Читать онлайн Отбор Василия Блаженного бесплатно
- Все книги автора: Галина Чернецкая
ГЛАВА 1, В КОТОРОЙ Я ВОЗВРАЩАЮСЬ В ОТЧИЙ ДОМ
– Подпоручик Потапова по вашему приказанию прибыла! – Гаркнула я во всю мощь легких и лихо прищелкнула каблуками.
– А, девонька. Ты, присядь. Не ждал тебя так рано.
А то, что сам позвал еще затемно, так это ничего. Не ждал он. Да опоздай я на час, уже крику было бы. Но я не опоздала. И даже сапоги успела почистить.
Генерал-майор всегда ко мне относился слишком хорошо. Ходили, конечно, слухи о причинах, но особо ретивому шутнику я сломала челюсть, и остальные попридержали свои поганые языки.
– Случилось чего, Федор Елисарович? – уже по-простому спросила я, послушно присаживаясь.
– Чаю? Хороший чай нынче моя женушка любезная прислала с оказией. Тут и веточки смородиновые, и листики малиновые и чайный лист крепкий.
– Небось не чаевничать меня позвали, – усмехнулась я, понимая какое впечатление эта усмешка производит на людей. Однако, генерал-майор был человек, видевший войну не на парадах, и его перекошенным лицом было не пронять. – Случилось чего? Али мои опять чего отчебучили?
Он пожевал губами, помолчал, вытер белоснежным платком внезапно вспотевшую лысину и сцепил руки на плоском, не смотря на должность, животе.
Молчал он не очень долго. Оглаживал пышные усы, которые словно в противовес лысой голове буйно топорщились. Теребил край формы и прищелкивал пальцами.
– В запас мы тебя увольняем. – Рубанул он с плеча новости, не найдя более подходящих слов и воспользовавшись теми, которые были.
– Хоть меня и контузило в последней кампании, я практически здорова, – холодно отчеканила я, – а с лица воды не пить. Чай я боевой офицер, а не барышня кисейная. Али недостаточно хорошо я свою отвагу показала? И верность Государю?
– Нет, отваги у тебя с избытком. И дурости тоже, что вы молодые за лихость да отвагу принимаете. – Отмахнулся Федор Елисарович.
– Полковой медик дал заключение, что я практически здорова. -Повторила я.
Генерал-майор грустно посмотрел на меня и покачал головой.
– Практически. Вот ключевое слово. Хорошая ты девка, Васька. Была бы парнем, ух какую карьеру бы сделала. Лично бы за тебя хлопотал. И место в Академии выбил бы, и подсказал бы чего да где, а где нужным людям шепнул бы чего…
– Да вы и так вроде бы…
– Не обессудь, а только пришел приказ сверху. Чин тебе дают поручика, медальку какую за заслуги и пенсию. По ранению, не по выслуге лет.
– Сколько?
Он отвел глаза:
– Два рубля.
– Это в седьмицу?
Федор Елисарович вздохнул еще тяжелее и виновато покосился на самовар, на что я только махнула рукой, хочет чаю выпить, так пускай. Хуже для моей карьеры уже не будет. А слухи?! Слухи были и будут всегда.
– Наливочки?
– Спасибо, воздержусь.
– Ну и зря, хорошая наливка, вишневая. Сам настаивал, сам процеживал.
– Вы же знаете.
– Одобрять – одобряю. Уважать – уважаю. Понимать – не понимаю.
Я не пила спиртного. С тех самых пор, как во хмелю завербовалась в действующую армию рядовым. Мне бы насторожиться, что меня, щуплую девку пивом угощают задарма, а я только преисполнилась собственной значимости и знай пила. Очнулась уже в казарме. А на плече была метка. Служба на двадцать пять лет.
И из них прошло только пять.
– Ну, так вот, – вернулся к разговору генерал-майор, он налил чай, взял кусочек колотого сахара и вприкуску отпил. Сахара и я утянула кусочек, не смогла удержаться. – Чин дают тебе и пенсию. И медаль.
– Орден. – Возразила я.
– Медаль.
– Орден второй степени.
– Третьей.
– У батюшки первой степени. – Возразила я. – Орден второй степени его порадует значительно больше, чем третьей. Хотя и меньше, чем первой.
– Третьей. Тебе бы в купчихи пойти с таким талантом, а не кровь проливать на поле боя. -Генерал-майор вздохнул.
– Да эти купцы кровь пьют (и льют) похлеще врагов. Тут хотя бы все понятно: кто перед тобой – враги, руби их направо и налево, позади друзья, спину прикроют.
– Не совсем так, но в целом верно. Но орден только третьей степени. Главную свою проблему ты и сама знаешь. Дело вообще могли бы замяли бы. А так, можно сказать провожаем тебя в почетную отставку.
– Нищенская пенсия и медалька. – Пробормотала я.
– Орден, поручик, орден! Я не я буду, коль не выбью тебе его! Ну, так, поздравляю, поручик?!
– Служу Отечеству! – Вновь гаркнула я, вскочив на ноги.
Сахар я сунула в карман мундира, как знала, что орать придется, а с сахаром за щекой и выглядит странно и громкость не та, еще и петуха можно дать.
Потом было построение, орден, что украсил мой потрепанный мундир, денщик Захар, что утер скупую слезу и дорога домой.
И пенсия, на которую я теперь имела полное право.
– Чего кушать изволите, барыня?
– Какая я тебе барыня, курица кривая, я – боевой офицер! – Вскипела я, схватив подавальщицу за край фартука. Фартук, к слову, был чистым, так что заодно и руку вытерла.
– Простите, не поняла сразу, темно туточки, вот и опозналась.
– Ладно, живи, – мгновенно остыла я, да и живот издал голодную трель.
– Ваше благородие, отведайте капусту тушеную с копчеными ребрышками, не побрезгуйте, только из печи. Пирог с зайчатиной, да ушица из окуньков. И взвар на меду.
Подавальщица склонилась перед нами в глубоком поклоне, так что будь я мужиком непременно открывшийся вид оценила. Но я же была бабой, тем более такой, которую Господь не наделил телесами.
– Что будешь? – Спросила я у Захара.
– Что ваше благородие изволит, то я и доем, коль не осилите.
– Пироги неси, и уху, и взвар. – Отмахнулась я. – И побольше.
– Ненавижу капусту. – Опять усмехнулась я.
– Тушеная уже же-ж.
Сколько доброхотов предлагали мне капустный лист к шрамам прикладывать не упомянуть уже. А грудь увеличить с помощью капусты?! Наших послушать, так капуста просто кладезь полезных веществ. Только что мертвых не воскрешает. И то, наверное, мало капусты прикладывали.
Пироги были непропеченными, взвар кислым, а уха жидковата. Но зато подавальщица даже не стала роптать, когда я бросила на стол на пару медных монеток меньше.
– Комнату может изволите?
– Нет.
Дорога домой заняла почти седьмицу. Мы давали лошадям роздых, обедали в подавальнях, и пару раз ночевали в лесу. Благо, опыта таких ночевок у нас было с лихвой. Почему не на постоялых дворах? Ненавижу клопов и несвежие простыни. А Захар тенью следовал за мной, соглашаясь с любым моим решением и не смея перечить.
– Лихие людишки, говоришь, завелись? – переспросила я, задумчиво крутя в пальцах кусочек сахара, который прихватила из армии. Он уже оброс соринками из кармана, но я никак не могла заставить себя съесть его.
Подавальщица истово закивала.
– И много слихачили?
– Ой, много, ваше благородие. И не сосчитать.
– Еще бы, ты же больше, чем до двух считать не умеешь. – Буркнула я себе под нос, но ушлая девица услышала.
– Как не уметь-то, умею. Три. И четыре еще. И вообще, вот сколько пальцев на руках до стольки и умею считать.
Мне стало стыдно. И чего я на девку вызверилась. Крутится тут с утра до вечера, на наши рожи противные смотрит, моет, убирает, еду разносит. Пусть еда и оставляет желать лучшего, так и в армии разносолами никто не баловал. Первые полгода, пока я постигала нелегкую науку быть рядовым, кормили нас натурально помоями. Кто-то приноровился подворовывать, кто-то как я похудел вдвое, хотя во мне в то время веса и так было мало.
Я поморщилась, отчего девка опять задрожала.
– Пожалуй, батюшка подождет встречи со мной еще некоторое время.
– Ваше благородие.
– Захар!
Тот понятливо замолчал, лишь собрал пальцами крошки от пирогов с тарелки, показывая, что молчит.
Тактика у меня была немудреной.
Позвенев в кошельке монетками (к слову, обещанной пенсии я еще не получила, а вот с довольствия меня снять поспешили) мы шумно выехали из села. А после я оставила Захара с лошадьми и прокралась обратно.
Как я и подозревала разбойничали местные жители. Село от дорог стояло не так чтоб далеко, но и не слишком близко, чтобы центральная власть успевала среагировать на злоупотребления власти местной.
Одного особо шустрого я застрелила, еще одного саблей зарубила, а вот третьего разбойника мне помог повязать подоспевший Захар. Местные гнули спины и свою причастность к происходящему всячески отрицали. Может еще кто был из разбойного люда, но я не нашла. А так, скорее душу отвела, чем в самом деле помогла кому.
– Я же просила присмотреть за лошадьми. – Рявкнула я не сдержавшись.
– Как можно, ваш благородь. – Рыкнул Захар, завязывая последний узел. – А ну как вы бы утомились?!
– Я не калека.
– Никак нет!
Захар смотрел на меня чистым незамутненным взглядом и подозревать его в недостойных мыслях у меня не получалось, хотя я пыталась изо всех сил.
Уцелевшего разбойника и тела его товарищей я сдала жандармам, которых удалось отыскать на ближайшей почтовой станции.
– Даже на пенсии вы приключения находите. – Пожурил меня Захар.
– Свинья везде грязь найдет. – Улыбнулась я. Моему денщику было позволено несколько больше, чем остальным. Он имел на это право.
– Васька приехала!
Не успела я соскочить с коня, как на меня налетел Петька, мой младший брат. За минувшие годы мы виделись от силы пару раз, и каждый раз он становился все более чужим, лишь в памяти оставаясь все тем же карапузом, которого я помнила.
– Остынь, малахольный, дай хоть с коня слезть.
– Еще скажи в баню сходить, в платье переодеться да чаю попить.
– Было бы неплохо, – кивнула я, – а чай во сколько подают нынче?
– Ты же героиня, тебе в любое время подадут. И чай, и плюшки, и сахара колотого сколько угодно. Марфа уже тесто на пироги поставила, мы тебя на сутки раньше ждали.
– Пришлось задержаться. Представляешь, разбойники возле села Заозерного лютовали.
Голубые глаза Петьки сияли восторгом. Он уцепился за край моего рукава и изо всех сил старался подстроиться под мой размашистый шаг, но не жаловался, а наоборот, принялся с жаром рассказывать какие изменения случились за это время.
– Разбойников ты же всех повязала?
– Да их там всего трое и было, – отмахнулась я. – промышляли одинокими путниками, так что там легкотня была. Опять же Захар подсобил.
– Везет же Захару, – вздохнул Петька, – из крестьян, а так высоко поднялся.
– Потому что учился хорошо, – строго сказала я, – а ты опять прогуливал занятия.
– Неправда! – Вскричал брат. – И ничего я не прогуливал. Ну, только чистописание немного, и Закон Божий. Но там отец Димитрий сам виноват, чего он каяться постоянно заставляет?!
– А счет?
– Так, то когда было. Я уже давно прощения у гувернера попросил и выучил все. И батюшка плетей выписал. Неделю потом сидеть не мог, представляешь?!
Помимо воли я потерла свою пятую точку. Плети – это вещь, которая очень способствует появлению усердия хоть в постижении наук, хоть в других делах.
– Вот, смотри, твоя комната. Правда, мило?
Комната была моя старая. Правда стены обили свежим шелком, полы натерли воском, а на кровати красовалось свежее покрывало. В целом свежо и мило. Подошло бы больше девушке, а не боевому офицеру.
Не удержалась, попрыгала на кровати. Пружины не скрипели, а перина была так мягка, словно в облаке лежишь.
– Пойдет.
– А вот платье тебе принесли. Лушку кликни, она в баню проводит, да и там подсобит, вдруг тебе не удобно будет самой.
Он кинул взгляд на подвернутый рукав кителя, но тут же добавил:
– Ты же как никак девушка. Благородная. Не привыкла небось сама все делать.
– Вообще-то привыкла.
– Наверное, надо отвыкать.
Я кивнула. Наверное.
В бане было жарко.
– Капустный лист вот, барышня, приготовила вам, – частила Лушка, пытаясь этот самый лист водрузить мне на лицо. – И вот, масочка из черемши, зело полезно для цвета лица. А то вы черная, страсть какая. Как бы никто с чернявкой не попутал.
– Не попутают. – Отмахнулась я, пытаясь стащить тот самый лист с лица, но Лушка была дюже проворной и лист каждый раз неведомым образом оказывался на лице. Под конец я махнула рукой и сдалась. Черт с ним, пускай делают со мной что хотят.
Распаренная я сидела в предбаннике, где Лушка споро организовала чай с березовыми почками, медом и полынным взваром.
– Пропотеть надо туточки как следует и все хвори сразу же из организма убегут.
– Вообще-то полковый лекарь мне не рекомендовал баню. Говорил, что сосудам головного мозга не полезны высокие температуры и все такое.
– Ой, да что там этот ваш лекарь понимает. Вот у нас у Фроськи были проблемы с головой, так мы ее парили- парили да все проблемы и выпарили.
– Померла? – Лениво спросила я.
– Господь с вами, барышня, живехонькая!
Я покивала, послушно подставляя чашку под носик самовара и подцепляя вилкой яблочную дольку, вываренную в сахаре до прозрачности. Умеет Марфа готовить, не то, что наш полковый кашевар, который даже пшено умудрялся превратить в безвкусную клейкую субстанцию.
Я жмурилась от удовольствия, пила чай и дальнейшая моя жизнь казалась простой и понятной.
– Барышня, вас там батюшка к себе кличет.
Этого следовала ожидать. Даже странно, что батюшка дал мне времени прийти в себя, а не велел явиться пред грозные очи прямо с дороги в пропыленном кителе и сапогах.
Платье на мне ожидаемо болталось, туфельки, впрочем, оказались как раз, а над неровно обрезанными волосами Лушка причитала как над покойником.
– Может, конских волос подложить? Сейчас многие девки у кого своих волос недобор косы уплотняют. Правда у барышни волос густый, да короткий, но может быть, подвернуть как-то?!
– Не стоит, просто собери в косицу что есть, да лентой подвяжи. А то мне, сама видишь, не с руки.
От получившегося каламбура я хихикнула.
Лушка испуганно прижала ладошку к губам и ловко сплела мне косу.
Я хотела глянуться в зеркало перед выходом, но в последний миг смалодушничала, прошла мимо. И так было понятно, что Лушкины старания не увенчались успехом.
– Поручик Потапова по вашему приказанию прибыла.
В тонких туфельках щелкать каблуками оказалось несподручно и вышло не так эффектно.
– Вольно! – Улыбнулся отец, а после обнял меня.
– Здравствуйте, батюшка.
– Здравствуй, доченька, младшенькая. Не опозорила моих седин. Молодец. Пусть все враги знают, что род Потаповых силен даже девками своими.
– А то!
На мгновение я позволила себе слабость, прижалась лицом к домашнему халату батюшки, вдохнула запах табака, но уже через минуту отстранилась.
– Орден вот дали.
– Молодец, дочка! Вот еще сговорю тебя за хорошего хлопца, порадуешь меня внуками и вовсе считай моя жизнь удалась.
В этот момент я поняла, что лучше бы меня убило там этим снарядом чертовым.
– Да кто же меня сговорит, батюшка. – Промямлила я, разом превращаясь из офицера в кисейную барышню, ту самую у которой и бабочки в животе имеются в наличии и томление в груди неясное, подозреваю, вызванное нехваткой кислорода.
Я подошла к окну и это самое окно решительно распахнула. Кинула простое заклинание от прослушки, его же повесила на дверь.
– С лица воды не пить. – Повторил батюшка.
– Меж тем девки нынче в изобилии, на любой вкус.
– С хорошим приданым любую заберут. И хромую, и рябую. Тем более, что ты к их числу не относишься.
– Всего лишь потрепана на войне.
– Между прочим, защищая наше Отечество, как и положено верной подданной.
