Читать онлайн Сломанный клинок бесплатно

* * *

Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону.

© Кирилл Корзун, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2020

Пролог

Верховный шаман почувствовал изменения, даже находясь снаружи пещеры, – ритуал, к которому готовились долгие годы, вот-вот мог прерваться, и тогда прахом пойдут усилия множества поколений. Допустить подобного он не мог. Быстрым шагом, отбросив в сторону бубен и било, старик в одеянии из медвежьей шкуры ворвался в пещеру и застыл неподвижным изваянием, прикрыв глаза и сосредоточившись на удержании разбушевавшихся сил.

– Она не справляется. Всех шаманов сюда, живо!!!

Ученик не стал испытывать терпение своего наставника и сорвался с места, исполняя приказ верховного шамана народа Э’Вьен. А тот тихо запел, хотя звуки, рвущиеся из его горла, трудно было назвать пением, скорее они походили на утробное урчание грозного хищного зверя. Его песнь многажды отражалась от каменных стен и сводов пещеры; воздух в ней начал дрожать и расплываться туманными кляксами; очаг в центре немилосердно зачадил – угасшие было угли вновь налились злобной краснотой, и с новой силой затлели пучки дурманящих трав поверх них.

Шесть старших шаманов один за одним вбегали в пещеру и включались в священнодействие – Видящая была слишком молодой и неопытной, но удачный ритуал был жизненно необходим. И они не боялись отголосков бури, рвущейся в этот мир из измерения духов. Их голоса вплетались в набирающий мощь речитатив древнего заклинания, один за другим, волна за волною захлестывая пещеру своей жизненной силой.

Они жертвовали своей жизнью, чтобы помочь встретившей свою семнадцатую весну девушке. Великий дар Атлантов пробудился сквозь века и череду поколений народа, верно служившего сгинувшим господам. Дар пробудился, и с его помощью стало возможным отыскать способ вернуть Владык в этот мир.

Девушка спала. Но это был беспокойный и необычный сон.

Её обнаженное, стройное и смуглое тело, распростертое на огромной медвежьей шкуре, причудливо изгибалось, так, словно девушка пыталась сбежать из собственной постели. На самом деле движения были всего лишь отголосками того, что происходило с Иланой во сне. Раз за разом она порывисто, но плавно перетекала из положения в положение, будто пытаясь устроиться поудобнее, – так морская волна прибоем накатывает на песчаный берег, накатывает и отступает обратно, завлекая за собой неосторожного пловца.

Шаманы успели вовремя. Видящая смогла перехватить упущенный было контроль над видением. Её лицо разгладилось, губы дрогнули, но в уголках глаз продолжали мерцать жемчужины так и не пролитых слёз.

Видения никогда не обманывали. Сны были для Иланы лишь тропой, следуя по которой девушка отыскивала знания и намёки от духов рода. И впервые этот путь оказался для неё таким сложным…

…Замок внушал трепет. Каменные стены из огромных блоков, отшлифованные до блеска сотнями рук и лет, по хитрому замыслу древнего архитектора складывались в многоуровневую цитадель с изогнутыми скатами крыш. Илана невольно затаила дыхание, ощутив воплощение власти человека, сотни лет назад повелевшего возвести свой оплот в уютной горной долине. Ей померещились цепочки вьючных животных и караваны рабов, заполонившие долину при стройке, послышалась какофония криков, воплей, приказов и команд.

Девушка вздрогнула. Не всё надо видеть, не всего надо касаться.

Оглянувшись по сторонам, шаманка обнаружила, что оказалась внутри кольца из крепостных стен. Под его защитой было несколько десятков изящных деревянных строений – низкорослых, утопающих в шелестящем море древесных крон и невероятно очаровательных. Четкие линии, контраст цветов и угловатая лёгкость зданий превращали их в сказочные декорации, а сумерки и разгорающиеся фонари нагнетали неизбежного романтизма.

Грозный и утонченно красивый, замок казался похожим на храм. От него веяло спокойствием и мистической силой. Зов размеренно и ритмично пульсировал в её сознании, тонкой алой нитью протянувшись глубоко в каменного исполина.

Отыскать путь к нему в сгущающихся сумерках оказалось несложно – стоило ей приблизиться к охватывающему всю цитадель парку, как его, на первый взгляд, сплошной массив разрезали цепочки ярких фонарей, протянутые вдоль засыпанных золотой и алой листвой дорожек. Илана с удовольствием прошла путь под сенью шелестящих и шепчущих крон, окончившийся на просторной площади перед распахнутыми настежь вратами. Застывшие возле них грозные стражи в громоздких парадных доспехах не могли заметить девушку, прошедшую мимо них незримым и бесплотным духом.

Десятки людей в ярких, явно праздничных одеждах, расшитых золотыми и серебряными узорами, расположились во внутреннем дворе перед главной башней. Все они неспешно прогуливались по дорожкам среди миниатюрных пагод, либо столь же неспешно и чинно беседовали между собой, соблюдая определенный церемониал и традиции. Об этом Илана подумала почти сразу же, уловив определенную систему в их расположении и передвижении. А рукоятки знаменитых на весь мир мечей лишь окончательно подтвердили догадки девушки по поводу места её нахождения.

Островная империя. Илана покачала головой, гадая, почему её занесло так далеко от дома. Что же могло заинтересовать духов в этом месте, чужом и негостеприимном для той, чьи предки тысячелетиями служили Атлантам?

Довольно часто ей на глаза попадались шелковые знамёна с гербом, напоминающим цветок, лишь изредка герб менялся на другие, но такие знамёна всегда располагались ниже, словно намекая на подчинение. Все эти аристократические тонкости мало интересовали девушку из таёжного племени, однако она всё же задержала на них взгляд, старательно запоминая и откладывая в памяти их образы. Потом она тщательно перерисует всё, что видела, и сможет узнать гораздо больше.

Следуя наитию, Илана не стала бродить среди этих людей, а устремилась в башню, легко проскочила парадную лестницу и вдруг замерла на месте. Жёсткий, цепкий и изучающий взгляд упёрся ей между лопаток, навалился на плечи таким грузом, что девушка невольно покачнулась и испуганным оленёнком скакнула дальше, в полумрак комнат и коридоров башни.

– Невозможно. Невозможно. Только не здесь.

Растерянный шепот слетал с её губ – выдержка изменила девушке. Илана мчалась куда-то вперёд, без оглядки и лишних рефлексий. А мысли предательски путались, всполошившись от острого чувства опасности. Нужно было торопиться и отыскать то, зачем её сюда провели.

Пойти туда, не знаю куда. Найти то, не знаю что. Шаманка в полной мере оценила юмор сказок, услышанных в детстве, лишь когда сама впервые прошла тропой снов. С тех пор только чутьё могло подсказать ей правильный путь. Не обмануло оно и на этот раз. Благо что в снах она с легкостью понимала любые чужеземные языки.

– Иногда мне кажется, что мои предки построили эту башню исключительно как обсерваторию. Враги во все времена атаковали только замок Канадзава, а здесь всегда было тихо, – негромко говорил статный и рослый мужчина в белоснежном кимоно с цветком герба, вышитым золотом, прогуливаясь по верхнему этажу своего оплота и изредка замирая перед широкими окнами. – Поэтому я никогда не понимал твоего стремления превратить это место в укрепрайон. Медитировать среди пушек и колючей проволоки? Да я ходить по этажам спокойно не мог, гадая, откуда именно вдруг могут свалиться турели!

Тот, к кому он обращался, нервно дёрнул плечом и отчётливо хмыкнул, продолжая молчать. Они были очень похожи внешне и внутренне – шаманка ощущала их духовную мощь, ощущала то, что когда-то возвеличило их предков и чем они владели по праву крови.

– Они свалились бы только в самом крайнем случае. Поверь, в тот момент тебя заботили бы более актуальные темы. Например, ты вспоминал бы комбинацию от убежища на минус третьем этаже. А вот если бы мой господин не стал отстранять своего верного слугу от служения…

– Не веди себя как воплощение укора. И да, мне до сих пор непонятно твоё недовольство, Хикару. Ты нужен мне в ином качестве, а не начальником моей гвардии и охраны.

– Мы – самураи, а не… – не выдержал его оппонент и развернулся, тем самым невольно давая девушке хорошо себя рассмотреть. И прежде всего в глаза ей бросился его герб. Схематичное оперение стрелы она распознала уверенно и не сомневалась в этой догадке.

– Можешь не продолжать. Избавь меня от лекции и нравоучительного тона, – прервал его собеседник, подкрепляя слова коротким жестом ладони. – Сядь и выслушай меня.

– Как пожелает мой господин, – ехидно ответил самурай, глубоко кланяясь.

– Боги испытывают меня, вассалы дерзят, а дети не слушаются, – делано грустно усмехнулся владелец замка и продолжил: – Род Маэда признателен роду Хаттори за верное служение. Наша благодарность будет выражена в том, что сегодня, в День почитания старших, я, Маэда Ючи, официально объявлю тебя, Хаттори Хикару, свободным от присяги, как и весь твой род. И надеюсь, что свободный род Хаттори не откажется заключить союз. Слово сказано! А все документы уже неделю в канцелярии императора, и остались сущие формальности. Так что, мой друг, сегодня начинается всё самое интересное.

Илана заинтересованно встрепенулась, сделала шаг и…

…и мир вокруг неё дрогнул, картина реальности искривилась, смешивая цвета и очертания предметов и людей. Череда сполохов и образов подменяла друг друга, торопила события, подхлестывала реку времён, спеша показать Илане ещё кое-что, не менее важное.

…Замок пылал. Воздух дрожал от жара и грохота взрывов, сотрясавших цитадель до самого основания. Дым поднимался в небо густым черным столбом, застилая его до горизонта непроницаемым покрывалом тьмы, в глубине которого изредка вспыхивали на яркие, но короткие мгновения мириады искр. Зарево пожара окрасило всё вокруг в багровые оттенки, пуская тени кружиться в безумной ломаной карусели. Так мог бы выглядеть ад.

Смерть и огонь. Они пришли в разгар праздника, застали людей врасплох и собрали обильную жатву. Но твердыня рода Маэда с достоинством перенесла первый, самый мощный удар и устояла. Нападавшие прорвались сквозь проделанные в стенах бреши и умылись собственной кровью, встретившись с яростью противников.

Ей никогда не было так страшно. Жесткость войны предстала перед ней во всей своей бесстыдной и обнаженной «красоте». Стоны и крики раненых и умирающих, кровь, грязь, пепел… и запах. Для неё всё происходящее было лишь сном. Кошмарным, реалистичным и всё же безвредным и неопасным.

На её глазах десяток солдат в парадных доспехах самураев успешно теснил прорвавшихся в замок бойцов. Старомодный дизайн скрывал в себе передовые разработки в области боевых экзоскелетов. Илана жила в глухой тайге, в племени охотников и собирателей, но не была дикаркой и была не понаслышке знакома со многими достижениями современной цивилизации.

Техносамураи рывком сократили дистанцию и вклинились в разворачивающиеся порядки врага, прорубая себе дорогу светящимися алыми клинками. Неполный десяток облаченных в сталь воинов разметал три десятка отлично экипированных стрелков, пустив их на смазку для мечей – пылавшие пламенем лезвия без труда рассекали не менее современную броню противников, прерывая жизни тех, кто осмелился поднять руку на хозяев замка.

Оперение стрелы на плечах и груди самураев говорило само за себя – бывший вассал не покинул своего союзника в трудный момент. Растоптав одну группу нападавших, воины рода Хаттори разбились на тройки и устремились туда, где кипела самая отчаянная схватка.

Центральная башня замка горела неохотно. Камень сопротивлялся языкам пламени, не давая ему распространиться дальше, не пуская во внутренние помещения. Но два огненно-красных дракона продолжали заливать окна и бойницы испепеляющим дыханием, вновь и вновь поджигая то, что уже не могло гореть.

Остов гигантского боевого робота плавился, остывал, крошился и разрушался всё сильнее. Защитники замка использовали технику напавших как баррикаду, укрываясь за ней от губительной силы воплощённых стихий. Пламя, лёд, молнии, земная твердь… Илана с ужасом наблюдала за тем, как носители дара Титанов самозабвенно уничтожают друг друга.

Она чувствовала каждую смерть. Каждую прерванную жизнь. И больше всего на свете ей хотелось оказаться как можно дальше от этого когда-то чудесного и прекрасного места. Илана плакала. Слезы сочувствия, страха и бессилия текли по её щекам, сердце разрывалось от бушевавших в ней эмоций и желаний.

Она не могла вмешаться. Только смотреть и пытаться понять, зачем духи привели её в это место…

…Пепел был повсюду. Его хрупкие хлопья падали с небес, неторопливо и величественно погребая под собой разрушенные стены, тела погибших, остовы боевой техники, словно пытались спрятать от глаз эти яркие свидетельства войны.

Замок покосился, частично обрушился и, несмотря на все усилия, устоял. До пепла выгорел весь внутренний двор и все постройки, сады и рощи вишнёвых деревьев. Остался только каменный исполин, одинокий и по-прежнему величественный.

Шаманка боялась к нему подойти. Камни ещё дышали жаром, из нутра коридоров пахло кровью и смертью. А интуиция как никогда требовательно тянула её именно туда. Туда, где тела павших исчислялись десятками. Туда, где сражался погибающий род Маэда и его союзники.

– …так оставить нельзя. Такэда должны ответить за своё вероломство.

Умиравший говорил тихо, едва слышно. От черного кимоно остались лишь обгорелые тряпки, неспособные прикрыть почти сплошной ожог, в который превратилось его тело.

– Я виноват перед тобой, сын. Прости, что возлагаю этот долг на тебя. Долг семьи, которой ты не имел все эти годы. Прости. Верю в тебя. Всегда верил…

Илана стояла в дверном проёме и не решалась приблизиться. И тем не менее она увидела одного из тех самураев, что бились у неё на глазах. Его доспех покрывали вмятины и трещины, в некоторых местах зияли рваные дыры, полированный металл закоптился и щеголял брызгами грязи и крови. Покореженный шлем валялся рядом, открывая юное лицо своего обладателя. Слишком юного для войны и всех её ужасов.

– Покойся с миром, отец, – прошептал он, закрывая ему глаза. – Я отомщу за вас. За всех, кого они убили сегодня. Они заплатят…

Илана отшатнулась – от парня шибануло ненавистью и лютой жаждой крови, он взвыл, вымещая в крике боль своей души. Она уже слышала такое – там, в мире духов, обитали древние демоны, алчущие душ и чужих мучений. И этот голос был неотличим от боевого клича тех опаснейших тварей.

Отшатнулась и побежала прочь, узнав того, кто смог увидеть её. Видящая узнала достаточно. Пора было просыпаться…

Поэтому Видящая не увидела, может быть, самого важного. Пробудившийся хищник спугнул её.

Юноша в покалеченном экзоскелете неловко уложил тело отца рядом с остальной семьёй, сел рядом и зашептал:

– Пресветлая богиня Амэ, обращаюсь к вам. Не оставьте их в посмертии, примите своих детей в чертоги Света. И маму. Не разлучайте их. Молю вас об этом…

Ослепительная вспышка света заполнила собой всю комнату и рассыпалась десятком ширококрылых бабочек. Они настойчиво оттеснили юношу за пределы комнаты, прежде чем превратили её в погребальный костёр, усыпав тела погибших тысячами белых искр.

И только когда парень вышел под темное, затянутое дымными тучами небо и подставил лицо под падающие хлопья пепла, на самой грани его сознания прошелестел тихий, но вполне отчётливый голос:

– Что ты обещал брату?

– Я обещал ему прожить жизнь за нас двоих.

– Да будет так, – прошептала богиня Амэ. – И да свершится то, что должно!

Глава 1

Японская островная империя.

Остров Хонсю. Префектура Токио.

Поместье клана Такэда (родовые земли)

Безжалостный свет люминесцентных ламп отражался от стерильно, по-медицински чистых белых стен, окончательно выхолаживая небольшую подвальную камеру. Глава клана, Такэда Харуки, невольно поежился и вздрогнул, взглянув на прикованного к кушетке израненного человека в рваных лохмотьях. В воздухе ощутимо пахло лекарствами, болью и смертью.

– Что удалось узнать? – спросил он у суетящихся в комнате людей в белых халатах, усилием воли удерживая бесстрастное выражение лица.

– К сожалению, немногое, Такэда-сама. Допросы, включая третью степень, не дали нужного результата. Мы были вынуждены воздействовать на… пациента медикаментозно. Психотроп сломил его сопротивление. Однако информацию стоило бы проверить. С его слов выходит так, что наследник Хаттори сейчас в Российской империи, где-то в Сибири. При попытке уточнить местонахождение Леона Хаттори произошло ЧП. Сработала необнаруженная закладка-блокада. Пациент мёртв. Все попытки реанимации были безуспешны. Это наша вина. Готовы понести наказание, – отрапортовал один из безликих палачей, поправляя медицинскую маску и украдкой смахивая капли пота со лба. Он сильно нервничал, – предугадывая недовольство начальства, и уже готовился к неизбежной каре.

Но гром не грянул. Глава клана размышлял. И мысли его были далеки от роковой оплошности подчинённых, упустивших важного пленника за грань. Необходимая информация была получена, и он мог действовать. Он наконец-то получил шанс закончить войну, начало которой положил три месяца назад.

– Все данные мне на стол в оригиналах. Копий не делать. Всех, кто занимался этим делом, я награжу лично, – распорядился Такэда и, чуть помедлив, добавил: – Останки кремировать. Урну анонимно доставить родственникам. И намекните, что он до конца исполнил свой долг. Пусть похоронят как героя.

– Будет исполнено, мой господин, – склонился в согласии подчинённый, восхищаясь проявленным благородством по отношению к врагу.

«Белые халаты» тем временем уже приступили к делу – зашелестел черный мешок, взвизгнула молния, открывая его нутро, готовое поглотить ставший никому не нужным труп. Харуки невольно задержался возле него, рассматривая столь упорного и несговорчивого пленника.

Ручейки засохшей крови оставили длинные, извилистые полосы на теле мужчины, схваченного его агентами после долгих и почти бесплодных поисков. Глубокие порезы несли в себе оттенок изощренной жестокости – рваные края ран, нанесенных тупыми и зазубренными клинками, служили этому самым верным доказательством. Пленника пытали. Долго, целенаправленно, беспощадно и со вкусом, выдавливая из него нужную информацию по капле и совершенно не заботясь о том, что будет с ним дальше. Но он выдержал. И это было странно. А что до проявивших садистские наклонности подчинённых… Потом. У главы клана есть над чем размышлять.

– А ведь он долго держался. Как воин. Обычный бухгалтер, офисная немочь. Все допросы вытерпел, не сломался. Только химия смогла его разговорить, – услышал Харуки слова одного из палачей и задумался было вновь, но мысли о том, что предстоит сделать, вновь вышли на первый план, заглушая недоверчивый и невнятный шёпот интуиции. И он ускорил шаг. Нужно было напомнить наёмникам о не до конца исполненном договоре.

– И что странно, – тем временем продолжал говорить «белый халат», – тебя как раз отослали доложить, когда этот тип словно переборол действие препарата и посмотрел на нас. Я такого никогда не видел, а ты ведь знаешь, сколько у меня практики!

– Переборол «Психо»? Быть не может! – изумился его безликий собеседник и, оглянувшись на всякий случай, нетерпеливо дёрнул коллегу за рукав, требуя продолжения: – Уверен, что не показалось?

– Я тоже думал, что не может. А взгляд у него был змеиный, стылый, как удав на кроликов смотрел. Пара секунд, и сердце остановилось. Словно он сам себе это приказал. Я о таком только слышал…

Рассказчик увлекся. Замахал руками, в глазах появился подозрительный огонёк, и поэтому второй «белый халат» только скептически хмыкнул. Он тоже слышал о подобном. Вот только последних таких умельцев извели под корень сразу после Реставрации Мэйдзи. Прямым указом императора.

– Хватит россказней. Мертвое уже мертво. А призраков не существует. Работать надо. И помалкивай об этом, а то, не дай боги, дойдёт до ушей господина, – обрубил он коллегу на полуслове и нахмурил брови. – И остальным скажи. Не хочу из-за вас работы лишиться…

Российская империя. Сибирь.

Княжество Морозовых, город Сибирск

Мой мир рухнул и сгорел дотла в пламени войны. Один день изменил всё. Лишил семьи, ожидаемого будущего и желания жить дальше. Но я давно отвык делать то, что хочу. И привык делать то, что надо.

Привычка, как известно, формирует характер. Но после неожиданного божественного вмешательства всё стало гораздо сложнее и запутаннее. Именно поэтому, спустя три месяца после бойни, устроенной кланом Такэда, я осознал себя в новом удивительном качестве – другим человеком. Тенью того, кто на протяжении почти всей жизни в строжайшей тайне от всех воспитывался в отдаленной горной деревне, тенью выкованного оружия, что должно было верно служить роду Маэда. Бледным подобием самого себя как внешне, так и внутренне.

Близнецы похожи друг на друга не только внешностью, но и характерами, мимикой, жестикуляцией и прочим. В случае со мной и моим братом Леоном это не так. Нас разлучили ещё в детстве, чуть ли не сразу после рождения. У рода Хаттори был только один наследник. Мне предстояло стать чем-то иным. Отец назвал меня «Проект Возрождение».

Отец был одержим желанием верно служить. И возрождение древних традиций нашей семьи, имеющей историю более чем в тысячелетие, видел как один из способов этого служения.

В тот злосчастный для всех день он хотел триумфа – девять уникальных бойцов, готовое подразделение гвардии во главе с его сыном должны были влиться в гвардию рода Маэда, вернуть утраченное влияние. А семья обрела бы сына, утраченного семнадцать лет назад.

