Читать онлайн Огонь, вода и бриллианты бесплатно

Глава первая

Я дважды обошел машину, глядя под ноги. Рыба исчезла бесследно. Единственную камбалу, которую мне удалось сегодня подстрелить, какой-то предприимчивый пляжник унес с собой. Мне хотелось завыть от тоски. Я посмотрел по сторонам. Слева хохотали и орали худые подростки в длинных мокрых трусах. Они кидали друг в друга песком и ругались неприличными словами. Справа рыбаки вытаскивали на берег резиновую лодку. Я не видел, много ли рыбы они набили за день, но днище лодки провисало.

Тяжелый джип, подняв пыль, развернулся рядом со мной и едва не наехал на подводное ружье. Я похолодел от ужаса, крикнул и кинулся спасать свою дорогую игрушку. Слава Богу, цела, только песком присыпало! Грохоча, джип покатил вдоль виноградника. Я громко выругался. Водитель, высунув из окна кулак, показал мне большой палец. Я швырнул ему вдогон булыжник. Весь день мы охотились с ним рядом, но ему повезло намного больше – он вытащил, кажется, штук пять камбал. Наверное, моя камбала сейчас дремала в его багажнике.

Я вернулся к воде, сел на мокрый песок и с унынием стал натягивать ласты. Три года назад этот пляж был диким и безлюдным, и камбалы лежали на морском дне как листья в осеннем лесу. Но тогда у меня не было подводного ружья. Теперь ружье есть, но камбалы перевелись.

Я с содроганием стал заходить в потемневшую воду, крепко сжимая в руках свою последнюю надежду. Этот пневматический "спорт дайвинг" производства США я купил весной, отдав за него все деньги, какие у меня были. Тонкий стреловидный гарпун, тридцатиметровая леска, прицельная планка, учитывающая погрешность на донные течения. Сказка! Тогда я наивно полагал, что подводным ружьем с легкостью поправлю свое материальное положение. Ведь оптовики с продуктового рынка камбалу у рыбаков отрывали с руками и давали хорошие деньги.

На поверхности воды еще играло бликами солнце, а под водой уже сгущалась тень. Я медленно скользил над камнями, обросшими водорослями. Передо мной шарахались в стороны стайки мелких рыб. Я крутил головой, присматриваясь к темным пятнам. Камбала – рыба хитрая. Она все время притворяется то песчаным дном, то камнем. Никак не хочет быть самой собой.

А это что? Прямо перед моим лицом в облаке пузырей покачивались женские ножки. Сиреневый маникюр на ногтях, царапина под коленкой. Я чуть приподнял взгляд. Персиковый купальник… Вода увеличивала изображение, я все видел в деталях. Нет, это не охота, а просто издевательство какое-то! Я нырнул глубже, чтобы уйти от греха подальше, но вдруг мягкие пятки долбанули меня по спине.

– Ой! – испуганно воскликнула девушка, когда я вынырнул на поверхность. – Кажется, я наступила на вас.

– Ничего страшного, – ответил я, вытащив изо рта загубник и сплюнув. – У меня спина чистая.

Какие, однако, стойкие духи изобрели! Вода вокруг девушки источала крепкий парфюмерный запах.

– Здесь очень глубоко? – спросила она, барахтаясь рядом. – Вы случайно не заметили там колечка?

– Какого еще колечка?!

– С пальца свалилось. Я хотела заколку поправить… Так обидно!

Я стащил с головы маску. Она запотела, ее надо было ополоснуть внутри.

– Большое колечко?

– Не очень.

– С бриллиантом? Сапфиром? Изумрудом?

Девушка отрицательно покачала головой:

– Если бы! Тогда бы я вас не рискнула просить.

– Жаль, – признался я и пристроил на лице маску. – Ну ладно. Я посмотрю.

Красивая девчонка! Хорошо, что мы встретились в воде, где отсутствие одежды позволяло скрыть материальное положение. Представляю, как бы она разговаривала со мной на берегу, увидев меня в потертых джинсах и выцветшей майке, да мой раздолбанный "жигуль" в придачу. Я нырнул, проплыл между ее ног и повис вниз головой. Камни, песок, водоросли, рыбки… А вот и колечко! Лежит на песке, тускло поблескивает.

– Держи, – сказал я, поднимая руку с кольцом на мизинце.

– Ура! – обрадовалась девушка, попыталась хлопнуть в ладоши, но тотчас ушла с головой под воду.

Я хотел схватить ее за локоть, но промахнулся и нечаянно провел рукой по ее груди. Ничего не произошло, она даже не обратила внимание. Я на всякий случай посмотрел по сторонам – нет ли поблизости какого-нибудь бровастого мавра.

– Неужели в маске так хорошо все видно? – спросила она, пристраивая колечко на своем пальце.

Я снял маску, ополоснул ее и протянул девушке. Она начала натягивать резиновую петлю на голову. Мокрые волосы налипли на лицо, спутались с петлей. Девушка фыркала, морщилась от боли, крутила головой и, наконец, ушла под воду.

– Ура! – воскликнула она, снова появившись на поверхности. – Все видно! А что это у тебя там?

Она кивнула, как могло показаться, на мои плавки. Я ответил не сразу:

– Ну, как что?.. Ничего особенного… Калибр семь, а длина – сорок пять.

– Сорок пять?! Вот это да!.. И что ты с этой штукой делаешь?

– На камбал охочусь. За час – десять-пятнадцать штук, – соврал я.

Я уже забыл про не пойманных рыб, про свой ржавый "жигуль" и выцветшую майку, поджидающих меня на берегу. Девчонка вскружила мне голову. Я расслабился и с удовольствием общался с ней. Солнце уже скрылось за дюнами. Последняя машина с рыбаками покинула пляж. Подростки, сверкая белыми ягодицами, выжимали трусы. По выглаженному прибоем песку ходили чайки. В воде барахтались только мы вдвоем. Бровастых мавров в обозримом пространстве не было видно.

– А у нас в "Дельфине" вода мутная, – сказала девушка, поправляя на лице маску. – А на пляже одни дети и тетки. Я три дня терпела, думала, что умру от тоски… Ой! Кто это там на ноги наступает?

– Это я, ластами… А "Дельфин" – это пионерский лагерь?

– Пан-си-о-нат!

– Ясно. Подъем, отбой, ужин по расписанию.

Девушка махнула рукой.

– Ну и фиг с ним, с ужином! Все равно опоздала.

Я набрал в грудь побольше воздуха и, дурея от собственной наглости, предложил.

– Тогда приглашаю тебя к себе на пельмени!

– Главное – на завтрак не опоздать, – с озабоченностью произнесла девушка. – А то тревогу поднимут.

У меня сердце замерло от восторга.

– Тогда поплыли на берег!

– Хорошо. Сейчас. Еще чуть-чуть, – ответила девушка и кивнула на кончик стрелы, торчащей из воды. – А мне можно поохотиться с этой штукой?

Я протянул ей ружье.

– Не утопи только… Вот это предохранитель… это спуск… Эй, на меня не направляй!

– Поняла, поняла…

Она нырнула. Над водой показались розовые пятки. Я лег на спину и как сумасшедший поплыл к берегу. Как все здорово складывается! К черту камбалу! Такие девушки встречаются раз в сто лет! И мордашка, и фигурка – выше всяких похвал! Главное, чтобы не передумала, увидев мою машину. А уже когда увидит мой сарай, в котором я живу, то никуда не денется.

Приплясывая, я выскочил на остывший песок, скинул ласты и подбежал к машине. Вынул из бардачка кошелек, вытряхнул деньги на сидение, пересчитал. Едва на пачку пельменей хватит… А-а, ерунда! На шампанское можно будет взять взаймы у соседа.

Я посмотрел на море. Девушка шумно плескалась в воде, словно гонялась под водой за ламантином. Полный восторг! Руки и ноги шлепают по воде, брызги фонтаном. Так же ты у меня в кровати кувыркаться будешь, подумал я, натягивая на себя майку.

Я присел у бокового зеркала и стал причесываться. Боковой пробор мне почему-то не понравился, и я сделал зачес наверх. Так я выглядел более романтично.

И какого черта я про пельмени брякнул? Где я сейчас хорошие пельмени найду? Обойдется шампанским с шоколадкой. Не кушать же она ко мне едет, в самом деле!.. Но машина, машина! Без слез смотреть невозможно. Ничего в ней сексуального!

Я принялся отряхивать от песка сидения. Потом вытряхнул коврики. Но какие грязные стекла! Словно разделочные доски для сала! И пресной воды как назло не осталось. А мыть морской нельзя – солевые разводы останутся.

Грязной тряпкой я протер двери и капот. От этого машина чище не стала, и я зашвырнул тряпку в камыши… Дома-то как? Порядок относительный, постельное белье свежее. Вот посуда, кажется, не мытая. Но это ерунда, гостье на кухне вообще делать нечего. Чтобы не шокировать, в прихожей свет не буду включать, проведу сразу в комнату. А там все чин чином: круглый стол, бабушкин буфет, занавесочки на окнах, телевизор в углу. Правда, у него нет задней стенки, а каналы я переключаю плоскогубцами, но все это ерунда, ерунда! Какая красотка неожиданно свалилась мне на спину! Полный улет!

Я опять посмотрел на море, на этот раз с разгорающимся нетерпением. А где она?.. Ага, вижу, вижу! Уже выходит на берег, правда, намного левее от меня – должно быть, где-то там ее одежда. Сейчас посмотрим, как она выглядит в сарафане, и что это за сарафан, и как его потом снимать…

Я помахал ей рукой, сел за руль и включил радио. Ноги невольно притаптывали в такт музыке, пальцы плясали по рулю. Это, конечно, не библиотекарша Марина с вечно скучающим лицом, с которого постоянно осыпается косметика. Это не провинциальный ширпотреб, а штучная работа. И судьбе было угодно, чтобы мы встретились. Значит, не такой уж я неудачник, наступил и на моей улице праздник.

Все складывалось удачно. Уже было достаточно темно, чтобы не светиться на глазах соседей. Машину я поставлю на стоянку, и до дома мы пойдем пешком. Пока подруга будет отмокать под душем, я сбегаю к Валерке за бабками. Она выйдет – а у меня уже все готово: ледяное шампанское, свечи, постель…

Пританцовывая, я вышел из машины и посмотрел на темнеющий пляж. Тихий прибой протянул по песку пенные кружева. Дремлющие чайки напоминали раскиданные по берегу комки снега. Над дюнами поднималась тяжелая розовощекая луна. Трещали цикады.

Пляж был пуст.

Глава вторая

Чувствуя себя идиотом, посетившим академию наук, я некоторое время крутил головой, оглядывая сумеречный берег. Объект моих радужных фантазий быстрым шагом удалялся от моря по пыльной дороге, и расстояние между нами уже было непреодолимым для крика. Тем не менее, я сначала свистнул, а потом издал какой-то нечленораздельный вопросительный звук, похожий на "Эй".

Передумала, понял я и с ненавистью посмотрел на машину. Врезал ногой по колесу, прыгнул за руль и завел двигатель. Пока я выезжал с пляжа на грунтовку, моя голова излучала поток сумбурных мыслей. Большая часть из них содержала уничижительные эпитеты в собственный адрес, кое-какие характеризовали девушку, причем ее внешним, моральным и умственным данным была дана весьма низкая оценка. Попадались и волнительные сомнения в том, правильно ли я понял ее, и не обидел ли какой-нибудь глупой репликой.

