Читать онлайн Мне приснился шум дождя бесплатно

-Почему она так быстро остывает, Лем?– в голосе Сукарно звучало отчаяние,– Чертова Венера, так ее и разэтак.

Я полностью разделяла недоумение Сукарно, но не понимала, откуда столько драматизма.

–Такими темпами,– Сукарно отпила тонизирующий напиток, убойную смесь гуараны, кофеина и витаминов,– Венеру придется не охлаждать, а нагревать в обратную сторону,– инженер отставила герметичную кружку.

Я ответила, что откуда мне знать, я оператор дронов и ремонтных роботов. Мое дело простое – собрать данные, дать задачу, скорректировать, проконтролировать. А задача Сукарно контролировать меня. Потому что я человек с нейрочипами, у меня сознание расширенное, и политические взгляды спорные.

В общем, сказала я, мы в этой системе простые работницы космического фронта и решение глобальных вопросов – не наша задача и не наша проблема.

Сукарно скрестила руки и поджала губы. Ростом она меня чуть пониже и в плечах поуже. Я-то из Восточной Европы, ростом метр семьдесят, бледная со скуластой мордой лица. А Сукарно из Малайзии, из народа ибан, «морских даяков» с острова Калимантан. Кожа у нее смуглая, глаза восточные. Темные волосы коротко пострижены, а конечности тонкие и вытянутые. Родители ее и правда ибаны с острова Калимантан, но она сама на Земле и не была никогда.

…Венера должна была стать вторым домом для землян. Не сейчас, не через поколение. Через три века, по самым оптимистичным расчётам. Даже с генной терапией, клонированием органов и трансплантологией никто из наших современников зеленую Венеру не увидит.

Сначала по атмосфере Венеры ударили отконвоированными астероидами, полными замёрзшей воды. Температура стала снижаться, а атмосфера терять плотность. В точках Лагранжа установили светоотражающие «зонтики» – циклопические зеркала в количестве пяти штук. Они блокировали часть солнечной энергии, и та уходила на поддержание первых венерианских станций.

Венеролеты «засеяли» верхние слои атмосферы хлореллой. И та, в тепле и без естественных хищников, принялась размножаться с невиданной скоростью.

А ведь люди так мечтали о Марсе как о втором доме, что совсем забыли об альтернативах. Марс, первая планета от Земли в сторону космоса, первая космическая мечта и первый космический ужас.

И неважно, что ядро четвертой планеты такое слабое, что едва удерживает атмосферу. Неважно, что вода там не может существовать в жидком виде. А в песках Марса запрятано столько хлора, что стоило бы марсианскому Робинзону подлить туда водички, как хлор покончил бы и с ним, и со всей его картошкой.

Марс был форпостом человечества. Венера же виделась шагом назад, словно люди, как маленькие котята, в ужасе жались к материнской звезде.

Марс – это мечта. Марс – это дорогая идея фикс. Но зато Венера – астрономическое сокровище.

На Иштар нас двое, я, оператор Агата Лем, и инженер Сукарно. Остальное – роботы, дроны, автоматика и нейросети. Материнская станция Нох Эк, напоминавшая гигантское веретено, сейчас проходила над южным полушарием. Ну а Дилбат и вовсе находился на ночной стороне Венеры. Дилбат даже не станция, а космический город с торговыми площадками и представительствами всех национальных государств и крупнейших космических корпораций.

Нас сюда отправили провести разведку дронами, проверить все ли работает, ну и откалибровать «зонтик».

Чего мы не ожидали, так это того, что принесут мои «птички».

Показатели опережали прогнозы на целый век. Даже на экваторе температура стремительно падала до ста градусов цельсия, хотя еще в прошлом году это цифра достигала трехсот.

А в атмосфере копился водяной пар, готовый пролиться первым дождем.

–Будем радоваться?– я пожала плечами. Где-то на заднем плане моего сознания я уже жила на венерианской колонии невдалеке от первого венерианского океана.

Вторым зрением я «смотрела» сквозь толщу кислотных облаков в тропопаузе венерианской атмосферы. Дроны – «птички» КЭЦ и Тесла – спускались ниже, туда, где углекислый газ превращался в океан сверхкритической жидкости. Я\КЭЦ летела вниз, а толща атмосфера давила на меня\КЭЦ как километровый слой океанской воды. Я\Тесла ушла вверх, в нижнюю мезосферу, чтобы преодолеть десяток километров к северу. Я\Шаманка заряжалась от солнечной энергии в термосфере, а я\Арахна летела над плато Лакшми в северном полушарии. Я отключилась от Шаманки и Арахны и сконцентрировала все расширенное сознание на Кэц.