Судьба сложилась иначе. Брат умер на моих руках и стал частью меня. Наши души слились в одну – так решила Пресветлая Амэ, божественный предок рода Хаттори.

Мы были слишком разные. И при слиянии произошёл конфликт душ. Первый месяц запомнился лишь чередой сменяющихся образов-воспоминаний и кровавой пеленой перед глазами. Состояние, близкое к лихорадке, накрыло меня знатно и почти сразу – я потерял сознание, стоило только выйти из руин сгоревшего замка сюзерена. Месяц блужданий во внутреннем мире, месяц безуспешных поисков ответа на самый важный вопрос: кто я?

А когда более-менее пришёл в себя, то понял, что очутился за тысячи километров от дома. В чужой и непонятной мне стране. В окружении тех, кого я-прежний и знать не знал. А вот я-нынешний был им хорошо знаком. Потому что они считали, что я – Леон.

* * *

Ночь пахнула в лицо морозной свежестью и одуряющим ароматом хвои. Выбравшись из-под разлапистых ветвей исполинских елей, я бодро захрустел по покрытому тонким слоем снега газону, окружающему только покинутый мною дом по кругу.

Сбегать от взявших меня под опеку людей я не собирался. Но урвать глоток свободы, дать себе проветриться и собраться с мыслями было необходимо. При царящем в моей голове хаосе это было и вовсе обязательно.

Город встретил меня неприветливо, укрывшись в темноте и тенях, словно не желая показывать своё лицо. Ночь поглотила его краски, лишь фонари создавали островки света, выхватывая из темных каменных и кирпичных стен отдельные куски и возвращая им цвета.

Город спал. Во всяком случае, эта его часть. Пустынные улицы почти без прохожих и без проезжающих машин; завывание холодного ветра; редкие звуки из числа тех, что сопровождают бытие человека – хлопок дверью, сработавшая сигнализация и обрывок чьей-то речи. Меня это не расстраивало. С энтузиазмом деревенского жителя, впервые очутившегося в цивилизации, я шёл от одного фонаря к другому и с любопытством смотрел по сторонам.

И так продолжалось до тех пор, пока я не заблудился…

Слияние душ не могло пройти без некоторых сюрпризов. Самым важным и полезным, наверное, стали память и умения моего брата. Русским языком он владел отлично, мама постаралась. До замужества Хаттори Хикари была Ольгой Солнцевой, поэтому сказки ему рассказывали на двух языках. Зависть ворохнулась и исчезла. Осталась лишь тихая печаль. И всё бы ничего, вот только Леон так и не научился читать.

Табличка с названием улицы, к которой я обратился за помощью в обретении точки отсчёта, бесстрастно порадовала меня рядом незнакомых символов и двузначным номером. Легче от этого не стало ни капли. Захотелось выматериться, да так смачно и заковыристо, что даже стыдно стало.

В такой ситуации ни в коем случае нельзя впадать в отчаяние и уж тем более нельзя начинать философствовать. Оба этих действия никак не влияют на окружающий мир. Решение пришло довольно неожиданно.

– Нужен Пятница! – пробурчал я себе под нос и благодарно улыбнулся короткому воспоминанию об одном из любимых литературных персонажей детства. – Только с туземцами беда. Придется поискать…

* * *

Кто ищет – тот всегда найдёт.

Я нашёл. Приключения. И кто бы сомневался?

Понадобилось всего полчаса неторопливого променада по мощенным каменной брусчаткой улицам, чтобы тихий и уютный район из преимущественно двухэтажных зданий сменился другим, на вид более деловым, респектабельным и шумным. Показались яркие витрины дорогих магазинов, с фырчанием и ревом проносились автомобили, послышался гомон прохожих, а прямо по курсу замаячило здание, не понять назначение которого я не смог бы при всём желании – это был ночной клуб.

Идеальной формы стеклянный куб с огромной автостоянкой возле одной из граней, с яркой неоновой вывеской на входе и парочкой колоритных секьюрити в шапках-ушанках с кокардами и долгополых шинелях. И что характерно, тоже довольно невысокое здание. Чувствуя, как любопытство во мне смешивается с пресыщенностью и безразличием многое видавшего брата, я остановился, закрыл глаза и ритмично задышал – эмоциональное несоответствие реакций могло принять и более резкую форму, а дыхательная гимнастика неплохо выручала в подобных ситуациях. Побочный эффект проявлялся всё реже, но доставлял значительные неудобства.

– Так и до таблеток можно докатиться… – укоризненно сказал я сам себе, собираясь идти дальше.

Но приключения уже успели меня отыскать.

– Помогите!!! Пожа… – разрезал воздух и захлебнулся звонкий девичий выкрик. Он вырвался из темного переулка между двумя домами перед клубом, и, судя по отсутствию реакции окружающих, никто, кроме меня, крика не услышал.

Времени на раздумья не оставалось. Честь требовала защитить слабого.

И меня накрыло. Шквал ярости, негодования и жажды немедленных действий выбил из головы все мысли, и ноги сами понесли меня причинять добро и наносить справедливость. Побочный эффект преодолел все мои потуги самоконтроля, попросту наложившись на гормональный всплеск и…

– Вот же идиот, – обречённо простонал я сквозь зубы, в узком и темном переулке нос к носу столкнувшись с парочкой крепких, добротно сложенных парней в кожаных куртках. Подвиги откладывались.

Они синхронно шагнули из тени и ловко, показывая неплохую сноровку в подобных делах, подхватили меня под руки и что есть сил зашвырнули в темную глубину переулка. Не упал я только чудом, хотя кроссовки предательски заскользили по тонкой наледи. А события тем временем приближались к логической развязке.

– Пошла вон, сучка. Считай, что отработала свой должок. Ну-ка, кто тут у нас такой пылкий и дерзкий? – басисто расхохотался третий участник представления, пинком ноги отшвыривая в сторону сидевшую в грязи у его ног заплаканную симпатичную девушку лет двадцати на вид, после чего развернулся ко мне.

Бита в его руке ловко крутанулась, сливаясь в серебристый круг, и мягко хлопнула о его бедро. Удобная, явно титановая, с головоломной вязью каких-то символов. Она мне понравилась с первого взгляда. Даже больше, чем девушка, которая, заливаясь слезами и громким плачем, уже бежала прочь что есть сил.

– Я задал вопрос. Ты кто такой? – обратился ко мне обладатель титановой биты, вразвалочку приближаясь. Я нарочито медленно отряхнул свою куртку от видимых только мне пылинок, расфокусировал взгляд, давая глазам привыкнуть к темноте – в общем, тянул время как только мог, явственно ощущая за спиной первых двух крепышей.

– Кто тебя не боится. Легче стало? Могу назвать себя твоим новым учителем по этикету.

– Дерзишь. Это хорошо. Повода искать не надо. Мы ж не нелюди какие и не беспредельщики. Нам повод нужен, – степенно ответствовал главарь этой банды, перекладывая биту на плечо и демонстративно расправляя плечи. Я на габариты никогда не жаловался и пигмеем себя не почувствовал, но смотреть на него пришлось снизу вверх.

Ещё полгода назад такие отморозки вызвали бы разве что лёгкую улыбку. Но сейчас… В той бойне с наемниками клана Такэда я перегорел. Выжег почти все энергетические каналы, и в результате мой боевой потенциал снизился в несколько раз, ветеран стал подмастерьем. А этот здоровяк явно был из одаренных. Вряд ли силён, но в моём состоянии да против троих… не вариант. Тем временем главарь продолжал:

– И за дерзость отвечать придётся. Силой померимся или деньгами отплатишь?

Город меня явно невзлюбил.

– Хорошо. Понял я, понял, – пробормотал я, плавно разворачиваясь спиной к стене и поднимая руки перед собой. – Только не бейте. Пожалуйста. Отдам всё что есть. Только не бейте.

– Умный парень! Вот и сговорились по-хорошему, вот и славно, – одобрительно качнул головой главарь стаи мелких городских хищников и расслабился. И его ребята тоже. Резкую смену поведения они ошибочно приняли за слабость. И потому среагировать не успели. Самурай никогда не пренебрегает возможностью нанести первый удар. И вообще, война – это путь обмана.

Тугой комок Силы сформировался между моих ладоней за доли секунды и взорвался яркой слепящей вспышкой белого света. Один из немногих приёмов, скорее даже просто фокус, на который я всё ещё способен.

«Несвятой Троице» хватило. Обожжённая сетчатка глаз – это вовсе не шутки. Синхронный вопль боли, перемежаемый трехэтажным матом, прозвучал самой приятной симфонией из всех возможных. А поскольку мой свет был безвреден для меня, то ничто не могло удержать меня от того, что мой опекун Гена называл «раздачей призовых слонов».

Короткая серия прямых и боковых ударов в лучших традициях муа-боран отправила главного из неудавшихся грабителей в бессознательное состояние. Приватизированная у него бита успокоила оставшихся за несколько добротных и мощных ударов, полностью оправдав возложенные на неё надежды. И тут грянул гром аплодисментов.

* * *

– Нет, серьёзно, я восхищен. Даже время засечь не успел, – сказал невидимый наблюдатель и вышел из тени, раскручивая в воздухе цепочку с часами-луковицей на конце. Эхо его аплодисментов только-только угомонилось, прекратив скакать в гулком коридоре стен, и умчалось в небо. – Ты опередил меня. А я даже часы не проверил.

Последняя фраза прозвучала несколько обвиняюще, как мягкий упрёк.

– Как умею. И вообще я просто…

– Мимо проходил. Абсолютно правильная позиция. Я бы на твоём месте городовому сказал всё именно так.

– То есть мы случайные прохожие? Шикарно, – обрадовался я, расстегивая куртку и с грехом пополам пытаясь пристроить трофей в рукав. Куртка отчаянно сопротивлялась. – Я тогда пошёл. Некогда мне. Ты это, «скорую помощь» им вызови хотя бы.

– Борец с преступностью с такими идеалами в наши времена подобен вымирающему виду, – парень подбоченился, давая мне себя рассмотреть, и мягко улыбнулся. – Не помрут. Вон кони какие здоровые. Разве что простуду подхватят да голова поболит. Полагаю, тебе после праведных трудов не повредит чашка хорошего кофе?

Невысокий, рыжеволосый, худой как вешалка, на которой болтается явно широковатое и длинноватое ему пальто, с подвижным пластичным лицом и яркими зелёными глазами. Ровесник или даже чуть младше меня. Манера говорить и плавная жестикуляция выдавали в нём как минимум хорошее воспитание. Которое он не преминул немедленно подтвердить.

– Честь имею представиться – Алексей Соколов. Коренной житель этого славного во всех отношениях города.

– Хаттори. Леон Хаттори, – после недолгой паузы я представился и по привычке слегка поклонился.

– Надо же! Японец! Мне никто не поверит, если вдруг кому расскажу, – Алексей всплеснул руками и, приблизившись, ловко выдернул у меня из-за пазухи биту, тут же исчезнувшую под полами его пальто. – Это я тебе потом отдам, нечего шататься в непотребным виде по улицам. Полицмейстера ещё не хватало на наши головы. Мячика-то у тебя наверняка нет и в помине. Пойдём, пойдём, я знаю тут шикарное место неподалёку, с крепчайшим кофе и нежнейшими круассанами. Ты оценишь, гарантирую…

И я пошёл, доверившись абсолютно незнакомому человеку. Потому что моя интуиция безошибочно распознала в нём того, кого я искал. Но мой Пятница нашёл меня сам.

* * *

Судьба эмигранта довольно часто зависит от случайности. И мне, откровенно говоря, повезло. Госпожа Удача расщедрилась на полноценную, во все тридцать два зуба, улыбку.

Пятница из Алексея получился отличный. Он уверенно пёр меня на буксире, тактично соблюдал приличия и безостановочно говорил. Говорил обо всём на свете, знакомил с городом и его достопримечательностями, интересовался моим мнением и, как и обещал, доставил меня в шикарное заведение – кофейню под названием «UnderGround».

Полуподвал, в котором оно располагалось, ошеломил меня голыми кирпичными стенами с выступающими из них гипсовыми масками, пустым залом с кучей свободных столиков, лакированной барной стойкой из черного дерева, уютной атмосферой и ненавязчивой музыкой, в которой я с удивлением распознал джаз. Исполняемый вживую. Музыканты играли даже без посетителей, и было видно, что занимаются любимым делом. И этим фактом действительность добила меня окончательно. Разоблачившись и устроившись на удобном и мягком диванчике возле низкого столика, я обеими руками вцепился в объёмный, клубящийся паром бокал и, втянув шлейф из запахов кофе, шоколада и сливок, поплыл. Адреналиновая встряска сошла на нет. Наступила расплата – меня можно было брать голыми руками.

– Круассаны здесь бесподобные. Я взял на себя смелость заказать уже начиненные вишнёвым и апельсиновым джемом. Налетай! – Алексей приглашающе махнул рукой, указывая на только что принесенное с кухни блюдо с горкой выпечки. – Как давно ты в Сибирске?

– Три месяца. Плюс-минус неделя.

– О! Неожиданно. Отправиться одному в ночное путешествие, не имея представления о нашем городе…

– Аааауумммф, – промычал я с набитым ртом, чувствуя, как краснею. – Я в первый раз за всё время вышел на улицу. Рекогносцировка местности, так сказать. Но получилась разведка боем.

Соколов безмятежно улыбнулся и тряхнул рыжими кудрями, словно прогоняя непрошеные мысли. И огорошил вопросом в лоб:

– По-нашему ты болтаешь здорово. Акцента я, во всяком случае, так и не услышал. Ты шпион?!

Не поперхнулся я только чудом. Только сделал очень большие глаза. И очень удивлённые. А Пятница не успокоился и продолжал:

– А что ты так удивляешься? Я, может, всю жизнь мечтал, чтобы меня кто-нибудь попытался завербовать в иностранную разведку! Ты вон дерёшься как заправский суперагент. Пять секунд, и три бессознательных тушки. Я, например, так не умею. Только если Силой. То есть бахиром, по-вашему. Так ты шпион?

Мне тогда очень хотелось ответить согласием. Но обмануть его полные надежды и доверия глаза было бы свинством.

– Увы, Алексей. Я не шпион. Прости, если разочаровал.

Тут же последовал следующий вопрос, с оттенком надежды в нетерпеливом голосе этого странного парня:

– Аманат? Это было бы весьма и весьма интересно!

– Кто?! Я и слова-то такого не знаю, – с чистым сердцем сообщил я, делая ещё глоток моккачино и наслаждаясь теплом. Декабрь в Сибири оказался гораздо холоднее декабря в Японии. А моя тонкая куртка никак не тянула местный климат. – Я всего лишь эмигрант. Временно. По ряду обстоятельств.

– От твоих слов за версту несёт горечью и тайной. Так что… не буду настаивать, – сделикатничал Пятница, задумчиво покачав головой, и просветил меня неожиданно цепким, оценивающим взглядом. – Ты меня сегодня опередил. Я этих мерзавцев давно хотел проучить. Вышло бы не так быстро, тут тебе стоит отдать должное.

– А зачем это тебе? – без тени сомнений я перешёл в наступление, желая узнать о своём собеседнике хоть что-то. Ответить он не успел.

Колокольчик входной двери тихонько звякнул, мимолётный сквозняк промчался по залу, и в заведение вошёл невообразимый для меня персонаж. Сказочный.

В Японии национальная одежда неотделима от повседневной. В России же от неё, по факту, отказались ещё в девятнадцатом веке, даже аристократия предпочитала европейскую моду, хоть и основательно подогнанную под суровые реалии Гипербореи. То, что я увидел, опровергало все мои представления.

Он шёл, громыхая каблуками высоких сапог, позвякивая колёсиками шпор и десятком цепочек, обвивающих широкий кожаный пояс, из-за которого торчала рукоятка массивного револьвера. Небесного цвета кафтан до колен, расшитый серебристыми снежинками, отороченный серебристым мехом по воротнику, дополнялся этим поясом весьма и весьма гармонично. Светловолосый и бледнолицый, с двумя ярко-синими льдинками вместо глаз, этот человек из прошлого чинно прошествовал к нашему столику и, не говоря ни слова, в полном молчании вольготно расположился по соседству.

– Шериф пожаловал, – кисло отреагировал Алексей, всем своим видом выражая разочарование в жизни.

– Соколов, Опричный приказ в моём лице предупреждает тебя в последний раз. Привлеку ведь за неуважение к представителю власти, – укоризненно проговорил незнакомец, не спуская с меня холодного, изучающего взгляда. – Это ты мне подарок возле «Кубика» оставил?

Вопрос, как ни странно, предназначался именно мне. Я подобрался, прикинул ситуацию, начал просчитывать варианты и…

– Спокойно, юноша. Спокойно. Я тебя ни в чём не обвиняю. Ты ведь Леон? – спросил этот человек, доставая из кармана пачку сигарет. Мне оставалось только не дёргаться и коротко кивнуть. – Вот и славно. Гена мне чуть плешь не проел: «Наш мальчик потерялся!» Только вот скажи мне, как ты умудрился сразу нарваться на Сеньку Биту и его шакалов? Талант, иначе и не скажешь.

Вопрос повис в воздухе, и отвечать мне на него не хотелось. Поэтому я тоже достал из кармана сигареты, выщелкнул одну и, заметив удивлённо приподнятую бровь шерифа, из другого кармана штанов извлёк золотистую зажигалку знаменитого американского бренда с накладкой из драгоценных камней на боковинах. Крышка щёлкнула, колёсико вжикнуло, выбрасывая щепотку искр – по мановению пальцев, тонкий язык пламени заплясал между мной и этим странным человеком в одеждах давно ушедшей эпохи.

– Прикуривать будете?

Шериф озадаченно хмыкнул и прикурил, выпуская в потолок густые клубы забористого, чуть шершавого на вид дыма. Спустя пару секунд я присоединился к нему, выпустив пару колечек.

– В нашей стране несовершеннолетним курение запрещено, – как бы между делом отметил представитель закона. Алексей тем временем сиял от восторга, молча наблюдая импровизированное представление.

– В нашей стране запрещена продажа табачных изделий несовершеннолетним. А курить или нет – это выбор каждого гражданина. Выбор, гарантированный Конституцией и императором. Или я неправильно трактую закон? – парировал я его выпад и максимально обезоруживающе улыбнулся. – У меня российское подданство с рождения, господин…

– Зубастый. Гена так и сказал. Ладно, оставим этот разговор, – покачал он головой. – Грешников. Аскольд Грешников, – шериф вернул мне улыбку и представился: – Старший опричник города Сибирск.

– Возвращаясь к вашему вопросу, господин старший опричник, могу лишь сказать, что мы встретились случайно. И вообще…

– Ты проходил мимо. А выброс силы с отчетливым привкусом света там был до тебя, – закончил мою реплику опричник, выбивая короткую дробь по столешнице. – В общем, так. За содействие в поимке правонарушителей полагается награда от мэрии, но, как я понимаю, она так и останется невостребованной или пойдет в пользу пострадавших от этих мерзавцев. Опекунам я твоим всё-таки позвоню. Не надо морщиться, тебя спалили, когда ты только в окно полез. Сам виноват. Но думаю, пока они приедут, вы как раз успеете допить кофе и доесть вкусняшки. В следующий раз не сочтите за труд сдать обезвреженных преступников в ближайший отдел. Это и тебя касается, Соколов! Эти трое чуть не сбежали, а я наткнулся на них только из-за того, что случайно встретил их жертву. На этом всё.

– Спасибо, господин старший опричник, – кивнул я с точно такой же кислой физиономией, как была у Алексея пару минут назад.

– Аскольд. Просто Аскольд. Нам, борцам с преступностью, в общении друг с другом пустые формальности ни к чему, – хохотнул опричник, подмигнул и плавно поднялся на ноги, встряхнув густой гривой своих светло-желтых волос. Его шаги вновь загрохотали по паркету, когда его догнал мой давно сдерживаемый вопрос:

– Аскольд, а где ты припарковал коня? К фонарю привязал?

Опричник и Алексей ржали, как тот предполагаемый конь – долго, громко и заливисто. Вот что я такого спросил? Ведь если нет коня, зачем ему шпоры?

* * *

– Значит, взрослый и самостоятельный, сам можешь решать, куда идти и что делать? – Гена подытожил мой короткий и эмоциональный спич, выруливая с парковки у кафе на проезжую часть. – Я только «за». Но есть условие. Обязательное. Иначе никак. Готов выслушать?

Когда тебе выдвигает условия бывший морской пехотинец из специального дипломатического корпуса, весом далеко за центнер и с бицепсом, объем которого как раз совпадает с твоей головой, – это серьёзно. Геннадий Лаптев был старым другом моей семьи и одним из тех, кто не раздумывая протянул руку помощи. Не раздумывая и невзирая ни на какие возможные последствия. Этого гориллоподобного дядьку я всерьёз уважал. И с его мнением считался.

– Говори уже, не тяни мне жилы.

– Мало тебя в детстве пороли, Леон, – констатировал он очевидный факт и хищно оскалился: – Ты пойдёшь в школу.

– В какую ещё школу? Что за бред? Зачем мне это?!

Всё моё внутреннее естество билось в приступе протеста. Но я уже понимал – всё. Решение принято и обжалованию не подлежит.

– Школа хорошая. Военная. Одна из лучших в стране. Сразу говорю – придется учиться в полную силу. Но тебе будет полезно.

– Что полезного может быть в школе, пусть даже в военной?!

– Отставить истерику!

И снова результат слияния полез наверх, несмотря на самоконтроль:

– Гена, это школа!!! Мне она не нужна!!! Мне надо придумать, как вернуться домой и…

– И героически сдохнуть?! – поинтересовался Гена, не скрывая иронии.

