Читать онлайн Дорогой Солнца. Книга третья бесплатно

Дорогой Солнца. Книга третья

Глава 1

Цель пряталась за углом. Я видел небольшое светлое пятнышко на полу через визор: тепло передалось по металлу. Больше ничем боевик себя не выдавал: опытный и терпеливый, гад. Возможно, из модифицированных.

В другой ситуации я мог рвануть по полу вперёд и снять его до того, как он успеет прицелиться.

Но стрелять никак нельзя. У нас и огнестрелов с собой нет. Только арбалеты с карбоновыми стрелами, не дающими искры.

Комплекс построили, используя естественные карстовые полости. Пористая порода сообщалась с пластами бурого угля, плюс близкие болота – как итог высокая опасность загазованности.

Когда штатно работала система вентиляции плюс газоанализаторы – это не было большой проблемой. Вот только резервные генераторы, по нашим данным, уже три дня как вырубились. А здесь, на нижних горизонтах, портативный газоанализатор показывал семь – семь с половиной процентов метана. Не девять с половиной, конечно, но всё равно довольно опасно.

Мы сидели на развилке долго, больше получаса. Скоро придёт время менять очередной патрон в противогазе. Последний из наших запасов. Останутся только маски, которые мы тащили с собой для пленных, которые, по данным разведки, всё ещё находились в изолированном нижнем отсеке. Но там кислорода на сорок минут в каждой – ровно для того, чтобы быстро вывести людей на поверхность.

Если, конечно, они вообще в состоянии ходить. На этот счёт были большие сомнения. Однако, согласно добытой разведкой схеме, отсек с пленниками обладал автономной системой жизнеобеспечения, и её ресурса должно было хватить на несколько дней.

Несмотря на отчаянное положение, обороняющиеся сопротивлялись до последнего. Причём далеко не все из них были модифицированы.

Зачистка началась вчера с верхних уровней, где был выход к ангарам. А потом разведка обнаружила материалы по пленным. Вызвали нас, поставили задачу: скрытно выдвинуться в предполагаемый район удержания, предотвратить возможную ликвидацию пленных, освободить их и доставить на поверхность.

Всего‑то делов.

Впрочем, мы до сих пор неплохо справлялись: уничтожили две засады, обнаружив их заблаговременно, вскрыли пост наблюдения и заблокировали расположение подразделения охраны, всего человек двадцать. Там, пятью горизонтами выше, содержание метана ещё не превысило норму, да и кислорода было достаточно. Разве что показатели углекислоты приближались к красной отметке, но, если заблокированным повезёт – наши штурмовики возьмут их в плен раньше, чем они задохнутся.

Боевик, сидящий в засаде, явно использовал средства защиты. Или же всё‑таки был модифицирован.

Пуля поднял запястье, изобразив, будто смотрит на часы. Я кивнул в ответ. Да, ждать больше не имеет смысла, только время теряем.

Напарник бесшумно, скользящей походкой двинулся вперёд. Я же пополз вдоль противоположной стены, стараясь, чтобы твёрдые части снаряжения не соприкасались с металлическим полом. Это было довольно сложно. Мне даже пришла в голову мысль, что такое испытание неплохо бы добавить в общую программу подготовки…

Тёплое пятнышко чуть сдвинулось. Я замер. Потом медленно снял арбалет с крепления на поясе.

Из‑за угла показалась голова.

Всё‑таки модифицированный, теперь это стало очевидно: температура тела около тридцати девяти градусов. Едва ли тяжело больной человек мог терпеливо сидеть в засаде, не теряя концентрации.

Я успел сделать знак Пуле: «Осторожно!», как тварь выпрыгнула из укрытия. Для атаки она выбрала его.

Пуля отработал как надо: перекатом ушёл с линии атаки, после чего, не поворачиваясь, по памяти, выбросил за спину руку с ножом и пропорол нападавшему бок. После этого отскочил на пару метров в сторону, ожидая продолжения.

Атаковавший скорчился на полу, судорожно дрыгая ногами. Довольно нетипичное поведение для модификанта.

Заинтересованный, я осторожно подошёл ближе, убрав арбалет и приготовив нож.

Всё‑таки это был человек. Пока ещё человек – видимо, модификаторы ввели совсем недавно, и они не успели подействовать. Всё‑таки хорошо, что мы не стали мешкать: ещё минут сорок‑час, и справиться с ним было бы гораздо труднее.

Через минуту боевик затих.

Пуля опустился перед ним на колени и тщательно обшарил карманы. Достал пару боевых ножей и пистолет, после чего обнаружил контейнер с инъекторами, рассчитанный на пять доз, из которых в обойме оставалось четыре.

Он запаковал находку в герметичный пакет, после чего передал мне. Хоть под маской этого и не было видно – но я отчётливо представил гримасу отвращения на его лице. Я взял пакет и спрятал его в специальный защищённый контейнер в его рюкзаке.

Мы прошли горизонт и оказались возле шахты подъёмника, который, согласно добытому плану, должен был привести нас в изолированный отсек. Сам подъёмник, по понятным причинам, не работал: предстоял спуск на тросе. Хорошо хоть нас снабдили подъёмной системой с мощным аккумулятором, которая в теории должна была помочь поднять пленников.

Тщательно осмотрев ствол шахты, я принял решение включить основной фонарь. Тут было довольно холодно. Самые яркие предметы – наши собственные тела. В таких условиях ориентироваться не очень‑то удобно.

Клеть подъёмника была заблокирована на пандусе. В её решётчатом полу имелся люк. Очень удобно крепить лебёдку подъёмника, крючья встали как влитые. И всё‑таки страховочный трос я закрепил отдельно, забив пару костылей в стык между входным люком и бетонным стволом.

Стены шахты были сырыми. Посветив вниз, я обнаружил, что часть ствола заполнена водой. Подземелье с отключенными системами жизнеобеспечения постепенно затапливалось.

На нижнем горизонте вода стояла по щиколотку. Нам пришлось как следует повозиться прежде, чем мы смогли разблокировать входной люк. Он был снабжён довольно хитрым механизмом, предотвращающим случайное открытие на случай затопления шахты, который работал независимо от электроснабжения. Пришлось его сломать, перекусив тяговый трос противовеса.

Я заподозрил, что в отсеке должен быль альтернативный способ эвакуации. Не может ведь так быть, чтобы его создатели сделали только один самоблокирующийся выход, верно? Эдакая система самозахоронения…

Люк открывался наружу. Я снял одну из рукояток, используя её как рычаг. Так удалось оторвать бронеплиту от паза. Вода сразу хлынула внутрь.

Здесь работало красное аварийное освещение, так что разведка, похоже, не обманула насчёт автономной системы жизнеобеспечения.

Я достал газоанализатор. Включил прибор и подождал, пока не дисплее появятся цифры. Метан два с половиной процента, углекислота в пределах нормы.

Переглянувшись, мы снова поднатужились и закрыли люк изнутри.

Коридор, где мы оказались, был довольно коротким. Метров пятнадцать, не больше. Слева и справа по паре сдвижных дверей. Я жестами показал Пуле, что беру на себя левую сторону. Тот кивнул в ответ.

За первой дверью было что‑то вроде кухни: варочная панель, открытый холодильник, возле которого забросаны продукты, микроволновка, мойка. Рядом – четыре пластиковых стола. На одном лежит тело со вскрытой пустой грудной клеткой.

Хорошо, что мы не стали снимать изолирующие противогазы. Должно быть, вонь тут стояла знатная: тело уже начало разлагаться.

Возле столика с телом на полу и на стенах было множество коричневых, высохших следов босых стоп и ладоней.

Модификанты. Определённо, они здесь побывали.

Я вышел из помещения, чтобы предупредить Пулю. Тот уже стоял в коридоре.

– Там труп, – коротко сказал я. – Разорван модификантами.

Собственный голос казался мне незнакомым из‑за переговорной мембраны.

– Ясно, – кивнул Пуля. – У меня чисто. Там склад белья и прачечная.

– Так, план меняем. Я открываю дверь, ты прикрываешь.

– Принял.

Их было четверо. Лётчики, пропавшие полтора месяца назад. Никто всерьёз уже и не рассчитывал на то, что их удастся вернуть: за такое время их могли несколько раз подвергнуть модификациям или в лучшем случае просто убить.

Я сделал знак Пуле оставаться вне поля зрения, после чего снял противогаз.

Лётчики были в плохом состоянии, лежали на полу среди какого‑то тряпья. Однако минимум двое были в сознании. Смотрели на меня настороженно, но попыток встать не делали.

– Привет, мужики, – сказал я. – Свои. Мы вас вытащим.

От их реакции всецело зависели наши следующие действия. Модификанты, даже высших специальностей, не сдаются в плен. В безвыходной ситуации просто убивают себя, любым доступным способом.

Один из лётчиков пошевелился и приподнялся на локтях. Лицо истощённое, щёки ввалились, глаза блестят… сколько времени они провели здесь без еды? Вода у них, возможно, была – я заметил раковину и унитаз в углу помещения.

– Точно свои? – прохрипел лётчик.

И только в этот момент я его узнал. Черты лица, заросший седой порослью подбородок, слипшиеся грязные волосы – мало что напоминало героя, покорившего сердце Алисы там, в посёлке…

– Женя?.. – всё ещё неуверенно спросил я.

– О‑о‑о, фитнес‑мужик! – улыбнулся лётчик и попытался встать.

– Тихо, лежи пока! – сказал я. – Вы сколько без еды? Вода была?

– Нас держали на голодном пайке последний месяц… три дня назад что‑то случилось, к нам перестали заходить… вода исчезла… возможно, сегодня. Свет перестал меняться… его выключали на ночь…

Летчик делал паузы, чтобы отдышаться. Очевидно, говорить ему было тяжело.

– Что, точно наши?.. – послышался ещё один голос.

Сосед Евгения тоже приподнялся на локтях, глядя на меня выцветшими серыми глазами.

– Точно, точно… – кивнул муж Алисы.

– Это хорошо… – ответил его коллега, после чего попробовал растянуть губы в улыбке.

Я вернулся к двери и позвал Пулю.

Мы предполагали, что пленные могут быть в плохом состоянии, поэтому взяли с собой самое необходимое: регидрирующие растворы, глюкозу, препараты, помогающие восстановить силы в короткие сроки.

Двум лётчикам, которые были в сознании, мы вручили по паре бутылок с питательным раствором.

