Читать онлайн Сокровище бесплатно

Young Adult. Сумеречная жажда

Cherish

TRACY WOLFF

Copyright © 2023 by Tracy Deebs-Elkenaney. First published in the United States under the h2 CHERISH: Crave series #6. This translation published by arrangement with Entangled Publishing, LLC through RightsMix LLC. All rights reserved.

Перевод с английского Е. Татищевой

© Татищева Е., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Глава 1

Ленту за твои мысли

– Как ты думаешь, мы еще когда-нибудь увидим это место? – Этот вопрос вырывается у меня, когда мы с Хадсоном мимо кампуса идем к закусочной, где у нас назначена встреча с Иден и Хезер.

Сначала мы договорились встретиться в университетском центре, но в закусочной кофе лучше, а Хезер, кажется, пытается впечатлить одну драконшу.

– Конечно увидим, – отвечает Хадсон, взяв меня за руку, чтобы успокоить. – Почему ты вообще спрашиваешь?

Я смотрю на него.

– Когда мы попали в Мир Теней в прошлый раз, у нас ушли годы на то, чтобы отыскать дорогу обратно в наш мир. И я забыла тебя.

Смутное чувство вины из-за того, что я столько всего забыла, много месяцев жило где-то на задворках моего сознания, но теперь, когда воспоминания о том времени, которое мы провели в Адари, вернулись ко мне… это как удар кулаком в сердце.

И мне сейчас хочется одного – повернуться и пойти домой, чтобы просто подумать обо всем этом. Я хочу, находясь рядом с Хадсоном, перебрать все эти воспоминания и вспомнить то, что заставило меня влюбиться в него тогда, в первый раз, – включая его подражание всем этим дурацким птичьим крикам.

Мысль о том, что он помнил все на протяжении долгих месяцев после нашего возвращения, а я все это время была без понятия, причиняет мне неописуемую боль. Как будто вся я – сплошная зияющая рана.

И эта боль становится еще сильнее, когда Хадсон смеется, глядя на меня, и добавляет:

– Ты говоришь об этом так, будто это преступление.

– У меня такое чувство, будто это и есть преступление, – отвечаю я, борясь с подступившими слезами.

Он сжимает мою руку, трет большим пальцем сдвоенное обетное кольцо на безымянном пальце моей левой руки – сдвоенное, потому что в нем слились кольцо из Города великанов и кольцо из Мира Теней.

– Я уже говорил тебе, что считаю себя везунчиком, раз моя девушка влюбилась в меня дважды. Я об этом не беспокоюсь.

– Это сейчас, но что будет потом?

Он поднимает одну бровь, устремив на меня дразнящий взгляд своих синих глаз.

– Значит ли это, что ты планируешь разлюбить меня? – спрашивает он. – Если да, то эта часть плана меня не устраивает.

– Разумеется, я не планирую разлюбить тебя, – фыркаю я. – Но я не планировала разлюбить тебя и тогда, когда мы покидали Мир Теней в прошлый раз. Но дерьмо случается.

Не говоря уже о том, что мы до сих пор не знаем, почему я утратила эти воспоминания. Как только они вернулись ко мне, Хадсон высказал предположение, что это могло быть связано с гигантским количеством волшебства в драконах времени, которое обрушилось на меня. Но у меня на этот счет есть кое-какие сомнения.

– Ну, тогда я стану парнем, которому выпала особая честь, ведь его девушка влюбилась в него трижды. В жизни случаются вещи и похуже.

– Да, но это потому, что в тот раз все в конечном счете утряслось. – Я качаю головой. – Поверить не могу, сколько всего я тогда…

– Да ладно тебе. – Он обрывает мою речь, заключив меня в объятия прямо здесь, на полном народу тротуаре между супермаркетом и моим любимым заведением, где подают тако с рыбой. – Ведь в тот раз все утряслось. Мы же здесь, и мы вместе, не так ли?

– Это сейчас, – отвечаю я. – Это сейчас мы вместе. – Но до этого прошло много месяцев, месяцев, которые мы потеряли. Столько боли, столько страданий, столько душевных мук. Так что стоит ли удивляться тому, что мне совсем не хочется, чтобы кому-то из нас пришлось пройти через это снова?

– Сейчас – это единственное, что имеет значение. Ты моя пара. Ты всегда будешь моей парой, и я всегда буду любить тебя. Разве может быть иначе? – В его глазах видны веселые искорки, когда он добавляет: – Ради тебя я прошел сквозь время, Грейс. Я люблю тебя. Я всегда любил тебя. И всегда буду любить.

Это нелепо, но, хотя я и знаю, что он цитирует один из наших любимых фильмов, который мы смотрели в те месяцы, когда были заперты в его псевдоберлоге, мое сердце тает. Впрочем, для Хадсона никогда не составляло проблемы заставить меня таять. Так было с самого начала. Но это не мешает мне немного подколоть его.

– Мне позвонил Джеймс Кэмерон. Он хочет получить строчку из своего диалога обратно.

Хадсон смеется.

– Ты просекла, да?

– Просекла ли я, что ты только что процитировал «Терминатора»? Да, просекла.

– Не моя вина, что в этом фильме так много удачных диалогов.

– Верно, но то, что ты так неугасимо любишь меня, – это всецело твоя вина. – Я тащу его за собой в супермаркет.

– Ну что тут скажешь? Ведь в душе я романтик. – Он оглядывается по сторонам. – Зачем мы зашли сюда?

– Нам нужен отдел, где продается подарочная упаковка. Я хочу посмотреть, есть ли у них блестящие ленты, – говорю я, ведя его вглубь магазина.

Мне казалось, что это невозможно, если учесть, как он смотрит на меня с тех пор, как я сообщила ему, что вспомнила все, что произошло в Мире Теней, но теперь взгляд Хадсона делается еще более нежным.

– Ты хочешь купить ей еще лент?

Его голос хриплый, а у меня сжимается сердце, потому что мы оба вспоминаем маленькую умбру, которую он любил как дочь. Ту, которая пожертвовала собой, чтобы спасти его. Нет, она не погибла. Мне необходимо верить, что она жива и ждет, чтобы Хадсон нашел ее снова.

– Не впадай в сентиментальность. Я делаю это в собственных интересах, – говорю я, кашлянув, чтобы прочистить вдруг сжавшееся горло. И, взяв большую катушку сверкающей золотой ленты, разглядываю ее. – Я хочу понравиться Дымке.

– Ты и так нравишься ей.

Я отрываюсь от сравнения двух лент – красной, усеянной блестками, и блестящей розовой, – чтобы посмотреть на него, как бы говоря «ты шутишь?». После этого он поспешно сгребает все три катушки лент, в придачу схватив блестящую серебряную, и идет к ближайшей кассе.

– Ну, возможно, «нравишься» – это слишком сильно сказано. – Он останавливается, чтобы взять с полки коробку вишневого печенья «Поп-Тартс», прежде чем подойти к кассе самообслуживания.

– Возможно, «нравишься» – это просто стопроцентное вранье, – парирую я, достав кредитку, чтобы оплатить покупки.

Но Хадсон, как обычно, опережает меня, отсканировав свою черную карту «Американ Экспресс». Я беру покупки, кладу их в рюкзак, и мы выходим из магазина.

Он больше ничего не говорит, когда мы идем дальше, но снова берет меня за руку и держит ее так, будто это спасательный круг.

Я невольно начинаю гадать, не беспокоят ли его мысли об этом путешествии в Мир Теней больше, чем он готов показать, но прежде, чем я успеваю спросить его об этом, он тихо произносит:

– Она же жива, да?

– Да, жива, – отвечаю я, что есть силы сжав его руку. – Мы найдем ее, Хадсон. Мы начнем с фермы, и, если Дымки там не окажется, будем искать, пока не выясним, где она. Она где-то там и ждет, когда ты найдешь ее. Так и будет, мы отыщем ее, я тебе обещаю.

Он кивает, но он по-прежнему обеспокоен. И немудрено. Дымка терпеть меня не могла, но сама я любила ее, не могла не любить, ведь она любила Хадсона, парня, который никогда не знал любви, но, как никто, заслуживал ее. И теперь, когда я вспоминаю Мир Теней и все, что там произошло, утрата Дымки причиняет мне боль. А как это мучит Хадсона, как это мучило его все эти месяцы? Я даже представить себе не могу.

– Хватит, – говорю я, зайдя в промежуток между зданиями. – Послушай, мы обязательно отыщем твою смешную маленькую умбру. – Я стараюсь смотреть на него уверенно, надеясь, что мое опасение, что Дымка умерла, запрятано так глубоко, что Хадсон не сможет его увидеть. Потому что, хотя нам известно, что огонь, изрыгаемый драконами времени, меняет линии времени и отправляет тех, кто попал в Мир Теней, или Норомар, извне, в тот момент времени, в котором они находились до того, как это произошло… я понятия не имею, что в этом случае происходит с существом, которое там родилось.

Я стараюсь не думать о том, что Дымка могла погибнуть, и твердо смотрю Хадсону в глаза, стараясь поддержать в нем веру в то, что она жива.

Когда вокруг его глаз появляются морщинки и один уголок его рта приподнимается в кривой улыбке, я испускаю длинный вздох облегчения. Он качает головой.

– Она и впрямь смешная, верно?

– Верно, смешная. И если она захочет вернуться с нами в наш мир, то мы придумаем способ переместить ее сюда.

– А что мы будем делать, когда перенесем ее сюда? Ведь здесь она выглядела бы странно.

– Мы ее спрячем, что же еще? Как Лило в мультике прятала Стича – только намного лучше.

Он смеется, как я и хотела, но я все равно вижу в его глазах беспокойство. Это убивает меня. Хадсон столько сделал для меня, он всегда делал все, чтобы я чувствовала себя в безопасности даже в самых ужасных ситуациях, и почти никогда ничего не просил для себя. Ему необходимо знать, что Дымка жива, здорова и счастлива. И я расшибусь в лепешку, но добьюсь, чтобы так и было.

Секунду он смотрит на меня, ища в моих глазах ответ на вопрос, хотя он не знает, что вообще задает этот вопрос.

– Я люблю тебя, Грейс.

– Да, знаю, сквозь время, – поддразниваю его я.

– Не только сквозь время, но и несмотря ни на что, – говорит он, и он еще никогда не выглядел таким серьезным.

– Я тоже люблю тебя. – Я подаюсь к нему и целую его, упиваясь трепетом, который охватывает меня, как только наши губы соприкасаются. – Что бы ни случилось.

Он хочет сделать наш поцелуй более глубоким, и я не противлюсь, потому что у меня никогда не возникает желания сказать ему «нет». А также потому, что я становлюсь сама не своя, когда он царапает клыком по моей нижней губе.

По моей спине бегут мурашки, мои пальцы вцепляются в его рубашку, и я целиком отдаюсь ему – отдаюсь этому поцелую – еще несколько секунд.

Затем заставляю себя сделать шаг назад, хотя сейчас мне ужасно хочется потащить Хадсона домой и сделать с ним то, чего я желаю. Или чего желает он.

Но у нас есть дела и есть те, кто рассчитывает на нас, поэтому я улыбаюсь ему и говорю:

– Нам надо идти. Хезер и Иден ждут нас.

Он кивает, затем наклоняется и кусает мою нижнюю губу еще раз. Я едва не говорю: «А гори оно все синим пламенем». Они ждут уже долго – и могут подождать еще.

Но тут я вспоминаю Дымку и Мекая и все остальное, с чем нам нужно разобраться. Я беру Хадсона за руку.

– Пойдем, – говорю я ему.

Он закатывает глаза, но не спорит, и мы снова выходим на запруженный людьми тротуар. Мы проходим пару кварталов, и тут Хадсон вдруг становится передо мной, и его плечи напрягаются.

– В чем дело? – спрашиваю я, пытаясь заглянуть за его спину, сердце начинает колотиться в груди.

Но он не отвечает, потому что слишком занят, оглядываясь по сторонам.

– Хадсон? – говорю я, когда проходит несколько секунд, но он не расслабляется и не перестает оглядываться.

– Прости. – Он наконец делает шаг назад. – Мне показалось, что я что-то увидел.

– Что именно? – Я смотрю вперед-назад и делаю несколько вдохов, чтобы успокоиться. Перед кафе-мороженым стоят несколько студентов в форменных толстовках, мужчины и женщины, одетые в деловые костюмы, спешат с работы, идет мамочка с ребенком в коляске – вот и все. Я здесь больше никого не вижу.

– Не знаю. Я просто… – Он качает головой и снова берет меня за руку. – Ничего, пустяки.

– Да, я тоже так думаю, – соглашаюсь я, когда мы идем дальше, но я не могу не оглянуться – просто так, на всякий случай.

Когда мы поворачиваем и переходим улицу, Хадсон спрашивает:

– Мы же не станем брать с собой Хезер, не так ли? Ведь она обыкновенный человек.

– Эй! – Я гримасничаю. – Не говори об этом так, будто это плохо. Я сама много лет была обыкновенным человеком.

– Ты понимаешь, что я имею в виду. Я беспокоюсь, что с ней что-нибудь случится.

– Я тоже. Поэтому пока что мы позволим ей полететь с нами. Но как только мы поймем, как нам попасть в Мир Теней, я куплю ей билет на самолет и отправлю ее обратно.

– О, она будет в восторге.

– Это будет билет первого класса, – говорю я, показав ему язык. – И она и впрямь будет в восторге – это точно понравится ей куда больше, чем смерть от рук Королевы Теней или кого-то еще.

– Верно подмечено, – соглашается он, когда мы поворачиваем за угол и оказываемся перед закусочной, до блестящей двери которой остается не более десяти футов. – К тому же рядом с тобой уже есть один человек, требующий постоянного внимания. Ты не можешь заботиться сразу о двух таких людях.

– В самом деле? – Я вскидываю брови. – Ты чувствуешь, что тебе нужно постоянное внимание?

– Я тебя умоляю. – Он фыркает – очень по-британски, – держа передо мной дверь. – Я имел в виду Флинта.

Я смеюсь, но он прав. Но ничего, мы справимся. Мы с Хадсоном вместе, а значит, все будет хорошо.

Я улыбаюсь ему, заходя в закусочную… и оказываюсь нос к носу с очень недовольным Джексоном и Флинтом.

Глава 2

Сердце не на месте

Осознав, кто передо мной, я сразу же бросаюсь к ним обоим. Они подхватывают меня – разве может быть иначе? – и я крепко-крепко обнимаю каждого из них за шею.

Мы уже месяц как не видели друг друга. Теперь, когда мы с Хадсоном живем в Сан-Диего, а они – на Манхэттене, мы видимся не так часто, как я бы хотела. Возможно, FaceTime не так плох, но это все-таки не то же самое.

Флинт смеется, убирая со своего лица мои непокорные кудряшки. Затем оттаскивает меня от Джексона и пару раз кружит.

– Ты отлично выглядишь, Новенькая.

Я морщусь, делая вид, будто мне не нравится это старое прозвище, хотя на самом деле оно вызывает у меня улыбку. Флинт не меняется, как и его вечное поддразнивание – что-то постоянное в этом мире, который так часто кренится под моими ногами.

– Хотелось бы мне, чтобы я могла сказать то же самое и о тебе, Юный Дракон, – отвечаю я. – У тебя такой мощный фингал.

Но он только фыркает.

– Видела бы ты другого парня.

Пока мы с Флинтом обмениваемся шутками, Джексон прочищает горло, пытаясь привлечь к себе внимание. Теперь морщится уже Флинт, и мы оба поворачиваемся к моей бывшей паре.

– Ты отлично выглядишь, Джексон, – говорю я ему ободряющим тоном.

– А тебе не кажется, что твоя похвала немного запоздала? – откликается он, но тоже крепко обнимает меня, и меня окутывает успокаивающий аромат снега и апельсинов.

– Похоже, жизнь при Дворе Драконов идет тебе на пользу, – замечает Хадсон, подойдя к нам.

– Ну, что-то точно идет ему на пользу. – Флинт широко улыбается и хлопает Хадсона по спине. По-видимому, именно это делают мужчины, которые прежде были врагами, а теперь стали друзьями.

Джексон фыркает – не совсем поддразнивающе – и замечает:

– По-моему, он говорил со мной.

Улыбка Флинта гаснет, и он тихо произносит:

– Знаю.

Но Джексон уже разглядывает Хадсона и ничего не замечает.

– Похоже, Сан-Диего действует на тебя благотворно, брат. Куда лучше, чем Двор Вампиров.

Хадсон смотрит ему в глаза, я перевожу взгляд то на одного из них, то на другого, и мне кажется, что они говорят куда больше, чем то, что мы слышим.

– Кто бы мог подумать, что вампиры способны загорать? – наконец отзывается Хадсон, когда мы идем к нашему столу, где Иден и Хезер смотрят друг на друга влюбленными глазами над тарелкой картошки фри. Во всяком случае, влюбленными глазами смотрит Иден… более влюбленными, чем я ожидала.

– Похоже, это кольцо, которое подарил тебе Реми, пришлось тебе очень кстати. – Флинт кивком показывает на кольцо на пальце Хадсона – то самое, которое позволяет ему не пить человеческую кровь и спокойно находиться на солнце.

Мне повезло.

– Да, так и есть, – подтверждает Хадсон, и взгляд, который он бросает сначала на своего брата, а затем на Флинта, говорит о том, что он заметил то же, что и я. Что Джексон и сам здорово загорел, хотя у него и нет подобного кольца. – Ну, давайте начнем эту вечеринку.

Когда мы садимся за стол рядом с Хезер и Иден, я невольно начинаю гадать, не говорит ли загар Джексона о том, что он не пьет кровь Флинта. И если это так, то почему?

Я отмечаю про себя, что, когда вокруг будет меньше народу, надо будет спросить Флинта, нет ли у них проблем. Меня огорчает мысль, что между ними что-то идет не так, особенно если учесть, что они оба делают все, чтобы их зарождающиеся отношения работали при Дворе Драконов.

Хезер сразу же обнимает меня, и я крепко сжимаю ее спину. Мы так долго были в разлуке, и я испытываю огромное облегчение оттого, что мы снова близки. Мне никогда не надоест общаться с лучшей подругой. Мы обмениваемся замечаниями по поводу погоды, но затем напрягаемся, когда Иден вдруг визжит.

– Охренеть! – восклицает она, оторвав наконец взгляд от Хезер на достаточно долгое время, чтобы заметить нас, остальных. Она смотрит на фингал Флинта, и я понимаю, почему она удивлена. Редко можно увидеть синяк у дракона – отчасти потому, что им редко достаются настолько сильные удары, чтобы у них могли образоваться синяки, а отчасти потому, что на них все заживает очень быстро. – Что с тобой произошло?

За него отвечает Джексон.

– Он отказался побежать, когда я сказал ему это сделать.

– Ты это серьезно? – Флинт изумленно смотрит на него. – С какой стати мне было бежать? Ведь их было всего двенадцать.

– Однако ты все-таки заработал фонарь под глазом, – отвечает Джексон.

Брови Флинта взлетают вверх.

– Я получил его не от них. А из-за того, что ты швырнул в меня того парня без всякого предупреждения, что ты с ним еще не закончил и мне надо завершить начатое.

– Откуда мне было знать, что мыслями ты тогда был где-то далеко? – Джексон откидывается на спинку стула и складывает руки на груди в жесте, который слишком хорошо мне знаком. – К тому же разве люди кричат, когда что-то бросают?

– Э-э, да, так делают все, – говорю я ему. – Это самое первое, чему ты учишься, когда играешь в мяч на детской площадке.

Он изумленно хмыкает.

– Вообще-то от этого веет скукой.

Мы все смеемся, потому что разве может быть иначе?

– Ну и кем же были те люди, которые на свою беду решили вас атаковать?

Смех от этого вопроса сразу прекращается – во всяком случае, смеяться перестают два дракона и дракон-вампир.

– При Дворе Драконов по трубам несется столько говна, – отвечает наконец Иден.

– И что это за говно? – спрашиваю я, чувствуя, что у меня округлились глаза. – Нури и Эйден в порядке?

– Пока что да, – говорит Флинт. – Но, если честно, мы не так уж далеко от начала полномасштабной гражданской войны между кланами драконов.

– Гражданской войны? Как такое возможно? Мы же были там всего несколько месяцев назад на праздновании Дней сокровищ, и тогда все, как мне показалось, шло хорошо.

– Вообще-то за несколько месяцев много чего может произойти, – замечает Джексон.

– О чем ты? Какого хрена там происходит?

– Кланы проявляют все большее недовольство – по их мнению, теперь, когда моя мать лишилась своего дракона, она не способна править. Они попросили ее отречься, но она отказалась, вот они и готовятся вынести ей вотум недоверия.

Вотум недоверия? Против Нури, самой крутой драконши, которую только можно себе представить? Это кажется чем-то невероятным.

– Но они же не смогут добиться своего, не так ли?

– Не знаю. – Флинт берет воду Иден и залпом выпивает ее. – Их с каждым днем становится все больше.

– Но должно же быть что-то такое, что Монтгомери могли бы предпринять, – говорю я.

– Я не знаю, что тут можно предпринять. Похоже, остальные кланы хотят, чтобы мы все пошли к чертям. – Он произносит это небрежно, как будто это не имеет значения, но я вижу муку в его глазах, слышу ее в его нарочито бесстрастном тоне.

– Чего они хотят, – рявкает Джексон, – так это чтобы ты перестал появляться при этом их драгоценном Дворе в обществе вампира. И чтобы их королева вернула себе свое драконье сердце.

– Ни то ни другое им не светит, – со злостью бросает Флинт. – Им просто придется смириться с этим.

– А как насчет твоего отца? – спокойно спрашивает Хадсон. – Он может править вместо нее?

Флинт вздыхает.

– В нем нет королевской крови, он просто носит титул короля, а этого недостаточно для того, чтобы взойти на престол вместо моей матери

– Понятно. – Хадсон кивает, как будто это логично, хотя это звучит нелепо. Впрочем, вся эта фигня с правом первородства представляется мне архаичной. И Хадсону тоже. Это одна из многих причин, по которым сам он объявил, что отречется от престола, хотя юридическую силу его отречение обретет только через несколько недель, когда состоится соответствующий обряд.

– Ну и что произойдет, если этот вотум недоверия пройдет? – спрашиваю я.

– Что произойдет или что должно произойти? – В тоне Джексона звучит злость.

– А что, есть разница?

– Да, черт возьми, есть, – отвечает мне он. – Потому что в этом случае Флинт должен будет взять ответственность на себя и занять этот гребаный трон.

– Ты же знаешь, почему я не могу этого сделать. – Флинт пожимает плечами.

– Я знаю, почему ты не желаешь этого сделать, – бормочет Джексон. – Это не одно и то же.

Между ними возникает напряжение, похожее на туго натянутый цирковой канат, по которому под куполом ходят канатоходцы, и я не могу придумать, что сказать, чтобы разрядить атмосферу. Но тут Иден вставляет:

– Вы так и не сказали нам, кто напал на вас. Ведь наверняка это были не члены Совета, да?

Она так же напряжена, как и они, в ожидании ответа, и я ее понимаю. Одно дело – вынести вотум недоверия, и совсем другое – напасть на наследного принца драконов, напасть нагло, не опасаясь кары.

– Да, это были не они, – фыркает Флинт. – Они действуют исподтишка, чтобы никто не видел их лиц. Они наняли кого-то, чтобы напасть на нас.

– Кого-то из периферийных драконьих кланов? – спрашиваю я, потому что не могу себе представить, что кто-то еще мог оказаться настолько недальновидным.

– Хуже, – говорит Джексон с недоуменным смехом. – Они наняли обыкновенных людей.

– Обыкновенных людей? Чтобы те покончили с вами? Но это же не имеет смысла.

Однако, говоря это, я вспоминаю тот момент на улице, когда Хадсон вдруг заслонил меня собой. Он почуял какую-то угрозу, хотя ни он, ни я не заметили ничего такого, когда огляделись. Мог ли кто-то последовать за нами, чтобы добраться до Джексона и Флинта?

Эта мысль повергает меня в ужас. Мне совсем не хочется привести к моим друзьям – пусть и нечаянно – кого-то такого, кто может причинить им вред.

Но когда я говорю об этом, Флинт качает головой.

– Не бери в голову, Грейс. Я и так знаю, что они следят за каждым нашим шагом. И никакие твои действия не могут сделать эту слежку более неусыпной. И вообще, мы с Джексоном можем позаботиться о себе.

– Речь не о том, можете вы позаботиться о себе или нет, – парирую я. – А о том, что мы не хотим, чтобы из-за нас вы оказались уязвимы. Поверьте, мы все знаем, что ты и Джексон нереально круты.

– А я разве нет? – спрашивает Иден.

– О, ты однозначно нереально крута, – подтверждает Хезер, строя глазки. – Хотя кто бы мог подумать, что драконы так зависимы от внимания?

– Все, – отвечаю я. – Всем известно, что драконам непременно требуется внимание.

– О чем вы вообще? – восклицает Флинт. – Мне точно не требуется никакое внимание.

У него такой оскорбленный вид, что мы все смеемся, что оскорбляет его еще больше.

Это снимает напряжение, и от него ничего не остается, когда к столу подходит официантка, чтобы принять у нас заказ.

Однако когда она уходит, мы все смотрим друг на друга, будто не зная, о чем теперь говорить. Затем Хадсон нарушает молчание:

– Так мы будем говорить о том, что Мекай умирает?

Глава 3

Великим умам свойственно много думать

Его слова обрушиваются на нас как пощечина, и последние остатки беззаботной веселости покидают нас.

Я ожидаю, что все начнут наперебой предлагать идеи, но вместо этого мы просто сидим молча, осознавая всю тяжесть ответственности, лежащей на нас. Сама я однозначно чувствую, как эта ответственность давит на меня, заставляя ссутулить плечи. Да и как может быть иначе, раз Мекай умирает и нам необходимо придумать план по его спасению?

И не абы какой план, а такой, который не сводился бы к примитивному «давайте возьмем штурмом замок Королевы Теней и потребуем, чтобы она исцелила Мекая от отравления теневым ядом». Что не менее важно, это должен быть такой план, чтобы все мы, сидящие за этим столом, смогли вернуться назад.

Я и так потеряла слишком много друзей. И не хочу их больше терять. Это касается и Мекая, которого мы не видели пять месяцев, хотя у меня такое чувство, будто с тех пор прошел уже целый год.

– Сколько еще времени Мекай может пробыть в состоянии Сошествия? – спрашиваю я. Кровопускательница погрузила его в спячку сразу после того, как мы поняли, что во время Испытаний он был отравлен теневым ядом, но я знаю, что с этим возникли проблемы.

– Точно мы не знаем, но недолго. Речь идет не о месяцах, а о неделях, – отвечает Иден, и ее слова давят мне на грудь, как тяжелая наковальня. Даже ожидая самого худшего, я не предполагала, что дело обстоит так скверно. – Кровопускательница говорит, что она уже влила в него больше эликсира, чем в любого другого вампира в истории, но он все равно продолжает просыпаться каждые несколько дней. Если дать ему еще больше этого средства, то лекарство может оказаться хуже самого яда.

Она печально пожимает плечами.

Джексон вздрагивает от этих слов, от напоминания о том, насколько его друг близок к смерти, и мое сердце сжимается еще больше.

Я знаю, что он винит себя в том, что Мекай оказался отравлен, и в гибели остальных членов Ордена. Но сейчас не время для того, чтобы винить себя. Сейчас нам надо сосредоточиться на той задаче, которую мы должны решить, – на том, чтобы попасть в Мир Теней и вылечить Мекая. Все остальное может подождать.

И вдруг до меня доходит, что раз уж об этом зашла речь, то есть еще кое-что, о чем я не должна забывать.

Я поворачиваюсь к Флинту, широко раскрыв глаза.

– А где Мэйси? Я думала, что вы должны были встретиться с ней и прийти сюда вместе.

Джексон и Флинт обмениваются долгими взглядами, от которых мне становится не по себе. Потому что старые привычки изменить трудно, и мы слишком много пережили вместе с моей кузиной, чтобы я могла спокойно принять ее отсутствие.

– Что с Мэйси? Что с ней не так? – спрашиваю я, достав из кармана вдруг задрожавшей рукой телефон.

– Ничего. С ней все нормально, – заверяет меня Джексон, взяв меня за руку прежде, чем я успеваю отправить ей сообщение. – Вчера ее выгнали из еще одной школы, и Фостер и Ровена вернули ее ко Двору Ведьм и Ведьмаков, где теперь живут они сами. Но сейчас она под домашним арестом.

– Под домашним арестом? – повторяет Иден с ухмылкой. – Не могут же они действительно думать, что это сработает?

Остальные смеются, и, если бы я так не беспокоилась о моей кузине, я бы тоже засмеялась. Мэйси пришлось несладко в последние несколько месяцев с тех пор, как Кэтмир был разрушен и мы нашли ее мать в темнице Двора Вампиров. Ее выгнали уже из трех школ, в которые дядя Финн пытался пристроить ее, и ее магия сделалась такой темной, что мы все беспокоимся из-за нее. И, честно говоря, немного боимся – боимся за нее и боимся ее саму.

– Кто знает? – Флинт откидывается на спинку своего стула и кладет в рот картошку фри с тарелки Иден. – Похоже, с тех самых пор, как мы вытащили ее из темницы, твой дядя пытается держать твою кузину в ежовых рукавицах

– Стало быть, на этот раз Мэйси с нами не будет. – Мне странно говорить это вслух. – Значит, нам остается только одно – захватить с собой Реми и Иззи…

– Боюсь, с Реми и Иззи тоже ничего не выйдет, – вставляет Джексон. – Они не могут отлучиться из Академии Колдер.

– Они не могут отлучиться потому, что завалены работой? – спрашиваю я, вскинув брови. – Или потому, что они там пленники?

Теперь уже Хадсон вскидывает бровь.

– Ну конечно первое. Разве можно себе представить, чтобы какому-то там директору школы хватило сил, чтобы удерживать мою единокровную сестру против ее воли? Или насильно удерживать Реми?

Это дельное замечание – и от него мое бешено колотящееся сердце наконец успокаивается. От него, а еще от прикосновения большого пальца Хадсона, которым он успокаивающе потирает костяшки моих пальцев.

– Выходит, больше нам никто не поможет? – уточняю я, глядя на их лица. – Выходит, этим займемся только мы вшестером?

Джексон подается вперед, скрестив руки на столе.

– Уверяю тебя, я вполне способен добыть у Королевы Теней какое-то там жалкое противоядие.

– Ты так говоришь потому, что никогда не встречался с Королевой Теней.

– А ты что, встречалась с ней? – парирует Джексон.

Разумеется, Джексон не знает, что мы с Хадсоном побывали там. Хадсон никогда ничего не рассказывал о том, что происходило, когда мы с ним были заперты вместе, а я только что вспомнила это. Я ожидаю, что сейчас Хадсон поведает о тех событиях всем нашим, но он молчит. И вместо этого вопросительно смотрит на меня.

– Мы с Хадсоном противостояли ей, – отвечаю я. – По-моему, это должно что-то значить.

Хадсон сплетает свои пальцы с моими, своим прикосновением давая мне понять, что он рядом и поддерживает меня во всем, пока я рассказываю нашим о том, что вспомнила. Вернее, рассказываю то, что, на мой взгляд, уместно сообщить в присутствии Джексона.

– Ты хочешь сказать… – наконец начинает Джексон. – Значит, вы с Хадсоном были заперты в Мире Теней намного дольше, чем четыре месяца?

– Да, так и было, – говорю ему я, чувствуя, как меня охватывает неловкость. Потому что в этих простых словах содержится много чего, и, когда взгляд Джексона встречается с моим, я понимаю, что он тоже это знает.

И тут чашка чая Хезер вдруг начинает дребезжать на столе.

– Э-э, что это было? – выдыхает Хезер, крутя головой и как будто ожидая, что сейчас придет в движение сам разлом Сан-Андреас.

– Просто небольшое землетрясение, – отвечает Хадсон, но устремляет на своего брата мрачный взгляд.

– Это же Сан-Диего, – добавляю я, пытаясь помочь ему прикрыть Джексона. Но, судя по тому, как на Джексона смотрит Флинт, смотрит так, будто хочет перемахнуть через стол и прижать его к себе, ничто из того, что я скажу, делу не поможет.

– А когда ты это вспомнила? – спрашивает Иден, не обращая никакого внимания на внезапно возникшее напряжение. А может быть, она просто настолько увлечена Хезер, что больше ничего не видит.

