Читать онлайн Подмена бесплатно

Часть первая. Фальшивка

Глава 1

– Уберите ЭТО! Уберите! Прочь!

Полноватая сестра детского отделения вылетела из одноместной палаты под истошные женские крики, держа в руках крошечный сверток из застиранных казенных пеленок неопределенного цвета. В коридоре она столкнулась с пожилой санитаркой, которая оторвалась от мытья полов и несколько раз перекрестилась.

– Я не буду это кормить! – продолжали вопить в палате. – Не смейте приносить мне это! Оно даже не живое! Верните моего ребенка! Верните моего ребенка! Верните-е-е-е-е!

Теперь это уже больше напоминало вой смертельно раненой волчицы, от которого всех пробрало так, что волосы зашевелились.

– Вот же, прости, Господи, все не унимается! – сокрушенно покачала головой санитарка, сочувственно глядя на перепуганную медсестру.

– Да уж! Столько лет тут работаю. Ну, всяко бывало. Много чего повидала. И чужих воровать пытались и своих бросали, через окна ночами выбирались, чего только не вытворяли. Но чтобы так! Представляешь, орет, что ребенок не живой вовсе! Вроде как ее дочку украли какие-то существа, а на ее место подкинули чудище, которое только кажется живым.

– Страх господень! Совсем с ума посходила молодежь! Наркоманка она, что ли? – снова перекрестилась санитарка.

Обе женщины проследили, как в палату быстро вошли врач и дежурная медсестра. За этим вместе с ними испуганно наблюдали и случайные роженицы, по разным причинам оказавшиеся в такой час в коридоре. Они любопытно прислушивались к разговору двух работниц роддома.

– Да нет же! Анализы ей делали уже все. Не наркоманка, не алкоголичка. Благополучная семья. Первый долгожданный ребенок. Правда, у них естественным путем не получилось, так они через ЭКО добились наконец. И вот ты просмотри, что творится! Муж бедный, как услышал ее крики – плакал в приемном, как ребенок. Уговаривать пытался, умолял, чтобы приняла, кормила. Она ни в какую. Послеродовая депрессия, но очень тяжелый случай! – с важным видом поставила диагноз детская сестра.

В палате сначала был слышен низкий увещевающий голос врача, потом возня и снова крики, но постепенно они стали стихать.

– Опять ей успокоительное укололи, – сообщила она санитарке.

– Как же их выписывать-то будут? – покачала головой уборщица и заглянула в сморщенное личико младенца. – Вроде дите как дите. Что ей не нравится?

– Проблема не в ребенке, а у мамаши вот тут! – сестра свободной рукой постучала себя по лбу. – Не знаю, как там дальше будет, но Всеволод Николаевич сказал, завтра выпишет. Физически и мамаша-психичка, и девочка здоровы. Так что нечего им тут оставаться и рожениц пугать криками и истериками. Пусть ее муж там дальше к специалистам определяет. Оно уже не наше дело!

– Не наше, конечно. Но как бы чего эта ненормальная над дитем не учудила. Жалко будет. Вроде, симпатичная девчушка и здоровенькая. Лучше бы отказались и оставили. На таких маленьких быстро усыновители находятся.

– Не-е-е-ет! У нее муж ни в какую! Он же тоже этого ребенка столько лет ждал. Да разберутся, думаю. Они не бедные! Наймет одну няньку для малышки, другую для жены сбрендившей. А там со временем, может, все и устаканится.

– Да дай бог… дай бог!

– Ну что, сиротинка, пойдем из рожка есть? – посмотрела сестра на тихо попискивающую девочку, лежащую на сгибе ее локтя. – Вот веришь, нет – не заорала даже как следует ни разу. Золото – не дите.

– Знает просто, что некого ей звать, – горестно отмахнулась пожилая женщина и вернулась к мытью полов.

Глава 2

Спустя несколько дней по улице практически бежала женщина с ярким цветастым детским конвертом в руках. Она была по самые глаза закутана в большой пуховый серебристо-серый платок, сильно сутулилась и постоянно воровато озиралась по сторонам. Найдя, очевидно, нужный дом, обнесенный высоким, глухим и весьма вычурным забором, она надавила пальцем на звонок рядом с калиткой и не отпускала до тех пор, пока ей не открыли.

Невысокий полноватый мужчина в цыганской яркой рубашке и жилетке внимательно осмотрел и саму женщину, и ее ношу, привычно отмечая, что хоть визитерка и старалась выглядеть неброско, но и детские вещи, и яркое одеяльце явно были куплены в валютной «Березке». Да и ее собственные туфли стоили полугодовой зарплаты обычного человека. Посетительница что-то быстро и сбивчиво зашептала ему и стала совать в руку смятую крупную купюру. Молча кивнув, мужчина впустил нервную женщину внутрь, сунув влажную от пота бумажку в карман традиционного жилета.

Пока странная дама шла за ним по двору к дому, она еще сильнее надвинула платок и буквально согнулась пополам, опуская голову в попытке спрятать лицо. Но провожатый оставался невозмутим. За годы работы здесь чего только он не перевидел.

Женщину с ее живой ношей пригласили в темную, большую, лишенную окон комнату, посреди которой стоял здоровенный круглый стол без всякой скатерти. На непокрытой столешнице, сделанной из темного и явно дорогого дерева, виднелись вырезанные предположительно магические знаки. Повсюду горели толстые темные свечи, но их неверный свет только делал мрачность общей обстановки более концентрированной. За противоположной стороной стола сидела в позе задремавшего божества женщина, возраст которой не представлялось возможным определить. На первый взгляд ей трудно было дать больше сорока. Но стоило цыганке открыть темно-карие глаза, и создавалось странное ощущение чего-то противоестественного, видимого совсем не в этой привычной шкале – времени-пространства. Посетительница буквально швырнула закутанного в конверт малыша на поверхность стола.

– Верните моего ребенка, – требование-мольба, произнесенное на одном дыхании.

– И тебе здравствуй, золотая моя, – невозмутимо проворковала хозяйка кабинета, при этом не меняя позы и лишь вскользь глянув на дитя.

– Заберите это… девайте куда хотите, а мне верните мою девочку, – голос женщины стал почти истерическим, и она сдернула с головы платок, совершенно игнорируя вежливость цыганки. – Мне сказали, вы настоящая колдунья, а не эти… из объявлений на столбах.

– Кто сказал? – тут же исчезли мягкость и заискивающие интонации.

– Не… не важно, – посетительница заметалась из угла в угол. – У меня есть деньги. Много. Если не хватит – достану еще! Только верните мою дочку. Вы ведь все можете!

Губы хозяйки поджались, делая выражение ее лица жестким.

– Никто не может всего. А те, кто тебе наболтал всякой ерунды, идиоты! Забирай своего ребенка и уходи! – голос цыганки стал ледяным ветром.

Женщина рухнула на колени прямо там, где стояла, и поползла к столу, протягивая трясущиеся руки.

– Пожалуйста-пожалуйста! – взвыла она, как раненое животное. – Верните мою девочку, я все для вас сделаю! Все, что только может понадобиться. Умоляю-у-у!!!

Цыганка с каменным лицом смотрела некоторое время на заходящуюся в надрывном плаче женщину на полу. Та от громких рыданий перешла уже к невнятным мольбам и причитаниям. Так и не поднимаясь с колен, она обхватила себя за плечи и стала монотонно покачиваться, утопая в своем горе.

– Покажи! – наконец властно приказала называвшая себя колдуньей, кивнув на малышку.

Женщина вскочила и метнулась к конверту, доставая младенца трясущимися руками и стремительно укладывая, едва не бросая, на стол с магическими знаками.

– Я сказала показать ребенка, а не его одежду, – раздраженно рыкнула колдунья.

Визитерша замерла и тяжко сглотнула.

– Я не хочу прикасаться к этому, – с отвращением произнесла она.

– А говоришь, что сделаешь что угодно, – фыркнула цыганка и отвернулась, будто совершенно теряя интерес.

Женщина, громко сопя, принялась раздевать малютку грубыми, дергаными движениями. Вскоре та уже лежала обнаженной, не издавая ни звука, и только моргала глазенками, словно изучая незнакомую обстановку и нового человека. Даже обычных хаотичных движений ручками и ножками она не совершала.

Цыганка порывисто встала и наклонилась над девочкой, тщательно изучая каждый сантиметр крошечного тельца. Малышка не возмущалась такому обращению, а только тихо покряхтывала. Закончив осмотр, колдунья нахмурилась и надолго задумалась.

– Я не могу вернуть твоего настоящего ребенка оттуда, куда ее забрали, – наконец вынесла она приговор, и женщина мгновенно сникла и снова начала умолять.

– Замолчи! – жестко прервала ее цыганка. – Твои уговоры, слезы, деньги тут не помогут. Так же и любые силы, какими бы я ни обладала. Девочку забрали туда, откуда вернуть ее нельзя. Но у тебя есть другая возможность. Ты можешь вытянуть душу ребенка обратно в это тело. – Палец с угрожающей длины красным ногтем указал прямо в центр груди крохи на столе. – И тогда ты не только хотя бы частично вернешь себе дочь, но и порушишь все планы тем, кто ее забрал. Они не получат того, ради чего ее украли.

– Но если так, то она станет им не нужна, и, может, ее вернут? – с надеждой промямлила мать ребенка.

– Нет! – грозно рявкнула ведьма. – Ты совсем меня не слушаешь? Нельзя вернуть твою дочь назад! Если хочешь получить хоть что-то, отныне ЭТО будет твоим ребенком! Ты станешь любить ее и заботиться, как и собиралась, вынашивая свою дочь! Ты станешь делиться с ней своей энергией и этим привяжешь душу. А я помогу тебе научиться растить и усиливать связь и притяжение. Но это только в том случае, если ты готова с этого дня пренебречь собой и отдать всю себя, все силы и время на борьбу за душу своего дитя.

– Я готова, я сделаю все что угодно, я вас озолочу… – затараторила женщина.

– Да погоди ты обещать! Результата не будет ни завтра, ни через неделю, ни даже через месяц. Узнать, получилось или нет, мы сможем лишь тогда, когда твоя дочь станет обращаться из ребенка в женщину. Только когда придет ее первая кровь, ты узнаешь, получилось ли. Если придет. Но трудиться над этим тебе все равно придется каждый день и час, и это, возможно, сожжет тебя, если с той стороны твой противник окажется слишком силен и заметит раньше времени, что мы делаем. Ты меня понимаешь?

Посетительница горячо закивала и бросилась к цыганке в попытке обнять и поцеловать руки.

– Не смей! – змеей зашипела та, и женщина отшатнулась. – Никогда не касайся меня, не называй своего имени и имени ребенка, не рассказывай ни о ком из близких и никаких подробностей из жизни. Даже вскользь или случайно! Поняла?

– Поняла, – визитерша кивала безостановочно, как заведенная.

– Ты ни разу не кормила это дитя? – уточнила цыганка.

– Нет, – передернулась женщина.

– Ясно. Но после сегодняшнего ритуала будешь. И ухаживать станешь только сама. Никаких нянек, бабок, посторонних. Даже мужу не давай! – Мать кивала на каждое указание и жадно ловила слова. – Ко мне станешь ездить раз в неделю. И учти, что длиться это будет годы и может ничего не дать.

– Мне все равно. Я хочу попробовать!

– Ты могла бы просто забыть и родить другого ребенка, – ведьма изучающе смотрела на несчастную мать, словно оценивая, действительно ли та готова ко всему. – Не старуха ведь! Думаешь, ты первая, с кем такое случилось? С начала времен они берут наших детей.

– Кто они и куда берут?

– Наши предки звали их феями, фейри, трилле, нечистью, ночным народом, да сотнями имен во всех странах и народах, которые все равно не их. Только это ни о чем не говорит. Они просто порождения совершенно другого мира, о которых мы мало что знаем, хоть и живем бок о бок всегда. Их мир и жизнь – это магия и абсолютно другие законы природы, морали и жизни.

Женщина смотрела на цыганку, явно веря и не веря сказанному.

– Но зачем им мой ребенок? Ее убьют? Принесут в жертву?

– Можно и жертвой это назвать. От нашего мира их. Не убьют точно. Но тебе лучше отныне привыкнуть это дитя считать своей дочерью, или ничего у нас не выйдет.

Женщина пристально смотрела на малышку, необычайно тихо для ребенка такого возраста лежащую на столе. Глубоко вздохнув, она осторожно, словно боясь обжечься, взяла ее на руки.

– Хорошо. Я согласна. Даже если моя дочь не вернется, то пусть и им она не достанется! – сказала она, прижимая к плечу крошечную головку.

Глава 3

Годы спустя…

– Тебе еще не надоело, Коломина? – Я вздрогнула, услышав громкий голос Регины за спиной, и мгновенно смутилась, почти до удушья.

Резко отвернулась от окна и, пряча глаза, попыталась быстро обойти сослуживицу, но она решительно заступила мне дорогу. И с каких это пор она так осмелела?

– Сколько тебе лет, Коломина? Ведь уже тридцатник есть точно, – насмешливо спросила она. – Так сколько еще будешь вести себя, как ученица средних классов? Хотя сейчас, наверное, и они знают, как подкатить к приглянувшемуся пацану. Но только не ты, да?

Мое смущение стало просто катастрофическим, стремительно обернувшись в злость на столь хамское вторжение в личное, но я быстро привела свои чувства в норму. Никому никогда не позволяла задевать себя и теперь не собиралась. Выпрямила спину и вскинула голову.

– Что-то я не пойму, о чем ты? – Вернув на лицо маску вечного равнодушия, посмотрела блондинистой нахалке прямо в лицо. Обычно этого хватало, чтобы все отвалили с моего пути.

Она пару секунд выдерживала мой леденящий взгляд, но потом явно сдалась и отвела глаза в сторону. Но все равно не отстала.

– Все ты понимаешь! Ты запала на кого-то из мужиков в этом новом агентстве напротив, и в офисе это уже все знают. И даже делают ставки на некоторых из них. Лично я ставлю на того рыжего здоровяка, а вот Маринка утверждает, что это блондинистый красавчик, что ездит на темно-синей бэхе. Не хочешь сказать, кто прав, и дать мне выиграть? Я ведь знаю, что это рыжий. Я бы и сама на него повелась, но, боюсь, мой муж не поймет, – и она рассмеялась так, словно и правда сказала что-то необыкновенно забавное.

Черт возьми, неужели им нечем заняться на работе, кроме того чтобы следить за другими и строить бредовые предположения относительно их жизней? Никогда этого не понимала, как, впрочем, и не интересовалась, чем живут и дышат окружающие. Раньше мне было абсолютно наплевать на эту бесцеремонную манеру большинства людей совать нос в чужие дела. Сейчас же это стало еще одним источником периодически накатывающего нового чувства – раздражения.

– Интересно узнать, почему вообще возникла подобная тема? – Нет, мне не было интересно. Это бесило и задевало. Но доставлять окружающим с Региной во главе такое роскошное развлечение, как демонстрация собственных эмоций, я уж точно не собиралась.

– Тоже мне секретик! Ты торчишь у этого окна каждый день, в любую свободную минуту последние три месяца. С того самого момента, как открылся этот «Темный страж» напротив, и тут начали крутиться все эти брутальные мужики, – лицо Регины исказила ехидная наигранная ухмылочка из разряда «да ладно, я же все понимаю!»

– Что же, в таком случае придется вас всех разочаровать, – ответила я ей четко выверенной за годы практики вымораживающей нутро улыбкой. – Я даже не представляю, о ком ты говоришь. Мой окулист прописал мне упражнения для глаз, и для этого нужно смотреть вдаль. Так что, боюсь, проиграли вы все!

Отстранив блондинку с дороги, пошла в сторону туалетов, стараясь не двигаться слишком быстро и не выдать своего желания как можно скорее избавиться от раздражающего общества.

– Думаю, ты врешь! – фыркнула мне вслед Регина. – Ты точно запала на одного из этих красавчиков и пялишься тут, пуская слюну! Только знаешь что? Никто из них на такую, как ты, не поведется. На тебя вообще ни один мужик нормальный и в своем уме не поведется! У тебя же на лбу написано, что ты фригидное бревно!

Что за чрезмерная реакция на мой игнор у этой Регины?

– Знаешь, как тебя парни из охраны зовут? Рыба помороженная!

Было секундное желание озвучить ей, как называют саму Регину и ее ближайшую подружку те же охранники, но, к сожалению, матом я не ругаюсь, а приличный аналог, выражающий смысл в полной степени, подбирать лень. Поэтому я просто забила – это не стоит нервов и мозговых усилий. Понятия не имею, почему моя личность каким-то образом столь раздражала эту даму, но и собственную досаду демонстрировать ей не намерена. Я медленно и аккуратно закрыла за собой дверь туалета, хотя хотелось шарахнуть ею так, чтобы стены задрожали. Что-то стало твориться со мной в последнее время. Мои эмоции и настроение совершали странные непредсказуемые скачки и все сложнее поддавались полному контролю. И это совершенно непохоже на меня. Насмешки и упреки в излишней холодности и высокомерности мне случалось слышать всегда. И они давно уже не задевали. Просто я не видела собственной вины в том, что люди вокруг не вызывали у меня чувства симпатии и желания стать ближе. Я не скрытная, просто никогда не имела желания трындеть о себе без умолку и в ответ выслушивать то же самое от других. Не понимаю, почему кому-то могут быть интересны значительные и не очень события чужой жизни. И не высокомерная, а элементарно не вижу причины впускать кого-то в свое размеренное, налаженное существование. Ведь это, наверное, нужно делать, когда ты чувствуешь необходимость быть с кем-то откровеннее, ближе, а ее у меня не было никогда.

В моей жизни и так есть все, что мне нужно. Ни убавить, ни прибавить. И так было очень давно… всегда. Но почему-то в последний год все стало меняться. Что-то происходило со мной или даже во мне. Объяснить, что или ухватить суть происходящего, осмыслить, придать ему привычную для моего разума четкую, понятную форму, мне никак не удавалось. Ночами появились сны… странные, иногда страшные, безумно яркие, но вспомнить ни единой подробности поутру я не могла. Оставалось лишь долгое тоскливое послевкусие, ощущение длящейся утраты. Да и днем то и дело накрывало какое-то смутное беспокойство. Так, словно живой механизм, всю жизнь мерно и без сбоев отстукивавший мгновения моей жизни, вдруг то и дело стал сбиваться, замирать, а потом срываться, догоняя и компенсируя прежний темп или даже обгоняя его. Все вокруг то становилось будто призрачным и заторможенным, будто погруженным в густой полупрозрачный сироп, то вдруг ослепляло режущей глаза отчетливостью каждой мельчайшей детали, шокируя новыми гранями. Понять, почему так происходило и отчего некоторые вещи, которые абсолютно не привлекали моего внимания раньше, неожиданно стали его приковывать, я не могла. Мимолетные запахи, отголоски мелодий, обрывки фраз… и даже не сами слова в них, а те эмоции, с которыми их произносили люди – все это заставляло меня зависнуть и прислушаться к странному эху внутри.

А три месяца назад все вообще изменилось настолько, что сейчас я уже почти не могла вспомнить, как было раньше. Конечно, я солгала Регине об окулисте, но не в том, что ни один из тех мужчин, которых она перечислила, не привлек моего внимания. Я действительно едва могла вспомнить, кто они, если бы не случалось видеть их рядом с Ним. И сегодня из-за наглого вторжения Регины я даже мельком не увижу Его. Не зацеплюсь взглядом за разворот широченных плеч и мощную, можно даже сказать, грубовато сколоченную фигуру, на которой строгий пиджак смотрелся неуместно и почти нелепо. Не сожму кулаки, скользнув глазами по короткому ежику темных, жестких на вид волос. Глупый комок плоти в груди не заколотится при виде резких черт его обветренного темного лица и глубокого уродливого шрама, идущего из-под левого глаза через щеку до подбородка. Хотя о чем я? Сердце и сейчас уже грохочет, при одном лишь воспоминании, как он всегда выходит из дверей конторы и, сдержанно кивая знакомым, быстро идет к своей машине, садится и уезжает. Совершенно не имея представления, что одна великовозрастная идиотка стоит, прижавшись пылающим лбом к прохладе стекла, и ловит его каждое движение и мимолетную гримасу вечно озабоченно нахмуренного лица. Его «ауди» исчезает, увозя, наверняка, к женщине, которая ждет в уютном доме с вкусным ужином. А может, и к детям, которые радостно бросаются Ему навстречу, обнимая. Ведь Он явно не мальчишка, так что у него, скорее всего, есть дети. И тогда с Его лица исчезает эта извечная хмурость, и он им улыбается… Господи, как бы я хотела увидеть, как Он улыбается! От этого желания каждый раз где-то в груди появлялась тянущая горькая боль. А я так и оставалась сначала стоять одна у окна, потом шла одна домой и закрывалась в своей квартире, чтобы поужинать, посмотреть телевизор и вовремя лечь спать. Одной. А потом еще долго вертеться с боку на бок, думая, как может ощущаться тепло такого сильного мужского тела в моей постели? Он ведь такой крупный и наверняка занял бы большую часть моего раскладного дивана, и нам бы пришлось тесно прижиматься друг к другу всю ночь. Нет, я не наивная девственница, и у меня были любовники. Они появлялись в моей жизни, как и положено, постепенно: сначала встреча, всегда на работе, потому что, собственно, больше негде. Потом совместные походы в кино, рестораны, выставки. Поцелуй, объятие, ужин в интимной обстановке. Секс. Никаких взрывов и потери контроля от дикой страсти. Это вообще казалось мне какой-то выдумкой чрезмерно экзальтированных авторов и сценаристов. Потом встречи – обычные, ровные, без постоянных взглядов на часы и ерзания от нетерпения. Да, я знала, как это – уснуть и проснуться в чьих-то объятиях. Но почему-то постоянно посещала дурацкая мысль, что Он бы рядом ощущался совершенно иначе, нежели любой из моих немногочисленных мужчин. Он просто не мог не быть абсолютно другим. Я качала в темноте головой, мысленно упрекая себя в этих изводящих разум чувствах, и старалась уснуть, сказав себе, что все равно никогда не узнаю, каково это – быть с Ним.

А еще бывали дни особой удачи или же пытки – я никак не могла определиться. Выходя из офиса, я видела Его на улице. И меня как оторопь брала от того, что он был не там, за стеклом, внизу, а буквально через улицу в каком-то десятке метров от меня. Он, как обычно, шел к машине, погруженный в свои мысли, а я не могла отмереть и начать дышать, пока он не уезжал. Стояла, как прибитая к месту, и не могла отвести глаз. Потом приходила в себя и кляла последними словами. Я, взрослая женщина, стою посреди улицы и пялюсь, как влюбленная малолетняя фанатка на своего кумира, на мужчину, который знать не знает о моем существовании и никогда не узнает. И никогда не вспомнит, как мы практически столкнулись лицом к лицу в тот самый первый день. На самом деле, от его грубых, агрессивных черт, глубоко посаженных серых глаз и этого кошмарного шрама, уродующего пол-лица, я в первый момент как заледенела. Сразу подумалось, где в наше время можно приобрести такой странный, глубоко въевшийся загар и подобное украшение на лице. Да уж, красавчиком этого огромного мужчину назвать было очень трудно. Скорее уж, пугающим, каким-то диковатым, словно он был не из этого времени, что ли. И это по меньшей мере. Он и тогда прошел, не замечая меня, хмурый и погруженный в свои мысли, а я осталась стоять и, моргая, смотреть ему вслед. С того дня и началось мое наваждение.