После этого я обследовал двух оставшихся.

Один, к сожалению, был мёртв. Второй – без сознания. Дыхание угнетено, пульс в районе тридцати ударов в минуту. Тут пришлось повозиться: инъекции глюкозы, растворов, восстанавливающих водно‑солевой баланс. Дозировку приходилось подбирать на глаз.

Где‑то через полчаса я попробовал использовать нашатырь из аптечки.

Веки лётчика затрепетали, он глубоко вздохнул и очнулся. Долгое время не мог сфокусировать взгляд.

– О… свои… – наконец, выдохнул он.

– Свои, Андрюха, свои, – подбодрил его Евгений.

Мы провозились около двух часов. В конце концов, два лётчика смогли подняться на ноги и самостоятельно передвигаться. Третий был слишком слаб, поэтому пришлось сооружать систему ремней, чтобы закрепить его у Пули на спине. Тот сам вызвался тащить бывшего пленного.

Я приготовил защитные маски к активации. Заранее раздавать их не стал, сорок минут времени – это впритык, чтобы добраться даже не до поверхности, но хотя бы до безопасных горизонтов.

И тут нас ждал неприятный сюрприз. Вскрытый нами люк отказался поддаваться.

Мы с Пулей переглянулись и навалились вдвоём, толкая его изо всех сил, до треска сухожилий. Даже лётчики присоединились к нам. Однако же всё было тщетно: люк не сдвинулся ни на миллиметр.

– Ничего не понимаю, – сказал Пуля, отступая от препятствия. – Мы же обрезали тросы… там не было никакой резервной системы, я проверил!

– Мы не засекли скорость пребывания воды, – заметил я.

– Думаешь, шахта?..

– Затоплена. Да. Толкать бесполезно, давление.

– Блин…

– Плохие новости, а, ребят? – спросил Евгений.

– Разберёмся, – ответил я, поглядев на Пулю.

Тот лишь пожал плечами.

– Женя, вас из помещения выводили? Может, заметили что‑то? – спросил я.

– Нет. Сюда нас привели с мешками на головах. Мы сначала долго шли по подземельям. Было путано, я пробовал считать шаги, но быстро сбился. Потом спускались на лифте или подъёмнике. Здесь прошли вот этот коридор. Всё, после этого нас не выпускали больше.

– Ясно, – кивнул я. – Тут должен быть резервный ход.

– Можно поискать, конечно… – заметил Пуля.

– Ребят, я не хочу больше подыхать от голода… – сказал лётчик, закреплённый на спине Пули. – Если что, вы это… поможете, а?

– Так, без паники! – сказал я. – Нас в любом случае достанут. Штурмовики дойдут, увидят, что шахта затоплена, откачают воду. Вопрос времени, надо только продержаться.

– Так, может, дождёмся просто? – спросил Евгений.

Мы с Пулей снова переглянулись.

– Дело, вскрывать другие помещения опасно… – сказал он, поглядев в сторону кухни.

Хорошо хоть я дверь додумался закрыть, а то у летунов появились бы вопросы…

– Ожидание тоже увеличивает риски, – заметил я. – Не забывай, мы внутри разваливающегося технологического комплекса…

– Тоже верно… вода может обвал породы вызвать, и тогда фиг нас и за месяц достанут…

– Значит, смотрим?

– Смотрим, – кивнул Пуля.

Лётчика, которого Женя назвал Андрюхой, пришлось отвязать от Пули и оставить вместе с товарищами возле входа.

После этого мы двинулись к следующей не вскрытой двери.

– Ребят, чего вы опасаетесь? – окликнул Женя.

Я остановился. Взглянул на него. После чего ответил:

– Неприятностей.

– Думаете они не ушли? – спросил он.

Я пожал плечами.

За следующей дверью была лаборатория. Приборы, оборудование, пробирки, колбы, центрифуги, микроскопы – всё было разбито и заляпано засохшей кровью. Тут тоже было несколько трупов, но точное число определить оказалось невозможно: тела были буквально разорваны в клочки.

Оставалась одна дверь.

Если в этом секторе оставались модификанты – больше им деваться было некуда.

Я взялся за рычаг‑рукоятку и потянул дверь на себя. Изнутри пахнуло сыростью, однако никакого нападения не последовало.

Я выставил перед собой фонарик и посветил внутрь. На первый взгляд – простая бетонная коробка. Похоже выглядят жилые помещения перед финальной отделкой. Едва ли я заподозрил бы, что здесь может быть что‑то иное, если бы не многочисленные кровавые следы на полу. Часть из них рассекались противоположной стеной.

– Что‑то вроде активной переборки? – спросил Пуля.

– Надо бы найти блок управления, – ответил я.

– А точно стоит?

Словно в ответ на его вопрос освещение мигнуло, послышался далёкий гул, помещение затряслось, а сверху посыпалась штукатурка.

Мы вернулись в коридор. Лётчики, помогая самому слабому товарищу, медленно отходили от входного люка. Похоже, его перекосило, и в помещение начала поступать вода.

– Точно стоит, – сказал я.

Пульт нашёлся за одной из стенных панелей. К счастью, он был всё ещё активен.

– Надо посмотреть, как быстро механизм срабатывает, – предложил Пуля. – Тогда, если эти твари всё ещё там, можно запускать несколько, потом отсекать остальных.

– Если они не рванут все разом, – ответил я.

– Тогда, будем считать, нам не повезло, – Пуля пожал плечами.

Внутренне подобравшись, я приготовился отразить атаку. После этого нажал на кнопку, которая, как я предположил, должна поднимать переборку.

Я угадал. Часть стены в помещении скользнула в паз под потолком.

Из открывшегося тёмного провала тянуло холодом и влагой. Однако же, атаковать нас никто не спешил.

Я сделал знак Пуле оставаться на месте и прикрывать меня. После чего вошёл в помещение и, нагнувшись, вошёл в провал.

Для начала я снова активировал газоанализатор. Потом включил основной фонарь на шлеме. И обомлел.

Я находился в огромной карстовой промоине. Её свод находился так высоко, что луч фонаря едва доставал до него. В центре пустоты находилось какое‑то странное сооружение из многочисленных трубок, пластин и переплетения магистралей – то ли силовых электрических, то ли гидравлических.

Пискнул газоанализатор. Метана меньше процента, углекислота в норме. Отлично!

Но самое главное: метрах в двадцати от входа я увидел металлическую лестницу, поднимающуюся вдоль свода. Где‑то наверху она соединялась с площадкой возле тёмного прохода, ведущего, как я предположил, куда‑то на один из верхних горизонтов.

Я вернулся в основной коридор. Дал знак Пуле, что всё в порядке.

Мы вернулись к лётчикам. Андрея снова пришлось закрепить на спине у Пули. После этого мы, не мешкая больше, пошли в сторону лестницы.

Глава 2

Первым их заметил Пуля. Он подал знак, когда мы поднялись на первый пролёт металлической решётчатой лестницы. Я старался контролировать, чтобы лётчик, привязанный к его спине, случайно не зацепился за какой‑нибудь выступ конструкции, поэтому не смотрел по сторонам. Остальные освобождённые шли впереди.

Они двигались стремительно, будто стелились по поверхности. Очень похоже на то, что описывал Женька, мой друг – когда столкнулся с ними после обмена ударами, в разрушенном городе. Ещё я видел их на видео, которое успели добыть другие ребята. Но вот так, вживую, подобный тип модификантов я увидел впервые.

Опаснейшие твари, которые когда‑то были людьми. По замыслу архитекторов всего этого кошмара, они нужны были только на переходный период, чтобы «окончательно расчистить дорогу» новому миру. Поэтому такие модификанты были стерильны и погибали всего через несколько месяцев после обращения.

Судя по скорости движения и ловкости, эти были совсем «свеженькими».

– Поднимай пролёт, – сказал Пуля своим обычным спокойным голосом.

Я посмотрел на лестницу. На вид – довольно прочная конструкция: толстые железные штыри, вбитые глубоко в породу, удерживающие каждый пролёт, сварные ступени и рёбра жёсткости. Лишь приглядевшись я увидел, что нижняя часть лестницы не была монолитной: направляющие лежали в пазах, зафиксированные специальными стопорами. Лестницу можно было поднять где‑то на два человеческих роста, отрезав каверну от остального комплекса.

Стена каверны шла под отрицательным углом по отношению к лестнице и была довольно гладкой – оставался шанс, что модификанты не смогут подняться выше, несмотря на свою нечеловеческую ловкость.

Стопоры были зафиксированы двумя болтами. Я достал нож и с его помощью стал вращать головку одного из них. На то, чтобы освободить первый стопор, у меня ушло секунд десять. За это время модификанты преодолели больше половины разделяющего нас расстояния.

– Готовься к встрече, не успеваю, – сказал я, обращаясь к Пуле.

– Отстегните меня… мешаю же! – вмешался лётчик.

Пуля его просто проигнорировал, заряжая арбалет.

Первым выстрелом он попал ближайшему модификанту в глазницу. Тот замедлился, бег стал неуверенным – но даже не думал останавливаться. Одна из особенностей этих тварей, будут двигаться до тех пор, пока повреждения не получит модифицированный мозжечок, отвечающий за моторику.

– Ниже целься, – сказал я, работая над вторым болтом.

Следующего модификанта Пуля уложил одним выстрелом.

Первый, с болтом в глазнице, уже был на лестнице. Я встретил его мощным ударом ботинка по переносице. Что‑то хрустнуло, тварь полетела вниз, а я лихорадочно дёрнул на себя освобождённый участок лестницы, разом подняв его на метр.

Тем временем следующая тварь запрыгнула на нижнюю перекладину и едва не свела на нет мои усилия. Пуля сбил её ещё одним болтом.

Ещё три рывка – и лестница встала в верхнее положение. Я опустил фиксаторы.

Модификанты скапливались внизу. Они метались у основания лестницы, поглядывая на нас чёрными буркалами и коротко шипели.

Некоторые из них всё же попытались забраться по гладкой стене. Даже поднимались с разбега метра на полтора – но всё же недостаточно, чтобы достать до первого вбитого в стену опорного штыря.

– Спокойно. Двигаемся дальше, – сказал я.

Модификантов было на удивление много. Они всё прибывали и прибывали, скапливаясь у основания лестницы. Я пытался определить место, откуда они появляются – но не смог: дальности фонаря не хватало.

