Читать онлайн Воспитание верности у котов и мужчин бесплатно

1 глава. Если бы у меня были сиськи!

Сиськи. Большие, туго набитые, с дерзко торчащими сосками. Это было первое, что я увидела, переступив через порог спальни. У меня в жизни таких никогда не будет. И от этого все мои беды. За такие сиськи можно пройти пешком от Москвы до Владивостока, если знать, что в конце пути дедушка Мороз достанет их из своего мешка.

Я замерла в этом безвоздушном пространстве комнаты, словно в космосе без скафандра. А сиськи подпрыгивали, будто кивая мне и приговаривая:

– Ага, ты права, неудачница. Если таких, как мы, у девушки нет, то ее жизнь – отстой.

И вдруг где-то там, над сиськами раздалось удивленное:

– Ой!

Только после этого писклявого возгласа я догадалась поднять глаза вверх. Хотя и до того поняла, почему эти чертовы баллоны прыгали, как на батуте. Хозяйка сисек стояла на коленях на кровати. На нашей со Стасом кровати, грубо смяв коленями белое шелковое белье, которое я покупала для первой брачной ночи. Ее светлые волосы разметались по плечам. А ноги были такой длины, что я могла по ним карабкаться, как по канатам в школьном спортзале.

А где-то там, позади этой модельной блондинки неистово трудился мой жених Стас. Он-то и был причиной олимпийских прыжков ее сисек – этих образцов рекламы молочной промышленности.

Он с ней такое вытворял! Да так самозабвенно, до седьмого пота, закрыв глаза, что я вообще не думала, что он так умеет. Меня он по-прежнему не замечал.

А я стояла посреди спальни, держа в руках прозрачные коробки с чудесными маленькими тортиками-образцами, которые мне дали в кондитерской, чтобы мы с моим женихом Стасом выбрали тот, который нам сделают на свадьбу. Я бы и сама выбрала, но главный кондитер объяснил мне, что нужно же посоветоваться с женихом, какой вкус ему подойдет. Французская ваниль или итальянская? А может быть, карамель? А лучше мышьяк с дихлофосом, и побольше!

И так у меня перед глазами и застыл стоп-кадр: тортики с кремом и сиськи. Сиськи и тортики. Трясущаяся кровать и Стас.

Наконец, я выронила эти чертовы пластиковые коробки, и они разлетелись по спальне. А блондинистые сиськи капризно проблеяли:

– Мааааалыш! Стаааааасик!

И только тогда мой жених открыл глаза. Он на миг замер, удивленно моргнул, кубарем скатился с кровати и чуть не упал на белый ковер, зацепившись ногой за ножку кровати. Но вовремя сгруппировался, удержал равновесие, цапнул было одеяло, но блондинка рванула его на себя, прикрываясь. Тогда Стас одним прыжком влетел в брюки, и, не застегивая ремень, подлетел ко мне.

– Танюша, я тебе сейчас все объясню!

Девушка, прикрыв, наконец, сиськи моей мечты одеялом, полностью завернулась в белый шелк, как в саван. А что? Вовремя! Если я ее сейчас придушу, то уже и похоронное одеяние готово. Она одним прыжком соскочила с кровати. И как только не запуталась в своих щупальцах осьминога? Пролетела мимо меня в ванную, умудрившись по дороге прихватить одежду, в беспорядке брошенную на пол. С такими-то ногами неудивительно! Она может половину Сибири за три прыжка преодолеть!

Кстати, об одежде. Какая же страсть у них была, если они все так на пол побросали. Видно, накрыло так, что еле до койки успели добежать. А перед сексом со мной Стас всегда аккуратненько так брючки складывал и на стул вешал. И еще говорил мне, что терпеть не может беспорядок. Ага! Со мной ему всегда терпения хватало дождаться. А с этой не сильно-то и подождешь. У нее одна нога здесь, в Москве, другая – в Париже. Или где там модели сиськи выгуливают?

Стас мне много чего говорил. Он и о блондинках говорил, что они не в его вкусе.

– Дорогая, это не то, что ты подумала, – Стас нервно провел обеими ладонями по волосам, приводя в порядок прическу.

– Правда? – я сдерживалась изо всех сил, но голос все равно предательски дрогнул. – А откуда ты знаешь, что я подумала?

– Ну это выглядело так, как будто мы… ну.. ты понимаешь.

Завидую я таким людям, которые никогда не сдаются! Вот поймали тебя уже, так молчи! Просто заткнись! Нет, он будет до последнего выкручиваться, считая всех вокруг идиотами. Потому что так привык. Умный Стас, преуспевающий Стас, единственный сын одного из самых богатых олигархов России. И я – провинциальная серая мышь из "понаехало", которой так несказанно повезло стать его невестой.

Накаркали! Сглазили за месяц до свадьбы! Боже мой, какой позор! У меня вдруг подкосились ноги и я села на ковер рядом с тортиками. Стас бросился на колени. Он что-то говорил, торопливо жуя слова и глотая предложения. А я ничего не слышала. Совсем. Как будто кто-то невидимый нажал кнопку "убрать звук" на пульте. В ушах шумело. В голове крутился только один вопрос: французская ваниль или итальянская? А перед глазами прыгали сиськи.

За спиной, в коридоре вдруг дробно простучали каблучки и оглушительно хлопнула входная дверь. Это хозяйка сисек убежала куда-то далеко, наверное, в свою Сисьляндию, где белоснежные яхты миллионеров рассекают голубые моря. А на палубах лежат блондинки в купальниках с бриллиантовыми застежками, и потягивают через золотые и жутко экологичные соломинки от Диора хитро-сбитые смузи из лобстеров, выращенных в черной икре, пропитанной трюфелями и благоухающей нефтью.

А мыши вроде меня сидят на полу и собирают тортики. Потому что это мои тортики. На долгожданную свадьбу. И они не виноваты, что жених решил взбить чужие сливки за месяц до эпического торжества. Одна из пластиковых прозрачных коробок открылась при падении и пенно-кружевной, как свадебное платье, крем забрызгал крышку. Я осторожно провела по ней пальцем, попробовала на вкус и спросила Стаса, перебив на полуслове его речь, ни слова из которой я не слышала:

– Французская ваниль или итальянская?

– Что, прости? – он недоуменно уставился на меня.

– Я спрашиваю какая ваниль лучше: французская или итальянская?

– Да какая разница? – досадливо отмахнулся он. – Сама выбирай! Я на тебя полностью полагаюсь.

– Правда? – шепотом спросила я.

– Да, – абсолютно серьёзно ответил он, не чувствуя подвоха.

И тут плотину прорвало. Шум в ушах стих, сиськи перед глазами исчезли, колыхнувшись в последний раз. Я зачерпнула полную пригоршню ванильного крема, влепила Стасу в физиономию и завопила:

– Ты на меня в тортах полагаешься? Да? И на работе тоже? А все остальное ты положил на эту блондинистую каланчу?

Стас отшатнулся от меня, ударился спиной о белый французский комод ручной работы и заорал:

– Перестань вести себя по-хамски! Давай поговорим, как взрослые люди!

– По-хамски? Ты мне изменил за месяц до свадьбы! – завопила я.

– А ты сама виновата! – Стас вскочил на ноги и подлетел ко мне. – У тебя есть эта ужасная провинциальная привычка приходить без звонка. Если бы ты позвонила, то ничего бы этого не было бы! А теперь давай оба успокоимся. Ничего страшного не произошло. Просто минутное затмение. А тебя я по-прежнему люблю! – он попытался обнять меня, но я оттолкнула его изо всех сил.

– Не смей ко мне прикасаться! Слышишь? Даже не думай! Ну извини! Да, у нас в Волчехренске принято к без пяти минут мужьям ходить без звонка. Мы, бедные провинциалки, не знаем, что у московских невест принято заранее согласовывать встречи с женихом. Потому что жених в этот момент… он… – слезы было уже невозможно удержать, я дала им волю, и они хлынули из глаз, – пилит это белобрысое полено на простынях, которые я купила для первой брачной ночи! Какая же ты сволочь, Стас! Ненавижу тебя! Ненавижу! Ты врун и чудовище! Я видела, как ты ее… меня ты так никогда. Ты был, как животное. Фу, гадость!

– Умница девочка! Правильно сказала: никогда! – торжествующе воскликнул Стас. – Потому что с тобой я занимаюсь любовью, а с ней трахаюсь. Понимаешь разницу? Когда все время шоколад в мармеладе, то хочется иногда большой кусок дерьма – прости за выражение!

– Это мерзко!

– Это природа, Танюша. Ну не можем мы, мужики, все время жить в розовых соплях. Ну пойми ты это, наконец! И не устраивай на ровном месте эту провинциальную трагедию а-ля Анна Каренина! Все так живут! Тоже мне новость! Это ничего не значит. Просто секс! Как спорт, для тонуса. Я – мужик, мне это иногда необходимо. В этом и состоит женская мудрость: в умении вовремя закрывать глаза на мужские шалости. Простыни, – он хмыкнул, –тоже мне проблема! Я таких наборов десять штук завтра закажу из лучших европейских магазинов.

Да что с ним разговаривать? Он даже не чувствует вины, как выяснилось. Просто не понимает, как я выбирала это постельное белье, опрыскивала лавандой. Нежно гладила ладонями молочно-белый шелк простыни, представляя, как мы будем лежать на ней после шумной свадьбы. Дело не в том, сколько раз у нас до этого был секс. А в том, что это первая брачная ночь и все должно быть удивительно красиво! А ему даже в голову не приходит, что он сейчас не простыни испачкал. Он нагадил прямо в мою мечту! Разве можно жить с таким бесчувственным чурбаном? Такое впечатление, что его папа Карло выстругал из полена. Стоит, хлопает своими голубыми, с поволокой, глазами, и искренне недоумевает, почему я развела такую трагедию. Буратино недопиленный! Я подхватила коробки с тортиками и вылетела из квартиры.

– Да подожди ты! Мы не договорили! – Стас бросился за мной, выскочил на лестничную клетку, но вспомнил, что не одет.

Чертыхнулся, поскользнулся, его босые ноги разъехались на резиновом коврике. Он схватился за дверной косяк и исчез в глубине квартиры, оставив входную дверь открытой. Нет, дальнейшего выяснения отношений я не выдержу! Нужно успеть сбежать до того, как он оденется. Такси – и домой!

Я выбежала на улицу и бросилась наперерез первой попавшейся машине.

– Ты что больная, да? – дверь черной "Тойоты" распахнулась и оттуда выпрыгнул кавказец лет тридцати на вид. – Совсем берега попутала, да? Хочешь умереть? Так иди домой, как человек, умри тихо! Зачем других подставлять?

– Помогите, пожалуйста! Мне очень нужно домой!

– Слушай, если я с Кавказа, это не значит, что я бомбила. Поняла? Звони, заказывай свое "Яндекс-такси", а меня оставь в покое. Да?

– Таня! – раздался сзади крик Стаса.

Я повернулась. Он бежал ко мне, и развязанные шнурки на любимых туфлях "Гуччи" развевались на ветру, как змеи. А воротник на рубашке стоял колом. Прохожие в ужасе шарахались от моего бывшего жениха. И их можно было понять. Полный разрыв шаблона: мужик в дорогих шмотках и обуви, и при этом в косо сидящей рубахе и не завязанных шнурках, несётся по улице, не обращая никакого внимания на окружающих. В этом весь Стас. Не за мной он бежал, а за не поставленной точкой в разговоре. Он настолько привык контролировать любую ситуацию, что сама мысль о том, что мое слово осталось последним, приводила его в ужас

Измена не измена – какая разница? Я не могу вот так закончить разговор, когда мне хочется. Стас должен решить, когда мне замолчать. Потому что он – султан всея Руси. Так он себя ощущал и вел. И окружающие даже и спорить не пытались.

Недолго думая, я влетела в машину кавказца и взмолилась:

– Пожалуйста, мне только до соседней улицы! Очень вас прошу! Я потом пересяду в такси. Только чтобы его не видеть.

– Эээээ! – парень резко взмахнул рукой, сплюнул и сел за руль.

Стас как раз успел добежать до "Тойоты" и попытался открыть заднюю дверь, но машина уже рванула с места, и он упал.

Мне даже не хотелось оборачиваться. Все, чего я сейчас желала – это никогда его не видеть и не слышать.

– Муж? – спросил парень.

– Жених, – ответила я.

– Обидел тебя, да?

Я молча кивнула, глотая слезы.

– Плохо. Чего сидишь? Звони родне. У тебя брат есть?

– Есть. Но в другом городе. Далеко от Москвы.

– Не понимаю я: как так можно? Отпустил сестру одну, в Москву, и не парится. Я бы за свою ему глотку порвал! Располовинил бы, если бы этот козел только приоткрыл свой рот! Этот ишак у меня наступил бы прямо в свою смерть! Зачем вообще обижать девушек? Вы же ласку любите! Подойди, как человек, хорошее скажи, и ты уже красапета. Снаружи джентльмен, внутри Бред Питт.

– Жалко, что вы не мой брат, – улыбнулась я. –Большое вам спасибо! Остановите здесь, возле метро, пожалуйста. Мне до дома всего несколько остановок.

– Да сиди уже! Говори адрес – довезу. Моя "Мазерати" долетит, как ласточка!

Несмотря на душившие мен слезы, которые никак не хотели отступать, я улыбнулась и спросила:

– А это разве "Мазерати"?

– Вот это видишь? – парень похлопал по брелку с эмблемой Мазерати, болтавшемуся на ключах. – Если на брелке написано: "Мазерати", значит, "Мазерати". Чего к словам цепляешься?

– Больше не буду, – рассмеялась я.

Парень довез меня до самого дома. Деньги брать отказался. Я влетела в квартиру и с облегчением захлопнула за собой дверь. Какое же все-таки счастье, что я не переехала к Стасу до свадьбы, как он предлагал. Словно чувствовала, что лучше остаться в родных стенах. Вот что бы я сейчас делала?

Свой дом – это не просто стены. Это возможность тихо поплакать, когда хочется. И хотя эта возможность стоила мне недешево, потому что снимать квартиру в Москве, да ещё и в центре, это дорого. Но к счастью, моя квартирная хозяйка, которая жила в буквальном смысле рядом, то есть на одном со мной этаже, была женщина добрая, хоть и с причудами, и цену не задирала. И кроме того, аренда квартиры в столице сразу избавляет от лишнего веса. Особо не зажируешь, и даже за фитнес-клуб можно не платить. Просто лишний раз вместо метро пробежать пять остановок до работы, и вот ты уже стройная лань без особых расходов.

Я положила коробки с тортиками на стол. Крем с французской или итальянской ванилью – черт ее раздери! – размазался по прозрачным стенкам. А напротив стола, на гвоздике, на стене висело моё свадебное платье в прозрачном футляре. Моё роскошное платье принцессы. Пенно-кружевное безобразие, как назвала его мама, подробно рассмотрев фотографии с сорока пяти ракурсов.

И только сейчас до меня дошло, что оно похоже, как две капли абсента, на эти проклятые тортики, которые я зачем-то перла домой. И что больше мне ничего этого и не понадобится. Ни ванили, ни платья, ни фаты. Все осталось там, в спальне Стаса, среди прыгающих сисек блондинистой модельки.

Я достала ложку из ящика стола и открыла коробки. Вонзила ложку в торт, зачерпнула сладкую подтаявшую массу и отправила в рот. Откуда-то вдруг послышался тоненький такой, словно щенячий, визг. Удивлено прислушавшись, я поняла, что этот странный звук идёт из моего собственного рта. Словно моё сознание разделилось на две части. Одна из них со стороны и с изумлением наблюдала, как другая, рыдая, заглатывает полные ложки торта, давясь ароматной ванилью. Картина Репина: "Приплыли!" У меня шизофрения, раздвоение личности.

И вдруг эта раздвоенность исчезла и мой мозг окончательно осознал, что я, Таня Рощина, в полной заднице, где мне и место, ем торт и рыдаю. Жую и давлюсь кремом, заливаясь слезами. Наш крем. Мой и Стаса. С нашего свадебного торта.

Как больно, когда умирает это "мы" и превращается в "я" и "он". Как несправедливо! Потому что для меня это "мы" означало полное соединение, сплетение, врастание. А для него "мы! – это он, его девицы, его жизнь, и где-то там, на сто пятом месте я.

Я так привыкла, что "мы" существует, что начала оставлять в его квартире свои вещи, хотя ночуя у него, вполне могла довольствоваться тем, что есть в его элитной квартире. Мне казалось, что они, мои вещи, должны быть в его жизни, даже когда я не с ним. Ведь "мы" – это не только слово. Это мои трусики в его комоде, фен на полочке в ванной.

