Читать онлайн Ката – дочь конунга бесплатно

1.

Жара невозможная! Полуденное солнце старалось от души, нагревая и без того потных и уставших участников праздника. Зрителям хорошо, они в шортах и майках, некоторые, особенно подготовленные держали над головами ажурные зонтики, поливались водой из бутылок, и с наслаждением пили холодный квас под цветастым навесом. Студенты исторического факультета, главные актеры на сегодняшней реконструкции, побросав оружейный реквизит за импровизированной сценой, расползались кто куда, по дороге умудряясь улыбаться и фотографироваться с веселыми гостями фестиваля. Всем хотелось одного – спрятаться в тени и чуток передохнуть. Руководство, требующее абсолютной аутентичности, строго-настрого запретило на публике пить что-то крепче воды и, тем более, курить.

Маша пробиралась сквозь развесистый кустарник. Лучше было бы, конечно, по тропинке, как все нормальные люди, но по тропинкам ходили те самые нормальные люди, которые при виде нее, высокой статной красавицы в расшитом сарафане и кокошнике, начинали махать руками и пристраиваться со всех сторон, чтобы сфотографироваться. Удивительно, на фестивале было много иностранцев, громкоголосых, активных, всему удивляющихся и всему радующихся. Завидев ее, они начинали призывно махать руками и кричать "Машя! Машя!". Маша сначала удивлялась, а потом поняла, что для них все девушки в сарафанах были Машами. Насмотрелись русских сказок!

Она хотела снять хотя бы кокошник, но костюмерша перед представлением так крепко примотала его сзади, что снять можно было только с косой, которая, кстати, была своя.

Вообще-то, Маша к этому представлению не имела никакого отношения. Она и училась-то на факультете иностранных языков, но Серега Слаутин, сосед по лестничной клетке и приятель всех детских игр, чуть ли не на коленях умолял поучаствовать, видите ли, она очень похожа на главную героиню их постановки. Сереге-то что, он то ли мельника, то ли сапожника играл, сидел себе в сторонке, а ее за эти полдня и таскали, и замуж выдавали, и убивали…

Знала бы, сроду не согласилась. Согласилась, потому что зачет по истории России поставят, и слов почти не было, сказать два раза "Я – дочь конунга!"

– Давай, ну чего ты?! – толстячок Серега толкал ее в локоть, пока Маша в сомнении теребила листы со сценарием реконструкции, – прикольно же будет! А то у нас ни одной девки красивой нет! Смирнова вроде ничего, но она заикается, не разберешь, что она там булькает. Давай, Машк, соглашайся!

Оказаться единственной "красивой девкой" было лестно, и Маша нехотя согласилась. Знала бы она тогда, в апреле, что действо будет происходить жарким летом, и из-за всего этого она была привязана к городу, когда могла бы поехать с родителями отдыхать. Девушка вздохнула. Что уж теперь вспоминать, сама это на себя взвалила.

В глубине парка, в зарослях деревьев и кустарника было прохладно. Высоко, над вершинами старых деревьев, видна крыша древнего кремля. Издалека слышался звон колокола. Девушка примостилась на изогнутый поваленный ствол, подоткнув под себя длинный расшитый подол. Торчащие сучки и твердая кора впивались в… В общем сидеть было неудобно. Запустив руку под сарафан, она достала пачку сигарет, которая ждала своего часа на бедре, привязанная резинкой. Маша все боялась, что во время представления пачка выпадет, но нет, повезло. Только сигареты все были жутко смятые и крошились. Это, наверно, когда ее тот парень тащил на плече, тогда и раздавилось.

Маша поудобнее навалилась спиной на ствол и сунула сигарету в рот. И тут до сознания дошло, что нет зажигалки. Да что ж такое-то! Разозлившись, она закинула пачку в кусты, спрыгнула с дерева и пошла напролом, через спутанные корни и высокую траву. Курить хотелось ужасно, а еще больше пить. Она не знала, как далеко забралась от центрально аллеи, но веселых криков туристов и местных жителей уже было не слышно. Неожиданно закружилась голова. Ну, только этого еще не хватало! Перегрелась что ли? Маша присела на корточки, отталкивая щекотные травинки, наклонила голову и часто задышала.

Хорошо, что она ходила на курсы оказания первой помощи! А то бы так и померла тут. Тошнота стала проходить, гул в ушах затих и черные "мушки" перед глазами тоже исчезли. Она аккуратно подняла голову и тут же увидела почти рядом с собой медленно колыхающуюся поверхность небольшого пруда. Спустившись по пологому берегу, присела на корточки и потянулась к воде. Намочив ладонь, она приложила руку ко лбу. Приятная прохлада привела в чувство. Уже увереннее она набрала в ладошку воды, умылась. Плевать на макияж, погибать в этих дебрях ради красоты она не собиралась. Все, хватит приключений. Пора выход искать, навстречу цивилизации.

Девушка встала, огляделась. Тишина вокруг говорила о том, что ушла она далеко. Ладно, сейчас сориентируемся. Все-таки глупо было в заросли лезть. Сидела бы себе сейчас на стульчике за кулисами, может кто из парней попить бы принес… Вот как сейчас дорогу искать, если нормальных тропинок тут нет? Придется по памяти опять через кусты.

– Поздорову тебе, девица! – от неожиданности Маша подпрыгнула на месте и резко обернулась. Напротив нее, между деревьев стояла девушка, невысокая, худенькая, на вид лет пятнадцати. Она тоже была в длинном светлом платье, похожем на сарафан, из-под которого виднелась белая рубаха, расшитая по вороту и рукавам. Из украшений на девушке были только замысловатые длинные серьги и широкий браслет, охватывающий запястье. Неизвестно откуда взявшаяся попутчица обрадовала Машу своим появлением.

– О! Привет! – Маша радостно почти подбежала к девушке, – заблудилась тоже? Я только покурить отошла, подальше от народа, и заблудилась, прикинь! Ты в реконструкции участвовала? Я тебя не видела. Кого играла? – От нервного перевозбуждения Маша тарахтела без умолку, а девушка смотрела на нее внимательно и чуть хмурила гладкий лобик. Почувствовав, что незнакомая девушка недопонимает ее, Маша замолчала на полуслове.

– Ладно, ты идешь или нет?

Собеседница не двигалась.

Маша махнула рукой и хотела уже было снова лезть в кусты, как с другой стороны поляны послышались голоса. Одновременно они обе повернулись на звуки.

– Это еще кто? – Маша нахмурила брови и присмотрелась. По поляне брели трое – женщина в темной одежде до пят и длинном платке, и две девушки. Такое скопление народа на этом пятачке начало настораживать.

– Это нянюшка, – неожиданно подала голос незнакомка, – ищет меня.

– Какая такая нянюшка? – Маша недоверчиво обратилась к девушке. Но девчонка неожиданно проявила удивительную прыть, схватила Машу за руку и нырнула в кусты, присела там на корточки и зажала себе рот рукой. От удивления Маша тоже не произнесла ни слова и послушно следовала за странной девицей. Три женщины выбрались наконец на поляну, старшая огляделась из-под руки и раздраженно произнесла: "Ну, и где она? Только что тут была! Вот свербигузка 1эта Катька!" И, приложив руки ко рту закричала:

– Матушка, Катерина Владимировна! Выйди, коли слышишь! Государыня княгиня зовет!

Девушка сидела по-прежнему, зажав рот, только таращила на Машу круглые глаза. Женщина покричала еще, потом пошла дальше, пока не удалилась на приличное расстояние. Девушка встала, Маша тоже, и обе вылезли из густой листвы под яркое солнце.

– Это что тут такое происходит?! – Маша ничего не понимала, и от этого злилась. – Что за цирк, я спрашиваю? Ты кто вообще?

– Я – Ката, – новая знакомая приветливо улыбнулась, – а тебя как зовут?

– А я Маша.

– Нянюшка сердится, – похоже, что Ката веселилась. – Обманывает про княгиню, государыня княгиня в Ладогу уехала на несколько дней.

– Так, или ты мне сейчас все расскажешь, или я тебя тресну, честное слово! – терпению Машиному пришел конец.

– А ты сама откуда взялась? – вдруг спросила девчонка. – Я тебя не знаю, значит не из наших ты. И разговариваешь непонятно. Приезжая? С кем приехала?

– С Серегой, – растерянно произнесла Маша, окончательно теряя связь с реальностью.

– А я когда-то с батюшкой сюда припыла, на кнорре – огромном торговом корабле, – прозвучало это как-то печально. – Мы гостили у здешнего князя. Батюшка оставил меня и брата на попечение княгини, а сам уплыл. Обещал вернуться, и вот уже десять лет его нет. Княгиня добрая, любит нас не меньше, чем своих детей!

– Какая княгиня?! – все казалось нереальным, Маша ощущала легкое головокружение и боялась, что она все-таки получила тепловой удар. – Ты о чем вообще?!

– Как какая? – девушка была удивлена не меньше, – наша княгиня Ирина, по-нашему Ингигерд. Ты не знаешь княгиню?! Может и князя Ярослава Владимировича не знаешь?

– Князя Ярослава…– Маша схватилась за голову, кокошник тянул волосы, – Мудрого что ли? Конечно знаю! Мы сегодня как раз…

Она не успела договорить, в глазах снова потемнело и она осела на землю.

Очнулась от холодных капель, падающих на лицо. Приоткрыв глаза, Маша увидела испуганный взгляд девчонки.

– Ой, слава Богу, ты очнулась! Я уж хотела помощь звать!

Ката держала в руке большой лист лопуха и взмахивала им над Машиным лицом как веером. Маша, кряхтя, поднялась, села. Белые широкие рукава расшитой рубахи были выпачканы землей и травой, ткань на груди намокла. Видок у нее наверняка был жалкий. Еще и костюмерша орать будет, она предупреждала, чтобы костюмы не попортили.

Девушка подсела рядом, робко погладила ее по плечу.

– Ты потерялась, да? – она пыталась заглянуть Маше в лицо.

И тут Машу осенило! Она вскочила, пошатнувшись, и уставилась на девушку.

– Погоди-погоди! – в голове у Маши начало складываться что-то очень нехорошее. – Как, говоришь, тебя зовут?

– Ката, а по-вашему Катерина. – девушка улыбнулась, на щечках появились ямочки.

– А папа твой кто?.. – Маша спросила и боялась услышать правильный ответ.

– Мой отец – Олаф сын Харальда из Гренланда, король Норвегии, моя мать – Астрид, сводная сестра государыни княгини…

Этого не может быть! В голове не укладывалось. Либо она сошла с ума, либо сволочные историки устроили ей розыгрыш.

– Нет, – Маша помотала головой, – ты что-то путаешь, детка. Это я – Ката, дочь конунга Олафа Норвежского! Ну, в смысле, это моя роль!

Девчонка смотрела растерянно и даже чуть испуганно.

– Ну, давай, рассказывай, кто тебя подговорил? Серега? Денис?

Ката помотала головой.

– Нет, я говорю правду! Никто меня не подговаривал! Я – дочь Олафа Нор…

– А я тогда кто?! – Маша вскочила, – хватит придуриваться! Аж бесишь уже!

– Ты – Маша, – девчонка была растеряна, – ты же сама говорила!

– Да, я Маша! Но на реконструкции я играла Кату, дочь Олафа, короля Норвегии!

Ката встала с колен.

– Послушай, я тебя не понимаю, – произнесла она спокойно, – но прошу не кричать на меня, я – дочь короля, и требую уважения!

Маша хмыкнула. Вы гляньте на нее! Важная такая! Ругаться вдруг расхотелось. Понятно, что девчонка из тех, которые помешаны на достоверности, даже диалект похож на старославянский. Ну ничего, главное добраться до Сереги, уж он получит за свои шуточки!

– Ладно, – примирительно произнесла Маша, – дочь так дочь. Давай, дочь, выбираться отсюда! Ты дорогу-то помнишь?

– Конечно помню! – девчонка аж подпрыгнула.

– Ну веди, Ката, дочь конунга.

2.

Маша шагнула в сторону леса, откуда вышла к озеру, но девчонка схватила ее за запястье.

– Не туда! – сказала она, – здесь пойдем, так быстрее, и не встретим никого.

Девчонка повела по берегу озерца, забирая вправо, протащила сквозь заросли какого-то кустарника, после чего обе долго почесывались на ходу и выбирали из волос листья и мелкие веточки. Маша уже было собралась полюбопытствовать, куда ее тащит этот Сусанин с косой, но внезапно, когда они в очередной раз выбрались из каких-то кустов и прошли вдоль деревянной бревенчатой стены, перед ними открылось поселение. Здесь было людно и шумно, по пыльному двору проезжали груженые телеги и конные люди, бегали собаки, громко перекрикивались женщины. Неподалеку, в раскрытой кузнице слышен был стук молота о наковальню, откуда-то пахло печеным хлебом. Маша растерянно оглядывалась. В этом месте она не была, но, судя по одежде местных, реконструкция проводилась и здесь.

– Где это мы? – дернула она за рукав новую знакомую.

Они почти бегом прошли сквозь торговые ряды и вскоре оказались возле деревянного высокого здания с широким входом и высокой лестницей. Девчонка, не останавливаясь, направилась к крыльцу, и остановилась, увидев, что Маша не идет за ней.

– Почему встала? – она нахмурила лобик, – идем же!

– Погоди, – Маша покачала головой, – куда ты меня привела? Мне надо было в Ярославово Городище, там все наши…

Девушка смотрела недоуменно, потом подошла ближе.

– Я не понимаю тебя, – произнесла она, – ты откуда?

– А ты? – вопросом на вопрос ответила Маша.

В это время из хором выбежала та самая пожилая женщина и всплеснула руками.

– Явилась!

Она удивительно быстро, несмотря на полноту, подбежала к подопечной и крепко ухватила ее за руку.

– Негоже, голубушка моя, нянюшку так пугать! Ведь думала погибла моя ягодка, сгинула красавица! Серый волк заел, лихоимец погубил!

– Ну прости меня, – девчонка погладила старуху по руке, – я погулять вышла, устала в тереме сидеть.

– Так ведь неспокойно, матушка Катерина Владимировна! Если что случится, княгиня с меня, старой, голову снимет! Нельзя одной убегать! Подруженек бы позвала, погуляла по садику…

Ката скривилась, будто лизнула лимон. В это время пожилая нянюшка, переставшая на секунду причитать и перечислять казни, которым ее непременно подвергнут, если что-то случится с непослушной девчонкой, перевела взгляд на Машу и с недоумением замолчала.

– А это что за девица? – опасливо в полголоса спросила она.

Маша, восхищавшаяся абсолютным вживанием в роль женщины, не сразу ответила, и за нее это сделала девчонка.

– Это Маша, – произнесла она бодро, – она из наших.

Женщина тем временем осматривала Машу с головы до ног и обратно, и по ее лицу было видно, что она растеряна. Маша на всякий случай тоже украдкой опустила глаза, может у нее что-то порвалось и где-то через дыру просвечивает бедро … Но ни дыр, ни даже грязных пятен она на себе не увидала.

– Нянюшка, – девчонка потянула пожилую за локоть, – идем в палаты, я проголодалась. Да и гостью нехорошо у крыльца держать.

Нянюшка с трудом отвела взгляд от Маши и посмотрела на любимицу.

– Пойдем, – улыбаясь, как лиса, повторила Ката.

Старуха кивнула. Ката схватила Машу за руку и удивительно сильно стиснула ее ладонь. Они поднялись по лестнице и вошли в темноту. Поначалу Маша ничего не видела и двигалась наугад, но вскоре темнота рассеялась, и она заметила, что идут они по длинному узкому коридору. Затем темный коридор сменился светлым, освещаемым узкими окнами, а потом они перешагнули высокий порог и вошли в комнатку. Нянюшка тут же вышла, а Ката присела на лавку, стоящую у стены.

– Садись, – похлопала она рядом, – сейчас девушки трапезничать принесут.

Маша присела на лавку, вытянула ноги, уставшие в плотных белых сапожках.

– Ух ты! – тут же восхитилась Ката, уставившись на Машины ноги, – какие сапожки! Покажешь мастера, который такую красоту спроворил?

