Читать онлайн Зеленое платье Надежды бесплатно

Дизайнер обложки Вера Стародубцева

© Светлана Фетисова, 2021

© Вера Стародубцева, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-4490-6795-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Она проснулась резко, как от удара под дых, сердце раненой птицей билось об грудную клетку. Темнота за окном была такой густой и вязкой, что стало понятно – будильник ещё не звонил. В предрассветной тишине, где-то за горизонтом уже начался день, который изменит всё. Несмотря на то, что Надя так ждала этих перемен, она понимала, что сегодня многое к чему она привыкла будет безвозвратно утеряно и новая волна страха поднялась из глубин её души. Может, а ну их на фиг, эти перемены? Пусть всё остаётся как было, скучно и патриархально, зато надёжно? Ну уж нет, за четыре года работы в риэлторском агентстве молодая девушка превратилась в «тётю Мотю», к которой в магазине уже обращались: женщина. Нет, нельзя отказываться от шанса ступить на борт корабля, отправляющегося в неведомое.

Сознавая эпохальность грядущей встречи, Надя постаралась успокоится, для этого она приняла горячий душ, высушила волосы феном, погладила свою любимую юбку в клетку, открыла новую упаковку колготок, через силу запихнула в себя бутерброд с сыром и запила его кофе с молоком. Теперь предстояло самое ответственное – нарисовать подобающее случаю лицо, в этом деле важно не переборщить, но и в тоже время не остаться незамеченной.

К своим двадцати двум годам, Надя уже научилась пользоваться косметикой настолько умело, насколько требовали приличия. Если в пятнадцать лет случались эксперименты, которые мама пресекала на корню, пару раз умывала дочь с мочалкой, утверждая что выходить на улицу в подобном виде неприемлемо, то на сегодняшний день, Зоя Сергеевна не всегда замечала следы изобразительного искусства на привлекательном лице дочери.

Но с годами у матери появились другие страхи, её серьёзно беспокоило, что её симпатичная, умная и хозяйственная дочь предпочитала книги встречам с парнями. Зоя Сергеевна жаловалась подругам, что стать молодой бабушкой ей не грозит, потому что её девочка предпочитает проводить время с одноклассницами, а многочленные ухажёры в лучшем случае получают шанс на единственное свидание, но после него, всё равно исчезают с горизонта. Самой своей близкой подруге Татьяне, под страшным секретом, Зоя Сергеевна призналась в своих сокровенных страхах, а вдруг с её девочкой что-то не так, может, она не любит мужчин? Для зрелых женщин, у которых всегда была только одна проблема: куда подевались нормальные мужики, разговоры о превратностях секса были экзотикой, всё равно что рассуждать о жизни бразильской знати, также далеко от реальности.

Сама Зоя Сергеевна родила Наденьку в свои двадцать три от мужа, который через шесть лет плавно перекочевал в другую ячейку общества, но тем не менее, она свято верила, что женщина должна жить в браке, это естественно, всё остальное требует коррекции. Именно по этой причине, мама дарила дочке косметику и откровенные наряды, иногда, даже слишком. На самом деле, Зоя Сергеевна и другими способами пыталась пробудить, как ей казалось, недостаточную сексуальность дочери, как она выражалась «открыть чакры». Ведь бывший младший научный сотрудник нефтехимического института, а ныне инструктор по китайской гимнастике цигун, она могла устроить своё чадо на любой семинар по йоге, тантре и прочим восточным чудесам. Но Надежда не пускала никого в свою личную жизнь, и матери приходилось лишь догадываться о тех страстях, которые наверняка бушевали в сердце дочери.

Зое Сергеевне, конечно, не нравилось что Надя, её Надюша, оставила работу в небольшой, но перспективной фирме занимающейся недвижимостью. И ради чего? Всё эта шалава, одноклассница Вика, «дитя порока», как её называла Зоя Сергеевна. На самом деле Вика провинилась лишь тем, что её родители и она сама «работали в кино». Девочка выросла на съемочной площадке и была раскрепощенной и общительной.

В общем-то, девушки не виделись с самого выпускного вечера, так как не были близкими подругами, они встретились совершенно случайно месяц назад и с этого момента относительный покой Зои Сергеевны был окончательно разрушен. Она медитировала по три раза на дню, но это не помогало. Её раздирали сомнения, с одной стороны, ей как матери хотелось, чтобы дочь влюбилась, вышла замуж и родила ей внуков. С другой стороны, ей совсем не хотелось, чтобы её Надюша попала в вертеп и «пошла по рукам», ведь, как известно, киношники не отличаются твердостью моральных устоев. Но дочь ничего не хотела слышать, она дала согласие сразу. И не пугала её ни потеря в зарплате, ни работа «на побегушках» и ненормированный рабочий день.

Лицо было готово. Немного тона, пудры, полоска малахитового цвета над серыми глазами, легкий оттенок коралла на губах. Отражение в круглом зеркале было привлекательным и серьёзным.

– Куда тебя несёт? Чего ты хочешь? Да, если бы я знала чего хочу, было бы гораздо проще.

Осторожный стук в дверь.

– Надюша, ты не опоздаешь? В первый день не хорошо…

– Нет. Я уже готова.

Чтобы избежать нотаций, Надя быстро оделась. Чёрный свитерок и юбка в чёрно-белую клетку стройнили невысокую фигуру и скрывали ярко выраженную грудь. Девушке не нравилось преувеличенное внимание к её достоинствам.

На фоне повального и публичного женского эксгибиционизма, поведение Надежды, не носящей мини-юбки выше середины бедра, не оголяющей живот и верхнюю часть ягодиц, выглядело более чем странно. Сама она это объясняла так: «Не хочу чтобы мужчины видели во мне только тело… в первую очередь, я – человек». Подруги Нади на её заявления лишь пожимали плечами, им то было известно, что при достижении цели все средства хороши. Несмотря на все предпринятые усилия, все трое: Люся, Лариса и Марина, пока не встретили своих «принцев». Правда, Марина, самая смелая и активная, сумела побывать на пороге ЗАГСа, но увы, только на пороге.

Надежда влюблялась часто, очень часто, но слишком быстро остывала, чтобы с кем-нибудь из своих ухажёров дойти хотя бы до постели. А дома мама… Подруги уверяли её, что вылечить зуб сложнее и дольше, чем переспать с парнем. Она верила и вовсе не боялась, но как только парень в пылу страсти начинал нести милую чушь, всё заканчивалось. Да, в этом была ещё одна проблема, она патологически не выносила лжи.

И вот девушка с таким сложным психофизическим портретом неслась навстречу переменам.

2

Она должна была успеть, у неё в запасе было двадцать минут, но весь мир стоял у неё на пути.

Куда делся кошелёк неизвестно, то ли его вытащили, то ли Надя сама выронила его в маршрутке. Денег в нём было немного, но беда заключалась в том, что все проездные документы тоже находились в нём. Может, это знак свыше и ей надо повернуть назад? Надежда в растерянности пересчитывала карманную мелочь у входа в метро, как назло не хватало двух рублей. Девушка по очереди набрала на мобильном телефоне номера подруг, вдруг повезёт и кто-нибудь окажется поблизости. Нет, не повезло. Мироздание явно намекало, что этот путь лёгким не будет. Ужасно не хотелось просить, но пришлось.

Тётка – контролёр, еле умещавшаяся в своем пластиковом стакане с прищуром смотрела на Надежду, на её слишком свежее лицо для рабочего утра, пока она что-то мямлила.

– У меня не хватает двух рублей.… Я завтра обязательно занесу…

– Милочка… Я это слышу раз пятьдесят в день, если я буду каждого пропускать…

Но Надя не стала слушать, как рухнет экономика страны, если она не заплатит за проезд, она снова вышла на улицу. Время тикало, быстро поглотив двадцатиминутную фору. Людской поток был безразличен к оставшимся за бортом утренней спешки. Она стала заглядывать через стёкла внутрь торговых палаток, стоявших вокруг станции метро. Приглянувшаяся с первого взгляда женщина, не требуя ничего взамен, молча выложила на прилавок две монеты. Мир, всё-таки, не без добрых людей.

– Огромное спасибо. Я завтра обязательно занесу… если хотите могу оставить паспорт в залог?

– Ну, что вы девушка, не надо. С кем не бывает…

Окрыленная девушка полетела дальше.