Но стоило мне приблизиться к девушке на расстояние отчетливого зрительного контакта и увидеть ее руки, не отягощенные никакой ношей, как весь этот сумбурный мусор был одномоментно выметен из моей головы одной страшной догадкой. Она утопила ружье!

Я придавил педаль газа. Прыгая на колдобинах, словно большая ржавая жаба, "жигуль" настиг девушку и обдал ее жаром радиатора.

– Эй! – крикнул я, высунувшись из окна. – А ружье где?

Она не отреагировала, продолжая целеустремленно идти по обочине. Я обогнал ее, вывернул руль влево, преграждая девушке дорогу, и вышел из машины.

– Постой! – миролюбиво сказал я. – Отдай мне ружье, и мне больше от тебя ничего не надо!

Что случилось с ее лицом! Глаза безумные, взгляд направлен сквозь меня, на щеках нездоровый румянец.

– Я ничего не понимаю, – признался я. – Что с тобой? Где ружье?

– Уйди, – произнесла она.

– Да уйду, уйду я! – крикнул я. – Ты мне только ружье верни! Это дорогая вещица, понимаешь? Я ей зарабатываю себе на жизнь!

Она оттолкнула меня и упрямо зашагала дальше.

– Какого черта я с тобой связался! – мысленно взмолился я, глядя девушке в спину.

Я снова сел в машину и проделал трюк с обгоном и разворотом.

– Послушай меня! – взмолился я. – Пожалуйста, признайся, ты утопила его? Нечаянно выронила, да?

Она стояла напротив меня и тяжело дышала. Мелко завитые, собранные в крупные пряди волосы водопадом закрывали ее лицо и щеки. Светлая майка с большой красной розой на груди оттеняла плотный ровный загар.

– Нет, не выронила!! – вдруг крикнула она. – Пошел вон!

Говорила же мне интуиция: не отдавай ружье в чужие руки, береги, как жену!

Не дожидаясь, когда подруга снова покажет мне свою спину, я схватил ее за руку и подтолкнул к капоту машины.

– Давай по-хорошему, – предложил я, – не то… не то тебе мало не покажется…

Чего я не умею и никогда не умел, так это угрожать. Что бы я ни делал – я всегда остаюсь безвредным, как уж. Мне кажется, вставь мне зубы вампира, выкраси губы в крови, дай в каждую руку по ножу – даже дети смеяться будут.

– Да отцепишься ты от меня или нет?! – крикнула девушка мне в лицо.

Если бы я не перехватил ее руку, полыхать моей щеке, как пионерскому костру.

– Отдай ружье, и я отцеплюсь! – пообещал я.

– Нет у меня никакого ружья!

– Утопила? Выронила? Я же предупреждал!..

Наверное, мое лицо в этот момент очень точно отражало всю глубину моего горя и его безутешность. Справедливо полагая, что я морально убит, девушка оттолкнула меня и буркнула:

– Ничего я не утопила… Я его бросила… там…

Что я слышу? У меня появилась надежда вернуть назад своего любимца, мое гладкоствольное, калибра семь сантиметров, пневматическое чудо, которое помогало мне зарабатывать головную боль.

– Где бросила? – Я снова схватил ее за руку. – Иди показывай!

– Не пойду! – наотрез оказалась она.

– Почему?

– Потому что не хочу!

Она снова замахнулась, но не уварила.

– Ты хоть помнишь, где его бросила?

– Да! Недалеко от берега!

– От какого берега?

– Не от турецкого же, олух!

– Что ж ты меня пугаешь? – пробормотал я, а в душе уже расцветали розы. – Сразу бы сказала, что оставила в воде! Я бы за тобой не гнался, как больной.

Она смотрела в сторону моря, покусывала губы, и ее глаза снова наполнялись ужасом.

– Ты что, тиранозавра там увидела? – спросил я.

Она отрицательно покачала головой и едва слышно ответила:

– Хуже…

Меня стало разбирать любопытство.

– Вот что! Садись в машину, я тебя тихонечко отвезу на берег, и ты мне покажешь, где оставила ружье… Ладненько? Не надо ничего бояться. В воду полезу я, а ты можешь оставаться в машине.

– Давай потом… Позже! – произнесла она.

– Позже не получится, – сказал я. – Сейчас совсем стемнеет, и мы с тобой не то что ружье – море не найдем. Да и шторм может начаться, вода станет мутной.

– Ну и хорошо, что станет мутной, – прошептала девушка. Я заметил, что ее агрессия быстро улетучивается, а ей на смену приходит апатия. Она позволила мне взять себя под руку и посадить в машину.

Чокнутая какая-то, подумал я, садясь за руль. Но какое счастье, что она запомнила место, где оставила ружье. На пляже никого нет, унести его некому. Значит, оно, милое, лежит там, меня дожидается.

Я взглянул на девушку потеплевшими глазами. Рано хоронить мечту, может, еще и заедем на пельмени.

Но едва я взялся за рычаг передач, она накрыла мою руку ладонью.

– Постой, – сказала она, глядя в окно. – Я не сказала тебе…

– Что? Что не сказала?

Тут я заметил, что девушка часто и глубоко дышит. Ее волнение передалось мне, хотя я даже предположить не мог, что так сильно встревожило ее. И чем дольше длилась пауза, тем более неуютно я себя чувствовал.

– Я… Это ужасно… Не знаю, как так получилось…

– Говори же! – не выдержал я.

Она повернула ко мне лицо. Глаза ее были огромны.

– Я убила человека!

Глава третья

Ледяная волна прокатилась по моему спинному мозгу. Я сразу представил, как стальной гарпун прошивает насквозь какого-то несчастного пловца. И эта картина была ужасной, потому что степень реальности была высочайшей. Пневматика ружья была способна вытолкнуть гарпун из ствола с убойной силой.

Какое-то время я не знал, что сказать. Раскрыв рты, мы смотрели друг на друга и таращили глаза. Мне на ум почему-то пришло странное сравнение: так первый раз в жизни смотрят в зеркало гориллы.

– Ты что! – наконец, прошептал я и судорожно сглотнул. – Ты что! Я же предупреждал, показывал – предохранитель, спуск…

Она всхлипнула и закрыла лицо ладонями. На запястьях блеснули золотые цепочки.

– Что я наделала… Что теперь будет…

Мне стало неуютно. Я обернулся, посмотрел на темнеющее море и пустынную дорогу.

– Как тебя угораздило? Ты хоть что-нибудь соображала? Ты его что – за рыбу приняла?

– Не-е-ет, – протянула она, не отрывая ладоней от лица. – Спуск слабый… Я даже не нажимала. Оно само выстрелило…

– Ты на спуск бочку не кати! – заступился я за ружье. – Это последняя модель. Америка. Там все будь здоров! Само не стреляет!

Я выдернул нижний край майки из-за пояса и вытер им вспотевшее лицо. Как тяжело было у меня на душе! Будь проклят сегодняшний день, и пляж, и камбалы, и эта штучная красотка. Хотел же уехать вслед за джипом! Ну почему я этого не сделал?! Почему не прислушался к интуиции?!

Мне казалось, что я похоронен заживо. Бремя жуткой проблемы давило на плечи со страшной силой – странно, что колеса моего "жигуля" не сложились под днищем, как у самолета.

– И где этот… – язык не поворачивался произнести слово "труп". – Кто это был – мужик? Баба?

– Мужик, – едва слышно ответила она.

– Может, только ранила? Ты не ошибаешься?

Она отрицательно покачала головой.

– Прямо в сердце… И сразу кровь, как красный дым… И камнем ко дну…

Но почему это не сон? – думал я, роняя голову на руль. Зачем я вообще догонял эту идиотку? Не догнал бы – не узнал бы об этом кошмаре. И черт с ним, с ружьем!

И тут я почувствовал, что нашел спасательный круг. В самом деле, зачем я взваливаю на себя чужие проблемы? Не я же убил человека, а она! Хотела незаметно убежать от меня – пусть бежит, она вольная птица. А я ничего не знаю. Мне только грустно, что у меня больше не будет ружья. Но сейчас я приеду домой, выпью стакан самогонки и лягу спать. Я буду наслаждаться одиночеством и покоем!

Мне даже дышать легче стало. Я посмотрел на девушку, как на занозу, торчащую под ногтем.

– Вот что, – сказал я, – давай-ка, выметайся отсюда!

– Что? – Она посмотрела на меня так, будто я сказал что-то оскорбительное.

– Да-да, выметайся! – подтвердил я. – И иди своей дорогой! А мне домой надо. Меня жена ждет!

Девушка кивнула, рассеянно взялась за дверную ручку, открыла дверь.

– До свидания, – шепнула она.

– Ага! Счастливо оставаться!

Она вышла и захлопнула дверь. Я с облегчением погнал машину по колдобинам. Посмотрел в зеркало заднего вида: эта чучундра села на придорожный камень и опустила голову на руки.

Я не бесчувственный чурбан, и моя душа начала сострадать. Жалко, конечно, девчонку. Вляпалась она по полной программе. Но я ничем не могу ей помочь, я ее не знаю и уже знать не хочу. И ей придется самой расхлебывать кашу.

Настроение быстро улучшилось, и мне даже захотелось спеть какую-нибудь веселую песенку. Утрата ружья уже не казалась трагедией. Ну жил я без него раньше, и теперь проживу. Все равно толку от него мало. Перевелись камбалы в нашем море, одни медузы и нефтяные пятна остались. Лучше куплю себе охотничью двустволку и буду за зайцами гоняться. А подводной охотой пусть теперь Посейдон…

И тут вдруг у меня мурашки побежали по коже. Я совершенно отчетливо вспомнил, как при покупке "спорт дайвинга" продавец ввел мои паспортные данные и номер ружья в компьютер.

Я взвыл, как угодивший в капкан волк, и ударил ногой по педали тормоза. Теперь и я вляпался! Да так, что даже ушей не видно! Это катастрофа!

"Жигуль" круто развернулся, выстреливая в разные стороны щебнем, и поскакал в обратную сторону. Как же я сразу не подумал, что подозрение в первую очередь упадет на меня! По номеру милиция найдет хозяина ружья, а хозяин – это я! И что потом прикажете делать? Блеять про какую-то девушку, которая взяла ружье поохотиться? Я даже не знаю, как ее зовут!

Я включил фары. В лучах показалась одинокая фигура моей больной на голову красавицы. Она по-прежнему сидела на камне в позе васнецовской Аленушки.

– Иди сюда! – крикнул я, поравнявшись с ней, и открыл дверь.

– Ты вернулся? – спросила она, и мне показалось, что в ее голосе прозвучали насмешливые нотки. Тем не менее, встала с камня, подошла, открыла дверь.

– Быстрее можно? – поторопил я.

– А куда мы едем? На пельмени?

– За ружьем!

Не тронулась ли она умом от горя? Я внимательно рассмотрел ее глаза. Вроде, те же следы интеллекта, в меру осмысленный взгляд.

– Чего это ты развеселилась? – спросил я, когда она села. Я погасил фары, и мы медленно ехали к морю в кромешной тьме.

– Надоело плакать… Ружье ведь твое, а не мое.

Ого! Выходит, она не просто грустила Аленушкой на камне, а проводила титаническую мыслительную работу, и пришла к тому же выводу, что и я: убийство – ее, но ружье и стрела в груди трупа – мои. И разберись теперь, кто глубже вляпался.

Мне захотелось узнать ее имя, но чем дольше мы были вместе, тем более нелепым стало бы взаимное представление. Я мысленно окрестил ее Лисицей: с виду красивая, нежная и мягкая, но палец в рот не клади.

