Моногамия. Бонус. О возрасте в сексе и о сексе в возрасте

Читать онлайн Моногамия. Бонус. О возрасте в сексе и о сексе в возрасте бесплатно

Просто один зимний день из жизни одной моногамной пары в их доме на берегу

Что бывает после пятидесяти? Всё бывает: и секс, и дети, и неудобные вопросы этих самых детей о сексе.

А ещё бывает просто жизнь: наполненная событиями, чувствами и эмоциями, новыми открытиями и интимными экспериментами.

Алексу пятьдесят семь, Лере пятьдесят пять, но они живут и любят так, что о них легко складываются строки в жанре СЛР.

Алекс и Лера – самая моногамная пара в истории романов о любви… Не считая Амаэля и Айви.

Бонус к сериям Моногамия и Абсолют

Порядок серии:

Моногамия

Моногамист

Абсолют

Царство красоты

Мудрость и красота

О возрасте в сексе и о сексе в возрасте

Глава первая. О возрасте в сексе и о сексе в возрасте

Helios – Nothing It Can

Нет, в поцелуях моего мужа всё же есть нечто дьявольское. А как иначе объяснить тот факт, что после стольких лет совместной жизни… нет! Даже не совместной, а симбиозной, взаимозависимой – мы не муж и жена, мы сиамские близнецы, неразлучные, неразделимые, две отдельные части единого целого. Так вот, как объяснить тот загадочный факт, что после всех лет, после стольких пережитых событий, плохих и хороших, после тысяч проведённых ночей вместе, после сотен тысяч поцелуев, его губы до сих пор могут так сильно возбуждать?

Он раскрывает свой рот ещё шире, будто хочет проглотить меня целиком, но трение его языка о мой, затем его же дерзкие толчки, зеркально отражающие нарастающий темп нашего забега, пальцы и ладони, с силой вжатые в мои, безумствующее дыхание, всё это топит меня в острейшем желании залюбить собственного мужа до смерти. Поэтому я оплетаю свои ноги плотнее вокруг его бёдер, вжимая в себя, сливаясь с его ритмом, подхватывая его и двигаясь навстречу не только физически, но и чувствами, эмоциями, желаниями.

Внезапно он останавливается, выскальзывает, заставляя меня призвать все силы и жалобно не скулить, одним чётким движением оттягивает мою руку в сторону, и я оказываюсь лицом вниз. Выдыхаю жар, скопившийся в моей груди, поскольку знаю, что будет дальше. Его пальцы дразнят, нежно скользя по внешней стороне моих бёдер от колен к ягодицам, так же нежно ласкают сгиб бедра, стараясь то ли отвлечь, то ли раззадорить ещё сильнее, измучить ожиданием, потому что находятся на том самом месте, где он и делает свой захват. Наконец, вот он, тот самый рывок, и нижняя часть моего тела приподнята так, чтобы занять мою самую любимую позу для соития.

Я вскрикиваю, как девчонка, но не от неожиданности – от кайфа. Так резко входить он позволяет себе только в том случае, если я нахожусь в самом разогретом своём состоянии, и отлично знает, что именно вот так – жёстко, первобытно, я и хочу его в этом мгновении нашего сосуществования.

Его влажная грудь едва-едва соприкасается с моей спиной, он не просто рядом – он надо мной, и я вся в его власти. Одно из самых волшебных удовольствий спрятано во мне самой, и мой муж, однажды открыв этого демона, лишь в очередной раз выпускает его наружу: ласкает мой затылок вначале только теплом и влагой выдыхаемого им воздуха, затем нежно касается губами и, наконец, самое действенное, едва ощутимо покусывает и трётся отросшей за ночь щетиной на своих щеках о мою шею, лопатки, плечи.

Random Forest – Awakening

И я выгибаюсь, как кошка, как самая первая женщина, ответственная за развитие рода, отдаю себя, принимая каждый толчок, каждый его удар. Эта первобытная поза имеет короткий срок использования: мои руки сжимают простынь, и я кричу, закусив край своей же подушки.

Стыдно. В очередной раз дико стыдно, но именно в этой позе по какой-то совершенно не ясной мне причине я испытываю самые сильные свои оргазмы.

Муж гладит мою спину ладонями и ускоряется, наклоняясь вперёд, потому что в момент своего пика он любит целовать меня в губы. Я поворачиваю голову набок и выгибаюсь, чтобы ему было удобнее, он стонет, нетерпеливо просовывая язык и лаская, и по интенсивности его движений я могу знать наверняка, что в этот момент ему невыразимо сладко. И, наверное, даже слаще, чем обычно, потому что… потому что четыре дня паузы.

