Читать онлайн «Не все то золото…». Фальшивомонетничество в Российской империи. Вторая половина ХVIII – начало XX века бесплатно

© А. Н. Алексеев, текст, 2023

© Издательство «Четыре», 2023

Предисловие

Первый случай фальшивомонетничества на территории древней Руси, зафиксированный в летописи, датируется 1447 годом и связан с народным бунтом в Великом Новгороде. «В лето 6995», сообщает Новгородская летопись, «бысть во граде мятеж велик». Причиной народных волнений послужило «похудание денег». Горожане обнаружили, что внешне стандартные гривны[1] содержат меньше серебра, чем положено. Летописец записал: «Новгородци охулиша сребро, рубли старые и новыи; бе денежникам прибыток, а сребро переделаша на деньги, а у денежников поимаша посулы». Новгородский посадник Сокира вызвал на допрос литейщика и весовщика драгоценных металлов Федора Жеребца: «Выведе Сокира посадник ливца и веса серебряного Федора Жеребца на вече, напоив его, нача сочити “на кого еси лил рубли?” он же оговори 18 человек, и по его речем иных с мосту сметаша, а иных домы разграбиша и из церквей вывозиша животы их». Протрезвев, Федор Жеребец стал отрицать сказанное, утверждая, что «на все есмь лил, и на землю всю, и весил с своею братьею ливци»[2]. Оправдаться не удалось – литейщик и его подельники были казнены, а их имущество разграблено.

Возможно, сомнительная честь называться первым русским фальшивомонетчиком выпала литейщику Федору Жеребцу не вполне заслуженно. Есть основания предполагать, что фальшивки создавались в течение длительного времени с ведома новгородских властей, и только возмущение торгового люда привело к расследованию и наказанию виновных. Если это предположение справедливо, то мы имеем дело с государственной порчей платежных средств. Но как бы то ни было, именно с этого эпизода начинается документальная история русского фальшивомонетничества, запечатленная в многочисленных судебных делах и актах полицейских обысков, в циркулярах министерства финансов и рапортах чиновников особых поручений, в переписке государственных должностных лиц и доносах «ревнителей государственных интересов».

В истории денежного обращения Российской империи фальшивомонетничество занимало определенную нишу. Масштабы этого явления в некоторые моменты российской истории были настолько велики, что напрямую влияли на финансовую политику государства. Правительству приходилось считаться с массой фальшивых денег, наводнивших страну, и прилагать усилия для изъятия из оборота «воровских» денег. О мастерах преступного промысла в народе ходили слухи и складывали небылицы. В XVIII веке, например, бытовала молва, что уральские заводчики Демидовы выпускают собственные монеты. По качеству и виду «демидовские» деньги якобы не уступали продукции монетных дворов, поэтому их не могли уличить в подделке. С тех времен осталось предание, как однажды императрица Анна Иоанновна, играя в карты с Акинфием Демидовым, сорвала крупную ставку. Придвинув к себе серебряные рубли, она спросила: «Чьей работы, моей или твоей?» На это Демидов смиренно ответил: «Матушка государыня, все мы твои, и всё, что есть у нас, – всё твое, и работа наша – твоя».

История фальшивомонетничества полна интригующих тайн, расследований и разоблачений. В ней переплетены судьбы прожженных авантюристов и ловких правительственных агентов, интересы государства и одаренных мошенников. В ней, как в зеркале, оказались отражены некоторые моменты политической истории России – войны, мятежи и реформы напрямую влияли на количество фальшивых денег, курсирующих в стране. Если принять во внимание, что в преступный промысел оказались вовлечены все сословия российского государства, то можно говорить о фальшивомонетничестве как о социальном явлении. Несомненно, история этого социально-политического и финансового феномена представляет очевидный интерес для исследования. Именно этой увлекательной истории и посвящена данная книга. Целью ее было показать на конкретном материале, как в течение двух столетий на просторах Российской империи существовала «злонамеренная фабрикация» денежных знаков и как государственная власть пыталась пресечь этот незаконный промысел.

Основой исследования послужили материалы секретной части канцелярии министра финансов и Судебного департамента Сената. Кроме этого привлекались материалы других ведомств, хранящиеся в Российском государственном историческом архиве. Многие из этих источников впервые вводятся в научный оборот. Может быть, читателю покажется излишним многословное цитирование документов, но сделано это осознанно, поскольку пересказ агентурных донесений или служебной переписки чиновников подвержен риску исказить смысл написанного. Везде, где это возможно, «слово» предоставлено автору документа. К тому же, что как не прямая речь непосредственных участников событий может передать так называемый «дух эпохи».

Заканчивая предисловие, считаю своим долгом выразить благодарность за помощь в работе над этой книгой друзьям и коллегам: А. А. Богданову, И. М. Горянову, М. А. Мурадяну, Н. В. Чекунину.

