Читать онлайн На перепутье миров. Акушерские заметки. бесплатно

Об авторе

■ После средней школы собиралась в медицинский, но совершенно неожиданно – и прежде всего для себя – поступила в ГИТИС. После его окончания и года работы в театре с головой ушла в материнство, лишь через много лет вернувшись к детской мечте о служении медицине.

■ После лёгкого и счастливого рождения всех своих четверых детей начала помогать готовиться к родам другим женщинам, впоследствии решив получить медицинское образование. В период обучения в акушерском колледже набиралась опыта в обычном роддоме в качестве волонтёра и стажёра, затем перешла в сферу естественного акушерства. Работала в центрах, специализирующихся на домашних родах и индивидуальном сопровождении в медучреждениях.

■ Сейчас – практикующая индивидуальная акушерка, ведущая авторских курсов Родить Легко и После Родов Легко; ученица и идейный последователь одного из общепризнанных грандов мирового акушерства, учёного и врача-новатора Мишеля Одена. Подготовила множество беременных к процессу природных родов, не потребовавших участия медицины. Ведёт акушерский блог для десятков тысяч своих подписчиков.

■ Помогла появиться на свет детям Веры Полозковой, Влада Топалова и Регины Тодоренко, Валерии Гай Германики, Тимофея Трибунцева, Артёма Ткаченко, Александры Урсуляк, Дениса Шведова и Александры Розовской, Клима Шипенко и многих других известных людей.

■ Автор книг «Родить Легко. Как рождаются счастливые люди» и «Роды: прощание с иллюзиями. Хроники индивидуальной акушерки».

От автора

1. Предлагаемый вашему вниманию текст никоим образом не является научным (и даже около-) трудом. Поэтому я не сочла нужным сопровождать все встречающиеся в нём цифры, факты и цитаты прямыми ссылками на источники – тем более что их там совсем немного. На крайний случай предлагаю считать всё это моим сугубо личным субъективным мнением.

2. Имена и названия в большинстве случаев либо не указаны, либо изменены, а не относящиеся непосредственно к делу обстоятельства – намеренно искажены в целях невозможности точной идентификации. Любые прочие совпадения случайны.

3. Да простят меня ревностные блюстители орфографии: названия моих курсов Родить Легко и После Родов Легко даны именно так, со всех заглавных и без кавычек. Это вопиюще не соответствует канонам правописания, но прошу понимания. Дело в том, что я отношусь к своим курсам как к собственным детям – и потому попросту не в силах закавычить их имена: человеческое побеждает грамматическое.

4. Ввиду тематики и подачи текста от первого лица указание соавторства на обложке выглядело бы странным. Поэтому отдельно благодарю моего ближайшего друга и соавтора Дмитрия Глобачёва – без его литературного таланта, а также усилий по расшифровке и редактированию моих текстов (равно как и деятельного участия в их создании) эта книга не состоялась бы.

Глава 1. ПЕРЕПИСАТЬ МИР

Как-то я спросила одну легко родившую:

– Как ты воспринимала родовую боль, насколько она показалась тебе дикой, нечеловеческой, невыносимой?

(В процессе было видно, что схватки будто бы вообще не причиняли ей беспокойства.)

– Муж меня, как выпьет, табуреткой бил, вот это больно. А схватки… да фигня полная.

Вот только речь не о том. Меня никто никогда не бил, тем более табуреткой. Но родовые ощущения тем не менее ни разу из всех моих четырёх не причиняли страданий.

Тут о разнице мер и весов. Как говорил Декарт – давайте перед дискуссией договоримся о терминах.

То, к чему действительно, по-настоящему применимы такие суровые и трагичные определения, как беда, ад, кошмар, мучения, стыд, страх, неотвратимость, безысходность, отчаяние, страдание, боль – которую почти невозможно пережить, но мы как-то переживаем – в один далеко не прекрасный миг стало ужасающей реальностью.

Как часто женщины описывают процесс рождения своего ребёнка именно этими словами… Но впереди – не мучения и смерть, а только жизнь. Которой по умолчанию положено быть, расти и развиваться.

Сегодня сама жизнь ранжирует ценности, расставляя всё по своим местам, напоминая, чего действительно стоит бояться. И это точно не про роды.

Есть такой раздел медицины – физиология. Наука о функционировании здорового тела: как течёт по сосудам кровь, как бьётся сердце, как дышат лёгкие, как выделяют продукты обмена почки, как работают мышцы и суставы, за что отвечают печень и желчный пузырь. Сюда же (прошу заметить, совершенно обоснованно) относят роды: как здоровый процесс, протекающий в здоровом теле. А есть раздел патологии, где изучаются процессы нездоровья: травмы, инфекции, воспаления, опухоли и тому подобное – всё, что называется болезнью и требует лечения. И о родах там ни слова.

Что такое нормальная здоровая жизнь? Нормально иметь крышу над головой, физическую безопасность, свободный доступ к питьевой воде и достаточное питание. Нормально иметь возможности учиться, работать и рожать детей – чтобы они тоже жили, росли, учились и безопасно существовали в дружественной среде.

Что такое ненормальная жизнь? Теперь мы знаем. Мы стоим перед истинной бедой – близко как никогда на нашей памяти. Я смотрю в лица людей, так легко жонглирующих понятиями тотального противостояния, оружия возмездия, ядерной зимы, конца света, так далеко ушедших в своём невероятном, каком-то внебиологическом озверении. И пытаюсь представить каждого из них, когда они только появились на свет. И не могу поверить, что какая-то акушерка показала кого-то из них маме: «У вас мальчик!» или «У вас девочка». И все радовались. И мама плакала от счастья. Неужели с ними тоже такое происходило?

Написанное летом 2021-го небольшое эссе «Родить/Убить» (вошедшее, пусть и под другим, не столь «провокационным» названием в книгу «Роды: прощание с иллюзиями») оказалось не только самым популярным из всех моих текстов, но и до ужаса пророческим. Там я говорила: когда твоя работа связана с постоянной встречей новой жизни, а иногда – и борьбой за эту самую, такую хрупкую жизнь целой бригады медиков, то производство (а теперь и применение) чудовищных орудий уничтожения, способных одним ударом смести с лица земли целый роддом, вызывает не то что недоумение, а буквальный, физиологический ступор. Всё происходящее хочется стереть каким-то фантастическим ластиком, отмотать назад и прожить заново. Нормально. Здорово.

Конечно, человечество изобретательно и усердно старается истребить само себя с момента формирования Homo sapiens как такового. Но ценность жизни, даже несмотря на колоссальные катаклизмы прошлого века со всеми его антигуманистическими кошмарами, неуклонно росла. Человеческую жизнь стали беречь, о ней стали заботиться. И в первую очередь – о новой жизни.

А попутно (как неизбежное следствие повышения уровня жизни, изменения социальных ролей женщины, появления понятия планирования беременности, соответствующего падения рождаемости – и всё это на фоне постоянного прогресса медицины) в социуме возник и постепенно укрепился иррациональный, эсхатологический страх перед родами. Проблема вроде не такая наглядная, вроде даже и не проблема вовсе – особенно в сравнении с происходящим на земном шаре, тем более сейчас. Не такая очевидная, но сулящая в сумме и перспективе иные, пока неведомые, ещё не «выстрелившие» горести. Только её почти никто не видит. Или не хочет видеть.

Когда женщина ждёт родов с опасением и ужасом, когда она отмахивается – внутренне или внешне – от какой-либо подготовки к ним мыслью или словами «Врачи помогут», «Зачем терпеть боль», «Да какая разница, как родить – главное поменьше мучиться», «Неважен способ появления ребёнка на свет – важно как его потом растить и воспитывать». Когда она хочет только результата, но не предшествующего ему процесса. Когда она умоляет спасти её от «невыносимых родовых мук». Когда она думает только о себе и не видит дальше кончика собственного носа. Когда она удаляется из участия в собственном ребёнке. По сути, бросает его в родах одного.

Это ещё один мир наизнанку – тот самый Массаракш из «Обитаемого острова» Стругацких. Который тоже хочется переписать набело, расставив все ценности и приоритеты на положенные им места.

Если рожающая хоть немного поднимется над своими ощущениями, ухватит хоть каплю смысла того, что с ней происходит – происходит же прекрасное, та самая победа природы, победа здоровья, а не избиение табуреткой, – то вся драма «невыносимых страданий в родах» исчезнет. Потому что к родовым ощущениям можно – и нужно – подойти с совсем другой стороны.

Чтобы наконец перестать вопрошать, подобно апостолу Петру, этот перевёрнутый мир: «Quo vadis?»

Куда идёшь ты?