На мгновение он наваливается всем телом, накрывая меня собой, и мне тяжело, но эта тяжесть такая приятная, самый ценный и самый восхитительный вес в мире.

Он почти сразу приходит в себя и, уже опираясь на руки, целует мою спину, томно трётся щетиной о лопатки, доставляя мне моё кошачье удовольствие.

– Чуть левее… – прошу его. – Да, здесь, и чуть сильнее… ещё… аааа… как же приятно!

– Неужели приятнее, чем когда я двигаюсь у тебя внутри? – возмущённо спрашивает.

– Ну…– нарочно тяну, – нет, конечно же!

Он чередует то свои щёки, то подбородок, затем вдруг кусает меня где-то между лопаток. Я вздрагиваю, вскрикнув от неожиданности, и к своему стыду обнаруживаю, насколько интенсивный возбуждающий эффект оказывает на меня эта диверсия.

Алекс ложится рядом, смеясь над моей реакцией и возмущением, которым я пытаюсь скрыть тот вопиющий факт, что безумно сильно хочу его снова.

– А ты серьёзно проголодался сегодня, я смотрю! – замечаю ему.

– Ничего, это был голод с пользой, – заявляет.

– С какой ещё пользой?

– В воспитательных целях.

Мои брови взлетают в недоумении и негодовании:

– Ты о чём, вообще?

– Я о том, любимая, что кое-кому нужно было напомнить, что секс – это удовольствие не только в двадцать три, но и в пятьдесят пять тоже!

Я моргаю, вытаращив на него свои ошалевшие глаза, но слов для ответа пока не нахожу.

– Секс в нашем возрасте, душа моя, это, прежде всего, здоровье, и какое счастье, что оно у нас обоих есть! Секс – это не только одно из самых больших удовольствий в жизни, это единственный способ достигнуть максимальной интимности, возможность дополнить духовную близость физической, углубить её! Согласись, какой бы крепкой ни была дружба, физический контакт выводит её на совершенно иной уровень!

– Значит, мы дружим с тобой? – подхватываю его линию и мастерски скручиваю её своей иронией.

– Конечно! Ты, кроме прочего, ещё и мой лучший друг! – не теряется.

– Угу, понятно. А сейчас мы, вот только что, значит, дружили организмами?

– Ну, разумеется! И ты, по-моему, была очень даже открыта для общения! И даже ни разу не упомянула о нашем возрасте и необходимости ему соответствовать в спальне!

Глаза его гневно сверкают. Ясно, значит, четыре дня назад я посмела покуситься на святое – секс. На самом деле, я ничего серьёзного не имела в виду, так просто пошутила, что в нашем возрасте интимом так часто и так… эм, бурно не занимаются. Мой муж молча это проглотил, а я почувствовала, что воздух между нами заискрился – это верный признак того, что он взъелся. Хлопоты, дети, внуки быстро меня отвлекли от этой мелочи – мы только неделю назад вернулись после полугода жизни в Испании, приехали домой пожить пару месяцев рядом с детьми. Когда на следующий день после нашего разговора Алекс молча улёгся вечером спать, никак и ничем не проявляя игривого настроения, я подумала, что мой муж просто устал. Ну стареет немного, пора уже, сколько же можно скакать!

Его поцелуи и интимные интервенции не разбудили меня ни следующим утром, ни следующим за следующим, и я, честно признаюсь, оголодала, но так и не поняла к чему весь этот пост.

Четыре дня совсем без секса, четыре. За все годы, что я замужем за этим человеком, такое явление – нонсенс и самый первый случай настолько долгого простоя, если только муж не в отъезде и никто из нас не болен, не беременный и не родил недавно ребёнка.

Оказывается, это был воспитательный процесс!

– И ты четыре дня терпел, мучился, сердешный, чтобы сейчас произнести вот эту гневную тираду? – я просто ухохатываюсь с него, вот ей Богу! И кто из нас после этого ребёнок, а кто взрослый?

Он смотрит на меня своими карими радужками с таким возмущением и осуждением и вдруг берёт совершенно иной тон:

– Ты что, совсем по мне не скучала?