– Китаец в полуподвале, – пробормотала Маша. У нее вдруг заболела голова, а внутри назревало что-то неприятное, что-то такое, которое вскоре готовилось прорваться наружу. От этого Маша испытывала раздражение. Точно такое же, которое испытывала за неделю до того, как застала Ромку целующимся в библиотеке между рядами с этой рыжей. Предчувствие, вот как это называется. Шестое чувство.

Деревянная дверь распахнулась, и Маша испуганно вздрогнула. Но это оказались всего лишь девушки, которых ждала Ката. Их было не меньше десятка, первая несла белую скатерть и ловко накинула ею деревянный стол. Другие держали в руках блюда и кувшины. Они поставили снедь на стол и так же молча удалились, оставив одну. Девушка взяла мокрый кувшин и налила с высокие глиняные стаканы что-то коричневое.

– Иди, Горица, – улыбнувшись служанке кивнула Ката, и, девушка, поклонившись у выхода, вышла.

– Садись, – махнула рукой Ката, и Маша услышала, как у нее в животе забурчало. Она подсела к столу. Еда выглядела простой, но пахла очень вкусно. Ката впилась зубами в куриное бедрышко. Она бубнила Маше невнятно, и Маша тоже взяла жареный окорочок. Кроме птицы тут были вареные овощи, какие, Маша не поняла, но не картошка точно, каша в маленьком горшочке, половина круглого черного хлеба и пирожки странного желтого вида. В стаканах оказался квас, от которого слегка закружилась голова.

– Ты расскажешь, откуда прибыла? – спросила Ката, и Маша услышала в голосе девушки не только любопытство, но и настойчивость, приправленную уверенностью в том, что Маше есть что рассказать.

– Давай сначала ты, – ответила Маша.

– Мне рассказывать нечего. – пожала плечами девчонка, – тем более, что меня тут все знают, и ты бы знала, будь ты из городских. А ты не знаешь, и одета странно, не как крестьянка, а все знатные девушки мне знакомы. Кто ты, Маша, и откуда?

– Похоже, что я заблудилась, – неохотно признала Маша, – во времени.

– Как это?! – вытаращилась Ката.

– Самой интересно, – вздохнула Маша.

– Ты – колдунья? – спросила Ката, и глаза ее загорелись, – ты не бойся, я никому не скажу! Мы – сканды! Наши женщины не боятся видеть дальше, чем все остальные люди!

Маша аж поперхнулась. А девчонка совсем не выглядела напуганной, наоборот, казалось, она наконец-то поняла, что вообще происходит.

– Нет, я не колдунья, – помотала головой Маша, – даже не знаю, как объяснить… Господи, – она на мгновение прикрыла лицо руками, – пусть будет будто я сплю, перегревшись на солнце, и, на самом деле это все – дурацкий сон!

Ката молча наблюдала, покусывая заусенец на безымянном пальце.

– Маша отняла ладони от лица, вздохнула.

– Слушай, – она обернулась к девушке, – спасибо тебе за прием, за еду, и все такое, но мне надо назад.

– Куда – назад? – не поняла Ката.

– Везде назад. Назад в лес и назад к себе домой.

– Так ты в лесу живешь?

– Тьфу! – Маша вскочила и Ката на секунду замерла испуганно, не ожидавшая резкого движения гостьи, – не живу я в лесу! Я в городе живу, в Новгороде!

– Новгород здесь, – почти шепотом произнесла Ката.

– Да мне не этот Новгород нужен, – Маша еще раз вздохнула, – точнее этот, но через тыщу лет вперед! В будущем, понимаешь?

Ката помотала головой. Маша, видя, что девчонка от ее метаний совсем перестала соображать, села, взяла нечаянную знакомую за руку.

– Ката, – произнесла она спокойно, – я не знаю, как это случилось, но я перенеслась во времени далеко назад. Это звучит как бред сумасшедшего…

– Ты не похожа на сумасшедшую! – перебила ее девчонка, – они страшные, в рванье, кричат на паперти, за одежду хватаются. Я видела!

– Да, – продолжила Маша, – я не сумасшедшая, но ситуация непонятна и мне. Поэтому, чтобы не беспокоить всех вас, мне надо вернуться на то место, где я перешла в ваш мир. Возможно, я найду проход назад. Очень надеюсь, что найду, – добавила она с еле заметной дрожью в голосе.

– Ты понимаешь? – спросила она девушку.

Ката кивнула.

– Но я сейчас уйти не могу, – предупредила она, – нянюшка наверняка приставила у двери сенных девок, они уйти не дадут, сразу ябедничать побегут.

– А когда сможешь?

– Не знаю, – Ката задумалась, – завтра княгиня приезжает, весь день при ней буду.

– А ночью? – Маше не терпелось покинуть эти стены.

– Ты что! Ночью никак нельзя!

– Почему? – удивилась Маша.

– Ночью лихие дела творятся! Страшно!

– Понятно… – Маше стало тоскливо. – Ну, может покажешь хотя бы, как из теремка вашего выйти, я сама как-нибудь…

В это время в дверь стукнули, тут же тяжелая створка отворилась и внутрь вошла дородная румяная девица лет двадцати.

– Катерина Владимировна, – поклонилась девица, – братец просил позвать, соскучились они, желают видеть.

– Ой! – Ката соскочила с лавки, – и правда, я же обещалась брату! Любомила! – обратилась она к девке, до сих пор стоящей в полупоклоне, – подай переодеться и умыться!

Маша смотрела, как суетится Ката. Очевидно, брат был важен для нее, раз она так тщательно собирается. Служанка помогла ей переодеть платье, которое мало отличалось кроем, и только узоры на подоле и запястьях были другие. И вообще, если это и впрямь была та самая Ката, которую ей повезло сыграть на представлении, то одевалась она более чем скромно, в отличие от нее, Маши, разряженной как Василиса Прекрасная.

– Подай венчик, – командовала девчонка, и голос ее был уверенным, сразу видно, что управлять прислугой она научилась давно, – не этот! С кольцами давай! И поршни принеси новые!

Наконец она собралась. Девка-служанка принесла что-то круглое, металлическое, похожее на большое блюдо, встала перед юной хозяйкой и позволила той посмотреть на себя. Маша догадалась, что круглая штука была зеркалом.

– Иди! – отпустила Ката прислужницу, – скажи Магнусу, что я скоро буду!

Когда Любомила вышла, не забыв поклониться перед уходом, Ката присела рядом с Машей.

– Скоро буду, – произнесла она с улыбкой, – обещалась брату, да и сама соскучилась, надо повидать.

– Я подожду, – кивнула Маша.

Ката ушла, и Маша устало отвалилась на бревенчатую стену. Она даже не пыталась анализировать, и вообще, наблюдала все отстраненно, будто смотрела фильм. Сейчас главное не наворотить дел в этом прошлом, Маша помнила про "эффект бабочки", и поскорее вернуться на то место, где ее кинуло во временную дыру. Она устало закрыла глаза. Как вообще ее угораздило?! Слаутин, сволочь, во всем виноват! Втянул в такую жо… историю. Оказаться бы дома, получит он за все!

Дверь бухнула снова, и Маша радостно открыла глаза. Но в комнату вошла не Ката, а какая-то женщина средних лет и два мужика. Все трое выглядели угрожающе.

– Она? – спросил один из мужиков.

– Она-а, – протянула женщина, – забирайте!

Мужики двинулись к Маше, и та вскочила, прижавшись спиной к стене.

– Эй, вам чего?! – спросила она испуганно, но эти двое не отвечали.

Маша метнулась взглядом по стенам, увидела на одной висящее острием вверх небольшое копьецо, совала его со стены и направила на нападавших.

– Не подходите! – предупредила Маша.

Мужики, не ожидавшие такого отпора, остановились на секунду и оглянулись на женщину. Та махнула головой, чего встали, мол, и они снова двинулись к Маше, только теперь разошлись и приближались с двух сторон. Маша испуганно направляла копье то на одного, то на второго, но, похоже, они в ней угрозы не видели. Один потянулся к копью, и Маша в отчаянии выбросила руку вперед. Острие копья пролетело мимо руки нападавшего и воткнулось ему в бедро. Мужчина издал короткий звук, потом сделал рывок и вырвал копье у Маши из рук. Второй тут же подскочил и заломил ей руки.

– Отпустите, уроды! – Маша брыкалась, стараясь вырваться, но мужик держал крепко, – сейчас ваша хозяйка придет, все ваши тупые бошки полетят! Ты слышишь, крестьянин? Казнят тебя, гада!

Ее как будто не слушали. Женщина, что руководила этой группой захвата, подошла, посмотрела на Машу.

– Тащите в клеть пока, – скомандовала она, – да скажите Зорице, пускай разденут ее, неизвестно, кого эта лиходейка ограбила.

– Никого я не грабила! – воскликнула Маша, – отпустите!

Конечно, ее никто слушать не стал. Мужики подхватили ее под локти и поволокли из горницы. Женщина шла следом и причитала.

– Что ни день, тащит Катька в хоромы всякое непотребие. До этого хоть сироты да убогие были, а теперь уж принялась злодеек в дом приводить… Ох, много ей позволяет государыня княгиня, ох много! Я бы хворостиной по заду, чтобы сидела тихо, молилась да за братом ухаживала. А то распустили девку, кто ее замуж-то возьмет, такую шальную?

Мужики потащили Машу вниз по ступеням, а женщина пошла дальше по длинному коридору, продолжая горестно причитать, качая при этом головой. Машу приволокли в нижние этажи, где совсем не было окон, и забросили в одну из каморок, захлопнув за спиной дверь. Скрипнула железная щеколда. Маша встала с колен, потирая локоть, которым сильно ударилась при падении, подошла и толкнула дверь в надежде, что она окажется хлипкой. Дверь не шелохнулась.

3.

Слезы прыснули из глаз, и она, чтобы не разреветься в голос, часто задышала, стараясь проглотить горячий ком в горле. Вот влипла так влипла! Маша пнула тяжелую деревянную дверь, потом еще раз, с размаху, яростно, высоко поднимая ногу и врезаясь в доски тонкой подошвой сапожка. Дверь только глухо постукивала, видно все же где-то примыкала не очень плотно. Маша пинала дверь пока не обессилела. Наконец она выдохлась, на последнем издыхании выругалась от души и присела на корточки у стены.

Так, надо отсюда валить и побыстрее. Хватит приключений, сейчас кто-нибудь войдет, сразу бить между глаз и выскакивать наружу. Главное, чтобы не мужики. С этими древними качками она не справится точно, а тот, которому она ляжку проткнула, и вовсе злой, пришибет на месте. Когда тащил, так сжимал предплечье, что аж рука по локоть отнялась. С бабой она справится…

Но никто не приходил. Неизвестно, сколько прошло времени, по ощущениям часа два. Устав сидеть на корточках, она села прямо на земляной пол и положила голову на колени. Чтобы чем-то себя занять, Маша завела руки за голову и начала распутывать кокошник, туго привязанный к волосам. Постепенно распустила узлы, сняла дурацкую корону и положила рядом с собой. Когда будет сматываться отсюда, не забыть бы прихватить.

Голове сразу стало легче. Маша мысленно восстанавливала в памяти, путь, по которому шла, чтобы потом не метаться из угла в угол. Потом вспомнила девчонку. Интересно, что ей сказали? Наверное, что Маша ушла. И она ведь поверит! Похоже, она всему верит, такая забавная.

Дверь загремела, и Маша вскочила на ноги. Но ни ударить, ни метнуться к выходу не успела, потому что в двери проникла маленькая пожилая женщина в темном платке, закрывавшем всю голову и плечи. Бабуля держала в руках что-то темное и что-то светлое, очевидно, одежду для Маши.

– Ну, здравствуй, красавица, – поздоровалась она, – вот ты какая!

– Какая? – растерянно спросила Маша. Она досадовала, что сразу не решилась бежать, теперь придется общаться с этой бабкой.

– Да про тебя весь терем судачит! Мол боевая девка, на Миловида с копьем кинулась, еще бы маненько и убила!

Маша хмыкнула.

– Нужен мне ваш Миловид! Сказала же – не подходи, а он лезет!

– Ты, девонька, снимай одежу-то, – ворковала старушка, – Доброгнева велела снять с тебя чужие вещички. Да не волнуйся, вот тебе взамен, голая сидеть не будешь!

– Не буду я снимать! – заупрямилась Маша, – вот еще! С чего вы взяли, что это чужие? Может мои?!

– Да откуда у тебя, голуба, такие наряды? – искренне изумилась бабка, – будь ты боярышней или купеческой дочкой… И то, не у каждой боярышни такой венчик и понева расписная, расшитая. Значит точно украла.

Бабкина логика была железная, даже возразить нечего.

– Да ну вас, – с досадой ответила Маша, – переодеваться не буду, сказала же!

– Не упрямься, – все так же спокойно произнесла старуха, – сама не будешь, придут люди, разденут, опозорят. И колечки снимай! Завтра княгиня приедет, судить тебя будут, накажут, пальцы-то отрубят на одной ручке, будешь знать, как чужое брать.

– Да вы чего тут, озверели все?! – со слезами в голосе воскликнула Маша, – бабуль, ну отпусти ты меня! Поверь, не воровка я, и никто, уйду, и больше вы меня не увидите!

– Нет, милая, негоже от княжеского суда по лесам бегать, – ворковала старуха, – ты уж давай, не мучь меня, старую, раздевайся скорее.

Паника разлилась в голове, сердце бешено колотилось, хотелось пристукнуть велеречивую бабку. Так… Может и правда, переодеться, если что, бежать будет проще, никто внимания не обратит, ну девка и девка.

– Ладно, – Маша кивнула, – давай сюда свое барахло!

Бабка протянула ей одежду, сама терпеливо сложила руки на животе. Маша кое-как стянула через голову сарафан, бросила на землю, следом полетела вышитая рубаха. Стоя в трусах и лифчике, она натянула длинную, почти до щиколоток, светлую рубаху грубой ткани с завязками на рукавах. Повернувшись к старухе спиной, она не заметила, с каким изумлением наблюдала та за переодеванием. Второй частью комплекта была какая-то темная тряпка. Маша крутила ее в руках, не зная, куда приспособить. Потом решила, что это юбка, намотала вокруг бедер и закрепила веревочным пояском. Как бы эта красота с нее не свалилась в дороге…

– И обувку снимай, – командовала бабка, – на-ка вот тебе!

Она протянула лапти. Настоящие плетеные лапти, правда нереально большие.

– Ну и куда мне их? – недовольно спросила Маша, воззрившись на обувь, – это лыжи, а не тапки!

– А ты привяжи к ножке-то, и не потеряешь! – старуха, кряхтя нагнулась, собрала с земляного пола вещи, подхватила Машины сапоги. – Колечки давай, не нужны они тебе!

Маша нехотя стянула с пальцев три перстня и положила в бабкину заскорузлую лапку.

– Ну, не балуй тут! – предостерегла старуха, – по нужде стучи, задок недалеко, проводят тебя. Ну, а еды не жди, чужая ты, никто не подаст.

С этими словами старая вышла, дверь захлопнулась. С той стороны явно кто-то был на подхвате, хитрая бабка побоялась идти одна.

Маша снова села на пол, подоткнула под себя плотнее странную юбку. Одежда была непривычно жесткой, похожей на мешковину. Неужели они все в таком ходят?! Ужас! Она долго сидела, и, наверное, задремала. Проснулась оттого, что завалилась на бок. Было темно. Где-то далеко слышались голоса, значит еще не ночь. Она вдруг ощутила, что очень хочется в туалет, вспомнила бабкины слова и забарабанила обоими кулаками в дверь.

– Чего стучишь? – спросил с той стороны мужской голос.

– Мне это… в туалет надо! Ну, в задок по-вашему!

За дверью не ответили, она уже собиралась справить нужду в дальнем углу комнатки, как вдруг дверь распахнулась, в проеме стоял ребенок лет шести с лучиной в руке, а за ним взрослый мужчина, точнее парень лет двадцати.

– Иди, – проговорил парень, – Мал проводит.

На мальчишку страшно было смотреть. Он таращил глазенки, лучина дрожала так, что могла в любой момент упасть и погаснуть. Он явно боялся пленницу.

– Ну, веди, – ласково проговорила Маша и хотела погладить мальчишку по вихрам, но тот отдернулся от ее руки, как от чумной и отбежал на пару шагов.