Глава 4

Вернувшись в свой кабинет, я еще несколько минут перекладывала предметы на столе с места на место, унимая не желавшую уходить досаду. Она была абсолютно иррациональной, совсем не соответствовавшей ни моему характеру, ни самой ситуации. Так не может продолжаться и дальше. Я не могу себе позволить вот так терять самообладание только потому, что не получилось мельком увидеть совершенно незнакомого мужчину. К чему это приведет? Я стану однажды орать, как базарная торговка, и даже брошусь с кулаками на того, кто помешает мне еще раз увидеть его? А ведь Регина с ее стервозностью теперь наверняка будет следить за мной от нечего делать. А значит, провоцировать мой гнев снова и снова. Нет, не пойдет. Надо как-то это прекратить. Может, все дело в том, что у меня не было отношений уже больше полугода, и мои гормоны устраивают бардак в обычно стройных и организованных мыслях? Я не подросток, конечно, но воздержание никому на пользу не идет. Хотя не могу припомнить, чтобы в юности меня интересовало что-то, кроме учебы и чтения. Все школьные любовные страсти и трагедии проходили как-то мимо меня. Я была слишком невзрачной, серенькой, причем настолько, что меня не трогали, даже чтобы гнобить, как было с другими непопулярными ребятами. Просто никто не замечал меня, а я в ответ тоже никого. Ни тайных влюбленностей, о которых часто пишут и болтают, ни вздохов украдкой, ни грез о поцелуях перед сном. Зато посмотрите на меня теперь!

Мой последний парень, Олег, ушел без скандала, после одного из наших ужинов с претензией на романтику, который заканчивался совместной ночью.

– Я ведь не нужен тебе, – грустно улыбнувшись, сказал он мне, покручивая пузатый бокал с коньяком. – Скажи, ты хоть когда-нибудь переживала, что я могу исчезнуть?

– А разве должна? Ты вроде не давал мне поводов, – ответила, не понимая, к чему этот разговор.

– Не давал. Но разве когда человек тебе дорог, не случаются приступы немотивированного волнения, не появляется страх потери? – Олег посмотрел мне в глаза, будто выискивая там что-то очень ему необходимое. Потом отвел взгляд и изогнул губы в грустной усмешке.

Я же смотрела в его привлекательное лицо с правильными, почти аристократичными чертами и впервые ощущала дискомфорт в его присутствии. Просто из-за чувства непонимания, что же не так.

– Прости, очевидно, это мне не свойственно, – пожала я плечами.

– Вот именно. А все потому, что тебе все равно, есть я в твоей жизни или нет, – тяжело вздохнув, сказал Олег.

– Не понимаю, что ты хочешь услышать? – нахмурилась я. Снова это прежде незнакомое чувство растерянности из-за гулкого эха незнакомых эмоций, но в этот раз нет отклика, и зародившееся волнение просто оседает горечью раздражения на губах.

– Не услышать. Почувствовать. Вот здесь, – он прижал руку к груди. – Тепло. Но его нет.

– Считаешь, это моя вина? – не понимая сути претензии, я наморщила лоб.

– В том, что у тебя нет ко мне чувств таких, как у меня к тебе? Нет, это не те вещи, которыми реально управлять и можно было бы поставить в вину, – покачал головой Олег и отпил из бокала. – Но я отдаю себе отчет, что влюбляюсь в тебя все больше. А еще и привыкаю к мысли, что ты есть у меня. А это неправда. Это я у тебя есть. Только не как любимый человек, а как… некое удобство, что ли.

– Тебе не кажется, что ты драматизируешь?

– Возможно, – вздохнул он, словно смиряясь с чем-то нелегким. – Но я чувствую, что пришло время мне уйти. Не потому, что я зол на тебя, и не потому, что есть кто-то лучше. Это, скорее, мое бегство с целью сохранить себя от еще большей боли, которую ты мне обязательно причинишь. Назовем это инстинктом самосохранения.

– Что же… значит, так нужно. – Я прислушалась к себе в поисках хотя бы сожаления, но ничего не находилось.

Ни страха одиночества, ни боли потери. Только легкое неудовольствие и дискомфорт, что новые отношения опять потребуют усилий и лишнего времени.

– Как же ты прекрасна и беспощадна в этом своем всеобъемлющем спокойствии, – пробормотал он у дверей моей квартиры, прощаясь навсегда. – Неужели на свете есть мужчина, который сможет добраться до твоих эмоций? Даже не знаю, завидовать ему или жалеть.

Олег провел пальцами по моей щеке и, развернувшись, быстро ушел вниз по лестнице. А я почувствовала лишь облегчение от того, что в этот раз расставание не потребовало моих нервов.

* * *

Я усилием воли остановила хаотичные движения своих рук. Так что же мне делать? Мне что, нужен психолог, чтобы разобраться с собственной, как минимум странной реакцией на абсолютно незнакомого человека? Нет, эта мысль вызывала жуткое отторжение. Не настолько же я безнадежна, чтобы не справиться со своими проблемами самой! Очевидно, мне просто нужен мужчина, чтобы прекратить этот беспорядок в голове и чувствах, и нужно получить его как можно скорее. Ждать, пока сам собой образуется новый роман, можно слишком долго. Мне не нужно ничего возвышенного или с долгосрочными обязательствами. Достаточно удобства и удовлетворения простых потребностей тела. Назовем это экстренным решением возникшей проблемы. Ведь это нормально – решать возникающие трудности любыми доступными средствами. А моральные аспекты этих вещей уже не столь важны.

Как сейчас знакомятся люди? Идут в клубы или бары и заводят случайные связи? Нет, это несколько шумно и хлопотно для меня. И к тому же не слишком безопасно и имеет все шансы на провал, если партнер, выбранный по признаку сиюминутной симпатии, совершенно не оправдает ожиданий. Нет, это точно не мой подход в каком бы то ни было вопросе. Тогда что? Сайты знакомств? Вбила запрос и пробежалась по отзывам. Пожалуй, скорее да, чем нет. Есть возможность соблюсти дистанцию и пообщаться, ничем не рискуя.

Я зашла на первый из выскочивших сайтов. Не думаю, что они принципиально различаются, и есть лучше или хуже. Принцип работы у всех схож.

Итак, анкета. Возраст-пол-регион. Тут все понятно. Уровень желаемого дохода у будущего партнера? Это что теперь – первейший критерий? Замечательно. Что нужно писать о себе?

Профессиональный статус?

Сфера деятельности?

Опять ежемесячный доход. Очевидно, очень важная информация.

Не понимаю, зачем это все, если большинство людей наверняка или лгут, или умалчивают о себе в данных вопросах? Неужели кто-то и правда начинает поиск партнера, выбирая изначально по сумме дохода? Хотя чему я удивляюсь? Это же я хочу подобрать подходящего мужчину в надежде решить свои физиологические и проистекающие из них психологические проблемы. Другие заинтересованы в стабильности, которая сейчас для многих эквивалентна достатку, и это я тоже понимаю. Остается вопрос, ищет ли кто-то в наше время любовь в чистом виде? Боже, с чего это вдруг меня такие вопросы занимать стали?

Язык. Тут прямо полное разнообразие и экзотика на выбор.

Семейное положение… мило. Выходит, состоишь ли ты на данный момент в браке, не идет в числе первых вопросов. Правильно, в наше время это не самая важна инфа. Деньги важнее. Как-то грустно, но что же поделаешь, если факт.

Дети, вероисповедание, рост, вес, телосложение, состояние здоровья, курение, алкоголь, наркотики… большую часть из этого действительно кто-то о себе откровенно пишет?

Отношение к жизни. Цель регистрации на сайте: серьезные отношения, дружба, секс, общение. Ну, хоть что-то по делу.

Загрузить фото. А нужно ли? Хотя так, пожалуй, будет быстрее и меньше неопределенности. Все же цель у меня вполне прозаичная, так чего тень на плетень наводить?

Подумав, я заполнила анкету, умолчав обо всем, о чем возможно. Еще немного поразмыслив, добавила фото. Отправила.

Ну вот, поздравляю, Аня, и докатилась ты до поиска партнера на ночь по интернету! Наверное, если бы я была почувствительней, то стала бы рефлексировать по поводу того, что это глупо и даже унизительно. Но с другой стороны, страдать фантазиями и украдкой поглядывать на незнакомого мужика, разве не меньшая тупость и унижение? Подойти к Нему сама я не смогу… вот потому что не смогу и все! Словно на всем его теле была вывеска: «Не смотреть, не приближаться, не говорить – смертельно опасно!» Какая-то глубинная иррациональная часть меня ощущала угрозу, волнами исходящую от Него. Вот к кому угодно за это время решилась бы сама подойти и запросто, но не к Нему. Несмотря на просто патологическое притяжение, этот необъяснимый с разумной точки зрения интуитивный запрет воспринимался как аксиома, не требующая доказательств или проверки опытным путем. А значит, нужно себя просто переключить, или дальше так жить просто невозможно. Я не хочу больше стоять у того окна, вылавливая глазами мощную фигуру в ужасно сидящем пиджаке. Я хочу вернуть себя – спокойную, ту, у которой не скачет сердце бешеной белкой, а бьется всегда ровно, и не важно, кто рядом. Не позволю своим гормонам мешать собственному разуму.

Определившись с планами на будущее, я услышала звук входящего сообщения. У меня первый желающий познакомиться. Быстро, однако. Но это и к лучшему.

Глава 5

Спустя месяц и пять совершенно неудачных свиданий, я поймала себя опять затормозившей у проклятого окна в офисе. Что же, поиск любовника в сети пока не принес никаких результатов, зато меня просто завалили сообщениями, очевидно, не слишком психически нормальные люди обоих полов. Предложения вирта, фото обнаженных тел, а часто исключительно определенных частей тела, видео с мастурбацией сыпались ежедневно как из рога изобилия. Я, скорее всего, уже безумно устарела, ибо для меня не кажется нормальным посылать вместо «здравствуйте» незнакомому человеку фото члена или то, как ты себя ублажаешь. Понимаю, что и я на этот сайт пришла не друга для томного чаепития найти, но, однако же. Или я просто ханжа? Но если мужчина шлет мне видео с ручной работой над собой, то зачем ему вообще женщина? Он же и так неплохо справляется. Создалось впечатление, что две трети всех, кто пишет, нисколько не заинтересованы в реальных встречах, и заэкранные развлечения на расстоянии им ближе к телу. Да, я точно чего-то не понимаю. Хотя и те, кого я сочла перспективными для встречи, стали сплошным разочарованием. Причем разочаровалась я именно в себе. Я и раньше-то никогда не обладала даром серьезно увлекаться, вспыхивать, терять способность реально смотреть на вещи, предпочитая ровные, стандартно развивающиеся отношения «по правилам». И, как ни странно, двое из пятерых мужчин, с кем я встретилась, показались бы прежде вполне пригодными для именно такого развития сценария. Привлекательные, утонченные, ненавязчивые. Интересные собеседники и не распускающие руки раньше времени. Согласные продвигаться достаточно медленно, соблюдая все условности, не форсируя событий. Но никакого желания увидеться еще так и не возникло. Может, это потому, что мне сейчас требовалось как раз больше решительности от мужчины, чтобы избавиться от все жестче скручивающегося напряжения, но мои собственные, раз и навсегда установленные рамки не давали мне сделать хоть полшага навстречу. Черт, никогда мне не казалось, что я полна заморочек, вредящих мне же, однако факты и реальное положение вещей говорят о противоположном.

И вот я стою опять у проклятого окна, будто оно заколдовано, и пытаюсь убедить себя, что в порядке. Нет, нисколько не в порядке, если внутри все обмирает каждый раз, когда в офисе напротив открывается дверь. Сердце совершает самоубийственный кувырок – а вдруг Он? Какая же на самом деле ты, Аня, жалкая! Почему не могу просто перейти через улицу и найти повод познакомиться? Получу, к примеру, отказ, оскорблюсь до глубины души и остыну. Или у нас все будет, и я смогу наконец разочароваться, потому что Он окажется обычным, таким же, как все. Просто мужчина из плоти и крови, ничего сверхъестественного. Может, грубый, рыгает за столом, или у него пахнет изо рта, или двух слов связать не может, да и в постели полное ничтожество. Или почему бы ему не попасться мне на глаза с женщиной, довольным и счастливым, и я выдохну, потому что получу окончательное подтверждение тому, что Он принадлежит другой, и моим не будет даже на краткое мгновение. Хотя, когда смотришь на Него, просто невозможно себе представить, что Он может кому-то принадлежать. Скорее, совершенно наоборот. Он может присвоить и владеть всем и всеми, чего только пожелает, оставаясь свободным, царящим где-то недосягаемо высоко.

Боже, ну вот опять я позволяю происходить с собой этому кошмару! Не буду я тут стоять! Не буду ждать! Не буду искать взглядом! К черту!

Взглянув в последний раз, я развернулась и пошла к своим графикам и таблицам. Вот это реально, упорядочено и комфортно! А все остальное – натуральный бардак и издевательство над собой. А я терпеть не могу подобного!

Глава 6

– Что, думала остаться безнаказанной, мерзкая ведьма? – огромный рыжий детина не спеша вытер окровавленный клинок о пеструю рубашку недвижимо лежащего у его ног полноватого человека.

– Нет. Наоборот, ждала вас пораньше. Что, в пути заблудились? – На лице пожилой женщины не дрогнул ни единый мускул, и она так и осталась неподвижно сидеть, словно была не живым человеком, а вырезанной из камня языческой скульптурой.

– Встань и пади ниц перед самим архонтом Приграничья и деспотом Великих Вараанских болот! – угрожающе зарычал рыжий громила, когда в освещенную свечами комнату вошел мрачный громадный мужчина, одетый в ослепительно белую свободную рубаху и обыкновенные черные джинсы. Он окинул все вокруг презрительным взглядом, чуть задержавшись на каких-то знаках, тщательно нанесенных мерцающей краской на полу и буквально преграждавших путь к спокойно сидящей женщине.

– Смешно, – криво ухмыльнулся он. – Ты настолько наивна, колдунья, чтобы верить в то, что кельтская мазня станет нам помехой, или это просто декорация для одурачивая доверчивых людишек? А может, ты надеялась, что нас, будто жалких москитов, отпугнет вонь от тех трав, которыми ты окуриваешь свой убогий сарай?

Голос этого пришельца был глубоким, низким и пугающе-завораживающим, наполненным самой темной властностью, той, что даже не подразумевает чьего-либо желания противоречить. Каждый его звук будто вступал в странное резонирующее взаимодействие со всем вокруг, словно даже предметы прислушивались к нему, готовясь подчиняться.

Женщина не удостоила ни ответом, ни взглядом обоих вторгшихся в ее дом мужчин. Она глядела прямо перед собой, хотя из-за чуть прикрытых век казалось, что, скорее уж, внутрь себя.

– На колени и отвечай, вредоносная тварь! – оглушительно рявкнул рыжий и угрожающе шагнул к хозяйке дома, но замер, едва только второй пришелец мимолетом недовольно посмотрел на него.

– Прости, деспот! – пробормотал он, почтительно склоняясь.

– С какой стати мне держать ответ и падать на колени перед нечистью, какими бы титулами она себя ни одаривала? – наконец отозвалась женщина, и в ее голосе было достаточно ледяного пренебрежения, чтобы утопить в нем всю округу.

– Да как смеешь, ведьма проклятая! – рыжий едва не подавился собственным шипением, но еле заметное движение руки того, кого он назвал архонтом, снова заставило его замолкнуть.

– Ведьма, наши законы, которым уже тысячи лет, однозначно повелевают мне и каждому честному подданному Закатного государства умерщвлять любую из вас, где, когда и в каком бы обличии мы вас ни встретили. И я, безусловно, так и поступлю, ибо каждая из вас оскорбляет мироздание самим фактом своего отвратительного существования. И ты в моих глазах заслуживаешь смерти даже более кого бы то ни было, так как от твоих подлых чар я пострадал лично.

Мужчина говорил медленно и вроде спокойно, но при этом каждое его слово ощущалось тяжелым камнем, который он прицельно и без грамма жалости бросал в колдунью. Однако та держалась по-прежнему невозмутимо.

– Странно слышать об ущербе и страдании от существ, с начала времен причиняющих лишь вред и боль любому человеку, кто имеет несчастье с вами столкнуться или у кого окажется необходимое вам! Вы всегда приходите и берете что вздумается, убиваете без жалости и раздумий, крадете самое дорогое и остаетесь глухи к слезам и мучениям тех, кого ограбили.

– Мы не грабим, а лишь берем то, что должен ваш мир нашему. Это хрупкое равновесие необходимо всем. Хотя никто из вас, людишек, не способен охватить это вашими жалкими ограниченными мозгами.

– Подлая ложь! Как и все то, что изливается из ваших ртов, нечестивые порождения сумерек! Вы и только вы нуждаетесь в том, что крадете из нашего мира! Иначе все вы просто выродитесь и передохнете!

– Закрой рот, тварь! – Раздражение деспота было как ослепительная вспышка, мгновенная и ужасающая и при этом выдающая, что, может, слова ведьмы и не слишком далеки от истины. Но, как с любой вспышкой, след ее исчез так же быстро, как и проявился. – Мне совершенно наплевать, чем ты оправдываешь свои преступления, как и на то, что кто-то из вас оплакивает отобранное, никогда им на самом деле и не принадлежавшее. Ты умрешь – это факт. Но я могу даровать тебе легкую смерть или нет. Я знаю, что ты скажешь мне, где скрывается голем, в которого ты все эти годы перетягивала душу из нашего мира. Но только от тебя зависит, скажешь ты это сейчас и отправишься в бездну тьмы, где тебе и место, или же мы пойдем долгим и хлопотным путем пыток и убийств.

– Больше не голем, нечисть, нет! – опровергла колдунья, впрочем, без особых эмоций. – Не тешь себя иллюзией. Я вас переиграла, и теперь она – человек!

– Она – то, чем я ее сочту нужным считать! – отрезал мужчина. – Ты готова сказать мне где?

– Даже не мечтай! – Цыганка снова прикрыла глаза, как будто была смертельно утомлена бессмысленной беседой.

– Ну что же. Твой выбор. Для начала я велю своим стражам на твоих глазах пытать и насиловать всех твоих близких, а потом будут резать тебя кусочек за кусочком. Поверь, у них в этих делах огромный опыт, – почти так же безэмоционально, как хозяйка дома, отозвался пришелец.

– Даже не сомневаюсь, что в деле пыток, насилия и жестоких убийств вам не найдется равных, – женщина усмехнулась, и это была первая гримаса, которую она себе позволила. – Да только вот беда: Алексей, которого зарезал твой прихвостень, и был моей единственной семьей и близким человеком. Я ведьма и прекрасно знала, с каким риском связано мое ремесло. Поэтому у меня нет детей, друзей и даже родня уже вся отошла в мир иной. Так что все свое мастерство твоим извергам придется на мне показывать. Но какими бы непревзойденными душегубами и извергами они ни были, ничего от меня ты не узнаешь!

– Не будь так уверена, ведьма! Может, смерти ты и не боишься, но вот страданий, которые могут длиться днями и неделями, точно не выдержишь.

– Конечно, не выдержу! Да толку-то? Я знала, на что иду, вступая в противостояние с вашей омерзительной магией. Поэтому все предусмотрела. Я никогда не касалась ребенка или его матери. Я не знаю ни единой буквы из их имен или имен их близких. Я ни разу не видела ни их машин, ни домов, не знаю ни единой подробности из жизни. Все ритуалы проводила сама мать под моим руководством, поэтому магией я тоже никак с девчонкой не связана.

– Ты просто лжешь!

– О не-е-е-т! – покачала головой женщина и посмотрела в глаза своему обвинителю открыто и без тени страха. – Ложь – это целиком и полностью ваша вотчина, нечисть! Скажи своим псам приступать. Чего уж затягивать. Хочу побыстрее перед смертью взглянуть в твою разочарованную рожу, когда ты поймешь, что остался ни с чем.

Мужчина пересек линию начертанных на полу знаков, и они моментально вспыхнули и с шипением потухли. Он навис над ведьмой и долго всматривался в ее глаза, горящие насмешливым торжеством. Затем он сгорбился и ударил огромными кулачищами по столу с магически вырезанными символами, и толстенная столешница пошла трещинами, разваливаясь. Запрокинув голову, он взревел так страшно и громоподобно, что, казалось, дому просто не устоять. Жуткий вибрирующий звук медленно угасал, и вскоре все, что слышалось в комнате – это дыхание троих присутствующих.

– Уничтожить тут все, – сказал мужчина рыжему детине, и тот с готовностью поклонился. – Сжечь ведьму. Я хочу, чтобы горела она медленно и до последнего была в сознании. Проследи!

Бросив это, он покинул дом, даже не оглянувшись на приговоренную им к мучительной смерти пожилую женщину.

Глава 7

Кофеварка издала странный трещащий звук и умерла. Черт, похоже, день начинался не слишком удачно. Вздохнув, я попробовала сварить нужную дозу бодрящего напитка в давно не используемой маминой турке, но, задумавшись, прозевала нужный момент, и мой кофе оказался где угодно, но не в моей чашке. Обидно. Ну, ладно, в конце концов, кофейный автомат есть на первом этаже офисного здания, так что еще не все потеряно. Пока спешно оттирала плиту, обожгла руку. Заклеив ожог, взглянула на часы и поняла, что почти опаздываю. Ну, еще этого не хватало! Никогда за мной подобного не водилось. Дальше день решил, очевидно, по полной подтвердить мое первое о нем впечатление. Машина завелась только с третьей попытки, пробки были просто катастрофическими, и почти у самого офисного здания меня так подрезал какой-то мажор на дорогущей, почти лежащей брюхом на асфальте тачке, что я остановилась, с полминуты справляясь с испугом, пока сзади не начали нетерпеливо сигналить. Выбираясь из машины, я почувствовала неприятное давление в пояснице, медленно стекающее в низ живота, предвестник этих самых дней. Как всегда при мысли о месячных пришло воспоминание о маминых похоронах, том самом кошмарном для меня дне, апофеозом которого и стал приход первого цикла, сопровождавшийся ужасной болью. С тех пор мало что изменилось, и эти три дня для меня – настоящее испытание на прочность терпения и заодно время печальных воспоминаний.