И я больше не могу, ржу. Да, именно ржу: у меня истерический, до колик в животе смех, который заставляет перевернуться на живот и, встав на колени, хохотать в подушку до слёз. Когда приступ истерии-веселии меня отпускает, и я поднимаю голову, чтобы взглянуть на своего «учителя», он уже обиженно морщит лоб, но глаза его улыбаются – понимает, что перегнул палку.

– Какой же ты всё-таки глупенький у меня! Целых четыре дня не прикасался, дулся, мучил и себя, и меня, и всё только для того, чтобы преподнести свой дурацкий урок! А как же наше здоровье?

– Здоровье не пострадает! И я не дулся!

Это правда. Кроме постельного карантина, бойкот мужа никак больше себя не проявлял – то же количество дневных поцелуев и объятий, что и обычно. Или даже, может быть, чуточку больше.

Я залезаю на него верхом, и целую в нос, заставив широко улыбаться и купать мои плечи и шею в поцелуях. Вот такой у меня муж – один маленький жест признательности с моей стороны – и море его любви в ответ.

– Ты всех задолбал уже со своими уроками! – стараюсь быть строгой, но у меня плохо получается. – В следующий раз предупреждай, что взялся читать лекции, а то я даже не въехала, что происходит. Подумала, ты заболел!

– Но тебе меня хотелось же, признайся честно?

– Конечно, нет! – вру. – Ты же знаешь, как я переживаю, когда кто-нибудь болеет! А когда я на нервах, какой может быть секс?!

Он глубоко и разочарованно вздыхает:

– Значит, всё зря?

– Получается так…

– Но ты сказала «мучил себя и меня», то есть, ты мучилась?

– А тебе этого так хотелось?

– Разумеется, нет! Мне хотелось одного: чтобы ты ценила меня и то, что тебе дано! Не только тебе, конечно, но и поверь, далеко не многим!

Внезапно в нашу дверь скребутся. Я мгновенно вскакиваю, лихорадочно натягиваю футболку мужа и трусы, а он, уже облачённый в свои боксеры, качает, глядя на меня, головой и спокойно шествует к двери, чтобы открыть её.

Глава вторая. Дети и их вопросы о… сексе

Амаэль влетает разгневанный. Запрыгивает в постель и, прижимаясь ко мне, обиженно констатирует:

– Вы опять от меня закрылись!

Я не знаю, никогда не знаю, что ему отвечать на подобные заявления, но для этого у меня есть находчивый и всегда готовый прочесть лекцию муж:

– Не опять, а как всегда. Я же тебе тысячу раз уже объяснял, что ночью мама и папа должны быть наедине, и никто не должен им мешать, – ровным спокойным голосом внушает сыну мой муж, укладываясь рядом с нами.

Из нас двоих профессор – я, однако преподавательские наклонности с возрастом всё больше начинают проявлять себя у мужа. Стоит признать, тем не менее, что в такие деликатные моменты, как этот, я особенно ценю его гениальные способности сексуального воспитания.

– Нас тут только трое, – упирается сын, – почему вам обязательно нужно быть наедине и без меня?

– Чтобы заниматься любовью, – выдаёт мой муж, даже глазом не моргнув, а у меня в пятьдесят пять краснеют не только щёки, но и уши.

Я женщина в возрасте, и у меня имеется шестилетний сын – так уж сложилось. Бог или судьба в награду за сданный жизненный экзамен решили, в итоге, преподнести мне сюрприз – самый невообразимый и желанный для женщины подарок – ребёнка. И я его благодарно приняла, хотя мой муж чуть не умер от страха, боясь, что что-нибудь может пойти не так. Но всё сложилось почти идеально, и теперь между нами лежит бесценное дополнение к нашему уже давно оформленному и непоколебимому счастью.

Это дополнение не ходит в школу, потому что ему скучно со сверстниками – он слишком много, в отличие от них, знает и слишком часто задаёт вопросы.

– А зачем вам заниматься любовью? – спрашивает, и мои глаза готовы уже выкатиться из орбит.

– Чтобы быть счастливыми, – так же невозмутимо отвечает мой муж.

– Почему вы не можете быть счастливыми без этого?

– Потому что так задумано мирозданием.

– Разве?

– Абсолютно точно.

– А разве от секса не рождаются дети?

Мой муж и сексуальное воспитание – закадычные друзья, я же в такие моменты немею как рыба, поскольку мне в шестилетнем возрасте выдавали две противоречивые версии: отец считал, что детей находят в капусте, а мать настаивала, что их приносят аисты.

– Конечно, рождаются.

– И у вас могут родиться?

– У нас уже вряд ли.

– Но ты не знаешь наверняка?