– Сегодня, – отвечаю я. – И в этих воспоминаниях есть много такого, о чем мне еще надо подумать. Но полагаю, что пока мне придется с этим подождать. Нам необходимо сфокусироваться на Мекае. И да, Королева Теней наводит жуть, она страшнее, чем даже Сайрус. Магия теней – это самая древняя магия во Вселенной, и Королева Теней умеет пускать ее в ход многими способами. Она едва не прикончила нас и убила много других людей. Но раз Мекай умирает от теневого яда, то я согласна, что нам необходимо найти средство, чтобы исцелить его.

– Мы знаем, что надо делать, но очень может быть, что эта самая Королева Теней не захочет дать нам противоядие, – замечает Иден.

Я киваю.

– Знаю. И поверь, мне совсем не улыбается опять сойтись с ней лицом к лицу.

Флинт качает головой, и, похоже, ему немного не по себе.

– Она действительно страшнее Сайруса?

– Да, она смертельно опасна, к тому же в ее распоряжении есть жуки, – отвечает Хадсон, и мы все содрогаемся, вспоминая Испытания. Все, кроме Хезер, которой не было с нами на той адской арене. – Это ощущение, ощущение, что эти жуки покрывают каждый дюйм твоего тела, будет преследовать нас до конца наших дней, Хезер.

Флинт проводит ладонями по своим рукам, будто неосознанно проверяет, нет ли там жуков, и я его понимаю. Эти жуки настолько ужасны, что они могут устрашить даже дракона.

Джексон подается к нему и что-то шепчет ему на ухо. Наверняка что-то вроде: «Я не позволю никаким теневым жукам приблизиться к тебе».

Я перевожу взгляд на Хадсона и вижу, что он готов отпустить колкость, но я быстро пинаю его под столом – правда, делаю это не больно, – и он отказывается от намерения съязвить. Но это не мешает ему подмигнуть мне.

Затем он продолжает:

– К тому же в Мире Теней она от жуков перешла к целому зверинцу из теневых тварей, у некоторых из них имелись острые зубы и когти.

Хезер расправляет плечи.

– Я готова сразиться с чем угодно, чтобы спасти вашего друга. Чего мы ждем?

Прежде чем кто-то успевает ответить ей, возвращается официантка, неся наш заказ, состоящий в основном из кофе – а для Флинта, конечно же, горячий какао.

Когда она отходит, Хадсон чешет подбородок.

– Вообще-то я не уверен, что нам надо будет с кем-то сражаться. – Должно быть, он видит недоумение на моем лице, потому что добавляет: – Она хотела, чтобы мэр Адари изменил линию времени и вернул все в ту точку, когда она еще не была проклята. Поэтому она и сразилась с нами – потому что мы старались остановить его, а значит, и ее саму. Но она проиграла, и теперь, когда у нее нет способа вырваться из Норомара, мы, возможно, сможем договориться с ней.

Я моргаю. Это неплохая идея, вот только он упускает из виду один факт.

– Она заперта в Мире Теней не просто так, Хадсон. Мы не можем ее освободить. И она есть зло, чистое зло.

– Так ли это? – Хадсон поднимает одну бровь.

– М-м-м, жуки. Ты не забыл? – говорит Флинт и опять содрогается.

– Не пойми меня неправильно – я не говорю, что она душка, – уточняет Хадсон. – Но думаю, есть реальный шанс, что она все же не так порочна, как мы считаем.

– Можно подумать, что ты не участвовал в Испытаниях, чувак, – рявкает Иден. – Она же пыталась убить нас.

– Мы точно не знаем, она атаковала нас во время Испытаний или не она. На свете есть и другие мастера магии теней.

Иден фыркает.

– Но она единственная из известных нам магов, у кого есть такая магическая сила. Так что я буду исходить из того, что это ее рук дело, пока мы точно не узнаем, что это не так.

– Вероятно, в чем-то ты права, но мы также знаем, что в Мире Теней она атаковала Грейс и меня только тогда, когда сочла, что это необходимо, чтобы спасти ее народ. Пока мы жили в Адари, она могла напасть на нас в любой момент. Но она сразилась с нами не на жизнь, а на смерть только тогда, когда мы попытались помешать мэру Суилу изменить линию времени и освободить ее народ, даже если сам он и не осознавал, что происходит, когда пытался спасти дочь. – Он делает паузу, глядя мне в глаза. – Разве сам я не совершил нечто худшее из-за меньшего? Значит ли это, что я зло, Грейс?

Мое сердце сжимается, когда я вспоминаю, как этот вопрос мучил его в тюрьме Этериум.

– Нет, ты не можешь быть злом, Хадсон. Никогда.

– Тогда, быть может, она тоже не зло, – говорит Хадсон, и его слова повисают в тишине, словно нож, пока каждый из нас думает о том, что мы сами делали, чтобы спасти тех, кого любим.

В конце концов Хезер спрашивает:

– Так какой у нас план?

– Я предлагаю вот что – мы поменяем противоядие на нашу помощь в освобождении Мира Теней. – Хадсон пожимает плечами.

– Ладно, нам ясен твой план, – говорит Джексон, растягивая слова. – Давайте же просто возьмем и уничтожим это королевство.

– Я не говорил о том, чтобы что-то уничтожить, – уточняет Хадсон и при этом закатывает глаза, как будто это все объясняет.

– Думаю, все за этим столом замечательные люди, – начинаю я, и Флинт выпячивает грудь, ясно показывая, что ему нравится, к чему я клоню. – Но я не совсем понимаю, как мы можем просто… – Я изображаю пальцами кавычки. – …можем «освободить королевство», проклятое кем-то из богов тысячу лет назад.

– Ты смотришь на эту проблему чересчур широко, Грейс. Тебе надо мыслить поуже. – Когда я в ответ только моргаю, Хадсон качает головой и добавляет: – Мир Теней – это тюрьма. А что бывает в тюрьмах?

– Стены. Огромные гребаные стены, – отвечаю я, даже не пытаясь скрыть недоумение.

Флинт щелкает пальцами.

– О да, и охранники. И обычно оружие, горы оружия.

– И паршивая еда, – добавляет к этому занятному перечню Иден прежде, чем Хадсон перебивает ее.

– Замки, – вставляет Джексон, и взгляды двух братьев встречаются. – В тюрьмах есть замки.

Они словно говорят что-то друг другу, и мне не хочется перебивать их безмолвный разговор, но…

– Если честно, я все еще не понимаю, куда ты клонишь, – признаюсь я.

– Замки можно отпереть, Грейс, – отвечает Хадсон.

У меня округляются глаза.

– Или взломать, – добавляю я, и Хадсон улыбается.

– Или взломать, – повторяет он.

– Нам не надо освобождать целое королевство, – говорю я, восхищаясь тем, какой простой благодаря Хадсону стала выглядеть эта проблема. Господи, как же мне нравится то, как работает мозг этого парня. – Нам надо просто взломать замок и открыть дверь.

Теперь мы улыбаемся друг другу, и по моему взгляду он ясно понимает, что позже я покажу ему небо в алмазах, – об этом говорит легкий румянец, выступивший на его щеках.

– Как бы мне ни нравилось все ломать, у тебя есть какое-то представление о том, где можно взять универсальный ключ, брат? – спрашивает Джексон, и все задерживают дыхание, вопреки всему надеясь, что у Хадсона где-то припрятан такой ключ.

– Ни малейшего, – отвечает Хадсон, и у всех поникают плечи. Он подается вперед и, потянувшись через стол, потирает большим пальцем мое обетное кольцо. – Но я знаю того, кому кое-что известно.

Глава 4

Замок и ключ

– Ну конечно, давайте добавим театральных эффектов и будем прояснять все медленно. – Иден закатывает глаза, и мы все хихикаем над театральностью, в которую ненамеренно впал Хадсон. Хезер фыркает от смеха с полным ртом кофе – и закашливается, так что Иден приходится начать хлопать ее по спине.

– Прошу прощения. – Хадсон слегка кивает Иден. – Я постоянно забываю, что вы не знаете того, что мы с Грейс узнали о Мире Теней. Давайте я быстро введу вас в курс дела. Мир Теней был создан как тюрьма после того, как Королева Теней разгневала некоего бога. И, как отметил Флинт, в этой тюрьме, как и в большинстве других тюрем, есть крутые охранники – которых очень уместно зовут хранителями. Так что вполне логично предположить, что тот бог, который создал этих хранителей, имеет и ключ к этой тюрьме, поскольку его хранители могут приходить туда и уходить оттуда.

– Джикан, – вырывается у меня, затем я поворачиваюсь к остальным и взволнованно поясняю: – Нам сказали, что этих хранителей, этих жутких гребаных драконов времени, создал Бог Времени – просто мы не знали, кто это, пока находились там. Но теперь мы это знаем. Их создал Джикан!

Хадсон добавляет:

– Возможно, Джикан создал и саму эту тюрьму, Грейс. В любом случае я готов поспорить, что у него есть ключ от нее… И, может быть, он согласится одолжить нам этот ключ, чтобы мы смогли обменять его на противоядие для Мекая.

Джексон ерзает на своем сиденье и ворчит:

– Сомневаюсь, что Джикан дал бы нам ключ даже от санузла, и даже в том случае, если бы нам грозило описаться.

Мы все смеемся, потому что он, скорее всего, прав, но тут Хадсон смотрит мне в глаза, и в уголках его глаз собираются те самые морщинки, вид которых всегда успокаивает меня и заставляет впасть в сентиментальность. Затем он говорит:

– Я не жду, что он даст нам этот ключ просто потому, что мы его об этом попросим. Но думаю, Джикан готов сделать все для Кровопускательницы и, надеюсь, для ее внучки.

И да, это правда. Меня он шлепает по рукам, даже если я замораживаю одного-единственного человека, но моей бабушке он позволил заморозить целую армию на тысячу лет.

– Ты действительно считаешь, что он поможет? – спрашиваю я, и от возбуждения мой голос дрожит.

– Есть только один способ это узнать, – отвечает Хадсон и потирает грудь. – К тому же оставаться в заточении тысячу лет – это слишком долгий срок, тебе так не кажется?

За столом воцаряется тишина, даже Флинт перестает размешивать свое какао, потому что мы все думаем о единокровной сестре Хадсона и Джексона Иззи. Отец продержал ее в заточении тысячу лет, и Хадсон прав – никто не заслуживает такого наказания, даже Королева Теней.

Я сжимаю руку Хадсона и тихо соглашаюсь:

– Да, я тоже так считаю.

В эту минуту к нашему столу опять подходит официантка, снова наливает нам кофе и спрашивает, не нужно ли нам что-то еще. Хадсон протягивает ей свою кредитную карту с улыбкой и комплиментом по поводу веселенького шарфика у нее на шее. Женщина, которой никак не меньше шестидесяти, краснеет, как школьница, и уходит. Самое лучшее в этом его комплименте – то, что каждое его слово искренне.

– Тогда давайте сделаем это, – говорит Хезер, взяв свой телефон и положив его в сумку, которую она носит через плечо.

Я тоже начинаю вставать из-за стола, но прежде, чем я успеваю это сделать, со мной телепатически связывается Артелия.

– У нас возникла проблема, Грейс.

– Какая проблема? – спрашиваю я и чувствую, что у меня свело живот. – Мои бабушка и дедушка?

– Они в порядке, – как всегда, коротко отвечает она. – Но лучше я покажу тебе эту проблему, а не буду пытаться объяснить, что к чему. Когда ты сможешь прийти?

– Я уже направляюсь к вам, – говорю я, и мое сердце начинает биться чаще.

Тут мне приходит в голову, что там, за океаном, сейчас вечер четверга. И что если мы отправимся ко Двору Горгулий на том берегу Атлантического океана, то я смогу решить сразу две проблемы…

Глава 5

Люби меня, люби

– Ирландия! – выдыхает Хезер, выйдя из портала, ведущего из Сан-Диего в графство Корк. Он закрывается за нами в вихре фиолетового волшебства, которое потрескивает и искрит, как оголенный провод, как будто ведьма, создавшая его, хотела, чтобы мы знали, что она могла бы легко испепелить нас. – Мы в Ирландии! – Она кружится, встряхивая косами, затем подбегает к краю утесов, освещенных луной. – И мы попали сюда за пару минут, как будто расстояние между берегами Атлантики – это какой-то пустяк.

– Хорош пустяк, – ворчит Флинт, подойдя ко мне со спины. – Я все еще хочу знать, как получается, что у вас есть портал, а у нас нет.

– Надо полагать, это потому, что вы драконы, верно? У вас есть крылья, так что вы можете просто летать куда вам угодно.

– Ах вот как, горгулья? А как называются эти штуки на твоей спине?

Я закатываю глаза.

– Да, у меня есть крылья. Но у Хадсона их нет, а он обычно путешествует вместе со мной. К тому же ему надо иметь доступ ко Двору Вампиров.

– Это понятно. – Флинт пожимает плечами. – Но у меня создается впечатление, что Королева Ведьм и Ведьмаков держит вас в любимчиках, раз создает портал только для горгулий.

– Имоджен однозначно не держит нас в любимчиках. Собственно говоря, я уверена, что она ненавидит меня. – Я иду прочь, и от холодного ветра, вдруг подувшего с воды, меня пробирает дрожь.

Флинт догоняет меня.

– Так говоришь ты, – подначивает меня он, – но этот портал говорит о другом.

– Этот портал стал результатом долгих часов хитроумных переговоров. Тебе следовало бы тоже испробовать этот путь.

Хадсон скептически хмыкает.

– Хитроумные переговоры? Значит, так ты это называешь?

– Да ладно тебе. Даже если то, чего она хотела, было нелепо, это вовсе не значит, что я не вела с ней переговоров, – отвечаю я.

– В самом деле? – Теперь у Флинта делается заинтригованный вид. – И чего же она хотела?

– Она желала руководить церемонией моей коронации и вступления в должность Главы Круга. Я получила этот портал в обмен на ее организацию этой церемониии, она хотела распланировать все.

– Все? – Он поднимает брови

– Да, все. Но какое мне дело до того, какие цветы она захочет использовать, чтобы отметить мое вступление в должность Главы Круга? Или до того, какого цвета платье она для меня выберет? Я была только рада позволить ей взять все это в свои руки.

– Это действительно то, что ты отдала ей в обмен на этот портал? – На лице Флинта отражается изумление. – Цветы и платье?

– И еще музыку, я полагаю. И выбор еды, которую нам подадут. Но поскольку мне никогда не доводилось бывать на подобных церемониях, думаю, эта сделка однозначно выгодна для меня. – Я пожимаю плечами.

– Э-э-э, да. Однозначно, – соглашается он и подбегает к Иден и Хезер, которые шагают впереди, в нескольких ярдах от нас.

Я не могу не заметить, что теперь он уже почти не хромает. Мне было тяжело наблюдать за тем, как он пытается приспособиться к новой жизни после того, как потерял ногу на том чертовом острове, но видно, что он привыкает к своему протезу.

– Ты уверена, что у нас все получится? – спрашивает Джексон, шагающий рядом с Хадсоном и мной при свете звезд по каменистой тропинке, идущей по утесам, возвышающимся над Ирландским морем.

Я знаю, что он говорит о нашей встрече с Джиканом, и понимаю, что он имеет в виду. Действительно, иметь дело с Богом Времени никогда не было легко. Но сейчас обращение к Джикану и впрямь кажется лучшим способом спасти Мекая.

– Да, совершенно уверена, – отвечаю я.

Джексон явно не убежден.

– И ты уверена, что найдешь его здесь?

– Сегодня четверг, – отвечаю я.

– И что с того? – хмурится Джексон.

– Джикан всегда бывает здесь по четвергам. У него такой бзик.

Джексон вскидывает бровь.

– Это как-то чудно`, тебе так не кажется?

– Скоро ты все увидишь сам, – говорю я, надеясь, что это положит конец его вопросам по поводу Бога Времени. Не потому, что у меня нет на них ответов, а потому, что сейчас Джексон и Хадсон впервые оказались наедине со мной с тех пор, как ко мне вернулись воспоминания о времени, которое я провела в Мире Теней. У меня есть темы поважнее, чем Джикан, которые мне надо обсудить с ними обоими. Тем более что следующие несколько дней будут тяжелыми и мы понятия не имеем, чем они закончатся. Не исключено, что это последний раз, когда у меня будет возможность сказать им то, что я должна сказать

Мы могли бы прибегнуть к блефу, сделав вид, будто все это пустяки. Но правда в том, что возвращение в Норомар чертовски опасно и никто и нас не знает, захочет ли Королева Теней хотя бы выслушать нас. Весьма вероятно, что она попытается прикончить нас независимо от того, будет у нас этот самый ключ или нет. В прошлый раз мы с Хадсоном едва унесли ноги из ее королевства – и я потеряла память о том, что там произошло.

Если это случится опять или произойдет нечто похуже, то мне надо успеть кое-что сказать.

Я любила обоих этих парней, и если Хадсон моя пара – человек, которого Вселенная создала специально для меня, – то Джексон тоже всегда будет занимать особое место в моем сердце. И что бы ни происходило между ним и Флинтом, я знаю, что я тоже всегда буду занимать особое место в его сердце.

Пусть мы с ним не любим друг друга так, как любили когда-то, но из-за этого то, что мне надо сказать, становится еще важнее – для нас всех.

Думая об этом, я беру Хадсона за руку и подношу ее к моим губам. Затем беру руку Джексона и крепко сжимаю ее.

Он отвечает таким же пожатием, взглянув на меня с недоумением на лице.

– С тобой все в порядке, Грейс?

– Простите меня, – вырывается у меня. – Вы оба. – Это не самое красноречивое извинение, но самое искреннее.

– Простить? – Джексон явно озадачен. – За что?

Хадсон не произносит ни слова, а только заботливо обвивает рукой мою талию и ждет того, что я скажу, что бы это ни было.

– За все, что произошло с тех пор, как я вернулась из Мира Теней. – Я смотрю то на мою пару, то на мою бывшую пару. – Я причинила вам обоим столько боли. Вы не заслуживали таких страданий.

– Ты не виновата в том, что произошло, – возражает Хадсон. – Ты же потеряла память.

Да, но почему я потеряла память? Возможно, дело было в магии времени, которую дракон обрушил на меня, как сказал Хадсон. Но возможно также, что это случилось потому, что я не хотела помнить. Не хотела делать больно Джексону.

При этой мысли меня пробирает дрожь, у меня сводит живот и сердце начинает биться в бешеном ритме. Потому что, хотя я никогда не хотела делать больно ни одному из них, в конечном итоге я причинила нестерпимую боль им обоим. И теперь, когда я вспомнила все, что было со мной в Адари, то, что происходило потом, кажется мне еще более скверным, хотя это и прежде было совершенно ужасно.

– Не знаю, имеет ли это значение, – говорю я. Джексон начинает протестовать, и я поворачиваюсь к нему. – Но, по-моему, важно, чтобы ты узнал кое-что о том, что происходило с Хадсоном, – это важно не только для наших с тобой отношений, но и для твоих отношений с Флинтом.

Теперь протестовать начинает уже Хадсон, но я не обращаю внимания. Он так долго вынужден был играть для всех роль злодея, что не понимает, что иногда нужно ясно показать, что на самом деле он хороший парень.

– Когда мы были заперты в моей голове, и я, и Хадсон могли видеть узы сопряжения между мной и тобой.

Джексон дергается, будто я ударила его. В темноте я плохо различаю его лицо, но мне не нужно видеть его, чтобы понять, что я снова причинила ему боль. И я спешу продолжить, полная решимости высказать все, что должно быть сказано. Чтобы он понял.

– Я имею в виду, что мы узнали, когда нить этих уз исчезла. Это случилось не сразу, прошло много времени, и, когда это произошло, мы оба были уверены, что ты умер. Ведь я больше не чувствовала тебя – совсем, – а узы сопряжения – это навсегда, все это знают. Поэтому, когда нить наших с тобой уз исчезла, Хадсон и я были потрясены и безутешны. Мы оба считали, что потеряли тебя, хотя и по-разному. И даже после того, как наши узы сопряжения исчезли, прошло много времени, прежде чем я вообще взглянула на него или он на меня.

– Это неважно… – начинает Джексон, но я сжимаю его лицо в ладонях и заставляю его заткнуться.

– Нет, это важно, – пылко говорю я. – Потому что ты должен знать, что и твой брат, и я очень любим тебя. Ни он, ни я не желали причинить тебе боль, которую мы в итоге причинили. Мы оплакивали тебя, Джексон, и нам обоим очень тебя не хватало. Любовь, которую мы с Хадсоном испытываем друг к другу… – Я замолкаю и мотаю головой, чувствуя, что на моих ресницах дрожат слезы. – Она начала расти только после того, как мы наконец примирились с тем, что потеряли тебя.

Я делаю глубокий вдох, затем медленный выдох и, попятившись, обхватываю рукой Хадсона, обнимаю его так же крепко, как он всегда обнимает меня.

– Я люблю Хадсона всем сердцем и всей душой, – говорю я им обоим. – И знаю, что он любит меня так же. Но если бы кто-то из нас считал, что ты жив, мы с ним ни за что не оказались бы вместе.

Но поскольку эти слова кажутся мне чем-то неправильным уже тогда, когда я их произношу, – ведь Хадсон моя пара и я всегда буду благодарна судьбе за то, что мы нашли друг друга, – я добавляю:

– Во всяком случае, до тех пор, пока мы все не узнали бы, что эти узы сопряжения были фальшивыми и не приняли это. Возможно, теперь мои извинения кажутся тебе нелепыми, возможно, все это представляется тебе совершенно неважным, но мне необходимо, чтобы ты знал, что твой брат не предавал тебя. И я тоже.

Несколько долгих мучительных секунд они оба молчат, и я невольно начинаю гадать, не сделала ли я хуже. Но тут Джексон обхватывает меня одной рукой, а Хадсона – другой и притягивает нас к себе в групповых объятиях, которых я давно ожидала и наконец дождалась.

– Я вас не винил, – шепчет он, запинаясь на каждом слове. – Ни тебя, ни его.

– Знаю, – отвечаю я. – Но я также знаю, что мне было бы больно узнать, что ты изменял мне, когда мы еще были вместе. И я не хочу, чтобы эту боль испытывал ты.

– Прости, – начинает Хадсон. – Я не хотел…

– Все в порядке, – перебивает его Джексон и пару раз прочищает горло прежде, чем отстраниться. – Все, что произошло. И сами мы тоже в порядке.

Я киваю и продолжаю обнимать Хадсона еще несколько секунд. Как и он меня.

И, оказавшись вне его теплых объятий, я осознаю, что мы достигли цели. И не только в эмоциональном плане, ибо мы смогли оставить все тяжелые и мучительные моменты в прошлом, но и в физическом, поскольку мы наконец добрались до огромных чугунных ворот Двора Горгулий.

Моего Двора.

Глава 6

Мое ирландское царство

– Как красиво, – шепчет Хезер, когда мы останавливаемся перед воротами и смотрим на тысячелетний замок, окна которого светятся в темноте. – Я понимаю, что мы находимся в Ирландии, но где именно?

– Дома, – отвечаю я, потому что Двор Горгулий стал для меня именно этим. Это мои люди и мой дом.

– Значит, это и есть Двор Горгулий? – спрашивает она, и на ее лице написаны изумление и восхищение, когда она окидывает взглядом главную башню замка. – Почему ты вообще хочешь переместить свой Двор в Сан-Диего, если ты можешь держать его здесь?

– Потому что Сан-Диего тоже мой дом, – говорю я, глядя ей в глаза.

Когда до нее доходит, что я имею в виду – что Сан-Диего мой дом отчасти и потому, что там живет она, – ее огромные карие глаза широко раскрываются, но затем она улыбается и говорит:

– Ну, если это означает, что мне надо будет жить на этих офигенных утесах в этом еще более офигенном замке, то я однозначно готова заговорить с ирландским акцентом.

Мы все смеемся, и я признаюсь:

– Вообще-то в Сан-Диего переедет только верхушка Двора, так что здесь я буду бывать часто и ты сможешь перемещаться сюда со мной. Главная часть армии остается в Ирландии. Это их дом.

Я подхожу к кнопочной консоли ворот и ввожу код, затем толкаю тяжелую створку. Хотя после моего последнего визита сюда прошло всего несколько недель, меня охватывает радостное волнение при мысли, что я снова увижу моих людей. Мы с Хадсоном стараемся бывать здесь как можно чаще, но из-за занятий в университете и все возрастающего потока домашних заданий нам не удается делать это так часто, как мы делали это прежде.

Это еще одна причина, почему я хочу переместить верхушку Двора в Сан-Диего. Если учесть, сколько Хадсон хочет набрать степеней в различных областях, то можно с уверенностью сказать, что нам предстоит оставаться там еще долгие годы. Не факт, что все эти степени можно будет получить в Университете Калифорнии в Сан-Диего, скорее всего, их можно будет получить в других университетах, также находящихся на нашем побережье. Постоянно перемещаться между Ирландией и Калифорнией нецелесообразно, даже с порталом Имоджен.

– Когда мы вошли в портал, я об этом не подумала, – нервно говорит Хезер. – Но здесь все выглядит так официально, а я не взяла с собой паспорт.

Я не сразу понимаю, что она имеет в виду, а когда до меня доходит, я разражаюсь смехом – как и остальные.

– Ты же знаешь, не так ли, что главная здесь Грейс? – спрашивает Иден, ероша пальцами челку. – Она может приводить сюда кого хочет и когда хочет.

– К тому же сверхъестественные существа не особо заморачиваются по поводу законов, придуманных людьми, – вздернув подбородок, добавляет Флинт.

Хезер явно не в восторге от высокомерного заявления Флинта.

– Значит, вы просто делаете что хотите? – спрашивает она, качая головой.

– Да, – подтверждает Джексон, и тон у него скучающий. Ну еще бы. Он никогда не тратит много слов, когда речь заходит о том, кто он и на что способен.

Кажется, ответ Джексона нравится Хезер еще меньше. Правда, она не показывает ему этого, а просто отворачивается и, глядя на меня, закатывает глаза. Я бросаю на него взгляд, дающий понять, что я тоже так думаю, потому что да, сейчас они оба немного выделываются. Но, повернувшись к Хадсону, чтобы поделиться этим с ним, я обнаруживаю, что он вообще ничего не заметил.

Вместо этого он сосредоточенно скроллит свой телефон, с серьезными глазами и хмурым лицом.

– Все в порядке? – спрашиваю я, кладя ладонь на его предплечье.

Когда наши руки соприкасаются, меня охватывает хорошо знакомый жар. Это отвлекает и его, отвлекает в достаточной мере, чтобы он оторвал взгляд от экрана и улыбнулся мне той легкой улыбкой, которая всегда заставляет мое сердце биться чаще.

– Да, все отлично, – отвечает он, но я замечаю, что его улыбка, которую я так люблю, не доходит до его глаз.

Мне хочется немного надавить на него, чтобы выяснить, в чем дело, но вокруг нас стоят остальные, и я решаю, что сейчас не время. Хотя со мной Хадсон бывает намного более открытым, он предпочитает вести себя отстраненно, когда рядом находятся другие – даже если эти другие включают в себя его друзей.

Словно для того, чтобы доказать правильность моих мыслей, Хадсон засовывает телефон обратно в карман и шутит:

– Ну что, покажем Джикану, кто тут босс? И под боссом я, само собой, имею в виду тебя.

Я улыбаюсь, как он наверняка и ожидал.

– Вообще-то сначала мне нужно повидать Артелию. Но если ты захочешь пройти на тренировочное поле, то он, вероятно, уже там.

– Поверь мне, это не к спеху, – отвечает Джексон, растягивая слова. – Мы тебя подождем.

– Выходит, Бог Времени просто ошивается при Дворе Горгулий? – спрашивает Хезер, совершенно оторопев. Я не знаю, чем вызвана ее оторопь: тем, что еще несколько часов назад она даже не подозревала о существовании Бога Времени, или тем, что она понятия не имеет, что он может делать в Ирландии.

К ее чести, в закусочной она восприняла весть о том, что по нашему миру вот так запросто расхаживают боги, с завидным спокойствием, задав всего пару вопросов прежде, чем сосредоточиться на том факте, что ведьмы и ведьмаки способны создавать порталы, с помощью которых можно попасть в любое место, где они уже побывали.

Впрочем, это похоже на Хезер.

С тех самых пор, как мы были маленькими девочками, она всегда все продумывала и разрабатывала план прежде, чем во что-то ввязаться, притом ввязаться с полной уверенностью в своих силах и с колоссальным нахальством. Если учесть, что сама я была склонна действовать поспешно и не раздумывая, то умение Хезер планировать не раз спасало нас, пока мы росли.

Я не могу не улыбнуться, вспомнив, как моя мать, бывало, усаживала нас и читала нам нравоучения, когда мы с Хезер вляпывались в какую-нибудь передрягу. Она никогда не пугалась и не психовала, но тратила кучу времени, стараясь научить нас сдержанности. Правда, к несчастью для нее, это никогда не срабатывало. И все равно моя мать всегда была рядом, чтобы вытащить нас из очередной передряги… пока не погибла.

Меня накрывает волна печали, когда я думаю о ней и о том, как она ругалась на нас, а в следующую минуту угощала печеньем. Я поверить не могу, что после гибели моих родителей прошло уже больше года – и что больше года прошло с тех пор, как я ступила на дорогу, которая привела меня сюда, к Хадсону и моему Двору.

Я усвоила, что, когда на меня нападает печаль, не стоит с ней бороться, потому я делаю глубокий вдох и позволяю ей накрыть меня. А затем позволяю большей ее части покинуть мое тело вместе с выдохом. Это никогда полностью не снимает боль, но это помогает.

– Да, вечером по четвергам, – отвечаю я на вопрос Хезер, сделав еще один медленный вдох и медленный выдох. – Но если вы не хотите идти со мной, то можете пойти и что-нибудь выпить, пока я буду совещаться с моим генералом.

– Это хороший план, – говорит Флинт. – Мне бы точно не помешал перекус.

– Мы же только что вышли из ресторана, – замечает на это Хезер с недоумением, потому что он был единственным, кто к своему какао заказал сэндвич и к тому же съел всю картошку фри с тарелки Иден.

– Ну и что? – отзывается он и улыбается своей фирменной широкой улыбкой.

Иден подается к Хезер и говорит театральным шепотом:

– Такому большому эго постоянно требуется пища.

– Да ладно тебе, чтобы поддерживать моего дракона в хорошей форме, мне много чего нужно, – шутит он, показывая на свое тело, пока мы идем к решетке, опущенной перед входом в замок.

– О том и речь, – парирует Иден.

В ответ Флинт вытягивает шею и извергает небольшую струйку огня в ее сторону.

Хезер ахает, но Иден просто уворачивается и изрыгает поток льда прямо ему в грудь, так что его футболка покрывается льдом.

– Я могу отплатить тебе той же монетой, Монтгомери.

– Ох! – рявкает Флинт и, потерев грудь, смахивает с нее лед. Судя по его виду, он собирается ответить собственным ледяным потоком, нацелившись на длинные черные волосы Иден, но, прежде чем он успевает открыть рот, опускная решетка поднимается и навстречу нам выбегают шесть воинов моей армии с мечами наголо.

Это очень отличается от того приема, который мне оказали, когда мы с Алистером прибыли сюда. Тогда Двор Горгулий был заморожен во времени и мог не беспокоиться по поводу нападения других сверхъестественных существ – но я привыкаю к таким встречам. Теперь, когда горгульи разморожены и вернулись на линию времени, они слишком уж усердствуют в своем стремлении остаться здесь, в этом замке.

И я их не виню. Их отравили, заморозили во времени, они каждую ночь мучились, отражая натиск своих погибших друзей и родных, стремящихся вернуться домой, – а такое кого угодно сделает настороженным и пугливым. Я все еще не оправилась от психологической травмы, которую получила от того, что наблюдала эти атаки, и от сознания того, что тогда сделал Хадсон, чтобы нас защитить.

Однако, увидев меня, все шесть стражей резко останавливаются, и их угрожающий вид сменяется широкими улыбками. Они опускают мечи и опускаются на одно колено.

Хезер за моей спиной ахает.

– Что, странно видеть Грейс в роли королевы, да? – шепчет ей Флинт.

– Да уж. Чертовски странно, – отвечает она.

Я оглядываюсь, чтобы состроить им рожу, прежде чем двинуться вперед и поприветствовать своих солдат.

