Рецидив

Читать онлайн Рецидив бесплатно

Глава 1

За несколько месяцев до событий, описанных в романе “Обрыв”

Кажется мне, что мы с тобою одно.

Но мир опять уходит из-под ног…

(с) Лепс

Серое осеннее небо давило облаками на землю. Такие же серые деревья, уже почти сбросившие свою листву, нагоняли тоску еще больше, но кое-где еще краснела рябина, словно мазки крови на грязном фоне. Поганая погода, кажется, что вот-вот небо разорвет, и дождь еще больше пропитает все вокруг сыростью и влагой.

Поганая погода, поганая дорога, все сорок километров от основной трассы, что шли до поселка, были разбиты в хлам. Седан премиум-класса, красавчик черный «Ягуар»моего шефа, босса и кормильца, тащился кое-как. Я в сотый раз проклял, что взял именно эту машину, но на подземной парковке офиса была только она.

Мой любимчик Х5, как назло, находился в сервисе, и готов будет только завтра. Из всех воронцовских тачек эта – самая новая и пафосная, стояла и скучала, просто просилась покататься до дальнего села за сто двадцать километров от города по бездорожью, грязи и ухабам.

Устало тру глаза, нервно щелкая встроенной супер, мать ее, мультисистемой, которая не ловила ни одной радиоволны на этой забытой богом дороге. Но вот наконец случайно что-то нажал, и из динамиков зазвучал бодрый трек Басты, а у водилы, этого красавца, неплохой вкус, как оказалось.

Хотелось вжать педаль в пол, чтоб уже быстрее доехать, решить все дела, навешать пиздюлей Антошке и вернуться обратно. Этот сучонок, один из двух любимчиков, двоюродный братик, снова впутался в очередную незабываемую историю.

Тетка только плакала в трубку, я ничего толком не разобрал, о чем она так убивается, но сказал, что приеду и разберусь. Из всего потока речи я выхватил только слова: изнасилование, статья, срок. Это уже был новый виток никчемной Антохиной жизни. Может, правда закрыть его? Пусть посидит, подумает, а там учат правильно думать. Нет, тетку жалко.

Я не мог не приехать, всегда срывался по первому ее звонку. Именно она не отказалась от тринадцатилетнего пацана, когда я остался сиротой. Забрала, вырастила, воспитала, имея своих дармоедов и мужа-алкаша. Мысли и воспоминания начали всплывать, так некстати и так не вовремя. Стараюсь гнать их от себя.

Заморосил противный дождь, дворники монотонно заскребли по лобовому стеклу. Я не сразу увидел машину, черную «Приору», стоящую поперек пустой дороги, и две фигуры людей перед ней с вытянутыми руками.

Стволы?

Резко затормозил, инстинктивно потянулся под пальто, чертыхнулся, потом в бардачок, но это не моя машина, и оружия тут точно нет, насколько я знаю. Совсем новый «Ягуар», куплен два месяца назад для понтов и радости глаз, как говорил Воронцов, чтоб конкуренты кусали локти, а девчонки ссали кипятком. Вот, самое время для кипятка, только напротив стоят не девчонки, и кипятком будут ссать не они.

Остановился, вцепился в руль, смотря на двух парней в коротких куртках. Да, точно, стволы, а я, начальник службы безопасности одного из влиятельных и далеко не бедных людей области, владельца, можно сказать, заводов-пароходов, пустой. Совсем пустой, словно фура едет в обратку.

– Вот же сука, – процедил сквозь зубы.

Как по иронии судьбы, на весь салон звучал Ноггано и его «Стволок за поясок», хоть смейся, хоть плачь.

– Выходи, – один из парней крикнул и махнул оружием.

Вышел, не закрывая дверь, чуть приподняв руки. Откуда мне знать, чем те ребята накачаны, шмальнуть могут за просто так. И найдет меня потом, молодого да красивого, тридцати семи лет от роду, в этом поле, под той кривой березой, друг и босс Воронцов Егор Ильич. Судьба, скажем так, вырисовывалась не очень.

– Отойди дальше, на обочину.

На вид обыкновенные парнишки, лет по двадцать пять, крепкие, сильные. Черные кожанки, купленные на одном китайском рынке, в таких ходит весь город, потертые джинсы, короткие стрижки. С этого расстояния было не видно, что у них в глазах. Я сразу легко мог понять, наркотический блеск в них или туман от дурной травы.

– Парни, вы залетные или местные без мозгов? У вас машина сломалась? Так давайте в сервис позвоню.

– Отойди от тачки! Дальше отойди, – тот, что, видимо, был смелее, говорил и указывал, что делать. Но дергался и постоянно махал стволом.

– Свят, зря мы его остановили, – второй парнишка сказал совсем тихо, но я прекрасно услышал.

– Парни, может, договоримся? Я вас подброшу куда надо.

– Еще дальше отойди, – кричал громче, не желая меня слышать и слушать.

Они уже совсем загнали меня в придорожную грязь. Но стою, не боясь замараться, и такой красавчик, сука, сам себе диву даюсь. Без ствола, хер пойми где, в итальянских туфлях и брендовых брючках, тетке бы понравился мой прикид. Она гордилась мной. А вот я сам собой сейчас точно горд не был.

– Парни, зря вы это. Проблемы будут.

– Стой и молчи.

– Очень большие проблемы.

– Тебе сказали, рот закрой и стой. Чего непонятного?

– Свят, ты видел тачку, нахуя нам эти проблемы?

– Ты видишь здесь другую? Нет? Так что замолкни!

А у меня вдруг что-то мелькнуло перед глазами, словно все уже было, все это я уже видел. С той лишь разницей, что со стволом стоял я. Усмехнулся.

– Что смешного? Руки подними, чтоб я видел.

Тот, что был за главного, быстро подошел, обшарил меня по карманам, достал телефон, швырнул в поле, в самую грязь. Медленно проследил за его полетом, летел он красиво, сверкая надкусанным яблоком.

– Я вам говорю, зря вы это все затеяли, ребята.

– Не пугай, дядя, пуганые.

Но как только я попытался сделать рывок и выбить оружие из рук паренька, у черной «Приоры» открылся багажник, и оттуда вытащили человека. Я так и замер на месте. Это была девушка.

– Стой и не рыпайся, иначе вышибу девке мозги.

Второй держал ее за шею, приставив к виску оружие, длинные волосы выбились из-под ярко-красного берета, короткая куртка, черные облегающие джинсы, длинные ноги, высокие каблуки. Она явно не собиралась кататься в этой компании, да еще и в багажнике.

– Детка, у тебя новый багажник. Ты рада?

Она лишь покачала головой, всхлипнула, волосы еще больше рассыпались, закрывая лицо. Но когда ее проводили мимо, она повернулась и посмотрела на меня.

Рот был заклеен скотчем, руки сзади тоже обмотаны им, парень грубо толкал в спину, она мычала, но так открыто посмотрела на меня… В больших темных глазах страх, боль и сожаление, нет, мне не показалась, она сожалела, что так все вышло.

Когда ее запихивали в багажник, этот чертов красный берет все-таки слетел с нее и теперь лежал посередине дороги. Багажник громко захлопнулся, а я словно очнулся от накрывшего дежавю.

– Жека, сумки.

Меня все еще держали на прицеле, парень с открытым презрением и злобой рассматривал меня с ног до головы. А в моих глазах не было ничего, кроме ненависти.

Отходил тоже задом, словно опасаясь нападения здорового мужика, хоть и безоружного. Его подельник перенес сумки, сел за руль. Интересно, ребятки, чем я вам не угодил? Шмотки не те или тачка не та?

Два выстрела разогнали стаю ворон с кривой березы, это было предупреждение мне, чтобы не рыпался. Из «Ягуара» все еще слышны были биты, но вот резкий разворот, шины нагревают мокрый асфальт, проезжают по яркому пятну красного берета той девушки.

– Странные дела.

Я никогда не имел привычки дергаться, не любил делать резких движений и поспешных выводов. Сейчас бежать за машиной и суетиться было глупо. Ее найдут по GPS хоть как, тачка заметная и непростого человека. Пусть потом не обижаются, я их предупреждал. Достал сигареты, прикурил, присел на корточки, продолжая смотреть в одну яркую точку на дороге.

Глава 2 Глеб

Странно так, эта дрянная, сучья жизнь именно сейчас решила подбросить мне сюрприз. А я уже стал забывать, откуда и из какого дерьма меня вытащил Воронцов почти десять лет назад. Парни напомнили о многом, а еще больше – глаза той девчонки. Большие, испуганные, но с оттенком сожаления.

Докурил сигарету, швырнул ее в лужу, сплюнул. Пришлось идти в поле,лезть в грязь за телефоном. Уже не боясь замараться, уверенно месил ботинками слякоть, вороны, вернувшиеся на березу, встревоженно каркали. Но, обтерев телефон прямо о рукав пальто, заметил, что сети нет никакой.

– Что за блядская жизнь?

Вот на хера вообще эти навороченные дорогие телефоны, с которых элементарно невозможно позвонить? До родного и любимого до боли поселка Камышовка было примерно еще двадцать километров, ровно половина того, что я проехал. Взглянул на часы– восемь вечера, скоро начнет темнеть, к ночи можно дойти. Ну что за бред? Или идти обратно на трассу, один хер путь неблизкий.

Раздражало все сразу: беспомощность, бессмысленность, абсурдность ситуации, мелкий моросящий дождь. Снова взглянул на телефон, будто от моих гляделок сеть появится.

Черная «Приора» обелиском стояла поперек дороги, подошел, заглянул в салон. В замке зажигания болтались ключи с забавным брелоком – улыбающимся желтым смайликом.

– Пиздец как смешно.

Сел за руль, пытаясь завести мотор, но он только чихал. Стрелка датчика топлива была на нуле.

– Вот же горе-похитители. Куда же вы ехали?

В машине, хоть и не прогретой, было сидеть лучше, чем стоять на дороге под дождем. Сложил руки на руль, опустил голову. Задумался. Интересно, Воронцов меня быстро потеряет или нет? Я уехал, никому ничего не сказав, думал сделать все быстро, а вышло даже занятно.

Мне все не давала покоя эта девчонка, с парнями все понятно – найдем, поговорим, объясним, как жить нельзя, что делать не стоит, и перед какими дядями не следует размахивать стволами. А вот у девчонки были знакомые глаза, очень знакомые.

