Читать онлайн Колхозное строительство 2 бесплатно

Глава 1

Событие первое

Нет ничего хорошего в судьбе попаданца. Чем там завлекают неокрепшие юношеские мозги «афторы» попаданческих романов? Воздух, которым можно хлеб намазывать, и которым афтор не может надышаться. Врёт, самка собаки. Это ведь ещё куда попасть. Если десантироваться посреди бескрайней тайги, то, может, там и есть воздух. Так пусть «афтор» не поленится и в 2020 году прогуляется до тайги. Неожиданно для кабинетного москвича, он там и в наше время обнаружит «воздух». Ну, это если этот товарищ забросил бедного попаданца в тайгу – а если его неуёмная фантазия отправила бедного десантника с ноутбуком в средневековый город? Вот там он хлебнёт «воздуха». Полной грудью хлебнёт. На хлеб точно будет намазывать. Забывает, бедолага московская, что топят там дровами и углём. Нет центрального отопления на газу. Топят и выбрасывают золу на дорогу. А если уголь, то и шлак туда же. Всё это перемалывается ободом колёса. Получается пыль, а если вдруг ветер, и плюс низкое давление? Сверху дым, а снизу зольная пыль. И это только цветочки. Ведь это самое колесо не само по себе катится. Его лошадь волочёт. Поволочёт, поволочёт, да и покакает яблоками, естественно. Извините за «высокий штиль-с». Продукт этот полежит на дороге, высохнет и тоже в пыль обратится. Правда, на его место тут же новый «продукт» ляжет. Много лошадей в том самом средневековом городе. А ещё там нет канализации, а ночные горшки есть – их тоже на проезжую часть. Ещё полно собак. У собак, понятно, не яблоки, так – коврижки. А вот дворников мало. И куда девать очистки от картошки? Ах да – картошки ещё нет. Ну, от брюквы? Да тоже на дорогу. Всё, что ли? Нет. Ещё всё вокруг покрыто буртами селитряниц. Солома, навоз и, извините опять за штиль-с, урина. И они пахнут-с всем этим. Постоянно войны, а на войне куда без пороха? По этой самой причине тысячи и тысячи селитряных буртов.

А как же цветы? Конечно. Про цветы забыли. Они, понятно, не в городе, а в собственном поместье попаданца, которого в барина запулил афтор. Хорошо, пусть в барина. У барина псарня – тот ещё аромат. У барина птичник. Не нюхали утречком, когда из него выгребают куряк, этот самый воздух, который на хлеб намазывать можно? На самом деле можно, такая концентрация миазмов. Ещё у барина конюшня, и лошади потребляют одурманивающе пахнущее сено, а выдают те самые яблоки. Ну, что у Муромова на снегу. Ещё барин любит утром молочка парного испить. Значит, ещё одну костяшку на счётах плюсуем – есть коровник. Опять не цветами попахивает. А как же без толстого куска сала с прожилками мяса? Нет, не прожить барину. Получается, ещё и свинарник у барина под боком, и обязательно с подветренной стороны. Ну, плохо в деревне с архитекторами. А вам, уважаемый афтор, доводилось прогуливаться рядом со свинарником? Вот где пласты воздуха для намазывания на хлеб. Всё-всё. Отправляем попаданца в другое время. Назад нельзя, там этих коровников и конюшен только больше – тогда в 60-е годы. Ещё не успели загадить природу, и нужно спасать Гагарина и Комарова.

А что вы знаете о промышленных фильтрах? Так можете и не рыться в интернете, нет их в 60-х годах. Всё сыплется на головы. В Краснотурьинске даже после установки этих самых фильтров на Суходойке стёкла ни черта не прозрачные, а если сдуру оставить машину у завода, то потом её специальными шампунями отмывать придётся.

Стоп, стоп, стоп. Там ведь нет консервантов! И правда, нет. По этой самой причине есть простокваша. Забыли уже? Иногда молоко скисает ещё по дороге из магазина домой. В лучшем случае, утром следующего дня. И теперь к колбасе. Нет! Ещё есть вкуснейшее «настоящее» коровье масло. Есть. Пока ещё есть. Скоро – только по блату и по талонам. Но пока есть. И пока коровье. Нужно отстоять двухчасовую очередь, и вот оно, жёлтенькое. И оно не мажется на хлеб, так как настоящее. Оно крошится. Чтобы намазывать, его нужно не в холодильнике держать, а на столе, в маслёнке. И оно всегда покрыто тёмно-жёлтым налётом. Оно прогоркло – но ведь жалко срезать эту прогорклость. Масло стоит очень дорого по тем временам. Приходится есть с противным прогорклым привкусом. Но вернёмся к колбасе. Копчёную не достать. Почему? Потому, дорогие «афторы», что она из мяса. А то, что принято считать колбасой, всякие «Докторские» – это не совсем из мяса. У вас ведь есть интернет, взгляните на ГОСТ. Так и та «Докторская» – только после часовой, а то и двухчасовой очереди.

А вот интернета в 60-х годах прошлого века нет. Нет книг хороших. Даже в библиотеках почти нет, а те, что случайно там оказались, всегда «на руках». Нет телевидения. Телевизоры-то уже есть. Только работают они с обеда и показывают хрень в основном.

А Комаров с Гагариным? Это ужасающее качество отечественной техники. Ещё проклятый «авось». Бардак везде, даже в армии и космосе. Если стимул – это палка в древнем Риме, то вот только из-под палки и можно заставить советского рабочего работать много, быстро и качественно. Только ведь за каждым «палочника» не поставишь. Афторы – и советские историки, и писатели – пугают штрафами и палками при проклятом царизме. Бедные рабочие, забитые и оштрафованные. Забывают только, что рабочий, ну пусть высокого разряда, получал больше офицера, который училище закончил и жизнью рискует. А те рабочие, которые «подай и принеси», еле концы с концами сводят? Так ты выучись на токаря. Выучись на сталевара. А кто пить будет? А кто агитаторов слушать? Читать-то выучиться лень. Выучись и получай зарплату соизмеримую с зарплатой командира батальона – а ведь у того в подчинении сотни и сотни бывших неграмотных крестьян. А впереди война с немцами, и обстрел «Бертами», и газовые атаки.

А что в 60-е годы? Да то же самое. Рабочий опять получает больше офицера. Причём на шахтах и металлургических заводах – гораздо больше. Даже больше космонавтов. Больше первых секретарей обкома партии. Что-то не так в государстве датском. Учись сынок, а то сталеваром будешь. Так сталевар получает больше директора завода и руководителя целой области! Не учись, сынок, и будешь хорошо жить. Учись, сынок, а то дворником станешь. Но дворнику сразу положена квартира, а лейтенант получит её, только когда умрёт, да и то однокомнатную. Цинковую, деревянную, а может, и без этой излишней роскоши – «братскую».

Медицина была бесплатная. А чем торговали в аптеках? А были ли аптеки? Ругают злобные «афторы» бесплатную советскую медицину. А ничего, что врач получал в три раза меньше электролизника или шахтёра? А учитель – в четыре? Гегемоны. Что-то не ломанулись они, эти гегемоны, спасать свою власть в 91-м году, а теперь опять бурчат про проклятых буржуев. Опять у кого-то больше денег, чем у них. Опять нужна революция и гражданская война. «Поделить». А нужен просто стимул. Палка нужна.

В Краснотурьинске вчера пьяный гегемон зарезал жену. Тоже пьяную. Чего они там не поделили? Ах, последнюю рюмку водки. Магазины уже закрылись вино-водочные. Пётр Миронович виноват.

Виноват. Исправлюсь!

Событие второе

– Трофим Ильич, а скажите, как вы оцениваете профпригодность учителей физкультуры в школах? – Пётр сидел в своём кабинете, напротив него поблёскивал очками завГорОНО.

– А как надо? – Сидоркин вновь блеснул очками. Не специально – просто сидел вполоборота к окну, а за раздёрнутыми шторами поднималось невысокое ещё, но вполне уже весеннее солнце.

«Хм. А как надо? А надо, чтобы был дух соревновательности. Нужно вырастить детей, стремящихся во всём быть первыми».

– Ну, как-то ведь вы определяете, кому дать «заслуженного учителя»? – Пётр чуть отодвинулся, чтобы очки на него зайчики не отбрасывали.

– Есть эстафета на приз газеты «Заря Урала». Есть соревнования по волейболу и футболу между школами.

– Давайте честно. Это не воспитанники школьного физрука выступают на этих соревнованиях, а ребята, которые ходят в профильные секции.

– И что вы предлагаете? – вот правильный вопрос.

Пётр вспомнил про замечательную передачу из детства. Оригинальное название сейчас не вспомнить точно, по-немецки всё же: «Mach mit, ещё какой-то мах, Mach’s besser», а вот перевод, пожалуйста: «Делай с нами, делай как мы, делай лучше нас». Там классы гдровских школьников соревновались по всяким бегам в мешках и прочим дисциплинам, не включённым по ошибке в олимпийские игры. Вот сейчас Штелле и описал заведующему ГорОНО десяток вспомнившихся упражнений. Трофим Ильич снял очки и протёр их полой пиджака, конечно же, коричневого.

– И по этому можно судить о профессионализме физрука?

– Ну, не только по этому. Конечно, нужны и эстафеты, и первенство среди школ по различным футболам и волейболам, но главное – нужно, чтобы соревновались не только те, кто занимаются в секциях, но и самая последняя толстая девочка в классе.

– Я подумаю. Что-то ещё? – Сидоркин водрузил очки на место.

– Да. Мне пришла в голову идейка проводить во дворце еженедельные соревнования эрудитов среди школьников. Игра будет называться: «Что? Где? Когда?». Шесть участников от школы. Им задают вопрос, и у ребят есть одна минута на обсуждение, кто первым ответит, тот и победил. Можно одновременно четыре школы привлечь. Поставить во дворце на сцене четыре круглых стола, в зале в первом ряду жюри, а дальше – учащиеся школ, которые пришли поболеть за своих. Возможно, и родители придут.

– Понятно, придут. А что за вопросы?

– Ну, Трофим Ильич, дайте команду учителям школ по разным предметам подготовить интересные вопросы. Вопросы должны быть не очень простыми, но и не про бином Ньютона. Навскидку: кто такой изюбр? Какая самая южная столица государства? Почему двенадцатый месяц, декабрь, переводится на русский как «десятый»? Почему Старый новый год – 13-го января, и когда он будет 14-го? Ну, то есть, вопросы должны быть интересными. Чтобы потом ещё целую неделю дети их обсуждали.

– Принцип понятен.

– Победители четвёрок встречаются между собой, пока не выявится самая эрудированная команда. А вторые места, скажем, тоже между собой – а то слишком быстро всё закончится. Предусмотрите призы, и обязательно в школах стенгазеты с фотографиями членов команд знатоков. Ну, наверное, в тех, кто хоть раз победил.

– Продолжаем создавать примеры для подражания? – усмехнулся горонист.

– Конечно. Дети всегда ищут на кого равняться. Пусть равняются на лучших, а не на тех, у кого «брат сидит».

– Хорошо. Поспешать надо, а то скоро каникулы, а там и последняя четверть, – стал подниматься Сидоркин.

– Простите, Трофим Ильич, всё некогда спросить – олимпиады по предметам-то провели? Дети готовятся к областным? С этим концертом ни на что времени не осталось. А сейчас ещё к 8 марта очередной аврал, – и это было чистейшей правдой.

– Обижаете, Пётр Миронович. К вашим замечательным «идейкам» мы всегда прислушиваемся и стараемся осуществить. Все городские олимпиады проведены, отобраны по трое лучших, и сейчас их усиленно готовят к областным олимпиадам. Тут, правда, оказалось, что иногда в этих тройках одни и те же дети – но ведь у нас в конце апреля будут ещё раз проведены олимпиады, там окончательно и определимся с участниками областных. Спортсмены тоже отобраны и уже готовятся, пока, конечно, только на стадионе, но как снег с улицы Ленина уберут до асфальта и чуть теплее станет, то и на улицу выйдут.

– Точно. Спасибо, что напомнили. Нужно субботник объявить и почистить улицу, – Пётр записал себе в блокнотик.

– Что ж, пойду ваши новые «идейки» воплощать. Как вы говорите – нужно дело делать и работу работать, – поднялся зав ГорОНО.

– Да, Трофим Ильич, если что-то не будет получаться – не стесняйтесь, сразу ко мне. Порешаем. До свидания.

Событие третье

Только закрылась дверь за Сидоркиным, как зазвонил телефон.

– Да.

– Кто говорит?

Так хотелось ответить: «Слон», но вытерпел.

– Первый Секретарь Краснотурьинского горкома КПСС Тишков Пётр Миронович.

– Пётр Миронович, не кладите трубку, сейчас будете говорить с министром культуры СССР Екатериной Алексеевной Фурцевой, – голос был мужским и донельзя деловым. Наверное, тоже товарищ в коричневом пиджаке.

– Пётр Миронович, вы последняя сволочь… – и короткие гудки.

Ну вот и поговорили.

Пока огорошенный попаданец думал, чего теперь делать, где тут ближайшая электричка к китайской границе, и чего из тёплых вещей нужно взять с собой на Колыму, телефон зазвонил снова.

– Да.

– Кто говорит?

Ну, теперь-то можно. Один чёрт колхозом на Магадане руководить.

– Слон.

Секундное замешательство на той стороне. Но лишь секундное. А потом надо же:

– Откуда.

– От верблюда.

Товарищ-то у министра не простой, не растерялся.

– Пётр Миронович, не кладите трубку. Сейчас будете разговаривать с Екатериной Алексеевной.

Половина его прошлых знакомых и две трети нынешних сказали бы: «не ложите», а тут грамотный абонент. Хотя… Был у Петра в прошлом-будущем начальник, который знал, что нет слова «ложить», есть – класть. Но вот дальше он правило не прочитал, и по этой простой причине вместо «положить», он ничтоже сумняшеся выдавал «покласть». Ну а что? Полно проверочных слов и выражений. Ну, например: «Клал я на вас с прибором». Или ещё ведь существует слово «кладбище», то есть, место куда «поклали» покойников. Если бы нужно было говорить «положить», то было бы не кладбище, а «лежбище». Так что: «Велик могучим русский языка».

– Пётр Миронович, вы знаете, что вы сволочь? – опять прилетело, пока Пётр раздумывал над оборотами речи.

– Здравствуйте, Екатерина Алексеевна, и вам не хворать. Да, спасибо, что спросили, с Юрочкой всё хорошо, да и жена вполне здорова. А ваше как самочувствие? И погода не подгуляла. Солнышко вон в окна ломится. Весна пришла, весне дорогу!

Там булькнули.

– Екатерина Алексеевна, с вами всё в порядке?

– Ладно. Вас, писателей, не переговоришь – а вы не из последних будете. По делу. Все ваши десять песен к 8 марта Суслов утвердил. Особенно ему понравился мини-цикл про города. Ну, а «В Вологду-гду» – вещь просто убийственная. А ты мне что устроил? «Да не смогу, да за десять дней десять песен сам господь бог не напишет» – а ведь написал. Да ещё сколько всего с меня стребовал. Может, отобрать у вас дом? Ладно. Шучу. Не всё вам надо мной издеваться, – там опять забулькали.

Пётр ничего смешного в словах министра не нашёл, но на всякий случай тоже булькнул. Пошутила ведь «Екатерина III».

– Товарищ Тишков! – тон стал серьёзным и торжественным. – За цикл песен ко Дню Победы есть мнение удостоить вас Ленинской Премии, а за цикл песен к 8 марта – Премии Ленинского Комсомола. Кроме того, товарищ Суслов предложил присвоить вам звание «Заслуженный Работник Искусств РСФСР». Как думаете, почему РСФСР? – ой, а голос-то не добрый.

– Потому, что скоро День Космонавтики, – тоже, блин, бином Ньютона.

– Пётр Миронович, вы сволочь, я вам уже говорила? С вами опасно разговаривать и неинтересно. Я тут такую речь заготовила, а вы всё испортили.

– Простите, Екатерина Алексеевна, ради бога! Давайте сначала. Почему только РСФСР?

– Нет, уже неинтересно. Нужен цикл песен ко Дню Космонавтики. Две я уже слышала, обе – выше всяких похвал, на премию тянут, но этого мало. Нужно ещё восемь.

– Екатерина Алексеевна, я не смогу, – Пётр аж вспотел. Десять песен про космос. Да их столько просто нет. Их вообще нет. Даже в 2020 году и то гоняют все те же пять песен.

– Про 8 марта ты то же самое говорил. Кто второй раз про волков поверит?

