Читать онлайн Лето одного города бесплатно

Посвящается моему мужу, который предложил написать мне книгу, а затем стал ее первым читателем и редактором. Моей маме, которая сохранила мой первый рассказ, написанный в 5,5 лет, и моему папе, который просто считает, что я все делаю лучше всех. Без вас я бы не справилась.

Предисловие

Москва – удивительный город, к которому каждый относится по-своему и видит его по-разному. Для туриста, только что переехавшего и местного жителя это будут три разных столицы. Первый посетит Красную площадь, ГУМ, посмотрит на Большой театр, заглянет в Третьяковскую и музей им. А.С. Пушкина, а после в Храм Христа Спасителя. В хорошую погоду турист посетит Парк Горького или ВДНХ, а может, прокатится по Москве-реке.

Только что переехавшие люди появляются на перроне вокзала или приземляются в одном из аэропортов. Они полны надежд, которые, по статистике, или сбываются в течение трех лет, или разбиваются на полной московской скорости, после чего человек возвращается в родной город. За эти годы он узнает настоящие расстояния от точки «А» в точку «Б», знакомится с людьми и ездит по маршруту «Дом – работа – дом», знакомясь со столицей в выходные дни. Это те же туристические места, которые постепенно разбавляются новыми, появляются любимые кафе и парки, любимые маршруты и те, которые хочется обойти стороной.

Москва местного жителя многогранна. Она вмещает в себя не только культурные достопримечательности, но и простые дома, школу, университет, спальные районы и множество воспоминаний.

И тут место для того, чтобы понять, а кто такой местный житель? Для меня это не тот, кто родился в Москве, а тот, кто прожил в ней много лет и чьи воспоминания неразрывно связаны со столицей.

Я прошла путь от гостя до жителя города. Когда-то я приезжала в Москву ребенком, а потом говорила, как не люблю этот огромный и шумный город. Позже я переехала, чтобы учиться. У меня было время и не было денег, поэтому после занятий я гуляла по Замоскворечью или в Парке Горького. За эти годы я успела пожить в восьми районах Москвы, поэтому изучила не только туристический центр.

Разумеется, я гуляла не одна. Я дружила, влюблялась, сходилась и расставалась, поэтому каждое место стало для меня не просто домом, музеем, парком, а частью моей истории. Рассказ о моей жизни не был моей целью, тем более что мне хотелось бы сохранить сокровенность прожитых моментов, но практически каждая из упомянутых улиц и районов являются, как уже сказано выше, частью моей истории. Что-то из книги, конечно, является воспоминаниями моих близких, друзей и других жителей города.

Мне бы хотелось показать эти места, чтобы любой человек мог пройти по столичным улицам и создать свои воспоминания, свою историю, а заодно увидеть, насколько прекрасна и многогранна наша Москва. Надеюсь, что эта книга покажет город с новой стороны и станет вдохновением для прогулок по его улицам.

И немного важных для меня благодарностей, которые, обычно, не смотрят читатели, но заметят те, кто помог сделать эту книгу лучше. Благодарности мужу , Андрею Полякову, за веру в меня, терпеливые правки и корректуру. Спасибо родителям, Ольге и Валерию Онипченко, и свекрови, Елене Поляковой, за то, что прочитали мою книгу одними из первых, а мама даже распечатала ее, таким образом создав первый бумажный экземпляр. Всем моим друзьям, которые помогли увидеть произведение с совершенно новой стороны: Ане Осиповой, Ксении Кузьминой, Антону Петрову, Лизе Курышевой и Анжелике Халиковой, которая не просто прочитала, но и переселила Гарри в правильное место в Англии. И спасибо всем, кто помог увидеть в Москве не просто город, а удивительное место со множеством историй, спрятанных в переулках и квартирах.

ИЮНЬ

Вместо вступления

Наступало лето, и вместе с ним в Москву пришло долгожданное тепло. Май выдался холодным и дождливым, хотя другим он бывал редко. Каждый год мы жаловались друг другу на раннее окончание отопительного сезона и с недовольством готовились к традиционному отключению горячей воды.

В тот вечер меня пригласили на новоселье мои старые друзья, и я шел к ним по Большой Грузинской, мимо зоопарка, размахивая пакетом с вином, припасенным как раз для такого случая. На минуту я остановился у пешеходного мостика, который разделял старую и новую части зоопарка. Совсем скоро он должен был открыться после реконструкции, а я почему-то вспомнил архитектора Заху Хадид. Мне хотелось рассмотреть мост получше, а может, и как-то пройтись по нему, но до начала новоселья оставалось десять минут. Друзья очень не любили опаздывающих, а я не любил опаздывать.

Я ускорил шаг и совсем скоро скрылся во дворе «Дома сталинских соколов», мало кому известного под таким названием. Хотелось бы, чтобы Миша с Никой жили в нем, но я набрал код домофона в простом кирпичном доме конца 90-х, а затем направился к лифту.

Постоянное изучение архитектуры привело к тому, что все дома я делил на стили, материалы, отделки, исторические периоды. Многие строения я знал как свои пять пальцев. Для меня город всегда был чем-то большим, чем набор домов, дорог и транспорта. Каждая его часть бережно хранила какие-то события Москвы, оставшиеся лишь в виде кирпичей и маршрутов, а часто к ним добавлялось что-то мое.

Здесь я жил, а тут живу, там учился, а здесь работаю, там признался в любви, а здесь расстался.

И это мой город. Это моя Москва.

Где-то во дворах на Большой Грузинской

Я поднялся на седьмой этаж и сразу же нашел квартиру, так как в нее вела единственная открытая дверь на лестничной клетке. Едва я переступил порог, то сразу понял, что ремонтом руководила Ника – жена Миши, которая работала в популярном издательстве, но очень любила дизайн и все, что с ним связано. Наконец-то они переехали в свою квартиру, где она самозабвенно создавала дом их, а может быть только ее, мечты. Миша, мой друг детства, очень любил свою жену, поэтому позволил ей делать с тремя комнатами все, что ей могло прийти в голову.

– Проходи, разувайся, – крикнула мне Ника и вышла из кухни. – Если нужны тапочки, то они в нижнем ящике, купила все размеры.

После этого она обняла меня и чмокнула в щеку.

– Ника, ты сменила прическу? – отметил я и наклонился в поисках нужного мне размера.

– Да, не могу жить в постоянстве. Разве что с этим, – она ткнула в бок подоспевшего ко мне друга, а затем счастливо прижалась к нему.

Сколько я знал эту пару, они никогда не ссорились, не ругались и всегда поддерживали друг друга в любых начинаниях. Про такие отношения психологи пишут две вещи: что к ним нужно стремиться и что таких не бывает. Ника и Миша не были у психологов, поэтому не подозревали о том, что у них идеальные отношения. Возможно, в этом-то и был их секрет. Я же просидел в его кабинете больше года, поэтому знал, что мои друзья – это редкое исключение из правил.

– Привет, дружище, – обнял меня Миша и заметил сверток на столике. – Это на новоселье? Если это то, о чем я думаю, то ты точно знаешь, как сделать новое жилище уютнее.

– Не знаю, о чем ты, но лично мне с этой вещью будет уютно где угодно. Зависит только от количества, – засмеялся я. – Где у вас ванная?

– Налево и до конца по коридору, – крикнула Ника из кухни, из которой доносились шум воды и множество вкусных запахов.

Я прошел мимо темно-зеленых стен по пестрому ковру-дорожке и зашел в ванную, после которой я сразу хотел свернуть на кухню, но Миша выловил меня и стал показывать все то, над чем так долго работала Ника.

– Это наша спальня, – приоткрыл он дверь около ванной. – Благоверная не захотела шкафов, поэтому мы отрезали часть комнаты под гардеробную. Как итог, у нас всего один шкаф в прихожей, и то под всякие пылесосы и бытовую химию. Зацени кровать, это самая мягкая из всех, на которой я спал. Шторы светонепроницаемые, а то Ника вскочит с первыми лучами солнца. Она и так приходит с работы поздно, ей нужно высыпаться. Сейчас они стали сотрудничать с зарубежными авторами, и у нее стало еще больше работы.

– А у тебя что? – спросил я, проходя мимо туалетного столика, где идеальными рядами стояли баночки и бутылочки. Я мысленно представил, как сваливал бы их по неосторожности несколько раз за неделю.

– У меня все стабильно, ты же знаешь. Строим и продаем, продаем и строим, – хмыкнул Миша, работающий в строительной компании.

Он начал свою карьеру в конгломерате, штамповавшем один дом за другим, но вовремя перебрался в частную контору, которая создавала уникальные проекты под каждого клиента. Миша хотел бы быть архитектором или реставратором, но его предпринимательские способности явно перевешивали творческие.

– Там балкон, но оттуда мы еще не вывезли строительный мусор. Нужно же было его куда-то девать. Точнее, не мусор, а оставшиеся плитка, обои, инструменты. Я думаю, в течение года нам это пригодится, а потом мы сделаем там классную зону для отдыха. Будем пить вино, смотреть на закат и слушать звуки природы. Я не шучу, тут зоопарк рядом. Еще моя бабушка на них жаловалась!

– Скучаешь по ней? – я тут же вспомнил, почему он переехал с Никой в эту просторную квартиру.

Бабушка Миши долго болела, но так и не выздоровела, оставив внуку жилплощадь, а мне воспоминания о том, как Виктория Павловна водила нас в этот самый зоопарк, а после кормила пирогами на кухне, где теперь хозяйничала Ника.

– Да, очень, – было поник Миша, но, быстро поправив волосы, как он делал, когда нервничал, повел меня в другую комнату. – Тут у нас библиотека, мой кабинет и игровая. Потом переоборудуем, когда придет время, но пока что наслаждаемся пространством.

Я оглядел глазами маленькую комнату, залитую заходящим солнцем. Лучи падали на внушительную коллекцию книг, которые мои друзья много лет собирали по всему свету. Рядом с ними стоял торшер и два кресла, а на столе между стояли пионы, которые наверняка передала с дачи мама Ники.

С другой стороны стоял компьютерный стол, телевизор и приставка – уголок Миши, где он точно собирался провести немало часов.

Последней комнатой в этой экскурсии была гостиная, где было гораздо темнее. Окна выходили на восток, поэтому сквозь тюль я увидел надвигающиеся сумерки. Уютная изумрудная софа так и приглашала расположиться на ней и раскинуться на разноцветных подушках, а стол посередине намекал, что здесь гостей всегда ждут дружелюбные хозяева.

В этот момент зазвонил домофон и, Миша крикнул Нике, а та ему:

– Откроешь?

– Ладно, я открою, – проворчал якобы недовольно мой гид. – В принципе, осталась только кухня. Ее посмотрим позже.

– А кто-то еще придет? – удивился я.

– Да. Ее зовут Нина.

Нина

Спустя несколько минут я услышал шум лифта и приближающиеся шаги. В квартиру впорхнула девушка, а вместе с ней и большой букет пионов, занявший половину коридора. Я не увидел ее лица, поэтому уставился на белые кеды, которые явно проживали не первое лето. Несмотря на их потрепанность, они выглядели аккуратно, как и все остальное, что я смог разглядеть, когда взмокшая от жара кухни Ника выбежала в коридор, чтобы приветствовать гостью:

– Ты добралась! Я думала, ты опять заблудишься, – радостно воскликнула Ника и забрала букет. – Пионы, мои любимые. Мама как раз передала мне вчера букет с дачи, они так рано зацвели! Этот будет в гостиной. Мишутка, поставь цветы в воду, пожалуйста.

Мой друг, которого только Нике дозволялось так называть, быстро забрал пионы и скрылся в глубине квартиры. Его медведица, как мы в шутку называли его жену за девичью фамилию Медведева, тоже вернулась к приготовлениям.

Я стал рассматривать гостью: средний рост, темно-русые волосы, не крашеные, небрежная челка, худощавая, как будто бы вчерашний подросток, но совершенно точно не худая там, где это не нужно. Она была одета просто, но кокетливо. Темно-синее платье застегивалось сверху на пуговицы, первая из которых была расстегнута и позволила увидеть чуть больше, когда девушка ставила обувь у двери. Длина платья едва ли доходила до коленей, на одном из которых была еще не зажившая ссадина.

– Привет, я Нина, – сказала мне девушка и приветливо протянула мне руку. – На ссадину не обращай внимания, я вечно падаю. С утра неудачно спустилась в метро. У меня есть забавный пластырь с мышками, но не клеить же его перед учениками.

– Ты учительница? – пожал я ей руку и мысленно представил, что было бы, если бы ко мне на уроки в старшей школе приходили такие преподаватели.

– Да, но не в школе, так что забудь свои мысли, дорогой, – усмехнулась Нина. – Я преподаю французский и английский в частной школе, а еще перевожу книги. Так мы с Никой и познакомились. Покажи мне, где здесь моют руки и разбитые коленки.

Я смутился тому, что она поняла, о чем я думал, поэтому молча проводил ее в ванную, где Миша справлялся с необъятным букетом.

– А, вижу, уже познакомились, – подмигнул он. – Ладно, давайте уже собираться в гостиной. Я открою новенькую бутылку, а Ника пока накроет на стол.

– Я помогу ей, – сказала Нина, вытирая руки. – Ника и Нина, забавно все же. «Приносящая победу» и «госпожа». Такой тандем обречен на успех!

С этими словами она выпорхнула из ванной и убежала к подруге. Я тут же накинулся на Мишу:

– Ты же говорил, мы будем втроем. Что за двойное свидание? Мы никогда не звали никаких Нин, а тут новоселье, никого не зовем, только меня и какую-то Нину. Ее не было ни на одной нашей встрече!

Миша спокойно поставил вазу на стол и с присущей ему обстоятельностью сказал:

– Во-первых, она в нашей компании уже год, это ты из нее выпал на долгое время. Во-вторых, это не двойное свидание, мы-то уже больше шести лет вместе, а Нина стала очень близкой подругой для Ники. Они работают вместе, издают книги, заодно подружились. Ты много пропустил, поэтому не горячись, а лучше выпей.

С этими словами вышел из ванной, и я услышал, как громко открылась бутылка вина. Я прошел за ним, оставляя раздражение где-то позади. В этот момент в нос ударил запах запеченной курицы и картофеля.

– Так, все за стол. У нас впереди три блюда, салат, десерт и много тем для обсуждений! – крикнула Ника и принялась разделывать птицу.

Я вздохнул и сел на первое попавшееся место. Миша мог поверить в такую легенду, но я был уверен, что, всегда обеспокоенная счастьем других, Ника не смогла остаться в стороне и решила устроить мою судьбу таким образом, что просто подсунула мне свою подругу под нос.

Нина, казалось бы, была удивлена не меньше, поэтому старательно избегала моего взгляда. Я решил последовать ее примеру и сосредоточился на содержимом тарелки.

Где-то за столом на Большой Грузинской

Даже такая вкусная еда не могла заставить Нику молчать дольше минуты, поэтому она тут же начала допрос:

– Ну-с, как твои дела? Я видела у тебя в профиле, что вы принялись за реставрацию на Китай-городе. Что на этот раз?

Я отложил вилку. Реставрационные работы – это то, чему я посвящал больше всего свободного от работы времени. Несколько лет назад я участвовал в реставрации Белорусского вокзала, и с тех пор меня часто звали туда, где нужно было спасать исчезающую старую Москву.

– Да, уже который год занимаемся, на самом деле. Дело не такое уж прибыльное, вот и растянулось на годы, – начал я издалека, радуясь тому, что затронули мою любимую тему. – Ты говоришь про дом Ярошенко, да? Это даже не я, а «Хитровка». Ребята из этого фонда молодцы, собирают пожертвования, работают, вот я тоже присоединился. Восстанавливаем утерянное, так сказать.

Миша, чья карьера реставратора была убита в зачатке, заметно оживился:

– Это явно интереснее гостиницы, которую мы проектируем. Ну ты читал, наверное, все как всегда. А у вас чего сейчас?

