Читать онлайн Последняя жертва бесплатно

Первая жертва.

Весь городской люд был необычайно взволнован сегодня, по улицам то и дело сновали юнцы, которые так и стремились сунуть очередному зазевавшемуся горожанину газетку – по сути, клочок ненужной бумаги. И если в любой другой день люди пробежались бы по заголовкам и бросили бы как ненужный мусор на том же месте, где им его дали, то сегодня все газеты были тщательно прочитаны, а особенно одна статья. Почему она так взволновала людей? В городе произошло убийство.

Дорен не был таким большим городом, чтобы в нем происходили частые убийства, или вообще хоть какие-то особо крупные происшествия, поэтому подобное стало неожиданной новостью для всех его жителей. Каждый с ужасом читал статью и представлял, что убийца находится сейчас где-то рядом с ним и уже присматривает новую жертву. Теперь никто не мог сказать наверняка, что это лишь беспричинная паранойя, которая никогда не станет действительностью.

Тело юной девушки Маризы нашли подвешенным за крюк прямо возле входа в небольшую лавочку, где эта самая девушка торговала травами. Когда владелец соседней лавки пришёл рано утром, чтобы начать торговлю, из-за своего плохого зрения он сначала не заметил ничего необычного, но, когда подошёл ближе, обомлел и чуть было не грохнулся в обморок от увиденного. Бедному старику предстала абсолютно жуткая картина: толстая, крепкая веревка была привязана к балке с одной стороны, а другой стороной она была крепко примотана к крюку. Крюк этот был большой и ржавый, на каких обычно вешали свиные туши мясники, а его острие прокалывало шкуру на спине девушки насквозь так, что голова была наклонена сильно вперёд, а конечности безвольно болтались на весу.

Сам труп тоже представлял собой не самое приятное зрелище. Тело девушки выглядело отвратительно, на нем не было абсолютно никакой одежды, которая могла бы скрыть ужасную дыру в области спины, проделанную мясницким крюком, и кожу, буквально пестревшую различного размера кровоподтеками, так что люди, стекавшиеся с разных уголков улицы, блевали прямо на тротуар, освобождая желудок от только что съеденного завтрака. Кто-то из них упал в обморок, кто-то просто отвернулся, но заинтересованы и поражены были абсолютно все.

Несколько десятков самых смелых толпились прямо около висящего трупа, разглядывая его с умным видом и делая для себя какие-то невообразимые выводы. Одни предполагали, что девушку убил ревнивый муж, заставший ту с любовником, те же, кто знал травницу чуть ближе, утверждали, что её подвесила здесь подлая конкурентка – владелица соседней лавочки.

– Нет, ну глянь на труп-то! – кричал один. – Её точно отравили, а сделала это проклятая карга Фрида, соседка нашей бедняжки, она тоже травница и ведь неплохая.

– Да нет же! Нет! – возмущался второй. – Они же общались хорошо, Фрида к Маризе как к дочери всегда относилась.

Казалось, для этих людей горя не существовало. Да, их удивлял факт наличия трупа, но многие из этих людей относились к нему просто как к некой интересной вещице, как к задаче, которую нужно срочно решить. Такие люди составляли чуть ли не отдельный слой населения Дорена – Спорщики и Обсуждалы. Чужая жизнь, а особенно смерть, не вызывали у них ни жалости, ни страха, лишь только жгучий интерес, который был тем сильнее, чем отвратительнее была произошедшая ситуация.

Толпа могла ещё долго стоять здесь и обсуждать утреннее происшествие, пока солнце медленно не вошло бы в зенит, но в этот момент на площади появилось еще несколько человек, явно выделявшихся на фоне остальных – местный орган правоохранения, куда входили люди, следившие за порядком в городке и называвшие себя Стражами. Многие люди не любили их и старались сторониться, и не дай бог какому-нибудь беспризорнику оказаться под их надзором.

Что же представляли собой эти Стражи? Это была кучка дорвавшихся до власти людей, которые были призваны "служить народу и оберегать город от любой опасности". На деле же такие дорвавшиеся нередко закрывали глаза на реальные преступления и грабежи, особенно если им кто-то совершенно случайно накануне очередного ограбления сунет плотный мешочек серебряных монет. Вся их деятельность в итоге сводилась к поимке мелких воришек, которые просто хотели хоть как-то добыть себе пропитание, и ловля с последующими обвинениями во всех возможных грехах отщепенцев общества, не имевших даже крыши над головой.

По крайней мере именно так обходились дела в мелких городах вроде Дорена, коих во всем Восьмом Королевстве было великое множество. Местная власть попросту не обращала на деятельность Стражей никакого внимания, потому что сама часто состояла из таких же алчных людей, ищущих на своем месте только наживу. Если где и было иначе, то только в городах покрупнее, вроде Столицы или Квинстона, ведь они находились под непосредственным присмотром короля и его полиции, а уж те выполняли свою работу куда более добросовестно.

Как уже было сказано ранее, преступления подобного масштаба были редкостью, поэтому если бы Стражи проигнорировали бы и его, то возник бы риск того, что граждане не вытерпят и взбунтуются против подобного произвола. Возникала необходимость сделать хотя бы видимость какой-то заинтересованности, и именно поэтому трое представителей Стражей этим утром были на площади и рассматривали этот злосчастный труп.

Один из них, шедший впереди остальных, имел вид крайне неприятного человека. Он был по-настоящему огромен, выше всех среди этого скопления народа, по крайней мере, на полголовы. Его четкие, будто вырубленные на деревянном бруске, черты лица выражали полное недовольство, как и его быстрая походка, от которой черный и практически неношеный плащ то и дело поднимал тучу пыли. Какой-то невысокий мужичок, стоявший слишком близко, закашлялся и отошел в сторону, давая дорогу важным лицам.

Позади этого мужчины шла не менее важная и недовольная дамочка, длинные белесые волосы которой были собраны в высокий хвост.  Ее черный плащ не был таким длинным и не задевал земли, однако сапоги на невысоких, но массивных каблуках, издавали громкий стук при встрече с тротуаром.

Из всех троих, казалось, радовался только тощий паренек лет двадцати пяти. Было неясно, что он вообще делает среди стражей, но, тем не менее, он был здесь и единственный уставился на труп со смесью ужаса и дикого восторга. На пареньке плаща не было вовсе, а его место занимала жилетка, надетая поверх серой рубашки, которую он то и дело поправлял и оттягивал вниз.

– А НУ РАЗОШЛИСЬ ВСЕ! – прозвучал громовой бас идущего впереди мужчины.

Люди недовольно зашептались, но толпа понемногу рассосалась. Девушки, стоявшие чуть поодаль от трупа Маризы, нервно поправили свои платья и опустили глаза в землю. Кто-то испугался и, пробормотав что-то по поводу того, что уже давно настало время идти на работу, ушел восвояси.

Громила с презрением оглядел труп. Он схватил его за волосы и резко приподнял голову девушки, заглянув в ее лицо, которое всем своим видом отражало посмертный покой и умиротворение. Остекленевшие глаза не выражали абсолютно ничего, сквозь побелевшую кожу проступали вены, а губы были практически синими. Казалось, что тело провисело так, как минимум, несколько часов до рассвета: кожа была ледяной, и даже солнце уже никак не согревало ее.

– Эд, сними ее, – главарь плюнул на землю и обернулся к парню. – Я не собираюсь марать об это руки.

Паренек в жилетке, которого звали Эдвард, мгновенно подскочил к трупу и, несмотря на свою кажущуюся слабость, легко снял его с крюка и подхватил под руки, оставляя ноги тащиться по земле.

В толпе кто-то зарыдал, наблюдая за этой картиной. Если до этого многие были просто шокированы произошедшим, то сейчас до них стал доходить тот факт, что в их городе был убит человек. И не просто кто-то посторонний, а девушка, которую они часто видели на улицах города. Кто-то был постоянным покупателем в ее лавочке, кто-то просто хорошим знакомым. Но все помнили ее как добрую, жизнерадостную травницу, которая была со всеми вежливой и приветливой. Осознание того, что она теперь мертва, пришло ко всем неожиданно и оказалось слишком обескураживающим.

Когда Стражи унесли тело, люди понемногу стали расходиться по своим делам. Некоторым изначально было все равно на произошедшее, для них это было просто что-то необычное, чего раньше не происходило в их достаточно мирном городе, для других же случившееся стало настоящим горем. Но и те и другие вынуждены были продолжать жить как обычно, стараясь просто не думать о том, что они видели этим утром.

Стражи тем временем уносили труп из этого места. Если кто-то и подумал бы, что они действительно будут расследовать это убийство и искать преступника, то он очень сильно бы ошибся. Это был единичный случай, люди обсудят и забудут, а лично Стражам не особо хотелось в это лезть. Они слишком дорожили своими собственными жизнями и личным временем, которого, по их мнению, и без того было слишком мало. Тратить драгоценные минуты своей жизни, чтобы найти убийцу какой-то городской травницы – нет уж, увольте!

Здание, принадлежавшее Стражам, находилось немного в стороне от той площади, где был найден труп. Оно возвышалось над остальными постройками почти так же, как и громила-страж возвышался над остальными людьми. Серое и скучное, включающее в себя три этажа серого плотного камня, оно навевало мрачные мысли и даже некоторые ассоциации с тюрьмой.

Мужчина открыл обшарпанную и обплеванную дверь, давая Эдварду протащить труп внутрь, и закрыл ее после того, как в нее вошла дама. Дверь захлопнулась с громким стуком, и троица оказалась в здании.

Просторное помещение, куда они сразу попали, было практически пустое и скудно освещалось солнечным светом из узких окошек. На полу в виде мозаики было выложено изображение льва, но оно было кое-где побито и засыпано землей, а с потолка длинными нитями свисала паутина, создавая ощущение заброшенности. Из этого помещения вели две лестницы, одна поднималась наверх и вела к комнатам, а другая спускалась вниз, в подвалы.

Все трое вместе с трупом направились ко второй лестнице, ведущей в подвалы. И хоть Эдвард и имел достаточно сил, чтобы тащить труп, ноги девушки все равно ударялись о ступеньки и создавали много шума, отчего идущая позади женщина то и дело морщилась.

– Бонни, позови Кристофера сюда, – обратился к ней главный страж, коим мужчина, несомненно, считал себя, и его голос на секунду как будто перестал быть таким пугающим и раздраженным. – Чем бы занят он не был, пусть сейчас же спустится к нам.

Бонни кивнула и уже через минуту, поднявшись наверх, нашла Кристофера дремлющим на диване в своем кабинете. Это был небольшой, но достаточно крепкий старичок, носящий грязно-белый халат, говоря, что это его рабочий костюм. Среди Стражей он обычно занимался тем, что помогал им искать определенных людей в городе, потому что знал их практически всех не только в лицо и поименно, но еще и мог бы расчертить фамильное древо каждого из них, и если его еще не выгнали отсюда, то только потому что Кристофер был весьма полезен для Стражей.

– Эй, Крис! – прикрикнула дама, будя старика. – Нужна твоя помощь. И лучше поторопись, если не хочешь, чтобы Джо опять оставил тебя без обеда.

