Читать онлайн Ум во благо. От добрых намерений – к эффективному альтруизму бесплатно

Издание осуществлено при поддержке благотворительного фонда «Друзья»

This edition published by arrangement with InkWell Management LLC and Synopsis Literary Agency

© William MacAskill, 2015, 2016

© А. Кузнецова, перевод на русский язык, 2018

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2018

© ООО «Издательство Аст», 2018

Издательство CORPUS ®

* * *

Посвящается Тоби Орду, Питеру Сингеру и Станиславу Петрову:

не будь их, эта книга не увидела бы свет

Введение

Глисты и насосы

До 1989 года Тревор Филд вел обычную жизнь. Этот южноафриканец средних лет наслаждался отбивными и холодным пивом, рыбачил с друзьями. Филд занимался рекламой для таких журналов, как TopCar и Penthouse, и не задумывался всерьез о том, как принести пользу другим. Однако все изменилось, когда он узнал о PlayPump.

В 1989 году Филд со своим тестем-фермером поехал в Преторию на сельскохозяйственную ярмарку и познакомился там с инженером-гидротехником Ронни Стювером. Тот демонстрировал модель водяного насоса нового типа. Филд вспомнил, как несколькими годами ранее, во время поездки на рыбалку, наблюдал, как деревенские женщины часами ждали возле насоса, приводимого в движение ветряком. Ветра не было, но крестьянкам, пришедшим пешком за много миль, все равно надо было принести домой воды, поэтому они сидели и ждали. «Должен быть лучший выход», – подумал тогда Филд. Теперь он увидел потенциальное решение.

Стюверовское изобретение казалось безупречным. В отличие от ручных и ветряных насосов, PlayPump вдобавок мог служить каруселью. Дети катались бы на карусели, а та поднимала воду в цистерну глубоко из-под земли. Крестьянкам не пришлось бы идти за много миль, чтобы накачать воды ручным насосом или ждать ветра. PlayPump обеспечивал экологически безопасное и надежное снабжение общины водой, используя энергию играющих детей. «У африканских детей нет почти ничего – даже книжек в школе, не говоря уже о детских площадках. К тому же доступ к воде представляет огромную проблему», – говорил мне впоследствии Филд[1].

Он купил у Стювера патент и следующие пять лет в свободное время совершенствовал конструкцию. Исходя из своего опыта в рекламе, Филд решил размещать на стенках цистерны рекламу, доход от которой шел бы на техобслуживание. В 1995 году он нашел первого спонсора – Colgate Palmolive, установил первый PlayPump и уволился, чтобы сосредоточиться на своем проекте: теперь уже зарегистрированном благотворительном фонде PlayPumps International. Сначала дела не шли, но Филд не сдавался и поставил несколько насосов за собственный счет. В то же время он налаживал связи с корпорациями и правительственными организациями ЮАР. К концу 90-х годов Филд установил уже полсотни насосов.

Прорыв случился в 2000 году. Всемирный банк выбрал заявку Филда из 3 тыс. «инновационных расширяемых и (или) воспроизводимых проектов, находящихся на ранней стадии и обладающих высоким потенциалом влияния на мировое развитие»[2]. Грант Всемирного банка вызвал интерес и привлек дополнительное финансирование. Рабочую площадку даже посетил глава AOL Стив Кейс со своей женой Джин. «PlayPump показался им невероятным[3], – рассказывал Филд. – Стоило им увидеть его в действии, как они сдались». В 2005 году Кейсы согласились финансировать проект и вместе с Филдом открыть американское отделение PlayPumps International. Целью определили установку тысяч насосов по всей Африке.

Насосы PlayPump стали объектом масштабной маркетинговой кампании. Кейс использовал свой опыт в управлении AOL для поиска новых способов сбора денег в Сети. Английская благотворительная организация One Foundation выпустила бутилированную воду One Water[4], прибыль от продажи которой перечисляла в PlayPumps International. Вода пользовалась огромной популярностью, и эта марка стала официальным поставщиком[5] концертов Live 8 и кампании «Оставим нищету в прошлом» (Make Poverty History). PlayPump сделался любимцем международных СМИ. В 2006 году в статье для журнала «Тайм» Билл Клинтон назвал PlayPump «чудесным новшеством»[6].

Идею поддержали знаменитости. Джей-Зи во время тура «Дневник Джей-Зи: вода ради жизни»[7] собрал для PlayPumps International десятки тысяч долларов. Вскоре организация получила грант (16,4 млн долларов) первой леди Лоры Буш[8] и начала кампанию по сбору 60 млн долларов, чтобы к 2010 году оплатить установку 4 тыс. насосов по всей Африке. К 2007 году PlayPump стал международным хитом, а Тревор Филд – суперзвездой благотворительного движения.

«Это настоящее безумие! Когда я впервые увидел этот насос… я и вообразить не мог, что эта штука способна, наверное, изменить мир[9], – размышлял в 2008 году Филд. – Сознание того, что мы приносим пользу массе людей, которые совершенно лишены благ, доступных мне и моей семье, просто потрясает[10]». К 2009 году PlayPumps International установила 1,8 тыс. насосов в Южной Африке, Мозамбике, Свазиленде и Замбии.

