Читать онлайн Выпускной. В плену боли бесплатно

Глава 1. Демьян Одинцов

– Демьян! Ты опоздаешь! – кричит мама, а я делаю вид, что не слышу. Наушники, футбол на телеке. Всё, только чтобы опоздать и не везти замухрышку в школу.

Жалкая попытка. С мамой такой номер не проходит.

Она подходит, срывает наушники, бросая их в угол дивана. Вручает мой же рюкзак и свеже отглаженную рубашку. У нас домработница, но мама любит гладить всё сама. Говорит, хоть немного своей души вложить хочет. Не без странностей в общем, но крутая.

– Мам, давай ты мне подарок к окончанию школы сделаешь и освободишь от обязанности возить Чебрец в школу. Милена бесится и не даёт.

Тут же мне по затылку прилетает.

– Не надо матери про свои сексуальные подвиги рассказывать, пожалуйста. А ты своей девушке ещё не сказал, что в Европу улетаешь учиться после выпускного?

– Скажу. Она, может, потом сама ко мне прилетит.

– Если не бросит лжеца такого.

– Она бросит, если продолжу Асю возить в школу.

– Это уж, будь добр, выполняй, девочке не на чем добираться, а тебе всё равно в ту сторону.

– Засада…

– Давай, шагай, а то Милена твоя без твоей любви засохнет как кактус…

– Кактусы же не… – я сощуриваю взгляд, понимая, о чём именно мама говорит. Милена ветряная, любит пофлиртовать, в общем матери не сильно нравится.

Ладно, немного осталось, и буду жить так, как мне нравится, и возить в машине своей только тех, кто нравится.

– Не смотри на меня так. Давай уже переживём этот месяц, и будешь свободен, как Добби.

– Добби был эльфом, а я, блядь, таксист, – новый удар по затылку.

– Не ругайся при матери. Осталось немного, и больше ты её не увидишь, раз так ненавидишь.

– Скорее бы, – натягиваю рубашку, рюкзак в руку беру. Наклоняюсь для привычного поцелуя в щёку, только потом шурую из дома. В гараж, где мой зверь стоит. Провожу рукой по гладкой поверхности. Скоро, скоро мы с моим зверюгой отправимся в большое плавание под названием взрослая жизнь.

Сажусь за руль, чувствуя, как вибрирует всё от рева мотора.

Выезжаю с территории дома, чтобы наконец рвануть вперёд и поднять пыль просёлочной дороги именно там, где стоит Чебрец.

Этого можно и не делать, но так забавно наблюдать, как Ася закашливается, разгоняя вокруг себя пыль как мух.

Каждый раз надеюсь, что хоть что-то может её заставить обидеться и не сесть в мою машину. И каждый раз она, сука, меня разочаровывает. Я раньше думал, что её мама жаждет нас поженить. Но я быстро понял, что это не так.

Внешний вид. Девочек, которых хотят отдать замуж, одевают в красивые платья, в красивые туфельки, на голове делают воздушную прическу. А Ася… Бля, её даже зовут как отбеливатель.

Сегодня на ней дебильные джинсы клёш, которые вышли из моды лет пятьдесят назад, убогий свитер в клеточку под горло, буро-розового цвета. Волосы уложены в привычную кичку, которую она не расплетает даже на физкультуре.

Она в принципе ничего так, с пивом потянет, но, блядь, какая она замороженная! Словно статуя неживая. Я её голос за все эти годы перевозок слышал от силы несколько раз.

Она подходит к машине, дёргает ручку, а она не поддаётся. Дёргает сильнее, смотря прямо перед собой. А я усмехаюсь, наслаждаясь паникой в её глазищах. Ну, хоть какие-то эмоции от статуи. Неожиданно для меня она вдруг отходит от машины. Всё дальше и дальше. Я нажимаю кнопку и жду, что она вернётся. Она всегда возвращается. Но не сегодня… Охренеть, чё.

Обычно она просто молча и сопя залезает в машину, а сегодня отходит и идёт вперёд по дороге, поднимая пыль своими потёртыми кроссовками.

Забавно даже. Снег должен пойти? Отжимаю педаль тормоза, и машина сама катится за этой гордячкой. Я опускаю стекло, смотря на её острый нос в профиле. Крылья раздуваются, а взгляд пустой. Ледышка чёртова.

– Что, Снегурка? Ты сегодня ожила? В машину садись, времени мало.

– Сама доберусь.

– Ага, а потом маме объясняй, почему тебя маньяк расчленил. Скажут, ещё я виноват.

– Да ты только рад будешь, – тут даже стыдно немного. Я, конечно, любовью к ней не пылаю, но и смерти не желаю. Просто мы вращаемся в параллельных вселенных и пересекаться не должны, но эта поездка в школу всё портит.

– Я и не отрицаю. Садись давай.

– Не хочу.

– Я что, думаешь, разговаривать с тобой буду долго, – выворачиваю руль, преграждая путь. Выпрыгиваю из машины. Она делает несколько прыжковых шагов в сторону, но я легко нагоняю тощую тушку и отрываю за тонкую талию от земли.

– Дебил! Отпусти меня! Я теть Свете всё расскажу! Не трогай меня! – орёт в ухо, пока несу в машину, закидываю на заднее сидение и дверью хлопаю. Удивительно, какой у неё бесявый голос, оказывается. – Придурошный!

– От придурошной слышу. Над тобой вся школа ржёт, в курсе?

Я даже оборачиваюсь, посмотреть на ту, чей голос так резко прорезался. За всю школу не могла и двух слов связать, а теперь что… Пялюсь на её профиль. Никогда особо и не приглядывался, просто видел, что бледная. Теперь так близко можно рассмотреть, что на её белой коже даже пор не видно, словно чистое полотно, на котором два розовых пятна. Блядь, даже интересно, она везде такая белая? Соски тоже? Попросить посмотреть?

– А мне плевать! Я в отличие от тебя не завишу от мнения толпы, и мне не надо быть во всем лучшей. Чтобы что-то там всем доказать.

– Ох, ебать! Чебрец! Королева! То есть ты никогда не хотела платья красивые носить, туфельки, может, даже косы свои расплести? Ты же нормальная девчонка, а ведёшь себя так, словно тебе пятьдесят, и ты старая дева.

– А ты так, словно тебе пять, и игрушки у тебя должны быть самыми лучшими. Мы такие, какие есть, и другими не станем, что бы с нами не произошло. Так что отвернись и веди машину.

Она забирается в самый угол, так чтобы даже в зеркало заднего вида на неё посмотреть не мог. Впрочем, и смотреть там не на что. Бледная моль. Такую трахать только под дулом пистолета.

Путь в школу занимает обычно двадцать минут, если пробок нет с области.

Двадцать минут в полной, давящей на мозг тишине. И в запахе Чебреца. От неё всегда должно пахнуть навозом и скотиной, но вместо этого я всегда ощущаю чёртовы запахи свежескошенного сена и хлеба, словно она с утра сама его печёт.

Их семья держит ферму. Весьма крупную для этих мест. Все у них берут и молоко, и яйца, и мясо. Мы ведь даже дружили. Я кучу времени у них на ферме проводил. Она учила меня полоть, вскапывать землю, собирать ягоды. Я ещё тогда только приехал в эти места, и мама считала, что меня нужно к труду приучать. Всё кончилось, когда мы в школу пошли. Не помню, почему. Просто стал приезжать на ферму, а она вместо улыбок стала со мной холодной как ледышка. А вместо помощи начала командовать. А однажды меня вообще перестали туда возить.

Над ней вся школа ржёт, а она даже не пытается исправить положение. Никогда не пыталась. Словно её всё устраивало. Но это же чушь? Ни один подросток не хочет подвергаться насмешкам. Ни один…

Высаживаю её возле школы и тут же вижу недовольную моську Милены. Она с подружками уходит внутрь, тряхнув блестящей тёмной шевелюрой, а я глаза закатываю. Стерва. Чувствую, не обломится мне и сегодня.

– Готова будь к трём, чтобы уехать.

– Я на автобусе.

– К трём будь готова! – рявкаю раздражённо, а она дверью хлопает, неожиданно вызывая во мне прилив адреналина. Я никогда не пытался её задеть, никогда не пытался вызвать эмоции, даже не думал, что может быть так просто и так интересно.

Глава 2. Чебрец Ася

– Так, ребят, мы будем репетировать вальс для выпускного.

Тут же слышатся стоны и недовольства. Но наш неизменный завуч Анастасия Владимировна срезает все лишние звуки одним острым, как у коршуна взглядом.

Я всегда её побаивалась. Особенно когда она к себе вызывала. Знала, что в основном, чтобы попросить что-то или заменить учителя начальных классов. Но всё равно, а вдруг ругать будет? Или рефлекс уже…

Все стоят и изнывают, не готовые репетировать то, что мы делаем уже второй месяц два раза в неделю.

Понятно, что в последнюю неделю учёбы не особенно всем хочется оставаться в стенах школы. Даже если весело.

– Да, да, мои хорошие. У нас впереди выпускной, и он должен пройти на отлично. Запомнится всем и каждому. Можно сказать, перевернёт ваше сознание. Чтобы все газеты Москвы потом трубили! Чтобы потом, когда вы станете депутатами и преступниками, я могла вами гордиться.

Актовый зал взрывается смехом. Даже Гриша, что рядом стоит, усмехается.

– Одно другому не мешает, Анастасия Владимировна.

– А я знаю, Одинцов, знаю. Так, встаём по парам.

Мы с Гришей поворачиваемся друг к другу. Он, как обычно, готов оттоптать мне все ноги своей, но я ему, как обычно, всё прощу.

– Прости, Ась.

– Ничего, Гриш… Только считай про себя. Раз, два, три. Раз, два, три, – вроде сносно…

– Слушай, Чебрец, а как ты ещё под ним не задохнулась, – ржёт конь Ремезов, собственно лучший друг Одинцова. Такой же «весельчак». На того даже не смотрю. Никогда не смотрю. Особенно в глаза стараюсь не заглядывать. Он у него острый, как бритва, словно вскрывающий кожу, пускающий кровь и выворачивающий наизнанку всё тайное и глубокое. То, чего быть в принципе не должно быть между нами. То, чего не будет никогда. Вот Гришка хороший, светлый человек. Шутит не смешно, в любви признаётся забавно, а главное, не вызывает никаких эмоций. С ним спокойно, как в штиль. А Одинцов вечный шторм, который потопит.

Вечно в центре событий.

Вечно привлекает внимание.