Крыть было нечем. Мы вернулись туда же, откуда начали две недели назад, когда он за шкирку вытащил меня из полутрансового состояния и погнал на пробежку под дождём пополам со снегом. Тогда шоковая терапия сработала на «ура», и мы впервые за всё время смогли хотя бы поговорить. И он доходчиво объяснил все нюансы моего положения.

Спорить было глупо и неправильно. Я молча прилип к окну машины и задумался.

Род Маэда был уничтожен полностью. Род Хаттори был его единственным правопреемником, о чём гласил старый договор времён Реставрации Мэйдзи, когда великие дайме Маэда согласились принять вассальную присягу от тех, кого хотела стереть с лица земли половина Японии. Вот только был один важный нюанс.

Маэда – свободный род. А свободные роды не могут иметь вассалов. Был заключён союз. И сейчас, согласно этому договору, только я мог юридически распоряжаться активами обеих семей. Как союзник. Пусть и де-юре. А активы – это две крупных компании, основной деятельностью которых было выполнение государственных оборонительных заказов. Собственно, из-за них и началась война.

Ответственность за тысячи людей, так или иначе связанных клятвой служения, ответственность за исполнение множества обязательств, взятых не мною, но именем рода. И священный долг самурая. Точнее, уже не самурая.

– Как ты себе это представляешь? На меня там все пальцем показывать будут. Тем, кто не сдержал слово, нигде не рады, – спросил я, дыхнул на окно и несколькими движениями пальцев начертил два иероглифа на запотевшем участке стекла. – Помнишь, что́ это обозначает?

– Помню. Не драматизируй. Здесь к этому отнесутся не так остро, как у вас в империи. Если хочешь, можно устроить тебя в школу под другим именем.

– Никогда! – вскипел я и подпрыгнул на сиденье, чувствуя, как от стыда алеют уши и щеки. – Ты предлагаешь мне, потомку древнего рода, прятаться под чужим именем?!

– Спокойнее, Леон, спокойнее. Небеса не разверзлись, гром не грянул. Ничего я тебе кроме школы не предлагаю. Успокойся. Мы, кстати, почти подъехали. Аля, между прочим, очень за тебя беспокоилась.

Очередная вспышка эмоций меня доконала. Да и сказать уже было нечего.

– Хрен с тобой, зачисляй меня в школу. Посмотрим, какая она хорошая. Когда на занятия?

– А я не сказал? Завтра!

Глава 2

Дикий и опасный хищник притаился в углу комнаты, сжатый с трех сторон прочными кирпичными стенами – вольготно развалившись, он жадно, с треском пожирал свою добычу. Ещё несколько порций отборного корма для него ожидали своего часа, и поэтому он торопился, сгорая от жажды и алчности.

Сидевший за письменным столом мужчина лет тридцати на вид задумчиво любовался зверем. Сотканный из искр и языков огня, тот был великолепен. Дымные полосы гармонично сочетались с рыжим пламенем шерсти, в каждом движении хищника сквозили ничем не прикрытые мощь и Сила. Смертоносная и полуразумная «техника» ранга мастер. Его «техника», вместившая в себя всю ярость, весь гнев и всю ненависть к его врагам. Его визитная карточка, благодаря которой он получил своё прозвище – Уссурийский Тигр.

Хищник в камине забесновался, разбрасывая яркие жгучие искры, словно чувствуя, как в его хозяине вновь разгорается злость. На этот раз Андрей Бельский злился сам на себя. Он не мог простить себе той беспомощности, которую ощущал всё острее и острее с каждым днем.

– Всё как мне и говорили. Ты так посольство разнесешь по камешку, и что тогда? Скандал? Так хватит уже того, что ты устроил совсем недавно. Хватит?! – спросил Андрея его невидимый собеседник, устроившийся в тени возле входа в кабинет.

– Дядя, всё в порядке. Меня не надо контролировать…

Огненный зверь взревел и шарахнулся по стене, оставляя проплавленные в кирпиче следы от когтей.

– Я вижу, Андрюша, вижу. Папе так и передать? Или пусть сразу ремень готовит? Ты же знаешь, он у нас человек резкий и вспыльчивый, не чета мне.

Полномочный представитель Российской империи, исполняющий обязанности посла в Японии, опасливо поморщился и вспомнил, что у отца до сих пор тяжелая рука. Младшие регулярно плакались ему в жилетку, сетуя на судьбу, и просились на работу.

– Это несерьёзно. Оставь подобные аргументы другим.

– Ах, несерьёзно. Прости, племянник, запамятовал старый, что ты взрослым стал, – зашипел дядя, выходя из тени и, возвышаясь над родичем на голову, навис над ним, сложив руки на груди. От его мощной, словно вытесанной из камня фигуры исходила такая мощь, что мастер огня почему-то начал чувствовать себя нашкодившим ребенком. – Тогда какого х… ты творишь? Что за кровавые планы о мщении за чужую женщину?

Андрей вздрогнул как от удара, покраснел, побледнел, скрипнул зубами и что есть сил саданул кулаками по толстой дубовой столешнице.

– Она мне не чужая. Они были моими друзьями, дядя, я обещал им защиту! – заорал Андрей в порыве чувств, и ему вторил зверь, громогласным рыком заставляя дрожать стёкла в окнах и на полках книжного шкафа. Столешница треснула и немного просела, стол ощутимо закачался, устояв лишь каким-то чудом.

– Думать надо было раньше, когда обещал, – устало выдохнул его оппонент и ушел обратно в тень. – Твой отец… недоволен. Мягко говоря. Нам не нужна международная война кланов. Даже если она будет короткой. И победоносной. Угомонись! Это приказ главы клана!

Последние слова прозвучали безапелляционно, как приказ, и они были им. Глава клана властен над волей каждого, кто считает себя его частью.

– Дядя! Я должен… – вскинулся было Бельский-младший, но замер, остановленный жестом старшего родственника. Замер и, после недолгой паузы, бессильно опустил глаза.

– Помолчи немного. Я знаю твою ситуацию. Нелегко, согласен. Просто подожди. У тебя будет возможность обрушить на этих уродов огненный шторм и пройтись по их землям очистительным пламенем. Но не под нашим знаменем. И не сейчас.

– Вот так просто? – возмутился Андрей. – Забыть обо всём и ждать?!

– Да, главное, чтобы результат был соответствующий, – коротко отрезал его дядя, давая понять: спор окончен.

Пламя в камине уже пожрало всю древесину и продолжало гореть – его питала мощь мастера, его желание убивать и мстить, и это пламя могло пожрать что угодно для утоления его мести. Русская аристократия не прощает потерь и нанесенных обид. Никогда. Андрей молча подошёл к зверю и, погрузив пальцы в искрящуюся шерсть хищника, почесал его за ухом. Оторванный от столешницы кусок дерева хищник взял с руки с покладистостью воспитанного домашнего зверя и смачно захрустел выдержанной столетней древесиной.

– Ты мне поможешь, когда придёт время? Нам понадобятся люди, техника. Я должен помочь ему отомстить, – спросил Андрей, глядя в переливающиеся ворохом оттенков языки пламени.

– Ты же знаешь, что помогу. Весь клан поможет. Просто подожди, – поспешно сказал его дядя и с досадой поморщился. Слово, данное племяннику, придется сдержать.

– Надеюсь, мы не опоздаем, как это уже случилось один раз…

Российская империя. Сибирь.

Княжество Морозовых, город Сибирск.

Высшая кадетская школа

Он напал из засады, как хищный и смертельно опасный зверь – парализовал мой разум за доли секунды и запустил ледяные когти мне в сердце, вынуждая его сбиться с ритма, а меня – ощутить необычайную слабость и дрожь во всём теле. Я ненавидел его и был благодарен ему. Не ждал его появления и желал его больше чем кого бы то ни было. Потому что был готов.

Страх.

Древнейший и коварнейший из врагов. Он взывал к моей слабости, шептал и уговаривал, угрожал и кричал, пытаясь добиться своей цели. В нём не было ничего от животного ужаса, только рационализм и холодная логика. Иначе у него не было ни малейшего шанса. Но и давать его ему я не собирался.

– Дальше как-нибудь сам, не провожайте. До вечера, – тихо сказал я опекунам и открыл автомобильную дверцу. Пахнуло морозной свежестью, под подошвой новехоньких ботинок захрустела тонкая наледь, налетевший ветер распахнул полы незастегнутой шинели. Дверца за спиной негромко хлопнула, и почти сразу взревел движок. А я остался стоять перед гостеприимно распахнутыми воротами в новую жизнь.

Всё верно. Мы не любим долгих прощаний и напутственных фраз. Всё важное уже сказано.

Мне было страшно. Я боялся ожидавшей меня неизвестности. Там, за стеной, ограждающей учебное заведение от окружающего мира, был иной мир, законы которого мне ещё только предстоит изучить. Лишь в одном я мог быть уверен на все сто процентов – таким, как я, там приходится очень и очень несладко. Страх не пускал меня в этот мир, взывая к благоразумию. Он становился препятствием.

Поправив фуражку, я глянул на часы и торопливо прошёл сквозь ворота, не забыв козырнуть выглянувшему из сторожевой будки бойцу. Тот расплылся в довольной улыбке и ответил на воинское приветствие, прежде чем нырнуть обратно в теплое нутро своего убежища. Фейсконтроль пройден. Впереди меня ждал кошмар почти любого подростка – школа. Я не ждал от неё ничего хорошего и поэтому даже предпринял кое-какие меры.

Ноутбук, пылившийся с моего приезда в Россию, был извлечён из-под кровати сразу после возвращения из ночной вылазки. Остаток ночи я посвятил сбору информации – фотографии местности, история учебного заведения, различные упоминания Высшей кадетской школы в сети. Картина вырисовывалась довольно интересная. Особенно для иностранца, решившего получить образование в одной из лучших военных школ Российской империи.

Главный учебный корпус ВКШ мог бы послужить отличным пособием для начинающих архитекторов, так как наглядно демонстрировал все отличительные признаки барокко. Монументальное и величественное здание привольно раскинулось на площади, равной двум футбольным полям, опираясь на десятки колонн и кариатид. Его формы накладывались друг на друга, усложняя объёмы и создавая причудливую игру светотени в лучах рассветного солнца. И от него отчётливо веяло стариной.

Высшая кадетская школа была кузницей будущих кадров для войск Российской империи. Высокий конкурс, необычная система обучения и отличные преподаватели занимались подготовкой тех, кто заранее решил связать свою дальнейшую жизнь с военной службой. Причём не было сделано акцента на обязательную службу именно государству, многие из выпускников школы, получив направления в офицерские училища и закончив их, возвращались обратно в кланы аристократов, а то и попросту становились наёмниками.

Разделение на сословия по правилам школы отсутствовало – присутствовала атмосфера боевого братства, и это помогало сформировать правильный взгляд на жизнь в дальнейшем, то есть не мерить людей исключительно по происхождению и положению в обществе. Можно даже сказать, что основатели Кадетки замахнулись на высокую цель воспитания будущих патриотов, готовых служить Родине и защищать её, при этом особое внимание уделялось нравственному воспитанию подрастающего поколения. Честь, достоинство и верность или становились атрибутами учащегося, или школа лишалась своего ученика.

Поместить учебное заведение решили не абы где, а в Сибирске, вотчине сибирских князей Морозовых. Император Константин Справедливый в 1878 году высочайшим указом дал позволение на основание Высшей кадетской школы, выписал итальянских архитекторов и даже одарил клан Морозовых каменоломней. Спустя всего десять лет, на огромной территории в тридцать гектаров вырос величественный комплекс зданий, с тех пор лишь прираставший новыми объектами.

Про качество обучения и говорить было нечего. Но важнее всего было то, что под патронажем клана Морозовых и самого императора дети могли обучаться совершенно безбоязненно. На территории Высшей кадетской школы образовалась некая нейтральная территория, «место мира», в границах которого на задний план отходили разногласия аристократов и любая, даже самая ожесточенная кровная вражда. Со временем даже появилась негласная традиция среди выпускников – проведенные вместе годы под одной крышей в некоторых случаях настолько сближали потомков враждующих родов и кланов, что конфликты разрешались именно их усилиями.

В Японии подобные школы – редкость. В первую очередь из-за сугубо военного профиля. Я о них разве что слышал, но понимал, что разница будет если не колоссальной, то ощутимой. А благодаря брату у меня был годичный опыт обучения в токийской старшей школе – Данашафу. Среднюю и младшую я даже не рассматривал.

– Всё познается в сравнении, – пробурчал я себе под нос, прыжками преодолевая ступеньки у входа и открывая массивную двойную дверь. И застыл зачарованным сусликом, увидев перед собой разветвляющиеся коридоры. Слишком много коридоров. – Лабиринт. Пятница у меня уже есть, теперь мне нужна Ариадна? Или GPS-навигатор?

* * *

В ректорате меня уже ожидал секретарь. По-военному подтянутый и на зависть бодрый сухощавый мужчина в скромном синем мундире призывно поприветствовал меня взмахом руки с зажатым в ней пухлым томиком и, подробно поясняя, нагрузил ворохом распечаток:

– На первое время я выдам вам подробную карту корпусов. В офицерском планшете есть специальное отделение под неё. Свод правил учреждения обязательно изучите и сделайте это максимально внимательно. Незнание закона не освобождает от ответственности. Расписанием советую заняться отдельно, на обратной стороне распечатки все пояснения по цветовой гамме отметок и цифро-буквенным обозначениям. Анкету кадета я жду заполненной у себя на столе после окончания занятий.

– Благодарю вас, – пробормотал я, растерянно переводя взгляд с бумаг в руках на секретаря. – А вы не подскажете…

– Гражданский? – секретарь встрепенулся, заинтересованно выгнул бровь и добавил уже себе под нос: – Это будет интересно.

– …в каком часу появится ректор?

– Господин Таранов сам назначит вам встречу, молодой человек! – он немедленно ответил и посоветовал с участием в голосе: – А вам я пока рекомендую проследовать в тридцать вторую аудиторию. До начала занятий ещё час, вы вполне успеете ознакомиться с необходимым минимумом бумаг.

Признаваться в собственной неграмотности было стыдно. Такой «потери лица» мне здесь не простят. С каждой минутой вся эта затея со школой казалась мне всё более безнадежной. Но виду я не подал и, максимально вежливо распрощавшись, отправился на поиски своей аудитории.

Коридоры в учебном корпусе достойны отдельной песни. Высокие, метров семь, потолки, колонны, барельефы и картины на стенах. Очутившись в таком, поневоле чувствуешь себя несколько некомфортно, этаким пигмеем, что забрел в вотчину великанов.

К счастью, нумерация помещений сюрпризов не создала, и спустя четверть часа поисков я уже обосновался в пока ещё пустующей аудитории, выбрав самую дальнюю парту из всех возможных.

* * *

Вся информация из ректората была во временно недоступном мне формате, и все бумаги были отложены в сторону до востребования. Не желая напрасно терять время, я раскрыл ноутбук – ещё ночью я отметил огромное количество писем в электронной почте. Пора было возвращаться к жизни. И первые же сообщения заставили меня занервничать.

Род Хаттори продолжал войну. И в то же время получил передышку: в разборки аристократов вмешался император.

Причиной послужил последний контракт «Хаттори-Групп» и «Маэда-Индастриз» с министерством обороны Японской империи. Расчёт Такэда строился на одном точном, выверенном ударе, после которого обезглавленные компании попросту перешли бы в собственность победителя. Чудесное спасение наследника Хаттори смешало нашим врагам все карты. Особенно, если учесть, что в этом спасении прямое участие принял не кто иной, как официальный посол Российской империи – Андрей Бельский. Старый друг семьи Хаттори и весьма влиятельный, опытный политический деятель.

В итоге разразился скандал. Клан Такэда отмёл обвинения в беспочвенной агрессии, предоставил доказательства якобы произошедшего конфликта между свободным родом Маэда и кланом Такэда, но в уже сложившейся и очень некрасивой ситуации это не принесло необходимых им плодов. Рейдерские группы клана Такэда наткнулись на предельно вежливых чиновников Имперской канцелярии и, обменявшись любезностями, откланялись. До окончания контракта с министерством или моей преждевременной кончины обе компании находились под прямым протекторатом императора. Но палка, как известно, имеет два конца.

Протекторат не распространялся на слуг обоих родов, не распространялся на прочее имущество и уж тем более не давал никаких гарантий лично мне. Война продолжалась. После ожесточенного штурма захвачен замок Канадзава, защищавшая его родовая гвардия Маэда полностью уничтожена. Поместье моей семьи предано огню, а от военных сил осталась горстка людей. Сухая статистика последнего отчёта тяжким грузом легла на мои плечи. Разгром. Сотни погибших воинов и гражданских.

Ярость. Всепоглощающая, безумная, опаляющая душу. Лишь усилием воли я смог сдержаться – аудитория начала заполняться кадетами, и воспитание всё же взяло верх, только заскрипели стиснутые зубы и побелели костяшки сжатых в исступлении кулаков. И больше ничего. Самурай не должен показывать своих эмоций. Следовало помнить об этом. Все решения я отложил на вечер.

Кадетов становилось всё больше. Они вваливались шумными компаниями и поодиночке, весело гомоня или заспанно хмурясь. Неудивительно, что меня заметили почти сразу же. И очень быстро на мне сконцентрировалось основное внимание.

Мои новые одноклассники… Аккуратные, похожие друг на друга характерной выправкой и манерой движений, безликие в одинаковых комплектах военной формы – в Высшей кадетской школе, куда меня занесла нелегкая, иной одежды для учащихся попросту не предусмотрено. Пятьдесят парней шестнадцати-семнадцати лет, в черных мундирах старшей группы оккупировали устроенную амфитеатром учебную аудиторию и… Почти все они смотрели на меня, так или иначе. Кто-то в открытую, нагло и с вызовом, кто-то лишь краем глаза, исподтишка. В принципе, понять их реакцию было нетрудно. Появившийся в середине учебного года новичок не вписывался в привычную картину мира, а всё новое поневоле вызывает интерес.

Лица ребят выражали настолько широкую палитру различных эмоций, что поначалу я даже немного опешил. Неприязнь, возмущение, любопытство, презрение и даже насмешка. Чувствовать себя в центре внимания пятидесяти подростков оказалось сомнительным удовольствием. Образно говоря – тучи сгущались. И тогда пришёл спаситель.

– Леон! Глазам своим не верю! И ты молчал?! – завопил он с порога аудитории и вихрем промчался вверх по ступеням. – Как же я рад тебя видеть!

Алексей подмигнул и решительно бухнулся рядом, вынуждая меня подвинуться и дать ему место. Атмосфера резко изменилась. Взгляды одноклассников стали выражать скорее недоумение и жгучий интерес. Всё большее их количество побросало свои дела и в открытую развернулось к нам лицом, ожидая продолжения.

– Так, парни, знакомьтесь: Леон Хаттори. Как я понимаю, прибыл к нам из Японии, по обмену. Всё остальное потом! Занятие вот-вот начнётся, а мне ещё новенькому кое-что объяснить надо! – громко и отчётливо объявил мой спаситель и, больше не отвлекаясь на них, повернулся ко мне. – Вот так встреча. Отчётливо вижу, что к ней приложил руку Фатум, не иначе. Я угадал насчёт обмена?

– Не угадал. Я насовсем. Полтора года у вас доучиваться, – обрадованно выдохнул я, чуточку расслабившись, и улыбнулся: – Ты не представляешь, насколько ты вовремя.

– А ты не представляешь, насколько тебе повезло. В этой учебной группе оказаться не так-то просто. Перед тобой, можно сказать, элита нашей школы.

– Боюсь, это будет скорее проблемой. Тем более что есть один очень немаловажный нюанс.

Я не стал тянуть кота за хвост и вкратце обрисовал Алексею свою самую главную проблему. От которой он, мягко говоря, пришёл в ужас.

– Это pizdets, Леон. Полный. Для меня, как для старосты этого бедлама, так вообще. Когда это вылезет наружу, а оно обязательно вылезет, разбираться с проблемой придётся именно мне.

– То есть меня не отчислят?

– И не надейся. Такого прецедента ещё не случалось. Да и чтобы сорвать с тебя вот эти вот погоны, – хохотнул он, указывая пальцем мне на плечо, – нужен весомый повод. Очень весомый. Фактически сейчас ты почти офицер нашей страны. Это накладывает как обязанности, так и определенные привилегии. Так что не парься.

Его слова подарили определенную надежду. Всё же не хотелось разочаровывать тех, кто поверил в меня. От разговора отвлёк вошедший в аудиторию преподаватель, весьма импозантный мужчина средних лет в классическом костюме.

– Господа кадеты! Занимайте свои места, занятие начнётся через минуту.

* * *

– …сложившаяся традиция наследования не земель, но права на их владение образовала современную модель государственного устройства. Ошибочно будет считать её конфедеративной, так как княжества целиком и полностью находятся во власти императора, при этом располагая своим, зачастую кардинально отличающимся от общеимперского, законодательством. При этом следует помнить Особое Уложение, принятое Сенатом в 1901 году. Кто из вас, господа, способен изложить его суть прямо сейчас?

Лектор внимательно обозрел аудиторию сверху донизу и, хитро прищурившись, отыскал наиболее подходящую жертву для неожиданного и сложного вопроса. Других у преподавателя социологии и права Российской империи попросту не водилось.

– Кадет Нежданов! Что вы можете сказать об Особом Уложении?

– Особое Уложение законодательно закрепило существование и деятельность Опричного приказа вне имперских земель. Проще говоря, император спустил своих цепных псов с поводка и развязал им руки, – неожиданно глухо и зло прозвучал ответ от попавшего под раздачу кадета.

