Читать онлайн От острога до укрепрайона: история фортификации с древности до середины ХХ века бесплатно

© Беловинский Л. В., текст, иллюстрации, 2020

© Издательство «Директ-Медиа», оформление, 2020

Предисловие

У любого живого существа, в том числе и у человека, имеется несколько основных потребностей. Одна из них – потребность в безопасности. И те существа, которые не обладают ни быстрыми ногами, как заяц, чтобы умчаться от угрозы, ни острыми клыками и когтями, как пантера, чтобы защититься, ни огромной массой тела и непомерно сильными мышцами, как слоны, чтобы никто не посягнул на них, – те вынуждены строить себе убежища. Мыши и суслики, лисы и барсуки роют себе под землей разветвленные норы с множеством ходов и несколькими выходами, и там, в безопасности отдыхают, выводят потомство и хранят (как суслики, сурки или байбаки) запасы пищи.

Так сложилось, что у человека нет ни быстрых ног или крыльев, ни острых клыков и когтей, ни стальных мышц. Зато у него есть разум. Пользуясь разумом, ему пришлось создавать себе искусственные ноги-колеса и крылья, клыки и когти, которые он даже научился метать на большие расстояния, мышцы-машины. А пока все эти изобретения были очень несовершенны, пришлось строить убежища от врагов – крепости.

Пока не было возможности ни отбиться от врага, ни убежать от него, самой лучшей крепостью была глубокая пещера с узким входом, который можно было еще и завалить камнями. Туда ни саблезубый тигр, ни пещерный медведь не влезут, а против своего собрата из враждебного племени можно и копье с каменным наконечником в ход пустить, оставаясь защищенным грудой камней и выступами каменного входа. Между прочим, пещерами пользовался не только совсем уж дикий, первобытный человек. Пещерные города, хорошо организованные и устроенные не в такие уж давние эпохи, сохранились во многих местах, например, у нас в Крыму. Более того, на Северном Кавказе пещерами пользовались каких-нибудь 250–300 лет назад: к расположенной на сравнительно небольшой высоте пещере или небольшой и искусственно расширенной впадине в отвесной скале пристраивались каменные оборонительные и жилые башни: традиции кровной мести и неожиданных нападений для захвата добычи, угона скота в таких местностях и на территории нашей страны, и в Западной Европе, например, в горной Шотландии, были очень живучи.

Увы, на всех пещер не хватит, да и не везде они есть: человек расселялся и по равнинным местам. Там, где были леса, можно было соорудить убежище вверху, на ветвях огромного развесистого дерева: устроить помост, сплести стены из ветвей и лиан и даже прикрыть сверху кровлей из веток. Но здесь можно найти только временное убежище, а жить постоянно, с семьей – тесно и неудобно. А такая же постройка из ветвей и лиан на земле крайне ненадежна. Да не везде и леса были в нужном количестве и нужного качества. Ну, что ж: стали строить жилища на высоких сваях. Такие легкие постройки на сваях совсем недавно, лет 100 назад, были во многих областях Индокитая или Малайзии, в Океании, в джунглях Амазонии. Правда, защищали они не столько от людей, сколько от разливов рек во время обильных тропических дождей, от опасных насекомых и змей. Но ведь это тоже враги человека. Археологам известны и древние свайные постройки прямо на воде, в обширных мелководных озерах и морских заливах. Здесь-то уж, точно, обитатели имели в виду защиту от враждебных племен.

Между тем, возможности человека развивались вместе с самим человеком. Так он пришел к строительству искусственных укрепленных сооружений, используя, однако, возможности, предоставленные ему природой.

Сначала природные препятствия для врага просто дополнялись искусственными сооружениями: рвами, валами, частоколами, стенами. Постепенно складки местности играли все меньшую роль, а крепостные постройки становились все мощнее и сложнее. Сначала крепостные постройки строили без особых рассуждений, затем появились специалисты, инженеры, а по-русски «розмыслы», которые уже размышляли, как бы получше укрепить крепость или наоборот, как бы попроще и без больших потерь взять ее. В результатом размышлений инженеров сложились «голландская», «итальянская», «французская» системы укреплений. Так появилась целая наука о крепостях, как их строить, как оборонять и как осаждать и штурмовать – фортификация. Истории фортификации от древнейших времен до ХХ века и посвящена эта книга.

