Читать онлайн Что будет дальше бесплатно

Предисловие

Сколько раз необходимо разбить свое сердце, чтобы встретить настоящую любовь? Исследования доказали, что настоящую любовь человек встречает два раза в жизни.

Первая любовь похожа на сказку. Бабочки в животе, первый поцелуй, всплеск эмоций и разбитое сердце. Мы бросаемся в нее, как в омут, с твердым убеждением, что это единственная и вечная любовь, даже если нам предельно сложно. Ложное представление о вечном убеждает в том, что такой и должна быть любовь.

Вторая любовь – сложная. Имея определенный опыт, мы строим всё с чистого листа. Эта любовь причиняет страдания через обман, боль и манипуляции. Все эти эмоциональные взлеты и падения вызывают зависимость, но надежды на светлое будущее и новый взлет после падения не дают рационально мыслить. И главный вопрос, который связывает все эти отношения: «Что будет дальше?».

Тогда осознанно нужно сделать выбор: остаться с первой любовью, которая выглядит правильной и радует нутро или попробовать создать здоровые отношения со второй любовью, которая столкнула лицом к лицу со всей реальностью жизни, опровергая существование беззаботной сказки.

Эта книга основана на подлинных событиях, которые были приукрашены, преувеличены и размыты в силу писательского домысла. Все имена, места и характеры изменены, чтобы защитить личности всех прототипов. Если вам удастся расшифровать настоящую личность Того Самого или любого другого героя этой книги, автор просит любезно предоставить перечень ваших требований в обмен на ваше молчание.

I

       Артём выходит из душа. Мне всегда нравилось, как от него пахнет шампунем. Все его тело издавало ароматы самой настоящей неотразимой чистоты, и этот запах лучше любого мужского одеколона. Он принимал душ, не совру, все минут сорок, тогда я поняла, что банный ритуал существует не только в понятии женщин. Как-то раз я даже поинтересовалась, что можно парню делать в душе около часа? Оказалось, он трижды мыл голову шампунем, пока не начинал ощущать, как волосы начинают «скрипеть», и тот же ритуал он проделывал с гелем для тела, и только после полной идеальной чистоты, он сушил волосы феном, так как не переносил спать с мокрой головой.

Я встала, чтобы аккуратно подготовить одежду на утро. У меня была своя тумбочка, в которой лежали все мои вещи. Вообще, мне никогда не приходилось отвоевывать свое пространство в его жизни, у меня было ощущение, что оно было подготовлено для меня с его рождения, и прописано где-то в важном документе с печатью. Я очень люблю комфорт, и он знает это. Постепенно на полках стали появляться предметы моей уходовой косметики, дезодорант, расческа, резинки для волос. В тумбочке лежали мои пижамки и полотенца. И даже была моя собственная зубная щетка, и она стояла в общем семейном стакане! Когда все успело так далеко зайти?

Когда я открыла свой отдел шкафчика, чтобы сложить вещи, нечаянно открылся отдел с его вещами. И то, что я увидела – меня абсолютно поразило. Я никогда ранее не открывала его тумбочки. Там был идеальный порядок. Все вещи сложены аккуратно по секциям: футболки, носки, шорты, боксеры. Мне захотелось увидеть еще – я открыла раздвижной шкаф, где плечико за плечиком висели глаженые рубашки и брюки. Вся обувь была чистой и выставлена, словно по алфавиту. Я неосознанно улыбнулась, вспомнив какой хаос творится в моем шкафу.

Мне вечно не хватает места для всего моего гардероба, какого бы размера ни был шкаф. Да пусть это даже будет «Бурдж-Халифа»1 из одних полочек под одежду – мне все равно его будет не хватать. Из-за этого у меня всегда в шкафу творится сущая неразбериха. Я собираюсь обычно в спешке, и что-то ровно складывать – у меня просто нет времени. Мне стало стыдно, я же всё-таки девушка, а у моего парня больше порядка дома, чем у меня.

Весь его гардероб можно было сосчитать по пальцам, может поэтому у него все так аккуратно сложено? Мне почему-то очень захотелось понюхать его футболки, они были все немного твердые после стрики. Я представила, как они становятся мягкими, когда он надевает их на себя. На каждой футболке я заметила маленькие дырки на месте этикетки. Он сильно не любил, как они колются и распарывал шов на новой футболке, чтобы достать их, но никогда не сшивал обратно. Занесла в список дел в голове зашить эти дырки. Пахнут приятным стиральным порошком. Увидела дырку на носочках. Этот человек полон противоречий. Как можно быть таким кропотливым, но допускать такие простые неопрятности, как дырки? Я знаю, что он любит выглядеть, как с обложки GQ, но сколько этим вещам лет? Он никогда не говорил мне о проблемах с финансами, а если он просто об этом мне не говорил? Многие зовут меня меркантильной, но я абсолютно точно уверена, что нет рая в шалаше – это детская наивность, не имеющая ничего общего с реальной жизнью. Если мыслить рационально, и счастье не в деньгах, то уж оно точно не в их отсутствии.

Белые рубашки имеют едва заметный выцветший оттенок после стирки, это смог бы заметить только очень тонкий, на восприятие деталей, глаз. Вся его одежда была идеально чистая, но нельзя не отметить наличие катышек от многочисленного количества носки. Он любит брутальность, но этому гардеробу не хватает свежести, и дело точно не в запахе. Делаю еще одну заметку в голове о том, что нужно будет на выходных сходить с ним в магазин. Провожу в голове случайную параллель с силуэтом прошлого, и по спине пробегает холодок всплывшего воспоминания. С ним мы тоже вместе выбирали одежду. Ему шли черные обтягивающие водолазки, где хорошо были видны контуры накаченного тела. Тут же отгоняю мысль. Еще раз вдохнула его футболку и положила на место. Обожаю запах чистоты.

Постель тоже всегда имела безупречный вид. Постельное белье приятно пахло моей любимой чистотой, оно было такое мягкое и приятное к телу. Я была удивлена, когда первый раз увидела, как он стелет постель: громко и с упорством взбивает каждую подушку, простыню заправляет так ровно, что она натягивается без единой неровности. И что касается одеяла – я всегда прыгаю в постель раньше, чем он успеет его постелить. Мне нравится прохлада, которую одеяло распыляет в момент приземления на тело. Иногда он со смехом поднимал и опускал его несколько раз подряд, потому что я невольно повизгивала от восторга.

Когда он выходил из душа, я по своей привычке читала перед сном. Я делала это каждый раз, пока он был в душе, и мне это нравилось. Возможно, я предпочла бы сидеть и смотреть, как капли горячей воды стекают по его телу, но должна признаться, оно не привлекало меня так сильно, меня это настораживало. Я имею идеально пропорциональные формы хрупкой и нежной девушки. С утра по расписанию спорт и никаких булочек в обед. Я делаю свое тело подтянутым с большим трудом, почему я должна закрывать глаза на своего мужчину? Я верю, что идеальное притягивается исключительно идеальным. И если ты хочешь что-то получить в ответ, то сначала нужно постараться достичь этого в себе.  Его задевают мои слова, иногда мне кажется, что у него сила воли отсутствует напрочь после количества фастфуда, которое он потребляет в пищу почти каждый день, обещаясь в начале неделе начать приводить себя в форму. На старых фотографиях он был гораздо стройнее. Я не принуждаю его ни к чему, у нас всегда есть выбор. Вся жизнь – это череда сменяющегося выбора.

Пробегая глазами строчку за строчкой, на подсознании я знала, что означает каждый звук, который доносился до меня на фоне из душевой. Выключил воду, сейчас вытирается полотенцем. Шум фена – сушит волосы. Захлопнулась верхняя тумбочка – достает крем после бритья. Сейчас повесит полотенце на сушку и поднимется наверх. Шаги по лестнице всегда имели одинаковый промежуток, словно ему очень не терпелось забраться ко мне под одеяло. Поцелуй – первое, что он делал, когда поднимался в спальню. И это был один из моих любимых моментов.

«Моя Агги читает», – произнес он, когда посмотрел в сторону горящего ночника. Он ласково звал меня «Агги» от моего полного имени «Агата». И всегда. Абсолютно всегда это слово шло в сочетании с подчеркнутым «моя». И все было так хорошо в моей жизни, что я искала подвох. Мы живем в то время, когда люди просто не могут поверить, что может быть все идеально. Но у меня не было никакого сомнения в том, что это наш мир, в котором время остановилось.

«Помни, что все может закончиться, ты не должна привязываться к этому чувству, иначе потом снова будет больно», – было моим главным напоминанием изо дня в день.

После душа по привычке он складывал все вещи в шкаф, и я отодвигала незаметно книгу, чтобы понаблюдать за тем, как он все кропотливо всё раскладывает. Вряд ли он знал о том, что я анализирую каждое его движение. Чтобы…? Провести еще один анализ? Опять переключаюсь.

Наблюдать за ним тайно было моим любимым занятием. Ловлю себя на мысли, что место, где я нахожусь, стало для меня по-настоящему родным. Я любила здесь находиться. Я любила этот дом. Я любила людей, которые в нем живут. И я любила человека, который представлял собой причину моей любви ко всему остальному. Или я так думала?

