Читать онлайн В тебе есть всё. Психология полноты жизни бесплатно

© ООО ТД «Никея», 2022

© Фишер Т.А., 2022

К читателю этой книги

Мне представляется, что смысл психотерапии в частности и пути внутреннего роста в целом – включить в свой внутренний мир однажды исключенные части. Не усовершенствовать, не прокачать, не отрезать лишнее или надставить чужеродное, а как раз заново включить когда-то исключенное, вернув тем самым изначальное совершенство человеческой души, в которой по праву рождения уже есть все.

Есть идея, что человек рождается с неосознаваемой целостностью. Быть может, каждый младенец – это изначально совершенная в своей наполненности вселенная, в которой равномерно и беспрепятственно течет энергия, но еще не развернувшаяся, не проявившаяся во всей своей мощи, не осознавшая себя. Потенциальное все и одновременно блаженное ничто.

А дальше, первую половину жизни, мы теряем эту изначальность, адаптируясь от системы к системе, переживая травму за травмой, вынужденно отщепляя от своего внутреннего мира кусочек за кусочком.

И эта постепенная потеря частей себя – данность жизни. Не существует ни идеальных родителей, ни тем более идеального мира, который смог бы сохранить хрупкую душу, много раз не поранив. Распадаться на осколки (ровно так же, как однажды начать собирать их) – просто часть игры в «жизнь», нравится она нам или нет.

И если очень повезет, к середине пути мы попадаем в кризис, который вынуждает впервые задать себе многие вопросы. Кто я? Куда иду? В чем мой смысл? С кем мне по пути? И начинается путешествие внутрь себя, сбор этих самых осколков, включение когда-то исключенного, вспоминание былой достаточности, по возможности восстановление целостности без деления на «хорошее» и «плохое», «правильное» и «неправильное», «подходящее» и «не очень».

Возможно, это самая короткая инструкция к невидимой глазу игре в жизнь.

Вернуть себе силу и здоровый нарциссизм, скрытые во Внутреннем критике.

Вернуть себе уязвимость и нежность, скрытые во Внутреннем ребенке.

Вернуть себе витальность и одержимость, скрытые в Зависимости.

Вернуть себе последовательность и каркасность, скрытые в Контроле.

Вернуть себе страсть и мощь, скрытые в Теневом.

Вернуть себе принятие и любовь, хранящиеся в самом основании Самости.

Но, пожалуй, главное – вернуть себе милосердие к собственному завершенному содержимому, чтобы однажды почувствовать себя богатым собой…

Перед вами книга, в которой я предлагаю «поиграть», соприкасаясь через тексты с разными состояниями, внутренними частями, забытыми опытами и когда-то запрятанным подальше сложным. Словно походить по разным комнатам своего внутреннего дома, поразглядывать каждую из них и попробовать присвоить «и это тоже я», «и с этим/этой мной тоже все нормально».

И, быть может, пройдя эту книгу сквозь, НАВЕРНОЕ, ЛУЧШЕ пройдя сквозь эту книгу, стать немного ближе к ощущению собственной достаточности, наполненности и признанному совершенству той конструкции себя, какая она есть.

Ведь слово «совершенный» происходит от латинского perfectus, что означает «завершенный». Не «идеальный», не «безошибочный», а «завершенный» – включающий все, собранный воедино, законченный.

1. И начинается путь

Однажды утром или вечером, в хрущевке или элитном коттедже, трезвому или пьяному, на секунду замершему и случайно посмотревшему на себя человеку приходит страшное и давно живущее где-то внутри знание – внутри него огромная дыра. Дыра, которую он пытается заполнить отношениями, деньгами, путешествиями, карьерой, алкоголем, телевизором, интернетом. Человек все время куда-то опаздывает, все время что-то не успевает, все время занят чем-то, все время на пути к какой-то новой сверхцели, а все только для того, чтобы, не дай Бог, не остановиться и не увидеть себя самого…

Но рано или поздно этот момент настает. «Я пустой. Я не понимаю, для чего живу. Я никого не люблю. Я не знаю, кто я. Мне больно. Я больше так не хочу, а как хочу, я не знаю… Меня нет». Боль этого осознания бывает так велика, что заставляет начать поиск. Что со мной не так? Когда это отверстие величиной с душу появилось во мне? Почему мои представления о жизни не делают меня счастливым и наполненным?

До смерти напуганный человек вдруг задается вопросами, над которыми раньше смеялся и которые презирал. «В чем смысл моей жизни? Есть ли Бог? Что такое любовь?»