Ему словно всегда и всего мало. Довольствоваться малым – не про него.

Вообще не понятно, почему я о нём так много думаю?

Наверное, потому что каждый день заставляю себя сесть в его машину.

Наверное, потому что вспоминаю, что когда-то он был совсем другим. Простым и добрым.

Мы кружимся с классом в танце, нами руководит Владимировна, я чувствую, как тяжёлая рука на талии сжимается крепче, а тела становятся ближе. Невольно пытаюсь отстраниться.

Гриша совсем головой едет, потому что пытается урвать в полёте танца мои губы. Я молчу, но отклоняюсь всё сильнее. Секунда, две, три и всё….

Запинаюсь за что-то, лечу назад, в крепкие руки…Одинцова.

Его терпкий, густой запах я даже в темноте узнаю. Горечь укропа и сладость цитруса.

Господи! Я настолько увлеклась анализом, что не заметила, как Гриша валится на Милену, почти целиком придавливая её к линолеуму.

– А-а-а! – кричит она, схватившись за ногу. Не думаю, что что-то серьёзное, но вопит она так, словно её режут без наркоза.

– Ну ты слоняра! – ржут все, пока он тяжело поднимается. Одинцов отпускает меня резко и берет орущую Милену на руки, толкнув Гришу. Тот хмуро опускает голову. Я незаметно, насколько это возможно, увожу его из актового зала в коридор к окну.

Нечего ему слушать все эти разговоры.

– Ублюдки жестокие, никогда не упустят возможности подковырнуть тебе самую болезненную рану.

– Я не специально…

– Я знаю, Гриш, я знаю.

– О, свинопаска своего хрюнделя на верёвочке уводит, – хохочут они так громко, проходя мимо, что отдаётся в ушах.

– Скоро это закончится, Гриш, – убираю я волосы с его лица. – Поедешь ты в Москву и станешь самым крутым ветеринаром.

– И ты со мной поедешь?

– Я тут тебя ждать буду. Отцу с мамой помогать надо.

– Пусть наймут кого-то.

– Не смеши. Они никогда никому не доверятся.

– Буду учится на заочном, тебя ждать.

– Свадьбу сыграем потом?

– Конечно.

– Я, может, похудею даже…

– Это совсем не обязательно, – целую его в мягкую щёку. Иногда мне кажется, что от него кислятиной пахнет, словно после разделки тушки. Так, Ась, не привередничай.

Разве я имею право его судить? Он, как и я, в этом мире богатых лишь слабое звено с тяжёлой ситуацией. Его дядя пьёт сильно, а родителей нет давно.

– Эй, ты! – дверь в актовый бьётся об стену, впуская мощный поток тяжелой ауры, которая к месту прибивает. – Боров. Ты в курсе, что ты мою девушку чуть не убил?

Он на полном серьёзе? И смотрит так, словно хочет повторить подвиг Дантеса…

Глава 3.

– Одинцов, это случайность!

– Рот закрой, пастушка, – толкает меня в сторону, к перилам больно прижимает. В груди сердце барабанит, когда он злой взгляд обращает на Гришу. – Свинья, либо ты идёшь за мной и извиняешься перед всеми, либо я тебя с этих перил головой вниз свешиваю. Без трусов. Посмотрим на твой хряк.

Парни облепляют Одинцова с двух сторон, словно охрана, а у меня сердце заходится. Горло сдавливает. От ненависти к этому заносчивому придурку.

– Эта была случайность! Из-за меня! – встаю перед Гришей, которого, кажется, уже трясёт. Он был всегда быстрым на истерики и слёзы. Приходилось успокаивать.

– Если ты сейчас не отойдёшь, завтра можешь идти пешком до школы.

– Ну, и пойду. Он не должен извиняться! Не перед такими уродами, как вы.

Я сама понимаю, что переборщила. Просто ляпнула лишнего, но поздно.

Резкий бросок руки, и мой свитер в его кулаке, а я вдруг резко опускаюсь на колени. Даже вздохнуть не могу. Меня словно под воду опустили. Словно топят. Глубже. Глубже.

Парни молча замирают, словно ждут, что сделает Одинцов дальше. И я жду. Как низко он готов опуститься ради того, чтобы остаться королем? Он вдруг задирает мою кофту на голову, оставляя меня без света и воздуха. Унижая. Растаптывая. Толкает на пол. Они ржут так громко, что я почти глохну. По телу волнами скользит прохлада, я бьюсь руками, словно под толщей воды.

– Смотри, а у неё соски встали. Может, пощупать её, свинтус её хоть подрочит.

– Слышал, Гришаня? Встаёшь и идёшь с нами, или твоя подружка подарит свою вишенку не тебе.

Я карабкаюсь в собственной одежде, пока он уводит Гришку. Слёзы горячим потоком, руки как полости вертолета, чтобы поскорее освободиться. Чтобы вцепиться в морду ублюдка с демоническим именем.

– Думаешь, она целка? – слышу сквозь стук пульса в висках.

– Уверен, – наконец, освобождаюсь и за ними. Но дверь в зал закрыта с той стороны.

– Гриша! Не смей! Ты ни в чём не виноват! Это я.

Я… Зачем я отклонилась? Ну, поцеловал бы он меня. Ну, и что? Давно ведь пытается. От меня не убыло бы, да?

Я стучусь в дверь, когда она вдруг открывается, и на меня почти толкают Гришку. Я успеваю отскочить, и он летит на пол.

Лицо разбито, сам он воет, а я к нему.

– Уроды! Господи, какие вы ничтожества! – кричу, помогая Грише встать.

– Давай-ка мы ей объясним…

– Ага, а потом будешь рассказывать, какого хера одноклассник покалеченный. Оставь… – командует человек, которого я теперь ненавижу!

За спиной молчание. А мы вниз идём. В медпункте долго сидим. Медсестра молчит, как, впрочем, и все. Никто даже не смеет противоречить этим выродкам, потому что родитель каждого один влиятельнее другого. Порой я не понимаю, что я вообще делаю в этом районе. В этой школе.

– Ну, ничего, до свадьбы заживёт, – улыбается медсестра своими яркими губами и оставляет нас передохнуть.

– Слышала, Ась, до свадьбы заживёт. У нас же будет свадьба?

– После учёбы и только так, Гриш. Мне ещё не хватало твою карьеру портить.

– Ты бы не испортила.

– Нет. Рано ещё. Ну, какие из нас сейчас муж и жена? – спрашиваю со смехом, а потом резко выпрямляюсь, чувствуя, как волосы на затылке шевелятся, а тело кусают мурашки.

– Да, точно, Гриш, какой из тебя муж? Ты же даже на руки её поднять не сможешь, – влезает Одинцов, прислонившись к дверному косяку. Я невольно бросаю взгляд на часы. Три. Не будет же он на полном серьёзе меня ждать? Не после всего!

– Выйди отсюда!

– А я сегодня поднимал, да, Ась? Понравилось тебе, как я тебя в машину запихивал?

Это звучит настолько двусмысленно, что тянет оправдаться.

– Не слушай его, Гриш. Он просто дурачится. Издевался надо мной сегодня, хотела сбежать.

– Да, да, от меня прямо-таки все норовят сбежать. Особенно на утро.

– Ты можешь выйти! Нас от тебя тошнит! – вскакиваю, готовая почти в бой вступить, ударить, просто закрыть ему рот!

– Чёт тебя не сильно тошнило сегодня на заднем сидении, – скалится он. Зачем он это делает?

– Прекрати! Не было ничего! – впервые повышаю голос. Зачем он это делает?! Зачем подходит так близко, обдавая всё тело запахам горькой сладости?

– Может, и не было, но ты попробуй его в этом убедить теперь. Я в машине жду десять минут. Не придёшь, снова придётся на мне поскакать, моя козочка.

Рука дёргается, но Одинцов головой качает.

– Не смей даже…

Сжимаю руку в кулак и падаю рядом с Гришей, когда этот чёртов демон покидает, наконец, медпункт.

Возвращается медсестра с покрасневшими щеками. Он вообще не может мимо ни одной юбки пройти.

– Ась, вы…

– Нет, Гриша! Ну, что веришь придуркам всяким. Ему просто нравится меня на эмоции выводить.

– Наверное, потому что ему нравятся твои эмоции.

– Нравятся?

– Ага, ты, когда злишься, становишься очень красивой. Ну, в смысле ты всегда красивая, но сейчас особенно. Прости, – он отводит глаза, которые почти не видно за распухшим ртом.

– Ничего. Просто это ерунда. Пойдём на автобус, Гриш. Не поеду я с ним.

– Если поздно приедешь, влетит от отца, знаешь же. А за мной дядя сейчас приедет.

Вот это в Грише и бесит. Абсолютная лояльность ко всем, неумение постоять за себя, за меня. Злит это его «знаешь же». Но я проглатываю это и просто встаю.

– Тогда до завтра.

– Наверное, вальс я с таким лицом танцевать уже не смогу.

– Да и мне не светит, не переживай. Будем стоять в уголке, как обычно.

– Но ты же занималась, хотела…Платье сшила…

– Ну, и что? Что, последний раз вальс буду танцевать, что ли? – смеюсь я и вывожу Гришу на улицу, туда, где черную зверюгу окружили мажоры. Но только один из них смотрит прямо на меня. И ждёт, что я стану его марионеткой.

Но я резко сворачиваю в сторону, даже не смотря в этот улей…

– Опоздаешь домой, Ась.

– Плевать. Лучше получить тумак от отца, чем залезть в змеиное логово.

Глава 4. Демьян Одинцов

– О, вон наша парочка пошла. Свинопаска и хряк. А чего, она с тобой сегодня не поедет? – ржёт Ремезов, а я выбрасываю сигарету и смотрю вслед гордой Асе.

Да и плевать. Пусть добирается, как хочет. Заеду тогда пораньше к Милене, может, она уже отошла от своей истерики.

– Не поедет. Сегодня она решила поскакать на другом коне.

Пацаны ржут, а я усмехаюсь. Приятно, когда шутка заходит, даже если ты особо этого не планировал. Будет даже немного жалко прощаться с одноклассниками, с которыми были в одной компании столько лет. Хотя если подумать, лучшими друзьями я их назвать не могу. Даже Ремезов и тот просто приятель.

Я прощаюсь со всеми, прыгаю в тачку. Но вместо того, чтобы стартануть по трассе, подъезжаю к остановке и смотрю, как Гришаню забирает дядя. Он никогда лица своего не показывает, сидя в тонированной в хлам тачке, но судя по трясущемуся второму подбородку одноклассника, его стоит опасаться. Да и вообще вся эта семейка Шиловых мутная. Отец даже пробивал их ради моего интереса. Столько случайных смертей в семье никогда не бывает случайностью.

