Я. Тебя. Заставлю

Читать онлайн Я. Тебя. Заставлю бесплатно

Всё вымышлено. Любые совпадения случайны.

Пролог

– Кирилл Платонович, вы посмотрели документы, которые я переслала вам вчера вечером? – спрашивает Оля, мой помощник. Она встречает меня в коридоре и порядком нервничает. На часах – половина девятого.

– Доброе утро, Оль. Вы прекрасно знаете, что у меня нет времени посмотреть всё, что я должен посмотреть, – отвечаю ей в своей обычной манере.

– Это срочно, – напоминает она. – Там есть о чём подумать.

– Даже не сомневаюсь, – парирую, борясь с желанием зевнуть.

В ответ Оля недоуменно моргает.

– Если бы я думал обо всём, о чём стоило бы, давно бы тронулся рассудком, – поясняю.

Оля снова моргает.

– Продублируйте, пожалуйста, – вздыхаю.

– Конечно, будет сделано, – кивает и сворачивает в сторону кабинета помощников, а я захожу к себе. Это распоряжение ей понятно. Такая молоденькая и такая серьёзная…

У меня просторный светлый кабинет на третьем этаже Арбитражного суда, из моего окна открывается прекрасный вид. Ставлю пластиковый стакан с кофе на стол и подхожу к окну, смотрю на улицу. Это обычный утренний ритуал, даю глазам отдохнуть пару минут перед началом рабочего дня.

Сколько себя помню, я стремился находиться именно здесь. Статус, деньги, реализация врождённого чувства справедливости. Я самый молодой судья во всём городе, внутри меня только начали прорастать семена цинизма и безразличия к чужой беде. Все, кто окружают меня, способствуют их поливке и удобрению.

Путь сюда был долог, пару раз я чуть не сорвался с крючка. Однажды стоял перед зеркалом, представьте себе, голым. И прикидывал, как бы лучше направить свет, чтобы казаться эффектнее и внушительнее. Я так много работал в то время, что в какой-то момент впал в полное безграничное отчаяние, мне тупо захотелось денег и трахаться. И я решил стать порноактёром.

Из помощника судьи в порнуху. Вот как чуть было не мотнуло, да?

Не стоит оценивать человека по поступкам, которые он совершает в минуты уныния.

Я заполнил анкету, сделал фотографии и попёрся сдавать необходимые анализы. До кастинга, правда, не дошёл: в самый последний момент юстиция меня не отпустила. Ревнивая сучка Фемида вцепилась мёртвой хваткой. Восемь лет я верно служил ей в болезни и в здравии, и в тот самый момент, когда практически соскочил, на меня свалилось назначение. Экзамен на судью я сдал с первого раза, там не было проблемы.

Потом я сидел у себя дома, как и обычно в полном одиночестве, вертел в руках билет в другой город и думал о том, какой реализации требуют мои душа и тело. В итоге ни о чём не жалею, если только немного. Не чаще трёх раз в день… Шучу. Ольга бы не оценила, правда. Иногда мне не хватает Дубовой – судьи, с которой работал в Москве, чьё чувство юмора держало на плаву всю нашу группу.

Денег теперь – море, найти с кем скоротать ночь – давно не проблема. Но мне снова всего этого мало. Захожу в кабинет, где проходят заседания, присаживаюсь. Всё стандартно, мысль летит вперёд, работа вовлекает в мир актов и законов.

Я равнодушно рассматриваю представителей обеих сторон, как вдруг мои глаза цепляются за девушку и слегка округляются. Не так, как у неё, конечно: там просто два озера, в которых плещется паника. Смотрит, как дышать, позабыла. Видимо, она-то меня узнала сразу, это я с утра долго раскачиваюсь. Юрист ответчика и по совместительству моя знакомая из прошлого. Не знал, что она снова работает по специальности.

Грёбаный же ты ад!

Ну, привет.

Улыбка медленно растягивает мои губы. Это происходит само собой, но я и не сопротивляюсь. Слегка склоняю голову набок, она закусывает нижнюю губу и смотрит на меня взглядом доверчивого котёнка. Вот только со мной это больше не сработает.

Чёрт, до чего же хорошенькая. Фиг знает, где пропадала последние три года, видимо, в каком-то салоне красоты.

Когда я увидел её впервые, подумал: такие соблазнительные женщины бывают? Пока я тут как каторжный сижу по уши в чужих проблемах, они топают по миру своими длинными стройными ножками, и у менее занятых мужиков есть время эти ножки раздвигать.

Когда она открыла рот и начала защищать своего клиента, я обалдел: она ещё и умная! Воу, этого с лихвой хватило, чтобы влюбиться.

И лишь потом до меня дошло, что гремучее сочетание ума и привлекательности не оставляет места другим качествам. Например, доброте.

Тем временем юрист истца заканчивает выступление, я перевожу взгляд на Ладку Жуйкову, подаюсь чуть вперёд и больше не улыбаюсь.

Она сглатывает и мешкает. Мне хочется прошептать: «Беги», но я этого не делаю. Зачем давать девушке подсказки?

Глава 1

Ладка

Встреча с судьёй Богдановым вымотала и опустошила меня. За двадцать минут заседания от дикого ужаса я успела вспотеть, а следом до костей продрогнуть под неумеренным кондиционером.

В подтверждение своих мыслей звонко чихаю в локоть.

– Будьте здоровы, Лада Алексеевна! – произносит мой разочарованный клиент.

– Благодарю вас, – отвечаю, поджав губы. Мы должны были выиграть сегодня. – Я займусь апелляцией, не волнуйтесь.

– Буду ждать вашего звонка.

Судьба решила посмеяться: мой последний перед длительным отпуском суд проходил именно с участием Богданова. Я возобновила карьеру в другом городе, и, кто бы мог подумать, он тут как тут!

Не знала, что он теперь тоже живёт в К., да ещё и добился столь головокружительных высот. Этот мужчина никогда не казался мне перспективным. Если бы не выразительные черты лица, я бы даже не узнала его. Когда мы пересекались в Москве, он был помощником судьи, а я – подающим надежды юристом. Потом много всего случилось: я временно оставила работу ради мужчины, переехала за ним в другой город, начала готовиться к свадьбе.

Сегодня важный день – обручение. Родители Леонидаса религиозны, они любят красивые старинные обряды. Соберётся так много людей, что я даже не знаю, поместятся ли они все в банкетный зал! Волнуюсь нестерпимо, аж кожу покалывает. Моё платье стоит бешеных денег, а драгоценности, что подарил Лёня на годовщину, – и вовсе целое состояние. Сразу после заседания, которое меня размазало по стенке с лёгкой руки злопамятного мудака в мантии, я отправляюсь в салон красоты, чтобы привести себя в порядок.

В назначенное время вызываю такси. Внимательно оглядываю заднее сиденье и лишь потом забираюсь в машину. Вдруг там пятно, и я испорчу наряд?

В один из самых важных дней моей жизни выглядеть хочется безукоризненно. В день, когда я увижу, как мой любимый мужчина клянётся в верности другой женщине.

Зачем я еду? Снова и снова задаюсь этим вопросом. От матери мне достались правильные, почти кукольные, если не считать крупного рта, черты лица, от бабушки по отцу – отличная фигура.

– Есть красивые женщины, есть очень красивые. На них приятно смотреть, любоваться, им хочется подражать. У тебя, Лада, красота другая, – говорила мне преподавательница в приватном разговоре. – Роковая. За такими, как ты, уходят из семей.

Тогда её слова показались мне оскорбительными. Сейчас, пока еду на праздник к Леонидасу и его будущей законной жене, я вновь прокручиваю их в голове. Мужчины готовы ради меня на многое, они спешат помочь мне, угодить. А ещё они мстят, получив отказ. Или категорически противятся разрыву.

– Я никогда не буду твоей любовницей, Леонидас! – кричала я в слезах ему два месяца назад. Сейчас мои глаза сухие, они безупречно накрашены, и я не собираюсь портить макияж. —Не будет этого! Если ты женишься на ней, считай, между нами всё кончено!

– Но люблю-то я тебя, Лада! —давил он в ответ. – Тебя, коза ты моя! Я жить без тебя не могу! – он упал мне в ноги, обнял колени, начал их целовать. Я плакала. Боже, как же я плакала!

– Но женишься на ней, – в истерике.

– Мои родители никогда не позволят нам быть вместе, сама знаешь.

Да, я знала. Несмотря на то, что мы встречались уже пять лет, он привёз меня из Москвы, жил со мной, вся его огромная благочестивая семейка делала вид, что меня не существует.

– Тогда отпусти меня, – взмолилась. – Просто оставь меня в покое!

– Они закроют глаза на тебя. Послушай… Между нами ничего не изменится, я куплю нам дом, как и обещал.

– Но жить в нём мне придется одной!

– Я буду приезжать, просто…

– Когда позволят законная жена и дети?

– Я её не люблю, она мне даже не нравится. Страшная, тупая, скучная.

– Тогда не порть девчонке жизнь. Она совсем юная, наивная. Пусть она достанется мужчине, который будет обожать её. Тебе не кажется, что она этого достойна?

– Она знает, на что идет. Так принято. Я женюсь на женщине из своего круга, кто-то должен заниматься родительским домом.

– Растить твоих детей.

– Но любить я буду только тебя.

– Пошел ты к чёрту, Леонидас, со всей своей священной греческой диаспорой!

– Я тебя не отпущу, Лада. Клянусь. Даже не пытайся бежать. Что тебе нужно? Любое желание! Деньги? Драгоценности? Сколько угодно! Всё что хочешь!

Возможно, я балованная. Такое предлагают, а я нос ворочу. Другая бы с радостью согласилась. Вероятно, я зря туда еду. Но мне нужно увидеть собственными глазами, посмотреть на своего неотразимого грека, который никогда на мне не женится.

Я сильная, я справлюсь. Моя бабушка была балериной, мне передались её фигура, гибкость и характер.

На мне изумительное, довольно откровенное платье – пусть захлебнутся слюной во главе с Олимпией, счастливой невестой. За годы, что я провела с Леонидасом, я не была ни на одном их празднике и сейчас в глубине души радуюсь, потому что обожаю греческие вечеринки! Там всегда невообразимо много вкуснейшей еды! А это вино? Боже, оно изумительно! В студенчестве я частенько прилетала на юг вместе с Еленой, моей бывшей лучшей подругой, мы часто дегустировали.

Выхожу из машины, иду к ресторану. Обряд с обменом колец и клятвами начнётся через сорок минут, я специально приехала пораньше, чтобы успеть испортить всем настроение.

Леонидас и Олимпия встречают у входа. При моем появлении их рты поражённо открываются. С широкой улыбкой поздравляю сначала своего грека, затем тепло обнимаю его невесту. На бедняжке лица нет. Хотя я несправедлива. Сегодня на ней лицо как раз-таки есть: нарисовали визажисты. Выкинуть бы это милое создание в реальную жизнь за пределами их сообщества, посмотреть, как будет учиться, работать. Как с парнями поладит.

Хорошо, когда родители договорились о браке с одним из самых завидных мужчин в мире.

– А вы… кто? – спрашивает она, хотя прекрасно знает, с кем спит её жених на протяжении последних пяти лет.

– Меня зовут Лада, я друг вашей семьи, – подмигиваю ей, девица при этом идёт пятнами. Беру её за руки, оглядываю с головы до ног: – Какая вы хорошенькая! От всей души поздравляю!

– Спасибо, – мямлит в ответ.

Едва я делаю несколько шагов по направлению к столу с напитками, Леонидас больно хватает меня за плечо, наклоняется и шипит на ухо:

– Что ты здесь делаешь?! Убирайся немедленно! Если сорвёшь мне помолвку, я тебя убью.

– Я же говорила, что не пропущу такое событие, – освобождаюсь. Расправляю плечи и иду в зал. Мельком ловлю своё отражение в зеркале: мои глаза лихорадочно блестят, губы украшает улыбка победительницы. Беру бокал шампанского и делаю большой глоток. Слава богу, напиток холодный!

Да, кажется, я та ещё стерва. Киваю матери Леонидаса, та округляет глаза и отворачивается.

Неужели быть скандалу? Смеюсь про себя, осушая бокал. Вижу, как родители подходят к Леонидасу, начинают спорить с ним. Если бы не репортеры, меня давно бы уже вывели отсюда под белы руки.

Глава 2

Знали бы все эти люди вокруг, как внутри меня всё клокочет, как бахает и вопит от боли! Как я хочу дружить с ними, быть частью их семьи, быть рядом с мужчиной, которого любила все эти годы!

На самом деле я пришла попрощаться. На свадьбу уже не приеду, хватит с меня. И любовницей я никогда не стану. Ловить крохи с чужого стола, натыкаться в соцсети на его фотографии с семьей, будучи… кем? Островком отдыха и любви, чтобы современный Одиссей заплывал, когда отыщется свободная минутка?

Возможно, я достойна большего.

Подмигиваю Олимпии и шлю воздушный поцелуй её жениху. Девушку ощутимо трясёт, бедняжка отворачивается и спешит в дамскую комнату.

Она победила, признаю. Не потому, что умная, красивая или даже богатая. Нет, просто родилась в нужной семье. Поэтому она в подвенечном платье, а меня все эти милые люди вокруг называют между собой шлюхой, хотя я много лет искренне любила Леонидаса, была ему верна, заботилась, мечтала родить от него ребеночка.

– Вам следует уйти немедленно, – подходит ко мне несостоявшийся свёкр. Высокий седовласый мужчина, занимающий большую должность. Он очень красив, как и его сын. Широкоплечий, статный, с правильными чертами лица. Невольно представляю, каким будет Леонидас через двадцать пять лет.

– Добрый вечер! – салютую ему очередным бокалом.

– И уехать из города.

– Непременно, – улыбаюсь я. – Так и поступлю. Вот только допью свой напиток.

– Сколько? – цедит он мне.

– Простите? – приподнимаю брови.

– Сколько вы хотите? Вы ведь за этим пришли, Лада? Сколько стоит сделать так, чтобы вы оставили в покое мою семью?

Я вздыхаю с лёгкой улыбкой:

– Уважаемый Константин Андреасович, это я хотела попросить вас сделать так, чтобы ваш сын перестал меня, наконец, преследовать. Вы прекрасно знаете, как Леонидас ко мне относится. И то, что происходит сейчас, в том числе на вашей совести.

Закатываю глаза и ухожу в дамскую комнату: перед кульминацией вечера мне необходим тайм-аут. Бедная Олимпия как раз выходит в коридор и, увидев меня, ощутимо вздрагивает. Моя ты девочка, намучаешься же с Леней! Он тебя просто снесёт с ног. А ещё… ты ведь ему совершенно не нравишься, зачем тебе это нужно? Этот искусственный брак, это представление?

Но я ничего не говорю ей, всё равно не послушает и сделает по-своему.

Мою руки, поправляю макияж уголком сложенной салфетки. Дверь в тамбур распахивается, но я увлечена своим отражением и своими нерадостными размышлениями. Слава богу, я получила образование, хотя Леня столько раз уговаривал бросить университет, ведь работать мне больше не понадобится.

Как хорошо, что я его не послушала! У меня есть профессия и даже кое-какой опыт работы. В университете я считалась одной из лучших. Я устроюсь в этой жизни сама, без мужчин.

