Читать онлайн Невоспетые жрицы Вселенной бесплатно

Все книги автора: Юлия Вадимовна Клименко

Цвет текста

Цвет фона

Шрифт

Часть первая: стихи

«Не вей в моей клетке цветов…»

Не вей в моей клетке цветов,
Ты вылети со мной в сад
Встречать лучи солнца на коже
И верить в горящий закат.

Блестят пуще золота прутья,
Но ты, я прошу, им не верь.
Пускай лучше слепит нас солнце,
Душе так приятней, поверь.

Вдохнём полной грудью мы горный
Прохладный приморский воздух,
Дотронемся пальцами дуба,
Пройдёмся рукой по колосьям.

Почувствуем ту мы свободу,
Какой у нас не было в клетке.
Не вей больше в ней ты цветов,
Они для души слишком едки.

«Даже дождь говорит тебе – плачь…»

Даже дождь говорит тебе – плачь.
От любви ли, от скорой разлуки ль?
От нежданной радости плачь
Иль от злобы, что крутит нам руки.

Даже дождь говорит: «Не стесняйся»,
Вылей слёзы по доброму прошлому,
Бесполезность в попытках сдержаться
Не оставит ни капли хорошего.

Сильный дождь подаёт нам пример,
Пусть и мы станем вдруг с тобой ливнем.
Враз отчистим всю грязь перемен
И станем такими же сильными.

Раттана[1]

Предрешили судьбу век назад:
Мне тебя обещали, Раттана,
Я тебя очень ждал на Земле,
Брак Святая Святых наш избрала.

До того, как с Колёс Мирозданья[2]
Осыпались частицы всех душ,
Нас божественной нитью связали,
Запечатаны до первых стуж.

По веленью Владычицы Жизни,
Под дурманящий ладан и дым
Поливали нам головы наши,
Наречённой тебя обрекли.

Нам идти вдоль по кругу сансары[3],
Из него нам и выходить.
Только за сердца, а не за руки
Нам держаться, одной душой быть.

Мать дождей[4]

Немая Дева, Мать Дождей, Принцесса Океанов
Во мраке синем предо мной.
И страх, и немощь, и благоговенье
Поочерёдно и наперебой.

Богиня Моря с кожей цвета глади,
Глазами, словно тьма ночи,
А мощью всех шести миров бессмертных.
И прекратить безумство взгляда не проси.

Великой королеве глубины покорна,
Молюсь, касаясь лбом земли.
Благодарю, что мне явилась омороком,
Прошу, росткам ты риса дай взрасти.

Смотрю в последний раз в свои глаза

В этом стихотворении полностью описан традиционный древний процесс захоронения в Таиланде.

Я на рассвете в глади мутной, но зеркальной
Смотрю в последний раз в свои глаза.
Морщины говорят о добром прошлом,
Я прожила жизнь ярко, что сказать.

В тех складках, что идут от носа книзу,
Найду деньки я, полные улыбки,
О том же говорят морщины глаз моих,
Не может в этом быть ошибки.

Две строгие морщины режут лоб,
Быть может, значит, жизнь была строга.
Одна приподнятая бровь —
С сарказмом я тогда смеясь,
Не видела жестокого врага.

Сухие губы говорят о том,
Что сто мужчин сорвали поцелуи.
Не помнит их седая голова,
Но помнят их морщинистые губы.

Моя ты жизнь, спасибо прошлой карме,
Я прожила так, словно рай был на Земле.
Бывало, приходили в дом печали,
Встречала их с улыбкой на лице.

Сегодня на рассвете я гляжу не в воду,
Смотрю я вглубь своей души.
Сегодня от Сансары до нирваны
Разделят мелкие, но точные шаги.

Отвечу я сегодня перед Богом,
Отправлюсь я в один из трёх миров.
Животным, человеком, обрету свободу ль,
Узнаю через несколько часов.

Вчера ещё развесила я ленты
До ложа, где дым от свечи.
Там пахнет ладаном и смертью,
Не спутаешь те чувства ты ни с чем.

Стоит уже и чаша с чистою водою,
Смочить мне губы для Пути.
Заточен нож с поверхностью зеркальной,
Что расположат на пустой груди.

Зашьют мне веки, в руку вложат чётки,
На шею мне возложат шесть монет,
Закрыта мне отныне в храм дорога,
Мне сутры в мир живых внесут запрет.