Ася машет им рукой и отворачивается, продолжая стоять и ждать автобус. Если я не ошибаюсь, ждать ей придется минут сорок, а может, и больше, если на развязке пробка.

До сих пор понять не могу, нахер я её провоцировал сегодня, но ведь гораздо интереснее смотреть, как по белой коже растекаются красные пятна гнева.

Кожа руки невольно гореть начинает, когда думаю, какие ещё пятна можно оставить на её белой коже. Какими красными можно сделать её губы. Любые, блядь, губы.

И чего она в своего Гришу вцепилась?

К ней ведь не раз подкатывали. Да, может, не так красиво, как хочется девочкам в её возрасте, но ей-то особо выбирать не приходится. С её-то родоками.

Открываю окно, выпуская тяжёлый дым на улицу. Он свинцом осядет в легких, мутит взгляд, смешивает мысли с фантазиями.

– Последний шанс, Чебрец.

Она даже не поворачивается в мою сторону, а я тоже бегать за девками не привык. Та же Милена сама на мне висла, отгоняя возможных соперниц, сама себя предложила, чтобы не было надобности секс на стороне искать. Ну, а что, дебил отказываться от такой куколки?

Ася же не предложила. Мне кажется, она о сексе-то знает только из курса зоологии.

– Я сейчас уеду.

И снова в ответ молчание. Холодное, кусачее, до трясучки раздражающее.

Да и пошла она. Выкидываю окурок к её ногам, закрываю окно и стартую. Больше я ждать её не буду. И пусть мать, что хочет говорит. Вообще не понимаю, как мои родители могут до сих пор общаться с её предками. Это же два разных класса. Просто небо и земля.

Пускаю взгляд проскользнуть по зеркалу заднего вида и замечаю, что Ася смотрит на машину. И чёрт его знает откуда, но ощущение, что в нём мольба.

Покажется же такое.

Сворачиваю в нужный жилой район и почти сразу торможу у дома Милены.

Мне открывает её домработница, родителей, как это часто бывает, нет дома. Я прохожу на второй этаж, сразу толкая дверь нужной комнаты.

Милена лежит в кровати. Вокруг неё куча подушек, как у настоящей принцессы. Она была настолько зла, что даже отказалась от моей помощи, её домой отвез её водитель.

– Как я теперь буду на выпускном? – тут же включает она стерву, что порой утомляет. Она откидывает одеяло и демонстрирует загорелую ножку с небольшой шишкой. – Я даже туфли свои надеть не могу! А вальс!

– Забей, Мил, ну что вальс? Ты всё равно будешь королевой, даже если придёшь на костылях. Ты же знаешь, в школе нет никого красивее тебя, – накрываю ногу пальцами, чувствую, как вздрагивает. Грудь небольшая вздымается чаще. – Интереснее, умнее, сексуальнее. А вальс – это для лохов. Несовременно.

– Демьян, – сглатывает он, взгляд не отводит, даёт скользнуть рукой под одеяло, коснуться влажных трусиков. – Ты опять её привез. Я же просила!

Она толкает руку, а я вздыхаю. Бабы сегодня, как сговорились!

– Ну, ты не забывай, что я пока с родоками живу, человек подневольный. Я же не по своей инициативе её в машину свою усаживаю, – сажусь ровно. Почему-то вспоминаю, как поднимал её лёгкое тело, как нёс в машину. Фантазия и возбуждение подкидывают картинки, которые я раньше игнорил. В лесу никого, считай. Можно было следом забраться, накрыть её тело своим, смести сопротивление поцелуем. Одним, ещё одним.

– Ну, я понимаю, но ты мог бы такси ей заказать.

– Ну, какое у нас такси, не смеши меня. Ладно, если ты планируешь и дальше меня лечить, я лучше передёрну, – хочу встать, но Милена кошкой к спине прижимается, под рубашку пальчиками шаловливыми скользит.

– Ну, что ты в самом деле! Я что, не могу немного пообижаться, немного тебя поморозить?..

Тут же кидаю её на кровать и халат с неё сдергиваю.

– Давай ты морозить будешь подписчиков своих малолетних, а со мной так не надо.

– Не буду, не буду, лучше возьми меня…. Демьян, я же так тебя люблю. Замуж за тебя хочу. Возьмёшь меня?

– Возьму, возьму. – Беру. Быстро. Жадно, в любимых позах, но что-то загорелая кожа, как раньше, не вставляет, на ней почти не видно следов….

Глава 5.

Домой добираюсь к вечеру, только открываю дверь, слышу, как мама с отцом ругается. Что не редкость, но, чтобы так… Сестра спокойно проплывает мимо, в её руках уже чемодан.

– А ты куда опять? – эту егозу я вижу несколько раз в год, потому что спорт для неё вся жизнь.

– Сборы же. А ты, судя по всему, неплохо провел время, – усмехается она, цепляя с моей щеки помаду. Стираю её. Хрен знает, что за фетиш у Милены такой, следы на мне свои оставлять.

– Просто отлично, чего и тебе желаю. Знаешь, люди не только спортом занимаются, но ещё другими приятными вещами.

– Ну, ты-то в этом чемпион, только не узнает никто. А обо мне говорить весь мир будет.

– Прыжки в воду не тот вид спорта, малыш, чтобы стать знаменитостью. Вот фигурное катание…

– Лена, ты готова?! – мама подходит ближе, смотрит на меня. Судя по взгляду, лучше быстрее ретироваться. Я пропускаю их с Леной через дверь, получая легкий поцелуй в щёку от сестры и подзатыльник от матери.

– За что?!

– Чтобы не расслаблялся.

Они уходят, а я на отца смотрю. Он надевает свою куртку и берёт пальто матери.

– Что случилось-то?

– Да мама твоя мозг выносит. Просил остаться дома, сейчас небезопасно в городе.

– Ааа, опять твои бандитские разборки?

– Бандиты в подворотнях, сын, а тут люди посерьёзнее, но Света почему-то уверена, что бессмертна, если носит фамилию «Одинцова». Ладно, мы погнали, в Москве переночуем…

– Ну, вот, сказал бы раньше, я бы вечеринку закатил.

– Да ты я смотрю только с неё вернулся. Сказал уже Милене, что уезжаешь?

– Да успеется ещё.

– Ну, да. Ведь если ты скажешь, она тебя сладенького лишит, да?

– Точно. Я же не дурак.

– Точно, кто угодно, но не дурак. Всё, звони, мы на связи.

Они уходят, оставляя меня одного, ну, помимо охраны и домработниц. Как раз одна мелькает на кухне. Направляюсь туда, потому что Милена выжала из меня все соки. На столе стоят куриные яйца, много мяса и несколько банок молока.

– О, у тебя тут прям склад.

– О, Демьян, – Мария Михайловна за сердце хватается. – Напугал. Садись в столовой, я тебя покормлю сейчас.

– Это с фермы Чебрец?

– Да, Толя принёс. Должен был раньше, но что-то задержало.

Смотрю в открытую дверь, за которой тёмно-зелёный лес виднеется. Ася-то добралась? Сама?

– А почему Асю отец не возит в школу?

– Ну, так он товар развозит с самого утра.

– Ну, и что? Мог бы и свернуть в школу.

– Ну, он так решил, а Ася с мамой особо не перечат ему.

– Строгий такой?

– Ну, не без этого. Хватит меня пытать! Спроси у Аси сам! А мне делами заниматься надо. Давай, давай, садись за стол.

Да я бы спросил, только Ася со мной не разговаривает. Мне кажется, она теперь даже в машину мою не сядет больше.

Вечером еду на тренировку с пацанами, гоняю долго мяч, выбивая потом все мысли о бледной статуе, но стоит только в душе дома оказаться, как она перед глазами. И член в руке каменный, хотя Милена вроде неплохо с ним поработала. Пара движений, и мозг расслабляется, пропуская в себя бледный образ блондинки. Хрупкой, нежной, тонкой, словно ветка. Только стальная. Гордая.

На утро хочу мимо проехать места встречи. Мамы нет, а эта гордячка опять будет строить невесть что.

Но бледное пятно, светящееся на фоне леса, словно заставляет затормозить ровно там, где она стоит. Чтобы даже шага делать не пришлось.

Щёлкаю замком и наблюдаю, как она покорно в машину залезает. Взгляд прячет и в дверцу машины вжимается. Тут же заполняет всё вкруг своим пряным запахом, в каждую клетку забирается, заражает рваными мыслями вчерашнего секса. Только почему-то там в голове не Милена, а она стонет и в рот берёт.

– Как дела? – спрашиваю, смотря на тень в зеркале заднего вида. Тень слегка колеблется, но так и не издаёт и звука.

Глава 6. Ася Чебрец

– Ты так и будешь молчать? – его голос звучит глухо, равнодушно и, откровенно говоря, раздражающе. Меня до сих пор ломает от того, что я в машину его села. А тут он ещё. – Ася! Я с кем разговариваю?!

– Обычно тебя моё молчание устраивало!

– Теперь не устраивает. Как дела, я тебя спрашиваю?

– Лучше всех! Теперь мне нет смысла идти на выпускной, потому что кто-то разбил лицо моему партнеру по танцу! Всё потому что кто-то не умеет себя сдерживать!

Сама себя не узнаю. Но раздражение внутри, что раньше прятала, буквально рвётся наружу горячим гейзером. За это я вчера уже получила. Что дальше? Меня запрут в сарае вместе со свиньями? Нам нельзя было разговаривать. Нужно было с самого начала найти другого извозчика!

– Ну, так и я остался без партнёра на вальсе. Могу, так сказать, проявить жест доброй воли и потанцевать с тобой.

Грудь толкает смех. Я и сама от себя не ожидаю обыкновенного задорного хохота. Демьян даже машину тормозит и в мой угол заглядывает.

– Ты… ты… Король школы, пригласишь на танец свинопаску? Ну, ты рассмешил. Блин, я как представила. Спасибо, давно не смеялась.

– По-моему, никогда, – бурчит Демьян и, судя по челюсти, сильно напрягшийся.

– Что? У меня противный смех?

– Почему противный?

– Ну, так я же дочь фермера. Пахну плохо, одеваюсь плохо, смеюсь тоже плохо.

– Ну, одел бы я тебя иначе, конечно, а остальное… Короче, решено, идём на выпускной вместе.