– Сейчас нам пришел белый камень, собрали-таки пожертвования. В советское время кладку не очень-то и берегли, а ведь она позапрошлого века. Вот мы и сидели, восстанавливали. При ремонте находили кирпичи с клеймами…

– Да ладно? Что там писали? – вклинилась в разговор Ника, которая не слишком разбиралась в этой теме, но очень любила Мишу, поэтому всячески поддерживала подобные темы.

– К примеру, «А. Гусаревъ» – крупнейший производитель кирпичей, да и не только, в конце XIX и в начале XX века. Были и другие. Тоже их изучаем. Самое смешное, что и их крадут! Ничего нового, но все же оставьте что-то другим поколениям.

– Что ты хотел от Хитровки? – засмеялся Миша.

– Действительно, – ответил я и отправил в рот еще один кусочек курицы, пока друг смеялся, довольный своей шуткой. – Внизу, если знаете, были раньше торговые ряды, ставни которых крепились на металлические подставы. Несложно догадаться, что с ними сделало время. Заказывали новые у кузнеца, точные копии оригинальных элементов, – не без гордости отметил я.

Я уже думал замолчать, потому что только двум из присутствующих были по-настоящему интересны такие подробности, но тут голос подала Нина:

– И куда их приделали?

– На их историческое место, – улыбнулся я, довольный вниманием новой знакомой. – Сделали выемки в белом камне и установили в обновленную кладку. Основная часть скрыта, но на выступающий элемент мы планируем добавить ставни, как это было в начале прошлого века. Кстати, у кузнеца мы еще и ухваты для водосточных труб сделали. Что-то сохранилось, но большинство утрачено. Кстати, Миш, будешь проходить там, смотри под ноги, мы даже колесоотбойную тумбу спасли.

– А что это такое? – удивленно спросила Ника.

– Такая штука, которая защищала углы зданий от конных экипажей, вечно задевавших дома, – ответил ей Миша.

– Так где это все происходит, говорите? – почему-то спросила на «вы» Нина.

– Хитровка, дом Ярошенко.

– О, вот как, – задумчиво протянула она. – Мне кажется, я там была, когда танцевала на джазовом концерте.

– Да ладно? В каком веке, Нина? – засмеялась хозяйка дома. – В любом случае расскажи, а то парней сейчас не успокоить.

– Да года два назад, на самом деле. Я шла с друзьями по улице, но с другой стороны.

– По Подкопатьевскому, – услужливо дополнил я.

– Да, возможно, – поморщилась Нина, то ли вспоминая название переулка, то ли недовольная тем, что ее перебили.

– Это была ранняя осень, но еще достаточно тепло. Я шла по улице с друзьями, как вдруг услышала живую музыку, джаз! Я обожаю джаз, поэтому сразу захотела выяснить, откуда доносятся звуки. Представляете, я подошла к арке, а там за закрытыми воротами были уютный двор, фонарики, самовар, музыка и танцующие люди.

– Ты постучала, и они не могли тебя не пустить? – предположила Ника.

– Нет, я обошла дом и залезла на какой-то гараж, наверное. Я видела их сверху, – мечтательно рассказывала она. – Я стала танцевать, но они быстро заметили меня и поставили фонарь, чтобы меня было видно. Танцор я неважный, но мне было все равно, это было так здорово! Когда музыка смолкла, незнакомец подал мне руку, я спустилась к ним, и оказалось, что это было ежегодное мероприятие, которое проводит владелец дома. На следующий день я пришла, а там все закрыто и никаких следов праздника. Призрачный день призрачного лета, – вздохнула Нина и задумчиво повертела стакан с вином в руке.

– Я даже знаю, кто это все организовал. С ним-то мы сейчас и работаем. Я в тот день заболел и не пришел, – неожиданно для себя вспомнил я.

– Так вы могли быть знакомы! – воскликнула Ника.

– Получается, что так, но я тогда мало куда ходил, только сейчас наверстываю.

– Ладно, мы все помним и знаем почему, поэтому давай о хорошем, – похлопал меня по плечу Миша и незаметно подлил вина. – Ника, расскажи про книгу, над которой вы сейчас работаете.

– О, наконец-то ты заговорил обо мне, – улыбнулась его жена. – Мы с Ниной делаем прекрасную книгу про Францию, она должна выйти осенью этого года. Книгу писала настоящая жительница Франции, которая собирала истории про родную страну многие годы. Нина почти закончила перевод, поэтому не забудьте купить, когда она выйдет в свет!

– Не забудем, не забудем, – хором заявили мы все.

В это время я поймал взгляд Нины, которая хитро подмигнула мне и улыбнулась. Неожиданно для себя я улыбнулся ей в ответ, и на душе как-то потеплело.

Тишинка и немного книг

Несколько часов и бокалов спустя я старательно зашнуровывал ботинки и обещал друзьям видеться чаще. Нина стояла, прислонившись ко входной двери, и листала что-то в смартфоне.

– Пойдем уже, хозяевам спать пора, – чуть ли не выталкивала меня она из квартиры. Это было не грубо, а скорее шутливо. Ровно так, как мы и общались весь вечер.

Ника с Мишей провожали нас умилительным взглядом, словно родители, отправляющие детей во взрослую жизнь. Я скорчил им рожу и зашел в лифт.

– Как думаешь, если лифт будет падать, мы выживем? – неожиданно спросила Нина.

– Определенно нет. А ты собираешься падать?

– Нет, но как же все эти теории про прыжок перед самым падением?

– Ты хороший математик?

– Нет, а что?

– Тогда ты вряд ли успеешь за секунду рассчитать момент своего прыжка. В любом случае падать в этот раз мы не будем, – резюмировал я ровно в тот момент, когда двери лифта открылись на первом этаже.

– В этот раз, – пробормотала под нос Нина и вышла во двор.

Я мгновенно почувствовал, что пусть и наступил июнь, но ночи остались по-весеннему холодными. Я застегнул куртку и галантно подал руку. Нина в это время копалась в безразмерной холщовой сумке, из недр которой она выудила плащ и кофту.

– Мне на Сокол, так что я направо, а ты? – спросила она, завязывая пояс.

Мне, собственно, было налево, на 1905 года, куда я планировал дойти пешком.

– Тоже направо, провожу тебя до метро, как тебе идея?

– Идет, заодно обсудим переводы.

– О нет, – притворно взмолился я. – На это я готов, только если ты будешь постоянно слушать мои комментарии по поводу каждого дома, который мы будем встречать на пути.

– Идет, – снова сказала Нина, чем удивила меня. – Можешь рассказывать обо всем до самого метро. Уверена, такие рассказы здорово отрезвляют.

– Очень приятно, – ответил я и повел ее к Тишинской площади. – Лучше зайдем издалека: почему французский?

Нина замялась, будто бы подбирала ответ:

– Скажем так, у меня не было иных вариантов. Как принято говорить, так исторически сложилось. Я с детства знала французский, хотя лучше бы что-то восточное. Сейчас тут и там возникают азиатские компании, им нужны сотрудники, но знаешь, что-то я не вижу Францию лидером мировой экономики.

– Смотря в какой отрасли, – не согласился я. – Как же сыры и вина? Если уж отказываться от чего-то, то от новых технологий, но вот старый добрый сыр!

– То есть, если бы сейчас все технологии вдруг перестали развиваться, тебя бы это устроило? – удивилась Нина. – Как же излечение всех болезней и экология?

– Ладно, экологию и медицину не трогаем, но если мой смартфон через несколько лет станет умнее меня, то я скорее расстроюсь, чем обрадуюсь. Хотя, если он начнет зарабатывать вместо меня, я не против, но пусть оставляет себе не больше десяти процентов, – резюмировал я и перешел дорогу.

– Согласна, я бы тоже расстроилась, если бы переводчик отнял мой хлеб. Ты бы меня не стал слушать, но, если честно, у него это никогда не получится. Рассказывай уже, где мы? Ты же обещал, что я протрезвею!

Нина встала напротив меня с видом примерной ученицы.

– Я не обещал, но ладно. Уважаемые гости и жители города, – начал я пародировать многочисленных гидов. – Мы находимся с вами на Тишинской площади, на самом деле хорошо знакомой вашим бабушкам и дедушкам по фильму «Операция Ы». По семейным преданиям, именно сюда ездила бабушка вашего гида за елочными игрушками, которые чудом дошли до наших времен. Я говорю «чудом», потому что гид разбил немало из них, чем немало расстроил свою бабушку.

– Потрясающе, – захлопала в ладоши Нина. – Что это были за игрушки? Они представлены в каком-то музее?

– Конечно! Музей под названием «Кладовка родителей». Посещение временно ограничено, потому что никто не помнит, где какой экспонат. Мы отвлеклись! Напротив вы видите памятник под кодовым названием «шашлык», который, к моему счастью, появился только в 80-х. Признаться честно, не люблю его всей душой.

Нина засмеялась, но уточнила:

– Это же на самом деле «Дружба народов», верно?

– «Дружба навеки», но да, ты права.

Услышав это, Нина придирчиво стала обходить памятник, после чего подвела итог:

– Народное название не противоречит истине. Шашлык действительно способен создать дружбу навеки!

– Возможно, вам стоит присоединиться ко мне в качестве второго экскурсовода, – засмеялся я. – Идем дальше?

Нина ответила кивком и подошла ближе.

– Сегодня как-то прохладно, поэтому я погреюсь? – и, не дожидаясь ответа, она сама взяла меня под руку и прижалась к плечу.

Ни один здравомыслящий, а уж тем более выпивший вина с друзьями мужчина не отказался бы от такого предложения, поэтому мы медленно продолжили прогулку в сторону 1-й Тверской-Ямской.

Еще не было и полуночи, поэтому на этой улице вовсю кипела жизнь. Я понимал, что нам нужно повернуть налево, где я бы посадил Нину на метро, а сам пошел бы домой. К моему счастью, она свернула направо, и мы стали удаляться от ее дома, приближаясь к Маяковской.

– Что-то мне совсем не хочется домой, но, я бы где-то погрелась, не возражаешь?

– Очень даже поддерживаю и передаю тебе слово как второму гиду.

– Как это подло, я же не знаю этих стилей и дат, мне нечего рассказать! – возмутилась Нина, но я решил ее подбодрить.

– Попробуй, в этом городе достаточно свернуть не туда, чтобы узнать что-то новое. Уверен, тебе есть что рассказать.

– Ладно, я попробую, но без всяких имен и стилей, – согласилась она. – Итак, слева от нас магазин «Республика», где я часто покупала книги, да и сейчас люблю заходить. Это один из немногих книжных, которые мне до сих пор нравятся. Кстати, он круглосуточный!

– Ты хочешь зайти?

– Давай, но только мне ничего сейчас не нужно, разве что немного согреться.

– Такая цель нам подходит. Какие книги ты любишь читать?

– Мне нравятся романы прошлого века и немного про саморазвитие. Вот эти постоянные достижения не про меня. Ты знаешь, у меня от них даже какой-то комплекс развивается. Все вокруг такие успешные, счастливые, продуктивные и читающие о том, как это преумножить. В это время я сижу дома, перевожу книги и хожу преподавать в школу.

– Ты же говорила, что не работаешь в школе, – возразил я, тем самым подтвердив, что внимательно слушаю.

– Это языковая школа, но наша классная. Кстати, она недалеко отсюда. У нас такой французский интерьер, атмосфера. Все настраивает учеников на то, чтобы влюбиться в этот язык. Если ты надумаешь его учить, обязательно туда приходи!

– Нет уж, мы с моим немецким останемся подальше от франкофилов, – отрезал я. – Насчет показательной продуктивности согласен. Возможно, поэтому у меня нет блога с моими фото, только всякие архитектурные интересности. Я не хочу участвовать в этом параде тщеславия.

– Ты такой сноб, – фыркнула Нина и толкнула дверь в книжный. – Хотя кто еще может жить в Москве?

– Очень снобская фраза, не находишь?

– Я и не отрицаю, я же тоже здесь живу, – согласилась она, целенаправленно подходя к стойке с открытками.

– Хочешь кому-то отправить?

– Да, тебе, – кивнула Нина и выхватила какую-то глупую открытку с ежом. – Пробейте, пожалуйста, и еще ручку, – попросила она кассира.

Парень за кассой наверняка видел немало таких покупок посреди ночи, поэтому быстро выдал товар и, пожелав хорошей ночи, ушел обратно в зал.

Нина села за столик кофейни книжного и стала что-то сосредоточенно царапать на открытке, но резко остановилась.

– У меня нет твоего адреса.

– Что?

– У меня нет твоего адреса, – спокойно повторила она и дала мне ручку. – Напиши его сам.

– Так сразу сдать «пароли-явки»?

– А это какой-то секрет? Тебе есть что скрывать? – засмеялась Нина.

– В общем-то нет, давай, – согласился я и стал писать своим чертежным почерком адрес. – Просто я никогда так не делал.

– Вообще-то, я тоже, но почему нет? Только вот тут нет марки, поэтому жди до завтра, когда я смогу зайти на почту. Когда-нибудь ты ее получишь, если только она не потеряется где-то в пути, – довольно отметила она и попыталась пригладить спутанные от ветра волосы.

– Почему бы не отдать мне ее сейчас? – уточнил я.

– Так неинтересно, – ответила сквозь зубы Нина, так как в этот момент она сжимала ими резинку для волос. Завязав хвост, она стала выглядеть еще младше, но, довольная результатом, она улыбнулась своему отражению в витрине, забрала открытку, которая тут же исчезла в холщовой сумке.

– Я согрелась, а ты? Кстати, как ты смотришь еще на один бокал вина?

– Положительно, – лаконично ответил я и уже как-то буднично взял Нину за руку.

Позже я и сам стал присылать открытки друзьям и родителям, отправляя их из разных уголков России. Это стало доброй традицией, начало которой, сама того не зная, положила Нина.

Патриаршие пруды

До начала воскресенья оставалось сорок пять минут, когда мы оказались на Патриарших прудах. Пробка из дорогих машин и не планировала уменьшаться, а на верандах сидело столько людей, что казалось, здесь собралось полгорода. Одетые со вкусом и без, собравшие лучшее из своего гардероба девушки и парни смеялись, танцевали, шумели и наполняли улицы.

Мало кто из них знал, что еще сто лет назад этот район уж никак нельзя было назвать престижным. Вырытые для разведения рыбы пруды были заброшены, как и Патриаршая слобода. Тем не менее рыба в них еще водилась, ей и торговали, а вокруг стояли деревянные избы с огородами. Именно в этом месте находился водораздел ручья Черторыя, который протекал через Никитские и Арбатские ворота, бежал по Пречистенке и Соймоновскому проезду, а компанию ему составляли Кабанка и Бубна, впадающие в Пресню.

На карте Москвы без труда находился этот «шрам», оставшийся от воды, позже заточенной в трубы. В самых заболоченных местах, к юго-востоку от Малой Бронной, плотность застройки была гораздо ниже.

Жили же там студенты и бедняки, а дома Козихинского, или «Чебыши», в конце XIX века и вовсе прозвали «адом» за атмосферу полной нищеты. Удивительным образом они соседствовали с дорогими квартирами, хотя и те и эти стали коммуналками в 20-е годы. Исчезли они только к 80-м, когда в районе селилась партийная, творческая и научная элита страны.

Я стал уставать, поэтому эти мысли заслонили собой шум новой «элиты» и рассказ Нины о том, как она сидела здесь с подругами на прошлых выходных. Единственное, что я услышал и в чем был абсолютно солидарен, так это в том, что сесть здесь было абсолютно негде.

В итоге мы пристроились на улице и заказали бутылку вина и брускетту. Взмыленный официант недвусмысленно намекнул, что до закрытия бара остается меньше получаса, поэтому я рассчитался с ним заранее, оставив чаевые еще до того, как мы ушли.

Заказ несли еще минут двадцать, в то время как Нина нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, показывая свою усталость. Она откусила кусочек брускетты и крикнула мне, прорываясь сквозь музыку:

– Тебе здесь нравится?

– Что?

– Я говорю, тебе здесь нравится? – попыталась говорить громче Нина и закашлялась.

Я подлил ей вина и крикнул максимально громко:

– Нет, здесь очень шумно, и я бы хотел сесть. А ты?