Покинет дух мой домик с прудом,
Очистят благовонья негатив,
Цветов мне белых кто оставит
У лестницы, подальше от беды.

Сегодня будет ярко светить солнце,
И будет летом буйный урожай.
Я знаю, я давно готова,
Мне смерть – подруга, нет сил на печаль.

Сквозь 49 лет и сквозь пространство
Я воплощусь, а может быть, и нет.
А может, прожила я не напрасно,
И долг давно уже сошел на нет.

Последняя улыбка отразится
В той мутной глади на поверхности воды.
Седые волосы поправив,
Я поспешу на встречу пустоты.

Смысл жизни

Скажи мне, Вонграт[5], имеет ли смысл,
Любимая милым ли я?
Взошла ли рассада, тепла ли погода,
Свежа ли утрами роса?

Какое значение у всей этой мелочи,
Если сравним со Вселенной?
Как можно жить, не имея значения
Для высших существ неизменных?

Не ровня мы ангелам, а ангелы – Будде,
А Будда – Чистым обителям[6].
Огнём и водой, а не кровью и слёзами
Бесконечностью жизнь с Земли смыта.

Нерушим лишь Создатель, который сквозь время
Стирает ветрами нас в пыль.
Потом возрождая всех нас по новой:
Ангелов, бесов, народную быль.

Какой же мне смысл, родной мой Вонграт,
На свет мне дитя появлять?
Упадок морали, люд в смерти играет.
Всё сдует ветрами опять.

«Простить и забыться. Жить дальше, трудиться», —
Брат мой Вонграт отвечал.
«Дарить людям свет и любовь, оступиться
Нельзя. Дать Вселенной сигнал:

Что есть в этот час, в этом, ложью покрытом,
Один яркий лучик тепла.
Что он разовьётся, взметнёт, не собьётся
С Пути ради жизни дотла.

Пускай нас терзают, на ложь проверяют,
А мы пальцы в мудре[7] совьём.
Под мантру рассветную, негу заветную
Радость по миру снесём.

За эти закаты, цветов ароматы,
И яркий свет северных звёзд,
За сына улыбку и счастье то зыбкое
Шагать, хотя Путь и не прост».

Марионетка

В стихотворении описаны атрибуты «театра теней» – это полотно, позади которого зажигался раньше огонь, а куклами управляли специально обученные мужчины.

На мне одеяние из бычьей кожи,
Узоры на нём довольно несложные.
Распущены волосы – чёрная смоль,
В янтарных глазах позабытый огонь.

За мною стоит мой любимый мужчина.
Руками упёрся, что палками, в спину.
Он говорит, а я лишь молчу.
Нельзя мне и шага, как я захочу.

Играет ансамбль, мой выход на «сцену».
Я делаю то, что заставит их верить,
Что счастлива с ним, что любит он нежно,
При этом щеки я касаюсь неспешно.

Надену я маску, пущусь в яркий танец,
А он за спиною моей управляет.
Я, словно тень на полотнах за рамой,
А сзади костёр мне полы обжигает.

Всё это, похоже, театр теней,
И я в нём играю в Рамакиен[8].
Он драматург, я кукла пустая,
Марионеткой меня называет.

Как жаль, что лишь долгие годы спустя,
Что жизнь – не театр, я поняла.
Ансамбль стихает, кончается стих,
Мой акт не хочу вновь играть я на бис.

Сегодня я брошусь сквозь полотно,
Пусть загорится в той раме оно.
И с ней пусть сгорят те верёвки, что держит
Мой драматург, муж мой беспечный.

Ювадхида

Стихотворение посвящено истории любви бывшей королевы Таиланда Ювадхиде Полпрасет.

Тебе знакомо: от мороза жжётся кожа,
А от жары стекают капли, освежая?
Моя история с тем схожа,
То близко для меня всё это, то чужая.

Грехи мои прошу, о Будда,
Не отпускай великодушно никогда.
Без них ведь, как без рук, я буду,
На эту жизнь они – большая часть меня.

Бывали дни, когда с балкона видно
Толпу непрошеных, завидующих глаз.
И я дарила жадно сему миру
Себя, без лишних ёмких фраз.

Мне имя в этом мире ЮвадхИда,
Блестит корона, я сажусь на трон.
Верна народу, временами глуп он:
Целуют платья моего подол.