– Екатерина Алексеевна, ну пощадите, давайте хоть пять. Я и так всю работу в городе забросил. Книгу не могу закончить. Устал как собака. Это ведь не последний День Космонавтики.

– Шесть.

– Почему шесть?

– А чтобы по-твоему не было. До свидания.

Событие четвёртое

Что за дом? Да, дом как дом. Три этажа, три подъезда. Лепнина. Лоджии на втором и третьем этаже по торцам. Да, ещё дом расположен углом. Ну, и последнее – дом предназначен для творческой интеллигенции. Хотя, не совсем интеллигенции – ведь Валентина Толкунова пока просто студентка, как и Людмила Сенчина. А началось всё сразу после концерта 23 февраля 1967 года. Концерт состоялся во Дворце Металлургов города Краснотурьинска.

Пётр, приглашая всех подряд посетить этот концерт, на полный кворум даже и не рассчитывал – а зря. Приехало в два раза больше, чем приглашал. И ведь не Вася Пупкин приехал. Ого-го какие пупы заявились.

За три дня до концерта, то есть 20 февраля, приехал хор старших классов Суворовского училища из Свердловска, а с ними и генерал-майор Михаил Павлович Тихончук. Кроме того, был подполковник Герасимов – руководитель хора. Ребята приехали усилить исполнение песни «День Победы». Спели одни, без Богатикова. Слабо. Спели с Богатиковым. Лучше. Всё же Лещенко не хватает. Ну, может, потом и с ним запишем, а сейчас за неимением гербовой пишем на туалетной. Да ведь ещё и подполковник подтянет общее исполнение. Только сразу стал вопрос, куда селить три десятка человек.

Пётр позвонил директору БАЗа Анатолию Яковлевичу Кабанову. Тот долго не раздумывал.

– Пусть заселяются на базу отдыха «Шихан». Там их и кормить будут.

– Анатолий Яковлевич, – чуть замялся Штелле, – Это ведь ещё не последние гости. Может, на недельку профилакторий освободите?

– А что, гостиницы не хватит?

– Боюсь, что нет.

И не зря боялся. На следующий день прикатила московская тусовка. Главным у товарищей был Первый секретарь Союза писателей СССР Константин Александрович Федин. Вторым, скорее всего, руководитель оркестра и дирижёр Евгений Фёдорович Светланов. А может, он третий, так как была ещё и Рахиль Хацкелевна Фрейдлина – доктор химических наук, профессор, член-корреспондент АН СССР. И ведь, скорее всего, и будущий лауреат Нобелевской и Ленинской премий. А возможно, и Герой Социалистического Труда.

Светланов привёз двух скрипачей и двух саксофонистов, плюс несколько чемоданов инструментов. Прицепом к нему был и режиссёр. Пётр аж офигел: Фурцева на мелочь решила не размениваться, сам Говорухин пожаловал. Этот привёз с собой двух операторов, звукорежиссёра с двумя техниками и ещё несколько чемоданов аппаратуры.

Самое интересное, что в одном поезде с ними прибыл и другой режиссёр. Ранг у этого был поменьше, а вот помощников и аппаратуры побольше. Это генерал Тихончук не обманул и пригласил светило военной документалистики Рымаренко Леонида Ивановича со Свердловской киностудии. А тот впечатлился песней «День Победы», да и прикатил снимать концерт. Станислав Сергеевич Говорухин, вопреки ожиданию, в драку не полез. Наоборот, спелись и спились товарищи. Целую ночь вся гостиница гудела.

Доктор химических наук Фрейдлина тоже не одна пожаловала. Естественно, прибыла Люша, она же кандидат химических наук Елена Цезаревна Чуковская – так ещё и мама ейная пожаловала, а что – приглашал ведь. Кроме двух Чуковских были и примкнувшие к ним в Свердловске Виталий Васильевич Фомин – профессор, доктор медицинских наук, врач-инфекционист, и Климов Василий Николаевич – профессор, ректор мединститута. Почему эти медики, а не светила из Москвы, понятно. Они уже работали в Краснотурьинске, проверяли действие собачатины на детей. А пока проверяли – познакомились и с доктором Франком, который уже вовсю пытался бороться с язвами и гастритами медикаментозными способами. Собачья комиссия, между прочим, никаких выводов не сделала. Обещали прислать специалистов, поизучать. Только обвинение в присвоении мяса с Петра сняли, да доктору-кляузнику строгий выговор влепили. А дети между тем выздоравливают. Уже семеро, и ещё у двоих дела тоже на поправку идут.

Но вернёмся к гостям.

Из столицы Урала за день до концерта прибыла целая делегация. И возглавлял её ни много ни мало председатель Облисполкома Александр Васильевич Борисов. С ним были: Глинских Василий Иванович – секретарь Свердловского облисполкома, Алексей Афанасьевич Добрыдень – заведующий отделом науки и учебных заведений Свердловского областного комитета КПСС, проректор по науке Горного института Веселов Иван Степанович, директор ТЮЗа Ирина Глебовна Петрова, главный режиссёр этого театра Юрий Ефимович Жигульский и, на закуску, Вениамин Иванович Шабуров – скромный работник питомника, а в будущим великий селекционер, к сожалению, незаслуженно забытый потомками. Чтобы этих гостей разместить, пришлось часть уже заселившихся в гостиницу «Турья» кинематографистов отправить в заводской профилакторий. Слегка побузили, но когда узнали про бесплатное трёхразовое питание, то смирились с переселением.

Сама Фурцева прибыла 23 февраля, осмотрела оба дворца в Краснотурьинске и даже снизошла до визита к Петру в гости, так сказать, познакомиться с женой и потомками великого поэта-песенника. И вдруг дома преобразилась, даже с Юрочкой на руках походила по комнате, а ещё примерила недавно перешитые шубу и плащ. Сказала, что заберёт модельера в Москву.

– Я не поеду, – огорчил её Пётр.

– Тоже ваше? Хотя следовало ожидать – вон какая рубаха, да и костюм из тех, какие не купишь. Вы ещё и художник? И что делать? – погладила норку, не желая расставаться.

– Пришлите своего модельера, я ему нарисую и объясню всё, – развёл руками Штелле.

На этом и договорились. Только ведь и Фурцева приехала не одна. Во-первых, привезла с собой, не специально, те сами добирались, но вот в самолёте встретились, семейство Михалковых-Вертинских. Пётр задумал снять пару клипов, и Анастасия с мужем для них были просто созданы. Он позвонил звёздочкам (пока), и те легко согласились. Во-вторых, с ней был легендарный маршал Семён Михайлович Будённый с дочкой Ниной, художницей, и зятем. А зять ведь не простой – Михаил Державин. Ещё, правда, не столь известен, в телевизоре не засветился, но Пётр-то знал, кто перед ним, здороваясь. Этих поселили в гостиницу БАЗстроя, так как «Турья» опять оказалась забита.

В свою очередь, товарищ Макаревич доставил всех трёх Героев Социалистического Труда. Ольга Михайловна Чеснокова – агроном из Ирбитского района. Константин Николаевич Чистяков – директор совхоза «Балаирский» в селе Балаир Талицкого района. Приехал вместе с женой-учительницей Аллой Тихоновной, больной туберкулёзом, и двумя детьми. На постоянное местожительство приехал, впечатлился рассказами про собачью диету. И Николай Максимович Пермикин – бывший директор колхоза имени Ленина Богдановичского района, а ныне пенсионер, как выразился председатель Облисполкома, «рвущийся в бой».

Привёз гостя и бывший танкист Оберин. Из села Байкалово, что недалеко от Елани, прибыл замечательный подвижник Виталий Егорович Дягилев, который создал там народный хор и сам пишет хорошие песни, стилизованные под народные. Дягилев прибыл пока на разведку. Ну что ж, разведает, да и останется.

Да, надо ведь и ещё про парочку гостей упомянуть. С Константином Фединым приехала Смирнова Вера Васильевна и привезла с собою художника Леонида Владимирского, который почти закончил с иллюстрацией продолжений Буратино и привёз их показать для утверждения автору, а в простонародной интерпретации – похвастаться. Надо отдать товарищу должное – было чем. Рисунки были просто великолепны. Вере Васильевне тоже было чем похвалиться, но об этом позже. Сейчас – о гостях.

Или всё? Да нет, дудки. За два дня до концерта пожаловали ещё два гранда. Прибыла сама – будущий Герой Социалистического Труда, любимица Брежнева, Зыкина. И, бледной её тенью, великий поэт Евгений Евтушенко. Прибыли и чуть не с поезда отправились на репетицию. Профессионалы. Не отнять.

Теперь всё? Почти, разве что стоит упомянуть руководителей всех рангов из Серова, Карпинска, Волчанска и Североуральска. Эти как-то прознали про великосветскую тусовку и напросились на концерт. Слава Богу, их хоть размещать не нужно. Утром приехали, ночью, не дождавшись приглашения на фуршет после концерта от распорядителя праздника, «Екатерины Великой», уехали.

Концерт получился на пять с минусом. Всё-таки песни Высоцкого мог петь только сам Высоцкий, ну ещё, может, чуть хуже Гарик Сукачёв. По песням Окуджавы попроще. Безусловно, в авторском исполнении есть определённый шарм, но Богатиков спел не хуже. Ну и не переплюнуть исполнение «Журавлей» «Високосным годом». А для «Дня Победы» нужен Лещенко. Но ведь гости не слышали эти песни в исполнении вышеперечисленных – у них просто крышу срывало. При исполнении «О матери» и «Дня Победы» слёзы лились в три ручья. Будённый после концерта минут пять обнимал Петра – так впечатлился.

Вот на следующий день после концерта и состоялся разговор Петра с товарищем Фурцевой про дом. Поезд ведь до Свердловска только вечером, а другим транспортом пока добраться непросто. Просто нет Серовского тракта, да и больших, комфортабельных корейских автобусов тоже нет. А в отечественном, да в тридцатиградусный мороз, и самоубийца в Свердловск не поедет. Есть более безболезненные способы свести счёты с жизнью. Например, отпиливать от себя по кусочку, или зайти в клетку к голодным тиграм. И непременно к амурским, их ведь мало осталось.

Вообще-то 23 февраля в 1967 году ни разу не праздник, обычный четверг. А следом – обычная пятница, тоже самый что ни на есть рабочий день. По этой простой причине товарищ Тишков с самого утра был на работе, тем более что пятница – день приёма населения.

Первый посетитель пришёл жаловаться на руководителей шахты «Северопесчанская», они ввели талоны для своих рабочих, «чтобы чужие не садились в автобусы». А как пенсионеру добираться до сада № 3, где у него живёт собака, которую нужно кормить каждый день?

– И много вас, «чужих»? – не поверил Пётр.

– Человек пять, – наморщил лоб дедушка, – В воскресенье и десяток может быть.

– А автобус переполнен?

– По-разному бывает, но пять человек всё одно влезут, – сделал шаг вперёд пенсионер и навис над Тишковым.

– Ты, дедушка, не переживай, я узнаю, что там за умники нашлись, и разберусь с ними.

– Ты разберись, секретарь, а то я ведь выше пойду, я всю войну прошёл, а меня из автобуса выпихивают.

Нда, не надо эту страну спасать. Танков, с-суки, понастроили, а автобусов – нет. Написать нужно письмо бровастому любителю целовать мужиков, что все эти танки один чёрт превратятся в металлолом. Автобусы строить надо.

А вторым посетителем оказалась как раз товарищ Фурцева.

– Пётр Миронович, можно вас отвлечь на пару минут? – а улыбочка как у акулы. Белой акулы.

– Присаживайтесь, Екатерина Алексеевна, сейчас чайку закажу. Или вы кофе предпочитаете? Я тут с секретаршей рецептом поделился – с корицей и гвоздикой.

– Сидите уже, я чай сама заказала. Сейчас Вера Михайловна принесёт. Интересная у тебя секретарша, Пётр Миронович, она тебя считает мягким и безотказным человеком, – Фурцева подошла к окну, за которым не было видно ни черта. Опять усилился мороз, и всё окно заиндевело.

– Ну, со стороны видней, – Пётр развёл руками.

– Вот сейчас и проверим. Концерт мне понравился. Эти две девочки и украинец – на самом деле находка. Признаю, если бы я отдала эти песни другим певцам, получилось бы хуже. Не зря ты на меня в Доме Писателей орал, – Екатерина Великая наконец уселась на стул.

– Я на вас? Не наоборот? – покачал головой Штелле.

– Не будем прошлое ворошить, – булькнула Фурцева.

– Вот и чай, Екатерина Алексеевна, а это я булочек сама напекла, не побрезгуйте, – ворвалась в кабинет Вера Михайловна по прозвищу «Неугомонная».

– Спасибо, Вера Михайловна, непременно откушаю, а то Пётр Миронович бросил меня одну в чужом городе и даже не сказал, где можно позавтракать.

– Пётр Миронович, ну что же вы, у нас рядом с гостиницей и правда ни одной столовой нет, – вскинулась секретарша.

– Вот оно, хвалёное уральское гостеприимство! А я ведь его у нас в Москве со всеми удобствами разместила. Довольны хоть остались, товарищ Тишков?

Пётр сжал зубы. Знает ведь про Люшу, донесли.

– Сейчас я ещё и пирожков принесу, – выбежала Вера Михайловна.

– Пётр Миронович, ты знаешь, что скоро праздник – 8 марта? – принялась за булочки товарищ министр.

– Странный вопрос, даже неожиданный, – хмыкнул догадавшийся Пётр.

– Догадался? Ну, не буду томить. Нужно десять песен. Две про снегирей есть. Будем считать, восемь. Их нужно исполнить и снять на плёнку. Говорухин останется до 5 марта. Шестого плёнка должна быть в Москве.

– Да вы с ума сошли! – откинулся на спинку стула Штелле и не рассчитал. Хорошо, что позади был шкаф, а то бы грохнулся, а так только завис в неуклюжем положении.

– Вот и пирожки. Зоя Николаевна пекла, бухгалтер наш. Вкуснее и не бывает, – вошла Вера Михайловна и с тревогой посмотрела на висящего Тишкова. Еле-еле удалось восстановить равновесие.

– Вера Михайловна, большое спасибо.

– Да, Верочка Михайловна, большое спасибо. Не пускайте пока никого в приёмную, на меня сейчас Пётр Миронович орать будет.

– Ох как хочется, – пробурчал под нос Пётр, когда несколько раз оглянувшаяся секретарша всё же вышла.

– Пётр Миронович, раскрою карты. Я перед отлётом встречалась с Михаилом Андреевичем Сусловым. Считай, что это его команда.

– Думаете, мне легче стало? Как можно за восемь дней написать восемь хороших песен? Я ведь не Господь Бог. А Маша? Она просто ребёнок. Взбрыкнёт – и всё, приплыли.

– Видела я вашу Машу. О, я теперь тоже могу стихи писать. В рифму ведь получилось? Так вот, про Машу. Я бы позавчера ещё сказала, что её в Москву надо везти. Уникум. А теперь поняла ваш спич про Нью-Васюки. Вы скоро и вправду это осуществите. Ладно, давайте ваши требования, а потом поговорим о Маше, – и с невинным видом достала из ужасной розовой сумочки блокнот с новомодной шариковой ручкой «Бик».

– Мне нужны два человека из московского ансамбля «Скоморохи». Фамилии – Градский и Буйнов. Ещё мне нужно, чтобы Светланов с музыкантами остались до 6 марта. Ещё нужны два виртуоза-аккордеониста. Нет, лучше – один аккордеонист и один баянист. Дальше. Нужна пара виртуозов-гитаристов и один лучший в стране балалаечник. Да, если существует такой человек, то его нужно найти. Он должен очень хорошо играть на бас-гитаре. Все эти люди должны быть здесь послезавтра. Иначе не успеть, – Пётр задумался. Как восемь песен сделать за восемь дней?

– А ваш оркестр? – оторвалась от писанины Фурцева.

– Здесь нужно другое звучание и другие голоса, потом поймёте. Кстати, а что со званием «Академический»?

– Я поговорила со Светлановым. Он хотел забрать Гофмана в Москву. Я запретила даже заикаться. Будет вам звание. Ещё есть требования? И телефон мне в пустом кабинете предоставьте, – поднялась Екатерина Алексеевна.

– Конечно, есть. Мне нужен дом.

– Какой ещё, нахер, дом? – дёрнулась Фурцева.

– Вон такой дом, – Пётр открыл форточку и ткнул в один из домов, стоящих напротив горкома. – Мне нужно селить в него приезжающих артистов. На постоянное местожительство. Думаю, это около ста тысяч рублей. Только показ снятого концерта в «Ударнике» в Москве за неделю окупит эти деньги. Тысяча мест, пусть по тридцать копеек билет – итого три тысячи за сеанс. Пять сеансов – пятнадцать тысяч. Семь дней – сто тысяч, – Пётр ожидал возражений и криков, но их не последовало.