Время уже поджимало, а от станции метро Киевская надо было ещё как-то доехать, идти слишком далеко. Маршрутки отпадали, их водители за рубль удавят, а у Нади не было больше ни копейки. Конечно, можно было попытать счастья в троллейбусе, но надежды на доброго водителя в час пик было мало. Надя вышла на дорогу и подняла руку, тут же с визгом тормозов остановились ржавые жигули с водителем – джигитом. Девушка отрицательно помотала головой, мужчина опустил боковое стекло.

– Э-э… зачем тогда руку подымал?

– У меня нет денег… а ехать надо.

Кавказец средних лет что-то прикинул в уме.

– Телефон дашь?

Надя честно помотала головой.

– Ай, ладно, садись.

Доехали быстро. На всякий случай, водитель ещё раз спросил, не может ли он расчитывать на номер телефона и получив тот же ответ, с тарахтением умчался прочь.

Надо было бежать, но лёд покрытый свежим снежком – плохая беговая дорожка. Смешными лилипутскими шажками, не отрывая подошв от земли, Надя быстро передвигалась к проходной киностудии. В окошке она получила пропуск, и следуя Викиным инструкциям, продолжила путь в лабиринте коридоров. Вправо, влево, на этаж вверх, переход между зданиями, на этаж вниз, на лифте на третий этаж, до конца коридора и вот комната номер 327. На пару секунд девушка остановилась, мысленно задвинула все страхи в дальний угол, выдохнула, сняла пальто и шапку. И открыла дверь.

В большой прокуренной комнате набилось много народу, человек тридцать, кто-то стоял, большинство сидело. В самом центре, за столом, сидели трое: молодой кругленький мужчина еврейской наружности, седой всклокоченный тип и женщина лет сорока со страдающим лицом. Надя застыла в дверях, не зная что делать дальше. Вот она здесь, правда, с опозданием на пятнадцать минут, но поезд явно ещё не ушёл.

Наконец, председательствующий заметил девушку, громко обратился к ней, при этом остальные затихли.

– А вы, видимо… – он заглянул в бумажку, лежавшую перед ним, – Надежда Тишкова? Вы опоздали, Надежда, а на съёмках мы будем штрафовать за опоздания. Что можете сказать в своё оправдание?

На Надю смотрело тридцать пар заинтересованных глаз, во-первых новый человек, а во-вторых, всем было интересно, как она выкрутится.

– Извините. Этого больше не повторится.

– Посмотрим. Господа, это наша «хлопушка». Присаживайтесь.

Садиться было некуда, но Надя заметила свободный уголок стола, на котором уже восседало двое молодых людей и она к ним присоединилась. Теперь можно было спокойно оглядеться.

Съёмочная группа было разношерстной, преобладали молодые люди артистичной наружности, что предполагало всклокоченные волосы и беспорядочную одежду. Многие были знакомы между собой и вполголоса переговаривались, явно считая данное собрание формальностью. В помещение вошла девушка с голым пупком и пачкой бумаги.

– Сейчас, вам всем будет выдан КПП на месяц.

Гул в комнате немного затихал только когда говорил председательствующий. Слегка наклонившись к ближайшему соседу, которым оказался парень в очках, Надя спросила.

– А это кто?

Очкарик посмотрел на девушку так словно она свалилась с Луны.

– Это генеральный продюсер Армен Манукян.

– А-а-а…

Продюсер встал, лучше бы он этого не делал, его рост в сидящем и стоящем положении различался так не существенно, что разницы не было почти никакой, такие хорошо смотрятся только через тонированное окно Бентли, а не среди молодых и творческих парней, тут они явно проигрывают.

– Сейчас все разойдёмся по специализациям, обсудим наши проблемы и вынесем их на общее собрание, через час.

Все дружно поднялись и стали собираться группами. Надежда не знала куда ей направиться, она так надеялась на поддержку Вики, но той нигде не было видно. Она подошла к продюсеру и спросила.

– Извините, Вы не подскажете, где я могу найти Викторию Кочкину?

Женщина с несчастным лицом, которая оказалась режиссером, ответила.

– Вика, скорее всего в 501 комнате.

– Большое спасибо.

Когда Надя отравилась на поиски, то на пути, на лестничной клетке, она увидела почти всю съемочную группу дымящих сигаретами и галдящих как сороки.

«Видимо, это и называется „обсуждение“. Придется всерьёз начать курить с такой работёнкой».

Надя, как и все современные девушки, конечно пробовала курить и даже делала вид, что ей это доставляет удовольствие, но всерьёз не втянулась. Большинство её подруг и просто знакомых дымили как паровозы, по поводу и без. К сожалению, сигареты и непристойные слова стали визитными карточками подавляющего большинства современных девушек. Надежда знала точно, и то, и другое – понты, дань образу современной бунтарки, в котором отсутствие принципов прикрывается внешней мишурой. Но ей тоже случалось изящно, как ей казалось, поднести сигарету к губам, немножко небрежно закусив её, театрально выпустить дым. Для Нади так и остались сигареты, как неотъемлемая составляющая тусовок, вечеринок, дискотек, но так, чтобы среди бела дня и на трезвую голову – никогда.

Дверь 501-й комнаты была открыта настежь.

– На фотографии у вас короткие волосы… ага, придётся примерить парик. Лучше завтра…

Голос Вики был слышен издалека, она громко разговаривала по телефону. Девушка, сидевшая за столом у самого входа, подняла голову, заметив нерешительность на лице Надежды, с холодностью Снежной королевы спросила:

– Вы к кому?

Вика, наконец, заметила свою подругу, кивнула ей на стул. Девушка, с завидным рвением охранявшая дверь, потеряла к Наде интерес и вернулась к компьютерным вратам в иной мир, экран монитора магическим свечением освещал бессмысленное выражение юного лица. Надя, присев, огляделась. В комнате не было ничего личного и лишнего, три стола, три рабочих места и только одна стена была оклеена десятками фотографий актёров, молодых и старых, очень красивых и даже страшных, некоторые были в париках и костюмах. Надя догадалась, что это фотопробы. Вика занималась актёрами, их подбором, вызовом на съемки, уговорами и договорами, так это объясняла она сама такому непосвященному человеку как Надежда.

Очень короткая стрижка, но ей это было к лицу, тёмный глухой свитер, брюки в обтяжку, Вика выглядела старше одноклассницы, но не из-за одежды. Жизненный опыт, сквозивший в утомлённом взгляде, автоматически превращал её в старшую сестру.

– Ну, познакомилась с группой?

Надя вкратце пересказала свои первые впечатления.

– Надь, ты не дрейфь, народ у нас мирный… в основном. Твоя работа очень простая на первый взгляд, но очень ответственная. Инструкции будешь получать от второго режиссера, а тонкости тебе лучше всего объяснит кто-нибудь из операторской группы.

Вика, обычно такая свойская, вдруг открылась для подруги с неожиданной стороны. Все ухарские замашки, шуточки и анекдоты остались где-то там в дружеской атмосфере, а на работе она выглядела собрано, деловито и немного устало.

– Людочка… будь добра, отведи Надежду к Максу или Толяну. Пусть объяснят девушке тонкости работы «хлопушки».

Отлепив свой взгляд от монитора, Людмила всем своим видом показала, что у неё есть дела и поважнее, но, тем не менее, поднялась и направилась вон из комнаты.

– Можешь пальто оставить здесь и мы после собрания сходим попить кофейку, – Вика снова взялась за трубку телефона.

Надя уже около лестницы нагнала, идущую без оглядки Людмилу. Путь был извилист и не близок, коридоры казались бесконечными улицами с тысячами дверей, только покажется впереди тупик, ан нет, всего лишь поворот.

Киностудия, как любое государство, да и любой человек, знавала разные времена. Здесь эпоха победы капитализма, отделанная кафелем и встроенными светильниками, сменялась эпохой «былого величия», где на стенах висели портреты звёзд советского кинематографа, а под ногами скрипел истёртый дубовый паркет. Перед изумленными глазами Нади проносились участки полной разрухи, где в углах был свален строительный мусор, а от дверей с буквами «М» и «Ж» разило нечистотами.

От масштабов ранее великой империи кино у девушки захватывало дух, ей не приходило в голову, что те фильмы, которые она смотрела в детстве, создавались на такой огромной фабрике грёз, где трудились тысячи людей, бегали по этим коридорам и стёрли толстый камень ступеней в некоторых местах до половины.

