Читать онлайн Нежно бесплатно

И для Джил, которая всегда подставляет мне свое плечо.

© Офицерова И., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Предисловие и предупреждение о триггерах

«Нежно» затрагивает темы, которые могут сработать как триггеры.

В этой книге будет обсуждаться сексуальное принуждение/изнасилование в отношении Зоуи.

(Спойлер) Для Дилана важную роль играют темы ампутации и протезов, а также травма, пережитая в результате несчастного случая. Однако оба главных героя находятся либо в стадии выздоровления, либо уже ее прошли.

Как и в «Безумно», здесь я тоже хотела бы напомнить вам: ваши чувства важны. Если вам некомфортно от этих тем или во время чтения, прислушивайтесь к себе. Эмоции существуют для того, чтобы их испытывать. Они принадлежат вам, и никто не должен преуменьшать их значение.

Сначала небольшая мысль: если у вас в голове мелькают фразы вроде «Почему он или она не рассказали ни о чем сразу…», «А я бы сделал по-другому…», «По-моему, она слишком слабая…», «Она очень хорошо с этим справляется, как-то нереалистично», попробуйте их пересмотреть. Все люди реагируют по-разному, каждая ситуация отличается от остальных, и пока вы сами не окажетесь в ней, не узнаете, как бы поступили. По крайней мере не наверняка.

Сильные женщины, слабые женщины – есть только женщины. То же самое относится и к мужчинам. Есть решения. И право принимать любое из них, которое мы можем или хотим принять. А с помощью вышеназванных фраз люди создают ярлыки для других людей. Особенно женщины для женщин. Ярлыки, которые мы хотим и должны срывать.

Поскольку что вообще значит быть сильным?

Плей-лист Зоуи & Дилан

Harry Styles – Falling

Shawn Mendes – Use Somebody (Spotify Studios)

Fink – Looking too closely

Tom Walker – Leave a Light On (acoustic)

Nea – Some say

Kaleo – Way Down We Go (Stripped)

Harry Styles – Girl Crush

Jaymes Young – Stone

WILDES – Bare

Tender – Smoke

Sinéad Harnett – Unconditional (acoustic)

Abi Ocia – Running

Jessie Ware – Say You Love Me

Dan Owen – Stay Awake with Me (acoustic)

Hozier – Almost

Vance Joy – We’re Going Home

Isak Danielson – Power

Florence + The Machine – Stand By Me

Maren Morris ft. Hozier – The Bones

Beyoncé – If I Were a Boy

4 Non Blondes – What’s Up?

Tina Turner – What’s Love Got to Do with It

Imagine Dragons – Birds

Lewis Capaldi – Bruises

Mozart – Klaviersonate Nr. 11

«Иногда хорошее рушится, чтобы могло появиться лучшее».

Мэрилин Монро

Пролог

Иногда нужно отпускать

Зоуи

Дилан начал клевать носом вскоре после того, как мы выехали на межштатную магистраль. И пусть он равномерно дышит и при этом тихо похрапывает, даже во сне все равно выглядит встревоженным.

Он беспокоится.

К счастью, я заранее попросила его вбить нужный адрес в навигатор, иначе сейчас заблудилась бы. Еще дома Дилан казался настолько измученным, что я сразу подумала – по пути он рано или поздно заснет. Возможно, я ему в этом даже помогла: кофе был без кофеина. Бессмысленно было бодрить Дилана, ведь он явно нуждался в отдыхе.

Несколько минут назад я съехала с шоссе, мимо нас уже тянулся Беллингхем, и теперь машина ехала по старой, плохо асфальтированной дороге, вдоль которой выстроилось бесконечное множество по-зимнему голых деревьев. Повсюду лес и зеленые насаждения, лишь несколько домов и ферм – и так, пока мы не добрались до указанного адреса. Я свернула к дому под номером четыре и припарковала автомобиль на обочине. Здесь оказалось на пару домов больше, но все это выглядит скорее как заколдованная деревня на краю света, чем как пригород Беллингхема. До сих пор я заметила всего одну заправку в самом начале улицы и неприметный киоск. Интересно, какие маленькие магазинчики прячутся дальше и что тут еще можно найти.

Первые пару минут я еще остаюсь сидеть в машине, осматриваюсь по сторонам. При этом замечаю на улице темно-красный почтовый ящик, на котором спереди частично облупившейся краской написана фамилия «Андерсон».

Ведущая к дому дорожка на вид еще древнее, некоторые камни раскололись, а газон видал лучшие времена, и тем не менее здесь действительно красиво. Далеко в глуши, но красиво. Деревянный дом кажется старинным и уютным, веранда – просто мечта, хотя места на ней не очень много. По крайней мере, насколько мне отсюда видно.

Постепенно я погружаюсь в эту атмосферу, прежде чем мой взгляд вновь устремляется к Дилану, который все еще крепко спит. Пусть мне очень не хочется его будить, но это надо сделать. Уверена, он захочет заняться делами как можно скорее.

Я очень устала после долгой поездки, но чертовски рада, что не отпустила его одного.

– Дилан? – робко зову я, и, естественно, слишком тихо. Не хочу его пугать, но нужно сделать так, чтобы он проснулся, поэтому я зову громче. К сожалению, это мало помогает.

Аккуратно кладу ладонь ему на плечо и трясу. Сначала легонько, потом сильнее.

– Дилан, мы приехали, – повторяю я, продолжая его расталкивать.

Он понемногу отходит ото сна, откашливается и трет глаза, прежде чем открыть их и несколько раз моргнуть.

– Все в порядке? – Его сонный и хриплый голос вызывает у меня улыбку.

– Да, все хорошо. Мы у тебя дома. Я только что припарковалась.

– Я правда отключился? На всю дорогу? Черт. Почему ты не разбудила меня раньше? – Выпрямившись, он внимательно смотрит на меня.

– Потому что не было такой необходимости. Я отлично справлялась, а ты выглядел так, словно тебе срочно нужен отдых.

– Сегодня ночью я ужасно мало спал. Так что… Спасибо. – Дилан накрывает своей рукой мою, которая все еще – я этого совсем не заметила – лежит у него на плече.

– Не за что, – бормочу я и тону в его глазах, в его взгляде. А предательское сердце колотится слишком громко и чересчур быстро. В машине внезапно становится очень-очень тесно.

– Зоуи, я…

– Нам пора выходить, – тут же перебиваю его я и отстраняюсь, в то время как в груди что-то болезненно сжимается, и мне кажется, что я вот-вот задохнусь.

Нет! – вопит голос у меня в голове. Нет, я не могу сейчас это слушать. Неподходящий момент, неподходящее время. При этом я подавляю мысль или даже страх, что они, возможно, никогда не наступят.

Это бы причинило только боль.

1

Даже любящие тебя люди могут делать больно и усложнять жизнь. Особенно они

Зоуи

– Ты уверена, что хочешь это сделать?

Не принимая в расчет тот факт, что с понедельника начинаются занятия в университете, поздновато было бы задумываться об этом сейчас, но вслух я этого не скажу. В последние дни мама задавала мне один и тот же вопрос так часто, что я уже просто слышать его не могу, и мне стоит нереальных усилий не застонать от разочарования или в открытую не закатить глаза. Естественно, она хочет как лучше, как и всегда, я знаю это и люблю ее. Но по какой-то причине от ее вопросов мне несколько недель подряд становится все тяжелее дышать.

Вместо раздраженного ответа, который сорвался бы с языка из-за нервов и о котором позже пожалею, я сажусь на свой старенький чемодан, сдуваю упавшую на лоб прядь волос и отчаянно пытаюсь застегнуть его так, чтобы все вещи не разлетелись в разные стороны. Это уже третья попытка, я каждый раз что-нибудь забывала. Становилось все сложнее закрыть молнию. Если будет еще и четвертая, у меня не только случится нервный срыв, но я и на поезд опоздаю.

– Да, мам. Я уверена. Уверена с тех пор, как решила подать заявление в Харбор-Хилл, – отвечаю я, однако у нее на лице по-прежнему страдальческое выражение. Без разницы. Я уже составила план и не буду его менять из-за того, что родители дико переживают.

Изображаю натянутую улыбку, и она делает то же самое.

– Ведь я не на другую планету улетаю и приеду к вам на каникулы. Обещаю. Следующие уже в начале лета.

– Конечно, скоро все это останется позади, Зоуи.

– Конечно. Время пролетит незаметно, вот увидишь.

– Что бы ни произошло, не забывай: всегда будь очень осторожна. – Это она особенно подчеркивает. А если бы писала на бумаге, то большими буквами, обвела бы слова маркером, подчеркнула и жирно обвела. А потом наставила бы восклицательных знаков.

– Буду. – Я чуть наклоняю голову, чтобы она не увидела, как у меня напряженно поджались губы.

Не подавать виду, что одно-единственное ее предложение в какой-то степени меня ранит, оказалось сложнее, чем я думала.

Мама беспокоится за меня и сделала бы что угодно, лишь бы повернуть время вспять. И не она одна. Но так настойчиво повторять мне, что нужно быть осторожной, причем всегда и очень… звучит так, как будто раньше я такой не была или не пыталась. Как будто это моя вина. Как будто мне плевать на собственную безопасность. Создается впечатление, словно со мной ни в коем случае бы так не поступили, будь я просто осторожнее. Тогда со мной не могли бы так поступить. Но о том, какое действие оказывают ее слова, мама даже не догадывается.

– И обязательно Сиэтл. Именно этот город… – вырывает меня из задумчивости ее голос, и теперь я крепко зажмуриваюсь, прежде чем опять поднять глаза и тяжело сглотнуть. Не только слюну, но и снова ответ на сказанное.

Я раздраженно ворчу. Из-за чемодана, который просто-напросто отказывается со мной сотрудничать, и главным образом из-за мамы.

В Сиэтл я еду, потому что сегодня этот город символизирует в моих глазах уже не вечный страх и сожаление, а не что иное, как шаг вперед. Он означает для меня исцеление, конец и новое начало. Больше я не стану убегать от своего будущего и от этого города. И буду соблюдать осторожность, я всегда это делала. Я уже не маленький ребенок и уж точно не прежняя Зоуи. Мама, похоже, не хочет это принимать, сколько бы я ей ни объясняла. Она не может отпустить прошлое, хотя оно слишком болезненно, чтобы за него держаться. Надеюсь, рано или поздно она поймет и это, и мое решение. Особенно то, которое не позволило ей меня остановить.

Когда пару месяцев назад гостила у Купера, я не сорвалась. Ни та ночь несколько лет назад, ни сам город меня не сломали. Они лишь меня изменили.

Я справлюсь.

– Ну что, как у вас тут дела? Все в порядке? – Папа встает рядом с мамой в дверном проеме моей комнаты, пока я последним рывком застегиваю молнию и провожу по лбу тыльной стороной ладони. Наконец-то, готово.

– Разумеется, – отвечает она. – Просто я все еще не могу поверить, что наша дочь переезжает и будет учиться в университете.

– По крайней мере она переезжает в женское общежитие. – Папа прижимает маму к себе и целует в висок. Он твердо убежден, что в общежитии за мной присмотрят, все-таки там действуют правила, к тому же оно относится к территории университета. По-моему, папа игнорирует то, как работают опасности в реальной жизни, иначе он просто не сумел бы меня отпустить. Может, это и хорошо.

Между тем от его фразы мое лицо заливается краской, и меня моментально начинают мучить угрызения совести.

Да, я соврала родителям. После того как я получила место в Харбор-Хилле, а они передали мне доступ к моему сберегательному счету, я сказала им, что перееду в общежитие. То есть они считают, что накопленные нами деньги на колледж находятся в хороших руках и потекут в надежное маленькое женское общежитие на кампусе, а не в съемную квартиру, где живут двое мужчин. С одним они не знакомы, второй им не нравится.

Собственно, если бы папа с мамой узнали, что новую мебель и все, что мне понадобится, я отправила к их сыну-изгою и его соседу, то, наверное, ни за что бы меня не выпустили или превратили бы отъезд в ад. Было и так нелегко уговорить их разрешить мне ехать одной, а не подвозить меня, однако после нескольких дней дискуссий они сдались. Мебель доставят прямо туда, все остальное я могу довезти сама. Не только из-за своих намерений, целей и желаний, но и из-за ситуации с квартирой.

Поэтому я молчу. Еще не время все это обсуждать. Я, конечно, не трусиха, но и не тупая.

А еще это однозначный намек на моего брата. Один из множества за последние годы, и это при том, что они отказываются о нем разговаривать. Не напрямую. Не по-настоящему. Немыслимо, что они его не прощают, не говоря уже о том, чтобы вообще произнести его имя. Не то чтобы его в принципе есть за что прощать. Не для меня. И так к этому должны относиться все.

Прошло уже почти пять лет. Хотят они это принимать или нет, Сиэтл тут ни при чем. И Купер так же не виноват в том, что случилось тем вечером, как я или они.

Тем не менее я не собираюсь снова и снова поднимать эту тему, ссориться с ними и причинять им боль, равно как и Куп. Я все испробовала, годами я говорила и говорила, даже просила приехать Милли, но родители только сильнее закрылись, и постепенно у меня закончились идеи. Мама с папой носят в себе эту боль каждый день, словно она вросла в них, и не готовы о ней забыть – однако им придется осознать, что я к этому готова. Что мне это нужно. Если продолжу и дальше избегать города, который мне нравится, то всегда будет что-то, что меня сдерживает. Что пугает меня.

А я не могу этого допустить. Не сдамся ни перед кем и ни перед чем и рискну заглянуть в лицо страху, как бы велик он ни был. Этого у меня той ночью отнять не смогли, хоть я сама не сразу это поняла. И в будущем я тоже не позволю меня этого лишить.

Нет, не позволю…

Я поднимаюсь, оглядываюсь по сторонам и впервые с тех пор, как стало точно известно, что меня приняли учиться в Харбор-Хилл по направлению «Психология», чувствую на сердце тяжесть. Надеюсь, новая кровать окажется такой же удобной, но все равно буду скучать по своей старой с продавленным матрасом и голубым обоям с небом и облаками над ней. Так же как и по простому деревянному письменному столу, на внутренней стороне которого мы с Купером и Мэйсоном выцарапали свои имена и странные комиксы, которые теперь не может разобрать ни один из нас. Или по моему пушистому разноцветному круглому ковру, скрывающему бо́льшую часть засечек на паркете. В конце концов я наверняка заскучаю даже по здешней жаре, которая в знойные летние дни окутывает тебя и давит, и по скату крыши над кроватью, о который все эти годы слишком часто ударялась головой. Или по Купу, когда он спал у меня в комнате, чтобы мама с папой не поняли, что он очень поздно вернулся. Тогда по огромной шпалере на стене дома он забирался на гараж, а оттуда залезал в мою спальню. Его собственная находится в другой части дома, прямо около комнаты наших родителей. Потому у него нет или не было шансов влезть и вылезти незамеченным. Для этого он пользовался моей комнатой. Когда он возвращался, на полу вечно оставался плющ или какие-нибудь другие растения. Родители больше не переступали порог комнаты Купа после того дня, который все изменил…

Мэйсон и Купер миллионы раз сидели со мной перед телевизором или рассказывали мне выдуманные истории. Мэйс часто тут бывал. Он для меня как второй старший брат.

Эти старые воспоминания прокатываются по мне, как волны по скалистому берегу, и я вдыхаю их аромат, потому что от него веет защищенностью. Потому что на мгновение он заставляет меня забыть о том, что все уже не как прежде.

Купер больше не играет в футбол, а оканчивает университет по профилю «Искусство и история искусств» и наконец занимается тем, что любит. Папа больше им не гордится, а мама делает так, чтобы я не могла забыть о том, о чем бы с удовольствием забыла. Мэйсон больше не приезжает в гости, а я жила здесь – все это время. Как будто одна. Мне не хватало брата, и думаю, не только его отсутствие вызывало у меня такое чувство одиночества, но и осознание, что родители не ощущают то же самое. Даже в своем одиночестве я оказалась одна.

– Зоуи? – Рука отца на плече заставляет меня испуганно вздрогнуть. Я усиленно моргаю.

– Прости, задумалась. Что ты сказал?

– Когда нам отвезти тебя на вокзал… и все ли в порядке с мебелью? Ее же доставят завтра, правильно? – Папа тепло улыбается, и у меня на глазах наворачиваются слезы. Купер выглядит как более молодая версия отца, только с более густыми волосами, бородой и на голову выше. Темно-каштановые волосы, выразительные черты лица, карие глаза, похожее телосложение. По моему папе видно, что раньше он активно занимался спортом. Что он много смеялся и жил. Глубокие морщинки вокруг глаз ему идут.

А сейчас? Больше всего мне хочется наорать на отца за то, что он обращается со мной так, словно я самое драгоценное сокровище на свете, а с моим братом – как с человеком, который все лишь ломает. Мечты, желания и, раз уж на то пошло, мою жизнь тоже.

Звук моего покашливания наполняет комнату, и я беру себя в руки.

– Если все пойдет по плану, да. В противном случае все приедет в понедельник, переживу.

– Я так рада, что ты пробыла здесь так долго, но… тебе хватит оставшейся пары дней, чтобы устроиться, солнышко? – Мама шагает вперед. Сегодня на ней стильное серое шерстяное платье и темная помада. Мне всегда казалось, что она похожа на Грейс Келли.

– Не волнуйтесь так. Я со всем разберусь. А если что-то пойдет не так, то позвоню. – Теперь у меня получается искренне, широко улыбнуться, и мама тоже улыбается. Папа лишь кивает и хлопает меня по плечу.

– Хорошо. Это хорошо.