Проходя мимо охранников, я зачем-то оглянулась и наткнулась на сальные взгляды, от которых передернуло. Да, я всегда знала, что эти озабоченные пялятся и обсуждают всех сколько-нибудь привлекательных женщин, просто потому что им безумно скучно торчать на одном месте день-деньской. Раньше было безразлично, но сегодня похотливое выражение их глаз, приклеившихся к моим груди и заднице неожиданно заставило вскипеть. Я сжала кулаки, только чтобы не закричать им прекратить лапать меня своими зенками. Войдя в лифт, отругала себя. Да что, черт возьми, со мной такое?

Едва успев вбежать последней в кабинет Владимира, застала весь наш отдел в полном составе.

– Всем добрый день! – засиял улыбкой наш исполнительный директор, разваливаясь в своем дорогущем кресле. – Сегодня у меня для вас новость, хотя, думаю, не слишком неожиданная. Как вы все в курсе, руководитель вашего отдела Ольга Петровна на этой неделе выходит на пенсию. А значит, встал вопрос о том, что кто-то должен занять ее место.

Я выпрямилась в кресле, ожидая услышать свое имя. Нет, я не самонадеянна, просто знаю, что заслуживаю этого повышения, потому что, собственно, в одиночку практически тащу на себе этот отдел, пока наши остальные дамы больше занимаются обсуждениями чужой личной жизни, флиртом и изредка документацией.

– Впрочем, особых сомнений в том, кто заслуживает этого повышения, у меня не возникло, – Владимир стряхнул несуществующую пылинку со своего стильного костюма от известного дизайнера, а я взглядом случайно наткнулась на отчего-то злорадно лыбящуюся Регину, которая сверлила во мне дыры глазами. Что не так с этой женщиной и ее неадекватной реакцией на меня?

– Итак, позвольте вам представить в новом качестве вашу сослуживицу, которую вы и так все прекрасно знаете. Светлана Васильевна Верей – ваш новый руководитель!

Я медленно повернулась к поднявшейся роскошной блондинке, просто не веря своим ушам и игнорируя засиявшую злобным торжеством Регину. Как такое возможно? Эта бестолочь ни единого дня не проработала, чтобы не прийти ко мне раз сто, канюча помочь и практически сделать за нее всю работу! Я шокированно уставилась на Владимира. Он же старательно избегал моего взгляда, наблюдая за вялыми и даже недоуменными поздравлениями коллег в адрес раздувшейся от довольства Светочки. Некоторые растерянно поглядывали на меня, а я изо всех сил старалась сдержаться и никак не выдать нарастающий внутри удушающий ком гнева.

– На данный момент все свободны. Работаем в обычном режиме, – царским жестом отпустил всех Владимир. – Анна Викторовна, задержитесь! – окликнул он меня у двери.

Когда я остановилась, шагавшая модельной походкой Светочка тоже затормозила, а ее извечная подружка Регина застряла в дверях, прислушиваясь, как гончая.

– Светлана Васильевна, я вас не задерживаю, – напомнил ей Владимир и глянул на Регину: – А остальных тем более!

– Но, Владимир Валентинович… – недовольным голосом промямлила моя новая руководительница.

– Идите, дорогуша, – почти небрежно отмахнулся Владимир. – Нам с Анной Викторовной нужно обсудить рабочие моменты.

Я внутренне усмехнулась. Ну, конечно, как повышение – так для пустоголовой Светочки, а как реальная работа – тут сразу ко мне.

Светочка полоснула по мне злобным взглядом и, вздернув подбородок, снова зашагала к дверям.

Я стояла у длинного стола и смотрела на его идеально гладкую поверхность, справляясь с обидой и злостью, что никак не хотели оседать.

– Ань, присядь, – голос Владимира изменился, став из начальственного обычным и даже слегка усталым.

– У тебя что-то срочное ко мне, Вова? – прочистив горло, ответила я. – Если нет, я пойду. Некоторым ведь нужно еще и работать.

Глава 8

Я тут же отвесила себе мысленный подзатыльник. С какой стати я позволяю прорваться своему недовольству наружу? Да, мы работаем с Владимиром бок о бок уже почти шесть лет, и я та, с кем он советуется чаще всего, и до этого дня мне казалось, что между нами если не дружеские, то чуть больше чем прекрасные профессиональные взаимоотношения. Но, очевидно, я слегка попутала и забылась, что он директор и основной учредитель, и мой работодатель, а я всего лишь наемный работник.

– Присядь. Кофе будешь? – Владимир проигнорировал мою колкость, и я заставила себя опуститься на стул в дальнем от него конце стола. – Я не идиот и понимаю, что задолжал тебе объяснения.

Дорогая кофемашина стояла непосредственно в кабинете Владимира, это была его блажь. Он почему-то всегда сам предпочитал варить всем кофе, пусть даже для этого и нужно было всего лишь нажать пару кнопок на блестящем нержавейкой корпусе.

– Ань, я знаю, о чем ты сейчас думаешь, – сказал он, ставя передо мной чашку ароматного напитка.

– И о чем же? – Я смотрела на еще не остановившееся вращение темной жидкости.

– Что я козел и поступил несправедливо по отношению к тебе.

– Нет, так я не думаю. Ты владелец нашей конторы, и тебе решать, кого назначать на руководящие должности, как, впрочем, и расхлебывать последствия этих назначений. – Как я ни старалась, но мой голос прозвучал с изрядной долей стервозной обиды. Стыдно, Ань!

– Я совладелец, – с нажимом поправил меня Владимир. – И, между прочим, сегодняшнее смехотворное назначение Светочки – прямое следствие твоей недальновидности.

– Что? О чем ты вообще?

– О том, что когда на корпоративе к тебе подкатывает совладелец фирмы, в которой ты работаешь, нужно не носом крутить, а соглашаться на все, что предлагают! – раздраженно взмахнул рукой Владимир, задевая костяшками мою чашку, отчего часть кофе оказалась на блюдце, расползаясь некрасивой лужицей. – Черт!

– Вова, ты о чем вообще? Владиславу Андреевичу уже под пятьдесят! – нахмурилась я, вспомнив пьяные приставашки совладельца фирмы, который, собственно, появлялся только на корпоративах и при подписании договоров.

– И что? – хмуро вперился в меня взглядом Владимир.

– В принципе, может, и ничего, но он, так-то, женат! – привела я аргумент, являвшийся для меня в принципе железобетонным.

Для меня, но, очевидно, не для моего директора.

– И? – мужчина наморщил лоб еще больше, уставившись на меня, как на действительно тормозящее создание. – Он тебя не замуж звал, а предлагал приятное совместное времяпрепровождение! В чем, на хрен, проблема?

– Прости, но я в такие игры не играю! – Я сжала челюсти. Вот не знаю почему, сама не профи в создании отношений, хоть и лет мне вроде немало, и повидала всего, но факт супружеской измены вызывал у меня не просто отторжение и гнев… Это воспринималось как абсолютно неестественная вещь в мире, самое отвратительное из возможных проявлений человеческой натуры. Каждый раз, сталкиваясь с этим, я словно испытывала острую аллергическую реакцию, и побороть ее, судя по всему, мне уже не судьба.

– Ну и дура! А другие вот ничего, играют, не брезгуют ни возрастом, ни семейным положением! И поэтому эта пустоголовая курица Светочка теперь твой начальник, а ты будешь пахать и за нее, и за себя, и за этих ее стервозин подружек! Довольна? – Владимир горячился все больше. Явно его такое положение вещей тоже изрядно бесило. – И я тоже буду вынужден терпеть на совещаниях вяканье идиотки, все таланты которой только в том и состоят, что она сосет по первому требованию и белья не носит, вместо того чтобы общаться с тобой в нормальном деловом режиме. Гордость того стоила?

– Да при чем тут гордость? – тоже уже не сдержалась я. – Просто не могу я так! Это же… мерзко и непорядочно! И вообще, разве сама Света не замужем?

– Конечно замужем! – презрительно усмехнулся Владимир. – Но это не мешало ей раньше частенько стоять на коленках в моем кабинете, а когда не сработало – нашла другой путь для повышения!

Картинка в голове была слишком отчетливой, и к горлу подступила тошнота.

– Блин, я не хочу всего этого знать, Вов! – Я потерла виски, пытаясь отогнать нарастающую головную боль и дурноту. – Ты ведь тоже женат… как это вообще?..

– Добро пожаловать в мир мужчин, дорогая. Вот такие мы в большинстве своем засранцы и похотливые скоты! – огрызнулся Владимир, пряча глаза. – А ты если и дальше будешь столь же принципиальной, то так и будешь вечно проигрывать таким сукам!

– Ладно, – смиряясь, вздохнул мужчина. – Прости, это не то, что я должен на тебя вываливать. Хорошо, давай будем работать, как и работали, и, надеюсь, я найду способ избавиться от этой шалавы пронырливой.

– Как скажешь. – Я поднялась, так и не прикоснувшись к кофе.

– Ань, я, между прочим, серьезно. Проще надо быть. Может, тогда и замуж выскочишь. А то твой вечно неприступный вид всех мужиков отпугивает нормальных. Вон, только одни только озабоченные засранцы и рискуют, но и тех ты отшиваешь!

– Вов, в какой момент мы стали настолько близки, чтобы обсуждать мою личную жизнь? – в замешательстве спросила я.

Знал бы ты на самом деле, какую жалкую картину на данный момент представляет эта самая моя личная жизнь. Тайная глупая влюбленность в незнакомого мужика, из-за которой я чуть не стала чертовым сталкером, и идиотские бесплодные поиски партнера, в которых ищу волшебное исцеляющее снадобье от нездоровой зависимости и навязчивых мыслей и фантазий.

– Может, в тот самый момент, как она напрямую стала касаться предстоящей совместной нормальной работы? Или, может, я, после того как сообщил тебе о том, как твоя новая начальница делала мне минет прямо в кабинете, считаю себя вправе давать советы, – Владимир изогнул одну бровь, цинично ухмыляясь.

– А я сказала, что не хочу всего этого знать! – отмахнулась я.

– Ань, я серьезно. Я не дурак и понимаю, что Светка теперь постарается тебя третировать, и не хочу из-за нее потерять такого работника. Так что позволь себе маленькую гадкую радость. Каждый раз, когда она будет доставать тебя, представляй ее отсасывающей мне. Может, она сейчас и взобралась повыше, но не позволяй себе забыть, каким способом, и усомниться в том, что ты гораздо лучше.

– Что же, спасибо за совет, но вряд ли мой вариант избавления от стресса на работе будет заключаться в грязных фантазиях с твоим участием. Нет уж, спасибо! – покачала я головой.

Естественно, Владимир оказался прав, и едва я вернулась на место, появилась Света с ехидной ухмылкой на губах и завалила меня работой по самую макушку. При этом она говорила со мной так, словно одолжение мне делала тем, что вообще снизошла до общения. И куда только делась недавняя подобострастная и заискивающая улыбочка и просительный тон, когда она клянчила моей помощи? Ну что же, Аня, эта твоя новая рабочая реальность.

Глава 9

Выползла я из кабинета, когда на улице уже начало смеркаться. Выйдя наружу, увидела, что то, что мне из окна казалось небольшим дождиком, на самом деле было настоящим ливнем.

Прыгая через огромные лужи и целые реки, с которыми, как всегда, не справлялись ливневки, я, изрядно вымокнув, добралась до машины. Но только для того, чтобы понять после десятка неудачных попыток, что сдвинуть ее с места мне не светит. Головная боль, скопившиеся за день злость и досада сжали горло и подступили жгучей влагой к глазам. Да что же, к такой-то матери, за день у меня сегодня!

Вернувшись в офис, похожая уже на мокрую курицу, я, помявшись с минуту, все же озвучила свою проблему парням из охраны. Как ни странно, но они были почти рады заняться хоть чем-то, кроме бесконечного слежения за мониторами, в которых ничего и не думало происходить. Попросив у меня ключи, двое из них практически помчались в темноту парковки с фонариками наперевес.

– Вы присаживайтесь, согрейтесь! – сделал широкий приглашающий жест третий, чуть постарше остальных, не прекращая при этом откровенно пялиться на мою грудь. – Кофе хотите?

– Нет, спасибо! – Я уселась в кресло в холле, самое удаленное от его рабочего места, и с чрезмерным вниманием уставилась на висящий на стене большой плоский экран.

Похоже, в офисе уже вообще никого не осталось, и мысль о том, что я нахожусь в этом здоровенном здании наедине с тремя охранниками, казалась почему-то пугающей. Очень странно, потому как разве не обязанность охраны внушать окружающим чувство безопасности? Не знаю уж почему, но я защищенности точно не чувствовала. Наоборот, короткие взгляды, которые кидал в мою сторону оставшийся секьюрити, жутко напрягали меня, до такой степени, что на теле волоски вставали дыбом, и так и хотелось передернуться.

По телевизору шел какой-то новостной выпуск, и я рассеянно пропускала сквозь себя видеоряд, пока что-то не царапнуло странным образом, заставляя сосредоточиться на картинке и звуке.

– …Следователи пока не дают комментариев и никак не классифицируют случившееся в коттедже Аляны Винеску, хорошо известной в определенных кругах. Женщина позиционировала себя как потомственную ворожею и гадалку, а также бралась за целительство и заявляла о способностях ясновидящей. – Корреспондентка стояла у высокого глухого кирпичного забора, на котором в качестве дополнительных, совершенно излишних и даже нелепых украшений виднелись вмурованные, видимо, еще при строительстве причудливые кованые знаки. Из-за забора поднимался столб дыма, а мимо сновали люди в полицейской и пожарной форме. Я, нахмурившись, уставилась на экран и терла висок, выуживая из памяти, где я видела такой дурацкий забор. Ну! Ну же! Ах, вот оно! Сколько помню, каждую неделю мы с мамой ездили к какой-то ее знакомой. Не знаю, правда, зачем, и саму знакомую не помню, потому что забор был обычно последним, что я видела. По дороге меня вечно начинало клонить в сон, и просыпалась я всегда, уже когда ехали назад. Воспоминание было размытым и почему-то дискомфортным. После этих поездок я была разбита, и у меня болело все внутри. Такая противная распирающая боль, как будто твоим легким, сердцу и прочим органам тесно, и они норовят разорвать сдерживающую их оболочку из плоти. В общем, приятного в том, что я вспомнила, было мало. Усугублялось все еще и тем, что после последней поездки мама стала вести себя со мной холодно и даже агрессивно. Едва мы вошли в квартиру, я поняла, что она очень зла. Когда я попыталась поговорить, она впервые в жизни заорала на меня, сжигая на месте уничтожающим взглядом.

– Ненавижу тебя! – кричала она, и я, не понимая, что происходит, просто пятилась от нее. – Ты разочарование! Бездушное чудовище! Сколько бы я ни билась – ничего с этим не поделать! Я столько сил потратила, всю себя вложила, но, видно, это твоя вина, что ничего не вышло! Не смей ко мне никогда больше подходить! Не смей заговаривать со мной!

Я смотрела на нее в шоке, не узнавая самого близкого и родного человека на свете в этой разъяренной фурии. Мне было страшно, больно и при этом безумно жаль маму, потому что она в этот момент выглядела не столько взбешенной, сколько изможденной и отчаянно разочарованной. Глубокие темные тени залегли под глазами, лицо осунулось, кожа потеряла свое здоровое сияние, а руки дрожали. Она, оттолкнув меня, ушла в свою комнату и заперла дверь. Я, испуганная и растерянная, позвонила отцу, и он велел вызвать доктора. Когда пришел врач, мама не открыла дверь и кричала, чтобы мы все убирались. Больше живой я ее не видела.

– Думаете, мы, простые охранники, вам, таким фифам, не ровня? – Я охнула и едва не подскочила от голоса почти над самым ухом. Как я могла так задуматься и пропустить, что третий охранник подошел ко мне почти вплотную?

Попыталась развернуться, но тут сильная потная рука обхватила шею, вжимая меня обратно в мягкое кресло. Мужчина наклонился надо мной, перегибаясь через спинку, и гадко ухмыльнулся.

– Какого черта! – возмутилась я и рванулась, но рука на горле сжалась сильнее. Следов не будет, но дискомфорт уже ощутим.

Сердце сорвалось в безумную скачку, а каждая мышца тела напряглась в протесте.

– Что, думаешь, ты слишком хороша для того, чтобы даже глянуть в мою сторону, заносчивая сучка? – прошипел он, пахнув несвежим дыханием.

Я выдохнула, стараясь привести свои мысли в порядок, и посмотрела в его наглые желтовато-зеленые глаза. В конце концов, мы в офисе, здесь камера, за дверями двое его коллег. Ничего ублюдок мне не сделает.

– Руки убери, урод! Завтра же ты не только на улицу вылетишь, но и под суд пойдешь за домогательства! – старалась говорить так уверенно, как только могла.

– Да что ты! – глумливо фыркнул он и вдруг сильно сжал второй рукой мою левую грудь сквозь ткань блузки. – А в чем будет состоять суть твоих претензий? Камеры сюда не направлены, тут слепая зона, звука на них нет вовсе. Поэтому я могу не только лапать тебя, сколько вздумается, но и перегнуть и оттрахать. И можешь бежать в полицию и жаловаться, но у тебя не будет никаких доказательств. Замаешься бегать и унижаться. В полиции тоже, знаешь ли, мужики работают, и они знают, что таких заносчивых сук надо трахать во все щели, чтобы помнили, что мужики в этой жизни главные, и знали ваше бабское место.

Ублюдок сжал сосок так сильно, что я не смогла сдержать болезненного вскрика, и на глаза навернулись слезы. Но первый шок уже прошел, и поэтому я вцепилась в его руку своими, стараясь вогнать ногти поглубже.

– Пошел на хер, скотина! Ты жалкий придурок и неудачник, а не мужик! Нормальному мужику никого не надо унижать и принуждать. И уж точно пугать не нужно, чтобы внимание привлечь. А на такого огрызка, как ты, я бы и под страхом смерти сама бы не повелась!

Он, вместо того чтобы отпустить, еще сильнее сжал мою плоть. Настолько, что вскрика я уже не смогла сдержать.

– Дура, думаешь, мне вообще согласие требуется? Все вы шлюхи, только корчащие из себя недотрог. А засади пожестче и поглубже, уже извиваетесь и стонете, готовые на все!

– Убери свои лапы от меня и кончай смотреть порно круглые сутки, дебил! От него у тебя вместо мозгов каша! – Я махнула рукой, пытаясь ударить его в лицо или хоть располосовать его ногтями, одновременно рванулась, уже не щадя себя.

Отпустил он меня так же неожиданно, как и схватил, и я просто рухнула вперед на колени, и в следующую секунду с улицы вошли остальные охранники.

– Еще поболтаем, будь уверена, – тихо процедил мерзавец через плечо, спокойно направляясь к своему месту за мониторами.

Парни замерли, с удивлением взирая, как я поднимаюсь на дрожащие ноги.

– Анна Викторовна, похоже, у вас стартер навернулся, и сегодня машина точно не заведется. – Я едва понимала слова из-за грохота крови в ушах. – Давайте мы такси вызовем, там дождь закончился, но лужи по колено!

– Не… – горло не слушалось, и мне пришлось несколько раз сглотнуть, при этом я столкнулась с насмешливым взглядом домогавшегося мерзавца. – Не надо. Я пройдусь до проспекта и поймаю его сразу там!

Я буквально задыхалась и просто пронеслась мимо этих двух парней, даже и не вспомнив о ключах от машины.

Глава 10

Не шла, почти бежала, не обращая внимания, куда наступаю.

– Анна Викторовна! – Тот самый охранник, что предложил вызвать такси, спешил ко мне с моей сумкой в руках.

Выхватив ее у парня, я только кивнула, потому что выдавить ни единого слова не смогла бы.

– Все нормально? – с тревогой заглянул он мне в лицо. – Давайте провожу.

Я замотала головой и просто опять понеслась по залитому тротуару. Звук мощного двигателя, как и свет фар, оказался неожиданностью, и из-за угла на меня буквально вылетел автомобиль, окатив грязной дождевой водой с головы до ног. Мерзкая холодная струйка потекла под одеждой по спине, заставляя враз продрогнуть все тело. Во мне будто что-то лопнуло, и я закричала от досады и тут же самым позорным образом разрыдалась. Привалившись к ближайшей стене, стояла, всхлипывала и тряслась, размазывая косметику по лицу. И в этот момент мне было совсем наплевать, что окатившая меня машина затормозила в конце улицы и начала сдавать назад, почти так же быстро, как неслась до этого.

– Я не заметил вас!

Голос… как описать его? Это как будто никогда раньше не знать речи и жить в тишине, среди существ, общающихся лишь знаками, и вдруг в этом безмолвии по-настоящему услышать. И первая безусловная реакция – это испуг. Словно ты точно уверена, что находишься в пустой квартире, и неожиданно кто-то заговаривает с тобой. В этот момент разве возможно разобрать интонацию или даже слова за диким грохотом пульса в собственных ушах? Да ни одного шанса! Поэтому я просто стою и смотрю на темный силуэт низкого авто, подсвеченный только габаритами, и ничего не могу поделать с тем, что боюсь. Просто боюсь.

Дверца с моей стороны открылась. Освещение в салоне мягкое, я бы сказала, даже скудное, но его было достаточно для того, чтобы мои ноги затряслись. За рулем Он. ОН! Исчезла улица, мокрая одежда, бесследно испарилась моя истерика, потому как по сравнению с эмоциями от Его присутствия этот взрыв был просто смехотворным.

– Мы можем стоять тут всю ночь, конечно. Но, думаю, лучше будет, если вы сядете в машину, и я отвезу вас куда надо. – Это нисколько не похоже на извинение или вежливое предложение. Ни в коей мере. Это приказ, высказанный мягко, но, однако же… – Садитесь!

Я делаю шаг от стены, и тут внутри бешено взвывает тревожная сирена, от которой у меня ледяная изморозь вдоль позвоночника, и ноги будто вязнут в ставшем неожиданно болотом асфальте. Замираю на месте, тогда как интуиция вопит, что нужно бежать. Сейчас же!

– Ну же! – В глубоком, чуть рокочущем голосе нет нетерпения, зато есть нечто другое. Не знаю, как это назвать, кроме как принуждение. Мягкое, вкрадчивое, но абсолютно непреодолимое для меня. Словно на мою талию набросили аркан и медленно волочат. Это не причиняет боли, но все равно ощущается насилием, и мое сознание вдруг расслаивается. Я делаю еще один шаг к машине на трясущихся ногах, тогда как моя испуганная половина уже просто начинает заходиться в истерике на грани панической атаки. Но в этот момент вдруг неизвестно откуда проявляется другая, до этих пор незнакомая часть меня. Она – чистая, неразбавленная похоть. Низменный примитивный голод, который будто спал всю жизнь, а вот именно сейчас решил пробудиться. Подобное ни с чем не перепутаешь, даже если испытываешь впервые, и никакие вбитые моральные нормы и собственные внутренние запреты тут не властны. Мое тело укутано как в плотное шелковое покрывало, которое прирастает к коже, заменяет собой плоть, делая ее подвластной себе, а не моему разуму. Это настолько ошеломляет меня, что я становлюсь глуха к воплям инстинкта самосохранения и уже опускаюсь на кожаное сидение, не отрываясь глядя на мое наваждение. Он не смотрит на меня, только перед собой, демонстрируя мне ту сторону лица, на которой нет шрама. А я просто не могу оторваться, элементарно взять и повернуть шею, чтобы хотя бы сделать нормальный вдох. Потому что Он просто ошеломляющий и ужасающий. Его так много, что не передать словами. Как будто все люди, виденные мною раньше, были двумерными, плоскими, а Он настолько объемен, многогранен, что мои глаза и мозг не могут охватить Его образ полностью.