– Эмоционально, но суть отражает. В дальнейшем рекомендую воздерживаться от подобных характеристик представителей судебной и исполнительной власти в одном лице. Вам ясно, кадет Нежданов? – строго отреагировал лектор и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил: – Опричники действуют в соответствии с законодательством княжества. И соблюдают интересы империи. Не императора. Всего государства. Это следует помнить. Занятие окончено. Все свободны.

Опытный преподаватель рассчитал время лекции так, что одновременно с его последним словом прозвучал звонок. Аудиторию заполнил шум поднимающихся со своих мест кадетов, гомон и топот множества шагов – все торопились на следующее занятие. Все, кроме меня и Алексея.

– Алексей, мы чего-то ждём? – спросил я у старосты, задумчиво и беззвучно шевелящего губами. Его застывший взгляд бесцельно буравил пространство перед ним – так, словно он внезапно стал незрячим. На вопрос не последовало никакой реакции, и я решился встряхнуть его за плечо.

– О! Прости, Леон, я задумался. Пытался сообразить, как можно максимально быстро решить нашу общую проблему. Тоже мне, дитя улиц! Есть один вариант, надо его как следует обмозговать. А пока предлагаю проветриться. Заодно покурим, не я один теперь буду кровь воспитателям портить!

Его бодрый и уверенный тон внушал оптимизм. Собрав вещи, мы переместились в другую аудиторию, где после перерыва должно было состояться следующее занятие, и уже оттуда отправились на свежий воздух. Но по пути старосту перехватил один из преподавателей, и я был вынужден идти в одиночестве, хоть Алексей и заверял меня клятвенно, что обязательно догонит.

Снаружи учебного корпуса властвовала зима. Холодный свежий воздух, тонкий слой снега на газонах, ажурные узоры изморози на металлических элементах дверей. Глубокий вдох обжёг мои лёгкие, мороз запустил свои пальцы под мундир, табуном прогоняя мурашки по телу. В деревне, ставшей моим домом, подобная погода не была в новинку. Горы закаляют тело, воспитывают дух, испытывают разум. Но этот холод был другим. В нём чувствовалась чья-то воля… Пришлось даже одёрнуть себя. Нельзя плодить сущности.

Искомое место находилось неподалёку от парадного входа, справа, там, где здание корпуса имело небольшую выемку, в которой весьма удобно было укрыться от чьих-либо взглядов, чему способствовали густые заросли кустарника, увенчанные тяжелыми шапками снега. Ежась от порывов холодного ветра, я заскочил в этот закуток и с наслаждением прикурил первую за день сигарету. Глубокая затяжка разом очистила голову от посторонних мыслей, вторая избавила от скопившегося нервного напряжения, а третья отворила мне врата в чертоги релакса. Произошедшее же следом событие можно было расценить как попытку осквернения и срыва сакрального ритуала.

– Молодой человек! Какая наглость! Вы курите?! – прогремел за моей спиной чей-то сочный и раскатистый баритон с характерным акцентом уроженца Германии.

По-военному четкий разворот «кругом» с последующим щелчком каблуками и клубами дыма, выдохнутыми прямо в лицо седеющего мужчины произвели на того неизгладимое впечатление – он буквально задохнулся от возмущения и только беззвучно разевал рот в попытках обрушить на меня следующее воззвание.

– Так точно! Разрешите угостить вас сигаретой? – мой чеканный ответ окончательно перегрузил ему процессор – мужчина ошалело кивнул, принимая уже извлеченную из портсигара сигарету. Быстрота, наглость и натиск принесли первый успех, и его следовало развить.

Повисла пауза, во время которой я внимательно осмотрел этого человека с головы до ног и пришел к выводу – гражданский специалист, не военная косточка, и это меня радовало. Изящный, даже на вид дорогой костюм, длинный галстук со сложным узором, запонки на манжетах рубашки и лакированные туфли с острым носком. Уже в тот момент я был готов поспорить, что это один из наемных учителей, и если вспомнить акцент, то скорее всего – преподаватель немецкого языка.

В свою очередь он тоже подверг меня осмотру, после чего переключил внимание на сигарету в своей руке, немного помялся (на благообразном лице были видны следы нешуточной внутренней борьбы) и сделал неопределенное движение этой же рукой, словно намекая мне на что-то. Намек был пойман на лету, и спустя несколько секунд на одного курильщика в этом закутке стало больше.

– Вы явно новенький в этом рассаднике милитаризма, юноша, иначе не стали бы столь вольно пренебрегать правилами школы, – заметил он после второй затяжки. – Герр Клаус. Клаус Ламарк. Преподаватель романо-германских языков. А вы…

– Курсант Леон Хаттори. Первый день обучения, – ответил я, шутливо отдавая честь двумя пальцами. – Боюсь, что в этом, как вы выразились, рассаднике милитаризма мне придется задержаться надолго. Говорите, строгие правила?

– Да, юноша, более чем. Курение точно наказуемо, так что на вашем месте я бы задумался над тем, чтобы бросить эту пагубную привычку. Судя по фамилии и акценту, вы не местный уроженец?

Преподаватель разговорился, да и в целом его вид больше не предвещал для меня никакой угрозы – в глазах у него мелькали веселые искорки.

– Три месяца как в России. Останусь здесь на ближайшую пару лет, а там видно будет, – ответил я, мысленно усмехаясь. Смешок получился откровенно нервным, что не могло радовать. – Надеюсь получить достойное образование, поэтому и выбрал именно эту школу.

– Ох-ох-ох, вот тут вы не прогадали, курсант. Выбор правильный, хоть и специфический. Собираетесь начать военную карьеру? – словоохотливый дядька вцепился в меня как клещ, словно соскучился по общению. Или это черта характера у него такая?

Ответить мне не дал прозвучавший звонок, призывающий на занятия. На нас он подействовал примерно одинаково – как лесные обитатели, вспугнутые звуком охотничьего рога, мы, переглянувшись, избавились от окурков и скорым шагом поспешили в учебный корпус. Пути разошлись почти сразу, за порогом, и на прощание немец учтиво поклонился – неглубоко, как и следовало в подобной ситуации старшему.

Ответный поклон был автоматическим, неосознанным, хотя казалось, за последние месяцы я уже успел отвыкнуть от этого жеста вежливости, распространенного на исторической родине. Но привычка оказалась сильнее. Ламарк только вновь улыбнулся и одобрительно кивнул.

Разговор с Ламарком оставил двойственное впечатление, став генеральной репетицией всех будущих новых знакомств. Мне необходимо было создать о себе хорошее впечатление. От него зависело многое, в том числе и положение в обществе. Незнакомом, со своими законами и традициями, иерархичностью, как и на родине, но другом, непривычном и менее закостенелом. И того, как на самом деле в этом обществе отнесутся к ронину, я ещё не знал…

История моей семьи и рода Хаттори в целом была довольно сложной. Один из древних родов Японии, имеющий божественное происхождение и многовековую историю, обладал настолько непростой судьбой, что ещё в детстве я не раз поражался тому, сколько невзгод и неудач сваливалось на головы моим предкам. Последней из них стала опала, которой род был подвергнут после Реставрации Мэйдзи. Клан Токугава очень легко отрекся от нас как от вассалов, попутно переложив на моих предков изрядную часть вины в собственных деяниях. Критиковать их за это бессмысленно, время было такое, каждый боролся за выживание как мог.

Статус свободного рода, приобретенный после ловкого хода Токугава, был воспринят как дар богов. Он обещал независимость, привилегии и перспективы. На деле всё вышло чуть ли не строго наоборот. С самураями Хаттори никто не хотел иметь общих дел – созданная за несколько веков репутация верных цепных псов имела не только плюсы, но и минусы. А неприличное количество злопамятных родов аристократии, в своё время пострадавших от действий самураев Хаттори, свело на нет почти все попытки хоть как-то встать на ноги.

Ещё в древности существовало понятие «дзи-самурай». Оно обозначало бедного, не имеющего собственного земельного надела воина, живущего только на содержание от сюзерена. И Хаттори оказались именно в таком состоянии. Единственные, кто не отвернулся и протянул руку помощи – род Маэда. Мне до сих пор кажется, что тогда они преследовали вполне конкретную цель и добились её – вассальная клятва Хаттори, пусть и под прикрытием союзного договора, обеспечила их сильным боевым крылом и профессиональной службой безопасности.

Моя семья уже не ставила перед собой цели вновь добиться привилегий и статуса – честь и долг диктовали то, как жить и ради чего умирать. Род Маэда достиг серьезных успехов в военных разработках, связанных с системами РЭБ, сконцентрировав почти все свои ресурсы на этом направлении, и одаривал Хаттори щедрой рукой, изредка пугая конкурентов памятью о «псах Токугава».

Но после того, что произошло, о репутации фамилии на какое-то время мне предстояло забыть. Семья не справилась со своими обязанностями, и род-сюзерен сгинул в пламени межродовой войны. Тот факт, что я не достиг совершеннолетия, не имел никакого значения. Леон Хаттори стал ронином. Изменить это было уже невозможно.

То, как к этому отнесутся в Российской империи, для меня по-прежнему оставалось загадкой. Друзья мамы, в прошлом сотрудники российского посольства в Японии, на мои вопросы толком ответить не смогли, даже для них в этом присутствовала некая загадка. Исходя из этого они предложили легенду, решавшую этот вопрос кардинально: надо было всего лишь представиться однофамильцем, тем самым отрекаясь от прошлого. И ведь было под кого маскироваться. Незадолго до Реставрации род Хаттори оказался в центре скандала – непризнанный ребенок главы рода, бастард, образовал свой род, благоденствующий и поныне. Да, часть нашей репутации отразилась и на них, но за прошедшие с тех пор шестьсот лет многое изменилось.

Комплект соответствующих документов обещали подготовить в кратчайшие сроки, требовалось моё согласие, но я медлил, больше не устраивая безобразных сцен, боясь принять неправильное решение. И только после разговора с учителем немецкого этот страх исчез. Решение выкристаллизовалось само собой.

– Я останусь собой. И будь что будет. В любом случае в конце пути только смерть, – сказал я сам себе и почувствовал невыразимое облегчение, завершив этот своеобразный гештальт.

Обо всем этом я размышлял по пути в аудиторию, пока не наткнулся на ее широкие, двустворчатые двери. Запертые наглухо. Опоздал. Чувствуя всем естеством, что неприятности только начинаются, я отстучал на гладком лакированном дереве незатейливую дробь и приготовился встретить их лицом к лицу…

* * *

Ответственность за содеянное. Словосочетание, почти никогда не предвещающее ничего хорошего, особенно в тех случаях, когда гордиться деянием невозможно. В обществе, живущем по строгим правилам и законам, зачастую ответственность ещё имеет и последствия. Опоздание на занятие вылилось во внеплановое дежурство по аудитории, приступить к которому пришлось сразу же по его окончании.

О том, как эпично я его схлопотал, впоследствии даже вспоминать было стыдно, хоть и немного приятно. Приятно потому, как взыскание на меня возложило живое воплощение божественной красоты…

– Курсант, вы вообще меня слушаете? Что вы хлопаете глазами и пялитесь, как баран на новые ворота?! Отвечайте немедленно!

Смысл претензий преподавателя дошел до меня только в самом конце проникновенной речи, когда её интонации приобрели стальной оттенок угрозы. Лёгкий ступор, в который я впал, увидев на пороге аудитории статную русоволосую красавицу, почти на голову превосходящую меня в росте, сменился недоумением, переходящим в замешательство. А ведь было от чего утратить ориентиры в пространстве и времени. И вновь свой вклад внесло неоконченное слияние душ – всплеск чувств от обеих половин души попросту наложился друг на друга и усилился кратно, поднимая во мне такую бурю, что меня невольно пошатнуло.

Как я узнал чуть позже, Наталья Александровна преподавала на втором курсе русскую литературу и словесность и по праву считалась местной достопримечательностью. Почти два метра (на каблуках) природной красоты, грации, обаяния, потрясающих форм и глубокие, завораживающие своим блеском и оттенком зелёные глаза. Про грудь, что вздымалась под строгой форменной блузкой подобно холмам идеальных очертаний, упоминать вообще не стоило. Этот фактор действовал на всех мужчин скорее как контрольный выстрел. Что говорить про подростка вроде меня?

– Э-э-э-э, простите, на что я должен ответить? – растерянно спросил я, не сводя глаз с преподавателя и понимая, насколько попал в этой ситуации. Но обратного хода уже не было.

– Не военная школа, а цирк какой-то! С меня достаточно! О вашем поведении, курсант, будет доложено классному воспитателю. Фамилия? – возмущённо фыркнула Наталья Александровна, одарив меня уничижительным взглядом, от которого у меня даже мурашки пошли вдоль позвоночника.

– Курсант Леон Хаттори, – отсалютовал я, вытягиваясь струной и уже более осмысленно заглядывая ей в глаза.

– К пустой голове руку не прикладывают, курсант. Должны были знать, хотя вам, судя по всему, даже головной убор на ней не прибавит содержимого. Займите своё место, – съязвила она и, на секунду задумавшись, продолжила: – Так вы ещё и новенький. Что же, поздравляю с отличным началом учебного года, курсант! Взыскание в первый же день послужит отличным уроком.

И только тогда, поднимаясь к своему месту на последнем ряду, я обратил внимание на безмолвных зрителей этого спектакля, в котором мне выпало столь незавидное амплуа. Насмешливые, злорадствующие и даже сочувствующие лица одноклассников также не предвещали ничего хорошего. А вот Алексея я в аудитории так и не увидел.

– Этот день перестает мне нравиться…

И это было только самое его начало. Класс тем временем жил своей жизнью – Наталья Александровна заняла своё место на кафедре, зашуршали страницы тетрадей, раскрываемых учениками, и первые – слова лекции полились по аудитории. Стоит заметить, почти в абсолютной тишине, прерываемой лишь мелодией ее прекрасного, под стать внешности, голоса. Акустика в устроенной амфитеатром аудитории была замечательной, обстановка располагала… и я решил не выделяться.

Свежая тетрадь встретила меня девственной чистотой первого листа. А лекция оказалась неожиданно сложной для конспектирования, особенно учитывая мой вынужденный перевод услышанного на другой язык. Озадаченно хмыкнув после первого предложения, на которое ушла почти минута, я с головой ушёл в процесс. И приноровился только под конец занятия – мне даже стало хватать времени, чтобы как следует полюбоваться преподавательницей.

Выглядела она потрясающе, как это свойственно людям, занимающимся любимым делом – увлеченная, она порой начинала прохаживаться по аудитории или активно и изящно жестикулировать. Да и предмет оказался вполне любопытным. Или это Наталья Александровна о нём так интересно рассказывала?

Буря разразилась именно в тот момент, когда её никто не ждал. Тем более я.

– Занятие окончено. Благодарю за внимание, курсанты Корсаков, Алабышев и… Хаттори. Конспекты мне на стол. Хочу посмотреть, насколько внимательно и качественно вы их ведёте, господа.

Соль происходящего дошла до меня, лишь когда Наталья Александровна раскрыла мою тетрадь, по её прекрасному лицу пробежала лёгкая тень. В кишащей учениками аудитории второй раз за это утро прозвучал её негодующий голос:

– Курсант Хаттори, вы издеваетесь? Что это за пиктограммы?

Так или иначе, но в жизни каждого из нас происходит что-то такое, после чего мы выглядим глупо. Репутация тугодума мне больше не грозила, а вот репутация дурака обещала стать украшением всего моего обучения. Класс хохотал. Нет. Они ржали как эскадрон строевых лошадей. И изменить что-то было уже невозможно.

– Это иероглифы, госпожа наставница. Вид письменности, распространенный в азиатских странах, таких как Япония, Китай, Корея… – ответил я, прежде чем успел подумать, что и кому говорю. Троллить преподавателя было не самой лучшей защитной реакцией.

Новый взрыв смеха в аудитории и разъяренный взгляд изумрудно-зеленых глаз послужили наглядным примером того, насколько полезно сначала думать, и только потом говорить. Никогда в жизни не ощущал себя настолько униженным и оплеванным. И ведь винить, кроме самого себя, было абсолютно некого.

– Вид письменности, значит. Это хорошо, что вы умеете писать. Будьте так любезны, сегодня, после окончания всех занятий, заглянуть ко мне, на кафедру русской литературы и словесности. Там вы мне и будете показывать все свои потрясающие воображение умения в письменности, курсант. Обещаю, вы будете приятно удивлены тем простором для действий, что будет вам предоставлен. А пока что я накладываю на вас второе взыскание, – едва сдерживая эмоции, почти прошипела преподавательница, накручивая на палец русый локон. – Думаю, вы неплохо справитесь с обязанностями дежурного по классу. Не смею вас задерживать, вам ведь надо привести аудиторию в порядок до начала следующего занятия!

Глава 3

Под сенью гигантской цветущей сакуры, укрывшей своими ветвями всю вершину заросшего буйной травой холма, в розоватом свечении солнечных лучей, пробивающихся сквозь лепестки цветов и листву, сидел человек, наслаждавшийся умиротворением и одиночеством. Шум листвы и ветвей, пение птиц, журчание воды в ручье неподалеку – звуки природы завораживали, убаюкивали его, разглаживали морщины, придавая лицу расслабленное выражение. Длинные волосы, изрядно побитые сединой и собранные на затылке в сложной прическе, трепали порывы ветра, норовящего хоть как-то растолкать, расшевелить столь невозмутимого счастливца.

Но всё это было напрасно. Старый самурай давно обрёл свой покой, и ничто не могло его потревожить. А тех, кто осмелился бы, ожидал надёжно укрытый широким рукавом кинжал.

Открыв глаза, он неторопливо макнул зажатую в руке кисточку в чернильницу и, приложив ее кончик к тонкому листу рисовой бумаги, разложенному на циновке, в несколько четких, уверенных движений изобразил сложный иероглиф.

– Не удивлена. Ты всегда уделял каллиграфии и прочим увлечениям гораздо больше внимания, чем своей семье и её проблемам. Горбатого не в силах исправить даже могила!

Кисть неконтролируемо описала хаотичную траекторию, безнадежно испортив только что созданное произведение искусства и настроение постигающего дзен старика. Сначала дернулась его бровь, затем щека, губы скривились и сжались в тонкую бледную полосу – потеря лица во всей ужасающей красе, стыд и позор, – но любой, кто понимал истинную причину, смог бы понять и простить.

– Кей, мне все чаще кажется, что твои родители ошиблись с выбором имени для своей дочери. А я ошибся, считая, что у меня будет послушная жена, – расстроенно вздохнул старик, успокаивая внутреннюю бурю, и, вновь закрывая глаза, отрешился от мира. – Мы вроде бы не собирались встречаться в этом столетии?

Смятый и скомканный лист бумаги был единственным знаком раздражения, который ему позволило воспитание. Хотя так хотелось запустить им прямо в нарушительницу спокойствия.

– Ты не рад мне, старый пень? И это твоя благодарность?! Надо было отравить тебя, когда мне это предлагали. Десять мер золота предлагали!

– Ты прекрасно знала, что никакой яд меня уже не возьмёт, раз я как-то прожил с тобой пятнадцать лет, змея ты моя. Ты ведь не воспоминаниям пришла предаваться? Говори, не тяни…

– Ты призван, Хандзо. Род может пересечься, и богиня вспомнила о своём обещании. Наша кровь взывает о помощи… А мне выпала участь сообщить тебе об этом, только и всего, – ответила самураю его жена после некоторого молчания.

Это было последнее, что услышал старый самурай, прежде чем рассыпаться ворохом лепестков сакуры. А ветер все так же шумел листвой…

* * *

– Тебя нельзя оставлять одного. Так вляпаться в первый же день! – укоризненно покачал головой Алексей и решительно тряхнул кудрями, наставительно воздевая указательный палец вверх: – Но мы обязательно выправим ситуацию! Я теперь официально курирую твоё обучение, а со мной – не пропадёшь!

Я с некоторым сомнением посмотрел на разглагольствующего товарища, но промолчал. Так как вляпался я всё же знатно.

Характер у Натальи Александровны оказался донельзя стервозный. Выслушать меня она не пожелала, причём мою отчаянную попытку объясниться расценила как малодушие и желание увильнуть от заслуженной кары. Староста подоспел к окончанию разбора моих прегрешений и чудесным образом сгладил ситуацию – я остался при «своих» двух взысканиях и не обзавелся третьим. В одном шаге от повторения сомнительного рекорда школы.

Наручные часы упорно предупреждали о приближающемся полдне – два полноценных занятия по полтора часа и перерыв между ними полностью исчерпали утро. Алексей вновь был моим Пятницей и знакомил меня с особенностями обучения в ВКШ. Одной из них стала отдельная аудитория, закреплённая за нашей учебной группой. Как оказалось, предыдущие занятия были поточными, то есть на них присутствовал весь пятый курс школы. А в группе обучалось всего двадцать пять человек.

Аудитория предназначалась для собраний группы, в ней же можно было проводить время, если выпадало «окно» в расписании, а также там хранились личные вещи, учебники и прочие необходимые каждому ученику мелочи. Поскольку очередной перерыв между занятиями длился около получаса, именно это место было рекомендовано мне для представления группе.

– Что приуныл, Лео? – спросил Алексей, хлопая меня по плечу и встряхивая. – Отставить переживания. Трудности закаляют. Так что – хвост пистолетом!

– Нет у меня хвоста. Предчувствие. Неприятности только начинаются, – ответил я, встряхиваясь и поднимаясь со скамьи. – Надо познакомиться с остальными. Хоть в этом соблюсти все приличия.