– Прибьешь – не велика потеря, – бросил вслед парень, – кому он нужен, сирота приблудная, только жрет, никакой пользы от него.

Маша ужаснулась словам, но ничего не сказала в ответ. Мальчишка шел, опасливо оглядываясь, то и дело спотыкался.

– Не бойся меня, – сказала Маша, – я хорошая!

– Ага! – дрожащим голосом ответил мальчик, – бабы в кухне говорили, что ты боярыню убила и наряды ее забрала, а еще Миловида убить хотела! И боярышню Катерину Владимировну бы убила, да бог отвел!

– Что за чушь! – возмутилась Маша, – никого я не убила, врут твои бабы!

– Правда не убила? – оживился мальчишка.

– Правда, правда! – кивнула Маша.

– А наряды откуда?

– Это мои!

– Разве бывает, чтобы у черной девки такая красота была? – удивился мальчишка, – бабы на кухне долго любовались, рубаха мягкая, что шелк, сапожки гладкие! А уж каменья какие яркие на венце! Чисто княжеский наряд! Доброгнева к себе в горницу утащила, припрячет наверно. Она злая и жадная, Доброгнева-то.

Возвращаясь обратно, Маше очень хотелось сделать что-нибудь этакое, чтобы напугать того мужичонку, который вместо себя пацана отправил. Может гавкнуть на него? Но передумала. А то еще, не дай бог, свяжут. Они тут помешанные все. Поэтому она спокойно вошла в свою импровизированную камеру, махнув напоследок любопытно заглядывающему Малу. Щеколда грохнула и снаружи все затихло.

Маша сидела, поджав колени, и прислушивалась, как бурчит в животе. Интересно, она совсем не боялась завтрашнего дня, хотя старуха наговорила ей ужасов, которые непременно произойдут. Маша была уверена, что она сумеет сбежать, только бы выбраться из этого деревянного лабиринта комнатушек и закоулков. Тут, в ее временном узилище, было на удивление тепло, возможно, где-то рядом печка. Но люди за дверью не ходят, значит далеко от жилых помещений. Там, немного направо лестница. По ней девять ступеней наверх и небольшая дверца, ведущая во двор…

Она услышала шорох и испуганно сжалась. Здесь можно ожидать чего угодно, в том числе огромных плотоядных крыс, которые обгрызут ее, не дожидаясь княжеского суда. И ведь темно, ни черта не видно! Маша подняла руку и помахала перед глазами. Нет, все же немножко видно. Шорох шел от двери. Маша сняла один лапоть, зажала его в руке, готовая врезать, как только заметит шевеление, и подобралась к двери. Шуршание продолжалось, а вместе с ним Маша услышала напряженное сопение. Она совсем близко подошла к двери и увидела, как под створкой, у самого пола, орудуют маленькие пальчики. Мал!

Мальчишка настойчиво ковырял землю, наконец, когда его кисть хорошо проходила, просунул в дыру что-то маленькое.

– Мал, это ты? – шепотом спросила Маша.

– Я тебе хлеба принес, – так же шепотом ответил мальчуган.

– Спасибо! – Маша пошарила у двери и подняла кусочек черного, в земле и пыли, хлеба.

– Я не верю, что ты злодейка! – прошептал снова Мал, – я чувствую, когда люди плохие. А ты не плохая.

– Мал, – Машино сердце затрепетало от возродившейся надежды, – открой дверь!

– Нельзя! – было слышно, что парнишка испугался просьбы, – узнают, меня выпорют!

– Никто не узнает! – уверяла его Маша, – ну открой! Только тихо!

Она с замиранием сердца ждала, но мальчишка все не решался. Но и не уходил.

– Мал, – прошептала Маша, – хочешь я тебе тайну расскажу?

– Хочу! – он пододвинулся к самой двери, чтобы лучше слышать.

– Я – колдунья, понимаешь? Но добрая! Прилетела к вам из другого мира, чтобы посмотреть, как вы живете.

– Правда что ли? – протянул Мал заворожено, – а почему ты тогда не наколдуешь, чтобы стены развалились? Почему огнем не сожжешь?

– А я не могу злые дела делать, даже если окажусь в беде. Мне просто надо вернуться туда, где я перейду в свой мир.

Ты правда колдунья? – переспросил ребенок.

– Правда, правда! Открой дверь, а?

Мал еще посопел немного, и вдруг Маша с радостью услышала, как двигается щеколда-заслонка. Мальчишка был слишком низкорослым, чтобы нормально ухватиться, и он сдвигал палку сантиметр за сантиметром, то и дело оглядываясь. Маше казалось, что он создает такой шум, что сейчас сюда сбегутся все, кто спит в соседних помещениях.

Прошло минут десять. Мал с упорством двигал и двигал засов, наконец он сделал последний рывок и дверь отошла. Маша, до этого топтавшаяся в волнении, с тихим восторгом подхватила ребенка на руки и поцеловала в чумазую щеку. Ребенок от неожиданности замер, а потом вдруг обхватил ее за шею и прижался так крепко, что стало тяжело дышать.

– Спасибо, тебе, мой хороший! – Маша погладила щуплого спасителя по спинке и поставила на пол, – мне пора идти. Да и ты беги, чтобы никто не заметил нас вместе! Мальчишка кивнул и исчез в темноте коридоров.

Маша закрыла дверь подклета, задвинула засов, сняла и бросила в угол ненужные, по своему размеру, лапти, и на цыпочках двинулась туда, где, по ее предположению, был выход. Она помнила дорогу, по которой Мал провожал ее в отхожее место. Выйдя на улицу, Маша радостно вдохнула воздух и пошла вокруг дома, и вдруг, в двух шагах от нее, тихо возник огромный черный пес. Он не лаял, но и не вилял хвостом, а смотрел напряженно.

– Собачка, – испуганно заблеяла Маша, чтобы хоть что-то сказать, – хорошая собачка! Умная собачка! Иди спи, чего ты вылез? Фу, говорю тебе! Место! Иди спать!

Пес скорее всего ее прекрасно понимал, но он был на службе, поэтому приблизился и слегка потянулся носом, пытаясь понять, что за человек тут ходит в ночи. Маша помнила откуда-то, что нельзя показывать страх. Она протянула псу развернутую ладонь и даже немного зажмурилась, представляя, как хрустит ее рука в зубах страшного зверя. Однако, пес не проявлял агрессии.

Маша начала тихонько двигаться к изгороди, и тут пес взял ее зубами за подол. Естественно, импровизированная юбка начала падать, и Маша схватилась за нее двумя руками. Пес пошел, не выпуская ткани, Маше деваться было некуда, и она семенила за ним. Так они перешли весь двор. Оглядываясь, Маша увидела, что в разных концах двора еще сидели собаки, но они были на цепях. Похоже, этот был главным. Черный пес довел ее до ворот и отпустил юбку. Маша не верила, что ее просто проводили, и стояла столбом, опасаясь резких движений. Тогда пес ткнулся носом ей в коленку. Маша взялась за ворота и с трудом отодвинула тяжелую створку. Пес смотрел на нее. Тут она почувствовала что-то в руке, и вспомнила, что до сих пор держит в кулаке хлеб, принесенный Малом. Она протянула собаке смятый кусок, тот понюхал, обнажил огромные зубищи и легонько взял хлеб с ладони.

– Пока, собачка, – прошептала Маша, и вышла за ворота, не веря тому, что осталась жива. Она отошла десять шагов, и тут пес залаял. А вместе с ним и остальные зашумели, загремели цепями. Маша что есть сил рванула вдоль по улице, уже не видя, как во дворе забегали, засуетились люди с факелами.

Она помнила, какими путями притащила ее Ката в этот недобрым словом помянутый город. Через центральные ворота идти было опасно, там стояли стражники. Пришлось снова лезть через кусты и лаз, очевидно кем-то именно для этого приспособленный. Интересно, как его обнаружила девчонка?.. За пределами города было уже совсем не страшно, и только добежав до озера, Маша вспомнила упоминания нянюшки про лихих людей и волков. Дрожь пробежала по позвоночнику, но бояться было уже поздно. От озера она двинулась туда, где почувствовала дурноту. Ходила долго, кругами, но, почему-то, прохода не было. Маша то углублялась в лес, в надежде увидеть современные строения города над парковыми деревьями, то возвращалась назад. Тщетно. Проход не открывался.

Небо начало светлеть, Маша, уставшая, голодная, села под куст и заревела первый раз. В голос, с подвываниями, вкладывая в рев все свое отчаяние и горечь. Она совсем не хотела провести остаток жизни в этом веке, в этом городе, в этом лесу. Она хотела домой! Наплакавшись, Маша залезла глубже в кусты, долго крутилась там, от сырости и утренней прохлады, потом размотала дурацкую юбку, укрылась ею, как покрывалом, и уснула тревожным сном.

Машу разбудили голоса. Она вздрогнула, разлепила опухшие глаза и тут же дернулась от страха. Напротив нее стояли двое мужчин. молодые, светловолосые, похожие друг на друга лицом, оба при оружии. И они в упор смотрели на Машу.

– Она или не она? – спрашивал один близнец второго, – вроде она, но одета странно.

– Тебя как зовут? – обратился к Маше второй.

– Маша, – прохрипела Маша и прокашлялась.

– А, ну точно, она, – кивнул первый, – вылезай, Маша, пошли!

– Куда? – Маша, наоборот, отползла поглубже в куст, – никуда не пойду!

– Не бойся, пошли! Ката тебя потеряла! Сказала нам, где искать.

– Почему я должна вам верить? – спросила тревожно Маша.

Второй нахмурился, а первый, похоже, более разговорчивый из двоих, обиженно проговорил:

– Мы – честные воины, давали клятву верности блюсти честь и интересы нашей госпожи. Исполняем ее приказ!

Это звучало убедительно.

– И притом, мы тебе никогда не врали, – добавил первый, – у тебя нет причин нам не верить!

Выбора все равно не было. Маша вылезла из куста, одернула длинную рубаху, полотнище юбки намотала как попало, все равно красивее не стала бы.

– Ну пошли, – вздохнула она.

Второй все так же хмуро осмотрел босоногую помятую растрепанную девушку, снял с себя плащ и накинул ей на плечи.

4.

Мокрая от росы трава щекотала лодыжки, подол юбки увлажнился, да и босые ноги замерзли. Сопровождающие шагали быстро, приходилось почти бежать за ними. В этот раз они не пробирались сквозь дебри и не собирали мусор по кустам, а шли напрямую. В воротах, открытых днем, их никто не остановил, хотя на Машу, босую и в мужском плаще, поглядывали с удивлением. Они прошли беспрепятственно, минуя снаряженную, как в бой, стражу, и двинулись к воротам, откуда она прошлой ночью так стремительно убегала. Внутри кипела жизнь – бабы, мужики, выполняющие свою работу, какие-то дети разных возрастов. Неподалеку, в раскрытой конюшне пожилой конюх выглаживал белого в рыжих пятнах коня, а через ограду второй, помоложе, ухаживал за смирной пегой лошадкой.

На высокое расписное крыльцо они поднялись друг за другом. Сначала, первый, за ним Маша, и замыкал шествие второй брат. То, что они были братьями, а кроме того, близнецами, Маша поняла сразу. Массивные двери впустили шествие внутрь.

– Тут стойте! – скомандовал первый и, сняв шапку, двинулся внутрь. Он вообще вел себя так, будто был за главного. Впрочем, возможно, так и было, потому что второй его слушался и не возражал. В сенях было темновато, только маленькое рубленое оконце под потолком давало маломальский свет. В углу стояла пузатая бочка, парень схватил ее за край и вытянул поближе.

– Садись, – кивнул он Маше, – в ногах правды нет.

Маша присела на круглую крышку, тщательно поправила юбку. Парень то покачивался с пятки на носок, то прохаживался туда-сюда, поглядывая на девушку. Было видно, что ему любопытно, но он молчал.

– Тебя как зовут? – спросила Маша, чтобы что-то сказать.

– Светислав, – тут же ответил парень, – Вышаты, дружинного боярина сын.

– А тот? – указала Маша на закрытую дверь.

– А это брат мой, Светозар. Близные мы.

– Я заметила, – улыбнулась Маша.

– Говорят, отец, когда узнал, что мамонька в тягости, вдвое больше поклонов положил, вот бог и дал ему двоих сыновей.

– Хорошая версия, – Маше было забавно слушать, как рассуждает великовозрастный парень о чудесах многоплодной беременности.

– А Кате вы кто? – полюбопытствовала она.

– Никто, – Светислав пожал плечами, – когда уезжал Олаф конунг, то оставил князю и княгине своего сына, Магнуса. А с ним и Кату. Князь приставил нас, боярских детей, чтобы играли с почетными гостями и прислуживали им. Мы выросли вместе. Ката хоть и девка, но разумница, не чета нашим, которые кроме нарядов да посиделок ни о чем не думают. Княгиня Кату любит, не неволит, сватов засылали уже не один раз, но княгиня сказала, если Ката не восхочет, свадьбе не быть.

В это время дверь приоткрылась и из проема выглянула голова Светозара.

– Идемте, – поманил он рукой.

Маша спрыгнула с бочки, Светозар открыл дверь и впустил ее внутрь. Маша думала, что они пойдут в Катины покои, но Светозар повел куда-то вверх, где, на удивление, было светло и просторно. Они остановились у одной из дверей. Светозар вежливо стукнул в створку и распахнул ее. Маша шагнула вперед. У правой стены на лавке, застеленной толстым ковром, сидел мальчишка. Обыкновенный подросток, который медленно, но неизбежно взрослеет, оттого выглядит уже не ребенком, но и еще не взрослым. Одет он был богато, и выглядел, в целом, довольным. В руках он держал клинок и рассматривал его пристально, изредка выполняя выброс рукой. У другой стены сидела Ката. Рядом стояла девушка, держащая корзину, из которой, пища, пытались выбраться два дымчатых котенка. Ката, увидев Машу, ахнула и прижала ладони к щекам. Девушка с корзиной, поклонившись тут же направилась к выходу.

– Так и знала, что беда приключилась! Ограбили!

Близнецы стояли у дверей, ожидая приказания.

– Никто меня не грабил! – Маша вдруг поняла, как она рада видеть Кату, – свои справились.

– Как это – свои? – изумилась Ката.

Маша вдруг задумалась, а стоит ли рассказывать девчонке, что ее тут вовсю обманывают и решают за нее. Расскажешь, неизвестно, что дальше будет. А, с другой стороны, не рассказать, так они и будут продолжать творить что попало.

– Сволочные у вас тут порядки! – произнесла она горячо, так, что мальчишка перестал теребить оружие и с любопытством поднял голову. – Чуть что – сразу руки крутят и в погреб!

Ката выглядела ошарашенной. А Маша, не стесняясь в выражениях, рассказывала о своих злоключениях. Когда она упомянула о Мале, Ката переменилась в лице. Щеки ее порозовели, шея покрылась пятнами.

– Ах нянюшка, старая ветрогонка2! Глазопялка3!

От дверей раздалось сдавленное похихикивание.

– Светислав! – один из близнецов перестал смеяться, выпрямился, ожидая приказа, – ну-ка позови мне нянюшку. Да и Доброгневушку вместе с ней!

Парень вышел за дверь, Ката, все еще возмущенно фыркая, плюхнулась на лавку рядом с братом.

– Что творят! – возмущалась она, – как только боженька допускает! Гостей в доме грабят, сироту обидели!

– Успокойся, сестра, – произнес мальчишка ломким голосом, – сейчас разберемся!

Светислав вернулся быстро. За ним, суетливо семеня, вошла та самая тетка, которая командовала мужиками. Увидев Машу, она споткнулась на пороге, но взяла себя в руки.

– Доброго тебе утра, княжич! И тебе, княжна! Хорошо ли спала? Откушала ли заутрок4?

Ката медленно встала с лавки и подошла к женщине.

– Безлепие творишь, Доброгнева, – тихо произнесла она, – подруженьку мою почто обидела?

Доброгнева открыла рот говорить, но Ката перебила ее.

– Мал где?

– Так как велела, матушка, – засуетилась Доброгнева, – присмотрен добрыми людьми!

– А я знаю, что живет мальчишка заброшен, ни добра, ни ласки не видит. Ты же сама мать! Неужто не жалко сироту?!