– Ну, и кроме того… – вылетает у меня, и я тут же прикусываю губу.

В комнате воцаряется тишина. Пока я не вздыхаю, набираю полную грудь воздуха и не договариваю до конца предложение, которое не хотела начинать:

– Лэйн тоже там. Как и Мэйсон. Я не одна. И найду новых друзей.

Мама становится серьезной, а ее взгляд перемещается к отцу, который убирает руку и слегка отворачивается. У него заходили желваки, и я отчетливо вижу, как недавние радость и теплота исчезают с его лица. За один миг его словно перекашивает от боли, и я напрягаюсь всем телом, готовясь к его следующим словам. Тем, которые он произносит всегда.

Ты не должна с ним видеться. Он делает все только хуже. Тогда он уже о тебе не позаботился, его не было рядом и сейчас тоже не будет. Это все его вина! Не желаю больше слышать его имя – никогда.

Но я напрасно жду. В итоге папа молча хватает мой чемодан и, несмотря на то что у него есть колесики, уносит.

– Пора выезжать, иначе Зоуи опоздает на поезд. Жду вас внизу у машины.

После того как он уходит из моей комнаты, я потираю руками плечи и в нерешительности замираю напротив мамы.

– Твой папа прав, нам надо идти.

– Мам?

– Да?

– Я не собиралась начинать этот разговор. Но… он ведь мой брат, – шепчу я, и голос надламывается. Он мой брат, хочется закричать мне. Ваш сын.

Он ломает больше, чем вы можете себе представить.

– Знаю, – мягко отвечает она, как будто услышав мои невысказанные мысли громко и четко. – Знаю… – Затем она тоже уходит, а мне больше ничего не остается. Я даю волю слезам.

2

Мы не знаем, что принесет нам будущее. Независимо от того, насколько мы его распланируем и как бы нам ни хотелось его изменить, оно всегда отыщет способ, как нас удивить, в хорошем или плохом смысле. Наше прошлое – лучшее тому доказательство…

Зоуи

Моя толстовка пропотела насквозь. На улице слишком холодно, в машине слишком жарко, а я и так была на взводе из-за разговора с родителями и последовавшего за ним прощания. Оно давило и в то же время освобождало.

Почему-то по пути на поезд, который я на самом деле чуть не пропустила, во мне впервые зародился настоящий страх. Перед тем, что мама с папой правы, твердя мне несколько недель подряд, что я еще не готова, что, возможно, действительно не справлюсь с этим городом или с учебой. А сильнее всего я боялась, что, когда начну жить с Купером, между нами все будет не так, как прежде. Что мы отдалились друг от друга из-за того, чего никогда не должно было произойти.

Не хочу, чтобы брату стало хуже только оттого, что я живу в соседней комнате.

На краткий миг меня накрывает этой тревогой и угрызениями совести, так как это Мэйсу в конце концов удалось уговорить Купера согласиться на мой переезд в квартиру. Сперва он хотел держать меня подальше от себя, Сиэтла и учебы. И был не в восторге уже тогда, когда в прошлом году за завтраком с Энди и Джун я вскользь ему об этом рассказала.

Но в результате они все заставили его передумать. Куп тоже не может изменить свои взгляды. Он волнуется за меня так же, как родители, пусть и не должен. В последнее время он хотя бы чуть-чуть расслабился, что уже просто прекрасно.

У меня на лице появляется улыбка.

Я предвкушаю встречу с Купом и остальными. Особенно с Мэйсом, которого в свой прошлый визит, к сожалению, не застала.

Между тем брат уже даже присылал мне фото Дилана, чтобы я знала, как он выглядит, прежде чем въеду. Чаще всего они получались размытыми, нечеткими или слишком мелкими. Несмотря на то что Купер отлично рисует и обладает хорошим вкусом, фотография – это явно не его.

Первое, что пронеслось у меня в голове при взгляде на снимки Дилана: Он на них не похож. Хорошо. Сначала я ощутила облегчение, а потом на два дня будто провалилась в какую-то дыру. Он не похож на них – лица, которые стояли передо мной не только в ту ночь, но и в несчетное множество других – во снах. И мне стыдно, что я сужу о человеке по такому принципу. Что это засело внутри меня настолько глубоко. И так проросло, что не всегда удается его подавлять или контролировать.

Пальцы задрожали, поэтому я сильно растираю ладони и переключаю мысли на вид за крупным окном. Пейзаж быстро проносится мимо, в Портленде пару дней назад уже шел снег. Сейчас на улице до сих пор холодно, однако от снега и льда по пути в Сиэтл уже не осталось и следа. На небе собираются темные тучи, громоздятся на горизонте, как горы. Но даже это завораживающее зрелище сейчас не в состоянии отвлечь меня от тревожных мыслей или тем более успокоить.

Я опять начинаю потеть.

Пора немного послушать музыку, тогда мне станет легче. Музыка помогает. С того момента я очень редко подолгу выношу полную тишину, ни с кем не разговаривая и ничего не делая. Радует, что как минимум по ночам она мне больше не нужна. Это прогресс.

Пальцы нащупывают мобильный в большом рюкзаке возле меня так, чтобы можно было его вытащить. Я нажимаю боковую кнопку, чтобы зажегся дисплей и…

Низкий уровень заряда аккумулятора. Пожалуйста, подключите зарядное устройство.

Блин. Ниже трех процентов. Как так получилось? И где мое зарядное устройство? Я снова хватаю рюкзак и на этот раз основательно в нем роюсь. Книга, наушники, самодельный сэндвич от мамы, вода, билет… Но где же чертово зарядное?

Мой взгляд падает на гигантский чемодан, который я втиснула между своим сиденьем и местом напротив. О нет. Если оно там, я ни в коем случае не отважусь на попытку его найти и тем самым распахнуть врата ада. Или нижнего белья – в зависимости от того, демоны или мои трусы вылетят на меня оттуда первыми, как только чемодан взорвется и я больше не сумею его застегнуть.

– Добрый день, ваш билет, – обращается ко мне контролер, и я выполняю его требование. Тем временем ухо улавливает неприятный пищащий звук, и я понимаю, что он означает. Еще прежде, чем сотрудник проверяет мой талон, я благодарю его и смотрю на свой телефон.

Батарея разряжена, экран почернел.

Ворча себе под нос, убираю его обратно. Теперь я не только вынуждена обходиться без музыки, но и не смогу написать Куперу, во сколько точно приеду. Не то чтобы я не сделала этого заранее, но перестраховаться никогда не повредит. В ином случае придется брать такси, что тоже нормально. Со мной ничего не случится… со мной ничего не случится!

Закрываю глаза и вспоминаю слова Милли: «Будущее лишь частично находится в твоих руках, а прошлое – совсем нет. Но на настоящее ты способна повлиять. Дыши глубоко. Считай в обратном порядке, Зоуи. С любого числа до десяти. И после каждой цифры говори себе что-то позитивное, что-то хорошее. Произноси предложения про себя или вслух, чтобы твое тело и твоя душа их слышали, чтобы создалась связь. Чтобы ты их осознала».

Четыре.

Все позади…

Три…

Я это пережила и все сделала правильно.

Два…

Это не моя вина.

Один…

Я могу дышать. Я свободна.

Меньше чем через десять вдохов и выдохов замечаю, как эта мантра накрывает мое тело, как одеяло, и успокаивает меня. Она действует. Хорошо. И нет ничего плохого в том, чтобы повторять это себе вновь и вновь.

Я здесь! Привет, Сиэтл.

Счастливая от того, что наконец выбралась из этого поезда и достигла своей цели, я от души потягиваюсь, после чего надеваю рюкзак и везу за собой чемодан.

Рефлекторно я уже хотела снова взглянуть на сотовый, но аккумуляторы, увы, не заряжаются по волшебству, поэтому он все еще спрятан в рюкзаке, а на дисплее определенно все так же темно. Остается лишь надеяться, что зарядное устройство на самом деле в чемодане, иначе завтра надо будет покупать новое. Сколько бы я об этом ни думала, так и не вспомнила, когда и куда его положила. А еще не смогла вспомнить, чтобы такой маленький провод когда-нибудь так сильно меня беспокоил.

Когда я ухожу с платформы, большие вокзальные часы показывают десять минут третьего. Поезд немного опоздал, а Куп собирался ждать меня снаружи перед главным входом.

Я торопливо продвигаюсь вперед, протискиваюсь мимо множества путешествующих, пока не прохожу сквозь центральные двери, покидая вокзал. Навстречу мне ударяет прохладный городской воздух, и я глубоко и радостно наполняю им легкие. На выдохе перед лицом образуются маленькие облачка пара, которые тут же снова рассеиваются. По телу пробегает дрожь, и я хватаюсь за капюшон, натягиваю его на волосы и опускаю до самого лица. Затем спешу застегнуть куртку, хотя до сих пор мне было жарко, но здесь, на улице, несколько холоднее, чем в поезде, к тому же льет как из ведра. Кажется, ливень не прекращается уже несколько часов, если судить по дорогам и тротуарам. Вода уже почти не стекает в сливы, кое-где в лужах, ручейках и ямках скапливается грязь. Тем не менее я иду дальше, делаю шаг из надежного здания вокзала, пусть и сразу чувствую, как влага оседает на джинсах, отчего те липнут к ногам. Я озираюсь в поисках брата, но его нигде не видно. А мгновение спустя не могу удержаться и бросаю взгляд назад, как в последний раз. Наверх, на колокольню станции Кинг-стрит, башню из красно-коричневого кирпича, которая возвышается на фоне потемневшего серого неба. Бесчисленные капли дождя падают мне на лицо и щекочут нос. Хотя Портленд далеко не деревня, атмосфера Сиэтла кардинально отличается от моего родного города. Может, здесь я буду больше чувствовать себя как дома, чем там. Может, так всегда и было, невзирая на…

– Посмотрите-ка, кто тут у нас. – Я знаю этот голос. Невольно улыбаюсь так широко, что начинают болеть щеки, и при этом оборачиваюсь. – Моя почти сестричка. – Мэйс ухмыляется, вытягивает ту руку, в которой не держит большой темный зонт, и я отпускаю свой чемодан, чтобы крепко его обнять.

– Уфф, не так бурно! – стонет Мэйс, и я щекой чувствую его смех, пока прижимаюсь к нему.

Меня переполняет первое ощущение дома.

Осторожно отстранившись, я заглядываю ему в лицо.

– Ну что, братишка? – шучу я. – Хорошо выглядишь. – Это правда. Выглядит он не просто фантастически, как обычно, а прежде всего счастливым и очень довольным.

– А буду еще лучше, если вытащу свои новые туфли из этой лужи и доставлю тебя домой. Пойдем. Шустрей, шустрей, Карапуз.

– Эй! Я уже давно не карапуз. – Мэйс придумал для меня это прозвище, когда мы были помладше, а я действительно была невысокой и худенькой. С тех пор прошла целая вечность.

Откровенно веселясь, он забирает мой чемодан и держит зонт над нами двумя.

– Ты навсегда останешься моим Карапузом. Мне очень жаль.

– Ничего тебе не жаль.

– Подловила. Но так как я встречаю тебя и везу к Купу, придется тебе с этим смириться.

– А где он, кстати? – Я снова озираюсь вокруг, а потом беру Мэйсона под руку, и он ведет меня на противоположную сторону вокзала, где припарковал машину. Ее я узнаю издалека. Элегантный темный спортивный автомобиль, от которого бы не отказался сам Джеймс Бонд, с блестящими хромированными дисками.

– Он пытался до тебя дозвониться, чтобы сказать, что не сможет приехать. По пути сюда я тоже пробовал, но натыкался только на голосовую почту. У тебя с телефоном все в порядке?

– Батарейка сдохла. Видимо, я не поставила мобильник на ночь на зарядку, а провод где-то внутри этого монстра. – Я неопределенно машу рукой на свое чудовище рядом с Мэйсом.

– Понятно. Приедем через пару минут, тогда все распакуешь.

– Он сильно из-за этого перенервничал? – То, что брат до меня не дозвонился, он вряд ли воспринял спокойно и легко.

– По шкале от одного до десяти?

– Двенадцать? – угадываю я, и Мэйс морщится.

– Можно и так сказать. Хотя он неплохо справился. Внешне я бы дал ему всего лишь восьмерку, но мы же знаем Купа. Поверь, он переживет. Наш большой ребенок. – Этим друг меня смешит. – Вот мы и пришли. – Мэйсон отпирает двери и направляется к багажнику. – Черт, тяжелый. – Он загружает мои вещи, пока я держу зонтик.

– Тебе нужна машина побольше, Мэйс, с багажником попросторнее. Семейный фургончик.

Он захлопывает багажник и смеется.

– Ты знаешь что-то, чего не знаю я, или зачем мне машина больше?

– Вдруг скоро появятся маленькие Джун и Мэйсоны. Было бы здорово. – Я думала, его напугают мои слова, однако Мэйс продолжает улыбаться, и на секунду кажется, что он наслаждается мыслью о детях.

– Я люблю эту машину, ты же знаешь. Если когда-нибудь будет нужно, куплю другую, а эту поставлю в гараж, пока не придет время отправить фургончик на покой.

– Звучит, как план.

Мэйс подмигивает и придерживает передо мной дверь, настоящий джентльмен, которым всегда и был. Затем он убирает зонт, предварительно хорошенько его встряхнув, и сам садится в машину. Парочка капель дождя зацепилась за его грифельного цвета пальто, в остальном же отвратительная погода не оставила на нем никаких следов. С улыбкой он несколько раз потирает ладони, прежде чем пристегнуться и повернуть ключ в замке зажигания. Когда двигатель издает рык, я ставлю рюкзак у себя в ногах и наконец стаскиваю с головы капюшон.

– Ничего себе! Что видят мои глаза?

Я нервно провожу по волосам:

– Что скажешь?

– Тебе идет. У родителей случился инфаркт или инсульт? – Я бью его по плечу.

– Понемногу и первого, и второго, – признаюсь я, в то время как Мэйсон отъезжает от парковки, а дворники смахивают воду. Включив чуть посильнее обогрев салона, я с довольным вздохом сползаю ниже на сиденье.

– Верю. Я хочу присутствовать, когда это увидит Куп.

– Это всего лишь волосы, Мэйс. Я даже не выбрала какой-то настоящий цвет, просто покрасила в серебряный.

– Мне можешь не объяснять, но ты же знаешь своего брата. Для него ты никогда не станешь взрослой.

– Если он переживет выключенный телефон, то и мои волосы тоже. Между прочим, ты так мне и не рассказал, почему он сам меня не встретил. И Джун с Энди тоже будут дома, когда мы приедем в квартиру?

– Увидишь.

– Как загадочно.

– Ты меня знаешь, Карапуз. – Рассмеявшись, я с наигранным разочарованием качаю головой, пока Мэйс продолжает: – А что касается Джун и Энди: к сожалению, нет. Сегодня пятница, и у них долгий последний день в университете из-за дурацкого летнего экспресс-курса по маркетингу или типа того. Иначе не сомневаюсь, что Джун сидела бы в комнате у Энди и ждала тебя. Но я должен поприветствовать тебя от них обеих. Скажи Джун, что я тебе передал, она угрожала побить меня, если забуду.

– Она хорошо на тебя влияет, ты в курсе?

Его лицо принимает совершенно мечтательное выражение. Мэйс действительно это заслужил.

– Я знаю.

– И все равно очень жаль, – отвечаю я более расстроенно, чем собиралась, и вслушиваюсь в шум дождя, который непрерывно барабанит по машине.

– Увидишься с ними позже, максимум в воскресенье, тут я уверен. Правда, у нас с Джун еще кое-какие дела, а Энди нужно работать, но она наверняка найдет для тебя время. Возможно, в воскресенье вообще не ее смена. И ты тоже можешь прийти в клуб и проведать ее там.

Ни за что. К такому я еще не готова… или нет? Но говорить я этого не буду.

Вместо этого я повторяю за ним и улыбаюсь, когда на миг наши взгляды пересекаются.

– Только если ты хочешь, чтобы в конце концов Купер из-за меня тоже поседел…

3

В твоей жизни внезапно начинается новая глава – а ты этого даже не замечаешь

Дилан

– Что за дерьмо, говно, полная жопа. – Купер плотно сжимает зубы, но все равно как-то умудряется вполне отчетливо ругаться. Думаю, это само по себе искусство. Носок сидит рядом с ним и тоже начинает подвывать, чисто из солидарности.

Обожаю этого мелкого парня.

– А ты реально не смыслишь в ящиках, мебели и всех этих вещах, да? Как тебе тогда удалось собрать кровать Энди, чтобы она не рухнула сразу после этого?

– Смешно, очень смешно, – бубнит он в ответ, снова потирая руку, по которой только что ударил молотком. Четко промахнулся, я бы сказал.

Я в это время глажу Носка по голове. Тот дышит ртом, высунув язык набок, и, похоже, ему очень весело с Купером.

Ухмыльнувшись, я разглядываю комнату. Письменный стол уже стоит, и если Куп забьет в стену последний гвоздь, ничего себе не сломав, то скоро будет готов и шкаф. Стул еще не распакован, как и матрас для большой кровати. Каркас кровати – следующий в очереди. Я еще раз сверяюсь с инструкцией к сборке, чтобы заняться сразу им.

– Приложи что-нибудь холодное, – напоминаю я, пытаясь разобраться со странными рисунками. Даже практиканту не поручил бы такую дурацкую работу. Если мы соберем все вот так, то в итоге оно будет напоминать произведение Пикассо, а не кровать.