– Что? Ты хочешь, чтобы твоя Милена мне волосы выдрала?

– Я ей скажу, что уезжаю в Италию, она быстро решит, что она скорее умрёт, чем ещё раз со мной встретится.

– В Италию? – отчего грудь скручивает лёгкая ноющая боль при мысли, что никогда больше я не сяду в его машину, что никогда больше не полюбуюсь на ровно стриженый затылок, не посмотрю в тёмные колючие глаза.

– Ага. Скучать будешь?

– Ну, вот ещё. Так что там насчёт выпускного?

– Идём вместе, я же сказал. Кем, кем, а пиздаболом я пока не значусь.

Вместе. Вместе с Демьяном. С одиноким демоном. Именно так я про себя его называю, когда вижу в школе. Он всегда в окружении своей свиты, всегда в центре внимания, но всегда одинок. Всегда один, словно скала в центре бушующего моря. Привлекает взгляд. Притягивает. Своей энергетикой. Он как та луна, к которой в ночном небе невольно тянется взгляд. Не солнце. Потому что оно не греет, от него скорее холодом всегда веет. И вот теперь и луна из моей жизни пропадёт.

Несмотря на то, что Демьян не замечен во лжи, я всё равно жду, что на очередной репетиции вальса, который я репетирую почти год, откажется со мной танцевать. Сделает вид, что разговора не было.

Как собственно и всегда. Я ещё с детства привыкла, что, нормально поговорив со мной на ферме, в школе он сделает вид, что мы не знакомы. Я понимала, что так и будет, потому что я в этой школе с самого первого класса, а он был новеньким. Ему нужна была репутация, а дружба со мной ей не соответствовала. Так что я смирилась и решила больше на него не реагировать. Что изменилось?

Может быть, ситуация дома, когда отец, пришедший после очередной попойки, запер младшую сестру в сарайке?

Или, может быть, брат, который в свои пять лет считает, что ему всё можно, даже прятаться в бане, чтобы сравнить, так ли у меня всё, как у коровы. Но даже это можно стерпеть!

Вынесла мозг мать, которая сообщила радостную новость. Она опять беременна.

Это и доконало меня, я впервые за много лет высказала всё, что думаю об этой «семье». И Демьян не помог спокойствию восстановиться, лишь усугубил ситуацию.

– Привет, Ась, – Гришу всё-таки привезли. Разбитым носом он не отделался, и теперь у него перевязана рука. – Да, я точно не смогу быть твоим партнером.

– Да, я уж поняла. – не сказать, что я расстроена. Каждый раз боюсь, что он мне ноги отдавит. Может, и поэтому тяну со свадьбой, о которой мой отец с его дядей давно говорят? Может, он похудеет и не придавит меня во время брачной ночи? – Ничего, всё равно придём.

– Обязательно! – хватает он меня за руки, сжимает их в тисках, причиняя боль. Хотя боль вообще мой вечный спутник. Просто сейчас больше болит отбитая задница, а не сжатые кисти. – Ты вчера трубку не взяла.

– Работы было много. Брат ещё маленький, а сестру заперли.

– Опять?

– Да. Я всё жду, когда меня запрут. Может, смогу немного передохнуть.

Мы посмеиваемся. Это смешно, если бы не было так грустно.

– Да, вид у тебя измождённый. Вот если бы мы поженились после школы, я бы никогда не заставлял тебя работать.

– Только рожать?

– Ну… Это же нормально, когда женщина рожает.

Да, это нормально. Но не нормально, когда женщина становится свиноматкой. А именно это меня ждет в браке с Гришей. Пока лучше чужого понянчу, тогда есть хоть малейший шанс, что Гриша найдёт другую, а я когда-нибудь смогу…

На глаза попадается Демьян со своей свитой. Идут в столовую в развалочку. Последние деньки в школе расслабли всех. Даже предстоящие экзамены не кажутся чем-то страшным. Тем более, если всё уже знаешь.

Я уверена, что Демьян как обычно зацепит нас с Гришей, но сегодня он проходит мимо, даже не дав Рязанцеву сказать обо мне что-то «лестное». Да, Рязанцев обижен, ведь он целую неделю звал меня за школу, чтобы заняться сексом. И, о Боже, я не согласилась.

Нет, я не фригидная. Порой я ощущаю это внутри себя: влечение, желание, но точно не по отношению к этому белобрысому придурку. Но и страх забеременеть будет держать меня довольно долго подальше от любых мужских особей. Даже от Гриши.

Занятия, наконец, заканчиваются, и я бы уже пошла на автобус, но мне становится интересно, сдержит ли своё слово Демьян.

Я уверена, что нет.

– Так, ну, мы сейчас сделаем перестановку партнёров, – пытается решить проблему завуч, смотря на Гришу с разбитым лицом и перевязанной рукой, на Милену, что королевой сидит со своими костылями. – Демьян, возьми тогда…

– Ну, чё расселась, – он уже возле меня, а в актовом зале, кажется, воздух становится заряженным. Я никогда не привлекала столько внимания. Я никогда не была в центре. Старалась быть незаметной. – Видишь, все ждут.

– Демьян, ты… – Милена открывает рот и просто роняет челюсть. Остальные тоже, кажется, будут её искать скоро. А я… Я просто ощущаю, как по венам ток бежит, как впервые за много лет в школе тело наполняется адреналином и удовольствием, что такой, как Демьян предпочёл Милене меня.

И откровенно говоря, на мотивы при этом плевать. И дело даже не в том, что Демьян шикарно двигается, словно ветер в ночи, просто танцуя одна дома, своим партнёром невольно я всегда представляла его.

– Чебрец!

– Да иду, иду, – вкладываю руку в его и в прыжке поднимаюсь с кресла. Чувствую в спину тяжёлые взгляды Гриши и Милены, но всё свое внимание обращаю на Демьяна, который, уверена, будет полностью вести в этом танце. Да и в любом танце.

Глава 7.

Руку обжигает, стоит нам соприкоснуться ладонями. Мне, вечно мёрзнущей, вдруг становится невыносимо жарко. Печёт в груди. Печёт в животе. Мы встаём друг напротив друга, на то место, где обычно Демьян танцевал с Миленой. Я почти не замечаю её злобный взгляд, почти не чувствую обиды Гриши. Всё моё существо сосредоточено на парне, который выше меня на целую голову, который шире меня в плечах, руки которого оплетают тугие канаты вен. Во рту невольно скапливается слюна, а перед глазами блестящая пыль. Мы ещё даже танцевать не начали, а голова уже кружится. И запах, что в машине обычно лишь скользил по вкусовым рецепторам, иглами впивается в кожу, почти душит.

– Возбудилась, Чебрец? – портит он всё, и я тут же взглядом в него стреляю, выражающим попытку показать презрение. Надеюсь, получилось. Потому что я скорее умру, чем скажу ему, что он чертовски прав.

– Не надо собственные комплексы переносить на окружающих тебя людей. Это только куклы вроде Милены способны возбуждаться по щелчку пальцев, а нормальным людям требуется время.

– Охо-хо, какие мы, нормальные люди. И сколько тебе нужно времени? – проводит он жёсткими пальцами по талии. От копчика до лопаток, вызывая рой мурашек, опасно балансирующих на грани низа живота. Сволочь. – А может, тебе просто нужно особое место?

– Давай, скажи, что мне нужна сарайка и визг свиней…

Демьян вскидывает брови, метнув взгляд в Рязанцева, что рассматривает нас с особенным интересом, пока завуч пытается поставить его на место вместе с партнёршей.

Демьян возвращает взгляд ко мне.

– Ну, и у кого из нас комплексы?

– Так! Дети. Встали в стойку, музыка через три, два, один.

Громкий звук входит в меня гладко, как по маслу, и я надеюсь, что он выбьет мысли о местах, где наши тела соприкасаются. Но всё, что я могу – это через раз дышать, пока Демьян ведёт меня в танце, кружит, не даёт оступиться. Ровно перебирает ногами, ни разу не запнувшись. Ни разу не оторвав взгляд от моего лица. Демон, не иначе. Гипнотизирует, заманивает, душу крадёт.

Надо ведь следить. Чтобы не врезаться ни в кого, а я только слежу, чтобы мои губы к его не примагнитились. Думаю, вызвать шок одноклассников – это одно, а вот остановку сердца – это другое. Мы просто кружимся снова и снова, а я пытаюсь не съехать с реальности, каждый раз себе напоминаю, что мы тут не одни, что сотни глаз смотрят на нас. Нет ничего хуже, чем проявлять чувства на людях, потому что скорее всего все над тобой посмеются. Но ведь никто не видит, что творится внутри. Как мурашки танцуют ламбаду там, где наши животы соприкасаются, где ноги то и дело задевают друг друга, где его наглый палец рисует узоры на моих лопатках. Никто. Только я. Чувствую, живу, умираю.

– Всё ещё не возбуждена? – хрипло интересуется Демьян, заворачивая меня в очередном па, а я головой качаю, признаваясь шёпотом.

– Ни сколько.

– Врунья.

– Придурок, – наконец, тормозит музыка, а мы вместе с ней. Ладони, что ещё соединены, покрыты капельками пота, одна такая стекает по виску. Я тут же отворачиваюсь и иду к Грише, который сидит с каменным лицом.

Милены давно нет в зале. Наверное, готовится к очередной сцене истерики.

– Я думал, он тебе не нравится.

– Он и не нравится, не придумывай, – отвечаю, беру рюкзак. Он отвезёт меня?

– Не езди больше с ним.

– Вчера я получила шлангом по заднице, предлагаешь нарваться снова?

– Предлагаю выйти за меня замуж и переехать ко мне! – шипит неожиданно резко Гриша, который раньше и голоса-то не повышал. По телу мороз расползается.

– Да что с тобой? Это просто танец.

– Танец? У меня ощущение было, что вы там прямо при всех сексом занимались. Неужели тебе нравится при всех?

– Нет! Мы просто танцевали!

– Ася! – слышу окрик Демьяна, который уже на выходе из актового зала. – Я в машине.

Вот так. При всех. Раньше он не то, чтобы стеснялся, но не афишировал, а теперь. Что изменилось теперь?

– Не садись с ним в машину.

– А кто меня отвезёт? Твой дядя? Почему ты не хочешь, чтобы я садилась в вашу машину?

– Потому что!

– Замечательный ответ, Гриш. Мне домой надо. А автобус, как ты помнишь, ждать целый час.

– Не садись к нему в машину.

– Да что будет-то?