Доброгнева не нашлась, что ответить.

– Сегодня же пожаловалась бы княгине Ирине, да скажи спасибо, не хочу ее тревожить после дальней дороги. Ты же знаешь, как добра наша княгиня к людям добрым и божеским, и как она не любит тех, кто грех творит и обманывает! Чтобы сегодня же наряды гостьюшки моей были в горнице! И чтобы порчи никакой им не было!

Доброгнева кивала.

– Уходи с глаз моих! – Ката отвернулась от женщины. Та, не глядя по сторонам, выскочила наружу.

– Ох, сурова ты, сестрица! – засмеялся мальчишка, – я сейчас отца перед собой увидел, будто это он распекает провинившихся!

Ката хихикнула.

– Может в следующий раз побоится безобразничать! Нянюшка где? Долго ли ждать? – повернулась она к Светиславу.

– Захворала она, – ответил юноша, – просила простить ради бога, занемогла, встать с не может.

По его хитрому прищуру было понятно, что если и захворала вредная нянюшка, то воспалением хитрости. Не захотела под горячую руку воспитанницы попасть.

– Ладно, сама ее навещу, – произнесла Ката. – брат, раздели с нами трапезу?

Магнус кивнул.

– Если подружка твоя расскажет то, что ты мне рассказывала. Больно уж былица занятная.

Ката махнула, и Светислав впустил в горницу девушку-служанку.

– Новица, своди-ка нашу гостью в баньку, да после приодень. А потом приводи, трапезничать будем.

Маша растерялась, но Ката кивала, иди, мол, не бойся! И она пошла вслед за Новицей. Проходя мимо стоящих столбом парней, она взглянула сначала на Светозара, сурового лицом. Потом на Светислава. Ей, наверное, показалось, что Светислав подмигнул ей.

5.

Маша стояла перед круглым металлическим зеркалом, тем самым, похожим на большое блюдо, и с удивлением рассматривала себя. Понадобилось всего каких-то пару часов и сундук нарядов, чтобы она перестала быть девушкой двадцать первого века, и стала древнерусской славянкой. Погрузиться в обстановку помогла баня, которая оказалась маленькой и темной. Стены были ужасно закопченными, и Маше казалось, что она больше измажется, чем намоется. Но, оказалось, что от этого можно получить настоящее удовольствие. Четверо женщин сначала дружно махали вениками, обдавая тело влажным и пахучим духом свежих листьев, потом намывали ее, не обращая внимание на слабые возражения, что она и сама может, дайте только воды и мыла. Кстати, и мыла у них не было! А был какой-то отвар, которым ей долго натирали волосы и все тело, а потом так же долго смывали. Когда же у Маши совсем не осталось сил, и она лежала, блаженно вздыхая, ее еще раз облили отварами и под руки вывели в предбанник – одеваться.

И тут она с ужасом обнаружила пропажу. Все ее вещи, вместе с рубахой и многострадальной юбкой, выданной старой Зорицей, пропали. Не было ни лифчика, ни трусов. Пока она водила глазами по лавке, в поисках своего нижнего белья, старшая из банщиц натянула на нее просторную тонкую рубаху.

– Пойдем, голуба, подберем тебе наряды! – проворковала она, – Катерина Владимировна велела красоту подобрать, чтобы не жало, не терло, чтобы была ты красота ненаглядная!

– А мое-то где? – растерянно спросила Маша.

– Не волнуйся, девица! – успокоила ее женщина, – бабы постирают, принесут чистенькое! Маша застонала при мысли о том, как удивятся местные прачки, когда им в руки попадется лифчик с пушапом и трусики танга.

В горнице, куда ее привели, стояли распахнутыми два сундука. Женщина и две девушки-помощницы начали вынимать предметы древнеславянского гардероба и надевать на Машу. Длинную белую рубаху сменили не менее длинной, но тоненькой и очень изящной, с завязками на рукавах. Поверх надели что-то, похожее на широкое платье без рукавов, но не сарафан. Одна из девушек достала со дна сундука тонкий, плетеный из кожаных шнурков, поясок, и подвязала ее по талии. Потом ее усадили, и долго расчесывали волосы, восхищаясь длиной и цветом. Длина у Маши была своя, а вот цвет она приобрела недавно, решив обновить на лето окрас, и сменила свой натуральный пепельно-блондинистый оттенок на романтичный "песчаный берег".

И теперь она смотрела на себя и не узнавала. То ли на пользу пошли вторые сутки жизни без курения и гаджетов, то ли так повлияли стрессы и баня, но сейчас она выглядела, как… девчонка. Только ухоженная девчонка. Простое платье удивительно хорошо подчеркивало фигуру, волосы, вымытые неизвестно чем (надо будет обязательно поинтересоваться), гладко зачесанные в косу, были такими послушными и ухоженными на вид, словно она только что вышла из салона красоты. В ушах покачивались длинные серьги из мелкого жемчуга, а на груди лежали бусы из трех нитей. Все это в общем ей очень шло.

– Долго же ты! – воскликнула Ката, – я уж заскучала! Брат не дождался, уехал с дружинными на охоту, любимого сокола прогулять. Да и нам с тобой негоже в тереме сидеть, поедем покатаемся!

– На чем? – удивилась Маша.

– На лошадках, – так же удивленно ответила Ката, – или можно в возке… Брат нам Светислава оставил, чтобы никто не обидел.

Маша на лошади последний раз сидела лет в двенадцать, когда с родителями была в контактном зоопарке.

– Ну, кататься, так кататься, – смиренно согласилась она.

Ката позвала девушек, и Машу, наконец, накормили. Еда показалась восхитительно вкусной, и она ела и ела, не могла остановиться. Ката в это время макала кусочки белой булки в молоко и кормила котенка, сидевшего у нее на коленях. Котенок мяукал, залезал по одежде чуть не на голову юной княжны, и Маша вскользь подумала, какая Ката, все-таки, еще девочка. Потом вспомнила слова Светислава, что к этому ребенку не единожды сватались. Да, порядки тут были другие.

– Ката, – позвала она, – сколько тебе лет?

– Да уж шестнадцатую зиму живу, слава богу, – ответила Ката, – болела в детстве, все думали помру, но ничего, отмолила меня княгиня.

– А замуж у вас во сколько выходят? – тема была интересная, и Маша решила полюбопытничать.

– А по-всякому, – тряхнула головой Ката, – вон Сбыславу, дочку ближнего княжеска боярина Годослава, восьми годков отроду отдали. Ох, мать ее, боярыня Лада, плакала, не хотела единственную дочерь отдавать. Но боярин слово дал, уехала Годославушка в дальние края. А некоторым везет, успели и с подружками наиграться, и красотой мир потешить. Елена, дочка князя Ростислава, на пятнадцатом годке была просватана. Князь уж очень любил младшенькую, умирая, запретил против ее воли замуж отдавать. Елена сама себе мужа выбрала.

– А тебя как сватали?

Ката нахмурилась.

– Отец, уезжая, велел мне блюсти честь, и в мужья взять достойного, а за кого попало не ходить. О том и князя с княгиней попросил. Сватался ко мне поляцкий королевич, но он мал возрастом, не мужчина вовсе, а мальчишка. Князь был бы рад, но я отказалась. А потом сын боярина Световида подходил. Но противный он, боярич Зорлик, и смотрит жадно, будто проглотить хочет. У меня от него мурашки.

Ката улыбнулась.

– А ты ведь замужем? – спросила она, – и детки есть?

Маша отрицательно покрутила головой.

– У нас так рано не женятся, – пояснила она, – у нас женщина может учиться, потом работать, чтобы от мужа не зависеть, и только потом замуж выходить.

– Как это – от мужа не зависеть?! – удивленно вытаращила глаза Ката, – муж – всему голова!

– Ну, знаешь, – пожала плечами Маша, – у нас бывает женщина всему голова, а муж так, придаток.

– Странно у вас! – протянула Ката.

– У вас не менее странно, – усмехнулась Маша. – Кстати, сидеть с тобой хорошо, но мне ведь домой надо! А тут еще беда – в прошлый раз я почему-то не вышла там, у себя.

– Ты не волнуйся. – успокоила ее Ката, – когда захочешь, тогда и отправишься домой, я тебя теперь в обиду не дам!

Поразмышляв, Маша решила для себя, что еще на денек можно задержаться.

Она думала, что все будет просто – сели на лошадок и поехали. Но, вскоре убедилась, что благородные девушки просто так никуда не ездят. Во дворе Ката подбежала к пегой лошадке, погладила ее по морде.

– Здравствуй, – она протянула лошадке кусок моркови, – соскучилась поди?

Улыбающийся молодой конюх подал девушке поводья, и Ката взлетела в седло. Лошадка переступила с ноги на ногу и замерла. Для Маши вывели лошадь цвета песка. Она шла медленно, покачивая головой, и остановилась возле Маши как по команде.

– Это Коска, – познакомила Ката Машу с лошадью, – она добрая, на ней младшие княжны катаются.

Маша не была уверена, что добрая Коска станет терпеть и ее, и подошла с опаской. Но лошадка косила глазом и стояла смирно. Тот же конюх протянул Маше поводья, и, увидев ее нерешительность, подставил руки как ступеньку. Маша неловко встала на крепкие ладони мужчины, ноги задрожали. Она занесла ногу и неловко плюхнулась в седло.

До чего же неудобно! Она елозила в седле, сползая то влево, то вправо, судорожно держалась на поводья, надеясь на то, что когда она станет падать, то поводья не дадут плюхнуться на землю. Кроме них рядом весело суетились еще девушки, они сели в открытый возок, и Маша отчаянно позавидовала им. Рядом с Катой уже восседал на сером коне Светислав. Сейчас он выглядел очень молодцевато, сменив тяжелую одежду на выездной костюм. Меч, или что там у них, свисал с пояса, придавая парню воинственный вид. Да и сам он заметно красовался перед девушками, позволяя им вволю обсуждать себя.

Выехали за городские ворота. Ката направилась налево, стараясь сдерживать свою кобылу, хотя было видно, что обеим им хочется скорости. Но Ката видела, как мучается Маша, а лошадка слушалась хозяйку. Коска и правда была создана для детей. Ну, или для таких наездников, как Маша. Она медленно переступала ногами, и поглядывала на седока, угадывая его дальнейшее пожелание. У Маши пожелание было одно – слезть. Она даже готова была идти пешком. Но продолжала сидеть в жестком седле и сжимать коленями теплые бока Коски. Они проехали не больше трехсот метров, когда Светислав вдруг резко скомандовал и остановил процессию, заставив своего коня выйти впереди всех. Вдалеке, почти у кромки леса, стремительно двигалась фигура. Девушки в повозке зароптали, а Ката подъехала к Маше и остановилась, тревожно вглядываясь. Светислав положил руку на рукоять меча, готовый выхватить оружие, но, когда фигурка приблизилась, он разжал пальцы.

– Госпожа, – позвал он Кату, – гонец едет.

Ката подъехала, встала рядом. Она еще какое-то время вглядывалась, потом вдруг взвизгнула и обернулась. От этого звука заволновались лошади, и Маша стиснула Коскины бока, боясь брякнуться вниз.

– Гонец от княгини! – радостно выкрикнула Ката, – государыня возвращается!

6.

Гонец – молодой парень на взмыленной лошади, привез старшим княжичам письмо, а устно сообщил, что княгиня Ирина в полудне пути. Прогулочная процессия мгновенно свернулась. В тереме всем нашлось дело, забегали – засуетились люди. Маша, испытавшая неимоверное облегчение от того, что она слезла с лошади, оглядывалась с любопытством, как прислуга металась по двору, приводя в порядок хозяйство. Внутри было то же самое. Бабы, молодые и старые, натирали горницы до блеска, на кухне готовились любимые хозяйкины блюда. Ката забежала в свою опочивальню и заметалась как полоумная.

– Беляна, Неждана! – крикнула она, и в двери, спеша, вбежали прислужницы, – голубую поневу несите! И поршни с бусинками! Нет! Беляна! Ты иди к брату, спроси, не нужно ли чего.

– Княжич не приехал еще, – подала голос та, которую назвали Беляной, – Светислав за ними послан, скоро будут.

– Все равно, иди! Как прибудет, все разузнай и бегом сюда!

Маше ничего не оставалось, как присесть на лавку и наблюдать за всей этой суетой. Ката, казалось, совсем забыла о ней, выкрикивая указания. Сейчас она совсем не выглядела юной, наоборот, она была собрана, деловита, и походила на молодую хозяюшку, пусть и всего одной комнаты во всем этом огромном доме-муравейнике.

Наконец и она утомилась. Встав посередине комнаты, Ката огляделась, наткнулась взглядом на Машу.

– Ой, – присела она рядом, – выбилась из сил!

– Еще бы! – усмехнулась Маша, – такая командирша! Где только командовать научилась?

– Княгиня меня наравне со своими дочками воспитывает! – то ли просто сообщила, то ли похвасталась Ката, – а молодая княжна должна уметь управлять прислугой.

– А что еще должна уметь молодая княжна? – с улыбкой спросила Маша.

– Много чего, – выдохнула Ката, – а иначе как она будет руководить домом после того, как замуж выйдет? Надо знать, как сделать, и спросить с работника, если он делает неправильно.

– А сколько у княгини детей? – поинтересовалась Маша.

Ката подняла глаза, видимо, посчитала в уме, потом начала говорить и загибать пальцы:

– Княжичи Илья и Владимир, они с князем сейчас в стольном Киеве, помогают править, княжичи Изяслав и Святослав здесь за отца остались, управляют городом вместе с думными боярами. Княжич Всеволод тоже уже большун, он с матерью в Ладогу путешествовал, а Вячеслав и Игорь еще малы, они тут были, под присмотром нянек.

– Ничего себе! – Маша вытаращила глаза, – много! А дочки есть?

– Есть, – кивнула Ката, – княжне Анастасии шестнадцатый годок, княжне Елизавете тринадцать, а Анне – шесть. Да ты их видела! Они в повозке с нами ехали! Елизавета и Анна! А Анастасия важная, она не любит веселиться, строга наша старшая княжна, все за молитвами да за книгами.

Маша вспомнила маленькую, нарядно одетую девочку, весело крутящую головой в повозке. Очень симпатичная! Маше очень хотелось посмотреть на княгиню, о которой столько все говорят. Судя по рассказам дворни, княгиня Ирина была строга и справедлива, вершила судьбы наравне с власть имущим мужем. Но, видя, с каким нетерпением ждала ее Ката, Маша понимала, что княгиня – женщина добрая, раз сумела расположить к себе дочь политического союзника.

– Ката, а можно мне посмотреть на княгиню? – спросила Маша. Она была готова к тому, что девушка откажет, все-таки это не на ярмарочного актера посмотреть, но Ката, немного задумавшись, кивнула.

– Вечером пир будет, все там соберутся, со мной сядешь! Только тебе надо наряд подобрать!

Ката снова вскочила.

– А этот чем нехорош? – удивилась Маша. Ей казалось, что она выглядит не просто красиво, а восхитительно.

Ката скривилась, ничего не ответила и снова начала звать девушек на помощь.

Вечером, робея, Маша сидела рядом с Катой за княжеским столом. Ей казалось, что все присутствующие только на нее и смотрят, а некоторые уже и готовы выкрикнуть, что она чужачка. Но Маша волновалась напрасно. Все взгляды и улыбки были прикованы к женщине, сидящей во главе стола. Княгиня Ирина была красавица. Маша вглядывалась в черты правительницы, и понимала, отчего ее все так любят и слушаются. Она была рождена повелевать! Ката, не закрывавшая рот с того момента, как узнала о прибытии своей приемной матери, рассказала, что княгиня Ирина, рожденная шведской принцессой Ингигердой, добровольно согласилась на династический брак с князем Ярославом. А до этого она некоторое время считалась невестой ее, Каты, отца, Олафа Харальдссона.

– Ничего себе! – восхитилась Маша, – и после этого твой отец дружил с князем?!

– Отец отказался от мести за личное оскорбление, – произнесла Ката, и в голосе ее прозвучала гордость за отца, – он женился на Астрид, сводной сестре Ингигерды.

– На твоей матери? – уточнила Маша, и Ката в первый раз смутилась.

