.

На привлекательном лице Анс-Мора отразилось разочарование. Ван-Ваэн шумно выдохнул, выражая несогласие. Зато Рудге Эгер-Огг едва заметно кивнул.

– А ты, что думаешь, Бел? – Ук-Мак взглянул на друга.

– Я в королевской рати более не служу, здесь гость. Пожалуй, не след мне рядить, как действовать. Раз уж попали в такую переделку, покуда не выберемся, готов выполнять ваши распоряжения, господин Нак-Эндарс. Нужно будет стоять на стенах – мне не в тягость. Прикажете атаковать – пойду со всеми: от доброй драки я никогда не отказывался, – Бел широко улыбнулся. – При любом раскладе можете рассчитывать на мой меч.

– Слова отважные, благородные и мудрые, – склонил голову командир форта. – Я выслушал вас, господа и принял решение. Покамест выждем, чтобы понять вражескую задумку. После, – глаза Нак-Эндарса жёстко блеснули, – навсегда отобьём у них охоту заезжать на земли Эмайна.

Радовник II

– Их стало гораздо больше, – в голосе Ук-Мака сквозила озабоченность. Подавшись вперёд, упираясь ладонями в грубо обработанные брёвна тына, рыцарь всматривался в тёмные заросли. – Они будто готовятся к осаде.

– Кочевники хотят обложить форт? – Им-Трайнис по пояс возвышался над заборолом, верхняя часть которого напоминала потемневшие треугольные зубы чудовища. Сложив массивные руки на груди, воин глядел на перемещавшихся в отдалении конников. – Возможно ли такое? Да и маловато людей для подобного – десятка четыре, ежели верно сосчитал.

– Это лишь те, что на виду, – Дерел продолжал внимательно изучать картину, открывавшуюся со стены. – Прочие хоронятся в лесу. Присмотрись: прямо перед нами кусты нет-нет, да шевелятся. И вон там, левее… А в той стороне, видишь? Птицы то и дело взмывают, кружатся беспокойно… Не знаю, сколько их там, но, мыслю, не менее половины от того числа, что на открытой местности.

– Ничего не разберу, – после паузы огорчённо заявил Бел. – Видать, не судьба мне сквозь деревья прозревать, как ты.

– Тут чрез заросли и не надо смотреть, – рассеяно пробормотал пограничник, заинтересовавшись чем-то во вражеском стане. – Просто гляди во все глаза на приметы…

– Ещё бы знать, на какие, – благодушно проворчал Им-Трайнис, выросший и возмужавший в столице.

– Драги! – вполголоса позвал Ук-Мак ратника, стоявшего на стене в нескольких шагах от них с Белом, – ступай к командиру, скажи – кочевники сюда направляются.

– Слушаюсь, господин Ук-Мак! – краснолицый кряжистый воин с сединой в короткой курчавой бороде, живо двинул к ближайшей лестнице.

– Бел, – сказал Дерел, не отрывая взгляда от небольшой группы кочевников, неторопливо приближавшихся к воротам укрепления, – ты бы присел, что ли. Они могут начать стрелять, а ты торчишь на стене, как громадная статуя Ильэлла в королевском храме.

– Ну, господин наш Ильэлл от врагов никогда не прятался, – усмехнулся Им-Трайнис. – И нам не пристало.

– Ты – не бессмертный небожитель, – рассудительно заметил друг. – Стоило бы поберечься.

– Будь, по-твоему, – легко согласился Им-Трайнис. – Как только начнут стрелять – укроюсь.

– Смотри, как бы поздно не стало.

К моменту появления на стене командира форта, солнце почти скрылось за деревьями. И без того длинные тени растянулись по земле широченными тёмными полосами, напоминая огромные чёрные ленты и полотнища. Сумерки понемногу вытесняли свет, и ратники запалили факелы.

– Ну, чего у нас здесь, – Нак-Эндарс с высоты стены оглядел цепочку огоньков, растянувшуюся у границы леса. Время от времени они мерцали, когда далёкий костёр на миг заслоняла чья-либо фигура. Вдоволь насмотревшись, командир, наконец, удостоил вниманием кочевников, стоявших у рва.

Расположившиеся полукругом шестеро воинов со щитами в руках, его не заинтересовали. Чуть прищурившись, Нак-Эндарс уставился на странную пару за их спинами.

Тощий жилистый старик с седыми волосами и длинной белой бородой, в двух местах перехваченной кожаным шнурком, уперев руки в бока, пристально глядел на эмайнцев. В отличие от прикрывавших его бойцов, ни доспехов, ни оружия он не носил. Узкие коричневые штаны из замши, выделанной из оленьей шкуры, такая же рубаха, да низкие мягкие сапоги – вот и всё снаряжение.

Слева от него прямо на земле сидел непонятно кто. Просторный балахон из чёрной ткани, обвешанный пожелтевшими косточками, кусками звериных шкур, птичьими перьями, фигурками из камня и дерева, и позеленевшими медными подвесками, скрывал фигуру. Круглая бобровая шапка не позволяла рассмотреть голову и определить пол по причёске. А свисавший спереди полог, сделанный из нанизанных на суровые нити обрезков полых птичьих костей, выкрашенных алым и чёрным, надёжно укрывал лицо.

Точно почувствовав изучающий взгляд командира форта, сидящий легко прикоснулся к ноге старика. При этом завеса колыхнулась, издав тихий сухой шорох, а на балахоне едва слышно звякнули металлические подвески.

– Люди оград, что носят одежду из железа! – словно подчиняясь приказу, зычно прокричал седобородый. – Вы вновь ступили на земли коршуна, оленя и волка; вольные просторы детей неба, где свободно гуляет ветер! Вы сожгли шатры, убили мужчин и женщин. Вы похитили орханор – святыню нашего народа. Огонь! Жаркий огонь ненависти сжигает наши сердца! Рты наши сушит жажда крови!..

Сидящий вновь коснулся колена говорящего. Тот на миг умолк, словно пытаясь взять себя в руки. Его голос зазвучал спокойнее, но в нём всё ещё угадывалась клокочущая ярость, прорывавшаяся звериным рыком в раскатистых звуках «р».

– Вы заслуживаете быть растерзанными и смешанными с помётом кабанов. Но мы откажемся от мщения, – с заметным усилием произнёс старик, – отдавая вас суду нечистых духов, коих кличете вы богами. Верните орханор – и мы уйдём, не тронув ваших стен и не пролив вашей крови. Таково слово босорканы.

– Кого? – вполголоса спросил Им-Трайнис. – Вождя, что ли?

– Вожди у них везетарами зовутся, – качнул головой Дерел, не отрывая взгляда от кочевников. – И каждый ездит с особым стягом. Не видел здесь ни одного похожего…

Рядом Нак-Эндарс обратился к сопровождавшим его рыцарям Саймону Ронэ-Паулу и Креггу Марн-Авилли:

– Вы понимаете, о чём толкует этот наглец? Что за святыня?

Ронэ-Паул пожал плечами:

– В походе мы только крушили и жгли ради острастки, как вы и приказывали, господин Нак-Эндарс. Больше ничего. Ратники, конечно, пытались чем-то поживиться, но что с этих степных перекати-поле взять? Денег у дикарей нет, разве что украшения. Да и те всё больше из серебра. Золото лишь вожди носят, но нам таковые на сей раз не встречались… – Положив руку на эфес меча, он крикнул вниз: – Ты, седой, видно из ума выжил! Нет у нас никакой грязной святыни!

– Лжёшь, скидыш хорька! – в бешенстве вскинулся старый кочевник. – Мы знаем, что орханор здесь! Он говорит с босорканой!

Кровь бросилась в лицо Ронэ-Паулу. Но, несмотря на гнев, речь пограничника звучала подчёркнуто холодно:

– Вижу, смерд, невдомёк тебе, как безродному дозволительно обращаться к рыцарю. Клянусь Ильэллом, я самолично обучу тебя!

– Господин Ронэ-Паул, – негромко заметил командир, – вам не следует вести речи прежде того, кто стоит выше вас. И тем более унижать рыцарское звание препирательствами с низкородными бродягами.

– Прошу прощения, господин Нак-Эндарс, – смутился Ронэ-Паул.

– Он утверждает, что их святыня у нас, – продолжал командующий. – Солдаты что-то могли прихватить?

– Разве совсем мелкую безделицу, – ответил Марн-Авилли. – Не посох же у них за святыню.

– Посох?

– В одном из маленьких стойбищ, что мы разорили, были только мужчины. Ни женщин, ни детей, – сообщил Ронэ-Паул, то и дело злобно поглядывая на кочевников под стеной. – Дрались они, словно безумные, и все там полегли. Думали мы, что вождя своего охраняют, но в главном шатре никого не оказалось – даже очага. Одна лишь белая овечья шкура, да палка поверх.

– Что за палка?

– Будто посох для карлика или ребёнка, – судя по тону, рыцарь явно не придавал этому значения. – Анс-Мор забрал сию вещицу в качестве потешного трофея.

Улге Нак-Эндарс с непроницаемым выражением лица вновь уставился на кочевников.

– Принесите мне эту палку, – распорядился он.

Ближайший ратник без лишних слов поспешил прочь.

Вновь появившись на стене, воин с полупоклоном протянул командиру Радовника предмет длиной около двух локтей, похожий разом и на дубинку, и на причудливый скипетр. Взяв его в руки, Нак-Эндарс ощутил до скользкого гладкую поверхность. По весу палка из странно перекрученной узловатой древесины оказалась легче, чем думалось Нак-Эндарсу. Нижний, наиболее узкий конец деревяшки был окован медью. На другой стороне топорщились подобия коротких искривлённых ветвей, напоминавших пятнадцать уродливых пальцев. Каждый корявый отросток украшали несколько медных колец и привязанные тонкие лоскутки фиолетовой ткани.

– Вы явились за этим? – командир форта показал палку кочевникам.

Дождавшись утвердительного кивка старика, Нак-Эндарс поднёс орханор к факелу. С тихим треском вспыхнули тряпицы, тут же рассыпаясь невесомым пеплом. Затем занялись ветви-пальцы.

Кочевник с закрытым лицом вскрикнул высоким женским голосом и повалился на землю. Присев, старик бережно поднял его и застыл поддерживая.

Тем временем пламя охватило всю верхнюю часть предмета, который кочевники называли святыней. Нак-Эндарс слегка поворачивал его, чтобы огонь быстрее пожирал дерево. Люди у стены безмолвно наблюдали за ним: от потрясения, воины даже опустили щиты.

Когда полыхающие оранжевые извивы растеклись по двум третям орханора, командир Радовника крикнул:

– Хотели это? Забирайте! – объятая гудящим косматым пламенем деревяшка полетела вниз. – И убирайтесь с земли Эмайна, покуда живы!

Один из кочевников рванулся было к разлетевшейся от удара о землю горящей святыне, но его остановил едва слышный оклик. Опираясь на руку седобородого, босоркана поднялась: верхушка её головного убора еле-еле достигала плеча спутника. Из-за колеблющейся костяной завесы раздался голос: тихий, надломленный. Воинам на стене приходилось прислушиваться, чтобы разобрать слова.

– Совершил ты злодеяние, везетар железнобоких тру́сов, прячущихся в деревянных шатрах. Разрушил ты священный ключ, что многажды много зим удерживал древнее лихо. Ныне вырвется клубящийся ужас и поглотит этот край… – Казалось, из говорившей с каждым звуком уходит жизнь: под конец речь стала монотонной и тусклой. – Вы примете смерть за это. Все до единого.

Развернувшись, босоркана пошла прочь. Рядом зашагал старик, готовый подхватить ее в любой момент. Следом, пятясь, двинулись щитоносцы.

Лоб Нак-Эндарса прорезали складки, уголки губ угрюмо опустились.

– Убейте их, – ровно произнёс он. – Чем меньше супостатов – тем лучше для нас.

В сумраке зашелестели стрелы. Глухо ударили в щиты. Одна вонзилась в ногу кочевника: воин пошатнулся, не выпустив щит, и заковылял, отставая от своих. Старик без брони оглянулся и зашагал позади женщины, закрыв её своим телом.

Несколько ратников на стене выпустили ещё пять-шесть стрел, но те лишь беззвучно впились в землю.

Командир Радовника с десяток ударов сердца смотрел, как кочевники, удаляясь, понемногу растворяются среди уже ночных теней. Ни слова не говоря, развернулся и ушёл.

Стрела со звяканьем ударила в конический шлем – на палец выше правого глазного отверстия, и отлетела в темноту. Ратник с божбой дёрнулся, качнулся под прикрытие заборола и крикнул низким голосом:

– Супостаты лезут!

В стороне послышался сдавленный стон, переходящий в хрип: вцепившись в тонкое древко стрелы, вонзившейся в горло, другой караульный, перегнувшись через внутреннее ограждение, рухнул со стены во двор. Звук падения утонул в гудящем пении рога, оповещающем о нападении.

Над заострёнными зубцами стены показалась с трудом различимая в темноте голова кочевника. Ближайший воин размашисто ударил мечом куда-то в лицо. Враг с коротким воплем полетел вниз, но на его месте почти сразу появился другой.

По всей окружности тына раздавались яростные возгласы, крики боли, звон металла. Над шлемами шелестели невидимые во мраке стрелы. Большинство падали во дворе или с глухим стуком втыкались в стены и крыши строений. И все же редкие находили цель, раня и убивая защитников Радовника.

Кочевники перестали стрелять, когда несколько их собратьев сумели забраться на стену. Теснясь на узких мостках боевого хода, они старались отодвинуть наседавших эмайнцев, чтобы освободить место для карабкавшихся по приставными лестницами товарищей. В какой-то момент казалось, что им это удастся. Но вскоре на стенах появились ратники и рыцари, разбуженные сигналом рога. Лучше вооружённые, действующие гораздо слаженнее, пограничники быстро очистили стены и заняли оборону, более не позволяя врагам перебираться через защитный частокол.

Со стороны нападавших вновь полетели стрелы.

– Сбросьте факелы вниз! – скомандовал Нак-Эндарс.

Подчиняясь распоряжению, ратники выдернули из держателей обмотанные просмолённой паклей палки и швырнули в ров. Верх стены погрузился во тьму, из-за чего вражеским лучникам отныне пришлось стрелять наугад. Зато защитники форта увидели сгрудившихся внизу кочевников. Затренькали тетивы и теперь варвары начали падать под дождём стрел пограничников. Длилось это не долго: осознав угрозу, осаждавшие старательно затоптали потрескивавшие огни.

Округа погрузилась во тьму. Лучники с обеих сторон перестали попусту расходовать стрелы. Штурмовавшие тын воины ещё несколько раз пытались взобраться наверх. Там их поджидали затаившиеся эмайнцы, на слух старавшиеся понять, что происходит. Уловив звуки, исходившие от поднимавшихся кочевников, пограничники всякий раз скидывали смельчаков, пронзая мечами и копьями.

Постепенно боевые выклики, крики и стоны затихли. Стали слышны голоса ночных птиц и далёкий волчий вой. Ратники на стене до рези в глазах всматривались в темноту. Иные сняли шлемы с подшлемниками, с наслаждением подставив влажные от пота головы порывам свежего ветерка.

– Откатились вроде, – доложил один из рыцарей командиру форта, стоявшему неподалёку от дверей казармы и наблюдавшему, как воины при свете пары факелов заносят внутрь раненых.

– Ожидаемо, – коротко кивнул Нак-Эндарс. – Господин Марн-Авилли, распорядитесь сосчитать раненых и убитых, и доложите. На стене оставьте полуторное количество дозорных. Остальные могут отдыхать – но при броне и оружии.

– Как прикажете, – поклонился рыцарь.

Спустя некоторое время Крегг Марн-Авилли нашёл командира в той же комнате, где ранее проходило совещание. В компании Ук-Мака, Им-Трайниса, Эгер-Огга и Ронэ-Паула, Нак-Эндарс обсуждал минувший бой. Заслышав тихий скрип двери, начальник форта умолк на полуслове, повернувшись к вошедшему.

– Шестеро убиты и столько же ранены, – без предисловий сообщил рыцарь. – За исключением одного, все раненые могут сражаться.

– Благодарю, господин Марн-Авилли, – командир не стал комментировать доклад. – Можете отдохнуть пока.

Обведя непроницаемым взглядом сидевших за столом, рыцарь поклонился и ушёл.

– Теперь нас чуть больше четырёх десятков, – промолвил Эгер-Огг. Голос звучал ровно и даже холодно, но жёсткий прищур и складки у губ выдавали недовольство. – И это лишь первый штурм.

– Если они не круглые идиоты, то он и последний, – отозвался Ронэ-Паул. – Кочевники потеряли куда больше народа: почти два десятка лишь убитыми. Полагаю, они отступят.

– Я вот мыслю, так легко они не сдадутся, – качнул головой Дерел. Он сидел дальше всех от единственной свечи и колеблющиеся тени делали его лицо необычно мрачным.

– Их вожди не пожелают множить потери, – возразил Саймон Ронэ-Паул. – А они станут ещё больше теперь, когда на стороне кочевников более нет ни внезапности, ни возможности выцеливать ратников на стене.

– Ими нынче командуют не вожди, а какая-то ведьма, – сказал Эгер-Огг. – И сдаётся, плевать ей на потери. И самим кочевникам тоже…

– С чего вы так решили, господин Эгер-Огг? – поинтересовался командир.

– Они добивали своих раненых, – слова упали точно булыжники.

– Полно! – подал голос Бел Им-Трайнис. – Они хоть и дикари, но такое делать не станут.

– Вы хотите обвинить меня во лжи? – голос Эгер-Огга сделался совсем ледяным.

– Я тоже это видел, Бел, – вмешался Ук-Мак, предотвращая ссору, – покуда они не загасили наши факелы. Одни ползли вверх по стволам деревьев с отсечёнными ветвями, другие пытались стрелять. А третьи ходили меж лежащими и кололи раненых, точно свиней.

В комнате повисла напряжённая тишина. Им-Трайнис с недоумением глядел на друга, Ронэ-Паул сидел, опустив глаза, командир хмурился, поглаживая рукоять кинжала.

– Чудно́е дело, – заговорил Нак-Эндарс наконец. – Порой такое случается – когда кочевники быстро отступают и не могут увезти раненых и больных с собой. Нынче же в их власти было забрать всех до единого почти без риска. Так зачем…

Его речь прервало донёсшееся издалека пение.

Высокий женский голос тянул странную заунывную мелодию, похожую то ли на погребальный плач, то ли на завывание ветра в зимнем лесу. Оцепенев от неожиданности, рыцари вслушивались в тоскливый напев, звучавший так, будто его источник находился одновременно вдалеке и рядом.

– Проклятущее чародейство! – вскакивая, воскликнул Ронэ-Паул. – Словно в каждом углу демон сидит! Мерзкий вой слыхать со всех сторон разом!

– Ильэлл! – откликнулся Им-Трайнис. – Так не мне одному сие чудится?

Ук-Мак молча покачал головой.

– Странно, – с обычной невозмутимостью молвил Эгер-Огг, – голос слыхать хорошо, а слов не разобрать. Не так ли, господин Нак-Эндарс?

Командир сидел в напряжённой позе, чуть склонив голову набок. Казалось, он прислушивается к пению. Но как выяснилось, уловил бывалый воин другое.

– Во дворе бой! – Нак-Эндарс резко поднялся и устремился к двери. – За мной!

Его слова точно рассеяли наваждение. Остальные рыцари с удивлением разобрали за тягучим повторяющимся мотивом отголоски звона клинков и обрывки воплей.

Внутри ограды действительно шла сеча. В полумраке, озарённом мельтешащим светом нескольких факелов, метались тёмные фигуры и лязгало оружие. Высыпавшие из башни рыцари на пять ударов сердца замерли, не понимая, что происходит. Они видели кочевников и эмайнских ратников, и все дрались со всеми. Под ноги Ук-Маку повалились двое мужчин, сцепившихся в яростной попытке убить друг друга. И оба носили доспехи пограничников.

– Во имя Ильэлла, что происходит?! – воскликнул Бел.

Нагнувшись, он рывком растащил дерущихся в стороны. Один из ратников глянул безумными глазами и охрипшим голосом принялся повторять:

– Демоны… демоны…

Другой, издавая дикое горловое ворчание, полоснул Им-Трайниса кинжалом. Лезвие со скрежетом скользнуло по чешуйчатой броне, а в следующий миг Дерел выбил оружие из руки атаковавшего.

– А ну, прекратить! – гаркнул солдату командир Радовника. – Иначе…

Озвучить угрозу помешало появление кочевника. Вырвавшись откуда-то из гущи свалки, он кинулся к группке рыцарей, воздев над головой топорик. Ронэ-Паул скользнул ему навстречу и мастерским выпадом вонзил меч в живот. Чуть провернув клинок, высвободил и начал поднимать для добивающего удара. Кочевник, вместо того, чтобы упасть или застыть от полученного тяжёлого ранения, живо подскочил ещё на шаг и стремительно опустил топор на незащищённую голову рыцаря. Узкое, чуть изогнутое лезвие, точно клюв хищной птицы, легко пробило кожу и кость и застряло в черепе. Часто дёргая руками и ногами, рыцарь повалился наземь.

Кочевника потянуло вслед за падающим телом. Почти в то же мгновение Нак-Эндарс отрубил руку, сжимавшую топорище, а меч Дерела прошил воина насквозь, войдя под левой ключицей. Нападавший качнулся, после подался вперёд, насаживаясь на клинок. Когда в его окровавленное тело упёрлось стальное перекрестие меча, кочевник согнулся и, вытянув шею, впился зубами в руку Ук-Мака, не успевшего надеть перчатки. Дерел шумно выдохнул от боли и принялся колотить врага левым кулаком в висок. После третьего удара, послышался глухой хруст, но кочевник продолжал стискивать зубы, по которым текла кровь вперемежку с тягучей мутной слюной.

Отшвырнув ратников, Бел кинулся к другу. Ухватив кочевника за сальные волосы, перерезал ему горло кинжалом. Увидев, что и это не помогло, продолжил пилить шею, покуда не отделил голову от туловища. Лишь после этого тусклые глаза чужака закатились, и Ук-Мак сумел высвободить руку. Морщась, он упёрся ногой в труп и потянул меч.

На него сбоку бросился один из пограничников – тот самый, что пытался зарезать Им-Трайниса. Его перехватил Нак-Эндарс. Меч командира неярко блеснул отражённым светом факела – и голова ратника покатилась по земле.

– Клянусь Ильэллом, они – мертвецы, – глухо проговорил Нак-Эндарс.

Точно подтверждая его слова, с земли неторопливо поднялся Саймон Ронэ-Паул. Подёрнутые поволокой глаза рыцаря не моргали, в черепе всё ещё торчал топор, из-за чего голова убитого клонилась к плечу.

От неожиданности Им-Трайнис пнул Ронэ-Паула ногой, отчего тот кубарем покатился по земле. Топор вылетел из раны, кровь окрасила бледное лицо тёмным. Мёртвый рыцарь вновь встал, выхватил кинжал и опять устремился к бывшим товарищам.

Ук-Мак шагнул вперёд. Правая подошва жёстко ударила утоптанный грунт, корпус повернулся скручиваясь. Удерживаемый двумя руками меч смазанной линией распорол воздух и наискось срезал голову Ронэ-Паула. Тело рухнуло и более не шевелилось.

– Колдовство, – прокомментировал командир форта, – но с ним можно совладать.

Он повысил голос:

– Собирайте людей! Зажгите больше факелов! Что на стенах?..

Под энергичным руководством Нак-Эндарса, сбитые с толку пограничники воспрянули духом и сумели потеснить нежить. Несколько человек удерживали подходы к лестницам, ведущим на стены, где другие ратники отражали нападение кочевников, штурмовавших форт снаружи.

Когда почти все мёртвые воины были обезглавлены, колдовское пение стихло. Вытирая пот, перемешавшийся с чужой кровью, командир Радовника расхаживал по двору, осматривая поле боя, подсчитывая потери и раздавая указания.

Ук-Мак с Им-Трайнисом плечом к плечу сидели на земле у стены казармы.

– Как полагаешь, закончилось? – пробасил Бел.

Дерел устало приподнял плечи.

– Не ведаю того, – его настороженный взгляд шарил по сторонам, задерживаясь на распластанных повсюду окровавленных телах. – Мыслю, нужно быть готовым ко всему.

Подумав, гигант кивнул:

– И то верно.

Опираясь на меч, поднялся.

– Пойду, водички попью. И осмотрюсь.

Глубоко втянув ноздрями пахнущий смертью воздух и медленно выпустив через рот, Ук-Мак прикрыл глаза:

– Побуду здесь пока. Дух переведу.

Им-Трайнис сверху вниз поглядел на друга, снявшего этой ночью самое большое количество голов. Значительная их часть принадлежала эмайнцам – пускай и мёртвым.

– Я и тебе попить принесу, – сказал он.

Губы Дерела растянулись в слабой улыбке:

– Спасибо.

В оставшуюся часть ночи кочевники ещё дважды пытались взять стены Радовника. Оба раза атаки сопровождались пением, поднимавшим мертвецов. Но нежить теперь лезла только снаружи, вдобавок, ратники узнали, как совладать с такими врагами. Форт удалось отстоять.

Предрассветные часы убаюкивали уставших воинов обманчивым покоем. Пограничники во главе с Эгер-Оггом сидели на стенах, гадая, нападут ли кочевники вновь. Остальных рыцарей командир Радовника вновь собрал в башне.

Кроме самого Нак-Эндарса, за столом сидели Бел с Дерелом да Элнир Анс-Мор. Ещё один рыцарь – Крегг Марн-Авилли, – тяжело раненый во время последнего приступа, лежал в своей комнате. Лион Ван-Ваэн, Саймон Ронэ-Паул и Ваурс Дренс-Калнир пали от рук нежити.

– Ночь ещё не закончилась, а мы лишились четверых рыцарей и более двух десятков простых ратников. Не все из них убиты. Но по словам лекаря, из покалеченных не каждый доживёт до завтрашнего полудня. Те же, кого не возьмут боги, сейчас не бойцы. – Неяркий свет свечи подчёркивал заострившиеся черты лица Нак-Эндарса и тёмные пятна у глаз. Из-за этого командир форта выглядел ещё старше. – Коли и дальше так пойдёт…

– Грязным дикарям, не знающим чести, посчастливилось застать нас врасплох! Ведали бы мы, что угроза исходит от оставшихся после боя покойников! Никто не ждал нападения изнутри, да к тому же от своих! Кабы ни это колдовство!– Анс-Мор ударил кулаком по столу. – Нужно было убить проклятую ведьму, когда она стояла у ворот!

Ук-Мак подумал, что, быть может, стоило отдать кочевникам палку, пусть это бы и нанесло урон гордости эмайнцев.

– Что сделано, то сделано, – слова Нак-Эндарса стали ответом и Элниру, и мыслям Дерела. – Теперь нужно решить, как нам выстоять.

– Их сила – в числе, – сказал Им-Трайнис. – Мы убиваем живых и сбрасываем со стен мёртвых, а они вновь поднимаются. Головы рубить не всегда сподручно, особливо, когда и тут и там супротивник… Нам бы сравняться с ними. А лучше – разорить лагерь и убить эту… босоркану. Если бы другой отряд ударил со стороны…

– Кстати была бы подмога, – согласно кивнул Улге Нак-Эндарс. – Но не приходится на это надеяться.

– Нужно отправить гонцов, – вскинулся Анс-Мор. – Смельчаков, что лисами проскользнут в темноте и доберутся до заставы или Фумина.

– Как они выйдут?

– Спустятся по верёвке со стены.

– Я готов, – поднял голову Дерел. – Я умею двигаться незаметно.

– Простите, любезный Ук-Мак, – запальчиво возразил Анс-Мор, – но первенство в замысле моё. И честь сего свершения должна принадлежать мне!

– Вы непревзойдённый мечник, господин Ук-Мак, – поддержал Элнира командир. – Нынче вы нужнее здесь.

Помешкав, Дерел с едва различимым вздохом склонил голову.

– Я могу пойти с господином Анс-Мором, – вызвался Им-Трайнис.

– Элнир сказал, тут нужен лис, а не буйвол, – возразил Ук-Мак. – А, зная, как ты ходишь по лесу, уместно говорить о целом стаде.

После таких слов, улыбнулся даже Нак-Эндарс.

– Господин Анс-Мор, – подвёл он итог, – возьмите двоих добровольцев из ратников и ступайте, покуда не рассвело. Поторопитесь, времени нет почти. И да хранит вас Ильэлл!

Радовник III

Заря растеклась по небосводу оранжевым огнём. И сразу полетели стрелы кочевников, раздалось пение ведьмы, по шатким, сделанным на скорую руку лестницам поползли живые и мёртвые воины…

Отбив очередную атаку, обессилевшие после бессонной ночи эмайнцы дремали прямо на стене.

Нак-Эндарс, щурясь, оглядывал дымы костров у леса, силясь определить количество врагов. Рядом молчаливо стоял Ук-Мак.

– Господин Нак-Эндарс, – к ним тихо приблизился ратник, только что поднявшийся по лестнице, – дозвольте сказать?

Командир жестом разрешил воину говорить.

– Лекарь просит передать, что трое раненых померли. И господин Марн-Авилли меж ними.

– После последнего боя убитые есть?

– Да, господин, двое.

– Отрубить головы. Всем мёртвым.

– Осквернить своих, господин? – вырвалось у ратника.

Проигнорировав допущенную вольность, Нак-Эндарс, не поворачиваясь, молвил:

– А ты хочешь, чтобы наших товарищей захватила ведьма? Чтобы лишились они заслуженного покоя и подняли мечи на живых?

– Нет, но… не гневайтесь, но не по-людски это, господин Нак-Эндарс, своим-то головы сечь… Иное дело, когда встанут…

– Поздно будет, – отрезал командир. – Даже коли я паду – и меня обезглавить до́лжно: без промедления и сомнений. Смирись, воин, нет для нас нынче ни привилегий, ни обычаев. Лишь обязанность сражаться… Господин Ук-Мак, прошу, проследите, чтобы выполнили приказ.

– Да, – коротко ответил Дерел.

Плотно сжав губы, он шагнул к лестнице.

В течение дня кочевники атаковали лишь дважды. Оба раза в бой шли только мертвецы. Живые воины поддерживали штурмующих частой, меткой стрельбой, мешавшей пограничникам достойно встречать нежить. И хотя никто из защитников форта не погиб, забот у лекаря прибавилось.

– Лишь Мишиморн может умереть, – докладывал целитель Нак-Эндарсу. – Ещё двое в ближайшие дни – не бойцы. Прочие к вечеру вернутся на стену.