Древнейшие укрепления

От древности дошло до нас мало укреплений в неразрушенном виде. В основном – только фрагменты или даже бесформенные холмы, в которых только наметанный глаз опытного археолога может заподозрить некогда грозную крепость или гордый царский дворец, и извлечь их в виде фундаментов и невысоких остатков стен из-под груд осыпавшегося строительного материала. Да и как может быть иначе, если, скажем, в древнем Вавилоне строительство велось в основном из глины, а точнее, из необожженного сырцового кирпича. Глинобитными или сырцовыми были и постройки Ниневии – огромной столицы Ассирийского царства, потрясавшего государствами. До нас дошли древние изображения Ниневии: действительно, грандиозные сооружения. В других же, не менее сильных государствах, строили из камня на глиняном растворе, или даже насухо, без всякого раствора. За многие и многие века землетрясения и обычные ливневые дожди, древние стенобитные машины и пожары превратили эти крепости и дворцы в огромные холмы камня и глины.

Впрочем, что там древняя Ассирия или Вавилон. Уже в 1879 году русским войскам генерала Ломакина пришлось штурмовать туркменскую, точнее, текинскую (одно из племен в Туркмении) глинобитную крепость Геок-Тепе. Хотя крепость была недостроенная, а у Ломакина было 8 пушек, штурм оказался неудачным и, потеряв 453 человека только убитыми, русские войска отступили. Лишь через полтора года, после тщательной подготовки, в 1881 г. генерал Скобелев взял штурмом крепость, потеряв 398 человек, в том числе 36 офицеров.

Пожалуй, в целостном виде до нас дошла только одна античная крепость – Акрополь в греческих Афинах.

Построены были Афины в отдалении от морского порта, называемого Пирей. Казалось бы, для таких искусных мореходов, какими в античном мире были греки, проще было бы строить город непосредственно на берегу моря. Но… слишком много богатств накопили предприимчивые афиняне, слишком лакомым был этот кусок для алчных соседей. К тому же Средиземное море и в античные времена, и много позже славилось своими пиратами. Собственно говоря, пиратами были тогда все: немножко купцы, немножко воины, а при случае – и пираты. И город возник на прибрежных горах. А с гаванью он был соединен длинным проходом среди каменных стен. Так они и назывались – Длинные стены. Их давно нет. А укрепленный каменистый холм с крутыми склонами, в нужных местах срезанными и укрепленными подпорными стенками, сохранился. Акрополь практически был неприступен, а открытый вход с каменными ступенями мог быть прикрыт отрядами воинов. В конце концов, соседи и соперники афинян, спартанцы, вообще крепостей не строили, полагаясь на силу и мужество своих воинов. Впрочем, у спартанцев и отнимать было нечего: вся Спарта была, по существу, огромной казармой, а что возьмешь в казарме?

Так холмы и большие скалистые утесы, а на худой конец просто пологие возвышенности стали на целые века наиболее удобными местами для возведения крепостей.