– Я же тысячу раз говорила вам не делать этого, – говорю я им, знаком показывая, чтобы они встали. Они понимают мой жест не сразу, и тогда я просто прошу: – Пожалуйста, встаньте.

А ведь попав сюда в первый раз, я хотела одного – чтобы эти люди выказали мне хоть какое-то уважение. Теперь же они оказывают мне такое чрезмерное почтение, что части меня хочется, чтобы все стало как тогда – чтобы они смотрели на меня как на простую горгулью.

Нет, не то чтобы я не хотела быть их королевой, не то чтобы я не воспринимала свои обязанности всерьез – конечно же, я отношусь к этому серьезно. Очень, очень серьезно. Мне просто хочется, чтобы осуществление этих обязанностей не сопровождалось церемониями, которые заставляют меня чувствовать себя неловко.

К счастью, они воспринимают мою просьбу как приказ и одновременно встают с колен.

– Как дела, Дилан? – спрашиваю я, протянув руку стоящему впереди воину со смуглой кожей и короткими темными волосами.

– Я рад служить тебе, моя королева, – отвечает он, взяв мою руку. Но вместо того, чтобы пожать ее, склоняется и целует мое кольцо.

– О, в этом нет нужды, – говорю я, отчаянно пытаясь высвободить руку.

Хадсон спасает меня, выступив вперед с приветливой улыбкой и хлопнув молодого солдата по плечу.

– Надеюсь, ты тренировался в том виде прыжка, которому я научил тебя на прошлой неделе.

Дилан немедля отпускает мою руку и, взяв руку Хадсона, склоняется и над ней.

– Да, сэр. Думаю, я уже освоил его. На этой неделе я даже взял верх над нашим генералом в рукопашном бою, сэр.

Они отстраняются друг от друга, и Хадсон смеряет стража взглядом.

– Ты победил Артелию? Это впечатляет, Дилан. Я с нетерпением жду, чтобы ты продемонстрировал нам свое умение во время тренировки на следующей неделе. – Он поднимает одну бровь. – Посмотрим, как ты будешь держаться в схватке с вампиром.

Глаза Дилана округляются от радости, как будто Хадсон только что не предложил задать ему трепку.

– Я буду готов, сэр.

– Я в этом не сомневаюсь, – отвечает Хадсон, и в его голосе звучит гордость. Он изо всех сил старался найти себе – как королю – место при Дворе Горгулий и пару месяцев назад нашел его на учебном плацу. И теперь, когда я вспомнила то, что происходило с нами в Мире Теней, меня не удивляет, что здесь его тоже потянуло к преподаванию.

Я начинаю объяснять Дилану, что ему не стоит так радоваться перспективе сойтись в схватке с вампиром, но тут вижу, что к нам идет Артелия.

Она одета в зеленые шорты и футболку, и ее длинных кос, которые она обычно укладывала короной, больше нет. Их заменила великолепная прическа «афро», подчеркивающая ее высокие скулы и очень идущая к ее глазам. Увидев меня, она переходит на бег и расплывается в улыбке.

– Грейс!

На мгновение я возвращаюсь мыслями к тому времени, когда она наставляла меня в Мире Теней, и к тому моменту, когда драконий огонь испепелил ее, – но тут она крепко обнимает меня.

Меня охватывает печаль, от которой я чувствую стеснение в груди, когда осознаю, что она ничего об этом не помнит. Ее линия времени была изменена в тот миг, когда я не смогла спасти ее от огня драконши времени, которая сожгла ее, и теперь у нее нет никаких воспоминаний о Мире Теней и о нашей дружбе там.

Сама я тоже долгое время не помнила ее. Но теперь, когда ко мне вернулись воспоминания, я не могу не думать о той жертве, которую она принесла ради жителей Адари. Она провела тысячу лет запертая в камне вместе с этой драконшей, а затем была перенесена сюда, чтобы оказаться замороженной во времени еще на тысячу лет.

Изоляция, одиночество, страдания… Смерть избавила ее от воспоминаний о том, как она была заточена в камне в Мире Теней, но я уверена, что эмоциональная травма тех лет все еще живет где-то в глубинах ее подсознания. Точно так же, как мои чувства к Хадсону продолжали жить в глубине моей души, хотя мои воспоминания о нем и были стерты.

Более того, она не помнит, что своим самопожертвованием спасла множество людей. Это не может ей помочь, когда ей вдруг становится одиноко и в ее душе остаются только острые осколки той давней боли, которой она не помнит и не может понять.

Это ужасная мысль – от нее у меня сердце обливается кровью. Артелия не заслужила этого, она достойна лучшего.

Но когда она опускает меня на землю, я говорю себе, что мне нельзя зацикливаться на воспоминаниях о жертвах, которые она принесла. Это был ее выбор, а не мой, и в конечном итоге это привело ее сюда. И теперь она моя подруга и командующий моей армией.

Она хлопает Хадсона по плечу.

– Я не ожидала, что вы окажетесь здесь так быстро. Дайте мне переодеться, прежде чем мы спустимся туда.

– Спустимся куда? – удивляюсь я, видя, что она отстраняется и снова становится серьезной. Ее взгляд перемещается с меня на моих друзей, и она сжимает зубы.

– Дайте мне переодеться, – повторяет она и идет обратно к замку. – Тогда и поговорим.

Я начинаю беспокоиться. Я перевожу взгляд на Хадсона и вижу, что он тоже понял, что что-то не так.

– Я позабочусь об остальных. А ты иди с Артелией и делай то, что нужно.

– Спасибо, – одними губами произношу я и следую за Артелией.

– Куда мне подойти? – спрашиваю я, когда мы входим внутрь главной башни замка. Я вижу, что моя бабушка не отказалась от своей страсти к дизайну интерьеров. Массивные серые камни стен теперь оштукатурены и окрашены в темно-синий цвет, что выглядит грозно и по-королевски. На стенах висят картины с пейзажами Ирландии, но я уверена, что она повесила их тут под влиянием моего деда.

В другое время я потратила бы несколько минут, чтобы осмотреть все эти изменения, но сейчас меня больше заботит то, что Артелия хочет обсудить, так что я просто скольжу по ним взглядом.

– В допросную, – отвечает она, свернув в коридор, и мое сердце начинает биться чаще.

– Что-что? – выдавливаю я из себя. – Разве у нас есть допросная?

– Разумеется. Где, по-твоему, Алистер и Честейн пытали наших врагов?

У меня нет ответа на этот вопрос, да я и не хочу знать. Мне никогда не приходило в голову, что мой дед и бывший командующий моей армией, которого все уважали, когда-то пытали людей. Однако я этого не говорю, а только спрашиваю:

– И когда же они пытали кого-то в последний раз?

Артелия смотрит мне в глаза.

– Вторая Большая Война была жестокой, Грейс. Было необходимо действовать жестко.

– Вообще-то Вторая Большая Война давно закончилась, – говорю я, расправив плечи и твердо глядя на нее. – И при моем Дворе мы никого не будем пытать.

С тех пор как я очутилась в мире сверхъестественных существ, мне пришлось подписаться на многое. Я оказалась сопряжена с вампиром. Узнала, что я полубожество. И даже приняла корону королевы горгулий. Но всему есть предел, и я однозначно не соглашусь на то, чтобы подвергнуть кого-то пыткам.

Артелия вздыхает, и на ее лице отражается разочарование – хотя я не знаю, что ее разочаровало: я или то, что ей не удастся прибегнуть к пыткам. Как бы то ни было, это не особо меня напрягает.

– Ладно, хорошо, но нам все равно необходимо допросить эту шпионку, – заключает она наконец. – Давай встретимся через двадцать минут внизу – в помещении за камерами тюрьмы в конце восточного коридора. Я вся покрыта грязью, и мне нужно принять душ.

И она идет прочь, бормоча:

– Хотя я не представляю, каким образом мы, по-твоему, заставим нашего врага говорить.

Она скрывается из виду, а мне становится не по себе от ее слов. Здесь, при Дворе Горгулий, находится враг.

Глава 7

Игра со временем

Ладно, мне надо убить двадцать минут и при этом умудриться не психовать из-за мыслей о том, какого «врага» захватили в плен мои люди. Тут может помочь только одно.

Я, не теряя ни секунды, поворачиваю и трусцой бегу по коридору обратно. Вбегая в главный зал, я ускоряюсь, затем сворачиваю направо и выбегаю из дверей – прямиком на плац.

Мчась по утоптанной земле, я не могу не думать о том, скольких пленников Артелия пытала, чтобы добыть нужную информацию, если теперь, поймав врага, она даже не отложила принятие душа. Я не наивна. Мне известно, что большую часть своей истории Двор Горгулий существовал в куда более жестоком мире, чем тот, который окружает нас теперь, но все же… Я содрогаюсь. Одна мысль о том, чтобы причинить боль беспомощной пленнице, вызывает у меня возмущение.

Я догоняю своих друзей, когда они обходят импровизированные трибуны.

– Джикан тренируется с горгульями? – В голосе Флинта звучит изумление. Я резко останавливаюсь рядом с ним

– Не совсем, – отвечает Хадсон, затем встречается со мной взглядом и вопросительно вскидывает брови.

Я быстро качаю головой, давая ему понять, что сейчас не время обсуждать, чего хотела Артелия, и, к счастью, он складывает руки на груди и опять поворачивается к Флинту.

– В каком смысле? Что ты имеешь в виду? Он либо… – Флинт замолкает, впервые разглядев эту арену – и то, что на ней происходит, происходит каждый четверг.

– Футбол? – У Иден округляются глаза. – Мы здесь для игры в футбол?

– Можно сказать и так, – спокойно отвечает Хадсон.

– Что? – Иден гримасничает. – Мы здесь для игры в футбол?

– Забудь про нас, – говорит Флинт. – Джикан здесь для игры в футбол?

Я начинаю объяснять, но тут все на поле – и на трибунах – застывают. Все, кроме Джикана, который бросает на землю огромную зеленую поролоновую руку с поднятым вверх пальцем – из тех, которыми болельщики машут на стадионе, – и топчет ее.

Глава 8

Что одному хорошо, подойдет и горгулье

– Да-а, такое увидишь нечасто, – ухмыляется Флинт, и его тон сочится сарказмом.

– Это и есть Бог Времени? – изумляется Хезер.

– Да, это точно он, – отвечает Флинт, невесело покачав головой.

Джексон бормочет.

– Похоже, «бог» – это слишком сильно сказано.

Дело главным образом в том, что Джексон обозлен – он и Джикан никогда не ладили. Но справедливости ради надо сказать, что, когда взрослый мужчина / взрослый бог впадает в истерику из-за спортивной игры, это еще то зрелище. Особенно когда этот мужчина / бог одет как самый безумный спортивный фанат в истории.

Зеленая футболка. Зеленое худи. Зеленые спортивные брюки. Зеленые носки. Зеленая бейсболка. Он даже обут в лоферы в зеленую и золотую клетку. До этого момента я и не подозревала, что такое бывает, и, честно говоря, могла бы спокойно прожить жизнь, так и не узнав об этом – и не увидев эту хрень. Тот, кто говорил о блаженном неведении, знал, о чем говорит.

Джикан топчет гигантскую зеленую поролоновую ладонь еще пару раз, затем опять садится на свое место, машет рукой, и все на арене мгновенно оживают, игра продолжается. Как будто Бог Времени только что не замораживал зрителей и игроков, чтобы закатить истерику.

– А почему он так расстроился? – спрашивает Иден.

Прежде чем кто-то успевает высказать догадку, воздух разрывает долгий громкий вопль: «Гооооооооол!» Болельщики в синем начинают восторженно вопить.

– Судя по всему, он болеет за команду зеленых. – Хадсон переводит взгляд на табло – два крюка, на каждом из которых на большом квадратном щите висит цифра. – А их дела не очень.

Если учесть, что счет сейчас семь ноль в пользу синих, я не могу не согласиться.

– Возможно, сейчас не лучшее время для того, чтобы обращаться к нему, – замечает Хезер, когда Джикан подается вперед и подбирает поролоновую руку. На этот раз он швыряет ее на поле, затем опять плюхается на сиденье и складывает руки на груди. – Судя по его виду, если мы подойдем ближе, он может превратить нас всех в карманные часы.

– Я уверен, что если бы он собирался кого-то сокрушить, то уже сокрушил бы вратаря зеленых. – Широко раскрыв глаза, Флинт смотрит на боевого вратаря, выделывающего мертвые петли над воротами зеленых.

Вратарь приземляется, затем опять подпрыгивает и делает сальто в воздухе, не обращая ни малейшего внимания на мяч, летящий прямо на него. Интересно, думаю я, прав ли Флинт насчет того, что Джикан не настроен никого сокрушать. Если мы не обратимся к нему сейчас, то у нас не будет такой возможности до следующего четверга. А у Мекая нет времени – тем более что мы уже здесь.

К тому же насколько бог может быть зол из-за товарищеского футбольного матча, особенно если составы команд меняются каждую неделю, поскольку капитаны – Джикан и Честейн – по очереди выбирают игроков?

Судя по всему, он очень злится, когда мы поднимаемся на трибуну и судья – в этой роли выступает мой дед Алистер – показывает красную карточку одному из игроков команды зеленых.

Джикан опять вскакивает на ноги и вцепляется в перекладину ограждения.

– Ты издеваешься надо мной? Или после всех этих лет, которые ты провел в пещере, ты утратил способность что-то разглядеть при искусственном освещении?

– Надо же, – бормочет Джексон, усевшись рядом с Джиканом и закинув ноги на металлическую перекладину. – По-моему, кому-то надо вздремнуть.

Потому что моему лучшему другу, прежде бывшему моей парой, кажется, что это хорошая идея – восстановить против себя бога, который и так раздражен.

– Это из-за его волос. У него столько волос, что это высасывает из него весь здравый смысл, – тихо говорит Хадсон мне на ухо. – Иначе не объяснишь, почему он ведет себя так нелепо.

– А может, дело в его драконьем сердце, – отвечаю я.

– Эй, я это слышала, – жалуется Иден. – Не списывай его самонадеянность на драконов. Это чисто вампирские штучки. – Она бросает на Хадсона лукавый взгляд, чтобы подчеркнуть свои слова.

Джикан просто сердито смотрит на Джексона – но, к счастью, не пытается его сокрушить – и, подчеркнуто неторопливо взяв свою бутылку с водой, ставит ее в держатель для стаканов с другой стороны его сиденья, подальше от Джексона.

– Неудивительно, что мы проигрываем, – огрызается Джикан и натягивает зеленую бейсболку на свои темно-карие глаза. – Ведь здесь предвестник рока из числа готов.

– По-моему, это шаг вперед по сравнению c Юным Готом, как он звал его прежде, – бормочет Хадсон.

– Заткнись, чертов книгочей, – рявкает Джикан.

Но, услышав это слово, которым Джикан пытается оскорбить его, Хадсон только смеется. Он явно не воспринимает это как оскорбление.

Но прежде чем он успевает об этом сказать, по ступенькам трибуны торопливо поднимается Честейн, одетый в синее. Бывший командующий Армией Горгулий, кряжистый и плотный, несет два хот-дога, ведерко попкорна, многоразовый стакан такого же цвета, как его прикид, и два гигантских радужных леденца на палочках.

– Ты сидишь на моем месте, – говорит он Джексону. Но вместо того, чтобы подождать, когда тот встанет, частично меняет обличье и пролетает над нашими головами, чтобы устроиться на месте с другой стороны от Джикана.

Он протягивает один хот-дог Джикану, но тот ничего не замечает, поскольку продолжает пристально и сердито смотреть на поле.

– Я что-то пропустил? – спрашивает Честейн, в конце концов вложив хот-дог в руку Джикана.

– Ничего важного, – ворчит Джикан.

– О, значит, вот почему, пока меня не было, на табло прибавилось еще три очка? – весело спрашивает Честейн.

– Я не виноват в том, что тебе понадобился час, чтобы добраться до лотков с едой. – И Бог Времени с кислым видом откусывает кусок хот-дога.

– Могу ли я напомнить тебе, что вообще-то здесь нет ни одного торгового лотка? – говорит Честейн. – И на тот случай, если ты забыл, именно ты хотел получить этот чертов радужный леденец.

– Радуги – это перевернутые улыбки, – отвечает Джикан.

– Перевернутые улыбки? – громко шепчет Хезер, глядя на нас в полнейшем недоумении. – Он что, пытается сказать, что радуги – это нахмуренные брови?

– Либо это, либо он пытается сказать, что это перевернутые улыбки, – говорит Флинт. – Это может быть все что угодно.

Она смотрит на него.

– Я вообще не понимаю, что это может значить.

– Не ты одна, – фыркает Джексон и, встав, подходит к Флинту. – Этот малый всегда несет бред. Собственно говоря, он…

Тело Джексона вдруг застывает.

– Ты это серьезно? – стону я, глядя на Джикана, затем бросаю предостерегающий взгляд на Флинта, давая ему понять, чтобы он не вмешивался, поскольку я хочу заняться этим сама. Как ни странно, он, похоже, получает от этого удовольствие и, откинувшись на спинку своего кресла, смотрит на все с улыбкой. Я поворачиваюсь к Джикану, уперев руки в бока. – Когда это делаю я, ты орешь на меня, но выходит, что ты сам можешь проделывать это, когда тебе угодно?

– Я ору на тебя, потому что ты не знаешь, как замораживать время, не проделав во Вселенной гигантскую дыру, – отвечает он, выгнув бровь. – К тому же что подходит одному, необязательно должно подойти другому.

Хезер машет рукой перед лицом Джексона, пытаясь заставить его реагировать.

– Это не сработает, – говорю я. – Он…

– Ты издеваешься надо мной? – вопит Джикан, снова вскочив со своего сиденья и зло уставившись на поле. – Ты. Издеваешься. Надо. Мной? Ты что, пьян, Алистер? Может, Кассия подала тебе за ужином слишком много коктейля «Мимоза»?

Алистер подбирает красную карточку, которую он только что бросил на землю, не обращая на Джикана ни малейшего внимания. Он даже не смотрит на нас.

Это злит Джикана еще больше, судя по потоку брани, который он изливает на Алистера и команду синих. Алистер, который выглядит здоровым и бодрым и которому на вид не больше сорока лет – к чему я никак не привыкну, ведь он мой прапрапрапрадед, – не удостаивает ужимки Джикана вниманием.

Во всяком случае, до тех пор, пока Джикан не показывает на трибуны, где сидят болельщики в зеленом, и не кричит:

– Как ты думаешь, как Кассия отнесется к тому, что ты трахаешь мозги стольким людям одновременно? А ведь она ревнива.

Алистер, идущий в противоположный конец поля, не останавливается, однако показывает Джикану средние пальцы обеих рук.

Хотя это намного более мягкая реакция, чем я ожидала, Джикан, похоже, доволен тем, что смог спровоцировать Алистера хоть на какой-то ответ – об этом говорит его довольный вид, с которым он снова устраивается на своем кресле и принимается за леденец.

Я достаю свой телефон, чтобы посмотреть на время. У меня еще остается десять минут до встречи с Артелией, и, когда команда зеленых забивает свой первый гол, я решаю, что это лучшее время для того, чтобы поговорить с ним. Тем более что теперь уже Честейн начинает костерить моего терпеливого деда на чем свет стоит. Я обхожу обездвиженного Джексона и сажусь рядом с Джиканом.

– Мне жаль беспокоить тебя, но вообще-то мы пришли, чтобы поговорить с тобой об одном деле.

– Час от часу не лучше, – отвечает он и берет из ведерка Честейна горсть попкорна.

Хезер поворачивается к Флинту.

– Он хочет сказать – час от часу не легче, да?

Флинт качает головой, словно говоря: «Не спрашивай меня о нем». Джикан однозначно один и тех типов, к которым надо долго привыкать – если к такому чуду в перьях вообще можно привыкнуть.

– Не могли бы мы поговорить несколько минут… – начинаю я снова.

– Игра что, окончена? – спрашивает он, не отрывая глаз от мяча.

Я моргаю.

– Нет, но…

– Вот ты и ответила на свой вопрос. – Он вскакивает с места и опять начинает вопить: – Черт возьми, зеленые! Неужели вы не можете хотя бы сделать вид, будто вам известно, как играть в эту трижды гребаную игру?

– Трижды? По-моему, это перебор, – замечает Хадсон, усевшись рядом со мной.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, я заморожу и тебя, книгочей, – говорит Джикан. Затем кричит игрокам: – Может, мне заморозить вас всех? Может, тогда вы наконец сумеете остановить мяч? – Он опять плюхается на свое место и чуть слышно бормочет: – Во всяком случае, тогда ничего не произойдет до тех пор, пока в игру не вернется Артелия.

– Артелия играет в твоей команде? – спрашиваю я, и внутри у меня все обрывается, когда до меня доходит, что, когда я увидела ее, она и вправду была во всем зеленом. Как же мне сказать ему, что раз она сейчас принимает душ, то уже точно не вернется в игру?

– Да, наконец-то! – Он кивком показывает на Честейна. – В последние три месяца он каждую неделю выигрывал жеребьевку на право первым отбирать игроков и всякий раз выбирал ее. И вот сегодня жеребьевку наконец выиграл я, взял Артелию в свою команду – и что же? Через десять минут после начала игры она исчезла.

– Не везет тебе. – Честейн пытается придать своему тону сочувственные нотки, но по его глазам видно, что на самом деле он злорадствует. – Но ты же знаешь, что она военачальник с кучей обязанностей, а не только великолепный футболист, не так ли?

– Вообще-то, пока она играла в твоей команде, ей всякий раз удавалось совмещать эти роли, – парирует Джикан. – Весьма подозрительно, что в тот единственный раз, когда она оказалась у меня, у нее вдруг появилось какое-то неотложное дело.

Это звучит довольно убедительно. Не знай я о пленнице, я, возможно, поверила бы в его теорию заговора.

У меня мелькает мысль о том, что, может, мне самой стоило бы заморозить всех прочих, чтобы ему все-таки пришлось поговорить со мной, но тут я вспоминаю, что произошло, когда я мерилась с ним силой в прошлый раз.

Тогда я не только проиграла, но и так достала его, что он едва не заморозил всех моих друзей навсегда. Теперь я умею контролировать свою магическую силу куда лучше, так что вряд ли это может повториться, но я не хочу рисковать.

Тем более что Джексон все еще заморожен, а Флинт с каждой минутой проявляет все большее раздражение.

Поэтому вместо того, чтобы сказать Джикану, что нам надо торопиться, я решаю, что мне лучше просто вернуться к Артелии, в замок – что бы меня там ни ожидало, – и поговорить с Джиканом позже, когда он перестанет переживать из-за проигрыша его команды. Но прежде чем удалиться, я говорю:

– Я не буду беспокоить тебя до окончания игры. Но ты не мог бы разморозить Джексона, пока мы ждем?

Джикан отворачивается от поля – наверное, впервые после того, как мы явились сюда, – и смотрит то на Джексона, то на меня, будто обдумывая мою просьбу.

Но затем говорит:

– Нет, так он нравится мне больше. Ведь он молчит. – И снова переключает все свое внимание на игру.

Я подумываю о том, чтобы пойти против него и самой разморозить Джексона, но если я это сделаю, то Джикан ни за что не даст нам ключ, которым можно отпереть Мир Теней. К тому же, хотя Джексон будет не в духе после разморозки, я знаю, что он согласился бы пройти через это еще раз, если это поможет спасти его друга.

Поэтому вместо того, чтобы разморозить Джексона, я поворачиваюсь к друзьям и качаю головой, призывая их к терпению, затем встаю, чтобы дать Джикану и Честейну возможность без помех досмотреть до конца матч – для горгулий это эквивалент воскресного футбольного матча в парке: они следят за ним так, будто это гребаный чемпионат мира.

Я устремляю на Хадсона многозначительный взгляд, давая ему понять, что я хочу, чтобы он пошел со мной, и мы оба обходим Джексона, отправляясь к замку.

– Нам надо кое с чем разобраться, но вы наслаждайтесь игрой, мы увидимся с вами позже, – говорю я остальным.

И стараюсь не реагировать, когда на голову Джексона садится чертов голубь.

Глава 9

Наша добыча

– Артелия больше ничего не сказала тебе об этой пленнице? – спрашивает Хадсон.

– Нет. Она сообщила только, что они схватили шпионку и ее надо допросить – и у меня создалось впечатление, что под допросом она подразумевает пытку, – отвечаю я, глядя на мою пару.

Его челюсть напрягается, он смотрит на двустворчатые двери в тридцати футах от нас и идет так быстро, что мне приходится ускорить шаг, чтобы не отстать.

– Отлично. Мне давно не доводилось наслаждаться хорошей пыткой. – Когда он говорит это, его британский акцент становится заметнее, и я не могу определить, шутит он или нет.

Я пытаюсь уверить себя, что он шутит, но правда в том, что я просто не знаю. В Сан-Диего мы живем жизнью обыкновенных студентов, и из-за этого легко забыть, что Хадсон вырос в обстановке жестокости. И что он чувствует себя намного непринужденнее, чем я, в этом безжалостном мире, в который я все еще так отчаянно пытаюсь вписаться.

Поскольку я не понимаю, шутит он или нет – а мне необходимо это понять прежде, чем мы войдем в допросную, – я хватаю его за локоть и заставляю остановиться.

– Ты же сказал это не всерьез, да? – Когда он отводит взгляд, мне становится не по себе. – Мы не пытаем людей, не правда ли, Хадсон?

Мускул на его челюсти дергается еще несколько секунд, затем он пристально смотрит мне в глаза, и, когда я вижу, какая буря бушует в глубине его синих глаз, у меня начинают дрожать колени.

– Это зависит от того, какие у них намерения, Грейс.

– Что это значит? Что ты имеешь в виду? – Ему придется выразиться яснее.

– Это значит, что я готов на все, чтобы обезопасить тебя и наших людей.

Это не означает, что речь идет о пытке, это не может означать, что речь идет о пытке. Только я знаю, как Хадсон любит меня, знаю, чем он готов рискнуть – на что он готов пойти, – чтобы защитить меня. И теперь, когда он освоился здесь, при Дворе Горгулий, когда ему стали так дороги наши люди, трудно себе представить, что он не будет защищать их так же рьяно.

Мы в этом вместе. Королева и король горгулий – а значит, он имеет такое же право голоса, как и я сама. Нет, я не думала, что мы с ним будем соглашаться по всем вопросам, но этот… этот вопрос слишком важен, чтобы иметь по нему разногласия.

Однако сейчас не время это обсуждать. Ведь Артелия – и пленница – ожидают нас внизу. Возможно, нам повезет и она выложит все, едва увидев выражение на лице Хадсона. Сама я точно выложила бы все.

Нам не стоит спорить из-за того, что, возможно, никогда не произойдет, думаю я. И, приклеив к лицу фальшивую улыбку, говорю:

– Ну, будем надеяться, что до этого не дойдет. – И открываю дверь главной башни замка.

Напряжение между нами становится таким ощутимым, что, когда мы спускаемся по лестнице в подвал, у меня начинается зуд. Теперь я вижу, что это настоящая средневековая темница. Черт побери, я думала, что горгульи, эти хранители равновесия и вершители правосудия, не могут иметь тюрьму и держать людей в неволе, но, судя по цепям в стенах, я была слишком наивна.

Что же мне делать?

К счастью, прежде чем я успеваю погрузиться в свои мысли, ко мне торопливо подходит Артелия.

– Извини, что я так задержалась, – говорит она и достает и кармана длинный универсальный ключ.

– Кто у вас там? – спрашиваю я, кивком показав на деревянную дверь допросной. – Я имею в виду – с какой стати нам вообще кого-то допрашивать?

– Мы обнаружили одну из них, одну из этих, – отвечает она, и в ее голосе звучит мрачное удовлетворение.

– Кого вы обнаружили? – спрашиваю я, недоуменно моргая.

– Охотницу, – отвечает Хадсон, и Артелия, прищурившись, смотрит ему в глаза.

– Да, – коротко бросает она и, вставив ключ в замок, поворачивает его.

Мы все знаем, что Карга готовит охотников, чтобы они убивали сверхъестественных существ, но в последние месяцы мы не замечали, чтобы они действовали активно. Во всяком случае, с тех пор, как ее освободили и она покинула свою островную тюрьму.

Разумеется, на последнем заседании Круга обсуждалась необходимость приглядывать за ними, но я понятия не имела, что дело дошло до похищения.

Артелия наклоняет голову и поправляет себя:

– Вообще-то это она обнаружила нас.

– Она пришла сюда? Сюда, где находится Двор Горгулий? – спрашиваю я, сжав кулаки. – Ей хватило наглости заявиться на наши утесы?

Меня охватывает бешеное возмущение. Его недостаточно для того, чтобы мне захотелось пытать эту женщину, но достаточно для того, чтобы я захотела надрать ей задницу в честном бою. Да что она о себе возомнила, если посмела заявиться сюда, где живут мои люди, в дом моих бабушки и дедушки, со своими заблуждениями и беспочвенной ненавистью?

– Мы считаем, что она шпионка, хотя я в том не уверена, поскольку у меня еще не было возможности ее допросить.

– Меня удивляет, что Карга дерзнула подобраться к нам так близко, ведь до сих пор она делала все, чтобы оставаться в тени.

– Она сделала это потому, что мы для нее самая большая угроза, – отвечает Артелия, и при этом у нее делается оскорбленный вид. – Армия Горгулий – это единственное, что мешает им осуществить геноцид сверхъестественных существ и добиться мирового господства.

Я не уверена, что это и правда единственное препятствие, но я не произношу этого вслух. Вместо этого я смотрю, как она берется за ручку двери и спрашивает:

– А нам известно, пытались ли они тайно добраться также и до других Дворов?

– Пока нет, – говорю я одновременно с Хадсоном, который отвечает:

– Да.

Я поворачиваюсь и смотрю на него, как бы говоря: «Мы поговорим об этом позже», и ему хватает ума ответить чуть заметным смущенным кивком.

Артелия вскидывает брови и спрашивает:

– Вы готовы?

Конечно нет. Я понятия не имею, что мне делать в этой самой допросной. Но я уже год как ввязалась в эту игру. Так что значит еще один час?

– Вполне, – решаю я. Затем делаю вдох и следую за Артелией в допросную, мрачную и сырую.

И мне сразу же хочется очутиться где-то еще.

Глава 10

Мода на смерть

Дизайн интерьеров – это не мое, это больше по части моей бабушки – особенно теперь, когда она выбралась из своей ледяной пещеры, – но даже я понимаю, что в этой комнате надо все переделать. Потому что она наводит на меня жуть. Хотя, возможно, так и было задумано.

Я привыкла к тому, чтобы меня окружало оружие, ведь горгульи обожают свои широкие мечи и боевые секиры, но эта комната – нечто большее. Свисающие со стен цепи с наручниками, качающиеся на огромных крюках и разложенные на полках разнообразные ножи и орудия – я даже представить не могу, каким образом их применяют, – каменный пол, заляпанный бурыми пятнами, – все в этой комнате имеет только одну цель: пугать и причинять боль.

Меня охватывает ужас, я чувствую, как к горлу подступает желчь. Нет, я не допущу этого, даже если мне придется повалить Хадсона на пол. Это единственное, что я могу гарантировать, что бы нам ни предстояло.

– Как тебя зовут? – спрашивает Артелия после того, как Хадсон с жутким лязгом захлопывает дверь и прислоняется к ней, глядя на шпионку с хищным блеском в глазах.

Охотница – которая сидит на стуле в центре комнаты, скованная по рукам и ногам толстенными цепями, – не отвечает. И даже не смотрит на нас, ее взгляд устремлен на стену.

Освещение здесь тусклое, но я различаю у задней стены стол, усеянный множеством мешочков и склянок разных размеров и цветов.

«Это тоже орудия пыток или что-то еще?» – гадаю я, идя к этому столу. Чем ближе я подхожу к этим мешочкам и склянкам, тем больше волнуется охотница. Она по-прежнему молчит, но я чувствую ее смятение.

Поскольку ее реакция интригует меня, я подаюсь вперед и беру один из пузырьков. Он маленький, имеет форму песочных часов и заткнут пробкой, внутри вязкая желтая жидкость. Я понятия не имею, как она действует, но стоит мне поднять пузырек к свету, охотница заметно напрягается, будто пытается вырваться из своих оков.

Мы с Артелией переглядываемся, я ставлю пузырек обратно на стол и беру ярко-синий мешочек с кулиской. Движимая любопытством, я открываю его и вижу внутри лишь странный белый порошок.