А потом все рухнуло. Вышло два критических доклада: первый подготовили ЮНИСЕФ[11] и World Vision, второй – швейцарская консалтинговая компания SKAT[12]. Выяснилось, что, несмотря на награды, шумиху и миллионы потраченных долларов, никто всерьез не задумывался о практической стороне дела. Обычная карусель вращается по инерции, и в этом ее прелесть. А PlayPump требует постоянного приложения силы, и дети быстро устают. По данным ЮНИСЕФ, дети порой падали с «карусели» PlayPump и ломали конечности, некоторых тошнило от кружения. В одной деревне детям платили, чтобы они «играли» с насосом. В итоге большую часть времени крестьянкам приходилось толкать карусель, и занятие это они находили утомительным и унизительным[13].

Более того, никто не спрашивал африканцев, нужен ли им вообще PlayPump. Когда исследователи из SKAT расспрашивали крестьян, многие утверждали, что предпочли бы, как и прежде, пользоваться ручным насосом. При меньших усилиях ручной насос Zimbabwe Bush при одинаковом с PlayPump объеме цилиндра давал 1,3 тыс. литров воды в час – впятеро больше, чем PlayPump. Мозамбикская женщина рассказывала: «С пяти утра мы в поле, работаем шесть часов. Затем идем к этому насосу и должны его вращать. От этого начинают болеть руки. Со старым ручным насосом управляться было куда легче»[14]. По оценкам одного из соавторов доклада, для обеспечения потребности деревни в воде карусель должна вращаться в среднем 27 часов в сутки[15].

И даже если общины с удовольствием принимали насосы, радость длилась недолго. Насосы быстро (иногда уже через несколько месяцев) ломались[16], но, в отличие от Zimbabwe Bush, механизм PlayPump заключен в металлический кожух и его нельзя починить самостоятельно. Крестьянам полагалось получить телефонный номер, чтобы вызывать ремонтников, но большинство общин его так и не получили, а получившие никому не могли дозвониться. Рекламные щиты на цистернах пустовали: сельские общины слишком бедны, чтобы фирмы были заинтересованы в рекламе. Насос PlayPump оказался почти во всех отношениях хуже невзрачных, но удобных ручных насосов, причем при цене 14 тыс. долларов за штуку обходился вчетверо дороже[17].

Вскоре и СМИ ополчились на былого фаворита. Канал PBS продемонстрировал документальный фильм, выставляющий напоказ недостатки PlayPump. В качестве достойной реакции на критику американское отделение PlayPumps International закрылось, а его спонсор, Фонд Кейсов, публично признал программу неудачной. Однако дело PlayPump живет. Некоммерческая организация Филда Roundabout Water Solutions, финансируемая Ford Motor Company, Colgate Palmolive и другими корпорациями, насаждает в Южной Африке ту же самую модель PlayPump.

Большинство людей желает приносить пользу – и вы, вероятно, не исключение, поскольку читаете эту книгу. Однако, как показывает пример Тревора Филда, благие намерения слишком часто не приводят ни к чему хорошему. То есть проблема такова: как убедиться в том, что, помогая другим, мы делаем это максимально эффективно? Что мы не причиняем ненамеренно вреда и добиваемся максимума пользы?

В этой книге я попытаюсь ответить на эти вопросы. Я уверен, что руководствуясь и чувствами, и рассудком (применяя к альтруистическому поведению научные данные и анализ), можно превратить благие намерения в поразительные результаты.

В 2007 году, на пике популярности PlayPump (и после десятилетий изучения вопроса, как улучшить жизнь беднейшей части населения мира), Майкл Кремер и Рэйчел Гленнестер учредили собственную организацию.

Гленнестер окончила в 1988 году Оксфордский университет, где изучала экономику. Ей было интересно узнать, как организована помощь нуждающимся, поэтому она решила пожить в развивающейся стране. Приехав на лето в Кению, она расспрашивала тех, кто занят в проектах в области развития. Многие давно расстались с иллюзиями. Когда она интересовалась, почему, они советовали посмотреть, чем обернулись некоторые начинания.

– Я отправилась на север Кении, на озеро Туркана, – рассказала мне Гленнестер[18]. – Народ туркана кочевой. Различные организации по развитию надеялись улучшить качество жизни этих людей, заставив их осесть на озере, и построили там большой рыбозавод. Удалось заставить туркана рыбачить, но вылов стал чрезмерным, и предприятие заглохло… Это внушало уныние.

Разочаровавшись в возможности повлиять на мировое развитие, Гленнестер переключилась на внутреннюю политику, устроившись в английское Министерство финансов.

Майкл Кремер также провел некоторое время (год после бакалавриата) в Кении. Как и Рэйчел Гленнестер, он был озабочен проблемой нищеты и хотел узнать об этом больше, поэтому жил в местной семье, преподавая в средней школе английский язык. Он видел, как проваливались попытки улучшить жизнь в тех краях. Вернувшись в университет, он решил выяснить, как успешнее делать подобные вещи.

Кремер и Гленнестер познакомились в 1990 году в Гарварде. Кремер поступил в докторантуру, а Гленнестер получила стипендию Кеннеди и взяла в министерстве творческий отпуск. К 1993 году, когда Кремер стал преподавателем в Массачусетском технологическом институте, они поженились. В отпуск они поехали в Кению, чтобы навестить семью, у которой гостил Кремер.

