Читать онлайн Древний мир и войны. Стихи бесплатно
- Все книги автора: Инна Ивановна Фидянина
Древний мир
Ли́чный ва́рвар
Ли́чный ва́рвар мо́лча хо́дит,
постучи́тся в дверь серьёзно.
Ли́чный ва́рвар не нахо́дит
слов, коне́чно, о́чень гро́зных.
Ли́чный ва́рвар неприли́чно
мысль подки́нет и умо́лкнет.
Я его́ не укуси́ла.
Укуси́ла бы, что то́лку?
Ведь на то и ва́рвар э́тот,
чтоб терпе́ть оби́ды све́та,
рассужда́ть в бору́ о гла́вном:
кость ребёнку и́ли ма́ме?
Э́тот ва́рвар непоко́рный
мне на у́шко что́-то ше́пчет
(расстоя́нье – киломе́тры,
расстоя́ние – три ве́ка).
Смо́трит ва́рвар, улыба́ясь,
ду́мая, что жив сейча́с.
Све́тлый ва́рвар то́чно зна́ет,
что придёт побе́ды час!
Я ему́ пишу́ письмо́:
«Всё в поря́дке, но лицо́
постаре́ло ка́к-то но́чью,
ви́дно в век твой о́чень хо́чет».
Варва́р пи́шет мне в отве́т:
«Я сего́дня на обе́д
написа́л тебе́ сона́ту,
и тепе́рь ты винова́та,
что по све́ту зазвучи́т
ста́рый, дре́вний колори́т».
Ли́чный ва́рвар мой хоро́ший,
он сто три́дцать пе́сен сло́жит.
И я бу́ду знать сама́:
винова́та в э́том я!
Ой ты, князь Михаи́л
Ой, Михаи́л ты вели́кий,
взял по́сох, и взгляд не ди́кий,
шело́м уже́ не оде́нешь,
не ве́ришь,
что ещё бо́льше земе́ль тебе́ на́до:
родны́е просто́ры – отра́да.
Вре́мя вы́пало тебе́ золото́е:
ни Мама́я, ни бо́я,
лишь пиры́
да похвальбы́.
Похвальба́, похвальба́, похвальби́ще,
шум, молва́ и гульби́ще!
На́ спор мо́жно и мо́ре Чёрное переплы́ть.
Чему́ быть, тому́ и не быть,
а мо́ре перебежа́ть – не шу́тка!
Но не про́мах наш княже Мишу́тка:
прыг на чёрны корабли́
и плыви́, плыви́, плыви́…
На то Михаи́л и вели́кий!
А лик твой ли́кий
кто-нибу́дь намалю́ет
да нам подсу́нет:
любу́йтесь, лю́ди,
таки́х краси́вых бо́льше не бу́дет
во вла́сти.
Песнь свою́ пе́ла Наста́сья,
домо́й ожида́я геро́я.
Пой со́рок лет, на дне мо́ря
твой муж Михаи́л вели́кий.
Вышива́й кресто́м его́ ли́ки.
Мечты́ косаря́
Разошла́сь с косо́й рука́ могу́чая
по лу́гу да по по́лю! Мурава́ колю́чая
застила́ет те́ло, глаза́ ест.
Я скошу́ её косо́й в благове́ст.
Нет на мне изъя́на да и сам не дура́к.
Почему́ ж дивчи́не всё не так?
Да и во́зраст у меня́ уже́ большо́й.
Вот скошу́ её косу́ свое́й косо́й!
А и ба́тька у Марья́ны чи дура́к?
Эх и ма́мка у Марья́ны – железо́ кула́к.
Что ж вы до́чечку храни́те, для кого́?
Перезре́ла ва́ша ба́ба, бры́зжет молоко́!
Ой пойду́, косо́ю закошу́ весь свет,
надое́ло тут маха́ть в пересве́т!
А по лу́гу да по по́лю – не вода́,
а по лу́гу да по по́лю – блеск-роса́.
И трава́-мурава́ вдаль мани́т.
Бро́шу всё, уйду́ в леса́, да небри́т
зарасту́ свое́й волоснёй,
а кики́мора и водяно́й
ста́нут мне роднёй.
Превращу́сь я сам в Лешака́,
украду́ Марья́ну, бу́дет моя́!