Ещё меня очень интересовался установка в центре. Что это могло быть? Какой‑то химический процессор? Впрочем, специалисты разберутся, главное выбраться отсюда…

Ближе к середине лестницы Пуля стал уставать. Он не проронил ни слова, но я прекрасно видел, насколько тяжело ему даётся каждый следующий шаг.

– Поменяемся? – предложил я, когда мы достигли следующей площадки.

– Опасно, – с некоторым колебанием ответил напарник, глядя вниз.

– Я могу попробовать сам… – тихо сказал лётчик. – Ну или оставьте меня. Надоело, будто кукла какая‑то…

– Так, – скомандовал я. – Привал.

Места для пятерых на площадке между пролётами лестницы не хватило, поэтому мне пришлось довольствоваться ступенями. Впрочем, я не слишком‑то и устал: физически был в норме, груз не тащил.

Я достал припасы и передал лётчикам бутыль с глюкозой и другими полезными веществами, подобранными медиками. Они охотно выпили предложенное. Мы с Пулей перекусили протеиновыми галетами.

Тем временем модификанты продолжали скапливаться внизу; их поток не иссякал. В какой‑то момент я понял, что в самом центре их скопления появился небольшой холмик. Они лезли друг на друга.

– Пора, – сказал я, разминая кисти, на всякий случай проверив колчан с арбалетными болтами.

– Согласен, – кивнул Пуля, поднимаясь.

– Отстегните меня! – снова начал протестовать лётчик. – Думаю, сам смогу. Правда, будто кукла какая‑то…

Поколебавшись секунду, Пуля посмотрел на меня и кивнул.

Я быстро снял сбрую. Лётчик самостоятельно стоял на ногах. Не сказать, чтобы очень уверенно – но стоял. Вопрос только в том, сможет ли он подниматься быстрее, чем его тащил Пуля с моей подстраховкой?

Тут же рядом с лётчиком оказались его товарищи. Так, втроём, страхуя друг друга, они двинулись наверх. Мы действительно начали подниматься чуть быстрее. Неизвестно, успели бы мы, если бы Андрея продолжал тащить Пуля.

Модификанты добрались до нижнего пролёта, когда мы ступили на верхнюю площадку. Они неслись по лестнице почти так же стремительно, как передвигались по горизонтали. Поэтому мы не стали мешкать и оглядываться на верхней площадке – к счастью, тёмный проход, который я видел внизу, закрывался бронированной гермодверью. Мы едва задвинули её, зафиксировав штурвал запора, как снаружи посыпались первые удары.

– Успели!.. – выдохнул Андрей и медленно осел возле стены.

Его подхватил Пуля. К счастью, сознания лётчик в этот раз не потерял. Ещё одна порция глюкозы, и он вроде как взбодрился, даже высказал желание идти дальше.

Однако же прежде, чем двигаться, нам нужно было провести разведку.

Посовещавшись, мы с Пулей решили разделиться: один идёт в авангарде, изучает путь, при необходимости проводит зачистку. Второй охраняет бывших пленников. Потом первый возвращается, забирает остальных, сопровождает в новое, относительно безопасное место. После чего меняемся.

Кинули жребий «камень‑ножницы‑бумага». Идти первому выпало мне.

На всякий случай перед выходом на разведку я снова включил газоанализатор, всё‑таки новое помещение. Атмосфера была в норме, будто система вентиляции здесь продолжала штатно работать.

Мы стояли в тёмном коридоре овального сечения. Никаких дверей или проходов видно не было. Только впереди коридор изгибался, будто тоннель, забирая вправо.

– Лучше без света, – сказал я, обращаясь к Пуле. – Теплак включи.

Вместо ответа напарник выключил фонарь. А я направился дальше по коридору.

Идти пришлось дальше, чем я предполагал. Изгиб скрадывал расстояние. По дороге я разглядывал стены. Вроде как обычные пластиковые панели, без признаков каких‑либо коммуникаций, которые, должно быть, были убраны внутрь.

Метров через пятьдесят мне показалось, что где‑то впереди мелькнул проблеск. Я выключил фонарь. И точно: за очередным изгибом отчётливо виднелось пятно света. Удвоив осторожность, я бесшумно двинулся дальше.

Коридор (или, скорее, тоннель?) заканчивался приоткрытым люком. Его внутренняя поверхность отражала призрачный, бледный свет – видимо, внутри светились экраны.

Так и оказалось. Само помещение представляло собой что‑то вроде центра управления полётами или спутниковой группировкой: несколько мягких кресел, перед ними – батарея мониторов. На центральном карта земли с волнистой линией терминатора. Какие‑то условные обозначения, возможно, траектории. Внизу – строчка с цифрами обратного отсчёта. «Спутник они собрались запускать, что ли?» – удивлённо подумал я. Если это действительно был запуск, то до него оставалось чуть меньше пятнадцати минут.

Изображения на боковых мониторах отличались: где‑то показывалась статичная картинка из каких‑то технических помещений, где‑то – ряды цифр и графики.

В одном из кресел застыло мёртвое тело. Это был мужчина средних лет. Седые волосы аккуратно зачёсаны в пробор, на переносице – очки в золотистой оправе. Рабочий комбинезон разрезан в центре груди, на коже то ли ножом, то ли каким‑то другим острым предметом нанесён рисунок: уже знакомый мне перевёрнутый треугольник в круге. Символ был явно нанесён после смерти – потёков крови не было заметно.

В шее мужчины, сзади, под затылком, торчала рукоять крупного ножа, который перебил позвоночный столб.

Убийство, судя по всему, произошло не больше двух‑трёх дней назад: тело всё ещё было в окоченении. Детально осматривать труп я не стал – это работа следователей и разведчиков.

Моё внимание привлекла карта. Разглядывая символы, я вдруг сообразил, что один из них находится точно в том месте, где располагался один из вскрытых бункеров Нового Порядка. Именно там я обнаружил Светлану. И узнал много нового про обстоятельства гибели моей жены.

Это была пятилучевая звезда. Ещё несколько таких же звёзд находилось по всему миру: где‑то в районе Тибета, в Чили, на севере Италии и в центре Австралии.

Кроме пятилучевых звёзд на карте были крестики, крошечные «бриллиантики» и два синих колечка: одно где‑то в районе американского штата Колорадо, другое – посреди Сахары.

Я пошарил глазами по мониторам в поисках дополнительной информации, которая помогла бы разгадать значение этих символов, то тщетно: там были сплошные цифры и ещё какие‑то технические надписи по параметрам траекторий.

Ещё раз внимательно оглядев карту, стараясь запомнить максимум деталей, я вернулся к осмотру помещения.

Кроме тоннеля, через который прошёл я, тут было ещё два выхода: две двери с магнитными замками по обе стороны от экрана.

«Что ж, надеюсь, следаки меня простят», – подумал я, возвращаясь к трупу. Как я и предполагал, магнитный ключ‑карта лежал у него в кармане комбинезона.

Пробовать открыть замки я не стал. Нужно прикрытие. Я решил вернуться за лётчиками и Пулей

– Как тут у вас, всё тихо? – спросил я.

Пуля красноречиво промолчал. За люком скреблись и подвывали модификанты.

– Ясно. Двигаемся вперёд. Там что‑то вроде пульта управления и контроля. Ребята, вы остаётесь возле входа, Пуля – ты меня прикрываешь.

– Принял, – кивнул напарник.

До поста дошли быстро – не было необходимости соблюдать осторожность, да и освобождённые постепенно восстанавливали силы.

– Внизу, по бокам от экрана, две двери, – сказал я Пуле. – Пойду к левой. Ключ у меня.

– Ого! Да тут целый ЦУП!

Вопреки моему указанию, Евгений просунул голову в люк и с удивлением разглядывал экран. Я хотел было сказать ему всё, что думаю насчёт невыполнения приказов старшего группы эвакуации, но передумал.

– Разбираешься в этом? – спросил я.

– Само собой, – кивнул он. – Кто из нас по молодости космонавтом не мечтал стать?

– Что за значки на карте, можешь определить?

Лётчик нахмурился, приглядываясь.

– Интересно девки пляшут… – сказал он через пару минут.

Всё это время Пуля терпеливо ждал рядом.

– Ну? – спросил я.

– Вон те звёздочки – похоже, точки старта чего‑то. Я бы подумал, что баллистики, но больно странные параметры орбиты. Крестики контрольные маяки. Кружочки… блин, вон там указаны параметры точки старта, как для звёздочек. А рядом… н‑нда, интересно!

– Что там?

– Похоже, возвращаемые системы. Там, видимо, оборудованные площадки, способные принимать возвращаемые ступени. Ну, так я думаю.

– А что за обратный отсчёт? – продолжал я. – Они что‑то запускать собираются? Можешь определить?

Лётчик снова пробежался глазами по графикам и цифрам.

– Да не похоже… – ответил он. – Тут стартовые окна указаны – ни одно не совпадает во времени…

– Скоро узнаем, – заметил Пуля.

И действительно – до окончания обратного отсчёта осталось меньше минуты.

– Имеет смысл подождать, – сказал я.

Напарник согласно кивнул.

Когда таймер обнулился, все экраны разом погасли, а через секунду вспыхнули снова. На самом большом белыми буквами на красном фоне была надпись: «A self‑destruct program has been successfully launched». Под ней – новые цифры обратного отсчёта. Десять минут.

– Твою ж налево! – Пуля кои то веки позволил себе открытое проявление эмоций.

– Прикрывай, – бросил я, после чего рванулся вниз, к ближайшей двери.

Магнитный замок открылся, когда я приложил ключ‑карту к датчику.

Ещё один коридор. В этот раз бетонные стены, какие‑то коммуникации на кронштейнах. Мигает тревожное красное освещение. Но самое главное – тоннель отчётливо идёт наверх. А это именно то направление, куда нам сейчас надо.

Я сделал приглашающий жест.

Через минуту все были в тоннеле, оставив позади центр управления с его мёртвым оператором.

Тоннель оказался длинным. Мы шли уже восемь минут, а его конца всё ещё не было видно.

– Две минуты, – предупредил Пуля, глянув на заранее выставленный таймер на часах.

– Принял, – ответил я.

– Ребят… может… я догоню… а? – сказал Андрей.

Вместо ответа его подхватили под руки другие лётчики. Дело пошло быстрее.