– Следи за умирающими в оба глаза, – сурово распорядился командир Радовника. – Как кто перестанет дышать – голову долой.

– Помню и исполню в точности, – голос лекаря звучал безрадостно, но был твёрд.

– Ступай.

Нак-Эндарс и сам повернулся и широкими шагами направился к лестнице на стену. Оказавшись наверху, из-под руки оглядел даль.

– Не видать подмоги?

– Не было никого, – отозвался дозорный.

– И не будет, – раздался мрачный голос Эгер-Огга.

Рыцарь сидел у заборола, положив на колени обнажённый меч. Со скрежетом водя по клинку точилом, старался загладить зазубрины.

– Объяснитесь, господин Эгер-Огг!

Рудге безнадёжно взглянул на командира. Обычно тщательно выбритое лицо рыцаря покрывала белёсая щетина, подчёркивавшая запавшие от усталости щёки.

– Во время последнего приступа я отправил уважаемого Анс-Морна на Небесную равнину… если в его мёртвом теле ещё был дух. Сам не видел, но предполагаю, что среди штурмовавших форт кочевников находились и оба его спутника.

Уголки губ Нак-Эндарса опустились, глаза потухли.

– Уверены ли вы, что он то был? – глухо спросил командир.

– Готов прозакладывать душу, – Эгер-Огг отвёл взгляд и вновь принялся точить меч. – Видел его ближе, чем вас сейчас… Никто нам не поможет. Мы все останемся здесь.

Улге Нак-Эндарс некоторое время пристально глядел на него. После перевёл взгляд на небо. Оно уже начало темнеть, но далеко-далеко в вышине, облака, похожие на высыпавшиеся из перины растрёпанные пушистые перья, всё ещё светились пронзительной белизной.

– Вот какова участь наша, – тихо пробормотал старый воин. – Суровы боги. Но быть по сему!

Узнав о том, что надежды на спасение нет, Им-Трайнис и Ук-Мак переглянулись.

– Нужно было мне отправиться за подмогой, – сказал Дерел.

– Наверное, – согласился друг. – Пойдём, что ли, поедим напоследок?

Сидя за столом в башне, Ук-Мак крепко сжимал кружку с водой, которую ни разу не пригубил. Его загорелый лоб прорезали морщины, карие глаза невидяще глядели в бревенчатую стену.

Бел флегматично жевал кусок жареного мяса, с хрустом закусывая луковицей.

– Нужно прикончить ведьму, – сказал вдруг Дерел.

– Мысли и слова твои мудры, как всегда, – откликнулся друг. – Вот только нет возможности добиться желаемого. Иначе мы бы не готовились к худшему, а пили бы вино на победном пиру… Пожалуй, возьму на стену бутылку мильзенского. Хуже-то не будет…

– Главная трудность – выбраться из форта, – продолжал пограничник.

– И мяса тоже возьму, – кивнул Им-Трайнис. – К чему вино без доброй закуски?

– Ежели живому со стены не спуститься, так, чтобы его не заметили, может, мёртвому удастся?

– Наверняка, – с готовностью кивнул приятель. – Мертвецов они ценят, из них получаются хорошие слуги ведьмы.

– Надо чтобы враги думали, что лазутчик мёртв… Если прикинуться убитым и упасть со стены…

– То прикидываться тебе не придётся, ибо сломаешь шею, – закончил Им-Трайнис. – А после встанешь, отряхнёшься и полезешь обратно, чтобы прикончить парочку-другую товарищей.

– Должен же быть способ… – Дерел покачал головой и умолк в разочаровании.

В комнату вошёл Эгер-Огг. Не снимая пояса с мечом, уселся на один из свободных стульев. Несколько ударов сердца глядел на Бела, затем с гримасой сказал:

– Завидую я вашему аппетиту, господин Им-Трайнис. Мне вот кусок в горло не идёт.

– Тогда выпейте, – невозмутимо посоветовал Бел.

В холодных глазах Эгер-Огга сверкнул огонь. Но тут же пропал, зато по губам скользнула тень улыбки.

– Быть может, это и неплохая идея, господин Им-Трайнис.

– Я дурного не посоветую, – всё так же спокойно и доброжелательно заявил гигант. – И сам сделаю то же самое.

– Вы чудесный товарищ для последнего дня, – на этот раз Эгер-Огг улыбнулся по-настоящему. – Жаль, что прежде нам не доводилось много общаться.

– А если надеть несколько гамбезонов и броню? – внезапно сказал Ук-Мак.

– О чём ты, Дер? – ошарашенно воззрился на него Эгер-Огг.

– Размышляет, как соскочить со стены и не убиться, – ответил за товарища Бел.

Брови Эгер-Огга удивлённо взметнулись, но почти сразу вернулись на место.

– Тогда поддоспешники тебе не помогут. Лучше залезь в ящик или бочку: даже если не уцелеешь, хотя бы пару степных ублюдков пришибёшь.

Ук-Мак открыл рот, чтобы сказать какую-то колкость, да так и замер. Не дождавшись ответа, Эгер-Огг повернулся к Белу:

– Что вы говорили о выпивке, господин Им-Трайнис?

– Бочка! – воскликнул Дерел вскакивая. – Где командир?!

– На стене, – сообщил Эгер-Огг.

– Спасибо, Рудге, – проходя мимо рыцаря, Ук-Мак от души хлопнул его по плечу. – Благодаря тебе, может, и выйдет.

– По-моему, он повредился разумом, – проводив Дерела взглядом, промолвил Эгер-Огг.

– Это вряд ли, – возразил Им-Трайнис. – Скорее, придумает что-нибудь от отчаяния. Такое и раньше бывало. Скажем, когда служили мы в наёмном отряде у барона Лин-Виалдо. Однажды предали нас, окружили и загнали в лесное болото. Кое-кто потонул, остальные готовились к смерти. Тогда Дерел сделал штуки на ноги, похожие на небольшие плетёные щиты. Сказал, что на таких топь одолеем.

Иные воины решили прорываться с боем, другие послушали Ук-Мака. Побросали мы тогда доспехи, оставив лишь мечи. И в одном исподнем, на этих щитах пошли по трясине. Нелегко было: и обувка чудна́я носками за мокрый мох цеплялась, и падали мы не раз, и замёрзли так, что кости заледенели. Но ушли живые. А те, кто остался – полегли до единого.

Эгер-Огг несколько ударов сердца размышлял над услышанным. После сказал:

– Коли чрез него явят боги чудо и уцелеем мы, клянусь Ильэллом, в тот же день оставлю службу. Уеду туда, где ни неведомых тварей, ни бродячих дикарей, ни демонской волшбы.

– Но прежде выпьем вина и напоим мечи кровью! – с подъёмом заявил Бел.

– Я же говорю: отличный вы товарищ для последнего дня, – криво улыбнулся Эгер-Огг. – Где там ваше вино?

Кочевники напали прежде, чем Ук-Мак сумел отыскать командира. Под унылый ведьминский напев на стены упрямо лезли мертвецы с немигающими тусклыми глазами, и живые воины, издававшие воинственные кличи. Наткнувшись на копья и мечи защитников, они падали, затем вставали и вновь взбирались по лестницам. Кое-кому удавалось перебраться через острия ограды и тогда на стене разгорался бой. Эмайнцы старались побыстрее убить прорвавшихся, а те с безрассудной отвагой или безумием давили на пограничников, давая шанс подняться другим штурмующим.

Отбив первый за ночь приступ, и потеряв ещё двоих, ратники сидели в тягостном молчании. Бывалые солдаты видели, как тают их силы и немногие надеялись узреть зарю. С опаской вслушивались они в звуки ночи, ожидая, когда же вновь послышится голос ведьмы.

Вместе со своими бойцами Нак-Эндарс готовился к новой схватке. Шагая по боевому ходу, он подбадривал людей, говорил о силе и стойкости эмайнцев, разжигал ярость, напоминая об убитых товарищах. Дерел перехватил его, когда командир почти замкнул круг. Выслушивая идею Ук-Мака, Нак-Эндарс стоял, насупившись, исподлобья глядя в темноту за стеной. Затем с десяток ударов сердца молчал.

– Не верю, что выручит нас сия выходка, – вымолвил он, наконец. – Дозволяю лишь потому, что вижу в том единственный шанс отомстить проклятой колдунье за гибель эмайнских мужей. И потому, – его голос зазвучал совсем тихо, чтобы не услыхал никто поблизости, – что каждый рыцарь волен выбирать свой конец.

Ук-Мак не стал спорить. Поклонившись, поспешно отправился искать Бела.

Им-Трайнис в компании Эгер-Огга выпивал на северной части стены. Рыцари передавали друг другу глиняную бутылку с отбитым горлышком, изредка перекидываясь короткими фразами.

– Бел… и Рудге, мне требуется ваша помощь.

– Мы можем допить? – деловито осведомился Им-Трайнис.

– Нет времени.

Не задавая вопросов, Бел поставил бутылку под ноги:

– Командуй.

Пока Им-Трайнис помогал другу устроиться в бочке, заботливо обкладывая облачённого в кожаный доспех кочевников Дерела гамбезонами и сеном, Эгер-Огг руководил ратниками, поднимавшими на стены пустые и полные бочонки. Воины втащили почти все, когда над спящей землёй опять поплыла песнь ведьмы.

– Пора, – сказал Им-Трайнис. Кинув на голову Ук-Маку ещё один гамбезон, он поставил деревянный диск-крышку и закрепил несколькими могучими ударами кулака. – Да поможет тебе Ильэлл.

Рывком оторвав от земли тяжёлый груз, рыцарь взвалил его на плечо и двинулся к стене, наверху которой уже раздавался звон клинков.

Хотя бочка упала не отвесно, а сперва скользнула по лестнице, сшибая взбиравшихся кочевников, затем грузно рухнула на их тела, Ук-Маку показалось, что из него вышибли дух. В голове гудело, по левой руке растекалась ноющая боль. Не издав ни звука, рыцарь, скрючившись, лежал, прислушиваясь к шуму вокруг.

При падении бочка затрещала, но не развалилась. Выпало лишь днище: вылетевшие наружу пук сена и старый поддоспешник открыли ноги рыцаря. В темноте никто этого не увидел и Дерел молил богов, чтобы жадные до добычи кочевники не заинтересовались содержимым бочки.

Но атакующим было не до того. Со стены, калеча и убивая, сорвалось несколько бочонков – и ни к одному никто не подошёл. У мёртвых воинов имелось лишь одна цель, а живых захватило безумие битвы. А потом всех отвлекли открывающиеся ворота. Это Нак-Эндарс вывел остатки гарнизона в последний бой.

– Ратники! – гаркнул он, сев на коня. – Нас осталось слишком мало и стен нам не удержать. Если спрячемся в башне – враги сожгут нас, будто поленья в печи. Так выйдем же в поле, чтобы умереть на просторе. А перед смертью заберём с собой как можно больше дикарей! Покажем им силу нашего оружия! Пусть их вдовы со слезами вспоминают эту ночь, а дети дрожат при звуках эмайнского боевого клича! Эмайн!

– Эмайн! – поддержали бойцы.

Копыта десятка лошадей застучали по опустившемуся мосту, завыл рог. Улге Нак-Эндарс скакал впереди, выставив копьё. Рот командира Радовника кривила злая усмешка: атака обречённых должна была стянуть все силы кочевников и позволить Ук-Маку отомстить за погибший форт.

Ожидания Нак-Эндарса оправдались. Растревоженным пчелиным роем нежить покинула лестницы и стену и бросились на вырвавшихся конников. Следом потянулись живые варвары.

Услышав, что шум битвы резко переместился, Дерел, извиваясь, вылез из бочки. Подхватил обломок лестницы, выбрался из рва. Недоумённо поглядев туда, где мелькали огни, слышались крики, звон клинков и конское ржание, рыцарь припустил в сторону лагеря кочевников. Поначалу он бежал, пригнувшись, настороженно ловя каждый звук. Но убедившись в том, что вокруг нет врагов, помчался, не скрываясь и не заботясь о шуме.

К его удивлению, лагерь оказался практически пустым. Оставшись без присмотра, одни костры начали угасать, другие разгорелись сильнее необходимого, разбрасывая по сторонам искры. Где-то в зарослях всхрапывали привязанные лошади. И лишь трое воинов, напряженно всматриваясь туда, откуда доносились звуки сражения, стояли у шатра, в котором пела колдунья.

Услыхав шаги рыцаря, один из охранников повернул голову. Увидев в дрожащих отсветах костра фигуру в знакомых доспехах, воин что-то спросил на своём языке. Опустив голову, Ук-Мак неопределённо махнул больной рукой. Быстро приблизившись, стремительными взмахами меча в мгновение ока обезглавил двоих. Третий кочевник закричал и тут же умолк, захлебнувшись кровью: рыцарский клинок с идеальной точностью пронзил горло, ткнувшись остриём в позвоночную кость. Упав, труп сразу начал подниматься, попав под влияние колдовской песни. Дерел с каменным выражением лица отрубил нежити голову в момент, когда мёртвое тело встало на четвереньки.

Ук-Мак повернулся к шатру – и в тот же миг его сшибло с ног. Покатившемуся кубарем воину почудилось, будто на него прыгнул какой-то зверь. Но, вскочив на ноги, Дерел увидел человека. Тот стоял спиной к костру, поэтому рыцарь различал лишь чёрный силуэт, обрамленный по контуру мягким оранжевым сиянием. Напавший был худ и высок. Чуть пригнувшись, растопырив руки со скрюченными пальцами, кочевник напоминал изготовившегося к броску хищника.

Дерел быстро шагнул к выроненному при падении мечу, тускло поблескивавшему в траве. Соперник оказался проворнее: одним нечеловечески длинным прыжком преодолел разделявшее их с рыцарем расстояние и вновь сбил Ук-Мака на землю. Ловко кувыркнувшись, кочевник тут же вскочил и бросился на только начавшего подниматься рыцаря. Опрокинул Дерела на спину и, точно волк, потянулся зубами к горлу. Поражаясь невероятной силе врага, Ук-Мак обеими руками упёрся в его нижнюю челюсть, запутавшись пальцами в длинной бороде.

Теперь свет находившего в отдалении костра освещал лицо нападавшего и рыцарь узнал старика, сопровождавшего ведьму. И если тогда тот выглядел разгневанным, то сейчас стал буквально олицетворением бешенства. Выпученные в ярости глаза горели отражённым светом, ноздри раздувались, меж оскаленных длинных зубов сочилась пена, капая на Ук-Мака.

Рыцарь дёргался и извивался, пытаясь сбросить противника. Безрезультатно: в поджаром теле скрывалась необъяснимая мощь. Тогда Ук-Мак, скользнув ладонью правой руки по заросшему морщинистому лицу, переместил пальцы к глазам старика. Кочевник моментально выпустил воина и откатился в сторону. Дерел, не выпуская его из вида, поднялся.

Двигаясь легко и стремительно, старик начал обходить его. Рыцарь, вытащив кинжал, поворачивался на месте.

При всём мастерстве фехтовальщика, Дерел с задержкой среагировал на атаку – настолько быстро двигался противник. Без особого труда избегнув запоздалого удара клинком, старик растопыренной пятернёй наотмашь ударил рыцаря. Ук-Мака отбросило назад, на жёстком нагруднике из нескольких слоёв варёной кожи остались вмятины и борозды от пальцев.

Настороженно следя за врагом, вновь принявшемся кружить вокруг него в полумраке, рыцарь встал в защитную стойку.

Он понял, с кем довелось столкнуться. Подобных воинов, обладавших огромной силой и невероятной ловкостью, дравшихся без оружия, кочевники называли верфаркасами – людьми с душой зверя. По преданиям, источником их мощи были многолетние изнурительные тренировки и волшба. Говорили, что верфаркас превосходит дюжину обычных воинов, и что ни один клинок не способен причинить вред подобному бойцу. Ук-Мак не знал, правда то или нет. Но не сомневался, что старик очень опасен.

Очередная атака не застала рыцаря врасплох. Впрочем, отразить её Дерел толком не сумел. Лишь увёл из-под удара шею, перенеся вес на правую ногу и развернув корпус. Словно выкованные из железа, пальцы кочевника вскользь проехались по нагруднику, разорвав один из удерживавших его ремней.

Следуя взглядом за вновь отскочившим назад верфаркасом, Ук-Мак подумал, что тот сражается довольно однообразно, будто огромная кошка, бьющая когтистой лапой. Вот только сила ударов была медвежьей.

Мысль о буром властителе лесов навела рыцаря на идею. Он решил использовать против старика его же силу и скорость. На медвежьей охоте не охотник пронзает зверя – тот сам насаживается на умело подставленную рогатину. Пускай и верфаркас сделает то же самое.

Когда кочевник вновь напал, Ук-Мак не пытался ни уклониться, ни ударить в ответ. Все силы рыцарь бросил лишь на то, чтобы вовремя переместить остриё кинжала туда, где, по его мнению, должен был оказаться противник.

Боль пронзила левое плечо Дерела, рука повисла, плотная ткань рукава начала набухать от крови. Но и старик, отпрыгнув назад, понес урон: замшевая рубаха почти в центре груди оказалась распорота, в прорехе виднелась окровавленная рана.

Дерел скривился: не столько от боли, сколько от досады – он намеревался попасть в сердце. Увы, верфаркас двигался быстрее и рыцарю не хватило скорости. Кинжал прорезал кожу, мышцы и даже оцарапал грудину, но рана не была смертельной.

– Киг‘йо, – в гневе выкрикнул старик.

Ук-Мак плохо знал язык кочевников. Вроде слово означало «червь», «гадюка» или что-то в этом роде. А через мгновение рыцарю стало не до чужого наречия. Разъярённый верфаркас набросился, будто десяток росомах. Стремительно налетая с разных сторон, он, глухо рыча, бил руками и ногами. От обуявшего старика боевого безумия, удары стали быстрее, потеряв в силе и точности. Но Дерелу от этого не полегчало. Как и любого рыцаря, его прежде всего учили биться с оружием в руках. И хотя Ук-Мак кое-что умел и без него, этих навыков не хватало, чтобы выстоять под напором зверя в человеческом облике. Отступая под градом ударов, рыцарь лишился кинжала. Тело покрылось синяками, ссадинами и ранами; в голове гудело, правый глаз заплыл, рот наполняла кровь. Несколько раз Дерел падал, но снова и снова упрямо поднимался. И опять отходил к последнему убитому им воину.

Поскользнувшись на залитой кровью листве возле трупа, Ук-Мак упал на колено. Это спасло рыцаря. Над ним загудел воздух, и руки верфаркаса с хлопком сошлись там, где только что была голова Дерела. Не успев осознать, что ему чуть не размозжили череп, Ук-Мак упёрся ладонью в землю, собираясь встать – и ощутил под рукой холод лезвия меча мёртвого кочевника. Без раздумий рыцарь вцепился в него, игнорируя кровь, полившуюся из разрезанной ладони. Со сдавленным стоном подхватил снизу второй рукой и, качнувшись вперёд, вогнал остриё в пах схватившего его за волосы старика. Продолжая мёртвой хваткой удерживать оружие, Дерел рывком поднялся, вспарывая живот верфаркаса. Почувствовав, что клинок уткнулся в рёбра, подался назад, высвобождая его. А затем двумя ударами отрубил врагу голову.

Не давая себе ни мгновения роздыха, рыцарь, шатаясь, направился к шатру, откуда продолжала течь магическая мелодия.

Ведьма сидела на коленях, на расстеленной овечьей шкуре. Перед ней стояла небольшая жаровня, источавшая дым, пахнувший древесным углем и какими-то травами. Чуть покачиваясь из стороны в сторону, женщина пела. Она не умолкла, даже когда кожаный полог откинулся и внутрь ввалился Ук-Мак.

Неторопливо подняв меч одной рукой, Дерел ненадолго застыл, примеряясь с такой бесстрастностью, будто отрабатывал рубку на связке тростника. С шумным выдохом обрушил клинок, вкладывая в удар оставшиеся силы. В наступившей тишине поглядел на распростёртое у ног тело. Кончиком меча сбросил с лица ведьмы черно-красный покров. Потом вышел наружу, наполняя лёгкие прохладным лесным воздухом, в котором чувствовался муторный аромат крови.

Солнце раздражающе светило в глаза. Подняв правую руку, Ук-Мак прикрыл их предплечьем.

Рыцарь лежал в повозке, на нескольких заботливо расстеленных шкурах. Обе его ладони были замотаны тряпками, заскорузлыми от подсохшей крови. Левое плечо упиралось в плечо ратника, Драги. Воин то ли спал, то ли находился в беспамятстве.

Телегой, катившей по лугу, раскинувшемуся между перелесками, правил Бел. Крупный рыцарь в побитой и посечённой броне напоминал старую крепостную башню, простоявшую не одно десятилетие и пережившую множество штурмов.

– …Когда мы прорвали первые ряды, я уж решил, что и до леса доберёмся, – продолжал рассказ Им-Трайнис. – Но тут мертвяков стало больше. Они кидались под ноги лошадей, хватались за упряжь, за нас… Нак-Эндарс был впереди – первым и погиб. И многие за ним ушли… Что за свалка была! Темно, ни зги не видать, только звон оружия, да крики… Думал я, что всё, вот он, край. А потом и думать перестал – лишь махал мечом… И как завывание колдовское стихло не сразу заметил. Только после понял, что легче стало. Оказалось, немало мы кочевников до того посекли – и против нас большей частью мертвецы стояли. Как ведьмы проклятущей не стало, так и они попадали. Живые кочевники недолго держались. Как увидели, что колдовство развеялось – заорали что-то, да разбежались. У нас в ту пору лишь шестеро ещё дышали. Да и из них не все до рассвета дотянули. Уж как я обрадовался, когда тебя живого нашёл! Так что, от всего воинства Радовника только и остались мы с тобой, да Эгер-Огг. Ещё ратник Виррел – он сейчас с Рудге верхом дорогу разведывает. И Драги – единственный уцелел среди прежних покалеченных в форте.

С десяток ударов сердца Им-Трайнис молчал. Слышалось поскрипывание колёс, шорох ветра в высокой траве, стрекот кузнечиков.

– Это ж надо, из-за одной ведьмы столько мужей полегло, – наконец, заговорил Бел, сокрушённо качая головой. – А ведь сама – девчонка ещё. Зим четырнадцать, не боле…

Перед мысленным взором Ук-Мака вновь встало некрасивое бледное лицо с россыпью мелких веснушек, остекленевшими светло-карими глазами и словно в удивлении открытым ртом.

– Одни беды от этого колдовства, – закончил Им-Трайнис. Резко тряхнув вожжами, прикрикнул: – Шевелись, волчий корм!

– У тебя вина не осталось? – сипло спросил Дерел.

– Увы, нет, – мотнул головой друг. – Что со стены не скинули, бросили в Радовнике. Но ты потерпи, Фумин уж недалече. Там и лекарь найдётся, и выпивка. Пока могу дать лишь воды.

– Не хочу, – ответил Ук-Мак.

Убрав руку, он открыл глаза. Щурясь, уставился в высокую голубизну. Небо затягивало, освобождая от мыслей и боли. Время словно замедлилось до бесконечности; пустота сверху и равномерная тряска телеги убаюкивали. И постепенно рыцарь задремал, не видя снов.

Пустошь демона I

…Когда люди соскакивали с замедлившихся возов, баба в красном головном платке с криками вцепилась в пожитки.

– Енто всё, что за душой есть! – голосила она. – Не можно енто бросать!

– Заткни её немедля, – прошипел ратник по имени Урдан мужу расшумевшейся женщины. – Коли кочевые намотают на копья ваши кишки, барахло без надобности будет.

– Дык, как мы без скарбу-то? – растерянно забормотал мужик. – Тама и одёжа, и всякое…

– Сам хуже бабы, – сердито обронил ратник, сжимая кулак.

– Молчать, смерды! – Ван-Ваэн, поравнявшись с телегой, презрительно оглядел спорщиков. – Станете задерживать нас – собственноручно головы отрублю.

Мужик посерел, устрашившись не столько угрозы, сколько равнодушного тона: он более всего выдавал, что рыцарю и впрямь ничего не стоило прикончить мешкавших простолюдинов.

– Слыхала, дура?! – поспешно развернулся он к жене. – Кидай узел, покуда живота не лишились!

Женщина, давясь рыданиями, упрямо помотала головой и ещё пуще вцепилась в грубую ткань.

– Да шоб тебя демоны утянули! – мужик в сердцах ухватил бабу за ворот верхнего платья и рванул, намереваясь сдёрнуть её с повозки.

Ткань затрещала, расползаясь. В дыре показалась нижняя рубаха.

– Что ж ты на глазах у людёв-то! Срамишь меня! – ещё громче закричала женщина, стягивая вместе разорванные края одежды.

– А ну, заткнись, стерво! – подскочивший Урдан наотмашь врезал по пухлой физиономии. – Щас все из-за тя подохнут!

Баба повалилась на дно телеги. Привстала, ошалело хлопая глазами и сдавленно мыча. Из уголка рта потекла кровь: то ли от разбитой о зубы щёки, то ли от прикушенного языка. По круглому лицу лились слёзы, в правой ноздре повисла длинная сопля.

– Вон из телеги, – страшным голосом скомандовал воин.

Баба, всё ещё цепляясь за пожитки, перекинула ногу через низкий бортик. Урдан нетерпеливо схватил её за руку, резко потянул. Потеряв равновесие, переселенка всем телом тяжко шлёпнулась на землю. Следом выпал узел. Ратник с искажённым лицом пнул мягкий ком, загоняя в заросли придорожных лопухов.

– В лес, живо!

Люди покорно подчинились.

– Молт, веди их в чащу, – распорядился Каркси Дуб.

Сам он, обнажив меч, затаился в кустах возле дороги. Неподалёку с топором в руках устроился Урдан.

Шум, сопровождавший движение обоза, отдалился и постепенно затих. Некоторое время слышался только шепчущий шелест листвы. Где-то через пятьдесят-семьдесят ударов сердца, на дороге показались кочевники. Полтора десятка верховых неторопливо проехали мимо затаившихся эмайнцев, негромко переговариваясь и почти не глядя по сторонам.

Когда глухой топот копыт умолк, ратники с облегчением переглянулись – пронесло.

– Шибче, шибче! – подгонял Молт, настороженно поглядывая назад, в сторону дороги.

Напуганные люди торопливо шагали по упругой слежавшейся листве. В лесном сумраке напряжённые лица мужчин выглядели злыми и уродливыми. Бледные женщины с трудом сдерживали рыдания; одна, быстро шевеля губами, молилась.

Почти невидимый в бороде рот воина скривился: переселенцы шумели, будто выводок диких свиней. Добро, что бабы хоть причитать перестали. Сразу надо было крикучей по уху дать – такие лишь так разуметь починают.

Ратник в очередной раз оглянулся. Куда Каркси с Урданом запропастились? Звуков драки вроде не слыхать – ни теперь, ни прежде. Неужто кочевники исхитрились обойти их, а сейчас настигают беглецов?

– Шибче! – вновь подогнал Молт переселенцев. – Шибче, коли сгнить в энтом лесе не хочете!..

Урдан с Каркси шли меж деревьями споро, но тихо. Потому идущих впереди услыхали раньше, чем нагнали.

– Шуму от них – до самого Фумина, – досадливо сказал Урдан. – Кочевые, видать, в конец тугоухие, раз не почуяли эдаких телепней.

– Сплюнь, шоб не сглазить.

Настигнув беглецов, Каркси заметил, как просветлело лицо Молта. Ободряюще кивнув ему, Дуб занял место впереди. Обоих ратников отправил в конец вереницы:

– Поотстаньте чуток и сторожите отряд сзаду.

– Да какой энто отряд, – сплюнул Урдан. – Распоследняя пьянь в «Огоньке» смекалистей и тише будет.

– Помаются в приграничье чуток – обтешутся да выучатся, коли жить хотят, – спокойно ответил десятник. – Всяко должны мы ныне не судить-рядить, а довесть их в невредимости, как господин Ук-Мак наказывал.

– Ну, помогай нам владыка Ильэлл, – вздохнул Молт.

Покуда эмайнцы продвигались вглубь леса, на дороге вновь появились кочевники. Пятеро верховых направлялись в ту же сторону, что их соплеменники. Из-за малочисленности чувствовали они себя не так уверенно, потому помалкивали, внимательно зыркая по сторонам.

Приметив что-то среди зелени, молодой воин направил лошадь к краю дороги. Чуть склонившись в седле, ткнул копьём вниз. Потревожив широкие листья, поднял груз и окликнул спутников. Остановившись, те уставились на узел, повисший на острие вытянутого листовидного наконечника.

Самый старый в группе воин подъехал ближе, повелительно протянул руку. Молодой послушно склонил древко, передавая находку. Распоров ткань ножом, кочевник по одной доставал вещи: войлочную шапку, женскую накидку из грубой шерсти, яркий платок, безрукавку из овчины… Приблизившись, остальные всадники возбуждённо загомонили. Небогатые наряды пошли по рукам, кое-что исчезло в седельных мешках.

Покуда остальные делили добычу, молодой кочевник спешился и вернулся туда, где обнаружил узел. Согнулся, разглядывая землю и листву. Потом и вовсе встал на четвереньки. Будто большой пёс, осмотрел заросли, опад, кусты на границе леса.

Вернувшись к соплеменникам, заговорил, то указывая в сторону чащи, то демонстрируя растопыренную пятерню. Умолкнув, товарищи выслушали его. Заспорили. Троим, включая молодого следопыта, хотелось поискать тех, кто недавно ушёл в лес. Старший настаивал, что нужно ехать дальше, то и дело поминая босоркану. Ещё один колебался, разрываясь между чувством долга, охотничьим азартом и жадностью.

Наконец, старший сдался. Махнув рукой, отъехал к обочине, легко соскочил на землю. Ведя коня в поводу, зашагал в лес. Следом потянулись остальные.

Привязав лошадей к деревьям там, где их не было видно с дороги, воины гуськом двинулись по следам переселенцев.

Прислонившись плечом к стволу вяза, Молт ковырял пальцем в носу. Со скучающим видом вытер грязный ноготь о грубую бороздчатую кору.

– Ну, ты чё там? – вполголоса позвал товарища. – Подох от натуги?

– Закройся, – Урдан, поправляя истёртый ремень, выступил из высокого кустарника. – Ходу.

Молт отлип от дерева, сделал шаг и вдруг замер, повернув голову влево.

– Чаво… – второй ратник осёкся, увидев предупреждающий жест. Присел, всматриваясь в зелень.

Молт вновь нырнул под прикрытие древесного ствола. Осторожно выглядывая, задержал дыхание, чтобы лучше слышать. За негромкими лесными звуками ему чудился едва уловимый шум движения и воин силился понять, крадётся то зверь или шагает человек.