Я сам был такой же молодой, дерзкий, наглый, но разочарованный и поэтому злой. Тогда за спиной было пять лет спецназа, я жил своей работой, я жил на ней, не имея ни семьи, ни собственного жилья. Мои сослуживцы были моими братьями, за которых я был готов отдать жизнь.

Рисковал, подставлялся, шел напролом – за пять лет лишь раз не повезло. Группа захвата штурмовала особняк, один отморозок захватил целую семью: трое детей, мать в истерике, их отец был ранен, истекал кровью.

Думать долго было нельзя, пошли на штурм, я поймал пулю аккурат в левый бок, чуть выше бронежилета, в подмышку, когда поднял руку, чтобы объяснить парням, как нужно идти.

Даже не понял, что произошло, удивленно повернулся в ту сторону, и еще одна зашла прямо в грудь, но уже в броню. Откинуло назад, сполз по стене, растерянно смотря на парней, показал рукой, что все в порядке, чтобы шли на штурм.

Правой рукой зажимал левую сторону, но жилет мешал, а под ним я чувствовал, как текла теплая кровь, которую впитывало белье. Все-таки со мной кто-то остался, я смутно, но помнил, как из меня, здорового парня, вытекала жизнь.

В груди давило, рядом раздавались крики, плач, выстрелы. Резко стало холодно, даже дышать было больно, словно колкий морозный воздух царапал горло и легкие. Оно наполнялось вязкой жидкостью, хотелось сплюнуть, но сил не было повернуться.

Первый раз очнулся в скорой, когда фельдшер, молодая женщина, кричала, чтобы ей помогли снять бронежилет, матеря его на всю машину.

– Парень, миленький, только не отключайся, сейчас, сейчас. Да что ж он такой тяжелый?

Но я отключился.

Второй раз открыл глаза, а перед ними была темнота, только противный писк, жуткая сухость во рту. Я хотел сказать, что хочу пить, но не смог, словно онемел.

Даже сейчас я приложил руку к левому боку и глубоко вздохнул, вспоминая тот тошнотворный привкус лекарств, который до сих пор чувствовал временами на языке.

Пуля пробила легкое, застряла где-то в теле. Пятичасовая операция: достали, залатали. Долгая реабилитация, но обратно меня уже не взяли. Капитан внутренних войск Глеб Морозов был уволен по состоянию здоровья – в связи с признанием меня военно-врачебной комиссией негодным к военной службе.

Комиссия, разбиравшаяся в инциденте и причинах происшествия, выявила мою халатность. Мне вручили заключение с длинными витиеватыми формулировками, суть которых была одна – я сам виноват в том, что произошло.

Выплатили минимальную компенсацию, жалкую подачку. Так в возрасте двадцати пяти лет до этого лучшего бойца лишили любимого дела, единственного дела, которое я знал и делал хорошо. Я стал не нужен никому. Да у меня никого и не было, тетка лишь в Камышовке, квартиру родительскую – и ту папаша родной продал по пьяни риелторам еще до смерти своей собачьей.

Уже стемнело, в салоне было холодно. Я даже задремал, но вот поднял голову– в бок ярко светили фары стоявшего неподалеку автомобиля. Посмотрел на часы, десять вечера, вот это я приложился, окунувшись в воспоминания. Снова на телефон, сигнала так и не было.

Из припаркованной старой Нивы вышел щуплый мужичок, ехал в другую сторону, видимо, в город.

– Ты чего так поломался-то нехорошо, аккурат посередине дороги?

– Так вышло.

– О, Глеб Аркадьевич, не признал тебя сразу. Что, серьезная поломка?

Я и сам узнал подошедшего пожилого мужчину в камуфляжном костюме, сосед моей тетки, Иван Макарович.

– Добрый вечер, Иван Макарович, да вот, к тетке ехал, бензин не рассчитал, замотался совсем. Антоха что-то там опять чудит.

– Этот пакостник может, с него станется. Расстраивает только Алевтину постоянно. А чего машина-то такая скромная? Твоя-то где красавица?

– Да так вышло,– устало улыбнулся.– А вы в город? Почему так поздно?

– Нет, до города далеко, мы в Озерск к фельдшеру, дочка младшая рожать надумала раньше времени.

– Папа, ну ты чего там? – из приоткрытой двери Нивы послышался женский голос.

– Иван Макарович, дай бензина дотянуть до Камышовки, я заплачу.

– Конечно, Глеб, конечно.

В темноте, под ярким светом фар старенькой Нивы отлили бензин. «Приора» завелась, мотор заурчал, как оголодавший зверь. Машины разошлись на дороге, я– к тетке и туда, где будет ловить сотовая сеть. Иван Макарович с дочкой– к фельдшеру.

Поселок, где я прожил пять лет, встретил меня полным отсутствием фонарей, усилившимся дождем и громким лаем собак.

– Ну вот и дом.

Планы были: по-быстрому вломить Антохе, успокоить тетку, дать денег, связаться с Воронцовым, смс-уведомления от которого и от других посыпались на мой телефон, как только тот поймал сигнал связи. Та девушка, заложница, все не оставляла меня, не давали покоя ее большие глаза. Первым делом надо было найти «Ягуар» сообщить куда надо, чтобы ее спасти.

Глава 3 Агата

Агата

– Тебе что, особое приглашение надо? Ноги в руки сгребла и пошла. Пятая кабинка.

– Жора, ты же знаешь, я не танцую приваты.

– Меня сегодня не ебет, танцуешь ты их или нет, у тебя договоренность не со мной. Так что оторвала жопу и пошла той жопой крутить.

До боли в пальцах вцепилась в туалетный столик в гримерке и через зеркало зло смотрю на Жору. Этот жирный, вечно потный администратор меня вымораживал настолько, что хотелось треснуть по его лысой башке стулом, прям так, с размаха, чтоб брызги крови залили все вокруг.

– Жора, ты, наверное, плохо понял? Я. Не. Танцую. Приваты,– смотрю также зло, исподлобья, буравя взглядом администратора.

Девочки в гримерке притихли, Машка, та вообще только натянула трусы, да так и застыла, наблюдая за тем, что же сейчас будет. Жора провел ладонью по вспотевшей лысине, подошел ко мне вплотную.

– Это ты, дорогуша, что-то не поняла. Я не Шакал, под которым ты громко стонешь и которому активно подмахиваешь. Мне все равно, что у вас там происходит. Быстро встала и пошла.

Держись Агата, держись. Скривилась лишь при одном упоминании клички Шакал. По иронии судьбы у человека была фамилия Шакалов, ну, отсюда и кличка. Шакалов Илья, владелец этого «прекрасного» места, где я танцевала гоу-гоу или участвовала в шоу вместе с другими девочками. Но никакого стриптиза, а уж тем более приватов – я прекрасно знала, что там происходит.

С Шакалом была договоренность: я сплю с ним, а за это меня не дергают трясти титьками, крутить голым задом у шеста и в приватах. Об этом знали все, Жора с внезапной амнезией не был исключением.

Конечно, никто никого не принуждал, но девочки не отказывались подзаработать, если клиент щедрый и не противный. Я не из таких. Кому-то там отсасывать даже за деньги я не буду никогда.

С Жорой спорить бесполезно, этот упертый боров печенку проест своим нытьем. Козел.

– Я же не танцую приваты, Жора, ты знаешь. Какого хера ты меня туда тащишь?

Резко развернулась, в нос ударил отвратительный запах потного тела с тошнотворным ароматом парфюма, сразу пожалела о том, что стою так близко и позволила Жоре подойти вплотную.

– Пусть вон Машка идет, она только что полировала шест и член кому-то, с нее не убудет.

– Эй, не Машка, а Мэри.

– Ой, да пофиг, кто ты.

Как же все достали. Закатила глаза и снова уставилась на Жорика, тот лишь еще злее посмотрел на меня, сверкнув глазами.

– За нее много не дадут, а за тебя уже прилично вкинулся один мужик хорошими зелененькими купюрами.

– Мужик? Зелеными?

Не сразу поняла, но то, что до меня начало доходить, совершенно не нравилось. Именно сейчас меня подкладывают под какого-то непонятного мужика, и отказаться я не могу никак.

Нет, конечно, можно плюнуть в рожу Жорику, послать к чертям весь этот балаган с его ряжеными и шутами. Но придется искать новый, и не факт, что там будет лучше. Такого, как Шакал, я вряд ли встречу, да и этот не подарок небес. Мне надо продержаться еще пару месяцев, еще совсем немного, сейчас уходить никак нельзя.

Я всего лишь танцовщица гоу-гоу этого хоть и пафосного, но все же дрянного, по моему мнению, клуба. «Шкала» именно тем и отличался, что в нем было все чересчур и всего перебор. Шкала и градус накала реально временами зашкаливали – что у владельца, что у посетителей.

Самые пафосные и безбашенные вечеринки, сборища байкеров под срывающий башню рок, мажорские пати и тусовки в стиле Ибицы в купальниках под кубометрами пены.

Мне нравилось танцевать, именно танцевать. Это у меня на уровне ДНК, я отключалась, закрывая глаза, окуналась только в биты. Они разрывали перепонки, они полностью заполняли мозг, так что не было даже слышно собственных мыслей, они заглушали и выбивали страхи, сомнения, но прошлое так вытравить не удавалось. Тело послушно ловило ритм, жило своей жизнью. Стоя в высокой клетке, до которой не могут дотянуться ничьи руки, я жила так, как хотела.

– Зеленых, зеленых. Шевелись, драгоценная моя. Мужик захотел именно тебя, никого больше. Смотри, не выкини никакого фокуса. Я знаю тебя, дикую.

– Может, он передумает?

– Это я сейчас передумаю, и ты пойдешь не в пятый приват, а в третий – с четырьмя кавказцами.

– Шакал ведь узнает, Жора.

– Он и так знает.

А вот тут я прикусила язык. Ну, видимо, наигрался Шакалишка своей игрушкой, ой, да невелика потеря, давно надо было уходить как можно дальше и сидеть как можно тише. Но пока не время, рано еще. Шакал дерганый последний месяц, да и понятно отчего, лучше не попадать под горячую руку. Придется идти договариваться с мужиком по-хорошему.

– Уговорил,– процедила сквозь зубы.

– Ой, бля, уговорил я ее. Давай надень там труселя покрасивее, сними уже эти цепи.

– Перебьетесь и так.

Повернулась снова к зеркалу, в нем отразилась слегка худощавая брюнетка с усталыми глазами. Яркий макияж, смоки-айс, пудра с блестками, голубые с серой дымкой глаза, провела по губам бесцветным блеском, собрала длинные темные волосы в высокий хвост.