– В общем, так, – сказал я, заговорщицким тоном давая понять, что мы теперь в некотором роде сообщники. – Ты мне показываешь место, я достаю ружье, выезжаем на шоссе и там расстаемся на века. Ты меня не знаешь, я – тебя. Понятно?

– Значит, пельмени отменяются?

Я покосился на нее – шутит или нет? Какие, к черту, пельмени?

– Знаешь, – признался я, – у меня аппетит пропал.

Дорога пошла под уклон. Луна успела взлететь выше дюн, и теперь на море появилась серебристая дорожка. Она была единственным источником света во всей бухте, но слепила глаза, как утреннее солнце. Я окончательно перестал видеть дорогу и катился вниз с черепашьей скоростью. Вдруг я резко надавил на педаль тормоза и заглушил мотор.

– Ты почему остановился? – спросила Лисица.

– Тише! – шепотом сказал я, всматриваясь вперед. – Там что-то светится.

– Где?

– Там, у воды!

– Не вижу!

– Уже погасло… Будто кто-то зажигалкой чиркнул.

– Тебе от страха показалось. Никого здесь нет.

А если не показалось? – думал я. Если там еще бродят рыбаки, и они увидят машину? А в таком месте и в такое время они запомнят ее надолго и в деталях.

– Поехали! – сказала Лисица.

Что-то она стала слишком храброй!

– Может, ты сходишь сама? – предложил я.

– Наглец! – уверенно заявила Лисица.

– Давай оставим машину здесь, и пойдем пешком, – предложил я альтернативу.

– Охота мне ломать ноги!.. Я считаю до трех. Раз…

Ну и что ты сделаешь? – подумал я, с некоторым любопытством ожидая счета "три". На этот счет Лисица решительно открыла дверцу, вышла в темноту и оттуда помахала мне ручкой.

– Чао!

– Ты куда?

– В пансионат! Разбирайся со своим ружьем сам!

Я еще раз мысленно измерил глубину погружения в дерьмо каждого из нас. При любом раскладе выходило, что я в большей степени заинтересован найти ружье, чем Лисица. Мне ничего не оставалось, как признать свое поражение. Когда моя обаятельная стерва снова села в машину, я отпустил ручной тормоз. "Жигуль" бесшумно покатился на пляж.

Я не нажимал педаль тормоза, опасаясь ярких вспышек стоп-сигналов. Колеса постепенно увязли в песке, и машина остановилась. Некоторое время мы сидели молча и смотрели на лунную дорожку. Она казалась гигантским ленточным червем, медленно плывущим к берегу.

Лисица первой вышла из машины и пошла к воде. Ее босоножки шуршали по песку.

– Иди сюда! – позвала она из темноты.

Едва ли не усилием воли я заставил себя выйти. Меня знобило – то ли оттого, что я слишком много времени провел в воде, то ли от страха перед мертвецом. Лисица по щиколотку зашла в воду. Я видел только ее силуэт, будто вырезанный из черной бумаги. Она стояла не шевелясь, глядя на выглядывающий из воды гладкий блестящий камень.

Я приблизился к ней и встал рядом. Теперь я увидел, что слабые волны легко раскачивают камень, и он движется из стороны в сторону в такт им.

– Это он, – произнесла Лисица и закрыла рот рукой, чтобы не закричать.

Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, и не знал, что теперь делать. В сонном прибое ворочался труп человека. Я уже разглядел, что "камень" – это его нога, согнутая в колене; мог различить плечо и безвольно плавающую на поверхности воды руку; в лунном свете блестели темные плавки. Словно стрелка весов под большим углом к воде покачивался гарпун. Оцепенение сковало мою волю.

– Крупную рыбину ты подстрелила, – пробормотал я.

Труп не произвел на меня сильного впечатления. В воде он в самом деле напоминал дельфина, выброшенного прибоем на берег. Куда страшнее была стоящая рядом со мной девушка. Я видел результат ее работы, одного-единственного выстрела, мгновенно лишившего жизни ни в чем не повинного человека.

– Ну, чего застыл, как соляной столб? – недовольно произнесла Лисица.

Я с трудом сделал шаг, затем еще. Я не думал о ружье и о гарпуне. Я был озабочен только тем, как бы не наступить мертвецу на руку или ногу. Я был уверен, что его конечности омерзительно-скользкие, и что с них сразу же сползет кожа.

Очередная волна перевернула труп спиной вверх, и гарпун замер на двенадцати часах. Я почувствовал ногой леску и чуть не заорал.

– Мне плохо, – прошептала Лисица. – Я пошла.

– Стоять! – шикнул я на нее. Я понятия не имел, зачем она мне нужна, но ужасно не хотел оставаться один на один с трупом.

Пришлось работать энергичнее. Я нагнулся, приподнял леску и стал наматывать ее на ладонь. Вскоре я почувствовал, что леска дальше не идет – этот конец был привязан к гарпуну. Тогда я стал сматывать другую сторону. Леска шла туго – она волокла за собой ружье.

В тот момент, когда я уже вытаскивал из воды свой злополучный "спорт дайвинг", за моей спиной зашуршал песок. Я замер, боясь обернуться и даже пошевелиться.

– Народ еще рыбу вовсю таскает, – сказал кто-то. Потом раздался смешок, и звуки шагов затихли.

Я медленно обернулся и посмотрел на мертвенное от лунного света лицо Лисицы.

– А ты предупредить не могла, что сюда люди идут? – зашипел я.

– Я их не заметила, – огрызнулась она. – Они неожиданно подошли.

– Они увидели это? – Я кивнул на труп.

– Забыла спросить! Сейчас догоню!

Я оторвал леску от ружья и подошел к трупу, раздумывая, как мне поступить с гарпуном. Волны, словно помогая мне изучить проблему, перевернули труп на спину. Он лег на дно не до конца – мешал торчащий между лопаток гарпун. Я склонился над несчастным. В его открытом рту журчала вода. К короткому "ежику" волос налипли водоросли. Аккуратная бородка и ниточка усов шевелились, будто в них обитала колония вшей. Из середины груди торчал трехпалый наконечник, похожий на цветок.

– Дай какую-нибудь тряпку! – сказал я Лисице.

– Где я тебе ее возьму? – ответила она. – Подол от сарафана оторвать, что ли?

Мне было жалко времени, и я не пошел к машине. Поборов отвращение, взялся за наконечник гарпуна и потянул вверх. Он сидел в грудной клетке крепко, выходить не желала, и труп приподнялся над водой.

Тошнота подкатила к горлу. Я отвернулся, перевел дух и снова взялся за гарпун. Мои усилия были тщетны, гарпун не вышел ни на сантиметр, словно пустил внутри трупа глубокие корни.

– Помогла бы! – проворчал я и скрипнул зубами от злости.

Лисица даже не пошевелилась. В самом деле – а чем она может мне помочь? Ухватится за мой пояс, и мы станем изображать бабку и дедку, тянущих репку?

Хорошо, что я зашел в воду в кроссовках, иначе пришлось бы наступать на мертвеца босой ногой. Я наступил ему на горло и резко рванул гарпун на себя. Теперь он вышел на удивление легко, и я услышал, как из отверстия в груди пошел воздух, а когда труп накрыто волной, над ним запузырилось.

– Меня сейчас стошнит, – признался я.

Лисица отвернулась. Было заметно, что она на грани обморока. Я пятился к берегу, сжимая в руке гарпун. За ним тянулась леска. Она проходила через труп, как нитка через игольное ушко, а другой ее конец, спутавшийся, уже похожий на мочалку, плавал под водой. Я сделал несколько шагов и почувствовал, что уже тащу за собой труп волоком. Спутавшаяся леска не могла проскочить через слишком узкое раневое отверстие.

– Поищи в бардачке, там нож должен быть! – сказала я Лисице.

Девушка медленно пошла к машине. Демонстративно медленно, словно моя просьба задевала ее достоинство. Я пытался разорвать леску руками, но она была слишком крепка, и гарпун выскальзывал из моей руки.

– Ну? – крикнул я, чувствуя, что мои нервы натянуты до предела.

– Ищу, – отозвалась Лисица из машины.

Мне вдруг показалось, что случилось что-то страшное. Неожиданно раздалось громкое шипение, и темнота стала таять. Мощный источник белого света осветил пляж, линию прибоя и барханы, словно театральную сцену. Создавалось жуткое впечатление, что в одночасье с меня сорвали одежду, и я стою голым средь бела дня на многолюдной площади.

Тени от барханов и "жигуля" одновременно пришли в движение, как статисты в авангардном балете, и только тогда я поднял голову и увидел яркую петарду. Разбрызгивая вокруг себя огненные брызги, она весело покачивалась на парашюте, заливая бухту неоновым светом.

Глава четвертая

Мною овладело сильное желание бросить гарпун в воду и поднять руки вверх. Но такая команда не прозвучала, и милицейские машины нас не окружили. Петарда, дразня, продолжала плавно спускаться, освещая страшное зрелище в прибое.

– Что это? – едва ворочая онемевшим языком, пролепетал я. – Кто это сделал?

Я был готов увидеть Лисицу, бьющуюся в истерике, ее искаженное ужасом, мокрое от слез лицо, и услышать ее мольбы о спасении, но ничего подобного не произошло. Она преспокойно выбралась из машины, посмотрела на петарду и покачала головой:

– Пацаны балуются…

Мне бы такие нервы! Еще несколько секунд я провожал глазами петарду, пока она не упала в воду и не издала финальное шипение. Потерявшие чувствительность глаза ничего не видели. Если бы я находился в темном тоннеле, в любую секунду ожидая появление поезда, то испытывал бы очень похожие чувства.

– Ты нож нашла?! – крикнул я, теряя самообладание. – Чего ты там копаешься?!

– Нет тут никакого ножа, – отозвалась из мрака Лисица.

– Как это нет? Он там всегда был!

– Тогда ищи сам.

Мы уже слишком долго торчали здесь, и испытывать судьбу уже было слишком опасно. На пляж могли нагрянуть толпы праздных людей, и в одно мгновение мы бы заполучили дюжину свидетелей. Страх перед неотвратимостью катастрофы оказался сильнее брезгливости, и я, не отдавая отчет своим действиям, сунул леску в рот и быстро перегрыз ее.

Меня тотчас вывернуло, но благо, что я с утра ничего не ел. Спазмы быстро угасли. Я намотал леску на кулак и выскочил из воды.

– Все! – прошипел я, плюясь во все стороны. – Сваливаем отсюда!

Ружье, гарпун и леску я затолкал под сидение, намереваясь избавиться от этого компромата на ближайшей мусорной свалке, но так, чтобы не видела Лисица. Не успела моя прибабахнутая подруга захлопнуть дверь, как я сбросил сцепление. Машина сорвалась с места. Только когда мы въехали на горку и покатили вдоль виноградников, я почувствовал, как страшное напряжение начинает отпускать.

– Видишь, к чему приводит неосторожное обращение с оружием, – не преминул позанудствовать я. – Хорошо, отделались легким испугом.

– Думаешь, отделались? – равнодушно уточнила Лисица.

– А почему нет? – начал я убеждать не столько Лисицу, сколько себя. – Кто теперь докажет, что мы были на том пляже?

Я оживал. Ко мне снова возвращались привычки и рефлексы. Я даже скользнул взглядом по освещенным луной ее оголившимся ногам и отметил, что она по-прежнему привлекательна. Не стоял бы у меня перед глазами отвратительный скользкий труп, я бы обязательно затащил ее к себе на пельмени.

– Да-а, – протянула Лисица. – Нехорошая история.

– Нет тебе прощения! – заклеймил ее я. – Человек отдыхал, купался, а ты его – насквозь.