И, улыбаясь, Вселенная начинает раскрывать перед дрожащим маленьким человеком новую реальность. Реальность, в которой есть психологи, группы взаимопомощи, сообщества зависимых, тренинги, ретриты, есть вера и дух. Новая реальность, в которой он встречает таких же остро чувствующих необходимость заполниться людей.

С недоумением и облегчением человек вдруг видит: «я не один» – и робко делает маленький шаг вперед. Замерший и замороженный, стоящий всю жизнь на месте и требующий от реальности соответствовать его представлениям, не верящий и подавленный, он находит в себе силы сделать этот шаг. Возможно, очень маленький шаг для тех, кто его видит, но невообразимо большой для него самого. Так начинается путь.

Сначала человек учится доверять и слышать тех немногих, кто оказался рядом. Он протягивает им руку и аккуратно пробует переставить ногу. Шаги его неуверенные, часто он может останавливаться и стоять на одном месте и даже падать, как любой ребенок, который учится ходить. Со временем движения становятся увереннее и смелее. Он идет на боль и страх и, проживая их, освобождает место для давно забытых любви и благодарности. Улыбающийся человек чувствует острое счастье от этих перемен, чувствует близость и тепло других, чувствует, как наполняется жизнью, он чувствует…

Однажды на своем пути он встречает другого человека – замершего, мерзнущего, до смерти напуганного. «Я пустой. Я не понимаю, для чего живу. Я никого не люблю. Я не знаю, кто я…» – говорит тот. Человек протягивает человеку руку: «Пойдем». И начинается путь…

2. Помнить про ведро

Есть классная метафора про субъективность реальности: тот, кто смотрит на ведро сбоку, будет утверждать, что это перевернутая трапеция, а тот, кто смотрит на ведро сверху, будет видеть круг. И ведь и то, и то правда. Просто не вся.

Часто самый привычный вариант – прожить жизнь в борьбе друг с другом за свою правду того, как выглядит ведро. За свою правду того, как нужно дышать, чувствовать, принимать решения, проживать депрессии и ставить цели. В борьбе, скрывающей страх потерять свое видение и себя и из этого страха уничтожающей все, не совпадающее с личной правдой.

А другой вариант – это бесконечное исследование, восхищение, удивление чужой реальностью. Надо же, как это в тебе устроено. Я стараюсь найти в себе то, чем восхищаюсь в тебе. Через то, что вызывает во мне раздражение, – я вижу непринятые части себя. Отношения как ежедневное знакомство с необъятной и меняющейся вселенной другого и через нее – знакомство с собой.

И, конечно, никто и никогда не увидит это ведро целиком. Но мир как минимум может превратиться из плоского в объемный, наполненный и многогранный, а жизнь и отношения – в постоянное открытие нового, в бесконечное знакомство и расширение.

Если всего лишь почаще напоминать себе про то самое ведро…

3. Жить в реальности вины

Это было много лет назад. Семейные сессии с первым психологом. Тогда я была очень плоха. Я настолько запуталась, потерялась и обессилела от болезненности жизни, что мой внутренний крайне нарциссичный всезнающий критик начал сдавать позиции и мне удалось начать слышать и допускать возможность некой реальности глубже парадигмы «виновата – не виновата», «правильно – неправильно», «должна – не должна».

Честно скажу, было страшно. Страшно увидеть, что если смотреть на себя из концепции «что-то я делаю из любви, а что-то из страха», то оказывается, что все, как я живу и строю отношения, мотивировано исключительно страхом. В том числе страхом оказаться виноватой. А соответственно – бесконечной войной за собственную невиновность и виновность другого.

Страшно увидеть, что любить я не просто не умею, я даже не знаю, как это, если не опекать, во мне это место, из которого любят, даже не выросло.

Но еще страшнее было увидеть, что если все мое поведение – это лишь игра в агрессор-спасатель-жертва, если все, что я делаю, – это бегаю из роли в роль, то я не имею ни малейшего представления ни как вести себя по-другому, ни, самое ужасное, – кто я, если не прокурор или подсудимый.

Первый раз я убрала свой взгляд от внешнего мира и посмотрела внутрь себя. А там пустота. И одновременно, если начать присматриваться, такой переполненный хаос неизвестно чего, что кроме как огромной паникой это содержимое никак назвать было невозможно.