Глава 2. О БЫТОВУХЕ И КРАТКОСТИ

Однажды организаторы очередной российской онлайн-конференции Мишеля Одена предложили мне поучаствовать в формулировании её основной идеи. В качестве целевой аудитории виделись доктора и прочие медицинские работники, но планировался и свободный доступ для всех желающих.

Акушеры естественного направления давно следуют оденовским принципам, нас ни в чём убеждать не надо. Мы воспринимаем Одена как поэта, воспевающего идеи пользы и правильности естественного рождения.

А вот врачей этими идеями (как ни странно, в основном изложенными в их же учебниках!) нужно, по-хорошему, вновь наполнить. И убедить вытащить из глубин профессиональных знаний – в реальную практику.

Коллеги спросили, что я сама хотела бы услышать и как сформулировала бы ёмкое, короткое название конференции. Какая, на мой взгляд, из проблем сегодняшнего акушерства самая острая? Полагаю, у каждого перинатального специалиста найдётся свой ответ.

Полистав материалы по теме, увидела следующие версии: разрыв связей между ведущими беременность и принимающими роды; кровотечения, вызванные врастанием плаценты в рубец от кесарева; неумение молодых докторов накладывать щипцы; уничтожение классического акушерства (под ним автор публикации понимает, например, умение справиться с тазовым предлежанием без операции); «остро стоящая перед страной демографическая проблема».

Параллельно организаторы конференции проводили опросы беременных – что больше всего беспокоит, что они хотели бы узнать. Вот самые популярные запросы: можно ли быть уверенной в профессионализме детской реанимации; как заранее узнать квалификацию врача, который, если что, будет меня откачивать; какой интерьер в послеродовом отделении, какое питание; если я не смогу кормить, какой смесью станут докармливать ребёнка; не порежут ли меня эпизиотомией (так в оригинале); бесплатна ли эпидуральная анестезия.

Как-то я выступала на большой московской конференции для беременных и слышала ровно те же самое. И всё ждала – наивная! – ну когда же ну хоть кто-нибудь спросит меня о самих родах, родах как таковых… Неужели с вопросами типа «Как заключать контракт» или «Что брать с собой в роддом» взрослый человек не способен разобраться самостоятельно – посредством интернета или обращения в соответствующее учреждение?

Всё-таки дождалась. Одного: «Скажите, если схватка станет совсем мучительной, я же смогу её на минутку остановить, а потом продолжить?»

Будучи в Питере на дне открытых дверей весьма прогрессивного по отечественным меркам родильного центра, я видела: женщины пришли отнюдь не за тем, чтобы хоть что-то узнать о грядущем процессе. Даже, казалось бы, очевидное, лежащее на поверхности – например, когда считать себя рожающей и ехать в роддом. Нет, все точно так же интересовались исключительно организационно-бытовой и ценовой сторонами.

Зачем им врачи, работающие в идеологии Одена?

Предположим, доктор его послушает, вдохновится и решит работать максимально естественно. И придёт к нему женщина, уверенная, что роды – мучение, а врач на то и врач, чтобы спасал, и что? А он ей скажет во время схваток, что естественные роды – это симфония гормонов? Да конечно. Прямо так всё и будет.

Не раз «наши» доктора говорили мне:

– Инна, как приятно с твоими женщинами рожать! А с теми, кто не готовится – как получится. Потому что за уши в рай не затащишь.

Большинство приходит к ним с надеждой на спасение от «адских мук». Что же делать врачам? Они ведь фактически работают по запросу. Требуют спасать – будут спасать. Даже там, где спасать не нужно. А что при этом искажается (порой безнадёжно и непоправимо) естественный процесс, так оно протоколом не возбраняется. Напротив, согласно тем же протоколам, по сути, всячески поощряется…

Принимала я как-то вторые роды в ту пору, когда ещё бралась за сопровождение без личной подготовки беременной. Результат ожидаем: анестезиолог все роды проторчал в боксе – роженица не отпускала его ни на минуту. Наверное, ему нашлось бы чем заняться ещё, но это был контракт главврача, которая попросила его остаться на всё время, что прошло с момента введения эпидуральной анальгезии до рождения ребёнка.

К третьим родам эта дама решила готовиться. Мы занимались индивидуально – она могла себе это позволить. Как всегда, много внимания уделялось теме родовой боли.

И вот встречаемся в том же роддоме. С тем же главврачом гадаем, как получится на этот раз – уж больно женщина «давала нерва» в прошлый. Но она выглядит спокойной, во время схватки находит опору, глубоко дышит. Переглядываемся с доктором: интересно, какое открытие?

Осмотр. Довольное лицо и почти нежный голос врача:

– А у нас полное, скоро родим!

Мы уверены, что женщина обрадуется. Но та срывается на крик:

– Как так?! Как это – скоро родим?! Я не перенесу этого без обезболивания!!!

– Тссс… Спокойно. Ты всё уже перенесла, остались последние минуты.

– Быстро мне эпидуралку! Иначе такую жалобу накатаю – все отсюда вылетите!!!

Не то чтобы мы испугались, но состоятельная барышня привыкла к подобному тону в общении с «обслугой». Мы пытались убедить роженицу в бессмысленности требования – какая на фиг эпидуралка во втором периоде третьих родов… Но уговоры не смогли победить истерику.

Доктор махнула рукой – слушать угрозы насчёт жалоб и увольнений не самое приятное занятие. Вкололи (не раз задним числом думала – надо было пустой иглой, но врать? нет, не наш метод) – и через две минуты у плода «упало» сердце. Вернее, рухнуло.

Роды закончились вакуум-экстракцией – нелепой, нервной, случайной. Она гарантированно родила бы сама: минут через двадцать–тридцать, не больше. Но нам пришлось экстренно спасать ребёнка, которому на ровном месте организовали гипоксию. Благо опытный врач наложил вакуум быстро и бережно, и всё вроде как обошлось. Наверное.

Основной проблемой сегодняшнего акушерства я вижу абсолютную ненужность природных процессов. Причём с обеих сторон.

У женщин нет такого запроса. Они панически боятся родов и инфантильно думают больше об интерьерах и хорошей реанимации. Не спрашивая себя: может, доводить до реанимации не очень, как бы это сказать, правильно?

Доктора отвечают объяснимо симметрично: вам не нужны природные роды? в таком случае, нам они зачем?

Всё думала тогда – как бы это покороче сформулировать, чтобы попросить Одена высказать своё мнение?

И чтобы его хоть кто-то услышал…

Глава 3. ПРО ЖЁСТКОСТЬ И ТЕРПЕНИЕ

Как правило, тянутся к похожим. И в акушерки выбирают кого-то близкого: по энергии, по стилю общения, по каким-то общим чертам и чёрточкам. Такими обычно я вижу своих беременных – кажется, все они могли бы стать моими друзьями.

А передо мной сидела будто совсем не моя пара.

На ней мешковатая, словно с чужого плеча куртка. По-деревенски, под подбородком завязанный платок, сумка как у моей бабушки, обувь – примерно из той же эпохи. Он смахивает на сельского тракториста: уши меховой шапки залихватски торчат в стороны, одет не то в ватник, не то во что-то подобное. Оба какие-то несовременные, робкие и добрые.

Удивилась: коренные москвичи. Очень образованные, занятые фундаментальной наукой. Поинтересовалась, откуда они меня знают – друзья, ютуб, соцсети? Смутились:

– Нет, мы от этого далеки. Ничего такого не смотрим, из друзей только сослуживцы.

Оказалось, увидели меня на каком-то выступлении и запомнили.

«Поздняя беременность», – подумала я, глядя на её милое простое лицо с лучиками преждевременных морщинок.

Точно: пятнадцать лет бесплодия. Как и у многих отчаявшихся и совсем было решившихся на ЭКО – чудом возникшая естественная беременность. Конечно, счастливы.

Она моложе чем выглядит, всего тридцать восемь. Я на её фоне чувствовала себя немного неловко – после работы собиралась в ресторан: яркий макияж, дорогие сапоги, вечернее платье.

Обсудили анамнез (где кроме бесплодия ещё и гипертония), выбрали роддом и доктора, договорились о занятиях. Аккуратно поинтересовалась, почему пришли именно ко мне.

– Вы говорили правильные слова.

– Это какие?

– Все. Мы услышали то, что и нам кажется правильным.

Попросили съездить с ними на заключение контракта и первый визит к доктору. Она боялась, что с таким анамнезом ей с порога откажут в намерении естественно родить, и хотела заручиться моей поддержкой.

Очередь в контрактном отделении роддома, народу много, всё гудит словно улей. Я поглядывала на женщину, явно ощущавшую себя не в своей тарелке – будто попавшую не в своё время, какую-то иную.