В кармане я нащупала кусочек сахара. Побоялась, что пока хожу Лушка затеет стирку, или Захар мундир заберет, а там девки постирают и моя последняя тонкая ниточка с той простой понятной жизнью растворится в щелоке.
– В общем, я не против, батюшка. Ежели такова ваша воля, то обещаю, что рассмотрю всех кандидатов в женихи самым тщательным образом.
– Молодец, Васенька. Не подвела старика, уверен, что и дальше честь мундира не опозоришь.
– Расскажи лучше, как вы тут? Как сестра? Как братья мои поживают?
– Петьку видела уже? – Спросил отец, наконец присаживаясь в кресло и набивая трубку табаком. Он неспешно раскурил ее и пустил колечками в окно. Благо заклинание дым пропускало.
Помимо воли я улыбнулась. Сложно не улыбнуться, вспомнив младшего братишку.
– Восхищен тобой и планирует пойти служить по твоим стопам. – Батюшка тоже подошел к окну и выпустил колечки дыма в растущий у окна дуб.
– Ничего не имею против.
– Да я тоже. Хотя не всем везет как тебе.
– Он пробивной.
–Анна третьим внуком порадовала старика.
Я кивнула. С Анной мы никогда особо не ладили, но и делить нам тоже было нечего. Сейчас у нее хороший муж, дружная семья и дети. Я была рада за нее, но говорить нам с ней было бы особенно не о чем.
– Поэтому сидит у себя в имении и даже ради тебя не приедет.
– И не надо.
– Надо, Вася, надо. Семья – это все, что у тебя есть.
– Как Андюшка? – Неловко перевела я тему. Между Анной и мной были два моих старших братьев Павел и Андрей. Но Павел был братом правильным, честным, воспитанным и женившимся по батюшкиному указу. Он вообще все делал по слову батюшки. Окончил Училище, был принят земским секретарем и быстро построил карьеру в Земском Указе, дослужившись до Советника. В то время как из-за Андрея в какой-то степени я и попала в армию.
Стояла осень. То самое время, когда летняя жара еще не спала, но стала слабже, умереннее. Воздух наполнился ароматами осени: спелых тыкв, прогретой земли и яблок, под весом которых гнулись ветви деревьев. Мы, ребятня, рвали их с любого дерева, и хозяева усадьб не гоняли нас за это. Урожай был богатым, и пары яблок для ребятни никому не было жалко.
– Васька, ты как?
Моя комната была на втором этаже, но растущий под окном развесистый вяз решал проблему ночных отлучек. Раньше на нижней ветке висели качели, но после моего первого спонтанного выброса силы нижние ветки пришлось обрезать. Качели перенесли в другое место в саду, а вяз остался напоминанием мне о необходимости постоянного самоконтроля.
Андрюшка влез в мою комнату и внимательно присмотрелся ко мне.
– Ты ревела что ли?
– Вовсе нет. – Отмахнулась я, растирая опухшие глаза кулаком.
– Ага, ври больше. Что случилось?
Вместо ответа я стянула косынку с головы.
– Пф… тоже мне проблема. До свадьбы отрастут еще десять раз.
– Батюшка заругал. И без пирога грозился оставить. И пороть обещал.
– Обещать не значит жениться, – важно заметил Андрей. – Пошли пиво пить в настоящий кабак придорожный. Я угощаю.
– Зачем?
От удивления я даже глаза тереть перестала. И косынку на кровать бросила.
– Силу не удержала?
Я кивнула. Ох и доставалось мне за это. Сил у меня было немеряно, как говорил учитель, да вот только вспыхивала я по любому поводу. А еще долго думать не умела. Чуть придумала что, сразу делала.
Вот и сейчас не стала упираться, а переоделась в штопанные штаны и рубаху и выскользнула из комнаты.
– Жениться хочу. – Признался шепотом Андрей, стоило нам прокравшись через сад выйти за пределы усадьбы.
– На Матрене?
– Она знаешь какая?
О Матрене знали все. Даже батюшка. И он же категорически запретил Андрюшке даже думать о браке с крестьянкой.
– Сиськи мять – это одно, а жениться надо на равной. – передразнил брат и дурашливо надул щеки, подражая батюшке, когда он изволил гневаться.
– И что ты собираешься делать?
Я обнаружила, что забыла косынку дома и опять схватилась за укороченные волосы. Укорочены они оказались сильно. Так только блудниц стригли, да больных проказой.
– Ой, да никто на тебя даже внимания не обратит, – отмахнулся брат от моих страданий, – подумают, что ты вообще парень.
Он оглядел меня внимательно и решительно кивнул.
– Хорошо, что ты босиком, реально на крестьянского пацана похожа. Сейчас.
Он зачерпнул немного грязи из ближайшей лужи и растер мне по голове и рукам.
– Ну, вот. Маскировка!
Я фыркнула и размазала грязь получше.
– Сбегу.
Брат невпопад ответил на мой вопрос, который казалось повис в воздухе.
– Батюшка ругаться будет. Возможно, что сильно. – Я поежилась. В гневе батюшка был страшен. Бывший военный, отдавший армии лучшие годы своей жизни он разводил борзых и воспитывал крестьян. И те и другие его боялись, но и любили.
– Ничего, я тоже не пальцем деланный. Устроюсь в этой жизни, а потом батюшке не останется ничего другого, кроме как благословить наш брак.
– Без благословения как-то неправильно.
– Жизнь – штука вообще сложная.
– А в кабак зачем?
– Выпить хочу перед таким важным решением. Храбрости набраться.
– Вроде бы лучше решения на трезвую голову принимать. – Я крепко задумалась. О важности трезвой головы говорил учитель, но я, признаюсь честно, не слишком ему верила.
Это было не первое пиво в моей жизни. Пробовала я и пиво, и сидр, и медовуху. Даже первач у батюшки как-то с братьями утащили. Правда в отличие от сладкой медовухи первач я не оценила.
После первой кружки брат отлучился во двор, а рядом со мной присел мужик в потрепанной форме. Я даже расслабилась, военный, значит и за порядком приглядит если что.
– Как ты пацан к военной службе относишься? – Между делом спросил он у меня.
– Хорошо. – Отмахнулась я и потянулась за грибочком. – Батюшка мой служил, говорил, что почетнее нет ничего не свете.
– Ох, прав твой отец, ох, прав. Как жаль, что нынче молодёжь не хочет идти в армию! А ведь армия – всему государству голова!
Я согласно пригорюнилась. Через пару минут мы уже болтали как лучшие друзья, а брат все не возвращался и не возвращался.
А потом я ничего не помнила.
– Ты знаешь, что я не хотел благословлять их брак. – Батюшка вновь выпустил дым, я дурашливо ткнула пальцем в центр колечка, отчего оно стало еще более круглым.
– Но?
– Но он мой сын. А Матрена послушна, плодовита и, между нами, именно такая жена и может наставить твоего непутевого брата на путь истинный.
– То есть, ты благословил их?
– А куда я денусь?
Отец помолчал.
– Я рад, что ты жива. Но, честно говоря, я бы предпочел, чтобы на твоем месте стоял любой из твоих братьев. Война – не женское дело, даже если ты с ним прекрасно справляешься.
– И теперь ты хочешь, чтобы я занялась истинно женским делом?
Как я ни старалась, мой голос дал петуха.
– Я хочу, чтобы ты, дочь, была счастлива.
– Я была счастлива.
– И еще будешь. Иди. Отдыхай с дороги. Сходи на речку с девками, съезди на ярмарку, купи себе платьев, если хочешь, или сладостей заморских. Выпори пару крестьян, если это тебя порадует. И готовься к свадьбе. Уверяю тебя, что за женихами дело не станет. Любой будет счастлив породниться с нашим родом.
– Может быть, если бы ты замолвил словечко, я бы могла продолжить…
– Я думаю, тебе это не надо.
– А если надо?
– Нет.
Голос батюшки стал твердым, и я поняла, что спорить с ним бесполезно. По крайней мере не сейчас. Он уже видит меня счастливой женой, окруженной ватагой детишек.
И я решила, что отважу всех претендентов на мою руку (тут я мысленно хмыкнула) и сердце.
И тогда не останется никакого другого пути, кроме как разрешить мне вернуться в армию.
***
На следующий день я воспользовалась разрешением от батюшки, взяла Лушку, Захара и Матрену и отправилась на ярмарку. Захар запряг возок, Лушка помогла мне сделать прическу.
– Вот, у вороного на конюшне отрезала, пока Прокл не видел. – Гордая собой Лушка размахивала пуком волос, прикладывая их ко мне так и сяк.
Я мрачно рассмотрела свое отражение в зеркале, а после решительно развернулась на стуле.
– Барышня красавица. – Прощебетала Лушка.
Слава Богу она сегодня не стала лепить мне капустные листы на лицо. Но зато конским хвостом трясла с полной решимостью спасти мою честь.
– Знаешь, – решила я, – давай косынку наденем и все. А волосы просто подколи. Оставим этот способ для бала.
– А будет бал? – С придыханием спросила девка.
– Ничему уже не удивлюсь. – Пробормотала я.
В итоге мы сошлись на скромном платье в цветочек и косынке, которую Лушка повязала поверх скрученных на затылке волос. Я решительно поднялась и скомандовала ехать. Никакая длинная коса не смогла бы добавить мне очарования.
В возке порядком трясло. Захар удобно устроился на козлах, мы с Лушкой таращились по сторонам, а вот Матрена сомлела.
– А не тяжелая ли ты?
Матрена пожала плечами, прижимая платок ко рту.
Отношение дворовых к Матрене было странным. С одной стороны, она вроде бы стала ближе к благородным, после благословленного брака, с другой, она вышла из низов и теперь крестьяне ее за это недолюбливали. Так что в целом сторонились ее и те и другие. Навряд ли ее жизнь оттого стала легче.
«Кто слишком высокого поднялся, тому будет больно падать».
– Все хорошо, барышня. Укачало просто.
Но я все равно велела Захару принести водицы колодезной.
Обращение «барышня» меня раздражало, но девки слушали и после вновь сбивались на привычное им обращение, и лишь Захар обращался так, как положено и как привык.
На ярмарке было скучно. Плясали пара скоморохов, которым подыгрывал на гуслях седой дед с унылыми усами. Перед помостом, где они разыгрывали свое нехитрое представление остановились пара крестьян, которые переминались и хлопали, не попадая в такт.
Мы посмотрели представление, купили петушков на палочках, но своего я отдала Матрене, которая как раз искренне наслаждалась прогулкой. Лушка бойко торговалась в одежной лавке, уговорила меня купить лент для волос и отрез ткани на платье, обещая смастерить мне такой наряд, что все столичные дамочки удавятся от зависти.
– Вы же барышня страсть какая красивая, вам надобно ленту ярку в волосы, да капустки побольше.
Я зарычала.
– А лицо можно навозом мазать. – Бесхитростно посоветовала Матрена.
– От веснушек это средство, дурища.
– Сама клуша, навоз кожу отбелит. Будет прозрачная, аж жилки будет видно.
– И по запаху легко найти. – Заметил Захар.
На него шикнули.
– Никакой капусты и навоза. – Рыкнула я.
– Я вам вот, крендель с маком купил.
Я послушно взяла крендель, удерживая его правой рукой, а обрубком левой попыталась поправить съехавший с головы платок. В этот момент на меня налетел высокий мужик.
– Че встала, корова.
– От борова слышу. – Отмахнулась я.
– Как ты с помещиком разговариваешь, шваль безродная?
Мужик был бородат, с солидным брюшком и непомерно пьян. Позади него переминались с ноги на ногу пара слуг. Один даже попытался поддержать своего барина, или же предостеречь, но тот отмахнулся так, что слуга не устоял на ногах и шлепнулся в дорожную пыль.
– Во-первых, очень даже родная. – Спокойно заметила я.
– В пояс мне кланяйся, я сам помещик Нехлюбов.
– О, соседушка. – Протянула я. Силой впихнула крендель испуганно округлившей рот Лушке и завела руку за спину.
– Какой я тебе сосед, голытьба подзаборная.
Он покачнулся и взглянул мне в лицо.
– Етить, ты уродина. Ладно, раз тебя так кто-то разделал, так и быть, прощаю.
– Ты меня прощаешь? – Прошипела я, мгновенно утратив благодушие. Рука нащупала лишь пустоту в том месте, где я привыкла чувствовать привычную тяжесть пистолетов. Сабли на боку тоже не оказалось и это было непривычно.
– Че лапаешь себя, по мужицкой ласке измучилась, так я тебе не подсоблю, уж больно ты страшная. Капусту хоть бы ела, может, помогло бы.
И тут я влепила ему в глаз. По-простому, кулаком.
– Ах, ты, курва.
Мужик покачнулся, но устоял.
И тут все вокруг наполнилось визгами и криками.
Захар сцепился с парой слуг, но те махали кулаками вяло, без огонька, скорее создавая видимость драки, нежели в самом деле стремясь защитить своего барина. Девки визжали, а Лушка между криками и визгом умудрялась жевать крендель, словно на цирковом представлении, когда вроде и за гимнастку переживаешь, и крендель манит.
Я же ужом вывернулась из захвата, в который меня попытался взять Нехлюбов и навязала ему бой, удобный мне.
– Ннна, получи…
– Ссссука…
– Тварина…
Я берегла дыхание и на брань не обращала внимания, сбивая его удары и нанося свои. Не смотря на опьянение, барин оказался не дурак помахать кулаками, к тому же явно умел это делать вполне профессионально. Так что пару раз он меня зацепил так, что я с трудом устояла на ногах.
Однако же, мне удалось его подловить и смачным ударом в челюсть уложить на землю.
– Ах, хорошо, ваш благородь. – Отозвался Захар, укладывая своих соперников.
– Напомни мне, почему мы не взял пистолеты?
– Так, ваше благородие, на ярмарку же поехали, – денщик виновато почесал голову и добавил: – виноват, больше не повторится.
Я отряхнула руку и обернулась.
– Ой, я нечаянно. – Лушка посмотрела на остатки кренделя в своей руке и облегченно разревелась.
Я проводила взглядом слуг, которые приводили в чувство Нехлюбова и скомандовала идти в кабак. Потому что негоже бежать с поля боя, словно тати какие. Мы люди честные, к тому же благородные. Можем себе позволить хоть кабацкую драку, хоть ярмарочную.
– Квасу неси. – Хлопнула я по столу парой монеток.
– Вам бы покушать плотно, ваш благородь. – Заметил Захар.
– Утомилась, барышня, – поддержала его Лушка.
– Сегодня капуста тушеная с грибами, капустка маринованная с клюквой, пироги с капустой и яйцом, щи и квас. – Подавальщица бухнула перед нами кружки с квасом и попыталась улыбнуться.
– Да вы издеваетесь. – Пробормотала я.
– Пироги неси. – Велел Захар.
Я поморщилась, но спорить не стала.
– Хоть девки поедят.
У Лушки на нервной почве проснулся зверский аппетит, Матрена напротив чахла над кружкой с квасом с бледным лицом, Захар задумчиво жевал пирог и барабанил пальцами по столу.
– Ладно, в выходные съездим еще раз. Сегодня что-то куража нет развлекаться. – Я решительно поднялась.
– Купить вам новый крендель?
– Не стоит, пусть лучше Марфа пирогов с зайчатиной испечет. А на зайца мы с тобой можем сходить. Постреляем хоть, ежели батюшка будет не против.
Батюшка разрешил. Но со мной напросился Петька.
Вышли рано утром, еще солнышко только начало окрашивать край неба в яркие цвета. Шли быстрым шагом, после свернули в лес и продвижение резко замедлилось.
– Что ты топаешь? – Прошипела я.
– Я не топаю. Я умею ходить по лесу.
– Это вы так думаете, барин, что умеете. – Заметил Захар и Петька насупился.
Я улыбнулась. Раньше я тоже не умела ходить по лесу. Меня учили вначале в полку, щедро одаривая тумаками, а после уже Федор Елисарович.
Под ногой у Петьки хрустнула ветка и тот чертыхнулся.
– Так не пойдет. Смотри сюда и повторяй за мной.
Через час стало лучше. Мы поменялись. Теперь первым шел Захар, за ним я, а замыкал Петька. Идти след в след оказалось для него проще.
– Привал. – Объявила я еще через пару часов.
– Я нисколько не устал.
– Я устал. Я уже не молодой, барин.
Петька покивал, а мы с Захаром только переглянулись.