Сонно ворча, Кристофер встал с нагретого дивана и спустился вслед за Бонни в подвал, где Джо и Эдвард уже уложили труп девушки на длинное каменное подобие стола. Подошедший старик удивленно присвистнул от вида открывшейся ему картины. За весь его немалый стаж работы на Стражей ему ни разу не удавалось видеть на этом столе настоящий труп.

– Итак, Крис, ты знаешь, кто это? – спросила Бонни, заранее знавшая, что старик ответит положительно.

– Черты лица, конечно, слегка изменились за те годы, что я ее не видел, но я без сомнений могу сказать, что это именно она, – проговорил старик, после мимолетного взгляда на лицо жертвы. – Мариза Дэлл, травница, торгующая рядом с площадью.

– Да, судя по всему, ее труп висел рядом с ее же лавкой, – подтвердил Джо. – Но это сейчас не важно. Просто скажи, остался ли у нее кто-то из родственников?

Кристофер на минуту задумался, изредка что-то шепча себе под нос.

– Насколько я помню, нет. Она была абсолютно одинока последние годы своей жизни, единственная дочь…

– Достаточно! Оставь остальную информацию для кого-нибудь другого, нам она абсолютно не нужна, – прошипел главный, грозно зыркнув на Кристофера, который уже успел сделать оскорбленный вид.

Эдвард, не обращая внимания на перепалки старших, все это время изучал труп. Он с явным интересом ощупывал конечности, осматривал зубы, ногти и все, до чего только мог добраться снаружи.

– Эд, сожжешь труп, нам здесь мертвецы ни к чему.

– Но разве мы не должны узнать, кто убийца? – возмутился Эдвард, отрываясь от тщательного изучения мертвой травницы. – Или, как минимум, для начала, похоронить эту девушку, раз у нее нет того, кто мог бы это сделать.

Главный метнул в него злобный взгляд.

– Труп сжечь, – сквозь зубы нарочито медленно проговорил он. – Если ты сын какой-то важной шишки, это еще не значит, что ты не должен подчиняться нам. А пока ты здесь, подчиняться нам – и есть твоя единственная работа. Понял?

Парень нервно сглотнул и испуганно отступил к стене. Хрипло пробормотав что-то маловразумительное, он, в конце концов, просто обреченно кивнул.

– Вот и хорошо. А теперь выполняй свою работу, – и вместе с Бонни и Кристофером громила покинул подвал, оставляя Эдварда наедине с трупом, от которого тому теперь предстояло избавиться.

Парень вздохнул и посмотрел на лежащую перед ним мертвячку. Был бы у них в Дорене маг, это было бы намного проще. В более крупных городах тела сжигали особыми заклинаниями, которые не оставляли после себя ни дыма, ни пепла, что было очень удобно для тех, кто не желал мучиться с похоронами. Здесь же Эдварду предстояло сжигать тело Маризы в специальной печи, к которой он сначала и направился, пока что-то его вдруг не остановило. Парень посмотрел на труп, который тащил, на печь, к которой направлялся, и вдруг повернул совсем в другую сторону, унося труп с собой…

Вторая жертва.

С момента первого убийства прошло около двух недель. И если две недели назад об этом говорили все ближайшие города, то сейчас это уже перестало так сильно волновать народ. Разве только в самом Дорене иногда об этом заговаривали, но и здесь это происшествие уже стало медленно забываться, особенно если учесть, что с того времени ничего подобного больше не происходило. Людям, которые первые дни пытались дознаться у Стражей, будет ли проходить расследование, и куда дели труп девушки, ответили, что расследование, несомненно, ведется, но из-за недостатка улик, будет приостановлено на неопределенное время. Про труп тактично умалчивали, намекая лишь на то, что у девушки все равно не было родственников, способных похоронить бедняжку с почестями.

Однако некоторые люди были удивлены тем, что на улицах Дорена все чаще стали замечать того парня, который был в тот день на площади со Стражами, и он, явно скрываясь и не желая выдавать себя, спрашивал у жителей о Маризе и ее жизни. Люди отвечали, но поглядывали на молодого человека с подозрением, и только некоторые, самые наивные из них, посчитали, что Стражи наконец-то решили заняться расследованием, и убийца скоро будет найден. Однако дни шли, а никакой информации по этому поводу больше не было.

Примерно в двадцати километрах от Дорена располагалась небольшая деревушка под названием Весничи. В ней жил самый обычный люд, занимавшийся, в основном, выращиваем различных культур, которые в больших количествах вывозились в ближайшие города на продажу и отчасти шли в употребление самими жителями деревни. Те же немногие, кто не занимался земледелием, разводили скот или ловили рыбу в ближайших водоемах. В общем, без дела почти никто не сидел. Особенно сейчас, когда была ранняя осень.

Это утро было одним из тех, что предвещают долгий плодотворный день. Солнце уже взошло и постепенно нагревало охладившуюся за ночь почву. Кое-где кукарекали петухи и блеяли овцы, коровы беззаботно паслись на еще не полностью пожелтевших лугах. Люди, тем временем, выходили на работу в поля, среди них были как мужчины, так и женщины, которые одни вынуждены были прокармливать свою семью или просто считали своим долгом работать наравне со всеми.

Одной из таких женщин, оказавшихся без мужа и с малолетними детьми, была Кира. Ее муж умер из-за неизвестной болезни год назад. Когда его, уже практически умирающего и не чувствующего конечностей, осмотрел вызванный специально из ближайшего города лекарь, то тот лишь развел руками и дал какое-то снадобье на сильных травах, но сказал, что даже оно не гарантирует того, что муж Киры проживет еще хотя бы три дня. Так и случилось. Уже на следующее утро он не мог разговаривать и практически никого не узнавал, а к вечеру скончался. Бедная девушка осталась одна с пятилетним сыном, которого нужно было одевать и кормить.  На это уходило много денег, поэтому девушка оказалась навсегда заперта в этой деревне, прикована к небольшому огороду на заднем дворе и сыну, который, однако, в своей матушке души не чаял и во всем ей старался помогать, хоть и был совсем мал.

И вот, в это ясное утро, Кира собралась сходить к речке, чтобы набрать свежей воды для стирки, готовки и прочих бытовых нужд. Надев свободную рубаху и широкие штаны, которые достались ей от покойного мужа и были явно великоваты, и которые она подпоясывала бечевкой, чтобы они не слетели при ходьбе, Кира вышла из дома. Пришлось взять с собой сразу два больших ведра, чтобы воды точно хватило хотя бы на ближайшие несколько дней, потому что от дома Киры до реки было достаточно большое расстояние. Ведра, которые девушка несла в одной руке, стукались друг о друга при каждом шаге, создавая невообразимый звон, резавший слух всем, кто проходил слишком близко, но для их деревни подобные звуки были привычны.

– Доброе утро! – крикнула ей проходящая мимо шестнадцатилетняя дочка Кириной соседки. Ее звали Кэтрин, и она всегда была приветлива с Кирой и часто помогала ей по хозяйству.

– Доброе! – откликнулась Кира, улыбаясь девушке. – Можешь посидеть сегодня с Рэем, пока меня не будет дома? Не  хочется опять оставлять его одного.

Кира часто просила Кэтрин посидеть со своим маленьким сыном, когда надолго отлучалась из дома. Девушка часто с удовольствием соглашалась помочь, потому что Кира была одной из немногих жителей этой деревни, которые вызывали у Кэтрин симпатию и даже некое уважение. В каком-то смысле она даже старалась походить на нее, перенимая некоторые ее привычки, которые находила очень удобными и во многом облегчающими жизнь девушек в деревне.

– Конечно, без проблем, – кивнула Кэтрин.

– Спасибо!

Река сегодня особенно красиво сверкала под лучами только недавно взошедшего солнца. Она причудливо извивалась на всем протяжении и широкой лентой уходила далеко на север с одной стороны и на юг с другой. Вода в ней была чистой и такой девственно прозрачной, что на дне можно было разглядеть даже самые мелкие камешки. Рядом с рекой рос могучий раскидистый дуб, который был старше даже большинства жителей деревни. Под его ветвями всегда было удобно отдыхать в знойный день, когда солнце особенно нещадно палило, и нужен был хоть какой-то тенек.

Кира подошла к берегу реки и несколько минут просто смотрела на то, как солнечные лучи играются на поверхности воды, заставляя жмуриться от блеска, который они создавали на ней. В этом месте всегда было невероятно красиво, несмотря на кажущуюся простоту пейзажа. Поля, расстилающиеся вдаль от противоположного берега и где-то на горизонте переходящие в небольшой лесок, какая-то по-своему прекрасная тишина, стоящая здесь и прерываемая лишь пением редких птиц.

Глубоко вдохнув чистый воздух, Кира наконец склонилась к воде с ведром и вдруг краем глаза заметила, что что-то не так. Что-то неуловимо изменилось в окружающей местности. И этим чем-то была странная тень у дуба.

Девушка встала и присмотрелась к дубу, который находился в паре десятков метров от нее. Он все также раскидывал свои широкие ветви, но упорно не выдавал своей тайны. Может, ничего и не было, а Кира со своим подпорченным зрением просто додумала это с помощью воображения. Мало ли что может показаться человеку в тени, отбрасываемой большим деревом.

Но Кира все-таки решила подойти к дубу, чтобы убедить себя и свою разыгравшуюся фантазию, что там ничего нет, а дерево стоит точно так же, как и стояло до этого. Когда она подошла к самому дереву, ее ладони вспотели от волнения и страха, потому что ей все-таки не показалось, и с деревом действительно было что-то не так. А еще потому, что девушка заметила чью-то руку, запястье которой было крепко привязано к толстой ветке, что была наиболее близка к земле. Ладонь была вся в мозолях, а под ногтями забилась грязь и запекшаяся кровь, будто этот человек накануне царапал кого-то до крови.

Пересилив себя, Кира обошла дуб, чтобы увидеть, наконец, человека полностью. Она надеялась, что он жив, и над ним просто решил кто-то поиздеваться, подвесив здесь в наказание. Но ее надежды не оправдались.

Тело мужчины висело прямо над рекой. Его второе запястье точно также было привязано к ветке, но обе руки располагались настолько низко, что ноги были полностью в воде. По-видимому, он висел так достаточно долго, потому что конечности успели достаточно сильно пораниться о прибрежные камни и распухнуть в воде. На нем практически не было одежды, не считая длинной рубахи, изорванной почти в клочья и грустно висящей теперь на одном плече трупа. Грязные длинные волосы, изначально цвета спелой пшеницы, свисали прямо на лицо, поэтому Кира не могла понять, что это был за человек, да и не уверена была, что вообще знает его.

Кира сначала застыла от ужаса, но паника так и не пришла. Став свидетельницей смерти собственного мужа, она стала немного проще относиться к этому. Смерть уже не казалась ей чем-то настолько отвратительным и неправильным. Просто сердце человека в определенный момент по тем или иным причинам переставало биться, а организм больше не выполнял нужные функции. Ведь, по сути, в смерти нет ничего мистического и загадочного, как привыкли думать раньше, и как когда-то думала сама Кира.