– Пётр Миронович, пойдёмте ко мне в замы. Дом не обещаю, а квартиру в Доме Писателей найду. И дачу в Переделкино, – и мордочка такая – улыбчатая.

– Извините, Екатерина Алексеевна. Я хочу сделать Краснотурьинск лучшим городом страны. Из Москвы это не получится. Да и съедят меня в Москве-то. Я ведь не буду лизать попки у всех подряд.

– Нда. Съедят. Ладно, про дом подумаю, – махнула рукой Фурцева.

– Нет уж. Давайте обещание! – пришлось и вправду повысить голос.

– Десять лучших песен. Таких, как на вчерашнем концерте.

– Звоните.

Событие пятое

Пётр с Викой Цыгановой закрылись в детской. Ну, не на ключ закрылись – так, дверь прикрыли. Юрочка спал, делала уроки Таня, а жена стирала в ванной пелёнки. Все заняты.

– Пётр Миронович, – Вика глянула на пустой, почти белый листок, – Нет шести песен про космос. По крайней мере, таких, чтобы они были известны и популярны. А те, что есть, уже написаны.

На листке были сверху вниз шесть цифр. Напротив единицы было написано. «Трава у дома», напротив двойки «Надежда». И всё следующие четыре циферки были свободны.

– А если попробовать подсунуть песню из кинофильма «Земля Санникова»? – Пётр напел:

– И при чём здесь космос? – наморщила носик Вика.

– Песня замечательная. Нужен Олег Анофриев, лучшего исполнения я не слышала, – Вика заполнила третью строчку. – А ещё три песни?

– Я тут думал целый день. Есть непростая вещь у Виктора Цоя. «Группа крови на рукаве». Там только нужно несколько слов поменять – траву заменить на тропу, и убрать «бой». Пожелай мне удачи в полёте. Там ведь всё равно к словам «в бою» нет рифмы.

– Не знаю, не знаю. Сто процентов, что даже с этими исправлениями песню не примут. Слишком агрессивная и слишком чужая. Это ведь не «Синий платочек», – Вика напела припев:

– Нет. Точно не пропустят.

– А ведь я знаю, что нужно сделать, чтобы не просто пропустили, а с руками оторвали, – забегал по комнате Пётр. Ну как забегал – два метра до двери и два назад, вот и весь бег.

– Не поделитесь?

– Нужно обозвать это «Маршем Космонавтов», ещё нужно, чтобы первое исполнение было с участием Гагарина. И последнее – нужно сшить эту самую форму с группой крови на рукаве. Возьмём за образец форму из нашего времени. Берцы, куртка с тысячей карманов, кепка с большим козырьком. Вот на рукаве и груди куртки вышить группу крови и номер. Одеть в эту форму певца, Гагарина и пару человек из бек-вокалистов. Только одного не хватает. Голоса Цоя.

– Задумка неплохая, но столько сложностей, и первая – это не Цой. Первая – это Гагарин. Тут и у Фурцевой может не получиться. Да и понравится ли ему форма? – Вика с сомнением, но вписала в четвёртую строчку «Группа крови».

– Нельзя это задание завалить, – опять забегал Пётр.

– Пётр Миронович, а вы не думаете, что даже если мы и запишем шесть песен, то дальше будет не легче, а значительно труднее? Следом Первое Мая. А там нет вообще ни одной песни, и там отказаться будет ещё сложнее – это же политический праздник. Там сам Брежнев позвонит и потребует десять шедевров. И что тогда? – Вика ещё раз глянула на список. Куцый. И проблемный. А по поводу «Международного Дня Солидарности Трудящихся» вообще нет ни одной песни. Интересно, почему? Партийные бонзы не могли заставить поэтов написать песни? Или песни были написаны, но такого низкого качества, что только одно исполнение и пережили?

– Вика не отвлекайся, пожалуйста. Если что, тупо заболею. Ещё две штуки про космос надо.

– Стойте. Есть одна, и очень неплохая. Помните, был детский фильм «Отроки во Вселенной»? Вот там ещё песня была. Сейчас не вспомню всю, но в припеве были слова: «Если что-то я забуду, вряд ли звёзды примут нас».

– Умница! Что-то припоминаю. «Я возьму… каждый его час…». Всё, садимся, вспоминаем.

– Подождите, а шестую?

– Есть у меня запасной вариант. Будет такой малоизвестный бард Суханов. Как-то мы с женой купили пластинку, или кассета у нас была – уже не помню. Было это в конце восьмидесятых. Первой там шла колыбельная «Зелёная карета» – под неё у нас дети только и засыпали. А вот вторая была песня «Моя звезда». Там ещё такие слова в запеве: «Среди миров, в мерцании светил, одной звезды я повторяю имя. Не потому, чтоб я её любил, а потому, что мне темно с другими». Я понимаю, что это песня про женщину, а не про звёзды, но если чуть подправить, то никто и не поймёт. Давай я тебе напою.

– Не надо. Я эту песню знаю. Когда в детском хоре пела, то один раз её исполняли. Кстати, и тогда был концерт к 12 апреля. Давайте правьте слова у Цоя и у Суханова, а я начну музыку подбирать.

– Хорошо. Стоп! Только сейчас понял, всё покоя не давало, будто что-то забыл. Фурцева сказала, что все десять песен Суслову понравились. Но ведь их было одиннадцать!

1. Снегири – Виктора Королёва.

2. Снегири – Сергея Трофимова.

3. На недельку до второго я уеду в Комарово.

4. Я уеду в Иваново, а Иваново город невест.

5. В Вологду-гду.

6. Я себя от тебя отучаю – композитора Олега Иванова и поэта Владимира Павлинова, «Горький мёд».

7. Песня из «Юноны и Авось», дуэт графа Резанова и Кончиты Аргуэльо.

8. Мне б такую женщину, Татьяны Назаровой (автор слов) и Анатолия Розанова (композитор).

9. Вальс-Бостон Розенбаума.

10. Переделанную «Пьяные глаза» Валерия Кураса, глаза сделали синими.

11. И твои «Синие цветы».

То ли они там считать не умеют, то ли одну всё же зарубили. Интересно, какую?

Событие шестое

7 марта Пётр позвонил Смирновой, как и договаривались, заодно поздравил её с праздником. Та в свою очередь передала поздравления жене и дочерям – заходила ведь вместе с Фурцевой к Петру домой и знакомилась с домочадцами. Поздравила и сразу взяла быка за рога.

– Пётр Миронович, поздравляю и вас, вчера книга ушла в печать. Отдали в редакцию «Молодой Гвардии», это на Сущёвской. Так что через месяц уже и на прилавках появится. Вам купить десяток экземпляров?

– А что, автору хотя бы десять-то экземпляров бесплатно не положены? – удивился Штелле. Где-то ведь он читал, или по ящику смотрел, что автору передают стопку новеньких книг.

– Нет, только один экземпляр. Ну-ну, не переживайте. Посчитайте, сколько вам нужно экземпляров на подарки друзьям и родственникам, и я столько у знакомого директора книжного магазина выкуплю, – совсем озадачила Петра Вера Васильевна.

– Хорошо, посчитаю, – только и нашёлся, что ответить.

– Так, на этом хорошие новости не кончились. Сигнальные экземпляры ВУОАП уже напечатал, мы разместили их в книжном на Калининском, так сказать, чтобы проверить спрос. Все двести экземпляров разошлись за пару часов. Вам я две штуки купила. Так вот, решено, что будем печатать второй тираж, на этот раз побольше. Скорее всего, 250 тысяч. И вот тут есть такой нюанс: если просто выпустить второй тираж, то авторские будут чуть меньше, чем за первый, но если вы внесёте даже небольшие изменения в текст, то это будет уже считаться «изданием вторым, дополненным», а, значит, гонорар не уменьшится. Я переговорила с Владимирским, и он обещал прямо завтра принести несколько рисунков, а от вас небольшое изменение в тексте – ну там, описание природы, что ли, – Пётр вспомнил анекдот, что рассказывал семье Калининых, и поведал его Смирновой.

– Прелестная вещь, – хрипло закаркала Вера Васильевна прокуренным голосом, – Вот так и поступите. Можно описание острова добавить или корабля.

– Хорошо. Понял вас, Вера Васильевна.

– Это не все пряники. Я тут переговорила с чехами и болгарами, они будут переводить и издавать вашу книгу. Дальше заинтересовались и товарищи из ГДР. Только там какие-то трудности с переводчиком детской литературы, но через пару недель освободится. Думают пока венгры и поляки. Зато итальянцы прямо вцепились в эту книгу, уже нашли переводчика. Так что давайте, на следующей неделе появляйтесь в Москве, будем договора заключать. Да вам ведь и всё равно в ВУОАП нужно, новые песни регистрировать.

– Спасибо большое, Вера Васильевна, непременно числа после пятнадцатого приеду, – Штелле мысленно тяжело вздохнул. Неблизкий путь, и не очень-то он любил все эти вокзалы с вечными толпами людей.

– Ну и последний пряник. Очень вкусный пряник. В понедельник принимаем вас в Союз Писателей. Ваше присутствие необязательно, но вот приедете – и сразу удостоверение и значок получите. А это, кроме того, увеличит гонорар за второе издание, – слышно было, что Смирнова искренне этому радуется.

Если честно, то Пётр тоже порадовался, хотя денег ведь и так куры не клюют, да ещё неожиданный бонус в середине февраля прилетел. Оберин проверил таблицу выигрышей трёхпроцентного займа и прибежал с выпученными глазами прямо на совещание по строительству, а после совещания ткнул в газету толстенным своим пальцем.

– Пять тысяч выиграли!

А ведь это даёт право на покупку автомобиля ГАЗ-21 «Волга». Или можно продать в южных республиках этот билетик тысяч за 12–15 рубликов. А может, если товарища Макаревича подключить, то в столице получится цеховикам и подороже продать – ведь выигранный автомобиль при конфискации имущества один чёрт остаётся за хозяином. Ценный товар такой билетик. Пока не решили, что делать: то ли «Волгу» брать, то ли деньги. Лежит облигация и думает. Кроме этого большого выигрыша были и мелкие, от сорока до пятисот рублей, на общую сумму почти в полторы тысячи. Удачно деньги вложили.

– Алло, Пётр Миронович, вы меня слышите? Со связью что-то? – вывела из задумчивости Петра телефонная трубка.

– Наверное. Сейчас нормально слышно? Точно что-то со связью, – ну да, со связью с головой. Размечтался и забыл про собеседника.

– Пётр Миронович, а что с вашей новой книгой, как продвигаются успехи? – пошутили из Москвы.

– Вера Васильевна, хоть вы покричите на Екатерину Алексеевну – ну никак не даёт мне книгой заниматься. Опять повесила задание: написать ко Дню Космонавтики шесть новых песен. Пока не закончу – не до книги, хотя две части из трёх уже дописал. Получится чуть толще, чем первая, надеюсь к Первому Мая завершить сей титанический труд, – Пётр и на самом деле хотел успеть до праздников. Потом точно до конца мая будет не до книг: то демонстрация, то День Победы, потом посадка деревьев и начало строек. Субботников куча – хотя сейчас воскресники. Только через неделю примут постановление о введении пятидневки. Ещё ведь и тут куча работы, не так-то просто целый город, десятки и сотни предприятий и учреждений, перевести на укороченную рабочую неделю. Везде нужно будет на собраниях побывать – нельзя ведь допустить из-за потери этого дня невыполнение планов. Эх, как хорошо было на пенсии.

– Так вы, Пётр Миронович, эти первые части с собою привозите. Отдам корректорам, да и сама хочу узнать, что дальше будет. И напрягитесь, я вас в июнь поставлю на очередь в издательство «Детская Литература». А ведь ещё нужно художника найти! Владимирский здесь не подойдёт, нужны совсем в другом стиле работы. Тут на днях «Айвенго» вышел Вальтера Скотта, художника фамилию не помню, но мне рисунки понравились. Вот привезёте первые две части – найду его и дам в работу. Всё, до свидания. Жду пятнадцатого.

Событие седьмое

«А поезд тихо е, а поезд тихо ха, а поезд тихо ехал на Бердичев…».

Нет. Не на Бердичев. Где это вообще? Поезд ехал на Свердловск. Вот тихо – это да. Каждому столбу кланялся, и на каждом разъезде стоял. Понятно, почему и Карпинский, и Североуральский поезда в XXI веке отменили. Кто захочет 12 часов маяться в поезде, если на автобусе можно доехать за шесть? Причём это с остановкой на обед.

Как и в прошлый раз, Пётр залез на верхнюю полку и предавался подсчёту успехов и планированию планов. И точно так же две нижние полки оккупировали бугаи-«телохранители», и опять они ехали на соревнование. Только на этот раз не на облсовет общества «Труд», а на россовет, то есть на первенство РСФСР по этому самому «Труду». Соревнования будут в Смоленске 17 марта, так что оба богатыря летят в Москву вместе с Петром. Тёзка-то угодил на первенство РСФСР почти случайно. Он занял на области второе место в своём весе, но победитель получил в абсолютном первенстве перелом ключицы, и тренерам сборной области ничего не оставалось, как взять с собою в Смоленск бывшего танкиста, а теперь майора запаса и тренера заводской секции самбо и дзюдо. Дзюдо ещё не было олимпийским видом спорта, но скоро им станет, и тогда чуть ли не первая в стране секция получит определённые преимущества в отборе на олимпиаду. Так Петру-танкисту напророчил Штелле, а тот спорить не стал, и запись в новую секцию открыл. Броски в целом похожи, вся и разница, что борются босиком и в штанах, да ещё есть удушающий. Мелочи.

А вот Вадим Степанович Кошкин попал в областную команду по заслугам. Он победил не только в своей весовой категории, но и в абсолютном первенстве, и тренер говорит, что у Вадима есть все шансы войти в тройку на России и попасть на первенство СССР.

Четвёртым в купе опять был товарищ Макаревич. Он, правда, в Москву не летел – дела были в Свердловске и его окрестностях. Он должен был организовать переезд в Краснотурьинск трёх Героев Социалистического Труда с семьями и со всем имуществом. Кроме героев нужно было перевезти и пять семей пчеловодов. Две уже известные, и ещё три семьи уговорил вместе с собой перебраться на новое место жительства бывший директор совхоза «Балаирский» в селе Балаир Талицкого района Константин Николаевич Чистяков. Пчёл повезут следующим рейсом, холодно пока. Неблизко ведь, почти от самой Тюмени тараканить. Кроме того, решил переехать из села Байкалово, что недалеко от Елани, Виталий Егорович Дягилев – основатель и руководитель народного хора. Пётр решил забрать этого чудаковатого мужичка к себе. Была мысль создать пару коллективов: один типа «Бурановских бабушек», а второй по образцу коллектива Надежды Бабкиной с элементами от «Балаган Лимитед», тем более что песню «Ты скажи, чё те надо» этого коллектива они с Викой вспомнили – и ноты, и слова. Сейчас она лежит вместе с двумя десятками других в папке, приготовленной для регистрации в ВУОАПе.

У самого Петра в столице Урала тоже дел хватало. Нужно было заскочить в редакцию «Уральского Рабочего» и передать предисловие к двум повестям-продолжениям «Злотого ключика», и заодно подписать договор о печати пятидесяти тысяч экземпляров книжки. Кроме того, редактор нашёл художника, что уже сделал рисунки – нужно и их посмотреть, да выбрать те, что войдут в книгу.

Кроме издательских дел в «Уральском рабочем» ещё и оборудование надо посмотреть, что те решили от щедрот сбагрить в Краснотурьинск. Приложение к газете «Заря Урала» подняло тираж более чем в два раза, и теперь всё упиралось в новые печатные станки и бумагу с краской. Вот всё это, скрепя сердце, «старший брат» и выделил. Нужно всё же заглянуть этому дарёному коню в зубы, да, если что, пожаловаться председателю Облисполкома Борисову.

Ещё Александр Васильевич Борисов вызвал в Свердловск директора и главного бухгалтера Богдановичского фарфорового завода. Нужно будет заключить с ними договор о передаче тысячи чайных блюдец и чашек после первого обжига для росписи в художественное училище Краснотурьинска. Учащиеся их раскрасят передаваемыми также красками, и вернут в Богданович для двух последующих обжигов, а Пётр передаст товарищам пуансон и матрицу для производства нормальных высоких чайных кружек. Их в ЛМЦ на заводе выточили на механическом участке, хоть и ругались сначала. Зато, когда рабочим пообещали первые кружки реализовать в ЛМЦ – тем, кто принимал участие в проекте – ругались уже токаря и фрезеровщики за право поучаствовать. Вот по результатам всех этих передач и реализации полученной продукции и будет принято решение о строительстве в Краснотурьинске филиала фарфорового завода.