На завтрак были вареные яйца и пара репок, хлеб, посыпанный солью, и колодезная вода во флягах. Не знаю почему, но на природе еда приобретает совершенно другой вкус. Простые яйца, которые дома не больно-то хочется есть на природе превращаются в изысканное лакомство.
Я доела и вытерла руку о штаны. Захар, казалось бы, бесцельно рассматривал ближайшие кусты, а Петька, пользуясь моментом, улегся в мягкий мох и прикрыл глаза.
– Слышите?
– Похоже на песню про яблочко.
– Это она и есть.
– Крестьяне поют. Все в порядке значит. Сеют, пашут и все такое.
Мы с Захаром посмотрели на Петьку как на дурачка.
– Мы в лесу, какие крестьяне?!
– Здесь недалеко наш луг заливной находится.
Захар почесал голову и решительно поднялся на ноги.
– Посмотреть бы, ваш благородь. Не было у наших в планах никаких луга нынче пахать и сеять. Рано еще для посевной. Только семена зазря потратим. Взойти, может, что-то чудом и взойдет, а все равно не время еще.
Прокрасться к полю оказалось не сложно. Крестьяне были весьма беспечны, пели и в самом деле вели какие-то сельскохозяйственные работы. На краю поля скучали три вооруженных человека.
– Обычные охотничьи ружья. – Прошептал Захар.
Петька высунул голову из кустов и пришлось его придавить локтем. Наверное, я перестаралась, но он промолчал, тихо сплевывая землю.
– На солдат не похожи.
– Это не наши крестьяне.
– А земля точно наша?
– Точно.
– Это люди Нехлюбова.
Мы немного отползли и горячо зашептались.
– Давай их перестреляем и все.
– Как можно, барин, люди же подневольные.
– Тем не менее, если они тут сейчас все засеют, то выгнать их будет в разы сложнее. Да и дело в суде может приобрести новые подробности.
– В живых людей стрелять, ваш благородь?!
Захар насупился, всем своим видом показывая, что он, конечно, подчинится любому моему решению, но не одобряет.
Я напряженно думала. Надо сделать так, чтобы люди сами ушли отсюда. И больше не приходили, чтобы страх вернуться на поле оказался больше страха огрести от барина. Барин все равно всех не убьет, иначе работать будет некому.
– Петька, ты колдуешь хорошо? – Спросила я, когда план стал немного вырисовываться в голове.
– Ну, так, средне, – промямлил он. – А что надо-то?
Я горячо зашептала ему на ухо. Тот проказливо покивал, что, мол все понял и пополз поближе, чтобы было колдовать сподручнее.
Я достала из кармана и сжала кусочек сахара. Не часто мне приходилось самой разрабатывать стратегию боя.
– Началось. – Толкнул меня в бок денщик.
Крестьяне с ужасом уставились на внезапно потемневшее небо. После раздались выстрелы и на поле перед ними упали мертвые утки. По краям поля начал клубиться туман. Я опустила ружье. Приглушить звуки от выстрелов я могла и сама.
Крестьяне стали отступать к краю поля под защиту мужиков с ружьями. Но бежать в ужасе не спешили.
– Что происходит?
– Защити нас, Господи!
– Мамочки!
Впрочем, не смотря на пару робких возгласов из толпы, мужиков застращать оказалось не так-то просто. Ну так, мы только и приступили.
Туман стал собираться в темную фигуру в центре поля, которая постепенно приобрела явное сходство со мной.
– Плохое дело вы затеяли. – Раздался замогильный глас, и перед крестьянами упали еще несколько мертвых птиц. Уток больше не было, и Захару пришлось подстрелить ворон. Я же к своему стыду, промахнулась, впечатленная братовым творением.
– Ворона, предвестница беды. – Громогласно прошептала какая-то крестьянка.
– Идите домой и скажите, что нельзя сеять не свое. Господь все видит.
Крестьяне бухнулись на колени и принялись размашисто креститься.
И тут одной бабе на голову упала еще одна мертвая ворона. Вот это оказалось самым страшным.
Баба вскочила на ноги и заорала. Следом за ней закричали еще несколько. Я вскинула ружье и подстрелила воробья. А после поляну накрыл целый дождь из дохлых ворон (правда ненастоящих, но крестьяне приняли все за чистую монету).
Паника началась стихийно, но распространилась подобно лесному пожару. Люди бросали инструмент и улепетывали прочь со скорость ветра. А туманная фигура грозила им пальцем. Почему-то средним.
– Как-то слишком просто. – Заметил Петька, подбирая утку за крыло.
– Большинство людей вообще не отличаются умом, – снисходительно заметила я. – А паника – дело заразное. Теперь главное, чтобы суеверия оказались сильнее барского гнева.
Захар подобрал ворон и лопату.
– Они же нам не нужны? Прикопаю на краю поля.
– Точно. Пусть вороны защитят наше поле. Как в старину в основание дома закапывали живого петуха.
– Они уже не слишком живые. Прямо скажем совсем мертвые.
– Петух тоже не долго был живым.
– А нельзя это жуткое подобие меня заставить облетать поле?! На сколько хватит иллюзии?
– Хороший маг развеет, – Петька почесал голову и самодовольно добавил, – но где тут взять хорошего мага?! На пару недель точно хватит, а если повезет, то глядишь и до осени пролетает.
– Делай!
С охоты мы вернулись через день. Я бы задержалась и дольше, но Захар весьма справедливо заметил, что батюшка будет волноваться и может даже крестьян на поиски послать.
Захар отнес заячьи тушки и уток на кухню, где, судя по доносящимся запахам готовился пир на весь мир.
– Ох и исхудали вы, барышня в своих лесах-то! – Всплеснула руками Лушка.
– Никакой капусты. – Строго предупредила я ее.
Она истово закивала, пряча что-то в карман передника.
– И навоза.
– Я вот вам из конского волоса шиньончик сделала. Говорят, сейчас в столице дюже модно это.
Правда показывать свое творение она не спешила. Подозреваю, что боялась за его сохранность. Или, что я ей его на голову надену. Я уже потянулась встать и отобрать силой что она там сделала, как с улицы донесся шум.
Я вскочила и распахнула окно, высунувшись аж по пояс.
Двор стремительно заполонялся людьми, высыпала наша челядь, в ворота входили чужие, кто-то кричал, девки снимали белье с веревок, натянутых прямо перед усадьбой, под ногами путались борзые, и визжали счастливые дети. Резко стало шумно и весело. Впрочем, вышедшей на крыльцо батюшка быстро навел порядок.
– Сосед, наверное, пожаловал. – Заметила Лушка, пристраивая свой пышный бюст на подоконнике рядом со мной. Не хватало кулька с калеными орешками.
– Тот самый, которого мы видели на ярмарке? – Наморщила я нос и не стала ее прогонять. А если бы она догадалась орешки прихватить, то и угостилась бы.
– Надеюсь, что нет. У вашего батюшки с ним давний спор по поводу заливного луга на дальней пашне. Даже дуэль хотели назначить, чтобы разрешить его.
– И что?
– На дуэли была ничья. Барин хорошо стреляется. Решили в суд обратиться, да все никак день для слушания назначить не могут.
Я высунулась в окно, и увидела важного Нехлюбова, въезжающего на лошади.
К нему тут же бросился конюх, помог спешиться и получил плетью по склоненной в поклоне спине.
– Распустил ты своих холопов, Никифор, даже кланяться нормально не умеют.
– Своих учи кланяться, а моих людей забижать не моги.
Тот на эту суровую отповедь лишь расхохотался и хлопнул батюшку по плечу. Батюшка не только устоял, но и вернул хлопок обратно.
– На обед семейный пригласишь? Или побоишься, что объем тебя?
– Обождать придется, обед у нас подается в два. Пока могу предложить посмотреть боевые трофеи в кабинете, или свежий выпуск газет почитать. Доктор говорит, сие весьма полезно для пищеварения.
– Лучше наливочки предложи и девку справную.
– Наливочки предложу.
– Не просто ж так я к тебе приехал, а по делу, между прочим. Прослышал я что у тебя тут товар завелся. А у меня купец есть. Возраст у меня уже подходящий, надо бы мне в дом жену привести.
– Откуда такие вести?
– Сорока на хвосте принесла.
Сосед поднял голову, и мы встретились глазами. После чего он вновь развернулся к батюшке и тот все же пригласил его на обед.
Мужчины скрылись с моих глаз, а я повернулась к Лушке и велела:
– Доставай мундир из шкафа.
– Ох, барышня, да как можно-то! Я же вот вам платице красивое пошила уже. Взгляните только, кружево заморское, серебром за него плачено, вышивка по воротничку, Манька кривая шила, у нее так-то руки золотые, а что кривая, так, зато на сторону не переманят.
– Красиво. – Заметила я.
– Так я вам и прическу сделаю. Модную. Сейчас в столице все так носят.
– Доставай мундир. И волосы просто в косу плети. Короткую.
– Ох ты, Божечки. Да, разве ж так можно? Что же люди-то скажут.
– Правду скажут.
Лушка хоть и причитала, а мундир достала и помогла мне споро его натянуть. Поиски сапог затянулись, а без них образ вышел бы смазанным. Не лапти же бежать искать. Оказалось, что я сама их затолкала в нижний ящик комода, засыпав духами и притираниями, которые мне девки притащили. Наконец, я была готова.
Как раз и служанка на обед покликала.
Орден мелодично позвякивал на моей груди при каждом шаге, впрочем, шагать оказалось недалеко.
– Поручик Потапова по вашему приказанию прибыла! – Отчеканила я, войдя в столовую.
Как бальзамом на душу мне пролился внезапный кашель Нехлюбова, а на батюшку я в тот момент старалась даже не смотреть.
– Это что еще за холера?
– Познакомься, то дочь моя младшая. Василиса Никифорвна. Поручик в отставке.
– Орден?
– Он самый. – Гаркнула я. – Орден третьей степени.
– Етить, твою мать.
Нехлюбов схватил кувшин и, не наливая в стакан, принялся пить прямо из горла.
– Василисушка, – ласково проговорил мне батюшка, – а платице твое где? Ты же на ярмарке собиралась прикупить?
– Простите, батюшка, – снизила я градус громкости, – искала я искала платье на ярмарке, да не нашла. Ничто не сравнится с формой по красоте.
– Ох, нифига себе. – Нехлюбов, судя по всему, пришел в себя и решил, что тоже может поучаствовать в этом представлении.
Я улыбнулась своей фирменной улыбкой.
Обед подали в большой зале. Марфа сегодня превзошла саму себя, ибо на столе была и утка, фаршированная яблоками и пирог с визигой, и томленые телячьи щечки и пирог с зайчатиной и пряными травами. И когда только успела все сделать.
К обеду присоединился еще Андрей, но его супруга сказалась больной. Слыхала я, что она завсегда больной сказывалась, когда батюшка званые обеды давал. И навряд ли она сама это придумала.
Павел еще не вернулся со службы, а Петьку по малолетству к столу не позвали, велели ему отобедать со слугами на кухне.
Мы чинно расселись за столом, и я пригубила бокал со взваром на меду.
– Хорошая у тебя кухарка! – Крякнул Нехлюбов, отведав утятины и запив стопкой настойки.
– Не жалуюсь, – заметил батюшка, – нынче хорошую челядь найти не так-то просто. Воспитывать надо грамотно, а в современном суматошном мире это так сложно.
– Как и детей. – Поиграл бровями сосед.
– Тебе, бездетному легко судить. Вот воспитаешь пяток детей, выведешь в люди, тогда и начнешь советы раздавать.
– Не слишком дружелюбное замечание.
– Господь с тобой, ни в коем случае не хотел тебя обидеть.
Нехлюбов протянул руку и самостоятельно наложил в тарелку телячьих щечек. Добавил пару яблок и моченый огурец. Если бы он еще молока потребовал я бы не удивилась. Но он принялся есть.
Ел он быстро, жадно заглатывая большие куски, но вместе с тем не чавкал, газов не пускал и руки о скатерть не вытирал, чем частенько грешили мои бывшие сослуживцы.
– Ну, так что, – спросил сосед, одолев первую перемену блюд, – сватов-то примешь?
– А ты не передумал?
– Смотря какое приданое будет. Отпиши мне тот спорный луг, и я хоть с медведицей повенчаюсь. Тем более, цыгане даже медведей как-то воспитывать умудряются.
Я поиграла бровями, не замечая, что вилка в руке приняла причудливую форму. Я попыталась ее распрямить, но не преуспела.
– Неволить дочь я не стану.
Батюшка обстоятельно сложил салфетку в несколько раз и пристроил ее рядом с тарелкой. Аккуратно промокнул кусочком хлеба подливу в тарелке и отправил себе в рот. А после и крошки подобрал.
– Да я парень справный, неужто бабе не смогу понравиться? До сих пор никто не жаловался.
– А вы в какой должности изволите пребывать? – Спросила я, аккуратно накалывая на вилку огурец, и оставив без внимания пустое бахвальство соседа. Резать еду мне было не слишком удобно, и на светском обеде приходилось выбирать те виды кушаний, которые не требовали измельчения.
– Помещик я.
– А военная карьера?
– Пусть дураки слу… эээ… ну, в общем, не служил я.
– А сколько у вас поместье? Какой доход ежегодный приносит? Сколько деревень под вашей рукой? Мастерские, может, какие держите? Конюшни? Борзые?
– Деревень с пяток да все. Зачем мне одному больше?
– Мезальянсом попахивает, батенька, нет?
Я положила очередную погнутую вилку и мило улыбнулась батюшке.
– Так в девках засидишься. – Нехлюбов нахмурился и погрозил мне пальцем. – Больно горда да разборчива. А ведь сама уже…
Батюшка хлопнул по столу кулаком.
– Я имел ввиду, что бабий век короток.
Я флегматично пожала плечами. Не став отвечать на эту провокацию.
– А сынок у тебя чем занимается? – Нехлюбов опять припал к наливке.
– Какой из?
– Любой. – Отмахнулся сосед и залпом допил содержимое стакана. Одобрительно крякнул, вытер лицо, раскрасневшееся и откинулся на стуле.
Я раньше не замечала, чтоб батюшке к обеду горячительные напитки подносили, а сегодня стояло два кувшина наливки и медовуха. Правда, Нехлюбов сосредоточился исключительно на крепких напитках, думаю, если бы был подан первач, то он бы употреблял его с неменьшим энтузиазмом.
– Ик… хороша, наливочка.
– Пожалуйста. – Пробормотала я в полной тишине.
– Так и будешь меня просить. На коленях! Отвергла такого справного мужа, а сама-то…
– Не думаю, что оскорблять хозяев в их доме – это хорошее дело. – Осторожно произнес батюшка.
– Я только чистую п-правду. Никаких оскорблений! – Сосед приподнялся и грозно уставился на меня.
Стоял он, кстати, ровно, не шатался и смотрел из-под бровей, но взгляд был трезвым. А ведь он весь кувшин один выпил.
– Ну, скажи мне, чем я тебе не люб?!
– Да я вас и не знаю толком. Какая-такая любовь? – Растерялась я и покраснела.
Мысленно я представила себе какая я стала красавица в этот момент: встрепанная, с одной покрасневшей щекой и перекошенным лицом. Ко мне тут сватаются, оказывается, а я…
– Вооот! Говорю же, надо узнать друг друга получше, а там и свадьбу можно.
– Думаю, нам не стоит рубить с плеча. – Дипломатично произнес батюшка, но Нехлюбов и не подумал опуститься на стул и вернуться к трапезе. Напротив, он стоял, молчал и смотрел на меня в упор. Под этим взглядом и мне кусок не лез в горло.
В тягостном молчании я принялась неловко пилить кусок утки ножом по тарелке, скорее размазывая, нежели разделяя ее на куски. Через какое-то время сосед вернулся к трапезе, а скорее к возлияниям.
– Пойду отдохну с устатку.
Нехлюбов опять поднялся, и покачиваясь удалился.
– Куда это он? – Шепотом спросила я, убедившись, что ни батюшка, ни брат не проявляют ни толики беспокойства.
– В гостевую комнату, по-видимому. – Отозвался Андрей. – Он частенько у нас остается. Бывает, неделями может гостить.
– Ужасно. – Пробормотала я.
На цыпочках прокралась к гостевой комнате. Прислушалась. Из комнаты неслись рулады храпа.
Я пробовала читать книгу в своей комнате, но та была скучна, так что я быстро сдалась и вышла в сад.
