Читать онлайн Начало и конец бесплатно

Пролог

Высокие языки пламени, кажется, касаются самого неба, дотрагиваясь до звёзд и сжигая их дотла, озаряя кроваво-рыжим светом окружающие неровную поляну деревья. Они сомкнулись плотным тёмным строем и гневно шуршат листьями, будто недовольны происходящим совсем рядом с ними, столь противоестественным и неправильным. Огонь вздымается от тринадцати костров, образующих между собой неровную пентаграмму с тремя симметричными точками в центре, внутри которой собрались ровно пятьдесят человек. Самые верные культу и самые достойные, они одеты в кристально-белые рясы, лица закрывают маски с узкими отверстиями для глаз, вырезанные из дерева и изображающие различных животных. На их головах возложены венки, а ноги обуты в одинаковые кожаные сандалии. Они поют и пляшут, будто безумные, каждый в своём ритме: кто-то чуть ли не отбивает чечётку, пока другой кружится сам с собой в медленном вальсе, выставив, как подобает, руки вперёд и будто обнимая воздух. По всей поляне раскиданы бутылки, недокуренные косяки, шприцы, выроненные нечаянно пакетики с травкой и кое-чем покрепче. Великий день, великий праздник – даже те, кто обычно был трезвенником, позволил себе стать грешником, осознавая всю его важность и себя его частью.

Те, кто не входит в этот круг, стоят тёмной молчаливой цепочкой за контуром пылающей пентаграммы, наблюдая за происходящим стеклянными глазами, не шевелясь и даже не моргая, будто погружённые в транс. Их тела покрыты лишь короткими серыми набедренными повязками, независимо от того, мужчина это или женщина. Ноги их оголены, босые ступни покорно стоят в колючей траве.

Внезапно ночную тишину разрезает короткий и сильный удар в гонг, звук от которого, затихая, несколько мгновений будто висит над землёй, а отражающееся от деревьев эхо вторит ему множеством голосов. Теперь уже и люди внутри пентаграммы сначала замирают, обернувшись к трём центральных кострам и образуя своими телами кольцо. Они безмолвно наблюдают за кульминацией ритуала. Те же, кто стоял без движения вовне, сильнее вытягивают шеи, напрягают глаза, стараясь рассмотреть, что же происходит там, – но с места не двигаются, помня и чтя правила культа всем сердцем.

– Братья и сёстры! – раздаётся громкий голос из самого центра пентаграммы. Он принадлежит невысокой фигуре, облачённой в ту же белую рясу, что и другие избранные. От остальных человека отличают лишь высокие ветвистые рога, прикреплённые к венку, и маска, сделанная из настоящей кости – черепа оленя. – Настал день, который ознаменует начало и конец, жизнь и смерть! Сегодня истинным праведником и порочной женщиной будет зачато дитя, чьё рождение станет точкой отсчёта апокалипсиса! Но не страшитесь. Ибо мы будем жить вечно. Мир истлевает, его конец близок. И лишь мы способны сделать так, чтобы после своей кончины он не погрузился в вечный мрак, а переродился новым, чистым и прекрасным! Мы – спасители! Те, кому предречено стать богами нового Мира!

Раздался восторженный гул, больше походивший на вой стаи животных. Ведущий пламенную речь приблизился к молодой, совершенно нагой девушке, лежавшей в самом центре на земле. Она в бессознательном состоянии, по подбородку стекает тонкая струйка слюны, а руки и ноги безвольно распростёрты в стороны. Маленькие бугорки её округлой молодой груди направлены к небу. Серая даже в отсвете пламени кожа девушки испещрена следами от уколов в области запястий, локтей, коленок и паха. Она не шевельнулась и не открыла глаз, когда глава культа, распахнув рясу, тем самым оголившись, лёг на неё сверху. И, вжимаясь всем телом, приступил к совокуплению. Даже тогда с губ девушки не сорвалось ни единого звука: ни крика, ни стона.

Толпа молча наблюдала за своим лидером, за тем, как он методично двигался всем телом то назад, то вперёд, не ускоряя и не замедляя темпа. Каждый ощущал в своём сердце ликование – исполнялось то, что было предначертано.

Наконец запыхавшийся глава культа отполз от девушки всё так же на коленях. Вынул из кармана рясы короткий кинжал с изогнутым лезвием, провёл самым кончиком себе по ладони. Когда первые капли крови выступили из раскрывающейся раны, он слизнул их языком и, простерев руки, запрокинул голову к небу. Последователи культа точь-в-точь повторили эти же действия за своим лидером, достав кинжалы и взрезав ладони, и теперь они все стояли на коленях, уперев взгляд куда-то в глубь бескрайнего чёрного неба. Языки пламени продолжали танцевать в ночи, выбрасывая высоко вверх, в само небо, снопы искр.

Девушка в центре поляны открыла глаза и, увидев стоявшую рядом с собой фигуру с витиеватыми рогами и белеющим в отсвете костров черепом оленя, попыталась отползти, дрожа всем телом, и пронзительно закричала, разрывая окружающую действительность. В следующую секунду она затихла, потеряв сознание. А мир вокруг вновь погрузился в гробовую тишину, готовясь к чему-то ужасному, что должно вот-вот произойти, разорвав реальность на мириады лоскутов.

Часть 1. Возвращение домой

Чуть протоптана тропинка,

В нужный час уйду по ней,

Только утренняя дымка

Укрывает свет огней,

Тех, что светят днём и ночью,

Освещают этот путь…

Не задумывайся очень:

Я вернусь когда-нибудь.

Теверовская Е. Г.

Глава 1

Вторник. 5 августа 2014 года

За окнами вагона проносились искрящиеся в лучах полуденного солнца кроны раскидистых деревьев, широкие речушки, озёра разных форм и размеров, полузаброшенные платформы, на которых лишь редкий поезд делает остановку. А этот пролетал мимо, не сбавляя своего мягкого, но быстрого хода. В одном из рядов в одиночестве сидел мужчина тридцати четырёх лет, прижавшись лбом к стеклу и опёршись подбородком о кулак. Он понуро наблюдал за сменяющими друг друга пейзажами. На его лице – небрежная трёхдневная щетина, совершенно никак не сочетающаяся с чистыми и выглаженными бежевыми брюками и белыми, без единого грязного пятнышка, кроссовками. Рядом с мужчиной, прислонённые к соседнему креслу, стояли два грубых деревянных костыля.

Джереми Уилборн – так звали мужчину. Теперь в стране было мало людей, кто бы не знал его имени и фамилии. Особенно среди так называемых «патриотов», готовых всё сделать во имя страны в тот момент, когда они сидят на диване с кружкой пива в правой руке и почёсывают левой выпадающий животик. Многие даже знали его в лицо – спасибо современным источникам информации и бесконечным программам новостей. Он не был известным актёром или певцом, спортсменом или музыкантом. Его вообще сложно было назвать кумиром. Да и известность он получил в один момент, всего лишь полторы недели назад. И известность далеко не положительную.

Тем не менее сейчас Джереми всё это не особенно волновало. Он сидел, будто погрузившись в некий транс. Перед его глазами проплывали одно за одним воспоминания из детства и юношества, перекрывая собой проносящиеся за окнами поезда картины. Давно уже Джереми не был дома, там, куда направлялся теперь, и это пробуждало в нём череду сменявших друг друга будто бы фотокарточек из чьей-то чужой памяти… В те дни его обязательно называли Джереми-младший. Почти все, кроме, пожалуй, сверстников, среди которых у Джереми не было особенно много друзей.

В какой-то момент он начал вспоминать те редкие эпизоды из детства, когда вместе с родителями они неслись вот так же, в поезде, через всю страну на юг, на тёплые песчаные пляжи, которые так любила его мать, Шая Уилборн. Вечно занятой, буквально женатый сначала на работе, а потом уже на матери Джереми-младшего, его отец, Джереми Уилборн, соответственно, старший, на самом деле души не чаял в сыне и жене. Его сын никогда не был обделён родительским теплом и любовью, и всё же они мало времени проводили вместе. Как-никак мистер Уилборн, ещё когда Джереми не было и пяти лет, получил должность мэра городка, в котором они жили тогда и в котором чета Уилборн проживала до сих пор. Бритчендбарн – мало кому известное название сложно произносилось, а писалось ещё сложнее. По виду это было скорее поселение городского типа, состоявшее в основном из частных домишек с небольшими участками. В центре насчитывалось всего лишь с десяток домов, которые пренебрежительно называли бараками ещё в детстве Джереми. И которые обещали снести из-за аварийного состояния, но так и не снесли до самого совершеннолетия Джереми, совпавшего с его отъездом из родительского дома. «Неужели они стоят там до сих пор?» – подумал Джереми, переводя взгляд с проносившихся пейзажей, которые он не замечал, на костыли, лежавшие рядом.

Ему сильно повезло, что поезда уже не те, что были раньше, – не отбивают ритм на стыках рельсов, раскачиваясь из стороны в сторону и гремя словно бы каждым винтиком и болтиком. Конечно, в тех поездах оставалась некая романтика, доступная лишь тем, кто ездил на них ещё в юности – той самой поре жизни каждого человека, когда весь мир вокруг кажется прекраснее, трава зеленее, а небо голубее. И всё же Джереми не мог себе представить, что бы с ним было в поезде из прошлого после последнего перед отправкой, шестичасового допроса, затем ещё пары часов подписывания всеразличных бумаг о негласном «невыезде» из Бритчендбарна… после чего его на машине доставили на перрон прямо за минуту до отправки поезда.

Теперь Джереми чувствовал, как его переполненный организм требует довольно объёмного освобождения. Опёршись руками о ручки сидений, он встал на ноги, после чего подтянул костыли и перекинул на них вес тела. Правое плечо сразу же заныло – там застряла первая пуля, которую ещё долго не доставали, пока Джереми был в плену за границей. Видимо, следуя какой-то извращённой симметрии в сознании судьбы, неподвластной человеку, вторая пуля пробила ему бедренную артерию левой ноги, оставив с обратной стороны бедра ещё одну маленькую, но также довольно ощутимую дырочку. Умереть Джереми не дали, но вот из-за не проведённой вовремя операции по прогнозам врачей он до конца жизни теперь точно будет хромать. Конечно, ему грех жаловаться – по идее в этот самый момент он должен уже довольно долгое время быть вообще мёртв.

Пройдя по широким коридорам меж рядов сидений, опустив голову и стараясь не мотать ей, чтобы не показывать лишний раз пассажирам своё лицо, Джереми зашёл в просторный современный туалет, напичканный всевозможными удобствами, начиная от элементарного пространства и заканчивая сушилкой для рук. Не то что раньше, когда содержимое туалета выплёскивалось на рельсы, а что касается комфорта – было уже замечательно, если из крана тонкой струйкой лилась не только ледяная вода.

Сделав всё необходимое, Джереми, навалившись на костыли, левой рукой потянул дверь туалета, открывая её. Прямо перед ней стояла женщина, держа за руку пухлого раскрасневшегося ребёнка.

– Ма-а-а! Это же этот… Уивболн! Отец говорил, что он бы ему шею сломал, если бы только увидел, помнишь, да? – завопил ребёнок, активно дёргая за руку мать, тут же начавшую исходить красными пятнами, прекрасно сочетаясь цветом лица с сыном.