Кожаный топ-лиф, увешанный цепями, переплетающимися по телу, такие же короткие черные шорты, лишь слегка прикрывающие часть большой татуировки на правом бедре – лицо девушки в окружении увядших роз.

Она тянулась вверх до талии с переходом на поясницу. Даже не стала переобувать высокие ботинки на шнуровке. Лишь незаметно нагнувшись, засунула в них отвертку, что забыл на столике электрик, приходивший днем чинить освещение.

– Ну, ты готова?

– Да иди ты нахуй, Жора.

– Сейчас ты на него пойдешь, а я в камеры потом подрочу.

Жора мерзко заржал, явно довольный своей шуткой.

– Смотри мозоль не натри на своем огрызке.

Девочки дружно засмеялись на всю гримерку, Жора покрылся пятнами, сжав кулаки.

– Ну, веди, хули ты встал? А то сбегу, и сам пойдешь задом крутить.

Как только вышли в зал, громкая музыка начал пробирать до внутренностей, так что не было слышно своих мыслей. Посмотрела на свою клетку, в ней уже раскачивала публику Стася. Прошли дальше, кое-где расталкивая гостей, вдоль прозрачной стены, что разделяла зал и приват-зону.

Остановились у черной двери без знаков и цифр, но все знали, что это пятый приват, самый дорогой и шикарный. Хотя было вообще без разницы, где показывать титьки.

– Иди и не накосячь, бедовая.

– Еще раз иди нахуй, Жора.

Сжала челюсть, резко дернула ручку двери, уверенно шагнула. В лицо сразу ударил прохладный воздух кондиционера и коньячный запах, но не противный, а тонкий, слегка уловимый.

Дверь захлопнулась, сразу стало очень тихо, звукоизоляция поглощала все ненужные и посторонние звуки. Тут можно и кожу живьем снять и четвертовать, никто ничего не услышит, очень удобное местечко.

Чуть замерла на месте, посмотрела в сторону дивана. Там сидел мужчина, легкий свет падал ему в спину, лица не было видно, лишь силуэт. Красный огонек сигареты очертил траекторию, стал ярче, мужчина затянулся.

– Я не танцую приваты.

– Считай, сегодня не твой день.

– Когда же он будет, мой день?– процедила сквозь зубы.

Глава 4 Глеб

Глеб

Ненавижу эти долбаные клубы. Голова сразу начинает болеть, громкая музыка бьет по мозгам. «Шкала», как всегда, забита под завязку. Если вы хотите удивить и впечатлить новых партнеров, то вам именно сюда. И это далеко не пафосность и элитность, есть и дороже, и круче.

«Шкала» – это особый мир, лучшие наркотики на любой вкус, лучшие девочки, что могут скрасить досуг, лучшие танцовщицы, лучшие вечеринки и железобетонная крыша. Шакал, молодец в этом плане, с фантазией и не жадный. А тут, если ты не хочешь делиться, то поделят на части тебя.

Пробираюсь сквозь толпу на танцполе, неон слепит глаза, иду за Воронцовым и новыми партнерами. Развлекательная программа только началась, дяденькам нужно хлебнуть драйва после релакса в сауне.

И зачем Егор только потащил меня сюда? Ах да, я начальник его службы безопасности, который две недели назад проебал «Ягуар» на разбитой дороге в поселок Камышовка.

«Ягуар» так и не нашли, а искали его две недели очень хорошие специалисты. Воронцов сначала не поверил, думал, что шутка такая. Морозов ведь такой шутник, байки сочиняет целыми днями, чтоб повеселить босса.

– Как– отжали?

– Почти молча.

– Морозов, бля, вот совсем неинтересно играть в угадалки с тобой в пять утра.

– На дороге двое парней со стволами. Я был пустой.

В трубке повисла пауза, затем раздался дикий смех Воронцова. Он ржал, наверное, минут пять, я успел прикурить, пройтись вдоль теткиного дома, потрепать собаку за ухом, выкурить полсигареты.

– Значит, мой новенький дорогущий «Ягуар» уехал в неизвестном направлении с шустрыми ребятами? Чудные дела творятся в нашем королевстве.

– Я найду в ближайшее время.

– Конечно, найдешь, землю носом будешь рыть, но найдешь.

Вот я и рыл две недели, и ничего, вот, сука, совсем ничего, словно сквозь землю провалилась тачка. Как оказалось, там под сиденьем был ствол Воронцова с его отпечатками, и документы в папке на заднем сиденье, очень важные бумажки.

GPS словно умерла, ни одного сигнала за эти дни. Может, они ее утопили или сожгли в лесу? Или уже распилили по частям и вывезли на другой конец страны? Лучший вариант для них – это утопить или сжечь вместе с содержимым.

Да и самим утопиться или сгореть. Вариантов развития событий с оружием может быть несколько, я еще надеялся, что ребята молодые, глупые да залетные, не станут играть против себя.

Кое-как пробившись сквозь толпу, поднялись на второй этаж, здесь было тише из-за прозрачного щита, разделяющего танцпол и второй этаж. Воронцов с партнерами прошли вперед,к небольшому углублению в нише с полукруглым диваном.

А напротив него как раз яркие огни клуба, клетки с тонкими редкими прутьями для танцовщиц гоу-гоу, которые разогревают публику, несколько высоко стоящих пилонов с полуобнаженными девушками на них.

Устроились на диване, тут же принесли выпивку и кальяны. Два будущих партнера Воронцова по поставкам климатического оборудования, прибывшие с юга, крутили по сторонам головами, удивленно рассматривая все вокруг. Сразу видно, не избалованные мужики, в таких местах бывают редко, а уж именно в таком не доводилось бывать точно.

Две блондинки возникли, словно по волшебству. Ровные, стройные, с упругими попками в коротеньких серебристых шортиках. Они сразу подсели к нам с Егором, но тот их шуганул и указал, кого надо сегодня ублажать. Девочки переместились к командировочным мужикам, удобно устроившись у них на коленках.

Я встал, облокотился о перила, прямо передо мной на той стороне щита на высоте танцевала девушка. Даже тут были слышны биты танцпола, яркими вспышками мерцали огни, лучи скользили по ее телу. Она двигалась так, словно жила в этих ритмах.

Высокие сапоги без каблука на шнуровке, короткие кожаные шорты, что-то наподобие лифа с цепями, обмотанными по телу. Темные волосы, взлетающие вверх при каждом движении. Девушка двигалась очень красиво, лучше тех, что на пилонах. Четкие движения, в которых не было призыва и желания соблазнить, она танцевала.

Руки скользили по телу, кожа блестела под лучами, отливая серебристым блеском. На бедре большая татуировка, цветы и что-то еще, не мог разглядеть. Но когда музыка на миг замерла, девушка откинула волосы и открыла глаза, казалось, что она смотрит прямо на меня.

Глаза.

Я видел эти глаза.

Совсем недавно.

Снова обрушился бешеный ритм, зал загудел, девушка повела бедрами, присела на корточки, раздвинув колени, и тут же резко свела, поднялась. Прыгнула на клетку, уселась на прутья, откинулась назад, цепляясь ногами, свесилась вниз головой, почти доставая волосами публику, что внизу.

Я даже подался вперед, чтобы успеть поймать ее, если будет падать. Чисто рефлекс.

– Морозов, ты чего там застыл?

– Да так, мысли разные.

– Думаешь, как «Ягуар» мой искать будешь или уже новый купишь с твоей зарплаты? – Егор снова засмеялся, ему явно нравилась стебать меня. – Ну-ну, думай, думай, на то тебе и голова, не только на девок пялиться.

Я ничего не ответил, лишь посмотрел на расслабленного Воронцова, снова перевел взгляд на клетку, но в ней уже никого не было. А вот что касается девушек, так я бы еще с удовольствием пялился на одну конкретную.

Переговоры с администратором вышли странные. Лысый, потный, здоровый детина по имени Жора не долго, но сопротивлялся.

– Она не танцует приваты.

– Как это не танцует? У вас что, девки сами решают, где они танцуют, а где нет? И профсоюз стриптизерш есть?

– Она не стриптизерша, танцовщица гоу-гоу, – мужчина еще больше обливается потом и краснеет, поджимая полные губы.

– Жора, ты, видимо, меня не понял. Я хочу эту девочку, я хочу, чтоб она мне станцевала. Это так трудно устроить?

Я достал пачку денег и ровно половину сунул Жорику в нагрудный карман рубашки. Жора начал кряхтеть, глазки забегали, почесал подбородок, посмотрел наверх, в угол, туда, где камеры, затем по сторонам.

– Хорошо. Вас проводят в кабинку. Ждите.

Я ждал уже полчаса, налил виски, выпил, закурил, пуская густой белый дым в потолок, а девушка все не шла. Я совершенно не был любителем такого рода развлечений, хотя да, восхищался красивым женским телом и любил такие тела. Нормальных отношений не было давно, точно это было в прошлой, далекой жизни. Словно и не со мной.

Да и что такое нормальные отношения, я не знал. То, что Маринка не дождалась меня из командировки, в которой я пропадал три месяца, и ушла к соседу, ну, это нормально, любая бы ушла, Маринке-то было всего двадцать, я на нее не в обиде.

А эта девочка зацепила меня глазами, как та, на трассе, заложница, которую я тоже искал,как и ее похитителей. Составлял со знакомыми ментами фотороботы, пробивал их по базам, по пропавшим, но все было впустую.

Нет таких в базах, не числится, и в похищенных и пропавших нет такой девчонки. Даже ездил в морг на опознание похожей на нее, но та точно была не она.

Глаза, вот что зацепило меня, красивые, с серой дымкой, в обрамлении густых ресниц, а еще взгляд.

Дверь приоткрылась, я ожидал увидеть нечто иное, но девушка стояла, одетая так, как была в клетке. Она просто стояла и смотрела на меня, пытаясь разглядеть в темноте. Волосы были собраны в высокий хвост, мне хотелось, чтобы она подошла ближе,чтоб заглянуть ей в глаза.

– Я не танцую приваты, – сказала громко.

– Считай, сегодня не твой день.

– Когда же он будет, мой день? – процедила сквозь зубы.

Я услышал, усмехнулся, затушил сигарету, ждал, что она будет делать дальше. Щелкнул кнопкой пульта, заиграла музыка.

– Танцуй.