– Сын, могу тебе с уверенностью сказать, что у нас с мамой дети больше не будут рождаться.

– Почему?

– Потому что доктор сказал, что теперь у меня точно не может быть детей.

– А причём тут ты? Разве не мама вынашивает их в своём животе? С ней же всё в порядке? У неё могут быть дети?

– С мамой всё в полном порядке, и у неё, в теории, могут быть дети, но без меня это вряд ли получится.

– Но ты же не единственный мужчина, есть такие у которых могут быть дети?

Пауза. Кажется, моего профессора сексуальной науки поставили в тупик, и я едва сдерживаю смешок – нельзя терять лицо перед сыном.

– Видишь ли, сынок, ты совершенно верно рассуждаешь с точки зрения логики, однако, в реальной жизни случаются некоторые поправки.

– Какие?

– Когда люди навсегда выбирают друг друга и женятся, это означает, что других мужчин и женщин в их мире больше нет с сексуальной точки зрения.

– Чего?

– Гм-гм, – берёт короткую паузу мой муж, а мои плечи начинают подёргиваться, хоть я и стараюсь изо всех сил если не помогать ему, то хотя бы просто сидеть молча. – Другими словами, мама может заниматься любовью только со мной, а я – только с ней.

– А кто ей запретит?

Иногда я поражаюсь титаническому терпению моего мужа. И не только ему, он выдаёт гениальный для любого возраста ответ:

– Сердце.

И ребёнок удовлетворяется. Полностью. И тут же запускает новую серию вопросов:

– Мам, когда Айви приедет?

– Ну… после обеда, наверное.

– Почему так долго?! – стонет.

– Пока проснётся, пока позавтракает, пока Соня малышей соберёт, пока доедет – ты же знаешь, как много времени это отнимает.

– Тогда давайте мы к ним поедем?

– Это неплохая мысль, но мы уже договорились…

– Так передоговоритесь! Почему я должен целый день ждать? Аж до вечера! – восклицает, переворачиваясь и вскакивая на коленки.

– А ты не жди! Займи себя чем-нибудь! – снова поучает сына Алекс.

Амаэль насуплено смотрит сквозь длинную кудрявую чёлку на отца, а я машинально тяну руку, чтобы убрать её в сторону и освободить его глаза от этой копны.

– Сынок, давай я постригу тебя, ты совсем ничего не видишь уже из-за своих волос! – в который раз прошу.

– Они мне не мешают, – коротко отрубает.

– Тогда я буду привязывать тебе бантики!

– Но-но! – шутливо одёргивает меня муж. – Я этого не позволю! Я же в своё время не окосел!

– Ты в сорок лет ослеп! – парирую.

– Это вообще из-за другого… это возрастное!

– Никогда нельзя знать наверняка!

– Ладно, не ругайтесь! Давай завтра, мам?

И это уже сотое «завтра», если не двухсотое. Я обречённо вздыхаю, приглаживая волосы сына в сторону, стараясь завести их за ухо, но они настолько густые, кудрявые, упрямые, непокорные, что мгновенно выпрыгивают обратно, мешая моему ребёнку видеть.

– Твои так же сильно вились в детстве? – спрашиваю у мужа.

– Наверное, – отвечает. – Я уже не помню. Но ты себе даже представить не можешь, какая это пытка – стричься!

– Конечно, не могу. Я ведь никогда не стриглась.

– Вот… вот не нужно с мужем так разговаривать! – возмущается. – Ему неприятно!

– Как, так? – смеюсь.

– Дерзко! – и в его глазах осуждение.

– А как надо?

– Ласково!

– После того, как он выдал свой очередной идиотский урок?

Глава третья. Просто воспоминания

После слова «урок» Алекс мгновенно умолкает и переключается на Амаэля, потому что с данным словом связано слишком много ошибок его и его старшего сына. Уж очень в роду Соболевых мужчины любят эти уроки и, преподавая их, перегибают иногда палку, да так, что сами потом не знают, как последствия преподавания разгребать.