Страшно в тридцать с лишним лет осознать, что все, что я называла «Я», – не более чем невротическая оболочка неизвестно чего. Страшно осознать, что еще никакого Я и нет, Я еще не родилось, не оформилось, не покрылось мясом и кожей. Страшно увидеть, что ты не более чем пожиратель тех, кто рядом, в попытке не чувствовать себя ничем, уродом, плевком на асфальте. Страшно понять, что ты не можешь сказать «нет», но можешь лишь обвинить; страшно, что ты не можешь сказать «да», но только проманипулировать другим, чтобы он догадался. Страшно, когда у тебя нет своего голоса, страшно, что если ты зазвучишь, то как будто будешь виноват в своей неудобности другим. Страшно, что искренне просить прощения и признавать свои косяки невозможно, как будто это тебя разрушит и уничтожит. Страшно, что уязвимость равна унижению, а агрессия – обвинению. Страшно увидеть тотальную слепленность с другим, когда если я злюсь, значит, ты виноват, а если тебе грустно, значит, виновата я. Страшно узнать, что во всем этом нет ни капли любви, уважения и поддержки, а лишь самоутверждение друг за счет друга, чтобы, не дай Боже, не почувствовать себя полным г…

Страшно осознать, что так жили мои родители и родители моих родителей и что тот же самый мир, где ты не имеешь права быть, где любое неловкое движение – и ты виновен, мир пустых чужих правил, я передаю своим детям.

Все это увидеть было очень непросто, но одновременно это был выход, хрупкая надежда, что можно по-другому, один процент на миллион, а вдруг счастье, довольство собой и миром все же возможны. Тогда этот процент был всем, за что можно ухватиться.

Сейчас мой мир объемен и наполнен. Сейчас я знаю, кто я, и мои опоры состоят не из «правильно – неправильно», а из внутреннего переживания своего Я и понимания собственных мотивов. Сейчас я устойчивый взрослый с довольным ребенком внутри, а не испуганный, едва живой ребенок в оболочке из псевдовзрослого, которому выдали правила игры.

Сейчас я могу сказать – вся моя жизнь, каждый ее час боли, страдания, одиночества, растерянности и моря вины стоил того, чтобы я однажды стала тем, кем стала. Я рада себе. Я достаточна для себя. Я выбираю свою жизнь целиком.

А начиналось все с идеи, что, быть может, вина – не лучшая опора достаточности жизни, быть может, все устроено по-другому…

4. Благодарность

Один мудрый человек сказал: «Счастье – побочный эффект благодарности».

Вообще благодарность ведь очень зрелое чувство. Для благодарности нужен опыт, нужно достаточно прожить собственного эгоизма и неоправданных ожиданий от других, чтобы научиться ценить тонкое, хрупкое, малое, теплое, рассмотреть в пестроте самое важное.

Ребенок не умеет быть глубоко благодарным. Он радуется подарку, вкусняшке, праздникам, достижениям – чему-то особенному, ведь остальное – любовь, забота, уважение – часть единственной ему знакомой реальности. Ребенок не может сказать: «спасибо, что ты есть», потому что нет опыта утраты, ему неизвестна боль реальности «тебя нет».

Взросление – это поиск через боль и ошибки настоящих ценностей и переживание благодарности за них.

Благодарность себе – про принятие своих достоинств, достижений, уникальности, не столько в сравнении с другими, сколько с собой вчерашним.

Благодарность другим – про сложный навык искренне получать что-то от других, но еще больше благодарность за наличие этих других в твоей жизни, за опыт, который пришел через них, за трансформацию и через тепло, и через боль.

И третий вид благодарности – благодарность Высшей Силе. Вообще вера как таковая, согласно Маслоу, является одним из признаков зрелого человека. Человека, который расстался с детским представлением о том, что он управляет всем происходящем, что в силах все предвидеть, все изменить, на все повлиять. Человека, увидевшего кружево жизни во всей его красоте и признавшего, что плетет его не он. Благодарность Богу за каждый день, за близких, за опыт и подсказки, за безусловную любовь и отменное чувство юмора, за то, что было, и то, что ждет впереди.

И иногда, когда я загоняюсь в «чего-то не хватает», полезно бывает затормозить и рассмотреть то, что есть. Чтобы пережить благодарность. А вместе с ней – любовь и тепло.

5. Новое рождается из пустоты

Нам сложно переживать скуку, остановку, не-направленность энергии в «надо» или «хочу». Нам сложно выдерживать пустоту. Неопределенность собственных намерений. Отсутствие внятных внутренних импульсов.

Есть такая психологическая байка: «Почему Моисей водил народ 40 лет по пустыне в поисках земли обетованной, хотя расстояние от Египта до Израиля составляет 370 км?» – «Потому что иногда нужно побыть в пустоте и хорошо подумать»…

Кстати, с похожей целью – чтобы приобрести мудрость и силу – скандинавский бог Один повесил себя за ногу на мировом древе Иггдрасиль на несколько дней.