Последняя из запланированных встреч тоже была наиважнейшей. Фабрика «Уралобувь» поставляла в Краснотурьинск пять списанных швейных машин и одну вполне рабочую. Она же поставляла Богословскому алюминиевому заводу и партию кожи и замши для шитья ботинок и сапог. Пётр сумел уговорить Кабанова открыть экспериментальный цех товаров народного потребления, пока под эгидой завода. Пришлось, конечно, поделиться парой идеек по улучшению работы глинозёмного цеха. В ход пошли опять рацпредложения, обсуждаемые в прошлом-будущем с батянькой. Из списанных машинок планировалось собрать хотя бы две-три рабочих. Когда под рукой целый цех токарей и фрезеровщиков – не такая уж это, наверное, и невыполнимая задача. Главное ведь, как говаривал маленький, неудачно закончивший, император, «ввязаться в войну».

Основное же дело, окромя, естественно, регистрации новых песен, было в Москве. Марк Янович умудрился через своих знакомых договориться о приезде в СССР не кого-нибудь, а самого господина Марселя Бика. Того самого Бика, который создал одноразовые шариковые ручки, зажигалки и бритвы, да и много ещё чего. Как это удалось русским евреям – большой вопрос, но, тем не менее, в фойе гостиницы «Интурист» 17 марта у Петра должна состояться встреча с этим самым Марселем. Пётр вёз сейчас в многострадальном, но счастливом портфеле эскизы некоторых будущих изделий известной фирмы, а также одну вещицу из будущего, которую теперь уже не назовут кубиком Рубика. Обойдутся венгры.

С этой игрушкой Штелле намаялся. Вроде бы и у самого в юности был, и сто раз его разбирал, и потом, собирая материал для книги про попаданца, внимательно изучил конструкцию, но вот как дошло до дела – начались те самые овраги. Во-первых, отсутствие нормальной пластмассы. Пришлось скупить кучу игрушек в детском мире и по очереди гробить их, пытаясь расплавить. Более-менее приемлемый результат дали только большие куклы. Правда, куски пластмассы один чёрт выходили некрасивые – с прожилками и пятнами. Но это не главное – главное, что материал получился всё равно мягковатым, и кубик всё время норовил рассыпаться. Изготовили детали в 13 колонии. Там же токарь-универсал сотворил и центральную крестовину. Пётр прогулялся до книжного магазина, купил набор цветной бумаги для аппликации и приклеил вырезанные квадратики на канцелярский клей – а они при попытке поиграть начали отваливаться. Пришлось прибегнуть к клею БФ. Вроде бы держались бумажки, но выступили следы клея. Одним словом, получилась лажа.

Во-вторых, сами пластмассовые элементы. Ну никак не хотели они вращаться, да и держались с трудом. Резчики в колонии три раза переделывали, потом плюнули на указивки Петра и попробовали сами докопаться до истины. Ушла неделя и ещё три куклы. Ну, в итоге получился один – вращался (с трудом) и не рассыпался.

В-третьих, великим математиком Пётр не был, а игрушку в руки брал последний раз году в девяностом. Разумеется, формулы, что выучил в студенчестве, переписав из журнала «Наука и жизнь», забыл. Получалось собрать только одну сторону. Как такое убожество господину Марселю демонстрировать? Пришлось звонить в Москву Люше. Нужен был молодой, но очень умный математик. Вроде нашёлся, будет ждать Петра у Чуковских дома, 16 марта в семь вечера. А на следующий день уже встреча в это же время с Биком. Пробивала дрожь – а что, если молодой гений не справится? Ведь именно с кубика Пётр и собирался начать разговор с проклятым капиталистом загнивающим. Нужно ведь сначала заинтересовать буржуя, а уж потом его же будущие продукты ему за деньги втюхивать.

Вздохнув и перевернувшись на другой бок, Пётр отбросил планы. Будет день, будет и пища. Для размышлений. Нужно ведь и итоги двух с половиной месяцев попаданческой деятельности подвести.

Несомненным успехом стал кухонный гарнитур, а мойка с двумя кранами и системой фильтров экскурсантов просто потрясала, как, впрочем, и шаровый кран. Между прочим, чертёж на кран-смеситель и просто шаровый кран Пётр вёз сейчас с собою. Вот только не решил ещё, кого ими осчастливить – или господина Бика до кучи, или всё же наше патентное бюро. Кабанов и Устич всё облазили под мойкой, скопировали чертежи, и сейчас уже вовсю идёт работа над небольшой партией таких кранов и смесителей. Сам гарнитур получился тоже на пять с плюсом. Пётр и сам старался потом почаще на кухню заходить – красота. Даже Вика Цыганова, которая жила гора-а-а-здо богаче Петра, языком поцокала.

– Такого и в XXI веке не купить, разве что где в Китае. Вещь. Если вернёмся в своё время, себе такой закажу.

Ещё из успехов можно считать договор, что провернул литовский еврей Макаревич. Он договорился об обмене выигрышной облигации трёхпроцентного займа на два автомобиля «Волга», пусть не совсем новых, но вполне себе рабочих. У одной помяты двери с правой стороны – но ведь один чёрт всё железо собирались менять, превращая машинку с оленем в люксовый кроссовер из будущего. Единственное, что надо будет оплатить – товарный вагон из Москвы до Карпинска, куда обе машины и погрузят. Пётр думал, что цифра выйдет огромная, и очень удивился, когда увидел чек. Слёзы. Меньше пятисот рублей.

Плюсиком можно считать и партию материала, что изготовил Свердловский камвольный комбинат. Даже две партии, если быть точным. Пятнистый зелёно-коричнево-чёрный камуфляж сделали из двух материалов. Первым был очень неплохой хлопок – годился и на платья, и на рубахи. Второй материал был шерстяным – или полушерстяным, ни разу он в этом не специалист – но на брюки и куртки годился. Пётр вместе с Викой нарисовали кучу платьев и рубах с штанами. Можно и первый показ мод с коллекцией в стиле «милитари» устраивать. Ну, и плюсом сам Пётр нарисовал форму – якобы для космонавтов, но на самом деле попытался вспомнить, что носили десантники 20-х годов XXI века. Сейчас всё это уже начали шить в ателье. Сенчина с Толкуновой в эдаких нарядах застолбят за собой все первые страницы иностранных журналов – к чему, собственно, и стремимся.

8 марта по телевизору показали концерт, записанный на плёнку Говорухиным. Ясно, что телевизоры сейчас есть далеко не у всех. Скорее, их почти ни у кого нет – так, один на подъезд – но посмотрели концерт в Краснотурьинске все от мала до велика. Ещё бы, ведь показывают их самих в качестве зрителей ДК БАЗа, и их знакомых на сцене. Сейчас практически все варяги разъехались, даже Богатиков подался в свой Луганск утрясать какие-то дела с перевозкой мебели и ненового «Москвича».

У Петра телевизор был, и концерт ему в целом понравился, даже с точки зрения человека из XXI века. Видны были и недочёты: молодые певцы держались скованно, Буйнов и Сирозеев иногда не попадали в ноты, Сенчина стояла как столб, боясь пошевелиться. Больше всех разочаровали баянист с аккордеонистом. До Петра Дранги им было как до Луны пешком. Нет, исполняли они строго по нотам – стояли как памятники самим себе и наяривали с деревянными лицами. Музыка есть, а впечатлений нет. То же самое можно сказать и о гитаристах. Такой концерт нужно по радио крутить, а не по телевизору – что и сделали. Теперь чуть не каждый день вещают, то целым концертом, то выхватывая из него пару песен.

А вот концерт с военными песнями не показывают, и песни по радио не транслируют. Позвонила позавчера Фурцева, хвалила, говорила, что всем в ЦК понравилось, а на вопрос, что с военными песнями, хмыкнула и предложила посмотреть в календарь. Ну, естественно – берегут к 9 мая. Пётр ей озвучил просьбу по Гагарину и Олегу Анофриеву. Задумалась. Сказала, что позвонит через пару часов, но так и не перезвонила. Вернее, телефон-то через пару часов заверещал, но это был всего лишь секретарь, сказал, что Екатерина Алексеевна подойдёт 16 марта в ВУОАП, там и поговорят. Пётр вечером поделился новостью с Машей-Викой.

– Ну, тут всё ясно, – наморщила маленький носик попаданка.

– Мне вот не очень.

– Если везти сюда Гагарина, то концерт нужно снимать тоже здесь, а значит, опять Светланов и несколько музыкантов, значит, опять Говорухин и куча всяких операторов и звукорежиссёров. Но песен-то всего шесть, а для полноценного концерта этого мало. Вывод напрашивается сам: или сюда везти ещё несколько певцов, или уйму народу отсюда везти в Москву. Вот и прорабатывает Екатерина III варианты, – пояснила Цыганова.

– Буду стоять на первом варианте насмерть, – пообещал ей Штелле.

Были успехи и на ниве просвещения. Провели во Дворце Металлургов первые встречи клубов «Что? Где? Когда?». Пётр тоже пришёл, поздравил участников и родителей. А вот сами игры не очень понравились – нет хорошего ведущего. Женщина скованно читала по бумажке вопросы, и всё. Пришлось пообщаться с директорами обоих городских ДК на предмет поиска нормального ведущего – нашли. Лучше всего подошла Роза Константиновна Соколова, директор ДК Строителей. Она кроме управления дворцом руководила и русским народным хором, лауреатом и дипломантом многих областных конкурсов. Пришлось переносить встречи команд в ДКС.

В школах теперь каждую субботу после обеда проводят комбинированные эстафеты для учащихся. Разбили всех детишек на три группы – 5–6 классы, 7–8 и 9-10. Сейчас выявятся победители в школах, и начнутся игры между школами. Только телевидения для нашего ответа ГДР и не хватает. На следующий год и эту проблему нужно решить, тем более что режиссёр со Свердловской киностудии Рымаренко Леонид Иванович практически прописался в Краснотурьинске. После концерта Пётр уговорил его снять два клипа. Они с Викой вспомнили и записали две песни из репертуара Любы Успенской: «Манит карусель» и «Я сяду в кабриолет». Для участия в этих записях и были приглашены Вертинская с Михалковым. Самое интересное, что среди героев обеих лент оказался дедушка Штелле. Вообще Пётр старался с родственниками сильно не пересекаться – боялся что-то такое сделать, от чего их судьбы изменятся, а тут так сошлось: нужен был для первого клипа про кабриолет возчик с телегой. Роль была юмористическая и не совсем второго плана – нужен был человек с определёнными навыками и запоминающимся лицом, вот на пробы и вызвали всех людей с конного двора. Отбирал людей сам Рымаренко, а когда представил его Тишкову, тот деда и узнал. Но о самих клипах потом.

Ещё одним успехом можно считать создание музея военной техники. Оба автомобиля ГАЗ (АА и 410) отремонтировали – правда, пришлось в Карпинске купить у их автобазы третий на запчасти. И то, чтобы восстановить двигатели на обоих экспонатах, опять загрузили ЛМЦ на всю катушку – но ведь справились, а это главное. Теперь на очереди автобус ЗиС-8 и немецкий вездеход, который у лесников удалось выклянчить за обещание организовать сбор шишек всеми школьниками города. А что, детям в радость в лес сходить классом, побеситься, еловых шишек пособирать, а Краснотурьинску достался ржавый-прержавый «Крафтваген» – полугусеничный фашистский вездеход.

Не на последнем месте среди успехов была и модернизация коврового цеха. Ещё в своём прошлом-будущем Пётр как-то был на экскурсии с классом в этом заведении. Подвал одного из домов был приведён в человеческий вид, и там стояло три конструкции, наверное, станка, на которых женщины вязали ковры. Это был филиал серовского предприятия, и после окончания работ над ковром его отправляли в Серов на стрижку. Понятно, что назад он уже не возвращался. Ковры – один из самых главных дефицитов в СССР. Работали с цветными нитками женщины очень быстро. Пётр тогда сам попробовал завязать узелок с помощью стального крючка, но с первого раза не получилось. Только третий узел хоть отдалённо напоминал то, что должно получаться – а ведь на каждом квадратном метре их сотни тысяч. Медленно ткались ковры – если память не изменяет, разговор шёл о трёх месяцах.

Вот, вспомнив о той экскурсии, Пётр и пошёл посмотреть, а как обстоят дела сейчас. Никаких изменений – тот же подвал и, может, даже те же женщины. Ковры были, как и все ковры в стране, с непонятным мусульманским узором. Не доросли ещё до портретов Путина. Надо было ускорять прогресс.

Тишков бросил клич по всем отделам горкома и горисполкома: нужен был человек, у которого есть родственники в Ташкенте. Кто ищет – тот найдёт. Оказалось, что у художественного руководителя и режиссёра народного театра при Дворце Культуры Строителей Кащеева Сергея Тимофеевича родная сестра уехала восстанавливать Ташкент после землетрясения по комсомольской путёвке, да так там и осталась. Вышла замуж за местного, сейчас в узбекско-русской семье уже двое детей. Муж так и работает прорабом на стройках, а Светлана, в девичестве Кащеева, окончила заочно торговый техникум и сейчас работает товароведом в большом промтоварном магазине. Режиссёр созвонился с сестрой и озвучил ей просьбу Петра – найти телефон директора предприятия, на котором ткут ковры. Оказалось, что никого искать не надо – она знакома с ним лично, так как их фабрика поставляет ковры в магазин, где Светлана и работает товароведом. Уже через пять минут у Петра был телефон товарища Каримова. Абдулло Нуриевич оказался человеком предприимчивым: за ведро кедровых орехов и грамоты Краснотурьинского горкома КПСС и Свердловского облисполкома согласился отправить в командировку трёх женщин, мастера и двух молодых, но очень быстро работающих девчонок.

– Абдулло Нуриевич, а что, если эти девушки захотят остаться в Краснотурьинске? – Пётр закинул удочку на пробу, на успех, в общем-то, и не надеясь.

– Какой хытрый сэкретарь! Палэц мало, всю рук давай, – заржал как жеребец директор фабрики, – тогда ещё мотоцикл «Урал», и поедут две сестрёнки-близняшки. Они сироты – родители погибли во время землетрясения, родственники все тоже. Росли в детдоме. Эти могут и остаться, если женихи будут настоящими джигитами. Договорились? – акцент сразу же исчез.

– Хорошо, договорились, – Пётр вздохнул. Придётся полторы тысячи из заначки вынимать, но настоящие мастерицы нужнее ненужных в СССР огромных денег. – Диктуйте адрес, куда контейнер отправлять.

В соседнем доме ликвидировали бомбоубежище, которое никому и никогда больше не понадобится, и установили там ещё три станка, изготовленные силами всё того же ЛМЦ завода. Теперь узбечки передают опыт русским женщинам, а в художественном училище разрабатываются эскизы к новым коврам. Пока портрет только один – Ленина, остальные рисунки перерисовываются с жостовских подносов. Пусть будут красивые ковры с цветами на чёрном фоне. Сестрички оказались вполне себе миловидные, их поселили в заводском общежитии на площади, в комнате недалеко от той, где пока обитают бывшие зеки. Пётр попросил тёзку присмотреть за девчонками, чтобы их какие пьяные уроды не обидели. Разрешил даже членовредительство. Так и получилось: уже на второй день танкист сломал одному мачо палец, а другому нос. Ломились в пьяном виде к узбечкам, экзотики придуркам захотелось. Тренер по самбо их скрутил и вызвал милицию, а пока её дожидались, те попытались угрожать бывшему танкисту. В результате получилось, то, что получилось, и, кроме того, под его диктовку бузотёры написали друг на друга заявления о причинении лёгких телесных, но претензий друг к другу тоже не имели, так что отделались пятнадцатью сутками.

Теперь бы ещё девчонкам нормальных женихов найти, а то мотоцикл зря пропадёт. Самое интересное, что мастер, приехавшая вместе с сестричками, сама пришла на приём к Петру и предложила ему интересный вариант. Она остаётся в Краснотурьинске, а Пётр выделяет её семье двухкомнатную квартиру и устраивает на работу, на стройку, мужа – он работает в бригаде, которая восстанавливает старые мечети и другие памятники архитектуры, по профессии он мозаичист. «Интересное предложение, – подумал Пётр, – и сама Зуйли хваткая женщина и профессионал, и муж с очень редкой профессией. Неплохо бы в художественном училище открыть группу мозаичистов, а потом облицовывать дома. Чем мы хуже Ташкента?»

Штелле поинтересовался у Зуйли Тимуровны Керимбаевой, чего это она решила поменять тёплый родной Ташкент на холодный и неродной Краснотурьинск.