Алексей Алексеев

Глава 1

«Выделка» фальшивой монеты

До появления в 1769 году бумажных ассигнаций основным платежным средством в Российской империи являлись монеты. Реформа Петра I, проведенная в 1694–1704 годах, коренным образом преобразовала денежную систему России. Вместо серебряных проволочных копеек в обращение были выпущены монеты нового образца нескольких номиналов. 11 марта 1700 года для облегчения мелкой розничной торговли «Великий государь указал: делать медные денежки, и полушки, и полуполушки, для того, во многих Низовых и в иных городах, за скудостью денежек, на размену в мелких торгах пересекают серебряные копейки на двое, и на трое, и торгуют ими вместо денежек на размен; а в Калуге и в иных городах, вместо серебряных денежек, торгуют же кожаными и иными жеребьями»[3]. В следующем, 1701 году в Москве открыли Кадашевский монетный двор, на котором стали выпускать серебряные монеты номиналом в 50 (полтина), 25 (полуполтинник), 10 (гривенник) и 5 (десять денег) копеек. Серебряные рубли и медные копейки появились в 1704 году. Вместе с введением новой монеты изменилась и технология денежного производства. На монетных дворах установили европейские станки – сначала молотовые снаряды, затем винтовые прессы. Работа с этими устройствами в кустарных условиях была крайне сложна, что существенно затрудняло изготовление качественных подделок. В 1718 году для защиты монет от подделки появилось еще одно нововведение – оформление гурта. Гурт – это ребро монеты. При помощи станка на него наносили насечки, узоры или надписи. Во-первых, это защищало монеты от порчи, когда драгоценный металл срезали с краев. Во-вторых, оформление гурта трудно подделать вручную.

Тем не менее дело Федора Жеребца продолжало жить. В первой половине XVIII века в денежном обращении России появляется множество фальшивых медных монет. Как указывал А. В. Храменков, исследовавший подделку медных денег в России: «Наиболее часто в первой половине XVIII века подделывали медные копейки образца 1704 года, полушки образца 1718 года и пятаки образца 1723 года»[4]. Исследователь отмечал внушительное количество таких подделок, ходивших по стране. Например, медные копейки машинной чеканки, которые выпускались в 1704–1718 годах (в обращении находились до 1730 года), стали подделывать вскоре после их появления в денежном обращении. «До 1730 года было изготовлено огромное количество фальшивок, – писал А. В. Храменков, – во время обмена изъяли около миллиона трехсот тысяч таких копеек. По нашим оценкам, в обращении их было не менее трех миллионов, то есть более 2 % от числа подлинных»[5]. Следует отметить, что столь значительная масса поддельных монет сформировалась не только в результате деятельности местных мастерских, но и вследствие притока фальшивой монеты из-за границы, в частности из Швеции.

Вторая половина XVIII века ознаменовалась появлением в денежном обращении российских ассигнаций, которые представлялись более удобным объектом для фальсификаций. Но и подделка звонкой монеты не сошла на нет. Находились как одиночки-кустари, пытавшиеся изготовить несколько фальшивых экземпляров, так и вполне профессиональные сообщества подделывателей, выпускавшие свою продукцию в значительном количестве.

Так, в 1797 году в Минской губернской уголовной палате состоялся суд «над подсудимыми шляхтичами Николаем Ласинским и Антонием Грековичем, и крестьянским сыном Иваном Войтеховским в делании первым фальшивой монеты из олова наподобие рублевой монеты, вторым про то в знании никому недонесении, а последним Войтеховским в нарезании не тех рублях рубцов»[6]. Из дела следует, что шляхтич Ласинский сделал гипсовую форму и отлил двенадцать монет, из которых три негодных переплавил, две успел обменять в корчмах, а шесть были при нем «при аресте его в Минске». Еще один рубль Ласинский отдал сыну сельского кузнеца Ивану Войтеховскому, который нарезал «на фальшивых рублях по неоднократной его Ласинского просьбе рубцы»[7]. Двенадцать кустарно сделанных оловянных рублей вряд ли могли подорвать экономику Российской империи. Но реакция властей была жесткой. Несмотря на то, что подсудимый Ласинский «есть шляхтич и шляхетсво его удостоверило благородное дворянство»[8], а следовательно, он не мог быть наказан телесно, тем не менее Сенат, утверждая решение уголовной палаты, «по важности учиненного оным Ласинским преступления», определил «наказать кнутом, и сослать в работу на Нерчинские заводы» (император Павел I наложил резолюцию: «Сослать единственно»)[9]. Ивана Войтеховского, по его малолетству, судьи Минской уголовной палаты приговорили, наказав «публично плетьми отдать паки в вотчину с роспискою, с подтверждением дабы впредь от таковых преступлений удержался»[10]. А Грековича, успевшего скрыться, велено было сыскать для «присылки к законному суждению в сию палату»[11]. Сами же монеты, «расколотив молотом и изрезав на части в присутствии коллегии», опечатать и отослать в Монетный департамент[12].