Девушка медленно подошла к мужчине, чтобы убедиться наверняка, что тот действительно мертв. Она прижала ладонь к его шее, как часто делала в период болезни мужа, чтобы убедиться, что тот не умер во сне. Пульса не было. Под пальцами была только холодная кожа мертвеца. Девушка отошла и решила, что правильным в этой ситуации будет позвать кого-то из жителей деревни, а еще лучше – старосту, хотя уверенности, что он находится сейчас в деревне, а не уехал в город по своим делам, не было.

Набрав все-таки для начала воды, потому что именно за этим она сюда и шла, а привычки бросать начатое дело у нее не было, а вот необходимость в свежей воде была, Кира потащила тяжелые ведра обратно к дому. Было странно идти по улицам, встречая людей и понимая, что они еще ничего не знают и даже не догадываются о том, что сегодня их стало на одного меньше. Наличие трупа их, скорее всего, напугает, но напугает именно тем, что это не просто умерший человек, а очевидно намеренно убитый. Трупы не были особой редкостью в деревне, особенно когда ходившие далеко в леса охотники напарывались на стаю волков или каких-нибудь других хищных зверей, а позже их разорванные тела находили где-то на окраине леса.

Поставив ведра на крыльцо родного дома и предупредив сына, что ей нужно уйти и чуть позже зайдет Кэтрин, чтобы посидеть с ним, Кира направилась к дому старосты, который находился не так далеко от ее собственного.

Дверь открыла его жена, которая при виде Киры грозно насупила черный брови, поправляя сбившийся платок.

– Чего тебе? – грубо спросила она, глядя с высоты своего немалого роста на девушку.

– Мне нужно к старосте, – Кира даже не отвела взгляда.

Жену старосты Айву не боялся в деревне никто, кроме разве что детей, на которых она могла изредка прикрикнуть, потому что каждый понимал, что, несмотря на внешний вид и грозность нрава, Айва никогда никому не причинит вреда. Она была такой суровой скорее лишь из-за того, что хотела соответствовать статусу своего мужа.

– Он сейчас спит, – ответила Айва, собираясь закрыть дверь, но Кира придержала ее.

– Разбудите и скажите, что у реки труп, и ему срочно нужно что-то с этим сделать, – ровным голосом сказала девушка, не собираясь сдаваться так просто.

В глазах Айвы промелькнул интерес и испуг одновременно, и она послушно кивнула, понимая, что дело действительно серьезное и требует непосредственного вмешательства ее мужа. Бормоча что-то про утопленников, она прошла внутрь избы. Кира последовала за ней, закрыв за собой дверь и в ожидании встав у порога.

Староста вышел к ней спустя несколько минут, заспанный, но явно заинтересованный. Это был крепкий мужичок невысокого роста, абсолютно лысый, но с уже поседевшей бородкой и живыми сияющими глазами. Он был достаточно строг для того, чтобы его побаивались, но также славился своим добродушием и справедливостью. Жителям подобной деревни о лучшем старосте и мечтать не стоило, ведь недаром именно он был избран на эту должность.

– Ты что-то говорила про трупы? – на удивление резво подбежав к двери, спросил староста, глядя на Киру. Ему явно не терпелось увидеть все своими глазами.

– Да, только не трупы, а труп, он там один, – проговорила Кира, слегка робея перед старшим. – Я пошла за водой к реке, и наткнулась на тело, привязанное к дубу. Решила, что будет правильным рассказать об этом сначала вам.

Староста кивнул и медленно погладил свою бородку, о чем-то размышляя.

– Думаю, не стоит привлекать народ, пусть все занимаются своими делами, – выдал он, наконец. – А ты пока сводишь меня к этому месту, и я там уже решу, что делать дальше.

К реке они и правда пошли вдвоем, но люди, замечая, что староста куда-то торопится в компании девицы, о которой они знали только то, что у нее не так давно умер муж, заинтересовались мгновенно. Многие начали идти вслед за ними, другие, видя сборище людей, идущих куда-то в сторону реки, подтягивались за остальными, и вскоре за старостой и Кирой образовалась толпа. Тот, в свою очередь, не стал никого прогонять, в конце концов, интерес деревенских был ему понятен, хоть и не совсем уместен сейчас. А еще, по крайней мере, кто-то из них наверняка должен был знать умершего.

Подошедшие к дубу смотрели на него с недоумением. Заметившие труп – с ужасом.

С того времени, пока Кира бегала к старосте, ничего не изменилось, только из-за отсутствия ветра и начинавшего пригревать солнца, от трупа шел несильный, но неприятный и вполне ощутимый запах, что давало знать о том, что с момента его смерти прошло достаточно много времени.

Первым к нему подошел староста. Он откинул волосы с лица мужчины,  чтобы попытаться определить, кто же этот несчастный. Когда мужчина сделал это, какая-то женщина, стоявшая чуть поодаль от дуба, вдруг охнула и подбежала ближе.

– Это же Том! – крикнула она, всматриваясь в лицо мертвеца, надеясь увидеть в нем хоть какие-то признаки жизни. – Я… я думала, что он опять где-то напился и вернется только через пару дней… я… он… Он мертв, да?.. За что?

Женщина вдруг заплакала, прикрывая лицо, стянутым с головы платком. Все сразу же поняли, кто этот человек, висящий на дереве. Его самого и его жену знали многие в деревне, потому что Том часто выпивал, оставляя жену в одиночестве и уходя куда-то на долгое время. Она практически никогда не жаловалась на него, но все ее соседи понимали, как несладко приходится бедной женщине. А теперь будет еще хуже, ведь, когда Том не пил, он работал и хоть каким-то образом помогал жене кормить их небольшую семью.

– Нужно вызвать кого-нибудь из ближайшего города, чтобы труп осмотрели и по возможности узнали, что произошло и нашли виновного, – сказал староста, обращаясь к возникшему откуда-то его помощнику. – Не хочу, чтобы этот урод ходил по моей деревне. И, кто-нибудь, успокойте бедную женщину. Ей сейчас нужна поддержка.

Ошеломленные и напуганные жители начали расходиться. Кто-то начал отвязывать тело Тома от дуба, кто-то из женщин подошел к его жене и повел прочь с этого места. Помощник старосты побежал в город за подмогой, а Кира задумчиво смотрела на все это, пока не вспомнила о своих собственных домашних делах и вместе с остальными не покинула это место. Однако вся эта картина еще долго не давала ей покоя.

Ведь убийца был где-то рядом…

Третья жертва.

Эдвард Вилтон в задумчивости стоял посреди холодного подвала, ни разу не поежившись, потому что был настолько занят своими мыслями, что совсем не обращал внимания на внешние раздражители. Его блестящие от жира, давно не мытые волосы, свисали на глаза, но он даже не удосужился откинуть их в сторону. Это не казалось ему сейчас важным. Таковым не было и то, что уже далеко за полночь, и большинство людей предпочитали в это время крепкий сон бессмысленному бодрствованию.

Подвал освещала только небольшая и достаточно тусклая лампочка, свисающая с потолка, но этого вполне хватало, чтобы увидеть то, что находится в центре, и не замечать паутины и крысиного помета по углам. Она то и дело потрескивала, грозясь перестать служить в этом подвале источником света, и работала только на честном слове. Но опять же, Эду сейчас было совсем не до этого.

Дело было в том, что посреди подвала лежали два трупа. Оба без одежды и оба имели вид абсолютного безразличия к происходящему вокруг них, как это и было свойственно мертвецам. Один из этих трупов принадлежал той самой травнице Маризе, а второй – пьянице Тому. Эдварду повезло, что в тот день он первый в городе узнал о загадочном убийстве в ближайшей деревне от запыхавшегося паренька, который, широко раскрыв глаза, с какой-то детской наивностью рассказывал об "ужасном преступлении". Эдвард пообещал, что Стражи обязательно разберутся, но говорить своему начальству об этом происшествии не стал, решив, что это его шанс. Шанс разобраться во всем самому и докопаться до истины. Он понимал, что, вероятно, будут еще убийства и еще трупы, и молодому человеку это было только на руку.

Эд задумчиво почесал щеку, касаясь еще незаживших неглубоких царапин. Кажется, пора избавляться от этой мерзкой привычки постоянно расчесывать до крови кожу, иначе на ней скоро не окажется живого места. Но это будто помогало сосредоточиться, поэтому, не убирая рук от лица, Вилтон продолжал задумчиво смотреть на лежащие трупы.

Эти двое никак не были связаны между собой. Их ничего не объединяло, они даже не были знакомы и никогда не пересекались друг с другом при жизни. Однако теперь они вместе лежали здесь, на полу в подвале у какого-то парня, повернутого на этих убийствах, и это, пожалуй, было единственным, что связывало их хотя бы после смерти.

Эдвард сам не до конца понимал, зачем ввязался в это. Ему было плевать на трясущихся граждан, спящих и видящих, как им перерезают глотку в их же доме, плевать, кого убьют следующим и как именно это будет сделано. Главное, что кого-то точно убьют, он в этом не сомневался, а еще один труп – это еще одна зацепка. Ведь парнем двигал интерес совсем иного толка. Он желал влезть в голову убийцы, не применяя привычных ножей и скальпелей, чтобы понять, зачем он убивает и что чувствует при этом.

Эдвард хотел изучить этого человека, как бывало в детстве, когда он разрезал кухонным ножом лягушек, чтобы узнать, что у них внутри. Он до сих пор помнил, как внутренности лягушки растекались по столу, отец ругал за неподобающее времяпровождение, а мать с ужасом смотрела на своего сына, который с сияющими от любопытства глазами и с какой-то особой жестокостью распарывал брюхо лягушке. Потом были кошки и даже собаки, но родители об этом уже не знали, потому что Эдвард подрос и понял, что его интересы весьма специфичны для обычного мальчика, и принял решение скрывать их ото всех.

На самом деле он мечтал стать тем самым великим человеком, который сделает шаг вперед в изучении анатомии и психологии человека, потому что во всех научных трудах и учебниках информации по этим разделам Эду всегда как будто не доставало, и он был уверен, что способен восполнить все эти пробелы. Однако у его отца были совершенно другие планы на сына и, имея некоторые связи в высших кругах общества, определил парня на работу к Стражам. Он убеждал его, что всего лишь хочет достойного будущего для своего ребенка, но Эдвард в итоге стал всего лишь мальчиком на побегушках среди Стражей. Ему претило его положение, и абсолютно не льстила работа на Стражей, но отец, игнорируя желания сына, не сдавался и повторял, что однажды он займет более подходящую должность, и ему нужно просто подождать и обязательно при каждом удобном случаем показывать начальству, какой он примерный и послушный парень, готовый выполнять любые поручения.

Но пока все оставалось по-прежнему, а впереди не предвиделось никакого карьерного роста, и Эдвард понимал, что именно сейчас ему выпал уникальный шанс не только во всех подробностях изучить человеческую анатомию, но и психологию убийцы, если он действительно будет пойман, а это определенно поможет ему приблизиться к своей мечте. Парень уже представлял то, как он проведет собственное расследование, исследование и парочку опытов, а потом напишет целый научный труд по строению человеческого организма, вплоть до того, как он способен мыслить. Ведь убийца – идеальный подопытный, особенно, если у него окажутся какие-либо отклонения в психическом плане. У Вилтона уже было готово несколько тестов, которые он сумел незаметно испытать на жителях Дорена, когда расспрашивал их о Маризе, и они определенно работали.

Обо всем этом Эдвард размышлял, смотря на два мертвых тела у себя в подвале и пытаясь собраться с мыслями, чтобы приступить к вскрытию и хотя бы для начала установить примерную причину смерти.

Он подошел сначала к Маризе. Глаза ее были закрыты, а лицо выражало абсолютную безмятежность, как лицо крепко спящего человека. Только кожа была неестественно бела и вены особо ярко проступали сквозь нее. Эд впервые прикоснулся к ней с того самого дня, когда притащил сюда, оставив Стражей думать, что прах мертвой девушки давно развеян где-то в поле за городом. Ее кожа была обжигающе холодна, но Эд практически не ощущал этот холод. То, что он чувствовал сейчас, было гораздо глубже прикосновений к остывшему трупу, это было что-то, что поднималось из глубины его души и заставляло предвкушать и наслаждаться происходящим, несмотря ни на что.

Немного оттащив Маризу в сторону от второго трупа, Эдвард встал перед ним на колени и начал ощупывать и осматривать каждый сантиметр кожи, стараясь не упустить ничего. Он видел синяки, которые встречались на мертвом теле сплошь и рядом, но возникали сомнения по поводу того, что они были оставлены именно убийцей, потому что имели оттенок уже почти сошедших. Светло-синие, кое-где зеленые и даже желтоватые, они выглядели как мазки краски, оставленные на теле слепым художником.

Эдвард достал из кармана брюк небольшой квадратный блокнот и карандаш с отметинами зубов, сделал короткую запись, посмотрел еще раз на тело и, подумав, написал что-то еще. Потом начал с особой тщательностью осматривать голову жертвы. Волосы местами оказались вырваны с корнями и оголяли фрагменты кожи, но огромных проплешин на голове не наблюдалось, зубы были все на месте и абсолютно здоровые. На спине присутствовали два рваных отверстия, в которые и был воткнут мясницкий крюк, присмотревшись к которым и тщательно изучив, Эдвард сделал вывод, что они были сделаны уже после смерти.

– Как же тебя убили? – пробормотал Эдвард. – На теле нет никаких ран, следов удушения тоже. Значит ли это, что ты была отравлена? О, как жаль, что ты не можешь рассказать мне об этом сама. Это многое бы упростило.

Он разговаривал с трупом девушки, будто та и правда могла вдруг ожить сейчас и действительно рассказать ему о том, что же произошло той ночью. Произошло убийство и это очевидно, об остальном же придется узнавать и додумывать самостоятельно. Но этим и интереснее сложная задача, решив которую, Эд будет наконец-то счастлив. Может именно тогда его отец увидит в нем то, чего не видел раньше, а именно потенциал и талант. Эдвард чувствовал некое предвкушение, он даже на мгновение зажмурился и облизнул пересохшие губы, а затем отошел от трупа и подтащил к нему чемоданчик.

Это был старый, слегка поистрепавшийся чемодан, в котором, как планировалось, Эд будет носить документы, когда станет "серьезным человеком". Но он нашел для него совсем другое применение: хоть чемодан и был небольшой и достаточно плоский, но в него входили некоторые принадлежности, необходимые парню для его работы.

Щелкнули застежки, и крышка откинулась назад, открывая содержимое чемоданчика. Внутри находился скальпель, небольшой складной ножичек, шприц, уже использованный однажды и несколько непонятных баночек с мутными жидкостями разных цветов. Взяв в руки скальпель, Эдвард поднес его к тусклой лампочке, и, заметив на лезвии бурые пятна, абсолютно не задумываясь о нормах санитарии, послюнявил палец, оттер им пятно и вытер лезвие полностью каким-то платочком, который достал из кармана брюк. Только тогда он удовлетворенно улыбнулся и подошел к телу Маризы, устраивая его поудобнее на голом холодном полу.

Эд на пробу провел скальпелем по коже трупа от шеи до низа живота: на коже осталась тонкая полоска. Тогда он окончательно осмелел и, крепко сжимая скальпель в руках, уверенно стал резать труп по первоначальной наметке. Лезвие шло на удивлении легко, но ощущения были не такие, как с лягушками. Строение человека в любом случае больше привлекало Эдварда, и поэтому сейчас он ощущал особое удовольствие, проникая скальпелем все глубже и глубже.

Пришлось разрезать немного дальше и по бокам, а после, найдя в недрах подвала инструмент покрепче, распилить ребра и вынуть грудину, чтобы можно было без проблем оголить внутренние органы. Эдвард ощущал небывалое воодушевление, проводя все эти манипуляции, и впервые за долгое время чувствовал, что делает что-то действительно важное.

На миг остановившись, чтобы оценить начало своей работы и открывшийся под его инструментом вид, Эдвард удовлетворенно улыбнулся и продолжил работу.

***

Пока Эдвард в своем подвале занимался вскрытием, не так далеко от предыдущего места преступления был найден очередной труп, о котором парень еще не знал, но определенно обрадовался бы его наличию – тело было едва остывшим.

Пара приятелей этим ранним утром прогуливались вдоль окраины леса, находящегося между двумя небольшими деревнями, в поисках спокойного и уединенного места, чтобы обсудить какие-то свои дела. Они наткнулись на труп совершенно случайно и, будучи напуганными этим обстоятельством, тут же направились в деревню сообщить о находке.

При ближайшем рассмотрении можно было сказать, что труп выглядел не менее жутко, чем и его предшественники, и убийца вновь проявил оригинальность в подаче. Все конечности жертвы были туго обмотаны толстыми веревками, противоположные концы которых были привязаны к четырем деревьям. Эти деревья располагались друг от друга примерно на одинаковом расстоянии, позволяя рукам и ногам находиться в полностью распрямленном состоянии, будто этот человек, раскрывшись, парил в двух метрах от земли. Но пугало даже не это.

Один из парней, нашедших тело, заметил странные ленты, уходящие вниз от трупа, и издалека принял их за какие-то грязные тряпки, но когда они оба подошли ближе, то поняли, что живот бедного парня вспорот, а вниз свисают его кишки.

Собравшиеся люди, жившие на окраине самой ближайшей к лесу деревеньки, называемой незатейливо Прилесьем, были обескуражены увиденным, однако тело было почти сразу же снято со злополучных деревьев и передано матери убитого, которая, как оказалось, жила здесь же. Сообщить кому-то еще об этом происшествии и позвать Стражей из города нужным не посчитали, уведомив о случившемся только старосту, а тело практически сразу потащили предавать земле.

Люди в деревне были напуганы, даже до них уже дошли слухи о загадочном убийце, так что сопоставить простые факты не составило бы никакого труда, но они нашли для себя свое объяснение происходящему, которое устраивало их в большей степени и не слишком способствовало нарастанию паники среди остальных жителей. Думаю, нужно для начала объяснить, что жители этой деревни были крайне суеверны и поклонялись древним богам, про которых добрая часть населения Восьмого королевства предпочла забыть как страшный сон, но по всей стране продолжали существовать небольшие деревни подобные Прилесью, которые не забыли традиции предков и продолжали поклоняться своим божествам. Поэтому они не могли, по их мнению, просто не имели права сделать что-то с этим трупом. В их представлении это была череда жертв, возносимых богам, и они не должны противиться этому. Так хотят боги. И в это хотят верить люди.

В это же самое утро, только уже парой часов позже, ничем не примечательный мужчина лет тридцати пяти оказался свидетелем того, как пара крепких парней тащили носилки, прикрытые широким куском холщовой ткани, и довольно ухмыльнулся, скрыв это широким рукавом пальто. Его острый взгляд мгновенно выхватил свисающую с носилок человеческую кисть и определил черты крупного человеческого тела под тканью. Неплохо, крайне неплохо. Мужчина ехал сюда почти из самой столицы за изучением быта язычников, а стал свидетелем чего-то более интересного. Удача определенно на его стороне.

Этого мужчину звали Виктор Брам, и вот уже больше десяти лет он собирал вести со всего Королевства, стараясь создавать громкие заголовки, привлекать народ, читателей, однако с этим всегда возникали проблемы. Никто не хотел читать длинные статьи, содержащие информацию, по большей части никому не интересную. Поэтому наш герой не был популярен в широких кругах, но всеми силами стремился повысить свой авторитет.

Одновременно с тем, как мимо пронесли труп, в голове родилась идея. Это ведь вполне могла быть еще одна жертва убийцы, что, по слухам, разгуливал как раз где-то здесь, на востоке страны. А что если он сам попробует раскрыть преступление? И напишет не просто статью, а может и целую книгу, в которой расскажет в ярких красках о том, что ему пришлось испытать и на какие жертвы пришлось пойти, чтобы в итоге, применив все свои достоинства, в числе которых блестящая дедукция и умение находить выход из любой ситуации, поймать этого убийцу.

Виктор прислонился к стене ближайшего дома, так, что с нее посыпалась каменная крошка, и погрузился в свои грезы, а его руки уже сами что-то вычерчивали в воздухе, будто держали в руках перо и выводили слова, которые, несомненно, должны были прославить владельца. Звук открывшегося окна привел мужчину в чувство и, вынырнув из собственных мыслей и отряхнув запачканный рукав, он побрел вдоль по улице, надеясь догнать парней, несших тело, но не особо торопясь, видимо, полагая, что все само придет к нему в руки только оттого, что он этого захотел. Или, быть может, Виктор просто сомневался в том, что у него действительно получится осуществить задуманное. В любом случае, жажда славы все равно шагала с ним в ногу, заставляя поторопиться.

Тело уже закопали, когда Виктор наконец-то сориентировался и нашел тех парней. Рядом с ними стояла пожилая женщина в простом сером платье, запачканном чем-то белым, похожим на известку, и прижимала такой же серый платочек к мокрым глазам. Решив, что это мать погибшего, Виктор не стал беспокоить опечаленную женщину, а подошел сразу к тем парням. Один из них стоял чуть поодаль, скрестив руки на груди и посматривая то на бугорок свежей земли, то на плачущую женщину, не выражая никаких эмоций своими грубыми чертами. Именно к нему и направился Виктор, осторожно передвигая ногами, стараясь не привлекать внимание матери покойного, хотя той и так в этот момент было не до него.

– Извините, молодой человек, – слегка кашлянув вначале для приличия, начал он. – А что тут, собственно, произошло?

Хоть и внешний вид мужчины явно отличался от привычного в деревенском обществе и говорил о городском и небедном происхождении, на парня это не произвело ровным счетом никакого впечатления. Скользнув все тем же безразличным взглядом по наглухо застегнутому, несмотря на теплую осеннюю погоду, пальто, покрывающему достаточно упитанную фигуру мужчины, по совершенно невыразительным, за исключением острого носа, чертам лица, он отвернулся, так ничего и не ответив.

– Не могли бы вы все-таки ответить, – сделав особый акцент на первые слова, повторил Виктор. – Что же здесь произошло?

– Мы на кладбище, – ответил, наконец, глухим голосом парень. – Как вы думаете, что тут могло еще произойти?

Только после этих слов Виктор огляделся вокруг и понял, что они и впрямь находились на кладбище. Почему-то этот факт не сразу бросился в глаза, видимо из-за сиюминутного желания узнать всю правду, не обращая внимания на второстепенные детали. Небольшие холмики, обозначающие расположение могил, были раскиданы по всему периметру земли, и только на некоторых возвышались фигурки божков, которые, по местным поверьям, провожали души умерших на тот свет. Браму почему-то начало казаться, что все они смотрят на него, как бы осуждая. Но мужчина не был напуган, в его груди, наоборот, поднималось ранее незнакомое чувство того, что именно сейчас он делает что-то важное, и он не должен останавливаться, что бы не произошло дальше. Да и в конце концов, что он теряет?

– Я хочу знать, как умер этот человек, – голос стал как будто увереннее.

– Разодрали волки, – все так же равнодушно отозвался парень. – В любом случае, на то была воля богов, и эта жертва принадлежит им.

Виктор кивнул и вдруг поймал каменный взгляд ближайшего к нему божка. Тот имел вид небольшого валуна, на котором высечено было только женское лицо с застывшей улыбкой. Но в этот момент Виктору показалась, что эта улыбка была честнее и искреннее, чем все те улыбки, которыми его обычно встречали живые люди. Мотнув головой из стороны в сторону, пытаясь избавиться от настигшего его наваждения, журналист вновь обратился к парню.

– Мне нужно узнать больше о ваших богах, и я надеюсь на помощь кого-то из местных. Возможно, вашу?

Ответом ему стал удивленный взгляд молчаливого парня и плач потерявшей сына женщины, прозвучавший особенно жутко в возникшей тишине.

Жертвуй собой ради веры.

Женщина продолжала плакать. Тот второй парень, на которого Виктор так и не обратил внимания, стоял рядом с ней, стараясь поддерживать не только успокаивающими словами, но и то и дело буквально хватая за плечи, потому что с каждым всхлипом она становилась как будто меньше и слабее, грозясь упасть прямо здесь на могилу собственного сына.

Утреннее небо понемногу заполнялось мелкими серыми облачками, а в воздухе уже ощущались прохлада и сырость, предвещавшие приближение очередного осеннего дождя, которые особенно зачастили в последнее время. Темные грозовые тучи уже собирались где-то на горизонте, чтобы спустя всего каких-то полчаса быть пригнанными поднимающимся ветром сюда.

– Думаю, мы можем обсудить это в другом месте, – проговорил парень, все еще недоверчиво смотря на Виктора.

Мужчина согласно кивнул, первым делая шаг в сторону от свежей могилки и рыдающей женщины. Парень потянулся за ним, бросая прощальный взгляд на эту печальную картину. Он встряхнул головой и провел ладонью по невысокому ежику волос. Его темно-серые глаза смотрели вокруг почти без какого-либо интереса, в них будто даже не было бликов. И казалось, что они становятся еще темнее вместе с постепенно затягивающимся тучами небом. Этот парень и сам немного напоминал осенний пейзаж: такой же хмурый и навевающий грусть одним своим видом.

Никто даже не обратил внимания на их уход. Все были слишком поглощены своей бедой, чтобы вообще замечать хоть что-то вокруг, кроме собственных чувств и кучки земли на могиле. Только плач старой женщины становился все тише по мере того, как эта парочка уходила с кладбища, пока совсем не затих где-то вдали. Виктор вдруг почувствовал, какое на самом деле гнетущее впечатление на него оказывала вся эта кладбищенская обстановка. Он медленно выдохнул и ощутил легкое головокружение, но решил не придавать этому значения, надеясь на то, что это скоро прекратится.

Парень уверенно шел впереди Виктора, даже не оглядываясь, чтобы посмотреть идет ли этот странный человек за ним или нет, будто зная заранее, что Виктор точно не откажется от своей затеи. И он был прав, потому что журналист, практически не задумываясь, шел вслед за парнем, чувствуя, что это важно для него. Будто кто-то только что дал ему знак, и он не может просто так проигнорировать его. Сознание Виктора будто оказалось подернуто легкой дымкой, мешавшей думать рационально, но заставлявшей верить в то, что именно сейчас он нащупает что-то, что приведет его к верному решению.

Только сейчас Виктор понял, что идет ведомый парнем, чьего имени он даже не знает. Решив исправить эту оплошность, он нагнал парня, стараясь идти с ним в ногу, потому что Виктору казалось, что так он заставит парня довериться ему, хотя это скорее было для того, чтобы самому Виктору чувствовать себя увереннее рядом с этим мрачным парнем.

– Я боюсь, мы так и не представились друг другу, – вежливо произнес он, глядя на профиль твердо вышагивающего парня. – Меня зовут Виктор.

– Финн, – сухо ответил тот, не сбавляя шага.

Мужчина кивнул и хотел было спросить что-то еще, но передумал и закрыл рот на полуслове. Казалось, сама атмосфера приближающейся грозы не благоприятствовала продолжению разговора, по крайней мере, не под открытым небом, которое уже заметно быстрее покрывалось тучами и грозило с минуты на минуту обрушиться проливным дождем.

Виктор осматривался по сторонам, стараясь запоминать разные подробности того, чего он видел, в надежде случайно приметить что-то необычное, что-то, что может быть поможет ему потом. Столько раз ошибавшись до этого, он не мог оплошать и в этот раз. Популярность и признание обществом – вот, что волновало Виктора в этот момент, он надеялся, он верил, что настанет этот день, когда о нем будут говорить, а популярные газеты, которые всегда отклоняли его статьи, мягко говоря, что ему не хватает профессионализма и стоящего материала, еще пожалеют об этом.

Вокруг было не так много людей, но все они куда-то торопились. Кто-то собирал последний осенний урожай, кто-то собрал его уже давно и теперь продавал на небольшом импровизированном рынке, выставляя напоказ сочные красивые овощи, дразня и одновременно стремясь завлечь тех, у кого в этом году урожай был не столь хорош. Остальной народ обычно увозил свой товар в ближайший город, чтобы продавать людям, не имеющим возможность выращивать самим подобную продукцию, поэтому они с удовольствием раскупали свежие овощи и фрукты, только недавно снятые с веток или выкопанные из-под земли.

Где-то слышалось мычание коров, у кого-то блеяли овцы, дожидаясь утренней кормежки. Сотни одинаковых деревень располагались по всему Королевству, и эта ничем не отличалась от остальных.

Виктор отвлекся от созерцания местных окрестностей, когда понял, что Финн остановился, дожидаясь, пока опять отставший журналист догонит его. Виктор ускорил шаг и увидел, что парень привел его в местную забегаловку, единственную на всю деревню, над которой грустными поблекшими буквами угадывалось название "У Пьера".

– Хозяина правда зовут Пьер? – полюбопытствовал Виктор, брезгливо разглядывая грязную, заплеванную дверь.

– Пьер давно умер, – ответил Финн, даже не обернувшись, чтобы взглянуть на собеседника. – Но его сын, теперешний хозяин заведения, решил, что смена названия может послужить потерей интереса у посетителей.

Ни о какой "потере интереса" речи, конечно же, не могло и идти, учитывая, что больше местным жителям ходить, кроме как сюда, некуда; причина была скорее в том, что заказывать новую вывеску было делом недешевым, а нынешний хозяин был тем еще скрягой, поэтому, прикрываясь памятью своего отца, не предпринимал никаких попыток даже чтобы освежить старую вывеску, а о новой и говорить уж было нечего. Правда никого в деревне это, в общем-то, не волновало, ведь главное, что здесь можно было поесть после долгого рабочего дня, особенно когда ты живешь один и крайне отвратительно готовишь самостоятельно. Иногда сюда, правда, заходили люди, которые просто ехали через эту деревеньку и хотели перекусить и передохнуть с дороги, но такое случалось довольно редко.

Финн первым толкнул дверь, слегка придержав ее для Виктора, и вошел внутрь. Виктор последовал за ним, сразу же попадая в светлое просторное помещение, полупустое, но достаточно шумное. Здесь было довольно уютно и появлялось ощущение того, будто ты впервые за долгое время попал домой. Напряжение и скованность в теле Виктора, которые присутствовали все это время, пока он шел сюда, исчезли, он невольно улыбнулся и совершенно расслабился, войдя сюда. Кто бы мог подумать, что в этом достаточно сером и угрюмом месте, окажется такой светлый и уютный островок.

– Вы будете что-нибудь есть? – впервые за все это время Финн обратился к Виктору. – Лично я собираюсь перекусить. Все эти кладбищенские церемонии сильно выматывают. Да и труп был довольно увесистым.

Это была самая длинная реплика, с которой парень обратился к Виктору, но тот не подал виду, что удивлен этому. В каком-то роде он понимал его: на кладбище к тебе подходит абсолютно незнакомый мужчина и спрашивает о разных вещах, к тому же ты сильно устал и не особо расположен к длительным разговорам.

– Я, пожалуй, тоже что-нибудь съем, – ответил журналист.

Они сели ближе к дальнему углу, туда, где почти никого не было, и никто не мог им помешать. Оба поели в абсолютной тишине, перебиваемой только разговорами завсегдатаев и стуками ложек о дно тарелок. Спустя буквально пятнадцать минут Виктор с сожалением смотрел на пустую тарелку с остатками овощей на дне: суп, который им принесли по просьбе Финна, оказался очень вкусным. Парень же еще не доел свою порцию, но с не меньшим аппетитом уплетал ее, ясно давая понять, что не начнет разговор, пока не закончит есть, поэтому Виктор, абсолютно размякший в таких условиях, терпеливо ждал. Он наконец-то расстегнул свое теплое пальто, под которым оказалась абсолютно черная рубашка, правда слегка помятая, но при этом выглядящая весьма недешево.

Наконец Финн закончил есть и, отставив в сторону пустую тарелку, поднял взгляд на Виктора. Серые глаза смотрели как-то изучающее и все так же хмуро, и если Брам уже начал думать, что парень вполне может оказаться дружелюбным, то сейчас он уже сильно сомневался в этом. Во взгляде Финна скользила агрессия и плохо скрываемая неприязнь. При этом сложно было определить: относилось все это непосредственно к Виктору или же к жизни вообще. Все это время, пока Виктор наблюдал за тем, как парень ест, ему казалось, что тому около двадцати или вроде того, но эти глаза и этот взгляд абсолютно сбивал с толку.

– Думаю, теперь мы можем обсудить все то, что вас интересует, – проговорил Финн, кладя сцепленные в замок руки на стол.

– Меня интересует ваша вера, – стараясь скрыть вновь появившееся волнение и возбуждение, ответил Виктор. – Я с этой целью вообще-то сюда и приехал. Я забыл сказать, что я журналист… – мужчина заметил, как Финн поморщился при этом, и поспешил пояснить. – Не то что бы я, конечно, прям профессионал, но уж точно не вроде тех, кто только и ждут момента, чтобы настрочить очередную скандальную новость и сыскать себе на этом славу. Я больше любитель, предпочитающий по-настоящему достоверные и интересные статьи. Как жаль, что таких как я практически не признают в нашем обществе, полном лживых притворщиков, желающих нажиться за счет доверчивой публики.

Виктор понимал, что мысль его пошла совсем не в ту степь, и что пора прекращать это представление униженного и оскорбленного обществом работяги и перейти к действительно важному в данный момент делу. При этом он несомненно понимал, как театрально и не совсем правдоподобно прозвучало все то, что он сейчас наговорил, но сама идея высказать это хоть кому-то была блаженством для того, кто считает себя несправедливо недооцененным.

На Финна эта речь не произвела ровным счетом никакого впечатления. Его взгляд не делался легче, неприязнь никуда не уходила, а тело будто больше напряглось. Ему это абсолютно не нравилось. Считалось, что религия – не та сфера, в которую должны лезть абы кто. А особенно те, кто так предательски отказался от нее, кто в глубине души презирал всех богов и людей, которых им поклоняются.

– Хорошо, я постараюсь быть с вами честен, – заговорил Виктор, решив применить другую тактику. – Изначально я и правда ехал в вашу деревню с целью изучить ваш быт, традиции и, конечно же, религию. Однако, побывав вместе с вами на кладбище, я понял, что действительно заинтересован в этом. В частности касаемо религии. Вы можете мне не верить, потому что я сам не до конца уверен в своих желаниях, но все же вы, как местный житель, можете мне рассказать о ваших религиозных… предпочтениях, дабы утолить мое любопытство не столь как журналиста, а как простого человека

Финн как-то мрачно хмыкнул, все еще с подозрением и неприязнью глядя на Виктора. Он уже решил для себя, что этот человек точно не из тех, кто действительно мог бы стать частью их культуры. Слишком высокомерен, корыстен, несмотря на то, что он утверждал обратно и в целом вел себя очень вежливо и держался учтиво. Финн еще на кладбище заметил, каким взглядом этот мужчина смотрел на могилу, и в его взгляде читалось что-то такое, что давало определить наличие у Виктора каких-то своих скрытых целей и мотивов, от которых он вряд ли отступится. Однако одновременно со всем этим Финну казалось, что журналист не врет насчет своей заинтересованности. Но что если и это тоже задумано с неким недобрым умыслом?

Неожиданно громко стукнула дверь, и Финн отвлекся от своих размышлений, при этом осознав, что смотрит прямо на лицо этого журналиста. Виктор никак не реагировал на этот пристальный взгляд, он не беспокоился по поводу того, что парень может ему отказать. Разве он не сможет найти кого-нибудь другого, кто с удовольствием и за плату, в самом крайнем случае, захочет рассказать все, что нужно мужчине? Он понимал, как важна и священна вера для всех этих людей, но также понимал и то, что даже самого верующего человека можно убедить во многом, если иметь достаточно нужных для этого качеств и немного лишних денег.

Финн нахмурился и провел ладонью по волосам.

– Хорошо, я расскажу вам все, что вы хотите знать, но не вздумайте насмехаться над нашими богами, иначе точно навлечете на себя их немилость, – мрачно сказал Финн, нахмурившись еще больше, будто вся эта затея была ему не по душе.

То, каким тоном парень произнес последние слова, ясно давало понять, что не только боги будут злы на того, кто посмеет насмехаться над ними, но и как минимум половина деревни захочет принести его в жертву этим самым богам. Но у Виктора и в мыслях не было высмеивать что бы то ни было вообще, поэтому он смиренно кивнул, давая понять, что готов слушать.

– Наша религия – то, что вы называете просто троебожием, хотя это на корню неверное название для нашей веры, потому что с древних времен наши предки называли этих богов не просто богами, а богами с большой буквы, Божественной Триадой, – Финн проговорил последнее словосочетание медленно, наслаждаясь тем, как это прозвучало. В его голосе слышалось восхищение и истинное поклонение.

На Виктора это почти не произвело почти никакого впечатления, не считая странного тепла в груди, которое возникло как отклик на само это название. И тогда он убедился, хоть и не хотел в это верить, что его ведут сами боги. Те самые боги, которым поклоняется этот народ. Те боги, о которых сейчас будет рассказывать Финн. Те боги, от которых большинство отказалось когда-то.

Божественная Триада.

Журналист мысленно проговорил эти слова, как бы ожидая, как на это отреагирует его разум. Но он молчал. Как молчит человек, которому нечего сказать в ответ, кроме как согласиться, а согласие в этой ситуации проще всего выразить молчанием. Но что же это означало? То, что разум тоже соглашается с властью, которой веет от одного упоминания о богах? Или он согласен с тем, что это верный путь, который наверняка приведёт Виктора к тому, чего он так желает? Виктор сам не до конца понимал, каким именно способом он собирается отыскать убийцу, но его вело что-то, что, как подозревал мужчина, и было верой. Или это просто мрачное место так влияло на его разум и восприятие, но начинать с чего-то нужно было. И он начал с того, что, как ему показалось, должно принести хоть какие-то плоды.

«Как в твоих поисках тебе помогут какие-то эфемерные боги? Виктор, ты совсем рехнулся?» – наконец прорезался голос разума, но он был мгновенно задавлен чем-то другим, имеющим сейчас над мужчиной власть большую, чем что-либо еще.

– Хорошо, значит, богов всего трое? – не обращая внимания на смятение разума, на всякий случай уточнил Виктор, чтобы выразить свою крайнюю степень заинтересованности.

– Да, и каждый из них имеет своё место в этом мире, – кивнул Финн, немного расслабившись, поняв, что никто не собирается здесь смеяться над его словами. – Самый главный из всех троих – Вент, ему принадлежит власть над силой воздуха, а это, считай, власть и над всеми вокруг, потому что все в этом мире зависит от движения воздуха.

Виктор согласно кивал и внимательно слушал. Пристально наблюдавший за этим парень совсем перестал хмуриться, лишь изредка бросая подозрительные взгляды в сторону журналиста, но не замечал и доли усмешки на его пухлом лице. Наоборот, глаза мужчины светились искренним интересом.

– Вы ведь хоть иногда замечали это, не правда ли? – вопрос был скорее риторическим, но Финн сделал небольшую паузу после него, собираясь пояснить, что именно он имеет в виду. – Невозможно работать, когда сильно ветрено, именно ветер приносит грозовые тучи или, наоборот, очищает его от мелких облаков, – на этом моменте Финн слегка кивнул в сторону узкого окошка, через которое можно было наблюдать за тем, что творится на улице, как бы указывая на начинающуюся грозу. – Ветер может быть как полезен народу, так и портить урожай, но это всегда воля Вента, поэтому мы всегда стараемся задобрить его, принося часть своего урожая и вознося молитвы. Именно Вент – старший из всех троих, а все они в свою очередь – дети Вирты, великой матери всего, что есть на этом свете.

Финн умолк, мысленно прикидывая, что и как лучше рассказать следующим, но внезапно кое о чем вспомнил, и его глаза в предвкушении засверкали, поэтому он отпил немного воды из стоящего на столе стакана, очевидно, готовясь к очень долгому рассказу.

– Есть одна легенда, как назвали бы ее вы, но для нас это некая неоспоримая в своей правдивости история, которую каждому ребенку рассказывают матери перед сном, вместо сказок; она известна каждому истинно верующему жителю нашей страны, – начал Финн, снимая серую утепленную накидку, которая все это время покрывала его плечи, почувствовав, что начинает потеть в теплом помещении, уже почти заполненном людьми, пришедшими на перерыв посреди рабочего дня. – И помните, эта история очень важна для понимания нашей религии, особенно если ваш интерес подлинный.

Жертва каждого.

В Королевском замке было на удивление тихо. Ника, идущая по невероятно длинным коридорам в поисках главного по безопасности, затаила дыхание, стараясь услышать хоть что-то, говорящее о том, что в замке есть кто-то живой. Сперва она зашла в кабинет, где обычно находился тот человек, которого она сейчас искала, но на положенном месте его почему-то не оказалось. Все идеи того, где он мог находиться, ограничивались только этим кабинетом, поэтому Ника просто решила походить по коридорам северного крыла замка в надежде хоть где-то услышать властный голос мистера Вадера. Удача пока явно была не на ее стороне, учитывая, что за тот час, что она потратила на поиски, ей не удалось встретить в стенах замка не единой души.

– Да куда они, черт возьми, все подевались? – негромко пробормотала девушка, уже во второй раз заглядывая в пустой кабинет заведующего королевской полицией.

– Истинной леди не пристало употреблять столь грубые выражения в своей речи! – раздался вкрадчивый голос позади Ники, которая от неожиданности покрылась мурашками и резко обернулась, впечатываясь носом в чью-то грудь.

Сделав шаг назад, она потерла и так покрасневший нос и оглядела стоящего перед ней парня.

– Освальд, во-первых, иди к черту, ага, к тому самому, к которому мне, как приличной леди, не следует тебя посылать, – здесь девушка прервала свой полушутливый поток гневных слов, чтобы вдохнуть. – А во-вторых, не смей больше так бесшумно подкрадываться ко мне!

Освальд засмеялся, глядя на грозно сдвинутые брови Ники. Девушка и сама уже заулыбалась, легко толкая приятеля в плечо. Когда они закончили свою шутливую перепалку, на лице у нее вновь возникла озадаченность. Если Освальд здесь, то, возможно, он знает, куда исчезли все должностные лица, чьи кабинеты располагались в этом крыле.

– Ты не знаешь, куда подевался Вадер? Я обошла здесь все, но ты пока первый человек, которого я встретила за последний       час.

Парень с удивлением взглянул на Нику. Но потом, как будто до чего-то додумавшись, с пониманием кивнул.

– На это утро было запланировано собрание в восточном крыле, – пояснил он, глядя на реакцию Ники, брови которой мгновенно сдвинулись на переносице, и лицо приобрело хмурое выражение. – Я так понимаю, тебе об этом ничего не сообщили?

– Как всегда, – фыркнула девушка, закатив глаза и скрестив руки на груди. – Они все, а особенно Вадер, которому я даже не смею перечить, иначе вообще потеряю свое место в королевской полиции, считают, что я ни на что не годная девчонка, которая только ради забавы захотела занять место своего дедушки. Но ведь это совсем не так! Да я могла бы работать во сто раз лучше, чем вся полиция вместе взятая, допусти они меня к реальным делам!

Ника выпалила почти все это на одном дыхании, раздраженно проводя рукой по коротко остриженным волосам цвета сильно переспевшей вишни. Ну конечно, на что она надеялась опять? На то, что все наконец-то откроют глаза пошире, чтобы увидеть в Нике не просто избалованную внучку ныне покойного, но ранее очень даже почитаемого, члена полиции, а полицейскую, достойную того, чтобы занять место своего предка. Она тратила каждую свободную минуту, будучи подростком, чтобы тщательно изучить все положения действующего законодательства, день за днем штудируя огромные тома в королевской библиотеке. Она примеряла на себя все, чем занимался ее дед, стараясь разобраться во всех его делах, со временем все больше набивая руку на этом, становясь более образованной и накапливая опыт. Ника была умна и сообразительна, но Вадер, отвечающий за безопасность в замке и, по совместительству, глава королевской полиции, согласился принять ее в свои ряды только по просьбе самого мистера Дивера – деда Ники и единственного, кто верил в нее. Вот только после его смерти все остальные стали относиться к ней крайне отвратительно, часто используя в качестве их личной служанки и посыльной. Девушке было до боли обидно от того, что весь ее талант пропадал зря, но ничего поделать она не могла.

И конечно же, ее не брали ни на одно совещание, аргументируя тем, что для такой девчонки, как она, будет слишком сложно вникнуть во все тонкости того, чем они занимались. Вот только Ника к своим двадцати двум годам разбиралась в этом даже лучше, чем многие из тех, кто в этих собраниях участвовал официально. Но они об этом даже не догадывались, привыкнув считать девушку на пару ступеней ниже их самих.

Освальд с сожалением смотрел на Нику. Казалось, будто он единственный, кто воспринимал девушку всерьез, но его голос в гвардии имел точно такой же вес, что и голос самой Ники, потому что парень занимал крайне неприметное место в королевской полиции. Но он и сам не особо хотел выделяться, предпочитая оставаться в стороне и проводить время за сортировкой бумаг в пыльном кабинете.

– И что же обсуждают в этот раз? – спросила Ника, голос которой приобрел язвительный тон. – То, что король не хочет повышать плату за их несомненно тяжелый труд?

– Ну, ты не то чтобы далека от истины, – засмеялся парень, откашлявшись и добавив уже серьезно. – А вообще, насколько известно мне, тема нынешнего собрания – ряд убийств на востоке страны.

Лицо юной полицейской вытянулось, брови приподнялись то ли в недоумении, то ли показывая недоверие.

– Почему же королевская полиция интересуется этим вопросом? – удивилась она. – Разве этим не должна заниматься местная полиция? Я имею в виду, она же есть в тех городах? Стражи там, все дела. Да и я не очень сильно верю в то, что наша полиция решит шевельнуться, чтобы хоть как-то им помочь.

Юноша пожал плечами.

– Произошло уже около трех убийств, в основном в деревнях, но народ беспокоится, так как местные власти почти ничего не делают, чтобы хоть как-то разобраться в происходящем. Известно только, что жертвы вообще никак не связаны между собой, – Освальд почесал губу. – Это все, что я знаю, потому что никаких бумаг пока по этому делу нет. Я и сам не уверен, что это собрание не условность, и они правда за это возьмутся.

Ника задумалась. Конечно, никто не будет этим заниматься. Кого интересует парочка мертвецов на окраине страны? Тем не менее, если убийства продолжатся, и неизвестный преступник отправиться вглубь Восьмого Королевства, то полиция должна будет что-нибудь предпринять, иначе взбунтуются уже люди в Столице и других крупных городах, потому что вряд ли кто-то из них захочет умирать.

– Пойду, наведаюсь в гости к нашим «совещателям», вдруг они и правда обсуждают что-то серьезное, – решительно произнесла Ника. – Может, удастся узнать что-нибудь интересное.

– Неужели прямо ворвешься в зал посреди совещания? – изумился Освальд.

– Нет, конечно, мое место в полиции мне еще нужно. Вот только я собираюсь хоть как-нибудь его оправдать и отстоять, – усмехнулась Ника, поворачивая налево, по направлению к лестнице, ведущей вниз. – И в этом мне поможет немного хитрости и трещины в подвальном потолке.

***

Уже светлело. Солнце медленно показывалось из-за горизонта, дразня своими редкими лучами. Небо постепенно бледнело, луна исчезала, звезд уже не было видно вовсе. В Борне начиналось утро.

Эдвард зарылся лицом в ладони, с нажимом проводя ими от подбородка, откидывая со лба волосы и пытаясь хоть как-то стереть с лица признаки сильной усталости и недосыпа. Бросив быстрый взгляд на часы, висевшие на стене напротив, парень вздрогнул: было почти шесть часов утра.

Как так вышло, что он просидел здесь над своими записями и заметками одиннадцать часов подряд? Эдвард точно помнил, что прибыл в город около семи часов вечера и, сняв комнату у какой-то старушки, сразу же погрузился в работу. По его внутренним ощущениям прошло не больше пары часов. Однако работа, судя по всему, настолько сильно завлекла его, что он просидел здесь, не отрываясь, всю ночь, не видя и не слыша ничего вокруг.

Лучи медленно скользили по бумагам и блокнотам, разбросанным по столу и покрывавшим почти всю его поверхность. То здесь, то там солнце высвечивало непонятные термины и сложноразбираемые каракули текста, осторожно касаясь их и обдавая теплом.

Во всех этих записях содержались заметки по поводу загадочных убийств, за раскрытие которых Эдвард взялся со всей серьезностью, надеясь в скором времени прийти хоть к какому-то заключению. У него были некоторые предположения и догадки, но все это было не то, в них постоянно что-то не совпадало с действительностью. И вот сейчас он пытался хоть как-то сопоставить все то, что ему удалось узнать за прошедшее время, но выходило все как-то слабо, и энтузиазма у юноши немного поубавилось. Прошло крайне мало времени с последнего убийства, и Эдварду оставалось только выжидать.

Приехал в Борн Эдвард с вполне конкретной целью – встретиться со своей давней подругой, которая, по счастливому стечению обстоятельств, знала когда-то Маризу – девушку, чью тело нашли первой. Несколько лет назад они учились вместе в одной частной школе в Борне, но после того, как умер отец девушки, она была вынуждена уехать в менее крупный городок, коим являлся Дорен. Это все, что пока было известно Эдварду, а что было после, а тем более, до, оставалось пока тайной, и именно поэтому он собирался встретиться с этой их общей знакомой, надеясь, что она знает что-то, что может навести на убийцу и его вероятные мотивы.

У Эдварда была возможность все-таки лечь и попытаться уснуть, но организм, казалось, совсем этого не хотел. Парень чувствовал невероятную усталость, но вместе с тем понимал, что сейчас уже вряд ли сможет уснуть. К тому же предстоящая встреча достаточно сильно заставляла его волноваться. Но только он решил, что все-таки стоит вздремнуть, чтобы хоть немного дать отдохнуть перегруженному мозгу, как вдруг снизу раздался грохот посуды и приглушенное бормотание старухи – владелицы дома. Эдвард, который уже лег на узкий обшарпанный диванчик в углу комнаты, мгновенно открыл глаза и тяжело вздохнул. Значит, поспит в следующий раз.

Сев на диван, он согнулся, обхватив голову руками. Мысли путались, лихорадочно перебегая с одного на другое. Парень попытался разобрать все еще раз, чтобы привести мысли в порядок и уложить у себя в голове все то, что ему удалось узнать, и до чего он додумался сам.

Мариза Дэлл была молодой торговкой, чья лавка удобно располагалась почти в самом центре Дорена, в самом скоплении подобных лавок и магазинчиков, где собственно в итоге и нашли ее труп. Она была отличной травницей, потому что в растениях разбиралась даже лучше многих своих коллег по работе, и, будучи всегда доброжелательной по отношению к людям, старалась помочь всем, кто заходил в ее лавку. Местные очень любили и уважали девушку, предпочитая ходить за травами именно к ней, не особо доверяя не так давно появившимся в городе аптекам.

Все это Эд узнал, пообщавшись с людьми в окрестностях. Вскрытие же ему показало наличие в желудке остатков какого-то подозрительного вещества, которое парень навскидку определил как некий яд. Некоторые жители городка утверждали, что возможной убийцей девушки была старая травница Фрида, держащая свою лавку совсем недалеко от лавки Маризы. Тогда наличие яда в желудке легко объяснялось: завистливая старуха решила избавиться от конкурентки способом, в котором разбиралась лучше всего – с помощью трав. Но все это совершенно теряло смысл на фоне другого убийства, произошедшего позже в другом месте и при совсем других обстоятельствах. К тому же, Эдвард собственнолично побеседовал с Фридой, и та была явно не в самом лучшем расположении духа после смерти Маризы. Она описывала ее, как исключительно чудесную девушку, с которой они часто общались, и старая травница относилась к ней как к родной дочери, которой у нее никогда не было. Вилтон не стал сомневаться в ее словах, понимая, что та вероятно и правда ни в чем не виновата.

Про вторую жертву – Тома Ситтера было известно и того меньше. Жители его родной деревни не особо доверяли чужаку, расспрашивающему об убийстве, которое недавно здесь произошло. Почти каждый житель деревни переживал свою личную беду, учитывая, как сплоченно они все жили. Лишь некоторые бормотали что-то про его бедную жену, другие же только с недоверием косились на Эдварда, которые выглядел особенно необычно в своем хоть и потрепанном и отцовском, но все-таки слишком «городском» плаще, надетом на бессменную коричневую жилетку. Только одна девушка – кажется, именно она и нашла тело у реки первая, согласилась дать хоть какую-то характеристику Тому и произошедшему с ним.

– Он очень часто выпивал, не без этого, – быстро проговорила она. – И был в общем-то не самым хорошим человеком и мужем, но Том явно не заслужил того, что с ним сделал этот извращенец-убийца. Оказаться привязанным к дереву у реки – не самая приятная участь даже после смерти.

Возможно, девушка могла бы рассказать что-то еще, но из дома выбежал мальчик, очевидно, ее сын, который проголодался и требовал того, чтобы его накормили. Виновато улыбаясь и бормоча извинения, она взяла сына за руку и вошла вместе с ним в дом.

Ее слова лишь подтвердили то, что уже понял Эдвард при вскрытии – печень покойного была явно не в лучшем состоянии, что указывало на пристрастие ее владельца к выпивке при жизни. Но очевидно, что это вряд ли было как-то связано с настоящей причиной его смерти. Хотя, быть может, накануне того самого дня мужчина напился, повздорил с кем-то, и результатом стала его скорая смерть. Вот только та девушка из деревни была права – убивать человека, а затем привязывать труп к дереву – слишком жестоко и осознанно для простых пьяниц. Скорее это было похоже на… месть. Однако остается открытым вопрос о том, кому в этой тихой деревне нужна была смерть немолодого уже мужчины, который просто слишком часто любил выпивать. Маловероятно, что его убили только из-за этого. Должна быть еще какая-то причина. И тут, несомненно, можно строить бесконечно много догадок на этот счет, но сказать что-то наверняка, не имея на руках точных данных, достаточно проблематично.

Но тут Эдварду осмотр трупа дал немного больше конкретики. На теле Тома не было также никаких ран, но были вполне очевидные следы удушения и полосы от веревки на шее. Видимо, убийца сначала повесил свою жертву где-то недалеко от реки, возможно, использовав для этой цели то же самое дерево, привязанным к которому нашли труп, а потом уже буквально распял его на этом дереве.

О третьем убийстве, совершенном в небольшом поселении возле леса, Эдвард узнал уже будучи в Борне. Он был немного раздосадован тем, что не смог побывать там и увидеть труп своими глазами. Но потом рассудив, что если убийца не остановится на этом и пойдет дальше, то Борн с большой вероятностью может попасть под раздачу следующим, парень принял решение задержаться в этом городе немного дольше, чем того требовала встреча со старой знакомой.

На улице явно было холодно, это чувствовалось даже в помещении, которое практически не отапливалось никаким образом. Взглянув в грязное, покрытое паутиной окно, Эдвард сделал вывод, что там дует слабый ветерок, судя по веткам ближайших деревьев, а еще там довольно пасмурно, и есть большая вероятность, что пойдет дождь. Дожди в это время года совсем не редкость, собственно, как и холода, но эта осень почему-то началась слишком рано и неожиданно, чем оказались недовольны многие жители многочисленных деревень на юге, не успевшие вовремя собрать урожай. Однако Эдварда, казалось, вполне удовлетворило то, что он увидел на улице, поэтому, взглянув в последний раз на часы, стрелка которых уже приближалась к половине восьмого, он накинул свой старый плащ и, натянув ботинки, на которых уже виднелись пятна грязи, вышел из дома. Хозяйка, услышавшая стук двери, на мгновение выглянула из кухни, где неизменно проводила время каждое утро.

– Так и не поспал, – удивленно пробормотала она, неодобрительно качая головой.

На улицах было еще не так много народу в это время. Те, чья работа начиналась с раннего утра, уже были на месте, а те, кто работал попозже, еще не вышли из домов. Где-то мелькали сонные подростки, идущие на учебу, и по их виду можно было точно сказать, насколько богата их семья. Дети с обычными холщовыми мешочками на плече, одетые в поношенные вещи своих старших братьев и сестер, шли в одну сторону – в общую школу, куда принимали всех бесплатно, но и образование там было не самое хорошее, а учителям чаще всего на детей было и вовсе плевать. В одной из таких школ когда-то учился сам Эдвард, потому что в Дорене в принципе и не было другого образования, а отец вряд ли стал бы раскошеливаться не только на школу, но и на проживание своего ребенка где-то в городе побольше, даже если бы и смог найти достаточно денег для этого.

Совсем в другую сторону шли дети с новенькими кожаными портфелями, одетые в разы лучше детей из бедных семей. Их родители могли позволить обучать свое чадо в лучшей школе города, откуда когда-то выпустилась подруга Эдварда, и где так и не доучилась бедняжка Мариза.

Эдвард всегда немного болезненно переносил воспоминания о своих школьных годах, которые особенно запомнились ему постоянной травлей со стороны ровесников и ребят постарше из-за того, что он был отстраненным и не интересовался обычными детскими забавами, и криками учителей, которые даже не пытались объяснить что-то, ожидая, что дети начнут понимать все сами. Именно поэтому юноша старался не смотреть на пробегающих детей. Он нахмурился, захлопнул полы плаща посильнее и побрел к северным окраинам города, где, по его воспоминаниям, проживала девушка.

Ветер изредка поднимал с земли уже успевшие осыпаться листья и кружил ими в ногах. Эдварду с недосыпа постоянно мерещились капли крови, но, присмотревшись внимательнее, он понимал, что это просто красный пигмент в самих листьях.

Город постепенно просыпался. Открывались магазины и местные забегаловки начинали свою работу. Проходя мимо подобного заведения, Эдвард вдруг вспомнил, что ел в последний раз перед самым выездом из дома. И если конь, которого Эдвард взял из отцовской конюшни, сытно поел и перед выездом и по прибытии в Борн, то сам парень даже не утрудил себя тем, чтобы купить себе что-нибудь съестное, сразу же занявшись своим расследованием. Проснувшийся голод давал о себе знать, и парень зашел в какую-то лавку, где торговали выпечкой.

В помещении стоял восхитительный аромат только что испеченных булочек и ягодного повидла. Здесь было намного теплее, чем на улице, и, войдя, Эдвард немного расслабился и глубоко вдохнул, чувствуя как запахи, витающие здесь, просачиваются в его организм и пробуждают старые воспоминания из детства.

Перед глазами Эда внезапно возник образ матери. Она любила печь разные вкусности, часто балуя ими своего сына, но с возрастом начинала все чаще болеть и почти забросила свое хобби. А еще она всегда улыбалась своей доброй улыбкой, от которой на душе у тогда еще маленького мальчика становилось тепло и спокойно. И продолжала улыбаться даже когда Вилтон-старший бил ее за малейшую провинность. Только это была уже вымученная улыбка сквозь слезы, которая безмолвно говорила Эдварду: «Все хорошо, мой мальчик. Иди, поиграй на улице, не беспокойся обо мне».

Вдруг Эдварда словно ударило током от нахлынувших воспоминаний. Женщина за прилавком взволнованно поинтересовалась, все ли у него в порядке.

– Да, извините, все хорошо, – пробормотал юноша, шарясь в кармане в поисках мелочи. – Мне, пожалуйста, вот эту булочку с яблочным повидлом.

Почти выбежав наружу, Эд с трудом успокоил зашедшееся в истерике сердце и впился зубами в теплую выпечку, медленно прожевывая каждый кусочек, чтобы растянуть свой небогатый завтрак. На холоде мозг вновь остудился и перестал подсовывать неприятные воспоминания из детства. Парень провел рукой по губам, смахивая крошки, и ускорил шаг.

Спустя один поворот и несколько шагов по тротуару, впереди показался знакомый дом. Эдвард решил подождать здесь же на углу, хмуро смотря на запертые ворота. Не прошло и двадцати минут, когда дверь вдруг открылась, и оттуда вышла девушка в легком берете и длинном вельветовом пальто. Она аккуратно прикрыла дверь и повернулась как раз в ту сторону, где стоял Эдвард. Тот приветственно махнул рукой, привлекая внимание, но с места не сдвинулся. Девушка заметила его и ускорила шаг, почти побежав ему навстречу.

– Эдвард Вилтон! – воскликнула она, наконец поравнявшись с парнем. – Я думала, что никогда больше тебя не увижу. Я ужасно обрадовалась, получив твое письмо! О, а как удивилась матушка! Видел бы ты ее лицо: у нее буквально глаза на лоб полезли при виде адресата.

Эдвард усмехнулся и позволил девушке себя обнять. Быть может, он обманывал даже себя, называя ее просто хорошей подругой, тогда как по факту она стала ему чуть ли не сестрой, ведь была одной из немногих, к кому Эд когда-либо испытывал теплые чувства.

– Привет, Линдси, – улыбнулся он, освобождаясь от теплых объятий и взволнованно хватая девушку за запястья. – Мне нужна твоя помощь.

Жертвоприношение.

В Прилесье, где до этого момента все еще находился Виктор, было все так же спокойно. Финн согласился выделить немного места для журналиста в своем доме на пару дней за определенную плату. Парень, который хоть и был родом из деревни, где существовал в основном бартер, понимал, что лишние деньги в доме никогда не помешают.

В той же забегаловке всего пару часов назад обычно скептически настроенный к вере Виктор Брам выслушал местную историю о Божественной Триаде, из которой он узнал о существовании Великой Матери Ины и трех ее могущественных сыновьях, каждого из которых богиня создала из своей собственной плоти и души. Самый старший и самый могущественный из них Вент был соткан дыханием Ины и получил в дар от нее способность управлять ветром. Его брат Лей появился на свет из кожи, что Мать содрала с собственных ступней, и имел необычайную связь с землей, со временем став помощником своего старшего брата. Он давал возможность растениям расти лучше, в то время как Вент создавал для этого благоприятные условия извне.

И был самый младший сын Ины – Брен, ради рождения которого богиня пожертвовала часть своего сердца, вместе с ним одарив его способностью управлять самой опасной из стихий – огнем. Старшие братья боялись его, и даже собственная мать относилась с презрением. Он был их полной противоположностью, потому что они были призваны порождать и защищать, тогда как огонь, таящийся в самом существе Брена, был способен только уничтожать.

Виктора не особо впечатлила эта история, отчасти потому, что он до самого конца с неким презрением относился к тому, с каким обожанием рассказывал ее Финн, используя самые различные эпитеты, хотя самому парню, возможно, могло показаться, что говорил он достаточно сухо и просто. Журналист же, уже достаточно поднаторевший в своем деле, чувствовал, как тот перегибает палку. Однако, несмотря на все это, интерес мужчины к этой религии не исчез, а даже наоборот, усилился, хотя он все еще не понимал, как это может ему помочь. Прощаясь, довольный и уже не такой мрачный Финн предложил Виктору сводить того сегодня на праздник плодородия, который являлся неотъемлемой частью быта местных жителей. Брам тут же согласился, решив для себя, что это отличная возможность увидеть все своими глазами и уже потом решить наверняка стоит ли ему здесь задерживаться. Вполне возможно, что все его предчувствия были ложными.

Виктор подходил к домику Финна, где его уже должен был ждать хозяин. Они разошлись почти сразу же после того, как перекусили, и Финн рассказал Виктору основные моменты их религии. Брам все оставшееся время просто прогуливался в округе, изучая местные окрестности, и сейчас полагал, что парень уже должен быть дома. И правда, подойдя еще ближе, он заметил тусклый свет, пробивающийся сквозь грязные окна небольшого домика, стоящего в отдалении от остальных домов на небольшом возвышении. Он выглядел немного заброшено, бездумно глядя кривыми стенами куда-то в пустоту.

Аккуратно открыв калитку, боясь, что если дернуть сильнее, то она слетит с петель, Виктор прошел во двор и оказался окружен зарослями уже подсохшей травы. Даже кусочек земли справа, предназначенный явно для того, чтобы на нем что-то выращивали, оказался заброшен и тоже безнадежно зарос различными сорняками. Наверняка, Финн жил здесь один и явно не находил нужным делать что-то с мусором и грязью на своем дворе, полагая, что это совсем не обязательно.

Брам в нерешительности замер у огромной деревянной двери, ведущей внутрь дома. Потом отряхнулся и осторожно постучал в нее, едва касаясь костяшками пальцев. Но даже учитывая это, звук вышел достаточно громким и гулким, он прошелся по всей двери и затих уже где-то внутри. Послышался неторопливый, даже ленивый, стук шагов, звук щелчка открывающейся задвижки и жуткий скрип дверных петель.

На пороге возник Финн, хмуря брови и пожевывая губу. Сейчас он снова имел тот мрачный вид, как тогда, на кладбище. Но, поразмыслив о чем-то буквально пару секунд, он вдруг широко улыбнулся, и как это и было в прошлый раз, вся его серьезность и мрачность будто сошли на нет, являя Виктору добродушное приятное лицо. Мужчина еще не привык к подобной мгновенной смене одних эмоций на полностью им противоположные на лице Финна, поэтому немного дернулся от его улыбки, но вовремя смог опомниться и улыбнуться в ответ.

– Вы все-таки пришли, – проговорил парень, не спеша, однако, почему-то полностью открывать дверь перед гостем, хотя здесь, вероятно, сказывалась его природная недоверчивость. – Вообще-то я не был уверен, что вы не свалите тут же из деревни, получив нужный материал. Но раз вы тут…

Финн, наконец, отошел в сторону и открыл дверь пошире, давая Виктору возможность пройти в дом. Брам хотел ответить какой-то колкостью в ответ на прямолинейность парня, но решил, что это может выставить его в не лучшем свете перед человеком, у которого он собирался жить ближайшее время.

– Я не настолько повернут на своей работе, – проговорил он, слегка покривив душой. – Да и все-таки я здесь не только затем, чтобы получить материал. Ведь я уже объяснял, что моя заинтересованность в этом кроется намного глубже.

Войдя внутрь и встав у порога, Виктор вдруг остановился и повернулся к парню, закрывающему в этот момент входную дверь.