Качели были там же, где и пять лет назад. Правда, тогда они казались мне ужасно высокими. А сейчас сидеть оказалось не так удобно. Но я подогнула ноги и качнулась. Позабытая забава легко вспомнилась.
Качаться в форме оказалось удобнее, нежели в платье. Юбка не норовила задраться, хотя бы по причине отсутствия оной. Я раскачалась так, что практически долетала до окон второго этажа.
Но долго предаваться забаве не получилось.
Вначале из открытого окна донеслись крики, а после потянуло дымком.
– Пожар! – Донеслись крики, испуганно завизжала девка, раздался грохот и в довершение из другого окна сиганул сосед в одних подштанниках.
Вместо того, чтобы бежать и что-то делать я уставилась на него во все глаза.
Нехлюдов оказался порядком волосат, грузен и непотребно пьян. А его подштанники дымились, отчего он хлопал по ним и приплясывал.
– Что стоишь, девка, – закричал он, – сейчас сгорит все мое самое ценное. Нечем будет наследников плодить!
Я послушно отмерла и, схватил ближайшую бочку с дождевой водой (воды там было не так много по причине давнего отсутствия дождей) вылила на него.
Если минуту назад Нехлюбов был похож на пьяного медведя, то мокрый он больше напоминал шелудивого пса. Вода стекала по его упитанному брюшку, а голова оказалась украшена капустным листом.
– Не женюсь! – Заметил он, покачиваясь на пятках.
– Слава Богу! – Я поставила бочку на место и оттерла ладонь о штаны. Сунула руку в карман и сжала кусочек сахара, торопливо вытащила руку и выставила ее вперед, стоило соседу сделать шаг в мою сторону.
На ладони у меня вспыхнул огненный шар. Пока еще небольшой, но увеличить его было бы несложно.
– Вначале намочила, теперь высушить предлагаешь? – Усмехнулся он.
– Полный комплекс, так сказать.
– Точно не женюсь. – Он развернулся и ушел в обход дома, пугая по дороге дворовых девок видом своего исподнего и почесываясь.
Через несколько часов сосед с шумом и помпой убрался восвояси.
Я ждала, что батюшка будет гневаться и позовет меня на разговор, а то и вовсе велит всыпать плетей, однако он отнесся к моей выходке флегматично. Как и к попытке соседа курить в постели, которая едва не закончилась пожаром. Впрочем, подпалил он только себя, а в комнате развел бардак, так, что девки еще полдня убирались.
Вечер наступил быстро. Не успела улечься кутерьма, перестали бегать с ведрами с водой девки, а прачка развесила свежевыстиранное белье на дворе, как солнышко стремительно покатилось по небу, а после и вовсе скрылось за горизонтом.
Я уже легла в кровать, но меня стали одолевать тягостные думы. Не обидела ли я батюшку. С другой стороны, не рассчитывал ли он в самом деле выдать меня замуж за этого соседа?!
Перина была мягкой, голова тонула в подушке как облаке, но думы лезли в голову одна тяжелее другой. А ведь Нехлюбов прав, как ни печально это признавать. Теперь у меня другая жизнь, и надо бы ей соответствовать. Хотя бы пытаться.
Я встала, походила по комнате. Распахнула окно, откуда потянуло сквозняком, да так сильно, что я поспешила его захлопнуть. Наконец, накинула поверх ночной рубашки халат и пошла в кабинет.
– Можно?
Батюшка сидел за столом и разбирал письма.
– Я не сержусь. – Сказал он, стоило мне переступить порог. Я, совсем как в детстве устроилась в кресле напротив. Разве что с ногами забираться не стала. Напротив, спину выпрямила, а руку чинно положила на колени.
– Мы на ярмарке столкнулись. – Пожаловалась я и сама не заметила, как рассказала все о нашей первой встрече.
Батюшка хохотал так, что даже трубку уронил, которую перед этим пытался набить.
– То есть, ты побила его? Прям в пыль упал? Вот же ж… да, кто бы такую обиду стерпел, а?! А он свататься? Да я бы такую бабу на сто верст обошел бы.
– Или наоборот. – Заметила я. – Отомстить можно и позже.
– Это не самый плохой сосед. – Наконец произнес он. – Да и человек не такой уж плохой. Пьяница, вспыльчив, но крестьян не морит. Иногда даже помогает чем.
– И не самый хороший. – Нахмурилась я, – ты знаешь, что он наш луг пытается обманом украсть? Если бы он его засеял, то у нас могли бы быть проблемы. Он бы рассказал в суде, что мы не справляемся со своей землей, а ты знаешь, что есть Указ Государя о возделываемых землях.
– С Павлушей проконсультируюсь по этому поводу. Но в суде у Нехлюбова тоже не так много сторонников. Он вспыльчив и врагов заводит легче, чем друзей. Я же стараюсь по возможности поддерживать с ним добрососедские отношения.
– Боюсь, это теперь будет сложно.
– Помиримся. – Батюшка махнул рукой, словно нисколько не сомневался, что уже завтра сосед снова прискачет в гости как ни в чем ни бывало. А может быть, все так и будет. В конце концов, скука – это главный враг помещиков.
Мы посидели некоторое время в тишине, совсем как в детстве. Отец курил и разбирал письма, а я плела косички одной рукой из бахромы на пледе. Это оказалось не таким простым делом.
– Вась, – наконец позвал батюшка, – ты сама что хочешь делать?
– Протез хочу.
Батюшка опешил, но после посмотрел мне в лицо и кивнул. Неловко спросил:
– Как так вообще вышло?
– Осколки снаряда. Посекло. Контузило. Повезло, что вообще наши вытащили, хоть и поздно, времени у лекарей было мало, решили кисть отнять, чтобы заражение не пошло.
– Если бы ты написала, мы бы нашли денег на лекаря.
Я пожала плечами. Я не просила помощи у семьи. Ни, когда обнаружила себя в казарме, среди пацанов, обритую налысо, ни после. Во время первого боя, когда я обмочилась от взорвавшегося рядом снаряда, я пообещала себе, что справлюсь со всем сама, раз уж умудрилась так оплошать. Меньше всего мне бы хотелось, чтобы батюшка оказался мной разочарован.
– Закажем, Вась. Самый лучший купим. Хочешь, с крюком, как у пиратов? Или магический, с огоньками? Или с кружавчиками, чтобы под платье?
– А кружавчики Лушка будет каждый раз новые пришивать. К новому платью новые кружавчики.
– Да, запросто. У нас в мастерской знаешь, какие умелицы есть?
– Спасибо!
Я бросилась ему на шею и расцеловала.
– Спасибо, ты лучший!
Батюшка смущенно потрепал меня по голове.
Мы вновь посидели в уютной тишине, батюшка вернулся к разбору писем и пыхтел трубкой, я рассматривала корешки книг на полке, когда он произнес:
– Вась, прочти, а то, кажется, глаза меня подводят…
ГЛАВА 2, В КОТОРОЙ Я ЕДУ НА ГОСУДАРЕВ ОТБОР
«Настоящим информируем что Василисе Никифоровне Потаповой… надлежит явиться… отбор Государевых невест не позднее… брезня…»
Строчки прыгали перед глазами и сосредоточиться было весьма сложно. Кажется, мои глаза тоже меня подводили. Но герб на письме был Государев, бумага плотной и на розыгрыш это не походило. Слишком дорогой розыгрыш получился бы. За подделку герба до десяти лет каторги могли дать, порой даже с конфискацией имущества. Вряд ли кто-то рискнул бы шутить такими вещами.
– Мои глаза видят то же самое. – Растерянно произнесла я.
– Я всегда знал, что ты у меня умница и красавица! – Батюшка вскочил на ноги и выхватил у меня письмо. – А теперь я в этом окончательно уверился. Ты непременно едешь на отбор и всех там сразишь наповал!
– Там будет много претенденток, покраше меня. – Скептически заметила я, не решаясь вновь завладеть письмом, которое я не успела дочитать.
– Тебе не впервой выигрывать битвы. – Отмахнулся воодушевленный батюшка и опять уставился в письмо, так крепко сжав его в руках, что они задрожали.
Я не стала напоминать, что никаких таких особенных битв я не выигрывала.
– Так-так-так, – принялся фантазировать батюшка, – тебя будет сопровождать Лушка. Надо подготовить наряды, достойные того, чтобы ты в них блистала во дворце. Остановим плановую работу в мастерских, пусть шьют только на тебя. Что там нынче модно в этом сезоне? Выписать модистку из столицы? Шляпки, перчатки, все, что нужно, чтобы достойно вывезти девушку в свет. Жаль, что у тебя не такое уж блестящее образование, но ты умненькая, так что главное – это увлечь Государя. Всякие там песни и танцы, в этом ты, наверняка, не сильна. Эх, знать бы раньше, выписал бы тебе учителей. Но сейчас мы уже навряд ли успеем. Я планировал вывезти тебя в свет осенью. Как закончится сенокос. А сейчас придется готовиться наспех.
– Может быть, тогда мне вовсе не ехать? Что я там буду делать среди других претенденток? Тем более я…
– Глупости! Даже думать не смей! Если Государь позвал тебя, значит разглядел твою чудесную душу и добрый нрав. Который нам надо только достойно обрамить…
– Навряд ли Государь лично подписывал приглашения. Скорее всего дал задание, а подчиненные все перепутали, как обычно.
Я попыталась достучаться до батюшкиного разума, но сейчас он был не готов мыслить разумно. Он принялся ходить по кабинету, размахивая злосчастным письмом.
– Так. Тебе надо увлечь его. По слухам, он любит борзых. Расскажи ему о них. Сейчас же идем на псарню. К черту шляпки. Шляпок там будет полный дворец. Мы зайдем с козырей!
Я не посмела возразить. Запахнула халат потуже и уныло поплелась следом.
На улице оказалось прохладно. А если совсем честно, то холодно. Домашние тонкие туфельки не были предназначены для прогулок по мощеным дорожкам сада, а халат не слишком грел. Батюшка же был согрет мыслью участия в Государевом отборе (и чем черт не шутит, победой) и не желал слушать никаких возражений. Я переставляла ноги, стараясь примериться к его широкому шагу и думала, что в моей комнате мягкая и теплая постель, а до рассвета осталось не так уж много времени.
Впрочем, нынче я могла спать хоть до обеда.
На псарне было теплее за счет сарая, в котором не гулял ветер. Щели были законопачены, солома постелена свежая, а псы в целом упруги и игривы.
– Вот здесь я держу породистых сук. Смотри какая стать. А черепная коробка? Эту породу мы выводили десятилетиями. Она может без устали бежать, а после загнать зверя. Звонкий лай, мощные лапы, но не утяжеленный костяк, что еще надо для доброй охоты?
– Ружье? – Прошептала я себе под нос, но, когда батюшка обернулся изобразила дочернее почтение со всем чаянием. Тот вроде бы поверил и принялся расхваливать новую собаку, вертя ее во все стороны и поднимая уши. Собака радовалась и лизалась. Даже мне досталось немного слюней.
– Взгляни сюда…
И тут меня посетила мысль:
– Батюшка, а какое нынче число?
– Шестое брезня, кажется. – Батюшка отпустил очередную суку и призадумался.
– Позвольте еще раз письмо полюбопытствовать?
«Десятого брезня» – перечитала я еще раз внимательно.
– Десятого!
– Если скакать во весь опор, то можно успеть за три дня. – Пробормотал батюшка и перекрестился.
– Обоз с вещами за три дня никак не поспеет. Неделю будет ехать, а ведь у меня сейчас нет никаких вещей. Их еще следовало бы пошить, а на это тоже требуется время.
– Ааааааа! – Отец упал на колени и схватился за волосы. Он принялся раскачиваться из стороны в сторону и причитать:
– Все пропало!
– Не стоит и ехать. – Произнесла я с немалым облегчением, но батюшка обхватил меня за колени и зарыдал.
– Позор-то какой. Разве можем мы, Потаповы, проигнорировать волю Государеву и вовсе на отбор не явиться?! Это же какая неблагодарность-то получается?!
– Навряд ли он расстроится, – уже не так уверено произнесла я, но тоже задумалась, а вдруг Государь сам лично приглашения подписывал, а после по головам будет сверять?! И даже если не сам, то число конкурсанток наверняка должно совпасть с числом приглашений. Иначе может случиться беда.
Вот, когда в армию призывают попробуй не явиться, враз головы лишишься. Даже на денек опоздать не можно. Даже по самой уважительной причине. А здесь целый отбор невест, а вдруг Государь осерчает да лишит батюшку милостей каких?
Я поневоле задрожала от мыслей этих нехороших. Батюшка уже не молод, он не переживет опалы. И тем паче гнева Государева.
– Не переживайте вы так, батюшка. – Я села рядом с ним на пол и неловко обняла одной рукой.
– Я не прошу прямо выиграть отбор. Но не явиться вовсе – это верх неуважения к Государю. Хотя, конечно, лучше и выиграть. Ведь, кому как не тебе?! Остальные-то девки будут слабые. С домашним воспитанием, булками вскормленные, да парным молочком вспоенные. А ты же у меня, ух!
– Если я поскачу уже сейчас, то точно успею. – Я уже приняла решение и решительно поднялась. Протянула руку, помогая встать отцу.
– Три дня скачки. – Но батюшка уже сам проворно вскочил на ноги, проигнорировав мою руку и принялся раздавать указания. – Ты поедешь одна и налегке, а мы соберем все, что сможем. Пусть с запозданием, но у тебя будут наряды и фамильные драгоценности.
Я поневоле задумалась о том, что батюшка имеет ввиду. Из драгоценностей были материны сережки, которые теперь носила Анна, как старшая, да сервиз на тридцать персон. В остальном же никаких особенных драгоценностей в нашей семье не хранилось.
– Захааааар! Седлай Пулю, да еще коня какого быстрого. В столицу поскачем!
Оставив батюшку раздавать громогласные указания, я побежала к себе. Сборы были быстрыми: наученная Лушка не стала убирать больше ничего из моих вещей, так что все теперь лежало на своих местах.
Я надела мундир и попрыгала, чтобы убедиться, что все сидит ладно. Пистолеты, сабля, да немногие личные вещи, которые я рассовала по карманам или засунула в заплечный мешок.
Подумав, положила походное одеяло и котелок. Навряд ли у нас будет время на еду и сон, но пусть будут.
На крыльце уже стоял Захар с двумя лошадьми.
Проводить нас вышла практически вся челядь: Марфа совала пироги, причем в таком количестве, что хватило бы накормить половину полка. Отец протянул письмо и увесисто звякнувший кошель. И то и другое я поторопилась сунуть за пазуху.
– Не посрами чести Потаповых! – Перекрестил меня батюшка.
– Я успею!
– И победи там всех! – Напутствовал меньший братишка.
– Хотя бы не совсем позорно проиграй. – Оптимистично добавил Андрей.
– Отставить пораженческий настрой! Ваша сестра не проигрывает! Никогда! Потаповы не сдаются! И вообще не проигрывают!
– Так точно! – Гаркнула я и пришпорила коня.
Пуля подо мной звонко била копытами. А стоило ее пришпорить – сорвалась в галоп.
Родное село быстро осталось позади и по бокам дороги потянулся лес.
– Не загнать бы лошадей. – Прокричал Захар, поравнявшись со мной.
– Времени мало. – Прокричала я в ответ.
– Стоит ли оно того? – Скорее угадала, нежели услышала я. Не знаю, Захар, не знаю. Но мы должны успеть. Не попытаться, а успеть.
Отдых лошадям все же пришлось давать. К обеду мы остановились в каком-то селе. К моей искренней радости, здесь была харчевня, а в ней подавали не только капусту.
– Морс, и суп со шкварками. – Велела я подавальщике.
Суп оказался жидким, а морс кислым, с легким душком плесени, но домашние пироги здорово скрасили нашу трапезу. Подавальщица покосилась на нас неодобрительно, но ничего не говорила.
Впрочем, отдыхали мы не долго.
– По темноте можно и ноги коням переломать. – Неодобрительно заметил Захар, вновь влезая в седло.
– Огонек зажгу. – Отозвалась я.
– А ну как татей привлечем?
– Не на войне, – отмахнулась я, – нам сейчас успеть надо вовремя. А людей лихих, небось жандармы всех истребили. Мы точно не можем себе позволить лечь спать. Лучше медленно, но ехать.
– Времени почти сутки в запасе. Куда спешим? Ехать бы чуток помедленне, зато вернее. И коней можно на почтовой станции сменить. Потом наш обоз поедет, вашу Пулю вновь заберет.
