Читать онлайн Иван Московский. Том 2. Король Руси бесплатно

Предыстория

Наш современник, проживший большую и сложную жизнь, попал в смертельную аварию. Но вместо того чтобы окончательно умереть, он очнулся в теле юноши, выселив каким-то образом старого жильца из его «хатки». И это было бы полбеды. Но ведь на дворе шёл 1467 год, а этот юноша оказался не кем иным, как Иваном Ивановичем, сыном приснопамятного Ивана III – Великого князя Московского. Иными словами, наш герой оказался тем самым пареньком, которого уже звали Иваном Молодым, дабы от отца отличать.

Поняв, что вляпался, он не стал ни рефлексировать, ни пускать сопли, ни дёргаться. Для начала Ваня решил осмотреться и прикинуть что к чему. Всё-таки сын Великого князя, а не селянин. И жизнь его полна опасностей самого разного толка. И только потом, как присмотрелся, он начал действовать.

Сначала он вывел на чистую воду тех, кто заказал и исполнил отравление матери его – Марии Тверской. Ибо эти люди явно замышляли и его со света сжить, как неугодного отпрыска. А потом занялся делами военными и хозяйственными, в тени отца, дабы не сильно отсвечивать. Да без замаха на глобальные реформы, а потихоньку-полегоньку. Благо, что отец его с интересом к его игрищам относился. Так что он и свечки стеариновые по методу Меж-Мурье делал, и тигельными печами персидскими баловался, и прочими делами увлекался. Немного и аккуратно. Тем более что знаний хватало. Теоретических. А ресурсы позволяли опытным путём претворять задумки в жизнь.

Однако просто тихо отсидеться в тылу нашему герою не удалось. Пришлось поучаствовать в ряде военных компаний, где-то словом, а где-то и делом. В итоге он сумел очень поспособствовать взятию Казани и закреплению в тех местах силам своего отца. А потом провёл очень удачную кампанию против Новгорода, с помощью подготовленных им пикинёров, аркебузиров и трёх конных сотен выученных и вымуштрованных не дурнее Нового времени. Что подвело Новгород под руку Ивана III, уничтожив там оппозицию московской власти. Ну и в качестве вишенки на торте Ваня дал отпор хану Ахмату под Алексином, что шёл мстить Ивану III за разгром Казанского ханства.

Более того, он умудрился заинтересовать Святой Престол и итальянских монархов проектом Персидской торговли, направленной на подрыв могущества Османской Империи. Да так всё красиво расписал, что сумел даже склонить Неаполитанское королевство и Миланское герцогство к династическому браку с далёкой Московией. Само собой, с расчётом на обширные финансовые преференции от Персидской торговли, которую Иван решил организовывать по принципам Ост-Индийской компании, то есть как акционерное предприятие, что позволяло привлекать акционеров и ресурсы в Москву с очень отдалённых земель…

Но не успехами едиными жил наш Ваня.

Своей активностью он сломал большую политическую игру по приведению на престол Руси Палеологов через Зою, более известную впоследствии как Софья, одну из принцесс павшей династии византийских Василевсов. И в этой игре ни Ваня, ни его мать были не нужны греческой партии, за которой стояли высшие иерархи православия, сидящие в Константинополе.

Мать его отравили. Однако Иван не стал сидеть тихо и ждать, когда его максимально бесшумно устранят, расчищая дорогу для потомства Зои Палеолог. Он решил бороться за свою жизнь и своё будущее. Из-за чего конфликт быстро достиг острой фазы, а наш герой оказался вынужден применять лучшие приёмы пропаганды и политической борьбы, импортированной прямиком из XXI века. Как следствие, его оппонентов стали выносить вперёд ногами целыми пачками. А Русь с разбегу вляпалась в острый кризис, в котором, с одной стороны, имелись объективные экономические и политические конфликты практически со всеми соседями, категорически обострённые успехами Ивана Ивановича, а с другой – натуральный религиозный коллапс целого региона. Всё-таки не искушён он ещё был в большой политике. Не искушён. Не умел аккуратно, прямо-таки деликатно вырезать опухоль и гасить такие вот происки недругов. Опыта не хватало. Да и знать понаслышке не то же самое, что руку набить самостоятельно.

А значит, что? Правильно. Покой ему лишь будет сниться…

Пролог

1473 год, 29 января, Москва

Король Руси Иоанн II[1] стоял на службе, сохраняя максимально отрешённый вид.

Умер его отец. Третий день уже пошёл как. Вот – отпевали.

Отец для его тела, но не души. Хотя за минувшие шесть лет с момента попадания привык он к нему. Притёрся. И в немалой степени сожалел. Да проблем эта смерть принесла немало.

После отравления и сидения в холодной в 1472 году сдал Иван свет Васильевич, сдал. Но выкарабкался. Никто не верил. А он справился. Хотя, как показали последующие события, это всё не сильно помогло, так как отравление и сидение в холодной непоправимо подорвали его здоровье.

Тогда-то Ваня и поднял вопрос перед родителем. Что делать и как быть? Ведь король Неаполя и герцог Милана прислали им своих дочерей в жёны. Но Иван III хоть и был жив, но выглядел слабо. Очень слабо. Так что жених из него выходил негодный. Здоровье совсем просело после тяжёлой болезни. И что дальше? Просто следовать изначальному плану? Оказалось, что нет. Отец предложил Ване выход из решения. Парня провозглашали королём-соправителем, дабы обвенчать с Элеонорой Арагонской – старшей из невест, ибо брать её в жёны мог только король Руси, согласно договорённости. А если всё обойдётся, и отец сможет оправиться от последствий болезни, то можно будет ещё какую невесту присмотреть. Катерина же Сфорца по малолетству могла и подождать нового наследника или подмены – в случае гибели Элеоноры, присев на скамейку запасных.

На том и порешили.

Короновали нашего Ваню под тронным именем Иоанн II. А потом без излишней раскачки и обвенчали с Элеонорой Арагонской в Зимний мясоед[2]. И то и другое проделал лично латинский патриарх Константинополя, бывший по совместительству папским легатом, возглавлявшим это большое посольство из Италии.

И всё бы ничего, но немного окрепший Иван III, известный уже также как король Руси Иоанн I, умудрился простыть во время гулянок. От чего и умер. Не сразу. Но ослабший организм уже не сумел справиться с новым вызовом.

Так наш герой и стал новым королём Руси Иоанном II. Не соправителем, а полноправным. Но это стало только началом проблем…

– Да ты вообще… – пробубнил с неприязнью Михаил Борисович Тверской, прибывший на свадьбу своего кузена ещё в декабре 1472 года, да так и оставшись на похороны и поминки дяди.

– Что я вообще? – поинтересовался Иоанн, подавшись вперёд.

– Женился на этой поганой папистке… – твёрдо глядя осоловелыми от алкоголя глазами, произнёс кузен. – Позорище то какое!.. Стыд!..

– Ты говори, да не заговаривайся!

– А то что? Убьёшь меня, как своего дядю? Зарежешь прилюдно, снова пуская родную кровь?

Иван промолчал, мрачно уставившись на двоюродного брата. Между тем тот продолжал.

– Ну а что ещё ожидать от того, кто продал свою душу дьяволу?

– Что ты несёшь? – с раздражением процедил Иоанн.

– Так это все говорят. Не только я. Али не слыхал?

– О чём не слыхал?

– О том, что ты поддался дьявольскому соблазну латинскому. О! Вижу – удивлён. Как же так? Всё знаешь, а это прозевал. Или твои бесята не доносят тебе то, что не считают нужным?

– Какие бесята? Что ты буровишь? О чём мне должны были донести? – продолжал раздражаться наш герой.

– Ну как? Вместо праотеческой шапки принял какой-то мерзкий богопротивный венец клыкастый. Словно не венец вовсе, а скелет какой…

Иван поджал губы…

Папа Римский вместе с письмом, подтверждающим права Ивана III Васильевича на титул короля Руси, прислал и корону западноевропейского образца, типичную для тех лет. Набор золотых пластин, соединённых между собой на втулке-гвоздике в обруч. Но закреплены жёстко, чтобы не болтаться. Верхняя часть этих в целом прямоугольных пластин выполнялась либо в форме крестов, либо зубцов, как в текущем варианте. Оттого корону и назвали клыкастой – эти зубцы выглядели слишком остро.

В принципе такой тип монарших венцов недалеко ушёл от старинной византийской моды, в которой практиковались просто прямоугольные пластины, украшенные эмалью и инкрустацией камнями драгоценными. И по сути, являлся их эволюционным развитием. В отличие от шапки Мономаха[3]. Да, окончательный свой облик она приняла при Василии III, когда её отремонтировали. Но Ивану хватило одного взгляда, чтобы узнать её и до «реставрации». Слишком уж они были похожи. Так вот. Эта «праотеческая шапка» досталась Ивану Калите в подарок от хана Узбека в благодарность за верность. И представляла собой типичный степной головной убор. Но это полбеды. Хан Узбек, видимо, обладал специфическим чувством юмора, поэтому подарил верному вассалу, что предал родного брата ради своего степного властелина, женский головной убор. ЖЕНСКИЙ! И это отчётливо прослеживалось даже в «реконструированной» шапке Мономаха, не говоря уже об оригинале…

– Всё? – холодно спросил Иван у кузена.

– Как всё? Нет! Поганую папистку взял в жёны? Взял. Да по дьявольскому латинскому обряду. Соблазном дьявольским прельстился? Прельстился. И надел на себя зубастый венец проклятый. Да и папистов привечаешь вместо родственной крови. Вот что говорят все вокруг. А потом добавляют, что ты продал душу свою!

– И многие так говорят?

– Да хватает.

– А может быть это ты сидишь да выдумываешь?! – прорычал Иоанн.

– Нет! – поднялся и громко произнёс Великий князь Рязанский Василий Иванович. – Всё верно он говорит. По всему выходит, что душу ты заложил, не устояв перед дьявольским искушением. Баба-то твоя, видать, какой приворот сделала. Вот рассудок и померк.

– Верно! – Начали вторить ему и кое-кто из бояр московской службы, что прибыли на свадьбу, а попавшие на поминки. И литовские бояре. Ведь времена феодальные, и война войной, а отношения отношениями. Вот они на свадьбу и явились. Не все, но кое-кто заехал.

– Истину тебе говорю, – продолжил Василий Иванович. – Одумайся! И вели погнать со двора эту дрянь, – произнёс он, указав на Элеонору Арагонскую, что сидела по правую руку от Иоанна. – Прогони её! Прогони этих папистов проклятых! Покайся перед Патриархом за свои злодеяния! И прими руку Зои Палеолог!

– Что ты себе позволяешь?! – взревел Иоанн, терпение которого было не безгранично.

– Правду! Али она неудобна и глаза колет?

– Это не правда! Это блажь!

– Ой ли!

– Шапку праотеческую вспомнили? Мерзавцы! А чего забыли упомянуть, что хан Узбек подарил её нашему предку в насмешку? Как любимой жене. Ведь шапка – женская. А вы чего мне тут предлагаете? Принять с торжеством сей убор головной и унизиться вслед за родителями нашими, преклоняясь перед степью?

– Что ты городишь?

– А что ТЫ городишь? Я степь бил. В открытом бою. И силой оружия вырвал свободу от дани нашей земле. А ты склоняешь меня вновь признать Русь любимой женой Орды? А? Мерзавец!

– А латинянка тебе почто? – воскликнул Михаил Борисович Тверской, видя, что коллега из Рязани несколько смутился отповедью короля, терять же инициативу было опасно.

– А эта гнилая кровь тебе почто? Зачем за Палеологов мне говоришь? Они Империю свою всю по миру пустили. Хочешь, чтобы и Русь так же? Али подкупили тебя недруги?

– Совсем рассудка лишился… – покачал головой Василий Иванович, который кое-как собрался с мыслями и вновь включился в полемику.

Ещё минут пять попререкались, а потом погнал их Иоанн спать. Дескать, перепили и буровят всякое. Однако все, кого Иоанн выгнал, не стали ждать утра для более вдумчивого разбора полётов и вероятного судилища. Они взяли руки в ноги и спешно покинули Москву. Как тати. В ночи. Опасаясь, что король по утру сотворит непоправимое.

Сам Иоанн не желал принимать решения на хмельную голову. Однако, узнав утром об их бегстве, пришёл в ярость.

– Тише, тише, – обняв его и прижавшись, приговаривала Элеонора. – Тише…

– Ты хоть понимаешь, что они просили?

– Думали, что ты бузу прямо на поминках устроишь. Полезешь драться. Они тебя в этой свалке и зарежут.

– Что?! – вскинулся Иван.

– Поверь, я знаю, что говорю, – печально улыбнулась Элеонора. – Но надо было их сразу вязать. Или даже резать.

– Резать?

– А ты разве не понял? Ты видел, что они заодно? Вряд ли по пьяному делу можно так сойтись. Помнишь, как верные тебе люди стали окружать тебя?

– Да. Но так и не понял – зачем.

– Эти спорщики твои за оружие время от времени хватались. И смотрели на тебя очень нехорошо. Если бы верные люди не вышли вперёд, прикрывая тебя собой, то эти злодеи без всякого сомнения набросились бы и постарались убить и тебя, и меня.

– Ты сгущаешь краски.

– Я клянусь тебе.

– Тебе это могло лишь показаться.

– Можешь спросить у кого угодно, кто верен тебе. Спроси, почему они стали приближаться? Спроси, почему демонстративно положили руки свои на рукоятки мечей да сабель?