Я быстро задергиваю кулиску, в голове у меня крутятся мысли о конвертах со спорами сибирской язвы. Даже стоя к охотнице спиной, я чувствую, что ее страх стихает, едва лишь я кладу мешочек на стол.

– Как тебя зовут? – спрашивает Артелия, стоящая за моей спиной.

Опять молчание.

– Что ты делала при Дворе Горгулий?

Ни звука. Впечатление такое, будто она даже не дышит.

Я оглядываюсь на Хадсона, чтобы посмотреть, не хочет ли он присоединиться ко мне, но он по-прежнему стоит, прислоняясь спиной к двери, заняв позицию между двумя огромными булавами на стене. Он сложил руки на груди и глядит на пленницу со скучающим выражением, но его взгляд пристальный и острый.

– Я задам тебе еще один вопрос, и тебе лучше ответить на него, – говорит Артелия, я слышу в ее голосе растущее раздражение. Я поворачиваюсь, чтобы по возможности разрядить обстановку, и вижу, как охотница показывает Артелии средний палец.

Зубы Артелии резко щелкают, и я чувствую, как по моему затылку бегут мурашки. Не дав себе времени передумать, я встаю между ними. Хадсон ощетинивается, но не сдвигается с места.

Артелия издает низкий рык, но не вмешивается.

Я беру стул и сажусь в нескольких футах от охотницы, чтобы она не могла достать до меня руками, ногами и сковывающими ее цепями, после чего впервые вглядываюсь в нее, чтобы рассмотреть как следует.

Она не молода, но и не стара. На вид ей лет сорок – сорок пять, у нее светлые короткие, неровно подстриженные волосы. Она высокая – это видно даже сейчас, когда она сидит, – и на левой половине ее лица видны следы от старого, но сильного ожога.

Но интереснее всего – и ужаснее всего – не этот ожог, а ее одежда.

Сначала мне показалось, что ее брюки сшиты из змеиной кожи, но теперь, когда я сижу напротив нее, я понимаю, что это драконья кожа.

Боже. На ней брюки из драконьей кожи – а поскольку драконы не сбрасывают кожу, она могла получить этот материал только одним способом. Теперь понятно, откуда этот ожог.

Я делаю глубокий вдох, опять чувствуя, как к горлу подступает желчь, и вижу, что эта женщина убивала не только драконов. Ее куртка сшита из пушистого бело-серого меха. Я понимаю, что это мех человековолка – это можно понять по его расцветке и по волчьему когтю, который она носит на плече в качестве броши-застежки. На ее запястье красуется браслет из клыков вампиров, а на шее – цепочка, с которой свисает кольцо с большим лунным камнем, но главное в нем не камень, а кусок костлявого ведьминого пальца внутри него.

На ее собственном пальце – перстень с куском ярко-красного сердечного камня горгульи.

Внезапно мне начинает казаться, что допрос третьей степени – это не такая уж плохая идея.

Глава 11

Нестандартное решение

От ужаса у меня сводит живот, к горлу подступает тошнота. Только ярость помогает мне сдержать рвотный позыв, потому что я не хочу доставлять этой дряни такого удовольствия, не дам ей увидеть мою слабость или страх.

Поэтому я сглатываю и продолжаю сидеть как ни в чем не бывало, сложив руки на груди, засунув ноги под стул и глядя ей в глаза. Видно, что она ждет, чтобы я заговорила первой, нарушив молчание, которое лежит между нами, как битое стекло.

Мой отец еще давным-давно научил меня тому, что в молчаливом противостоянии проигрывает тот, кто делает первый шаг. Когда речь шла о детских играх, это меня не волновало, но сейчас, когда я играю в гляделки с этой гнусной убийцей, это очень важно. Так что скорее ад замерзнет, чем я моргну, глядя на нее.

Рядом со мной Артелия неловко переступает с ноги на ногу. Но – как и полагается военачальнику – не произносит ни слова. Секунды тянутся, складываясь в минуты, и шпионка теребит длинный нейлоновый шнурок, наматывая его на свои указательные пальцы и туго натягивая. Снова и снова, пока я просто жду и наблюдаю.

– Ты можешь пытать меня сколько угодно, – вдруг выпаливает охотница. – Я все равно ничего тебе не скажу.

– Не помню, чтобы я о чем-то тебя спрашивала, – невозмутимо отвечаю я. – Вопросы тебе задавала не я, а мой военачальник. Что же до пыток, то ты не стоишь того, чтобы разводить здесь грязь. Вообще-то мне нравятся твои ботинки.

Артелия не произносит ни звука, но краем глаза я вижу, что она выпрямилась, как будто мои слова придали ей сил.

– Тогда что тебе надо от меня? – Она ерзает на своем стуле, натягивая цепи.

– Почему ты думаешь, что мне от тебя что-то надо? Это ты заявилась сюда с кольцом из сердца одного из моих людей. – Я кивком показываю на ее перстень, стараясь не обращать внимания на гнев и печаль, овладевшие мной. – Это мне следует спросить тебя, что тебе надо.

– Что мне надо? То же, что всем охотникам. Избавить мир от всех сверхъестественных существ. Вы отравляете землю, вы чума, которая…

– О, я тебя умоляю. – Я изображаю зевок. – Не можешь же ты в самом деле верить всей этой пропаганде.

Она щурит глаза.

– Это не пропаганда, это правда.

– Ты хочешь сказать, что дело не в твоей мании преследования, тебе и впрямь угрожают?

– Просто убейте меня, не тяните. Я прикончила достаточно таких, как вы, чтобы с гордостью встретить смерть.

– Не понимаю, как можно гордиться тем, что ты кого-то убила, – парирую я, подойдя к столу, на котором лежат ее вещи.

– Это потому, что ты никогда не страдала, как страдала я, – ощеривается она. – Ты никогда не жила в страхе, как каждый день живем мы, обыкновенные люди…

– Вы живете в страхе перед своими собратьями, а не перед сверхъестественными существами, – перебиваю ее я. – Обыкновенные люди жестоки, и мы об это знаем.

– Это мы жестоки? Вы охотились на нас задолго до того, как мы образовали нашу армию, чтобы охотиться на вас. Иначе откуда могло взяться прозвище Кровопускательница? – Она презрительно усмехается. – Она убивала людей десятками и считала это пустяком. Человековолки и вендиго едят нас. Ведьмы и ведьмаки колдуют, чтобы заставлять нас делать то, что им нужно. Драконы сжигали наши дома, пока мы не вынудили их уйти в подполье. По-твоему, это не жестоко?

Она фыркает и продолжает:

– Да взять хотя бы последнего короля вампиров. Он собрал армию, чтобы поработить и убить людей. Ты считаешь нас жестокими? Мы жестоки потому, что вы научили нас жестокости. Если мы не перебьем вас, то вы перебьете нас. Вы доказывали это много раз.

Она тяжело дышит, закончив говорить. Мне хочется сбить с нее спесь, но я этого не делаю. Не потому, что считаю, что она права, а потому, что она фанатичка и, как и в случае с любым фанатиком, выдергивает факты из контекста.

Пытался ли Сайрус истребить обыкновенных людей? Да, однозначно.

Помешала ли группа сверхъестественных существ осуществить его план, притом с огромном риском для себя? Да, черт возьми, именно это мы и сделали.

Его остановили мы, а не обыкновенные люди, и было бы хорошо, если бы они умели справляться со своими проблемами так же эффективно, как это сделали мы. Но как они могут решить их, когда группы таких, как эта охотница, винят в своих бедах нас? Им просто не приходит в голову, что они могли бы разобраться со своими проблемами, не прибегая к насилию.

При этом весь ее наряд состоит из трофеев, отобранных у сверхъестественных существ, которых она убила, в то время как я за всю жизнь не причинила вреда никому из людей. Более того, большую ее часть я прожила, считая себя обычным человеком.

– Что, не можешь придумать, что на это ответить? – язвительно говорит она, а я в этот момент опять начинаю разглядывать странные мешочки и пузырьки, отобранные у нее.

Это какое-то оружие – в этом я уверена. Но я не знаю, как все это действует и какой вред может нанести. Интересно, эти вещества могут убивать только сверхъестественных существ или они опасны для всех? И губительны ли они для всех сверхъестественных существ или только для некоторых?

Нам нужно получить ответы на эти вопросы, чтобы защитить себя, но я не верю, что нам удастся вырвать их у женщины напротив, что бы мы с ней ни делали. А значит, держать ее здесь бесполезно и сделать в этой ситуации можно только одно.

– Генерал, давайте выйдем отсюда. – Это звучит почти как приказ, хотя с учетом мирного времени я пока что обходилась без приказов. Я вижу, как глаза Артелии округляются, когда она поворачивается к пленнице спиной. Однако она не произносит ни слова и вместе с Хадсоном выходит из допросной вслед за мной. Никто из нас ничего не говорит, пока дверь за нами не закрывается.

– Ты сама видишь, что ее не переубедишь и что на нее не действуют доводы рассудка, – начинает Артелия.

– Верно, – соглашаюсь я. – Но устраивать ей допрос третьей степени тоже было бы пустой тратой времени. Она ничего не скажет и…

– Ты не можешь знать этого наверняка, – перебивает меня Хадсон.

– Да нет же, могу. И, положа руку на сердце, ты тоже это знаешь.

По лицу Артелии видно, что ей хочется возразить, но в конечном итоге она этого не делает. Потому что, как и Хадсон, она понимает, что я права, – я вижу это по их глазам.

– Но не думаешь же ты, что я просто возьму и отпущу ее, верно? Ты видела ее одежду? – В ее словах звучит возмущение.

– Да, видела, – подтверждаю я, испытывая такой же праведный гнев. – И нет, ты однозначно не должна ее отпускать.

– И на том спасибо…

Я перебиваю ее.

– Ты должна дать ей сбежать.

– Что? – Артелия в бешенстве сжимает губы.

– Я хочу, чтобы ты дала ей сбежать, – повторяю я. – Но без этих зелий и порошков. А затем ты и пара твоих воинов проследите за ней и выясните, куда она отправится. Пытками от такой, как она, ничего не добьешься – нет, тут нужна хитрость.

– Она и так уже считает себя умнее нас, – добавляет Хадсон, и Артелия кивает. Видно, что она уже начала продумывать план.

– Тогда надо дать ей возможность убедиться в ее превосходстве, – говорит она.

– Вот именно, – соглашаюсь я. – И если нам повезет, она приведет нас прямиком к Карге и к той «армии», которую она упомянула. Мы сможем покончить с охотниками раз и навсегда.

– А если нам не повезет? – Хадсон поднимает бровь.

– Тогда мы будем решать проблемы по мере их поступления. А сейчас…

– А сейчас нам надо договориться с богом, – напоминает мне Хадсон.

– А мне надо придумать план, как дать ей сбежать, – заключает Артелия, и по лицу ее разливается улыбка.

Глава 12

Лучше голубь на голове, чем журавль в небе

Мы с Хадсоном возвращаемся на арену, когда часы показывают, что до конца игры осталось меньше минуты. Быстрый взгляд на табло помогает нам понять, что за время нашего отсутствия команда Джикана смогла волшебным образом отыграться и вырваться вперед – что радует, поскольку нам необходима его помощь, чтобы спасти Мекая. Сделать это будет куда легче, если Джикан чувствует себя победителем.

Когда игра заканчивается, Флинт сразу же требует:

– Теперь ты можешь разморозить Джексона? Пожалуйста.

Несмотря на слово «пожалуйста», это не похоже на вежливую просьбу, и это понимают все, в том числе Джикан. Надо думать, поэтому он и устремляет на Флинта взгляд, от которого у меня по спине пробегает холодок страха. Затем он кладет в рот последний кусок попкорна, встает и потягивается.

Его небрежное высокомерие становится для Флинта последней каплей, и он подается вперед, явно желая придушить его. К счастью, между ними встает Хадсон, проделав это так непринужденно, что кажется, будто он оказался здесь случайно.

Но я знаю, что это не случайность, и знаю, что Хадсон совсем не рад тому, что его брат так долго остается замороженным.

Должно быть, это чувствует и Джикан, потому что он зевает – и, взмахнув рукой, размораживает Джексона, на голове которого все еще сидит голубь. Поняв, что он живой, птица пугается, вскрикивает и улетает, обиженно хлопая крыльями.

– Какого хрена? – спрашивает Джексон, недоуменно глядя ему вслед и пытаясь понять, что он пропустил. – Как закончилась игра? И когда вы успели усесться? И почему у меня на голове сидел голубь?

У него такой озадаченный вид, что я не могу удержаться от смеха. К нему почти сразу присоединяются Хезер и Иден, а через несколько секунд то же самое делает Хадсон. Флинт не смеется, но опускает голову, чтобы скрыть улыбку, и напряжение рассеивается как дым.

Джикан прислоняется бедром к ограждению и складывает руки на груди.

– Ну и что вам понадобилось от меня теперь? – спрашивает он, испустив страдальческий вздох.

У него делается такой утомленный вид, что меня подмывает сменить обличье и сбросить его с балкона на поле, ведь он имеет наглость вести себя так, будто мы обращаемся к нему с просьбами чуть ли не каждый день. Разумеется, это не так. Сейчас я говорю с ним впервые после битвы с Сайрусом, и в тот раз я не просила его приходить. Он сам вечно сует свой нос туда, где ему не рады.

Но поскольку на этот раз он мне нужен, я сжимаю зубы и пытаюсь не думать о том, как приятно было бы придушить его этой гигантской поролоновой рукой. Вместо этого я говорю:

– Нам надо задать тебе несколько вопросов о Мире Теней.

– О Норомаре? – удивляется он. – Мне казалось, что ты не захочешь снова думать об этом месте.

Я подавляю гнев. Джикан знал, что я побывала там, – знал то, что я забыла, – и ничего мне не сказал. Вот козел.

Он протискивается мимо нас, затем идет прочь так быстро, что мне приходится ускорить шаг. Остальным не составляет труда не отставать от него, но для меня с моими короткими ногами это непросто, и я чувствую себя как маленькая девочка, бегущая за учителем.

Несмотря на длинные ноги, Хадсон не обгоняет меня, а держится рядом, но на полпути к главной башне поворачивается к Джикану и говорит:

– Мы знаем, что это ты создал Мир Теней – и все те гнусные правила, из-за которых Грейс оказалась заперта там и которые лишили ее воспоминаний.

Это явно задевает Джикана за живое, потому что он останавливается и смотрит Хадсону в глаза.

– Ты не знаешь ни черта, вампир.

Хадсон только вскидывает бровь.

– Хочешь испытать меня?

Тянутся напряженные секунды, они смотрят друг на друга, пытаясь заставить противника опустить взгляд.

Но как бы Хадсон ни был прав, судя по реакции Джикана, мне надо прекратить это – и притом быстро. Тем более что у Джикана такой вид, будто он вот-вот убьет Хадсона. А как бы крут ни был Хадсон, никто не хочет, чтобы с ним расправился настоящий бог. Особенно могущественный бог, который с легкостью смог создать Мир Теней.

Я лихорадочно соображаю, пытаясь найти способ разрядить обстановку, когда Флинт быстро говорит:

– Джикан, я давно хотел спросить тебя, какие ты используешь средства для волос? Потому что твой конский хвост всегда выглядит безупречно.

Секунду мы все потрясенно смотрим на Флинта, а затем все разражаются смехом. Даже Джексон улыбается. А Джикан смотрит на Флинта так, будто понятия не имеет, откуда он взялся и о чем говорит.

Но затем он тоже смеется и, повернувшись, идет дальше, на этот раз уже не в таком сумасшедшем темпе.

– Джикан, – начинаю я, не зная, что скажу в следующую секунду, зная только, что мне надо что-то сказать. – Прости, если наше появление здесь и наши просьбы о помощи выбивают тебя из колеи.

– Ничего не выбивает меня из колеи, Грейс. Просто никто не любит, когда его тычут носом в ошибки.

– Значит ли это, что Мир Теней был ошибкой? – спрашивает Иден, пристально глядя на Джикана своими фиалковыми глазами.

– Нет, это было нечто большее, – отвечает он. – Это была месть.

Глава 13

Коктейль «Мимоза»

Когда мы доходим до главной башни, Джикан открывает тяжелые деревянные двери и вздыхает.

– Хотите «Мимозу»? – спрашивает Кровопускательница, встретив нас у дверей. – Алистеру я уже налила бокал, он пьет его в маленькой гостиной.

– «Мимоза» в полночь? – одними губами произносит Хезер, глядя на меня. Я пожимаю плечами и отчаянно стараюсь удержаться от улыбки. Конечно, моя лучшая подруга ожидала, что та, кого называют Кровопускательницей, будет вести себя иначе – она должна была предложить нам кубки, наполненные кровью людей, подвешенных над ведрами в углу, а никак не коктейли с шампанским.

Я решаю не сообщать Хезер, что прежде моя бабушка действительно творила такие вещи, но тут Джикан отвечает:

– Я возьму одну «Мимозу», Кассия. – Затем поправляется: – Нет, не одну, а две.

– Сразу два бокала, да? – сухо спрашивает Хадсон.

– После того потока драконьей мочи, который я только что наблюдал на этом поле, я бы выпил и три бокала зараз, – отвечает Джикан, и в его голосе звучит раздражение.

– Драконьей мочи? – Флинт морщится.

– Думаю, он имеет в виду драконье дерьмо, – говорит Иден, и на лице ее отражается такое же отвращение, как и на лице Флинта.

– Он имеет в виду дерьмо собачье, – устало объясняет Кровопускательница. – Он говорит на всех земных языках – и понимает только половину из них.

Хезер фыркает от смеха, и я ожидаю, что сейчас Джикан повернет голову и заморозит ее, но вместо этого он отвечает:

– Эй, я напоминаю это.

На сей раз смеемся мы все – мы не понимаем, что он имел в виду на самом деле и было ли это оговоркой, но от этого его заявление кажется только смешнее.

– А теперь я могу получить выпивку? – спрашивает Джикан и подмигивает Кровопускательнице.

Но не тут-то было. Она твердо отвечает:

– Если учесть, как ты сейчас вел себя, тебе повезет, если я позволю тебе вообще войти в мой дом, не говоря уже о распитии моего шампанского.

– Брось, Кассия, если бы, выходя на поле, твой Алистер всякий раз не был пьян, мне бы не приходилось поправлять его.

– Возможно, если бы ты так не поносил его, ему не надо бы было напиваться всякий раз, когда он судействует на ваших товарищеских матчах, – парирует Кровопускательница, тряхнув головой, но все же протягивает ему два бокала, прежде чем повернуться и направиться в сторону малой гостиной – где бы она ни находилась. После того как она и Алистер опять поселились в этом замке, он стал совсем не таким, как прежде. Как и сама Кровопускательница.

Старуха, которой она была, когда я впервые увидела ее, исчезла – теперь ей на вид тридцать с небольшим, у нее смуглая гладкая кожа и длинные локоны, заправленные под тюрбан того же оттенка, что и ее струящаяся туника с поясом. Только цвет ее глаз остался тем же – вихрящимся изумрудно-зеленым, меняющим яркость в зависимости от ее эмоций.

Мы идем за Кровопускательницей, и Хезер непрерывно вертит головой, оглядываясь по сторонам.

– Потрясающе! – шепчет она, глазея на каменные стены огромных коридоров и на висящие на них оружие и гобелены.

Я вспоминаю, как бродила по коридорам Кэтмира в первые часы после моего появления там, ошеломленная и охваченная трепетом, и пыталась понять, как моя жизнь могла сделать такой странный и резкий поворот. Жаль, думаю я, что у меня не было возможности показать ей Кэтмир до того, как Хадсону и Джексону пришлось разрушить его, чтобы спасти нас всех, но затем оставляю эту мысль.

Потому что, как, вероятно, выразился бы Джикан, если бы да кабы, да во рту росли дубы…

К тому же Круг собрал такую команду, чтобы отстроить Кэтмир заново, что он наверняка станет лучше, чем был. Просто мне хочется, чтобы он стал таким не когда-нибудь, а уже сейчас.

Наконец Кровопускательница останавливается перед тем, что, насколько я помню, прежде было довольно унылой функциональной комнатой для совещаний. Но когда она распахивает застекленные двери из красного дерева, я понимаю, почему теперь она называет это гостиной. Потому что в этой комнате не осталось и следа функциональности.

Светло-серые камни стен обшиты теперь бледно-зеленой тканью, на которой изображены березы, цветы и порхающие птицы. Шторы имеют цвет морской волны, как и стильный ковер, укрывший шершавый каменный пол. С потолка свисают хрустальные люстры, а мебель выглядит красивой и удобной.

Особенно это относится к креслу времен королевы Анны, в котором сидит Алистер, медленно потягивая большущую «Мимозу».

– Дедушка, – говорю я, идя к нему.

– Грейс! – Он вскакивает на ноги и бросается мне навстречу. И, хотя он выглядит молодым, обнимает он меня как дедушка, и его объятия такие же крепкие и утешительные, как обволакивающий меня старомодный аромат парфюма «Арамис». – Я надеялся, что ты зайдешь, чтобы повидать меня.

– Я бы не покинула замок, не поздоровавшись с тобой, – говорю я, когда он усаживает меня рядом с собой на один из изящных розово-золотых диванов.

– Жаль, что то же самое не может сказать Джикан, – отзывается он, сердито глядя на Бога Времени.

Джикан, разумеется, и бровью не ведет. Он невозмутим, настолько невозмутим, что, поставив один из опустевших бокалов на стол, протягивает руку и выхватывает «Мимозу» у Алистера, после чего садится в одно из элегантных кресел и одним долгим глотком выпивает ее.

Алистер надменно поднимает бровь.

– Как прикажешь тебя понимать? – рычит он.

– Ты и так уже слишком много выпил, – небрежно бросает Джикан. – Хотя приятно, что в конечном итоге здравый смысл победил.

– Ты бы не распознал здравый смысл, даже если бы он укусил тебя в… – Алистер замолкает, так и не сказав «в жопу», потому что Кровопускательница устремляет на него грозный взгляд.

– В аорту? – подсказывает Джикан.

– Как можно укусить человека в аорту? – спрашивает Хезер, округлив глаза.

Иден хихикает.

– Вообще-то он хотел сказать «укусил тебя в жопу», поскольку это выражение звучит именно так.

Хезер опускает голову, пряча улыбку, и садится рядом с Иден на диван, стоящий напротив кресел.

– Можно еще одну «Мимозу», Кассия, дорогая? – спрашивает Джикан. – Это был тяжелый вечер.

– Он стал тяжелым из-за тебя, Джикан, дорогой, – отвечает она, изобразив медовую улыбку, но все же наливает ему еще коктейль из шампанского и апельсинового сока, после чего садится рядом с Алистером, тоже с бокалом в руке.

– В команде нет слова «ля-ля». Спросите Грейс. – Джикан бросает на меня лукавый взгляд.

– Вообще-то это выражение звучит по-другому – «в команде нет слова “я”», – поправляю его я, подавшись вперед.

– Вот именно. Потому что тогда слово «я» писалось бы как «время». Кстати, о времени… – Он выпивает свою «Мимозу» так же быстро, как выпил «Мимозу» Алистера. – Через час у меня урок воздушной гимнастики, так что давай побыстрее.

Я хочу напомнить ему, что не я откладывала этот разговор – я ждала, когда он сам соизволит поговорить со мной, – но в конечном счете решаю, что пререкаться не стоит. Ведь мы хотим, чтобы он ответил на вопросы – и сделал нам одолжение.

Поэтому я тщательно выбираю слова. Общаясь с богами и богинями, я усвоила, что они не любят давать прямые ответы.

– Я хотела узнать, что ты можешь рассказать мне о Мире Теней.

Он вскидывает бровь.

– Ты же побывала там. Так что еще ты хочешь узнать, кроме того, что тебе уже известно?

– Если коротко, то, когда я побывала там в прошлый раз, все пошло не по плану, – уклончиво говорю я. – Поэтому мне и хочется узнать об этом месте побольше. На тот случай, если нам придется вернуться туда.

– Ты хочешь вернуться? – спрашивает он и чешет щеку. В его голосе звучит удивление, но он быстро переводит взгляд на моего деда, на лице которого отражается беспокойство.

И прежде чем он успевает сказать что-то еще, Кровопускательница в тревоге вскрикивает – и исчезает.

Глава 14

Цирк, да и только

Внезапное исчезновение бабушки поражает меня. Я ахаю, но, когда вижу, что Джикан и Алистер спокойно сидят на своих местах, мое сердце снова начинает биться медленно и мерно. Что бы сейчас ни произошло, раз их это не взволновало, значит, и мне не нужно волноваться. Хотя я весьма и весьма заинтригована.

Собственно говоря, я бы подумала, что ее исчезновение – это дело рук Джикана, ведь все это время он чертовски странно смотрел на нее, но нет, ведь мой дедушка не вцепился ему в горло. Потому что в нашей семье принято немедля отвечать ударом на удар.

– Да, такое видишь не каждый день, – замечает Хезер, быстро оглядываясь по сторонам, как будто она ожидает, что сейчас появится кто-то или что-то и заставит исчезнуть ее саму.

– Цирк, да и только, – бормочет Хадсон. – Похоже, это местный девиз.

– Насколько я понимаю, то же можно сказать и о тебе, – отвечает Джикан. Но в его тоне нет обычной резкости – вероятно, потому что, говоря это, он рассеянно смотрит в пространство. Несколько секунд спустя он приходит в себя и, кивнув своим мыслям, устраивается на диване поудобнее.

– Да, ведь я стремлюсь развлекать, – сухо отзывается Хадсон, садясь на маленький диванчик для двоих. И, вытянув ноги, скрещивает их в лодыжках, откидывается на спинку и складывает руки на груди. Я знаю, что он хочет сказать своей позой – «я отдыхаю и не допущу, чтобы вы докучали мне вашей фигней».

Но Джикан не реагирует на его сарказм.

– Ты определенно недооцениваешь свои навыки. Впрочем, чего еще можно ожидать от брата этого Юного Гота?

Его взгляд перемещается на Джексона, который слегка оскаливается, но молчит. Похоже, он боится, что Джикан снова превратит его в статую, куда больше, чем готов признать.

Хотя Джикан явно немного разочарован тем, у него не получилось спровоцировать Джексона, в конечном итоге он просто подносит к губам бокал и делает глоток коктейля. А затем смотрит мне в глаза.

– Ты вроде собирался рассказать нам о Мире Теней, – подсказываю я, вскинув брови.

– Не понимаю, почему ты вдруг так заинтересовалась этим местом. – Он небрежно машет рукой. – Оно было создано в качестве наказания, а не в качестве курорта.

– Значит, его действительно создал ты? – спрашивает Иден, показав на Джикана. – Значит, ты можешь это сделать?

– Я же бог, – отвечает он. – Я могу сделать почти все.

– Наказания для кого? – гну свое я. По крайней мере, он отвечает на вопросы, так что, возможно, он нам все-таки поможет, если повезет.

И если мы будем его умолять. Ведь речь как-никак идет о Джикане.

– Для Королевы Теней, для кого же еще? – Джикан зевает, изображая скуку, но по его настороженному взгляду видно, что это поза.

– Но почему? – вздыхаю я, испытывая досаду, потому что обычно получить от него прямой ответ нелегко даже в лучшее время.

А сейчас определенно не лучшее время.

Несколько долгих секунд Алистер смотрит ему в глаза. Очевидно, что они что-то говорят друг другу без слов, но я не могу понять что.

Однако в конце концов Алистер говорит:

– Давай. – И церемонно машет рукой. – Расскажи ребятам то, что они хотят знать.

Сперва мне кажется, что Джикан станет возражать, но в конце концов он просто встает и объявляет:

– Я проголодался. – И идет на кухню, как будто мы не ведем важный разговор.

– Как он мог проголодаться? – тихо бормочет Хезер. – Ведь меньше десяти минут назад он столько всего съел.

Я без понятия, но я не совершу ошибку и не стану задавать ему вопросы о том, как он мог так быстро проголодаться. Вместо этого я встаю и следую за ним в сторону кухни. Хадсон и наши друзья идут следом.

Мой дед остается в гостиной с графином «Мимозы», вероятно, затем, чтобы дождаться бабушку.

Я обнаруживаю, что она поменяла обстановку не только там – после моего прошлого визита она заменила висящие на стенах гобелены с батальными сценами и пейзажами на великолепные черно-белые фотографии с Алистером, Артелией и многими другими горгульями.

На них были запечатлены разные сцены: от боевых тренировок до еженедельных футбольных матчей, от масштабных «семейных» обедов до одиноких прогулок Алистера по скалистому берегу за железной оградой. От этих фотографий веяло чем-то приятным, они западали в душу.

В кухне все уселись на барные стулья со спинками, расставленные вокруг кухонного острова со столешницей из массивного гранита. Джикан надел фартук с надписью: «КОГДА Я ГОТОВИЛ В ПРОШЛЫЙ РАЗ, ПОЧТИ НИКТО НЕ УМЕР». Это успокаивает.

Затем он открыл кладовую и начал быстро доставать оттуда продукты, но сделал это таким образом, что стало ясно – конкретных гастрономических планов у него нет. Все это, от печенья «Орео» – к которому Алистер воспылал недавно – и маринованных огурцов до лапши и консервированного ананаса, оказывается на барной стойке рядом с бокалом «Мимозы», который он принес из гостиной.

– Не собирается же он все это смешать, – в ужасе шепчет Хезер.

Я понятия не имею, собирается он это сделать или нет, и, поскольку я по-прежнему надеюсь, что он нам поможет, я совершенно точно не стану ставить под сомнение его кулинарные наклонности. Я даже ухитряюсь не поморщиться, увидев, что к растущей на барной стойке горе присоединились корица и горчичный порошок.

– Налей в кастрюлю воды, хорошо? – бросает Джикан через плечо, продолжая рыться в кладовой.

– Сейчас. – Я хочу выполнить его просьбу, но Иден опережает меня – взяв со стеллажа большую медную кастрюлю, она несет ее к мойке с энтузиазмом на лице, и я фыркаю.

Джикан с торжествующим воплем выходит из кладовой, в одной руке держа пакет шоколадной крошки, а в другой – банку арахисового масла. Он победоносно потрясает ими, затем бросает то и другое на стойку к остальной своей добыче.

– Мне нужны яйца и апельсиновый сок, – объявляет он всем нам, будто этого заявления достаточно, чтобы получить их.

И действительно, я торопливо подхожу к холодильнику и достаю коробки с тем и другим еще до того, как Джикан успевает обойти кухонный остров. Ведь чем скорее мы доставим ему то, чего он хочет, тем скорее мы, возможно, уговорим его рассказать нам о ключе к Миру Теней – и убедим дать нам этот ключ.

Мне ужасно хочется прекратить всю эту хрень и прямо попросить Джикана о помощи. После моего визита в допросную я не хотела признаваться самой себе в том, что, возможно, придется выбирать между желанием срочно получить противоядие для спасения Мекая и необходимостью заняться армией охотников, которая, возможно, готовится к атаке. Но если мы расстроим Джикана, он точно нам не поможет – и тогда мы однозначно никуда не попадем. А значит, мне надо приклеить к лицу улыбку и продолжать эту пляску.

Я ставлю яйца и сок на стойку рядом с другими ингредиентами и говорю:

– Вот, пожалуйста. – После чего опять взгромождаюсь на барный стул.

– Что именно мы готовим? – спрашивает Флинт, весело глядя на гору продуктов на стойке. Иден тоже смотрит на нее, и в ее глазах читается веселое удивление.

Хадсон не сел на барный стул, он предпочел прислониться к стойке напротив, сложив руки на груди. Мы с ним переглядываемся, мысленно смеясь. Ох уж эти драконы.

Джикан берет банку маринованных огурцов и открывает ее.

– Десертную лапшу.

– Из маринованных огурцов? – вырывается у меня.

Но Джикан только закатывает глаза.

– Разумеется, нет, Грейс. Это чтобы есть, пока будем готовить.

Взяв вилку, он вылавливает два маленьких огурчика и кладет их в рот, после чего подходит к раковине и моет руки.

Затем поворачивается и хлопает в ладоши.

– Итак, на чем мы остановились?

Я не знаю, что он имеет в виду: десертную лапшу, маринованные огурцы или все-таки то, что он должен рассказать нам о Мире Теней, но решаю надеяться на лучшее.

– Ты собирался рассказать нам, почему ты создал Норомар, чтобы наказать Королеву Теней.

Глава 15

Ужас из прошлого

– Да, – соглашается он, но больше не говорит ничего. Вместо этого он кладет в рот еще несколько маринованных огурцов.