Ничего не ответив, женщина буквально силой втащила сына в туалет, бросив испуганный взгляд на сделавшего шаг в сторону и теперь стоявшего, опираясь всем телом на костыли, Джереми. Вытерпев эту сцену, Джереми направился к своему посадочному месту. Он пытался заверить себя, что ему плевать, но внутри всё буквально полыхало, заставляя сердце биться громче и чаще. «Почему они думают, что имеют право судить его? Они не были там. Не знают, что там произошло. Они ничего, мать их, не знают. Так какого чёрта?!» Эти мысли не давали Джереми покоя. Он вспомнил её лицо… как она лежала ничком на грязном асфальте, широко раскрытые серые глаза смотрели теперь уже сквозь него. Прежде мягкий взор стал стеклянным и безжизненным. А из уголка рта стекала тонкая струйка крови.

Глава 2

Вторник. 5 августа 2014 года

На землю уже опускались сумерки, когда поезд, плавно затормозив, остановился на нужной Джереми станции. Теперь всего лишь каких-то полтора часа в такси, и – вуаля! – он будет в месте, некогда бывшем ему домом. Домом, в котором он не был вот уже шестнадцать лет – почти что половину своей жизни.

То ли вправду так и было, то ли виной тому паранойя, начавшая развиваться на базе его профессии, но Джереми не покидало чувство, что прохожие то и дело бросают в его сторону взгляды, а идущие навстречу так вообще пристально всматриваются в его лицо. Джереми остановился и несколько раз глубоко вдохнул, стараясь справиться с обуревавшими его эмоциями. Помогало не особо хорошо, но зато он теперь мог сосредоточиться на тех финальных шагах, которые ему нужно предпринять, чтобы добраться до родительского дома.

По привычке Джереми схватился за телефон, но тут же понуро вернул его на место в карман – он успел привыкнуть, что в столице стоило лишь нажать пару кнопок, и машина такси в течение пяти минут приезжала точно к назначенному месту. Разумеется, технологии ещё не дошли до глубинки, да и маловероятно, что в ближайшие пару лет дойдут.

Теперь у Джереми было два варианта: позвонить по одному из телефонов служб такси, по которому милый голос девушки-оператора озвучил бы ему стоимость и оформил заказ. После чего приедет маленькая машина, в лучшем случае рассчитанная на него одного, а в конце поездки стоимость вполне может оказаться существенно выше.

Вторым вариантом было подойти к одному из стоявших вальяжно так называемых бомбил, который, быть может, соизволит отвезти Джереми, если его, таксиста, устроит маршрут. Цена, так же, как и в первом варианте, лишь с небольшой вероятностью не изменилась бы к концу поездки. В любом случае лучшим исходом уже можно считать тот, в котором в конце поездки не изменится конечная точка назначения.

Или он мог поковылять на автобусную станцию, где, судя по расписанию, ближайший автобус ожидается в течение десяти минут. Но хорошо, если он подойдёт хотя бы через час. Обдумав все эти варианты, Джереми всё же решился остановиться на втором, как наиболее быстром по своему исполнению. Да и, в конце концов, он был почти полностью уверен, что даже заломленная втридорога цена за поездку не перебьёт обычную стоимость такси за пару кварталов в столице.

Применив для выбора таксиста свои вполне неплохо развитые навыки психологического анализа, Джереми теперь ехал на заднем сиденье трясущейся на каждой колдобине старенькой «тойоты», по диагонали от молчаливого водителя, не проронившего ни слова с тех пор, как повернул ключ зажигания. Это полностью устраивало Джереми, точь-в-точь как в поезде уткнувшегося взглядом в окошко машины. Его всё сильнее охватывало уныние. А чахлые деревья, обступившие дорогу, в потёмках смотрелись ещё более неприглядно и лишь добавляли тоски. Буквально каждое третье дерево стояло без листьев, будто опустив к земле свои мёртвые руки-ветки, а со стволов огромными кусками опадала кора.

Джереми любил большие города – гулять по улочкам, заворачивать, только лишь захочется, в уютные кафе, чувствовать, что вокруг множество людей, которым до тебя нет никакого дела. Поэтому вид деревьев, умирающих от охватывающей их червоточины, удручал его. А ещё сильнее – то, что никто ничего не пытался с этим поделать. И без того являющийся той ещё помойной ямой Бритчендбарн, имеющий в списке лишь две достопримечательности: болота и как раз леса, – катился лишь дальше в пропасть, теряя с каждым годом второе и обрастая взамен непроходимыми и неприглядными топями.

Джереми казалось, что он прикрыл глаза лишь на мгновение, но, когда он почувствовал, что его довольно грубо дёргают за плечо, резко встрепенулся и вскочил бы, если бы не врезавшееся в колени ног переднее пассажирское сиденье.

– Приехали, – коротко сказал таксист, возвращаясь на водительское место.

Передав водителю оговоренную сумму и, к своему удивлению, не получив требования доплатить, накинув свой небольшой рюкзачок на левое плечо, Джереми выкарабкался из машины. Из-за внезапно возникшей судороги в левой ноге он чуть не вывалился прямо на мокрую после очередного дождя, полную грязи вперемешку с глиной обочину.

Когда машина такси исчезла за поворотом, Джереми остался стоять в полном одиночестве на тёмной, едва освещаемой несколькими фонарями улице, опёршись на костыли, напротив небольшого двухэтажного кирпичного домика, покрашенного в светло-серый цвет. Мансардная крыша покрыта красной керамической черепицей и вместе с витиеватым чёрным кованым забором является одним из немногих излишеств, которые позволял себе отец Джереми, – обычно он старался не подчёркивать свой статус и не выпячивать на всеобщее обозрение своё состояние. Джереми подошёл вплотную к калитке и, закрыв глаза и сделав три глубоких вдоха и выдоха, наконец нажал на кнопку звонка.

– Что же ты не предупредил? Мы бы съездили за тобой на станцию. А то ты с костылями же ещё этими… по дороге бы чего-нибудь вкусного купили, а то дома мало еды – нам-то зачем, просто лишнее, двоим старикам… – щебетала Шая Уилборн, суетясь вокруг сына, пока они пересекали вымощенную гравием дорожку к крыльцу.

Участок, под стать дому, был не очень большим – всего лишь в районе двух десятых акра. По стене, поднимаясь с опор крыльца до самой мансарды, вился плющ. Сбоку и, как был уверен Джереми, за домом простиралась совсем коротко и аккуратно подстриженная лужайка. Не было ни грядок, ни теплиц – лишь высаженные вдоль забора яблони, на ветках которых в свете садовых фонариков, вкопанных в землю, виднелись недозрелые яблоки. Джереми с удивлением для себя осознавал, что за столько лет здесь не поменялось почти ничего. Будто дом вместе с участком просто-напросто перенесли из прошлого, чтобы года ничего не изменили во внешнем облике этого кусочка детства Джереми. Теперь лишь ноющая боль в ранах, а также постаревшее лицо матери, на котором появились морщины, напоминали Джереми, что ему уже тридцать четыре, а не десять или шестнадцать лет. Одним словом, он чувствовал, будто окунулся в прошлое. И это зудящее ощущение ему абсолютно не нравилось.

– Это же мой сын! – откуда-то из глубины дома уверенной и быстрой походкой по длинному коридору навстречу жене с сыном шёл отец Джереми. Одет он был так же, как и его жена, в ночную пижаму, на ногах – глубокие мягкие тапочки синего цвета в виде чего-то среднего между кошкой и мышью. – А так ведь и не сказал бы, вот честно. Взрослый мужчина стоит в коридоре моего дома, совсем не тот подросток, которому я помогал грузить вещи в машину уже… сколько? Шестнадцать лет прошло ведь, да? Ну, время летит, а!

Они обнялись, хоть Джереми и не любил таких проявлений эмоций. Да и сам он не слишком чувствовал радость – скорее какой-то стыд за то, что, будто побитый и израненный пёс, приковылял к родителям под защиту, после того, как вдобавок ещё и опозорил их фамилию на всю страну. Ему было бы намного легче, если бы мать и отец встретили его холодными многозначительными взглядами, а затем делали бы вид, что в их доме нет никакого вернувшегося домой сына, да и вообще всячески показывали бы, что у них нет сына и никогда не было. Но ведь они были по-настоящему рады ему… В это время мать Джереми скрылась за дверью одной из комнат, сославшись на то, что ей нужно приодеться, ведь открыть калитку сыну она выбежала в ночной пижаме, не тратя ни секунды на переодевания.

– Ты как, голодный с дороги? Или спать больше хочешь? – заботливо спросил отец, похлопав Джереми по плечу.

– Скоро полночь, вы, наверное, уже ложились спать…

– Ну-у, мы с твоей матерью ещё люди молодые, – он подмигнул ему и довольно улыбнулся. – А после да, собирались. Но это было до того, как мы узнали, что у самой калитки стоит собственной персоной наш сын. Ты бы предупредил, мы бы за тобой съездили.

– Не хотел волновать вас лишний раз, – ответил Джереми, отводя глаза в сторону.

– Ну, парень! Сам понимаешь, в последнее время по поводу тебя было из-за чего поволноваться и уж точно посильнее, чем просто от звонка: «Я еду к вам». В любом случае выбора у нас нет – пока Шая не накормит тебя, спать мы уже не ляжем. Потому пойдём на кухню, что ли. Быстрее начнём – быстрее закончим, правильно говорю?

Он вновь подмигнул сыну и направился в сторону кухни, щёлкая по пути выключателями ламп. Те вмиг зажглись, освещая кухню, также немало знакомую Джереми. Овальной формы стол, сделанный из дуба и столь громоздкий, что за ним могли бы поместиться как минимум шесть человек, хотя всегда завтракали, обедали и ужинали максимум трое. Те же три стула, кухонный гарнитур, также из дуба, та же электрическая плита. Он не узнавал лишь холодильник с серым отливом и небольшой сенсорной панелью.

Облокотив костыли о край стола, Джереми плюхнулся на один из стульев, сцепив руки на коленях. В тот же момент на кухню, будто вихрь, залетела мать и принялась суетиться, ловко оперируя тарелками, кастрюлями и всем, что подворачивалось под руку. Отец попросил Джереми поделиться с ними хоть чем-нибудь – помимо короткого звонка ровно три недели назад, во время которого Джереми сказал лишь, что он жив и почти в порядке, вести они получали от сына довольно-таки редко. Ведь до всех этих событий Джереми звонил аж с год назад – сообщить, что возможность позвонить ещё раз появится у него нескоро. В подробности, разумеется, он не вдавался, так как не имел права делать этого. Теперь же, когда вся страна знала о профессии Джереми, его родители хотели услышать всё от него самого, а не через призму «читающих лишь с листочка продажных ртов», как называл телевизионщиков отец.

И Джереми принялся рассказывать, хоть и без многих подробностей: довольно сухо и, по сути, повторяя лишь то, что говорили те самые «продажные рты». Тем не менее он и от родителей сохранил в секрете то, что никто на свете, кроме него, не должен был знать, иначе это могло вполне стоить Джереми если не жизни, то как минимум свободы.

Глава 3

Тремя неделями ранее.

Понедельник. 14 июля 2014 года

– Встать!

Громкий голос заставил Джереми открыть глаза. Всё его тело саднило и болело после недавнего плена, во время которого его множество раз подвергали по большей части психологическим пыткам, но и малоприятным физическим контактом не гнушались. Теперь же он лежал на небольшой железной кушетке с тонким жёстким матрасом. Уже у себя на родине, но всё ещё не зная, что его ждёт теперь – новая череда пыток или же наконец свобода.