Выпил спиртного, откинулся на диван, расстегивая верхнюю пуговицу темной рубашки, и склонил голову.

Глава 5 Агата

Агата

Из динамиков льется тихая музыка, по темным стенам мерцают огни. Медленно подошла к подиуму, поднялась, берусь одной рукой за пилон, обхожу его кругом.

Подпрыгнула, ухватилась выше, закинула ногу, зацепилась, покружилась. Опустившись, прогнулась, присела. Все стандартно, все избито, все так надоело, до оскомины. Заученные движения, на автомате.

Чувствую на себе взгляд сидящего напротив меня мужчины, от него было не то что бы неуютно, странные были ощущения, непонятные. Он словно изучал, сканировал меня. Надо быстро танцевать, показать пару трюков, мужики это любят, а я все крутилась вокруг шеста.

Его лица так и не было видно, сигаретный дым окутывал почти полностью его силуэт, в руке полупустой бокал. Расслабленная поза, рубашка, расстегнутая верхняя пуговица, брюки.

– Подойди.

Остановилась, посмотрела, но спустилась с подиума и подошла. Я понимаю, что надо танцевать, чем быстрее я начну, тем быстрее закончу, начала двигаться. Медленно скольжу по телу руками, сжимаю грудь, веду бедрами. Короткие шорты мало что скрывают, кожа плотно облегает ягодицы.

– Ближе.

Встаю коленями на диван, почти сажусь на мужчину сверху, выгибаю спину, кладу руки ему на плечи. От него приятно пахнет, холодные нотки свежести, тонкий аромат парфюма, он совсем не раздражает. Чуть резковатый запах дорогого алкоголя и табака.

Мужчина не двигается, я не вижу его лицо. Чтоб посмотреть, надо совсем опуститься ему на колени. Но странно, я совсем не чувствую в нем похоти и опасности. Это плохо, совсем плохо. Когда мужик хочет – это понятно, это просто. А с этим не все так просто.

Он чуть склоняет голову, рассматривает мое тело. На бедро ложится его рука, вздрагиваю, замираю на месте, задерживаю дыхание. Что за черт? Сердце сбивается с ритма. По правилам заведения в привате клиент не может трогать девушку, если она сама не разрешит. Я не разрешала.

– Нельзя трогать девушек,– говорю шепотом, не узнавая свой голос. – Нельзя касаться.

– Кому нельзя?– такой же тихий ответ, как и мой, но хрипловатый. От него по спине мурашки снова запах парфюма обдает свежестью.

– Никому нельзя, если она сама не разрешит.

Его рука все так же на моем обнаженном бедре, горячая большая ладонь, она просто лежит, он не пытается сделать что-то еще.

– Ты разрешила.

Это даже не вопрос, а утверждение. Я теряюсь. Сука, да что со мной такое? На другое бедро ложится вторая рука, обе скользят вверх, накрывают ягодицы. Он притягивает меня к себе, не грубо, но настойчиво.

– Двигайся, девочка,– шепчет в самое ухо.

И я двигаюсь, словно по команде, медленно виляя бедрами. Открытыми участками кожи скольжу по его телу, по одежде, царапая кожу, от этого бегут мурашки. Наши тела слишком близко друг к другу, дыхание мужчины на шее, на щеках, его губы почти касаются моих. Еще одно движение бедром, и я чувствую его эрекцию.

Голова плохо соображает, но двигаюсь прямо вдоль его члена, трусь своей промежностью о его стояк. Это так неправильно для меня, так порочно, так откровенно. Никогда, никогда раньше я не испытывала такого. Пульс учащается, непроизвольно цепляюсь за широкие плечи, покусываю губы.

Его руки мнут ягодицы, направляют мои движения. Делая их глубокими, с нажимом.

– Двигайся, девочка, двигайся.

Это какое-то помешательство. Слишком жарко, в горле пересохло, грудь болезненно ноет в кожаном лифе, пульсация внизу живота, что до этого была такой слабой, сейчас нарастает. Водоворот ощущений закручивает тугим узлом удовольствия. Его голос, его руки, он еще ничего не сделал, а я уже на грани.

Черт! Черт! Черт!

Да кто ты, сука, такой?

И вдруг его рука скользит между моих ног, надавливает на промежность. Я вздрагиваю, вскрикивая, часто дышу. Нет никаких сил сопротивляться этим эмоциям и ощущениям, это что-то нереальное. Он давит сильнее, делая круговые движения, другой рукой наматывает длинный хвост волос на кулак, притягивает к себе и впивается в губы.

Вспышка.

Перед глазами яркие круги.

Вкус алкоголя и табака. Он моментально пьянит.

Так настойчиво, грубо, язык к языку. Мой громкий стон прямо в его рот, отвечаю на поцелуй. Тело вибрирует от приближающегося оргазма. Срывает все тормоза, выгибаю спину, горячая волна проносится по телу, кончаю. А он все продолжает натирать клитор через тонкую кожу шорт.

Господи, что это сейчас такое было?

Тяжело дышу, он все не отпускает мои губы, продолжая целовать, лишая воздуха и разума. Медленно отстраняется, все так же держит за волосы, смотрит прямо в глаза, а у меня все плывет. Дышу, приоткрыв рот, пытаясь сфокусировать взгляд, тело медленно отпускает от удовольствия.

– Ты ведь разрешила?

Сглатываю, его хриплый голос царапает нервы. Наконец вижу его глаза, совсем близко. Голубые, холодные, словно арктический лед. Прямой нос, полноватые губы, щетина, я могу даже разглядеть неровности кожи. Я видела его, мне кажется, точно видела. Чуть отклоняюсь, чтоб собрать картинку его образа в кучу. Сердце снова сбивается с ритма, но уже не от удовольствия, а от страха.

– Разрешила, да,– говорю тихо, пытаясь слезть с его колен, но он крепко держит.

По его лицу совершенно не понять, о чем он думает, глаза снова изучают меня. Губы плотно сжаты, только холод глаз, а на затылке с силой сжимается рука, болезненно стягивая волосы. Я его знаю, точно знаю. Именно поэтому так надрывается сердце. Взгляд бегает по его лицу, снова погружаюсь в голубой холод глаз.

Трасса. Черный «Ягуар». Шиловы.

Твою же мать!

Агата, соберись, сука, растеклась соплями. Медленно выдыхаю через нос.

– Узнала?– его вопрос снова как утверждение.

В таких случаях надо просто включить дурочку или отвечать агрессией на агрессию. Если он начнет прессовать меня? Да нет, ему никто не даст этого сделать. Или даст? Ну, как-то я уже пришла танцевать приват, да так, что кончила. Спокойно.

– Не понимаю, о чем вы.

– Какая непонятливая девочка.

Он все еще удерживает меня на своих коленях. Сильно стискивая талию и волосы, ведет носом по шее, вдыхая мой запах. Снова пульсирует где-то внизу живота. Это так по-животному пошло, так возбуждает.

– Девочка, ты пахнешь сексом. А еще ложью.

Губы скользят по нежной коже, прикусывает ее зубами, втягивает.

– На тебе слишком много тряпок.

Сильные руки легко рвут кожаный лиф, оттягивая его вниз, освобождая грудь. Вскрикиваю от неожиданности, соски уже твердые, грудь дрожит. Не знаю, отчего больше – от возбуждения или непонятного страха. Надо оттолкнуть, позвать охрану. Надо уйти. Сейчас. Пока не поздно.

Не могу. Или не хочу?

Не сейчас, когда его губы накрывают сосок, а руки сжимают грудь. Мне двадцать три года, я давно не девственница, но ни один мужик так не накрывал сознание и не будил во мне спящих демонов порока.

Я вообще не любила секс, принимала как неизбежное, Шакал давал мне за него защиту, лишь поэтому я терпела его ласки, стиснув зубы. Губы терзают мой сосок, а я подставляю второй, сжимая шею мужчины, оставляя на ней царапины от ногтей.

Господи, господи! Дай мне сил. Веду себя, как шалава, он ведь именно за этим пришел. Вот Жора будет смеяться в голос. Камеры. Черт, камеры. Смотрю в мигающий огонек в углу, но лишь прикусываю губы и стону, когда он прикусывает сосок, тут же зализывает укус.

Глава 6 Глеб

Глеб

У нее безумно вкусная грудь. Такие возбужденные, тугие соски. Покусываю их и тут же зализываю укусы, слушая сквозь музыку ее стоны. Она так откровенно кончала, а я даже не трогал ее, только сквозь кожу шорт чувствовал, какая она там горячая.

Дерзкая малышка. Смотрел за тем, как она ведет телом, а самого вело в сторону словно пьяного. Ничего особенного она не делала, даже не старалась. Но я вцепился в полупустой бокал до побелевших костяшек, думал, треснет в руке.

Красивая. Очень красивая. Но сейчас, когда она крутилась у шеста, ей было похуй на всех и все. Вглядываюсь в татуировки. Лицо девушки во все правое бедро. Грустное лицо, увядшие розы. Развернулась спиной, на левом плече одно крыло, почти на половину спины и предплечья.

Какая занятная девочка. Падший ангел с одним крылом.

Когда подошла и села сверху, не удержался, положил ладонь на ее бедро. Кожа гладкая, теплая, но пальцы обожгло словно кипятком. Глубоко вдохнул, повел подбородком. Чуть уловимый аромат роз, словно тех роз, что набиты на ее теле. Вторая рука легла на ее бедро, и обе накрыли упругие ягодицы.

Хотелось сгрести ее, перевернуть, уложить на спину, заглянуть в глаза. А больше всего– поддаться накатывающей похоти, не контролировать себя, отпустить, просто погрузить в нее свой член и вытрахать то надменное безразличие, с которым она вошла в комнату.

Но не выдаю ничем свои эмоции. Это не про меня. Четкий контроль всего. Слов, движений, держу их в тугой узде. Девочка двигается, трется о мой стояк. Ее тело так идеально сливается с моим. Ловлю свой кайф от ее эмоций, она так откровенно тихо стонет. Тело трясет в моих руках. Запах роз становится более отчетливым.

Я чувствую ее голод и страх. Как она пытается все это скрыть. Но то, как она кончила на моих коленях, было шоком для нее самой. А так сопротивлялась в начале, мол, я не танцую приваты, я не такая. А сейчас кусала губы, содрогаясь всем телом.

Помогаю ей, готов сам кончить в свое белье. Горячая плоть под ладонью, несколько движений. Мои губы на ее, словно начало бесконечного падения. Ее губы – вкус моего греха. Ее стоны – крик моего голода.