«Как странно, – подумала Надя, – что этот гигантский организм не кажется ни живым, ни мёртвым».

Встреченные по пути, одинокие фигуры и жидкие кучки курильщиков создавали впечатление ручейка текущего по широкому высохшему руслу некогда могучей реки. Казалось, что жизнь не окончательно ушла отсюда, она лишь замерла, и если прислонить ухо к стене, можно услышать гудение человеческого улья и биение могучего пульса.

«Ни за что не найду дороги назад!» – подумала Надя, когда девушки затормозили у огромной металической двери. Над дверью была пыльная табличка «павильон №3» и два круглых блина с угрожающими надписями: «тихо!» и «идет съемка». Людочка, изогнувшись ивовой лозой, потянула за ручку и с трудом открыла двадцатисантиметровой толщины бункерную дверь. Внутри огромного полутёмного пространства стучали молотки и было весьма прохладно, Надя пожалела об оставленном пальто.

После первых же шагов стало понятно, что лучше внимательно смотреть куда ставишь ногу, если не хочешь расквасить нос. На полу неприметными змейками извивались толстые и тонкие кабели, зияли щели между деревянными настилами. Наде так хотелось смотреть по сторонам, а приходилось уткнуться себе под ноги.

– Привет, – медовым голосом с кем-то поздоровалась Людмила.

Подняв голову, Надежда тут же была наказана за любопытство потерей равновесия. Кто-то подхватил её под локоть. Это был невысокий парень, невыразительной наружности: светлые волосы, светлые глаза, острый нос на угловатом лице.

«Мой ровесник», – определила для себя Надя, таких как он, её дед почему-то называл «додиками», она точно не знала за что, но прекрасно понимала, что это не комплимент.

– Толь, это наша новая «хлопушка», зовут Надеждой. Она ничего не умеет и не знает. Вика просила объяснить, в чем состоит её работа.

Толян, как его называла Вика, приветливо кивнул в знак согласия, чем сразу завоевал расположение девушки.

– Ну, я пошла, – и Люся растворилась в полумраке, никто не стал её останавливать.

– Меня зовут Анатолий, а это… – парень обернулся назад, – Макс ты где?

Что-то зашуршало в тёмном углу справа и ещё одна фигура вышла в пятно света. Первое, что подумалось Наде, что он привлекателен, не красив, а именно привлекателен. Чем именно, было пока не понятно, но он напомнил ей молодого Смоктуновского в роли Гамлета. Тёмные волосы, серые глаза, бледная кожа, худощавая фигура, с каким-то трагическим изломом, задрапированная в чёрное. И взгляд испытывающий, немного исподлобья, какой-то многозначительный, как-будто он знает что-то, чего не знает никто.

Надежде сразу захотелось разгадать тайну этого юноши, но она попыталась скрыть свой интерес. Смущение – плохой подсказчик.

– Э-э, Анатолий, пожалуйста расскажите…

– Наденька, у нас принято обращаться на «вы» только к людям старше восмидесяти, а мне до этого возраста ещё далеко. Попробуй ещё раз.

Девушка улыбнулась, ну вот и первый ликбез, и первый наставник.

– Анатолий, пожалуйста… расскажи поподробнее…

3

Гигантская пепельница доверху заваленная окурками дымилась, как миниатюрный Везувий. Дым уходил вверх туда, куда вела широкая лестница со стёртыми и выщербленными ступенями. Что там наверху, никто не интересовался, возможно, там до сих пор бродят призраки прошлого. Старая, но крепкая скамья, наверняка видевшая не одну тысячу задниц, сейчас молчаливо сносила унижения, а также грязные ботинки парней и девушек, забравшихся на неё с ногами. В курилке было шумно и людно. Людмиле пришлось кричать, глотая дым, чтобы привлечь к себе внимание.

– Лю-ди, у кого нибудь имеется достоверная информация об Олеське? Кто знает, где она и что с ней?

На призыв первой откликнулась симпатичная и кокетливая девушка со светлыми и похоже не крашенными волосами. Её звали Вера, а молодые люди, кружащиеся вокруг неё роем, называли её нежно «Веруся», в то время как Людмилу только по фамилии, Ступина и более никак.

– Я слышала, что она месяц назад была на съёмках четырёхсерийики в Крыму.

– Никто не знает, она сама отказалась от нашего проекта или ей отказали?

Похоже, никого особо не интересовала судьба этой Олеси, кроме Людмилы. Был человек, работал, каждый день эти молодые люди, наверняка, курили вместе, с глаз долой и никому нет дела.

Двое парней внешне очень похожих друг на друга, одинаковые стрижки, темная одежда, фигуры, не знавшие физических нагрузок, с разных сторон пытались привлечь внимание Веруси к своей персоне. Если один брал девушку за локоток, то другой тут же выхватывал у нее мобильный телефон, если один клал ей на плечо голову, то другой стремительно хватал за бейджик, висевший на шнурке, в опасной близости от девичьей груди. Так они девушку и тягали как репку, только каждый в свою сторону, когда до отдалённых глубин мозга одного из них вдруг дошёл вопрос Людмилы и он, к радости соперника, отвлёкся.

– Интересно, это правда что у Олеськи был роман с Тимой?

Тут дымящий народ всколыхнулся.

– Здрасте!

– Ты что, не знал?

– Митяй, тебе надо проверить зрение.

– И голову.

Митяй смутился, задавленный мнением толпы и подпрыгнув сел на подоконник.

– Тиму я сегодня не видела, он работает на этом проекте или нет?

Людмила никак не ожидала услышать голос Галины Афанасьевны, стоявшей, как оказалось, за её спиной.

– Конечно. Просто, это выше его достоинства, посещать подобные сборища…

Молодёжь притихла, как обычно бывало, когда в курилке объявлялся кто-то из руководства или творческой группы. И хотя, Галина была всего на пару лет старше Людмилы, она вела себя как важная персона, она не рассказывала анекдоты, никто не видел её улыбающейся, она не кокетничала с парнями, как её сверстницы. Она была редактором, а эта должность была загадочной для многих членов группы и сомнительной нужности в процессе кино производства, что предполагало личные или родственные отношения с кем-нибудь из руководства. Поэтому, при ней мало кто откровенничал.

– Людмила, почему тебя вдруг заинтересовала судьба Олеси?

Словно застигнутая врасплох у замочной скважины, девушка стала нервно утюжить пальцами пряди своих жидких волос, будто проверяя, все ли на месте. Наконец, она придумала что ответить.

– Я пытаюсь понять, почему на должность хлопушки взяли человека без малейшего опыта.

Галина смотрела на неё как на больного кролика, её позиция общения была со всеми немного свысока. Народ это не обижало, но и не настраивало на откровение.

– Дорогуша, мы все когда-то не имели никакого опыта… ведь мы не родились профессионалами. Или ты имеешь что-то против этой девушки?

– Нет.

Давая понять, что тема разговора исчерпана, Галина демонстративно затушила сигарету, остальные последовали её примеру и стали разбредаться по рабочим местам.

4

Зоя Сергеевна поставила на стол перед дочерью тарелку с аппетитно пахнущей пастой, спагетти с овощами и пармезаном были её коронным блюдом. Чувствовалось, что она хотела угодить дочери и ей это удалось. Безумный день, лица… лица, сигаретный дым, три чашки гадкого кофе, пару печений. Надя впервые по-настоящему ощутила радость от возвращения домой и от надоевших когда-то макарон. Еда обжигала, но сил ждать не было.

– Очень вкусно. Правда-правда. Ты чего-то добавила?

– Как обычно. Правда, сегодня я разорилась на приличный сыр.

– А-а-а. Это чувствуется. Вкуснотища.

Матери это было приятно слышать, хотя кулинарное искусство не входило в число её любимых занятий, мучения того стоили. Зоя Сергеевна ждала, что дочь приоткроет дверь в сферу своих новых занятий, но она не торопилась делиться с матерью впечатлениями. И вообще была задумчива.

– От тебя за версту несёт табачищем.

– Да знаю. Но к сожалению тебе, мамуля, придётся к этому привыкнуть. Там курят все. И постоянно. Такое ощущение, что табачная промышленность работает в основном для…

– Ну и ладно. Лучше расскажи, есть ли там приятные люди.