Раздался грохот замка, затем ещё более громкий лязг распахивающейся двери. В проёме стоял знакомый Джереми человек. В принципе, его Джереми вполне ожидал увидеть. Говард Сток, как он называл себя, когда они вместе работали в одном подразделении, пока Джереми не послали на задание. Нельзя сказать, чтобы Джереми был рад гостю. Он понимал, что расследование по проваленному заданию движется – если что-то и было странным в понимании Джереми, так это то, почему за ним пришли и усадили в эту «вип-комнату» лишь через два дня после его возвращения на родину.

Ну а то, что пришёл именно Говард… Джереми это обстоятельство не нравилось по причинам личной неприязни: его бесил этот тип, вечно одетый в строгий чёрный костюм с таким же чёрным галстуком и белоснежную рубашку, будто он какой-то суперважный спецагент. Иногда за глаза его многие называли «человек в чёрном». Джереми же пошёл дальше: он был уверен, что если бы Говард Сток работал в организации «Люди в чёрном», описанной в фильмах и комиксах, ему бы подошел позывной наподобие «Кей» или «Джей», также длиной в три буквы и с последней «й», но начинался бы он с «х». Вечно поднятый к потолку вздёрнутый нос, будто приклеенный к лицу, создававшему отчётливое впечатление, словно по нему прошлись пару раз сковородкой. Чванливые манеры с неумело подражательными аристократическими нотками и явной неприязнью к любому, с кем бы ни общался Сток. Разумеется, кроме вышестоящих сотрудников. И всё это несмотря на то, что он был исключительно так называемой штабной крысой, ни разу не вынырнувшей за спасительные, всегда тёплые и уютные стены офиса подразделения.

За Стоком, у противоположной стены коридора, держа короткие автоматы у груди, располагались двое охранников. Как будто Джереми собирался бежать. Или хотя бы у него на это были возможности: с его-то простреленными плечом и ногой. Да ещё и после перенесённой буквально вчера операции над этими ранениями.

– Ничего себе, кто собственной персоной заглянул на огонёк, – не сдержался Джереми. Ему хотелось побесить Говарда, смерившего его взглядом с ещё большей неприязнью, перетекавшей в прямо написанное на его лице отвращение. – Ещё и друзей привёл, тут же прямо Джагернаута из камеры выводить придётся. Хорошо я отъелся в плену, правда?

– Руки за спину и заткнись, – коротко ответил ему Говард, не меняя выражения лица.

– Я бы с радостью, да плечо что-то подводит. Тебе не сообщили? Или ты, как обычно, прослушал на планёрке? Не напрягайся, смотри, убираю одну руку за спину, как просил.

– Тогда вытяни их вперёд, – Говард достал наручники и сделал шаг к Джереми так, чтобы надеть их на него, но при этом быть на максимально возможной дистанции.

– Эй, а гранату мне принёс или хотя бы заточку, как договаривались? – когда Говард излишне сильно стянул ему руки, подмигнув, громким шёпотом спросил Джереми и бросил многозначительный взгляд на охранников. К его разочарованию, никто шутки не оценил.

– Иди за мной. Не советую шутить. Твоё положение не самое лучшее…

– И ты правда веришь, что пара шуток над тобой мне его испортит? Ты переоцениваешь себя, утка Говард.

Сток побледнел и сжал кулаки, но в это же мгновение повернулся к выходу, не ответив ни слова. Джереми ничего не оставалось, кроме как, хромая и чувствуя с каждым шагом резкую боль от незаживших ран в плече и ноге, последовать за ним. А в голове пульсировала глупая мысль о том, что, быть может, лучше остаться в этой камере – просто закрыть эту железную дверь и сидеть здесь до конца жизни запертым, но живым.

Пройдя по тусклым серым коридорам, наконец они зашли в одну из комнат, напоминавшую допросную. Обычные стол и два стула, ничего больше. Джереми сразу же обратил внимание на две камеры, висевшие на противоположных стенах. Что ж, существовала возможность, что за его допросом будут наблюдать, и, быть может, это не позволит перейти на физические пытки. Джереми удивился такой мысли, но, с другой стороны, он ведь знал, какими методами на самом деле пользуются люди из его сферы, несмотря на кипы международных законов и внешний лоск цивилизованного общества в целом. Кто мешает применить те же самые методы к своему, подозреваемому в предательстве? Да и Говарда Джереми на самом деле не знал, быть может, его звали на самом деле и не Говардом. Как не имел понятия и о том, чем именно занимается эта штабная крыса. Что, если в его юрисдикции именно допросы с особым пристрастием?

Но дверь допросной вновь открылась, и в комнату вошёл собственной персоной Гордон, начальник их подразделения. Фамилию его никто не знал, да и имя – в этом случае Джереми был на все сто процентов уверен – он использовал ненастоящее. О его возрасте сотрудники могли лишь гадать, но выглядел Гордон в районе шестого десятка прожитых лет. Одетый в простую рубашку с коротким рукавом и серые брюки, в очках с круглой оправой, он больше походил на дедушку, направляющегося в гости к внукам, чем на начальника подразделения по шпионажу.

Гордон коротко поприветствовал Джереми, после чего попросил Стока оставить их наедине. Когда дверь за тем закрылась, начался завуалированный допрос.

– Итак, Джереми, как ты понимаешь, наш разговор необходим. Разумеется, у меня есть данные по тому, что ты сказал в первый день, когда тебя вернули, но всё же протокол есть протокол.

Гордон говорил так, будто оправдывался за необходимость допроса, даже его глаза были будто полны сочувствия. Но Джереми было уже не так просто обмануть. Он прекрасно понимал, что всё это игра. Игра, в которой он лишь маленькая подопытная мышка, которая чуть не так пикнет – и сразу же отправится на электрический стул.

– Дело столь резонансное, что выходит за пределы нашего подразделения. Далеко за. И все хотят знать, что же произошло в Гданьске двадцать первого июня. Мы потеряли целую сеть после того, как тебя раскрыли. Годы работы насмарку. Я уж молчу про журналистов, которые теперь всячески копают под нас, суют нос куда не следует. И мы ничего не можем сделать, так как должны отсиживаться тихо, пока не уляжется вся эта шумиха! Так, Джереми, что произошло в тот день, двадцать первого июня?

Стоку Джереми начал бы рассказывать какую-нибудь ерунду, насмехаться и потешаться. Но с Гордоном не просто нельзя было шутить – невозможно. Ты видишь перед собой доброго дедушку, но всё внутри чует, что имеешь дело с самым настоящим волком в овечьей шкуре. Любое твоё действие, любой жест, слово, взгляд – он всё это замечает, всё анализирует. Будто сканирует тебя вдоль и поперёк. И даже насквозь.

– Ровно в полдень мой информатор должен был передать мне пакет документов. На Рыночной площади, по другую сторону от ратуши Главного города, под левой аркой зелёных ворот. Я был там уже за двадцать минут до обозначенного времени. Выпил кофе в одном из кафе на площади, прогулялся, делая вид, что фотографирую ратушу, потом набережную реки Мотлавы. Я не увидел ни одного человека, который вёл бы себя странно. Казалось, всё чисто и спокойно. Без двух минут я стоял на оговорённом месте, делал вид, что изучаю в телефоне карту и отзывы, думаю, куда направиться дальше. В двенадцать я увидел информатора, – Джереми изо всех сил старался рассказывать спокойным безучастным тоном, даже вспоминая тот момент, как она шла к нему, выделяясь из толпы красотой и изяществом, словно ангел среди людей. Он использовал всё своё умение, чтобы скрыть эмоции как можно глубже. – Информатор направлялся ко мне, как и договаривались, в полном одиночестве. Казалось, совсем немного – и миссия будет выполнена: он подойдёт ко мне, мы сделаем вид, что крепко обнимаемся, во время этого из-за его пояса я достану пакет документов, после чего мы пройдём через ворота и разойдёмся: я по набережной, информатор – по мосту.

Гордон молча слушал. Не задавал вопросов, не уточнял детали. Джереми понимал, что он и так всё знает. Как была обговорена встреча, как происходила, притом до самых мелких подробностей, и, разумеется, чем закончилась. Знал ли он о том определившем дальнейшие события выборе, что сделал Джереми?

– Всё шло по плану. Информатор приближался ко мне, как вдруг из толпы вынырнули трое. Они действовали слаженно. Один из них крикнул, чтобы информатор остановился. В этот момент мне поступил звонок от координатора. Я схватил телефон, продолжая краем глаза наблюдать за ситуацией. Координатор сообщил мне, что нас раскрыли и что я должен немедленно скрыться. В этот момент информатор сделал глупость – попытался скрыться, дёрнувшись по улице Поньчошников, уходящей от арки вправо вдоль набережной. Преследователи выхватили скрытые в полах рубашек пистолеты и открыли огонь. Пытаясь смешаться с толпой испугавшихся туристов, я попробовал уйти по направлению к мосту, но две пули остановили меня… Дальше были арест и череда допросов, пока меня не обменяли.

– Хорошо. Джереми, мог ли твой информатор выдать тебя?

Джереми вспомнил её всегда доверчивое и слегка детское лицо. Нежные прикосновения мягких рук, поцелуи и тихое дыхание около уха, иногда срывающееся на едва слышимые стоны, когда они встречались в очередном отеле поздней ночью. Затем перед глазами словно предстала фотография: она, уже ничком упавшая на мостовую, в пятне расползавшейся из ран крови. Теперь уже безжизненные серые глаза с испугом смотрят на него, на Джереми, сорвавшегося с места – но не к мосту, нет. К ней…

– Нет. Информатора убили прямо там, на месте. Думаю, выдавая нашу сеть, он бы поставил главное условие – сохранить ему жизнь.

– Случайная жертва?

– Не думаю, что им нужно, чтобы другие боялись раскрывать чужих шпионов. В чем смысл обещанных денег, если потом не сможешь их потратить?

– Есть ли у тебя предположения, кто же это мог быть? – Гордон не сводил глаз с Джереми и даже ни разу не моргнул.

– Если бы я мог хотя бы представить, кто это был, его имя вы услышали бы первым делом, как только вошли в этот кабинет. Хотя нет, даже не так – я бы неустанно повторял его, словно молитву, с тех пор, как меня вернули на родину.

– Что ж, Джереми, спасибо, что поделился со мной всей этой информацией. Если вдруг что придёт на ум – скажи охране, что тебе необходимо связаться со мной. Способы у них есть. Я постараюсь вытащить тебя отсюда, главное, помни, на чьей ты стороне.

Гордон по-отечески улыбнулся Джереми, после чего быстрым шагом покинул допросную. Разумеется, Джереми понимал, что именно Гордон и только он может вытащить его отсюда. Но для этого ему не нужно стараться. Как только он примет решение, что Джереми невиновен, – тот моментально же окажется на свободе. Но, видимо, это произойдёт не сегодня – если вообще когда-нибудь произойдёт.