А в связи со странной для такого возраста ранней гипертонией вспомнила советского клинициста Ланга, который называл её «болезнью неотреагированных эмоций».

Поделилась этой гипотезой:

– Как думаешь, что именно ты в своей жизни могла «не отреагировать»?

Она молчала, почему-то виновато склонив голову.

– Родители тебя любили?

После долгой паузы, словно она сама впервые задалась таким вопросом:

– Не били.

Что-то во мне дрогнуло:

– А любили?

Снова пауза:

– Кормили.

Если бы не толпа вокруг, набухший в моём горле ком перешёл бы в рыдания. Но рядом сидели другие беременные, сновал персонал, кипела жизнь…

А у нас в этом бурном потоке образовался общий островок, где две маленькие девочки, не нужные родителям, как-то проживают свою жизнь. По-разному, но с тем вечным тихим звоном одиночества, которое никогда не уходит – сколько бы тебе лет или людей вокруг ни было.

Я обняла её, поняв, почему она ко мне пришла, услышав нашу общую струну, общую боль – когда уже ничего не надо объяснять. Один ненужный ребёнок обнимал другого, такого же ненужного.

Она подарила мне прекрасную фразу для моих лекций.

– Я так долго ждала ребёнка, так его уже люблю, что ради него готова вытерпеть всё! Любую боль, хоть ножом режь. Но переживаю, что смогу вытерпеть что-то лишнее, когда уже патология. Скажи, когда надо перестать терпеть?

– Сразу. Роды невозможно вытерпеть.

В одном из отзывов к выложенной в сеть видеозаписи разговора с будущими акушерками поразились моей мягкости и душевности «вживую» – по контрасту с категоричностью и жёсткостью (по мнению автора комментария) моих текстов. Задумалась – а я какая? Именно в профессии, а не в личной жизни, дружбе или материнстве.

Сказал бы кто-то из тех, с кем рожала, что я была жёсткой и категоричной? Не думаю. А профессиональные и честные врачи, с которыми работаю? Вряд ли. Они всегда рады моим адекватным и вменяемым беременным, подготовленным не только к спокойному проживанию родов, но и к возможным вмешательствам, если они необходимы. А те доктора, что имеют обо мне негативное мнение, либо не знают меня реальную, либо нам просто не по пути.

Когда-то я удивилась словам редактора издательства, рассматривавшего возможность напечатать мою первую книгу:

– Мы собирали информацию из разных источников. Говорили с некоторыми врачами, с вашими известными роженицами. Интересно, что отзывы варьируются от восторга и обожания до полного неприятия.

Мне стало страсть как любопытно, какие же доводы звучали против меня как медика: конкретные, а главное – аргументированные точки несогласия. Разве я против разумной и честной медицины? Или отрицаю, что кесарево лучше, чем пострадавший в родах ребёнок?

Спросила редактора, что именно приводят в пример мои критики, какие возмутившие их методы работы или подготовки. Но ни персоналий, ни конкретных претензий он не озвучил, сославшись на «тайну следствия».

А так интересно было бы услышать обоснованные возражения! Не из разряда «Ваша упрямая женщина почему-то отказывается от родовозбуждения в сорок недель». А объективные факты, подкреплённые не только современными акушерскими протоколами, которые то и дело норовят пойти против здравого смысла.

Я жёсткая по отношению к медикам? Если речь идёт о давлении на женщину – да. Если доктор преувеличивает риски – конечно. Если беременную обманывают – безусловно! И я не только категоричной, а ещё и злой буду. И постараюсь найти приличествующие слова – да порезче.

Оправдывает перед собой то, что какой бы жёсткой я ни была, всегда описываю что есть, фиксирую реальность. Слушаю рассказы на приёмах, вижу, что происходит в системе, каким манером порой общается персонал с совершенно беззащитными в родах женщинами. Вот это действительно жёстко. А я всего лишь зеркало из басни.

Может, я жестка и категорична к прошедшим через медикаментозные роды и кесарево? Так кажется только тем, кто закрылся в своей боли, не желая признавать очевидного.

Героиня этой истории ушла на операцию на раскрытии три сантиметра.

Могу ли я её осуждать? Быть к ней жёсткой?

Имеющий уши да услышит.

Глава 4. ПЛЕСНИТЕ КОЛДОВСТВА

Расхожая претензия в адрес моих акушерских дневников – упрекают, что не вдохновляю на светлое и позитивное. Но если ты под проливным дождём, сколько можно уверять себя и других, что светит яркое солнце?

Владимир Сорокин на вопрос «Почему в ваших произведениях так много насилия?» ответил «Потому что я его ненавижу».

Не стану дословно цитировать некий заголовок в одном из акушерских аккаунтов – традиционно предпочитаю обсуждать суть без перехода на личности. Общий смысл его таков: патологические роды так же прекрасны, как и физиологические.

Ладно бы прозвучало: той, что пережила патологические роды, нужна поддержка не меньшая, а то и большая. Или: любить трудно рождённого ребёнка нужно не меньше, а то и больше. Но «Патологические роды так же прекрасны» – это как?

Представьте стоматолога, который говорит: «Ваш кариозный зуб столь же хорош, как и здоровый». Или автомеханика: «Неисправный автомобиль тоже достоин восхищения».

Грустно, что не иссякают темы неправды, которая – как, впрочем, и насилие – прорастает во все сферы жизни. В том числе, увы, и в акушерство…

Меня порой обвиняют в оценочных суждениях в адрес тех, у которых не получилось родить так, как они мечтали. И что недопустимо говорить о ком-то конкретном. Но если ты профессионал (а не просто любым путём заманиваешь клиента), как можно называть прекрасным желчный пузырь с камнями?

В багаже каждого акушера есть настолько трогательные, красивые, светлые истории, что ими хочется делиться с посылом – смотрите, как оно здорово бывает! Есть и смешные, и неожиданные, и всякие, которые могут выступать некоей литературой по типу любых записок практикующих медиков. В них особенный кайф доставляет сама жизнь, что преподносит сюжеты похлеще самых замысловатых придуманных.

В отзывах на историю из предыдущей главы повторялся один и тот же вопрос: «Так почему же всё-таки ушли на операцию?» А какая, извините, разница? Разве речь об этом? Ушли по совокупности причин: и неготовая шейка, и дородовое излитие вод, и дискоординация, и давление. Неужели это добавляет что-то к основной мысли?

Когда нужно подробно разбирать роды? Если в них что-то идёт не так, если они интересны именно как медицинский случай. Чтобы далёкие от акушерства начинали что-то понимать. Чтобы их не обезоружили чем-нибудь вроде очередного грозного (и столь же бессмысленного) «Плод страдает!»

Неиссякаемая акушерская агрессия сегодня в основном выражается отнюдь не в прямой грубости или физическом насилии.

Рассказ коллеги: она поехала в другой город на сопровождение четвёртых родов ранее уже рожавшей с ней. Предыдущие дети рождались естественно, в срок, и все как один порядка трёх килограммов – некрупные.

Идут в ПДР на приём к местному «звёздному» доктору. И на УЗИ, и по анализам, и по КТГ всё в норме, плод 3180. А доктор назначает кесарево на ближайшие дни. Ему, видите ли, шейка не нравится (по мнению же акушерки – «кисель»), плюс в плаценте обнаружены кальцинаты, и вообще ребёнок «отстаёт в развитии». Это именитый врач определил по весу… Вскользь упомянув, что нужно успеть до Нового года (правильно, праздники дело святое, не до каких-то там родов!)

Представим ещё не рожавшую, которая всего боится, верит медикам и не имеет профессионального сопровождения – всё, что говорит доктор, прозвучит пугающе убедительно. А дальше ей скажут, что любые роды прекрасны…

Но правда будет в другом – в том, что её обманули. И описывать такие случаи насущно необходимо: с внятными объяснениями, с конкретными подробностями, потому что подобного толка врачи – самые бессовестные. И самые опасные.

Уверена, что сегодня беременным не хватает именно просвещения, знаний, фактов. Истории обмана, преувеличения рисков, морального прессинга, подстраивания родов под расписание – предупреждение о том, с чем, возможно (и весьма вероятно), им придётся столкнуться.

Через год с момента одной публикации, где я привела наглядный пример так называемой активной тактики при дородовом излитии вод (после применения медикаментов всё закончилось в операционной), мне написала героиня истории с вопросом, зачем я рассказала именно об её родах. Содержание – как и во всех моих текстах – не позволяло идентифицировать ни конкретного человека, ни конкретные роды, ни конкретный роддом. Это могла понять только сама женщина.