Пришла повелевать, но слышу отовсюду: «Сдаться!»,
Традиций круг не разорвать.
Мятеж души зовёт подняться
С колен. И свой народ поднять.

Надену, словно мантию, улыбку,
С дворца несчастий я сбегу достойно.
Король мой не простит ошибки:
Сегодня поцелую я другого.

И пусть лишусь я титулов и званий,
Пускай сломают подо мною трон,
Отныне я свободна, в этом правда.
Но помнить будут королевой испокон.

Сунандха

Стихотворение посвящено трагедии королевы Сунандхи Кумариратана.

Моё имя Сунандха, моя клетка – река.
Духи так повелели, предрешилась судьба.

Затащили сирены на могильное дно,
Проливали русалки этой ночью вино.

Заплыла я в угодья моря демонов чёрных.
Рады были, что душу обглодают нескромно.

И никто не помог, когда в речке тонула.
Все смотрели, боясь, что беду навлеку я.

Никого не прощу, затащу на рассвете
Я на дно всех мужчин, что в летах на расцвете.

Превратилась не в пену, в кровожадную месть.
За дитя, что в утробе, и за трон души есть.

Вспоминает король наш потерянный брак.
Я за нас обреку на несчастье и мрак.

Макрук[9]

Играю я с тобой в макрук,
Я – кхун, что значит дворянин,
Ты навсегда в моём плену,
Я ничего не дам взамен.

Я съем тебя, твоих фигур,
Я сердцем закушу от скуки.
Я о любви твои слова забуду,
А ты мои век помнить будешь.

У глаз моих раскосых – пленник.
И поцелуй я свой не дам.
Но всё равно ты свою верность,
Будь добр, неси к моим ногам.

На разных полюсах доски,
На юге – ты, а север – мой.
За чёрных я, а белых ты,
Танцую и смеюсь: ты – мой.

Бросай игру и сдайся мне,
Переверни вверх дном доску.
И я уйду, не обернусь…
А без тебя впаду в тоску.

Молитва

Пусть я, что хожу по земле увлажнённой,
Освобожусь от вражды и страданий,
Пусть мне, что даруют судьбу бережённой,
Лишат мою душу от глупых скитаний.

Пускай мне неведомы зло и болезни,
Семья и союзники станут добры.
Врагам я желаю удач расчудесных,
Чтоб не постичь злодеяний игры.

Путь чей молитва, ума медитация,
Пусть от опасности Бог защитит.
Пусть махадеви[10] – небесная грация
Души пустые вовек просветит.

Пусть благодетели, жертвы, миряне
Окутаны будут заботой богов.
Пусть весь наш мир пребывает в нирване[11],
Пространство пусть станет защиты покров.

Пусть все, кто ползают, дышат и плавают,
Вселенной будут нужны.
От юга до севера, с востока до запада
Благостью поощрены.

Печаль

Пусть летит печаль над вершинами,
Развевается пеплом над морем.
Обрастёт холодными льдинами,
Пусть с закатом уйдёт краснопёрым.

Пронесётся печаль над домами,
Обернётся морскою пеною,
Засыплет из туч снегами
И растает под солнечной негою.

Превратится в ничто, в пустоту,
Никого не затронув, исчезнет.
И тогда свет займёт черноту
На Земле, где под стать ему место.

Пять масок женщины

В руках моих держу пять масок.
Чтобы тебе казаться разной.
Чтоб никогда не заскучал
От нежности в моих очах.

Сегодня ночью вожделенной
Я томно над тобой довлею.
Господствую в постели жадно,
Свожу с ума я многократно.

Наутро, ласковая кошка,
Играю в ласку понарошку.
Надену взгляд оленьих глаз,
Поклона и без лишних фраз.

Я днём улыбчивая пташка,
Полна улуна[12] твоя чашка.
Танцуя, напеваю песню
О том, как рада быть невестой.

На вечер маска недоступной,
Пусть будет крепость неприступна.
Игра в охотника и жертву
Немало действует на нервы.

А в полночь облачусь в луну,
Сквозь тучи быстро промелькну,
И волновать начнёт вдруг море,
Что ограничилось прибоем.

Я не одна, нас пять таких,
Чтоб муж мой вдруг не заскучал
И каждый день благодарил,
Что видит нежности в очах.