Иоанн замолчал, пытаясь восстановить в памяти детали минувшего вечера. Но получалось это очень плохо. Слишком он увлёкся алкоголем. Или нет?

– Слушай, а сколько я выпил?

– Три бокала вина.

– Три? Всего три? Ты уверена?

– Я считала, – несколько замявшись, произнесла она. – Не хотела, чтобы ты напился. Но, видно, не успела остановить.

– Видно, – кивнул Иоанн. – Весь тот вечер как в тумане.

– Ты не помнишь, что ты говорил?

– Помню. И сейчас повторил бы свои слова. Рассудка по пьяному делу я не лишаюсь. Но всё вокруг довольно скоро стало уплывать. Словно я очень сильно напился. Даже людей толком не видел. И это с трёх бокалов?

– Ты ещё слишком юн.

– А ты сколько выпила?

– Я пригубила только один бокал.

Иван внимательно посмотрел ей в глаза.

– Что?

– Признайся. Вино ведь было с каким-то зельем.

– Понятия не имею.

– Поклянись.

– Чем угодно клянусь. Понятия не имею.

– Так! – резко вскочил на ноги Иоанн. – С этим нужно разобраться…

Впрочем, отдав распоряжения слугам, он так и остался в покоях с молодой супругой. Ну как молодой… По тем временам, если бы замуж за Иоанна не вышла, считалась бы старой девой – как-никак двадцать два года. Хотя наш герой, воспитанный и выросший в реалиях XX–XXI веков, воспринимал её молодой.

– Как жаль… – тихо произнёс он, сидя на стуле и грустно смотря куда-то перед собой, в то время как Элеонора расположилась рядом и осторожно теребила локон своих волос.

– Что жаль?

– Упустил их. А ведь все эти мерзавцы были в моих руках. Совсем недолго, но были.

В дверь постучались.

– Что? Кто там? – громко спросил Иоанн.

Вошёл с несколько напряжённым лицом один из доверенных людей нашего героя.

– Повар сбежал.

– Сбежал или его убили, тишком прикопав где-то?

– Сбежал. Его видели в свите Великого князя Рязанского, когда тот ночью отъезжал.

– Значит, это он шалил… – тихо произнёс Иоанн. – Вино вчерашнее собрали? Пробу сняли?

– Сняли. Пьянит оно чрезмерно. Но не всё. Только то, что на твой стол подавали и на столы ближних твоих.

– Проклятье… – тихо прошептала Элеонора.

– Согласен, – кивнул Иоанн. – Но этого следовало ожидать. Ведь, как говорят мудрые, войны нельзя избежать, её можно лишь отсрочить – к выгоде твоего противника… – заметил наш герой и скосился на свою супругу. Очень выразительно, встретившись с ней глазами. А доверенный человек молча поклонился и вышел, прикрыв дверь.

Элеонора была женщиной среднего роста, но полной страсти и уверенности в себе, что, впрочем, не лишало её женственности. Можно даже сказать, что подчёркнутой женственности.

Лицо её было овальным со смягчённым подбородком и прямым носом. Большие миндалевидные глаза карего цвета и небольшой аккуратный рот с чувственными губами дополняли общую картину. А вьющиеся светло-каштановые волосы обрамляли образ вполне приятной наружности.

Да и фигура её была что надо. Во всяком случае, на взгляд Иоанна. Стройная «груша» с небольшой плотной грудью и широкими бёдрами. Впрочем, по этим временам Элеонору не считали такой уж сексуальной и красивой. Хорошенькой, но не больше. Очень сказывался недостаток массы. Та же Зоя Палеолог с её плотной и крепкой «рамой» в глазах современников выглядела куда как выигрышнее. Не первая красавица на селе, но что-то близкое к тому.

Кроме того, Элеонора получила прекрасное ренессансное образование при дворе своего отца. И не только в области искусств и языков, но и в иных областях. Так, например, выйдя замуж девственницей, она оказалась весьма искушённой в отношениях с мужчинами. Благо, что способы всегда можно было найти для таких опытов. В конце концов ещё первой эпидемии сифилиса[4] не произошло, и нравы в христианском мире стояли весьма и весьма свободные. До такой степени, что даже в начале XXI века, после торжества сексуальной революции, далеко не всюду удалось хотя бы достигнуть того накала сексуальных страстей. И Элеонора в свои года знала уже очень многое в этой крайне увлекательной области…

Часть 1. Обороной стальной

Герой или злодей, воин или убийца, победитель или преступник – разница между ними лишь в том, какой берег реки ты называешь домом.

Джо Аберкромби, «Лучше подавать холодным»

Глава 1

1473 год, 23 марта, Краков

– Как Папа посмел признать за Иоанном право на титул?! Это немыслимо! Неужели он послушал этого вздорного мальчишку? – вопил Казимир IV Ягеллончик, занимавший престол королевства Польши и по совместительству Великого княжества Литовского.

– У Папы много своих законников, – осторожно произнёс кардинал. – Они изучили этот вопрос и пришли к выводу, что Казимир III из дома Пястов завладел этим титулом по праву завоевания. Но у него не было наследников.

– Ему наследовал Людовик Венгерский!

– Как король Польши, – резонно заметил кардинал. – Он сын сестры Казимира, то есть наследовал косвенно и по женской линии. Но если это наследование ещё можно обсуждать, то передачу титулов мужу дочери через брак – уже нет. У Людовика не было сыновей, а Польше требовался правитель. Именно поэтому польская аристократия пошла на сделку – даровать титул Польши тому мужу, что возьмёт в жёны дочь Людовика. Законно? Почему нет. Но польская аристократия не в праве распоряжаться титулом королевства Русь.

– Как не в праве?!

– Потому что у королевства Русь есть своя аристократия. Не так ли? И эта аристократия в основе своей проживает в землях Великих княжеств Московского и Литовского.

– Что за вздор?!

– Так посчитали законники, к которым обратился Папа за советом.

Казимир IV что-то прорычал, сверкнув глазами, но сдержался, чтобы не наброситься на кардинала. Минута. Вторая. Он успокоился в должной степени, чтобы вести беседу дальше.

– Почему Москва? Почему не Вильно?

– Вы спрашиваете, почему титул короля Руси законники передали Великому князю Московскому?

– Да! Этому схизматику!

– Строго говоря, Великий князь Литовский, хоть и принял католичество, но не радеет за его распространение в своих землях. Более того, он позволяет в своих землях жить и процветать язычникам.

– Мой отец завершил обращение в христианство Жемайтии! Уже полвека как!

– То на словах. На деле до нас постоянно доходят жалобы, что не просто обычные смерды, но и уважаемые шляхтичи держатся за языческие ритуалы и поклоняются идолам.

– Зато Литва держится католичества!

– Опять же на словах. На деле бо́льшая часть населения Литвы придерживается греческого обряда, выступая сторонниками схизмы. В то время как Иоанн пошёл на разрыв с Константинополем и готов всей душой принять католичество.

– Он вас обманывает!

– Может и так, – согласился кардинал. – Но законники, оценив эти два Великих княжества, не посчитали, что близость духовная одного из них делает его выше другого. Потому они судили иначе. В связи с тем, что титул короля Руси, взятый через завоевание, был утрачен при наследовании, никаких преимуществ у Ягеллонов на него нет перед Рюриковичами.

– Но и у Рюриковичей нет.

– Это их родовой титул.

– Проклятье! – снова вспылил Казимир IV.

– Святой Престол признал за вами права на титулы князя Галицкого и Волынского. Впрочем, вы вправе именоваться как пожелаете.

Казимир напрягся.

– В каком смысле?

– То, что Святой Престол признал титул короля Руси за Великим князем Московским, не значит, что он отказывает вам в нём. В конце концов вы можете с ним договориться и произвести раздел титула на Восточную Русь и Западную, как в своё время поступили наследники Империи Запада.

– Мне делить с ним то, чем я владею по праву?! – вспылил Казимир IV.

– Как знаете, – пожал плечами кардинал. – Вы хотели разъяснений. Я их вам дал.

– В конце концов, я честный католик и меня задевает то, что Папа предпочёл мне какого-то схизматика!

– Иоанн II считает себя христианином, стоящим вне схизмы. Оттого он взял в жёны католичку, не требуя крещения её по греческому обряду. И его митрополит Феофил подтвердил это. По принятому им уложению брак между любыми христианами, заключённый по любому христианскому обычаю, является законным.

– Но я же католик!!!

– Который не делает ничего для обращения в истинную веру Литвы.

– А он, вы думаете, обратит свою Московию в католичество?

– Наша беседа пошла по кругу. Вы сомневаетесь в праве Святого Престола даровать титулы и выступать арбитром в подобных спорах? Если нет, то я не понимаю вашего недовольства.

– Я хочу оспорить это решение!

– Оспаривайте, – пожал плечами кардинал, которого всё это начало раздражать.

У него были определенные полномочия, так как Святой Престол был настроен на максимально компромиссное решение данного вопроса. Но кардинал видел, что Казимир не желал даже пытаться идти навстречу. Он просто возмущался и шумел, заявляя, что его исконные права попраны. И вообще вёл себя так, что даже шансов договориться с ним не наблюдалось.

Вот кардинал как можно скорее и завершил беседу. Вышел из дворца. Сел в карету и с максимальной скоростью достиг подворья, в котором остановился.

Зашёл.

Устало упал на стул и откинулся на его спинку.

– Король в ярости? – тихо спросил неприметный мужчина в тёмной одежде.

– Как ты и говорил. Он просил разъяснений. Я их дал. И намекнул на возможность мирного урегулирования вопроса. Но он даже слушать не захотел. Чуть на меня не набросился.

– К Казимиру стекаются все недовольные Москвой. Слышал я, что Великие князья Тверской и Рязанский к нему примкнули. А также часть бояр, что стоят против Иоанна. Тот ведь не всех их привечает. Очень большую роль в этой партии играют бояре Шуйские.

– Кто это такие?

– Близкие родичи Рюриковичей московских. Тоже Рюриковичи, но боковая ветвь.

– И чем они Иоанну не глянулись?

– Не доверяет он им. Почему – не ведаю. Юный король вообще очень непрост.

– Наслышан я. Думаешь, будет война?

– Без всякого сомнения. Казимир не уймётся. А Иоанн не уступит. Говорят, что он в первой своей битве с пикинёрами встал с ними, дабы поддержать их твёрдость.

– Вот как? Интересно.

– С ним был его воевода, Холмский, что командовал конницей. И когда тот предложил тогда ещё наследнику отходить перед превосходящими силами, он отказался и обвинил Холмского в трусости. Спешился. И стал вместе со своими пикинёрами. А Холмский, я вам скажу, – человек такой, что в трусости его обвинить язык не повернётся.

– Юность, – пожал плечами кардинал. – Она творит и бо́льшие ошибки.

– О нет! Это была не ошибка! Холмский теперь Иоанну в рот заглядывает. Один из самых преданных его людей. Он корит себя за то, что усомнился в своём господине. А те пикинёры и аркебузиры, с которыми Иоанн встал в бою, готовы за ним идти пусть даже в саму преисподнюю, чертей бить. Рисковый шаг. Но он очень хорошо раскрывает характер Иоанна.

– Казимир теперь возьмётся за Иоанна всерьёз.

– Без всяких сомнений. Иоанн показал, что у него есть небольшая баталия швейцарцев. И иначе к нему ныне и не подойти.

– Швейцарцев?

– Ну… кого-то похожего на них. А значит, ясно, чего от него ожидать. Теперь же, после того как Святой Престол подтвердил право Великого князя Московского на престол Руси, у Казимира развязаны руки. И Польша, которую Папа таким образом уязвил, и Великое княжество Литовское сообща постараются заставить Иоанна отказаться от этого титула.

– У него есть шансы?

– У кого?

– У Иоанна.

– Я не военный, – пожал плечами мужчина в тёмной одежде.

– Ясно… – произнёс кардинал и, потянувшись, налил себе вина в бокал.

Вся эта беседа его сильно утомила.

Лично он вообще не понимал, почему Святой Престол отказал Казимиру IV в старинном титуле. Ради чего?

Да, он слышал, что Иоанн II Московский учредил компанию Персидской торговли. И продаёт в Италии её акции всем желающим. Под процент от прибылей. Но это ему казалось сущей авантюрой, если не сказать больше. Молодой и ловкий парень просто ищет денег. Не больше. Доверять ему в таком деле он бы не стал. По крайней мере, пока.

Кардинал слышал о том, что у Папы имелись какие-то интересы и ставки на Иоанна в большой борьбе с османами. И что король Неаполя очень чем-то там заинтересовался. Иначе бы он не отправил свою дочь так далеко. Но всё это никак не объясняло, почему Папа отдал титул схизматику. Хотя, конечно, справедливости ради надо сказать, что законники в целом правы.

Правы, но он сам бы рассудил иначе. Король Польши был католическим монархом, а Иоанн – нет. Так что на определенные неточности в наследовании можно и нужно было бы и закрыть глаза. Но нет. Не закрыли. И теперь получили совершенно дикую Польшу, буквально вставшую на дыбы. Пока это было не видно. Пока. Но кардинал был уверен – Казимир IV сумеет довести до всех своих подданных, что их интересами пренебрегли.

Он допил бокал вина и потянулся.

Слуга сиротливо стоял у камина. А рядом с ним – пустой таз и кувшин с горячей водой. Возраст давал о себе знать. Так что кардинал охотно позволил ему себя разуть и прогреть ножки в горячей воде. По этой мерзкой погоде подобное очень помогало.