Через море, напротив Пелопонесского полуострова, где находятся Афины, на берегу Малой Азии, до сих пор высится большой холм, носящий турецкое название Гиссарлык. Немец Генрих Шлиман в 60–70-х годах XIX века заподозрил в нем остатки древней крепости, организовал экспедицию и откопал античный город-крепость Трою, осада и взятие которой были воспеты гениальным слепцом Гомером в «Илиаде». Раскопки шли много лет, и год за годом, сезон за сезоном откапывали одну Трою за другой: Троя I, Троя II, Троя III, Троя IV и Троя V – эпохи ранней бронзы (от 3000–2500 гг. до н. э. до 1900–1800 гг. до н. э.; Троя VI – эпохи средней и поздней бронзы (1800–1300 гг. до н. э.), Троя VIIа, Троя VIIв1 и Троя VIIв2 – эпохи поздней бронзы (1300–1100 гг. до н. э.), Троя VIII и Троя IX – эпохи железа. Город горел и разрушался, и вновь отстраивался на том же месте: уж очень оно было удобно, господствуя над узким проливом. Троянцы взимали дань с проплывавших мимо торговцев, и сосредоточили в своих стенах огромные богатства. А богатства нужно было укрывать и защищать. Троя I была крепостью с толстыми стенами толщиной до трех метров (!) из сырцового кирпича на цоколе из ломаного камня, ворота ее были защищены двумя массивными башнями. После пожара около 2500 года до новой эры троянцы возвели стены заново, доведя до четырех метров толщины, укрепили их башнями, построили двое ворот. Стены Трои VI были уже сложены из тесаного камня с массивными башнями, пять ворот представляли собой искусно защищенные проходы, внутри стен городской холм был опоясан концентрическими террасами, опиравшимися на монументальные подпорные стены… Однако стены и башни не помогли троянцам, и в конце концов на месте гордой и богатой Трои оказался холм, на котором только неприхотливые козы могли найти скудное пропитание. Может быть, спартанцы были и правы…

Рис. 1. Троя. Раскопки

Рис. 2. Троя. Общий план раскопок

Правда, не только Спарта полагалась на «крепости» из костей и мышц своих воинов. Древние римляне, очень неважные художники и торговцы, но прекрасные инженеры и организаторы, создали сильнейшую для своего времени армию и ухитрились ограбить весь тогдашний, очень еще небольшой мир. Но вдобавок к вымуштрованным, прекрасно организованным в центурии и легионы и хорошо вооруженным воинам, они все же имели и укрепления. И, пожалуй, самими значимыми для истории оказались их легкие укрепления – военные лагери, каждый вечер строившиеся в завоеванных землях во время походов.

Древнеримский походный лагерь строился по четкой, раз и навсегда отработанной схеме. Силами самих солдат отрывался сравнительно неглубокий ров и насыпался невысокий вал в форме правильного четырехугольника, длина каждой стороны которого составляла около 660 м. На валу ставился тын из заостренных, вкопанных вертикально бревен – благо там, где воевали римляне, в Центральной Европе, еще оставались богатые леса. В каждой стороне этого квадрата были ворота, и от них шли между палатками воинов, каждая на 10 человек, широкие, пересекавшиеся в центре лагеря улицы. Легион делился на 4 центурии – и лагерь делился на 4 квадрата. А сами квадраты такими же проходами делились на меньшие квадраты, соответственно меньшим подразделениям, манипулам. В случае тревоги манипулы и центурии выступали к воротам и валам по широким проходам, без всякой сумятицы и толкотни. Вообще, лишенные воображения и художественного чутья, римляне любили все простое и четкое. Эта схема впоследствии легла в основу планировки многих западноевропейских городов.

Римляне никогда не вступали в сражение, не имея лагеря, на который можно было опереться в борьбе с неорганизованными и плохо вооруженными варварскими племенами галлов, кимвров, тевтонов, англов… В лагере на время сражения оставалась вся поклажа, здесь находились раненые, и необремененные обозом воины могли свободно маневрировать. Слабость такого лагеря только кажущаяся. Когда на римского полководца Мария напали кимвры и тевтоны, он остался в лагере, выжидая удобного момента, а затем уничтожил неприятеля. А легат Юлия Цезаря Квинт Цицерон защищал свой лагерь против вдесятеро сильнейшего врага.

Кроме походных лагерей, римляне в ключевых местах, например, возле удобных бродов через реки, проходов через горные теснины или узостей между озерами строили и долговременные укрепленные лагери (castra stativa). Здесь и рвы были глубже и шире, и валы и частокол были выше, и ворота мощнее, и по углам ставились бревенчатые вышки для часовых и стрелков. На месте этих лагерей со временем возникло немало городов в нынешней Англии, Франции, Германии…

Но большинство людей – просто люди. Они не только воевали и грабили, как спартанцы или римляне. Они просто жили: пахали землю и занимались ремеслом, торговали и воевали – все понемножку. И, чтобы обезопасить себя от любителей чужого добра, им приходилось полагаться еще и на природу, используя рельеф местности.