– Я уже и не помню, как это все получилось, – легкомысленно ответила Лисица. Она села глубже, подняла коленки, обхватила их руками. – Как будто это было не со мной… А может, это вовсе не я его убила?

Я подозрительно посмотрел на нее и посоветовал:

– Говори, но не заговаривайся.

Она повернула голову в мою сторону. Лунный свет осветил ровно половину лица, и оно стало напоминать маску.

– А ты видел, что это сделала я?

– А кто ж еще?! – воскликнул я и покачал головой от такой наглости. – Ты же сама призналась!

– Я находилась в состоянии аффекта и просто оговорила себя.

Это она шутит так? Не успел я вдохнуть полной грудью сладкий воздух свободы, как эта кукла с пробковыми мозгами начала стряхивать своих блох на меня!

– Чего ты добиваешься? – спросил я. – Мне-то зачем лапшу на уши вешать? Я не прокурор, не следователь…

Лисица задрала ноги еще выше и водрузила их на панель.

– Я не прикасалась к твоему ружью, – перебила она меня, – Я даже пользоваться им не умею. И вообще, я никогда не интересовалась оружием.

Мое терпение лопнуло. Я остановил машину.

– Выметайся!

– Фу-у, как невежливо! – протянула Лисица, убирая ноги с панели. – Я думала, что ты скромный и высоконравственный гражданин. А ты лишь маскировал под овечьей шкурой свою порочную сущность!

Она с презрением посмотрела на меня, вышла из машины и ногой закрыла дверь. Это тебе тоже будет уроком, мысленно сказала я себе. Не будешь знакомиться с кем попало. У нее же глаза как у ящерицы, которой хвост прищемили!

Хлопок двери я принял за точку отсчета: все, что было до – забыто; а после – новая жизнь. Безобразная история закончилась.

Я глубоко вздохнул, откинулся на спинку сидения, жизнерадостно передвинул рычаг скорости, но не смог проехать и метра. Лисица стояла спиной к капоту и отряхивала нижний край юбки.

Я смотрел на эти выкрутасы спокойно и даже улыбался. Ну-ну, еще стриптиз покажи!

Включил фары, поигрался педалью акселератора – старый мотор взвыл дурным ревом и закашлялся. Лисица не отреагировала и, покачивая бедрами, как Клаудиа на подиуме, медленно пошла по середине дороги. Обогнать ее я не мог – и без того узкую грунтовку с обеих сторон ограждали бетонные столбы виноградника.

Я ехал за ней со скоростью пять кэмэ в час довольно долго, испытывая возможности своей нервной системы. Как я ни старался сохранить хладнокровие, во мне мало-помалу начал клокотать гнев. А Лисица все также невозмутимо плыла по середине дороги, словно не чувствовала задницей идущего от капота жара. Я понял, что она испытывает наслаждение от игры на моих нервах.

Что ж, пеняй на себя, подумал я. Остановился, дал задний ход, а потом изо всех хилых лошадиных сил помчался на Лисицу, беспрерывно сигналя.

Получилось очень страшно. Девушка обернулась в тот момент, когда "жигуль" с жестяным грохотом затормозил перед ней. Он тотчас заглох, зато поднял вокруг себя большое облако пыли.

– Дурак, – резюмировала Лисица. – Второй номер потеряешь!

Сначала я подумал, что "потерять второй номер" – это какое-то экзотическое малопонятное ругательство, но уже через мгновение уловил в этой фразе нехороший смысл.

– Что ты сказала? – крикнул я, высунувшись из окна.

– Потеряешь второй номерной знак! – не оборачиваясь, пояснила Лисица.

Я выскочил из машины и подбежал к капоту. Все нормально, ржавый лейбл 27–54 висит на своем месте. Я поднял голову, чтобы взглянуть Лисице в глаза и поставить ей окончательный диагноз, но она уже продефилировала сквозь пылевую завесу.

На всякий случай я обошел машину сзади, и там у меня снова испортилось настроение. Черт возьми! В самом деле – номерной знак отсутствует! Ни жестянки, ни шурупов, на которых она держалась.

Я посмотрел под ноги, заглянул под днище, хотя там был канализационный мрак, и кинулся догонять Лисицу.

– Да постой же! – крикнул я, хватая ее под руку. – Ты давно заметила, что знака нет?

– Давно, – не без удовольствия ответила Лисица, подбоченив руки. – Когда еще светло было.

– Что ж сразу не сказала, стрелок ты ворошиловский!

– А я думала, что ты нарочно его снял для облегчения движения.

– Только этого не хватало, – пробормотал я и схватился за голову. – Где же он мог отвалиться?

– Мог на дороге, а мог на пляже.

– Тогда тебе крышка, – произнес я и взглянул на Лисицу – понимает ли она чем чревата потеря знака?

– Почему это мне крышка? – пожала плечами Лисица.

– Потому что лгать милиции теперь бессмысленно. Придется рассказать всю правду.

– Правильно! – кивнула Лисица. – И чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше: труп не разложится, свидетели не разбегутся. Вперед!

Я оперся о капот и сложил на груди руки.

– Послушай, неужели тебе не страшно? Ведь на ружье могли остаться твои отпечатки пальцев.

– Не могли, – улыбнувшись, ответила Лисица. – Я их песочком – жмых-жмых!

– Значит, найдутся свидетели, которые видели, как ты плавала с ружьем.

– Не найдутся! Я ружье над водой не поднимала.

Я замолчал надолго. У меня больше не было аргументов против нее. Лисица улыбалась и мило смотрела мне в глаза. Только сейчас я испугался по-настоящему. А она – нет! Казалось, что все происходящее для нее развлечение. Этакое милое приключение. Клуб веселых и находчивых.

– Зачем ты так? – спросил я.

– А почему я должна садится в тюрьму из-за твоего дурацкого поломанного ружья?

– И тебе совсем безразлично, что будет со мной?

– Ага! – кивнула Лисица, счастливо улыбаясь.

Глухая ночь. Виноградник. Кругом – никого. Если бы я мог это сделать, то лучшего выхода из этого тупика трудно было бы найти. Если бы я мог это сделать… А может быть, я могу, но сам не знаю об этом? Может быть, это не так страшно? Чуть-чуть сдавить руками ее горло и подержать минуту. И все. И нет проблем.

Наверное, она по глазам догадалась, о чем я думаю. Отошла на шаг и сказала:

– Между прочим, если я не приду на завтрак, в пансионате поднимут тревогу. Соседка по номеру знает, куда я пошла. Милиция станет искать и найдет труп мужчины и твой автомобильный номер. А если они еще одни труп найдут? И тогда сизо, суд, бритая голова, камера смертников, где никогда не выключается свет…

– Заткнись!!

Меня прошибло холодным потом. То, что она говорила, было настолько реальным, настолько убедительным, что меня охватила настоящая паника. Эта медуза, извергающая стрекательные клетки, хочет загнать меня в угол. Хрен ей! Ничего у нее не получится! Я еще не успел сделать роковых ошибок. Милиция во всем разберется!

– Ты куда? – с внезапной обеспокоенностью спросила Лисица, когда я прыгнул за руль.

– Уйди с дороги!! – рявкнул я.

– Эй! Я с тобой!

Я уже тронулся с места, когда Лисица схватилась за дверцу. Я прибавил газу, но девушка не отпустила ручку. Она побежала рядом, глядя на меня глазами финиширующей чемпионки. Я еще сильнее надавил на педаль. Лисица споткнулась и ухнула куда-то под колеса.

Я ударил по тормозу и выскочил из машины. Злость во мне мгновенно переродилась в раскаяние. Девушка лежала на земле, но по-прежнему сжимала дверную ручку. Я присел перед ней, приподнял ее голову, чтобы посмотреть на лицо. Она тихо застонала.

– Покалечил… Изверг, мучитель…

– Ну зачем… зачем ты схватилась? – бормотал я, моля в уме бога, чтобы все обошлось, и Лисица не умерла. – Что болит? Ноги целы? Ты можешь встать?

Она отрицательно покачала головой. Я открыл заднюю дверь, схватил Лисицу на руки и опустил на сидения. Руки у меня дрожали, как у престарелого политика, отягощенного многочисленными грехами. Кажется, девчонка сильно оцарапала ноги выше колен и то, что под юбкой. В общем, бедра.

Я схватил аптечку, вывалил ее содержимое на капот, нашел вату и перекись водорода. Склонившись над Лисицей, я принялся обрабатывать царапины. Она тихо всхлипывала, слезы капали на потертый дерматин сидения.

– Потерпи чуть-чуть, – виновато бормотал я. – Ничего страшного…

Мокрая вата скользила по ее ногам. Я сдвинул край ее юбки. Лисица, закрыв ладонью глаза, покорилась мне, как серьезно больной человек отдает себя во власть хирургу. Я оттирал засыхающие капельки крови и смотрел на все происходящее глазами кинозрителя. Вот салон машины, освещенный лунным светом… Ноги незнакомой девушки, разрисованные кровавыми полосами… И я, склонившись над ними, что-то делаю, стараюсь, дую…

– Хватит, – сказала Лисица, приподнялась, отстранила меня, опустила ноги на коврик.

– Это все быстро заживет, – начал оправдываться я, – а потом ты загоришь, и никаких следов не останется.

– Да какая теперь разница, – пробормотала девушка. – Все это уже не имеет значения. В колонии и так сойдет…

В ее голосе было столько тоски, что мне захотелось прижать ее голову к своей груди и поцеловать ее в лоб.

– Скажешь тоже – в колонии, – произнес я мягким, как жвачка, голосом. – С чего бы?.. Ты уж прямо в такие крайности…

Что я хотел ей сказать? Бес его знает!

– Да! Да! – обиженно сказала Лисица, глядя на меня волчонком. – А разве не так? Куда ты сорвался?.. Молчишь? А я знаю. В милицию! Чтобы все про меня рассказать. Дать приметы, составить фоторобот, развесить на всех столбах: "Разыскивается опасная преступница"…

– Да что ты придумываешь! – возразил я и покраснел. Хорошо, что было темно.

– Давай, давай, Павлик Морозов! Молодец! Стучи! Закапывай! Может, грамотой наградят. Повесишь ее на кухне в рамке и будешь под ней пельмени трескать…

Она замолчала и стала глотать слезы. Я тоже молчал и тихонько ужасался тому, каким негодяем выглядел в ее глазах. Лисица стала шмыгать носом. У меня было такое чувство, словно я сожрал живьем несколько котят, и они ползают внутри меня – маленькие, слепые, беззащитные.

– Я не хотела никому зла, но так получилось, – тихо говорила Лисица. – Теперь вся жизнь верх тормашками… Утром шла на пляж и так радовалась солнцу. Потом тебя увидела и подумала, что какие хорошие парни еще есть на свете. На душе было так светло… И вдруг этот ужасный выстрел. И я одна! Некому помочь, заступиться. Хоть бы кто пожалел, чтобы поплакаться в жилетку. Я пыталась защищаться – а толку! Ты сильнее меня. И правда на твоей стороне…

– Что ж ты сразу мне так не сказала! – воскликнул я, деланным возмущением стараясь загладить свою вину. – Кинулась куда-то бежать, на меня бочку катить стала…

Лисица вытерла ладонью глаза.

– Чего теперь объясняться? Поехали!.. Может, много не дадут…

Я решительно сел за руль, тронулся с места, но тотчас снова остановился. Посмотрел в зеркало на Лисицу. Ее лицо было безучастным, взгляд пустой, потухший. Девушка думала о своем безрадостном будущем.