Крупные ладони ложатся на мои бёдра, я вздрагиваю от неожиданности. Смотрю в зеркало и на мгновение расслабляюсь – это Леня. Но только лишь на мгновение! Потому что следом приходит понимание, что он больше не мой. Напрягаюсь всем телом, когда его губы прижимаются к моей шее в жадном нахальном поцелуе. Руки хаотично шарят по талии и бёдрам, оставляя синяки на коже, – так сильно он меня хватает. Внутри нарастает отвращение.

– Убери руки! Леонидас, остановись немедленно! Лёня! – повышаю я голос, называя его сокращённым именем, прекрасно зная, что он этого не выносит. Но он игнорирует.

– Я люблю тебя. Люблю тебя, сладкая коза, – шепчет.

– Тебя ждёт невеста!

– Пусть ждёт, у неё судьба такая. А я буду с тобой, только с тобой, моя девочка, – он грубо разворачивает меня к себе и задирает платье. Я вновь прошу прекратить, но он не реагирует. Мне кажется, он пьян.

– Лёня! Я не хочу, Лёня! Я буду кричать!

– Кричи. Обожаю, когда ты кричишь. Обожаю тебя! Каждую твою клеточку, всю тебя. Езжай домой, подожди меня там. Я закончу тут и приеду.

Конечно, он бы хотел приехать ко мне. Жалобно всхлипываю. С Олимпией ему можно будет развлекаться только после свадьбы. Это ко мне можно просто приехать ночью.

Его ласки омерзительны и неправильны. Да, мне нет никакого дела до бедняжки Олимпии, но я не стану спать с её женихом накануне обручения!

Он не пускает меня, и я нащупываю дозатор мыла. Выдавливаю побольше на ладонь и прижимаю руку к его глазам.

Он вздрагивает и отшатывается.

– Что это? Что ты сделала?! – вслепую ищет кран, включает воду. – Коза! Дрянная коза! Моя коза! – рычит он, пока промывает глаза. Я быстро поправляю платье, причёску и пулей вылетаю из дамской комнаты в коридор, спешу в зал. Домой, срочно пора домой. Доигралась! Никакие клятвы я слушать больше не хочу, сыта по горло впечатлениями.

Навстречу мне идёт мужчина в строгом безупречном костюме, я бросаю на него беглый взгляд и от досады сжимаю зубы. Он-то что здесь делает? На грека Кирилл Богданов похож едва ли! Хотя… он теперь судья, а с судьями принято дружить, умасливать их. А то мало ли что. Видимо, его пригласили.

– Добрый вечер, – говорит он равнодушно и безукоризненно вежливо. Точно таким же тоном, как и сегодня утром, когда прерывал моё выступление разбивающими в пух и прах аргументами и затем вынес решение в пользу моего оппонента.

– Добрый, – силюсь улыбнуться я, хотя саму всё ещё потряхивает от только что пережитого. Мои щеки горят, причёска подпорчена, как и макияж. Я всё же плачу! Боже, мои идеальные стрелки, простите меня! По пути я продолжаю поправлять платье.

Дверь позади хлопает, я вижу, как брови Богданова летят вверх, он смотрит на Леонидаса, переводит глаза на меня, снова на Леонидаса. На лице читается неприязнь. Он бросает брезгливый взгляд в мою сторону, затем безэмоционально кивает хозяину вечеринки и проходит мимо.

Мой пульс опасно частит. И пусть мне обычно нет дела до того, что обо мне подумают, сейчас я чувствую боль. Богданов решил, что я… О нет, что я переспала с чужим женихом за пятнадцать минут до его обручения. Поражённо прижимаю пальцы ко рту.

Мне хочется бежать за Кириллом, догнать его и всё объяснить.

Это неправда! Я бы никогда! Да, я неидеальная, иногда импульсивная, моментами заносчивая, но… я же не дрянь.

Боже, мамочка, зачем я поехала сюда сегодня?! Я лишняя на этом празднике, за всё время не поймала ни одного доброго или поддерживающего взгляда. Все меня презирают. А ещё… я поставила под удар профессию. Судья, с которым мне предстоит работать, и раньше был весьма невысокого мнения о моей персоне. Что же меня ждёт теперь?

Глава 3

Ладка

Влюблённые женщины нередко глупы в своей доверчивости любимому человеку. А я среди них – рекордсменка во всех номинациях: мечтательная, верная фантазёрка. Мало того, что переехала из Москвы сама, так ещё и перевезла сюда своих родителей и бабушку-балерину. Они всегда мечтали жить на юге, вернее – на морском побережье.

– Я куплю домик твоим родителям в Сочи, – неоднократно обещал Леонидас. – Как только отец доверит мне больше прав в бизнесе, мы сможем купить что угодно! Наши дети будут отдыхать на море у бабушки и дедушки. Тебе совершенно не о чем беспокоиться.

Его сложно винить, он и правда так думал. Долго бился за меня со своей роднёй, спорил, ругался. Да и я никогда не хотела стать причиной их размолвки. Я была очень наивной, думала, что смогу им понравиться. Что пройдут годы, они поймут, какая я хорошая, и полюбят меня. Сделают исключение. Эй, ну что смеяться! Разве в двадцать первом веке устраивают договорные браки?! Такое всё ещё бывает?

Час назад я призналась родителям, что мы с Лео расстались. Что он женится на другой. Но я обязательно сама заработаю им на домик мечты. Или хотя бы на две недели в санатории на побережье. У нас не бедная семья, обычная. Справимся.

Родные поддержали меня в желании разорвать отношения, давно ставшие больными и какими-то неправильными. Последние годы наш роман не развивался, мы топтались на месте, ждали. Чего только? Видимо, Олимпию.

У моих родителей есть гордость, они никогда не простят Леонидасу обручение с другой. И если он не хочет идти против семьи, я тоже не собираюсь унижать своих ролью, которую он отвёл мне. Но на душе по-прежнему тяжело, я маюсь, не нахожу себе места. А ещё чувствую себя будто выпачкавшейся, словно это я влезла в чужие отношения и шантажом женила на себе мужчину. В глубине души очень жалею, что присутствовала на обручении. Не могу забыть неприязнь в глазах Богданова, да и не только его. Практически всех гостей вечеринки.

– Заплетёшь мне косу? – заглядываю в комнату к бабушке. Она отрывается от вязания, ставит на паузу сериал на ноутбуке и поворачивается ко мне.

– Конечно, Ладушка. Бери подушку и садись, – кивает себе в ноги. Родители много работали, и в школу мне всегда помогала собираться именно она. Бабуля умеет плести быстро и аккуратно, вот только так сильно стягивает прядки, что вечером, когда я распускаю их, мне кажется, что расслабляется всё тело. Но я с детства привыкшая. Возможно, именно поэтому мне очень нравится, когда меня тянут за волосы.

Я хватаю подушку и плюхаюсь на пол, протягиваю расчёску и резинку.

– Резинка пока не нужна, подержи её, – бурчит бабушка. В последнее время у неё частенько плохое настроение. Мне горько видеть её такой, но на все вопросы она отвечает, что чувствует себя хорошо. Просто не в духе. – Что-то случилось?

Её заботливый тон оголяет нервы. Я будто снова там, в этом огромном банкетном зале, со следами пахучего розового мыла на ладони. Тихонько начинаю плакать. Молчу.

– Пальцы плохо слушаются, будет неидеально, – сетует бабуля, больше не задавая вопросов. Кивком даю понять, что согласна хоть как. Я не ношу косички с седьмого класса, но в минуты грусти всегда прошу её заплести мне волосы. Почему-то в нашей семье не принято обниматься, а тактильной близости хочется. Вот мы и придумали такие странные способы.

– Мы расстались с Лёней, – говорю я.

– Он мне никогда не нравился, – отвечает она не мешкая, и из моего рта вырывается смешок. – Что это за дружильки такие, длиной в пять лет?

– Полный отстой, согласна. Пора их заканчивать. Если он позволит, конечно.

– А ты не сдавайся. Что значит позволит ли он? Что это за любовь такая, когда нужно во всём подстроиться, а в ответ ничего?

– Деньги, – вздыхаю я. – Он предлагает много денег.

– Деньги и другой мужик заработает, не только этот грек умеет. Кстати, ты не рассказала, сколько лет твоему боссу с новой работы. Он женат?

– Бабушка! – смеюсь я, вытирая глаза. С этой старушкой можно поговорить и о делах сердечных, и даже о сексе. Будь она моей ровесницей, на её аккаунт в социальной сети подписались бы сотни тысяч людей, не сомневаюсь в этом. Кроме того, её поперечный шпагат до сих пор идеален.

– А что? Дело молодое. Жизнь на Леонидасе не закончилась, детка. Какая ты у меня красивая, ладная вся.

– Ладная Ладка, – улыбаюсь.

– Что попало получилось! – её голос снова становится низким, раздражённым. Бабушка грубовато распускает мои волосы, расчёсывает их и начинает плести заново, стягивая пряди так, что, по ощущениям, мои глаза становятся больше. – Потерпи немного, сейчас хорошо сделаю… Так что там с боссом?

– Мне никто не нужен, не хочу. Никаких мужчин.

– Будь осторожна. Одиночество – сильнейший наркотик, к нему легко и быстро привыкаешь. Я бы сказала, даже слишком легко.

Что ж, возможно, одиночество – это и правда наркотик, но с первого дня привыкания не наступает. Со второго и третьего, впрочем, тоже. Какой-то он слабенький. Возможно, имеет накопительный эффект?

Неделя за неделей мне приходится заставлять себя им наслаждаться, осторожно пробовать на вкус, прислушиваясь к ощущениям, отчаянно желая однажды всё же пристраститься.

Я постоянно ищу плюсы своего нового положения, подумываю даже записывать их в блокнот.

Больше не нужно тянуться к телефону каждые пятнадцать минут, проверяя, не написал ли он что-нибудь. Не нужно готовить яичницу по утрам из шести яиц, мне вполне хватает одного или двух. А ещё я могу варить овсянку, которую обожаю и которую категорически не признавал Леня. Хоть каждый день её вари теперь. Вкусно.

Я вздыхаю, делая массаж лица перед зеркалом. Иногда мне кажется, что это дурной сон. Я проснусь среди ночи, а мой черноволосый Аполлон сопит рядом, прижмусь к нему и счастливо вздохну.

Он ведь тоже ночует один. Наверное, так же лежит часами, глядит в потолок и думает обо мне. Иногда я беру в руки телефон, но каждый раз смотрю время и откладываю мобильный в сторону. «Не сегодня», – говорю я себе. Если однажды я и стану бесхребетной медузой, то не сегодня!

Очередное утро начинается как обычно. Я вновь просыпаюсь разбитой и невыспавшейся. Одинокой. Благо в суматохе совершенно нет времени скучать и накручивать себя, потому что нужно спешить на работу. Уже два месяца мне есть чем заняться, где реализовать потенциал. С каждым днём будет легче. Я обязательно привыкну.

В офисе первым делом отвечаю на срочные письма, после чего предупреждаю босса, что на планёрке сегодня присутствовать не получится, потому что с утра у меня суд, к которому я усиленно готовилась.

Очень боюсь опоздать, поэтому приезжаю на сорок минут раньше. По пути покупаю кофе в пластиковом стаканчике и замираю с ним около многоэтажного здания Арбитражного суда. Мощного, внушительного. Мне немного не по себе, я чувствую страх, которого раньше не было. В Москве я чуть ли не бегом бежала на заседания, не боялась ничего и никого.

Триколор гордо развевается на крыше строения, я почему-то долго слежу за движением ткани, которой играет ветер, и не замечаю, как ко мне приближаются.

– Привет, Лада, – слышу знакомый голос и оборачиваюсь. Леонидас собственной персоной. На нём белоснежная рубашка и чёрные брюки. Выглядит он неважно – уставшим и замученным. Мне хочется провести рукой по его лицу.

– Привет! Что ты здесь делаешь? – удивляюсь. Бросаю вопросительный взгляд на здание.

– А, нет, ни с кем не сужусь, боже упаси. Тебя искал. Был в твоём офисе, мне сказали, что ты с утра здесь.

– Тебе не следовало приезжать, – я начинаю оглядываться. – Нехорошо. Ты помолвлен, мы не должны видеться.

Мне хочется добавить: «Тем более на людях», но я этого не делаю, чтобы не подать ненароком идею.

– Днем я уезжаю в Анапу на три дня, хотел тебя увидеть перед отъездом.

– По работе? – спрашиваю.

– Да. Слушай… Не хочешь со мной? – и быстро добавляет, увидев шок и раздражение в моих глазах: – Ты не подумай, я без намёка. Несколько часов, проведённых в машине по дороге вдоль моря, нам пойдут только на пользу. Если не хочешь, то ничего не будет. Просто покатаемся. У меня куча дел на стройке, ты в это время погуляешь по пляжу, в мае народу мало. Ты ведь любишь пустынные пляжи, я помню.

– Леонидас, я работаю, – бросаю взгляд на часы, потом на здание. – Через тридцать минут у меня суд.

– Ты всегда раньше ездила со мной, – упрямо настаивает он.

– Больше я не могу себе позволить жить столь легко и беззаботно.

– Пожалуйста, – он сводит брови вместе, – мне одиноко. Я поговорил с твоим начальником, он сказал, что после суда ты свободна.

Моё сердце снова колотится, в мыслях полный сумбур. Я слышу свой собственный голос:

– Потерпи немного, скоро у тебя появится законная жена. Будешь путешествовать с ней. И больше никогда, Лёня, никогда не приезжай ко мне в офис и не говори обо мне с моим руководителем!

Он злится, достает сигарету, шарит по карманам в поисках зажигалки. Я снова бросаю взгляд на массивное крыльцо с огромным количеством ступенек, переминаюсь с ноги на ногу. Пора идти. Он женится на другой, но обставляет всё так, будто это я бросаю его и разрушаю наши отношения.

Машинально стреляю глазами на парковку и вижу, как с её стороны к нам быстрым шагом приближается Кирилл Богданов.

– Потрясающе! – досадую я. – Только этого мне не хватало!

– Что случилось? – спрашивает Леонидас, оглядываясь. Я поворачиваюсь к судье спиной, делая вид, что не заметила его. Он говорит по телефону и, возможно, не обратит на нас никакого внимания.

– Судья, который рассматривает мои дела.

– А, – Леонидас пару секунд изучает Богданова, хмурится. – Я его знаю. – Добавляет громко: – Кирилл Платонович! Доброе утро! – и спешит наперерез Кириллу.

– Эй, что ты делаешь! Не надо! – шиплю я вслед, но поздно. Богданов договаривает по телефону и бросает взгляд на Леонидаса, потом на меня, где его глаза привычно задерживаются чуть дольше, чем следовало бы. На лице отражается лёгкая степень неприязни. Я чувствую, как мои щёки заливает краска.

Глава 4

У меня есть целых два часа, чтобы обдумать ситуацию. Всё это время я сижу в коридорчике у кабинета, в котором проходят заседания, и периодически перебрасываюсь сообщениями с клиентом. Мой кофе давно закончился, но я постоянно забываю об этом и раз за разом подношу пустой стаканчик к губам, пытаясь сделать глоток. Уйти никуда не могу, так как суд может начаться в любой момент.

«Лада Алексеевна, не томите!» – приходит сообщение от клиента.

«Всё еще ждём», – пишу я в ответ. Богданов опаздывает на целых два часа! Это уму непостижимо! Я чувствую злость и полное бессилие. Он может легко промариновать меня и остальных юристов до самого вечера.

