Читать онлайн Цвет вечности бесплатно

«Остановись, странник, кто бы ты ни был, и прости маленькое и большое, превышающее и наименьшее. Ты найдёшь, что вечность под Богом – ничто, в одно мгновение значимость великих вещей обрушивается и уничтожается.»

– Соломон Рысинский

1.Виверна

1

Я подняла глаза и взглянула на дорожный указатель «Ферма Драконий Камень». Под ним была стрелка, направленная в сторону нашего дома.

«Один километр».

Мы удалялись от него. Я, мой отец, Андрей и Кинельган.

Кинельган нёсся впереди, обгоняя всех. Шуршал листвой в зелёных кустах на обочине, радостно пищал и, кажется, по звуку расплёскивающейся воды, только что окунулся в небольшой брод, скрывающийся за деревьями, наполненный прошедшими в выходные обильными дождями.

Мгновенно он вынырнул из лесного массива и взмахнул белыми крыльями перед нами – капли грязи обдали мои голые ноги и короткие джинсовые шорты, а также светлые штаны Андрея и его обувь. Я почувствовала неловкость. Но Андрей лишь рассмеялся. Я тихо выдохнула, глядя на Кинельгана. Когда он в очередной раз вспорхнул, оторвавшись от земли, и играючи принялся летать вокруг нас, мне показалось, что я отчётливо разглядела на его мордочке озорную усмешку, если бы драконы и правда умели выражать подобные эмоции.

Мы отставали от отца примерно на десять шагов – он уже свернул с загородной автомагистрали на просёлочную дорогу, ведущую в Сады. Стоял почти полдень. Солнце настырно пекло нам в головы. Ещё метров сто и нас обдаст спасительной тенью, отбрасываемой крышами виднеющихся впереди домов. И, надеемся, живительной прохладой.

Наша ферма находится за городом. На юго-востоке страны. На Полесье. Всего в двадцати километрах от Гомеля. Летом здесь особенно красивая природа: густые чащи одеваются в зелень, река широкой лентой стелется к горизонту, отражая цвет лазурного неба, а спокойные воды озёр пленяют безмятежностью. В лесу – многообразие грибов. В водах – рыб. Часто можно увидеть лосей, выходящих из сосновых боров на трассу, и косуль. Иногда – рысей, но встреча с ними опасна. Нечасто можно столкнуться с драконом. Лесные драконы пугливы. Весной близлежащие поля засаживают рапсом, яркий солнечный цвет из года в год влечёт горожан, которые начинают съезжаться сюда для вылазок на природу. Уже летом на этих полях начинает подниматься кукуруза; на других – колоситься пшеница. Начиная с весны хозяева домов, расположенных у реки, принимаются сдавать их для приезжих. Иногда они посещают нашу усадьбу, чтобы посмотреть на драконов. В основном, иностранцы. Местных драконы не удивляют – в нашей стране они не популярнее других домашних питомцев: кошек или собак.

К западу от фермы простирается небольшой благоустроенный коттеджный посёлок Новая Жизнь. «Драконий камень» от него отделяется озером Червоным, часть которого принадлежит нашим владениям. И густой полосой осиновой, бесхозяйной рощи. Местные старожилы преклонного возраста ещё помнят: когда посёлка не было там и в помине, рощу высаживали сами жители Садов. Так Сады и получили своё название. Теперь эта территория разбита автомагистралью, и жители Новой Жизни полноправно уже давно считают рощу своей. Справа от Новой Жизни расположено окружное кладбище.

Мы движемся по главной асфальтированной дороге Садов, ведущей прямо к реке, выходим на пустырь, заросший травой и полевыми цветами, и сворачиваем вправо от берега, в хвойный лес. Нас обдаёт запахом ели, и Кинли радостно цепляется когтями за древесную кору и вскарабкивается по стволу вверх. И начинает прыгать с ветки на ветку, следуя за нами. Андрей пару раз оборачивается и фотографирует его на телефон. Затем просто фотографирует лес. Но не для того, чтобы не забыть в своих каменных городских джунглях, как он выглядит. А потому, что лес, и правда, по-настоящему красивый. Кинли начинает пищать в своей привычной манере – голосом, похожим на ультразвук, привлекая к себе внимание. Он перелетает на ель перед нами и чуть спускается по стволу, вися вниз головой, оказываясь на уровне плеч Андрея, глядя на него загадочным взглядом, провоцирующим на умиление и восхищение одновременно. Андрей тянется к нему рукой, чтобы погладить, но Кинли резко и широко раскрывает пасть и обдаёт ладонь Андрея горячим пламенем. А затем мгновенно вдыхает и заглатывает огонь внутрь себя.

Я холодею.

– Кинельган! – негодуя, восклицаю я.

Моему недовольству нет предела, и я стараюсь сделать голос довольно суровым, словно наказание Кинли – своеобразное извинение за его поведение.

– Сколько раз я тебе говорила не обжигать других людей?!

Кинли виновато поджимает маленькие уши.

– Всё нормально, – беззаботным тоном говорит Андрей, пытаясь всеми силами сделать вид, что ему не больно. Но всё же потирает подвергшуюся атаке руку. – Я почти не почувствовал. Это как затушить пальцами пламя свечи – очень быстро и не больно.

– Ты уверен? – переспрашиваю я, подходя ближе, касаясь его запястья. И осматриваю на ходу его руку. Наверное, впервые прикасаясь к нему с момента нашего знакомства. Я всё ещё чувствую смущение и стыд. Мне очень не хочется, чтобы он подумал, что я не такая уж и ответственная хозяйка дракона, к тому же из семьи разводчиков.

– Однажды он сильно обжёг меня. У меня даже остался маленький шрам на лопатке. После этого случая он просто балуется, но всё же…

Кинельган спрыгивает с дерева, разбегается и размеренно летит перед нами, делая плавный разворот и присаживаясь на правое плечо Андрея. И теперь мирно едет на нём верхом.

– Думаю, это извинение, – говорит Андрей.

Я улыбаюсь.

– Точно, он заигрывает с тобой.

Мы смеёмся.

На мгновение отец исчезает из виду, и когда мы выходим из-за поворота – видим его, идущего вдоль золотого поля. Слева от дороги, огибающей его, уже виднеется голубая вода озера через густую полосу хвои. Мы выходим из тени сосновых крон, и солнце слова опаляет нашу кожу. Оно поднялось на самый верх, повиснув над нашими головами. Кажется, наступил полдень.

Путь до места назначения был окончен.

Впереди нас расстилалась Виверна. Но все местные называют озеро Стариком. Когда-то оно было частью реки, протекающей неподалёку. Когда она изменила русло на новое, образовался этот бессточный водоём.

Мы проходим мимо компании, отдыхающей здесь в палатках. Из раскрытой двери их автомобиля играет негромкая музыка. Парни жарят мясо на огне, а скучающие загорающие девушки, лежащие на животах, провожают умилённым взглядом Кинли. Его белоснежный цвет часто привлекает внимание людей. Это очень редкий цвет для дракона. Андрей и я настигаем отца, оказавшись у следующего подступа к озеру. Пробираемся через кустарник и молодняк деревьев – здесь свободно. Для нас открывается красивый вид на переливающуюся под лучами солнца воду лазурно-голубого цвета. С другого берега Виверна затянута травой и отгорожена лесом.

В этом месте не очень удачный спуск – приходится осторожно соступать с крутого обрыва вниз. Андрей подаёт мне руку. Вот, мы уже дважды коснулись друг друга за полчаса. Я не ощущаю дискомфорта. Вода возле берега затянута полосой кувшинок, но перед нами расчищенный вход для купания.

Папа ставит плетёную сумку на песок и снимает футболку и штаны, раздеваясь до плавок для купания. Я в это время стелю покрывало. Раздаётся громкий всплеск воды. Это Кинли нырнул в воду в полёте. К нему, вскоре, присоединился отец. Я не спрашиваю его, холодная ли вода. Знаю, что она ледяная. Водоём стоячий и глубокий. Даже это палящее солнце не в силах его как следует прогреть, кроме как на поверхности.

Пока мы с Андреем снимаем одежду, чтобы тоже войти в речку, папа и Кинли начинают отплывать по направлению к кувшинкам. Мы пришли сюда не просто так – отец пришёл половить немного рыбы. Руками. Андрей, живущий в городе, не проводивший ни дня своего детства в деревне, явно не понимает, в чём дело. Я по-доброму улыбаюсь, глядя на его замешательство.

– В полдень, в самую жару, рыба прибивается к тени в водорослях и кустах. Прячется у корней. Если идти медленно и плавно, не спугнув её, можно схватить голыми руками.

Он хмурит брови, думая, что я шучу.

– Да ну. Это нереально!

Я смеюсь, но тихо. Стараясь не распугать папину рыбу.

– Просто немного подожди.

Когда мы подходим к воде, они с Кинли уже увязли в кувшинках в стороне. Кинельган, прижав уши и сощурив глаза, болтается, уцепившись когтями задних лап за свисающие к озёрной глади ветки плакучей ивы. Он сосредоточен как ястреб, готовый впиться в свою добычу, и наблюдает за отцом. Выражение его мордочки меня веселит.

Андрей первым подходит к озеру. Я смотрю на его силуэт со спины. Он выше меня на две головы. Его светлые волосы отдают лёгкой благородной рыжиной на солнце. У него развитые широкие плечи, и когда он оборачивается, я вижу его хорошо очерченный, рельефный пресс. Ловлю себя на мысли, что у него слишком красивое тело. И в целом он симпатичный. Миловидная внешность, однако, чуть грубоватый, мужественный подбородок. Хоть я и не занимаюсь спортом, кроме любительского плаванья летом в пресной воде, слава богу, могу тоже похвастаться подтянутой стройной фигурой. Иначе, я бы чувствовала себя сейчас рядом с ним довольно неловко.

Я знакома с ним не так давно. Мы видимся в четвёртый раз. У нас есть общий друг – Илья. Он часто рассказывал мне об Андрее, но познакомились мы только в конце июля, когда он приехал к Илье сюда, в Сады отмечать завершение сессии. В целом, всё, что я знаю о нём – это то, что он учится на юридическом, окончил второй курс и на три года старше меня. А ещё – он сразу понравился моей маме. Для начала мне было достаточно.

Мы медленно заходим в воду. Мягкий ил на дне обволакивает мои ступни, и я испытываю не самое приятное в мире ощущение от соприкосновения с ним кожей. Поэтому, подаюсь телом вперёд и бесстрашно окунаюсь в освежающую прохладу, отрывая ноги от дна. Оставляю позади себя полосу кувшинок, Андрея, и оказываюсь в нескольких метрах от него, на глубине. Вижу, как он не слишком торопится обдаваться и, улыбаясь, зову к себе.

– Здесь не так холодно, если не опускать ступни вниз – солнцем прогрет только верхний слой воды.

Наконец, Андрей окунается.

После купания, мы сидим на покрывале, в тени молодых ив, и я пытаюсь разделить пальцами мокрые пряди своих волос. Рядом со мной, на траве, плескаются несколько рыб, пойманных отцом, нанизанных через жабры на веточку лозы. Андрей только что перестал удивляться этому улову. Отец с Кинли плавают почти на середине озера. Кинли поочерёдно взлетает и, разгоняясь, прижимая крылья к телу, ныряет стрелой в Виверну. Затем выныривает и идёт на новый заход.

– Мы нашли его, когда он был ещё невылупившейся ящерицей, – сказала я, когда мы оба смотрели на незамысловатые профессиональные трюки, выполняемые Кинельганом. – Это было белое яйцо, чуть больше куриного, в чёрную точку. Что-то случилось с его матерью. Ну, знаешь… Скорее всего она погибла, как и многие. Из-за пропитания. Три года мы выхаживали его в инкубаторе, точно не зная, сохранилась ли под скорлупой жизнь. Но в один день яйцо треснуло, и мир увидел Кинли. Неуправляемое, вредное…

– И милое существо, – подхватил Андрей.

Я кивнула.

Лёгкий летний ветерок зашуршал в листьях деревьев позади нас, и я поёжилась, всё ещё покрытая холодными мурашками от долгого плавания. Тут же я заметила, как Андрей выпрямился, в ответ на мою дрожь и расправил плечи. Он приблизился, однако, не касаясь меня, но я на расстоянии ощутила тепло его тела.

– Как вы всё-таки их дрессируете? – спросил он. – Ну, то есть в теории я знаю… Это как знать, откуда берётся молоко, но никогда не доить корову, наверное. Странное, конечно, сравнение, но всё же…

Его взгляд был прикован ко мне. Я подняла глаза к его лицу и столкнулась с мягкими заинтересованными голубыми глазами. И как будто на секунду забыла вопрос.

– Мы не дрессируем их. Они ведь не собаки. Драконов приручают. Просто они должны поверить человеку. Вот и всё. Выстраивание доверия. Кому-то нужно больше времени, кому-то меньше. На самом деле они очень настроенные на человека животные. Я бы даже сказала, что они хотят быть приручёнными, но до последнего сопротивляются, словно выясняя, достойны ли люди стать их друзьями. И заметь, я не говорю, «хозяевами».

– А с Кинли что не так? – спросил он, подтрунивая.

Его широкая улыбка обнажила ряд ровных белых зубов.

– Кинли – отдельный случай, – ответила я, усмехнувшись, отведя взгляд, откинувшись чуть назад, оперевшись на вытянутые руки за спиной. Мой ярко-сиреневый купальник был по-прежнему мокрым, к животу от лифа стекали мелкие капли. – Мы не просто не смогли, а даже не рискнули его никому отдавать. Он не самый послушный дракон. Мы его породили, нам и нести эту ношу. Но остальные драконы у нас все нормальные. Честно. Просто поверь мне.

– Но мне нравится этот дракон с безуминкой.

Из воды вышел отец. Он зачесал назад чёрные волосы, и присел на корточки, склонившись над связкой с рыбой. Затем достав из кармана штанов, лежащих на покрывале, складной нож, подошёл к лозе и, обчистив новую ветку, нанизал улов на более прочное крепление. Немного обсохнув, мы стали собираться обратно. Спустя полчаса мы оказались у подножия фермы.

2.Драконий камень

Ответвляясь от широкой трассы, асфальтированная дорога к ферме вьётся через осиновый лес. По правую сторону, между стволами виднеется рукав Червоного озера, часть берегов которого входят во владения собственников Драконьего камня – семьи Ароновых – моих матери и отца. На обочине оборудована автомобильная парковка для посетителей, сегодня пустая.

Андрей подходит к своей машине и берёт рюкзак с вещами.

Проходя через ворота, мы входим на территорию и видим справа у гаража припаркованный чёрный автомобиль Андрея, и вишнёвую машину Ларисы. Слева – располагаются деревянные ограждения вольеров. Драконы пищат и усиленно машут крыльями, взбудораженные присутствием там моей матери и Ларисы – нашей помощницы, занимающейся уходом за животными. А ещё больше – обедом, которые они принесли в кастрюлях для раздачи. Кинли резко срывается с места и летит к ним. После вольеров простирается обширный асфальтированный пустырь, небольшой огородик, ягодные кустарники, полоса малины и ежевики и дорожка, ведущая к главному входу в дом.

Кроме Ларисы, на ферме подрабатывает её сын Богдан – сменяя на выходных мать, совмещая работу с учёбой в университете. И Снежана – повариха, которую мы приглашаем, когда приезжающие за своими новыми питомцами гости, в основном иностранцы, желают остаться на несколько дней, утомлённые от долгого пути. Наши двери всегда открыты для новых гостей.

Продвигаясь дальше от ворот, мы выходим к одноэтажному банкетному залу, отделанному белым деревом, с голубой черепицей, с летней террасой, окна которой выходят на небольшой оборудованный пляж с плетёными лежаками. Здесь мы проводим все праздники, когда собираем многочисленных родственников и друзей. Чуть дальше от него, у берега, причалив, колыхаются на воде два жёлтых катамарана, а рядом, в специально-отведённом ящике, лежат ярко-оранжевые спасательные жилеты, которые мы убедительно просим надевать постояльцев. Ещё дальше, за рестораном расположена просторная обособленная беседка, стоящая на воде, среди камышей, подсвечиваемая уютным жёлтым светом фонариков, и укомплектованная кваканьем лягушек по вечерам.

Не доходя до банкетного зала, мы сворачиваем налево и выходим на деревянный, выкрашенный в белый, мост, чуть меньше трёх метров длинной, плавно переводящий нас через небольшой «залив-бухту», впускающую воду прямо на нашу территорию. Остановившись на мгновение, и тронув перила, чуть поворачиваюсь – я вижу впереди просторную, необъятную водную гладь Червоного, оканчивающегося лесом вдалеке, а за ним – посёлком Новой жизнью, затерянным за лиственными кронами; позади же меня маленький голубой залив, за которым выстелен асфальтированный пустырь и драконьи вольеры.