Однако толком расслабиться не удалось. Заглянул настоятель подворья, в котором кардинал остановился.

– К вам прибыли посланцы короля.

– Так быстро? – удивился кардинал.

– Они просят вас вернутся во дворец.

– Боюсь, что я несколько занят.

– Они очень настойчивы.

– Угрожали?

– Немного.

Пожевав в раздражении губами, кардинал вынул ноги из тёплого тазика и позволил слуге их обтереть. А потом надел свежую сухую и прогретую у камина обувь. От чего ему стало очень приятно. Настолько, что он даже зажмурился от удовольствия.

Но время.

Он встал и нехотя проследовал за настоятелем. Карету уже успели заложить. И чтобы он не мерз в дороге, поставили внутрь кованый ящик на ножках – с раскалёнными углями, что достали из печи. Места он занимал изрядно, но ехать в карете с таким обогревателем было намного приятнее по такой погоде. Во всяком случае, кардинал не мог себе отказать в такой малости. В конце концов, он слишком долго жил там, где тепло и хорошо.

Добрались до дворца быстро.

Кардинал вышел из кареты. Поёжился от сырого, пронизывающего ветра. И быстро прошёл во дворец, который, впрочем, плохо отапливался. Не то чтобы король не мог себе это позволить. Просто дворец был так построен. Где-то густо, а где-то пусто. Топи не топи.

– Ваше Величество, – устало произнёс кардинал, входя в тот же самый кабинет, что он покинул совсем недавно.

Там Казимир уже был не один. С ним находились несколько советников. И лицо он имел не такое красное, а глаза не выражали бешенства.

– Прошу простить мою горячность, – нехотя произнёс король. – Вы сказали, что Святой Престол передаёт Иоанну право на титул короля Руси…

– Подтверждает его право на наследование титула, – поправил его кардинал.

– Да, конечно. Но при этом не лишает этого титула меня. Я правильно всё понял?

– В общих словах – да. Святой Престол не даровал вам этого титула, и он не считает, что вправе его лишать. Он выступил только как арбитр.

– Значит, если я силой оружия заставлю Иоанна отказаться от титула, то Святой Престол не будет против?

– Это было бы нежелательно.

– Почему же?

– Святой Престол выражает заинтересованность в вашем союзе против османов. И в том, чтобы вы сумели как-то договориться промеж себя и примириться. Понимаю, что это сложно. Но для всех добрых христиан сейчас есть только один истинный враг – османы.

– Без всякого сомнения, – кивнул Казимир с очень сложным выражением лица…

* * *

Примерно в то же самое время в городе Сирет в Великом княжестве Молдавском шла беседа, также связанная с Русью…

– Так он принял папёжную веру или нет? – с некоторым раздражением поинтересовался Стефан III[5].

– Однозначно сказать нельзя.

– Он ходит в православные храмы?

– Да.

– Ну вот и всё. И что вы тут мне голову морочите?

– Но он женился на латинянке, не перекрещивая её.

– Тем лучше, – отмахнулся Стефан. – Вам удалось обсудить с Андреем Палеологом наш с ним союз?

– Он отказался от ваших условий, сославшись на то, что вы уже женаты. Он считает, что обсуждать брак его сестры Зои с пока ещё женатым мужчиной преждевременно.

– Но он не против?

– Из разговора с ним я пришёл к выводу, что он всё ещё надеется на Московскую партию. Дескать, Иоанн Васильевич умер, но ему унаследовал молодой и деятельный сын, способный прославить дом Палеологов.

– Если поляки с литвинами его не стопчут.

– На это и расчёт.

– В каком смысле?

– Они считают, что поражение заставит его пойти на уступки. Вселенский Патриарх примет от него покаяние и признает их брак с Элеонорой незаконным, что позволит ему взять в жёны Зою.

– Или не Зою.

– Так вопрос не стоит.

– Иоанн юн. А Зое уже восемнадцать лет. Сколько будет длиться эта война? Год? Два? Три? Пять? Я наслышан о военных талантах этого северного льва[6]. И сомневаюсь, что Польше и Литве удастся быстро его победить. А Зоя всё это время будет сидеть старой девой?

– У них больше нет подходящих дев, – покачал головой священник.

– А что Патриарх?

– Он пока выжидает.

– Он не боится, что Иоанн примет латинство? А он ведь может это сделать, если он не найдёт способ с ним помириться.

– Иоанн хоть и юн да вспыльчив, но на такой шаг не пойдёт. Иначе бы уже принял папёжную веру.

– Почём знать?

– Всё, что я слышал о молодом Иоанне, говорит о том, что он очень ценит деньги. Даже поговаривают, что он в ремесле сам практикуется, что совершенно невместно для государя. Зачем он испросил титул – я не ведаю. Кроме проблем, это ему сейчас ничего не несёт. А вот невесты у него все с большим приданым в звонкой монете, которого у Зои нет. Пока нет…

– Собирают, значит… – тихо, скорее сам себе ответил Стефан и загадочно улыбнулся. Ему стала понятна партия, которую начал разыгрывать Патриарх для того, чтобы примириться с Иоанном.

Оставалось понять, что ждёт Элеонору Арагонскую и Катерину Сфорца. Ведь в задуманном раскладе они не жилицы. А раз так, то это, без всякого сомнения, резкое обострение отношений между Святым Престолом и Константинопольским патриархатом. Оно и без того далеко от благодатного, мягко говоря. А тут ещё такой шаг.

Но за кадром разговора Стефана со своим епископом оставался ещё один нюанс, который тревожил господаря Молдовы. Он прекрасно знал о том, что Вселенский Патриарх верой и правдой служит своему господину – султану. А тому совсем не интересно, чтобы торговля товарами Великого шёлкового пути шла в обход его казны. А значит, и компания Персидской торговли, что задумана и ныне развивается Иоанном, ему ни к селу ни к городу. Очевидный конфликт интересов. Причём, в сущности, непримиримый. Здесь одной взяткой в форме приданого за Зою дело не решить. Здесь нужен иной подход к делу.

В любом случае Стефан III послушал своего епископа. Подумал. И решил вести, как и прежде, свою игру. Игру, нацеленную на укрепление и развитие его державы. И в ней не предусматривалось прибытие Зои ко двору московскому и сочетание её браком с Иоанном Иоанновичем. Как и решительная победа назревающей коалиции из Польши и Великого княжества Литовского. Во всяком случае, он всё взвесил и решил рассматривать сложившуюся ситуацию как возможность. Возможность для него по расширению своих земель…

Глава 2

1473 год, 11 апреля, Москва

– Что-то удалось прояснить? – устало спросил Иоанн.

– Многое. Но… многое из этого тебе не понравится, Государь, – чуть помедлив, ответил митрополит Феофил. – С чего начать?

– Начинай с плохого.

– А всё плохое.

– Почему я не удивлён? – в некотором раздражении фыркнул Иоанн. – Ладно. Тогда начнём с Казимира. Он там как? Не хворает? Чай, уже на войну собрался?

– Он не верил слухам… – осторожно произнёс Феофил. – Но слухи подтвердились, и теперь шляхта с магнатами бузят. Им всем очень не понравилось, что Папа Римский подтвердил законность претензий твоего покойного отца, да будет земля ему пухом, – перекрестился митрополит, – на титул короля Руси.

– Это предсказуемо. Что-то ещё?

– Они собираются пойти войной на тебя.

– Польша и Литва разом?

– Король и примкнувшие к нему магнаты. По слухам, шляхта этим делом очень недовольна. Но не в той мере, чтобы собирать Посполитое рушение[7] и идти карать тебя. Король хотел собирать именно его, но его отговорили.

– Вот те раз. И кто же?

– В Сейме коронном выслушали слова кардинала и нашли их разумными. Он передал им кратко доводы законников Папы. Польская шляхта вправе решать за Польшу, литовская – за Литву, а русская – за Русь. Казимира даже слушать не стали. Шляхта очень возбудилась, когда кардинал заговорил за их права, а также о том, что противное воле римских законников решение позволит в будущем ущемлять королю и польскую шляхту.

– В Литве также не услышали желание короля?

– Да, – кивнул митрополит. – Но нам от этого сильной радости нет. Да, сеймы и Польши, и Литвы отказались поднимать Посполитое рушение. Но они порешили выделить королю денег на войну, ибо урон чести не только ему, но и державе. Причём довольно крупную сумму денег. А он сам сумел заручиться поддержкой влиятельных магнатов, которые имели свои виды на твои земли, Государь. Да и свои деньги у него имеются.

– Сколько, кого, куда – пока неясно?

– Нет, – покачал головой Феофил. – Очевидно только то, что Тверь и Рязань их поддержат. И ходят слухи, что Новгород также поддержит, ежели Казимир дарует ему Магдебургское право[8].

– Новгород, значит? – нахмурился Иоанн. – Аль недовольны они тем, что их торговлишка улучшилась от расширения торга Волжского?

– Довольны, – кивнул Феофил. – Но непривычно им жить под рукой короля. К вольностям привыкшие они. Оттого и соблазняет их Казимир россказнями всякими.

– Соблазняет, значит. Хм. Ладно. Подумаю. А на что Казимир деньги спускает полученные от сеймов?

– Мне то неведомо.

– А слухи что говорят?

– Что переговоры с бандами наёмников ведёт где-то на западе.

– О! Ясно… – нахмурившись, произнёс наш герой. И задумался.

На текущий момент в его руках была небольшая, но вполне эффективная регулярная полевая армия. Полдюжины[9] лёгких полевых орудий, две сотни аркебузиров, шестнадцать сотен пикинёров и три сотни всадников.

Кроме того, он имел доступ к старым, квазирегулярным воинским контингентам – старой дружине, что досталась ему в наследство от отца в неполные три сотни всадников, ибо потрепало её в последнюю кампанию. А также ополчение с Москвы, Новгорода и прочих вотчинных земель, которое могло выставить ему несколько тысяч конницы. Неплохой такой линейной конницы в доспехах. Одна беда – совершенно неуправляемой на поле боя и не дисциплинированной, ибо по своей сути средневековой. Да, конечно, не в той дикой степени, как в той же Франции в начале Столетней войны. Но всё одно – тот ещё хаос на ножках. Причём с гонором немалым. Отец ведь пытался в последний год своей жизни их перевести на «сотенную службу» и принудить к регулярным тренировкам да дисциплине. Но не вышло. Такую поруху старины они терпеть не пожелали. И это не считая того, что подобное «наследное» войско не было в полной мере у него под рукой. Его собирать нужно. А это не просто и не быстро.

Сверх того, Иоанн мог рассчитывать на наёмников в случае чего. Как внутренних, так и иноземных. Но тут говорить о каких-то конкретных контингентах было пока сложно. Всё уходило на откуп случая.

– Ты бы ещё своих пешцев завёл себе, что ли, – наконец прервал его размышления Феофил.

– Заведу, – кивнул Иоанн несколько раздражённо. – Обязательно заведу. Вот только решу, чем их кормить, вооружать и где им жить, – и заведу. А также разберусь, где взять командиров для них.

– Но ты же уже начал набор.

– И тренировку, – кивнул Иоанн. – Но эти пять сотен – максимум, что я могу себе сейчас позволить.

– Сын мой, грядёт большая и серьёзная война. Король Польши и Великий князь Литовский при поддержке своих магнатов и Великих князей Тверского да Рязанского попытаются разгромить тебя. Ежели ты не сумеешь должно выступить, то многие земли потеряешь. А то и жизнь. Стоит ли сейчас экономить? У тебя ведь есть деньги. Вот и не жадничай. Что тебе эти пять сотен, коли придётся драться и на севере, и на юге, и на западе?

– Есть деньги, есть, – нехотя согласился явно недовольный король.

После венчания с Элеонорой Арагонской он получил очень солидное приданое – семьдесят тысяч золотых дукатов[10]. Монетой. Что в переводе на местное серебро было чуть за сорок тысяч счётных рублей. Новгородских, которые были вдвое тяжелее московских.

Сверх того, у него полностью сохранилась от отца контрибуция Новгорода в тридцать пять тысяч рублей. Да ещё десять тысяч монетой осталось от добычи, взятой в Казани. И это несмотря на то, что Иван III обильно запускал в казанские трофеи руку, финансируя военные действия.

Кроме того, у самого Иоанна стоял небольшой свечной заводик, ещё с тех пор, как наследником был и в обход казны дела делал. И не один заводик, а с десяток маленьких мастерских разного толка. Тут и производство кустарное стеариновых свечек с маргарином по методу Меж-Мурье. И выделка бумаги по Самаркандской адаптированной технологии из лыка. И производство тигельного «железа». И работа с костяным фарфором. И с зеркалами стеклянными опыты. И прочее. Но всё это делалось буквально по чуть-чуть. Горсточками да на коленке. Потому что людей обученных у Иоанна не имелось ни для работ, ни для руководства. Оттого всё и тормозилось как могло. Но даже в таком виде эти мастерскими были в глазах покойного отца золотыми, ибо только чистого дохода давали в год порядка ста тысяч рублей новгородским счётом[11].

Так что деньги у Иоанна были. И в казне, и в ежегодных доходах. Проблема была не в них…

– Сам же понимаешь, дело не в деньгах.

– В воеводах?

– И в вооружении. Доспехи чешуйчатые я ещё наловчился делать. Да и то – тысячу комплектов я за год не сделаю. Но вот с остальным – беда. Ни пищалей годных, ни клинков. Разве что пики клею в достатке. Но там дело не хитрое, ежели с умом подойти.