Затем с полным ртом изрекает:

– В этом виновата Королева Теней.

– Мы так и предполагали, раз уж ты создал тюрьму для нее, – говорит Хадсон, не сводя с него глаз.

– Право же, – говорит Джикан и тяжело вздыхает, дергая свой конский хвост, – вся эта история служит отличным доказательством, что никому никогда не стоит влюбляться. – Он отпивает глоток своей «Мимозы» и кладет в рот еще один маринованный огурец, после чего добавляет: – Лучше никогда не влюбляться, чтобы не сбиться с пути.

– Ты влюбился в Королеву Теней? – Это была бы жесть, если учесть, что впоследствии он создал для нее тюрьму.

– С чего ты это взяла? – удивляется он, и его брови взлетают вверх. Затем, открыв пакет лапши, он добавляет: – Она влюбилась в смертного. – Как будто это все объясняет.

И, пожав плечами, он снова начинает готовить, если это можно назвать готовкой, пока мы с опаской наблюдаем за ним. Джикан – неплохой малый, но он непредсказуем, так что пытаться угадать его поведение – это та еще нервотрепка.

– Она влюбилась и вышла за него замуж. – Он берет маленькую кастрюльку и ставит ее на плиту рядом с большой кастрюлей с водой. – И вот результат.

– По-моему, тут нужны детали, – говорит Хадсон, растягивая слова, и, достав свой телефон, начинает невозмутимо скроллить. – Влюбившись, люди не имеют свойства сразу бросать вызов богам. До этого должно случиться что-то еще. Что с ней произошло? Почему она слетела с катушек?

– Она забеременела, что же еще? – Джикан брезгливо морщится. – Разве не от этого женщины всегда слетают с катушек?

– А тебе не кажется, что это сексизм? – спокойно изрекает Хадсон. Это доказывает, что он слушает нас, несмотря на то что его большие пальцы продолжают бегать по экрану телефона.

Бог Времени раздраженно щурится, кладя в маленькую кастрюльку столовую ложку арахисового масла с верхом. Но затем, видимо решив, что Хадсон прав, вздыхает.

– Ты прав. Я приношу свои извинения. Королева Теней слетела с катушек, потому что влюбилась в смертного волшебника времени – и забеременела от него.

Я напрягаюсь и, быстро переведя взгляд на Хадсона, одними губами произношу:

– Это был мэр Адари?

Хадсон поднимает бровь.

Нам никогда не приходило в голову, что Королева Теней и мэр Суил были союзниками, и теперь я вижу, как в мозгу Хадсона крутятся шестеренки. Если Суил пытался изменить линию времени, чтобы спасти свою дочь… Тогда, возможно, Королева Теней атаковала нас не только затем, чтобы освободиться из тюрьмы, но и потому, что тоже хотела изменить прошлое, чтобы спасти их общую дочь.

Джикан продолжает:

– Поскольку Королева Теней – рэйф, она бессмертна, но ее муж был смертным, поэтому она очень боялась, что…

– Что ее ребенок тоже будет смертен, – заканчивает Алистер – его голос звучит откуда-то сзади.

Поскольку он только что сидел в гостиной со своей «Мимозой», я не ожидала обнаружить его здесь. Но, видимо, он решил последовать за нами, поскольку сейчас он стоит, прислонившись к косяку и глядя в пространство. На его лице написана нежность – и печаль, – и я думаю, что он, возможно, вспоминает собственную дочь, ту, которую ему родила Кровопускательница. И от мысли о ней – и о том, как мои дедушка и бабушка горевали, потеряв ее, – я ощущаю стеснение в груди.

– И что она сделала? – спрашиваю я, прикусив губу и испытывая непрошеное сострадание к Королеве Теней, от которого стеснение в моей груди становится еще более ощутимым.

Каким бы ужасным ни был поступок, который она совершила (ведь в результате она навечно оказалась в тюрьме), я не могу не гадать, на что бы пошла я сама, чтобы спасти от смерти ребенка – ребенка, который когда-нибудь, вероятно, родится у нас с Хадсоном.

И внезапно мне начинает казаться, что я непременно должна получить у Джикана ключ от Норомара и освободить ее, независимо от того, поможет она Мекаю или нет.

К быстро тающему арахисовому маслу Джикан добавляет апельсиновый сок, затем разбивает в кастрюльку яйцо. Хезер делает вид, будто ее тошнит, но Джикан, к счастью, ничего не замечает и продолжает свой рассказ.

– Во время своей беременности Королева Теней помешалась на мысли о том, чтобы не дать своему ребенку умереть. Она попросила помощи у своего мужа, отца этого ребенка, но он отказывал ей снова и снова, поскольку магия такого рода не просто под запретом, но и крайне нестабильна.

Джикан замолкает, чтобы добавить в закипевшую воду большую щепоть соли и погрузить туда целую пачку лапши. Затем он берет еще одну щепотку соли и кидает ее через плечо.

– На удачу, – говорит он и быстро мешает смесь арахисового масла, апельсинового сока и яйца, после чего берет корицу и горчичный порошок.

– Так что же произошло? – нетерпеливо спрашивает Хезер. – Помог ей ее муж или нет?

– Ему не следовало этого делать. – Джикан с отвращением качает головой. – Но любовь размягчила его, сделала слабым. И когда его любимая рожала, ее отчаяние заставило его сдаться, и он пустил в ход запретную магию времени, чтобы их дочь могла жить вечно.

– Дай угадаю. – Хадсон наконец отрывает взгляд от смартфона и вскидывает бровь. – Что-то пошло не так.

– Да, вроде того. – Джикан пытается отпить еще глоток «Мимозы», но его бокал уже пуст. И поскольку мне известно, что он нам ничего не расскажет, пока не выпьет еще, я решаю сходить к холодильнику и взять графин с «Мимозой», который я заметила там. Но прежде чем я соскакиваю с барного стула, Джикан просто машет рукой, и его бокал снова оказывается полон.

Я хочу спросить его, почему он просил мою бабушку налить ему коктейль, если может наполнить свой бокал вот так, но Хадсон устремляет на меня странный взгляд, и я решаю не поднимать эту тему.

Джикан делает большой глоток коктейля, затем опять заходит в кладовую и выходит с пакетом сладкой кокосовой стружки, который кладет рядом с пачками печенья «Орео» и шоколадной крошки.

– Дайте мне мерный стакан, – говорит он, обращаясь к нам всем, прежде чем продолжить рассказ.

– В общем, эти злополучные чары не подарили ее ребенку вечную жизнь, как она надеялась, – потому что она была беременна не одним ребенком, а двумя. Когда она родила вторую из своих дочерей-двойняшек, чары сопрягли души этих девочек… – Он делает паузу и быстро бросает взгляд на Алистера, после чего продолжает: – Навсегда.

Я поворачиваюсь к деду, чувствуя, как бешено начинает колотиться мое сердце.

– Как случилось с Кровопускательницей и Каргой?

– Не совсем, – отвечает Алистер, но в подробности не вдается, будто хочет, чтобы Джикан рассказал эту историю на свой манер.

Джикан берет у Иден мерный стакан и благодарно кивает.

– Поначалу им, ей и этому волшебнику времени, казалось, что все в порядке, поскольку в первые годы жизни двойняшки росли и развивались хорошо. Правда, одна из них была немного меньше, немного слабее и болезненнее другой, но ведь известно, что с двойняшками такое бывает. Однако до поры до времени обе они были здоровы. Пока… – Он замолкает, сокрушенно качая головой, затем засыпает в мерный стакан шоколадную крошку и кокосовую стружку.

– Пока их благополучию не пришел конец, – договариваю я, стараясь не обращать внимания на очередной гастрономический прокол, который он, кажется, вот-вот совершит.

– Вот именно. И даже хуже… – Он делает паузу и высыпает в кастрюльку со смесью арахисового масла, апельсинового сока и яйца шоколадную крошку и кокосовую стружку. – Благополучие болезненной девочки было привязано к благополучию ее сестры. Чем сильнее и здоровее становилась более крепкая сестра, тем больше чахла та, которая была слабее. Но частично чары волшебника времени сработали – пока их души были сопряжены, ни одна из них не могла умереть.

– А более крепкая из-за этого чувствовала вину? – потрясенно произносит Хезер, ломая руки. Видно, что она слушает рассказ затаив дыхание.

Джикан поворачивается к ней. На его лице написан интерес.

– Ты обыкновенный человек, – говорит он.

Она выгибает одну темную бровь.

– А что, это плохо?

– Я еще не решил. – Он задумчиво склоняет голову набок и несколько томительных секунд молчит, пока кухня наполняется неприятным, приторно сладким запахом.

Затем, пожав плечами, он отвечает на ее первый вопрос:

– Отношения между сестрами или братьями – это сложно.

Как будто это все объясняет.

Я смотрю на Хадсона, потом на Джексона и думаю, что, пожалуй, он прав.

– А что было потом? – спрашиваю я, заинтригованная рассказом, желая поскорее услышать, чем все закончилось, чтобы задать вопрос, ради которого я пришла сюда.

– А сама как думаешь? Более крепкой из девочек не понадобилось много времени, чтобы понять, что всякий раз, когда ее сестра страдает, сама она становится сильнее.

Хезер резко втягивает ртом воздух, и не она одна. Все наши переглядываются, и на их лицах читаются отвращение и ужас.

Мы все думаем об одном и том же, но вслух это произносит Флинт:

– И чтобы стать еще сильнее, она начала причинять своей сестре боль.

Джикан смеряет Флинта взглядом, будто видит его сейчас в первый раз.

– Похоже, в тебе есть нечто большее, чем твоя королевская хандра, дракон.

На лице Флинта отражается недоумение, как будто он не может понять, при чем тут хандра – да еще королевская. Но затем он, видимо, решает принять это как комплимент – и расплывается в своей широкой улыбке, являющей собой такую же неотъемлемую часть его, как и его дракон.

– Спасибо.

Джикан хмыкает, затем накрывает кастрюлю с лапшой крышкой, хотя эта лапша варилась всего минуты две, и сливает воду в раковину. Могу себе представить, какая у него получилась недоваренная дрянь.

– И что она сделала? – спрашиваю я, когда большая кастрюля, из которой слита вода, снова оказывается на плите. – Убила свою сестру?

– Как она могла убить ее? Я же сказал вам, что волшебник времени прибег к темной магии и сотворил чары, которые сделали его дочерей бессмертными, неразрывно сопрягли их души. – Он снимает с кастрюли крышку, и я вижу, что лапша сварена безупречно – видимо, Богу Времени необязательно соблюдать время варки, – и выливает в нее гадкую бурду из маленькой кастрюльки, после чего начинает медленно потряхивать ее. Настолько медленно, что до меня доходит – Джикан тянет время.

– Алистер, Кассия вернулась? – спрашивает он ни с того ни с сего.

Мой дед качает головой, и я вижу в его глазах сочувствие.

– Еще нет.

Они многозначительно переглядываются, и я понимаю, что Джикан ждет мою бабушку. Он не хочет рассказывать остальную часть истории – пока Кровопускательница не вернется. Но какое отношение она может иметь к этим сестрам-двойняшкам из Мира Теней? При чем тут она?

– Раз она не могла убить свою сестру, она просто раз за разом мучила ее, чтобы становиться сильнее, да? – потрясенно спрашивает Хезер. – Это ужасно.

Меня пробирает дрожь, и я перевожу взгляд на Хадсона. Он по-прежнему стоит, прислонившись к краю барной стойки, и с кем-то переписывается, как будто у него нет никаких забот. Однако его зубы сжаты так крепко, что я начинаю опасаться, как бы он не сломал клык. Поначалу мне кажется, что он вообще не замечает, что я смотрю на него, но затем он переступает с ноги на ногу, и до меня доходит, что он специально не глядит на меня, хотя и чувствует на себе мой взгляд.

Мне не нравится, что он не смотрит на меня, что он не желает разделить это со мной. Потому что я знаю, сейчас он думает о том же, о чем и я, – о том, как Сайрус мучил его каждый месяц на протяжении почти двухсот лет, отправляя его в Сошествие в каменную гробницу, потому что тоже хотел стать сильнее. Это не то же, что происходило между двумя сестрами, но разница невелика.

Ублюдок. Возможно, вечное заточение в пещере Кровопускательницы – все-таки недостаточное наказание для него. Как недостаточным оно было бы и для этой стервы, мучающей свою сестру.

Однако Джикана разгневало не ее поведение, а то, что сделала ее мать. Содрогнувшись, я спрашиваю:

– И что же предприняла королева? И как это могло оказаться хуже, чем то, что вытворяла ее злобная дочь?

Джикан испускает долгий вздох и берет печенье «Орео». Проходит несколько секунд, пока он крошит его в руках, глядя на свою гадкую «десертную лапшу». Затем он высыпает все в кастрюлю и вытирает руки кухонным полотенцем.

– Кто-нибудь желает угоститься? – спрашивает он наконец, хватая тарелки, и Флинт с Иден одновременно кричат «да».

Остальные отказываются – причем некоторые делают это решительно, во весь голос, – но Джикан так погружен в свои думы о Королеве Теней, что ничего не замечает. В конце концов он выкладывает свою стряпню на четыре тарелки и предлагает две из них драконам, а третью Алистеру… который берет ее, даже не скривившись.

Но теперь, когда еда готова, Джикан, видимо, решает продолжить свой рассказ, поскольку он перестает бросать взгляды на дверь кухни, ожидая возвращения моей бабушки. И прекращает тянуть резину.

– Как и следовало ожидать, родители были не особо впечатлены садистскими наклонностями дочери, тем более что ее жертвой была вторая дочь, – говорит он. – Перепробовав все доступные средства, чтобы уберечь обеих дочерей – и потерпев полную неудачу, – Королева Теней решила, что единственный способ добиться успеха заключается в том, чтобы разорвать связывающие их узы.

– А это возможно? – спрашиваю я, гадая, пыталась ли моя бабушка разорвать узы между собой и своей сестрой.

– Бинго! – Джикан удовлетворенно кивает мне, как будто я наконец сделала что-то такое, что впечатлило его. – Многие говорили королеве, что это невозможно, повторяли раз за разом. Включая меня самого, – добавляет он, фыркнув. – Но отчаянные меры требуют отчаянных времен. И она все искала способ, как бы часто ее ни уверяли, что ее поиски бессмысленны. В один прекрасный день она услышала о той, которая, быть может, поймет, что ей приходится переживать, о той, которая сама пережила нечто подобное. И… – Он делает паузу и вздыхает, затем кладет в рот лапшу и жует. Проглотив ее, он смотрит на Алистера, который тоже ест его десерт, и продолжает: – Королева Теней отправилась на поиски этой женщины, душа которой, по слухам, тоже была сопряжена с душой ее сестры-близнеца, чтобы попросить ее о помощи.

У меня по затылку бегут мурашки, потому что теперь я поняла, почему Джикан тянул время, пытаясь дождаться Кровопускательницу, прежде чем закончить свой рассказ.

– И эта женщина в самом деле могла ей помочь? – На лице Хезер читается скепсис. – Она могла разорвать узы между двумя душами?

Джикан качает головой.

– Разумеется, нет, но Королева Теней поверила ей, когда она сказала, что может это сделать. Она пообещала сказать Королеве Теней, что ей известно о разрывании уз между душами, в обмен на флакон теневого яда.

– Кем надо быть, чтобы просить этот яд, зная, что он творит? – спрашивает Иден, и на ее лице отражается еще большее отвращение.

– Да, кем, по-твоему, она была? – говорит Хадсон и наконец смотрит мне в глаза.

К горлу подступает тошнота, когда до меня доходит, кто это был – и для чего ей был нужен теневой яд. Я хрипло выдавливаю из себя:

– Это была Карга, да? Ей нужен был теневой яд, чтобы использовать его против Армии Горгулий.

Джикан поднимает свой бокал в шутливом приветствии, и у меня сводит живот и кружится голова. На лбу выступает пот, и я, часто дыша, проглатываю подступившую к горлу желчь.

Я опять перевожу взгляд на Хадсона, который продолжает смотреть мне в глаза, совершенно забыв про свой телефон. Он подходит ко мне, берет мою руку, проводит большим пальцем по моей ладони и, подавшись ко мне, шепчет:

– Все будет хорошо, я тебе обещаю.

Я мотаю головой. Как хоть что-то может быть хорошо? Королева Теней дала Карге яд, который едва не убил всех горгулий и из-за которого вся Армия Горгулий была заморожена в этом замке тысячу лет. Из-за этого мои бабушка и дедушка были вынуждены отдать свою единственную дочь чужим людям, из-за этого началось правление Сайруса и в конечном итоге погибло так много наших друзей и родных.

И теперь, чтобы спасти Мекая, мне придется просить об освобождении этой дряни из тюрьмы, чего она совершенно не заслуживает.

Глава 16

Позднее время для лапши

– Офигеть, – выдыхает Джексон, глядя на Хадсона, Джикана и меня. – Значит, вот чем были отравлены все горгульи?

– Да, – подтверждает Джикан.

– И Королева Теней просто дала этот яд Карге? Зная, что она попытается отравить им целый народ? – Теперь я наконец понимаю, почему Джикан решил ее покарать. Навечно.

– Может быть, она этого не знала, – тихо говорит Хезер. – Может быть, она думала только о том, чтобы спасти свою дочь, и пыталась не думать о том, что Карга сделает с ее ядом.

– Разве это имеет значение? – спрашивает Иден. – Это же был яд, то есть зелье, которое по определению используется для того, чтобы причинить кому-то вред.

– Скорее всего, она гнала от себя эти мысли, – отвечает Хезер. – И думала только о своей дочери.

– Которая была слаба, но не умирала. – Иден смотрит на Хезер так, будто не может поверить, что та пытается оправдать Королеву Теней.

У Хезер тоже делается такой вид, будто она не верит своим ушам, что же до меня, то я не могу не согласиться с Иден. Я люблю Хадсона больше всего на свете, но убить тысячи невинных людей просто затем, чтобы помешать кому-то причинить ему боль? Я бы не смогла этого сделать.

Терзалась бы я каждую секунду, зная, что он страдает? Да.

Пыталась бы я найти способ избавить его от мук? Однозначно.

Но согласилась бы я, чтобы кто-то погиб, лишь бы дать ему шанс на лучшую жизнь? Думаю, нет, я бы не смогла на это пойти. Более того, я знаю, что сам он не хотел бы, чтобы я это сделала. И это одна из многих причин, почему я так люблю его.

– И что произошло? – спрашивает Флинт. Он мрачен, так же мрачен, как и мои мысли. – Карга сказала ей, как можно спасти ее дочь?

– Разумеется, нет, – шепчу я, потому что знаю Богиню Порядка.

Я смотрю на мою руку, на магическую татуировку, отмечающую ту сделку, которую я так наивно заключила с ней, – и ту услугу, которую я все еще должна ей оказать.

– Должно быть, ты не знаешь ее, если спрашиваешь, – говорит Джикан, качая головой. – Она взяла яд, а потом выполнила свое обещание, сказав Королеве Теней, что ей известно о разрывании уз, сопрягающих души двух сестер-близнецов. А именно – что сделать это невозможно.

Сообщив это, Джикан наматывает на вилку большую порцию лапши, кладет ее в рот и жует, медленно и смачно. Затем, проглотив ее, наконец поворачивается к моему деду и спрашивает:

– Ну так как, Алистер, мы поговорим о том, что ты явно слишком слабохарактерен, чтобы судить футбольные матчи, или сделаем вид, будто все идет нормально?

– Не знаю, – отвечает мой дед, рассеянно возя свою лапшу по тарелке. – Мы поговорим о том, что ты ведешь себя не как бог, а как избалованный ребенок, которого надо бы поставить в угол, или сделаем вид, будто все идет нормально?

Я ожидаю, что Джикан взорвется – ведь мой дед наступил на любимую мозоль, – но Бог Времени только поднимает бокал, будто собирается выпить за его здоровье.

– Погоди. – Флинт соскакивает со своего барного стула, стоящего рядом с тем, на котором сидит Джексон. – Это что, все? Ты не собираешься рассказать нам конец этой истории?

– Что еще тут можно рассказать? – На лице Джикана отражается недоумение. – Учитывая то, чем вы занимались в последние несколько месяцев, я делаю вывод, что остальное вам известно.

Так оно и есть, думаю я. Очень многое из того, что произошло за последний год, стало следствием этой сделки. Когда Королева Теней явилась к Карге тысячу лет назад, она тем самым дала толчок событиям, которые мы пережили – и в ходе которых погибли те, кого мы любим.

Это чудно. Я всегда знала, что кто-то играет в шахматы, используя наши жизни. Только мне казалось, что это делают Сайрус и Кровопускательница. Теперь же я понимаю, что это с самого начала была Карга.

Все это время мы были во власти этой богини, жестокой и неумолимой. Жуть.

– Значит, вот почему ты покарал Королеву Теней, – медленно говорю я, и Хадсон опять сжимает мою руку. Судя по выражению его лица, он уже понял то, что доходит до меня только теперь. – Потому что она дала Карге яд, чтобы убить горгулий, потому что она заставила Кровопускательницу расстаться со своей дочерью и от этого моя бабушка, твой лучший друг, страдала.

Джикан кладет в рот еще порцию лапши и запивает ее очередной «Мимозой».

– Если коротко, то у меня не было выбора, кроме как запереть их в этом королевстве с помощью моих драконов времени. Мир Теней был создан такой дикой и необузданной яростью, что его существование так же нестабильно, как магия, которая скрепляет его.

– Это черт знает что, – бормочет Хадсон, и я полностью с ним согласна. С нестабильной магией не стоит иметь дела. Это слишком опасно.

– Да, – говорит Джикан, глядя на Хадсона и меня. – Так что вы сами видите, что просить меня об этом бессмысленно. Я никогда не смогу освободить ни Королеву Теней, ни ее народ из их тюрьмы.

– Как ты?.. – начинаю я, но тут же понимаю, что неважно, как он узнал, о чем я собиралась его попросить. По крайней мере, теперь мне не придется просить его проявить снисхождение к этой стерве.

Хадсон складывает руки на груди.

– А что, если бы мы захотели посетить Мир Теней, не влияя на ход времени и не будя драконов времени?

Я перестаю дышать, ожидая ответа Джикана. Возможно, мы все-таки сможем заключить с Королевой Теней сделку и убедить ее помочь нам спасти Мекая.

Джикан пожимает плечами.

– Что ж, законный способ это сделать, разумеется, существует. Ведь посетителей пускают даже в тюрьмы.

– И каков же законный способ для посещения Мира Теней? – спрашивает Хадсон, делая это впечатляюще непринужденно. Особенно когда Джикан начинает отвечать.

– Для этого, разумеется, надо отыскать точку доступа, где тени… – Но тут он вдруг замолкает и смотрит на что-то над нашими головами.

– Где тени что? – Я машу рукой, пытаясь снова завладеть его вниманием.

Но уже поздно. Потому что, повернувшись, чтобы увидеть то, на что он смотрит, я обнаруживаю, что Кровопускательница вернулась. И ее вид не предвещает ничего хорошего.

Глава 17

Заморозка с вишенкой на торте

– Кассия? – Алистер бросается вперед и заключает ее в объятия. – Что с тобой?

– Со мной все в порядке. – Она нежным жестом касается его щеки, но, когда поворачивается к нам, взгляд ее становится мрачным. – Я только что побывала при Дворе Вампиров.

Я смотрю на Хадсона и вижу, что он насторожился.

– Там проблемы?

– Разумеется, но меня беспокоит не это. – Она глядит то на Джексона, то на меня. – Мне очень жаль, но я больше ничего не могу сделать для вашего друга.

Меня охватывает страх, от которого сердце начинает колотиться, а ладони потеют.

– Ты говоришь о Мекае?

– Я уже предупреждала вас, что это последнее Сошествие, которое он сможет выдержать, но он проснулся намного раньше, чем я ожидала. Как вам известно, со временем сонное зелье теряет свою эффективность, если использовать его вкупе с эликсиром. К сожалению, из-за того, что в его обмене веществ участвует яд, скорость этого метаболизма становится все быстрее. И для того чтобы усыпить его, требуется столько сонного зелья, что это убьет его.

Услышав это, Джексон издает сдавленный крик, а я вздрагиваю – как и мы все.

Я пытаюсь обнять его, но Флинт опережает меня, обвив рукой его талию.

– Все утрясется, – бормочет он, и видно, что от прежней неловкости, мешавшей им общаться, не осталось и следа. – Мы найдем способ спасти его.

В голосе Флинта звучит уверенность, но во взгляде, который он устремляет на меня, ее нет, нет совсем. Что мне вполне понятно, ведь сама я тоже не уверена в успехе.

Каким образом мы сможем уговорить Королеву Теней дать нам антидот от яда, который убивает Мекая, если нам не под силу предложить ей освобождение из тюрьмы? Не говоря уже о том, что мы не знаем даже, как попасть в Мир Теней, не разбудив целую кучу драконов времени, которые будут преследовать нас. Все это кажется невозможным.

Меня охватывает паника, от нее у меня дрожат руки и подгибаются колени. Я делаю несколько вдохов, быстрых и поверхностных, пытаясь подавить ее. Я сумею это сделать – я должна это сделать ради Мекая.

Как говаривала моя мать, лучший способ добиться какой-то цели – это решать проблемы по мере их поступления, то есть одну за другой. И первая из этих проблем заключается в том, чтобы выяснить, как можно безопасно попасть в Мир Теней – о чем я и спрашиваю Джикана.

– Я по-прежнему не понимаю, почему ты хочешь вернуться туда, Грейс, – отзывается он. Минуту назад мне казалось, что он вот-вот ответит на мой вопрос, но теперь он снова начал тянуть резину.

– Потому что Мекай умирает от теневого яда, – отвечаю я, отчетливо произнося каждый слог.

Но Джикан слишком занят, сверля взглядом Кровопускательницу, чтобы уловить настойчивость в моем тоне.

– Я считаю, что вам не стоит отправляться туда, пусть даже ваш друг умирает.

И прежде чем я успеваю сказать ему, что у меня нет выбора, он продолжает:

– Ты же слышала, когда я сказал, что магия, с помощью которой был создан Мир Теней, крайне нестабильна, не так ли, Грейс? Так что лучше его избегать.

Он продолжает о чем-то переговариваться с моей бабушкой, используя язык взглядов, и мне ужасно хочется, как он, швырнуть на пол поролоновую руку и хорошенько потоптаться на ней. Один из моих лучших друзей умирает, а эти двое топчутся вокруг какой-то давней ошибки, о которой они, похоже, хотят забыть.

Что же мне сказать Джикану, чтобы заставить его все-таки сообщить то, что нам нужно? Но прежде чем мне что-то приходит в голову, в разговор вступает Хезер, закинув на спину одну из своих кос.

– Я слушала все то, что вы здесь говорили, и, хотя должна признаться, что мне понятно не все, кое-что я все-таки поняла… – Она поднимает палец. – Мне ясно, что у нас есть только один вариант. Нам необходима помощь Королевы Теней, ведь это единственный способ спасти Мекая. Раз он был отравлен ее ядом, значит, у нее можно добыть и противоядие. – Она поднимает еще один палец. – Но чтобы получить его, нам нужно попасть в Мир Теней, не привлекая к себе внимания драконов времени. – Она поднимает третий палец. – А затем нам нужно будет найти способ вернуться в наш мир. – Она поднимает четвертый палец. – И на тот случай, если нам удастся все это провернуть, мы должны будем к тому же иметь в запасе некий козырь, чтобы заставить эту королеву помочь нам вылечить Мекая, иначе… – Она сжимает пальцы в кулак, но большим пальцем указывает на Джексона. – Этот вампир, у которого повышенный уровень тестостерона, хочет добиться от нее этого силой. И тогда нам всем наступит конец.

Все смеются – кроме Джексона, который уверенно расправляет плечи.

– Я мог бы справиться с ней, – бормочет он, и Хезер закатывает глаза.

– Как я уже сказала, если в дело вмешается этот парень, нам всем, скорее всего, придет конец. Он крутой… дурак. – Она подмигивает Джексону, и у него делается еще более важный и уверенный вид.

Но Хезер уже уперла руки в бока и с решительным видом, прищурив глаза, смотрит на Джикана.

– Таким образом, пока мозговой дуэт Грейс – Хадсон пытается найти рычаг воздействия на Королеву Теней, полагаю, что Кровопускательница знает, как добыть его, ведь всю эту кашу заварила ее гнусная сестра. Нам нужно, чтобы ты перестал трахать нам мозги и прямо ответил моей лучшей подруге, как можно безопасно перемещаться между двумя мирами. Итак, ты можешь это сделать или у нас проблема?

Когда Хезер заканчивает свою речь, повисает молчание, и мне хочется поаплодировать ей.

Потому что она была крута. И я даже не пытаюсь скрыть широченную улыбку. Она считает, что Джексон самый крутой из нас всех, я уверена, что сама она по крутости не уступает ему.

Если учесть, что о мире сверхъестественных существ она узнала меньше трех месяцев назад, я понятия не имею, как она успела так много про него понять. Впрочем, я всегда знала, что она умнее меня. А теперь это знают и остальные. В том числе и Джикан, который сейчас оценивающе смотрит на нее холодными и бесстрастными глазами, как у королевской кобры.

– Я встречался с обыкновенными людьми, – начинает он. – Они слабы, глупы и боязливы. Ты не обыкновенный человек.

Хезер прищуривается еще больше.

– Последнему мужчине, который пытался сказать мне, что я такое, я врезала ногой по яйцам.

Все мои друзья придвигаются к ней, и я никогда еще так сильно не любила их – мою новообретенную семью. Если Джикан захочет сокрушить Хезер, сначала ему придется иметь дело со всеми нами.

Едва у меня мелькает эта мысль, как Джикан машет рукой и замораживает всех, кроме Кровопускательницы, Алистера, Хезер, Хадсона и меня. Потому что на самом деле мы не смогли бы так уж действенно противостоять Богу Времени. Однако сам он наверняка не хочет расстроить своего лучшего друга – Кровопускательницу, – убив ее внучку, лучшую подругу ее внучки и пару ее внучки у нее на глазах…

– Джикан? – Тон Кровопускательницы любезен, когда она кивком показывает на Хезер, но в нем звучит предостережение.

– Да, Кассия, знаю, – отвечает Джикан и громко вздыхает. Он явно не впечатлен и, засунув руки в карманы своих зеленых спортивных брюк, изучающе смотрит на Хезер.

Затем переводит взгляд на меня и говорит:

– Но я не окажу вам помощи в устранении драконов времени – не потому, что не хочу, а потому, что не могу, притом буквально. Нет легкого пути избавиться от них, нет чит-кода, который мог бы их обезвредить. Они худшее из всего того, что я когда-либо сотворил, и они почти непобедимы, как ты и Хадсон смогли убедиться на собственной шкуре. Так что вот тебе мой совет, Грейс: отправляйтесь в Мир Теней таким путем, который не вызовет разрыва в пространстве-времени.

– И что же это за путь? – спрашиваю я затаив дыхание. Ответит он наконец или нет?

На полсекунды он встречается взглядом с Кровопускательницей, затем снова переводит его на меня.

– Ты уже это знаешь. Он проходит там, где тени сходятся в одной точке.

– Тени? – повторяю я.

Джикан смотрит на меня, будто ожидая, что я наконец соображу, что к чему, но… Когда я просто смотрю на него, недоумевая, он опять тяжело вздыхает.

– Вспомни тот фонтан во время Испытаний, из которого вылезали теневые жуки. На самом деле этот фонтан находится не там. Он находится…

– В Турине! – восклицаю я, внезапно вспомнив площадь неподалеку от Двора Ведьм и Ведьмаков. – Я знала, что где-то видела этот фонтан. В первый раз я видела его, когда мы отправились туда в поисках помощи.

Поверить не могу, что я об этом забыла.

– Погоди, – продолжаю я, когда мне в голову приходит еще одна мысль. – Это значит, что вход в Мир Теней находится рядом с Двором Ведьм и Ведьмаков.

Джикан хмыкает.

– Просто имей в виду, что трудно не попасть в Мир Теней, а выбраться оттуда. Ведь ты и сама понимаешь, что это тюрьма.

– А ты знаешь, как это сделать? Как выбраться оттуда? – спрашиваю я.

– Вообще-то нет. – Вид у него недовольный, и он хмуро тычет вилкой в свою десертную лапшу. – Однако мне известно, что для этого есть способы и есть люди, которым они известны. Вам просто надо их найти.