Она утвердительно закивала головой и взяла бутылку.

– Пойдем отсюда?

– Ты хочешь уйти? – переспросил я.

– Да, да, – кивала мне Нина и быстро складывала остатки брускетты в свою бездонную сумку. Туда же отправилась и бутылка вина.

– Куда ты хочешь пойти? – спросил я ее, когда мы вышли на Большой Козихинский переулок, где было явно тише.

– Не знаю, – замялась она. – Куда-то, где не так шумно и можно посидеть. Я думаю, что все уже закрываются, поэтому у меня никаких идей. Что скажешь?

– Я знаю, куда можно пойти, – ответил я и повел ее в сторону «Аквариума». – Кстати, какую ты музыку слушаешь?

– Разную, от современного до какого-то ретро. Все зависит от настроения.

– Какое у тебя обычно?

– Вчера были восьмидесятые.

– Тогда тебе там понравится, – удовлетворенно заметил я и ускорил шаг.

Сад «Аквариум»

Все это время Нина шла со мной за руку, то и дело поправляя свободной сумку с нашим провиантом и еще с кучей мелочей, которые она таскала с собой.

– У тебя там Нарния, что ли? – спросил я, когда она в очередной раз поправила спадающую лямку.

– Я бы предпочла Заклятие незримого расширения, как у Гермионы, – улыбнулась мне Нина. – Кстати, почему мне понравится там, куда мы идем? И куда мы идем?

– Ты же сказала, что вчера слушала восьмидесятые, а значит, там была хотя бы пара песен Depeche Mode. Веду тебя на место сходок депешистов – в сад «Аквариум».

– Никогда не слышала о депешистах, – удивилась моя собеседница и сморщила свой нос. – Звучит как название секты.

– Мне кажется, так оно и было. Они очень старались одеваться в стиле любимой группы, чем очень пугали несведущих прохожих. Сейчас фанаты сидят на форумах, потому что им уже где-то под пятьдесят.

– Только не говори, что ты один из них, – засмеялась Нина.

– Я похож на человека, которому скоро будет пятьдесят? Нет, после рабочей недели возможно, но сейчас все не так плохо, – возразил ей я. – Можно подумать, ты не состояла ни в каких фанатских группах, когда была школьницей!

Нина задумалась и закусила губу.

– Пожалуй, нет, а ты?

Тут уже задумался я, потому что меня нельзя было отнести к какой-то субкультуре или к фанатам групп.

– Нет, но что ты скажешь на то, что в шестнадцать лет я весь год проходил с черными волосами?

– Какой ужас! – засмеялась во весь голос Нина. – Тебе это ужасно не шло, я уверена! Почему тебе никто об этом не сказал?

– Мне сказала об этом мама, но я ей не поверил. Не знаю ни одного человека, который в таком возрасте верил бы родителям.

Нина замолчала и уставилась на свои кеды.

– Я бы и сейчас им не особо верила.

Я хотел было развить эту тему, но она тут же спросила:

– Мы уже пришли?

Я повернул направо, сразу же оказавшись в саду. Удобно расположившись у фонтана, Нина развернула оставшуюся брускетту и достала вино.

– Надеюсь, нас не загребут, – заговорщически прошептала она, делая глоток из бутылки.

– Надеюсь, что нет, – прошептал я в ответ, как будто прямо за кустами нас караулила полиция. – Если что, вали все на меня.

– Да вы джентельмен, – хихикнула Нина и стряхнула крошки на дорогу.

– Стараюсь им быть, – ответил ей я, и даже не соврал.

Спустя несколько минут с нашим поздним ужином было покончено, а улики надежно спрятаны. Я по-прежнему сидел на скамейке, а за поступки Нины явно отвечало вино, потому что она спокойно легла мне на колени.

– Расскажи мне про сад, – попросила она.

Определенно она знала, как потешить мое самолюбие.

– Не хочу грузить тебя подробностями давнего прошлого этого места, – отмахнулся я. – Если вспомнить что-то интересное, то когда электричество добралось и сюда, то именно здесь произошел первый публичный киносеанс в городе. Сад был намного больше, но потом его «съело» Садовое кольцо. К сожалению, это один из районов, которые не пощадило время.

– И что же «съело» кольцо? – удивленно спросила Нина, смотря на меня снизу вверх.

Я оглядел остатки сада и попытался вспомнить:

– Вроде как раньше здесь были цеха завода, один из которых потом перестроили в театр. Забавная метаморфоза! Если ты захочешь его найти, то у тебя ничего не получится. На его месте стоит эта махина, – указал я рукой на театр им. Моссовета. – Сначала там были только летние представления, но позже его перестроили, и он был готов принимать гостей и в холодное время года.

– И в нем построили аквариум? – услышал я догадку, но поспешно опроверг ее.

– Нет, это, кстати, из-за одного француза! Имени не вспомню, но он арендовал сад и назвал его «Аквариум», поставив в нем настоящий, заодно сделав искусственную речку и мостик. Француз не был бы французом, если бы не принес что-то свое. Так появился летний, или новый, театр, на который потом рухнула стена, отделявшая его от училища. Новые владельцы сада построили новое здание, которое еще могли застать наши бабушки и дедушки.

– Интересно, они ходили туда? – мечтательно сказала Нина и закрыла глаза.

– Я у своих уже не могу уточнить, но вопрос интересный. Я думаю, они много могли бы рассказать об этом месте. В любом случае сад они таким не застали, потому что перед войной часть была уничтожена в угоду Садовому кольцу. Потом в старый театр попала бомба, был построен современный, а летний в 60-х вообще сгорел. От прежнего сада ничего не осталось, кроме купола Театра Сатиры, который тогда был цирком. Вот и вся история.

– Очень грустная, – в очередной раз зевнула Нина. – Получается, что мы совершенно не знаем город таким, каким его видели люди еще несколько десятилетий назад?

Она не стала дожидаться моего ответа и спросила о том, какой фильм показывали в кинотеатре на первом показе.

Я был очень горд тем, что меня так внимательно слушали, потому что столько информации о столице можно было выдержать только на лекциях. Пусть я и старался рассказывать все живо и сжато, но мне казалось, что я перебарщиваю.

– Не знаю, – честно признался я и потянулся за телефоном. – Могу попробовать узнать.

– Нет, не нужно. Попробуем представить. Это должен был быть черно-белый немой фильм, где все так смешно быстро бегали. О чем он мог бы быть?

– Я бы предположил, что это была какая-то комедия или что-то про любовь, но уверен, я ошибаюсь.

Нина заерзала на моих коленках и кивнула.

– Да, думаю, мы оба здесь ошибемся, поэтому придумай что-то свое.

Я откинул голову назад и попытался представить себя в таком фильме. Ничего путного в голову мне не приходило, в особенности после вина. Поэтому я закрыл глаза и начал придумывать на ходу:

– Действие было бы в моей квартире, где я быстро бегал бы и собирался на работу. Обычно я делаю это медленно, но ты верно заметила, что те фильмы были в ускоренном режиме. Я бежал бы через дорогу, а там бы были кони. Не спрашивай, почему кони! Это же фильм про прошлое. Затем я пришел бы на кафедру, хотя я не преподаватель, и там бы долго рассказывал лекцию про градостроительство. Долго для студентов, но быстро для зрителя. Иногда на экране возникали бы реплики или озвучка по типу «Оболтусы!» или «Аплодисменты». После этого я бы опять бежал по улице и встретил бы цветочницу, – тут я остановился. – Мне кажется, я сейчас начну пересказывать «Огни большого города» с Чарли Чаплиным. Что думаешь?

Нина уже ничего не думала и наверняка не услышала концовку моего фильма, потому что глаза ее были закрыты, а дыхание очень спокойно.

Любой бы поступил так на моем месте, а я, как уже отметила Нина, был джентельменом, а по моему мнению, лишь старался им быть, но я не нашел ничего лучше, чем наклониться к ней и поцеловать.

1-я Тверская-Ямская

Неудивительно, что Нина ответила мне на это, и следующие два часа мы практически не разговаривали, а целовались, пока окончательно не продрогли от холода. К тому моменту, когда я перестал чувствовать пальцы рук, которые, тем не менее, пытались согревать ладони Нины, мои часы показывали четыре утра. Я решил, что все идет как нельзя лучше, поэтому предложил поехать на такси ко мне.

– Нет, – резко ответила Нина и встала со скамейки.

В эту секунду меня будто облили кипятком, потому что я тут же почувствовал себя красным и пристыженным непонятно за что. Возможно, мне стоило понять ее действия как-то иначе, но разум, а точнее его остатки, разбавленные, вероятно, двумя бутылками вина практически на пустой желудок, считал, что именно это мне стоит сделать на Садовом кольце в четыре утра.

Она тут же села и обняла меня, давая понять, что переборщила с резкостью.

– Я хотела сказать, не сейчас. В смысле я едва знаю тебя, и это все очень здорово, но если это действительно того стоит, то давай увидимся снова, а там решим, – предложила она и поцеловала меня в щеку.

Я прижал ее руку к себе и согласился. В конце концов, мог ли я возражать и настаивать? Сомневаюсь, если я хотел увидеться еще, а мне этого хотелось.

– Тебе вызвать такси? – перевел я тему и мысленно желал, чтобы она согласилась, а я прошелся один и подумал о том, что же сегодня произошло.

Неожиданно Нина отказалась, хотя я был уверен, что после этого она тут же захочет уехать куда подальше в своей гордости и неприступности.

– Скоро уже поедет первый автобус, поэтому давай выпьем кофе и поедем по домам. Не хочу ехать в такси и так резко сбегать.

– Не уверен, что мы сейчас найдем где-то здесь кофе, – мягко возразил я.

Нина уже искала что-то в телефоне и через минуту взяла свои вещи со словами:

– «Азбука вкуса» в пятнадцати минутах отсюда, пойдем?

Я встал и почувствовал, как гудят мои ноги. Делать было нечего, поэтому, помахав конечностями в разные стороны, я согласился продолжить нашу прогулку.

Едва мы дошли до Триумфальной площади, как Нина села на большие качели.

– Никогда не видела их свободными, а ты? – крикнула она, пытаясь раскачать их посильнее.

Я устало подошел к ней и стал помогать.

– Кстати, еще один интересный факт: если ты посмотришь направо, на гостиницу «Пекин», то именно там стоял прародитель «Современника». Ну а то, что у памятника Маяковскому читали Рождественский и Вознесенский, ты наверняка знаешь.

– Вовсе нет, – возразила Нина и попыталась затормозить. – В моей голове не умещается столько знаний. Если твои дела будут совсем плохи, ты можешь водить экскурсии по Москве.

– Только в твоей компании, – ответил я, помогая ей слезть.

– Иначе и нет смысла, дорогой, – улыбнулась Нина и взяла меня за руку.

Через десять минут мы уже заказывали кофе ровно на том повороте, откуда началось наше путешествие длиной в целое лето. Тогда я об этом не знал, но, когда двери первого утреннего автобуса закрылись, я подумал, что обязательно увижусь с Ниной снова. Во-первых, она меня слушала, а во-вторых, с ней было приятно целоваться.

В переулках 1905 года

Утром я проснулся в отличном настроении. Солнце поблескивало в окне, несмотря на толстый слой пыли, которым были покрыты стекла еще с осени. Ветер колыхал занавеску, извещая о прохладной погоде на улице, откуда слышался шум глохнущей машины.

Я перевернулся на живот и уткнулся носом в подушку. Воспоминания о прогулке отдавались приятными мыслями в голове и неприятными ощущениями по всему организму. Было сложно вспомнить количество выпитого и сказанного, поэтому я решил спать дальше.

Моим планам было не суждено сбыться, так как от автомобиля у подъезда до моего окна было ровно три этажа. Пятнадцать минут борьбы водителя с двигателем и меня с водителем закончились поражением всех сторон, поэтому, героически сбросив одеяло, я прошел в ванную.

Свет упал на человека не самой первой свежести, помятого долгой прогулкой и не менее долгим сном. Темные волосы торчали в разные стороны и начали завиваться, из чего я сделал вывод, что пришло время посетить парикмахера. Щетина непонятно какого дня прибавляла мне несколько лет и лишние пятнадцать минут сна каждое утро, но я решил, что раз уж я выспался, то сегодня у меня найдется время для бритья.

Из душа быстро полилась горячая вода, и я в который раз поблагодарил двоюродную тетку за то, что предоставила в безвозмездное пользование свою квартиру, пока я не решусь приобрести свою. Сама она жила уже пятый год за городом и возвращаться не планировала. Родственников у нее, кроме моей матери, не осталось, поэтому мы совершили честный обмен квартиры на мое время и заботу о ней, как сын заботился бы о своем родителе.

Отличительной чертой квартиры был газ, который на долгое время закрыл для меня вопрос холодной воды, но открыл много новых во время косметического ремонта. Дом был построен еще в 1928 году, поэтому в нем то и дело что-то разваливалось, а из щелей зимой нещадно дуло. Тем не менее холодно у меня не бывало, а если предлагать гостям тапочки, то те вообще считали, что мне с жильем крупно повезло.

Я был с этим согласен и всячески сохранял эту атмосферу Москвы прошлого века, созданную тетушкой в течение нескольких десятилетий ее жизни в столице. Единственное, в чем я никак не мог ей уступить, так это в нормальной кровати, диване и холодильнике, поэтому эти предметы резко выделялись на фоне остального интерьера комнат.

Так что вверенная мне квартира уж явно не подходила под описание «бабушкин ремонт». Никаких ковров на белых стенах и отлично сохранившийся благодаря супругу тетушки паркет «елочкой». Разумеется, никакого чрезмерного количества мебели, продавленного дивана и покосившихся кухонных шкафов. Последних просто не было, поэтому я взял банку кофе с открытой полки над столом и поставил на плиту турку. Теперь нужно было найти телефон.

Одно из двух: под подушкой или в коридоре. Если бы он был в первом месте, вместо душа я бы часа два листал ленту новостей, так что вторая догадка оказалась верной. Разрядился.

Я оставил его в спальне, а сам вернулся на кухню, где мне едва ли удалось спасти кофе от побега. Возможно, я не был хорошим кулинаром, но кофе всегда получался неплохим. Желудку такой завтрак не понравился, поэтому я решил дождаться хотя бы 40 % на смартфоне и зайти в «Овсянки» за приличной едой.

Улица встретила меня свежим воздухом и изумрудной листвой, которая бывает только в мае или в начале июня. На Малой Грузинской было какое-то оживление: вероятно, закончилась литургия. Старый католический собор неизменно притягивал немногочисленных прихожан, туристов и любителей красивых мест. Я часто приходил в него послушать музыку и орган.

Глядя на красиво одетых людей, выходящих из собора, было сложно представить, что совсем недавно, в 90-е годы, он был пристанищем сомнительных контор. Тем летом об этом могли напомнить разве что старожилы района.

Я снова повернул и оказался на Столярном переулке, названном так из-за близкого нахождения к мастерской мебельной фабрики торгового дома «Мер и Мерилиз», который располагался на Петровке. Здание с зеркальными витринами, облицованные мрамором фасады, гранитный цоколь, вращающиеся двери, или… ЦУМ. До того, как он стал им, в торговом доме можно было купить не просто мебель, а готовый интерьер. Получается, IKEA не такой уж и новатор! В любом случае после революции здание было передано машиностроительному заводу «Рассвет».

Все эти факты о непримечательных зданиях делали для меня район не просто пересечением улиц, а живым существом со своими историями, потерями и приобретениями. Некогда чужая мне Пресня год за годом становилась мне близкой и понятной.

«Рассвет»

Деловой квартал «Рассвет» занял место завода, который начал с производства винтов и лыж для аэропланов, а закончил деталями для всех известных советских самолетов. В этом веке производственный квартал превратился в деловой, а здания бывшего завода, все еще напичканные отголосками великого прошлого, начали сдаваться в аренду.

Именно там расположилось кафе «Овсянки», куда я часто наведывался в то время. Вместе с плотным завтраком и еще одним кофе я разместился за одним из уличных столиков и достал телефон.