– Знаешь, как мы сделаем? – произнесла она. – Не будем говорить, что ты мне дал ружье. Я скажу, что сама взяла его без спроса… Зачем тебе лишние неприятности?

Я открыл крышку бардачка и стал делать вид, будто ищу что-то. В горле стоял комок. Во рту пересохло.

– Может, – промямлил я, – срочно вызвать твоих родственников? Ну, папу… или брата. Помогут чем-нибудь…

– Я бы с радостью, – ответила Лисица, улыбаясь сквозь слезы, – но у меня ни папы, ни брата. У меня вообще никого нет. Я детдомовка. С четырнадцати лет работаю на швейном предприятии. Вот первый раз за десять лет путевку дали…

Она вдруг уронила голову на колени и разрыдалась. Тут я окончательно понял, какое я все-таки ничтожество. Выскочил из машины, распахнул заднюю дверь, и тут Лисица кинулась мне в объятия. Я прижал ее к себе, сдерживая слезы. Она громко ревела и царапала своими крепкими ногтями мою спину.

– Это я во всем виновата! – причитала она. – Ты так переживаешь из-за меня! Так страдаешь…

– Нет, я виноват! – честно признался я, прижимая к себе несчастное мокрое существо. – Не надо было давать тебе это проклятое ружье!

– Нет, я! Я! – спорила Лисица и бодала меня головой в грудь. – Я по жизни непутевая!

– Ну зачем ты так себя клеймишь! – бормотал я, гладя Лисицу по голове. Я ощущал терпкий цветочный запах ее волос. И тепло ее тела. И ее пружинистую грудь. И мне все больше нравилось наше драматическое единение…

– Ну, все! Хватит, – сказала Лисица, отстраняя меня. Она уже успокоилась. Вытерла нос, убрала со лба челку. – Разворачивайся, поехали на пляж номер искать.

Это было мудрое решение, хотя в первое мгновение мне показалось, что оно прозвучало кощунственно. Я еще пребывал под гипнозом оголенных чувств, возвышенного самопожертвования и музыки слез, и вдруг – "Поехали", "Номер искать!" Унылая проза жизни!

Глава пятая

Третий раз за минувший день я ехал по этой дороге на пляж. Ехал в полной темноте, в тревожное неведомое, ориентируясь по луне и звездам, как Магеллан. Я думал о том, что если нам удастся найти номер, то мы выйдем сухими из воды: причастность Лисицы к убийству невозможно будет доказать, как и мое пребывание на пляже в этот роковой вечер. И когда позади останутся переживания и волнения, неужели мы холодно расстанемся, чтобы уже никогда не встретиться?

В общем, до тех пор, пока под колесами машины не зашуршал прибрежный песок, я был всецело поглощен этой романтической проблемой. Лисица вышла из машины, тотчас опустилась на четвереньки и стала просеивать песок сквозь пальцы. Я последовал ее примеру.

Так мы паслись по пляжу четверть часа, подгоняемые методичными шлепками, которые производил коченеющий покойник ладонями по волнам. Лисица тянула борозды от моря до дюн, а я пахал параллельно береговой линии. Несколько раз мы сталкивались, и каждый раз вздыхали, огорченные повторяющейся неудачей.

Номерной знак как в воду канул!

– Может быть, ты его давно потерял? – спросила Лисица, снимая босоножки и вытряхивая из них песок.

– Нет, – уверенно ответил я. – Сегодня вечером он был. Я на него кукан с камбалой вешал.

– А где камбала?

– Украли, – признался я.

– Может, вместе с номером украли?

Мы пошли на отчаянный шаг: с включенными фарами медленно проехали по дороге от пляжа до виноградника. Никакого результата!

– Он судьбы не уйдешь, – философски заметила Лисица и снова начала всхлипывать. – Я не могу больше мучить тебя! Поехали в милицию!

Во мне вдруг вспыхнула злость на самого себя. Судьба дала мне редчайший шанс проявить себя как личность, совершить сильный поступок, спасти беззащитную девчонку с несчастной судьбой. А я сижу, тупо глядя в лобовое стекло, и не знаю, что делать. Должен же быть какой-то выход!

– За явку с повинной меньше дадут, – произнесла Лисица, с шумом втягивая носом воздух. – Чистосердечное раскаяние смягчает наказание… Не терзай свое сердце, поехали!

– Стоп!! – вдруг заорал я и ударил по рулю ладонью, как мечом по голове басурмана. – Чего мы мучаемся – то гарпун вытягиваем, то номер ищем! Самое главное – труп. Не будет покойника – не будет и преступления.

Лисица подняла заплаканное лицо.

– А куда же мы его денем?

– На кудыкину гору! В яму закапаем! Кто догадается? Купался человек, и исчез. Утонул!

– Ты гений, – прошептала она, кинулась на меня и поцеловала в нос. Я ударился головой о боковое стекло и почувствовал себя героем.

Мы четвертый раз скатились на пляж. Наверное, в шпионском спутнике при дешифровке наших передвижений зависли и сгорели все компьютеры.

– А ты не боишься? – шепнула Лисица, когда мы вышли из машины и приблизились к покойнику.

– Нет, – ответил я, словно речь шла о загрузке в холодильник бараньей туши.

– У тебя железные нервы, – похвалила Лисица. – А вот я не могу. Если я прикоснусь к нему, то сразу умру от разрыва сердца.

Она предоставила мне непаханое поле для проявления геройства. Должен сказать, что на этом поле покойники – милейшие люди, общение с которыми доставляет огромное удовольствие. Я наклонился, поймал танцующую в волнах скользкую руку и крепко ее сжал… Ничего страшного! Ответного рукопожатия не последовало.

– Куда тащить? – шепнул я, озираясь по сторонам.

Лисица тоже покрутила головой.

– Туда! – Она махнула рукой в сторону дюн.

По воде покойник двигался хорошо, а вот когда он въехал головой в песок и прочертил носом борозду, начались проблемы. Мне пришлось взять его за вторую руку. На них оказались часы. Боясь, что браслет сломается, и улика останется лежать на сухом песке, я отстегнул браслет и протянул его Лисице.

– Держи! Тоже закопаем!

Трудно придумать более омерзительную работу – глубокой ночью, в полнолуние тащить по песку утопленника. Причем, бесплатно. Чтобы уменьшить трение, я перевернул его на спину, но заметного облегчения это не принесло. Я кряхтел, стонал, уходил в песок по щиколотку и очень медленно приближался к дюнам. По пляжу тянулась глубокая колея. Могла бы и помочь, – с недовольством подумал я о Лисице и промычал ей, чтобы она разровняла колею. Я смотрел, как она водит по песку ножкой туда-сюда, словно кисточкой по холсту, и сдувал с кончика носа каплю пота.

Но что же происходит со мной? Я возвысился или упал? Я взлетел к вершинам благородства и бескорыстия или же рухнул на самое дно безнравственности и греха? Таскать по ночам трупы – это честь или бесчестие?

В раздумьях о великом и низменном сто метров до дюн пролетели незаметно. Я свалил покойника в ложбинку между дюн и сам едва не рухнул с ним рядом.

– Смотри! – крикнула Лисица, поднимая над головой серые шорты и майку. – Это его вещички!

– Сюда их! – сдавленным голосом произнес я и посмотрел вокруг. – Чего ты размахиваешь ими, как флагом на баррикаде!

– А лопата у тебя есть? – спросила Лисица, подойдя ко мне.

– Нет. Есть только руки.

– Я не хочу портить маникюр, – неожиданно заупрямилась Лисица. – Может, оставим его так?

– Ты что?! – зашипел я и постучал себя по голове. – Да с первым лучом солнца его рыбаки найдут!

– А он так похож на загорающего нудиста! – подметила Лисица.

Я только сейчас увидел, что покойник совершенно голый. Должно быть, плавки сползли с него, когда я тащил его по пляжу.

– Плавки – это улика, – пробормотал я. – Так не бывает, чтобы плавки на берегу, а утопленник – в море. Пройдись по следу, посмотри.

– По какому еще следу? – со скрытым раздражением ответила Лисица. – Ты же сам сказал мне, чтобы я разровняла следы.

– Выходит, ты закопала плавки?!

– Не знаю, не видела!

– Теперь выкапывай! – сердито сказал я. – Это серьезная улика, ты понимаешь?

– По-моему, – скептически произнесла Лисица, – ты зациклился на этих плавках!

– Зациклился?! – возмутился я. – Да если их найдут родственники или знакомые, то обязательно опознают!

– Кошмар, – негромко сказала Лисица, словно самой себе. – Какое счастье, что у меня нет родственников.

Мы оставили покойника загорать под луной, а сами принялись разгребать песок словно археологи. Дойдя до моря, я сделал вид, что ищу плавки в прибое, а сам незаметно вымыл руки с песком.

– Скоро рассвет, – сказал я, глядя на синеющее небо и гаснущие звезды. – Надо торопиться.

– Я устала, – сказала Лисица, садясь на песок. – У меня отваливаются руки и болят ноги.

Я с ненавистью посмотрел на пляж, на котором уже проступали детали: сложенный из овальных булыжников очаг, выброшенный штормом плавун, сколоченный из трухлявого штакетника топчан. Сумасшедшая ночь уже подходила к концу, а мы не сделали главного.

– Черт с ними, с плавками! – сказал я и сплюнул под ноги. – Дай бог, никто не обратит внимания.

– Надо найти лопату, – сказала Лисица. Она уже лежала на песке, подложив под голову кулак. – Руками мы будем копать до обеда.

Легко сказать – найти лопату! Я заглянул в салон машины, надеясь найти что-нибудь подходящее. Единственное, что могло в какой-то степени заменить лопату, была крышка от бардачка, которую я немедленно выломал.

К месту захоронения мы уже бежали – светало намного быстрее, чем мы ожидали. Я кинул крышку Лисице, а сам, упав на колени, принялся разгребать песок руками. Это была изнурительная и малоэффективная работа. Сухой песок был как вода, он постоянно наполнял яму, не позволяя нам углубиться даже на метр. Лисица отчаянно работала "лопатой", швыряя песок мне на голову. Я почти лег на живот, загребая обеими руками, как ковшом.

Наконец, мы добрались до мокрого песка. Копать стало легче. Во всяком случае, стены ямы уже не осыпались. Увлекшись, мы не заметили, как стало совершенно светло.

Я выпрямился, вытер пот со лба и кинул взгляд на покойника. Первый раз я видел его при свете солнца. Зрелище было ужасным! Желание как можно быстрее избавиться от этого страшного предмета заставило меня работать с удвоенной скоростью. Я даже зарычал от азарта. Песок летел во все стороны, как от землеройной машины.

– Хватит! – крикнула Лисица. – Скидывай!

Мужество покинуло меня. Я не смог прикоснуться к трупу руками и спихнул его в яму ногами. Он съехал туда головой вниз, там сложился пополам, как йог. Потом я зашвырнул в могилу шорты, майку и пляжные тапочки. Мы принялись закапывать мертвеца. Это было намного легче, чем выкапывать яму. Мы загребали песок всеми конечностями. Когда разровняли, оказалось, что из песка торчит кончик ступни.

– Глубже надо было копать! – крикнул я, пугая Лисицу глазами. – Зачем ты меня торопила?

– Уложить его надо было аккуратно, а не глубже копать!

– И что теперь? Прикажешь выкапывать?

– Давай насыпем холм, а сверху крест водрузим!

– Хватит острить! Сейчас приедут рыбаки!

Мы замолчали и вновь принялись за работу. Когда мы насыпали холм, мало отличающийся от дюн, я схватил Лисицу за локоть и потащил к машине. Она едва переставляла ноги и все время оборачивалась, кидая взгляды на творение наших рук.