Я\КЭЦ тонула в газообразном океане. Раньше океан сверхкритической жидкости начинался у поверхности планеты и простирался на шестьдесят километров. Но сейчас температура падала, атмосфера разряжалась, давление уменьшалось – и масса углекислого газа превращалась в обычный газ. Сейчас это была совсем небольшая прослойка атмосферы, и я\КЭЦ летела сквозь него, синхронизировав датчики дрона с моими человеческими ощущениями. Не жидкость, и не газ. А наверху светит солнце, пробиваясь через плотную атмосферу.

–План был на триста лет, а мы за пять половину выполнили,-медленно проговорила Сукарно,– а что здесь будет через сто лет такими-то темпами? А через триста?

–Будут цвести яблони,– сказала я, и тут же получила по голове легкий удар старомодной папкой с печатными документами.

–За что?

–Еще раз услышу отсылки к социалистической фантастике, отправлю тебя домой с рекомендацией по трудоустройству в космический университет. Будешь просветительской работой среди молодежи заниматься, mak kau hijau!

–Лучше сразу мне баллоны с воздухом сломай,– предложила я,– не обвинят в подстрекательстве к самоубийству.

–Да иди ты,– махнула рукой Сукарно. Теперь она походила на задолбавшегося начальника, который мечтает или о пенсии, или о несчастном случае на производстве.

Я\КЭЦ расправила крылья и спланировала в нижние слои атмосферы. Мы будто ныряли в теплую морскую воду.

«Ниже». Я расправила руки в инстинктивном движении. Давление и температура повышались, а я тонула в этой горячей и тяжелой «воде».

Через мое сознание проходили цифры и данные. Я их не должна анализировать, они идут дальше, от моих чипов в базу данных Сукарно. Но я их считываю, как считываю едва видные знаки на улицах родного города. Воспринимаю их, осознаю, а мозг адаптируется и формирует ощущения. Вид арахнид, паутинообразных фигур не рельефе Венеры, звучал как электронная музыка, а свист ветра был будто зимняя буря в старых фильмах.

Сознания у дронов не больше, чем у назойливых голосовых помощников, но я всех своих дронов одушевляю. С кошками своими дома я же разговариваю. Тем более, что ни на Нох Эк, ни на Дилбат с питомцами нельзя. Вот и сублимирую.

Правда, толстая пухнатая задница по кличке Джонни Два Ножа в Печень на грозный окрик перестать царапать дверь только усиливает напор. А птички слушаются.

Я отвлеклась от КЭЦ и переключила сознание на автоматику у гигантского зеркального зонтика. Роботы заряжалась солнечной энергией перед калибровкой. Из-за вращения планеты, хоть и медленного, зонтики смещались и их было нужно возвращать в точку Лагранжа. Этим я планировала заняться через одни земные сутки, когда инженеры со станции Нох Эк вышлют на Иштар новые данные.

Странно будет увидеть Венеру похожей на Землю, размышляла я. И увидеть тут настоящий дождь.

–Мне приснился шум дождя,– промурлыкала я,– И шаги твои в тумане…

Резкая боль ворвалась в мое сознание и заставила съёжится, отключившись ото всех роботов и дронов. В мой висок будто воткнулась невидимая отвертка. Мне показалось, что я чую запах жженой кости.

Я\КЭЦ теряла высоту. Раскаленный воздух хлестал жаростойкий корпус дрона. Мои внутренности горели, моя электроника ломалась от высокого давления.

Высокотехнологичное тело не слушалось, и я\КЭЦ в агонии падала с венерианского неба сквозь толщу ядовитых облаков.

Я вырвалась из поврежденного тела, и бросилась к Тесле. Не видно, не слышно, только боль скручивает внутренности. Арахна, Шаманка – не откликаются. Их больше нет, они сломались, вышли из строя, сплющены и разорваны на части.

И половина моего сознания погрузилась во тьму. Обычными глазами я видела станцию, и обычными барабанными перепонками слышала Сукарно. Но все мое расширенное сознание обернулось расширенной тьмой, дополненной ужасом и полной безнадегой.

….Я попыталась пошевелиться, но голова была прочно зафиксирована в портативной МРТ. Тело покрывал липкий пот, в глазах плыло.

Сукарно стояла напротив меня. Вид у нее был как у человека, втянутого в дискуссию о государственном присутствии в космосе.

«Где вы?» мысленный крик в пустоту и тьму, где в последние два года кипела информационная жизнь. Тесла? Арахна?

Тьма. Как когда в темноте ищешь кнопку у лампы. Протягиваешь руку, но хватаешь только пустоту.

– У нас нарушено сообщение с Нох Эк,– мрачно сказала Сукарно,– Дилбат и вовсе пропал с радаров. Антенна в порядке, но все каналы пусты.

Так, у нас авария. И не просто утечка воздуха, или унитаз сломался. Настоящий космический трындец эпических масштабов.