Наши отдаленные предки-славяне медленно, в течение VIII–X веков заселяли территории от степей на юге, за Днепром и в бассейне Днепра, до Финского залива и Ладожского озера на севере. На этом огромном пространстве археологами обнаружено множество городищ – остатков поселений. Здесь славянам приходилось сталкиваться с местными обитателями – финскими и литовскими племенами, а на юге со степняками-кочевниками. Самые ранние поселения не имели укреплений, но примерно с VIII века ситуация начинает меняться. Однако эти поселения принадлежали небольшим общинам земледельцев, которые не могли построить сильные укрепления. Поэтому приходилось выбирать места, максимально защищенные складками местности: оврагами, реками, болотами, реками и озерами.

Конечно, с точки зрения обороны самым удобным местом для поселения был бы какой-нибудь остров посреди реки или озера. Но вот с остальных точек зрения острова совсем неудобны. Во-первых, неудобно добираться до пашен и пастбищ, находящихся на берегах этих рек и озер. Люди-то еще переправятся на лодках. И орудия труда можно перевезти. А как быть с лошадьми или волами, которые использовались для пахоты? Как быть с коровами, которые нуждаются в пастбище? Во-вторых, находившееся в безопасности население быстро размножалось, и на небольших островах уже не хватало места для новых жилищ и хозяйственных построек. Да и найти подходящий остров, достаточно большой для общины, и достаточно высокий, чтобы его не заливало во время половодья и не размывало быстрым течением реки, непросто. Поэтому поселений островного типа известно очень немного.

Правда, остров может быть и среди болот. На русском севере и в Сибири такие сухие возвышенные гребни среди болот и кочкарника называются рёлками. И кое-где, например, в бассейне Днепра с его притоками Припятью и др., где располагались Смоленские и Полоцкие земли, островные поселения этого типа довольно известны. Встречаются они и на северо-западе страны, там, где в незапамятные времена прошли ледники. Они сгладили долины, по которым протекают реки и ручьи, и нагромоздили высокие морены, холмы. Вот на таких моренных всхолмлениях, напоминающих высокие острова, можно было располагаться с большими удобствами, нежели посреди реки или озера. Таким образом, система обороны была подчинена защитным свойствам рельефа. А если склоны холма были пологими, его можно эскарпировать, как выражаются специалисты по фортификации: примерно на середине высоты отрывали горизонтальную террасу, так что верхняя часть холма приобретала в основании уступ.

Складки рельефа, конечно, неплохо защищали от врага. Но все же их было недостаточно, особенно если холм-остров стоял на сухой равнине. Так что и поселения островного типа приходилось укреплять, создавая вокруг них ограду. В Древней Руси в отличие от неукрепленного поселения – веси или села, любое укрепленное поселение, а также собственно оборонительные стены и система укреплений, называлось городом, или градом.

Существовало 3 типа укрепленных поселений: собственно города в современном смысле слова, замки и крепости. Обычно, когда говорят «замок», то подразумевают каменную твердыню, принадлежащую какому-нибудь западноевропейскому барону, графу или герцогу. Неприступные зубчатые стены, высокие островерхие башни, подъемные мосты и несокрушимые ворота, воины в латах… Вот только вопрос: многие ли феодалы могли позволить себе возвести такой замок? Замки на Руси представляли просто-напросто бревенчатые жилища боярина и его слуг да тесно поставленные хозяйственные постройки в окружении все того же рва, вала и тына. С камнем плоховато было на равнинной Руси…