– Так что тебе мешает покупать оружие? – удивился Феофил.

– Время… – нехотя ответил Иоанн. И сам тоже задумался.

– На мой взгляд, сын мой, ты просто упрямишься, – назидательно произнёс митрополит.

– Может, и так, – нехотя согласился Иоанн. – В своё время один очень умный человек сказал, что если народ не хочет кормить свою армию, то скоро он окажется вынужден кормить чужую.

– Мудрые слова.

– Но и мои резоны в этом деле есть. Кроме своей армии из тысячи восьмисот пехоты и трёхсот всадников при шести орудиях, я ведь могу поднять и иных воинов. Великокняжеский полк…

– Королевский, – поправил его Феофил.

– Да, королевский полк, что достался мне от моего отца. Это конная дружина в три сотни всадников. Московский городовой полк, новгородский и прочие. Сколько их выйдет совокупно? Пять тысяч по скромному счёту.

– А ты можешь им доверять? – прищурившись, поинтересовался митрополит. – Королевскому полку, допустим, можешь. Они верны тебе, хотя и строптивы. А городовым полкам? Прошлый год показал, что Москва верна тебе. Но только Москва. Здесь много людей, которые имеют выгоды от твоих предприятий. На остальные же крупные города я не стал бы на твоём месте полагаться. Ведь Казимир не стесняется в лести и обещаниях.

– Магдебургское право?

– И его тоже он всем сулит.

– Проклятье… – процедил Иоанн, отвернувшись к окну.

Он в своё время увлекался историей и военно-исторической реконструкцией, хоть и совсем другой эпохи. И недурно был осведомлён о том, каким тяжёлым бременем на экономику страны ложились милитаристские устремления монархов Нового времени. Что Людовики там всякие во Франции выжимали своих крестьян до состояния мумии, что те же цари московские. Да и Петровские реформы на Руси выглядели категорически грубыми, надрывными.

Иоанн не хотел так поступать, ибо в голове своей всё ещё оставался не столько правителем, сколько человеком. Раз уж он вляпался в эту всю историю, то он планировал вести реформы аккуратно. С минимальной кровью и общественным сопротивлением. Да и деньги, накопленные в казне по счастливому случаю, он не спешил спускать на сиюминутные забавы. Именно поэтому он и строил большие планы, замышляя что-то вроде пятилетки с обширным инфраструктурным строительством. Вот на него он был готов эти «внезапные» деньги и спустить. А не на войну…

Всю осень он сидел, думал, планировал. Но человек предполагает, а Бог располагает. Так что со своими благими намерениями он уже умудрился оказаться в центре мощного международного конфликта военного, экономического и – хуже всего – религиозного толка.

Церковь Северо-Востока Руси оскудела личным составом. Кого-то перебили. Кто-то сбежал. В результате и без того не самая многочисленная религиозная организация оказалась категорически ослаблена. А мир не терпит вакуума.

Но что Иоанну было делать в сложившейся ситуации?

Пытаться примириться с Патриархом Константинопольским, в епархию которого Русь входила? Так ведь он верой и правдой служил султану османскому, отстаивая его интересы. Как и прочие восточные патриархи древней Пентархии. Вон он какое коленце выкинул с Киевской митрополией. Что здесь, в XV веке, что там, в XXI. Патриарх Константинополя всегда был верен только себе и своим интересам, которые тесно переплетались с его непосредственным сюзереном, то есть тем, кто крепко держал за яйца и этого иерарха, и всё руководство патриархата.

Возвращаться под руку этого деятеля – то же самое, что ставить в 30–40-е годы XX века во главе идеологического отдела компартии Советского Союза подчинённых Геббельса. Может, поначалу и не станут шалить, но волю своего начальника всё одно будут реализовывать. А ведь султану компания Персидской торговли, задуманная Иоанном, как серпом по известному месту. Она ведь подрывает экономику его Империи. В то время как для нашего героя эта компания была очень важным инструментом международной политики. Ну и источником большого бабла в перспективе.

Идти к католикам? Так там тоже не санаторий. Папа Римский был самостоятельным светским правителем, который, как и Патриарх, преследовал свои и только свои интересы. И лавировал между мощными политическими образованиями Западного мира: Францией, Священной Римской Империей, Кастилией с Арагоном и так далее. Не говоря уже про весьма крутые разборки, что кипели непосредственно в Италии не умолкая.

В какой-то мере союз с Папой выглядел интересным делом. Ведь он находился далеко, и прямого конфликта интересов, как с теми же «православными» османами, не выходило. Да и ресурсами они обладали куда как бо́льшими, из-за чего можно было получить серьёзные преференции в случае грамотно заключённого союза.

Однако Иоанн прекрасно понимал, что уже начались потрясения, в ближайшие век грозящие перерасти в мощнейшую волну религиозных войн и реформацию. Вон до рождения Мартина Лютера осталось каких-то десять лет. А гуситские войны уже успели отгреметь и перепугать всю Европу. Так что волей-неволей ему во всём этом гадюшнике придётся участвовать, ежели идти к католикам. А этого ему как-то совсем не хотелось.

Пытаться свою церковь построить, как меньше через век попытается сделать Генрих VIII? Так у него для этого тупо не имелось ресурсов.

Достаточно сказать, что к 1473 году на территории Руси не было ни одного учебного заведения от слова вообще. Сказалась политика, которую проводили православные иерархи в отношении Руси. Ни светских школ, ни семинарий для священников. Да и церкви стояли только в городах, в то время как село было всё ещё в основе своей языческим, и встретить там церковь было сложно.

Конечно, со второй половины XIII века на Северо-Востоке Руси начался «взлёт на холмы», то есть освоение земель вдали от речных террас. И этот взлёт сформировал новый тип поселения – село. Но оно поначалу не отличалось наличием церкви и просто представляло собой крупное поселение с какой-никакой, а администрацией, вокруг которого были рассыпаны крохотные деревушки в три-четыре, максимум пять дворов, из-за чего в дальнейшем именно в сёлах стали ставить церквушки. Кое-где они и в 1473 году имелись. Но скорее выборочно, чем повально. Шутка ли! Даже в XIII веке под самой Москвой всё ещё хоронили уважаемых людей по древним языческим обычаям в курганах. В XV веке ситуация с этим делом улучшилась, но не сильно.

Так что после разборок с Филиппом и его людьми ресурсов людских у местной церкви стало ещё меньше. Конечно, нет худа без добра, и вместе со старым митрополитом удалось вырезать многих его приспешников, которые в будущем легли бы в основу движения «иосифлян», то есть стяжателей, которые вовлекут Русь не только в коллапс самоизоляции, но и в течение XVI века будут буквально высасывать все соки из державы, расширяя свои земли и прочие имущественные владения. А к XVII веку превратят церковь в самого крупного, мощного и влиятельного землевладельца Руси, обогнав в этом плане даже монарха.

Опасные парни. И нерешительность Иоанна III свет Васильевича в борьбе с ними была не чем иным, как преступной халатностью. Но, к счастью, основной корпус стяжателей оказался банально и бесхитростно вырезан в 1471–1472 годах. А те, что выжили, бежали из страны.

Бонус? Бонус. Да вот беда. Оставшихся священнослужителей оказалось так мало, а их квалификация в среднем была столь незначительна, что опираться только на них, чтобы построить «своё казино с блэк-джеком и шлюхами», выглядело совершенно не реальным. Теоретически-то да, конечно, можно было. Потихоньку, полегоньку обучать священников и как-то крутиться. Но это время. Много времени. А ни католики, ни православные не будут сидеть без дела, пока какой-то там строптивый монарх станет у них кормушку отбирать. Ведь свято место пусто не бывает…

И Иоанн, вляпавшись в эту историю по неосторожности, не знал, что делать. Куда не кинь – всюду клин.

Феофил прекрасно понимал сложившуюся ситуацию. Будучи бывшим архиепископом Новгорода, он не отличался глубиной веры, компенсируя это трезвым мышлением, так что юродствовать в подобных вещах даже не пытался. Потому он и давил на Иоанна, настаивая на максимальном укреплении войска, связывая своё благополучие с его. Он ещё годом ранее понял, что его уберут с кафедры сразу же, как пошатнётся власть Иоанна. Ибо считают его человеком короля.

– Зима близко… – тихо констатировал наш герой после очередного спича своего собеседника.

– Что? – удивился митрополит.

– Зима, – повторил Иоанн. – Как образ тяжёлого испытания.

– Да-да, – охотно согласился Феофил. – Зима близко. Очень близко. И нам нужно быть готовыми к ней…

Глава 3

1473 год, 2 мая, река Ока недалеко от Переяславля-Рязанского[12]

– Берёзы подмосковные шумели вдалеке, плыла-качалась лодочка по Яузе-реке… – тихо напевал себе под нос Иоанн, вглядываясь в водную гладь Оки.

– Государь, – также тихо произнёс стоящий рядом капитан, – мы ведь не на Яузе.

– Так про Оку я песен и не знаю, – мягко улыбнулся тот. – А на душе что-то радостно и светло. Гляди, как плывут, гребут, стараются, – указал он на приближающиеся корабли Рязанского княжества.

Капитан посмотрел туда, куда указывал наш герой, но радости от увиденного не испытал. И у него почему-то на душе светло не стало. Он ведь и сам был родом с Рязани, а потому в предстоящем бою ему светило сойтись с земляками…

Иоанн II не стал ждать, когда его враги соберутся и нанесут удар по его владениям. Он решил действовать на опережение, работая по принципу превентивных ударов, и как только Москва-река очистилась ото льда, так сразу и выступил в поход на Рязань без всяких промедлений.

Московский флот был слаб и мал. Василий II Тёмный, дед Иоанна, не уделял ему должного внимания. Не до того было. А отец, Иоанн Васильевич, просто не успел толком им заняться. Рязанцы же имели большие торговые интересы по Оке и средней Волге, оттого флот держали представительный. И выступая союзниками Москвы, немало ей в речных манёврах помогали. Но флот не военный, а торговый. Ибо не было как такового военного флота в те годы ни на Москве, ни на Рязани, поэтому в случае войны шла мобилизация торговых судов.

Так или иначе, но, выступая в поход, Иоанн сумел собрать всего два десятка относительно больших купеческих корабликов. Невооружённых, разумеется.

Хуже того, осмотр показал, что они настолько хлипкие, что даже лёгкие полевые орудия, что использовал наш герой в сражениях, не поставить. Один-два выстрела – и жди беды. Или кусок борта отвалится, или крепления расшатаются, и пойдут большие течи. Впрочем, даже если бы и были эти кораблики крепкими, такого количества нормальных, пусть и лёгких орудий у него попросту не имелось. И судя по тому, что половина из дюжины отлитых годов ранее «саламандр» вышли из строя из-за трещин, так быстро их не восстановишь. А даже если и наделаешь – неясно, как они себя в речном бою покажут. Ведь трещины у них пошли уже после дюжины-другой выстрелов. Так что наш герой пошёл по не совсем очевидному пути.

Мастеров-литейщиков у него пока не имелось нормальных. Те три весёлых парня, что лихо отлили «саламандры», потихоньку экспериментировали, всё давя на то, что слишком тонкие стенки. Но Иоанн-то знал, что хорошая бронза вязкая и не трескается, как яичная скорлупка, поэтому что-то не то было с пропорциями сплава или ещё с чем. Вот и заставлял их работать над собой. Расти, так сказать.

Из своих мастеров хотя бы средней руки у него имелись только кузнецы. Такие, что в каком-нибудь Нюрнберге их даже хорошими подмастерьями бы не назвали. А тут… сойдут.

Конечно, наш герой оговаривал с герцогом Милана высылку ему специалистов кузнечного дела экстра-класса. Но пока тот тянул, отправив своему несостоявшемуся зятю всего десяток подмастерьев. Причём не самых лучших, ибо его советники уверяли – для Москвы сойдут и такие. Тем более что Катерина Сфорца всё ещё даже не помолвлена. А у короля Неаполя таких специалистов не имелось. Во всяком случае, в таком количестве, чтобы поделиться.

Так вот. Взяв тот самый десяток итальянских кузнецов-подмастерьев, он посадил их лепить кованые тюфяки. Раскованные в полосы куски железа скручивались на оправке и проковывались, скрепляясь промеж себя кузнечной сваркой, а потом укреплялись обручами снаружи.

Да, архаика, хотя и вполне употребляемая в те годы. Но Иоанн не собирался использовать их по обычаям тех лет.

Прежде всего он сделал единым калибр таких тюфяков, установив его в два дюйма. Ну и прочие их размеры стандартизировал, принимая работу кузнецов по лекалам. А потом делал пробный выстрел удвоенным зарядом с последующим осмотром и простукиванием, отбирая через то более-менее приличные экземпляры. Но на этом Иоанн не останавливался, поскольку оснащал прошедшие первичный отбор тюфяки крюком у среза стола, деревянным плечевым упором и двумя ручками для переноски – этакими импровизированными «дельфинами».

Получались на выходе у него такие своеобразные затинные пищали с довольно приличным калибром и коротким стволом. Хотелось и длинный сделать, да хотелку свою пришлось обратно убирать, скручивая со всей возможной спешкой. И так брака шло много, а с длинными совсем бы ничего не вышло. Не успел бы. Просто не успел…

Чтобы упростить и ускорить перезарядку, он подготовил для них картузы из льняной ткани, в которые был сразу увязан и пороховой заряд, и приличный пыж, и картечь. А сами картузы разместил по небольшим зарядным ящикам, обитыми изнутри вощёным войлоком, защищающим эти выстрелы от влаги. По десять картузов на ящик, что позволяло его легко переносить одним человеком за верёвочные ручки. Сам же тюфяк транспортировался парой бойцов или одним при острой необходимости.