Он ложится рядом со мной и убирает из моих рук книгу, кладу руки к нему на плечо. Затем делаю то, что стало уже моей любимой привычкой – запускаю руки в его волосы, отмечаю, что они и правда словно издают скрипучий звук. Когда провожу по ним пальцами, и они отпружинивают назад, до меня доходит запах нашего общего любимого шампуня.

На первой нашей встрече он отметил, что мои волосы пахнут «Пантином». Я в тот момент удивилась, как никогда ранее. Как такое вообще возможно – угадать именно тот шампунь из тысячи остальных?

– Ты пользуешься «Пантином»? – я вытаращила глаза от такого неожиданного вопроса и более удивительного попадания.

– Да, это мой любимый шампунь.

– Мой тоже.

Он целует меня, и я ощущаю вкус зубной пасты. Мне нравится этот вкус до мурашек. Я отвечаю ему с большим желанием, и мне кажется, что каждый поцелуй еще слаще предыдущего. Мы оба знаем, что будет дальше. Мне нравится смотреть на него в свете тусклого ночника. В комнате наполовину темно, но именно при таком свете все его лицо, каждая искорка в его глазах, тень от длинных ресниц на соприкасающихся веках, расслабленные мышцы лица – все выражает беспредельную любовь ко мне. Я видела это так четко, будто бы вся комната освещала его яркими прожекторами насквозь.

Он был всегда чуток и нежен ко мне. Как много значат касания. Когда прикасаются пальцами, а замирает дыхание. Прикосновения могут сказать больше, чем слова. Еле ощутимый поцелуй плеча – пульс уже бьет в висках. И, кажется, что вот-вот исчезнешь. Поцелуи ниже, тело становится горячим. Я закрываю глаза и вижу…не его лицо…я все еще его вижу. По моему телу проходит пронзительная дрожь.

– Все в порядке? – его слова вернули меня к реальности. Задумываюсь о том, что такое порядок. Речь явно идет не про уборку и то пятно от чая на тумбочке. Хотя прямо сейчас я бы встала и стерла его. Это будет неуместно?

– Да, все отлично, – и, словно печать, мой подтверждающий поцелуй – все как в тумане. Он делает так, как мне нравится, но я все ещё не привыкла к его прикосновениям. Они мне кажутся инородными, и из-за этого я не могу полностью расслабиться. По спине бегут мурашки, и я чувствую, как мы стали ближе, чем водород и кислород. Это больше, чем химия. Это больше, чем просто творческий процесс. Движения сливаются воедино, и кажется, я на мгновение теряюсь в пространстве, словно вся сила притяжения переместилась в центр между нами.

«Я люблю тебя», – что? Что я только что сказала?

Его дыхание кажется громче раскатного грома, особенно, когда оно звучит возле моего уха, прерываясь крепкими поцелуями шеи. Он целует меня в губы. В голове очень громкие мысли, и теперь я с уверенностью могла сказать, что чувства еще громче. Если бы рядом проехал «Камаз» с кузовом гремящих камней, я бы даже не оглянулась на этот звук. Мурашки. Как же их много. Мне хочется больше, сильнее и быстрее. Он чувствует это моим резким изгибом спины, с силой обхватывает мои бедра руками и ускоряется. Его губы сжались под напряжением. Я неосознанно издаю приятное тягучее мычание и ногтями провожу по его спине в низ. Мое тело гораздо горячее, но есть ощущение, что я вот-вот могу замерзнуть и мне нужен костер или целый пожар, чтобы согреться. Обвиваю его ногами и прижимаю к себе сильнее. Он вытягивается и выдыхает звук, означающий удовольствие крайней степени. Чувствую расслабляющее тепло внизу живота, но эти чувства в значительной степени отличаются от того, что я умею чувствовать на эмоциональном фоне.

В миг питаю к нему что-то вроде бескрайнего обожания. Полагаю, так устроена женская физиология. Поэтому мне важна связь, мне нужны объятия, иногда мне кажется, что я могу расплакаться, если не получу этого. И все мое тело резко начинает нуждаться в тепле. Я замерзаю так, что у меня стучат зубы.

Моя особенность – мерзнуть сразу же после горячего любовного процесса. Мое тело гармонирует с чувствами, а гармония – это порядок. Значит, действительно, у меня все отлично. Хотя, когда у человека «все в порядке», он и вовсе не задает этот вопрос. Может быть, мне бы хотелось чуть больше страсти и той самой любви, как было с человеком из прошлого.

Не хочу отдаляться, мне кажется, что он исчезает из моей жизни, если отодвигается хотя бы на миллиметр. Меня окутывает безусловное счастье, когда он обнимает меня, и я кладу свою голову ему на плечо. Пока размышляла про порядок в моей жизни, вспомнила, как только что сказала ему впервые «я тебя люблю». Кажется, он никогда не говорил мне это ранее сам за все полгода наших отношений. Какой кошмар! Я только что нарушила один из своих главных принципов – не признаваться в чувствах первой. Я больше не привязываюсь к мужчинам! Да, мне хотелось сказки, которую дарит настоящая любовь, но мне также хотелось и гарантий, что она не закончится однажды. Мне не хотелось снова рисковать разбитым сердцем. И, к тому же, он не ответил! Чувствую что-то вроде унижения.

Как-то в школе мне мальчик признался в чувствах, и единственное, что я смогла ему ответить – это «спасибо». Так вот, не услышать ничего – было еще хуже. Конечно, он не обязан говорить мне это в ответ, но в обратном случае – он не ощущает этого взаимно. Счастье мгновенно перекрылось глубочайшей досадой. Он закуривает и улыбается.

«Ты – лучшее, что было в моей жизни», – у меня и не было в этом сомнений, но мне важно слышать, как он произносит мои мысли в слух. Я киваю, но тоже не могу ответить взаимно. В голове всплывают загорелые большие руки. Он поворачивается и целует меня в лобик. Это очень милый жест, который превращает меня в маленькую беззащитную девочку. Я немного успокаиваюсь, но все же…

– «Меня предавших в лоб целую, А не предавшего – в уста»2, – я умею испортить момент. Я часто в своих монологах вставляю строчки из классики.

– Я просто поражаюсь твоей способности проводить параллели, – смеется и прижимает меня ближе. Иногда я тоже этому поражаюсь.

Я не должна ждать в ответ признания в чувствах, но разве мы недостаточно близки? Я часто понимаю головой, но чувствую внутри иначе. Моя ошибка в том, что я редко поступаю так, как говорит разум, и редко прислушиваюсь к своей интуиции. Потакая желаниям сердца, я уже наделала немало ошибок.

Может быть, он сомневается в наших отношениях, и, в таком случае, для него это все несерьезно. Я лежу с ним в кровати, в доме его родителей, как может быть еще серьезнее? Зачем я только вообще сказала ему об этой глупой любви? Опять вспоминаю прошлое. Я никогда раньше не произносила эти три слова первая. Что со мной происходит? Это отсылка к тому, что всё ранее произошедшее со мной когда-нибудь прекратится? Или вся наша жизнь состоит из многочисленных теней прошлого? Ненавижу копаться. Поднимаю на него взгляд и вижу, как он думает «ни о чем», он просто…счастлив? Какие все же разные мужчины и женщины. Я бы не хотела быть занудой или просто морально давить, когда он так хорошо себя чувствует, но я слишком эгоистична, чтобы не придавать этому значения. Мне нужно знать, что он любит меня.

– Почему ты не сказал мне это в ответ? – я всегда прямолинейна.

– Что?

– Я сказала тебе, что люблю тебя, а ты не ответил.

– Я ответил, что тоже люблю тебя, ты чего? – камень упал с души, его дыхание было таким громким, что я не различила его слов. Но почему меня так обеспокоил этот момент?

– Я никогда раньше не говорил никому о любви, кроме моей семьи. Для меня это новый опыт.

– Ты никогда не любил?

– Я не знаю, у меня, конечно, были отношения, но все это не было так…по-настоящему. Я никогда раньше даже не придавал значения этому, и никому не говорил ничего подобного. Самое странное, что я даже никогда не чувствовал чего-то похожего. Я мог сказать «люблю» своим сестре или матери.

– Все же любовь к семье, и любовь к женщине имеют радикальное отличие.

– Да. И я люблю тебя. И я говорю это не потому, что меня обязывают твои слова. Я говорю это, потому что это так и есть. И будет. Ты невероятно особенная. И с тобой я не боюсь этого чувства.

Я знаю, что у него были отношения, но неужели он никогда не любил? Я не перестаю смотреть в его глаза, пока он наблюдает за звездным небом в окне. Он о чем-то глубоко задумался, но я видела это в нем и раньше – в его душе нет печали. Любовь открывает сердце, и тогда оно подвержено страшной боли.  Любое окончание любви – это боль. И она оставляет отпечаток, который делает взгляд глубоким, и это представление сильно противоречило лёгкой прозрачности его глаз. И в этом было наше кардинальное отличие.

«Я раньше сохранял красивые картинки из социальных сетей, где изображалась идеальная атмосфера семейного счастья. Семейные праздники, рождественские елки, дни рождения, одинаковые пижамы на всю семью. Я сохранял и думал, что в моей жизни должно быть так. Но то будущее, которое я вижу с тобой – это превосходит любые мечтания. Ты будешь лучшей матерью наших детей».