– Всё дело в жилье. Мы с мужем и две наши дочки живём у его родителей в комнатке в пять квадратных метров. Кроме нас в доме ещё восемь человек – родители, братья и сёстры мужа, а весь он площадью тридцать метров. И хоть муж работает строителем, даже надежды на свою квартиру нет, и дом не построить – землю под строительство не выделяют. Если дадите квартиру, век Аллаха буду за вас молить.

Да, москвичей испортил квартирный вопрос. Чем же ташкентцы хуже москвичей? Тем более что город почти с нуля отстраивают. А ведь могли и больше жилья строить. Деньги. Конечно, нужно людоедам в Африке помогать. Нужно строить сотни самолётов и дарить их египтянам, а те через пару недель их просто превратят в дорогие костры. Вопрос: нужно ли предупредить Семичастного о Шестидневной войне? И никто не ответит. Ведь проигрыш в этой войне арабских государств взвинтил цены на нефть. Вопрос.

Глава 2

Событие восьмое

Надо отдать должное Константину Федину: он для поездки во Внешторгбанк даже свою «Волгу» Петру выделил. Оказалось-то всё не так просто. Весь день Пётр провёл с разными бухгалтерами, заключил больше двух десятков договоров, истрепал нервы и себе, и работникам Союза Писателей. А начиналось всё вполне мило – сидели себе, заключали договор об переводе и издании двух повестей про деревянного сорванца в Болгарии, и тут доходит дело до номера счёта в банке. Пётр ничтоже сумняшеся называет свой счёт, специально открытый в Москве для перевода денег за песни и книги, и узнаёт, что он бестолочь. Пословица, дескать, «курица не птица, Болгария не заграница», в данном случае не работает. Перевод денег будет осуществлён в валюте, а значит, нужен счёт во Внешторгбанке. Пришлось ехать и выстаивать приличную очередь. «Неужели все эти люди, что стоят к заветной двери – писатели и композиторы?» – ужаснулся Пётр. Объяснение пузатенького работника банка о чеках, они же сертификаты, он пропустил мимо ушей. Какая ему разница, что чеки братьев по соцлагерю хуже капиталистических? Ничего ему в тех «Берёзках» пока не надо. Вот потребуется чего, тогда и будет время узнать всю подноготную нелёгкой жизни знаменитого писателя.

Издать у себя книги про Буратино изъявили желание болгары, чехи, которые только через полтора года станут чехословаками, немцы из ГДР, венгры и поляки. Итальянцы и югославы купили права на издание, переводить будут сами. Пока всё.

Потом появился художник Леонид Владимирский, и пришлось снова заключать договора о печати «издания второго, дополненного» всё того же Буратино – так что в ВУОАП с песнями Пётр попал только после обеда и просидел до семи вечера. Там его и нашла вернувшаяся с работы Люша – оказывается, у неё на квартире собралась уже целая толпа, и все ждут только его, именинника. Ну, вернее, виновника праздника. Нужно обмыть удостоверение члена Союза Писателей и значок с изображением Горького.

– Ладно, согласен, виноват. Только «горько» не кричите.

Толпа? Четыре старушки. Одна чуть помоложе, но её Пётр не знал. Её и представили.

– Знакомьтесь. Это Вера Спиридоновна Ляшенко. Доктор химических наук, профессор. Вчера она синтезировала известную вам «Виагру», – женщина даже попыталась изобразить книксен, ну, в смысле чуть-чуть присесть.

Лет пятьдесят. И точно химик, вон все пальцы жёлтые от формальдегидов. И на этих пальцах ни одного кольца. Не была замужем? Или при работе с довольно агрессивными средами колец не носят? Они ведь явно помешают надевать перчатки. Заграничный костюм, но неновый. И единственный, вон на рукаве следы очень тщательной штопки двух дырочек. Ещё бы – точно химик и увлекающийся, не успела переодеться и сунулась к чему-то интересному. А ведь даже зарплата профессора не позволяет купить хорошую одежду. Негде. С-сука, в смысле, гад кукурузник. Разорил страну. Да и бровастый гомик не лучше. Столько денег вбухивают во Вьетнамы, Эфиопии и Египты – а ведь совсем скоро шестидневная война. Надо ли предупреждать?

Все эти мысли пронеслись в голове Тишкова, пока он, изображая джентльмена, целовал ручку профессору. От руки и рукава попахивало химией – но запах не очень и противный, скорее, даже приятный.

– Пётр Миронович, умываться и за стол, – это уже скомандовала вторая Чуковская, мама Люши.

Третьей бабушкой была Вера Васильевна Смирнова – руководитель Комиссии по детской литературе при Союзе Писателей СССР. Четвёртой – членкор АН СССР Рахиль Хацкелевна Фрейдлина. Стол был богатый. Шутка. На нём стояло много вина, в том числе шампанского, много коньяка и много колбасы с сыром. Правда, потом принесли и горячие закуски – пюре с отварной сосиской. И это четыре женщины готовились к празднику. Москва! Богема!

– Пётр Миронович, за вас! Не перестаю вами восхищаться. Заперлась сегодня ото всех и читаю вашу сказку. Занятно! Точно будет на Западе бестселлером. А для нас вот проблемно. Ну да ваше имя сработает. Я – за. Да вы угощайтесь! Мы старались! Или не нравится? – Смирнова положила себе на тарелку сыра и подняла фужер с шампанским.

– Сейчас пошучу. Только не обижайтесь. Просто другой шутки про химиков с ходу не вспоминается. Говорят, что на халяву и хлорка творог. Спасибо, милые дамы, не ожидал, – похихикали.

– За вас, Пётр Миронович, – сдвинули бокалы.

Застолье не проходило в дружеской и непринуждённой беседе. Пётр вдруг осознал, что раз дома мама Люши, то ночевать в квартире Чуковских его не оставят. Гостиницу он не заказывал, да и не знал ни одной. Было только смутное воспоминание из прошлого-будущего, что с гостиницами в СССР всё плохо. Нет брони – нет и кровати, не говоря уже об одноместном люксе.

Дамы постепенно набросали в себя приличное количество вина, и Люша похвастала, что лучшие анекдоты рассказывает, конечно, Пётр Миронович – и лучшие песни поёт тоже он. Дамы потребовали анекдотов и песен.

– А можно я совмещу? – вспомнил один анекдот Штелле.

– Будете петь анекдот? – прыснула Смирнова.

– Точно.

– Барин останавливает извозчика и лезет в коляску.

«Какую песню петь, барин? Али не надо песен?»

«Погоди, нога попала в колесо».

«Но-о, родимая! Нога попала-а в колесо-о-о! Нога попала-а-а!»

Пётр закончил, а смеха нет. Что не так? Даже заволновался. И тут грохнули. Просто позднее зажигание, или ждали всю песню? И вот тут повезло. В дверь позвонили.

– О! Это за мной, – начала подниматься Лидия Корнеевна Чуковская, – Я договорилась с Булатом Шалвовичем, что он заберёт меня и отвезёт в Переделкино.

Ну вот. У Петра гора с плеч упала. Проводили маму, и вечер стал заканчиваться. Засобирались и «химички». Ненамного дольше их просидела Смирнова. Несколько раз заставила Петра пообещать, что он бросит все дела и допишет как можно быстрее свою сказку для взрослых мальчиков и девочек и, покачиваясь слегка, отбыла, не утруждаясь переобуванием и напяливанием шубы. Ну, правильно – в этом доме и живёт.

А в целом день, можно сказать, удался. Половину песен оформил и разобрался с издательскими делами. Вечером же сообщили целых две хорошие новости. Удалось получить химикам и альбутерола сульфат – бронхорасширяющий препарат, и силденафил, больше известный как «Виагра».

Событие девятое

16 марта в ВУОАПе у Петра должна была состояться встреча с Фурцевой. Ну что ж, состоялась. Екатерина Алексеевна была на что-то зла и вымещала эту злость на Петра. Поговорив с министром пару минут и три раза услышав рык, Штелле встал и отвесил земной поклон.

– До свидания, Ваше Величество. Я в таком тоне с вами разговаривать не намерен, и вообще забудьте о моём существовании.

Фурцева открыла было рот, чтобы снова зарычать, но потом как-то сдулась.

– Прости, Пётр Миронович. Суслов Михаил Андреевич к каждой букве цепляется, сил нет. Нервы. Ты тут, конечно, ни при чём. Давай так. Гагарина пока не уговаривала, он на Байконуре. Я даже не знаю, на кого выйти, чтобы его заполучить. Он правда нужен? Никто другой не подойдёт?

– Ну, что ж, и я с вами начистоту. Мы с Машенькой придумали марш космонавтов. Он необычен, могут не принять. Нужен обязательно Гагарин – тогда есть шанс. Тем более что за эту песню надо побороться.

– Её можно услышать, у вас есть кассета? – Фурцева оглядела кабинетик в поисках магнитофона.

– Нет. Екатерина Алексеевна, вы тоже без Гагарина, не увидев вживую, не оцените.

– Даже так?

– Даже так.

– Хорошо, время ещё есть. Пойду к Суслову. Но ты представляешь, что будет, если песня потом не понравится?

– Поверьте, товарищ министр, это будет бомба.

– О-хо-хо! Сама скромность ты, Пётр Миронович. Как бы нам с тобой этой бомбой бошки не поотрывало. Завтра ещё в Москве? – Фурцева обернулась уже на выходе.

– Самолёт в одиннадцать вечера в воскресенье.

– После обеда Люше позвоню.

Фурцева ушла, и Пётр продолжил оформлять песни. Продолжил, несмотря на умоляющий взгляд женщины, с тоской глядевшей на оставшиеся листки в папке. В результате получалось, считая первый заход, уже пятьдесят две – и это за семьдесят дней всего. Самое интересное, что и остановиться-то нельзя. Пора готовиться к гастролям за рубежом, а там песни про войну или про космос никому не нужны. Хотя!!! У Горана Бреговича есть песня итальянских партизан – «О Белла, чао». Нужно будет её вспомнить.

Всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Всё плохое тоже. Зарегистрировали последнюю песню, «Напрасные слова» Ларисы Рубальской и Давида Тухманова. Из неё нужно будет тоже сделать клип с Анастасией Вертинской, Никитой Михалковым и дедушкой Штелле. С Викой они запланировали целых десять клипов. Подобрали песни, два уже сняли, теперь вот ещё на один написаны и музыка, и слова, и сценарий.

До встречи с великим математиком было ещё время – а время было обеденное, самое время перекусить. Вот только временные трудности. Утром, в преддверии завтрака, Пётр заглянул в холодильник. Даже мыши повесившейся и то нет. Доели колбасу с сыром, и «генуг». В смысле, «аллес». Пришлось опять ловить такси и ехать на рынок. Хоть тут повезло: Армен, кустистый, носатый и вечно улыбающийся южный мачо, был на месте и даже узнал Тишкова.

– А, дарагой, почему долго не был? Денег жалел? Не жалей деньги, ещё заработаешь, денег вообще много, а друг у тебя только один – и это я. О-о-о, – это Армен заметил значок с Горьким на лацкане пиджака у Петра. Тот расстегнул пальто – на рынке было тепло и душно. Даже не так, там просто нечем было дышать. Запах крови и несвежих мяса с рыбой был для непривычного человека серьёзным испытанием.

– Ты писатель, дорогой? – надо же, какие подкованные пошли продавцы. Сам Пётр увидел значок члена Союза Писателей только вчера при вручении. В прошлой жизни не доводилось. Почему, интересно, выбран как символ именно Пешков? Чем Пушкин не угодил, или Толстой? Хотя, они же дворяне. Ну не Маяковского же или Есенина на флаг присобачивать. Самоубийцы. Кто там ещё из пролетарских? Гайдар с детскими рассказами? Нет. Новиков-Прибой? Ничего, кроме «Цусимы». Шолохов? Так он жив ещё. Действительно, получается, кроме Горького в символы никто и не годится.

– Есть немножко.

– А что написал? Я много читал.

В нескольких метрах от того места, где они стояли, был под потолком размещён динамик в виде раструба, и из него, пусть с бульканьем и треском, неслась песня, которую уже не напишет Валерий Курас.

Пётр ткнул пальцем в динамик.

– Дарагой, ты эту песню написал? – приятно видеть, как в чёрных глазах собеседника вспыхнул огонёк азарта.

Конечно, песня украдена. Чем гордиться? А есть чем гордиться. Почти нет сейчас хороших песен. Почему русские люди поклоняются нечёсаным «битлам»? Просто потому, что они из-за бугра? Нет. Для шестидесятых годов их песни и на самом деле прорыв. А вот мы этот прорыв скоро ликвидируем. Кто бы ни забросил их с Викой Цыгановой в это время или в эту реальность, но подбор у этого товарища интересный. Певица, которая знает ноты и окончила нужное учебное заведение, и какой-никакой, а писатель и поэт. Зачем забросили? Чтобы они сделали эту страну «не только в области балета впереди планеты всей». Нет другого ответа на этот вопрос. И процесс пошёл. Почему бы не гордиться этим?

– Армен, мне нужно продукты для лобио. Найдёшь хорошую белую фасоль и грецкие орехи? Ещё нужны пряности, ну и дыни с мандаринами тоже не помешают. А ещё нужна печень говяжья и морковь.

– Так ты эту песню написал? Ты Тишков? – не отступал со своих позиций армянский мачо.

– Мы, вдвоём с дочерью, – ну, раз хочет услышать ответ…

– Пойдём со мной! – вообще акцент пропал.

– Куда пойдём?

– К дяде пойдём, – и даже схватил за локоть. Приспичило?

– Армен, мне продукты надо, к ужину ведь ещё готовить. Время… – не дали договорить.

Мачо приволок его к обшарпанной, когда-то покрашенной зелёной краской, двери.

– Будут продукты, ты, дарагой Тишков, пока с дядей поговори, а я всё найду. Не пожалеешь, – кустистый вулкан втолкал Петра в комнату, прокричал что-то на одном из языков народов СССР и исчез.

Пётр огляделся. Деревянный растрескавшийся стол. С обеих сторон приставлены табуретки. Сидят два немолодых армянина, скорее всего, и играют в нарды. Тот, что лицом к двери, хозяин кабинета, наверное, очень похож на Фрунзика Мкртчяна. Через две недели ведь на экраны страны выйдет «Кавказская пленница». Только «Мкртчян» одет иначе – не галифе, а хорошие серые штаны. Сейчас все ходят в брюках, застёгнутых выше пупка, из-за чего получается несколько комичный с точки зрения Петра вид – «Чарли Чаплин жив». У него самого сейчас костюм со штанами, где ремень на два пальца ниже пупка. И не тонкий ремешок, а специально сшитый в сапожной мастерской – чуть пошире, и с замечательной пряжкой на два колка, выточенной в ЛМЦ.

– Заходи, дорогой товарищ Тишков, присаживайся, Акпер сейчас чай принесёт, – подзатыльник лёгкий, и оппонент по нардам исчез за дверью. – Я Петрос Мкртчян – директор этого рынка.

– Пётр Миронович Тишков, – представился Пётр и поискал глазами вешалку. В кабинете было жарко, в углу гудел самодельный тэн, – Мкртчян? А Фрунзик – не родственник?

– Вай! Откуда знаешь Фрунзика? Это мой племянник. Ну, не прямой племянник. Двоюродный. Вон вешалка.

Точно, в углу в доску было вбито три гвоздя, а сама доска прибита к стене. Пётр снял пальто, шарф, пристроил под вешалку многострадальный счастливый портфель.

– Так откуда Фрунзика знаешь?

– Кино смотрел. «Кавказская пленница». Скоро показывать будут.

– Да, он говорил, даже билеты уже принёс. Слушай, Пётр Миронович, ты где такой костюм взял? Я всё достать могу в Москве, а такой костюм не видел.

– Сшили у нас в городе.

– А, хороший портной. Еврей, наверное? – Петрос пальцами потрогал материал, покрутил Петра, даже пуговицы расстегнул. Любознательный, чёрт.

– Пётр Миронович, а ты только песни пишешь?

– Нет. Я – Первый Секретарь Горкома КПСС.

Оба-на. Угол-шоу. Товарищ директор чуть не по стойке смирно встал.

– Извини, уважаемый. Садитесь, пожалуйста.

Как раз Акпер чай принёс в дебильных подстаканниках, и полный поднос всевозможных конфет – даже трюфели просматривались.

– Угощайтесь, Пётр Миронович.

– Дорогой директор…

– Какой директор! Для вас, уважаемый, просто Петрос, – набулькал из заварочного чайника в стакан чего-то почти чёрного.