Шедший впереди кочевник остановился. На обветренном, красно-коричневом от загара лице застыло сосредоточенное выражение. Вытянув шею и подняв повыше нос, воин потянул воздух. Пригнувшись, снова засопел, принюхиваясь.

Четвёрка позади остановилась, не издавая ни звука.

Старший постоял в задумчивости, пронзая взглядом пространство между стволами. Резкими взмахами обеих рук приказал спутникам рассыпаться. Те сноровисто исполнили команду. После двинулись вперед медленно, то и дело припадая к земле, точно лисы, подбирающиеся к лесной куропатке.

Кочевника выдала легонько качнувшаяся веточка. Урдан, замерев, уставился туда, где всё ещё покачивались листья, напоминающие чуть вытянутые сердечки. И тут же появился силуэт, скользнувший от куста к дереву поблизости.

Ратник покосился на товарища, желая узнать, заметил ли тот врага. Молт во все глаза смотрел в направлении кочевника. Будто почувствовав взгляд Урдана, чуть повернул голову, опустил и поднял веки.

Урдан ткнул указательным пальцем в сторону чужака, после провёл большим поперёк горла. Молт помедлил, изучая окрестности. Затем кивнул.

Урдан, потихоньку двинулся вбок, намереваясь подобраться к кочевнику справа. Его спутник поначалу наблюдал за лесом, а потом отвлёкся на товарища, скрытно приближавшегося к цели. Кочевник тоже не стоял на месте. Осмотревшись, тенью проскользнул к другому дереву. Глянул вперёд. Затем неожиданно для эмайнцев, перевёл взор туда, где находился Урдан, и застыл прислушиваясь.

Мысленно бранясь, Молт протянул руку и легонько качнул гибкую ветвь куста. Кочевник тут же уставился на трепещущую листву.

Воспользовавшись моментом, Урдан одним прыжком преодолел оставшееся расстояние, в броске занося над головой топор. Среагировав на звук, кочевник резко повернулся, неосознанно вскинул согнутую руку, точно надеясь защититься от мощного удара.

Носок топора, рассекая кожу и пробивая кость, вонзился в лицо воина, чуть наискось разрубив переносицу. С шумом ломая низовую поросль, кочевник упал. Брызнув сорвавшейся с лезвия кровью на древесную кору, ратник ударил снова.

Между деревьями поодаль мелькнул силуэт – к Урдану бежал ещё один варвар. Издавая воинственные крики, он грозил изготовившемуся к бою ратнику мечом. Но прежде чем воин добрался до пограничника, из-за деревьев прилетела стрела, пробив Урдану правую щеку и выйдя из левой. Ратник с невнятными звуками пошатнулся. Подоспевший кочевник с мечом попытался обезглавить воина. Удар оказался недостаточно точным и сильным: лезвие скользнуло по низкому вороту кольчуги и глубоко порезало шею. Обливаясь кровью, Урдан рухнул. Тогда кочевник, ухватившись за рукоять обеими ладонями, проткнул ратнику живот, налегая на меч всем весом.

Молт, кинувшийся было к товарищу, увидел, как из-за деревьев к месту схватки спешат другие чужаки. Пригнувшись, ратник юркнул назад. Прислушиваясь к возбуждённому говору кочевников, стоявших над телом соплеменника, начал понемногу пятиться. Затем повернулся и, осторожно ступая, скрылся в чаще.

– Скоко их? – сосредоточенно глядя перед собой, уточнил Каркси.

– Четверых видал, – дыхание Молта всё ещё не успокоилось. – Окромя того, что Урдан изничтожил.

– Мыслишь, больше их там?

Молт уверенно кивнул:

– Энти паскуды помалу не бродят. Как есть, цельной ватагой нас сослеживают.

– Как прознали об нас? – хмуро размышлял Дуб. – Тихо ж с дороги улизнули.

– До лесовиковой задницы мне энти «как?» да «пошто?», – Молт через шаг озирался. – Ты нонеча за главного, гри, как быть, шоб на корм волкам да лисам не пойти.

– Токмо бежать что есть мочи. Не засадку же с бабами устаивать…

– Ох, сгинем мы тута, – сплюнул Молт.

– Утихни, – негромко приказал Каркси. – Прослышит бабьё с мужиками, накладут в штаны, да такое устроят, что кочевые мигом нас разыщут.

– Шоб демоны сожрали энту шушваль, – пробурчал Молт, в мыслях кляня свою долю и люто завидуя тем, кто отправился в Радовник.

Как ни старались ратники увести селян, кочевники понемногу настигали.

– Вдокон близко, – вполголоса докладывал Молт, вернувшись из разведки. Воин выглядел угрюмо. – Хучь не торопются, сторожко идут, а все ж нагоняют.

Каркси, хмурясь, смотрел под ноги.

– Значица, прибавим.

– Мы-то влёгкую, а оберёмки наши – нет. Особливо та, шо с дитятей плетётся.

Разговаривая, воины вышли к месту, где стало чуть светлее. Остановив людей, порубежники вдвоём отправились выяснять, что к чему. Несколько шагов – и они уставились на пустошь, раскинувшуюся вправо и влево, насколько хватало взора. Противоположного конца прогалины было не видать из-за тумана, густевшего прямо на глазах.

Каркси недоумённо оглядел небо с редкими лёгкими облачками, чья светящаяся белизна резала глаза, привыкшие к лесной тени. После принялся рассматривать землю под ногами. Ратнику казалось, будто боги отделили каменистую равнину от леса ножом невероятных размеров – такой ровной и резкой была граница между растительностью и голой землёй. Лишь в нескольких местах чёткую линию смазывала нанесённая ветром сухая листва.

– Чудное местечко, – сказал, наконец, Каркси. – Но, мабудь, и хорошо, што вышли мы сюда. По ровному и идти легше, и в тумане скроемся. От он какой густой.

Молт не разделял его чаяний. Он с подозрением и опаской пялился на неподвижную белёсую муть.

– Ежли энто то, об чём слыхал вдавне, негоже нам тама шаболдаться. Дурное место. Погибельное. Сказывают, кто туды зайдёт – тому не жить.

Каркси, не ожидавший подобного от спутника, да ещё в такой момент, осерчал. Длинный шрам на его лице потемнел от прилившей крови.

– Толкуешь, будто страшливый мужичок из пришлых! Туману в лесу напужался. Всем нам помереть, коли от кочевых не уйдём.

Молт часто закачал головой:

– Не разумеешь, шо несёшь, Дуб. Ты как знашь, а я туды не полезу.

– Молт, – понизив голос, предостерегающе произнёс Каркси, – супротив приказу идёшь. Сам ведаешь, што за эдакое будет.

Вместо ответа, Молт развернулся и быстро зашагал вдоль кромки пустоши, понемногу заходя в лес. Когда он скрылся в зарослях, Каркси скверно выругался и направился к ожидавшим переселенцам.

Ободряюще улыбнувшись встревоженным людям, сказал:

– Не робейте, боги на нашей стороне. Щас схоронимся в тумане – ни один кочевой вовек не сыщет!

Кочевники вышли к пустоши немногим позже того, как вереница мужчин и женщин скрылась в клубящейся пелене. Услыхав отдалённые отголоски шагов, молодой воин кинулся было следом, но его удержал старший, вцепившись в рукав выше локтя. На нетерпеливый вопрос соплеменника самозваный вождь покачал головой. Раздражённо дёрнув плечом, молодой кочевник высвободился из хватки. Шагнул к ровному краю, где подлесок без перехода упирался в поверхность, усеянную плоским тёмными, будто опалёнными камнями. По колено вошёл в заколыхавшуюся невесомую взвесь. Встал прислушиваясь. Поспешно обернулся, уловив слова ещё одного кочевника, показывавшего старшему что-то в стороне. Приблизившись к ним, молодой присел, принялся изучать согнутые стебли и примятые листья. Исполнившись убеждения, что совсем недавно тут кто-то прошёл, сообщил старшему.

После недолгого совета, трое воинов отправились по следу. Старший остался на месте, мрачно глядя на скрытую туманом пустошь. В правой руке воин держал обнажённый меч. Ладонь левой с чрезмерной силой сжимала болтавшийся на загорелой шее амулет.

Ушедшие в лес кочевники вернулись вдвоём. Один тащил на спине тело молодого соплеменника. Другой сильно хромал, опираясь на подобранную в чаще длинную кривую палку. Бедро его правой ноги перехватывал ремень, неспособный остановить кровь, сочившуюся из глубокой рубленой раны. Глядя на неё, старший с непроницаемым выражением лица подумал, что до целителя воин доехать не успеет. А если чудо и случится, ногу всё равно не удастся сохранить.

Стараясь не кривиться от боли, раненый подал старшему пропитанный кровью мешок. Приняв его, тот раскрыл горловину, вынул за волосы голову Молта. Оглядел бледное лицо с закатившимися глазами и отвисшей челюстью. Размахнувшись, швырнул в туман. Приказав спутникам возвращаться к лошадям, торопливо вошёл в лес, не особо скрывая стремление сбежать подальше от странного места.

Люди брели сквозь туман, покуда хватало сил. Клубящаяся завеса вокруг сгустилась настолько, что вытяни руку вперёд – и едва разглядишь кончики пальцев. Видимость ухудшали ещё и сумерки, быстро распространившиеся вокруг беглецов. Десятник поначалу думал, что наступает ночь – но время летело, а освещение не менялось. Разве что почти полностью пропали цвета и оттенки, кроме серо-зелёного, отчего мужчины и женщины стали походить на призраков.

– Мо́чи боле нету идтить, – тихонько заскулила какая-то баба. – Щас помру…

Остановившись, Каркси прислушался. Кроме шаркающих шагов, до него не доносилось других звуков. Да и те казались странно глухими и расплывчатыми.

– Всем стоять, – скомандовал ратник.

Следовавшая за ним вереница помаленьку подтянулась, шаги стихли. Десятник обошёл людей, находя чуть ли ни на ощупь. Все выглядели понурыми и измотанными. Да и сам воин чувствовал себя выбившимся из сил.

– Привал, – скомандовал он. – Отдохнём чуток.

Переселенцы уселись на голую землю. Никто не разговаривал: все только потерянно озирались.

Оставшийся стоять десятник глядел на тёмные очертания мужчин и женщин в смутном беспокойстве. Возя пальцем по жёстким усам, Каркси силился понять, что его донимает. Догадавшись, принялся поспешно пересчитывать людей, ходя меж ними. Из-за тумана сбившись со счёта, начал сызнова. А когда сосчитал, покачал головой, огляделся. И вновь обошёл переселенцев, загибая пальцы.

Тринадцать да ребятёнок на руках у матери. Где ещё четверо? Неужто отстали? Или сидят в сторонке, а он углядеть не в силах?

– Эй, мужички да бабоньки, – обратился к отдыхавшим селянам десятник. – Все ли тут? Подайте голос! Да по имени назовитеся.

– Лиур здеся, – послышался басовитый голос. – И супружница со мной.

– Скрив тако же, – казалось, говорит тот же человек, что прежде – так похожа была речь. – И моя Кирна при мне… Руян, брательник, ты жа тута?

– А то ж! – отозвался кто-то невидимый в стороне. – И сеструх здеся.

Каркси не различал в тумане отвечавших, но сразу вспомнил. В лагере это была самая большая, прыткая и шумливая компания. Три брата – невысокие, чернявые, с густыми курчавыми волосами и бородами – сразу видать: одной породы. Сестра, Рунка, им под стать: широкая в кости, с толстой косой и по-семейному массивной нижней челюстью. «Разе што без бороды, как у братьёв», – пошутил кто-то из ратников перед выездом. При старшем и младшем были жёны – обычные селянки, не красавицы и не уродки. Средний, Руян, лишился супружницы минувшей зимой, но ничуть не горевал. Напротив, бахвалился, что найдёт в приграничье новую – справную да работящую.

Вслед за братьями подали голоса и другие переселенцы. Все говорили негромко, осторожно, точно опасаясь, врагов, прячущихся в густой влажной мути. А может, просто сказывались усталость и страх перед неизвестными местами.

После переклички, выяснилось, что куда-то запропастились четверо мужичков, с самого начала державшихся особняком. Из разрозненных фраз переселенцев десятник узнал, что потерявшиеся – выходцы из одной деревни где-то возле Гроссэ; батраки, которым опостылело пахать на хозяев. В приграничье подались в надежде обзавестись собственной землёй – таких в здешних краях уже осело изрядно.

В другое время Каркси попытался бы найти отставших. Но не в этом тумане, да ещё и бродящими где-то кочевниками. Сейчас следовало довести до безопасного места оставшихся переселенцев.

С этой мыслью ратник уселся, давая, наконец, роздых ногам. Снял конический шлем, сдвинул назад пропотевший суконный подшлемник. Чуть повернув голову, вслушался в тишину. Не уловив ничего, кроме тихого перешёптывания людей рядом, досадливо наморщил лоб. Будь он хотя бы не один!.. Что ж, пропавшие – мужики крепкие, уж должны ведать, как в лесу уцелеть. Посчастливится – выйдут к остальным. Нет – помогай им Ильэлл. Приграничью живую душу забрать – как тучке дождиком пролиться.

Ощущение беды грызло десятника изнутри, будто угодившая в мешок ласка, пытающаяся выбраться на волю. Слишком уж долго они шли – люди буквально с ног валились. А лесной опушки всё не было – только равнина с твердокаменной голой землёй, усеянной чёрными, как от жара, булыжниками. Неужто они заблукали в тумане и бродят кругами? Да ещё и ночь не приходила. Как была неясная сутемь, так и держалась.

– Храни нас Ильэлл и все пресветлые боги, – едва слышно пробормотал воин, припомнив слова Молта о гиблом месте. – Отрази, владыка, мечом сияющим тёмные напасти и дозволь воротиться домой во здравии…

Потеряв счёт времени, беглецы бродили в сумрачной мути, покуда один из мужиков, расхрабрившись от отчаяния, не обратился к десятнику:

– Господин Каркси, када мы ужо дойдём? Ино помрём тута – без водицы да яды́.

От тумана отделились фигуры остальных, молчаливо обступили ратника. Неловкие позы и опущенные глаза выдавали робость, какую селяне всегда испытывают в присутствии воинов. Но Каркси догадывался, что изматывающий страх, усиленный голодом и жаждой, подвинул людей к границе, за которой начинаются бунты. У него и самого во рту слюна вначале сделалась густой пеной, а после и вовсе пересохла. Но он-то привычный, а эти… С пустым брюхом ложиться, наверняка, не впервой, а вот от жажды подыхать, поди, в новину…

– Ежли кочевые нас по сю пору не соследили, стало быть, отвели боги беду, – уверенно заговорил десятник. – Энто самое наиважное. А туман, – воин небрежно махнул рукой, – погадка мушиная супротив вражин диких…

Оглядев едва различимые в полумраке лица, он продолжил:

– Сами видали – пустошь не столь велика. Вот-вот окажемся мы в лесу. А тама и родники, и валежник для костерка, и дичи изобильно… Покамест же станем тут, дух переведём, а то и подремлем чуток. Вот ты, – Каркси ткнул пальцем в мужика. – У тебя вроде в баклажке плещет што? Глядишь, всем по глотку и достанет.

Даже в тумане воин разглядел, какой кислой стала физиономия селянина: ему явно не хотелось делиться с прочими.

– И я свою воду дам, – подтверждая слова действием, десятник снял кожаный бурдюк, служивший ему флягой, вынул пробку и протянул сосуд молодухе с ребёнком: – На вот, отхлебни и дитятю тож напои. Сама не усердствуй, а для малого воды не жалей. Опосля другим передай.

Женщина жадно прильнула губами к жёсткой, резко пахнущей выделанной кожей горловине. Ратник, тем временем, сунул руку в поясной мешок.

– У меня и вифды чуток припасено. – Он извлёк засапожный нож. – От пуза не накушаемся, дык хоть червячка заморим. Пусть и малый кус на зуб попадёт – всяко лучше, чем слушать, как пузо поёт…

Когда чуть приободрившиеся люди устраивались на отдых, Каркси обошёл всех с проверкой. Заодно предупредил мужиков, что придётся караулить, покуда остальные спят.

– Я первым сторожить стану, – объявил он. – После разбужу другого, тот третьего… Коли кто чего заслышит – шуму не поднимать, поперву меня будить. Усекли?.. И это, – тише добавил он, – в дозоре ножи под рукой держите. Ежли чего – в ход пускайте без раздумьев. Тута вам не родная деревня, и́наче не можно…

В неизменном сумраке пустоши Каркси не удавалось следить за течением времени. Здесь свет не вытеснял тьму, а тьма не одолевала свет – день и ночь словно застыли в равновесии. Непроницаемый туман скрывал звёзды – если они были на небосклоне. Не слышал десятник и звуков, кроме тех, что исходили от спящих. Он бы определил утро и день по птичьему щебету, а ночь по стрекоту цикад, уханью филина и волчьему вою. Но уши улавливали только похрапывание, чей-то невнятный жалобный стон да шорох одежд.

Воин изо всех сил старался не уснуть. Он вспоминал старые песни, что слыхивал от товарищей и менестрелей. Сунув большой палец в рот, до боли кусал. После встал и начал тихонько прохаживаться, стараясь не издавать ни звука.

Когда силы окончательно покинули измотанного воина, он начал засыпать на ходу. Споткнувшись и чуть не упав, Каркси встрепенулся, замер, прислушался.

– В энтом тумане нас никто не отыщет, – пробормотал он. – Разе зверь учует.

Отыскав старшего из трёх братьев, десятник растолкал его. Лиур приподнялся, ошалело таращась во мглу.

– Твой черёд сторожить, – едва слышно сказал пограничник. – И не вздумай задрыхнуть!

Мужик сидел с приоткрытым ртом и остекленевшими глазами, точно всё ещё видел сон. После слов десятника, словно нехотя кивнул. Каркси хлопнул его по плечу, отошёл и растянулся на камнях. Сердце не успело ударить дважды, как он уже спал.

…Вытянув вперёд руку, ратник вслепую двигался сквозь густую мглу. Заслышав позади звук, похожий на хлопок знамени на ветру, быстро развернулся, вытягивая меч из ножен. Позабыв о висящем за плечами щите, подозрительно уставился на возникший в тумане проход. Узкий коридор, свободный от клубящейся взвеси, тянулся вдаль, постепенно теряясь в темноте. Держа клинок наготове, Каркси вошёл, поражаясь, как чётко и далеко видит: блуждая в тумане, успел отвыкнуть от открытого пространства.

Поверхность стен, меж которыми он шёл, выглядела удивительно гладкой. Осторожно ткнув в одну из них мечом, воин не ощутил сопротивления. Лезвие погрузилось в серую хмарь и потревоженный туман обвил сталь тонкими невесомыми завитками. Удостоверившись, что с оружием ничего не произошло, Каркси попытался прикоснуться к поверхности стены рукой. Пальцы беспрепятственно пронзили то, что казалось твёрдой плоскостью. Воин поднял голову, надеясь увидеть небо, но на высоте в полтора человеческих роста расплывчатым сводом клубился туман. Помянув Ильэлла, десятник двинулся дальше.

Коридор привёл ратника в круглый зал, напоминавший опрокинутую гигантскую чашу. Под расплывчатым серым куполом, в самом центре площадки, на груде чёрных камней сидел человек. Заслышав тихие шаги Каркси, он вскочил и направился навстречу, приветственно раскинув руки.

– Ах, вот и ты! – зычным голосом ярмарочного зазывалы воскликнул он. – Наконец-то порадовал меня своим появлением! Проходи, проходи! У меня для тебя кое-что припасено!

Десятник остановился, с подозрением разглядывая незнакомца.

Не высокий и не низкий, скорее худой, чем упитанный. Мосластый. Не старый – зим тридцать от силы. С хитрой вытянутой физиономией, обрамленной спутанными волосами тускло рыжего цвета. Одет неброско, шагая, припадал на правую ногу. Оружия не видать.

Опустив меч, Каркси требовательно спросил:

– Кто таков?

– Мог бы сказать, что хозяин этого места, – противно осклабился рыжий, – да, увы мне, это не так. Здесь я узник… Зато ты можешь стать свободным.

– О чём толкуешь? – не уразумел воин.

– Ужели не ведаешь? – вздёрнул левую бровь рыжий. Хромая, прошёлся, широким жестом указывая на стены из тумана. – Неужто не хочешь выйти? Вывести людей?

– Почто кличешь себя поимником? И как нам вызнать дорогу?

– О-о! – рыжий вновь растянул тонкие губы в неприятной улыбке. – Путь сам отыщется. Вам нужно лишь услужить мне.

– Кончай лясы точить! – сердясь, прикрикнул Каркси. – Укажь дорогу, коли знашь, скоморох навозный! И́наче я…

– В ином случае позабавился бы я с тобой, – оскалился рыжий: на сей раз усмешка выглядела угрожающей. – Да только вы раньше помрёте без воды, не сделав необходимого. Потому дам тебе время поразмыслить о настоящем и грядущем. Заодно приглядись к спутникам: кто из них более всего тебе не по нраву?

При последних словах всё вокруг начал заволакивать туман. Десятник кинулся вперёд, намереваясь ухватить рыжего за одежду, но рука цапнула пустоту. Ругаясь, Каркси метался во густеющей мгле, все меньше понимая, где находится он и где стоит смеющийся рыжий колоброд…

– Господин Дуб! Подымайтеся! – Ратника осторожно теребил за плечо сухонький пожилой мужичок.

– Кто? Что?! – разом уселся десятник, хватаясь за кинжал.

Старик отпрянул:

– Милосердствуйте, господин Дуб! Я ж без зла да со всем почтением…

Приходя в себя, пограничник разглядел в мутном полумраке короткую белую бородёнку, того же цвета кустистые усы и тёмную на их фоне загорелую кожу лица.

– А, это ты, – выдохнул Каркси, пытаясь вспомнить имя мужика. – Ртищ, вроде?

– Он самый, господин Дуб, – закивал тот. – Окромя вас все ужо на ногах… итить хочут. Водицы ни капли – ежели не наищем, как есть подохнем.

Ратнику вдруг вспомнились слова рыжего про воду. Каркси провёл ладонью по лицу и бороде: как наяву было… Встал, скомандовал всем приблизиться, назваться. Покуда люди перекликались, припоминал сон. Качнул головой: не к добру такое привиделось…

Женский визг будто иглами пронзил туман, заставляя Каркси встрепенуться, схватиться за меч.

– А ну, заткнуться! – воин ринулся назад, на голос.

– Пасть захлопни, шлёнда! – грозно повторил он, добравшись до крикуньи.

Баба, та самая, что на дороге не могла расстаться с пожитками, продолжала орать, пялясь куда-то под ноги. Вокруг собрались остальные, раздался вскрик, побежал встревоженный говор.

– Заткни супружницу, покамест я её не порешил, – десятник грубо отпихнул бабу в сторону мужа, раззявившего рот и тупо хлопавшего глазами.

Сам присел, рассматривая причину переполоха.

На тёмных камнях ладонью вверх лежала рука со скрюченными пальцами, один из которых был сломан. Каркси почесал бороду: похоже, баба наступила.

– Стоять всем! – приказал он. – И ни писку!

Наклонившись, ратник шагнул вдоль руки, желая взглянуть на мертвеца. Тихо выругался, обнаружив одного из потерявшихся батраков – в пропитанной кровью рубахе и торчавшим в груди ножом. Приметив уходящие прочь подсохшие лужицы крови, последовал по ним влево от убитого. И почти сразу нашёл ещё одного отставшего. Этот лежал ничком на подогнутой под туловище руке. Земля вокруг была тёмно-красной.

Перевернув тело, Каркси несколько ударов сердца рассматривал искромсанное ножом лицо. С дюжину глубоких порезов виднелись на груди и животе.

Встав, десятник уставился в туман, прислушиваясь. Но, кроме бубнящих голосов переселенцев, ничего не разобрал.

Вернувшись к ожидавшим людям, Каркси, ничего не объясняя, бросил:

– За мной!

И вновь направился туда, куда шёл до переполоха, поднятого толстой дурёхой.

– Господин Дуб! А, господин Дуб! – нагнав, рядом с ним зашагал Ртищ. – Что енто твориться?

– Не ведаю, – коротко ответил ратник. – И не кличь меня Дубом, пришибу.

Он мог сносить кличку от равных ему воинов, но не от чумазого пахаря.

– Како же звать, коли шо? – всерьёз озадачился мужик.

– Каркси.

– Агась, как скажете, господин Каркси… Господин Каркси, мы енто… Того так и кинем?

– А ты жаждешь рыть ему могилу? Ногтями? – поинтересовался ратник, утаив, что мертвец не один.

– И то верно, – подумав, отозвался Ртищ.

Он продолжал идти рядом с пограничником.

– Ты бы шёл к своим, – с лёгким раздражением кинул десятник, когда ему вконец обрыдло слушать сипловатое дыхание и постоянные покашливания мужика.

– Агась, господин Каркси, – покладисто согласился Ртищь, продолжая вышагивать подле ратника.

Пограничник насупился, сдерживая желание пнуть назойливого селянина.

– Тута вона какое дело, господин Каркси, – вдруг заговорил тот тихим голосом. – Надысь привиделося мне престранное… Вроде и сон, а с явью не различишь. Мыкался, я значица, в тумане, и на – разошёлся он предо мной. Иду, глядь – на булыжинах чёрных мальчонка сидит. Рыженькой, хроменькой… Обрадовался он мне, грит, поведаю, како из хмари сей вылезть. Пожертвование, мол, совершить до́лжно…

Ртищ умолк, а через время добавил вообще едва слышно:

– Одного из вас принесть.

Затормозив, Каркси бешено схватил его за рубаху на груди, прорычал зло, но негромко, чтобы других не привлечь:

– Чего несёшь, негораздок?!

Тощеватый мужичок качнулся, не пытаясь сопротивляться. Испуганно и возбуждённо выпучившись, затараторил тихонько:

– Я ж… оно как… и не поведал бы. Но дело такое… Сыну моёму, Саверу, то же привиделося… токмо не мальчонка, а господин знатный. Рыжой, да на ногу увечный. И сноха, Маланка, созналась, что, покуда дремала, говорила с мужиком незнамым. Волоса у няго тожа рыжои, будто солома порченая, и на ногу хром. И тако же твердил: шоб из туману вылезть, жертва потребна…

– Рот прикрой и не сказывай боле ни единой душе, – мрачно наказал Каркси, выпуская некрашеную сермягу.

– Но како же…

– Закройся!

Поотстав, обескураженный Ртищ растворился в сумраке. Десятник, сжав челюсти, обдумывал услышанное. Он не знал, что за злую волшбу подкинуло приграничье. Лишь одна мысль билась заполошным ночным мотыльком: в дурное место угодили, ох и дурное…

Пустошь демона II

Без воды люди стали вялыми. Глядя перед собой запавшими глазами, понуро брели сквозь сумрачную мглу, точно мертвецы, пересекающие границу миров. Младенец, поначалу жадно терзавший материнскую грудь, теперь лишь тихонько похныкивал, почти не шевелясь. Каркси всё чаще устраивал привалы, чтобы поселенцы хоть чуток передохнули. Тогда мужчины и женщины растягивались на лишённой растительности земле, впадая в дрему.

У самого десятника, пытавшегося во что бы то ни стало нести караул, то и дело разбегались мысли. Подобрав камешек, он запихал его в рот, надеясь, что это поможет выдавить хоть немного слюны, чтобы смочить пересохший язык.

Глядя в туман, ратник то и дело клевал носом. Склонившись в очередной раз, его голова не взметнулась назад, а повисла. Каркси начал медленно крениться вперёд и вправо. Когда он повалился на землю, из приоткрывшегося рта выпал совершенно сухой камень.

…Увидев прорезавший туман коридор, пограничник сгрёб бороду в горсть, задумался. После решительно направился к круглому залу.

Рыжий всё так же торчал на куче камней. При появлении Каркси, вытянутое скверное лицо перекосила ухмылка:

– Заявился! – Он легко соскочил со своего сиденья, не потревожив ни один булыжник. – Знаю, условие тебе уже ведомо. Выбрал ли того, кто расстанется с жизнью ради вашего вызволения… и в мою честь? Кто же это будет? Скрив? Рунка? Ртищ? Или молодуха с крикливым дитяткой? Как её там, Олята?

Каркси набычился, рука сама легла на рукоять меча.

– Кто ты таков? – сурово спросил воин.

– Задаёшь не тот вопрос, – рыжий откровенно глумился. – Пытай лучше, как верно всё устроить, дабы ублажить меня подношением. Не всякая смерть откроет вам путь назад. Потребен верный ритуал… Но не пугайся, он не сложный. Убивая, всего-то нужно сказать: «Проливаю кровь сию во имя господаря и хозяина нашего…»

– Кто ты таков? – перебил десятник. – Колдун?

Рыжий деланно вздохнул, всплеснул руками:

– Ох, не зря тебя Дубом прозвали! Те, четверо, не в пример тебе дошлые были. Сразу ухватили суть. Хоть и знали друг друга с детства – а всё равно взялись за дело с похвальной ретивостью. Даже чрезмерной. Так торопились, что не сумели уговориться, кто жертвой станет. Перерезали друг дружку совершенно попусту. Трое сразу померли, последний позже кровью истёк. Ух, как он меня клял за неисполненный уговор! – Рыжий рассмеялся, нагнувшись и стуча кулаками по бёдрам. Замолчал внезапно, будто палкой стукнутый, выпрямился. Глянул серьёзно. – А ведь я не лгу. Ушли бы они – кабы сделали точно, как требуется. Одна жертва, прочие – все до единого соучастники, верные слова. Понял меня? Выполни правильно – и ступай на четыре стороны.

– Ужо не ведаю, что ты за тварь, – пограничник обнажил меч, – но не бывать по-твоему!

Зал вмиг исчез, всё заволокло текучей мутью. Как не размахивал Каркси клинком, лезвие секло только воздух.

– Дурак, – донёсся откуда-то издали злой и насмешливый голос рыжего. – Упрямством сгубишь всех попусту. Неужто никого тебе не жаль, Дуб? Ни себе свободы, ни мне веселья. Паскудный ты человечек!..

Разбудила Каркси громкая хриплая брань вперемежку с божбой. И ещё отчаянные женские крики.

Ратник быстро поднялся. Не обращая внимания на заколотившееся от усилия сердце, двинулся на шум, оставив шлем и щит. Бесцеремонно растолкав столпившихся переселенцев, увидел коренастого мужика, пытавшегося отобрать молчаливого младенца у матери.

– Чего творишь, вражина?! – поспешно шагнув к ним, Каркси отпихнул бузотёра.