Продолжив путь, мы покидаем мост. Там, на другой стороне – дорога ведёт нас к заднему входу в дом, расположенному перед деревянной белоснежной пристанью, смотрящему на тот же лес, за которым виднеются крыши особняков Новой жизни. Наша усадьба возвышается над озером в два этажа. Фасад отделан в едином стиле со всеми остальными постройками на ферме – белым деревом. Из многочисленных окон просторного дома струится цвет таких же белых занавесок. Пристань перед усадьбой оборудована двумя навесами со столиками и лежаками, высаженными в горшки туями и лестницей, позволяющей спуститься в воду, сразу на глубину, как в бассейн.

Я поднимаюсь по ступенькам вслед за отцом, и приглашаю Андрея, со словами, что он может чувствовать себя здесь, как дома. Он кивает и совершенно не смущается. От него веет простотой и уверенностью.

Разувшись в пороге, проходим внутрь. У нас есть почти полдня, чтобы принять душ, после купания в озере, переодеться, избавившись от мокрого облачения и не спеша провести время на ферме до прибытия друзей. Папа сразу сворачивает на кухню, и я слышу звук открывающегося крана. И плеск воды. В мойке он обмывает свежепойманную рыбу.

Моя комната находится на втором этаже, в левом крыле дома. А комната, которую мы выделили Андрею – в правом. В неё мы по обыкновению селим гостей. Родители всегда рады моим друзьям. Старым и новым. Поднявшись по лестнице, провожаю его, показывая нужную дверь. Сообщаю, что внутри есть всё необходимое. Затем иду к себе, оставляя его ненадолго.

Ступив на прикроватный ковёр, снимаю футболку и стягиваю с бёдер шорты. А затем избавляюсь от влажного купальника, полностью обнажаясь. И иду в душ, открывая дверь в обособленную ванную. После облачаюсь в сухое бикини, и подбираю коралловое лёгкое платье с оборками у выреза на груди, с длиной юбки – выше колена. Провожу расчёской по блестящим прямым волосам, коротким, едва достающим до лопаток, цвета тёмного шоколада, раскидывая их по плечам. Закончив собираться, выхожу в коридор. В планах – показать Андрею драконов; после кормёжки они все, даже Армистис и Дестини, недавно приручённые, ведут себя наиболее спокойно, а Андрей обещал мне рассказать об университете, в который этим летом я поступила на первый курс, в котором мы оба теперь будем учиться на одном факультете. На полпути из окна вижу: в очаге для костра, оборудованном рядом с террасой банкетного зала, папа пытается разжечь огонь, а Кинли, вертясь вокруг, тушит его, затягивая пламя в себя. После нескольких попыток папа всё же прогоняет его и ставит на костёр казан с водой для приготовления ухи. А Кинли замечает на ступеньках террасы кошку Корицу, забредающую сюда от соседей из крайнего дома Новой жизни, и начинает гоняться за ней по всему пляжу.

***

После того, как дневная жара спала, и ферма погрузилась в вечернюю прохладу, хлопнула дверца знакомого белого седана, и щёлкнул запирающий замок. К маме Вероники подошла моя, встречая у ворот, и они начали приветливо болтать – Ароновы и Смольские давно дружат семьями с того самого момента, как мы с Вероникой вместе пошли в первый класс.

Мы же с Андреем встречали наших общих друзей: его лучшего друга Илью Сапего, и моих одноклассников – Клима и Соню Лазарей, и Веронику Смольскую. Её мама любезно заехала из Новой жизни за ребятами в Сады, чтобы доставить всех сюда. И, кажется, собиралась ненадолго остаться на чай – моей дружелюбной маме было довольно сложно отказать.

Вероника была крашенной платиновой блондинкой с волосами до талии и могла похвастаться эффектной выразительной внешностью: подтянутая фигура и рост почти метр восемьдесят. Соня выглядела более простой – миловидная девушка с мягкими веснушками и золотисто-рыжими прядями, как, впрочем, и у её брата Клима. Они были двойняшками. Только Клим был выше и худощавее. Соня в этом году поступила в технический университет, а Клим – на исторический факультет, на кафедру мифологии. Он всегда интересовался историей. Илья Сапего был соседом Лазарей, они все жили в Садах, оттуда мы с ним и знакомы. Он высокий накачанный парень с чёрной шевелюрой и аккуратной выстриженной бородой. В семнадцать то лет.

Нас всех ещё в детстве объединили поездки в школы, в которые мы каждый день добирались в Гомель. Родители по очереди всегда завозили нас, собирая утром. А вечером мы добирались на автобусе, который впрочем курсировал в город довольно часто. Мы не единственные из этих мест, кто учился в городских школах. Ни в Садах, ни в Новой жизни школы не было. Самые ближние, до которых можно дойти пешком – в деревне Беседь. Но родители посчитали, что образование в Городе будет лучше.

Сегодня мы праздновали наше благополучное поступление в университеты. В следующем учебном году мы все будем уже порознь. Это было печально и в то же время волнительно – начинался новый этап в наших жизнях. Впереди нас ждало волнительное будущее.

Пройдя через ворота, мы двигались к террасе. Вероника и я выбились вперёд. Нас догоняла Соня. Парни медленно тащились позади, неся пакеты.

Наш недолгий путь привёл к банкетному залу. На террасе уже была расставлена посуда и лежали столовые приборы. А также в мангале томились угли, которые Кинли не пытался потушить – его не было в поле зрения, и я не предполагала, где он может быть. Через пару минут, пока мы разгружали пакеты, доставая замаринованный сырой шашлык, чипсы, закуски, овощи, воду и соки, он вылетел из леса, держа в зубах придушенную песчаную мышь, которых уже почти не водилось в дикой природе. Я удивилась, потом поморщилась и подумала, что это не тот дракон, которого стоило бы приручать. Этот бы не умер в лесу от голода. Слишком хитрый и проворный. Он в принципе, каким-то образом, в какой-то части своего характера всё равно остался диким и уже не поменяется. Я вдруг подумала о том, что уже с сентября переезжаю в Гомель, в квартиру, которую приобрели родители к моему восемнадцатилетию рядом с университетом, который расположен в отдалённом конце города, оставляя Кинли здесь. Конечно, я буду возвращаться каждые выходные. Но пока что не вижу, как Кинли оставался бы один в четырёх стенах, пока я буду на учёбе, привыкший жить на воле. Он будет слишком скучать и выть соседям.

Увидев моих друзей, он выронил свою добычу из пасти, кажется, уже не собираясь её зажаривать драконьим огнём и есть. Вместо этого запищал, начав шнырять между всеми нами, радуясь обилию людей и выпрашивая поглаживания. А ещё – намеревался залезть в пакеты, чтобы добыть что-то вкусненькое.

Папа вынес из дома ноутбук, про который я совсем забыла, и открыл крышку – с припева заиграла песня, возобновлённая после паузы, «Небо поможет нам»2. Он поздоровался с ребятами и пошутил над мамой и Маргаритой Смольской, давая понять, что им пора оставить нас в покое. У обеих руки были уже по локоть в шашлычном маринаде. Они помогали нам, дополняя заправку свежими кольцами лука и выкладывая мясо на решётку.

– Пойдёмте, я налью вам по бокальчику чего-нибудь интересного, – произнёс он, приобнимая их за плечи и медленно начав уводить обеих от террасы.

– Я бы с радостью, но я за рулём, Лев, – ответила Маргарита.

Они втроём удалялись от нас. Их голоса становились всё более тихими.

– Здесь ночью идти через лес от силы минут двадцать. Если не боишься леших3, конечно. Мы с Анжелой тебя проведём.

– Только если ты боишься за безопасность этих леших, тогда можешь и провести меня…

Их смех затерялся уже где-то на мостике, ведущему к дому.

Ещё до того, как они скрылись за дверью заднего входа, Илья уже разлил немного кваса по нашим стаканам. Только он имел совсем не запах кваса. Плотная пена напитков шипела. Мы все сделали по несколько глотков, когда убедились, что родители исчезли из поля зрения.

Парни поставили решётку с мясом на мангал. На улице начинали сгущаться сумерки. Жаркое солнце село, опустившись словно в озёрную гладь воды и потухнув в ней. Повеяло долгожданной прохладой. Я двинулась к выключателю и зажгла фонари, рассеивая сгустившийся вечер.

Подняв голову вверх, увидела уже появившийся на небе, светлый диск почти полной, восходящей луны. На несколько секунд я задержала на ней взгляд… Затем сознательно отвела его в сторону.

Пока родители общались в доме, мы пожарили мясо. Прежде, чем сесть за стол, я отнесла тарелку шашлыков в дом для них.

Когда вернулась, на террасе громко играла музыка. Мы весело общались и поедали ужин, стараясь не перебарщивать с алкоголем. Кинли выпрашивал у нас мясо, и никто не мог ему отказать, кроме меня, на которую его драконья актёрская игра с несчастным жалобным видом давно не действовала. Парни уже несколько раз уходили за банкетный зал, откуда сразу же начинал стелиться тонкий запах табачного дыма. И сейчас они снова отправились туда. Вероника, воспользовавшись паузой, спросила шёпотом у меня:

– Ну и что это значит? Вы теперь встречаетесь?

Она имела в виду Андрея.

– Ты пригласила его домой, словно он твой парень.

– Ещё нет, – ответила тихо я, непринуждённо пожав плечами. – Пока что мы дружим. Не хочу торопить события.

– Он отличный парень, – заметила Соня.

– Знаю, – шепнула я.

Вероника взмахнула рукой и откинула лёгким движением свои длинные платиновые волосы назад.

– Давай быстрее думай или я его заберу.

Я закатила глаза.

Мы втроём дружно рассмеялись.

Возможно, шутка Вероники была шуткой лишь наполовину. Потому что Андрей был как раз в её вкусе. Почти. Старше на несколько лет, симпатичный и обеспеченный. Фамилия его семьи – Тур – была небезызвестной в Гомеле. Однако, он был слишком простым по характеру. Обычным. И я не была уверена, что это именно то, что ищет Вероника.

– Разберись хотя бы с теми, которые у тебя уже есть, прежде, чем похищать парней у подруг, – ответила я ей без зла, по-дружески подтрунивая. Соня рассмеялась, отвлёкшись на секунду от экрана смартфона. – Помнится, у тебя был там какой-то постоянный объект влюблённости, лет на сто тебя старше.

Вероника едко прыснула.

– Ему всего что-то около тридцати. И он, между прочим, пропал бесследно и не появляется здесь уже три месяца. В конце концов, он пропустил мой выпускной. Поэтому – с ним навсегда покончено.

Мы с Соней захохотали.

– Подожди, вот он вернётся, зачарует тебя, и ты не вспомнишь, за что злилась на него до этого.

Парни вернулись к столу, и мы оборвали наш разговор.

Вместо этого все пошли плавать. Сделали музыку громче. Из динамиков кричала ритмичная композиция «Стань4». В этом был плюс того, что ферма находится среди леса особняком, и мы не мешаем никаким соседям шумом.

Парни быстро разделись и попрыгали с разбега в воду. Мы с девочками, сбросив одежду, двинулись за ними.

Из-за опустившегося на землю вечера, и остывшей после жаркого душного дня земли, вода в озере казалась на удивление тёплой. И из неё не хотелось выходить. Мы с девочками старались плавать осторожно, не настигая глубины, а парни бездумно ныряли, дурачась, обрызгивая нас водой. Это всё было весело. Немного замёрзнув, мы с Соней вышли на берег. За нами подтянулись Вероника и парни. Я раздала всем полотенца, и мы пытались согреться и немного обсохнуть.

Затем Илья уговорил Веронику покататься на катамаране, и мы с Андреем последовали их примеру, оставив Лазарей ненадолго на берегу одних.

Я не знаю, сколько было времени, но всё вокруг говорило о том, что наступила ночь. Небо было ясным – за городом особенно хорошо видны звёзды. Подняв голову вверх, Андрей испустил изумлённый вздох. Я улыбнулась; я точно знаю, что в городе, там, где мерцает свет многочисленных фонарей – такого не найдёшь.

Усадьба за нашими спинами возвышается над озером белой скалой. И всё больше удаляется от нас. За всё время, пока мы здесь, родители, ни мои, ни мама Вероники не пришли проверить, что мы делаем. По сути – мы уже взрослые и они сами, как и мы не хотят влипать в неловкие ситуации. Я бы усмехнулась, если бы меня, которой меньше чем через неделю будет восемнадцать, отчитали бы за несколько бокалов лёгкого алкоголя. Лес впереди нас чёрный, но там, над кронами осин – свет Новой жизни. Вокруг нас – шаткая тишина, разбиваемая кваканьем лягушек и трескотом кузнечиков. А также звуком скрипучего вращения педалей катамарана. Издалека доносятся приглушенные голоса Ильи и Вероники, и их смех. Они кружатся в озере как-то слишком быстро, и мне это кажется даже не совсем безопасным, но Илья хорошо умеет плавать, и я за них не волнуюсь в случае чего. Звуки, доносящиеся с их стороны, не разрушают ночную безмятежную атмосферу. Мы разворачиваем катамаран, управляя железным рулём-палкой, и замираем, престав крутить педали. У меня чуть сводит ноги от усталости, и мы даём себе возможность отдохнуть. Мы смотрим на усадьбу и свет фонарей справа на террасе. Гладь озера освещает луна, круглая и яркая, почти набравшая свою силу. Казалось, что она слепит нас.

– Знаешь, у тебя очень красивый дом, – произносит размеренно Андрей. – Душевное место. И удивительная семья. Твои родители – не похожи на моих. Такие гостеприимные.

– Вы не очень хорошо общаетесь? – спрашиваю я, повернувшись к нему, только через секунду подумав о возможной бестактности вопроса.

Но он не смущается, а просто кивает. Его пшеничного цвета волосы развевает лёгкий ветер.

– Да, мы в принципе почти этого не делаем.

Он нахмурился и отвёл взгляд. Как будто подумал, стоило ли это говорить. А затем будто набрался смелости и выдохнул:

– Здесь и рядом с тобой, я почувствовал себя впервые за долгое время просто живым и счастливым. И всё вокруг как будто кажется очень значимым.

Улыбка пропадает с моего лица, и я смотрю серьёзным, даже чуть испуганным взглядом. Он был таким искренним со мной в этот момент, как никто. Как будто он доверился мне, хотя я не давала ему поводов. И я не знала, что делать с обрушившейся на меня невидимой ответственностью. Однако, я не хотела отталкиваться его. Мне было приятно, что он это произнёс. Мне нравились люди, которые могли сказать правду о том, что чувствуют и думают, даже если это будет не совсем уместным или будет звучать глупо. Которые произносили правду без страха, что в другом человеке твои мысли не откликнутся, или что он осудит тебя.

И я его не осуждала. Мы снова смотрели друг другу в глаза, и он коснулся ладонью моей ладони. И я почувствовала его холодные пальцы на своей коже. Я сидела в мокром платье, а он – в мокрой распахнутой рубашке и шортах. Мы замерли посреди ночи, посреди тёмного озера, под мерцанием звёзд, под луной.

Дул лёгкий ветерок. Было прохладно. И я больше не слышала голосов друзей и кваканья лягушек. Весь мир замер. И затем, всё ещё глядя мне в глаза, Андрей потянулся к моему лицу. Я знала, что он собирается меня поцеловать. И задержав дыхание, совершенно избавившись от всех мыслей, я вдруг ненамеренно всё испортила: сама не зная почему, следуя какому-то неясному порыву, отклонилась вбок, не давая себя настигнуть. И неожиданно меня повело вниз – сила тяжести резко сместилась, заставив поверхность подо мной пошатнуться.

Раздался плеск. Из чёрной воды хлынули брызги, и гладь озера зарябила волнами. Катамаран качался на них. Оказавшись за бортом, я вынырнула в нескольких метрах от нашего судна – и увидела, что Андрей уже нырнул вслед за мной.

– Ты в порядке? – раздался его испуганный голос. – Ава! Всё хорошо?!

И тут я рассмеялась. Почему я не дала ему себя поцеловать? Я не знала, что это было. Но почему-то ситуация развеселила меня. Это вышло странно и, в какой-то степени, забавно.

Он подплыл ко мне испуганный и, увидев, что всё хорошо, сказал, держа одной рукой меня за локоть, лишая меня любой возможности опуститься на дно:

– Дурочка! Хуже Кинли, честное слово!

Я продолжала хихикать.

– Давай, плыви и залазь обратно, – сказал он.

– Не хочу, – ответила я, смеясь.

– Чёрт, нужно же предупреждать заранее о том, что ты сумасшедшая.

В этот момент чувствовалось, что он взрослее меня. Андрей пытался сохранять трезвый рассудок и словно предупредить что-то плохое, что могло случайно произойти, ведь мы оба были нетрезвыми, посреди озера, ночью.

Мы подплыли к катамарану, он пытался подсадить меня, но я оторвалась от борта и поплыла вокруг него, не обращая внимания на глубину. И Андрей расслабился, видя, что я хорошо держусь на воде. Всё-таки выросла у озера и с детства плаваю каждый день в тёплое время года.