Наказание, определенное незадачливому фальшивомонетчику Ласинскому и его малолетнему сообщнику, было относительно мягким. Сенаторы, разбиравшие это дело, обсуждали возможность применения давнего указа царя Алексея Михайловича, повелевающего «чинить казнь денежным ворам», отрубая им руки и ноги[13]; вспоминали артикул воинского устава, согласно которому те, «кто лживую монету будет бить или делать, оный имеет живота лишен, и по великости нарушения созжен быть»[14]; обращались к положениям сенатского указа от 30 сентября 1754 года, предписывающего вместо смертной казни, «чиня жестокое наказание кнутом, вырезав ноздри, заклеймя, и заклепав в кандалы, ссылать в тяжкие работы»[15].

Наказанию подвергались не только лица, причастные к изготовлению и распространению фальшивок, но и держатели поддельной монеты. Так, в 1774 году у Василия Лабунского, крепостного крестьянина вдовы «лейб-гвардии Измайловскаго полку секунд-майора покойного грузинского принца Леона Бакарова», односельчанином были «усмотрены» оловянные монеты – «до трех рублей или более двугривенниками, пятиалтынниками и пятикопеешниками». Последовал донос, и Лабунского задержали. На допросе он показал, что «тех фальшивых денег семь рублев получил он в 1772 году указанными деньгами в числе сорока пяти рублев за проданную им пенку на Моршанской пристани, пьяный, от ярославского купца, а как зовут неупомнит неусмотрением». А как только выяснилось, что монеты фальшивые, то он тут же выбросил их в реку. При обыске в доме крестьянина «фальшивых денег ничего не найдено». Чиновники монетного департамента Берг-конторы, проводившие расследование, признали крестьянина невиновным в подделке монет – «никому их не давал, и сам их не делывал и делать не умеет». Но тем не менее было решено «оному крестьянину Лабунскому за долговременное им предписанных фальшивых оловянных монет держание и в указанное место за необъявление и за неосмотрительный их прием (чем навел на себя к подозрению сумнительство) учинить наказание плетьми, дабы впредь в таковых случаях поступал осмотрительнее, и потом отдать ево в дом помянутой княгине грузинской с роспискою»[16].

Но даже самые суровые приговоры не могли остановить любителей легкой наживы. В ХIX столетии не перевелись мастера, промышлявшие изготовлением подделок подручными средствами. В Минске в 1862 году задержали фальшивомонетчика Шмерку Зильбергейта. В акте ночного обыска его жилища зафиксировано: «На столе и около него на кровати и на полу находились: чугунок с водою, два глиняных горшочка, из коих в одном еще теплом, был сплавлен в небольшой кусок металлический состав, кадушка с угольями, железные щипцы, подпилок, два молотка и мешок с мелко истолченной глиною». При задержанном оказались монеты: «Два гривенника, один пятиалтынный, два двугривенника и один четвертак. Последние четыре монеты оказались теми самыми, которые были оттиснуты на найденной потом форме». Кроме этого, по указанию доносчика «найдены были в одной кровати – глиняная форма в железном обруче для литья, еще совершенно теплая, только что вышедшая из дела; а в другой – отлитые уже 27 монет, из коих 7 четвертаков, 13 двугривенных и 7 пятиалтынных»[17]. Такой немудреный набор инструментов и материалов – арсенал одиночки-кустаря, работавшего, скорее всего, для обеспечения своих бытовых нужд.

Сообщения о задержании подобных фальшивомонетчиков в избытке встречаются в документах министерства финансов. В марте 1884 года уфимский губернатор доложил о том, что «в селе Илек Уфимского уезда 10 текущего марта обнаружено делание фальшивой монеты на сумму около 65 рублей». В доме задержанного крестьянина Коробейникова при досмотре были обнаружены половник с осадком от литья, кузнечный мех, остатки олова от литья монет, две фальшивые печати и 385 фальшивых серебряных монет[18].

Новгородский губернатор в том же 1884 году сообщил в министерство, «что в ночь на 26 апреля в городе Крестцах у проститутки Прасковьи Ивановой Язевой полицейским надзирателем Ильиным был взят в нетрезвом виде крестьянин Крестецкого уезда Тимофеевской волости деревни Федоскова, Егор Тимофеев, 38 лет. При обыске у него оказалось девять фальшивых 20 копеечных монет подделки 1880 года. По вытрезвлении крестьянин Тимофеев признал себя виновным в сбыте фальшивых денег, объяснил, что отобранные от него 9 двугривенников <…> он Тимофеев делал сам, и что всего выпущено им фальшивых монет на сумму три рубля. Кроме сего тем же полицейским надзирателем найдены в доме Тимофеева и отобраны – две формы, в которых производилась отливка монет, и три кружка с оттисками названия монеты и герба»[19].