Надя всегда удивлялась этому умению матери поставить в тупик, задать такой вопрос к которому не готов, в общем озадачить.

– Хм, наверное. Сейчас сказать трудно. Я могу лишь говорить о чисто внешней симпатии.

– Угу, угу. Иногда первое впечатление самое верное. Ты слишком рациональна, Надюша.

– Ну, кто-то из нас двоих должен ходить по земле, чтобы тебе было куда спускаться.

– Не томи, рассказывай. Всё.

– Помнишь мультик про съемки фильма… А грудастую тётку стучащую хлопушкой? Теперь это я.

– Ты у меня стройная, умная, даже слишком, но не слишком эмоциональная. Может, этот безумный мир кино научит тебя выражать свои чувства, буду надеяться на чудо. Что ещё?

– Работа не обременённая умственным трудом: пишешь, хлопаешь и двигаешь в уголок. Всё.

– Милая моя, зачем тебе умственная работа? На ней ты зачахнешь. А так, может быть…

– Мам, но без ума совсем плохо. Чем занять голову, когда работает всё остальное? Я так не умею, я даже подумываю взяться за изучение испанского языка. А что? Буду брать с собой плеер…

– Ты уже жалеешь, что бросила свою старую работу?

– Не-е-е-е-ет.

Это «нет» прозвучало не совсем уверенно.

– А знаешь, когда ты совершила этот поступок, я засомневалась, так ли хорошо я тебя знаю?

Надежда с благодарностью приняла эту поддержку матери, но ничем не выдала этого. Ей не хотелось разрушать иллюзию о своей сдержанности. У них так повелось давно, дочь не выражает эмоций перед матерью, мать пытается расшевелить дочь, это была их семейная игра. С самого детского сада Зоя Сергеевна ни разу не видела как плачет её дочь. Это совсем не означало, что девочка была равнодушной или спокойной, просто она однажды решила не демонстрировать своей слабости и придерживалась этой линии и поныне. Так часто случается с чересчур чувствительными натурами, когда они осознают свою ранимость, уязвимость, и всеми силами стараются не давать никому повода для провокаций.

5

В принципе, ещё две недели до начала съёмок, на студию можно было не приходить, хотя, вся группа трудилась не покладая рук, Надина работа начиналась лишь с первого включения камеры. Но как можно было пропустить такую важную подготовку, да и с группой надо было познакомиться поближе.

Надежде было интересно всё: наблюдать как в павильоне вырастают декорации, как вереницей приходят актёры на кастинг, раньше это называлось кинопробы, так сказала Вика. Чтобы не быть совсем бесполезной, она с удовольствием помогала однокласснице в работе с актёрами: оформляла пропуска, встречала людей на проходной, заносила их данные в компьютер. А когда она вечером усталая приходила домой, перед зеркалом репетировала с хлопушкой.

На сон грядущий вместо любимых романов, теперь, девушка с интересом читала сценарий, одолженный у Людмилы. С первых же строк её разочаровала скудость языка и отсутствие описаний, поэтому чтение оказалось весьма усыпляющим, за один раз не удавалось прочесть более десяти страниц. Вчитываясь в скучные диалоги, тщательно разбирая пометки к ним, девушке очень трудно было представить это на экране.

Неуемную жажду знаний подпитывали журналы и прочая литература, находившаяся в рабочих комнатах. Надя, не стесняясь, просила для прочтения ту или иную статью. Вика принесла из дома толстенные два тома советской киноэнциклопедии, обещала также разыскать на антресолях старые образцы киносценариев, которые, по её утверждению, читались не хуже художественной литературы.

Осведомлённость и глубина знаний одноклассницы вызывали восхищение у Нади и она впитывала всё, чем с ней делились, как губка.

Десятки новых лиц, непрерывное познание немного отвлекло девушку от первоначальной симпатии, но, тем не менее, каждое столкновение с Максом вспоминалось перед сном. Надежде, по-прежнему, казались очень многозначительными его взгляды, хотя кроме «привет», они не сказали друг другу ни слова.

– Надежда… мой компас земной…

Чей-то незнакомый голос пропел слова старой песни за спиной Надежды, она шла по пустынному коридору и расценила припев, как обращение к ней и обернулась.

– … а удача – награда за смелость!

Со значением допел незнакомый мужчина. Он был невысокий и какой-то весь компактный, нельзя же о мужчине сказать «миниатюрный», хотя это слово, как раз подходило к его облику. Ему было далеко за 40, короткая стрижка не скрывала просвечивающий череп.

– Мы знакомы?

– Ну, видимо, односторонне. Я Виктор Нетребин, художник-постановщик, просто я присутствовал на собрании, соответственно, вас знаю.

– М-м.

Скорее всего это было правдой, но Надя не видела повода для фамильярности, которая сквозила в тоне их разговора. Предчувствие её не обмануло, этот весьма подержанный павиан, не встретив сопротивления, рванул с места в карьер.

– Может, сразу перейдём на ты? Нам долго работать бок о бок… чтобы узнать друг друга получше, я предлагаю посидеть где-нибудь за рюмочкой… чая.

Сразу после этих слов, Надя разглядела слишком близко посаженные глаза и искривленный нос собеседника и её передёрнуло.

– Ну, что же, Наденька? Здесь поблизости есть кафе…

– Вы меня извините, как-нибудь в другой раз.

– Сегодня вечером я как раз свободен.

– А я занята.

Вряд ли кому-нибудь симпатичны люди, которые не понимают намёков, к тому же от них, как правило, трудно отвязаться. К счастью, за разговором они дошли до двери под номером 501.

– Извините, – сказала девушка, берясь за ручку и собираясь исчезнуть.

Но не тут то было, Виктор спокойно последовал за ней, поздоровался с Викторией, которую называл «тёзкой» и нагло, как показалось Надежде, уселся на стул.

– Викуся, ты должна объяснить своей подруге, что члены группы должны дружить.

Кривая улыбка сделала лицо девушки асимметричным.

– Слово «дружить» ты используешь в традиционном значении или…

– Я в хорошем значении…

Подруги переглянулись. Как много слов заменяет один взгляд. Надя: меня это тревожит. Вика: не бойся. Его отшить? Надя: да, он мне не нравится. Вика: хорошо. И всё это за пару секунд.

– Виктор, Надюша предпочитает «дружить» с женщинами.

Наде показалось, что подобными шутками бывалого художника не прошибешь, но недоверчивый взгляд глазок – маслинок, утверждающий кивок Вики и ухажёра унесли черти.

– Слушай, никогда бы не подумала, что такие вещи работают. Потрясающе… А что, такая «дружба» здесь встречается… ты видела?

Вика посмотрела на подругу с горькой завистью. Надя почувствовала, какая пропасть их разделяет. Одна имела опыт, от которого другую защищала наивность, обе друг другу завидовали, но вряд ли захотели бы поменяться местами. Это жизнь, опыт горек, но такова цена познания.

– Я ещё и не такое видела.

Чистый и высокий лоб Вики затуманился воспоминаниями.

– Я видела подростков, прокладывающих себе путь к известности потакая прихотям стариков… Я знаю людей, превративших своё тело в полигон для экспериментов. Иногда мне кажется, что я слишком много видела.

Смятение ворвалось в душу Надежды. А правильно ли она сделала, что выбрала этот специфический мир для своей реализации? Она жаждала перемен, но не хотела валяться в грязи.

– А счастливых людей ты знаешь?

Это было очень важным, чтобы в темноте забрезжил свет.

Долгая пауза пугала.

– Знаю, – Надя еле слышно выдохнула, – но счастье так мимолётно. Сию минуту есть, а через мгновенье след простыл.

– Это не важно. Оно есть – это главное.

6

Ни с чем несравнимое удовольствие, смыв груз забот и пыль дорог, вдохнуть всей кожей и плюхнуться в постель, хранящую тайны сновидений. Привычно скомкав одеяло и поставив боком подушку, Надя готовилась к расслаблению. Наступало лучшее время дня, когда не нужно никуда спешить, когда отступают тревоги и суета, но пробуждается надежда на лучшее завтра, принося с собой умиротворение. В полной мере ощутить всю прелесть этого момента может только житель мегаполиса, которого город ежедневно мнёт, трёт, пережёвывает, а к вечеру выплёвывает куда-нибудь на окраину, в многотысячный спальный термитник, где в маленьких норках, при свете голубых экранов телевизоров, они готовятся к завтрашней полосе препятствий.