– Какие там кони на станциях, сам знаешь. – Не согласилась я.
Наши кони чинно шли рядом, перед лошадиными мордами я зажгла пару огоньков. Света было не так чтоб много, но ноги переломать уже не грозило. Да и дорога была хорошая. По всей видимости, за главной дорогой ведущей в столицу местные чиновники смотрели лучше.
– Залог бы оставили. За коней-то.
Я только хмыкнула.
Спешка себя оправдала. К вечеру второго дня мы добрались до окраин Московии.
– У нас как-то посимпатичнее будет. – Пробормотала я, рассматривая грязные канавы по краям дороги, покосившиеся домишки и ребятню, играющих в этих условиях. Не то, чтобы я не видела этого раньше, но от столицы ожидания были несколько иными.
– Успеваем, ваш благородь?
– Успеваем, Захар. – Согласно кивнула я.
– Коням бы роздыху дать, да самим подкрепиться.
Я согласилась, что план неплох. Но приличных трактиров все никак не попадалось, а кони уже начали спотыкаться.
– Может, здесь?
Этот трактир выглядел получше, и мы решили рискнуть.
Приятно было наконец-то сесть и вытянуть ноги.
– Эй, принеси нам взвар и что у вас менее тошнотное.
Подавальщица без уточнения бухнула перед нами миски с кашей с грибами и шкварками. Чеснока в ней было немеряно и мне бы насторожиться, но пироги закончились еще вчера и за сутки мы порядком оголодали.
Первого, как ни странно, скрутило Захара. Он и половины не осилил, а я и того меньше.
– Не ешьте, ваш благородь. – Денщик схватился за живот и побежал в сторону деревянной будочки на задворках этого заведения.
И, хотя я съела меньше и сразу же отложила ложку, меня тоже скрутило. Так что, стоило денщику освободить будку, как я торопливо заняла его место.
В сумке были порошки на такой случай.
Но, прежде чем лекарство подействовало, нам пришлось испытать несколько мучительных часов, наполненных страданиями.
– По бревнышкам это заведение раскатаю. – Грозилась я, вновь меняясь с Захаром в сортире.
– Не удивительно, что здесь народу нет. Небось, репутация такая, что местные за версту обходят.
А когда мы немного отошли, то обнаружили, что у нас украли вещи. И лошадь Захара. Пулю я поймала уже во дворе, она была не привязана, но оседлана. Впрочем, я с поясной сумкой не расставалась нигде, а вот Захар свои вещи легкомысленно оставил на скамейке в трактире и они, естественно, пропали.
– А Пулю почему оставили? – Пробормотала я.
Самое ценное – это письмо. И оно уцелело. А в украденных сумках на первый взгляд не было ничего такого, без чего мы бы не смогли обойтись: табак Захара, сменная одежда, одеяло, кружки, ложки и котелок.
Мы были уже в столице и легко могли бы обойтись без этих вещей.
Но я была бы не я, если бы спустила все с рук и просто отправилась дальше.
По всей видимости, мы слишком мало съели. Пустой желудок помог, так что нас скрутило раньше, чем было задумано, для того чтобы мы слишком ослабли. Или же у хозяина был очень непродуманный план по обогащению.
Сбегав еще раз в уборную и убедившись, что самый тяжелый первый приступ миновал я подошла к подавальщице.
– Любезная, где наши вещи?
– Ничего не знаю. Где бросили, там и ищите. – Девица отвечала дерзко и испуганной не выглядела.
Я оглянулась и обнаружила, что вышибала куда-то делся. И вообще кроме нас в зале никого не было. Дерзкая девица тоже огляделась, но убежать не успела.
Я зажала ей рот и пару раз ударила в живот.
Девка говорить отказывалась, а шум в зале мог привлечь внимание мужиков, так что мы с Захаром накинули девке ее же подол на голову и споро вытащили на улицу. Она пыталась орать и вырываться, но мы, хоть и ослабленные, оказались сильнее.
– Ну, что, топим ее в сортире? – Предложила я.
– Ваш благородь, может не надо?
– Надо. Давай поднимай за ноги ее. Лучше головой вниз, быстрее захлебнется.
– Не надо, – взвизгнула девица, – я все скажу. Это хозяин ваши вещи забрал. И лошадь он же велел увести.
Девицу мы связали и затолкали в ближайшие кусты.
– Лучше бы убить. – Пробормотала я, но посмотрев на Захара махнула рукой.
– Ваш благородь, а может, черт с ними, с вещами да лошадью?
– Вот еще. Это же оскорбление. А за такое надо платить кровью. И откуда в тебе столько лишнего гуманизма. Не подставляла я вторую щеку и не собираюсь!
– Тогда что?
– Надо разобраться с хозяином и вернуть наши вещи.
Захар согласно кивнул.
– Ваш благородь, вы как?
Я прислушалась к себе и кратко ответила:
– На короткий бой сил хватит. Но потом полежать бы. Голову кружит и тошнит.
– Вот, стимулятор есть. Но последствия сами знаете.
Я поблагодарила и разжевала таблетку. В голове почти сразу прояснилось, но к вечеру придется расплачиваться. Надеюсь, к тому времени мы уже будем в безопасности во дворце.
Хозяина и остальных слуг мы нашли на кухне, куда мы с Захаром ворвались и для начала открыли беспорядочную стрельбу по движущимся мишеням.
На кухне нам, разумеется, оказали сопротивление. Визжала какая-то баба, кричал половой, Захар палил из пистолетов, а я разрубила саблей стол перед хозяином и пришпилила его одежду саблей к столешнице. Раздался треск ткани, тот практически вырвался из западни и пришлось переместить сталь ближе к телу. Тот зарычал, но послушно замер.
– Значит, ты и хозяин и повар в одном лице.
Рожа у хозяина была самая разбойничья и после встречи с моим кулаком стала еще гаже. Тот пытался уклониться, но я была зла и залепила ему второй раз.
– Вам это так просто с рук не сойдет. Устроили тут погром!
– А тебе значит можно людей травить, да коней воровать?
Захар выстрелил перед бросившимся на помощь половым, так что ему пришлось подпрыгнуть. Впрочем, запас пуль в пистолетах не бесконечный и это понимали мы все.
– Где наши вещи и лошадь?
– Пхааа…
Хозяин таки вывернулся из захвата, оставив в плену кусок рубахи и отступил, прихватив сковородку, которая на вид была гораздо опаснее моей сабли.
– Проваливайте отсюда, пока целы! – Прорычал он.
Пришлось вскочить на стол и ударом ноги отправить в полет бочонок, который хозяин отбил сковородой. Дальше мы немного поиграли в увлекательную игру по швырянию бытовыми предметами и уклонениями от них.
Кухня после минутного затишья вновь стала местом битвы, которая, впрочем, быстро окончилась нашей безоговорочной победой.
Мы связали и заперли слуг в кладовке, а хозяина по-простому привязали к лавке.
– Где вещи, мертвец?!
– И лошадь?
– На колбасу продали. А вещи старьевщику. – Наконец ответил хозяин, сплюнув пару зубов.
– Я тебе сейчас яйца вырву. – Пообещала я со злости треснув кулаком рядом с его бедром. Тот, хоть и пытался держать лицо, но все равно вздрогнул.
– Вернуть лошадь это не поможет.
– Ничего страшного. Меня устроят деньги за нее. И за то, что я потратила на обучение тебя уму-разуму еще столько же. Хорошая лошадь стоит тридцать рублей. А моя была вообще особой породы. Специальная. Скаковая. А ты ее на колбасу. Не хорошо поступил, очень нехорошо. Неразумно.
Бить хозяина можно было бесконечно. Тем более, что народу в таверне по-прежнему не было, а его челядь уже оказать достойного сопротивления не могла. Но мы были весьма ограничены по времени.
– Всего двадцать пять рублей. Плохо работаешь.
Я выгребла кассу и пересчитала. Захар все это время держал на прицеле хозяина, хотя он и был уже связан. Впрочем, я подозревала, что эти веревки его надолго не удержат.
По-хорошему нам стоило бы вызвать жандармов, но после того, как мы здесь наследили, не известно, на чьей стороне окажется власть. И меня смущала чрезмерная уверенность в себе хозяина.
После нашей беседы таверна выглядела плохо: сломанная мебель, оборванные занавески, разлитая и разбросанная еда. Хотя мы начали нашу беседу на кухне, но в процессе жаркой полемики переместились в зал и там тоже немного насвинячили.
– Не подумай, что мы грабим. Я называю это восстановлением справедливости.
– Тебе это так не сойдет с рук, ряженая. – Ответил хозяин.
– Лошадь моя где, скотина? И почему вторую не взял?
– Брыкалась. Седока сбросила и сбежала. Но мы бы и ее свели. Просто ты рано очухалась. А должна была и вовсе Богу душу отдать. Живучая, гадина.
– Ты всех путников так привечаешь? Или ко мне такое особое отношение.
– Ко всем бабам, которые в мужское рядятся. Баба должна в пол смотреть, да мужику прислуживать. А то нацепила саблю, да думаешь, сразу стала равна нам?
– Так куда лошадь дел, говоришь?
Мужик оказался крепким, но и я уже не была настроена церемониться. Так что, отрубив ему пару пальцев, я узнала нужную мне информацию.
– Если бы я не торопилась, я бы разнесла твой притон по камешку. – Отозвалась я и скомандовала Захару отступление. Хозяин нас не преследовал. Потому что был связан. И вообще потерял сознание в процессе допроса.
– Лошадь так быстро не купить. – Заметил Захар, когда мы отъехали на приличное расстояние.
– Мы своих не бросаем. – Отозвалась я и спрыгнула с коня.
Погладила Пулю по мягкой морде, чмокнула в теплый нос.
– Знаешь, Захар, мы здесь разделимся, – решила я. – Я немного пробегусь, тем более что осталось уже не так далеко. А ты забери Пулю и поезжай выручать свою лошадь. И вещи. После спокойно дойдешь до дворца. Найдешь там меня. В военные действия не ввязывайся. Если поймешь, что противников много, отступай. Главное, Пулю сбереги. И о себе позаботься.
Я старалась излучать уверенность, но уверенной себя не чувствовала. Как он будет меня искать?! Дворец большой. Сама-то я его без сомнения легко найду. А вот что делать дальше? Кто пустит моего денщика на отбор невест? А лошадь?! Куда положено девать лошадей на отборе? Или слуг?
После я задумалась о судьбе лошадей. Я отдавала одну лошадь ради призрачной надежды найти другую. А вдруг трактирщик солгал? Хотя навряд ли. Будем надеяться на лучшее.
В итоге я решила решать проблемы по мере их поступления.
Я оставила Захару все свои вещи, кроме письма и батюшкиного кошеля и побежала налегке.
Бегала я хорошо. Не так хорошо, как Пуля, но в свое время на плацу мы набегали достаточно, чтобы уметь бежать быстро и долго. Еще и с вещами. Сегодня же, налегке бежалось и вовсе легко. Это-то меня и сгубило.
Бедняцкие кварталы потихоньку закончились. Улицы стали чище, шире, а дома из ветхих лачуг превратились в крепкие избы. Дорога тоже стала шире и из утоптанной превратилась в мощеную камнем. Бежать стало легче и вместе с тем труднее. Камни были плохо пригнаны друг к другу, между ними были щели, в которые упорно лезла трава.
Запнувшись в четвертый раз, я плюнула и побежала ближе к центру дороги, где было ровнее.
Долго время все было хорошо, но тут раздался крик:
– Па-а-берегись!
Удар хлыста прошел вскользь, но только благодаря тому, что я увернулась. Кровь немедленно вскипела в моих жилах. Подозреваю, что лицо от обиды пошло некрасивыми пятнами. Что же за день такой сегодня!
– Смотри куда прешь, деревня смердящая.
Я бы хотела сказать, что я поймала хлыст в воздухе и сдернула возницу, но я увернулась еще раз и бросила в промчавшийся мимо возок камень. По случайности попала.
Возок резко остановился. А возница обрушил на меня град ударов. Часть я пропустила, но один достиг своей цели. Резко потемнело в глазах, и я упала на колени, и новый удар обрушился мне на спину.
Не осознавая, что я делаю я бросила в возок и возницу магией. Мне даже в голову не пришло что можно стрелять. И саблю не достала, хотя до сих пор я всегда вначале стреляла, а потом думала. Возок тряхнуло.
Впрочем, сам возок явно был защищен от магии, так что мой удар с него скатился. А вот возницу снесло и протащило по мостовой. Он несколько раз кувыркнулся и затих.
Из возка выпрыгнул другой слуга. А после из дверцы показались ворох юбок, в которых мелькнула красная туфелька. Слуга торопливо помог барышне ступить на мостовую. Сделал он это весьма своеобразно: наклонился, подставив спину, так что ножка вначале наступила на живого человека, а после и вовсе лег животом на камни. Девица побалансировала, потанцевала на даже не пикнувшем слуге и спрыгнула. Покачнулась, устояла и развернулась ко мне. Позади нее поднялся слуга. Встал рядом, готовый в любой момент прикрыть госпожу. И умереть заместо нее.
Хотя меня достойным противником явно не считали.
Я даже улыбнулась. Поднялась, утерла кровь с лица. Достала пистолет. Ему я доверяла больше, чем магии.
Следом из возка вышла страшная служанка. Молодая, но худая как жердь, с жидкими, туго зачесанными волосами и рябым лицом. Она ловко спрыгнула с возка и опустилась на колени, чтобы последняя, третья женщина наступила на нее. Третья оказалась пышная телесами матрона. В богато расшитом платье, но какая-то неухоженная. Платье богатое, фиолетового цвета, получить который стоило нелегкого труда, так что многие мастерицы держали рецепт получения такого цвета в секрете, но сидело на матроне плохо. В груди явно было тесно, подол был коротковат. Словно шилось оно на другого человека, а после досталось ей.
Последними из бездонного возка вывалились несколько парней и встали нести караул. И все это ради меня одной.
Все это я отметила краем глаза и забыла. Сосредоточилась на первой девице, которая не сводила с меня взгляда.
Помимо своей воли я залюбовалась. Полненькая, румяная как булочка из печи. Русые косы сплетены сложным способом и лежат поверх крутой груди. Голубые глаза, румяней во все щеки, а уж ресницы ух, в пол лица! Руки уперты в крутые бока и груди гневно взымаются.
– Ты чего тут разбегалась, тварь дрожащая? Али думаешь, право имеешь?
– Не извольте гневаться, барыня, – усмехнулась я, – я человека подневольный, велено торопиться, вот и тороплюсь. Может, миром разойдемся?
– Как ты со мной разговариваешь? Как ты вообще осмеливаешься говорить со мной?! Ты вообще кто? Холоп! Пес шелудивый!
Очарование как рукой снялось. Девица принялась браниться словами и вовсе непотребными, где предложение насмерть запороть меня на конюшне было самым приличным.
– Степан, я хочу, чтобы эта тварь страдала! Пори его. Так, чтобы кожа лоскутами слезала. И насмерть. Псу – собачья смерть!
– Как можно, барыня, без суда и следствия на улице человека забить? – Попытался возразить слуга, но девица так зыркнула на него, что он замолчал, неуверенно посмотрел на меня и поднял хлыст. На лежащего возницу никто из них не оглянулся.
– Поговори мне еще, небось, знаешь, что тогда тебя самого батюшка на конюшне запорет.
– Может разойдемся полюбовно? Не будем жандармам работы добавлять? Ау, люди, помогите!
Я покричала, но в итоге сделала только хуже. Улица и без того безлюдная совсем опустела. Я огляделась и подумала, что тактическое отступление не есть бегство. Сделала пару шагов в сторону, приготовившись дать стрекача.
Но тут девица выдохнула какие-то слова в мою сторону, и я обнаружила, что не могу пошевелиться.
Это было ужасно ощущение, когда движения людей вокруг замедлились. Я почувствовала себя мухой, попавшей в кисель. Руки и ноги словно налились свинцом, настолько стало трудно двигать ими.
Я попыталась разорвать этот пузырь, в котором оказалась, но все стало как в кошмаре, когда ты пытаешься убежать, и не можешь сдвинуться с места. На мгновение мне стало страшно.
Словно сквозь вату я услышала звук, рассекающего воздух хлыста и еще один удар обрушился на мою спину. Было больно, хотя некоторое время я думала, что мне к боли не привыкать. Что я уже знаю о боли много, если не все. Оказалось, нет. Я опять попыталась вырваться из этой западни, увязая все глубже.