Глава 4

Среда. 6 августа 2014 года

По выработанной с годами привычке Джереми проснулся с первыми лучами солнца. Висящие напротив кровати настенные часы с огромным круглым циферблатом и крупными чёрными стрелками показывали семь утра. Потянувшись, вернее, потянув левую руку и правую ногу – как-то несколько раз Джереми уже совершал эту ошибку, после которой от дикой боли в глазах темнело, а в горле застревал готовый вырваться наружу крик, – он встал с кровати и принялся разбирать небольшой рюкзак, который ночью кинул у её изголовья. По сути, в нём ничего не было, кроме пары запасных носков и футболок. Что ж, спасибо разведывательному управлению и за такую заботу. Конечно, Джереми искал в рюкзаке подслушивающие устройства, но либо их спрятали под тканью, либо там и в самом деле ничего не было. Во второй вариант Джереми не верил совсем. В любом случае он собирался выкидывать рюкзак вместе со всеми вложенными в него вещами. Но всё же свербевшее в нём любопытство не дало этого сделать вчерашним же вечером. Он должен был знать наверняка.

Осмотрев комнату, выделенную ему родителями на первом этаже, чтобы не пришлось подниматься и спускаться на костылях на второй, Джереми не нашёл никакого ножичка ни в шкафу-гардеробе, ни в тумбочке у кровати. В этот момент он пожалел, что всё же не решил ночевать в комнате на втором этаже, в которой жил с десяти лет, когда они переехали в этот специально построенный для их семьи новый дом. Ведь Джереми прекрасно помнил о подаренном отцом кортике, лежащем теперь в одном из ящичков письменного стола, за которым он изредка выполнял домашнее задание, предпочитая делать это, да и вообще писать, валяясь на кровати. Из-за чего его и без того довольно корявый и трудночитаемый почерк превращался в совершенно неразличимые каракули, за которые нередко он получал лёгкий, с поправкой на положение отца и его должность в городе, нагоняй.

Джереми не хотел будить родителей, но терпеливости ему и раньше не хватало, а уж после бесконечного сидения то в одной тюрьме, то в другой – тем более. Потому он, оставив костыли, вынырнул в коридор, опираясь руками о стены и мягко подтаскивая ещё совсем непослушную левую ногу. Таким образом он добрался до кухни, в которой и нашёл нож на положенном ему месте – всегда мягкая, спокойная и со всем соглашающаяся мама тем не менее не терпела хаоса и беспорядка. Потому, даже после столь позднего ужина, все ножи были тщательно вымыты и развешены по своим местам в держалках на стене у плиты.

Почти беззвучно, в том же медленном темпе Джереми вернулся в комнату и принялся полосовать рюкзак на мелкие лоскуты. Каждый раз ему казалось, что вот здесь точно будет жучок, но каждый раз он ошибался. Наконец, когда от рюкзака остались лишь отделённые полоски ткани, Джереми отложил нож на кровать и с кряхтением поднялся. Что ж, раз в рюкзаке нет, значит всё сконцентрировано в телефоне, выделенном ему столь щедро. Джереми достал его из кармана и уже хотел разломить на части, чтобы удостовериться в правильности своей теории, как вдруг какое-то чувство внутри него заставило обернуться.

– Чёрт возьми! – от неожиданности вылетело изо рта Джереми, а сам он, потеряв равновесие, плюхнулся на кровать, прямо в дюйме от лежавшего ножа. – Ты напугал меня, отец.

– Извини, просто было очень интересно наблюдать за тем, что ты делаешь. Но что без стука, извини ещё раз. Я просто видел, как ты возвращался в комнату, и хотел предложить съездить со мной в центр. Может, тебе купить что-то нужно… – спокойным тоном, но продолжая с любопытством разглядывать валявшиеся на полу лоскуты, ответил ему отец.

– Да… Да, я бы съездил.

– Тогда, как будешь готов, говори.

– А тебе не нужно на работу? – спросил, удивившись, Джереми, ведь была среда, всего лишь середина рабочей недели.

– Н-ну… – глаза отца погрустнели. – Уже год, как я на пенсии. Конечно, я сам принял решение не выдвигаться на должность мэра, но всё же, признаюсь, иногда жалею…

– А почему решил не выдвигаться? – новость ошарашила Джереми, ведь когда-то он был уверен, что лишь могила заставит отца самолично отказаться от столь любимой им должности, да и стоило признать, что в городе его всегда любили, потому необходимый процент голосов был обеспечен на долгие годы вперёд.

– Да так… давай лучше по пути расскажу. История недолгая, но чего здесь слёзы лить? А в дороге как раз будет, чем время занять. Верно же?

Джереми ничего не оставалось, как согласиться.

Уже через полчаса они стояли у машины. Нужные Джереми магазины открывались с девяти, потому времени ещё было много, но что-то всё же тянуло его как можно скорее увидеть улочки города. Какое-то давно забытое чувство привязанности к этому месту, быть может, воспоминания о детстве и юношестве, когда не надо было ни о чём волноваться и беспокоиться. И когда тебя не считает предателем почти вся страна. Беспечная жизнь. Неужели необходимо потерять всё, чтобы отыскать радость в мелочах, ранее кажущихся бессмысленными?

Погода стояла довольно приятная: тёплые лучи утреннего летнего солнца, висевшего в безоблачном ярко-синем небе, приятно грели лицо и руки, а хоть и слабые, но частые потоки ветра несли с собой мягкую прохладу. Единственным недостатком был местный воздух. Спёртый, тяжёлый: как отец объяснял Джереми в детстве – из-за того, что Бритчендбарн находился как будто в яме, окружённый стеной холмов. Хотя сам Джереми склонялся к мысли, что проблема была скорее в бесконечных топких болотах, отравляющих воздух своей смердящей влажностью.

Отблёскивая серебристым кузовом, старенький, но пребывающий в отличном состоянии фордик отца выехал из небольшой пристройки-гаража и, соблюдая все правила дорожного движения, не превышая даже на милю в час разрешённую знаками скорость, ехал теперь по узкой улочке Бритчендбарна. Джереми, скрывая поднимавшиеся откуда-то из самой глубины чувства, посматривал на домишки совершенно разных форм и расцветок, будто бы каждый житель хотел сделать свой дом и участок индивидуальными и уникальными, как минимум совершенно непохожими на соседские.

Краем глаза Джереми разглядел проплывающий мимо небольшой зелёный сквер, через который часто проходил, возвращаясь из школы домой. Иногда бегом – стараясь скрыться от школьных хулиганов, имевших зуб на Джереми за его невысокий рост, но достаточно развитый не по годам ум, а также неплохую обеспеченность семьи, о которой все, разумеется, знали, хоть Джереми, как и его отец, никогда не кичился этим. Что, быть может, шло ему лишь во вред. Джереми слегка улыбнулся, вспомнив, что как-то раз Рик Гайслер, один из заводил их класса, каким-то образом успел со своим дружком попасть в сквер раньше Джереми, потому уже поджидал его, ни о чём не подозревавшего. Со спортивной точки зрения это был лучший забег Джереми, быть может, именно после него он научился долго и быстро бегать. Ещё и довольно ловко преодолевать препятствия, даже в непредназначенных для бега брюках и туфлях, вдобавок с рюкзаком на плечах.

– Почти не изменился наш городок, да? – отец прервал молчание, выдёргивая Джереми из размышлений и кинув на него быстрый взгляд.

– Всё, как было, – согласился с ним Джереми. – Только ты больше не мэр. Ты обещал рассказать, почему принял решение оставить пост.

– Возраст, наверное. Я мог бы оправдываться, что хуже, чем раньше стало: вечная, там, например, возня в бумагах, какие-то отчёты бесконечные – жалобы теперь на любую мелочь сыплются. Нет, не подумай, я только за такой контроль – в этом интернету ого-го какое спасибо, всё теперь прозрачно и доступно. Но человек существо такое, что ему всегда мало. Уверен, если будет идеально вообще всё – и тогда найдётся как минимум один, чем-то да недовольный. Вот, смотри, пример – ночью какие-то муда… подвыпившие, в общем, люди сбили мусорку на автобусной остановке. Разумеется, за ночь исправить не успели, даже не знали об этом. Да и пока бумаги оформить, управляющей компании выслать… в общем, утром уже почта завалена жалобами. А что, удобно же: электронное письмо – это ведь не прийти-оформить, время потерять, да ещё и людям, принимающим жалобу, объяснять что-то. Написал и забыл. А мне потом ответное письмо, что, дескать, приняли. Потом разобраться, чтобы поправили. Потом тому гражданину ещё раз написать, что исправили… В общем, чего-то я свою старческую песню растянул. Небольшой сердечный приступ был, как сказал врач, из-за постоянного стресса и нервов. Вот и стало понятно, что всё, баста.

– Приступ? – переспросил удивлённый Джереми. Он не мог себе представить, чтобы у всегда здорового, как бык, отца вдруг мог случиться настоящий сердечный приступ. Джереми даже не помнил, чтобы тот хоть раз из-за болезни пролежал дома больше трёх дней.

– Ага… О, смотри! Помнишь, здесь магазин игрушек был? Мы тебя как-то завели туда на одиннадцатый день рождения, сказали: «Выбирай что хочешь». Помнишь, что выбрал? – махнув рукой в сторону теперь уже супермаркета, обклеенного рекламами и вывесками, спросил отец.

– Как будто выпало из головы, не могу вспомнить, – делая вид, что задумался, ответил Джереми, продолжая любоваться улочками города.

– Автомат, который пульками стрелял. Пластмассовыми такими. Просто встал рядом с ним руки в боки и стоял. Шая извелась вся, была уверена, что либо себе, либо кому-то что-нибудь там выбьешь, поранишь. Но я решил: раз обещали купить что захочешь… Представляешь, если именно тот день определил твою профессию в будущем?

– Может быть, – уклончиво ответил Джереми. Он не хотел развивать эту тему. – Там, случайно, не магазин электроники? Я хотел телефон купить.

– Да, конечно, – не задавая лишних вопросов, сказал отец и припарковался на одном из свободных мест на небольшой парковочке у магазина, располагавшегося с краю ничем не примечательной городской площади. Кроме, пожалуй, давно остановившихся часов на здании суда, с огромным белым циферблатом, единственным украшением которого были двенадцать чёрных римских цифр.

Джереми не покидало чувство, что хоть и немногочисленные, но всё же абсолютно все прохожие вокруг как-то странно на него смотрят. Конечно, его цокающие костыли, казалось, гремят на всю площадь с каждым шагом о брусчатку, но всё же причина такого внимания наверняка крылась совсем не в этом. Когда они зашли в магазин электроники, их встретил единственный сотрудник, выполнявший роль и консультанта, и кассира в столь небогатое в плане клиентов будничное утро. Лет двадцати трёх, с покрытым веснушками лицом, высокий и столь худой, что на едва загоревших, и то лишь с внешней стороны, руках можно было наблюдать всю карту выступающих ярких синих вен. Он буквально не спускал с Джереми глаз, но резко отводил взгляд, начиная при этом для пущей видимости осматривать свои руки или же некогда белые кроссовки в тот момент, когда Джереми с некоторой неприязнью поворачивался к нему, испепеляя его из-под насупленных бровей своими карими глазами, будто ничего не выражавшими и всё же явно заставляющими паренька сжиматься и горбиться. Надеяться на то, что это просто-напросто паранойя, всё же было слишком наивно. Хоть Бритчендбарн – та ещё дыра, но всё же телевизор в каждом доме есть, а зачастую и не один. Да ещё и учитывая отсутствие каких-либо иных развлечений…

– Я хотел бы приобрести этот смартфон, – обратился к продавцу Джереми, после того как довольно долго разглядывал разложенные на витринах телефоны. – И нужна какая-нибудь симка, что получше ловит здесь.

