Читать онлайн Первородная для вампира бесплатно

Пролог

В гигантском каменном подвале могли свободно развернуться минимум три сотни человек. Трехметровые стены украшали кандалы и цепи, с потолка свисали массивные крюки. Странные буро-серые разводы так въелись в сизый пол, что казались частью породы.

Эффлер спускался по широкой лестнице, со скукой на лице оглядывая до боли знакомое помещение. Пыточная и место для оргий вампирского клана Мессер верой и правдой прослужила хозяевам не одно тысячелетье.

Земли нежити окружали непроходимые лесные чащобы, надежно отделяя их от человеческих городов. Так что стоны и крики слышали лишь птицы да звери, стремившиеся держаться поодаль от страшного места.

С людьми у вампиров был четкий договор, заключенный много веков назад неким Баором – немертвым шаманом, пропавшим без вести уже несколько столетий назад.

Нежить получает донорскую кровь и может сколь угодно долго «доить» приговоренных к пожизненному заключению. Взамен люди имеют целебную кровь немертвых, излечивающую даже самые тяжелые травмы и слюну, как ни странно, убивающую абсолютно все известные на тот момент бактерии и вирусы.

Эффлер считал, что смертные выиграли от новых законов куда больше. Но, чего греха таить, ему нравилось легальное положение и возможность, не скрываясь жить на широкую ногу.

Второй по значимости немертвый семьи Мессер, как и большинство вампиров мог похвастаться прекрасной внешностью. Ничего удивительного. Нежить почти всегда сами выбирала кого обратить, в редких случаях опускаясь до спасения таким методом жизни. Посему почти все дети ночи были, хотя бы, миловидны. Разумеется, далеко не каждый вампир мог претендовать на звание «глянцевого» идеала, ведь вкусы у всех разные – кому-то нравятся блондины, кому-то брюнеты, а кому-то рыжие. Кто-то предпочитает крупных мужчин, а кто-то спортивных. Кто-то любуется изящными женщинами, а кто-то – пышными.

Но совсем неинтересных немертвых Эффлеру доводилось встречать очень редко. Бывало, когда обращали для какой-то цели: например, защиты или служения. Тогда ключевую роль играли особые способности новорожденного вампира, а не его привлекательность.

Впрочем, те, кому по душе скорее миловидные мужчины, нежели брутальные наверняка сочли бы Эффлера слишком грубо слепленным.

При росте чуть больше метра девяноста, Мессер имел почти квадратную фигуру и выглядел эдаким человеком-горой. Пожалуй, современные красавцы-актеры назвали бы его слишком громоздким и тяжеловесным.

Лицо Эффлера запоминалось прежде всего высоким упрямым лбом и тяжелой челюстью. Узкие губы уравновешивались аккуратным носом и густыми бровями, нависавшими над стальными серо-голубыми глазами. Как и большинство древних, Мессер привык носить длинные космы, спускавшиеся по мощной спине аж до лопаток.

Волосы Эффлера имели рыжевато-русый цвет, будто бы задумались – стать совсем огненными или же приобрести более благородный золотистый оттенок.

Когда-то древний германец владел боевым топором как искусный повар ножом. Сегодня единственным его военным развлечением стали поединки с вампирами соседних земель – древними кельтами, русичами, любившими бои с дубинками и булавами, экс-викингами с их длинными клинками.

Впрочем, Эффлер не скучал по старым временам. Он-то отлично знал, что такое выживать и что такое вольготно существовать, как нынешние люди трех объединенных мировых государств.

В 12 лет Мессеру пришлось покинуть родную деревню, чтобы сражаться с соседними племенами, решившими захватить более плодородные земли. Тяжело раненый, Эффлер еле добрался домой, где его почти два года выхаживала мать. Только Мессер мог оценить важность антибиотиков и других лекарств, нынче считавшимися медиками обычными и повседневными. Он-то помнил, как месяцами мучился лихорадкой, мочился и кашлял кровью.

В свой следующий боевой поход Эффлер нес шрам, рассекавший бровь и гусеницей ползущий до середины лба, и сейчас украшавший его довольно чистое для древнего лицо и желание отомстить.

Со своим отрядом он убивал, насиловал, сжигал соседние деревни, вспоминая муки, пережитые из-за их свирепых воинов. Захватив пленных, Мессер укрепил свое племя, из рядового война став помощником вождя, правой его рукой и возможным наследником. К счастью Эффлера у Ульриха не было сыновей, только дочь, которую царь прочил в жены новому воеводе.