– И так нормально. – Размахнувшись сильнее, чем надо, Куп загоняет в дерево последний гвоздь, и после этого у него в глазах сверкает что-то вроде удовлетворения. – Зоуи говорила, что это барахло доставят только завтра. Хорошо, что мы оказались на месте, иначе они бы просто выгрузили все перед гаражом под дождем, а это был бы настоящий кошмар.

– А им давали разрешение оставлять коробки у двери?

– Спроси у меня что-то другое. Если нет, то они бы просто увезли все обратно, и нам бы пришлось забирать вещи с какого-нибудь склада. Это не лучше.

– Энди что, превратила тебя в настоящего болтуна? – Я с улыбкой поглаживаю бороду.

– Как и тебя. Ты теперь даже умеешь вести полноценную беседу. Я впечатлен.

– И готовить чили![1]

– Это тоже был трудный путь. А с мак-н-чиз[2] получается целых два блюда, после которых никто не умрет. – Он аплодирует, и я смеюсь. В чем-то Купер прав. С тех пор как Мэйсон переехал, а сначала часто пропадал с Джун, мы с Энди две недели готовили по воскресеньям. При этом она показала мне несколько новых блюд и кое-чему научила. Чили по рецепту ее мамы просто потрясающее, и теперь я умею делать его так, чтобы не обжигаться, чтобы получилось не слишком пресно и чтобы никто не умер от остроты. Однажды вышло настолько плохо, что после большой ложки Куп залпом выпил целую бутылку молока и плакал как младенец. Чем очень насмешил Мэйсона, который пришел в гости вместе с Джун и, к своему счастью, еще не успел попробовать чили. Джун же повела себя как всегда. Ругалась, что они грубияны и слабаки. В итоге она осилила целых три ложки, прежде чем, кашляя и заливаясь слезами, заявила, что выдернет себе внутренности, если ей не сделают операцию по удалению чили.

Энди похлопала меня по плечу, а потом заказала нам пиццу. Это был один из лучших дней за долгое время. Кроме того, мне понравилось готовить, пускай я и не прирожденный повар. К сожалению, Энди сейчас так занята университетом и работой, что нам больше не удается готовить вместе. И все-таки еще есть Купер, который хочет провести время со своей девушкой.

– То чили ты никогда не забудешь, да?

– Понятия не имею, о чем ты говоришь. А теперь давай сделаем кровать.

Я весело качаю головой и помогаю ему собрать ящик для постельного белья. Причем без той на редкость идиотской инструкции.

Меньше чем через полчаса мы заканчиваем, и вся мебель расставлена по местам. Осталось лишь передвинуть кровать.

– На счет три, – произносит Куп и начинает считать. Вдвоем мы поднимаем ее и несем к стене. На то же место, где раньше стояла кровать Мэйсона.

– Откуда ты знаешь, что она захочет поставить ее туда?

– Сойдет. Если что, просто подвину снова. Но насколько я ее знаю, она и сама справится. Раньше она раз в год делала у себя в комнате полную перестановку, потому что ей было слишком скучно. Без чьей-либо помощи.

– Звучит забавно.

– Больше раздражает. Она всегда делала это по вечерам вплоть до поздней ночи и каждый раз будила весь дом.

– Мне тебя пожалеть? – шучу я. При попытке Купера показать мне средний палец и удержать каркас кровати одной рукой, та начинает шататься, и мы сбиваемся с шага. В основном потому, что Куп все равно упрямо вытягивает палец.

Пока я пытаюсь среагировать и выровнять вес, острый угол с размаха врезается мне в ногу чуть ниже колена, и я стискиваю зубы, так как он – несмотря на лайнер[3] – не только прищемляет чувствительную кожу между деревом и карбоном, но и попадает прямо в нерв. Черт.

Стараясь не сильно кривиться, но согнувшись от судороги, я ставлю кровать куда нужно и вместе с Купом кладу сверху решетчатое основание и новый матрас. Я изо всех сил сопротивляюсь желанию потереть ногу, чтобы уменьшить боль.

Когда у нас наконец все готово, Носок запрыгивает на кровать и с довольным видом усаживается посередине.

– Помощник из тебя так себе, – четко и ясно сообщает ему Купер, отчего Носок тут же опускает голову. Словно прекрасно его понял.

Я подхватываю мелкого, беру на руки и чешу за ушами.

– Не слушай этого скрягу. Он просто завидует, потому что не такой милый, как ты.

Купер бормочет что-то себе под нос, но прежде чем я успеваю выдать достойный ответ, до нас доносится звон ключей и тихие голоса. Хлопает входная дверь.

Приехали Мэйс и Зоуи.

Я отпускаю Носка, который теперь радостно виляет хвостом и выбегает из комнаты, наверняка прямиком к Мэйсону.

– Привет, малыш! – слышу его я, а Зоуи издает звуки умиления. Этот пес действительно очаровывает любого. Не удивлюсь, если пару дней спустя в этой комнате тоже появится для него лежанка.

Когда я оборачиваюсь к Куперу и смотрю ему в лицо, то вижу там самые противоречивые эмоции. Те, что послужили причиной, почему он, с одной стороны, хотел чего угодно, но не переезда Зоуи сюда, а с другой – почему хотел этого и ждал.

Несколько месяцев назад я пропустил визит Зоуи – был у бабушки, потому что ей понадобилась помощь. Она уже не молоденькая девчонка, хотя не любит это ни признавать, ни слушать. Тогда же Зоуи, вероятно, объявила своему брату, что переедет в Сиэтл, как только получит ответ из Харбор-Хилла.

Думаю, поначалу Купер не до конца это понимал. Но максимум через пару дней после того, как Мэйсон съехал, комната освободилась, а Энди вдруг сказала, что Зоуи могла бы заселиться сюда, в нем что-то щелкнуло.

Я не в курсе подробностей и не знаю всей истории, но я не полный идиот. Мне известно, что с ней случилось, почему Купер ходил на психотерапию и то, что это произошло здесь. В этом городе. Большего мне знать не обязательно…

А это, в свою очередь, означает, что я вполне могу понять, из-за чего у Купера снесло крышу – между желанием находиться рядом с сестрой и порывом возвести вокруг города стену в несколько метров высотой, чтобы она никогда сюда не возвращалась.

Шаги становятся громче, и в ту секунду, когда рот Купера изгибается в улыбке, а я поворачиваюсь к двери, внутрь первым влетает Носок, за ним входит Зоуи, и Мэйсон боком облокачивается на дверной косяк. Зоуи бросается брату на шею, целует его в щеку и радостно здоровается, после чего сдержанно машет мне рукой и робко произносит: «Привет». У нее приятный голос.

Я тоже здороваюсь с ней, однако сразу переключаю внимание на собаку, которая, чуть ли не задыхаясь, подпрыгивает сбоку от меня. Поэтому я опять беру Носка на руки, откуда ему будет хорошо всех видно, и глажу. Этот маленький засранец определенно чересчур избалован. Факт, о котором я постоянно твержу, но Джун просто всегда говорит, что я сам – часть проблемы. Без понятия, что это значит…

И кстати, я не собираюсь быть грубым, но признаю, что в данный момент совершенно непринужденно общаться с Зоуи оказывается для меня сложнее, чем предполагалось. Вот одна из причин, почему я лучше буду смотреть на Носка, чем на нее. Мысленно я чертыхаюсь и злюсь, что не повел себя более открыто и дружелюбно, но это первый раз, когда мы с ней встретились, и я не ожидал, что… Понятия не имею, чего конкретно я ожидал. Что по ней будет это видно? Заметно? Звучит настолько глупо, что от этого даже больно.

– Ты не отвечала на звонки, и это стоило мне как минимум десяти лет жизни, ты же понимаешь, да? – Подняв взгляд, я вижу, как Зоуи открывает рот, чтобы ответить, но у Купера уже другая проблема. – Боже мой, что с твоими волосами? – в шоке спрашивает он. Или в замешательстве, и это заставляет меня скосить на нее глаза. Волосы ярко-серебряные или серовато-белые и прямыми прядями, подстриженными лесенкой, мягко ниспадают ей на плечи.

– Я старею, – со смехом говорит она, но Куп испуганно закрывает рот рукой, из-за чего она лишь громче смеется. – Ты был прав, кажется, его это чересчур шокирует, – обращается она к Мэйсону, который кивает, а затем осматривается в своей бывшей комнате.

– А вы, по-моему, ничуть не расстроились, что я уехал, – абсолютно расслабленно прерывает он тему волос и мои беспорядочные мысли о прошлом Зоуи, и я за это благодарен. Я так скован, как давно уже не был – и нога все еще болит. Огромное спасибо, Куп.

Фраза Мэйсона отвлекает и Купера от прически Зоуи.

– Мне наконец-то стало поспокойнее. – При этом всем нам известно, что Купер говорит неправду и им обоим нелегко пришлось в последние недели. Они как старая супружеская пара, которую разлучили.

– Первое время Куп каждый день торчал в твоей комнате, а Энди его утешала, – встреваю я и наслаждаюсь тем, как выражение лица Купера меняется с удивленного на злобное.

– Не неси чушь, – бормочет он, но Мэйс уже давно хохочет в голос.

– Не волнуйся, с ним творилось то же самое. – Я лениво указываю на Мэйсона, который тут же замирает.

– Что, Джун звонила? Я буду все отрицать! Мне просто что-то в глаз попало…

В результате это заставляет рассмеяться нас всех – и ее смех кажется мне самым звонким. Впервые я разрешаю себе внимательней присмотреться не только к ее волосам, пока она стоит меньше чем в трех метрах от меня.

Ростом Зоуи примерно метр шестьдесят пять и встречает мой взгляд своим – непостижимым, но вместе с тем открытым, и безо всякого смущения его удерживает. Словно знает, что именно в этот момент я рассматриваю ее с ног до головы.

У нее невероятные глаза, проносится у меня в голове, и мне приходится тяжело сглотнуть, потому что эта мысль оказалась совершенно неожиданной. Красивые и особенные глаза. Один карий, как у Купера. Тот же самый оттенок, то же тепло. Но другой – он выглядит так, будто упал в море и впитал его глубокую, холодную синеву.

Я понимаю, что Куп с Мэйсоном болтают и препираются, а Зоуи до сих пор с любопытством изучает меня, точно так же, как и я ее. Только сейчас, в отличие от прошлого раза, я уже не могу отвернуться. Я разглядываю ее аккуратный нос, слегка загорелую кожу, выразительный подбородок и обрамляющие все это светлые волосы. И под конец мой взгляд вновь перемещается к ее глазам. Попадается в них, как муха в сети паука. Я не могу освободиться…

Однако в ту секунду, когда Носок внезапно начинает лаять прямо мне на ухо, я вздрагиваю и разрываю зрительный контакт. При этом опрометчиво перераспределяю вес и вынужден сконцентрироваться, чтобы не показать, что мне больно.

Я прочищаю горло. Если бы боль и пес не помогли мне очнуться, в итоге я бы, наверно, еще и покраснел. Просто так.

Черт возьми, это же младшая сестра Купа! – упрекаю я себя.

– Извините, Носку нужно выйти. – Без понятия, правда это или нет, но малыш так и так поднимет лапу.

Быстро всем кивнув, шагаю вперед.

– Спасибо тебе за помощь, это реально было классно, – говорит Куп.

– Не за что. – Я прощаюсь с Мэйсом, который пропускает меня и хлопает по плечу, поспешно покидаю комнату и вместе с собакой скрываюсь в своей комнате.

Сейчас я поведу Носка гулять, это не обман, но сперва мне надо присесть. Мне нужна всего минута.

Носок смотрит на меня и послушно сидит на своей лежанке, и я кое-как делаю то же самое. С перекошенным от боли лицом я ненадолго запрокидываю голову назад, закрываю глаза и делаю глубокий вдох, пока давление на ноги постепенно снижается.

Внутри довольно мрачно, задернутые темные шторы пропускают очень мало света, тем более что на улице и так не очень-то светло. Я слушаю, как дождь стучит по оконному стеклу. Монотонно, в расслабляющем ритме. Люблю этот звук, особенно зимой. Он заземляет меня, помогает разложить мысли по полочкам и успокоиться.

К несчастью, ему не удается достаточно меня отвлечь и снять боль.

Куп хорошо приложил меня краем кровати. Еще сильнее и неудачнее, чем казалось сначала. Твою мать. Слава богу, что мы тогда уже почти все доделали, а в конце концов я могу сказать спасибо псу рядом со мной за то, что не понадобилось сочинять слишком глупых предлогов, чтобы сбежать. Хотя из-за Зоуи я на краткий миг забыл, что нога вообще болит.

Открыв глаза, я сажусь прямо и расстегиваю джинсы. Молния издает тихий звук, и показывается темная ткань моих боксеров. Сначала я вытаскиваю из штанины правую ногу, а затем – гораздо осторожнее – левую.

Джинсы с шорохом приземляются на пол, и я медленно и сосредоточенно скатываю наколенник вниз по бедру и наконец по колену и протезу, чтобы снять его. Потом с облегчением кладу на кровать возле себя и глажу тянущую и пульсирующую культю, все еще закрытую лайнером. Тихо выругавшись и стиснув зубы, я продолжаю растирать ногу, слегка приподнимаю силиконовый чулок над кожей, после чего скатываю вниз и его, чтобы лучше видеть, насколько все плохо.

Нет необходимости долго рассматривать колено и культю, чтобы понять, что, скорее всего, образуется синяк. По крайней мере это место уже сильно покраснело. Не редкость для этой ноги. Так же как и боли – причем неважно, реальные или фантомные. Несчастный случай и операция уже давно позади, но это больше ничего не изменит. Боль останется. Во всяком случае у меня.

Пальцы массируют кожу и мышцы, растирают шрамы и неровности, пока не появляется чувство хотя бы небольшого облегчения, и я опять могу надеть протез.

Протез, да, но точно не тот же самый. Я еще несколько недель назад заметил, что он сидит уже не так хорошо, стал слишком свободным и не так, как надо, прилегает к ноге. В целом, его лучшие времена давно прошли, износ налицо, и через три года пришло время для нового повседневного протеза.

Я с силой отталкиваюсь от кровати и иду – наполовину шагая, наполовину ковыляя – мимо Носка к ящику напротив. Кодовый замок на первый взгляд кажется странным, но дает мне ощущение надежности. Может, даже контроля, кто знает. Однако прежде всего он позволяет мне спокойно спать, так же как и ключ на двери моей комнаты.

Они не в курсе. Ни Купер, ни Мэйсон, ни тем более Джун с Энди, с которыми мы знакомы вдвое меньше. Естественно, все ребята стали моими друзьями, и, уверен, они как-нибудь поймут, не будут смеяться или нести всякий бред, потому что у каждого свои проблемы… Я качаю головой. Тем не менее я убежден, что это чересчур. Иногда даже для меня. Даже если не будут желать этого на самом деле, сомневаюсь, что после подобного они будут и дальше смотреть на меня так, как сейчас.

Я не хочу больше жалости. Не хочу больше тех взглядов, перешептываний и всей этой чуши в стиле ох-бедный-Дилан. Если они узнают часть истории, если услышат, что произошел несчастный случай, то это будет неизбежно. А если эта часть превратится в полную историю, то возникнет нечто больше, чем жалость. Появится непонимание, чего мне точно не нужно. Поэтому я уехал и оставил бабулю одну, пусть это разбивало мне сердце, а место в колледже можно было получить и неподалеку от нее, но не по той специальности, которая стала важна для меня за время реабилитации и на которой я хочу учиться. Потому я здесь.

В ярости я поднимаю крышку ящика, прислоняя ее к стене, и изучаю содержимое. Здесь хранятся не памятные мелочи, гантели или футбольная экипировка. Последнюю я уже давно сжег. Тут лежат мои ноги. Казалось бы, звучит как шутка, но нет. Разумеется, здесь не все мои ноги, но, по крайней мере, внизу находится мой первый протез. Никогда не смогу с ним расстаться. На нем сложено несколько других старых моделей, а на самом верху – мои нынешние протезы, которые служат мне в повседневной жизни и на занятиях спортом с Эллиоттом. Разные гильзы, сплавы и стопы. Рядом – чулки, лайнеры, крема и все такое.

Я вытаскиваю протез в оболочке из ПВХ с карбоновой гильзой и подвижной стопой на пружине и провожу пальцами по металлу. Этот протез – один из тех, что подстроены под размеры моих ног, чтобы не было заметно разницы между ними. То есть икра такой же толщины, как и моя собственная. Благодаря многолетним занятиям спортом, футболу и фитнес-программе, которую я до сих пор выполняю по мере возможностей, правая нога у меня далеко не тощая. И протез, напоминающий спичку, непременно выделялся бы под джинсами или легинсами.

С новой сменной ногой я ковыляю обратно, опять сажусь на кровать и сначала надеваю на культю лайнер, не оставляя внутри воздуха. Однажды я совершил такую ошибку, и оставшиеся волдыри и покраснения стали настоящим адом. Со временем к этому привыкаешь, делаешь все быстрее и учишься надевать его, чтобы такого не случалось. Затем подходит очередь протеза и проверки, все ли встало как надо.

– Ну вот, так-то лучше, да, приятель? – пробормотал я, глядя на Носка, который перевернулся на спину и наблюдает за мной с высунутым языком.

Вновь поднимаюсь, делаю пару движений и смотрю, правильно ли сел протез и могу ли я полностью перенести на него вес.