Новое рождается из пустоты. Когда появляется пауза в автоматических действиях, известных направлениях и привычных смыслах.

В пустоте мы максимально уязвимы. Не-думатели. Не-деятели. Не-желатели. В пустоту приходит творчество. В пустоту поднимается из глубин души то, что не удавалось до этого жить.

По сути, пустота – естественная возможность расширения, рождения новых и вспоминание забытых частей себя.

И одновременно навряд ли мы боимся чего-либо больше, чем пустоты. Что есть силы бежим от нее, забивая все возможное внутреннее и внешнее делами, мыслями, информацией.

А что, если прямо сейчас на несколько минут остановиться в беге и прислушаться к собственной пустоте? Что из нее начнет рождаться? Как отзовется на остановку тело?

Насколько вашей жизнью руководит невыносимость пустоты?

6. Разочарование

Разочарование – это как крах волшебства, рассеивание «чар», запрятанных в самом слове.

И если опираться на идею, что Второй вряд ли хотел обмануть и ворожил, то получается, что все волшебство, все грезы жили исключительно внутри теперь разочаровавшегося. Он спроецировал на Второго некую важную для себя идею сверхчеловека, поставил его на пьедестал, к которому, осознанно или нет, стремится на самом деле сам.

Необходимость очароваться кем-то и опереться на нафантазированную фигуру бывает так велика, что все не совпадающие с назначенной ролью черты, поступки, реплики просто не попадают в зону осознанности очарованного, а то, что ему важно, – он усиливает и воспевает.

Разочарование болезненно, но очень целительно. Это утрата. Утрата идеи идеальности другого, идеи его непогрешимости и всемогущества. Утрата идеи, что кто-то знает за меня, как мне жить, кто-то может во взрослом возрасте заменить мне родителя и дать то, что я не могу дать себе сам, что люди в принципе бывают идеальными.

И проживание этой утраты – горевание об иллюзии, отчаяние несоответствия ей Другого – может стать хорошим билетом во взрослую жизнь. Жизнь, где нет идеальных других и идеального меня. Жизнь, где все, что я не получил от родителей, – не могу требовать или рассчитывать наверняка получить от людей. Жизнь, где часто переживается одиночество и никто не поведет за ручку, не решит, не приголубит в любой момент, не вытрет слезы.

Жизнь, где единственный всемогущий, кто всегда может быть рядом, заполнить потребность в близости, принятии и прощении, – это не партнер, не ребенок, не терапевт, не мама или папа, а Бог – снаружи и внутри.

7. Забывшие свою достаточность

Чем больше я исследую свое и чужие внутренние пространства, тем больше убеждаюсь, что стыд – это просто энергия. Энергия рождения. Энергия в чистом изначальном виде, до ее преобразования в понятные потоки (грусти, гнева, радости, желания и прочее).

При этом мозг словно настолько эту энергию в ее неопределенности боится, что старается как можно быстрее странное состояние объяснить и подавить.

Если я видима и от этой видимости переживаю стыд (а я буду переживать, если видима глубоко и по-настоящему) – значит, со мной что-то не так (дура дурой) или со смотрящим на меня что-то не так (осуждает наверняка).

Если кто-то критически заметил нечто несовершенное во мне – значит, со мной (я урод) или с ним (сам ты урод) что-то не так.

Если (внимание!) меня кто-то хвалит и от теплых слов я переживаю стыд – значит, со мной (я самозванка) или с ним (он врет) что-то не так.

Замечаете? Единственный шанс не испытывать стыд – вообще не отсвечивать в этом мире. Или, наоборот, этот самый мир не замечать. И надо сказать, всем нам эти тактики хорошо знакомы, так же как навык тут же «захлопывать» от мира себя в стыде.

Но это не все. Вот эти вот решения головы, они же, по сути, прерывают контакт. Не выдерживая стыд, мы отвергаем и внутренне выводим из контакта либо себя, либо Второго.

Одновременно мы так отчаянно стремимся быть увиденными, признанными, оцененными. По сути, тратим всю свою жизнь, чтобы таки отразиться в глазах других… А сам момент отражения категорически не выдерживаем. Так же как стремимся к близости и тут же, переживая в ней стыд, – рушимся или рушим.