– Чувства юмора у тебя нет. Мнительный больно. Да и насчёт приличий ты, конечно, загнул. Но идея верная. И своевременная. Остатков большой перемены должно хватить, – подтвердил он, согласно кивая, и, поворачиваясь к остальной группе, крикнул: – Парни! Все сюда! Новенький хочет кое-что сказать…

Степень заинтересованности можно было определить по скорости реакции – парни действовали быстро, чётко и почти организованно. Жизнь кадета не особо богата на события, и упускать одно из них не следовало. Подростки окружили нас плотным полукольцом и с интересом ждали продолжения.

– Меня зовут Леон из рода Хаттори, – начал я, стараясь говорить негромко, но отчётливо, помня заветы своих учителей. Именно к таким голосам люди в разговоре невольно прислушиваются и воспринимают их лучше, чем громкую речь. – Японец. Семнадцать лет. Наследник рода. Мне предстоит учиться с вами ещё полтора года. Буду рад познакомиться со всеми получше. В Россию я прибыл из-за междоусобной войны. И она неизбежно настигнет меня и может коснуться тех, кто будет мне близок. И поэтому я буду держать некоторую дистанцию в общении с вами. В остальном надеюсь стать вам верным товарищем. Благодарю за внимание.

Новость вызвала среди слушавших некоторое волнение, кадеты тихо и коротко переговаривались, пока один из них не принял решение и не заговорил.

– Так ты сбежал от войны! Почему? Ты трус? – спокойно поинтересовался один из тех, кто стоял в первых рядах. На него зашикали несколько человек, но он только небрежно и вальяжно отмахнулся, не обращая на них особого внимания.

Этот парень принадлежал к тем, кого волнуют именно такие вопросы: всё что связано с честью, долгом и достоинством. Высокий, атлетично сложенный блондин щеголял десятком длинных косичек, стянутых ото лба к затылку и схваченных тонкими кожаными ремешками, и небольшим, но сложным узором родовой татуировки вокруг правого глаза. Мне уже доводилось сталкиваться с таким воплощением традиций древних славян, поэтому я не был сильно удивлён, увидев этот рунический охранный знак. А в остальном… Расслабленная поза, прищуренные серые глаза, намёк на ухмылку на тонких губах, крупный перстень с гербом на правой руке. Аристократ. Судя по внешнему виду – из старой семьи, почитатель древних богов. Равный мне по положению и происхождению. А равному стоит отвечать вежливо и в то же время соответствующе. Сразу очерчивая рамки дозволенного. Иначе нельзя.

– Это не бегство. Скорее необходимость. Глупо пытаться выстоять против урагана без должной подготовки. Большего сказать не могу, да и не вижу смысла. Это моя война, и вас она не касается. И надеюсь, что не коснётся. А вот трусом себя считать не позволю. Никому. Это понятно? – ответил я, роняя отмеренные слова с четкостью метронома, стараясь вбить их в подсознание слушавших меня парней и удерживая на лице холодную и невыразительную маску. И встретил взгляд оппонента в упор. Вызов был брошен.

Парень сразу же подобрался, напоминая кота, изготовившегося к прыжку. Противостояние взглядов продолжалось с полминуты. В повисшей тишине витало напряжение, казалось, вот-вот начнутся возмущения силы – столкновение двух характеров, подобно брошенному в пруд камню, вызвало круги на воде. Но обошлось.

– Думаю, всем и всё понятно. А кто чего-то недопонял, обратится в частном порядке и не сейчас, – выступил вперёд Алексей, заслонив меня собой и обращаясь к остальным. – Думаю, я выражу общее мнение, если скажу, что мы так же рады приветствовать своего нового товарища.

Нестройный хор голосов выразил свою солидарность. Однако я видел, что высказались не все и лица у них при этом были далеко не восторженные. Потом. Всё потом. Нельзя всё уладить за один день. А спешка лишь навредит.

– Кто этот невежливый парень? – поинтересовался я у Алексея, кивая в сторону задававшего мне вопросы кадета. Тот уловил мой интерес и, усмехнувшись, отвернулся, всем своим поведением бросая мне вызов.

– А это местная знаменитость, друг мой. Хельги Войтов, забияка, бретёр и лучший ученик нашего мастера оружия. С воспитанием у него и в самом деле проблемы, хотя в целом парень душевный.

– Это я заметил, – не удержался я от иронии. – Что там у нас дальше по плану действий?

– Обедать сегодня нам не положено, и дальше у нас по расписанию алгебра. А после неё физподготовка. И если от повелителя интегралов я тебя прикрою, то в спортзале…

– В спортзале я уж точно сам разберусь. Там языковой барьер мне никак не помешает!

* * *

Высчитывать траекторию полёта баллистической ракеты оказалось куда интереснее, чем решать безликое уравнение. Иногда достаточно сменить подачу материала, превратив его в своеобразную игру, и его привлекательность для школьников вырастает в разы. Алгебра пролетела незаметно и оставила приятное впечатление. А с учётом обещания преподавателя на следующем занятии предоставить симулятор космического корабля, который надо будет посадить на планету, предварительно рассчитав курс и траекторию движения с учётом известных величин, у этой дисциплины были все шансы стать одной из моих любимейших.

Знания в этой области стали ещё одним сюрпризом от брата – всё же он не зря учился не где-то, а именно в Данашафу. Попытавшись подобрать определение для происходящего, я смог лишь употребить слово «разархивация». Пакет знаний и умений попросту всплыл из небытия и прочно закрепился в моём мозгу.

Подобное уже происходило с личными воспоминаниями, эмоциями, и была надежда, что процесс слияния вот-вот закончится. Я больше не ощущал себя двуединым, а становился кем-то совершенно иным, новым собой, куда более совершенным и гармонично развитым, чем был до этого. Но ценой этого каждый раз служила мне боль, нисколько не притупляясь со временем.

Погруженный в мысли, я так и не понял, как очутился в раздевалке. Староста на буксире притащил меня к небольшому окошечку, из которого после короткого опроса мне выдали два комплекта камуфляжной полевой формы и сопутствующие элементы спортивной экипировки. Даже майками и нижним бельем снабдили.

– Переодевайся и в зал. Витар Атлиевич не терпит опоздавших. Перчатки с собой возьми, тебе они сегодня обязательно пригодятся, – торопливо проговорил староста и оставил меня перед выделенным мне шкафчиком в одиночестве.

Спортзал мне понравился с первого взгляда. Многофункциональный, двухуровневый, с площадкой для отработки бахирных техник и спаррингов, огромным количеством тренажёров и приспособлений для всевозможных упражнений. Одногруппники уже начали разминку, хотя преподаватель ещё не появился. И это наводило на мысли…

А предположения, в частности, не предвещающие ничего хорошего, имеют свойство сбываться.

– Двадцать минут бега, воины! Марш! – пророкотал оглушительный бас, гулким эхом распространяясь по всему залу. – Новенький, ко мне!

Вошедший в спортзал былинный богатырь шириной плеч мог поспорить с любым двухдверным шкафом. Среднего роста, в тактической одежде с множеством клапанов и карманов и лихо заломленном берете с украшенной драгоценным камнем кокардой, он не вписывался в мои ожидания. Эта страна и её население продолжали раз за разом подкидывать мне сюрпризы. Заложив руки за спину, он внимательно осмотрел меня сверху донизу, задумчиво хмыкнул, спрятав улыбку в густой, аккуратно подстриженной русой бороде, и вопросил всё тем же грохочущим басом:

– Скажи мне, отрок, обучался ли ты воинским дисциплинам?

– Так точно, наставник, – ответил я, склонив голову в поклоне.

– Пока они бегают, ты – разминаешься. После разминки я лично посмотрю, из чего ты слеплен и чему тебя учили. Время пошло!

Не говоря ни слова я повторил поклон и, развернувшись, присоединился к бегущим. Группа держалась кучно, на среднем уровне возможностей, никто из кадетов не филонил, но и не выкладывался на полную. Их высокий темп не стал проблемой, даже несмотря на долгий перерыв в моей подготовке. Пара минут бега в общей массе разогнала кровь по организму, ещё столько же я провёл в ускорении, выжимая из себя всё, на что только был способен. Подошвы кроссовок мягко пружинили, разогретые мышцы наполняла сила, лёгкие полностью раскрылись, прогоняя через себя воздух и насыщая кровь кислородом. Жизнь бурлила во мне клокочущим гейзером, требуя бежать быстрее, прыгать выше и далее по списку.

Не сбавляя темпа, я вырвался из бегового круга и рывком забросил себя на один из спортивных снарядов – лестница, идущая параллельно полу и уложенная на опоры. Пройти её несколько раз во все стороны также не составило труда. Без раскачки, только силовая работа рук, спины и…

– Стоп! – залихватски свистнул наставник, останавливая мои упражнения. – Лихо начал, отрок, лихо. Клановый?

Спрыгнув на мягкий мат, я подошёл к нему и отрицательно качнул головой:

– Никак нет, наставник.

– «Так точно», «никак нет», – скривился учитель и укоризненно посмотрел на меня. – Оставим это для других преподавателей. Достаточно обращения «наставник» или мастер Витар. Ты в среде воинов, отрок. Это братство. Зал для тренировок – это святилище нашего братства, такое же, как и поле боя. И запомни: братья не любят формальностей там, где они не нужны.

– Как будет угодно, мастер Витар, – неуверенно улыбнувшись, я всё-таки поклонился, не сумев преодолеть убитой годами привычки. И не прогадал – наставник принял жест вежливости как должное.

Группа продолжала свой забег на выносливость, при этом не спуская с нас любопытствующих взглядов. А хорошая выучка и выработанная слаженность действий позволяла им смотреть на нас даже не глядя себе под ноги. Толпа любопытных жирафов меня откровенно позабавила, а вот учителю такая постановка не понравилась:

– Ускоряемся, воины, ускоряемся!!! Нечего зенки таращить! Арефьев, Пахомов, Нигматуллин, Горейко и Соколов – ранены!!! Остальным обеспечить немедленную транспортировку раненых товарищей! Выполнять!!!

Обозначенные кадеты почти сразу как-то обмякли, но упасть им так и не дали – одногруппники сноровисто закинули их себе на плечи и, не сбавляя темпа, побежали дальше. А наставник хлопнул меня по плечу и повел за собой.

– Нам на второй этаж, отрок. А пока идём, ответишь мне на несколько вопросов. Каким оружием владеешь?

– Клинковое в ранге ученика. Дробящее и метательное в ранге воина, – начал было я перечислять свои официальные достижения, но Витар досадливо замахал руками, прерывая мой словесный поток.

– Ранги меня не интересуют. Стихийные приёмы имеют мало общего с владением оружием. Что ж, будем смотреть на практике. А с рукопашным боем у тебя тоже всё измеряется в рангах?

Этот вопрос вызвал у меня улыбку и множество внутренних сомнений. Стоило ли отвечать правду? Моё обучение рукопашному бою началось ещё в детстве и включало в себя несколько различных стилей и направлений. Весьма характерных, стоит заметить. И у знающего человека неизбежно возникли бы вопросы. То, к чему меня готовили, подразумевало наличие определенных и весьма специфичных умений именно в рукопашном бою.

С другой стороны, утаив часть правды, я мог невольно выдать себя во время учебного поединка. Рефлексы имеют свойство срабатывать, а постоянный контроль всё-таки находится за гранью моих возможностей. Что же выбрать?

– Я многому учился, наставник. У разных учителей. Проще будет показать, чем объяснить, – ответил я после недолгих раздумий, тщательно подбирая слова, чтобы не дать ненужных намеков. – Но не ждите от меня многого.

Второй этаж полностью занимали площадки для поединков. Мягкие маты исчезли, уступив место прорезиненной поверхности квадратных плит и стальным столбам генераторов Саймона. Прикинув стоимость этого зала, я только мысленно присвистнул. Выходило около двух сотен миллионов рублей. И это навскидку.

– А ты думал, куда идут ваши взносы за обучение? – хохотнул наставник, подталкивая меня к ближайшей из площадок. – Всё на вас и тратится, да ещё и князь из своего кармана подсыпает регулярно.

Взносы. Этот момент я тоже как-то упустил. И судя по услышанному – зря. Это сколько же за меня отдали денег? Сделав себе мысленную зарубку, я развернулся к наставнику лицом, отступил на десяток шагов назад и плавно перетек в классическую боксёрскую стойку.

– Я готов, мастер Витар.

– Вот и славно, отрок, – расслабленно кивнул учитель и исчез, размазавшись в пространстве…

* * *

Биение пульса отдавалось в висках барабанным грохотом, лёгкие, казалось, вот-вот взорвутся от перенапряжения. Горячий соленый пот застилал глаза, насквозь промочил майку, от чего она противно липла к изрядно побитому телу. Где-то на грани слышимости гомонила толпа, но всё, что происходило вокруг, вдруг перестало быть важным. Мир сузился вокруг противника, неторопливо кружившего вокруг меня и периодически пробовавшего мою оборону на крепость короткими волчьими наскоками.

Учебный поединок с мастером Витаром затянулся. И это не было моей заслугой. Мастер развлекался и учил одновременно. Учил жёстко, болезненно, комментируя ошибки и указывая на недочёты. Всё это он делал походя, слету разгадывая мои простенькие комбинации.

Витар терпеливо ждал. Либо я сорвусь и покажу своё истинное умение, либо сдамся. А самураи не сдаются. И ему это было отлично известно. Как и то, что я пытаюсь от него скрыть свои способности и навыки. К счастью, мы были ограничены во времени.

Плавно и медленно он сделал несколько шагов вперёд, гибко увернулся от короткой серии в челюсть, поднырнул под удар коленом и мягко, по-отечески толкнул в бок. Моё падение смягчил выполненный на автомате кувырок. Выйти из него и развернуться было делом секунды, которой мне мастер Витар не дал. Уже заканчивая разворот, я успел краем глаза заметить его мелькнувшую на мгновение ногу. Впечатавшись мне в грудную клетку, она отправила меня в непродолжительный полёт, завершившийся в руках одногруппников.

– Урок окончен, воин. На сегодня ты свободен. Можешь идти и приводить себя в порядок. На следующем занятии будет готов график дополнительных индивидуальных тренировок, – подытожил наставник нашу схватку, продлившуюся около получаса, и ободряюще подмигнул. Одногруппники снова заговорили, на этот раз уже удивлённо и одобрительно. Воин. Он назвал меня воином, а не отроком. Значит, проверку на прочность я прошёл. И это прибавило мне репутации в глазах одногруппников.

– Ну ты дал стране угля, Леон. Мелкого, но сразу дох…! – радостно воскликнул староста, оказываясь рядом и подставляя мне плечо, на которое я с благодарностью опёрся. Сил идти самостоятельно не было даже во внутренних резервах. – Мастер оружия редко берет себе личных учеников. Считай, на всю школу всего три человека.

– Да? И кто же эти неудачники? Не могу им не посочувствовать, – слабым голосом поинтересовался я, едва переставляя ноги и проклиная три месяца безделья. Теперь, чтобы прийти в форму, понадобится долгий период постоянных тренировок, и о развитии в ближайшее время можно забыть. Для начала необходимо вернуться к истокам.

– Три – это вместе с тобой. А остальных ты уже знаешь. Это я и небезызвестный тебе Хельги Войтов. Но с нами мастер Витар занимается холодным оружием. Думаю, сия участь и тебя не минует.

– Он меня будет кэн-до учить? Не смеши меня, рёбрам больно.

– Ему и без этого есть чему научить, уж поверь мне на слово! – с некоторым недовольством в голосе отрезал Алексей и замолчал.

Он довёл меня до душевой и пошёл на продолжение занятия, а я остался в компании горячей воды и хоровода мыслей. И что характерно, мысли вновь были неутешительными.

Мастер раскусил меня минуте на третьей, после чего всячески пытался спровоцировать на действия, выходящие за рамки тех возможностей, что были показаны ему изначально. И ведь спровоцировал! Прокрутив в памяти всё произошедшее, я насчитал около пяти срывов и промашек, не заметить которые мастер попросту не мог.

Индивидуальные занятия стали ещё одним поводом призадуматься. Новые знания и умения бесспорно нужны. Вопрос будет в цене. Не удивлюсь, если ею станут те секреты моего рода, которыми я владею. Думать о людях слишком хорошо было бы наивно, а позволить подобное… в моей ситуации такое поведение подобно решению отправиться на прогулку в неглиже. Неразумно, глупо и абсолютно бесперспективно.

Закончив подбивать итоги и приводить себя в порядок, я задумчиво повертел в руках телефон и решил никуда не звонить. Если меня приедут забирать опекуны, то автоматически мимо пройдёт возможность познакомиться с городом, а точнее, с его дневной половиной, так как с ночной у меня уже сформировались некоторые отношения. Вызвать такси к школе? А почему бы и нет?

Случайности не случайны. Банально, но правда. Это наблюдение давно стало закономерностью, доказывающей наличие чьей-то могучей и злой воли, вмешивающейся в мою жизнь настолько сильно и часто, что зачастую я не успевал до конца оправиться от последствий одного рокового якобы совпадения, как наступало следующее.

Пересекая быстрым шагом холл учебного корпуса, я мысленно славил богов, ниспославших избавление и сокративших такой непростой первый день учёбы. Тем более что важных дел (и это у подростка!) на остаток дня было невпроворот.

Торопливо толкнул плечом дверь, выскакивая на крыльцо. В лицо пахнуло свежим, слегка прогретым за солнечный день воздухом. Ноги заскользили по отполированной тысячами подошв плитке, покрытой подтаявшим снегом, и понесли меня прочь. Прочь, прочь из этого места, скорее.

Занятый тем, что смотрел под ноги, а не по сторонам, я не успел отреагировать, когда навстречу и вбок мелькнула чья-то фигура. Мы столкнулись случайно и сильно, плечами, и девушке этого хватило. Мою ненаглядную стерву, Наталью Александровну, отбросило в сторону: потеряв равновесие на ступеньках лестницы, ведущей к крыльцу, она начала падать. Падать, даже в этот момент оставаясь прекрасной и привлекательной – легкий румянец на милых, с небольшими ямочками щеках, взлетевшие вверх от удивления брови, растерянный взгляд, приоткрытый во вскрике рот, очерченный плавными изгибами пухлых губ, и рефлекторно протянутая в мою сторону рука. «Картина маслом!» – как любил говаривать дядя Андрей. А именно эту можно было назвать: «Прекрасная принцесса умоляет о помощи, падая в пропасть».

Думать в такие моменты жизни почти непосильная задача. Все происходит очень и очень быстро, трудно отреагировать даже на рефлексах. Поэтому объяснить то, что произошло, я не смог бы даже под дулом пистолета – биение сердца замедлилось, дыхание почти остановилось, а мысли вдруг обрели невиданную четкость. Полное осознание и ясное видение того, что необходимо сделать, чтобы помочь ей, пришло за доли секунды, осталось только воплотить все это в жизнь…

Плавный, стелющийся шаг навстречу, преодолевая боль в натруженных мышцах – обе мои руки уверенно ложатся на талию учительницы, подхватывая её тело, мягко тянут на себя. Совсем немного везения, и все выглядело бы красивым элементом страстного танца, но не сложилось. Там, на небесах, уже был брошен жребий.

Выставленная вперед левая нога поскользнулась на подвернувшейся под подошву льдинке, мое равновесие нарушилось, и падать начал уже я, естественно, утягивая за собой девушку. Впечатавшись со всего маха в ребра ступенек, я явственно услышал хруст позвоночника. Острая, пронзающая до души вспышка боли опалила каждый нерв в теле, спазмом перехватывая горло и не давая кричать. Испуганное лицо Натальи Александровны было последним, что запомнилось, перед тем как затылок наконец-то тоже коснулся поверхности. И все разом померкло, лишая боли, мыслей и чувств…

* * *

– Мы могли опоздать, Хандзо-сан. Он умирает. А если и выживет, то, скорее всего, останется калекой, – прошипел миниатюрный ленточный дракончик, беспокойно парящий в воздухе над плечом старого самурая в белом кимоно, расшитом камоном в виде оперения стрелы. Бесплотный и невидимый для людей, как и дух-помощник его рода, он стоял всего в паре шагов от того самого места, где умирал последний потомок его рода. Стоял и размышлял над тем, что он видел в течение всего этого дня.

– Он слаб. Неуклюж. Неуверен в себе. Не обучен. Даже «доспех духа» не смог использовать вовремя. А как он дрался? Да я в его возрасте этого учителя три раза за пояс заткнул бы! И это моя кровь?!. – горько вздохнул Хандзо, растерянно качая головой. – А его воспитание? Манеры и речь? Он скорее гайдзин, чем мой правнук!!! Ты видел, как он опозорился перед женщиной? Розгами надо было бить, ещё в раннем детстве.

– Вы слишком строго судите его, господин. Проклятие уничтожило всю его семью, его тело и дух ещё не оправились от потерь и ран. Рок неумолим, а мальчик остался совсем один…

– Заткнись, ящерица! Не пытайся вызвать во мне жалость! Он – воин! Он не может быть слаб. Слабость – это смерть, а значит, и конец пути!

– …ему просто нужна помощь. Толика вашей силы, знания и умения, в которых вы отказали сыну, мудрость и опыт, совет старшего. Ему нужна семья, – продолжал гнуть свою линию дух-хранитель.

– Я и сам знаю, что делать, чешуйчатое. Великая богиня Амэ обещала дать шанс и дала его, когда пришло время! – рявкнул самурай и шагнул к распростертому на холодных камнях правнуку.

Рядом с ним преклонила колени и срывала голос в призывах о помощи молодая женщина ослепительной и непривычной красоты. Исходящее от её рук теплое желтоватое свечение дара целителя было единственным, что удерживало парня на грани бытия. Хандзо опустился на колени с другой стороны от него, желая лучше рассмотреть непутёвого потомка.