В Кении Кремер встретился с Полом Липейа, который работал на голландскую благотворительную организацию International Christian Support (ныне Investing in Children and Their Societies, или ICS). Главной программой ICS являлось шефство над детьми, в рамках которого благотворитель регулярно выплачивал вспомоществование конкретному ребенку или небольшой общине. ICS старалась повысить посещаемость занятий в школах и улучшить оценки учеников. Организация снабжала детей новыми учебниками, оплачивала дополнительные занятия, выдавала бесплатную форму. В то время ICS получила финансирование, и Липейа собирался включить в программу еще семь школ.

Кремер убедил Липейа проверить программу с помощью рандомизированного контролируемого испытания (РКИ). Он собирал бы данные о четырнадцати школах, применяя программу в семи из них и предоставив остальным вести дела как обычно. Собрав данные обо всех школах, можно было выяснить, действенна ли программа.

Сейчас мысль Кремера кажется тривиальной. РКИ – признанный в науке метод экспериментальной проверки. Фармацевтические компании уже десятки лет пользуются им для апробирования лекарств. Выпускать на рынок препарат, не прошедший РКИ, просто незаконно. Но до предложения Кремера РКИ в области общественного развития никогда не применялось.

Кремер одну за другой тестировал программы ICS[19]. Сначала он оценил эффективность обеспечения школ дополнительными учебниками[20]. Нередко на класс из тридцати человек имелся всего один учебник. Поэтому казалось очевидным, что предоставление большего количества учебников поможет школьникам. Однако Кремер, проверив эту гипотезу путем сравнения результатов контрольных в школах, получавших учебники, и школах, где их не хватало, не обнаружил почти никакой разницы – за исключением успехов самых сильных учеников. (Он предполагает, что учебники написаны слишком сложно, особенно учитывая, что они на английском, а у детей он третий после суахили и местных языков.)

Далее Кремер оценил пользу от учебных плакатов[21]. Учебники были школьникам непонятны, но наличие плакатов, вероятно, позволило бы учителям адаптировать уроки. Однако снова не обнаружилось никакого эффекта.

Кремер изменил подход: если не помогают дополнительные материалы, то поможет ли увеличение числа учителей? В большинстве случаев в школе работал один-единственный учитель, обслуживающий большой класс. Но Кремер не отметил прогресса и после уменьшения классов[22].

Снова и снова исследователь обнаруживал, что кажущиеся очевидными образовательные программы не работали. Но он отказывался верить, что нет способа улучшить положение детей в Кении. В этот момент его друг из Всемирного банка предложил проверить эффект дегельминтизации.

В развитых странах мало кому известно о глистах, которыми заражено более 1 млрд человек[23]. Паразитические черви не так страшны, как СПИД, рак или малярия, поскольку убивают меньше людей. Но дети болеют, а лечение копеечное: не требующие патента лекарственные средства, разработанные в 50-х годах XX века, можно распространять с помощью учителей, и они на год избавят детей от кишечных паразитов.

Кремер провел эксперимент, чтобы увидеть, повлияет ли лечение детей от глистов на школьное образование. Результаты поразили его.

– Мы не ожидали, что дегельминтизация окажется столь эффективной,[24] – рассказывал мне Кремер. – Оказалось, что это один из самых малозатратных способов увеличить посещаемость.

Регулярные пропуски занятий – хроническая проблема в кенийских школах, и дегельминтизация сократила показатель на 25 %[25]. Каждый вылеченный ребенок провел в школе на 2 недели больше, и каждые 100 долларов, потраченные на программу, обернулись дополнительными 10 годами посещения школы. Дать ребенку возможность провести лишний день в школе, таким образом, стоило всего 5 центов[26]. Дегельминтизация не просто «помогла» привести детей на занятия. Эффект оказался потрясающим.

Дегельминтизация принесла пользу не только в образовательной сфере. Она принесла пользу здравоохранению и экономике. Заражение глистами может спровоцировать анемию, непроходимость кишечника, ослабление иммунитета и т. д., что увеличивает риск развития, например, малярии. Дегельминтизация снижает этот риск[27]. Более того, когда коллеги Кремера разыскали этих детей 10 лет спустя, выяснилось, что те, кто прошел дегельминтизацию, работали на 3,4 часа в неделю больше и зарабатывали на 20 % больше по сравнению с теми, кого не лечили[28]. Дегельминтизация оказалась настолько действенной программой, что окупилась за счет роста налоговых поступлений[29].

К моменту опубликования работы Кремера о дегельминтизации его революционный подход в области содействия развитию уже имел массу последователей. Десятки блестящих молодых экономистов занимались оценкой программ. Тем временем Гленнестер оставила службу и стала исполнительным директором Poverty Action Lab при Массачусетском технологическом институте, где применила свое знание политики для того, чтобы исследования Кремера и его коллег приносили настоящую пользу.

В 2007 году Кремер и Гленнестер учредили некоммерческую организацию Deworm the World Initiative, которая предоставляет консультационную помощь правительствам развивающихся стран, позволяя им провести собственные программы дегельминтизации. Эта организация обеспечила более 40 млн курсов лечения[30], и независимая организация по оценке благотворительных программ GiveWell считает Deworm the World Initiative одним из самых затратоэффективных проектов в области содействия развитию.

Когда доходит до помощи другим людям, нерациональность нередко оборачивается неэффективностью. История PlayPump – идеальный пример. Тревор Филд и те, кто его поддерживал, руководствовались не трезвым расчетом, а эмоциями: так приятно видеть счастливых детей, которые, просто играя, обеспечивали свои общины чистой водой. Фонд Кейсов, Лора Буш и Билл Клинтон поддерживали PlayPump не потому, что имелись веские основания полагать, что он поможет людям, а потому, что он обладал привлекательностью революционной технологии. Даже критики не решились бы обвинить Филда и его соратников в дурных намерениях. Но полагаться лишь на благие намерения при принятии решений опасно.