А если стыд и есть та самая искомая устойчивость? Если жить стыд, просто быть в нем, не делая резких телодвижений, и есть кратчайший путь к целостности? Если именно стыд нас сшивает, дорождает, утверждает (а не уничтожает, расщепляет и убивает)? Если стыд и есть путь к своей достаточности? Если вся драма, которую инициирует стыд, – маленький баг, системная ошибка, влияющая на всю внутреннюю систему, – лишь в некорректном отношении мозга к нему? Если мы были, есть и будем достаточными, просто когда-то давно об этом забыли?..

8. Сила бессилия

Нельзя присвоить себе силу, не присвоив бессилия.

Бессилия принимать всегда верные решения, бессилия менять другого, бессилия над собственными переживаниями, бессилия перед прошлым, будущим, перед своими и чужими психическими процессами. Бессилия перед ожиданиями и надеждами, ровно как бессилия перед разочарованиями и отчаянием.

Бессилия перед потоком жизни.

Чтобы признать бессилие, нужна большая отвага. Ведь если не я управляю этим миром, если не я причина всего, то это страшно, отчаянно, горько.

Тогда я всего лишь плыву по бурной глубоководной реке в своей маленькой хлипкой лодке и не управляю ни скоростью течения, ни сложностью порогов, не выбираю погоду, ландшафт, температуру воды и то, какое ее количество заливается в лодку при маневрах…

Не принимать бессилие помогает вина. Это я виновата, что течение сильное, я виновата, что пороги сложные, я виновата, что в лодке по щиколотку воды. И то, что в ней есть пробоина, полученная на одном из маневров, кстати, тоже исключительно моя вина – я должна была заранее увидеть камень под водой…

И вот пока я сижу и виновачу себя в лодке, пока я искренне верю, что я – единственный бог всего происходящего вокруг, мне становится все холоднее, воды внутри все больше, а пороги все опаснее…

Тем временем на дне суденышка валяются весла и черпак для воды. Но какой в них смысл, если моя сила должна быть в том, чтобы управлять рекой, а не какой-то дурацкой лодкой…

9. Вина vs сожаление

Вина – чувство социальное. Родились мы, надо заметить, без вины и стыда. А внутреннюю цензуру «хорошо – плохо», «правильно – неправильно», «виноват – не виноват» мы получили уже из среды, в которой росли.

По сути, сам вердикт «виновен, все из-за тебя» часто лишает ребенка возможности прожить свои внутренние процессы. Все. Значимый взрослый уже обвинил, отверг, назначил плохим. Ребенок попал в душащее непереносимое состояние «я плохой», из которого можно только защищаться, продолжая неумолимо проваливаться в яму «плохости», нелюбви и непереносимого для маленького человека одиночества.

Совсем другой процесс происходит, когда ребенку спокойно, с любовью даже к нему несовершенному объясняют, что он сделал больно, что его поступок обидел другого. Тогда, видя последствия какого-то действия и не будучи при этом отвергнутым, он имеет возможность совершить внутри сложнейший и важнейший для его души процесс – от злости и отрицания пройти внутреннюю дорогу к сожалению о том, что так случилось.

Каждый раз, проходя этот сложный путь с помощью взрослого, ребенок учится все больше выдерживать собственные чувства и себя ошибившегося, видеть последствия и, главное, – осваивает взрослый навык не бессмысленных торгов внутри «виноват – не виноват», а сожаления о произошедшем, проживания и отпускания ситуации. Сожаление говорит об эмпатии, о том, что я сочувствую другому. Там, где есть только бесконечный внутренний суд и попытка вину не почувствовать – эмпатии быть не может, так как Второго не видно. Слишком страшно. Слишком больно утонуть в яме вины. Остается только злиться, торговаться, защищаться, нападать, наказывать себя, вспоминать все обиды и прочее.

Дети, которых слишком часто виноватили, вырастают во взрослых, в которых вины так много, что, с одной стороны, они перестают ее идентифицировать, а с другой – торги «виноват – не виноват» становятся фундаментом их существования.

По сути, они живут сами с собой, не в силах быть открытыми в контакте, проявляться, сожалеть, сострадать. Всю свою тень им приходится выносить – «вы во всем виноваты» – наружу и переживать «я полное ничтожество» внутри. Война как способ жизни.

Самые зрелые, самые истинно душевные люди, встречавшиеся мне в жизни, были людьми, совершившими не самые хорошие поступки и прошедшие путь от детского «я виноват» к зрелому «я сожалею, что так было; это мой груз, мой поступок, с которым мне дальше жить».

Это сожаление делает душу зрелой, умеющей сочувствовать, принимать других, видеть за дурными поступками других – себя, свою человеческую природу, свою неидеальность, порой испуганность, невозможность не совершать иногда ошибки, не приносить боль.