Все женщины, похожи на первобытных неизвестных художников, что рисовали на стенах пещер забавные сценки охоты, чтобы доказать, что они там были. Так женщина оставляет свои вещи в квартире мужчины, чтобы напомнить ему, что она существует в его жизни, и словно говорит другим женщинам:

– Девчонки, ничего личного, но эту территорию уже застолбили. На этом прииске золотишко добываю я. Вот трусы-флажок, огораживающие территорию! Кто не успел – тот опоздал. Незнание закона не освобождает от ответственности. Так что берите руки в ноги и чешите искать другого прынца!

Мужики так, кстати, не умеют. Они, приходя к женщине, как ниндзя, не оставляют следов. Поэтому они до сих пор не могут выяснить, кто первый побывал на Луне. Вот если бы туда высадили женщину, то даже зеленые человечки из отдаленных галактик сразу бы увидели, что Луна занята. Вместо дурацких флажков там бы гордо реяли трусики, в лунном грунте валялся бы фен, а на самой Луне в творческом беспорядке была бы разбросана косметика.

Кстати, о косметике. По спине пробежал холодок, когда я представила, что, может быть, эта сисястая модель даже сушила моим феном свои длинные и, наверняка, нарощенные волосы. Фу, какая гадость!

 Отбросив ложку, я схватила нож и принялась кромсать оставшиеся торты. Ошметки бисквита, белого шоколада и снежной сахарной пудры веером разлетались по кухне. Я кромсала ножом свою чёртову жизнь, несбывшиеся мечты, ванильную сказку, в которую поверила. Дура! Ненавижу себя! Разве мне может достаться принц? Откуда они в нашем Волчехренске? Да и в Москве они тоже толпами не ходят. Мне и так повезло. Приехала учиться, поступила на бюджетное, и даже устроилась после универа по специальности в рекламное агентство. И… тадам! Его владелец, прынц, в смысле: единственный сын крутого олигарха в меня влюбился и даже замуж позвал. И родители его благословили, вот что интересно! Вместо того, чтобы гнать меня, мышь серую, поганой метлой.

Я подошла к зеркалу.

– И ты, дура, поверила, что в жизни так бывает? – я с размаху ударила по зеркалу ладонью, испачканной кремом.

Жирный белый отпечаток остался на стекле. На тебе! Жри свою сказку, идиотка провинциальная! Подавись ею! Все вокруг гадали в чем же подвох. Этот невысказанный вопрос читался в глазах сотрудников, и даже в украдкой брошенных взглядах прислуги в доме родителей Стаса.

И что он в ней нашёл? Вот сучка волчехренская! Она же никакая! И такого мужика отхватила. А я даже думать об этом боялась. Чтобы не спугнуть удачу. И только теперь поняла в чем дело. В моей серой мышиности. Такая блондинистая сиськастая осьминожка, которую он трахал в нашей спальне, Стасу бы не смолчала. Если бы она застала его с другой, то повырывала бы волосья и сопернице, и ему. Весь дом бы разнесла! А я, рохля, только сбежала, заливаясь слезами. Даже телефон его не проверяла никогда. Ему просто со мной удобно было. С мышью, которая свое место знает и глазенками снизу вверх на него счастливо поблескивает.

Мне стало душно и я открыла окно. Свежий ветер ворвался в дом. Платье на гвоздике зашелестело. Вот она, мечта всех девочек. Платье принцессы. Мне-то оно теперь ни к чему. Оно будет висеть в шкафу, желтеть и медленно стареть вместе со мной. Кружево потемнеет и пропитается запахом обожравшей его моли. Холодными пустыми вечерами одинокие слезинки будут стекать по моим морщинистым щекам. А руки в пигментных пятнах гладить чудесную ткань. Да к хренам собачим! Я медленно подошла к платью, взяла в ладонь кружевной подол и резанула ножом. Настоящее французское кружево – это не китайская подделка. Его так просто не уничтожишь. В нем на молекулярном уровне заложено сопротивление и французская революция.

Я стащила платье на пол, наступила ногой на подол, раздался треск и она душе сразу стало легче. Я резанула и снова наступила. И опять резанула и наступила. А ветер подхватил остатки тортиков на столе и опрокинул их на пол, разметав по всей кухне ванильную пургу. Я бросила платье, подскочила к тортикам, схватила их и швырнула в окно. Повернулась за оставшимися коробками и поскользнулась на кремовых кляксах. Грохнулась на пол, больно стукнулась плечом о ножку стола и заревела в голос.

Слёзы струились по щекам таким потоком, что я не успевала их вытирать. Но мне было все равно. Я рыдала, сидя на полу, промакивая лицо оторванным подолом свадебного платья, и время остановилось. Нерешительно замерло, испугавшись моей истерики. Не помню, когда в последний раз так плакала, разве что в детстве.

Вечность спустя раздался телефонный звонок. Я нащупала телефон в кармане, поднесла к заплаканным глазам и внутри все похолодело, а по спине побежали мурашки. На дисплее высветилось имя: Стас. Да когда же он оставит меня в покое? Неужели так сложно просто исчезнуть из моей жизни? Сбрызнуть к чертям в Сисьляндию к своей блондинистой лошади? Я быстро сбросила звонок и включила бесшумный режим. Потянувшись вверх, положила телефон на стол – пусть там хоть обзвонится. Даже видеть на экране эти четыре буквы – С. Т. А. С – не хочу.

Я встала с пола и пошла было в ванную, чтобы умыться. Пусть звонит хоть до утра! Тем более, мне ли не знать, как он ненавидит, когда на его звонки не отвечают в ту же секунду? Мне приходилось все время держать телефон под рукой. Даже ночью. Чтобы не пропустить его сообщения. Этим он как бы заранее определил наши отношения: он хозяин ситуации, я – подчиненная. На работе так и было. Он был моим шефом. Но и в реальной жизни это продолжалось. И я была согласна. А как же иначе? Он – сын олигарха. Я –девочка из маленького городка. Выиграла в лотерею, завладев таким женихом. Но теперь все изменилось. Теперь он научится ждать. И звонить в пустоту. И поймет, наконец, каково это: когда ты на хрен не нужен тому, кто еще вчера был для тебя если не всем миром, то его половиной.

И тут в дверь нагло и требовательно затарабанили.

– Таня, открой! Я знаю, что ты дома! – раздался из-за двери голос Стаса.

Только этого мне не хватало! Я замерла на одной ноге, осторожно повернулась, сняла обувь, прижав туфли к груди. Тихонечко, на цыпочках подкравшись к двери, прижалась к ней ухом и прислушалась, затаив дыхание. Видимо, Стас сделал также. Потому что его голос прозвучал откуда-то снизу:

– Таня, не будь ребенком! Это детство какое-то, честное слово! У тебя что пионерская зорька не отыграла в твоей очаровательной попке? Открой дверь, поговорим, как взрослых человека.

Я скрутила пальцы фигой и от души тыкнула в дверь. Неважно, что он мою дулю видеть не мог, зато мне сразу стало легче. За дверью зазвенели ключи, и замок дернулся. Вот черт! У него же есть ключи от моей квартиры! Какое счастье, что я свой ключ не вытащила, а оставила в замке. Иначе мой бывший жених уже стоял бы в прихожей. Но наглость его перешла все границы. Пытаться ворваться в мой дом после того, что он сделал! Как же ему жить легко! Никаких комплексов, лишь постоянное потакание своим желаниями. Капризный ребенок: хочу и буду!

– Можно подумать, что ты этого раньше не знала! – ехидно сказал внутренний голос.

Я тяжело вздохнула. Знала, конечно. Просто раньше это касалось других, а не меня. Придется сдаваться. Он не уйдет. Но сначала нужно привести себя в порядок. Я на цыпочках полетела в ванную. Зеркало отразило опухшее лицо и космы, как у ведьмы. Боже! Нет, мне конечно все равно. Но первое и последнее впечатление самые сильные. Мне ли этого не знать после трёх лет работы в рекламном агентстве? На этом принципе вся реклама строится. И хотелось бы остаться в памяти Стаса красивой, а не убитой горем клушей.

Я плеснула холодной водой в лицо. Резко наклонившись, раздвинула ноги на ширину плеч и свесила голову вниз стараясь просунуть ее между ног. Сейчас кровь к голове прильет и хоть немного снимет отек лица. У меня вдруг такая гибкость образовалась! Ещё бы! Когда в дверь ломится сволочь-бывший, а физиономия, как у хрюшки, тут ещё и не в такую позу станешь. Йога заплаканной мыши – мощная штука. Это вам не стандартные йоговские асаны, позы, то есть: выгните спинку, кошечка злая, кошечка добрая.

Это русская народная женская асана, поза номер раз, что зовется: "Мать моя женщина-что делать-боже мой!" Так, теперь нужно еще головой покачать вправо–влево, и при этом хорошо бы бедовой башкой в стену не влететь. Только фингала мне сейчас не хватало для полного счастья!

Взглянув на себя в зеркало, я осталась более-менее довольна результатом. Лучше, чем было, это факт! Подойдя к входной двери,

я глубоко вздохнула, чтобы не блеять, и сказала:

– Уходи, Стас! Не открою! Видеть тебя не хочу!

Голос сел от рыданий и дрожал. Получилось не так, как хотелось. Но поезд ушел.

– Тань, ты… заболела? Что с твоим голосом? – вкрадчиво спросил Стас.

Он явно хотел, чтобы в вопросе прозвучало сочувствие, но получилось как-то хитренько и неприятно. Словно он надо мной насмехался.

– Наоборот, вылечилась, – я постаралась ответить как можно тверже и решительнее. – От привязанности к тебе. И теперь великолепно себя чувствую. Так что уходи! – тут я не выдержала и припала к глазку.

– А я нет, – улыбнулся Стас и посмотрел прямо в глазок.

Он положил руки на дверь и прошептал:

– Открой, пожалуйста! Я извинюсь. Ты права. И, наверное, я бы повел себя также.

– Нет, не повел бы! – язвительно отрезала я. – Потому что я тебе никогда бы не изменила!

– Ну какая измена? Это так… ерунда. Просто банальный перепихон. С кем не бывает?

Я задохнулась от ярости. Горячая краска залила мое лицо. Тяжело дыша, я сжала кулаки и повернулась к зеркалу, висевшему возле входной двери, и сама себя не узнала: лицо перекошено, и на нем застыла зверская гримаса.

Мама дорогая! Я аж сама испугалась своего вида. Закрыла глаза, мысленно досчитала до пяти и медленно, чуть ли не по слогам произнесла:

– Со мной не бывает! Уходи, Стас! Нам не о чем разговаривать!

– Это не тебе решать! Никуда я не пойду! Все равно откроешь, не можешь же ты вечно дома сидеть, а у меня тут есть чем время скоротать, – Стас вдруг яростно ударил кулаком в дверь, отошел к перилам, уселся, вытянув ноги, и взял в руки бутылку виски, стоявшую на полу возле лифта.

Он еще и алкоголь успел по дороге прихватить. Запасливый! Со вкусом страдает. Ну сиди и пей. Мне все равно!

2 глава. Лягушонка в коробчонке

Стас

Я думал, что с Таней будет легко. А она все усложняет. Вот тебе и серая мышка! Отменять свадьбу вообще не вариант. Отец меня не поймет и не простит. Если бы не батя, я и не думал бы жениться. Тем более, на Тане. Клубы, каждый день новые шикарные телки, вылепленные под общий Инстаграмм-шаблон: губы-уточки, высокие скулы, силиконовые сиськи. Они все так похожи, что и не поймешь: какая из них уже приземлялась в моей койке, а какая нет? Да какая вообще разница? Главное, что ранним утром, после бурной ночи в клубе очередная киска лежала подо мной на шелковых простынях моего сексодрома, обнимая меня двухметровой длины ногами и шептала:

– Стасик, малыш, еще! Еще!

Так на хрена козе баян, а мне жена? Если бы не заскоки моего отца, вертел бы я эту свадьбу на брелке от моего же "Бугатти". С папашей моим беда. Новшеств он никогда не принимал и не понимал. Несмотря на молодой возраст, всего пятьдесят пять, в его голове время остановилось где-то между двумя империями: российской до революции тысяча девятьсот семнадцатого года и советской после того же семнадцатого года. Советскую власть, которая ему все дала, а ныне ухнула в задницу истории, папаша обожал. И вспоминал каждый день голодное, но звонкое детство в пионерлагерях, и последующую юность в военном училище. Пионерская зорька в его заднице так и не отыграла, поэтому активно выстраивая бизнес-империю, он ни на миг не забывал о суровой голоштанной выучке. И нас, его семью, держал в черном теле по советско-военному образцу.

Мужик, по мнению отца, должен начинать с малого. Выстроить самостоятельно свой бизнес и обязательно жениться на хорошей девочке, похожей на мою мать. Не внешне, конечно, а по натуре. Чтобы варенье варила и грибочки солила. Закусь для папаши, так сказать. Свою, домашнюю, без химии всякой. И вышивала крестиком. Не жена, а жона! С такими у меня как раз-таки и была проблема. Где я их найду? В ночных клубах такие не водятся!

Утомившись от отцовского выноса мозга, я пару раз приводил на семейный обед Снежану, Анжелу и Виталину. Чтобы тупо отмазаться. На, гляди, батя, как я активно ищу жону. Папаша на них как глянул, так с лица сбледнул и матери сквозь зубы прошипел:

– Ну, принимай гостью, мать, а я пока с сыном переговорю в кабинете.

И пока мать щебетала, угощая очередную мою телку, я, стоя в отцовском кабинете, сначала выслушивал крепкий отцовский мат. А потом занюхивал батину фигу, сложенную из узловатых пальцев, поросших редкими светлыми волосками:

– На тебе, а не бизнес! Понял, клоун? Шалашовок мне в дом таскаешь? Над отцом издеваешься? Еще раз такую прошмандовку притащищь, я тебя вые**у, высушу, а потом еще раз вые**у! Она же типичная пиндосовская шлюха! Хоть в их полосатый заднеприводный флаг заворачивай!

Я понимал, что батя в ярости. Все, кто папе не нравился, автоматом причислялись или к проклятым пиндосам, которые спят и видят как бы сожрать своими безразмерными ртами наши нефть, газ, хохлому и гжель. Или к заднеприводным, которые служат пиндосам и разрушают нашу великую державу изнутри.

Поэтому пришлось шерстить персонал собственного рекламного агентства, которое я, естественно, открыл на его деньги. И выбор мой остановился на креативщице: скромной тихой Танечке.

Таня –идеальная кандидатура для женитьбы. Провинциалка, которая с отличием закончила школу, поступила на бюджетное, отучилась тоже с отличием. А потом блестяще прошла собеседование и была зачислена в штат. Тем более, что и на работу ее взял папа. Он хоть и говорил, что я должен сам бизнес выстроить, но руку на пульсе держал четко. Штат моего агентства набирал лично, придираясь к каждому кандидату. И еще на собеседовании тепло улыбался Тане, задавая кучу ненужных вопросов о родителях и детстве в ее этом Задрочинске.

Ее-то я и предъявил отцу в качестве невесты. Таню папа одобрил полностью и сразу. Единственную из всех, кого я ему приводил. И если все предыдущие кандидатки, по его словами, были маромойками и пиндосовскими бля***ми, то Таня у него сразу стала Танюшей и дочкой.

– Ты только погляди на эту неброскую русскую красоту. Средняя полоса России, средняя полоса, – умилялся папа, щедро намазывая черную икру на свежий хлеб, который каждое утро выпекала прислуга по старинным рецептам. – Вот это по-нашему! Тоненькая, как березка русская, и такая же скромная. Вот теперь вижу, что вырос ты, сын, мужиком стал. Теперь и в большой бизнес влиться можно!

Я тогда выдохнул с облегчением. Мне до зеленых чертей надоело рекламное агентство, которое отщипнул отец от своего немаленького состояния, чтобы убедиться в том, что его сын вполне может управлять бизнесом за границей и влиться в огромный холдинг. И впоследствии рекламировать не пластиковые окна и колбасу, а серьёзную продукцию многомилионных компаний, которыми, естественно, владеют друзья папаши. Я мысленно прикинул, что еще пару удачных рекламных компаний, свадьба и золотой ключик у меня в кармане.

И тут такой облом! Краеугольный камень фундамента моего благополучия дал трещину и отвалился. И из-за чего? Из-за одного перепихона! Тоже мне беда! Почему все бабы такие дуры? Истерят по любому поводу. Ну трахнул я эту конфетку, и что? От Тани убудет, что ли?