Пётр попробовал. Вещь. Такого хорошего чая он в этом времени ещё не пил.

– Вкусно? – заметил это дядюшка Петрос.

– Да, спасибо, очень хороший чай. Индийский? – Пётр ещё отхлебнул, потянулся за трюфелем.

– Зачем индийский! Армянский. У нас один район в горах есть, Мегри называется. Там чай немного выращивают. Только три верхних листочка самые красивые девушки собирают. Надо тебе? Есть у меня небольшой запас.

– Кто же от такого хорошего чая откажется? – Штелле продолжал отхлёбывать, одновременно осматривая помещение. Какая-то временность, неустроенность.

– Дорогой Пётр Миронович, у меня есть родственники и друзья в Москве. Три родственника и три друга. Они директора ресторанов. У всех есть музыканты. Приходят люди отдыхать, танцевать. Хотят твои песни слушать. Начали их учить, даже исполнили пару песен, а тут приходят люди из управления по защите авторских прав и говорят, что автор запретил исполнять другим музыкантам свои песни. Это правда? – Директор достал пачку «Мальборо» из кармана и протянул, раскрыв, Петру.

– Я не курю, и, пожалуйста, при мне не курите. У меня от табачного дыма сразу голова начинает болеть.

– Как скажешь, уважаемый Первый Секретарь! Хочешь, вообще брошу?

– Подожди, Петрос, я потом тебе газету дам. Прочитаешь – может, и вправду захочешь бросить. А ещё я по руке гадать умею. Дай левую, – оп-па, а ведь человек какой-то борьбой занимается. Карате?

– Что скажешь, уважаемый?

– Умрёшь от рака лёгких, если не бросишь курить. А ещё тебе нужно меньше мяса есть, больше свёклы, – это ведь каждому посоветовать можно.

– Ох, – дальше текст на смеси русского непечатного с армянским, похоже, тоже не литературным.

– Ну, будущее не предопределено. Бросишь курить, больше будешь есть овощей, и проживёшь до ста лет, – попытался успокоить товарища Пётр.

– Спасибо, уважаемый, я послушаю тебя. Только ведь мы про дело не договорили. Разреши моим родственникам и друзьям исполнять у себя в ресторанах твои песни.

– Знаешь, Петрос, почему я запретил? – задумался Пётр.

– Нет! Хорошие песни, вся страна слушает, почему нельзя исполнять?

– Есть песни, которые должны исполнять певцы с определённым голосом. А если их будут петь другими голосами, то получится плохо. И люди послушав, будут думать, что песня плохая. Зачем мне это?

– Ты великий поэт, Пётр Миронович, но плохой знаток людей. Люди всё равно будут твои песни петь. Это не остановить запретом. Только вот, разрешив моим родственникам и моим друзьям, ты можешь заработать деньги и тоже стать другом, а не разрешив, ничего не приобретёшь, – как-то устало, как маленькому непонятливому ребёнку, пояснил старший Мкртчян.

– Хорошо, Петрос. Я завтра в ВУОАПе разрешу исполнять песни с концерта на 8 марта. И что я с этого буду иметь? – у Петра уже созрел план. Деньги ему не нужны, а вот кое-какие продукты…

– Две тысячи рублей тебя, Пётр Миронович, устроят? – ну, вот сейчас начнётся торговля.

– Мне деньги не нужны. Давай округлим сумму до двух тысяч четырёхсот рублей. По двести рублей в месяц. Один раз в неделю будете завозить продукты на двадцать пять рублей вот по этому адресу – это сто, – Пётр достал блокнот и записал адрес Люши. – Возможно такое?

– Напиши список продуктов. Нет проблем.

– Хорошо. На остальные сто рублей будете отправлять посылки вот по этому адресу. Тоже с продуктами, только с теми, что не портятся. Чай хороший, грецкие орехи, пряности, фасоль, – Пётр написал на втором листке адрес Петра Оберина. Зачем самому светиться? Никуда КГБ с ОБХСС не делись. Ему вон комиссии по собачатине хватило.

– Договорились. А нет ли новых песен? – внимательно прочитал оба адреса директор рынка.

– Могу разрешить петь новые песни, которые ещё не вышли по телевизору и радио. Три штуки. Они скоро появятся в кино, будут самыми популярными в стране.

– А я тебя ругал. Нет, ты разбираешься в людях! Просто ты ещё хитрее меня. Чего же ты хочешь за эти три песни?

– Договор о поставке качественной кожи в Краснотурьинск. Только чтобы всё было официально, – нужно же снабжать обувную фабрику.

– Мало будет – три песни.

– Через месяц ещё три.

– И много нужно кожи? – Петрос почесал репу.

– Не знаю. Отремонтируют станки, научатся люди, произведём первую продукцию, поймём расход материала и производительность труда. Тогда посчитаем.

– А что шить собираетесь?

Пётр прошёл к портфелю и достал пару своих рисунков, где он попытался нарисовать угги – маленькие замшевые полусапожки.

– Красиво. Дочке такие хочу. И не дочке, ну, понимаешь. Я в деле – будет кожа, и замша, лучшая в стране. Только часть товара реализуешь через те магазины, которые я укажу.

– И как это сделать? – всё же зря он, похоже, с этой мафией связался.

– Пётр Миронович, всё будет нормально, по закону, – прочитал на его лице невысказанные сомнения Петрос.

– Ну тогда договорились. Как запустят станки и выпустят первую партию, я дам знать. Извини, дорогой, а что с продуктами? Где Армен? Мне уже пора.

– Армен, зайди, – прокричал директор рынка, и кустистый буквально материализовался у двери.

– Всё принёс, уважаемый. Вот белая фасоль, вот красная. Это чищенные грецкие орехи. Тут говяжья печень. Тут морковь. В этих пакетиках специи. В сумке мандарины. За дверью человек с двумя самыми большими дынями, и ещё один с полной сумкой гранатов, – а запах! Пётр втянул воздух.

– Это тебе подарок от друзей, – увидев, что Пётр лезет в карман за деньгами, остановил его Петрос, – Армен, закажи такси, всё туда отнеси и возвращайся, а мы пока ещё по сто грамм хорошего коньяка выпьем, за дружбу и сотрудничество.

Событие десятое

Великого математика звали Сергей Петрович Новиков. Пётр напряг память. Где-то он эту фамилию слышал, точно. В будущем, наверное, прославится. Хотя, может, и желаемое за действительное выдаёт мозг уставший. Ситуацию с провалом в памяти спасла Люша, объявив, что Серёжа является целым профессором МГУ, да ещё и член-корреспондентом АН СССР. Тогда Пётр и вспомнил, что это будущий лауреат аналога Нобелевской премии по математике – только вот ещё бы вспомнить, как сама премия называется. Хотя не очень это и важно, главное, что молодой человек и в самом деле математический гений.

К приходу гения Штелле приготовился. Он разобрал кубик на запчасти и собрал все стороны по цветам. Потом, аккуратно записывая движения, перемешал. Попробовал по записям восстановить кубик в первозданном виде – не получилось. Снова разобрал и собрал, опять, записывая, перемешал. Покрутил. Нет, тупой, видно. Но настырный. И ведь на четвёртый раз получилось! Пару раз повторил. Сходится ответ.

А тут и гений пожаловал. Поздоровался, отказался от ужина, сказал, что торопится – и был выпровожен из квартиры через три с половиной часа. Затянуло. И ведь вправду не дурак. Сдержанно улыбнулся, когда Пётр продемонстрировал свои успехи, а перед уходом те самые формулы из не вышедшего ещё журнала «Наука и жизнь» написал. А может и не те, но работали не хуже.

– Пётр Миронович, дайте на ночь? – и взгляд еврейский, со всей вековой скорбью этого народа, хоть и фамилия, и имя с отчеством чисто русские.

– Сергей, игрушка не зарегистрирована. Ты с кем-нибудь поделишься радостью, а он окажется умным и раньше меня запатентует. И что потом мне делать?

– Да я из рук не выпущу! Такая идея сейчас родилась, как ускорить процесс!

– Дай честное слово, что утром сразу принесёшь. Ровно в восемь, – доброта никогда до добра не доводила. Добро потом и не возвращается. В смысле – нажитое непосильным трудом. А ведь рабочий кубик только один пока получился – в пластмассе проблема. Но ведь господин Бик как раз главный в мире по пластмассам.

– Без пяти восемь буду в дверь стучать, – и глаза как у кота из Шрека.

– Ох, ну держи.

Пока будущий гений крутил в одной из комнат кубик уже не Рубика, они с Еленой Цезаревной пировали. Пётр вполне успел сварганить лобио. Фасоль с грецкими орехами Армен выделил, приправы тоже, ну а казан с водой и соль в квартире Чуковских нашлись. Кроме блюда грузинской кухни в меню наличествовала и русская хрень. Как это блюдо называется, Штелле не знал. Берётся печень, мелко режется, морковь натирается на крупной тёрке, и всё это вместе с луком и чесноком тушится. Но! В самом конце добавляется приличное количество мелко порезанных маринованных огурцов. Вот и весь рецепт хрени – однако пальчики оближешь. И всё это под какое-то сладкое самодельное вино, которое, прощаясь, всучил товарищ Мкртчян. Очень даже ничего. Но не из винограда – абрикос с чем-то. Объелись. Вот великий математик и выпросил кубик, пользуясь благодушным, чуть хмельным настроением.

Не обманул, принёс без пяти восемь кубик и тетрадь, а на первых двух страницах – различные формулы по сборке граней с одним цветом.

– Пётр Миронович, а где такую штуку достать можно? Когда он в продаже появится?

– Знаешь, Сергей, я точно сказать не могу, но обещаю, в СССР ты будешь первым, кто получит эту игрушку.

После завтрака Пётр проверил работу формул. Что ж, всё работало. Он переписал их на отдельный листок и заменил русские буквы на латинские. И вот меняя, вдруг осознал, что он – конченый дебил. Дак ещё ладно дебил – кроме того, ещё и неуч. Как и на каком языке он будет разговаривать с господином Марселем Биком? Он ведь ни одного толком не знает. Так, чуть-чуть немецкий – ну, типа, читаю и перевожу со словарём. Как-то не было потребностей в языках. А какие, интересно, знает этот самый барон Марсель? Имя французское. Наверное, немецкий и французский должен знать. А английский? Родился, кажется, в Италии.

Пришлось звонить на работу Люше и почти десять минут ждать. Там идёт какой-то опыт, и отойти нельзя.

– Елена Цезаревна, это товарищ Тишков вас беспокоит, – на всякий случай официально начал Штелле. Мало ли – вдруг кто подслушивает через спаренный телефон.

– Да, Пётр Миронович, – надо же, тоже официально – значит, не зря опасался.

– Елена Цезаревна, насколько хорошо вы владеете иностранными языками?

– Немецким сносно, и немного английским, – после некоторого зависания ответила Чуковская.

– Французским?

– Только несколько фраз – а что, надо что-то перевести с французского?

– Нет. Нужно пойти со мной в семь вечера в ресторан гостиницы «Интурист» и поработать переводчиком, – и опять Пётр вдруг осознал, что дебил. Та ли гостиница «Интурист», чтобы в ней встречаться с иностранцами? Там, небось, каждый официант и половина посетителей – работники КГБ. Нужно встретиться там с буржуем Марселем и перейти в более народное заведение.

– Да мне и надеть нечего! – пискнули на той стороне провода.

– Встреча в семь вечера, – Пётр повесил трубку. Чего-нибудь да наденет.

Сел и задумался. Нужен план. Желательно – такой, чтобы возможные хвосты срубить. А ведь он ни разу не шпион, и слежку вычислить не сможет. Да и захочет ли в этом участвовать «владелец заводов» господин Бик? Получается, план должен быть простым. Допустим, вызываем к Дому Писателей два такси. В одну машину садится Чуковская и едет к гостинице «Интурист». Во вторую садится он и не доезжает пару домов до этой гостиницы. Машины просим постоять минут десять, и никаких попутчиков не брать. Дать залог в виде документов – с ними не убегут. Стоп! Документы нельзя. Потом ведь органы могут спросить: а кого и куда вы отвозили? Тогда билет в сто рублей. Не уедут. Номера ведь записать можно, да и на панели есть фамилия водителя.

Дальше. Нужен приличный ресторан – а он в Москве кроме «Праги» и не знает ни одного ресторана. Ну, и ладно, пусть будет «Прага». А как туда попасть? Нужно забронировать столик. Дудки! Двадцать минут общения с телефоном показали, что не всё так просто. Нет на сегодня свободных столиков. Нет столиков – зато есть товарищ Мкртчян. Есть и его номер телефона. Ещё двадцать минут переговоров, и вуаля – столик появился. Только повесил трубку, как телефон зазвонил снова.

– Квартира Чуковских, – опасливо поднял Пётр трубку.

– Пётр Миронович, это Фурцева. Повезло вам, – и молчит.

Ах да, нужен диалог.

– В чём же мне повезло, дорогая Екатерина Алексеевна?

– Гагарин будет 1 апреля в Краснотурьинске. С вас шесть песен. А теперь давайте серьёзно поговорим. Вы ведь понимаете, что теперь мне опять половину Москвы к вам гнать? Снимать концерт ведь у вас придётся. Говорите, кто нужен на этот раз?

Кто бы сомневался. Звать так звать. Когда ещё такой шанс выпадет!

– Говорухин ведь, наверное, не откажется? Пусть тот же коллектив и берёт.

– Записала. Дальше.

– Нужен ударник-виртуоз. Те же гитаристы. Те же баянисты. Группа «Скоморохи». Естественно, Светланов со своими людьми. Да! Есть одна задумка. Нужен лучший в Союзе скрипач. Ойстрах подойдёт.

– А рожа не треснет? Где вы и где Ойстрах! – фыркнула Фурцева.

– Вещь будет убийственная – и я потом разрешу ему исполнять её в любое время, даже за рубежом, – а что? Just Blue группы Space – вполне космическая музыка. Вика помучилась немного, но сказала, что с помощью Светланова сможет сделать аранжировку для современных инструментов безо всяких синтезаторов. Похуже получится, но ведь оригинала никто не слышал. А ещё она попыталась с помощью краснотурьинских скрипачей повторить «Шторм» Ванессы Мэй. Не получилось – скорость не та. Вот вся надежда на Ойстраха.

– Не знаю. А если он сейчас на гастролях? – на самом ведь деле занятой человек.

– Если внутри страны, то пусть перенесёт. Правда, вещь того стоит.

– Как непросто всё с тобой, Пётр Миронович. И никто другой не подойдёт?

– Екатерина Алексеевна, можно и из нашей музыкальной школы взять человека. Только вы ведь представляете разницу? Вот такая разница и будет. Вам нужен концерт? Вам решать.

Молчала трубка минуту.

– Постараюсь. Ещё кого? Ростроповича не надо?

– А это мысль. Спасибо за идею. А что, если их двоих вместе вывести на сцену? Ищите Ростроповича.

– Всё! – и ржёт.

– Нет, Екатерина Алексеевна, не всё. Знаете стихотворение «Жди меня»?

– Понятно, что знаю.

– Константин Симонов нужен. Они вдвоём с Машенькой прочитают его. Вступление будет такое: «Тяжело было жёнам солдат и офицеров ждать мужей с войны. А жёны космонавтов? Как они с мольбой смотрят на небо, когда их муж, их любимый, в маленькой космической ракете наматывает круги вокруг Земли! Они тоже ждут. Ждут и надеются». Вот – а дальше Машенька и Симонов читают стихотворение.

– Ну, непростая ассоциация, но попробовать можно. Симонова найду. Ещё чего изволите?

– Про дом не забывайте. Уж скоро снег сойдёт.

Гудки.

Ладно, вернёмся к нашим баранам. Интересно, как Бик переводится. Немного похоже на «пиг» – это, кажется, свинья. Плохо не знать языки. Итак, подъезжаем к «Интуристу» и заходим в вестибюль. В 19 часов буржуй в коричневом пальто должен стоять у администратора. Так договорились через знакомых Макаревича. Пришлось, между прочим, одной иконой пожертвовать – ещё бы знать её истинную ценность… Проехали. Марсель знакомится с Чуковской, и они едут на одном из такси в «Прагу», а Пётр, чуть отстав, едет немного дальше по Калининскому проспекту, и уже пешком возвращается и заходит в ресторан. Ух и намудрил. Пётр пошёл на кухню и поставил чайник. Это дело надо ещё раз обмозговать.