– Астрид не мать мне, – после небольшой заминки ответила она, – Астрид – мать Магнуса. Отцу не было удачи тогда, и он потерпел поражение в бою с датчанами и вынужден был бежать в Швецию, а потом и дальше, на Русь. Он оставил Астрид с дочерью Ульфридой дома, и взял с собой только Магнуса, своего наследника. Магнусу тогда было всего четыре года, он тосковал без матери, и отец взял с собой и мою мать, которая когда-то была кормилицей Магнуса.

– Ничего не поняла, – потрясла головой Маша, – твоя мать – нянька и кормилица Магнуса, тогда почему ты зовешь его отцом?

– Потому что он – мой отец, – улыбнулась Ката. – Моя мать не смогла отказать своему конунгу, и родилась я, а спустя полгода у Астрид родился Магнус. Астрид взяла мать кормилицей, потому что у той была большая грудь и много молока, а когда отец собрался в путь, королева Астрид сама предложила взять ему с собой мою мать. Я думаю, она хотела, чтобы не только Магнус перестал тосковать по дому, но и отец утешился в разлуке. А мать взяла с собой меня, и на корабле отец совершил обряд, прилюдно признав меня родной дочерью. С тех пор я стала принцессой Катой и ко мне относились с таким же почтением, как и к Магнусу.

– А где сейчас твоя мать? – спросила Маша.

– Она не перенесла долгого пути, – печально ответила Ката, – ее тело лежит где-то на Ладожских берегах, и я когда-нибудь навещу ее могилу. Образ матери уходит от меня, я все меньше вспоминаю ее лицо, и помню только песни, которые она пела нам с Магнусом перед сном. Княгиня Ирина приняла нас с любовью. Она могла бы относиться ко мне как к бастарду, но не захотела. Я думаю, ей нравился мой отец, и она с радостью приняла обоих его детей.

Теперь, сидя на пиру среди многочисленных родственников и приближенных, Маша размышляла о благородстве этой великой женщины. Пару раз она ловила на себе княгинин взгляд, и смущалась, опуская глаза.

Княгиня была весела. Она с удовольствием оглядывала свое семейство. Ката, сидящая не так близко, как родные дети и даже Магнус, тихонько шептала, указывая на княжий выводок. Рядом с княгиней восседал княжич Изяслав. Ему, как и Магнусу, было всего четырнадцать лет, но выглядел он старше. Магнус был еще мальчик, с едва проклюнувшимися усиками, невысок и коренаст, Изяслав же выделялся высоким ростом, статью и печатью важности на лице. Несомненно, он был достойным преемником отца и выполнял свои обязанности сполна. Мать разговаривала с ним уважительно, как подобает говорить с правителем. Святослав, одиннадцатилетний подросток, не отставал от брата, тянулся за ним и в стати, и в выражении лица. Чуть дальше, на высоком стуле восседал восьмилетний Всеволод. Маше казалось, что мальчишка больше других детей соскучился по матери, и с удовольствием занят бы место двухлетнего Игоря у нее на руках. А пятилетний Вячеслав ничего не замечал, он крутил в руках маленькие ножны – подарок брата, и был всем доволен.

Княжны были тут же. Анастасия, как и описывала Ката, выглядела совсем взрослой, слишком серьезной для своих лет, и Маше приходилось напоминать себе, что в этом времени девушки взрослеют рано. Елизавета и Анна сияли от внимания матери и братьев, а особенно от новеньких украшений на груди. Маша сравнила трех сестер и решила, что из всех самой красивой все же вырастет Анна.

– Ката, – вдруг позвала княгиня приятным грудным голосом, и вокруг воцарилась тишина. – Ты какая-то сегодня притихшая. Здорова ли?

– Здорова, княгиня-матушка, – откликнулась девушка, – твоими молитвами здорова!

– Приди сегодня перед сном, перемолвиться надо, – пригласила княгиня.

Ката кивнула.

– А что это за девица с тобой? – спросила княгиня Ирина, и Маша втянула голову в плечи, – вроде не видела ее раньше.

– Это подруженька моя, – волнуясь ответила Ката, – мимо проезжала, да осталась погостить.

Княгиня снова посмотрела на Машу.

– Ну, слава богу, не с торга привела подруженьку, – улыбнулась она, и гости захохотали, разорвав тишину. Очевидно, все присутствующие знали привычку приемной княгининой дочки тащить в терем подозрительных личностей. Ката порозовела и улыбнулась. Княгиня обратилась к кому-то другому, и Маша облегченно выдохнула.

7.

Пир длился долго. Блюда сменялись бесчисленное количество раз, кто-то из гостей порядком захмелел и начал говорить громче, чем прилично было при государыне. Младший княжич раскапризничался, устав, и няньки утащили его укладывать спать. Увели и княжну Анну, которая хоть и держалась, но была еще слишком мала, чтобы продолжать сидеть за общим столом. Наконец утомилась и княгиня. Она поднялась, и шум вокруг затих. Женщины и девушки захлопотали вокруг, княгиня вышла в двери, за ней старшие княжны. Ката задержалась, разыскивая глазами свою горничную. Но та, как назло, куда-то подевалась. Тогда девушка махнула рукой Светозару, стоявшему за спиной Магнуса. Светозар на секунду задержался, ожидая позволения Магнуса отойти, и когда тот кивнул, он, раздвигая народ, пробрался к девушкам.

– Меня княгиня звала, – торопилась сказать Ката, – проводи ее, – указала она на Машу, – в опочивальню. Да найди Беляну. Куда эта дурища пропала, когда она нужна…

Выдав все это, Ката метнулась к выходу.

– Идем, – коротко произнес Светозар.

Они вышли из зала. Маша семенила за спиной Светозара, который время от времени останавливал пробегающих девушек с наказом немедленно отправить служанку Беляну на ее рабочее место.

В спальне Каты царила полутьма. Несколько свечей тускло освещали пространство, и Маша в очередной раз подумала, что жить в век высоких технологий и электричества – огромная удача. Она вошла, потопталась у входа, и, не зная, что делать дальше, присела на лавку. Светозар тоже вошел, но дальше порога не двинулся, и просто стоял, ожидая, когда кто-то сменит его на этом посту. Он выглядел спокойным, уверенным в себе и слегка уставшим. Впрочем, возможно, это был обман полутьмы.

Маша поглядывала на старшего близнеца и пыталась представить его в своей среде. Ну, в общем, очень даже ничего. Стройный, сильный, высокий. Весь его вид говорил о достоинстве. Боярский сын, почти принц. Только какой-то все время грустный. Или задумчивый.

– Садись, – Маша похлопала на скамью рядом с собой, – чего ты там топчешься?

Светозар удивленно взглянул на девушку, будто видел перед собой лягушку, которая вдруг начала квакать на человеческом языке.

– Или у вас нельзя? – спросила Маша.

– Можно, – пожал плечами Светозар.

– Ну так садись тогда, – снова позвала она, – весь вечер простоял, я видела.

Светозар как будто еще подумал немного, потом шагнул к ней и присел на самом краю.

– Чем ты занимаешься кроме того, что присматриваешь за братом Каты? – спросила Маша.

Светозар помолчал, потом ответил.

– Я на службе у князя, – сказал он, – что князь прикажет, то и буду исполнять.

– И на войну пойдешь? – продолжала допытываться Маша.

– И на войну, – кивнул Светозар.

– А ты был на войне?

– Не был, – нехотя признался парень, – но нас с братом с трех лет обучают воинскому искусству.

– Ух ты! – восхитилась Маша, – а живете вы где?

– По-разному, – пожал плечами Светозар, – где ночь застанет. Сегодня вот в покоях княжича. Вообще-то у отца есть дом, там мать и сестры незамужние живут. Но мы там редко бываем.

Он замолчал. Маша тоже молчала. Она сидела, оперевшись руками в широкую лавку, и покачивала ногой.

– Что ты делала в лесу? – вдруг спросил Светозар.

Маша вскинула голову и уже хотела говорить, но потом передумала.

– Ты не поймешь, – ответила она.

– Ты – колдунья? – спросил Светозар.

– Ну почему колдунья-то?! – возмутилась Маша, – у вас тут что, кроме колдуний никто больше в лес не ходит?

– Раздетые и босые темной ночью обычно что-то ведают, – резонно заметил Светозар, – не за ягодами же ты в ночь пошла.

– А почему ты думаешь, что я колдунья? – спросила Маша.

– Странная ты, – ответил Светозар, не такая, как все. Вроде девка обычная, да не обычная. Рассуждаешь по-другому, глаз не прячешь, разговариваешь смело. Кату не иначе приворожила, вон она за тебя как держится.

– А может ей просто со мной интересно?! – встречным вопросом ответила Маша, – у вас тут девки скучные, туда не ходи, сюда не гляди.

– Вот и я говорю – наши девки другие.

В это время дверь распахнулась, и в горницу ввалилась Беляна. Увидев Светозара, сидящего на лавке рядом с гостьей, она поклонилась в пояс.

– Где ходишь, дура?! – сурово накинулся Светозар, – скажу хозяйке, прикажет выпороть!

Беляна склонилась еще ниже. Светозар встал, поправил одежду. Маша тоже встала.

– Спокойной ночи, – негромко произнес молодой человек, и, не оборачиваясь, вышел.

Беляна тут же распрямилась, на лице не было ни капли раскаяния. Кроме того, она не испытывала совершенно никакого пиетета перед Машей, впрочем, последнюю это вполне устраивало. Беляна расплела Машину косу, что-то негромко приговаривая, потом принесла аккуратно свернутую одежду. Среди безразмерных спальных принадлежностей Маша с радостью увидела свое нижнее белье, и, пока Беляна копошилась с постелью, с удовольствием натянула трусы, испытав неимоверное блаженство.

– Что-то долго у княгини наша голубушка, – бубнила Беляна, – не иначе новость какую-то привезла государыня.

– Какую новость? – спросила Маша, лежащая в мягких подушках.

– Известно какую! – Беляна произнесла это так, словно ей и правда было известно, – засиделась в девках краса ненаглядная, не иначе сосватала ее княгиня.

– Откуда знаешь? – вскинулась Маша.

Беляна только хмыкнула. Ну конечно, слуги уже давно, наверное, знают, разболтали друг дружке.

Дверь в горницу распахнулась так, что и Маша, и Беляна вздрогнули. Ката почти вбежала, и вид у нее был безумный. Беляна тут же заворковала, бросилась к своей подопечной, но та оттолкнула служанку и плюхнулась в чем была на высокую постель.

– Что случилось? – это было очевидно, и Маша заволновалась.

Ката подняла лицо. Она была бледна.

– Отдает меня княгиня! – голос ее дрожал.

– Куда отдает?

– Чужим людям, – глухо произнесла Ката в подушку.

– Погоди! – Маша с усилием перевернула девушку, – что значит – отдает?

– Ярл Ренгвальд, Ладожский посадник, сосватал меня для своих сыновей, Ульва и Эйлива, – Ката всхлипнула, – и княгиня согласилась!

– Сразу за двоих?! – изумилась Маша.

– Да нет же! – Ката села, вытерла глаза тыльной стороной ладони, – они скоро приедут, будут свататься, а я должна выбрать.

– Ничего себе! – Маше хотелось сказать что-то в поддержку, – ну это же хорошо! Целых два жениха! Когда есть выбор, это всегда хорошо.

Ката перестала сопеть, развернулась лицом кверху.

– Княгиня была терпелива и добра. Но она поставила условие. Если я не выберу себе мужа, то поеду жить в монастырь.

Вот это было неожиданно. Будто княгиня хочет избавиться от воспитанницы.

– А ты хочешь в монастырь? – спросила Маша.

– Не знаю, – пожала плечами Ката, – но и жить с мужчиной, которого я не полюблю, будет хуже монастырских стен.

– Это правда, – тих согласилась Маша, – но ты погоди расстраиваться, может приедут эти сыновья, и ты как влюбишься!

– Маша, не покидай меня! – Ката бросилась к ней на шею, и Маша от неожиданности чуть не повалилась в подушки, – побудь еще чуть-чуть!

– Слушай… Ну… – хорошо, еще пару дней, – нехотя согласилась Маша. Вообще-то, ей уже очень хотелось домой.

На торговой стороне было многолюдно. Княгиня с сыновьями устроила праздник в честь помолвки своей старшей дочери, княжны Анастасии, и приемной дочери, Каты Олаффдоттир, дочери норвежского конунга. Люди веселились, прославляли доброту княгини, повелевшей выкатить на круглую площадь бочки с медовухой, брагой и пивом, и расставить столы с угощениями. Тут и там слышались пожелания счастья и многочадия княжнам, а князю и княгине долголетия.

О сватовстве Андраша, герцога венгерского к Анастасии двор узнал утром. Это сообщение потрясло всех, и даже Ката, полночи проворочавшаяся от смурных мыслей, была огорошена новостью. Все давно знали, что Анастасия готовится уйти в монастырь. Она была уже в тех летах, когда девка не ждет сватов, и выходит замуж по сговору родителей, но ни отец, ни мать мужа ей не искали. В свои шестнадцать лет княжна научилась усмирять страстный нрав, и это сказалось на ее характере. Анастасия была необщительна, к младшим строга, к старшим почтительна. Ее чаще можно было встретить в молельне, чем за веселыми посиделками с рукоделием.

Двор шумел радостно и хмельно. В огромной зале собрались все, кто был причастен к празднику. И даже старшие княжичи, которые редко общались с сестрами, почтили их праздник. Столы, расставленные вдоль стен, ломились от яств, а в середине шло представление. Мужик в яркой рубахе, подпоясанной веревкой, играл на балалайке, а рядом с ним, вызывая смех у зрителей, плясала белая рогатая коза. Коза вставала на задние ноги и смешно трясла бородой. Когда коза уставала, вперед выходили мальчишки с рожками. Они дудели и прыгали, переворачиваясь через голову. Потом, сменив мальчишек, в центр вышел мужчина – великан. Он был выше и толще всех присутствующих, громко ухнул и поднял одной рукой специально приготовленное бревно, длинное и толстое.

Маша смотрела на древнеславянское представление, и ей было хорошо. Вот умели же люди веселиться! Рядом всплескивала руками и заливалась смехом Ката, а вторая невеста, княжна Анастасия, была на удивление улыбчива и мила, и, очевидно, совсем не тревожилась о своем будущем, в отличие от Каты.

Тем временем силач предложил поднимать девушек. Теремные пугливые девицы начали жаться к стенам, краснея и хихикая. Маша встала с высокого стульца и вышла вперед. Вместе с ней шагнула в круг еще одна, высокая, стройная, взглянула с пренебрежением, и села на край лавки. Маша села на другой. Силач ухнул, взялся на лавку и поднял ее почти над головой. Маша взвизгнула и вцепилась в край скамьи. Вторая девица выглядела не менее испуганной. Маша краем глаза увидела, что к ним направляются близнецы. Мужчина начал медленно поворачивать скамью, будто это была карусель, потом остановил. С высоты роста славянского качка Маша поглядывала, вцепившись в край лавки. Ей не было страшно, а вот Ката вытаращила глаза и тыкала близнецам пальцем, чтобы снимали. С Машиной стороны подошел Светислав, протянул руки. Маша позволила взять себя за талию, молодой мужчина с легкостью приподнял ее и поставил рядом с собой. В это же время другой девушке протянул руки Светозар. Девушка зарделась, и, как только оказалась на полу, тут же метнулась в кучку подружек.

Маша вернулась на свое место. Ката схватила ее за запястье.

– Я так испугалась за тебя! – задыхаясь проговорила она.

– Чего испугалась-то? – удивилась Маша, – мужик держал крепко!

– Все равно страшно!

На центр вышли музыканты с дудками и бубнами, заиграли что-то веселое, закружились девки-плясицы. Кое-кто из мужчин присоединился, и пошла потеха, кто кого перепляшет, у кого бойчее получится. Маше музыка не нравилась. Слишком громкая и визгливая. Она потихоньку отходила все дальше и дальше от центра, и, наконец, оказалась совсем в углу. Присев на стул, она ждала, пока закончится танцевальный батл.

– Поздорову, девица! – голос, возникший рядом, напугал, и она вздрогнула. Голос принадлежал молодому мужчине с рыжей бородкой. Рыжий улыбался шире, чем надо, и Маша догадалась, что он порядочно пьян.