Некрасивое, чуть асимметричное лицо, подвижное и обаятельное, когда мальчик разговаривал, улыбался и просто был задумчив. Дитя смешанного брака, он был белокож, нос сохранил следы недавнего перелома, а тонкие шрамы на всей левой половине лица, которые парень попросил оставить как напоминание о той битве, что изменила его жизнь, что-то изменили в его облике, из-за чего он стал выглядеть старше и серьезнее. Восточный разрез глаз, густые и непослушные черные волосы, растрепанные до состояния вороньего гнезда. Высокий, по-юношески нескладный, но уже хорошо развитый физически, как любой, кто получил воспитание в роду аристократов исконно промышлявших войной…

– Последний из рода… Я помогу тебе, Леон Хаттори. Помогу… Во имя рода, да пребудет его слава в веках, – прошептал старый самурай, принявший самое важное для себя решение, рассыпаясь роем ослепительных искр, окутавших тело мальчика и впитавшихся в него полностью. Взметнувшийся порыв ветра растрепал волосы кричащей девушки, высушил выступившие из уголков её глаз слёзы и словно вдохнул в парня жизнь – он шевельнулся в её руках, на мгновение открыл глаза, улыбнулся и уснул. Спокойным, безмятежным и абсолютно здоровым сном.

– Не бойся, Лео. Ты больше не один. Все получится, – прошипел дракончик, пробираясь за пазуху к парню и обвивая кольцами змеиного тела его руку и плечо. – Ты справишься. Во имя рода… Нам ещё столько предстоит сделать!

Глава 4

Клан Во Шин Во настолько давно осел на русской земле, что некоторые его члены начали перенимать отдельные традиции этой страны. Для третьего наследника клана таковой стала та традиция, которой русские подобрали звучное и ёмкое определение – «опохмел». Только осушив полулитровую кружку капустного рассола, он кое-как смог прийти в себя после ночных возлияний и внятно ответить ожидающей распоряжений секретарше:

– Эмиссаров клана Луэн необходимо устроить со всеми удобствами. Я приму их в течение получаса.

– Будет исполнено, господин Сяолун, – бархатно прошептала опытная секретарша, по тону голоса уловившая состояние босса.

Такой предупредительный персонал был одним из плюсов работы координатором клана. Не самого крупного, не самого богатого в том разветвлённом конгломерате организаций, что представляли собой темные кланы Китая. И тем не менее достаточно влиятельного, подмявшего под себя абсолютно весь теневой рынок в данном регионе. Нервная и сложная работа для того, кому привычна схватка и упоение битвой, но необходимая для дальнейшего роста в иерархии. Третий наследник – это ни к чему не обязывающий и ничего не дающий титул, а вот к мнению успешного координатора прислушается даже глава клана. Должность обязывала взять ситуацию под контроль и извлечь из неё максимум пользы. Для себя и для клана.

Помассировав себе виски и накинув на иссиня-черное от татуировок тело халат, мастер ветра и гарант Договора Сяолун Во Шин Во озадаченно поскреб лысый череп, гадая, каким ветром занесло посланцев клана, с которым не пересекались никакие интересы его отделения. Взяв в руки бронзовый колокольчик, китаец трижды подал сигнал своим слугам, призывая их приступить к своим обязанностям. Перезвон ещё не успел утихнуть, как в двери прошла целая вереница служанок, несущих принадлежности для утренних процедур, и спустя полчаса, вновь ощущающий себя живым и здоровым третий наследник одного из темных кланов Китая неторопливо вошёл в апартаменты гостей.

– Приветствую вас на своей земле. Во имя единства Неба, Человека и Земли, – учтиво поприветствовал он ожидающих его троих мужчин, одетых настолько характерно, что их принадлежность к преступному миру Китая не оставляла никаких сомнений: кожаные куртки, украшенные узором из заклепок, яркие шелковые головные платки, военные ботинки и художественно рваные джинсы.

«Как гопники вырядились, – подумал Сяолун, неодобрительно прищурив глаза. – И это многое объясняет».

– И мы приветствуем тебя, господин. Во имя единства. – Гости почтительно преклонили колени. Старший из них, приземистый и немного неуклюжий боец с лицом крестьянина, бесхитростно начал выкладывать цель посещения, проигнорировав традиционную беседу о погоде:

– Господин Сяолун, глава клана Луэн отправил нас выполнить весьма важное для него задание. В качестве подтверждения моих слов и намерений клана Луэн, я вручаю вам это.

Не поднимая головы, посланник снял с шеи тонкую цепь с овальной пластиной и протянул её перед собой. Золото пайцзы матово блеснуло в приглушённом освещении комнаты, сверкнули изумруды и алмазы, из которых был выложен извивающийся среди иероглифов зелёный дракон.

Сяолун приблизился и почтительно принял предмет, являвшийся как верительной грамотой, так и индульгенцией на всё, что совершит владеющий им человек. Потому как это будет деяние всего клана Луэн, и отвечать за него будет именно клан, а не исполнитель.

– Пожелания Великого Зелёного Дракона услышаны. В знак дружбы между нашими кланами будет оказана необходимая поддержка вашим начинаниям.

Личная просьба главы дружественного клана стоила того, чтобы отнестись к ней более чем серьезно. Тем более такого клана, как Луэн. Их ещё называли «зелёными драконами» – за традицию боевиков с рангом наносить себе татуировки этого мифического существа. Очень сильный боевой клан, поставлявший услуги наёмников широкого профиля по всему миру. Помочь им сейчас означало благодарность в будущем. А отказаться от поддержки отряда таких вот профессионалов мог разве что глупец.

– Цель нашей миссии на данный момент проживает в этом городе. Поскольку этот регион находится в вашем ведении, мы бы хотели получить консультацию, господин, – старший группы немного помялся и извлёк из-за пазухи тонкую кипу распечаток. Приняв её от мужчины, Сяолун с интересом уставился на крупную фотографию формата А4, на которой был качественный портрет юноши в праздничном хаори. Единственное, что сразу его смутило, – юный возраст цели.

– Вас послали за школьником? – задал Сяолун уточняющий вопрос.

– Да, господин. По имеющейся информации, он обучается в какой-то военной школе на территории аристократического квартала.

– Княжеского квартала. Аристократы занимают другой район города, – поправил бойца координатор и помассировал пальцами виски, отгоняя подступающую головную боль. На этот раз куда более серьезную. – Могу я подробнее узнать о сути задания? Это похищение? Или ликвидация?

Княжеский квартал был зоной ограниченного доступа и повышенной безопасности. Проехать на его территорию было фактически нереально. Многочисленная и профессионально обученная служба безопасности, усиленная в случае вооруженных столкновений тяжелыми пехотинцами, тысячи датчиков и видеокамер, въезд по пропускам… А к безопасности учеников ВКШ русские относились настолько трепетно, что проще было пробраться на территорию военной базы, чем в эту школу.

– Господин, мы должны ликвидировать парня. Как можно быстрее, – коротко ответил старший группы убийц.

Голова Сяолуна перестала болеть. Все стало ещё хуже. Теперь она гудела и трещала под напором мельтешащих мыслей. Кто мог подумать, что всё окажется так сложно?!

– Мне понадобится кое-какое время. Вас устроят в гостинице и сразу сообщат, когда вы сможете приступить к выполнению задачи. До той поры не суйтесь за пределы нашей зоны ответственности. Вы получите полный доступ к информации, что удастся получить…

* * *

Жизнь несправедлива. Постигать неизбежную правоту этой мудрости мне доводилось всё чаще. Десяток неразрешенных проблем и сотня вопросов, способная озадачить кого угодно, сплелись воедино и сформировали событийный поток, вынырнуть из которого, чтобы глотнуть свежего воздуха, мне удавалось ценой гигантских усилий. И тогда начиналась ещё какая-нибудь хрень. Ну так, чтобы не расслаблялся.

– Может, ты хоть что-нибудь понимаешь в происходящем? – спросил я у столь же недоуменно глядящего на меня отражения. – Нет? Я так и думал. Толку от тебя никакого.

Мой собеседник в зеркале только озадаченно пожал плечами и скорчил недовольное лицо, услышав о себе столь нелестную характеристику. Крутанувшись вокруг своей оси, он вновь продемонстрировал непонятно откуда взявшуюся черно-белую татуировку – обвивающего тело ленточного дракона. К счастью, видел её только я и только в зеркале, где с недавних пор поселилось отражение моей не до конца прошедшей слияние души.

Дракончик недовольно зашевелился, словно почувствовал обращённое на него внимание, приоткрыл один глаз – его долгий пронзительный взгляд отливал золотом и не выражал никаких эмоций, кроме равнодушия. Клацнув челюстями, он заворочался, вновь укладывая голову на своё место – его голова выглядывала у моего отражения из-за левого плеча и устроилась на груди, возле сердца. Признаться честно, выглядело творчество неизвестного мастера очень и очень красиво. Вот только принять происходящее эта красота не помогала никак.

– Сумасшествие какое-то, – неверяще покачал я головой и, решив провести очередной эксперимент, попросил двойника: – Стой смирно и не корчи гримас хотя бы минуту, ты сможешь, это в твоих силах, вдруг получится.

Проповедь для пятилетнего ребёнка сработала на «отлично» – иначе взаимодействовать с «живым отражением» было бессмысленно, по развитию оно находилось именно на детском уровне. Смартфон негромко щелкнул, имитируя звук затвора старинного фотоаппарата, и продемонстрировал готовый оттиск бытия. Высокого качества, точный до невозможности, почти идеально, до самых малейших точностей, этакая гравюра действительности, беспристрастная и объективная. С него на меня смотрел растрёпанный полуголый подросток в больничных штанах с телефоном в руке. Ни следа татуировки и ни капли схожести с той позой, что принимало моё отражение.

– КСОООО!!!

– Неужели неудачное селфи стоит таких мук, Лео? Не отчаивайся, с твоей физиономией вообще непросто выглядеть хоть сколько-нибудь прилично, – заржал хорошо знакомый мне голос. Его обладатель не утруждал себя соблюдением приличий, каждый свой визит обставляя опустошительным степным набегом, ведя себя в лучших традициях скифских племён, надо полагать. И этот человек должен заниматься вопросами моего воспитания?! Что за несправедливость!

– Лёха, ты вообще знаком с термином личного пространства? Тем более в семь утра. У меня больничный, в конце концов. Я и так по уши в самостоятельном изучении кучи предметов, с названиями которых попросту даже не сталкивался никогда, – прошипел я, мангустом оскалившись на жизнерадостного старосту.

Однако коварный враг всё же решился и выглянул из-под маски моего лучшего друга. В открытую и непринужденно.

– Тебя выписывают, болезный. Нечего валяться, а то ишь, что удумал! Ну это я так, ректора цитирую. Сегодня у тебя крайний день в госпитале, вечером ты уже должен быть в общежитии. Там я уже всё решил, тебе там хоть сегодня можно появиться, а можно и не появляться. Поэтому туда мы только заскочим, чтобы переодеться и закинуть багаж. А после проследовать на торжественную встречу скоропостижно выздоровевшего товарища и отпраздновать его возвращение к суровым кадетским будням!

– Пристрелю гада! – шутливо бросил я, навскидку, почти не глядя прицелившись в него сложенным из пальцев «пистолетом» и пуская сжатый в капсулу импульс силы в короткий полёт.

– Промазал! – жизнерадостно констатировал Лёха и тут же негодующие взвыл: – Так нечестно! Ты что, рикошетом запустил? Я «доспех» уже вырубил! Больно же!

Ну, не больно. Тренировочная норма моего детства, там приложения сил разве что на качественную затрещину. Хотя да, с непривычки могло показаться болезненно. Ему будет полезно.

Сделав это заключение, я злорадно ухмыльнулся и наконец посмотрел на это рыжеволосое недоразумение. Староста привалился на мою кровать и с негодованием растирал пострадавший затылок. В руках, против обыкновения, не было ни одной папки с материалами для занятий.

– Ну так что, ты идёшь? Я, если что, для тебя же стараюсь. Социализация, то, се, налаживание двухсторонних русско-японских отношений, вербовка потенциального агента. Это ты меня вербовать должен, шпион недоделанный, – забурчал он, с ходу оседлав любимого «конька».

– Да понял я, можешь не стараться и не объяснять. Надо так надо.

Мой горестный вздох Лёха интерпретировал по своему мировоззрению и тут же выдал:

– Пафос позы не означает величия. Не выеживайся, Леон Хаттори, никто за тобой бегать не будет. И уговаривать тоже.

Умение достойно проигрывать в навязанной ситуации способно минимизировать степень потерь и последствий. Но иначе понять этих людей я попросту не мог. Их дружба походила на войну. Десятки психологических стычек при любом удобном случае, при любой мотивации, постоянное давление, ненавязчивое и незримое.

– Туше, господин староста, – почтительно поклонившись, я облачился в пижаму и вооружился зубной щеткой. – Если не возражаете, я продолжу утренние процедуры. Можете говорить, я услышу.

– Всё, не начинай ехидничать, Лео. Что за вредный характер! Буду к семи. Вещи собери заранее. Апельсины на столе!!! – проорал он, вихрем промчавшись по палате, и громко хлопнул дверью.

– Дурдом, – констатировал я, намазывая щётку пастой, и спросил: – Ну хоть теперь ты меня понимаешь?

Отражение грустно кивнуло.

Отражение.

Его появление стало моим избавлением. Слияние душ завершилось. А отражение появилось из-за переизбытка энергии в духовном теле, самопроизвольно сформировавшись в то, что со временем должно было стать моим фамильяром. Достигнуть подобного мне светило максимум к пятидесяти, а то и к шестидесяти годам, после упорных тренировок и бесчисленных медитаций. Во всяком случае, так утверждал тот трактат, по которому меня обучали с детства. Трактат, датированный серединой шестнадцатого века: «Наставление Дьявола». Наш величайший предок, Хаттори Хандзо, Они (Дьявол), воплощённый ужас врагов клана Токугава, завещал потомкам редчайшее из всех искусств – «охоту на демонов». К сожалению, после определенных событий часть труда была уничтожена. Я обучался по первым двум третям трактата, оставшаяся же часть безвозвратно исчезла пару сотен лет назад.

Трактат утверждал, что обзавестись фамильяром можно только после упорных тренировок по усовершенствованию духовного тела. Они мне были известны, и я даже посвящал им часть своего времени. Но этого было категорически недостаточно.

Также были признаки усовершенствования духовного тела. Здоровый дух подразумевает здоровое тело. Физическая составляющая подвергалась ежедневным точечным воздействиям изнутри. Я рос, развивался, обрастал мускулатурой – десяток килограммов мышечной массы равномерно распределилось по нескладному подростковому телу, выправив его до гармоничного развития.

Но всё меркло по сравнению с тем, что ко мне начала возвращаться сила.

Я не так уж и долго был отрезан от собственных возможностей, но это грозило затянуться на долгое время. После нескольких месяцев слабости и неуверенности появилась надежда. Сила возвращалась. Медленно, плавно, от занятия к занятию, прогрессируя с большим эффектом, чем когда-либо.

Дочистив зубы и завершив умывание, я по привычке аккуратно всё вернул на свои места и только после этого, хрустнув пальцами и небрежно встряхнув кистями, взмыл к потолку, используя слабый выплеск тьмы. Точечное приложение гравитации наложилось на прыжок и продлило его – кисти рук выбросили рой темных искр и, словно приклеившись к потолку, выдали ещё один импульс, менее продолжительный, скорее корректирующий.

Подтянувшись на руках, я рывком забросил ноги и закрепился ещё двумя «якорями». Если экономить силу, можно использовать три точки притяжения, а то и две, но мне надо было нагружать себя подобными тратами, чтобы тренироваться.

Распластавшись на потолке, мысленно поблагодарил уборщиц за чистоту в своей палате и не хуже аллигатора пополз ко входу и уже оттуда начал нарезать круги, периодически лазая и по стенам. Потратив на акробатику весь резерв, закончил утренние упражнения коротким боем с тенью.

Ноутбук призывно запиликал, неистово мигая и моргая индикаторами подключенных к нему сопряжённых устройств. Узнай Лёха хотя бы половину их настоящих функций, быть бы мне настоящим шпионом. Ибо аппарат для шифровки данных, например, у меня был из первокласснейших. И вообще наследство Леона меня привело в определенный экстаз.

Мой брат был шпионом. Да, юным и не до конца обученным. Куча теории, практики едва-едва хватило на сдачу первичных экзаменов на профпригодности. В общем, такое же дитя рода. Всё во имя и процветание. А теперь им стал и я. Мы – одно целое. А я обещал ему жизнь.

Вот расскажи это любому обычному школьнику и спроси: хочешь так же? Центнер высокотехнологичных приблуд и приключения! Развивающийся дар и редчайшие могучие техники! Опасные враги и сногсшибательные красавицы! Звучит, верно? А меня приводит в тихий ужас.

Я – Клинок Хаттори. Я – Око Хаттори. Двуединый и владеющий ипостасью, носитель древнего знания…

Осознание всего этого поставило волосы на моей голове дыбом. Я не герой. Ничего общего не хочу иметь с героями манги и аниме. Но пока всё именно так и получается…

* * *

– С каждым разом у тебя получается всё лучше и лучше, Лео. Пишешь ты довольно быстро, почерк больше не похож на каракули, хоть и не образчик каллиграфии, конечно, – комментировала Наташа написанный мной под её диктовку текст лекции, раскачивая ножкой в такт словам. Высокий плетеный стул, на котором она устроилась, стоял совсем рядом с моей больничной кроватью, и мы сидели лицом к лицу, занятые каждый своим делом.

Происшествие недельной давности многое изменило в наших взаимоотношениях и в первую очередь то, как мы обращались друг к другу. «Натали или Наташа – разумеется, когда это позволяют приличия», – сказала она мне, смущаясь своей собственной смелости и нисколько больше не напоминая ту строгую стерву-учительницу, что отчитывала опоздавшего на свой первый урок у неё ученика. Вообще очень многое изменилось в ней после того, как я её случайно спас. Да и спас ли? Мне до сих пор в это верилось с трудом, а вот Натали увидела в том случайном происшествии нечто большее…

Весь период моей реабилитации она приходила ко мне после своих занятий, чтобы подтянуть знания и умения своего неожиданного спасителя. Пара, а иногда и тройка часов наедине. Отношения учитель-ученик. Очередной урок как раз закончился, и я мог неприкрыто полюбоваться ей, устроившись поудобнее на больничной койке, ведь только это и было мне доступно. Хотя в разговорах я мог себе позволить гораздо большее.

Мой взгляд неторопливо, изучающе скользил по изящным линиям её стройных ножек, закинутых одна на другую и прикрытых до колена неизменной юбкой; перетекал выше, с тетради, устроившейся у неё на колене, на тонкие пальцы с перламутровыми коготками и выше, по открытым рукам, к воротнику блузки – две пуговицы, расстегнутые скорее неосознанно, из-за духоты, чем из флирта, открывали захватывающий вид, создавая довольно глубокий вырез, и я чувствовал, как краснею, поглаживая взглядом округлости её груди, утопая им в ложбинке между ними на пару с кулоном на тонкой цепочке. Уже не раз она застигала меня врасплох за подобным занятием, но молчала, только смущалась и отворачивалась, неизменно улыбаясь краешком рта. Одни только взгляды… Казалось бы, так мало, но сколько порой можно вложить в них чувств, сколько можно сказать из того, чего не передашь словами. Было бы желание. А уж с этим недостатка не было. Как и в препятствиях.

– Думаю, в наших занятиях больше нет столь острой необходимости. Твой врач сегодня сказал мне, что курс реабилитации окончен, отклонения и угроза здоровью отсутствуют, так что я буду рада вновь увидеть тебя уже в классе, – прозвенел хрустальный колокольчик её голоса в моих ушах, отвлекая от поедания взором её прелестей.

Эти слова навевали грусть. Сказка заканчивалась – не будет больше разговоров о жизни, литературе, поэзии и всей той романтической дребедени, раньше почти не интересовавшей меня, но столь увлекательных в разговоре с ней, не станет возможности подшучивать и разговаривать на равных, минуя условности. Тоскливо. Но не повод раскиснуть и начать ныть. Поймав её взгляд, я согласно кивнул и тихо, едва шевеля губами, сказал:

– Как я понимаю, наши встречи на этом закончатся? Мне жаль, Натали, ведь я почти увел тебя у него…

В который раз убеждаюсь, что если хочешь быть услышанным и выслушанным – надо говорить тише, чем обычно. А на женщинах, в силу их природного любопытства и мнения, что самое важное всегда говорится шепотом, этот прием работает безотказно. Она подалась мне навстречу, всем телом наклоняясь ближе, настолько близко, что аромат её духов, смесь жасмина и корицы, тонко защекотал моё обоняние. Расстояние между нами сократилось – не физическое, более абстрактное, в котором километрами измеряется близость и нежность, тяга и влечение. Внутренний счетчик зашкалило от хоровода искорок в зеленых омутах её глаз, сердце забилось чаще, вынуждая исполнить самое заветное желание из всех, что были когда-либо. Что-то между нами неуловимо изменилось, в мгновение ока перенаправляя движения наших судеб.

Когда она прикоснулась к моему лицу ладонью, проводя подушечкой большого пальца по губам, мир взорвался – первобытный грохот тамтамов пульса заглушил все звуки, отсекая лишнее и ненужное, в мыслях не осталось четкости, лишь безумный коктейль страсти и желания. Но мой порыв был остановлен её второй рукой – она оттолкнула меня обратно, усаживая на кровать и влепила пощечину. Хлесткую, звонкую, увесистую, как подача чемпионки мира по волейболу, не иначе.