Еще раз думаю о том, что нет ничего красноречивее прикосновений и молчания. Но я даже представить не могу, о чем он думает, пока не задам конкретный вопрос. Может быть, мы еще не научились понимать друг друга без слов. Я бы назвала его непонятным, я чувствую какую-то недосказанность. Да, в нем есть что-то, чего я до сих пор не знаю. В воздух вылетают звуки, превращающиеся именно в те слова, которые я хочу услышать. Но вижу ли я нас такими? Я тщательно перевариваю каждую его фразу и понимаю, как сходятся наши жизненные ценности. Но опять же, вижу ли я его своим будущим мужем? Я больше не даю себе таких обещаний и еще ни разу не признавала это всерьез по отношению к Артёму. Мне нужно научиться меньше анализировать и больше наслаждать моментом. В обратном случае, я бы даже не вступила в эти отношения. Но мне правда с ним хорошо.

В своих мыслях я начинаю проваливаться в сон, это первый раз, когда мы говорили о любви. Засыпаю в полноценном ощущении счастья и комфорта. Чувствую, как его дыхание тоже становится медленнее. В районе, в котором находится дом родителей Тёмы, изумительная тишина. Из открытого на ночь окна видно контур леса, доносятся звуки пения сверчков и запах летней свежести.

Именно так я буду вспоминать каждую деталь этой ночи, проливая глухие слезы «в себя». Я буду лежать в его объятиях, но сердце не даст покоя. Всё будет сильно отличаться от объятий этой ночи. Он будет прижимать меня так сильно, что мне даже станет душно. Я буду знать, что он не спит, но мы не произнесем ни слова до утра. Я четко понимала, в чем разница той и этой ночи. Я знала, что это последний раз в нашей жизни, когда мы засыпаем вместе.

II

      Я еду знакомиться к родителям Артёма. Первый раз я навещу его семью с «официальным» визитом. Интересно, какая у него всё-таки мама? Я, конечно, видела уже ее раньше, и отчетливо помню нашу первую встречу. По дороге я думаю именно про нее, так как отношения свекрови и невестки – закономерно сложная вещь.

Я приехала впервые в гараж с Тёмой, когда его машина была поломана. Мне так нравилось смотреть, как он копается в своей старой иномарке, пока я читаю возле печки. Многие девушки пренебрегают машинным хобби своих парней, но мне нравилась эта гончая развалюха. Эта машина видела много ошеломляющего драйва, и я не про скорость. У меня с ней были особые отношения. Я часто протирала салон от пыли влажными салфетками, а в бардачке лежали мои духи. Я один раз забыла их в машине, и Тёма почти весь флакон выпрыснул в салон, чтобы внутри больше пахло мной. Я не стала забирать их обратно.

Я смотрю, как Артём недовольно работает инструментами и думаю, что его руки покроются шелушинками от холода. На дворе была зима. Вдруг неожиданно распахивается дверь, я встаю с раскладного шезлонга и поворачиваюсь.

– Здравствуйте, – это было трудно назвать располагающим тоном. Скорее, это было нечто вроде обозначения своего присутствия. Мама Артёма. Она точно знала, что я нахожусь в этом гараже.

– Здравствуйте! – я очень растеряна, и не ожидала встречи в такой…неподходящей обстановке – среди машинных железяк, в теплых валенках до колена, в которые заправлены мужские болоневые штаны на несколько размеров больше моего.  Хотя не думаю, что это хуже, чем когда было с…

– Меня зовут Елена Николаевна, – Елена Николаевна. Елена Николаевна. Елена Николаевна. Я пытаюсь запомнить имя мамы Артёма, повторяя его несколько раз про себя. У меня плохая память на имена, и это не лучший момент, чтобы перепутать имя. Я открываю рот, чтобы представиться, как…

– Это Агата Георгиевна, – Тёма произнес мое имя в сочетании с отчеством, это было слишком неуместно. Это было что-то вроде показного укола в сторону собственной матери. Я знаю, что Тёмины друзья зовут его маму «Тёть Лена», и мне показалось, что ему не понравилось то, что мне она представилась полным именем. Ну что ж, теперь и Тёмина мама подумает, что я высокомерная. Или просто узнает об этом.

– Агата Георгиевна? – бровь Елены Николаевны поднялась вверх и глаза в этот момент демонстративно осмотрели меня с ног до головы.

– Да, можно просто Агата, – отвечаю я с улыбкой, но внутри хочу спрятаться в «домике».

– Хорошо, я все поняла, – от одной этой фразы у меня сложилась почти полная картина характера этой женщины. В руке у нее была непотушенная сигарета, а интонация изложения дала мне понять, кто в доме хозяин. Она невысокого роста и полноватого телосложения, либо так кажется от объемной уличной куртки.

– Артём, ты долго еще будешь? Заедь вечером в магазин, купи хлеба. С утра Марию нужно будет отвезти в сад, – тон Елены Николаевны имел больше тон приказа, чем просьбы. Мария – младшая сестра Тёмы, и меня тогда удивило, что такую маленькую девочку в семье зовут полным именем.

– Хорошо, мам.

– До свидания, – Елена Николаевна чуть обернулась и улыбнулась. Словно запоминала меня, чтобы рассказать впечатления своему мужу.

– Как ты думаешь, я понравилась твоей маме? – параллельно записываю имя Тёминой мамы в заметки на телефоне.

– Ты не можешь не понравиться, Агата, – ты ошибаешься.

Вспоминаю один из болезненных моментов своей жизни – как однажды меня уже не полюбили. Это сильно било по моему самолюбию, но причина была ясна – традиции. Из меня получалась плохая армянская жена. Вот тебе и «барев дзез»! Все это каждый раз всплывает у меня в голове снова и снова, и я не хочу допустить в очередной раз ошибку. Во мне слишком много харизмы, чтобы жить по правилам патриархата, но возможно, как я поняла уже намного позже, иногда и мне можно было бы быть немного помягче. «Она должна делать какие-то шаги, чтобы попасть в нашу семью, а не заявляться и вести себя так, будто бы ей все положено!». Хотя не представляю, как можно выдавливать из себя вежливость, когда ты точно знаешь, что тебе уже не рады.

Я долгожданный и единственный ребенок в моей семье. Мама всегда называла меня «моя драгоценность», поэтому я имею такое необычное имя. И с самого детства во мне было убеждение, что я лучшая на этой планете.

«Помни, Агата, мир создан для тебя, а не ты создана для него», – слова моей мамы прочно выгравированы в моем подсознании. Поэтому, приходя в его семью, я всем видом показывала, как им повезло, но, к сожалению, они так не считали. Интересно, его мать все еще меня ненавидит? Нет, уже неинтересно.

Мы уже почти подъезжаем к дому, смотрю на себя в боковое зеркало машины и представляю, какое впечатление могла бы я создать, если бы не знала, что я – это я. Я бы подумала, что это самая сногсшибательная и умная девушка на всей планете. Нет, объективно судить не получается.

– Только когда мы войдем в дом, сделай вид, что ты не была здесь раньше.

– Почему? – я начинаю смеяться от всей абсурдности ситуации. Я была в этом доме не один раз, и знаю в нем буквально каждый предмет.

– Родители уверены, что ты сегодня будешь там впервые. Можешь снова обращать внимание на разные мелочи, которые ты так любишь.

– Я могу слегка охнуть от восторга для реалистичности.

– Этого делать точно не надо, ты не умеешь притворяться, – он говорит так, будто всё знает обо мне.

– Тогда я за ужином спрошу, как пройти в «дамскую комнату».

– Слишком официально.

– «Где можно пописать?» – Тёма начинает смеяться и кладет свою руку мне на колено.

– Какой кошмар, лучше веди себя как обычно. Я уверен, ты всем очень понравишься.

– А тебе? Тебе нравлюсь?

– Мне? Я тебя обожаю.

– Еще бы!

– Хитрюга, – он останавливает машину посреди дороги и целует меня в губы. В нем совсем не чувствовалось ни малейшего переживания, он и правда думал, что я безусловно подружусь с его семьей. Он ведет рукой выше по ноге, и я вижу, что он снова не в состоянии остановиться.

– Я не могу явиться на ужин в непристойном виде!

– Можешь, сейчас покажу как.

– Тёма, прекрати! – я заливаюсь смехом от его наглости. Но мне нравится, что он хочет меня безусловно. Я веду рукой под его футболкой вниз…и резко вздрагиваю от сигнала машины сзади нас. Мы продолжаем ехать, следующий поворот налево – и мы на месте.

– Ты знакомил раньше девушек с родителями?

– Да, моя мама не любила ни одну из них.

– Спасибо, очень обнадеживающе.

– Ты – дело совсем другое. Об этом они уже в курсе.