От толчка у того слетела коричневая суконная шапка, обнажив плешь, окружённую жидкими светлыми волосами. Бешено зыркнув на десятника, мужик вновь полез к молодухе.

Каркси вынул меч:

– Зарублю, богами клянусь!

– Отвали, я ж за всех радею! – мужик, пыхтя, начал выкручивать заходящейся плачем бабе руку.

Десятник с проклятием врезал плоской стороной меча ему по голове:

– Сказал: будя!

Мужик аж хлопнулся на зад. Поднялся, приложив ладонь к багровой метине на лысине. Отняв руку, глянул на пальцы, замаранные кровью. В ярости рванулся к десятнику. И сразу остановился, увидев направленный в грудь тускло поблескивающий клинок, а поверх – тяжёлый взгляд пограничника.

– Чего пялишься, шрамомордый? – сквозь зубы процедил переселенец, ссутулившись и сжав кулаки.

Десятник отметил, что он не выглядел напуганным. Возможно, будь у него оружие посерьёзнее поясного ножа, пришлось бы утихомиривать его насовсем…

– Аль железный горшок в край башку натёр? – продолжал плешивый. Он оглядел молчаливо стоявших вокруг селян. – Мы жа тута все подохнем, коли не сделаем, как рыжий казал! Энтот выпороток крикучий и так едва дышит. Пожертвуем его – да выберемся отсель! А гульня безмужняя ещё наблудит!

Его речи никто не поддержал. Но и слова поперёк не прозвучало.

Совсем худо, подумалось Каркси. Шагнув вперёд, гаркнул:

– Замолчь! – Пригвоздив мужика жёстким взглядом, посмотрел на остальных, останавливаясь на каждом лице. – Кем бы рыжий ни был – колдуном или, пуще того, проклятым демоном, – негоже его слухать. По всему видать – тварь подлая, злокозненная. Оные обретаются токмо заради того, шобы людей губить! Молите богов пресветлых о спасении и не помышляйте друг против друга худого. Глядишь, вызволят нас владыки небесные…

– А коли нет? – раздался чей-то голос.

– Не хули господина нашего, Ильэлла, неверием! – обернулся Каркси к говорившему – одному из трёх братьев.

– Ильэлл – ваш бог, солдатский! – выкрикнула жена Савера, сына Ртища. – Об нас он и не помыслит!

– Тогда другим богам молитеся! – отрезал десятник. Видя, что страх за свои жизни пересиливает его доводы, решил припугнуть селян: – Уясните, баламуты, не бывать жертвованию! Сие злодейство лютое супротив королевского закону! За то казнь присуждена! Паче того – кто оное учинит, не видать покою даже опосля смерти, не воссоединиться с предками на Великой равнине! Навечно яством демонов заделается…

Приобняв женщину с ребёнком за плечи, Каркси увёл её в сторону, оставив остальных раздумывать над его словами.

– Тебя ж Оляткой кличут? – ласково спросил ратник.

Молодуха кивнула; её осунувшееся лицо всё ещё искажала гримаса страха.

– Не боись, я никому не дозволю вас с сынком тронуть, – пообещал ратник. – Вы куда путь держите?

– В Ниворед, – едва слышно ответила женщина. – Тама у дядьки моёго кузня.

Каркси попытался припомнить ниворедского кузнеца. Так и не сумев этого сделать, молвил:

– Непременно доберетеся… А тятя ваш где?

Помешкав, молодуха всё же сказала:

– Сбёг… ищо када на сносях бы… бы… – она скривилась, будто собираясь зарыдать. Но то ли сдержалась, то ли из-за долгой жажды попросту не нашлось слёз.

– Значит, боги его накажут, – спокойно сказал десятник. – А парень вырастет, ратником станет. Нам бы лишь отседа ноги унесть…

Женщина замерла. В её мыслях в который раз всплыл тот сон-не сон, в котором добрый рыжий дедушка сердечно уговаривал: мол, человека жизни лишить – поступок недобрый. Но то ведь ради кровиночки, чтоб чадушко жило да солнышку радовалось. Ради такого всё сделать дозволено…

В дорогу люди поднялись медленно, неохотно. Каркси гадал отчего: совсем моготы лишились или потеряли надежду выбраться из заколдованного места. Ратник и сам ощущал слабость и уныние. На ногах держало одно лишь желание вывести людей, за которых отвечал. Да и самому хотелось домой вернуться.

Как и прежде, десятник шёл впереди медленно тащившейся вереницы переселенцев. Позади, то и дело спотыкаясь, брела Олятка с ребёнком. Когда она начинала отставать, Каркси устраивал привал.

Во время очередной остановки, к нему подсел Ртищ. Выглядел мужичок совсем плохо: взгляд провалившихся глаз потускнел, цвет кожи даже в полумраке смотрелся болезненно – ну чисто череп с бородой и усами. Покряхтывая и покашливая, переселенец некоторое время молчал. Затем заговорил негромким надтреснутым голосом:

– Экая недоля нам выпала, господин Каркси. Мы-то сюды за благом подались. Думали землицу свою пахать, рожь сеять… А оно… эх… А вы годно дело правите… и ведёте, и блюдёте, и в узде нас держите… Вот ентот Яушт – што за дрянь-человек! Чадо от мамки отнять удумал! Все токмо глазьями хлопали – а вы вступилися. Сразу видать – витязь… А Яушт ентот – тьфу, гниль… Я в дороге слыхал, он-де навроде тать беглый. Люди грят, его в разных местах ишшут… В таком разе, мог быть енто… того… его в жертву-то принесть? А чево? Такого-то всё одно петля ждёт. Иль топор палаческий… Этакого бзыря и не жаль вовсе, да, господин Каркси? Я вот об чём…

– Пшёл, – устало бросил десятник.

– Господин Ка…

– Пшёл прочь, сказал, – пограничник пристально посмотрел на мужика. – Мы под дуду демона выплясывать не станем. И установлений королевских рушить тоже.

Ртищ посидел ещё. Открыл рот. Спустя несколько ударов сердца, с трудом поднялся и ушёл, так ничего больше и не вымолвив.

Бунт начался с отказа идти дальше. На приказ десятника подниматься, Руян, средний из трёх братьев, безучастно кинул:

– На кой ляд? Вконец ноги оттоптать? Всё одно отседа не сбечь.

Пока Каркси раздумывал, как быть, подал голос Яушт:

– Токмо одно нас от погибели убережёт. И все ведают, шо. И энто требуется всем миром сделать. Рыжий так наказал. Грил, хучь един не поспособствует – не выпустит он нас вовек. Кабы не то, я б давно уж жертвование учинил! Подымайтесь! Беритеся за ножи! Кончайте шрамомордого слухать! Он один, как перст, нас же много!

Десятник повернулся на звук речи, высматривая в потёмках говорившего.

– Ну, давай, дерзни супротив меня встать, – в спокойном голосе пряталась угроза. Не дождавшись ответа, бросил презрительно: – Токмо лаять и горазд, елдыга… Да хучь скопом навали́теся – супротив ратника вы стадо овечье! Всех положу – на развод не останется!

– Вот то-то и оно! – не выдержав, вскочил Лиур, старший из братьев. – Вы, солдатня, душегубы про́клятые, яко псы до крови охочие! Ни чужой, ни своей жисти ни в грош не ставите! Вам шо убивать, шо помирать – одно. А нам жить охота! Пуще всего на свете охота!

Брата поддержала сестра, Рунка. Не вставая, ужалила пограничника:

– Стоишь тута, хорохоришься, а ведь енто ты нас сюды завёл! А таперича шо? Сгноить желашь?!

– Верно! Так его! – раздались с разных сторон одобрительные возгласы.

– Да он нас пужает! – встал и Яушт. – В гузно его! Решим, кого в жертву принесть – и уцелеем. Я тако мыслю: сопливца на ножи! Или мать яго!

– Дитятю жаль, – ответил Руян. – Лучше старика, Ртища. Он своё пожил, пора и к богам.

– А чиво не супружницу твою?! – взвился Савер, защищая отца.

– Её-то пошто? Она баба справная, – удивился Руян.

Забыв обо всём, переселенцы принялись ругаться, определяя, кому придётся умереть ради общего спасения. Их резкие сухие голоса звучали в тумане, точно выклики злых духов.

– Ма-алчать! – оборвал спор Каркси. – Никто… слышьте? Никто не посмеет творить волю демона! И́наче…

– А чивой-то ты сделашь? – вызывающе спросил Лиур, шагнув к нему.

– А ты попытай, – пригласил десятник.

Он неторопливым, точно случайным движением положил ладонь на рукоять длинного кинжала, который выхватывался быстрее меча и которым сподручней было орудовать накоротке.

– Бей его! – сжимая нож, сбоку к воину кинулся Руян.

Лезвие блеснуло, устремляясь к животу Каркси. Остановилось, не достигнув цели. После нож полетел на землю, выпав из разжавшихся пальцев хозяина.

Десятник рванул на себя кинжал, высвобождая из тела. Ловко перекинул в левую руку, правой быстро вынул меч.

– Ну, кто ещё?!

Желающих не нашлось. Запах крови и страшные стоны умирающего остудили пыл селян. Бабы завыли, вскочившие мужики, в которых страх боролся со злобой, понуро стояли.

– Не слухайте посулов рыжего облуда, – убедившись, что желающих помериться с ним силой нет, Каркси вернул меч в ножны, вытер кинжал о штанину. – Духи нечистые завсегда солгут. Коли спасёмся – токмо сами да промыслом богов. Нет…

Кинжал отправился на место. Десятник демонстративно повернулся к людям спиной:

– В путь!

Хоть ратник и показывал переселенцам, что не боится их, всё же держался настороже. Доро́гой внимательно следил, не приближается ли кто сзади. На очередном привале отошёл в сторонку и улёгся, укрывшись в тумане.

В сон провалился сразу.

Как и прежде, рыжий восседал на камнях, будто кочет на насесте. Завидев Каркси, радостно замахал рукой:

– А вот и мой дорогой воитель! Сегодня он лихо прикончил деревенщину! Ах, какой мастерский удар!

Десятник, не отвечая, топтался на месте.

Соскочив на землю, рыжий сам двинулся к нему, хромая и раскачиваясь.

– Дуб, а Дуб! Ну, не мучь ни себя, ни людей! Определи жертву, скажи слова. И всё – ты на воле!.. Знаешь, время в узилище не движется. Освободитесь – выйдете в тот же миг, что вошли. А нет – будете торчать тут, покуда кости не рассыплются в прах.

– Отгребись, – Каркси шагнул навстречу.

– Неотёсан ты, – покачал головой рыжий. – Зато рука верная… Дуб, разве сынка своего увидеть не хочешь? Он же совсем кроха. Сгинешь тут – даже лица твоего не упомнит.

– Ужо лучше так, чем позор принять за тятю-труса, – воин сделал ещё шаг.

– Трус, смельчак – какое сиротинушке в таких словах утешение?.. Дуб, не упрямься, коли на сына начхать, спаси хоть баб да мужиков! Чего им пропадать? Поразмысли, что лучше: кровью одного выручить всех или всех же скопом уморить? Они же полягут до единого: не от жажды, так от твоего меча, – при последних словах рыжий препротивно осклабился, отчего рожа базарного прохвоста сделалась стократ гаже.

– А тебе с того што? – поинтересовался Каркси, вновь шагнув. – Чегой-то ты тако об нас печёшься? Я ж тя наскрозь вижу – злыдень ты!

– Что мне с того? – странным тоном переспросил рыжий. – О-о, ты даже не представляешь. Я здесь очень давно, Дуб. Тебе и не понять, сколько… Некогда следовал я за Н’ном-Зуугкхаром, Господином Пурпурного безумия, подъедая остатки его Жатвы и любуясь смертными, лишившимися рассудка в его дыхании, и неистово терзавшими друг друга. Это было… восхитительно.

В этом краю Господин остановился на отдых. Охваченный сном, год возлежал он на камне, впитывавшем мистические эманации. А после улетел, оставив блистательный Отголосок. Я же, задержавшись, пировал до тех пор, пока не появился маг…

При упоминании волшебника, физиономия рыжего так исказилась от ненависти, как не способно ни одно человеческое лицо. Глядя на живую уродливую маску, пограничник окончательно убедился, что перед ним – демон.

– Как жаль, что люди смертны, – сочась злобой, продолжил рыжий. – Я бы нашёл этого кудесника и терзал бы вечность!

– Хороший, видать, человек был, – проронил Каркси. – Да сохранят пресветлые боги его душу!

Рыжего вновь перекосило.

– Он запечатал Отголосок и сразился со мной. Победить не сумел, но запер на этом самом месте.

– И ты от бессилия людёв умучиваешь?

– Это не так интересно, хотя и забавно, – гадко улыбнулся рыжий. – Нет, сила жертвоприношения на несчастное мгновение позволяет вырваться из постылого узилища. Пронестись над землёй, увидеть всё, чего лишился… Сладостная пытка!

– По мне, тут бы ты и сгнил! – медленно приближавшийся в течение всего разговора, десятник лесным котом прыгнул к рыжему, на лету вцепляясь обеими руками в кадыкастое горло.

Сшибив демона наземь, Каркси принялся душить его. Рыжий дёргался, царапал внезапно появившимися когтями наручи ратника. Пограничник налегал всем телом, не позволяя сопернику вырваться. Тяжело дыша, глядел, как синеют губы и наливается кровью лицо рыжего, как закатываются глаза.

Выждав ещё немного после того, как стих последний хрип, пограничник встал. Огляделся в поисках выхода. Не обнаружив прохода, направился к стене, намереваясь уйти в туман.

– Дуб, – раздался позади насмешливый голос, – отчего упорствуешь?

Круто развернувшись, Каркси уставился на рыжего. Тот неторопливо встал, фиглярски отряхнулся. При этом его лицо всё ещё сохраняло мертвецкий цвет, на шее виднелись следы пальцев, а меж набрякших век светлели белки без зрачков.

Вынув меч, воин поспешно приблизился, проткнул демона. Тот деланно застонал, подмигнул десятнику, подался назад, освобождаясь от засевшего между рёбер клинка.

– Ты так легко убиваешь! – рыжий похлопал в ладоши, словно зевака после выступления менестреля. – Ни на миг не задумываешься, не мешкаешь. Зарезал Руяна. Задушил меня… Зарубил ту девицу, в Хенсере, которую солдаты из твоего десятка снасильничали, помнишь? Кочевников множество в землю отправил. Чего бы не прикончить ещё кого-нибудь? Ну, пожалуйста, ради меня!.. Я взамен не просто вас отпущу – тропу укажу в обход ваших врагов. Проведу до самого Фумина! Хочешь? Дай мне жертву! Любого из них! Они же тебе не родня, даже не друзья, Дуб. Дай мне кровь, дай силу лишь на миг – взамен дам, что ты желаешь!

Осознав, что с демоном силой не совладать, Каркси поник. Плечи опустились, кончик меча уткнулся в землю в обвисшей руке.

– Дуб, а Дуб! – продолжал изгаляться демон. – Убей, Дуб! Убей! Убей!

Глубоко втянув воздух, ратник выпрямился:

– Шоб тебя облезлый козёл огулял!

Повернувшись, пошёл к зыбкой стене. Вдогон нёсся хохот рыжего.

Открыв глаза, Каркси лежал, прислушиваясь. Вокруг было тихо. Люди в отдалении спали или сидели молча. Заставив себя встать, пограничник, понуро проверил снаряжение. Тяжко вздохнув, шагнул в том направлении, где оставил переселенцев. Неловко наступив на округлый камень, пошатнулся, размахивая руками. Устояв, хотел было пнуть булыжник, но не нашёл сил.

Переселенцы выглядели ещё хуже, чем прежде. Таращась мёртвыми глазами, послушно поднялись, хоть некоторые сделали это с трудом. Шаркая ногами, пошли за десятником.

Каркси чувствовал себя скверно, мысли то и дело путались. Но, медленно шагая, ратник продолжал искать способ вырваться из ловушки демона.

Пустошь не столь велика, чтобы не пересечь её за несколько дней, думал он. Наверняка тварина на каменной куче водит их кругами да потешается…

Воспоминание о груде камней навело десятника на мысль – он даже обругал себя за то, что не додумался раньше.

С того момента Каркси останавливался через каждую дюжину шагов и собирал небольшую каменную горку. Один камешек клал отдельно, отмечая сторону, в которую намеревался повести людей.

За сравнительно недолгое время блужданий в тумане, воин несколько раз натыкался на свои знаки. Подобно капитану в незнакомом море, он раздумывал, а после определял новый курс. И когда сумел пройти несколько десятков шагов, не встретив ни одной кучки булыжников, криво усмехнулся – у него появилась надежда.

Устраиваясь на очередной привал, Каркси, как прежде, отошёл в сторонку. Лишь только вытянулся на земле, как послышался слабый крик Олятки.

Десятник вскочил. От резкого движения в глазах потемнело. Тряхнув головой, пограничник поспешил на шум.

Прижимая к себе свёрток с давно не подававшим голоса ребёнком, молодуха стояла напротив группы переселенцев, похожих в тумане на расплывчатые чёрные столбы.

– Отдавай по добру, – раздался голос Яушта.

– Прочь от неё! – Каркси встал между женщиной и селянами. Вынул меч. – Порешу любого, кто её тронет!

Оглядев безотрадные лица, подивился странно похожим глазам. Опуская клинок, сказал:

– Доверьтися мне. Одолеем мы морок. Умыслил я…

Его слова прервал нож, вонзившийся сзади в шею.

– Проливаю кровь сию во имя господаря и хозяина нашего Гхуунтраз’за, – послышался срывающийся голос Олятки.

Зажимая рану, Каркси повернулся к ней. Глянул непонимающе.

– Енто токмо заради сыночка… – отшатнулась женщина.

Тем временем подступили остальные переселенцы. Вцепившись в ослабевшие руки десятника, снова и снова били его ножами в шею, лицо – всюду, где тело не защищала кольчуга. Голоса, бормотавшие ритуальные слова, слились в неразборчивый гомон, напоминавший крик непонятного чудища.

Стало светлее, разгоняя туман, подул ветер. В той стороне, куда ратник вёл людей, показались деревья – пустошь заканчивалась в двух десятках шагов…

– Давно не видал здесь таких украшений, – присвистнув, произнёс Им-Трайнис.

Дерел, неловко прижимая к телу повреждённую руку и держась за бортик телеги другой, приподнялся. Вместе с Эгер-Оггом и Виррелом, ехавшим верхами впереди, уставился на дюжину, а то и больше мертвецов, висевших на придорожных деревьях. Отчего-то они казались Ук-Маку смутно знакомыми.

Среди висельников рыцарь заметил ещё одного, которого сразу признал несмотря на исказившую лицо гримасу. Нахмурился недоумевающе, задумался.

Вскоре колёса телеги, которой правил Бел, загромыхали по деревянному подъёмному мосту. По сигналу караульного, ворота открылись и пятёрка воинов, выживших при осаде Радовника, оказалась в Фумине.

В тесном дворике их встретил возглавлявший охрану Лауг Ап-Ворнел в сопровождении двоих ратников. Удивлённо оглядев усталых воинов в порванных, запятнанных кровью и грязью накидках, поинтересовался, что с ними приключилось.

– Кочевники осадили Радовник, – ровно ответил Рудге Эгер-Огг.

– Форт пал? – глаза Ап-Ворнела округлились.

Стоявшие рядом ратники переглянулись.

– Нет, – отрешённо ответил Эгер-Огг. – Но сейчас он пуст. Мы единственные, кто остался из всего гарнизона.

– Нужно немедля доложить командиру! – воскликнул Ап-Ворнел.

– Разумеется, – отрывисто согласился Эгер-Огг. – И коли вы распорядитесь открыть внутренние ворота…

– Да. Да, – поражённый известием о Радовнике, Лауг Ап-Ворнел отдал приказ.

– На деревьях у дороги выросли странные плоды, – подал голос Бел. – Что произошло? Я поначалу решил, что грабители какие попались. Но там и бабы болтаются…

Ап-Ворнел посмотрел на него.

– Да тут такое приключилось… Намедни объявился мужик – плюгавый такой, колченогий, с рыжей башкой. Дёрганный, перепуганный. Сказал, из Дубровницы. Мол, ходил по лесам, грибы собирал. Набрёл на поляну… – Рыцарь сжал губы, осуждающе покачал головой. – Одним словом, увидел ненароком демонопоклонников. Они в жертву твари неведомой человека заклали… Мужик дельно их описал: шестеро мужиков и столько же баб, одна-де таскает с собой мёртвого ребятёнка. Предупредил, будто к нам направились под видом переселенцев. И впрямь – явились вскоре. Бледные, измождённые, с жуткими глазами. Хотели их рыжему для опознания показать, да пропал он, хоть караульные клялись, что в ворота не выходил. Да и без него обошлись: чуть нажали – пришлые и признали всё сразу. Божились, будто их злой дух к убийству принудил.

Рыцарь вновь покачал головой, обвёл слушателей изучающим взглядом. Те внимали, не сходя с места, хоть внутренние ворота уже отворились.

– Ну, вы знаете: у командира с лиходеями разговор короткий. А тут не просто тягчайшее злодеяние, так ещё и смертоубийство воина пограничной рати.

– Это как? – не понял Эгер-Огг.

– Они десятника нашего, Каркси Дуба умучили, – ответил Ап-Ворнел.

– Каркси? – вырвалось у Дерела. – Он же с переселенцами остался.

– А они его и умертвили…

На несколько ударов сердца повисла тишина – только запряжённая в телегу лошадь всхрапывала.

– Поедем, пожалуй, – Им-Трайнис взялся за вожжи. – Господин Ап-Воренел…

– Погоди, Бел, – Ук-Мак вновь повернулся к Лаугу. – Там, среди повешенных, ратник, Велдер. Его в обозе не было. Почему казнили с прочими?

– А, этот… Пасынка своего удавил. Божился, будто тот его сонного зарезать пытался. Командир поначалу Велдера в порубе запер, думал, как наказать. Но тут насельники фуминские поднялись, особенно бабы. Кричали, что он давно парнишку со свету сжить пытался. Требовали казнить убийцу по королевскому закону. Командир устроил суд, выслушал свидетелей – таковых много набралось, и все супротив Велдера говорили. Вот и…

– Понятно, – мрачно произнес Ук-Мак, отводя взгляд.

– В приграничье всегда беспокойно, а в последнее время что-то совсем густо боги войско наше черпают, – продолжал болтать Ап-Ворнел, качая головой. – В прошлом годе разъезд пропал; потом пара ратников бесследно сгинули – Эгарт вроде, и ещё один; во время набега кочевников, под Дубровницей около десятка воинов полегло… Теперь же, почитай весь гарнизон Радовника к предкам отправился; Дуб, да этот десятник бывший, Велдер… Скверные у меня предчувствия, господа, скверные…

Эгер-Огг с Виррелом с пасмурным видом въехали в посёлок. Шлёпнули вожжи, телега покатила следом.

– Бел, – покачиваясь, проговорил Ук-Мак, – сделай одолжение, высади меня возле «Огонька», прежде чем отвезёшь Драги в форт к лекарю.

– Тебе к целителю тоже потребно, – здраво заметил Им-Трайнис. – Потому вместе в форт заедем. А после и до трактира доберёмся.

Дерел думал иначе, но спорить с другом сил не было.

– Ладно, – сказал он, укладываясь на дно телеги. – Будь по-твоему.

Глядя на острые верхушки внутренних оград, с двух сторон проплывавшие вдоль бортов повозки, он до самой остановки размышлял, не пришла ли пора навсегда распрощаться с приграничьем.

Фиолетовый туман I

I

Правое заднее колесо телеги скрипело, хотя Орд смазывал ось совсем недавно.

– Нехорошо энто, – пробормотал он. – Вот, в Ниворед прибудем, нужно будет снять и…

Телегу неожиданно подбросило на ухабе. В центре днища что-то затрещало, тяжёлые бочонки с глухим стуком столкнулись.

Орд громко выругался. Позади послышалось невнятное мычание: толчок разбудил дремавшего Дигмала – мужа сестры Орда. Приподнявшись, Дигмал окинул мутным взглядом окрестности, утонувшие в серо-синем сумраке, что-то вопросительно буркнул и, не дожидаясь ответа, повалился назад.

Переложив вожжи в одну руку, Орд зашарил другой рядом бедром. Нащупав глиняную бутылку, поднёс к лицу, зубами выдернул деревянную пробку. Втянув носом острый кислый запах домашней браги, выплюнул затычку на колени. Отхлебнув, прислушался к раздавшимся в темноте проклятьям: похоже, катившая следом телега налетела на ту же выбоину. Ухмыльнувшись, Орд выпил ещё, прикидывая, не побил ли Тауп товар.

Дигмал и Орд направлялись в Ниворед на осеннюю ярмарку – самую крупную в этой части Эмайна. Каждый год, на две недели рядом с посёлком вырастал целый городок из подвод, фургонов, возов и кибиток съехавшихся отовсюду селян, торговцев, ремесленников и прочего люда. В эти дни здесь можно было купить или выменять всё что угодно: зерно, ткани, украшения, одежду, инструменты, оружие, амулеты, лекарственные снадобья, игрушки, животных… Те же Орд и Дигмал везли из Фумина бочонки с диким мёдом и сушёными ягодами, куньи, волчьи и беличьи шкуры, да пару мешков лесных орехов. Гончар Тауп намеревался продать на ярмарке посуду. А Приян, его подмастерье, прихватил несколько десятков вязанок белых грибов и едва ли не стог целебных трав.

Думая о скрытых сгустившейся тьмой попутчиках, Орд решил, что уж им-то добрая торговля обеспечена: миски, плошки и кувшины Таупа отличались не только прочностью, но и красотой, потому люди их охотно покупали.

«Хотя и нам с зятьком неча жалиться, – рассуждал Орд. – На пушнину и мёд спрос завсегда знатный. А шкурки-то и подороже Тауповой посуды будут…»

Ободрённый этой мыслью, он вновь приложился к бутылке.

Когда бражка почти закончилась, а до рассвета ещё было далеко, возница начал клевать носом. Некоторое время Орд боролся с сонливостью, но постепенно сдался, убаюканный ровным топотом копыт и ритмичным поскрипыванием колеса. Он не увидел, как далеко впереди, в стороне от дороги зажёгся неясный сиреневый огонёк, почти сразу скрывшись в густых клубах тумана. Казалось, бесплотные завитки, подсвеченные тусклым фиолетовым пламенем, выползают прямо из земли, поднимаясь выше и распространяясь в стороны.

Словно почуяв недоброе, запряжённая в телегу лошадь остановилась, захрапела, нервно переступая ногами. Орд разлепил глаза и потряс головой, решив поперву, что мерцавшее фиолетовое облако ему примерещилось.

– Чаво случилося? – раздался за спиной беспокойный, хрипловатый со сна шёпот Дигмала.

– Да демон разберёт, – не отрывая взгляда от колыхавшейся зыбкой завесы, ответил Орд, чуть гнусавя из-за перебитого в давнем бою носа.

Рыскнув глазами по сторонам, Орд цапнул кожаную шапку с металлическими накладками. Быстро напялив, подхватил лежавший рядом топорик. Последним взялся за круглый деревянный щит с помятым умбоном. Спрыгнув с телеги, прислушался.

– Што за невидаль? – вновь раздался голос Дигмала, углядевшего, наконец, фиолетовый туман.

По раздавшемуся звуку Орд понял, что зять взводит самострел.

– Сиди здеся, гляди в оба. А я разведаю, – скомандовал Орд. И тут же стремительно развернулся, услыхав позади звук шагов.

– Чаво такое? Чаво встали? – раздался голос из темноты. – А енто там чаво?

Узнав Таупа, Орд опустил топор. Дигмал, едва удержавшийся от выстрела, раздражённо выругался.

– Хер знает, – отозвался Орд. – Вертайся да предупреди свово парня: не ровён час, драться придётся. Хватайте оружие да будьте настороже.

Гончар, не отвечая, поспешил назад.

– Кликну – мчи на подмогу, – бросил Орд родичу.

Прикрывшись щитом, держа топорик на изготовку, он осторожно двинулся к призрачной преграде.

Дигмал, нервозно поглаживая спусковой рычаг самострела, глядел, как силуэт шурина мелькнул на мгновение, подсвеченный фиолетовым ореолом, и тут же растворился в мерцавшей мгле.

Тишина давила: не слышалось ни звука шагов, ни шелеста листьев. Даже лошади будто окаменели и перестали храпеть. Дигмал и сам застыл, словно боясь пошевелиться. Лишь вздрогнул, приметив контуры фигуры, вынырнувшей из странного облака. Прицелившись в тёмное пятно, медлил с выстрелом, гадая, Орд это или нет. Лишь услыхав знакомое сопение, чуть расслабился и опустил самострел.

– Ну, чего там?

Орд, не отвечая, приближался. Оказавшись рядом с телегой, сдавленно шепнул:

– Подь сюды.

– Нашёл чего? – с нервным возбуждением спросил Дигмал, склоняясь к нему.

Вместо ответа, Орд чётким движением опытного солдата вогнал лезвие топора в висок зятя. Оставив свисавшее с подводы тело, крадучись направился к телеге гончара.

Тауп стоял возле повозки, сжимая в потных ладонях тяжёлую рогатину. Он слышал звук смертельного удара, но не понимал, что произошло: ночь была беззвёздной. Спустя несколько мгновений, гончар с ужасом увидел пару глаз, горевших, точно тусклые фиолетовые светляки. И не успев вскрикнуть, упал с проломленным черепом.

Подмастерье, худощавый пятнадцатилетний паренёк, осознав, что случилось неладное, соскочил с подводы и с громкими воплями понёсся прочь. Орд бросился вдогон.

Долго бежать не пришлось: споткнувшись в темноте, мальчишка покатился по земле. Орд, уверенно двигаясь во мраке, мигом оказался возле него. Прикончив подмастерье гончара так же, как остальных, убийца неторопливо вернулся в невесомые объятия фиолетового тумана. Подойдя к обочине, он, выронив щит, обернулся к невидимому в темноте лугу. Несколько ударов сердца стоял абсолютно неподвижно – даже не дышал.

А потом вдруг начал танцевать.

Орд двигался по кругу, неуклюже выбрасывая ноги в стороны, беспорядочно размахивая руками и разбрызгивая кровь с топора. После шестого круга обезумевший мужчина начал с подвыванием выводить неблагозвучную мелодию. Странный напев становился всё быстрее – как и движения Орда. От постоянных рывков с его головы слетел шлем, а конечности дёргались, точно жили собственной жизнью. Внезапно остановившись, Орд ухватил топор обеими руками, держа лезвием вверх. Продолжая петь, изо всех сил ударил себя, попав выше лба. Мелодия оборвалась, раздался жуткий крик боли. А следом – ещё несколько глухих ударов…

По внутренней галерее замка Фирайве быстро шагал рослый, широкоплечий мужчина. Красно-коричневая котта из хорошей ткани, меч в украшенных серебром ножнах, и цепь из фигурных золотых пластинок говорили о рыцарском звании. На удлинённом добродушном лице воина читалась озабоченность: срочный вызов к графу Арп-Хигу обычно свидетельствовал о затруднениях, требовавших участия доверенного слуги.