Зачем я рассказала? Потому что такое может случиться с любой. И абсолютно точно происходит в каждом роддоме.

Неудобно это – ждать. Все врачи знают о выжидательной тактике. Только там всё непредсказуемо, неуправляемо, да и по времени гораздо затратнее. Куда проще надавить психологически и пойти по выгодному для доктора пути.

А история озвучена для того, чтобы помочь хоть немного разобраться, что и как может происходить в родовом процессе.

Акушерский паблик может и вдохновлять, и информировать, и предупреждать, и обучать, и даже развлекать. Одного он не может – подменять понятия. Не имеет права называть прекрасным откровенно нездоровое.

Или это признак сегодняшних – перевёрнутых с ног на голову – понятий и ценностей, и нужно ради ободрения уверять себя и других, что светит яркое солнце?

Отметили меня однажды в комментарии. Думая, что прочту о чьих-то родах или про их ожидание, перешла на аккаунт, не имеющий с акушерством ничего общего. Какой-то очередной блогер бодро вещал что-то рождественское про вифлеемскую звезду, овин, божественного младенца и прочее. Упомянул и сам процесс появления на свет в непонятно откуда взявшихся подробностях вроде «Роды шли не по классике, не было ни вод, ни плаценты, и даже пуповину не пришлось обрезать!» А комментарий к этому довольно сомнительному тексту такой: «Мишукову послушайте, грамотнее всё объясняет». Смешно. Но приятно.

Есть ли у меня ещё хоть какие-то надежды? Есть.

На отдельно взятое, точечное счастье. На тех, кому действительно хочется прочувствовать невероятно прекрасную и мощную энергию рождения нового.

Увы – сегодня для этого приходится иногда делать невозможное.

Глава 5. ПРО КАШЕМИРОВУЮ МАГИЮ И НЕДОСТИЖИМЫЕ ИДЕАЛЫ

Две вроде бы совершенно разные истории.

Уникальный путь звёздного дизайнера, известного любому, кто интересуется миром моды и по-настоящему качественной одеждой, и относительно (слава богу) недолгое пребывание моей любимой роженицы – когда-то она дала мне многое для понимания и образа лёгких родов – в солидном и дорогом калифорнийском госпитале.

Что, казалось бы, между ними общего? Существенные детали, напоминающие о базовых ценностях.

Отличные «рожальные» способности молодой, здоровой (прежде всего репродуктивно) женщины, лёгкий позитивный характер. Наши первые роды, теоретически осложнённые тазовым предлежанием, вопреки упорным стараниям медицины всё равно сложились – не идеально, но максимально хорошо от возможного в той ситуации. Во вторых мы выехали в роддом с первыми же схватками и родили через час с небольшим. В третьих физически мы уже на разных сторонах Земли, но вместе по видеосвязи.

Ранним утром (моим, у них вечер) начинаются схватки. Смотрю, слушаю, через многие тысячи километров считываю дыхание, интенсивность, ловлю мимику и звуки. Через некоторое время я уверена – им пора ехать, роды явно уже в активной фазе. Госпиталь в нескольких минутах. От доктора предварительно получено согласие на «Рожайте как хотите».

И вот они в родильном отделении.

Вижу на экране: в её лицо бьёт яркий свет, вокруг бессмысленно хлопочут сразу семеро (!) – всячески и непонятно зачем изображают бурную деятельность, без каких-либо пауз задают ей вопрос за вопросом, среди которых и требование немедленно решить, будут ли ещё не рождённому ребёнку делать прививки. Требуют подписи и отказы, упорно не желают общаться с мужем (что отдельно согласовано до). И, что больше всего убило, настаивают, чтобы проживающая полное открытие вышла в видеочат с аккредитованным при госпитале переводчиком – хотя английский у пары свободный!

Говорю её мужу:

– Не стесняйся, гони их взашей как только можешь.

Что он объяснял персоналу, поняла не вполне: спросонья разобрать беглый «американский» (особенно когда много людей общаются на повышенных тонах) мне пока не по силам. Но в результате – приглушённый свет и ни одного медика рядом.

Казалось, что я там, в их реальности, сижу в уголке и наблюдаю.

Скоро послышались характерные гортанные звуки подтуживания, похожие на глухое рычание. Обмотанная резинками КТГ роженица опиралась локтями на кровать. В углу торчала медсестра, не сводя глаз с монитора.

Я посоветовала принять любую вертикальную позу: на корточках, или стоя у стены – ребёнок должен сразу пойти на выход. Роженица обняла мужа за шею, слегка повисая на нём в схватку. Стало понятно, что она вот-вот родит.

Медсестра, услышав новые звуки, засуетилась, и в палате опять образовались несколько человек. Завалили роженицу на кровать, снова направили в лицо слепящий свет. А как только появился ребёнок, перенацелили лампу на промежность.

Её третьи роды тоже прошли легко, быстро, абсолютно здорово и не нуждались ни в каком лечении: когда в боксе никого не было, прекрасная молодая женщина блаженно улыбалась на схватку, а в перерывах шутила с мужем, всячески его подбадривая.

Но они могли бы стать ещё и красивыми – в самом высоком смысле слова, как искусство. А система снова лишила её роды красоты: суета, толпа медиков, их откровенный страх не выполнить нелепые протоколы… Всё это можно было сделать потом – тактично, бережно, с учётом потребностей и состояния. Но нет.

И я сейчас, напомню, не о пресловутом отечественном здравохоронении. Вне зависимости от общественного устройства и степени развития социума система официального родовспоможения в основном одинакова.

Всё думала: как сформулировать то, чего так не хватает в сегодняшнем акушерстве?

Вроде бы справедливо, что повышение уровня медицины в целом – это хорошо. Обезболивание в некоторых случаях (уж поверьте, крайне редких, а не в каждом первом, как сейчас) может исправить «кривые» роды. Если голова на выходе, но схватки ослабли, корректная доза стимуляции намного бережнее щипцов. И так далее и тому подобное: протоколы задумывались в помощь всем – и врачам, и пациентам. Но превратились в жёсткие, обмотанные колючей проволокой барьеры, призванные обуздать, всячески ограничить живую, непредсказуемую, не отвечающую порой никаким законам и правилам природу.

А однажды, изучая для общего развития историю успеха знаменитого итальянского дизайнера, неожиданно для себя нашла ответы.

Давным-давно мой бывший муж в качестве модного фотографа посетил его фабрику. И вернулся потрясённый духом и красотой увиденного.

Производство самого тонкого и нежного на планете кашемира. Офис в отреставрированном старинном замке. Владелец благоустроил всю деревню, жители его обожают. Фабрика – одна большая семья, где царит атмосфера любви и приятия.

Муж тогда рассказывал: «Невозможно поверить, но похоже на магию. В воздухе будто разлито чувство бесконечного уважения друг к другу, к потребностям и особенностям каждого. Все трудятся с наглядным удовольствием, откровенно наслаждаясь тем, что делают».

А ведь именно этого не хватает нынешнему акушерству!

Дизайнер: «Наш стиль должен быть непоколебим и современен».

Смотрите, как пригодилось бы такое правило в каждодневной работе акушера. Непоколебимым должно быть отношение к родам как к физиологии, а не патологии. То есть: отсутствие гиперконтроля и прессинга, неукоснительное соблюдение правила «трёх Т», ненавязчивое наблюдение. Но при этом – правильное и уместное использование современного подхода в ситуациях действительно патологичных.

Дизайнер: «Уважение к личности важнее любых успехов в бизнесе».

С его фабрики без разговоров уволят даже самого профессионального специалиста, если выявлено противоположное. Вот бы аналогичный подход практиковали главврачи, услышав в родблоке злобное «Хочешь ребёнка угробить?» или «Проси прощения за плохие роды!»

Дизайнер: «Что бы ни случалось, мы должны сохранять вечные ценности».

Тут вряд ли стоит приводить примеры – думаю, все понимают, о чём речь.

А вот это просто пронзило: «Создание магии происходит, когда ты честен и видишь красоту».

Где ты, идеальное акушерство?

Глава 6. О СЛОВАХ И ДЕЛАХ

Из интервью одного не совсем желательного гражданина другому, совсем нежелательному:

– Мы думали, что главное дело нашей жизни – нести идеи, просвещать, менять мышление, быть властителями дум. А теперь, когда нам окончательно перекрыли кислород, вдруг поняли, что реально – реально! – сделали другое. Вытащили из ИВС множество незаконно задержанных, собрали большие деньги на спасение тяжело больных детей – вот что даёт спокойствие насчёт не напрасно прожитых лет.

Цитата не буквальная, суть в её смысле: дела важнее слов.