Зарастёт и неве́ста волоснёй,
ста́нет па́клею трясти́, а не косо́й.
Не посмо́трит на неё бар, купе́ц.
Ста́ну де́тям я её – строг оте́ц.
Побегу́т ребя́тки по по́лю!
А свою́ семью́ я сам отмо́ю,
заплету́ всем ко́сы, сбре́ю мо́рды,
и прям к тёще ко двору́:
– Мам, дверь откро́йте,
вот ваш зять-молоде́ц,
вот ва́ши вну́ки!
– Где ж бы́ли вы?
– Ай, в лесу́ не зна́ли ску́ки! —
и пойдёт пляса́ть жена́,
да спля́шет тёща,
ну а тесть-холоде́ц и того́ хле́ще!
Вишь, бог Перу́н, где сча́стье-то быва́ет,
когда́ из ле́са Чёрт хло́пцу морга́ет.
А ты коси́, косе́ц, не зна́я го́ря.
Постучи́сь-ка в дверь, аво́сь откро́ют!
Князь Гвидо́н и корабли́
Князь Гвидо́н в весь мир влюблён,
в весь мир влюблён наш князь Гвидо́н!
А кня́зю Гвидо́ну жену́ бы влюблёну
в сла́вного кня́зя Гвидо́на.
Но не до жён, не до подру́г:
корабли́ чужи́е вдруг
к на́шей бу́хте приплыву́т.
– Ой не друг там, ой не друг.
Флаг весёлый, но не наш,
чёрно-бе́лый – э́то враж,
э́то враж и́ли султа́н,
мож торго́вый. А, Степа́н?
– На торго́вый не похо́ж,
да не ви́дно же их рож.
– А пальнём, пуща́й боя́тся!
– Нет, Гвидо́н, вдруг торгова́ться?
– Как же ду́му ду́мать тя́жко
(кня́жья голова́ бедня́жка).
Ну дава́й их подпали́м!
– Погоди́, успе́ем в дым,
на дно успе́ем всех пусти́ть.
Как себе́ не навреди́ть?
Вот и куме́кай, князь Гвидо́н:
мы стреля́ем и́ли пьём?
А на́до бы́ло жени́ться,
ле́гче бы́ло б матери́ться!
Ой люли́, люли́, люли́,
плы́ли к бу́хте корабли́.
Плыву́т ло́дочки
Плыву́т, плыву́т ло́дочки
по мо́рю си́нему,
а на ло́дочках корабе́льщики,
корабе́льщики краси́вые,
корабе́льщики ста́тные,
ми́рные, невозвра́тные:
нет им доро́ги домо́й
и́з-за мо́ря си́него,
и́з-за И́ндии далёкой.
Пото́нут, пото́нут кора́блики
в мо́ре глубо́ком,
корабли́ ми́рные,
корабли́ торго́вые
везу́щие де́ньги целко́вые,
а та́кже тка́ни атла́сные
да серпы́, мо́лоты я́сные.
С бу́рей суда́ не спо́рили,
на бу́рю не́ту упра́вы:
по мо́рю чёрному попешехо́дили
и на борт пра́вый!
А до́ма де́ти да ма́тери,
накры́ты ска́терти:
ждут морехо́дов,
три́дцать лет ждут и со́рок
свои́х помо́ров.
Вот так и живём мы, зна́чит
Когда́ день на не́бе пови́снет,
мужи́к над гу́слями сви́стнет,
и облака́ понесу́тся,
да ку́ры переверну́тся
с наси́женного шеста́,
зна́чит, пришла́ беда́.
А как пришла́, снаряжа́йся,
в по́ле иди́, сража́йся!
Мы ж за тебя́ попла́чем.
Вот так и живём мы, зна́чит.
Что ни день, то го́ре;
что ни ночь, то до́ля,
а до́ля у нас така́я:
рожа́й ребя́т и гоня́й их
по чи́стому, чи́стому по́лю,
пока́ мал – на во́лю,
а как подро́с – воева́ти!
Дед не сле́зет с крова́ти,
ба́бка застря́нет в печи́,
неве́стка забу́дет про щи —
вот те приме́ты
к хму́рому, хму́рому ле́ту,
э́то войны́ нача́ло.
А где на́ша не пропада́ла?