И Андрей тоже оторвался от катамарана и поплыл за мной. Мы были в одежде: я даже в босоножках. Мне захотелось чуть подурачиться, и поэтому я, смеясь, начала спрашивать, не боится ли он русалок. Потому что ходят слухи, что здесь они водятся, и лучше ему забраться наверх. Ведь, в конце концов, сейчас Русальная неделя5. На самом деле я не знала, когда она. Но что-то подсказывало мне, что где-то в начале лета. А уже был конец августа.

– Какие русалки? – переспросил Андрей. – У вас тут русалки есть? Я, конечно, из Гомеля, но не с другой же планеты.

Я продолжала улыбаться. Мне нужно было как-то отвлечь его от того, что я натворила с этим несостоявшимся неловким поцелуем.

Но мой смех оборвался голосом мамы – я услышала её крик, доносящийся с берега. Она заметила нас, плавающих в тёмной воде, и хотела, чтобы мы вернулись назад.

– Всё нормально! – дала знать я. – Мы в порядке! Сейчас вернёмся!…

Ясно, что она могла заволноваться.

Но когда мы подплывали к берегу, у неё было не на шутку обеспокоенное лицо. Когда я ступила мокрыми босоножками на песок, мне стало не по себе от застывшего выражения тревоги в её глазах. И я поёжилась, даже чувствуя себя виноватой за только что не казавшееся мне безрассудным поведение на воде. Угнетал и тот факт, что даже музыка стоит на паузе.

Неужели они так растревожились?

Нет.

Она сказала, что им только что сообщили плохую весть.

– Глеб Скорина умер, – произнесла она. – Сегодня. Полчаса назад.

На половине вдоха моё дыхание застыло.

Это был папин лучший друг. Друг детства. Они до сих пор поддерживали близкое общение, но в последние полгода не виделись – тот был слишком ослаблен болезнью, которая уже несколько лет мучила его.

Мне стало очень грустно. Прекрасный, беззаботный и тёплый вечер резко потух. Я перевела взгляд на папу у крыльца дома, возле пристани, и быстрым шагом направилась к нему, через мост, желая крепко обнять. Он сомкнул руки на моих плечах, у меня из глаз невольно хлынули слёзы. Отец легко, утешающе, похлопал меня по спине несколько раз. Затем мы выпустили друг друга из объятий.

– Когда мы поедем туда? – спросила я.

Семейство Скорин жило в пригороде Минска.

– Тина, мы уезжаем сегодня. Прямо сейчас. Утром будем в Минске, – сказал он. – Но тебе придётся остаться.

Конечно, подумала я, вспомнив о покупателях… Как не вовремя.

Завтра днём должны будут приехать покупатели из Италии за Мидори – нашим взрослым травяным драконом.

– Хорошо, – кивнула я.

– Мне жаль, что ты не сможешь поехать.

Я кивнула ещё раз. Для родителей было важнее проститься с их другом, чем для меня. Я всё понимала.

– Все документы оформлены, – сказал папа. – Паспорт, разрешения на вывоз, прививки, заключение от пожарной безопасности. Просто их отдашь. Подпишешь договор. Деньги они переведут на счёт. Расскажешь об уходе – ты всё о нём знаешь. Снежана будет здесь, приготовит меню. Они приедут после обеда и задержатся на день.

– Хорошо, папа.

– Развлеки их, Тина.

– Мы тебе поможем, – сказал Клим, стоящий рядом, опуская руку на моё плечо.

После этого родители начинают в спешке собираться. Папа идёт выгонять машину из гаража.

После их поспешного отъезда вместе с Маргаритой вечеринку уже не очень хотелось продолжать. Она стремительно подошла к концу. Ни у кого уже не было настроения, из динамиков доносилась тихая медленная музыка. Илья, Вероника и Соня сидели за столом и без особого энтузиазма листали ленту социальных сетей в телефонах. Клим и Андрей помогали мне убраться и занести остатки еды в дом.

Все ребята оставались на ночь, плавно переместившись на кухню. Они допивали алкоголь, доедали еду и готовились ложиться спать. На террасе всё уже было убрано, и я в одиночестве проверяла, всё ли прибрано. Затем выключила фонарь. Тьма рассеивалась светом полной луны. И белым экраном моего ноутбука. Ко мне сзади подошёл Андрей, который ещё пару минут назад бродил у драконьих вольеров.

– Кто такая Тина? – спросил он у меня тихо.

Я повернулась к нему и вопросительно посмотрела.

– Отец назвал тебя Тиной. Почему?

Его силуэт был хорошо виден в ночи, несмотря на выключенный свет.

– Моё полное имя – Алевтина. Ты не знал?

Он покачал головой.

– Все зовут меня Ава. Но папе нравится Тина.

– Красиво.

Он потянулся, чтобы закрыть крышку ноутбука и помочь мне донести его до дома. Но я остановила его, тронув за руку. Мы оказались слишком близко друг к другу.

– Кажется, Кинли уснул на моей подушке, – шепнул Андрей, не ровным тоном, словно смутившись. Я ощущала его дыхание на своей щеке. – По крайней мере, он был там, когда я поднимался в комнату.

– Он это любит.

Андрей улыбнулся.

Никого рядом уже не было. Только Клим докуривал сигарету, стоя на мосту.

Я чуть отстранилась, открыла проигрыватель и начала переключать композиции. И остановилась на «Мой рок-н-рол».6

– Пойдём. Кое-что покажу.

Я потянула Андрея за запястье и повела за банкетный зал, огибая его дугой слева. Мы шли к озеру, к тёмной беседке, нависшей над водой.

– О, я уже видел это место сегодня днём, – произнёс воодушевлённо он.

– Но не ночью.

Я зашла фонари. Ими был украшен маленький мостик между камышами – вход в беседку, и сама конструкция.

– Вы сами это придумывали? – спросил Андрей.

Мы прошли по мостику, слыша стук своих шагов о дерево. Теперь он оглядывался внутри.

– Да. Всё придумано родителями и сделано с душой.

Андрей опёрся спиной о перила – за его плечами замерло озеро. А я подошла, повернувшись к нему лицом. Встав чересчур близко.

– Прости, – сказала я.  – Я зря это сделала.

– Ты о чём? – переспросил Андрей, делая вид, что не понимает.

– Зря отпрянула. Там, на озере. Иногда, я как Кинли. Люблю подурачиться.

Он весело усмехнулся.

– Значит, он весь в хозяйку?

– Видимо, да. Питомцы ведь часто похожи на своих людей.

Я приблизилась к нему ещё больше и почувствовала, как он положил ладонь на мою спину, и чуть потянул на себя. Встав на цыпочки, я подалась вперёд. И в тот момент, когда наши лица нашли друг друга, а губы соприкоснулись, я всё и почувствовала. А именно – ничего. Неожиданное ничего. Безразличие. Звенящую пустоту.

Но оторвавшись от него, я заглянула ему в глаза и улыбнулась в ответ. Я не собиралась отталкивать его только потому, что пока что у меня нет бабочек в животе. Я не хотела принимать поспешных решений и собиралась дать возможность ситуации развиваться так, как распорядиться судьба.

– Если Кинли будет тебе мешать – не вздумай сгонять его с подушки. Он ещё и кусается, – предупредила я.

Мы двинулись по мостику из беседки, погасили свет. Я не стала проверять, потушены ли угли в мангале, потому что наш участок был полон драконов, обожающих похищать огонь. Мы забрали ноутбук и направились к дому. Все уже рассредоточились по комнатам. Мы собиралась спать с девочками в моей. Прощаясь с Андреем, я поцеловала его в щёку. Оставив своего друга, отправилась к себе.

3.Легенды Полесья

Меня разбудил тонкий, жалобный писк Кинельгана – я открыла глаза и увидела свою комнату, окутанную мягким утренним светом. Из широкого окна напротив двери струились первые солнечные лучи, чуть приглушаемые невесомой белоснежной занавеской, падающие на подушки и светлую накидку подвесного кресла и на бежево-розовую штукатурку стен.

Поднимаюсь на локти и вижу Кинли: подталкивая носом, он неустанно шаркает по полу, устланному рисунками, обложкой моего альбома, несколько минут назад сброшенным со стола, пытаясь меня разбудить.

Я выставляю угрожающе палец вперёд, и Кинли замирает. Он смотрит на меня одновременно озорными и виноватыми глазами. На миг мне начинает казаться, что если бы мы оставили его крошечным белым яйцом в лесу – моя жизнь была бы проще. Но вдруг он взмахивает крыльями и приземляется ко мне на живот. Сворачивается, как кошка, клубком и зарывает нос в собственные крылья. Он тёплый, нежный и просто хочет внимания. И я быстро забываю обо всех его недостатках.

Погладив его, бережно перекладываю на подушку, встаю с кровати и начинаю собирать рисунки. Захлопнув альбом, прячу его в верхний ящик стола. Затем миную дверь в обособленную ванную и выхожу на просторную террасу, объединённую для нескольких соседних комнат, опираюсь на перила и смотрю вдаль – по лазурной озёрной глади воды стелется бархатная пелена тумана. Моего правого плеча вдруг касаются когти – Кинли выпорхнул из комнаты и удобно расположился на мне, словно притворяясь попугаем. Переведя взгляд вниз, вижу на пристани на шезлонге Клима, неторопливо и с удовольствием потягивающего утреннюю чашку кофе и Соню, замершую в купальнике, на блестящей лестнице, не решающуюся опуститься в воду. Заметив меня, она машет.

– Все уехали, – кричит она.

Часы показывали девять утра – я спускаюсь вниз и включаю кофеварку. Бездумно листаю ленту инстаграма7 и проверяю мессенджеры – родители пока ничего не писали. Когда кухня заполняется бодрящим кофейным ароматом – делаю глоток латте без сахара и выхожу через задний ход на пристань. Лазари сообщают мне, что Андрей и Илья уехали к нему домой в Сады, захватив с собой Веронику и переправив её в Новую Жизнь. Все трое обещали вернуться после обеда, ближе к вечеру. Я киваю и спрашиваю, нужно ли что-то ребятам. Лазари пожимают плечами и отрицательно качают головами: в Драконьем Камне, в этом месте, они ощущают себя ровно как в собственном доме – я вижу этому справедливое подтверждение в виде свежеприготовленных тонких блинчиков с творогом на блюде, стоящем на шезлонге Клима. С замершим на плече Кинли, ожидающим угощения, я беру два блинчика – для него и для себя, и с полными блинов и кофе руками иду к вольерам. Обойдя дом, издалека вижу силуэт Богдана, как всегда приехавшего в выходной день рано утром, вместо своей матери Ларисы, кормящего драконов.

Я подхожу ближе, дожёвывая блин, касаюсь пальцами первого ограждения, выстроенного из широких дубовых досок, и здороваюсь с Богданом. Парень двадцати лет, высокий, чуть сутулый, с серёжкой-кольцом в носу, растрёпанными соломенными волосами и растянутой рабочей майке с парой пропалённых дырок от драконьего огня приветливо широко улыбается мне. Он замер внутри вольера Армистис и осторожно гладит его по холке, стараясь не делать резких движений.

Армистис – серый листокрылый дракон, мальчик, ростом не больше тощего лабрадора. Он начал прилетать на нашу ферму примерно месяц назад, и, как сказал папа, забрёл к нам издалека, что бывает довольно редко, ведь у драконов плохо развиты механизмы миграции – такого перламутрового тёмно-серого окраса по обыкновению не водится в наших лесах. Всю прошлую неделю он даже беспрерывно жил в Драконьем Камне, не улетая обратно в чащу. Но на этой – всё-таки покидал нас уже два раза. Сейчас Богдан изо всех сил старается его не спугнуть настойчивостью. А также – не разозлить своей услужливостью. Лесной, ещё не приручённый дракон, с лёгкостью оставит на вашей одежде пару дырок, если вывести его из равновесия. Поэтому с ними нельзя быть ни безразличными, ни назойливыми. Но, в основном, ещё не приручённые лесные драконы пугливы. Он редко позволит себе оказаться замеченным человеком среди леса.

Не мешая им, я покидаю Армистис и иду дальше, к Меланж – девочке рапсово-жёлтого цвета. Дракону той же породы, одной из двух, которым удалось выжить и сохранить свои популяции. И единственной, которую можно приручить. Classic Europae ales iris ignis-spirans draco – или Классический Европейский крылатый радужный огнедышащий дракон, но у нас и во всем мире их просто называют белорусским лесным драконом, потому что практически единственный ореол их распространения остался здесь. Они бывают обыкновенными, как Армистис и Меланж, или карликовыми, как Кинли. Приставка «радужный» означает многообразие окрасов, которые передаются по наследству от родителей потомству.

Вторая порода выживших – это фоки. Orientalium ales Lacus Draco-fok8. Фоки – речные или озёрные драконы, больше похожи на тюленей и живут на воде, сторонясь человеческого общества, и расселяются небольшими обособленными семьями на водоёмах. Питаются преимущественно рыбой и не извергают пламени. Истории известны и другие виды этих существ, которые, кстати, не все были дружелюбны.

Виверны и накеры, например, обитали на Земле в Мезозойскую эру – их останки учёные находили вместе со скелетами динозавров. Виверны имели репутацию хищных огнедышащих птиц – с разветвлёнными крыльями, покрытыми чешуёй и когтями. Накеры больше походили на гигантских червей, обтянутых змеиной чешуёй, извергающих испепеляющее вулканическое пламя.

Ледяные драконы появились чуть позже и имели уже меньшие размеры – в Кайнозойскую эру – наряду с земляными, классическими и речными. Одновременно с человеком. Они извергали голубой огонь – синее, не обжигающее пламя. Были миролюбивыми и являлись источником пропитания для людей и особо ценной кожи: прочной, но мягкой, что при отсутствии должных защитных огненных механизмов, значительно сократило их популяцию и привело к вымиранию. В свою очередь классические и земляные драконы представляли определённую угрозу – вели себя достаточно агрессивно, собираясь стаями, сжигая и уничтожая целые поселения.

Крылья земляного не позволяли ему летать, что сделало их более уязвимыми перед людьми, что привело их к гибели как вида. Классический крылатый дракон также был объектом охоты, но также и достойным противником, однако был уничтожен во всём мире после изобретения порохового оружия. Исключением стали лишь территории, на которых расположено современное Полесье. Издревле, на этих землях, в этих лесах, научились ладить с драконами: люди умели дружить с ними и приручать их. Открыв склонности драконов к тушению пожаров, их начали использовать в хозяйстве, сперва, пряча их от остального мира, а затем – отстаивая этих существ и их право на жизнь перед всеми.

Фоки же не были опасны для людей, которые, в общем-то, в древности и не считались драконами – современные учёные отнесли этот вид к семейству Dracones по морфологическим особенностям и признакам. Ореол их распространения простирается на равнинах восточной Европы и Азии. Мифологии различных народов содержат в себе предания и о других видах драконов. Иногда даже разумных, обладающих магией и различными способностями. В наших окрестностях, например, существуют поверья о цмоках и хутах. Но эти сведения не имеют научного подкрепления.

Поднимая небольшую металлическую тарелку со свежей порезанной на куски крольчатиной, приправленной столовым хреном, укропом, солью и перцем, я прохожу мимо Розамары – девочки цвета марсалы и Варсонга – пыльно-голубого мальчика. Миную Стардасту, активно уплетающую завтрак, поданный чуть ранее Богданом – аметистовую девочку, затем недавно поселившуюся у нас платиновую Дэстини. Рядом с ней расположен вольер живущего уже почти три года Дэсмонта – полуночно-синего дракона с черными крыльями. Он всё ещё ждёт своё мясо. Оставляя исполнение его желания на Богдана, иду дальше, и, наконец, настигаю Мидори – карликовую девочку травяного оттенка с мягким и нежным характером, которая вот-вот уедет жить в другое, далёкое отсюда место. Мне становится грустно, когда я её вижу.

Она пищит, встречая меня. Я не знаю, чему на самом деле она радуется – мне или еде. Подлетая и аккуратно схватившись пастью за борт тарелки, вынимая её из моих рук, Мидори ставит свою миску на землю и поджаривает еду – мясо мгновенно покрывается хрустящей горелой корочкой, и когда Мидори впивается в него зубами, из него вытекает горячий сок.

Драконы питаются в основном человеческой пищей – они с удовольствием съедят горячий борщ из свежего бурака, сваренный на кости, запечённую на огне картошку и даже жирные драники или любое мясо, которые они, кстати, очень любят поджаривать сами. Они обожают острое в маринадах и приправах – хрен, аджику, перец, горчицу, перьевой и репчатый лук, чеснок и карри. Откажутся от ледяного холодца и селёдки – рыба больше по вкусу фокам, зато накинуться на налистники9 и клубничное варенье. Но самое любимое блюдо у драконов – это яичница. Именно благодаря глазунье когда-то началась дружба дракона и человека на белорусских землях.

Быстро сметая питательный завтрак с тарелки, Мидори отрыгивает огонь, проглатывает его, затягивая в себя и вылетает из вольера – приходит потереться о мои ноги в знак благодарности.