Деятельность таких «умельцев», разумеется, по возможности пресекалась, но гораздо более серьезной угрозой для денежного обращения страны являлись мастера подпольного промысла, обустраивающие нелегальные мастерские и поставившие производство монет на поток. Сведения о таких «делателях фальшивой монеты» содержатся, в частности, в делах московской Следственной комиссии по подделке и переводу фальшивых денег.

В августе 1861 года комиссия рассматривала дело мещанина Федота Фролова, арестованного «по случаю найденных <…> у него в квартире, в отхожем месте фальшивых денег». Задержанный мещанин обязался разоблачить подделывателей монеты, живущих в Сокольниках, – крестьянина графа Шереметева Федора Анфимова и московского мещанина Василия Алексеева, а также Ивана Васильева из подмосковного села Хорошово, занимающегося «медным мастерством». Шумилов пояснил, «что Иван Васильев отлично делает пятизлотную, или трехчетвертаковую монету, штук по 40 в сутки, для чего покупает в городе польскую белую медь, платя за нее по 1½ руб. за фунт, и у него есть отличный штамп, им самим сделанный; монету он серебрит густо так, что выходит совершенно похожа на настоящую с сохранением натурального звона, каковую монету и самый штамп, сделанный винтом, он Шумилов видел в то время, когда Васильев перевозил свое имущество на его Шумилова лошади из Москвы в Хорошово 1-го июня сего года, а Анфимов и Алексеев занимаются деланием фальшивой монеты, четвертаков, двугривенных и пятиалтынных старого чекана Екатерининского времени из белой листовой меди; найденные у него Шумилова четвертаки – работы Анфимова, который продает их по 8 коп<еек> за штуку, а пред взятием Шумилова он слышал, что Алексеев и Анфимов, готовят новые формы, что для них доступно потому, что они серебряных дел мастера и знают литографную часть»[20].

Чеканка фальшивой монеты «старого чекана» велась мастерами, по-видимому, с учетом существующего положения о задержании «приносителей» поддельных монет. В «Уставе монетном», изданном в 1857 году, значилось: «Если казначеям и прочим лицам, состоящим у казенных денежных сборов, представлены будут кем-либо фальшивые деньги по пятнадцати копеек в рубль одного чекана, то приноситель оных задерживается и отсылается к полицейскому начальству для исследования. Если же у кого таких денег явится малое число, и в рубль будет меньше десяти копеек, или явятся у кого фальшивые деньги разных чеканов или старые, то у приносителя таковые деньги отбираются ни за что и отсылаются в департамент Горных и Соляных дел, но сами приносители не задерживаются и следствия в сем случае не производится»[21]. Возможно, на это и надеялись подмосковные фальшивомонетчики, взявшиеся за изготовление екатерининских монет.

Мастерские, подобные этой, существовали практически на всей территории страны. Об этом можно судить по материалам судебных дел, по донесениям в министерство финансов и ведомственной переписке. В 1873 году при обыске в деревне Исаев Хутор Камышинского уезда Саратовской губернии в доме крестьянина Алексея Коняхина были обнаружены материалы и принадлежности для подделки 20-копеечной серебряной монеты[22]. В августе 1880 года состоялся суд над крестьянами Уржумского уезда Вятской губернии, обвиняемыми «в подделке и выпуске в обращение фальшивой серебряной монеты»[23]. Крестьянская мастерская выпускала монеты достоинством в 1 рубль, 20 и 50 копеек. Двое фигурантов были осуждены на каторжные работы на 6 лет и 4 года соответственно. В сентябре 1883 года гродненский губернский прокурор рапортовал в министерство юстиции о том, что «10 сентября в городе Брест-Литовске открыта фабрика для приготовления фальшивой мелкой разменной монеты 20 копеечного достоинства»[24]. В апреле 1884 года варшавский генерал-губернатор писал министру финансов: «В истекшем году земскою стражею Люблинской губернии было обнаружено <…> 20 случаев поддельной звонкой монеты на сумму свыше 1000 рублей»[25].

Весьма красноречиво о географии подпольных мастерских на просторах Российской империи свидетельствуют денежные выплаты из средств министерства финансов, назначаемые в награду за поимку фальшивомонетчиков. В июне 1880 года 30 рублями был награжден урядник Динабургского уезда Цейбер «за особенную распорядительность, оказанную при обнаружении и задержании делателя фальшивой 20-ти копеечной монеты, крестьянина <…> Андрея Егорова Мидзина»[26]. В апреле 1881 года самарский губернатор ходатайствовал перед министром финансов о вознаграждении полицейских чинов, которые «в гостинице купца Кожевникова, задержали на месте выделки фальшивой серебряной монеты 20-ти копеечного достоинства крестьянина села Четыровки, Самарского уезда Николая Пожарова, от которого отобрали и имевшийся при нем инструмент»[27]. В 1883 году надзиратель санкт-петербургской полиции Жмакин получил 100 рублей в награду «за успешное обнаружение им подделывателей звонкой монеты»[28]. Денежной выплаты в 100 рублей удостоился коллежский регистратор Бурханов «за полезную деятельность, оказанную им при обнаружении и задержании делателей и сбытчиков фальшивой двадцатикопеечной монеты в г. Ростов-на-Дону»[29]. В 1886 году министерство финансов выделило «одесскому градоначальнику 150 рублей, для выдачи в награду полицейским чинам г. Одессы <…> за обнаружение сбытчика фальшивой звонкой монеты»[30].