Не знаю, о чём Леонидас говорил с Кириллом в течение пары минут, но они периодически бросали на меня серьёзные взгляды. А когда я направилась в их сторону, Кирилл вручил собеседнику свою зажигалку и под предлогом, что очень спешит, покинул нашу милую компанию.

– О чём вы говорили? – спросила я у Лёни.

– Да так, – задумчиво ответил тот, поглаживая подбородок и провожая глазами Богданова. – Не важно.

Во время ожидания не получается расслабиться и поторчать, например, в социальных сетях. Моя спина идеально прямая, колени стиснуты, а пальцы напряжены. Ежесекундная боевая готовность. Я думаю о том, как сильно Богданов изменился за эти годы. Не то чтобы я его хорошо знала раньше – мы виделись-то только в здании суда, – но он никогда не казался мне равнодушным. Но и сильным тоже не казался. Заурядным зубрилой – да, но никак не влиятельным человеком, знающим себе цену. У него даже походка изменилась. И сшитый на заказ костюм сидит на фигуре идеально. Может ли назначение полностью поменять человека?

Не хочу показаться поверхностной и зацикленной на внешности, но если бы в то время он выглядел так же, как сейчас, я бы не стала ему настолько откровенно строить глазки. Я бы расценивала его серьёзно. И я бы никогда не поступила с ним так, как поступила.

– Прошу встать! – объявляет секретарь, и мы с юристом оппонента поднимаемся, встречая соизволившего всё же появиться Богданова. Тот проходит мимо быстрым шагом и занимает своё кресло. Я пялюсь на кусочек его галстука и белоснежный ворот рубашки, выглядывающие из-под чёрной ткани. Мне та-ак непривычно видеть его в черной мантии! Он молод, но зелёным не смотрится. Напротив, я бы дала ему лет тридцать шесть.

Председательствующий объявляет:

– Здравствуйте, присаживайтесь, пожалуйста.

И я плюхаюсь на свой стул, потому что мои колени снова начинают дрожать. Мне нужна эта работа. Я просто обязана переломить ситуацию в свою пользу!

Заседание проходит по стандартному сценарию: сначала выступает юрист истца, потом я.

– Представитель ответчика, – обращается ко мне Богданов. Смотрит прямо, немного хмурится. От его строгого низкого голоса у меня во рту пересыхает. Триггерит, триггерит! Я снова вижу перед глазами того тощего помощника, которого однажды грубо высмеяла при всех. Моргаю, прогоняя видение. – Поясните по существу заявленного ходатайства, – говорит он мне. Пауза затягивается, он повторяет прерывисто: – Чуть быстрее. Если можно. Пожалуйста.

Он явно очень торопится. Ещё бы! Нужно нагнать почти половину рабочего дня! Поднимаюсь и начинаю объяснять. Всё чётко и по сути: я готовилась, но он прерывает на полуслове:

– Процессуальный документ я уже читал, можете ли вы добавить что-то новое? – и выжидательно смотрит на меня. Он помнит, я знаю. Он всё прекрасно помнит и ненавидит меня за те слова. Клянусь, его глаза в этот момент темнеют. Там будто черти затаились, притихли в яркой зелени и тоже смотрят, выжидают. Сглатываю.

– У меня нет сомнений в том, что суд ознакомился с ходатайством, однако предполагаю: сегодняшнее дело далеко не единственное, которое рассматривает суд. В связи с этим я решила освежить существенные аспекты, – произношу речь официально, но при этом смотрю ему в глаза. Пристально смотрю. Хочется прижать руку к груди, так сильно колотится сердце. Я хочу пробудить того хорошего парня, который звал меня на свидание. Хочу, чтобы он простил меня.

– Ваши предположения впредь оставляйте при себе. Суд на память пока не жаловался, – цедит сухо.

Суду стоит пожаловаться на отсутствие воспитания.

– Тогда я полностью поддерживаю позицию, изложенную письменно, – присаживаюсь.

В этот момент с места подскакивает юрист истца:

– А у меня дополнения есть! – и начинает тараторить.

Суть дела это не меняет, но плохо то, что последнее слово за оппонентом. А я вроде как… сдалась раньше времени. У меня глаза болят от того, как круто я их закатываю, но мои старания остаются без внимания.

Богданов выслушивает комментарии, на это у него есть и время, и терпение. После чего назначает новую дату слушания, что тоже плохо, так как промедление будет стоить моему клиенту денег. Всё должно было решиться сегодня.

У меня действительно серьёзный конфликт с судьёй, и вот оно первое испытание самостоятельной жизни – разобраться с ним как можно скорее.

Честно говоря, я просто в бешенстве. Выхожу в коридор и довольно резко прощаюсь с вражеским юристом, хоть он лично мне ничего плохого не сделал. Я должна научиться держать эмоции при себе. А Леонидас в данный момент мчится по идеальной трассе вдоль бирюзового моря навстречу солнечной Анапе, солёному воздуху, цветным коктейлям в прибрежных барах и белоснежным простыням в отеле. Я могла бы сидеть рядом с ним, есть купленный на заправке маффин с изюмом или черникой и ни о чём не беспокоиться.

Не сегодня. Если однажды я и стану безвольной слабачкой, то не сегодня. Мы ещё поборемся. Не верю, что ситуация безнадёжная.

Во сколько там заканчивается рабочий день у судьи Богданова?

Глава 5

Кирилл

Моё собственное тело пыталось меня убить. И ладно, будь это печень, её месть хотя бы была объяснима: в студенчестве я не особенно с ней церемонился. Но печень моя в идеале, чего не скажешь о… яйцах. Такой вот фильм ужасов, правда, это был не фильм.

Осознать диагноз было сложно, смириться – ещё того хуже. Никогда раньше не задумывался на данную тему, а потом пришлось услышать от врача, что рак яичек – один из самых молодых. Средний возраст заболевших – сорок лет, но случаи встречаются и у пятнадцатилетних пацанов. Хорошие новости: при ранней диагностике и благодаря вовремя проведённому лечению процент выздоровления близится к девяносто пяти.

Можно сказать, мне повезло: всё только началось, ещё даже симптомов не было. Повезло… Ненавижу это слово. Многие в больнице повторяли его с ободряющей улыбкой, я научился не реагировать.

Я ж не просто так попёрся на диагностику. Когда тебе двадцать пять, ты здоров, полон сил и энергии, эрекция по первому щелчку и ничего не беспокоит – к урологу просто так не записываешься. Моему отцу диагностировали третью, последнюю стадию.

Молния не бьёт в одно дерево дважды? Увы.

Он настоял на том, чтобы я тоже проверился. И потребовал поклясться ему, что буду проходить эту грёбаную диагностику каждые пять лет. Я долго отказывался категорически, но он буквально заставил меня, и я послушался из уважения к его тяжелому состоянию. Но выстрелило сразу же.

Это был шок. Я даже посмеялся, обвинив врача в разводе на деньги. Вот так совпадение – кто к ним ни придёт, у всех рак! Пригрозил судом. Пошёл в другую клинику, проверился и там тоже. Потом вернулся с повинной.

Сначала не хотел сообщать отцу, но скрыть было проблематично. Он нуждался в помощи, и как объяснить, что мне самому понадобилась срочная операция?

К своему состоянию я относился спокойно, с присущим мне чёрным юмором. Цель стояла следующая: не откинуться раньше родителя, чтобы не бросить его одного. После унизительной операции мне провели три курса химиотерапии, но я лишь однажды брал больничный, потому что уж слишком тяжело пришлось. Упал гемоглобин до пятидесяти, никак не могли поднять, положили под капельницы. Больше недели отвалялся в клинике.

Мы лечились у одного врача, для меня всё закончилось благополучно. Ну как благополучно – в двадцать шесть я остался один. Без родителей, девушки, которая меня бросила. Нет, она хорошая, прошла со мной самое сложное, потом я сам отпустил её. Видел, что разлюбила. Беспокоится о генетике. К чему эти мучения? У меня не хватало ресурса заботиться о ком-либо в то время, даже о себе самом, что уж говорить о других.

Но у меня осталась работа, где мне всегда радовались, – едва ли не круглосуточно. Два года я не брал отпуск. Не хотелось. Что мне было делать дома? Я даже едва не пропустил сроки вступления в наследство, которое оставил отец. Не люблю говорить о себе прежнем, мне не нравится тот мужик. Он был словно… не я. Я-то другой. Вуз, армия, работа в суде с хорошими перспективами.

Потом я неудачно влюбился. Неудачно – значит не взаимно. Я не из тех поэтических идиотов, которые благодарны дамам за эмоции, слушают грустную музыку и часами пялятся на фоточки. Отнюдь.

Это был странный день. Я решил, что у меня снова упал гемоглобин. В зал заседаний зашла девушка, а мне показалось, что вокруг неё аура светится. Даже моргнул, чтобы прогнать мираж. Аура исчезла, а сама девушка – нет. Она улыбнулась мне и кокетливо закусила губу. Такая пошлятина, что я, живущий на диете под названием «адский круглосуточный труд», повёлся мгновенно. Следующие месяцы она появлялась в суде от трёх раз в неделю, а я почти перестал спать.

Но случившееся пошло мне на пользу. Лада заставила меня посмотреть на себя со стороны и заняться, наконец, своей внешностью. В людях ценится не только ум: встречают-то по одёжке. Да и трахаться хочется с красивым телом.

При воспоминаниях о том времени мне всегда становится смешно! Чёрт, через полтора года меня даже в порно почти взяли! Настолько основательно я над собой поработал. К слову, силиконовый имплант смотрится стильно, не отличить от натурального, тестикулы мои визуально в идеале. Хотя в голове я всегда держу, что рак может вернуться, поэтому сильно на смерть от старости в окружении толпы правнуков губу не раскатываю.

И никак не реагирую на угрозы и попытки всучить мне взятку. Шантажировать меня нечем, терять мне, в общем-то, тоже нечего. Я всегда был падок на дерзких шикарных женщин. Фемида мне подходит полностью, да простит меня Зевс. Все остальные – земные – так, любовницы, пока богиня не видит.

– Нам с вами нужно поговорить, – слышу знакомый голос за спиной. Я уже успел открыть дверь своего мерса, собирался сесть в салон, врубить музыку «Neffex» и постараться ни о чём не думать.

– Следите за мной, Лада Алексеевна? – оборачиваюсь и окидываю девушку внимательным взглядом. Одежда другая, значит, заезжала домой, подготовилась. Соблазнительное платье из чёрной ткани, вырез на грани пошлости. Шпильки. Да и вся она такая… на грани. Поговорить пришла, ага. Схватить бы за волосы, накрутить их на кулак, притянуть к себе и сообщить о том, что со мной не следует играть. Можно доиграться. Время позднее, половина девятого. На парковке, кроме нас, никого. Но эти камеры…

Ей некомфортно, её страх покалывает мне кожу.

– Вы очень много работаете, Кирилл Платонович. Поймать вас крайне проблематично.

Да, неделя выдалась и правда хлопотной. Обычно в день рассматриваем один-два сложных дела плюс пять-семь относительно простых, сегодня же сложных оказалось четыре. Всё утро просидел, вникая. У меня нет отмен, и так должно оставаться по крайней мере ближайшие два года. Многие считают, что я занимаю не своё место, и рисковать нельзя.

– Вы по делу «Молокозавода»? – приподнимаю одну бровь. – У вас сегодня было время выступить, вы им не воспользовались.

– Нет, я по другому вопросу, – она делает шумный вдох-выдох, смотрит в глаза. – По личному, – выпаливает, решившись. Голос звучит излишне твёрдо, и я не могу удержаться от насмешливой улыбки. Не верю.

Киваю, приглашая в машину, и сажусь в салон сам.

– Я никуда с вами не поеду! Я хотела просто поговорить, – но шаг в мою сторону, впрочем, делает.

– Я не буду ничего обсуждать на парковке. Сомнительное мероприятие, вы так не считаете?

Она мешкает, оглядывается, потом всё же обходит машину, дефилируя с прямой спиной, и садится на переднее сиденье.

Вот и умничка. Умеет же быть послушной девочкой.

Скрещивает руки на груди, напрягается. Я нажимаю на кнопку «Двигатель старт» и плавно давлю на педаль газа.

– Куда мы едем? – спрашивает она через несколько минут.

– Ко мне домой, – отвечаю флегматично, будто это само собой разумеющееся.

– Я не поеду. Боже, остановите машину, вы меня не так поняли! – начинает она суетиться.

Я резко выжимаю тормоз, поворачиваю голову и смотрю на неё.

– Вперёд, – киваю на дверь.

– Просто поговорить, – она таращится на меня во все глаза, в них так много сомнений и метаний, что сама девушка кажется будто… уязвимой, незащищённой. Я невольно облизываю губы. – Просто разговор. Я не… не такая, как вы, должно быть, обо мне думаете.

Я молчу, рассматривая девушку. Этого времени ей хватает, чтобы отдышаться и взять себя в руки. Лада продолжает:

– Я вам не секс предлагаю. Уж точно не ради «Молокозавода»! – улыбается, и я усмехаюсь в ответ.

– Кто ж знает, насколько внимательно вы относитесь к своим клиентам, – не удерживаюсь от шутки. Ей смешно. Она шумно выдыхает, значительно расслабившись.

– А вы бы согласились? На такую взятку? – приподнимает брови, кокетничая, проверяя, как много я позволю ей. Голубые глаза загораются азартом. Вовсе не потому, что она нашла выход из ситуации, – ей просто льстит моё внимание. Может, проучить её, хотя бы раз в жизни?

Дело там, кстати, на пару миллионов. Вот только она лично вряд ли много выгадает даже в случае победы.

– Вы предложение сначала сформулируйте без всяких «я не такая, но если надо, то возможно». Я рассмотрю, что в него входит, и отвечу.

– Письменно? – сладким голоском.

– Устной формы и презентации будет достаточно.

Глава 6

Ладка      

– Вы ужинали? – спрашиваю. Вряд ли Богданов таскает на работу еду в пластиковом контейнере. Скоро девять, он значительно задержался в суде. Я бы считала себя отомщённой за утреннее ожидание, если бы не провела это время на лавочке напротив арбитража.

А Леонидас тем временем, наверное, закончил дела и пошел расслабляться в сауне своего пятизвездочного отеля.

Через пятнадцать минут мы паркуемся у ресторана. Богданов пропускает меня вперед скорее по привычке, чем из желания произвести впечатление галантного мужчины. Мы быстро изучаем меню, после чего делаем свои заказы.

– Вино? – спрашивает официант. Я вопросительно смотрю на Кирилла, он отвечает:

– Девушке бокал белого сухого. На ваш вкус.

– Полбокала, – уточняю я с вежливой улыбкой. После ухода официанта изучаю обстановку зала, делаю вид, что увлечена салатом, который принесли почти сразу, позволяя себя как следует рассмотреть. В итоге замечаю, что всё это время Кирилл что-то напряжённо читает в телефоне, полностью меня игнорируя.

      Не может быть! Я начинаю поглядывать в его сторону. Создаётся впечатление, что он просто забыл о моём присутствии. Долго сверлю его глазами, он всё ещё увлечён перепиской.

– Кирилл Платонович? – окликаю тихо.

– Минуту, – поднимает палец вверх. Пишет сообщение, затем откладывает сотовый в сторону и смотрит на меня. – Извините, дела. Я вас слушаю, Лада Алексеевна. Вы сформулировали ваше предложение?