Совсем скоро её больше не будет с нами, на нашей ферме, и я, правда, буду очень по ней скучать. Она жила с нами три года. Мне было пятнадцать, когда она появились здесь. Я долго глажу её, но когда слышу звонок, доносящийся от ворот – нехотя оставляю её и иду встречать Алёну – сегодня она будет готовить ужин для наших покупателей, которые, вот-вот, приедут после полудня.

Моя семья занимается этим достаточно давно. Бизнес разводчиков появился на Беларуси как результат государственной программы по спасению и сохранению популяции драконов, когда из-за сокращения численности полевых грызунов, уток и диких птиц в лесничествах, уже существующий мор драконов начал принимать массовый характер.

Проблема голода драконов всегда стояла на Полесье острым ребром – подкармливающие и приручающие драконов добродушные белорусы невольно создавали благоприятные условия для их размножения и более плотного расселения в наших лесах. В дальнейшем, из-за отсутствия возможности домашних хозяйств сельской местности принять и прокормить двух, а то и трёх драконов, численность которых всё увеличивалась, которые забредали в сёла и приживались в домах – государство начало централизованную подкормку этих животных в лесничествах и создающихся охранных заповедниках. Но, когда эти действия уже перестали давать нужные результаты и обеспокоенные учёные забили тревогу, государство приняло меры – стало выдавать разрешения на продажу и вывоз приручённых животных с территории страны с целью поиска для них нового крова и пропитания, расселения вида за пределами страны, ведь лесные драконы не склонны к самостоятельной миграции.

Вообще это довольно прибыльно дело. Мой отец – Лев Аронов – начал заниматься разведением ещё в молодости, ещё до знакомства с моей матерью. Драконами часто интересуются состоятельные покупатели из стран Западной Европы и из Штатов – уровень их дохода, их финансы, позволяют им стать счастливыми обладателями своеобразной «экзотики», которую всё ещё с трудом, но уже принимают в других странах. За ними едут издалека. Мы не слишком занижаем цены, пока обеспеченных желающих становится больше и больше – так мы имеем шанс пополнить бюджеты заповедников, что идёт драконам во благо. Но если встаёт вопрос о том, чтобы у дракона появился новый дом и возможность не погибнуть от голода – мы снизим плату и продадим его, спасём единственного дракона, ведь каждый из них ценен, хоть государство и недополучит деньги для помощи остальным.

Но пока что этот бизнес не так сильно распространён, как хотелось бы. Люди всё ещё бояться. В мире все ещё считают их опасными, не смотря на то, что всё больше государств выдаёт разрешение на их ввоз и содержание. Более лояльно к драконам относятся в соседних государствах, и чем чаще они бывают на отдыхе в нашей стране, тем они меньше воспринимают драконов «экзотикой».

Останавливаясь у ворот, открываю их и впускаю машину Алёны на территорию – у неё весь багажник забит свежими продуктами. Затем звонит телефон, и я недолго разговариваю с мамой, она спрашивает, проснулась ли я и как мои дела и настроение. Мы обмениваемся ещё несколькими фразами: она даёт мне инструкции по поводу покупателей и говорит, что вернутся они только завтра после обеда. А затем я возвращаюсь на пристань к Лазарям – переодеваюсь в купальник, плаваю с Соней, после чего мы разогреваем обед – вчерашний шашлык и делаем новый салат из овощей. А после – я готовлюсь встречать посетителей: переодеваюсь и ставлю на плиту яичницу. Как только отключаю огонь – слышу звонок, доносящийся от ворот.

Встречаю гостей. На территорию въезжает автомобиль. Из него выходят мужчина за шестьдесят и низенькая женщина такого же возраста, с короткой пышной стрижкой, мелированными волосами. Они широко улыбаются. Мужчина высокий, одет в белую рубашку и голубые джинсы, женщина в льняное травянистое платье почти цвета шкурки Мидори.

– Макарони, помидори и привьет! – говорит женщина, кажется, самые простые для неё слова, которые она смогла запомнить на русском.

Я улыбаюсь. Они довольно забавные.

– Нello, – говорю я, сразу переходя на комфортный для нас всех язык – английский. Но мужчина мгновенно отвечает мне по-русски, довольно весьма чётко, с почти незаметным акцентом.

– Мы очень рады приехать в ваш город, в это место!

Я не удивляюсь. Ведь уже заранее знаю, что он профессор на кафедре изучения славянской культуры, в университете Венеции. Джанни Далабона и его супруга Джозефина. Мы довольно много и плотно общаемся с семьёй, в которую попадёт дракон. Мы хотим, чтобы это были действительно хорошие руки.

Я улыбаюсь и представляюсь, ведь они не знают меня и вели разговор с отцом и мамой и ни разу не видели меня по видеосвязи. Объясняю и извиняюсь, что родители были вынуждены уехать в другой город из-за не очень приятных обстоятельств, и говорю, что всем займусь я.

И мужчина отвечает мне:

– Оу, мне очень жалко. Но совсем ничего страшного!

Он представляется, хотя я уже знаю, как его зовут, говорит, что его жена плохо говорит по-русски, но многое понимает. Говорит, что ранее они путешествовали по России, много. Особенно им нравится Санкт-Петербург. И сейчас они сделали круг, изучая уже нашу страну, держа путь в Гомель через наши замки в Несвиже и Мире.

Эта семья очень приличная, у них свой дом в пригороде Венеции. Джанни – преподаватель на пенсии, всё ещё иногда дающий лекции и пишущий научные труды. Они связались с нами, когда Мидори ещё не было в Драконьем Камне. У них была мечта завести дракона и на пенсии они решили это себе позволить, чтобы уделять ему много времени. И они хотели малыша, карликового. Затем мы как раз заметили Мидори через несколько недель, и они ждали три года, пока эта девочка будет готова стать частью их семьи. За всё время родители общались с ними не раз.

Я первым делом спрашиваю, голодны ли они и приглашаю на обед, хотя знаю, что они предупреждали отца заранее, что будут с утра в городе и пообедают там. Задаю этот вопрос из вежливости.

– Мы только что пробовали пиццу с ананасами, – сказал Джанни. Ужасно! Это было ужасно вкусно! Ещё нам понравились колдуны.

Мы все смеёмся.

И тогда я прошу их пройти к вольерам, ненадолго оставляя Джанни и Джозефину наедине с драконами и Богданом. Сама возвращаюсь в дом и выношу на тарелке яичницу. Дав её в руки Джанни, зову Мидори. Травянистый дракон взлетает и садится на ограду. Затем, наклонив мордочку, смотрит на мужчину. И резко воспаряя в воздухе, мчится к тарелке, с удовольствием набрасываясь на лакомство, маша крыльями. На лицах итальянцев вспыхивает восторг. Обчистив тарелку, Мидори приземляется и позволяет Джанни надеть на себя поводок. Лазари выходят из дома, приветствуют гостей и помогают отнести вещи итальянцев в дом. После этого мы все направляемся на прогулку вокруг озера. В самый последний момент к нам присоединяется Кинли, стрелой слетая с моего балкона.

Мы идём по тропинке, ведущей нас по берегу Червоного, уходящей на несколько метров в сторону, под кроны лиственных осиновых деревьев. Джанни держит в левой руке поводок, в правой – ладонь Джозефины, будто им по пятнадцать лет и они переживают радость первой любви. Я иду рядом. А впереди нас Соня и Клим. Периодически над нашими головами пролетает Кинли, наматывая круги. Мидори спокойно двигается по мягкой траве, не взлетая.

Все мы медленно направляемся в сторону Новой Жизни, огибая обширный водоём. Но до посёлка ещё далеко.

По пути я разговариваю больше всего с Джанни. У него ко мне много вопросов по поводу животных, большой интерес в нём вызывает то, как приручаются драконы, ведь он слышал, как это происходит само по себе, в природе, но ему интересно, каким образом этого добиваемся мы.

– Стать разводчиком не так легко, как кажется, – говорю я. – Это больше не про бизнес. У тебя не получится, если ты не будешь искренним с ним, не будешь отдавать им свои эмоции, своё время, своё сердце и душу – тогда они не доверятся тебе, не проникнутся тобой, у вас не образуется связь. А в лице тебя они видят всех людей, всё человечество. В итоге – в приручении всё начинается именно с тебя. Его вольер становится для него первым домом, первым местом, которое он может считать своим и чувствовать себя в нём свободным, но желанным, и в безопасности. И если ты станешь ему другом – всё получится. Тогда он перестанет бояться человека – одного единственного – тебя, и всех остальных. Можно сколько угодно любить животных, но выстраивать с ними отношения – удастся не каждому. Это даже не про бизнес, а про стиль жизни. Папа научился этому искусству самостоятельно, приручив своего первого дракона за несколько лет в подростковом возрасте, затем научил маму, а она – смогла научиться. Я училась поневоле, просто потому, что дочь своих родителей.

Лесная дорога отдалила нас от озера и увела в чащу. Там, за осинами уже виднелись крыши коттеджей. Мы встали на перекрёстке. Джанни снял Мидори с поводка, и эта послушная девочка взлетела и села не плечо Джозефине. Итальянка принялась что-то лепетать на незнакомом нам языке, от восторга забывая вдыхать новый воздух. Мидори поластилась, прильнув мордочкой к щеке женщины. И та немо замолчала, я заметила, как её глаза увлажнились, навернулись будто от сентиментальности слёзы. Я была рада, что Мидори попадёт в такую семью.

Мы остановились на перекрёстке лесных тропинок и принялись ждать.

Я продолжала:

– Знаете, ведь главное, это то, что драконы не должны выполнять команды, они просто чувствуют человека. С ними нужно общаться. На языке тела и выражением лица. Голосом. Они чувствуют его интонацию. Это слишком настроенные на человека существа. Синхронизированные с наши настроением. Но не все умеют приручать драконов. Так, как это делаем мы… Как это делают профессиональные разводчики. За столь короткие сроки естественный процесс приручения невозможен. В повседневной жизни он происходит невольно и неспешно – они прилетают на твой двор, и ты особо ничего не делаешь, они воруют твою еду, залетая в открытое окно, и таскают в лес, добираясь до яиц в курятниках или отбирая еду у ваших домашних животных. Видит, что ты не кричишь на него, и лет через десять-пятнадцать он становится твоим. Не спрашивая тебя. Верит тебе, и ты не можешь его выгнать. А корми их целенаправленно – и они будут приходить, будут присматриваться к тебе, но так же быстро возвращаться в лес. Со временем дракон будет подступаться ближе, привыкнет и подружится с тобой – и уже не уйдёт. И превратится в твоего питомца. Мы же приручаем драконов за три года. Просто ими нужно заниматься.

Вдалеке, из-за деревьев я услышала несколько голосов. Они принадлежали Андрею, Веронике и Илье. Здесь мы договорились с ними встретиться. Через мгновение – они втроём показались на повороте и настигли нас. Я познакомила своих гостей с друзьями, и мы дружно двинулись ещё дальше от берега – минуя полосу лесного массива по неприметной, почти заросшей стёжке, едва ли заметной вооружённым глазом, но хорошо знакомой нам, проведшим здесь всё детство, и направились на Ореховку – озеро, любимое местными фоками. К их дому.

Выбравшись из осиновой рощи, мы оказались на пустыре – широком поле, с зелёной травой, кое-где выжженной жарким солнцем, и кое-где цветущей маленькими полевыми бутонами. Проходя пустырь, миновали стоящее на обочине местное старое кладбище, когда Джанни меня остановил. Он замер, упёршись руками в бока и устремив взгляд на высокий деревянный крест, стоящий в начале погоста, увешанный разноцветными красными, оранжевыми, голубыми, салатовыми, жёлтыми и фиолетовыми яркими длинными лентами, развивающимися на ветру. Затем извлёк из чехла, покоящегося на плече фотоаппарат и сделал пару снимков. И тут же попросил сводить его туда.

Краем глаза я заметила, как Илья и Вероника недоуменно переглянулись. У Клима у самого загорелись глаза, как и у Джанни, а Андрею – было так же интересно, ведь в городе точно не было подобных кладбищ, и вряд ли он был в такой глуши, чтобы на них наткнуться. А что до меня, то я понимала: Джанни заинтересовался, потому что набрёл на что-то, о чём сможет составить материал для своих лекций.

Старинное кладбище было не огорожено, и могилок виднелось не много. Они располагались за украшенным лентами крестом, и не каждая была облагорожена: они словно прятались в высокой траве, заросшие. Единицы из них были убраны не забывающими своих предков родственниками. Но на каждой, строго на каждом холмике лежало обрубленное деревянное полено. Нарубы.

– Почему? – спросил меня Джанни.

Никто этого не помнит, не знает, люди не задумываются, зачем делают это – кладут дубовые колоды на могилы.

И я не знала, что толком ответить. Однако, рядом с нами был Клим. Наш умный веснушчатый друг, страстно изучающий историю и прошедший по конкурсу на факультет истории и мифологии. Поэтому-то у него и загорелись глаза: он будто ждал, когда любопытный итальянец что-то подобное спросит.

– Обычаи староверов, – ответил Клим. – Сейчас мы не видим в этом ничего особенного и не придаём значения, но те верили, что дубовая колода не позволит покойнику подняться из могилы. Наши предки верили в упырей 10и костомах11.

Джании удовлетворённо кивнул. Брови на его переносице были плотно сдвинуты. Джозефина суетливо достала из его чехла блокнот и пыталась вслушаться в то, что говорили и записывать – возможно, она и правда, как и сказал Джанни, неплохо понимала нашу речь.

– Это кладбище в округе называют «кладбищем вампиров». Но это не правда. Хотя, не только в древности, но ещё и не так давно жители этих окрестностей видимо, также имели предрассудки. Заметили, что вся роща состоит из одних осин? Их высаживали основатели Садов, соседнего посёлка. Осиновым колом, как известно, можно убить упыря.

– А крест с лентами? – спросил Джанни.

– Их украшают на пасху мёртвых, – разъяснил Клим. – Радуницу. И ставят не только на погостах. В глухих деревнях можно встретить на обыкновенных перекрёстках. Зачем – никто уже и не знает. Но все должны повесить ленту.

– А что по этому поводу думали староверы?

– Что на самом деле они там стоят, чтобы отпугивать нечисть.

Джанни продолжил фотографировать. Джозефина продолжала писать. Кивнув, ещё раз осмотревшись, Джанни показался удовлетворённым. И сообщил нам, что готов идти. Через несколько минут мы пошли дальше.

За пустырём, пробравшись через густую растительность, мы, наконец, вышли на Ореховку, позабыв о старинном кладбище, скрывшимся с наших глаз. Трава на берегу была ярко-зелёной, высокой, лоснящейся от ветерка. Андрей с Ильей достали из рюкзаков два покрывала и устелили ими берег и мы, вместе с драконами, присели отдохнуть после долгого похода. У меня немного гудели ноги.

Джанни рассказывал нам, как много они ходили с Джозефиной и детьми, когда ездили на Север Италии в молодости. Поднимались по пешим маршрутам на Доломитовые Альпы, проходили километры вдоль горных ручьёв, по скользким камням. И что, кажется, он не потерял сноровку. А затем, Джозефина словно пискнула, глядя в сторону воды – и мы все перевели туда взгляды и заметили вынырнувшего из воды фока. И он был не один. Буквально через секунду вынырнул маленький детёныш.

Они похожи на тюленей, но более утончённые и вытянутые. У них серая гладкая кожа. Крылья, мощные и широкие, но в сложенном виде обманчиво похожие на плавники. Вытянутые мордочки и длинные шеи, и остро торчащие ушки. И закрученные хвосты. Детёныш пищал, и фок-мать склонилась и прижалась к его голове носом.

– Невероятно красивые создания, – прошептал Джанни.

Он снова не выпускал из рук свой фотоаппарат.

За время, пока мы отдыхали у воды, здесь собралась целая стая фоков, прилетая маленькими семьями. В один момент мы насчитали их семнадцать штук. И я думаю, что даже сам Клим Лазарь не знал, почему они все уже столько лет слетаются именно на это место. И это место звали их домом.

На ореховке мы провели пару часов. За это время Джанни и Клим нашли общий язык. Профессора очень интересовали как научные сведения о драконах, так и что-то большее, неправдивое, но вызывающее тяготение. И как же он, видимо, был рад, сам того не подозревая, приехать в Беларусь за драконом и наткнуться на того, кто приоткроет для него завесу тайн неведомого. Профессора итальянского университета интересовали легенды, и хоть многие их них мы знали сами, но с таким энтузиазмом как Клим – ему бы их не поведал никто.

4.Песня о Ящере

– Драконы, – начал Клим. – Драконы живут на наших землях очень давно, как и жили во всём мире. Говорят, они прилетели к нам из других стран, а говорят, что здесь и есть их родина. Но есть версия, что они появились задолго до людей.

Мы все сидели полукругом на покрывалах и чуть в центре лежал блокнот Джозефины, который она тут же взяла в руки и раскрыла.