Остановившись в самом конце коридора, перед дубовой дверью, крест-накрест окованной железными полосами, мужчина приветственно склонил голову:

– Господин Нал-Даллет…

Рыцарь в полном боевом облачении, поднявшийся с деревянной скамьи при приближении визитёра, поклонился в ответ:

– Приветствую вас, господин Им-Трайнис. Граф распорядился впустить вас без доклада.

По его знаку солдаты-караульные, стоявшие по обе стороны двери, раздвинули скрещённые копья. Бел Им-Трайнис потянул за массивное железное кольцо и вошёл.

Владелец Фирайве любил роскошь. Но, в отличие от прочих палат замка, это помещение смотрелось просто. Заваленный свитками простой деревянный стол, пять-шесть кресел с высокими спинками, расположившееся у единственного стрельчатого окна узкое ложе, застеленное медвежьей шкурой, да оружие, развешанное по голым каменным стенам – вот и всё убранство. Как-то раз, супруга графа попеняла мужу: мол, негоже сиятельной особе принимать посетителей в столь бедно выглядящих покоях. На что Арп-Хигу равнодушно заявил, что во время работы его ничего не должно отвлекать, а гости и слуги потерпят, коли их что-то смущает.

Сейчас хозяин замка стоял возле камина, в котором догорало берёзовое полено. Опираясь рукой о каминную полку, сделанную из массивной гранитной плиты, граф пристально глядел в огонь. Оранжевые отблески метались по лицу, чуть скрадывая идущие вниз от крыльев носа глубокие складки, и окрашивая янтарным цветом свисавшие по сторонам лица грязно-серебристые пряди. Услышав звук отворяющейся двери, Арп-Хигу выпрямился, закладывая руки за спину.

– Ваше сиятельство, – склонился, приблизившись, Бел.

Граф приязненно кивнул:

– Приветствую, господин Им-Трайнис. Благодарю, что сумели прибыть столь скоро. Мне как никогда потребно ваше умение находить пути во мраке неизведанного…

Рыцарь прищурился, прикидывая, что именно Арп-Хигу подразумевал столь туманным комплиментом.

– Вы уже слыхали, что произошло минувшей ночью на дороге, ведущей из Фумина в Ниворед?

Им-Трайнис отрицательно качнул головой. Хозяин Фирайве приблизился к столу. Блеснув золотыми перстнями, указал точку на расстеленной карте:

– Здесь, на границе моих владений, нашли убитых фуминцев. Необходимо разыскать тех, кто это сделал. Как можно скорее, – взгляд графа стал колючим, в голосе зазвучала угроза. – Ибо никому не позволено чинить беззакония на моих землях!

– Разве подобным занимается не гибельщик? – удивился рыцарь.

Арп-Хигу оторвал взгляд от карты:

– У господина Ви-Гру возникли затруднения, и он просил о помощи. Вы единственный, кому я могу доверить дело. Узнайте, что помешало гибельщику и его людям выполнить долг. И помогите им поймать убийц.

Рыцарь призадумался. Кад Ви-Гру уже давно служил графу, выясняя обстоятельства всех смертоубийств во владениях Арп-Хигу. Подобно волкодаву, изничтожающему серых хищников, он выслеживал злодеев и душегубов, а после судил и карал. Граф придавал большое значение деятельности Ви-Гру, постоянно повторяя, что, кроме земель, его главное богатство – люди, а законы и безопасность – именно то, что привлекает новых подданных. И гибельщик делал всё возможное, чтобы оправдать доверие хозяина.

Бела Им-Трайниса одолевали сомнения, что он преуспеет там, где потерпел поражение Кад Ви-Гру. Тем не менее рыцарь поклонился:

– Сделаю, что в моих силах, граф. Где сейчас гибельщик?

– Должен быть в Нивореде. Поспешите, и да хранит вас Ильэлл!

Ниворед встретил графского посланца оживлённой суетой. И без того немаленький посёлок, в дни ярмарки по количеству людей сравнивался со средним городом. Хотя большинство гостей почти не покидало обширный пустырь за околицей, где бок о бок стояло множество повозок с различными товарами и звучал многоголосый гомон, перемежавшийся криками животных, на узких улочках Нивореда народу тоже хватало. Разглядывая селян, солдат, торговцев и бродяг, Бел флегматично думал, каким образом сумеет найти неизвестных душегубов, ежели не может отыскать даже Ви-Гру?

Расспросив ратников, наблюдавших за порядком, Им-Трайнис выяснил, где находится дом деревенского старосты. Тот сообщил рыцарю, что гибельщик остановился у Варсалика Ни – богатейшего торговца в посёлке. Ведя коня в поводу, Бел отправился к дому купца.

Варсалика Им-Трайнис не застал: торговец дни напролёт проводил на ярмарочном поле. Но дебелая кудрявая супруга купца сообщила, что господин Кад Ви-Гру ещё утром отправился на место, где нашли убитых.

– И где это? – поинтересовался рыцарь.

– Там! – махнула пухлой рукой собеседница, указывая куда-то на северо-восток. – На дороге в Фумин.

– Благодарю, хозяюшка, – вежливо сказал Бел, запрыгивая в седло.

Купчиха разомлела от такой обходительности со стороны знатного господина. Пока она мучительно подбирала слова для достойного ответа, рыцарь уехал.

Чередуя рысь с шагом, чтобы без нужды не загонять коня, Бел Им-Трайнис добрался до нужного места вскоре после полудня. Подобно устью реки, впадающей в большое озеро, широкий пролесок, вдоль которого стелилась дорога, соединялся здесь с обширным лугом. Среди чуть поникших трав паслись стреноженные лошади. Неподалёку, на расстеленных плащах расположились семеро ратников. По чёрным нарамникам и составленным вместе копьям с треугольными темно-карминовыми вымпелами Им-Трайнис опознал королевских порубежников.

Возле самой дороги, на сгруженных с безлошадной телеги бочонках, сидели двое рыцарей. При виде спешившегося Бела, один поднялся, шагнул навстречу. Другой лишь символически оторвал зад от сидения и приветственно вскинул руку.

– Господин Ви-Гру, – Им-Трайнис склонил голову, здороваясь с жилистым мужчиной средних лет. После с лёгкой усмешкой кивнул сидевшему: – Дерел.

– Рад вас видеть, – дворянин в тёмно-зелёной котте, коричневом плаще и войлочной шляпе с длинным клювообразным козырьком, выглядел медлительным и рассеянным. Мало кто догадывался, что эта обманчивая видимость завела в ловушку не одного разбойника. – Я просил его сиятельство… м-мм… чтобы он позволил приехать именно вам.

– Почему? – прямо поинтересовался Им-Трайнис.

Кад Ви-Гру слабо улыбнулся:

– Ни для кого не секрет, что вы… м-мм… знаток странных и магических явлений. А здесь мы столкнулись с крайне непростым случаем…

Им-Трайнис внутренне содрогнулся. Он ненавидел магию во всех проявлениях, а боги, словно в насмешку, вновь и вновь сталкивали его с волшбой. Неужто и теперь ему придётся разбираться с каким-нибудь треклятым колдуном?!

– К прискорбию, моя осведомлённость в подобных делах сильно преувеличена, – сообщил Бел. – И если даже ваша знаменитая проницательность, господин Ви-Гру, не помогает пролить свет на произошедшее, вряд ли от меня будет толк в поисках злодеев.

В глазах гибельщика промелькнула тень разочарования. Пока рыцарь говорил, он внимательно изучал его и не сомневался в искренности сказанного.

– Всё же, давайте попробуем. Вдруг вы, милостью Квельвелла, всё-таки углядите то, что упустили мы…

– Кто бы ни убил бедолаг, это были не кочевники, – с бесцеремонностью наёмника вмешался воин, сидевший на бочонке. – Мои люди обнюхали каждую травинку и божатся, что гостей с той стороны рубежной линии здесь не было.

– Благодарю, господин Ук-Мак, мы знали это до вашего приезда, – с едва уловимым намёком на сарказм, отозвался гибельщик.

– Что интересней, – игнорируя Ви-Гру, продолжил пограничник, – по словам следопытов, в момент нападения тут вообще никого не было, кроме погибших. Если, конечно, убийцы не летали, как птицы.

– Поясни, будь любезен, – недоумённо хмурясь, Им-Трайнис повернулся к другу.

– Чего пояснять? – пожал плечами Ук-Мак. – Когда резня началась, здесь находились только четверо фуминцев. Другие люди – те, что нашли убитых, появились куда позже: уже и роса сошла, и земля подсохла, и кровь впиталась…

Бел вопросительно взглянул на гибельщика. Тот утвердительно кивнул:

– Недаром назвал я дело… м-мм… непростым. Позвольте, поведаю, что мы выяснили…

Рыцарь в чёрном поднялся с бочонка.

– Ежели не возражаете, господа, я вас оставлю. Мы приказ выполнили, в отсутствии чужаков убедились. Пора возвращаться в фуминский форт… Бел, господин Ви-Гру, – да хранит вас Ильэлл! И удачи в поисках убийц.

– Благодарю, – учтиво поклонился гибельщик. И добавил вполголоса, наблюдая за усаживавшимися в сёдла ратниками: – В этот раз удача нам весьма потребна…

Глухой стук множества копыт неторопливо удалялся, над лесом с криками вились потревоженные птицы. Не видя и не слыша этого, Кад Ви-Гру с Белом рассматривали тёмные пятна, уже едва выделявшиеся на плотном грунте.

– Позвольте вернуться к произошедшему, – сказал гибельщик. – Следы и приметы указывают, что на паре повозок ехали четверо – по двое на каждой. В этом месте они остановились. Один человек слез с телеги и ушёл вперёд. Вернувшись… м-мм… похоже, прикончил топором всех спутников. Самый юный пытался убежать, но душегуб настиг его. После вновь отправился вон туда, – Ви-Гру жестом указал на участок дороги в отдалении. – И там проломил голову самому себе.

– Как?

– Всё тем же топором.

– Разве подобное возможно? – озадачился Бел. – Ладно ещё – броситься на меч или копьё, либо вонзить кинжал в сердце или горло…

Гибельщик невесело развёл руками:

– Будь я проклят вовеки, если хоть что-то понимаю в этой истории.

Озираясь по сторонам, Им-Трайнис разглаживал густые светлые усы большим и указательным пальцами. Подумав о чём-то, вновь поглядел на гибельщика:

– А к чему нам вообще терять здесь время, ежели и вы, господин Ви-Гру, и следопыты порубежников убеждены, что селян отправил к предкам мужик, что себя топором забил? Душегуба-то уже не схватить, не казнить – он ныне лишь пред богами ответ держит…

– Слишком всё… м-мм… необычно, – глаза Ви-Гру сузились; привычную окружающим рассеянность на несколько мгновений сменило жёсткое и даже неприятное выражение, наводившее на мысль об охотящемся волке. – Посему, покуда не прознаю, отчего сие произошло, почему здесь и почему этаким образом, – будем искать… м-мм… что-то, способное всё объяснить.

Сложив руки на груди, Им-Трайнис уставился на засохшее кровавое пятно у ног. Подумал, что случай, безусловно, странный, но раз нет следов невиданных тварей и прочей небывальщины, то, возможно, с магией ему столкнуться и не придётся. Просветлев лицом, обратился к молчаливо ожидавшему дворянину:

– Господин Ви-Гру, в ремесле вашем я смыслю не больше, чем в приготовлении медовых пирогов…

По губам гибельщика скользнула слабая усмешка.

– …Посему скажите, как могу вам помочь, дабы выполнить волю графа? Поведайте, как вы обычно разыскиваете законоотступников?

– Нижайше прошу простить меня, господин Им-Трайнис, – на лицо Ви-Гру вернулось озабоченное выражение с налётом рассеянности, – что вынужден отказать вам раскрытии своих секретов. Не по злобе или… м-мм… недоверию. Причина иная: научи я вас всему, что ведаю, вы неминуемо пройдёте по моим следам, повторив действия и раздумья. В итоге, мы ни на шаг не сдвинемся с места. Боги свидетели, нынче нам ценнее ваша прозорливость, свободная от своеобычных хитростей и привычек гибельщиков и стражи! Потому буду признателен, ежели вы станете наблюдать за нами… м-мм… подмечая упущения и промахи, либо и вовсе измыслите собственный путь к разгадке случившегося.

– Ну, коли так, – выслушав витиеватую речь, промолвил Бел, – скажите хоть, что предпримите дальше.

– Поедем в Фумин. Один из моих людей отправился туда вместе с теми, кто повёз домой убитых. Он должен вызнать, как ладили четверо меж собой, не было ли у них недругов. Порою, лишь одно слово способно вывести… м-мм… на верную дорогу.

– Тогда всецело полагаюсь на вас, – склонил голову Им-Трайнис.

Ви-Гру снял с пояса небольшой рожок, поднял к губам. Раздался высокий, пронзительный звук. Вскоре откуда-то из лесу донёсся похожий.

– Это мой помощник, – пояснил гибельщик, возвращая рог на место. – Сейчас придёт – и отправимся.

Подручный Ви-Гру не заставил себя долго ждать. Вынырнув из кустов слева от дороги, невысокий круглолицый мужчина средних лет, в простом, но добротном коричневом платье, подошёл, поклонился Им-Трайнису. На вопросительный взгляд гибельщика отрицательно мотнул головой.

– Это Фард, – представил Ви-Гру. – Приехал сюда восемь лет назад. Земледельцем оказался посредственным, зато следопыт отменный. В чаще искал… м-мм… что-нибудь необычное или подозрительное. Но, как я подозревал, ничего не нашёл.

Бел поприветствовал Фарда коротким кивком. После вновь посмотрел на гибельщика:

– Едем?

Фиолетовый туман II

II

Трактир заполнял обычный шум: доносившиеся со всех сторон обрывки чужих разговоров, смех, ругань, стук деревянной посуды… В воздухе висели ароматы жареного мяса, варёных овощей, пива и свежего ржаного хлеба; запахи горящих сальных свечей и поленьев в очаге; вонь взопревших тел и немытых ног в сапогах. Откинувшись на спинку стула и сцепив руки на животе, Бел Им-Трайнис из-под полуприкрытых век оглядывал зал. Его взор ненадолго останавливался на знакомых лицах, после вновь начинал блуждать. Казалось, рыцарь вот-вот задремлет, но в действительности он внимательно слушал разговор гибельщика, Фарда и Линдке Дайре-Со.

Последний – темноволосый дворянин с крупными чертами лица, – присоединился к компании в Фумине. Прямой – будто на кол посаженный, в тёмно-синей котте без узоров и шитья, с идеально выровненными мечом на одном боку и кинжалом на другом, второй помощник Када Ви-Гру говорил бесцветным монотонным голосом. Поначалу коротко поведал об убитых, после перешёл к Орду:

– Было ему сорок-сорок пять зим, – на лице Дайре-Со явно читалось недовольство. Бел не понимал причины, а вот гибельщик знал, что помощника раздражает неопределённость. – В приграничье оказался, служа в королевской рати. Когда время службы вышло, остался здесь. Женился, построил дом. Жил, по большей части, охотой, иногда приторговывал. Три с половиной года назад жена померла при рождении первенца. После этого Орд около года был один. Затем в Фумин приехала его сестра с мужем и ребёнком. Орд отдал им свой дом. Сам купил небольшую лачужку в северной части посёлка.

– С сестрой или мужем её не бранился? Ссоры у них бывали? – поинтересовался гибельщик.

– Сестра его, Ална, сейчас слова сказать не может, одно лишь рыдает, – с осуждением промолвил Дайре-Со, презиравший неумение обуздывать эмоции. То, что женщина одновременно лишилась супруга и брата в его глазах оправданием не являлось. – Соседи говорят, что в семье Алны Орда почитали чуть ли ни за главу. С Дигмалом хорошо ладили: охотились вместе, в трактире выпивали.

– Как он с прочим людом себя вёл? Врагов не имел?

– Никто худого слова об Орде не сказал.

– Он никому ничего не задолжал?

– О подобном тоже ни один допрошенный не говорил. Если и было такое, либо не ведают, либо скрывают.

– Однако ж, преудивительно, – подал голос Фард. – Жил-не тужил, а эвона – всех и перебил ни за́ што, ни про́ што…

– Это и непонятно, – Ви-Гру в задумчивости глядел в чарку с сильно разведённым вином, к которой ни разу не притронулся. – Странные он выбрал время и место.

– А вдруг поругался с зятем в пути? – вступил в беседу Бел. – Скажем, ехали торговать, да не договорились, как прибыль делить. А других спутников Орд прикончил, дабы не донесли на него.

Ви-Гру рассеянно покачал головой:

– Простите меня, господин Им-Трайнис, но вы… м-мм… неправы. Свидетелей убивают, желая избегнуть преследования и заслуженной расплаты. Орд же саморучно… м-мм… лишил себя жизни. В этом случае не было никакого резона в убийстве гончара с подмастерьем.

– Попали под горячую руку, – продолжал отстаивать свой вариант Бел. – А после понял, что натворил и покончил с собой.

– Таким… м-мм… причудливым способом? – Гибельщик оторвался от созерцания жидкости в чарке и взглянул на рыцаря. – Все мои чувства, почтенный Им-Трайнис, говорят, что… м-мм… произошло это не так, как вы описали. И наши усилия истолковать произошедшее подобны… м-мм… попыткам впихнуть меч в кинжальные ножны. Но, к несчастью, подходящего ответа на сию загадку у меня нет.

Некоторое время сидевшие за столом молчали.

– Либо не сумел я чего-то вызнать, – заговорил Дайре-Со, всем видом показывая, что такой оплошности допустить не мог, – либо нечто произошло в пути… Ночь, телеги катят по просеке, спешат на ярмарку. Вдруг остановка – почему? У всех в руках оружие – мужики встревожены? Ждут нападения? Самый опытный идёт разведать – препятствие? Засаду? После убивает спутников – его заставили? Угрожали?

– Там не было других следов, – напомнил Ви-Гру.

– Либо их не удалось найти, – безэмоционально ответил помощник. – Ведь позже там проезжали другие люди.

– А пошто он по кругу ходил, прежде чем себя порешить? – вставил Фард. – Тама всюду кровушка с топора-то накапала.

– Орд обезумел, – сказал Дайре-Со. Выдержав паузу, добавил: – Либо его заколдовали. Тут истину раскрыть сумеет лишь господин Им-Трайнис, победитель тёмного колдуна и знаток прочего чародейства.

Три пары глаз уставились на Бела. Гигант тяжело вздохнул:

– Господа, вы спрашиваете не того…

Следующий день Им-Трайнис и Ви-Гру с помощниками провели в Фумине. Гибельщик сумел побеседовать с вдовой Дигмала, после учинил допрос соседям. Фард потолкался среди фуминских мужиков, пытаясь выяснить, не происходило ли в здешних местах какой небывальщины. Дайре-Со наводил ужас на селян, вызнавая, не был ли Орд приносящим жертвы демонопоклонником, подобно недавно явившимся в посёлок переселенцам. Бел навестил Ук-Мака, заглянул к оружейнику, чтобы тот отполировал и без того безупречно выглядевший меч, а после сидел в трактире, размышляя, отчего ему так везёт на всевозможные волшебные приключения.

Вечером к рыцарю присоединился гибельщик с Дайре-Со. Им-Трайнис терпеливо выждал, покуда они поедят, после поинтересовался, удалось ли напасть на какой-нибудь след.

Ви-Гру молча покачал головой. При этом выглядел почтенный дворянин огорчённо.

– Опасаюсь, любезный господин Им-Трайнис, – сказал он, – мне придётся доложить графу о… м-мм… неудаче.

– Вот как? – вежливо произнёс рыцарь, у которого разом полегчало на душе. – Что ж, не во всех битвах можно одержать верх.

Гибельщик изучающе поглядел на него. После склонил голову:

– Вероятно, вы правы.

Когда в «Огоньке» появился Фард, Ви-Гру, как и накануне спросил Бела, не будет ли тот возражать, если его помощник сядет за один стол со всеми. Рыцарь, которому за годы наёмничества доводилось и есть, и спать бок о бок с низкородными, лишь небрежно махнул рукой.

Гибельщик позвал Мунгоуда, дабы тот принёс еды Фарду. Во время ожидания, поинтересовался, удалось ли помощнику что-то вынюхать.

– Кое-шо имеесся, – с довольным видом сказал Фард. – Вир, бондарь тутошний, казал, шо видал как Орд с Малколом в лесу собачилися. Вродеть как из-за силков. Поделить не могли, где чьи места. Криком орали, за ножи хваталися. Но разошлися…

– Гм, а где сейчас этот Малкол, не узнал?

– Обижаете, вашмилсть, – растительность на физиономии следопыта расползлась в стороны из-за широкой улыбки. – Чай, не первый год под вашей рукой хожу, кой-чему да выучилси! Сразу вызнал, где Малкол обретается, да только в дому его не оказалося. Он на ярманку уехал. За день до Орда с прочими… Благодарствую!

Последнее слово адресовалось Мунгоуду, поставившему перед Фардом плошку с курящейся паром жирной мясной похлёбкой.

– Думаете, этот Малкол как-то замешан? – спросил Бел гибельщика.

– Пока у меня нет оснований так считать, – задумчиво произнёс Ви-Гру. – Но мы непременно спросим его. Как Фард закончит – отправимся в Ниворед… Фард, поторопись.

Следопыт, набив рот, промычал что-то и быстрее заработал ложкой.

– Вы хотите ехать на ночь глядя? – удивился Им-Трайнис.

– После того как девять лет назад кочевники напали на собравшихся торговцев и… м-мм… всласть пограбили, охрану ярмарки усилили. И не только в Нивореде: в это время вдоль границы всегда увеличивают число разъездов, чтобы не пропустить нападения. Потому сейчас путешествовать… м-мм… не столь опасно, как обычно.

– Но есть ли резон так спешить? – продолжал сомневаться Бел. – Отчего не дождаться утра?

– Если сей человек повинен в смерти фуминцев, то он может скрыться. В этом случае, чем быстрее отправимся вдогон – тем скорее отыщем.

Ви-Гру умолчал о том, что ссора Орда с Малколом – единственное, за что они смогли ухватиться. И хотя в глубине души гибельщик сомневался, что Малкол действительно в чём-то виновен, чувство долга обязывало тщательно проверить все варианты.

Четыре лошади галопом мчали по ночной дороге. Впереди с факелом в руке ехал Фард. За ним следовал Им-Трайнис. Позади бок о бок скакали Ви-Гру и Дайре-Со.

Тусклое свечение впереди всадники заметили лишь после того, как, заржав, остановились кони Фарда и Бела. За ними встали и остальные. С усилием обуздав нервничавших животных, мужчины глядели на фиолетовую завесу, мерцавшую в паре дюжин шагов впереди. С краю она была полупрозрачной, но чем дальше, тем плотнее становилась, скрывая дорогу и лес по сторонам.

– Во имя Ильэлла, – вырвалось у Им-Трайниса, – что это?

Гибельщик молча покачал головой: увиденное находилось за пределами его понимания.

– Мож кто с фонарём средь туману сидить? – предположил Фард.

– Нет, – в ровном обычно голосе Дайре-Со звучало удивление. – Этот туман сияет сам по себе.

– Горить, как гнилушка в лесу, – следопыт почесал бороду. – Схожу, гляну ближе.

– Нет! – почти одновременно произнесли Ви-Гру с Им-Трайнисом.

– Кони что-то чуют. Раз они не желают приближаться к этому, то и нам не стоит, – добавил Бел. – Кто знает, чем это закончится.

– Полагаю, смертоубийством, – сумрачно предположил гибельщик, схватывавший всё на лету.

– Вы полагаете, Орд и прочие… – задумался Дайре-Со, охватывая подбородок пальцами. – Но ведь место, где их нашли, значительно дальше.

Кад Ви-Гру не ответил.

Фард вынул пращу, вложил неровный свинцовый шарик. Раскрутив, запустил в бледное фиолетовое марево. Снаряд беззвучно исчез в свечении. Больше ничего не произошло.

– Думаю, нам следует вернуться, – через некоторое время сказал Им-Трайнис.

– Вы правы, – согласился Ви-Гру.

Развернув коней, всадники направились обратно к Фумину.

Солнце едва покинуло своё ночное ложе, озарив серое небо мягкими розовыми отблесками, а четвёрка посланцев Арп-Хигу уже была в пути. Проскакав до самого места смерти фуминцев, они осадили коней. Долго озирались, вдыхая прохладный воздух, насыщенный лесной сыростью и запахами луга.

– Ничего, – сказал, наконец, Бел.

– Да, – кивнул Ви-Гру, отреагировав более из вежливости, нежели желая подтвердить очевидное.

– Мож поискать какие следы, вашмилсть? – предложил Фард.

– Ничего не даст это, – подавив зевок, ответил вместо гибельщика Дайре-Со. – Буде убийство связано с виденным нами в ночи, мы б уже что-нибудь нашли. Только туман никаких отметин не оставляет.

– Если тут вообще есть связь, – рассеянно проронил Ви-Гру. – Требуется… м-мм… изучить сие дело. Но прежде – доложим графу.

Направляясь в Фирайве, отряд по настоянию гибельщика сделал остановку в Нивореде. Отыскав Малкола, Ви-Гру долго расспрашивал встревоженного фуминца. Мужик признал, что бранился с Ордом в чаще, но божился, что там всё и закончилось. Удовлетворившись ответами, Ви-Гру сообщил спутникам, что считает Малкола непричастным к убийству.

Арп-Хигу принял гибельщика с Им-Трайнисом, как только ему доложили об их прибытии в замок. Внимательно выслушав доклад Када Ви-Гру, перевёл взгляд на Бела.

– И ранее доводилось вам, почтенный Им-Трайнис, лицом к лицу с колдовством сходиться и превозмогать его доблестью своей. Не возьмётесь ли и теперь одолеть зловещую напасть?

– Ваше сиятельство, – прямо ответил Бел, – встречался я с волшбой не по доброй воле, и всякий раз был не один. Вдобавок, всегда имелся у нас враг в человечьем обличье, которого можно было победить силой либо мудростью. Но не ведаю я, как взять верх над зыбким туманом. Скрыто от моего разумения даже то, чем он является и откуда взялся.

– Допрежь не видали здесь подобного, а значит, кто-то напустил проклятье на земли наши, – настаивал граф. – Потребно, господа, отыскать мерзавца и покарать.

– Так прежде никто по ночам и не ездил, ваше сиятельство, – рассудительно заметил Им-Трайнис, которому до жути не хотелось связываться с магией. – Кто знает, как давно появилось это чудо?

– А вы что скажете, любезный Ви-Гру? – недовольно постукивая по столу пальцами, спросил Арп-Хигу.

– Увы, ваше сиятельство, в колдовстве я не силён. Но коли за всем этим… м-мм… скрывается человек, попытаюсь отыскать его.

– Быть по сему, – подвёл итог хозяин Фирайве. – Можете идти, господа!

Пять дней Бела Им-Трайниса никто не тревожил. На шестой, один из слуг вновь позвал его к графу.

Арп-Хигу принял рыцаря в той же рабочей комнате. На сей раз, кроме него там находились трое: гибельщик, Дайре-Со и Ук-Мак. После учтивых приветствий, граф сообщил Белу, что Дерел прибыл в качестве представителя командира фуминского гарнизона.

– …Ибо дело ныне касается всех нас, – озабоченно закончил Арп-Хигу.

– Могу я узнать, что произошло, ваше сиятельство? – поинтересовался Им-Трайнис.

– Разумеется. – Граф повелительно взглянул на Ви-Гру: – Расскажите ему всё.

Поклонившись, гибельщик заговорил. Из его слов выходило, что поиски виновника возникновения светящегося тумана успехом не увенчались. В приграничье не появлялись колдуны или просто подозрительные люди. Даже кочевники после осады Радовника притихли, избегая заезжать на земли Эмайна.

– В той битве они потеряли немало воинов, – заметил Ук-Мак. – Сейчас им не до набегов.

Ви-Гру лёгким поклоном показал, что принимает объяснение, и продолжил:

– Проведали мы немного о странном тумане. Воистину, именно он повинен в гибели людей. Злое колдовство отнимает разумение у вошедших в него, понуждая зверями нападать на прочих.

– Откуда вы знаете? – уточнил Бел, расстроенный упоминанием волшебства.

– Увы, господин Им-Трайнис, знание нам принёс горький опыт. Вместе с порубежниками мы выставили дозоры в той части дороги, где возникает фиолетовая мгла. Королевское войско караулит со стороны Фумина, ратники из Фирайве стоят ближе к Нивореду. Людям приказали не приближаться к туману…

– Элвин Тагер-Нол поспорил с другими рыцарями, что верхом промчится сквозь туман, – бесцеремонно вмешался Дерел, которому надоело неторопливое изложение предыстории. – Вылетев с противоположной стороны, он набросился на караульных его сиятельства. Воины не сразу разобрали, что происходит, и трое погибли…

Арп-Хигу, заложив руки за спину, нахмурился.

– …Остальные ухитрились повалить Тагер-Нола и скрутить, – продолжал Ук-Мак.

– Он рассказал что-то? – поинтересовался Бел.

– Пленённый рыцарь откусил себе язык и умер, – вновь заговорил гибельщик. – Сходный случай произошёл с ратником. Отойдя в лес и ненароком заступив в туман, он с яростью напал на товарищей. Одного тяжело ранил, сам же пал в схватке с прочими.

На добродушное лицо Им-Трайниса легла тень. Рыцарь уверился в том, что приграничье вновь показало свой колдовской лик, и слегка приуныл. Но оказалось, худшее известие ждёт впереди.

– После всего, его сиятельство и командир пограничной рати обсуждали, как быть с чародейским туманом: учредить постоянные посты, чтобы не пропускать никого после заката, или вовсе перенести дорогу…

Слушая Ви-Гру, Бел глянул на графа. Тот стоял, чуть опустив голову. На лице Арп-Хигу читались недовольство и тревога.

– …Но оказалось, любые шаги не принесут спасения. Открыл это господин Дайре-Со. Мой почтенный помощник обладает натурой дотошной – в нашем деле это золотое качество. Вот и теперь, изучая туман, он выяснил, что с каждой ночью его границы простираются все дальше.