– Ничего, – хватает Гриша свой рюкзак и уходит, оставляя меня одну. Наверное, впервые за несколько лет нашей вынужденной дружбы. Я не побегу за ним. Вечером позвоню, и мы всё обсудим. И точно не будет ничего страшного, если я сяду к Демьяну в машину. Я всегда с ним езжу. И даже отец не переживает. Чего вдруг Грише переживать?

Я выхожу из школы и сразу замечаю чёрную зверюгу Демьяна. Возле него стоит свита, но она как-то быстро рассасывается. Сам он садится в машину, кивая мне. Я сбегаю по ступеням и сразу открываю заднюю дверь. Вернее, пытаюсь. Заперта.

– Ты опять?

– Спереди иди садись.

– Я всегда сзади езжу.

– А сегодня сядешь спереди. Чебрец, не беси, ехать надо.

Ладно, в конце концов какая разница, где ехать?

Обхожу машину, нажимаю ручку и вдруг чувствую жжение в области затылка. Гриша. Он стоит возле машины своего дяди и упрямо смотрит на меня. Словно предостерегает. Я плечами пожимаю… Никогда не понимала, почему они не могут отвозить меня в школу, но на мои вопросы никто так и не дал вразумительного ответа. Так что.

В машине рядом с Демьяном меня буквально обволакивает его запахом, его давящей энергетикой, что путами обматывает моё тело. Я сглатываю, собирая руки на рюкзаке, не зная, куда их ещё деть.

– Да, расслабься, – забирает Демьян рюкзак и кидает назад, вдруг руку мою в свою берёт и пальцы переплетает. Сказать, что я удивлена, да даже больше! В шоке. Двигаться не могу. Дышать не могу.

– Сложно расслабиться, когда ты вдруг меняешь линию поведения и начинаешь делать вид, что хороший.

– Я? Мне зачем вообще делать вид? Я такой, какой есть. Ты сама сказала. И я не хороший. По крайней мере в отношении тебя мои мысли далеки от хороших, Хочешь, расскажу?

Бёдра стискиваются сами собой, низ живота влажным пламенем обжигает, а язык пытается хоть как-то смочить иссушенные губы.

Ну, собственно. Не думаю, что его фантазии могут мне навредить. Не уверена, что хоть что-то из них дам воплотить. Но послушать интересно.

– Хочу, – шепчу, а Демьян вдруг резко разворачивается и съезжает с трассы на проселочную дорогу, где тормозит машину, спрятав её за кустами.

Он поворачивается ко мне, опаляя взглядом, а я дышу так часто, что вот-вот сердце грудную клетку порвёт. Вжимаюсь в дверцу машины.

– Может, я лучше покажу, Чебрец?

– Нет. Только рассказать.

– Почему? Ты же хочешь меня, – он силой лезет в узкие джинсы, тут же доставая до трусиков, и мои руки не могут его остановить, хотя и вцепились со всей силы.

– Демьян! Тормози!

– Я только начал, сукааааа, – он влезает в трусики, тут же чувствуя под ними постыдную влагу. – Мокрая. Давно?

– Замолчи!

– У меня-то стояк с того момента, как ты ко мне прижалась.

– Я к тебе не прижималась! Это ты!!!

– Это я. Это ты. Это влажные мечты. Иди сюда, Чебрец, ты реально меня заводишь, – дёргает он меня, так что задницей в рычаг переключения упираюсь, но Демьян всё равно уже сверху, затягивает в омут тёмных глаз. Я пошевелиться не могу, дышать не могу, только чувствую, как искры разлетаются от того места, которое он поглаживает, нажимает, давит, проникая пальцем.

– А Милена?

– Завтра порву с ней.

– А Европа?

– Ещё целый месяц. Успеем натрахаться, – накрывает губами лицо, но я успеваю отвернуться, оттолкнуть. – Да что не так?

– То есть ты натрахаешься, а мне себя потом по осколкам собирать?

– Ну, какие осколки, Ася! – вытаскивает он руку. – Это просто секс.

– Мне такое не интересно.

– Пиздишь. Посмотри на это! – тянет он пальцы к лицу, а они влагой покрыты, пахнут так остро. Он в рот их берёт, облизывает. – Ты хочешь меня, я тебя, мы молодые и здоровые. Или тебе нравится больше, чтобы тебя боров жирный трахал?

– Да не сводится же всё к сексу! А это просто физиология. Мы же не животные, чтобы просто трахаться!

– Ты век не перепутала? Кому нужны эти предрассудки?

– Дело не в предрассудках. Это вам мужчинам потрахаться, сперму слить, как в туалет сходить, а мы в себя пускаем. Это другое. Я всё равно в тебя влюблюсь, я не хочу этого.

– Как влюбишься, так и разлюбишь. Тебя вон Гриша твой ждёт.

– И какое уважение я проявлю к нему, если в первую брачную ночь приду к нему грязной? Использованной?

– ААА! – рычит Демьян, ударяя по рулю. – Знаешь, похер. Не хочешь, уговаривать не буду. Завтра звонок последний. Если надумаешь, скажешь, нет, так я найду, с кем потрахаться.

– Отлично…

– Но я хочу трахаться с тобой, – резко ко мне наклоняется, в ухо шепчет, обдавая тело горячими мурашками. – Только представь, весь месяц мы будем вместе? Я буду ласкать твоё белое тело, оставлю на нём следы, вылижу тебя с ног до головы, буду трахать так, что ног не будешь чувствовать. Я буду только твоим на весь этот месяц. В общем, думай до завтра. Не пожалеешь.

Глава 8.

Мы не прощаемся. Более того, Демьян делает вид, что не произошло ничего. Просто высаживает меня на привычном месте, стартует медленно, не давая мне в этот раз наглотаться пылью.

Я смотрю вслед удаляющейся машине, обнимая себя. Нет-нет, я не жалею, что отказалась. И даже не буду жалеть, что завтра повторю свой отрицательный ответ. Не жалею… Но ведь никто мне не запретит мечтать, верно?

Задираю голову, смотрю, как небо пробивается сквозь кроны деревьев, как ветер колышет листочки, как тяжелые ветки трутся друг об друга. Так же и наши тела могли бы. Его твёрдое, сильное, моё сильное, но мягче. Закрываю глаза, ощущаю, как дрожь скользит по телу от самой макушки к низу живота, к коленкам, что подкашиваются. Так легко было бы согласиться, да? Познать вкус Демьяна, окунуться в этот демонический омут, обязательно потом стыдиться содеянного, но ночами вспоминать об этом с особым трепетом.

Мои фантазии прерывает звук телефона. Я, вздохнув, достаю его из сумки.

– Да, мам?

– Ася, ты где?

– Только доехали, мам, скоро приду.

– Зайдёшь ещё за солью. Отец блинов запросил, а у меня кончилась.

– Ладно, – выключаю телефон и поджимаю губы. Ноги словно вросли в землю, не двигаются. Не хочу туда идти. Каждый день не хочу. Но иду. Прохожу этот километр так медленно, словно нарываясь на очередную трёпку, но всё равно не могу себя заставить идти быстрее. Слушаю музыку, растворяясь в зелени леса, сочном запахе весны, собственных фантазиях, где мы с Демьяном идём вместе, болтаем, где он берёт меня с собой в Европу.

Смех рвётся из груди. Ну, дура. В Европу. Придумала же тоже. Вот твой потолок, Ася. Деревянный забор, огромная территория, простой дом без удобств. Множество работы, свиньи и куры, накормить которых важнее, чем сделать уроки.

Мама уже на пороге, нервничает. Отца ещё нет. Значит, успела.

– Там Игорь бардак развёл, прибери, сходи. Только быстрее.

– Ладно, – спорить бессмысленно. Игорь – сын, наследник, а значит, этому озлобленному юнцу можно практически всё.

Сам же брат уже смотрит мультики и уплетает яблочный пирог. Порой кажется, что мама стоит на кухне, только чтобы прокормить это маленькое животное.

Убираю его машинки, чувствую, как сзади меня сестра обнимает.

– Привет, как в школе? Много было деток?

Она настоящая красавица. Ей уже восемь, и она, наконец, пойдёт во второй класс, первый она училась дома под руководством матери.

– Много, Ириш.

– Хочу их увидеть. Господи, как мне не терпится всех увидеть. Думаешь, я им понравлюсь? Ты сошьёшь мне красивые наряды?

– Ткань нужна, Ир, на красивые. Но я постараюсь.

– Супер!

– А я расскажу папе, что ты собралась нескромно наряжаться.

– Почему нескромно-то?!

– Ты всё равно будешь, как Ася, ходить в чёрном и коричневом! Это скромные цвета, другие не положено! Не положено!

– Но они скучные! Я хочу быть самой красивой!

– Ты должна быть скромной! Папа! Папа! – орёт Игорь, а я торопливо убираю остатки сломанного лего. Не успеваю.

– Что это за свинарник, Ася?

– Прости, пап, не успела.

– Подойди, – стоит он, возвышаясь грозной тучей. На нём как обычно джинсы и клетчатая рубашка, с закатанными до локтей рукавами. И тяжёлые ладони, в которых мелькает ремень. – Тебе разве мама не сказала убраться к моему приходу?

– Сказала.

– А разве ты не должна слушаться родителей?

– Должна.

– А если не слушаешься, то что должна понести…

– Наказание, отец.

– А Ира хочет пойти в школу красивой, представляешь? Хочет красивые платья! Наверное, хочет предаться пороку.

– Нет, нет, пап, я не хочу, я просто, – он не ждёт, пока она закончит, замахивается, я тут же встаю перед ним, не даю ударить.

– Она не имела в виду что-то плохое, отец.

– Ты смеешь её защищать? – адская боль пронзает спину от шеи до ягодицы. – Никакой школы в следующем году, пока не научишься послушанию.

Он всё-таки догоняет Иру и под тихий писк даёт ей затрещину. Игорь молчит, делает лицо ангела, но я бы многое отдала, чтобы хоть один удар пришёлся ему.

Отец уходит в баню, а мы садимся обедать. Я всё жду от мамы хоть одного слова против. Но она тоже не хочет получить.

– Опять отца разозлили.

– Мама, я хочу в школу!!

– Если отец не позволит, кто тебя будет возить?

– Но Асю же возили? Почему меня не могут!

– Тихо, отец идёт, – шикает мама, ставя в центр стола суп и продолжая жарить блины. Мы почти сбежали. Я мольбами уговорила тогда маму, мы уже готовы были уйти, но она не смогла. А нас с Ирой быстро нашли, наказали неделей в сарайке. Я помню, что отмывалась тогда два часа, пытаясь смыть с себя этот запах.