Документы второй половины XIX века фиксируют многочисленные случаи фальсификации серебряных монет, в изготовлении которых принимали участие люди самого разного звания и состояния. Для иллюстрации достаточно привести список дел, раскрытых петербургской сыскной полицией в конце 1882 – начале 1883 года. В марте 1883 года петербургский обер-полицмейстер сообщил министру финансов: «В течение сентября и декабря прошлого года и февраля месяца текущего года чинами вверенной мне сыскной и наружной полиции было обнаружено несколько случаев подделки и сбыта фальшивой серебряной монеты и кредитных билетов разного достоинства в довольно значимых размерах <…> 1. У проживающих в доме 16/20 по Новопетергофскому проспекту дворян Ковенской губернии, Тельшевского уезда Оттона и Казимира Мартышевских найдены инструменты для делания монет, равно и самые монеты, остатки от плавильного металла. 2. У дворника дома № 10 по Поварскому переулку крестьянина Андрея Васильева найдена гипсовая форма для отлития монет, 111 штук фальшивой 20 коп<еечной> монеты и кусок олова. 3. У крестьян Ярославской губернии Платона Гришкова и Вологодской губернии Александра Никуличева найдены деревянная и глиняная формы для отливки монет, куски олова и свинца и толченого хрусталя. 4. У проживающих в Шлиссельбургском участке сыновей ремесленника Григория и Ивана Финогеновых найдена машинка для делания монеты, самыя монеты и плавильный металл»[31]. Более двух месяцев полицейские агенты выслеживали подпольную мастерскую для чеканки серебряной монеты, сведения о которой поступили в полицию в конце декабря 1882 года. «Наконец, – писал обер-полицмейстер министру, – удалось обнаружить, что мастерская помещается в доме № 64-1 по Демидовскому переулку, в квартире жестяных дел мастера Михаила Николаева Шприц, имеющего в том доме свечную лавку. Произведенным 23 сего марта осмотром обнаружено, что в квартире Шприц устроена мастерская для делания монеты со всевозможными приспособлениями и самая машина имеет до 20 пудов весу, металлические же кружки для оттиска монет получались на пуговичной фабрике Копейкина; монеты, из которых одна при сем представляется, – вообще сделаны хорошо»[32]. При обыске были найдены 82 фальшивые монеты 20-копеечного достоинства, штампы и «разные другие приспособления»[33]. По результатам этих дел чинам петербургской полиции распоряжением министра в награду было выдано 1150 рублей.

Криминальный промысел нередко объединял представителей разных сословий в преступное сообщество. Так, в 1882 году в Одессе по делу о подделке 20-копеечной монеты задержали «армянина Михаила, оказавшегося причетником Тифлисской губернии Михаилом Якубовым, крестьянку Надежду Братюкову, Фатежского мещанина Николая Выскребенца и дворянина Николая Тложевского, при обыске у которых найдены: фальшивый кредитный билет за № 581789, 26 штук фальшивой русской 20 коп<еечной> монеты, формы из гипса для отливки русской монеты рублевого достоинства, фальшивая рублевая монета, маленькие перья, бумага для копировки, два подложных аттестата, множество ручной работы штемпелей на бумаге и другие приготовления для выделки фальшивых денег»[34].

Фальшивые монеты изготавливались порой в местах, совсем для этого, казалось бы, не подходящих. О «делании» поддельной монеты заключенными Ряжского острога рапортовал по команде тюремный начальник. При обыске камеры арестанта Чвырева были обнаружены серебряные монеты, а также 8 фунтов свинца, гипса и белый порошок. Проведенное дознание показало, что «заключенные камеры постоянно требовали отправлять их в больницу, откуда они возвращались с пузырьками и аптечными мешочками, наполненными веществами, необходимыми для производства монет»[35]. В 1872 году в Симбирске при продаже за половину номинала поддельных двугривенников был арестован солдат Кузьма Худяков, который показал, «что монеты эти сделаны его товарищем рядовым 15-й роты, квартирующим в Симбирске 5-го пехотного Калужского полка Орешкиным»[36]. Оба солдата были осуждены на 8 лет каторжных работ.