– Как вы догадались? Ведь туман… – Бел замялся, подбирая слово, – такой расплывчатый.

– Ставил метки, – назидательно проговорил Дайре-Со, – в разных местах, и не единожды. За три дня, или вернее – три ночи, фиолетовый туман расползся в разные стороны на две дюжины шагов.

– Если он продолжит двигаться дальше, – сказал гибельщик, – то через какое-то время достигнет Нивореда. А после – Фумина.

– Если скорость не изменится, туман дотянется до окраины Нивореда месяцев через пять, – бесцветным голосом уточнил Дайре-Со.

– Конечно, он может замедлиться или вовсе исчезнуть, – опять взял слово Ви-Гру. – Но уповать на это не следует. Не исключено, что туман, напротив… м-мм… примется захватывать земли быстрее. Тогда у нас совсем мало времени.

Осознав опасность, Им-Трайнис задумался. Конечно, можно было бросить Ниворед и даже Фумин. Но если колдовской туман полезет дальше?

– И что же вы предлагаете? – Бел с высоты своего роста уставился на гибельщика.

– К сожалению, господин Им-Трайнис, мои умения и опыт не позволяют ответить на этот вопрос, – Ви-Гру в очередной редкий раз сбросил маску рассеянности. – Могу сказать одно: жители окрестных земель в опасности. А быть может, и всего приграничья.

– Потребен нам маг, – раздался голос Арп-Хигу. Граф сурово оглядел собравшихся. – Ежели кто и сумеет проникнуть в тайну тумана, то один лишь мастер волшбы.

– Командир послал гонца в столицу с докладом, – сообщил Ук-Мак. – А там, при дворе, есть и волшебники.

– Вельможи в столице не торопятся с делами областей дальних, – неприязненно кинул граф. – Нельзя нам полагаться на подмогу оттуда. Посему, господин Им-Трайнис, отправитесь вы в Лаэрвелл, в тамошнюю обитель.

– К братьям Испепеляющего пламени? – судя по реакции Ви-Гру и взглядам Ук-Мака с Дайре-Со, решение Арп-Хигу стало сюрпризом не только для Бела.

– Воистину, борьба со зловредными чарами – их предначертание, – граф прошёл к стулу с массивной резной спинкой, уселся. – Кто, как не они, сумеют вызволить нас из затруднения?..

Фиолетовый туман III

III

Повинуясь приказу Арп-Хигу, Бел мчался в Лаэрвелл, не жалея ни себя, ни сменных лошадей. Вместе с шестью сопровождающими, рыцарь добрался до городка за восемнадцать дней. Миновав ворота в крепостной стене, зажатые меж двумя серыми островерхими башнями, посланники проехали по узким извилистым улочкам к замку, расположенному на возвышенности в северной части поселения.

От жилищ горожан твердыню отделяли широкий, глубокий ров с проточной водой и высокая стена, сложенная из того же камня, что и внешние городские укрепления.

Местный барон – дальний родич Арп-Хигу, – явно не тревожился за свою безопасность. Это было видно по опущенному мосту и поднятым решёткам ворот.

Три ратника с копьями, лениво болтавшие в проходе, остановили путников. Пока один из них ходил с докладом, Им-Трайнис раздумывал, связана ли беспечность местного владыки с его силой и влиятельностью или же обусловлена наличием под боком цитадели братства Испепеляющего пламени. В любом случае, увиденное резко отличалось от постоянной настороженности обитателей приграничья.

Барон Хайг Арп-Зеннер, грузноватый мужчина, по возрасту находившийся где-то посередине между Белом и графом, принял посланцев радушно.

– Добро пожаловать в Брогазид, почтенный Им-Трайнис, – воскликнул он, едва гости вошли в главный зал и поклонились. С восхищением оглядывая закованного в железо гиганта, поинтересовался: – Как поживает мой драгоценный родич?

– Его сиятельство изволят здравствовать, – учтиво ответил Бел. Вынув из жёсткого кожаного футляра свёрнутое в трубку послание, с поклоном передал барону: – Граф наказал вручить вам это письмо.

С тихим щелчком сломав печать, барон принялся читать, шевеля губами. Оторвавшись от плотного листа бумаги, поднял озабоченный взгляд на Им-Трайниса.

– Сделаю всё возможное, дабы помочь… но… – Не завершив мысль, Арп-Зеннер хлопнул в ладоши, подзывая слугу. – Подготовить для господина Им-Трайниса охотничий покой. Его свиту устройте в людской. И не забудьте почистить и накормить коней!

Низко склонившись, слуга удалился.

– Отдохните с дороги, после потрапезничаем, – обратился барон к гостю. – Ну а затем поговорим о деле.

Стальная чешуя доспеха тихонько звякнула, когда Бел поклонился, подчиняясь воле хозяина замка.

В честь Им-Трайниса барон устроил настоящий пир. Посланца графа усадили на почётное место возле Арп-Зеннера и его супруги – болтливой дородной женщины с замысловатой причёской, скрытой под тонким полупрозрачным покрывалом.

Кроме хозяев замка, за столом разместились несколько гостей: пара местных дворян, рыцарь из Кинниарза и жрец из храма Лернассы. Поначалу рядом с пирующими играли четверо музыкантов. Но вскоре барон прогнал их, поскольку громкие звуки виол, флейты и бубна мешали разговаривать.

Бел, всегда прилежно исполнявший поручения Арп-Хигу, предпочёл бы сразу отправиться в резиденцию братства. Но законы учтивости не позволяли перечить барону, тем паче тот приходился родней графу. Поэтому Им-Трайнис, смирившись, расслабился, в охотку ел, пил и отвечал на вопросы о жизни в приграничье. Его красочные рассказы о жутких неведомых тварях, колдунах и живых мертвецах заставляли баронессу испуганно вскрикивать, а прочих гостей внимать, раскрыв рты.

Под конец трапезы, когда жрец уже откланялся, а подвыпившие гости оживлённо болтали, барон сказал Белу:

– Клянусь богами, удивительное место – это ваше приграничье! Будь я чуть моложе… – Он припал к серебряному кубку, так и не поведав, что бы сделал. Залпом выпив розовое терпкое вино, продолжил: – Из послания моего дорогого родича понял я, что вас одолевает новая напасть. Да только не в том месте вы надеетесь сыскать подмогу.

– Отчего же? Разве братство Испепеляющего пламени не создано ради брани с тёмной магией?

– Так-то оно так… – барон вновь припал к кубку, заботливо наполненному слугой. – Уф… было когда-то в блистательном прошлом. Ныне братьев волнует другое. У них на уме всё больше злато да…

Хайг Арп-Зеннер махнул рукой – то ли презрительно, то ли разочарованно.

– Поговаривают, будто одолев всех врагов, братство за годы праздности растеряло пыл и доблесть. Уж не ведаю, что твориться в других местах, а в здешней обители так оно и есть. А когда сюда назначили нового первостоятеля… – Барон так резко опустил кубок на стол, что задремавшая баронесса вздрогнула от стука. – До меня доходили слухи, будто служил он в столице, но из-за каких-то интриг впал в немилость и был сослан. И теперь стяжает богатство, дабы за мзду обзавестись влиятельными союзниками, кои помогут ему вернуться… Здесь, в Лаэрвелле, бывает редко: то и дело ездит в столицу или ещё куда. И ныне его нет.

Бел в задумчивости провёл пальцами по светлым усам.

– Есть же и другие братья…

– Есть, и клянусь Ильэллом, я заставлю их выслушать вас. Но принесёт ли это хоть какой-то прок… – Барон взялся за вновь наполненный кубок. – Давайте выпьем, дабы смыть привкус этой горькой беседы!

Бел убедился в истинности слов барона об упадке братства Испепеляющего пламени, ещё даже не попав в саму обитель. Когда он в сопровождении нескольких слуг и ратников подъехал к воротам, на стук долго никто не отвечал. Наконец, зарешеченное окошко в двери отворилось, и привратник недовольным голосом поинтересовался, кого принесло.

– Благородный рыцарь Бел Им-Трайнис из рода Им-Трайнис требует впустить его! – объявил слуга, отряжённый бароном. – Также у меня имеется послание от властителя Брогазида и окрестных земель, барона Хайга Арп-Зеннера!

Некоторое время привратник раздумывал. Братство пользовалось королевским покровительством и не подчинялось тем аристократам, на чьих землях располагались обители. Тем не менее, портить отношения с бароном не стоило. Придя к такому выводу, привратник с ворчанием отодвинул засов и распахнул половину ворот.

Под звонкое цоканье железных подков, бивших по булыжникам, меж которыми пробивалась трава, всадники пересекли небольшой двор. Остановившись перед мрачным строением, состоявшим из двух круглых очень широких, приземистых башен, соединённых двухэтажным зданием с узкими стрельчатыми окошками, спешились. Слуга барона поднялся по каменным ступеням и предупредительно распахнул оказавшуюся незапертой дверь перед Им-Трайнисом.

Отметив мимоходом отсутствие стражи, Бел перешагнул порог и оказался в прохладном полумраке пустого помещения с низким сводчатым потолком. Почти одновременно с ним, из тёмного арочного прохода в дальнем конце появился мужчина. Алая котта из дорогой ткани и короткий меч на поясе выдавали в нём дворянина. На плечах лежала цепь из серебряных пластин, удерживавшая подвеску в виде стилизованного огня, напоминавшего цветок с острыми лепестками.

С достоинством поклонившись Им-Трайнису, человек представился:

– Я Гвидо Дол-Нинрат из братства Испепеляющего пламени. Кто вы и с чем пожаловали в нашу обитель?

– Пред вами господин Бел Им-Трайнис из рода Им-Трайнис, рыцарь на службе графа Брена Арп-Хигу, – объявил слуга. – Мой хозяин, барон Хайг Арп-Зеннер передаёт первостоятелю сие послание и настаивает, дабы братство соблаговолило оказать всемерную помощь господину Им-Трайнису.

– Прошу обождать здесь, – без особого энтузиазма ответил Дол-Нинрат, принимая свиток. – Я доложу ауксилару.

– Кому доложит? – спросил Бел, когда Дол-Нинрат ушёл.

– Сановному члену братства, что управляет всеми в отсутствие главы, господин Им-Трайнис, – пояснил слуга.

– А, – коротко ответил рыцарь и со свойственной ему невозмутимостью, принялся ждать.

Вернувшись, Гвидо Дол-Нинрат сообщил, что ауксилар примет Бела без сопровождающих. Флегматично пожав плечами, Им-Трайнис отдал приказ и последовал за рыцарем братства.

Покои заместителя главы братства, вопреки ожиданиям Бела, оказались просторными, с богатым убранством, приличествующим по меньшей мере барону. Да и сам ауксилар, невысокий щуплый мужчина лет тридцати пяти, выглядел, словно знатный вельможа. В роскошной котте из узорчатой заморской ткани, с золотыми браслетами на запястьях, – он будто на миг отлучился с королевского пира. Выражение лица и тон соответствовали виду. Ауксилар говорил вежливо, но за внешней учтивостью, как свинец за полустёртой позолотой фальшивой монеты, проглядывало пренебрежительное отношение к дворянину из захолустья.

– Я ознакомился с посланием барона, – в довольно высоком голосе ауксилара звучала неприкрытая скука. – Увы, мы ничем не можем помочь вам, достопочтенный Им-Трайнис. У всех братьев обители имеются важные дела, от коих их не следует отнимать. Паче того, я не вправе отряжать кого-либо в дальний поход без дозволения первостоятеля. А он нынче в отъезде и лишь боги ведают день его возвращения. Окажите милость, передайте барону мои извинения… Дол-Нинрат проводит вас к выходу.

Рыцарь, встретивший визитёров и всё время разговора безмолвно ожидавший у двери, шагнул вперёд, готовый выполнить распоряжение. Однако Бел не спешил уходить. Даже если бы Арп-Зеннер не поведал о страсти к стяжательству, охватившую братство, таких как ауксилар Им-Трайнис видел насквозь: сказывалась юность, проведённая в столице. Потому рыцарь спокойно поинтересовался:

– Неужели нет никакой возможности разрешить наше дело?

Ауксилар ненатурально изобразил задумчивость.

– Боюсь, нет, господин Им-Трайнис, – он сокрушённо вздохнул. Выдержав паузу, добавил, как бы с сомнением: – Разве что…

Бел положил руку на кошель, но не стал развязывать, заметив, как изменилось выражение лица собеседника. Ауксилар явно рассчитывал получить не монеты.

Проследив за направлением взгляда заместителя главы обители, рыцарь чуть приподнял бровь – тот пожирал глазами золотой перстень с сердоликом. Зрачки Бела сузились, губы сжались: цена была слишком велика – равно как и алчность ауксилара.

Со стороны за Им-Трайнисом с тревогой наблюдал Дол-Нинрат. Он видел, что гигант смотрит на ауксилара, как медведь мог бы разглядывать вставшую на задние лапы мышь. Схватившись за эфес, рыцарь обители лихорадочно размышлял, должен ли он в случае чего вступиться за своего командира или следует бежать за подмогой. Запоздало обратив внимание на меч пришельца из приграничья, Дол-Нинрат осознал, что тот длиной не сильно отличается от роста ауксилара. Это укрепило брата-рыцаря в решимости отправиться за подкреплением.

Вопреки опасениям Дол-Нинрата, Бел, посчитавший, что выполнение воли графа и безопасность жителей Фумина с Ниворедом ценнее давнего выигрыша, невозмутимо стянул перстень с мизинца – единственного пальца, на которой тот налез.

– Досточтимый владыка, – ровно произнёс он, – мне хотелось бы пожертвовать обители этот перстень… Уж простите, если словами своими потревожил ваши размышления.

Ауксилар удовлетворённо улыбнулся:

– Господин Им-Трайнис, от имени братства Испепеляющего пламени я с благодарностью приму ваш щедрый дар. И не тревожьтесь: размышлений моих вы отнюдь не побеспокоили. Я как раз намеревался сказать вам, что, возможно, отыскал решение, способное помочь вам, не нарушив наших правил. Дол-Нинрат отведёт вас в библиотеку обители. Ежели братство когда-либо сталкивалось с чудесами, сходными с тем, что предстали пред вами в приграничье, там будут записи, кои поведают, что это и как с этим колдовством совладать.

Бел едва заметно прищурился: не такого он ожидал. Впрочем, с паршивой овцы…

– Благодарю вас, – учтиво поклонился воин. – Не смею более отнимать ваше драгоценное время.

Библиотека располагалась на верхнем ярусе одной из башен. Большое плохо освещённое круглое помещение было беспорядочно заставлено шкафами, наполненными книгами и свитками. Оглядывая их, Им-Трайнис содрогнулся: чтобы пересмотреть лишь те, что на виду, не хватило бы и полугода.

– Ланс! – громко позвал Дол-Нинрат. – Ланс, поди сюда!

Примерно через семь ударов сердца, из-за шкафов появился парень лет семнадцати-восемнадцати. Среднего роста, тонкий в кости, отчего рядом с рыцарями казался хилым. Неровно остриженные тёмные волосы почти касались плеч. На бледном лице выделялся длинный прямой нос. Цвет глаз в полумраке Белу не удалось различить. Зато он отметил, что парень, единственный из всех виденных в обители людей, носил белую накидку с символом огня.

– Ланс, это господин Им-Трайнис, – сообщил Дол-Нинрат. – Ауксилар распорядился, чтобы ты помог нашему гостю в его деле. Он сам поведает тебе о нём.

Прежде чем покинуть библиотеку, брат-рыцарь небрежно кивнул Белу. Увидев, как тот безропотно уступил ауксилару, Дол-Нинрат перестал опасаться громадного воина из приграничья и даже стал испытывать толику презрения.

Проигнорировав развязность сопровождающего, Бел не без изящества, удивительного для его размеров, поклонился молодому человеку:

– Приветствую вас, почтенный. Не откажите в любезности назвать ваше полное имя, дабы я мог обращаться к вам достойным дворянина образом.

Парень моргнул.

– Я Ланс Он-Рейм из братства Испепеляющего пламени, – пробормотал он негромко.

– Рад знакомству, господин Он-Рейм, – приветливо откликнулся Бел, словно не замечая замкнутости и смущения парня. – Гляжу, в вашей обители чудесная библиотека.

Ланс чуть оживился.

– Из одиннадцати обителей братства больше книг лишь в главной резиденции, в столице, – не без гордости ответил он.

– Впечатляет, – Им-Трайнис был вполне искренен. – Надеюсь, собранная здесь мудрость поможет нашей беде.

При этих словах лицо Ланса вновь застыло, подбородок опустился к груди. Напряжённо задрав плечи, молодой человек вцепился левой рукой в запястье правой. Не понимая причин подобной реакции, Бел пустился в рассказ о появляющемся по ночам светящемся тумане, понуждающем путников убивать друг друга.

Понемногу история всё больше захватывала слушателя. Ланс, не отрываясь, глядел на рыцаря горящими глазами, точно боялся пропустить хоть слово.

– …И тогда граф направил меня сюда в поисках помощи, ибо кто способен одолеть колдовство, как ни знаменитые братья Испепеляющего пламени? – закончил Бел.

Вздохнув, молодой человек понурился.

– Увы, господин Им-Трайнис, братство не то, что в прежние времена, – печально сказал он. – За те пять зим, что я живу здесь, никто ни разу не пытался обороть тёмные чары. И не потому, что магов наперечёт. Порой приходят селяне с жалобами на колдовство – но их сразу выпроваживают не разобравшись. Брат Ансельм говорил, что в обители поселились корыстолюбие и праздность, и что наше пламя угасает, – последние слова Ланс произнёс очень тихо.

– Кто такой Ансельм? – заинтересовался Бел, прикидывая, не удастся ли приспособить к делу такого сообразительного и честного человека.

Ответ Ланса разом разрушил едва начавший оформляться план:

– Он был старейшим в обители. Настоящий брат-рыцарь, одолевший нескольких колдунов и ведьм. Умер в конце прошлого года, – в голосе парня слышалась тоска. – Ансельм единственный, кто учил меня…

Заинтересовавшись, Им-Трайнис исподволь принялся расспрашивать Ланса об Ансельме и жизни в братстве. Поначалу молодой человек говорил неохотно. Но постепенно добродушное обаяние Бела разрушило плотину, из-за которой хлынуло долго копившееся недовольство Ланса. Оказалось, он с детских лет мечтал сражаться с тёмной магией. Вот только братство Испепеляющего пламени оказалось не тем, что Ланс знал по старым книгам. Насельники обители давно не выслеживали чародеев: их больше интересовали привилегии, пожалованные братству короной, и сопутствовавшее им богатство. Даже обычные воинские тренировки здесь стали редкостью.

Только старик Ансельм, посвятивший жизнь делу братства, разделял устремления Ланса. Он начал учить парня распознавать магию. Даже посвятил в основы колдовства, которым раньше владели все братья – без этого невозможно было биться с волшебниками.

Когда же Ансельм умер, Ланс стал чуть ли не отщепенцем в обители. Прочие братья держали его на расстоянии, посмеиваясь над желанием следовать обетам, данным при вступлении. Поэтому почти всё время Ланс проводил в библиотеке – месте, ставшем его вотчиной.

– Сюда никто не приходит, – говорил молодой человек, – и признаюсь, я был удивлён и немного раздосадован…

Он запнулся, осознав, что наговорил лишнего. Бел с усмешкой докончил:

– …Что сюда заявился невесть кто, верно?

– Это слишком… – Ланс смутился.

– А я полагаю, боги устроили эту встречу, – ободряюще произнёс рыцарь. – Ибо приграничье в беде и вы, почтенный Он-Рейм, единственный в обители, кто способен нам помочь.

– Но я знаю очень мало! И даже не посвящён в рыцари!

– Зато вам знакома библиотека, – Бел широким жестом указал на книги. – Ежели кто и способен отыскать ответ на нашу загадку, то только вы.

Ланс задумался, невидяще уставившись в пол. После вскинул голову:

– Если братья Испепеляющего пламени встречались с чародейским туманом, о котором вы поведали, это должно быть в хрониках!

Увидев безмолвный вопрос на лице Бела, пояснил:

– Все дела и походы братства прилежно записываются. В каждой обители есть своя летопись, где указано, где и когда были братья-рыцари, с каким врагом столкнулись и каким способом одержали верх… или как погибли – такое тоже случалось.

– Тогда не станем терять времени!

– Да, – кивнул Ланс.

Лавируя между мебелью, он провёл Им-Трайниса в дальнюю от входа часть библиотеки.

– Хроники здесь, – с гордостью указал парень на несколько высоких шкафов. – Наверно, лучше начать с конца и потихоньку продвигаться к первым записям.

Стянув с полки том в кожаном переплёте, молодой человек положил его на полированную подставку книжного колеса.

– Господин Им-Трайнис, берите следующий, – сказал он, раскрывая книгу. – Вдвоём мы продвинемся скорее…

– Дай-то боги, – пробормотал рыцарь, обречённо глядя на тесные ряды манускриптов разных размеров и толщины.

Фиолетовый туман IV

«…В год осьмой правления Их Величества короля Ринуальда, в Норграле, в лесе за рекою Арвирном зовущейся, объявились таинственники, во ночи тёмные ритуалы деящие, да блуд непотребный творящи. Сих поборников волшбы злой отправились воевать бестрепетные братья Винс Хамри-Дроу, Рауг Тарн-Лосс, Пим Раувли-Каггер…»

Оторвавшись от хроники, Бел зевнул, потёр ладонями лицо. Удручённо вздохнув, вновь углубился в чтение. В какой-то момент ему даже стало интересно – это произошло, когда хронист сообщил, что рыцари пропали. Но вскоре выяснилось, что оные присоединились к лесным прелюбодеям и даже возглавили их. На этом месте Им-Трайнис решительно закрыл книгу.

За узкими стрельчатыми бойницами башни царил мрак. В глубокой тишине потрескивание горящих фитилей светильников казалось чрезмерно громким. Покосившись на Ланса, увлечённо листавшего другой том хроники, рыцарь задумался: возвращаться в замок барона или заночевать здесь? Решающим аргументом стал урчащий живот. Взвесив все за и против, Бел пришёл к выводу, что в Брогазиде его точно накормят, тогда как здесь он, скорее всего, останется голодным.

– Господин Он-Рейм, – позвал рыцарь.

Молодой человек повернулся; на его лице играли тёплые отсветы огня. Судя по отсутствующему виду, мысленно Ланс всё ещё находился в истории, от которой его оторвал оклик Бела.

– Я покидаю вас, – сообщил Им-Трайнис. – Вернусь завтра, после рассвета.

Ланс отстранённо кивнул и вновь уставился на страницы, испещрённые аккуратно выписанными буквами с причудливыми завитками. Поглощённый текстом, он не услышал, как рыцарь протопал к выходу; как после во дворе залаяли псы и что-то недовольно выговаривал привратник; как заскрипели ворота и как в ночной тиши, удаляясь, тяжело зацокали подкованные металлом копыта…

Утром Им-Трайнис нашёл Ланса на том же месте у книжного колеса. На мгновение оторвавшись от чтения, молодой человек коротко приветствовал гостя. Обратив внимание на бледность и тёмные круги вокруг глаз, Бел поинтересовался, спал ли Он-Рейм.

– Да, немного подремал перед рассветом, – не отрываясь от книги, промолвил тот.

Рыцарь не поверил, но ничего не сказал. Вместо этого вышел, разыскивая кого-нибудь из прислуги. Вернувшись, занял место с другой стороны колеса и принялся листать хронику. Вскоре в библиотеке появился слуга, притащивший Лансу кашу, ломоть хлеба и какое-то питьё в оловянной кружке. Парень, недоумённо моргая, уставился на снедь. После, пожав плечами, начал есть, держа деревянную миску так, чтобы ненароком не испачкать раскрытую книгу.

Белу казалось, что день тянется невероятно медленно. Как и накануне, он старательно листал страницы пыльных книг, в поисках каких-нибудь сведений о колдовстве, похожем на фиолетовый туман приграничья. Но среди многочисленных описаний изничтожения деревенских знахарей, напускавших порчу и варивших приворотные зелья, не встречалось ничего напоминавшего виденную им волшбу.

После полудня, когда Им-Трайнис стал всё чаще задумываться об обеде, Ланс вскочил, что-то невнятно тараторя и жестикулируя. Бел терпеливо выждал, пока взбудораженный парень немного успокоится, после чего поинтересовался, не узнал ли тот чего про колдовской туман.

– Да! – Ланс кивнул, после отчаянно замотал головой. – Нет!..

Бел заинтересованно гадал, что могло так взволновать парня, если не сообщение о фиолетовом тумане.

– Я нашёл… – Ланс остановился на полуслове, внезапно осознав, что ведёт себя не так, как должно благородному человеку. Глубоко вдохнув, медленно выпустил воздух и продолжил почти спокойно: – В хронике девяностолетней давности обнаружился случай, в некотором роде напоминающий ваш рассказ. Отдалённо… не напрямую, но… В общем, несколько братьев-рыцарей отправились на границу, где тогда возвели первый форт. Тамошние ратники нашли посреди леса камень, шести-семи локтей в высоту и примерно столько же в ширину. Камень тот в темноте сиял пурпуровым светом. А прикоснувшийся к нему солдат ни с того ни с сего напал на товарищей…

Им-Трайнис провёл пальцами по усам.

– Уж и не знаю, что сказать, – в голосе рыцаря явно слышалось сомнение. – Вроде и впрямь есть что-то схожее, а вроде и не особо… Да и нет там никаких камней. Тем паче, больших, как в вашей книге. Дорога ровная, луг… как луг. А будь камень в лесу, следопыты обязательно бы приметили. Или ратники – те и ночью в тех местах стояли, и светящуюся глыбу всяко не пропустили бы.

На лице Ланса появилось торжествующее выражение, голос от возбуждения стал выше:

– А коли он спрятан?! Волшебством или ещё как?!

Взгляд Бела уцепился за резной узор на книжном колесе, но вскоре рыцарь перестал его видеть, поглощённый раздумьями.

– А что же братья Испепеляющего пламени? С камнем не разобрались разве? – спросил он наконец. – За тем же ехали.

– В хронике об этом ничего не сказано! – воскликнул Ланс. – Это-то и странно! Хроника велась, дабы сделать братство сильнее. Чтобы прочие рыцари узнали, как с каким врагом бороться. Говорил я уже, что прилежно записывались и победы, и поражения. А тут – ничего. Даже не сказано, вернулись ли братья-рыцари из приграничья.

– Пали?

– Когда из похода не возвращался ни один воин, туда непременно посылали новых – больше, чем прежде. Узнать, что произошло и, если требовалось – покарать виновных. В случае с камнем – ни полсловечка о подобном. Совсем ничего нет.

– Отчего так?

Молодой человек пожал плечами:

– Не ведаю, господин Им-Трайнис. И коли не нашли они камень, и коли погибли – в хронике бы о том написали. Одно могу предположить: урона посланники не понесли, но и с магическим камнем не разобрались.

Бел снова надолго умолк, размышляя. После сказал:

– Окружена ваша история тайной, господин Он-Рейм. Но, как по мне, негоже с таким возвращаться к графу. Слишком много догадок и мало достоверных сведений. Давайте искать дальше.

По выражению лица Ланса было видно, что он не согласен с рыцарем. Но, привыкнув подчиняться старшим – дома и в обители, – возражать не стал. Только и молвил:

– Как скажете, господин Им-Трайнис.

Спустя четыре дня, так и не обнаружив ничего полезного, рыцарь говорил барону Арп-Зеннеру:

– Похоже, усилия мои тщетны, и к его сиятельству вернусь я с поражением.

– Опасался я подобного исхода, – безрадостно ответил барон, сидевший в кресле чёрного дерева. – О чём предупреждал вас.

Бел склонил голову, соглашаясь.

– Быть может, отправитесь в столицу? – предложил хозяин Брогазида. – Там главный замок братства. Быть может, в нём обитают мудрые мужи, способные одолеть напасть. А они не помогут – есть придворные маги. Ужель откажут в благодеянии королевской рати?

– До столицы месяцы пути, – в обычно спокойном голосе Им-Трайниса проскальзывали мрачные нотки. – Ежели помощник гибельщика не оплошал в своей прозорливости, я не успею вернуться, прежде чем туман пожрёт Ниворед.

– Боги суровы к нам порой, – заметил барон. – Нам остаётся лишь подлаживаться к их воле, уповая на лучшее. Потеря столь крупного посёлка – беда. Но люди-то не прикованы с своим домам цепями. Уйдут в другое место…

– Кабы туман в Нивореде остановился, – промолвил Бел. – Но дотянется до Фумина – что тогда? Это самая большая крепость в наших землях. Без неё тяжко придётся.

Огладив пальцами усы, рыцарь покачал головой:

– Людей в приграничье и так не чрезмерно. А видя, что не горазды ни граф, ни рать дать отпор бедствиям, разбегутся и те немногие, что есть. Кочевники только того и ждут: хлынут разом и лишат корону и его сиятельство владений. И ладно только дикари – их разбить можно. А коли туман не остановится?

– Тогда король займётся сим делом, вместе со всеми мудрецами, – предположил барон.

– Вероятно, – согласился Им-Трайнис. – Но сколько прежде времени будет упущено? Хорошо, ежели к моменту, когда в столице зашевелятся, колдовская погибель и до ваших земель не дотянется.

Хайгу Арп-Зеннеру эта мысль не понравилась. Перебирая пальцами звенья золотой цепи, болтавшейся на шее, он сидел с угрюмым видом.

– Поезжайте в столицу, господин Им-Трайнис, – сказал барон, наконец. – А к моему дорогому родичу отправлю я гонца с известием о вашем походе.

– Лучше, господин барон, снарядите послов прямо к королю, – возразил Бел. – Не стоит тратить время на переговоры со столичным братством Испепеляющего пламени. Пускай его величество сам прикажет им действовать, коли сочтёт нужным. Я же вернусь к графу за распоряжениями. Возможно, найдёт он для меня более важное дело, нежели посольство ко двору.

Им-Трайнис, не понаслышке знакомый со столичными нравами, не особо верил в помощь короля. По крайней мере, быструю. Слишком далеко приграничье, чтобы вельможи, да и сам король всерьёз ощутили опасность. Скорее, при дворе воспользуются донесением как предлогом для очередной незримой непосвящённым схватке за влияние и власть. В пылу интриг, если кто и попытается предпринять что-то полезное, прочие помешают, дабы не позволить другой стороне получить возможное преимущество. А то и вовсе за склоками надолго позабудут о приграничных бедах.

– Что ж, коли таково ваше пожелание, – чуть сварливо произнёс Арп-Зеннер. Помолчал, поигрывая цепью. Спустя двадцать ударов сердца, спросил: – Когда намерены вернуться в Фирайве?