– Помолимся, – берёт отец за руки меня и мать, крепко сжимает. Мы наклоняем головы, шепчем нужные слова, которые уже давно для меня ничего не значат. Уже давно лишь буквы, падающие из гнилого рта этого садиста, что называется моим отцом. Я лишь молюсь, чтобы однажды у меня снова хватило решимости взять Иру и убежать. Или снова заявить на отца. Но прошлая проверка выявила лишь ухоженных детей, работящего отца и всегда приветливую мать.

– Теперь можем приступать. Ася, мы говорили с Петром, думаем, можно летом сыграть вашу свадьбу с Гришей. Хватит уже объедать наш стол.

– Я объедаю? Я разве не работаю?

– Ася! – шипит мать.

– Ты что-то сказать мне хочешь, девочка?

– Не хочу замуж, – господи, откуда эти слова. Они сами рвутся из груди. – Ну, может потом. Пока матери могу помочь.

– Ей и Ира прекрасно поможет. А тебе пора своих рожать. Надеюсь, ты будешь более плодовитой на мальчиков.

– Это вряд ли, учитывая наследственность.

Отец бьёт кулаком по столу, так что вся посуда вздрагивает.

– Сегодня ты поела.

– Но я даже….

– Вон из-за стола! – орёт он так, что даже Игорь голову в плечи вжимает, я лишь ветром выбегаю из кухни прямо на улицу. Он за мной. За волосы тянет и на необработанные доски коленями ставит. Занозы впиваются в кожу, но я сдерживаю крик. – До вечера будешь так стоять и молиться за свою душу грешную. Какая святая обязанность женщины?

– Хранить очаг…

– Ещё!

– Рожать детей.

Он лишь кивает, оставляя меня одну, а я стою, смотрю, как в земле копошатся муравьи и всё-таки жалею, что отказала Демьяну.

Сейчас я бы не только фантазировала, но и вспоминала.

Они думают, я послушная. Они думают, я Бога боюсь, они думают, я Грише чистой достанусь.

Глава 9.

Всю ночь мама делает мне примочки на колени. Молча, как обычно.

– Мам, поговори со мной, – шепчу в темноте, пока все остальные уже спят.

– Спи, дочка, меня папа твой ждёт уже.

– Мам, почему мы не уйдём, почему терпим это?

– На всё воля божья, Ася. Это наше испытание, и мы обязаны его выдержать. Мы всё вынесем, а после смерти окажемся в раю. Помнишь, я рассказывала про царство божие. Там нет боли. Там нет грусти. Там только радость. Но войдут туда только глубоко верующие люди, прошедшие тот путь, который дан им судьбой, – целует она меня в лоб и уходит. Оставляет нас в кромешной тьме.

Лунный свет, что пробивается сквозь яблони, не делает комнату светлее, но чертит кривые полосы на полу. Не хочу думать, что вся моя жизнь – это репетиция перед каким-то важным событием. Хочу верить, что могу жить здесь и сейчас, порой совершать безумные поступки. Тем более, если о них будут знать лишь двое.

Утром встаю раньше обычного. Взбудораженная собственным решением я кормлю скотину, собираю яйца, дою корову. Глажу рубашку и чёрный фартук, а мама завязывает на моих жиденьких волосиках два бантика.

Я словно в первый класс заново иду. В тот день я ещё не знала, какая у папы тяжёлая рука. В тот день я верила, что у меня будет много друзей. Прямо, как Ира. Она ошибается, так же как я когда-то. Когда ты ходишь в мешке вместо одежды, когда от тебя постоянно воняет навозом, детям легче над тобой посмеяться, чем понять, почему так.

Конечно, с возрастом я научилась отмываться так, что никто ничего не чувствует, конечно, со временем я перестала реагировать на смешки, принимая то самое испытание, о котором говорила мать. И я настолько принимала её слова на веру, что не пыталась исправить ситуацию. Но ведь никогда не поздно попытаться сделать это сейчас? Не плыть по течению и дружить с тем, с кем скажут, а решить самой, с кем хочу…

Хочу с Демьяном.

– Знаешь, а ты ведь у меня очень красивая, – шепчет мать, целуя в макушку и возвращаясь к работе. Я же подхватываю рюкзак, обнимаю Иру, которая как обычно пускает слезу и выхожу из дома. Отец уже уехал, а значит, я могу спокойно дойти до места нашей встречи с Демьяном.

Волнение пронизывает насквозь, словно невидимыми нитками. Они перетягивают грудь, впиваются в кожу, не дают нормально дышать. Он дал мне подумать, теперь я готова дать ответ.

Другой ответ. Опасный ответ. Часто видеться мы не сможем, разве что на экзаменах. Но ведь можно проводить время после них. Можно уходить в магазин и случайно задержаться. Можно готовиться к экзаменам в библиотеке, а между полками держаться за руки. И не только. И не только. Можно целоваться. Можно позволить себя раздеть. Можно позволить ему лишить меня девственности.

Дохожу наконец до места. Встаю там, где обычно, подтягивая лямки. Достаю телефон и смотрюсь в отражение. Ничего особенного, но не уродина. И колени почти не болят. Мамины примочки всегда помогали.

Странно, конечно, Демьян никогда не опаздывал.

Всегда в одно и то же время приезжал.

А сейчас уже прошла минута. Вторая. Третья.

Страх стекает по рёбрам прямо в пятки, когда понимаю, что уже прошло больше десяти минут.

Он пошутил вчера, да?

Или Милена оказалась интереснее дочки фермера?

А может он с кем-то поспорил? А когда понял, что не дам, просто решил закончить всё. Любое общение. Даже такое короткое. Даже в своей машине.

Его нет уже двадцать минут, а я стою и всматриваюсь в зелень леса с надеждой. Вдруг его железный зверь появится. Он усмехнётся и скажет, что сделал это специально. Он бы мог. Он же дьявол… Он лжец! Он просто ничтожество!

Я разворачиваюсь на пятках и бегу со всех ног в сторону дороги. Если поспешу, то успею ещё на автобус. Успею на последний звонок. Увижу его там и всё выскажу!

Глава 10.

Мне повезло. До школы я успела добраться вовремя. Бежала со всех ног на автобус, потом с него, но успела на отпускание шаров и на финальную песню, и даже на вручение подарков дорогим учителям. В этой толпе я взглядом почти сразу нашла обиженного Гришу, но никак не могла выцепить Демьяна.

Его не было.

Почему-то это принесло облегчение. С одной стороны, пока я бежала до автобуса, моё решение отдаваться тому, кто хочет взять, показалось опрометчивым. С другой стороны, я рада, что он не обманул меня.

Просто у него не получилось приехать. Просто не получилось. И судя по его компании, из-за каких-то проблем. Я всё равно посматривала на выход, всё равно ждала. Ждала, что рядом зарычит машина, что он появится в своем шикарном костюме, возьмёт меня при всех за руку. Объявит своей девушкой.

Господи, какой бред. Словно в детском саду.

– Я рад, что ты одумалась и приехала одна, – Гриша поборол свою гордость? Больше не злится? Или узнал от дяди, что они планируют нашу свадьбу?

– Ты знал про свадьбу? Тебе сообщили?

– Нет, – врёт, вижу, что врёт. – Но я не против. Мы давно этого хотели.

– Вы хотели, а я хотела, чтобы ты выучился, чтобы мир увидел, чтобы, может быть, потом в городе остаться.

– А наши семьи? Ты хочешь жить в городе, а их оставить?

– Мы могли бы забрать Ирину, – смотрю в серые глаза Гриши и не вижу там ни радости, ничего. Почему во взгляде Демьяна всегда бушующий океан, а здесь лишь воронка, в центре которой ужасающая неизвестность?

– У Иры есть родители. Её судьба нас не касается.

– Вот пока ты так думаешь, никаких нас быть не может. Ты в курсе, что вчера отец заставил меня стоять на досках несколько часов, молиться?

– Ну, он же добра тебе желает, ты, наверное, опять проявила дерзость, – осторожно начинает он, а я задыхаюсь. В голове тут же картина будущего, где я говорю своей дочери, что это испытание перед лучшей жизнью после смерти.

– Ты такой же как он.

– Ася, – хватает он меня за руку, но я пробираюсь сквозь толпу. Я буду идеальной дочерью до выпускного, я сделаю вид, что согласна, я нагоню тумана и сделаю их слепыми, чтобы получить аттестат и, наконец, сбежать. Затеряться на тысячах акрах нашей необъятной страны. Вместе с Ирой.

Пробираясь сквозь собственные мечты и толпу, я сталкиваюсь с Миленой. Она толкает меня специально или нет, не важно, но лишь смотрит с презрением после. На ней суперкороткий костюмчик школьницы с шёлковым платьем и тонким кружевом сверху. Тоже ждала Демьяна?

– Если ты надеешься, что после вашего вчерашнего вальса он вдруг воспылает к тебе любовью, то спешу тебя разочаровать.

– Чтобы разочаровываться, нужно очароваться, а я прекрасно знаю, что из себя представляет Демьян и вся ваша золотая молодёжь. Но какая нормальная девушка откажется потанцевать с принцем хоть раз в своей жизни? М? Тем более, что скоро принц уедет в Европу.

– Что? – кажется, я всё-таки смогла её удивить. – Что ты несёшь? Какая Европа?

– Ты не знала? Прости. Не хотела спешить тебя разочаровать.

– Сука, – толкает она меня в плечи и убегает, ковыляя на сломанной ноге. Мне не должны быть приятны страдания этой пустой девчонки, но почему-то внутри растёт острое удовлетворение, что сегодня не я одна осталась без принца. Что не я одна потеряла Демьяна навсегда. Любую возможность быть с ним. Даже на какой-то грёбаный месяц.

Глава 11. Одинцов Демьян

Я не любитель алкоголя, да и отец тоже. Но сегодня он бы точно не отказался, только ему нельзя. Так что я пью вискарь, а он телефон гипнотизирует. А я слушаю, как барабанят по крыше капли. Дождь зарядил только что, прямо после последнего звонка в школе, на который я, конечно, не пошёл. Да и отец не отпустил бы меня после такого.

Дома много чужих людей, все они тут с одной единственной целью. Найти мою мать. Их с отцом поджидали на выезде из аэропорта. Пробили колесо, вырубили отца, а мать украли. Отец думает, что знает, кто, и сразу направился к возможному похитителю, человеку, с которым они уже год делят землю под строительство. Но возможный преступник чист, даже алиби имеется. Хотя все понимают, что такие дела проворачиваются чужими руками. Чтобы не мараться.