–Ладно,– я отстегнулась от портативного МРТ,– мы же космонавты, покорители Венеры, идем туда, где не ступала нога человека и все такое прочее. Сукарно, дай работу мне и моим нейрочипам. Будем жрать космического единорога по ходу поступления.

Выражение лица Сукарно не сулило ничего хорошего.

–Лем, твои чипы вышли из строя. Органических повреждений нет. Но чипы придется удалить. Когда связь восстановится, тебе пришлют замену.

Несколько секунд я смотрела на Сукарно, не осознавая смысла ее слов. А потом я начала ругаться.

Сначала тихо, потом громче. Я ругалась по-польски, по-русски, по-кантонски и даже по-малайски (специально выучила, когда узнала, что за главную будет Сукарно).

Чипы это тебе не зуб вырвать. Тут надо в нейрологию на год ложится. На Земле, родимой. Пока удалят, пока реабилитируют. Мозгу тоже будет сложно без цифровых протезов.

А потом ставить новые. Только через несколько лет. И снова адаптация, заживление, тренировки. Да и не факт, что повторно чипы вставят. Тут как с генной терапией – ты либо ее делаешь, либо нет. А сначала делать, потом не делать – нельзя. Организм банально нагрузки не выдержит.

Придется вернуться на Землю, в родной город – изнывающий от глобального потепления. Год в клинике, потом год под присмотром нейрохирургов и психотерапевтов. А вся моя семейка, те еще консерваторы-неолуддиты, будут ходить и ругаться, что, мол, они же мне говорили, зачем на себе опыты ставила, чего хотела добиться. А я буду смотреть в окно, а там ничего будет не видно из-за удушливого смога.

А что еще хуже, у меня на родине опять истерия на тему врагов, что не дремлют и прячутся повсюду. Тут не то, что космоса, банальной заграницы не видать в обозримом будущем.

Сукарно положила руку мне на плечо.

–Связь скоро восстановится. Отправим тебя на Нох Эк, а там разберешься с начальством.

–Что я там решу с начальством? – взорвалась я,– Я не инженер, не биолог, не эколог, даже не чертов управленец. Я оператор. Без чипов мне здесь работы нет. Я, блин, из тех людей кто в тридцать говорит, что астронавтом станет, когда вырастет.

Я вышла в коридор и прислонялась лбом к иллюминатору. Вот оно, зеркало. Исполинский ромб пятьдесят пять километров в поперечнике. Больше Дилбата и лунного города вместе взятых. Издалека он походил на огненный парус.

Раздались легкие шаги.

–Лем, ты же такая не одна на Земле. Ну да, нейропластичность у тебя высокая, но ты вспомни, какой конкурс на твою должность. Ты же не редкий специалист. Если бы чипы были твоим единственным достоинством, ну и работала бы на Земле в строительстве. Значит, есть в тебе такое, что комиссия тебя не только пропустила, а сразу на работу взяла.

–На Нох Эке таких как я пятьдесят штук, плюс десять готовы приступить к работе по первому зову. Да и дроны с каждом поколением умнеют, операторы скоро будут не нужны, сами справятся.

–Знаешь, почему от идеи колонизации космоса роботами отказались?

–Удиви меня.

–Потому что машина – это дорого. Машина не воспроизводит сама себя, потому что ей нравится процесс. Машина не обучается от природного любопытства. И машина не будет творить опасную хрень, потому что ей так захотелось. Человек дешев с экономической точки зрения. Он не только бесплатно полезет на другую планету, он еще и на ваших условиях туда полезет. Сам будет себе еду добывать, и сам себя лечить, лишь бы вы его туда пустили. Робот – это хорошо. Машина – это замечательно. Самолет с автопилотом – это шикарно и безопасно. Но вывести машину из строя – раз плюнуть.

–Человека тоже можно вывести из строя. Молотком по затылку, или в секту затащить,– парировала я.

– Вот именно поэтому машина и человек работают в паре. Летчик с автопилотом, диспетчер с автомобилем, оператор с дронами. Только так и получается на Луне города построить, и на Европе льды пробурить. Машина страхует человек, а человек страхует машину. А что самое главное – человек мотивирован. Мы не можем развиваться, когда стоим на одном месяце. Мы кочевники, нам все время куда-то надо. Отправь в космос роботов, а людей оставь развлекаться дома, мы друг друга уничтожим через поколение. Это я все к чему, Лем. Если хочешь на Землю, возвращайся. Но не снимай себя со счетов только потому, что у тебя проводка перегорела.

Я засмеялась и уставилась на Венеру. Нет, планета и правда красивая. Загадочная такая, с облаками. Зрение мое еще не до конца восстановилось, потому что ромбовидное зеркало вдруг начало растекаться по пространству.

Я протёрла глаза, и тут ругаться уже начала Сукарно.