– Гарри, мы были бы тебе очень благодарны, если бы ты помог нам, – тут же добавил мягким тоном отец, по-отечески улыбнувшись юноше.

Джереми уже совсем отвык от этих негласных обычаев деревень и небольших посёлочков, где все всех знают. Он закусил язык, испытывая одновременно и злость, и некое чувство стыда – всё же его отец был мэром столько лет, уж он-то наверняка знал не менее половины жителей городка. Где-то в мыслях Джереми поставил галочку, что нужно быть повежливее даже с незнакомыми ему людьми.

Джереми отказался от чуть ли не миллиона предложений разных дополнительных услуг и аксессуаров, которые его отец осматривал, казалось, с таким интересом, что молодой продавец, поначалу слегка заикавшийся, под конец уже чуть ли не кричал покупателям в лицо о том, что уж без этого вот чехольчика смартфон не проживёт и пары дней ни при каких условиях.

Наконец они всё же вырвались на улицу и теперь молча направлялись к машине. Джереми-старший напевал себе под нос какой-то радостный мотивчик, роясь в кармане в поисках ключей. Джереми-младший остановился у двери машины и осмотрелся. Некогда эта маленькая площадь казалась ему такой огромной. Её окаймляли некое подобие гостиного двора с ютящимися рядами магазинчиков, здание суда с часами и, разумеется, здание мэрии, в котором столько лет проработал его отец. Последнее располагалось по другую сторону площади от магазинчика, который они посетили.

– Мне нужно в мэрию заскочить. Садись, подъедем поближе. Чтобы тебе не это… – осёкся отец Джереми, покосившись на костыли сына, и снял сигнализацию нажатием на брелок ключей от машины.

– Всё в порядке. Вообще, я так подумал: я же не особо тебе там нужен, особенно со своей популярностью в последнее время. В общем, я бы прогулялся по городу, вспомнил старые времена.

– Уверен? Я ненадолго, максимум на полчаса. Потом всё равно надо будет мне съездить к Нику Стилонсу, думал тебя домой закинуть и после поехать.

– По сути, я добрался к вам, преодолев миль четыреста. Конечно, большая часть была на поезде, но всё же. Уж с тем, чтобы пройти несколько улиц, справлюсь. Надеюсь, – улыбнулся Джереми.

– Ну, смотри сам, – потирая указательным пальцем правой руки крыло носа, задумчиво произнёс отец. – В конце концов, звони если что. Сейчас наберу твой новый номер до первого гудка, сохрани в телефоне.

Записав контакт отца после его звонка и ещё пару раз повторив на беспокойные вопросы, что точно сам доберётся до дома, Джереми остался стоять в одиночестве, несколько минут наблюдая за тем, как Уилборн-старший неторопливым шагом идёт к зданию мэрии. Он не смог не отметить с грустью, как постарел отец с тех пор, как Джереми уехал – покорять мир, как он тогда думал. Шестнадцать лет. Всегда держащий спину прямой, а голову высоко поднятой, отец теперь слегка горбился, но взгляд был всё так же устремлён не в землю, а только лишь прямо. Теперь среди копны седых волос лишь изредка проглядывали некогда русые, с рыжим отливом, пряди, словно начинавшие постепенно выцветать. Время брало своё.

«В конце концов, оно всегда берёт своё, – подумал Джереми. – Можно бороться с чем угодно, но только не со временем, которому плевать на наши дела и проблемы, да и на нас вообще». Джереми с грустью оглядел левую ногу, которая больше никогда не будет нести его так же легко, как хотя бы полгода назад. А ведь в университете он без лишнего труда выполнял нормативы и даже участвовал в забегах на соревнованиях, где один раз получил серебряную медаль за спринт на сто метров. А теперь ему оставалось лишь надеяться, что он будет хромать без палочки, потому что мысль о том, чтобы хромать с палочкой в тридцать четыре года, отнюдь не доставляла ему особой радости.

Ещё раз окинув взглядом площадь, Джереми резко развернулся, намереваясь отправиться по одной из некогда знакомых ему улочек, неровно уходившей от площади в другую сторону от дома семьи Уилборн. Что там находилось, он почти не помнил, потому предстояло заново открыть городок, в котором он родился.

Глава 5

Среда. 6 августа 2014 года

В городе проживало от силы шесть тысяч человек. Конечно, ещё человек пятьсот или даже тысячу могли добавить жители раскиданных по округе ферм и деревень, но даже так население нельзя было назвать большим. Центр Бритчендбарна был буквально усыпан домами высотой от двух до пяти этажей, сложенных из кирпича, но не из-за стремления к качеству их постройки и заботы о будущих жильцах, а из-за возраста – настолько они старые, что в то время и не было ещё такого понятия, как панельные дома. В городе они появились позже – лишь три десятиэтажки, хаотично возвышающиеся к небу почти на окраинах, будто остатки деревьев в едва ли не наголо вырубленном лесу. Некогда распространялись слухи о том, что в них переселят людей из особо ветхих домов, после чего эти самые ветхие дома снесут, а на их месте разрастутся новые дома-муравейники. Но, разумеется, этого не произошло. Поговаривали и о том, что нашлись инвесторы, то ли из нефтеперерабатывающей сферы, то ли из автомобильной промышленности, а кто-то, особенно громко кричавший, уверял, что недалеко от города построят научный центр. Это, быть может, вдохнуло бы в Бритчендбарн новую жизнь, но в итоге не правы оказались все.

Бритчендбарн так и ютился одиноко посреди болот, пока возраст его жителей неуклонно рос, ведь молодые стремились, как и Джереми, отправиться на поиски лучшей жизни и никогда не возвращаться, а если кто и переезжал сюда, так лишь старики, ищущие спокойное и тихое место на остаток отведённого им века. Кто знает, что случилось бы, если бы закрылся один из экономических остовов, хоть как-то содержащих неумолимо увядающий город: небольшое птицеперерабатывающее предприятие и целлюлозно-бумажный комбинат. Теперь лишь выбивающиеся из общей картины многоэтажки напоминали о том, что у Бритчендбарна могло быть хоть какое-то будущее.

Джереми ковылял на костылях вдоль домов, на чьих фасадах уже облупилась краска. Кое-где виднелись надписи, несильно отличающиеся друг от друга индивидуальностью и креативностью. Были и наскоро наляпанные, видимо, поверх таких же надписей, прямоугольники, разительно выделяющиеся своим однотипным грязно-серым цветом от пусть и потускневших от времени, но всё же более жизнерадостных стен домов. Уже спустя каких-то десять минут Джереми хотелось как можно скорее выбраться из центра, ведь прогулка по улочкам вдоль частных домов, располагавшихся как раз за центром Бритчендбарна, была бы много более приятна глазу. Здесь же у Джереми возникло чувство, что он не вернулся домой, а совсем наоборот – его выгнали из настоящего дома.

Ему безумно хотелось пройтись по ухоженной улочке хоть столицы, хоть Гданьска, да любого иного города, в котором существует возможность погреться в холод или же, наоборот, спрятаться от жары в многочисленных кафе и ресторанах. Там, сидя за столиком, можно мысленно порассуждать о том, где тебе больше нравится, например, подаваемый кофе: в этом заведении или же по другую сторону улицы. В Бритчендбарне, как помнил Джереми, существовали лишь два паба, в одном из которых была хоть сколько-то стоящая выпивка, но совсем уж никудышная еда, а в другом – совершенно обратная ситуация. Позже Джереми собирался проверить, не обманули ли его впечатления, оставшиеся после парочки посещений пабов в первый месяц своего совершеннолетия.

Районы с частными домами были всё ближе, Джереми уже различал начинавшиеся впереди ряды заборчиков, укрывавшие за собой лужайки участков. Он даже слегка прибавил шагу, достигнув тем самым, пожалуй, предельно возможной для себя скорости, несмотря на то, что заживающая рана в ноге начинала ныть. Как вдруг Джереми остановился, будто вкопанный, – его внимание привлёк странный символ, красовавшийся на углу трёхэтажки. Неумелая рука чёрной краской вывела контуры перевёрнутого треугольника с исходившими вверх ломаными линиями. Символ отдалённо напоминал череп некоего рогатого зверя. Джереми не понимал, из-за чего, но вдруг где-то внутри он испытал всплеск необъяснимых и непонятных эмоций. Чем дольше он всматривался в эти чёрные линии и точки на месте пустых глазниц, тем сильнее убеждался в том, что ему знаком этот символ, что где-то он видел его. И тогда что-то произвело на него столь сильное впечатление, что символ отпечатался на задворках сознания. Но… где. И когда? К горлу подступила тошнота, а голова начала слегка кружиться.

– Тот сон… – прошептал Джереми едва движущимися губами. Перед его глазами предстало воспоминание: весь в поту, пробудившийся от снившегося ему кошмара, что случалось с ним довольно редко, учитывая, что и сны Джереми почти никогда не снились. Он полулежит на кровати, упёршись спиной в объёмную перьевую подушку. За окном в свете фонаря видны хлопья снега, увлекаемые порывами ветра из стороны в сторону: они падают, кружась, затем вздымаются выше и вновь стремятся вниз в медленном неведомом танце. Разбуженная Джереми, она прижимается к нему своим тёплым телом, обнимает рукой, будто защищая, и смотрит полным заботы мягким серым взглядом…

Стараясь отбросить всё сильнее охватывающие его мысли, Джереми резко поменял свои планы. Его всё ещё качало, но он, стараясь держать шаг уверенным, опираясь на костыли всем телом, повернул обратно в центр города, к площади. Ему нужно в паб. В какой из двух – неважно. Лишь бы вообще в этом гниющем городишке был открыт хоть какой-нибудь паб.

Уже начинало темнеть, когда на нетвёрдых ногах и даже будто нетвёрдых костылях Джереми медленно вышел из паба. По поводу того, что город полностью остановился в развитии, он всё же ошибался, ведь, судя по словам бармена, с которым он успел разговориться за проведённые в кресле у барной стойки часы, теперь в Бритчендбарне были не только два паба, но и один бар. Чем они отличались, Джереми лишь предстояло выяснить заново, как и то, чем отличается новое заведение, называющее себя «бар», от остальных привычных для города пабов.

В любом случае этот паб «В Ирландии» на данный момент занимал почётное первое место в рейтинге Джереми. Ассортимент был не слишком велик по сравнению с теми заведениями, в которых ему посчастливилось побывать за границей Бритчендбарна, но зато если в первые минуты на него и обращали хоть какое-то внимание пара посетителей, что уже были в пабе, то новые входившие не задерживали на нём взгляда более чем на секунду. Джереми знал это, так как его буквально натаскали понимать: следят за ним или нет. А прежде всего понять это можно по тому, сколько внимания оказывают твоей персоне. Нужно лишь самому уметь наблюдать и отмечать необычные детали поведения окружающих.

Тусклое освещение в совокупности с тёмными тонами сделанной из настоящего дерева мебели скрывали лица и создавали ощущение некой защищённости и спокойствия. Да и бармен оказался на редкость приятным парнем. Он как будто нутром чувствовал, когда Джереми становилось скучно, и в ту же секунду появлялся рядом с очередной бутылкой заказанного ранее крепкого напитка. После чего, опять же, будто обладая сверхъестественными способностями, в зависимости от настроения Джереми либо рассказывал ему какие-то городские новости, либо молча отходил к другой части барной стойки, оставляя Джереми, уткнувшегося в только сегодня купленный смартфон или же – особенно к концу своего пребывания в пабе – просто в столешницу. Хотя, вполне вероятно, причиной этому был взгляд Джереми – ему с детства говорили, что по его взгляду можно прочитать все его мысли. Поэтому на заданиях он прилагал немало усилий, чтобы следить, помимо всего прочего, за своим пресловутым взглядом. Ну а теперь, когда вся его жизнь укатилась к чертям, в этом не было никакой необходимости.