Купер попал по самому неудачному месту на ноге. Помимо фантомной боли, которая преследует меня с раннего утра и накатывает волнами, теперь кожа на культе и над ней стала чувствительней. Конечно, ото всего существуют лекарства, потому что боль есть боль и иногда она просто невыносима, но я стараюсь обходиться без них. Нет, неправда. Я пытаюсь обходиться как можно меньшим количеством. Так будет честнее. Не хочу становиться зависимым и глотать их каждый день. А еще я хочу знать, что могу продержаться и без обезболивающих. По меньшей мере бо́льшую часть времени. Но порой и этого не удается избежать.

Невзирая на короткую паузу и смену протеза, при мысли о том, чтобы продолжать носить его, выйти на прогулку, а потом отправиться к Эллиотту за новым планом тренировок, на лбу выступает испарина и начинает болеть живот.

Поэтому я не сразу закрываю крышку ящика и запираю замок, а перед этим достаю обезболивающее, которое лежит внутри. С правой стороны. Вот тебе и «стараюсь обходиться без них»…

Ох, что за дерьмо.

С таблетками в руке я чувствую себя отвратительно, почти виновато. Ощущаю себя слабаком. Плевать, я глотаю дозу и наконец захлопываю ящик. Громче и сильнее, чем собирался.

В целом я уже не стыжусь своей ноги. Раньше да, постоянно. Но сегодня? Нет. Тем не менее выкладывать все начистоту уже поздно. Я переехал в Сиэтл, познакомился с Мэйсоном и Купером и ничего не сказал. Прошел день, неделя, месяц. Они ничего не замечают, а я ничего не говорю. Сейчас, после трех с лишним лет, это кажется мне невозможным.

А если совсем откровенно? Нет никакой разницы.

– Пошли, малыш, мы идем гулять.

4

Новые начала воодушевляют

Они новые, и они – начало

Они – второй шанс

Что может быть прекрасней?

Зоуи

Хотя Дилан уже вышел из комнаты и мы попрощались с Мэйсом, который поехал к себе домой, брат продолжает пялиться на меня так, словно я только что проглотила живую лягушку.

– Лэйн! Это даже не цвет, – повторяю я серьезным и одновременно веселым тоном, потому что с того момента, как я пришла, он никак не может смириться с цветом волос, изменившимся в первый раз за всю мою жизнь.

Купер фыркает:

– Ты все равно выглядишь иначе. И прекрати называть меня Лэйном, так мне всегда кажется, что я где-то накосячил.

– Может, так и есть. – Губы Купа еле заметно дергаются, пока он старается спрятать улыбку. Вот и хорошо. Ведь я понимаю, что на самом деле причина совсем в другом. Никто, кроме наших родителей и малознакомых ему людей, не называют его Лэйном. По-моему, он не хочет, чтобы ему об этом напоминали… не хочет думать о родителях. Поэтому я просто говорю дальше и пробую еще одну неудачную шутку. – Веришь или нет, но фишка с «выглядеть иначе» срабатывает, когда красишься.

Вообще-то я никогда не относилась к тем людям, которые вечно делают укладки, испытывают потребность завить прямые волосы или изменить их теплый каштановый оттенок на какой-то другой. Но приблизительно три недели назад, в свой день рождения, первого января, я решила, что это просто необходимо. Если вы родились почти сразу после Рождества и Нового года, то настоящего дня рождения у вас не будет, как ни крути. Это стало моим подарком самой себе. Стартовый сигнал к новому началу. К новой главе. Я не хотела выглядеть как прежняя Зоуи и возвращаться сюда как прежняя Зоуи. Не хотела привозить слишком большую часть ее туда, где она пострадала, а собиралась начать строить новую ее часть. И она должна была выглядеть именно так.

Ради этого светлые, более короткие волосы и совершенно новая одежда у меня в чемодане, который все еще стоит у входа в квартиру. Я не собираюсь терять свое старое «я» или отказываться от него. Оно принадлежит мне, но это уже не совсем то, кем я являюсь или хочу являться сегодня.

– Да что ты говоришь. Спасибо, что объяснила, что это значит. – Губы у Купера предательски подрагивают, пока он не произносит следующие слова: – Почему до тебя нельзя было дозвониться? Я волновался.

Тот же вопрос он задавал сразу же после приезда, но мы как-то перескочили на другую тему. Теперь брат снова его упомянул. Почти вскользь, однако мы оба знаем, что это не так.

– Батарея разрядилась, извини. Я либо забыла дурацкое зарядное устройство, либо оно лежит где-то в чемодане. А открыть его в поезде я не могла, он бы взорвался. – Он лишь быстро кивает и принимает отстраненный вид, поэтому я тараторю дальше: – Мэйсон сразу меня нашел, все нормально.

Ясно, что я не обязана его успокаивать, но все равно это делаю. Случай с аккумулятором – не такое уж большое дело, а насчет другого – мы оба это преодолели, пускай путь и оказался долгим.

Впрочем, «преодолели» не означает, что оно все равно не останется с нами эхом навсегда. В самых темных уголках наших жизней.

– Спасибо, – вновь говорю я, так как Купер продолжает молчать и мне кажется, что я повторила это недостаточно часто.

Спасибо за то, что получил и собрал мою мебель, хотя ее доставили намного раньше, чем должны были. Спасибо за твои усилия. Спасибо, что разрешил мне быть здесь. Что терпишь поведение мамы с папой. Из-за меня.

Спасибо – и прости меня.

Все это я произношу в одном «спасибо», пока мы смотрим друг другу в глаза. И мой брат понимает.

К глазам подкатывают слезы, я сокращаю расстояние между нами и заключаю его в объятия. Просто потому, что это дарит потрясающие эмоции, и потому, что в последние годы у нас так редко получалось это сделать.

Потому что мир причинил нам боль.

Я чувствую, как его руки смыкаются вокруг меня, крепко прижимают меня к нему, и я тону в них – опустив голову ему на грудь и закрыв глаза. В горле образуется тугой комок. Куп гладит меня по волосам, целует в висок и откашливается.

– Нет проблем. – Голос у него хриплый и низкий. Невзирая на Энди, он никогда не изменится до конца, старый ворчливый медведь. А я знаю и люблю его именно таким.

Улыбка, которой он пытается отразить мою, больше похожа на гримасу, отчего я громко смеюсь. Это словно освобождение.

– Серьезно, – опять говорю я. – Все просто замечательно. Но если совсем честно, то кровать надо передвинуть. Туда она не вписывается. – Он пихает меня в плечо. – Ауч! Старый грубиян. Что? Нет! Аааа! – У меня вырывается визг, потому что он подхватывает меня и одним рывком закидывает на плечо. Я не перестаю хохотать, давлюсь смехом и кашляю, пока моя задница висит прямо возле головы брата, а капюшон толстовки вместе с волосами падает мне на лицо. На то, что я колочу его руками по спине, он, кажется, вообще не обращает внимания.

– Пошли принесем твой багаж, Карапуз.

– И ты туда же, – издаю я стон. Само собой, раньше не один только Мэйсон так меня называл, чтобы довести до белого каления. Как будто мы опять очутились в детстве, где все было так легко и прекрасно. Приятное чувство, по которому я так часто скучаю.

– Мне недавно исполнился двадцать один год. Тебе не помешало бы проявлять чуть больше уважения к взрослым! – Мой голос трясется в такт шагам Купера, который выносит меня из комнаты.

– Привет, – здоровается он с кем-то, и вдруг я вижу Дилана, выходящего из своей комнаты. О нет! Нет-нет-нет.

Я убью брата. Моя пятая точка все так же болтается почти перед лицом моего нового соседа по квартире. Разочарованно опускаю голову и покоряюсь своей судьбе, пока Куп резко не опускает меня вниз и я не особенно элегантно и грациозно приземляюсь перед ним на пол.

– Ты невыносим! – ругаюсь я, и в ответ раздается низкий смех Купера. Мне правда очень хотелось бы вести себя серьезно, но я отчаянно хихикаю, хотя пальцы нащупывают на голове один узел за другим. Я просто не могу распутать волосы, потому что они переплелись со шнурком от капюшона, и готова поспорить, выглядит это дико забавно. Ничего удивительного, что надо мной смеются.

В конце концов я просто откидываю их в сторону, чтобы хоть что-то видеть, и хватаюсь за руку, протянутую мне Купом.

– Тебе стоит больше есть, Карапузик. Тогда станешь большой и сильной, и в какой-то момент я уже не смогу с такой легкостью закидывать тебя на плечо.

– Угомонись, придурок. – Меня поднимают с пола, но… это не ладонь моего брата. Тот давным-давно взял мой чемодан и по-идиотски лыбится мне со стороны.

Злорадство приводит к смерти от удушения, с удовольствием бросила бы ему я, однако внимание сосредотачивается кое на чем другом: на висячих ушах и сладеньких глазках-бусинках, в которые я сейчас смотрю. Носок. На руках у – взгляд скользит наверх по его мускулам и широкой груди, по татуировкам, показавшимся на шее, – Дилана.

Он немного выше, чем мой брат, и явно более крупного телосложения. В отличие от Купера с его нынешней пятидневной щетиной, он отпустил бороду длиннее. Его светлые волосы короче, а синие глаза ярче, чем на фото, проносится у меня в голове. Снимки, которые я получала, не только кажутся более старыми, но и, как я и думала, сняты абсолютно неуклюже. Сейчас, когда я стою прямо перед ним, запрокинув голову, он выглядит как викинг из давних времен. Или как парень из байкерской тусовки.

Он пахнет свежевыстиранной одеждой – судя по всему, это от свитера – и еще чем-то терпким, но у меня не получается сразу определить, чем конкретно. Мне нравится этот запах, мелькает в подсознании, и я тут же пугаюсь собственных мыслей.

Естественно, когда приехала, я уже его видела и поздоровалась с ним, однако это не мешает мне еще раз взглянуть на него и как следует рассмотреть. Так же, как раньше, и все-таки иначе, потому что теперь он стоит непосредственно передо мной, я могу не просто видеть его, но и ощущать запах, и… чувствовать его. Неважно, насколько бредово это звучит. Он ближе, а взгляд, которым он меня изучает… Внимательный, загадочный и настороженный.

Рано или поздно я осознаю, что в буквальном смысле пялюсь, а момент полной тишины чересчур затянулся, поэтому торопливо благодарю и отстраняюсь от него.

– Дилан же просто хотел пройти. А ты припарковала свой зад прямо перед дверью. – Купер с моими вещами в руках топает в направлении комнаты. Но мой разъяренный взгляд все равно пронзает его спину.

– Не неси чушь, Куп! – кричит Дилан ему в спину.

– Спасибо, что помог подняться, – обращаюсь я к Дилану и отступаю на шаг. – И спасибо за помощь с мебелью. Не обязательно было это делать.

– Да все нормально. – У него на щеке появляется ямочка, когда губы трогает легкая улыбка. – Но Куп прав. Ты стоишь перед дверью. Обычно это не проблема, но боюсь, Носок скоро меня описает, если я не выгуляю его, как обещал. В этом плане он беспощаден.

– Ох. Ну конечно, прости. – Немного рассеянно и чуть-чуть смущенно я отхожу в сторону и продолжаю убирать с лица отдельные пряди волос.

Дилан берет поводок, и вскоре после этого дверь за ним захлопывается.

О’кей. Такое начало, наверно, было не из лучших, но и не из худших тоже. Верно?

Иду в ванную, бросаю взгляд в зеркало и издаю стон отчаяния:

– Черт, – говорю я, похоже, слишком громко, поскольку мгновенно слышу приглушенный смех Купера. Вот кто однозначно хорошо повеселился.

Я выгляжу как пугало. К счастью, распутывание волос с помощью зеркала удается мне намного лучше, чем в коридоре. Потом я на всякий случай заплетаю их в косу. Тем более это практичней.

Меня не должно волновать, что Дилан видел меня такой. Мэйсон и Купер частенько заставали меня в похожем состоянии или спросонья, даже со следами от подушки на лице, простуженной или блюющей в туалете. Дилан просто новый сосед… ничего больше.

– Ты идешь наконец или мне самому раскладывать твои вещи в шкафу?

– Не смей! – подскакиваю я, потому что брат он мне или нет, а мое нижнее белье его не касается. Того, что в четырнадцать лет он стащил у меня из ящика первый лифчик, чтобы повесить его на перила, мне хватило на всю жизнь.

Нарастающая паника оказывается беспочвенной, так как брат уселся на кровать и задумчиво рассматривает комнату, прежде чем выглянуть наружу. Никакого нижнего белья в поле зрения. Повезло. Я переступаю порог своей новой комнаты и бросаю взгляд в окно. К этому времени ливень уже почти прекратился, насколько я понимаю. Парочка слабых солнечных лучей проникает сквозь большой оконный проем напротив двери, заставляя капли дождя на стекле красиво сверкать, после чего тучи вновь скрывают солнце.

Я опускаюсь на колени рядом со своим чемоданом, прямо на паркет, и начинаю осторожно искать зарядное устройство, чтобы совсем вс не помять. Купер до сих пор молчит.

– Слава богу, – выдыхаю я через несколько минут, пытаясь нарушить молчание и чувствуя неподдельное облегчение. Вытаскиваю кабель из самого нижнего угла чемодана, затем хватаю свой рюкзак, достаю телефон и наконец втыкаю его в розетку.

Заряжается. Потрясающее ощущение. Как будто гора с плеч.

Обычно со мной такого не случается. Даже не могу вспомнить, когда в последний раз так низко опускался заряд аккумулятора, а я оставалась без связи. Когда в последний раз была не способна кому-нибудь позвонить или послушать музыку.

Лишь сейчас я осознаю, насколько это на меня давило и как из-за малюсенького провода и иконки на дисплее, которая показывает, что телефон поглощает электричество, с меня словно спадает какой-то груз.

– Когда приедет остальное? – раздается спокойный голос Купа, и я встаю возле него у новой кровати королевских размеров.

– Имеешь в виду коврик, занавески, возможно, зеркало и постельное белье? – уточняю я, и он кивает, одной ладонью проводя по своим взлохмаченным темно-каштановым волосам. – Надеюсь, завтра. Ну, как минимум постельное белье. Ковер должны были доставить вместе с кроватью, комодом, шкафом и прочими мелочами. Пару-тройку моих книг мама с папой собирались прислать позже, но… это мне сначала нужно обсудить с Джун и Мэйсоном, – отвечаю я.

– Иначе они узнают, что ты живешь со мной. – Он произносит это так тихо и невозмутимо, что я почти не замечаю, как он в этот миг расстроен.

Мы снова умолкаем, потому что никто из нас двоих до конца не понимает, что говорить. Я всегда считала, что между Купом и родителями все наладится. Ни в коем случае не признаюсь перед ним, что сейчас и сама уже задаюсь вопросом, а наладится ли? Не буду лишать его и моей надежды, что все опять будет хорошо, раз свою он уже давно потерял.

– Тебе еще надо на работу? – спрашиваю я в попытке переключить нас обоих на другую тему. Нечего нам сегодня хандрить.

– Нет, но завтра у меня двойная смена. На этот день я специально взял выходной, так как младшая сестра твердо решила переехать ко мне. С ума сойти, да? – После его слов я закатываю глаза.

– А Энди?

– У нее смена сегодня, а завтра тоже двойная. Извини. Я хотел провести с тобой все выходные. – Он кажется огорченным, но я просто отмахиваюсь.

– Ерунда! У меня тут полно дел. Смогу спокойно разложить шмотки, посмотреть, что мне еще понадобится из дома, и кроме того, я еще планировала выбраться в город, в магазин канцтоваров за тетрадями, ручками и папками для университета.

– Только не говори Энди, для нее это как поездка в Диснейленд. – Мы оба смеемся, поскольку знаем, что это правда. Энди и ее порядок. При этом, если верить Куперу, от самых сильных одержимостей она уже избавилась. У нее все лучше получается устраивать бардак или оставлять вещи в покое – по крайней мере ненадолго.

– Посмотрим. Может, это и неплохая идея, Энди точно знает, что пригодится, и я быстрее закончу. – Куп ворчит. – Или я отниму у тебя слишком много времени на ласки с ней? – Я многозначительно поигрываю бровями. Мой брат что, покраснел? Неужели я до такого дожила?

– Что за бред. Я и сам могу справиться.

– Беее! Куп, это отвратительно. Я же твоя сестра.

Его выражение лица бесценно. Мне буквально видно, как он шокированно пытается сообразить, что только что сказал что-то плохое. Пока у него в голове не щелкает. Последовавшее затем изумление еще лучше.

– Серьезно?

Я только пожимаю плечами:

– Прекращай подсовывать мне удобные поводы.

– Ты теперь здесь живешь, да?

– Да!

– Черт.

Я весело похлопываю его по плечу, в то время как он с наигранным отчаянием роняет голову вперед.

– Подъем, старший братец. Я сделаю нам кофе. С молочной пенкой. – Ноги уже несут меня в сторону двери, когда он поднимает взгляд.

– Как насчет зеленого чая? Тот, который у Энди, очень вкусный.

– Ни за что. У меня чайная травма. Уже не помнишь, как мама пичкала нас чаем от простуды? Тот, о котором мы думали, что если бы уже не болели, то точно заболели бы после него. С тех пор я практически не выношу чай. Но могу приготовить тебе горячий шоколад со сливками.

– Все в порядке, я выберу кофе.

5

Иногда ты даже не представляешь, что что-то было плохо – особенно если прямо сейчас все просто идеально

Зоуи

Куп хорошо это скрывает, но его беспокоит то, что я здесь. Я слишком давно и слишком хорошо его знаю, чтобы ничего не замечать. Неуловимые жесты, взгляды, которые, как ему кажется, не бросаются мне в глаза, и нотки, иногда проскальзывающие в его голосе.