И тут ощущения вернулись. Была ли это ошибка в заклинании девицы, или я смогла перебороть ее волю, но от следующего удара я увернулась.
Набросила на себя простейшую защиту, которой пренебрегла раньше. Вскинула руку, пытаясь создать какое-то свое заклинание, и когда ничего не получилось, а слуга в очередной раз замахнулся, поднырнула под его руку и вырвала хлыст.
Шутки кончились.
Сам слуга упал с моего второго удара. Следом я вырубила охранников, которые оказались настолько нерасторопны, что их было даже жаль бить. Ударила два раза. По удару на каждого.
Девица завизжала. Слуги ее лежали на мостовой, не делая попыток подняться. Служанка дрожала, прижимая к впалой груди кулачки и раскачивалась из стороны в сторону.
– Что стоишь, как столб? Защищай нас! Раздави ее, убей!
Служанка перестала раскачиваться и начала перебирать руками в воздухе, словно ткала огромную паутину.
Запахло магией. Сложно описать этот запах. Для меня она пахла грозой, когда небо уже набухло свинцовыми тучами, но дождь еще не идет. Хотя, когда колдовала ее хозяйка мне магией не пахло.
Магичила я не слишком хорошо. Учителей толковых не было. Это Петька сейчас обучается дома с приглашенным учителем, а меня в своем время учили контролировать силу, а в армии, наоборот, учили сбрасывать напряжение в бою. Ну, как учили. Федор Елисарович вызвал к себе однажды и лишил месячного жалования, когда я палатку сожгла.
А после посоветовал регулярно вычерпывать резерв в бою, чтобы после боя случайно не полыхнуть.
Сейчас резерв был полон.
Я не стала ждать, пока служанка намагичит что-то осмысленное и вбросила все свои силы в защиту. Не знаю, что должно было получиться у нее, но, судя по всему, не получилось ничего, или же моя защита как раз получилась, потому что служанка вскрикнула и осела на землю.
– Ах ты, гнида военная. – Вскрикнула первая девица и принялась махать руками как ветряная мельница.
Но я торопилась и не стала ждать пока она закончит плетение, поэтому подхватила хлыст и щелкнула им в сторону девицы. Попала.
– Аааааа!
Поле боя я покинула с чувством глубокого удовлетворения. Победа осталась за мной и прекрасно грела сердце. Гораздо лучше, нежели порванный на спине мундир. Я накинула обезболивающее заклинание на спину и снова побежала в сторону дворца.
Сам бой, к слову, занял считанные минуты, так что сейчас главное было убраться до появления жандармов, чтобы не пришлось тратить времени на разбирательства, которых я не боялась. Я тоже родовита. Так что ничего эта девица не смогла бы мне сделать. Ее слово против моего. А созданная магическая проекция и вовсе привела бы ее на скамью подсудимых. Я была полностью уверена, что не станет та дамочка затевать никаких разбирательств.
Хлыст я, разумеется, не вернула. Забрала с собой, а после выбросила в каких-то кустах.
Ко дворцу я добежала уже в сумерках.
Когда-то в мечтах я представляла себе дворец. Думала, какой он громадный и красивый, но реальность превзошла все мои ожидания.
Дворец в самом деле поражал воображение. Он находился на возвышении, так что любой случайный прохожий мог услаждать свой взор этой красотой. Белоснежное здание с лепниной, огромные застекленные окна, колонны и тысячи ступенек, ведущие от подножия парка.
Он был настолько огромным, что я на какой-то период растерялась. Застыла перед величием дворца и воротами, которые никто не спешил передо мной открывать.
Только что рот не раскрыла.
Но, когда меня обогнал возок я встряхнулась и уверенно чеканя шаг подошла к воротам. Уже собиралась постучать в них, как заметила сбоку небольшую калиточку.
Та оказалась не заперта.
– Непорядок, – пробормотала я, входя и закрывая ее на засов.
От калитки вела посыпанная гравием дорожка, на которую я без всяких сомнений и ступила.
Прошла по саду, дивясь на деревья, усыпанные цветами. У батюшки то в саду только-только мать-и-мачеха начала цвести, да щавель первый проклюнулся. Наверное, дорого и сложно накрыть чарами целый сад. Я сошла с тропинки подошла к ближайшему дереву.
– Красиво, да?
Я вздрогнула и обернулась.
Наверное, это был охранник. Высокий, на полголовы выше меня мужчина в военной форме стоял на дорожке и смотрел на меня чуть прищурившись. Был он выбрит, волосы длинные не по уставу, собраны в короткий низкий хвостик. Одна рука лежала на кобуре пистолетов, взгляд прямой и суровый. Видно, что готов стрелять на поражение в любой момент.
– Василиса Потапова. – Первой представилась я, нарушив молчание. – прибыла по приглашению на отбор невест. Вот мое пригласительное письмо.
Тот нахмурился еще сильнее, едва взглянув на письмо, но потом пожал плечами и произнес:
– Вы странно выглядите и находитесь в закрытой секции сада. Но письмо подлинное, поэтому позвольте, я вас провожу к распорядительнице. Тем более, что невесты уже прибыли и вы опоздали.
– Но десятое еще не закончилось.
– Последняя невеста прибыла час назад, так что формально вы не опоздали. Хотя если подумать, то практически опоздали. Но не будем терять времени. Пойдемте.
Мой провожатый не представился, а я постеснялась ему на это указать. Легко приноровилась к его широкому шагу и начала крутить головой по сторонам. И разболталась:
– Красиво так. Все цветет.
– Весь парк накрыт сложной системой погодных куполов. И защитных. Конкретно под этим куполом поддерживаются погодные заклинания и выращивают теплолюбивые растения, те, которые не могут расти у нас естественным образом.
– О! Как интересно. А вот у батюшки сад не такой красивый. Вообще не видела раньше таких садов. Удивительно. А растениям вмешательство не мешает? А вы так спокойно об этом рассказываете…
– Вы удивлены, что я так просто выбалтываю «секреты». Это не секреты, а я просто поддерживаю светскую беседу. Вдруг вы в самом деле та, за кого себя выдаете, и я рискну прослыть невеждой.
– В таком случае вы забыли представиться. – Улыбнулась я.
– В самом деле… хм…Михаил.
– Я в самом деле та, за кого себя выдаю. – я не стала говорить банальности навроде «очень приятно» и все такое. Тем более, что Михаил явно тяготился моим обществом.
– Как вы проникли в парк? Да еще и на закрытую территорию?
– Я не знала, что она закрыта. Дошла до ворот, хотела постучать, но увидела открытую калитку и вошла. Калитку я, к слову, закрыла. Не надо было? Конечно, странно, что невест не встречают, но, может быть, это все является частью испытаний и я должна сама найти? Ну, вроде как первое испытание и все такое? Кто не смог пройти хитрую систему лабиринта – та выбывает?
– Если бы все было так просто. – пробормотал себе под нос мужчина.
– Я же ничего не нарушила?
Мой спутник покачал головой, но никак не прокомментировал. Вместо этого спросил:
– Где вы потеряли свой багаж? И у вас кровь на спине и на лице. Вам нужен врач.
– Упала по дороге, – зачем-то соврала я, не став рассказывать о небольшом конфликте, – а багаж… часть привезет мой денщик. А часть пришлет батюшка. Но попозже.
– Не можете же вы участвовать в отборе вот так?
– Боюсь, у меня нет выбора. – Пробормотала я.
Я по-новому взглянула на свой внешний вид и устыдилась: грязная и рваная форма, пыльные сапоги, обломанные ногти с траурной каймой под ними. Я бы такую невесту даже на порог не пустила.
– Черт. – Ругнулась я и тут же прикусила язык. Еще и выражаюсь как солдат, а не девушка из приличной семьи. Я почувствовала, что совершенно не соответствую этому месту.
– Мы пришли.
– Можно ли до начала отбора что-то с этим сделать? – Решилась я попросить.
Мой спутник с удивлением посмотрел на меня еще раз, и я почувствовала себя побирушкой у церкви.
– Я имела ввиду, мне бы таз с водой и кусок мыла. Я сама приведу себя в надлежащий вид. – С каждым словом мой голос звучал все тише и неувереннее.
– Вы не владеете бытовой магией?
– Минимально. – Я прикусила губу и тут же выпрямилась. Незазорно чего-то не знать.
– Хм…
Садовая дорожка уперлась в неприметную с виду дверь, за которой оказался пустой коридор. Наши шаги прозвучали в нем невыразимо громко. Благо, коридор оказался недлинным, и Михаил решительно завел меня в просторную светлую комнату.
– Валентина Дмитриевна? Прибыла последняя конкурсантка.
После полумрака коридора я оказалась на короткое время дезориентирована, но глаза быстро привыкли к свету, и я осмотрелась.
– Представьтесь, милая.
Валентина Дмитриевна оказалась миловидной пожилой женщиной. Сухопарой и с такой идеальной осанкой, что я поневоле еще сильнее выпрямилась. Ее седые волосы были идеально уложены в пучок, а на лице не было ни грамма косметики, отчего она, напротив, казалась моложе и свежее, не смотря на сеть морщинок.
Помимо нее в комнате находилось еще штук пять девушек. Она сидела за роялем, другая читала на низкой кушетке какую-то небольшую книгу, еще несколько стояли возле окна.
Стоило мне войти, как они зашушукались, но под взглядом Михаила смолкли и присели в реверансах.
– Поручик Потапова Василиса Никифоровна по распоряжение прибыла на Государев отбор невест! Вот, извольте, письмо посмотреть.
– На вас напали по дороге?
– Никак нет. Не извольте беспокоиться, ваша светлость!
Валентина Дмитриевна не поправила мое к ней обращение, и я сделала вывод, что положение ее во дворце весьма высокое и прочное.
– Письмо подлинное, в связи с чем не вижу причин отказывать Василисе Никифоровне в милостях, положенных ее новому статусу.
– Будут ли какие-то распоряжения? Прислать ей горничную или модистку?
– Не вижу причин оказывать ей какое-то особенное внимание, – отмахнулся Михаил, – все конкурсантки пользуются своими слугами и своими вещами. Предоставьте ей ровно то же, что и остальным девицам.
– Пройдемте со мной, милая.
Я кивком головы простилась с Михаилом и, не обратив внимания на вновь зашушукавшихся девиц, проследовала за распорядительницей.
Положенная мне комната оказалась целым комплексом комнат. Главной здесь без сомнения была просторная гостиная, ил которой можно было попасть в комнаты для прислуги и маленькую спальню, оформленную в светлых тонах, с большой кроватью и окном, выходящим в сад. Помимо кровати был еще платяной шкаф и секретер. Из спальни можно было попасть в туалетную комнату с небольшим бассейном. Все убранство было простым, но вместе с тем функциональным и весьма уютным.
– Ваша прислуга скоро прибудет? И ваш багаж?
– Денщик прибудет к вечеру. Если вас не затруднит, помогите ему найти меня и нам надо будет пристроить лошадей. О том, что лошадей может не быть, или будет только одна я даже запретила себе думать.
Распорядительница удивленно приподняла бровь, но никак не прокомментировала.
– Еще мне надо набор ниток и иголок, а также кусок мыла. Если это не запрещено, конечно. Мне надо привести себя в порядок, перед тем как я смогу приступить к обязанностям конкурсантки.
– Вам все принесут.
– Какие будут распоряжения для меня?
– Давайте я лучше вас вкратце познакомлю с нашим распорядком дня. То есть теперь уже с вашим тоже. В шесть утра у нас подъем. Затем в семь завтрак. Ежели вам часа недостаточно дабы собраться, то извольте вставать заблаговременно, но общая побудка будет в шесть. На завтрак опаздывать нельзя. После у вас будет подготовка к конкурсам, о которых будет сообщаться после завтрака, дабы у вас было время собраться. В час дня будет обед. После обеда участие в конкурсах, некоторые растянутся на несколько дней, какие-то займут всего несколько часов. Ужин у нас в семь вечера. В десять отбой. После отбоя передвигаться нежелательно. Есть вопросы?
– Никак нет.
– Тогда не смею вас задерживать. Приведите себя в порядок.
– Будут ли какие-то распоряжения на сегодня?
– Ужин будет в семь вечера, но сегодня вам скорее всего его придется пропустить. Вам надо будет встретиться с медиком и магом. Пустая формальность, но сами понимаете…
Я кивнула. Не сомневаюсь, что не все прибывшие девицы смогут эту формальность соблюсти.
– Нужна ли вам помощь лекаря? Я вижу у вас кровь.
– Нет, благодарю, не стоит беспокойства.
Сама не знаю, зачем я отказалась. Толковый лекарь сразу определил бы характер повреждений. Быть битой кнутом, что может быть позорнее для благородной? И не столь важно, как именно это произошло.
Я закрыла за Валентиной Дмитриевной дверь и убедилась, что замок чисто символический. При желании он вынесется с одного удара, а при наличии мага и ударять не придется. Но щеколду я задвинула.
Прошлась еще раз по комнатам, заглянула под кровати и в шкафы, выглянула во все окна. Самый красивый вид был из гостиной, хотя окна в спальне тоже выходили в сад. Комнаты были чистыми, видно было что уборкой здесь занимались тщательно.
Не успела я закончить с осмотром, как в дверь постучали.
– Банные принадлежности и швейный набор. – Миловидная девушка в форменном платье и чепце присела и протянула мне корзинку. Помимо куска мыла там был набор полотенец, тапочки, пилочки, ножницы и какие-то принадлежности для шиться.
– Благодарю.
– Могу я еще чем-то вам помочь?
У меня был огромный соблазн попросить ее привести мой мундир в порядок, но я подавила эти недостойные мысли.
– Никак нет.
Девица еще раз присела, бросив любопытный взгляд на меня, и я закрыла дверь перед ее носом. Не забыла задвинуть засов. Легкие удаляющиеся шаги за дверью не убедили меня, что она ушла. Такие звуковые иллюзии я тоже умела делать. Она совершенно точно осталась стоять. Вопрос только в том, праздное ли это любопытство или же ее приставили присматривать за мной. И если верно последнее, то не лучше было бы разрешить ей делать это официально. Добровольное сотрудничество и все такое. Мне скрывать нечего. Я верная подданная и здесь с той целью, которую обозначила.
Привести себя в порядок оказалось не таким простым делом как я надеялась. Ногти я срезала под корень, но вычистить из-под них грязь оказалось делом непростым. Но я практически справилась.
Приятной неожиданностью оказалась горячая вода в бассейне. Хотя для меня нагреть воду не было такой уж большой проблемой, однако наличие центрального водопровода весьма упростило дело. Я быстро ополоснулась и завернулась в одно из полотенец.
В корзинке нашелся пузырек, отчетливо пахнувший спиртом, и я решительно плеснула себе на спину. Зашипела сквозь зубы и повторила несколько раз для верности. Не хватало еще воспаления.
Починка мундира тоже заняла какое-то время и не скажу, что швы было нельзя заметить. К сожалению, в корзинке оказались нитки черного, белого и голубых цветов, а вот зеленых под цвет мундира ниток никто положить не догадался. Пришлось шить белыми и как я ни старалась скрыть стежки мне не удалось.
Наверное, искусная рукодельница вышила бы поверх цветы, но боюсь, это не по мне. И не по Уставу.
– Могу я сопроводить вас к медику?
Первое что я увидела, распахнув дверь, это все ту же девицу, вновь присевшую передо мной и старательно улыбавшуюся.
– Я готова.
Насколько я поняла структуру этого здания, здесь был принцип гостиничного комплекса: то есть центральный коридор, от которого шли двери в такие же комнаты как у меня, или похожие. К слову, моя комната оказалась на втором этаже.
– Не могли бы вы мне вкратце рассказать, что где находится, чтобы я в дальнейшем могла ориентироваться самостоятельно?
– Я всегда готова вам помочь и проводить. К каждой конкурсантке приставлена своя горничная. Вы можете меня вызвать по специальному амулету. Вам все расскажут и раздадут амулеты сегодня за ужином.
– Но я скорее всего пропущу ужин.
– Вас никто не оставит без поддержки.
Я не сочла необходимым наставить дальше, но вовсю крутила головой по сторонам и запоминала все, где мы проходили.
Мы прошли по пустому коридору и спустились на первый этаж. Прошли гостиную, в которой теперь никого не было и вышли на улицу, но, судя по всему, с обратной стороны дома. На улице смеркалось, но воздух был теплым. Хотелось в баньку, чтобы пахло дровами и березовым веником, после чаю с ароматным вареньем и устроиться на веранде перед самоваром.