Тоннель закончился гермошлюзом. Управление, к счастью, оказалось довольно простым, ручным. Через минуту мы были по другую сторону. Тут был небольшой колодец с винтовой металлической лестницей, ведущей куда‑то наверх.

А ещё здесь не было никакого освещения.

К счастью, лестница оказалась совсем короткой. За ней – небольшой тамбур, и в вот мы в коридоре, напоминающем обычные помещения на средних горизонтах базы.

– Посмотри воздух, – попросил я Пулю.

Тот включил газоанализатор.

– Метан шесть процентов… углекислота превышение в два раза.

– Так, маски, быстро!

Лётчики успели надеть дыхательные приборы, а мы с Пулей – поменять последние регенерационные патроны на противогазах, когда бабахнуло.

Трясло так сильно, что я думал – даже если не взорвётся метан, то нас просто засыплет здесь.

Однако же, обошлось. Грохот стих, оставив долгое эхо в гулких тоннелях бывшей базы.

– Похоже, пронесло, – заметил Пуля.

– Изолированная система, – кивнул я. – Повезло, что коммуникации нигде не сорвало.

– Ориентируешься, где мы? – спросил я, мысленно представляя добытую разведкой схему подземелья.

– Примерно. Думаю, четвёртый горизонт. Если повезёт, то справа должно быть ответвление, а там – лестница наверх.

Пуля оказался прав: всего через полчаса мы были на третьем горизонте. Тут нужно было соблюдать особую осторожность: зачистка ещё продолжалась, и можно было легко нарваться на неприятные сюрпризы.

Мы выключили фонари и переключились на теплаки.

Пуля шёл первым. Я за ним, прикрывая, а уже за мной, вдоль стены, гуськом лётчики.

На наших наткнулись только на втором горизонте. Напарник первым заметил движение в тоннеле. Подал знак, мы остановились. Прислушались.

– …да нет тут этих тварей! Не разводи панику, – говорил чей‑то голос. – Специально слухи разгоняют, чтобы осторожнее были.

– Саня вон из первого говорит, что видел! – возразил ему собеседник.

– Наши? – тихо, насколько позволяла мембрана, сказал я Пуле.

Тот, помешкав минуту, кивнул.

– Без противогазов, – заметил он.

Поколебавшись немного, я снял маску. Потом окликнул:

– Ребят, тут свои! Разведка! Возвращаемся!

Голоса стихли. Потом первый говоривший осведомился:

– Точно свои?

– Точно, точно! – ответил я, включая фонарик. Посветил на потолок, чтобы свет распространялся равномерно.

– Группа «Тора» что ли? – спросил боец. Видимо, командир.

– Так точно! – улыбнулся я.

– Ясно, нас предупреждали.

Один из лётчиков, видимо, снова обессилев, медленно опустился на пол.

– Командир, дай двух молодцов. Надо нашего наверх дотащить! – попросил я.

Глава 3

Даже после ядерной войны государственная и военная бюрократия никуда не делась. Выполнил боевое задание – будь добр, отчитайся. У нас по результатам нужно написать докладную записку или рапорт, получить резолюцию и подшить в дело.

Я промучился до двенадцати часов ночи, стараясь вспомнить малейшие детали, которые могут быть значимыми. Даже схемы и значки рисовал. Потом поглядел на написанное и понял, что это совершенно не читаемо. Начальство не поймёт главного, что я хотел донести в этом документе.

После побега части заговорщиков из алтайского бункера на баллистической ракете мы оказались в тупике. Система отслеживания запусков по понятным причинам не работала. Внешние посты засекли угол старта, но возможная точка финиша лежала в пределах половины Западного полушария. А то и Восточного – нам ведь были неизвестны характеристики ракеты, вдруг она рассчитана не на один виток?

После того, что рассказала Светлана, их поимка стала для меня делом чести и целью жизни. С определёнными ограничениями, которые накладывала военная служба.

Вот как раз для того, чтобы мои личные цели совпали с целями государственными я и должен был написать докладную как следует. В идеале – чтобы после этого руководство прониклось и поставило бы задачу как минимум обследовать и как максимум захватить объекты на предполагаемых точках финиша, которые отображались кружками на большой карте.

Хорошенько подумав, я заново переписал докладную. Опустил лишние детали – в конце концов, пускай этим следаки занимаются. И без того потратил на них три часа вчера. Так что я решил оставить только ключевые моменты и вывод: указанные объекты, вероятно, представляют серьёзную угрозу для безопасности нашего государства и требуют незамедлительного реагирования.

Вздохнув, я отправил документ на печать. Потом откинулся в кресле и сцепил руки на затылке.

Пуля, который сидел напротив и работал над собственной докладной, посмотрел на меня и спросил грустно:

– Закончил?

– Ага, – кивнул я, довольно улыбаясь.

После того, как Рубина забрали на спецпрограмму, мы с Пулей стали напарниками. Два старших опера в отделе экстренного реагирования Управления специальных программ. Наше подразделение переформировали в отдел. По штату нам положены были ещё два опера, два младших опера и ведущий оперативный сотрудник. Только вот с кадрами были определённые проблемы: всех более‑менее толковых разобрали в менее хитрые управления. Академия же по понятным причинам не работала, выпускников брать негде. Приписанных в запасе по нашим учётам было не так много и всех, кто пережил первые удары, давно распределили.

Негласно мы с Пулей конкурировали за должность ВОСа, впрочем, без особого фанатизма и без угрозы сложившимся хорошим отношениям.

– Дай глянуть? – попросил напарник.

Формально это было запрещено. Но фактически – кто нам запретит общаться? Тем более в одном кабинете на двоих.

– Держи, – сказал я, протягивая ему распечатку.

Пуля пробежал глазами документ. Хмыкнул.

– Блин. У тебя литературный талант! – заявил он.

– Очень смешно.

– Думаешь, нас реально могут направить туда? Разбираться?

Я пожал плечами.

– Не уверен, что сейчас ресурсы такие есть… у нас бы порядок навести, уже потом на другие континенты лезть, – сказал Пуля.

– Чтобы навести порядок, нужно устранить первопричину хаоса, – возразил я.

– Ну, это уже политика… пускай руководство решает!

– Пускай решает, – кивнул я.

Пуля отвернулся к экрану своего ноутбука и застучал по клавишам. Что ж, если наши докладные будут похожи – это ведь совсем не плохо.

– Ладно, пойду, наверно, – я закрыл ноут. – Хочу в госпиталь зайти.

– Это дело! К знакомому своему? Или жену с работы забрать?

– К Женьке, – ответил я. – У Ольги сегодня выходной, она с мальчишками.

– Ясно. Давай, до завтра!

Мы попрощались. Я подписал свою докладную, положил в папку, после чего вышел из нашего кабинета и направился по коридору к начальнику отдела. Его назначили относительно недавно, ещё месяца не прошло. Сергею Валерьевичу сложно было найти адекватную замену. Новому шефу выделили свой кабинет. И вообще структуру Управления и рабочие процессы более‑менее привели в порядок.

Начотдела был кадровым полковником сорока лет. Служил в «Альфе», проходил переподготовку, но в оперативных мероприятиях лично не участвовал, хоть и получал соответствующие надбавки – распоряжение высшего руководства, ценные кадры берегли.

Несмотря на то, что рабочий день официально закончился ещё полтора часа назад, шеф был на месте. Не то, чтобы он любил перерабатывать – просто днём как правило ходил по разным совещаниям и планёркам, а вечером, как и мы, закрывал «бумажную» работу.

Я нажал кнопку интеркома возле двери его кабинета. Через пару гудков шеф ответил:

– Дима, заходи.

Дверь отъехала в сторону.

Кабинет начальника отдела был меньше нашего раза в четыре. Эдакая коморка с рабочим столом, четырьмя стульями для совещаний и небольшим раскладным диванчиком. Зато, в отличие от нашего помещения, тут была качественная имитация окна, которая показывала осенний лес после дождя.

– Написал? – спросил шеф.

– Так точно, Владимир Сергеевич, – ответил я.

– Ну добро. Клади, завтра с утра почитаю.

Я положил папку ему на стол и собрался было выходить, но шеф меня остановил.

– Как сам вообще? Отдохнул? Как семья? Ездили куда‑нибудь?

– Да нормально всё. Нет, не ездили – так, гуляли по округе. Пацанам рыбалку показывал на выходных… у них же учёба началась, не хотели пропускать.

– А, да, ясно, ясно… в общем, на всякий случай, будь готов. Возможна командировка. Завтра решится.

– Конечно, – улыбнулся я.

– Ну, добро… – он задумчиво постучал по папке. – А это завтра обсудим. Степан Петрович очень интересовался операцией.

Степан Петрович – это новый начальник Управления. Назначили всего три недели назад. Евгений Павлович ушёл на повышение, начальником Службы оперативной информации.

– Это хорошо, – ответил я. – По мне так удачно сходили. Правда, вопросов всё больше…

Шеф поднял глаза от монитора и посмотрел на меня.

– Всё думаешь про тот пульт?

– Конечно, – кивнул я.

– Молодец. Хорошо, что думаешь. Наши аналитики тоже озадачены. Результатов пока нет, если ты хотел об этом спросить.

– Хотел… – признался я.

– Терпение – лучшее качество разведчика, – улыбнулся шеф.

– Да терплю, чего уж…

– Ну и следаки тоже пускай поработают. Когда докопаются, конечно.

– Если докопаются, – заметил я.

– Ну или так, – шеф пожал плечами. – Важно признать, что мы не в состоянии контролировать вообще всё. Тогда работается легче.

– Вы правы, конечно, – согласился я.

– Ну всё, не задерживаю. До завтра!

– До завтра, – неформально попрощался я и вышел из кабинета.

В больницу принято передавать какую‑нибудь вкусную еду. Говорят, такая поддержка оказывает заметное моральное влияние и ускоряет выздоровление. Поэтому врачи, если назначенная диета позволяет, только приветствуют такие вещи.

Однако с Женей всё было не так просто: они проходили реабилитацию после длительного недоедания, поэтому состав их диеты был строго регламентирован.

И всё же приходить с пустыми руками не хотелось. Поэтому ещё вчера я приготовил ему подарок: смартфон из старых запасов, которые я закупал перед нашим бегством из Подмосковья. Загрузил туда по максимуму книг, фильмов хороших и музыки.