Дорогой мы молчали. Дело было сделано. Мы уничтожили все следы, которые могли бы подтвердить факт преступления и нашу причастность к нему. Лисица дремала на заднем сидении, изредка поглядывая в окно на виноградники.

– Ты везешь меня к себе на пельмени? – как о чем-то решенном спросила она.

Я промолчал, надеясь, что она все поймет без слов. Моя миссия закончена. Я оказал ей огромную услугу, проявил невиданное сострадание и благородство. По сути, я спас ее от тюрьмы. И этого достаточно. На новые подвиги я уже не был способен. Я высажу ее на шоссе. Там она без труда поймает попутку и доедет до своего "Дельфина". И мы больше никогда не увидимся. И я больше никогда не поеду на тот ужасный пляж. И никогда не буду заниматься подводной охотой.

Я выехал на шоссе, приглядывая обочину, где остановиться. В этот момент меня стала обгонять тяжелая фура. Я взял правее и сбросил скорость. Пронзительно сигналя, фура выскочила на встречную полосу, окутав мой "жигуль" черным удушливым выхлопом. Не успел я взяться за ручку, чтобы поднять стекло, как услышал оглушительный удар. Прицеп фуры стало кидать из стороны в сторону, и весь состав понесло на обочину. Я машинально надавил на педаль тормоза. Кажется, с заднего сидения свалилась Лисица. Еще не понимая, что произошло, я смотрел на дорогу, посреди которой колесами кверху, развернувшись ко мне боком, лежала покореженная легковушка.

Фура пронзительно завизжала тормозами и тоже остановилась на обочине. Из нее мгновением раньше, чем я, выскочил бледный, как покойник, водитель и со всех ног кинулся к перевернутой машине.

– Зацепил я его… Ах, зацепил я его… – повторял водила, с ужасом глядя на вращающиеся колеса легковушки.

Я попытался открыть дверь, но ее заклинило. Внутри кто-то шевелился.

– Разбивай стекло! – скомандовал я водителю фуры, понимая, что он сейчас не в состоянии принимать решения.

Тот кивнул и принялся выбивать стекло каблуком ботинка. Стекло покрылось сетью трещинок и стало раскачиваться, словно было сделано из ткани.

Начали останавливаться другие машины, кто-то принес монтировку, кто-то аптечку. Через пустой оконный проем на четвереньках вылез тщедушный мужичок с перекошенным от страха лицом. Из его носа текла кровь.

У меня минувшей ночью было столько потрясений, что я смотрел на все эти последствия дорожного происшествия, как на игру в домино, которую каждый вечер во дворе устраивали мои соседи. Пульс не участился, и зрачки не расширились. Справедливо полагая, что здесь справятся и без меня, я вернулся к своему "жигулю" и сел за руль.

– Что там случилось? – спросила Лисица.

– Так, ерунда, – ответил я. – Водитель легковушки нос чуть-чуть разбил.

Не успел я тронуться с места, как с воем сирены подлетела машина дорожного патруля. Она встала посреди проезжей части, ослепительно сверкая огнями, из машины выскочили два милиционера.

– Быстро отреагировали, – со скрытым смыслом произнес я и кинул многозначительный взгляд на Лисицу.

– Давай-ка сваливать отсюда! – поторопила она меня.

Я только взялся за рычаг передач, как один из милиционеров кинулся мне наперерез и энергично замахал дубинкой.

У меня от страха даже в животе заурчало. Из рук сразу улетучилась сила, и я с неимоверным трудом затянул стояночный тормоз. Лисица, как мне показалось, уменьшилась в размере, ушла вместе со своими поцарапанными ногами куда-то под сидение.

– Ты только не умирай, – прошептала она. – Улыбайся… Делай удивленное лицо.

Я не знал, как себя вести, и потому безоговорочно принял эти советы. Не знаю, насколько хорошо получилось, но милиционер, увидев мое лицо, остановился как вкопанный и даже сделал шаг назад.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросил он, очень медленно подводя ладонь к козырьку фуражки. – Голова не кружится?

Я зачем-то взглянул в зеркало, словно хотел удостовериться, кружится у меня голова или нет.

Милиционер, дождавшись осмысленного выражения на моем лице, окончательно приблизился к машине.

– Мне сказали, что вы были свидетелем происшествия.

– Я? – переспросил я.

– А я ничего не видела! – вдруг напористо заявила Лисица из-за моего плеча. – Я вообще спала! Я только сейчас проснулась!

Милиционер подозрительно посмотрел на меня.

– А вы, надеюсь, не только что проснулись?

Отвертеться было невозможно. Пришлось назвать свою фамилию и домашний адрес. Лисица сделала вид, что не слушает.

– Если вы нам понадобитесь, мы вас вызовем, – сказал милиционер, записав мои показания.

Спать, думал я, отъезжая от места аварии. Только спать. Я буду спать трое суток, и нет на свете такой силы, которая сможет поднять меня с кровати раньше этого срока.

Я остановился у заправочной станции. Лисица что-то говорила мне напоследок, но я не слушал. В ушах у меня шумел прибой, перед глазами летали мушки, пересохшие губы мечтали о воде.

Как я доехал до дома – не помню.

Глава шестая

Если состояние смерти столь же прекрасно, как и состояние глубокого сна, тогда я – оптимист, убежденный, что самое лучшее впереди. Там, в глубине, где мое сознание конусом сходило на нет, я был по-настоящему счастлив, но понял это лишь тогда, когда стал просыпаться.

В тишину забытья сначала просочился громкий стук. Потом к нему добавился звонок. Потом застучало и зазвенело сразу. Возвращение в реальность завершилось резким вспоминанием событий ночи. Здравствуй, жизнь! Чтоб ты провалилась!

Я вскочил в состоянии полнейшей ненависти к собственному существованию. Прижал мятую простыню к мокрому лицу, потом накинул ее на себя и, качаясь, поплелся к двери.

Через стекла веранды я увидел Лисицу. Она прыгала, махала бумажным рулоном и что-то кричала, словно болельщик на футболе. Жаль, что моя бабуля не дожила до сегодняшнего дня. Она бы научила эту кенгуру в юбке правилам хорошего тона.

Я открыл дверь и тут же рухнул в плетеное кресло.

– Какого черта? – спросил я, когда Лисица впрыгнула на веранду.

– Извини, что разбудила, – потребовала она, закрывая за собой дверь. – Но дело очень срочное. Одевайся!

– Я ничего не хочу, – произнес я. – Оставь меня в покое.

– Мы с тобой на волосок от гибели! – красноречиво объяснила Лисица. – Читай!

С этими словами она развернула рулон и приблизила к моим глазам обрывок то ли афиши, то ли рекламного плаката. Вверху стояли дата и время: "20 июля, 16.00". Ниже крупно было написано: "СОРЕВНОВАНИЕ", а еще ниже: "собак служебных и иных пород".

– У меня нет собаки, – махнул я рукой. – У меня только мыши.

– Ты совсем ничего не соображаешь! – с состраданием поставила диагноз Лисица и, разделяя слова паузами, отчетливо произнесла: – Сегодня, в шестнадцать ноль-ноль, начнутся собачьи соревнования. И где ты думаешь? На нашем пляже!

– А что, лучше места не могли найти? – пробормотал я и зевнул.

Лисица закусила палец.

– Тупица, – произнесла она, скручивая афишу в рулон. – Собаки сразу учуют мертвеца! И вместо того, чтобы прыгать и бегать, они начнут хором скулить и разгребать могилу.

Только теперь до меня дошло. Я вскочил на ноги и принялся ходить по веранде, беззвучно ругаясь. Простыня развевалась, как тога.

– Когда начало?

– В четыре!

– Может, шутка? – без всякой надежды спросил я, кивая на рулон. – Где ты это нашла?

– В пансионате с доски объявлений сорвала! Думала, с ума сошла, и мне уже мерещится. Пять раз перечитывала.

Я кинул взгляд на часы, висящие над столом.

– Осталось три с половиной часа… И что ты предлагаешь делать?

– Не знаю! У меня голова кругом идет!

Я издал вопль отчаяния, в котором помимо протяжного междометия попадались фрагменты страшных ругательств. Веранда содрогалась от моих шагов. На столе дрожал и звенел крышкой металлический заварник. Лисица на всякий случай встала поближе к двери.

– Ну зачем, зачем я с тобой связался!! – орал я. – Почему нельзя повернуть время вспять и утопить это поганое ружье?! Почему я не родился в Белоруссии, где нет никаких морей?! Почему мне так мало платят в автоколонне, что я вынужден подрабатывать на этих гадких камбалах?!

– Время идет! – суровым голосом напомнила Лисица. – И вот еще что…

Она раскрыла сумочку и вынула оттуда часы на металлическом браслете.

– Что это? – с нехорошим предчувствием спросил я.

– Часы покойника! Мы забыли их закопать.

– Убери их!! – дурным голосом закричал я и замахал руками. – Убери их на фиг!! Выброси их к чертовой матери!!

Я орал бы еще долго, если бы не произошла шоковая терапия. В окно кто-то требовательно постучал. Я отдернул тюль, совершенно уверенный, что это принесла банку молока молочница, выдрессированная при жизни бабушкой. Но к своему неописуемому ужасу я увидел милиционера.

Лисица, без труда заметив на моем лице волевую деградацию, быстро обернулась и тихо, как мышь, пискнула.

– Дождались, – прошептал я и стал крутить головой, глядя на дверь, на потолок, на окно, на Лисицу. Что делать? Куда бежать?

– Еремин! – с недоброй интонацией пропел милиционер. – Открывай!

– Нет! – произнесла Лисица, глядя на меня с мольбой.

Надо было успеть сказать ей что-то очень важное, надо было договориться о том, как себя вести, что говорить, а чего не говорить даже под пытками. Но милиционер снова постучал – еще более настойчиво.

– Открывай, Еремин, открывай!

Придерживая простыню на теле, я со скрипом провернул в замке ключ и тут же отпрянул. Из телевизора я знал, что в подобных ситуациях в дом вламывается как минимум взвод омоновцев, и этот бронежилетный поток сразу сбивает с ног любого, кто оказывается на его пути.

Но дверь открылась, и на веранду зашел только милиционер. Он был маленький, узкоплечий, с очень подвижными пушистыми ресницами. Под мышкой он держал большую картонную папку. Пару секунд он стоял на пороге, словно ожидая чего-то, затем закрыл за собой дверь, сел на стул, снял фуражку и положил ее на стол.

– Чего ругаетесь? – спросил он и посмотрел на Лисицу. – Жена?

Я начал думать, как мне будет выгоднее – чтобы Лисица была женой или наоборот, но мысли двигались так медленно, что милиционер не дождался ответа. Он положил перед собой папку и многозначительно опустил на нее ладонь.

– Ну? Что это значит, Еремин? – вкрадчиво спросил он. – От кого прячемся? Чего ждем? Что все само рассосется?

Вот и конец, подумал я. Быстро сработали. Молчать? Или во всем признаться?.. Я поднял глаза на Лисицу. Она напоминала свечку, опущенную в кипяток.

– Чего молчим? – мягко настаивал милиционер, шевеля ресницами. – Рассказывай. Раз я пришел к тебе в такую жару, то должен выяснить, где была твоя голова? О чем она думала?

Милиционер говорил настолько хитро и витиевато, что я никак не мог понять, что он хочет услышать от меня в первую очередь, что во вторую, а что – в третью.