После чего Иоанн разбил всю свою пехоту на звенья, состоящие из одного аркебузира и двух пикинёров. Первый руководил заряжанием и выстрелом, а остальные помогали. И даже немного потренировал бойцов, дав каждому звену сделать по паре выстрелов, спуская на это несколько ручниц.

И таких «гаковниц» у Иоанна к началу похода оказалось шестьдесят семь штук. Хотел больше, чтобы всех своих аркебузиров задействовать. Но, увы, не получилось. Даже это количество удалось получить с огромным трудом из-за кривых рук мастеров, плохого железа и недостатка нормальных технологий.

Впрочем, никто особых надежд на эти ручницы не возлагал. Старый опыт показывал – шуму от них больше, чем дела. Так что опытные бойцы полагали, что основная часть битвы будет носить характер абордажа. А там шансы Москвы выглядели не так уж и радужно. Да, имелось много чешуйчатых доспехов ламеллярного типа. Но они давали далеко не абсолютную защиту, уступая даже клёпано-пришивной чешуе старых образцов. А бойцов у Рязани больше, так как они ещё по снегу начали вести мобилизацию да подтягивать наёмников…

– Сколько их? – спросил Иоанн, протирая глаза. – Что-то всё расплывается.

– Тьма, – констатировал капитан корабля, видимо, даже не пытаясь никого считать, потому что Рязань вышла весьма значительным числом и кораблей, и лодок. Хотя, наверное, это были всё же ушкуи, а не крупные лодки, издалека да и по сути мало отличимые.

– Откуда они вообще столько людей набрали?

– А чего бы им не набрать? – удивился капитан. – По Москве слухи ходили, что сосланные тобой на Юрьев-Камский бояре новгородские все, как один, выступили. Да и прочие рязанских поддержали.

– Прочие – это кто?

– Да татары с Хаджи-Тархана, кое-кто из бояр малых новгородских, что в вотчинах своих сидели во время твоего взятия. На Руси хватает людей, кому ты не мил. Особенно теперь, когда ты взял в жёны бабу папёжной веры и даже не перекрестил.

– И ты тем недоволен?

– А я что? Моё дело торговое, – пожал плечами капитан, который по совместительству был и владельцем этого корабля, подряженный за фиксированную ставку звонкой монетой ему или его наследникам по окончанию сделки.

– Ой ли?

– А чего мне кривляться? Коли с ними нам татар побить получится, так и что в том дурного? Вон Казань взяли и торг их себе прибрали. То и мне прибыток. Ежели и дальше, как ты сказываешь, по Волге станем двигаться, то и больше радости мне с того. Чего же горевать?

– А как же спасение души?

– Так это ты бабу папёжной веры себе взял, не крестя, да живёшь во блуде. На тебе грех, не на мне. Я-то со своей чин по чину обвенчался, с детства её зная и ведая, какой она веры.

– Не боишься мне такое говорить? – нахмурился Иоанн.

– Коль желаешь, то и помолчу, – резко как-то осел капитан и чуть побледнел даже. Он как-то привык за время похода, что Государь с ним накоротке общается и вроде как за своего признает.

– Не робей, – через силу улыбнулся Иоанн и хлопнул капитана по плечу. – Всё правильно делаешь. Коли я правды знать не будут, то как державой править? По тем сказкам, что мне бояре в уши лить станут? А ну как обманывают ради выгоды своей? Нет. Так дело делать невместно. Так и до беды недалеко. Так что не робей. Ну? Что ещё сказывают?

– Да много чего, – куда осторожнее произнёс капитан, косясь на короля.

– Ладно, клещами тащить не буду. Да и не время сейчас. Пора к бою готовиться. Все ли по местам? – уже намного громче спросил он.

И кораблик этот речной словно ожил. Все ведь прислушивались к этому разговору. И на ус мотали. Оттого и замерли, ловя буквально каждое слово.

Корабли московского флота построились широким фронтом, по старинному обычаю для абордажных схваток. Обычаю, заведённому ещё у викингов, что некогда завоевали земли по Днепру, утвердив державу свою, Русью прозванную. И надвигались корабли московские на своих супротивников. Те, впрочем, не мудрствуя лукаво поступали так же, ибо кровь от крови, семя от семени. Только выдвинули вперёд крупные суда, дабы малыми схватку поддержать. Их задумка была проста и вполне прозрачна. Сойтись лоб в лоб. Сцепиться абордажной схваткой. Да подкрепления подтягивать с подходящих сзади меньших лоханок, чтобы иметь локальное численное превосходство в нужных местах.

Иоанн же посадил на корабли не только весь свой регулярный полк, но и спешенную королевскую дружину, распределив её вместе со спешенными всадниками своими из сотен[13] по кораблям. Ведь эти ребята, упакованные в чешую, имели определенный опыт рубки, превосходя в том и пикинёров, и аркебузиров Иоанна, которые, по сути, были вчерашними крестьянами. Да, откормленными мало-мало и кое-чему обученными. Но потомственные дружинники тупо были крупнее, крепче и опытнее, отчего каждый из них в «собачьей свалке» стоил двух-трёх, а то и пятерых солдатиков.

Ну вот – полсотни метров.

С рязанских кораблей посыпался просто град стрел, вынуждая москвичей поднимать щиты и укрываться за фальшбортом. Стрелы ведь били слабо. Но их было много, оттого обстрел давил на психику неслабо. Да и в ответ мешал стрелять. Хотя, конечно, никто не пытался, ибо Государь не велел тратить стрелы попусту.

Тридцать метров.

Московские корабли всё так же тихо и безответно сближались с рязанскими, подкреплёнными многочисленными союзниками. Ни выстрела. Ни выкрика. Только скрип уключин, по которым елозили вёсла, приводимые в движение гребцами. Да перестук стрел, что продолжали бессильно биться о щиты да борта корабельные.

Двадцать метров.

Обстрел прекратился. Видно, опустели колчаны у стрелков на кораблях. Их недолго и пополнить, да только всем не до того – изготовились уже к абордажу. Вон оружие выхватили да сгрудились ближе к носовым оконечностям.

– Труби, – скомандовал Иоанн. И стоящий рядом служивый, пригнувшийся под щитом, набрав в лёгкие как можно больше воздуха, дунул в рог. Протяжный громкий звук разнёсся по округе.

И расчёты ручниц бросились вперёд.

У них всё уже было готово. Картуз в ствол они уже загнали. Прибили. Шилом оный продырявили и мелкого пороха подсыпали, прикрыв отверстие затравочное крышечкой сдвижной. В руках у аркебузира был подпалённый фитиль, пропитанный селитрой, который он осторожно раздувал время от времени, не давая потухнуть. А оба пикинёра, выделенные ему вторым и третьим номером в расчёт, держали ручницу за те кованые «дельфины». Само собой, прикрывшись щитами, которые удерживали над ними их «коллеги по опасному бизнесу».

Рывок вперёд.

Бойцы с ручницами вынырнули из-под щитов и поставили их на специальную площадку, которые у каждого корабля на носу соорудили. Да не просто так, а цепляя крюком за внешнюю часть борта.

Аркебузир тут же прижался к плечевому упору, наводя своё оружие на цель. Левой рукой откинул крышку с затравочного отверстия. И отворачиваясь, чтобы сноп искр в глаза не попал, приложил туда фитиль.

Бах!

И метров с пятнадцати эта ручница выплюнула пригоршню свинцовой картечи – каждая размером с греческий горох, также называемый нутом.

Бах! Бах! Бах! Посыпались выстрелы с кораблей отовсюду.

И тут же пикинёры, не дожидаясь лишних приказов, подхватили свою ручницу да потащили обратно под защиту бойцов, прикрывающих их щитами. Уже как бы и необязательно, но вдруг начнут вновь стрелы пускать? Им требовалось отойти, прочистить ствол влажным банником (благо, что тот был коротким и особых проблем в том не случалось), потом зарядить своё оружие и приготовиться к выстрелу, заняв своё место в общей очереди.

Бах! Бах! Бах!

Вновь окутались дымами корабли Московского флота уже буквально через пять секунд после первого залпа, осыпая своих супостатов картечью совсем в упор. Те, конечно, вскинули щиты. Но картечь, отправленная «погулять» со столь небольшого расстояния, уродовала их лёгкие ручные щиты нещадно, разбивая в щепки, которые так и полетели в разные стороны после второго залпа.

Третий же залп, произошедший, когда корабли уже почти сошлись, вновь собрал обильную жатву, как и первый. А потом спешенные бойцы королевской дружины и конных сотен полезли на абордаж, используя эффект шока и полной деморализации. Благо, что сходящиеся нос в нос корабли не утыкались друг в друга форштевнями, а заходили в стык, словно зубчики каких-то гребней…

Иоанн же осторожно выглядывал из-за щита, оценивая обстановку.

Первые, самые крупные корабли супостатов удалось очистить буквально влёт, ведь сюда поставили самых крепких и хорошо снаряжённых бойцов. А их – вот те раз! – картечью посекло. И сопротивляться особенно было и некому. Так, какие-то жалкие остатки шокированных до состояния натуральной паники.

Так что, когда вторая волна вражеских кораблей, мало уступавших по размеру московским, подошла и попыталась подключиться к бою, оказалось, что им нужно штурмовать уже свои корабли. Неприятная тема.

Впрочем, и тут долгого боя не получилось.

Расчёты ручниц перезарядились и вновь начали стрелять. С куда менее удобных позиций, работая по принципу – где придётся. Но и так они собирали приличную жатву. Плюс подключились аркебузиры, открывшие огонь из своих фитильных агрегатов. Этим-то ребятам было удобно и сподручно стрелять с куда большего количества позиций. Например, они подходили под самый выступающий вверх носовой форштевень, прикрываясь им от вражеских стрелков из лука. И стреляли, пользуясь преимуществом по высоте, ведь бойцы противника оттуда были как на ладони. А потом, сразу после выстрела, отходили на перезарядку, уступая место своим коллегам. И учитывая дистанцию, точность такого огня получалась чрезвычайная, как и действенность. С тех трёх-десяти, максимум пятнадцати метров пулю аркебузы не держал ни один из употребляемых супротивником доспехов. Даже шлем, если и выдерживал попадание без полного пробоя, то вминался и травмировал череп, в том числе фатально.

Бой продлился недолго.

Новое, непривычное оружие вкупе с неожиданной тактикой сделали своё дело. Так что и пары минут не прошло, как те, кто ещё мог, обратились в бегство. А первые две линии вражеских кораблей оказались полностью очищены. Проще говоря, живых супостатов там не наблюдалось…

Пять минут, и наступила тишина.

Только редкие стоны раненых. Наших раненых, потому что, несмотря на эффективность огня, они всё одно получились. Немного, но всё же. Даже трёх убили. Одного аркебузира застрелили прямо на глазах Государя – стрела пробила ему горло, и он с перекошенным от ужаса лицом рухнул в реку.

Иоанн закрыл глаза.

Пахло пороховой гарью, парным мясом и прочими сопутствующими ароматами. Противник, молча наваливаясь на вёсла, грёб, стараясь как можно скорее разорвать дистанцию и уйти. Уключины скрипели, но их уже было почти не слышно.

На кораблях же московских и захваченных, бойцы просто сели где пришлось и переводили дух. Им не верилось, что удалось победить. Да так быстро и просто…

Пикинёры и аркебузиры верили в своего короля. Вот прямо с той битвы, когда он спешился и стал с ними против новгородской конницы. А всадники конных сотен и бойцы королевской дружины… они… Будучи представителями дружинной культуры, скорее воспринимали Иоанна как фартового вождя. Сотенные в меньшей степени, так как уже ближе были по мышлению к регулярным солдатам, хотя и не забывали, кто они и откуда, а представители королевской дружины – в полной мере. Но главное, что всё одно, несмотря на весьма позитивные оценки Иоанна перед боем, никто из них не верил в то, что получится победить так просто и быстро. И так бескровно.

И в этой тишине, которую даже немногочисленные раненые старались не сильно нарушать, все обратили внимание на то, как Иоанн встал на носу корабля, закрыл глаза, сложил ладони с зажатым в них крестом перед собой и что-то начал шептать, вроде как молясь. Да так тихо, что никто и слов разобрать не мог. Только видели ближние, что губы едва шевелятся. А рядом, на форштевне, сидел один из двух его ручных воронов и невозмутимо чистил перья. Второй же бесшумно парил в вышине над полем боя…[14]

Глава 4

1473 год, 4 мая, Переяславль-Рязанский

Немного замешкавшись после боя и приводя войско в порядок, Иоанн сумел добраться до Переяславля-Рязанского на день позже расчётного срока. Но он не печалился. Речная битва была для него очень благостным событием, ибо, выходя в поход, он и не надеялся, что ему так повезёт, ведь у него имелось серьёзное преимущество по вооружению для такого рода замесов. И вот так, по открытой лодке жахнуть картечью из ручницы – милое дело. Всё лучше, чем выковыривать защитников из-за стен города или баррикад.

Всех, разумеется, он не перебил. Это и понятно. Но победа в Рязанской кампании после такого воинского успеха уже была у него в кармане, ведь приснопамятный Василий Иванович Великий князь Рязанский, оказался среди погибших, как и довольно приличное количество уважаемых аристократов из самой Рязани и её союзников.