Было бы славно, если бы PlayPump остался частным случаем нерационального альтруизма, но, к сожалению, это проявление тенденции[31]. Мы очень часто не даем себе труда обдумать как следует помощь другим, потому что ошибочно считаем, будто трезвый расчет и практичность лишат филантропические усилия ореола добродетели. А значит, мы упускаем возможность принести другим огромную пользу.

Представьте, что вы идете по улице. Вас останавливает привлекательная и пугающе бодрая молодая женщина в футболке «Потрясная косметика» и с планшетом в руках. Вы соглашаетесь выслушать ее. Женщина объясняет, что представляет компанию, производящую товары для красоты, которая ищет инвесторов. Она рассказывает, как обширен этот рынок, как прекрасна продукция ее фирмы, как эта фирма эффективна (поскольку тратит 90 % денег на производство продукции и менее 10 % на штат, распространение и маркетинг) и насколько впечатляющую отдачу дадут инвестиции. Станете ли вы вкладывать деньги?

Разумеется, нет. Если вы хотели бы вложить деньги в какую-нибудь фирму, вы посоветовались бы со специалистами или сравнили показатели «Потрясной косметики» с показателями других компаний. В любом случае вы рассмотрели бы все доступные сведения, чтобы решить, где вы получите максимальную отдачу от инвестиций. На самом деле почти у всех хватает ума не вкладывать деньги в компанию, заловившую их на улице. Однако ежегодно сотни тысяч людей передают деньги благотворительным организациям, о которых прежде не слышали, просто потому, что их попросил сборщик с хорошо подвешенным языком. И, как правило, у них нет возможности узнать, что стало с их деньгами.

Одно из различий между инвестициями и пожертвованием заключается в том, что благотворительным организациям нередко недостает механизмов обратной связи. Инвестируй в плохую компанию – и потеряешь деньги, отдай деньги в плохой благотворительный фонд – и, скорее всего, никогда не услышишь о его провалах. Купи рубашку, якобы шелковую, а на самом деле синтетическую, и очень скоро поймешь свою ошибку. Но, купив «зеленый» кофе, не узнаешь, помогло ли это другим людям, причинило им вред или вообще никак ни на что не подействовало. Если бы не исследования ЮНИСЕФ и SKAT, люди считали бы программу PlayPumps International потрясающе успешной[32]. Из-за того, что, пытаясь помогать другим, мы не получаем обратной связи, мы не можем ощутить, приносим ли настоящую пользу.

Кремеру и Гленнестер удалось это отчасти потому, что они изначально не считали, будто знают самый действенный способ помочь. Вместо этого они проверяли гипотезы. Они были готовы пересмотреть подход в свете новых данных, а затем делали то, что, согласно этим данным, следовало делать. В отличие от PlayPump, самая эффективная программа оказалась замечательно скучной. Грейс Холлистер, нынешний директор Deworm the World Initiative, говорила мне: «Наверное, дегельминтизация – наименее привлекательная программа развития из существующих»[33]. Но, выбрав эффективное дело вместо привлекательного, Deworm the World Initiative облегчила жизнь миллионов.

Кремер и Гленнестер присущ тот образ мышления, который я называю эффективным альтруизмом. Эффективный альтруист задается вопросом, как именно можно принести максимум пользы, и в поисках ответа опирается на доказательства и трезвый расчет. Эффективный альтруизм требует научного подхода к добрым делам. Как наука предполагает беспристрастный поиск истины и готовность ее принять, так эффективный альтруизм предполагает беспристрастное выяснение того, что для мира лучше всего, и готовность заниматься именно этим – чем бы оно ни оказалось.

Словосочетание эффективный альтруизм состоит из двух слов. В моем понимании альтруизм – это просто улучшение жизни других. Многие полагают, что альтруизм непременно жертвенен, но если можно делать добро, ведя при этом комфортную жизнь, это плюс, и я охотно сочту это альтруизмом. А под эффективностью я подразумеваю принесение максимума пользы за счет имеющихся ресурсов. Важно, что эффективный альтруизм – это стремление принести не некую пользу, а максимум пользы. Нужно выяснить, какой способ принести пользу наилучший, и в первую очередь прибегнуть к нему.

Я помогал развивать концепцию эффективного альтруизма[34], будучи магистрантом Оксфордского университета. Я стал делать благотворительные взносы и желал убедиться, что мои вложения приносят максимум пользы. Вместе с постдоком Тоби Ордом я стал изучать затратоэффективность организаций, борющихся с бедностью в развивающихся странах. Мы обнаружили, что лучшие проекты в сотни раз эффективнее хороших. В 2009 году мы с Тоби учредили организацию Give What We Can, поощряющую людей отдавать минимум 10 % дохода затратоэффективным благотворительным проектам. Примерно в то же время Холден Карнофски и Эли Хассенфельд, два нью-йоркских аналитика из хедж-фондов, оставили работу и учредили GiveWell – организацию, ведущую чрезвычайно глубокие исследования с целью выяснить, какие из благотворительных организаций приносят больше всего пользы на доллар пожертвований.