Вместо этого мы обошли здание по периметру, вошли в другую дверь и поднялись на третий этаж. Судя по моим внутренним ощущениям, мы вернулись в то же самое здание. И наверняка, сюда имелся путь и покороче. А все эти манипуляции были призваны запутать. Вопрос только зачем.
– Прошу вас. – Девица постучала и пропустила меня вперед.
Дверь за мной захлопнулась.
– Добрый вечер, девица Потапова.
Я коротко осмотрелась. Комната была небольшой и не слишком хорошо освещенной, так что ее углы пропадали в тени. Перед окном стоял большой стол, с двумя креслами из которых был занято только одно. Рядом стул для посетителей, часть комнаты была огорожена ширмой. В углу стоял умывальник и шкаф со множеством ящичков. Примерно такие шкафы ставили себе аптекари.
– Здравствуйте. – Отозвалась я и бестрепетно присела на стул. Сидящий за столом крупный усатый мужчина одобрительно улыбнулся, но представляться тоже не поспешил. Небрежно одетый в потертый костюм зеленого цвета, рукава которого были закатаны до локтей, а рубашка на груди распахнута, так что даже виднелся нательный крест на кожаном шнурке, он постукивал по столу карандашом и рассматривал меня с легким интересом.
– Рассказывайте.
– Что именно? – Уточнила я.
– Девица ли вы?
– Разумеется.
Мужчина усмехнулся и предложил осмотр, который это подтвердит.
– А женщины на эту роль не найдется?
Я старалась держать лицо, однако же мысль о том, что мне сейчас предстоит, заставляла волноваться. Чувствую, что у меня покраснела половина лица, так что, вид я наверняка имела жалкий.
Мужчина усмехнулся и достал кристалл, которой положил на стол перед собой.
– Достаточно положить вашу руку сюда. Левую.
– Легко. – согласилась я, – только придется немного подождать. Пошлю денщика за ней.
– Вот даже как.
Мужчина заинтересованно взял меня за руку и принялся крутить ее в разные стороны.
– Я вижу, сказал вам глупость, попросив положить левую руку. Где вы ее потеряли?
– Да я ее не потеряла, я точно знаю, где она лежит.
– Сомневаюсь, что вы сделали это с целью сокрытия информации, – наконец пробормотал он, – травма выглядит настоящей.
– Разумеется, она настоящая. Тем более, в моей невинности можно убедиться и традиционным способом.
– Простите.
Он окончательно смутился и отпустил мою руку.
Тут дверь вновь открылась и вошел еще один мужчина. Этот был возмутительно молод и хорош собой. Его темные волосы были зачесаны назад и напомажены, а усики щегольски завиты. Он был одет в бархатный камзол винного цвета и модные туфли с большими пряжками.
– Простите, Дмитрий Павлович, опоздал.
Первый мужчина, не отвечая на это кивнул на соседний стул, но щеголь (это был явно он) садиться не стал, оперся на подоконник и принялся сверлить меня взглядом.
– Положите тогда сюда правую руку.
– Итак, начнем. Как вас зовут?
Я ответила. Затем последовали вопросы про возраст, род занятий, мой образ жизни и другие весьма невинные и простые.
Я отвечала, не задумываясь и смотрела на двух таких разных и вместе с тем чем-то неуловимо похожих мужчин. Второй хмурился, но скорее думал о чем-то своем и мои ответы его интересовали мало. Скорее для него это было не более, чем нудная формальность. Первый же, наоборот, явно всерьез заинтересовался моей личностью и собирался во что бы то ни стало вывести меня на чистую воду.
– Павлуша, не мог бы ты взглянуть на ее левую руку?
– Эк вас, милочка, угораздило? Капусту неудачно рубили-солили?
В ответ на эту несмешную шутку я промолчала, хотя больше всего мне хотелось ударить шутника в лицо.
– Не стоит смеяться над боевым офицером. – Сделал ему замечание Дмитрий Павлович. – Пока ты науку постигал, штаны в Академии протирал, Василиса Никифоровна кровь за Государя и Отечество проливала. И судя по состоянию, немало той крови отдала. Не смешно сие.
– Простите.
Я кивнула, расслабляясь.
– Травма уже старая, – первый стал серьезным и аккуратно придерживая мою руку что-то изучал. Взгляд его стал стеклянным, а второй рукой он начал перебирать в воздухе, словно раскидывая крошки голубям.
– Ничего не сделать?
– Вы, Дмитрий Павлович, имеете ввиду вырастить? Нет. Организм уже отверг ту плоть и привык к новому существованию. Если бы сразу в первую неделю, пока разум еще не смирился с потерей.
«Я не смирилась»– хотелось закричать мне, но я молчала. Я знала, что выхода нет, но продолжала надеяться.
– Я бы рекомендовал протез. – Наконец произнес Павлуша.
– А по остальному?
– Усиленное питание.
– Благодарю вас. Не смею больше задерживать.
Мы с Павлушей встали одновременно.
– А вы, поручик Потапова Василиса, задержитесь.
Я опустилась обратно на жесткий стул.
– Итак, Василиса Никифоровна, я не вижу никаких препятствий к вашему участию в отборе. Письмо вам в самом деле отправляли, вы без всякого сомнения, девица, к тому же достаточно родовита и благородна. И в Государя влюблены, что для нашего дела немаловажно.
– Откуда вы…
– Я такие вещи сразу вижу. Но не о том речь сейчас.
– А…
– Я бы порекомендовал сам самой отказаться от участия.
– С чего бы это! – Вскинула я голову. – Али вы хотите сказать, что красота моя с годами поблекла? Недостаточно я хороша для отбора? Что Государю я не пара я и сама знаю, но чтоб даже до самого отбора не могла дойти? Чтобы люди потом судачили невесть что?
– Я такого не говорил. И даже не думал. Но вам будет трудно среди всех этих глупых девиц. Прости Господи. Вы молода и прекрасна. Зачем вам это?
– Государь прислал приглашение. Как я могу обидеть ЕГО отказом? Или вовсе не явиться?
– Хорошо. Оставим этот разговор. – Мужчина откинулся на спинку стула и сцепил пальцы в замок. Покачался на стуле и пожевал нижнюю губу.
– Вы допускаете меня до отбора?
– Да. – Решился он. – Формально вы можете участвовать. Не вижу никаких препятствий кроме тех, которые я уже обозначил.
Он встал и подошел к шкафу. Открыл пару шкафчиков, чихнул, проверил пару склянок и с одной из них капнул немного на ладонь, растер, понюхал и удовлетворенно протянул мне всю склянку:
– Намажешь на спину перед сном. Вначале теплую ванну, после намажешь мазь. Густо не клади, достаточно чтобы впиталось. Завтра утром повторишь.
Я поблагодарила и мазь взяла. Пожалуй, я и лицо намажу. Не думаю, что он мне навредить хочет. Так что я вполне себе искренне поблагодарила и снадобье взяла.
За дверью меня поджидала давнишняя служанка. И мы тем же кружным путем вернулись в мои комнаты.
– Вы опоздали на ужин. Он как раз закончился, – она опять присела в поклоне. – прикажите подать вам еду в комнаты? Это не одобряется, но у вас была уважительная причина.
– Благодарю, но нет. Не хочу нарушать правила с первого дня.
Я не стала говорить, что после отравления даже не могла думать о еде. Общее состояние было таким, что хотелось упасть в кровать и спать. Желательно сутки. Но я знала, что завтра день начнется рано. Почти как в армии.
В комнате явно кто-то был. Немного не так были задернуты шторы, шкаф был приоткрыт, а коврик сдвинут. Конечно, можно предположить, что приходила горничная, но мокрое полотенце висело так же, как я его повесила. Да и к чему прибирать и без того чистую комнату?!
Я набросила на дверь охранку, зная, что визитера это не задержит, но разбудит меня. Впрочем, более умелый маг без труда его снимет. А во дворце навряд ли есть нехватка умелых магов.
Но сил думать об этом у меня уже не было.
Я выполнила предписания врача и упала на кровать.
Даже если кто-то и пытался меня разбудить, то у него это не получилось.
ГЛАВА 3, В КОТОРОЙ Я ПРИСТУПАЮ К УЧАСТИЮ В КОНКУРСАХ
Утром я проснулась от звуков бравого марша под окнами спальни. Не удержав любопытства, я встала и покачиваясь, добралась до окна. Распахнула сворки и некоторое время любовалась оркестром. Молодые мужчины играли слаженно и с полной самоотдачей. Трубач так смешно надувал щеки, что я на короткий период времени залюбовалась зрелищем. А уж что творил барабанщик!
Но вот мои соседки оказались другого мнения:
– Боже, какой ужас!
– Да разве можно так издеваться?
– Я же только легла.
– Нельзя к невестам так относиться, мы же девушки! Дайте поспать!
Соседние окна хлопали и оттуда высовывались раздраженные побудкой невесты и не стеснялись это самое раздражение активно высказывать. Мне стало жаль музыкантов, которое так старались.
– Браво, ребята! Вы – молодцы! – Крикнула я из окна и залихватски свистнула.
– Что за идиотка у нас в соседках. – Прозвучало от соседнего окна, но я не стала ввязываться в полемику, а захлопнула окно и поспешила в купальню. Привела себя в порядок за короткое время и заправила постель, как привыкла в казарме. Никаких складочек, все четко и по линейке. Долго думала, что сделать с прической, но после просто собрала влажные темные пряди в короткую косу и решила, что я готова к новому дню.
Без пяти семь я вышла в коридор, где наткнулась на ту служанку.
– Вы потрясающе пунктуальны. – Восхитилась она, а я подумала, что не знаю даже ее имени.
– Простите, как вас зовут?
– Агафья, – она вновь поклонилась. – Я буду вас постоянно сопровождать. Вы можете также доверять мне все ваши проблемы. Я здесь для того, чтобы сделать ваше пребывание на отборе максимально комфортным.
– А почему вы тогда не живете в тех комнатах… – я попыталась подобрать слово для комнаты для прислуги, поскольку, девица явно не была простой горничной.
Она тоже об этом подумала и поторопилась пояснить:
– Предполагается, что у вас имеются свои слуги, поэтому Государь не предоставляет слуг, лишь сопровождающую, в обязанности которой входит консультирование и некоторые мелкие услуги.
– Мытье полов туда не относится. – С пониманием сказала я.
За таким коротким разговором мы спустились на первый этаж и пройдя по коридору очутились в просторной столовой в центре которой стоял воистину огромный стол. Персон так на пятьдесят. Стол настолько подавлял собой и отнимал все внимание, так что остальное убранство комнаты буквально терялось на его фоне. Стол уже был сервирован, но едой даже не пахло. А во главе его сидела Валентина Дмитриевна. Больше в комнате никого не было.
– Доброе утро. – осторожно поздоровалась я, растерявшись от такого приема. Остановилась на пороге, не зная, что мне делать, то ли сесть за стол, то ли остаться стоять. Распрямила спину, выдвинула вперед подбородок.
– Доброе утро. – светски улыбнулась распорядительница и кивнула мне на стул в середине стола. – Прошу вас, присаживайтесь. Видимо, придется немного обождать. Ради первого дня я сделаю исключение, но в дальнейшем опоздавшие не будут допускаться до завтрака.
Я послушно опустилась на отведенное мне место, до которого меня проводила Агафья. Девица опять склонилась в поклоне, причем на сей раз уже не для меня, а для распорядительницы и проворно выскочила за дверь.
Я села ровно, чинно сложила руку на коленях и принялась рассматривать помещение, в котором не было ничего интересного: несколько высоких окон, с прозрачной кисеей и отдернутыми тяжелыми шторами из бархата, обитые светлым шелком стены и несколько банкеток по углам. На полу стояли кадки с цветами. Также свежие цветы стояли в вазах на столе и на подоконниках. На стене висел портрет Государя.
– Не против, если я помолюсь?
Распорядительница если и удивилась, но препятствовать не стала. Я прижала одну руку к сердцу и зашептала короткую молитву.
Не успела я произнести последние слова, как в зал стали входить и рассаживаться по своим местам невесты. Личные слуги оставались за дверями, а к посадочному месту девушек провожали люди в такой же форме как у моей Агафьи. Неприметные серые платья, немного похожие на монашеские одеяния, но отделанные кружевом.
Невесты были нарядны, тщательно причесаны и одеты настолько сложными образами, что я на их фоне выделялась самым неприятным образом. И было их так много, что я быстро запуталась и перестала пытаться их запомнить. Тем более, что нас не представляли друг другу.
– Вы опоздали, девушки. – Заметила распорядительница, когда последняя девушка села.
– Это невыносимо.
– Слишком рано.
– Зачем нас так мучить.
Но подобные возгласы себе позволили не все. Большинство девушек молчали.
– Сегодня это было в последний раз. – Веско обронила Валентина Дмитриевна. – Приехав на отбор, вы тем самым выразили согласие на следование нашим внутренним правилам, которые, как известно, едины для всех. Посему сейчас я говорю первый и последний раз. Нарушившая правила немедленно исключается из отбора. Вам все понятно?
Вопрос распорядительницы запустил цепную реакцию, и все девушки по цепочке стали говорить:
– Да.
– Конечно.
– Хорошо.
– Принимаю.
– Так точно.
На меня посмотрели, но поскольку я и так сидела среди разряженных девиц как белая ворона (если принять во внимание цвет моей формы, то зеленая, а если цвет волос, то черная), то я решила не обращать внимания.
– Тогда приступим к завтраку. Мы сегодня потеряли непозволительно много времени.
Распорядительница похлопала в ладоши, двери столовой вновь распахнулись и слуги стали обносить нас тарелками с завтраком.
Словно по волшебству передо мной оказалась тарелка с горячей сероватой овсянкой, маленькая тарелочка с кусочком хлеба и масла, и чашка черного напитка с резким ароматом.
– Боже, какая гадость? – Пробормотала девушка, сидящая слева от меня. Была она бледной до прозрачности с белокурой прической с жемчугом и локонами у лица.
– За что такие страдания?
– Какой ужас…
Девы продолжили стенать, но теперь делали это на порядок тише.
Я молча подвинула к себе тарелку и принялась есть. Каша, на удивление, на вкус оказалась гораздо лучше, чем на вид. Она была в меру соленой и горячей. А кусочек масла и вовсе вознес ее вкусовые качества на недосягаемые высоты. Я проглотила хлеб и запила все горькой бурдой из чашки.
После этого я вновь сложила руки перед собой и вознесла благодарственную молитву. Надо будет после прополоскать рот от этой горькой гадости.
– Слушай, – тихонько толкнула меня локтем соседка, – а ты не могла бы съесть еще и мою кашу?
– А ты разве не хочешь?
– Вот уже нет. Даже подумать не могу, как можно есть эту гадость. Как ты вообще смогла это сделать?! Впрочем, кофе весьма неплох.
– А вот я, наоборот, не смогла оценить его прелесть.
– Это с непривычки. – утешила меня девушка и ловко заменила наши тарелки.
Свой кофе я отдать уже не могла, но кашу съела с огромным удовольствием. Даже мерзкий вкус напитка притупился.
– Можешь еще и мою съесть? – раздался шепот уже справа. Эта соседка оказалась упитанной девицей с румянцем во всю щеку и толстой косой пшеничного цвета. Даже странно, что она отказывается от еды.
– Легко.
После трех тарелок каш я почувствовала, что практически наелась.
– Завтрак окончен.
Объявив это, распорядительница опять несколько раз хлопнула в ладоши, привлекая внимание.
– И это все?
– Я не наелась!
– Ужасно.
– Это просто невкусно. Как это вообще можно есть? И пить?
С последним я была совершенно согласна, хотя моя левая соседка выпила коричневую бурду с очень довольным выражением на лице.
Но распорядительница ничего не ответила и поднялась со своего места. Следом за ней вскочила я, потом мои соседки и остальным не осталось ничего другого, кроме как тоже встать.
– Сейчас я напомню наши правила. Сегодня мы приступаем к отбору, а значит, что все послабления закончились. Итак, подъем в шесть утра. Включая выходные дни. Да, даже в воскресенье. Мы постарались сделать ваше пробуждение прекрасным и судя по аплодисментам сегодня утром, нам это получилось. Для того чтобы вам было проще вставать рано утром я рекомендую ложиться до полуночи. А также хорошо проветривать комнату.