От его прямоты мне становится не по себе. Это не флирт. Далеко не флирт, хотя несколькими минутами ранее, в машине, на секунду мне показалось, что он заигрывает со мной. Мы словно и правда договариваемся о сделке, только на кону я сама.

Если бы его глаза опустились на уровень моего декольте, клянусь, мне было бы легче. Он бы стал мне понятен, и я бы выбрала стратегию дальнейшего общения. Некоторые мужчины предпочитают исключительно деловой тон, без намёка на разницу полов, другие – завуалированно флиртуют и даже домогаются во время решения рабочих моментов. И с первыми, и со вторыми приходится уметь ладить. Деловой мир даже в двадцать первом веке жестоко проверяет женщин на прочность.

Богданов всё ещё ждёт ответа.

Одно я знаю точно: он мне не нравится. С ним не получится расслабиться, пошутить, а потом спокойно разойтись до следующей встречи. Все его фразы выверены, время расписано по минутам.

– Если честно, я бы хотела перед вами извиниться, – говорю я, решив надавить на жалость. Мужчины любят, когда женщина чувствует себя виноватой, обязанной. Это льстит их самолюбию.

– За что? – он не понимает. Или делает такой вид, что вероятнее.

– За тот случай три года назад. Вы, наверное, не узнали меня, – прикидываюсь дурочкой. – Но, честное слово, всё это время я переживала, что так некрасиво поступила. При всех оскорбила вас совершенно незаслуженно, – я впиваюсь глазами в его лицо, жадно ловя любой оттенок мимики. – Меня до сих пор гнетёт тот поступок. Получилось случайно, я не хотела. Было плохое настроение с утра. Я искренне раскаиваюсь.

Он легонько пожимает плечами, будто я его удивила.

– Извинения приняты. И это даже мило, что столько времени вы так сильно из-за меня мучились, – его голос ровен, но сам набор слов сочится сарказмом. – Не стоило. Моя профессия такова, что я нравлюсь далеко не всем. И мне совершенно безразлично, что обо мне думают. Ваши трёхлетние страдания были напрасны.

– Спасибо, – говорю я.

– Пожалуйста, – оставляет он последнее слово за собой.

Нам приносят горячие блюда, и некоторое время мы молча едим. Я бросаю на него беглые взгляды. Богданов ест быстро, но аккуратно. Заметно, что он адски голоден, при этом манеры его безукоризненны. Я невольно задерживаюсь глазами на его руках: у него крупные ладони, ровные пальцы с ухоженной ногтевой пластиной. Тыльная сторона ладоней на треть покрыта темными волосками. На левом запястье дорогие часы.

Я думаю о том, что тогда, в прошлом, его руки выглядели иначе. Я помню тонкие дистрофические пальцы с крупными костяшками. Впервые в моей голове проносится мысль: «А не был ли он болен в то время?» Мы с коллегой и по совместительству моей близкой подругой называли его гоблином. Гоблин Дубовой – невольно всплывает в голове фамилия судьи и прозвище, которое мы дали её помощнику.

«Гоблин Дубовой так написал решение, что юрист противной стороны скорее проломит бетон лбом, чем добьётся апелляции!» – хвасталась я своей Маше, с которой мы одновременно закончили учебу и были приняты в фирму.

Тупой прыщавый гоблин – именно так я назвала его в шутливом диалоге с той же подругой. За секунду до этого судья зашла в зал суда и все замолчали, поэтому мои слова прозвучали громко, их услышали все. И Дубова, и сам гоблин тоже. В зале было человек пятнадцать. Все поняли, о ком речь. Все посмотрели на него.

На мои глаза наворачиваются слёзы, и я быстро моргаю, прогоняя их. Допиваю своё вино и прошу официанта принести ещё.

– Я правда не хотела. Если бы я знала, что так получится, я бы лучше язык себе отрезала, – выпаливаю в полной тишине.

Богданов на секунду замирает с вилкой, поднесённой ко рту. Хмурится, не сразу понимая, о чём речь. Кажется, мыслями он был далеко. Проглатывает то, что жевал, и вытирает губы салфеткой. У него довольно крупный рот, и вообще, если уж рассматривать придирчиво, очень интересная, нестандартная внешность. Не могу сказать, что он красив. Напротив. Вот Леонидас – он очень красив, любая бы, листая ленту в соцсети, задержалась на его фотографии.

А Кирилл… нет, но он и не страшен… теперь. Скорее, необычен. Наверное, его можно было бы даже полюбить, будь в его глазах хоть капля теплоты.

– Да прекратите вы уже, Лада Алексеевна. Вы решили этим вечером каждые две минуты напоминать мне о том, что в Москве меня звали тупым гоблином?

– Нет, я просто… Фух. Да, давайте закроем эту тему. А вас так звали? – Меня пробивает ужас от мысли, что прозвище могло к нему прилепиться.

– Я думаю, меня по-разному называли и называют, – произносит он спокойно.

Я пытаюсь распознать в тоне, интонациях или во взгляде обиду или хотя бы намёк на уязвлённость, но не нахожу ничего подобного. Он потрясающе владеет собой.

– Поймите, – продолжает Кирилл, – я не имею намерения нравиться. Каждый день я принимаю с десяток сложных решений, которые, возможно, меняют жизни некоторых людей. Я топлю за правду, а она редко кому по вкусу. Я наелся, а вы? – кивает на мою почти нетронутую тарелку.

– Да, спасибо. Хороший ресторан, отличный повар. Замечательное вино.

– Десерт?

– А вы?

– Нет, я пас.

– Может быть… хотя бы мороженое? – Мне кажется, что неправильно расходиться на такой ноте. Нет, я не жду, что он вдруг раскроет мне душу, но… не буду лгать, что это не было бы идеальным завершением дня.

– Сладкое я люблю только с кофе, – он снова смотрит на часы. – А для кофе уже слишком поздно. Мы можем попросить завернуть вам десерт с собой.

Слишком поздно.

Его тон прежний, но я успела немного привыкнуть к своему непростому собеседнику и его манере говорить, поэтому чувствую, что он начинает раздражаться. Возможно, он просто слишком устал, чтобы лишние полчаса пялиться на то, как я жую чизкейк.

Я понимаю, что ужин закончился и настало время решать, что делать дальше. Он просит счёт, расплачивается сам, не мешкая и не спрашивая, собиралась ли я разделить чек. И это снова не жест галантности, скорее, он просто хочет быстрее с этим закончить. У него есть деньги, и он готов купить себе время.

Оставив щедрые чаевые, Кирилл поднимается и идёт к выходу. На улице уже совсем темно. Тёплый летний воздух приятно окутывает после холодного зала ресторана. Кажется, я немного замёрзла под кондиционерами, и сейчас мне хорошо.

– Вы не против, если я вызову вам такси? – произносит Кирилл. И снова безапелляционно, словно давно всё решил. Вечер закончился, и точка. Устного предложения от меня не поступило, разговаривать ему со мной больше не о чем. А мы так ни к чему и не пришли.

– Кирилл Богданович… – выпаливаю я, грубо оговорившись, – Ой! Кирилл Платонович, – и жутко краснею. Какая глупая оплошность! По его губам пробегает тень снисходительной улыбки, он бросает нетерпеливый взгляд на часы. – Ещё раз спасибо за вечер. Могу ли я быть уверенной, что мы всё решили и вы больше не будете мне мстить?

– Что? – он хмурится. – Мстить? – его удивление так искренне, что я теряюсь.

– За последний месяц вы рассмотрели с десяток моих дел, и все решения были приняты не в мою пользу. А дело «Молокозавода» вы в очередной раз отложили, хотя там всё очевидно.

– Вы считаете, что проигрываете, потому что я на вас обижен? – он окидывает меня внимательным взглядом. – И решили меня задобрить? – на его лице отражается понимание.

– По первоначальному плану платить за ужин должна была я, – пытаюсь свести всё к шутке, но ему не весело. – Для меня очень важно помириться с вами, поймите.

Он мгновение мешкает, потом улыбается.

– Ладно, идёмте, – кивает мне следовать за ним и спускается с высокого крыльца. Огибает здание, направляясь в сторону парковки, вот только дорогу выбирает почему-то пролегающую через тёмный хозяйственный переулок. Посетители ресторана здесь не гуляют. Я зачем-то иду за ним, полагая, что он хочет продолжить разговор уже в машине.

На полпути Кирилл вдруг останавливается и оборачивается. От неожиданности я вздрагиваю, едва не врезавшись в него. Отскакиваю назад, а он идёт прямо на меня, быстро сокращая разделяющую нас дистанцию. Я инстинктивно пячусь, внезапно понимая, что нахожусь в небезопасном месте вдвоём с едва знакомым мужчиной. Делаю пару шагов назад, на шпильках совершенно неудобно, они высоченные, сантиметров десять. Тонкие каблуки вязнут в земле, не упасть бы.

Глава 7

Богданов решительно подходит, берёт меня за запястье и тянет на себя. Здесь плохое освещение, его глаз не видно, но я ведь помню, сколько там чертей пряталось. Да, он изменился внешне, но внутри-то всё тот же самый! И одному дьяволу известно, что у злопамятного гоблина в голове.

Пульс заметно учащается. Я немного паникую, потому что он впервые касается меня. Вообще впервые в жизни. Упираюсь ногой, сохраняя между нами дистанцию.

Пытаюсь освободить руку, но хватка стальная. Мы смотрим друг другу в глаза, но видим лишь бледные лица и чёрные пятна.

– Ко мне? «Или здесь?» – спрашивает он низким голосом, в котором сквозит недвусмысленный интерес. Во рту мгновенно пересыхает. – Ты ведь не думала, что ужина будет достаточно? Почему сразу не поехала, когда предлагал? Голодная была?

– Кирилл…

– Ты суд хочешь выиграть или нет? – спрашивает он, по-доброму так, с участием. Я делаю шаг назад.

Он не пускает, я дёргаюсь, и он заламывает мою руку за спину, толкает лицом к стене, наваливается сверху, лишая возможности двигаться.

Я замираю, задержав дыхание. Мир суживается до стука собственного сердца в ушах. В голове проносится: «Он сейчас отымеет меня здесь, у кирпичной стены, а потом напишет решение в мою пользу».

Адреналин подгоняет кровь, я снова дёргаюсь, но у меня не получается отпихнуть Богданова даже на сантиметр. Напротив, после моей попытки освободиться Кирилл ещё плотнее вжимается в меня. Его мышцы словно каменеют, а я… на миг я ощущаю себя абсолютно беспомощной!

Стена шершавая, я не хочу о неё поцарапаться, поэтому больше не пытаюсь дёргаться. Просто жду, что будет дальше.

Его лицо приближается к моему, и я чувствую аромат его туалетной воды. Его много. Слишком много чужого запаха вокруг меня. Почему-то шокирует именно это, я отвыкла от близости других мужчин за пять лет «дружилок» с Леонидасом. Хочу отвернуться, но не решаюсь.

– Послушай меня, вертихвостка, – его голос у самого уха. – Ш-ш-ш, не брыкайся ты, иначе будет больно. Ты можешь просто слушать? – дождавшись моего кивка, он, наконец, освобождает мою руку, и я тут же упираю её в стену. Он продолжает низким шёпотом: – Это был первый и последний раз, когда ты обвинила меня в пристрастности и попыталась вертеть задницей в целях свести решение в свою пользу.

Его пах вплотную прижат к моим ягодицам. Я прерывисто и жадно дышу, от гипервентиляции кружится голова.

– Отпусти немедленно, – мы с ним оба переходим на «ты». В текущей ситуации не до изысканных манер. – Мой парень… он влиятельный. Я ему расскажу.

– А я, ты считаешь, нет? В тридцать лет судья в золотом составе, да ещё и в самом вкусном в стране крае. Никогда не пытайся меня купить, соблазнить или напугать. Со мной это не работает. Если ты хочешь что-то предложить, будь готова к тому, что предложение будет принято, – он толкается в меня бёдрами, плотнее прижимаясь пахом к моей заднице, и я округляю глаза.

К своему ужасу, я отчётливо ощущаю его эрекцию. Не могу пошевелиться. Мои губы дрожат. Я чувствую его учащённое дыхание у самого уха. Его поза, тон, стояк – всё кричит о сильном вожделении к моему телу. Я всё же добилась его реакции. Только не совсем той, на которую рассчитывала.

Он проводит своей щекой по моей, царапая вечерней щетиной.

– Я… больше не буду, – выдавливаю из себя.

– Пора определиться: ты юрист или шлюха?

Киваю ему много раз. Я готова сказать всё что угодно, лишь бы он прекратил. Неужели он не понимает, как сильно пугает меня?

– Прогнись, – слышу тихий голос у самого уха.

– Я буду кричать.

– Ты слишком испугана. Прогнись в спине, и всё закончится, – повторяет он, накрыв мою ладонь своей.

Я киваю и исполняю команду.

– Хорошо, умничка, – одобрительно шепчет на ухо.

От его голоса и тона волоски на теле встают дыбом. Впервые за месяц общения я различаю что-то похожее на похвалу из его уст. Морально готовлюсь к тому, что он начнет лапать, гладить, трогать, задирать платье, как действовал Леонидас в туалете перед обручением, но он этого не делает. Лишь дышит чуть глубже, чем раньше.

Одна его рука сжимает мою ладонь, вторую он подносит к моему лицу и проводит пальцами по подбородку, затем касается рта. Я чувствую запах табака и закрываю глаза, концентрируясь на ощущениях.

Он не спешит. Указательным пальцем задерживается на моей нижней губе, чуть сминает её, смачивая подушечку в моей слюне. Промедление и скупая ласка действуют на меня совершенно странным образом. Он словно ждёт знака, а я застыла и не могу пошевелиться. Такого со мной ещё не было.

Его пальцы почти нежно гладят мои, переплетаются с ними, дразнят. Эрекция же становится твёрже, я чуть подаюсь ему навстречу, и он усиливает напор бёдрами. В этот момент что-то меняется, и я… я послушно приоткрываю рот и сама обхватываю его указательный палец. Сначала прикусываю, потом губами. Провожу по нему языком, втягиваю в себя.

Инстинктивно я чувствую, что ему хочется именно этого, и начинаю играть по его правилам. Разумеется, чтобы спастись… или вновь заслужить одобрение?

Моё сердце сейчас выскочит из груди.

Он меня почему-то не лапает! А ещё не пытается стянуть бельё, принудить к поцелую… ничего подобного, и я не чувствую себя униженной. Хотя должна. По всем параметрам должна!

Он даёт мне немного времени поласкать его добровольно, после чего проникает в мой рот еще одним пальцем. Я принимаю оба и начинаю сосать. Пошло, влажно. Он пихает их глубже.

– Расслабь горло, – говорит мне почти ласково, и я слушаюсь, как самая настоящая шлюха. Пытаюсь максимально успокоиться. Он трахает пальцами мой рот, а потом пихает их так глубоко, что у меня едва не срабатывает рвотный рефлекс. Я отшатываюсь, и он отпускает меня. Я складываюсь пополам и начинаю кашлять.

– Боже! – шепчу, хватаясь за горло. – Какой же ты мудак!

Теперь его взгляд опускается на мою грудь, и я понимаю, что вырез сдвинулся и открылся вид на чёрное кружево. Поспешно прячу бельё, пытаюсь натянуть ткань и максимально уменьшить вырез. Вытираю глаза от подступивших слёз.