В былые времена за подарок сошли бы хорошие книги. Но после всего случившегося оборот бумажных изданий был строго регламентирован: всячески поощрялось сдавать личные книги в общие библиотеки, которые пользовались немалым спросом среди обитателей подземелий, вроде нашего, и восстанавливаемых городов и сельских поселений. Больше того: те вещи, которые входили в школьную программу, подлежали обязательному выкупу, а за их сокрытие полагался немалый штраф.

Меры жёсткие, хотя и разумные: организация образовательного процесса оставалась проблемным моментом – специалистов требовалось много и уже вчера, а педагогов и пособий, даже школьного уровня, катастрофически не хватало. Плюс типографий уцелело совсем не много – но даже для них не находилось достаточно ресурсов для полноценного запуска.

У меня был специальный пропуск в корпус госпиталя, где лечили освобождённых из плена. Официально оформил по ходатайству начальника отдела, даже не подключая Ольгу.

Завернув к нужному сектору, в каморке для посетителей я обнаружил Алису. Мы не виделись после давней вечеринки у Петра, когда она приехала одна, хотя и созванивались. Я знал, что она прибыла на наш объект и всё хотел пригласить её к нам, когда момент будет подходящим. Но не ожидал её увидеть на территории госпиталя около полуночи.

Увидев меня, Алиса поднялась и грустно улыбнулась.

Мы обнялись – крепко, без слов. Я чувствовал, что её переполняют эмоции. После всего пережитого не грех было бы и поплакать – но девушка взяла себя в руки. Совершенно по‑мальчишечьи шмыгнула носом и сказала:

– Ох, Димка… рада тебя видеть. Хотела зайти – но слышала, что ты на службе до полуночи пропадаешь. Не хотела беспокоить понапрасну.

– Мы тоже собирались тебя пригласить – как только в себя немного придёшь, после всего этого… как Женька, почему не у него?

– Зав отделением выгнал, – Алиса с грустным выражением лица пожала плечами. – Не положено – и всё.

– Ишь какие строгие, – улыбнулся я.

– Хорошо Женька, – вслух сказала Алиса, после чего притянула меня к себе и зашептала на ухо: – вроде вечером результаты окончательных анализов пришли. Ребята чистые!

Она втянула в себя воздух, потом медленно выдохнула через поджатые губы.

– Представляешь? Столько дней ждать… я чуть с ума не сошла!

– Не сомневался, что так будет, – ответил я. – Кроме того, у нас антидот есть. Не в курсе?

– Антидот? – Алиса округлила глаза. – Серьёзно? Нет, не в курсе!

Я прикусил язык, лихорадочно пытаясь вспомнить, был ли гриф на этой информации. Наверно, всё‑таки не было. Просто специалисты об этом не распространялись, повода не было. К счастью, наверное.

– Нашли на Алтае, – ответил я. – Когда базу обследовали. Они подстраховались, процесс обратим для большинства видов лёгких модификаций. И даже в первые часы после введения тяжёлых агентов.

– Вот видишь, а я‑то не в курсе! – Алиса развела руками. – Надо было всё‑таки сначала с вами встретиться.

– Надо было, – кивнул я.

– А ты не поздно? Тебя ж тоже не пустят! – спохватилась Алиса. – Ты ведь к Женьке, так? Или по другим делам? Я слышала Оля в другом отделении работает…

– Пустят, куда они денутся, – ответил я. – Правда, тебя провести не смогу. А то точно конфликт с нач отделения выйдет, а оно нам совсем не надо, так?

– Наверное… – вздохнула Алиса. – Слушай, но вообще ты меня здорово успокоил! Думаю, сегодня даже в общагу пойти поспать…

– Это разумное решение! – подмигнул я. – И давай предварительно на завтрашний вечер договоримся. Заскочишь?

– Ты сможешь освободиться пораньше? У тебя же дети, не хотелось бы приходить к одиннадцати…

– Смогу, – кивнул я.

В конце концов, докладная написана, так что почему нет?

– Тогда хорошо!

Мы попрощались, и я пошёл дальше в отделение.

Женя лежал в отдельном боксе, недалеко от поста дежурной сестры. Условия были отличные: свой санузел, новенькое оборудование, даже телевизор. Полноценное вещание государственных программ ещё не наладили, поэтому по местной сети крутили старые советские фильмы.

Лётчик смотрел какой‑то чёрно‑белый фильм про моряков. Какой‑то юноша суетился и строил красивые глаза на фоне старого Севастополя. Выглядел он значительно лучше, чем тогда, когда мы выбрались из подземелья.

– О‑о‑о, привет! – обрадовался он, увидев меня.

– Режим нарушаем? – шутливо спросил я. – Так и думал. Никакой у вас, летунов, дисциплины!

– Сегодня можно, – ответил Женя. – У меня праздник. Анализы пришли. С нами ничего не сделали – представляешь?

– Не сомневался, что так и будет.

– А я вот почти не сомневался в обратном… какого чёрта нас держали, а? Чего хотели? – он недоуменно пожал плечами. – Хотя жаловаться грех, да…

– Возможно, как генетический резервуар, – ответил я, присаживаясь на стул возле кровати.

– Чего?

– Да так, одна из них напоследок разоткровенничалась, – ответил я. – Информация открытая, если что. Они собирали генетический материал. Начали за несколько лет до катастрофы. Возможно, какие‑то резервы были потеряны или же хотели иметь под рукой живых доноров… сложно сказать.

– Ясно… – растерянно проговорил Женька. – Что ж, это многое объяснило бы.

– Сам‑то как? Алиса как держится? – спросил я.

– Да отлично я! Говорил ей, чтобы домой ехала – что тут делать‑то? Меня скоро переведут, потом ВВК и служба. По здоровью нормально у меня всё. Нечего ей по больницам ошиваться!

– Я её на завтра к нам позвал. Как выпишешься – тоже заходи.

– Это если ты в командировку не уедешь! Меня тут ещё минимум неделю продержат.

– Типун тебе! – улыбнулся я и постучал себя по лбу.

– Тьфу‑тьфу, – ответил Женька.

– У меня подарок для тебя, – сказал я, доставая смартфон с зарядкой.

– Ого! – удивился лётчик. – Жертвуешь?

– У меня ещё есть, – я подмигнул. – Там киношки кое‑какие закачаны. Книги, карты и другие полезности. В общем, разберёшься.

– Слушай, ну я не могу так… мало того, что жизнь спас, так ещё и это! Ты хоть примерно представляешь, сколько это стоит? Говорят, несколько лет пройдёт, пока мы снова начнём что‑то похожее делать. Та штука из поезда вроде полностью под госзаказы забронирована на несколько лет вперёд…

– Так что береги его, – ответил я.

– Ладно, не буду ломаться, – улыбнулся лётчик, принимая подарок. – Жизнь научила. Бьют – беги, дают – бери.

– И это правильно, – сказал я, и уже поднялся было, чтобы выйти, как Женя вдруг спросил:

– Что там с расследованием, не в курсе? Что у них случилось? У меня из головы не идёт этот труп в пункте управления… да их тюремщики наши – куда они исчезли?

– Возможно, случайность, – я пожал плечами. – Часть модификантов сбежала, когда сообщение с главным бункером прервалось. Не знаю, нас ведь тоже не информируют о ходе расследования. Только выводами делятся. С санкции руководства.

– Понятно… что ж, за подарок спасибо! И за приглашение тоже.

Напоследок Женя пожал мне руку. Его ладонь была сильной и твёрдой.

Телефон на моём столе зазвонил сразу, едва я открыл дверь кабинета. Пуля, который уже был на месте, с удивлением глянул на аппарат.

Я взял трубку.

– Дима? На месте уже?

Вот что за странная манера осталась у людей с эпохи, когда были доступны мобильные телефоны?

– Да, шеф, – ответил я.

– Зайди, пожалуйста. И Павла Сергеевича с собой захвати.

– Есть.

Начальник отдела положил трубку.

– Ты вчера докладную сдал? – спросил я напарника.

– Ага. После двенадцати. Шеф на месте был, – ответил он.

– И что же мы с тобой там такого понаписали? – задал я риторический вопрос.

Когда мы вошли в кабинет, у шефа на столе лежали две папки. Одна из них – с моей докладной. Другая, как не сложно было догадаться – с докладной Пули.

– Присаживайтесь, ребят, – сказал шеф, нарочито расслабленным тоном, что мне сразу категорически не понравилось. – В целом молодцы. Детали разнесены, не под копирку написано, толково. Видно, что постарались.

Я посмотрел на Пулю; тот подмигнул мне и улыбнулся. Про себя я отметил это «в целом». Такие вот обороты предполагают, что затем последует в лучшем случае критика. В худшем – жёсткий разнос.

– Вижу, что вы подводите к мысли, будто надо туда лететь… так?

Он оторвался от бумаг и взглянул на нас.

– Так, – подтвердил я. – Это же очевидно.

– Кружочки на карте. В уничтоженном бункере, – сказал шеф. – Которые видели пять человек, а запомнили более‑менее точные координаты только вы двое. Понимаешь, к чему я?

Я промолчал, глядя ему в глаза.

– Владимир Сергеевич, – вмешался Пуля. – Если разобраться, обращай наши должное внимание на такие сигналы и принимай вовремя меры – глядишь, и катастрофы не случилось бы…

Шеф поджал губы. Я ожидал всего чего угодно, стараясь подавить растущее в груди чувство обиды и разочарования. Но тут начальник отдела неожиданно улыбнулся.

– Всё так, – кивнул он. – Но вы хоть представляете, насколько сложно было бы обосновать это всё там, наверху, а? Тем более, что следаки так пока что ничего и не накопали… короче, ребят – благодарите смежников. Так получилось, что нам здорово помогли.

После этих слов он взял трубку телефона и набрал короткий номер. Затем произнёс: «Да, можете заходить, все наши на месте. Да, в полном составе… нет, инструктажа не было – это уже ваш вопрос… хорошо».

Мы с Пулей недоумённо переглянулись. Шеф молчал. Так прошла пара минут. А потом послышался сигнал от двери.

Шеф нажал кнопку, разблокировав замок. На пороге кабинета стоял и улыбался Рубин.

Глава 4

– Они были на самой грани гражданской войны. Все элитные группы понимали это и готовились. Кто‑то к борьбе за власть, а кто‑то – чтобы перевернуть доску и рассыпать фигуры.