– И вам не хворать, – ответила Маша и отвернулась полубоком, в надежде, что рыжий уйдет. Ката показывала ей всех более-менее значимых в зале. Этот был, вроде бы, какой-то боярин или боярский сын, в общем, местная элита.

– Приглянулась ты мне, – продолжил рыжий, – давно за тобой наблюдаю. Девка ты веселая, бойкая, как раз таких люблю.

Это было уже ни в какие ворота. Такого нахального подката она не видела даже в двадцать первом веке.

– Слыш меня? – настойчиво говорил рыжебородый, – приходи сегодня ко мне в опочивальню…

Машиному терпению пришел конец. Она резко встала, не удостоив наглеца ответом, и хотела уйти, но мужчина вдруг резко, схватил ее за запястье.

– Мне не отказывают! – зловеще выдохнул он Маше в лицо сивушный перегар, – я – боярин Доброжир!

– Да пошел ты, боярин Доброжир! – презрительно прищурилась Маша и, выдернув руку, отпихнула ухажора от себя.

Рыжий боярин потерял равновесие, начал заваливаться назад, пытался неловко удержаться, но не сумел, и с грохотом рухнул прямо в круг танцующих. Народ сначала замер, а потом зал взорвался оглушительным хохотом. Доброжир барахтался, словно жук, упавший на спину, потом вскочил, схватился было за оружие, но, опомнившись, отпустил рукоять.

– Ты чего, Доброжир, – смеясь спросил Магнус, – меда перебрал? Так иди проспись, нечего тут честной народ пугать.

– Твоя правда, Олаффсон, – криво усмехнувшись ответил боярин, – надо охолониться.

Он наклонил голову и вышел, не оглядываясь.

Маше стало неуютно. Она вернулась ближе к Кате, которая, увлекшись зрелищем, и не заметила, как Доброжир домогался ее в том углу. Размышляя о том, что ничего не меняется, и пьяные придурки есть в каждом временном периоде, она поглядывала по сторонам, и вдруг увидела знакомое лицо. Мал!

Мальчишка важно шагал в веренице парнишек постарше, держа в руках большой глиняный кувшин с каким-то питьем. Он был принаряжен в добротный кафтанчик и аккуратную рубаху, на ногах красовались сапожки.

– Мал! – выкрикнула Маша, когда мальчишки шли обратно. Мал закрутил головой, увидел ее и расплылся в улыбке. Маша призывно замахала руками, и мал, оглянувшись на уходивших товарищей, все же развернулся и подбежал к ней.

– Ну здравствуй, дружок! – Маша искренне была рада мальчику, – ты как тут оказался?

– А я теперь не дворовый! – похвастался Мал, – княжна Катерина Владимировна заступилась, а боярин Светозар забрал в детинец. Я теперь – детский! Служу воинам, помогаю, подношу, а они учат меня.

– Это очень хорошо! – Маша улыбнулась, – не обижают тебя?

– Нет! – затряс головой Мал, – что ты!

В это время один из мальчиков вернулся и сердито замахал. Мал дернулся бежать, потом вернулся, неловко протянул руки и обнял Машу за шею. Проходя мимо Каты, поклонился ей до земли, и, выполнив все, сорвался с места и исчез в толпе.

Маше тоже хотелось уже куда-нибудь выйти. Зал хоть и был большим, но многолюдье создавало духоту, и она устала. Музыканты закончили выступление, стало потише. К Кате подошла служанка, протянула с поклоном чашу. Ката взяла и махнула головой на Машу. Девушка быстро обернулась, принеся напиток и Маше.

Маша не хотела пить. За эти несколько дней она перепробовала множество напитков, в том числе и алкогольных, и пришла к выводу, что самым вкусным тут была вода. Все, что содержало алкоголь, очень сильно пьянило, и Маше это совсем не нравилось

Осторожно понюхав содержимое, она вдруг ощутила запах мяты. Брожением не пахло, и Маша отпила. Приятный холодящий напиток пролился в горло, и она с удовольствием отпила еще. Удивительное питье взбодрило. Вдруг за спиной пронесся восхищенный ропот, и раздался оглушительный рев, отчего Маша, да и все присутствующие зажали уши. Она резко обернулась – два мужика ввели в зал медведя. Маша ахнула и зажала рот ладонью. Медведь был настоящим великаном. Он шел на четырех лапах, удерживаемый намордником, у которого с двух сторон были прикреплены цепи. Мужики хоть и держали зверя, но стало понятно, что если он захочет освободиться, то ему не составит труда это сделать.

– Мамочки! – прошептала Маша, – они тут все сумасшедшие!

Ката схватила ее за локоть. Медведь тем временем встал на задние лапы, а передние поднял вверх. Зрелище было ужасающее. Поводыри, однако, не боялись жуткого питомца. Они скакали и кувыркались вокруг зверя, хватали его за лапы, один пытался бороться, несильно ударяя мишку кулаками в бока. Медведь поглядывал на людишек равнодушно и ждал только одного – когда один из мужиков достанет из передника, повязанного у него на животе, кусок вонючей рыбы.

Вообще, Маша уже давно старалась дышать пореже. Она так и не выпустила из рук чашу с мятным питьем, и, время от времени, поднимала ее к лицу, чтобы подышать ароматом мяты. Медведь вонял жутко! А вместе с рыбой, которой угощал его поводырь, это составляло жуткий смрад. Похоже, местные совсем не переживали из-за вони, они с удовольствием наблюдали за ручным медведем, и каждое его действие сопровождалось одобрительным шумом. Но Маша этого уже выносить не могла. Она двинулась вдоль стены туда, где из зала вела полукруглая дверь. Она уже довольно неплохо ориентировалась, и знала, что за дверью будет коридор, который выведет на улицу. Свежий воздух – это то, что ей жизненно необходимо.

Коридор, как всегда, ничем не освещался. Вообще, Маше совсем не нравилось то, что здесь постоянно жили в полумраке. Маленькие окна совсем не пропускали свет, а коридоры и вое не освещались. Она почти на ощупь пробиралась к выходу, когда услышала за спиной шаги. Быстро приближающиеся шаги. И тут же на лицо, точнее на рот, легла рука, а другая пыталась прижать к себе, чтобы зафиксировать. От испуга Маша рванулась резко, почти вырвалась, и ударила невидимого нападателя. Человек вскрикнул, это был мужчина. Маша уже обрадовалась, что так легко отделалась, но тут ее крепко схватили за обе руки и больно стянули сзади. Похоже, что тех, кто на нее охотился, было двое. Маша задергалась, понимая, что если сейчас не освободится, то неизвестно, где встретит следующее утро. Она уже переживала такое, и знала, что тут шутить не любят.

– Ну-ка отпусти, сволочь! – выкрикнула она и наподдала ногой назад, ударив того, кто за спиной, по щиколотке. Он зашипел от боли, схватил ее за косу и намотал на руку, больно запрокинув голову назад.

– Добром не хотела, без воли пойдешь! – прошипел в ухо голос, и ее поволокли.

– Помогите! – отчаянно закричала Маша, но ей тут же зажали ладонью рот.

И тут же пришло освобождение. Ее вдруг закрутило вихрем, похититель отпустил волосы, да и руки тоже освободились. Маша рухнула на пол, в глазах потемнело. Она слышала звуки ударов кулаков по телу, вскрики и стоны. Потом удары прекратились, и раздавались только стоны, переходящие во всхлипывания. Ее подняли с пола, и Маша наконец открыла глаза. У стены стоял Мал, испуганно таращивший глазенки, в руке его была плошка, удерживающая свечу. Маша повернула голову, посмотреть, кто рядом. Это был Светозар. Глаза его сверкали от гнева, и он все еще тяжело дышал после драки. Тут же был и Светислав, удерживающий за шкирку человека в светлой рубахе. Человек постанывал, но негромко, очевидно, боясь разозлить противника еще больше. Второй нападавший лежал у стены, поджав колени к животу, и не шевелился.

– Покажи! – раздался голос Магнуса. Брат Каты подошел ближе, Светислав повернул свою жертву лицом.

– Это холоп Доброжира, – удивленно узнал несчастного Магнус, – а второй?

Светислав бросил жертву на пол, подошел ко второму и носком сапога перевернул его.

– И этот, – кивнул Магнус, – оба сегодня за столом прислуживали.

Маша наконец поняла, чего от нее хотели и выругалась сквозь зубы.

– Приглянулась ты боярину, – усмехнулся Магнус, – скажи спасибо мальчишке, он увидел и прибежал, донес.

Машу начало трясти от мысли, что если бы не счастливый случай, все могло бы кончится очень плачевно. Она сама не заметила, как заплакала.

– Светозар, неси ее в светлицу, видишь девка совсем расстроилась, – Магнус сейчас выглядел на удивление взрослым, – а ты, – обратился он к Светиславу, – сестру зови.

Светозар аккуратно взял Машу на руки и понес. Магнус шел рядом, а за ним семенил Мал, которому не дали указания, что делать. Всей процессией они вышли на крыльцо, спустились во двор и прошли вокруг здания в ту сторону, где располагались женские покои.

Маше было уютно в сильных руках молчаливого Светозара. Она прижималась ухом к его груди и слышала ровный стук сильного сердца. Давно она не испытывала такого спокойствия рядом с мужчиной, и надо же было ощутить это именно здесь, на расстоянии тысячи лет от реалий ее жизни. Маша зажмурилась. Не хватало еще влюбиться!

Светозар остановился перед дверью, стукнул по двери сапогом. Дверь тут же распахнула комнатная девка, ойкнула и отскочила. Светозар внес Машу, прошел в спальный угол и положил ее на постель. Она тут же начала вставать, неудобно было лежать в присутствии двух мужчин… Ну, то есть одного с половиной мужчины, но Светозар удержал ее за плечо и заставил лечь.

– Не вставай, – тихо произнес он, и Маше показалось, будто Светозару было не все равно.

Дверь бухнула, и в покои ворвалась Ката, а за ней торопился Светислав.

– Где?! – выкрикнула Ката, но тут же увидела Машу и бросилась к ней.

– Бедная ты моя! – запричитала она, – ну что за напасти на тебя!

Маша пыталась улыбаться, но ощутила, что болит лицо. И тут же догадалась.

– Синяк?! – с ужасом спросила она.

– Ката кивнула.

Маша застонала, представив, как она сейчас выглядит.

Магнус улыбался, глядя, как сестра хлопочет над Машей.

– Доброжир не дождется потехи, – усмехнулся он, – злой будет завтра. Ну да я шепну Изяславу, чтобы остудил боярскую голову.

– Спасибо вам всем, – прошептала Маша и посмотрела на людей, которые в короткий срок стали ей друзьями.

Ката блестела круглыми, полными слез глазами, Магнус и Светислав улыбались, Светозар так и стоял неподалеку. Он помедлил, и вдруг тоже улыбнулся, став похожим на брата. Улыбка очень ему шла.

8

Следующий день Маша провела в полутьме покоев. Ну не выходить же на люди с таким фингалом! Она ощупывала лицо и думала о том, что за последние несколько дней пережила травм больше, чем за последние десять лет. Вот бы сейчас пригодилась косметика! Тональничек, пудра.

В сундуке, стоящем у широкой постели, на самом верху лежали ее вещи. Те самые, что выдала костюмерша перед представлением. Маша подняла тяжелую крышку, достала наряд. Трикотажная блузка, мягкая, тянется во все стороны. Мечта женщины просто. Сарафан на потайном замке. Вот они наверно обалдели, разглядывая все это. Маша достала широкий платок, сложила все внутрь, завязала узлом. Сегодня надо уходить. Ката пропала на весь день, с тех пор как княгиня вернулась, девчонка неотлучно была при ней. В опочивальню приходили служанки, привычно кланялись, кормили Машу и уходили. В первый раз за все время она вспомнила про телефон. Сейчас бы не помешал. Да какой там телефон, хотя бы книжку… Но из развлечений в комнате были лишь веретено с куделью и большая вышивка в прямоугольной рамке. Маша подошла, посмотрела. Нет, она на такое не способна.

День тянулся бесконечно. Ката вернулась, когда солнце уже пошло к закату.

– Заскучала? – улыбнулась девушка, – а я тебе подарочек принесла!

Она протянула Маше нитку мелкого жемчуга. Маша недоуменно протянула ладонь и приняла украшение.

– Бери, бери! – покивала Ката, – у меня теперь этого добра много! Женихи вперед себя прислали подарки.

Маша приложила бусы к груди. Ну что ж, будет у нее память об этом невероятном приключении.

– Спасибо, – сдавленно проговорила она.

Ката наткнулась взглядом на узелок и все поняла.

– Уходишь? – печально спросила она.

– Пора, – кивнула Маша.

Ката ничего не ответила. Она повернулась спиной и так стояла, только лопатки двигались, видно было, что девчонка пытается совладать с собой. Потом она обернулась и улыбнулась.

– У меня никогда не было подружки, – сказала Ката, – я всегда была сама по себе.

– Ты знаешь, я тоже, – ответила Маша, подошла к девчонке и обняла ее. Ката прижалась и всхлипнула.

– Я уеду далеко. Хорошо, если муж будет добрым. Нарожаю ему сыновей, буду почтенной боярыней…

– А я, может быть, прочитаю о тебе в какой-нибудь книжке, – Маша погладила Кату по волосам.

– Ты читать умеешь? – удивилась Ката.

– И писать, – улыбнулась Маша.

– Вот бы и мне с тобой! – вздохнула юная дочь заезжего конунга, – расскажи, как вы там живете?

Они сели, обнявшись, и Маша рассказывала нехитрые подробности своего жития. Про высотные дома и автомобили, про самолеты и поезда, про то, что девушка сама решает, за кого ей идти замуж, про целые залы книг, называемые библиотекой и про волшебные картинки под названием кино. Ката слушала, затаив дыхание, как сказку. И только изредка переспрашивала, если что-то недопонимала.

– В наших книгах князя Ярослава Владимировича называют Мудрым, – сказала Маша, – и про тебя тоже знают! Думаешь, как меня угораздило попасть сюда? Я ведь была тобой!

– Ты – лицедейка! – сообразила Ката.

– Не совсем, – ответила Маша, – но друг попросил, и я согласилась.

– И что же ты изображала про меня? – кокетливо склонила головку княжна.

И тут Маша замерла. Роль иностранной княжны была совсем незначительна, возможно, ее и ввели только для украшения действа, переполненного мужчинами с оружием, но в конце она… погибала!

– Я…я… – замялась Маша, … ну…вот… Ходила такая наряженная, все мной восхищались! – придумала она. – Ты там была самой красивой!

Ката зарделась.

– А еще кого лицедеи изображали? – спросила она.

– Ну… Князь был, княгиня, княжичи. Люди разные, в основном, ремесленники. Только у вас все не так. Княгиня у нас была совсем старая, да и княжичи все сплошь бородатые мужики.

– А отца моего не было? – с надеждой спросила Ката.

Маша отрицательно качнула головой.

Они дождались ночи, затем на цыпочках выбрались из покоев и двинулись на мужскую половину. Маша надеялась, что ее проводят, но совсем не ожидала, что это будет целый отряд. В покоях Магнуса, одетые в полном снаряжении, ожидали ее сам брат Каты и двое его верных спутников.

– Сестра, осталась бы, – предложил Магнус, – сами проведем, никто не обидит.

– Нет, – отказалась Ката, – я и дорогу лучше знаю, и подружке будет веселее.

Маша сомневалась в необходимости веселья, ее больше интересовало, как они такой толпой проберутся через весь город незамеченные. Но, взбалмошные дети Олафа Харальдссона, короля Норвегии, решили все за нее, и ей осталось только подчиниться.

– Спасибо, – Маша чувствовала, что должна поблагодарить мальчишку-княжича.

Магнус улыбнулся.

– Сестра волновалась, как ты доберешься, – ответил он.

Выдвинулись в полной темноте. Впереди Светислав, за ним Маша, поддерживаемая Светозаром, и последние брат с сестрой. Маша крепко сжимала узелок, она помнила про эффект бабочки. Оставлять ничего было нельзя, она поди и так тут нехотя наворотила дел. Город спал. Изредка взлаивали дворовые собаки. Через поселение пробрались незамеченными, осталась площадь у ворот. Ночью через ворота пройти было нельзя. Никому, даже именитым гостям. Поэтому остался один вариант – старый лаз. Но, когда они достигли вожделенной дыры в крепком тыне, оказалось, что ее отремонтировали.