Джереми сделал пару шагов и остановился у самого края тротуара дороги, выложенной из брусчатки, – опять же, пережиток некогда богатого прошлого Бритчендбарна, оставленный сразу и как историческая память, и как наглядный пример экономии бюджета города – всё в одном флаконе. Глубоко вдохнув, он поднял глаза к небу. Солнце медленно уплывало за горизонт, освещая кровавым оттенком перьевые облака, которые за день нагнал ветер. Холодало. Джереми уже пожалел, что надел одну лишь футболку поло. Мало того что она была броского кислотно-зелёного цвета и безумно мятая, так ещё и будто в сеточку, благодаря чему Джереми теперь всем телом ощущал любое дуновение ветерка. Он ненавидел этот цвет, такую ткань и тем более такой пошив – но заниматься шопингом у него желания не было, а столь заботливые бывшие коллеги, казалось, постарались наполнить его гардероб как можно более отвратительными вещами.

Не доверяя своей опьянённой памяти насчёт маршрута до дома, Джереми решил положиться на карту и навигатор в телефоне. Но цифры заряда батарейки, сигнализирующие с дисплея о всего лишь четырёх процентах, заставили его довольствоваться мельком заданным навигатором направлением, после чего Джереми отключил все функции. Он проклинал себя за то, что попросил бармена зарядить телефон, лишь когда зашёл в паб, тратя потом заряд на изучение интерфейса, а затем и на бездумный сёрфинг в интернете на протяжении почти всего времени пребывания в пабе. Потому, собрав все свои силы в кулак, а вернее, в ноги и плечи, которые уже порядком ныли из-за костылей, а особенно правое, Джереми побрёл домой, как он надеялся, по кратчайшему пути.

Алкоголь в крови дарил какое-то спокойствие и даже безразличие ко всему происходящему. Вглядывался ли в его лицо идущий навстречу прохожий? Плевать – перед глазами Джереми он представлял собой лишь расплывчатую и мельтешащую из стороны в сторону фигуру. Идёт ли по телевизору очередной репортаж с нескончаемыми рассуждениями, предатель ли он или просто невезучий идиот? Дважды плевать. Произошедшее в Гданьске? Воспоминание о нём всё же резало где-то в глубине груди, в самом сердце – но хотя бы теперь сознанию удавалось закрыться от сменяющих друг друга, будто в проекторе, картинок.

Джереми улыбнулся проскользнувшей мысли: как бы он удивился, если бы в школе, в институте, да даже и год назад ему кто-нибудь заявил, что он будет искать забвения в пабе, прося бармена о том, чтобы его стакан не был пустым. Отличник и паинька с самого детства, вечно придерживающийся здорового образа жизни, ни разу в жизни не напивавшийся, да и практически вообще не пьющий алкоголя, не попробовавший и одной сигареты и тем более наркотиков. Всё течёт, всё меняется! Джереми едва удержался от того, чтобы не остановиться посреди улицы и не разразиться истерическим хохотом. Всё течёт, всё меняется…

Выбравшись из центра города к окраинам с частными домами, Джереми мысленно поздравил себя с тем, что хотя бы не плутает кругами по главной площади, о чём в какой-то момент у него прокралось подозрение. Резко остановившись на месте, словно вкопанный, пальцами, которые едва слушались, он достал из кармана телефон и, щурясь сильнее и сильнее, стараясь тем самым как можно лучше сфокусировать зрение, убедился в том, что тот разрядился окончательно. Закрыв глаза и сделав три глубоких вдоха для того, чтобы не разбить телефон о тротуар, Джереми сообразил, что виновен не новенький аккумулятор, а он сам и не отключенные им доступ к местоположению и передача мобильных данных. Трижды прокляв себя, он решил двигаться в том же направлении, в котором шёл и до этого – или, по крайней мере, постараться.

– Идти в том же направлении, в котором и шёл! Гениально. Ты просто гений, мать твою… – пробубнил заплетающимся языком Джереми, осознавая то, какие «глубокие» мысли приходят в его светлую голову. И в этот момент ему стало интересно наблюдать за собой, за своими действиями и идеями. Изучение опытным путём поведения человека под действием алкоголя – уже не пьяница, а почти что учёный, целое оправдание на крайний случай!

Солнце уже окончательно ушло за горизонт, и теперь улочки Бритчендбарна освещали фонари, висевшие на совершенно разных столбах в зависимости от района города: кованных в центре, а потом бетонных и даже нескольких деревянных на самой окраине. Но, к очередному удивлению Джереми, светили они довольно ярко и даже из уже попавшихся ему на пути порядка двух десятков фонарных столбов лишь в одном была перегоревшая или разбитая лампочка. Тишину, постепенно обволакивающую город, если не считать иногда раздававшегося лая собак, всё реже и реже разрывали шум двигателя и шуршание шин по асфальту – видимо, кто-то задержался на работе или же возвращался из соседнего города.

Джереми даже пожалел, что дом его родителей находится в северо-восточной части Бритчендбарна, ведь самое шумное в городе место, шоссе, примыкало к западной, уходя далее по касательной на юг – по нему можно было добраться до обоих предприятий, а также и до соседних городов. Тогда как не более чем двухполосные дороги, окружающие их дом, вели в тупики, а просёлочные грунтовые – после которых можно было недосчитаться пары колпаков, если не вообще колёс, – были основными в городе. Всё дело в том, что Джереми любил шум крупных городов. Он всегда успокаивал, а ночью даже убаюкивал его.

Внезапно до Джереми донёсся какой-то странный звук. Он не мог понять, почудилось ли ему, но он явственно услышал чей-то срывающийся крик, даже вопль. Подняв голову, он осмотрелся. По другую сторону дороги уже не было ни заборов, ни домов: от самой обочины до леса простиралось поле, как показалось Джереми, заросшее высокой травой и какими-то сорняками. В свете пограничных фонарей просматривался лишь его край, а далее силуэты были едва различимы. Проще говоря – не видно было ни черта.

Джереми прислушался, продолжая вглядываться в темноту и медленно поворачивая голову, словно локатор. На участке, у которого он стоял, неистово залаяли собаки, видимо, почувствовав, что чужак остановился рядом с охраняемой ими территорией. Не желая проверять местные заборы на наличие дыр, лазов и секретных проходов, стуча костылями, Джереми сделал несколько шагов вдоль забора, отойдя к самому краю тротуара. Решив окончательно, что либо ему показалось, либо опьяневший разум играет с ним в невесёлую игру под названием «сохрани моё и своё психическое здоровье», Джереми уже собирался вернуться чуть в глубь города, чтобы там узнать у какого-нибудь прохожего, как ему добраться до родительского дома. Как вдруг явственный вопль вновь прорезал тишину, отозвавшись где-то внутри барабанных перепонок Джереми. Он спрыгнул с тротуара на проезжую часть и, не обращая внимания на отдавшуюся одновременно и в ноге, и в плече боль, чуть ли не подбежал к уже противоположному краю дороги, от которого простиралось поле, – именно с той стороны и доносился крик. Теперь редкие фонари светили ему в спину, не слепя глаза. И тогда Джереми увидел, что по полю, по диагонали от него, бежит какой-то силуэт, странно размахивая руками. Моментально брызнувший в кровь адреналин будто снял опьянение. Отбросив костыль, который поддерживал его по правую сторону, Джереми поспешил наперерез бегущей во тьме фигуре…

Глава 6

Среда. 6 августа 2014 года

Продравшись в темноте через кусты на ощупь, она потеряла равновесие и упала лицом вперёд, сильно ударившись коленями. Но тут же вскочила, оттолкнувшись руками от земли, и побежала к маячившим по другую сторону небольшого поля, буквально в нескольких десятках шагов от неё, огням фонарей и окон домов, располагавшихся на окраине города. Перед глазами всё плыло, горели, будто их прижигали, царапины на лице, руках и ногах, полученные ею при бегстве через лес и особенно в тех самых последних кустах. Саднили коленки и голеностоп, который она подвернула, поскользнувшись в босоножках на корнях. Ей было тяжело дышать, каждый следующий вдох становился короче и быстрее предыдущего. Казалось, ещё чуть-чуть – и лёгкие просто выпрыгнут из груди или разорвутся на части, но, захватив как можно больше воздуха, она вновь закричала уже порядком сорванным голосом. Несмотря на затуманенный разум – судя по всему, из-за наркотиков, которыми её напичкали похитители, – она понимала, что её преследуют. И что если ей не помогут, то те люди непременно вновь схватят её. Ведь они совсем рядом… Она видела мелькнувшую за деревьями фигуру, после чего уже без лишних размышлений полезла напролом через те колючие кусты.

Не в силах более бежать, девушка, согнувшись и упёршись руками в колени, остановилась, чтобы хотя бы несколько секунд, буквально пару мгновений отдышаться. В носу чувствовался запах крови, а во рту застрял вязкий комок слюны. От резкой остановки перед глазами потемнело, в какой-то момент ей показалось, что она упадёт в обморок, но в следующую секунду она уже вновь смотрела широко раскрытыми глазами на огни Бритчендбарна. «Лишь бы добраться… ещё чуть-чуть. Ты сможешь… И тебе помогут. Спасут!» Вера в эти мысли придала ей ещё немного сил, как будто соскребла последние остатки энергии из всех закоулков её организма. Она оглянулась через плечо на стоявший плотной тёмной стеной лес. Уже преодолев ближайшие к его окраине кусты, к ней направлялись две казавшиеся громадными фигуры в чёрных масках на лицах. Окончательно срывая голосовые связки, девушка вновь закричала и во всю силу бросилась к городу. Сердце быстро и часто билось, словно сошедшее с ума, гулким стуком молоточка отдаваясь в ушах. «Ещё немного. Совсем чуть-чуть! Хватит ли сил?..»

После того как она пробежала буквально десяток шагов, её нога угодила в скрытую травой и темнотой ямку. Ещё до этого подвёрнутый голеностоп теперь, как она была уверена, точно был сломан. Стопу прорезала резкая боль, не затмившая всю прошлую, что охватывала каждый участок её тела, а троекратно усилившая её. Девушка попыталась ползти, хватаясь руками за траву, резавшую ладони. Осознавая всю свою беспомощность при уже столь близком спасении, она захныкала. От усталости и истощения ей казалось, что в глазах нет слёз, – теперь даже частое моргание причиняло боль. Перевернувшись на спину, она посмотрела на небо, в котором плавало бесчисленное множество звёзд, мигая ей яркими огоньками дальних галактик и вселенных. «Никто меня не спасёт. Некому. Всем плевать, как и плевать на Землю и страдания, происходящие на ней, тем, кто там, наверху: Бог ли это или же бескрайняя пустота…»

Закрыв глаза, девушка перестала что-либо чувствовать. Она не понимала, потеряла ли сознание или же просто уснула. А что, если всё это просто-напросто кошмар? Что, если она лежит сейчас дома в своей постели, которая, быть может, вся сбилась от её метаний во сне? Стоит лишь открыть глаза, проснуться! И всего этого не будет. Она окажется в безопасности дома, одна, под хоть и тонким, но тёплым одеялом, в обнимку со своей мягкой подушкой. Открыть глаза…

Боль сразу же вернулась. Но теперь над её головой было не бескрайнее звёздное небо, а чья-то склонившаяся фигура. Один из её преследователей? Но на его лице нет маске. Почему-то она не боится его. Тем не менее те, кто гнался за ней, могут быть уже совсем рядом! Нужно предупредить его…

– Они… близко… совсем… близко… – она говорила тихо, почти шёпотом – на большее у неё не осталось сил.