Событие одиннадцатое

Месье Марсель Бик был похож на Д’Артаньяна Боярского как лошадь Пржевальского на самого Пржевальского. Знать бы ещё, как тот выглядел – но ведь точно не как лошадь. Ни грамма барон Бик на француза не походил. И если уж сравнивать с киноактёрами, то лучше всего подойдёт Брюс Уиллис в первом «Крепком Орешке». Почти лыс и брутален – только чёрен и слегка носат. И даже шляпы не было, кепка плебейская. А ведь шляпы в это время носили все. На вешалке у Петра дома тоже висела. Померил как-то. Ужас. Нет! Мы заменим это тоже на кепку. А может, вообще, кожаную восьмиклинку сбацать с высокой тульёй? Все бросятся подражать, и двинем моду вперёд. А ещё неплохо бы наладить производство, и потом засветить эти кепки на Буйнове и Михалкове в клипах. И вот он – массовый спрос, а у нас уже есть предложение. Может, бросить секретарствовать и податься в подпольные цеховики? Посадят. А вот предложить барону? Ему пойдёт. Всё это промелькнуло в голове у Штелле, когда он пригубил первую рюмочку коньяка и откинулся на стуле в отдельном кабинете ресторана «Прага», разглядывая буржуя.

Люша не понадобилась. Нет, для солидности – конечно, а вот как переводчик – нет. Переводчик у месье барона был свой. Была своя – молодая, красивая, высокая, улыбчивая. Чуть зубы подгуляли – редкие. Говорят – признак жадности. Некрасивая улыбка. Надо в конце разговора посоветовать девушке пореже улыбаться, а ещё подучить русский. Смешно ставила ударения, и этот фханцузский акцент. Слушаешь и Ленина представляешь. Сам Марсель тоже не Поль Робсон. Видишь перед собой Брюса Уиллиса, а голос как у мышки – попискивает. Что ещё про француза сказать можно? А вот – пальто. Вот ведь гадство – оно тоже коричневое, а смотрится совсем по-другому. Выходит, дело не в цвете – дело в дизайнере и швее. Ещё, наверное, в качестве машинок – ну, там, чтобы строчки ровные и не морщило. Что ж, будем иметь в виду, и машинки правильные закажем.

Сейчас месье играл кубиком. Пётр достал его, покрутил, смешивая грани и передал бизнесмену. Тот крутанул раз, другой, и увлёкся – но не математик. Тогда Штелле достал формулы на тетрадных листках и собрал по ним. Снова смешал и вручил Марселю. Тот покивал головой и потянулся за бутылкой с коньяком, а не к лежащим рядом с Петром листкам.

– Что вы хотите за эту игрушку? – Бик чуть сморщился. Ну, да, не «Реми».

Пётр хотел многого. Вопрос был в честности акулы бизнеса. Ну, сейчас скорее акулёнка.

– Пятьдесят процентов прибыли. До этого нужно запатентовать сам кубик и места соединения. Отдельно.

– Вы ведь в России. Как это будет выглядеть? – Бик натянуто улыбнулся, а переводчица попыталась улыбку повторить. Получилось плохо – зубы редкие, губы тонкие. Может она и не красавица вовсе, и всё это макияж да антураж.

А вот вопрос правильный. Как это будет выглядеть? Перевод на его счёт во Внешторгбанке? Даже не смешно. Хотя после долгого размышления этот вариант тоже прорисовался. Всё дело в законодательстве. Сейчас писатель сам заключает договора с иностранными издателями, если тем вдруг захотелось напечатать ваш опус. Например, в Америке решили издать «Молодую гвардию» Фадеева. Вот озолотится! Пётр же, в отличие от Фадеева, написал детскую сказку. Почему бы богатому французу не захотеть напечатать во Франции его «Буратино»? Кроме того, это предприятие может оказаться и чертовски прибыльным. Сейчас ещё никому в голову не пришло выпускать «Киндер-сюрпризы» – шоколадные яички с игрушками внутри. Да и бог с ним, с шоколадом. Надо выпустить, скажем, сотню тысяч экземпляров книги, и столько же пластмассовых фигурок: Буратино, Артемона, Мальвины, папы Карло, Карабаса Барабаса, лисы Алисы, кота Базилио, Дуремара. Выпустить и сделать приложением к книге. Покупаешь книжку, и можешь выбрать из ящика одну из фигурок. Отдельно фигурки не продаются. Можно, конечно и отдельно, но раскрашенные вручную, и очень дорого.

– Думаю, что тираж книги превысит после всех переизданий миллион экземпляров, – закончил Пётр излагать свою идею Марселю.

– Интересный вы человек, месье Тишков. Я обязательно проработаю со своим бухгалтером этот вопрос, но даже навскидку видно, что это и на самом деле принесёт немалые деньги. Только причём здесь гонорар за кубик? – Бик вынул блокнот и стал мелким почерком записывать туда что-то – наверное, идею с книгами.

– Гонорар за книги ведь может быть и больше, чем он получится на самом деле. Завтра мы можем заключить договор в Союзе Писателей. Сумму не оговаривать – пусть это тоже будет пятьдесят процентов от прибыли.

– Хорошо. У меня есть время. Задержусь ещё на один день.

– Там, напротив здания Союза, находится Третьяковская галерея – заодно сходите, полюбуетесь шедеврами русских художников, – подсказала Чуковская.

– О, это замечательная мысль. Спасибо, Елена. А вы не побудете экскурсоводом?

Это что, он клеит Люшу? Пётр напрягся, напряглась и переводчица, тоже, между прочим, Ленка – Элен.

– Извините, Марсель, но завтра обычный рабочий день. Я не смогу, – ха, а ведь и правда. Хоть и объявили на всю страну, что принято партией судьбоносное решение о переходе на пятидневку, ещё ни одно предприятие фактически не перешло. Скоро сказка сказывается.

– Жаль.

– Там есть профессиональные гиды. Они лучше моего расскажут, – чуть покраснев, с извиняющейся улыбкой отмахнулась Чуковская.

– Давайте проговорим и ещё один вариант оплаты за «Русский кубик», – решил прекратить этот съём Тишков.

– Внимательно слушаю.

– В моём городе есть колхоз. Он называется «Крылья Родины». Вы закупите у него кедровый орех и разные специфические продукты пчеловодства: прополис, маточное молочко и ещё некоторые. В обмен по договору вы поставляете колхозу автобусы. Нужны лучшие в мире. Городские в количестве десяти штук, а также и междугородние – пять, можно разного размера. Понятно, что пятнадцать автобусов будут стоить гораздо дороже, чем орех и продукты пчеловодства – вот это и будет часть моего гонорара.

– А какая вам прибыль от того, что этот «колхоз» получит дешёвые автобусы? – Марсель налил себе коньяка, выпил один, и даже не поморщился на этот раз.

– Это мой город, и я хочу, чтобы по нему катались красивые современные автобусы – вот и вся выгода. Душе приятно! Дальше. Ведь за кубик вы получите миллионы и миллионы долларов – за продажу, за патенты, выиграете кучу судов против товарищей, что будут его выпускать нелегально. Вот все эти лишние миллионы миллионов вы будете перечислять в один из французских банков, по вашему усмотрению, на счёт на предъявителя. У меня, думаю, осенью или зимой будут гастроли во Франции – вот тогда и посчитаемся. Теперь такой нюанс. Вот в этом портфеле, – Пётр достал из-под стола свой резаный счастливый портфель, – лежит ещё десяток предложений, которые по своему финансовому потенциалу гораздо значительнее этой игрушки. Считайте кубик просто проверкой – можно ли с вами иметь дело. На Руси купцы никаких письменных договоров не заключали – ударили по рукам, и всё. Слово купца дороже золота.

Штелле вынул листки с предложениями и раскинул их как карты. На первом был чертёж шарового крана. Потом смесителя. Дальше – одноразовый бритвенный станок. Пластмассовая одноразовая зажигалка. И так далее – всё, что месье и так будет выпускать чуть позже, а кое-что, как, например, пластиковую доску для сёрфинга, опоздает сделать, кто-то там раньше запатентует. Но ведь можно оказаться и впереди этого первого – всё в наших руках. Быстро перелистал перед открывшим рот для отповеди Биком, и спрятал назад в портфель. Марсель ругаться передумал. Опять налил в одну харю не французский коньяк и выхлебал. Волнуется.

– А я как раз опасался вас, месье Тишков. Уж очень непростой вы человек. Известный композитор, теперь вот ещё оказывается и писатель, мэр немаленького города, да ещё и великий изобретатель. Не много ли для одного человека? Не из КГБ ли вы? – Бик снова налил, на этот раз всем.

– И какая же цель у КГБ? – Штелле развеселился.

– Завербовать меня. Сделать вашим осведомителем.

– Сам боюсь этого нашего КГБ. Что ж, давайте прощаться. Жду вас завтра в восемь утра – Лаврушинский переулок, дом 17. Это дом Союза Писателей. Там и заключим договор на книгу. Агентство по авторским правам находится в этом же здании, а напротив, как и сказала Елена Цезаревна, располагается Третьяковская галерея. До свидания.

Событие двенадцатое

Осталось провернуть в Москве два дела. Одно было из разряда трудновыполнимых, второе – почти не выполнимых. А если быть честным с собою, то второе было из области фантастики – и на оба дела всего один козырь. Песня. Та самая, про великолепную пятёрку и вратаря. Пока по просьбе Петра обладающая записью Фурцева её в эфиры не запускала, ждала его отмашки. Вот сегодня, если договорится с одним человечком, можно будет отмашку и дать. Человечком был Анатолий Владимирович Тарасов. В первый же день московских гастролей Пётр договорился с Фурцевой, что она, используя свои каналы, устроит им встречу. Екатерина Великая не подвела – сегодня в десять часов Тарасов будет проводить тренировку своему ЦСКА, и заодно пообщается с «этим». Так передала Фурцева.

С «этим»? Ну, а чего хотел? Екатерина Алексеевна при организации встречи упомянула о Петре как о писателе. Тарасов, наверное, думает, что Тишков собирается книгу о хоккее написать. Разочаруем.

На стадион пропустили, и даже проводили на трибуны, где орал на кого-то полковник Тарасов. Кто же не смотрел фильм «Легенда номер семнадцать»? Все, и не по разу. Там Тарасов на себя не похож. Олег Меньшиков актёр великолепный, но совершенно на своего героя не похож внешне – даже габаритами, что уж говорить про физиономию. Этот был грузен и грозен. Кричал он как раз на семнадцатого номера, но, скорее всего, это был не Харламов. Впрочем, потная красная физиономия и красная же каска могли принадлежать и звезде с испанскими корнями. Не очень большим фанатом хоккея был Штелле, тем более того, который был в далёком прошлом. Того, где наши всех громили, и олимпийские медали были результатом умений, а не счастливым стечением обстоятельств.

– Анатолий Владимирович? – дождавшись окончания очередного «внушения», обратил на себя внимание Пётр.

– Писатель? – Тарасов в запале это почти выкрикнул.

– У вас ведь есть магнитофон? Вон музыка играет.

– Есть.

– Хочу вам одну песню дать послушать, – Пётр достал из портфеля катушку с плёнкой.

– А мне передали, что интервью будешь брать, – усмехнулся тренер.

– Ну что вы! Я детские сказки пишу. Совсем другой у меня к вам, Анатолий Владимирович, интерес. Но сначала поставьте песню, – а что, почему бы не с козырей зайти?

– Ну, пойдём в операторскую. Обещал уделить тебе десять минут – почему бы и песню не послушать.

Через десять минут козырь сработал. Извините, товарищ Пахмутова и товарищ Добронравов. Для вас это просто песня, а Петру нужно было договориться с Тарасовым и его начальством об очень важных вещах.

– Это ведь гимн настоящий. Ты написал? – после второго прослушивания смог оторваться от вида крутящейся катушки тренер.

– Вдвоём с дочерью. Я не большой фанат хоккея, а она каждую вашу игру смотрит по телевизору, – и это было правдой, Вика Цыганова с удовольствием смотрела по небольшому чёрно-белому экрану игры ЦСКА.

– Автограф для дочери нужен? – потянулся к карману Тарасов.

– Автограф? Почему бы и нет. Только всей команды, на нормальном листке, но это потом. А сейчас – можно, я свою просьбу изложу? – Пётр отрицательно махнул рукой, когда оператор начал снимать плёнку с магнитофона. – Это подарок. Владейте.

– Слушаю. Валера, поставь ещё раз, только тихо. Пусть играет.

– Анатолий Владимирович, я Первый Секретарь Горкома КПСС в городе Краснотурьинске. У нас есть команда по хоккею с мячом. Она играет в первой лиге. В середнячках. Хочу сделать её чемпионом. А просьба такая. Я, как только закончится сезон, отправлю к вам на обучение трёх лучших хоккеистов. Они будут с вами тренироваться до начала следующего сезона. Ещё по три человека будут приезжать в начале каждого месяца. Итого за пять летних месяцев на ваших тренировках побывает вся команда. Ну и время от времени будут тренера наведываться.

– Ха. Звучит как приказ, а не как просьба. И зачем это мне?

– Они привезут с собою кое-какие наработки. Вам понравятся.

– Мне? – Тарасов отстранился и с усмешкой оглядел Петра.

Надо вытерпеть. Слышал же, что характер у полковника непростой. Да и просьба не самая обычная.

– Уверяю вас, Анатолий Владимирович, обузой люди не станут, а нововведения появятся у вас уже на следующий день после того, как вы их увидите.

– У нас ведь разные поля, а значит и требования к спортсмену разные, – начал сдаваться Тарасов.

– Мы потом творчески переработаем то, чему вы их научите. Знаете, что мне сказал, как-то один профессор в институте? «У нас в вузах учат не знаниям, учат получать знания». Вот этим мы под вашим чутким руководством и займёмся.

– А что с начальством? Там ведь одни дураки. Уволить бы всех.

– Да новых дураков набрать, – поддержал шутку Пётр.

– Ха. Метко. Где будут жить, чем питаться, на что в рестораны ходить? – вот и пошла деловая беседа.

– Наша команда «Труд» – это команда Богословского алюминиевого завода, всё содержание спортсменов завод возьмёт на себя. Про рестораны подумаем, хотя они вполне приличную зарплату получают.

– Не до ресторанов будет. Загоняю, – усмехнулся, сдаваясь Тарасов.

– И замечательно! А то я там очень строгие порядки ввёл – кто с похмелья или пьяным приходил на тренировку, пороли в раздевалке.

– Правда?!! – и глаза по пятаку.

– Конечно. За свои дела каждый должен отвечать. За дурную голову расплачивается пятая точка. Всё честно.

– Можно своим расскажу? Хотя нет, им ведь вместе тренироваться. Сам введу. Скажу, сверху рекомендовали.

Расставались не друзьями. Разные люди, разные цели, может и не свидятся больше. Расставались деловыми партнёрами. А это, может, и лучше?

Вторая встреча была намечена на двенадцать, и проходить она будет в том же самом кабинете, что и вчера – в ресторане «Прага». Так сказать, совмещение обеда (за счёт Петра) и делового разговора. Всё, как и положено у загнивающих капиталистов.

Пётр пришёл в ресторан заранее. Заказал обед, но пока попросил не подавать – нужно дождаться начальства. Первым пожаловал полковник Петров. Он отвечал в ЦСКА за игровые виды спорта. Сам полковник, скорее всего, раньше был тоже спортсменом – высокий, поджарый и хищный какой-то. О спорте, которым он занимался, красноречиво говорил сломанный и свёрнутый чуть налево нос. Боксёр. Товарищ был в форме, и даже колодки наград имелись. По возрасту вполне могли быть боевые – Штелле в них не разбирался. Ну, может орден Трудового Красного Знамени отличит, и орден Ленина. Первый есть у самого, а красную ленточку второго видел на груди Кабанова.

Полковник был отчуждённо-вежлив. Кто-то по звонку Фурцевой на него надавил, и он вынужден был появиться здесь, и, даже не зная тему разговора, заранее готовился дать отповедь выскочке-провинциалу.

Вскоре подошёл и второй гость. Этот был большой начальник – Георгий Михайлович Рогульский занимал должность заместителя председателя Комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР. В том числе отвечал за хоккей, и «русский хоккей» хоккеем не считал. Вид не олимпийский, и скорее всего, никогда им не станет – всего три страны им занимаются. Однако развивать надо, где-то сверху принято такое решение. Наверное, подкупило в название слово «русский». Только что договорились со шведами и финнами о проведении в следующем году чемпионата мира среди юниоров. Развиваемся. А ещё принято решение о создании в следующем году федерации хоккея на траве. Вот это олимпийский вид, и правила очень похожи на правила «русского». Летом пусть играют в хоккей на траве, а зимой в «бенди», как его называют шведы.

Познакомились, пригубили водочку в немаленьких стопочках. Отдали должное ухе – хотя Петру и не понравилась. Жидковата.