Но жизнь складывается так, как складывается, и мы проживаем её, нося прошлое на своей шее, словно ожерелье, с каждым годом добавляя новые и новые бусины. У нас с Алексом в последнее время только ровные и красивые, радующие глаз, доставляющие радость. А бывало ведь по-всякому. Много чего произошло, но сейчас, глядя на повзрослевший, поседевший, но всё такой же красивый профиль своего мужа, я думаю о том, как он мне дорог, как бесконечно любим. И теперь, в настолько глубокой зрелости, меня всё чаще посещает мысль, что не случись всего того, что случилось, не было бы нас таких, какие есть – умеющих ценить и любить. Ведь эта истина «Имея, не храним, потерявши, плачем» слишком избита и банальна, чтобы вовремя вынести из неё науку, каждый набивает свои шишки сам. Но зато потом, если справишься, выстоишь схватку с судьбой или собственной глупостью, лежишь вот так утром воскресенья в супружеской постели, разглядываешь лицо и плечи мужчины, которого, кажется, знаешь так же хорошо, как и себя, и мысленно благодаришь Вселенную за то, что он у тебя есть, что живой и дышит рядом, отвечая на бесконечный поток вопросов вашего сына. А он поднимает глаза, и в них, помимо прочего, ты ВСЕГДА находишь его благодарность тебе за детей, любовь, дом, наполненный твоим теплом. Сколько раз этот человек был близок к той грани, ступив за которую, он мог бы исчезнуть совсем из нашего пространства и времени? Думая об этом, я падаю в такой котёл леденящего душу ужаса, что глаза мгновенно наполняются слезами.

– Мы решили после завтрака на горку идти, Лерусь! – словно издалека доносится голос мужа, заставляя меня вынырнуть из мрачных дум, вернуться в настоящее.

Он замечает моё внезапно упавшее настроение и тут же притягивает к себе, совершенно забыв об Амаэле:

– Что ты? – спрашивает, целуя в висок и у края глаз, туда, где у меня полным ходом уже имеются мелкие, но всё-таки морщинки. – Что ты, родная моя, -шепчет. – Тебе плохо? Ты хочешь мне что-то важное сказать? Я обидел тебя? Ну прости меня, прости дурака…

– Нет, всё в порядке! – прерываю его, потому что чувствую, перепуган и разойдётся сейчас не на шутку.

– Мама, не плачь!

Амаэль наваливается на нас всем своим весом, обнимает обеими руками, крепко прижимая к себе, и вдруг выдаёт совершенно неожиданную для его возраста и способности понимать некоторые весьма зрелые вещи фразу:

– Папа навсегда с тобой!

Я не могу дышать, а мой ребёнок добавляет:

– И я тоже, мы тебя защитим! Не бойся! Никого не бойся! И ничего не бойся!

Я знаю, что эти слова принадлежат его отцу, а всё сказанное Алексом наш сын впитывает, как губка, но как же странно слышать их от шестилетнего человека! Мне вспоминаются рассказы Марии о маленьком Алексе, который вот так же точно поражал окружающих своими не по годам взрослыми рассуждениями, лишь повторяя, на деле, сказанное ранее родителями, особенно, как я теперь знаю, его отцом. Алекс очень много времени уделяет сыну, передавая свой опыт, мысли, вынесенные из жизни уроки, и часто, очень часто повторяет, скорее даже, внушает Амаэлю идею о том, что у каждого человека есть пара на земле, и найти её – главная задача каждого. А предназначение мужчины заключается в её сохранении: «Мало найти свою половину, важно её сберечь, дать жизнь детям и научить их любви».

Я смотрю на своего позднего ребёнка, сына от мужчины, давшего мне так много, сделавшего по-настоящему счастливой, полноценной и женственной, и вижу в нём наше продолжение. Алекс как-то сказал мне, что любовь может быть бесконечной: когда нас не станет, она будет жить в наших детях, но только если мы научим их любить. И вот он учит. Он, а не я.

Амаэль так сильно похож на своего отца, что иногда мне больно на него смотреть: какое будущее его ждёт? Сможет ли мой ребёнок устоять против бесчисленных соблазнов, уготованных ему судьбой, выдержит ли её удары?

Мои пальцы вновь убирают волосы с его лица, нежно приглаживая их, расправляя, а глаза наполняются слезами, и в голове рождается мысль… дурацкая мысль о том, что когда-то в юности у Алекса были такие же, и как же они сводили меня с ума, заставляя думать о нём, мечтать, желать. А сколько в его жизни было таких, как я? Тысячи. Но он устоял, выстроил свой собственный мир и спрятал в нём нас и себя от зла. А главная его угроза всегда была в искушении. Не его искушали, он искушал и делал это одним своим существованием. И мой сын растёт таким же: не только яркая внешность унаследована им от отца, но и способность неординарно мыслить, легко и быстро обучаться, а главное, чувствовать глубоко.

Продолжить чтение