– Говорят, в древности, драконы были не такими, как сейчас, – продолжил он. – В те времена по легендам существовали древние магические драконы – цмоки. Самыми известными легендами нашей страны по праву считаются, предания о цмоках и волколаках. Думаю, вы их отчасти знаете. Знаете, как и то, что около тысячи лет назад была война между ними. Люди участвовали в ней опосредованно, став случайной стороной конфликта.

Джозефина с сосредоточенным лицом быстро водила пишущей ручкой по страницам.

– Предания о цмоках есть на всех землях нашей страны. Общего в них больше, чем отличий. По многим версиям цмок превращается в красивого парня, мужчину и ухаживает за юными девушками. Но при плохом поведении он их наказывает. Тем не менее, это не злое существо, если не накликать его гнева своими поступками. Цмоки справедливы. Они следят за равновесием в нашем мире. И хотя их описывают как высокомерных и даже спесивых, цмок всегда приходит на помощь людям, если её просят. Особенно, если это касается действий других нечистиков. Злых духов и потусторонних созданий, которые пытаются навредить человеку. Но при этом очень переборчивы. Если решат, что причина не стоит их внимания, их нарушенного спокойствия и отдыха, то развернутся и улетят.

– Их ещё называют хутами, верно? – спрашивает Джанни. – Я слышал это название несколько раз.

– Почти верно, – отвечает Клим.– Хутами называли ранее обычных лесных драконов. В древности. Ещё их называли просто домашними. Но в современном мире, в народе, существует путаница понятий. Их можно так называть, но на самом деле нужно помнить, что хуты не равны настоящим цмокам. Хуты не наделялись разумом и были просто домашней скотиной, за исключением того, что были истории о хутах, которые настолько любили своих хозяев, что приносили им дары – золото или воровали из других дворов сено или зерно. Ходят предания, что цмоки ненавидели хутов, считали их недостойными звания драконов, ведь те служили людям, жили в их домах и были приравнены к домашней скотине. Хуты тоже пакостили цмокам: могли уворовать подношения, оставленные для величественных созданий.

Цмоков же часто называют в наших краях лешими. И они действительно были похожи на них по повадкам. Могли испугать дворовых животных, заставляли неблагочестивых жителей сёл блуждать в чащах. А некоторым – могли помочь и указать верный путь из леса. Цмок – дракон, наделённый разумом – был огромных размеров, сравнимый с несколькими лошадьми, его можно было подкупить – задобрить подношениями. Дары им проносили к берегам водоёмов или на природные возвышенности. В хорошие дни они были довольны овцой или быком, в плохой – желали самую красивую девушку из деревни. Особым даром была яичница, но в отличие от хутов, они ели её несолёной. Цмоки причисляются к нечисти, а значит, таких вещей боятся. И если получали такой дар, испорченный столовой солью – могли спалить весь дом хозяина своим огненным дыханием. А в наши времена из-за этого сохранился даже старинный обряд: в некоторых местечках после свадьбы молодожёны приносят подношения для каждого «местного» цмока – угощения с праздничного стола. Это сулит им хороший счастливый брак, ведь цмоки покровительствуют крепким парам, семьям. Уважают их. А вот молодых девушек, которые не стремились к замужеству, они наоборот могли наказывать или даже утопить. Родственники их так и пугали: если не будут думать о будущем, то в нём встретятся с разгневанным цмоком. В общем, цмоки любили порядок и не терпели безнравственность. Как говорится, образно, конечно: «три головы цмока – это пьянство, разврат и жажда лёгкой наживы».

Мифологи не находят общего знаменателя того, почему вспыхнула война между людьми, цмоками и волками, которая описывается в летописях и даже перекочевала в некоторые учебники по истории. Но зато есть сведения о причинах уже другой войны: после битв цмоков и людей с волколаками, волколаки были стёрты с лица земли и тогда битва продолжилась только между человечеством и магическими рептилиями. Первое время цмоки действительно поддерживали мир, порядок и равновесие. Но некоторые из них почувствовали прелесть людской жизни и стали позволять себе слишком много. И почувствовали свою власть. Например, терроризировали сёла, угрожая сжечь дотла дома, если им не предоставят молодых невест или требовали слишком больших подношений в виде скота, чего люди попросту не могли исполнить. Тогда они и объявили войну этим мифическим древним созданиям. И в итоге ведь – победили. Древние драконы исчезли, но остались хуты. То есть домашние драконы.

– Да, но что насчёт волков? Это правда, что волколаки, не подобны европейскому оборотню? Ведь они обращались по собственному желанию, а не по велению луны? Благодаря магии и… ножам, воткнутым в землю? Как именно это происходило?

Никто из нас не заметил, как начали сгущаться сумерки. Прошло несколько часов с момента нашего прихода сюда, на озеро фоков, но мы не устали и не собирались домой. Нам всем было интересно окунуться в подобное неведомое, о котором мы не думаем каждый день. И для нас самих, а не только для Джанни – эти истории были чем-то новым. И никто не собирался выдвигаться в обратный путь. Напротив, Андрей и Илья, начали разжигать небольшой костёр, чтобы прогнать начавших летать под вечер комаров.

– Волколаки, – кивнул Клим. Пламя оранжевого огня словно делало его рыжие волосы ещё ярче. – Волколаки действительно в наших краях не совсем заложники луны. Большинство из них «переворачивались» имеющими злые намерения колдунами, и такие волколаки страдали. Они не приносили вреда, сохраняли человеческие повадки и не теряли чувств, и питались украденными остатками еды у людей. Их внешний вид был сходен с волком, только глаза оставались человеческими. У нас, в Гомельской области считали, что у него остаётся человечья тень. Они не могли сами избавиться от своего волчьего обличия. Им могли помочь только другие люди, распознавшего в волке человека – перебросить через него пояс, назвать по имени или скормить ему свадебный каравай. Если имя волка было неизвестно, селяне просто перебирали имена. Но были и такие злые колдуны, кто «переворачивался» сам: при помощи воткнутых в землю или особый пень ножей, острием вверх. И через них кувыркались. Эти существа выглядели по иному, были размером с дом, достаточно кровожадны, опасны и нападали на людей. Однако, в некоторых местечках, есть поверье, что магия колдунов как раз и зависит от магии луны. Но само обращение не было связано с полнолунием. Об этом есть старинные белорусские легенды. Например, «Вядзьмак-ваўкалак»:

«Жылі два саседы. Багаты быў вядзьмак, а бедны – добры чалавек. Бедны купіў каня і вывеў на выган, а багаты ўзяў тры нажы, утачыў у зямлю і пачаў куляцца. Перакуліўся праз адзін нож – у яго галава стала воўчая, перкуліўся праз другі – тады ўвесь стан стаў воўчы, ён перакуліўся праз трэці – тады і ногі зрабіліся воўчыя. Тады ён паляцеў і задушыў каня, а бедны выняў адзін нож. Воўк бяжыць назад к нажам, штоб адвярнуцца назад у чалавека. Прыбег. Як перакуліўся праз адзін нож – тады стала галава чалавечая; як перакуліўся праз другі нож – тады ўвесь стан зрабіўся чалавечы; перакуліўся трэці раз, але ногі засталіся воўчыя, бо не было трэцяга нажа.»

– Воткнутые лезвием вверх ножей могло быть не только три, но и один, два, пять, семь, девять, даже двенадцать. И кувыркаться было не обязательно. Можно перешагнуть или перепрыгнуть. Чтобы превратиться обратно, те же действия совершались наоборот. Если волколака убить в таком образе, то его труп станет человеческим колдуном. По своей сути, волколаки всегда были во вражде с драконами, и когда развязалась война, цмоки поначалу вступились за людей. По окончании противостояния, люди приписывали победу себе, цмоки – себе. Но главное в том, что волков смогли уничтожить навсегда, а злых колдунов, почти всех истребить. И с тех пор никто не «переворачивается».

Свет огня отражался в наших глазах – я вдруг взглянула на Андрея и увидела в его взгляде влажный блеск. Глаза Джанни были ясными и довольными, словно он нашёл ответы на вопросы, которые мучили его давно. А Джозефина не смотрела никуда, кроме как в блокнот, в который всё сказанное записывала. Над нашими головами пролетела стая птиц, создав над нами секундную тень. Тихо потрескивал костёр, искры вспыхивали над ним, взлетая от ветерка. Наступила задумчивая блаженная тишина.

– У нас много легенд, – разбил молчание Клим. – Много других. О туросиках – древних быках с золотыми рогами, мерцание которых привлекало путников в лесу, благодаря чему они заманивали людей в непроходимые болота, о русалках, имя которых у нас – озерницы, о костомахах, каснах12, злыднях13, Ящере, будимире14 и кронаке15. Люди знают, что есть такие легенды, и они не правдивы. Но все же, они складывались столетиями и были основаны на чём-то. Верим ли мы в них? Я не знаю. Знаю только то, что эти байки рассказывают, чтобы подростки не ходили по ночам по деревням. А про туросика – чтобы не совались без надобности в лес. Также и про цмоков-леших. Про озерниц – чтобы дети купаться одни не ходили. И так далее. Никто в это не верит. Все считают выдумками, хотя иногда рассказывали странные истории, что пропадали бесследно люди. Например, ушедшие по грибы. А кто-то стабильно рассказывает байки о блуждающих огоньках16 на кладбище. А также об упыре, который унёс девочку прямо среди белого дня из деревни. Этот случай был в соседнем селе лет семьдесят назад. Есть суеверия насчёт разбитых зеркал, передачи вещей через порог. Что нужно посмотреться в зеркало, когда что-то забыл и вернулся. И не передавать ничего через порог. Все знают, что если заблудился в лесу, нужно переодеть вещь шиворот-навыворот и леший отпустит тебя. Верят, что домашние драконы, как и кошки, видят нечистую силу. Оберегают дом и хозяев. Недаром дракона первым запускают в новый дом, как кошку.

– А вы сами, – спросил Джанни, – вы сами, кто-нибудь из вас, находил подтверждение хоть одной легенде?

Мы все между собой переглянулись. Я словила на себе долгий взгляд Андрея. Он был вдохновлённым и искрящимся. Я знала, что ему понравится этот вечер. И это место. Мой дом, окрестности, в которых я живу, и атмосфера, сопровождающая все это.

– Однажды, – сказала Соня, – мы видели эту тень с Климом… Если честно, даже несколько раз. Тень огромного дракона над лесом. Тень Цмока.

– Об этом у нас местные часто говорят, – сказала я.

– Но я не верю, – произнесла Вероника. – Это надуманное.

Клим насупился. У Сони покраснели щёки, и она опустила глаза вниз.

– Но я видел туросика, – произнёс Клим более прытко и настойчиво. – Я видел его прямо своими глазами. Это был огромный мускулистый бык и его рога отливали золотом и светились. И таким же жёлтым светом пылали глаза.

– Если бы ты его и правда видел, то пошёл бы за ним, и больше не вернулся, – промолвила Вероника деловым тоном. – Они ведь заманивают в болота людей.

– Я знал, что это туросик, и поэтому не пошёл за ним, – ответил Клим оскорблённым тоном.

Но по лицу Вероники, по её лёгкой усмешке, было видно, что она ему не верит.

– А что насчёт Ящера? Я правильно произношу это название? – спросил Джанни. – Вы упомянули о нём… И я слышал о белорусской традиционной игре или же песне «о Яше». Но не совсем могу разобраться… Под песню танцуют несколько девушек с одним юношей. Юноша, изображающий Яшу, должен якобы избрать или даже поцеловать девушку, невесту. Но зачем?

– Яша, Ящер, Змей, – кивнул Клим. – Один из наших самых известных Цмоков. Упоминания о нём содержатся в летописях тринадцатого-шестнадцатого веков. Историки находили доказательства и более раннего его присутствия в мифах этих земель. Некоторые считают, что Ящер был божеством, которого старались задобрить, с помощью древнего обряда принося в жертву самых красивых девушек и женщин, к которым он был не равнодушен. «Игра в Ящера» – отражение этого действа. Парня сажают на большой камень и девушки водят вокруг него хоровод. Подставной Ящер-дракон избирает самую красивую и целует, что равнозначно – делает своей невестой и навсегда забирает с собой.

– Довольно интересно… но как… – его глаза сверкнули. – А могли бы вы, пожалуйста, изобразить это для меня? Я бы хотел увидеть, как это происходит.

Клим невозмутимо пожал плечами. А я нахмурилась.

Ребята быстро распределили роли: Вероника, я и Соня были невестами. А Яшей выбрали Андрея, что было логичным, ведь в конце Ящер был обязан поцеловать невесту. И так как между нами уже было что-то наподобие отношений, он мог поцеловать меня, не создавая неловких ситуаций для наших друзей.

Однако, мне не поэтому не хотелось играть в эту игру. Просто я знала другую легенду. Иную. Малоизвестную. Которую мне давно, в детстве рассказывала мама. О древних ведьмах, боровшихся с Цмоками, превративших простую детскую невинную песню-забаву – в оружие, способное призвать враждебное существо, лишить его магической силы, и благодаря чему – его получилось бы убить. И если не завершить ритуальный танец поцелуем, то всё так и произойдёт. У призванного таким образом Цмока был лишь один шанс спастись – обмануть ведьм и самому завершить начатое – забрать поцелуй девушки. Только так он мог вернуть свою силу.

И я не горела желанием переправлять сюда мифическое тысячелетнее существо, которое, возможно, занималось сейчас где-то своими древними делами, и не хотела злить подобное существо. Поэтому, приняла взвешенное решение: во что бы то ни стало я должна снова поцеловать Андрея.

Его силуэт стоял у берега. За его спиной в зеркальной глади воды отражалось закатное небо. Совсем рядом, слева от него горел костёр. Он был одет в льняную белую рубашку – очень удачный наряд для ритуальных танцев. Мы с Вероникой были в шифоновых сарафанах, Соня – в летящей лёгкой юбке в пол. Представляю, как все мы атмосферно смотрелись в объективе фотоаппарата Джанни. Не хватало лишь цветочных венков на головах.

Мы разулись, ступили босыми ногами на остывшую, словно уже успевшую покрыться росой прохладную траву, и окружили Андрея. И взявшись за руки начали вести вокруг него хоровод.

И, улыбаясь, запели:

«Сядить Ящер

У золотым кресле,

У оряховым кусте

Орешачки луще.

– Жанитися хочу,

– Возьми собе панну,

Котораю хочешь,

Котораю любишь…

Сяде Ящер под пирялущем

На ореховым кусте,

Где ореховая лусна,

– Возьми собе девку, котораю

хочешь…»17

На этих словах мы замерли и отпустили руки друг друга. Андрей, не растерявшись, потянулся ко мне и поставил рядом с собой, избрав. Я улыбнулась, и мы переплели пальцы обоих ладоней. А затем, на глазах у всех, он должен был меня поцеловать, в губы, но что-то внутри меня, вопреки логике и здравому смыслу заставило меня машинально сориентироваться и поцеловать его первее, в щёку.

По пути возвращения домой, наша компания постепенно распалась – Илья и Андрей направились провожать Веронику в Новую Жизнь, Клим и Соня – двинулись в Сады. Я осталась одна с Далабонами. На улице сгустился вечерний сумрак. Солнце село – тёмно-синее полотно стирало на небе остатки заката. Нас ждал запоздалый ужин, приготовленный Алёной. Пока мы уплетали мачанку, сидя на террасе банкетного зала и размеренно обсуждая путешествия Джанни и Джозефины по Европе и восточнославянским странам, подле воды, на Червоное, словно найдя нас по следам – прилетел взрослый фок. Вплоть до нашего ухода в дом, силуэт медленно безмятежно плавал, озарённый светом луны, взошедшей на небосвод. После ужина я показала гостям их покои и оставила, предоставив их самим себе и давая отдохнуть. Сегодняшней ночью Мидори спала с ними в комнате.

Наутро они уже уезжали. Я перепроверила документы, необходимые для выезда дракона и ещё раз сосчитала печати нотариуса. Всё было в норме. И тогда я снова повторила для них рекомендации, которые, как я надеялась, они уже запомнили из многочисленных разговоров с моим отцом.

– Вы никогда не должны бояться пожара. Драконы не устраивают их тем, кто на них дружелюбно настроен. Только если кто-то им причинит вред, он ответит. Поэтому в общественных местах надевайте на него намордник, как если бы вы были хозяевами любого пса. Ваше жилище никогда не пострадает. Дракон всегда тушит пожар. Проглатывает огонь. Рядом с ними сложно распалить костёр. Поэтому не рекомендуем использовать газовую плиту с конфорками и открытым огнём – останетесь голодными. Иногда они тушат даже горящие сигареты. И приходится несколько раз объяснить, что этот огонь вам нужен и он безопасен. Не сразу, но они понимают. И я знаю только одного дракона, который может обжечь человека, ни с того ни с сего – в момент игры, но не сильно. Это мой Кинли. Но он живёт с нами, и вам не угрожает. Есть небольшие сложности с тем, что у вас самка. Если рядом где-то будет дракон у кого-то дома или каким-то невероятным образом настолько далеко заблудится дикий, и Мидори отложит яйцо – оно будет вашим. И вам лучше найти специалиста у себя в стране, который имеет дело с драконами либо придётся везти его нам. Или хотя бы связаться. Он не будет домашним, а будет диким. И вот он уже может быть опасным. Ведь они не просто вам не доверяют, а всем людям. Если захотите оставить его у себя, он не позволит вам этого сделать. А отпустите – умрёт с голоду. Потому что никто не научит его охотиться. В общем, сперва яйцо будет с вами несколько лет. Обычно пять. За это время советую проконсультироваться. Или приехать в гости. Потому что, если вылупится у вас – будет беда. Мы приручим его, потом вам отдадим, если хотите. Это бесплатно. Не знаю, насколько легально вы, как обычные граждане без лицензий, сможете продать его в вашей стране, например. Но отец сможет помочь разобраться в этих вопросах. Просто мы хотим, чтобы драконы были в порядке, понимаете?