Мне кажется, только прощая себя, только научившись переходить от поверхностного и тупикового переживания вины к глубинному человеческому милосердию к себе же, мы становимся душевно взрослыми, устойчивыми, зрелыми.

10. Быть или казаться

В желании спрятать от других не принимаемые собой части себя же, в надежде создать у Второго лучшее о себе впечатление, заключается очень забавный феномен – получить зачастую категорически обратный результат.

Ведь когда мы прячем некие внешние изъяны (как мы их субъективно оцениваем) – косметикой, одеждой, освещением, фильтрами, – мы и правда выглядим лучше, пусть на время. Но когда мы прячем то, что считаем внутренними изъянами, – руководствуясь тем же желанием показаться в чужих глазах лучше, – по факту для любого более-менее видящего человека мы выглядим с точностью до наоборот: неустойчивее, двуличнее, напряженнее, глупее, чем есть.

Совсем не обязательно для распознавания подмены быть психологом. Достаточно контакта с собственной интуицией, которая аккуратно шепнет на ухо: «Что-то тут не так, не хочу подходить близко».

У Арнольда Минделла есть понятия первичного и вторичного процессов. Если очень упрощенно, то первичный процесс – это транслируемая нами информация (набор сигналов, движений, мыслей, интонации, слов и т. д.), с которой мы отождествляем собственное Я, а вторичный – то, что мы также сигнализируем наружу (коль скоро несем это внутри), но с чем отождествляться не хотим, боимся, стыдимся. Так вот, чем больше вторичного (то, что показывать и даже знать про себя не хочется), тем больше оно фонит, выпячивается, считывается. И никак иначе.

Бывает, разговариваешь с человеком и замечаешь, что он активно не хочет показывать того, что боится, или широко улыбается, а ты телом чувствуешь все раздражение, хранящееся чуть глубже улыбки. И, вероятно, смысл такого поведения – показать себя лучше, чем есть, тем самым теоретически вызвав больше доверия и расположения. Но в любом диссонансе между первичным и вторичным процессом много напряжения, много усилия быть кем-то и оттого мало устойчивости, опорности и, главное, покоя. Таким образом общее ощущение от человека остается, наоборот, неоднозначнее, чем могло бы быть, разреши он себе присутствовать всем собой.

Нам часто кажется, что быть слабыми, испуганными, раздраженными или стыдящимися – не комильфо, но именно сокрытием неприятных себя мы теряем в чужих глазах доверие.

В спокойном «мне страшно», «я против», «мне не по силам», «я злюсь», «мне стыдно» и так далее много устойчивого знания себя. И именно это спокойное предъявление себя, разрешение себе быть тем, кто я есть, именно сама отвага быть и делают нас опорными (хоть и испуганными), широкими (хоть и стыдящимися), устойчивыми (хоть и отчаявшимися), безопасными (хоть и раздраженными).

Получается, что не отсутствие сложного: страха, стыда, злости, потерянности, бессилия – делает нас привлекательными, вызывающими доверие, а как раз бесстрашие показать себя такими, как есть.

Безусловно, все не так просто. Нельзя взять и вдруг разрешить себе спокойно чувствовать и при желании предъявлять вовне то, что десятилетиями отвергалось внутри. Приходится заново долго учиться «быть, а не казаться».

Но в конечном итоге «быть» всегда менее энергозатратно, чем «казаться», и именно «быть» внушает ощущение плотности и настоящести, тогда как «казаться» оставляет лишь неприятный флер пустоты и обмана.

11. У каждого внутри своя война

Я не верю, что однажды она полностью закончится, залечатся все раны и наступит тотальный мир без страха и сомнений. Потому что это про смерть.

У каждого внутри своя реальность.

Я не верю, что кто-то, будь то даже самый уважаемый мной гуру терапии, не говорю уже о себе, видит реальность объективно. Нет ее объективной и в помине. Есть миллиарды секунд, складывающихся в часы, дни и годы личного опыта, эту самую реальность формирующие.

У каждого внутри свой космос.

Я не верю, что можно быть только Солнцем. Или только Марсом. Внутри есть все планеты. Поэтому вместе с радостью за другого я могу завидовать, а вместе с сопереживанием злиться. Планет много.

Я – тот, кто наблюдает за ними, не имея идеи, какой быть моей Галактике.

У каждого внутри свой потерянный рай.