Ни одного пропущенного вызова в эру людей, ненавидящих звонки. Три рабочих чата с новыми сообщениями, открывать которые я не собирался до следующего утра, два сообщения от Миши: «Эй, ты добрался?» и с утра странный мем про путешествия.

Я написал ему: «Ты все равно никуда не поедешь этим летом» и открыл ленту новостей.

Не сказать, что я был активным пользователем социальных сетей. Я не делился фотографиями с собой или друзьями, но мне нравилось публиковать короткие заметки о моей работе. Два новых подписчика, спам и… Нина?

Она смотрела на меня с последней фотографии серьезными глазами. В руках у нее была большая стопка французских учебников, а текст призывал к изучению иностранного языка в школе, где она работала. Еще раньше она публиковала фотографии себя и подруг в неизвестном мне кафе, фото кофе и красиво разложенных тетрадей, чей-то кот, возможно, ее и много снимков с моря. Вероятно, она ездила туда на майских праздниках. Я проверил дату и понял, что не ошибся, после чего зашел в отмеченные фотографии и увидел Нину на том же берегу моря, в компании подруги и парня, который обнимал ее явно не как хорошую подругу. На том кадре она счастливо улыбалась и закрывала лицо рукой от солнца.

Я закрыл приложение, не став подписываться в ответ. Девушка в отношениях совершенно не входила в мои жизненные планы, а выяснять, точно ли она в них была, мне не хотелось.

После завтрака я решил заглянуть в небольшой книжный, но стоило мне встать, как телефон в руке завибрировал. В мире было только три человека, которые не писали мне, а звонили сразу: мать, отец и мой друг детства Дима.

– Слушаю, – нехотя ответил я, дожевывая булку.

– Привет, – раздался радостный голос на другом конце. – Я думал, ты не ответишь, как всегда!

– Не хотелось, конечно, но вдруг что-то случилось, – ответил я без всяких оправданий.

– Нет, все в порядке. Просто звоню спросить, как дела, – засмеялся Дима.

– Нормально, – пожал плечами я, хотя друг этого и не видел. Я уже вставил наушники, и руки были свободны. – Вчера виделся с Мишей и Никой, они отмечали новоселье. Мне кажется, я еще долго не буду пить.

– Новоселье? – удивился Дима. – Он же еще недавно звонил мне, чтобы спросить о том, где я покупал ванную. Видимо, она очень приглянулась Нике, Миша бы и не обратил на такое внимания. Уже новоселье, быстро они. Меня не позвали, я ему припомню, – пригрозил он, но в его голосе слышался смех, и я знал, что он не злится.

– Ты же знаешь, он организовался за день или два, а бедная Ника помогла его планам сбыться, – объяснял я, рассматривая кирпичную кладку завода. – Мы просто посидели вчетвером, буквально пару часов.

– Вчетвером? – оживился Дима. – А кто еще был?

– Ты ее не знаешь, ее зовут Нина, – замялся я и хотел свернуть с этой темы. – А как твои дела? Ты закончил с проектом для систем?

Под этим я подразумевал целый год работы Димы в сфере IT, в течение которого он разрабатывал систему распознавания лиц на разных операционных системах и платформах. Он так часто рассказывал нам об этом, что я выучил формулировку наизусть.

– Шутишь? – удивился он. – Конечно знаю, это подруга Ники.

Тут уже пришла моя очередь удивляться:

– Да, она, – пробормотал я. – Просто мы вчера познакомились, а до этого мы ни разу не виделись, поэтому я решил, что это новое лицо в нашей компании.

– Друг, ты выпал из нее на целый год и много пропустил, – снова засмеялся Дима. – Я знаю Нину уже больше полугода, она классная, но с тараканами. Оле она сразу не понравилась.

– Твоей девушке никто не нравится, – отрезал я.

– Ей нравлюсь я, а это главное, – даже не подумал обидеться Дима. – Но соглашусь, ей бы не помешало быть не такой придирчивой. Возможно, у нее появились бы друзья.

– Ты успешно ей их заменяешь, – подколол я друга. – Еще не ходите вместе на маникюр?

– Да пошел ты, – резко ответил Дима. – Предлагаю вместе сходить сегодня в бар.

– Я же сказал, у меня временная размолвка с алкоголем.

– А сидеть в ресторане и пить что-то другое ты можешь? – не сдавался мой собеседник.

– Да, но тебе не кажется… – начал я.

– Ну тогда в семь увидимся, я скину тебе адрес. Договорились? – быстро протараторил Дима, зная, что я захочу найти причину, чтобы не пойти.

– Может, у меня планы?

– Спорю на что угодно, что ты сейчас где-то у дома пьешь кофе, – услышал я серьезный голос.

– Ты выиграл «что угодно», – не стал отрицать я, проигрывая ему в эту давнюю игру. – Скидывай адрес, но только не опаздывай.

– На связи, – коротко ответил Дима и отключился.

На часах было двадцать минут четвертого. Я решил, что оставшееся время до встречи могу провести на диване.

С этим намерением я бодро зашагал в сторону дома. У подъезда меня поймала местная активистка – пенсионерка с ярко-рыжими волосами и любовью к нарушению личного пространства. Я старательно избегал ее и иногда даже смотрел в окно подъезда, не стоит ли она у двери. Она часто занимала этот пост, чтобы отлавливать полезных, по ее мнению, людей, одним из которых я умудрился стать.

– Молодой человек, подождите-ка, – сказала она мне и схватила за руку.

Я покосился на ее цепкую хватку и улыбнулся ей так вежливо, как только мог:

– Инна Георгиевна, чем могу вам помочь?

С этими словами я попытался выбраться, но она широко улыбнулась и взяла меня под руку.

– Понимаете, у нас в чате было обсуждение, а вы, как всегда, воздержались.

– Я всегда воздерживаюсь, я же не собственник, вы это знаете, – вздохнул я.

В чат дома я попал лишь только из-за того, что меня начали топить сверху и мне пришлось познакомиться с соседями. Ими оказалась милая семья с ребенком, который любил играть с краном так сильно, что его в один момент сорвало. После того инцидента меня добавили в чат, где я мог найти любого жильца, а те могли обратиться ко мне. Такой возможностью они стали пользоваться часто, стоило лишь Инне Георгиевне нанести мне визит и допросить с пристрастием о том, кто я, что я и чем занимаюсь. Моя профессия поставила меня в один ряд с сотрудниками управляющей компании.

Они, как им и полагается, работали неохотно, поэтому все проблемы стали уточняться у меня. Вежливость не позволила отказать сразу, а первые несколько вопросов решались парой звонков и заявлений. Прошел уже год, но жители района, а особенно Инна Георгиевна, продолжали видеть во мне оплот надежды. Моя тетка, услышав это, долго смеялась, вспоминая свою соседку и ее бурную деятельность, которая началась задолго до распада СССР.

– Понимаете, – начала активистка, – дело в мусорных баках.

– А что с ними? – удивился я.

– Вы точно не смотрели чат, – с укоризной заметила пенсионерка. – Даже я в своем возрасте нахожу возможность, чтобы прочитать новости дома и поучаствовать в его судьбе.

Я хотел заметить, что будь я в ее возрасте и без работы, я бы тоже мог тратить на это время, но вслух произнес другое:

– Да, у меня было очень много работы, понимаете? —спросил я и попытался освободиться от ее руки. – Так что там с баками?

– Что вы, конечно понимаю! – воскликнула Инна Георгиевна и одобрительно похлопала меня другой рукой. – Я в ваши годы работала от заката до рассвета! Когда, как не в таком возрасте! Дальше только хуже, вот сейчас даже к внукам поехать – целая задача. Ноги уже не те, голова болит от перемены погоды. Вот сегодня видели, снова прохладно, а обещают жару. Голову сжимает обручем…

Я огляделся вокруг на прохожих в легкой одежде. По моим ощущениям, на улице было не меньше 25 градусов.

– Инна Георгиевна, баки! – напомнил я, выходя из себя.

– Ах да! – очнулась пенсионерка. – Вы не заметили, их стало меньше? – возмутилась она. – Людей все больше, а баков меньше! Куда нам выбрасывать мусор?

– В мусоропровод? – предположил я.

– Молодой человек, – возмутилась Инна Георгиевна,– мусор вывозят не так часто, у многих он габаритный. Это почти центр города, тут крысы появляются на раз-два! Баков должно быть больше!

– И что же я могу сделать? – удивился я.

– Как что? – задыхаясь от негодования, ответила активистка. – Верните нам наши контейнеры!

Тут я понял, что что бы я ни ответил, она будет уверена в том, что я способен на такой подвиг, поэтому я предпринял еще одну попытку высвободиться из ее цепких рук, после чего прокричал ей, удаляясь в сторону подъезда:

– Я понял вас, Инна Георгиевна! Сделаю все, что в моих силах. Вечером же напишу в управу района!

– Вы не дадите крысам расплодиться у нашего дома?– кричала она мне в ответ.

– Конечно не дам, – заверил я ее, совершенно не уверенный в своих возможностях.

С этими словами я забежал в подъезд и побежал к лифту, пока соседке не пришло в голову поделиться еще одной проблемой, которую я гарантированно мог решить.

В баре на Пятницкой

– По твоему лицу вижу, ты приходить не хотел, – сказал мне Дима, пожимая руку.

Мы встретились в баре Mitzva на Пятницкой, потому что в том месте не нужно было заказывать коктейли, а можно было просто описать то, что тебе нравится. Бармены знали более двух сотен напитков, какой-то из них всегда попадал в яблочко. Я сел на стул напротив.

– Не хотел, – кивнул я. – Завтра же понедельник, вставать на работу, а если мы засидимся с тобой как всегда, то я не высплюсь.

– Кажется, я не звал на встречу бурчащего деда, – вздохнул Дима. – Давай выпьем по паре коктейлей, поедим – и все? Почему же ты тогда согласился, если все так сложно.

«Потому что понял, что ты знаешь что-то про Нину», – подумал я, но вслух ответил другое.

– Пара коктейлей подходит, да и мы с тобой давно не виделись. Надо же узнать, как и чем ты живешь.

– Обязательно расскажу, – пообещал Дима. – Только давай сначала закажем еду. Я рекомендую тебе попробовать мезе.

Спустя несколько минут у нас на столе появились напитки, а еще через пятнадцать рядом поставили тарелки с ароматной едой. Пока я ел шакшуку, Дима сыпал мне фактами про работу и про себя:

– И вот, представляешь, они мне сказали, чтобы мы закончили проект до конца недели. Как можно написать что-то до конца недели, если ты даже не знаешь, что писать? Как это может выглядеть? – возмущался Дима. – Они, конечно, классные ребята, но мне начинают надоедать такие требования. Кстати, на меня тут вышли другие разработчики из Словении. Там разношерстная команда – русские, белорусы, немцы и англичане. Все они сидят в Любляне и зовут меня туда. Ты знаешь, я давно хотел попробовать переехать в Европу. Буду пытаться, уже сделал им тестовое.

– Куда ты переезжаешь? – спросил я чуть громче положенного, да еще и с набитым ртом.

– В Словению, – повторил Дима. – Государство такое, рядом с Италией и Австрией, два часа из столицы до гор, столько же до моря. И пока не переезжаю, но вероятность высокая.

– А как же жизнь тут? Родители? – начал я свой допрос и показал жестом официанту, чтобы они повторили коктейль. – И знаю я про Словению, отца туда звали, но он не поехал.

– Родители пока не знают, но рады не будут. Они так и живут на Планерной, где жили всю мою жизнь. Им точно не захочется никуда двигаться. А жизнь… разве там не будет жизнь?

– Я помню эту квартиру, – улыбнулся я. – Помню, как мы приходили из школы и играли в Денди твоего брата.

– Да, – ответил Дима и закинул руки за голову. – Я помню, как он уговорил отца поехать за ней, и мы зимой, в сильный мороз, поехали в переход на Охотном, где их продавали за страшно большие для нас деньги. Мне кажется, будь воля моей мамы, она бы накрыла ее салфеткой, как бабушка – телевизор.

– Мне бы такое не купили. Отец был даже против компьютера. Так как же твоя жизнь тут? Друзья, привычные места, да и как-то все родное.

– Ты опять начал свою старую песню, – скорчил лицо Дима. – Я знаю, ты патриот и уезжать никуда не хочешь…

– Не хочу, – перебил его я. – Если у меня и есть какой-то талант, то он найдет свое применение в России. Качество жизни меня более чем устраивает, поэтому уезжать туда, где я никто и звать меня никак? Сомнительно, конечно.

– Ты останешься при своем, я при своем. В любом случае я еще никуда не еду, а если и уеду, то, может, не навсегда. Понял?

Я кивнул и отхлебнул новую порцию напитка.

– Откуда ты знаешь Нину? – решил я перевести тему и заодно узнать про нее больше.

– В смысле? – удивился Дима. – Это подруга Вероники, а значит, часть компании. Она еще осенью пришла к ним на прошлую квартиру, а я в это время заехал к Мише отдать ноутбук, который заказывал для него. Потом часто куда-то ходили. Я сначала думал к ней как-то подкатить, знаешь, но как-то раз к нам присоединился ее парень. Мерзкий тип. Мне чужого не надо. Кстати, она его больше и не приводила, и хорошо, он очень высокомерный. Я в бар к друзьям хожу, а не на прием к королеве.

Я вспомнил фотографию, где была отмечена Нина, а затем прошлую ночь. Хотелось сказать, что по ней и не скажешь, что девушка была занята, но я ответил:

– Да? Она вчера не упоминала его. Интересно…

– Смотрю, тебе тоже приглянулась, – подмигнул Дима. – Я не знаю, мы не виделись с апреля, а потом она укатила на море. Не похоже, что у них все гладко, она обычно спамила фотографиями с ним, а тут нет ни новых, ни старых. Так я прав, она тебе понравилась?

– Пока не понял, – обтекаемо ответил я. – Вроде нет поводов писать, а понять ее статус хочется. Не буду же я в лоб спрашивать: «Эй, у тебя кто-то есть?»

– А спросить Веронику? – предположил Дима.

– Ты единственный, кто ее так называет. Хорошо, что не при ней! – заметил я. – Через Нику не нужно, не хватало женских сплетен. Приглашу ее на неделе куда-то. Если согласится, значит, не так уж занята, а на встрече и выясню.

– Ну как знаешь, – пожал плечами Дима. – Я в этих делах не специалист.

Я согласился, потому пассия Димы сама возникла на горизонте, а точнее на одном из этажей офисного здания, где он работал, сама проявила инициативу и привела к тому, что они стали жить вместе. Мой друг не слишком сопротивлялся, из чего мы уже сделали неофициальный вывод о том, что его приворожили. Уж слишком они были разные, и слишком уж она ограждала его от других женщин.

– Я тоже, – подытожил я, вспоминая прошлый опыт. – Кстати, может, уже пройдемся до метро? Можно до Китай-города, тебе и мне по прямой, заодно развеемся.

– Давай, – кивнул Дима и попросил счет.

Безымянный остров и Варварка

Вечер встретил нас прохладным воздухом и солнцем, несмотря на то что было уже больше девяти часов. Мы подошли к углу дома, откуда пошла известная многим водка «Смирновъ». У светофора Дима вытащил сигарету и закурил.

– Как несовременно! – заметил я. – Как же электронные аналоги с их преимуществами?

– Нет, – отмахнулся он и медленно затянулся. – Ничто не заменит мне дым привычной сигареты. Что-то должно оставаться стабильным, хотя Оля считает, что мне пора завязывать.

Светофор сменил цвет на зеленый, и мы перешли на мост.

– Не хотелось бы соглашаться с ней, но она права, – отметил я и отметил новые деревья на Овчинниковой набережной. – Рад, что ты не сдаешь позиции хотя бы в этом.

– Да чем она вам так не нравится? – удивился мой друг.

Я задумался о том, что вся наша компания считала Олю очень категоричной, бескомпромиссной девушкой. Если она составляла мнение о ком-то, то оно не менялось, даже если на составление этого «портрета» у нее уходило несколько минут. Мы не нравились ей без понятных причин, поэтому мы практически никогда не видели ее в компании. При этом она не высказывала мнения о ком-то напрямую, что здорово запудривало мозги Диме.