Как и городища родовых общин, так и замки эпохи раннего феодализма известны ученым по археологическим раскопкам, а нам, простым людям – по историческим романам. Посвятивший почти все свое творчество ранней истории родной Польши и хорошо ее знавший, писатель XIX века Генрик Сенкевич в романе «Крестоносцы» довольно подробно описал строительство рыцарем Мацько из Богданца такого усадебного городка, который тщеславный хозяин, однако, гордо именует замком. Он возводит его на холме, опоясанном заплывшим и поросшим кустарниками и деревьями древним рвом, сохранившимся от городища языческих времен. Расчистив, углубив и укрепив этот древний ров, на валу поставил рыцарь острог, то есть частокол из остроганных, заостренных сверху и вкопанных в землю бревен. Затем из толстых бревен были возведены стены, а главной постройкой стала кирпичная сторожевая башня на фундаменте из камня на известке – единственная на всю округу, предмет восхищения всей окрестной шляхты – небогатых польских феодалов. Звучит все это здорово, но ведь практически – это двор, окруженный не дощатым забором, а лишь бревенчатой стеной. Описаны здесь события начала XV века, канун знаменитой Грюнвальдской битвы. Но не только в Польше стояли такие городки-усадьбы. Знаменитый английский исторический романист Вальтер Скотт, бывший историком-любителем и сам занимавшийся археологическими раскопками, описал нам в романе «Айвенго», повествующем о событиях конца XII столетия, а именно о временах английского короля Ричарда Львиное Сердце, укрепленную усадьбу саксонского тана (небогатого феодала) Седрика Саксонца. Здесь тот же неглубокий ров, невысокий вал, и частокол из врытых в землю заостренных бревен, и ворота в нем.

Но и Мацько из Богданца, и Седрик Саксонец – феодалы мелкие. К тому же Седрик – сакс, принадлежащий к народу, покоренному пришельцами норманнами, и не имеющий права на строительство настоящего замка. Да еще он к тому же упрям и консервативен и придерживается старинных обычаев, так что подлинный замок ему и не нужен. А вот сосед его, норманнский барон Фром де Беф, обитает уже в каменном замке, настоящей твердыне. Но о каменных замках мы поговорим после.

Можно полагать, что и русские бояре и помещики-дворяне, по силе возможностей, строили такие же небольшие укрепленные усадьбы-городки с тыном на невысоком валу за рвом, как Мацько и Седрик. Наибольшее развитие они получают с XI века. От большинства таких замков ничего не осталось: всемогущее время стерло их следы. Однако, хотя замок был невелик, но, поскольку для его строительства феодал мог использовать большое количество рабочих рук, он нередко имел сильные укрепления. Постепенно разрастаясь, некоторые хорошо укрепленные княжеские замки превращаются в города. Как правило, если название города происходит от имени князя, можно считать, что он образовался из замка. Таковы были древние города Изяславль, Ольгов, Борисов, Михайлов и др.

Однако с одним каменным древнерусским княжеским замком, вернее, с его фрагментами, мы можем познакомиться воочию. Это Боголюбово, расположенный в десяти километрах от города Владимира замок «жестоковыйного» (из-за ранения у него не сгибалась шея, или «выя» по-древнерусски, а бояре полагали, что он слишком горд, за что и не любили) владимирского князя Андрея Боголюбского. Построен он был в 1158–1165 годах при впадении реки Нерль в Клязьму. Археологи полагают, что здесь были крепостные сооружения, княжеский дворец и церковь, соединенные переходами. Но после смерти князя Андрея (он был убит своими слугами), рязанский князь Глеб разорил и разграбил Боголюбово, а во время нашествия татар в 30-х годах XIII века были уничтожены крепостные постройки, от которых сохранился только земляной вал. Так что сегодня мы можем посмотреть лишь на одну белокаменную лестничную башню, в которой вроде бы и погиб князь, часть перехода и перестроенную церковь.

Крепость представляла собой укрепление (обычно пограничное), где стоял исключительно военный гарнизон, а, так сказать, мирных жителей, практически не было. Правда, есть и более широкое понятие слова «крепость» – это любое мощное укрепление, твердыня. Например, большое военное значение имели монастыри, которые порой окружали мощные фортификационные постройки. Это ведь тоже твердыня, тоже крепость. Сильные и обширные укрепления обычно имели и города – большие поселения, центры ремесла и торговли. Но все же, когда мы будем говорить о крепости, то обычно будем иметь в виду укрепления специально военного назначения.