– Кто близко? – недоумённо спросил незнакомец, поднимая голову и оглядывая местность вокруг.

– Преслед… преследователи… в масках… они гонятся… за мной…

Незнакомец чуть приподнялся на полусогнутых ногах и всмотрелся в темноту, крепко сжимая костыль в руках. Кто он? Услышавший её человек из города? Или ангел-хранитель, что спустился на помощь с самих небес? Неважно. Чувство защищённости и спокойствия охватило её. Мужчина опустил голову, внимательно вгляделся в её лицо и что-то спросил, но она не разобрала слов – они будто доносились откуда-то издалека. Его лицо было напряжено, брови нахмурены, а глаза смотрели жёстко, но с явным беспокойством. Она попыталась сфокусировать взгляд, но перед глазами становилось лишь темнее и темнее, словно кто-то постепенно приглушал яркость окружающего мира. Она слабо улыбнулась и провалилась в небытие.

***

Лёгкий морозец щиплет щёки и нос маленького Джереми, который, утопая по колено в снегу, бежит за шестимесячным беспородным щенком, подаренным ему родителями на Рождество. Заливаясь искренним детским смехом, он пытается звать питомца данной им же кличкой Чуи, но ещё не привыкший к ней щенок лишь удивлённо смотрит на него, слегка наклонив голову вбок. И лишь, наоборот, коротко и тоненько тявкая, зигзагами отбегает на несколько шагов, после чего стоит и ждёт, пока Джереми вновь приблизится к нему на расстояние вытянутой руки, и вновь отбегает. Большие висячие уши щенка прыгают вверх-вниз, будто он машет ими, стараясь взлететь.

Чуть поодаль от Джереми, резвящегося в небольшом парке со столь долгожданным щенком, прогуливаются из стороны в сторону, стараясь согреться, его родители, беседуя о чём-то своём, взрослом. До конца праздничной недели ещё три дня, но уже на следующий день избранный какие-то полгода назад мэр города, Джереми Уилборн-старший, собирается выходить на работу – и теперь думает о том, как сказать об этом жене, которая, как и всегда, поддержит его, но в глубине души наверняка не обрадуется.

Пару недель назад он нечаянно подслушал разговор Шаи Уилборн со своей матерью. Он сидел на кухне, ужиная в одиннадцать часов вечера после того, как только что вернулся из здания мэрии. Сын уже спал, а Шая как раз говорила по телефону через стенку, видимо, не расслышав, как пришёл с работы отец семейства. Конечно, он мог бы и не вслушиваться или включить погромче стоявший на подоконнике радиоприёмник, но внутреннее любопытство пересилило – он изо всех сил напрягал слух, чтобы не пропустить ни единого слова жены. Она явно проявляла беспокойство из-за того, что, получив новую должность, муж погрузился в работу с головой, много меньше времени проводя с семьёй и особенно с сыном. Уилборн-старший сам понимал всё это, но карьерный рост буквально вскружил ему голову. Тем не менее слова жены расстроили его и даже как-то пристыдили. Но он не мог иначе. Его мечта была столь близка! Теперь казалось, что нужно лишь ещё немного усилий, совсем чуть-чуть…

И всё же сказать нужно. Уже сформулировав в голове те фразы, что он теперь собирается произнести, Уилборн-старший открывает было рот, как вдруг какой-то шум останавливает его на самом вдохе. Прислушавшись, он различает своё имя, которое выкрикивает человек, стремглав несущийся к нему от самого входа в парк. Их разделяют несколько десятков шагов, когда уставшие глаза, уже начавшие в довольно молодом возрасте терять зоркость, рассматривают пунцовое лицо бегущего человека. Его щёки колышутся при каждом выкрике, а ноздри раздуваются, как у быка, стремящегося разорвать красную тряпку, которую держит матадор. Взгляд безумен и буквально буравит на бегу лицо Уилборна-старшего.

– ТЫ ЗНАЛ, ДЖЕРЕМИ! ЗНАЛ, МАТЬ ТВОЮ!

Человек поднимает руку, тыча указательным пальцем прямо в грудь отцу семейства. С каждым словом из его рта вылетает слюна, прожигая пушистый снег, лежащий на тропинках парка.

– Харрис, остановись. Стой на месте, прошу тебя! – кричит ему в ответ Уилборн, на всякий случай закрывая собой жену.

– Ты знал. Зна-а-а-л, сукин ты сын! Признайся, скажи это! СКАЖИ МНЕ ЭТО В ЛИЦО!

– Беги к Джереми, быстро, – бросает жене через плечо Уилборн, после чего, видя, что Харрис продолжает двигаться в его направлении, делает два шага назад, выставив перед собой обе руки, стараясь словами и жестами успокоить Харриса. – Послушай меня, давай ты успокоишься и не будешь пугать мою семью, ладно?

Шая подбегает к сыну, который во все глаза испуганно смотрит на происходящее. Она обнимает Джереми, падая на колени и прижимая его к себе, накрывая всем телом. От страха из её глаз текут слёзы.

– Что происходит, мама? – растерянно спрашивает Джереми.

– Я не знаю, сынок… не знаю. Закрой глаза, милый, не смотри. И ушки закрой, – говорит она, прикрывая ладонями уши сына поверх его рук.

Раздаётся хлопок, от которого мама Джереми вздрагивает всем телом, прижимая сына ещё крепче. Наконец, оглянувшись через плечо, она громко, почти срываясь на крик, выдыхает от облегчения, вскакивает на ноги и бежит к мужу. В его руке зажат револьвер, из дула которого поднимается тонкая струйка дыма. Он тяжело дышит, но его рука тверда и без дрожи всё так же направлена в сторону лежащего навзничь мужчины. Кристально-белый снег вокруг тела моментально напитывается алой кровью.

Из охватившего остолбенения Джереми выводит щенок, прыгающий вокруг него и толкающий его лапками в бедро. Он бежит к родителям, теперь уже и по его лицу градом текут слёзы, а от отпустившего напряжения он рыдает навзрыд во всё горло.

– Останови его! Он не должен этого видеть, – велит отец, стараясь закрыть собой обзор на лежащее в снегу тело.

– Туда нельзя, сынок, не надо…

Шая хочет остановить сына, но тот пытается вырваться и подбежать к папе, из-за чего матери приходится поднять его на руки, несмотря на то, что он уже довольно много весит для её худощавого телосложения.

– Всё хорошо, Джереми, всё хорошо. С папой всё в порядке…

Отец подходит к ним и заглядывает в глаза рыдающему сыну.

– Всё хорошо, – повторяет слова жены и обращается к Джереми, как ко взрослому: – Отведи маму к шерифу, справишься?

– Д… Да… – тут же отвечает Джереми, утирая ладошками слёзы со щёк.

– Ну-ка, давай поувереннее. Я должен точно знать, что ты не подведёшь.

– Да! Я отведу маму, – Джереми спрыгивает с рук матери и тянет её, схватив за рукав, за собой в направлении центральной площади. Щенок кружит вокруг них, думая, что всё происходящее – это просто-напросто продолжение игры.

Маленький Джереми не понимает, что произошло и что происходит, он лишь понимает, что хочет выполнить просьбу отца, чтобы тот гордился им. Но для этого ему нужно быть храбрым и держать себя в руках, несмотря на то, что слёзы готовы вот-вот брызнуть из глаз, а самому ему хочется упасть на землю и кричать, кричать, кричать…

Часть 2. Новые старые знакомые

Дальше, прочь, пусть уйдёт!

Чтоб закончился крик,

Тот, что мне не даёт

Отдохнуть ни на миг.

Он напомнит опять,

То, что было, – ушло,

И ему не понять:

Время всё унесло…

Теверовская Е. Г.

Глава 1

Четверг. 7 августа 2014 года

Джереми проснулся от бряцания посуды на кухне. Едва открыв слипающиеся ото сна глаза, он был вынужден защитить их ладонью от ярких солнечных лучей, пробивавшихся через щёлку между совершенно незнакомыми ему белыми шторами, на которых был то ли вышит, то ли нанесен краской узор из каких-то цветов. Его мама, Шая Уилборн, если когда-либо что и контролировавшая, так это обстановку в доме, никогда бы не позволила такой безвкусицы в интерьере. Эта мысль прорезала сознание Джереми, молниеносно пробудив его в ту же секунду. Он резко вскочил с кресла на одеревеневшие ноги и тут же был вынужден опереться руками о подлокотники, чтобы не упасть.

– С добрым утром! – поприветствовал его незнакомый женский голос, принадлежавший хрупкой девушке, которая металась по всей кухне, хлопая дверцами шкафов, то и дело стуча тарелками, ложками и безостановочно что-то переставляя. Джереми постарался разглядеть её лицо, но ему не удавалось сделать это, так как девушка всё время располагалась к нему спиной, лишь единожды повернув голову в его сторону, чтобы пожелать доброго утра.

Голова раскалывалась, солнечный свет резал глаза, из-за чего Джереми часто моргал. Так ещё и кухня будто раскачивалась из стороны в сторону, что отнюдь не доставляло удовольствия и лишь усугубляло подкатывающую к горлу тошноту. Тем не менее ему необходимо было вспомнить, что он делает в незнакомой ему кухне незнакомого дома и кто эта незнакомая ему мельтешащая девушка.

Вышел из паба, чёрт его помнит, как он назывался, пытался найти дорогу домой… Было уже темно, дошёл до самой окраины… Редкие прохожие, лай собак. Крики… Бегущая по полю фигура, то, как он спешил ей наперерез, будучи уверенным, что она в опасности… Как она упала без сил…

Обрывки событий понемногу складывались в общий пазл, иногда рушившийся, когда Джереми находил новые детали того вечера, и вновь собирающийся в единое целое. Он вспомнил, как тащил девушку, схватив за руку, через поле в сторону города, стараясь не обращать внимания на внезапно начавшее пугать его шуршание тела, рассекающего траву.

Пазл вновь разрушился, из вереницы событий выпало что-то важное… что-то, что занимало весь его разум в тот момент… Преследователи. Джереми вспомнил, как девушка предупредила его о людях, которые гонятся за ней. И как после этих слов по его спине пробежал холодок, все нервы вытянулись в струну – он безустанно вертел головой, всматриваясь в темноту леса и ожидая, что вот-вот из неё появятся силуэты в масках и бросятся на него. Или даже из-за спины, обойдя их, пока он следил за опушкой. В мозгу неустанно пульсировала мысль о том, что преследователей может быть двое, трое, четверо… Да сколько угодно! С незажившими ранами и в весьма нетрезвым состоянии на тот момент он был лёгкой добычей. Но… Но он никого так и не увидел. Ни единой тени, мелькнувшей меж деревьями.