Лисица из-за спины милиционера подавала мне какие-то знаки глазами: делала их то шире, то уже, то сводила зрачки к переносице. Мне еще только твоих ребусов не хватало! – подумал я.

Милиционер, не удовлетворившись допросом, вздохнул и посмотрел на папку.

– Ну, так что? – спросил он, не глядя на меня. – Как с тобой поступить? Погнать тебя по большому кругу, по всем кабинетам? Или же ограничимся беседой на правовую тему?

– Ограничимся, – жалобно произнесла Лисица.

Милиционер обернулся и с интересом взглянул на нее.

– Ишь ты, какая! Другая бы с радостью отправила мужа обивать пороги, чтобы насолить и деньги сэкономить… А ты молодец! Так держать!

Господи, мысленно взмолился я, кто бы мне объяснил, о чем он?

– Ладно, – решил милиционер и принялся расшнуровывать папку. Он открыл обложку, и я к ужасу и удивлению увидел свой номерной знак, а поверх него – пакетик с моими самодельными шурупами.

– Гони соточку – и знак твой! – сказал милиционер.

– А-а-а… – Я что-то хотел спросить, но мне не удалось оформить мысль до конца, и я закрыл рот.

Милиционер решил, что я высказал недовольство.

– Не хочешь – как хочешь, – равнодушно ответил он и закрыл папку. – Но учти! – погрозил он мне пальцем. – Учти! Сначала штраф заплатишь, потом на техосмотр пойдешь. А для твоей развалюхи техосмотр – все равно, что для старой коровы мясокомбинат.

– Мы согласны, согласны! – кинулась спасать положение Лисица. – Сейчас… – Она торопливо расстегнула сумочку и начала шебуршать в ней рукой. – Вот… вот, пожалуйста.

– Так-то! – умиротворенно произнес милиционер, принимая из рук Лисицы купюру. – И не теряй больше. И вообще, мой тебе совет, – он встал со стула и начал пристраивать на голове фуражку. – Нечего номер свинчивать! Коль государство выделило его тебе – изволь носить на машине в привинченном состоянии!

С этими словами он удалился. Как только милицейская фуражка скрылась за калиткой, Лисица запищала от восторга и кинулась мне на шею.

– Ура!! Я думала, что это конец! Как нам повезло!

– Странно, – пробормотал я, глядя на знак.

– Что странно?

– Ладно, он нашел знак, – сказал я. – Но шурупы! Весь пляж, что ли, через сито просеивал?

– Не забивай голову ерундой! – ответила Лисица, выталкивая меня в комнату. – Одевайся! У нас осталось три часа!

Да, думал я, натягивая джинсы, труп надо перепрятать. Если его найдут на пляже, мент обязательно вспомнит про меня. И тогда мне кранты.

– У тебя есть большие мешки? – донесся голос Лисицы из веранды.

– Зачем тебе мешки?

– Товар упаковать! – язвительно ответила Лисица.

– Посмотри в сарае. И лопату прихвати!

Если не ошибаюсь, бабуля при жизни хранила там мешки из-под сахара. Для нашего покойника они, конечно, маловаты, но можно использовать два… Я мимоходом взглянул на себя в зеркало. Глаза ввалились, на щеках щетина, нос облуплен – красавец, хоть куда! Зато совершенно спокойно думаю о том, что предстоит сделать, и меня при этом не охватывает чувство паники.

Я услышал истошный вопль кур. Все ясно, Лисица почувствовала себя в своей тарелке. Наверняка по приставной лестнице взобралась на чердак. Что-то громыхнуло. Не свалилась ли?

Я выскочил во двор и кинулся к сараю. Оттуда мне навстречу, теряя перья, вылетела обезумевшая рябушка.

– Ты где там? – крикнул я.

Лисица появилась как привидение. В голове у нее торчала солома, к майке прицепились перья. Под мышкой она держала объемную связку мешков.

– Зачем столько? – вспылил я. – Ты его что – частями вывозить вздумала?

– Кто знает, – неопределенно ответила Лисица.

Я отобрал у нее мешки, взял два, остальные закинул в сарай. Пока Лисица вместе с лопатой устраивалась на переднем сидении, я привинтил номерной знак на место. Нет, уверенно подумал я, сам он никак не мог отвалиться. Кто-то снял его, пока я любезничал с Лисицей, качаясь на волнах. Интересно узнать, кому это было надо?

Когда мы выехали со двора, до собачьих соревнований оставалось чуть больше двух часов. Я с остервенением давил на газ, выжимая из дряхлого мотора всех его задохлых лошадей. На грунтовке, идущей вдоль виноградников, мне удалось обогнать "москвич", в котором рядом с водителем сидел рыжий эрдельтерьер.

– Первый участник! – крикнул я, и тотчас "жигуль" въехал в выбоину, ударился днищем о грунт и прыгнул, словно свинья через порог свинарника. Я припечатался темечком к потолку.

– Ах, ядрена вошь! – выругался я, потирая ушибленное место. – Привыкли с зазором приезжать. Время девать некуда… Сейчас мы погоним его по большому кругу!

Я вырулил на середину дороги и остановился. Не дожидаясь, пока осядет пыль, и мое лицо будет видно слишком отчетливо, я пошел навстречу "москвичу". Как только тот остановился, я склонился над окошком:

– Я тоже участник, – по-родственному признался я немолодому водителю, который смотрел на меня сквозь толстые линзы очков. – И скажу вам по секрету, что там требуют справку.

– Какую справку? – удивился водитель, а его рыжий пес вопросительно тявкнул.

– Не из кожвендиспансера, конечно! – ответил я. – Естественно, от ветеринара!

– А зачем? – пожал плечами водитель. Он смотрел на меня сквозь запыленные очки и часто моргал глазами.

– Таковы правила соревнований. Так что лучше сразу разворачивайтесь.

– Ничего не понимаю, – пожал плечами водитель. – О каких соревнованиях вы говорите?

– А… а разве вы не на собачьи соревнования?

– Нет! Просто искупаться.

– Все равно не пустят, – настаивал я. – Там сегодня соревнования, на въезде будет жесткий контроль.

– Что вы говорите! – расстроился "москвич". – Первый раз слышу.

– Одного отшили, – сказал я, вернувшись в машину.

Но радовался я рано. Когда дорога пошла под уклон, нашему взору открылся пляж, заполненный, как в обычные дни, рыбаками и "дикарями".

– Ничего не понимаю, – пробормотал я. – А как же соревнования?

Лисица не ответила. Она вдруг схватила меня за плечо и, глядя вперед, произнесла:

– Что это?

Глава седьмая

Я только сейчас увидел вкопанный посреди пляжа шест, на котором, подобно пиратскому флагу, развевались на ветру знакомые мне черные плавки. Вокруг шеста из камней был выложен овальный бордюр, к нему были привязаны надувные круги. Постройка здорово смахивала на фрегат. Внутри него играли дети.

– Откопали! – ахнула Лисица.

Через меня словно ток пропустили.

– Что откопали?!

– Пока только плавки. Но эти веселые детишки… Они все что хочешь откапают.

– Я не представляю, как мы сейчас будем работать! Десятки глаз кругом!

– Ты можешь предложить что-нибудь другое?

А что я мог предложить? Мы съехали на пляж. Мне казалось, что все смотрят на нас и думают: "А вот и убийцы приехали! Сейчас станут труп откапывать!" Лисица переживала подобные чувства. Она вжалась в сидение, исподлобья глядя по сторонам. Вдобавок, к машине вдруг подскочил пузатый дядька с обожженными плечами и, брызгая слюной, заорал на меня:

– Ты куда едешь?! Куда едешь, баран?! Не видишь полотенце?!

Теперь на нас, в самом деле, смотрел весь пляж. Я лихорадочно крутил баранку, объезжая раскиданные по песку тапочки, соломенные шляпы, людей и подстилки. Метров за пятьдесят перед барханами пришлось остановиться – колеса стали увязать в песке.

Несколько минут мы неподвижно сидели в машине, не решаясь выйти наружу.

– Может, соревнования отменили? – с надеждой спросил я.

– А если не отменили? – вопросом на вопрос ответила Лисица. Логика ее была убийственной.

Мои эмоции хлынули наружу.

– Но я не знаю, не знаю, как мы будем его сейчас выкапывать!!

– Давай для начала выйдем из машины, – ответила Лисица. – А то привлекаем внимание уже только тем, что сидим здесь, как два шпиона.

Мы стали выходить. Мне казалось, что у меня руки и ноги – деревянные, как у Буратино, шея вообще не поворачивается, глаза вот-вот выпадут, как голубиные яйца из гнезда, а выражение на лице такое, будто я не выдавал военную тайну в плену у врага.

– Лопатой не маши, – сквозь зубы произнес я. – Да что ты ее на плечо…

– Мешки не забудь! – ничуть не таясь, прикрикнула Лисица.

На деревянных ногах я приблизился к багажнику, открыл его и взял мешки. Лисица, в отличие от меня, бодро шагала по дюнам с лопатой на плече, будто на субботник. Я плелся за ней, словно на расстрел, не смея поднять глаза и выяснить, все ли уже догадались о наших намерениях, или же еще осталось пару-тройку несведущих дураков. Я был уничтожен, раздавлен страхом. Впервые в жизни я понял, какой же я все-таки трус, и какие все-таки идиоты смельчаки.

Наконец, мы зашли под прикрытие бархана и сели на песок. Теперь нас никто не видел. Перед нами грелся на солнце могильный холм. Люди не обращали на него внимания. Муравьи покоряли его вершину. Чайки отбрасывали на него тень. Ветер шлифовал неровности на его поверхности. Но никто, кроме нас с Лисицей, не знал, что таится под толщей песка. Эта тайна принадлежала только нам, и потому я испытывал к покойнику странные, едва ли не родственные чувства.

– Если присыпать хлоркой, – произнес я, – или залить керосином… А лучше всего молотым перцем…

Это было пустое сотрясание воздуха, выбрасывание идей в атмосферу. Не дослушав меня, Лисица решительно схватила лопату, мешок, затем поднялась на вершину дюны и стала яростно наполнять мешок песком. До тех пор, пока до меня не дошел смысл ее деяний, я полагал, что она взбесилась от безысходности. Несколько минут подряд она безостановочно пахала, выставив свой круглый энтузиазм на обозрение всему пляжу. Я тоже залюбовался ею, но мое общение с прекрасным продолжалось недолго.

– Что ты пялишься на меня?! – зашипела она. – Иди держи мешок!

Я на четвереньках взобрался на подиум.

– Ты не там копаешь, – сказал я, окидывая застенчивым взглядом побережье. В самом деле, почти все обитатели пляжа глазели на нас.

– Делай вид, что мы набираем песок! – произнесла Лисица и очень недоброжелательно взглянула на меня.

– А зачем нам песок?

– Жрать будем! Олигофрен…

Я держал мешок за горловину, а Лисица наполняла его песком. Вскоре пляжники утратили к нам интерес. Когда мы тащили мешок к машине и укладывали его в багажник, за нами с интересом следил лишь голопопый мальчуган с чупа-чупсом во рту.

Однако котелок у нее варит, подумал я про Лисицу, когда мы вернулись к нашей дюне. Теперь, когда мы понесем мешок с покойником, никто не задастся вопросом: а что в мешке?

Наступила моя очередь махать лопатой. Медлить было нельзя: с минуты на минуту могли приехать собачники. Сначала я разровнял холм, а когда показалась скрюченная рука, принялся осторожно, как археолог, снимать песок слой за слоем.