Шеф стоял, опираясь кулаками на стол и смотрел на нас. Совещание мало напоминало обычную постановку боевой задачи. Скорее, оно было похоже на лекцию по геополитике.

– Подготовка началась в середине нулевых. Мы засекли создание первых ячеек и лабораторий. К сожалению, тогда этому не придавалось должного значения, подготовку сочли обычной работой по развёртыванию средств гибридной агрессии. Однако, наши аналитики полагают, что теоретическое моделирование началось ещё раньше, – продолжал начальник отдела.

Мы втроём сидели перед ним. Слушали очень внимательно, как полагается в таких случаях. Однако я всё никак не мог перестать думать про Рубина: зачем он здесь? Вроде его программу перевели в отдельное подчинение Верховному Совету… или опять будут, как однажды выразился Пуля на его счёт «микроскопом забивать гвозди»?

Рубин сидел, едва заметно улыбаясь, скрестив руки на груди. Очевидно, он был в отличном настроении. Вот и что бы это значило?

– …к моменту принятия решения подготовка не была завершена. Это подтверждено разведкой и аналитиками. Возник раскол даже среди тех сил, которые выступали за предельную эскалацию с последующим моделированием общества на руинах прежнего мира. Они, знаете ли, разошлись в видении собственной роли: одних полностью устраивало резкое падение технических и производственных возможностей. Другие хотели восстановления прогресса, активизации исследований в области биологии и нанотехнологий с последующим достижением физического бессмертия, а не просто продления жизни. Одни хотели опираться на технологии искусственного интеллекта, другие были резко против… в общем, винегрет знатный. Наши аналитики до сих пор в этом разбираются. Однако проблема была в том, что один из адептов этой элитной группы оказался в нужной точке на момент принятия решения. Создал условия, при которых действующий президент не мог не отдать команду… а дальше случилось то, что случилось. Факт в том, что последствия и пост‑ядерные расклады не предсказал с достаточной точностью ни один аналитический центр. Всё пошло наперекосяк, с их точки зрения в том числе. Но главное – гражданская война всё‑таки началась, пускай и не в тех условиях, на которые могли рассчитывать их стратеги.

Шеф прервался, чтобы сделать глоток кофе из кружки, которая стояла перед ним. Подумав о кофе, я вдруг вспомнил Петра. Интересно, как у него с выращиванием бобов дела обстоят? Поставил ли на поток? Надеюсь, что да: кофе хотелось неимоверно – но на базе вместо него был доступен только кофеиносодержащий суррогат.

– Условно назовём тех, кто всё это устроил «радикалами». Я намеренно не беру разделение по официальным партиям, потому что оно не отражает сути раскола. В основном это представители старой криптоэлиты. Непубличные триллионеры, наследники древних финансовых династий, переехавших из Европы, и высшей знати, прямые потомки переселенцев с «Мэйфлауера». Главные спонсоры демократической партии, социальные инженеры и экспериментаторы. Тут надо немного понимать их психологию, – шеф постучал себя по лбу, – когда у вас с детства неограниченные возможности – мир видится немного по‑другому. Скука – самый страшный враг. Плюс нечеловеческие амбиции, подкреплённые возможностями. Результат известен. Их противники – скажем, «консерваторы». Так вот, консерваторы – это относительно новые деньги, которые сумели удержать свои активы на этапе активного роста и не продаться старым акулам. Их относительно мало, но они обладали большой поддержкой среди «молчаливого большинства» американского общества. Среди них появились бунтари, которые сломали негласную систему ротации публичной власти. Собственно, с этого момента ситуация деградировала необратимо… ну, да это все и без того знают. Теперь о главном.

Шеф снова глотнул кофе.

– В общем, ситуация такая: «консерваторы» практически победили на остатках заселённых территорий бывших США. «Радикалы» же на то и радикалы, что решились на крайние меры: применить биологическое оружие. Основа – тот же самый модифицирующий вирус, о котором мы все знаем. Только штамм, который распространяется воздушно‑капельным путём. Непосредственно перед этим «консерваторы», предвидя свою скорую окончательную победу, вышли на наше руководство с мирными инициативами, которые позволили бы в целом урегулировать устройство послевоенного мира. Скажем так, мы заинтересованы в том, чтобы принять эти предложения. Однако последние действия «радикалов» ставят выполнение этого плана под вопрос. Ещё месяц назад ситуация была бы безвыходной: да, наши биологи работают над вакцинами и антидотами, но первые опытные образцы ожидаются не раньше середины зимы. До этого времени ситуация за океаном станет катастрофической. Но благодаря захвату Алтайского бункера мы обнаружили достаточный запас антидотов плюс технологическую документацию, чтобы воспроизвести их.

Пуля поднял руку.

– Да? – спросил шеф.

– Получается, там погибнет большая часть оставшегося населения и развалятся остатки госаппарата, так? Этого добиваются «радикалы»? Ну и что тут плохого для нас? – он развёл руками.

– С чего это вы взяли, что погибнет? – удивился начальник отдела. – Переродится. И у наших противников появится многомиллионная армия рабов. Правда, не специализированных и организованных, как они изначально планировали. Но нам от этого будет никак не легче. Это если не касаться моральной стороны вопроса.

Пуля молча пожал плечами.

Шеф снова сделал паузу и почему‑то пристально посмотрел на меня.

– Дмитрий Григорьевич, – вдруг сказал он. – Должен сказать, что вы очень везучий сотрудник. Нам такие нужны.

Он всегда переходит на «вы» и обращение по имени‑отчеству, когда на совещаниях присутствуют представители других подразделений.

Рубин посмотрел на меня и подмигнул. Я лишь растерянно моргнул в ответ.

– Ваш доклад об обнаружении предполагаемых крупных центров управления и логистики противника не имел бы шансов быть принятым за основу планирования новой операции, если бы не эти новые обстоятельства. А теперь мне удалось убедить руководства, что спасательную миссию вполне можно совместить с разведывательной. Понимаете, к чему я?

Шеф улыбнулся.

– Понимаем, – согласно кивнул Пуля. – А он вот что здесь делает?

Он указал на Рубина. Тот, в свою очередь, посмотрел на начальника отдела.

– А вот об этом мы сейчас и поговорим, – сказал тот.

Всё‑таки удивительно, что в наше время такие крупные проекты удалось продвинуть, соблюдая режим, практически, полной тайны. Да кое‑какие утечки были. Чаще всего организованные нашими коллегами – для дезинформации относительно хода работ.

Орбитальный истребитель был красив. Футуристические обводы корпуса, стремительный силуэт. Какие‑то пилоны или оружие, выдвинутые вперёд относительно корпуса, будто клыки саблезубого тигра…

– Нравится? – спросил Рубин, нежно погладив машину по обшивке.

– Впечатляет, – ответил я.

– А точно это надёжно? Ты уже летал на нём? – осторожно осведомился Пуля.

– Три испытательных полёта, – ответил Рубин. – Все ночные. И множество симуляций.

– Это не считается, – отмахнулся Пуля.

– Я ведь не сказал, что это были за симуляции, – загадочно ответил Рубин, но в дальнейшие объяснения пускаться не стал.

– А это что за пушки у него? – Пуля указал на пилоны.

– Это не пушки, – улыбнулся Рубин. – Маневровые плазменные движки. Для торможения на орбите используются. Ну или если её надо подкорректировать.

– Так, получается, кроме бомб у него никакого оружия нет? – продолжал допытываться Пуля.

– Ну почему нет? – хмыкнул Рубин. – Ракеты воздух‑воздух. Лазерная турель для защиты от ПВО.

– Ясно. Мне нравится, – улыбнулся Пуля, видимо, удовлетворённый полученными ответами.

– Стартовать, получается, прямо отсюда будем?

Я оглядел ангар, куда нас привели. Наверняка вон за той переборкой выход на какую‑нибудь подземную полосу, вроде той, что есть в нашем бункере и откуда мы вылетали на Алтай.

– Из ангара что ли? – удивился Рубин.

Мы с Пулей переглянулись.

– Нет, не будем. Это место хранения и технического обслуживания. Старт будет из шахты, на носителе, – ответил лётчик.

Тут уже я растерялся. Был уверен, что суборбитальный самолёт взлетает с обычного аэродрома. По крайней мере, никаких шахт в Жуковском мной замечено не было, даже под землёй. Впрочем… так столько всего наворочено!

– Он как «Буран» взлетает, что ли? – удивился я.

– Ну… не совсем. Он не такой тяжёлый. Даже близко не такой тяжёлый, скажем так. Так что носитель на основе «Сармата». И это не совсем штатный старт. Просто нам ведь и обратно долететь надо будет, помните? Вот, чтобы горючего хватило – нас выведут на низкую орбиту, что называется, на халяву, – улыбнулся Рубин. – Такой вариант был предусмотрен при проектировании. Но, честно говоря, мне в голову не приходило, что он когда‑то будет использован.

– То есть, опыта таких стартов у тебя нет, так? – уточнил Пуля.

– Только в симуляции, – ответил Рубин.

– Ясно… может, стоило потренироваться?

– У нас не так много «Сарматов» осталось, как ты понимаешь, – улыбнулся лётчик. – По понятным причинам…

Некоторое время молчали, разглядывая стремительную машину. Пока Рубин снова не заговорил:

– Ну чего стоим‑то? Знакомиться пойдём?

Мы двинулись дальше, приближаясь к стоянке. Никого из техников видно не было – что и не удивительно, время уже за полночь.

Суборбитальный аппарат был подключен к внешним коммуникациям: под брюхом виднелись провода и шланги, состыкованные с техническим ящиком на стоянке.

При нашем приближении вдруг зажглись габаритные огни и начали подниматься фонари обеих кабин.

– Ого! Он тебя опознал? Или какой‑то радиоключ? – спросил Пуля.

– У нас связь по радио. Ну и да – он может меня узнать даже при радиомолчании, изображение с внешних камер обрабатывается.

– Интересно, он изначально задумывался трёхместным? – спросил я, поднимаясь по трапу, ведущему к задней кабинке.

– Ага, – кивнул Рубин. – Это первый лётный экземпляр. Экспериментальная модель, по сути. В первой кабине лётчик с нейроинтерфейсом. Во второй – дублирующий лётчик и кибернетик, представитель разработчика. Специфика проекта.