Примерила на себя. Что я назвала бы главным, наиболее существенным в моей работе – реальные роды, физиологично рождённых детей, принятых в свои руки, или идеи, которые доношу на курсах, в текстах, в книгах? Казалось бы, напрашивается, что живые люди важнее.

Но что-то внутри «не вошло в паз». Стала строить логические связки.

Главную цель работы я определила, когда только решила пойти учиться в акушерский колледж. Что я хочу сделать для каждой беременной? Чтобы её роды не стали мучительными, чтобы она не вспоминала уникальное время своей женской жизни с отвращением и ужасом. Чтобы каждый день рождения её ребёнка являлся напоминанием о слезах счастья и возникновении любви с первого взгляда.

Да, это всё слова, идеи. При этом лично мне вполне очевидно, что как раз в случае подготовки к родам соответствующее изменение мышления и восприятия и оказывает то самое действенное, реальное влияние на ход процесса, на его здоровое и естественное течение. Греет мысль, что в моей практике именно выраженное словами меняет физическое.

Звонок от «повторки»:

– Знаешь, Инна, не уверена. Ощущения совсем лёгкие, интервал пятнадцать минут. В прошлый раз было так долго и сложно, а сейчас вообще не похоже. Я эти схватки – или не схватки, не знаю – проживаю как ты говорила, поэтому не пойму, что делать.

Вторые роды: знаю, что могут «обхитрить» и неожиданно быстро разогнаться. А могут и в противоположную сторону – все помчатся как подорванные, а потом сутки просидим в роддоме в ожидании развития. Ввиду приближения вечерних пробок всё-таки решили перестраховаться.

На осмотре в приёмном оказалось, что поспешили. Шейка готова, но явно ещё не в родах: схватки редкие и несильные. Разъезжаться? Пока обсуждали, отошли воды, стало понятно, что остаёмся. Не успели заполнить бумажки, как схватки разошлись до интервала в две минуты. Поднялись в бокс, поставили датчик КТГ – женщина дышала уже громко и с характерным подтуживающим рыком.

Муж расторопно помогал с сумками, стелил пелёнки, набирал ванну. Мы с доктором давно не виделись, всё порывались обменяться новостями, но не получилось – стало понятно, что наполнения ванны не дождёмся, нужно мыть руки, распечатывать перчатки и стерильное бельё. В общем, роды-штурм!

Уже через час и семь минут нас с некоторым удивлением разглядывал новый человек. Муж казался растерянным:

– Я даже как-то не рад…

– ???

– В первых родах всё шло так долго, трудно, тревожно, я очень переживал, боялся за неё и за ребёнка. И потом, когда наконец финал, там такой выдох, такая радость! А сейчас я даже не успел испугаться, оказаться в ожидании волшебства. Только что-то доставал, расстилал, подавал. А тут раз, и уже всё…

Когда нахлынувшие эмоции немного улеглись, женщина сказала:

– Боже мой, Инна, какое чудо… Об этом же нужно кричать на каждом углу!

– О чём именно?

Думала, ответит, что про такие быстрые и лёгкие роды.

– Я ведь на схватку делала только одно. Отступала, сдавалась, мысленно выкидывала белый флаг, как ты и говорила на курсах. И это на самом деле так просто… Хочется всем рассказать!

Белый флаг? Уже и не помню, что так говорила. Я придумала множество образов проживания схватки, и на курсах порой на ходу изобретаю новый. Поди угадай, что в кого попадёт и по-настоящему зацепит, поможет.

И так и продолжаю «кричать на каждом углу». Выплёскиваю слова и кидаюсь текстами. Которые потом изменят жизнь тела.

Моя любимая лекция курса Родить Легко – о боли в родах.

Боли, которой нет.

Глава 7. О ЛИШНЕМ И НЕОБХОДИМОМ

«М-да, здоровья здесь явно не наблюдается. Чего же от родов ждать?» – мелькнуло в голове на первом приёме. Лицо беременной было удивительно милым, глаза добрыми и умными, вот только тело…

Я видела такое и прежде, но на фото или издалека. А наяву, вживую, при измерении параметров таза и общем осмотре столкнулась впервые. Тела было очень много.

Уточнила вес.

– Сто. За всю беременность прибавила только семь. А с первым ребёнком совсем набрала.

– Совсем – это как?

– Сто девяносто.

Отразилось очень явно: огромные пласты кожи, когда-то перерастянутой нездоровым, аномально большим весом. Даже беременный живот её не натянул, с боков и над лобком нависали широченные «пустые» складки. Она уже готовилась к абдоминопластике – убрать лишнее, но не успела, забеременела вторым.

Перед первыми родами врачи – вполне, впрочем, ожидаемо – сообщили, что с учётом такого веса брать на себя довольно ощутимые риски не собираются и поэтому могут предложить только плановое кесарево.

С появлением ребёнка жизнь изменилась, особенно когда дочь начала ходить, а потом и бегать: росла живой и неугомонной. Пришлось и маме двигаться куда активнее, вес стал быстро падать. Это радовало её больше даже не из-за внешнего (муж, например, ни разу не высказал чего-то критикующего, обидного), а потому что уже не на шутку опасалась сопутствующих лишнему весу нарушений обмена веществ, гипертонии, диабета и прочего, о чём предупреждали врачи. Фитнесом, йогой, плаванием или чем-то подобным никогда не занималась, посещать тренажёрный зал (когда вес уже позволял) стеснялась. Всё думала: вот операцию сделаю, уберу складки, а потом и начну приводить себя в форму.

– Как считаете, смогу с рубцом родить? Так некстати сейчас оперативное вмешательство… Я и без того из-за беременности минимум на год оставила тело в этом состоянии! А ведь всё уже было готово: и клиника найдена, и квота получена, и анализы сданы.

Могла ли я ответить наверняка? Прикидывала разные варианты развития событий. Вступит ли сама? Ведь первые роды даже не начинались. Как поведёт себя рубец? Как в таком теле – после тяжёлой степени ожирения и практически двукратного снижения веса – вообще всё происходит? И может ли в принципе что-либо произойти естественным образом? Одни вопросы и никаких зацепок для хоть каких-то ответов и предположений.

Её роды оказались не просто лёгкими, а сказочными. Начались на тридцать девятой неделе, в роддом приехали с открытием три сантиметра. Пока оформились, стало шесть. Через час уже тужило, а все потуги уложились минут в двадцать. Девочка родилась небольшая, чуть меньше трёх килограммов. В родах – ни слова жалобы, ни одной недовольной или страдающей гримасы.

«Красота-то какая!» – думала я. Никакого ЗОЖ, рубец в анамнезе, а как всё легко прошло. Матка живёт себе какой-то отдельной жизнью, отлично выполняя свою плодоизгоняющую роль – и до лампочки ей, какое там снаружи тело!

Другая ситуация, очень тревожная: за несколько дней до вторых родов у дохаживавшей срок беременной стряслась беда с позвоночником. Наклонилась поднять старшего, вдруг искры из глаз – прострел в пояснице!

Защемление, протрузия диска, что-то ещё – определить невозможно. Рентген по понятным причинам исключался, компьютерная томография тоже вызывала серьёзные сомнения – роды со дня на день. Все остеопаты и мануальщики, к которым она обращалась, отказались брать на себя ответственность и предпринимать что-либо активное на таком этапе.

Когда увидела её – уже со схватками – в роддоме, сердце сжалось.

Муж медленно вёл жену по коридору, обняв бережно, но очень плотно. Она могла наступать только на одну ногу, потом он, будто костыль, принимал вес на себя, и она еле подволакивала вторую. Тело выглядело как переломленное ударом молнии дерево: роженица сильно клонилась набок, находиться в ровном, прямом положении ей было невыносимо.

«Господи, да какое там свободное поведение? Какая ванна или поза кошки, какие роды на корточках? Как мы в принципе рожать-то будем, и будем ли вообще? До родов ли ей в таком состоянии?»

Но схватки шли сильные, надо было готовиться к своим прямым акушерским обязанностям.

Мы подняли спинку кровати-трансформера, сбоку придвинули пеленальный столик, твёрдый бортик которого смягчили подушкой – он стал ей опорой. Подставки для пяток в виде стремян на кровати оказались очень кстати: наступать на ногу она не могла, а вот куда-то упереть согнутую – в самый раз. Сделали всё, чтобы её тело ни в чём не испытывало дискомфорта, нигде не напрягалось. Вроде как получилось. Со стороны поза роженицы напоминала некий замысловатый иероглиф, но точки опоры нашлись.

Она практически замерла. Только схватки меняли плотность матки, в остальном почти абсолютная статичность сохранялась вплоть до потуг. В них мы аккуратно опустили спинку кровати, чтобы образовалось пространство для выхода.