Я не нарочно это делаю. Напоминаю ему о доме, о маме с папой, о хороших днях нашей жизни. Как ни крути, а это часть нас, и мне трудно отодвинуть ее в сторону. Тем не менее ради него нужно быть аккуратней и меньше об этом говорить. Потому что иногда это причиняет боль. Потому что ему больно. И я – одна из причин. Наверное, оттого все лишь становится сложнее.

– Где чашки?

– В шкафу над кофеваркой. Только не бери, пожалуйста, белую с ананасом и пончиком, это кружка Джун, и ту, что с попкорном и надписью «Круто, круто, круто, круто» – это Энди. Они подарили друг другу чашки на Рождество и специально напечатали на них рисунки. Это им о чем-то напоминает или типа того. Дилан нес какую-то чушь про «лучший сериал в мире» и потом захотел себе такую же. А Мэйсон…

– А, ананас. – Энди об этом рассказывала, и мне очень хотелось присутствовать на том моменте. Я беру две обыкновенные черные чашки. – А ты, случайно, не в курсе, о каком сериале речь?

– Они точно мне говорили, но я снова забыл, извини. А если честно, Дилан и Энди пересмотрели столько сериалов, что я уже сбился со счета.

– Понимаю. Теперь мне интересно, спрошу ее при встрече. – Не то чтобы я была сериальным наркоманом, но периодически с удовольствием их смотрю. Особенно по-настоящему хорошие. Но все-таки больше я люблю фильмы.

Дожидаясь, пока потечет кофе и вспенится молоко, я делюсь с Купом своими планами по поводу комнаты и учебы. Он внимательно слушает, задает правильные вопросы, и я замечаю, как сильно мне не хватало его в жизни.

Когда кофе готов, любуюсь идеальной молочной пенкой в кружках. Эта машина просто невероятна и во всех функциях не сравнится с нашей старой, с которой отец никак не хочет расставаться. Господи, это даже пахнет божественно.

Я несу полные чашки к столу и пододвигаю одну к Купу.

– Спасибо. – Он делает большой глоток, а я усаживаюсь поудобнее.

– Ты смотрел в последнее время что-нибудь стоящее?

– Из сериалов?

Я просто киваю.

– Кое-что, но все исключительно из-за Энди и Дилана.

– Значит, ты можешь мне что-нибудь порекомендовать? – Отпиваю первый глоток и с наслаждением вздыхаю.

– Почему бы тебе не спросить сразу у Дилана?

– Что она должна у меня спросить?

Я как раз снова поднесла кружку к носу, когда перед кухонной дверью вдруг раздался низкий голос Дилана, заставив меня вздрогнуть. От испуга я чуть не втянула пенку в легкие, как кислород. Носок сначала радостно семенит ко мне, но затем малыш целенаправленно бежит к Куперу и безо всякого предупреждения встряхивает мокрой шерстью. Прямо перед моим братом. Догадываюсь, что сейчас произойдет. В конце концов он переводит на пса шокированный взгляд, как будто тот только что попытался взять его штурмом.

– Твою… Это что такое? – спрашивает Куп с преувеличенным возмущением, но он любит его так же сильно, как все остальные. Пускай и по-своему. Носок дважды гавкает в ответ. Не знай я, что этого не бывает, подумала бы, что он нам ухмыляется. Собаки вообще так умеют?

– Ты не вытер его насухо? Я ведь специально купил те пушистые полотенца, которые подходят ему и от которых ему не будет больно между пальцами.

Я прыскаю от смеха:

– Ты купил пушистые полотенца для собаки? Как мило. Правда!

– Это для практических целей, – буркает он и делает еще один глоток кофе.

Само собой. Особенно той, из-за которой он заметил, что у пса чувствительная кожа на лапах… Ах, братик, это согревает мне сердце.

Я улыбаюсь, а взгляд перемещается на Дилана, который заходит вслед за Носком, закрывает за собой дверь и наконец идет на кухню. Он садится к нам за стол и, судя по выражению лица, думает о Купере то же самое, что и я. Между нами довольно большое расстояние, и все же… То, как он двигается, как смотрит на меня, вопросительно и изучающе, но ненавязчиво, его мимика и жесты. Теперь я понимаю, теперь это привлекает мое внимание: я это узнаю́. Он как будто постоянно настороже – или напряжен. Возможно, это и не так. Возможно, он сам этого не замечает. Или у него просто такая манера поведения, однако факт остается фактом: это вызывает у меня любопытство. Он вызывает у меня любопытство. Несмотря на его размеры и мой страх за стул, который, по-моему, в любой момент может развалиться под весом его мускулов, он меня не пугает. И в голове нет того единственного вопроса, возникающего с тех пор при виде каждого мужчины, который хотя бы чуть-чуть мне нравится или кажется симпатичным, как Дилан.

Может ли он быть таким, как они, другие, в ту ночь?

Этот вопрос больше не вызывает страха, он уже никогда не исчезнет, я знаю. Так я думала… но вдруг именно это и произошло.

– На улице везде грязно и мокро, опять идет дождь, а Носок взволнован, потому что у нас гости – как всегда. С одним лишь отличием: он еще не знает, что этот гость останется. Радуйся, что тебе не пришлось с ним гулять, нытик.

– Нытик? – Купер в замешательстве поднимает на нас взгляд. – Прошу прощения, что я пытаюсь сделать так, чтобы собака моей девушки и моя девушка были довольны. Собака – из-за того, что будет сухой, а девушка – из-за того, что будет реже убирать за ним грязь. – На этот раз брат так искренне возмущен, что Дилан не сдерживается и громко смеется, при этом глаза у него сужаются до маленьких щелочек, а верхняя половина тела начинает трястись. Со мной творится то же самое. Потому что нам прекрасно известно, что Энди многое не любит, но убираться?

Я качаю головой. Пусть я живу здесь только первый день, но благодаря сообщениям и телефонным разговорам успела хорошо узнать Энди. Тем не менее приятно видеть брата таким – таким влюбленным.

И тут мне приходит в голову…

– Хочешь тоже кофе? – спрашиваю у Дилана, поскольку моя кружка уже почти опустела и я замечаю, как невежливо мы себя повели. Дилан постепенно снова успокаивается, а Купер допивает свой кофе, прежде чем встать.

– Идиот, – ворчит мой брат и сам прячет улыбку. – Я у себя в комнате, если кто-то будет меня искать.

После того как Куп уходит, атмосфера на кухне меняется. Она не становится неприятной, просто другой. Может, более напряженной. Я не очень-то хорошо завожу новые знакомства. Уже нет. Но я стараюсь. Иногда получается лучше, как в случае с Энди, а иногда я понимаю, что будет труднее. Особенно если у второго человека такие же проблемы с непринужденными беседами, как у меня. И кажется, Дилан как раз из таких.

– Итак, мы теперь живем вместе, да? – в какой-то момент нервно ляпаю я и тут же готова сама из-за себя закатить глаза.

Зоуи, двадцать один год, хочет изучать психологию, но идиотка.

– Похоже на то. – Он отодвигается на стуле назад, поднимается и замирает в нерешительности. – Спасибо за предложение кофе, но мне пора идти на встречу.

Он не грубый, каким порой бывает Купер, сам того не желая. Скорее, просто дистанцируется. Жаль, что ему надо уйти. Несмотря на свою проблему с ведением разговоров, я бы с удовольствием попробовала завязать диалог.

– О, о’кей, порядок. Все равно я уже допила. – Надо перестать болтать… – Пока не забыла: из какого сериала цитата на чашке у Энди?

– «Бруклин 9–9».

– Слышала о нем. Мне, наверно, стоит посмотреть?

– Определенно стоит.

Ни улыбки, ни какой-то другой ответной реакции.

Дистанцированный, а не угрюмый, уговариваю я себя в полной тишине.

Вероятно, все из-за того, что мы еще мало знакомы. Либо я ему просто не нравлюсь. Такой вариант тоже возможен. Он вообще не заинтересован в том, чтобы хоть немного узнать человека, с которым ему предстоит жить?

Однако Дилан только кивает, затем покидает комнату, но забывает забрать с собой Носка. Или малыш не захотел уходить, потому что сейчас глядит на меня с пола, склонив голову.

– Вот все и ушли. – Носок слегка приподнимает уши. – И чем мы займемся с тобой вдвоем? – Сначала посудой, решаю я и собираю чашки, пока Носок с любопытством следит за моими движениями.

После того как все убрано в посудомоечную машину, он бежит за мной по пятам.

Вместо собственной комнаты ноги несут меня к брату, чья дверь лишь прикрыта, и я стучусь. У Дилана, кажется, наоборот, полностью закрыто.

Слышится бурчание, поэтому я распахиваю дверь и заглядываю внутрь. Купер, скрестив ноги, сидит на полу, перед ним его скетчбук, один карандаш лежит в расслабленной ладони, другой зажат в зубах. Вот отчего такой странный звук. Носок запрыгивает между его ног и укладывается. При этом пес широко зевает, и брат тут же чешет его за ушами, пока я опускаюсь рядом с ним на ковер.

Купер вынимает карандаш изо рта, откладывает свой рисунок в сторону и ждет. Не только я хорошо его знаю…

– Ты что-нибудь говорил Дилану?

Наши взгляды встречаются, его брови сходятся над переносицей, и между ними образуется маленькая складочка.

– Что ты имеешь в виду?

Я тяжело сглатываю, чтобы избавиться от комка, вставшего поперек горла.

– Он знает, не так ли? – Брат молчит. – Они все знают, – шепчу я и выдерживаю его взгляд.

– Дилан не особенно разговорчив. Не переживай по этому поводу.

– Что именно им известно, Лэйн? – Игнорируя его возражения, я намеренно называю его по имени. – Какая часть всей истории? С Мэйсоном, Джун и Энди я догадываюсь или знаю, и тут все в порядке. В смысле, Мэйсон был там, а остальные общаются со мной… нормально. Но Дилан… – Так как понятия не имею, как закончить предложение, я поджимаю губы.

– Дилан, – начинает брат, – это просто Дилан.

– Мэйсон тоже тебя всегда так описывает, – откликаюсь я так тихо, что он не слышит, пока я не спрашиваю громче: – Значит, ты не рассказывал ничего конкретного?

– Он слышал достаточно, Зоуи, – вздохнув, признает брат и проводит рукой по подбородку и бороде. – Про основное он в курсе, в конце концов за столько лет Дилан тоже стал другом. Но я не ходил к нему и не докладывал горячие новости, если ты к этому клонишь. Это не моя задача и не мое дело. Хотя с Энди мне и пришлось это сделать. – По Купу видно, что ему больно. Но насчет Энди тогда не было проблем, все же это в какой-то степени и его история. По крайней мере часть ее.

– Всего лишь хочу сказать… ты не намекал ему, чтобы он первое время держался подальше или осторожно со мной обращался? – Я мну и тереблю пальцами края толстовки. – Прости, забудь, – смягчаюсь я, однако мне уже дали ответ:

– Нет, я не вручал Дилану свод правил с твоим именем на обложке, о’кей?

Я киваю, но не отваживаюсь вновь смотреть ему в лицо. Поведение Дилана показалось мне странным. Хотя надо было догадаться, что Купер так не поступил бы. Даже если бы волновался.

– Просто я немного устала.

– Не могу поверить, что скажу это после долгих попыток отговорить тебя переезжать в этот город, чтобы защитить, но… Все будет хорошо. Все. Ты справишься. Просто дай этому чуть больше времени.

Я наклоняюсь, обнимаю своего старшего брата и опять его благодарю.

– Пойду-ка я распакую вещи и напишу маме с папой, пока они не сошли с ума и не позвонили в общежитие или типа того. Давно уже нужно было это сделать.

– Давай. – Куп ухмыляется. – Отвезти тебя потом в город, чтобы ты могла купить всякую ерунду для универа?

– А ты за последние месяцы обзавелся машиной?

– Мой мотоцикл отлично ездит, спасибо.

– На улице так холодно, – наигранно ною я, и он надо мной смеется.

– Можешь надеть мотоциклетный костюм Энди и ее шлем. Она такая же мерзлячка. Поверь мне, холодно тебе не будет.

– Сколько я должна заплатить, чтобы мы поехали на автобусе или вызвали такси? – Брат скрещивает руки на груди и молча смотрит на меня. – Ладно! Нет значит нет. Приду, как только закончу.

– Я вытащу тебе костюм. – Его слишком радостный голос звучит мне вслед, когда я покидаю комнату и направляюсь в свою. Перед тем как заняться чемоданом, проверяю мобильный, который до сих пор стоит на зарядке. Батарея еще не полная, но его хотя бы можно включить и прочесть сообщения. Надеюсь, мама с папой не пробовали звонить мне или – хуже! – в университет.

Итог: десять пропущенных, три из них от Купера, один от Мэйсона, остальные – от родителей. Ну, класс… Четыре сообщения на голосовой почте. Это точно родители. Купер ненавидит записывать голосовые, а у Мэйсона на такое терпения не хватает.

Приходят и другие сообщения. Мэйс пишет, что встретит меня и будет ждать перед главным входом, как мы договаривались с Купом. Куп написал, что не может поверить в то, что не дозвонился до меня, и чтобы я перезвонила – помимо прочего, есть еще несколько от мамы с папой.

Здравствуй, солнышко, ты уже в поезде? Все получилось? И с чемоданом тоже?

Десять минут спустя: Мы звонили в транспортную компанию, чтобы удостовериться, что там тоже все в порядке, но, к сожалению, они отказались сообщать нам информацию о твоей мебели.

О господи. Они хотят как лучше, они любят меня и беспокоятся. Но клянусь богом, с того рокового дня в комнате на верхнем этаже чужого дома, причем во время вечеринки, то, что касается их заботы, стало хуже, чем когда-либо. Они душат меня. Не дают вдохнуть. И из-за того, что родители продолжают вести себя таким образом, они превратились в часть моей проблемы. Они не позволяют мне забыть. Не могут оставить все позади, а это, в свою очередь, приводит к тому, что оно по-прежнему везде со мной.

Черт побери, да, они хотят как лучше – но лучше не делают.

Следующие сообщения в том же духе: я должна позвонить, объявиться, они просто хотят знать, что все хорошо.

Я снимаю телефон с зарядки, сажусь на кровать и звоню. Рано или поздно мне придется это сделать.

Не проходит и двух гудков.

– Алло? Зоуи, это ты?

– Привет, мам.

– Как здорово тебя слышать. Ты как? Хорошо добралась?

Пожалуйста, прекрати спрашивать меня об этом. И я имею в виду не в принципе навсегда или раз в неделю. Я имею в виду каждый час каждого чертова дня. Но ничего из этого я не произношу. Естественно, нет.

– Да. Да, все нормально. С поездом все получилось прекрасно.

– Мы рады. Твой папа опять поехал на работу, наверняка наберет тебе позже.

– Нет, нет! То есть… это не обязательно. Лучше передай ему, что все хорошо. У меня еще кое-какие дела, и надо сначала сориентироваться.

– Я передам, солнышко. Ну, как тебе общежитие?

– Общежитие? – Поморщившись, я озираюсь в комнате – это что угодно, но только не общежитие – и судорожно соображаю, как бы соврать, чтобы не соврать. В результате я описываю общежитие, вспоминаю картинки и сведения из интернета, а еще рассказы Джун, которая прожила там некоторое время.

– Звучит замечательно. Уютно. Вся мебель правда подошла в комнату? – В мамином голосе звучит скепсис.

– Конечно, подошла. Первую партию уже доставили, скоро буду собирать. – Ложь лишь наполовину.

– О! Отличные новости. Непременно пришли нам фотографию, когда все расставишь. Я уже по пути домой сказала твоему папе, что мы должны приехать к тебе в гости перед летними каникулами.

Простите, что? Нет!

– Эээ… да, ну… давай обсудим это в другой раз. Я планирую вернуться домой на каникулах, а сперва обжиться тут, и на следующей неделе начинается этап предварительной подготовки. Пока я не знаю, какие курсы буду посещать и насколько высокой окажется нагрузка. – Опять соврала. У меня уже давно есть расписание, но нельзя допускать, чтобы родители заявились сюда как снег на голову.

– Ты права. Поговорим об этом спокойно через несколько дней.

– Мам, я серьезно. Никаких внезапных визитов, – очень выразительно подчеркиваю я. Не только потому, что мне это важно и сам звонок меня нервирует, а еще и потому, что это приводит меня в бешенство. Они никогда не навещали Купа. Даже не собирались. Да они теперь вообще не признают, что у них есть сын. Порой мне хочется наорать на родителей и трясти их так долго, пока не поймут, что их потребности и мои – не одно и то же.

– Зоуи! – Тон у нее изумленный, практически возмущенный. – Что такого плохого в том, что нам хочется провести с тобой время и проведать тебя? Мы лишь хотим убедиться, что с тобой все хорошо, и больше ничего. – Мне не подобрать слов, чтобы описать, как сильно приходится прикусить себе язык, чтобы не наговорить того, о чем я потом пожалею.

– Знаю. Но сначала дайте мне немного времени привыкнуть.

– Конечно… Я хочу сказать… Нет проблем. – И мне моментально становится совестно, потому что я замечаю, как погрустнела мама.

– Ладно. Спасибо, – отвечаю я гораздо спокойнее. – Поцелуй за меня папу.

– Хорошо. Мы тебя любим.

– Я вас тоже, – глухо шепчу я. – Пока. – Кладу трубку.

Сотовый приземляется на матрас около меня, голова заваливается вперед, лицо прячется в ладонях, и я на мгновение закрываю глаза, чтобы взять себя в руки. Наивно было предполагать, что они хорошо воспримут мой отъезд. Или что больше чем через четыре года наконец отпустят ситуацию. Так невероятно глупо в принципе надеяться, что что-нибудь изменится.