– Как себя чувствуешь? – к удивлению Джереми, радостным и бодрым голосом спросила девушка, встав напротив него и облокотившись о небольшой деревянный кухонный стол, по бокам которого стояли всего лишь два стула.

– Немного разбито, – признался Джереми. – У вас как дела?

– У «вас»? – девушка звонко рассмеялась. – Помню, ты даже боялся притрагиваться к алкоголю, прямо пай-мальчиком был. А теперь вон оно как. У «вас»! Снова не узнаёшь меня?

Джереми задумался, нахмурив брови. Девушка выглядела немного младше него, хотя, быть может, такое впечатление создавал стиль её одежды: короткий розовый топик с изображённым посередине белым единорогом внутри красного сердца, мультяшно пробитого стрелой, столь же короткие шортики и тапочки в виде двух сереньких зайчиков, чьи уши раскачивались из стороны в сторону. Волосы явно покрашены в светлый цвет – рыжеватый с рождения выдают уже виднеющиеся яркие корни. Броский, потёкший макияж, видимо, оставшийся со вчерашнего дня. Зелёные глаза смотрели на Джереми с хитрым прищуром, будто девушка ждала, что вот-вот он громко выкрикнет её имя, как на какой-то телевизионной викторине.

Молчание. Анна… Перед глазами проносятся несвязные обрывки воспоминаний, некоторые из них смазаны и будто в лёгком тумане. Джереми сидит один за партой, сосредоточенно выписывая по клеточкам в тетради, как вдруг что-то с грохотом ударяется о столешницу, он поворачивает голову, слегка вздрогнув от неожиданности, – в проходе стоит девочка, доставая учебник и письменные принадлежности из портфеля. Её волосы заплетены в косички, она даже не взглянула в сторону сидящего мальчика, во все глаза наблюдающего за ней.

Картинка сменяется. Он сидит, прижавшись спиной к забору, и всматривается во тьму, скрытую за цепью слепящих фонарей. Старается даже не моргать, боясь уснуть. Рядом лежит девушка, которую он пару мгновений назад вытащил с поля, после чего перетащил через дорогу. Нога саднит такой болью, что нытьё в плече Джереми даже не замечает. Он пытается отвлечься, сосредоточившись на слежке за другой стороной дороги, но закрадывающаяся мысль о том, что рана открылась, не даёт ему покоя. Внезапно девушка вздрагивает всем телом и, увидев его, отстраняется – её зрачки расширены, взгляд безумен.

– Всё хорошо, спокойно, – тихо, но уверенно произносит Джереми, слегка поднимая руки, стараясь всем своим видом показать девушке, что не желает ей зла…

Свет фонарей и кроющаяся за ними тьма резко исчезают. Джереми смотрит сквозь ярко-синее небо. По нему ползут редкие облачка, в которых угадываются причудливые формы.

– А вот там… там лошадь. Точно лошадь!

– Где?

– Правее смотри, – тонкая рука вздымается к небу и тычет пальцем в небольшое облако, действительно напоминающее какое-то животное.

– А может, бегемот?

– Не-е-т! Лошадь. Бегемоты противные. И пахнут противно. Я в зоопарке была, зуб даю!

Он кладёт голову набок и смотрит на девочку, увлечённо рассматривающую небо. Как она красива! Маленький носик, рассыпанные по щекам веснушки, которых она, глупенькая, вечно стесняется. Её ладошка вложена в его руку, над ними пронзительное синее небо, по которому плывут облака. А среди них облако, напоминающее бегемота-лошадь…

Вновь возвращается всепоглощающее чувство напряжения и даже некоторой паники. И холод.

– Я не знаю, кто они, – произносит едва слышно девушка, испуганно всматриваясь в поле, за линию фонарей. – Правда.

– Хорошо, хрен с ними. Как тебя-то зовут?

– Анна… А ты случаем не Джереми Уилборн? – вглядываясь в лицо Джереми, спрашивает девушка.

– Да-да-да. Мистер Популярность последних дней, любимчик журналистов. То ли предатель, то ли идиот. Это я.

– Нет, я не о том… вернее, да, я видела тебя по телевизору. Но мы были знакомы. Когда-то… Я Анна Штейт.

– Клёво, – коротко отвечает Джереми.

Он наверняка бы удивился и даже обрадовался столь неожиданной встрече, если бы не вся та усталость, что валила его с ног, несмотря на то, что он уже полулежит, прислонившись спиной к забору. Да и возвращающееся всё сильнее опьянение затуманивает сознание. Наступает неловкое молчание.

– У тебя дома есть розетки? – наконец спрашивает Джереми невнятно.

– Что-что?

– Розетки. Чтобы подзарядить телефон. Мне надо, – поясняет он ещё более невнятно.

– Конечно же есть. Странный у тебя вопрос…

– Я отведу тебя домой. А ты дашь мне розетки.

Она неожиданно смеётся, что даже пугает Джереми – он уже совершенно не понимает, что происходит.

– Хорошо, по рукам. Веди меня домой, и я позволю тебе зарядить свой телефон от моих розеток.

Они поднимаются на ноги. Джереми опирается на костыль, но всё равно едва удерживает равновесие. Теперь девушке предстоит исполнять роль опоры и вести, даже почти тащить на себе всё слабеющее и слабеющее тело Джереми.

– Анна… Анна Штейт.

– Ничего себе! Второй раз за сутки вспоминаешь моё имя, уже неплохо, правда? Вспомни имя, фамилию получи в подарок! – игриво говорит она, вновь возвращаясь к своему делу – громыханию посудой.

Джереми огляделся вокруг в поисках своего телефона. Но обнаружил его в кармане куртки вместе с зарядником. Проклиная себя, Джереми протянул руку и воткнул зарядник в ближайшую розетку, остервенело нажимая на кнопку включения. Но на дисплее лишь выводилось изображение начавшего заряжаться аккумулятора. Нужно было подождать.

Наблюдая за приступившей к готовке Анной, Джереми вдруг подумал, что теперь он тоже является объектом чьего-то наблюдения. Он никогда не понимал этого явления, ведь как это вообще – ощутить на себе чей-то взгляд? И тем не менее не раз замечал, что, когда возникало такое странное чувство, на него на самом деле кто-то неотрывно смотрел. Конечно, быть может, это была часть полученной на чёртовой работе паранойи, всё же в мистику Джереми верил не особенно. Но эта способность довольно часто пригождалась ему в жизни. Джереми резко повернул голову налево – через уходящий от кухни коридор резко хлопнула дверь. За долю секунды он успел в узкой щели разглядеть очертания чьего-то маленького остренького лица.

Он хотел уже спросить у Анны, кто это, как его телефон проиграл мелодию включения, а дисплей вспыхнул заставкой загрузки. Джереми схватил его и, только телефон окончательно загрузился, обнаружил гору пропущенных звонков и сообщений. Помимо уже записанного номера отца, были звонки и сообщения ещё с четырёх разных номеров. Гадать, кому они принадлежат, у Джереми не было желания, да и перед родителями он чувствовал себя довольно-таки неудобно, потому тут же набрал номер отца.

– Алло, Джереми? – спустя всего лишь два гудка в телефоне раздался встревоженный голос отца. – Ты в порядке?

– Да, всё хорошо. Немного заблудился вчера, но встретил старую знакомую, зашёл в гости.

– Почему не позвонил, не предупредил? – на заднем фоне послышались слова матери: «всё точно хорошо?», «где он?» и многие другие.

– Телефон разрядился. Зарядить не было возможности, возникла небольшая пр… трудность. Расскажу, как буду дома, а то по телефону будет долго и довольно сложно всё объяснить.

– Точно всё в порядке? – в голосе отца теперь появились нотки недоверия.

– Абсолютно. Если не считать костылей, вернее, теперь уже костыля, но с ними в комплекте я приехал, – Джереми бросил взгляд на валявшийся рядом костыль и подумал о том, что придётся попросить Анну отвести его к тому месту, в котором теперь где-то в траве валялся второй его вечный в последние дни спутник.

– Через сколько планируешь быть дома?

– Через час, максимум два. Не беспокойтесь, всё правда в полном порядке.

Завершив вызов, Джереми откинулся на спинку кресла, продолжая рассматривать поступившие в тот вечер и ночь звонки и сообщения. Номер матери было вычленить несложно, с него пришло под пятьдесят сообщений, последнее в пять часов утра, отчего у Джереми неприятно засосало под ложечкой. Один номер звонил единожды, ровно в течение тридцати секунд, Джереми он был неинтересен. Ещё один оказался вообще односекундным. А вот оставшиеся два… Джереми нажал кнопку вызова на номер, который пытался достучаться до него с перерывом в полчаса с восьми вечера. Гудок, затем ещё гудок. Неужели его бывшие коллеги хотели предупредить его, что знают его новый номер и используют не только одни лишь жучки, чтобы следить за ним? Но зачем… ведь он и так прекрасно понимает, что как только были введены его идентификационные данные, то уж их отдел сразу же узнал об этом.

– Джереми Уилборн, здравствуйте! – в трубке раздался незнакомый мужской голос.

– Здравствуйте.

– Меня зовут Билли Вайс, я являюсь журналистом издания…

– До свидания, – перебил его Джереми, сбрасывая звонок.

Что ж, этого стоило ожидать. Журналисты, жаждущие взять у него интервью, чтобы урвать себе кусочек столь популярной нынче новости, готовы были использовать любые средства. Было бы даже странно, если бы они не воспользовались самым простым способом, учитывая известную всем дырявость баз данных. Сообщил кому-то одному – будут знать все. И названивать или написывать со своими на хрен никому не нужным предложениями или ва-а-жными вопросами. Продавцы всякой хрени, букмекеры, мобильный оператор-конкурент, банки, мошенники, изображающие из себя банки. Ну а Джереми, как особо везучему и вытянувшему совсем недавно счастливый билет с тарифом «всё включено», доставалась бонусом армия журналистов. В любом случае ему ещё повезло, что в Бритчендбарн его отправили почти что секретно – хотя бы удалось добраться без расставленных по всему пути кордонов с камерами и микрофонами.

– С кем это ты так невежливо? – спросила Анна, усаживаясь за стол и наливая в чашку кипяток из исходившего паром чайника.

– Да так, одно издание хотело устроить мне внеочередной допрос.

– А-а…

– Слушай, а что вообще происходило вчера? До того, как мы встретились?

– Ох… давай не сейчас. А то уже скоро восемь тридцать, времени совсем нет. Потом расскажу как-нибудь. Если всё ещё будет интересно. Кстати, если хочешь, можешь пододвинуться к столу, на троих хватит, чего я тут наварганила по-быстрому.

– Нет, спасибо. Хотел ещё как раз спросить, кто третий, – спохватился Джереми и, видя, что Анна повернула голову и недоумённо смотрит на него, добавил: – Я заметил, как кто-то захлопнул дверь в комнате напротив.

Девушка коротко рассмеялась.

– Она такая, это да! Стеснительная просто ужас. Точно не в меня, – улыбаясь, сказала Анна, после чего звучно крикнула, повернувшись вполоборота к таинственной комнате: – Элиза! Иди к нам, не бойся!

Несколько секунд они сидели в тишине, Анна внимательно прислушивалась. Но ни единого звука не раздалось, потому она позвала некую Элизу ещё раз:

– Давай не стесняйся, иначе нам с дядей придётся прийти за тобой самим знакомиться! – и как можно тише шепнула Джереми: – Она ой как не любит чужаков в своей комнате. На меня-то обидеться может, если зайду…