– Так кто ты? – повторяет он вопрос. Подносит те же два пальца к лицу и касается их костяшек языком, глядя мне в глаза. Это так… странно и извращённо. Я пытаюсь сплюнуть, но получается не слишком красиво: никогда не умела этого делать. Быстро вытираю руками губы. Всё это время он наблюдает за мной, не двигаясь с места. И прекрасно понимая, как выгляжу со стороны, я бросаю ему:

– Юрист, – стискиваю зубы.

– Хорошо. Как скажешь, Лада, – его голос неожиданно смягчается. – Судя по ошибкам, которые я замечаю в твоей работе, ты пока весьма посредственный юрист, но всё же юрист. Если же ты придёшь ко мне ещё раз для личной, – выделяет последнее слово голосом, – беседы, то имей смелость признать свой истинный статус. – Пару мгновений он мешкает, потом добавляет: – Ко мне или к кому-то другому.

Я вскидываю на него глаза.

– Все решения были вынесены так, как я посчитал нужным. Пора бы поумерить своё самомнение. Вы**ываться будешь перед греком.

Последние слова заставляют вспыхнуть. Мат из его уст кажется чужеродным, но в то же время будто очеловечивает этого мужчину. Я поднимаю ладонь, словно в жалкой попытке остановить катящуюся на меня опасную лавину, но он больше не нападает. Ни словами, ни действиями. Стоит, смотрит. Решив не провоцировать его больше, я ухожу в сторону огней, людей и безопасности так быстро, насколько только позволяют шпильки.

Подальше от тёмной парковки. Этого закоулка. Подальше от Богданова, который мне явно не по зубам. Всё ещё чувствуя вкус его пальцев во рту. Запах табака и туалетной воды на языке. И странный, пугающий сумбур в душе.

Глава 8

Лада

В состоянии некоторого ступора я добираюсь до дома. В прихожей скидываю неудобные, выпачканные в земле босоножки и на цыпочках спешу в ванную. Стягиваю платье и заталкиваю его в корзину с грязным бельём.

Смываю прохладной водой остатки косметики, несколько раз провожу растопыренными пальцами по спутанным волосам и смотрю на своё отражение. Сердце всё ещё ускоренно колотится, щёки пылают. Подношу сначала левую руку к губам, затем правую – ту, которую он сжимал. Касаюсь нижней губы и замираю. Я думала, на запястье останутся синяки от его хватки, – но нет даже покраснения. Никаких следов нет.

Он был просто в бешенстве. На мгновение мне показалось, что он сделает это. Принудит меня к интиму. Хожу по квартире, заламываю руки. Никак не могу найти себе места. Надо с кем-то поговорить о случившемся. Несколько раз снимаю блокировку с телефона и выбираю в контактах Леонидаса. Один раз даже делаю дозвон, но он не берёт трубку. А когда перезванивает через минуту, я извиняюсь и лгу, что нажала случайно.

Что он мне скажет? Я и так знаю. Работать – это не твоё, лучше сиди дома и не рискуй понапрасну. Что сделает? Поедет ругаться с Богдановым? Меньшее, чего мне хочется, это рассорить двоих мужчин.

Но выговориться кому-то надо, и я пишу подруге: «Маш, спишь?»

«Нет, что-то случилось?» – отвечает тут же.

«Можно я позвоню?»

Через две секунды вижу входящий и поспешно принимаю вызов с видео.

– Что стряслось, Ладка? – Маша выглядит не на шутку взволнованной. Её короткие светлые волосы зачёсаны назад чёрным тонким ободком, на лице лоснящаяся питательная маска. – Блин, видео включила. Прости за видок, готовлюсь к завтрашнему процессу, не забывая при этом о красоте кожи. – Она начинает придирчиво рассматривать себя во фронтальную камеру и поправлять волосы.

Я невольно улыбаюсь – обожаю эту девчонку!

– Забей, у меня внешний вид не лучше. Как у тебя вообще дела? Осадчий стращает, как обычно?

– Ага, не то слово. Но потом сразу обещает, что скоро получу статус адвоката. Метод кнута и пряника в действии.

– Скоро – это через пять лет? – шучу, припоминая манеру общения Андрея Евгеньевича.

– Нет, в следующем году.

– О. Ну круто, конечно, – киваю я, чувствуя небольшой укол зависти.

Мы начинали вместе и были примерно равны по способностям. А если уж совсем честно – я училась лучше. Если Маша брала упорством – неделями зубрила наизусть, —мне хватало двух-трёх дней, чтобы подготовиться и получить на экзамене пять, у неё же в дипломе сплошные четвёрки.

Маша отмахивается:

– Скоро раскладушку поставлю в офисе, и будет совсем круто, – она зевает. – Но после того, как босс женился, стало полегче. С работы уходит не позже восьми, представляешь? И мы следом за ним крадёмся. Здоровья и всяческих благ его милейшей жене! Так что у тебя случилось?

– Хотела спросить. Ты помнишь Богданова?

Она морщит лоб, копаясь в памяти. И я напоминаю:

– Помощника Дубовой. Он работал, когда мы начинали.

– А, гоблина, что ли? Помню, конечно. Ты уволилась, а я частенько к нему таскалась. Умный чувак, жаль, ушёл. С ним всегда было быстро и приятно работать. Но я в принципе удивлена, что он так долго продержался. Толковых мужиков в суде мало.

– Ты ведь помнишь, что я вышла на работу? Лучше присядь.

Дальше я рассказываю Маше о встрече в суде, нашем с Кириллом противостоянии, его реакции на мою неудачную попытку извиниться. Она думает, качает головой:

– Ты, надеюсь, не обвинила его в пристрастности и желании отомстить?

– Ну-у, я свела всё к шутке.

– Пипец. Что с тобой происходит, Лада? Ты его оклеветала бездоказательно! Как вообще могло прийти в голову ляпнуть такое судье?!

– Я к тебе обратилась за советом, – начинаю злиться. – Сама поняла, что перегнула, делать-то теперь что?

– Ладка, меняй направление. Если так получается, что ты всё время попадаешь к нему – попросись на… я не знаю, да хоть на те же банкротства. Я тебе помогу на первых порах. Буду подсказывать. С места он уже не сдвинется. Мужик основательный, упёртый. Либо переспи с ним.

– Ты серьезно? – склоняю голову набок.

– Ну а что? Пятнадцать минут позора – и спокойно работай. Я помню, как он на тебя смотрел, уверена, ему хочется закрыть этот гештальт. Так помоги ему. Поставьте точку и идите дальше. Тем более, ты утверждаешь, что он выглядит неплохо.

– Да нет, это неправильно. – Я вспоминаю его слова: «Определяйся: ты юрист или на букву «ш». – Не думаю, что он настолько злопамятный. Может, мне показалось, что он ко мне придирается. Просто десять дел подряд – и ни единого шанса!

– А ты бы на его месте как себя вела? – спрашивает она резковато.

– Он же мужчина, а не какая-то там обиженка.

– Ну, с такими сексистскими замашками тебе сложно будет в юриспруденции, – Маша рубит свою правду-матку, не заботясь о моих чувствах. За это я её и люблю, хотя иногда хочу убить.

– Типа мужики тоже имеют право на эмоции? – делано закатываю глаза, и она смеётся.

– Спроси у Леонидаса: если бы его прилюдно оскорбили, как бы он поступил с этим человеком. Или у своего отца. Пусть даже этот человек – женщина, – она делает паузу, давая время обдумать свои слова. – Одна ненормальная баба пыталась оговорить Андрея Евгеньевича. Он добился того, чтобы никто её не взял на работу. Бедолага ушла из профессии на четвёртом десятке. Будь осторожна, Лада. Я не знаю, что он за человек, мы всегда если и пересекались, то только по делу. Но судя по тому, что ты рассказываешь, денег у него – до хрена и больше. А деньги – это прежде всего власть.

***

В пятницу утром мне неожиданно пишет Елена Спанидис – сестра Леонидаса.

«Лада, привет!»

«Привет», – отвечаю. Немного нервничаю, потому что всё, что связано с Лёней, по-прежнему воспринимается остро и болезненно.

Собственно, мы так с ним и познакомились – через мою подругу Елену. Отец снял ей квартиру на время учёбы в том же самом подъезде, где жили мои родители. А потом мы пересеклись на мастер-классе по макияжу и косметике, узнали друг друга и сели рядом.

Сошлись на любви к моде и бьюти-блогерам, а потом и на всём остальном. Моя Маша всегда была поглощена учёбой, а мне иногда хотелось поговорить о чём-то, кроме права. Елена жила со строгой тётей, обожающей подслушивать и подглядывать за нами. Не брезгующей порыться в вещах племянницы.

Тетя Спанидис не разрешала выходить из дома после восьми вечера, поэтому Елена частенько коротала выходные у меня, иногда даже ночевала.

Мои родители были настроены более лояльно, поэтому мы с Еленой ходили в бары или ночные клубы – ни тётка-комендант, ни отец Елены ни о чём даже и не подозревали.

Потом я начала ездить в гости на родину подруги, отдыхать на море вместе с её семьёй… и, разумеется, братом, который был на несколько лет старше. И невероятно красив, особенно без футболки.

Получив диплом, Леонидас договорился с отцом, что некоторое время поживёт в столице. Наберётся опыта и «хлебнёт самостоятельной жизни» перед погружением в семейный бизнес. Отец поупрямился, но отпустил, чтобы парень успел нагуляться и больше не брыкался. Леонидас приехал в Москву, когда я заканчивала четвёртый курс, и у нас сразу же начался бурный роман.

Поначалу Елена сильно ревновала – то ли меня к брату, то ли брата ко мне. Потом, кажется, смирилась и даже была рада, когда я переехала в К. Мы снова начали общаться, дружить. Я-то здесь вообще никого не знала, но спустя некоторое время наши с ней отношения испортились. Под влиянием родителей она сознательно от меня отдалилась. Леонидасу понадобилось срочно жениться, а непонятную интрижку следовало прекратить. Все Спанидисы объявили мне бойкот.

В последний год – посвящённый ожесточённой борьбе за совместное счастье с Лёней, – мы с ней даже не переписывались, на обручении она ни разу не подошла ко мне. И вот сейчас пишет. Сюрприз.

«Какие у тебя планы на вечер?» – падает на сотовый сразу после приветствия.

«А что вдруг?» – не считаю нужным делать вид, что у нас всё прекрасно.

«Я скучаю по тебе. Хочу помириться».

Медлю, раздумывая, что ответить. Пальцы сами печатают: «Забудь мой номер!». Потом решаю, что глупо ударяться в обиды. Она лично мне никогда ничего плохого не делала.

«Я тоже скучаю», – пишу ей. Прочитано. Доставлено.

«Увидимся сегодня? Поговорим. Есть о чём».

Я работаю до шести, немного приходится задержаться, чтобы доделать ходатайство на понедельник, поэтому не успеваю совершить крюк до дома и переодеться. Еду в бар как есть, в строгой одежде. Голова гудит от информации и усталости. Это была долгая, трудная, изматывающая неделя. И пара бокалов вина в компании пусть даже продажной, но подруги – именно то, что мне сейчас нужно.

Бар огромен – в целых три яруса! А ещё здесь приглушённое освещение, поэтому некоторое время я брожу по этажам в поисках гречанки. Наконец, звоню ей.

– Елена, да где ты? Я уже все столики обошла!

– Мы в беседке на третьем этаже, – быстро говорит она, – поднимайся, я тебя встречу.

– Мы? – пугаюсь я. – Ты там с Лёней, что ли? Если так, то я немедленно ухожу. Елена, что за шутки? Мы с ним расстались!

– Я знаю, Ладка! Не волнуйся, Лёня еще в Анапе. Иди к лестнице, я тебя встречу и всё объясню.

Елена красивая, как с открытки. Жаль, что она подправила форму носа. Мне казалось, крошечная горбинка – это её изюминка. Как особенный изъян на безупречном лице, в который можно до смерти влюбиться. У неё миндалевидные глаза, длинные ресницы и тёмные волосы до талии. Елена выбегает мне навстречу и тепло обнимает. От неожиданности я теряюсь и обнимаю в ответ. Всё же я ужасно по ней скучала.

– Я очень, очень рада, что ты пришла! – сбивчиво шепчет она мне на ухо, берёт за руки. – Выглядишь прекрасно!

– Я надеялась, мы посидим вдвоём. Я буду злиться на твоих родителей, ты – уверять, что Олимпия его недостойна.

– Она и правда недостойна моего брата. Я тоже так планировала, но на входе в бар случайно столкнулась с Евгением.

– Евгений? Это тот самый парень, который тебе не нравится?

Бедняга Евгений Критикос за ней ухаживает уже два года, и всё это время – безуспешно.

– Да, именно. Меня очень интересует его друг, и он сегодня как раз будет! Я правда не знала, что так получится. Иду занимать нам с тобой столик – и тут Евгений! Заверил, что у него не свидание с девушкой, а стандартная мужская пьянка. С тем самым, ну… кто мне нравится. Предложил составить им компанию, а я не могла отказаться. Пойми, мы иначе никак не пересечёмся.

– О! Ясно. Жестоко по отношению к Евгению, он такой милый.

– Жестоко в двадцать пять лет оставаться девственницей! А с моим отцом я никогда замуж не выйду, если не возьму ситуацию в свои руки.

– А что от меня требуется?

– Посидим вчетвером. Ты только моему мужчине глазки не строй, я попытаюсь его разговорить, возможно, удастся обменяться телефонами.

– Елена…

– Мне скоро двадцать шесть. Ты не представляешь, как замуж хочется!

Елена хранит себя для мужа, но, видимо, из-за пылкого темперамента её непорочность висит на волоске.

– Уговорила, – я бросаю взгляд на сотовый и включаю фронтальную камеру. Видок в пятницу вечером, конечно, так себе. Волосы утром мыть поленилась, зачесала в высокую шишку. Белоснежная кружевная блузка со следами ручки на манжетах. Завершают скучный образ широкие черные брюки с завышенной талией и лодочки на плоском ходу.

      Евгений с Еленой заняли уютную кабинку, заказали вино, закуски и кальян. После взаимных приветствий я выбираю себе сытный ужин, так как очень голодна, и вскоре принимаюсь за еду. Через полчаса непринуждённого общения Евгений отлучается на минуту, и я шепчу Елене:

– А этот мужчина точно будет? Я чувствую себя третьей лишней.

– Будет, он задержался на работе. Видимо, все юристы много работают.

– Он тоже юрист?

– Да, он судья в арбитраже.

Мои глаза округляются. Прежде удобный диван вдруг кажется твёрдой кушеткой, да и воздух куда-то внезапно улетучивается. Я ёжусь и беспокойно оглядываюсь, пока неприятный холодок ползёт вдоль позвоночника. Колючий такой – верный спутник шока. У меня едва не вырывается: «Он же не грек!», но я вовремя обрываю себя, потому что, вероятно, речь не о Богданове. Просто последние сутки я постоянно думаю о Кирилле, и его призрак мне чудится повсюду.

Следом я вспоминаю, что видела Кирилла на обручении. Больше не хочется доедать ужин, я беру мундштук и глубоко затягиваюсь, после чего начинаю неуклюже кашлять в салфетку.

Я ещё удивилась, что он делает на греческой тусовке. Да ладно! Он ведь не единственный холостой судья в арбитраже. Наверное, совпадение. Шторка резко скользит в сторону, мы с Еленой вскидываем глаза и видим Евгения в компании Кирилла Богданова.

Мне конец.

Брови Богданова слегка приподнимаются, он смотрит на меня сверху вниз.