Ката заволновалась, но Светислав махнул рукой, зовя за собой, и они побежали гуськом вдоль стены. Другая прореха нашлась достаточно далеко, но и это было везением. Маша подумала, что стена порядком обветшала, и странно, что никто не заботится о крепости заграждения. Этот лаз был менее удобен, кроме этого, он был достаточно высоко. Мужчинам не составило труда преодолеть преграду, Ката, маленькая и юркая, тоже пролезла без труда. А Машу пришлось подсаживать. Она, стесняясь и краснея, подпираемая Светозаром под ягодицы, кое-как пробралась в отверстие, а с другой стороны ее ловили четыре крепких руки.

По выкошенной и расчищенной полосе вдоль забора еще сторожились и шли тихо, а когда зашли за кромку леса, расслабились. Ката подхватила Машу под руку, заглянула ей в лицо и рассмеялась.

– Ну ты и красавица!

– Как вы тут выживаете! – парировала Маша, – это же ужас, не убьют так своруют!

– Это потому, что ты ничья, – ответил Магнус, – у нас женщин оберегают или отцы с братьями или мужья. Но Доброжира можешь теперь не опасаться. Отослал его княжич Изяслав с обозами к отцу.

– Какое облегчение, – произнесла Маша с улыбкой.

Когда впереди сверкнуло озеро, все замолчали. Ката сопела огорченно, а Маша нервничала. В прошлый раз что-то пошло не так. Может у временной дыры есть расписание, когда открываться, когда закрываться? Тогда ей надо оставаться тут и пробовать, пробовать…

– Пришли, – негромко предупредил Светозар, – вон твои кусты.

Маша посмотрела туда, куда махнул головой парень. Да, именно там они и нашли ее.

– Мне надо переодеться, – напомнила Маша. Она взяла свой узелок, зашла за кустарник, сбросила одежку, которая так верно согревала ее все это время, натянула костюм, сапоги. Остался кокошник. Маше не хотелось рядиться в матрешку, но, подумав, она все же приладила и кокошник. Мало ли, чего этому лазу надо. Голове сразу стало тяжело.

Она вышла из-за кустов, поправляя одежду.

– Ух ты! – восхитился Магнус, – прямо королевна заморская!

Светозар и Светислав тоже не сводили глаз. Маша вдруг смутилась.

– Ну, мне пора, – сказала она и повернулась к Кате.

Ката всхлипнула уже по-настоящему, бросилась к Маше.

– Я не забуду тебя никогда! – горячо пообещала она.

– И я тебя, – ответила Маша.

Она подошла к Магнусу, и, не зная, как благодарить юного княжича, слегка поклонилась.

– Спасибо тебе, Магнус Олафссон, – церемонно произнесла девушка, – удачи тебе!

Магнус ответил кивком головы.

– И вам спасибо, – поклонилась Маша близнецам, стоящим за спиной Магнуса.

Светислав поднял руку, прощаясь, Светозар даже не шелохнулся, лицо его было каменным.

– Прощайте, – грустно произнесла Маша и шагнула к знакомой опушке. Она прошла почти десять шагов и оглянулась. Они все еще стояли там, и Светислав все еще держал руку поднятой. Маша отвернулась, потому что слезы выступили на глазах, и пошла. Она шагала по шелестящей траве и смотрела только вперед. Знакомый рубеж был давно позади, и Маша решила оглянуться. Она остановилась, выждала секунду и развернулась. Четыре фигуры стояли там, где она их и оставила. От досады она больно хлопнула себя по бедру. Это невозможно!

Злясь на все на свете, она двинулась обратно.

Ката не удержалась, сорвалась навстречу. Светислав дернулся поймать ее, но не успел, девчонка оказалась шустрее. Маша путалась в подоле, спотыкалась. В горле стоял ком, хотелось плакать. Ката подбежала и остановилась в шаге. И Маша остановилась. Магнус тоже пошел навстречу, и близнецы за ним.

– Почему? Почему? – заглядывала в глаза Ката.

– Не знаю, – глухо, боясь зареветь, пробормотала Маша.

– Ты точно место знаешь? Не перепутала? – спросил Магнус.

– Я похожа на сумасшедшую?! – зло выкрикнула Маша, видя, что мальчишка спросил-то из вежливости, по нему было заметно, что во всю эту дикую историю он не слишком верит, а потащился сюда только из любопытства, посмотреть, что же будет.

– Ага, – нисколько не испугавшись ее гнева кивнул Магнус.

Ката досадливо махнула на него рукой.

– Не похожа, не похожа, – приговаривала она, поглаживая подругу по руке, – видно не угодно господу, чтобы ты уходила.

Маша сквозь слезы закатила глаза. Вот боги тут совсем не при чем. Просто она нарушает какой-то порядок… Да, определенно, должен быть ритуал прохождения. Все же, наверно, надо идти днем. Потому что сюда она попала именно днем.

– Возвращаться надо, – негромко напомнил Светозар, – потеряют, клич кинут искать.

Все согласно посмотрели на Машу. Она понуро двинулась вперед, понимая, что подводить знатных приятелей не годится. Обратно шли тем же путем. В какой-то момент Светозар протянул руку и сжал в своей ладони Машину холодную кисть. Его теплое пожатие вдруг успокоило ее. Маша подняла глаза и посмотрела на молодого человека. На лице его была добрая поддерживающая улыбка.

– Я верю тебе, – произнес он негромко.

– Спасибо, – прошелестела Маша.

Второй раз через забор лезть было проще. Принявший ее Светислав, отпустил на землю на сразу, а когда все же поставил, произнес с удальством:

– Ежели останешься, посватаюсь к тебе!

Маша, не ожидавшая этих слов, вытаращила глаза, а Светозар, проходя мимо, отвесил брату увесистый подзатыльник.

– Иди уж, жених!

Светислав нисколько не обиделся на братову затрещину, почесал затылок и зашагал вперед.

В терем вернулись без приключений. Парни знали, как пройти незамеченными, и провели девушек до горницы. Уже светало. Где-то на дворе оглушительно заорал петух, напоминая, что не всем положено спать в это время, а пора вставать и исполнять ежедневную работу. Ката и Маша упали в кровать. Ката уснула тут же, а Маша долго лежала и размышляла о том, что же она делает не так. Мысль, что она съехала с ума и сейчас либо спит, либо в коме, тоже ее посещала, но от этой версии Маша старательно отмахивалась. Верить во временную дыру ей нравилось больше. Тем более, в большинстве ей попадались люди добрые, если не считать тех, что заперли ее в подвале, и похотливого Доброжира, от которого так удачно избавился мальчишка Магнус. Сегодня шел четвертый день, как она вывалилась в этом странном месте. Хорошо, если и здесь, и там, в двадцать первом веке, время шло параллельно. Родители еще две недели будут на отдыхе, и у нее есть время появиться дома, не пугая родных отсутствием. Времени здесь никто не наблюдал, и сутки Маша отмеряла очередной прошедшей ночью.

Вот опять закукарекал петух, за массивной дверью кто-то заходил, зашаркал. Надо поспать хоть чуть-чуть, а то скоро вставать…

Проснулась она одна. Было слышно, что снаружи кипит жизнь. Маша сползла с постели, одернула длинную рубаху и подошла к зеркалу. Наклонившись, она долго рассматривала лицо в искаженной поверхности полированного металла. Синяк, который еще вчера выглядел ужасно, сегодня пожелтел и, в целом, уже не выглядел отталкивающе. Оказывается, древняя медицина тоже чего-то стоит. Маша вспомнила, как ей прикладывали какие-то примочки, листья и травы, потом нянюшка, та самая, которая бдительно следила за окружением воспитанницы, принесла огромную подкову, и протянула Маше, безостановочно бубня про бесстыжих девок, которых не пойми где таскали. Маша аккуратно приложила подкову, надеясь, что ее не сняли только что с копыта какой-нибудь лошади.

Дверь открылась, вошла нянюшка, а с ней две девки. Одна несла большой веник, а другая стопку каких-то тканей, скатертей или простыней.

– Проснулась, бесстыдница, – совершенно не скрывая неприязни, привычно забубнила нянюшка, – другие до свету встали, помолились да делом занялись, а эта, лентяйка, спит до обеда!

Нянюшка начала шумно подгонять девок, чтобы веселее убирались. Маша постаралась быстро одеться, и, чтобы не мешать, вышла из светелки. В коридорах она уже ориентировалась неплохо, и пошла туда, где, как помнила, был выход на улицу. Встречные люди не шугались ее, хотя и смотрели с любопытством. Маша вышла на крыльцо, осмотрелась. Если бы она не знала, что это- княжеские палаты, то подумала бы, что обычный двор. Люди занимались делом – расчесывали и натирали коней, невдалеке, в небольшом помещении, суетились женщины, что-то покрикивали друг другу, потом с десяток баб вышли и гуськом двинулись в дальние ворота, неся в руках корзины с бельем, не иначе пошли стирать. Маша посочувствовала им и порадовалась за себя. Еще дальше, за углом, был хозяйственный двор. Именно там обитался голосистый петух со своим семейством, а по соседству хрюкали свиньи, блеяли козы и протяжно мычали коровы. А еще дальше… Там, за высоким забором, на улице кипела жизнь. За все эти дни Маше так и не удалось рассмотреть, как живут новгородцы. Она перемещалась по улице в основном ночью.

Повернув за угол, Маша столкнулась с кучкой девушек. Девушки увидели, узнали, поклонились. Маша ответила тем же. По внешнему виду было понятно, что не крестьянки. Но и не знатные. Скорее всего, какая-то обслуга. Девушки были относительно принаряжены и веселы, отчего Маша решила, что и эти куда-то собрались. Одна из них, явный лидер, покосилась на Машу, и одна из всех проигнорировала Машино приветствие. Маша узнала ее, это была та, которая сидела на противоположном конце скамьи, когда мужик-силач поднимал их. Девчонка была молода, от силы лет четырнадцать, но выглядела очень уверенной в себе.

Маша хотела пойти дальше. На самом заду двора шелестел листьями сад, но ее остановила выбежавшая на крыльцо девка, одна из тех, кто примелькался Маше в покоях Каты.

– Боярышня, тебя Катерина Владимировна кличет! – позвала она, и для верности помахала рукой к себе. – Велела разыскать тебя, волнуется!

Маша двинулась к служанке. А та, заносчивая, хмыкнула у нее за спиной, и что-то произнесла невнятно. Подружки захихикали. Эх… Будь это дома, Маша бы обязательно выяснила, что эта девица там себе думает. Но, в условиях дикого средневековья, решила не испытывать судьбу, и прошла мимо.

На берегу озера устроили целое представление. Для княгини и княжича Изяслава поставили кресла, а для девушек лавки, устланные вышитыми покрывалами. Остальные расселись кто где. Те самые теремные, которых встретила Маша утром, наряженные в лучшие одежды, водили хоровод на берегу, то удаляясь, то приближаясь. В руках каждая держала по березовой веточке. Вдалеке слышался стук топора – мужики времени не теряли, рубили ветки, складывали в возы.

Маша присела на пригорке и смотрела, как на дальнем берегу с разбега ныряют парни. Они с удальством разбегались и прыгали в воду, и вообще, им было гораздо веселее девушек, для которых построили закрытые купальни. Парни делали вид, что хотят заплыть в купальни, девушки визжали и прикрывались. Всем это доставляло удовольствие.

– Пойдем купаться? – присела рядом раскрасневшаяся Ката.

– Нет, – помотала головой Маша, – я тут посижу.

– Пойдем! – настаивала девчонка, – на Аграфену все купаются!

О празднике Аграфены Купальницы Маша узнала этим утром. Судя по описанию, это было что-то вроде Ивана Купалы, только на православный лад. Порасспросив о подробностях, она поняла, что отсидеться в полумраке теремных стен не получится. Мало того, Ката настояла, чтобы Маша надела свой наряд. Ну, то есть тот, что был на ней изначально.

– Глянулась ты кое-кому, – хитро улыбаясь сообщила Ката, – принарядись, не стесняйся!

Вот как раз "глянуться" Маше и не хотелось. Учитывая опыт общения с местными мужчинами, вполне можно было предположить, что ее умыкнут тут же, и утащат в глубину леса. Но Ката настаивала, пришлось подчиниться. Сама она тоже долго подбирала наряды, наконец надела самое яркое, что имелось в ее сундуках, а потом открыла ларец, который принесла только вчера.

– Надо подарками похвалиться, – улыбнулась Ката и начала выкладывать на поверхность стола украшения. Маша засмотрелась – тут были и бусы разных цветов и размеров, и вычурные серьги, в основном серебряные, с крупными узорами, и кольца. И тут ее словно огнем обожгло. Среди древних украшений лежало оно, кольцо, которое у нее, Маши, отняла вредная старушонка Зорица.

– Это… откуда? – спросила Маша, указывая на кольцо.

– В ларце лежало, – растерянно ответила Ката.

– Это мое кольцо! – Маша смотрела на украшение, и ее разбирали сомнения, – а может и не мое… Но очень похоже!

Ката взяла кольцо, долго рассматривала, потом протянула Маше.

– Примерь!

Маша приняла украшение, и, осторожно, и даже боязливо, надела его на средний палец. Ничего не произошло. Кольцо сидело, как влитое.

– Но это же невозможно! – сказала она, – откуда ларец?

– Княгиня передала, – ответила Ката, – от женихов.

– А если ларец от женихов, значит, как там могло оказаться кольцо, которое было на мне четыре дня назад?

– Не знаю…

– А я, как мне кажется, догадываюсь! – Маша вдруг оживилась, – это – твое кольцо! А мои кольца лежат где-то там, у той бабки!

Ката не поняла ни слова, и Маше пришлось заново рассказывать подружке всю историю ее первой ночи в тереме, про то, как с нее содрали казенные вещички из костюмерной, заменив их юбчонкой от какой-то простолюдинки.

– Но наряды же вернули! – удивленно произнесла Ката.

– Наряды – да! А кольца кто-то прибрал! Вот почему я не могу уйти! Потому что кольца – это ключи! – Маша сняла кольцо и протянула Кате.

– Но как их теперь найти? – Ката надела кольцо на палец.

– А ты не можешь припугнуть? – с надеждой спросила Маша, – казнью там и все такое?

– Я могу, – кивнула Ката, – только все это бесполезно. Все побожатся, что не видали колец. А потом еще возьмут, да и озеро закинут от греха подальше.

– Да, точно! – вдруг испугалась Маша, – лучше ничего пока не говорить!

– Есть у меня люди, кто может незаметно поискать, – задумчиво пробормотала Ката, – но нужно время…

Ее все же затащили купальню. Девчонки визжали, прыгали со специально приспособленного помоста, обдавая всех остальных фонтаном брызг. Кто-то пытался прятать туго заплетенную косу от воды, но это было бесполезно.

Маша не очень хорошо плавала, поэтому держалась ближе к мелкому месту. Она перебирала руками и слегка шевелила ногами, чтобы держаться на поверхности. Больше, чем плавать, ей было интереснее наблюдать. Тут были все, включая трех княгининых дочек, и боярышни, важные именами отцов, и чернавки-постельничьи. Все одинаково веселые. Их братья и женихи порывались подглядеть красоту созревающих девичьих тел, а взрослые, умудренные годами женщины гоняли ретивых. Это выглядело как игра.

Маша не ожидала нападения. И когда она вдруг ушла под воду, то не успела даже испугаться. Она осознала все уже там, под водой, когда открыла глаза и увидела песчаное дно. От испуга она рванула наверх, но, почему-то не начала всплывать, а просто судорожно забилась, размахивая ногами и руками. Теплая прибрежная вода вдруг сменилась холодной, очевидно, ее понесло течением. Легкие уже горели без воздуха, когда неведомая сила выдернула ее из цепких рук озерного властелина. Живительный воздух рванул в легкие, и Маша закашляла натужно.