И вот эта единственная неприятность омрачала жизнь сурового воина, прославившегося непобедимостью в битвах и неутомимостью в постели.

Раймонда совершенно не нравилась Эффлеру. Правду сказать, девушка была довольно миловидна. Мягкие темно-русые волосы, серые глаза на круглом лице и крупная, но статная фигура. Возможно, воевода даже позабавился бы с ней одну ночь или даже несколько. Но чтобы жениться!..

От нежеланной участи Эффлера спасло ночное нападение вампиров, буквально вырезавших весь поселок. Почему Гервасий обратил его, до сих пор оставалось загадкой. Но именно с той поры громила-германец, как прозвали его друзья-воины присоединился к стае, или как сегодня модно было говорить к клану нежити.

В средние века громила-германец с огромным трудом свыкся с великосветской одеждой, стесняющей движения, сжимающей мощные мускулы, сдавливающей везде, где ни попадя.

Теперь он ходил исключительно в мешковатых спортивных трико, едва держащихся на бедрах при помощи широкого кожаного ремня, пряжкой которого и убить не долго, и свободных трикотажных толстовках. Последние непременно имели широкий вырез или расстегивались на верхние пуговицы. Венчался облик Эффлера самыми тяжелыми армейскими ботинками, какие можно найти в магазинах мирного города. В таких и по грязи ходить не страшно, и по крови, и по мертвым телам.

Воспоминания громилы-германца были прерваны самым неожиданным образом.

– Эффлер! Эффлер! Эффлер! – истошные вопли немертвой сестры разбудили бы и покойника. Впрочем, самообладанию шестисотлетней содержанки одного любвеобильного монарха завидовали многие. Не в привычках Аннабель было орать и визжать как резаная. Следом за воплями в подвал вбежала и сама француженка. Аннабель родилась где-то на окраине Парижа, в те времена, когда инквизиция еще не прошлась огнем и мечом по генофонду женщин своей нации. Девушка была, что называется, полнокровной: с пышной грудью, широкими бедрами, небольшим округлым животиком, в ее времена не считавшимся признаком полноты. Длинные русые волосы Аннабель любила убирать наверх, в какой-нибудь замысловатый пучок, освобождая для взгляда округлое личико с такими же округлыми серыми глазами и длинную шейку. На щеках француженки когда-то цвел румянец, но нынешний фарфоровый оттенок тоже смотрелся весьма неплохо. Несколько шрамов возле носа и на лбу напоминали о том, что во времена Аннабель не было хороших средств от подростковых угрей и сыпи. Губы шестисотлетней вампирши походили на бантик, как любят выражаться писатели и поэты. Не мудрено, что король позарился на эту чертовку, за миловидной внешностью которой скрывался стервозный характер.

Аннабель едва доставала Эффлеру до груди, и то на высоченных шпильках, которые напяливала, кажется, даже на сон грядущий. В тонких шелковых брючках, полупрозрачных и топике, едва закрывающим грудь, француженка напоминала не парижскую содержанку, а скорее одалиску.

– Ну? – недовольно поморщился Эффлер. Громила-германец не слишком любил сестру, хотя та, одно время, питала к нему далеко не братские чувства.

– Гервасий…– Аннабель выдохнула, подобно взволнованной человеческой женщине. Казалось, еще пара таких вздохов и ее грудь вырвется на свободу.

Эффлер замер, давая сестре возможность высказаться. Громила-германец имел поистине удивительное терпение, впрочем, характерное для его племени. Он не спешил предаваться унынию, редко эмоционально реагировал на что бы то ни было.

– Ему ввели серебряную пыль! Прямо в вену! Он умирает!

Новость буквально сражала наповал. Но Эффлер предпочитал поспешному приступу паники размеренную попытку справиться с ненастьем. Прежде чем расстраиваться, переживать, психовать, как истеричка Аннабель, надо испробовать все варианты спасения и выяснить обстоятельства.

– Как это?– поразился громила-германец, без слов последовавший за сестрой в покои Создателя.

– Это все Бернард, будь он неладен!

– Сын казненного вампира? За открытое надругательство над десятью человеческими женщинами?– уточнил Эффлер. – Надеюсь, ты оторвала ему голову?

– Разумеется!– почти возмущенно ответила Аннабель, словно иных вариантов наказания не существовало в природе.