Я одета ненарядно. Я бы сказала «по-домашнему». Тёма сказал, что это будет неформальная обстановка, его мама заказала роллы. Все мои близкие знают, как я люблю наряжаться, и в отдельных случаях предпочитают предупредить меня заранее, ведь есть ситуации, когда неподходящая одежда выглядит очень нелепо. Хотя даже если бы я пришла по ошибке в зал судебного заседания в костюме розового кролика – я бы не побежала домой, сгорая от стыда. Но сегодня, благо, на мне не кроличий костюм. Хотя и с неограниченным желанием Артёма «везде и всегда», он был бы уместен, особенно для него. Начинаю незаметно посмеиваться от того, что представила Артёма в костюме розового кролика. Он был бы «Chubby Bunny»3. В этом вся я – остроумно придумываю шутки в своей голове, от чего мне никогда не бывает скучно одной.

Спортивные штаны персикового цвета, футболка, рюкзак и кроссовки – разбор моего внешнего вида на сегодня. Мы заезжаем во двор, я, кажется, начинаю волноваться. Тёма открывает мне дверь, и я смотрю еще раз на себя в отражение, проверяя нет ли каких недочетов. Я уже знаю, что вся семья в курсе того, что мы приехали, и прямо в эту секунду смотрят на нас через камеру видеонаблюдения – она висит прямо в гостиной. Мы заходим в дом, я слышу детский радостный крик.

– Ты достал торт?

– Точно, забыл! Подожди меня секунду.

Развязываю кроссовки, кладу телефон уже на знакомое место. До меня доносится шёпот Марии «Мама, они уже приехали!». Меня радует ее детская впечатлительность. Думаю, что я подружусь с ней больше всех. Порадовалась тому, что в прихожей нас никто не встречает, так как заметно делаю слишком много движений, вошедших в небольшую привычку. Он там что, в багажнике застрял? Кажется, прошла уже целая вечность.

– На улице пошел снег. Торт, кстати, даже не размазался. А все почему? Я профессиональный водитель для нежных и сахарных.

– Это ты о ком? Просто я, лично, предпочитаю бешеную скорость и драйв!

– Агги, не смеши. Ты забыла, кажется, как закрывала рукой лицо.

– Потому что это была «рука-лицо» от такой медленной езды, – мы оба смеемся, у нас отличный настрой на вечер.

Мы слишком долго копаемся, я чувствую себя неловко, стоя у входной двери. В этом было что-то убогое. Не дожидаясь, пока Тёма разденется, я прохожу в гостиную и уверенно здороваюсь:

– Добрый вечер, это для вас, – передаю торт в руки маме Артёма.

– Привет, – Елена Николаевна целует меня в щечку. Это так непривычно. И мило.

– Это мой муж Дима.

– Очень приятно, – я стараюсь убрать из своей речи излишнюю официальность и быть дружелюбной.

– Это Мария.

– Привет, Мария! – я присаживаюсь на корточки, чтобы быть наравне с этой милой девочкой.

– Меня зовут Агата.

– Я знаю, – с улыбкой отмечает Мария, и мама выкидывает умилительный смешок. Обо мне здесь уже точно говорили.

– Пиво будешь? – что, простите? Я ожидала любого вопроса, кроме этого.

– Я не пью, спасибо.

– Не пьешь? Это хорошо.

– Мам, там такой снег пошел. Вечером почищу у дома, – Тёма зашел в дом и приобнял меня за талию, пока садился на стул, наклонился к моему уху и сказал, – Ты всегда заходишь в новое место, как к себе домой.

– Артём! – кричит с визгом Мария и прыгает к Тёме на ручки. Я сижу и буквально тупо смотрю на эту милую картину, у Марии огромные голубые глаза, и они с Артёмом сильно похожи, хоть и отцы у них разные. У Марии светлые русые волосы, и я вижу в ней…свою будущую дочь? Предсказуемо представляю, что Артём был бы хорошим папой. Осекаюсь, так как обещала не строить иллюзий. В прошлом у нашей будущей дочери даже было имя. И вот где она?

Несколько часов проходят на одном дыхании, мне так легко и хорошо. Мне не приходится думать о том, могу ли я положить на стол локти или как без конца держать спину прямо. Я много смеюсь от историй, которые рассказывает семья Тёмы, и в целом, они производят хорошее впечатление. Я искренне рада признать, что Тёма был прав – я всем понравилась. Я с удовольствием рассказываю, что пишу статьи для печатных изданий, но пока в поисках новой работы. Малышка Мари не сводит с меня взгляд на протяжении всего ужина, ее маленькие светлые глазки то и дело разглядывают на мне подвески, браслетики, колечки. Я обратила внимание, что Мария одета в платье, которое она явно считала красивым. Оно было отчасти безвкусным и по-детски пестрым: блёстки, яркий розовый цвет и принт «Барби». Я вспоминаю, как моя мама говорила, что стразы и блестки делают одежду «дешевой», а я считала, что выгляжу, как модная кукла «Bratz». Ей пришлось потратить немало сил, чтобы привить мне хороший вкус на одежду, хотя и сейчас иногда я не могу устоять перед каким-нибудь топиком с безобразными стразами. Надеваю его, когда одна дома танцую у зеркала под песни Дженнифер Лопес.

Из всего разговора я узнаю много подробностей о жизни Артёма и его семьи. Дом, в котором я сейчас ем роллы, куплен совсем недавно. Я делаю вид, что слышу эту информацию впервые, хотя помню, как удивилась необжитому пустому пространству, которое сразу дает понять, что живут здесь относительно недавно. Из-за того, что весь подростковый возраст Артём провел в кадетском училище, он не так много времени проводил с семьей.

Елена Николаевна казалась мне слегка резковатой женщиной, но судя по рассказам, которые я услышала, это оправдано ее непростым жизненным опытом и воспитанием сына. Смотрю на Тёму и понимаю, что воспитывать мальчика – дело крайней сложности, особенно когда женщине приходится брать это полностью в свои руки. Папа Тёмы умер, когда тот был еще совсем маленьким, но даже для такого юного возраста он имеет достаточно яркие и четкие воспоминания об отце. Возможно, это те воспоминания, которые ему неоднократно рассказывали члены семьи, и он помнит их, как свои собственные. Это частое явление для нашего мозга.

Семья Артёма сильно отличается от той, в которой была воспитана я. И все дело в уровне образования и культуры. Я бы описала его семью как «среднестатистическая», в то время как моя семья была чем-то вроде интеллигенции. Мой папа работает в строительной компании, где он получил прозвище «интеллигент». Мои дедушка и бабушка по отцовской линии – военные, а бабушка по маминой линии работает в администрации. Я росла в окружении духовной атмосферы семьи и получила лучшее наследство в своей жизни – хорошее воспитание.

Малышка Мари не обладала манерами маленькой леди, она сидела на стуле, совершенно не стесняясь поднимающегося платья, и часто встревала в разговоры, из-за чего ее вечно осекала мать. У меня складывается впечатление, что девочке не хватает родительского внимания. Я помню, как на моей стене перед кроватью висело расписание занятий, когда я была примерно в ее возрасте, и мама никогда не упускала ни один пункт: чтение, рисование, сон, прописи, речь. Моя мама придавала огромное значение порядку и моему образованию.

– Мари, оставь кошку в покое, ты начинаешь себя плохо вести, и если ты не перестанешь – пойдешь спать! – Мари расстраивается, и опускает глаза вниз.

– Я считаю, ей не хватает хорошей порки. Эти двое совсем ее разнежили, идя у всех ее капризов на поводу. Иногда мне приходится быть строгой надзирательницей, – отец и Тёма переглядываются смиренной улыбкой, – Мне просто не хватает на все времени. Работа, дом, дочь – голова кругом под конец недели. Летом хотим поехать в отпуск, еще нужно бы похудеть, – Елена Николаевна легко махнула рукой после того, как жестом показала на бока. Отмечаю, что Елена Николаевна следит за собой: укладка, маникюр, татуаж бровей. Если посчитать по времени, все вместе займёт не менее 5 часов в месяц, не считая прически и макияжа. Делаю вывод, что нехватка времени – это вопрос приоритетов. Мне нравится, что Тёмина семья не пытается казаться лучше, они такие, какие они есть. И каждый мне по-своему импонирует.

– Куда хотите полететь летом?

– Думаем в Турцию.

– Сейчас приходится выбирать из того, что есть. Открытых границ не так много. Только и слышишь по новостям: то одно, то другое. Вы ездите с семьей в отпуск? Тебе налить чай с тортом? С сахаром? – говорит Дмитрий Александрович. Замечаю, что он ставит неверное ударение в слове «тортом», и чувствуется корень провинции. Он немногословен и очень сдержан, и это вызывает у меня уважение. Я удивляюсь тому, что за порядком на столе следит мужчина. Он имеет астенический тип телосложения и большие мужские руки. Уловила, что Мария больше похожа на мать. Сильная женщина. Даже в сражении за внешние черты ее гены были сильнее.

– Да, но нечасто. Папа много работает, и такая возможность выпадает редко.

– Можем поехать все вместе, – предложила Елена Николаевна, и я запинаюсь от неожиданности сказанного. Разве не положено знакомить родителей после помолвки?

– Это было бы очень круто! Агата, поговори с родителями, – Артём всецело поддерживает эту идею.

– У папы в этом году будет сложный сезон, но я предложу, в любом случае. Мне кажется, пока рано об этом говорить, – даже для меня знакомство родителей – это слишком серьезный шаг, особенно после моего недавнего опыта.