К изготовлению фальшивой монеты прикладывали руку не только отечественные «умельцы», но и иностранные подданные. В 1827 году на Успенском винокуренном заводе в Тобольской губернии отбывал каторгу учитель Первого кадетского корпуса «гамбургский подданный» Георгий Фиксен, осужденный «за делание фальшивой монеты по высочайшей конфирмации, без наказания»[37]. В 1862 году за такое же преступление двое молодых французов (18 и 20 лет от роду) были лишены «всех прав состояния», наказаны розгами и сосланы «в каторжные работы в крепостях на шесть лет». 14 февраля 1862 года петербургский городовой унтер-офицер Иванов задержал на Невском проспекте французского подданного Адольфа Конюса «на размене при покупке сайки у саечника крестьянина Кондратьева фальшивой монеты в 20 коп<еек> сер<ебром>». В полиции француза обыскали, и было «найдено у него в брюках 15 таких же монет, а сам он при спросе его показал, что монеты эти делал он, вдавливая в размоченный кусок глины серебряный двугривенный и наливая потом в образовавшийся оттиск монеты олово». Назвал Конюс и своего товарища, также французского подданного, Дрессена, участвовавшего «вместе с ним в делании монеты». При обыске в квартирах подельников было «найдено: у Конюса в шкатулке, находившейся на верстаке, один оловянный слепок двадцати копеечной монеты и 8 кружков из желтой меди, величиною в 20 коп<еек> сер<ебром>, а у Дрессена в шкатулке две штампы, из которых на одной выгравирован государственный герб, а на другой оборотная сторона 20 копеечной монеты. 14 выбитых оловянных проб, три сургучных слепка, кусок свинца и одна недоделанная томпаковая монета; причем Дрессен при спросе его объяснил, что им и Конюсом в квартире последнего действительно были делаемы томпаковые монеты двадцати копеечного достоинства имевшимися у Конюса стальными штампами, что ими было приготовлено 50 таких монет, которые и пущены в обращение»[38].

В последней четверти XIX века некоторые подпольные мастерские превратились в небольшие, технически оснащенные предприятия. В январе 1883 года в г. Борисоглебске были задержаны двое подозрительных постояльцев привокзальной гостиницы, расплатившиеся фальшивыми двугривенниками. Постояльцев обыскали. При них оказалось еще 610 таких же монет. Началось расследование, которое привело полицейских в земли Войска Донского. 19 января исправник Борисоглебского уезда Моисеев рапортовал тамбовскому губернатору, что открыл «фабрикацию монеты дворянина Николая Константиновича Попова на арендуемом им у г-жи Плешаковой с августа 1882 года Верхнем хуторе Петровской станицы земли Войска Донского». В имении исправник обнаружил следующие вещи: «Ножницы для резьбы металла, 35 пластинок цинка от гальванической батареи; два мешка с пластинками наподобие польского серебра, весом в 4 ½ пуда, обрезки от этого металла, которые представляют собой кружок с нарезом в форме 20 копеечной монеты и совершенно сходны по объему с арестованными здесь фальшивыми монетами, всех обрезков оказалось 16 фунтов, кусок металла, пластинка из того же металла, другие большие ножницы для резьбы металла, одна машина, называемая пресс для выделывания круглых предметов, другой пресс весом в 30 пуд<ов>, еще железная машина и кусок селитры. В отдельном помещении оказалась небольшая печь с дымовою трубою для расплавливания металла. В одном из амбаров найдены две полуведерные бутылки, из коих в одной азотная, а в другой хлоридная водородная кислота». Мастерская Попова, как следует из приведенного акта, – это мини-фабрика с полным циклом работ от производства заготовок до изготовления конечной продукции. Производительность этого предприятия составила около 25000 фальшивых монет, изготовленных с августа 1882 по январь 1883 года. В материалах следствия было зафиксировано, что «фабрикация на этом хуторе производилась всегда при бытности самого хозяина Попова, который для сего приезжает из Воронежа, куда он уже вывез из того хутора в начале сего января до 5000 руб<лей> фальшивых двугривенных»[39].

В приведенном описании обнаруженных предметов и материалов привлекает внимание наличие компонентов для производства работ методом гальванопластики. Метод был разработан академиком Б. С. Якоби. В 1840 году он опубликовал пособие, в котором изложил основы своего изобретения, сделанного им двумя годами раньше. В России гальванопластика быстро нашла практическое применение. В частности, особая гальванопластическая мастерская Экспедиции заготовления государственных бумаг этим способом изготавливала клише для напечатания государственных бумаг и денежных знаков. Как видим, изобретение Якоби нашло применение и в производстве фальшивых монет. В мастерской на хуторе были обнаружены «два мешка с пластинками наподобие польского серебра», из которых вырезались заготовки для фальшивых двугривенников. «Польским серебром» называли неблагородный металл (чаще всего медь или бронза), покрытый тонким слоем серебра, из которого варшавская фирма Fraget, выпускала столовые приборы и посуду, весьма популярные в ΧΙΧ веке.