Тем временем, оба миновали длинный каменный коридор, в конце которого располагались комнаты Гервасия.

Глава клана Мессер лежал на широкой дубовой кровати, жесткой, напоминающей древнему германцу о походах и сражениях, но все же достаточно большой для любых самых изощренных сексуальных игр.

Эффлер не первый раз лицезрел вампира, отравленного серебряной пылью, посему вид создателя не стал для него чем-то ужасающим. Кожа рыжего и веснусчатого наполовину германца, наполовину уроженца еще какого-то племени – Гервасий предпочитал не распространяться об этом – посерела. Кое-где покрылась трещинами, напоминающими расколы на сухом асфальте. Голубые глаза стали тусклыми. При росте метр восемьдесят в свои времена Гервасий считался едва ли не великаном. Сейчас же, казалось, мускулистое тело создателя Эффлера усохло, стало тоньше.

Гервасий не напоминал глыбу как его первый сын, скорее эдакого атлета, с которого впору писать картины. Простое лицо его было довольно миловидным для мужчины и даже привлекательным. Впрочем, сейчас синие прожилки под глазами отнюдь не украшали уже раздетого Гервасия, едва прикрытого тонкой простыней. Абсолютно все вампиры, пострадавшие от серебряной пыли, как создатель громилы-германца, от боли орали благим матом. Гервасий же не издал ни звука. Лишь тяжело вдыхал время от времени, с хрипом выталкивая наружу кровавую пыль. Воин остается воином и на смертном одре. Именно за это Эффлер уважал создателя и даже преклонялся перед ним.

– На Равнину? – спросил громила-германец, игнорируя истерику Аннабель, причитающую у постели создателя так, будто тот уже умер.

– Да! – прохрипел Гервасий.

Эффлер с вампирской скоростью понесся из замка, сквозь лес, обогнул два человеческих города и очутился в легендарном для своего мира месте.

Равнина, так называли этот луг местные.

Здесь располагался вход в другое измерение, в мир великих магов – первородных, властелинов стихий. Они приходили в соседнее пространство, поворожить, за какими-то артефактами, подпитаться от энергий. Все тут знали об этом, порой даже видели хранителей даров. Но лишь избранные могли посетить мир первородных.

Вернее, ходил слух, якобы кто-то может. Однако пока за свои тысячелетья Эффлер не видел ни одного существа, реально способного на такое. И не встречал никого, лично свидетельствовавшего о подобном. Властелины стихий могли все, или почти все. Ходили слухи, будто кто-то из них владел даром врачевания и спас главу другого вампирского клана в сходных обстоятельствах.

Вот почему громила-германец остановился посреди гигантского луга, укрытого ночными сумерками. Гервасий должен был продержаться минимум недели две, так что время в запасе еще оставалось.

– Первородные! Маги! Как вас там! – голос Эффлера разнесся по Равнине, взорвав спокойный вечерний воздух. Низкий, грудной, но какой-то бархатистый, он звучал резко, но приятно.

– Нужно спасти главу второго вампирского клана! Заплатим чем угодно!

Проходил час за часом, но ответа не было. Впрочем, древний германский воин привык к трудностям, посему продолжал кричать в портал, ни минуты не думая сдаться.

Наверное, он смог бы так и день и два. Но с рассветом воздух в центре поля всколыхнулся, затуманился, и перед Эффлером появилась пожилая женщина.

Глава 1

Эффлер неподвижно сидел у кровати создателя, краем глаза наблюдая, как Аннабель то вскакивала, то возвращалась в кресло, то начинала метаться из угла в угол. Женщины… вот почему громила-германец никогда не связывался ни с одной из них прочно. Истерики, капризы, нелогичности – имя вам женщина!

Впрочем, прошли уже сутки с тех пор как старуха-ведьма в сером балахоне пообещала прислать первородную для исцеления Гервасия, а та все не появлялась. Глава Мессеров неподвижно лежал на постели, время от времени выдыхая кровь. Состояние его почти не изменилось, лишь только глаза совсем потускнели.

Однако даже трехсотление дети ночи жили после отравления серебряной пылью около полутора недель. Такой мощный и сильный вампир как Гервасий, наверняка выдержит больше. Но зачем заставлять его страдать?

Эффлер продолжал молча ждать, потому, что ничего иного не оставалось.