Исповедь

И в бытие сансарном без начала,
И в этой жизни, и в иных
Я ярость злости испытала
И вынуждала злыми быть других.

Я радовалась горю, что разрушит
Мгновенья небольшого счастья.
Брела я в темноте наощупь,
Не различая дней ненастных.

Ослеплена была я упоеньем
От своего богоподобья.
И ожидая кармы исполненья,
Теперь молюсь, сложив ладони.

Я всеми атомами презираю грех свой,
Готова выйти за пределы горя.
Прошу признать мои ошибки
И стать вовеки дочерью духовной.

Отныне долг мой – создавать.
Воспламенится светоч Дхармы[13].
Пускай и раньше и сейчас
Сердца существ живут во Храме.

Святилище

Одной благословенной ночью
Зажглась на небе красная звезда.
Ответным светом засиял мой камень,
Что кроется в глубинах, где душа.

Я облачила свою наготу в одежды,
Вплела я в косы перья и цветы.
Броню надела на грудную клетку,
Вдохнула запах моря и лозы.

Ступала оголёнными ступнями
По мокрому холодному песку.
Окутало магическим сияньем,
Зрачки извергли в небо синеву.

Шурша полупрозрачными полами
И нарушая шума тишину,
Брела я в пустоту, вокруг мелькали
Мне горные пейзажи во снегу.

Коснулись уха звуки водопада,
Я знала – расправляю крылья,
Я для кого-то стану ангелом,
Зовут меня волшебницей иные.

Зажгли в ладонях искры света.
Они предвестники обители любви.
Подняв глаза, увидела раздетых
Я женских душ, что скрытые в тени.

Качнулась лодка, что ждала покорно
Меня и дев моих, страдающих во мгле.
Я подзываю каждую так нежно,
Сомкнув её в объятиях своих.

Меж нами засияет солнце,
Я подарю ей выход на спасенье,
И проведу её на лодку-чудотворца,
Что увезет её в страну весенью.

О, мои маленькие нежные созданья,
Так настрадались в этой жизни вы зазря.
Зато своими добрыми сердцами
С Землёй венчались вы у алтаря.

Пусть понесут вас волны к свету,
Что с берегов прискальных так далёк.
Пусть сберегу я вас стихами, песнями,
В душе распустится увядший стебелёк.

Закат Девы

О Дева, скоро твой закат!
Кровавым солнцем заплываешь в море.
Лишь отблеск слабый звёзд на небосклоне
Предскажет вёсен невозврат.

О, не проси, не злись и вытри слёзы,
Прошла красы твоей пора.
Теперь же у кого искра
На путь встают и расплетают косы.

Потух твой блеск в глазах,
А в аромате тела нет дыханья розы.
Отныне где любовь, там всё морозы,
Не стоит уж мечтать о чудесах.

Последние лучи гранатным цветом
Касаются морского полотна.
Я знаю, завистью насколько ты полна.
Прости, но молодость в веках будет воспета.
Тебе же на покой сойти пора.

Январский сон

Мне снится чёрное пространство.
Нагая, озираюсь второпях.
Не помню имени и кто такая,
Храбрясь, спешу я, ускоряя шаг.

Встаю столбом. Поднялись мои веки.
Распято на кресте немое существо.
Чернеет тело, грудь гранатом светит.
Не может умереть то, что мертво.

Влекома силой высшего созданья,
Крадусь я к телу без души.
Вдруг вырываю сердце я гранатное.
Его пульсация слышна в тиши.

Стекает по моим рукам и на пол.
Я чётко слышу капель звук.
Но чувствую такую легкость я, однако,
И слышу своего я сердца стук.

В душе вдруг стало так просторно.
Легко в ногах и разум стих.
И ощутила в тот момент я чётко:
Должна я написать об этом стих.

Этим несчастным обожжённым телом
Была ранимая моя душа.
Оно моим мне было отраженьем.
Я вырвала с него всю боль тогда.

Держала в кулаке зажатом плод,
Болезнью в глубине мне отдававший.
Лишь три удара до заветнейших свобод,
Потух гранат. И растворились все печали.