– Если не ошибаюсь, то вроде смысл нейроинтерфейса в том, что обычные органы управления не обеспечивали достаточной скорости реакции… для чего тогда обычный лётчик‑дублёр? – спросил я.

– Интеллект машины в случае нештатной ситуации обеспечивает выведение из маршевого режима, – пояснил Рубин. – А дальше решения принимает человек.

Я заглянул во вторую кабину. Два кресла‑ложемента стояли очень плотно, впритирку. Хорошо хоть моим соседом будет поджарый Пуля… двоих меня сюда упаковать было бы очень сложно…

– Тесновато, – сказал Пуля. – А катапультироваться так не опасно в случае чего?

– Система катапультирования капсульная. Если что случиться – спасаться будете вдвоём, – подмигнул Рубин, после чего добавил: – Завтра на инструктаже всё расскажут.

После первого знакомства с машиной, мы пошли обратно в офицерскую общагу. Под этим громким названием понимался узкий отсек с четырьмя комнатками на две кровати и общий душ. Очень по‑спартански, после роскоши, которую предоставлял наш объект. Почему‑то раньше я думал, что элитных лётчиков размещают в совсем уж тепличных условиях – но всё оказалось не так просто. Безопасность и секретность были в приоритете, так что Рубину всё это время пришлось довольствоваться тем, что имелось. Жена с дочкой разместились в ближайшем посёлке, на территории части ПВО, в ста двадцати километрах от объекта. На объекте совершенно не было условий для семей, тем более с детьми.

Рубин вырывался к ним (не было предлога) не чаще, чем раз в две‑три недели. Это при том, что полётов было раз‑два и обчёлся: один перегоночный из Раменского, второй кругосветный, разведывательный виток для получения информации по Африке. Очень уж ценным специалистом он считался, что сильно сказывалось на свободе передвижения. Информация о полётах проходила под грифом «Особой важности», но нам всё равно выдали её на утреннем инструктаже. Вообще об информационном голоде не было и речи: нас пичкали информацией по максимуму. Правда, у этого была и обратная сторона в виде страховки от плена…

Поглядев на быт Рубина, я окончательно избавился от скрытого комплекса по отношению к нему. Того плана, что, вроде как, он более ценный и стоит выше меня в иерархии. Ну его нафиг такую ценность! Понимаю теперь, почему он с такой охотой вызвался на авантюру в Подмосковье. И хватило же силы воли на то, чтобы пройти нашу спецподготовку… нет, он молодец, конечно. Но его жизни я совершенно не завидую.

А потом я поглядел на выражение его лица, когда он смотрел на ложемент в своей кабине. Неужели это вот настолько кайфовое ощущение? То, что он испытывает, пилотируя это чудо техники? Может он здесь, на этой базе, испытает больше счастья, чем я когда‑либо?

Сложно это всё.

– Слушай, а это правда так кайфово? – Пуля будто подслушал мои мысли.

Рубин поглядел на него. После чего ответил серьёзно:

– Правда.

– А ты не боишься, что… ну, вроде как подсядешь на всё это? Адреналин и прочие гормоны – они ведь как наркотик. Я когда‑то тусовался с экстремалами, по молодости – и понял, что, если не завяжу – рано или поздно словлю свою скалу. До того, как состарюсь.

– И что? – заинтересованно спросил Рубин.

– Что – что? – не понял Пуля.

– Ну, ты предпочёл состариться? А смысл?

– Ну сейчас‑то вообще какой смысл нам говорить о старости? – Пуля хихикнул. – Но если серьёзно – то у меня были планы. Для каждого этапа жизни. Я хотел нагуляться – напрыгаться в молодости. Потом построить что‑нибудь своё в зрелости. Может, бизнес какой, а может и карьеру. А в старости учить уму внуков, рассказывать про свои подвиги, ну и путешествовать, конечно…

Рубин задумался, нахмурив брови.

– Странно… как же тебя занесло на такую службу?

– Да по глупости… – вздохнул Пуля. – Упрямый я. Плюс житейской мудрости не хватает. Но это от бати – он киношником был…

– Ладно, Ребят, – вздохнул Рубин, с явным сожалением спускаясь по трапу. – Завтра большой день, надо выспаться.

– Пожалуй, – согласился Пуля, после чего потянулся и зевнул.

Утро началось с медосмотра. Проверяли всё: давление, температуру, показатели крови экспресс‑анализом, визуальный осмотр, кардиограмма. Только убедившись, что за ночь мы не подхватили ничего опасного, не сломали себе чего‑нибудь не того и не перепились нас пустили на завтрак.

Он тоже был необычным: какая‑то киселеобразная горько‑кислая ерунда вместо обычного кофе, хлеб с подозрительным химическим привкусом и творожная запеканка.

Пришёл черёд облачения в лётные костюмы. Хотя по мне так это были самые настоящие скафандры, которые, по заверению техника, могли выдержать «полную разгерметизацию кабины в течение не менее часа». А что такое «полная разгерметизация» на орбите, пускай и низкой? Правильно, вакуум.

Но техники упорно продолжали их называть «лётные костюмы».

Для начала мы полностью разделись. Затем настала очередь мочеприёмников. Это такая штуковина с хоботком, которая присасывается… в общем, понятно к чему. Говорят, для космонавтов опционально предусматривались памперсы на время полёта до станции. Отказавшимся приходилось терпеть. А в американских аппаратах, которые летели до МКС значительно дольше, даже был предусмотрен туалет.

Однако нам никакого выбора не полагалось: мочеприёмник был обязательной принадлежностью лётного костюма.

Закрепив «присоску» как положено, я прислонил резервуар к бедру и закрепил его штатной липучкой. Потом выпрямился. В принципе, если не акцентировать внимание на ощущениях – вполне терпимо. По крайней мере, не так плохо, как я думал.

После этого на нас нацепили датчики (грудь пришлось побрить ещё утром). Проконтролировали их работу. И только затем позволили натянуть лёгкие мембранные комбинезоны. За ними последовал противоперегрузочный костюм – такая штуковина, пронизанная гидравлическими трубками. От неё ощутимо пахло свежей резиной. И только после этого мы, наконец, влезли в сам «лётный костюм».

Когда спускались к стартовой шахте, я чувствовал себя помесью медведя и пингвина. Может, летать в этом облачении нормально – но вот ходить по земле так себе… к счастью, в багажном отсеке, в который были переоборудованы отсеки для зарядов, у нас хранилось наше стандартное снаряжение и оружие.

Переход по узкому коридору‑кишке, выход к кабине. Неудобство было в том, что ложементы, как и сам летательный аппарат, располагались вертикально. То есть в неудобном костюме нужно было лечь ногами вверх, после чего пристегнуться.

Впрочем, с помощью ассистентов это удалось сделать довольно быстро.

Как‑то просто и буднично колпак кабины закрылся. Включилась информационная панель. И начался обратный отсчёт.

Глава 5

Распахнулась крышка шахты. Меня вдавило в кресло‑ложемент – перелёт начался. Ноги и частично туловище сдавил противоперегрузочный костюм, не давая слишком большому объёму крови прихлынуть к голове, но в глазах всё равно потемнело.

Чтобы ракета стала пригодной для работы в качестве ускорителя обитаемого аппарата, пришлось сильно поменять как параметры стандартного полётного задания, так и режим работы двигателей.

Скорость в нашем случае была не настолько критична, как в случае с боеголовками. Куда большее значение имели параметры ускорения на различных этапах полёта. Поэтому мы взлетали не строго вертикально вверх, а под небольшим углом к горизонту. Такой необычный старт решал сразу несколько проблем: позволял обойтись без серьёзной реконструкции кабин лётчиков, смещая вектор ускорения – иначе пиковое ускорение грозило переломать нам шеи, плюс обеспечить более плавную динамику разгона по траектории, где ускорение не превышало 5g.

Заплатить за это пришлось временем. Обычная «Булава» способна донести ядерный заряд до территории Соединённых Штатов за восемнадцать‑двадцать минут. Наш же полёт будет продолжаться около полутора часов.

Через несколько минут после взлёта я ощутил лёгкий толчок сзади. Перегрузка пропала: ракета‑носитель отстыковалась.

Мы были в космосе.

Когда наступила невесомость, я рефлекторно вцепился в края кресла‑ложемента. Была полная иллюзия, что мы падаем – причём падаем не на Землю, а с Земли, поскольку родная планета висела прямо у нас над головами.

По мне так не самое приятное ощущение. Я закрыл глаза. Тут же накатил приступ головокружения. Нет, всё же с открытыми глазами было лучше.

– Ну как вы, ребят? – послышался голос Рубина в шлемофоне.

– Нормально, – первым ответил Пуля. – Только плечи того… немного побаливают.

– Да, говорят, в «Союзах» комфортнее. Но по мне так тоже нормально, – ответил пилот. – Кстати, поздравляю! Вы теперь официально космонавты. Только что пересекли линию Кармана. Граница космоса!

Я скосил глаза на соседний ложемент. Пуля тоже глядел на меня. Мы одновременно улыбнулись, потом пожали друг другу руки.

– Невесомость это круто! – сказал Пуля.

– Это ненадолго, – вздохнул в шлемофоне голос Рубина. – Скоро начнём торможение. Кстати, не пугайтесь огня: тут многоразовая тепловая защита, наше ноу‑хау.

Время старта и траекторию рассчитали таким образом, чтобы приземлились мы около двух часов ночи по местному времени. Так было рекомендовано принимающей стороной, чтобы не привлекать внимание широкой общественности.

В качестве места приземления был указан один из частных аэродромов, в двухстах километрах от Денвера. Местность там была относительно безлюдной, вокруг только фермы да заброшенные шахты. Поэтому и пострадала несильно – по нашим меркам, аэродром находился в зелёной зоне.

Навигационное оборудование и огни, разумеется, не работали. У них восстановление даже не начиналось толком – гражданский конфликт едва закончился.

И всё‑таки на подлёте я заметил, что внизу есть огоньки: мелкие городишки и фермы смогли наладить электроснабжение самостоятельно. Больше того, визуально над территорией Штатов таких огоньков было больше, чем у нас.

Когда на Западе встали силуэты гор, закрывая зубчатой линией звёздное небо, гул движков истребителя вдруг стих. Я опять рефлекторно вцепился в ложемент. Что случилось? Горючее не рассчитали? Отказ электроники? Как же обидно‑то…

– Ребят, если что – не паникуем, – сказал Рубин, будто почуяв мою тревогу. – Мы в невидимом режиме. Движки на минимуме до посадки, плюс активный шумодав. С техникой всё нормально.