Лисица стояла на шухере. Она крутила головой, и все время шипела на меня змеей. Я работал, как землеройная машина, и пот градом катился с меня. Уже через десять минут я освободил от песка ноги, задницу и часть спины покойника. Он напоминал курицу, обвалянную в сухарях. Его скрюченная, как у зародыша, поза, которую он принял благодаря тесной яме, оставляла надежду, что его удастся полностью запихнуть в мешок.

– Ты скоро? – спросила Лисица. Она стояла ко мне спиной на вершине дюны и, млея на солнце, играла с волосами. Медленно приподнимет руки, загребет пальцами локоны и давай их перебирать да мять, как мочалку. При этом то так ножку поставит, то сяк.

– Ты доиграешься, что мужики прибегут! – предупредил я и, поплевав на ладони, схватился за ногу покойника.

Этот охлажденный цыпленок шел очень тяжело. Закоченевшее тело не разгибалось, и с успехом могло исполнять роль якоря. Пришлось расширять яму. Я пару раз махнул лопатой и вместе с песком выудил из ямы шорты несчастного. Кинул их рядом, чтобы не забыть закопать снова, и тут увидел, что из кармана выглядывает край кожаного портмоне.

Я мельком взглянул на Лисицу. Она по-прежнему стояла ко мне спиной и позировала вуайеристам. Я быстро наклонился, вытащил портмоне и затолкал его себе в карман.

– Иди помогать! – проворчал я.

Лисица обернулась и тотчас скривила лицо.

– Миленький! – произнесла она. – Умоляю! Я не могу! Пожалуйста, пощади! Давай сам! Ты же такой мужественный, такой сильный!

Вот же сучка! Знает, как мне польстить, то есть сказать заведомую ложь. Мужественный, сильный!.. Я сплюнул, с трудом подавляя выражение свинского счастья на лице, и с удвоенной энергией схватился за ноги. Рывок – и мы вместе с покойником падаем на песок. Я немедленно принялся натягивать на туловище мешок. Тут уже Лисица присоединилась ко мне. Мы быстро упаковали покойника. Я уже хотел завязать горловину мешка шнурком, как Лисица увидела шорты, покачала головой, взяла их двумя пальцами и кинула в мешок.

– Серьезная улика! – строго сказала она.

Я кое-как разровнял место эксгумации.

– Какой тяжелый! – взвыла Лисица, пытаясь сдвинуть мешок с места. – Я не могу! Женщинам вообще нельзя носить тяжелое.

– Конечно! Я понесу его один! Вприпрыжку и с улыбочкой! А ну быстро взяла! – скомандовал я.

– Не надо грубить! – попыталась поставить меня на свое место Лисица. – И оставь свою дурацкую лопату!

Мы взялись за мешок. Лисица принялась стонать и охать. Толку от нее было мало. Получалось, что вместе с мешком я тащил и ее. Мы бросили ношу на песок.

– Может, потащить волоком? – предложила Лисица.

– Протрется… Закинь-ка мне его на спину.

Кое-как я взвалил мешок на себя и побрел к машине. Лисица гордо шествовала впереди. Меня шатало из стороны в сторону, ноги глубоко увязали в песке, в спину давило что-то твердое – то ли локоть, то ли колено.

Я едва дошел до машины и бросил ношу в багажник. Машина сразу просела под тяжестью.

– Крышка не закроется, – сказала Лисица.

– Давай его на заднее сидение!

Мы снова взялись за мешок. Лисица топталась на полусогнутых ногах рядом с задней дверью, не зная, каким боком затащить мешок салон.

– Какая гадость, – всхлипывала она от жалости к самой себе. – Я не могу дышать…

– А ты хочешь, чтобы он благоухал! – огрызнулся я.

Наконец, мы кое-как пристроили мешок. Я закрыл дверь и опустил крышку багажника. Лисица уже занесла ногу, чтобы сесть в машину, как я схватил ее за руку.

– А плавки?

– Какие плавки? – заморгала глазами Лисица.

Я кивнул на "пиратский флаг".

– Черт с ними! – легкомысленно махнула рукой Лисица.

– Ты что! – произнес я, гневно сверкая глазами. – Может, его уже объявили в розыск! А эти плавки семафорят на всю округу!

– Нам надо сваливать! – начала упрямиться Лисица. – Тысячи мужиков носят такие плавки!

Но я твердо стоял на своем, давая понять, что без плавок покину этот пляж только в мешке из-под сахара.

– Тогда сам снимай их оттуда! – обозлилась Лисица, села в машину и демонстративно скрестила на груди руки.

Я решительно направился к "фрегату", перешагнул через борт, взялся за мачту и стал кренить ее на себя.

Что тут началось! Все дети, занятые в игре, одновременно завизжали. На сигнал бедствия отпрысков тотчас отреагировали мамаши и папаши. На меня обрушился град упреков. Я отпрянул от мачты, словно по ней пустили ток высокого напряжения, и принялся оправдываться. Я нес какую-то ахинею о том, что эти плавки принадлежат мне, и я забыл их здесь вчера вечером, и они очень дороги мне как память о бабушке, подарившей их мне. Потом я стал клясться, что принесу взамен другие, почти новые, тоже очень-очень похожие на пиратский флаг…

Но эти увещевания не возымели никакого действия. Родители грозились милицией, детишки продолжали истошно вопить. Какой-то особо гневный пацан швырнул в меня песком. Я понял, что команда корабля намерена бороться за свой флаг отважно и бескомпромиссно. В довершение всего Лисица принялась сигналить из машины, и пляж окончательно превратился в дурдом. Поверженный, я кинулся бегом к машине под свист и улюлюканье.

Когда я запрыгнул в машину, Лисица тихо всхлипывала и вытирала слезы. Ее лицо при этом было счастливым и глупым, и я понял, что она только-только справилась с истерическим смехом.

Но лично мне было не до веселья. Вечером все равно приду за плавками, твердо решил я.

Глава восьмая

Мы опустили все стекла, я включил вентиляцию, но это мало помогало. Лисица высунула голову из окна и хватала ртом воздух, как камбала на кукане. Я старался не обращать внимания на некоторый дискомфорт и думал о том, что второй раз не имею права ошибиться. Избавиться от жуткого мешка надо было окончательно, навсегда, бесповоротно.

Более всего опасался я встречи с милицией. Элементарная проверка – и нам кранты. Потому я не свернул на шоссе, где в засадах всегда было полно патрульных, а пересек его и съехал на полевую грунтовку. Эта дорога была разбита до предела, зато я мог пылить по ней без всякого риска.

– Куда ты едешь? – спросила Лисица.

– Там должен быть карьер, – сказал я. – Туда сваливают строительный мусор.

– А не лучше ли скинуть его где-нибудь здесь и умчаться от греха подальше?

– Не лучше, – сердито ответил я. – Вдруг завтра здесь начнется "зарница", послезавтра соревнования по спортивному ориентированию, а в субботу сюда хлынут грибники! И мы, как идиоты, каждый день будем перетаскивать мешок с места на место?

– Ты доиграешься, что нас остановит милиция! – пригрозила Лисица.

– Здесь милиции отродясь не было, – самоуверенно произнес я.

– А что, твой карьер достаточно глубокий?

– Как Марианская впадина! И там полно извести. А в ней, как известно, труп растворяется в считанные часы.

Но Лисицу что-то не устраивало.

– По мусорным свалкам часто шастают бомжи, – сказала она. – Они могут найти труп и сообщить в милицию.

– Ща-ас! – кивнул я и даже рассмеялся от такой наивности. – Бомжи сообщат в милицию! Скажи еще, что они напишут коллективную жалобу на неприятный запах!

Мне казалось, что мой ответ исчерпывающий, но в Лисицу вдруг словно бес вселился. Она вцепилась мне в руку своими острыми ногтями и торопливо заговорила:

– Я тебя очень прошу! Давай здесь его выбросим! Я уже задыхаюсь от этой вони! Спрячем его в кустах – и все! Посмотри, какие дикие места! Лучше места не найти!

Еще вчера вечером я бы сказал: "Делай что хочешь, я тут вообще не при чем!" Но сейчас ситуация изменилась. Мне уже не нужна была ее помощь. Чтобы оставшуюся жизнь спать спокойно, я должен был единолично довести дело до конца. Вариант с карьером казался мне наиболее безопасным и надежным.

– Успокойся, все будет хорошо, – заверил я.

– Нет, нет! – все более распалялась она. – Поверь моей интуиции! Там мы попадемся! Нам надо избавиться от него! Здесь и сейчас! Останови машину!

Она схватилась за руль, пытаясь вывернуть его в сторону. Я отчаянно сопротивлялся. Машину кидало из стороны в сторону. Колеса шуршали по краю кювета.

– Да что с тобой?! – крикнул я, пытаясь оттолкнуть Лисицу.

– Останови!! – голосила она и начала открывать дверь – либо для того, чтобы глотнуть свежего воздуха, либо чтобы выброситься из-за непонимания.

Но что это впереди?! Проклятье!.. Я резко притормозил и прижался лбом к стеклу. Лисицу насторожило мое неадекватное поведение. Она притихла, закрыла дверь и тоже посмотрела вперед.

– Накаркала, – пробормотал я, с опозданием понимая, что женская интуиция – это не область фантастики и паранормальных явлений. Недалеко впереди, в тени куста, стоял желтый милицейский мотоцикл. По дороге в нетерпеливом ожидании встречи с нами прохаживался милиционер с полосатой палкой в руке.

"Жигуль" двигалась со скоростью траурной процессии. Мне казалось, что я выпрыгнул из самолета, дернул за кольцо, но парашют не раскрылся, и земля приближается неотвратимо…

Лисица ахнула и откинулась на спинку сидения.

– Я же предупреждала, – прошептала она. – Остановись! Надо разворачиваться! Мы пропали!

Я остановил машину, но было поздно. Милиционер уже всерьез заинтересовался нами, поднял палку и махнул ею, приказывая подъехать ближе.

Все слишком долго сходило нам с рук, подумал я. Нельзя было так часто испытывать судьбу. Мы проиграли…

– Но здесь никогда не было милиционеров, – лепетал я бесполезные оправдания.

– Не останавливайся, – едва слышно умоляла Лисица.

– Он станет стрелять, – ответил я.

– Ну, придумай что-нибудь! – всхлипнула она. – Ты же мужик!

– Скажу, что купил на рынке сахар, заглянул в мешок, а там оказался покойник…

– Сволочь! Сволочь! – слабым голосом ругалась Лисица. – Ты все испортил… Ты погубил меня…

С затуманенным сознанием я подъехал к милиционеру, заглушил двигатель и вышел из машины. Погубленная мной Лисица опустила голову на панель и перестала подавать признаки жизни.

– Документы! – потребовал милиционер.

Я чуть не сунул ему портмоне покойника. Вовремя спохватился и полез в другой карман.

– Что это ты, Еремин, так странно водишь машину? – спросил он, рассматривая мои права. – Пил?

В моей голове носились мысли одна бредовее другой. А если сказать, что пил? Он отберет права, отправит меня в поликлинику на экспертизу, и я выиграю время…

Не дождавшись ответа, милиционер отправился спутником по орбите вокруг машины.

– Багажник открой!

Я несколько раз, не попадая, ткнул ключом в замок.

– М-да, – произнес милиционер, с пониманием глядя мне в глаза. – Похмельный синдром…

Наша песенка была спета. Можно было даже не дергать лапками. Милиционер был настроен перерыть машину снизу доверху. Возможно, наш покойник уже был объявлен в розыск, и милиция осуществляла план перехвата.

– Что здесь? – спросил милиционер, осторожно ощупывая бок мешка.