Так стало формироваться сообщество. Мы поняли, что концепция эффективного альтруизма применима во всех сферах жизни: не только при выборе благотворительного проекта, но также в карьере или потребительском поведении. В 2011 году я выступил соучредителем организации 80000 Hours (намек на время, которое в среднем в течение жизни занимает работа[35]), проводящей тренинги и дающей консультации по вопросу выбора карьеры, которая позволит принести другим максимальную пользу.

Ниже я проанализирую подход к оказанию помощи другим, который может оказаться полезным и вам самим. В части I этой книги описан присущий эффективному альтруизму образ мышления, а в части II он приложен к отдельным проблемам.

Пять глав, образующих часть I, посвящены пяти главным аспектам эффективного альтруизма. Мы ответим на следующие вопросы:

• Сколько людей от этого выиграет и в какой степени?

• Самое ли это эффективное из того, что можно сделать?

• Насколько запущена определенная сфера?

• Что произойдет, если мы сами не станем этим заниматься?

• Каковы шансы на успех, и насколько велик он будет?

Эта схема поможет избежать распространенных ошибок при обдумывании добрых дел. Пункт № 1 помогает сфокусироваться на том, как различные поступки улучшают жизнь людей, и не растрачивать время и деньги на деятельность, которая не приносит блага. Пункт № 2 помогает не тратить силы на просто полезную деятельность, а найти самую полезную. Пункт № 3 помогает выделить сферы, которым пока уделяется сравнительно мало внимания и в которых другие еще не воспользовались уникальными возможностями принести пользу. Пункт № 4 помогает избежать дел, которые будут сделаны и без нас. Пункт № 5 помогает правильно относиться к неопределенности, чтобы понимать, стоит ли заниматься делом, успех которого маловероятен, но которое имеет потенциально большую отдачу, вместо дела, приносящего невеликую, зато гарантированную пользу.

Эти пять пунктов помогают ответить на главный вопрос эффективного альтруизма: как принести максимум пользы.

В части II мы рассмотрим некоторые аспекты деятельности через призму эффективного альтруизма. Как узнать, какие благотворительные проекты принесут больше всего пользы? Какую лучше всего выбрать карьеру или точку приложения своих добровольческих усилий? Много ли пользы я принесу, если выберу «ответственное» потребление? Как понять, на решении какой из множества мировых проблем сосредоточиться? В каждом случае я представлю схему рассуждений о проблеме и список вопросов, которые помогут не упустить из виду самое важное. Все схемы повторно приведены в приложении.

Глава 1

Вы – тот самый «один процент»

Осенью 2011 года, когда заявило о себе движение Occupy Wall Street, недовольные граждане западных стран усвоили термин «однопроцентники», то есть верхний 1 % получателей дохода из богатых стран, в первую очередь США. Статистика свидетельствует[36], что всего 1 % населения получает 24 % доходов – то есть более 340 тыс. долларов в год, в 12 раз больше заработка среднего американца (28 тыс. долларов в год). «Однопроцентники», противопоставленные остальным 99 % населения, быстро сделались олицетворением разрыва между доходами в Америке.

Неравенство в Америке все заметнее. В 1979–2007 годах доход средней семьи вырос[37] менее чем на 40 %, а доход богатейшего 1 % – на 275 %. Французский экономист Тома Пикетти, в 2014 году прославившийся книгой «Капитал в XXI веке», предположил, что уровень неравенства в США[38], вероятно, выше, чем в любом обществе в любую эпоху.

Те из нас, кто не входит в 1 % богачей, могут чувствовать свое бессилие, однако это значит пренебречь влиянием, которое в действительности имеет почти каждый гражданин благополучной страны. Если замечать неравенство лишь в США, упускаешь из виду важную часть картины. Рассмотрим следующий график.[39]

Распределение мирового дохода

Источник: Milanović, Branko, PovcalNet.

Здесь интервал 0–25 % представляет 25 % населения планеты с минимальными доходами, а 75–100 % – 25 % богатейшего населения. Если бы доходы у всех были одинаковыми, то под линией образовался бы прямоугольник. Но беднейшее население едва представлено на графике. На верхних 10 % кривая резко уходит вверх. А если я показал бы на графике 1 % самых богатых, страница получилась бы высотой с 23-этажное здание (выше первого Годзиллы[40]).

Где на этом графике вы? Поскольку я умышленно оставил ось ординат без разметки, определить это невозможно. Попробуйте угадать. Какая доля населения планеты выше вас по уровню дохода, а какая – ниже?

Когда я задаю этот вопрос жителям США или Великобритании, они, как правило, отвечают, что входят в 70–80 процентиль. Эти люди знают, что они граждане богатой страны, однако понимают, что не похожи на банкиров и глав корпораций, составляющих мировую элиту. Следовательно, они полагают, что помещаются в углу кривой и, запрокинув головы, пытаются разглядеть на вершине сверхбогачей. Я раньше тоже так думал.

Распределение мирового дохода

Источник: Milanović, Branko, PovcalNet.

Если вы ежегодно зарабатываете более 52 тыс. долларов, то вы пресловутый «однопроцентник». А если получаете хотя бы 28 тыс. долларов (годовой доход среднего американца[41]), то относитесь к богатейшим 5 % населения планеты. Даже человек, живущий за установленной в США чертой бедности (то есть зарабатывающий всего 11 тыс. долларов в год), богаче 85 % населения планеты. Мы привыкли сравнивать себя с ближними и легко забываем, насколько хорошо, в сущности, нам живется.