Смотрит затуманенным взглядом на меня, глаза у нее голубые с серой дымкой. Даже в темноте вижу их блеск. Рву совершенно ненужный ей лиф, впиваюсь в грудь. Царапает шею. Точно, дикая.

Резко переворачиваю ее на спину, не успевает даже понять, что произошло, удивленно смотрит. Нависаю, снова всматриваюсь в глаза, сжимая пальцами ее скулы.

Точно она, та заложница с разбитой дороги в красном берете. Ее портрет, нарисованный криминалистом с моих слов, висит у меня дома. Но была ли она там заложницей? Или все это был спектакль специально для меня?

Девочка тяжело дышит, провожу по ее щеке носом, вдыхая запах секса, которым она вся пропитана. Нашего секса. Рву пуговицы на шортах.

– Сними, иначе разорву все.

Ерзает подо мной, блядские шорты слишком плотно сидят на ней, кожа влажная, высокие ботинки тоже мешают. Сука! Смотрю, плотно сжав челюсть, на ее обнаженное тело, в пупке блестит камушек пирсинга, кожа отливает в полумраке бронзой. Идеальная. Совершенная.

Провожу рукой по внутренней стороне бедра, она смотрит, словно никогда не видела мужика. Живот дрожит, соски торчат. Не хочу торопиться, звон пряжки ремня, надрываю презерватив зубами, не гладя, раскатываю его по освобожденному из брюк члену. Девочка все лежит и смотрит на меня своими огромными глазами. Чего в них больше– страха, предвкушения, желания? Не могу понять.

Пальцами касаюсь раскрытой плоти. Она такая горячая и мокрая, приоткрывает пухлые губки, раздвигает колени шире, когда по кругу глажу ее клитор. Но тормоза окончательно срывает, наваливаюсь сверху, подминая под себя, приподнимаю за ягодицы. Сразу вхожу на всю длину, при этом засасывая сосок.

Кричит. Вбиваюсь в тугую плоть. Такая горячая. Такая узкая. Такая влажная. Ее руки срывают на моей рубашке пуговицы.

– Сними, иначе сама порву.

Голос хриплый, дергаю края рубашки с силой в разные стороны, пуговицы летят на пол. Ее руки на моей голой коже, именно там, где шрам, он горит от ее прикосновений. Царапает, сжимает, притягивает за плечи. Срываюсь на бешеный ритм, в ушах шумит кровь, по вискам бежит пот.

Девочка снова выгибает спину, впиваясь в мою спину ногтями до боли. Сокращается на моем члене, кончает. Бьемся зубами в каком-то диком поцелуе. Сводит все мышцы, кончаю сам, не хватает воздуха. Долго приходим в себя. Молчу, продолжая ее разглядывать.

Медленно выхожу, по телу проходит судорога. Но также придавливаю ее своим телом. Снова веду рукой по животу, задеваю соски, сжимая шею не больно.

– А теперь, дикая, ты мне расскажешь, где мой «Ягуар».

Дергается, хочет освободиться, но я не даю.

– Отпусти меня. Я сказала, отпусти,– шипит словно кошка.

Пинается, бьет кулаками в грудь, где совсем недавно ласкала.

– Не дергайся. Говори, где мой «Ягуар».

– Я не знаю ничего ни о каком «Ягуаре».

– Не знает она. Я могу освежить тебе память. Две недели назад, разбитая дорога. Двое парнишек, черная «Приора», стволы, они отжали мою тачку. Ты была в заложниках. Красный берет, большие грустные глаза. Хороший спектакль.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Встань с меня! Да встань же.

– Ты думала, я поведусь на твою красивую задницу, засуну свой член и не стану задавать вопросов?

– Отвали, уебок.

– А вот выражаться я не советуют.

Она правда дикая, исцарапала всего, что пришлось отпустить ее. Словно фурия, собрала свои вещи, натянула шорты, тем, что осталась от лифа, прикрыла грудь.

– Я с тобой разговариваю.

– Да пошел ты. Нигде меня не было. Ничего не знаю и никого не видела. Мне до пизды до твоего ебаного «Ягуара». Можешь гореть с ним в аду.

Уходит, громко хлопая дверью. Смотрю на нее, прекрасно понимая, что наш разговор еще не закончен. Но я еще не знал, что буду реально гореть в аду, в собственном аду. Вместе с ней. Я сам, добровольно шагну в это пекло, стоит только ей позвать меня, стоит только нам встретиться.

Безумная. Горячая. Неуправляемая. Этот её запах, татуировки, одно крыло ангела. Кто же обломал тебе крылышки, детка? Хотя с таким-то характером это неудивительно.

Сажусь обратно на диван, скидываю презерватив, закуриваю. Никотин обжигает легкие, оставляя на губах горечь. Смотрю назад, в угол, камера мигает красным огоньком, ухмыляюсь. Девчонка никуда не денется, найду, расспрошу, узнаю ответы на свои вопросы.

Но кто ответит мне, что такое это сейчас было?

Глава 7 Агата

Агата

Моросит противный дождь. Под кроссовками лужи и грязь, шла, не разбирая дороги. Было все равно куда, лишь бы идти, надо остыть. Надо выветрить из головы все мысли, закопать в эту грязь, что под ногами.

Выскочила из кабинки как ошпаренная, прикрывая грудь разорванным лифом, наткнулась на Жору, чуть не упала назад. Он так странно посмотрел на меня, а в глазах похоть и насмешка. Словно он все знает, словно все видел, что происходило за теми дверьми. Да, конечно, все видел, еще и подрочил.

– Развлеклась?

– Пошел нахуй, Жора.

Оттолкнула, быстро пошла по коридору до раздевалки, в спину только услышала Жорин мерзкий хохот. Козел конченый. Неужели Шакал на самом деле разрешил, чтобы я пошла на приват, или Жора меня тупо развел? Да какая уже разница? Уже нет смысла разбираться, нет никаких сил, в голове полный бардак.

Девочки переодевались к выходу, не обращая на них внимания, нашла свои вещи, сбросила шорты, кое-как развязав высокие ботинки, откинула в сторону. Натянула спортивный костюм размера на два больше, чем надо, на голову – капюшон, надела кроссовки, накинула кожанку. Затолкала в рюкзак вещи.

– Агат, что-то случилось?

Молчу, ничего не отвечаю, не хочу даже думать о том, что случилось. Ненавижу себя за это.

– Извини, Стасян, не сегодня.

Отвечаю как можно вежливее люблю Стаську, классная она, смотрит на меня своими зелеными глазищами, настороженно так. Иду узкими коридорами к служебному выходу. Три часа ночи, жизнь кипит, у дверей курят официанты и бармены. Чувствую на себе их взгляды, сжимаю в кармане толстовки кожаное портмоне, сильнее натягивая на глаза капюшон, сворачиваю за угол. Здесь нет ярких фонарей, сбавляю шаг. Отчего или кого я так бегу? От себя. Только от себя. Моя смена заканчивается только в шесть утра, но я ушла раньше, Жорик будет в бешенстве, да пошло оно все. Пошли они все.

Достаю из кожанки сигареты, кое-как прикуриваю, закрывая огонек зажигалки ладонью от капель дождя. Делаю глубокую затяжку, никотин расслабляет, но не приносит облегчения.

Все еще чувствую руки того мужчины на своих бедрах, толчки его члена во мне, свой оргазм, словно открытие, болезненные спазмы удовольствия, скручивающие тело. Он оглушил, заполнил собой каждую клеточку, каждый уголок сознания.

Он раздавил, унес землю из-под ног. Два оргазма за несколько минут, я словно девственность потеряла. В двадцать три года, а я ни разу не испытывала такого ни с одним мужчиной. Смешно и стыдно, если бы не было так печально.

Редко кого к себе подпускала, скорее глотку перегрызу, чем позволю себя трахнуть. Шакал был третьим мужчиной, которому я позволяла быть с собой. Делала вид, имитировала удовольствие, так он просто быстро кончал и не лез больше, только держал потом всю ночь около себя. Типа любимой собачки, ручная болонка на ночь, это начинало пугать.

Шакал больше был в наркотическом оргазме, чем в натуральном. Женщины его интересовали для поддержания статуса мужика. Их было много, разных, но именно меня он последнее время начал оставлять на ночь. Жутко тогда испугалась, что половой акт затянется на часы, я этого просто не вынесла бы, вскрылась бы точно. Но все оказалось не так ужасно. Хотя это смотря с чем сравнивать.

Всегда считала себя убогой в этом плане. Но с этим можно жить, живут же миллионы женщин. После перенесенного когда-то насилия или неудачного первого сексуального опыта в голове барьеры и преграды, не дающие чувствовать себя полноценными тысячам женщин.

Может быть, и я из этого миллиона? Такая же неполноценная и убогая, не задумывалась, не до этого совсем, просто привыкла и жила дальше. Многие пускали слюни и подкатывали, думая, что я такая секси-детка, раскрепощенная, безумно сексуальная, если танцую и умею красиво двигать телом. Как же они все жестоко ошибаются.

Но тут словно программа, запущенная много лет назад, дала сбой. Что и в какой момент пошло не так, так и не поняла. Тело слушалось, откликалось на ласку, оно жило в руках того мужчины, я жила в его руках.

Снова глубоко затянулась, остановилась под тусклым фонарем на какой-то детской площадке. Достала из кармана портмоне, развернула. Обещала же больше не брать чужого, но не удержалась, хотела наказать его.

Морозов Глеб Аркадьевич, тысяча девятьсот восемьдесят третьего года рождения. Так было написано в водительских правах, на фото моложе, чем сейчас. Плотно сжатая челюсть, излом полноватых губ, темные брови, щетина.

Пара карточек, естественно, золотых, электронный ключ, деньги. Раньше обычно забирала деньги, все остальное просто выкидывала в мусорку. Но не сейчас.

Рука затряслась, всматриваюсь в фотографию, в глаза. Они так до боли знакомы, именно эти, что у парня на водительском удостоверении. Глеб, значит, его зовут Глеб. Внезапно накатывает тошнота, выворачивает моментально, чуть ли не на кроссовки. Часто дышу, вытираю рот рукавом, пытаясь успокоиться.

Даже не стала смотреть, сколько там наличных, убрала портмоне обратно в карман. Сука, все выглядело так, что он захотел трахнуть– и трахнул. Все мои«мол, я не танцую приваты» не стоят ничего. Пустой звук. Шлюха, повела себя как шлюха.