Понятное дело, что город вряд ли просто так уступит. Но защитников, особенно принципиальных и хорошо вооружённых, у него серьёзно поубавилось, как и боевого духа. Он мог даже поспорить, что город колеблется между долгом Великокняжеской присяге и чувством опасности, которую без всякого сомнения излучало приближающееся московское войско.

Подошёл, значит, Иоанн к городу. Но в порт не пошёл. Высадился чуть далее. И только начал обустраиваться…

– Татары! – крикнул один из постовых.

И всё завертелось.

Иоанн прибыл к стенам города без повозок обозных, поэтому стягивать в пусть даже и импровизированный вагенбург было нечего, так что ему пришлось оперировать пехотой, прижимаясь к реке, и готовиться отстреливаться с помощью аркебуз, лёгких орудий и ручниц.

В Переяславле-Рязанском тоже подход татар заметили.

– Слава тебе, Господи, – широко перекрестилась Великая княгиня Анна Васильевна, вдова покойного Василия Ивановича Рязанского и тётка нашего Иоанна. Племянничек, конечно, никакого уважения у неё не вызывал. Она считала его бешеной собакой, ежели не хуже, поэтому обрадовалась подходу татар как никогда. Обычно ведь что? От этих степных жителей одна беда да разорение. Чего же тут радоваться? А теперь? Вон войско в поле стоит одно против другого. И все враги. Коли поубивают друг друга, так и хорошо. Чего их жалеть? – Даст то Бог, теперь устоим, – добавила она уже с улыбкой.

Но что-то пошло не так…

От татар выехала группа из примерно десятка всадников и направилась к боевым порядкам московской пехоты. Весьма и весьма напряжённым. Да и сам Иоанн был им под стать. И причин для того было много.

На дворе шёл 1473 год от Рождества Христова, и поместной реформы Иван III свет Васильевич провести не успел в этой реальности. Даже не начинал. Благо, что сначала сын его отговорил, указав на всю пагубность подобных шагов, а потом он умер, чуть-чуть не дожив до тридцати трёх лет, из-за чего войско на Руси было таким же, как и сто лет назад, в плане организации и комплектации. Иначе говоря, состояло из множества некрупных конных дружин, причём не абы каких, а на конях линейной породы да в добрых доспехах. Даже новик и тот имел как минимум кольчугу. А весьма недурная в плане защитных характеристик клёпано-пришивная чешуя была надета у многих. Ну и, как следствие, тактика боя сводилась к копейной сшибке с последующей рубкой на мечах.

А как же лук?

Тут всё было непросто.

В своё время Святослав Игоревич начал сажать дружину свою на лошадей, а Владимир Святой закончил, ориентируясь на хазар, отчего конный дружинник на Руси в XI веке представлял собой что-то очень близкое к своему хазарскому коллеге, только побогаче, так как материальная база Руси была пожирнее, чем вечно голодная степь. Вот он и лук имел, и кольчугу, и лёгкое копьё, и прочее. Но дальше эволюция конного войска на Руси пошла так, как и должно для всей остальной Европы, – в сторону специализации в конницу, ориентированную на полный контакт[15], из-за чего доспех русского дружинника стал утяжеляться и развиваться. Сначала, кроме базовой кольчуги, употреблялся ламеллярный доспех византийского или степного типа. А потом и появилась эндемическая для региона клёпано-пришивная чешуя, сопоставимая по своим защитным свойствам с синхронной бригантиной[16] из мелких пластин. В арсенал же вошёл таранный удар копьём[17], в принципе не доступный для степной конницы из-за особенностей седла[18].

Именно такое конное войско в хороших чешуйчатых и добрых ламеллярных доспехах и смяло на поле Куликовом Мамая решительным ударом. И Степь ничего с этим поделать не могла.

Лук же в ходе данной эволюции постепенно выходил из практики употребления конного войска и к середине XV века имел там весьма ограниченное применение, перейдя в основном на службу вспомогательных пеших контингентов, таких как охрана какого-нибудь купца или ещё чего-то в том же духе. Конечно, совсем лук из конных дружин на Руси так и не ушёл, но употреблялся мало, редко и ситуативно. На рубеже XV–XVI веков, правда, ситуация поменялась коренным образом, но это уже другая история.

Так вот. Проживая там, в XX–XXI веках, наш Иван неоднократно слышал много всяких мифов о том, что каждый кочевник вооружён луком, тащит по два больших колчана стрел, попадает белке в глаз с полукилометра и вообще – настолько лютый зверь, что Леголас нервно курит в сторонке, причём свои собственные портянки.

Это всё звучало бредово изначально. Уже тогда. Даже несмотря на то, что он этим вопросом не интересовался даже. Так, краем уха слышал от «знатоков». Попав же сюда, он с удивлением обнаружил, что степной дружинник – он-то, конечно, воин-универсал. И у него есть лук. Но основным его оружием является копьё, пусть и без практики таранного удара. И лук если и применяется, то весьма ограниченно по целому ряду причин. Среди основных упоминалась низкая эффективность обстрела из-за быстрой потери убойности с ростом дистанции, а также острый дефицит стрел в степи. Ведь стрела – низкотехнологичное ремесленное изделие, требующее дефицитного для степи сырья – маховых перьев крупных птиц. Тех же гусей. И если в колчане у типичного степного дружинника имелся десяток стрел, то это уже круто. И пускать их просто так он уж точно не будет, стараясь бить накоротке и наверняка.

Иван это прекрасно осознавал. Но всё равно – переживал.

Под Алексином успел убедиться. А всё одно – те чёртовы стереотипы, что ему вбили в голову в XX–XXI веке, теперь откровенно мешали жить. Отчего молодой король и дёргался. Отчего и опасался, что, столкнувшись со степным войском в его среде обитания, будет буквально растерзан этими шервудскими кентаврами… этими непарнокопытными Леголасами…

Но всё получилось совсем иначе.

Наш герой даже сразу не сообразил, что делать, когда увидел переговорщиков, что выдвинулись от степного войска. Несколько секунд колебания – и он также вышел вперёд, прихватив с собой самых опытных и прекрасно снаряжённых дружинников. Да не из сотен, а из королевской дружины. Их опыт и уровень оснащения всё же был повыше.

– Рад тебя видеть, – вполне благожелательно произнёс хан Ахмат. И, дабы не унижать своего визави, спустился с коня на землю. А следом так поступили и его воины сопровождения.

– Взаимно, – осторожно произнёс Иоанн, с некоторым подозрением глядя на хана.

– Я слышал, что ты Рязань воевать идёшь.

– Она первая в моём списке. Мне много кого придётся воевать в этом и, вероятно, следующем году.

– Так, может, это сделаем сообща? Я тебе помогу, а ты мне.

– Может, и так, – кивнул Иоанн. – Отчего же нам не помочь друг другу? На кого ты войной собирался идти?

– Слышал я, что Ибак-хан[19] хочет себе земли мои взять, что на восточных пределах.

– Ибак-хан? Поговаривают, что он Вятку мою вынудил ему присягнуть…

Так осторожно и беседовали. Ахмат обозначал свой круг интересов, а Иоанн свой.

Понятное дело, что главу Большой Орды очень тянуло отхватить себе старые земли булгар. Тем более что Юрьев-Камский пока ещё был маленьким форпостом, и бо́льшая часть владений Казанского ханства лежала бесхозно. Вот он Ибак-хана и приплёл. Хотя тот, конечно, действительно шалил и со своей стороны пытался отжать земли и племена, что временно оказались без крепкой руки.

Иоанна же интересовал, кроме взятия Переяславля-Рязанского, покой на южных рубежах. И чтобы никаких набегов на его земли не совершалось. Даже самых малых. К Литве ходи, к Польше ходи, куда угодно ходи, а к нему не ходи. И в целом хан Ахмат был с такой постановкой вопроса согласен.

Репутация у Иоанна в степи была исключительная. Степь всегда уважала силу. А он её под Алексином ТАК продемонстрировал, что супротивники едва ноги унесли. Так что и Ахмату было незазорно с ним дружбу дружить. Тем более что в Степи всё ещё помнили о том, что Русь – это провинция Золотой Орды. Полноценная. А её хозяин держал даже золотой ярлык, наравне с главой Белой и Синей Орд, то есть, в общем-то, свои люди. Пусть и с натяжкой…

Наконец их беседа закончилась. Обговорив резоны обоих сторон, они договорились о содействии, и Ахмат повёл свою степную конницу закрывать все подходы к Переяславлю-Рязанскому.

– Это что это? – удивлённо хлопая глазами, произнесла Анна Васильевна, указывая на рукопожатие хана и короля. – Это как понимать?

– Может, нам тоже выйти и поговорить? – осторожно спросил престарелый боярин.

– И что он нам предложит? – скривилась Великая княгиня.

– Вот и узнаем.

– Что узнаем? Он мужа моего убил и многих уважаемых людей рязанских извёл! Что он нам предложит может?! Убийца!

– Ваш супруг войско собирал, мысля летом этим Москву воевать идти, – вкрадчиво заметил второй боярин.

– И что?

– Война – опасное дело. Там, бывает, умирают. Ваш супруг рискнул и погиб. А мог бы и Иоанна побить.

– В плен бы взял!

– От случайной стрелы никто не застрахован. Да и в пылу боя всякое может случиться.

– Всякое, – закивали остальные бояре, что стояли вокруг Великой княгини…

Иоанн тем временем думал, что делать с городом, весьма недурно укреплённым по тем годам. Конечно, каменных стен не было. Но у него под них и ломовой артиллерии не имелось. А вот с остальным всё было в порядке.

Кремль был окружён довольно мощной древесно-земляной стеной, усиленной с южного склона дополнительным валом, на котором она стояла. Но это только кремль. А ведь был ещё и посад, который также окружали древесно-земляные стены, только пожиже. Из-за чего получалось, что город окружён кое-где двумя контурами стен. При этом их с запада его обмывала река Трубеж, с севера и востока – Лыбедь. Вот по Трубежу Иоанн и прошёл, поднявшись чуть выше по реке, потому что форсировать пусть и мелкую, но водную преграду для натиска на стены он не имел ни малейшего желания…

Итальянские гости, что выступили в поход с Иоанном, откровенно скучали. Речная битва их немало впечатлила и стала поводом для оживлённых дискуссий, идущих до сих пор. Сейчас же ничего интересного, по их мнению, быть не могло, потому что штурм как способ ведения боевых действий в Европе применялся очень мало в эти годы. Да и на Руси, в общем-то, люди больше уповали на осады. Штурмовать-то штурмовали, изредка, но это те ещё риски. Да и какой штурм в условиях Иоанна? Ведь не было с ним ни бомбард, ни требушетов, ни инженеров для подведения мин[20]. Однако они ошибались.

Поняв, что татары заинтересованы в союзе, он начал действовать.

Выкатил свои шесть «саламандр» к воротам на южной стороне посадской стены и без всякого промедления начал стрелять, но не картечью, а ядрами. Заряды были не очень мощные из опасений за крепость стволов, а снаряды не отличались особым весом. Однако стреляли они по деревянным створкам, и от тех только щепки летели. Да, ворота были окованы и довольно крепки, однако ядра пробивали дыры в деревянном поле воротин. Не каждый раз пробивали, правда. Иной раз били в усиленную оковкой часть, сильно проминая её. Но всё одно – с каждым таким попаданием прочность ворот уменьшалась.

Ахмат отдал необходимые распоряжения, но остался при короле. Ему было интересно посмотреть и на артиллерию, и на то, что случится потом. Конница же татарская рассыпалась по округе и перекрыла все пути отхода из города, завершая блокаду.

– Нравится? – спросил Иоанн, кивнул на пушки.

– Добрая вещь. Были бы у меня такие… – начал он было говорить, да осёкся.

– Русь была бы твоей?

– И это тоже.

– Если наш союз будет добрым и крепким, я продам тебе несколько таких орудий, обучу твоих людей ими пользоваться да стану продавать припасы для огненного боя.

– А не боишься, что если не я, то мой сын их против тебя повернёт?

– Ха. Волков бояться – в степь не ходить, – усмехнулся Иоанн, намекая на традиционную для степи символику. А потом, после небольшой паузы, продолжил. – Ты ведь знаешь, что против меня большие силы собирают.

– Конечно, – кивнул Ахмат. – И меня приглашали.

– Почему же отказался?

– Алексин.

– Неужели испугался?

– Обижаешь, – фыркнул хан. – Нет. Бог тебе благоволит в войне. Это и дурной увидит. В Алексине ты так меня побил. Потом, как ситуация поменялась, под Москвой – литвинов иначе. И всюду выбираешь тот способ, чтобы победить. Вот я, подумав, и не стал заключать союза с теми, кто без всякого сомнения проиграет.

– Это лестно слышать, – кивнул вполне серьёзно Иван и, заметив где-то сбоку быстрое движение чёрных перьев, подставил руку под лапы ворона. Птице надоело смотреть издалека, и она решила приблизиться к Иоанну и тому, с кем он беседовал. – Сейчас в меня мало кто верит.