– А я уж думал, не обратил ли случайно тебя в камень. – Теперь, когда двери машины закрыты, Его голос заполняет все внутреннее пространство салона, и от этого мой страх снова умудряется прорваться на поверхность, отшвырнув вожделение, и вопит, что я в ловушке! Меня начинает трясти, и зубы лязгают так, что я не могу это скрыть.

– Адрес. – Он нахмурился и нажал какие-то кнопки на панели.

Поток теплого воздуха мягко окутал меня, но это совершенно не помогло.

Способность говорить все еще не вернулась ко мне, и поэтому я просто сижу и пялюсь на него.

– Если ты не скажешь куда ехать, нам придется простоять тут всю ночь. А у меня точно есть занятия интереснее и полезнее.

Равнодушный, почти пренебрежительный тон неожиданно сработал как отрезвляющая хлесткая пощечина. Все напряжение дня, каждая раздражающая ситуация, обиды и месяцы моих молчаливых страданий по Нему переплавились в злость от этого безразличия. И страх, и похоть были резко сдвинуты.

– Я не навязывалась! – огрызнулась я и попыталась открыть дверцу.

Щелчок блокировки резанул по моим нервам.

– Адрес! – В голосе мужчины завибрировало столько силы, что я не могла понять, от чего меня вдавило в сидение – от нее или от того, что Он резко тронулся.

Я пробормотала требуемое и уставилась перед собой. Мужчина даже не кивнул, а просто свернул на нужную улицу. Ехать сейчас, когда пробки почти рассосались, предстояло минут двадцать. Но уже через пять я поняла, что находиться так близко к Нему – настоящее испытание. Стоило мне снова скосить глаза на жесткий профиль Его лица, и моя злость бесследно испарилась и вернулись прежние эмоции. И если как немного совладать со страхом, я еще имела представление, то что делать с этим жаром, который болезненно расползался по телу и туманил мозг, я не знала. Сидела неподвижно, сцепив на коленях руки, в то время как ощущала себя истязаемой и раздираемой ледяной паникой и удушающим пламенем возбуждения одновременно. Такое ощущение, что все внутри меня стало хаотичным сплетением этих двух стихий. И самое противное, что ни одна из них не боролась на моей стороне за мое здравомыслие, а только обе против.

Одна истерично хрипела: «Посмотри, он просто ужасен! Эти огромные руки с грубыми пальцами с легкостью сломают каждую кость в твоем теле и разорвут сердце! Беги! Спасайся!»

«Ох, да, эти руки! Сильные, властные, точно знающие, что делать с тобой! – липко мурлыкала вторая. – Разве у тебя было хоть когда-нибудь что-то подобное?»

«Нельзя! Стоп! Разве не видишь, кто перед тобой? – впивались в мозг морозные колючки. – Хищник! Убийца! Такие никогда ничего никому не дают! Только берут для себя!»

«А разве тебе не хочется, чтобы он взял тебя, присвоил? – распевало в ответ жидкое пламя. – Хотя бы раз, чтобы просто знать, каково это? Будет ли у тебя еще хоть один шанс испытать подобное?»

«Разве твой день и так не был достаточно плох, а дальнейшие перспективы паршивы, чтобы усугублять это, добровольно подвергая опасности?»

«Вот именно! Позволь себе глоток удовольствия! Один. Сладкий. Пьянящий. Ты же этого хочешь. Его хочешь. Так давно! Так сильно!»

Обычная разумная часть моей натуры, которая всегда и была мной, взирала со стороны за этой борьбой, нисколько не помогая мне, будто пребывая в параличе.

– Мы приехали. – Сердце подпрыгнуло, и я испуганно заозиралась. Да, действительно, иномарка замерла напротив моего подъезда.

«Решайся!» – вопила похоть.

«Беги, пока можешь!» – затыкал ее страх.

– Я… то есть… спасибо, что подвезли, – пробормотала я, дергая ручку двери.

– Не та ситуация, когда ты должна благодарить, – безразлично ответил Он, и громко щелкнула блокировка.

– Просто я хотела… – Боже, это кошмар какой-то, зачем я делаю это? Зачем мямлю? – Может, чаю?

Он повернул голову в мою сторону так резко, что мне захотелось отшатнуться. Прищурив свои глубоко посаженные глаза, вперился в меня тяжелым взглядом, который, казалось, гнул мой позвоночник, проверяя на прочность. Мужчина резко выдохнул и немного наклонился ко мне, а потом глубоко вдохнул, до предела наполняя легкие. Больше всего это было похоже на то, что он принюхивался. И от этого дикого предположения мое и так выходящее из-под контроля возбуждение стало таким острым, что низ живота стянуло в тяжкой болезненной судороге.

– Чай – нет! – отрезал мужчина, с размаху швыряя меня из огня в обжигающий холод.

Ну, вот и все. Чего ты вообще хотела, Аня? Надеялась, что он ухватится за возможность узнать тебя поближе? Размечталась, идиотка!

– Хм… ладно. Тогда до свидания! – Стремительно открыв дверь, я вылетела из салона, ощутимо приложившись плечом.

Понеслась к подъезду, растирая ушиб и одновременно радуясь ему, потому что можно списать слезы, застилающие глаза, на эту боль. Взлетев по лестнице, достала трясущейся рукой ключи. Уронила. Снова подняла и стала слепо тыкать в замочную скважину. Неожиданно сильная рука, как железным обручем, обхватила мою талию, вызывая крик, который был оборван второй ладонью, зажавшей мой рот.

– Чай не пью, – повторил голос, от которого я одновременно сгорала заживо и замерзала насмерть, – но тебе ведь совсем не это от меня и нужно.

Он не спрашивал. Зачем?

Я застыла, а Он освободил мой рот и, отобрав ключи, открыл замок. Без всяких церемоний практически втолкнул меня в мою же прихожую и захлопнул дверь.

Глава 11

Темнота обрушилась на меня, отрезав от внешнего мира и любой возможности позвать на помощь. Хотя мне почему-то казалось, что ее не было и до этого, с того самого момента, когда я решилась сесть в машину. Но именно сейчас я до конца осознала всю окончательность и неотвратимость ситуации. Было ли мне страшно? Безумно. До такой степени, что уже нельзя было сказать: стало этой эмоции больше или меньше, потому как любые критерии размера отказали ввиду чрезмерности. Ведомая чужой волей, сделала один шаг, второй, и снова рука властно сжала талию, безмолвно приказывая остановиться, и меня начало потряхивать от сдерживаемой силы этого простого движения. Откуда-то я знала, что Ему ничего не стоит просто сломать меня пополам, сжав чуть настойчивее. И я абсолютно ничего не смогу сделать, пожелай Он осуществить это. Ни оказать сопротивление, ни вымолить пощаду. Я поймана в ловушку, бессильна, уязвима, и нет никого и ничего, что могло бы спасти меня. Эта мысль потрясла своей обреченностью и одновременно освободила.

Даже если бы я сейчас была способна думать об этом и очень сильно захотела, ни за что не смогла бы хоть как-то скрыть звук своего рваного дыхания в полнейшей тишине темной прихожей. Привычные уютные ароматы дома нахлынули на меня, но тут же, словно испугавшись, мгновенно отпрянули, отдавая место лишавшему меня способности мыслить запаху прижавшегося ко мне сзади мужчины. Они трусливо отступили перед Ним, безоговорочно признав Его силу и собственную неспособность оказать мне хоть малейшую помощь в попытках вернуть адекватность. Широкая ладонь легла на мое горло, вынуждая откинуть голову на твердую грудь позади, и жесткая щетина царапнула кожу, когда Он провел носом по шее, снова глубоко принюхиваясь, захватывая мое внимание полностью. Его большой палец с нажимом прошелся по нижней губе и переместился, замерев над тем местом, где колошматил мой пульс, будто он желал установить контроль и над ним. И в этот момент мой страх, достигший своих крайних пределов, поразительным образом переродился, став новой гранью моей неожиданно проснувшейся зверской похоти. Он влился в ее и без того дикий поток, придав в разы больший объем, глубину и лишив меня последней надежды удержаться в рамках разумности. Ощущение не постепенное, нарастающее, напоминающее стремительное путешествие сознания из холода в тепло. Нет! И близко не так! Скорее уж – быть нигде и не чувствовать ничего и в следующее мгновение оказаться в кипятке. Невыносимо остро, но это как будто первое, что я вообще по-настоящему чувствовала, и я еще понятия не имела, боль это или же безграничное удовольствие, и меня просто согнуло в Его захвате, оглушив собственным протяжным стоном.

– Мужчина… тот, кто касался сегодня твоей кожи, он настолько плох, чтобы оставить женщину до такой степени нуждающейся?

Слова… доходили до моего сознания очень медленно, потому что я слышала только сам голос.

Одна его низкая, чуть насмешливая вибрация была многократно больше, чем страстные ласки моих прежних любовников. Липла, катилась по телу так, как если бы я уже была совершенно обнаженной, и Он касался меня сразу и повсюду, выжимая из моего тела всю влагу, которую оно было в состоянии отдать. Я распахнула глаза, как будто зрение было способно дать мне хоть какую-то мизерную опору в этом диком водовороте, утягивавшем меня вниз, на такой уровень глубины, где не останется уже ничего, кроме самой низменной, исконно плотской нужды. Но все, что я могла смутно разглядеть в темноте – это белое пятно собственного лица в большом зеркале с потеками косметики и распахнутым ртом, ловящим воздух, которого так сильно не хватало, и огромную ладонь на моем горле. А мужчина, стоявший позади, – сама тьма, захватившая и окутавшая меня, отнявшая все мое пространство и волю. Я не могла Его разглядеть, как бы ни старалась, но никогда никого и ничего я не ощущала так отчетливо и неоспоримо – каждым нервным окончанием.

– Я не хотела этого… его. – Я ни за что не узнала бы в этом задыхающемся скрипе собственный голос.

Новое ласкающе-ранящее скольжение теперь уже Его рта по моей шее, и я захрипела, почти балансируя на грани оргазма. Боже, неужели мне так мало нужно?

– Не хотела…

Мне было плевать, что Он, казалось, звучал совершенно равнодушно, потому что Его голос уже был наградой для моего дрожащего тела.

Его рука сдвинулась с талии вниз и бесцеремонно задрала юбку. Без поглаживаний и прелюдий Его пальцы с грубой кожей пробрались под белье и прошлись по моим складкам. И я ничего не могла сделать с тем, что закричала, и мои бедра задергались в попытке получить больше этих наглых прикосновений. Зажмурила глаза до ярких разноцветных искр и отчаянно погналась за нарастающим внутри шквалом. Но срывающее все мои тормоза давление исчезло, и я готова была зарыдать от этой невыносимой потери. Как же все было близко и до какой же степени недостаточно! Приподнять веки – целый подвиг сейчас для меня. Я увидела смуглую руку прямо перед моим лицом, ту самую, что только что пообещала, а потом жестоко лишила меня столь необходимого оргазма, и снова услышала, как Он вдохнул глубоко и протяжно, раз, еще и еще, в конце издав странный рокочущий звук. И я непонятно почему вторила ему, ловя собственный запах, и откуда-то знала, что пахну просто как сплошное концентрированное желание.

– Но сейчас-то ты точно хочешь. – Он не спрашивал, утверждал. И все, что я могла, – это просто слабо кивнуть.

Шли секунды тишины и неподвижности, разбавленные только моим оглушающим дыханием и грохотом крови в ушах, и каждая из них была как ступень вверх по лестнице моего беспощадного возбуждения, готовая вот-вот закончиться обрывом, на краю которого мне ни за что не удержаться. И когда мне показалось, что эта пауза стала просто невыносимой, и я безумно захотела, чтобы это закончилось уже все равно как, лишь бы наступил предел, рука, лежавшая на моем горле, сместилась на подбородок и развернула лицо к Нему.

– Тебе очень повезло, что наши желания сегодня совпадают, – пробормотал Он прямо у моих губ и поцеловал.

Нет, просто поцелуем этот варварский захват моего рта назвать недостаточно. Он вломился, как беспардонный захватчик, потребовал всю меня без остатка не как любовник, стремящийся дать обоим наслаждение, а как сильнейший, отбирающий все для себя, просто потому что хотел этого. Но в моем состоянии это было абсолютно не важно. Я уже находилась за гранью, где существовали сами понятия о гордости или унижении, собственном оскорбленном достоинстве, взаимности или даже чувстве самосохранения. Я – один сплошной инстинкт, и каждая моя клетка вопила о том, как безумно жаждала его полного обладания. Я перестала отдавать отчет отдельным движениям, остались лишь картинки – ослепляющие, бесстыдные, сжигающие заживо. Звуки – пошлые, влажные, ритмичные, тесно сплетенные с ощущениями дерзкого вторжения.

Он разорвал поцелуй и просто толкнул вперед, развернув, вынудив опереться на тумбу передо мной и практически уткнуться лицом в зеркало. Прохлада на моих обнаженных бедрах, резкий ожог от исчезнувшего в момент белья, давление на поясницу, бесцеремонное натяжение волос и первое жесткое проникновение. И все! Я кончила сразу, мгновенно, как никогда в жизни. Скорее всего, я кричала, истошно и надрывно, потому что мои легкие горели от пустоты. Руки не держали меня и подломились, и от удара лицом о зеркальную поверхность спасал лишь захват моих растрепавшихся прядей. Ноги тоже мне не подчинялись, и жесткое ребро тумбы вжималось в живот, когда Он мощно и безостановочно вколачивался в меня – бессильно распростертую под ним. Но Его, похоже, это не устраивало.

– Этого мало! – прогрохотал Его голос у моего уха, едва мои спазмы начали идти на убыль.

Рывок назад, я снова стояла прямо, вжатая в Его грудь намертво, пока Его бедра продолжали резкие, размашистые движения. Рука, державшая мою талию, переместилась к лобку, а вторая, отпустив волосы, властно стиснула грудь. Сильные, грубые пальцы терли мой клитор, то нажимая почти до боли, то едва постукивая по нервным окончаниям. И я, захлебнувшись хрипом, вцепилась в Его кисть, умоляя прекратить. Ни за что на свете я не смогу кончить так быстро снова, да еще после испытанного только что. Но ему было плевать на мою уверенность, Его рука – как из живого подвижного камня, и все мои попытки оторвать ее от себя или хотя бы замедлить, абсолютно тщетны. Но эта борьба за остатки себя что-то сделала со мной. И я в считанные секунды опять оказалась балансирующей почти на самой грани невыносимого наслаждения и сдалась.

– Ну, вот и все! – прозвучал неприкрытым торжеством шепот, кажется, прямо у меня в голове, а вслед за ним последовало несколько сокрушительных толчков, стремительно превративших мое «почти» в безнадежное падение в бездну чистейшего экстаза, и Его долгий протяжный стон.

Этот звук был наполнен таким первобытным, практически животным удовлетворением, что, пропуская его через себя, я ощутила новую волну всепроникающего удовольствия, совершенно иную, чем прежде, но от этого нисколько не меньшую. Какое-то время я была глуха и находилась нигде, не осознавая своего положения в пространстве. А потом в это блаженное, окутывающее меня со всех сторон ничто пробился противный навязчивый звук. И спустя секунду я вздрогнула, потому что одномоментно лишилась всего: тепла, Его присутствия в моем теле, запаха, звуков, даже этого мерзкого, все разрушившего писка. Краткая вспышка тусклого света, порыв холодного воздуха на моей еще разгоряченной и влажной коже, щелчок замка… и я осталась одна. Ноги окончательно предали меня и, пошатнувшись, сползла по стене, пытаясь хоть как-то уместить в голове то, что случилось сейчас. Нет, не само случилось. Я это спровоцировала и позволила случиться. И вот сидела теперь на полу собственной прихожей с голой задницей, трясущаяся, истощенная до предела, удовлетворенная, как никогда в жизни, откровенно использованная и отброшенная, как вещь. Безумный итог чокнутого дня.

Глава 12

Мне потребовалось какое-то время, чтобы вернуть себе способность мыслить сколько-то адекватно и владеть своим телом. Я осознала, что сижу во влажной одежде, пол далеко не теплый, а внутренняя сторона бедер липкая и скользкая. А еще отсюда только что вышел мужчина, который мог не просто поиметь меня, как ему вздумается, но и оказаться натуральным психом и разделать, как тупую овцу, коей я, судя по поведению, и являюсь. Поэтому первое, что сделала – быстро поднялась и заперла дверь. Ну да, очень своевременное действие! Как будто он вернется или не сделал уже все, что хотел! Так что запертый замок – это скорее некое ритуальное действо, подчеркивающее для меня, что на сегодня сумасшествие окончено. Но то, как Он ломанулся, услышав писк сигналки своего брелока, все же задело что-то внутри, вызвав легкую грусть. Ну, а с другой стороны, чего я ждала? Продолжения банкета в виде чаепития с чинной застольной беседой? Не представляю его, мирно попивающего горячую жидкость, хотя, наверное, и вообще совершающего какие-то обыденные вещи, нормальные для большинства людей. Даже не знаю почему. Зачем-то побрела на кухню и, включив свет, заглянула в ящики. И начала истерично смеяться. У меня даже чая нет, вообще! Я его не пью, а с уходом Олега держать его стало не для кого. Покачала головой и поплелась в ванную. Нашла главную проблему – чая нет! А то, что только что занималась незащищенным сексом с незнакомцем, это, типа, ерунда незначительная! Благо беременность мне не грозит, потому как по ощущениям в ближайшие часы начнутся те самые дни, но вот болезней никто не отменял! На мужчину, не следящего за своим здоровьем, Он точно не был похож, но, однако же, не потрудился у меня осведомиться, нужна ли защита. Ладно, об этом я подумаю завтра. Набрала ванну и погрузилась туда, зашипев от легкого жжения в интересном месте. Лежала так, позволяя времени и отзвукам ощущений проходить сквозь тело и растворяться в теплой воде, согревающей и расслабляющей мышцы и разум. Никаких угрызений совести или паники не пришло. Я вообще отказывалась ощущать себя виноватой или даже пострадавшей. Да, контакт вышел, так сказать, через одно место, но я его хотела, по-настоящему сильно, неделями изводила себя фантазиями и мучилась вопросами, так что никакого раскаяния или сожалений. Я получила именно то, что хотела, – знание, каким Он будет, как пахнет, как чувствуется, когда ближе некуда, даже внутри. Буду ли я сожалеть позже об этих знаниях? Возможно. Но сейчас это не представлялось важным. Я была слишком эмоционально перегружена и физически истощена, чтобы вообще задаваться такими вопросами и заглядывать наперед. Хотя легкое беспокойство при мысли столкнуться с Ним лицом к лицу снова я испытывала. С другой стороны, глупость, конечно. Он меня мог и в лицо-то не запомнить! Подобрал на улице в сумерках растрепанное, зареванное, мокрое чудовище с расплывшимся макияжем. Всю дорогу в полутьме, быстрый секс вообще в полной темноте… Очень похоже, что я единственная, для кого это было событием с возможными последствиями. Он-то, едва кончив, вылетел и умчался по своим тем самым «более важным и интересным делам». А может, позволив себе небольшое пикантное приключение, поехал домой, к жене и детям, в свою обычную жизнь, чтобы никогда даже не вспоминать обо мне. Так, стоп! Вот это уже сильно смахивает на жалость к себе или желание раскопать грязь там, где ее, возможно, нет и в помине, а этого мне совсем не надо! Пришел, случился, ушел. Ну и черт с Ним! Да, это не то, к чему я привыкла, и несоизмеримо меньше того, о чем мечталось в идеале, но и не повод чувствовать себя униженной и жалкой! Если и был факт использования, то, безусловно, обоюдный, уж мое тело с этим точно согласно. А для беспокойства и дискомфорта у меня достаточно поводов, никак с Ним не связанных. Например, тот факт, что на работе теперь жизнь малиной не будет. А еще моя трусость и слабость в ситуации с этим уродом-охранником. По-хорошему, мне сейчас следовало бы сидеть в отделении и писать на него заявление, а не в ванной откисать… Я резко села, вспомнив Его слова: «Тот мужчина, что к тебе сегодня прикасался…» Но как, черт возьми, узнал? Я выбралась из ванны и, подобрав с пола свою влажную одежду, стала нюхать ее, даже не понимая в первый момент, как глупо, должно быть, выгляжу. Все, что смогла уловить – собственный запах и сырость. Противным парфюмом ублюдка, лапавшего меня, не фонило, что меня порадовало, но и терпкого и странно-экзотичного запаха моего случайного стремительного любовника не осталось, как будто Он мне только привиделся. И это немного огорчало.

Снова продрогнув, я отказалась думать и анализировать странности и решать, как поступить сию же минуту. В конце концов, я могу завтра просто не пойти на работу, сославшись на болезнь, заодно разберусь в себе и предоставлю новой начальнице и ее группе поддержки прекрасную возможность проявить себя во всей красе, особенно учитывая тот греющий мою душу факт, что необходимость сводить квартальный отчет никто не отменял. Мелко и гадко с моей стороны? Да плевать!

Потянувшись и с наслаждением зевнув, я забралась в постель и заснула почти моментально. Пробуждение утром было похоже на выныривание с огромной глубины. Такое чувство, что я всю ночь пребывала в некоем пространстве, наполненном густым, плотным коктейлем поразительных, вибрирующих обнаженной чувственностью звуков; сочных, одурманивающих насыщенностью запахов; ярких, чистых цветов, насквозь пронизанных солнечным светом, и первобытных ощущений, дающих иллюзию бесконечной свободы. А проснувшись, оказалась в месте, где даже сам воздух разбавлен серостью, не говоря уже даже обо всем остальном. Хлопая глазами, я некоторое время обводила глазами свою комнату, избавляясь от чувства, что из оригинального и концентрированного, переполненного жизнью и энергией пространства меня выкинуло в жалкое размытое подобие действительности. Мозг делал судорожные попытки удержать подробности, детали, но они стремительно стирались, как могли бы раствориться краски под мощным потоком воды. Меня и раньше посещали краткие моменты, не то чтобы видений, а измененного восприятия, что ли. Но они были совсем недолгими и неотчетливыми и больше походили на головокружение, сбивающее на пару секунд сам угол зрения на окружающее. А сейчас было стойкое ощущение, что я провела часы где-то в другом месте. Вот только где и что там было – вспомнить совершенно невозможно.