Уронив голову на мягкое облако подушки так, чтобы торчащие углы закрывали уши, Надя взяла книгу, но раскрывать не стала, положила её на живот, как символ благих намерений. В последние дни её настоящая жизнь была ярче той, про которую она так любила читать перед сном. Ей попрежнему было интересно, найдёт ли Анжелика своего Жофрея де Пейрака, но надо было и переварить собственные переживания. Сегодня состоялся так долго жданный разговор с Максом.

В сущности это была ничего незначащая болтовня.

– Привет, как дела? Я тебя давно не видела.

– Были досъемки по предыдущему проекту.

– А-а…

– Как ты, осваиваешься?

– Ничего, только сумбура много, хаоса.

– Это никогда не уляжется, уж поверь мне. Я уже даже не замечаю… мне всё кажется серым и скучным.

– Скучным? Ты шутишь?

– Нет, не шучу. Я вообще не шутник, ты разве не заметила?

И он посмотрел слегка прищуренными глазами прямо внутрь Надеждиного нутра, она содрогнулась и смутилась, словно он приподнял подол её юбки и заглянул. Всё-таки странные вещи происходят с некоторыми людьми, когда они встречаются взглядами, их бьет током и обнуляет сознание какая-то неведомая энергия, а тема предыдущего разговора забывается напрочь.

– Макс, скажи пожалуйста, а как ты сюда попал?

– Очень просто. я поступал на операторский факультет два раза, не поступил. Теперь нарабатываю опыт, хотя уже не уверен, что хочу снова поступать.

– Что такое? Разочарование?

– Апатия.

«Не может быть, чтобы у такого парня не было девушки. У кого бы узнать?»

– Может, это просто зимняя хандра. Я, например, впадаю в спячку, всё время хочу спать.

– Не знаю. Спать я тоже хочу, но я думал это из-за недосыпа. Курить будешь?

Макс протянул сигарету, Надя сначала хотела сказать что не курит, но не сказала и закурила.

– Я думала, что сюда приходят по стопам родителей или случайно, как я. Всё таки кино процесс специфический, как цирк. Дети циркачей становятся циркачами…

– Как видишь, это не совсем так. Мои родители даже в кинотеатр не ходят, телевизор это максимум. Они, как и в советское время, работают в больнице, в Зеленограде, а я…

– Ты так далеко живешь? Как же ты добираешься?

«Какое моё собачье дело, где он живёт и как добирается?»

– Нет, я уже давно снимаю квартиру на Октябрьском поле.

«Не вздумай спросить, с кем он живёт». Чтобы не выдать своего интереса, Надя сочла самым безопасным сменить тему разговора.

– Я в журнале читала про одно племя, живущее в джунглях. Так вот, они строят хижины из зелёных банановых листьев и живут в них пока листья не пожелтеют, а потом идут дальше. Здорово, да?

– Преимущества тёплого климата на лицо, я бы тоже хотел бы валяться под пальмой и ждать пока финик не упадёт в рот.

– А я в детстве мечтала стать Юрием Сенкевичем, он вёл программу «клуб кинопутешествий». И мне тоже хотелось колесить по свету.

– Путешествовать это здорово, только не каждый может себе это позволить. Я, например, удовлетворяю свою тягу к перемене мест, с помощью кино-съёмочных экспедиций.

– Да? А на нашем сериале будут поездки?

– К сожалению, только несколько дней и те весной. Основное в Москве и большая часть в павильоне. Тоска. Мы заперты в этом бетонном мешке на долгие месяцы… отсюда наверное и хандра. Прошлым летом мы два месяца просидели в Севастополе, потом в Ростове. Красота.

Наде нравилось, как Макс общается, просто, открыто, но в тоже время создавалось впечатление, что это лишь верхушка айсберга, что самое интересное у него скрыто внутри, за семью печатями.

В большинстве случаев, Наде в жизни встречались люди—коробейники, те у которых всё разложено на витрине, и то что есть, и то чего нет. С первого взгляда кажется всего так много и всё такое яркое, копнешь поглубже и приглядишься повнимательнее, всё ненастоящее, мишура, подделка. А если смелости хватит ещё углубиться, там одна скука, подлость и грязь. Так что, на этом ярмарочном фоне, скромно окрашенный Макс выглядел весьма и весьма выгодно. Да, и потом, Надежду к нему тянуло тем животным магнитом, который все называют по-разному: феромоны, магия, чувственность, наконец – страсть.

Сразу после болтовни с Максом, Надя решилась навести о нём справки, у кого – конечно у Вики.

– Понимаю тебя, он приятный мальчуган. Ему двадцать пять, справляли летом. Тогда у его был кратковременный роман с Анжеликой, но всё быстро рассосалась естественным путём, она пустышка и ей нечем удержать такого парня как Макс. Сейчас… не знаю, есть ли у него кто-то, скорее всего есть, такие не простаивают, но я ничего не знаю об этом. Если есть… то не из наших. Я удовлетворила твое любопытство?

– Спасибо Викуся, ты лучше чем кино энциклопедия. Доходчиво, сжато и ничего лишнего. Скажи пожалуйста… А эта Анжелика в нашей группе?

– Да. Ты, наверняка, её видела, такая высокая, крепкая с длинными тёмными волосами и голым пупком.

– Наверное, видела, но иногда мне кажется, что все девицы вокруг на одно лицо, я даже имена путаю. Ты, пожалуйста, мне её покажи, при случае. Хорошо? Просто, интересно.

– Замётано.

Сейчас вспоминая эти разговоры, Надя думала о том, что по девушке всегда видно свободна она или занята, а мужчины так хорошо маскируются, что иногда верные мужья и любящие отцы флиртуют более отвязано, чем свободные самцы. Наверняка, этот художник что приставал к ней накануне женат и не раз, чувствуется хорошо отлаженный механизм ухаживания. По Максу же Надежда не могла определить принадлежности кому либо, он не звонил и не отвечал шёпотом, не имел видимых татуировок, не говорил «мы», рассказывая о чем-либо.

Конечно, Надин опыт по мужской части был невелик, но зато у неё имелся огромный опыт завязывания знакомств, большинство из которых заканчивались после первого поцелуя.

«Гадать бессмысленно. Жизнь расставит всё по своим местам».

Надя глубоко вздохнула и открыла книгу.

– Ну, Анжелика, как поживаешь?

7

Сегодня великий день, поэтому Надя проснулась задолго до трели будильника. За окном хозяйничала темнота, а в доме напротив светилось только два окна. Можно было еще поспать целый час, но адреналин стучал в висках и не давал сладко поваляться в теплой кроватке, он подстёгивал невидимой плеткой, гнал вперед, он заставлял бессмысленно передвигаться по комнате и задумчиво покусывать кончики ногтей, не зажигая свет. Надо было найти себе дело, срочно, а то что-нибудь может перегореть внутри.

Но занятие себе было найти не просто, ведь ещё вчера она подготовила всё, даже написала номер сцены на хлопушке. Она уже десяток раз проверяла, но решила, что лишняя проверка не повредит. Юбка поглажена, дырка на перчатке зашита, выдранный клочок кожи на сапоге закрашен чёрным фломастером, сегодня хочется быть безупречной.

Инвентаризация продолжилась. Ногти подпилены и покрыты бесцветным лаком, лишние волоски на бровях выщипаны, правда, лопнула и покраснела кожа в уголках губ, но это можно закрасить тональным кремом. Ещё длинновата чёлка, конечно, можно оставить и так, но у Нади было ещё слишком много времени.

Стараясь не шуметь, она нашла ножницы и направилась в ванную. В школе Надежда довольствовалась ровной полоской челки, но став постарше, она усложнила процесс стрижки для достижения эффекта пышности. С помощью расчёски разделив волосы на небольшие прядки, Надя приступила к стрижке. Когда половина дела уже была сделана, неожиданно распахнулась дверь и рука с ножницами дрогнула и отрезала волосы гораздо короче соседних. Пока Зоя Сергеевна спросонья соображала в чём дело, Надя пришла в ужас от выстриженной пряди, как раз по центру лба. Слёзы бессилия брызнули из её глаз. Наконец, мать осознала величину горя, постигшего дочь.

– Милая моя, ну кто же стрижет волосы среди ночи?