– У нее есть два мнения, – начал я. – Ее и неправильное. Знаешь ли, с этим бывает тяжеловато.

– Любовь зла… – философски заметил мой друг и бросил бычок в Москву-реку.

– Ну ты и свинья, – возмутился я. – А потом вода цвета лужи.

– Я тебя умоляю, – закатил глаза Дима. – Капля в море прогулочных катеров и туристов. Кстати про них, мимо Зарядья пойдем? А то уже весь Балчуг прошли.

– Да, давай, – кивнул я. – Строго говоря, у этого острова нет названия.

– Вообще нет?

– Вообще. Как прорыли Водоотводный канал, чтоб наводнений не было, хотя они и были, пока шлюзы и водохранилища не построили, так и не назвали. Никому не мешает, все понимают, про что речь.

К этому моменту мы вышли на Большой Замоскворецкий мост, и перед нами предстала самая туристическая панорама из всех: башни Кремля в лучах закатного солнца, только что засиявший огнями ГУМ, новенький парк «Зарядье», Храм Христа Спасителя и Сити на горизонте.

– В каком же городе мы живем, да? Ни на что бы его не променял! – восхитился Дима, противореча своим планам уехать в Европу.

– Я тоже, – ответил я и жадно вдохнул всеми легкими июньский воздух.

– Не ври, ты чуть в Питер не укатил за бывшей. Мы тебя на год потеряли, пока ты катался туда-сюда. У нас даже был тотализатор, где ты в итоге окажешься. Миша выиграл, а мы с Никой – безнадежные романтики – проиграли.

Во мне закипела буря негодования. Тотализатор в тот момент, когда я уже жил с человеком несколько лет и ей внезапно предложили работу в Петербурге, а она еще более внезапно согласилась? Как же будущее, какие-то общие планы? Целый год я самоотверженно ездил из города в город, пытаясь не разрушить отношения, а сохранить их. Многочисленные собеседования, где то я не устраивал работодателей Северной столицы, то они меня, множественные ссоры из-за «я хочу пойти в кино с тобой, но ты не рядом» и в конце концов объявление о том, что она начала новую жизнь, в которой уже появился новый мужчина. Проще было закончить все годом ранее, но я этого не сделал, а когда вернулся к друзьям после алкогольного забытья, они приняли меня так, будто ничего не произошло. Мы практически не обсуждали мою личную жизнь. До того дня.

– Серьезно? Тотализатор? Когда моя жизнь трещала не по швам, а двум городам? – стиснул я зубы. – Очень по-дружески.

Дима понял, что это звучало так себе, поэтому решил поспешно оправдаться:

– Слушай, мы же думали, у вас все будет хорошо. Кто же знал, что она… так?

– Она знала, раз переехала и решила исполнить школьную мечту, – отрезал я. – Закрыли тему, ладно?

– Ладно, ладно, – поднял руки Дима, показывая, что он сдается. – Тем более что я заметил твой интерес к Нине. Вы планируете увидеться еще?

– Не знаю, она не писала, – попытался как можно спокойнее ответить я. – Как-то не знаю, стоит ли что-то начинать, да и с чего писать? У меня даже телефона ее нет.

– Могу поделиться номерком, – потянулся было за телефоном мой друг, но я остановил его.

– Не надо, а то подумает, что я узнавал о ней через друзей. Слишком большой интерес с моей стороны после одной встречи. С утра она на меня подписалась, а я на нее нет.

– Как знаешь, – пожал плечами Дима и стал спускаться по лестнице к Зарядью.

У меня было смешанное отношение к этому месту. Часть меня, ратовавшая за сохранение Москвы, помнила про снос Зарядья согласно Генплану реконструкции Москвы, а потом и фундамент и стилобат «восьмой сестры», мелькнувший лишь в фильме Данелии «Я шагаю по Москве». Этап со строительством гостиницы «Россия» мне не нравился всегда. Эта нелюбовь была со мной еще до рождения и передалась с кровью отца. А вот станцию метро «Замоскворецкая» я бы посмотрел, но быстро понял, что ей не бывать.

Другая часть меня помнила бесполезное здание, уродующее весь вид, и радость после окончания его демонтажа. Я внимательно следил за новостями о конкурсе на лучший проект, радовался его масштабности и международности. В конце концов американцы превратили это место в посещаемый парк и место притяжения туристов.

К такому выводу я приходил каждый раз, когда задумывался об истории места, однако тот факт, что во время строительства Зарядья опять были снесены здания настоящего Зарядья, вызывал у меня то самое непринятие, с которым я не мог примириться. И с музыкой на аллеях, пожалуй, с ней тоже.

С этими мыслями я оставался до конца нашей прогулки. Я то и дело поддакивал Диме, который не стал развивать тему с Ниной, а перешел на обсуждение планов на лето. Судя по всему, он планировал провести его в Сочи, куда мог отправиться хоть на весь год благодаря удаленному формату работы.

Уже в вагоне поезда, на Баррикадной, он снова вспомнил о Нине и сказал:

– Слушай, пригласи ты ее куда-то, в самом деле. Ты же сказал, что она подписалась. Вот и подпишись в ответ, посидите где-то. Все равно общаться будете. Она надолго в нашей компании, – подвел итог Дима и похлопал меня по плечу.

– Ладно, я подумаю, – нехотя согласился я, затем поспешно попрощался и выскользнул в открывшиеся двери.

Кровать где-то в переулках 1905 года

Я смотрел на Нину, а она на меня. Ее взгляд выражал решительность и смиренность в одно и то же время. Челка вот-вот грозила коснуться ресниц, из-за чего она часто моргала и смешно морщила нос. Экран смартфона погас, а вместе с ним и видео, на котором девушка молча смотрела в камеру, а в конце начинала смеяться.

Так продолжалось уже полчаса. Я рассматривал Нину, а она будто бы глядела на меня. Написать что-то я не решался, поэтому смотрел последний пост, снятый ее подругой-фотографом, которую она отметила со словами «Только она видит меня такой красивой». Наконец я поставил отметку «нравится» и переслал Нине видео с вопросом: «Так ты еще и модель?». Выглядело как дешевый подкат, но ничего лучше в голову не приходило.

Спустя 15 минут на экране высветилось уведомление.

«По принуждению, а не своему желанию. А что?»

Действительно, а что? Я увидел, что она печатает еще что-то, и решил подождать. Ничего.

«И почему тебя принудили?» – я решил развить тему.

Ответ не заставил себя ждать.

«Друзья должны поддерживать друзей, а Лизе нужно портфолио. Чудом смогла выглядеть прилично после ночной прогулки, а ты как?»

Отлично, интерес к беседе есть.

«Неожиданно бодро, даже увиделся с другом, ты его знаешь – Дима».

«Да, конечно. Удивительно, почему Ника с Мишей не позвали его на новоселье?»

«Зато позвали меня», – мысленно продолжил я, но написал другое: «Возможно, из-за Оли, ведь ее тоже нужно было бы позвать». Тут я понял, что они могут быть незнакомы, поэтому уточнил, знает ли она ее.

«Уверена, она бы нашла, как придраться к их новому ремонту и вообще ко всему. При этом она бы не сказала ни одного плохого слова».

«Но все бы все поняли», – тут же ответил я, удовлетворенный тем, что наше отношение к девушке Димы сходится.

Нина перестала отвечать, и я, решив, что беседа завершена, отправился в душ. Спустя двадцать минут, половину из которых я потратил на запуск стиральной машинки, я вернулся в комнату и сразу же пожалел о том, что открыл окно нараспашку. Ночи еще были прохладными, поэтому я прикрыл створку и снова лег на кровать. Пришло новое сообщение.

«Да, именно так. Кстати, а чего ты в ответ не стал подписываться?»

Вот так сразу? Я подписался, после чего решил не тянуть и спросить сразу.

«Исправил эту ужасную ошибку! Кстати, как насчет кофе на неделе?»

Вот так сразу. Без предлогов, но как-то будто бы неловко нам двоим. Нина прислала короткое сообщение со своим номером. Спустя минуту пришел и ответ.

«В среду вечером, ладно? Напиши где. Я могу после шести, и было бы классно где-то в районе Чистых прудов».

Столько условностей. Я сохранил номер и скинул адрес с сообщением: «Среда, в 19:00?». В ответ мне пришел стикер, из чего я решил, что встреча назначена.

Было уже за полночь, когда я развешивал футболки на веревках над ванной, которые я решил повесить, подчеркнув аутентичность квартиры. Точно такие же я видел у бабушки в детстве и мечтал привязать к ним колготки, чтобы стать троллейбусом. Это желание мне помог воплотить дед, а потом в таком виде меня застал папа. Он хохотал громко и долго, но подыграл мне, забравшись в ванную и изображая пассажира.

Прошло уже много лет, но я до сих пор вспоминал эту историю каждый раз, когда развешивал вещи.

– Нужно приехать к родителям в субботу, – сказал себе вслух я, поставил будильник и выключил свет.

Курский вокзал и путь на работу

Переполненный вагон остановился на Курской. Несмотря на относительно скромную отделку станции, я ее очень любил. Как всегда, интересное было скрыто в деталях.

Мало кто из жителей и гостей города подходил к небольшой фигурной золоченой решетке на путевой стене, между тем как надпись на ней гласила: «Курская Большого кольца 1945—1949». Мой отец – большой поклонник метрополитена – рассказывал, что это напоминание о проекте 1947 года, когда правительство намеревалось создать малую кольцевую, замкнув Дзержинско-Серпуховской и Калужско-Тимирязевский диаметры. Когда он говорил об этом в моем детстве, я предпочитал думать, что это не табличка, а дверь, ведущая если не в Шир, то хотя бы в Нарнию.

Светлый мрамор стен был привезен из села Коелга, а освещался копиями торшеров, некогда выполненных из хрустального стекла. Их восстановили в 2009-м, как и скандальную надпись: «За родину за Сталина» (про пунктуацию руководство метро подзабыло). Строчку из гимна про верность народу и труд тоже вернули, как оборону Сталинграда. Последнее вызывало у меня смешанные чувства, потому что долгое время на месте сбитых букв был Волгоград, а возвращенное название уж очень выделялось по объему.

С недовольством москвичей я был не согласен, потому что отлично помнил историю и смысл станции. Вестибюль, он же зал «Солнца Победы», не мог существовать без этих деталей.

Все это, разумеется, не замечалось ни жителями города, ни пригорода, ежедневно приезжающими на платформы Курского вокзала, мимо которого я бодро шел, боясь опоздать на работу. У стеклянного фасада то и дело путались местные «ударники», уже с утра зарабатывающие на очередную чекушку. Интересно, были ли среди них потомки тех, кто приходил на старый вокзал, поглощенный этим советским зданием?

Якобы старомодные башенки были закрыты стеклом в начале 70-х, а «архитектура зала отличалась простотой и выразительностью, с чуждым ей ‘’украшательством’’». К счастью, вместе со строительством новых терминалов вокзалу решили вернуть первоначальный вид, пусть и не полностью, но хотя бы внутри.

Еще одним противоречием в моей душе был строящийся дом «Чкалов». Я скрупулезно изучал проект и никак не мог представить, как он впишется в город. Хотя когда-то москвичи не могли представить небоскребы, но прошло несколько лет – и все стали привыкать или делать вид, что все в порядке.

Вечно мокрый Троицкий тоннель не скрашивали даже граффити энтузиастов, но после него Басманный район показывал одну из своих лучших сторон – Сыромятники.

Прошло уже три столетия, а название, возникшее из-за Сыромятнической конюшенной слободы, не менялось даже с приходом промышленников.

Я шел по узкому тротуару мимо усадьбы Волконской, живописно расписанной современными уличными «художниками». Из всей галереи мне нравилась только надпись «Рисуй», над которой явно постарались. Год за годом стены становились все больше похожи на стены старого лифта. Я остановился, чтобы сделать фото тимпана портика главного дома, до сих пор хранившего вензель купца Даниельсона и его сына. Интересной, по моему мнению, деталью района я решил поделиться после обеда.

В тот момент в меня врезался долговязый подросток в наушниках, которого я не заметил, так как у самого в ушах играли треки Depeche Mode, возникшие в памяти после ночи в «Аквариуме». Из-за ремонта тротуара справа весь поток людей переместился на оставшуюся часть улицы, из-за чего на ней всегда было будто бы многолюдно.

Еще один неприметный, но важный для истории города дом остался позади меня. Фаланстер должен был быть пятиугольным, созданным из трех домов. Получилось два, которые еще и объединили аркой, резко выделяющейся балконами с балясинами. Один корпус с «двушками» был семейным, поэтому архитекторы подарили жильцам собственные кухни и санузлы. Два других здания такими роскошествами не отличались, подразумевая, что холостякам хватило бы и общих удобств. Фонтан посередине давно исчез, а на его месте вырос куст сирени, а квартиры обзавелись своими кухнями и ванными.

Пока я раздумывал над тем, кто ходит в старый продуктовый на первом этаже, кто живет в том доме и как у них обстоят дела с проводкой, я уже подошел к офису, где вот-вот должна была начаться очередная рабочая неделя.

Кварталы Пресни

К вечеру распогодилось, несмотря на обещанную грозу. Я шел от Белорусской в сторону дома, когда позвонила мама.

– Алло, – начал разговор я, ударив дважды по наушнику. – Я как раз хотел тебе сегодня позвонить. Как твои дела?

– Привет, дорогой, – услышал я ласковый голос. – Это я у тебя хотела спросить. Ты так редко звонишь!

Она была права, последний раз я звонил в конце мая, а на календаре уже было седьмое июня.

– Да замотался, прости. Работы много, бюро хочет взять новый проект. Больше недели готовим коммерческое предложение, ищем субподрядчиков, считаем, – начал я оправдательную речь.

– Мы думали, ты опять уехал в Петербург к этой, – нарочито подчеркнула последнее слово мать.

Я как раз проходил мимо «Азбуки вкуса», где «эта» любила покупать десерты, особенно макароны. С тех пор я именно этот магазин очень невзлюбил. Затем я вспомнил Нину и другой магазин этой сети.

– Мам, ты опять? – я начал закипать. – Сколько раз просил закончить эту тему?

Тут уже она начала оправдываться:

– Сынок, ну чего ты злишься на маму? Просто ты так часто пропадал весь год, каждая поездка была в один конец. Если ты весь в работе, то я очень рада, ты же ее так любишь! Мне главное, чтобы ты был счастлив!

– Ладно. Как там отец?

– Да как, как… В работе, что еще он может делать? Не вижу его совсем, как и всю нашу жизнь, – начала старую песню мать. – Ему пациенты важнее семьи! Иногда мне кажется, что случись что со мной, он даже не заметит, пока я к нему на прием не приду!

Я засмеялся, потому что мы оба знали, что это не так.

– Вспомни, как он меня залечивал в детстве. Я болел редко, но зато со всеми осложнениями.

– Это точно, – согласилась мать. – Помню, как у тебя была такая температура, которая ничем не сбивалась. Ты уже бредил, все время говорил мне про каких-то жучков, которые к тебе приходят.

– Я не бредил, ты же знаешь, – возразил я.

– Да знаю я. Это тараканы от Татаренковых к нам прибежали, я с ними год боролась, пока твоя бабушка рецепт не подсказала. Кстати, ты же в таком старом доме живешь, у тебя их нет? Если есть, ты скажи, у меня где-то рецепт записан, я тебе продиктую.

Я вздохнул так громко, что на меня обернулась бабушка, стоящая рядом на перекрестке, а затем сочувственно покачала головой. Видно решила, что у меня случилось большое горе. Я решил ей подмигнуть.

– Нет, мам, никаких тараканов нет, спасибо! Если у тебя есть средство от надоедливых соседей, то воспользуюсь.

– А что они? – удивилась она.

– Считают, что я всемогущ и могу решить любые вопросы, – не стал вдаваться в подробности я, потому что знал, что мама начнет искать, а хуже всего – предлагать решение.

– Кстати, ты знал, что Татаренковы съехали? Решили перебраться за город, разменяли свою «трешку» и уехали в Ватутинки, кажется.