Но, однако же, даже исчезнув, мое ночное наваждение оставило меня поразительно полной сил и непривычной уверенности в себе, причем прямо-таки на грани азартной агрессии, так что желание выбирать тактику уклонения от рабочих проблем исчезло начисто. Будильник я не переставила и поэтому однозначно опаздывала, учитывая, что добираться надо было на общественном транспорте. Но я не стала метаться, а позвонила и оставила на рабочем телефоне сообщение, что первую половину дня буду заниматься личными делами. Спокойно сварила кофе, без спешки позавтракала и оделась, выбирая сегодня одежду особенно тщательно. Когда уже выходила из квартиры, мне позвонила госпожа начальница.

– Коломина, что значит, ты будешь заниматься личными делами? – сразу без прелюдий перешла она в наступление.

– Это значит именно то, что я сказала. Неожиданно возникшие обстоятельства сугубо личного характера. Первую половину дня меня не будет. С этим какие-то проблемы? Не припомню, чтобы они были у других, – спокойно ответила я, неторопливо спускаясь по лестнице.

– Нам завтра квартальный отчет сдавать! А в документах черт ногу сломит! – почти завизжала на меня госпожа Верей.

Я усмехнулась. Черт, может, и не сломит, а вот ты-то точно даже понятия не имеешь, как к ним подступиться.

– Ну, так вы же начальник, Светлана Васильевна, вот и организуйте грамотную и эффективную работу, у вас, в конце концов, целый отдел в подчинении! – Я старалась звучать равнодушно, а не насмешливо.

– Ты сейчас издеваешься надо мной? Мстишь за вчерашнее? – зашипела Светочка, заметно сбавляя тон.

– Не имею такой привычки, но если даже и так, то что, собственно, будете с этим делать?

– Думаешь, незаменимая? Да если я захочу, ты с фирмы в три секунды вылетишь и с такими рекомендациями, что тебя и улицы мести не возьмут!

Мне неожиданно стало совершенно наплевать. В одну секунду все реалии моей жизни выстроились в стройную цепочку. Уволят? Такая уж это трагедия? Кредит за машину выплачен, квартира у меня своя, сбережения есть, даже если поиски достойного места затянутся. Чего мне, собственно, бояться? Жаль тех лет, что я потратила на работу в этой фирме? Есть немного, но если подумать и отбросить ложную скромность, то это будет больше их потеря, а не моя. Не люблю резких изменений в своей жизни? Ну, не люблю, а что поделать? Не трагедия ведь. Конечно, можно загрузить себя мрачными мыслями о том, что новое место может оказаться не лучше прежнего и все начинать заново. Но вот не пугает это меня, уж не знаю почему. Так что пошла ты, Светочка!

– Желаю удачи в осуществлении всех ваших хотений, Светлана Васильевна! – На кончике языка так и крутилось, что ей известен прекрасный прямой и действенный способ добиться желаемого, но я сдержалась. – Увидимся после обеда!

Я пешком дошла до частной клиники в двух кварталах от дома, где оказалось на удивление пустынно в такой час. Наплевав на смущение, объяснила в общих чертах суть моего вчерашнего приключения. Совсем отключила телефон, пока проходила процедуры и сдавала анализы. Поколебавшись, решила все же сначала поговорить с Владимиром, прежде чем обращаться в органы. Созвонилась с сервисным центром и договорилась ждать их на парковке, когда они пришлют эвакуатор, чтобы забрать машину в ремонт. Основной поток народа, рвущегося к своим рабочим местам, схлынул, и я села в автобусе у окна и с удивлением поняла, что сто лет не занималась простым рассматриванием проплывающих мимо улиц и спешащих или праздно шатающихся пешеходов, деревьев, покрывших себя всеми оттенками красного и желтого, приветствуя уверенно наступающую осень. Такое впечатление, что все это выпадало из моего восприятия, как неважное и несущественное, а сейчас будто кто-то протер запыленное стекло, и я обнаружила массу оттенков и деталей там, где раньше все было как-то смазано.

Стоя на парковке в ожидании сотрудников автосервиса, я не стала отворачиваться и отводить взгляд от входа в здание напротив. Сердце привычно замирало, когда двери открывались, и в тоже время нечто похожее на спокойный фатализм заполняло сознание. Если Он сейчас выйдет и не узнает или просто не подойдет, я сама не побегу, это уж точно. Но если все будет наоборот, то и отталкивать или играть в недотрогу тоже не стану. Не смогу потому что.

– Как ночь прошла, сучка? – раздался за спиной мерзкий голос, от которого я в первый момент опять впала в ступор.

Глава 13

Спина взмокла моментально, и первой почти животной реакцией было – бежать. Но я не оборачивалась и не отрывала взгляда от заветной двери, и это будто по капле возвращало мне равновесие и теснило панику. Черт возьми, мы днем, посреди открытой парковки, где уж точно ведется видеонаблюдение! Ничего это козел мне не сделает! Скованные мгновенным параличом легкие попустило, и я снова задышала ровно.

– Игнорируешь, стерва? – Сволочной тип обошел меня и встал впереди, сверкая своими желтыми зубами в широкой улыбке, останавливаясь не слишком близко, но, однако, на мой взгляд, все же нарушая личное пространство. Впрочем, его нахождение со мной в одном городе уже ощущалось его нарушением. Хотя издали мы, наверное, выглядели как пара мирно беседующих, случайно пересекшихся знакомых.

Придурок сегодня был уже в обычной одежде, а не в строгой форме с бейджем, и она не могла скрыть его оплывшие бока и пивной живот. При ярком дневном свете и вынужденная против своей воли рассматривать его пристально, я невольно содрогнулась от того, насколько же омерзителен он был. Паршивая, нездорового землистого оттенка кожа, с пигментными пятнами и огромными порами, синюшные мешки под блеклыми, будто выцветшими глазами слегка на выкате, неопределенного цвета редкие жирные волосы. Тонкие бледные губы, масса морщин, явно не по возрасту, и фигура, откровенно говорящая, что свободное время он проводит не в зале или на прогулках, а сидя с банкой пива перед телевизором. Как вообще кого-то выглядящего настолько непрезентабельно и отстойно взяли в охрану, учитывая, что при всей моей нелюбви ко всей их братии, остальные-то парни были вполне молодыми и спортивными. А этот словно потасканный пьянчуга далеко не первой свежести, каким-то чудом затесавшийся в их ряды. Он так всегда выглядел? Не замечала, но справедливости ради, я вообще не особо рассматривала никого из секьюрити.

– Понятия не имею, к кому вы, мужчина, обращаетесь! – стараясь быть предельно равнодушной, процедила я.

– А тут никого кроме меня и тебя, вроде, не наблюдается, – нахально фыркнул он и подался чуть вперед, обдавая меня несвежим дыханием. Мне действительно дорогого стоило не дрогнуть и не шарахнуться от него, а просто спокойно шагнуть назад и опереться бедром на капот моей машины.

– В таком случае вы, очевидно, склонны разговаривать с собой. В вашем возрасте тревожный симптом. К врачу бы сходили, – собрав смелость, усмехнулась в его оплывшую физиономию.

– Ты, я посмотрю, сегодня осмелела, голосочек окреп, взгляд такой борзый. Чувствуешь себя в безопасности? Напрасно, ой как напрасно! – Его рот отвратительно искривился, а блеклые глазки злобно прищурились, и он демонстративно прошелся по моему телу сверху донизу похотливым взглядом. Я стиснула руки в кулаки, стараясь выглядеть невозмутимой, хотя от откровенного ощупывания глазами к горлу подкатила тошнота. И это словно сорвало пломбу с моего терпения.

– Напрасно ты, поганка убогая, со мной связался. – Злость победила страх и омерзение и смыла их окончательно. – Я тебе очень советую идти и освобождать свой шкафчик в раздевалке, и это в лучшем случае. А если не исчезнешь с моего горизонта сию же секунду, то можешь начинать сухари сушить, сволочь!

– Ох, как страшно! – презрительно рассмеялся он, но, однако, отступил. – Такая вся из себя самоуверенная! Я тебе каждое твое наглое словечко членом вобью прямиком в глотку!

– Если ты, не дай бог, решишь сдуру свой жалкий отросток из штанов при мне вытащить, то клянусь, сразу его и лишишься, – в ярости прошептала я, теперь уже сама подаваясь вперед и желая вцепиться в его рожу.

– Посмотрим, будешь ли ты считать его жалким, когда будешь визжать и выпрашивать еще, как и все до тебя! – шипел он ядовитой гадюкой.

– Да я скорее сдохну, чем буду настолько отчаянной, чтобы подпустить такое ничтожество! Убирайся с глаз!

Он резко снова шагнул ко мне и неожиданно схватил за руку. Возможно, это выглядело как рукопожатие, но моя ладонь оказалась стиснута так сильно, что у меня едва ноги не подломились.

– Уйду. Сейчас. Но только посмей сказать кому-то хоть слово, и я тебя так пожалеть заставлю, что тебе небо с овчинку покажется!

– Пошел на хер! Прощайся с работой! – Я сильно рванула руку на себя, и только наличие за спиной машины не позволило мне упасть, когда он отпустил.

– Время покажет, – огрызнулся он и попятился, а я услышала шуршание шин позади и, обернувшись, увидела эвакуатор.

Разобравшись с авто, пошла в офис. Разговор с парнем из сервиса отвлек меня от неприятной встречи, но все равно ноги ощущались как ватные, и рука тряслась и ныла, когда я протянула ее к дверной ручке. Решив больше не спускать на тормозах, отправилась сразу к Владимиру. Когда, постучав, получила разрешение войти, он заканчивал телефонный разговор. И судя по лицу, не слишком приятный. Когда я села, он сосредоточенно и недовольно уставился на меня, продолжая угукать в трубку.

– Ань, ну вот что за народ вы, бабы! – без всякого приветствия начал он, едва его собеседник отключился. – Вот поговорили вчера как люди, мне казалось, ты все поняла и прониклась, в каком положении оказалась по своей же глупости и упрямству, и сегодня прямо с утра – на тебе, жри не обляпайся!

– Вов, что-то не пойму, о чем ты? – безразлично пожала я плечами.

– Да все ты понимаешь! Зачем ты эту заразу блондинистую дразнишь? Она уже с утра пораньше мне истерику припадочную устроила, потом любовнику своему позвонила и на тебя нажаловалась, а он мне мозг вынес, чтобы я нашел способ на тебя воздействовать и поставить на место!

– А ты ему не сказал, что это самое мое место его Светуля бесполезно занимает? – не выдержав, огрызнулась я.

– Коломина, ты не забывайся-то! – уже натурально заорал на меня. – Я понимаю, что ты работник ценный! Но незаменимых-то нет!

– Ну так заменяй! – не сдерживаясь больше, повысила голос в ответ.

Владимир подошел к окну и, открыв его, пару минут стоял, высунувшись, и дышал, тихо матерясь себе под нос.

– Как же меня задрали ваши бабские манипуляции и дрязги! – пробубнел он, разворачиваясь опять ко мне.

– Насколько мне помнится, я в участии в чем-либо подобном раньше замечена не была, – ответила уже сухо, без эмоций. – Я на работу ходила и хожу работать, а не интригами и сплетнями промышлять! На это не имею ни желания, ни времени.

– Ну, тогда скажи ты мне, зачем эту дуру оскорбила? – воздел начальник руки к потолку.

– Я? – Нет, все понимаю, но это прямо перебор! – Вов, с какого момента взять полдня на решение проблем личного характера является оскорблением? С того, как Светлана Васильевна стала у нас начальником?

– Ань, другого времени ты выбрать для этого не могла?

– Ну, извини, так уж вышло, что не могла! Но в любом случае я впредь намерена заниматься только тем, что входит в мои непосредственные обязанности – ни шагу ни вправо, ни влево! Никаких сверхурочных, читай почти круглосуточных, и подтираний задниц криворуким непрофессиональным бездельникам, – больше не хотела кричать, но постаралась донести всю серьезность моего настроя. Хватит с меня!

– Ты ведь понимаешь, что это равносильно остановке работы?

– Даже если и так, то разве это моя вина?

– Да, не твоя! Не твоя, но мне-то от этого ни черта не легче! – Владимир махнул рукой, сбивая с подоконника кактус, и снова цветасто выругался под нос.

– Прости, я всегда шла тебе навстречу, но что-то подустала тащить на себе все, – смотрела на осколки и обнажившиеся корни и отказывалась чувствовать себя виноватой. – Считай, подорвалась!

Владимир горестно и протяжно вздохнул и, подтащив стул, уселся напротив меня так, что наши колени соприкасались. Он наклонился вперед и устало закрыл лицо руками, теряя на минуту весь свой стильный лоск и гордую начальственную осанку.

– А-а-а-ань, ну помоги ты им в этот раз! – пробурчал он и посмотрел на меня снизу вверх несчастно.

– Помоги – это, типа, сделай опять все сама? – На самом деле мне его было ужасно жаль, да и вечный дискомфорт от понимания, что работа не будет сделана, никто не отменял. Вот что я за создание такое несуразное в этом смысле?

– Ну, А-а-ань… Я что-нибудь придумаю потом, обещаю! Но сейчас на это времени уже нет!

– Ладно, – со вздохом согласилась, внутренне ругая себя последними словами за мягкотелость и четко осознавая, что сто раз пожалею. – Но я к тебе не просто так пришла, между прочим!

– Ань, солнышко, все что хочешь! Хочешь, на руках носить буду? – вскочил разом повеселевший начальник и метнулся к своей навороченной кофемашине.

– Да сдались мне твои руки, тем более теперь, когда я знаю, кого и как ты ими трогал! – отмахнулась я. – Я пришла требовать увольнения одного охранника.

– Опа! И, собственно, что стряслось? – Кофе был тут же забыт.

– Он… приставал ко мне вчера и сегодня на парковке угрожал! – Я кривилась, ощущая себя так, словно раздеваюсь перед ним. Хотя с чего это я должна чувствовать стыд и неловкость в подобной ситуации, но вот поди ж ты, аж вспотела опять.

– То есть приставал… вот прямо приставал или… – Владимир склонил голову набок, изучая меня пристально.

– Вов, вот не думала, что у тебя при таких вопросах приморозит, – раздраженно взмахнула я руками, пытаясь стряхнуть смущение. – Приставал – это значит приставал, а не просто отпустил пару сальных шуточек или пялился нахально! Не флиртовал, не пытался подкатить, не был слегка навязчив! Он, черт возьми, лапал меня! Я вообще не понимаю, как такое недоразумение, как он, в службе безопасности держат!

– Ла-а-адно-о-о, я, похоже, даже понимаю, о ком ты. Лет под сорок, вид непрезентабельный, залысины… – Я кивнула. – Комаров. Блин.

– Только не вздумай мне сказать сейчас, что он тоже чей-то протеже и поэтому тут штаны протирает, и уволить его нельзя! – тут же начала я заводиться, видя у Владимира рассеянный взгляд, говорящий о раздумье.

– Да не то чтобы протеже, но он у нас, типа, многодетный, две семьи, дважды в разводе, так что алиментами обвешан от и до… – Владимир явно замялся, тщательно подбирая слова. – Ань, а что правда все совсем серьезно… ну, то есть ты его не простишь, если он извинится и все такое?

Он смотрел на носки своих дорогих туфель, крутя в руках пустую чашку. Это что сейчас передо мной? Проявление пресловутой мужской солидарности?

– Вов, я что, не в своем уме? Ладно, если бы это было один раз и по пьяни, мне было бы противно, но понять можно. Но он приставал ко мне вчера и прямо угрожал и оскорблял только что, и я уверена, что это будет повторяться, сколько бы раз он там при тебе ни извинялся. Он сволочь, мерзкая сволочь и… короче, просто выбирай! Или у тебя на столе приказ о его увольнении, или мое заявление об уходе!

– Все, я понял, Ань, вот долбаных попыток бабского шантажа мне на сегодня выше крыши! Ты в полицию ходила? – Я помотала головой. – Ну и правильно, не ходи. По-тихому утрясем, не фиг шум поднимать!

Я была не согласна, мне очень хотелось, чтобы мерзавца хоть как-то наказали, но, собственно, черт с ним! Нервы дороже! Поэтому и пошла на рабочее место, давая себе слово, что это последний раз, когда я соглашаюсь на что-то, когда вся моя натура восстает против. И это касается и работы, и ситуации с этим охранником, вообще всего! Если бы я знала тогда, насколько ошибаюсь, то ужаснулась бы!

Глава 14

Естественно, несмотря на все мои усилия избавиться от принудительно-добровольной работы быстрее, к тому моменту, когда я закончила отчет, за окном было уже совсем темно. Даже то, что я, забив на полные яростного недовольства взгляды, скинула часть всего объема на Светочку, не заботясь, кому она передаст эстафету в силу своей полной бездарности, все не слишком ускорилось, но хотя бы душу грело, что в этот раз я не одна сижу тут до такого времени. Решив не повторять своих же ошибок, я вызвала такси прямо из кабинета, попросила подать его к самому крыльцу и не вышла, пока водитель не отзвонился мне, что уже на месте. Так же я не постеснялась попросить его поставить машину перед моим домом так, чтобы фары ярко освещали подъездную дверь, над которой малолетние придурки вечно разбивали лампочки, и подождать, пока я не наберу код и не нырну внутрь. Мои предосторожности оказались излишними. Никто не поджидал меня ни снаружи, ни внутри, и поэтому мои сожаления по поводу того, что я повелась на просьбу начальника не подавать заявление, вроде немного рассеялись. С одной стороны, это малодушно, и урод, не добравшись до меня, наверняка возьмется за кого-то еще, но с другой… мне что, больше всех надо, и я чертов черный плащ и борец со злом? Все, чего я хочу, это спокойствия и отсутствия всяких потрясений в моей размеренной жизни, а зная даже издали наше правосудие в действии, понимала, что, обратись я в органы, и начнется бесконечная череда нервотрепок и хождений по казенным домам. Ну, по крайней мере, именно так мне это и виделось.

Ждала ли я, что в дверь позвонят, и я увижу там Его? Нет конечно. Хотела этого? Да, естественно. Вот только произойди такое, и я не представляла, как себя вести. Но, в конце концов, я слишком устала сегодня, да и, как обычно, первый день месячных, несмотря на горсть обезболивающих, был настоящим мучением, так что я, выбросив все из головы, свернулась калачиком в постели, пригрелась и уснула.

Проснулась от ощущения чужого тяжелого взгляда. Именно взгляда, а не присутствия. Ощущение было таким мощным и обездвиживающим, что я даже потеряла на какое-то время способность дышать. Так, будто на лицо и все тело положили подушку, причем наполнена она была не легкими перьями, а тяжеленным песком или даже дробью. Грудь была так сдавлена, что просто нельзя было вдохнуть. Единственное, что все еще подчинялось мне, – это глаза, и я панически осматривала комнату в поисках возможного источника творящегося со мной. Но я была совершенно одна, что, впрочем, никак не помогало справиться с ослепляющей паникой.

Сложно сказать, сколько продолжалось это состояние, но достаточно для того, чтобы в голове помутилось, и перед глазами замельтешили ослепительные разноцветные пятна. А потом давление, чем бы оно ни было, просто исчезло, оставив меня трясущейся в собственной постели, жадно и со свистом заглатывающей порции столь необходимого воздуха. Сердце колошматило так, что это вызывало пронзительные уколы боли через каждые несколько ударов. Я села и, опершись о стену, подтянула к себе колени, задаваясь вопросом, а не стоит ли вызвать скорую. Но, однако же, несколько минут спустя стало легче. Кажется, ужасные ощущения были напрямую связаны с накрывшей меня в первый момент паникой и потихоньку шли на убыль вместе с нею.

Ядовито-зеленые цифры сообщили мне, что сейчас четыре утра, но, само собой, о дальнейшем сне не шло и речи. Как только совсем попустило, я почувствовала, что все тело покрыто, как пленкой, тонким слоем пота, и волосы противно липнут к шее и лицу. Душ я принимала так долго, что кожа на пальцах побелела и сморщилась, но это помогло ощутить себя почти нормально. Ноги не тряслись, и руки, когда готовила кофе и вынужденный ранний завтрак, почти не дрожали. Правда и идеи – что же это такое было, тоже отсутствовали. Скорее всего, нужно просто пойти и полностью обследоваться. Может, у меня и правда проблемы с сердцем или дыхательной системой, которые не давали о себе знать раньше, что совсем не удивительно после того, насколько болезненной я была в детстве. Так уж вышло, что после маминой смерти я не болела ни разу, даже легкой простудой, и регулярные женские недомогания были моей единственной проблемой, но это не значит, что прежняя слабость здоровья не могла вернуться неожиданно и без предупреждения.

В офисе сегодня я была намного раньше остальных, поэтому и позволила себе пойти на поводу у ставшей привычной слабости – постоять у того самого окна, хотя и знала, что слишком рано для Его появления. Рабочий день промчался достаточно быстро, и я бы сказала даже замечательно, учитывая, что Светочка и K° старательно игнорировали меня, делая вид, будто я вообще не существую, надеясь, видимо, задеть этим своим детским бойкотом, а на деле создавая столь непривычную и благостную тишину. Никто не прибегал поканючить с вопросами или даже требованиями помочь, а точнее, сделать все за них, и это было просто сказочно. Я могла совершенно спокойно заниматься не только текущими делами и звонками, но и даже без всякой спешки сходить на обед в кои-то веки и во второй половине дня пройтись по вакансиям в сети в фирмах одного с нами профиля. В конце концов, я же не настолько наивна, чтобы поверить, что это спокойствие не зловещее затишье перед тем, как эти стервозины не придумают новый способ отравлять мне жизнь. В то, что Владимир способен или вообще имеет желание хоть как-то на это влиять, я уже просто не верила. Так что да, буду подыскивать что-нибудь. Не слишком срочно, но все же. Около пяти позвонили из сервиса и сообщили, что машину можно забрать, и это окончательно сделало мой день хорошим, и даже ночное происшествие и недостаток сна уже утратили свое тягостное влияние. К тому же я нашла в сети один магазинчик неподалеку, который торговал разными средствами самообороны, и решила, что самое время обзавестись чем-нибудь способным доставить пару минут дискомфорта козлам вроде этого охранника, случись мне снова с подобным столкнуться.

К дому я подъезжала уже на своей машине, и карман приятно грел маленький, но, по заверениям продавца, мощный электрошокер. Конечно, штуковина производила пугающий треск при демонстрации, от которого у меня самой все обмирало, и газовый баллончик был бы менее радикальным решением, но что поделать, если моя долго дремавшая кровожадность требовала настоящих мучений любому, кто рискнет посягнуть на мое личное пространство снова. И плевать, насколько это негуманно или мстительно с моей стороны. Я отказываюсь снова бояться, вот и все!