Эта реплика направила отчаяние дочери в направлении матери.

– Это всё ты… ходишь тут…

– Ничего страшного не случилось, дай-ка я посмотрю..

Осмотр озадачил родительницу.

– Ну, если тебе так приспичило подстричься, разбудила бы меня… ты же знаешь, самой это делать нехорошо.

– Зна-а-ю.

Надя посмотрела на свое отражение в зеркале и разревелась уже совсем по-детски.

– Дурочка не реви, хуже будет.

– Хуже-е не-е бу-у-дет.

– Будет. Теперь тебе нечем прикрыть красные опухшие глаза.

Через пару секунд железный мамин довод дошел таки до сознания дочери и она усилием воли прекратила плакать.

– Ну, вот и хорошо. Теперь решим, как быть. У меня есть несколько вариантов…

– Только не предлагай мне побриться наголо.

– Хорошо.

В результате длительных препираний, активной жестикуляции, примерки заколочек и платков, было выработано революционное решение – довести абсурд до апогея.

Дрожащими от волнения руками Зоя Сергеевна взялась за ножницы.

– Теперь главное, чтобы никто не открыл дверь.

Дочь шутку оценила, но улыбка получилась вымученной.

Всего десять секунд и на лбу у Наденьки обозначились три пряди разной длины.

– Лестница в небо. Как ни странно, а тебе идёт.

Надя посмотрела на себя, непривычно – но совсем неплохо. Редко экспериментировавшая со своей внешностью, девушка вдруг ощутила прилив обновлённой энергии.

– Хорошо, что времени много. Теперь, мне нужно поменять подготовленную одежду.

Небо за окном посветлело настолько, что стало понятно – где-то там за многослойными тучами взошло солнце.

Мать и дочь пили горячий кофе, который кажется особенно ароматным именно по утрам.

– Может, тебе сделать пару бутербродов с собой?

– Мам, может тебе лечь ещё поспать?

– Нет. Через часок мне тоже идти на занятия. Я лучше помедитирую…

– Только, на всякий случай, поставить будильник.

Зоя Сергеевна улыбнулась.

– Обязательно. Ты не опоздаешь?

– Нет.

Девушка помедлила, раздумывая говорить или нет, потом продолжила.

– Мам, я боюсь. Чем ближе, тем больше.

– Это естественно. Первый день все боятся, но я тебя прошу помнить только одно: работа – это средство, а не смысл существования. Мы работаем чтобы жить, а не живём чтобы работать, поэтому, что бы не происходило на работе, это не конец света. Ты у меня умная, красивая и талантливая девочка, ты достойна большего, чем бегать на побегушках. Поэтому относись к этой работе, как к большому приключению.

– Хорошо, мам, я постараюсь.

Павильон №3 был похож на растревоженный улей, причем, на хорошо освещённый улей, десятки осветительных приборов всех калибров и мощностей работали на полную катушку. Бедная Надежда так растерялась среди бурлящего хаоса, что так бы и стояла как пень с хлопушкой, если бы Толик издалека не заприметил её.

– Привет. Поздравляю с первым рабочим днём. Я смотрю, ты уже написала на хлопушке номер сцены – это зря. Всё ещё может поменяться, не один раз.

– А что же мне делать? Каждый раз переспрашивать? Как дебилка?

– Для тебя же будет лучше. Лучше быть дебилкой без свидетелей, чем у всех на виду? Пойдем к второму спросим.

– Второму режиссеру?

– Ты помнишь, как его зовут?

– Геннадий… не знаю отчества.

– И я не знаю. Плетнёв Гена, вон он.

Крупный мужчина с солидным пузом, которое выглядывало из-под джемпера, разговаривал с актрисой в декорации гостиной. В это мгновенье кто-то истошно заорал:

– Афанасьев.

– Иду-иду. Не переживай, съемки начнутся часа через полтора.

– Ого, а я думала сейчас. Ты поможешь мне сегодня? Пожалуйста…

– Конечно помогу.

И Толик ушёл. Конечно, логичнее было бы попросить помощи у Макса, но его нигде не было видно, да и навязываться ему не хотелось.

Надежда попыталась прилепиться к Вике, снующей туда-сюда, но через пять минут преследования она догадалась, что отвлекает её и если хочет сохранить их дружбу, то лучше не мешаться под ногами.

Хаотичное движение озабоченных людей имело какой-то тайный алгоритм, пока не известный Надежде и она ретировалась в коридор, на лавочку для курящих. Она просто сидела, опершись локтями на своё орудие труда – хлопушку и наблюдала за людьми. Кто-то здоровался, кто-то с интересом поглядывал на девушку во время скоростного перекура, перед ней промелькнули все знакомые лица, даже Макс, и десятки незнакомых – так прошёл час.

Темп суеты стал заметно замедляться. Из павильона выглянул Толик.

– Надь, идём.

Сердце забилось так сильно, что Надежда отдала бы всё на свете, лишь бы продолжать сидеть на лавке. Ноги отказывались слушаться и цеплялись за всё, что ни попадалось на их пути. Тревога оказалась ложной, Толик подвел её к небольшому телевизору.

– Вот, по этому монитору ты можешь увидеть с какого места начинается съемка и встать в нужной точке. Главное, мы должны видеть цифры на хлопушке и слышать чёткий стук для последующей синхронизации звука и изображения. Не забывай, что ты произносишь свои цифры только после слов: есть мотор. Поняла?

– Вроде да. Но мне сейчас кажется ужасно сложным всё, что ты сказал.

Анатолий – добрая душа, понял всё, что происходит в испуганной душе Надежды.

– Я буду находиться прямо за камерой и буду тебе подсказывать. Хорошо?

– Спасибо тебе, Толик, огромное спасибо за помощь.

– Пока не за что. Кстати, ты спросила какую сцену снимаем первой? Сейчас самое время.

Надя отыскала взглядом второго режиссера и направилась к нему, в это время к Толику подошёл Макс и они вместе стали наблюдать за перемещениями девушки. Она получила от толстяка какие-то бумажки и вернулась. Макс кивнул ей.

– Привет. Ты подстриглась?

– Да.

– А я то думал, что-то изменилось, а что не пойму. Вот, что значит, глаз намётанный…

– Толян, ты плохой фотограф…

– И не Дон Жуан.

– Надя, не обращай внимание на этого олуха. Кстати, он тебя предупредил, чтобы ты обязательно улыбалась, когда будешь стучать этой своей мини гильотиной?

– Нет. А зачем?

– Чтобы нам было приятно.

– Обязательно.

И Надя впервые за этот сумасшедший день улыбнулась.

Пространство павильона стало стремительно заполняться людьми, словно где-то прибыл поезд. Целую толпу привёл с собой, сияющий словно медный начищенный таз, продюсер Армен Манукян. Он, как конферансье, вышел на свободное пространство и громко потребовал:

– Прошу внимания и тишины.

Почти сразу же, все присутствующие затихли и перестали ходить, и вообще шевелиться.

– Сегодня у нас Великий день. Мы отплываем в интереснейшее путешествие.

Макс обернулся к Надежде и выразил своё отношение к этим пафосным словам презрительной миной. Дальше девушка уже не слушала велеречивые излияния словоохотливого продюсера, а смотрела на лица слушающих. Это оказалось увлекательным занятием. С большим и искренним интересом Армена слушали только пришедшие с ним люди, видимо, для них и звучали эти слова. Всем остальным, то есть членам съёмочной группы, было глубоко до фонаря, они просто молча пережидали.

– … и позвольте мне, символически начать съёмки. Елена Ильинична, Вы не против?

Женщина с глубоким страданием на лице, режиссёр-постановщик, согласно кивнула. Из толпы вышел парень с тарелкой в руках, на ней крупно было написано название сериала «Стопудовая любовь» и что-то ещё, и передал её продюсеру.

– Ну, с Богом!

Армен, со всей силы и с высоты своего полутораметрового роста, шарахнул тарелкой по полу. Толпа дружно зааплодировала и бросилась поднимать осколки, разлетевшиеся по сторонам.

– По местам.

Скомандовал продюсер и увел радостных «экскурсантов» из павильона. Надежду словно подкинули на раскаленной сковороде, она встрепенулась и заметалась.

– Мне уже надо идти?

– Не надо так волноваться. Сначала будет репетиция и ты сможешь её посмотреть по монитору.