Время от времени в комнату забегал Ногаре. Кажется, четырехсотлетний французский дворянчик, обращенный Аннабель, с разрешения Гервасия до сих пор помадил волосы… Громилу-германца откровенно воротило от младшенького… От его приторной туалетной воды, которую Эффлер и вылил бы в туалет, если бы таковой был в замке немертвых. От его светло-русых кудрей, вечно завитых и уложенных волос к волоску. От его шелковых рубашек, обязательно демонстрирующих волосатую грудь… Ногаре был строен, но достаточно атлетичен. Гордился своей тончайшей талией и красивым лицом, по мнению старшего брата, слишком женственным.

Сейчас он, наряженный в шелковую бледно-розовую рубаху и черные брюки, время от времени истерично вбегал в спальню Гервасия и, всплеснув руками, исчезал снова. Эффлера это начинало откровенно подбешивать.

Как назло лучший «молодняк» Мессеров сейчас был не удел. Ричард Уорд, участвовавший в рыцарских походах с самим легендарным Ричардом Львиное Сердце, обожавший высмеивать легенды о Робин Гуде, отбыл по делам к соседнему немертвому клану. Накопилось немало убийств людей на их земле, вроде бы виновного выдали, но Гервасий сильно сомневался, что один вампир мог так небедокурить.

Гаспар, незаконнорожденный потомок Ричарда, обращенный пращуром за воинские заслуги и бесстрашие, естественно сопровождал Уорда.

Татуар – последний представитель вымершего индейского племени, настоящий воин и невероятно меткий стрелок – принимал очередную партию смертников на севере континента, дабы затем распределить их по тюрьмам. Миссия, важность которой сложно переоценить, ведь фактически краснокожий поставлял еду вампирским кланам и решал – кому вкуснятина, а кому отбросы.

А Никита, бывший русский князь, погибший на поле брани и обращенный Гервасием за то, что один убил десятки монголо-татар, отправился в далекий человеческий город за каким-то артефактным оружием своего народа.

В общем, Эффлеру приходилось иметь дело с самыми нелюбимыми членами семьи, да еще в такой момент, когда помощь лучших Мессеров была бы как нельзя кстати. Впрочем, громила-германец попадал и в худшие передряги…

Большая комната Гервасия, отделанная настоящим малахитом, была полупустой – древний воин любил пространство. Несколько кресел из настоящего английского дуба, собственно кровать и тяжелый письменный стол из красного дерева почти не уменьшали просторов комнаты, сравнимых разве что с бальным залом Лувра.

Громиле-германцу нравилась мебель создателя, будто бы нарочно скроенная для существ немалых размеров. Эффлер легко развалился на стуле, вытянув длинные мускулистые ноги. Аннабель же свернулась калачиком в кресле и вдруг застыла. Наконец-то!

Внезапно старший сын Гервасия услышал характерный стук входной замковой двери – обитой таким количеством стали, что редкий смертный мог сдвинуть ее с места.

Эффлер уставился на дверь, понимая: вот он, момент истины.

Он ожидал увидеть нечто пожилого возраста, с растрепанной копной поредевших волос невнятного цвета, расплывшейся фигурой и шаркающей походкой. В общем, ведьму, напоминающую встреченную громилой-германцем на Равнине.

Но, когда гостья появилась в дверях, Эффлер слегка дернулся. Очень сильная реакция для сурового нордического воина.

Первородной, ступившей на порог апартаментов Гервасия можно было дать 28-30 лет, не больше. Если бы она перестала хмурить черные брови, и того меньше.

Хотя нет, по-детски милое личико с большими, миндалевидными карими глазами очень старило выражение тоски и вселенской грусти, не стиравшееся ни при каких изменениях мимики.

Слегка спутанные каштановые волосы незнакомки свободно падали на плечи и спину, отсвечивая красноватым. Ведьма была статной, фигуристой и даже бежевое платье-балахон до пят не скрывало ее крутых бедер и тонкой талии.

Если бы не другая ситуация… Эффлер бросил на пришедшую плотоядный взгляд, на что первородная фыркнула и молча направилась к кровати Гервасия.

В полной тишине она осмотрела основателя клана Мессеров, а затем, без всяческих предисловий бросила в сторону Эффлера:

– Вылечу! Но мне нужна восточная часть вашего леса и восточный же подвал. Дней на десять! Так, чтобы никто туда не совал свой проклятый вампирский нос!