Взяв пакеты из продуктового в одну руку, а мое новое орудие самообороны в другую, я гордо прошествовала через парковку перед домом и уже почти расслабленно набрала код. Бегло оглядев подъезд, облегченно вздохнула и стала подниматься. Уже преодолевая последние ступеньки, сунула в карман шокер и стала нашаривать ключи. И в этот момент меня, словно не имеющую веса, с огромной силой швырнуло вперед. Причем так, что, пролетев несколько метров, я врезалась в стену и осела – оглушенная и шокированная. В носу что-то хрустнуло, потекли теплые струйки, а в челюсти взорвалась обжигающая боль. В глазах потемнело, но мне не нужно было зрение, чтобы понимать, что происходит.

– Ну что, сучка, допрыгалась? А я ведь тебя предупреждал! – Господи, как же я ненавижу этот голос! А от мерзкого запаха дыхания у самого моего лица и ощущения чужого тела, прижимающегося сзади, к горлу стремительно подступает тошнота.

– Ну, вот и пришло время наказания для тебя, дрянь, и веселья для меня! – просипел он и потянул к моей двери.

Горло свело, и попытка ответить или закричать закончилась ничем.

Но ублюдок все равно попытался зажать мне рот и резко выдернул ключи у меня из рук, разодрав пальцы. Действия, настолько похожие на происходившие в этом же месте совсем недавно, но черта с два это для меня одно и тоже, черта с два я смирюсь! Что есть силы, не обращая внимания на треснувшие губы, укусила сволочь за руку. Он зашипел и снова швырнул меня о стену. Я опять оглушена и на грязном полу. Но, несмотря на сильную боль, быстро развернулась, глядя сквозь черные плавающие перед глазами пятна на агрессора, и одновременно нашаривая в кармане электрошокер. А дальше сразу несколько вещей случилось одновременно: он пнул меня с размаху в солнечное сплетение, мгновенно лишив возможности не то что закричать, но и дышать; я каким-то чудом умудрилась в этот момент ударить его током прямо в еще не опустившуюся ногу; и он, и я упали… Я – задыхаясь и скручиваясь в тугой клубок, он – истошно вопя и катаясь по полу… И тут открылись сразу две двери на моей лестничной клетке. Высунулись соседи, привлеченные в кои-то веки шумом. Охранник взвился на ноги и с непостижимой для такого дряблого и оплывшего создания скоростью унесся вниз, исчезнув. Я сквозь накрывающую сознание мутную дымку облегчения вяло размышляла, что у меня точно будут вопросы к продавцу шокера. Я надеялась, что эта скотина похотливая будет валяться в отключке как минимум до приезда полиции. Закрыла глаза, стараясь справиться с режущей болью под грудью. Все начали суетиться, звонить, пытаться оказывать мне помощь и собирать расшвырянные повсюду уцелевшие продукты. Только спустя два часа квартиру покинули полицейские с моими и соседскими показаниями, протоколом осмотра места и заключением врачей о нанесенных травмах. Переносной рентген-аппарат – такая замечательная штука. Дай бог сто лет здоровья тому, кто его придумал. Представить сейчас, что пришлось бы ехать в больницу, чтобы выяснить, нет ли у меня переломов – уже мучение для меня. К счастью, все обошлось ушибами, даже нос не сломан. Имелись подозрения на сотрясение, и врачи перед уходом настоятельно рекомендовали вызвать кого-нибудь из родственников, чтобы присмотрели за мной хотя бы сутки. Но единственным родственником был отец, уже пятнадцать лет живший в другом конце страны, поэтому я только кивала им, не представляя, к кому бы обратиться. Сосед напротив, как оказалось, довольно милый парень, даже и не замечала этого раньше. Он заверил их, что зайдет ко мне обязательно, и с тем я их всех и проводила. Больше всего на свете мне сейчас были нужны тишина и одиночество. В конце концов, мне хотелось просто сесть на дно душевой кабины и прорыдаться, выпуская все напряжение. Что я и сделала. Плакала, хрипя и подвывая от боли физической и душевной. От глупости своей и мягкотелости, за которую и поплатилась. И от того, что мамы нет так давно рядом и меня некому просто по голове в эту минуту погладить. От того, что я такое недоразумение, не желающая никого в своей жизни и при этом прямо сейчас ощущающая, насколько пусто рядом. От разочарования, что Он, столько недель являясь тем, вокруг кого вращались мои мысли и желания, мелькнув на мгновение в моей жизни, исчез без следа. Выплеснув наружу все, что в диком напряжении скручивало нутро, я почувствовала облегчение. Обезболивающие тоже уже работали вовсю, так что хватит разводить нюни, надо спать, потому что, когда закончится действие обезболивающих, уснуть будет уже проблематично. Проверив еще раз дверь, я доплелась до дивана и отключилась почти мгновенно.

Глава 15

Звук, сверлящий мозг. Бум-бум-бум. Снова зудение, вытягивающее сознание из блаженного покоя, до краев наполненного умиротворяющими красками и запахами, тихим шепотом чего-то, в чем жизнь так насыщена и неоспорима. Через силу разлепила глаза, чтобы тут же скривиться. Шторы не закрыты, а за окном, оказывается, давно один из ярких осенних дней, и комната полна ослепительного солнечного света, который в нынешнем состоянии причинял не меньший дискомфорт, чем перемежающиеся звуки дверного звонка и стука. Припомнив в подробностях все вчерашние события, я предположила, что причина всей суеты – сосед, пообещавший врачам со «Скорой» присмотреть за мной. Глазка у меня нет, но есть цепочка, и я накинула ее перед тем как открыть замок. К черту, береженую Бог бережет!

За дверью милого, но навязчивого соседа не обнаружилось, но зато была пара незнакомых мужиков, один из них в полицейской форме. Я моргнула, уставившись в удостоверение, которое одетый в штатское сунул к самой щели в двери, и медленно начала улавливать смысл слов, что он произносил.

– Коломина? Анна Коломина? – слишком громко проговорил он.

– Да, – просипела я, поморщившись, и стала разглядывать этого шумного типа с явно кавказскими корнями, пока он прятал документ в нагрудный карман.

– Следователь Амиранов. Вам придется проехать с нами! – еще громче и с нажимом произнес он с легким акцентом.

– Послушайте, я дала вчера уже все пояснения и прямо сейчас не в форме для общения с полицией, – попыталась избавиться от них я. Вот так и знала, что ничего кроме головной боли не дождусь. – Давайте вы вручите мне повестку, или как у вас там, а я приду в себя и явлюсь.

– Гражданка Коломина, а может, вы не будете учить меня, как следует производить следственные действия! – В тоне молодого мужчины нет и грамма тепла. Мне обидно. Разве не я тут жертва?

– Послушайте, вы что, слепой? Посмотрите на меня! – разразилась я. – Похоже на то, что я сейчас в состоянии сейчас куда-то с кем-то проезжать? У меня постельный режим вообще-то!

– Вот уж простите, но не вижу с первого взгляда внешних признаков, способных этому помешать! – язвительно ответил Амиранов, пройдясь глазами по мне сверху до низу. – Но если вы хотите препятствовать работе следствия, то я могу вызвать ОМОН, и они вынесут вашу дверь и закуют вас в наручники, но вы все равно окажетесь на допросе уже сегодня.

Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет! Он ненормальный, что ли?

– Какого хрена вы несете! – возмутилась я и открыла дверь полностью. – Вы, простите, идиот или правда проблемы со зрением? Я здесь пострадавшая! С каких таких пор с жертвами общаются при помощи ОМОНа?

– Оскорбление лица при исполнении выйдет вам боком. И если уж вам интересно, то я вижу, что вы вполне в порядке, гражданка Коломина, а вот про господина Комарова, чей обезображенный труп был найден сегодня ранним утром, того же не скажешь!

– Что-о-о? – совершенно опешила я, теряя голос. – Что значит – труп?

– У этого слова только одно значение, насколько мне помнится, – съехидничал полицейский.

– Вы думаете, что я… Да вы в своем уме? Это я жертва нападения, я! И что бы там с этим козлом после ни случилось, я сожалеть не собираюсь, уж точно я тут ни при чем!

– На вашем месте я тщательней выбирал бы слова, гражданка Коломина. Каждое из них может быть истолковано отнюдь не в вашу пользу.

– Да к черту тщательность! Эта сволочь домогалась меня, оскорблял, угрожал и даже напал вчера! И после этого я должна быть той, кто должен слова выбирать? – Следователь, на секунду замешкавшись, осмотрел меня еще раз, но потом почему-то нахмурился.

– Не собираюсь с вами препираться, гражданка Коломина! Вы едете к нам в управление прямо сейчас. Вопрос лишь в том, желаете ли это сделать в пижаме или все же предпочтете приличнее одеться? – в его голосе уже откровенная угроза и нет и намека на сочувствие ко мне.

Я зависла от обиды и негодования, но четко по его взгляду поняла, что если стану спорить и скандалить, то сделаю хуже только себе.

– Оставайтесь снаружи! – ткнула пальцем в следователя и направилась в комнату.

– Да ради бога! – равнодушно согласился полицейский. – Ровно до тех пор пока не получу ордера на обыск!

Я в совершенном раздрае и жутко зла. Влетела в комнату, хлопнув дверью и тут же зависла, увидев свое отражение в здоровенном зеркале шкафа-купе. Разбитые губы, синяки на челюсти и, наверное, под глазами, распухший нос… вот что я по идее должна была там обнаружить. Но ничего подобного нет! Просто моя бледная со сна неумытая физиономия с распахнутыми в изумлении глазами. Провела рукой по лицу и даже нажала на переносицу и подбородок. Но ничего! Ни гематом, ни боли, ни счесанной кожи. Отодрала пластырь и посмотрела на пальцы, на которых вчера ключи оставили глубокие царапины, и увидела только ровную чистую кожу.

– Что за черт? – пробормотала испуганно и шокированно и резкими движениями сдернула пижаму. Повертелась перед зеркалом, выворачивая шею и выискивая хоть один темный след или ссадину, но безуспешно.

– Гражданка Коломина, прошу поторопиться! – прокричал мне следователь, напоминая, что отсутствие травм сейчас не главная моя проблема.

Трясущимися руками я натягиваю первое, что попалось под руки, и выхожу к полицейским, все еще ошарашенная своим необычайным исцелением.

– Послушайте, я не знаю, как это объяснить… но у меня вчера точно были травмы… а сейчас их нет. Совсем. Может, мне сначала к доктору надо, а потом к вам? – рассеянно промямлила я, снова глядя на себя в то самое зеркало в прихожей.

– Если вам нужен доктор, то у нас есть свои! – жестко ответил Амиранов. – В том числе и те, кто может отличить мнимое заболевание или повреждение от реального, поэтому не стоит сейчас на мне пробовать эти штучки с неадекватностью. Наши психиатры вас на раз раскусят – так и знайте.

– Психиатры? – Я была поражена до такой степени, что в какой-то момент подумала, что, может, он не так уж и не прав. Какое логическое объяснение для исчезновения всех следов нападения?

Я настолько озадачена, что мне было совсем плевать, что мои соседи опять стояли на лестничной клетке и смотрели на меня теперь не столько сочувственно, сколько настороженно. Еще больше холодно-любопытных взглядов снаружи, когда меня сажали на заднее сидение полицейской машины, как самую настоящую преступницу. Как после вчерашнего это может происходить со мной?

– У вас есть адвокат? – через плечо спросил следователь.

– А? Есть на фирме, в которой работаю, – пробормотала я, пытаясь вспомнить, занимается ли штатный юрист уголовными делами.

– Тогда вам лучше связаться с ним. Думаю, он вам очень понадобится, – он слегка усмехнулся, и от этого у меня как глыба льда бухнулась с размаху в желудок, да там и осталась.

Я набрала номер, что бы услышать гудки.

– Радин слушает, – наконец ответили мне.

– Петр Андреевич, это Коломина, мне нужна ваша профессиональная помощь. Прямо сейчас, – приглушенно пролепетала я.

– Э-э-эм, в чем она, собственно, должна выражаться? – оживился мужчина.

– Меня задержала полиция, и наверняка нужно ваше присутствие, чтобы как-то выяснить это недоразумение. – При последнем слове следователь насмешливо фыркнул.

– Вот как! А в чем вас обвиняют, Анна?

– Кажется, в убийстве, – едва смогла произнести я.

– Не кажется, а в убийстве с особой жестокостью и цинизмом! – сказал Амиранов нарочито громко, так чтобы на том конце услышали.

– Та-а-ак! – протянул Радин. – Ни с кем не говорите, пока я не приеду! Вы меня поняли, Анна?

– Да, я поняла, – ответила ему, пытаясь себе представить, кто и что настолько ужасного мог сотворить с пресловутым Комаровым, чтобы мне предъявляли подобные обвинения. Мое воображение отказывалось работать в этом направлении. Но вскоре это стало и не нужно. Потому что как только мы оказалась в кабинете следователя, он выложил на стол несколько больших цветных фотографий с места происшествия. И я, лишь взглянув на них, буквально упала на четвереньки – настолько мощный рвотный спазм свел не только мой желудок, но и все тело.

Глава 16

Двое громил, одетых лишь в свободные штаны из грубой сероватой ткани, подтащили визжащего и огрызающегося немолодого мужчину к облезлой, покрытой непристойными граффити стене заброшенного дома, предназначенного под снос. От вещей несчастного остались практически одни пыльные лохмотья, сваливающиеся с него, и повсюду в прорехах были видны раны и ссадины. Несмотря на отчаянные попытки вырваться и удары ногами, здоровяки с бесстрастными лицами подняли его, чесанув спиной по щербатой поверхности и зафиксировав так, чтобы их жертва едва касалась пола, и замерли, удерживая каждый свою руку. Грязное, заваленное разным хламом помещение освещалось только двумя странными круглыми светильниками, непонятно как парящими чуть выше голов прямо в воздухе. Внутри каждого как будто переливалось всеми оттенками от красно-оранжевого до золотисто-желтого пойманное в замкнутую сферу пламя. От этого все происходящее было покрыто пугающими отблесками, а дальняя часть комнаты и углы тонули в густых тенях. Еще двое не менее громадных мужчин наблюдали бесстрастно за их действиями. Как и нападавшие, они были раздеты по пояс и босы. Захваченный продолжал ожесточенное сопротивление, и, несмотря на его хилое сложение, тем, кто его удерживал, явно приходилось нелегко. Их внушительные мускулы бугрились и подрагивали в отчетливом напряжении, а на покрытой причудливой вязью татуировок коже выступил обильный пот. Но и они, и остальные молча терпели вопли, оскорбления и даже удары, которыми их щедро осыпала жертва, и только пристально смотрели в совершенно темный угол комнаты, будто чего-то ожидая. Но вот из мрака стремительно появился еще один человек. Мужчина еще более впечатляющего сложения, чем остальные и, в отличие от первых, он был полностью одет. Строгий костюм хоть и сидел на нем идеально, что выдавало сшитую на заказ вещь, смотрелся на этом пришельце совершенно неуместно. Как, впрочем, и его ослепительно-белая рубашка в таком месте и этой ситуации. Без всяких остановок он выудил непонятно откуда два кинжала с серебряными, инкрустированными черным агатом рукоятками и воткнул каждый в центр ладоней удерживаемого. Лезвия с пугающим скрежетом вошли в старый кирпич, будто он был мягким маслом, буквально пригвождая цель к стене. Последовала серия еще более истошных воплей и проклятий, но, не обращая на это внимания, вновь прибывший дал знак полуобнаженным подручным отойти. Сам же он, словно забыв о вопящем, практически распятом человеке, стал спокойно прохаживаться по комнате, брезгливо отпихивая носками дорогих туфель разнообразный хлам со своего пути. Через время вопли стихли, превратившись в невнятное грубое бормотание, и стало очевидно, что, несмотря на возможную жуткую боль и естественную в подобной ситуации панику, пострадавший неотрывно и цепко следит за движениями пригвоздившего его мужчины, и глубоко посаженные, прищуренные глаза хоть и полны ненависти, но абсолютно ясны, не подернуты пеленой страдания. Еще какое-то время ситуация в комнате никак не менялась. Четверо раздетых по пояс громил неподвижно стояли у противоположной стены, устрашающий пришелец расхаживал туда-сюда не торопясь, а обездвиженный таким жутким образом мужчина продолжал жалобно всхлипывать и бормотать, неотрывно при этом следя за обстановкой.

– Не понимаю, что вам нужно, – скулил он, но теперь в голосе ощущалась фальшь. – Кто вы такие-е-е? Что я вам сделал? Что я сделал?

– Хочешь продолжать всю ночь, оряк? – наконец равнодушно произнес мрачный пришелец, не прекращая монотонные передвижения по комнате.

Мужчина у стены дернулся, глухо ударяясь головой, обмер и замолк. Потом выпрямился, становясь как будто выше ростом, подтягиваясь на пронзенных ладонях, будто и не ощущал в них боли. При этом все тело и лицо неуловимо потекло, меняясь на глазах. И если и раньше пострадавший не выглядел привлекательным человеком, то теперь и подавно. Фигура оплыла, превращаясь в совсем бесформенную, а кожа на лице посерела и буквально обвисла, покрываясь сотнями морщин.

– Не оряк! – каркнул он заносчиво и совсем другим тембром голоса. – Мяцкай!

– Думаешь, мне не наплевать, червяк? – Мужчина продолжил свои хождения и даже не смотрел на собеседника. – Все, что сейчас важно, это как ты посмел посягнуть на то, что я обозначил как принадлежащее мне? И не пытайся солгать, что не почувствовал на человеке моей метки!

– Почувствовал, асраи, еще как почувствовал! Да только ты, видно, позабыл, что здесь, за Завесой, другие законы! Тебе не принадлежит и метра земли, по которой она ходила, а значит, не твоя по умолчанию или потому, что на нее упал твой взгляд! Мир Младших – зона свободной охоты, и тут действует только право первенства! А я первым пометил ту аппетитную сучку как свою добычу! Так что посягнул как раз тут ты, асраи! – Наглая усмешка, больше похожая на отвратительный оскал, окончательно наложила маску уродства на лицо недавнего страдальца. Он дернулся, пытаясь вырвать ножи из стен, но потерпел неудачу, и лишь кровь потоком полилась вниз по рукам.

– Даже если бы я и правда был асраи, как мои воины, то и тогда такой жалкий паразит, как ты, не имел бы никакого права по обе стороны Завесы притязать на то, что я пожелаю присвоить! Там – по праву владетеля, здесь – по праву сильнейшего! Тебе следовало бежать что есть сил, когда ты почуял мою метку. Но я всегда подозревал, что низшие недодемоны вроде вас, оряков, даже тупее животных. Только и способны, что бездумно жрать да спариваться, и слишком безмозглы даже для того, чтобы иметь инстинкт самосохранения.

– Я мяцкай! Я настоящий демон, а не его жалкое подобие, как оряки! – задергался и заплевался словами в ответ прикованный. – И такой же охотник, как и вы! Я выбрал идеальную жертву, она моя по праву первенства! Моя, а не твоя! Я не откажусь от своего, и мне плевать, что и кто ты за Завесой!

– Ты смеешь сравнивать себя с нами и называть себя охотником? Ты паразит, у которого нет даже своего тела, хотя бы смертного, живущий, подсасываясь к слабовольным, никчемным, изгадившим свое существование людишкам, и превращающий их в кучку гнили! – Голос мужчины зазвучал гневно и мощно, заполняя все вокруг исходящей от него дикой силой, и, казалось, даже стены от этого застонали, вибрируя.

– Зато, в отличие от тебя, я могу с легкостью менять тела, а не вынужден вечность носить на себе уродливые шрамы своих поражений и ошибок! – не испугался его ярости называющий себя демоном. – Наверняка другие асраи с тобой и трапезу не разделят. Побрезгуют твоей кривой рожей, да и в твою постель очереди нет, а то не бросился бы на мое, как голодная собака на сахарную кость! Что, в мире Младших так мало других женщин? Отвали от той, которую хочу я!

– Ничтожество, ты хоть знаешь, с кем говоришь! – не выдержал один из молчаливо до этого стоящих у стены, но собеседник демона остановил его резким жестом, и тот согнулся, бормоча: – Прости, деспот!

– Деспот? Что это за титул такой?! – презрительно выкрикнул прикованный.

– Зачем это говорить тому, кто никогда и не был за Завесой? – равнодушно отозвался деспот. – У такого никогда не достало бы сил или смелости пересечь ее и попробовать жить в Закатном государстве или хоть на его дальних границах. Вот он и питается тут всякими отбросами и дерьмом. И жил бы дальше, ползая в человеческом мусоре, червь, если бы не посмел поднять голову и возжелать того, что родилось не для такого ничтожества!

– Да кому сдалось ваше проклятое Закатное государство! Я здесь сыт и доволен, и мне не нужно бороться за пищу и территорию с каждой безумной тварью, которыми там все кишит! А от этой суки не отступлюсь! Я был первым! А ты сходи к местным шлюхам, асраи, они, когда увидят деньги, перестанут замечать твои уродливые шрамы.

– Мои шрамы, ничтожный оряк, не порок или недостаток, а свидетельства моих прежних побед и предупреждение каждому, рискующему бросить новый вызов, что я, в отличие от большинства моих соплеменников, воин, готовый побеждать любой ценой и драться так жестоко и кроваво, как только потребуется. Да, я дикарь, оскорбляющий их чувство прекрасного, но тот дикарь, с которым не могут не считаться! Хотя тебе этого знать не обязательно. Ты недостоин потраченного дыхания на разговор с тобой. Я пришел просто казнить тебя за нанесенное мне оскорбление и не буду тратить время понапрасну.

– Я мяцкай! – в бешенстве взревел пригвожденный и рванулся вперед, скалясь и плюясь. – Да что ты можешь мне сделать? Пытай сколько угодно и калечь эту никчемную оболочку, можешь убить, я просто сменю ее на более новую и приду за моей выбранной жертвой снова! А еще я стану охотиться на тебя, асраи, потому что с этой стороны Завесы как раз ты жалкий червяк со смертным телом, и я постараюсь сделать многое, чтобы ты это сполна прочувствовал!

– Ты не слушал меня, паразит, – усмехнувшись, ответил мрачный пришелец. – Я всегда добиваюсь победы во всем, за что бы ни взялся, и чего бы это ни стоило. И я не асраи, я дини-ши!

– И о чем мне это должно сказать? – мгновенно насторожился мяцкай.

– О том, что я всегда иду до конца!

Деспот сделал знак остальным, и они поднесли нечто, укрытое поблескивающим покрывалом, которое при ближайшем рассмотрении было круглым латным полотном, скорее всего, серебряным. Огромный мужчина сделал такой долгий глубокий вдох, что рубашка затрещала на его грудной клетке, и сунул внутрь этого странного свертка правую руку. Что-то громко лязгнуло, и он содрогнулся всем телом. Послышалось неприятное потрескивание, и ему вторило болезненное шипение мужчины. Он мотнул головой, и остальные почти шарахнулись от него, сдергивая с руки металлическое плетение и обнажая взглядам некое подобие массивного кастета или железной перчатки без пальцев, накрывающего теперь почти всю тыльную часть руки деспота. Странный предмет был сплошь покрыт выпуклыми знаками и медленно менял цвет с черного на красный, одновременно распространяя вокруг жар и запах паленого мяса.