Я не верю, что однажды можно стать счастливым навсегда. Верю в мгновения переживаний тепла, красоты, соединенности, достаточности, в мгновения младенческого счастья утробы, но лишь мгновения.

И продолжение подсознательного тщетного поиска этого потерянного рая сквозь всю жизнь.

У каждого внутри свой путь.

Я не верю в то, что можно прожить совсем другую жизнь, не повторяющую сценарии родителей и прочее. Я верю, что то же количество актов можно сыграть с другим уровнем осознанности и глубины, сместив акценты и интонации, передавая немного более талантливый сценарий своим детям.

У каждого внутри свой свет.

И вот в это я верю отчаянно и навсегда. Изначальный свет любви, который так страшно и больно проявлять, который часто утерян под всеми этими войнами, реальностями и сценариями.

Но именно он и есть безусловное наше ядро. Ведь во всем остальном так мало смысла.

12. И что делать?

Это частый вопрос первых месяцев терапии. Ожидание от психолога, что он скажет, что делать… чтобы себя такого не видеть, чтобы не чувствовать, что чувствовать не хочется, чтобы поменять что-то внутри самостоятельно, к этому не прикасаясь. Прекрасно понимаю, и сама когда-то ожидала…

«Что делать?» – внутренняя защита, выученная когда-то замена чувств действием, замена невыносимости быть на выносимость менять.

Но невозможно менять то, что не признано. Невозможно менять то, на что нет внутренних сил даже смотреть, что хочется вменить другому в ответственность.

Частая метафора – «как будто я привела тебе на укол своего Внутреннего ребенка и ему страшно, он сопротивляется, я и он знаем, что будет больно, но я готова выдержать, я знаю, что так будет лучше, а его никто и не спрашивает».

И когда снова и снова сталкиваешься с тем, что по какой-то причине ты не делаешь уколов испуганным до смерти детям и, соответственно, ничего не меняется, – приходит болезненное разочарование. По-хорошему, происходит первая честная Встреча. «Да твоюжмать, Таня! Оказывается, ты не врач. Или плохой врач! Обманщица! Оказывается, ты мне ребенка не вылечишь! Оказывается, мне придется самой иметь дело с этой испуганной, слабой и потерянной частью…»

И если это главное разочарование удается пройти – вопрос «что делать?» неожиданно исчезает.

Рада встретить тебя. Добро пожаловать на новый уровень игры. Где не исправляют с отвращением, а знакомятся (с устройством своего внутреннего мира), наблюдают (почему маме из метафоры про укол так сложно с ребенком), разделяют (усилие показать себя и насилие притащить себя за руку), исследуют (отношения частей внутри себя), признают (бессилие, страх, когда-то случившееся горе). С уровня делания – из головы – на уровень чувствования тела. Добро пожаловать в терапию.

13. Двери

Представьте, что вы живете веке так в XIX и вдруг очутились в начале века XXI. Вы хотите попасть в большое величественное здание, потому что от кого-то слышали, что внутри него происходят удивительные вещи.

Как можно попасть в здание? Конечно, через дверь! Вы находите хорошую ладную дверь с ручкой, заходите внутрь и с разочарованием понимаете, что вас обманули – дверь вела всего лишь в маленькую скучную кладовку. «Вот идиоты, – думаете вы с раздражением, – нашли чему удивляться, да я таких кладовок видел сотни», с шумом захлопываете дверь и уходите восвояси.

И никогда не узнаете, что эта была всего лишь одна из сотен дверей! Просто в вашем мозгу, в вашем опыте XIX века прописан один вид двери – деревянной двери с ручкой. А десятки дверей-купе, дверей на фотоэлементах, раздвижных дверей, дверей лифтов, дверей-жалюзи вы просто не увидели. Для вашего мозга они не являются дверями вовсе.

Вывод: единственный способ попасть туда, где вы еще не были, – забыть о том, что вы точно знаете, что такое дверь.

14. Иллюзии

Недавно меня спросили в соцсетях, для чего человеку иллюзии? Мне кажется, иллюзии не «для чего», а скорее «почему».

Находясь в утробе матери, ребенок переживает себя центром всего. Он и окружающая его среда нераздельны. Возможно, так себя чувствовали Адам и Ева в райском саду. Кругом все для них, и иногда издалека был слышен голос кого-то большего и одновременно единого с ними.

Рождение по своей сути – первый крах иллюзии младенческого сознания о бесконечности райского состояния.

В младенчестве ребенок в иллюзии, что грудь, появляющаяся при любом его требовании, конечно же, является его частью, да и мама сама по себе существовать не может. А мир чуть дальше переживаемого теплого слияния с матерью и вовсе не очень есть.