Немного успокоившись, Надежда попросила у Макса сигарету. Они вместе вышли в курилку.

– У меня такое ощущение, что сегодня я должна войти в клетку с тиграми, при зрителях и без всякой подготовки. Жуткая паника.

– У тебя всё написано на лице. Я тебе дам совет – заранее присмотри место, куда ты будешь убегать. Сейчас, во время репетиций.

– Спасибо Макс. Я так боюсь облажаться.

– Не бойся, всё будет хорошо.

Надя по достоинству оценила совет Макса лишь после первой репетиции. Люди вокруг съемочного пятачка стояли столь плотно, что найти лазейку было достаточно сложно. Нужно было уйти быстро, не попасть в кадр при движении камеры и замереть, а лучше провалиться сквозь землю.

К Надиному счастью, репетиций было много, механизм только настраивался на работу.

Настал час «Х». Вся трясясь от напряжения, Надя встала перед камерой, как ни подбадривали её Толик с Максом, легче не становилось. Ноги налились свинцом и вросли в пол, минуты тянулись бесконечно долго. К тому моменту, как режиссёр крикнула «мотор!», в голове Нади наступила пустота. И вот уже звучит ответ: есть мотор! А Надя забыла цифры, написанные у неё на хлопушке. Позор! Она повернула к себе плоскость и прочитала:

– Серия первая. Сцена десятая. Кадр первый. Дубль первый.

И забыла, что дальше. Тут Толян пришел на помощь.

– Хлопай.

В этот хлопок она вложила всю свою физическую силу и их совсем не осталось, чтобы уйти. Топа расступилась, пропустив торопящуюся Надежду.

– Тишина на площадке! Начали.

И понеслось. Наде, временно оглохшей от стучавшего в висках пульса, показалось что всё сделанное ею – верх дилетантизма и корявости. На самом же деле, никто кроме Толяна и Макса не заметили её смятения, всё было в рамках первого рабочего дня.

Уже вечером, заполняя монтажные карточки, Надя чувствовала себя прошедшей боевое крещение на передовой.

8

И закрутилась карусель. Время, такое размеренное обычно, пустилось вскачь, как норовистая молодая кобылка, ускоряясь в дневное время и замедляясь по вечерам. Каждый день Надя, открывая глаза, начинала гонку с препятствиями, бежала, бежала, спотыкалась и снова бежала. Она уже научилась внятно говорить и вовремя хлопать, хотя выбегание из кадра пока ей давалось с трудом, то споткнется, то зацепит кабель лежащий на полу, то штатив камеры. Хорошо, что оператор вовремя подхватил падающую камеру, не то пришлось бы распрощаться с дивным миром кино и всю оставшуюся жизнь выплачивать долги. После этого случая Надя принесла на работу кроссовки, чтобы передвигаться как пантера.

Такая простая, как казалось вначале, незатейливая работа требовала определенной сноровки и сообразительности. Пару раз Надежда перепутала номера сцен, исправить ошибку помог Толян, они пересняли хлопушку в конце отснятого дубля. В общем, она училась. «Век живи, век учись – дураком помрешь», – как говорила бабушка Соня.

Самое сложное оказалось привыкнуть к публичности, неотъемлемой части нехитрой работы хлопушки. И действительно, после актеров, которые обычно соблюдают дистанцию с остальной группой, именно «хлопушка» у всех на виду и все знают её имя, и видят её промахи. Поэтому каждый считает своим долгом похлопать по плечу и дать совет. Когда Надя призналась Вике, что не знает и половины людей, которые с ней здороваются, подруга отделалась пошлым советом:

– Будь проще и люди к тебе потянутся.

– А я не хочу быть проще. Что значит – проще? Это как инфузория-туфелька?

– Ладно, не заводись. Ты симпатичная и обаятельная, вот и пожинай плоды своего очарованья. Ну, зачем тебе знать имя, должность и семейное положение человека, который рассказал тебе анекдот или стоит за тобой в очереди в столовой? Всему своё время. Кстати, я получила от Анжелики интересующую тебя информацию.

Вика лукаво подмигнула, Надя чуть не свалилась в обморок.

– Ты её спросила? Она догадается…

– Детский сад – трусы на лямках. Ты за кого меня принимаешь? Я умею плести интриги не хуже Борджиа, если захочу.

– Извини, Викуся. Что тебе удалось узнать?

– А то, что твой принц на сегодняшний день одинок, как… Останкинская башня. Анжела, конечно, делает под него покаты, но он не поддаётся… пока не поддаётся, имей это в виду.

– Дай пожалуйста сигаретку.

– Ну-ну, сигареты детям не игрушка, втянешься – твоя мама мне этого никогда не простит.

– Не дашь, попрошу у Толяна или ещё у кого нибудь.

– Шантажистка.

Вика, смеясь, дала прикурить подруге, которая тоже засмеялась, но не вовремя, после затяжки это проблематично и она закашлялась. Лицо приобрело симпатичный лиловый оттенок, когда мимо, как на зло, пробегал Макс.

– Девчонки, кончай травиться, обед привезли.

И упорхнул в дверь с мужским силуэтом.

– Закон подлости.

– Не переживай, мужчины таких вещей не замечают. Однажды, у меня на носу, вернее в носу, вскочил болючий нарыв. Нос распух, посинел и ещё отвис на целый сантиметр вниз. В то время я жила с одним, его звали Дато. Я ужасно переживала, что такой «шнобель» его отпугнет и пыталась залечить или, в крайнем случае, замазать эту предательскую синеву. В тот памятный вечер, мне пришлось всё время маневрировать, чтобы оказываться к любимому другой стороной лица. И что ты думаешь? Он решил, что я знаю о его шашнях на стороне и стал просить прощение. Вот так вот, фурункул помог мне от него избавиться.

На обратном пути Макс снова затормозил около девушек, стал их поторапливать и подталкивать к павильону, пугая их, что вся еда закончится. Такое иногда случалось, если на съёмочной площадке оказывалось больше людей, чем рассчитал администратор, но редко.

Девушки взяли свои порции, но все сидячие места были заняты, а есть суп стоя – не эстетично и не удобно. Толян сжалился над ними и позвал в свою компанию, где Макс и Терентий Игнатьевич, пожилой общительный осветитель, устроили импровизированный стол из пластикового чехла от камеры, а сами восседали на платформе на колесиках. Молодые люди по-джентельменски уступили девушкам свои насиженные места, а сами устроились рядышком на катушках от кабеля. Терентий Игнатьевич подмигнул подружкам:

– Две минуты назад в такой же неловкой ситуации оказались гримерша с риквизиторшей, так они, – дядечка кивнул на парней, – и не подумали места свои уступать. Так что, мотайте на ус.

Надя смутилась и обратила пристальное внимание на свои кроссовки, а Вика плохо переносила многозначительные паузы, поэтому всегда стремилась их заполнить звуком своего голоса.

– Молодцы. Они действительно мало приятные дамы, особенно реквизиторша. А потом, их пригласишь один раз, а они останутся надолго и шиш их выгонишь. Правда, Макс?

Макс буравил Вику взглядом исподлобья, хотя в глазах плясали искорки смеха, готовые вырваться наружу, Толян молча жевал, а Терентий Игнатьевич любовался произведенным эффектом. Но Вика никак не хотела молча вкушать пищу:

– Но чем мы сможем отплатить за такой рыцарский поступок?

Тут встрепенулся Толян и оторвался от еды:

– Я знаю чем. Если не хочешь, оказаться на месте гримёрши в следующий раз, советую помолчать. Когда я ем, я глух и нем.

Вика одарила парня одной из своих ядовитых улыбок, но тем не менее вняла разумному совету. Несколько минут все молча жевали, Надя что-то вяло ковыряла у себя в тарелке.

– Игнатьич, видимо пора выкурить трубку мира? Вика, что ты думаешь по этому поводу?

Четверо отправились в курилку, а Надя воспользовалась моментом, чтобы спокойно поесть. Вилки и ложки из пластика совсем не хотели служить по назначению, они гнулись во все стороны и ломались, любая твердая еда была им не по зубам. Быстро поглотив большую часть обеда, девушка решила не отбиваться от коллектива и, потом, ей было интересно, о чём они там болтают в курилке.