Роды, слава богу, получились недолгими, вторые всё-таки. Но прошли в единственной позе – странной, корявой, застывшей. Тут тоже, как и в первом случае, родами «занималась» только матка, идеально выполняя свои функции.

Таинственная и невероятная матка. Изначально – плодосохраняющий орган. А потом – плодоизгоняющий. Способный на настоящие чудеса. В том числе и в безвыходных, казалось бы, ситуациях.

Акушерские рекомендации зачастую содержат всяческие призывы и советы беременным: обязательно и всенепременно укреплять тазовое дно, заниматься йогой, пилатесом, аквааэробикой, много ходить… Я совершенно не против, более того – всеми руками и ногами за! Сама в четырёх своих беременностях никогда не прерывала физической активности: и в зал ходила, и каждое утро начинала с растяжки.

Но это ли залог лёгких родов?

Не знаю, не знаю…

Глава 8. КОНЕЦ ФИЛЬМА

Я не веду статистику, не моё это дело. Но по обстановке в роддомах, по очевидному снижению запросов на услуги акушерских центров, по отзывам акушерок и так всё понятно. Падение рождаемости.

Сухой казённый оборот, на первый взгляд не имеющий отношения к чему-либо личному. Как эта далёкая, холодная формулировка влияет на частную жизнь, наполненную конкретными ежедневными радостями и печалями? Смешно даже представить современную семью, где к решению родить ребёнка – и не важно, первого, третьего или шестого – приведёт мотив «А давай-ка повысим рождаемость!»

Какая пропасть лежит между зачатием в любви, в желании двоих хоть на миг обрести волшебную иллюзию единения и мёртвыми словоформами бюрократического новояза!

В подобной риторике – как, впрочем, и всегда – за трескучими лозунгами нет никакого внятного содержания. Иезуитский набор внешне позитивных слов, которые уже и не пытаются хоть как-то замаскировать истинный смысл.

Похожее проникает и в акушерство. Такие же подмены, такая же ложь.

Попались в одном паблике вопросы, которые стоит задать доктору при обсуждении будущих родов. Из разряда советов тем, кто имеет намерение родить естественно, избегая по возможности медицинских вмешательств, в первую очередь давления, агрессии и обмана. Трогательный список… Прежде всего нелепой запрограммированностью ответов.

– Доктор, вы за естественные роды или против? (Конечно, за!)

– Какая у вас статистика по естественным родам? (Само собой, хорошая!)

– Я бы хотела родить натурально. Вы не будете мешать? (Да что вы, как можно!)

– Вы можете положить мне ребёнка на грудь и дать пуповине отпульсировать? (Разумеется, и пересекаем не сразу.)

– Вы не будете просто так прокалывать пузырь? (Нет, только по показаниям.)

И что станет понятно про такого врача после такой «проверки»?

Примерно как если бабушка-божий одуванчик пролепечет доверчиво какому-нибудь клерку в Пенсионном фонде:

– Вы же позаботитесь о том, чтобы моя пенсия стала побольше? А то на минимальную выжить трудновато…

И в ответ услышит:

– Конечно! Мы тут только и думаем, как сделать вашу жизнь лучше.

В политической и социальной сферах подобная степень двойных стандартов давно стала привычным фоном. Но в акушерстве я никак не могу к такому привыкнуть.

При заключении контракта женщина спрашивает:

– На каком сроке вы будете считать, что я перехаживаю?

– В сорок полных недель.

– Но ведь нормальная беременность может длиться до сорока двух!

– После сорока недель резко увеличиваются риски мертворождения.

Хрясь по голове! Самые нужные слова для беременной…

Девушка осознанно готовится к родам. Читает книги, проходит курсы, собирает информацию о роддомах и докторах, посещает дни открытых дверей. В одном заведении слышит правильные слова:

– Наш роддом не только по контрактам, но и по ОМС поддерживает политику мягких родов. Практикуем выжидательную тактику при дородовом излитии вод. Все медицинские вмешательства производятся строго по показаниям и с информированного согласия. Свободное поведение, вертикальные роды. Мы соблюдаем золотой час и выступаем за грудное вскармливание.

(В качестве доказательства продемонстрирован родильный стульчик.)

В голове беременной неожиданным сюрпризом складывается прекрасный пазл: зачем же тратиться на контракт – оказывается, и по ОМС готовы выполнить все её желания!

Стартует с излития вод на сорок первой неделе. Она всё помнит и не паникует. Никуда не мчится в ужасе «Как же он там без вод?! А вдруг задыхается!!!» С появлением схваток тоже не торопится, ждёт развития. Когда уже явно нарастает, отправляется в роддом.

При оформлении оказывается, что приехала в самый раз: пять сантиметров, начало активной фазы. Отдельный бокс, никто не мешает, не лезет, не трогает. Но роженица не чувствует себя брошенной: знает, как проживать схватки, для чего никто внешний не нужен. Ищет положения, пристраивается к ощущениям. Всё получалось легко, в перерывах даже накатывала эйфория.

И вот уже подтуживает, хочется на корточки. Она с радостью понимает, что выходит на финишную прямую.

Тут появляются на предмет проверить:

– Полное! На кровать быстро!

– Я хочу приседать, или, может, на стульчик…

– Никаких «хочу», быстро на кровать. У нас только так.

Способна ли женщина в подобном состоянии что-то отстаивать, за что-то воевать? Укладывают на спину, пристёгивают КТГ, категорически запрещают вставать.

– Я лежала с чувством унижения и обмана. Почему они так жёстко со мной обращались? А где обещанное свободное поведение? Было ужасно неудобно, я очень хотела слезть на пол и приседать, но боялась этого командного тона, этих раздражённых лиц. Схватки стали чувствоваться всё слабее и реже. Пришли врач с акушеркой, сказали, что сама не рожу, поставили окситоцин. Встать так и не разрешили. Всё длилось ещё три часа, именно это я запомнила как ад. Потом сделали вакуум и на живот давили. Ребёнка сразу отсекли и унесли на столик. Но он, видимо, находился в хорошем состоянии – минут через десять вернули, положили на живот: «А вот теперь золотой час». Сейчас мы дома, кефалогематома уже прошла. Инна, почему всё так? Они же говорили на дне открытых дверей…

Что ответить, какими словами?

Почему всё так? Не иначе как для повышения рождаемости. Разумеется, такие вот «мягкие» роды в роддомах именно для этого.

А вы как хотели?

Глава 9. О СУПЕ СО СПРУТОМ И ТЕОРИИ МИРОВОГО ЗАГОВОРА

В акушерстве, как и в жизни – в политике, на производстве, в личных отношениях и в других сферах, – в случае неудачи частенько норовят найти виноватых: вредителей, саботажников, предателей и прочую пятую колонну. Как и в искусстве.

В период моей учёбы в ГИТИСе однажды назрел серьёзный конфликт. На общем собрании студенты дружно высказали мастеру курса, что из всех педагогов по актёрскому мастерству с ними по-настоящему занимается только один. Остальные же – известные, важные, народные – приходят не преподавать, а в очередной раз провести свой творческий вечер. И ничему не учат горящую жаждой творчества молодёжь, только бог знает по какому кругу травят театральные байки да делятся задушевными воспоминаниями.

Народные обалдели от такой наглости – какие-то студентишки смеют им, великим, что-то предъявлять! Посовещались и выдали: «Мы всё поняли, среди вас есть зачинщик». И тут же, на наших глазах, отчислили одного особенно горячего.

Мы в ужасе обомлели: отчисление из театрального – катастрофа. Когда я поступала, на наш курс набрали двадцать человек из шести тысяч (!) претендентов.

От такой показательной расправы студенты надолго затихли. Но неудовлетворённость обучением никуда не делась, мы снова высказались. И что же? Объявили и отчислили следующего «главного смутьяна». Больше никто не возмущался.

Женщина, которая прошла через роды не так, как надеялась, тоже будет искать виноватого.

Однажды я описала, как моя беременная вызвала у нашего доктора подозрения в неадекватности. На приёме поделилась – после своих первых родов хотела найти дежурную акушерку, которая работала в те сутки на смене: «Мечтала её убить за всё то унижение, которое я испытала!»

Кто-то главными антагонистами естественных родов считает врачей —порой это правда. Иногда в этой роли выступают «натуралы», прозевавшие явную патологию и тем допустившие в роды естественный отбор.

На мой взгляд, основное препятствие хорошим родам – чаще всего сама женщина. Её инфантильность, её нежелание готовиться к такому мощному событию, её стремление отдать всё на откуп медицине, её страх и «убежавший» от него пугливый гормон окситоцин. Это очень большая, больная и серьёзная тема, которая сегодня видится особенно актуальной.