В документах канцелярии министра финансов есть сообщения о фальшивых монетах, полностью изготовленных гальваникой. Управляющий Люблинской казенной палаты в донесении министру финансов от 31 июля 1880 года докладывал об экспертизе поддельных 20-копеечных монет, поступивших в палату: «При ударе о твердое тело монеты эти издавали глухой звук, а по отделению же пластинок оказалось, что монеты заключают в себе постороннюю массу не сплошную». Помимо этого, он сообщал, что в Томашовское казначейство поступили монеты, «при осмотре которых оказалось, что одна из них почти наполовину расщеплена и под пластинками ея имеется какая-то красноватая масса: монета эта на вид и по изящности чекана ничем не отличается от настоящих»[40]. Очевидно, что речь идет о гальванопластических копиях. Способ позволял получать точные копии лицевой и оборотной стороны монеты. Сердцевина же заполнялась каким-либо наполнителем, например мастикой или оловом. Впрочем, гальванокопии монет, выпускавшиеся для обращения, – случай исключительный. Как правило, подделки выполнялись либо литьем, либо оттискивались самодельными штампами.

Во второй половине XIX века основная масса монетных фальшивок – это серебряные монеты различных номиналов от 5 копеек до 1 рубля. Наиболее часто в документах упоминаются подделки двугривенников. И практически нет упоминаний о фальшивых золотых монетах машинной чеканки. Связано это, очевидно, с тем, что до 1895 года золото не использовалось в расчетах при торговых сделках. Лишь по закону от 8 мая 1895 года было разрешено заключать сделки на золото, а Государственному банку было предоставлено право покупать золотую монету и производить этой монетой платежи. Поскольку в крупной торговле золото не участвовало, а в мелком торгу разменять золотую монету было затруднительно (да и изготовить качественную подделку золотой монеты было непросто), неудивительно, что такой «неходовой товар», как золотые монеты, не вызывал повышенного внимания фальшивомонетчиков. Удалось обнаружить лишь одно, ничем не подтвержденное, свидетельство о готовящейся «фабрикации» червонцев из краденного казенного золота. Ирбитский мещанин, золотых дел мастер Сулдаков в 1827 году намеревался, по сведениям доносчика, «делать червонцы из похищенного на горных заводах золота и заказал нужную для сего производства машину в городе Вятке»[41]. Архивное дело не имеет продолжения. Неизвестно, чем закончилось расследование по этому доносу.

Впрочем, кустарные подделки золотых монет (например, перегравированные и позолоченные монеты из серебра или литые подделки) все же появлялись в поле зрения полиции. В 1820-е годы позолоченные империалы делали в Казани[42]. Упоминание об этом есть в следственном деле о фальшивомонетчиках Полтавской губернии. В 1824 году крестьяне Тимофей Багощкин и Борис Иванов по приговору Орловской палаты уголовного суда были наказаны кнутом, заклеймены и отправлены в Тобольскую губернию «в работу» за получение «от ямщика фальшивых на манир золотых полуимпериалов заведомо таковых»[43]. В 1884 году в Гомельское уездное казначейство был представлен «полуимпериал с литерами на лицевой стороне под гербом с левой стороны “П” и правой “Д”, 1829 года, и надписью на оборотной стороне “чистаго золота 1 золотник 39 долей, С. П. Б.”, оказавшийся фальшивым»[44]. Встречались и другие упоминания о выявленных подделках золотых монет. Есть даже сведения об имитации турецких курушей жителем Эривани, торговцем Крикором Шихимянцом, в доме которого при обыске нашли «машинку для подделки турецких золотых монет»[45]. Но в целом сообщения о фальсификации монет из золота встречаются крайне редко.

Следует упомянуть, что для привлечения фальшивомонетчика к суду и вынесения обвинительного приговора требовалось не только его арестовать, но и предоставить неоспоримые доказательства виновности арестованного. Тот же Шмерка Зильбергейт, упоминаемый выше, избежал наказания, хотя и задержан был, казалось бы, с поличным. На допросе Зильбергейт утверждал, что «форма же и фальшивые деньги, хотя у меня найдены, но отколе взялись, не знаю», и, вероятно, они подброшены доносчиком. А «горшочек с оловом принадлежит мне и остался от делания дроби, чугунчик с водою могла поставить мать, прочие же снаряды принадлежат отцу моему, ибо он занимался и злотничеством; я сам фальшивой монеты не делал и о делателях оной не сведущ»[46]. Следствию, как с сожалением сообщил военный губернатор Минской губернии генерал С. Е. Кушелев министру финансов М. Х. Рейтерну, не удалось доказать его вину: «Ибо он дал такие отзывы, по которым ни формальное следствие, мною назначенное, ни даже самый суд не могут заставить преступника сознаться в своем преступлении, и он, на основании Законов, вероятно, будет оставлен лишь в подозрении»[47].