Я с горла рванул вискаря. Пусть оно хоть немного зальет горечь. Сапер, сука, ошибается только один раз. Но по-крупному. Так, что оторванная, к бесам, жопа смешивается с мозгами. Мои пока на месте. Но эту взбрыкнувшую провинциалку нужно вернуть. Во чтобы то ни стало! Хотя… если логически и спокойно подумать: куда она от меня денется? Ее мамаша уже банки с помидорами на свадьбу позакрывала. И платье сшила в своем Мухосранске. Да и батя Тани уже настроился на помощь богатой родни. Его грузовик, на котором он шабашит, совсем развалюха. И вот-вот отбросит шины, оставив папашу без заработка. Уломают они дочку! Никуда Танюша не денется. Но дверь она все же не открыла. Обидно! Я встал и изо всех сил пнул эту чертову дверь. И тут соседняя дверь распахнулась, и на пороге появилась соседка.

Высокая молодящаяся женщина лет шестидесяти, с замахом на гламур: в светлом платье-рубашке до колен, и вся в цацках. Причем явно не в бижутерии. А ноги, кстати, ничего. Сразу видно, что она из бывших красоток. Теткой такую не назовешь. Женщина откинула со лба прядь крашенных каштановых волос и строго произнесла:

– Добрых вечеров! Молодой человек, окажите любезность, уйдите, пожалуйста! Иначе я буду вынуждена принять самые решительные меры! Вы безбожно пьяны!

Эвоно как! Атака Института благородных девиц в полный рост. Едва сдерживая смех, я сделал над собой усилие, вспомнил парочку исторических фильмов и ответил с прононсом, по-гусарки щелкнув каблуками:

– Прошу простить, ммммэдам, но вынужден вам отказать! Не уйду, пока мне не откроет дверь моя невеста.

– Прекратите паясничать! – она поджала тонкие губы, щедро намазанные светлой помадой. – Вы отвратительный, пьяный, жалкий мальчонка! Я вот сейчас как вызову наших доблестных стражей порядка, так загремите вы в отделение, как лягушонка в коробчонке.

Может, нас снимают скрытые камеры? Я даже оглядел потолок и стены. Ну не может быть, чтобы люди так разговаривали в 2019 году! Лягушонка в коробчонке. Это даже не обидно, потому что до колик смешно! Хотя нужно признать, что забавная манера разговора соседки подействовала на меня отрезвляюще. Если эта недобитая аристократка вызовет ментов и меня отвезут в отделение, то ровно через пятнадцать минут там окажется мой папа с личным адвокатом Либерманом наперевес. А ещё через пять минут меня освободят, потому что Либермана боится вся Москва. Он известен железной хваткой, и по слухам, вполне способен отсудить рубиновые звёзды у Кремля.

Но беда в том, что тогда мне придется объяснять отцу, почему я бузил под Таниной дверью. А если папа ещё и Тане позвонит, то тогда выяснится, что она отменила свадьбу. А этого я допустить никак не могу. Папаша в гневе страшен. А злится он при любом малейшем отклонении от его царской воли. У него как в советской армии: шаг вправо-шаг влево считается за побег. Прыжок на месте – за провокацию. Придется мне импровизировать. Вот непруха сегодня!

Таня

Да что с ним сегодня такое? Стоит перед моей квартирной хозяйкой Матильдой Видленовной и смеется ей в лицо. У Стаса есть куча недостатков, но хамом он никогда не был. Может быть, эта сисястая его укусила и он заразился вирусом дебилизма?

Нет, такого я допустить никак не могу. Матильда очень хорошая. Всегда относилась ко мне по-человечески. Квартплату из горла не рвала, если я ее задерживала. Наоборот, входила в положение. Это совсем не важно, что она явно хорошо обеспечена. Есть такие миллионеры, которые за копейку удавятся. Просто человек душевный. И точно не заслужила, чтобы Стас ей дерзил.

Я решительно повернула ключ в замке и вышла на площадку.

– Матильда Видленовна, извините, пожалуйста, за шум и неудобства. Я сейчас все решу! – обратилась я к соседке.

– Ах, деточка! Ну какие же неудобства, оставьте, вы здесь совершенно ни при чем! Виноваты родители этого ужасного мальчонки, которые не соизволили заняться его воспитанием.

– Мальчонка, – хмыкнул Стас и покачнулся, схватившись за перила.

Боже, да он пьян! Причем в кашу!

– Я бы назвала вас молодым человеком, если бы вы вели себя соответствующе. Но ваше отвратительное незрелое поведение больше под стать мальчику, а не мужчине, – отрезала Матильда, гордо вскинув подбородок.

Я схватила Стаса за руку, оттащила к лифту, нажала на кнопку и прошипела:

– Уходи, Стас! Поезжай домой!

– Только вместе с тобой! – он вдруг облапил меня, наклонился с высоты своего роста, и прижался губами к моей макушке, зарывшись лицом в волосы.

Я хотела оттолкнуть Стаса, но задохнулась. Руки сами собой опустились. Злость на миг отступила, потому что пахнуло таким родным! Тем, что ещё вчера было привычным, знакомым, когда мы ещё были "мы", и не превратились в "я и он". Мозг понимал, что нужно оттолкнуть его. А сердце вдруг не согласилось. Тело вспомнило его прикосновения, ласки. Его большие и сильные руки. Я вообще тактильный человек. Очень чувствительна к прикосновениям. Для меня они гораздо важнее слов. Но это состояние длилось всего минуту. Потому что перед глазами встала, как живая, сиськастая блондинка. Ее он тоже так нежно обнимал? Горечь и боль немедленно вернулись, а с ними вместе злость, которая от души пнула романтику под зад.

Как вообще можно так по живому резать? Как возможно, что человек, который недавно обнимал и видел самое сокровенное и интимное вдруг превратился в чужого? Мне иногда кажется, что внутри каждого мужчины сидит тот самый Чужой из американского фильма. Сначала он, инопланетянин, вселяется в тело человека, который ни о чем не догадывается. Эта сволочь живет внутри, жрет и растет. А потом – бац! Из нормального мужика вылазит инопланетный монстр, и лицо любимого вдруг превращается в страшную морду с зубастой пастью, истекающей зловонной слюной. Так и Стас из родного и привычного, из жениха, почти мужа, вдруг превратился в чужого с гнилым нутром. Я оттолкнула Стаса от себя.

– Отпусти меня! Видеть тебя не хочу! Уходи!

– Танюша, мы же все равно в понедельник на работе увидимся.

– Я уволюсь!

–Посреди проекта? – усмехнулся он. – Неустойку заплатишь. У тебя есть эти тысячи долларов? Да и я тебя не отпущу. Забудь об этом. Куда ты пойдешь? Кто тебя возьмет после того, как я уволю? Рекламный бизнес – это болотце, где все друг друга знают.

– Изображаешь из себя властного босса? – я задохнулась от возмущения.

– Не даю тебе наломать дров, дуреха! – он снова попытался прижать меня к себе, но я ударила его по руке.

– Не прикасайся ко мне! От тебя пахнет этой… этой… блондинкой!

– Все, не трогаю! – Стас шутя поднял руки. – Так, давай начнем все сначала, Таня, и будем вести себя, как взрослые люди. Ладно, я виноват. Ошибся. Признаю. Но это же не повод, чтобы отказываться от своего счастья.

– Это чье счастье ты сейчас имел ввиду? – не поняла я.

– Твое, конечно, – Стас пожал плечами. – Не каждой удается встретить такого, как я. Ты и сама знаешь.

Матильда расхохоталась, достала из кармана светлого платья кружевной платочек, демонстративно промокнула глаза, вытирая слезы смеха, и произнесла:

– Какой пассаж! Какой великолепный образчик нарциссизма! Молодой человек, вас бы нужно изучать, как редкий, но, к сожалению, не вымирающий подвид самовлюбленного негодяя!

– А вы бы не могли не вмешиваться в нашу беседу? – огрызнулся Стас.

– Могла бы, если бы вы уважали частную собственность, и не явились бы в мой дом со скандалом!

Стас открыл рот, чтобы ответить Матильде, но я поспешила заговорить первой, чтобы он не успел снова нахамить ей.

– А ты от скромности не умрёшь, Стас! Знаешь, как сказал один умный человек: ты лучше голодай, чем что попало ешь, и лучше будь один, чем вместе с кем попало.

– Ну началось, – скривился Стас. – В ход пошли затертые цитаты Омара Хайяма из статусов в соцсетях. Ты ещё Анечку Седокову начни цитировать. Детство какое-то! Хватит! Дай мне войти! Неудобно разговаривать здесь, на площадке, в присутствии посторонних. Я виноват. Дай мне возможность нормально извиниться, и сделаем вид, что ничего не было

– Знаешь что, принц, а уматывай ты в свое зачуханное королевство! –я сделала шаг назад и попыталась войти в квартиру.

Но Стас ухватил меня за плечи.

– Пусти! – рванулась я.

Матильда выхватила из кармана мобильник, вскинула руку и угрожающе произнесла:

– Я вызываю полицию. Три, два, один… – она прикоснулась пальцем к кнопке срочного вызова на дисплее.

– Все-все! Не нужно! – Стас поднял руки вверх, словно сдаваясь. – Я ухожу! Войска отступают под натиском союзников, – он нажал на кнопку лифта, кабина открылась.

– Патронташ забыли, доблестный гусар! – злорадно прошептала Матильда, схватила бутылку виски и бросила в кабину лифта.

Стас неожиданно ловко для пьяного поймал ее и приложил одну руку к груди:

– Честь имею, мммммэдам! – он шаркнул ногой и попытался учтиво поклониться, но его качнуло вперёд и он едва не влетел головой в закрывающуюся дверь лифта.

– Не имеете вы чести, нелюбезнейший! – звонко выкрикнула Матильда вслед моему бывшему жениху.

Я бессильно привалилась спиной к перилам. Ватная слабость охватила все тело.

– Милая девочка, да на вас лица нет! – ахнула Матильда. – Пойдемте-ка! – она решительно взяла меня за руку. – У меня припрятан чудесный бальзам, заживляющий душевные раны.

– Да мне неловко, Матильда Видленовна, и так вас побеспокоил весь этот цирк, – я сделала слабую попытку освободиться, но не тут-то было.

– И слушать ничего не желаю! Помните, как у Пушкина:

Выпьем, милая подружка,

Та-та-та-там – проклятый склероз, господи, помилуй нас, грешных,

Где же кружка?

Я рассмеялась и позволила ей затащить себя в квартиру. Никогда не была здесь дальше прихожей, хотя Матильда не раз приглашала зайти на чашку чая. Но мне было как-то неудобно. Деньги за аренду я давала ей в прихожей и быстро уходила к себе. Несмотря на раздрай в чувствах, меня поразила обстановка гостиной. Всегда думала, что огромная московская квартира бывшей актрисы странноватого вида, звезды советских музыкальных фильмов Матильды Снежинской, наверняка завешана старыми плакатами, а мебель прикрыта кружевными салфеточками, на которых гордо красуются фарфоровые котики. И пропитана запахом валерьянки и лекарств.

Плакаты, действительно, были. Но всего две штуки. На одном из них Матильда была одета в рабочий комбинезон гламурного вида, из карманчика которого кокетливо выглядывали гаечные ключи, и кокетливую фуражку. Через весь плакат шли огромные красные буквы: "С песней на целину!" На втором Матильда кружилась в танце с красавцем в военной форме. Между плакатами красовалось огромное фото с молодой Матильдой в мехах и шляпке с вуалеткой. Фотошопа тогда не было, но я слышала, что его вполне успешно заменяла ретушь. Не знаю, насколько фотограф увлекался этой ретушью, но если фото отражало реальность хотя бы наполовину, то Матильда в молодости была настолько красивой, что все современные Лопыревы и прочие Перминовы нервно обкурились бы в углу до бессознательного состояния.

Заметив мой взгляд, Матильда улыбнулась.

– Вы были… то есть… и сейчас тоже, такая красивая! – не удержалась я.

Глава 2.6 и 2.7 чистовик

– Ах, оставьте, милое вежливое дитя, – кокетливо отмахнулась Матильда. – Я никогда не была классической красавицей. Но всегда была чертовски обаятельна! Как в старой глупой оперетте: Ах, я всегда была Пепита-Дьявола, Пеппита-Дьвола, – пропела она звонким молодым голосом.

Обстановка квартиры, к моему удивлению, оказалась ультрасовременной. Дорогая мебель из красного дерева явно ручной работы. Два компьютера: обычный и ноутбук. Оба работали, что интересно. Значит, это не часть модного интерьера, а вещи, которыми, действительно, пользуются. Плазменный телек на стене. И вместо запаха кошек и валерьянки – аромат дорогих духов, который витал по всему дому.

Матильда достала из бара замысловатой формы бутылку и два бокала.

– Вот, милая моя девочка, это чудный гранатовый бальзам, – она наполнила бокалы до краев. – Мне его привезли знакомые из испанского монастыря. Монахи, деточка, в силу вечного любовного воздержания знают толк в винах и еде. Вы только послушайте, как это звучит: испанский монастырь. В голову сразу приходят греховные мысли о жгучих брюнетах, которые давят мощными мускулистыми руками эти чудесные плоды.

Я едва не хрюкнула от смеха и закусила губу.

–О, прошу вас, не стесняйтесь смеяться! – взмахнула рукой Матильда. – В силу своего почтенного возраста я совершенно не стыжусь не угасшей, к сожалению, женской природы. Поверьте: это ужасно, когда внутри тебе семнадцать, а снаружи… ну, скажем так: восемнадцать с половиной. Но из-за этого "снаружи" я уже не могу открыто желать знойных испанских мужчин. И все, что мне остается: жадно жамкать искусственными челюстями, за которые я заплатила миллионы стоматологу. Боже, благослови современную медицину! Аминь! – она

достала из бара коробку шоколадных конфет и поставила передо мной на стол.

Я отпила бальзам. Ничего вкуснее в своей жизни не пробовала: тягучий густой напиток приятно согрел желудок. Шоколадная конфета еще больше усилила прекрасный вкус.

– Танюша, милая, я ненароком услышала часть вашей беседы. Расскажите мне все, облегчите душу, – Матильда ласково погладила меня по руке и подлила еще бальзама.

– Да тут и рассказывать нечего, Матильда Видленовна. Банальная история. Пришла к жениху, а там… там… – я подавилась конфетой и зарыдала, не в силах сдерживаться.

Страшная картина снова встала перед глазами. Наверное, я до конца жизни не забуду эти прыгающие, как на батуте, сиськи. Матильда легко, как молодая, вскочила со стула, умчалась куда-то вглубь необъятной квартиры и вернулась с пачкой бумажных носовых платков.

Следующий час я рыдала, пила бальзам, и, захлёбываясь, рассказывала ей про сисястую гадюку, которая зачеркнула мое счастье, растерзанные тортики и разрезанное платье. Матильда ахала, хваталась за голову, нервно обмахивалась кружевным платком и восклицала:

– Да, таковы мужчины! Несомненно!

И вдруг со стороны балкона послышалось громкое настойчивое царапанье. Матильда встала, открыла балконную дверь, и в комнату проскользнул большой, пушистый, снежно-белый кот. Красавец недовольно сверкнул в мою сторону изумрудно-зелеными глазами, словно говоря:

– Кого еще черти принесли?

И тут же принялся тереться о ноги хозяйки.

– Знакомьтесь, Танюша. Это Мерзавец Вольдемар. Живой пример.

– Пример чего? – не поняла я.

– Сейчас все сами увидите! Только смотрите внимательно.

Кот продолжал тереться о хозяйку, мурлыкал и умильно заглядывал ей в глаза.

– Он ненавидит, когда его трогают, – Матильда принялась тормошить кота, целовать его и щипать круглый пушистый животик. Тот поворачивался и подставлял ей то пузик, то спинку.

– А по-моему, ему нравится! – я тоже протянула руку к пуховичку на толстых лапках, но он бросил на меня такой взгляд, что моя рука тут же вернулась на место.

На упитанной физиономии, как на трансформаторной будке было явно написано: "Не влезай! Убьет!"

– Нет, Танюша, хитрый негодяй и пройдоха вынужден терпеть мои приставания. Но до определенного момента.

Матильда ушла на кухню и через минуту вернулась с кошачьей миской, наполненной кусками отварной курицы и куриной печенки, поставила ее перед котом и отошла в сторону.

Кот жадно набросился на еду. Мы с Матильдой молча наблюдали, как он ест, громко чавкая. Наконец, он отвалился от миски, довольно облизывая усы, и строго взглянул на нас.

– А вот теперь начинается самое интересное, – пропела Матильда, и

протянула руку к пушистому красавцу, чтобы погладить его.

И тут этот ласковый и нежный котик зашипел, выпустил когти, царапнул Матильду по руке и быстро сбежал куда-то из гостиной, прижав уши и вытянув пушистый хвост.