По лицу четы Далабона я ясно видела, что они всё понимают. Это были, и правда, хорошие люди. И прилежная послушная Мидори, эта умница – подарок для них. А они – для неё. Я была спокойна. Но когда их машина выезжала за ворота – я не могла сдержать слёз.

Так, я осталась на ферме одна. Я и семеро драконов. По отсутствию Богдана, который по времени уже должен был сегодня приехать их кормить, и который всегда ответственно относился к своей работе, я понимала, что у него снова сломался автомобиль. Эта причина была единственной, почему он мог позволить себе опаздывать. И не теряя времени, я отправилась ухаживать за животными сама. Сперва готовить им завтрак. Точнее – доставать из холодильника заготовленную ещё вчера с вечера еду. И по пути к дому даже завернула к кустарникам – собрать для них немного ежевики и смородины, и там заметила, что кусты уже были изрядно объедены Кинли. Или, возможно, ими самими, вылетающими из вольеров.

После того, как раздала всем пищу, снова вернулась на кухню и приготовила яичницу. С жестяной миской в руках, с дымящимся лакомством, вышла на улицу и обошла дом – осторожно поднялась по привычной стремянке и поставила блюдо на край кровли – для нового. Ведь есть кто-то ещё. Мы знали это, потому что слышали его писк по вечерам. И видели подарки: несколько цветных стёклышек и столовую ложку, украденную невесть у кого. И так как Мидори уехала, и мы лишились одного дракона, пора было приручать нового. И нам было интересно узнать, взрослый он или ещё детёныш. И если это мальчик, то мы назовём его – Небасхил, если девочка – Колыханка. Я надеялась, что со дня на день наша семья познакомится с ним, когда он перестанет быть таким пугливым, приняв несколько угощений.

После того, как спустилась, я старалась не следить за крышей и не пытаться рассмотреть, прилетел ли кто-нибудь, чтобы не быть навязчивой, и отправилась за щётками. И набрав ведро воды, принялась чистить чешую Розамары, которая уже успела поесть и была слишком доброй, чтобы позволить мне её немного помыть. Где-то в середине этого процесса я и услышала громкий выдох – как слишком сильное дуновение ветра. Как будто его мощный порыв.

Обернувшись, увидела на пустыре, лежащего дракона. Его шкура была глубокого сине-кобальтового цвета с яркими-лазурными контурами на крыльях. Но это был не тот малыш, которого мы ждали. Ведь размер… Он был намного больше, чем все те, что жили у меня в вольерах. Он был примерно четыре метра в длину. Был почти что размером с небольшой дом.

Дракон растянулся перед озером, опустив голову на асфальт, мирно лежал с закрытыми глазами, будто очень уставший или даже раненый, словно отдыхая, шумно вдыхая и выдыхая воздух.

И в очередной раз его ноздри испустили горячий пар, и я словно ощутила на расстоянии, как меня с ног до головы обдало жарким дыханием, чуть сдвинувшим меня с места напором – я пошатнулась назад.

В моих руках по-прежнему были принадлежности для мытья. Совершенно без страха, я медленно пошла к нему, оставив Розамару. Приблизившись, обмакнув щётку в холодной воде, встав на цыпочки, с трудом дотягиваясь, осторожно провела ею по темно-синей чешуе на шее сбоку. И он просто позволил мне себя коснуться. Затем потянулась свободной ладонью к его носу – голова дракона была немногим чуть больше меня самой. И в этот момент он открыл глаза.

Они были голубого цвета. Неестественного. Ультрамаринового – цвета словно из другого мира… И в этих глазах отчётливо различался разум.

А перед моими – быстро проносился вчерашний вечер у костра, легенды, древний ритуал, которые все считают вымыслом. Древний танец из преданий, песня о Ящере, об огромном драконе, который  каждый раз вынужден прилетать к тому, кто его зовёт…

5.Тень цмока

Отойдя от гигантского дракона на несколько шагов, я развернулась обратно к вольерам. И сразу услышала звук, похожий на схлопывание, засасывание в вакуум, словно обратный свист пули, возвращающейся в ствол ружья. И снова обернулась.

Передо мной стоял мужчина тридцати – тридцати двух лет. У него были тёмные волосы, гладко выбритый подбородок. Он был одет в светлую футболку, джинсы и чёрный пиджак. На ногах – такого же тона тёмные туфли. А на вырезе футболки блестели зацепленные за дужку солнечные очки. Его вид всего на секунду ввёл меня в заблуждение, но видимая мной непринуждённая улыбка резко сменилась неочевидным недружелюбным оскалом.

Моё тело словно само крутанулось в сторону дома, и я молча двинулась к нему, и мужчина пошёл за мной.

Главный вход располагался ближе всего, но я сознательно миновала его и поспешила к заднему. Открыв дверь, прошла внутрь, быстро сняла засушенную веточку зверобоя, закреплённую над порогом. И… протянула ему. Дракон всё ещё стоял на улице. Приняв её из моих рук, он беспрепятственно прошёл внутрь дома. Затем я закрыла дверь и забрала траву-оберег, чтобы повесить обратно.

Он вытащил из кармана ключ от автомобиля и мобильный телефон, и небрежно положил их на тумбочку при входе. Положил прямо рядом с фотографиями нашей семьи в рамках. На одной из них запечатлён он сам с моими родителями. Не снимая своих сверкающих ботинок и, хорошо зная дорогу, он самостоятельно двинулся в направлении в кухни.

Ян. Ян Сапковский. Наш сосед из Новой Жизни, близкий друг моей семьи. Больше моей мамы. Я знаю его с детства, можно сказать с пелёнок. Где-то у меня есть фотография, где он держит меня маленькую на руках.

Ян Сапковский. Яша. Ящер. Дракон из древних легенд, в которые я верила с самого раннего детства. Легенд, которые никогда не были вымыслом. Легенд, которые всегда были реальной частью нашей жизни. Слишком реальной частью.

Он садится за стол и откидывается на спинку стула. И спрашивает, где родители. Я рассказываю ему о похоронах.

Некоторое время он был в отъезде, и мы не рассчитывали увидеть его раньше дня моего рождения. Завтрашнего дня. Однако, он вернулся сегодня. Или что-то заставило его вернуться. Что-то, из-за чего он был сейчас зол. Возможно, это что-то, было моей ошибкой…

Когда я думаю об этом, перед моими глазами снова проносится вчерашний закат, озеро, костёр и танец…

Ян живёт в Новой Жизни, недалеко от дома Вероники. И вернувшись, первым делом, заглянул к нам – кажется, у него не оставалось выбора. И теперь он рассчитывал увидеть мою мать, конечно же.

Что бы пожаловаться на меня?

На самом деле, когда я была маленькой, мы с Яном проводили довольно много времени вместе и были в некоторой степени близки. В какой-то момент я даже считала его своим лучшим другом. Рассказывала ему обо всём. Он водил меня на реку купаться. Теперь, когда я выросла – мы не то, чтобы заметно отдалились, но он занял покровительственную позицию как будто моего старшего брата или даже дяди. Этакого наставника. И мы немного утратили нашу эмоциональную связь. Теперь он учил меня жизни и даже помогал маме меня воспитывать. Возможно, небезосновательно.

Я осторожно начинаю с ним болтать, пытаясь сбить градус напряжения между нами и заодно, уклониться от ответственности за свой необдуманный вчерашний проступок. В этот момент влетает Кинли и садится на спинку стула и начинает шипеть, глядя на Яна. И так как он видит, что я иду к плите, прогонять его уже бесполезно. Ян с оскалом смотрит на него.

Отворачиваюсь, не вмешиваясь в их взаимную антипатию, и начинаю разогревать сковороду и готовить яичницу. Так ведь задабривают древних напыщенных существ? Рассказываю, стараясь сделать как можно более непринуждённый тон, о своих новостях – о поступлении в университет, о том, как сдала экзамены, о выпускном. И нахожу в себе смелость легко упрекнуть его в том, что Ян его пропустил.

Он говорит, высокомерно и снисходительно:

– Я смотрел твои сторис в инстаграм18: этого было недостаточно?

С моих губ срывается обиженное ворчание. Мы не переписывались. Он пропал и долго не появлялся; впервые так долго. Мне было, что ему предъявить. Мне и моим родителям. Мама считала его почти что членом семьи – и его долгое отсутствие огорчало нас всех.

Я подаю яичницу на стол. И собираюсь позавтракать вместе с ним. Не забываю выложить и порцию Кинли в его миску на полу.

И пока я это делаю, Ян вдруг спрашивает:

– Солёная?

И тут я понимаю, что посолила. ЯИЧНИЦУ.

– Ты серьёзно? Хочешь, чтобы я сжёг твой дом? – пугающе ровным тоном вопрошает он.

Выпрямляюсь в полный рост, отвлекаясь от миски Кинли, хмурю брови и будто ещё раз вспоминаю, кто он такой на самом деле.

Ян Сапковский – дракон, древнее бессмертное существо, наделённое магией, сидел у меня на кухне и желал просто уплетать свою яичницу. У него была годовая подписка на нетфликс и профиль в инстаграм. И всё, что внешне напоминало мне о том, что он не такой, как мы, что он дракон – это его ультрамариновые глаза, сейчас, при мне, когда мы были одни и нас не видели другие люди – цвета вечной драконьей жизни. Цвета вечности. И это был недобрый взгляд.

Я осмотрелась по кухне. Задержала внимание на вещах, которые я люблю, вспомнила о своём гардеробе, который ещё не перевезла в новую квартиру. И представила, как всё это горит ярким пламенем. И родители обвинят не его, а меня.

– Я забыла, – говорю я, бурча себе под нос.

– Ты проявила неуважение к дракону, – сказал он, и показательно уточнил: – Дважды. За примерно каких-то двенадцать часов.

Из-за этих его несправедливых обвинений я тоже начинаю закипать. Но не подаю виду, желая всё же помириться с ним сегодня. Ссора – это не то, чего бы я хотела после нескольких месяцев перерыва в общении.

– Можно сделать мне поблажку за столько лет дружбы? – спрашиваю я.

Но он остаётся непоколебимым. Выражение его лица ясно даёт понять, что он оскорблён моей просьбой.

– При чем здесь ЭТО, – возмущается он. – Я ДРАКОН.

Да уж, спеси у него не отнять. Всё как в старых сказаниях: драконы – те ещё высокомерные ископаемые создания.

И он плавно, насколько это возможно, с моей подачи, не внешне, но поведением превращается в то самое древнее существо, в этого мифологического дракона, которые только и знали, что принимать поклонения и пожертвования от людей.

Ненавижу, когда он таким становится.

– Я посолила её машинально, – бурчу я.

Обиженная на него или уже на себя – точно не знаю, но я разворачиваясь к плите и начинаю готовить новую порцию, уже без соли.

Через расстояние чувствую, как он недоволен. Однако, не собираюсь так просто сдаваться. Я собираюсь победить.

Пока жарится яичница, подхожу к нему ближе, сажусь за стол и говорю, глядя ему в глаза, совершенно милым тоном, словно мне снова лет пять:

– Ну, прости меня, дракон.

– Ян. Меня зовут Ян, – говорит он, и против воли его голос звучит более мягким.

Он все ещё злится, не способный усмирить свою спесь. Но я отчётливо вижу и то, как его злит теперь и тот факт, что ярость начинает его предательски покидать. Он явно хотел бы наказывать меня подольше. Но больше не получается – он добреет на глазах.

Потому что он любит меня. Как младшую сестру – если бы мы были не из разных миров и одной крови. Он любит меня. Он дракон и мой давний друг.

Я широко улыбаюсь и в следующую секунду начинаю смеяться – меня смешит его несуразный растерянный вид. Дракон сбит с толку своим быстрым поражением.

Ян громко недовольно выдыхает, отворачивается на секунду, и когда снова смотрит на меня – я вижу изгибы нарочно скрываемой улыбки на его губах, которую ему не удаётся полностью подавить.

Он немного успокоился. Его ультрамариновые глаза потухли, уступив место безмятежному голубому, человеческому цвету.

И более мягким тоном он, наконец, сказал:

– Ава, нельзя вызывать меня просто так, без причины.

Наконец, произнёс то, что задело его и в чём он, как будто ему было не пару сотен лет, а всего десять – не мог признаться. Что заставило его разыграть весь этот концерт.

Тени вчерашнего костра в моей памяти угасали. Лицо Андрея передо мной, тонкие голоса девочек – тоже пропадали.

– Боялась, что ты опоздаешь на мой день рождения, – прошептала я невинно.

– Я собирался приехать только завтра вечером. У меня была куча дел. Я был занят и был за тридевять земель отсюда. Полагаю, ты издеваешься не специально, но вспомни, сколько раз я просил не петь эту дурацкую песню. Вы, люди, постоянно норовите нарушить мои планы. И если остальные этого не понимают, то от тебя я такой беспечности не ждал.

Песня – старинное проклятие ведьм. И я впервые задумалась, что такое им сделал Ян, что они решили наложить на него заклятие, которое помогало им его призвать и даже убить. Заклятие, которое напрочь лишало его силы. Коих хватило, лишь чтобы обернуться в драконью сущность и долететь сюда, скрывшись остатками магии от людских глаз. Поэтому он и выглядел большим и слабым, почти раненым драконом на пустыре перед нашим озером.

– Я не хотела танцевать, но выбора не было. Было бы странно отказаться – какое этому могло быть объяснение? Я же не могла рассказать им о тебе. Ну, прости.

Он улыбнулся, как-то понимающе, по-доброму и даже сочувствующе. И я ещё не понимала, почему. И не появилось никаких догадок, даже, когда он спросил:

– Тогда было так сложно его поцеловать? Того парня?

Не было никакого желания обсуждать с ним поцелуи с Андреем. Но они были частью ритуала, который я не нарочно не исполнила.

– Я не хотела, – объяснила я.

Он вздохнул и покачал головой из стороны в сторону.

– Тогда придётся меня.

Я нервно усмехнулась.

– Что?

А затем с испугом уставила на него глаза. Дракон не шутил – он был непоколебим и серьёзен.

– Это просто давняя детская игра, дракон, – шепнула я.

– Ян, – снова исправил он, почему-то всегда пытаясь меня заставить называть его строго по имени. – Ты знаешь, что неисполнение обычная лишает меня силы.

Это было мне известно.

– Ладно, я знала. Просто думала, что ты иногда можешь от него отступать.

– Это священный обряд. Ты призвала меня. И мне нужна назад моя сила. Она и после этого восстановится только через несколько дней.

Я очень не хотела этого делать. Происходящее казалось мне глупым. Но фактически у меня не было выбора. Меня заставили. Древние ведьмы, дракон, я сама… Он продолжал строго и выжидающе смотреть на меня.

Я несмело встала из-за стола. Ян тоже, и обойдя его, оказался рядом со мной. Теперь мы глядели друг на друга.

Это было самым странным, что между нами могло происходить. Я знала его с пелёнок. Это было непонятным и непривычным. И я попыталась выкинуть настоящий момент из головы. И была уверена, что мы оба хотели, чтобы это необходимое действие побыстрее закончилось. Поэтому дракон положил ладонь на мой затылок, на меня, каменную застывшую мумию, и, приблизившись к моему лицу, немедля коснулся губами моих губ. Всего на секунду или две. Меня обдало теплом драконьего огня, заточённого под его кожей. А затем он отпрянул.

Это было быстро. Я даже не успела ничего понять. Но всё равно было неловко. Мои глаза сразу опустились в пол, и я скрестила руки на груди. А затем неожиданно услышала голос мамы в арке кухни.

– Ян! Как я рада твоему приезду!

Моё тело вздрогнуло.

Чёрт, пронеслось в моих мыслях. Ну и что она успела увидеть?

Я отскочила от Яна, словно он снова обернулся летающим змеем и обжёг меня огненным дыханием. И в этот момент мама прошла вглубь кухни, дружелюбно улыбаясь, делая вид, что ничего не заметила, и принялась тепло обнимать Яна.

Но она точно всё видела. И что она подумала?

Я резко отворачиваюсь. И иду проверять яичницу, которая каким-то чудом или благодаря малой температуре не успела сгореть.