– Что это такое? – Голос мяцкая тут же опять сорвался на истерический визг, и он забился еще сильнее, чем раньше, но, похоже, ему больше никто ничего объяснять не собирался.

– Ты ведь знаешь, что у моего народа нет способности прощать обиды и миловать врагов. А еще мы физически не выносим, когда кто-то посягает на то, что считаем своим. Отобрать у нас что-то можно, только убив. Никто из тех, кто нанес мне оскорбление, не выжил, жалкое подобие демона. Никто из тех, кто посягнул на мое, словом или возложением рук, не выжил. И никто из них не смог бы сказать, что смерть спустилась к ним на мягких крыльях.

Странный кастет совершенно раскалился, и комнату наполнил шипящий звук и тошнотворный запах горящей заживо плоти.

– Приговариваю тебя к истинной смерти! – прорычал деспот сквозь сплошной истошный вопль демона и впечатал пылающий металл прямо ему в лоб. – Ты навеки прикован к этому телу, впаян в его кости. Приговариваю чувствовать все, что мог бы чувствовать тот, кто был в нем рожден. Твои последние часы будут очень насыщенными!

Крик мяцкаи стал почти ультразвуком, и стоявшие позади полуобнаженные мужчины согнулись, зажимая уши и почти падая на колени. Не мешкая, деспот поставил вторую печать прямо в район диафрагмы демона. И тут же наступила тишина, и он перестал биться. Деспот же с грубым стоном стряхнул артефакт, который уже успел сжечь его кисть до костей. Метал звонко запрыгал по полу, постепенно остывая и угасая. Помощники ринулись к своему хозяину, но тот снова остановил их рваным движением здоровой руки. Сунув больную кисть в карман, он отвернулся и пошел к двери.

– Замыкающую печать верните на место! Вытащите из него воспоминания о каждой жертве и заставьте пережить их мучения, верните каждую каплю этому паразиту. А потом пусть он сдохнет. Не слишком торопитесь с последним!

Глава 17

Больше часа просидела в кабинете следователя, упорно глядя на свои руки, сложенные на коленях, и стараясь не поднимать глаза выше, чтобы случайно не наткнуться опять на ужас, изображенный на фото. Амиранов и не подумал их убрать и совершенно безразлично взирал на то, как меня скручивает в сухих спазмах после увиденного. Как только я смогла дышать, то заявила, что говорить не стану, пока не приедет адвокат, и он, равнодушно пожав плечами, уселся напротив.

– Зато я буду, гражданка Коломина, – «обрадовал» он меня.

Мужчина взял со стола какие-то документы и стал монотонно, без всяких эмоций, зачитывать список травм и увечий, зафиксированных на трупе. И все, что я могла делать, это запрещать ужасным картинам, порожденным его словами, обретать плотность и краски в моем разуме. Я сфокусировала взгляд в районе его переносицы и густых, широких бровей с первой проседью и контролировала свое дыхание, отгораживаясь и повторяя, что это все ко мне не имеет никакого отношения. Но вскоре поняла, что моя смехотворная защита не работает.

– Послушайте, вы всерьез считаете, что я могла бы сотворить с человеком такое? – не выдержала, нарушая свое же намерение молчать как рыба до приезда Радина. – Даже не говоря о том, что чисто физически, как мне справиться со здоровым мужиком, какой больной на голову нужно быть, чтобы вот так искромсать кого-то? И что он просто по доброте душевной позволил мне все это с собой делать?

Следователь откинулся на стуле и заулыбался так хищно и недобро, будто, просто открыв сейчас рот, я уже полностью признала свою вину.

– Я достаточно работаю в отделе убийств и знаю, что решает все степень испытываемой ненависти и достаточное желание причинить вред, – в манере всезнающего учителя произнес он, и я не смогла скрыть гримасы от этого его покровительственного тона. – Все остальное – частности, гражданка Коломина, которые люди легко преодолевают, добиваясь цели. И большая ошибка считать женщин неспособными на зверства или отвратительные поступки. Тут уж как раз наоборот. Женщины хитрее, изворотливее и гораздо изобретательней и начисто лишены сочувствия или жалости к тем, кого ненавидят по-настоящему, – продолжил он вещать мне как туповатой. – Сила мужчины ничего не значит, когда его завлекут обманом, опоят или вырубят. Тем более что в этом конкретном случае характер повреждений явно указывает на сильную личную неприязнь, причем с явным сексуальным подтекстом, учитывая, что жертва зверски оскоплена. К тому же я совсем не утверждаю, что вы действовали в одиночку.

– Знаете что? – разозлилась я. – А лично мне характер вашего поведения говорит, что вы либо терпеть не можете женщин в принципе, либо почему-то вам именно я не угодила!

– Зря вы все, гражданка Коломина, сводите к личностям, – ухмыльнулся он. – Это только подтверждает мое общее впечатление о вас.

– Да плевать мне! Какое у вас может быть обо мне впечатление, если вы меня знать не знаете! – почти выкрикнула, но тут же одернула себя. Стоп, Аня! У него же на роже самодовольной написано, что он получает прямо-таки удовольствие, доводя меня до трясучки! Это что, методы работы следствия, или мужик просто кайфует, наматывая чьи-то нервы на кулак?

– Ну почему же, – невозмутимо возразил Амиранов, – некий ваш портрет составил. Мы ведь тут не зря, как говорится, хлеб едим.

– С маслом? – не смогла я вовремя прикусить язык. Портретист недоделанный!

– Не переживайте за мой рацион, гражданка Коломина, он у меня сбалансированный! – недобро прищурил он на меня карие глаза.

Ну, еще бы не сбалансированный! Людские нервы жрешь, скотина!

– Я сегодня ночью в сводке читал рапорт как раз о нападении на вас. Еще подумал, бедная женщина, натерпелась, – в своей раздражающе-нудной манере продолжил следователь. – Когда нашли труп Комарова, однако, задумался. А пока мы искали вас и успели на работе побывать, и я послушал, как коллеги отзываются и о погибшем, и о вас, то составил полную картину.

– Искали? – недоуменно заморгала я. – Зачем меня искать, я все время в квартире у себя была!

– Да неужели? Вы на время смотрели? – Я глянула на экран телефона, который сжимала в потной руке. Ничего себе, 17:32! Почти весь день прошел. Если я здесь около часа, плюс минут сорок на сборы и дорогу… Куда девалось столько часов моей жизни?

– Что, такой крепкий сон, что не слышали, как к вам несколько раз звонил и стучался сосед, дважды заходил участковый, и проснулись только к моему приезду? Такая честь для меня! – ехидно прокомментировал мое выражение лица Амиранов.

– Хватит издеваться! Я действительно никого и ничего не слышала!

– Ладно, даже если в это поверить, то расскажите, как вчерашняя жертва жесточайшего нападения может сегодня выглядеть как вы. То есть абсолютно здоровой! Если честно, когда вы открыли дверь и я разглядел вас, то понял все окончательно.

Вот сейчас он выглядел почти торжествующим. Боже, какой же придурок!

– Не поделитесь посетившим откровением? – язвительно спросила я.

– С удовольствием, гражданка Коломина. Вы накануне добивались увольнения Комарова с вашего общего места работы. Причины, вами двигавшие, я пока опущу. Узнав же, что мужчина, к которому вы по некой причине испытывали столь сильную личную неприязнь, не уволен, а просто переведен в другой офис и даже не получил никаких взысканий, вы, госпожа Коломина, что называется, закусили. – Мысль о том, какая же все-таки лживая скотина мой директор, мелькнула, но исчезла. Не в нем сейчас моя проблема. – Я твердо уверен, что вы нашли сообщника и, дабы обеспечить себе алиби, вчера инсценировали попытку собственного изнасилования и даже искусно сымитировали нападение на себя.

– Я ничего не имитировала! Она едва не убил меня! – снова сорвалась я, но тут же приказала себе успокоиться. – У меня есть свидетели, и врачи со скорой зафиксировали мои травмы.

– Те самые, которых теперь почему-то нет? – скривился Амиранов, всем видом говоря: «Кого ты дуришь?»

– Я не знаю, почему так!

– А я знаю. Врачи прибыли на место намного раньше полиции, и вы просто вступили с ними в сговор. Думаете, вы первая такая умная? У нас на «Скорой» не настолько богатые ребята пашут, чтобы отказываться от лишней копейки. Но я заставлю их правду сказать, уж поверьте, – зловеще заверил меня он.

– Да ни с кем я не сговаривалась! Зачем? Мои соседи видели Комарова! – Что же за дурдом такой-то!

– Мы опросили соседей. На самом деле они слышали шум, видели вас на полу, в крови и беспорядок на лестничной клетке, но самого гипотетического агрессора никто не успел увидеть. А знаете почему? Потому что его не было! – Физиономия у Амиранова была такая, будто он прямо ожидал аплодисментов своей потрясающей дедукции сей же момент.

– По-вашему, я сама себя избила? – Чертов ты великий сыщик!

– Не избили, госпожа Коломина, а просто привели в беспорядок одежду, испачкались заранее приготовленной кровью, разбросали все и шумели, чтобы привлечь внимание соседей.

– Чушь какая-то! Знаете что? Вам детективные романы писать, господин Амиранов! У вас такое богатое воображение!

– Я себя неплохо и на своем месте чувствую.

– Ну и прекрасно! И вообще, разве вы имеете право меня допрашивать без адвоката?

– А никто тут допрос и не ведет, гражданка Коломина! – ухмыльнулся мужчина. – Мы беседуем, просто ведем диалог, а это законом не запрещено.

– То есть допрашивать вы меня сейчас не можете, но мозг выносить – пожалуйста?

– Можно и так сказать.

– Тогда, я отказываюсь с вами и дальше вести, как вы выразились, диалог, – заявила я, демонстративно садясь боком на неудобном стуле, чтобы больше даже не смотреть на Амиранова.

Ну и пусть это похоже на детскую выходку, нежели хоть на крошечную победу с моей стороны, мне сейчас на это плевать!

– Ваше право!

Больше ко мне лично Амиранов не обращался, а только вел с кем-то оживленный разговор по телефону, в смысл которого я не вслушивалась, потому как сам его голос уже слышать не хотелось. Но, несмотря на то что меня вроде оставили в покое, я ощущала растущее в помещении напряжение, и от него у меня даже мышцы спины сводило от боли. Я едва могла скрыть вздох облегчения, когда Радин наконец вошел в кабинет моего мучителя. Готова была вцепиться в полы его серого пиджака и умолять увести поскорее. Быстро поздоровавшись, адвокат вежливо, но настойчиво попросил Амиранова дать нам пять минут наедине.

– Я никого не убивала, – выпалила я, как только за следователем закрылась дверь.

– Анна, я здесь в качестве вашего адвоката, а значит, априори придерживаюсь версии вашей невиновности, – сухо кивнул адвокат. – Мне, во-первых, нужно, чтобы вы подписали некоторые документы, дабы узаконить то, что я представляю ваши права. А во-вторых, просто чтобы я знал, укажите сразу, с какой стороны мы можем ждать неприятностей?

То есть вопрос, убила ли я Комарова на самом деле, Радина вообще не занимал. Да и черт с ним! Я просто хочу, чтобы все это безумие прекратилось. Хочу уйти отсюда, никогда не видеть больше мерзкое лицо Амиранова. И вообще, я голодная как собака, устала, хочу в душ и опять в свою кровать. Просто лежать и слушать уютную привычную тишину собственной квартиры и знать, что никому ничего от меня не нужно.

– Если под неприятностями вы подразумеваете, может ли следствие раскопать что-то, то повторюсь еще раз: я не убивала Комарова, я никого не нанимала сделать это, я никому никогда не говорила, что хочу его смерти, и я даже, черт возьми, никогда не желала ему сдохнуть! Хотя он, безусловно, не был хорошим человеком, и здравствовать я ему тоже не желала!

– Хорошо, я вас понял, Анна! – деловито кивнул мужчина. – Подпишите и предоставьте дальше действовать мне.

– Вы ведь не позволите этому Амиранову посадить меня за то, что я не делала? – посмотрела на него с надеждой, скрывать которую даже не хотела.

– Анна, успокойтесь. Я сейчас еще изучу материалы, но не думаю, что у следствия есть даже основания для вашего временного задержания, – его уверенный и спокойный тон даже ошарашил меня.

– Как же! Амиранов мне угрожал, что если я не поеду с ними, то он вызовет ОМОН, и они меня силой потащат.

– Вот как? – В светло-голубых глазах адвоката мелькнуло почти хищное оживление. – А вот это уже интересно. Постановление он вам предъявлял?

– Он мне только удостоверение показал, – нахмурилась я, припоминая.

– Сукин сын, – усмехнулся Радин. – Ну, он у меня попляшет. Он просто надеялся на то, что ему удастся морально задавить вас, Анна, и вы, испугавшись, выдадите себя. А он раз – и молодец, раскрыл громкое убийство в течение нескольких часов.

– Я не могу выдать себя, если ни в чем не виновата! – посчитала я нужным ему напомнить.

– Вы не представляете, как легко сбить с толку, запутать и вынудить себя оговорить испуганного или выбитого из психологического равновесия человека. А потом разгрести это весьма трудно.

– Надеюсь, я ничего такого не сказала, – виновато пробормотала я.

– Я же просил вообще с ними не общаться, – немного укоризненно покачал мужчина головой.

– Простите. Я не выдержала…

– Ладно, не думаю, что все так плохо. Давайте приступим и сделаем так, чтобы вы как можно скорее могли попасть домой.

Дальше, после возвращения Амиранова, все происходило на удивление быстро. Радин произнес короткую, но, видимо, весьма весомую речь о каких-то процессуальных нарушениях, допущенных в отношении меня, и господин следователь, как ни странно, выслушал его с видом смиренной овцы. Надо же, какая метаморфоза! Последовавший далее допрос был откровенно формальным и заключался в том, что я назвала свои имя, фамилию и прочие данные и ответила максимум на десяток вопросов о том, где была и чем занималась с такого-то по такое время, уверена ли я, есть ли этому свидетели и, собственно, все. Все это Амиранов явно с нарочитой медлительностью вносил в протокол, а в кабинете тянулись минуты тишины, разбавленные только тихим стуком клавиш и тиканьем настенных часов.

– Думаю, моя клиентка и так уже дала достаточно пояснений и чрезвычайно устала, – сухо объявил Радин сразу после этого, и, о чудо! Амиранов даже не посмел ему возразить. – Если вам нечего ей предъявить, или нет материалов, с которыми она должна ознакомиться, мы бы хотели вас покинуть.

Радин пробежался взглядом по протоколу, который отпечатал Амиранов, потребовал вычеркнуть пару фраз, передал его мне. Я тоже его прочитала и подписала там, где сказали.

– Ну, что же, теперь нам точно пора, – засобирался адвокат, жестом предлагая мне подняться.

Ответом опять же было что-то невнятное об экспертизах, моем обязательном медицинском освидетельствовании, а потом Амиранов сунул мне бумагу с подпиской о невыезде и повестку на следующий понедельник. После одобряющего кивка Радина я расписалась, получила обратно свой паспорт, и мы покинули проклятый кабинет к моей огромной радости.

Глянув на телефон, я поняла, что, хоть мне казалось, будто все происходило довольно быстро, на самом деле была уже половина девятого. Радин предложил заехать перекусить, что мы и сделали, и во время этого ужина он все продолжал мне объяснять, как и что будет происходить дальше, что мне можно делать и говорить, а чего не стоит. Но я слишком устала, и, как ни старалась отложить все у себя в голове, единственное, что царило в моем разуме – это чувство облегчения и некоторое онемение. Думать ни о завтрашнем дне, ни о дальнейшем будущем, ни о самом факте зверского убийства Комарова, ни о чем вообще не хотелось.

Когда меня любезно подкинули к дому, был уже поздний вечер. К счастью, ни с кем из соседей я не столкнулась. Не то чтобы для меня имело значение, что они теперь обо мне думают, просто не хотелось бы говорить сейчас ни с кем.

Откупорив бутылку красного вина, которая стояла в холодильнике с прошлого Нового года, взяла ее и бокал в ванную. Забравшись по самую шею в ароматную пену, цедила терпкую жидкость по глотку, желая ощутить, как отпускает напряжение по мере того, как алкоголь распространяется по крови. Поэтому, когда требовательный долгий звонок снова привел мои нервы в натянутое до звона состояние, я, смачно выругавшись, натянула халат и понеслась к двери. Резко распахнув ее, уже была готова обрушить целый поток площадной брани на голову неудачника, явившегося столь не вовремя. И тут же поперхнулась словами, сталкиваясь с Его гневным взглядом.

– Где ты была?

Глава 18

Не знаю, что было причиной: мое общее до предела вымотанное сознание, алкоголь, разочарование от его стремительного безмолвного исчезновения или все вместе, но я ляпнула: «А кто, черт возьми, спрашивает?!», даже не потрудившись прикрутить уровень злости в тоне.

Он прищурился совсем уж недобро и чуть наклонился, чтобы Его нос оказался почти на одном уровне с моей щекой, и снова сделал эту странную вещь. Протяжным вдохом втянул воздух, словно принюхиваясь, и потом резко выдохнул, и от этого по всей моей влажной коже пронеслась волна электричества, оставляя повсюду тысячи крошечных болезненно сладких укусов. Я судорожно всхлипнула, справляясь с реакцией тела, но от этого только стало хуже, потому что теперь эффект от Его вторжения в мое личное пространство был в сто раз усилен облаком экзотично-тревожного запаха, который я так хорошо запомнила с прошлого раза.

– Тебе напомнить? – Не голос – грубый рокот, от которого тут же, как по щелчку проснулась та самая дикая смесь похоти и страха, что так подставила меня в прошлый раз. Я оцепенела и не то что не смогла ответить, кажется, вообще забыла о существовании осмысленной речи.

Но черта с два Ему требовался мой ответ. Он просто шагнул внутрь, обхватывая меня за талию, передвигая, будто невесомую куклу, и мы очутились стоящими у зеркала в прихожей совсем как в первый раз. Я – бледная, с распахнутыми ополоумевшими глазами, и Он – мрачная тень за моей спиной, отсекшая от окружающей реальности. Его широкая смуглая ладонь легла на мое горло, вынуждая откинуться на его грудь, а большой палец заскользил туда-сюда по скуле, немного царапая грубой кожей. От этого простого, совершенно незамысловатого касания я буквально поплыла, теряя весь контроль над телом. Оно дурманило меня, как, наверное, мог бы дурманить самый сильный наркотик, и так же, как он, невообразимо стремительно отнимал волю и власть над мыслями и желаниями. Веки отяжелели, дыхание стало рваным, ускоряясь, и от этого я все больше тонула, захлебывалась в его аромате. Он пах моей неодолимой похотью, моим сносящим крышу страхом, убийственной слабостью, с которой не было сил бороться, и самой реальной угрозой, какую мне случалось встречать за мою жизнь.

– Ну как, вспомнила? – едва уловимая нотка насмешки в общем холоде Его голоса стала для меня неожиданной отрезвляющей и спасительной пощечиной.

Я рванулась вперед из его рук, и Он, видимо, не ожидая такого непослушания, позволил мне это. Налетела на тумбу и, саданувшись об нее же мизинцем на ноге, зашипела от боли и развернулась к Нему.

– Я не разрешала тебе войти! – почти выкрикнула, борясь с дыханием.

– А я спрашивал разрешения? – уголок Его рта изогнулся в едва заметной усмешке.

Наверное, в жизни я не видела столь искреннего и не наигранного недоумения и пренебрежения в одной крошечной гримасе.

И это уже по-настоящему вывело меня из себя. Уперлась задницей в предмет мебели, от которого пострадала, для того чтобы создать хоть иллюзию уверенности.

– А стоило бы спросить! Хотя бы из вежливости. И представиться тоже не помешало бы! – ответила и, сжав зубы, встретилась с Его серыми глазами, которые в искусственном свете моей прихожей казались серебристыми, словно ртуть. Живой, подвижный, жидкий металл, притягательный и, похоже, смертельно ядовитый для меня.

– Так что, ты сегодня так неприветлива, потому что имени моего не знаешь? – Любопытство, не явное, но все же.

– Нет, не только, – покачала я головой и нахмурилась, твердо намеренная донести нечто важное до него. – То, что между нами случилось тогда… Секс. Я так не делаю. Обычно.

О, прекрасно! Теперь это прозвучало так, будто я Его сразу же возвела на некий пьедестал особенности и присвоила статус исключительного события. А то Он в этом нуждается!

– Не делаешь как? Не кричишь так отчаянно от наслаждения в руках своего любовника, ублажая его самолюбие? – Его взгляд опустился к моему рту, чуть задержался, и Он усмехнулся, в этот раз уже так откровенно похотливо, что у меня в голове зашумело от мгновенного осознания. Прямо сейчас Он смотрел на меня и вспоминал, как это было. Контакт наших глаз вернулся, и я на секунду будто увидела тот наш первый взрывной секс Его глазами. Ощутила Его кожей, распробовала вкус собственного пота, вдохнула пьянящий запах возбуждения. И это было настолько оглушающе мощно, что я хрипло охнула, получив ожог одновременно всех органов чувств. Ошеломляющее наваждение схлынуло так же быстро, как и накрыло меня, но я успела засечь краткую вспышку удивления в ртутных омутах напротив. Хотя, конечно, это могло мне просто показаться.

– Я не привожу к себе незнакомых мужиков и не занимаюсь с ними незащищенным сексом, даже не спросив имени, – пробормотала я, повернув голову, чтобы больше не смотреть на Него. Ну да, как будто это помогло мне хоть как-то игнорировать тот факт, что Он стоял в паре десятков сантиметров от меня и заполонил своей энергетикой все пространство вокруг.

– Можешь звать меня Грегори или Григорий. Это все? – Он, повернувшись спиной, спокойно направился в мою комнату.

– Нет, не все! Я по-прежнему не приглашаю тебя войти! – Я метнулась за Ним, мучительно вспоминая, что творится у меня в комнате. Да какого же черта! Я не ждала гостей, и вообще – нечего Ему тут делать!

– И не надо. Я же уже внутри! – пожал Он широченными плечами, а потом остановился и развернулся так резко, что я просто влетела в него. – Или хочешь прогнать меня?

– На самом деле, хочу, – ответила и сглотнула, словно эти слова поцарапали мне горло.

– Хо-о-очешь? – вкрадчиво протянул Он и резко прижал к себе, откровенно давая почувствовать все и сразу: и жар Его тела, от которого сама тут же вспыхнула, как спичка, и Его запах, что моментально опять одурманил до невменяемости, и упершуюся мне в живот твердость, от чего внутри все скрутило болезненным узлом отчаянной нужды. – А можешь ли?