– Максим Игоревич, – в кабинет врывается один из людей отца. Герман. – Там в лесном массиве девушку нашли, блондинку, стройную.

– И мне что с этого?

– Возможно…

– Невозможно! Потому что Света жива! Он сейчас решит, как потребовать выкуп, и сразу отзвонится.

– Максим Игоревич, – пытается влезть Серёга, но отец и слушать не хочет. Просто встаёт и бьёт его в нос. Остальные тут же головы опускают. Я оставляю бокал.

– Давай, я съезжу. Просто посмотрю

– Сиди, блядь! Мне ещё сына потерять не хватало. Ну, что ты встал! Поехали смотреть! Маньяк в округе давно бродит, но обычно молодых берёт, Лана не в его вкусе.

– Я понимаю, но проверить стоит, – скрываются они за дверью, а у меня по коже мороз. Шок после похищения матери прошёл. Я почти не спал. Только пил. А теперь ещё про маньяка этого. Забыл совсем. Зато теперь понятно, почему мама так отчаянно просила, чтобы я сам забирал Асю с той дороги. А как она сегодня добиралась?

– Серёг, ты нормально? Нос сломан?

– Жить буду. Попросить чего хотели? – вытирает он кровь, а мне его поторопить охота. – Съезди до школы, забери Чебрец.

– Понял. Что ей сказать?

– Про что?

– Ну, про это, – обводит он рукой. – Спросит же.

– Что это не её дело. Да и не думаю, что кто-то в курсе, – говорю и, наконец, покидаю библиотеку. Невольно мимо фотографий прохожу. На них семья наша. Относительно счастливая, хотя мне и казалось всегда, что родителям больше они сами интересны, чем мы. Куча педагогов, куча репетиторов и тренеров. Словно вот им прямо необходимо от нас избавиться. Пусть и такими благими намерениями. Но я бы не хотел других предков. Мои всё равно самые лучшие. И мать. Пиздец будет всем, если с ней что-то случится. Отец не просто по головам пойдёт, он оставит за спиной выжженную землю и детей, которыми перестанет интересоваться.

Она ж ещё и беременна.

Сколько я так простоял, хрен знает, просто смотрел на счастливые лица на фотографиях. Смотрел и желал, чтобы всё с мамой хорошо было. Пусть они и дальше только друг о друге думают, только живут. Долго, долго.

И Чебрец пусть живёт.

Закрываю глаза, надеясь, что это будет какая угодно девушка, только не Чебрец, свернувшая от автобуса не туда.

Вздрагиваю, когда дверь входная открывается, и входит отец. Напряжённый, да. Но от него веет спокойствием и уверенностью.

– Пап?

– Я же говорил, молодая.

– Чебрец? – всё тело коркой льда охватывает. Перед глазами её белое тело, покрытое синими прожилками вен, по которым больше никогда не забурлит кровь.

– Кто? Ася твоя? Нет. Волосы крашенные. Твоя же вроде натуральная.

– Она не моя.

Отец вглядывается в портрет матери. Красивая, ласковая, самая лучшая.

– Она вернётся. Я скорее сам сдохну, но её верну.

– Думаю, она это знает.

– Знает. Нахрен, в это дерьмо ввязался. Нахрен она поехала Лену провожать, предупреждал же.

– Она и так её редко видит. Мне кажется, если у неё дочка в этот раз будет, она никуда больше её не отпустит.

– Тут ты прав.

– Максим! – влетает помощник. – Звонок!

Мы спешим в библиотеку, и я, кусая ногти слушаю, как отцу рассказывают про условия освобождения супруги. Двадцать миллионов рублей. Почти столько и стоит земля, за которую отец боролся.

Отец уезжает в банк снимать деньги, а я, как зверь в клетке, мечусь по комнате. Появляется Сергей, рассказывает, что Асю до дома повёз отец, что стало для меня неожиданностью. Я помню, как он выглядел, но видел его последний раз очень давно.

Через полчаса мне сообщают, что пришла девушка, которая уже несколько раз пыталась пробиться ко мне через охрану. Только вот не пускали никого.

В груди поднимается волнение. Если это Чебрец одна по лесу бродит, я ей задницу надеру. Мне сейчас очень нужно с кем-то напряжение снять.

Глава 12.

Острый вкус разочарования. Он буквально въедается в мозг. Злит. Заставляет зубами скрипеть, как перед решающим голом. А всего-то, буду трахать не ту девчонку, мыслями о которой последние дни заполнены.

Милена стояла, оперевшись на машину, в которой её стабильно доставляют в школу. Красивая, как с обложки журнала «Путаны нашей школы». Нет, я, конечно, преувеличиваю, она действительно хороша своими всегда блестящими как после салона волосами, губами, что сияют красной помадой. Член дёргается по стойке смирно, представляя, как эти губы будут его марать. Даже гнев на её лице не портит впечатления.

Я киваю охране, и меня выпускают за ворота.

– Это что, игнор, Одинцов?!

– Нет, Милен, просто у нас дома ЧП, не хотел тебя беспокоить.

– Да? А может просто всё дело в твоём отъезде?

– Отъезде? – да, дурачка долго строить бы не вышло.

– Да! В Европу! Ты сколько от меня собирался это скрывать?

– Планировал прислать приглашение приехать.

– Ты издеваешься?! – включает ультразвук. – Я с тобой такое вытворяла, а ты…

– Может, отойдём и поговорим, или хочешь, чтобы вся охрана слышала о твоих сексуальных способностях?

– Скотина! – берёт она свой костыль и ковыляет от машины и ворот.

– Демьян! – зовёт охранник, а я поворачиваюсь.

– Я рядом, меня будет слышно! – показываю телефон, и он вздыхает. Да, от отца влетит, но и домой вести эту истеричку желания никакого. Мы отходим на десяток метров. Милена, чуть задохнувшись, опирается на дерево.

– Ты меня обманывал. Ты использовал меня.

– Что-то не помню, чтобы ты сильно сопротивлялась.

– Я думала, мы всегда будем вместе!

– «Всегда» – понятие вообще довольно непостоянное. Я не планировал на тебе жениться и даже не говорил про это. А твои фантазии – это только твои проблемы, – подхожу ближе, опираюсь рукой на ствол дерева. – С другой стороны, у тебя всегда есть шанс исправить моё мнение. Например, быть хорошей девочкой, отсосать мне прямо сейчас, быть паинькой этот месяц, и кто знает, может, я возьму ещё один билет на самолёт.

Нагло вру, но сейчас мне нужна разрядка, и меньше всего я хочу кого-то заставлять.

– Обещаешь?

– Нет, – говорю честно. – Всё будет зависеть только от тебя.

Глажу рукой тонкую шею, нащупываю бьющуюся жилку на загорелой коже. Я почти дурею, думая, как бы она смотрелась в этом свете у Аси.

Она бы так же шумно дышала? Обнимала бы меня за шею, целовала в губы и куда придётся? Всё ниже и ниже.

Тоже сказала бы мне: «Я буду стараться», – и опускалась на колени на зелёный мох, портя свои брендовые шмотки или испытывая боль при сгибании ног.

Нееет, Ася бы не стала соглашаться так просто. Она бы врезала так, что след бы остался, а потом бы рванула, несмотря ни на что. Я бы погнался. Погнался бы как дикий зверь за жертвой, остановил бы её, повалил на землю, чтобы ощутить во рту её тёплый язык, чтобы коснуться её мягкой кожи, оставить след. Я бы стянул её дебильные штаны, задрал бы футболку, чтобы впиться в её крошечные розовые соски, чтобы она бдительность потеряла, чтобы дала мне возможность окунуться в одуряюще влажное тепло, что плотным кольцом сжимает член. Прямо сейчас сжимает. Втягивает глубже. Заставляет держаться за дерево, чтобы не грохнуться. Я запрокидываю голову наверх, открываю глаза, смотря, как тучи гуляют рядом с ветками деревьев. Запах просто сносит башню, а по нервам ток пускают, когда чувствую приближение оргазма. Давай, Ася, ещё, ещё немного…

Роняю голову на грудь и почти не различаю ничего впереди, даже кажется, что – то где-то порочное видение пробежало. А я так и не смог догнать, потому что член плотно сжат красными губами. Блядь. Она глотает сперму, улыбается, поднимаясь с колен.

Она лезет целоваться, но я просто разворачиваю её спиной, целую шею, и рукой довожу Милену до оргазма. Пока работаю пальцами, загоняя их во влажное нутро, невольно оборачиваюсь. Неужели мозг настолько потёк, что мне мерещилась Ася?

Милена шумно кончает, и я моргаю, морщась от этого звука. Но спишем на лес. Тут всё становится громче.

– Прости, что истерила, просто не ожидала от тебя такой подставы. Ты же знаешь, как я тебя люблю.

– Знаю, – поднимаю костыль и веду её к машине. – Я завтра заеду.

– Точно?

– Когда я тебе врал? Пока, – хлопаю дверцей и получаю угрожающий взгляд её водителя. Имеет виды? Ну, пусть ждёт месяц, скоро она будет в его полном распоряжении.

– Демьян! Максим Игоревич звонит! Нашли вашу маму! – орёт Серёга, и я тут же бегу к нему, хватаю телефон.

Облегчение шаром давит в груди. Главное, чтобы без сильных последствий.

– Отец.

– Мать в порядке. Едем в больницу.

– Зачем тогда в больницу?

– У неё кровотечение, скорее всего потеряла ребенка.

– Пиздец, – сажусь на лестницу прямо там, где стою. – Она будет в бешенстве. Сколько вы пытались…

– Мне не говори. Разберёмся. Сейчас главное – найти этого ублюдка и вырвать ему кишки. Из дома ни ногой, понял?

– Да понял, понял. Даже к Милене?

– Натрахаешься ещё, главное, чтобы живой был.

– Ладно, держи в курсе.

Глава 13. Ася Чебрец

Для экзаменов я выбрала самые нейтральные предметы. С прозрачной надеждой на то, что однажды мне всё же удастся куда-то поступить. Я никогда не боялась экзаменов. Как собственно и учёбы. Отец за неё не наказывает. Вообще не считает, что женщина должна думать. С неё достаточно умения работать, рожать детей и слушаться. Так что собиралась я на экзамен вполне спокойно. И даже возможная встреча с Демьяном меня не сильно волновала. Вернее, я решила, что не должна волновать. После той встречи в лесу, когда я застала его с Миленой, я поняла, что ему совершенно неинтересен мой ответ. Он, как и обещал, просто нашел ту, что по сговорчивее. Я не обиделась. Я ведь ничего от него не ждала. Как давно не жду от представителей мужского пола. Сейчас главное – хорошо сдать экзамены, наконец, получить аттестат и просто исчезнуть.