– Не понимаю женщин. Сказывается недостаток опыта, – пробормотал я, держась за пылающую щеку рукой и глупо улыбаясь. А Наташа заплакала, откинувшись на стул – молча, без всхлипов, роняя слезы одна за другой и комкая край юбки в пальцах. – Объяснись, а то я уже совсем ничего не понимаю. Что это было? Теперь ты плачешь. И виноват я, больше некому. Гениально…

На то, чтобы овладеть собой, ей понадобилось всего несколько секунд, вот только вместо подруги на меня взглянула другая женщина. Я её такой видел только раз, но мне так понравилось!

– Ты сходишь с ума… И меня утащить за собой пытаешься. Нам нельзя, нельзя, пойми ты уже наконец!!! Тебе всего семнадцать! – она старалась чеканить каждое слово, пряча обуревающие её чувства под маской, но и у неё, видимо, было недостаточно опыта в подобных делах. – А мне двадцать пять! Я не твоя ровесница!

– Знаю. Так проблема только в возрасте? – вопросительно изогнув бровь, поинтересовался я, не дожидаясь паузы, и схлопотал вторично, уже по другой щеке. Уворачиваться было лень и преступно, поэтому пришлось снова зашипеть от боли, смириться с минусами в её воспитании и продолжить: – Значит, проблема не только в нем. Это я тоже понимаю. Я тебя…

– Замолчи! Не говори сейчас ничего!!! – шёпотом закричала Наташа, порывисто вставая из кресла и зажимая мне рот ладонью. Осознав, что вырез её блузки как раз напротив моих глаз, учительница стушевалась и села на кровать, рядом, лишь бы избежать того чувства неловкости, что тут же захватило её и вынудило залиться яркими красками смущения, неловкости и кое-чего ещё. Мы молчали. Наташа говорить не хотела, а я не мог, и продолжалось это где-то с минуту, пока она не убрала руку, оставив на губах легкий привкус своей кожи…

– Ты сошел с ума. Я боюсь тебя. Боюсь того, что ты делаешь со мной, твоих ухаживаний и флирта. Я замужем, чёрт возьми! – дрожащим от волнения голосом объясняла она, с каждым словом говоря о том, что мне лично казалось невозможным. И теперь, когда оказалось, что обладание ею вполне реально…

– Но ты не счастлива, – слегка надавил я, отслеживая её реакцию.

Девушка вскинулась, ощутимо разозлилась и коротко отрезала:

– Это тебя не касается!

– Хорошо, – я покладисто согласился и переплел её пальцы со своими. – А что касается? В какую часть своей жизни ты можешь мне пустить?

– Не могу. Нельзя, – отрицательно качнула она головой, впрочем, отвечая на ласку пальцев. Так и сидели – молча, держась за руки и гипнотизируя друг друга, пока… Её дрожь передалась и мне. Волнующая, трепетная дрожь сладостной истомой поселилась в наших телах, стирая только что очерченные границы.

Момент, когда мои губы отыскали ответ на мучивший меня эти дни вопрос, мне не запомнился. Шквал ощущений, эмоции, помноженные на неопытность и гормональный шторм, смыли всё, погребли под яркостью впечатлений и образов. Пряный аромат её тела, бархатная на ощупь кожа, каскад захлестнувших меня волос, стоило ей чуть-чуть наклониться, укладывая меня на лопатки и… всё закончилось. Она сбежала, оставив меня лежать на кровати и познавать, каким разным на вкус бывает первый поцелуй любви. И возможно, последний. Той любви, что принято называть горячей юношеской влюбленностью. Слишком горячей, неразумной, откровенно незрелой. Я это понимал. Это понимала Наташа. И мне тогда казалось, что нас обоих это устраивает. Будущее должно было всё расставить на свои места.

Возможно, именно пункт «сногсшибательные женщины» хоть немного примирял меня с окружающим меня кавардаком. Ведь надо было как-то жить дальше.

* * *

– Эй, болезный, ты куда намылился?

Жизнерадостный вопль от дверей палаты исходил от пунктуально, ровно в семь вечера, ворвавшегося в неё вихря в форме курсанта ВКШ, ходячего бедствия и моей личной няньки, в обязанности которой входило подтягивать меня по учебе и заниматься интегрированием одного неудачливого и нелюдимого иностранца в общество.

Полутораметровое (и это в прыжке) недоразумение с подвижным, чуть ли не пластилиновым лицом, россыпью конопушек и копной рыжих кучеряшек поневоле заставляло вспомнить, что ещё в средние века рыжих жгли на кострах. Вспомнить с тоской по ушедшим временам!

Пока я одевался и собирал вещи, этот наглый тип успел пристроить свои худосочные телеса на кровати и почти уснуть. С искренним наслаждением наподдав по её ножке ногой, я заржал, наблюдая, как он вскакивает и вытягивается по струнке. Рефлексы курсанта порой въедаются в подкорку мозга настолько сильно, что тело реагирует гораздо быстрее разума.

– Не высыпаешься? – спросил я сквозь смех.

– Да куда там. Витар гоняет на физподготовке, как будто завтра война, лекции и лабораторные без конца, а тут ещё и ты, – отмахнулся Леха, зевая во весь рот. – Ты чего копаешься так долго? Выписка уже полчаса как состоялась. А на дворе почти вечер. Не успеем ведь! Я ведь просил собраться заранее!

– Мундир не могу застегнуть, – признался я и замолчал, не зная как объяснить получше. – Ксо! Пуговица отлетела!

– Надо хоть научить тебя материться, что ли, а то эти твои японские матерки… Не знаю, то ли смеяться, то ли плакать. Значит, мне не показалось, ты за время реабилитации прилично набрал в весе. Тебя чем кормят? – староста обошел меня вокруг и утвердительно кивнул, словно соглашаясь с внутренним собеседником: – Точно! На тебе ставят опыты! Тебя ж не жалко, как ниппонскоподданного! Я так и знал, что этим медикам нельзя доверять.

Я тут же съехал на то, как меня тут лечили и кто. Доктора на самом деле были мэтрами своих профессий. Собрали как конструктор «Лего», даром что для этого администрация школы специально пригласила целителей князя-покровителя данного учебного заведения. А дальше начались их поначалу непонятные мне танцы вокруг моей тушки.

Я – одаренный, ранга «ветеран». Официально, разумеется. До «выгорания». Род Хаттори достаточно древний, чтобы иметь собственное камонтоку и высокий уровень наследственности в передаче могущества потомкам, чего я не избежал. Реальные умения и энергетика еще в четырнадцать достигли моего потолка на ближайшие лет десять, как утверждали все специалисты, гарантируя прорыв на следующий уровень примерно к двадцати пяти годам. Учитель в двадцать пять! А после «выгорания» максимум, что мне грозило, – ранг воина. Но после клинической смерти наступили неожиданные изменения.

Меня просветили чуть ли не насквозь, собрали кучу анализов и клятвенно, подтвердив слова силой, пообещали предоставить оригиналы материалов исследования. Тот дядька, что руководил консилиумом, вообще намекал о двух молодых учёных, готовых присягнуть новому владетелю, дабы на правах личных целителей иметь возможность изучать обнаруженный ими феномен.

Зашифровав неизвестную аномалию кучей сугубо медицинских терминов, мы договорились отложить этот разговор до лучших времён.

– Я готов! Пора сваливать из этого царства шприцов и пробирок! – блеснул я домашней заготовкой, уводя разговор в другое русло.

– С идиомами у тебя хорошо. И со сленгом. А вот с нецензурной бранью надо поработать. Обогатить лексикон. Заведем тебе блокнот специальный, для записей, дабы перлы народной мудрости не прошли мимо ушей бесследно и незамеченными, – забубнил он себе под нос. – Кстати, я тоже хочу, чтобы на мне такие опыты поставили. Куда писать заявление на прием, не знаешь?

Эта его черта мне импонировала настолько, что из-за неё, собственно, мы и сошлись накоротке так быстро. Его неиссякаемый оптимизм и неплохой юмор скрасили совместные занятия лучше, чем что бы то ни было. А если вспомнить домашнюю еду, контрабанду из сигарет и плеер, которые он мне притаскивал, то ему уже памятник надо было ставить. Странные они были, эти скифы-кочевники, раз у них такие противоречивые потомки.

Леха вдруг встрепенулся и хитро посмотрел на меня, явно желая что-то ляпнуть. Я смилостивился над ним и приготовился:

– Говори уже, не тяни кота за причиндалы.

– Тут поступило предложение. В массы. Не от меня, сразу говорю. Памятник хотят воздвигнуть, в честь спасителя первой красавицы школы…

Памятник?! Написанные на лице чувства послужили нехилым таким ускорением для старосты, и он затараторил:

– Ты ведь одиозная личность. Иностранец, весь такой таинственный, раненый герой. Хотя на самом деле их интересует другое. Видел я этот проект, когда они подписи собирали. Древнегреческий стиль, а значит, Наталья Александровна там будет… ай! Ты чего дерешься? Тоже мне защитник чести и достоинства… ай!!!

– Балабол ты потому что, Лешенька, – ответил я, прицеливаясь для третьего силового подзатыльника. – А может, лучше в глаз?

– Не надо. Леша хороший, – захохотал он и свинтил от меня по коридору, промчавшись прямиком к регистратуре.

Медсанчасть в ВКШ была вполне себе полноценным госпиталем. Многие занятия приводили к разного рода травмам, вплоть до тяжелых, и обстановка была соответствующая, то есть всё включено. Бюрократия подразумевалась априори, в чем я убедился, подписав целую кипу непонятных документов об отсутствии претензий и прочих нюансах медицинского делопроизводства. Ситуацию ехидно комментировал Леха, забалтывая между делом симпатичную медсестру и одаривая её шоколадками. Тремя подряд. На третьей она сдалась и милостиво урезала количество бумаг вдвое, начеркала номер телефона на бумажке и, на прощание, игриво расстреляла рыжего Казанову из серых глаз. И признаться честно, я хотел бы обладать подобным умением.

* * *

Басовитое урчание движка Лехиного автомобиля внушало уверенность и спокойствие – казалось, что мы сидим внутри огромного механического зверя, заботливого и внимательного к нашим желаниям, быстрого и при этом безопасного. Умение британцев создавать такие чудеса автопрома, как RangeRover Velar, неоспоримо и непревзойденно, а мой товарищ оказался довольно опытным водителем. Поездка по городу превратилась в увлекательное и комфортное путешествие. Прожив в Сибирске довольно долгое время, я так толком и не видел этого города.

Вид из окна авто открывался шикарный и во многом непривычный после Японии.

Нет, отбросьте сразу же всю азиатскую экзотику, дело не в ней. Привыкнув к тому, что город – это скопление коробок из бетона, металла и стекла, а в богатых кварталах в основном расположены особняки с приличной прилегающей территорией, я был не готов к обрушившемуся на меня великолепию: широкие улицы с просторными тротуарами, вымощенными цветной узорной плиткой из камня; невысокие, максимум в пять этажей дома, выстроенные в роскошном имперском стиле, с коваными оградами и лепниной, с черепичными крышами и огромными окнами; множество разномастно одетых людей, неторопливо идущих куда-то по своим делам. Провинция, одним словом. Не глухой таежный угол, как презрительно называли подобные места в стольной Москве, а провинция великой империи Рарогивичей, достаточно просвещенная и не тронутая уродливыми идеями современности. И ведь я почти всё это видел, ночной вариант, так сказать, но разница была ошеломительной. Два абсолютно разных мира.

Сибирск был достаточно старым, имел несколько веков истории и занимал важное место в – экономике Российской империи – его удачное расположение на пересечении торговых путей поневоле сделало его идеальным местом для встреч, переговоров и заключения сделок. Полноводная Обь, на обеих берегах которой он раскинулся, питала своими более мелкими артериями всю Южную и Западную Сибирь, делая земли более доступными для освоения и не только. Город был богат. Неприлично богат.

Во многом это было заслугой князей Морозовых, стоявших у истоков основания и безраздельно властвовавших долгие века. Единственный небоскреб, этакая башня власти, принадлежал княжескому роду и тоже не особо выбивался из стилистики века девятнадцатого, что в общем и целом создавало всему городу притягательный флер древности и загадочности.

В тот момент мне вообще показалось, что на этих улицах вполне реально встретить людей из прошлого. Во всяком случае, произойди это со мной, я бы не удивился. Однако двадцать первый век и его достижения смотрелись на фоне всей этой старины довольно органично, не чужеродно, придавая некую толику обаяния. А теперь представьте всё обозначенное – только припорошить снегом, украсить витиеватыми узорами инея и изморози. И перед моими глазами вставала самая настоящая сказка…

Леха упорно молчал всё то время, пока мы ехали, полностью сосредоточенный на управлении своим зверюгой. Я отвечал ему тем же, благодарный за редкие минуты тишины в его компании. Тем более что все мое внимание занимал пейзаж за окном. Довольно неожиданно закончился деловой квартал – строгие здания из кирпича с эмблемами торговых домов и гильдий уперлись в набережную, но наш путь пролегал не вдоль нее, а ещё дальше, на другой берег.

Прибавив скорости, староста вырулил на эстакаду разводного моста, заставив меня восхищённо прилипнуть носом к окну – словно на низком, бреющем полёте мы пронеслись над широким руслом реки, над шумящей и бурлящей стремниной могучего, неукротимого водного потока, несущего в себе гигантские глыбы льда. Прежде чем я успел задать вопрос, куда же именно мы направляемся, замаячили характерные островерхие, чуть вогнутые крыши и развевающиеся на ветру флаги с извивающимся на них драконом.

Китайский квартал. Полуофициальный центр теневой экономики всего региона, живущий и работающий с высочайшего соизволения династии Морозовых, место, где частично переставали действовать законы империи.

– Чем дальше, тем страньше и страньше… – пробормотал я, бросив заинтересованный взгляд на Соколова и внутренне подобрался, готовясь к неприятностям. Территория темных кланов не сулила лично мне ничего. Но в таком месте гром может грянуть среди ясного неба…

Глава 5

Наемники следуют в том направлении, куда дует ветер удачи и странствий. Неважно, что именно становится причиной очередного переезда, важно лишь, как встретит новое место. У кого-то на этот случай припасены приметы и суеверия. И Каталея Браво, латиноамериканка двадцати восьми лет от роду, не была исключением. Поэтому, спускаясь по трапу приземлившегося в аэропорту Токио пассажирского самолёта, девушка внимательно смотрела на небо, пытаясь как следует рассмотреть надвигающуюся на город темную громадину грозовых облаков, скрещивала указательный и средний пальцы на одной руке, хваталась за нательный крестик другой и безостановочно шептала отрывки молитв на латыни – Каталея заметно нервничала. Быть суеверным – это бремя.

Едва заметные вспышки молний подсвечивали нижние края свинцовых туч, сквозь шум и гам аэропорта доносились отзвуки раскатов грома, а ей хотелось плакать, ругаться и набить кому-нибудь рожу, желательно поскорее. Суеверная, как, впрочем, все выходцы из Бразильского Союза, религиозная и довольно циничная по жизни, Браво отдала наемничеству десять лет, побывав в достаточном количестве переделок. И все самые кровавые начинались именно с грозы, встречавшей наемный отряд Conqista по приезде.

Этот визит в Токио был для неё не первым, что положительно сказалось на паспортном контроле – и так излишне вежливый японский офицер, увидев в её паспорте с пяток оттисков временной визы, расплылся в ослепительно сверкнувшей улыбке и с размаху шлепнул рядом с предыдущими еще одну печать. Перед собой он видел эффектную фигуристую брюнетку, задумчиво прикусившую нижнюю губу и кидавшую на него нетерпеливые взгляды, приводившие молодого таможенника в смущение. Забрав свои документы и улыбнувшись краснеющему служаке на прощание, Каталея выбралась из здания аэропорта и остановилась на входе, энергично завертела головой в разные стороны, ожидая того, кто должен был её встретить. И не увидела привычного эскорта из гильдии посредников. Это насторожило её еще сильнее. Поэтому непонятное, слишком резкое движение в потоке идущих людей, направленное к ней, наемница расценила как возможную угрозу – встречавшие её люди всегда ждали, когда девушка подойдёт сама. Это было правило. Непреложное правило.

Аэропорты крупных городов всегда похожи на бурлящий деятельностью муравейник: прибывающие и отбывающие пассажиры создают плотный поток на входах и выходах, десятки носильщиков тащат багаж, вписываясь в эту реку движения с элегантной легкостью профессионалов, там и сям стоят встречающие с табличками в руках, ориентироваться на которые, судя по написанным на них фамилиям, предстояло гражданам чуть ли не половины стран мира. И в этом потоке явно затесались чужеродные элементы. Их было около десятка, японцы – характерное для военных телосложение и одежда одинакового покроя не оставляли сомнений в их принадлежности к какому-то подразделению, скорее всего родовой СБ. И они стремительно приближались.

– Лейкоциты пожаловали, – зло констатировала Каталея, укладывая крестик на место и привычно «раскачивая» ситуацию.

Родригеса нигде не было видно, а старый чёрт, курировавший дела отряда в Японии, имел одно постоянное качество – он не опаздывал и приезжал на место встречи сильно заранее. Принимая решение, Каталея подумала, что примета начинает сбываться слишком уж быстро.

Сдернув с плеч неприметный рюкзачок, из тех, с которыми с равным успехом ходят школьники и путешественники, девушка раскрыла его и вынула баллончик аэрозольного дезодоранта для женщин. Во всяком случае, именно так утверждала этикетка на его боку. Сорвав с него крышку, Каталея вкрутила колпачок разбрызгивания чуть глубже, чем он стоял до этого, и утопила его в баллончик одним уверенным нажатием. Её действия от приближающихся были надежно укрыты человеческим потоком и подозрений не внушали, поэтому она решила не торопиться и сделать всё спокойно.

Трое мужчин почти приблизились к ней, в азарте охоты растеряв осторожность и грубо отталкивая людей в разные стороны, не обращая внимания на возмущенные выкрики и проклятия. Выпавший из рук Каталеи баллончик загремел жестью где-то у нее в ногах и негромко хлопнул, посеяв в толпе самую настоящую панику. А она только сделала глубокий вдох и резко села на колено, полностью погрузившись в быстро растущее облако ярко-оранжевого дыма. Только порадовалась, что не пожалела денег и дым не должен был покрасить ни её, ни вещи.

Паника в толпе одно из самых страшных явлений. Пользоваться ею при удобном случае Каталею обучали ещё в самом начале карьеры, и тогда ей казалось, что наука никогда не пригодится… Досчитав про себя до пятидесяти, девушка на ощупь подхватила рюкзак и, с трудом ориентируясь в густом дыму, расталкивая бегущих и кричащих людей, побежала вдоль здания аэропорта. Её взволнованное сердце билось в тревожном предчувствии близкой беды, но чтобы убедиться в том, что всё плохо, нужно было встретиться с заказчиком. Или… не встретиться.

«Чёрт возьми! Святая Дева Мария, только не это! – подумала она, представив худший из всех вариантов. – Но именно за это нам столько и платят…»

* * *

Ночной клуб «Красный фонарь» был главной достопримечательностью Китайского квартала и местом, где могли исполнить самые притязательные пожелания. Обо всем этом мне шёпотом рассказывал староста, взявший на себя ответственную задачу провести меня по всем закоулкам этого греховного места. И оно мне нравилось, как только может нравиться подобное заведение алчущим удовольствия юношам моего возраста. Грохочущая танцевальная музыка перебила его шёпот, стоило только открыться дверям в танцзал, и мир изменился…

Полумрак, заполненный танцующими людьми, разрываемый на части хаотичными вспышками света, затянул в себя очередную жертву. Он разговаривал со мной сотнями, тысячами голосов, предлагал прикоснуться, выпить, попробовать, рискнуть. Десятки лиц и силуэтов отпечатывались на сетчатке, чтобы после мгновения ослепляющей темноты все сменилось новым кадром. Ошеломленный, подавленный и восторженный одновременно, я плыл по течению в этом человеческом море, позабыв о том, зачем пришел, с кем пришел и кто я вообще такой. Лишь когда Леха за руку вытащил меня на берег, а точнее, к барной стойке, я стряхнул с себя наваждение и смог осмысленно осмотреться.

Причины подобного поведения оставались загадкой. Словно кто-то внутри меня на какое-то время перехватил управление, но лишь затем, чтобы превратить всё в неконтролируемое падение. Атмосфера клуба давила и расслабляла, манила и притягивала, обещала… и мне хотелось поверить этим обещаниям.

– Ты ведёшь себя так, словно никогда не бывал в подобных местах! – проорал мне на ухо Лёха, вручая восьмигранный бокал с янтарной жидкостью и поощряюще подмигивая.

– Ты прав! Были другие заботы! – крикнул я ему в ответ и почувствовал, как на лице появляется глупая улыбка. Нет, даже идиотская. Придется быть идиотом до конца и довериться несущим меня событиям. Напиться первый раз в жизни? А почему бы и нет? Осушив стакан залпом, я поморщился от крепости напитка: – Ты споить меня хочешь?

– Конечно! – не стал отпираться друг и тут же протянул мне ещё один. – Ты на правильном пути! Не останавливайся, может, мы больше не выберемся сюда в ближайшее время! Никогда не упускай своего шанса! В конце концов всех нас ждёт только смерть! И я хочу, чтобы мне всегда было что вспомнить!

Всё мое воспитание, все устои противоречили тому, что он говорил, и тому, что я успел сделать. Приятное тепло от выпитого начало распространяться по телу, а вторая порция уже не показалась такой горькой, наоборот, её вкус стал приятен. Смерть. К её умиротворяющему дыханию за спиной меня приучали с детства. Она станет лишь отдыхом в одном, непрестанно идущем бою. Дух воина сражается вечно. Но… вдруг на самом деле можно будет хотя бы что-то повспоминать?