– С вашего позволения, отправлюсь завтра. Сегодня в последний раз навещу обитель: вдруг боги улыбнулись нам, и единственный не позабывший о долге брат что-то обнаружил?

– Тот молодой человек, о котором вы рассказывали?

– Да, Ланс Он-Рейм. Жаль, что суждено ему прозябать среди здешней братии.

– Так может, заберёте его с собой? – в шутку предложил барон. – Сами же говорите, что людей на границе негусто.

Бел воспринял его всерьёз:

– Я лишь слуга его сиятельства, и не могу обещать ни места, ни содержания. К тому же, в приграничье опасно, особенно теперь.

– И то верно. – Барон вновь замолчал, о чём-то раздумывая. После шлёпнул ладонью по массивному подлокотнику: – Что ж, ступайте, господин Им-Трайнис. И да помогут милосердные боги всем нам…

Словно прознав о разговоре Им-Трайниса с бароном, Ланс, едва успев поприветствовать рыцаря, завёл речь о поездке в приграничье.

– Господин Им-Трайнис, – начал он, изо всех сил стараясь выглядеть степенным и рассудительным, – видя, что поискам нашим не сопутствует удача, размышлял я о других способах справиться с тёмной магией…

Ланс вынужденно сделал паузу, потому что во рту пересохло от волнения. К его радости, Бел, задумавшись, каким образом его поиски превратились в совместные, промолчал.

– И пришло мне на ум одно средство, что использовали прежде братья-рыцари в зачарованных местах…

– Какое? – разом позабыв о посторонних вещах, Им-Трайнис внимательно смотрел на собеседника.

– Ритуал очищения, – выпалил молодой человек. – Его создал один из мудрейших братьев, соединив толику магии с молитвой пресветлым божествам.

Бел нахмурился при упоминании магии. Хмыкнул, провёл рукой по усам.

– И что нужно для этого?

Ланс просиял:

– Сущая малость: возьмите меня с собой! И ещё необходимо будет прихватить гримуар брата Ансельма.

– Гримуар? Что это?

– Книга, в которую брат Ансельм записывал всяческие способы борьбы с нечистью и колдунами.

Лицо Бела осталось невозмутимым, как всегда, но в голосе прозвучало сомнение:

– Разве не утверждали вы, что для того создана была хроника?

Ланс замотал головой:

– Хроника – будто доклад командиру, в коем нет деталей! Пришли, увидели, победили… Да вы же сами читали не единожды!.. А в гримуаре собраны приёмы, заклинания – всё, что использовал Ансельм и другие братья.

Им-Трайнис колебался. Ему не хотелось возвращаться к графу совсем с пустыми руками. Но и вариант Ланса казался крайне сомнительным. Возможно потому, что в предложении парня присутствовала магия.

В итоге рыцарь сложил руки на груди, покачал головой:

– Не стоит вам ездить в приграничье, почтенный Он-Рейм. Там и прежде не было спокойно, а ныне, с этим туманом…

– Но как же ритуал?! – в отчаянии воскликнул Ланс.

– Ежели братья Испепеляющего пламени бывали в наших краях, как о том сказано в хронике, они наверняка сделали что могли. И раз туман появился, их волшба не сработала.

– Не знаю, что предприняли братья-рыцари, но ритуал точно не проводили! – в голосе молодого человека звучало торжество. – Ибо измыслили способ очищения от скверны в столичной обители лишь через пятьдесят девять зим после того похода!

Светло-голубые глаза Им-Трайниса уставились в одну точку. Парень привёл весомый аргумент. Кто знает, вдруг этот самый ритуал поможет? В конце концов, по словам Ланса, ритуал – не совсем магия, но божественное вмешательство…

– Где этот гримуар? – озираясь, деловито уточнил Бел. – В каком шкафу?

– Гримуар находится в покоях ауксилара. Он сразу забрал его после кончины брата Ансельма.

– Почему?

Ланс пожал плечами:

– Поговаривали, что усмотрел в книге опасность… или ценность. Как бы то ни было, гримуар у него.

Гигант направился к двери:

– Придётся нанести ауксилару визит.

Вернулся Бел довольно быстро. На безмолвный вопрос Ланса сказал:

– Меня не допустили в его покои. Страж утверждает, что ауксилар покинул замок ещё вчера.

– Вам солгали! – щёки парня покраснели от гнева и стыда за братьев. – Я доподлинно знаю, что вчера вечером он был здесь и пировал вместе с… Поди, отлёживается теперь, – тихо добавил он.

– Уверены ли вы в том?

– Голову готов прозакладывать, – мрачно ответил Ланс. – Но, если желаете, разузнаю сам.

– Окажите любезность.

Покуда парень отсутствовал, Бел листал хронику. Заслышав тихие шаги Ланса, поднял голову:

– Что вы узнали, господин Он-Рейм?

– То, что прав был я, – угрюмо сообщил молодой человек. – Ауксилар отдыхает после вчерашних возлияний. Более того, он распорядился не допускать вас к нему, ибо, по его словам, вы… докучаете.

– Вот как? – К удивлению Ланса, рыцарь не выглядел ни оскорблённым, ни раздосадованным. – Похоже, придётся раздобыть гримуар иным способом. Кто вхож к ауксилару?

– Без его дозволения – никто, – уныло сказал Ланс.

– Вот как, – вновь повторил Бел, погружаясь в размышления. – Как жаль, что здесь нет моего друга Ук-Мака. Он быстро что-нибудь придумал бы.

– Как выкрасть гримуар?

– Выкрасть? – Им-Трайнис медленно покачал головой, вспомнив отношение Дерела к воровству и ворам. – Нет. Нашёл бы другой способ… или… – Бел подумал, что в такой ситуации Ук-Мак вполне мог бы отобрать книгу силой – именем короля и пограничной рати. И никто в здешней обители не сумел бы остановить лучшего фехтовальщика приграничья. – Гм… возможно, и неплохо, что в этот раз его здесь нет.

Ланс не понял последних слов, но расспрашивать не стал. Сидел, поникнув, да вздыхал, точно менестрель с разбитым сердцем.

Бел уселся на скамью напротив него. Неторопливо разглаживая пальцами усы, размышлял. Затем, пробормотав:

– Значит, братство более не противостоит колдовству? Что ж… – поднялся и покинул книгохранилище.

Спустившись к ожидавшим возле конюшни сопровождающим, шёпотом отдал распоряжение одному из ратников. Тот взглянул удивлённо, поклонился, вскочил на коня и ускакал.

– Известите меня, когда вернётся, – приказал Им-Трайнис оставшимся. – Я буду в библиотеке.

Ратник приехал не скоро. Передав вышедшему к нему Белу два мешка – большой кожаный, с содержимым странной формы, и обычный, – спросил, не нужно ли ещё чего.

– Как станет смеркаться, собирайтесь и уезжайте в замок. Стражи здесь нерадивые, особо не смотрят ни на что. Но всё же накиньте капюшоны, дабы лиц не видно было, а ты вдобавок в стременах приподнимись, чтобы повыше казаться. Пускай думают, что я вместе с вами отбыл. Вернётесь на рассвете. Не мешкайте.

– Понял, господин Им-Трайнис, – склонился воин.

Поднявшись на верхний ярус башни, Им-Трайнис под удивлённым и заинтересованным взглядом Ланса бросил мешки в неосвещенном месте. За предыдущие дни он убедился, что в библиотеку никто из братии не приходит, но не хотел, чтобы ноша бросилась в глаза, если вопреки обыкновению, кто-нибудь внезапно нагрянет.

– Достопочтенный Он-Рейм, сегодня я останусь в обители и попытаюсь добыть гримуар. Прошу, храните моё присутствие втайне… И ещё, не откажите в услуге…

– Да? – с горящими глазами воскликнул парень. – Что мне сделать? Как помочь?!

– Пожалуйста, раздобудьте мне чего-нибудь перекусить. А то в животе сосёт…

Фиолетовый туман V

Жизнь в обители затихала с закатом. Дождавшись момента, когда погаснут огни и умолкнут звуки, Бел отправил Ланса на разведку.

– Почти все улеглись и спят, – доложил тот, вернувшись. – Несколько рыцарей играют в кости в трапезной. Ауксилар у себя. И вроде не один.

– Вот как? – рыцарь застыл, кусая ус. – Ну, да ладно.

Развязав мешки, он извлёк свой тёмный дорожный плащ и отрезанную конскую голову.

– Снимите накидку, – посоветовал Бел Лансу. – Я распорядился, чтобы живодёр спустил кровь, но что-то всё равно натечёт. Вы можете испачкать ваше белое одеяние.

– Зачем вам эта голова? – вытаращился парень. – И почему у лошади зашит рот? И отчего у неё такие жуткие сверкающие глаза?

– Прошу, тише, – призвал рыцарь. – В глазницах кусочки стекла. А пасть зашита, дабы челюсти не раскрывались то и дело… и чтобы не возникло вопросов, отчего рот не шевелится во время разговора.

Невольно подавшись назад, Ланс уставился на него, как на безумца. Не обращая внимания, Бел взгромоздил конскую голову на левое плечо и крепко обхватил рукой.

– Накиньте на меня плащ, – распорядился он. – Капюшон набросьте на конскую башку. Заколите плащ фибулой, чтоб не расходился… оставьте промежуток, дабы мог я видеть… Так, теперь отведите меня к ауксилару. Как дойдём – тут же возвращайтесь сюда. Вас никто не должен заметить. Ежели дело провалится – вся вина ляжет на меня.

– Но… – начал Ланс.

– Никаких но, – оборвал Им-Трайнис. – Ведите!

Минуя сумрачные переходы и коридоры, Бел задумался, найдёт ли дорогу назад. Оказавшись перед дверью в покои ауксилара, отбросил эти мысли.

– Ступайте, господин Он-Рейм, – шепнул он, и трижды впечатал кулак в деревянную поверхность, делая паузу перед каждым ударом.

Приглушённый голос по ту сторону двери стих. Рыцарь постучал снова.

– Подите прочь! – раздражение ауксилара чувствовалось даже через преграду.

Бел усмехнулся и вновь трижды стукнул по двери – на сей раз сильнее, чем раньше.

– Клянусь богами, ты пожалеешь! – судя по тому, как с каждым словом чётче становился голос ауксилара, тот буквально бежал.

Стукнул запор, откинутый нетерпеливой рукой, дверь резко начала распахиваться. Бел ускорил ее движение, рванув на себя ручку, выполненную в виде кольца. От неожиданности ауксилар провалился вперёд, не упав только потому, что рыцарь упёрся пятернёй ему в грудь. Не позволяя ауксилару прийти в себя, Бел втолкнул мужчину обратно в комнату. Задохнувшись, временный глава обители отлетел к середине помещения и плюхнулся на зад. Выпучив глаза и отвесив челюсть, он глядел, как из темноты коридора в его покои, пригнувшись, входит громадная фигура. Снизу ночной гость выглядел как человек, но сверху, из-под глубоко надвинутого капюшона торчала жуткая лошадиная морда. Охваченный ужасом ауксилар не обратил внимания на то, что плащ визитёра неестественно торчал слева, а конская голова располагалась не совсем по центру и кренилась набок. Он видел лишь зашитый суровой нитью рот, перемазанный запёкшейся кровью, да зловеще поблескивавшие отражённым светом глаза.

Дверь позади Бела тихо закрылась – об этом позаботился Ланс, проигнорировав распоряжение рыцаря уходить. Приникнув к предусмотрительно оставленной щели, он, затаив дыхание, наблюдал.

Им-Трайнис шагнул к ауксилару. Услышав справа от себя вскрик и металлический звон упавшего на каменный пол предмета, рыцарь всем телом повернулся.

В незамеченной ранее оконной нише располагался небольшой стол с парой свечей, тремя бутылками вина, разрезанным пирогом на деревянном блюде, маленькой серебряной тарелкой с засахаренными фруктами и серебряным же кубком. Второй кубок валялся на полу. Подле стола стояли два стула с высокими спинками. Один пустовал, а на втором восседала некрасивая женщина в розовом блио. Приглядевшись, Бел обратил внимание на широкие плечи, грубоватые черты лица с массивным подбородком и скачущий вверх-вниз кадык. Под взглядом конской головы, побледневшая «дама» начала громко икать.

Решив, что с той стороны ему ничего не угрожает, рыцарь вновь повернулся к ауксилару.

– Кольцо с сердоликом на твоей руке призвало меня, подлый смертный! – с лёгкими подвываниями пробасил Им-Трайнис. – Пришло время умирать!

Ауксилар затрясся. Он пытался отползти в сторону, но конечности не повиновались.

– Помилуйте, – его слова выходили с натужным хрипом. – Это не моё кольцо!

Дрожащей рукой ауксилар стянул украшение с пальца, подал на ладони Белу. От постоянных подёргиваний кольцо упало, откатилось в сторону.

– Было оно у тебя в сей час, стало быть, заберу твою жизнь, – тем же завывающим голосом заявил рыцарь. – Но можешь выкупить ты свою жалкую душонку!

– Что мне сделать, владыка?!

– Дай мне проклятый гримуар брата Ансельма!

– Я… владыка… сейчас… – Ауксилар со второй попытки ухитрился встать на четвереньки и пополз к кровати, похожей на большой короб с резными дверцами. Вытянув из-под неё сундучок, окованный железными полосами, снял болтавшийся на шейной цепочке ключ. Не сумев попасть в скважину с нескольких попыток, схватил правую руку левой. Двумя руками таки ухитрился отпереть замок. Вытащив небольшую растрёпанную книжицу в потёртом переплёте бурой кожи, также на четвереньках заторопился к Белу. Остановившись в нескольких шагах, кинул гримуар к ногам рыцаря.

– Вот он! Забирайте и пощадите меня, молю!

Присев, Им-Трайнис взял гримуар. Задумчиво глянул на ауксилара. Отметил, что стоило бы связать, но верёвки не было. Да и окажись она здесь, вряд ли бы рыцарь справился с задачей одной рукой – второй приходилось постоянно держать конскую голову.

– Станьте оба на колени и молите богов о прощении за то, что забыли о долге братства Испепеляющего пламени! – сурово приказал Бел.

Сбоку с грохотом рухнул стул – «дама» поспешила выполнить распоряжение. Ауксилар тоже не медлил.

– Молитесь до утра, – распорядился Им-Трайнис. – Ибо лишь священная молитва удержит меня вдалеке от вас. Ежели остановитесь ранее, чем солнечные лучи осветят землю – вернусь и пожру вас, будто змей лягушек!

Под невнятное бормотание рыцарь покинул покои. И тут же столкнулся с Лансом.

– Я проведу вас обратно, – торопливо прошептал парень, опережая вопросы Им-Трайниса. – Идите за мной.

– Хорошо, – буркнул Бел.

Почти добравшись до лестницы, ведущей в башню, Им-Трайнис с Лансом повстречали Дол-Нинрата, шедшего из трапезной за вином.

Издалека заметив приближавшийся огонь фонаря, бросавшего тёплые отсветы на стены, рыцарь с парнем свернули в боковой проход, заканчивавшийся запертой дверью в кладовую. Они надеялись, что человек пройдёт мимо, но тот, будто нарочно, свернул к ним.

Увидев высокую фигуру в капюшоне, Дол-Нинрат отшатнулся, хватаясь за эфес меча. А после, неожиданно для Бела – да и для самого себя тоже, – с невнятным воплем кинулся на здоровяка. Прежде чем брат-рыцарь сумел полностью извлечь клинок из ножен, Им-Трайнис наотмашь врезал ему по голове гримуаром. Дол-Нинрат свалился, точно баран на бойне. На него и на пол рядом, кружась и тихо шелестя, опустились исписанные листки, вывалившиеся из надорванной книги.

Ланс вскрикнул и, что-то возмущённо бубня под нос, бросился собирать их.

Бел возвышался над ним, таращась в темноту коридора и ожидая услышать топот множества ног. К его удивлению, никто так и не появился.

– Идёмте, – отрывисто бросил Ланс, трепетно прижимая к груди бумажки.

Кинув последний взгляд на Дол-Нинрата, Им-Трайнис последовал за ним, мечтая, наконец, избавиться от конской головы, от которой уже начала затекать рука. Не пройдя и трёх шагов резко затормозил и окликнул Ланса:

– Господин Он-Рейм, помогите снять плащ.

– Лучше в библиотеке, – нервничая, прошептал молодой человек.

– Сейчас, – непререкаемым тоном сказал Бел.

Избавившись от плаща, он с довольным видом бросил конскую голову возле лежавшего рыцаря. Затем вынул меч Дол-Нинрата и повозил плашмя по своему плечу, влажному от натёкшей крови. Пристроив оружие под рукой владельца, подмигнул озадаченно наблюдавшему Лансу:

– Теперь идём!

Лишь только заря окрасила небо оранжевым, ратники Им-Трайниса стояли у ворот. Привыкший к их постоянным приездам и отъездам стражник, без вопросов впустил маленький отряд внутрь.

Во дворе солдаты с удивлением увидели необычную суету: с десяток братьев-рыцарей и слуг стояли возле большого костра.

– Что тута происходит? – поинтересовался один из воинов графа Арп-Хигу у местного конюха.

– В ноче пробрался в обитель демон, – сообщил конюх. – А господин Дол-Нинрат сразил яго. Таперича голову демона жгуть, дабы и духу сего отродья не осталося!

После таких слов, приехавшие с любопытством уставились в огонь, но не сумели разглядеть ничего, кроме поленьев и обугленного продолговатого предмета. Недоумённо наморщив лоб, старший из ратников пожал плечами и направил свою лошадь к конюшне, возле которой они обычно ожидали Им-Трайниса.

Бел, воспользовавшийся суетой, чтобы незаметно выбраться из библиотеки, уже подкарауливал их внутри. Выйдя на улицу, он, будто только приехав, направился ко входу в обитель. К его удивлению, там уже поджидал один из младших братьев.

– Господин Им-Трайнис, – с поклоном молвил он, – вас требует к себе ауксилар. Дело спешное, посему почтительно прошу вас не мешкать.

Ночь, проведённая на коленях, подорвала силы ауксилара, потому он принял рыцаря, находясь в постели. Хотя дверцы кровати были широко распахнуты, Им-Трайнис не мог разглядеть в полумраке лица лежавшего. Зато прекрасно слышал голос, наполненный с трудом сдерживаемым гневом.

– Вам нездоровится, господин ауксилар? – вежливо осведомился Бел после приветствия.

– Минувшей ночью в нашу священную обитель ворвался дух зла, – донеслась до него вибрировавшая от негодования речь. – Кошмарное исчадие бездны, источающее смрад и ужас!..

Им-Трайнис, чуть опустив нос, украдкой потянул воздух. Убедившись, что от его тела пахнет только кожей, металлом и немного конским потом, вновь уставился на мужчину в кровати.

– Он был огромен, будто медведь – раза в два выше вас!.. – продолжал распинаться ауксилар.

Искоса взглянув на потолок, до которого легко мог дотянуться рукой, Бел с сомнением наморщил лоб.

– Неужели это был такой исполин?!

– Да! – высокий голос ауксилара резал уши.

– И что же сделал демон? – поинтересовался Им-Трайнис.

– Он… – лежавший в кровати мужчина замялся. – Он… он мог учинить непотребные дела! Лишь благодаря неистовой отваге брата-рыцаря Гвидо Дол-Нинрата, одолевшего чудовище в схватке, никто в обители… не понёс урона.

– Деяние, достойное воспевания в балладах, – с серьёзным лицом заметил Бел. – Поздравляю вас, господин Дол-Нинрат. Знакомство с легендарным героем – честь для меня.

Гигант поклонился брату-рыцарю, с парой других воинов находившемуся тут же в комнате. Дол-Нинрат, ошалело хлопавший глазами, в ответ склонил перевязанную голову.

– Я вознесу молитву Ильэллу за то, что всё благополучно завершилось, – пообещал Бел ауксилару. – Сейчас же…

– Завершилось?! – взвизгнул ауксилар. Его бледное лицо показалось в проёме кровати. – Здесь нашли только голову монстра! Тело ушло! Демон не умерщвлён окончательно! А значит, может вернуться в любую ночь! И всё из-за…

Внезапно умолкнув, он с десяток ударов сердца тяжело дышал, откинувшись на подушки. Потом заговорил совершенно другим тоном:

– Досточтимый Им-Трайнис, я призвал вас вовсе не для того, чтобы жаловаться на беды обители…

Белу показалось, что уши вот-вот слипнутся от сахара в речах ауксилара.

– Я лишь желаю вернуть вам щедрое пожертвование…

При этих словах даже братья-рыцари, за исключением оглушённого Дол-Нинрата, с недоумением оглянулись на предводителя.

– Да-да, – разливался ауксилар. – Ибо случившееся показало, что обитель пока недостойна столь богатых даров.

– Простите, господин ауксилар, – сдерживая улыбку, поклонился Бел, – но это невозможно. Дар есть дар, и забрать его – разгневать богов.

– Нисколько! – горячо возразил ауксилар. – Забирайте! Перстень должен быть у вас!

Мимо внимания Им-Трайниса не прошло, как собеседник выделил последние слова, и что при этом в его голосе прорезалось злорадство.

– Если такова ваша воля, господин ауксилар, я возьму перстень. Но при одном условии…

– Каком? – медовая вкрадчивость разом исчезла, уступив место подозрительности.

– Прошу, позвольте брату Лансу Он-Рейму сопровождать меня в поездке в приграничье.

– Всего-то?! – пренебрежительно отозвался ауксилар. Он испытывал облегчение, что рыцарь не потребовал золота или обременительной услуги. – С этого мгновения Он-Рейм полностью в вашем распоряжении!

– Вы чрезвычайно добры, – вновь поклонился Бел.

Ауксилар отдал приказ, и один из рыцарей протянул Им-Трайнису перстень с сердоликом.

– Вы свободны, господин Им-Трайнис! Путь в приграничье не близкий, берегите себя.

– Непременно, – невозмутимо ответил Бел, отметив хорошо скрытый сарказм: ауксилар явно сомневался в том, что гигант благополучно доберётся до Фирайве.

– Собирайтесь, дорогой Он-Рейм, – весело сказал Бел, увидев Ланса. – Вы отправляетесь с нами в приграничье. Ежели, конечно, не раздумали.

– Я?! Нет! – парень засуетился. – Я быстро…

Резко остановившись, настороженно взглянул на рыцаря, будто ожидая подвоха:

– Вы же не хотели, чтобы я ехал?

– Я передумал, – просто ответил Бел. Он не стал говорить, что здорово разочаровался в братстве Испепеляющего пламени, упадок которого был заметен во всём: от нерадивости привратников до сомнительных пристрастий ауксилара, а потому желал вытащить парня отсюда. – Наместник первостоятеля милостиво дозволил вам уехать, убеждённый в том, что вы станете достойным представителем братства в приграничье.

Глаза Ланса загорелись восторгом:

– Спасибо, господин Им-Трайнис! Я… спасибо!

Кони мчались по грязной дороге, разбрызгивая воду из луж, оставшихся после недавнего дождя. Бел, не знавший, что происходит в приграничье и беспокоившийся о том, что времени остаётся всё меньше, торопил своих людей, как мог. Отряд почти не останавливался на привалы, ночевал, где придётся. Воины позабыли об удобстве и долгом отдыхе. Берегли разве что лошадей – и то, лишь после того, как две пали, не выдержав долгой скачки.

Вечером, разбивая лагерь, ратники готовили пищу, быстро ели и моментально проваливались в сон. Оставались бодрствовать лишь караульные и Ланс. Парень использовал каждую возможность для изучения гримуара Ансельма. Располагаясь у самого костра, чтобы видеть буквы, он жадно читал до тех пор, пока глаза не закрывались сами собой.

– Вы так долго не продержитесь, досточтимый Он-Рейм, – сказал ему как-то Бел. – Либо уснёте в пути и на скаку свалитесь с коня, либо захвораете.

– Я крепкий, даже если по мне не скажешь, – улыбнулся Ланс. – К тому же, от гримуара невозможно оторваться! Магия, которую использовали братья-рыцари, удивительно проста…

– Магия? – Им-Трайнис не разделял его восторгов. – Братство вроде обязано бороться с ней, а не изучать и сохранять?

– Испепеляющее пламя безжалостно сжигает чёрную волшбу, что вредит людям, светлой же препятствий не чинит, – процитировал строчку из устава братства парень. – Но вы правы, большинство братьев считало, что мы обязаны знать врага, но не должны опускаться до использования его умений – не более, чем потребно для победы в сражениях с колдунами. Но некоторые, вопреки всем, полагали, что нужно глубоко изучать магию во всех проявлениях. Брат Ансельм принадлежал к их числу – за то его и сослали из столицы в самую отдалённую обитель. Он начал обучать и меня, но оставил этот мир. Но с его гримуаром я, возможно, сумею продвинуться дальше. Тем более что, как я говорил, заклинания действительно просты. Вот, глядите…

Ланс вытянул из мешка морковь. Кинжалом отрезал ботву. У четырёх побегов отсек плотные прямые основания, каждое с палец длиной. Проковыряв остриём небольшие отверстия в моркови, вставил туда зелёные палочки. Опустив на землю, простёр над овощем ладонь и забормотал заклинание.

Зрачки Бела резко сузились, а рука сама ухватила эфес кинжала, когда морковь вдруг стала оранжевой ящеркой с зелёными лапками. Замерев на миг, рептилия, извиваясь, юркнула в траву.

– Вот видите?! – воодушевлённо воскликнул Ланс. – Как вам?

Наткнувшись на тяжёлый неодобрительный взгляд рыцаря, парень осёкся.

– Магия – дрянная штука, – проронил Им-Трайнис. – Поостерегитесь. Как бы подобное не принесло вреда.

Чуть позже, устроившись на ночлег, он глядел в темноту, терзаясь сомнениями, не ошибся ли, вынудив ауксилара отдать гримуар.

Фиолетовый туман VI

Владения графа Арп-Хигу выглядели, как и прежде: деревни были на месте, их жители занимались обычными делами. Не наблюдая страха и обеспокоенности, Бел заключил, что угроза фиолетового тумана ещё не столь сильна, как он в глубине души опасался.

Его предположения подтвердил сам граф, принявший рыцаря сразу по приезде. Хмуро выслушав рассказ Им-Трайниса о путешествии, молвил:

– В том, что постигла вас неудача, вины вашей нет. Отправившись в обитель братства, исполняли вы мою волю. – Повернувшись к камину, Арп-Хигу уставился на огонь. – В те времена, когда покинул я дом, направляясь к границе доброго нашего королевства, слава рыцарей Испепеляющего пламени сияла, словно золотой щит в солнечный день. Прискорбно, что дни те миновали и светило их доблести закатилось.

– Некоторые искры былого ещё горят, – в тон графу заметил Бел. – Позвольте представить вам Ланса Он-Рейма из братства Испепеляющего пламени. Он один из немногих, кто по-прежнему верен долгу. Господин Он-Рейм рьяно помогал мне в поисках сведений, а после сам вызвался приехать в приграничье, несмотря на опасность. Смиренно прошу ваше сиятельство благосклонно отнестись к этому молодому человеку.

Повернувшись, граф внимательно оглядел Ланса.

– Ваше сиятельство, – парень поклонился.

Арп-Хигу кивнул с непроницаемым выражением лица.

– Приветствую вас в Фирайве, – молвил он. – Я непременно побеседую с вами позднее.

– Как будет угодно вашему сиятельству, – вновь склонился Ланс.

Видя, что парню явно неуютно под пристальным взглядом графа, Им-Трайнис отвлёк хозяина Фирайве:

– Быть может, по совету барона Арп-Зеннера, мне следовало отправиться в столицу?

Взор графа обратился к нему.

– Дело сие сомнительное. Без верительных грамот и достойной свиты вас навряд ли бы допустили в королевский замок. Вот кабы сам я приехал – король, несомненно, принял бы меня. Но был бы с того прок…

Бел, думавший так же, кивнул.

– Что мне делать теперь, ваше сиятельство? Я готов выполнить любое распоряжение.

– Ступайте и отдохните как следует. Вы, господин Он-Рейм, тоже. Мне же нужно поразмыслить обо всём.

Граф призвал Им-Трайниса лишь спустя несколько дней. На сей раз он принял рыцаря в главном зале замка. Сидя в массивном, похожем на трон, кресле, застеленным куньими мехами, владетель Фирайве о чём-то беседовал с Ви-Гру. При появлении Бела, оба умолкли. Рыцарь приветствовал их; гибельщик поклонился в ответ, граф ограничился лёгким кивком.

– Господин Им-Трайнис, – начал Арп-Хигу. – Уверен, будет вам отрадно узнать, что путешествие ваше в Лаэрвелл оказалось ненапрасным.

В глазах рыцаря проскользнуло удивление.

– Я побеседовал с юношей, приехавшим с вами, и поведал он мне старую историю о таинственном походе рыцарей Испепеляющего пламени в наши земли. Показалось мне сие любопытным. Наказал я господину Ви-Гру разузнать о том поболее…

Гибельщик остро взглянул на графа и тут же отвёл взгляд, не желая, чтобы кто-нибудь из присутствовавших прочитал в нём недовольство. Он со своими людьми выслеживал грабителей и душегубов, ориентируясь на свежие приметы и рассказы очевидцев. Когда же их вынуждали разыскивать следы магии или даже людей, бывавших в здешних краях многие годы назад, Ви-Гру переполняло раздражение от впустую растрачиваемого времени. Ситуацию ухудшало ощущение бессилия, возникавшее от непонимания происходящего и неразумения, что же, собственно, делать.

–…Обыкновению вопреки, вызнать ничего не удалось. Однако ж, не даром господин Ви-Гру и люди его слывут лучшими в ремесле своём. Почтенный Линдке Дайре-Со, услыхав о колдовском камне, вызвался найти его, коли связан тот с погибельным туманом.

– Неужели ему удалось, ваше сиятельство? – изумился Бел.

– Он предположил, что камень, буде таковой существует, может быть… м-мм… источником тумана, либо сердцем колдовства. Несколько ночей он кружил по лесу, определяя границы тумана с разных сторон. После нагнал землемеров, что лазали по бурелому, высчитывая центр, – сообщил Ви-Гру.

– И ведь нашёл! – с довольным видом закончил Арп-Хигу. – Мужики разрыли валун, где указал господин Дайре-Со. И теперь желаю я, чтобы вы, господин Им-Трайнис, сопроводили к нему брата Он-Рейма.

– А это точно волшебный камень? – огорчившись, осведомился рыцарь.

– К добру или худу, да, – вновь посерьёзнел граф. – Один из мужиков, что первым коснулся валуна, вмиг обезумел и лопатой покалечил другого землекопа. Когда же схватили его и отвезли в Ниворед, бился головой о стену поруба, покуда не помер.