К двум годам ребенок осознает свою отдельность. Именно в этом возрасте, глядя в зеркало и видя, например, на лбу точку от зеленки, он начинает прикасаться не к отражению, а к своему лобику. Примерно в этот же период приходит крах иллюзии полного слияния с мамой, происходит очередной виток процесса сепарации. Оказывается, мама может быть мной недовольна, оказывается, она может не откликнуться тут же и вообще я не всегда центр ее бытия.

Говорят, в это время ребенок сталкивается с одним из первых переживаний стыда этой самой своей отдельности – как в библейской истории Адам и Ева пережили стыд, заставивший их спрятаться.

И если у родителя недостаточно сил показать: «ты и правда отдельный и другой, но ты мне нравишься, мне радостно, что ты такой», то подкрепления нормальности того, что «я – другой, и это ок», не случается. И тут опять есть иллюзия, что если другой такой же, как я, – это безопасно, а если другой – другой, то как-то сразу стыдно и почти невыносимо.

Сознание ребенка остается все еще слишком мало, чтобы вместить всю сложную картину мира, где настроения мамы и папы очень опосредованно связаны с ним и намного больше зависят от происходящего вне родительства. Оттого еще многие годы ребенок живет в иллюзии, что все связано в этом мире исключительно с ним, что если мама и папа злые – значит, они его не любят.

А еще есть иллюзия того, что мир делится на хороших и плохих, что он, ребенок, может быть изгнан из любой системы за свою «плохость», и тут уже очень часто семьи и другие системы в прямом смысле подкрепляют эту фантазию. К примеру, транслируя ребенку, что есть «хорошая» мама и «плохой» папа, или возвышая отличников и стигмируя двоечников, хотя абсолютно очевидно, что как раз последние нуждаются в дополнительной помощи и поддержке.

Впереди еще много трансформаций и крахов всевозможных иллюзий. Один пубертат чего стоит…

Сознание становится все объемнее и все меньше оставляет возможности чувствовать себя центром всего. И все это происходит через боль, разочарования, ошибки и крахи, и все это требует больших внутренних ресурсов, а соответственно, многолетней качественной поддержки родителя, не застрявшего в одной из иллюзий.

Оттого иллюзии не то чтобы нужны человеку, они скорее говорят о том, в каком месте сепарации, индивидуализации и взросления он застрял. И часто, к сожалению, они о том, что границы с окружающей средой не появились вовсе, и в любом столкновении с «инаковостью» появляется стыд как маркер потребности осознать себя в этой разности и еще только обрасти личной кожей.

Но главное, иллюзии предыдущего этапа осознаются лишь при переходе на следующий. А до тех пор они искренне воспринимаются как реальнейшие из реальных и единственные из возможных.

15. Жить

Жить – это быть с тем, что есть. В эту минуту. Здесь и сейчас.

Жить и дышать страх, стискивать зубы от гнева или плакать от боли.

Жить, принимая каждое состояние.

Не искать виноватых, не торговаться с судьбой и другими, не пытаться все объяснить логически, не загружать себя не нужными никому делами – все это лишь способы не чувствовать, застрять в голове, не жить сложное… Иногда слишком сложное. Иногда выворачивающее от боли и до паники пугающее своими неизвестными объемами.

Жить – это отчаянно идти в неизвестное. Слишком сильное. Почти непереносимое. До конца.

Опуститься на самое дно очередной внутренней Марианской впадины. И тогда есть шанс оттолкнуться и всплыть.

Обновленным.

Залатавшим очередную дыру.

Живущим любовь.

Почти такую же огромную и едва переносимую…

В эту минуту. Здесь и сейчас.

Жить – это быть с тем, что есть.

16. Дочь

Когда это успело случиться? Как давно мои требования звучат все жестче, а саботаж с твоей стороны все откровеннее? Как давно я начала чувствовать эту воздвигаемую стену между нами и ринулась в страхе пытаться разбирать конструкцию быстрее, чем ты ее возводишь? Как давно ты начала превращаться в подростка?

Нет! Стоп. Пожалуйста! Я так много не успела, девочка моя, вот там белое пятно и здесь, постой, дай мне еще время побольше наполнить тебя… Мне страшно, дочь, мне так страшно отпускать тебя. Страшно понимать, что ты становишься отдельной.

У тебя появляются свои музыка, книги, взгляды, мысли, чувства, мировоззрение. И теперь попадать к тебе я могу только по приглашению, только ты решаешь, открывать ли дверь в стене, разделяющей нас.