Часть вторая: новеллы

Сирипхон

День первый

В одной тайской деревушке Мо Панг, что раскинула свои тропинки недалеко от угодий короля Сиама достопочтенного Рамы, жил один известный за пределами королевства кукольник. Был он молод, но разлилась слава о нём за его многочисленные заслуги перед искусством «театра теней». В служении театру для него сложилось всё, что он любил: создавать истории с помощью фантазии и мастерства своих рук. В жилище, что давно превратилось в мастерскую, царствовал хаос, и лишь с трепетом сложенные, листик к листику, в углу лежали его создания: пьесы, написанные им в запале, в исступлении, написанные, словно нечто божественное руководило его рукой, бережно выводя буквы.

Одним облачным нежарким утром, тем утром, что вдыхает в человека саму жизнь и предвещает предвкушение трепета перед значимым днём, запыхавшись и пытаясь отдышаться, стоял перед кукольником мальчуган Бо. Тот мальчик за гроши работал гонцом этой деревни, помогая своей одинокой матери. С трёх его лет вкус детства растворился в воздухе, когда отца его не стало, отчего мать находилась в постоянном отчаянном забвении. Единственным мужчиной в доме стал малыш Бо, а атрибутом заработка – его длинные, как у лани, быстрые ноги. Работать приходилось не каждый день, только если случалось что-то поистине важное, требовавшее немедленного донесения до народа деревушки Мо Панг.

«Мастер Чаннаронг, меня послали непосредственно к вам с важнейшим донесением… – Сердце мальчика непрестанно заходилось, и он никак не мог отдышаться. – Дочь достопочтенного короля больна: потеряла она сон и аппетит, ничего не приносит ей радости после того, как её возлюбленного – простого воина – отправили от неё подальше защищать Сиам на границе. Король готов сделать для неё всё, лишь бы улыбка коснулась её круглого бледного лица. Сумеешь излечить её чудодейственной пьесой – будешь озолочён, как и пять твоих поколений до конца дней, если же нет, бросят тебя на съедение крокодилам, что обитают в дворцовом пруду».

На несколько секунд кукольник Чаннаронг прикрыл свои карие глаза. Вздохнул, поправив длинные шёлковые светлые волосы, доставшиеся ему от матери нездешних земель, и ответил: «Я ждал этого дня. Готов приступить сейчас же».

Не медля более ни секунды, мастер принялся руководить работой. Так, ему прислали молодого телёнка из королевских угодий с лучшей кожей из всех телят и быков, что у них были, а также лучшие китайские шелка, направленные швеями при дворе. Сам же Чаннаронг направился в тот самый драгоценный уголок его комнаты, где хранились написанные им пьесы. Нежно, с чрезмерной аккуратностью, медленно достал он из-под низа стопки несколько обветшалых письмен. Эта пьеса была венцом творения его фантазии. Он писал её одной звёздной ночью, освещаемый лишь лунным светом, сочившимся из образовавшейся расщелины на стене, созданной стихиями. Пьеса его была, конечно, про любовь. Про ту любовь, которую никогда он не испытывал, за которую отдал бы всё: она была чиста, как берег островной воды, самозабвенна, как люди, преданные солнцу, и жертвенна, как мать, что сквозь муки рождения плачет слезами радости при виде малыша.

Настало время отделки кожи молодого телёнка, совсем недавно зарезанного во имя улыбки принцессы. Ловко и тщательно, методично и мастерски обрабатывает Чаннаронг кожу. Всё утро, весь день и весь вечер вырезает он детали главной героини его пьесы – куклы, что сыграет роль той самой возлюбленной. Шлифует поверхность, подрезает детали, вымачивая тем временем материал для создания героя-любовника. Так ответственно и самозабвенно работал мастер, что боги ночного неба решили подарить ему отдых. Чаннаронг заснул, держа в руках лицо куклы с женскими очертаниями.

День второй

«Твоё имя Чаннаронг, что имеет значение доблестный, опытный воин, – мягкий, обволакивающий женственный голос раздаётся в пустом белом бытии. – Готов ли ты вступить в бой со своим одиночеством, Чаннаронг?»

«Кто ты?» – не видя ничего, кроме белого пространства, спросил кукольник, не зная, к кому обращается. Он потирает рабочими руками с красивыми пальцами тяжёлые веки. «Где я?» – задаёт он закономерный вопрос, ощущая себя живым и в то же время не чувствуя самоконтроля в полной мере.

Продолжить чтение