– А, да? – ответил Пуля. – А я подумал, что планировать будем!

– Аэродинамическое качество у нас не слишком больше, – сказал Рубин. – На планирование я бы не очень рассчитывал…

Я про себя отметил это «у нас». Будто Рубин считает себя и машину единым целым. Впрочем, что удивительного?

В том секторе, куда мы летели, никаких огоньков не было совсем. Лишь у самого горизонта что‑то мелькало: то ли автомобильные фары, то ли лучи прожектора.

Гул ветра за бортом постепенно менял тональность. Мы замедлялись.

Темнота снаружи была откровенно пугающей. Я понимал, что в распоряжении Рубина есть самые совершенные электронные глаза, подключенные непосредственно к его нервной системе – но всё равно. Любая техника может отказать, особенно такая сложная…

– Внимание, садимся, – совершенно неожиданно сказал пилот.

Мне казалось, что до земли ещё минимум пара километров….

Едва ощутимое касание. Торможение, натянутые ремни и… снова тишина. В этот раз даже без гула ветра за бортом.

– Ну что, где они? – спросил Пуля. – Видно?

Нас, конечно, должны были встречать. Именно такой была договорённость.

– Странно… – растерянно сказал Рубин.

– Что? – спросил я.

– Никого не наблюдаю… перепроверяю, может, полосу перепутали – тут это не мудрено. Их много…

Какое‑то время сидели в тишине и темноте. Только приглушённо светился центральный дисплей.

– Да нет, всё верно, ребят, – сказал пилот. – Мы на месте.

– Может, они появятся, когда мы выйдем? – предположил Пуля. – Осторожничают?

– Я просканировал местность на пять километров вокруг, – ответил Рубин. – Нет здесь людей. Совсем. Даже автомобилей нет. Только пара старых джетов, похоже, неисправных – на стоянке возле ангара.

– Надо принимать решение, – сказал Рубин. – Тор?

Меня назначили старшим наземной миссии. То есть с того момента, как мы остановились на полосе, решения принимал я.

– Может, на связь выйдем? – вмешался Пуля. – Как‑то не хочется сразу обратно…

– На связь только в экстренных случаях, – напомнил я.

– Так а чем случай не экстренный?

– Когда нашей жизни или миссии будет угрожать неустранимая опасность, – добавил я.

– Тогда что? Может, подождём? Они же могли время перепутать, так? – спросил Рубин.

– Могли, – ответил я. – И время, и место. Все мы люди. Если бы это была ловушка – на нас бы уже напали, так? А Рубин говорит, тут никого… да, скорее всего, это какая‑то ошибка. Накладка в обмене информацией.

– Похоже на то, – согласился Рубин.

– Мы же должны были оставить истребитель в каком‑то ангаре, да? – спросил я. – По первоначальному плану?

– Вон в том, – ответил Рубин. После чего на мониторе появилось синтезированное изображение окрестностей. Ангар был выделен красным цветом.

– Он закрыт? – спросил я.

– Как раз нет. Ворота нараспашку, и внутри пусто, – ответил Рубин.

– Будто готовились нас встречать, да? – спросил Пуля.

– Может быть, – ответил я. – А может и нет. Так что просто сохраняем бдительность. Давайте так: загоняем машину в ангар. Рубин, ты остаёшься с машиной. При малейшей угрозе захвата – старт и домой.

– Хочешь, чтобы я вот так запросто вас тут бросил?

– Слушай, мы сможем сами о себе позаботиться. И вернёмся при необходимости, найдём способ, сколько бы времени это не заняло, – ответил я. – А такая техника не должна попасть не в те руки. Ни при каких обстоятельствах. Это ясно?

– Ясно, командир, – вздохнул Рубин. – Понято. Принято.

Я почувствовал, как машина двинулась и мы медленно покатили в сторону ангара.

Мне ужасно хотелось избавиться, наконец, от лётного костюма. И особенно – от пипетки. С мочеприёмником я чувствовал себя не героем – покорителем пространства, а каким‑то подопытным кроликом.

Наконец, машина полностью скрылась в ангаре. Рубин заглушил двигатели, фонари обеих кабин открылись.

Отстегнув кислородную маску, я вдохнул воздух полной грудью. Пахло перегретым металлом, керосином и ещё чем‑то растительно‑экзотическим.

Забавно, что в таком высокотехнологичном средстве передвижения для высадки в нештатных условиях был предусмотрен верёвочный трап. Самый обычный, с узелками – он находился в сложенном состоянии в специальной нише.

Когда мы с Пулей спустились, Рубин уже ждал нас внизу. Он включил часть наружного освещения возле кабин, на самый минимум, только чтобы рассеивать темноту огромного пустого помещения.

– Пока нас нет, жди в кабине, – сказал я. – Чтобы если что стартовать сразу.

– Принял, – улыбнулся Рубин. – Кстати, разведку рекомендую начинать с севера. Там какая‑то обитаемая ферма, километрах в пятнадцати. По данным партнёров население тут лояльное, можно выйти на контакт с властями. Только осторожнее: народ после войны нервный.

– Понятное дело, – ответил Пуля.

– Спасибо, так и поступим, – ответил я. – Багаж открой, будь добр.

– О, да! Нормальная одежда! – обрадовался Пуля. – Наконец‑то! Блин, как ты в этой штуковине часами сидишь! – он обратился к Рубину, очевидно, имея ввиду лётный костюм.

– Сутками иногда, – ответил Рубин. – Дело привычки.

– Наверное.

Наша задача была разведывательной, так что стандартное и даже нестандартное тактическое снаряжение не годилось. Поэтому нас снабдили одеждой, с виду похожей на обычную гражданскую: джинсы, кожаные ботинки «Рэд Винг», майка, свободная клетчатая рубашка, отлично маскирующая наплечную кобуру, тёплый жилет (со встроенными скрытыми бронепластинами), бейсболка с изогнутым козырьком (и композитной бронёй).

Оружие было соответствующим: «Глок» – 19, несколько запасных магазинов, плюс «Гербер Марк – 2». Так что при желании мы вполне могли сойти за местных.

Картину дополняли комбинированные приборы ночного видения, замаскированные под гражданские спортивные очки. Они не очень‑то шли к остальному «прикиду» – но тут выбирать не приходилось. Да и ночью их было не разглядеть особо.

В дополнение нам дали редкость: отечественный защищённый планшет на «Эльбрусе» с продвинутой инерциальной системой навигации. Плюс рации «Хайтера», которые, само собой, разрешено использовать только в самом крайнем случае. Хотя с рациями ситуация в целом была проще: на территории США их оставалось довольно много, и они активно использовались не только военными подразделениями, но и фермерами и другими хозяйствующими организациями.

Когда мы переоделись и спрятали лётные костюмы в багажный отсек, к нам подошёл Рубин. Он выглядел встревоженным.

– Ребят, в общем, такое дело. Я не мог сканерами достать до выгородки – вон там, сзади, – он указал направление. – Там экран. Прогулялся. В общем… Тор, мы что‑то похожее в Подмосковье видели.

– В смысле? – озадаченно переспросил я.

– Лучше сам глянь, – ответил Рубин.

Я включил фонарик – светодиодный «Маглайт» – и пошёл в указанном направлении.

За металлическим щитом я ожидал увидеть какие‑нибудь технические штуковины для обслуживания самолётов, стеллажи с запчастями или что‑то в этом роде. Но вместо этого там оказалось помещение, длинной метров десять и шесть метров в ширину, внутри которого концентрическими кругами были расставлены металлические бочки, выкрашенные в красный цвет. В центре помещения стоял круглый пластиковый стол, на белой столешнице которого неряшливыми мазками какой‑то коричневой краской был нарисован равнобедренный треугольник, вписанный в круг.

Я подошёл к ближайшей бочке. На ней лежало что‑то вроде грязной тряпки. Я не стал трогать её руками, вместо этого подошёл вплотную, посветил фонариком и нагнулся, чтобы рассмотреть получше.

Пуля оказался менее щепетильным: он тоже подошёл к соседней бочке, и поднял похожую тряпку.

– Обалдеть! – сказал он ровно в тот момент, когда я разглядел, что это кусок кожи с человеческими волосами. – Это ж скальп!

Я выпрямился, поморщившись.

– Положи на место. И лучше не трогай, – сказал я. – Биологическую безопасность никто не отменял.

– Понял, – кивнул Пуля. После чего достал из кармана дезинфектор и пару раз прыснул себе на ладонь.

Я одобрительно кивнул.

Осмотрев остальные бочки, мы обнаружили ещё одиннадцать скальпов. Всего тринадцать. Потом я подошёл к центральному столику, наклонился и принюхался. Похоже, то, что я изначально принял за коричневую краску было кровью.

Мы вернулись к Рубину.

– Видел, да? – спросил он.

Я кивнул.

– Какие‑то местные индейские радикалы? Обострение старых противоречий? – предположил Пуля.

– Этот символ, – ответил я. – Треугольник в круге. Мы его уже видели с Рубином.

– Ого! В Подмосковье? – удивился Пуля.

– Ага, – кивнул я.

– А скальпы там тоже были?

– Там были другие вещи… но нет, скальпов не было, – ответил Рубин.

– Значит, местная специфика, – удовлетворённо кивнул Пуля. – Слушай, а сканеры самолёта могут мёртвые тела обнаруживать? – спросил он. – Когда сюда катились смотрел по окрестностям?

– Смотрел, – утвердительно ответил Рубин. – В километре к северу скелет коровы. Пара койотов охотится в трёх километрах на запад. Ещё тут полно мышей. Но трупов нет.

– Впечатляет, – заметил я.

– А есть какие‑нибудь сооружения? Вроде этой выгородки, за которой не видно, а? – не унимался Пуля.

Рубин нахмурился.

– Подвал диспетчерской. Где‑то полтора километра отсюда, почти по центру полосы. За ним три брошенные машины. В багажники заглянуть не могу. Да и в салоны не очень, если честно – угол неудачный.

– Значит, тела могут быть там, – сказал Пуля. – А что, если это и были наши встречающие?

Мы с Рубином переглянулись.

– Не, ну представьте, тут была сходка этих… как шеф говорит, радикалов. А наши приехали встречать нас. Ну и нарвались по полной… – сказал Пуля.