Я встречаюсь глазами с Хадсоном, и мы оба одновременно произносим одно и то же слово:

– Джинсы. – Я широко улыбаюсь ему, вспомнив, как Арнст дал нам синие джинсы на ферме и мы обнаружили, что в Норомаре есть вещи не фиолетового и не лилового цветов. И теперь до нас доходит, что его жителям просто надо знать контрабандистов, которые доставляют их в Мир Теней.

Хезер поднимает руку.

– Что вы имеете в виду? Как джинсы могут помочь нам выбраться из Мира Теней?

– Что есть в каждой тюрьме? – спрашивает Хадсон и смотрит на меня, вскинув бровь.

– Стены. Огромные гребаные стены, – повторяю я слова, которые сказала ему в закусочной – как мне теперь кажется, давным-давно, – затем подмигиваю ему и поворачиваюсь к Хезер. – И сеть доставки, распространения и вывоза контрабанды.

Хадсон улыбается.

– Вот нам и надо будет просто воспользоваться ей.

В его устах это звучит так просто, но я не могу не ежиться при мысли о том, что мы, возможно, ошибаемся и нам придется застрять там навсегда. Или того хуже – нам удастся вернуться, но я снова забуду его. Потому что что-то подсказывает мне, что выбраться оттуда будет труднее, чем можно предположить, если послушать его, – вряд ли под рукой окажется прачечный фургон, полный фиолетовых футболок, в котором мы сможем спрятаться и который будет направляться в наш мир. Но, по крайней мере, путь оттуда в наш мир существует – и это уже кое-что.

– Там надо быть предельно осмотрительным, Грейс. Мир Теней – это хаос. Все там куда опаснее, чем кажется на первый взгляд, там не действуют никакие правила или… – Он замолкает, когда моя бабушка закатывает глаза и перебивает его.

– Остальное доскажу я, Джикан, – говорит она. – Думаю, тебе пора вернуться домой. Ведь если после этого путешествия ты несколько минут не передохнешь, то в конце концов тебя вывернет наизнанку прямо во время твоего урока воздушной гимнастики.

Они многозначительно переглядываются, и он кивает.

– Мне было очень приятно повидать тебя, Кассия. Как всегда.

И Джикан исчезает. Единственное, что остается и что напоминает о его присутствии, – это его пустая тарелка и бокал из-под «Мимозы», сиротливо стоящие на барной стойке.

Интересно, как все эти боги ухитряются исчезать, когда им угодно, и попутно размораживать тех, кого они заморозили.

Глава 18

Крики и экранное время

После исчезновения Джикана и размораживания тех, кто был заморожен, все немного на взводе. Джексон совершенно точно сыт заморозкой по горло. Иден громко радуется тому, что Бог Времени не приделал Хезер лишнюю руку или ногу после того, как та пригрозила дать ему по яйцам. Флинт, похоже, просто ошарашен.

А Хадсон – Хадсон опять что-то печатает в своем телефоне, быстро-быстро двигая пальцами.

Успокоив друзей, я поворачиваюсь, чтобы обратиться к моей бабушке, – и обнаруживаю, что она и Алистер незаметно удалились, воспользовавшись хаосом. И это жесть, потому что мне очень нужно с ней поговорить.

Что-то подсказывает мне, что Хезер была права, когда предположила, что Кровопускательница знает, какой козырь я могла бы использовать для торга с Королевой Теней, хотя она пока ничего об этом не говорила.

Поэтому я хлопаю в ладоши, чтобы привлечь внимание.

– Послушайте, мне жаль, что Джикан любит замораживать людей, но есть и хорошая новость – теперь мы с Хезер знаем, как можно попасть в Мир Теней. Вход в этот мир находится недалеко от Двора Ведьм и Ведьмаков. – Я достаю из кармана телефон, чтобы посмотреть на время, и не удивляюсь, обнаружив, что уже второй час ночи. – Давайте разойдемся по комнатам и отдохнем, а завтра в девять снова встретимся здесь и обсудим нашу стратегию.

– Но у нас по-прежнему нет ничего, что мы могли бы предложить Королеве Теней в обмен на противоядие для Мекая, – с беспокойством напоминает Иден.

– Знаю, но я работаю над этим. – Я ободряюще толкаю ее в плечо. – А теперь нам надо поспать. Утром мы все будем мыслить яснее.

Все ворчат, но соглашаются, и мы идем в сторону гостевых покоев. Иден предлагает Хезер проводить ее в комнату, а я дергаю Хадсона за локоть.

– Подожди, – шепчу я и, обхватив руками его талию, крепко прижимаю его к себе.

Он приникает ко мне и бормочет:

– Само собой.

От него приятно пахнет теплой амброй и пряностями, и мне хочется одного – уткнуться лицом ему в грудь и остаться в его объятиях навсегда. Но я вспоминаю о лежащей на мне ответственности и отстраняюсь. И сразу же ощущаю холодок на коже, который стараюсь не замечать.

– В чем дело? – спрашиваю я, показав кивком на его телефон, который он все так же держит в руке.

Он кладет его в карман и улыбается легкой улыбкой, которая не доходит до глаз.

– Пустяки, тебе не о чем беспокоиться.

Но он говорит это так, что я немного беспокоюсь. Я хочу сказать, что нельзя разделить то, что беспокоит его, и то что беспокоит меня – что мы делим все, – но он быстро добавляет:

– К тому же разве тебе сейчас не надо думать о том, как уговорить одну бывшую королеву вампиров помочь нам подкупить женщину, которую она, возможно, ненавидит даже больше, чем свою сестру?

Я вздыхаю, потому что в этом он прав, хотя мне бы хотелось, чтобы это было не так.

– Да, так оно и есть.

Но мне все равно не нравится, что у него есть от меня какие-то секреты. Я беру его за руку, он сжимает мою ладонь, и я чувствую, как его прикосновение словно электризует меня и прогоняет пробравший меня холод.

– Это странно, но я никогда не думаю о Кровопускательнице как о королеве вампиров, – говорю я, изображая руками кавычки, хотя напоминание об этом есть в самом ее прозвище. Хадсон нежно убирает с моего лба кудряшки и заправляет их мне за ухо.

– Она офигенная. – На сей раз улыбка доходит до его глаз. – Как и ее внучка.

Я закатываю глаза.

– Во мне нет ничего офигенного.

– Да ну? Ты первая настоящая королева горгулий. Какое-то время Кровопускательница тоже носила этот титул, но только потому, что она была женой короля. А мы знаем, как королевские особы относятся к вопросам кровных уз.

Я прикусываю губу, точно не зная, как я отношусь к тому, что я первая королева горгулий, которая является горгульей. И бросаю на него выразительный взгляд.

– Ты просто пытаешься отвлечь меня от вопросов о твоем телефоне. Но мы к этому еще вернемся. – Доведя это до его сведения, я запускаю руку в волосы. – Но ты прав. Мне надо придумать, как уговорить мою упрямую бабушку помочь нам – если она может это сделать.

– Она может нам помочь, – говорит Хадсон. – Я еще никогда не видел, чтобы, рассказывая историю, кто-нибудь так отчаянно тянул резину, как это делал Джикан, – а ведь я жил с Сайрусом.

– Значит, ты тоже заметил, что он тянул время? – спрашиваю я, но это риторический вопрос. Хадсон подмечает все.

– Я не знаю, потому ли он тянул время, что ему больше нечего было сказать, или потому, что он не хотел говорить это сам. – Он отпускает мою руку и сжимает мои плечи. – Мне надо найти брата, чтобы удостовериться, что мысли о том голубе больше не напрягают его. А ты хочешь поговорить со своей бабушкой сейчас или утром?

– Сейчас, – твердо отвечаю я, заслужив быстрый поцелуй. Мне нравится, что он дал мне выбор, возможность отложить это в дело долгий ящик, как я порой поступаю. Но ведь речь идет о жизни Мекая.

У меня нет выбора. Мне надо поговорить с Кровопускательницей прямо сейчас, независимо от того, готова она к этому или нет.

Глава 19

Игра в шахматы

Я быстро добираюсь до покоев бабушки и дедушки и негромко стучусь в огромные двустворчатые двери. Не потому, что надеюсь, что она мне не ответит, а потому, что она вампирша, как мне только что напомнил Хадсон, – так что лучше не подкрадываться к ней.

Двери открываются, и на пороге появляется Кровопускательница. Она все еще одета в красную тунику, но свой красный тюрбан она сменила на золотистый, и теперь ее волосы струятся из-под него, падая ниже ее узких плеч.

– Долго же ты тянула, – говорит она, надменно вскинув бровь. – Надо полагать, ты миловалась со своей парой вместо того, чтобы заняться делом.

Я тоже поднимаю бровь.

– Ты что, завидуешь?

Она вздергивает подбородок, но я слышу смешок Алистера. Он подходит к ней сзади, обхватывает ее талию и, наклонившись, целует ее в щеку.

– Не приставай к ней с упреками, дорогая. Ведь мы с тобой тоже были молоды и влюблены.

– Мы и сейчас молоды, – резко отвечает она, но в ее голосе нет злости.

– Да, ты и вправду молода, дорогая, – соглашается он с веселыми искорками в глазах, и я вижу, что они часто спорят на эту тему. – Что же до меня, то я стар, как камень, и мне нужно рано ложиться спать. Так что позвольте мне удалиться и дать вам время поболтать, чтобы потом мы все смогли лечь спать.

Она фыркает, но отходит в сторону.

– Скоро я вернусь, Грейс, чтобы пожелать тебе спокойной ночи.

– Хорошо, – отвечаю я, но он уже успел дойти до середины коридора.

Кровопускательница, взмахнув рукой, проводит меня в гостиную своих покоев и тихо бормочет:

– Он тоже все еще очень молод.

Что-то в ее тоне заставляет меня насторожиться и всмотреться в ее гладкое лицо. Вспомнив наш сегодняшний разговор о смертных и бессмертных, я спрашиваю:

– Ты переживешь дедушку?

Я не знаю, сколько живут горгульи, хотя мне казалось, что очень долго. Но теперь я вдруг осознаю, что не до конца в этом уверена и что мне надо изучить этот вопрос.

– Горгульи живут очень долго, – отвечает она, затем тихо добавляет: – Но не столько, сколько вампиры. И не столько, сколько боги.

У меня обрывается сердце. Она переживет свою пару, моего деда, и от печали ее зеленые глаза темнеют.

– Мне так жаль, бабушка, – выдавливаю из себя я. Затем заставляю себя спросить: – Я полубожество. Значит ли это, что я тоже бессмертна?

– Да, Грейс. Ты и Хадсон будете сопряжены вечно.

Мгновение я пытаюсь представить себе вечность, но не могу ее постичь.

А затем до меня доходит, что Хадсон не знал, что я полубожество, когда влюбился в меня и стал моей парой. Кстати, и Джексон тоже. Меня охватывают изумление и боль. Неужели оба этих замечательных парня, когда узы сопряжения связали меня сначала с одним из них, а потом с другим, влюблялись в меня, зная, что после моей смерти их ждет вечная печаль?

Такая же печаль, какая ждет мою бабушку.

Кровопускательница не склонна открыто проявлять свои чувства, но я не могу сдержаться, крепко обнимаю ее и говорю:

– Мне так жаль, бабушка.

Она обнимает меня на секунду, может быть, на две, но затем отстраняется и, заморгав, показывает на затейливо украшенный шахматный столик, за которым стоят два синих стула.

– Пойдем, Грейс. Давай сыграем, хорошо?

– Конечно, – отвечаю я, обрадовавшись смене темы и подойдя к шахматной доске.

Кровопускательница на миг замирает, но быстро собирается и садится на стул. Я сажусь напротив и смотрю, как она берет короля, ставит его на место, а затем расставляет и другие фигуры.

Когда наши взгляды встречаются, я невольно думаю, что это будет нечто куда большее, чем простая игра в шахматы. И хотя я совсем не готова мериться интеллектом с моей бабушкой – да и кто может быть к этому готов, – выбора у меня нет. Мне нужны ответы, и если их можно получить только от нее, то так тому и быть.

Сделав глубокий вдох, я начинаю расставлять фигуры.

– Ты играешь белыми, – говорит она после того, как мы обе заканчиваем расставлять фигуры. – Так что первый ход за тобой.

Я несколько секунд смотрю на доску, прикидывая, как мне начать. Вообще-то шахматы – это не моя игра, но я достаточно наблюдала за тем, как в нее играл Хадсон, так что в моем мозгу крутится несколько вариантов первого хода. В конце концов я берусь за мраморную пешку, стоящую перед моим королем, и двигаю ее на две клетки. Это ход, который много раз использовал мой отец, играя с отцом Хезер, так что я уверена, что не села в лужу.

Пока Кровопускательница не говорит:

– Значит, твое первое побуждение – это открыть ферзя?

Да, стало быть, это не игра. Или, по крайней мере, не просто игра. Что нисколько меня не удивляет.

Не обращая внимания на ее вопрос, я задаю собственный:

– По-моему, Хезер права. У тебя есть идея, как убедить Королеву Теней вылечить Мекая, не так ли?

Она двигает пешку, стоящую перед ее королем, навстречу моей пешке, также открыв ферзя, но я не указываю ей на это, в отличие от нее.

– Разумеется, Грейс. – Она смотрит на меня вихрящимися зелеными глазами, к которым я наконец привыкла. – Но то же самое можно сказать и о тебе.

В самом деле? До сих пор мне казалось, что я понятия не имею, как вести торг с Королевой Теней, но сейчас, когда я смотрю на шахматную доску и перебираю в уме все, что сегодня услышала, до меня доходит, что одна идея у меня все-таки есть.

Но я не уверена, что эта идея сработает. Я обдумываю ее, прикидывая следующий ход. Конь или слон?

В конечном итоге я делаю ход правым конем, поставив его наискосок от пешки, затем откидываюсь на спинку стула и говорю:

– Королева Теней готова на все, даже на отравление целой армии, лишь бы спасти своих дочерей. Я могла бы использовать это.

Кровопускательница бросает на меня лукавый взгляд.

– В самом деле? Несмотря на то, что все повторяют снова и снова, что если связать вместе две души, то разъединить их невозможно? – Она двигает своего правого коня так же, как своего двинула я.

К чему она клонит? Я знаю, что, когда две души сопряжены, их связь не разорвать, разве что…

– Узы моего сопряжения с Джексоном были разорваны. – Я не обращаю внимания на боль от воспоминания о том мучительном расставании, а Кровопускательница прищуривает глаза. Интересно.

Я отвожу взгляд от доски и с минуту осматриваю сдержанную роскошь ее гостиной, давая себе время обдумать следующие слова. Это слишком важно, чтобы говорить без раздумий.

– Конечно, узы нашего сопряжения были искусственными, но все же… Вопрос стоит так: если узы между душами двух сестер были созданы чарами волшебника времени, значит ли это, что они также носят искусственный характер?

Когда она не отвечает, я начинаю двигать слона, но затем, окинув доску взглядом, берусь за пешку, стоящую перед ферзем. И, передвинув ее на две клетки, смотрю бабушке в глаза.

– Ты считаешь их искусственными? – Она двигает свою пешку, чтобы съесть мою.

– Да, считаю. – Я делаю ход конем и съедаю ее пешку. Но это не тот вопрос, который мне следует задать. Мне надо спросить не об этом, а вот о чем: – Тебе известно, как можно их разорвать?

– Разумеется, известно, – подтверждает она, и я вижу, что она так же поражена своим ответом, как и я. И, чтобы взять себя в руки, она делает ход вторым конем, создав угрозу обеим моим открытым пешкам. – Однако узы, связывающие этих сестер, были созданы с помощью темной магии. Так что для того, чтобы их разорвать, требуется очень, очень мощное средство.

– Насколько мощное?

Она наклоняет голову.

– Ты опять задаешь не тот вопрос, Грейс.

– А, ну да. – Я делаю глубокий вдох, думаю и делаю новую попытку: – Нет, говорить надо не о том, насколько оно должно быть мощным, а о том, что нужно сделать, чтобы добыть его. – Я улыбаюсь, съев одного из ее коней своим. К счастью, я так же упорна и непреклонна, как моя бабушка.

Она откидывается на спинку стула и пристально смотрит на меня, забыв про игру.

В конце концов она кивает.

– Вижу, Грейс. Но я должна предупредить тебя, что две души, которые так долго оставались связаны узами, созданными темной магией, возможно, нельзя разъединить.

Я хочу ее перебить, но она машет рукой, делая мне знак молчать.

– Я сказала, возможно, Грейс. Возможно, это невыполнимо. – Она вздыхает. – Это однозначно будет сопряжено с большей опасностью, чем ты думаешь. Но я знаю, что если я не расскажу тебе об этом средстве, то, пытаясь узнать о нем, ты пойдешь на еще больший риск.

– Я готова на все, чтобы спасти Мекая, – говорю я, сложив руки на груди.

Она кивает.

– Я полностью с тобой согласна.

Мои брови взлетают вверх. Это было неожиданно.

– Что? – спрашивает она. – Уверяю тебя: преданность – это черта, которую я очень ценю, Грейс.

– Я полностью с тобой согласна, – повторяю я ей то, что сказала мне она, и вижу, что впечатлила ее. – Так что нужно, чтобы разорвать эти узы?

– Небесная Роса, – отвечает она, как будто это так же просто, как пить газировку. – Одной из сестер надо выпить ее. Но добыть ее будет очень нелегко.

Мое сердце учащенно бьется от забрезжившей надежды. Небесная Роса – это магическая штука, а мы с моими друзьями – мастера добывать разные штуки из всяких немыслимых мест. Насколько это может быть трудно?

– Ну и где мы можем найти эту Росу?

– Возле Древа Горечи и Сладости, где же еще, – отвечает она. – Но сперва вам надо будет повидать Куратора и совершить невозможную сделку, чтобы узнать, где оно находится. Дело в том, что Древо Горечи и Сладости исчезает и перемещается по воле звезд и только Куратору известно, где оно находится в тот или иной момент.

Похоже, это не так трудно, как она уверяла. Хотя, если жизнь в мире сверхъестественных существ меня чему-то и научила, так это тому, что все в нем труднее, чем кажется.

– Значит, сначала нам нужно повидать этого самого Куратора… – начинаю я.

Но Кровопускательница перебивает меня.

– Нет, сначала вам нужно отправиться в Мир Теней и заключить сделку. Вы предложите Королеве Теней этот эликсир – который может сработать, а может и не сработать, но это единственный шанс спасти ее дочерей – в обмен на исцеление Мекая.

Я качаю головой и, встав, начинаю ходить взад-вперед.

– Разве у нас будет не больше шансов договориться с ней, если мы придем с эликсиром?

– У нее будут армия и преимущество своего поля, Грейс. Как тебе это? – Она поворачивается на своем стуле и смотрит, как я хожу взад-вперед между диванчиком и книжным шкафом на другой стороне комнаты.

Она права. Ничто не помешает Королеве Теней просто забрать у нас эликсир, не помогая Мекаю. Черт возьми, после того, что произошло, когда мы были в Мире Теней в прошлый раз, она, вероятно, прикончит нас, если у нее будет хоть какой-то шанс это сделать.

Взгляд Кровопускательницы немного смягчается, когда она обдумывает свои следующие слова.

– Я должна предупредить тебя, Грейс. Небожители обладают огромной, невероятной силой. Добыть Небесную Росу будет нелегко. Возможно, вам не удастся уцелеть – никому из вас. И скоро в нашем мире начнется война, Артелия наверняка уже сказала тебе об этом. И бы будем иметь больше шансов победить в этой войне, если ты будешь сражаться в ней.

Это замечание заставляет меня резко остановиться, и я невидящим взором уставляюсь на книжные полки. Неужели на нас и впрямь надвигается война? Значит, вот почему в расположение нашего Двора была заслана шпионка? А если так, то могу ли я отдать предпочтение спасению Мекая перед всеми теми, кого я должна защищать?

Я знаю ответ на этот вопрос еще до того, как в комнату врывается Артелия, а за нею вбегает мой дед с потрясенным лицом.

Глава 20

Не самая удачная охота

Артелия одета, как она обычно одевается для тренировок, – на ней кожаные штаны, белая футболка и портупея с оружием. Хотя она и ворвалась в комнату, вид у нее собранный и спокойный, как будто она не провела полночи, следя за охотницей, главная цель которой – убить ее.

– Как все прошло? – спрашиваю я, потому что даже во время моего разговора с Кровопускательницей я была как на иголках, ожидая новостей об охотниках. – Она просекла, что вы следили за ней?

– Нет, она не подозревала о слежке. Поначалу она нервничала и все время озиралась, но чем больше удалялась от замка, тем беззаботнее становилась. – Артелия качает головой, как будто сама не может поверить в то, что говорит. – Она привела нас прямиком к большой группе солдат.

– Значит, Карга действительно собирает войско, – говорю я, и у меня екает сердце. Мы только недавно закончили одну войну, и теперь моему народу и Армии Горгулий нужен мир, а не новая бойня. –  Сколько их там? – спрашиваю я.

– Судя по всему, она собирает охотников уже не первый месяц. И из разговоров, которые я подслушала там, это не единственный опорный пункт. Есть несколько других лагерей.

У меня все внутри обрывается.

– Сколько?

– Не знаю. – Она качает головой.

– А нам известно, сколько у нее вообще этих самых охотников? Если не во всех лагерях, то хотя бы в том лагере, в котором ты сейчас была.

– Тысячи, – мрачно отвечает она. – Это показывает, что Карга знает о нынешней уязвимости Круга и рассчитывает напасть сейчас, когда мы особенно слабы.

Я открываю рот, чтобы спросить, почему сейчас мы особенно слабы, но тут все то, что я узнала за последние несколько часов, все разрозненные фрагменты, наконец начинает складываться в единую картину.

Однако я не могу не спросить:

– А дело действительно в Круге? Или дело все-таки не в нем, а в том, что во главе Армии Горгулий стоит неопытная королева? – Ну вот, я это сказала и теперь считаю до десяти, стараясь сдержать рвотные позывы и не наблевать на красивый новый ковер моей бабушки.

– Дело в вампирах, – сообщает Кровопускательница. – Они всегда были самой могучей и грозной из групп сверхъестественных существ, даже до того, как их престол занял Сайрус. Поскольку твоя пара, Хадсон, отказался встать во главе Двора Вампиров, там царит полный разброд. На Хадсоне династия Вега заканчивается, поскольку ни Джексон, ни Изадора не желают занимать престол, а после тысячелетнего правления Сайруса Двор Вампиров не имеет никакой альтернативы. Остатки вампирской аристократии враждуют между собой за главенство, там царят недоверие и подозрительность, и Двор раскололся на группировки.

Я вспоминаю, как Хадсон лихорадочно отвечал на сообыщения.

– Но дело же не только в них, не так ли? Одних вампиров недостаточно для того, чтобы дестабилизировать Круг. И Двор Драконов тоже охвачен хаосом.

– Значит, тебе известно и об этом, – отвечает она. – Я не была уверена, что ты в курсе.

– Я только что об этом узнала. – Однако мне неловко оттого, что не поняла это раньше. Джексон и Флинт говорили мне, что среди драконов началась смута. Я знала, что Хадсон не желает брать на себя ответственность за Двор Вампиров. Как же я могла быть такой близорукой, как я могла не понимать, что произойдет?

Неужели дело и правда обстоит так скверно? Сайрус потерял власть всего пять месяцев назад, и что же, теперь Карга объявляет новую мировую войну всем сверхъестественным существам? По-моему, это чересчур дерзко даже для нее.

А тут еще дворцовые интриги, которые были всегда. Аристотель писал, что власть не терпит пустоты. То, что мы сейчас здесь, неудивительно. Удивительно другое – то, что я ничего из этого не предвидела. Даже когда мы сидели в закусочной и разговаривали о гражданской войне между драконами, мне не пришло в голову, что вся политическая система мира сверхъестественных существ может пойти прахом.

– Это неправильно, – шепчу я. – Это несправедливо.

– В политике не бывает справедливости, Грейс. – Артелия озадаченно смотрит на меня. – Я думала, ты это уже поняла.

Я это поняла, видит бог. Но это не значит, что я от этого в восторге.

– Выходит, в отсутствие драконов и вампиров Кругом управляют человековолки и ведьмы с ведьмаками? – Эта мысль ужасает меня – по множеству причин.

– И ты, – напоминает мне моя бабушка, как будто я могу об этом забыть.

Черт.

Так стоит ли удивляться тому, что Карга сочла, что именно сейчас она может покончить с нами раз и навсегда?

Двор Вампиров без короля.

Двор Драконов без сердца.

А Двором Горгулий правлю я – девушка-подросток, оказавшаяся в ситуации, с которой она не справляется, и все еще безуспешно пытающаяся усвоить правила этого мира.

А это значит, что мне никак нельзя отлучаться.

Глава 21

Я отдаю Корону

– Я не могу отправиться в Мир Теней, – говорю я, осознав правду. – Я не могу отлучиться, зная, что Карга собирает войско. Даже ради Мекая.

Мне тяжело это говорить и еще тяжелее думать о том, что я не буду участвовать в операции по спасению одного из моих ближайших друзей. Не говоря уже о том, что мои друзья отправятся в Мир Теней и встретятся лицом к лицу с Королевой Теней без моей помощи.

Это безвыходная ситуация, и меня охватывает паника, от которой начинает ныть грудь, а сердце бьется втрое быстрее. Какое бы решение я ни приняла, оно навредит кому-то, сделает кого-то из тех, кто мне дорог, уязвимым. Но ведь я королева горгулий. Мой долг заключается в том, чтобы вести за собой мою армию, в том, чтобы защищать всех сверхъестественных существ, которые не могут защитить себя сами. Я не могу просто взять и бросить их на произвол судьбы сейчас, когда на горизонте маячит ужасная угроза. Нельзя допустить, чтобы Карга и ее охотники причинили вред тем, кто находится под моей защитой.

– Они пока не проводят мобилизацию, – говорит Артелия. – Они все еще набирают новых людей и обучают их. Они нападут на нас не сразу.

– Она права, внучка, – подтверждает Алистер. – Они атакуют не завтра. Да, это случится скоро, но у нас в запасе есть по меньшей мере неделя или две. У нас хватает времени, чтобы ты могла позаботиться о Мекае.

– А ты можешь гарантировать, что это так? – спрашиваю я и поворачиваюсь к Артелии. – Можешь? Потому что если нет, то мне надо остаться здесь. Что я за лидер, если отправлюсь куда-то сейчас, когда я особенно нужна моим войскам?

– Ты лидер, который знает, что горгульи защищают всех, включая отравленных вампиров, – отвечает Артелия. – И который понимает, как важно создавать союзы.

– Союзы? С кем? – Но я уже понимаю, куда она клонит. – Охотники хотят истребить всех сверхъестественных существ. Мы все кровно заинтересованы в том, чтобы остановить их. Даже рэйфы.

– Вот именно, – соглашается Артелия. – Наша армия поддержит тебя в этом. В эти дни, когда ты будешь заниматься спасением Мекая, будь начеку и смотри в оба.

– И мне надо будет постараться призвать под наши знамена жителей Мира Теней, – заканчиваю я. И рассеянно почесываю ладонь, прикидывая имеющиеся варианты. Я понимаю, о чем они говорят – у меня есть время и для того, чтобы спасти Мекая, и для того, чтобы подготовиться к нападению Карги. Я могу сделать и то и другое. Не нужно выбирать что-то одно.

Но предупреждение Кровопускательницы насчет тех, кто обитает рядом с Древом Горечи и Сладости, все еще звучит в моих ушах.

Да, у меня есть время, чтобы сделать и то и другое, если я сумею выполнить невыполнимую задачу – спасти Мекая и при этом уцелеть. Но если мне это не удастся, то Корона останется в Мире Теней навсегда. Я не могу этого допустить.

– Дедушка, – говорю я и чувствую стеснение в груди, когда он устремляет на меня взгляд своих выцветших серых глаз.

– Не говори об этом, Грейс. – Он отворачивается. – Ты вернешься, непременно вернешься.

Я не знаю, обижаться мне на его слова или чувствовать себя польщенной его верой в меня.

– Ты не можешь этого знать.

Он долго не отвечает, а просто стоит и пристально смотрит на меня, как будто может заглянуть мне в душу. И очень может быть, что он и впрямь способен это сделать. После тысячелетнего заточения в пещере у Алистера появились кое-какие странные таланты, один из которых заключается в том, что я начинаю чувствовать себя очень неуютно всякий раз, когда он заставляет меня смотреть ему в глаза.

– Что ты хочешь сделать, внучка?

– Речь идет не о том, что я хочу сделать, а о том, что мне необходимо сделать, и ты это знаешь. – Я смотрю ему в глаза, безмолвно прося, чтобы он понял. И протягиваю ему руку.

Сперва мне кажется, что он не ответит мне, но затем, спустя целую вечность, он медленно делает то же самое.

Я прижимаю свою ладонь к его ладони.

На секунду мою руку обжигает нестерпимым жаром, и я ахаю от боли.

Но она сразу же проходит, и, когда я отнимаю руку, Короны на ней больше нет. Теперь она красуется на ладони Алистера – там, где она находилась больше тысячи лет.

– Ты уверена, что хочешь этого? – спрашивает он.

Секунду мне хочется сказать «нет». Хочется схватить его руку и вернуть Корону, которую, как я знаю, он жаждет мне возвратить. Но я не могу этого сделать. Ни теперь, ни, возможно – в зависимости от того, как пойдут дела в Мире Теней, – когда-либо еще.

Потому что Корона важнее меня самой – из-за магической силы, которую она содержит. И я понимаю, что вероятность того, что, отправившись в Мир Теней, я погибну и унесу ее с собой, стала куда больше после того, что мне открыла Кровопускательница.

Но если мой военачальник говорит мне, что время у нас есть, то я прислушаюсь к ней и все же отправлюсь туда. Ведь Мекай – мой друг, он один из первых моих друзей, один из тех, кто подружился со мной сразу после моего приезда в Кэтмир. Ради меня он был готов на все – и я тоже готова на все ради него. Но Корона и связанная с ней могучая сила должны остаться здесь. Я могу возвратить их себе после того, как вернусь из Мира Теней. А если я не вернусь, то пусть ею распоряжается Алистер.

– Да, уверена, – отвечаю я ему, несмотря на то что это не так. Несмотря на мое опасение, что я поведу тех, кого люблю, на бойню, такую же страшную, как Испытания.

Но что еще я могу предпринять? Отправиться туда в одиночку? Оставить Хадсона и остальных и попытаться пробраться в Мир Теней без них?

Хадсон ни за что не согласится – и я не стану его винить. Если бы он сам отправился куда-то тайком, чтобы защитить меня, просто потому что, по его мнению, это слишком опасно, я бы никогда не простила его. Как же я могу поступить так с ним – или с остальными моими друзьями?

– Спасибо, – наконец говорю я, нарушив молчание. И кланяюсь моему дедушке, снова ставшему королем горгулий.

Он кивает, но ничего не говорит и больше не пытается отвернуться.

Впервые за долгое время его молчание кажется мне каким-то неловким. Каким-то гнетущим. Впрочем, вероятно, просто из-за мыслей, которые угнетают меня.

Как бы там ни было, я делаю шаг назад. Меня ждут мои друзья – и Мекай.

– Это навсегда?

Я замираю, услышав в его голосе тревогу, которую он даже не пытается скрыть.

– Нет, – отвечаю я, стараясь говорить честно. – Это только на неделю, ну, может, на две. Это нужно только до тех пор, пока мы не вылечим Мекая и не вернем его домой. Но я не могу взять ее с собой в Мир Теней. Потому что, если там со мной что-то произойдет, я не хочу, чтобы со мной погибла и Корона.

– А ты уверена, что ты отрекаешься от звания королевы именно поэтому – из-за твоего решения отправиться в Мир Теней, а не из-за твоей пары?

– Из-за Хадсона? – вырывается у меня. – При чем тут Хадсон?

На лице Алистера мелькает удивление, но тут же исчезает.

– Должно быть, я ошибся.

– Не думаю, – парирую я. После того как он избавился от тумана, окутывавшего его мозг в обличье Неубиваемого Зверя, Алистер соображает отлично. И он никак не мог сказать нечто подобное, не имея для этого серьезных оснований. – Скажи мне правду, дедушка. Почему ты решил, что возвращение Короны как-то связано с Хадсоном?

Прежде чем ответить, он смотрит на Кровопускательницу, но ее лицо остается бесстрастным. Алистер вздыхает, затем говорит:

– Потому что закон первородства мешает Двору Вампиров вновь обрести равновесие. Поскольку церемония отречения от престола еще не состоялась, Хадсон все еще может взять слова об отречении назад, но он отказывается сделать это, потому что это значило бы, что он просит, чтобы отреклась ты… или что он готов покинуть тебя.