Нужно отметить, что множество древних замков, крепостей и городов исчезло. В этой книге будут упоминаться города и крепости, которые нам известны только по летописям и археологическим раскопкам, а в натуре их не существует. Такова, например, Старая Рязань – когда-то центр Рязанского княжества, а сейчас лишь объект археологических раскопок: современная Рязань находится далеко от своей предшественницы. Другие же из некогда мощных твердынь превратились в села и даже небольшие деревни. Ну, хотя бы Кидекша, небольшое поселение на берегу реки Нерль в нынешней Владимирской области, недалеко от Суздаля: практически от древней Кидекши остался только каменный собор XII века, а ведь согласитесь, такие дорогостоящие постройки на пустом месте никто бы в древности возводить не стал. Одни города и крепости исчезли совсем или выродились в деревни, потому что в них отпала нужда, и их укрепления перестали поддерживать. Через другие же прокатились войны, и на их месте остались развалины, которые некому, не на что и незачем было восстанавливать. Например, много городов и крепостей погибло во время монголо-татарского нашествия. Так что сейчас все они известны только археологам под общим названием городищ – бывших укрепленных поселений.

Впрочем, иногда остатки подобных дерево-земляных сооружений своими масштабами потрясают воображение. В южнорусских землях, на нынешней Украине хорошо видны так называемые Змиевы валы. Змиевыми прозвали их когда-то местные жители: якобы, то ли нагромоздил их некий фантастический Змий, чтобы прикрыться ими от русских богатырей, то ли святые Козьма и Демьян, отковав огромный плуг, запрягли в него побежденного Змия и провели по границе огромные борозды – валы и рвы. И такое предположение не удивительно: ведь эти валы даже в середине XIX века достигали 6,5 метров в высоту (даже сегодня оплывшие и осыпавшиеся валы кое-где превышают 4 метра высоты) и тянулись на 120 километров. Причем это был не один вал, а целая система валов, включавшая в себя реки и непроходимые болота как естественные рубежи. Некоторые из них строились от одной реки до другой, другие шли по берегам рек. Эта система тянулась от Днепра на востоке (почти от пригородов нынешнего Киева) в сторону Житомира на запад, а с севера на юг простиралась от нынешнего Житомирского шоссе (г. Макаров – самая северная точка) почти до Белой Церкви, проходя вдоль рек Унава, Ирпень и Стугна. В некоторых местах имелся один вал и ров перед ним, в других рвы располагались по сторонам вала. Валы насыпались землей, вынутой при создании рва, часто с примесью глины, в других же местах в основании лежал вал из песка высотой около 2 метров и шириной до 6 метров, поверх которого насыпали слой глины толщиной полтора-два метра. И будто бы поверх просохшей глины разводили огромные костры, чтобы обжечь и не позволить дождям размывать ее. Это позволило археологам определить время постройки этих валов. Так называемый радиоуглеродный метод анализа оставшихся углей говорит, что постройка, по крайней мере, изученных валов, началась, будто бы, около 150 года до новой эры и продолжалась до 550 года новой эры, а восстановление осыпавшихся валов шло в VII веке. Конечно, никаких древнерусских богатырей тогда здесь не было, как не было еще ни русских, ни украинцев. А находился здесь огромный межплеменной союз восточнославянских племен, антов и родственных им склавинов – предков будущих полян и древлян, с которых в школе начинают изучение отечественной истории. И даты постройки и восстановления валов совпадают с важными датами этой древней истории, с так называемым переселением народов – с нашествием гуннов, в IV веке разбивших остготов и вытеснявших их из степей Северного Причерноморья, с аварско-славянскими войнами VII века. Никаких письменных упоминаний о создании этих валов нет. А ведь для производства таких широкомасштабных работ, требовавших десятки тысяч рабочих рук, нужно и достаточно многочисленное население этих местностей, и, главное – государство, чтобы организовать такое строительство: ведь рабочих нужно было кормить, охранять от нападений, и т. д. У нас много досужих охотников гадать об НЛО и о появлении инопланетян. А вот о Змиевых валах и гадать-то страшно: для инопланетян земляные валы слишком примитивны, да и не нужны, а для догосударственной эпохи строительство их невозможно. Значит, у наших очень отдаленных предков были зачатки государственности.