Чем я сейчас отличаюсь от Машки, ах да, простите– Мэри? Да ничем. Но дело даже не в том, что он обо мне подумает, плевать. Дело во мне, в том, как я сама себя сейчас чувствую. Хреново чувствую. Дело совсем в другом, но об этом даже не хочется думать, а уж тем более вспоминать.

Пошла дальше, вдоль детской площадки, вдоль обшарпанной пятиэтажки, к своей– такой же обшарпанной. К горлу начал подкатывать ком, остановилась, всхлипнула. Руки тряслись, глубоко задышала через нос, выкинула сигарету.

– Черт, да что ж это такое? Только не сейчас.

Паническая атака нарастала изнутри, словно из ниоткуда. Я научилась ею управлять, не погружаться в мысли и прошлое. Воспоминания, как вспышки, его руки на ее теле, толчки, удовольствие, но перед глазами другое лицо. Сердце колет, задерживает дыхание, сажусь на корточки.

Я научилась с Шакалом отключаться, думать о другом, но эти оргазмы, что были сегодня, словно насмешка, словно плевки в душу. Напоминание того, что она такая же, как все, такая же шлюха, как ее и называли, называл тот, кому она верила, кто был ее семьей. В ушах стоит его истеричный смех, щеки горят, как тогда от его пощечин.

– Эй, ты чего? Тебе плохо? Агатка, блин, это ты! Черт, погоди.

– Нет, нет, отойди. Оставь меня.

– Все, все, успокойся. Сейчас отпустит, посмотри на меня, малая, посмотри.

Отдирают руки от лица, но ничего перед собой не вижу, лишь расплывчатые контуры, а в ушах вместо криков и оскорблений звучит его: «Двигайся, девочка, двигайся» и та музыка, что разливалась по кабинке.

– Агата, смотри на меня, на меня. Агата, слушай меня, только мой голос. Агата, посмотри на меня, посмотри. Да, вот так, смотри только на меня. Умница, умница, девочка.

Пелена рассеялась, тело отпускало сковавшее его напряжение, вижу лицо, знакомое лицо, пытаюсь что-то сказать, но не выходит в горле ком, выдавливаю улыбку, все еще тяжело дышу. Мужчина гладит меня по мокрым щекам.

– Вот, уже улыбаешься, малая, ты меня напугала, думал, врачей вызывать надо.

– Свят, черт, сама не знаю, что такое.

– Давненько не было, да?

– Да. Помоги.

Я почти сидела на мокром асфальте, в арке около своего подъезда, не дошла совсем немного. Свят помог подняться, все еще придерживая меня за плечи и прижимая к себе, повел в дом.

– Ты чего тут в такое время? Должна же утром приехать.

– Да так, небольшой форс-мажор.

– Четвертый час утра, совсем больная, гулять в такое время? Опять пешком шла и вся промокла. Дура ты, малая.

– Свят, закройся, не надо меня воспитывать, на пять лет меня старше всего. Отпусти, сама дойду. Где Жека?

– Дома был. Как там Шакал?

– Не знаю, не видела сегодня.

– Я же тебе сказал смотреть за ним.

– Сука, Свят, я как за ним смотреть буду, если моя задница в клетке над танцполом? Он не приходил, не вызывал. Все нормально.

Хотя нормального было мало, я нутром чувствовала, что-то надвигается. Хотелось собрать чемодан и уехать на край света.

– Нормально у нее. А чего в припадке опять билась?

– Ничего, так, накатило просто.

Мы дошли до четвертого этажа, в подъезде пахло нафталином и кошками. Голова еще гудела, но было гораздо легче, главное, не было никаких мыслей.

– Агата.

Свят громко окликнул меня, обернулась, он стоял у своей двери: серьезный, усталый, потертая куртка, короткие волосы, мокрые от дождя, с детства не любит носить шапки. Смотрит исподлобья, внимательно, я понимаю, о чем он. Просил быть как можно тише и незаметней, но извини, братишка, не вышло.

– Что?

– Все точно хорошо?

– Да, Свят, отвали.

Улыбнулась, он лишь покачал головой. Открыла заедающий замок, зашла. Тишина. Над головой загорелась лампочка, окинула взглядом свое жилище, скинула кроссовки, раскидав вещи по полу, прошла в комнату, упала на диван.

После таких приступов всегда жуткая апатия, будто из тебя вынули душу и вернули обратно, только помятую и потрепанную. Закрыла глаза, снова он, холодный взгляд, а в зрачках огонь.

Глава 8 Глеб

Глеб

Все равно поганый клуб, каким бы крутым он ни был. Иду по коридорам в сторону охраны и серверной, где пишут камеры. Надо забрать у них наш с этой дикой девочкой порнофильм. Не хочу, чтоб кто-то дрочил на то, как она кончает. Кончала она на мне и только для меня.

Иду темными коридорами через служебную дверь. Тусклое освещение, поднимаюсь по боковой лестнице на второй этаж, здесь, насколько я знаю, кабинеты да апартаменты для тех, кто хочет отдохнуть по полной программе. Шакал не только клуб держит, а еще мини-бордель, красавчик, что сказать. Да это не мое дело, пусть хоть цирк шапито заведет.

Хотя сейчас от этой всплывшей, раньше меня никак не касающейся информации, где-то внутри покоробило. Что если моя дикая танцовщица тоже обслуживает кого в этих номерах?

Нет, не должна, потный администратор долго сопротивлялся, не хотел давать мне ее в приват, но жадность победила. И то, как она зашла и с презрением смотрела на меня, говорит о чем-то.

Но кто-то также может захотеть ее, не пожалеть денег, как я, и ее приведут уже не танцевать, а отсасывать. Даже остановился, прислушиваясь к своим ощущениям. Я должен понимать каждую свою эмоцию, ничего лишнего, мешающего думать и анализировать. Внутри противно скребло, не переставая, пока думал об этом.

Впереди чуть приоткрытая дверь и голоса. Если бы не остановился, не услышал бы точно. Иду тихо, напольное покрытие глушит шаги, лишь мое дыхание и низкие биты вибрацией по стенам. Приседаю на одно колено, делая вид, что завязываю на туфлях шнурки, сам прислушиваюсь.

– Илья Петрович, мы не можем больше тянуть и откладывать. Рамазан ждет денег, прошло уже две недели.

После этих слов слышен оглушительный звон стекла, словно о стену со всего маху разбили бокал или бутылку.

– Я понимаю, что ситуация не из легких, но тем не менее товар вам был передан. Господин Хаким ждет своих денег.

– Да, сука, знаю я, знаю. Но вместе с товаром ушли и деньги. Это ты, шкура адвокатская, понимаешь? Его деньги вместе с моим товаром.

Снова шум, падение каких-то предметов, звон стекла.

– Ну, Андрюша, хули ты сидишь и молчишь? Или тебя это не касается? Кто, сука, у меня охрана и правая рука? Девка на шесте или ты?

– Ищем.

– Коваль, я также потеряю тебя и не найду. Очень глубоко потеряю.

А вот тут у меня начала складываться картинка: ходили слухи, что Шакал подставился, но я же был занят поисками проклятого «Ягуара», а не вникал в доходящие до меня слухи.

Значит, две недели назад у Шакала пропали и товар, и деньги, которые он должен был за этот товар. Тут вариант один – наркота, ну, не гранатомёты же ему понадобились. Хотя Шакал парень странный, вдруг комбайны закупает.

Андрюша Коваль, как ласково звучит-то, начальник охраны этого «прекрасного» заведения и правая рука Шакала. Кличка Кувалда, интересный кадр, если бы не поганый характер и склонность к садизму, а еще Коваль любитель боев без правил, чтоб до крови, в мясо, в говно. Тут куда ни плюнь – больные извращенцы и наркоманы.

– Мы ищем.

– Что, блядь, Андрюша, вы ищете? Ты свой член скоро потеряешь в штанах и не найдешь. Как, сука, как, я спрашиваю, можно было все проебать?

– Накладочка вышла, сам не пойму как. В клубе все проверены по десять раз, никто не рыпается, никто ничего не видел. Камеры писали, но ничего не замечено.

– Как же я устал от вас всех.

– Так что мне передать господину Хакиму?

– Передай, еще пара дней– и все будет, а если нет, то вместе с наличными пойдут бонусом яйца моего начальника охраны.

– Хорошо, но он будет очень недоволен.

– Господи, да развлеки его чем, Коваль, дай шлюх, дури, устрой бои. Бля, ну почему я должен думать за вас, задолбали. И приведи мою девочку.

Снова шуршание, стук, я даже представил, как Шакал быстрыми и уверенными движениями твердого пластика на полированной поверхности стола делает кристально-белую дорожу, как втягивает ее носом и откидывается назад, ловя свой приход.

Тишина, затем послышались шаги, вжимаюсь в стену, чувствую себя, как долбаная первоклассница, которая случайно подслушала, куда родители прячут подарки от Деда Мороза. Быстро иду в другую сторону, сворачиваю, открываю первую попавшуюся дверь.

Полумрак, много мониторов на стене транслируют в режиме он-лайн все уголки клуба. Провожу по ним взглядом, замечая, что все приваты тоже пишутся. Вот в одном из них девочка стоит на коленях и вбирает член мужика, а второй стоит рядом и дрочит.

Охрана так увлечена просмотром, что не заметила меня. Интересная работа у парней, неудивительно, что у Шакала что-то увели. Пришлось покашлять, чтобы привлечь внимание. Трое парней в черных футболках синхронно обернулись, один даже встал.

– Это служебное помещение, мужик, ты чего, заблудился?

Не говоря ни слова, сразу машинально тянусь за портмоне во внутренний карман пиджака, но там пусто. В голове на миг мелькает сомнение, но о нем потом. Я точно помню, как достал портмоне из кармана, хотел взять еще денег, чтобы проверить, насколько девочка любит их. Бросил его на диван, туда же скинул пиджак.

Лезу в брюки, там была пачка наличных, тех, которыми я расплачивался за приват с опасным диким ангелочком. Достаю деньги, здесь их очень любят, до такой степени, что увели портмоне с правами и картами, лошара. «Ягуар», портмоне, что дальше? Мне вынесут мозги? Кидаю на стол почти все, что осталось. Парни смотрят удивленно, но уже не так настороженно.

– Мне нужны записи, что были сегодня ночью в пятом привате.

Парни переглянулись, снова посмотрели на деньги.