Эти слова звучат как взрыв бомбы, и мне приходится напрячься, чтобы не показать, насколько я потрясена.

– Хадсон не покинет меня, – говорю я, когда ко мне наконец возвращается дар речи.

– Поэтому твой дед и был обеспокоен тем, что ты хочешь вернуть ему Корону. – Кровопускательница критически смотрит на меня. – Это же только на время, да?

– Конечно на время! – вскрикиваю я, хотя мое сердце колотится, как взбесившийся метроном. – Если я вернусь из Мира Теней живой, то верну себе трон.

Но, говоря это, я не могу не сомневаться. И не только из-за того, что может случиться в Мире Теней – эти сомнения никогда меня не покидали, – но и из-за Хадсона.

Если то, что говорят мои бабушка и дедушка, правда – а у них нет причин лгать, – то при Дворе Вампиров происходит что-то важное. А он ничего мне об этом не сказал.

Я вспоминаю, как он весь день не отрывался от телефона. И не просто затем, чтобы скрыть свои мысли, как это обычно бывает, а отправляя сообщения. Много сообщений. Хотя большая часть тех, кому он должен был бы отправлять эти сообщения, находились в той же комнате, что и он сам.

Странно, что он мне о чем-то не говорит. Особенно если это так важно и касается нас обоих.

Почему же он не рассказал мне о том, что происходит при Дворе Вампиров? Он мог бы спокойно поведать мне все, если бы речь шла только об отречении от короны – мы с ним подробно обсуждали этот вопрос до того, как он поднял его перед Двором Вампиров. Но он промолчал бы о более сложном выборе.

Я спешу пожелать бабушке с дедушкой спокойной ночи, чувствуя, как неистово колотится мое сердце.

Потому что мне отчаянно необходимо услышать ответ, который мне может дать только моя пара.

Потому что я хочу, чтобы Хадсон ответил мне, собирается он покинуть меня или нет.

Глава 22

Королевский прием

Когда я наконец добираюсь до наших покоев, Хадсон лежит на кровати, все еще печатая что-то в своем чертовом телефоне.

Части меня хочется сейчас же поделиться с ним тем, что сказала мне Кровопускательница по поводу спасения Мекая. Но я знаю, что пока не могу этого сделать. Ведь меня так и подмывает спросить его, не скрывает ли он от меня что-то чертовски важное.

И вместо того, чтобы что-то сказать, я направляюсь в ванную, чтобы принять душ и смыть с себя грязь и все тяжелые вопросы – и благодаря этому спокойно заснуть.

Но когда я прохожу мимо кровати, Хадсон спрашивает, не глядя на меня:

– Все в порядке?

И почему-то это здорово бесит меня – бесит так сильно, что это напоминает мне о временах, когда он был заперт в моей голове.

– Ты вообще собирался мне об этом сказать? – спрашиваю я, рывком выдвинув ящик комода, в котором держу несколько смен одежды. – Или ты планировал держать меня в неведении до конца времен?

Это привлекает его внимание, хотя я точно не знаю, в чем дело – в моих вопросах или в том, как агрессивно я задавала их. Но Хадсон кладет свой телефон на кровать и садится.

– О чем ты? – вкрадчиво спрашивает он с особенно ощутимым британским акцентом. – Или ты предпочитаешь, чтобы я гадал?

– Ты это серьезно? Значит ли это, что ты столько всего скрываешь от меня, что даже не можешь понять, о чем из этого я спрашиваю тебя? Это ж надо. – Я беру из ящика пижаму и так резко задвигаю его, что дрожит весь комод.

Он уже встал с кровати и перенесся ко мне, сложив руки на груди и возмущенно глядя на меня.

– Что ты имеешь в виду? С чего ты вдруг набросилась на меня? Ты скажешь мне, о чем ты говорила со своими дедом и бабушкой, или хочешь, чтобы я продолжал теряться в догадках?

– Почему ты не сообщил мне о Дворе Вампиров?

Его возмущение сменяется настороженностью.

– Что именно я, по-твоему, должен был сообщить тебе о Дворе Вампиров?

– Ты это серьезно? – Я иду в сторону ванной, но он останавливает меня, положив руку мне на плечо.

– Что они сказали тебе, Грейс? – Он смотрит мне в глаза, и я не вижу в его взгляде ни хитрости, ни чувства вины. Это злит меня еще больше, ведь я знаю, что он уже несколько месяцев лжет мне.

– То, что должен был сказать мне ты, – огрызаюсь я, и мои плечи опускаются, поскольку ярость сменяется усталостью и тревогой. – Мы же партнеры, Хадсон. Если на тебя давят, заставляя тебя принять корону короля вампиров, тебе не кажется, что нам следовало бы об этом поговорить?

Он вздыхает, глядя куда угодно, но только не на меня.

– Если честно, то нет, – отвечает он наконец.

Меня пронзает боль.

– Ты это серьезно? Если ты не доверяешь мне в достаточной мере для того, чтобы разговаривать о таких решениях, то что мы вообще делаем?

– Дело не в том, что я тебе не доверяю. Неужели это не ясно? Неважно, чего от меня хочет Двор. Сам я никогда, ни на миг не помышлял о том, чтобы стать королем вампиров.

– Но почему? – недоумеваю я. – То есть я знаю, что ты еще несколько месяцев назад решил отречься от престола, но, если Двор Вампиров нуждается в тебе, было бы логично…

– При чем тут логика? – рявкает он и, взъерошив рукой свои волосы, делает глубокий вдох и медленный выдох. –  Ты королева горгулий, Грейс. Это делает меня королем горгулий. А я не могу быть одновременно и королем вампиров – как ты не можешь быть королевой вампиров. И в этом качестве мы однозначно не могли бы претендовать на место в Круге. Он ни за что не позволит нам занять главенствующее положение и там, и там. Это дестабилизировало бы весь Круг.

– Насколько я понимаю, Круг и так уже дестабилизирован, – парирую я.

– Может, это не так уж и плохо, – бормочет он, и тут его телефон снова гудит от новых сообщений.

Мы оба поворачиваемся к нему, и Хадсон чуть слышно ругается. Но он не пытается взять его, что радует меня.

Мне хочется спросить его, что он имеет в виду, но мне надо сосредоточиться на вещах поважнее.

– Ты действительно считаешь, что нам не стоит об этом говорить? У тебя же есть право быть их королем.

– Я и так король, – отвечает он.

Я закатываю глаза.

– Ты понимаешь, что я имею в виду.

– Да, но думаю, ты не понимаешь, что имею в виду я сам. Двор Вампиров не давал мне ничего, кроме несчастий, и это продолжалось всю мою чертову жизнь. В нем нет ничего такого, чем мне хотелось бы править. И даже если бы это было не так, ты королева горгулий, Грейс, и никто не заслуживает этого звания больше, чем ты. И мне никогда не придет в голову просить тебя отказаться от него.

– Ну, быть может, тебе все-таки стоило бы попросить меня об этом, – говорю я ему, и у меня дрожат колени.

Он прищуривает глаза.

– Что это значит?

– Я точно не знаю. – Я качаю головой. – Просто, по-моему, это выходит у меня не очень хорошо, тебе так не кажется? Из тебя вышел бы куда лучший король вампиров, чем из меня королева горгулий.

Он смеется, хотя видно, что его не отпускает напряжение.

– Теперь я знаю, что ты утомлена. И, похоже, у тебя бред. Ведь ты отличная королева.

– Вовсе нет, – возражаю я. – Потому что часто я вообще не понимаю, что делаю.

– Хорошо, что ты это осознаешь. Потому что большинство правителей слишком надменны, чтобы признать, что они чего-то не понимают. Возможно, если бы дело обстояло иначе, все не было так погано.

Он обхватывает меня руками, прижимает к своей груди. И хотя я подумываю о том, чтобы оттолкнуть его, правда в том, что мне так же хочется, чтобы он обнял меня, как и ему самому.

Но это не значит, что он вышел сухим из воды.

– Я по-прежнему считаю, что тебе следовало хотя бы сказать мне об этом.

– Согласен. – Он прижимается щекой к моей макушке. – Прости, что я ничего тебе не сказал. Но поскольку я не собираюсь принимать вампирскую корону, мне казалось, что это неважно.

– Мы же партнеры. И если что-то затрагивает тебя, это затрагивает и меня. Это понятно? – Я свирепо смотрю на него и наклоняю голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

Он закатывает глаза.

– Да, понятно. Но меня это не затрагивает. И я нахожусь именно там, где хочу.

Я утыкаюсь лицом ему в горло и шепчу, доверяя свой самый главный страх:

– На минуту мне показалось, что ты ничего мне не сказал, потому что не знал, как сказать мне, что ты хочешь бросить меня.

Он замирает, и впечатление такое, будто у него от дыхания даже не вздымается грудь.

– Если я когда-нибудь и оставлю тебя, Грейс, то только если ты попросишь меня об этом. – Его голос звучит хрипло. – Ты хочешь, чтобы я ушел?

Я не колеблясь даю ему тот единственный ответ, который могу дать. Тот, которого он заслуживает:

– Нет, никогда.

Я не думала, что он и правда волнуется из-за моего ответа, пока он не делает выдох, как будто эти два слова только что сняли груз с его плеч. Я тянусь к нему, и он притягивает меня все ближе, и тепло его тела изгоняет призраки наших страхов.

Он пальцем приподнимает мой подбородок и медленно, нежно касается губами моих губ.

Как только наши губы соприкасаются, напряжение покидает меня. На мгновение мне кажется, что все идет нормально. Как будто мы вернулись в Сан-Диего, продолжаем ходить на занятия и строить совместную жизнь, как будто мы проводим каждую ночь в объятиях друг друга и каждый день строчим друг другу дурацкие сообщения.

Как будто нет никакой Карги, желающей уничтожить наш мир, как будто жизнь нашего друга не висит на волоске и не зависит от нас, как будто между нами нет никаких тайн, тайн, которых я не понимаю.

Как будто есть только Хадсон, и я, и нескончаемый жар страсти между нами.

Он смотрит мне в глаза, и его ладони обхватывают мое лицо.

– Я люблю тебя, Грейс Фостер, – шепчет он.

– Я люблю тебя, Хадсон Вега, – шепчу я в ответ и, запустив пальцы в его волосы, притягиваю его к себе, чтобы его рот соприкоснулся с моим. Когда наши губы соприкасаются, это происходит именно так, как мне нужно.

Он в моих объятиях именно таков, как мне нужно, – он знакомый, надежный и сексуальный, все в одном флаконе.

Меня охватывает жар, я желаю его и надеюсь, что всегда буду его желать. Я медленно веду его к кровати. То, что я хочу с ним сделать сейчас, лучше делать в горизонтальном положении…

Должно быть, Хадсон тоже так считает, потому что он сразу же падает на спину на кровать и тянет меня за собой.

Я опускаюсь на его поджарое твердое тело и напрягаюсь. Я могу думать только об одном – о Хадсоне.

Сперва мне казалось, что я захочу быть с ним нежной – захочу, чтобы страсть между нами нарастала так же медленно и неуклонно, как росла моя любовь к нему.

Но трудно быть нежной, когда на тебя обрушивается желание. Когда мужчина, которого ты любишь, набрасывается на тебя так жадно, будто ты нужна ему как воздух, которым он дышит.

Как делает Хадсон.

Мой Хадсон.

Моя пара.

Парень, который имеет столько же секретов, сколько их было у Сфинкса, и который глубок, как Тихий океан, всегда завораживавший меня.

Он завладевает моим ртом так пылко, как будто это наш первый – или наш последний – раз.

От мысли о том, что это может быть наш последний раз, мне становится не по себе, и я стараюсь выбросить ее из головы. Или похоронить в глубине моего сознания – в таком месте, куда я заглядываю нечасто. Я сосредоточиваюсь на том, чтобы пробудить в Хадсоне такое же жаркое, отчаянное желание, какое он пробудил во мне.

Какое он всегда пробуждает во мне.

Я снимаю с него футболку, затем царапаю ногтями его мускулистую грудь, упиваясь тем, как напрягается его тело, ибо он жаждет меня так же, как я жажду его.

– Грейс, – выдыхает он, и я прижимаюсь к нему, вытянувшись на его теле.

– Хадсон, – бормочу я в ответ, и если в моем голосе звучат дразнящие нотки, то это потому, что мне иногда бывает приятно платить ему его же монетой.

Как сейчас, думаю я, проводя языком по его нижней губе, затем покрываю страстными поцелуями его челюсть, шею и одно широкое красивое плечо.

Он выгибается и стонет так, что у меня по затылку бегут мурашки, и запускает руки в мои кудри.

Меня захлестывает жар, подобный вулканической лаве, раскаленной и разрушительной, но такой сладкой, что я не хочу останавливаться.

И делаю это снова, только на этот раз я задействую язык – облизываю и покусываю сначала его ключицу, затем грудь. Он сжимает мое бедро, и во мне пробуждается что-то буйное, дикое.

Я вижу это в его горящих глазах.

Я слышу это в его неровном дыхании.

Я ощущаю это в прикосновении его сильных пальцев, сжимающих мою плоть.

Внезапно его губы оказываются везде – на моих губах, шее, на чувствительном месте за ухом, – а затем перемещаются вниз.

Теперь уже я оказываюсь внизу, а он наверху, и его клыки царапают мою ключицу, груди, живот до пупка, затем ниже, ниже, ниже.

Я кричу, вцепляюсь в простыню, выгибаюсь и содрогаюсь, и он возносит меня все выше и выше, пока я не начинаю беспокоиться, что мы подлетим слишком близко к солнцу.

А затем мы и впрямь подлетаем к нему, и я обо всем забываю и больше не беспокоюсь ни о солнечных ожогах, ни о растаявших крыльях, ни о чем-то другом, что может случиться, потому что это так сладко. Он заставляет меня чувствовать такую сладость. Даже до того, как он снова ложится на меня и мы вместе несемся к поверхности солнца.

Позже, намного позже, когда это кончается и мы падаем на землю, я обвиваюсь вокруг него и держусь за него так крепко, как только могу. Потому что это Хадсон и я никогда, никогда его не отпущу.

Даже если утром мир предпримет все, чтобы заставить меня это сделать.

Глава 23

Волшебное семя

– Разумеется, мы не допустим, чтобы ты отправилась на поиски этого Древа Горечи и Сладости в одиночку, – говорит Хезер сразу после моих объяснений, пока мы утром завтракаем на открытом воздухе. – Я понятия не имею, что представляет собой этот самый небесный эликсир, но я, конечно же, в деле.

Она вопросительно смотрит на остальных.

Хадсон не отвечает, потому что ему нет нужды отвечать. Я и так знаю, что он поддерживает меня, что он всегда будет поддерживать меня. В этом никогда не было сомнений. К тому же вчера вечером я и так рассказала ему все, что узнала от бабушки, и он полностью со мной согласен. Мы спасем Мекая любой ценой и после того, как добьемся успеха – а мы непременно добьемся успеха, – вернемся и надерем задницу Карге.

– Мы все в деле, – говорит Джексон, отвлекая внимание от меня, за что я ему благодарна. – И ты это знаешь.

– Да, – соглашается Флинт. – Разве когда-нибудь было иначе?

Пока мы убираем со стола грязную посуду, я вспоминаю то время, когда он и Мэйси так разозлились, что бросили нас на маяке, ничего не объяснив, – и втянули нас в ту кашу при Дворе Вампиров. Но это было так давно, к тому же я и сама не раз втягивала их в разные авантюры. Авантюры, которые в конечном итоге оказывались куда хуже, чем то, что произошло в Лондоне.

На секунду перед моим мысленным взором встает лицо Лайама – такое, каким оно было, когда он умирал. Мы еще не обсуждали его предательство, не пытались понять, почему он это сделал. Мы все еще не можем об этом говорить. И сейчас я тоже гоню от себя эту мысль.

Я выбрасываю из головы все, кроме размышлений о том, как выполнить нашу новую задачу – добраться до Королевы Теней и заключить с ней сделку, благодаря которой будут спасены и ее дочери, и Мекай.

– Спасибо, – говорю я.

– Тебе незачем благодарить нас, Грейс. – Иден обнимает меня за плечи, когда мы встаем и идем по замку к его главному входу. – Ведь это наше общее дело.

– Однако у меня есть вопрос. – Хезер оглядывается, первой выйдя из двойных дверей. – Что будет, если мы прибудем ко Двору Ведьм и Ведьмаков и не найдем того, кто знает, как активировать этот портал в фонтане?

– Кому-нибудь это наверняка будет известно, – отвечает Хадсон, впервые вступив в разговор.

Мы все как один поворачиваемся к нему, но он только небрежно пожимает плечами.

– Когда люди живут так долго – а сверхъестественные существа живут очень долго, – кто-нибудь обязательно должен что-то знать.

– Да, но ведь ведьмы и ведьмаки не живут так долго, как драконы или вампиры, – замечаю я.

– И все же Хадсон прав. – Джексон улыбается. – Как можно сохранить там секрет, если половина их Двора умеет варить сыворотку правды? Или гадать на магическом кристалле.

– Ага, мы все поняли, – говорит Иден, закатив глаза. – При Дворе Ведьм и Ведьмаков невозможно иметь личное пространство.

Я надеюсь, что это неправда, потому что мне необходимо поговорить наедине с той единственной обитательницей Двора Ведьм и Ведьмаков, которой я могу доверять и которая, как я ожидаю, даст мне ответы.

– Но сперва, – говорю я, – нам надо отправиться ко Двору Вампиров и захватить с собой Мекая.

Все начинают возражать, крича, что надо оставить его в покое, что ему нельзя отправляться в это путешествие.

Я поднимаю руку, делая им знак замолчать.

– Да, да, знаю. Но мы с Хадсоном считаем, что действие яда замедлится в Мире Теней. – Не вдаваясь в детали о судьбе Артелии, я быстро объясняю, что мы знали там одного человека, который был отравлен, и что яд действовал на него значительно медленнее, чем на Мекая в нашем мире. – Мы не знаем почему – потому, что время там идет не так, как здесь, или потому, что этот яд создан в Мире Теней. Но какова бы ни была причина, мы считаем, что так нам удастся выиграть время, чтобы успеть заключить сделку с Королевой Теней.

– Я не хочу, чтобы он… – начинает Джексон.

Но Хадсон устремляет на него пронзительный взгляд.

– Он умирает, Джексон. Мы не можем это остановить. Но у нас есть шанс продлить ему жизнь, если мы доставим его в Мир Теней.

Джексон сжимает зубы, но кивает. И от меня не укрывается, что при этом он прислоняется к груди Флинта. Могу себе представить, как это тяжело для него, и меня снова радует, что он и Флинт нашли друг друга, даже если в их отношениях есть проблемы. Они все равно знают, что могут рассчитывать друг на друга, а это единственное, что имеет значение.

– Ну так кто полетит с кем? – спрашивает Иден. – Ведь, насколько я понимаю, между этим замком и Англией нет постоянного портала?

– Нет, сейчас Двор Вампиров не желает иметь такой портал, – отвечаю я, взглянув на Хадсона.

– О, погодите! – Флинт достает из кармана черный бархатный мешочек. – Я чуть не забыл, что Мэйси дала мне эти штуки.

– Какие штуки? – спрашивает Хадсон, с сомнением глядя на мешочек.

– Волшебные семена! – торжествующе отвечает Флинт.

– Мне кажется, сейчас нам не нужен гигантский бобовый стебель, – говорю я.

– Я же говорю не о бобе, а о семени, – отвечает Флинт, закатив глаза. – К тому же мне их дала Мэйси. Она чувствовала себя виноватой и сказала, что мы можем использовать их, если нам понадобится портал.

– Портал? – Я смотрю на мешочек с интересом. – Ты хочешь сказать, что Мэйси заколдовала семена, чтобы из них вырос портал?

– Да, так она мне сказала.

– Но где она могла этому научиться? – спрашивает Иден, протянув руку к мешочку и заглянув в него.

– Возможно, в ведьмовской академии, в которой она училась прежде, чем ее выгнали из всех школ? – Флинт пожимает плечами. – Я не знаю. Мне известно только одно – она сказала, что эти порталы могут привести нас только туда, где сама она бывала прежде. Хорошо, что Двор Вампиров – одно из таких мест.

– Что ж, думаю, тогда нам всем надо отправиться туда, – говорю я и смотрю на Флинта. – Ты хочешь сделать это?

– Да, хочу! – Он забирает мешочек у Иден и достает из него одно перламутровое семя.

Мы все делаем несколько шагов назад, когда он творит чары, которым научила его Мэйси, и бросает семя на землю.

А затем, испытывая благоговейный трепет, мы смотрим, как семя Мэйси превращается в портал. Это самое странное и удивительное зрелище, которое мне доводилось наблюдать. Сначала семя зарывается в землю само собой. Затем проходит несколько секунд, и из почвы появляется зеленый росток. Поначалу он мал, но затем он растет и становится все больше.

Из него вырастают ветви, разрастаясь все шире. И уже через несколько секунд они образуют круг, похожий на волшебное зеркало из сказки о Белоснежке.

Но это не зеркало, а портал, полный магической силы и электричества – как и волшебство, которое его сотворило.

В нем нет радуг, нет калейдоскопа цветов, как обычно бывало в порталах, созданных Мэйси.

Нет, этот портал полон темной вихрящейся магии, которая завораживает меня и заставляет еще больше беспокоиться о кузине.

– Вряд ли я когда-нибудь к этому привыкну, – бормочет Флинт.

Я не знаю, говорит ли он об этом семени или о зловещей атмосфере, которая чувствуется в этой новой магии Мэйси, но сама я ощущаю и то и другое. Возможно, именно поэтому мое сердце колотится в таком бешеном ритме, когда я ступаю в этот портал.

Едва я оказываюсь в нем, меня охватывает холод, пронизывающий мое тело до самых костей. Меня пробирает дрожь, все начинает болеть. Одновременно мою кожу словно покалывают острые шипы – недостаточно для того, чтобы на ней выступила кровь, но более чем достаточно для того, чтобы чувствовать боль.

Один из шипов колет меня глубже остальных, и я ахаю, оказавшись наконец на другой стороне портала и приземлившись – как со мной бывает почти всегда – на пятую точку.

Глава 24

Дом, постылый дом

Я смотрю на себя, чтобы удостовериться, что у меня ничего не кровоточит, и вижу, что Хадсон выходит из этого портала как ни в чем не бывало, как будто он собирается прогуляться по набережной Темзы.

Вот козел.

– Красота, – насмешливо роняет он и протягивает мне руку, чтобы помочь подняться.

– Ничего себе. Что это было?

Мне кажется, что он хочет что-то сказать, но нет, в конце концов он просто пожимает плечами и отходит от портала. Я недоумеваю – что же это был за портал? Потому что с ним что-то не так – это подтверждает и реакция Хадсона.

Встав на ноги, я отряхиваю задницу и оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, куда именно этот портал выкинул нас. Я знаю, что нас окружает Двор Вампиров, но мы явно находимся не в той его части, которая знакома мне.

Тот Двор Вампиров, который мне знаком, состоит из сумрачных теней, орудий пыток и подземелий. А эта комната состоит из разных оттенков… белого цвета. Белая минималистичная мебель, белые диванные подушки, даже ковер на темном паркетном полу составлен из завитков различных оттенков белого.

Все это выглядит чертовски роскошно, но это явно не Двор Вампиров.

– Э-э-э, я не хочу никого обидеть, но, по-моему, на этот раз Мэйси подвел ее внутренний GPS, – замечает Флинт, выбравшись из портала моей кузины. У него тоже немного потрепанный вид.

– Да, мне тоже кажется, что мы попали не туда, – отзывается Иден.

– Определенно, это не похоже на «дом, милый дом», – соглашается Джексон и, подойдя к ближайшей двери, заглядывает в коридор.

– Но если мы находимся не при Дворе Вампиров, то где же? – спрашивает Хезер.

– При Дворе Вампиров, – отвечает наконец Хадсон, подойдя к нам. – Просто это его новая версия, уточненный вариант.

– Да ладно, – говорит Джексон, повернувшись к нему. – Что ты с ним сделал, чувак?

– Придал ему шик. – Хадсон изображает гримасу с легким оскалом, от которой всегда всем, кроме меня, становится не по себе. И если посмотреть на лица моих друзей, сегодняшний день не исключение.

– По-моему, это потрясающе, – говорю я, мягко глядя на Хадсона. – Как будто кто-то распахнул окно и впустил солнечный свет. Наконец-то.

Хезер медленно кружится и с мечтательным видом оглядывается по сторонам.

– Как красиво. Очень, очень красиво.

Я всегда считала, что готическая архитектура с ее стрельчатыми арками и сводчатыми потолками великолепна, но этот белый минимализм – я не знаю, как еще его можно назвать, – кажется мне еще прекраснее.

В этом чувствуется уют.

Потолки все так же высоки, но вместо стрельчатых арок и декоративных колонн, которые я видела здесь в прошлый раз, все вокруг кажется гладким, округлым.

Комната, в которой мы очутились, определенно предназначена для совещаний – об этом говорят длинные диваны и удобные кресла обтекаемой формы, окрашенные в разные оттенки белого и бежевого цветов.

Пол здесь теплого каштанового оттенка, а стены обшиты теплым медно-коричневым деревом. Задняя стена уставлена кремовыми шкафами, до отказа набитыми книгами с переплетами из черной, серой и коричневой кожи.

Стрельчатые окна закрыты темно-серыми экранами, блокирующими солнечный свет и вид на Лондон, и комнату освещают затейливые люстры, представляющие собой произведения искусства и похожие на сталактиты.

Это внушает трепет и в то же время выглядит притягательно и уютно.

И это не считая черно-серых портьер в стиле Марка Ротко, висящих в стратегических точках комнаты. Я узнаю их по фотографиям, которыми Хадсон был одержим пару месяцев назад. Тогда он попросил меня выбрать то, что нравится мне больше всего, но я не поняла, что это было нужно ему для декорирования этих помещений.

– Это… – начинает Джексон и замолкает.

– Это новое начало, – спокойно говорит Хадсон. – После того, что произошло с Сайрусом, это место – и наши люди – заслуживает чего-то другого. Чего-то получше.

– Но как же ты сумел получить согласие Двора? – спрашиваю я. Учитывая, что ни один из братьев Вега не желает становиться королем…

Хадсон надменно вскидывает бровь.

– Мне не нужно их разрешение. Это дом моей семьи, и я могу сделать с ним все что хочу, включая решение о том, останется ли здесь сам Двор.

Ах вот как. У меня округляются глаза. Я знала, что он вырос в этом доме, но думала, что здание принадлежит Двору Вампиров, а не его семье.

– Черт возьми, похоже, семья Вега почти так же богата, как драконы, – шутит Флинт, ткнув Джексона локтем, и мы все смеемся.

– Но ведь это здание все еще принадлежит Сайрусу, не так ли? – спрашиваю я, не понимая, почему я рассусоливаю по поводу того, что Хадсон сделал здесь. Просто мне не по себе от сознания того, что я узнаю факты о доме, где он рос, одновременно со всеми остальными.

Хадсон пожимает плечами.

– Моя мать заставила его переписать дом на меня в прошлом месяце в обмен на ее обещание не пить его кровь весь следующий год. Похоже, у нее ко мне слабость.

Он говорит так, будто это не имеет значения, но я знаю, что это неправда. Собственно говоря, я знаю, как много это значит для него.

И часть меня очень гордится тем, что он сделал это. Избавление от Сайруса – это отличная идея, шанс на расцвет Двора Вампиров.

Хотя я бы предпочла, чтобы он спросил мое мнение не только о картине Ротко – или чтобы он рассказал мне об этом что-то еще. Я советовалась с ним на всех этапах постройки административного здания Двора Горгулий в Сан-Диего – от выбора архитектора до одобрения дизайна. И собираюсь привлекать его к этому и дальше.

Во всяком случае, так я думала прежде. Теперь же я не уверена, что мне следует это делать. Ведь он ничего мне об этом не сказал – интересно почему. Я не могу не гадать о том, какие здесь могут быть сценарии.

Но ни один из них меня не устраивает. Особенно после разговора с дедушкой и бабушкой.

И с ним самим.

Он сказал, что не хочет становиться во главе Двора Вампиров, но, судя по его виду, это не так. Если он считает, что ему необходимо заниматься делами этого Двора, то я его поддержу – как же иначе. Но он должен был поговорить со мной, а не исключать меня из этого дела. И не заявлять, что он ни за что не откажется от своего места при Дворе Горгулий ради вампиров.

– А ты не думаешь, что в этом вопросе тебе следовало бы посоветоваться со мной? – спрашивает Джексон. Он что, прочел мои мысли? И тут до меня доходит, что он чувствует себя преданным – как и я сама. А может быть, для него это чувство еще острее, потому что это и его наследие тоже.

– Ты был слишком занят, кувыркаясь кое с кем при Дворе Драконов, – отвечает Хадсон. – Я полагал, что, если бы ты хотел знать, что здесь происходит, ты бы заглянул ко мне. Или хотя бы спросил меня об этом.

На секунду мне кажется, что сейчас Джексон ударит своего брата, но он лишь пожимает плечами.

– Ладно, неважно. Это место не стоит того, чтобы ссориться из-за него.

– Верно, – соглашается Хадсон. Это странно для парня, который потратил столько времени, энергии и денег, чтобы все здесь преобразить.

Однако мы явились ко Двору Вампиров не затем, чтобы разглядывать дизайн – или обижаться на Хадсона из-за того, что кто-то не поучаствовал в принятии решений на этот счет. У нас есть вопросы и поважнее.

К тому же у нас с Хадсоном все хорошо. Он любит меня. Я люблю его. Он мой лучший друг и моя пара – и так будет продолжаться вечно. О чем еще девушка может просить?

«Может быть, о том, кто бы доверялся ей так же, как она доверяется ему?» – хитро шепчет тихий голосок внутри меня.

Но я гоню его от себя, отталкиваю страх, который порождает во мне этот вопрос. И говорю себе, что я несправедлива к Хадсону и к нашим отношениям.

И сосредоточиваюсь на более срочных – и более важных – делах.

– Мекай сейчас в крипте? – спрашиваю я, поскольку именно туда помещали Хадсона, Джексона и Иззи во время их Сошествий.

Похоже, Хадсон удивлен этой переменой темы, но затем его лицо делается непроницаемым. Это тоже меня раздражает – моя неспособность понять, о чем он думает, когда он этого не желает, – но я заставляю себя сосредоточиться на его ответе, а не на собственной неуверенности.

– Кажется, прежде чем вернуться в Ирландию, твоя бабушка велела переместить его в одну из комнат для гостей.

Он быстро печатает сообщение на своем телефоне.

– Сейчас я выясню, в которую из них.

Он берет меня за руку, и весь шум внутри меня затихает. Потому что, несмотря на мои тревоги, несмотря на то что я чувствую, что что-то не так, все неопределенности куда-то уходят от сознания того, что он рядом. Что я люблю его.

– Мне нравится то, как ты все здесь переделал, – говорю я, когда мы направляемся в сторону двери. – Это просто невероятно.

В его глазах вспыхивает нечто, но оно исчезает слишком быстро, так что я не успеваю определить, что это было.

– Я рад.

Его телефон гудит, он смотрит на экран и поворачивает налево.

– Он на четвертом этаже в восточном крыле, – говорит он, и мы идем к ближайшей лестнице.

Больше Хадсон ничего не говорит, и я тоже. А за нами все разговаривают о разных вещах.

Иден рассказывает Хезер про Мекая.

Джексон и Флинт обсуждают все изменения, которые видят вокруг.

До тех пор, пока Хадсон не проходит между двумя воинами Вампирской Гвардии, которым Кровопускательница приказала охранять Мекая, и не стучит в дверь. Пока мы ждем ответа, я не могу не посматривать на этих двух гвардейцев.

Они мне не знакомы, я не видела их, когда мы были здесь в плену, но у меня все равно екает сердце. Хадсон еще не поменял дизайн их униформы – что удивляет меня, если учесть, сколько изменений он здесь произвел, – и теперь, видя их снова, я не могу не вспоминать обо всем том, что произошло с нами здесь и на поле битвы возле Кэтмира.

Не могу не думать о наших муках, утратах и горе.