– Слышал я про воронов твоих. Но не верил, – покачал головой Ахмат, рассматривая любопытную мордашку изрядно отъевшегося и довольного жизнью ворона. – Что же до «не верят»… Вспомни, что Филипп думал, отправляя тебя в новгородские земли. Что, сильно верил в твои успехи? Не обращай внимания. Бог явно на твоей стороне… И на моей, коли союза с тобой держаться стану…

Тем временем шесть лёгких орудий совершенно разнесли в клочья деревянные ворота и даже повредили домик, что за ними стоял. За столь небольшой период времени никто бы не успел подготовиться и соорудить подковообразную баррикаду за башней. Однако Иван не стал рисковать и отправил к воротам наряд с малой миной – небольшая тележка-двуколка со скромного размера окованным бочонком. Вот его-то и тащили бойцы, прикрываясь щитами.

Рывок. И они подошли к воротам.

Поджог короткого фитиля. Толчок тележки несильный.

И бойцы забегают за угол башни.

Ба-бах!

А дружинники уже рвутся на приступ. Бегут. Причём в этот раз впереди сотенные, выхватившие свои кончары. Считай, длинные гранёные штыки с удобной ручкой.

Ворота. Прорыв вперёд. Занятие плацдарма по ту сторону ворот.

Два десятка дружинников рвутся в надвратную башню, заботливо принимая контуженого. Тот открыл дверь из башни наружу и пытается понять, что происходит. Но поздно. Кончар пробил его пузо, и тело, отброшенное ногой дружинника, стало сползать по стене… Минуты не прошло с момента вторжения дружинников в надвратную башню, как бойцы, изготовившиеся поливать кипятком сверху московские войска, были полностью перебиты.

Защитники Переяславля-Рязанского попытались контратаковать, но слишком медленно они собирались с силами. Уже подтянулись пикинёры и аркебузиры, из-за чего защитники с ходу натолкнулись на прочную «скорлупу» из дружинников в первых рядах, пикинёров за ними и аркебузиров, что старались постреливать из-за этого заслона, опираясь на всякого рода бочки и прочие оперативные возвышения.

Прошло едва четверть часа с момента первого выстрела «саламандры», как защитники города отступили в кремль, бросив защищённый посад на произвол захватчиков.

– О-ля-ля! – только и воскликнул неаполитанский офицер, наблюдавший этот прорыв. Ему не составило труда спроецировать эти действия на Италию. Он даже догадался, зачем Иоанн бочку в воротах взорвал, прекрасно представляя действия близкого порохового взрыва на людей. Видел как-то разрыв бомбарды и её последствия.

– Это что, – заметил Иоанн. – Сейчас тру-ля-ля будет. Впереди кремль с перепуганными людьми.

– Так же будете брать?

– Если я правильно всё рассчитал, то всё пройдёт намного интереснее…

Так оно и получилось.

Когда бойцы московского войска появились у первых же ворот рязанского кремля, то с королём резко возжелали пообщаться бояре. Так что получаса не прошло, как они выдали связанную Великую княгиню Анну Васильевну и детей её.

Схема, предложенная нашим героем, была точно такой же, что и в Новгороде. Имущество противников Москвы идёт в руки сторонников. Противники же выезжают на поселение в Юрьев-Камский. Ну и в качестве вишенки на торте – город присягает королю, входя в его вотчину. И платит виру. Крупную виру в добрые тридцать тысяч рублей новгородским счётом. Тётка же с детьми отправляется в почётный плен московский.

– Это и было ваше тру-ля-ля? – спросил неаполитанский офицер, когда всё закончилось. Ему были такие вещи особенно интересны, так как он выполнял функции наблюдателя при короле Руси.

– Именно.

– Почему же вы решили, что они сдадутся?

– Москву с Рязанью связывают сильные коммерческие интересы. И партия сторонников моих тут была сильна. Да, покойному Великому князю удалось на время смутить моих союзников. Потом, как я подошёл, они испугались пойти мне навстречу, опасаясь кары с моей стороны. Вполне справедливо, кстати. Когда же стало понятно, что стены их не защитят, то…

– Ясно, – улыбнулся офицер.

– Война – это не только оружие, но и слово. Да и вообще, как говорит нам Святое Писание, в начале было слово. А потом уже, когда Бога не поняли, он отправил своих ангелов с дубинками.

– Ха! Я не слышал ещё такую трактовку, – расплылся в саркастической улыбке офицер…

Глава 5

1473 год, 28 мая, Тверская дорога

Понимая, что засиживаться в Переяславле-Рязанском не стоит, Иоанн решил всё провернуть максимально быстро. Всё-таки Великий князь Тверской ждать не станет. Что и подтвердилось из опросов рязанских бояр, которые считали, будто он должен был выйти сразу, как земля просохнет от весенней слякоти. Во всяком случае, имелись именно такие договорённости.

Наш герой из-за этой детали немало переживал. Он о том догадывался и раньше, из-за чего и оставил на Москве городовой полк. От греха подальше. Вдруг не успеет? Но особой надежды, конечно, на полк тот не было.

Понятно, что кремль он удержит. У Михаила Борисовича Тверского ни бомбард, ни требушетов не будет, наверное. Если Казимир не расстарается, что вряд ли. У того, по слухам, их тоже не имелось. Отчего за белокаменный кремль Иоанн не переживал. Штурмом его так просто не взять. Во всяком случае, оставшиеся на Москве воеводы были недурно проинструктированы. И в том же кремле уже стояли гружёные возы для быстрого формирования подковообразных баррикад, чтобы блокировать взломанные ворота или обрушенные стены.

Но то кремль. А посады?

Богатые и весьма обширные посады, в которых проживала основная масса городского населения. И там же располагалось практически всё московское ремесленное производство. Очень ценное и важное, пусть и далеко не такое масштабное, каковое хотелось бы. Включая выделку ламеллярной чешуи, стеариновых свечей и прочего. Вот всё это Иоанну терять совершенно не хотелось. А городовой полк, без всякого сомнения, войско Твери, подкреплённое, по слухам, союзниками, не разобьёт. И даже не отгонит. Так что у Михаила Борисовича были все шансы посад пограбить, сжечь и люд с него увести к себе на поселение, оставив Иоанна у разбитого корыта. Вот наш герой и ёрзал, стараясь побыстрее отправиться обратно – в Москву.

Но человек предполагает, а бог располагает. Так что делёж имущества затягивался, и конца края ему не было видно. В Рязани, в отличие от Новгорода, оказалось очень сложно отделить зёрна от плевел, ведь многие союзники Москвы оказались замараны в измене и теперь пытались друг друга очернить с целью поживы.

Понимая, что так можно и месяц сидеть, и два, Иоанн пошёл на радикальный шаг. И 7 мая 1473 года от Рождества Христова издал указ, который объял три вещи. Во-первых, провозглашал Великое княжество Рязанское, отошедшее в его королевский домен, королевской провинцией. Во-вторых, переименовывал Переяславль-Рязанский в простую Рязань[21] и ставил её столицей Рязанской провинции. Ну и, в-третьих, назначал губернатора – государева человека, что станет этой провинцией управлять от лица самого Иоанна. Им стал боярин Ильин[22], с которым наш герой уже был знаком и мало-мало представлял, как тот ведёт дела.

Вот на этого бедолагу вешались задачи по разделу имущества, выселению виновных и взысканию виры. Ну и, само собой, по восстановлению обороны города. Так как союз с татарами – это хорошо, но мало ли. И было бы недурно быть готовым к этому «мало ли».

Понятно, что этот губернатор натворит дел, «потеряв берега» из-за головокружительного взлёта карьеры. Но с ним можно будет и позже разобраться. А сейчас требовалось хоть как-то заткнуть эту дыру и бежать «тушить пожар» дальше…

Когда отец нашего Ивана умер, тот сильно призадумался относительно будущего Великого княжества Московского. Ведь именно оно в связи наследованием титула стало королевством. Эта земля была обширна и совершенно не организована. Какие-то зачатки административного аппарата, конечно, имелись. Но такие, что просто слёзы, да и те без всякого порядка и устроения.

Наш герой попытался с ходу провести реформу, но тут же отступился от задумки, ибо выяснилось, что катастрофически не хватало людей, способных хотя бы читать-писать-считать. Про более высокий и широкий уровень грамотности, образованности и кругозора даже и речи не шло. Единицы… просто единицы… которых по пальцам можно пересчитать. И взять иных пока было неоткуда, потому что даже не все священники могли похвастаться передовым навыком чтения.

Да, можно и нужно было заниматься этим вопросом. Но на носу была большая и очень серьёзная война, поэтому Иоанн не стал даже дёргаться, оставив всё как есть в своей державе. Во всяком случае, пока.

А что же Рязань? Так это по случаю вышло. Тем более что для подобного дела не требовалось выделять скудные административные ресурсы Москвы. У них и у самих кое-чего имелось. Вот и махнул рукой, действуя «на отвяжись», пытаясь вырваться из затягивающего его болота как можно скорее…

Так что отписал Иоанн указ. Зачитали его перед людом рязанским. Снял копию, вручив её губернатору, чтобы у него хранилась. И отбыл в темпе в Москву, дабы ему там тверская рать не поломала «всё, что нажито непосильным трудом».

Разве что хану Ахмату оставил союзный гарнизон в три конные сотни под командованием Холмского. Само собой, выдав ребятам коней из рязанских конюшен. Не пешком же им по степи бегать, прикидываясь всадниками. Благо, что в Рязани после тяжёлого речного поражения свободных коней ратных хватало. И они, что приятно, числились теперь в королевской собственности.

Планируя эту операцию, Иоанн, конечно, собирался прихватить своих лошадей. Мало ли. Но не смог найти подходящего количества транспортного средства. Так что просто взял оружие конное, сёдла особой выделки и прочее снаряжение конных сотен с собой в надежде уже на месте раздобыть каких-нибудь коней. А если нет, то и нет. Благо, что сильно много места всё это барахло не занимало.

Жаль только – обозных телег не взял. Но да и ладно. Холмский, который возглавил союзный контингент при хане Ахмате, как-нибудь и без него обойдётся. Благо, что уже водил и не раз конные отряды, опираясь на подножный корм, грабежи и вьючных кобылок…

Москва Иоанна встретила настоящим ликованием. Здесь уже знали о том, что тверская рать выступила войной. Оттого и переживали.

– Государь, – подбежал излишне нервный служивый едва сутки спустя по прибытию.

– Что случилось?

– Тверчан видели. В дне пути…

Иоанн те слова хорошо запомнил. И теперь, глядя на раскоряченных у переправы супротивников, улыбался.

Не решились они лезть на Москву, узнав, что король вернулся. Да как вернулся! С известиями о том, что Рязань побил и взял приступом. Следовательно, нету у них более союзника на юге. Понятное дело, что не знали они о том, какие потери в войске Московском. Но всё одно – не решились. Михаил Борисович решил отойти и подождать Казимира, что должен был позже подойти на соединение. Когда – неясно. Со сроками никто толком ничего сказать не мог, поэтому отойти к Твери и переждать бурю выглядело в сложившейся обстановке довольно разумным решением.

Но отойти он не успел.

Заметив противника, пикинёры с аркебузирами развернулись в боевой порядок и начали сближение. Да и артиллеристы, оперируя шестью малыми орудиями, тоже не подкачали. Сняли их с передков. Зарядили картечью. Да покатили, тягая за лямки, дабы за пехотой успевать.

А королевская дружина, сидя на конях, оставалась в тылу. Иоанн ждал. Вот поначалу оживился и обрадовался, а спустя уже несколько минут напрягся и помрачнел.

– Где остальные? – спросил сам себя наш Иван.

– Что? – удивился командир королевской дружины Иван Васильевич Стрига, князь Оболенский.

– Труби остановку, – нахмурившись произнёс он. – Труби, я говорю!

И верховой сигнальщик выполнил приказ.

Секунда. Другая. И пехота московская остановилась.

– Передай, – произнёс он вестовому, – пусть с орудий по переправе постреляют. Ядрами. Но не шибко. Так, для острастки. И остальным передай – быть готовыми к отражению внезапной атаки конницы с фланга.

– Слушаюсь, – кивнул он и, повторив приказ, отправился галопом к пехоте.

– Подозреваешь что? – хмуро спросил князь Оболенский.

– Неправильно всё как-то. Те, кто на ту сторону перебрались, они где? Ты их видишь? Если перебрались, то почто убежали? Им ведь тут, на переправе, нужно держать оборону. Чтобы нас сдерживать. А они куда делись?

– Да, может, струсили… – пожал плечами Оболенский.

– А ещё что думаешь? – холодно поинтересовался Иван, явно недовольный ответом своего командира конницы.

– Вон тот перелесок мне не нравится.

– И мне тоже. Понял, что они удумали?

– А если нет? Упустим же.

– Да и Бог с ними. Дальше Твери всё равно не убегут. А там уж мы их прижмём.

– Дай-то Бог, дай-то Бог, – покивал князь Оболенский.

Лёгкие орудия выстрелили картечью, которая, разумеется, никуда не долетела. А потом дали залп ядрами. И на переправе поднялись столбы воды. Что резко оживило там обстановку. Вон как все задёргались, зашевелились.

Второй залп.

Третий.

И тут из-за перелеска появилась конница. Та, что стояла в засаде. Видимо, не выдержали и бросились в атаку, спровоцированные обстрелом их соратников.

– Пошли, – кивнул Иоанн князю Оболенскому и пнул своего коня пятками, направляя вперёд. А вместе с тем поднимая щит с крепления на луке седла на руку и перехватывая пику для удара, но пока ещё удерживая её вертикально, дабы не утомлять правую руку излишне.

И Оболенский со всей королевской дружиной, бывшей всего год назад Великокняжеским полком, последовали за нашим героем. Так же перехватывая щиты и пики.