Весь цивилизованный мир давно и успешно борется с курением, и только в России дети скоро будут начинать дымить уже с пелёнок. Вика, Толян и Макс находились в самом эпицентре дымящего вулкана, подобраться к ним было нелегко. Совершенно бессмысленно было не курить в таком дыму, Надя попросила сигарету у подруги. Макс удержал Вику за руку.

– Не надо, не давай, не бери грех на душу. Она же не умеет курить, пусть не втягивается.

Возмущению неопытной курильщицы не было предела, он что ей мать что ли?

– А что, лучше дышать гадостью выдыхаемой другими?

– Это ты права. Будем вести здоровый образ жизни.

Макс говорил это совершенно серьёзно, но все окружающие, кроме самой Нади, восприняли эти слова как шутку. Молодой человек подтвердил серьёзность своих намерений, взяв растерянную девушку под руку и утащив её из курилки.

Потом Надя жаловалась подруге:

– Он не воспринимает меня всерьёз. Он относится ко мне, как… как к ребенку.

– Дурочка, так это хорошо.

– Чего же тут хорошего?

– Он проявляет заботу. А что ещё нужно женщине? Собственно говоря, мы терпим мужиков и их выкрутасы только ради этого, чтобы добиться от них заботы. А ты, дурёха, получаешь это безо всяких усилий.

– Мне не нужна такая забота, она меня обижает. Мне нужна любовь.

Вика горестно улыбнулась, вспомнив свои иллюзии по этому поводу.

– Хорошо, если тебе повезёт найти эту самую настоящую любовь. Хоть, потом расскажешь. Ты ведь расскажешь? Поделишься со своей непутёвой подругой?

– Вик, ты меня иногда пугаешь, как-будто ты на себе крест поставила. Мы ведь ровесницы, ты забыла? У тебя тоже всё ещё может быть.

– Это вряд ли. И зависит это не от возраста, а от способности воспринять это чувство с открытой душой. Я уже растратила весь свой запас, а на этом месте вырос здравый толстокожий цинизм, который не позволяет мне видеть розового цвета, даже если он есть.

Надя искренне пожалела подругу, но помочь ей ничем не могла, поэтому отказывалась принять очевидное.

– Викуся, всё ещё будет. Как в песне поётся: южный ветер ещё подует. Поверь мне. Я верю в чудеса.

– Вот именно в этом и состоит главное различие между нами.

9

До грациозного фламинго было ещё далеко, но прогресс был налицо, Надежда в полной мере влилась в съёмочный процесс. Вокруг по прежнему сновали люди туда-сюда, кто-то распекал кого-то за «косяки» в работе, но это уже не отвлекало как раньше. Она приспособилась к суете и влилась в творческий хаос, она ощущала себя маленькой рыбкой-клоуном, смело снующей среди ядовитых щупалец актинии. Во время рабочих обсуждений на съёмочной площадке, ей приходилось часто прикидываться тенью и внимательно прислушиваться к разговорам режиссёрской группы, для того, чтобы «подстелить соломки» и уберечь себя от досадных ошибок. И теперь, уже она меняла номера сцен на хлопушке до того, как ей об этом скажут, а монтажные карточки заполняла во время перестановки камеры и света.

В редкие минуты затишья, когда внутреннее напряжение ослабевало, Надя любила притаиться в полумраке павильона и издалека наблюдать за людьми, как они двигаются, как говорят и что говорят, она чувствовала себя зрителем неведомой пьесы про кино. Жаль у неё не было возможности увидеть себя со стороны, как она ведёт себя в глазах других. Когда она смотрела съёмочный материал, на себя с хлопушкой в руках, это было ужасно, в каждой мышце, в расширенных глазах чувствовалось напряжение и желание убежать поскорее. А голос, это была полная катастрофа, какой-то комариный писк с надрывом. Поэтому ей бы хотелось посмотреть на себя чужими глазами, возможно, когда она не стоит перед объективом камеры, она более естественно себя ведёт и в чьих-то глазах выглядит более симпатичной.

Отсюда из темноты она могла понаблюдать за Максом. Молодой человек не отличался особо общительным характером и большую часть времени проводил в одиночестве с телефоном и невидимыми друзьями, с которыми переписывался. Удивительно, но издалека он не выглядел особо загадочным или притягательным, видимо, его энергетика действовала на неё только с близкого расстояния. И не только на неё, другие девушки тоже подходили к нему, привлечённые таинственным светом его харизмы. Их он тоже обволакивал, опутывал и охмурял всех, не взирая на возраст. Со стороны было хорошо видно как менялось поведение, расправлялись плечи, как блестели глаза опьяненных жертв Макса-паука, вкусив сладкого яда.

Много секретов можно было разглядеть издалека. Оставаясь наедине у мониторов, главный оператор нежно брал за руку режиссёршу Елену Ильиничну и это было тайком ото всех. Толик всё время оглядывался по сторонам, как-будто кого-то искал, настоящий флюгер. Гримёрша, как бы невзначай, постоянно прикладывалась к банке с джин-тоником, прикрывая надпись ладонью. Терентий Игнатьевич часто принимал какие-то таблетки, а Верунчик за декорациями зубной нитью чистила между зубами.

Эти маленькие секретики помогали Наде видеть в коллегах живых людей, а не только рабочие механизмы.

Всего на один день съёмок, на площадке появилась актриса, мастерство которой заставило молодую дилетантку, почувствовать восхищение высоким искусством. Весьма почтенного возраста женщина играла в театре ещё во времена Сталина, но она сохранила осанку императрицы, грудной голос и плавность движений. Вся группа была очарована обаянием женщины и мастерством талантливой актрисы, о которой раньше никто не слышал. Вот такой парадокс, где-то на сцене театра пышно цвёл талант, но о нем знали только любители Мельпомены, а бесталанных выскочек из телешоу буквально все узнавали в лицо. Печально. На фоне завораживающей игры бабушки главного героя сериала, все остальные имели бледный вид и фальшивые лица.

Такие встречи со скромностью настоящего таланта оставляли глубокие метки в душе и заставляли Надежду постоянно наращивать свой профессионализм, быть точнее, быстрее, сообразительней. Готовилась сложная и многолюдная сцена, при которой камера стояла на тележке, а тележка двигалась по рельсам, уложенным полукругом. Когда Надя хлопнула и развернулась, ей надо было перескочить через рельсы, обогнуть микрофонщика и затаиться, но в третьем дубле она наткнулась на «удочку» с микрофоном, совершила пируэт, поднырнула под препятствие и практически бесшумно скрылась в безопасности. Первым оценил увиденное Терентий Игнатьевич, он показал большой палец, Толян после команды «стоп» сказал: это было здорово и только Макс ничего не заметил.

10

Попытка вести разговор на детской площадке была пыткой, здесь была территория эмоционального беспредела и неконтролируемых звуковых эффектов. Полновластные маленькие хозяева носились как заведённые, не сдерживаемые ни родителями, ни громоздкими тёплыми комбинезонами. Надя зябко притопывала, глядя на раскрасневшиеся детские лица. К сожалению, Ирина, обременённая двумя детьми, не смогла найти для встречи с подругой другого времени и места. Они уже давно не виделись, семейные заботы, две беременности и не очень коммуникабельный муж – не способствовали поддержанию отношений с одноклассниками. По сути, они никогда не были очень близкими подругами, но у Ирины имелся тот опыт, который был необходим Надежде.

В школе, Ира с шестого класса была влюблена в мальчика, который не обращал на неё никакого внимания. Все об этом знали, даже родители. Девочка вздыхала, краснела, бледнела, потом взялась за самосовершенствование и записалась сразу: на бальные танцы, в секцию шахмат и тэквондо. Со временем, тайцзицюань сменил тэквондо, а оригами сменили шахматы и только сердечная рана никак не рубцевалась, а даже наоборот. Девочка вытягивалась, крепла и умнела, но всё было напрасно, мальчик смотрел сквозь неё. Тогда, она одной из первых закурила в их классе и перестала учиться, отчего забили тревогу её родители и записали её в театральную студию. В девятом классе парень влюбился в другую девчонку, но тоже безответно, ирония судьбы. Так они и вздыхали в разных углах класса, Ирочка по Ванечке, а Ванечка по Марине, до самого последнего звонка. А потом, вдруг – бац, почти сразу после выпускного вечера они поженились, сразив всех наповал, Ванечка и Ирочка, и что самое удивительное, они были счастливы.