– Так это с тобой отжигала наша недотрога?– один оказался даже разговорчивым и юморным парнишкой.– Да не переживай ты, мужик, видно было плохо.

Вопросительно смотрю на парня, молчу, жду, когда закончит шутить. Неважно, насколько хорошо там видно или нет, то, что там происходило, лично мое и ничье больше. И откуда именно сейчас взялось понимание этого? Непонятно.

– Так что?

Парни снова переглянулись, один– видимо, старший– пожал плечами и кивнул. Не думал, что будет так просто. Юморист достал из стола коробку, новую флешку, проделал какие-то манипуляции у монитора, что был слева наверху. Около денег лег небольшой квадратик.

– Здесь все за последние сутки, пока информация не ушла в хранилище.

– С вами приятно иметь дело, парни,– беру флешку,– а что за кипиш был у вас пару недель назад? Говорят, у Шакала увели товар?

– Нам ничего неизвестно.

Парни напряглись, двое отвернулись к мониторам, не стал ничего спрашивать, я взял все, что хотел.

– И на том спасибо.

Выхожу в коридоре пусто, незаметно ищу глазами красный огонек камер по углам, думаю, привлечет ли мое шатанием по этим коридорам внимание. Но всегда можно прикинуться пьяным и заблудившимся. Снова шум танцпола, алкогольный дурман, летающий в воздухе, разгоряченные тела. В клетке над бьющейся в ритме музыке публикой совсем другая девчонка, рыжая, в слитном кожаном купальнике и в таких же высоких ботинках, как и моя дикая танцовщица. Надо узнать, как ее зовут.

– Морозов, тебя где носило? Я что, один должен развлекать мужиков?

– Пусть девочки развлекают, им за это платят.

Воронцов так подозрительно посмотрел на меня, усмехнулся. Вид, конечно, был у меня еще тот: пиджак застегнут, чтобы скрыть оторванные на рубашке пуговицы, на шее несколько царапин. Ощущаю их жжение и все еще вкус ее мягких губ.

На диванах как раз те девочки вовсю отрабатывают гонорар, ублажая новых партнеров, не хочу на это смотреть, отворачиваюсь, отпил прямо из бутылки, хороший неразбавленный виски жаром опускается вниз и растекается по телу.

– Ты не слышал, что за дела у Шакала в последнее время?

– Да мне-то откуда знать, своих головняков хватает. Слышал, что турок приехал какой-то или азер, косящий под турка, не знаю, что у него за дела могут быть с Шакаловым, может, гарем набирает или бордель. У меня «Ягуар» вот угнали, а я даже не успел наиграться с ним.

Воронцов, как всегда, стебал меня, улыбнулся. Значит, две недели назад у Шакала увели товар вместе с деньгами. Кому же так повезло? У кого на лбу метка смертника? Приезд турка, да, точно, проскользнуло имя Рамазан Хаким.

Тут же угон «Ягуара», пропажа товара у Шакала– и все это в одно время. Да, дела загадочные. А еще эта девчонка, в ней столько всего намешано, она не могла так играть и притворяться, что ей хорошо. Вот же сучка маленькая, усмехнулся. Да, Морозов, давно тебя так не кидали.

Опускаю руку в карман, трогаю пальцами тонкий пластик. Сегодня буду настоящим извращенцем– смотреть, как девчонка кончает, а потом посылает меня. Член в штанах снова напрягся,я сделал большой глоток, хотелось расслабиться, но мысли не давали.

Глава 9 Агата

Агата

У вас бывает такое, что вы видите сны о вашей жизни? Не сон о будущем, а именно прошлое, которое, словно заезженная пластинка, зациклилось на одном месте и повторяется, повторяется.

Его картинки царапают острым стеклом по венам, пуская горячую кровь. Она обжигает, как слезы на щеках, и выворачивает наизнанку от боли и непонимания.

– Прости, прости меня, моя девочка, прости.

Мужчина стоит на коленях, цепляясь за мои ноги, а я словно в ступоре, не могу его оттолкнуть, убежать. По щекам текут как раз те горячие, обжигающие слезы, прожигая меня до самого мяса, словно сдирая кожу.

Тело трясет от холода, на бедрах кровь, на животе его сперма. Я растоптана, раздавлена, на меня внезапно обрушилось понимание, что так, как раньше, больше не будет, даже так плохо, как было, уже не будет. Никогда.

– Пожалуйста, прости меня. Бес попутал, милая, родная, прости, пожалуйста. Господи, да как же так, девочка моя, прости.

Он обнимает мои ноги, целует колени, а мне мерзко так, что хочется содрать с себя кожу живьем, а во мне большая черная дыра, воронка, она закручивает, затягивает, лишая всех чувств. Я все еще терплю его руки на моем теле, как что-то мерзкое, хочется убрать их, но стою, словно парализованная.

На мужчину жалко смотреть: взлохмаченные волосы, осунувшееся, спитое после недельной пьянки лицо. Я даже во сне чувствовала тот запах, что исходил от него– запах дешевого алкоголя и забитой под завязку окурками пепельницы. Он, кажется, впитался в меня, проник так глубоко, что ничем не вытравить и не отмыться. Именно с тех пор не выношу запах алкоголя.

Тот человек был моим отчимом, воспитывающим меня с пяти лет, почти отцом. Я уважала его, любила: сильный, уверенный, богатый, мне казалось, он может достать все что угодно, любой каприз матери, любая ее прихоть выполнялась моментально.

Этакий Дед Мороз круглый год, волшебник. Я не задумывалась о том, чем он занимался и откуда деньги на всю ту роскошь, что окружала нас. Большая квартира, лучшая частная школа, шикарная дача, три раза в год поездки за границу. Золотая девочка в золотой клетке, вот кто я была.

– Прости, прости меня.

Мужчина рыдает, меня колотит. Я со рвением маньяка пыталась забыть все, что случилось, но память иногда выкидывала свои фокусы, сознание накрывало, желудок выворачивало наружу.

Меня редко мучают кошмары, мне вообще не снятся никакие сны. Это хорошо. Но чтоб вот так как сегодня ночью, это что-то новое. Я провалилась в него, как только упала на старый расшатанный диван.

Звучала музыка из привата, она обволакивала, она погружала еще глубже, она заглушала сознание. Руки скользят по моей мокрой коже, его губы, ласки, толчки, а затем уже чужие руки, и такое, сука, мерзкое, сводящее с ума ощущение неправильности. Я, словно облитая грязью, барахтаюсь, пытаюсь выбраться из нее, но меня тянет на самое дно.

Просыпаюсь резко, словно выныриваю их ледяной мутной воды, глотаю ртом воздух. Тусклый свет из окна падает на пол, уже утро. Я так и заснула одетая, сил хватило только скинуть кожанку и кроссовки. Тру лицо руками, так и не смыла ночью косметику. Кто увидит, решит, алкашка какая-то. Но в том и суть, что меня никто не видит.

Не выношу спать с кем-то, только одна, всегда одна. И с Шакалом не могла, он словно тронулся, последнее время повадился тащить меня к себе в кровать не только покувыркаться, а еще и спать, в прямом смысле этого слова. Не могла. Так и сидела всю ночь, пялясь в темноту. Боялась, что проснется и снова захочет близости. Но Шакал спал как убитый, даже завидно было.

Иду по скрипучему полу, в ванной скидываю всю остальную одежду, смотрю на себя в стертое от старости зеркало. Печальное зрелище, хотя вот вообще побарабану. Стоя под горячими струями душа, смываю косметику, провожу руками по телу, останавливаюсь на груди, сжимаю ее, как сжимал он, прикрываю глаза. В сознании мелькают именно те картинки. Становится жарко– не от воды, от воспоминаний.

Но резко прекращаю это занятие, кутаюсь в большой мужской халат, кое-как вытираю волосы. На кухне включаю плиту, ставлю чайник. Кто бы мог подумать, у меня нет электрического чайника, даже нет микроволновки, мне не надо все это.

Убогая мебель сорокалетней давности, а вот хороший кофе и турка у меня есть. Варю кофе, смотрю в окно, кусая губы. Глеб Морозов, тот лощеный красавчик с трассы, черный «Ягуар», в его багажнике было удобнее, чем в багажнике “Приоры”.

Шиловы тоже молодцы, нашли какую тачку отжать, наверняка этот Морозов не простой парень. На «Ягуарах» простые не катаются. И он узнал меня, но как? Хотя с его взглядом, пронизывающим насквозь, и точно отличной памятью было бы удивительно, если бы не узнал. Все равно надо отпираться до последнего, ничего не видела, не слышала, не знаю, пусть идет лесом, нет, полем, тем самым, что у той трассы.

– Дьявол.

Кофе чуть не убежал, сажусь на подоконник, на часах шесть утра, тянусь за пачкой сигарет, беру, но только держу в руках. За окном осень сыро, дождливо, как же я ненавижу такую погоду, хочется удавиться.

Но это надо было делать раньше. Окна выходят на проспект, крепкий кофе обжигает горло, в голове словно вата, как у плюшевой игрушки, ни одной здравой мысли.

Посмотрела на портмоне, что лежало нетронутым на столе. Зря все-таки я его взяла. Все-таки закурила, приоткрыла форточку, отпила кофе. Накрапывал противный дождь, потерла виски. Соседи Шиловы втянули меня в сомнительную историю, два брата-акробата, они реально мне как родные братья.

Именно они стали тогда ближе всех, именно на груди Свята я рыдала и кусала губы в кровь, толком не могла ничего сказать после отпустившего ступора и шока.

Свят все понял без слов.

– Хочешь, я убью его? Похороним на окраине самого заброшенного кладбища, под забором.

Я тогда отчетливо расслышала эти слова сквозь пелену белого шума, что стоял в ушах. Но промолчала. А потом он, взрослый парень, повел меня к гинекологу, четырнадцатилетнюю девчонку.

Я жила тогда две недели у них, боялась выходить, смотреть на дверь квартиры, которая стала для меня с отчимом новым домом после роскошной квартиры и неудачного побега от людей, что преследовали его.

Мама ушла еще раньше, я даже завидовала ей, что она не видела всего того, что произошло и происходило потом.

Достала телефон, восемь пропущенных от Жоры и три от подруги, несколько сообщений от него же и Стаськи. Жора, толстый боров, наверняка был в гневе, что я не доработала смену и свалила, ну уж извини, так получилось.