– Кирилл, это Лада, подруга Елены. Она тоже юрист, у вас много общего, —подкидывает нам тему для беседы наивный Евгений, надеясь на двойное свидание. Он простой хороший человек, который, вероятно, даже не в курсе наших грязных разборок с Леонидасом. Не знаю, почему Елена никак не сдастся его пассивному многолетнему штурму. – Лада, это Кирилл, мой сосед и хороший друг. И вообще отличный парень. Я за него ручаюсь.

– Мы знакомы, – говорим мы с Кириллом почти хором. Он смотрит на мои губы, и я невольно касаюсь их костяшкой пальца, но тут же отдёргиваю руку. Он замечает этот жест.

– С Еленой вы тоже знакомы, – сухо добавляет Евгений, расставляя границы.

– Добрый вечер, – вежливо здоровается Богданов бросая на гречанку мимолетный взгляд, и снова возвращается глазами ко мне. Очевидно, что девушка друга для него по умолчанию среднего пола.

На секунду мне кажется, что он развернётся и уйдёт, но нет. Богданов присаживается рядом со мной, Евгений же плюхается на диванчик к Елене.

– Юриспруденция мне всегда казалась интереснейшей наукой, – внезапно ляпает Елена. – Мы изучали право в университете, это единственный предмет, ни одной лекции которого я не пропустила.

– Ага, – отвечает Кирилл. Берёт из моих рук шланг кальяна, не меняя мундштук подносит к губам и совершает долгую затяжку.

Глава 9

«Он русский!!» – пишу я Елене в сердцах, понимая, что между нами с Кириллом расстояние меньше метра. Я помню твёрдость его эрекции, когда он прижимался ко мне. Так хорошо помню, что в ушах шуметь начинает. Наши тела разделяло буквально несколько слоёв ткани.

Я… мои ноги сейчас так близко от его ног. В любую секунду он может положить ладонь на моё колено. И я – клянусь – не знаю, как отреагирую! В его присутствии я почему-то цепенею. Он может оборвать любую мою фразу, он всё время подавляет меня. И кажется, получает от этого удовольствие.

«Он судья», – отвечает мне Елена. Потом добавляет: «Национальность судьи значения не имеет».

Мой рот поражённо открывается.

«То есть, будь я судьей, вы бы разрешили Леонидасу жениться на мне?» – и дополняю сообщение злобными смайликами.

Она бросает на меня недоумённый взгляд и строчит ответ.

– Девушки, отвлекитесь от телефонов, – шутливо ругается Евгений, разливая вино по бокалам.

Кирилл делает заказ. Судя по количеству еды, он снова без ужина. Пока ждёт официанта, с интересом поглядывает на мои недоеденные тефтели, но я боюсь предлагать, вдруг расценит как взятку. Я вообще на него даже смотреть боюсь, особенно после того, как меня отругала Маша. Мне хочется уйти из этого ресторана, уехать из города и начать всё сначала под новой фамилией, уже не допуская прежних ошибок.

Но разве это про меня: не допускать ошибок?

– Больше не буду! – улыбается Елена Евгению, тот тут же кивает, разрешая ей. Он ей разрешит, наверное, что угодно. Почему она не замечает, насколько он милый и преданный?

«Ты же женщина», – приходит мне от Елены. Ну да, значит, просто без шансов. Как тут не стать сексистом, живя в таком мире?

– Кирилл, можно вопрос? – Елена решает не терять зря времени и кидается в атаку.

Тот кивает, и она начинает пересказывать ситуацию своей подруги. Говорит довольно долго, подробно, срываясь на смех и улыбки. Иногда путаясь, поправляя себя. Мне кажется, она либо сочиняет на ходу, либо что-то где-то слышала, а теперь пытается импровизировать.

– И вот на неё подали в суд, представляешь! Да, она сама подписала те бумаги, но при этом она совершенно не виновата! Её обманули. Кирилл, можно хоть что-нибудь сделать в такой ситуации?

– Выводы на будущее, – отвечает он, пожимая плечами. – Сочувствую.

Она глядит на него с восторгом и надеждой, он молчит. Евгений издаёт веселый смешок, и Елена бросает на него раздражённый взгляд. Мне тоже становится немного смешно.

– А твой отец не может ей подсказать? – подает идею пытающийся реабилитироваться Евгений. – Уверен, у него есть на примете хорошие адвокаты.

–Есть, конечно, просто я так переживаю! – вздыхает Елена.

– Если по-честному, то ничего не поделаешь, – встреваю я. – Выиграть такое дело нереально, там стоит её подпись. Понимаешь, она будто добровольно призналась в том, что украла киловатты, и расписалась под этим. Огромнейшая глупость.

– Но она не крала! – жестикулирует в возмущении Елена.

– Так а чеки есть? – спрашивает Кирилл. – Договор с энергетиками и чеки об уплате за весь период?

– Нет, кажется.

Он разводит руками, дескать, такова судьба.

– Но она сожгла намного меньше энергии, чем указано в этих дурацких бумагах!

«Не грузи его по работе, он устал, видишь же», – пишу Елене под столом.

Получив сообщение, она вспыхивает и благодарно кивает мне. Поспешно переводит тему. Дальше мы с Еленой пьём вино, мужчины – виски. Разговаривать нам вчетвером совершенно не о чем, поэтому мы с Еленой обсуждаем её предстоящий отпуск в Сочи. Я жалуюсь, что мне отдых в ближайшее время не светит: только устроилась на работу, первые три месяца испытательный срок.

– Теперь я девушка свободная, независимая, обеспечиваю себя сама, – говорю вкрадчиво, надеясь, что Кирилл услышит. Не понимаю почему, но мне важно, чтобы он знал: я не на букву «ш», и на обручении ничего не было.

В какой-то момент Евгений отлучается ответить на важный телефонный звонок.

– Извините, я на пять минут. Консультирую приятеля, у него никак лошадь не может разродиться, – смущается он, встаёт из-за стола и уходит.

Евгений ветеринар, причём очень хороший, у него своя клиника.

– Лошадь не может разродиться, – хмыкает Елена и делает большой глоток.

Мне становится не по себе от её выражения лица и даже немного стыдно за подругу. Возможно, ещё несколько лет назад я бы поддержала её, но не сейчас. Не после всего пережитого.

– Мне кажется, Евгений – герой! Он спасёт и животное, и детёныша, его день пройдёт не зря.

– Да, конечно, настоящий герой, – поспешно соглашается Елена и показывает мне глазами, чтобы оставила их с судьей вдвоём.

Делать нечего, я скомканно извиняюсь и пробираюсь к выходу, перелезая через ноги Кирилла. Напоследок задёргиваю шторку, оставляя их наедине.

Спускаюсь на второй ярус, прохожу мимо затаившегося под лестницей с телефонной трубкой Евгения, наконец, добираюсь до дамской комнаты. Но торчать там без дела мне не хочется. Евгений всё ещё трещит по телефону, поэтому я прогуливаюсь по этажу и выхожу на террасу.

Улица неплохо освещена, я рассматриваю украшенные фасады домов, разнообразные вывески. Провожаю глазами красиво одетых прохожих, приехавших в центр города в пятницу вечером, чтобы погулять и развлечься.

      Балкон бара украшен крошечными фонариками. Выглядит уютно и привлекательно, но при этом лампочки излучают скудный, даже интимный свет. Со стороны улицы никто не может рассмотреть меня, поэтому я чувствую себя в безопасности и без зазрения совести пялюсь на красивую влюблённую парочку вдалеке на лавочке.

Проваливаюсь в свои мысли, забывая о том, что давно пора вернуться назад и продолжить разыгрывать двойное свидание. Мне этого не хочется. Усталость тяжеленным коромыслом давит на плечи, я прикидываю, не взять ли такси домой. В голове проносятся дела моих клиентов, я машинально их кручу-верчу, обдумываю, проверяя, не упустила ли чего. Больше нельзя облажаться, последние два месяца я постоянно чувствую себя полной дурой.

Сжимаю телефон, уже собираясь открыть приложение и вызвать машину, как ощущаю движение за спиной. Надеюсь, что этот человек пройдёт мимо, но он останавливается позади меня. Я слышу, как чиркает зажигалка, чуть позже вдыхаю запах никотина и прикрываю глаза, уже зная, кто решил составить мне компанию.

Кирилл подходит почти вплотную, ставит пепельницу на подоконник. Его знакомая до боли ладонь упирается в перила слева от меня, а сам он стоит чётко за спиной. Сегодня я без каблуков, и он значительно выше. Легко нарушает мою зону комфорта и доминирует в ней. Как загипнотизированная, я смотрю вдаль, краем глаза улавливая движение сигареты. Слышу, как он затягивается, слежу, как стряхивает пепел в специальную вазочку. Привычным аккуратным жестом. Облизываю губы, надеясь, что он докурит и уйдёт. Просто оставит меня в покое. Пожалуйста, хватит унижений.

Курит Кирилл молча. Девушка, что на лавочке вдалеке, перебирается на колени к своему парню, они начинают целоваться. Присутствие судьи с каждым мгновением всё сильнее давит на нервы, но я не могу пошевелиться.

– Это совпадение, – наконец, не выдерживаю первой. Говорю тихо, сбивчиво. – Я усвоила урок и… больше не буду специально искать с вами встреч, – осмысленно перехожу на «вы», соблюдая дистанцию. Ненавижу себя за то, как звучит мой голос в этот момент. Жалобно.

– Почему? – спрашивает он. – Ты меня боишься?

– Да, – я мешкаю, потом оборачиваюсь к нему. Хочу посчитать чертей в зелёных глазах, но едва зрительный контакт устанавливается, я сразу опускаю свои. Он вздыхает, затягивается, выдыхая дым в сторону над моей головой.

Кирилл перегородил мне путь: справа от меня бортик балкона, слева – его рука. Я делаю шаг вперёд, показывая, что хочу пройти, но он не двигается с места. Наклоняется и произносит:

– Тебе понравилось сосать у меня? – без предисловий.

Мои глаза расширяются, я впериваю их в его грудь, рассматриваю пуговицы на белой рубашке. Пиджак он, видимо, оставил наверху. А ещё я чувствую запах его туалетной воды, густой, терпкий в конце дня. Не уверена, нравится ли он мне, но точно не раздражает.

– Перестаньте, пожалуйста, меня пугать, – снова прошу я, делая шаг назад. Сердце начинает отбивать удары звонко и сильно, как судейский молоточек, выносящий приговор. Моё дыхание становится частым и резким.

– Ты боишься не тех, кого следует, – подводит черту Кирилл.

Его слова меня удивляют, я собираюсь с духом и вновь смотрю ему в глаза. Он совершенно спокоен.

– А кого тогда следует?

– Ты можешь прийти ко мне в любой момент и попросить помощи, – он очень серьёзен. В его тоне нет мягкости, заботы. Но и угрозы пока тоже нет.

– Вы мне предлагаете своё покровительство?

Он кивает.

– В обмен на… секс?

– Тебе понравилось сосать, и с остальным справишься.

– Пальцы, – уточняю я.

– Да, можно снова начать с пальцев.

Я отрицательно качаю головой.

– Я юрист, – упорно продолжаю барахтаться. Делаю глубокий вдох, а потом срываюсь на откровенность: – Мне тяжело! Очень, очень сильно тяжело! Последние дни я сплю по три-четыре часа в сутки! – Нервно убираю выбившиеся прядки волос за уши. – Я стараюсь, но у меня так плохо получается! Босс всё время находит ошибки, но не поправляет их. А только орёт! И клиенты орут! На меня всё время все орут! Я прошу дела попроще, он говорит, что эти самые лёгкие. Неужели это так и есть, Боже?! Простите, я… Раньше у меня всё получалось, – на мои глаза наворачиваются слёзы, и я вытираю их ребром ладони. – Простите. Я не просто кукла для секса. Я… хочу что-то значить.

– Я не против твоей практики, – произносит он, чуть помедлив. Касается пальцами моего подбородка, заставляя посмотреть на него. – И деньги я тебе не предлагаю, хотя я и не против материально помочь девушке, с которой сплю.

– Можно я пойду? Пожалуйста, – пищу, как мышка. Он делает шаг в сторону, пропуская меня.

Пулей слетаю на первый этаж, вызывая по пути машину на самое ближайшее время. На заднем сиденье такси, немного отдышавшись, прихожу к пониманию, что он снова меня не трогал. Стоял рядом, почти вплотную, предлагал грязные вещи, но при этом не распускал руки. Почему же тогда ощущение, что он был повсюду? Что на мне его запах, а сама я будто пропущена через мясорубку, морально растрёпана и грубо разорвана на лоскуты.

На моих плечах сидят его черти, они выбрались из зелени его глаз и бросились в атаку. Сидят и шепчут в мои уши: «Да, тебе определённо понравилось сосать у него».

Уже без знака вопроса.

Глава 10

Ладка

– Удалось вчера подсунуть Богданову свой номер? – спрашиваю у Елены. Мы вместе завтракаем в субботу утром в одной из кафешек неподалеку от моего дома.

– Нет. А ещё он вежливо отказал, когда я попросила его телефон якобы для того, чтобы рассказать, чем закончилась история подруги, – вздыхает гречанка.

– А эта подруга вообще существует?

– Нет, конечно. – Елена помешивает соломинкой свой латте. Облизывает пенку с кончика. – У папы как-то давно случилась такая беда, я слышала, как он ругался по телефону. Запомнила почему-то… Но Кириллу оставила свой контакт девица за барной стойкой. Представляешь! И он его взял. Прямо при мне.

– Как это случилось? – удивляюсь я.

– Подошла официантка, спросила, кому счёт. Евгений снова ушёл принимать удалённые роды у своей кобылицы, – Елена брезгливо морщит лоб. – Кирилл потянулся за папочкой, официантка улыбнулась, быстро положила туда стикер и кивнула в сторону девушки, которая ему помахала. А он молча запихал бумажку в карман.

Всё это было уже после моего ухода. Вернее, побега.

– Возможно, он посчитал невежливым клеить девушку своего друга, – почему-то начинаю его оправдывать.

– Я ему сказала, что между нами с Евгением ничего нет, мы просто росли вместе. Друзья.

– М-м, полагаю, Евгений обрисовал ситуацию иначе. Представь, как мужики общаются между собой. Что-то вроде: «Елена – моя, не вздумай даже! Морду разобью за свою женщину!» – пародирую мужской бас, стараясь развеселить Елену, но та только горестно вздыхает, и я решаю не продолжать. Говорю уже серьёзно: – А зачем ты так настойчиво добиваешься внимания этого судьи? Что в нём хорошего? Твой отец вряд ли позволит вам быть вместе.

– Позволит, – кивает Елена. – Ты только не принимай на свой счёт, пожалуйста, но правда такова. Скажу тебе по секрету: несколько месяцев назад папа пытался отблагодарить Богданова за удачное решение в суде. Кирилл так всё расписал, что оппоненты не стали даже подавать апелляцию, хотя ты знаешь: за землю у нас грызутся до последнего. Там вообще не за что было зацепиться. Уже пошёл слушок, что решения Богданова не оспариваются. Плюс его дядька – судья в нашем мировом, у него море связей! Это как раз та ситуация, когда у человека есть мозги и возможности их использовать по делу.

– Так он взял деньги?

– Категорически отказался, хотя это была не взятка, а именно благодарность. Ты же знаешь моего отца, ему мало кто может возразить. Богданов его отшил как школьника. И докопаться опять же не к чему. Папа остался под впечатлением. Заявил, что через десять лет Богданов пойдёт на повышение в апелляционный суд, а там, как знать… и я планирую уехать с ним в Москву.