Рис. 3. Змиевы валы. Карта

Впервые о Змиевых валах упомянул архиепископ Бруно, проезжавший в начале XI века через Киевскую землю: «государь руссов, великий царствами и богатствами… в течение двух дней провожал меня сам вплоть до крайнего предела своего государства, который он со всех сторон окружил крепчайшей и длиннейшей оградой по причине кочующего врага». Правда, слишком-то доверять сообщениям раннесредневековых путешественников не стоит: они любили, для придания веса и себе, и своим, действительно, опасным путешествиям порассказать много такого, чего в природе не существует: и о людях с песьими головами, и о фантастических зверях и растениях, вроде кричащего корня мандрагоры. В русских летописях Змиевы валы упоминаются лишь с конца XI века. А так называемая Лаврентьевская летопись даже говорит, против кого служили эти сооружения: «…зовется вал Половечьскый».

Рис. 4. Змиевы валы

Впрочем, современные археологи оспаривают принадлежность этих валов древней эпохе антов, чаще всего датируя их X–XI веками. Но не исключено, что древнерусские князья могли воспользоваться более древними сооружениями, восстанавливая и дополнительно укрепляя их.

Такие валы воздвигали и другие народы. Еще в VII веке до новой эры вездесущие древние греки, народ воинов и торговцев, в восточной части Крыма основали свое укрепленное торговое поселение-факторию Феодосию. Затем здесь возникло целое Боспорское государство. Для защиты Феодосии боспорские правители Спартокиды возвели Асандров вал, пересекавший перешеек между Феодосией и Арабатской стрелкой. На рубеже I–II веков новой эры завоевавший земли даков (примерно на территории нынешней Румынии), римский император Траян построил огромный Траянов вал вдоль Дуная, чтобы обезопасить новые владения от набегов варварских племен. Воздвигали валы и древние германцы, авары, западные славяне, датский король Готфрид в 808 году и франкский император Карл Великий в 812 году.

Итак, наиболее выгодным местом для постройки укрепленного поселения был остров – если не посреди большой реки или озера, то хотя бы посреди болот и равнин, на рёлках и моренах. Но рёлки и морены тоже еще поискать надо. А ведь европейская территория нашей страны отличается как раз равнинностью. По этой огромной великорусской равнине во множестве текут и полноводные реки, и небольшие речки, и ручьи, вытекающие из лесных болот. Они образуют целую сеть, кстати, очень удобную и для передвижения: летом на лодках, зимой по ровному замерзшему льду на санях. По суше на тогдашней, покрытой сырыми и густыми хвойными лесами Великорусской равнине проезда практически не было. Ручьи впадают в речки, речки в реки, а кое-где по берегам рек встречаются еще и широкие овраги. И при впадении одной реки в другую образуются мысы, с двух сторон защищенные водой. Здесь очень удобно селиться. И такие поселения мысового типа – едва ли не самые распространенные на Руси. Да вот хотя бы Москва. Конечно, заложена она была не князем Юрием Долгоруким, который на боевом коне и в доспехах нынче простирает длань вовсе не на том месте, где появилась, так сказать, Протомосква, а совершенно неизвестными простыми землепашцами-смердами, ремесленниками, рыболовами и охотниками на высоком, поросшем еловым бором и срытом в 1847 г. холме, расположенном на узком мысу у впадения реки Неглинки в Москву-реку. Пожалуй, даже и не русскими, точнее, не славянами-вятичами заложена, – русских в ту давнюю пору еще не существовало, – а угро-финнами: само название «Москва» не славянское, а угро-финское. Этому древнему поселению много больше 1000 лет. А суздальский князь Юрий Долгорукий просто пригласил в 1147 году своего союзника, князя Новгород-Северского Святослава Ольговича на встречу в свое село Москву на переговоры и «дал ему пир силен». Видно, пир был действительно «силен», если летописец счел нужным упомянуть о нем. И только в 1156 году Юрий превратил село в «город», обнеся его деревянными стенами.