Возможно, вы преисполнились скепсиса. Меня он определенно посещал. «Конечно, – скажете вы, – у бедняков в развивающихся странах, может, денег и немного, зато они могут купить гораздо больше, поскольку стоимость жизни в тех местах ниже».

За границей деньги определенно ценнее. Пообедав в одном из самых шикарных ресторанов Аддис-Абебы, я заплатил по счету около 10 долларов. И однажды переночевал в гостинице (правда, она была ужасна) всего за доллар. Однако при составлении графика уже учтено, что за границей деньги ценнее. Посмотрим на 20 % населения планеты: 1,22 млрд человек, зарабатывающих менее 1,5 доллара в день и считающихся представителями «беднейших слоев населения»[42]. Можно подумать, что «1,5 доллара в день» означает, что чрезвычайно бедные люди тратят в день сумму, эквивалентную 1,5 доллара. На самом деле они живут на сумму, соответствующую покупательной способности 1,5 доллара в США в 2014 году[43]. А что можно купить на 1,5 доллара в США? Сладкий батончик? Пакет риса?

Возможно, вы по-прежнему настроены скептически. Вы, наверное, думаете, что люди в бедных странах могут жить менее чем на 1,5 доллара в день потому, что многое делают собственными руками. Денег у них немного, но много им и не нужно, поскольку они сами обрабатывают землю и ведут натуральное хозяйство. Однако мой график учитывает и это[44]. Предположим, фермерша Аннетт продает то, что вырастила, и получает за свой товар 1,2 доллара в день. При этом она сама съедает в день пищи на 40 центов. Она живет на 1,6 доллара в день и, следовательно, находится выше полуторадолларовой черты бедности.

Можно удивляться, как люди ухитряются жить на эту ничтожную сумму? Они же умрут! Да, представьте себе: умирают. По крайней мере, умирают гораздо чаще, чем граждане развитых стран. Хотя в последние десятилетия средняя продолжительность жизни в развивающихся странах взлетела, в странах к югу от Сахары она составляет всего 56 лет (в США – более 78 лет)[45]. В прочих отношениях их жизнь печальна именно настолько, насколько можно ожидать, учитывая их доходы. Абхиджит Банерджи и Эстер Дюфло[46], экономисты из Массачусетского технологического института, изучили положение беднейшего населения более 13 стран. Они выяснили, что самые бедные потребляют в среднем 1400 калорий в день (около половины нормы физически активного мужчины или физически очень активной женщины), тратя при этом на пищу большую часть своих доходов. У большинства недостаточный вес и анемия. В большей доле домохозяйств имеется радио, но отсутствуют электричество, туалет, водопровод. Менее чем в 10 % домохозяйств есть стул или стол.

Однако «1,5 доллара в день» не эквивалентно выражению «то, что можно купить на 1,5 доллара в США в 2014 году». В Америке, в силу отсутствия крайней бедности, нет рынка чрезвычайно дешевых товаров. Рис низшего качества в США все же гораздо лучше того риса, который можно купить в Эфиопии или в Индии. Комната, в которой я ночевал в Эфиопии за доллар, была куда хуже любой комнаты, которую я смог бы снять в США. Наихудшее жилье в США гораздо лучше глинобитных хижин – обычного жилья тех, кто живет менее чем на 1,5 доллара в день. Это объясняет, как можно жить в нищете и при этом иметь «дом», но никак не помогает улучшить жизнь других.

Тот факт, что в мировом масштабе мы на вершине, предоставляет нам огромные возможности принести пользу другим. Ресурсы, с помощью которых мы можем улучшить чужую жизнь, гораздо обширнее, чем ресурсы, посредством которых мы можем улучшить собственную жизнь. Таким образом, мы относительно дешево можем принести огромную пользу.

Сколько именно пользы мы способны принести? Предположим, что, сделав пожертвование благотворительной организации, занимающейся проектами в области развития, или приобретя «зеленый» товар, мы расстаемся с долларом и передаем эти деньги нищему индийскому крестьянину. Кому доллар принесет больше пользы: крестьянину или нам? Экономический закон гласит, что деньги имеют для нас тем меньшую ценность, чем у нас их больше. Следовательно, доллар принесет больше пользы индийскому крестьянину. Насколько больше?

Некоторые способы ответить на этот вопрос мы изучим в следующей главе, а пока поинтересуемся, что получится, если прямо спросить у людей, хорошо ли им живется[47]. (Оценки, полученные иными методами, не хуже.[48])

Ось ординат отражает представление респондентов о своем благополучии. От интервьюируемых требовалось оценить, насколько они довольны жизнью. Оценка в 10 баллов означает максимальную удовлетворенность: вы полагаете, что лучше не бывает, причем у вас есть основания так считать, а ноль баллов означает максимальную неудовлетворенность. Большинство попадает в середину диапазона. Ось абсцисс отражает годовой доход, о котором сообщили респонденты.

Интересно, что удвоение дохода всегда повышает вдвое субъективную оценку благополучия. Для человека, ежегодно зарабатывающего 1 тыс. долларов, увеличение дохода на тысячу дает такой же «прирост счастья», как прибавка в две тысячи для уже зарабатывающего 2 тыс. долларов, и т. д.