Он склонился, прошептав вопрос прямо мне в ухо, провел приоткрытым ртом по шее вниз, царапая зубами, и прикусил ключицу. Я вздрогнула от острейшего удовольствия и сдалась.

– Нет, не могу, – осознала и признала я. Его победа была неоспорима, но сейчас и только сейчас. И дело было отнюдь не в том, что, упрись Он, мне эту гору мускулов и на сантиметр было бы не сдвинуть, сколь бы я ни пыжилась. Ведь я капитулировала не перед его физической силой, совсем нет. Я не в состоянии была ничего Ему противопоставить на совершенно ином уровне. Но ведь это не навсегда.

– Ну так стоит ли и пытаться? – насмешливо хмыкнул Он у моей кожи, заставив содрогнуться и прочувствовать свою беззащитность от нового дразнящего прикосновения его зубов и языка.

– Пытаться стоит всегда, – я упрямилась, пусть даже и выходил только какой-то мямлящий шепот. – Я абсолютно ничего о тебе не знаю.

Он сгреб мои волосы в кулак и потянул, вынуждая откинуть голову и выгнуться, еще плотнее прижимаясь к его телу. И снова поцелуй-вторжение, сметающее любую оборону так, словно Он и не заметил ее существования. Не ласка любовника – требование стихии, для которой мои жалкие попытки цепляться за контроль над телом и разумом были даже не смехотворны. Их просто не существовало. Вторая рука, как и в первый раз, без всяких поглаживаний и подкрадываний проскользнула между нами и, раздвинув полы моего халата, оказалась у меня между ног. И, конечно же, Он нашел меня настолько влажной, что Его пальцы без проблем вторглись в меня. Мне стало одновременно и стыдно за такое безоговорочное наплевательство моего тела на мои моральные принципы, и я разозлилась из-за Его наглости и беспардонности, но все эти эмоции оказались слишком слабы и незначительны по сравнению с возбуждением, перехватывавшим горло, и невыносимой жаждой повторения того, что Он уже однажды заставил меня испытать. И Он щедро утолил ее, доводя меня до края всего несколькими резкими толчками и самым идеальным давлением на клитор из всех возможных в мире. Слишком мало времени, чтобы опомниться, чересчур много ощущений, чтобы найти силы для борьбы не с Ним – с собой. И я цеплялась за Него отчаянно, сама терлась и насаживалась на Его пальцы, боясь в этот момент до истерики, что Он опять остановится в одном шаге от моего взрыва. Но этого не произошло, и спустя несколько бесконечных и болезненно-сладких секунд балансирования на самом острие я сорвалась. Забилась, разорвав поцелуй и зайдясь в крике, которого сама не услышала – слепая и глухая от наслаждения.

– Ты знаешь, как меня называть, – Его хриплый, просевший от вожделения голос и бешеное дыхание – единственное утешение для моей побежденной гордости. – Ты знаешь, что могу заставить тебя умирать от наслаждения меньше чем за минуту, и ты знаешь, что я хочу это делать, причем часто, раз уж я снова здесь. Что еще тебе нужно знать?

Миллион разных вещей когда-то после и лишь одну прямо сейчас. Неужели я и правда сдалась окончательно? А, впрочем, такая ли уж это трагедия?

Собственно, что за дурацкий конфликт интересов я выдумала на пустом месте? Кто здесь кому противостоял? Я Ему? Да нет уж, скорее, самой же себе! Моя адекватность и привычка все контролировать в своей жизни боролись за главенство с моей же неожиданно открывшейся неуправляемой чувственностью, которая в Его присутствии уже дважды одержала верх и творила что ей вздумается. А я с какого-то перепугу настроила себя на борьбу с ней. Но, как ни крути, она такая же часть меня, как и холодно-рассудительная. Так какой смысл рвать себя же, выискивая проблему там, где ее нет? Я хотела найти любовника, который бы удовлетворил все потребности моего тела? Ну, так ведь получила, чего хотела, сполна, да еще сверху отсыпали. Не была готова, что это будет Он? Нет. Но ведь и в своих многонедельных фантазиях о Нем никогда я не заходила до картинок уютных семейных вечеров лет эдак пятьдесят спустя в окружении детей и внуков. Ни разу мне так и не удалось представить Его своим. Ну так в чем загвоздка? Я получила кусок больше, чем могу проглотить, и боюсь подавиться? Пусть так! Но это не причина отказываться слопать столько, сколько влезет, и еще немного, не переживая заранее о последствиях. Я никогда и ничего не пускала на самотек, так, может, судьба намекает, что самое время попробовать? Чем я рискую, если отбросить в сторону не имеющие под собой основания, смутные, почти подсознательные страхи? Разбитым сердцем? Нет уж, эти глупости точно не про меня. А с этими: «Где ты была?» всегда можно будет справиться, установив границы. Что же, похоже, сама с собой я обо всем договорилась. Вот только почему глубоко внутри что-то по-прежнему истошно завывало, что это фатальная ошибка?

Опустила голову, вытащив волосы из его захвата, и уперлась в грудь, безмолвно требуя отпустить меня, и не смогла проигнорировать удовольствие, ощутив, как быстро и мощно молотится его сердце под моей ладонью. Как же Он далек от спокойствия, отражавшегося на лице. Освободившись, уже сама побрела первой на ватных ногах в комнату, предлагая или следовать за мной, или убираться.

– У меня был сегодня самый отвратительный день из возможных, так что многого не жди, – неожиданно мне стало как-то неестественно весело, и я продолжила: – И кстати, имей в виду, что ты собираешься переспать с женщиной, обвиняемой в жутчайшем убийстве с расчлененкой. Может, передумаешь и сбежишь, пока не поздно?

На какое-то время за спиной воцарилась тишина, а потом раздался такой громогласный хохот, что я аж присела от неожиданности.

– Ты – убийца? – Развернувшись в дверях комнаты, увидела, что Его накрыло новой волной веселья, вот только почему мне в Его смехе послышались откровенно жестокие и циничные нотки?

– Не веришь? – На секунду стало даже немного иррационально обидно: неужели я произвожу настолько безобидное впечатление?

– Я знаю, что это не так, – беспечно пожал Григорий плечами и приблизился, начав теснить меня к дивану. И я Ему это позволила, отметив, как непривычно то, что у Него появилось имя. Которое, кстати, никак в моей голове к нему не клеилось.

– А вот следователь, ведущий дело, так не считает, – пробормотала, наблюдая, как Он снимает и отбрасывает на стул пиджак.

– Просто выкинь это из головы, – ответил Он, расстегивая рубашку, но я перехватила Его кисть и оттолкнула. Если уж я решила, что могу сделать себе такой подарок, то хочу развернуть его самостоятельно. – Я все решу, Аня.

– Угу, – сглотнула, медленно открыв для себя все больше Его кожи, покрытой темной порослью жестких волос, и тут до меня дошло. – Имя. Я тебе его не говорила.

– Как будто это мне было необходимо, – фыркнул Он.

Ладно, черт с ним, потом разберусь. Отмахнулась от очередного сигнала тревоги на границе сознания и потерлась щекой о Его грудь, вдыхая жадно и уже нисколько не скрываясь и не сдерживаясь.

Глава 19

Какое же все-таки это непередаваемое облегчение – перестать думать и ковыряться в себе, а просто начать наслаждаться самим моментом. Это как волшебная трансформация, когда отпускаешь себя, позволяя абсолютно все, прямо сейчас. И в этот момент даже усилия разума вдруг переключились с предостережений и просчета возможных последствий на пристальное изучение моего столь желанного приза. Моя жажда по нему была такой долгой, что я отчаянно хотела хоть глазами захватить все и сразу, причем сию же минуту. Но не позволила себе поспешности, дразнила себя еще больше, заставляя подрагивающие руки двигаться медленно. Одна пуговица – скольжение пальцев, поцелуй, еще, мой глубокий вдох. Еще одна, и все снова. Смаковала, растягивала, катала на языке и в сознании каждую каплю постепенного обладания вожделенным. Запоминала все оттенки своих ощущений, поглощала его реакцию.

– Похоже, ты так всю ночь продолжать можешь, – в грубом голосе Григория было поровну возбуждения и раздражения, он схватил мою руку и опустил на свою ширинку. Прижал мою раскрытую ладонь к стоящему члену и стал толкаться в нее, стискивая зубы и резко выдыхая.

Его потребность – жгучая и неистовая – прокатилась по мне, вызвав не менее острый отклик на всех уровнях. Сознание упивалось силой его влечения, и стало наплевать, насколько это грешно, примитивно и ничуть не романтично. Тело отозвалось влагой и готовностью.

– Считаешь, нужны еще промедления и поддразнивания, женщина? – хрипло пробормотал Григорий и попытался окончательно оттеснить к дивану, но я упрямо уперлась ему в грудь. Ясное дело, не пожелай он подчиниться, мне этот локомотив было бы не остановить, но, однако же, он замер, хоть и смотрел на меня с голодным недовольством.

– Может, это я себя дразню, а не тебя, – возразила я и, снова прижавшись, провела губами и зубами по его шее, так, как недавно делал он. Мой халат давно распахнулся, и я сама всхлипывала от того, как жесткая поросль на его груди щекотала мои почти болезненные соски.

В ответ мужчина вздрогнул и откинул голову назад, будто вымогающий больше ласки огромный кот. И я дала нам обоим это, потому что даже просто вот так тереться об него, облизывая его горло, царапая лицо об его щетину, вдыхая полной грудью – это совершенно непередаваемые ощущения. Я раньше и понятия не имела, что они могут достигать такой степени интенсивности. Скольжение моих раскрытых ладоней по его груди и торсу, терпкая солоноватость его кожи, одуряющий экзотичный запах, то, как он сдавленно постанывал и вздрагивал, даже уплотнения его шрамов, на которые я натыкалась пальцами повсюду, – все это новые, сводящие меня все больше с ума грани и нюансы удовольствия. И я вдруг открыла для себя, что безумно жадная и хочу его еще больше, настолько больше, что не уверена, что у этого есть пределы. Когда Григорий управлял процессом, я себя откровенно теряла, утопала в похоти и желании получить разрядку. Сейчас же все было по-другому. Для меня уж точно. Может, конечно, дело в том, что оргазм я уже получила, но возбуждение росло медленнее, при этом оно многократно объемнее, словно неторопливо вызревало и заполняло каждую клетку тела, неуклонно достигая взрывоопасной концентрации. И то, что в этот раз я управляла движением, опьяняло меня ничуть не меньше, чем подчинение властности Григория раньше. Но, похоже, у него было другое мнение, а его терпение практически иссякло.

– Хватит жилы из меня тянуть! – срывающимся голосом приказал он.

Одна его рука оказалась на моей ягодице и, накрыв ее полностью, стиснула до сладкой боли, а вторая требовательно собрала волосы на затылке и тянула, заставляя посмотреть ему в лицо. Он приподнял меня, вынудив раздвинуть ноги, одновременно толкаясь бедрами, и его стояк вжался прямо в мой лобок и клитор. Меня тут же выгнуло как от разряда, и я закричала, вцепившись в его плечи. Но, уступив во всем, я не желала отступать в мелочах. Черт его знает почему!

– Моя территория – мои игры! – упрямо возразила, задыхаясь.

– Вот, значит, как, Аня? – Я бы сочла его тон угрожающим, но сейчас не в том состоянии, когда могла бы бояться. – Я ведь могу и заставить. И тебе это понравится!

Он снова, удерживая меня за шею и задницу, приподнял и опустил на себя, создав давление и трение, вызвавшие мой новый вскрик. Глаза почти закатывались, позвоночник гнуло, а в низу живота нарастали одуряюще сладкие спазмы. Если он так сделает еще пару раз, я кончу. Разлечусь в пыль, и ничего с этим не поделать.

– Знаю, что понравится, – не стала спорить я и, натянув волосы, подалась вперед, чтобы облизнуть и царапнуть зубами его сосок. – Но если заставишь – больше не приходи!

Григорий вздрогнул всем телом и неожиданно отпустил меня. Я оказалась на ногах, но вынуждена была схватиться за его руку, потому что не особо они меня держали.

– Ты словно ребенок, – ухмыльнулся он. – Хочешь поиграть и смехотворно угрожаешь! Но знаешь что? Я тебе уступлю. Сегодня! Не потому, что боюсь, что больше не пустишь. – Его губы снова насмешливо изогнулись, давая мне понять, насколько смехотворным он это находит. – А потому что я тебе вроде как должен.

Он снял уже полностью расстегнутую рубашку, отбросил ее и расставил руки, давая увидеть себя почти во всей красе.

– Давай, делай что хочешь, женщина!

Вот же сукин сын, ну теперь я была просто одержима желанием стереть это самодовольное выражение с его лица. Знать бы только как!

– Делай что хочешь? – прищурилась я, даже не пытаясь анализировать, чего во мне сейчас больше – злости от его самоуверенного нахальства или вожделения, которому совершенно плевать на терзания самолюбия. – Уверен?

– В пределах разумного, – сделал Григорий оговорку, и я нарочно плотоядно улыбнулась, отступая и проходясь по нему нахальным взглядом. Как же, черт возьми, можно быть таким… охрененным. Ни одного более литературного определения сейчас не рождалось в моей голове.

– Думаешь, разумная женщина впустила бы в дом незнакомого мужика, который выглядит так, да еще занялась бы с ним сексом?

Он очутился напротив меня молниеносно. Вот только был в двух шагах и уже стоял впритык, обжигая меня жидким металлом глаз и резким яростным дыханием. Наклонился ко мне так, что мы оказались нос к носу, как два готовых сцепиться зверя.

– И как же я выгляжу, Аня? – Вот теперь он звучал, несомненно, угрожающе, да только моя способность пугаться все еще вне зоны доступа.

– Огромным, опасным… – пробормотала я и приподнялась, откидывая голову, чтобы прихватить своими губами его нижнюю.

Григорий чуть отстранился, ускользая от моего прикосновения. Его шея напряжена, глаза все так же гневно сужены, а мышцы на руках и груди вздуты от того, как он сжимал свои здоровенные кулачищи. Я положила руки ему на плечи и, лаская, повела вниз, не собираясь скрывать, насколько мне сильно нравится его мощное тело. Гладила, обводила очертания каждого твердого мускула, каждой толстой вздувшейся вены, в которой, пульсируя, текла энергия его жизни.

– Угрожающим… – продолжила я и совершенно легко призналась: – Таким, что у меня дух от тебя перехватывает… таким, что в голове плывет просто от того, что смотрю.

Кулаки Григория разжались, и он не отстранился, когда я потянулась его поцеловать, а, наоборот, подался навстречу. Его руки дернулись в попытке схватить меня, но я сильнее сжала его запястья и теперь отпрянула сама.

– Я же еще играю, помнишь? – проговорила, притормаживая его, хотя и самой хотелось уже послать к черту все эти выкрутасы и просто ощутить его на себе и в себе.

Григорий даже не возразил и только фыркнул, оставив свои руки висящими вдоль тела. Его взгляд снова поменялся. Злость исчезла, и остался только коктейль похоти, насмешливого веселья и вызова. Он выпрямился и кивнул, будто говоря: «Ну, давай, дерзай, детка».

И я решила, что хватит уже честных игр выше пояса. Оглянулась и потянула его за руку к стулу. С ответным вызовом посмотрела в глаза, расстегнула его брюки. Не делая пауз, зацепила пальцами штаны вместе с бельем и стащила вниз по ногам, сама опускаясь на пятки. Его член выпрыгнул прямо перед моим лицом и шлепнул об живот с таким «вкусным» звуком, что я невольно сглотнула. Не трогала, только смотрела, поражаясь тому, насколько приятно просто ласкать глазами тяжелую мошонку и неоспоримую твердость, таранившую меня совсем недавно, упакованную в мягкую, шелковистую кожу.

Набрала в легкие воздуха, щедро, через край наполненного его чисто мужскими флюидами, подула прямо на влажно поблескивающую темную головку и натурально кайфовала, наблюдая, словно в замедленной съемке, как сначала дернулось достоинство Григория перед моим лицом, прижимаясь к его животу. Вслед за этим сократились сами рельефные мускулы торса, одновременно с резким вздохом-стоном, от которого мои собственные внутренние мышцы свернуло сладким узлом. И как последний аккорд, добивающий меня, вязкая, прозрачная капля, взгромоздившаяся на такой желанной вершине, сорвалась, поползла вниз, оставляя буквально гипнотизирующий меня извилистый мокрый след.

Я настолько сильно хотела узнать его вкус, что потянулась вперед и слизнула ее, получив в ответ невнятное ворчание мужчины. От острой терпкости пощипывало язык, а от сексуального жаркого аромата его тела туманилось в голове, меняя само восприятие момента. Я хотела уже не просто испробовать, подразнить, добиться отклика. Я хотела все по полной, без оглядок на красивость или цивилизованность. Причем именно для себя.

– Садись! – просипела я, упираясь в его живот, и Григорий плюхнулся на стул, будто тоже не слишком был уверен в своих ногах.

Толкнула в стороны его ноги и уселась между ними, широко раздвинув собственные. Обхватила толстый ствол одной рукой и потерлась лицом о его основание. Целовала и облизывала нежную кожу мошонки, добиваясь того, что она поджалась, и очень медленно при этом двигала кистью вверх-вниз. И по-настоящему млела, наблюдая краем глаза, как дрожали от напряжения мощные бедра, как белели пальцы Григория от того, как он впивался в край стула, как его кожа покрывалась поблескивающей пленкой пота. Последовала приоткрытыми губами вверх, прихватила и пощекотала уздечку, получив в награду сдавленный стон сквозь зубы. Вобрала член внутрь рта, сколько смогла, резко отпустила и услышала рваный вскрик. Еще, мне нужно еще этого. Полностью отдалась процессу, двигалась по становившейся все жестче длине настолько быстро, насколько хватало дыхания и сил, упивалась уже грубыми безостановочными стонами. Но как только уловила в этой примитивной музыке жаждущей разрядки плоти приближение к высочайшей ноте и еще больше одуряющего вкуса на языке, резко отстранилась и подняла глаза. Нет, я вроде никогда не была мстительной, но прямо сейчас захотелось ему напомнить, как я ощущала себя тогда, в первый раз, когда он остановился в миллиметре от моего оргазма.

Григорий дернулся в мою сторону, протянув руки, но потом они упали, и он, запрокинув голову, зарычал в потолок, дрожа всем телом. Бедные мои соседи и несчастный мой стул, который имел все шансы не пережить наших игрищ. Поднялась, опершись на его плечо, оседлала колени моего любовника и второй рукой направила его в себя. Села резко, до шлепка тел, и позвоночник тут же прострелило концентрированным удовольствием от копчика до затылка. Наши взгляды столкнулись, и я увидела темно-серую свинцовую тяжесть беспредельной похоти на месте еще недавней насмешки и вызова в ртутном серебре. Купалась в ней, алчно поглощала огромными глотками, насаживаясь на него все резче, не прерывая этого нашего контакта глаз, до того момента, пока не лишилась контроля над заходящемся в эйфории телом. Григорий дал мне какое-то время опять начать видеть и слышать, а потом взял за подбородок, заставив снова смотреть ему в лицо.

– Наигралась? – задыхаясь, глухо пророкотал он у самого моего рта.

– Да, – прошептала я и вскрикнула, почувствовав, как мощно дернулся его член внутри, когда Григорий вскинул бедра подо мной и усмехнулся.

– Ну, тогда теперь моя очередь!

Стремительно обхватив меня, он поднялся и пошагал к дивану. Все дальнейшее я при всем желании не могу вспомнить четко. Краткие вспышки, больше ощущения иссушенных, казалось, бесконечным требованием его плоти тела и сознания, чем четкие образы. Я, распростертая под ним, сотрясающаяся от немилосердных толчков, на коленях, с головой, прижатой к постели его лапищей, пока он яростно врезался сзади. Скрип дивана, глухие удары в стену, мои стоны, уже мольбы, которым никто не внял. Хриплые приказы оставаться с ним, кончить еще, да, вот так и, наконец, финальные рывки, настолько глубокие и сокрушающие, что мой разум отказался принять эту дикую смесь наслаждения и боли и трусливо увлек меня в темноту.

Глава 20

Звук будильника раздался, кажется, лишь спустя мгновение после того, как я закрыла глаза. Прислушалась и пощупала рукой рядом. Ну, в принципе, не особо-то я сомневалась, что проснусь в одиночестве. Хотя и не сказать, что меня это огорчило. То, что бывает таким замечательным и увлекательным ночью, утром часто превращается в неуместное и неловкое. А в нашей с Григорием ситуации таких моментов более чем достаточно. Я глубоко вдохнула, еще не открывая глаз, ожидая болезненных вспышек повсюду. Все же вчерашняя постельная эквилибристика не совсем то, чем я привыкла заниматься обычно. И это не говоря уже о полугодовой засухе. Но ни одна мышца не заныла. Нигде ничего не ломило и не тянуло, как раз наоборот – внутри словно появился новый источник мощной энергии. Едва проснувшись, я чувствовала себя бодрой как никогда. И еще безумно голодной. А быстро прогнав в голове вчерашние события после прихода Григория, к тому же и беспросветно глупой. Я опять повела себя, как залитая по уши гормонами малолетка. Хотя в юности мне не случалось вытворять нечто подобное. Тогда я всегда стремилась поступать правильно и делать, как вроде бы положено. А вчера? О чем мы, собственно, поговорили до того, как опять крышу снесло и способность размышлять и анализировать оказалась временно недоступной? Да ни о чем. Мое упоминание о незащищенном сексе, а значит, и возможных последствиях Григорий проигнорировал. Да я и сама хороша. Не стала развивать тему и позволила переключить внимание. В итоге вопрос с его здоровьем остается открытым, как и с тем, женат ли он. Но из всех моих стараний вызвать у себя чувство тревоги или вины за беспечность на грани слабоумия ничего не выходило. Мои совесть и чувство самосохранения, не особо склонные обычно к компромиссам, сейчас с легкостью соглашались с доводами оперативно подыскивающего оправдания сознания. Не знаю, занят или нет – прекрасно, значит, намеренно ничьих прав не нарушаю. Не настаивает на защите – замечательно, значит, здоров, и я не произвожу в его глазах впечатление нечистоплотной, несмотря на наше нетривиальное знакомство. Угроза беременности… хм, такая уж это угроза? Я давно не юная, создавать семью и терпеть кого-то в своей жизни на постоянной основе только ради того, чтобы родить… Эта мысль вызывала неприятие на самом глубинном уровне. А если рассматривать мужчину просто как донора спермы, то, честно говоря, разве можно желать кого-то лучше, чем этот загадочный Григорий. Не знаю, как для кого, но по мне, если и называть человеческую особь мужчиной, то именно его. Огромного, грубо сколоченного, излучающего в окружающее пространство энергию секса и агрессии… Так, стоп!