– Видели, Танюша? Это живой пример того, как ведут себя абсолютно все мужчины. Пока мужчина голоден и боится, что ему не дадут то, в чем он остро нуждается, он будет тереться об ноги, мурлыкать , дарить цветы, слагать стихи и петь серенады под окном. А как только получит свое – махнет хвостом и отползет в нору спать. Как Мерзавец Вольдемар. Даю вам голову на отсечение, что этот бонвиван, то есть, бабник и весельчак, сейчас беспечно и нагло валяется в спальне на моей кровати.

– Да, но нельзя же всю жизнь не кормить кота и не давать мужчине, – возразила я и потянулась за очередной конфетой.

– Конечно, – Матильда снова наполнила бокалы. – Но давать и кормить нужно дозированно и грамотно. Так, чтобы и кот и мужчина все время боялись потерять свою кормушку.

– Я так не умею, – тяжело вздохнула я.

– Никто не умеет с рождения, – возразила Матильда. – Этому учатся, точно также как и всему остальному. Вы же не умели с рождения борщ варить и глаза красить, правда? Вас научили. И это считается нормальным, чтобы мамы учили девочек готовить. Только почему-то никто не учит их, как грамотно обращаться с мужчиной.

– И где ж такой важной науке обучиться? – улыбнулась я.

– У Кукачевых.

– Где? – шоколадная конфета с кусочками миндаля встала посреди горла.

Делать замечание пожилому человеку насчет исковерканной фамилии всемирно известного дрессировщика котов было неудобно. Поэтому я подавила смех и желание правильно и вслух произнести его фамилию.

– У Кукачевых, – повторила Матильда. – Если ты готова пойти до конца, то я тебе помогу. И не только я.

– Интригуете, Матильда Видленовна.

– Конечно, милая, – улыбнулась она. – Сейчас слишком поздно для долгих объяснений, к тому же, вечер пятницы. И никого не застать. А завтра с утра мои друзья будут здесь в десять утра. У нас очередной сбор. Приходи, Танюша. Мы поможем.

– Матильда Видленовна, – я приложила руки к груди, – как же можно помочь в такой ситуации?

– Ой, девочка моя, – она замахала руками. – Еще и не таким помогали, поверьте на слово. Ваш случай еще не самый запущенный и редкий. А теперь спать! Время пасть в объятья бога сна Морфея, если с другими объятьями не сложилось, – она решительно встала и пошла к входной двери.

Я поспешила за ней.

– Завтра ровно в десять утра, Танюша. Не опаздывайте! В вашей жизни начнутся большие перемены, – пропела Матильда, закрывая за мной дверь.

– Уже начались, – прошептала я, отпирая дверь своей квартиры.

Меня встретила растерзанная кухня. На полу валялись кусочки засохшего ванильного крема. А в комнате сиротливо белели на полу обрывки свадебного платья. Я вздохнула и пошла за тряпкой и веником. Ненавижу бардак! Не усну, зная, что в доме грязно.

Я провозилась с уборкой до полуночи. И как только собралась спать, в этот момент раздался пронзительный звонок скайпа на компьютере. "Мама" – высветилось на мониторе, и у меня все упало. Мне так не хотелось ей рассказывать про отмену свадьбы, да еще и ночью. Но с другой стороны, лучше так, чем обман. Она ведь ждет, готовится. Мне захотелось саму себя убить, как тех гонцов, которых в древности казнили за то, что они приносили дурные вести.

3 глава. Кукачевы первого уровня

Я ответила на звонок и на мониторе появилась мама. Она сидела за кухонным столом. Перед ней громоздилась гора свежих огурцов в огромной миске, и пучки зелени. По краю стола выстроилась батарея чистых стерилизованных банок.

– Привет, доча, – мама послала мне воздушный поцелуй и бросила в банку огурец.

– Мамочка, добрый вечер! – я постаралась улыбнуться как можно шире и беззаботнее. – А ты чего не спишь?

Ага! Не тут-то было! Маму не проведешь.

– Да с огурцами целый день возилась. Завтра ж помидорки закрывать буду, так сегодня хотела огурчики все добить. Вот и до ночи не успела. А что это у тебя такие глазки заплаканные? – подозрительно прищурилась мама. – И почему ты не со Стасиком? Я все думала: звонить или нет? Вы же в пятницу по танцулькам обычно скачете в этих ваших клубах. А потом думаю: а и позвоню. А вдруг застану? А Стасик у тебя? Позови мне его. Поприветствую дорогого будущего зятька.

– Мама, тут такое дело…

– Да подожди ты с делами. Зятька мне позови!

– Не могу, мам.

Я набрала воздух в легкие и выпалила:

– Свадьбы не будет. И зятя у тебя больше нет. Я его выгнала.

– Ты его что? – огурец выпал из маминых рук. – Ой, боже мой! – она отпила воды из миски, в которой были замочены огурцы, схватила кухонное полотенце и принялась нервно обмахиваться.

– Выгнала, – я расплакалась и закрыла руками лицо. – Он мне изменил, ма. Я его сегодня застала с какой-то блондинистой выдрой.

– Да ты с ума сошла! – закричала мама. – Свадьбу отменять из-за такой ерунды! Молодой, красивый, богатый москвич с собственным бизнесом.

– Ты меня не слышишь, мама!

– Нет, это ты меня не слышишь! – она схватила огурец, разломила напополам и с досадой бросила на стол. – Ты что думаешь: такие женихи на дороге валяются? Думаешь, ты такая одна? Застала она его. Ну застала. Молодой мужик, гормон играет. Девки блядовитые вокруг так и крутятся. А ты клювом щелкаешь, рохля!

– А что мне делать по-твоему? На веревке его держать?

– Да хоть в кандалы закуй! И его самого, и его "закуй", – закричала мама. – Не поможет, если мужик – кобелина. А они все кобели. Так что нам замуж не выходить? Ты мне и думать забудь! – мать гневно взмахнула пучком укропа. – Подумаешь, с сиськами! – она понюхала укроп и пробормотала: – что-то укроп в этом году вялый какой-то. Духа вообще нет.

Я задохнулась от возмущения. Хорошо ей говорить после стольких лет семейной жизни с моим отцом.

– Я бы на тебя посмотрела, как бы ты реагировала, если бы папа такое тебе устроил.

– А он и устроил! – мама понизила голос и обернулась.

Потом встала, выглянула в коридор и плотно закрыла дверь в кухню.

– Не хотела я тебе говорить, доча. Да видно: время пришло. Взрослая ты уже. И сама в такое же дерьмо угодила, – она вдруг бросила укроп на стол и заплакала, закрыв глаза веселеньким кухонным полотенцем в крупных зеленых яблочках.

Несколько минут она молча ревела, а потом решительно вытерла слезы и сказала:

– Вот послушай меня, доча. Расскажу я тебе. Раньше-то ты маленькая была, не поняла бы. А теперь-то че? С сиськами, говоришь? Твой отец тоже в свое время нашел и с сиськами и с жопой. У меня отродясь такой жопы не было. Ты костистой и худенькой фигуркой в меня-то пошла. А папа твой – он же завсегда фигуристах любил, туго налитых. Он тогда водилой на скорой помощи работал. Ой, жизнь страшная была! На дворе лихие 90-е, зарплата копеечная, еще и не платили месяцами. Я тогда на двух работах вкалывала. Тетя Зина, тетка твоя, меня в свою столовку пристроила. А там еда дармовая, тем и кормились. Еще и почту мыла по ночам. Ну, сама понимаешь, на любовь к мужу у меня времени не оставалось. Домой приду – руки с ногами скрючивает. Поясница отламывается. Вроде и молодая была, вот как ты сейчас, а затюканная да замотанная. Да еще и ты кроха, а твой брат еще меньше. Какой уж там секс? А папаша твой всегда по этому делу большой любитель был. Мужики ж они как: что война, что тюрьма, что бардак в стране, а все равно свой стручок пристроить должны. Ну вот и спутался с медсестрой из той больницы, куда скорая людей болезных привозила. Что тебе сказать, доча? Как я плакала! Как ты сейчас.

– А как ты узнала? – всхлипнула я. – Застала их? Как я?

– Да нет. Папаша твой тот еще партизан. Так шифровался, что мне с моей замудоханной жизнью и не догадаться бы, да добрые люди рассказали. Ночь я переплакала и пришла на нее посмотреть, в больницу нашу, единственную в городе. И как раз мой-то к ней тоже пришел. Я за углом стою, едва дыша. И ногтями себе ладони царапаю, чтобы не взвыть. А она в халатике белом по коридору рассекает. А халатик тот прям как влитой на ней сидит. Сиськи под ним пятого размера. И жопа белой тканью туго обтянутая. Как сосиска в целлофане. А мой-то прям как кот на сметану на нее косится. А она с Украины была. Такая гарна дивчина. И вот она ему говорит:

– Ой, шойта схудла я! – и халатик так туда-сюда телепает.

Вроде как похудела она и халатик на нее большой.

–Ты бы мне тортика принес, шоколадного, а то давно не баловал свою кошечку, –и когтями ему по груди шкрябает. Кошечку изображает, корова толстожопая!

А папаша твой вокруг нее вертится, слюна аж на пол капает. И вот улыбается он ей умильно так, что аж рожа трескается, и говорит:

– Так есть же щэ вэлыка срака. Есть же еще большая жопа, значит, по-украински.

А она руками за сиськи свои хватается и говорит ему:

– Та хде там срака? Там уже и той сраки нэма. Оголодувала я без тортиков!

У меня аж скулы свело. Тортика ей! Тогда шоколадных конфет-то и не было. Мы сплошную сою ели. И то я за счастье почитала, если мне удавалось выкроить вам с братом на самые дешевые сладости, типа соевых батончиков. А шоколадный торт стоил, как половина моей зарплаты. А он, значит, от детей отрывает, и вместо конфет вам ей тортики носит. Знаешь, как мне сердце болело? И ничего. И пережила. И до сих пор солю ему огурцы с брусничным листом, чтобы было чем стопарь по вечерам закусывать, будь он неладен! – мать со злостью смахнула зелень со стола. – А если бы тогда психанула и развелась, как бы вас поднимала? Кому я нужна была с двумя довесками?

– Мамочка, дорогая моя, а может, ты бы с другим познакомилась?

– Ой, дура ты у меня еще, – отмахнулась мать. – Это когда ты при мужике, тогда ты и королева. Тогда и остальные мужики под тебя клинья подбивают. У них же порода собачья. Видела, как один пес на столб ногу задерет, и еще пять за ним? Вот есть же другие столбы. Так нет, они все пятеро должны именно на этот один помочиться. А почему? Потому что каждый думает: "если другой там написал, значит, столбик особенный, хороший, место проверенное. Надо и мне туда пристроиться". Так и с бабами. Пока у женщины мужик есть, другие этому мужику завидуют. Мол, если он с ней, значит, стоящая она. И всем нужна. А как одна останешься, так они сразу и задумаются: "А чего это он ее бросил? Значит, порченая". И разбегутся все. Вот только что полно было, а ты оглянешься – ни одного. И тут уже что соли огурцы, что не соли – не поможет ничего. Хоть с брусникой, хоть без нее. Даже если ты внешне Царевна-Лебедь семи пядей во лбу. Даже если одновременно жаришь котлеты и левой ногой элегантно печатаешь докторскую диссертацию по средневековой философии, но при этом у тебя нет мужа и никогда не было, то в глазах других мужиков у тебя на лбу вот такое клеймо, – мама раскинула руки, – и знак: "Стоп! Не приближаться! С ней явно что-то не так!" Так что ты, доча, поплачь, махни граммульку для храбрости, и поезжай к своему Стасику мириться.

– Но мама! – взмолилась я.

– Не мамкай мне! Чтобы все вернула и вышла замуж, как планировали. Месяц у тебя до свадьбы есть, вот и готовься, – она снова понюхала укроп и пробормотала:

– Да что ж такое-то? Не будет аромата в этот раз. Нет, не будет. Поганый какой-то укроп. Как моя жизнь поганый.

И вдруг вспомнила, что я еще на линии, и добавила дрогнувшим голосом:

– Пусть хоть у тебя нормальная жизнь будет. Максимум, дите родишь и разведешься через пару лет. Главное: родить. Разведенка и незамуженка – это две большие разницы. Тебе двадцать пять уже. Вон Ленка Орлова из твоего класса второго носит. Юлька Тимофеева недавно родила. Так и то ее мать год назад все мозг мне парила:

–Что-то поздно моя Юлька в девках засиделась. Двадцать четыре ей       уже. А вы же с ней одногодки! Так меня вообще съедят. Упустила сына олигарха с квартирой. С ума сошла?

– Мама, я…

– Все, отбой! – мама зевнула так, что аж в челюстях хрустнуло. – Спать. А завтра склеивать разбитое счастье, – с этими словами она отключила скайп.

А я так и осталась сидеть возле потухшего монитора. Еще до разговора с мамой я понимала, чем это все закончится. Но почему она никогда меня не понимает и всегда давит? Почему я должна вечно состязаться с одноклассницами, знакомыми, соседями? Думать, о том, что они скажут, отвечать на их дурацкие вопросы:

– Когда же замуж-то?

–А дите когда?

– Ой, гляди, опоздаешь.

–Часики-то тикают!

Неужели все, действительно, так и живут? Под вечным колпаком соседок теть Зин и баб Маш? Нет, я так не хочу! И ошибки будут мои, и жизнь моя.

Ночь прошла беспокойно. Я спала, как дельфин, вполглаза. То есть дремала, фактически. Под утро мне приснились коты на цирковой арене, которые прыгали через горящие кольца. Утром я долго зомбировала по кухне, варила кофе и пыталась разлепить глаза. Ровно в десять часов достала из холодильника коробочку конфет "Рафаэлло", подаренную Стасом, и пошла к Матильде.

За дверью было шумно. Я позвонила, подождала немного, и уже собралась вернуться домой. Неловко как-то было пользоваться добротой Матильды. Она меня вчера успокоила, и, наверняка, пригласила чисто автоматически, из вежливости. А я приперлась. Нет, домой. Точно! Но едва я успела повернуться и сделать один шаг, как вдруг дверь распахнулась и на пороге появилась Матильда.

– Доброе утро, Танюша! Вы стучали? Звонили? Я ничего не слышала, но обратила внимание, что откормленный мерзавец, – она кивнула вниз на кота, который терся о ее ноги, – вас учуял.

Кот поднял голову, презрительно посмотрел на меня и важно потопал к лестнице.

– Видели, да? – победоносно воскликнула Матильда, горящим от возмущения взглядом проводила кота и негодующе сложила руки на груди. – Это то, о чем я вчера говорила вам, милая девочка. Мерзавец нажрался и отоспался, и теперь опять пошел по бабам. Вот она, вся их мужская натура налицо! – крупный перстень с явно натуральным рубином сверкнул на указательном пальце Матильды, которым она торжествующе помахала в воздухе перед моим носом. – Поэтому нельзя в них врастать. Нельзя с ними сливаться, словно они кислород. Да вы проходите! Что же вы в дверях-то?

Я зашла в прихожую. А Матильда уже неслась в комнату, как молодая гончая, продолжая на бегу разглагольствовать скороговоркой:

– Вот боюсь я этого врастания всегда. Мужики же по натуре охотники, им неинтересно то, что уже точно есть в руках. Поэтому нужно всегда себя вести так, как будто под дверью три принца стоят и только ждут, как бы улучить момент и украсть вас, чаровницу и волшебницу. Это не важно, что их в помине нет. Главное, чтобы у мужика четко было это ощущение: ты не один, за тобой очередь из страждущих.

Я хмыкнула, едва поспевая за Матильдой. Вот ходовая старушенция! Это ж надо так гонять в ее возрасте! Лет шестьдесят пять ей точно есть, если не больше. То ли она выспалась, то ли с утра приняла какое-то чудесное лекарство. То ли всю ночь летала на метле. Меня уже ничего не удивит!

– И это ощущение нужно у них, мужиков, искусственно воспитывать, Для таких целей я и создала свой клуб.

– Какой клуб? – не поняла я.

Вместо ответа Матильда улыбнулась и зашла в гостиную.

Я последовала за ней и растерялась. На широких удобных диванах из светлой кожи молочного оттенка сидели девушка лет тридцати и высокий парень примерно того же возраста. Максимум, чуть за тридцать, плюс-минус пару лет. Причем лицо парня мне показалось смутно знакомым. Очень всегда стесняюсь незнакомых людей, да еще в чужом доме. Не знаю, куда деть руки, где сесть, о чем говорить. Стас всегда потешался над моей застенчивостью, считая ее проявлением провинциальных комплексов. А я и не спорила. Я не из Парижу. Меня не учили искусству непринужденно вести светские беседы.