– Почему рано? Серьезные отношения предполагают знакомство семей. Или вы еще не уверены друг в друге? – я начинаю ерзать, не могу дать ответ на вопрос, которым сама неоднократно задаюсь. Мне кажется, мы слишком торопимся, прошло всего-то три месяца с нашего знакомства.

– Я не думаю, что стоит намеренно торопить события. Пусть все идет своим чередом. Полагаю, что мы никуда не опаздываем, – Тёма убрал руку с моего колена, ему не понравился мой ответ.

– Это верно. Ну, в любом случае, имейте ввиду. По крайней мере, можно откладывать сбережения. Или хотя бы начать, да, Артём? – упрёк в его сторону. У них неоднозначные отношения, очень четко чувствуется некое пренебрежение.

– Ну да, только если учесть, что я отдаю вам кругленькую сумму в месяц, это будет достаточно проблематично, – я начинаю напрягаться.

– Давай учитывать, что, если бы у тебя была голова на плечах, не пришлось бы этого делать вообще, – Артём в ярости сжимает кулаки, я вижу, как он сдерживает слова.

– Лена, не надо сейчас снова поднимать эту тему. Если вы хотите обсудить какие-то личные моменты – можете выйти и сделать это.

– Мне скрывать от Агаты нечего, – отвечает мать Тёмы, – А тебе, Артём? – какого хрена здесь происходит?! Я встаю и иду в туалет.

– Включатель справа.

– Я знаю, спасибо. Точнее…вижу, – я нервничаю и недоумеваю от происходящего. Снова подтверждаю, что из меня плохой конспиратор, но меня это уже не волнует. В туалете напротив унитаза висит карта, стараюсь успокоиться и не накручивать в голове. Артём что-то скрывает? Предпочитаю отвлечься на карту, узнаю, что Браззавиль – столица Республики Конго. Перевожу взгляд на Армению и нахожу город, в котором хотела выйти замуж. Ереван – «arden ants’yalum» * (уже в прошлом). Смываю и выхожу. Артём ждет меня.

– Все в порядке? – мне начинает надоедать порядок, в нашем случае он используется в ситуациях, когда что-то идет не так.

– Нет, что это было?

– Не обращай внимания, у меня мама такая…

– Объясни мне, о чем шла речь, и за что такое важное ты отдаешь родителям деньги?

– За штраф на работе после увольнения.

– Тебя уволили? Ты говорил мне, что ушел по собственному желанию.

– Да, это было моим желанием, я мог работать дальше, но не захотел. Моя мама была против того, чтобы я оставался без работы. Она заплатила за мое обучение, и я ушел под предлогом того, что буду отдавать потраченные деньги. Я никогда не хотел быть ДПСником.

– За что тебя уволили?

– У меня был конфликт с начальником ГИБДД. Я не вышел на смену в день, когда меня срочно вызвали из-за того, что мой напарник был в состоянии алкогольного опьянения. А у меня была вторая работа, подработка, так сказать. Нарушать приказы главнокомандующих запрещено, а у нас даже один раз завязалась драка – я отказывался выпить с ним в рабочее время.  Я не люблю, когда мне тычут в лицо. Мама считает, что я должен был выйти, но я не стал. Больше половины оттуда пьют – это не то окружение, которое я бы хотел видеть вокруг себя. Поэтому я здесь.

– Это как-то странно, но разве это стоит того, чтобы так портить отношения?

– Мы не в первый раз обсуждаем эту тему, а мне хотелось бы больше об этом не вспоминать.

– Это, конечно, твой выбор, ты не жалеешь? Тем более обучение было оплачено.

– Как я могу жалеть? Сейчас я бы до сих пор учился там и не встретил бы тебя. Я не имею права о чем-либо жалеть, когда передо мной стоит самая лучшая девушка на свете.

– В любом случае, это очень смелый поступок. Я знаю, как непросто одному идти против всех и отстаивать свои принципы, – после моих слов Тёма отвел глаза от легкого смущения.

– Мария, поднимайся и переодевайся в пижаму, выбери, что будем читать, я сейчас приду, – время было девять вечера – у малышки режим, и папа всегда перед сном читает ей сказки, потому что она только учится спать одна. Я вижу, как сильно Дмитрий ее любит. Всё-таки у дочери и отца особые отношения. Как у меня с папой. У меня лучший папа в мире. Меня всегда называли «папина дочка». Мне захотелось домой.

– Мы тоже сейчас будем собираться, да, Тёмочка?

– Да, конечно, – он нежно поцеловал меня в щёчку, его всегда успокаивало моё ласковое обращение.

– Я пойду согрею машину.

       Мы остались наедине с Еленой Николаевной. О чем мы будем разговаривать? Долбаные неловкие паузы.

– У Артёма было много девушек. Не понимаю, зачем это все? Всегда говорила ему, что должна быть одна и на всю жизнь. Но как я замечала, он очень верный в отношениях. Никогда никаких интрижек на стороне, –ну конечно, мы будем говорить про бывших, о чем же ещё? Мы могли бы обсудить концерт по телевизору или как много выпало снега на улице, из-за чего завтра будет медленное движение на дорогах, но нет! Мы говорим про бывших. У Тёмы было много девушек, я это знала. Но сколько? В этот момент меня начал волновать этот вопрос.

– Единственная, к которой я хорошо относилась – совсем юная девушка. Она была, – далее шёпотом, –девственницей, – господи, если бы я знала, я бы не отказалась от пива.

– Разве в наше время девственность может стать причиной для хорошего отношения?

– Оказалось, что нет, – я понимаю, о чем ей хочется узнать.

– У меня были серьезные отношения до Артёма.

– Что пошло не так?

– Я не понравилась его родителям, – кольнуло в груди. Больше этого я не обязана рассказывать.

– Хм, распространенная ситуация, но в наших отношениях такого не будет. Ты можешь всегда рассчитывать на мою поддержку, я знаю, что в его голове периодически проскальзывает разного рода дурь. Не обращай внимания на то, что сегодня было. У нас с ним различаются взгляды на ситуации в прошлом.

– Что вы имеете ввиду?

– Как тебе сказать…он иногда забывает думать мозгами. Похоже, что с тобой в его глазах появилось больше осознанности. Я всегда говорю, что женщина должна быть замужем, то есть за мужем. Я часто много проблем складываю на свои плечи, а потом думаю: «Зачем оно мне надо? У меня есть муж и сын – пусть они решают». Но не всегда все в нашей жизни оправдывает наши ожидания.

– Артём не оправдывает ваших ожиданий? – я намеренно убираю из своего предложения упоминание мужа, так как считаю это не моим делом. Елена Николаевна выдерживает пазу, тщательно обдумывая свой ответ.

– Я надеюсь, что он изменился, – она знает то, чего не знаю я. Она смотрит мне в глаза с серьезным выражением многозначительности. Если речь про его пропущенную смену, то что плохого в том, что он не хотел нарушать собственные принципы и не поддался соблазну алкоголя?

– Агги, ты готова? Там такой холод. Все в порядке? – да забудь ты уже про порядок! Начинаю очень не любить это слово.

– Да, мы с Агатой мило побеседовали, – я изображаю на лице что-то вроде полуулыбки. Мы обе знаем, что он никогда не узнает подробностей нашего диалога. Но я уже чувствую, что оставшийся вечер посвящу обдумыванию неоднозначного разговора. Что все это значит? И куда я опять вляпалась?

III

Когда наступает день, меняющий важную суть во взгляде человека, и мы характеризуем его как «тяжелый»? Когда жизнь кажется гораздо сложнее, чем ты думал? И когда наступает та секунда, после которой мир никогда не станет прежним? Не знаю, как у остальных, но я знала, когда это случилось со мной. Тогда мне было только девятнадцать лет.

Моя работа казалась мне местом беспросветного угнетения. Люди, которые там работали, словно на подбор обладали самыми отрицательными качествами: алчность, лицемерие, двуличие и бессердечность. Были хорошие люди, но я видела, как их с каждым днем все больше сдавливает мир, в котором они пытаются кончиком пальца тянуться к остатку света, к его мизерной щёлочке. Я видела, как с каждым днем потухают их глаза и появляются измученные мешки под глазами, пропадает интерес к жизни, и им уже больше мешает жить эта щёлочка света, чем помогает. Я видела, как они приходят на работу из последних сил, а дома еще семья и дети. Я смотрела и знала, что это не та жизнь, которой я хочу жить.

Каждый делает свой выбор, но иногда это не так просто, как кажется. Сначала ты пытаешься изменить что-то и веришь в лучшее до тех пор, пока окружающая удрученность не начинает менять тебя. По началу все кажется просто – я получил работу, буду пока искать более подходящий вариант, а потом уволюсь. Но подходящий вариант так и не находится. И каждый день превращается в серую бесконечную рутину.