Валентина Дмитриевна помолчала и убедившись, что возражений больше нет, продолжила:
– Кроме того, прошу вас больше не опаздывать на завтрак. Поскольку ровно в семь часов три минуты двери закрываются и опоздавшим придется остаться голодными. Также спешу напомнить, что ваш выход в город отныне запрещен. Дворец взял на себя обязательства о вашей безопасности и собирается с честью их выполнить. Также спешу проинформировать вас, чтобы вы не пытались подкупить девушек, приставленных к вам в сопровождающие. Также напоминаю, что они не служанки, а исключительно помощницы. Но вы можете и даже должны их звать, если вам нужна помощь. Они всегда готовы помочь советом. Но в их обязанности не входит делать вам прически, стирать ваши платья или убирать в комнатах. Напоминаю, что вы все прибыли со своими слугами, и именно они должны помогать вам решать бытовые вопросы. Сейчас вы получите специальный амулет, который поможет вам позвать свою помощницу. Достаточно просто сжать его в руке. Ничего сложного. Для этого даже не надо обладать магическим даром, хотя у каждой из вас он есть.
В двери вошли давешние девушки и раздали нам небольшие голубые кристаллы. Их полагалось носить на шее как подвеску, но цепочки при этом не прилагалось. Я заметила, что невесты стали подозрительно рассматривать их, кто-то явно сканировал магически и искал подвох. Я была уверена, что амулеты совмещали в себе и функцию слежения за нами, но бестрепетно надела амулет, повесив его рядом с нательным крестом. Уверена, что организаторы действуют нам во благо и не собираются вредить.
– Спешу вам напомнить, что опаздывать нельзя не только на завтрак, но также на обед и ужин. А также довожу до вашего сведения, что питание слуг организовано из расчёта на двух человек, и за остальных придется доплатить.
Невесты опять недовольно загудели, но громко роптать пока не посмели. Я же молчала, потому что конкретных замечаний у меня пока не было. Хотя происходящее очень странно выглядело. Больше на армию похоже. Впрочем, мне все указания нравились. Даже как-то стало спокойно и привычно.
– А теперь я расскажу вам про первый конкурс, который состоится уже сегодня после обеда.
Распорядительница сделала длинную паузу, во время которой невесты затаили дыхание и, убедившись, что все взоры сосредоточены на ней произнесла:
– Первый конкурс простой. Надо исполнить песню. Желательно, но не обязательно, аккомпанируя себе на музыкальном инструменте. Вы все дамы благородные и несомненно, обладательницы прекрасных голосов. Ублажите слух Государя сегодня за обедом и добро пожаловать на следующий этап.
– За обедом? – девушки зашушукались. – Значит ли это, что сегодня у нас будет обед с Государем?
– Именно так.
– Но это же значит, что у нас практически нет времени на подготовку?
– Вы умницы и красавицы, вы прекрасны всегда.
– Здесь пятьдесят мест. – Некстати перебила распорядительницу худая девица в пышном синем платье.
– Но нас здесь тридцать. – Добавила другая девица, тоже худая и болезненно синеватая, с тонкими ручками, трогательно торчащими из рукавов. Она явно мерзла и обхватывала себя руками, словно хотела стать меньше ростом и без того невысокого.
– Двадцать три. Других участниц не будет.
Валентина Дмитриевна больше этот момент комментировать не стала. Лишь добавила, что репетировать можно как в своих комнатах, так и в гостиной на первом этаже, в которой стоит рояль и арфа. И что никаких специальных комнат для репетиций нет. А личные покои достаточно звуконепроницаемы, так что мы не должны сильно мешать друг другу.
– А если мне нужен другой инструмент? – Уточнила миловидная невеста: маленькая, кудрявая и такая солнечно-золотистая, что хотелось ей улыбнуться.
– Скажите вашей помощнице, и она постарается вам все предоставить. В меру наших скромных сил.
Раздав указания, распорядительница не стала дожидаться других вопросов, а поспешила выйти из столовой. А мы остались.
На мне скрестились взгляды других девиц.
– Какая пошлость. – Пробормотала одна из них, задержав взгляд на моем мундире и лице.
– Интересный образ. Привлекает внимание.
– Я думала здесь могут находиться только благородные и красивые.
Ничего приятного я для себя не услышала, но и нового тоже. И то того, как мы успели поругаться, а то и подраться, я почувствовала, как меня тянет за рукав давнишняя соседка.
– Не обращай внимания. Я Луиза. А они просто дурно воспитаны. Пойдем отсюда. Как насчет прогулки по саду?
– Василиса. Разве нам можно гулять? – Обескураженно спросила я, но новая знакомая просто отпустила мой рукав и пошла к выходу, так что мне не осталось ничего другого, кроме как последовать за ней.
В саду было чудесно. Пели птицы, светило солнце и настроение мое неудержимо поползло вверх. Мы неспешно прошли по усыпанной гравием дорожке, и я украдкой разглядывала свою спутницу. Та шла с невозмутимым выражением лица и практически не смотрела по сторонам.
– Почему ты добра ко мне? – Наконец спросила я не сумев подобрать никаких вежливых вариантов этого вопроса и спросив так как получилось.
– Ты не похожа на остальных. И ты съела мою кашу.
Легкая улыбка слегка тронула ее губы, но в остальном она осталась все такой же серьезной. Шла она легко и грациозно, но такими маленькими шажками, что мне пришлось нелегко подстроиться к ее шагам.
– Навряд ли тебе или мне посчастливится выйти замуж за Государя, – наконец сказала она, – но на отборе будут постоянные интриги и скандалы. Не имея поддержки будет очень сложно выйти отсюда без репутационных потерь.
– Мне казалось, самое сложное это не опозориться на самих конкурсах.
В ответ Луиза только рассмеялась. Смех у нее оказался приятным, звонким и легким. Когда она смеялась, она прикрывала ладошкой рот, отчего приобретала милый и немного загадочный вид.
– Ты такая наивная. А почему ты в таком виде? Это какой-то маскарад?
– Это моя форма. И я имею на ее ношение полное право.
– Ничего себе. Разве девушкам можно служить в армии? Я имею ввиду приличным девушкам? Ведь, раз ты все еще здесь, ты приличная.
– Почему нет?
– Там же кровь, грязь и разврат.
– Не без этого, – пробормотала я. И тут же принялась с жаром опровергать: – то есть все мои бывшие сослуживцы приличные люди. Опытные бойцы и настоящие офицеры.
– Ты хочешь сказать, что все хорошо. Не напрягайся, я тебя поняла. По твоему виду чудесно видно, как хорошо в армии. Прости, но выглядишь ты, словно в самое ближайшее время Господу душу отдашь. Такое чувство, что тебя не кормили годами. И били шесть дней из семи, исключая воскресенье. Ой, прости…
– Просто я вчера отравилась. И подралась.
Я сконфуженно замолчала, вспомнив события вчерашнего дня и попыталась оправдаться:
– Мне надо было успеть на отбор. Я так торопилась. Батюшка получил письмо очень поздно. Или оно у него долго лежало непрочитанным. Он терпеть не может разбирать корреспонденцию. И мне пришлось очень быстро ехать, а дороги у нас неспокойные. Еще и денщик мой все еще не вернулся. Надеюсь, что ним все в порядке.
– Какой ужас! – Всплеснула руками моя новая знакомая. – То есть, ты голодная?
– Никак нет.
– У меня в комнате есть конфеты и чай. Правда, я весьма охоча до кафию. Целыми днями пила бы его, да больно зерна дорогие. Единственное приятное событие сегодня за завтраком.
Я только покривилась.
– Я благодарна Государю, что он нас такими разносолами балует, да я бы предпочла что-то более привычное и простое. Хотя у полкового лекаря были и похуже микстуры.
В ответ Луиза только рассмеялась.
– Интересно, в обед нас опять будут морить голодом? Я не слышала, чтобы Государь предпочитал худышек.
– Нормальная каша.
– Бедная девочка. – пробормотала Луиза с такой жалостью глядя на меня, что мне стало стыдно. Но я не стала оправдываться, понимая, что станет еще хуже.
– Значит, служанки у тебя тоже нет? И другой одежды?
– Я верю в своего денщика. Думаю, он скоро вернется с победой. И вещи со служанкой уже, наверное, выехали. Батюшка совершенно точно позаботился об этом.
– А скоро прибудут?
– Через седьмицу уже, небось, будут.
– Мне нравится твой оптимистичный настрой! – одобрительно заметила новая подруга. – Ты рассчитываешь так долго на отборе пробыть! А какую ты будешь петь песню? И на каких инструментах играть?
Я приуныла. Играть я умела только в карты, да на батюшкиных нервах в детстве и нервах генерал-майора в последние пять лет. А вот рояли, арфы и все такое прошли мимо меня. Также, как и песни. Чувствую, что выгнать меня могут уже сегодня вечером.
– Не думаю, что Государыне так уж важно хорошо петь или музицировать. – уже не так уверено сказала я.
– Ты совершенно права. – согласилась Луиза, – думаю, Государь будет оценивать по каким-то своим критериям. Может быть, учтивость, внешняя красота или доброе сердце. Пожалуй, я подумаю над репертуаром. Вдруг попросят исполнить не одну песню, а две.
Я с ужасом подумала, что не знаю даже одной песни, которую могла бы исполнить.
– Прости, пойду готовиться. – мы сделали круг по парку и вновь вернулись к зданию. Так что мы с моей новой подругой простились, и она отправилась в общую гостиную, а я решила подняться к себе.
– Ваш благородь!
– Захар! Живой!
В гостиной сидел живой и здоровый денщик. Я, не скрывая чувств, радостно его обняла, так что тот только крякнул, но в ответ тоже похлопал меня по плечу.
– Все в порядке?
– Обижаете, ваш благородь! Конечно! Приказ выполнен. Лошади доставлены в конюшни, вещи я привез. Вон они лежат.
Денщик хитро улыбнулся а я с недоумением посмотрела на тюки в центре комнаты.
– По-моему, у нас не было столько вещей.
– А я в качестве контрибуции прихватил у старьевщика. Вот, новый мундир на вас достал. Примерьте, я на глаз брал, но должен подойти.
Помимо нового мундира в тюках отыскались и совсем уж странные вещи: новенькое покрывало с бахромой, набор хрустальных рюмок, подсвечник без свечей, пара свертков тряпок, коробка шоколадных конфет и новенький барабан.
– Уж не страдаешь ли ты клептоманией?
– Никак нет. Все добыто мной совершенно честно и справедливо.
Я постучала пальцем по барабану и покрутила в руках подсвечник.
– Ты ел? А то здесь еда по расписанию и завтрак уже прошел.
– Не извольте беспокоиться, я не пропаду. Наверняка, у слуг есть какие-то выходы на кухню. Это барышень будут воспитывать, а мы люди маленькие. За всеми не уследишь.
– То есть, подождем обед?
– Продовольствием я запасся тоже.
Захар гордо вытащил промасленный пакет, в котором оказался добрый шмат сала с чесноком и краюха хлеба. Я восхитилась:
– Чайку бы сообразить, и жизнь станет прекрасной.
– Сейчас все будет, ваш благородь, не извольте сомневаться. Пока новый мундир примерьте. А то ваш я смотрю, совсем негодный стал. Если надо, так я еще достану.
Я послушно удалилась в спальню и переоделась. Новый мундир сидел как на меня шитый. Я покрутилась у зеркала, отметила, что выгляжу гораздо лучше, чем вчера, практически прошли синяки под глазами и кожа лица уже так сильно не шелушилась.
– А гуталина у тебя нет?
– Как нет, ваш благородь, разумеется, есть! Но вы сами не марайтесь, оставьте мне сапоги я все сам сделаю.
Я прошлепала босыми ногами из комнаты и увидела, что мой денщик развил бурную деятельность по обеспечению нас продовольствием.
Захар гордо достал из вороха тряпок большую сковороду и связку дров. Поставил сковородку на пол, предварительно отогнув ковер, сложил в сковородку дрова, развел костер и стоило дровам немного прогореть, примостил походные кружки.
Вышла я к моменту, когда вода в кружках уже закипала. А Захар в это время пластал хлеб крупными кусками.
– У меня даже котелок есть. И крупа. Немного грибов сушеных, сало, хлеб свежий и мешок сухарей. На одних запасах можно будет пару седьмиц протянуть. А там выберусь на разведку, да еще добуду. Не впервой партизанить небось.
– Мародерствовать в Государевом дворце?
– Никак нет! Обеспечивать личный состав продовольствием. Но, может и не понадобится. Навряд ли отбор очень долго будет длиться. Как никак Государю надо страной руководить, а не невесту годами выбирать.
– Тут ты прав.
Я с удовольствием выпила ароматного чая и, хотя вполне наелась за завтраком, сжевала пару бутербродов. Сало с чесночком на мягком ноздреватом хлебе источало такие ароматы, что удержаться оказалось выше моих сил.
– На таком двойном питании скоро мундир перестанет застегиваться.
– Ерунда. – Отмахнулся Захар, так споро прибирая следы нашего пиршества, что через пару минут остался лишь легкий аромат костра. Да кружка в моей руке с остатками чая.
– Барышня Потапова, вас там доктор к себе кличет.
Как Агафья открыла дверь я пропустила. Но в надежности своего уединения в очередной раз усомнилась. Испуганно оглянулась на Захара, но тот невозмутимо начищал мои сапоги, а следы нашего пиршества были спрятаны.
– Странно, вроде бы дымом пахнет.
– С улицы небось тянет. – невозмутимо заметил денщик.
– Там доктор вас ожидать изволит.
– Ваши сапоги, ваш благородь. Хоть сейчас на свежую голову можно надевать.
– Благодарю, Захар.
Сапоги я, впрочем, натянула как положено – на ноги. И за девицей обутыми ногами пошла резво.
Мы прошли вчерашним кружным путем по лестнице, через улицу и на третий этаж. Вошли в ту же комнату, где меня вчера опрашивали. Но сегодня Павлуши не было. Был Дмитрий Павлович и встреченный мной в парке офицер Михаил.
– Оставь нас, Агафья.
Девица шустро исчезла, а дверь за моей спиной захлопнулась. Я почувствовала себя в западне.
– Что происходит? – резко спросила я, нащупывая пистолет, заткнутый за ремень. Наученная горьким опытом теперь я даже на завтрак ходила с оружием.
– Руку уберите. И вообще, а чего это вы в Государевом дворце с оружием не расстаетесь? Небось и спите с ним?
– Разумеется, – отозвалась я, ничуть не посрамленная.
– Другие конкурсантки с плюшевыми мишками спят. – неодобрительно произнес Михаил.
– У всех свои любимые игрушки, – я нахмурилась и отступила к двери так, чтобы видеть обоих мужчин. Выхватить пистолет уже не успею, но здесь всяко места для маневров больше.
– Спокойно. – Дмитрий Павлович успокаивающе поднял руку, и Михаил сел обратно. – Успокойтесь, поручик Потапова. Недоразумение между нами произошло. Ни в чем вас не обвиняют. Вызвал я вас вообще по пустковому делу, а тут Мишенька зашел с бумагами, ну и столкнулись вы невзначай.
– Не нравитесь вы мне. – без обиняков сказал Михаил.
– Так и ты мне не люб.
– Сядьте. Оба. – хлопнул по столу ладонью усатый доктор. – Здесь мой кабинет и мои владения. Будьте любезны соблюдать уважение, если не друг к другу, то хотя бы ко мне.
– Так точно. – ответила я.
– Простите. – отозвался Михаил.
– Итак, я вас позвал, чтобы поговорить с вами о протезе. – доктор дождался пока я сяду и побарабаним пальцами по столу. – я поднял записи вашего полка, запросил досье на вас и вынужден признать, что работа целителей, которые оперировали вас, оказалась не на высоте.
Михаил удивленно приподнял брови и посмотрел на доктора.
– Поэтому я чувствую некоторою вину перед вами и хочу предложить протез. Это экспериментальная модель, он не заменит полностью руку, и вы навряд ли будете играть на скрипке, но бытовые вопросы скорее всего полностью решатся.
– Я не умею играть на скрипке, – растерянно произнесла я.
«И не умела».
– Ну и отлично. – обрадовался доктор. – Тогда не смею вас больше задерживать. Агафья вас проводит ко мне завтра вечером. Думаю, завтра к вечеру мы уже сможем обсудить этот вопрос предметно.
Я встала, поблагодарила и вышла. Но за дверью Агафьи не было. Я прошлась по коридору и заглянула за угол, но девушки нигде не было.