– Познакомьтесь, Танюша, это Диана, – Матильда указала на девушку. – А это Егор, – она погладила парня по плечу. – Вы с ним шапочно знакомы. Раскланивались у лифта.

Точно! Я же видела его, когда он выходил из квартиры Матильды.

– Да, Матильда Видленовна, мы видели друг друга несколько раз, – ответила я.

– Просто Матильда, – отмахнулась она. – Зови меня по имени. Ты теперь член нашего клуба, а у нас все по-простому, по-народному. И я позволю себе перейти на "ты". Надеюсь, ты не воспримешь это как ужасающий моветон? Вижу: в глазах твоих застыл немой вопрос. О каком клубе я говорю? Поясню: мы все, здесь собравшиеся – члены тайного общества воспитателей неверных мужчин и котов. Я – председатель клуба. Егор – наш сценарист, он разрабатывает совершенно искромётные сценарии для воспитательных акций. А Диана – специалист по гламуру, стилю и дизайну. Жрица прекрасного, так сказать.

– Спасибо, что только жрица, а не ночная бабочка, – хмыкнула Диана и встала с дивана: – Пойду кофе сварю. Тебе с сахаром? – обратилась она ко мне.

– Да, – промямлила я, осторожно и по возможности незаметно озираясь по сторонам.

Это не может быть правдой! Наверняка, здесь есть скрытые камеры, и сейчас откуда-то выскочит довольный Пельш с огромным букетом цветов и заорет:

– Розыгрыш!

Меня-то ему разыгрывать ни к чему. Но вот Матильда все же звезда кино и театра, хоть и на пенсии. Может быть, хочет напомнить о себе зрителям? Наверное, я очень плохая актриса. Вернее, стопудово совсем скверная. Потому что Матильда бросила на меня внимательный взгляд и спросила:

– Танюша, с тобой все в порядке? Ты как-то странно реагируешь.

– Таня скрытые камеры ищет, – улыбнулся Егор. – Думает, что мы ее разыгрываем.

Я густо покраснела.

– О, поколение Инстаграмм и реалити-шоу! – Матильда картинно заломила руки. – Во всем они видят подвох и розыгрыш. И скрытые камеры. Какой ужасный век тотальной слежки! Все друг за другом подглядывают и никому не доверяют. Остановите землю, я сойду!

– Извините, – прошептала я, полыхая алой краской на щеках, – но просто это все звучит слишком уж… – я замялась, подыскивая подходящее, а главное, не обидное слово.

– Бредово? – улыбнулся Стас.

Я молча кивнула.

– Милая моя детка, – Матильда разжала руки и заговорила обычным голосом. – Сама мужская неверность– это настолько в корне бредовая вещь, если разбирать ее по аспектам, что бороться с ней можно только таким же абсурдным способом.

– Почему бредовая? – пожала плечами я. – Ужасная, да, но не бредовая. Наверное, изменяют тем женщинам, которые не могут мужчине дать то, что ему нужно. И в моем случае… – я замолчала, сдерживая слезы, сглотнула горький ком, справилась с собой и продолжила: – точно известно, чего не хватало моему жениху.

– Вот только не нужно себя винить, – Диана зашла в гостиную, толкая перед собой столик на колесиках, уставленный чашками и тарелочками со сладостями. – У них, у мужиков, на каждый случай есть оправдание. А Матильда имела ввиду их природу. Мол, эволюцией так заложено, что каждый самец должен покрыть как можно больше самок, оставить как можно больше потомства, если его убьют на охоте или войне. Бла-бла-бла! – она закатила глаза и грохнула кофейником о столик. – Скажи мне: на кого охотится среднестатистический москвич, такой, как твой жених? Да-да, не красней, нам Матильда уже все рассказала. Где его могут убить? На распродаже в бутике торгового центра? Пронзить копьем за то, что мерзавец выхватил последнюю рубашку от "Гуччи" по огромной скидке? Бред! Все эти отмазки про эволюцию придумали мужики. И Дарвин тоже был мужиком, не забывай об этом. Всю жизнь тяжело работал над своей теорией, чтобы теперь каждый козел орал:

– Не виноватый я! Это все эволюция!

Я засмеялась, принимая из ее рук изящную кофейную чашку из тончайшего кузнецовского фарфора, расписанную сценами из жизни русских крестьян. Чашка, наполненная ароматным кофе, жгла ладонь и я поспешно поддержала ее второй рукой. Такую разбить –потом полжизни не рассчитаюсь.

– Я тебе так скажу, – Диана плюхнула в свою чашку три ложки сахара и с ногами забралась на диван. – Понты это все! И если бы понты светились в темноте, то нам бы и электричество не нужно было. Каждый мужик сиял бы ярче солнца и вполне был бы способен осветить собой половину улицы.

– Итак, вернемся к делам нашим скорбным, – пропела Матильда высоким голосом. – Мы все члены клуба "Верный кот". Его эмблема: кот, стоящий на задних лапах, – она вытащила из кармана платья изящный брелок и дала его мне.

Брелок был сделан из чистого серебра в виде медали, на которой красовалась искусная чеканка: улыбающийся кот, стоящий на задних лапах. Глаза кота были сделаны из светло-зеленых камешков. По краям медали шла витиеватая надпись: "Кукачев третьего уровня".

– Кукачев? – улыбнулась я. – Здесь буква "л" пропущена.

– Нет, – серьезно и важно сказал Матильда. – Куклачев работает только с котами, а мы с мужчинами в их кошачьей ипостаси гуляк и изменников. Оттого мы не Куклачевы, а Кукачевы. Ты – новенькая, поэтому у тебя пока третий уровень. У рядовых участников клуба – второй. А у нас всех – первый. Еще есть Рита, но она почему-то опаздывает. А создала этот клуб я.

Неужели Матильде тоже изменяли? Я невольно покосилась на ее прекрасный портрет в молодости. Такая красавица! И сиськи на месте. Не то, что мои.

– Да, деточка, да, – Матильда скорбно поджала губы, глотнула кофе, поставила чашку на столик, вытащила из кармана кружевной платочек и промокнула глаза, глубоко вздохнув при этом. – До сих вся в волнении, когда вспоминаю свое бурное любовное прошлое! – воскликнула она. – Хотя я была той еще избалованной девчонкой. Сама понимаешь: как дочь крупного советского чиновника, да еще по имени Видлен – это сокращение от Владимир Ленин, я ни в чем не знала отказа.

Егор откинулся на спинку дивана и за ее спиной скорчил смешную гримасу, которая означала, что все это он слышал уже сто раз, как минимум. Я еле сдержала смех и едва не прикусила себе язык.

Но Матильда ничего не замечала. Она продолжала рассказывать и в глазах ее светилось вдохновение:

– Я ведь всю жизнь служила в Театре Сатиры, и особенно хороша была в музыкальных комедиях. Только представь, Танюша: фигурка у меня была точеная, нрав веселый, личико очаровательное. Поэтому мужчины умирали возле моих ног. Замуж сходила три раза. Гименей, греческий бог браков, от меня так утомился, что махнул рукой. Двух первых мужей не любила, хотя поначалу, не скрою, была очарована и польщена их напором. Они охапками бросали цветы на сцену. Один из них, второй по счету, даже едва не вызвал соперника на дуэль в ресторане при Доме Литераторов, где тогда собиралась вся московская богема. Но вовремя вмешалась милиция, и их обоих забрали в кутузку. Однако вскоре он мне наскучил, и я с легкостью развелась с ним, как и с первым, впрочем. И после этого встретила третьего. И в первый раз в жизни влюбилась по-настоящему. Ах, как я была влюблена! А он был красавец, военный, женщины от него сходили с ума. И поверь, Танюша, даже в строгие и целомудренные советские времена профурсеток, таких, как твоя блондинка, всегда было предостаточно. С одной из них я его и застала. Мерзавка была какой-то мелкой актрисулькой, и играла, в основном, грибы в третьем ряду второго состава. Ты представляешь, Танюша, какую пощечину получила моя гордость? Я – неповторимая Матильда Снежинская, звезда больших и малых сцен! И эта… эта… – Матильда вдруг закрыла лицо руками.

Ее плечи мелко вздрагивали.

– Ну ладно тебе, – Его погладил ее по плечу. – Перестань! Это все давно прошло.

– А больно, словно вчера, – Матильда промокнула глаза платочком. – Как сейчас помню: я совершенно безутешно рыдала в гримерке, раздумывая, где бы купить крысиного яду, чтобы сначала отравить разлучницу, а потом отравиться самой. И в этот момент судьба послала мне ангела-хранителя – старейшую в Москве театральную актрису, которая меня буквально спасла. Она выслушала меня, успокоила и научила, что мужчин нужно воспитывать. Так же, как котов. Потому что и те и другие ласковые только в двух случаях: если им от тебя что-то нужно или они уже где-то нагадили. И тогда из обиженной девочки я превратилась в холодную и расчетливую стерву. Иногда, дорогие мои, женщине просто необходимо быть стервой, чтобы выжить. Мы с актрисой разработали план, после воплощения которого мой третий муж бежал ко мне, спотыкаясь, и уже больше никогда не гулял.

–Но… как? – растеряно спросила я. – Разве это возможно? Если в мужчинах это заложено от природы. Нет, есть, конечно, где-то верные и не гулящие. Теоретически.

– Нет таких, есть перевоспитанные, – хмыкнула Диана. – И те, кого еще не дрессировали Кукачевы.

Я заерзала на диване, сгорая от нетерпения послушать, как же Матильда это сделала.

– Не томите, Матильда! – взмолилась я.

– Не томи. Мы на "ты" перешли, – строго поправила меня она. – А все очень просто. Ему просто некогда было бегать по бабам. Потому что он был занят тем, что следил за мной.

– То есть, ты… ему изменяла? – спросила я.

– Да нет, – улыбнулась Матильда. – Ни разу, поверь мне. Но я активно создавала видимость возможной измены. И вот теперь в память о той, которая меня, фактически, спасла, я помогаю несчастным женщинам.

– Это потрясающе! – восхитилась я.

– Ах, оставь! – отмахнулась Матильда. –А что мне еще делать? Сижу на пенсии. Денег – дай бог каждому! Две дачи, квартиры в Москве от папы, трех мужей и советского правительства. Я и тебе-то, Танюша, квартирку сдала за копейки не из-за денег. А чтобы живая душа рядом за стеной была. Сын вырос, живет за границей. У него огромный бизнес. Как это теперь называется?

– Олигарх, – тихо подсказал Егор.

– Да, благодарю. Внуков пока не подарил. Да и с сыном мы не близки. Я мать была никудышная, между нами девочками. И прескверная хозяйка.– Не наговаривай на себя, Матильда. Мальчик давно вырос и все понял. И простил, – негромко сказал Егор.

– Он – да. А я – нет. Свою вину знаю. Вся посвятила себя сцене. В страстях билась, а ребёнок всегда был неприкаянным. Ладно, не будем о печальном. Что-то я излишне ударилась в воспоминания, по- стариковски, а вы, милые вежливые молодые люди меня не останавливаете. А надо бы! У нас, дорогие мои, вагон работы. Мы…

И в этот момент громко хлопнула входная дверь, в коридоре послышались тяжелые шаги и даже чашки на столике задрожали. А на пороге гостиной появилась высокая дородная девушка лет двадцати пяти в замызганном рабочем комбинезоне. Выглядела она как борец сумо на перекуре. Не полная, а вся какая-то огромная, она тряхнула короткими светлыми волосами, откидывая челку со лба, просверлила меня рентгеновским взглядом маленьких глазок, которые потерялись на широком круглом лице, подошла так близко, что я невольно вжалась в диван, протянула огромную лапищу и пробасила:

– Ритка Бэмс. Будем знакомы.

– Таня, – я задрала голову так, что у меня даже в шее хрустнуло, и осторожно вложила ладонь в медвежью лапищу.

– Дык, знаю. Ты – наше новое дело! – насмешливо протянула она. – Не боись, подруга! Миссия выполнима. Еще и не таким, как твой жених, рога обламывали.

– А Бэмс – это фамилия? – не удержалась от вопроса я.

– Не, кликуха, – пробасила она.

– Она чуть что не по ней – сразу обещает всем по башке бэмснуть, – ехидно заметила Диана. – Поэтому мы ее так и прозвали.

– Тут у меня это… – Ритка пошарила у себя за спиной и вытащила оттуда мелкого мужичка лет тридцати пяти.

Он едва доходил Ритке до необъятной груди. Половину лица занимал нос – такие в народе называют рубильниками. Над высоким лбом густо кучерявились черные волосенки в прическе "аля пудель Артемон", а над носом счастливо светились огромные миндалевидные глаза. Мужичок учтиво приложил крошечную ручку к груди и сказал тоненьким голоском:

– Доброе утро! Разрешите представиться: Аркадий Купельман.

Наступила немая сцена. Все, включая Матильду, растерялись. А Аркадий смущенно уставился в пол.

– Ты это… пойди там на кухне тортик порежь, что мы по дороге купили. И там еще чего поделай, – Ритка хлопнула его по плечу и он отлетел к дверному проему.

– Рита! Что же ты так с гостем? – Матильда вскочила с дивана. – Я сейчас еще чашку принесу. Кофе сварю. Вы проходите, Аркадий, располагайтесь.

– Не-не-не! Кофе Аркаша сам сварит, – Ритка одним движением усадила Матильду обратно на диван. – А мы тут пока пошепчемся, по-нашему, по-семейному.

Аркаша бросил на нее полный любви и покорности взгляд и скрылся в кухне. Не успел он выйти, как на Ритку набросились с упреками и вопросами:

– Ты нарушила конспирацию! Привела сюда чужого мужика без спроса и даже не предупредив, – Матильда возмущенно воздела руки. – Поставила нас в неловкое положение. И его, кстати, тоже.

– Где ты его вообще откопала? – шепотом спросила Диана, округлив глаза. – У него сандалии надеты на носки.

– Слышь, ты, Зверев обдиоренный, умным людям на твою эту моду начхать. Переоденем на крайняк, – огрызнулась Ритка. – Что в первый раз, что ли? Тоже мне преступление.

– Девочки, тише! Дайте Рите рассказать, – утихомирил Егор разбушевавшихся Матильду и Диану.

– Хоть один нормальный человек, – Ритка, переполненная благодарностью, хлопнула Егора по плечу.

От этого дружеского хлопка он покачнулся и едва не упал на диван.

– Да не виноватая я. Он сам прилип. Не, ребята, чесслово! Без байды. Короче, вчера на работе, с утреца, колупаюсь я в тачке. Я в автосервисе работаю, – пояснила она мне. – Тачка, епта, развалюха такая, вся прям под руками рассыпается. И вдруг чую жо…

– Рита! – прикрикнула Матильда. – Без выражений!

– Ладно, спиной чую: кто-то смотрит на меня. Ну, вылажу я из-под нее, гляжу: стоит этот мелкий очкарик и так умильно на меня смотрит, как кот на сметану. Ну, я ему интеллигентно так говорю: чего буркалы выкатил?

Я не выдержала и рассмеялась.

– Это у нее еще интеллигентно, поверь на слово. – вздохнула Матильда.

– Ну вот, значит, – пробасила Ритка. – А он на меня смотрит, подползает ко мне, ручками так сучит передо мной, типа залымывает их. Ну я ходу назад дала. Вот честно говорю: сразу подумала, что он псих. И предупредила его по-хорошему:

– Слышь, у тебя сейчас будут географические проблемы.

– Это как? – шепчет он, – и морда у него так вся от счастья и светится. И нос туда-сюда ходит. А рубильник, сами видели какой. В виде паяльника. Аж сквозняк от него пошел. А так, говорю. Ущипнешь меня не за тот регион, и получишь по своей автономной области!

– Ну другой бы на его месте призадумался, – тут Ритка гордо подперла мощные бока руками. – А этот самоубийца прет прям на амбразуру и шепчет:

–О богиня и грозная воительница! Когда я увидел вас, подобно валькирии вы мчались ко мне, окружённая сиянием.

–Ну я ему и говорю: чейта не поняла, это ты меня сейчас так похвалил или обругал?

–Как же можно позволить себе такую неслыханную дерзость оскорбить вас, валькирия? – заявляет он и мелко сучит ножками.

– Ну тут я, значит, элегантным движением достала из комбинезона телефон и загуглила, что такое валькирия. Сначала уже хотела его бэмснуть по кумполу, потому что по поисковому запросу папы Гугла на меня такие страшные скандинавские тетки выпали! Оказалось, что они во время войны решают, кому из воинов умереть, а кому выжить. Ну, на меня они телосложением малость похожи, да. Но я ж не в Скандинавии! И тем более, не страшная. Все, думаю: сейчас его урою! Но тут его реально спас мой босс. Оказалось, что это мелкое еврейское несчастье – его родной брат. Мой-то шеф мужик нормальный, по понятиям. Автосервис держит, пивас любит. А этот Аркаша у них типа: в семье не без урода. Историк и крупный спец по мифологии. В музее работает, значит.