Накатывает головная боль, и я две минуты массирую виски, прежде чем выпрямиться, снова воткнуть провод в телефон и заняться рюкзаком.

Покрутив головой, я вынуждена признать, что мальчики классно тут все сделали. Но кровать я действительно предпочла бы перетащить на другую сторону, прямо к левой стене. Не люблю, когда можно открыть дверь и тут же упасть на кровать. Теперь нет. Мне лучше спится, когда она находится в углу, желательно как можно дальше от входа. Так я чувствую себя в большей безопасности, так мне комфортней.

Комод может оставаться рядом, на своем месте, как и шкаф в углу возле письменного стола. Надо только придвинуть его ближе к стене и поставить чуть-чуть наискосок. Туда, где сейчас кровать, отлично впишутся не очень высокие, но длинные стеллажи с открытыми полками. Да, думаю, будет хорошо смотреться. Растения. Их здесь однозначно не хватает. Свои я забрать не могла, и мне вечно не хватало места, чтобы завести много цветов, но тут? Тут минимум четыре горшка влезет на один лишь подоконник. А рядом со шкафом даже встанет большой фикус. Или что-то похожее.

От одной-единственной мысли о том, как здесь скоро все может выглядеть, меня охватывает невероятное счастье и прогоняет недавнее депрессивное настроение. Наверно, я тайком поставлю в комнату Купа крошечное растеньице. Раньше он губил все зеленое, но что за комната без цветов? Может, у него выживет маленькая бокарнея или только кактус? Надо подумать.

С рюкзаком в руках я иду к своему новому столу с замечательной столешницей из натурального темного дерева. Пусть остается именно здесь, слева у окна. Там светло, а на стене все равно можно повесить пробковую доску или что-нибудь вроде того.

После того как я опустошила рюкзак, чтобы взять его с собой в город и убрать туда канцелярские принадлежности, раз мой брат до сих пор водит эту страшную штуковину, подходит очередь чемодана.

В поисках зарядного устройства я уже перевернула все, что хотя бы отдаленно напоминало порядок.

Музыка. Мне наконец-то нужна музыка. Поэтому я включаю на телефоне Spotify[4], надеваю свои любимые беспроводные наушники и со всей силой сдвигаю шкаф туда, где он должен стоять. После этого приходится чуть-чуть передохнуть, так как даже через наушники слышно, как я тяжело дышу, а грудь поднимается и опускается, словно я пробежала марафон. Когда дыхание восстанавливается, под What’s Up? группы 4 Non Blondes я складываю одежду и убираю ее в шкаф.

Радостно пританцовывая по комнате, я подпеваю песне и замечаю, как все тревоги и внутреннее напряжение все-таки растворяются.

Я здесь.

В Сиэтле.

И больше меня это не пугает.

6

Все вопросы в духе «А-что-было-бы-если…» не имеют смысла. От них ничего не становится лучше, ничего не меняется. Единственное, что они могут, – это создавать пустые мечты, которые никогда не исполнятся, потому что мы давно проскочили нужный поворот. И с этим теперь придется жить…

Дилан

Мне пора идти. Эллиотт ненавидит меня ждать, а я ненавижу опаздывать. Тем не менее я не двигаюсь с места, продолжаю лежать на кровати и не могу заставить себя разлепить веки или вытащить руки из-под головы.

Обезболивающие работают. От облегчения я чуть не заснул. И так каждый раз. Поскольку страх, что когда-нибудь и они перестанут помогать, постоянно со мной. Равно как и понимание, что это фантомная боль. Для меня она настоящая. Она здесь, в моей голове – и это дико больно. Но нога, ее больше нет. С ума сойти.

Вздохнув, я делаю еще один глубокий вдох, мысленно считаю до трех и сажусь. Я разглядываю свою левую ногу, с которой сразу после того, как зашел в комнату, опять снял протез. Потому и запер за собой дверь. Если кто-то за все эти годы и заметил, что время от времени я делаю это днем и прежде всего каждую ночь, то он ничего не сказал и не задал ни одного вопроса.

Пока я опять надеваю протез и повторяю тот же привычный порядок действий, особо о нем не задумываясь, мои мысли вращаются вокруг Зоуи. Я не собирался вести себя грубо тогда, на кухне. Поэтому зашел ненадолго, поздоровался и сел, хотя культя ныла просто адски.

Мне бы очень хотелось выпить кофе, но пришлось уйти и лечь в таком месте, где можно полностью отдаться на волю этого состояния. Подобное происходит уже не так часто, обычно оно оставляет меня в покое на пару недель, по крайней мере, что касается фантомных болей. Опять же, боли в культе – это нечто совсем другое. Однако когда они случаются, то похожи на лавину, которая грозит погрести меня под собой.

Лекарства уже помогли мне почувствовать себя немного лучше, впрочем, еще больше полегчает только тогда, когда я окажусь у Эллиотта. Я знаю это, потому что до сих пор так было всегда.

Протез на месте, я распахиваю дверь и… Тут что, кто-то поет? Я замираю и прислушиваюсь. К счастью, это Зоуи, а не Купер, который не сможет вытянуть ни одной ноты, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Голос звучит негромко, однако слышно достаточно, чтобы понять, что она как раз петь умеет. И поет красиво. Трек вызывает у меня улыбку. Хит девяностых. Ловлю себя на желании дослушать до конца, но мне надо идти. В гардеробе я беру свою крутку и ключи из вазочки, а потом спускаюсь вниз.

Перед дверью стоит подержанный темно-зеленый Land Rover, одна из моделей поменьше, так что не особо шикарный. Я долго спорил с самим собой, стоит ли тратить деньги, чтобы все-таки ее купить. И лишь пару недель назад, незадолго до Рождества, решился и просто сделал это. После несчастного случая я больше не садился за руль, и только с покупкой «Ровера» это изменилось. Он достался мне по разумной цене и в хорошем состоянии. Во время поездок автоматическая коробка передач иногда помогает забыть, что у меня всего одна целая нога, так как для управления машиной используется только правая. Вероятно, с механикой я бы тоже как-нибудь справился, однако благодарен, что мне не так сложно быть более мобильным. Машина была необходима, пускай после первых попыток я и приезжал весь в поту. Мне до сих пор не удается полностью расслабиться, но постепенно становится лучше и лучше. Прежде всего это важно для бабушки. Не то чтобы она требовала, но я вижу, что с возрастом ей все дается тяжелее. Хотя она умело это скрывает, меня ей не обмануть. Ее мучает артроз – спины и суставов. Этой женщине под восемьдесят, но в остальном она в хорошей форме, как некоторые шестидесятилетние – только уже не так молода и делает все медленнее.

Большую часть пути можно проехать на поезде, но от вокзала до ее участка далеко. К ней приходится ездить все чаще, я люблю это делать, и, если совсем начистоту, автомобиль облегчает мне задачу, позволяет быть более гибким. На месте я тоже без проблем – и не одалживая машину у ее соседа Френка – могу отвезти бабулю к врачу или за покупками. Помочь ей все донести.

Я завожу мотор, который поначалу всегда немного тарахтит, и еду. Сегодня будет первый раз, когда я опоздаю. А все просто из-за того, что я слушал, как поет сестра Купера. Потому что мне понравилось. Черт. Да что со мной такое?

Из-за дерьмовых пробок я добираюсь до студии Эллиотта лишь через полчаса, и еще до того, как он успевает что-то сказать, начинаю извиняться:

– Прости, приятель. На дорогах настоящий кошмар и…

– Все нормально, – отмахивается он, и мы жмем друг другу руки. – Я волновался, потому что ты не из тех парней, которые не ценят чужое время.

– Заслуженный подкол за опоздание на пятнадцать минут. – Он ухмыляется.

– Как твоя нога?

– Ушла, – выдаю я самую худшую шутку всех времен.

– Боже, Андерсон. Это даже ужасней, чем все твои прежние приколы. – Эллиотт любит называть меня по фамилии, потому что считает, что «Матрица» – потрясный фильм, а я должен брать пример с Нео и направлять свою внутреннюю силу или типа того. Звучит странно, как какая-то эзотерика, однако до сих пор он всегда оказывался прав. «Матрица» на самом деле чертовски хороша, по крайней мере первая часть. – Раз ты так шутишь, полагаю, день выдался не из лучших. – Выражение его лица становится серьезным, он складывает руки на груди и внимательно смотрит на меня.

Эллиотт на целых пятнадцать лет старше меня, и мы познакомились, когда я проходил реабилитацию после несчастного случая. Он был моим физиотерапевтом и – как говорится – поставил меня на ноги. Все еще очень забавная для меня фраза. Но это правда. Без него я бы не справился – без него и бабули. Благодаря его настойчивости, тому, что он со мной не церемонился и не осуждал, и многочисленным разговорам я в какой-то степени легко отделался. Вышел из этого менее сломленным, чем ожидалось. Он напоминает мне мистера Мияги из «Парня-каратиста» и одновременно одного из старых добрых кинозлодеев. Кроме того, он стал причиной, по которой я решил начать учиться и вновь задумался о будущем. Из-за него я изучаю то, что изучаю. Хотя сам он после курса ортобионики предпочел уйти в физиотерапию и продолжить образование в этой области.

Он был мне как клевый дядя, наставник и хороший друг. Наверно, ими и остался. Мне важно его мнение, иначе я не приходил бы сюда каждую неделю. На данный момент мне уже не требуется физиотерапия, не совсем, но Эллиотт продолжает меня тренировать, и это идет мне на пользу. Он знает о моей травме, знает меня и знает, где проходят мои границы. Равно как и бабушка, которая не пропускала ни одной встречи с Эллиоттом, всегда была рядом и поддерживала меня.

В то время как остальные считают, что я ухожу заниматься в фитнес-студию, на самом деле я на пути к Эллиотту.

– Не из лучших, – коротко соглашаюсь я. Он проводит правой рукой по короткому ежику волос на голове.

– Лекарства? – только и спрашивает он, а я киваю. – Черт, тогда что ты здесь делаешь? Надеюсь, что ответом будет не «Пришел тренироваться», потому что тогда я вытолкаю тебя отсюда взашей. Ты очень сильно напряжен.

Из меня рвется тихий и отчаянный смех. Я в курсе, насколько серьезен Эллиотт. Но я правда здесь не ради этого.

– Мне нужно получить новый план тренировок и немного отвлечься. И может, у тебя есть настроение помедитировать? – Часто медитация помогает мне больше, чем что-либо. Отключиться, сосредоточиться, успокоиться. Этому я тоже научился у него.

– Я надеялся, что ты проявишь благоразумие. Давай доставай маты, ты же знаешь, где они. Сейчас я к тебе присоединюсь.

7

Когда вырастаешь, то уже не ищешь страшных монстров в шкафу или под кроватью. Ты ищешь и находишь их в себе самом

Зоуи

– Я осторожно ехал! Еще медленнее, и нас бы обогнала бабуля на ходунках.

Меня охватывает дрожь, и я рада, что можно снять мотоэкипировку, которая на самом деле оказалась удобной и не дала мне замерзнуть. И рада, что этот шопинг-тур остался позади. Надо было дождаться Энди или Джун, с ними получилось бы веселее. Но со стороны моего брата все равно было очень мило специально ради этого отвезти меня в город и обратно, пусть и на этом двухколесном исчадии ада. К сожалению, мне не удается наслаждаться этими штуками. Конечно, выглядят они красиво, но в то же время ужасно ненадежно. Ты как будто голый. Любой несчастный случай, любое неверное движение может моментально тяжело ранить тебя или даже убить. Такой риск мне не нужен.

– Знаю, – со вздохом отвечаю я приглушенным голосом, пока стягиваю с себя через голову терморубашку.

Куп убирает наши шлемы, и я слышу, как ключи, звякнув, падают в вазочку.

– Бабуля, Зоуи! – Ему обязательно надо повторить это еще раз, после чего брат качает головой, а я тут же надуваю губы.

– Мне больше нравится ездить на машине. Там тепло, есть ремень безопасности, подушка безопасности и настоящий руль, – считаю я на пальцах.

– Вообще-то даже хорошо, что тебя не тянет гонять на быстрых тачках или запрыгивать на мотоциклы к крутым парням.

Я опускаю руку, лукаво улыбаюсь и шевелю бровями:

– Имеешь в виду так, как Энди? Которая запрыгнула к тебе.

– Это другое, – ворчит он и направляется к дивану. – Между прочим, думаю, она тоже поначалу считала, что мой байк не особенно заслуживает доверия. – На губах у него играет улыбка, и Купер словно погружается в свои мысли, когда я вместе со своим рюкзаком сажусь рядом в кресло, стоящее по диагонали от него.

– Он и не заслуживает, – говорю я. Будь я Мэйсоном, брат уже наверняка показал бы мне средний палец. Вместо этого он награждает меня сердитым взглядом и достает мобильник.

– Ого, уже так поздно. Энди и Джун должны бы… – Шаги, голоса, ключ в замке, а затем сияющая Джун, вскидывающая руки вверх.

– А вот и мы! – кричит она, пока Энди проходит мимо нее и целует моего брата. Как я рада видеть их обеих. Я мгновенно вскакиваю, обнимаю Энди, потом Джун и не могу перестать улыбаться от уха до уха. Но что-то изменилось… Джун больше не пользуется косметикой, осеняет меня. С удивлением я восхищаюсь ее новым внешним видом. Она с гордостью носит свое родимое пятно, и, хотя Энди мне уже обо всем рассказывала, увидеть это в реальности – совсем другое дело.

Я еще раз прижимаю ее к себе и чувствую такое облегчение из-за того, что Джун нашла свой путь к счастью. Прежде всего с самой собой. И из-за того, что они с Мэйсоном наконец обрели друг друга.

– Как же здорово вас видеть, – вырывается у меня.

Когда мы собирались закрыть дверь, что-то надавливает на нее с внешней стороны.

– Эй, что тут происходит? – Дилан. На мгновение у меня перехватывает дыхание, и у меня создается впечатление, что все мои органы чувств настраиваются на него. Безумие. Это ощущение. Оно приятное, а не пугающее. И все же очень неожиданное. То, что, по моему мнению, я забыла или утратила.

– На эту неделю с универом покончено, мы осилили все семинары ужасов у Круэллы Де Виль.

– Джун так называет нашу преподавательницу, и в выборе имени я с ней совершенно согласна, – добавляет Энди и морщится.

– Если выдержишь эти семинары, то выдержишь все. В этом я твердо уверена, – воодушевленно произносит Джун, после чего идет к столу в гостиной, и мы следуем за ней. – Кстати, я принесла кое-что перекусить.

– Значит, сахар, – делает вывод Купер, в то время как Энди с улыбкой кивает и садится к нему.

– Пончики для всех. За то, что наконец закончились семинары, ради которых мы пожертвовали целой неделей каникул. Даже последней, да поможет нам Бог, и за то, что Зоуи теперь живет здесь. Наша банда растет.

Я прыскаю от смеха:

– Банда? Мне надо произносить клятву? А обряд посвящения есть?

– Не наглейте, юная леди! – отвечает Джун и достает из коробки пончик со смайликом, который протягивает мне. – Вот, ваш входной билет. – Затем берет себе такой же и с наслаждением откусывает. А заметив через плечо вопросительный взгляд Дилана, тянется за вторым пакетом. – Ах да, ради тебя я специально зашла к Салли.

Дилан вытаскивает чудесно пахнущий кусок закрытого яблочного пирога с посыпкой и чмокает ее в щеку. Он выглядит более расслабленным, чем сегодня утром, более спокойным.

– Спасибо, ты золото.

– Я знаю, – отзывается она с набитым ртом, а Дилан уже принес себе тарелку с кухни и готовит кофе. Аромат проникает к нам в гостиную.

Тем временем я кусаю пончик и чуть мгновенно не впадаю в сахарную кому. Все взгляды прикованы ко мне, и я выдавливаю улыбку. При этом весь рот у меня склеился. Никогда не любила глазурь.

– М-м, вкусно. – Брат тут же разражается звонким хохотом. По-моему, он даже плачет от смеха. Предатель.

– Она их ненавидит, – выговаривает он и смеется дальше. Даже Энди сдерживается и смотрит, как я с тревогой наблюдаю за Джун, которая в этот момент скривила губы.

– Значит, не любительница смайликов. Ну ладно.

Я с трудом проглатываю кусок.

– Мне больше нравятся с сахарной пудрой, ну, то есть самые обыкновенные, не такой формы, – оправдываюсь я, но Джун тоже уже начала хохотать, и я чувствую, как вверх по щекам поднимается жар.

– Главное, что вам весело, – отвечаю я, а Джун забирает у меня пончик.

– Без паники, ты все равно в банде, хочешь того или нет. Здорово, что ты здесь, Зоуи, – добавляет она так искренне, что меня наполняет ощущение теплоты.

– Мне тоже так кажется.

– Я правда очень рада. Наконец-то ты тут, – произносит Энди, чей рот от зевания раскрывается так широко, что почти невозможно разобрать ни слова. Ее очки двигаются на носу, как пьяница на танцполе. – Прости, эта неделя реально меня добила. Джун просто под кайфом от кучи сахара, скоро она тоже устанет, поверь, – поясняет Энди, поймав мой вопросительный взгляд, перескакивающий с нее на Джун и обратно. – О’кей, мне надо лечь. Всего на час, а потом все равно придется собираться на работу. – Энди отталкивается и встает с дивана.

– Я с тобой, – повторяет за ней мой брат. Проходя мимо, Энди снова меня обнимает. – Добро пожаловать, Зоуи.