Но такое поселение на мысу было открыто с напольной стороны (фортификационный термин: сторона, выходящая на открытое поле, откуда возможна атака врага), и здесь приходилось создавать искусственные укрепления. Обычно отрывали ров, а вынутой землей насыпали вал. Если конец мыса был низменный, в виде пологого ската, то его тоже могли обносить рвом и валом. Наибольшее значение имели глубокие рвы, особенно если они были наполнены водой из реки или ручья. Валы назывались спом, приспом, переспом (от слова «сыпать»), а позднее – осыпью, и как бы дополняли своими откосами крутые стенки рва. А уже на валу ставились деревянные укрепления. По краю площадки строили частокол (тын) высотой «в два копья», то есть примерно 3–4 метра. Бревна закапывали в землю на глубину примерно в 1 метр и для прочности их закрепляли в основании горизонтальными плахами и бревнами. На расстоянии 30–50 сантиметров от заостренных верхних концов бревен их соединяли горизонтальным брусом, проходившим через отверстия в бревнах, или прибитым к ним. Таким образом, повалить отдельные бревна частокола было очень трудно, даже невозможно. Обычно на частокол шли хвойные деревья диаметром 15–20 сантиметров. Пространство на валу за тыном называлось затином. С внутренней стороны тына делались полати – настил боевого хода защитников, стоявший на коротких вертикальных столбах. Находившиеся на полатях защитники почти на всю высоту своего роста были скрыты тыном, стреляя из луков между заостренными концами бревен или через узкие амбразуры, прорезанные в двух смежных бревнах.

Постройка даже и деревянных стен требовала больших трудовых и денежных затрат. Так что поневоле эти города-крепости были очень невелики. Первоначальная Москва была крохотной, имея в длину всего около 200 метров и занимая крайний юго-западный угол нынешнего Кремля. Две стены шли по круче берегов Москвы-реки и Неглинной, метров на 10–15 выше нынешних стен, сходясь углом, а восточная стена отрезала этот угол примерно от позднейшего Потешного дворца, находящегося между Боровицкими и Троицкими воротами и, пересекая место, где сейчас расположены многоглавая церковь Рождества Богородицы и храм Лазаря.

Рис. 5. Частокол (тын)

Рис. 6. Заплот

Остатки этой древнейшей деревянной ограды и следы рва были обнаружены в 1843 году при закладке фундамента Большого Кремлевского дворца.

Конечно, ров, вал и частокол – укрепление слабое. Но более мощных сооружений в ту пору не требовалось: если врагу не удавалось взять город внезапным налетом, он, как правило, отступал, не прибегая к штурму. Ведь как поселенцы-славяне, так и их враги еще не были искушены в фортификации. На юге, в полосе лесостепи, угрозу представляли кочевники, печенеги или половцы, не имевшие хорошо организованной армии и не умевшие осаждать и штурмовать укрепления. Основной их тактикой была внезапность: неожиданно налетели на конях, захватили скот, пленных, имущество, – что подвернулось под руку, – и столь же стремительно ушли. На северо-западе угро-финские и литовские лесные племена тем более не были способны взять штурмом укрепленное поселение. И если население таких городков было настороже и не допускало неожиданного налета, то враг сразу же уходил искать добычи в другом месте.

Поселение мысового типа было удобно тем, что могло практически беспрепятственно увеличиваться по мере роста населения. Перевалило поселение через вал и ров в поле – ну, что ж, можно выкопать новый ров, отсыпать новый вал и поставить новый частокол. Археологи знают такие поселения сложномысового типа, с двумя и даже тремя площадями, каждая из которых прикрывалась своим укреплением. Выделяют они и так называемый сегментный тип поселения, располагавшегося между двумя озерами на перешейке и защищенного рвами и валами с двух сторон. И здесь также можно было расширять площадь поселения, возводя новые укрепления, в виде лука упиравшиеся концами в водные преграды.