Кто же и за что отвечает в родах? Не в юридическом смысле, а по-человечески. Кто их враг, в конце концов? Кому предъявлять претензии, если они получились не такими, как хотелось?

Очередной личный приём – женщина пришла с историей разочарования, которую прокручивает в голове уже полгода. Она готовилась к родам, проходила курсы, выбрала индивидуальную акушерку и «нашего» доктора. Полностью здорова, беременность без осложнений (мысленно ставим плюсик).

Начинаются схватки: считает, засекает, звонит акушерке. Та, приняв информацию, советует пока повременить, не торопиться, побыть дома, полежать в ванне (ещё один плюсик). Но схватки кажутся женщине такими сильными, что она набирает доктору: всё, вот прям уже оно!

Как должен поступить врач? Даже если он уверен, что это ещё не роды (а опытные доктора и акушерки умеют определять их по голосу и дыханию), всё равно обязан по протоколу пригласить женщину в роддом.

Она приезжает, подтягиваются доктор и акушерка. Результат ожидаемый: предвестники, шейка ещё не готова, по-хорошему всем им тут пока делать нечего.

Но! Если уж завели роддомовскую историю в системе ЕМИАС, женщину не могут отпустить просто так. Ей необходимо как минимум несколько часов пробыть в медучреждении, где обязаны провести обследование (взять кровь, записать КТГ, сделать УЗИ и доплер) и только потом, если всё хорошо, подготовить выписку и отпустить.

Доктор уезжает, акушерка тоже, беременная в предвестниках остаётся в роддоме на ночь. Ей тревожно, одиноко, ничего не понятно, хочется в воду, но без индивидуального сопровождения набирать ванну нельзя.

На утреннем осмотре дежурный доктор обрадовал, что шейка стала зрелой, мягкой (опять плюсик – не зря предвестники старались). В роддом возвращаются врач и акушерка, все участники на месте и готовы.

И тут всю ночь не спавшую роженицу буквально рубит. Схватки почти ушли, женщина в полном смысле слова готова провалиться в сон.

Но она в родблоке, она уже в ЕМИАС. Согласно протоколам затихание её схваток классифицируется как слабость родовой деятельности! И доктор обязан эту слабость лечить. Вместо того, чтобы дать организму – который в родах далеко не случайно проявляет те или иные желания – немного отдохнуть, прокалывают пузырь для активизации родовой деятельности. Латентная фаза, которая с целым пузырём могла бы пройти гораздо мягче (и, возможно, позволила бы роженице дремать между схватками), сразу переходит в активную – на совсем ещё небольшом раскрытии.

На какое-то время помогает ванна, но доктор хочет, чтобы КТГ делали как можно чаще: объясняет это тем, что нужно периодически вносить данные в ЕМИАС, и необходима запись в реальном времени. Затем – долгий потужной. В положенное протоколом время ребёнок в таз не опустился. Операционная.

– Инна, кто виноват в моём кесаревом? Что я могла сделать иначе?

Так и хотелось ответить:

– Злобный спрут ЕМИАС…

Спрут, который питается горьким, настоянным на слезах изнасилованных в родах женщин СУППом (Система Управления Потоками Пациентов). Электронная запись ко всем врачам, электронные рецепты, интегрированная электронная амбулаторная карта. Всё о пациенте известно, из любого медучреждения можно зайти в сеть и увидеть данные и анализы. И всё лечение должно строго соответствовать протоколам!

Как и в любой системе, изначально задумывалось облегчить и упорядочить. Но на практике – никогда такого не было, и вот опять! – выходит иное. Врачи дополнительно обременены ещё большим количеством писанины: теперь не только ручкой на бумаге, но и дублированием каждой мелочи в компьютерной базе. И соблюдением буквы. Не духа. Не природы, у которой далеко не всё и далеко не всегда укладывается в протокол. Роды, являющиеся самым ярким проявлением живого, здорового, натурального, невозможно загнать в рамки. Их можно загнать только в кесарево сечение. Ну или залить лекарствами.

Один доктор из моей «золотой коллекции», работающая в московском хосписе, с грустью рассказывала:

– Как много изменилось за последнее время… Хосписное движение, которое изначально было философией, идеей, превращается в нечто иное. Львиная доля работы наших докторов и медсестёр всегда уделялась созданию тепла, добра, внимания к паллиативным больным. Персонал большинство времени проводил в палатах, людям помогали проживать последние дни не в окружении аппаратов, трубок и кафельных стен реанимации, а с живыми глазами и тёплыми руками рядом. Теперь же все бесконечно сидят в компьютерах, впечатывая туда каждый свой шаг, каждую таблетку или капельницу. ЕМИАС безнадёжно исказила саму суть хосписа. Для меня – даже на общем фоне происходящего, – это самое грустное.

Один весьма мною уважаемый светский журналист и писатель, успешно переквалифицировавшийся в блогера, как-то пошутил (или нет): «Прежде, чем изложить конспирологическую версию, умный сторонник конспирологических версий обязательно произнесёт: "Нет, я вовсе не сторонник конспирологических версий"».

Конспиролог из меня так себе, конечно. Но порой и вправду кажется, что подобные ЕМИАСу штуки генерирует некое глубоко засекреченное мировое правительство.

Шутка. Или нет.

Глава 10. ПРО ПЛЕВКИ И ОБРАЗЫ

Ведущая налила в чистый стакан минеральной воды из только что открытой бутылки:

– Поднимите руки, кто может взять у меня этот стакан и сделать глоток.

Подняли все, кто сидел в зале – ну или почти все.

Плюнув в стакан, ведущая окинула присутствующих весёлым взглядом:

– А теперь?

Не ожидавший такого поворота событий зал затих.

– Если провести подробный химический анализ этой воды до и после, результаты почти не будут отличаться. Конечно, если плюнувший не болен чем-то, что передаётся через слюну. Но для вас качество воды изменилось кардинально, – потому что вы видели, что произошло. На этом примере я когда-то сделала очень успешную презентацию по продажам металлопроката, в котором нет сторонних примесей. Уверена, теперь вы этого не забудете – не металлопрокат, конечно, а мой плевок. Потому что я создала для вас образ. И вы, скорее всего, ещё не раз перескажете его другим.

Ведущая оказалась права – я и с детьми поделилась, и с друзьями, теперь вот делюсь здесь.

Я пошла на семинар «Техники убеждения» (да, мне всё никак не перестанет хотеться кое в чём убедить беременных), не особенно надеясь услышать что-либо оригинальное. Думала, в очередной раз прозвучат скучные типовые советы – вроде публиковать не менее десятка сториз в сутки, нажимать на «рилсы», устраивать «прогревы», «качать» предоплаты по спеццене и всячески завлекать на «Последний день грандиозной распродажи».

Но осталась приятно удивлена. Никаких инфоцыганских рекомендаций, никаких историй про создание «правильных» лендингов и презентаций с цифрами и процентами. Пойти на курсы ораторского мастерства тоже не призывали.

– Если мне потребуется убедить вас в полезности лимона, и я расскажу о процентном содержании в нём витамина С, это забудется через пять минут. Цифры в нашей голове так легко не откладываются. А вот если скажу: «Я медленно разрезаю лимон острым ножом и вижу, как прозрачная капля лимонного сока стекает по его рифлёной рукоятке», вы запомните это надолго – потому что в мозгу останется картинка. Мы мыслим не цифрами, мы мыслим образами.

Интересных образов звучало немало. Слушалось легко, ни одного невыполнимого задания не предлагалось. На наших глазах создавались короткие, забавные и весьма доходчивые примеры убеждения с использованием каких-то вещей (блестящий клатч, брелок от машины, брошь в виде розы из шёлковой ленты) и подкинутых залом вопросов.

В конце лекции устроили «экзамен»: каждый из слушателей выходил на сцену и пробовал в заданном ключе донести присутствующим – чем полезен миру он сам, или его продукт, или фирма, которую он представляет. Рассказать нужно было именно так – образами или предметами. Не разрешалось использовать цифры, проценты или просто информировать, что наш «мёд медовее остальных мёдов». Важное условие: каждое выступление шло под таймер, в распоряжении убеждающего всего минута. Одна!

Выглядело довольно захватывающей игрой. Кто-то рассказывал о лучших на свете UV-проницаемых купальниках, кто-то – что он самый эффективный риэлтор. Говорили о трансформационных играх, услугах по наращиванию бровей и ресниц, аутсорсинге, даже про обучение докторов спикерству (тут я загорелась, мне периодически хочется дать врачам несколько советов по умению доходчиво объяснять и человечно общаться с беременными и их партнерами; только вот что-то никто меня о таком не просит).