Закон требовал не только неопровержимых доказательств, но и соблюдения всех процессуальных формальностей. В декабре 1865 года Новгородская палата уголовного суда рапортовала в Сенат об осуждении крестьянина Карпа Семенова, обвиняемого в «делании и переводе фальшивой монеты, хотя не сознавшегося, но уличаемого тем, что у него отобрана в кармане форма для делания полтинников»[48]. Суд приговорил Семенова к восьми годам каторги, а затем на вечное поселение в Сибири. Крестьянин подал апелляцию, и в феврале 1866 года уголовный кассационный департамент Сената определил: «Удельного крестьянина Карпа Семенова по обвинению в подделке фальшивой монеты оставить в подозрении и отдать его на поруки одобрившим его поведение людям»[49]. Решение было мотивировано тем, «что в деле к обвинению подсудимого Карпа Семенова в делании и переводе фальшивой монеты имеется лишь то обстоятельство, что у него в кармане при обыске найдена из древесной губины форма для полтинников, но обстоятельство о нахождении у него этой формы, при не сознании его, нельзя признать несомненным», поскольку свидетели изъятия формы «спрошены по этому предмету с нарушением законом установленных формальностей»[50] и запись показаний в протоколе оформлена неверно. Чиновников Сената не убедили даже обнаруженные в избе Семенова материалы и инструменты для изготовления поддельной монеты.

Следующий этап фальшивомонетничества в России наступил в 70-х годах XVIII века. Связано это было с появлением в денежном обращении страны бумажных денег. В 1768 году Россия вступила в тяжелую и затяжную войну с Османской империей (1768–1774). Содержание армии стоило дорого. Война требовала серебра. Все расчеты, особенно с зарубежными поставщиками, велись исключительно в серебряных и золотых монетах. Ежегодно на нужды действующей армии требовалась «знатная сумма». Пополнить казну звонкой монетой можно было повысив налоги или взяв деньги в долг у населения. Введенные в денежный оборот страны ассигнации, по существу, и представляли собой государственные долговые расписки на взятые у населения в долг наличные деньги.

Глава 2

Бумажные деньги и ценные бумаги

29 декабря 1768 года императрица Екатерина II подписала манифест (опубликован 1 февраля 1769 г.) «Об учреждении в Санкт-Петербурге и Москве Государственных Банков для вымена ассигнаций». В обнародованном манифесте объявлялось об учреждении Ассигнационного банка с двумя отделениями, в Санкт-Петербурге и Москве, получившего исключительное право эмиссии бумажных денег. В манифесте говорилось, что ассигнации имеют хождение наравне с «ходячею» монетой и принимаются в «государственные сборы» за наличные деньги «без малейшего затруднения»[51]. Именным императорским указом Сенату было велено «заготовить на нарочно для того сделанной бумаге Государственных ассигнаций на 500000 рублей для вымена на Москве, да на 500000 для вымена здесь в Санкт-Петербурге, по приложенной здесь форме, а именно: 25-рублевых на 250000, 50-рублевых на 250000, 75-рублевых на 250000, 100-рублевых на 250000, всего на 1000000»[52]. Для «вымена» ассигнаций в отделения банка в Санкт-Петербурге и Москве было положено по 500000 рублей.

Первые ассигнации были односторонними, не имели изображений, только текст и цифры. Подделка таких денег представлялась несложным и потому соблазнительным заработком. Изготовление фальшивок началось практически сразу после выпуска новых денег в обращение. В первую очередь фальшивомонетчики стали переделывать 25-рублевые купюры в 75-рублевые. Цифру «2» соскабливали и вписывали на ее место «7». В тексте также выскабливали слово «двадцать» и сверху писали «семьдесят». Номинал купюр, таким образом, увеличивался в три раза. Такая «модификация» 25-рублевых ассигнаций привела к тому, что денежные знаки номиналом в 75 рублей перестали выпускать и изъяли из обращения. 20 июля 1771 года последовал императорский указ: «Повелеваем отныне 75-рублевых ассигнаций более не делать, а делать одни только 100-рублевые, 50-рублевые и 25-рублевые»[53]. Оставшиеся в обращении номиналы было велено выпустить на сумму в 2100000 рублей. Вместе с тем, чтобы не подорвать доверие населения к новой расчетной единице, оставшиеся на руках 75-рублевые ассигнации, даже поддельные, разрешено было обменять на звонкую монету по номиналу. В последовавшем в тот же день еще одном именном указе императрицы говорилось: «Повелеваем всем и каждому, имеющим 75-рублевые ассигнации одного или другого банка, немедленно со всевозможною прилежностию оные рассмотреть, и когда окажутся в том числе подложные, то таковые в столицах наших в банки, а в прочих городах в главные присутственные места приносить, где за них, хотя они подложные, повелеваем платить по 75 рублей за каждую; взносить же их не позже как за 7 дней, считая в каждом месте со дня публикации сего нашего указа»[54]