Этот график позволяет определить[49], насколько больше пользы очень бедный человек получает от 1 доллара, чем вы или я. Представьте, что начальница вызвала вас к себе и сказала, что в следующем году ваше жалование удвоится. Приятно, правда? По данным экономистов, польза, получаемая вами от удвоения жалования, равна пользе, получаемой нищим индийским крестьянином от удвоения его заработка. Если у вас обычный для США годовой доход в 28 тыс. долларов, то польза, которую вы получите от дополнительных 28 тыс., точно такая же, которую индийский крестьянин получит от дополнительных 220 долларов.

Это дает основание полагать, что такая же сумма может принести самым бедным людям в 100 раз больше пользы, чем гражданам США. Если вы зарабатываете столько, сколько средний американец, то вы в 100 раз богаче самого бедного человека на Земле, а значит, дополнительный доход способен принести чрезвычайно бедным людям в 100 раз больше пользы, чем вам или мне. Я не говорю, что для благополучия важен исключительно доход: следует учитывать и иные факторы, например безопасность и наличие политических свобод. Но доход играет огромную роль в том, насколько приятной, длинной и здоровой будет ваша жизнь. Понимание того, сколько пользы мы можем принести людям путем увеличения их дохода, – особенно надежный способ оценить, насколько больше пользы мы можем принести другим по сравнению с собой.

Нечасто нам предлагается два варианта, один из которых стократ лучше другого. Представьте себе «счастливый час» в баре, в течение которого вы можете купить на 5 долларов пива себе или на 5 центов – другому. Мы наверняка проявили бы исключительную щедрость: всем выпивку за мой счет! Но, по сути, мы пребываем в этом положении все время. Это как распродажа со скидкой 99,9 % или 10 тыс. % бесплатно. Возможно, это самая удачная сделка в вашей жизни.

Доходы и удовлетворенность жизнью

Источник: Stevenson, Betsey, and Justin Wolfers

Я придумал название: «стократный множитель»[50]. Жители богатых стран способны принести минимум в 100 раз больше пользы другим, чем себе.[51] «Стократный множитель» должен удивлять. Мы никак не могли рассчитывать на возможность принести другим столько пользы при таких малых расходах с нашей стороны. Но мы живем в необычном месте в необычное время.

Если вы читаете эту книгу, то, вероятно, вам (как и мне) повезло, и вы ежегодно зарабатываете не менее 16 тыс. долларов и, таким образом, принадлежите к 10 % богатейшего населения планеты. А наше время наследует периоду экономического расцвета, благодаря которому некоторые страны приобрели сказочное, с исторической точки зрения, богатство. В 1800 году ежегодный ВВП на душу населения в США составлял всего 1,4 тыс. долларов (в нынешних ценах), а сейчас он превышает 42 тыс. долларов. Всего за 200 лет мы сделались в 30 раз богаче.[52] При этом экономический прогресс был несправедливым. Мы разбогатели, но миллиарды других людей по-прежнему живут в унизительной бедности.

ВВП в исторической перспективе[53]

Источник: Maddison, Angus

Почти от появления Homo sapiens (200 тыс. лет назад)[54] до Промышленной революции (250 лет назад) средний доход во всех странах составлял 2 (или менее) доллара в день. Даже сейчас более половины населения планеты живет на 4 (или менее) доллара в день.[55] Нам повезло, но значительная доля человечества остается такой же бедной, какой была всегда.

Более того, благодаря экономическому прогрессу мы живем в такое время, когда технологии позволяют легко собирать информацию о людях, живущих за тысячи миль, дают способность значительно влиять на их жизнь[56], а научное знание помогает выработать наиболее эффективные способы помощи. По этим причинам у очень немногих из когда-либо живших имелась такая же возможность помогать другим, как у нас теперь.

Порой, оценивая сложность глобальных проблем, мы думаем: «Что бы я ни сделал – это капля в море. Так зачем утруждаться?» Но важен размер капли, а не моря. Мы убедились, что имеется возможность принести другим пользу многократно большую, чем себе. Конечно, не получится решить все мировые проблемы, но мы все же способны, если захотим, изменить жизнь тысяч людей.

Часть I

Пять аспектов эффективного альтруизма

Глава 2

Трудный выбор

21 июня 1994 года, Кигали, Руанда. Два месяца, пока длился геноцид (один из самых чудовищных случаев в истории), Джеймс Орбински работал в маленькой больнице Красного Креста – роднике посреди нравственной пустыни.

Проблемы в Руанде нарастали давно[57]. Бельгийские колониалисты объявили, что составляющие меньшинство тутси в расовом отношении превосходят хуту. Тутси помогали колониальной администрации эксплуатировать хуту. Ситуация радикально переменилась в 1959 году, когда монархия тутси была заменена республикой хуту и Руанда получила независимость от Бельгии. Но лучше не стало. Новые лидеры установили военную диктатуру и присвоили небогатые ресурсы страны. Многие тутси бежали за границу. Руанда стала одним из беднейших государств.

По мере упадка росла враждебность хуту по отношению к тутси. Стала приобретать популярность расистская идеология «Власть хуту», откровенно направленная против тутси. К 1990 году руандийские лидеры начали вооружать сограждан-хуту мачете, бритвенными лезвиями, пилами и ножницами, а также открыли новую радиостанцию для пропаганды и подстрекательства. Для нагнетания ненависти использовался страх перед Руандийским патриотическим фронтом (РПФ) – армией беженцев-тутси. В 1994 году ненависть к тутси достигла апогея. 6 апреля в результате покушения погиб президент Руанды. В этом преступлении обвинили повстанцев из РПФ, и экстремисты получили повод к давно планируемому геноциду.