Я ходила на завод, когда мне давали задание написать интервью для мотивирующей корпоративной газеты. И завод – это отдельный мир, похожий на Тартар. Невыносимый шум всевозможных машин, фрезеров, сварок и стук молотков. Из железных ржавых печей выходит жгучий огонь, люди с измученными лицами выполняют отработанные до автоматизма действия. Их взгляд пуст и безразличен, и кажется, что вся жизнь свелась к тому, чтобы достать обожженный кусок металла, постучать по нему инструментом и отправить его на обработку. На доске висят никому неинтересные планы по выходу годного товара и уменьшению брака, а люди больше похожи на роботов, которые ровно в двенадцать часов оставляют работу и идут обедать в столовую. Может быть, булочка с маком – единственная отрада в этом мучительном месте, где деньги достаются адским физическим трудом.

Я задавала для газеты простые вопросы по типу «Чем вы занимаетесь в свободное время?» или «Что является вашей главной целью в жизни?». Ответы были почти одинаковые, менялись только люди: «Моя главная цель в жизни – закрыть эту нескончаемую ипотеку», «В свободное время я смотрю дома телевизор», «Смысл моей жизни – дети, пусть у них никогда не будет такой жизни». Все это было похоже больше на страшный сон, чем на жизнь.

К счастью, на завод я приходила очень редко, чему была несказанно рада. Я писала статьи, заметки и публикации для интернет-пространства и печатных изданий предприятия. У меня была творческая работа, но иногда я ненавидела даже просто вдыхать воздух, который был в помещении. Буквально – это было так, без преувеличений. Прямо по линии, где находилось главное здание, проходила теплотрасса среди безлюдного пустыря, поэтому, когда я открывала окно, я сразу оказывалась у бабушки в деревне, внутри деревянного уличного туалета с большой дыркой в полу. Иногда в помещении становилось очень жарко, тогда дышать токсинами было просто невыносимо.

Я раскладывала новый номер газеты, которую практически никто не читал. Один раз я увидела её в сортире, вместо туалетной бумаги. Мне не было обидно, я понимала, что людям нужно было повышение зарплат, а не фотография уставшего лица, с никому неинтересными заслугами, на плохопропечатанном листке бумаги. Но все равно, руководство видело в газете большой смысл, поэтому ее выпускали каждый месяц. Когда для газеты придумывали название, объявили конкурс за вознаграждение: победителем будет тот, кто придумает лучшее название. Я в нем победила. И я же теперь занимаюсь газетой. Похоже, это интересно только мне, и только я знаю, о чем в ней пишут, точнее, о чем в ней пишу я. Мне официально при всем коллективе вручили подарок – тысячу рублей в книжный магазин – щедрость сияла в глазах генерального руководителя. Я купила книгу, на которую мне пришлось добавить примерно столько же, сколько я выиграла. Это моя любимая книга «Унесенные ветром», я носила ее, чтобы почитать на обеде. Я всегда читала в обед. Меня даже стали называть «девушкой, которая читает в обед». Разношу по кабинетам новый выпуск газеты, как подбегает секретарь, почти задыхаясь произносит:

– Агата, где тебя носит? Срочно зайди к Неждановой, она в ярости!

Поднимаюсь на этаж выше и пытаюсь предположить, что меня может ждать. Вчера отдала на согласование статью о тяжелой работе на заводе, с мечтами, целями и надеждами работников цеха и отдела покраски, но о ней мне не стоит переживать – я хорошо поработала над детализацией. Я показала их своей подруге на работе. Она была вдвое старше, да и в целом, я была самой молодой во всей компании. Катя оценила мою работу и сказала, что её восхищает моя поразительная способность проникаться чужими жизнями. Слово – мой конёк, я стараюсь им владеть в полной мере, не зря же я закончила курсы по письменной и устной речи. Я подошла к кабинету «406» с надписью: «Нежданова Н.Д», не стучусь в дверь, а сразу открываю ее. По правилам рабочего этикета на работе не нужно стучать перед входом в кабинет.

– Здравствуйте, вы меня звали?

– Что это за хрень?

– Извините?

– Извиняю. Что это за хрень? Это можно только в помойку выкинуть, – Нежданова тычет острым красным ногтем в мою статью.

– Я не вижу, о какой херне идет речь, я вижу только свою работу, – я пытаюсь быть спокойной. У этой тётки явно проблемы с мужиками.

– Нет, это полная хрень! – ярость во плоти смяла бумагу с моим текстом и выбросила его в мусорку.

– Ты для чего здесь работаешь, я понять не могу? Чтобы писать, как людям плохо и тяжело? Где Юрий Борисович? Какие-то дебильные две строчки и фотография размером с копейку. Он – человек, который все это основал! Юрий Борисович – человек с большой буквы. А ты пишешь про какого-то сварщика, тетку с покраски и ещё хрен знает вообще кого. Мы за что твои курсы оплатили? Чтобы ты писала эту чушь?

– Я не собираюсь обсуждать с вами свою работу в таком тоне. Мы вернемся к этому диалогу только после того, как вы придете в себя, – я направляюсь к двери, как на весь этаж раздается пронзительное «Стоять!».

– Стоять, я сказала! – я непоколебимо медленно разворачиваюсь лицом.

– Ты ничего не перепутала? Ты забыла благодаря кому ты вообще здесь работаешь, и кто тебя сюда устроил? – мое терпение кончилось.

– Я не вмешиваюсь в чужую личную жизнь.

– Еще раз?

– Я сказала, что не вмешиваюсь в чужую личную жизнь. Но, полагаю, я стою здесь, потому что вас трахает генеральный директор, иначе ни вас, ни тем более меня, здесь бы не было, – скажите спасибо, что я не написала об этом в первом же заголовке, хотя это было бы трудно назвать новостью для всех.

– Ты совсем страх потеряла?! Как ты смеешь мне это говорить?

– Всего доброго, – я снова направляюсь к выходу.

– Встань на место, твою же мать! И закрой эту грёбаную дверь.

– Ты, кажется, не понимаешь, где твое место! Я постараюсь тебе напомнить: ты здесь только благодаря тому, что я устроила тебя на должность, для которой ты, как я вижу, совершенно не подходишь! Благодаря мне у тебя есть заработок и место в одном из самых крупных предприятий страны! И ты должна делать то, что я тебе говорю, а не умничать с видом надменной идиотки, вставляя глупые размышления о большой жизни – не доросла ещё.  А я – правая рука человека, который стоит во главе всего этого, чувствуешь разницу?

– Чувствую только, что дерьмом воняет.

– Что ты сказала?

– Я говорю, дерьмом воняет, закройте окно, дышать невозможно.

– Ты думаешь, я тут шуточки шучу? Ты попала в большой бизнес, научись уже держать свой язык за зубами. То, что ты принесла мне на стол, не годится даже для подтирания в туалете. Читаю: «Почему, чем больше завод, тем меньше зарплата?». Тогда у меня вопрос: «Почему, чем больше башка, тем меньше мозгов?», – да, у меня объёмные волосы с рождения, – Как это вообще понимать? Твоя задача – делать то, что тебе говорят, а не строить из себя никчемного правдоруба. Скажи «спасибо» директору, который вообще платит тебе бабки. У него одни только ботинки стоят больше, чем ты можешь себе представить.

– Да пусть он ходит хоть в хрустальных башмачках, мне это неинтересно. Я думаю, это он должен сказать мне «спасибо», хотя бы за то, что я даю людям почувствовать значимость их труда и пишу о том, что имеет реальный смысл, иначе эту газету не читала бы даже я. Вы можете спросить мнение незаинтересованного лица. И еще, пусть скажет «спасибо», что за такие копейки я вообще прихожу на эту работу.

– Да что ты говоришь! Я так и сделала, представляешь! Екатерина подтвердила мои слова, поэтому твоя статья в помойке, – вот сучка. У меня больше нет подруги.

– В таком случае, пусть Екатерина напишет лучше, а я не хочу больше здесь работать. Я считаю, то, что я сделала – это работа, которая стоит больше любых ботинок. Люди – главная ценность компании, и речь идёт не про одного человека. Раз вы не видите этого – я закончу этот бессмысленный диалог, – на этот раз я выхожу из кабинета, и вижу, как половина офиса стоит у двери. Они подслушивали и не ожидали такого резкого поворота событий. Я пробегаю мимо и не реагирую ни на чьи слова. Мне не нужна поддержка.

«Че встали? Пошли все работать быстро, у вас есть ровно три секунды!» – доносится до меня голос Неждановой, пока я спускаюсь по лестнице на свой этаж. Я забегаю в туалет и закрываюсь. В эту же секунду слезы начинают литься рекой из моих шокированных орбит. Мне очень обидно, и я чувствую себя униженной. Она не имела никакого права так со мной обращаться. Я держу слезы до последнего, и не показываю их людям. Но настолько опухшие глаза скрыть было уже невозможно.

Прошло где-то минут пятнадцать. Я возвращаюсь в свой кабинет и собираю все вещи.

– Агата, я…не хотела, чтобы…

– Закрой дверь.

– Послушай, я…

– Кать, ты дура? Что я сказала непонятного? – на работе не бывает дружбы. Всех интересует только собственный зад.

Через три минуты я выхожу из кабинета и очень надеюсь не встретить никого на своём пути. Не удалось. Несколько моих коллег уже обсуждают произошедшее.

– Агата! Ну это фурор! Вот это ты дала жару этой овце, так и надо. Она умеет только хорошо работать тазом, а ты умеешь хорошенько поработать головой.