– Ильэлл, – пробормотал Им-Трайнис. И добавил громче: – С вашего позволения, пойду собираться в дорогу.

– Ступайте, – разрешил граф. – Господин Ви-Гру направляется в Ниворед, заодно покажет находку.

– Тогда не станем мешкать, – сказал Бел.

Поклонившись Арп-Хигу, они с гибельщиком покинули зал.

Примерно в полутора полётах стрелы от места, где Орд убил своих спутников, на просторном лугу, в стороне дороги, бородавкой торчал одинокий взгорок. Раньше его всклокоченным перепутанным мехом покрывали степные травы. Теперь же, среди развороченного дёрна и свежих чёрных отвалов земли, выступающей из раны костью, торчал громадный валун. Выше человеческого роста, округлый и грузный, он выглядел чем-то холодным и мёртвым среди зелёной растительности.

– Неужто братья просто закопали его, не сумев победить колдовство? – Ланс заворожённо разглядывал серую ноздреватую поверхность, выглядевшую так, точно камень что-то разъело. – И потому ничего не сообщили в хронике?

Бел не разделял воодушевления молодого человека, воочию узревшего часть истории братства. Рыцарь смотрел на валун, точно на врага перед боем. Вот только не знал он, как одолеть такого недруга. Ведь даже те, кто был сведущ в магии, ретировались, скрыв следы провала.

Воспоминание о братьях-рыцарях навела Им-Трайниса на новую мысль. Переведя взгляд на Ланса, гигант пробасил:

– Должен признать, что правы были вы, господин Он-Рейм. Приношу извинения, за то, что не внял вашим словам.

– Пустое, не думайте об этом, господин Им-Трайнис! – весело откликнулся Ланс. – Главное, нашли мы причину здешних бед. И с гримуаром Ансельма сумеем освободить эти земли от тёмной магии.

Упоминание гримуара не порадовало рыцаря. Вновь устремив взор на камень, он пробормотал под нос:

– Помогай нам Ильэлл…

Поглядеть на ритуал очищения приехал сам Арп-Хигу. Восседая на коне, распалённом скачкой и то и дело начинавшим топтаться на месте, граф наблюдал за действиями Ланса. Позади хозяина Фирайве наготове замерли рыцари свиты и ратники. Поодаль расположились воины пограничной рати во главе с Ук-Маком. Над серебристо-чёрным строем солдат блестели наконечники копий и трепетали треугольные вымпелы цвета подсыхающей крови.

Бел Им-Трайнис, расставив ноги, стоял в паре шагов от Ланса, сжимая в левой руке факел, зажжённый от священного огня в ниворедском капище. Широченные плечи рыцаря были расслаблены, поза выглядела непринуждённо. Но плотно сжатые губы, углубившиеся складки и морщинки на лице выдавали напряжение.

В отличие от гиганта, Он-Рейм находился в приподнятом настроении. Он, наконец, делал то, ради чего некогда вступил в братство. Звонко призывая светлых богов, Ланс с разных сторон обрызгал валун водой, набранной в роднике. После, взяв у Бела факел, трижды посолонь обогнул камень, нараспев произнося заклинание, напоминавшее жреческие гимны. Под конец ткнул пылающим концом в камень и девять раз выкрикнул незнакомое Им-Трайнису слово.

Постоял, точно в ожидании. Затушил факел, ткнув в земляную кучу. Подошёл к Белу.

– Это всё? – спросил рыцарь, подозрительно рассматривая валун.

Камень выглядел, как прежде, если не считать начавших подсыхать влажных пятен и смазанного чёрного следа от факела.

– Да, – в голосе парня слышалась неуверенность, вызванная скептичным тоном Им-Трайниса. – Я сделал всё точно, как указано в гримуаре.

– Хорошо, – произнёс Бел. Он был несколько разочарован, ибо в глубине души рассчитывал, что валун расколется или вовсе исчезнет. – Будем надеяться, что боги услыхали нас.

Вместе они приблизились к графу.

– Ритуал завершён? – судя по виду, Арп-Хигу тоже предполагал узреть нечто невероятное.

– Да, ваше сиятельство.

– Тогда возвращаемся, – не привыкший терять время попусту граф развернул коня и пустил вскачь.

Слуга подвёл Белу и Лансу их лошадей.

– За графом, – скомандовал рыцарь, ловко запрыгивая в седло.

Махнув на прощание рукой Дерелу, Бел понёсся через луг к дороге. Он-Рейм, чей энтузиазм начали потихоньку вытеснять сомнения, отстал. Парень то и дело оглядывался на возвышавшийся среди покачивавшихся трав валун, гадая, сумел ли спасти здешние земли или же провалился подобно предшественникам.

– Должно получиться, – пробормотал он в конце концов. – Я провёл ритуал, как до́лжно…

– …Я провёл ритуал правильно, – повторил Ланс графу следующим утром. На сей раз в его словах отсутствовала уверенность.

– Не сомневаюсь, – ровно произнёс Арп-Хигу.

Заткнув большие пальцы рук за украшенный золотыми бляхами пояс, он прошёлся по рабочей комнате, сопровождаемый взглядами Бела, Ви-Гру, Дайре-Со и Ук-Мака. Ланс, повесив голову, уставился в каменный пол.

– Как бы то ни было, фиолетовый туман вновь появился минувшей ночью. Видно, тёмное проклятье оказалось слишком сильным…

Граф милосердно удержал при себе, что мощным могло быть не проклятье – слабым оказался заклинатель, пытавшийся побороть его.

– Потребен мне ваш совет, господа, как быть дальше, – обратился Арп-Хигу к собравшимся. – Раз уж боги положили нам самим разбираться с ниспосланным испытанием.

В помещении воцарилась тишина, которую нарушало лишь потрескивание углей в очаге.

– Ваше сиятельство, – первым заговорил Дерел, – если не вышло с волшбой, отчего не попробовать силу? Пускай мужики разобьют валун на мелкие куски!

– Согласится ли кто на подобное, ежели, прикоснувшись к камню, люди теряют разум? – усомнился Им-Трайнис. – Разве что принуждением народ сгонять…

– Колдовство не действует, коли прикасаться не телом, а орудием, – сказал Ук-Мак. – Селяне, что землю разбрасывали, то и дело цепляли валун лопатами – и ничего. Ратники из интереса притрагивались копьями – тоже не пострадали. Да и господин Он-Рейм факелом ударил – и разумом не помутился.

– И то верно, – с облегчением согласился гигант.

– Прошу прощения, – поднял голову Ланс. – А отчего бы просто не уйти от опасного места? Здешним лесам и лугам конца и края нет, не то что в глубине королевства.

– Полагаю, в обители братья иначе относятся к земле, потому простительны вам подобные речи, – вопреки вежливым словам, говорил граф жёстко, глаза же его при этом холодно горели. – Но знайте же, почтенный Он-Рейм, что ни пристало благородному человеку без боя уступать угодья свои, буде даже демоны выползут из зловонной бездны. Эта земля – моя. На том стоял и стоять буду до последнего вздоха.

– Его величество нас тоже не наградит, коли отступим, – мягко произнёс Дерел. – Тем паче, что земля, политая кровью наших воинов, становится святой. Уйти с неё дозволено только под натиском превосходящего врага – и лишь с тем, чтобы набраться сил и отбить всё назад.

Ланс покраснел, не находясь, что ответить.

– Помимо воинской чести, что не дозволяет отступать перед лицом угрозы, есть и другие причины, – речь Дайре-Со звучала монотонно и усыпляюще, как и всегда. – Скарб можно перевезти, дома и даже крепости выстроить заново. Но засеянные поля останутся здесь. А без урожая многих ждут голод и смерть.

– Понимаю, – тихо выдавил Ланс, опуская голову.

– Что ж, господа, – после долгой паузы подвёл итог граф, – попробуем уничтожить камень. И будем молить богов, дабы разбитый он лишился злой силы.

Восемь дней спустя, все те же люди собрались в той же комнате. На сей раз мрачно выглядел даже всегда невозмутимый Им-Трайнис. Немудрено: за прошедшее время границы тумана расползлись почти на три полёта стрелы, камень же разбить не удалось. Уродливую серую поверхность не брали удары тяжёлых молотов. Попытки вбить клинья оканчивались ничем: деревянные ломались и расщеплялись, железные гнулись. Мужики по многу раз разводили вокруг валуна огромные костры, после обливали водой из бочек – но тщетно. На камне не появилось ни тончайшей трещинки, не отлетел ни мельчайший осколок. Проклятый валун потемнел от копоти, но оставался неуязвимым.

– В пасмурную ночь фиолетовые отсветы в небе уже видны с окраины Нивореда, – угрюмо доложил Ви-Гру. – До околицы туман доберётся ещё очень нескоро, но время стало нашим врагом.

– Быть может, отволочь валун подальше в степь? – размышлял вслух Ук-Мак. И тут же покачал головой: – Нет, не выйдет.

– Кабы неведомым чудом и получилось, то не убрало бы угрозу, а лишь немного отсрочило неизбежное, – занудливо промолвил Дайре-Со, который ещё несколько дней назад перебрал все варианты перевозки камня, равно как и связанные с этим непреодолимые трудности.

Повисла тяжёлая тишина. Почти все думали о том, что вероятно, вопреки всеобщему настрою, придётся сдаться и уйти от смертельно опасного тумана. Только Им-Трайнис, вспомнив о волшебнике-менсаконце, прикидывал, насколько быстро ему удастся пересечь дикие земли, чтобы разыскать Сиоайла там, куда тот направился. Да и задержался ли маг в далёком Киаллиссе? Ведь уже год минул с тех пор, как они расстались на эмайнской границе…

– Позвольте мне сказать, – нерешительно произнёс Ланс.

– Говорите смело, – невесело улыбнулся Арп-Хигу. – В наших краях каждый имеет право на слово, когда касается дело жизни и смерти.

– Господа, – Он-Рейм оглядел угрюмые лица, остановился на графе и продолжил, смотря ему в глаза, – все эти дни думал я, как справиться с колдовством, выискивая ответ в гримуаре брата Ансельма. Способа, что мог бы выручить в столь необычном случае, увы, не нашлось. Но мне пришла в голову идея. Что, если оживить камень?

Арп-Хигу недоумённо наморщил лоб. Бел нахмурился. Ви-Гру внимательно изучал парня, пытаясь понять, не рехнулся ли тот от переживаний и умственных усилий. Стараясь не обращать на это внимания, Ланс продолжал:

– Господин Им-Трайнис понимает, о чём я говорю. Я показывал в пути…

Граф вопросительно уставился на Бела. Гигант кивнул.

– И что нам даст сие? – спросил Арп-Хигу молодого человека.

– Если камень станет живым, ваши воины смогут убить его, ваше сиятельство.

– Вам действительно под силу такое? – недоверчиво глядел гибельщик. – Вы способны сделать живым любой предмет? Скажем, этот стол?

– Заклинание несложное, при некоторых навыках в волшбе им может воспользоваться любой, – ответил Ланс. – А стол… нет, господин Ви-Гру, должен признать, у меня бы это не вышло. Здесь важна сила мага. Моя невелика… пока что. Наверно, морковка – большее, на что я способен. Но с камнем дело обстоит иначе. Он сам напитан волшебной силой. Её так много, что воздух словно колышется вкруг него. Быть может… нет, я верю, что из-за его магической природы мне удастся сделать это.

– И чем же станет оживший валун? – осведомился Дайре-Со.

– Не знаю, – признал Ланс. – Полагаю, чудищем.

Ук-Мак глубоко вздохнул, ощущая, как заныли старые раны, полученные в давнем сражении с неведомым монстром. Бел, в свою очередь, неодобрительно качал головой.

Арп-Хигу, вальяжно навалившись на левый подлокотник кресла и положив вытянутую руку на стол, задумчиво глядел на неяркий блеск своих золотых перстней. Приняв решение, тяжело глянул на Ланса.

– Творите заклинание, почтенный Он-Рейм. Не ведаю, что может принести нам битва с чудовищной тварью, но будет у нас хотя бы надежда убить её. Тогда как от тумана можем мы лишь позорно бежать, либо бессмысленно пасть, упрямо оставшись в своих владениях.

– Слушаюсь, ваше сиятельство, – поклонился молодой человек.

Фиолетовый туман VII

VII

Хмурое, грозившее дождём небо, нависало низко над землёй. Сильный ветер пригибал траву, трепал и заворачивал длинные полы белой накидки Ланса. От волнения парень был бледен, отчего его лицо по цвету мало отличалось от одежды. Словно в поисках поддержки, он то и дело поглядывал на Им-Трайниса, но тот с суровым видом неотрывно смотрел на камень.

Собравшись с духом, Ланс шагнул к валуну. Палкой прочертил в копоти подобие пасти. Тычками нарисовал маленькие глаза. Обошёл камень, длинными линиями обозначив четыре ноги.

Вернувшись на первоначальное место, отбросил палку. Вынул из поясной сумки гримуар. Перечитал заклинание, которое и без того уже знал наизусть. Спрятав книгу, закусил губу. Сделав несколько глубоких неровных вдохов, чуть дрожащим голосом начал произносить волшебные слова.

При первых звуках заклинания Им-Трайнис напрягся. Пальцы рыцаря сжались, ещё крепче удерживая поводья своего коня и лошади Он-Рейма.

Кроме Бела и Ланса возле валуна никого не было. Два десятка пограничников, вооружённых копьями, топорами и луками, и столько же ратников Арп-Хигу, готовые к бою, ожидали на расстоянии половины полета стрелы. Согласно плану, как только колдовской камень обретёт жизнь, рыцарь с парнем должны были как можно скорее уехать, чтобы не попасть под обстрел, а после не оказаться смятыми атакой конницы.

Заклинание было простым и довольно коротким. Лишь только Ланс произнёс последнее слово, каменная громада шевельнулась.

– На коня, скорее! – заревел Им-Трайнис.

Молодой человек торопливо вскочил в седло. Кони, которых безжалостно кололи шпорами, поскакали прочь, будто безумные.

Сквозь глухой топот копыт и храп, до Бела донёсся странный звук. Прислушавшись, он с удивлением понял, что это далёкий многоголосый смех. Оглянувшись, воин в недоумении распахнул глаза. Осознав, что они его не обманывают, натянул повод, останавливая жеребца. Повернувшись в седле, рыцарь смотрел назад и на его лице медленно расползалась кривая улыбка.

– Что это? Что происходит, господин Им-Трайнис? – срывающимся голосом спросил Ланс, вернувшись к отставшему спутнику.

– Не знаю, – ответил рыцарь. – Могу сказать одно: у тебя получилось.

Они оба уставились на большущее неуклюжее существо, мчавшееся прямо к ним со скоростью муравья, увязшего в капле сосновой смолы.

Массивное округлое тулово, обтянутое лишённой шерсти серой складчатой шкурой, странно и неприятно колыхалось. Белёсый живот волочился по траве, словно брюхо раздувшегося от крови клеща. С каждым шагом толстые лапищи на половину ладони уходили в землю, выдавливая из травы зелёный сок. Громадная пасть, расположенная прямо на лишённом головы теле, широко раскрывалась, демонстрируя ряды неровных остроконечных зубов. Выглядела тварь поистине жутко, но, несмотря на все усилия, двигалась так медленно, что Бел с Лансом могли не спеша перекусить, а после ещё и немного вздремнуть, прежде чем монстр добрался бы до них.

– Полагаю, нам нужно ехать, – через некоторое время сказал Им-Трайнис, насмотревшись на неповоротливое чудовище.

Ланс, у которого в голове отчего-то крутилась фраза «поспешай медленно», из старой книги наставлений для благородных юношей, кивнул.

Как только скакуны унесли их подальше от ожившего камня, в воздух взвились стрелы. Прочертив невидимые дуги, обрушились на спину и левый бок твари – и осыпались на землю, даже не поцарапав шкуру. Ободрённые медлительностью монстра, ратники подъехали ближе и начали расстреливать чудовище в упор. Их стрелы зло били зверя, всё ещё преследовавшего Бела и Ланса, после чего ломались или пружинисто отлетали в сторону.

Расхрабрившись, к чудовищу поскакал один из рыцарей пограничной рати. Опустив копьё, он намеревался ударить зверя в глаз. Но, приблизившись шагов на десять, конь испугался, встал на дыбы, а после рванул в сторону – всадник еле удержался в седле. Других воинов, пытавшихся поразить монстра копьями и мечами, ожидала сходная участь. Лошади не желали подходить к странному существу, и даже наиболее спокойные и послушные переставали повиноваться, если их пытались принудить.

Тогда сразу два рыцаря – Дерел Ук-Мак и Лауг Ап-Ворнел – спешились, осторожно подошли и почти одновременно атаковали оживший камень.

Ап-Ворнел целил в морду; рыцарь победно воскликнул, когда его копьё удачно попало в открытую пасть. Не выказывая боли или беспокойства, тварь сомкнула челюсти, с громким хрустом разгрызая древко. Обескураженный пограничник в гневе швырнул в зверя обломок копья и отступил.

Ук-Мак не торопился. Выгадав подходящий момент, он, крепко сжимая копьё обеими руками, попытался поразить глаз. Навыки фехтовальщика не подвели: поблескивавшее гранёное острие ударило точно туда, куда хотел рыцарь. Отточенная сталь, стремительно скользнув по гладкой закруглённой поверхности, сорвалось. Дерел, вложивший в удар весь вес, едва удержал древко. Отскочив в сторону, изучающе оглядел тварь. Затем атаковал снова – на сей раз, вполсилы. Убедившись, что копьё не берёт шкуру, крикнул:

– Все назад! Похоже, эту тварь не так просто убить!..

Ук-Мак ошибся: убить чудовище оказалось не то, что непросто – невозможно. Ни копья, ни мечи, ни топоры не причиняли ожившему камню никакого вреда. Сменяя друг друга, воины долго старались хоть как-нибудь ранить зверя, но безуспешно.

– Это всё равно, что пытаться разбить наковальню перьями из петушиного хвоста! – в сердцах воскликнул Ап-Ворнел, отбрасывая в сторону обломки очередного копья.

Дерел, к тому моменту уже осознавший бессмысленность предпринимаемых действий, стоял в стороне, задумчиво потирая подбородок большим пальцем. Услыхав слова товарища, согласно кивнул:

– Нужно придумать что-то иное.

Со всех сторон сразу посыпались предложения, причём говорили не только рыцари, но и обычные ратники:

– Обкласть дровами, да сжечь яго!..

– Завалить камнями!..

– Спихнуть в яму и зарыть!..

– Напхать в жрало отравы!..

– Нет, расплавленного свинца!..

Ук-Мак усмехнулся:

– Похоже, придётся пробовать все средства по очереди. Но уже завтра. На ночь оставим охрану, а утром вернёмся со всем необходимым…

Отправив к графу гонца с донесением, Бел и Ланс остались на ночь в Нивореде. Их и ещё двоих рыцарей, служивших Арп-Хигу, разместил в своём большом доме купец Варсалик Ни. Устроив для гостей настоящий пир, он весь вечер озабоченно расспрашивал воинов, удастся ли что-то сделать с фиолетовым туманом.

– Не тревожьтесь, почтенный, – смеялся рыцарь Нал-Даллет. – Покровительством Ильэлла да стараниями вот этого молодого брата из обители Испепеляющего пламени, мы уже совладали с чародейной напастью!..

Но, как выяснилось утром, радость оказалась преждевременной. Вернувшись на луг, воины графа ошарашенно глядели на вытоптанную землю, измученных солдат из числа остававшихся караулить магического зверя и туши двух мёртвых лошадей.

– Что произошло? – потребовал разъяснений Нал-Даллет.

Ближайший ратник нехотя поднял голову. Увидев, что рыцарь не из порубежников, вставать не стал. Но всё же рассказал, что произошло ночью.

Когда стемнело, семеро караульных сидели возле костра. Внезапно земля задрожала и возникший из темноты монстр одним укусом вырвал у ближайшего к нему солдата плечо и часть шеи.

– …Даром что Ингрин в кольчуге был – выгрызло страшидло у яго рамено, да так, шо глава на ошмётках свесилась, – после пережитого и долгой бессонной ночи, голос ратника звучал опустошённо и безучастно. – Опосля Кари стоптало, яко вол полёвку…

Уцелевшие после первого нападения воины разбежались, бросились к стреноженным лошадям, ржавшим и бившимся в страхе. Те паслись без сёдел и уздечек, потому ратникам тяжело было совладать с перепуганными животными. Один солдат упал и его тут же затоптало чудовище.

– …Энта тварина чуяла, где кто, – говорил пограничник. – Так и гоняла нас в темноте, яко псина крыс…

Сбитые с толку люди верхом на непослушных лошадях кружили по лугу в полном мраке. А монстр, двигавшийся почти со скоростью бегущего рысью коня, охотился на них, находя с пугающей точностью. На счастье ратников, из людей никто больше не погиб. Чудище прикончило лишь двух лошадей: одну сумело ухватить зубами за круп, выдрав огромный кусок мяса вместе с костью, другую растоптало, когда конь упал, запнувшись обо что-то в темноте. Владелец первой сумел спрыгнуть и отбежать, после чего его подобрал товарищ, подъехавший на крики. Второе животное было без седока.

На рассвете оживший камень растерял резвость. Чем выше поднималось солнце, тем медленнее он двигался, и к моменту приезда Им-Трайниса сотоварищи вновь плёлся по лугу, как накануне.

Выслушав историю ратника, Ланс отъехал в сторону с помертвевшим лицом. Заметивший это Бел, догнал его и поинтересовался, что случилось.

– Это ведь я убил этих людей, – голос дрожал от переполнявших парня чувств. – Кабы я не оживил камень, никто бы не погиб!

– Магия – дрянная штука, – помолчав, сказал рыцарь. – Всякий раз, как сталкивался с какой-нибудь волшбой, приключалось что-то недоброе и гибли люди. Потому и не радовало меня ваше увлечение этой книжонкой с заклятьями… Но как бы ни противно было мне колдовство, в произошедшем винить вас не могу. И вы того не делайте.

– Но я же…

– Оживили камень с дозволения графа, – не дал договорить Им-Трайнис. – Его сиятельство – властитель здешних земель, и раз он решил, что тому быть, то к ответу призвать его посилен один лишь король. Вы же – не более, чем меч в руке графа… Не по душе мне произошедшее, скрывать не стану. Мыслю, уж лучше изничтожить колдовство вчистую, а не бороться с ним другим колдовством. Да только выбора у нас особо не было, пожалуй. Сделали вы то, что могли. И не совсем уж зря: проклятый туман больше не грозит приграничью. Живущим в Нивореде и Фумине нет нужды бросать дома и бежать, полагаясь на судьбу… А что ратники погибли, так сами виновны. Их оставили за чудовищем приглядывать, а они, позабыв службу, разомлели у костра, как пастухи какие-нибудь. Приграничье такого не прощает. Не будь твари – подобных остолопов кочевники вырезать могли. Или ещё что произошло бы.

Ланс слушал с опущенной головой. Когда Бел закончил, взглянул на него с отчаянием:

– Но даже так – это была моя идея! И убрав одну угрозу, я, вопреки долгу воителя братства, создал иную!

– Так придумайте, как её извести, господин Он-Рейм, – спокойно сказал Им-Трайнис. – Коли назвались воителем – берите клинок и разите, а не страдайте, точно влюблённый трубадур.

Молодой человек вскинулся, на его бледных щеках заалели пятна прилившей крови. Резко ударив лошадь ногами, он ускакал прочь.

В течение дня воины перепробовали множество способов прикончить чудовище. Медленно двигавшуюся тварь пытались сжечь, накормить ядом и раскалёнными углями, забить камнями. Но исполненному злобы страшилищу всё было нипочём. Тяжеловесный монстр не желал подыхать, а вновь и вновь неуклюже кидался на приближавшихся людей.

Когда все средства были исчерпаны, рыцари устроили совет.

– Неужто эта мерзость бессмертна, подобно богам?! – в ярости воскликнул Ап-Ворнел. – Мы перепробовали все, а она и не думает подыхать!

– Не кощунствуйте, господин Ап-Ворнел, – строго промолвил Нал-Даллет. – Негоже уподоблять порождение колдовства нашим небесным владыкам.

И без того раздражённый пограничник зло ощерился, кидая руку на эфес меча:

– Ужель решили вы, что вправе указывать мне, что делать, а что нет?

Рыцарь графа открыл рот для сурового ответа, но между ссорящимися молча встал Им-Трайнис. За его могучей фигурой спорщики не могли увидеть друг друга, а потому начали, наклоняясь, высовываться то с одной, то с другой стороны гиганта, будто влюблённая парочка, забавляющаяся возле дерева в весеннем лесу.

– Господа, – Ук-Мак тоже почёл нужным вмешаться, – похоже, вы забыли, что собрались мы здесь не ради поединков. Есть у нас опасный враг и потребно решить, как с ним справиться. Тем паче, что скоро закат.

– Нужно нам приготовиться, – остывая, согласился Ап-Ворнел.

– Мыслю, прежде всего следует позаботиться об огне, дабы видеть, что будет происходить, – сказал Дерел.

– А ещё о препятствиях, кои смогут остановить чудище, – добавил Нал-Даллет.

– Тогда за дело, – подвёл итог Бел.

О приближении монстра предупреждал только глухой топот, заставлявший дрожать землю. Подобно камню, которым был раньше, зверь не издавал ни звука: ни пыхтения, ни рычания, ни воя. Толстыми тяжёлыми лапами вбивая в землю оставшуюся траву, он упрямо мчался сквозь темноту туда, где чувствовал людей. От гибели воинов спасали лишь подвижность лошадей и свет множества костров, позволявших видеть атакующую тварь. Подготовленные на скорую руку заграждения себя не оправдали. Рогатки из толстых жердей и вкопанные под наклоном колья вполне могли бы притормозить или вовсе остановить нападение вражеской пехоты или всадников, но чудовище почти не замедляло бег, ломая и расшвыривая их. Глядя на то, как оживлённый чародейством валун с треском сносит очередное бревно с перекрещенными кольями, Ук-Мак качал головой, жалея о бесполезно потраченном ратниками времени.

– Надо было волчьих ям нарыть, – словно прочитав его мысли, сказал Бел.

– Земля здесь тяжёлая, камней много, – ответил Дерел. – Даже с кольями солдаты намучились. А пока бы откопали яму или ров…

Он умолк, увидев, что чудовище свернуло прямо к ним.

– В стороны? – предложил Им-Трайнис.

Ук-Мак кивнул.

Когда чудовище приблизилось шагов на двадцать, рыцари, подгоняя коней, разъехались в противоположные стороны. Проскочив место, где они находились несколько мгновений назад, монстр неуклюже остановился, затоптался, выбирая новую жертву. А затем вновь рванул к мелькавшим в красноватых отблесках огней всадникам.

Последовавшие дни и ночи мало отличались друг от друга. Пока светило солнце, монстр еле ползал, а когда приходила тьма – начинал злобно гоняться за людьми. Менявшиеся отряды играли с тварью в кошки-мышки, что вызывало недовольство командиров.

– Место ратников – на заставах и в разъездах, – с досадой говорил Ап-Ворнел. – Да и наше тоже. Здесь же мы все лишь выматываемся, не причиняя чудищу никакого урону.

– Это удерживает его на месте, – Ук-Мак, как всегда, рационально смотрел на ситуацию.

– Фуй! – презрительно воскликнул его собеседник. – Да пускай бы бежал! Куда-нибудь на дикие земли…

– А ежели решит он отправиться в иное место? – заметил Дерел. – Скажем, в Фумин?

Ап-Ворнел умолк, задумавшись.

Ук-Мак как в воду глядел: наступившей ночью зверь почти не гонялся за солдатами. Подолгу стоя на одном месте, он медленно крутился, словно что-то высматривая во мраке. А после, игнорируя перемещавшихся вокруг всадников, рванул в сторону отдалённого леска.

– Куда это он? – нахмурился Нал-Даллет.

– В лес, похоже, – бесстрастно сказал Им-Трайнис. Прикинув направление и вообразив карту местности, которую не раз видел на столе у графа Арп-Хигу, добавил: – Или, ежели не останавливаясь, продолжит двигаться по прямой – в Ниворед.

Во главе пятёрки всадников к графским рыцарям мчался Ук-Мак.

– Нужно его оставить! – кричал он.

– Разве это возможно? – пробормотал Нал-Даллет.

Бел молча поскакал вслед за зверем. Оказавшись вблизи, привстал в стременах и метнул копьё. Ударившись о серую шкуру, оружие отлетело, потерявшись в темноте. Тварь, не заметив удара, способного свалить человека, всё так же бежала в прежнем направлении.

Ук-Мак, проезжая мимо одного из многочисленных костров, свесился набок, выхватил из огня головню. Прочерчивая в темноте светящийся след и рассыпая искры, помчался за монстром. Обогнав, ринулся наперерез. Подъехал настолько близко, насколько позволял встревоженный конь, и швырнул тлеющее полено в морду твари. С криком начал огибать чудовище, стараясь держаться как можно ближе.

Этот манёвр привлёк внимание: тяжеловесно развернувшись, монстр распахнул пасть и с десяток ударов сердца бежал за всадником. Не сумев догнать, остановился. Покрутился так же, как до того. И снова вернулся на прежний маршрут.

Поняв, что нужно делать, в опасную игру вступили остальные воины. С боевым кличем они кружили вокруг чудовища, кидая в него факелы и горящие палки. Тварь бросалась на всадников, громко клацая зубами.

Один из ратников подъехал слишком близко; испуганный конь шарахнулся, взбрыкнул и выбросил ездока из седла. Сотрясая землю, монстр поспешил к поднимавшемуся человеку. Солдата выручил подоспевший Им-Трайнис: он на полном скаку подхватил воина, вцепившись в кожаный ремень, перетягивавший кольчугу. Где-то через пять ударов сердца пряжка пояса оторвалась, не выдержав нагрузки, и ратник вновь шлёпнулся в траву. Бел поскакал дальше, сжимая в кулаке болтавшийся ремень; на лице рыцаря отражалось смущение. Но главное уже было сделано: за выигранные гигантом мгновения тварь вновь отвлекли, а оглушённого повторным падением пограничника подняли и увезли товарищи.

Кутерьма продолжалась до рассвета. Если бы кто со стороны увидел луг, то поразился бы творившемуся там. Топот, крики, мельтешащие тени, парящие в воздухе огни, фонтаны разлетающихся искр и расплывающийся в ночной прохладе горьковатый запах дыма… Лишь когда сияющий солнечный диск взмыл над деревьями, шум стих и уставшие воины смогли, наконец, отдохнуть.