Зонтик разваливался на глазах. Его кусочки размером с грузовики отваливались и улетали в космическое пространство.

Грохот. Пол ушел из-под ног, и Иштар погрузилась в темноту.

Сознание я не потеряла. Я хотела выпрямиться, но осознала, что парю в воздухе.

Так, значит Иштар остановила вращение. Что само по себе плохо, а в контексте остальных происшествий еще хуже.

Я вцепилась в перегородку.

–Сукарно!– позвала я, – где ты?

–Я тут,– слабый голос Сукарно раздался откуда снизу.

Рука инженера была вывернута под углом в девяносто градусов, а из открытой раны в ноге вылетали кровяные пузыри.

–Нас куском задело, по ходу,– сказала я, проверяя данные станции. Вручную, с маленького экрана на стене. Медленно и непривычно. Подача воздуха работала и это хорошо. Но вот все остальное… Сказать, что наши дела были плохи было бы сильным преуменьшением.

–Нет,– сказала Сукарно,– нас выключили.

–Выключили?– переспросила я,– кто? Террористы?

На земле хватает фанатиков, которые устраивают налеты на космодромы и филиалы космического института. Около десяти крупных сект, несколько партий и дюжина движений. От пацифистов, верящих в первобытный анархизм до конспирологов, считавших, что мир стоит на гигантском осьминоге.

Но вот только в космос полететь еще ни одному из них интеллекта не хватило.

Я нашла парящий в невесомости налобный фонарик. При его свете Сукарно выглядела еще хуже. Я перевязала ей ногу и зафиксировала руку жгутом.

–Надо подать сигнал на Нох Эк, -твердо сказала я,– я дотащу тебя до спасательной капсулы. Наденешь скафандр и будешь ждать. Если что, катапультируйся без меня, топлива должно хватить, чтобы Венеру два раза облететь. С одной рукой сможешь?

–Я на Луне выросла, ногами смогу управлять,– сказала она и откашлялась,– а, черт, зуб выбила.

Я толкнула Сукарно за плечи «вниз», в капсулу, и помогла надеть скафандр. Надолго в нем повисеть в космосе не получится, но зато, если спасательная капсула выйдет из строя, он даст лишних два-три часа.

Я зафиксировала старомодную рацию на панели управления и закрыла за собой люк.

–Удачи, Лем,– сказала Сукарно.

Я пробормотала что-то маловразумительное и, оттолкнувшись ногами от того, что до аварии было стеной, в одном прыжке вернулась на замершую станцию

Колючие звезды сияли в иллюминаторе. В иллюминаторах на станциях смысла не больше, чем в домашних животных. Только разве что для психологической разрядки. Вид космоса, открытого пространства, должен успокаивать.

Другая планета. Пустая орбита. Нет связи. Автоматика не пашет. Будь это просто замкнутое пространство, я бы смогла себя убедить, что станция на земной орбите. Что, в крайнем случае, мы просто направим капсулу в атмосферу, как это делали поколения космонавтов с шестьдесят первого года. Ну или нас подберет один из шаттлов Земля-Луна.

Но иллюминатор четко показывал, что до Земли несколько месяцев полета. Что выбор стоит не между жизнью и смертью, а между смертью от удушья и смертью в верхних слоях атмосферы планеты, меньше всего приспособленной для органической жизни.

А хуже всего было отсутствие чипов.

За столько лет привыкаешь к вечному голосу у себя в голове. Привыкаешь к многозадачности. Я могла болтать с товарищами на Нох Эк и одновременно лететь над тессерами и мониторить работу роботов-инженеров. Да, в конце концов, быть на связи с землей, читать новости и просить показать Джонни два ножа в печень, растолстевшего и воспушавшего за два года моего отсутствия. А если домой заходил «чипированный», то я просила его погладить Джонни, и тогда мои пальцы щекотал серый кошачий мех.

–Лем, Лем, прием,– раздался голос Сукарно сквозь помехи.

–Прием, Сукарно, я почти добралась до рубки.

–Лем, есть проблема. Пробит топливный бак.

–А паруса?

–Паруса тоже повреждены.

Теоретически и солнечные паруса, и топливные баки могли выйти из строя одновременно, но вероятность этого была такая же, как если бы на Венере внезапно обнаружились джунгли и сады.

– Все радиочастоты забиты помехами, Лем, возвращайся в капсулу. Будем ждать помощи.

Я зацепилась за лестницу. Впереди меня простирался темный и пустой коридор. До рубки несколько метров, но во тьме и в невесомости это было шаг в подвал, где пряталось чудовище из детских кошмаров.

–Надо подать сигнал из рубки, я скоро буду, ты держись там.

–Лем, я приказываю тебе вернуться в капсулу, – голос Сукарно стал жестким.

–Но…