– О как.

Елена без ума от мужчины, у которого яйца достаточно крепкие для того, чтобы осаживать её отца. Картинка проясняется.

– Да, – продолжает она мечтать. – Буду женой судьи – статус, власть, деньги, престиж. Меня более чем устраивает. И подальше от родных! – быстро крестится три раза подряд. – Боже, как я мечтаю вернуться в столицу! Свободной, богатой, без оглядки на мнение папы!

Ты себе даже не представляешь, с кем связываешься.

– Я так понимаю, ты его не любишь. Но он тебе хотя бы нравится? Как мужчина.

– Он работает по двенадцать часов в день, нам необязательно часто видеться. Но я буду любить наших детей, до тридцати лет хорошо бы успеть родить троих, чтобы потом уже заниматься только воспитанием и собой.

– Тогда тебе стоит поспешить, – иронизирую я.

– Да, желательно, – Елена собирает волосы в высокий хвост и тут же распускает, они рассыпаются по плечам шикарной копной и красиво блестят на солнце. – Папа считает, что Богданов очень умный. И дети у него будут умные. Но я понятия не имею, как с ним пересечься. Он мало с кем общается, в суд мне дорожка не лежит. Разве что вновь к Евгению съездить… Они живут в соседних домах и, как я поняла, иногда вместе бухают.

– Евгений любит тебя, Елена. Ты не думала, что лучше синица в руках? А этот Богданов… прости, но он пугает меня. Мне кажется, он очень сложный человек. С ним тяжело будет. Представь, каково это – поссориться с человеком такого плана?

– Я вижу себя женой судьи верховного суда, а не женой ветеринара! – злится Елена. – Он дома разводит кроликов! На фига мне кролики?!

– Они милые.

– Вот и выходи за Евгения, будете вдвоём убирать шарики испражнений и принимать роды у пушистиков! – язвит она.

– Он грек, – флегматично пожимаю плечами. – А простым смертным в вашу диаспору не пробиться. Даже во имя кроликов.

***

После завтрака с Еленой я еду в офис, чтобы поработать. Можно было и дома, но в квартире у меня пока нет рабочего стола, а за кухонным я никак не могу сосредоточиться. На телефоне три пропущенных от Леонидаса. Больше недели он мне не пишет, бросил это дело. Лишь звонит, ждёт три гудка и сбрасывает. Напоминает о своем присутствии.

Значит, Константин Андреасович не против породниться с Кириллом Платоновичем. Слова моей преподавательницы вновь всплывают в памяти, и я от досады прикусываю губу. Я выросла, да, не юная наивная девочка. И что вижу вокруг? Не первый мужчина хочет меня в содержанки, но жениться и серьёзных отношений никто не предлагает. Им и в голову не приходит сделать это.

Константин Андреасович – человек тяжёлый, но осознанно своим детям он зла не причинял. Елена не хочет замуж за Евгения, и он не настаивает. Леонидас женится по собственной воле, нужно быть полной идиоткой, чтобы верить в непреодолимые силы.

Как же сказать боссу, что у меня непримиримый конфликт с судьей? Было так сложно найти работу! Боже, эта фирма – отличный вариант, лучшее предложение на рынке. Правда, даже с учётом этого, моей месячной зарплаты на испытательном сроке едва хватает, чтобы оплатить аренду двушки в элитном доме с видом на Кубань. Весь завтрашний день посвящу поиску нового бюджетного жилья.

– Иван Дмитриевич, я бы хотела поменять направленность, – решительно говорю своему отражению в зеркале. Мысленно аплодирую. Ничего ведь сложного нет? Просто попрошу начальника перевести меня на другие дела, чтобы больше никогда не пересекаться с Богдановым. И всё будет хорошо.

Он ведь пойдёт мне навстречу? А если нет? Мне нельзя потерять эту работу. Я не стану просить денег у родителей, да и переезжать к ним в станицу нет никакого желания.

В понедельник утром решительно стучусь в кабинет босса.

– Можно на минуту? – спрашиваю, окидывая просторное помещение взглядом дабы убедиться, что начальник один и не занят.

– Да, Лада, заходи, – Иван Дмитриевич подзывает меня жестом, приглашает садиться напротив. – Сегодня придёт клиент, возьмёшь его. Задача сложная, я бы даже сказал, практически невыполнимая. Но надо попытаться.

– Невыполнимая задача? – переспрашиваю я. Это как раз то, что нужно моей потрепанной самооценке.

– Через две недели заканчивается твой испытательный срок. Самое время подводить итоги. И… считай, что это твой последний шанс. Подумай, поработай. Хочу увидеть творческий подход.

Другими словами: кому-то нужно спихнуть мёртвое дело, почему бы не приурочить его к моему увольнению.

– Творческий подход для решения невыполнимой задачи, – повторяю я с сарказмом.

– Да, именно. Ты гонор-то попридержи и лицо попроще сделай. Скажем так, меня настоятельно просили не брать тебя на работу. Затем – превратить твою жизнь в ад. Не заставляй меня жалеть, что я не подчинился.

– Кто попросил? – Я силюсь улыбнуться, потому что услышанное похоже на глупую шутку. – Вы поэтому орали на меня каждый день? По-вашему, именно так выглядит ад?

Мне становится не по себе.

– Нет, ору я на всех. Но ты мне нравишься, что-то в тебе есть, Лада. Лада-Ладушка-оладушка. Вот тебе задачка на подумать. Не справишься – будешь своим прекрасным острым язычком клеить марки на конверты. Потому что, боюсь, больше ты ни на что не способна, – подмигивает он мне и поворачивается к монитору, давая понять, что разговор окончен.

– Так могу я узнать, кто попросил? – мой голос звучит на удивление спокойно.

– Для тебя это не очевидно? Интересной жизнью живёшь, девочка. Двадцать пять лет, а столько врагов.

Десять проигранных подряд дел. Ни единого шанса. Новый провал, и на этой ноте – увольнение. Да будущие работодатели выстроятся в очередь, желая меня заполучить!

Кто-то осознанно пытается усложнить мою жизнь. Не думаю, что это Леонидас. Он никогда не казался жестоким. Мелочным, обидчивым – да, мы оба такие. Но просить моего босса превратить мою жизнь в ад? Неужели я так сильно в нем ошибалась?

Спанидис-старший – тоже вряд ли. Больше месяца прошло с обручения, я по-прежнему полностью игнорирую Леню. И Елену я заверила, что у нас с её братом всё кончено.

Остаётся гоблин.

Мог ли он сам или через связи попросить руководителя фирмы вышвырнуть неугодного юриста? Что делает мстительный человек, дорвавшись до власти?

Загнать в ловушку, а потом предложить выход в обмен на секс.

Маша считает, что нужно просто переспать с ним. Дать то, что он хочет, чтобы потерял интерес и оставил в покое. Но даже если на секунду допустить, что я пошла бы на это… мне тут же становится страшно. Вряд ли он будет осторожничать и нежничать, а я не привыкла к грубости. Я до дрожи в коленях боюсь этого мужчину и того, что он может со мной сделать.

Захожу в знакомый кабинет, в котором проходят заседания. Перекидываюсь парой фраз с коллегами. Сидим, ждём Богданова, у него снова дел под завязку, поэтому график слегка сдвинулся. Приходится признать, что опоздания – это не прихоть, он действительно загружен работой. Елена права: мужа она будет видеть редко. Любить его необязательно.

При этой мысли моё сердце болезненно сжимается. Все достойны того, чтобы их любили. Брак по расчёту – это такая гадость!

Когда Кирилл проходит мимо, я чувствую едва уловимый запах табака с нотками знакомой туалетной воды. Раньше бы я даже не заметила, а сейчас словно жду его присутствия и жадно ловлю детали. Время близится к шести, моё дело в этот раз предпоследнее, и судья больше не торопится, спокойно выслушивает стороны, не перебивает на прениях.

Когда я выступаю, то смотрю куда угодно – на его плечи, губы, кусочек галстука, выглядывающий в вырезе мантии… – лишь бы только избежать зрительного контакта. Знаю, что едва поймаю его взгляд, тут же опущу глаза и собьюсь. Меня слегка потряхивает от напряжения.

Кирилл машинально кивает моим словам, и у меня волоски на теле встают дыбом от удовольствия. Даже жалкие крохи его одобрения будоражат, заставляют кровь бежать по жилам с удвоенной скоростью.

Когда он объявляет решение, то машинально потирает руки. И решение оказывается в мою пользу! Я поначалу ушам своим не верю, но он говорит быстро, чётко, доходчиво.

Мне хочется плакать от радости, нервной перегрузки, ошеломительного облегчения. А ещё почему-то хочется подойти к нему на цыпочках, прижаться к груди, потереться лицом о его ладонь. Лишь бы коснулся или погладил. Знаю, что не обнимет, что ничего хорошего он ко мне не испытывает. Более того, сегодня я выяснила, что с большой долей вероятности именно он пытается лишить меня работы.

Иррациональное желание ему угодить пугает. Я никогда не испытывала ничего подобного по отношению к мужчине и до смерти боюсь, что он считывает эту странную потребность по моему лицу. Видит в моих глазах страх, смешанный с покорностью. И его это заводит.

Глава 11

Лада

– Разденься и прогнись в спине. Да, хорошо. Ты моя умничка.

Знакомый голос смягчается редкими одобрительными интонациями, но даже при этом пробирает до костей.

Он сказал «моя».

Мое тело напряжено, низ живота сводит болезненным спазмом. Его горячее дыхание касается кожи за ухом, близость запретных губ действует ошеломительно. Я хватаю ртом воздух и схожу с ума от наслаждения.

– Хочешь быть моей хорошей девочкой?

Делаю глубокой вдох и просыпаюсь от дикого возбуждения. Глаза широко распахнуты, они влажные от обуревающих эмоций.

В комнате по-прежнему темно, рассвет даже не близится. Я скидываю одеяло на пол и перекатываюсь по широкой кровати, которая давным-давно только в моём распоряжении. Устраиваюсь на спине и развожу ноги.

Мне жарко. Кровь стучит в висках, в полной тишине квартиры моё частое глубокое дыхание кажется странно громким. Я выгибаюсь, протискиваю руку под бельё и прижимаю пальцы к клитору.

Горячо. Где этот пульт от кондиционера?

Свободную руку подношу ко рту, но тут же одёргиваю себя и стыдливо прячу её за спиной. Я не собираюсь представлять, как он хозяйничает у меня во рту, и кончать от этого. Не буду ни за что на свете! Неправильно получать удовольствие от того, как кто-то унижает, позволяет себе всё, что только захочет.

Пытаюсь перестроить ход своих мыслей. Думаю о Леонидасе. О его теле, его ласках. О том, как будил меня по утрам, как обнимал после разлуки. О наших долгих поцелуях.

Вновь перекатываюсь на живот. Встаю на колени и зарываюсь лицом в подушку.

Перед глазами Кирилл. Его влажные от моей слюны пальцы. Он медленно подносит их к лицу. Он касается их языком. Я подползаю к нему на четвереньках, тянусь навстречу, он великодушно приспускает штаны, и я обхватываю губами головку его напряжённого члена. Воображаю себе его вкус. И остро чувствую запах его кожи, словно он находится рядом. Так хорошо его запомнила!

Оргазм, густой и сильный, выбивает из реальности. Я зажмуриваюсь, едва сдерживая стоны, плакать хочется от эмоций. Я крепко сжимаю ноги вокруг своей же руки и запутываюсь в сбившейся простыне, катаюсь туда-сюда, пока не сваливаюсь с кровати на пушистый коврик.

Некоторое время сижу, обескураженно глядя по сторонам. Чувствую себя опустошенной, болезненно уязвимой. Я понимаю, что лизала костяшку своего указательного пальца, и до сих пор пощипываю губу, которой он касался. Сердце так сильно колотится, низ живота пульсирует.

Я ненормальная. Утыкаюсь лбом в матрас и качаю головой. Он меня презирает всей душой, а я испытываю наслаждение, думая об этом. Тупой дурацкий гоблин! Как же так получилось?

Жду с нетерпением новой встречи, но никто никогда об этом не узнает. Ни в коем случае! Он – точно не должен!

В семь утра раздается звонок в дверь. Я никого не жду, но уже знаю, кто это. Курьер как обычно улыбается, вручает корзинку со свежей ягодой. Кто-то – а я уверена, что это Леонидас – каждое утро в течение недели присылает мне к завтраку клубнику, черешню, голубику, малину… Вчера был микс. Поначалу я отказывалась, в первый раз даже повздорила с курьером и вынудила его оставить лукошко на полу у двери.

Гордая, одинокая, свободная… и без витаминов.

В доме, где я теперь снимаю бюджетное жильё, убираются не каждый день, поэтому к моему возвращению корзинка оказалась на прежнем месте. Правда, перевёрнутая. Свежие сочные ягоды рассыпались по полу, кто-то специально подавил их обувью. Пришлось пятнадцать минут оттирать площадку под ругань заставшей меня в процессе работы соседки.

Я решила больше не отказываться от удовольствия и не обесценивать труд людей, которые эту самую ягоду старательно собирали, мыли и красиво упаковывали.

И вот я сижу в своем обожаемом кресле и жую сочную крупную черешню, прохладная тёмно-красная мякоть приятно перекатывается во рту – остатки роскоши. Завтрак стал моей любимой частью дня. В такие моменты мне кажется, что жизнь начинает налаживаться. Я оплачиваю свое жильё сама, у меня есть вкусная еда. И всё остальное непременно получится!

Я немного освоилась в фирме. Хорошая новость – то сложное дело оказалось не быстрым, и, пока оно в работе, меня не уволят. Плохая – хоть оно и не в компетенции Богданова, именно Кирилл будет им заниматься. Делать нечего, я набираюсь опыта и стараюсь изо всех сил.

Сегодня у меня целых два лёгких дела у Богданова. Первое мне подсунули буквально с утра, потому что коллега заболела. Ко второму я подготовилась ещё на той неделе.

Первое заседание проходит стандартно, если бы не один момент. В самом конце, когда участники процесса тянутся к выходу, Кирилл Платонович вдруг окликает меня.

– Лада Алексеевна?

Я поначалу теряюсь, не ожидая, что он обратится ко мне лично. На работе он ведёт себя совершенно обыкновенно. Если не смотреть ему в глаза, то можно вполне комфортно существовать рядом. Вообще, я не уверена, что это правильно – разговаривать в суде вне процесса. Наверное, я что-то оставила на стуле. Оборачиваюсь, он стоит рядом со столом и подзывает меня жестом.

– Уважаемый суд? – делаю шаг ему навстречу, забываюсь и ловлю его взгляд.

На мгновение он улыбается уголком губ, я вспыхиваю, вспоминая свой сон, усилием воли заставляю себя не смотреть ниже уровня его подбородка. И выше тоже, чтобы не поддаться новой атаке его нескромных чертей.

Да, подбородок или воротник рубашки – самая безопасная зона. Буду держаться её.

– Вы сегодня придёте второй раз, заседание назначено на четыре, если я не ошибаюсь, – он смотрит на свои часы, хмурится, прикидывая время. – Раньше пяти вряд ли начнём. Да, подходите к пяти или даже к пяти десяти и захватите мне кофе. Если не сложно.

– Кофе? – переспрашиваю, надеясь, что ослышалась.