– Ты же знаешь, что это несколько лет как Москва, да? У них в 2023 году метро откроется.

Я повернул на Средний Тишинский переулок и продолжил:

– Ты же смотришь новости каждое утро, и ты же учитель, должна же ты знать географию своего города.

Мама была не согласна:

– Я знаю географию города, в котором выросла, – отрезала она. – Сейчас Москва в два раза больше, не могу же я все населенные пункты помнить.

Тут она лукавила, ведь город рос уже не впервые. Все было вопросом времени.

– Я это к тому, что ты сможешь ездить к своей подруге Свете, когда там метро будет, – объяснял я. – Вы в выходные на дачу поедете? Я бы к вам заехал.

– Конечно поедем, приезжай! – обрадовалась мама. – Я огурчиков сделаю, как ты любишь, заодно отцу поможешь, нам нужно теплицу отремонтировать.

– Посмотрим, – замялся я, потому что тратить выходной на физический труд не слишком-то хотелось. – Так, я уже пришел домой, привет папе передавай.

– Будем тебя ждать! Пока-пока, – ответила мне мама и отключилась.

Я неспешно вышел на Малую Грузинскую, где купил курицу с макаронами. За что я был отдельно благодарен отцу, так это за то, что он научил меня готовить не только яичницу, но и более сложные блюда. Их было не так много, но они часто спасали от лишних трат на доставку. Пусть мама и сетовала на занятость мужа, но он всегда находил время на семью и учил меня, что она должна быть на первом месте. Вечерами, когда его жена корпела над тетрадями нерадивых школьников, он запекал курицу, делал гарниры и даже варил борщ. Все это он делал с легкостью и какими-то историями из жизни, которые я обожал.

С годами он не просто рассказывал что-то, но и давал мне поручения: «Почисть картошку, нарежь морковь». Так я стал включаться в процесс готовки, но любил его гораздо меньше, чем мой отец.

– Если бы я не был врачом, я был бы поваром, – гордо говорил он по воскресеньям и ставил на стол шарлотку.

Не сказать, что мама готовила меньше, скорее наоборот. Она самозабвенно занималась закрутками, заморозкой и приготовлением всех трех приемов пищи для ее любимых мужчин. Так как один из них любил ее не меньше, он часто помогал ей в этом, чем вызывал зависть ее подруг, в том числе и Татаренковой. Тетя Люда, как я называл ее в детстве, заходила к нам на неделе и часами болтала с мамой, жалуясь на мужа-лентяя и детей-оболтусов. Я ее визиты не любил, потому что она была обладательницей громкого и неприятного голоса.

Моя мама же, напротив, была мягкой и доброй, поэтому участливо слушала ее, хоть и знала, что подруга преувеличивает.

– Вон какой жених растет, – говорила тетя Люда, показывая на меня, когда я заглядывал на кухню. – Катя моя тоже растет, подружитесь, может.

На тот момент мне было уже где-то 14, на носу то и дело выскакивал очередной прыщ, а волосы никак не могли лежать нормально после стрижки в самой дешевой парикмахерской у дома. Я часто сутулился, а подобные фразы заставляли меня сгорбиться еще сильнее. Я бормотал под нос что-то нечленораздельное и стремился уйти поскорее от сватовства с ее дочерью, которая едва ли перестала играть в куклы. Позже она даже нравилась Диме, но у нас был период увлечения роком, поэтому ему не удалось произвести на нее впечатления своим стилем и интересами.

Разменивать квартиру Татаренковы планировали давно, потому что та самая Катя вышла замуж и они вместе с мужем и сыном жили с ее родителями.

В очередной раз порадовавшись тому, что я живу один, я огляделся по сторонам, убедился, что на горизонте нет Инны Георгиевны, и зашел домой.

Кривоколенный переулок

Ровно в семь вечера на стуле напротив меня появилась вездесущая холщовая сумка. В этот раз она была переполнена книгами, тетрадями и кистями. О последних я тут же и спросил:

– Ты еще и рисуешь?

Нина переложила свои пожитки на деревянный подоконник дома XVII века. Мы сидели в модном ресторанчике «Ладо», где я чудом забронировал стол у окна. Небо было пасмурным и тяжелым, как будто бы намечался дождь, но теплый воздух спешил обнадежить жителей столицы.

– Немного, – сказала она и села за стол. – Два года назад подруга подарила мне на день рождения уроки рисования. Когда я их закончила, то поняла, что хочу продолжать. С тех пор рисую и дарю, а потом снова рисую.

– А почему не продаешь? И когда у тебя день рождения? – спросил я и жестом попросил официантку принести нам меню. Девушка не заметила меня и ушла в другой конец зала.

– Я не так тщеславна, – патетично ответила начинающая художница. – На самом деле таланта нет. Кстати, я как раз хотела зайти в это местечко. А день рождения скоро будет, 21 июня, а у тебя?

– У меня тоже скоро, 17 сентября. Рад, что угадал с местом, – улыбнулся я, продолжая высматривать официантку, потому что безумно хотел есть.

Наконец она подошла к нам, и я остановил ее рукой.

– Подождите, я закажу сразу! – выпалил я и быстро пробежал глазами по меню. – Мне стейк трай-тип, жареный картофель и коктейль № 9.

Девушка записала мой заказ и обратилась к Нине:

– А вам?

– Я еще не решила, подойдите минут через пять, пожалуйста, – задумчиво протянула моя спутница, даже не взглянув на официантку. Она бормотала под нос строчки из меню и выбирала блюда так, будто это был вопрос жизни и смерти.

Она подперла правой рукой щеку, и я заметил на тыльной стороне голубую краску. На левой руке были чуть большеватые в ремне часы, закрывавшие небольшой шрам. Волосы она забрала в небрежное нечто, что обнажило ее длинную шею, на которой висела тонкая цепочка с камнем в самой ложбинке. Несмотря на теплый вечер, Нина была одета в кофту с длинным рукавом и джинсовый сарафан. Ноги оставались голыми, и одна была закинута на другую, из-за чего я заметил ярко-красные кеды, завязанные вокруг щиколотки. Ее можно было легко принять за студентку, но разглядеть в ней преподавателя было сложно.

Наконец она определилась.

– Простите, – помахала она рукой официантке. – Мне, пожалуйста, равиоли с рикоттой и трюфелем, френч-тост со взбитым сгущенным молоком и, раз уж мой спутник пьет, – обратилась она ко мне с широкой улыбкой, – я буду белое из Австрии.

Когда с заказом было покончено, мы могли начать разговор.

– И как ты планируешь отметить день рождения? – спросил я.

– Пока не знаю, – задумалась Нина. – А что ты посоветуешь?

– Смотря что ты хочешь, – улыбнулся я.

– Вообще, я бы его отметила с мамой, но это невозможно. Не спрашивай, – пресекла она мой логичный вопрос. – С ней все в порядке. Просто невозможно. Пожалуй, я бы собралась с друзьями и отлично повеселилась.

– Бар или ресторан? – предположил я.

– Бар, однозначно бар. Точнее не так, – улыбнулась Нина и закрыла глаза. – Это серия баров. Такое паломничество в ночи, где конечная цель – бесконечное веселье. Будешь конфетку?

– Что? – опешил я от внезапного вопроса.

– Просто ты так быстро сделал заказ, что я решила, что ты страшно голоден, поэтому вот, – при этом Нина копалась в своей сумке и добыла из ее недр конфету в розовой обертке.

Я развернул ее и прочитал:

– «Мечта». Забавно, у меня такие бабушка любила, я давно таких не видел. Спасибо, – поблагодарил я и засунул конфету за щеку.

– Я их не то чтобы люблю, но знаешь, приятно носить с собой мечты, – хихикнула Нина и развернула вторую конфету. – Надеюсь, у них можно со своей едой.

Я огляделся по сторонам и уверенно заявил:

– С такой можно.

– Отлично, а то не хотелось бы так быстро покинуть такое прелестное место, – улыбнулась Нина и оглянулась вокруг, но я при этом поморщился. – Что-то не так?

– Отреставрировано так себе, но здание сохранено – и на том спасибо, – вздохнул я, вспомнив обмазанные штукатуркой фасады. – Знаешь, что самое страшное? Кто-то, да и теперь мы и не узнаем кто, залил подвалы здания бетоном.

– А что в этом страшного? – брови Нины поднялись.

Я даже как-то разочаровался от такого вопроса, но, в конце концов, она ничего не знала про дом, в котором находится, поэтому я продолжил:

– Это же не просто дом, а палаты XVIII века! Если внимательно посмотреть на карнизы и оконные проемы, как раз возле которого мы и сидим, только уже более нового, то становится ясно, что здание просто… «Мечта». В любом случае я рад, что о нем позаботились, ведь могли и снести.

– Ты точно не экскурсовод? – прищурилась Нина и облокотилась на столешницу. – Мне нужно заплатить за эту лекцию?

– Точно, – заверил ее я, хотя перспектива рассказа об улицах Москвы меня радовала.

– Ну а кто ты? – спросила она.

– Если коротко, то архитектор, – ответил я и отхлебнул коктейль, который принесли на удивление быстро.

– А если длинно? – улыбнулась Нина и подперла голову руками, показывая, что готова слушать.

Я редко рассказывал о своей работе, но мне было приятно, что она интересуется, поэтому я постарался объяснить как можно проще:

– Я тот архитектор-энтузиаст, который верит в то, что нашу страну можно так благоустроить, что даже небольшие города будут восхищать. Если ты думаешь, что я днями и ночами черчу что-то, то нет, я скорее менеджер: организовываю создание проектов благоустройства.

– Это интересно? – уточнила Нина.

– Интересен результат, а всякая бумажная работа не очень, – ответил честно я. – Самое классное то, что ты этот результат можешь потрогать, понимаешь?

– Понимаю, – улыбнулась Нина. – Я своих учеников потрогать не могу, меня бы за это засудили. А что ты делаешь в свободное время?

В тот момент нам принесли еду, поэтому я ответил быстро, чтобы начать есть:

– Ходил в зал, но перестал, не хватает мотивации. Читаю, много читаю. Много гуляю по городу, изучаю его, путешествую по России. А ты?

– Ну ты уже знаешь, – начала Нина, параллельно запутывая свои волосы, чтобы снова собрать их во что-то непонятное. – Рисую, тоже гуляю и читаю. Если посоветуешь что-то, что поможет разбираться в домах так же, как и ты, – скажу спасибо. Еще хожу на йогу, это учит меня концентрироваться. Путешествую по миру, а вот в России мало где была.

– Посоветую гулять со мной больше, – ответил я, пережевывая стейк. – Прости, я действительно голоден, поэтому буду говорить с набитым ртом.

– Все в порядке, теперь я тоже, – засмеялась Нина и протянула руки к прибывшей тарелке.

– А чем занимаешься ты, когда у тебя не свободное время? – решил поинтересоваться я.

– Я преподаю в частной школе, куда приходят люди, мечтающие выучить французский, – отрапортовала Нина. – Кроме этого, подрабатываю частными уроками. У меня достаточно непонятный график, но зато я занимаюсь тем, что люблю: говорю по-французски и заражаю любовью к нему.

– Скажи что-нибудь, – попросил я.

– Je me disais tantôt que c'était la belle race pure des nomades, tantôt la race pauvre et desséchée des jouisseurs, – выпалила она, будто ожидая этого вопроса.

– И что это значит?

– Цитата из «Здравствуй, грусть». «Я то убеждала себя, что это прекрасное, чистокровное племя кочевников, то говорила себе, что это жалкое выродившееся племя прожигателей жизни». В 16 лет мне она казалась ужасно умной.

– А сейчас?

– А сейчас я ем, и ты ешь, – засмеялась Нина.

Спустя два часа вина, еды и диалогов ни о чем мы с шумным смехом вышли на улицу. Я уже не помню, над чем мы смеялись и почему, но я тут же совершенно естественно поцеловал Нину, а она ответила тем же. Минут пять мы стояли у входа. Я держал ее за талию, потому что она была ниже и стояла на цыпочках. Когда нас в очередной раз толкнули посетители ресторана, я предложил проводить Нину до дома. Она кивнула, и мы пошли в сторону Театральной.

Мы вышли на Кривоколенный переулок, и я решил впечатлить Нину:

– Не правда ли литературное местечко?

Она прыснула от смеху, но подыграла мне:

– Отчего же?

– Как же, вы не слышали о драке Пастернака и Есенина? – притворно удивился я.

– Заслушалась Вертинским, очевидно, – Нина вошла в образ.

– Значит, как было. Есенин самым наглым образом надрался и задирал Пастернака, говоря, что тот сорняк, выросший посреди русской поэзии. Доподлинно неизвестно, кто победил, «сорняк» ли или «королевич», как назвал Есенина Катаев. В любом случае разнимать их пришлось Казину и Вронскому. Вот такие страсти у редакции «Красная новь».

– Скажите, пожалуйста, а ведь пишут о любви! – сетовала моя собеседница.

– И не говорите, Нина, – вздохнул я. – А справа тоже про искусство. Позвольте-ка продемонстрировать вам дом Строгановского училища, созданный талантливым Шехтелем. Уж очень его люблю!

– Красивое, – восхитилась Нина, всматриваясь в здание в сумеречном свете.

– Согласен, но у здания-то были балкончики. Где они? Что же их не восстановили-то?

– Только ты можешь так расстраиваться из-за балкончиков, которые никто из москвичей уже и не вспомнит, – рассмеялась Нина.

Я хотел было возразить, но в тот момент мы вышли на Мясницкую, где прямо перед нами стоял великолепный особняк Черткова, поражающий своим изяществом даже спустя столько времени.

– Я так люблю такие дома, – ахнула Нина. – А ты?

– Я тоже, – кивнул я и сжал ее руку чуть сильнее. – Знаешь, раньше в этом доме было много-много книг, читать их приходили совершенно разные люди, к примеру Толстой и Циолковский.

– Надо же, – удивилась Нина. – И куда их дели? Революция?

– Да нет, – отмахнулся я. – Их передали в музей, а оттуда они переехали в библиотеку. Кстати, помнишь, я тебе про Шехтеля говорил?

– Вот где балкончики!

– Нет, – рассмеялся я. – Здесь он сделал очень красивую лестницу.

– А сейчас там что?

– Иногда выставки, но что на самом деле – кто его знает…

Медленным шагом мы вышли к Центральному детскому магазину, где Нина уговорила меня задержаться у витрин.

– Знаешь, – начала она, – хотя конечно ты знаешь, сейчас там классная смотровая площадка и музей старых игрушек. Я приходила туда несколько раз, искала что-то из детства.

– Не был там, – честно признался я. – Зато могу много рассказать про это здание и то, как его отреставрировали. Если честно, ничего там не осталось: бронзовые торшеры демонтировали, а мраморные балюстрады разбили. Представляешь, сколько усилий нужно для того, чтобы разбить мрамор? И как мало нужно, чтобы он сохранился. Если до нас Венера Милосская дожила, то балясины прошлого века явно бы в этом преуспели.

– Это так грустно, – помрачнела Нина. – А помнишь часы со зверушками? Мы там ничего не покупали, мама говорила, что мне это все не нужно.

– Часы помню. Пойдем, а то совсем загрустим.

На платформу станции Театральная с грохотом подъехал старый поезд. Мы нашли пустые места и сели подальше от всех.

– Постоянно забываю, что на этой ветке так шумно, – крикнул я.

– А я и не замечаю уже, – крикнула мне в ответ Нина.

– Да уж, по синей каталась целая галерея Андрияки, а что у вас?

– У нас только моя, – пошутила Нина. – Правда, у всех конечная остановка в моей квартире.

– Далеко от метро? – поинтересовался я.

– Минут десять, наверное, – попыталась прикинуть Нина. – Увидишь, ты же провожаешь?

– Да, – ответил я и обнял ее.

– Показать тебе картины?

В тот момент я опешил, потому что приглашение можно было трактовать двусмысленно. Хуже всего было бы то, если бы она после того достала смартфон и показала фото. Поэтому я выбрал максимально нейтральный ответ:

– В смысле?