– Пётр Миронович, давайте уж, делитесь этим своим «замечательным предложением». Так мне сказали. Не обманули? – Рогульский демонстративно посмотрел на часы.

– Официант! – мужчина подошёл. Пётр, готовясь к встрече, переговорил с директором, что, когда он даст отмашку, поставят песню. Время настало.

Звук был вполне. Может, чуть громковато – настроена аппаратура на вечерний шум подвыпивших гостей. Только, может, это и неплохо.

– Правда, ты написал? – Петров порывисто встал и, приподняв, обнял Тишкова. – Молоток. Ничего лучше не слышал. Великая вещь.

– А ведь и вправду великая, – похлопал по плечу Петра и Рогульский.

– Может, по стопочке за это дело? – разлил водку Штелле.

– Непременно. Спасибо тебе, Пётр, за песню от всего советского хоккея, – Рогульский выпил залпом, занюхал рукавом и внимательно оглядел Тишкова, – Что ж, давай излагай своё предложение. Надеюсь, оно не хуже песни.

– У нас в городе Краснотурьинске есть команда по хоккею с мячом. Называется «Труд». Первый год играет в первой лиге. Сегодня у неё последний матч с «Енисеем», но вне зависимости от результата команда займёт восьмое место, – Пётр этим достижением вполне гордился, ведь в реальной истории место было двенадцатое.

– Как же, знаю. В конце сезона словно подменили команду, всех фаворитов бьёт. Обратил внимание, – Георгий Михайлович потянулся за хлебом и рукавом пиджака уронил рюмку – хорошо, что пустую.

Пётр поднял и налил по третьей.

– Хочу выпить за успех другой команды из Краснотурьинска. Вчера мне позвонили и сообщили, что наша команда ДСШ на чемпионате СССР в Северодвинске стала чемпионом, – а ведь в его прошлом они только серебро взяли. Коньки другие, два месяца занятий с утяжелением, и самое главное, общий победный настрой.

– Точно. Я ещё удивился – и тут все гранды биты. Что ж, за это можно и выпить, – Рогульский чокнулся со всеми и опять залпом опорожнил рюмку, – Предложение-то в чём? Выпить за успех молодёжи? – и посмеялись все.

– Предложение вот такое. На базе этой команды ДСШ создать в Краснотурьинске команду второй лиги «СКА-Маяк». У нас две зоны в городе – детская и строгого режима. Ребят призвать в армию, и пусть числятся на этих зонах, а играют на нашем стадионе. Ужмёмся, зато сразу куча плюсов для города. Молодёжь поиграет два года в «Маяке» и вернётся в родной «Труд». Ребята служить будут дома. На стадионе матчей в два раза больше будет проводиться.

– Стой, Пётр Миронович! Там ведь есть чемпион страны, свердловский СКА. Ребята и там служить могут. Зачем же ещё одну команду городить? – задал совершенно правильный вопрос Петров.

– В следующем году Свердловск не будет чемпионом. Будет краснотурьинский «Труд», – Штелле подождал, пока хоккейные начальники отсмеются, и предложил. – Давайте пари. Если чемпионом будет не «Труд», то я вам каждому покупаю 21-ю «Волгу». Если любая другая команда. А вот если «Труд», то вы вдвоём покупаете такую же машину мне. Как предложение?

– Так уверен? Две «Волги» – это ведь двенадцать тысяч рублей, дак ещё поди купи, – почесал затылок полковник Петров.

– Я писатель. На днях выходит моя книга. Денег мне хватит, но они и не понадобятся – чемпионом страны будет «Труд». Продолжу о плюсах. Со следующего года служить будут не три года, а два. Уж поверьте, Информация достоверная. Туго придётся свердловчанам. А «Маяк» за год выбьется в первую лигу, а там и в призёры. Что вы теряете? Дом для игроков я построю. Стадион есть. Нужно только на двадцать человек увеличить количество военнослужащих в двух зонах, по десятку на каждую. Ерунда ведь! Ещё из плюсов – я собираюсь летом тренировать команду в хоккее на траве. Пора СССР и в этом виде спорта медали на олимпиадах и чемпионатах мира завоёвывать. Вот две команды будут пока между собой играть. И только один минус: двадцать ребят за один год не набрать – но ведь есть ДСШ «Уральского Трубника». Кроме того, очень неплохие ребята есть в соседнем городе Карпинске, там играет команда «Шахтёр». С вашей-то помощью всё и сладится.

– Нда, Пётр Миронович, есть над чем подумать. Наобещал золотых гор, – Анисимов почесал переносицу и сам наполнил рюмки по четвёртому разу. – И про «Волгу» надо подумать. Не одолеть новичкам многократного чемпиона страны. А давай забьёмся! Как ты, Иван Фёдорович? – протянул Рогульский рюмку полковнику.

– А давай. И команду тоже создадим. Про хоккей на траве давно разговоры ходят. Посмотрим, что у тебя получится, а в середине 68-го года устроим товарищеский матч с индийцами. Они к Олимпиаде готовиться будут. Съездим с визитом дружбы и проверим твои обещалки. Ну, вздрогнули!

Событие тринадцатое

А что? Очень продуктивно покатался. Самолёт вылетел из Домодедово строго по расписанию – уже радость. Неожиданно для середины марта повалил снег, прямо как из мешка сыпанули. Многие рейсы задержали. Пётр с бугаями уже искали, куда притулиться в переполненном аэропорту, но, к счастью, снегопад вдруг остановился. Весь мешок высыпался. Забегали снегоуборочные бульдозеры, или как там эти машины называются, и рейсы стали отправлять один за одним, так что к отправке борта на Свердловск ситуация уже выровнялась, и самолёт полетел, как и положено – время на билете указано. А вот интересно, написал уже Высоцкий песню про «стюардессу, Мисс Одессу»?

Поспать в полёте не дали – принялись кормить. И не откажешься, коситься начнут. «Обычай». Пришлось чуть тёплую курицу со слипшимся рисом жевать. А вообще, устал. Четыре дня сплошных договоров и поездок по Москве-матушке. Даже без пробок Москва утомляла. Все несутся, как угорелые, очереди куда ни ткнись. Хотел в воскресенье сходить в Мавзолей, а там тысячная толпа. Всё, как и через пятьдесят лет, только китайцев в очереди нет – однако от этого она, эта очередь, ни на одного человека короче не стала. Пришлось зайти в Кремль через Александровский сад, походить вокруг Царь-пушки и треснутого колокола. А потом махнул Пётр в зоопарк. Надо будет хоть небольшой в Краснотурьинске организовать. А что, есть ведь очень неприхотливые и холодостойкие животные. Северный олень, як, овцебык, да и верблюд в монгольских степях зимой тридцатиградусные морозы переносит, да там же, в Монголии есть дикие лошадки. Ещё не вполне зоопарк, но детишки будут яков кормить и кататься на них. Будет у них в старости на одно хорошее воспоминание больше.

У Штелле теперь тоже. Встречу с Марселем Биком в доме Писателей с начальством этих самых писателей и юристом забыть будет непросто. Ещё в пятницу вечером Пётр поднялся к Вере Васильевне Смирновой и рассказал такую историю. Ну, он же сказочник, вот почти сказочную и выдумал. А как ещё объяснить появление капиталиста, желающего непременно в субботу рано утром заключить договор о выпуске «Буратино» во Франции огромным тиражом?

История получилась такая. Приехал, значит, «владелец заводов» в Москву погулять по Третьяковской галерее, а заодно и по центру столицы Красной империи. Вот гуляют они с переводчицей Элен по Калининскому проспекту, а там видят – у книжного магазина очередь. Встали – вдруг что интересное? Ну и купили книжку Петра Тишкова «Буратино ищет клад». Элен вечером прочитала и перевела Марселю. Ему понравилось, и решил тогда господин Бик осчастливить детей во Франции. Несправедливо ведь – у русских детей есть такая замечательная книга, а у несчастных французиков нет. Он ведь, месье Бик, всегда горой за справедливость. И подходят они, значит, к дому Писателей, а там стоит мужчина, Элен его и спрашивает, а не знает ли он господина Тишкова?

– Так я и есть товарищ Тишков, – отвечает господин.

– О, это есть карошо, – говорит месье. – Мы сейчас же идём заключать договор.

Вот и пришли. Правда, на следующий день, но утром. Ну, так себе история. Даже не на тройку. Но ведь не правду же рассказывать товарищу Федину. Он, конечно, человек неплохой, и к Петру расположен вполне доброжелательно, но ведь если сказать, что барона Бика вызвал в Москву сам Пётр, то непременно доложит куда следует. А что из этого последует? Да мало чего хорошего. Пусть лучше будет на одну сказку со счастливым концом больше.

Дальше все присутствующие и правда в сказку попали. Идёт себе потихоньку заключение этого самого договора, и пока печатали черновик, и спрашивает Вера Васильевна, а какой тираж планирует месье.

– О, книга кароший, тираж будет много. Один Миллион!

– Мать твою, – говорит Константин Федин.

– Твою мать, – откидывается на стуле Смирнова.

– Мать жеж твою жеж! – вскрикивает юрист. – Сколько же гонорар?

– О, немного. Один Миллион! – Бик, машет ладошкой. – Или Два Миллион! Долларс!

– Твою мать! – говорит Федин.

– Мать твою! – сползает со стула Вера Васильевна.

– Долларс!? – говорит юрист.

А если честно, то почти так и было. И у всех глаза квадратные.

– Почему не франки? – задаёт правильный вопрос юрист, кажется Павел.

– Долларс больше франки, – объясняет непонятливому Элен.

Провожали Петра из кабинета Федина в молчании. А он и не собирался с ними рассусоливать, у него через полчаса встреча с Тарасовым. Успеть бы.

Ну да что всё о себе да о себе? На соседних сиденьях уплетали курицу земляки-бугаи. Тоже не зря ведь скатались – тёзка-танкист вёз домой бронзовую медаль РС «Труд», а, значит, ещё и на ЦС (центральный совет) «Труда» поедет. Чем чёрт не шутит, ещё и призёром всесоюзного первенства станет, а там и до настоящего чемпионата страны недалеко. Отличился и бывший старшина: Кошкин вёз в чемодане целых две медали. Бронзовую завоевал в своём весе, а в абсолютной категории умудрился серебро отхватить. Проиграл он одному и тому же дагестанцу, только жребий лёг по-разному. В первом случае чуть раньше на него вышел – в полуфинале, потому и бронза.

– Я его на ЦС уделаю, – пообещал Вадим, показывая медали, – понял его слабое место. Он только в партере силён. Подниматься нужно сразу. По броскам выигрывать буду.

ЦС будет через три недели в Челябинске, и это хорошо. Пётр ведь собирался забрать клад из этого промышленного гиганта – вот и замечательный повод съездить. Бугаи и подстрахуют.

Событие четырнадцатое

В Свердловске до вечера делать было абсолютно нечего – ну, разве что зайти ещё раз в редакцию «Уральского рабочего», окончательно утвердить рисунки к книге. Уже в самолёте у Петра созрел план. А почему бы не скататься в Богданович и не взглянуть воочию на процесс производства отечественного фарфора? На фарфоровом заводе Штелле был – ездили с женой в Карловы Вары, и там была экскурсия на завод, что выпускает знаменитый чешский розовый фарфор. Розовый цвет – это не краска, а естественный цвет глины. Марганец, наверное, со своими солями поучаствовал, или ещё возможны соли кобальта. Ну, поразбираемся ещё. Может, ту же глину купим у дружественной Чехии – пока ведь ещё больше года до Пражской весны. Хотя и она не помеха, там быстро с помощью немецких друзей порядок навели. При этом чешские студенты не столько русских танков испугались, сколько бравых немецких зольдатен из ГДР с закатанными рукавами. Свежи воспоминания о войне, даже если на той войне не был.

Глава облисполкома Борисов выделил личную «Волгу» и дал сопровождающего для поездки в Богданович. Дорога была ужасна, колдобина на колдобине, да ещё два раза стояли чуть не по полчаса у переездов. Пётр был через пятьдесят лет в Богдановиче. Дорога стала вполне нормальной, а вот переезд на подступах к городу никак не изменился – всегда пробка. Неужели нельзя построить эстакаду и проезжать над железнодорожными путями, или под ними?

А завод ужаснул. Бардак, грязь, темнота. Лампочки жалеют? Или не успевают менять? Горят от стыда за горе руководителей. На рабочих местах в основном женщины, они же и тяжеленные подносы с готовой продукцией в печь волокут. Печи вообще потрясли – убожество с неплотно закрывающимися, кривыми дверями. Тарелки кривые, чашки с провисшими дужками, раскраска ужасна. Понятно, что и это убожество купят – сейчас в стране всего дефицит, и это дерьмо уйдёт. Но директора надо выпороть – до такого состояния производство довёл. Был и участок, так сказать, «премиальной продукции». Те же тарелки и чайные сервизы, только чуть качественнее раскрашенные. И никакого костяного фарфора – обойдётесь, дорогие земляки.

Пётр даже не стал спрашивать директора, мол, а почему вы, уважаемый, не делаете костяной фарфор. А зачем ему это надо? Всю продукцию и так сметают с прилавков, ещё и очередь стоит. А с костяным ведь морока. Пётр читал, что у китайцев в те времена (до исторического материализма) выход годного был очень невелик. Одна ваза из десяти получалась – то есть, десять процентов. Да, за такой выход годного любого руководителя предприятия сразу снимут, да хорошо ещё, если не посадят. Стоит ли связываться?

А вот мы свяжемся. Нужно будет по приезду сразу создать контору «Рога и Копыта». Именно с этим названием. Пусть будет достопримечательность в городе. Будем собирать у населения кости крупные и эти самые рога с копытами. Пережжём, получим костную золу, и вперёд. Наверное, химики могут подобрать состав этой золы и получить её более промышленными способами. Какие-то фосфаты, кажется? Будет и дешевле, и чище. Но нельзя! У нас будет эксклюзивная посуда по восстановленным древним технологиям. Ещё и за границу впарим. Хотя, сначала надо жителей города обеспечить.

Вот есть поговорка, что театр начинается с вешалки. Пётр за время работы на разных предприятиях, плюс командировки, уяснил, что судить о руководителе можно по туалету. Зашёл. Сломанные дверки кабин, подтекающие краны, разбитая метлахская плитка и разбросанная использованная бумага, в смысле – газеты. Нет, директора не пороть, а переводить в мастера надо. Не на своём месте человек. Как бы не намаяться с ним при совместном производстве. И чего? Перевоспитывать? В пятьдесят лет? Нужно будет обдумать.

Так незаметно под эти планы Пётр и уснул в поезде. Облисполкомовская «Волга» довезла прямо до вокзала. Устроились, попили чаю с пряниками, и спать. Завтра рабочий день.

Вторник – день почти спокойный, так, одно совещание с работниками общепита. Поговорили, в том числе о переходе на пятидневку. Боятся, что если будет два выходных, то с планом не справятся. И ведь не зря боятся! Четыре, а то и пять суббот в месяц. Шестая часть этого месяца, то есть как минимум пятнадцать процентов. Что делать? Не знал пока Пётр, и директора не знали. Одна только идейка была. В городе есть пельменная, так в субботу и воскресенье она всегда полная. Идут семьями. Стоят огромную, почти часовую очередь. Почему бы несколько столовых не превратить по субботам и воскресеньям тоже в пельменные? И в настоящей очередь уменьшится, и людям будет куда сходить, и выручка поднимется. Обещали подумать. Пельмени ведь лепить надо. Мясо опять-таки выделяется совсем не на них. Ну, для того и собирались, чтобы думать.

А после обеда Пётр заглянул в Сбербанк. Вспомнил он, что одно время собирал монеты, нумизматом был. Был, пока работал, потом ушёл на пенсию, и денег на это недешёвое удовольствие не стало. Но ведь теперь деньги есть – и, самое главное, те монеты, которые потом будут стоить тысячи и даже сотни тысяч рублей, сейчас можно достать если не за копейки, то точно за считанные рубли. Вот со Сбербанка и начал.

– Вера Николаевна, – обратился он к директору, – вы ведь пересчитываете мелочь и упаковываете в мешочки?

– А что, где-то выявили недостачу? – сразу же насторожилась женщина. Может, не зря?

Что-то он слышал в прошлом-будущем про то, что вместо двухсот монет в мешочки отсчитывали на пару монет меньше. Или это из какого-то фильма?

– Нет. У меня к вам личная просьба. Могли бы бухгалтеры, или как эта профессия называется, отбирать для меня монеты выпуска до 1961 года? Хочу коллекционированием заняться.

– Так это только медь, – успокоилась Вера Николаевна.

– А случайно попавших к вам гривенников или пятнашек не бывает? – поинтересовался Пётр. И не зря.