– Сладких снов, Энди, – счастливая, шепчу я в ответ и вижу ее улыбку – и второй намечающийся зевок. Она еще раз помахала нам, прежде чем они с Купером скрылись в его комнате. Наверно, он ляжет вместе с ней или немного порисует.

Джун со вкусом кладет в рот последний кусок пончика, после чего закрывает коробку, а Дилан возвращается из кухни с кофе и пирогом и ставит то и другое на стол.

– Долго меня не было?

– Достаточно долго, чтобы Энди почти впала в кому от усталости. Она легла, у нее сегодня поздняя смена. Куп с ней.

– Ясно.

– Я тоже сейчас уеду, хочу смыть с себя под душем семинар и чуть-чуть передохнуть, пока опять не стало слишком громко. Если только я не могу еще как-то тебе помочь, Зоуи? – Я лишь помотала головой. – Но если что, дай мне знать. Тогда увидимся вечером в клубе, – радостно напевает она и шагает в сторону двери. В полном замешательстве мы с Диланом переглядываемся, только чтобы затем одновременно уставиться в спину Джун.

– Подожди-подожди-подожди, – зовет он.

– Да, подожди, Джун!

– Ну, народ! Не поступайте так со мной. Это первый вечер Зоуи. В первый вечер Энди я тоже была с ней в клубе. – Она смотрит на нас, как милый ребенок, которому невозможно отказать ни в одном желании. Или как щенок, что никак не улучшает ситуацию.

Я не хожу в клубы. Никогда.

Нет, не совсем так, просто я уже очень давно этого не делала. Мы с парочкой друзей сидели в барах, но в большом клубе? Во мне не появляется страха, только неуверенность. И иногда абсурдное чувство, как будто моя жизнь не должна ощущаться нормальной. Что я не имею права веселиться, расслабляться. Только из-за того вечера. Причем я не виновата. Я тогда не делала ничего плохого.

За все время терапии Милли очень часто объясняла мне, что в такой реакции нет ничего необычного, а чувства вины и стыда перемешиваются. Жертвы ищут ошибку в себе. Ту, которую не найдут никогда, поскольку ее не существует. Они чувствуют вину и стыдятся, потому что не сумели этого избежать. Из-за того, что это случилось и они это допустили, они верят, что не заслужили право на счастье. По крайней мере со мной было так. Это настоящий абсурд. Настоящий ужас. И все же часть моей жизни.

Внутри меня сидит монстр, который постоянно нашептывает мне, что надо бояться.

Я это победила.

Я это приняла.

Сегодня я в этом уверена, могу все понять и проанализировать. Тем не менее мысли возвращаются вновь и вновь, пугая меня до глубины души, потому что они мне не нужны. Потому что я не виновата и заслужила жить свободно и непринужденно, вместо того чтобы представлять насильника за каждым углом. Видеть его в каждом мужчине и в каждом его движении.

Так как мы молчим, Джун указывает на Дилана:

– Ты еще никогда не видел клуб изнутри, я уверена. Это очень печально.

– Танцы – это не мое.

– Ты и не обязан танцевать. Посиди в баре. Энди смешивает фантастические коктейли. – В тот миг, когда Дилан хочет что-то ответить, Джун его перебивает: – Безалкогольные. – Похоже, это охлаждает его пыл, потому что он закрывает рот. – Мы можем просто провести время вместе, послушать музыку, посмеяться, составить Энди компанию. Пожалуйста!

– Ладно, – слышу я собственный голос и едва сама в это верю. – День, конечно, был долгим, но час или два точно без проблем. Я тоже еще не была в клубе Мэйсона и знаю, как он им гордится. – Мои глаза находят Дилана. Глядя на меня, он уступает.

– Я пойду с вами, но пить буду только воду. – Когда он поворачивается к Джун, я делаю глубокий вдох. То, как он смотрит… как будто ищет ответы. – И только потому, что ты принесла мне яблочный пирог.

– Ааа! Как здорово. До скорого, ребята. – Джун подпрыгивает от радости, прощается, а когда за ней захлопывается дверь, повисает такая тишина, что я слышу, как шумит кровь у меня в ушах. Сегодня вечером я иду в клуб Мэйсона. Я иду развлекаться.

Помимо своего колотящегося сердца я, к сожалению, замечаю и свой урчащий желудок. За этот день у меня был только быстрый завтрак… и один укус противного пончика.

Ладони рефлекторно прикрывают живот. Вау, получилось громко. Я оглядываюсь на Дилана, который опять пропадает на кухне и вскоре приходит оттуда со второй вилкой. Он садится на левую сторону дивана, поднимает тарелку и – протягивает мне вилку.

– Твой живот сложно не услышать. Увы, это просто не позволяет мне слопать пирог в одиночку.

– Как мило с твоей стороны. – С благодарной улыбкой я беру прибор. Потом сажусь к нему, следя за тем, чтобы не придвигаться слишком близко. Его тело как гора, рядом с которой я кажусь себе совсем крошечной. От него исходит жар, как от вулкана незадолго до извержения. А его плечи скоро начнут преследовать ту же цель в отношении свитера, тут у меня никаких сомнений. Чудо, что он еще не лопнул.

Я не собиралась вот так на него пялиться, но любое движение его кисти передается руке и всему туловищу. Участвует каждый мускул. Такое взаимодействие завораживает.

После того как Дилан подносит тарелку еще немного ближе ко мне, на минуту меня начинает мучить совесть, ведь пирог не особенно большой. Однако когда он кладет в рот первый кусок и издает вздох наслаждения, я делаю то же самое. И честно? Угрызения совести мгновенно испаряются. У пирога божественный вкус теплых яблок и корицы.

– Невероятно. Ты его еще раз подогрел, да? – выговариваю я с полным ртом.

– Совсем чуть-чуть, чтобы посыпка не размякла. Салли готовит лучшие яблочные пироги в мире. Не классический яблочный пай или тот, который с глазурью, а вот такой. Его для меня обнаружила Джун, лавка «У Салли» всего через улицу от их с Мэйсоном новой квартиры. Бабушка Салли родилась в Германии, оттуда и рецепт.

– Хотелось бы мне его получить… рецепт. – Дилан согласно кивает. – Магазин же не очень далеко отсюда?

– Немного, но не на краю света. Прежде всего он близко к кампусу. Пекарня спрятана в маленьком переулке, но там всегда полно народа.

– Обещаю, я достану нам новый пирог. Спасибо еще раз, что поделился.

Дилан просто кивает, так как рот у него снова занят и говорить он не может.

А что он, кстати, изучает? Он из того же кампуса, что и все остальные? Я помню, что Энди, Мэйсон и Джун часто видятся не только из-за нескольких совместных семинаров по экономике и финансам, но и потому, что предметы преподают в одних и тех же зданиях. Мой брат учится на «Искусстве и истории искусств» через два корпуса от них, а я буду с медиками. Я так часто рассматривала кампус онлайн и столько о нем слышала, что, кажется, уже знаю его как свои пять пальцев. При том что у Харбор-Хилла гигантская территория.

Когда Дилан доедает последний кусок, любопытство перевешивает, и я задаю все вопросы, которые горят у меня на языке.

– Ты ведь тоже учишься, верно? Какой основной предмет? С остальными часто пересекаешься?

Дилан прочищает горло.

– Нет, занятия на их программах проходят в центральных зданиях, а мой профиль, скорее, на краю кампуса. У медиков.

Я удивленно моргаю:

– Ты на медицинском? – Такое я бы запомнила, не так ли? Копаюсь в своей памяти. Если бы Энди или Купер рассказывали, что их сосед по квартире изучает медицину, я бы ни в коем случае не забыла.

– Не совсем. На «Медицинских технологиях», точнее «Биомедицинской инженерии». – Он моментально напрягается, слегка приподнимает плечи и поджимает губы.

– Извини, я не хотела показаться назойливой, просто удивилась, и, откровенно говоря, классно было бы знать кого-нибудь с того же направления, – признаюсь я, вертя вилку между пальцами. Вопросительный взгляд Дилана сосредотачивается на мне. – О, я буду учиться на психологическом. Большинство считает, что психологи – не врачи, но… они понятия не имеют. Болеть может не только тело. – Последние слова еле слышно срываются с моих губ, потому что осознание этого до сих пор причиняет боль. Хотя он не отпускает тупых шуточек, не строит из себя всезнайку и не говорит прочих глупостей. Нет. Он меня поражает.

– Я знаю.

Он понимает, мелькает мысль у меня в голове – и это одновременно вопрос и утверждение. В тот же момент Носок запрыгивает с пола на подлокотник дивана. И попытка получается скорее неудачной, чем удачной. Проблема не в маленьком песике, который не сумел удержаться и сразу начал соскальзывать, а в Дилане, который тянется за ним. При этом тарелка опасно шатается, Дилан не может нормально ее подхватить, и она балансирует у него на одной руке. Чисто машинально я поворачиваюсь к сидящему рядом мужчине и пытаюсь ее поймать, но, так как Дилан неожиданно двигается, а у меня в ладони все еще эта дурацкая вилка, все идет наперекосяк.

Никто из нас больше не контролирует белый фарфор, который взлетает вверх и перед аварийной посадкой рассыпает все крошки, как будто они не что иное, как конфетти. Вот дерьмо.

По меньшей мере Носок выглядит счастливым, усевшись на подлокотник. Дилан же, наоборот, откидывается назад и словно теряет дар речи. Как и я.

Тарелка приземлилась на пол около моей вилки и благодаря мягкому ковру осталась невредима, но боже мой, крошки повсюду!

Парочка застряла в бороде у Дилана. Мы оторопело смотрим друг на друга. Однако дальше происходит то, что выходит за рамки моего самообладания.

Носок ставит лапу ему на грудь и тут же слизывает самую крупную крошку с бороды. Ну, точнее, пытается – его язычок касается больше волос, чем еды. Озадаченные взгляды и собаки, и Дилана складываются в нереально смешную картину. И внезапно я захожусь таким громким хохотом, что все тело трясется, а в уголках глаз собираются слезы. При этом я сгибаюсь пополам, наклоняюсь вперед – и вдруг осознаю, на что опираюсь.

На бедро.

Правое бедро Дилана, если быть конкретней.

А гораздо хуже тот факт, что мое лицо в данный момент не так уж далеко от другого его места, на которое я и уставилась как сумасшедшая, подумав об этом. О господи!

Я вскакиваю с дивана, чуть не споткнувшись о собственные ноги и об стол. Дилан выглядит так, будто у него случился удар, в то время как щеки у меня пылают, как зажженный новогодний фейерверк. Я это чувствую. Лицо сейчас просто сгорит.

– Прости, – вырывается у меня. – За крошки и… ну… – заикаюсь я и быстро поднимаю тарелку с вилкой. – Сейчас я соберу все пылесосом. Пожалуйста, позволь мне это сделать, и… где пылесос? – Он показывает на гардероб. – О’кей. Сначала, значит… эмм, да, сначала я пойду к себе в комнату и… займусь делами. – Очень красноречиво. Но слова плавятся в моем смущении. – Спасибо за пирог. Увидимся позже. – Прежде чем он успевает что-нибудь ответить, хватаю свой рюкзак, валяющийся возле кресла, и бегу в комнату. Надо просто убраться отсюда.

Осталось совсем чуть-чуть.

– Зоуи? – Резко застываю перед дверью и снова оборачиваюсь. – Тебя подвезти? В смысле… в клуб. То есть, если хочешь… – Меня почти затапливает облегчение из-за того, что он так же запинается, как я мгновением раньше.

– С удовольствием?

Дилан улыбается:

– Это вопрос?

– Нет, я имею в виду, было бы отлично. У брата только мотоцикл, а мне не нравится эта штуковина. Слава богу, сзади вмещается всего один человек.

– Точно. Тогда… до встречи. – Он вытаскивает оставшиеся крупинки из бороды, а я в конце концов юркаю в свою новую комнату, приваливаюсь к двери изнутри и глубоко дышу. После этой сцены мне становится ясно, что я не провела здесь и дня и буквально только что нормально познакомилась с Диланом. Ну, по крайней мере, немного. Меня вдруг словно переносит на шесть лет назад, в мое прежнее «я», которое неожиданно увидело своего первого и единственного парня полуголым. В тот раз меня переполняла смесь абсолютной растерянности и неудержимого любопытства.

Я мотаю головой. Я уже не подросток. Теперь мужчина не сможет так быстро выбить меня из колеи. Тем более сосед.

Рюкзак я закидываю на письменный стол. Меня вдруг одолевает безмерная усталость, и пропадает желание дальше распаковывать вещи. Так или иначе, об остальной части комнаты я смогу позаботиться и в следующие пару недель, когда привезут недостающие предметы, тогда же займусь всем декором и придам интерьеру последние штрихи. Поэтому я просто вытаскиваю смартфон и наушники, на всякий случай ставлю будильник на восемь вечера, чтобы успеть принять душ, прежде чем кто-нибудь утащит меня за дверь, и ложусь на кровать. Не думаю, что мы поедем в клуб раньше девяти. Максимум Купер, если смена Энди начинается раньше, но это меня не волнует. Это его дело.

Надеюсь, мое постельное белье и покрывало доставят завтра, все остальное может подождать. И нужно обязательно не забыть потом попросить у Энди или у брата одеяло и одолжить подушку.

Дисплей телефона загорается, я поднимаю его к лицу и прокручиваю свои плейлисты на Spotify. Там собраны все мои любимые песни и рассортированы по самым разным подборкам. Каждая предназначена для определенного настроения, для определенного момента. Каждая по-своему помогает мне успокоиться или почувствовать себя счастливой. Отвлечься. Иногда даже не сорваться.

Я жму на плейлист с песнями, заставляющими задуматься, и, когда звучат ноты Looking too closely[5], тяжело сглатываю. Этот трек – он много для меня значит. У меня такое ощущение, словно он меня понимает, если в этом вообще есть смысл.

Глаза начинают закрываться, Fink поет, и я хочу отдаться его голосу, как вдруг в WhatsApp прилетает сообщение. Новая группа? Сбитая с толку, я ненадолго ставлю музыку на паузу, чтобы потом полностью насладиться композицией и сконцентрироваться на ней, а пока открываю сообщение.

«Зоуи здесь! Наконец-то часть команды Сиэтла. Теперь мы не банда, теперь мы команда. Юхуу!» – За этим следует десяток смайликов и один пончик.

Джун чокнутая, думаю я, усмехнувшись.

«Во сколько мы сегодня встречаемся?»

«Энди еще спит, Джун». – Сообщение от Купера.

«Не отвечайте на мои вопросы. Я имела в виду Дилана и Зоуи».

«Что?» – не понял мой брат.

«Мы отмечаем переезд Зоуи», – тут же выскакивает ответ Джун.

Купер печатает…

Через пять минут мне кажется, что он сдался. Уверена, что ему от этого не по себе. Наверняка ему пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы никак это не прокомментировать. Но нам с ним предстоит через это пройти. Как-нибудь.

«Я подвезу Зоуи, – неожиданно пишет Дилан. – Где-то в девять или в десять?»

«Привет! Да, давайте выезжать в девять», – отвечаю я.

«Супер. Я рада. Будет классно. Вот увидите, мы повеселимся».

«Куп, впусти Носка, он хотел к вам». – Дилан.

Две минуты спустя в группу приходит фотография от брата с подписью: «Что это за хрень?»

Я кликаю на нее и смеюсь. Носок преданно смотрит в камеру, склонив голову набок, а прямо над его правым глазом, как бровь, прилипло несколько крупных крошек яблочного пирога.

Мой брат, Энди, Джун, Мэйсон, Дилан, Носок – и я. Я часть этого. Это дарит чертовски приятные ощущения.

Палец снова жмет на Play, телефон ложится мне на живот, я складываю руки за головой и наконец закрываю глаза.

8

Значительные вещи в жизни часто происходят незаметно и неуловимо

Дилан

Последняя крошка с бороды упала на клавиатуру, и теперь я не могу ее оттуда достать. И хоть я чертыхаюсь, тряся клавиатуру как сумасшедший, на губах играет улыбка. На лице Зоуи отражался дикий ужас, я уже подумал, что произошло что-то по-настоящему плохое. Пока не сообразил, что случилось, я сидел на месте, словно окаменевший идиот – да и потом тоже. На самом деле ничего особенного-то и не стряслось, но из-за ее реакции и… не знаю, того, что она сестра Купера, все выглядело странно. Еще более странно, чем факт, что сам я не посчитал это странным. Ох, что за бред, в этом вообще есть смысл? Да плевать. Думаю, мне еще надо будет привыкнуть к тому, что теперь она здесь живет. Не то чтобы она мне не нравилась – о боже, нет! – как и Энди, она сразу вызвала у меня симпатию, и я не имел ничего против ее переезда. С той лишь разницей, что в случае с Энди создавалось впечатление, будто со мной поселилась сестра, а не красивая, умная и крайне интересная девушка, которая однозначно не была мне сестрой.

Но она сестра твоего друга, который живет через комнату от тебя. Вы зажимаете ее как сэндвич, издевается голос в моей голове, и я, выругавшись, громыхаю клавиатурой по столу.

Сдаюсь. Крошка теперь живет здесь, я не могу ничего изменить. Может, просто дать ей имя? Кроха. Не оригинально, но какого черта.

Я только надеюсь, что рано или поздно она не начнет неприятно пахнуть. Или еще хуже.