Громила-германец медленно поднялся со стула, нависнув над ведьмой, как гора над холмом. Первородная едва доставала ему до груди, впрочем, на ногах у ведьмы были балетки, значит гостья выше Аннабель.

– Эй! Ты! Повежливей! – прорычал Эффлер.

Грозный голос громилы-германца, на многих производивший пугающее впечатление, вообще никак не повлиял на настрой вновь прибывшей.

– Мне лечить или не надо? – выплюнула она. – Если лечить, отойди, проклятый мертвяк! Если нет, уйду! – и ведьма сделала шаг назад.

Эффлер намеревался поймать ее, используя вампирскую скорость, но чародейка легким движением руки отодвинула второго Мессера со своего пути. Наблюдая, как удаляется спина первородной, громила-германец крикнул:

– Твоя взяла! Лечи! Подвал и лес в твоем распоряжении!

Ведьма медленно развернулась и, глядя прямо в глаза Эффлеру, уточнила:

– Даешь слово? Слово воина? Клянись воинской честью! Но прежде назови себя!

А эта девица неплохо разбиралась в психологии бойцов времен громилы-германца! Гостья оказалась не так проста, как подумалось вампиру поначалу.

– Я, Эффлер Мессер клянусь воинской честью отдать подвал и лес, принадлежащий моему клану… – громила-германец остановился, первородная вставила:

– Дее Дрейко и любому присланному или сопровождающему ее магу…

Эффлер нехотя повторил за чародейкой и закончил:

– В полное и единоличное пользование на месяц! Довольна?

Дея кивнула и направилась навстречу громиле-германцу. Странные ощущения посетили второго Мессера в ту минуту. Казалось в груди или в животе появилось нечто теплое и, по мере приближения первородной, оно все нагревалось и нагревалось. Почему-то легкие вмиг переполнились воздухом, и Эффлеру очень хотелось избавиться от него шумным выдохом.

Но самое удивительное впечатление испытал громила-германец, когда Дея медленно проскользнула мимо него, потому, что вампир, сосредоточившись на собственных эмоциях, совершенно забыл уйти с дороги.

Казалось, не ведьма едва коснулась Эффлера плечом и бедром, а фонтан горящей лавы прошелся по телу. Громила-германец развернулся следом за первородной.

Совершенно игнорируя присутствие Аннабель, привставшей с кресла, ведьма быстро подошла к постели Гервасия и… погрузила руки в его грудь, вытащив сердце. Второй Мессер уже хотел оторвать убийце создателя голову, когда заметил, что отец вовсе не умер, да и сердце по-прежнему соединено с телом шлангами сосудов.

– Не пыхти! – фыркнула Дея на Эффлера. – Ответственный момент, а ты мешаешь сосредоточиться!

В следующую минуту первородная, держа сердце Гервасия левой рукой, правую погрузила внутрь органа. Причем, громила-германец готов был поклясться, что главный мотор создателя, как и его грудь, остался целехонек.

Ведьма прикрыла глаза, вздохнула и вытащила на свет божий ладонь, полную… серебряной пыли.

Брезгливо стряхнула россыпь драгоценного металла на пол, вытерла руку о платье и снова погрузила в сердце. Несколько подобных манипуляций и ладонь первородной вышла из органа почти пустой.

Тогда ведьма быстро водрузила сердце на место и… тело Гервасия на глазах начало обретать прежний облик. Кожа стала мраморно-белой, испарина на лбу высохла, мышцы буквально налились мощью.

– Фуф! Спасибо, колдунья! – выпалил глава Мессеров, вставая с постели и совершенно не стесняясь своей наготы.

Дея кивнула и добавила:

– Проследи, чтобы сынуля выполнил клятву. Завтра приду ворожить в лес.

И вышла вон.

– Какова чертовка? – ухмыльнулся Гервасий, наблюдая за лицом Эффлера, неподвижным, но уж слишком скованным.

Громила-германец ощущал странное жжение в груди и животе, навязчиво распространяющееся по телу.

А когда Деи и след простыл – Эффлер слышал, как она хлопнула входной дверью, и как великосветски пожелал ей удачи Ногаре – громила-германец почувствовал нечто еще более странное. Это напоминало сильный сексуальный голод, только ощущения не концентрировались в эпицентре подобного голода, а расползались по всему телу. Было жутко некомфортно, даже неприятно, словно вся кожа, все мышцы, все внутренние органы противились уходу первородной.