К тому моменту, когда Орбински оказался в больнице Красного Креста, погибли уже сотни тысяч тутси. ООН тянула резину, не желая признавать сам факт геноцида, и не предоставляла почти никакой поддержки. В стране оставалась лишь горстка сотрудников некоммерческих организаций. Впоследствии Орбински возглавил «Врачей без границ» и получил от их имени Нобелевскую премию мира, но в тот момент его роль заключалась просто в помощи тем, кто в ней нуждался. Что он мог сделать при таком числе жертв? Позднее Орбински вспоминал:

Их было очень много, и поступали все новые[58]. Пациентам ставили на лоб цифры 1, 2 или 3: «1» означало «Заняться немедленно», «2» – «Заняться в течение 24 часов», «3» – «Безнадежен». «Тройки» относили на холмик у обочины напротив медпункта и оставляли умирать с максимумом комфорта, какой удавалось обеспечить. Их накрывали одеялами, чтобы они не мерзли, и давали им воду и морфин. «Единиц» относили на носилках в медпункт или к входу в него. «Двойки» располагались группами следом за «единицами».

Я не в силах представить, каково Орбински было видеть столько мучающихся людей одновременно и знать, что помочь он сумеет очень немногим. Я (и вы, полагаю, тоже) могу быть лишь благодарен, что мне никогда не придется быть свидетелем таких страданий.

Однако в некотором отношении наше положение напоминает положение Орбински. Он понимал, что не сумеет спасти всех раненых, а значит, ему приходилось делать трудный выбор: кому помогать, а кому нет. Орбински выстроил приоритеты и классифицировал пациентов. Если бы не это хладнокровное и совершенно необходимое разделение на «единицы», «двойки» и «тройки», сколько еще жизней было бы потеряно? Если бы Орбински вовсе отказался делать выбор, опустил бы руки и сдался – или же попытался лечить всех подряд, то сделал бы наихудший выбор.

Действительность такова, что если мы хотим сделать мир лучше, то нам придется выбирать так же, как это делал Орбински. Предположим, вы хотите сделать благотворительное пожертвование. Если вы перечислите деньги жертвам землетрясения на Гаити, вы поможете жертвам катастрофы. Но это значит, что у вас окажется меньше денег, чтобы финансировать закупку антиретровирусных препаратов для борьбы со СПИДом в Уганде или для помощи бездомным в вашем собственном городе. В результате вашего выбора кому-то станет легче, а кому-то – нет. Когда оказываешься перед выбором, возникает желание облагодетельствовать всех, увеличив долю своих расходов на благотворительность или разделив взнос между несколькими организациями. Но денег мало, а все мировые проблемы решить невозможно. Значит, остается решать: кому именно помочь.

Распределение времени – точно такая же проблема. Если у вас найдется пара часов в неделю, которые вы с радостью посвятите помощи другим, как распорядиться этим временем? Поработать в столовой для бездомных? Участвовать в программе наставничества для неблагополучных подростков? Организовать сбор средств в пользу определенной благотворительной организации? Опять-таки, в мире слишком много проблем. Надо расставить приоритеты.

Потенциальные бенефициары Орбински находились прямо перед ним. Тот факт, что он вынужден был выбирать и что отказ от выбора сам по себе явился бы решением, непреложен. То, что мы не находимся в прямом контакте с бенефициарами, состязающимися за наши усилия и взносы, может заставить взглянуть на ситуацию менее серьезно, чем мы воспринимали бы ее на месте Орбински – однако ситуация не делается от этого менее серьезной. Достойным бенефициаром является всякий, у кого настоящие проблемы и чью жизнь мы можем улучшить. Следовательно, нужно выбрать, кому мы помогаем, ибо отказ от принятия решения есть худшее решение из всех.

Суть эффективного альтруизма и заключается в рассмотрении дилеммы Орбински и честной попытке сделать трудный выбор. Какой из способов улучшить мир принесет наибольшую пользу? Какими проблемами следует заняться немедленно, а какими впоследствии? Сопоставление поступков затруднительно и психологически, и практически, однако возможно. Чтобы сравнить поступки, нужно задаться вопросом: скольким людям это принесет пользу и в какой степени?[59] Это первый из главных аспектов эффективного альтруизма.

Чтобы начать отвечать на этот вопрос, надо понимать последствия наших поступков. Например, рассмотрим выбор благотворительного проекта. Чтобы оценить потенциальную пользу взносов, нужно узнать, как именно организация распорядится вашими деньгами.

Во многих случаях ответ не очевиден. Так, на сайте «Армии спасения» можно прочитать о множестве программ, например о столовых для бездомных, ночлежках, о поддержке ветеранов, о летних лагерях и внеклассных программах для детей из малообеспеченных семей. Можно выяснить, какая доля расходов приходится на категории вроде «реабилитации», «содержания общественных центров» и «прочих социальных услуг». Но нигде не указаны расходы на конкретные программы, и, следовательно, непонятно, какую именно пользу принесет ваш взнос. Наверное, 50 долларов достаточно, чтобы оплатить питание одного человека в благотворительной столовой в течение целого года, но на сайте «Армии спасения» мы этого не узнаем.