Компьютер загружается, и синхронно вспыхивают три монитора. Я решил еще раз проверить расписание и требования к новым семинарам, пусть знаю их уже давно. Чтобы отвлечься и чем-то заняться. На чтении у меня прямо сейчас сосредоточиться не выйдет, а телевизор в гостиной включать не хочется, чтобы не мешать Энди. Впрочем, чушь, эту девчонку пушкой не разбудишь. Во время учебы она каждое утро ставит себе минимум десять разных будильников, и все они трезвонят целых полчаса. После такого любой проснется, но не Энди.

Вхожу в систему, всплывает сводка, и я изучаю свои занятия. Большинство начнутся только через неделю, не в параллель с вводными мероприятиями. Три практических курса будут проходить непосредственно в университетской клинике, остальные – теоретические и проводятся в Харбор-Хилле. Один из них я переношу на более поздний срок с самого начала – психологию. Какой-то умник, видимо, считает, что если ты изучаешь ортобионику, то должен обладать определенными знаниями по психологии на основании контактов с пациентами и так далее. Может, так и есть, однако это еще не значит, что я от этого в восторге.

Ребята не знают, какой конкретно у меня профиль. Зоуи я тоже только что солгал – во всяком случае, более или менее.

Когда говоришь «медицинские технологии» или «медицинская инженерия», слова звучат знакомо и не вызывают такого любопытства, как реальность. Я не намеренно начал рассказывать полуправду. Просто так получилось. И я не жалею. Так лучше. Меньше любопытства означает меньше вопросов.

В случае с медицинскими технологиями обычно следует вопрос, чем там занимаются, а не почему я это изучаю. Но ортобионика? Это звучит куда более необычно и по-особенному, хотя это практически то же самое.

А после первого откровения начинается: «Что тебя в ней восхищает? Протезы? Да, интересно, а ты знаком с кем-нибудь, кто носит протез? Как ты решил выбрать такое направление?»

Это повлекло бы за собой длинную череду вопросов, а еще вранья и уклончивых ответов. Один раз я допустил подобную ошибку, больше она не повторится никогда. Слишком поторопившись довериться кому-то, пусть это и казалось неправильным, я стал распыляться по мелочам и просчитался. Это ни к чему не привело. Я был еще не готов, а немногочисленные женщины тем более.

Словно не находя себе места, я закрываю страницу и решаю немного поиграть. Надеваю гарнитуру и запускаю Mass Effect[6]. Все части уже давно пройдены, и они действительно хороши, тем не менее у меня возникает желание еще раз начать сначала, поэтому я так и делаю.

Сегодня в первый раз за много лет я пойду в клуб, еще и в MASON’s. Мне нужно отвлечься от этой мысли. Потому что, если честно, как бы я ни любил и ни ценил своих друзей, они слишком мало обо мне знают. И надо быть осторожным, чтобы этот шаг сегодняшним вечером не стал первым на пути к тому, в чем я позже, вероятно, раскаюсь.

9

Я забыла, как это на меня действует

Зоуи

Очень тихо. Чересчур тихо.

Спросонья я зеваю, однако не могу заставить себя распахнуть глаза.

Здесь холодновато. Ищу одеяло, но нащупываю вокруг себя только голый матрас, замечаю, что больше ничего нет – и постепенно просыпаюсь по-настоящему.

– Где я? – бормочу я и из-под полуприкрытых век осматриваюсь в комнате.

Моя новая кровать. Моя новая мебель. Другой вид из окна.

Я уже не в Портленде, а в Сиэтле.

Несколько раз моргнув, сажусь. Наушники выпали из ушей, и музыка, должно быть, закончилась, потому что я забыла поставить ее на повтор. На улице жутко темно, небо затянуто тучами. Взгляд на телефон сообщает мне, что сейчас почти восемь вечера. Скоро и так и так прозвонил бы будильник.

Секунду я прислушиваюсь, но ничего не слышно. Несмотря на это, скатываюсь с кровати и плетусь в коридор. Дверь Купера открыта, но внутри никого нет. Только Носок, который спит в своей лежанке. Раз Энди сегодня работает, значит, брат давно повез ее в клуб и останется там, пока мы не причалим к ним.

Ноги несут меня прямиком на кухню, поразительно, что я сумела найти ее и ни во что не врезаться – учитывая, в такие узкие щелки сейчас превратились мои глаза. Я чувствую себя полностью разбитой после прошедшего дня и с удовольствием отправилась бы обратно в кровать, но не хочу разочаровывать Джун. И честно признаться, невзирая на усталость, я рада предстоящей вылазке.

Как только приму душ, мир снова будет выглядеть совсем по-другому. И как только я выпью кофе. Это сейчас главный приоритет, иначе я просто рухну.

Я решительно топаю к кофемашине, включаю ее, и меньше чем через минуту по кухне уже плывет восхитительный аромат, который я глубоко и с наслаждением вдыхаю. Кофе пахнет просто божественно.

С полной чашкой счастья я сажусь за кухонный стол и совершаю ошибку, подперев голову и опять прикрыв глаза.

Я настолько устала, что даже не пугаюсь, когда раздаются шаги и голос прямо рядом со мной:

– Вау, ты уверена, что еще хочешь сегодня ехать в клуб?

– Определенно, – мямлю я и слышу тихий смех Дилана. Он возвращает меня к жизни, пробегает по коже, как дуновение ветра, и проникает в тело, как хорошая песня, что будит меня лучше, чем кофеин.

– Кофе надо пить, иначе он не сработает.

– А я думала, что мой брат тут самый зануда, – продолжаю бормотать я, впрочем, Дилана это, похоже, лишь сильнее веселит.

Чуть погодя я приоткрываю один глаз и наблюдаю, как он садится ко мне, тоже с кружкой в руках, над которой поднимается пар.

– Я выгляжу так же ужасно, как себя чувствую?

Он наклоняет голову к плечу и смотрит на меня.

– Думаю, зависит от того, насколько плохо ты себя чувствуешь. Если это поможет: ты такая же, как и раньше, только с четырьмя разными косыми полосками ото сна на правой щеке и на виске.

– Вот блин. – С тихим стоном я поднимаю голову и подношу кофе к губам, обхватывая чашку двумя ладонями, потому что она такая чудесно теплая, а пальцы у меня очень холодные. Сделав большой глоток, перевожу взгляд на Дилана.

– Напомни, во сколько мы собирались выезжать? Около девяти?

– Да, если тебе удобно. – Мне нравится, как он себя ведет. И его голос. Без понятия, почему сейчас это проносится у меня в голове. Дилан так приятно расслаблен. Это прекрасно. Притом он не кажется скучным или скучающим. В его низком голосе есть что-то успокаивающее, и в энергии, которая от него исходит, тоже. Хотя его телосложение не может в некоторой степени не вызывать уважения, во мне не возникает опаски, не звучит предупреждающий или задающий вопросы голос, и это настолько непривычно, что я до сих пор едва в это верю.

– Удобно. Я только допью, чтобы снова не заснуть, и пойду в душ. Потом можем ехать. – Задумчиво поджав губы, я морщу нос. – Наверно, вопрос неуместный, но… как надо одеваться? Ну, в смысле, в клуб Мэйсона.

Брови Дилана взмывают вверх, он выглядит крайне удивленным, а потом начинает смеяться, и его борода дрожит. Мой взгляд цепляется за глубокую неровность у него на щеке, которую я прежде не замечала. Это шрам? Откуда он?

– Ты меня спрашиваешь? Откровенно говоря, не считая того факта, что я не смог бы дать совет даже другому парню, а это проще, чем советовать девушке, я не часто тусуюсь по вечерам. В клубах вообще никогда. И, как и ты, раньше ни разу не был в MASON’s. Еще одна причина, по которой лучше сделать это сегодня. Или Мэйсон в конце концов на меня обидится, а мне он слишком нравится, чтобы идти на такой риск.

Я улыбаюсь такой честности:

– Нет, Мэйс так никогда не поступил бы. Но с Джун будь осторожней, – заявляю я, и его согласный кивок демонстрирует, что Дилан тоже этого побаивается.

Чашка пустеет, и я ставлю ее на стол.

– Пойду в душ. Ох, нет, погоди. Сначала надо пропылесосить. Прости еще раз из-за… крошек. – Несмело указываю на его лицо, а мысленно добавляю: И за то, что чуть не упала на твой член.

Это не должно мне нравиться. Я даже думать об этом не должна! По крайней мере мне это неприятно.

– Да ничего страшного. И я уже пропылесосил, не переживай.

– Вот теперь я действительно паршиво себя чувствую. Но спасибо. И… кхм… до скорого. Мне к тебе постучаться?..

– Я буду ждать в гостиной. Перед отъездом нужно еще выгулять Носка, а в душе я уже был.

Мы еще не настолько хорошо знакомы, чтобы мне позволялось это себе представлять. Или нет?

Закончив с душем, с одним полотенцем на голове и со вторым, обмотанным вокруг тела, я стою перед своим шкафом – и на грани нервного срыва. У меня никогда не было особенно много шмоток, и, как видно, большинство из них влезло в этот громадный чемодан, который теперь стоит в шкафу. Даже новые, недавно купленные вещи. Короче говоря, одежда, которую я взяла с собой в новую жизнь, занимает от силы половину не очень большого шкафа. Не то чтобы мне не нравились мои вещи, просто я не уверена, что надо надеть. Что мне хочется надеть. В чем я буду хорошо себя чувствовать, переступая порог клуба, в котором еще не бывала. В принципе неважно, появлюсь я там в слишком короткой юбке или застегнутая на все пуговицы, потому что ни то ни другое не дает кому-либо права против моей воли прикасаться ко мне или приставать. Потому что не играет роли, сколько кожи ты оголяешь. Площадь обнаженной кожи не эквивалентна объему прав, которых один человек может лишать другого. Голая кожа – это не «да» и не проходной билет.

Я.

Это.

Знаю.

Все же тот вечер оставил свои следы, свои шрамы, и как бы положительно ни влияли Милли и ее терапия, сколько бы времени ни прошло с тех пор и как бы хорошо я сейчас это ни понимала, я осознаю это головой, но далеко не сердцем.

Это останется со мной до тех пор, пока не пройдет само. Если вообще когда-нибудь пройдет. Тем не менее я не спряталась навечно, вполне сумела вернуться к жизни, выходила из дома – но на настоящую вечеринку? В клуб? Нет. Тогда был последний раз. Первый и последний раз…

Сегодня я хочу это изменить. Сегодня, пока меня окружают друзья и семья.

В какой-то момент терпение лопается, и я достаю любимые черные ботинки Dr. Martens, потертые джинсы-скинни и простой черный топ – включая подходящее нижнее белье. К ним беру маленькую замшевую сумочку, которую купила уже сто лет назад и куда не влезет ничего, кроме смартфона и парочки мелочей. Довольная своим выбором, одеваюсь и, напевая, сушу волосы. С полки в ванной я прихватила фен. Энди определенно не будет против. По крайней мере я на это надеюсь.

Меньше чем через десять минут по плечам рассыпаются гладкие пряди, образуя красивый контраст с топом и моими глазами. Я рисую подводкой идеальные стрелки, наношу еще немножко туши и бальзама для губ, вот и все. На кожу я почти никогда не наношу косметику. За исключением случаев, когда месячные превращают мое лицо в поле битвы и я выгляжу так, словно внезапно заболела ветрянкой. Вещи, о которых вам никто никогда не скажет: раз в месяц у вас будет худшая неделя в жизни, а если не повезет, то она каждый раз будет превращаться во второе половое созревание как в области кожи, так и эмоционально. А что лучше всего: об этом говорят либо хорошо, либо никак.

К счастью, на этой неделе меня это миновало…

Уже не устало, но все еще слегка вяло шагаю в коридор. Я переживаю и нервничаю, но в позитивном смысле. Мой наряд идеален. Может, не для этого вечера или этой тусовки, но для меня. Это единственное, что имеет значение.

Когда я захожу в гостиную и Дилан замечает меня, он поднимается с дивана, и его присутствие наполняет собой почти всю комнату. На нем ботинки на шнуровке, темно-синие джинсы и темно-серая водолазка с V-образным вырезом, облегающая его мускулы, как вторая кожа. Татуировки теперь видны отчетливей, и я обнаруживаю первые тонкие линии, которые, как лозы, вьются на его коже, и голову змеи, чей хвост исчезает под кофтой. Это произведение искусства. Но вместе с тем – простой и сдержанный образ. Мне нравится, ему идет.

– Привет, – говорю я ему, а потом и Носку, который в это время взволнованно крутится передо мной и хочет, чтобы его погладили. Присев на колени, я выполняю его желание, а он тут же переворачивается на спину и подставляет пузико.

– Аккуратно, он наверняка еще мокрый. Мы гуляли, и он опять не стал сотрудничать, когда дошло до полотенца. – Дилан прищуривается и недовольно косится на маленького песика у моих ног.

Живот еще немного влажный, но не критично.

Я встаю, опускаю глаза на свои ладони и…

– Ох, – вырывается у меня, прежде чем взгляд падает на Дилана, который смотрит на меня с видом «Я же тебе говорил».

– Ладно, ты был прав, – признаю я и морщусь, так как придется снова идти в ванную мыть руки. Не только мокрые, но и грязные. Тем не менее это того стоило. Носок замечательный. Пушистый и милый.

– Вот теперь я точно готова, – с улыбкой объявляю я, во второй раз появляясь в гостиной, и Дилан улыбается в ответ. Слегка робко, но я все равно вижу. К этому моменту Носок, похоже, уже вновь чист.

– Ты очень хорошо выглядишь. – Я радуюсь. Особенно потому, что у меня возникло впечатление, что он не собирался это произносить. Немного удивленная, я замираю.

– Большое спасибо. Ты тоже, – тихо откликаюсь я, так как это правда.

Он кивает, откашливается и указывает в направлении двери. Все мышцы у него на лице как будто напрягаются. Словно он смущен. При виде Дилана на первый взгляд и не скажешь, что такой великан, как он, способен робеть.

– Моя машина перед домом. Ты все взяла? – выдергивает он меня из раздумий, и я быстро перепроверяю сумочку. Ключи, бальзам для губ, мобильник, удостоверение личности, деньги. Все на месте. Не то чтобы я уже не заглядывала туда раз десять, однако после такой фразы меня всегда тянет перерыть все снова.

– Ага. А ты?

– Готов к выходу.

Возле двери Дилан достает мою куртку и держит так, чтобы я могла сразу продеть в нее руки. Поначалу я мешкаю, ведь это означает, что нужно развернуться к нему спиной – а я не люблю так делать, – но даже если он что-то и замечает, то никак не комментирует. Он ждет, подняв куртку, будто знает, что есть нечто, в чем я должна разобраться сама с собой. Я могла бы забрать ее у него, поблагодарить и надеть самостоятельно – или просто повернуться и внушить себе, что это всего лишь Дилан. Человек, которого я хоть и знаю пока недостаточно хорошо, но которому доверяют и Мэйс, и мой брат. Дилан не кажется чужаком – и он не тот, кто внезапно схватит меня, прижмет к полу и…

Я делаю глубокий вдох, кладу сумочку на полку и поворачиваюсь, одновременно судорожно выдыхая. Сердце грохочет в груди. Страх готов всплыть на поверхность, однако я ему не позволяю. Я больше, чем то единственное «я», я больше, чем одна проекция.

Этому меня научили Милли и психотерапия.

Дилан шагает ко мне, оказавшись при этом почти так же близко, как и раньше. Но неважно, насколько близко, происходящее сейчас кажется мне более интимным. Его тепло передается мне, и пока он подставляет мне сначала левый рукав, потом правый, кончики его пальцев дотрагиваются до воротника куртки у меня на плечах, а под конец и до моей шеи. Прикосновение Дилана вызывает мурашки по телу, хотя мне так жарко, что я готова тут же сдернуть с себя куртку, как только он ее отпустил.

Ни один из нас не двигается. Я ощущаю себя оленем в свете фар. Тогда не было яркого света, царил полумрак, и я дышала спертым воздухом. Я вдыхала пивные пары, пот и запах старого ковра. Дышала своим страхом… и чувствовала вкус своей крови и слез.

Зажмуриваюсь, тяжело сглатываю и вспоминаю слова Милли. Мантру, терапию.

Я здесь и сейчас, а это позади.

Сегодняшняя Зоуи выжила, прошла терапию и может быть свободной без нее. Сегодняшняя Зоуи стоит здесь, держит спину прямо, может смеяться и жить – и больше не сломается.

Быстрым движением высвобождаю волосы из-под куртки. Затем оборачиваюсь к Дилану, который до сих пор не шелохнулся.

– Спасибо, – шепчу я, стараясь сложить губы в улыбку и при этом твердо глядя ему в глаза. Не отвожу взгляд, пусть мне приходится запрокинуть голову назад. И я жду. Наверное, вопроса – который так и не прозвучал.

– Без проблем.

В этот момент я чувствую потребность все ему объяснить. Исключительно потому, что сама этого хочу, а не потому, что он спросил, но думаю, мы еще не так близки. С мужчиной, стоящим передо мной, я знакома не больше десяти часов, даже если ощущается это почему-то иначе. Дольше, ближе. Однако тому, что сейчас происходит, нужно дать больше времени.

Молча я подхватываю свою сумочку, он плавным движением надевает собственную куртку, после чего берет ключи, и мы спускаемся к его автомобилю.

С неба на нас падает слабый моросящий дождь, пока мы не садимся в машину и Дилан заводит двигатель. В отличие от дома тут оказалось чертовски холодно.

– Пожалуйста, скажи, что у тебя есть подогрев сидений, – умоляю я, пока Дилан едет вниз по улице.

– У меня есть подогрев сидений, – коротко отвечает он, пристально глядя перед собой.