Стук остается без ответа, и Хадсон стучит опять, на этот раз решительнее и громче. Этот звук отвлекает меня от тяжелых воспоминаний, и я говорю себе сосредоточиться на том, что действительно важно, – на Мекае.

Он не отвечает и на второй стук, и, когда Хадсон поднимает руку, чтобы постучать в третий раз, брат останавливает его, коснувшись его запястья.

– Просто открой дверь, и все, – говорит Джексон, и в его голосе звучит страх. Мной тоже овладел ужас, от которого все внутри дрожит.

Хадсон толкает дверь и отступает в сторону, чтобы Джексон мог войти в комнату первым. Но, сделав пару шагов, Джексон испускает горестный вскрик – и мы с Флинтом вбегаем в комнату вслед за ним.

Я хочу успокоить Джексона, но, когда вижу Мекая, из головы у меня вылетают все мысли и чувства, и остается только ужас.

Глава 25

Нужна ревампиризация

Мекай, спящий на огромной кровати с балдахином, похож на призрака – или того хуже, на тень себя прежнего.

Его кожа, прежде насыщенно-коричневого цвета, стала серой, нездоровой, как будто яд, разливающийся по его жилам, медленно превращал его в одну из тех теней, которые пытались уничтожить его.

Даже дреды вокруг его лица – обычно такие ухоженные – кажутся сейчас неопрятными.

И он ужасно похудел, так что его плечи и ключицы торчат даже под тонким трикотажем его футболки. Хуже того, дыхание у него стало поверхностным и частым, как у пациента с тяжелой пневмонией.

Меня захлестывает паника вместе с нежеланием верить, что это и впрямь Мекай. Нет, это не он, не веселый, полный жизни, приветливый Мекай.

Но это он – от него прежнего осталось достаточно, чтобы я его узнала. И это разрывает мне сердце.

И не только мне. Иден кричит, увидев его, и я еще никогда не слышала у нее такого крика – пронзительного, полного ужаса. Флинт начинает ругаться – тихо, длинно и зло. А Джексон – Джексон ходит взад и вперед и что-то бормочет себе под нос с безумными глазами.

– Почему она нам не сказала? – шепчет Джексон. – Мы думали, что он спит в Сошествии и что с ним все в порядке.

– Она нам сказала, – тихо возражаю я. – Поэтому мы и пришли сюда.

– Она сообщила нам слишком поздно, – рычит он, и я не могу ему возразить. Потому что все эти месяцы я тоже думала, что Мекай в порядке. Нет, я понимала, что он не может чувствовать себя отлично, но не подозревала, что он так плох. Видно, что его обмен веществ не замедлен и что, независимо от количества сна в последние месяцы, яд явно продолжает разрушать его.

– Если бы мы знали, то ни за что не допустили бы, чтобы он дошел до такого состояния, – со злостью продолжает Джексон. – Похоже, Сошествие никак ему не помогло.

Флинт подходит к Мекаю, который дрожит и что-то бессвязно бормочет во сне, и накрывает его еще одним одеялом.

– Как вы думаете, мы сможем доставить его в Мир Теней? – задаю я вопрос, который мучил меня с тех самых пор, как мы вошли в эту комнату. – Потому что он выглядит так…

– О, мы доставим его туда, – перебивает меня Джексон. – Если понадобится, я его понесу. Остается надеяться, что ты права и Мир Теней в самом деле замедлит действие яда.

– Но сначала нам надо доставить его ко Двору Ведьм и Ведьмаков, – замечает Иден, я никогда еще не видела ее такой испуганной.

Хезер замечает это и поспешно подходит к ней, но, прежде чем кто-то из нас успевает предложить что-то насчет его транспортировки, раздается громкий стук в дверь.

Я вздрагиваю, повернувшись к двери, напрягаюсь, и у меня начинает колотиться сердце. Я понимаю, что это глупо, понимаю, что Сайрус заперт в пещере за многие тысячи миль отсюда и больше не может причинить нам вреда, но это место – несмотря на все изменения Хадсона – по-прежнему нагоняет на меня жуть.

И боюсь, так будет всегда.

Хотя я пытаюсь скрыть свою реакцию, Хадсон замечает ее. На секунду он тоже напрягается, затем переносится к двери.

И я чувствую, как в процессе он быстро касается моих кудрей. Именно это и нужно мне, чтобы немного расслабиться – и вспомнить, что мне больше некого и нечего тут бояться.

Хадсон открывает дверь, и я мельком вижу двоих вампиров, которые охраняли ее. Затем он выходит в коридор и частично закрывает дверь.

Теперь я не вижу их, но слышу их разговор. Один из гвардейцев что-то говорит о совещании, в котором Хадсону необходимо поучаствовать, чтобы решить пару вопросов. Хадсон пытается отказаться, но эти малые настаивают. Судя по всему, эти вопросы уже давно требуют его внимания.

– Все в порядке, я понимаю, – говорю я, выйдя за ним в коридор. – Нам надо придумать, как переместить отсюда Мекая. Заверши свои дела, и мы отправимся в путь, лады?

Кажется, он хочет возразить, но я слегка толкаю его в плечо.

– Мы справимся с этим. Это твой Двор. Иди и делай то, что должен.

– Это не мой Двор, – отвечает он, но не противится, когда я мягко подталкиваю его. – Я выясню, куда подевался медбрат, присматривающий за ним, и приведу его сюда.

Глядя ему вслед, я не могу не заметить, что, пока мы находились в комнате Мекая, число гвардейцев в коридоре утроилось и теперь за ним следуют не двое, а шестеро человек.

От этого мне становится еще больше не по себе, хотя я и знаю, что Хадсону нечего бояться. Он мог бы легко всем им надрать зад.

Возможно, мне не по себе потому, что я знаю – он не хочет этого делать и никогда не сделает. Он заботится обо всех, кого берет под свое крыло. Вот только я не могу понять, как он мог взять под свое крыло этих гвардейцев – которые еще так недавно сражались против нас.

– Нам надо придумать, как переместить его, не причинив ему вреда, – рявкает Джексон за моей спиной, и я поворачиваюсь. – Потому что мы ни за что не оставим его тут.

– Я не предлагаю оставлять его тут, – рычит Флинт. – Я просто говорю…

Он замолкает, когда в комнату вбегает вампир в черном.

– Извините, – бормочет он, торопливо подойдя к кровати. – Меня не было только минут пятнадцать.

Его руки трясутся, когда он щупает пульс Мекая и слушает его дыхание. По дороге на свое совещание Хадсон явно неласково с ним поговорил.

– Нам надо взять его с собой, – говорю я после того, как медбрат вынимает из ушей стетоскоп. – Как ты считаешь, каким образом можно сделать это, не причинив ему боли?

– Я могу дать ему сонное зелье, – отвечает он. – Для этого мне надо будет разбудить его. Еще полчаса понадобится, чтобы оно подействовало, но затем вы сможете перемещать его, не причиняя боли. Но предупреждаю – зелье будет действовать недолго.

– Сонное зелье? – подозрительно повторяет Джексон.

Я наклоняюсь и касаюсь руки Мекая.

– Это же не сделает ему хуже, верно?

– Он в таком состоянии, что мало что может сделать ему хуже, ваше величество, – отвечает медбрат, и на его лице читается жалость.

Это не то, что я хочу услышать, – не то, что мы все хотим услышать. Но это честный ответ, и думаю, сейчас это все, на что мы можем рассчитывать.

– Если вы выйдете, я дам ему зелье и подготовлю его к транспортировке, – добавляет медбрат. – И буду присматривать за ним столько, сколько нужно.

Я не хочу выходить – никто из нас этого не хочет, – но мы однозначно ничего не изменим, стоя вокруг кровати Мекая и психуя. Кивнув, мы по одному выходим в коридор.

И идем прочь, стараясь не обращать внимания на отчаянные стоны Мекая… и на ужасающее молчание, когда они резко затихают.

Глава 26

Не могу доверять, пока могу короновать

Я хочу найти Хадсона и ускорить ход дела, но мне не хочется показывать Хезер срочное совещание при Дворе Вампиров, что бы оно собой ни представляло, – она смелая девушка, но все-таки обыкновенный человек, – поэтому я оставляю ее в коридоре возле комнаты Мекая в компании Флинта и Иден. Последнее, что я слышу, – это громкие причитания Флинта – кажется, по поводу подлинника Миро [1]. То ли он так развлекает Хезер, то ли пытается отвлечь всех от жуткого молчания Мекая.

Мы с Джексоном идем по длинному коридору, и я не перестаю удивляться тем изменениям, которые сделал Хадсон при Дворе Вампиров. Почему он этим занимался? Сам он сказал, что это потому, что подданные его отца заслуживают перезагрузки после всего, что происходило при Сайрусе, и я верю, что он действительно так считает.

Но я также думаю, что он что-то недоговаривает. Эти изменения слишком радикальны, слишком изысканны, чтобы дело и впрямь было только в желании дать вампирам красивый новый Двор.

Ни Джексон, ни я ничего не говорим о новых интерьерах, но я знаю, что он тоже это замечает. Этого нельзя не заметить.

Я не знаю, куда мы идем, но, должно быть, Джексон знает, поскольку, когда мы доходим до конца коридора, он ведет меня налево. Мы останавливаемся перед закрытой дверью цвета оникса с затейливой ручкой.

– А ты уверен, что Хадсон именно здесь? – спрашиваю я, когда Джексон берется за ручку.

– Это оперативный центр. Сейчас он может быть только здесь.

Он говорит это так уверенно, что больше я ни о чем его не спрашиваю. И он оказывается прав. Как только дверь отворяется, я слышу голос Хадсона. Я не могу разобрать слов, но он явно недоволен. Как и те, с кем он говорит.

Видимо, Джексон тоже так считает, потому что, вместо того чтобы постучать, он вдруг ударяет дверью о стену с такой силой, что висящие на стене светильники дребезжат.

Разговор тотчас обрывается, и все в комнате поворачиваются и смотрят на нас. Хадсон поднимает бровь – явно приглашая нас на эту вечеринку, – а все остальные выглядят возмущенными тем, что их прервали.

Но поскольку главный тут Хадсон, а остальных обитателей этого забытого богом Двора я совершенно не уважаю, то мне на это наплевать.

– Все в порядке? – спрашивает Хадсон, обходя стол посреди комнаты, чтобы пойти навстречу своему брату и мне.

– Да, медбрат уже с Мекаем, – отвечаю я. – Спасибо, что ты так быстро нашел его.

Он кивает и возвращается к людям за столом – двоим мужчинам, которых я смутно помню с тех времен, когда всем здесь руководил Сайрус, и женщине с черными волосами, собранными в тугой пучок, которую я раньше не встречала.

– Тетя Селина, – говорит Джексон, подойдя к ней и очень холодно поцеловав ее в напудренную щеку. – Какой неприятный сюрприз.

Ее губы морщатся, сложившись в странную улыбку, и она похлопывает по шраму на его лице.

– Разве так ты должен говорить с твоей тетушкой, которая явилась сюда издалека, дабы помочь тебе разобраться с хаосом, творящимся вокруг этого Двора?

– Ты называешь это помощью?

Я бросаю взгляд на Хадсона, чтобы понять, что он думает об этом странном разговоре Джексона с их тетей, но он просто стоит, прислонившись плечом к стене, сложив руки на груди и довольно улыбаясь. Перехватив мой вопросительный взгляд, он чуть заметно пожимает плечами, будто говоря: «Ну что тут поделаешь? Джексон есть Джексон».

Хотя он прав, я по-прежнему не понимаю, что здесь происходит. Меня не удивляет, что Джексон с Хадсоном и эта женщина недолюбливают друг друга. Должно быть, она сестра Сайруса, об этом говорит тот факт, что от нее исходит ледяной холод, но я не понимаю, что она тут делает. И почему они позволяют ей находиться здесь, не желая при этом иметь с ней ничего общего.

– Я слыхала, что встал вопрос о том, кто займет трон моего дорогого брата теперь, когда он… нездоров. Тем более что ты, Хадсон, отрекся. – Она машет рукой. – Да, мне известно, что церемония официального отречения должна состояться только через пару недель, но я тут подумала, что мне надо приехать и предложить кандидатуры Родни и Флавинии, ведь скоро трон окончательно опустеет. Мои наследники готовы взвалить бремя лидерства на себя.

У меня екает сердце. Вчера Хадсон поклялся мне, что он не заинтересован в том, чтобы быть королем вампиров, и я верю ему. Мы оба считали церемонию его официального отречения помпезным и пустым актом. Но теперь, когда я стою здесь и смотрю на эту женщину с алчными глазами и щеками, розовыми от предвкушения, мне становится ясно, что, возможно, не брать на себя роль короля – это не совсем то же самое, что отказаться от нее.

Хотя Хадсон не хочет занимать трон, в отличие от Селины, Родни и Флавинии, он также не желает, чтобы он достался им, потому что его люди не заслуживают попасть под иго правления Сайруса 2.0. И в результате он в тупике.

Более того, в тупике оказались и мы.

– Как это любезно с твоей стороны, – говорит Хадсон тоном, по которому ясно, что он так не думает. – Мы тут в Лондоне как-то худо-бедно справляемся, и я уверен, что тебе было бы куда комфортнее у тебя дома в Стоук-он-Трент. Ты же знаешь, как Родни скучает по своей мамочке, если она уезжает надолго.

Я ничего не могу с собой поделать и изумленно смотрю на него. Стоук-он-Трент? Мамочка? Кто вообще эти люди и что они сделали с моей парой?

Но он только улыбается мне, улыбается безмятежно – если не приглядываться, чтобы не видеть лукавого блеска в его глазах.

– Что ж, возможно, нам лучше подождать, чтобы подробно обсудить это позже. Нам ни к чему перетряхивать наше не совсем чистое белье в присутствии невампиров.

Принимая во внимание, что единственный невампир здесь я, я пытаюсь не слишком обижаться на ее слова. Впрочем, если бы не Хадсон и Джексон, мне бы вообще не было дела до того, что происходит среди этих мерзких людей в этом мерзком оперативном центре, пока все это не влияет на мир, находящийся за этими стенами.

Но мне дороги Хадсон и Джексон, поэтому я приклеиваю к своему лицу улыбку, слыша, как Хадсон говорит ей:

– Этот невампир – моя пара. И она уйдет отсюда только вместе со мной.

– Разумеется, мой дорогой Хадсон, – вкрадчиво отвечает она. – Мы знаем, что ты даже не помыслишь о том, чтобы отдать предпочтение Двору перед твоей парой. Хотя у моего дорогого Родни нет такой проблемы…

– Прощай, тетя Селина, – выдавливает из себя Джексон и, взяв ее под руку, решительно выводит в коридор. Он не дает себе труда поцеловать ее в щеку перед тем, как закрыть дверь прямо перед ее оскорбленным лицом.

– У нас есть еще какие-то дела? – спрашивает он, повернувшись. – Или мы можем наконец отправиться в путь?

Хадсон улыбается и небрежно машет двоим вампирам-мужчинам.

– Все, я здесь закончил.

Но меня не оставляют сомнения… в самом ли деле это так?

Глава 27

Эпично пустой трон

– Думаю, занимаясь здесь переделками, ты поменял не то, что надо, Хадсон. – Джексон бросает на своего брата выразительный взгляд, когда мы выходим в коридор и идем обратно к комнате Мекая.

– О, я дойду и до этого, – мрачно отвечает Хадсон. – Поверь мне.

– А что, если у тебя не будет такой нужды? – спрашивает Джексон.

Похоже, Хадсон изумлен.

– Ты хочешь, чтобы я оставил этих трех уродов в составе консультативного совета? Они бы втянули нас в войну через несколько месяцев, если не раньше.

– Нет. – Джексон сглатывает. – Я хочу, чтобы ты отрекся…

– Я и собираюсь отречься, я тебя уверяю, – говорит он, взяв мою руку и сжав ее. – Но не в пользу Родни. – Даже я понимаю, что это плохая идея, хотя понятия не имею, кто такой этот самый Родни. Но если он сколько-нибудь похож на свою мать…

Джексон прочищает горло и сглатывает еще раз.

– К счастью, Родни не первый в очереди на престол. Первый в ней я.

Мы с Хадсоном останавливаемся как вкопанные.

– Извини, что? – спрашиваю я, потому что уверена, что не расслышала его. Джексон никогда не хотел занимать трон. Даже когда он считал, что Хадсон умер, мысль о троне была ему ненавистна.

– Ты же понимаешь, что это ничего не решит, разве не так? – говорит Хадсон. – У тебя возникнут те же проблемы с Двором Драконов, что и у меня из-за Двора Горгулий. Круг…

– Круг может идти в жопу, – рычит Джексон.

Это не самый королевский ответ, но я не говорю ему об этом. Отчасти потому, что он по-настоящему старается сделать что-то хорошее для Хадсона, а отчасти потому, что я отлично понимаю его чувства. Когда я имею дело с Кругом, мне по меньшей мере раз в день хочется послать его членов и всех, кто устанавливает правила нашего мира, в жопу.

– Это все равно не решит проблему, – возражает Хадсон через несколько долгих секунд. – Круг ни за что не позволит тебе получить такую большую власть – взойти на два трона.

– Тогда я взойду только на этот, – отвечает Джексон.

– Джексон. – Я касаюсь его предплечья. – Это огромная жертва…

– А что, только одному из братьев Вега позволено чем-то жертвовать ради другого? – спрашивает он, и от волнения его голос звучит хрипло.

Взгляд Хадсона становится настороженным.

– Это не то же самое, Джексон.

– Ты нашел любовь, брат. Всю нашу жизнь мы и подумать не могли, что представитель рода Вега сможет сделать это. Но ты смог. А я облажался и все испортил. И точно так же порчу все для Флинта. Он хочет занять драконий престол больше всего на свете, и, если он займет его, это восстановит равновесие его Двора. Но он не сможет этого сделать, если рядом с ним буду я.

Он снова прочищает горло и раздраженно проводит рукой по своим волосам.

– Возможно, это было предначертано.

У меня разрывается сердце от муки в его тоне и от его решимости сделать все, что в его силах, для брата, для меня и для Флинта. Но ни мне, ни Хадсону совсем не хочется, чтобы он жертвовал своим будущим с Флинтом ради того, чтобы такое будущее было у нас с Хадсоном.

– Думаю, ты забыл, сколько времени понадобилось нам с Грейс, чтобы понять, что к чему, и навести в наших отношениях порядок, – спокойно говорит Хадсон. – Ведь начинали мы совсем по-другому

Я смеюсь от одной мысли об этом.

– Да уж, тогда все однозначно было совсем не так, как сейчас.

– Если ты примешь вампирскую корону, то потеряешь возможность обрести счастье. – Хадсон кладет руку ему на плечо. – Ты тоже заслуживаешь быть счастливым, Джексон.

Джексон отводит взгляд и стряхивает его руку.

– Ты не понимаешь… У нас с Флинтом все идет не так, брат.

– Так бывает у всех, – говорю я. – Так бывает в большинстве отношений.

– Понятно. – Джексон пожимает плечами. – Но на каком-то этапе от этих отношений партнерам должно становиться лучше, не так ли? А оттого, что Флинт сошелся со мной, ему стало только хуже

– Все равно тебе незачем приносить такую жертву, – не соглашаюсь я. – Мы найдем другое решение.

Он качает головой.

– Не знаю.

– Вот именно. – Хадсон одной рукой обнимает своего брата за плечи. – И до того, как ты это узнаешь, – до того, как мы все это узнаем, – никто не будет принимать радикальных решений.

– Даже ты? – спрашивает Джексон, вскинув брови.

Я подаюсь вперед, поскольку мне так же хочется узнать ответ на этот вопрос, как и Джексону.

– Я уже все решил. Остальное – мелкие детали.

– Вообще-то эти детали довольно-таки важны, – поправляет его Джексон.

Хадсон ничего не говорит, только пристально смотрит на него, пока Джексон не начинает бормотать ругательства.

– Мы еще с этим не закончили.

Хадсон пожимает плечами.

– Посмотрим.

– Да, – соглашается его брат. – Посмотрим.

Мне становится не по себе от мыслей обо всех этих неразрешимых проблемах, проносящихся в моей голове снова и снова.

Мы не можем посадить еще одного Сайруса на вампирский трон. Если мы сделаем это, то в конце концов окажемся там же, где были всего несколько коротких месяцев назад.

Джексон не может взойти на престол потому, что тогда он потеряет возможность разрешить те проблемы, которые возникают в его отношениях с Флинтом.

Иззи тоже не может взойти на престол, во всяком случае пока. Она вышла из Сошествия лишь недавно, не говоря уже о ее… непредсказуемости.

И Хадсон не может взойти на вампирский престол, по крайней мере пока я сохраняю свой.

Это полный пипец – и я ничего не могу с этим поделать, особенно теперь, когда мой мозг занят решением вопроса о спасении Мекая от теневого яда и всех остальных от этих чертовых охотников, чье войско с каждым днем становится все сильнее.

Прежде чем я успеваю сказать что-то еще, у Джексона гудит телефон. Он смотрит на него и говорит:

– Флинт хочет о чем-то со мной поговорить, и я сейчас пойду к нему туда, где мы вышли из портала. Встретимся в комнате Мекая через пятнадцать минут.

Я киваю, но какой-то части меня хочется, чтобы он остался. Потому что, пока он здесь, я и Хадсон можем избегать дискуссии, которую мы оба не хотим начинать.

Глава 28

Время кувалды

После того как Джексон уходит, мы несколько минут идем молча. Я не знаю, о чем думает Хадсон, а сама я пытаюсь привести свои мысли в порядок и решить, что мне надо сказать ему – о троне, об изменениях, которые он здесь произвел и о которых ничего мне не сказал, о нас.

Но прежде чем я успеваю что-то сказать, мы делаем еще один поворот и оказываемся в коридоре, который кажется мне очень знакомым. Это странно, ведь в этом дворце есть множество уголков, где я еще не бывала и куда, скорее всего, никогда не загляну, поскольку презираю это место даже после всех улучшений Хадсона.

И все же чем дальше мы идем, тем больше я убеждаюсь, что уже была здесь. В странных очертаниях окон на левой стороне коридора определенно есть что-то знакомое. Как и в гигантских деревянных двустворчатых дверях, которые я вижу в конце коридора справа от нас.

Несмотря на то что эти двери мне знакомы, я едва не прохожу мимо них. Но у Хадсона вдруг делается такой отстраненный вид и такой пустой взгляд, что я все же подхожу к ним и берусь за ручки.

Он, похоже, хочет остановить меня, что странно, но в конце концов просто пожимает плечами и не мешает мне войти.

Открыв двери, я в ту же секунду понимаю, где мы. Я побывала здесь только один раз, но узнаю это место сразу. Вернее, узнаю то, что от него осталось. Это кабинет Сайруса, прежде блиставший роскошью, но теперь полностью разгромленный. Хотя внешние двери остались нетронутыми, внутри комната выглядит так, будто здесь взорвалась бомба. И в отличие от остальных помещений, мимо которых мы прошли и в которых идет ремонт, здесь никто не пытался убрать мусор и расчистить комнату. Все так и валяется – опрокинутые диваны, разорванные картины и разломанные скульптуры, потрепанные книги, лоскуты, обломки разломанных светильников, куски стен и потолка. Большой круглый стол, когда-то стоявший в центре, тоже разломан на части, фрагменты покрывавшей столешницу мозаичной карты – которую Сайрус использовал, чтобы планировать нападения на враждебные группы сверхъестественных существ, – разбросаны по всему полу.

Я замечаю кувалду, прислоненную к разбитой стене, и понимаю, что кто-то специально орудовал ей, чтобы разнести здесь все вдребезги. А затем просто ушел. Причем, судя по пыли от штукатурки, это было сделано не сегодня. А уже довольно давно.

Я уверена в этом на все сто. И также на все сто уверена, что это сделал Хадсон. И оставил все это гнить.

С тех пор как мы заточили Сайруса в пещере, Хадсон несколько раз посещал Двор Вампиров, но я никогда не думала, что это может быть чем-то важным. И теперь не могу не думать, что, наверное, зря. От мысли о Хадсоне, крушащем эту комнату кувалдой, мне хочется заплакать.

Потому что в этом чувствуется нечто большее, чем ярость. Нечто большее, чем презрение, ненависть или жажда мести. Здесь ощущается опустошенность. И я понятия не имею, что с этим делать, – ведь Хадсон не рассказывал мне ни о чем из этого.

Ни о тех изменениях, которые он здесь произвел. Ни о том давлении, которое оказывали на него, чтобы он взял на себя больше обязанностей и, возможно, даже взошел на престол. Ни об этом бессмысленном разгроме. Когда человек, обладающий такой магической мощью, как Хадсон, предпочитает крушить что-то кувалдой, вместо того чтобы просто использовать силу мысли, то становится понятно, что это личное. И что здесь кроется что-то, что мне только предстоит о нем узнать.

Теперь, когда нам и нашим друзьям предстоит отправиться в путь, чтобы спасти Мекая, мне бы хотелось это узнать, но с чего начать?

– Нам надо идти, – говорит он, и тон у него такой официальный, что если бы он не смотрел на меня – и если бы мы не были единственными, кто находится в этом коридоре, – то я бы подумала, что он обращается не ко мне, а к какому-то незнакомцу.

– Что с тобой? – спрашиваю я и подхожу ближе, чтобы положить ладонь на его бицепс. Потому что как бы я ни была задета и смущена тем, что он ни о чем мне не рассказал, он все равно остается Хадсоном, моей парой. И мне больно оттого, что он страдает.

– Я в порядке, – отвечает он. Но в его глазах и повадке есть что-то такое, что кажется, будто он может разбиться вдребезги прямо здесь, посреди хаоса бывшего кабинета его отца, и по всему видно, что он далеко не в порядке.

Он вдруг притягивает меня к себе и обнимает так крепко, что я едва могу дышать.

– Все хорошо, – говорю я, гладя его волосы и шею, его напряженную спину. – Что бы это ни было, все будет хорошо.

Его щека прижата к моей макушке, и я чувствую, как он кивает. Я также чувствую, как он делает глубокий судорожный вдох и неуверенный выдох.

А затем отстраняется с полуулыбкой на губах, выглядящей так, будто ей здесь не место. Но когда он смотрит на меня, в его глазах снова сияет прежний свет и мне становится легче поверить, что пока что с ним и впрямь все нормально.

И я не возражаю, когда он говорит:

– Прошло уже минут двадцать. Нам надо идти к Мекаю.

Мне столько всего хочется сказать, о стольком его спросить. Но я понимаю, что он прав, – понимаю, что сейчас не время и не место для вопросов. Хадсон и в хорошие дни не любит показывать свою уязвимость, что уж говорить о том, чтобы попытаться уговорить его открыть душу здесь, в сердце Двора Вампиров, где в мучениях прошла большая часть его жизни?

Он ни за что на это не пойдет.

Поэтому вместо того, чтобы надавить на него, я зарываюсь пальцами в его волосы и притягиваю его к себе для поцелуя… для нескольких поцелуев.

От четвертого поцелуя у меня начинает учащенно биться сердце и бурлит кровь. Но сейчас для этого тоже не время и не место. Хадсон был прав, когда сказал, что нам надо идти к комнате Мекая, где нас ждут остальные.

Я даю себе – даю нам – еще несколько секунд. Еще один поцелуй. Затем нехотя отстраняюсь.

– Ты прав. Нам надо идти.

Когда он улыбается мне, в его глазах больше нет холодности и мрака – по крайней мере, пока. Их место заняла та безумная, отчаянная, безграничная любовь, которую я привыкла в них видеть. Такая же безумная, отчаянная, безграничная любовь, которая – я это знаю – читается и в моих глазах, когда я смотрю на него.

Этого недостаточно – нам все так же нужно поговорить, и мне все так же нужны ответы о том, что с ним происходит, – но сейчас, когда мы спешим к комнате Мекая, это кажется мне шагом в правильном направлении.

Глава 29

Движения зелья

Мы с Хадсоном возвращаемся к нашим друзьям, когда медбрат открывает дверь и впускает нас в комнату, чтобы мы могли снова увидеть Мекая.

У меня комок в горле, когда я вхожу в спальню, боясь того, что мы увидим. Но Мекай определенно выглядит лучше, чем до этого. Сонное зелье явно подействовало, на его лице больше нет складок боли.

Медбрат протягивает Иден маленький черный коробок.

– Это еще одна порция сонного зелья на тот случай, если будет нужно переместить его куда-то еще. Но давать ему больше этого зелья нельзя. Он слишком слаб, чтобы усвоить его.

– Значит, ему придется страдать? – хрипло спрашивает Джексон.

Медбрат сочувственно смотрит на него.

– С этим ничего нельзя поделать. От этого зелья ему ненадолго становится легче, но, если дать слишком много, это только усугубит действие теневого яда.

– Так как мы это сделаем? – Я сразу перехожу к логистике, чтобы не думать о страданиях Мекая. – Чтобы попасть в расположение Двора Ведьм и Ведьмаков, мы используем одно из семян Мэйси, верно? Но как мы переместим Мекая через этот портал?

– Я понесу его, – отвечает Джексон тоном, не терпящим возражений.

– А это можно? – спрашивает медбрата Иден. – Ему не станет хуже из-за того, что кто-то его понесет?

– Вам же надо переместить его через портал, – отвечает медбрат. – А это самый целесообразный способ это сделать.

Невозможно не заметить, что он не ответил на вопрос Иден. Хотя отстутствие ответа – тоже ответ. От перемещения Мекаю станет хуже, но мы ничего не можем с этим поделать.

– Где находится ближайший выход? – спрашивает Флинт, снова достав мешочек с магическими семенами Мэйси.

– За углом есть сад, – говорит Хадсон и подходит к своему брату. – Там мы и откроем портал.

– Я пойду туда. Дайте мне две минуты, чтобы открыть его, а затем несите Мекая. – Джексон кивает.

Иден идет за Флинтом с сонным зельем в руке, Хезер берет с кровати пару одеял, прежде чем выйти из комнаты, и бросает на Мекая участливый взгляд.

– Спасибо тебе за помощь, – говорю я медбрату, когда Джексон подходит к кровати. – Мы тебе очень благодарны.

– Не стоит благодарности. Надеюсь, что с ним все будет хорошо.

– Спасибо, – повторяет Джексон, и его голос звучит хрипло от переживаний, таких же как те, что переполняют сейчас нас всех.

– Ты готов? – тихо спрашивает Хадсон.

– Нет, – отвечает Джексон, но затем наклоняется и перекидывает Мекая через плечо. – Давайте уберемся отсюда, лады?

Меня не надо просить дважды. Я подбегаю к двери, чтобы подержать ее, Хадсон переносится в конец коридора, чтобы сделать то же самое с дверью в сад.

Я ожидаю, что Джексон перенесется, но вместо этого он идет по коридору очень медленно и осторожно. Когда мы наконец выходим в сад, Иден и Хезер там уже нет и Флинт держит портал открытым для нас.

– Ты в порядке? – спрашивает он Джексона, ступив в вихрящийся черно-лиловый портал.

Джексон не отвечает и тоже входит в портал, неся на плече Мекая. Когда они исчезают, в него вхожу и я, надеясь, что на этот раз переместиться через него будет легче. Для нас всех.

Глава 30

Как мотылек на пламя

Но второй раз оказывается еще хуже, чем первый. Честное слово, минуту мне кажется, что с меня сдирают кожу.

Но нет, моя кожа на месте, как и все прочие части тела, – понимаю я, когда наконец вываливаюсь из портала в Турине. Как и все остальные, включая Мекая, который продолжает мирно спать – то есть настолько мирно, насколько это вообще возможно, когда ты висишь на чьем-то плече.

Встав на ноги, я отряхиваю от пыли свой зад, затем оглядываюсь по сторонам, пытаясь определить, куда портал доставил нас. Я надеялась, что он переместит нас внутрь Двора Ведьм и Ведьмаков, но по улице позади нас едут машины, так что это явно не так.

Быстро обернувшись, я вижу, что мы находимся посреди Пьяцца Кастелло, прямо перед Двором Ведьм и Ведьмаков. Мне не составляет труда узнать это место – не только благодаря архитектуре окружающих построек, но и из-за наводящей жуть скульптурной группы в фонтане в центре площади.

По большей части она выглядит просто как груда камней, но, если добавить изваяния почти раздетых мужчин, лежащих на ней, и темного ангела, стоящего на ее вершине, общее впечатление получается зловещим. Этот фонтан привел меня в ужас, когда я увидела точную его копию во время Невыполнимых Испытаний, а теперь, когда мне известно, что это вход в Мир Теней, он кажется еще более жутким.