В глянцевой варочной панели я вдруг вижу своё отражение: волосы завязаны в небрежную гульку и на щеке какая-то полоса земли – примерно пару часов назад я вышла ухаживать за драконами. И была в домашних шортах, почти пижамных и коротком топе. Очень домашний образ, который невольно саму меня смутил. И почему-то я судорожно принялась распускать волосы и стирать со щеки землю. Чувствовала себя немного некомфотрно, представая в таком образе перед Яном. Разве он не видел? Не мог сказать что ли? Оттерев щёку, я посмотрела на своё отражение снова. Теперь оно было намного лучше.

Отключая яичницу и выкладывая её на тарелку, я слышу отдалённые голоса мамы и Яна, плавно переместившихся в гостиную.

Они с мамой были лучшими друзьями. Познакомились слишком давно, их свело одно странное обстоятельство, когда, Ян выглядел также, ничуть не моложе, а мама была ещё подростком. Но сейчас Яну до сих пор было тридцать, а мама – выглядела чуть старше его. Но на самом деле, сколько ему было лет? Сто? Тысяча? Несколько тысяч? Я не знала.

Благодаря моим усилиям яичница стояла на столе, и я прошла в гостиную, чтобы позвать Яна. Туда уже вошёл отец и поздоровался с ним крепким уважительным рукопожатием.

Теперь они общались все втроём. Я немного прервала их и пригласила его за стол, спросив, голодны ли родители.

– Ты надолго приехал за город? – спросила я, пока мы шли.

Он вернулся сюда, за город, невесть откуда – судя по его свежему загару из места, где палило жаркое солнце, и возможно, было море, но у него была ещё и квартира в Гомеле. Он часто останавливался и там.

– Мы собираемся вечером на Ставрах и Гаврах19. Придёшь?

– Очень интересно мне общаться с детьми, – съязвил он.

– Ян, пойди посмотреть, что они там будут делать. Пожалуйста, – протянула моя мама.

– Ладно, могу только ради этого, Анжела.

Когда мы вошли в кухню, наши взгляды упёрлись в пустую тарелку. Неожиданно пустую для меня, несколько минут назад выложившей на неё готовую пару яиц.

Слышалось тихое чавканье. Мы все вчетвером одновременно опустили глаза и посмотрели на Кинли, сидящего на полу у холодильника – в его миске была двойная порция. Он стащил еду Яна.

– Мерзопакостное существо, – заключил он.

Я ощущала лёгкий стыд за поведение Кинли.

– Ян, он ни с кем так не поступает. Он обычно всякое творит, но не такое. Извини, пожалуйста.

Из-за меня и Кинли наша семья всё утро не могла уважить дракона.

Однако, в то же время мне почему-то стало очень весело.

– Но я всё равно думаю, что проблема в тебе, – сказала я, чуть смеясь.

– И как именно я его провоцирую? – уточнил Ян, повернувшись ко мне, сверкнув угрожающим ультрамариновым светом глаз.

– Шучу, – осеклась я. – Но иногда мне кажется, он понимает всё, что ты про него говоришь. И мстит тебе.

– Глупый хут ничего не может понимать. Глупая птица.

– Ну вот, опять, – вздохнула я, недовольно закатив глаза. – Не называй его так.

Родители по-доброму засмеялись.

Папа, Ян и я сели за стол. Мама расположилась у плиты, быстро организовав третий вариант утренней яичницы, и мы позавтракали все вместе. После, Ян собрался уходить. Уже приехал Богдан, и занялся драконами в вольерах, а я вышла проводить Яна. Мы прошли чуть дальше за дом, миновали асфальтированный пустырь, пристань, и двигались вдоль берега к навесу с наколотыми дровами для мангалов, чтобы укрыться за ним, хоть Ян и умеет скрывать свой драконий лик от человеческих глаз. Когда мы идём, я замечаю, что пиджак, который он снял ещё за завтраком, и нёс теперь сложенным на согнутом локте, мокрый на воротнике. И я вспоминаю, как гладила его мокрой щёткой по шее. Он подмечает мой, упавший на пиджак взгляд, остановившись за рядами поленьев, и говорит, на прощание:

– Ненавижу, когда ты это делаешь.

– Забочусь о тебе? – уточняю я с улыбкой.

– Относишься ко мне как к зверушке.

Я улыбаюсь ещё шире и говорю:

– Именно потому, что тебе не нравится, ты позволяешь мне? – Ловлю на себе его ответную улыбку, которая, однако, не кажется мне доброжелательной, и начинаю слегка оправдываться. – Просто когда ты в этом драконьем образе, ты не кажется мне человеком. Вот и всё.

Он злился. И я продолжила, будто извиняясь, но не совсем.

– Ты тёмное величественное существо, наделённое древней магией. Я помню. Но, по-моему, обычный приручённый дракон.

Его взгляд мрачнеет. В нём отчётливо читается желание меня убить за всё, сказанное сегодня. А ведь было только утро.

– Не знаю, кто меня больше раздражает. Хут или ты, – процедил он.

– О, это не то, что я рассчитывала услышать спустя три месяца твоего отсутствия.

– За них ты стала совсем неуправляемой.

– Я была рождена не для того, чтобы мной управляли.

– Это мы ещё обсудим, Ава. Вечером.

После этих слов я слышу резкий хлопок, вижу клуб серого дыма вперемежку с синими электрическим молниями и дымку тумана, распространившегося от навеса до берега, чуть тронувшего озеро, в котором всего на секунду промелькнул лик дракона – его огромная тень. В следующий миг – исчезнувшая. Ни я, ни тем более Богдан, ради которого мы здесь и прятались, не видели, как улетел дракон.

***

Вечером все собрались за Новой Жизнью, за посёлком, проехав на автомобилях несколько километров на запад. Многочисленные машины были хаотично припаркованы на обрывистом берегу озёр, разделённых небольшой полосой белоснежной земли. Ставры и Гавры были меловыми карьерами, бывшими техническими водоёмами, затопленными водой, благодаря мелу принимающей необычный, ярко-бирюзовый цвет. Купаться здесь было запрещено, но подъезжая, мы, как и всегда, уже видели ныряющих с крутого берега людей.

Из открытых дверей одной из машин громко играла музыка. Когда мы приехали, уже был распалён высокий костёр, у которого теперь дурачились чьи-то домашние драконы, играющие в весёлые догонялки с псами. Ставры и Гавры по вечерам были пристанищем местной молодёжи: здесь собирались все – подростки, старшеклассники, студенты, и иногда кто-нибудь постарше из местных деревень. А также чьи-нибудь младшие братья и сестры, кого из них отпускали родители. Я знала далеко не всех, но моя компания: Вероника, Лазари, Илья и Андрей, была вся на месте. Они и Ян Сапковский, стоящий чуть вдалеке, в обособленном кругу более соответствующих ему по возрасту. Там вели увлечённый разговор, скорее всего, о машинах, которые все по очереди оценивающе рассматривали, задерживая особое внимание на слишком выбивающемся из общей массы автомобиле – на люксовом кабриолете Яна.

Ставры и Гавры находились в противоположной от Ореховки – дома фоков – стороне, но отсюда, тоже виднелось то самое старинное кладбище на горизонте, погрязающее в вечернем сумраке. Уже через полчаса его полностью скроет ночная тьма и будет не столь странно здесь отдыхать, хотя на него уже и так почти никто не обращает внимания за столько лет.

– Нормального места не нашли? Я должен вас от костомах отбивать? – спросил Ян, оказавшись за моей спиной.

Я оторвала взгляд от кладбища, на котором, по заверению Яна, они и обитали, и, обернулась – у него в руках были бумажные стаканчики с напитками и он протянул мне один. Попробовав, я ощутила вкус безалкогольной газировки. Конечно же. И готова была поспорить, что в его стакане было нечто иного рода.

Ян поздоровался с моими друзьями, мы немного поболтали, отойдя в сторону, и снова разбрелись по компаниям. Я двинулась к своим сверстникам. Возле меня весь вечер кружился Андрей. Мы все вместе пели песни и танцевали в толпе. Ян периодически возвращался, и не потому, что мама попросила его приглядывать за мной – это была его личная инициатива, охранять меня зачем-то. Он умел находить со всеми общий язык, и пользовался авторитетом среди парней, особенно среди моих друзей Клима и Ильи, хоть и общались они совсем не часто. У него тут было много знакомых. Замечая его в толпе, я каждый раз видела его с новыми людьми. Затем, к нему подошла Вероника. Они впервые сказали друг другу за вечер несколько слов.

– Ну вот, он и вернулся, – шепнула мне на ухо Соня, – к ней.

И неодобрительно покачала головой из стороны в сторону, уперев руки в бока. Мы обе смотрели на их удаляющиеся силуэты.

Вероника…

Они с Яном, хоть и жили в одном посёлке, познакомились лично даже не у меня дома, никогда не пересекаясь в гостях, а когда мы пели эту песню, о Яше, на школьном празднике в начале учебного года, перейдя в одиннадцатый класс. И Вероника, естественно, понарошку поцеловала… точнее не поцеловала Илью, который играл роль Ящера. И прилетел Ян. Она не знала, кто он на самом деле, не знала, что он дракон. В её понимании, он был её красивым и притягательным соседом, казался тем, кто вдруг взялся из ниоткуда и пришёл с ней пофлиртовать. Она быстро отдала ему поцелуй. И он не стал делать так, чтобы она о нём забывала. Не стёр её воспоминания. Ведь эта длинноногая блондинка ему понравилась, как и многим парням. И между ними возникло что-то… дружба или нечто большее – трудно понять. Но совершенно точно Вероника была в него влюблена. Но хоть ей и было уже семнадцать, она всё равно была слишком молода и их отношения не могли быть ни прочными, ни похожими на настоящие. Никаких отношений у них вообще не могло быть, чтобы она к нему не чувствовала. Ведь у него были секреты. Скелеты в шкафу. Точнее – драконы. Ну, и скелеты вообще-то тоже, если его рассказы о костомахах не способ заставить меня не гулять где попало по ночам, а правда. Обо всём этом он не мог ей рассказать и никогда не расскажет.

Однако, иногда Вероника позволяла себе заблуждаться, что встречается с ним. Или вот-вот начнёт. Как будто. «Как будто», потому что не понятно, что на самом деле между ними происходило.

И теперь она делала вид, что злится на Яна. Ведь его долго не было. Не то, чтобы он относился к ней серьёзно. Или к кому бы то ни было ещё из девушек – Вероника это прекрасно знала. Ян выглядел и вёл себя так, будто не принадлежал и никогда не будет принадлежать никому. Однако, и не старался сильно отдаляться, намеренно или нет, подпитывая фантазии и заблуждения тех, кому уделял чуть больше внимания, чем нужно. И поэтому я понимала её. Прекрасно понимала претензию. Они отошли в сторону и беседовали.

Когда я смотрела за ними, на какой-то миг мы остались вдвоём – я и Илья. Андрей, Соня и Клим стояли поодаль и говорили с парнем, которого я не знала. И оторвав взгляд от «возможно влюблённой парочки», продолжающей удаляться, я увидела Илью – так же протяжно смотрящего на этих двоих. Заметив моё внимание на себе, он только суровее сдвинул брови на переносице.

– Ты тоже надеялась, что они не пересекутся здесь? – бросил он мне.

И не дождавшись ответа, развернулся и побрёл к Андрею.

Кажется, не одному Яну нравилась Вероника.

Но Илья ошибался. Насчёт меня. Из-за моего близкого общения с Яном, из-за того, что мы, порой, и правда проводили много времени вместе, некоторые иногда думали, а иногда и подозревали меня, намекали на то, что я не просто с ним дружу. Но они были не правы. У меня не было никаких чувств к нему, кроме как теплоты, радости, когда я его видела. Лёгкости. Он был мне кем-то родным, но я не знала, кем именно. Он был моим другом, был моим драконом. Но любые слова о том, что я влюблена в него – в корне ошибочны.

Заиграла медленная мелодия и, когда парни начали приглашать на медленный танец девушек – меня пригласил Андрей. Мы танцевали на обрывистом белом берегу, около лазурно-бирюзовой воды, в окружении плавно-кружащихся пар. Я как-то чересчур крепко к нему прижалась на этот раз и положила голову на его плечо. Окончательно отведя взгляд от Яна и Вероники. И мне вдруг снова стала приятна близость с Андреем. Мы кружились под звёздами. Небо было ясным, без единого облачка. На горизонт поднималась луна. Через несколько минут заиграла весёлая, ритмичная композиция «Жить в кайф» и мы танцевали и пели, очень громко. Я видела Веронику уже рядом с собой и обернулась на дракона. Когда песня закончилась, я пошла к нему.

Он успел спуститься к воде и стоял на кромке земли, в ночи кажущейся белой скалистой поверхностью. Я подошла к нему со спины: Ян протяжно смотрел вдаль, и, встав рядом, я молчала. Мы замерли внизу, в безлюдном месте, где музыка и голоса отдыхающих слышались отдалёнными отрывками, в окружении крутых обрывистых берегов, ещё больше напоминающих небольшие горы отсюда. В поверхности неестественно-синего цвета воды, в зеркально-спокойной глади, отражалось ночное небо, звёзды и луна, и складывалось ощущение, что небо было и вверху и внизу.

– Тебе не весело, дракон? – тихо шепнула я.

– Ваши бессмысленные песни не для меня, – ответил он.

– Бессмысленные? – спросила я. – Это о мечте, Ян. Послушай ещё раз. Это о том, как человек сделал то, что хотел.

Я тихонько напела слова.

Он ухмыльнулся.

– То, чего не сделала ты?

Дракон говорил какой-то загадкой. Говоря и днём о чем-то подобном, когда уходил. И возможно, сейчас я чуть-чуть догадывалась, что он имеет в виду.

– Ты о чём?

– Обсудим позже.

Он замолчал. Мы оба подняли взгляды на почти полную луну. Уже завтра она будет идеально круглой. В своей абсолютной силе.

– Луна полная, – повторил он мои мысли. – И почти полночь.

Я посмотрела на экран телефона, достав его из кармана джинсовых шорт – да. Это было так. Поздно. Я должна успеть вернуться домой.

– Я отвезу тебя. Пойдём.

Его рука повелительно легла на моё плечо.

Пора было возвращаться. Оказалось не трудным объяснить друзьям, почему мне нужно вдруг уйти раньше. Пусть причина была совершенно иной, но все знали, что завтра – мой день рождения. Моё восемнадцатилетние. На этот раз мы будем праздновать в узком кругу, семьёй – приедет моя тётя и двоюродные сестры. И нужно подготовиться. Я попрощалась с друзьями. До этого мы ещё раз обсудили договорённость увидеться послезавтра в городе и уже вместе отметить праздник. И затем я ушла с Яном, села в его автомобиль и мы поехали. Да, иногда он пользовался и автомобилем, чтобы выглядеть нормальным.

Родители уже спали, когда мы вошли в дом через задний ход, со стороны пристани. Было тихо. Слышалось сопение – покинув вольер, Дэсмонт влетел в дом, скорее всего ещё с вечера, и спал на диване в гостиной. Я, естественно, не стала его прогонять; он поразительно послушно лёг на заготовленное для него покрывало, ведь он влетал уже не в первый раз. Мне было радостно от его желания, наконец, ещё больше сблизиться с нами. Ещё больше одомашниться. А вот где был Кинли – я не знала, и не удивилась бы, узнав, что он охотиться, как дикарь, где-то в лесу. Мы поднялись с Яном в мою комнату. Она была залита голубым блеском мягкого лунного света.

Я присела в подвесное кресло, он встал напротив окна. Рядом с моим мольбертом. Щурясь, ослеплённый призрачным сиянием, внимательно всмотрелся в незаконченный рисунок, выполненный акварелью – пустой мост через реку в дремучем лесу, затянутом таинственным туманом. Спустя несколько минут он попросил показать мои новые работы, которые я успела нарисовать, пока мы не виделись. Достав их из ящика стола, куда прятала альбом от Кинли, я вручила его Яну.

Драконьи пальцы начали медленно его листать.

– Знаешь, ты не попадёшь в рай, если не будешь развивать свой талант, – заметил он. – Талант, который не используется во благо человека или Бога – греховен. Нельзя зарывать его в землю. Так ведь у вас считается, у людей?

Я согласилась, однако, без тени вины в голосе. И тогда Ян спросил меня, почему я не поступила туда, куда на самом деле хотела. Ведь я никогда не мечтала о юридическом деле.

Теперь я поняла, что он имел в виду днём и на гулянии. Он о моём поступлении в университет. Он не то, чтобы слегка контролировал мою жизнь. Просто моё будущее было для него важным. Он заботился обо мне. Стоило это ценить, что я и делала. В каком-то смысле он был моей поддержкой, ещё одной, кроме родителей. Ему никогда не было всё равно.

– Ты знаешь, почему я это сделала.

– Назло нам всем? Мне и родителям?

Его губы сложились в весёлую улыбку.