После каждого минутного выступления ведущая разбирала сильные и слабые стороны презентации. И тут же придумывала, как можно развернуть сказанное – одним смещением акцента либо добавлением какого-то предмета или образа превращая в нечто яркое и играющее. Это были экспромты, у нас на глазах всё будто подсвечивалось, становилось интересным и звонким.

Девушка-спикер, обучающая докторов читать лекции, придумала образ прыжка из вертолёта:

– Представьте, что вы выпрыгиваете из вертолёта. Впервые. Один. И вам очень страшно. А теперь – что вместе с вами прыгаю я, которая уже много раз это делала. Насколько вам будет спокойнее!

Ведущая:

– Так это чего – прыгать без парашюта, получается?

– Ой, как раз про парашют я забыла сказать, – смутилась девушка.

И её тему тут же скорректировали:

– Когда впервые выйдете выступать перед большой аудиторией и вам вдруг станет страшно так, словно нужно выпрыгнуть из вертолёта, знайте: я – ваш парашют!

Один очень солидный, внушительный мужчина что-то невнятно бормотал про аутсорсинг. Я вот, например, даже приблизительно не понимала, что это такое, – впрочем, как и добрая часть зала. Его кейс был изменён совсем кратко, но даже мне моментально стала ясна общая суть:

– Каждый месяц я буду чётко, детально и доходчиво информировать, какой кусок имеющегося пирога вы можете откусить.

Оказывается, всю свою преподавательскую, обучающую практику я, не зная никаких теорий убеждения, не имея специального образования, интуитивно подбирала именно этот стиль, этот метод. Рассказать о родах просто, наглядно, конкретно, без лишней «воды», но с чисто практическими инструкциями для навигации в процессе. И с примерами, которые зайдут как образы и навсегда осядут в чувства.

Слова забываются, образы и эмоции – никогда. Я сидела и вспоминала, как мои роженицы – иногда сразу после родов, иногда позже, в отзывах и комментариях – часто припоминали какой-нибудь особенно запавший им пример, основную цепляющую нить. Держась за которую, они прошли сквозь роды – не провалившись в панику и мучения.

Подходила моя очередь всего за одну минуту рассказать присутствующим (среди которых никто с моей темой никак не пересекался), зачем нужно готовиться к родам. Даже ведущая, услышав о моей профессии, закатила глаза – с характерным негативом из разряда: «О боже, вспоминаю с ужасом!»

Я пыталась решить на первый взгляд безнадёжную математическую задачу: как уместить почти шестнадцать часов очного курса Родить Легко всего в одну минуту? Наверняка не уложусь, и меня остановят: «Ваше время вышло». Что из всех моих придумок и примеров станет самым ярким, самым цепляющим?

Я оглядела зал, наполненный совершенно не беременными людьми. Они развивали бизнес, строили дома, продавали автомойки и якутские алмазы и вообще – скорее всего никогда не слышали о какой-то там подготовке к родам…

Но я и придумала, и уложилась. Ведущая:

– Браво. Добавить нечего. Я всё поняла, вы – проводник.

Этого слова не было в моей презентации, но именно так называется одна из глав моей книги «Родить Легко. Как рождаются счастливые люди».

После окончания вечера подошли несколько женщин и сказали, что им опять захотелось родить. Несмотря на то, что предыдущий опыт далеко не самый приятный.

Как пройдут роды – всегда tabula rasa, чистый лист.

Мысленно возьмём в руки чистый, белоснежный лист бумаги. Что мы можем с ним сделать? Скомкать. Загрязнить. Порвать. А можем сложить самолётик, запустить в воздух, и он пролетит по красивой дуге. Нужно только узнать, понять и научиться – как сложить самолётик правильно. Чтобы он взлетел и держался в воздухе.

Слова забудутся. Чувства и образы останутся. Вопрос только в том, из какой бумаги сложится самолётик ваших родов.

Из рваной, мятой, замаранной? Лишающей его способности летать?

Или чистой, гладкой, бережно сохранённой? Дающей его крыльям подъёмную силу?

Глава 11. ВСЁ (НЕ?)ОДНОЗНАЧНО

Расхожее определение последних времён: то ли мем, то ли наглядный символ мира наизнанку, то ли дискуссионный приём.

Ведь «быть однозначным» для интеллигентного человека стыдно!

Нас учили, что всякий думающий, осознанный способен – да что там, обязан – предполагать существование отличных от собственной точек зрения. «Всё подвергай сомнению», – завещал человеку разумному Рене Декарт. На противоположном же конце шкалы нечто вроде «Тут белое, тут чёрное» или «Мы хорошие, а чужие плохие» и т. п.

Где же сомневаться, а где безоглядно верить? Страшно умному, развитому человеку быть однозначным, боязно стать слишком доверчивым или чересчур в чём-то убеждённым.

И я, конечно, об акушерстве. Которое, будучи частью социума, отражает общее – как капля морской воды даёт представление о составе океана.

Женщина ждёт третьих родов, анамнез не осложнённый. Первые начались сами, раскрытие дошло до восьми сантиметров; потом уверили, что без эпидуралки она не справится, а дальше по списку. Ко вторым, учтя предыдущий опыт, готовилась и родила прекрасно: что-то около пяти часов на всё и без единого вмешательства.

На приёме у доктора, который позиционирует себя в качестве сторонника всего натурального (ну а как иначе!), беременная высказывает сомнения, что успеет в роддом – опасается родить в машине. Доктор ободряет:

– Да чего вы боитесь? Это же так здорово, родить в машине – значит, всё случится совершенно естественно! Завернёте ребёнка в папину куртку и доедете до роддома, а тут уж мы поможем.

Наступает сорок вторая неделя. На плановых УЗИ-КТГ ни малейшего давления, никаких страшилок и угроз. Доктор по-прежнему позитивен:

– Ждём! А доходите до полных сорока двух – вот тогда и будем думать. Всё хорошо!

(Нельзя не восхититься – немногие врачи сегодня сохраняют спокойствие на таком сроке.)

За день до часа Х (41+6): КТГ идеальна, УЗИ показывает нормальный объём околоплодных вод. Плод некрупный (3500), при осмотре – готовая шейка. Но звучат уже совсем иные ноты:

– Вы понимаете, что не даёте ему родиться? Оно вам надо? Он же хочет выйти, а вы его не пускаете! Неужели не жалко? Ведь у вас уже есть дети, должны знать, что такое быть матерью! Так почему же именно этого ребёнка не щадите?

Какие чувства может испытывать беременная, которая изначально поверила врачу с громким именем, солидным стажем и табличкой «к.м.н.» на двери кабинета? Само собой – когнитивный диссонанс, тревогу и сомнения:

– Доктор, вы же говорили, что за всё естественное…

– Оно вам надо? Нельзя быть такой однозначной! Всё естественно до сорок второй недели, а потом строго по протоколу.

– Но ведь у меня уже два раза начиналось само, почему сейчас так?

– Потому что в эту беременность ваши окситоциновые рецепторы не работают.

– А причина какая? Можете объяснить?

– Предлагаю госпитализироваться, успокоиться, отдохнуть, с утра проколем пузырь и к обеду уже родим. Завтра суббота, и у вас, и у меня дети, зачем нам с вами бессонные ночи? Учтите – пузырь плоский, плод от этого страдает. А шейка совсем готовая, того и гляди не доедете, родите в машине в антисанитарных условиях.

– Не понимаю, а как же?..

– Если что-то не устраивает, можете расторгнуть контракт.

(Все манипулятивно-абстрактные – и все до одного лживые – аргументы вывалены «оптом»: не иначе как для полной гарантии!)

Не знаю – вспомнила ли она услышанные на моём курсе рекомендации никогда ничего не решать под давлением и обязательно брать паузу, но именно так и сделала: сказала врачу, что погуляет, подумает.

Позвонила мне с разумными вопросами. Чем отличается пролонгированная беременность от переношенной? Как удостовериться, что ребёнок там не «страдает»? И прочие (вполне обычные для беременной) тревоги – вот только рассматриваемые трезво и взвешенно. Так, впрочем, и надо.

Как всегда при обсуждении ситуаций на грани нормы и патологии, я честно отвечала:

– Да, после определённого срока доктор рискует. Он действительно нарушает протокол, и мы не можем требовать от него принять на себя такую ответственность. Если я, как акушер с дипломом, скажу: «Да ладно, ходи спокойно ещё неделю», поступлю непрофессионально. В учебнике написано: нормальная беременность длится до сорока двух недель. Сейчас ситуация не самая простая, и решение можешь принять только ты. Послушай себя внимательно. Есть какие-то тревоги, сомнения?