– Боже мой, как трагедия для семьи! – улыбнулся Егор и подмигнул мне.

– А то! – серьезно кивнула Ритка. – В нормальной еврейской семье, где все держат бизнес и варят бабло, вот такое несчастье не пойми откуда вылезло. Это даже не ботан. Это уже целый гербарий, в натуре! Ну я, короче, выяснила, что он безобидный дурик, и отпустила его живым.

Диана прыснула. А за ней рассмеялись все, включая меня.

– Не томи, Ритка, короче! – сказал Диана.

– Короче у соседа за углом, – отрезала Ритка. – Вот выхожу я с работы, а он уже с цветами стоит, меня ждет, значит. Мне цветы в последний раз дарили на выпускной. Я, конечно, расстаяла. Ну и согласилась с ним в кафешку пойти. А после кафешки, где он мне все руки обслюнявил с криками: "Валькирия и богиня", так мне его жалко стало, что я пригласила его к себе. Ну, думаю, картошечки ему пожарю. А то его ветром сносит, в натуре.

– Ну и? – Матильда даже встала на цыпочки, заглядывая ей в глаза.

– Ну это… – Ритка шаркнула ногой в кроссовке по паркету, – короче, руки у него корявые, он все время что-то роняет. Но языком… ээээ…метафор владеет, как прохфессор! – тут Ритка закатила глаза.

– Это то, о чем я подумала? – шепотом спросила Диана.

– Угу, – кивнула Ритка и бросила быстрый застенчивый взгляд на Егора.

Тот опустил голову, едва сдерживая смех и рассматривая свои мягкие светлые замшевые туфли.

– О боже! – Матильда закрыла руками лицо и затряслась в приступе беззвучного хохота. – Язык метафор, ой, не могу!

– Не, ну а че? – забасила Ритка. – Видели, как на колокольчиках этот язычок туда-сюда ходит? Вот у него так же. Девочки, я вам клянусь: такого у меня не было никогда! Поэтому предлагаю принять его к нам.

– А что он делать будет? – вытирая слезы смеха спросила Матильда. – Нет, ничего не говори, пошлячка! Даже думать боюсь! Колокольчик! – она снова зашлась от хохота.

– За тортиком бегать, – пожала плечами Ритка. – Он вообще услужливый и безобидный. Пригодится.

В этот момент на пороге комнаты появился Аркаша, держа в руках красиво нарезанный бисквитный торт на большом подносе и полную турку кофе.

– Ладно, к делу! – решительно сказал Егор. – Кто за то, чтобы принять в наш клуб сразу двух новичков: Таню и Аркадия? – он поднял руку вверх.

Матильда и Диана тут же подняли руки вслед за ним.

– Отлично, – кивнул Егор. – А с другими членами клуба я по почте и мессенджерам свяжусь, расскажу им про новеньких.

4 глава. Диор меня побери!

–А что есть другие? – спросила я, принимая из рук Аркаши большой кусок торта на красивой тарелочке.

Пока мы разговаривали, он уселся рядом с Риткой, глядя на нее снизу вверх влюбленными глазами.

– У нас народа много, – пояснила Матильда. – Просто мы – это генштаб. А есть рядовые члены клуба. Каждый помогает, чем может, но предпочитает держаться в тени.

– Мы самое главное не решили, – тихо сказал Егор и внимательно посмотрел на меня. – Хочешь ли ты, Таня, отомстить своему жениху, а потом вернуть его? Или просто страшная месть?

Я задумалась. Вопрос застал меня врасплох. Мстить я по-прежнему хотела. Но что делать дальше? Еще вчера я желала только одного: никогда его больше не видеть. Утром я буквально горела от злости. А сейчас… после вопроса Егора вдруг все как-то всколыхнулось в сердце и воспоминаниях. Руки Стаса, его губы, его мощный накачанный торс, наглая, но такая обаятельная улыбка. Можно приложить титанические усилия и выбросить его из головы. Я смогу. Переплачу, успокоюсь. Но кто мне сказал, что с другим мужчиной все будет иначе? Может быть, дело не в нем, а во мне? Я просто не умею правильно вести себя с мужчиной.

– Тань, не переживай ты так, – мягко сказала Матильда и взяла меня за руку. – И не стесняйся нас. Мы здесь все через это прошли. Каждый мужчина – он как "Киндер-сюрприз". Никогда не знаешь, что у него внутри под тоненьким слоем сладкого молочного шоколада. И один бог знает, что скрывается в этой желтой коробочке. И хорошо, если там розовый пони. А если Шрек?

– Думаю, что не нужно на Танюшу сейчас давить, – сказала Диана. – Пусть она решит в процессе! Но мстя, товарищи Кукачевы, нужна по-любому. И хорошая дрессировка тоже.

– Это да! Пусть потом сама думает: к сердце прижать или к черту послать. Мы все можем! И так вывернуть, и эдак. Любой винтажный газогенератор превратим в нормального мужика.

–Что превратим? – не поняла я.

– Ну Матильда же выражаться не дает, –хитро подмигнула Ритка. – Так приходится интелихэнтно выкручиваться. Вместо того, чтобы назвать мужика пердуном, я использую корректное выражение: винтажный газогенератор!

Я подавилась слюной и едва не выронила тарелочку с тортом из рук.

–Видал, сосун? – Ритка взъерошила волосенки Аркаши.

Он молча поцеловал ее огромную лапищу.

– Вот все в тебе хорошо, только отвечать не умеешь. Нужно сразу ответочку рикошетом дать: "Не видал, и не сосун!" – Ритка звонко чмокнула Аркашу в макушку.

– Рита! Господи! Боже мой! Когда же я научу тебя хорошим манерам? Немедленно перестань грязно выражаться! – воскликнула Матильда. – Ты же девочка! А ведешь себя, как тролль в юбке!

– А че такова? – Ритка пожала плечами дзюдоиста. – Реклама такая была в моем детстве: "Видал сосун! Ваши волосы всегда будут выглядеть великолепно!" Это фирма была такая американская, производила средства для укладки волос. Я че виновата, что ее так назвали?

Матильда искоса глянула на Егора, словно ища поддержки.

– Она права, – улыбнулся тот. – Матильда, ты не в теме. Действительно, была такая фирма. Я тоже помню рекламу по телеку. Ладно, девочки, не будет отвлекаться, – он подошел к бару, достал оттуда две бутылки вина в плетеных корзинках. – Сейчас каждый из нас расскажет Тане свою историю для знакомства. А потом начнем разрабатывать сценарий.

Стас

Не берет меня сегодня вискарь. И потому расслабон никак не придет. Всю ночь сижу в этом клубе. Там, снаружи, уже утро субботы, а у меня продолжается ночь пятницы. И до клуба же вискариком закинулся, и здесь добавил, а драйв так и не пошел. Вот меня переклинило, а! Кто бы мне сказал, что из-за одной провинциальной телки такой раздрай случится, я бы не поверил! Музыка бьет в висках пульсирующим ритмом. Еще одна порция вискаря обжигает горло.

Никуда ты от меня не денешься, Танюшка-березка. В понедельник придёшь на работу, как миленькая, а там я тебя уже обработаю. Кстати, никогда не трахал ее на работе. Жалел, чтоб не померла от стыда. А теперь заставлю краснеть и стыдиться. Чтобы вышла от меня расстрепанная, бросая испуганные взгляды по сторонам. И чтобы место свое знала. Она мне, конечно, нужна. Без нее папаша совсем с катушек слетит. Но пересластил я с ней. Засиропил провинциалочку, учительницу первую мою. Пора на место ставить. Заставить что ли ее минет сделать прямо в моем кабинете? Нет, перебор. Помрёт невеста. Откинет копытца на тонких ножках. Она и не догадывается, что на женской голове рот существует не только для того, чтобы в него есть. Лучше просто поиметь ее на столе. Это же классика! И выползет она после эпического траха в кабинете, лихорадочно одергивая свою юбчонку. И сразу присмиреет, потому что поймет, кто в доме хозяин.

Вот, кстати, насчёт юбчонки. Сколько раз просил ее одеться нормально! Предлагал по магазинам повозить хорошим, чтобы качественный шмот купить. Так нет! Упёрлась рогом, что до свадьбы сама себя содержать будет. А мне перед клиентами неудобно за ее сиротские платьишка. А ей хоть бы хны! Зато папаша мой по ее мышиным шмоткам тащится, как удав по пачке дуста. Скромница. Средняя полоса России!

Секс для Тани – это что-то вроде досадной необходимости, которой неизбежно заканчивается романтика. Вообще-то этим все женщины больны. Они могут часами обниматься, целоваться, лизаться, но каждый раз их очень удивляет, что мужикам это не в кайф, что нам нужен просто секс, как продолжение этих самых обнимашек.

Танюшка моя всегда понимала секс по своему и очень по-женски. Она видела себя только в одной позе: на спине, с волосами, красиво рассыпанными по подушке. Благоухающую духами и туманами. То, что во время секса люди потеют, приводило ее в ужас. Не говоря уже о том, что любая поза, кроме миссионерской, считалась у нее гадостью. Нет, мысли свои вслух она не высказывала, но ее милое личико каменело, когда я просил ее стать на коленки. Сзади – это некрасиво, неромантично и полностью зачеркивает возможность обниматься, а значит, не похоже на ее любимые фильмы, где прекрасные актрисы идут в закат рука об руку с принцем по побережью, и ветер продуманно-картинно и в нужном направлении развевает их тщательно уложенные волосы. Какой мудак вообще снимает всю эту хрень? Он же всех мужиков предает, сука, в этот момент! А женщинам и невдомек, что эти самые актрисы, чтобы вот так романтично пройти по побережью, должны сначала стать перед продюсером раком и прыгать боком.

Один-единственный раз в жизни я попросил Таню вместе посмотреть порнуху, в надежде, что она поймет, наконец, что нужно нормальному мужику. Ее голубые глаза немедленно наполнились слезами. Она обалдела от механических движений актрисы, которая, как робот, бодро давала сразу двум здоровенным шоколадным зайцам, размахивая ногами в туфлях на огромных каблуках. Вот это я называю профессионализмом высокого полета! Четко, ясно, без стыда, требований и упреков.

А Танюша, глубоко оскорблённая увиденным, отреагировала обычным образом: надула губы, замолчала и не разговаривала со мной целый день. На все мои вопросы: что случилось? Она отвечала типично женским:

–Ничего!

Но как это "ничего" звучало! Ни один мужик так не умеет выразить всю гамму чувств в одном только слове. И в этих шести буквах –"ничего"– было все: мужики-сволочи, оскорбленная невинность, поруганная женская честь, изнасилованная мной, грубым мужланом, растоптанная романтика, несчастная жизнь самой Тани и глубокое презрение ко всему мужскому полу. И еще до кучи пару мелочей: типа двух землетрясений, трех ураганов и одного столкновения матушки-Земли с гигантским астероидом. Короче, в этом ее "ничего" все давно умерли.

Мне только одно интересно: женщины получают этот дар от природы или есть где-то онлайн курсы, которые они все заканчивают с отличием?

А что если вернуть Таньку чисто мужским способом? Прямо сейчас поехать к ней. Я-то всю ночь в клубе тусил и еще не ложился, а она, наверняка, отсыпается. Позвонить в дверь, взять ее прямо на пороге сонную, затрахать так, чтобы забыла все глупости. Все женщины об этом мечтают, просто не признаются.

Приподнимаюсь с мягкого удобного дивана. Достаю портмоне, чтобы расплатиться. Да нет. Лень куда-то ехать и что-то доказывать. Сажусь обратно на диван, откидываюсь на спинку. Вискарь, наконец, начинает разбирать.

От мыслей о Тане меня отвлекает классная попка, что выписывает немыслимые восьмерки перед глазами. Аж из трусов выпрыгивает, кося на меня тщательно накрашенным глазом! Губы уткой сложила, руками сиськи подхватывает. Сейчас взлетит, крякая. Но первая не подходит. Ждет, пока я проявлю инициативу. Боится, что приму за шлюшку. Она такая и есть, но набивает себе цену. Сразу видно, что на все готова. Вот чего не понимают бабы вроде Тани: мужики любят удобства. Если бы она была мужиком, то поняла бы. Но она телка. Зачем мне париться, когда все есть под рукой? Если бы Таня была бы такой же удобной. Давала бы, когда нужно, без истерик и длительной подготовки.

Чего-то природа мать здесь намудрила: пока бабу уломаешь на секс с нежностями, поцелуями и прочим, так и не захочется ничего. У зверюшек вон тоже есть брачные игры, но быстренько, на раз-два: кот пару раз перед кошкой спину выгнул, павлин перед своей расписной, как хохлома, теткой хвост распушил, и самка готова. А у баб эти игры могут и годами тянуться. И тут у мужика член реально узлом завязывается вместе с мозгом. Поэтому женщины должны помнить самое главное: рядом всегда есть телки, которые дают, поэтому кочевряжиться особо тоже не нужно.

Девчонка, видя, что я не спешу, идет ва-банк: сгибает ноги, упирается руками в колени и начинает трясти попой в тверке, при этом глядя на меня из-за плеча. Сейчас шею свернет, курица! Да понял я, понял! Дай выдохнуть! Она явно в Москве недавно. Ещё не обтерлась. Шмот грамотно подобран. И в дорогой закрытый клуб пустили. Значит, мудро дала ребятам из охраны.

А вокруг стройной длинноногой фигурки девушки незримо так витает провинциальный налет. Танцевальные движения, кроме новомодного тверка, конечно, как в клубе "Шик-блеск-тра-та-та" города Волчехренска. А вот здесь она не доработала. Не посмотрела, как в Москве сейчас гламурно попой в танце трясут. Бахиня дискатэки 90-х. Неважно, что малолетка. В Мухосрансках как танцевали с 90-х, стоя на месте и выбрасывая вперед ножки а-ля Алена Апина и Натали, так и будут еще сто лет танцевать. Но на вечер сойдёт. Домой тащить ее не буду. Три коктейля, селфи в роскошном салоне моего "Бугатти" и трах в нем же. Как для нее – так за глаза. Самого факта перепихона в такой люксовой тачке ей хватит на два месяца переписки с неудачницами-одноклассницами, которые не решились рвануть в Москву и остались в своем Мухохренске.

И с подкатом можно не заморачиваться. Сойдет самый тупой. Встаю, подхожу к ней. Ловлю ее ритм, раскачиваюсь в танце в такт, нежно беру за плечико, наклоняюсь и шепчу в ушко, украшенное дешевой сережкой с якобы бриллиантами от Сунь Хунь Выня из освобожденного Китая:

– Девушка, извините, ваш папа случайно не садовник?

– А шо? – Бахиня Дискотэки смущенно хихикает, прикрывая ладошкой рот, и краснеет.

– А то, что только профессиональный садовник может вырастить такую чудесную розу.

– Ой, да шо вы! Я прям не маху! – она густо краснеет и якобы случайно прижимается ко мне тугой попой в обтягивающей короткой юбчонке.

Чувствую, как у меня встает. Эх, Танька, не достанется тебе сегодня женское счастье! Все уйдет к Бахине Дискотэки. Ладно, пусть Танюша отплачется, отойдет, осознает, какое счастье из-за глупости упустила, а потом я с ней помирюсь.

Кладу руку на попу и прижимаю девушку к себе. В отличии от моей гордой и нервной невесты здесь есть что прижать. Можно сказать даже: работы непочатый край.

– Мохито? – выдыхаю, целуя ее в шею.

– А то! –кивает она. – Моя любимая вкусняшка!

– Ага, у вас на ферме Волчедуйска прям с этого утро начинают. Как глаза продерут, так молока с бидона рванут, а потом сразу мохито запивают, – подумал я, но мысли свои озвучивать, естественно, не стал.

Таня

Настойчивый звонок будильник вырвал меня из глубокого сна. Давно я так спокойно не засыпала. Не знаю пока, как насчет дрессировки котов и мужчин, но с воспитанием сновидений мои новые друзья справились на "ура". Я хлопнула по будильнику, но он не замолчал. Восстав из постели, как зомби из могилы, я сообразила, что звонят в дверь. А на часах восемь утра. Восемь! В воскресенье! Неужели это опять Стас? Наверное, ночь тусил в клубе, а с утра снова решил попытать счастья. Если это он, я умру!

Прошлепав до двери, я припала к глазку. На площадке нетерпеливо переминалась с ноги на ногу Диана.