Нина смутилась, понимая, как выглядит ее приглашение.

– Ну нет, в смысле просто покажу – и по домам. Ничего лишнего сегодня. Окей?

– Окей, – коротко ответил я, решив, что буду разбираться по обстоятельствам. Разумеется, мне хотелось остаться, но напирать было бы глупо.

Через полчаса я стоял у шикарной сталинки прямо около «Поселка художников». Нина копалась в бездонной сумке в поисках ключей.

– Готово, – ликующе крикнула она и потрясла ключами перед моим носом.

Вечер становился все интереснее, и я с нетерпением ждал его продолжения.

Квартира Нины

Пока мы поднимались на лифте на пятый этаж, в воздухе ощущалась какая-то неловкость, которую не мог перекрыть даже наш прекрасный вечер с коктейлями и вином. Мне казалось, Нина нервничала и жалела о своем предложении, а я был бы и рад уйти, чтобы разрядить обстановку, но мой побег выглядел бы странно для нас двоих.

Наконец двери дребезжащего лифта распахнулись на пятом этаже, и мы подошли к самой старой из всех дверей на лестничной клетке. Нина повесила свои сумки на непонятно откуда взявшийся крючок на стене и стала возиться с замками.

– Проходи, чувствуй себя как дома, – смущенно сказала она, распахивая вторую дверь.

Еще в метро я пытался представить, как может выглядеть ее квартира. Пустая ли она или заполнена вещами до потолка? Новая или старая? Просторная или крохотная?

Она щелкнула выключателем, и я увидел светлую прихожую с ремонтом двадцатилетней давности. Высокие потолки заканчивались антресолью, под которой было большое зеркало, обрамленное множеством фотографий, открыток и записок. Нужно было постараться, чтобы увидеть в нем себя. Рядом стояла самая обычная вешалка из IKEA с куртками, плащами и кучей обуви самых разных цветов.

Нина бросила кеды и прошла босиком вглубь квартиры, повсюду включая свет, а затем скрылась в ванной, откуда раздался шум воды. Я аккуратно поставил кроссовки у порога, не решаясь вторгнуться в ее маленький мир.

Обои в широком коридоре были аккуратно закрашены белой краской, но прямо на них висели плакаты и постеры старого кино. Казалось, она хотела создать целую галерею, но тут и там были пропуски, на которых будто бы вчера что-то висело. Я прищурился и увидел следы кнопок, подтверждающие мою догадку.

Нина вышла из ванной в домашней одежде и уточнила:

– Руки мыть будешь?

Я кивнул и нырнул в помещение со старым кафелем, тоже покрашенным белой краской, чтобы придать комнате хоть какую-то свежесть. Все поверхности ванной были заставлены баночками, бутылочками и пузырьками, на веревках за душевой занавеской сушилось кое-какое белье, а в воздухе стоял запах стирального порошка и парфюма. Громко чихнув, я открыл подтекающий кран. Гостевое полотенце терялось среди прочих, поэтому я потряс руками над раковиной и вытер руки об джинсы.

Очевидно, Нина была на кухне, откуда донесся щелчок газовой плиты и грохот чайника. Я прошел в большую кухню и сел за стол. Часть него была завалена учебниками, книгами, тетрадями и журналами, на другом углу стояло небольшое зеркало.

– Будешь чай? – спросила хозяйка квартиры и поежилась от ветра, колыхавшего желтые занавески.

– Буду, – лаконично ответил я. – Тебе неловко?

– Немного, – призналась Нина. – Не стоило тебя так быстро приглашать, вдруг ты маньяк какой-то.

– А вдруг ты? – засмеялся я.

– Похожа? – улыбнулась она, довольная тем, что я понимаю ее смущение.

– Нет, но вдруг ты хорошо маскируешься?

– Тогда ты попал, – уверенно заявила она и насыпала заварку в чайник. – Пойдем, покажу свое творчество, пока вода кипятится.

Мы прошли в единственную жилую комнату, где царил не беспорядок, но точно творческий бардак. У батареи стояли два коврика для йоги, балкон был открыт нараспашку, и на нем стояли цветы. Большая кровать была наспех застелена фиолетовым покрывалом и забросана подушками всех размеров. Никакого намека на шкаф, только две вешалки и куча одежды на них. Она висела на плечиках, была набросана сверху и даже лежала на двух чемоданах. Круглый коричневый стол был удивительно пустым, а около него выстроились стопки с книгами, заменяющие хозяйке шкаф. В оставшемся углу стояли мольберт и куча холстов, отвернутых к стене. Всю комнату пересекала гирлянда белых фонариков, а люстру заменяли три торшера, расставленные по углам. Комната казалась необжитой, несмотря на обилие вещей.

– Недавно переехала? – поинтересовался я.

– Собираюсь уехать, – неопределенно ответила Нина.

– А куда?

– Пока не знаю, – пожала она плечами и почесала руку. – Нужно найти варианты, и как можно скорее. Вот и работы, – перевела она тему.

Она продемонстрировала мне несколько пейзажей и натюрмортов. Не сказать, что Нина была талантлива, но ее скрупулезность давала свои плоды. Картины были яркими, красивыми и определенно нашли бы место в любом современном интерьере.

– Я бы их продавал, – подвел я итог.

– И все? – Нина тут же спрятала полотна, повернув их к стене.

– Нет, нет, – поспешно заявил я. – Очень красивые, я даже не ожидал! Если честно, когда ты сказала, что рисуешь, я подумал, что это любительская мазня, но у тебя есть потенциал.

– Думаешь? – прищурилась художница.

– Уверен, – заверил я. – Так почему ты переезжаешь?

Она замялась, явно решая, рассказывать мне свою историю или нет. Наконец она сказала:

– Знаешь, я же тут не одна жила.

– Я так и понял, – кивнул я, ожидая продолжения.

– Мы жили тут вдвоем, а месяц назад расстались, и он уехал. Аренду я одна не потяну, поэтому придется подыскать что-то другое. Ты не думай, – начала оправдываться она, – тут были шкафы, даже полки, было гораздо уютнее, но мы как-то все поделили, и теперь вот так, – закончила она и обвела руками комнату.

Внутри меня все перевернулось. Я обрадовался, что она была стопроцентно свободна, с другой стороны, я разозлился на то, что они так нелепо все поделили.

– Вот как, – осторожно протянул я. – Почему вы расстались?

Нина вышла на балкон, укутавшись в плед с кровати.

– Долгая история, – обтекаемо сказала она куда-то в ночь. Я плохо слышал и подошел к ней. – Мы просто пришли к этому, мирно и тихо, но все равно как-то неожиданно. Знаешь, привязываешься как-то, что-то планируешь, но видишь, как все ломается. Понимаешь?

– Понимаю, – ответил я и осторожно обнял ее, ожидая, что она отойдет на шаг, ведь на балконе было не так уж много места. Она осталась и укуталась сильнее.

– Ну и вот, – продолжила Нина. – Я знала, что к этому все идет, но до последнего надеялась, что как-то все наладится. К счастью, – неожиданно бодро закончила она, – быстро отболело и прошло. Никакой тоски, только странные и милые парни.

После этого она повернулась ко мне и прижалась к груди. Я прижал ее посильнее, но в голове была каша. Легко ли она отпускает людей? Отпустила ли она его? Чего хочет от меня, назвав милым парнем?

Словно отвечая на мой вопрос, Нина поцеловала меня. Спустя полчаса мы лежали на кровати и по-прежнему целовались. Одетые, не переходя черту, как она и просила. Я смотрел на Нину, а она на меня. Ее взгляд выражал решительность и смиренность в одно и то же время. Челка вот-вот грозила коснуться ресниц, из-за чего она часто моргала и смешно морщила нос.

– Чувствуешь гарь? – вдруг спросила она.

Я вдохнул носом воздух и понял, что что-то горит.

– Чайник! – вскрикнула она и вскочила с кровати.

Действительно, все это время на плите кипятилась вода, которая успела окончательно исчезнуть к нашему возвращению на кухню. Нина констатировала свою потерю.

– Хочешь, устроим ему достойные проводы? – предложил я.

– Нет, – возразила Нина. – Я его перекрашу и буду использовать как лейку для цветов.

– Стильно, – удивился я и, чувствуя какую-то вину, добавил, – я принесу тебе новый чайник.

– Идет, – согласилась она и посмотрела на часы.

Я понял, что момент упущен и нужно ехать домой.

– Я пойду, завтра на работу, – сказал я, завязывая шнурки.

– Буду ждать чайника, – ответила Нина, облокачиваясь на стену. – Хочешь, сходим в кино?

Я удивился вопросу, но однозначно хотел пойти с ней куда угодно, поэтому ответил энергичным кивком.

– Давай поищем что-то интересное и сходим в пятницу? – предложила она.

Мы договорились, что выберем фильм завтра, я еще раз поцеловал ее и вышел в подъезд. Дверь тут же закрылась, без всяких проводов до лифта. Я решил, что доберусь до дома на такси.

Желтый автомобиль ехал по пустой Ленинградке, а я смотрел на яркие огни города и думал о том, что у меня с Ниной уже общие планы.

Кинотеатр «Художественный»

В пятницу вечером я стоял в центре зала Арбатской и нетерпеливо переминался с ноги на ногу. В тот день я решил надеть новые кеды, и к концу дня они будто бы немного жали. Мимо меня то и дело проходили торопливые пассажиры, спешащие домой или навстречу теплым июньским выходным. Люди не смотрели на окружающих, но удивительным образом не врезались друг в друга. Тот момент был идеальным подтверждением теории о том, что величина населения влияет на его скорость передвижения. Возможно, в 50-х годах, когда в Москве было в три раза меньше людей, станция была гораздо спокойнее.

Я отошел к скамейке и с облегчением выдохнул, хоть и не стал вытягивать ноги, об которые кто-то да обязательно бы споткнулся. Толпа то уменьшалась, то увеличивалась, но все 220 метров станции были заняты людьми. До 70-х они попадали на платформу через красивый наземный вестибюль, теперь же спрятанный суровым зданием Генерального штаба Министерства обороны. Мне всегда хотелось увидеть его и фонтан перед ним, заодно и мозаичный портрет Сталина.

Сохранять спокойствие в такой обстановке было трудно, меня уже не отвлекали попытки воспроизвести в голове первоначальный вид станции. Когда я в очередной раз посмотрел на наручные часы, ко мне неожиданно кто-то подсел. В нос сразу же ударил запах уже знакомых духов. Это была опаздывающая Нина.

– Привет! Мы идем? – как ни в чем не бывало крикнула мне она, пытаясь быть громче приезжающего поезда.

– Ты опоздала, – отрезал я, вместо приветствия, но тем не менее встал и подал ей руку.

Нина не ответила на мой жест, схватив вместо этого ручку своей очередной холщовой сумки как спасательный круг. Она даже не подумала встать и лишь прищурила свои глаза:

– Всего пять минуточек, а ты даже не поздоровался.

– Здравствуйте, – выпалил я быстро. – До сеанса всего десять минут, а нам еще дойти надо.

– Вот так бы сразу и начал, – удовлетворенно отметила она и встала со скамейки.

Я взял ее за свободную руку и повел к эскалатору, ежесекундно лавируя между людьми. Нина была обута в ярко-красные туфли и едва ли поспевала в них за мной. Она встала на ступеньку повыше и обвила меня руками.

– Ну ты правда сердишься за эти пять минуточек?

– Правда сержусь, – ответил я строго, но чувствовал, что не могу сердиться. – Можно предупредить, написать. Я не люблю опоздания.

Нина обхватила мое лицо руками и поцеловала.

– А так сердишься? Я же не нарочно, меня задержали на занятиях. В следующий раз предупрежу.

Вместо ответа я притянул ее к себе и ответил на поцелуй тем же.

На сеанс мы успели вовремя. Кинотеатр «Художественный» распахнул свои двери после долгой реконструкции. Первый раз я был в нем всего пару минут, поэтому в тот день хотелось рассмотреть все получше.

Мы сели в зале, и я прошептал:

– Ты спешишь после фильма?

– Зависит от того, что ты предложишь, – загадочно ответила Нина.

Я взял ее руку в свою и ответил:

– Я хочу посмотреть, как восстановили кинотеатр. Заодно расскажу тебе про него, хочешь?

В ответ я получил энергичный кивок, из-за которого непослушные пряди выбились из прически. Нина выдернула заколку, и волнистые волосы спустились до самой груди. Я мысленно отметил, что так ей идет гораздо больше.

Погас свет, и начался фильм.

Почти весь сеанс голова Нины лежала на моем плече. Из-за такой близости я чувствовал аромат ее парфюма и какой-то выпечки, будто она принесла дом с собой.

Фильм был, как обещано, на французском и с субтитрами, поэтому я то и дело терялся в сюжете. Вместо этого, я пытался представить жизнь этой любительницы nouvelle vague, а точнее новой волны, потому что первое могла произнести только Нина.

На экране разыгрывалась черно-белая драма о девушке-журналистке и ее любовнике, убившем человека. Я честно пытался понять основную идею и проникнуться сочувствием к главному герою, но за полтора часа у меня ничего не получилось. Едва зажегся свет, Нина подняла голову и убрала руку.

– Ну как тебе? – спросила она вполголоса. – Правда потрясающе?

– Да, – неожиданно для себя соврал я. – Только я не совсем его понял.

Немногочисленные зрители поспешили покинуть зал, а мы остались сидеть на своих местах.

– Знаешь, – начала Нина, – этот фильм нужно смотреть дважды, обращая внимание на детали. Хочешь, расскажу?

– Хочу, – ответил я в этот раз правду.

– Ладно, я попробую. Все равно нас пока что никто не выгоняет. Мое самое любимое в фильме то, что его концовка известна заранее.

– Что ты имеешь в виду? – удивился я.

– Помнишь Патрицию с ее плакатом? Она ходила с ним по всей квартире и в итоге свернула в трубочку, направив на Мишеля?

– Припоминаю, – нахмурил брови я и понял, что, скорее всего, в этот момент я был увлечен моими мыслями про ее дом и жизнь.

– Так вот и оно! – воскликнула Нина. – Мишель сразу был жертвой и пал по причине предательства Патриции.

Тут я искренне восхитился.

– Кроме этого, Патриция постоянно проводит пальцем по губам, а это вообще фишка Хамфри Богарта. Смотрел классику нуара «Касабланку»?

– Нет, но слышал, – ответил я и встал с кресла, так как в зал зашли работники кинотеатра. Я подал руку Нине, чтобы переместить нашу импровизированную лекцию в холл.

По пути к нему она продолжала:

– Обязательно посмотри, это классика. Годар, без преувеличения, был новатором. Он создал динамичный фильм без прописанных диалогов. Они часто придумывались на ходу, а еще он снимал много на улице. Тут я не знаю, это из-за гениальности или отсутствия денег, но думаю, и то и другое.

Я снова восхитился, потому что никогда до этого момента не увлекался старым кино. Мы сели на диван около фонтана. Многочисленные прутья, колбочки и стеклянные шары с живыми цветами резко выделялись из всего интерьера, но удивительным образом подходили ему.

– И посмотри, как она все время переспрашивает слова! – продолжала восхищенно Нина. – Это же отсылка к «новой волне», переосмыслению.

– Откуда ты все это знаешь? – удивлялся я.

Она, казалось бы, смутилась этому вопросу, потому что тут же посмотрела на свои туфли и поправила невидимые несовершенства на джинсах.

– Старые фильмы мне всегда нравились больше новых. Они настоящие, без этой пошлости и неровностей, когда герои знают друг друга пять минут, а уже раздеваются.

Я засмеялся и обнял ее.

– На нашей прогулке мы разве что не раздевались. Но все было очень целомудренно.

– Ночью не бывает целомудренно, – отметила Нина. – Ладно, давай смотреть твой кинотеатр, а потом попьем кофе. Идет?

– Идет, – кивнул я и наклонился, чтобы завязать шнурок.

Мы вышли в центр, и я встал позади Нины, чтобы обнять ее сзади.

– У нас с тобой такие кинематографичные прогулки, – начал я. – В общем, в 1912 году он мог вместить в себя почти тысячу человек. Ладно, на самом деле девятьсот, но все равно много.