– Дыши, – услышала она голос Светозара и почувствовала, как его рука держит ее поперек живота и тащит за собой. Юноша греб сильными взмахами, умудряясь двигаться самому и волочь ее. Маша оглянулась – течение отнесло ее на добрых пятьдесят метров. Надо же, а показалось, что всего каких-то полминуты прошло…

В купальне суетились и девушки, и няньки. Светозар вытащил Машу на берег и отпустил на влажную траву.

– Кому ты дорогу перешла, девица? – негромко спросил он и посмотрел в сторону купальни.

Маша тоже посмотрела. И сразу увидела ту, нахальную. Она стояла в сторонке, по грудь в воде. Чего ей, спрашивается, надо?!

К Маше подбежали взволнованные бабы, они захлопотали, укрывая несчастную утопленницу.

– Не иначе приглянулась ты водяному, – говорила одна, крупная бойкая баба.

– Раньше, – добавила другая, – красивую девку дарили ему на потеху, чтобы рыбу слал косяками.

Маше только оставалось радоваться, что это самое "раньше" прошло, а еще тому, что Светозар оказался рядом. Она видела, как в отдалении ее спасителя тоже сушили, кто-то на быстрой ноге метнулся принести молодому боярину сухую одежду.

Впрочем, жаркое июльское солнце справлялось мгновенно. Маша натянула на слегка влажную рубаху свои одежки, подумала, и не стала натягивать сапоги. Босиком было комфортнее. Мужики, что рубили ветки, свезли их к общему сбору, и теперь все принялись вязать веники. Это был ритуал. Княгиня с улыбкой перевязала первый веник и подала своей дочери. Княжна Анастасия поклонилась матери. Банный веник был не только необходимостью, но и символом здоровья.

Молодые девки набросились на воз, хватали ветки, вязали со смехом.

– Ну, а ты чего? – выкрикнула Ката Маше, – давай!

Маша взяла несколько веточек, сложила их вместе, потом подумала, и добавила еще. Стянутые ветки хорошо помещались в ладонь, ей показалось, что этого будет достаточно. Она взяла веревку, стянула, потом перехватила еще раз, снова завязала. Веник получился крепкий.

Веники зачем-то раскладывали кругом. Маша догадывалась, что будет очередной ритуал, но какой, понять не могла. Девушки опять заходили, запели громко, тут вообще любили петь хором. Потом встали перед парнями, и те, подбоченившись, слушали девичью песню. А когда девушки закончили, парни дружной толпой кинулись разбирать веники. Девчонки, волнуясь, наблюдали, и до Маши, наконец, дошло то это было что-то типа гадания. Юноши подходили к девушкам показывали веники. Кто-то, узнав свой, становился рядом с парнем, а кто-то отказывался признавать. К Маше тоже подходили, но ни у одного из парней не было ее веничка, завязанного двойным морским узлом.

– А твой веник где? – спросила она у Каты, которая, улыбаясь, сидела рядом.

– Я – просватанная невеста, – ответила Ката, – моим веником будет париться мой жених.

Это было логично. Наконец, когда солнце начало клониться к закату, народ потянулся в город. Первыми уехали княгиня с дочерьми, княжичам подали коней. Ката села в возок, махнула Маше. За возком двинулись и мужчины, кто на конях, кто пешком. Магнус со своими телохранителями ехал неподалеку. Он был в хорошем расположении духа и даже помахал Маше, когда она наткнулась на него взглядом. Маша не была уверена, что будет прилично ответить знатному отроку тем же, поэтому просто улыбнулась.

– Хороший праздник! – сказала Маша Кате.

Ката кивнула.

– Он еще не закончился, – сказала девушка, – на Аграфену особо отчаянные ищут клады, знахари роют землю в поисках лечебных корней и трав, а простые люди моются в банях.

– Так вот откуда пошла традиция отмечать праздники в саунах, – почти про себя пробормотала Маша, – а я-то думала.

– Бани уже топятся, – продолжила Ката, – сейчас кто сговорился, пойдут в баню вместе, а значит утром проснутся как муж и жена, и даже родители ничего не смогут возразить.

– Интересная традиция, – хмыкнула Маша. – а сговорились – это как?

– Ну девушка веник сделала, парень выбрал, а она признала и подошла. Значит сговорились. Девушки на хитрость идут, оставляют на вениках метки для возлюбленного.

– Понятно, – кивнула Маша, – а кто не сговорился?

– Те на следующий год попытают счастья.

Они въехали в теремной двор. Народ на удивление быстро рассосался, только несколько баб остались помочь, да конюхи прибирали коней в стойлах. Маша жутко устала. Хотелось спать так сильно, что она на некоторое время забыла и про кольца, которые надо искать, и про случай на озере.

– Маша, – знакомый голос заставил оглянуться.

На ступенях крыльца стоял Светислав с веником в руках. Ее веником.

– Светислав?! – Маша замерла в недоумении.

– Как узнала? – удивленно спросил молодой человек.

Маша пожала плечами. Для нее близнецы были совсем разными и различать она их научилась мгновенно. Светислав – типичный любимец девушек, всегда веселый, сыпал шутками-прибаутками и не прочь был прижать пригожую чернавку в темноте теремных стен. Светозар… От него шла какая-то необъяснимая энергия. Маша сразу почувствовала притяжение к старшему из близнецов, но и ей было не пятнадцать лет, и она давно умела контролировать эмоции. Ей казалось, что и Светозара влечет к ней, хотя он ничем не выдавал себя.

– Разные вы, – ответила Маша, – чего хотел, боярский сын?

– Пошел против брата, – склонив голову, угрюмо произнес Светислав, – вот…

Он показал веник. Маша мазнула взглядом, удостоверившись, что это точно ее рук дело.

Он выглядел таким смущенным и трогательным, что она бы погладила его по макушке, если бы не знала, что именно символизирует этот несчастный веник, и на что рассчитывает Светислав.

– Нет, – мотнула она головой, – не мой это.

Ярость бессилия сверкнула в глазах младшего брата, но он сдержался, ни один мускул не дрогнул. Маше стало жаль его. Светислав размахнулся и швырнул несчастный веник далеко в сторону конюшен.

– Ну, тогда пускай стойло им подметают, – кривовато улыбнувшись произнес он и уже повернулся идти, когда Маша схватила его за рукав.

– Подожди… – она подошла ближе, поднялась на ступеньку. Чтобы быть вровень с его глазами. – Всем ты хорош, Светислав, и не обижайся на меня. Я чужая вам, сегодня здесь, завтра уйду и забудете обо мне. А ты найдешь себе невесту-красавицу, такую, что в глаза тебе будет смотреть и каждый день радоваться, что ты есть у нее.

Маша сама себе удивлялась, как гладко получается у нее говорить. Вот уже и огонь в глазах Светислава потух, и кулак перестал напряженно сжиматься. Он расслабился, вздохнул, опустил гордые плечи.

– Брат бы пришел, по-другому бы говорила! – глухо попенял он Маше, – не слепой, вижу, как на него смотришь! Да и в сказки твои про другие далекие времена я не верю. Не знаю, откуда ты, но вижу, что не черная девка. Значит сбежала из дому от чего-то. Или от отца сурового, или от мужа постылого. А может монастырские стены тебя не удержали. В Новгороде и не такого навидаешься! Это в стольном Киеве баба при муже живет и слова молвить не смеет, а тут баба – сама себе хозяйка. Государь Ярослав так поставил, чтобы женщина была самостоятельной, как жена его, Ингигерд. А пошла бы за меня, я бы вопросов не задавал, и о чести твоей потерянной не горевал бы, и приданого не спрашивал. Очень ты мне приглянулась.

Он ждал отклика, но Маше нечего было предложить честному парню, и она промолчала.

– Не учил меня отец неволить девок, – промолвил Светислав, развернулся и пошел вниз по ступеням. Когда он завернул за угол, Маша глубоко вздохнула. Ей всегда было некомфортно отказывать парням, а этому особенно. Потому что ей хотелось, чтобы Светислав оставался ее другом.

Ката взволнованно прянула навстречу, когда Маша привычно толкнула бедром тяжелую дверь покоев.

– Ну что? – с придыханием спросила она, – сговорились?

Маша взглянула на девушку укоризненно.

– Знала? – спросила она.

Ката опустила глаза.

– Брат сказал, – почти прошептала она, – Светислав покой потерял, все твердил, что на Аграфену присватается.

– Его я понимаю, – всплеснула руками Маша, – а ты-то чего нафантазировала?

– Я подумала, – Ката смущенно потупилась, – что ты согласишься и останешься с нами.

Маша закатила глаза.

– Не могу я остаться! – яростно зашипела она, – у меня там дом, родители… Ты не понимаешь, что ли?

Ката кивнула, показывая, что она понимает. Маше стало стыдно за свои вопли, она подошла ближе и увидела, как у той горошинками выкатываются слезы. Это было уж слишком. Маша протянула руки и обняла девчонку.

– Ну, не плачь, – успокаивала Маша, – ты же умница, сама все понимаешь, не место мне здесь.

Ката хлюпнула носом.

– Княгиня приданое собрала, – сказала она, – женихи вот-вот прибудут. Я не знаю, что мне делать.

– Сейчас – ничего, – уверенно ответила Маша, – а вот когда приедут, устроить им проверку, пусть показывают, кто из них лучше.

В двери вошла, переваливаясь, толстая нянюшка, с неодобрением посмотрела на Машу.

– Матушка, – елейно обратилась она к Кате, – банька готова, изволь пойти мыться.

– Мы вместе пойдем! – ответила Ката, – Румяну и Умилу зови, они парят хорошо да песни поют весело. А сама не ходи!

Нянюшка потеряла дар речи. Очевидно, до сих пор ее воспитанница не позволяла себе так разговаривать.

– Как скажешь, Катерина Владимировна, – сухо ответила нянюшка, поклонилась и вышла.

– Посекретничать надо, – хитро улыбаясь пояснила Ката, – Умила – стряпухи Бериславы дочка, Магнус ее как-то от одного ретивого конюха оборонил, так она теперь по гроб жизни благодарна. У Умилы глаз острый, а язык не болтливый, вот она нам колечки-то и поищет, а если не найдет, так может что-то подслушает.

Маша помнила дорогу до бани, но они пошли куда-то в другую сторону. Оказалось, бань при княжеском дворе много. Эта была большая, светлая от огромного количества свечей, и довольно чистая. Сразу видно – княжеская. У дверей стояли мужчины в полном снаряжении – охранники. Один отошел в сторону, и Маша, в синеве угасающего дня, узнала Светозара. Он поклонился Кате.

– Что-то с братом? – испуганно спросила девушка.

Светозар отрицательно качнул головой.

– Дозволь с гостьей твоей поговорить, – спросил он.

Машу бросило в жар. Похоже, братья решили брать ее измором.

Ката согласно кивнула, позвала служанок и важно вплыла в широкий предбанник.

– Брат тоску заливает, – сообщил Светозар, – сначала молча пил, теперь рассказывает всем, как ты веник не признала.

Маша улыбнулась, представив, как гордый сын боярина жалуется собутыльникам на нее, не принявшую его щедрое предложение.

– Ты заступиться пришел?

– Я брата в бою собой закрою, – ответил Светозар, – но в любви я ему не заступник.

– А зачем тогда? – ей уже стало любопытно. Да и не одной ей – мимо бани то и дело проходили люди, они с любопытством поглядывали на молодого боярина и невесть откуда взявшуюся девку, пригретую именитой гостьей. Маше от этого внимания было не по себе. А Светозару, казалось, все равно.

– Бабка-ворожея мне как-то нагадала, что погибнуть мне из-за девки, пришедшей неведомо откуда, – сказал Светозар, – а перед этим испытать любовь невиданную, разлуку горькую, встречу радостную. Не поверил я тогда бабке, а теперь думаю, не ты ли это?

Пока он говорил, а Маша оторопело слушала, Светозар медленно, но неуклонно двигался ей навстречу, пока наконец Маша не уперлась спиной в бревна бани. Светозар, казалось, укрывал ее своей широкой спиной от любопытных взглядов. Маша ощущала мурашки, бегущие по спине. Она понимала, что сейчас будет, и не стала противиться. Она подняла лицо, и увидела только его глаза, сверкающие в темноте, а потом ощутила теплые губы на своих губах. Ей хотелось, чтобы поцелуй длился бесконечно, но он отнял губы и позволил ей вздохнуть.

– Но, если это я, – тихо сказала она, – то ты должен бежать от меня в противоположную сторону.

– Я не бегу от судьбы, – ответил Светозар.

9

Всего этого Маше хватило, чтобы занять голову до утра, и уснула она опять с первыми криками петухов. Сквозь сон она слышала, будто ее кто-то зовет, но не могла понять, реальность это, или сновидение.

– Маша, вставай! Слышишь? Вставай! – Ката трясла ее за плечо.

Маша кое-как разлепила глаза.

– Что-то случилось? – пробормотала она.

– Ничего не случилось, – ответила Ката, – пора вставать!

– Еще полчасика, – Маша попыталась зарыться в подушку, но Ката не отставала.

– Вставай! На торг пора!

– Куда?

– На торг! – настаивала Ката, – ну, вставай же!

– Зачем?!

– Вставай! – Ката сдернула с Маши толстое одеяло, – сама все увидишь!

На торговую сторону отправился целый поезд возков, сопровождаемый всадниками. Люди, завидев их, останавливались, прижимались к воротам, а когда оказывались рядом, то кланялись, снимая шапки. Ехать было недалеко, Маша крутила головой, с любопытством рассматривая все вокруг. Когда остановились, девушки с няньками и прислужницами вышли на крытые сосновым настилом дорожки. Рядом спешились и мужчины, отдавая поводья слугам. Маша огляделась – она уже многих узнавала, тут были и старшие княжичи, и княжны в окружении нянек и подружек, Магнус в сопровождении верных ему братьев. Ката в этот раз взяла с собой и няньку, видно чувствовала вину перед той, которая вырастила ее. Светислав старательно отворачивался и выглядел больным, хотя бодрился. Светозар один только раз поймал Машин взгляд, и долго смотрел, пока она сама не опустила глаза.

Вчера, когда она, задыхающаяся от избытка чувств, ввалилась в предбанник, Ката, сидевшая на лавке в исподней рубахе с распущенными волосами, чуть не свалилась от любопытства. Она допытывалась подробностей так настойчиво, что Маша сдалась и рассказала. Новость о том, что оба близнеца неравнодушны к Маше, возвела Кату в такой восторг, что она задыхалась от радости и щебетала какие-то глупости. Маше же было тяжело на душе. Она как-то в миг осознала, что вот, именно сейчас, она встретила мужчину своей мечты. Такого, которого она готова слушать и идти за ним. И все было бы прекрасно, не стой между ними расстояние в тысячу лет. Это осознание скребло в горле, от чего хотелось плакать. Ей казалось, что там, в двадцать первом веке она никогда не встречала таких вот мужчин, уверенных в себе, гордых и широких душой. Все те, что попадались ей, были какими-то мелкими, мелочными и вели себя как дети, а не как мужчины. Поэтому она не разделяла радость Каты, потому что радоваться было нечему. А еще она не собиралась поощрять Светозара. Незачем ему было страдать из-за нее, это было бы слишком жестоко. Поэтому она точно решила, как только найдутся кольца, уходить немедленно.

Тем временем, на торговой площади расставлялись столы, выкладывалась снедь. Торговые люди подходили, кланялись княгине и ее домочадцам, предлагали свое. Столы длиной несколько метров были сплошь уставлены посудинами с едой, очень вкусно пахнущей. Все это походило на шведский стол.

– Что это? – указала Маша на горшок с какой-то пищей из крупных зерен.

– Это- обетная каша, – ответила Ката, – сегодня великий праздник – день Иоанна Крестителя, кашей угощают нищих.

– А-а! – протянула Маша, – понятно!

Она и сама бы чего-нибудь съела, потому что на торг ее потащили ни свет ни заря, даже не позавтракав.

Закончив с официальной частью, княгиня направилась к торговым рядам. Все потянулись за ней. Здесь глаза разбегались от изобилия. В одной стороне продавали мед, воск и пеньку, рядом стояла палатка с кожами и льняными тканями. Чуть дальше шустрый торговец размахивал шкурками каких-то животных. Маша не носила шуб, но засмотрелась на чистоту и красоту меха.

– Смотри, боярышня, – обрадовался ее вниманию торговец, – тут тебе и белка, и соболь, и горностай! Выбирай!