– Нет, я умею и то, и другое, – придурки. Проваливали бы лучше работать. Уверена, что ей в лицо они скажут совсем иные вещи. Никому нельзя доверять. Дерзко не поддерживаю беседу и выхожу из здания, после чего проверяю в телефоне расписание автобусов. У меня есть 20 минут. Иду не спеша на остановку и думаю, как все могло так разом на меня свалиться. Оборачиваюсь на здание с прозрачными панорамными окнами, и один его вид почти вызывает у меня рвотный рефлекс. Я уверена, что сегодняшняя сенсация – горячий пирожок для всех в этом офисе, в таких местах такое любят перетирать до дыр: в туалете, в зоне для курения, у кофемашины, на стойке у секретаря, по телефону, в постели…

Пошел дождь, но я даже не тороплюсь добежать до остановки. Я не думаю даже о том, что моя тушь превратилась в черные подтеки под глазами, то ли от дождя, то ли от слез. Это состояние стало для меня чем-то вроде нормы, я забыла, когда в последний раз была просто спокойна. Эти две недели были моим выживанием. Нет ничего хуже разбитого сердца – это самая опасная болезнь. Если вовремя не оправиться, то вся жизнь может пойти под откос. Я до последнего не верила, что наша история может так закончиться, и совершенно наивно полагала, что мы со всем справимся, что он со всем справится.

Внутри начинает жечь, когда подъезжает мой автобус. На улице так темно от туч, у меня создаётся впечатление, что сейчас не меньше девяти часов вечера, либо это просто мое обостренное восприятие. Я зашла в автобус, оплатила проезд и заметила, как буквально каждый человек смотрит на меня. Они, наверное, думают: «У нее произошло что-то ужасное».

Сажусь на кожаное коричневое сиденье и смотрю в окно. Я выучила уже каждый дом, каждый закоулок этого маленького города. Пытаюсь вспомнить, видела ли вообще в этом заброшенном частном секторе людей, в миг дома показались мне безлюдно одинокими. Как бы я хотела сейчас увидеть его. Как он бежит по тротуару, чтобы обнять и сказать: «Я рядом, все хорошо, они получат по заслугам!». Рассматриваю лица прохожих, но его среди них нет. И не будет. Из моих глаз снова потекли слезы.

Расставание – это всегда потеря. Я потеряла не только человека, которого безмерно любила, не только надежду на наше определенное совместное будущее, не только возможность существования в пределах одной реальности под названием «отношения», я потеряла гораздо больше – себя. Мне казалось, что моё имя не идет отдельно от его имени. Мой консервативный склад ума не мог смириться с тем, что не вся любовь – это навсегда. Я всегда хотела, чтобы в моей жизни был один мужчина, с которым я буду строить свою семью, с которым у нас появятся дети, и на улице возле нашего дома будут расти розы. Как же все это оказалось глупо!

«Агата, я хотел бы передать тебе это письмо прямо в руки, но смотреть тебе в глаза я не смогу. Всё, что есть в моей жизни – всё благодаря тебе. Я сожалею, что совершил такие действия, но…по-другому я не смог. В самые трудные моменты я готов быть рядом, готов подставить тебе своё плечо. Я не буду говорить тебе те три слова, чтобы дальше тебя не обижать. Ты – лучшее сокровище, которое я отыскивал, прости меня».

Эти слова были прочитаны такое количество раз, что теперь каждое слово я помню наизусть. Я анализировала каждую букву, каждую запятую этого письма, пыталась распознать, что означала дрогнувшая рука на месте «те три слова», но из раза в раз я только захлебывалась в собственных страданиях. Как. Он. Мог. Так. Поступить.

Сложно понять конкретно, из-за чего мне было так плохо, но я и не пыталась этого сделать. Я не смогла какое-то время выходить на работу, вместо этого я лежала и почти не двигалась, только одеяло на месте грудной клетки едва заметно поднималось вверх и вниз. Ночи превратились в самое жуткое испытание. Окружающая меня тишина с небывалой силой давила мне на перепонки, и стоило мне только закрыть глаза, я видела сон, в котором он снова рядом.  Все, на что мне хватало сил – это изредка подойти к окну, желая увидеть, как он идет ко мне с большим букетом цветов, или проверить экран телефона, чтобы То-Самое-Имя прислало сообщение: «Выйди, я тебя жду, прости меня за все». Но этого не происходило. Он часто так делал раньше, но видимо его терпение закончилось, либо он больше не видит в этом смысла. Минуты казались часами, а дни неделями.

Один раз он приехал ко мне, когда я отчаянно сделала вывод, что не смогу встать между ним его семьей, что нам пора закончить эти отношения. Он приехал ко мне и ждал возле двери в подъезде. Тогда он и пообещал, что все решит, и никто никогда не встанет между нами. Я понимала, что это игры с огнем, но, клянусь, я видела слезы из в его глазах в тот день впервые в жизни. Я обнимала его так крепко и боялась признать, что меньше всего на свете мне хотелось бы потерять его. Уже тогда я понимала, что делаю то, о чем в будущем могу сильно пожалеть, но ничто не сравнится с силой, которая побуждается любовью, и я искренне верила, что у нас все получится. Чувства взяли абсолютный верх над разумом, и это был мой осознанный шаг. Если бы жизнь можно было представить игрой, то я бы поставила на кон всё. Но…карты не сошлись, и я проиграла.

Я выхожу из автобуса, и мне так хочется уже оказаться дома. Я не хочу смотреть в глаза людям, которые идут мне навстречу. Я ненавижу их за то, что их душа не убита горем. Я почти бегу домой, зная, что там мама, у нее руки имеют лечебный эффект, и это то, что должны прописывать в больницах.

Открываю дверь и вижу…маму, сидящую на полу у сломанного табурета. Она…плачет?

– Мама! Что случилось? – я подбегаю и прижимаю к себе мамины руки.

– Не молчи, что случилось? – у меня разрываются остатки живого сердца.

– Твоя мать опять устроила истерику! Все не так ей в нашей жизни! Смотри-ка ты! Я стараюсь сделать все возможное, но вместо поддержки слышу только упреки о том, какие мы нищие и бедные. Мне это все уже вот тут вот!

– Папа, что ты говоришь? Успокойся, – мама плачет навзрыд, закрывая лицо руками. И я не знаю, что мне делать. Я прижимаю мамины руки к своей грудной клетке, пытаясь успокоить её, как вижу…

– Он тебя ударил?

– Это вышло случайно. Мы немного поссорились. Сегодня последний день, когда мы должны заплатить за аренду квартиры, но денег у нас нет. Я высказала ему, что невозможно так больше жить. Он начал выпивать одну за одной и потерял контроль от злости. Он хотел уйти, но, когда я пыталась его остановить, он толкнул меня, а я упала на этот табурет, – меня разрывает ярость, я вскакиваю с места и бегу из кухни в комнату нашей старой однушки.

– Как ты смеешь себя так вести? До чего ты докатился? Я ненавижу тебя, ненавижу за это! Собирай свои гребаные вещи и проваливай отсюда! Ты больше никогда не вернешься на порог этого дома! Ты такой же, как и все остальные мужчины. Ненавижу тебя!!! – и в эту же секунду я падаю на пол, не сразу осознавая, что произошло. Мою щёку начинает сильно жечь, и я понимаю, что папа впервые в жизни ударил меня по лицу, и кажется…у меня закончились силы. Я остаюсь лежать на полу.

«Родная, поднимайся. Я рядом, любимая. Теперь все будет хорошо!» – я слышу его голос, он снова рядом, какое это счастье! Я чувствую его прикосновения, мне так хорошо. Мне нужно узнать, почему он не приехал раньше. Я очень хочу его увидеть, но не могу открыть глаза. У него такой приятный голос, такой родной. Я до изнеможения хочу видеть его глаза, чувствовать его руки, прижаться к его груди и вдохнуть любимый запах. Сейчас он возьмет меня на руки и спасёт.

«Агата, проснись!» – я открываю глаза и вижу мамино лицо над собой. Я уже лежу на кровати, на улице стемнело, где-то часов десять вечера? Я оглядываюсь по сторонам, вокруг идеальный порядок или…просто все наши вещи сложены в сумки.

– Нам нужно ехать, милая. Нам нужно покинуть квартиру до утра. Пока ты спала, я собрала вещи.

– Где папа?

– Он ушёл. Ты же прогнала его, забыла? Все будет хорошо, мы справимся, – моя мама – самая сильная женщина из всех, кого я знаю, но сейчас ее голос дрожал. Мы не можем уехать из квартиры…где мы будем жить? Вспоминаю инцидент, который произошел сегодня днём, но кажется, что с того момента прошло дня три.

– Приложи лед к щеке. Алло? Привет, Анюта, – маме позвонила моя тетя, то есть мамина сестра. Я слышу, как они разговаривают по телефону и договариваются, что скоро мы будем у них дома. Но я не хочу жить у тети. Сажусь поудобнее на кровати, прикладываю лед к щеке и перебираю все возможные варианты. Мне нужно как-то решить этот вопрос, мне нужно найти деньги. Даже самый дорогой мне мужчина предал меня и бросил. Беру в руки телефон и вижу много уведомлений с рабочей почты – удаляю и даже не смотрю на их содержание.