– Не пропа́ло коле́чко
ми́лого моего́. Серде́чко
вдруг разболе́лось что́-то.
Охо́та, охо́та, охо́та
с ним кувырка́ться в сара́е!
Эх ты, вдова́ молода́я,
спрячь свои́ мы́сли пода́льше.
Подро́с уж немно́го твой ма́льчик,
кача́й лю́лю да пой:
«Дом на горе́ пусто́й,
ве́тер за о́кнами во́ет,
дверь никто́ не откро́ет».
Привы́чка – де́ло дурно́е
Дом не дом, печь не печь,
так повело́сь, что не́где лечь.
Подви́нься, ба́ба, де́ти прут,
в и́збу ко́зочку веду́т.
– Куда́ её? «Моро́зно, мать,
в сара́е то́ко помира́ть!»
Коза́, мать, де́ти, нет отца́
(ушёл одна́жды по дрова́),
не́кому ха́ту подпра́вить
(сын ско́ро на но́ги вста́нет).
Скоти́на жа́лобно бле́ет,
печу́рка почти́ не гре́ет,
замерза́ет в коры́те вода́.
Иди́те к чёрту, холода́!
– Весно́й на́ново кры́шу покро́ем.
– Никто́ и не спо́рит, —
отвеча́ет сыно́к делови́то.
Бы́чий ло́пнул пузы́рь: откры́то
окно́, и ставенька хло́пает.
Мальчо́нка встаёт да то́пает,
входну́ю дверь открыва́ет,
в ха́ту моро́з впуска́ет.
Сестрёнка те́рпит, не пла́чет
(она́ взро́слая, батра́чит).
Прикры́л око́нце, ста́ло тепле́е.
Придёт весна́, повеселе́ет
крестья́нская до́ля несча́стная.
Ба́ба спит безуча́стная
к их общесеме́йному го́рю.
Привы́чка – де́ло дурно́е!
Царь каза́к, цари́ца каза́чка
Небеса́ обетова́нные, по́весть ди́вная:
деревя́нный дом, земля́ не гли́нная,
соха́, метла́ и узде́чка,
коро́ва, свинья́ да ре́чка.
Кобы́ла со́весть забы́ла – пля́шет,
пету́х крыла́ми с забо́ра ма́шет,
ко́шка пошла́ до кота́,
сижу́ на зава́линке я.
Со́лнце игра́ет.
Жи́нка не зна́ет
како́й я ей пригото́вил пода́рок:
там за сара́ем
стоймя́ стои́т трон резно́й.
– Не сади́сь, жена́, погоди́, посто́й!
Оде́нь наря́дное пла́тье
да ле́нту атла́сную
вплети́ в золоту́ю ко́су,
тепе́рь сади́сь. Пусть не ско́сит
нас бог запоро́жский!
Ты цари́ца, я царь лито́вский!
– Ну и дура́к же ты у меня́, Кондра́тий!
Зря вре́мя потра́тил, —
вздохну́ла Окса́на,
но испо́лнила, что муж сказа́л ей.
Соверши́в обря́д,
я был рад:
– Ну вот, тепе́рь мы под защи́той вели́кой!
А бог с не́ба безли́кий
смотре́л, не гля́дя:
«Ну и дура́к ты, Кондра́тий!»
Небеса́ обетова́нные, по́весть ди́вная:
деревя́нный дом, земля́ не гли́нная,
не́бо, рай и поля́ плодоро́дные.
Гуля́й, каза́к с ца́рской мо́рдою!
Мона́х влюби́лся
От добра́ добра́ не и́щут.
– Ты куда́? «Где ве́тер сви́щет,
и лома́ет паруса́
лишь вода́, вода́, вода́!»
– Не туда́ тебе́, рыба́к,
хлипкова́та ло́дка так.
«Я плыву́, ты не меша́й,
корабе́ле хо́ду дай!»
Так мона́х сам с собо́й разгова́ривал
и от бре́га родно́го отча́ливал:
не за ры́бой он в путь пусти́лся,
к нему́ в го́лову чёрт проси́лся.
«Ви́дно что́-то не так», —
на́чал ду́мать мона́х.
А захоте́лось слу́жке бо́жьему сча́стья:
влюби́лся он, вот несча́стье.