Я пока не разговаривала с Ирой. В прошлый раз на радостях она зачем-то рассказала маме. Понятно, что она не виновата. В следующий буду умнее.

В день первого экзамена я уже готова была выйти, чтобы пойти пешком, когда отец сказал.

– Поедешь с Одинцовым.

– Нет, – мотаю головой, но, замечая его взгляд, вздыхаю. – Он, наверное, не захочет меня вести.

– Сейчас в лесу небезопасно. Одной лучше не ходить. Так что дойдёшь до их дома и жди его.

– Чтобы дойти до его дома, нужно пройти по лесу.

Отец поворачивает ко мне свою голову, а я уже поняла свою ошибку, но поздно. Рывок за волосы и удар по спине. Первый за эти недели. И всё из-за Демьяна. Опять из-за него.

– Смертные не должны опровергать слово божье, так же как дочь не должна опровергать слово отца. Забыла?

– Нет. Я всё поняла. Мне на экзамен надо.

– Будешь перечить, останешься без экзаменов и аттестата. Твоей матери он в жизни всё равно не пригодился.

Он был бы счастлив. Но не пойдёт на это. Потому что тогда придут из школы. А он не любит лишних на своей ферме.

– Ты поняла?

– Я всё поняла, отец. Я буду послушной.

Он отходит, а я разгибаюсь, поправляю кофту и иду за рюкзаком. Сегодня погода довольно унылая, но она отлично сочетается с моим настроением. Если встретить Демьяна я была готова, то сидеть с ним в одной машине нет никакого желания.

Но я зря переживала. Наше игнорирование – оно взаимное. Он молча открывает дверь, и так же молча везёт меня всю дорогу. В школе пока мы все ждём экзамена, он молчалив и угрюм, и даже яркая Милена для него словно пустое место. Обычно он разговорчив, сыпет остротами, а теперь что? Он словно живая статуя, хоть и очень красивая.

Может, у него день такой вот? Но и тут я ошиблась, потому что все остальные три экзамена он точно такой же. Я не могу не думать об этом постоянно. Тихонько расспрашиваю мать о семье Одинцовых, но она ничего не слышала. И никто не слышал. А спрашивать в открытую будет слишком подозрительно.

Можно было бы, конечно, спросить у него самого, но он настолько в себе каждую встречу, что я просто не решаюсь. Но, наверное, во время выпускного будет уже не так страшно, потому что я знаю, что этот день последний, когда мы видимся. Потому что дальше наши дороги разойдутся навсегда.

Экзамены прошли быстро, результаты никого не удивили. Я получила свои положенные семьдесят балов по каждому из предметов. Так же, как и Демьян никого не удивил своими девяносто. Зато теперь я получу аттестат и шанс на новую жизнь вдалеке отсюда. Шанс, да. Если отец не решит, что уже завтра я обязана расписаться с Гришей под страхом смерти.

* * *

В день выпускного, мама, наверное, впервые в жизни берётся за мои волосы сама. Я знаю, что плетёт она хорошо, но с удивлением отмечаю, как ловко её пальцы делают из моей соломы корону. Она даже где-то нашла блестящие шпильки, которые и закрепила в причёске, придав ей настоящее сияние. Оно отлично сочетается с моим светлым платьем, из-за которого я не высыпалась последние несколько дней. Мне хотелось хоть раз в жизни, хоть один день в школе надеть что-то по-настоящему красивое. Лёгкое, струящееся, такое, чтобы он заметил. Нет, нет, я, конечно, делала это не ради Демьяна, мне было на него плевать, но вдруг однажды в своей холодной Европе, трахая очередную девушку, он бы вспомнил моё платье, меня и мой не озвученный ответ. Я часто думала, что бы мы могли делать этот месяц. Тайно встречаться, так же прижавшись к дереву растворяться друг в друге, кататься по ещё влажной траве совершенно обнажённые, бежать под дождем и падать со смехом в пруд. Думала, да. Слишком часто даже. Непозволительно для той, кто пробовал его губы всего лишь раз.

– Какая же ты красивая, Ася, – вздыхает мама, когда появляюсь в своём платье. Отца ещё не было сегодня, и я очень надеюсь, что я успею уехать раньше, чем он появится.

– Красивая, да, повезло, что иду без синяков.

– Ася…

– Молчу, молчу, – смотрю на её намечающийся живот. – Ну, ничего, совсем скоро ты родишь новое поколение для развлечения отца. Наверное, мне нужно сказать спасибо, что он меня не насиловал.

Нарываюсь. Мать впервые, но всё же даёт мне пощёчину.

– Отец бы никогда на такое не пошёл! Не делай из него зверя! Он просто воспитывает вас!

– Проблема в том, мам, – поворачиваю к ней горящее лицо. – Что он мог делать с нами, что угодно, ты бы всё равно его не смогла остановить.

Она поджимает губы, отворачивается.

В этот момент мы слышим сигнал машины. Значит, приехал Гриша вместе со своим дядей. Значит, пора ехать на выпускной.

Глава 14. Демьян Одинцов

Я не узнаю собственный дом. Ощущение лютого пиздеца кроет каждый раз, когда я вижу мать. Отца. Их обречённые лица.

Мать потеряла ребенка. Он был ещё совсем крохотным, но она уже придумала имя, выкрасила в жёлтый свободную комнату, уже купила кроватку и коляску.

Теперь вместо того, чтобы жить, она часами проводит в этой комнате, ругается с отцом, когда тот пытается её вытащить.

Мой дом теперь – усыпальница не рождённой девочки. Мать и меня замечать перестала. Разговаривать. Смеяться. Как, собственно, и для отца я перестал существовать.

Теперь у него две задачи. Вытащить мать из депрессии и отомстить ублюдку, который сделал это с нашей семьёй. Я не против помочь. Мотаюсь с ним по делам, выясняю информацию под чужим именем.

Наверное, я должен чувствовать единение с отцом, должен радоваться, что помогаю, но меня только одна мысль грызёт, поскорее съебаться из этой ямы. Даже моль больше так не вставляет. Сил на разговоры нет.

Единственное, на что меня хватает в плане отношений, это приехать к Милене, трахнуться по-быстрому и свалить снова, чтобы решать с отцом дела. Наверное, если бы не нытьё Милены, я бы и не подумал появляться на выпускном.

Забрал бы аттестат, тем более через три дня самолёт.

Но надо появиться, надо Милене всё сказать, извиниться, подарок подарить на прощание. Не нужен мне никто. Не хочу иметь такую же болезненную зависимость, как у отца от матери. Когда твоё настроение полностью подчинено ей. Когда ты жизнь положил на то, чтобы она была счастлива. Не, нахуй.

Я хочу жить ради себя. Следовать своей дорогой, без попутчиков. Каких угодно попутчиков.

– Ты уже собрался? – отец заглядывает в комнату, где я пытаюсь завязать грёбаный галстук.

– Почти.

Отец усмехается, подходит ближе, помогает.

– Мы с матерью уезжаем сегодня, помнишь?

– Очередной психиатр?

– Не начинай.

– Да, я уже кончил. Сколько можно ныть? У неё двое живых детей есть, а она убивается по сгустку молекул?

– У меня есть идея одна. Не знаю, как она отреагирует.

– Ты о чём?

– Помнишь, мы с тобой выяснили, что у Хворостовых, – именно эта семья подстроила похищение матери по нашим данным. – Есть много врагов, которые хотят его линчевать не меньше моего.

– Ты придумал, как отомстить?

– Да, но не всё сразу. Есть одна баба, которая тоже хочет Хворостову насолить. Она правда в тюрьме сейчас, но у неё есть план. Мне он по душе. Тем более, что он включает в себя помощь Свете.

– Какую помощь?

– Нужно забрать ребёнка из тюрьмы, он вот-вот должен родиться.

– А ребенок связан с Хворостовыми?

– Это их прямой наследник.

– Так, а что он делает в тюрьме?

– Долгая история. В общем, ты развлекайся, но будь на связи. Есть шанс, что скоро Света придёт в себя.

Только я уже буду далеко и не увижу этого. А ещё не увижу, как отец творит хуйню, только чтобы к нему вернулась мать в том виде, в котором он её любит.

Отец выходит за дверь, я ещё раз проверяю свой внешний вид. Идеально для того, кому скорее всего залепят пощёчину, для того, кто видит своих одноклассников последний раз.

Я, наконец, отворачиваюсь от зеркала, спускаюсь из своей комнаты, кивнув нашей экономке. Последние дни общаюсь только с ней и отцом. Она цепляет мне на карман платок, я удивлённо бровь поднимаю.

– У меня нет насморка, Мария Михайловна.

– А это не для тебя, оболтус, а для дамы твоей. Потерянная эпоха джентльменов. Это тоже для твоей девушки, – протягивает она букет маленьких белых розы с краплениями сиреневых цветочков, от которых запах такой, что нос щекочет. – Подари обязательно.

– Обязательно, – целую морщинистую щеку той, что уже давно заменила нам всем бабушку. – Спасибо.

– Береги себя, Демьянчик, – перекрещивает она меня и отпускает. Я спускаюсь к машине, закидываю букет на заднее сидение, невольно рассматривая пустое место. Как давно я не оборачивался туда. Как давно перестал даже замечать Асю, просто работая строго водителем в дни экзаменов. Не особо заботился о том, как она добиралась домой, как сдала экзамены. Слишком сильно был погружён в темноту, которая окружила мою семью.

Я, наконец, стартую, заезжаю за Миленой, что встречает меня в блестящем «вырви глаз» платье. Её даже родители провожают. Отец жмёт мне руку. Неудобно, пиздец, потому что я никогда не стану его зятем. Никогда не стану ей мужем.

Садимся в машину, я гружусь своими мыслями и чувством вины перед этой девчонкой. Нормальной в общем-то. Могла бы и другого парня найти, а не зацикливаться на мне. Но этот месяц только секс с ней ещё держал меня на плаву. Вместо наркотиков, запоя, просто грубый секс, когда можно не думать о том, что чувствует там под тобой партнерша.

– Демьян, ты решил? – шепчет она, когда мы подъезжаем к школе. Учителя очень хотели устроить выпускной именно тут. Традиции нарушать нельзя.