«В самые трудные моменты я готов быть рядом и подставить плечо во всем», – открываю «контакты» и ищу нужный номер. Делаю глубокий вдох, прежде чем позвонить. Гудки. Какие громкие и длинные гудки!

– Алло?

– Привет, ты…спишь? – мне не хватает воздуха, чтобы говорить без пауз.

– Да, что случилось, Агата? Почему ты так поздно звонишь?

– Сколько сейчас времени?

– Два часа ночи. Что случилось? Твой голос меня пугает, – я совсем потеряла ориентацию во времени.

– Ты мне нужен. Ты можешь приехать?

– Когда?

– Прямо сейчас.

– Агата, я…

– Прошу тебя, ты мне очень нужен, – я начинаю плакать от того, что чувствую себя беспомощной, от того, что прошу помощи у человека, который причинил мне самую большую боль.

– Конечно, я буду через…30 минут, – эта цифра кажется мне вечностью даже на слух. Он живет в другом городе, и я понимаю, что быстро ему не добраться, но все же. Сказал бы он «минуты три» – было бы куда лучше, чем тридцать.

– У тебя есть деньги?

– Да, сколько нужно?

– 25 тысяч.

– Выезжаю, – кладу трубку. И что будет дальше?

IV

Все время, что он ехал, я сидела неподвижно у окна, пока не увидела заворачивающее желтое такси. Бегу вниз по лестничному пролету, открываю дверь и стоит…Мой. Тот. Самый. Мужчина. Я не хотела проявить сентиментальность, но не сдержалась. Я обнимаю его и чувствую, как все тело превращается в вату. Это лучшая секунда за последние две недели. Кажется, я вдыхаю жизнь или запах его духов. Он обнимает меня в ответ и говорит: «Я здесь. Все хорошо», – словно в том сне, что я видела сегодня вечером. Если это снова сон, и я проснусь там, где его не будет рядом, то это самая злая шутка.

«Родная, успокойся. Пойдем, здесь холодно. Не стой раздетая на ветру», – от слова «родная» меня выворачивает наизнанку и тошнит прямо у подъезда – я сильно перенервничала. Поднимаю голову и читаю строки:

«Задыхаясь, я крикнула: «Шутка

Все, что было. Уйдешь, я умру»

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: «Не стой на ветру».4

– Ты в своём репертуаре, – улыбается та самая фигура в свете подъездной лампы.

– Никогда не говори мне «не стой на ветру».

        Мы поднимаемся в квартиру, и я даже не могу представить, что скажет моя дорогая мама. Поймет ли она мой поступок?

– Здравствуйте, Вера Ренатовна, – произносит тот самый человек моей маме.

– Привет, – меня начинает тошнить, – я так рада тебя видеть. Честно, как дала бы тебе так, что мало не показалось бы! Но я рада, что ты приехал, – мама обнимает нас, – Я люблю вас обоих. Чай будешь, дорогой? – мое сердце растворяется, и меня больше не тошнит.

– И я очень рад, что с вами все хорошо. От чая не откажусь. А где ваш папа?

Далее идет беседа, из которой он узнает некоторые подробности сегодняшнего дня. Я рассказываю об инциденте на работе, про вечер и папу. Смотрю на его спокойное выражение лица, и все, что произошло, мне уже не кажется таким ужасным. Мы не включили основной свет на кухне, беседа была такая приятная под тусклым светом небольшой лампы. Я замечаю, что они с мамой очень хорошо ладят – не то, что я с его мамой. Конечно, ему очень повезло – моя мама такая замечательная! Но теперь у нас будет возможность все исправить. Да?

– Вера Ренатовна, ложитесь спать. Я привез нужную для вас сумму, не волнуйтесь.

– Я даже не знаю, что сказать, – мама касается рукой своего лба, поднимая волосы, словно измеряет температуру, – спасибо. Я постелю вам на диване, – и уходит в комнату. Смотрю в глаза мужчине напротив и понимаю, что не могу насмотреться, его лицо мне кажется безупречным. Я очень люблю этого человека, даже со всеми его недостатками.

– Расскажи мне всё!

– Что я могу тебе сказать, родная? – он берет мою руку к себе в ладоши. – Мой мир – это ты. Мне казалось, что твое счастье невозможно со мной, но это время без тебя просто убивало меня. Думаешь, у меня были сейчас сомнения приехать к тебе или нет? Их не было совершенно. Я встал в ту же секунду, как ты мне позвонила. Я весь твой, – мне становится мало касания рук, и я сажусь к нему на колени. Я вожу рукой по его щеке и даже не знаю, что говорить. Я столько раз представляла этот разговор в своей голове, истинно желая с ним беседы, но сейчас…говорить было нечего. Он положил свою голову мне на грудь и обнял со словами: «Прости меня. Я так сильно тебя люблю!» – почему тогда так больно? Почему тогда мне так чертовски больно? Люди, которые любят – не делают такого! «Прости меня, Агата. Ради всего святого, прости!» – я целую его в губы, все это время я не решалась этого сделать, будто бы между нами был какой-то барьер, а именно – мое разбитое, на пустые стёклышки, сердце. Мне так хотелось его простить! Представляю, как разозлился бы мой папа, если бы увидел Тогосамого на нашей кухне, потому что ему было чрезмерно невыносимо видеть меня в состоянии полужизни. Но сегодня он тоже предал меня. Все мужчины предают, и выбор лишь в том, могу ли я простить или нет.

– Ты же знаешь, что никто! Никто не будет любить тебя больше, чем я! Я делала для тебя всё! Я прощала тебя всегда, когда ты обещал уладить вопрос с семьей. Я учила твой родной язык, и ей богу! Я дарила твоей маме подарки на каждый праздник!

– Я знаю, я все знаю, родная. Прости, прости, прости, – он целует мои руки с каждым «прости» и прижимает ладонями к щеке. Его щетина такая колючая, и она ему невообразимо идёт.

– Я не хотел причинять тебе столько боли. Я действительно думал, что дальше будет хуже. Я знаю много армянских семей, все дети в них сильно привязаны к родителям. Я пытался найти способ, как все уладить, и…не нашел. Тогда я решил, что должен отпустить тебя, чтобы ты нашла счастье с другим мужчиной.

– Не тебе решать, где и с кем мне искать свое счастье! Ты знал, что я переживаю сложный период в своей жизни. Каждый раз, когда ты говорил, что я – твоё всё и умолял меня не оставлять тебя, я всегда протягивала тебе руку, но стоило мне признаться тебе в этом самой – ты выкинул меня, как старую варежку!

– Агата, девочка моя, никогда в жизни я этого не хотел! Я делал это для тебя. Иди ко мне, – мы сидели в объятиях, но этого было мало. Нам хотелось прижаться так, чтобы наши сердца физически прикоснулись друг к другу. Он целует меня в губы. И мы не останавливаемся на протяжении неизвестного мне времени. В подобные моменты такие условные вещи, как «время», имеют очень субъективный характер.

Поразительно, но мне не кажется, что то, что сейчас происходит – это что-то неправильное. Я чувствую его язык, а когда сжимаю волосы на голове, он издает легкий стон. Как же сильно я его люблю. И это понимает каждый эритроцит, который переносит чувства от сердца до кончиков пальцев, от чего эндорфины внутри меня начинают неустанно танцевать какой-то бешеный танец. Это та любовь, которую я ни при каких обстоятельствах не буду подвергать даже легкому очертанию сомнения. Он – Тот Самый. Эта любовь безусловна. Мне хочется потрогать всё его тело, чтобы убедиться, что он настоящий. У него самое красивое тело из всех, что я могла себе представить. Какие у него сильные руки. Руки – моя любимая часть его тела. Нет, есть еще кое-что.

«Что ты делаешь?» – еще секунда и он накинется на меня, я это знаю, поэтому продолжаю расстёгивать ремень на его штанах. Он резко встает, хватает меня за бедра и поворачивает к себе спиной. Поднимает мое домашнее платье и отодвигает трусики. Мне кажется, я теряю сознание, он – дикий. Мы – дикие. Я чувствую, как он пронзает меня насквозь, и по всему телу бегут мурашки. Если бы я сейчас хотела вырваться из плена его мощных рук – это было бы просто невозможно. К счастью, мне этого не хочется.

Я люблю его, и он, конечно, тоже любит меня. Даже если мы больше не будем вместе, даже если больше никогда не заговорим друг с другом, я буду знать, что в этот момент он был для меня всем. Он кладет руки ко мне на грудь и произносит на выдохе в ухо: «У тебя самая идеальная грудь на всем белом свете», – поцелуй за волосы в шею, я закатываю глаза от наслаждения. «Ты вся – сущий идеал», – этот мужчина сводит меня с ума. Он ведет рукой ниже по животу, и я уже не чувствую своих ног. Тотсамый сейчас значительнее, чем рядом и в данную секунду дурманит моё сознание. Вот что я бы называла настоящим порядком. Я чувствую, как начинаю подходить к пику, и поднимаю руки, хватая его за голову. Он ускоряется, и моё тело охватывает невообразимая истома.