– Черт с тобой, искуситель! Сегодня твоя взяла!

– Он всегда со мной, Лео! – подмигнул староста и отвернулся к бармену, отчаянно жестикулируя и что-то крича.

Человеческий океан выплеснул к стойке компанию уставших «пловцов», и я увидел тех, с кем меня грозился познакомить мой друг. Черные мундиры с серебряным шитьем, форменные брюки выдавали этих ребят с головой, так же как и меня с Лехой. Один из этих парней, довольно развязного вида блондин с модной прической, распахнул свои объятия и шагнул к нам:

– Какая встреча, Сокол! Ты всё-таки привёл его! Эй, парни, он привёл Ронина!!!

Одно слово. Одно слово выветрило из меня весь хмель, перевернуло всё внутри и расставило всё на свои места. Перед внутренним взором промелькнули лица любимых. Мертвые лица. Заскрипели зубы, побелели костяшки стиснутых кулаков. Воспоминания, загнанные в угол сознания, вновь выбрались оттуда, вновь начали рвать обнаженную душу холодными когтями, полосовать её на части и…

– Лео, успокойся!!! Что с тобой сегодня такое? – заорал мне в лицо Леха, встряхивая меня за воротник мундира и выдергивая тем самым из воспоминаний. Оглядевшись, я увидел пустое пространство вокруг себя, диаметром метров пять, не меньше. Именно на этом расстоянии мое яки в такие моменты способно было прошибать барьеры воли большинства людей, заставляя их скорее покинуть опасную по ощущениям зону. А вот Соколов, или, как его назвали, Сокол, и бровью не повел. Это наблюдение автоматически упало в копилку странностей, связанных с этим молодым человеком, и я пообещал себе как можно скорее разобраться с накопившейся информацией.

– Всё, я успокоился. Можешь отпускать.

– Это прекрасно. Будь любезен держать себя в руках. Так реагировать на не понравившийся тебе позывной нельзя.

– Позывной? – уточнил я и озадаченно встряхнул головой. – Зачем?

– Пойдём в ложу, там и поговорим. Парни её заказали, пока дожидались нас. Как раз и познакомишься нормально…

Отдельные ложи располагались выше основного танцпола, образовывая сразу три яруса, обхватывающих пространство внизу полукругом. Из них удобно было смотреть выступления певцов и танцоров на сцене или любоваться колышущимся людским морем. Однако при желании можно было запросто отгородиться от всех, обеспечив себе полное уединение, вмешаться в которое не мог даже персонал заведения, потому что «Красный фонарь» свято чтил каждую прихоть своих клиентов.

Поднявшись на второй ярус, я вслед за Лехой прошёл внутрь ложи, возле которой нас ожидал давешний блондин. Его широкая и добродушная улыбка заранее намекала мне: инцидент исчерпан, и претензий он не имеет. Догадаться, что и от меня ждут ответной любезности мне было не сложно, как и улыбнуться не желавшему мне зла человеку. С позывным придется смириться – это я решил почти сразу. – Принимать – неизбежное – это достоинство. А сохранить лицо в этом обществе не менее важно, чем на родине.

А внутри, на трёх составленных полукругом кожаных диванчиках, расслабленно и весело расположилась компания из десятка молодых людей. Между ними на невысоком столике стоял монструозный кальян, напоминавший осьминога из-за идентичного с морским гадом количества щупалец-шлангов, громоздились батареи бутылок и тарелки с закусками.

– Курсанты отдыхать изволят, – прокомментировал увиденное мой друг и, нагло потеснив сразу троих, устроился на диванчиках, попутно отбирая у зазевавшегося рассказчика бокал – компания оживлённо общалась, слышен был искренний и задорный ржач, видны были расстегнутые воротники рубашек и раскрасневшиеся, довольные лица собравшихся, в воздухе витал плотный дымный туман ароматного табака и алкоголя.

– Савелий Давыдов, – хлопнул меня по плечу блондин и протянул руку. Крепкое рукопожатие лично для меня во многом охарактеризовывало человека с хорошей стороны.

– Хаттори Леон, – ответил я и, повернувшись к остальным, коротко поклонился. – Прошу вас позаботиться обо мне.

Традиционная в моей стране формула первого приветствия была произнесена немного шутливо, и поэтому реакция курсантов меня удивила. Они почти синхронно поднялись на ноги и учтиво поклонились в ответ:

– Мы счастливы приветствовать нового собрата по оружию. Для нас это честь.

– Лёха, а они не сектанты? – улыбаясь во весь рот, поинтересовался я у старосты.

– Ещё какие. И ты только что испортил нам всю церемонию принятия нового неофита, – кивнул он и захохотал настолько демоническим смехом, что даже жуть немного взяла. – Поэтому твоя роль изменилась. И мы принесем тебя в жертву. Хватайте его, братья!

Военная выучка курсантов оказалась на высоте – меня схватили и торжественно усадили на центральный диван, всучив в одну руку гранёный стакан с виски, а в другую – шланг от кальяна.

– Официальная часть вечера окончена. Приступаем к вечеринке!!! – завопил староста на правах заводилы. А меня подхватила и понесла круговерть новых имён, фамилий и простого, открытого общения…

* * *

Спустя несколько часов, помятый, расхристанный, взъерошенный и пьяный до изумления, я вспомнил об одном обещании и, посмотрев на часы, решил больше не затягивать с его выполнением. Выудив из кармана отключенный телефон и сумев вернуть его к жизни всего лишь с третьей попытки, я с нетерпением стал ждать.

Первое СМС-сообщение прислал оператор сотовой связи: «Абонент +7987…3466 звонил(а) вам 7 раз». Второе было от этого самого абонента, и оно нисповергло меня в когнитивный диссонанс: «Ты где, бл…?»

Гадая, как следует расценивать матерное слово – прямым оскорблением или междометием, используемым для связки слов, – я впал в философскую задумчивость. Решив, что спрошу у опекуна лично и только после этого дам ему в челюсть, я залез в настройки смартфона и врубил систему геотаргетинга, связанную со спецаппаратурой у него дома, в котором я тоже проживал. Он ведь не думал, что всё будет так просто?

Третья СМС настигла меня всего через минуту: «Тебе п…ц». На этом я прервал прочтение и горько вздохнул. Трезво, хотя кого я обманываю, пьяно рассудив, что хуже уже не будет, решил напиться ещё сильнее, прежде чем продолжить читать дальше. Предстояло проникнуться в сакральное значение русского мата.

«Теперь я тебя точно прибью. Если ты ещё не нашёл себе бабу, то поторопись. Потому что через двадцать минут ты умрёшь девственником!!!!!»

А вот это уже было серьезно. Вежливость никогда не была милосердной. Обычно Гена орал и матерился. А вот если он был холоден и сдержан…

Неприятности от Гены Лаптева, носившегося со мной как с родным сыном чуть ли не со дня рождения, были хоть и редки, но настолько впечатляющи, что поневоле надо было задуматься.

Прихоть пьяного мозга повернула ход мыслей в неожиданную сторону. Я начал искать варианты. Естественно, вспомнил Наташу и тут же оскорбленно и болезненно улыбнулся. Она на роль бабы не подходила никак. Только единственной и неповторимой. А для этого надо было ехать черт знает куда, лезть в окно (эта перспектива, как ни странно, меня даже вдохновляла, но были иные нюансы), красть её и увозить в Штаты… Стоп, а почему именно в Штаты? Лучше сразу на Антарктиду. Пришлось воспользоваться подсказкой друга.

– О, так тебе квест дали. Наверное, само мироздание подсуетилось. Завидую я тебе, Лео, интересно живёшь, – откомментировал его после прочтения Савва, с которым мы сосредоточенно напивались последний час. – Надо выполнить. Там такие плюшки дают, закачаешься!

С трудом вникая в смысл сказанного, я смог уяснить только одно. Квест надо выполнять.

– Необходимо срочно найти себе бабу и потерять… кхм… неправильное слово… лишиться… тоже как-то немного не подходит. В общем, все всё поняли. Внимание, вопрос: как? И что мне с ней делать?! – искренне озадачился я, глянул на часы и отметил крайнюю нехватку времени для проведения столь сложной операции.

– Это проще простого. Айда со мной, тут недалеко, буквально дорогу перейти, и всё случится само собой. Там главное – начать, а природа подскажет!!! – заржал Савелий и уверенно потащил меня прочь из ложи, а после и из клуба.

Оказавшись на улице, я подрастерял изрядную часть энтузиазма. Когда выяснилось, что идти метров сто, вообще хотел повернуть назад – опьянение достигло критической точки, меня шатало и клонило в сон, а в голове творился бедлам. Первые пятьдесят метров дались особенно тяжело, причем в первую очередь Савве – он тащил меня на буксире, полный намерений помочь мне с выполнением «квеста от мироздания». Следующие пятьдесят стало попроще. Мороз и холодный ветер кое-как, но привели меня в относительную норму. Не полностью, конечно, но для подвигов на ниве секса вполне.

Проулок, в который надо было свернуть, нас так и не дождался. Оглушительный грохот откуда-то сбоку, и, подхваченный ударной волной, я отлетел в сторону берега реки. Ещё один взрыв донес до меня крик боли, принадлежавший Савелию, и именно это подействовало как переключатель. Горячая волна злости и непонимания, густо замешанная на высокой концентрации алкоголя и адреналина, подействовала на мозги, заставляя их включиться на полную мощность.

Осознание того, что я сижу на коленях – так же, как делал это уже сотни раз на тренировках в додзё, – пришло не сразу, только когда полностью отработали заложенные долгими годами тренировок рефлексы.

Вдох. Мизинцы, безымянные и средние пальцы согнулись и сомкнули неполный «замок» на ладонях. Выдох. Указательные пальцы касаются друг друга подушечками и смотрят вверх, а большие повторяют их движения и вытягиваются перпендикулярно им – мне в грудную клетку. Вдох.

Удар сердца. «Заякоренная» на мудру Рин мыслеформа возникла в сознании, воссозданная до мельчайших подробностей. Выдох. Поток бахира, пропущенный через чакры, вливается в неё, наполняя силой и активируя потенциал «техники».

Самурая начинают готовить к битве с самого детства, и заканчиваются его тренировки только со смертью. Мудра Рин входила в обязательный курс для детей моего рода с древних времён, и считалось, что её правильное использование вполне тянет на один из неожиданных козырей. Несложное переплетение пальцев было стартером для активации пограничного состояния сознания, требуемого для преодоления физического или психологического барьера, а вслед за этим запускалась сложная последовательность точечных воздействий силой, насыщавшая организм энергией.

На меня словно обрушилось звёздное небо – ревущий поток промчался по каналам тела, раскочегаривая организм на всю катушку, смывая часть опьянения алкоголем и всё лишнее. За это надо будет платить. В моем случае обеспечено полное истощение, но наступит оно завтра, если оно вообще будет это «завтра». Восприятие сузилось, отсекая всё, кроме цели: ликвидация моих противников. Моих врагов. Тех, кто пришёл за мной.

Бросив взгляд на Савву, я почувствовал облегчение – живой, хоть и не совсем здоровый. Торчавшая под неестественным углом рука и глубокая ссадина на лице. Но в остальном вполне бодро выглядел. Матерился так, что аж завидно было.

Противники уже подбегали, когда я прыжком вскочил на ноги и перетек в расслабленную стойку.

Трое мужчин. Двое помоложе, не больше тридцати лет, а вот третий наверняка вот-вот встретит четвертый десяток. Китайцы. В подобных вещах мне ошибиться сложно, это для европейцев все мы на одно лицо. Биение сердца замедлилось, поток времени стал ощутим – он был медленным, тягучим, позволяя мозгу анализировать происходящее и прилагать варианты.

– Сегодня отличный день, чтобы умереть, – крикнул я по-японски, не надеясь, что они поймут, просто чтобы хоть немного отвлечь, и цели своей достиг. Троица остановилась в десяти шагах. После команды старшего ко мне кинулся один из двоих оставшихся. Мне дали возможность воспользоваться правом на поединок. Пусть заведомо нечестный, потому что на меня, широко расставив руки и чуть пригнувшись, шёл ветеран.

Мы встретились в воздухе, осыпав друг друга короткими сериями ударов. Мой «доспех духа» подернулся рябью, сдерживая пропущенный удар пяткой. Китаец мягко приземлился и плавно, текучей волной откатился на пару шагов, словно отливом морской волны попытался увлечь за собой. Ни одной ужимки, ни лишнего и красивого жеста, только скупые движения опытного практика кун-фу.

Желтолицый, раскосый, в кожаной куртке и бандане, он выглядел уличным отморозком, гопником из соседнего двора, а на деле сочетал в себе все те качества, что делали его боевиком темного клана.

Хлесткий лоукик, от которого мне пришлось отпрыгнуть, разрыв дистанции и разноуровневая атака руками и ногами сбили с меня излишний энтузиазм. Отшатнувшись от его первого порыва, я жёстко сблокировал завершение его комбинации и ответил «яма цуки» – двойным разноуровневым ударом рук, подкрепляя его одной мощной вспышкой тьмы, чем усиливая его минимум в пять раз. Китаец ловко увел корпус в сторону, блокируя удар в голову, и тоже отскочил на шаг назад. Его темные глаза сверкнули, на лице появилась одобрительная усмешка, сопровождающая картинное потряхивание блокировавшей мою атаку кистью. И всё равно я был слабее, чем необходимо.

Его аккуратные атаки кулаками и ногами ещё ни разу не достигли цели, мне удавалось или увернуться, или прикрыться, и тогда мне в лицо полетел «водяной шар». Пропустив его над собой, я шагнул навстречу его новому замаху и, окутав силой дара кулак, вновь потянулся к привычной стихии. Темной, проклинаемой многими религиями и верованиями. Чёрное пламя вспыхнуло вокруг сжатого кулака в момент, когда он врезался врагу в грудь, натыкаясь на «доспех духа».

Вспыхнуло, чтобы бессильно опасть и отдать заложенный в него импульс гравитации. Китайца просто унесло от меня на несколько шагов, только ноги мелькнули. Полёт продолжался до первого препятствия – удачно подвернувшегося столба с фонарями. Отлитый из железа осветительный прибор оскорбленно изобразил шикарную вмятину на опорном столбе и задумчиво нагнулся над пострадавшим, мигая лампочками в приступе сочувствия и пытаясь азбукой Морзе передать ему свои соболезнования.

Опасно заигрывать с тьмой. Она коварна и непредсказуема, но тем, кто живёт с ней в согласии, она открывает свои секреты. Моя семья жила с ней в согласии и задолго до современных открытий узнала, что тьма – это не просто субстанция или энергия. Века практики позволили раскрыть один из главных секретов – способность генерировать гравитационные возмущения различной мощности. «Доспех духа» хорошо защищал от многих сил, но с кинетикой всегда справлялся из рук вон плохо.

– Следующий! – крикнул я боевикам, любуясь тем, как противник скособоченно поднимается на ноги, уже зная, что сегодня мой путь воина окончится. Шансов не было. Они пришли за мной. Три ветерана. Минимальная для темных кланов боевая группа, группа ликвидации. И они решили поиграть в благородство. Мне их мощи хватит за глаза, потому что все мои приемы против ветерана почти что бесполезны, разве убежать смог бы. – Смелее, я убью тебя не больно…

Эти слова встретили атаку второго моложавого китайца – он решил закидать меня «ледяными шипами». Полуметровые сосульки с гудением пронзали воздух рядом со мной, а те, что могли попасть в меня, наталкивались на всё тот же «кулак тьмы» и осыпались безобидным ледяным крошевом. Прокричав что-то воинственное и, увы, нечленораздельное, китаец бросился мне, пластая воздух метровым ледяным клинком. А так хотелось узнать, что именно он сказал перед смертью.

Его напор и умение владеть холодным оружием неприятно удивили, пришлось отступать, старательно избегая заточенной ледяной кромки. Мы отступали к реке, где «ледышка» расслабился и заметно отвлекся на создание какой-то хитроумной техники. Между прочим, допуская обычную ошибку большинства из тех, кто мечтает о переходе на следующий уровень владения силой. Применять неотработанные техники более высокого ранга всегда чревато последствиями. А он не захотел упускать редкой возможности испытать экспериментальную версию какой-то однозначно убойной «техники».

– Эй, китаёза! Мое кун-фу круче твоего!!! – привлек я его внимание криком и подправил движение вражеского клинка, самую малость подталкивая его раскрытой ладонью по траектории движения, из-за чего парень опасно раскрылся, хоть и стоял на правильной дистанции, оставаясь недосягаемым для рукопашной.

– Ки-и-и-и-и-а-а-а-ай!!!

«Голая» чистая сила, переплетенная со звуковой волной и концентрированным «яки», срезонировала, превратившись в то, что отец называл «псишторм». Китайца буквально на мгновение полностью парализовало, не только физически, но и духовно – от этой «техники» мог прикрыть только «доспех духа» рангом выше, чем у меня. Но он слишком увлёкся и утратил часть концентрации, полностью сосредоточившись на эффектном приёме. Клинок не мог упустить такого подарка.

Противник рухнул, пропустив мой рывок и проведённый от всей души апперкот, усиленный по максимуму. Рухнул, закатив глаза и раскроив голову об асфальт. Сделав быстрый подшаг, я нанес футбольный удар по его голове и удовлетворённо кивнул, услышав хруст его позвонков.

Клинок в бою не испытывает эмоций, даже забирая жизнь. Спокойствие. Абсолют. Всё, что сверху, только маска. Абсолют. Ничего лишнего. Буси дарит умиротворение своим врагам, щедро делится единственным, что имеет. И знакомит с той, что неотрывно следует за ним по пятам. Нет азарта, но и нет жалости.

– Минус один! – крикнул я третьему врагу, с интересом и улыбкой глядя, как первый противник отходит ему за спину. – Жалко, что этого не добил.

– Я оторву твою голову, щенок. И сделаю это очень медленно. Твоя удача тебя не спасет, – пообещал мне старший из тройки и медленно пошел в мою сторону, формируя в руках сразу несколько «серпов».

– А ведь он, похоже, угадал. Я умру девственником… – пробормотал я, делая шаг навстречу врагу. Слова пришли из ниоткуда, словно шевельнулся внутри кто-то, нашептывая и подталкивая повторить: – Слыхал, как ходили в атаку мои деды? Ryuu ga waga teki wo kurau!

* * *

Савва Давыдов громко застонал и завозился на холодном липком асфальте, пытаясь подняться на ноги – неудачное падение привело к закрытому перелому левой руки, лицо парня покрылось коркой загустевшей и застывшей на морозе крови.

В голове шумело – что-то взрывалось, грохотало сердце, кто-то кричал и далеко-далеко первый раз взвыла тревожная сирена. Даже думать было невыносимо трудно и жутко больно. Кое-как, шипя и выплевывая кровь пополам с ругательствами, Савелий сел и увидел то, что заставило его удивиться так сильно, как он не делал этого очень-очень давно: его новый собрат по оружию и просто одноклассник Леон схлестнулся с каким-то взрослым азиатом не на жизнь, а на смерть. Учитывая то, как он встретил первых двух противников, что-то противопоставить своему очередному врагу Леон мог при любом раскладе.

Картина разрушений, во всяком случае, была соответствующая – пара автомобилей была рассечена на крупные части, асфальт местами вспучился и пошел трещинами.

Китайский квартал почти не бывает пустынным, исключения не произошло и сейчас – сотни любопытных лиц выглядывали из окон, зеваки высыпали из домов и, отыскав укрытие, жадными блестящими глазами смотрели, как сражаются два ранговых бойца, а кто-то даже пытался заснять всё на камеры телефонов. И если в азиате Савелий уверенно определил ветерана, причём граничащего с рангом учителя, то Леон показывал странную смесь из самых простых «техник», доступных подмастерью и воину, перемежая их с несколькими примочками ветеранского уровня. Иначе трактовать то, как Леон отбивает ладонью направленные в него «серпы» или принимает на скрещенные руки «воздушный таран», было нельзя.

– Нет, так не бывает, – озадаченно буркнул Савелий себе под нос и замотал головой, увидев, как одноклассник сошелся в рукопашной и, подпрыгнув, ударил с двух ног в грудь китайца. Мужика снесло в стену ближайшего дома, громко бумкнуло, посыпалась пыль, и… азиат тут же поднялся на ноги. От его ответного удара Лео уже не смог ни увернуться, ни защититься – «листопад» был «техникой» на грани ранга «учитель», и закрыться от него у паренька не было шансов.

Сонм едва различимых глазу лезвий закружил вокруг японца, сжимая круг все сильнее и сильнее. Савелий хотел было вмешаться, хотел отвлечь внимание на себя, но не мог сконцентрироваться, поглощенный ужасным зрелищем подступающей смерти. Леон закричал, когда сразу три «лезвия ветра» вскрыли его «доспех духа» и погрузились в плоть, с лёгкостью рассекая белую ткань рубашки и выплескивая из разрезов брызги крови.

Оглушительный рев движка и непрерывно орущий клаксон приближающейся машины отвлекли китайца буквально на долю секунды, но тем, кто решил вмешаться в поединок, этого хватило – массивный седан с проблесковыми маячками, раскрашенный в арктический камуфляж с эмблемой известной частной военной компании «Сибирский вьюн», подъехал к месту схватки, выворачивая налево и уходя в скольжение. Распахнулась передняя пассажирская дверь, выпуская шагнувшего из неё лысого мужчину в деловом костюме, и машина закончила разворот, лишь чудом не сшибив его с ног.