– Ты что еще спишь? – возмутилась она, стремительно влетев в коридор. – Я же сказала тебе, что утром мы поедем в салон красоты приводить тебя в порядок.

– Да, но только восемь утра и воскресенье, – зевнула я.

– Ты знаешь, какая очередь у Стеллы в салоне? Я тебя еле впихнула! Стелла – фанат своего дела. Стилисты такого уровня работают, как шахтеры. Они же зависят от звёздной клиентуры. А клиентура эта без конца в разъездах и разлетах. У нее там с утра уже селебы шоу-биза ошиваются перед самолётами и фотосессиями. Она самому Тимати бороду облагораживает. Быстро накидывай что-нибудь и бегом!

Я мигом проснулась, рванула в спальню, натянула на себя джинсы и белую майку. И только тогда до меня дошел смысл сказанного Дианой. Селебы, шоу-бизнес. Это же, наверное, стоит целое состояние! Где я такую сумму возьму?

Диана шумно возилась на кухне, быстро заваривая растворимый кофе.

– Диан, ты, наверное, отменяй эту твою Стеллу, – я запрыгала по кухне, на ходу натягивая кроссовки. – У меня нет денег на такие дорогие удовольствия.

– Танюш, мозг включи! – Диана похлопала меня чайной ложкой по лбу. –Я ж тебе говорю: Стелла наша, член клуба. Мы ей пару лет назад мужа так выдрессировали, что до сих пор по струнке ходит. Она все бесплатно сделает. То есть, даром.

"Стелла стайл" – гордо светились алым витиеватые буквы над зеркальной витриной из черного стекла. Мы с Дианой вошли, и я сразу оробела. В удобных черных креслах, устало закрыв глаза, сидели сразу две знаменитости: певичка из нового поколения поющих трусов и королева Инстаграмма Фузова. Вокруг них порхали парикмахеры, у ног сидели спецы по педикюру, а руки обрабатывали мастера маникюра.

– Диана, рыба моей мечты! Муа! Муа! Муа! – к Диане бросилась яркая красивая женщина и шумно расцеловала ее в обе щеки.

– Стеллочка, любовь моя, здравствуй! Принимай новенькую, – Диана понизила голос и достала из кармана брелок с котом.

– Усехда готова! – ответила Стелла громким шепотом, в свою очередь достала из кармана точно такой же брелок и смачно его поцеловала.

Высокая, стройная, красиво накрашенная, она пламенела огненно-рыжей шевелюрой, уложенной в замысловатую короткую стрижку. Смуглое лицо и миндалевидные глаза напоминали о ее далекой южной родине. Стелла запихнула брелок в карман модных белых льняных брюк с высокой талией, двумя руками поправила большую грудь, туго упакованную в алую шелковую блузку без рукавов на золотых скобах вместо бретелек, и щедро усыпанную стразами.

– Диор меня побери! – закричала Диана, ощупывая наряд Стеллы. – Это же эксклюзив от Том Форд! Только на прошлой неделе видела в инете, как в нем модельки по подиуму рассекали. И уже на тебе! Когда успела-то? Таких нарядов на всю Москву два от силы, считая твой.

– А то! – гордо подбоченилась Стелла. – Виркоров подогнал! Эта старая болгаро-еврейская морда с показов не вылазит. Видела его новую стрижку? Только я могу облагородить его от природы слащавую физиономию сытого кота! Вот он меня и благодарит за это. А ну-ка, покажись-ка, девочка, доктору!– она обошла меня со всех сторон.

– Стелла у нас доктор красоты, – пояснила мне Диана.

– Мда, – задумчиво протянула Стелла. – Случай, конечно, запущенный. Но ничего. Сейчас я из тебя сделаю рыбу моей мечты, – она поднесла пальцы ко рту, сложила их щепотью и чмокнула. – Слушай сюда, что скажу: после меня мужикам, что рядом с тобой будут крутиться, галстуки уже не понадобятся.

Все работники салона, которые активно прислушивались к нашему разговору, дружно рассмеялись.

– А при чем здесь галстуки? – спросила я.

– А при том, что у них вместо галстуков будет их же стручок торчать. А ну все ко мне, бандерлоги! – она хлопнула в ладоши. – Быстро-быстро!

Сотрудники побросали фены и пилочки и собрались вокруг Стеллы.

– Так, рыбы мои, работаем. Все сразу и от души. Чтобы мне сейчас сделали ей так, как… как… – она закатила глаза и щелкнула пальцами, ища сравнение.

– Как Калерии перед концертом в Кремле? Или как Виркорову перед его шоу "Он"? – пропел высокий парень в ярко-розовых джинсах в облипку.

– В жопу Калерию! И Виркорова с его глазами какающего мопса туда же! – отрезала Стелла. – Сделаем лучше! Поставим краску на волосы на три тона светлее теперешнего, и пряди вокруг лица на тон темнее основного цвета. Будем делать из нее медовую бляндинку. А то как светлая шатенка она вообще голодная моль в обмороке.

– Куда поставим краску? – испугалась я

– Она имеет ввиду: положим краску, – прошептала Диана. – У нее такая своеобразная манера разговора. Привыкай и не спорь!

– Стеллочка, а глянь своим зорким глазом: может ей каре забацать? Это всегда смотрится стильно, и сразу создает продвинутый "лук", – Диана погладила меня по волосам, приподнимая их.

– Обалдела? – вскинулась Стелла и крупные золотые серьги, украшенные подвесками, возмущенно колыхнулись. – Какое каре? Для каре нужна интеллигентная морда лица. Породистая! И где ей взять такую песню? Будем снимать длину и делать французскую лесенку. Копну, но не тяжелую. Девочка вся тоненькая, как тростиночка. И волос будет летящий. Чтобы она голову повернула и все разлетелось. И пряди на мордаху упали. И объём пусть хоть на голове будет, если с других мест все в семью Кардашьян ушло.

– Да, лесенка тут оптимальный вариант, – парень в розовых джинсах, с невероятной прической: тщательно завитой челкой, которая закрывала ему половину лица, прижал ладонью мои глаза и рот и пропел томным голосом:

– Бровки уберем наполовину, глазки откроем. Макияжу я тебя научу. Диана, расчехляй телефон. Будешь снимать, как я ее крашу, чтобы она потом дома еще раз посмотрела, как работает бог визажа.

– Мофет, не надо бвови убирать?– шепотом пролепетала я, пытаясь сбросить с лица его ладонь, которая крепко прижала верхнюю губу, мешая нормально разговаривать.

– Молчи, колхоз имени Ленина! – он махнул рукой. –Тише, когда маэстро творит! Тут, конечно, больше подошла бы бензопила "Дружба", но так и быть использую свой золотой пинцет. Дайте мне вдохновения! Немедленно! – закричал он.

–Жорж, ты лучше всех! Ты – бог визажа! – закричали присутствующие.

Причем громче всех кричала Диана.

– Какой потрясающий розовый цвет джинсов, – добавила она, когда хор восхищения стих. – Только ты с твоим утончённым вкусом мог выбрать такой.

– Фу, районный центр имени Надежды Бабкиной, – скривился Жорж. – Розовый! Тьфу на тебя! Тьфу! Это цвет норвэжского лосося в период нэрэста! Оспидя, с какими ужасными людьми приходится иметь дело! –он положил голову на мощную грудь Стеллы и всплакнул.

– И не говори! – возмутилась Стелла. – Обидеть стилиста легко! Кстати, об обиде. Я вообще в шоке со вчерашнего дня. Вечером пришла ко мне новая клиентка и заявила, что у меня парикмахерская. Парикмахерская!

– Боже мой! Дорогая моя, как ты это пережила? Вот тварь! Да как она посмела? – Диана в ужасе закрыла руками лицо.

– А я ж о чем? – Стелла яростно сузила огромные, тщательно накрашенные глаза.

– Я ей чуть не вырвала ее поганый рот! Назвать мой фэшн-бьюти-спа-стайл-визаж-шик- салон парикмахерской! – с этими словами Стелла схватила меня, резко развернула и бросила в кресло.

Я в ужасе закрыла глаза. Нет, они правы. Это не парикмахерская. Это испанская инквизиция!

Жорж накрыл мое лицо полотенцем и принялся выщипывать брови. Больно-то как! Я ойкнула и взмолилась:

– Может не надо так активно?

– Это надо было говорить господу богу, когда он тебя кроил из обрезков меня, уставший и с закрытыми глазами. А теперь поздно! Терпи, Даздраперма Ивановна! Зверев терпел и нам велел! Я из тебя человека сделаю. Чтоб мне всю жизнь одеваться в "З́аре"! – закричал Жорж. – Тфу-тьфу-тьфу и три раза по дереву! – он постучал по голове стоящей рядом с ним ассистентки, которая с благоговением держала на вытянутых руках несессер с инструментами красоты.

Открыть глаза я решилась только через два часа. Когда Стелла сдёрнула с меня алую пелерину, закрывающую плечи, и ликующе закричала:

– А теперь смотри! И целуй наши золотые ручки!

Я взглянула в зеркало и ахнула. На меня смотрела прехорошенькая, но совершенно чужая девушка с потрясающей светлой шевелюрой, которая, действительно, двигалась, стоило мне лишь слегка повернуть голову. Медово-золотистые шелковые пряди спадали на сияющее лицо с высокими, изогнутыми домиком бровями, из-под которых испуганно смотрели на свое отражение голубые, широко распахнутые глаза. Неужели это я? Руки сами потянулись ощупать эту красоту, чтобы убедиться, но Жорж немедленно ударил меня по рукам.

– Отвыкай от этой провинциальной манеры без конца мацать мордашку, хуторянка с фермы имени Софии Ротару! – скривился он.

Стелла рассмеялась и обняла меня.

– Все будет хорошо, девочка! – прошептала она мне на ухо. – Меня тоже спасли несколько лет назад. Где бы я была, если бы не Матильда с ее командой? Мой муж до сих пор на задних лапках ходит и даже пукает в себя, чтобы не мешать дорогой супруге! Главное: верь в собственную неотразимость.

Неужели такая блестящая, успешная и яркая женщина тоже столкнулась с изменой и скотским отношением к себе? Да что с ними не так, с мужиками? Что им нужно вообще?

Остаток дня мы с Дианой убили на подбор нарядов. Сначала она потащила меня в свой бутик в самом центре Москвы, и вывалила на стойку с кассой немыслимую гору одежды.

– Как же хорошо, что у нас с тобой размер совпадает! – без умолку болтала она, швыряя на стойку юбки, платья, костюмы и туфли.

У меня закружилась голова от брендов, имен кутюрье и немыслимых расцветок. А потом мы поехали ко мне и весь вечер Диана комплектовала "луки" – как она называла сочетания разных шмоток, создающих определенный стиль.

Каждый наряд она вешала на отдельную вешалку, к ней тут же цепляла пакет с обувью и аксессуарами, и аккуратно размещала в шкафу. Потому что запомнить это я бы в жизни не смогла. А если снимать на телефон, то мне бы приходилось вставать в два часа ночи, чтобы просматривать запись.

Наконец, Диана отложила один "лук" на кровать.

– Гляди, Танюш, это на завтра. Чтобы твой Стасик сразу тебя увидел в новом "луке" и сдох на месте. Костюм от Алессандра Рич. Классика, но с хулиганской чертовщинкой, – она подняла на вытянутых руках белый костюм: узкую юбку-карандаш с высоким поясом длиной до колен, и короткий жакетик-фигарошку с большими пуговицами, который острым углом спускался к паху, но при этом оставлял обнаженной узкую полоску тела чуть пониже ребер.

–Видишь, Танюш, строго, но не чопорно, а сексуально и слегка кокетливо. Как раз подходит к твоему новому имиджу. А к костюмчику еще мои любимые туфли, от себя отрываю! – Диана прижала к груди потрясающие туфли.

Совершено прозрачные, на высоком и тоже прозрачном каблуке-рюмке, они были затейливо украшены цветами из страз.

– Это Амина Муади. Если такие надеть на ногу, то получится, что стопа приподнята в воздухе, а по ней идут цветы. И ты вся такая воздушная, как фея! Певица Риана – сучка богатая, но с хорошим вкусом, помешана на этом бренде. Скупает все, что Амина выпускает. Дорого, конечно, но красота требует жертв. Причем красота – это мы, а жертвы – мужики. Ну и к этому великолепию вишенка на торте. Тадам! – она выхватила из большого пакета белую сумочку в форме маленького портфеля, словно составленного из горизонтальных длинных кармашков, очень похожих на складки веера или книжные закладки. – Капсульная коллекция сумок Александра Вонг вместе с Булгари! – в ее голосе послышалось ликование.

Я постеснялась сказать Диане, что все эти имена слышала только краем уха. Да и то только в тех случаях, когда знакомые рекламщики рассказывали о жирных заказах известных брендов. Потому что она явно чувствовала себя Дедом Морозом, достающим чудесные подарки из волшебного мешка. Я вообще так устала от этого модного карнавала, что мне хотелось заползти куда-нибудь в темный уголок, и там, свернувшись калачиком, заснуть. Поэтому когда Диана ушла, я рухнула в постель, несмотря на ранний час, и провалилась в глубокий сон.

Проснулась я без всякого будильника ровно в пять утра от сильного волнения. Сердце буквально выпрыгивало из груди. Ведь сегодня я должна преподнести Стасу первый урок. А вдруг у меня не получится? Нет, не думай об этом! Столько усилий потрачено! И так много денег! Кстати, о деньгах. Даже не представляю себе, как потом буду расплачиваться за доброту членов клуба!

Я приняла душ, наскоро выпила кофе и принялась тщательно краситься, внимательно глядя на видео из салона Стеллы, которое мне прислала Диана на телефон. Ровно в половину восьмого я стояла полностью одетая, держа в руках белую сумочку от Вонг, и пыталась успокоить мысли, которые метались в голове, как мыши в норе.

В без четверти восемь в дверь позвонили. Я поспешно открыла. На пороге стояла Матильда, а за ней возвышался парень лет двадцати пяти, при виде которого я буквально застыла на месте.

5 глава. Королевами не рождаются

– Мы войдем? – Матильда мягко отодвинула меня в сторону.

Я молча кивнула, пытаясь вернуть на место отвисшую челюсть. У меня, как у той вороны из басни, в зобу дыханье сперло.

– Прынц подан! Знакомься, Танечка, это Саша– мой любимый ученик, студент театрального института. Пока нигде не снимается, оттого как нельзя лучше подходит для наших коварных замыслов, – улыбнулась Матильда.

– Очень приятно! – парень слегка пожал мою руку.

И только тогда я вышла из ступора. Саша был высоким, почти таким же, как Стас. Шелковая футболка плотно облегала широченные плечи, совершенно не скрывая мощные бицепсы на руках и те самые кубики на животе, которые так нравятся всем женщинам, вне зависимости от возраста. Светлые волосы были зачесаны назад, загорелое мужественное лицо светилось дружелюбием.

– И мне тттоже… – проблеяла я.

Матильда рассмеялась и подмигнула:

– Впечатляет, а? Ты только посмотри на эту красоту! – она кивнула на кубики на прессе Саши. – Вот что действительно объединяет всех женщин мира: кубики на мужчине, а не дурацкие лозунги! Если бы коммунисты в свое время были умными людьми, а не идиотами, то они бы на советском гербе написали бы: "Кубики всех стран, объединяйтесь!" А потом спокойно пили бы водку и чай, наблюдая как за этот лозунг все бабы мира быстренько и активненько сбрасывают все мировые правительства, и берут Смольный, Зимний, Версаль и Белый Дом.

– Матильда, перестань! У меня сейчас макияж потечет. А я его вырисовывала, как Леонардо – Мону Лизу, – засмеялась я.

Поразительно, как Матильде удается одной-двумя фразами привести меня в чувство! Волнение сразу если не улеглось, то немного отпустило.

– А теперь к делу, дети мои! – Матильда потерла ладони. – Танюша, только не нервничай, но там у подъезда тебя уже ждет твой лягушонка в коробчонке.

– Стас там? – сумка едва не выпала из моих рук, и Саша ловко подхватил ее.

– Да! Поэтому сейчас вы с Сашей вместе выходите. И все делаете по плану. По сторонам не смотри, на Стаса – ни боже упаси! Ни одного взгляда, пока не прибудешь на работу. И самое главное: соблюдай правило двадцати секунд.

– Это как? – не поняла я.

– Ты видела, как вальяжно и с каким достоинством ведет себя английская королева? Знаешь, почему она так резко отличается от этих выскочек-дворняжек, которые захомутали ее внуков?

– Потому что она – королева Англии! – ответила я.