– Если бы Мадонна тогда пела, она собирала бы этот «стадион», – хихикнула Нина.

– Кстати да, – согласился я. – Но история кинотеатра началась в 1909 году, здание было другим. Зрители пришли смотреть фильм «Жоржетта». Видишь, прошло больше века, а мы все французское кино смотрим.

– Потому что Годар – гений.

– И это тоже, – не стал спорить я. – Потом здание стало вмещать в себя еще больше людей, в СССР так вообще было, кажется, залов пять. Вот 90-е вспоминать не хочется, ведь тут было казино и всякие игровые автоматы.

– Что такого? – удивилась Нина.

– Просто представляешь, – вздохнул я, – в начале века в это место ходила интеллигенция, даже Толстой приезжал, а в конце столетия тут было непонятно что.

– Уверена, интеллигенция была бы не прочь и в казино сходить.

– Явно не в такое. В любом случае доработал кинотеатр до 2014-го, а потом его долго восстанавливали. Я в восторге от серого цвета. Знаешь, как долго его подбирали?

Нина высвободилась из моих объятий и стала ходить по холлу.

– А тут что? – спросила она.

– Тут ресторан, хороший говорят, но я пока не был.

– Сходим?

– Сегодня? – удивился я, прикидывая в голове, сколько будет стоить. Я вспомнил, что зарплата пришла буквально вчера, поэтому с облегчением выдохнул.

– Нет, сегодня нет. Я не одета для ресторана, – покачала головой Нина, уходя в сторону гардероба. – Можем выпить кофе, если хочешь. Кстати, а этот фонтан , где мы сидели, тут и был?

Я оглядел ее с ног до головы. Белая рубашка, будто бы немного старомодная, джинсы и туфли. Я видел в ресторанах одетых и попроще. Тем не менее, я очень обрадовался вопросу и ее интересу к моим рассказам,

– И да и нет. Он был в исходных чертежах Шехтеля, даже основание уже сделали. Хорошо, что его восстановили, – подвел итог я. – Кстати, кофе можно выпить прямо в этом здании.

– Давай, – согласилась она и направилась в сторону выхода.

Тяжелые двери отделяли нас от звуков музыкантов у метро и шума дороги. Мы сразу переместились из прошлого века в современность.

– Что ты будешь? – спросил я у Нины. Она устраивалась на высоком стуле и изучала меню в телефоне.

– Вишневый круассан и раф «Художественный». Очень интересно, что это такое.

– Круассан? Продолжаешь французский вечер? – предположил я.

– А вот и нет, просто вишню люблю. Подожди, я отвечу маме, ладно?

Я кивнул и пошел делать заказ. Спустя десять минут на столике появилось две чашки, обещанный круассан и бейгл. Еда и напитки исчезли быстро, а мы остались разговаривать обо всем. О жизни, работе и мечтах.

– Я хотела открыть пекарню где-то в Провансе, – делилась Нина, отщипывая кусочек маковой булочки, пришедшей на смену опустевшей тарелке. – Что? Не смотри так на меня, я часто была во Франции, и там так спокойно.

Она угадала мои мысли о слишком банальной мечте, поэтому я продолжил расспрос:

– Почему ты была там часто? Путешествия с родителями?

– Не совсем, – ответила Нина и потупила взгляд. Ее руки будто бы не могли найти места, и она стала собирать пальцем маковые зерна в тарелке. – Мои родители развелись, потому что мама влюбилась в преподавателя с ее кафедры. Он прилетел всего на семестр, а улетел уже с ней.

Я понял, что задел очень личную тему.

– Извини, я не знал, можем не говорить об этом, – поспешно заявил я и накрыл ее руку своей.

– Да нет, ты чего? – Нина резко встряхнула головой и посмотрела на меня. – Это было очень давно, и я рада за нее, они давно с отцом не ладили. Я еще в школе была, но осталась, конечно, с ним. На лето стала прилетать к маме, потом университет и французский. Две страны, две семьи – это даже интересно.

Как бы она ни убеждала меня в тот вечер, я видел, что она была рада за мать, но та причинила ей большую боль.

– А папа что? Он нашел кого-то?

– Да, – улыбнулась Нина. – Работу и командировки. Ему больше ничего не надо. По крайней мере, он так говорит. Так о чем мечтал ты? Рубрика «Мечталось и не сбылось».

Я понял, что продолжать разговор на эту тему не нужно, поэтому открыл ей секрет:

– Я мечтал быть космонавтом.

– Шутишь? Это же клише!

– Нет, серьезно, – заверил я. – Бабушка отвела меня в планетарий, и я был поражен. За все время существования космонавтики в космосе побывало меньше тысячи человек. Представляешь, каково увидеть нашу планету целиком?

– Страшновато, наверное, – задумалась Нина. – Я сто лет не была в планетарии. Последний раз лет в десять наверное, вместе с классом.

– Можем сходить, – тут же предложил я. – Как насчет этих выходных?

Она задумалась, будто бы не решаясь ответить.

– Давай в воскресенье, в субботу мы с друзьями едем на пикник. Кстати, мне еще вещи собирать, поэтому давай пойдем?

Вечер оборвался быстрее, чем я думал, но я нашел решение:

– Проводить тебя до Тверской? И мне по пути, да и тебе тоже.

– Конечно, – ответила Нина и взяла сумку.

Дача

Уже в восемь утра я стоял у дома своих родителей, откуда несколько лет назад я уехал во взрослую жизнь. Обычная панелька 1968 года, никаких излишеств. Из последних нововведений: на лестничных площадках была обновлена краска, поэтому все ругательства и признания в любви, которые я читал в детстве, навсегда стерлись из истории.

Дверь подъезда распахнулась, и я увидел свою маму, несущую две огромные сумки в руках. Я тут же подошел, чтобы забрать их, как и учил отец: женщины не должны носить тяжелое. Он не изменял этому правилу, потому что показался следом, неся в руках здоровенный телевизор. Когда-то родители купили его с долгих накоплений. Именно на нем я посмотрел первый фильм на DVD и именно от него меня шугали в сторону невыученных уроков. Теперь же это богатство отправлялось в свой последний путь – на дачу.

На даче родители собирали все то, что было стыдно показать гостям и родным, но все еще можно было использовать в узком семейном кругу. Именно туда перекочевал старый кухонный гарнитур бабушки и дедушки, а заодно и другая мебель. Папа отделал стены деревянной обшивкой, поэтому дачный сезон длился до первых холодов. Даже в конце сентября мы пили чай из старых разномастных кружек и смотрели на заваленный листьями огород.

Он позволял маме заполнить всю кладовку стройными рядами помидоров, огурцов и варенья. Такие запасы здорово выручили нас, когда в моем детстве полки внезапно опустели. Современные дети скривят нос при словосочетании «печенье из рассола», но я точно знал, что это вкусно!

В тот день мы мчались по Ленинградке на старой «Хонде», появившейся в нашей семье где-то в нулевых. Я вспомнил, как в моем детстве мы тащили все до Комсомольской, откуда долго ехали на душной электричке. Я хныкал из-за веса рюкзачка, куда мне складывали одежду и книги, расстраивался, что вечером друзья будут играть в «коробке» без меня. Отец все эти жалобы пресекал, объясняя, что дача – это мероприятие семейное.

Я молчал на заднем сидении и слышал, как в багажнике тихо дребезжит телевизор. Родители включили радио «Ретро FM» и обсуждали планы на выходные.

– Нужно обязательно заделать крышу теплицы, – рассуждала мама.

– Какая теплица? На следующей неделе жара плюс тридцать, ты свои огурцы сварить что ли, хочешь? – смеялся мой отец.

– Как, плюс тридцать? У меня весь урожай клубники накроется медным тазом. Ей нужна вода, а от солнца она мелкая будет, что с ней потом делать? – перепугался наш семейный садовод.

– Есть, – лаконично ответил я и открыл окно пошире.

– А зимой что? Я хотела закрутить варенье. У меня на лето столько планов. Помидоры, огурцы, малина, клубника, кабачки наконец.

– Все, Аня, сварятся твои кабачки, – резюмировал отец. – Жару обещают до конца июня.

– Их в июне не будет еще, а то ты не знаешь.

– Знаю, что количество пациентов с жарой резко увеличится. Всем же сразу плохо, давление, сердце. Поговоришь с ними немного – да они здоровее меня будут, просто скучно живут!

– Это кто? – удивилась мама.

– Старики, конечно. Записываются на прием, приходят на него, заметь, бодро, а жалуются так, что удивляешься, как вообще дошли!

– Вот что значит старость, – вздохнула мама. – Это все одиночество: ни детей, ни внуков, – последнее слово она произнесла чуть громче и многозначительно посмотрела на меня через зеркало.

Я скорчил страдальческое лицо:

– Ма-а-ам, не начинай опять! Не заставляй меня жалеть, что я поехал с вами.

Она сделала вид, что не понимает, о чем речь:

– Слышу голос на галерке. Я разве про тебя говорила что-то?

Мама была учительницей со стажем, поэтому даже в обычной жизни у нее проскальзывали типичные преподавательские фразочки.

– Ты еще попроси меня достать двойные листочки и написать сочинение, – засмеялся я.

Отец оценил мою шутку и добавил:

– Ты же знаешь, она может. Не помнишь свое лето, что ли?

– Такое не забывается, – ответил я, вспоминая, как писал сочинения по каждой прочитанной мною книге.

– Ладно, – перевела тему мама. – Через двадцать минут магазин будет, притормозите, я куплю чай и кофе.

Спустя еще сорок минут и десять минут на закупку в сельпо мы остановились у зеленого щитового домика 50-х годов. Мы с мамой открыли ворота, и отец гордо заехал на наши шесть соток, которые в детстве были для меня целым миром.

Несмотря на то, что прошло уже больше 20 лет, я сразу вспомнил, как все мои печали по поводу «коробки» заканчивались, когда я заходил в наш дом и шел босиком по бордовому полу к бабушке. Она всегда встречала нас с оладьями или блинами, казавшимися вкуснее, чем в городе. Я ел их, запивая какао и бежал в сад.

Мама постоянно ругалась на бабушку за то, что та оставляет сорняки, а та отмахивалась старым передником и заговорщицки подмигивала мне, что означало только одно: клубника поспела и есть с куста ее нужно было быстро, пока мама не начала собирать ее для варенья, а меня подряжала заниматься огородом.

Папа тут же развивал бурную деятельность по подготовке к жарке мяса, поэтому его она не беспокоила. Я же лениво ковырял грядки до тех пор, пока бабушка не начинала ругать дочь:

– Ну чего ты издеваешься над ребенком? Успеет он наработаться!

Тут она уже обращалась ко мне:

– Иди поиграй, золотко. Папа тебе велосипед достал, покатайся пока. К обеду приедешь, расскажешь, чего видел.

Услышав это, я счастливо убегал к старому «Аисту», ждавшему меня у сарая, выезжал на нем за ворота и действительно много видел. На даче я познакомился с деревенскими, которые сначала презирали меня, но после того как я показал им, как стрелять из рогатки каштанами, приняли в свою компанию. Этим трюком со мной поделился папа, за что я был ему очень благодарен.

Вместе с друзьями я ездил через поле к речке. Иногда мы брали у бабушки хлеб с кружочками докторской колбасы и устраивали штаб прямо посреди поля. Когда мне не удавались такие побеги, мы обедали вчетвером за большим столом на веранде, завешенной серым от пыли тюлем. Бабушка с мамой ставили на стол кастрюлю с мясом и картошкой, щедро посыпанной свежим укропом с грядки. Рядом оказывались наспех порезанные овощи, к которым то и дело слетались ленивые от полуденной жары мухи. Пиршество завершалось компотом, который бабушка варила с утра и ставила остывать на подоконнике.

После обеда меня отправляли наверх читать, что я поначалу не любил, а потом стал засиживаться до ночи. Несмотря на мои планы, из мира приключений меня часто выдергивал отец, с которым мы шли через все поле к речке, где он учил меня прыгать с тарзанки. После одного из таких прыжков я стал обладателем шрама под подбородком.

– Зашить бы его, по-хорошему, – бормотала мама, подражая мужу.

– Просто дайте мне зеленку, и пусть идет гулять, резюмировал отец после осмотра.

Бабушка предпочитала ждать вердикта в комнате, не в силах смотреть на меня в таком виде.

Мама сняла тяжелый навесной замок, и я вдохнул пыльный воздух дома. Я вырос, а бабушки уже давно не было с нами, но дом и атмосфера не изменились до сих пор. Даже несмотря на новые стены, телевизор и мебель, какое-то призрачное ощущение детства было со мной каждый раз, когда я приезжал с родителями в это место. Мне хотелось остаться на пару дней и походить по знакомым местам. Вместо этого, я снял рюкзак и сказал:

– Я сегодня до вечера, нужно быть завтра в Москве.

– Почему? – удивленно спросила мама.

– Есть пара важных дел, потом расскажу.

– Хорошо, – пожала она плечами и стала раскладывать вещи, попутно раздавая команды. – Телевизор в комнату поставьте, только антенну проверьте, ее надо будет покрутить.

Отец молча прошел в комнату и водрузил его на старый складной стол, который тоже некогда переехал из старой квартиры, где раскладывался только по особым поводам.

– Нет, – тут же крикнула мама. – Ну куда ты его поставил? Он свалится! Сюда, на тумбочку, – указала она пальцем.

Новое безмолвное перемещение, после которого отец ушел переодеваться и вышел в футболке, мелькавшей на всех наших старых фотографиях. Я порылся в шкафу и тоже нашел нечто, что я считал модным году в 2010-м, и в чем сейчас не рискнул бы пройтись даже в деревенский магазин.

В этой униформе мы прошли к теплице и стали возиться с ее укреплением. Единогласно было решено добавить вертикальные рейки, поэтому я спросил у мамы нить и стал привязывать к ней камни, чтобы сделать разметку поточнее.

– Что там у тебя с работой? – поинтересовался отец.

– Занимаемся восстановлением объекта в районе Китай-города, точнее на Хитровке, – кратко объяснил я, зная, что он и так в курсе дел. – Хотим еще взять новый проект, этот уже близится к завершению. Вожусь вот с документацией.

– Не зря я тебя водил гулять по городу, – улыбнулся отец и стал опускать камень на землю.

– Скажи это маме, – ответил я, откусывая нить зубами. – Когда мы пришли насквозь промокшие, а я потом болел неделю, она была другого мнения.

Отец тихо засмеялся, вспоминая наши хулиганские приключения.

– В итоге-то я тебя лечил, так что все честно.

– Ты всегда меня лечил, ты же врач. Кстати, на пенсию не собираешься?

– Предлагаешь мне сидеть по ту сторону кабинета? – удивился папа. – Ну уж нет, я полон сил и не планирую превращаться в пенсионера, у которого два развлечения: кататься утром непонятно куда и коротать часы в очередях.

– Ты забыл про дачу, – засмеялся я. – И вообще, ты слишком категоричен. В городе столько мероприятий для пенсионеров, столько всего можно делать.

– Мотивации нет, сын, – ответил он, и я знал, что под этим он подразумевает отсутствие внуков.

Уже несколько лет этот вопрос стал беспокоить моих родителей, но все еще совершенно не беспокоил меня. Они начали намекать, потом говорить открыто, затем мы даже повздорили пару раз, а потом я расстался с Лизой – и все споры закончились.

Я промолчал и стал выкапывать ямки под подборки. Спустя пару минут отец сменил тему на дачные и реставрационные работы, поэтому разговор пошел легче. В самый разгар спора о том, стоит ли приподнимать теплицу на миллиметр, к нам зашла мама, чтобы позвать на обед.

На клеенчатой столешнице с выцветшим от времени рисунком стояла молодая картошка, щедро посыпанная укропом, а рядом были поджаренные сардельки. Рядом же пестрела огромная пластиковая плошка с овощами. Если бы я задержался до завтра, то на столе были бы поджаренное мясо и овощи, но сегодня за обед отвечала только мама, которая никогда не занималась шашлыком или грилем.