– Да, чёрный. Тут «Старбакс» неподалёку.

А десерт к нему не нужно? А то я запомнила, вы любите.

Бросаю взгляд на камеру.

– Они не пишут звук. Знаете же, где мой кабинет? Буду благодарен, – кивает мне, давая понять, что разговор окончен.

Ошеломлённая его наглостью, я качаю головой и выхожу в коридор, прижимая сумочку к груди. Что ж, по крайней мере мне не придётся сидеть целый час под дверью. Пытаюсь себя успокоить. Еду в офис, думая о том, что ни за что на свете не буду носить ему кофе. Пусть даже не надеется.

Глава 12

За шесть часов между заседаниями я успеваю двести раз передумать, нести ему кофе или нет. Мысленно репетирую возмущённую речь о том, как много он себе позволяет!

Что же мне делать?

В итоге решаю, что судья сам сходит за бодрящим напитком. К пяти вечера приезжаю к зданию арбитража, поднимаюсь на нужный этаж, нахожу кабинет. Стучусь пару раз, потом толкаю дверь.

Богданов сидит за столом, рядом с ним его помощник – симпатичная девушка, примерно моя ровесница. Они оба замолкают при моём появлении, смотрят вопросительно. Бросается в глаза, что Кирилл без мантии, но в чёрном костюме, белоснежной рубашке. Чёрный цвет добавляет ему строгости и возраста. Возможно, поэтому он предпочитает мрачные тона в одежде? Каково быть самым молодым судьёй в городе? Решать споры матёрых бизнесменов, которые нередко старше его в два раза?

На долю секунды я жалею, что не принесла ему этот чёртов кофе. Но затем одёргиваю себя, вспоминая слова босса. Меня в последнее время никто не жалеет, кроме бабушки.

– Добрый вечер, – произношу я.

Ольга здоровается со мной, вопросительно смотрит на своего босса. Он даёт ей знак сидеть, бросает взгляд на часы.

– Через. Десять минут. Начнём, – говорит мне отрывисто.

– Зашла сказать, что кофе не было, – произношу, глядя ему в глаза.

Между нами несколько метров, его черти не допрыгнут. В моём тоне нет вызова, он читается в подборе слов.

– В «Старбаксе», – уточняет Кирилл.

– Да. И не будет.

Он кивает.

– Понял. Досадно. У нас сломался автомат, спать хочется адски, а писать ещё два часа. Надеялся, вы меня спасёте.

– Кирилл Платонович, давайте я сбегаю? – спохватывается Ольга, поднимаясь на ноги.

– Оль, вы не успеете. Ничего страшного.

– Хоть растворимый намешаю.

– Спасибо, Олечка, про себя не забудьте.

Она быстро покидает кабинет, а судья переводит глаза на меня.

– Что-то ещё, Лада Алексеевна?

– Нет, увидимся через десять минут, – делаю пару шагов к выходу.

– В ближайшие дни к тебе, вероятно, придут гости.

Слышу его голос и замираю. Потом оборачиваюсь. Он смотрит очень внимательно.

– Вы?

– Ну нет, – усмехается. – Раз решила побарахтаться сама, захлёбывайся в удовольствии.

– С вашей легкой руки барахтаться? – я начинаю на него злиться за насмешливый тон. За уверенность, что он всё обо мне знает. И о моей жизни. – Иван Дмитриевич моей работой доволен.

– Привет ему передавай.

– Обязательно! – получается нервно.

– Я бы посоветовал дверь и окна не открывать, на балкон не выходить. В идеале вообще делать вид, что тебя дома нет.

– А то что?

– А то узнаешь, – давит интонациями, недовольно хмурится. Потом кивает на дверь. – Можете идти, я скоро буду.

О как. Кого-то раздражает неповиновение.

В кабинет Богданов заходит практически вовремя. Как всегда быстрым шагом, аж ветром обдаёт. Садится в своё кресло, берёт документы, лежащие перед ним, мажет по ним взглядом.

– Сторона ответчика вновь не соизволила появиться. Тем хуже для неё. Иск удовлетворен, все свободны. – Поднимается и снова уходит, не удостоив меня и секундой внимания.

Кирилл

Когда я узнал, что у меня рак, я тут же бросил курить.

Жить пздц как хотелось. Сразу в голове мысли бомбить начали, что и в Японии я пока не был, и по горам не лазил, марафон не бегал, с мулатками не спал. Не то чтобы я это всё кинулся осуществлять после выздоровления. Не очень-то и хочется. Но тогда казалось ужасно несправедливым не успеть хотя бы что-либо.

После тяжелейшей смерти отца на некоторое время я сдался в плен апатии. Однако почему-то продолжал бороться за существование с утроенной силой. Правда, не совсем так, как следовало бы.

Хреновое время. Блуждание в одиночестве по пепелищу.

Всё, что могло нанести хоть какой-то вред здоровью, начало мною восприниматься мгновенным ядом. Вдобавок я очень тяжело перенёс химию. По итогу на пару лет заработал себе расстройство пищевого поведения. Похудел сильно. Как тут не похудеешь, когда практически любая пища моментально просилась обратно, не желая усваиваться. Иногда я не ел неделями. Грыз яблоки, редко – бананы.

Работал с психотерапевтом. Чтобы набрать вес, нужно было снова начать есть по-человечески. Казалось бы, что в этом сложного? Сейчас уже всё в порядке, забыл, когда в последний раз блевал. От нервов иногда, конечно, аппетит пропадает, тогда врубаю силу воли и всё равно ем. Жую мясо и овощи, проглатываю. Питаться нужно обязательно. Пусть даже не всегда здоровой пищей, главное, не прекращать это делать.

Наша сила – в привычках. Стабильности. Регулярном повторении правильного.

Почему-то мне кажется, что убьёт меня не табак. Щёлкаю зажигалкой и прикуриваю, чуть опустив окно мерса. Тёплый воздух тут же проникает в машину, поэтому включаю кондиционер посильнее. Очень душно даже ночью. Я не большой фанат этого города: постоянная жара изматывает. Люблю свежий прохладный воздух. Надо будет на следующих выходных смотаться к морю, развеяться.

Хотел на этих, но что-то не пустило. Вернее, кто-то. На свадьбу Спанидисы приглашали ещё настойчивее, чем на обручение. Если бы не Евгений, я бы не пошёл, даже новости вокруг Лады не манят так сильно, чтобы отбиваться от внимания этой непростой семьи. Но с Евгением на удивление приятно пить и разговаривать. В общем, свадьба была красивой. И что самое главное – она состоялась.

Я опасался, что мажорчик-грек уйдёт в отказ. Вообще не явится или сбежит из-под венца, как пугливая девственница. Но нет, появился. Бледный, словно бумага «Снегурочка». Насупленный. Отец его ещё раз отчитал за закрытой дверью – не то чтобы я следил, просто наблюдательный. Зашли в комнату оба, вышли – старший раскрасневшийся, как спелый гранат, я бы скорую ему вызвал: возраст приличный, не пацан давно. Младший – серый, как дым моей сигареты.

Когда молодых венчали, я чуть сам не дал ему подзатыльник. Этот идиот замешкался. Тот запоминающийся момент из анекдота, когда лажает один человек, а стыдно за него – всему мужскому роду. Он будто впал в паралич, который не позволяет дееспособному мужику следовать собственным обещаниям.

Спанидис-младший вдруг начал оглядывать гостей в церкви. Все поняли, что он ищет глазами Ладу. Она не пришла, на это ума хватило. Не захотела, чтобы её снова отымели в туалете ресторана? Неважно. Главное, что осталась дома.

Священник повторил вопрос, Спанидис ответил «Да». Обвенчали. Чуть позже новобрачные расписались в ЗАГСе.

Остаток дня мажор сидел с такой физиономией, будто ему предстоит акт дефлорации с нелюбимым. Это заметили все, целый вечер шушукались о Ладе, сплетничали. Как всегда эта девица в центре внимания. А её экс-бойфренд оскорбил семью своей невесты.

Остается верить, что ему хватит силы исполнить семейный долг, другими словами – трахнуть Олимпию, этой ночью.

Вечеринка продолжилась, но я ушёл сразу после молодых. Поехал не к себе, а к дому Жуйковой. Не знаю зачем, вмешиваться не собираюсь. Можно было позвонить частному детективу, он бы проследил, потом скинул фоточки, но мне захотелось самому.

Жду уже два часа. Ещё один – и поеду домой. Сорок минут назад Лада свет погасила, вероятно, сладко спит. Начало второго, надеюсь, пьяный грек сжал яйца в кулак и таки скрепил свой союз мужским поступком, а теперь мирно сопит рядом с женой. Ну или рыдает в ванной – это уже детали.

Раз уж ты ввязался в хлопоты договорного брака – имей смелость довести дело до конца. Я так считаю. А не подставляй под удар своих женщин. Причём обеих одновременно.

Блть! Едет Спанидис. Иногда я ненавижу, когда оказываюсь прав.

Белая бэха выруливает из-за торца дома, фары освещают ночной тихий двор, мечутся из стороны в сторону.

Благо трафик свободный, а то впечатался бы во что-то. Обнаглевшие миллионеры, золотые номера на элитной тачке, чувствуют вседозволенность с пеленок. Его бэха виляет зигзагами. То, что он доехал живым, – это настоящее чудо.

Наконец, кое-как паркуется во дворе дома Жуйковой. Я стою поодаль, фары погасил, меня не видно.

Сигналит. Один раз, второй, третий. То, что кто-то отдыхает после тяжёлой трудовой недели, кое-как уложил младенца или вовсе болеет, Спанидиса, разумеется, не волнует. Значение имеют только его сердечные раны.

Вываливается из машины и падает, поскальзываясь на ровном сухом асфальте.

Мне тридцать один, я, конечно, его постарше. Мажору двадцать семь. В его возрасте я уже похоронил мать, отца и победил рак. Он? Не смог трахнуть нелюбимую ради семейного бизнеса.

Может, всё же он припёрся сюда после десяти минут любви? Помыл член – и вперёд? О такой жизни ты мечтала, сладкая моя строптивая девочка? Ну же, не пускай его. Ты ведь можешь быть умненькой, когда стараешься.

Спанидис добирается до её подъезда, звонит в домофон, долбится. В квартире Лады включается свет. Минута тянется для меня долго. Они, видимо, спорят. Дверь по-прежнему закрыта. Я достаю следующую сигарету и подкуриваю её.

Вдалеке останавливается «Лэнд Ровер», номера – три тройки, как и у мажора. Несложно догадаться, чья машина. Водитель «Лэнд Ровера» тоже гасит фары, мажор ничего не замечает.

Не пускай его, Лада, держись. Дверь в подъезд по-прежнему закрыта, Спанидис спрыгивает с крыльца, печально смотрит на её окна, в которых гаснет свет.

Умничка!

Н-да, он бы хоть переоделся, а то пожаловал как был – во фраке. Муж, мать его.

– Лада-а-а! – вдруг как заорёт. – Ничего не было, Лада! Я люблю тебя! Лада, коза моя! Единственная на всю жизнь! Ничего не было! Я клянусь тебе, ничего не было! – орёт он.

Тушу окурок в пепельнице и потираю руки. Распирает выйти и набить ему морду. Но мне не по статусу, да и с пьяным возиться не хочется.

Не открывай окна, не выходи на балкон. Вспомни, Лада, что я сказал тебе. Во врагах тебе меня одного хватит. Зачем ещё и греки?

– Лада, я буду спать здесь! Никуда не уйду, пока мы не поговорим! – тем временем угрожает ей мажор. Другими словами: буду спать на проезжей части, пусть меня задавит машина, и вот тогда вы пожалеете!

Дешёвая манипуляция.

– Не было у меня с ней ничего! – вдруг кричит так, что я даже вздрагиваю. Не лжёт ведь.

Свет загорается ещё в нескольких квартирах стояка. Слышатся возмущённые голоса, соседи требуют прекратить, угрожают вызвать полицию.

Спанидис падает на колени. Видимо, женщины любят подобные пафосные поступки. Представляю себя на коленях у окон дамы сердца, и становится смешно.

Шоу продолжается. Спанидис, пошатываясь, ковыляет к своей машине, садится за руль. Неужели отступился? Давай, парень, разозлись как следует и оттрахай молодую жену в отместку обидчивой любовнице.

Но нет.

Опускает окна и врубает какую-то медленную душещипательную песенку про любовь. На полную, блть, катушку.

Из окон кричат громче. Делаю ставку, что полицию уже вызвали, скоро его заберут.

Лада, терпи, не жалей это пьяное убожество. Думай о себе. Тебя никто не пожалеет, уж поверь мне.

Спустя полминуты свет в её окне вспыхивает. Лада выходит на балкон. Выглядит напуганной и обескураженной. Обнимает себя руками, словно замёрзла, стыдливо озирается по сторонам.

Вся твоя жизнь с ним будет вот таким фейерверком.

– Прекрати! Леонидас, прекрати немедленно! – кричит она, умоляюще стискивая ладони. Он добавляет громкости. Тогда Лада прячет лицо за ладонями, качает головой и совершает взмах рукой, приглашая подняться.

Гребаный же ты ад!

Мне хочется сделать то же самое. В смысле закрыть лицо руками. Вы, детки, доигрались в запретную любовь. С чем вас и поздравляю.

От досады с размаху впечатываю кулак в ладонь.

Спанидис поспешно выключает музыку, закрывает машину, рысью бежит к подъезду. Звонит в домофон, дверь открывается, и он, оглядевшись по сторонам, заходит в здание.

Подписала ты себе приговор, Лада. Они и раньше между собой тебя звали греческой шлюхой. А сейчас… обвинят в срыве свадьбы. А Олимпия хоть и не самая умная и хитрая девушка на свете, отец у неё фигура значительная.

Жду ещё некоторое время сам не знаю чего. Мне хочется, чтобы она его выставила вон. Моментами я до сих пор бываю наивен.

Неужели они там мирятся и сексом занимаются? Надеюсь, оно того будет стоить.

Нажимаю на кнопку «Двигатель старт» и выруливаю с парковки. Ровер остается ждать, он никуда не денется. Спанидису-старшему доложат, во сколько сын вышел из квартиры любовницы в первую брачную ночь. Пока Олимпия рыдает в одиночестве, полагаю, на телефоне с матерью.

Приеду домой, напьюсь. Грустно мне от всей этой ситуации. Почему-то так сильно, будто она именно меня касается. Планы меняются. Насколько кардинально – пока сам не понял. Она в моей постели по итогу всё равно окажется, но вот вопрос: чего мне это будет стоить?

Я хочу её в свою кровать живой. Пусть она в неё ляжет не добровольно, но по крайней мере физически здоровенькой. Я отдаю себе отчёт, что по собственной воле она меня не выберет. Я для неё навсегда тупой страшный гоблин, и оспаривать что-либо – смешить мою обожаемую богиню. Но любви мне от Лады и не нужно.

Всего-навсего – покорности.

Глава 13

Лада

Из просторной квартиры, которую мы снимали с Леонидасом, я забрала минимум вещей. Практически всю мебель купил он: мой доход, особенно после увольнения из фирмы Осадчего, оставлял желать лучшего. Время от времени я писала курсовые и дипломы на заказ. Эссе и сочинения. Редактировала статьи коллег. Ничего особенного, лишь бы чем-то заняться, понапрягать мозг и получить копейки на личные нужды.

Продолжить чтение
Следующие книги в серии