– Глупости! Потому что когда-то давно, когда еще не было ваших этих ужасных слов: пиар, раскрутка, ымыдж-специалисты и прочая ерунда, умные люди придумали для нее правило двадцати секунд. Прежде, чем отреагировать на что-то, она считает мысленно до двадцати. Например, Саша, попробуй поцеловать Тане руку.

Саша галантно поклонился и попытался взять меня за руку. Я послушно протянула кисть.

– Вот! – Матильда подняла указательный палец вверх. – Едва он дал понять, что готов быть галантным, как ты быстренько пошла ему навстречу. И в этом настоящая беда современных женщин. Ты несешься впереди него скачками. Как же! Прынц пожелал тебя! А теперь попытайся отсчитать мысленно двадцать секунд, и только потом протянуть ему руку. И посмотри на себя в зеркало в этот момент, – она кивнула на зеркало на стене прихожей.

Саша еще раз поклонился. Я честно досчитала до двадцати, скосила глаза на зеркало и протянула ему правую кисть. Действительно, выглядело это нехотя, словно я делала ему одолжение. Матильда была права. Из-за этой маленькой паузы все смотрелось совершенно иначе.

– Видишь разницу? Твой жест красноречивей тысячи слов. Ах, поцелуй – это такая мелочь! Я так устала от славы и аплодисментов! Еще один кавалер жаждет моего внимания. Как это утомляет! – жеманно пропела Матильда, закатив глаза.

– Так получается, что все это аристократическое достоинство – это всего лишь тщательно просчитанная игра? – удивилась я.

– А ты как думала, милая девочка? Это все фарс! Королевами не рождаются, ими становятся под руководством мудрых наставников.

– Матильда, тебе бы президентов воспитывать! Доброе утро! – в прихожую протиснулась Рита, с трудом уместившись между нами, как Винни Пух, когда он лез в кроличью нору.

– Ух ты, какой! – осклабилась она, глядя на Сашу. – Красавчик, можно вас на пару раз? Может, позавтрахаемся? – она придвинулась вплотную к Саше и нависла над ним.

– Рита, не трогай мальчика, когда он в образе! – Матильда встала между ней и Сашей, оттирая Ритку в сторону. – Ему сейчас Ромео играть, не отвлекай его от актерской задачи! Кстати, о президентах, – добавила Матильда. – Ты обращала внимание, Танюша, что когда американский президент выходит из самолета, он каждый раз поворачивается спиной к камерам и машет рукой кому-то невидимому, словно его там кто-то ждет?

– Ну, это ясно, – пожала плечами я. – Он же президент. Его всегда кто-то ждет.

– А вот и нет, моя дорогая! Там, за камерами никого нет. Это умные люди ему изобрели такой жест, чтобы наивная публика так и думала: президента всегда кто-то ждет и неистово рад его визиту. Так и любая женщина должна всегда вести себя так, словно ее везде ждут, всегда ей рады и все время ищут. Востребованность – вот что делает нас королевами, а не тряпки, безделушки и романы с принцами. И если ты востребована, то любой мужчина рано или поздно попросит тебя остаться.

– Только ты не забудь уточнить насчет остаться: в дурах, девках, друзьями или до утра? – хохотнула Ритка и чуть не снесла плечом светильник на стене. – А теперь кое-что от меня. Мы люди маленькие. В королевских жестах не пендюрим, но тоже кое-что принесли в клюве. Вот! – Рита достала из кармана длинную цепочку с крупным круглым кулоном.

Кулон был весь украшен черными мелкими камешками. Посередине, как глаз, сидел самый крупный камень, а по бокам россыпью блестящих брызг сияло капельное серебро.

– Так мне под наряд не подходит, – возразила я. – Диана меня убьет за смешение стилей.

– Это камера! – Ритка ткнула мощным пальцем в камень посередине. – Там мы все будем видеть и слышать все, что происходит между тобой и Стасом, и менять сценарий воспитания, если понадобится. Камера передает изображение на компы в генштабе, за которыми сидит Матильда. Так что ты бирюльку с шеи не снимай. Если нужно сесть на трон в туалете, можешь на пару минут закрыть крышечкой, – она нажала на маленький камешек сбоку и черный глазок камеры с тихим щелчком закрылся черной непрозрачной крышечкой. И вот еще, – Ритка достала из кармана широких трикотажных штанов смартфон. – Это телефон для связи со всеми членами клуба. В память забиты только наши номера. Для левых звонков мобилу не используй и следи за сообщениями нашей группы в "Ватсапе". А теперь дай ключи от квартиры твоего козлины.

– Зачем? – растерялась я.

– Погуляю там по буфету. Пока он будет на работе, я ему везде камер и микрофонов понатыкаю. Мы же должны знать, что он делает. Каждый его шаг отследим.

Я растерялась. Ничего себе у них размах! Это уже какой-то шпионский триллер. Я вручила Ритке ключи от квартиры Стаса. Ладно, не я это начала. Сам виноват!

Саша вышел из подъезда первым и элегантно склонился передо мной, придерживая дверь. В этот момент под ногами проскользнул кот Матильды Мерзавец Вольдемар. Он уселся возле лифта и бросил на меня презрительный взгляд. На круглой сытой морде явно было написано:

– И не лень тебе с утра так выделываться?

– Вот тебя еще тут не хватало! – раздражено бросила я. – Домой иди! Там Матильда волнуется.

Кот злобно фыркнул и неспешно пошел вверх по лестнице, вальяжно покачивая пышной белой попой.

Я вышла на улицу, борясь с желанием посмотреть на реакцию Стаса. Ну ладно, один косой беглый взгляд можно себе позволить. Стас чуть ли не наполовину вывалился из окна машины.

– Спокойнее, Таня, не так напряжённо, – прошептал Саша, беря меня под руку. – Улыбайся мне, улыбайся!

Я пошла к машине, старательно покачивая тем, что у нормальных людей зовется бёдрами. Туфли оказались не такими уж удобными. Наверное, в них нужно ходить по коврам, подиуму, сцене или, в крайнем случае, по полу офиса. Дорогому полу, гладкому и блестящему. Хотя почему наверное? Перед женщинами, которые ходят в таких туфлях, всегда расстилают ковровые дорожки. Они вообще порхают в воздухе. Господи, сделай так, чтобы я сейчас не оступилась и не сломала каблук-"рюмку", а ровно дошла бы до машины! Это же будет ужас ужасный, если я сейчас носом пропашу здесь борозду.

Наверху мои молитвы услышали и я благополучно дошла до цели.

Саша открыл передо мной дверь и прошептал:

– Правило двадцати секунд, не забывай! Не нужно в ступоре смотреть перед собой, как будто тебя фотографируют на загранпаспорт. Улыбайся мне, улыбайся. За нами хвост, а мы его не замечаем.

Я широко улыбнулась, глядя на него снизу вверх.

– Нет, так тоже не нужно. Слегка свысока. Ты ведь принцесса. Улыбайся и считай, и только после этого протяни мне руку.

Быстренько стерев с лица широкую пролетарскую улыбку, я изобразила Мону Лизу, слегка приподняв уголки губ, и небрежно поправила волосы.

– Умница! – прошептал Саша. – Хватаешь на лету. Сейчас твой бывший выпадет из тачки башкой вперед. У него уже наклон, как у Пизанской башни.

Он закрыл дверь машины, быстро обежал ее, открыл багажник и достал оттуда картонный подносик, на котором стояли высокий стакан с кофе, пакет с выпечкой, украшенный логотипом известного и дорогого кафе, и цветок. Шикарная алая роза на длинном стебле.

Все это он дал мне через окно машины. Причем сначала протянул подносик с кофе и булочками, а потом вручил цветок, шутливо шаркнув ногой.

– Ну как? – нетерпеливо спросила я, когда он сел за руль.

– Кукачевы – гении! – ответил он заводя машину. –Твой жених в глубоком нокауте. У него от бешенства так челюсти свело, что боюсь, не скоро отпустит. Застыл, как железный дровосек.

В этот момент телефон, который мне дала Ритка, коротко пискнул. Я достала его из сумки. На "Ватсап" пришло видео и сообщение от Риты: "Полный разрыв заднего прохода у китайского Дон Жуана Бляо-Дуна, смотреть до конца".

Я поспешно ткнула пальцем на просмотр видео. Стас, сидя за рулём, буравил взглядом меня и Сашу. В руках он нервно крутил любимые солнечные очки от "Гуччи". Это у него всегда означало крайнюю степень волнения.

Он чуть не выпал из окна, чтобы ничего не пропустить. И в тот момент, когда Саша подарил мне цветок, дужка очков лопнула в руках моего бывшего жениха. Стас сжал очки в руках, яростно доломал их, скрутив в ладонях хрупкую оправу, и швырнул обломки в окно.

– А ведь это только начало, – мстительно подумала я и понюхала розу.

– То ли ещё будет! Ой-ой-ой! – пропел телефон голосовое сообщение от Матильды.

Стас

Ничего себе неделя началась! Я ее возле дома жду, чтобы, как обычно, отвезти на работу. Думаю: выползет моя мышка, переплакавшая, с распухшим личиком. Страдаючи упадет на переднее сиденье. Надуется, примет позу обиженной невинности, начнет меня обвинять и мозг выносить. А Танюша моя времени даром не теряла. Эвоно как ее от горя приложило! Новая прическа, новые шмотки. Дорогие шмотки – мне ли не знать? У меня все телки клубные в таких ходят. Откуда вдруг бабки? А ответ вот он, перед глазами. Тупой качок со смазливой ряшкой и на крутой тачке.

Зад отклячил, когда перед Танькой стелился. И даже кофе с булочками заранее купил. Метнулся, не поленился. И цветочек прихватил. Грамотно разводит телку. Респект! Был бы респект. Если бы телка не была моя. Что здесь, к херам, происходит? Откуда нарисовался этот хрен с горы? Не может быть, чтобы Таня мне изменяла! Значит, она с ним познакомилась на выходных. Неужели мышка решилась выползти из норы? Когда успела-то?

От бешенства я даже пропустил момент, когда качок тронул машину с места. Я поехал за ним, стараясь незаметно держаться сзади. Хотя очень хотелось поравняться с его тачкой, чтобы посмотреть на мордашку Танюхи. Ну ничего! Успею ее рассмотреть в моем офисе.

Телефон пискнул, принимая сообщение. Новая телочка, Бахиня Дискотэки, с которой я тусил вчера в клубе, решила зацепиться за меня и сразу пошла с козыря: послала мне утреннюю фотку. Хороша кобылка! Узкая офисная юбка высоко задрана, обнажая крутые бедра и голую попку без трусиков. Ажурный лифчик пуш-ап, ножки в босоножках на ремешках, в руках чашка кофе. Ну, и, конечно, губы уточкой. Куда же без них? И подпись: "позавтракаем вместе?"

Раньше я бы сразу к ней рванул и показал бы и завтрак, и обед, и ужин. Да так, чтобы она забыла все на свете. А сейчас мне равно. В первый раз в жизни! Рука не дрогнула на руле, внизу ничего не колыхнулось. Хотя нет, вру сам себе. Колыхнулось. Только не на телку, а на Таньку. Как она на этих каблучках выписывала, крутя мелкой попкой! А волосы какие красивые!

Телка занервничала и позвонила:

– Сладкий, ну ты что молчишь? – протянула она капризным голосом. – Я скучаю!

– У меня важная деловая встреча. Я тебе сам позвоню, – сухо отчеканил я и сбросил звонок.

Но телефон немедленно позвонил снова. Я уже хотел было послать приставучую куклу куда подальше, но оказалось, что звонит папа.

– Слушай меня внимательно, сынок! – отец, как обычно, не поздоровался, считая церемонии пустой тратой времени. – Сейчас к тебе подъедут люди.

– Что за люди?

– Хрен на блюде! – немедленно разозлился отец. – Не перебивай батю! Это представители очень известного ювелирного дома. Они открывают сеть магазинов в России и им нужны рекламщики. Мне стоило кучу нервов и седых волос в жопе привести этих заказчиков к тебе. И если ты им сделаешь рекламную компанию, как нужно, тогда мои партнеры согласятся, чтобы твоя фирма вошла в наш холдинг. Так что сам понимаешь: я хочу, чтобы в твоей шарашкиной конторе их вылизали с ног до головы шершавым кошачьим язычком, да так, чтобы они обкончались!

–Понял, отец, – ответил я, продолжая внимательно следить за машиной качка, которая уже свернула к офису.

– Нет, сынок, по голосу слышу, что не понял, – папа тяжело задышал в трубку. – Я хочу, чтобы у вас там все стояло колом: и хрен, и факсы, и все ваши финтифлюшные девки. Чтобы из вас идеи перли, как дерьмо из деревенской параши! Это тебе не колбасу и пластиковые окна рекламировать. Тут такое бабло, что тебе пока и не снилось. Ювелирный дом "Мас-аль-Лейла", "Ночной алмаз" по-ихнему. Один из самых известных ювелирных домов в мире. Специализируется именно на бриллиантах. Причем на черных. Принадлежит принцу из Саудовской Аравии. Знаешь, сколько желающих будет урвать такой жирный куш? Поэтому подключи всех, кого только можно. Танюшу, главное. У нее голова светлая, она идеи хорошие толкает. И сам тоже башку включи! Понял меня?

– Да понял я, бать, понял!

– Ну смотри не облажайся, сынок! – голос отца неожиданно потеплел. – Пора тебе уже вырастать из пионерских штанишек и серьезными делами заниматься. Я ж не вечный. Если эти продавцы камушков выберут вас для рекламной компании, то все будет в шоколаде. Я верю в вас с Танюшей. У вас как, кстати? Все в порядке?

– Да, – бодро соврал я. – Все отлично! Готовимся к свадьбе.

– Ну и ладно. И хорошо. Жду отчета! И матери позвони, она скучает.

Я сбросил звонок и сплюнул. Если бы верил в мистику, сглазы и прочую хрень, то подумал бы, что меня кто-то проклял. Как же не вовремя, черт побери! Свое рекламное агентство я открыл на деньги отца. Хотел сразу влиться в холдинг, которым батя владел вместе с компаньонами. Но отец поставил условие: раскрутить агентство за два года.

При этом номинально владельцем агентства числился отец. Поэтому и персонал он нанимал лично. Хотя я всегда рядом сидел. И когда Танька пришла на собеседование, я даже и не взглянул на нее. А батя сразу вцепился в девчонку. Мол, умница, сама в жизни пробивается. Такая будет стараться, а не задом по офису крутить.

И клиентура наша таких, как Танюша, любит. Потому что все заказы основаны на личных контактах друзей папаши. А там публика одинаковая: олигархи – бывшие братки из Волчехренсков и Мухосрансков. Постаревшие Саши Белые из "Бригады". Они потому таким девочкам, как Таня, больше всего и верят. Им фифы столичные не нужны. И сильно умные тоже. Они в 90-е на криминале поднялись и до сих пор по понятиям живут: девкам столичным не доверяют, банан с кончика не кусают – только пальцами отламывают.

И вот папа мне пообещал, что если я раскручусь, то вольюсь в большой бизнес. Россию-матушку представлять у буржуев. А там нужны свои ребята. Простые и понятные. Чтоб женаты были на девочках вроде Тани. Чтоб рыбалку любили.

– Ты пойми, сынок, – говорил папа, наливая себе в обед водки на березовых бруньках. – У нас же весь большой бизнес на личных связях держится. На дружбе с властью. А власть у нас, сынок, своих, сермяжных любит. Потому гулять можешь с яркими шалашовками, пока молодой, а жениться тока на Танюшах из средней полосы России. Чтобы своя была, настоящая, народу понятная.

Ага, как же! Вот тебе и простушка! Взбрыкнула наша средняя полоса Рассеи-матушки. Надоело ей скромной гусеницей ползать. Закуклилась на выходных и выпорхнула на работу яркой бабочкой. А на выходных ли, кстати? А если она мне все время голову крутила, и этот качок у нее – запасной аэродром? Женщины такое любят, я слышал. Это необходимо выяснить. Если узнаю, что эта мышь мне рога наставляла втихую, придушу и ее и этого терпинатора рязанского разлива.

Таня

Я зашла в офис под обстрелом любопытных глаз сотрудников. Токсичность взглядов равномерно распределилась по всей таблице Менделеева от самых легких элементов вроде взглядов украдкой сотрудников пониже рангом, до бомбических радиоактивных изотопов распада тяжелых элементов. То есть до презрительного и в упор взгляда бухгалтера Инессы Ивановны, напоминающего ядерный гриб над Хиросимой. Она знала Стаса с детства. Младенцем держала его на мощных коленках и дружила с его отцом еще с 90-х. И очень хотела породниться семьями, сплавив за него свою корову-дочку. И тут появилась я, растоптав ее надежды. Инесса Ивановна возненавидела меня люто и с первой минуты. И сейчас на ее лице явно было написано: