Достойно есть

Читать онлайн Достойно есть бесплатно

Димитрис Яламас. От редактора

История мировой литературы знает не один пример того, как писатели или – что случалось чаще – поэты достигали в своем творчестве таких вершин, когда высказанное одним человеком воплощало сознание всей нации. Значительно более редкий феномен – когда такую роль исполняет литературное произведение. Именно такая судьба была уготована поэме Одиссеаса Элитиса «Достойно есть». Поэма «Достойно есть» была написана в 1959 году, спустя десять лет после окончания братоубийственной гражданской войны, которая сотрясла всю Грецию.

«Поэма „Достойно есть“ появилась, чтобы очистить <…> национальное подсознание от отторгаемого им опыта двадцати лет жизни, залитых кровью и грязью»[1]. На улицах все еще можно было встретить – и немало – инвалидов Второй мировой войны, еще не были амнистированы проигравшие в гражданской войне, а страна пока еще робко и нерешительно пыталась найти свое политическое и экономическое место среди цивилизованных народов Европы и мира. Однако это была та страна, которая, по сути, представляла собой невероятную по своим масштабам культурную экосистему, страна, которая создала и заложила культурные коды, определившие развитие западной цивилизации, и ее народ уже доказал человечеству, что он без малейших сомнений готов пойти на любые жертвы во имя защиты своей свободы и достоинства. Таким был тот фундамент, на котором Элитис построил – слово за словом, образ за образом – это произведение. Как замечал сам поэт, поэма повествует о «судьбе Народа, который последовал по пути Доблести и веками боролся за право жить».

«Достойно есть», как, в сущности, и все творчество Одиссеаса Элитиса, хотя и берет свои истоки в двухтысячелетней традиции греческой поэзии, представляет собой неотъемлемую составляющую системы европейского модернизма, хорошо знакомого поэту. Первые его работы дышали образами и техниками сюрреализма, эта особенность проявляется и в «Достойно есть». Элитис – глубоко греческий поэт, однако в то же время его творчество принадлежит не только Греции, но является одним из самых ярких и звучных голосов в полифонии современной европейской и всемирной поэзии. Элементы народной традиции и византийской литургической поэзии, которые прослеживаются в его творчестве, – свидетельство того, насколько глубоко Элитис пережил, прочувствовал и осознал поэтическое наследие своего народа во всем его контентно-временном потоке. В творчестве Элитиса оно получило новое осмысление: наследие прошлого и бремя настоящего заговорили на безупречном, живом языке современности в произведении, обретшем всемирную значимость.

В Греции поэма «Достойно есть» выдержала 21 переиздание и, конечно же, была включена в полное собрание сочинений Одиссеаса Элитиса. В 1961 году композитор Микис Теодоракис положил поэму на музыку, создав одноименную ораторию, и слава поэмы стала всенародной.

«Достойно есть» занимает важнейшее место в пантеоне всемирной литературы и, как легко предположить, вслед за публикацией поэмы на греческом языке разворачивается богатая история переводов: поэма выходила почти на 30 языках мира. Первым стал перевод на английский язык, выполненный в 1967 году[2] преподавателем Университета Джорджии Джорджем Никетасом, за ним последовали новые переводы, созданные Эдмундом Кили[3], Джеффри Карсоном и Никосом Саррисом[4]. Затем вышло немецкое издание[5], где переводчиком стал Гюнтер Дитц, и многие другие, в том числе итальянское, подготовленное Марио Витти, испаноязычные (поэма была издана не только в Испании[6], но и в Чили в переводе Мигеля Кастильо Дидье[7], в Колумбии в переводе Хорхе Парамо Помареды[8], в Аргентине[9]), французское[10]. Также вышли китайское издание[11], переведенное Рюй Хонг Лиу, финское[12] в переводе Маркку Пяяскюнен, болгарское[13] в переводе Цветаны Панициду и Владимира Берверова, переводы на португальский язык[14], шведский[15], иврит[16], норвежский[17], японский[18], эстонский[19], каталанский[20], голландский[21] и другие. И хотя Элитис сказал как-то, что только 20 % каждого стихотворения выживает при переводе на другой язык, он всегда охотно работал вместе со своими переводчиками, прикладывая все силы для решения этой непростой задачи.

Поэзия Одиссеаса Элитиса не в первый раз предлагается вниманию русского читателя. С 1977 года, когда вышли первые антологии его стихов, и вплоть до сегодняшнего дня были предприняты многочисленные – и очень значительные – опыты его перевода на русский язык, совершенные в основном С. Б. Ильинской и И. И. Ковалевой. Так, например, И. И. Ковалева перевела на русский язык поэмы «Песнь героическая и траурная о младшем лейтенанте, погибшем в Албании» (2002[22]) и «Монограмма» (Рим, 2006[23]). «Монограмма» в русском переводе была выпущена сначала в прекрасном сборнике переводов Элитиса на разные языки[24], а потом – в книге «Концерт гиацинтов» (2008), которая вышла в России в серии «Греческая библиотека».

Но только сейчас на русском языке публикуется главное произведение одного из лучших греческих поэтов современности – поэма «Достойно есть». Мы полагаем, что это издание – особенно важное событие для греческой литературы, поскольку эта великая поэма, наравне со стихотворениями К. П. Кавафиса, не только стала вершиной развития греческой литературы, но и являет собой один из важнейших памятников греческой культуры во всей ее целостности.

Достойно есть

Рис.0 Достойно есть

Бытие

  • В НАЧАЛЕ свет И самый первый час
  •         когда губы сквозь глину ещё
  •         пробуют явления мира
  •   Кровь зелёная и клубни в земле золотые
  •   Прекрасная в дрёме простёрла и даль морская
  •   кисею эфирную небелёную
  •   под ветвями рожковых деревьев и прямыми высокими пальмами
  •         Там один я предстал
  •         пред миром
  •         горько плача
  • Моя душа звала Вестника и Глашатая
  •         Тогда я увидел помню
  •         трёх Чёрных Жён
  •   воздевающих руки к Восходу
  •   В позолоте их спины и туча тянулась за ними
  •   рассеиваясь
  •         понемногу, справа И растения странных форм
  •   Было солнце с осью своею внутри меня
  •    всё лучащееся призывное И тот
  • кем воистину был я Много веков назад
  • В огне ещё зеленящийся От неба не отсечённый
  •         Подошёл и склонился я чувствовал
  •         над моей колыбелью
  • словно память сама превратившись в явь
  • голосами волн и деревьев заговорила:
  •         «Заповедан тебе» он рёк «сей мир
  •         и на сердце твоём записан
  •         Так прочти и дерзай
  •         и сразись за него» он рёк мне
  • «К своему оружию каждый» он рёк
  • И простёр свои руки точь-в-точь как мог бы
  • молодой послушник Бог чтобы боль с веселием сплавить вместе.
  •    Сперва проскользнули с силой
  •    и с высокого бастиона сорвавшись рухнули
  •    Семь Секир
  •         совсем как Гроза бывает
  •         в нулевую точку где птаха малая
  •         вновь с начала песню благоухает
  • кровь чистейшая из изгнания возвращалась
  • и чудовища принимали человеческое обличье
  •         Столь разумно Непостижимое
  •    А потом и все братцы-ветры ко мне сошлись
  •    мальчишки с надутыми щеками
  •    и зелёными хвостами широкими ровно как у русалок
  •         и другие, старцы, знакомцы давнишние
  •         бородатые панцирнокожие
  •         И тучу они разделили на две
  •         А затем на четыре части
  •    и немногое что осталось на север сдунули
  •    встала в воду стопой широкой горделивая крепость Кулес
  • Просияла линия горизонта
  • густая зримая неприступная
  •         СЕ первый гимн.
  • И ТОТ кем воистину был я Много веков назад
  • В огне ещё зеленящийся Нерукотворный
  •         вывел пальцем долгие
  •         линии
  •    то взметая их вверх отрывисто
  •    то спуская ниже плавными дугами
  •         под одной другая
  • материки великие и я чуял
  • что они пахнут почвой точь-в-точь как разум
  •         Столько правды было
  •         что земля за мною пошла покорно
  •    в потайных местах покраснела
  •    а в других покрылась мелкой сосновой хвоей
  •    Чуть ленивее дальше:
  •         то всхолмья то косогоры
  • а порой отдыхая рукой медлительной
  •         луговины чертил поля
  •    и внезапно опять каменья дикие и безлесые
  • яростными рывками
  •    На какой-то миг он замер чтобы обдумать
  •         нечто трудное или совсем высокое:
  •         Олимп, Тайгет
  • «То, что в помощь тебе останется навсегда
  • и когда ты умрёшь» так рёк он
  •    И сквозь камни продевши нити
  •    поднял глыбу сланца из недр земли
  •    вкруг по склону широкие закрепил ступени
  •    На которых расставил сам же
  •         источники беломраморные
  •         мельницы ветряные
  •         крохотные розовые купола
  •         и сквозные высокие голубятни
  • Добродетель о четырёх прямых углах
  • И когда он задумался
  • как им сладко в объятиях друг у друга
  •    любовью канавы наполнились и склонились
  •    добродушные звери коровы и их телята
  •    как будто соблазна в мире не было никакого
  •    и как будто ножей ещё не существовало
  • «Нужно мужество чтобы жить в согласии» так он рёк мне
  •    и вокруг себя обернувшись ладони раскрыл и сеял
  •         колокольчики молочай шафран
  •         всех возможных видов земные звёзды
  •    и у каждой дырочка в лепестке знак происхождения
  •         и превосходства и силы
  •         СЕЙ МИР
  •         сей малый мир, сей мир великий!
  •         НО ПРЕЖДЕ чем я услышал музыку или ветер
  •         я пошёл вперёд чтобы встать на открытом месте
  • (по бескрайним красным пескам подымался я
  • своей пятой стирая следы Истории)
  •    в простынях запутавшись Было то чего я искал
  •    трепещущим и невинным как виноградник
  •    и глубоким и нерассветным как та сторона небес
  • Крупица души какая-то в толще глины
  •         Тогда он рёк и возникло море
  •         И узрел я и восхитился
  • И в его глуби он миры посеял по образу
  • и подобию моему:
  •         вот каменные лошадки с торчащей гривой
  •         и тихие амфоры
  •         и косые дельфиньи спины
  • вот Иос и Сикинос и Серифос и Милос
  • «Что ни слово то ласточка» рёк он
  • «Чтобы в знойную пору весну тебе приносила»
  • «И да будет много ветвей масличных
  •    чтобы свет тебе просеивали в ладонях
  •    чтобы он легко по снам твоим рассыпался
  • и да будет много цикад
  •    чтобы ты о них не помнил и их не чуял
  •    как не чуешь биения у себя в запястье
  • но да будет воды немного
  •    чтобы ты называл её Богом и значение слов её понял
  • и одно лишь дерево
  •    без отары
  •    чтобы ты его числил другом
  •    и знал его дорогое имя
  • и скупая почва тебе под ноги
  •    чтобы негде было расправить корень
  •    и пришлось буравить всё глубже в недра
  • и широкое сверху небо
  •    чтобы ты прочёл на нём бесконечность»
  •         СЕЙ МИР
  •         сей малый мир, сей мир великий!
  • «И МИРУ СЕМУ потребно чтобы ты его видел и постигал»
  •    он рёк: «Смотри!» И из глаз моих посевы хлынули
  •    бегущие стремительнее чем дождь
  •    через сотни гектаров земли нехоженой
  • За корень ловящие искры во тьме и струи воды внезапной
  •         Целину молчания я осваивал чтобы на ней оставить
  •         созвучий завязи и золотые ростки оракулов
  • Кирка по-прежнему у меня в руках
  •    я растения видел большие коротколапые повернувшиеся ко мне
  •    одни залаяли, другие – язык казали:
  •         И сморода была там, и спаржа
  •         и петрушка с листом курчавым
  •         и имбирь, и герань там были
  •         и укроп, и паслён
  • Слоги тайные из которых я силился имя своё сложить
  • «Хвала» он рёк «разумеешь ты грамоту
  • и многое изучить ещё предстоит
  •    если вникнуть захочешь поглубже в Неважное
  •    Но настанет день – ты помощников обретёшь
  •         Вот, запомни:
  •         Зефир бронебойный
  •         плод граната мракоубийственный
  •         поцелуи быстроногие и огнистые»
  • И слова его как аромат улетучились
  • Девять часов куропатка отбила о глубокую грудь благозвучия
  •         и сплочённые встали дома
  •         маломерные прямоугольные
  •         с комнатёнкой белёной и дверью окрашенной синькой
  •    Под лозой виноградной
  •    я долгое время провёл
  •    вместе с тихими тихими щебетами
  •    воркованием треском кукованием дальним:
  •         Вот голубка вот аист
  •         вот и каменный дрозд
  •         козодой камышовая курочка
  •    был и шмель там со мной
  •    и коровка что Божьей зовут
  • И земля между ног моих голых подставленных солнцу
  •    и два моря опять
  •    и третье меж ними – мандарины цитроны лимоны —
  •    и мистраль над собою поднявший протоку высокую
  •    небесный озон обновляя
  •         Внизу на днище листвы
  •         окатыши гладкие
  •         ушки цветов
  •         и нетерпеливый росток и суть они
  •         СЕЙ МИР
  •         сей малый мир, сей мир великий!
  • ПОТОМ я и плеск распознал и непрестанный дальний
  • деревьев шелест
  •    Увидел кувшины красные разбросанные по причалу
  •    и у створки оконной с её деревянной рамой
  •    где я спал повернувшись на бок
  •         северный ветер взревел сильнее
  •         и узрел я:
  • Нагие прекрасные девушки гладкие словно гальки
  • с каплей чёрного в выемках между бёдер
  • и обильным богатством светлого на лопатках
  •         поднявшись в рост в огромную Раковину трубят
  •         а другие мелом слова выводят
  •         таинственные, непонятные:
  •    РОЭТ, ОРЕМ, АРИМНА
  •    СНОЦЕЛ, ТИЕССМЕРБЕ, ЛИЭТИС
  •         щебеты гиацинтов и малых пташек
  •         и другие слова июля
  • Как одиннадцать на часах пробило
  •    пять аршинов вглубь
  •    бычки окуньки ставридки
  •    с огромными жабрами и короткими хвостишками на корме
  •         Выплывая я видел губки
  •         и кресты морские
  •         и тонкие безмолвные анемоны
  •    а повыше на самых устах воды
  •    розоватые гребешки
  •         и полуоткрытые пинны и тамариски
  • «Слова бесценные» рёк он «былые клятвы
  • те, что Время спасло и испытанный слух ветров далёких»
  •         и у створки оконной с её деревянной рамой
  •         где я спал повернувшись на бок
  •         я прижал к груди подушку что было сил
  •         сдерживая слёзы
  • на шестом месяце страсти своей я был
  • и толкался плод дорогой у меня под сердцем
  •        СЕЙ МИР
  •         сей малый мир, сей мир великий!
  • «НО ПРЕЖДЕ ВСЕГО ты увидишь пустыню и придашь ей
  • твой собственный смысл» он рёк
  •     «Прежде будет она чем сердце твоё а после
  •    вновь она за тобою следом
  •         Знай одно:
  •         Что спасёшь ты в сполохе молнии
  •         то пребудет чистым во временах»
  • И совсем высоко над волнами
  • он селения скал поставил
  •         Пылью там становилась пена
  •         козу сиротливую видел я лижущую разломы
  • с косящим глазом и скудным телом потвёрже кварца
  • Претерпел я акрид и жажду
  • и пальцы загрубелые на суставах
  • столько равных мер временны́х сколько нужно Знанию
  •    Над бумажным листом склонясь и над бездонными книгами
  •    по верёвке жиденькой я спускался
  •    ночь за ночью
  • белизны искал до предельной яркости
  • черноты И до слёз надежды
  • И радости до отчаяния
  •    И тогда наступило время прийти подмоге
  •    жребий выпал ливням
  •         целый день ручейки журчали
  •         как безумный я побежал
  • нарвал по холмам лещины и мирта набрал пригоршни
  • дал дыханию на зубок
  •     «Чистота» он рёк «пред тобою
  •    одинаковая на холмах и в твоём нутре»
  •    И простёр свои руки точь-в-точь как мог бы
  • мудрый старец Бог чтобы глину с небесностью сплавить вместе
  • Лишь немного он раскалил вершины
  •    но вознил некусаную зелень травы в распадках
  •         вербену лаванду мяту
  •         и маленькие следы ягнячьи
  • а в других местах с высоты струящееся
  • серебро тончайшими нитями, влажные волосы девушки которую встретил я
  • и которую возжелал
  •         Женщина существующая
  •         «Чистота» он рёк «пред тобою»
  •    и вожделения полный я тело её ласкал
  •    поцелуи зубы к зубам; а затем мы внутри друг у друга
  •         Весь я штормом стал
  •         словно мыс я ступил на морское дно
  •         так что в гроты ворвался ветер
  • Проскользнула Эхо в сандалиях белых
  • под водой сарган стремительный а вверху
  •    высоко с холмами у ног Видел я главу рогатую солнца лик
  •    восходил Бездвижный Великий Овен
  • И тот кем воистину был я Много веков назад
  • В огне ещё зеленящийся От неба не отсечённый
  •         прошептал когда я спросил:
  • – Что добро? Что зло?
  • – Точка Точка
  •    ты на ней равновесие держишь и существуешь
  •    впереди неё сплошь буря и темнота
  •    позади неё скрежещут зубами ангелы
  • – Точка Точка
  •    и в неё ты можешь до бесконечности уходить
  •    а иначе уже ничего не будет
  • И Весов созвездие развело мои руки в стороны
  • словно свет с наитием взвешивая и был то
  •         СЕЙ МИР
  •         сей малый мир, сей мир великий!
  •    ОТТОГО ЧТО МГНОВЕНИЯ так же как дни вращались
  •    с широкими фиалковыми листьями на часах садовых
  •         Я был стрелкой
  • Вторник Среда Четверг
  • Июнь Июль Август
  •    Я указывал на необходимость в лицо мне солёным раствором
  •    бившую На девочек насекомых
  •    На далёкие звездчатки Ириды
  •         «Всё сие – времена невинности
  •         времена бутонов и львят
  •         задолго до Нужды» он рёк мне
  •    И одним движением пальца толкнул опасность
  •    На вершину мыса надвинул чёрную бровь
  •    И невесть откуда просыпал фосфор
  •         «Чтобы видел ты» он рёк «внутри
  •         своей плоти
  •         жилы калия марганца
  •         и обызвесткованные
  •         остатки старой любви»
  • И как сильно тогда сжалось сердце моё
  • в первый раз затрещала внутри меня древесина
  •    ночи той что уже приближалась верно
  •    крик сыча
  •         кого-то кто был убит
  •         в мир людской направив ручей кровавый
  •    Впереди себя, вдалеке, на краю души
  •         я увидел как тайно шествуют
  • маяки высокие землеробы Башни на траверзе над обрывами
  • Звезду трамонтаны Святую Марину с бесами
  •    И совсем глубоко за волнами
  •    на Острове с масличными бухтами
  •    мне на миг показалось Того рассмотрел я Кто
  •    отдал кровь свою чтобы я воплотиться смог
  •    как восходит он по шершавой тропе Святого
  •         в который раз
  •         И в который раз
  •    опускает пальцев кончики в воду Геры
  •    и огни зажигают пять наших сёл
  •         Папа́дос Месагро́с Палео́кипос
  •         Ско́пелос и Плака́дос
  •    достоянье и власть моего поколения
  • «Но теперь» он рёк «и другой стороне твоей
  • наступило время на свет явиться»
  •    и быстрее чем я начертал в уме
  •    знак огня или знак могилы
  •         Наклонясь туда где никто бы не смог увидеть
  •         руки выставив
  •         пред собою
  •         он огромные вырыл Полости в почве
  •         и в человеческом теле:
  • полость Смерти для Младенца Грядущего
  • полость Убийства для Праведного Суда
  • полость Жертвы для Честного Воздаяния
  • полость Души для Чужого Долга
  •         И ночь, анютины глазки
  •         древней
  •         Луны распиленной ностальгией
  • с руинами заброшенной мельницы с ароматом навоза беззлобным
  •         заняла во мне место
  • Изменила размеры лиц Перераспределила вес
  • Моё твёрдое тело было якорем спущенным
  • в толчею человечью
  •    где ни звука кроме
  •         стуков плачей ударов в грудь
  •         и трещины на стороне обратной
  • Какого племени небывалого был я отпрыск
  •    лишь тогда я понял
  •         что мысль Другого
  •         наискось как стеклянное остриё
  •         или Правда меня прорезала
  •    Я увидел в домах отчётливо будто вовсе не было стен
  •    как проходят старицы с лампадкой в руке
  •    морщины на лбах и на потолках
  • и других увидел молодых усатых опоясывавшихся оружием
  •         молчаливо
  •         два пальца на рукояти
  •         век за веком.
  • «Видишь» рёк он мне «это всё Другие
  • и нельзя Им быть без Тебя
  • и нельзя без Них быть Тебе
  • Ты видишь» рёк он мне «это всё Другие
  •         и нельзя без того чтобы ты их встретил
  • если хочешь чтобы твой образ был нестираем
  •         и собой остался.
  •    Потому что многие из них в чёрных рубашках ходят
  •    многие говорят на языке хирогриллов
  •    и есть среди них Сыроеды есть Водные Дикари
  •    есть Ненавистники Хлеба есть Бледнолицые есть Новостервятники
  •    связка и число оконечностей на кресте
  •         Тетрактиды.
  • Если вправду ты выстоишь встретив их» он мне рёк
  • «жизнь твоя обретёт клинок и путь» он мне рёк
  •         «К своему оружию каждый» он рёк
  • И тот, кем воистину был я Много веков назад
  • В огне ещё зеленящийся От неба не отсечённый
  •         Вошёл внутрь меня И сделался
  •         тем, кто я есть
  • В три часа пополуночи
  •    вдалеке над бараками
  •         первый запел петух
  • Я Прямые Колонны увидел на миг на Метопе Могучих Зверей
  •    и Людей несущих Богопознание
  • Обрело очертания Солнце-Архангел, навек одесную меня
  •         ТАК ВОТ ЖЕ я
  •         и мир, сей малый и великий!

Страсти

I

  • Так вот же я —
  • я, созданный для юных Кор и островов Эгейских,
  •    возлюбленный косульего прыжка
  • и жрец оливковой листвы —
  •    я, солнцепийца и саранчебойца.
  • Так вот же я – лицом к лицу
  •    с одеяньями чёрными дружно шагающих в бой
  • и эпохи пустой, истравившей из брюха детей,
  •    разъярившейся похотью!
  • Ветер крылья стихий развязал и грохочут грома у вершин.
  •    Доля чистых душой, как и прежде одна, воздвигаешься ты из теснин!
  • В теснинах раскрыл я ладони свои
  •    В теснинах опустошил я ладони свои
  • И другого богатства не знал, и другого богатства не видел я,
  •    Кроме струй родниковых студёных
  • Зефир Поцелуи Граната плоды источающих.
  •    К своему оружию каждый, я рёк:
  • В теснинах я рощи гранатов оставлю
  •    Я стражем в теснинах дыханье Зефира поставлю
  • Я в мир поцелуи отправлю освящённые страстным желанием!
  •    Ветер крылья стихий развязал и грохочут грома у вершин.
  • Доля чистых душой, ты одна моя доля по крови!

II

  • Родной мне дали греческую речь —
  • Мой нищий дом на берегах Гомеровых.
  •    Нет заботы другой кроме речи моей на берегах Гомеровых.
  • Там ставридки и окуни
  •    слово ветром избитое
  • протоки зелёные в толще лазури
  •    всё чего только в сердце своём я не видел светящимся
  • эти губки медузы
  •    с самой первой песней Сирены
  • ракушки лиловые с первым трепетом чёрным.
  •    Нет заботы другой кроме речи моей с первым трепетом чёрным.
  • Там гранаты и айвы
  •    смуглолицые боги, дядья и племянники,
  • в кувшины огромные льющие масло,
  •    и дыхание рек, напоённое запахом
  • ивы и мирта
  •    горькой мяты и дрока
  • с первым зябличьим писком
  •    псалмопения звонкие с первым возгласом Слава Тебе!
  • Одинокой заботы полна моя речь, с первым возгласом Слава Тебе!
  •    Там лавры и вербы
  • кадило и ладан
  •    несущие благословение ружьям и битвам.
  • На земле на застеленной скатертью лоз виноградных
  •    яйца-крашенки дым от мангалов
  • И – Христос Воскресе!
  •    с первым греческим залпом.
  • И любовь сокровенная с первыми звуками Гимна.
  •    Нет заботы другой, кроме речи моей с её первыми звуками Гимна!

1

  • Ещё в глине мой голос оставался но звал тебя
  • Розовеющий плод молодой холодок
  • И с тех пор он ваял тебе перед ранними зорями
  • Очертания губ и туманные пряди
  • Ясность слога он дал тебе эти ламбду и эпсилон
  • Безупречность воздушную поступи ног
  • В тот же миг нараспашку отворилась в груди моей
  • Дверь безвестной тюрьмы и оттуда галдя
  • Птицы серые с белыми взмыли в небо и понял я
  • Что вся кровь для тебя для тебя наши слёзы
  • И сражение вечное превосходное, страшное
  • Красота и пленительность ради тебя.
  • В грозных трубах деревьев и гремучем пиррихии
  • Ятаганов и пик я узнал Твою речь
  • Приказания тайные слово девства и доблести
  • Озарённое вспышками зелёных созвездий
  • И увидел в руке Твоей занесённый над пропастью
  • Твой клинок беспощадный ТВОЙ КАРАЮЩИЙ МЕЧ!

Чтение первое. Дорога на фронт

На рассвете Иоаннова дня, что после Крещенья, мы получили приказ снова выдвигаться вперёд, в сторону тех мест, где не бывает ни выходных, ни будней. Нужно было, сказали нам, занять позиции, которые удерживали артинцы: от Химары до Тепелени. Потому что от них, непрерывно воевавших с первого дня, едва осталась половина, и больше вынести они уже не могли.

Целых двенадцать дней мы прожили в покое, по деревням. И как раз тогда, когда наш слух вновь начал привыкать к сладкому треску земли, когда мы робко разбирали по слогам собачий лай или звон далёкого колокола, нам приказали вернуться к единственным звукам, которые мы знали: медленному и тяжёлому – артиллерии, быстрому и сухому – пулемётов.

Ночь за ночью мы брели безостановочно, друг за дружкой, всё равно что слепые. С трудом отрывая ноги от грязи, в которой, случалось, увязали по колено, ведь на дорогах то и дело накрапывал дождь, такой же, как в наших душах. И во время редких привалов мы не заводили бесед, только делили по ягоде между собой изюм, подсвечивая маленькой лучиной, всё такие же молчаливые и серьёзные. А то, если было можно, второпях стаскивали с себя одежду и бешено чесались, пока не начинала течь кровь. Вши заедали нас, и это было ещё невыносимее, чем усталость. Наконец слышался в темноте свисток, сигнал выступать, и мы опять тащились вперёд, как скотина, чтобы преодолеть хоть какое-то расстояние, прежде чем рассветёт и мы станем живой мишенью для авиации. Ведь Бог не знал ничего о мишенях и прочих таких вещах, и, как вошло у него в привычку, всегда в положенный час начинался рассвет.

Тогда, забившись в распадки, мы склоняли голову на тяжёлую сторону, где не рождается снов. И птицы раздражали нас, делавших вид, что слова их нам не слышны, – может статься, и поганивших мир безо всякой на то причины. Мы крестьяне иного толка; иного толка мотыги у нас в руках – и упаси Господь с ними знаться.

Целых двенадцать дней мы прожили в покое, по деревням, подолгу разглядывая в зеркале свои лица. И как раз тогда, когда наши глаза снова начинали привыкать к знакомым старым приметам, когда мы робко разбирали по слогам припухлость губы или наспавшуюся досыта щёку, наступала ночь, и мы снова менялись, на третью сильнее, на четвёртую совсем уже не были прежними.

И казалось, будто мы шли вперемешку, толпой, от всех веков и колен, одни от нынешних времён, другие – от стародавних, седобородых. Хмурые капитаны в головных платках, попы-богатыри, сержанты девяносто седьмого года или двенадцатого, суровые бортники – топор подрагивает на плече, – апелаты и скутарии, покрытые кровью болгар или турок. Молча, все вместе, бесчисленные годы сражаясь бок о бок, мы переваливали через хребты, перебирались через ущелья, ни о чём ином даже не помышляя. Ведь если одни и те же беды без передышки мучают человека, он так свыкается со Злом, что под конец начинает называть Судьбой или Долей, – так и мы шли прямо навстречу тому, что называли Проклятием – как если бы мы говорили «мгла» или «туча». С трудом отрывая ноги от грязи, в которой, случалось, увязали по колено, ведь на дорогах то и дело накрапывал дождь – такой же, как в наших душах.

И было ясно, что мы находились у самых границ тех мест, где не бывает ни выходных, ни будней, ни старых и немощных, ни богатых и нищих. Потому что громыхание вдалеке, словно гроза за горами, становилось сильнее, так что мы начали отчётливо различать в нём медленное и тяжёлое – артиллерии, быстрое и сухое – пулемётов. А ещё потому, что всё чаще и чаще нам приходилось встречать неповоротливые подводы с ранеными, идущие с той стороны. Тогда санитары с красным крестом на повязках опускали наземь носилки, плевали в сложенные ладони и хищно косились на сигареты. И, едва услышав, куда мы идём, покачивали головой и начинали кошмарные рассказы. Но единственным, к чему мы прислушивались, были эти голоса в темноте, ещё горячие от подземной смолы или от серы: «Ой, ой, мамочки», «Ой, ой, мамочки», и иногда, чуть реже, задыхающееся сипение, будто всхрап, – знающие говорили, что это и есть последний хрип перед смертью.

Бывали случаи, когда приводили и пленных, только что захваченных патрулём. Изо рта у них воняло вином, их карманы оттягивали шоколад и консервы. Только у нас ничего не было, кроме обугленных мостов позади да нескольких мулов, и тех изнемогающих в снегу и скользкой грязище.

Наконец, однажды показались вдалеке дымные столбы и первые красные, яркие огни осветительных ракет на горизонте.

2

  • Совсем я молод но познал тысячелетий голоса
  • Не леса слышимый едва сосновый скрип в кости грудной
  • Но только пса далёкий вой в горах мужеприимственных
  • Дымы низёхоньких домов и тех что кровью истекли
  • Невыразимые глаза иного мира мятежи
  • Не то как медлит на ветру короткий аистиный крик
  • Дождями падает покой на грядках овощи бурчат
  • Но только раненых зверей невнятный рёв раздавленный
  • И дважды очи Пресвятой иссиня-чёрные круги
  • То на полях среди могил то на передниках у баб
  • Да только хлопнут ворота а отворяешь – никого
  • И даже нет следа руки на скудном инее волос
  • Я годы долгие прождал но не дождался продыха
  • Наследство с братьями деля я жребий вытянул лихой
  • На шею каменный хомут и змей неписаный закон.

III

  • Ты богатств никогда мне своих не давала
  • племенами земли расхищаемых изо дня в день
  •    и хвастливо изо дня в день прославляемых ими же!
  • Гроздья Север забрал
  •    Юг – колосья унёс
  • подкупая ветра порывы
  •    и деревьев надрыв продавая бесстыже
  • по два раза и по три.
  •    Только я
  • кроме листьев тимьяна на булавке луча ничего не имел
  •    ничего
  • кроме капли воды на небритой щетине моей не почувствовал
  •    но шершавую щёку свою опустил я на камень шершавейший
  • на века и века
  •    Над заботой о завтрашнем дне я заснул
  • как солдат над винтовкой.
  •    И исследовал милости ночи
  • как Бога – отшельник.
  •    Сгустили мой пот в бриллиант
  • и тайком подменили мне
  •    девственный взгляда хрусталик.
  • Измерили радость мою и решили, что, дескать, мала она
  •    и ногой растоптали, на землю швырнув, как букашку.
  • Мою радость ногой растоптали и в каменья её вмуровали
  •    на поминок лишь камень мне дали
  • образ мой ужасающий.
  •    Топором тяжёлым его секут и зубилом твёрдым его грызут
  • и горючим резцом царапают камень мой.
  •    Но чем глубже въедается век в вещество,
  • тем ясней на скрижали лица моего
  • проступает оракул:
  • ГНЕВ УСОПШИХ ДА БУДЕТ ВАМ СТРАШЕН
  • И СКАЛ ИЗВАЯНИЯ!

IV

  • Дни свои сосчитал я и только тебя не нашёл
  • никогда и нигде, кто бы мог мою руку держать
  •    над гулом обрывов и над звёздным моим кикеоном!
  • Кто-то Знание взял кто-то Силу
  •    с усилием тьму рассекая
  • и кургузые маски печали и радости
  •    на истёршийся лик примеряя.
  • Я один, но не я, не примеривал маски
  •    бросил за спину радость с печалью
  • щедро за спину бросил
  •    и Силу и Знание.
  • Сосчитал свои дни и остался один.
  •    Говорили другие: «Зачем? Верно, чтобы и он обитал
  • в доме с белой невестой и горшками цветочными».
  •    Огнистые кони и чёрные в сердце моём распалили
  • страсть к другим, ещё более белым, Еленам!
  •    Другой, ещё более тайной, отваги я возжелал
  • и от мест, где мне путь преграждали, галопом помчал
  •    чтобы ливни полям возвратить
  • и за кровь отомстить мертвецов моих непогребённых!
  •    Говорили другие: «Зачем? Верно, чтобы и он постигал
  • жизнь во взгляде другого».
  •    Только взглядов других не увидел, не встретил я
  • ничего кроме слёз в Пустоте которую я обнимал
  •    кроме бурь средь покоя который с трудом выносил
  • Дни свои сосчитал я но тебя не нашёл
  •    и мечом препоясавшись один я пошёл
  • за гулом обрывов и за звёздным моим кикеоном!

3

  • Один я встал к рулю тоски своей
  • Один я заселял обезлюдевший берег мая
  • Один я расстилал запах цветов
  • По лугам и полям в крещенскую стужу
  • Я поил желтизной плоды я колыбельные пел холмам
  • Пустыню расстреливая в упор алыми брызгами!
  • Так я сказал: ране не быть глубже чем человечий крик
  • Так я сказал: Злу не бывать крови дороже.
  • Рука землетрясений рука опустошений
  • Рука врагов моих рука моих родных
  • Губила разрушала гнала уничтожала
  • Однажды и дважды и трижды я
  • Был предан и оставлен был один в пустыне
  • Захвачен был и разорён как храм в пустыне
  • И весть, которую я нёс, один я вынес.
  • Один я смерть привёл в отчаянье
  • Один впиться посмел во время зубами каменными
  • Один я выступал в долгий свой путь
  • Долгий словно запев трубный в небесной выси!
  • Было Возмездие мне дано было бесчестье дано и сталь
  • Чтобы мчался я в пыльных клубах и с колесницами
  • Я же сказал: только с мечом студёных вод я вперёд пойду
  • Так я сказал: лишь Чистоту брошу в атаку.
  • Назло землетрясеньям назло опустошеньям
  • Назло врагам моим назло моим родным
  • Я распрямился выстоял уверился усилился
  • Однажды дважды и трижды я
  • Один из памяти своей свой дом построил
  • Один увенчивал себя венцами зноя
  • И в одиночестве собрал зерно благое.

Чтение второе. Погонщики мулов

В те самые дни прибыли наконец, спустя три цельных недели, первые в наших краях погонщики мулов. И рассказали немало о городках, через которые лежал их путь: Делвино, Агии Саранда, Корица. И сгружали халву и селёдку, торопясь побыстрее управиться и уехать. Непривычных, их пугали грохот в горах и чёрные бороды на наших осунувшихся лицах. И случилось так, что один из них имел при себе несколько старых газет. И мы читали все вместе, поражённые – хоть бы уже и знали об этом со слухов, – как праздновали в столице и как толпа, дескать, поднимала на руки солдат, вернувшихся по разрешению штабов Превезы и Арты. И весь день били колокола, а вечером в театрах пели песни и представляли сцены из нашей жизни, чтобы народец хлопал в ладоши. Тяжкое молчанье повисло меж нами, – ведь наши души успели ожесточиться за месяцы, проведённые в глуши, и, ни слова о том не говоря, мы крепко дорожили своими годами. Наконец, в какой-то момент заплакал сержант Зоис и отшвырнул листки с новостями, грозя им вслед раскрытой пятернёй. И никто из нас ничего не сказал, только в наших глазах отразилось что-то наподобие благодарности. Тогда Лефтерис, который сворачивал поодаль цигарку, терпеливо, точно возложил на свои плечи мучения всей Вселенной, повернулся и «Сержант, – сказал, – чего ты ноешь? Те, кто приставлен к селёдке и халве, вечно к этому будут возвращаться. А другие к своим гроссбухам, которым ни конца нет, ни края, а третьи к мягким постелям, которые они себе стелют, да только ими не распоряжаются. Но пойми же ты: только тот, кто сегодня борется с темнотой внутри себя, получит послезавтра свою долю под солнцем». А Зоис: «Ты чего же, хочешь сказать, что у меня ни жены нет, ни хозяйства, и сердце у меня не болит, и это я просто так сижу и сторожу здесь на выселках?» И Лефтерис ему в ответ: «Бояться нужно за то, сержантик, чего никто не полюбил, – оно уже пропало, сколько ты его к себе ни прижимай. А всё то, что у человека в сердце, не пропадёт, даже не беспокойся, – затем-то и выселки нужны. Рано или поздно те, кому суждено, обретут эти вещи». И снова спросил сержант Зоис: «И кому же это, по-твоему, суждено?» Тогда Лефтерис, медленно, указывая пальцем: «Тебе, и мне, и кому ещё, братец, назначит вот этот час, который нас слушает».

И тут же раздался в воздухе тёмный свист приближающегося снаряда. И все мы попадали наземь, ничком, на щепки и хворост, потому как признаки Незримого были известны нам наизусть, и мы на слух умели определять, в каком месте огонь смешается с разверзшейся землёй и хлынет вверх. И огонь никого не задел. Только некоторые мулы поднялись на дыбы, а другие бросились врассыпную. И в оседавшем дыму было видно, как за ними бегут, размахивая руками, люди, которые с таким трудом гнали их сюда. И, с побледневшими лицами, они сгружали халву и селёдку, торопясь побыстрее управиться и уехать. Непривычных, их пугали грохот в горах и чёрные бороды на наших осунувшихся лицах.

4

  • Первая ласточка в небе и небо полно весны
  • Чтобы вернулось солнце какие труды нужны
  • Чтобы толпа умерших снова была в Строю
  • Чтобы живые щедро отдали кровь свою.
  • Господи Первомастер мой Ты на кручах горных меня ваял
  • Господи Первомастер мой Ты среди морей укрывал меня!
  • Помнишь, волхвы забрали тело весенних дней
  • Похоронили в склепе в недрах морских зыбей
  • В чёрной глуби колодца держат его и в ней
  • Пахнет кромешным мраком если не Бездной всей
  • Господи Первомастер мой расцветает нынче Твоя сирень
  • Господи Первомастер мой близится Воскресение!
  • Точно в утробе семя чуть шевелясь во мгле
  • Жуткой личинкой память зрела в сырой земле
  • Но как паук кусает вдруг укусила свет
  • И просиял весь берег и море за ним вослед.
  • Господи Первомастер мой повязал Ты поясом мне моря
  • Господи Первомастер мой Ты в горах основал меня!

V

  • Основанья мои на горах
  • и горы подъемлют народы на плечи себе,
  •    и память на них горит купиной
  • неопалимой.
  •    Память моего народа, ты зовёшься Пиндом и ты зовёшься Афоном.
  • Сотрясается век
  •    и вешает за ноги дни,
  • с шумом высасывая кости униженных.
  •    Кто, как, когда поднялся из бездны?
  • Сколько их было, чьи, какие войска?
  •    От лица небес бежали враги мои.
  • Память моего народа, ты зовёшься Пиндом и ты зовёшься Афоном.
  •    Ты одна, по пяте узнающая воина,
  • Ты одна, говорящая с края обрыва,
  •    Ты одна, заострившая лики святых,
  • И теперь над волнами столетий возносишь сирень
  •    Воскресенья Христова!
  • Моей мысли коснёшься – и плачет младенец Весны.
  •    Мою руку караешь – она наливается светом.
  • И всегда ты идёшь через пламя, к сиянью стремясь
  •    И всегда ты в сиянье идёшь,
  • чтобы горных достигнуть вершин этих снегоувенчанных.
  •    Только что эти горы? Кто и что там в горах?
  • Основанья мои на горах
  •    и горы подъемлют народы на плечи себе,
  • и память на них горит купиной
  •    неопалимой!

VI

  • Певец облаков и прибоя, заснувший во мне!
  • Он тёмные губы к сосцу непогоды прижал,
  •    и душой он всегда заодно с этим морем, лягающим
  • гору в подножье!
  •    Он дубы вырывает и грозно ступает, фракиец.
  • И кораблики мыс огибая
  •    внезапно кренятся и тонут.
  • И опять возникают уже высоко в облаках
  •    на изнанке пучины.
  • На их якорях прилипшие травы морские,
  •    точно бороды скорбных святых.
  • От прекрасных лучей, его лик окруживших,
  •    свечение моря колеблется.
  • Голодные старцы туда обращают пустые глаза,
  •    И женщины чёрную тень надевают
  • поверх незапятнанной извести.
  •    И я с ними вместе рукой своей двигаю. Я,
  • певец облаков и прибоя!
  •    В простую жестянку я кисти свои
  • все разом макаю и крашу:
  •    Шпангоуты новых судов
  • и чёрно-златые иконы!
  •    Защита нам и опора святой Канарис!
  • Защита нам и опора святой Миаулис!
  •    Защита нам и опора святая Манто́!

VII

  • Пришли
  • притворившись друзьями
  •    враги мои тысячу раз
  • по земле стародавней ступая
  •    Но земля их ступней принимать не хотела.
  • С собой привели они
  •    Мудреца, Основателя и Геометра
  • Книги чисел и букв принесли
  •    и Могущество всякое, и Подчинение
  • Стародавний наш свет под начало своё забирая.
  •    Но их покровительства свет принимать не хотел.
  • Даже пчёлка игру золотую начать не решилась
  •    даже ветер зефир не коснулся их фартуков белых.
  • Заложили они и построили
  •    на вершинах, в долинах, в заливах
  • дворцы и могучие башни
  •    челны и другие суда
  • Законы свои насаждая, на благо и выгоду
  •    стародавний обычай меняя
  • Но обычай их мыслей принять не хотел.
  •    Даже выдох Господень в душе их следа не оставил
  • даже взгляда русалки их говоры не удостоились.
  •    Пришли
  • притворившись друзьями
  •    враги мои тысячу раз
  • принесли нам дары стародавние
  •    И среди их даров ничего не имелось другого
  • кроме огня и меча
  •    Ничего в их руке выжидающей
  • кроме ружей, огня и меча.
  •    Кроме ружей, огня и меча.

VIII

  • Пришли
  • с золотыми петлицами
  •    пернатые чудища Севера и хищные твари Востока!
  • И плоть мою на два куска разорвавши
  •    за печень мою напоследок подравшись
  • исчезли.
  •     «Пусть их» сказали они «дымом жертвы покроет
  • а нас – дымом славы покроет
  •    аминь».
  • И из прошлых времён долетевший сигнал
  •    все мы слышали и узнавали
  • Узнавали его и опять и опять
  •    сиплым голосом мы запевали:
  • Для нас, для нас кровавое железо
  •    и трижды выделанное предательство.
  • Для нас рассветы медные
  •    и стиснутые зубы до последнего
  • для нас приманка и силок невидимый.
  •    Для нас удел ползти на брюхе по земле
  • и клятва тайная во тьме
  •    и безразличье глаз
  • и нет за нас, и нет за нас Возмездия.
  •    Наши братья смеялись!
  • «Это их» сказали они «дымом жертвы покроет
  •    а нас – дымом славы покроет
  • аминь».
  •    Только ты на ладони у нас своей речью возжёг
  • лампадку звезды: рот безгрешного —
  •    райские двери!
  • Мы видим в грядущем могущество дыма
  •    игралище выдоха
  • твоего. Видим силу и царство его.

5

  • Со звёздною лампадкой один я вышел в небо
  • К лугам заиндевелым на самый берег мира
  • Где найти мою душу слёзный четырёхлистник
  • Заплаканные мирты во сне посеребрённом
  • Лицо мне окропили и я бреду вздыхая
  • Где найти мою душу слёзный четырёхлистник
  • О ты, лучей вожатый и Волхв опочивален
  • Обманщик ты кто знаешь грядущее скажи мне
  • Где найти мою душу слёзный четырёхлистник
  • Мои девчата траур веками не снимают
  • Мои мальчишки держат винтовки и не знают
  • Где найти мою душу слёзный четырёхлистник
  • Сторукие гиганты в глуби полночной тверди
  • Мне раздирают сердце и боль меня сжигает
  • Где найти мою душу слёзный четырёхлистник
  • Со звёздною лампадкой я возвратился в небо
  • К лугам заиндевелым на самый берег мира
  • Где найти мою душу слёзный четырёхлистник

Чтение третье. Великий выход

В те самые дни наши ребята провели тайное собрание и решили – потому что недобрые вести распространялись по столице – выйти на улицы и на площади, взяв с собою единственное, что оставалось: пядь земли под расстёгнутой рубахой, с чёрными волосинками и солнечным крестиком. Ту, где царила и властвовала Весна.

А поскольку близился день, когда Народ по обычаю праздновал другое восстание, на это число и назначили Выход. И спозаранку вышли навстречу солнцу, с бесстрашьем, расправленным сверху донизу, точно знамя, юноши с распухшими ногами, которых обзывали беспутными. И за ними следом множество мужчин, и женщин, и раненых с повязками и костылями. Так что, увидав внезапно столько морщин у них на лицах, ты мнил: целые дни пролетели во мгновение ока.

Другие же, узнав о такой наглости, крепко обеспокоились. И, трижды окинув взглядом своё именье, решили выйти на улицы и на площади, взяв с собою единственное, что у них оставалось: аршин пламени из-под брони, с чёрными дулами и солнечными клыками. И ни веточка, ни цветок не проронили слезинки. И они палили куда ни попадя, отчаянно зажмурив веки. А Весна мало-помалу их одолевала. Как будто не было на всей земле другого пути для Весны, окромя этого, и по нему ступали глядящие далеко-далеко, за край безысходности, в Покой, которым им суждено было вскоре стать, юноши с распухшими ногами, которых обзывали беспутными, и мужчины, и женщины, и раненые с повязками и костылями.

И целые дни пролетели во мгновение ока. И выкосили толпу изуверы, а некоторых забрали. И на следующий день тридцать человек поставили к стенке.

6

  • Солнце справедливости разумное и святая слава ветви миртовой,
  • Не – я умоляю – не забывайте страну мою!
  • По её горам лозы вьют венцы смотрят вниз вулканы как орлы
  • И дома белым-белы рядом с далью лазурною!
  • Чуть касаясь кромки Азии и на край Европы опершись едва
  • В небесах стоит она ах и в море одна она!
  • И о ней ни своему ни чужаку ни заботы ни слезы ни мысли нет
  • только скорбь везде и свет ах и свет безжалостный!
  • В свои горькие руки я гром беру уходящему Времени вслед кричу
  • старинных друзей зову кровью их заклинаю я!
  • Только нынче крови низка цена и заклятий залежь истощена
  • друг на друга встают ветра и друг с другом сшибаются!
  • Солнце справедливости разумное и святая слава ветви миртовой,
  • не – я умоляю – не забывайте страну мою!

IX

  • Так вот же он —
  • всегда невидимый наш собственный Иуда!
  •    За семью ворота́ми он прячется
  • и семь ратей себе откормил в услужение.
  •    Его воздушные машины поднимают
  • и, от мехов и кости черепаховой тяжёлого,
  •    на Елисейские поля и в Белые дома его относят.
  • Не имеет он речи родной, потому как все речи – его.
  •    И жены не имеет, потому как все жёны – его:
  • о, Всемогущий!
  •    Простаки восхищаются
  • и сквозь блеск хрусталя улыбается чернорубашечник
  •    и тигрицы господ Ликабеттских дрожат перед ним
  • полуголые!
  •    Но не будет пути, чтобы славу о нём донесло до грядущего солнце
  • И Судного дня никакого не будет ему
  •    ибо мы – Судный день, братья мои, это мы
  • и наша рука – та, которая обожествится,
  •    в лицо ему сребреник бросив!

X

  • В лицо мне смеялись юные александрийцы:
  • посмотрите, сказали они, вот наивный скиталец столетия!
  •    Бестолковый
  • тот который один веселится, когда все мы дружно рыдаем
  •    а если мы все веселимся —
  • один без причины он хмурится.
  •    Перед нами вопящими он безразлично идёт
  • и всё то что невидимо нам
  •    ухо к камню прижав
  • в одиночестве он созерцает.
  •    Тот, который друзей не имеет
  • ни даже сторонников
  •    только плоти своей доверяет
  • и великого таинства ищет в колючих зарослях солнца
  •    тот который
  • был с торжищ столетия изгнан!
  •    Потому что ума не имеет
  • и из плача чужого не смог сколотить состояния
  •    и на куст среди наших тревог полыхающий
  • лишь мочиться способен.
  •    О, антихрист бесчувственный и заклинатель столетия!
  • Тот который когда мы скорбим
  •    солнце поёт.
  • И когда насмехаемся
  •    мыслью цветёт.
  • И когда перемирие мы объявляем
  •    нож достаёт.
  • В лицо мне смеялись юные александрийцы!

7

  • Вот этот мир наш этот наш мир для всех единый
  • В пыли и в солнечном огне в толпе и на заутрене
  • Созвездья ткущий в небесах и мхом одевший древеса
  • В потере памяти и на подходе сновидений
  • Вот этот мир наш этот наш мир для всех единый
  • Кимвал, кимвал звенящий свысока и напрасный смех издалека!
  • Вот этот мир наш этот наш мир для всех единый
  • Насильник родниковых струй грабитель наслаждений
  • Он под Тайфунами стоит над водами Потопов
  • Крюковат он горбат и лесист и огнист
  • По вечерам с сирингами и по утрам с формингами
  • Среди щебёнки городов с лугами вместо парусов
  • Наш широкоголовый и наш длинноголовый
  • Приволен он безволен он
  • Он сын Хагит и Соломон.
  • Вот этот мир наш этот наш мир для всех единый
  • В отливе в исступлении в стыде и в помрачении
  • Зодиакальный часовщик и покоритель сводов
  • На край эклиптики он мчит и сколько длится Космос
  • Вот этот мир наш этот наш мир для всех единый
  • Запев походного рожка, рожка и напрасный дым издалека!

Чтение четвёртое. Пустырь с крапивой

В один из бессолнечных дней той зимы, субботним утром, множество мотоциклов и автомобилей оцепило маленький квартал, где жил Лефтерис, с худыми жестяными окнами и сточными канавами вдоль дорог. И, перекрикиваясь грубыми голосами, вышли люди с лицами, отлитыми из свинца, и прямыми, точь-в-точь как солома, волосами. Приказавшие всем мужчинам собраться на пустыре, заросшем крапивой. Были они вооружены с головы до ног, и низко наклонённые стволы смотрели в толпу. И нешуточный страх охватил наших ребят, потому как почти у каждого из них нашлась бы какая-то тайна, в кармане или в душе. Но другого пути не было, и скрепя сердце каждый занял место в шеренге, а люди в низких чёрных ботинках, со свинцом на лицах и соломой в волосах размотали колючую проволоку. И распороли надвое облака, так что полился дождь со снегом, и челюстям было непросто удерживать зубы на месте – не ровён час выскочат или сломаются.

Тогда с другой стороны начал неспешно приближаться Некто-Лишённый-Лица: он указывал пальцем – и покрывались мурашками цифры на огромных ангельских часах. И напротив кого ему случалось остановиться, того немедленно хватали за волосы и волокли по земле, топча и пиная. Так пришла минута, когда он остановился и напротив Лефтериса. Но тот не шелохнулся. Только медленно поднял глаза и сразу отвёл их так далеко – далеко в своё будущее, – что стоящий напротив ощутил толчок и качнулся назад, чуть не упав. И, взбешённый, приподнял свою чёрную тряпку, чтобы плюнуть Лефтерису в лицо. Но Лефтерис снова не шелохнулся.

Тут Главный Чужак с тремя лычками на воротнике, который шёл следом, уперев руки в бока, рассмеялся: посмотрите только, сказал он, посмотрите только! Вот кто у нас, оказывается, хочет изменить мир! И, не разумея, какую правду он, несчастный, только что произнёс, три раза хлестнул Лефтериса плетью по лицу. Но и в третий раз Лефтерис не шелохнулся. Тогда, ослепший от того, сколь ничтожное воздействие произвела сила его руки, сам не сознавая, что делает, он выхватил револьвер и громыхнул в упор Лефтерису в правое ухо.

И наши сильно перепугались, и побледнели люди в низких чёрных ботинках, со свинцом на лицах и соломой в волосах. Потому что сотряслись жалкие хибары вокруг, и во многих местах попадали листы толя, и стало видно, как вдалеке, за спиной у солнца, на коленях рыдают женщины посреди пустыря, покрытого крапивой и густой чёрной кровью. А огромные ангельские часы били ровно двенадцать.

8

  • Сдерживая слёзы влажными глазами
  • посмотрел в окно я
  • И промолвил тихо на деревья глядя
  • белые от снега
  • Даже их однажды обесчестят, братья,
  • и спасенья нет им
  • Люди в чёрных масках в глубине столетий
  • им готовят петли
  • Впиться в день зубами и не брызнет струйка
  • изумрудной крови
  • Закричу в воротах и подхватит эхо
  • злую грусть убийцы
  • Вот ядро земное показалось в недрах
  • с каждым днём темнее
  • И лучи полудня посмотрите – стали
  • цепкой сетью Смерти!
  • В траурных одеждах горестные жёны
  • матери и девы
  • Прежде у криницы вы водой поили
  • жаворонков божьих
  • Полную пригоршню не забыла гибель
  • поднести вам тоже
  • Вам тащить наружу из глухих колодцев
  • голоса убитых
  • Столько не охватят ни огонь ни жажда
  • сколь народ мой страждет
  • На фургоны грузят урожай Господень
  • грузят и увозят
  • В городке безлюдном остаётся только
  • та рука что будет
  • Ярко-алой краской выводить на стенах
  • ХЛЕБА И СВОБОДЫ
  • Ночь сошла на землю здания померкли
  • и душа во мраке
  • Не услышат стука к чьим дверям ни брошусь
  • память рвёт на части
  • Повторяет Братья чёрный час приходит
  • время вам покажет
  • Радости людские растравили ярость
  • дремлющих чудовищ
  • Сдерживая слёзы влажными глазами
  • посмотрел в окно я
  • Закричу в воротах и подхватит эхо
  • злую грусть убийцы
  • Вот ядро земное показалось в недрах
  • с каждым днём темнее
  • И лучи полудня посмотрите – стали
  • цепкой сетью Смерти!

XI

  • Где бы ни были вы, я кричу, мои братья
  • где бы ваша нога ни ступала
  •    но пробейте источник себе
  • Маврогениса новый источник.
  •    Струи доброй воды
  • и из камня полудня рука
  •    та которая солнце несёт на открытой ладони.
  • Как прохладный родник, рассмеюсь я тогда.
  •    Речь не знавшая лжи
  • громогласно прочтёт мои мысли
  •    чтобы стало разборчивым почерком сердце моё.
  • Не могу ничего
  •    и деревья мои ослабели от висельных петель
  • и чернеет в глазах.
  •    Нету силы терпеть
  • и мои перекрёстки знакомые сделались мне тупиками.
  •    Сельджуки с дубинками нас стерегут.
Продолжить чтение