И друго́го пути́ не нашёл,
как в ло́дочку прыг и пошёл,
погрёб, трусли́во сбега́я:
«Нельзя́ мне!»
– Не понима́ю!
От добра́ добра́ не и́щут.
Но ветра́ во по́ле сви́щут,
и лома́ет паруса́
лишь сама́ свята́ душа́.
Царь и кобза́рь
Не забу́дем, не забу́дем,
не забу́дем, не прости́м!
В на́шем го́роде гуля́ет
са́мый гла́вный господи́н —
э́то царь-госуда́рь.
А ты, ни́щий кобза́рь,
не стой, уходи́,
у тебя́ на пути́
одни́ бе́ды да тюрьма́.
Плюнь, коль я не права́!
Гой еси, гой еси,
перевели́сь на Руси́
все зако́нные дела́.
Плюй не плюй, а я права́.
Не забу́дем, не забу́дем,
не забу́дем, не прости́м:
в на́шем го́роде прижи́лся
са́мый гла́вный господи́н —
э́то царь горо́х,
царь горо́х-чертополо́х!
А ты, кобза́рь,
хо́чешь сядь, а хо́чешь вдарь
по свое́й больно́й судьбе́,
у тебя́ дыра́ везде́.
Эх, кобза́рь-кобзарёк,
тебя́ царь уволо́к
в са́мый да́льний уголо́к,
посади́л под замо́к.
И тепе́рь ты посиди́,
пока́ пля́шут короли́,
пока́ пир идёт горо́й,
хо́чешь ляг, а хо́чешь стой
под ды́бой, дыбо́й,
под двумя́, а не одно́й!
А певцу́ геро́ю
пло́хо под дыбо́ю:
и ни о́йкнуть, ни вздохну́ть.
Как же да́льше своё гнуть?
Не забу́дем, не забу́дем,
не забу́дем, не прости́м!
Как мы пе́ли, так петь бу́дем.
Бе́ды в пе́сни воплоти́м!
А хра́мы зали́жут свои́ ра́ны
Хра́мы, хра́мы, хра́мы,
хра́мы – золочёны купола́.
Русь ходи́ла го́лой, дра́ной,
но на хра́мы медь несла́!
Охраня́ем хра́мы, хра́мы,
хра́мы – бе́лая стена́.
Зализа́в вое́нны ра́ны,
возведёт храм голытьба́!
Ста́рый, дре́вний спит князь-го́род,
дре́млет мёртвый Ки́ев-град.
Ху́же не́ту той нево́ли —
це́ркви би́тые стоя́т!
Апана́су игуме́ну
не́ту пло́ше той беды́:
полове́цкие звери́ны
все ико́ночки сожгли́!
Сел и пла́чет. «Де́да, что ты?»
– Ничё, де́тонька, иди́.
Дед ты, дре́вний Апана́сий,
му́ку вну́ку расскажи́!
Ха́та це́ла, ба́бка ждёт,
муженёк всё не идёт.
Це́лил, ме́тил ста́рый дед,
ру́ки-крюки́: «Нож нейдёт!»
Ты не плачь, не рыда́й,
лежи́ на пе́чке, дни счита́й.
Приду́т хло́пцы, засучи́в рукава́
и ико́ны, образа́
вы́режут, раскра́сят,
разве́сят – храм укра́сят!
Заблести́т церква́, засия́ет,
ма́ло ей бу́дет, доба́вят:
на позоло́ту ски́нутся
и да́льше дви́нутся
Русь отстра́ивать!
Не на́до жи́нку расстра́ивать,
дед Панас,
война́ не про нас,
про нас пир горо́й!
Иди́ в огоро́дик свой,
там ре́па си́днем сиди́т,
на тебя́ страше́нно гляди́т:
срыва́й да ешь,
пока́ рот свеж.
А хра́мы, хра́мы, хра́мы,
зали́жут свои́ ра́ны,
и колоко́льный звон:
«Динь-дон, динь-дон, динь-дон!»
Молодо́й да ста́рый дура́к
Молодо́й дура́к и ста́рый дура́к.
А на родно́й земле́ да всё не так:
на родно́й земле́ – не косари́,
на родно́й земле́ – гниль, пустыри́.
Молодо́му дураку́, ой, не те́рпится
на печь зале́зть, с ма́мкой встре́титься.