– Отличный вариант, – усмехнулась я. – Но все не виноваты. Только я.

– Я мог бы договориться и избавить тебя от адского пламени, но уже подумываю о том, чтобы отдать в пекло на перевоспитание – не худший вариант после твоего поведения сегодня днём. Ну, так что?

Оправдываясь, я пробормотала:

– Пришлось бы ехать поступать в Минск. А я не хочу ничего менять. Не хочу уезжать отсюда. Ты же знаешь.

– Это глупо. Рано или поздно ты должна отделиться от этого места, – он сделал паузу, взглянув на наручные часы: – не забывая о своём долге, конечно же. Кстати, об этом. Ты готова? Надеюсь, ещё не забыла, что должна сегодня сделать.

Почти полная луна… Готова ли я?

Кажется, да.

– Как-то же не забывала, пока тебя не было, – чуть съязвила я.

Он отложил альбом на подоконник и сделал шаг ко мне навстречу, нависнув надо мной внушительной тенью. Я встала, обойдя его, и двинулась к своему туалетному столику. Вытащив из шкатулки тонкую серебряную цепочку с кулоном в виде лунницы с перламутровым адуляром20 в самом центре, я протянула её Яну, затем повернулась к нему спиной. Дракон надел на мою шею украшение и аккуратно застегнул крепление.

Сделав ещё один шаг к столику, я тронула маленький блокнот, размером меньше моей ладошки и открыла первую страницу. Хотя и знала написанное плавным разборчивым почерком – наизусть. Почерком моей мамы. Меня вело в сторону окна, вёл свет полной луны, продирающейся сквозь белую занавеску и шторы. Застыв у подоконника, окутанная холодным сиянием, я затаила дыхание и помедлила.

– Читай уже, – почти приказным тоном глухо сказал дракон.

6.Последнее полнолуние

Я сделала глубокий вдох и набрала полные лёгкие воздуха. Но несколько секунд всё ещё не могла начать. Испытывая небольшую неловкость от того, что дракон смотрит на меня в этот момент. Но стрелки часов показывали почти полночь, и, не имея права ждать дольше, отбросив своё смущение, я стала тихо шептать, сжимая лунницу в руке, глядя в озарённое светом небо, словно была совершенно одна в комнате.

Мой голос был едва слышимым:

…bĕgati na lunь ob nokt'ь obberžь naxoditi

…tьma nokt'ь golgolati ty namъ obcěščenьje

vъ tobě azъ nadějati duxъ

…otъ obpasьirъ vrȃg vasъ tēmnь mene bergt'i

…bezstrašьnъ nokt'ь u bĕda měniti dоmъ

…nokt'ь golgolati tьmьnъ obberžь mene

vъ naděja na obberžь obstanoviti lunь světъ

…u obrekt'i bergt'i ty doupъvati mьně

otъgovorati na kličь

obstanǫti vъ migъ bezdolьje

mogti kazati slědъ za tebě u slědovati na pǫtь

…u sъmьrtь ktyti

domъ slabъ stаti stěna

хоldъ měsęсь pьlnъ lunа

Я замолчала и разжала руку, выпустив лунницу. Подвешенная за прочную цепочку, она спокойно повисла у меня на груди. Я захлопнула блокнот со словами, которые вряд ли кто-то другой мог разобрать, с алфавитом на старославянском, или как говорил Ян – праславянском языке. На языке столь древнем, что почти никто, кроме Яна и пары людей, включая меня, не мог ни прочитать, ни понять смысл прочитанного. На языке, письменность которого в современном мире считается несуществующей. Но слова на этом языке были записаны у меня в блокноте. Рукой моей мамы. Там, на одной из страниц был записан перевод этих слов, уже беглым почерком Яна:

«…Идём на лунное светло все те, кто в ночи́ обороны ищет.

Темре ночной мы скажем: ты – наше спасение, в него мы верим всей душой.

От смертельных врагов, своими теня́ми, укроешь нас.

Не поло́хают нас ужасы, приходящие в ночи, и никакая беда не коснётся нашего дома.

Ночь загадает сумраку своему защищать нас, в упование на спасение – погасит полнолунное светло.

И промолвит: того сохраню, кто на меня возлагает надежду, отвечу на каждый клич, не покину в имгнение беды. Помощникам своим загадаю смотреть за тобой и сопровождать на всех пу́тех твоих. И смерть не подступится: обиталище обессиленных для неё обернётся преградой – пу́стым месяцем полной луны.»

Это было то, благодаря чему моя мать познакомилась с драконом давным-давно. Благодаря чему и почему он здесь. То, что ему было нужно от нашей семьи. То, почему он вообще обратил на нас внимание. Ещё одна легенда. На этот раз наша собственная – легенда моей семьи.

Это были слова, которые я вынуждена была читать каждые три дня: перед полнолунием, в полнолуние и в ночь после. Сегодня была первая ночь.

Он подошёл ко мне и, коснувшись ключиц, снял кулон.

Всё происходящее существовало в нашей семье ещё до появления Яна, до знакомства с ним. До меня эти слова читала сестра моей мамы. До неё – моя мать. До мамы – бабушка. До бабушки – прабабушка. И прапрабабушка… И как утверждает легенда нашей семьи, рассказанная уже Яном – все женщины нашего рода, вплоть до самой древности, когда люди говорили на праславянском языке. А может – и раньше. Но у меня с трудом получается себе представить, что могло быть раньше этого.

Моя мама познакомилась с Яном случайно, когда ей было шестнадцать лет. Её семья жила совсем в другом доме, в отдалённом отсюда месте, она ещё ничего не подозревала о драконьей ферме, на которую позже привезёт её отец. Она знала одно: что есть не древнее заклятие, а молитва, которую нужно читать, чтобы в нашей семье всё было хорошо. В семье из поколения в поколение передавалась эта традиция, вместе с серебряной лунницей, как и убеждение в том, что ритуал – важен, и что отступать от его исполнения – чревато самыми плохими последствиями. Потому что бабушка, и прабабушка, и все кто были до них – твердили, что случится что-то ужасное, если не произносить эту молитву под покровом полной луны. И мама делала это – послушно исполняла возложенное старшими, со всей серьёзностью. Как и все до неё. А в один день она познакомилась с соседом – Яном. И в одно из полнолуний, после прочтения молитвы, она общалась с ним и он кое-что учуял. Её магию. Маленькую, как он говорил после «растворяющуюся в воздухе». Почти незаметную. Теперь он перестал быть её обычным знакомым и превратился в странного высокомерного человека, который пришёл в её двор и начал задавать странные вопросы. Ян подумал, что она ведьма – одна из тех, которые оборачиваются в волколаков. Одна из тех, кого он издревле считал своим врагом, как и все драконы. Хотя, по правде, почти не ощущал большой магии. Она испугалась. Но рассказала всё, что знает. Он буквально вынудил её говорить правду, просто своим враждебным видом, не прибегая к помощи своих драконьих сил. Однако, мама была не ведьмой. Она сказала, что это просто обряд, который передаётся из поколения в поколение. А Ян знал, что у неё на шее – лунный камень. И слова в молитве, которая читалась на языке, который давно должен быть забыт, оканчивались ясной фразой: «…и смерть не подступится: обиталище обессиленных для неё обернётся преградой – пу́стым месяцем полной луны.» Он сразу понял, что это не просто связано с луной, а связано с исчезновением волков. Обессиленные, те, кто больше не может обращаться из-за пустой луны, которая отныне не дает им сил. И, убеждённый в том, что войну между людьми, драконами и волколаками, которые неожиданно исчезли много лет назад, окончила каким-то образом именно моя семья, с тех пор он стал охранять мою мать, свою подругу Анжелу, и её секрет. Они стали дружить. Ян ей рассказал, кто он такой. Показал себя. И поведал о правде, о войне с волколаками. Она верила ему. Ей исполнилось восемнадцать, когда она отдала свой амулет сестре – как происходило всегда, по обычаю, с каждой девушкой, которая достигала совершеннолетия. Моей тёте тогда было двеннадцать. После мама вышла замуж за папу и позже родилась я. Тёте тоже исполнялось восемнадцать, и выбора не было – в семье не было другой девочки, и так как магия тёти исчезла бы, и она больше не могла читать заклинание, амулет пришлось передать мне. Не знаю, была ли действительно эта молитва первым, что я научилась говорить, составляя в предложения, когда мне было всего два, но Ян уверял меня, что это так, и что он учил меня лично, и точно каждое полнолуние повторял со мной эти слова. Трудно сказать, воспринимал ли он меня как инструмент в те времена, но факт в том, что он ко мне привязался, как признавались родители очень быстро, почти сразу, но ещё сильнее – за столько лет. Но скоро мне тоже исполнится восемнадцать. Между прочим, уже завтра. И моя магия тоже исчезнет.

Это было моё последнее полнолуние, в которое я в последний раз использовала её. И после – я стану просто жить своей обычной жизнью, будто ничего необычного не происходило. Ничего, кроме присутствия поблизости дракона-цмока, конечно же. Не то, чтобы происходящее мешало мне жить. Я всегда послушно делала то, что сказано. Но где-то в глубине души, иногда относилась к этому со скептицизмом. Может, потому что не встречала другую нечисть, кроме Яна. И не могла поверить, что враждебные мифические волколаки действительно когда-то жили бок о бок с драконами и людьми. И, тем более – что именно моя семья уничтожила их когда-то. Но ведь Ян то был. И был настоящим. Я раньше спрашивала его, кто ещё из легенд существует. Он говорил, что все. Что есть и русалки, и костомахи, и много духов в наших лесах.

Тем не менее, совсем скоро всё изменится: такие вещи станут всё дальше и дальше от моей жизни.

Когда Ян спрятал кулон в шкатулку, мы тихо покинули комнату и отправились вниз. Я поставила чайник. Пока он закипал, мы вышли через задний ход на пирс и зажгли свет, стараясь не шуметь, чтобы не будить родителей. Мы просидели там вдвоём, болтая и слушая кваканье лягушек и стрёкот кузнечиков около четверти часа. Допив чай, Ян отправился домой, выйдя за ворота и сев в автомобиль – нечастым для него «нормальным» способом.

А я отправилась спать. Ещё раз вспомнив, что завтра, а точнее – уже сегодня наступит мой день рождения. Завтра вечером, а точнее уже утром, мне будет восемнадцать. Опустив голову на подушку, я без капли удивления, обнаружила на ней Кинли.

Я начала получать поздравления с самого утра. Когда только проснулась и вышла в пижаме на кухню, меня ждал букет цветов от родителей. И крепкие объятия. Подарок они мне уже подарили заранее, но всё равно символично вручили ключи от городской квартиры.

Когда я пила утренний кофе, то получила звонок от Вероники, и мы болтали настолько долго, что я успела переместиться с кухни в банкетный зал и начать развешивать гирлянду, свет которой будет создавать праздничное настроение вечером. Кинли немного помогал: точнее уцепившись задними лапами за кровлю крыши, он, как летучая мышь, смиренно висел поблизости и услужливо не приближался к проводам, не мешая мне. После Вероники позвонили Соня и Клим. Мама была занята готовкой с Алёной. Лариса ходила вдалеке, у вольеров, с папой. Вскоре он оставил её и поехал в город за тортом.

Тётя Рая, мамина сестра с мужем и девочками прибыли после обеда, немного раньше, чем собирались. И я ещё не успела переодеться. Приняв очередной букет цветов и приятные поздравления, я отправилась в комнату, собираться, и пригласила с собой девочек.

Мой старшей сестре, Кристине Паваге, было тринадцать лет. Среднюю звали Милена, ей было восемь, а младшей – Нине – всего пять. Кристина была следующей старшей девушкой в нашей семье. И так как мой момент рождения состоялся ровно в одиннадцать часов утра, я была уверена, что будь рядом с нами сейчас Ян – он почувствовал бы магию уже у Кристины, как ранее ощущал её у меня. И уже сегодня ночью, в полнолуние, молитву будет читать уже она. Обязанность исполнять ритуал нашей семьи сегодня перейдёт к ней, как когда-то перешёл и ко мне от её матери – тёти Раи. А я теперь… я буду свободна.

Мы с девочками поднялись наверх, в мою комнату, и они с радостью принялись выбирать для меня наряд. Я быстро определилась, не без их помощи, ещё утром метавшись между двумя вариантами. Через несколько минут на мне уже было летящее платье длиной выше колена, белое с крупным розовым цветочным принтом, без бретелей, с открытыми плечами, и длинными свободными рукавами, свисающими от лифа. А так же босоножки на небольшом каблуке. Мои тёмные короткие волосы оставались прямыми, я заложила пряди за уши, открыв лицо. Образ дополнила небольшими серьгами-гвоздиками.

После того, как собралась, я застыла перед туалетным столиком и в присутствии девочек, тронула шкатулку, достав серебряный кулон. Тот самый, который надевала этой ночью. И приблизившись к Кристине, аккуратно надела его ей на шею. Кристина улыбнулась. Младшие застыли в изумлении и в предвкушении словно свершающегося волшебства. Но ничего подобного не произошло. Кулон теперь просто висел на её шее, и мы отправились вниз. Выйдя на улицу, к остальным, преодолев белый деревянный мост, мы вышли к банкетному залу и сели за стол. Снежана и Лариса уже покинули наш дом.

Теперь мы праздновали и весело проводили время. Играла музыка. Мы все общались. Время летело быстро, настигая вечера. Я несколько раз выходила из-за стола и говорила по телефону, слушая пожелания от друзей и бывших одноклассников. Звонил и Андрей. Я проболтала с ним с полчаса, слоняясь у отдалённой беседки, что была позади зала. А после – из-за пирса у дома показался Ян. Никто из нас не увидел ни вспышки, ни его огромной тени, когда он прилетел. Начинало темнеть. И он шёл, проявляясь словно из сумерек, в чёрном строгом костюме, в каком я видела его всего пару раз в жизни; у него в руках был букет цветов. Букет красных роз. Я широко улыбнулась и вышла встречать его. Теперь, все точно были на месте. Все, кто должен был присутствовать сегодня здесь.

Когда мы с Яном сели на свои места, тётя Рая сказала очередной тост, не забыв снова упомянуть, как сильно я выросла и что стала совсем взрослой девушкой. И зачем-то упомянула, что я стала более женственной, немного смутив меня. Все выпили, с возгласами поздравляя меня. Мы ещё недолго посидели за столом, пока Ян уплетал мамину фирменную свинину с морковью, приготовленную специально для него порцию без соли, выпили ещё немного вина и встали со стульев. Играла медленная мелодия, папа пригласил меня на танец. Дядя поддержал его и танцевал с Кристиной. Ян пригласил маму. Тётя пошла укладывать младших сестёр спать – сгущалась ночь. Но вряд ли у неё получится, ведь Милена и Нина очень хотели посмотреть на то, как Крис будет читать заклинание. Когда песня закончилась, Ян подождал, пока я пройду мимо и протянул руку, пригласив меня. Он был очень серьёзен в этом своём костюме, отчего мне всего чуточку было не по себе.

Мы медленно кружились под песню с символичным названием «Молитва»21, пока тихие голоса остальных едва доносились до нас. Мы остались наедине и танцевали – и вокруг нас сгустилась эта обстановка серьёзности, которую он создавал своим классическим костюмом и такими же классическими красными розами, которые мне подарил. Иногда он был слишком педантичным в стремлениях чрезмерно следовать правилам. А иногда – варварски их нарушал, когда ему это было выгодно, естественно. Кажется, сегодня был первый вариант его настроения.

– Дракон, послушай… – тихо прошептала я.

– Ян. Меня зовут Ян, – с упрёком и каплей удовольствия в голосе от сделанного замечания произнёс он.

– Где ты всё-таки был эти три месяца?

Меня всё ещё волновал этот вопрос, как и лёгкая обида на то, что он пропустил мой выпускной и в принципе целое лето. Хорошо, что хоть на день рождения явился, и всего на миг у меня закрадывались подозрения: добровольно ли? Ведь я сама заманила его сюда песней о Ящере.

И теперь, когда он был в моём небольшом плену этого танца, я имела возможность слегка призвать его к ответу.

– Отдыхал.

Я подняла на него глаза, оторвав их от чернеющего в ночи озера и задумчиво нахмурилась.

– Я думала, ты был на работе, – и намеренно сделала паузу. – На той самой, о которой никогда ничего не говоришь.

– Не помню, когда я в последний раз работал? – сдвинув брови, вопросил он, словно это я должна была ответить.

В глазах Яна на секунду блеснула аквамариновая искра, невольно напоминая о его драконьей сущности. Его слова дали понять, что он лишь играл со мной, не собираясь всерьёз отвечать.

И я больше не задумывалась над его ответами. В мои мысли вклинивалось кваканье лягушек, перебивающее мелодию. Вокруг было спокойно. Я словила себя на том, что едва ли не опустила голову ему на плечо. И если честно, мне уже было всё равно, о чём мы говорили. Мне было просто привычно и приятно оказаться рядом с ним. Словно мне было не восемнадцать, а снова шесть.