Сообщения даже читать не стала, ничего хорошего он не напишет. А вот Стаськины были любопытными. Моя добрая, милая девочка Стаська, рыжая лисичка, непонятно как попавшая в эту адскую клоаку, кишащую гадами, волновалась за меня.

«Искал Коваль, говорил, что тебя хочет к себе Шакал».

– Вот же сука!

Чего ему приспичило-то? Я всячески пряталась от него последние две недели, отмазывалась как могла, но Шакал, парень стойкий.

Зачем я только повелась на «великое дело» Шиловых, как они говорили? Полгода кручу задом в «Шкале», хотя в этом были свои плюсы, я люблю танцевать. Одна из лучших танцевальных школ города, пять лет ежедневных тренировок.

Я жила только танцами, в голове была только музыка, под которую я танцую. Вот, хоть пригодилось мое умение. Там и платят больше, чем в тех местах, где я долго не задерживалась в силу своего скверного характера.

Вздрагиваю. Трель дверного звонка эхом проносится по моей старенькой хрущевке. Даже не сразу поняла, что звонят в дверь, сто лет не слышала этот звук. Сигарета давно истлела в руках, выкинула в форточку фильтр, отпила остывший кофе.

Звонок повторился, быстро соображаю, где лежат мои вещи, спрятанные, отложенные деньги. Закидываю портмоне Морозова в старую духовку. Подхожу к двери, прислушиваясь, но ничего не слышу. Если бы это были Свят или Жека, они бы постучали.

Открываю. Владелец портмоне, мои два неожиданных оргазма, стоит и внимательно смотрит на меня. Свежий, бодрый, темная водолазка, джинсы, кожанка. И откуда такая щедрость в шесть утра? Ненавижу таких людей. Даже чувствую его запах.

– Доброе утро, дикая. Выспалась?

Пытаюсь понять, как он настроен, но в голосе нет претензий и злобы.

– Ты пришел, чтоб пожелать мне доброго утра?

– Я много что могу тебе пожелать, Майер Агата Андреевна, и все эти пожелания могут сбыться. Ты хочешь этого?

Облокотилась на открытую дверь, еще пристальнее посмотрела в глаза мужчине– голубые, красивые они у него. Четкий профиль, полноватые губы, такой истинный ариец, из него бы в фашистской Германии вышел отличный офицер Вермахта.

– Это угроза?

– Ты как думаешь?

– Думаю, тебе не стоило приходить. Я не приглашала.

Хочу закрыть перед его носом дверь, но он не дает. Слышу за его спиной шум, замок соседской двери открывается. По спине проносится холод, если сейчас кто-то из братьев Шиловых выйдет, то этот образец лучшей из нации их точно узнает. Мужчина хочет обернуться на шум, но я не даю, хватаю его за куртку и затаскиваю в квартиру.

– Эй, дикая, полегче. Вспомнила, что соскучилась?

Глава 10 Глеб

Глеб

– Егор, дай наличных, у меня увели бумажник.

Воронцов снова смотрит удивленными глазами, вот если он сейчас начнет ржать, как с «Ягуаром», то будет совсем несмешно для меня.

– Господи, да что ж такое твориться-то, люди добрые? У моего начальника охраны увели бумажник, а еще «Ягуар» недавно. Тебе, может, охранника личного нанять?

Он так картинно всплеснул руками, ну, драматический театр плачет по такому актеру.

– Может, собаку с милицией вызвать или ОМОН, группу захвата и зачистки, пусть ищут.

– Егор Ильич, завязывай.

– Завязал. На, нищета ты моя непутевая.

Выхожу на улицу, воздух морозный и влажный, закуриваю, смотрю в темное небо, не одной звезды, все затянуто. Из головы все не выходит эта дикая девчонка, хорошо, телефон не увела.

– Привет, друг, не разбудил?

– Конечно, разбудил, Морозов, у тебя никогда не было совести.

– Извини, брат, дела срочные.

– Говори.

– Нужна информация: девушка, танцовщица, клуб «Шкала», имя Агата. Я по своим сам пробью, но вдвоем будет быстрее. И, Кир, я тебя прошу, особо не распространяйся.

– У девушки есть фамилия?

– Не спросил.

– Ну, ты даешь, друг.

– Так получилось.

– Я понял тебя, Глеб, до связи.

Климов Кирилл, мой единственный друг, оставшийся после службы, я так и не знаю, чем он занимается, он не говорит, я с расспросами не лезу, но что-то, точно связанное со службой, хотя официально он ушел из нее. За что я уважал и ценил своего друга, так это за то, что он не задавал лишних вопросов и вытаскивал информацию, откуда ее невозможно достать.

Воронцов уже уехал, партнеров загрузили в тачку и отправили, довольных и пьяных, в гостиницу. Прикурил, глубоко затянулся, мозг работал, не давая телу расслабиться. На такси доехал до своей квартиры.

Не включая свет, сразу пошел в ванную. Контрастный душ, стою, облокотившись на кафель, по спине бьют ледяные струи. Прикрываю глаза. А передо мной глаза той девушки, большие, удивленные и такие откровенные, что хочется смотреть и смотреть в них.

Провожу по шраму слева, сбоку у груди. Хорошее напоминание моей прошлой жизни. Там все было просто и ясно: команды и их выполнение, анализ, стратегия, подготовка и изнуряющие тренировки. Здесь все сложнее, девять лет прошло, а я все привыкнуть не могу. Скорее, не привыкнуть, а смириться с той несправедливостью, что вышла со мной.

Насухо вытираюсь, выхожу, почти пять утра. Читаю сообщения на почте. Агата Майер, двадцать три года, дочь пропавшего без вести несколько лет назад Ткачева Всеволода Ефимовича, известного в определенных кругах как Сева Ткач. Как интересно.

Не замужем и не была. Почему тогда фамилии разные? Хорошо, с этим потом. Адрес, да, адрес для дочери хоть и пропавшего авторитетного мужчины не очень привлекательный.

Насколько мне известно, Сева пропал около пяти лет назад, а до этого его очень сильно прижали. Его проблемы начались давно, я толком и не знаю, что там произошло, у меня тогда у самого жопа горела в огне.

Значит, Агата. Красивое имя, как и девочка. Дикая только, дерзкая, видимо, папка ее плохо воспитывал, избаловал. Драть надо было, чтоб не думала о танцах в клубах и не посылала незнакомых людей далеко. Незнакомые люди чаще неадекватно реагируют на такие посылы.

«Кир, будь другом, нарой информацию на ее отца. Спасибо».

«Ок».

Скидываю смс. Кир, как всегда, краток.

Утренний город еще пуст, моросит противный дождь. Еду без документов и карт, хорошо наличные были дома. Небо хмурое, низкое, давящее сверху. Белый Х5 ловко обходит выбоины на наших прекрасных дорогах в забывших, что такое асфальт, дворах.

Задрипанная пятиэтажка, не видевшая ремонта лет пятьдесят, старая детская площадка с одной качелей. На подъездной двери даже нет домофона, четвертый этаж, дверь с обшарпанным коричневым дерматином.

Даже не верится, что именно та Агата Майер, яркая девочка, живет именно здесь. Глядя на нее, представляется совершенно другое. Престижный район, хорошая квартира, любовник, или тот, кто ее содержит.

Представил, что ее кто-то еще имеет, и она также под кем-то кончает. Даже напрягся от таких фантазий. Совсем не понравилось то ощущение, что возникло.

Вот не удивлюсь ни разу, если дверь откроет глухая старушка в теплой шали, и я буду ей долго объяснять, кого ищу. Звонок слышно даже на лестничной площадке, звоню несколько раз, тишина.

Но вот замок поворачивается несколько раз. Темные глаза, распущенные волосы, никакой косметики. Девушка смотрит испуганно, она явно не ожидала моего визита. Но потом морщит носик, словно ей неприятно меня видеть.

А я просто изучаю ее. Банный халат слишком велик, он чуть разошелся, и видны ключицы, узкая полоска идет ниже груди. Глаза. Снова глаза. Они все не дают мне покоя, я их уже видел. Убеждаю себя, что там, на трассе, и видел их впервые, но чувствую, это не так. Но никак не могу вспомнить где.

– Доброе утро, дикая. Выспалась?

Она что-то говорит, я отвечаю– не диалог, а перепалка подростков. Движение сзади, напрягаюсь, хочу обернуться, но тут меня хватают за куртку и затаскивают в квартиру. Темно, и её запах совсем рядом– кофе, ментоловых сигарет и снова слегка уловимый аромат роз.

– И не жмись ко мне.

– А то, что?

Тихо спрашиваю, руки сами собой притягивают ее за талию еще ближе. Она невысокая, мои губы у ее виска. Стискиваю сильнее, сжимая в кулаке ткань халата. У нее под ним наверняка ничего нет, от этого в районе паха все тяжелеет. Веду носом, глубоко дышу, девушка замирает, она, кажется, совсем не дышит.

– Убери руки,– цедит сквозь зубы, но я делаю вид, что не слышу.

Шел с четким намерением поговорить, все выяснить. Не хотел давить, как обычно, это делаю. Но все идет не так, как запланировал. Она слишком близко, темный узкий коридор, ее запах. Неужели так бывает, когда клинит от одного запаха? Всему должно быть свое объяснение. И этому наверняка тоже.

– Да отойди ты от меня.

Толчок в грудь, девушка вырывается, да я ее совсем и не держу. Уходит, иду за ней. Узкий коридор, маленькая кухня, она стоит спиной, смотрит в окно. Обвожу взглядом помещение, все вокруг старое, мебели и холодильнику точно больше лет, чем мне. Шторы в выгоревшие ромашки, одинокая лампочка под потолком.

У меня даже не нашлось слов, чтоб начать разговор. Эта яркая девчонка с таким красивым именем– и в такой дыре. Она словно не на своем месте, эти стены, изношенная мебель, это все не ее мир. Если еще учесть, чья она дочь, хотя я не знаю всей истории ее отца.

– Почему ты Майер, а на Ткачева?

Ее плечи вздрагивают от вопроса, но она не поворачивается, открывает форточку, тянется к сигаретам на подоконнике. Щелчок зажигалки, табачный дым тонкой струйкой, медленно поворачивается, смотрит прямо в глаза. А в них презрение. Странно, за что она меня так презирает?

– Он мне не отец.

– Хорошо, пусть не отец.

– Зачем ты пришел?

– Даже не спросишь, как меня зовут? Изучила мой бумажник? Или имя для тебя не имеет значения? Всех-то за ночь и не упомнишь.

Продолжить чтение