Иван III не сумел перевести даже свою дружину на сотенную структуру и принудить к дисциплине. Не успел. Да и сыну его было не до того. Оттого надежды на эволюции в поле и грамотные перестроения на неё он не возлагал. Как и в целом ожидания по какой-либо внятной управляемости. Но кое-какие новинки сотенной службы ребята всё-таки переняли.

Сначала, ещё при живом Иване III, в этой дружине приняли на вооружение длинные клеёные пики с упором. Этот широкий и прочный кожаный ремень имел на дальнем конце карман, куда задний торец пики и устанавливался. А ближним концом ремень крепился к седлу. На переходе пика удерживалась вертикально, перенося весь вес на этот ремень. И сверху лишь придерживалась за плечевую петлю, освобождая правую руку для иных действий. При атаке же, когда пики опускали, зажимая под мышкой, этот ремень становился упором при ударе, через что на острие пики передавалась масса всей разогнавшейся лошади. Этакий аналог рыцарского крюка на кирасе, но с тем преимуществом, что не требовал ясельного седла. Значит, можно было сохранить относительно высокую посадку, позволяющую хорошо вертеться для рубки в свалке, и получить возможность нанесения мощного таранного удара копьём.

Подобные упоры применялись в XVII веке крылатыми гусарами. Но недолго, потому как этот вид конной атаки уже сходил на нет. И возрождённые в XVIII уланы уже ограничивались просто зажатыми под мышкой пиками. Может, не вспомнили, а может, уже было и не нужно.

Так вот, королевская дружина приняла эти пики и упоры для них, ещё когда была великокняжеской. А после похода на Рязань позаимствовала у сотенной службы ещё и кончары. Очень уж продуктивно ими работали ребята.

И вот теперь, сближаясь с супостатом, вся дружина развернулась широким фронтом, покачивая длинными клеёными пиками с маленькими красными флажками у наконечника. Пикинёры тем временем перестраивались. Они своевременно получили приказ. И только заметив противника, стремительно начали формировать каре, ощетиниваясь во все стороны «иголками» пик. А аркебузиры встали в центре, откуда, впрочем, они всё ещё могли вести огонь, протискиваясь между пикинёрами. Артиллеристы, кстати, также туда попрятались, ибо явно не успевали перезарядить орудия.

Тверская конница не сразу, но заметила, что на неё несётся противник. Однако, будучи образчиком средневекового войска, была совершенно неуправляема. Если бы это была атака рыцарской конницы какого-нибудь Тевтонского ордена, то, возможно, им и удалось бы отвернуть от пик пехоты, выходя на лобовое столкновение с королевской дружиной… может быть… Здесь же и сейчас получалось лишь некоторое замедление и снижение темпа.

Отдельные всадники сумели нормально сообразить и вывернули навстречу Иоанну. Другие продолжили атаковать пикинёров. Третьи, струхнув, дали деру к переправе.

Секунд пятнадцать прошло.

Двадцать.

Тридцать.

И первые пики с треском начали разлетаться о супостатов, что атаковали не слитной массой, а рассеянным строем. Сильно рассеянным. А будучи длиннее обычного кавалерийского копья, что употреблялось на Руси в те годы, эти кавалерийские пики не оставляли противникам королевской дружины особых надежд.

Удар. Удар. Удар.

И практически каждый в цель, ибо верная рука опытных дружинников надёжно направляла пики. А потом началась свалка. Чтобы отличать чужих от своих, вся королевская рать носила гербовые накидки, как и пехота. Красные. С восставшим золотым львом. Так что проблем в маркировке «свой – чужой» не было. И обломав пики, дружинники схватились за кончары, начиная колоть, не сильно отвлекаясь на разного рода домыслы. Без накидки? Значит, чужой.

Бей! Бей! Бей!

Кончар работал очень продуктивно. Кольчуга его не держала вовсе. А чешуя… ну так. Во всяком случае, его выпады иной раз и в грудь пробивали клёпано-пришивную чешую. Не всегда и не все. Но всё же…

Но хорошее начало не значит хороший конец.

Неуправляемая королевская дружина быстро рассеялась после атаки, растворившись в противнике, значительно превосходящем её числом. Что не замедлило сказаться. Да, урона было нанесено много. Но… то один королевский дружинник полетел на землю, то второй, то третий. Слишком уж много неприятеля.

Так что, поняв гибельность обстановки, Иоанн начал прорываться к пикинёрам. Он поспешил с атакой. Нужно было выждать. Нужно было коннице тверской удариться о пики пехотные и покрутиться под огнём аркебузиров. Расстроиться. Потерять мораль и боевой дух. И только тогда ему нужно было бы атаковать. А он полез вперёд. Герой хренов.

Этот рывок Иоанна заметили и иные, что стало началом бегства. Секунд десять – и все бойцы в гербовых накидках бросились врассыпную. Те, что поумнее, – к пикинёрам. Остальные – кто куда.

Тверская конница за ними. Но, приблизившись к пикинёрам, она попала под весьма болезненный обстрел аркебузиров, который её и отпугнул, позволяя отступавшим всадникам накапливаться там, за спинами пехоты.

Минута.

Вторая.

Подвисшее в воздухе шаткое равновесие.

Тверские кое-как собрались в кучу и мялись. Лезть на пики им не хотелось. Они уже поняли, ЧТО это за напасть. Даже приближаться к пехоте они не желали, так как оттуда очень больно постреливали. Но и уходить вот так не было резона, не добив московскую конницу, что выглядела лакомой добычей.

Тем временем Оболенский, что также вырвался из «собачьей свалки» целым, начал собирать разбежавшихся всадников на опушке леса. Того самого, откуда и вышло в своё время Московское войско. Принимать с обоза новые пики и готовиться к новому бою.

Пики, которые ОЧЕНЬ не понравились тверским, выбив у них с одного налёта свыше трёхсот всадников. Да и вообще, атакованные столь незначительным войском, они потеряли чрезвычайно много бойцов – совокупно до половины от изначальных полутора тысяч. И теперь эта зубастая конница вновь собиралась с силами. Да, их было уже не четыре сотни, а едва полторы. Но и они нервировали…

– Развернуться широким ордером, – скомандовал Иоанн пехоте. – Наступаем!

Зазвучали отрывистые команды. И пикинёры с аркебузирами быстро-быстро перестроились. После чего зазвучали волынки, ударили барабаны, и вся эта гребёнка пик и аркебуз двинулась в сторону тверской конницы. А король, окружённый полусотней прорвавшейся к нему всадников, последовал сзади, готовясь в любой момент контратаковать.

Дистанция – шестьдесят шагов.

Последний удар барабана. Тишина. Всего несколько секунд. И вышедшие вперёд аркебузиры дали общий слитный залп во все четыре сотни стволов. От чего тверская конница, всё ещё мявшаяся в нерешительности, дрогнула, поскакав к переправе со всей возможной скоростью.

Иоанн отправился её преследовать. Да и Оболенский от опушки, всё поняв, не стал медлить. Однако особой жатвы собрать не удалось.

На ту сторону Иоанн лезть не стал, опасаясь плена. Ведь там собралась вторая половина Тверского войска. А потому он сильно не наглел. Оболенский же попросту не успел.

А потом со стороны Тверского войска подтянулись немногочисленные конные ратники с луками, которыми они могли немало бед наделать при форсировании водной преграды. И пришлось подкатывать артиллерию, дабы их шугануть.

– Доложить о потерях, – отдал распоряжение король, поняв, что бой закончился.

Оболенский было вскинулся, не привыкший к такого рода командам. Но подчинился. И отправился выяснить, сколько в королевской дружине живых да целых осталось. Благо, что рассеявшиеся и разбежавшиеся потихоньку подтягивались обратно.

Иоанн же злился. На себя. Он видел – на месте сшибки лежало до полусотни его всадников. Много. Слишком много. Непозволительно много. Если бы он не поспешил. Если бы подумал, прежде чем скакать в лихую атаку, такого бы не было…

Глава 6

1473 год, 3 июня, Тверь

Тверь встретила короля Руси мрачно и безрадостно. Тут шло всё к одному. И мерзкий дождь, зарядивший накануне. И закрытые ворота с хмурыми лицами защитников. И покинутый посад, в котором нечего было грабить. Даже частично разобранный, но толком не успели. Спешили, видно. Хорошо хоть не сожгли.

– Как же это всё не вовремя… – раздражённо бурчал Иоанн, вышагивая под навесом. – Из-за этого треклятого дождя не постреляешь.

– Может быть, соорудить навес над орудиями? – поинтересовался командир артиллерии Пётр. Старший сын плотника, прибившийся к войску из-за способностей к учёбе, в особенности к математике.

– Влажность воздуха очень высока. Это ведь не ливень идёт. Видишь, какая водяная взвесь всюду. Словно и не дождь, а какая-то мерзкая пыль, которая просто висит в воздухе. Порох отсыревать станет прямо сразу. Вон одежда вся насквозь даже под навесом.

– Ну… – попытался было сказать что-то Пётр, но не стал, так как никаких мыслей в голову ему не пришло. Он хотел предложить жаровни под тем навесом поставить, но передумал, поняв опасность открытого огня рядом с порохом.

– Конница по такой мерзкой погоде тоже воевать не станет, – заметил Оболенский. – Ни наша, ни ихняя. Лошади ноги переломать могут. Кому такое нужно?

– Надо было лагерь нормальный ставить, – продолжал бурчать Иоанн. – Ох беда… из-за этой сырости у нас немало бойцов простудится.

– А чем тебе посад не нравится?

– Обороняться в случае чего как? Порядок поддерживать как? Чистоту? Нет, занимать посад нельзя. Разве что временно. Нужно лагерь ставить нормальный, чтобы всё на виду, общественный туалет, плац и прочее. Иначе не только простудами обзаведёмся, но и животом маяться начнём. Вот вам крест – не минет сия участь войско наше.

– По былому году как-то обошлось же.

– Так то только через чистоту и порядок, что я в войске чинил. Болезнь живота – она ведь грязь любит, немытые руки, воду некипячёную и прочее всё то, что я требую, а вам не нравится. Я же сказывал уже – такие боли бывают от попадания мельчайших тварюшек внутрь. Их жизнь в животе нашем боль и страдания нам и приносит.

– Чудно ты говоришь… – покачал головой Оболенский. – Сложно в такое поверить. Как по мне, так лучше добре помолиться перед приёмом пищи и надеяться на то, что с божьей помощью обойдётся.

– Когда делали так, как я велел, болели?

– Нет. Но…

– Что «но»? Ежели кресалом бить о кремень – сыплются искры. Молись, не молись – сами они не появятся, ежели дело не делать. Причём делать правильно. Так и тут. Ежели чистоту не блюсти, а воду не кипятить – не избежать нам всем боевого поноса.

Иоанн хотел развернуть мысль во всю ширь и, пользуясь моментом, прочистить мозги Оболенскому, но развить тему не удалось. Подошёл промокший вестовой.

– Государь, там от Твери к тебе пожаловали.

– Для переговоров?

– Не, – покачал головой вестовой. – Божится, что свой. Говорит, пришёл слова важные передать. Слово и дело государево!

– Ясно, – кивнул недовольно Иоанн и, поёжившись от сырости, приблизился к жаровне. – Ведите его.

Минут через пять этот кадр подошёл. Не самая бедная одежда, но и не богатая. Слегка испачкана, но по такой погоде неудивительно. Продрог. Иоанн, хмыкнув, кивнул ему на жаровню: дескать, подходи. И тот не стал ломаться – сразу подскочил и с удовольствием простёр руки над горячими углями.

– Что тебя привело ко мне? – поинтересовался наш герой.

– Новость тебе принёс. Сбежал Михаил Борисович из города. Казну свою прихватил, дружину ближнюю и бежал, тебя не дожидаясь.

– Куда?

– В Литву побежал, к Казимиру.

– Так чего бояре не выходят и со мной торг не ведут? Али надеются, что я постою и уйду? Дождь не может идти вечно.

– То верно, – кивнул собеседник. – Но князь нас стращал, говорил, будто бы ты желаешь Тверь вырезать всю да разобрать по брёвнышку.

– Ну и зачем мне это?

– Почто нам знать? Мало ли чем обидели тебя.

– Я ныне Русь воедино пытаюсь собрать. Чтобы единая была, как некогда при Владимире Святом. И Тверь – один из важных городов Руси. Так отчего мне его своими руками изводить? Глупо же.

– Глупо, – кивнул переговорщик… или перебежчик, тут сразу и не разобрать. – Но всё одно боязно. Да и словам Михаила Борисовича многие верят. И про тебя, король, и про Казимира, который обещал помощь.

– Заграница нам поможет, – саркастично произнёс Иоанн. – Запад с нами!

– Что? – не поняли присутствующие.

– Я шучу, – улыбнувшись, произнёс король. – Страсть Твери к союзу с Казимиром не может не вызывать смеха.

– Отчего же? – нахмурился тверчанин.

– Друг мой. Речь не идёт о независимости Твери. Тверь потеряла свой шанс стать центром кристаллизации Руси. Могла. Без всяких споров и разговоров. Но лет сто назад. Теперь же речь идёт только о том, к какой державе Тверь присоединится. К Руси или к Польше, ибо Литва ныне под пятой Польши. И если я заинтересован в сохранении Твери как крупного города, то Польша может им пожертвовать, поняв, что не в состоянии захватить.

– А в чём твой интерес? – не унимался этот гость тверской. – В городе много твоих противников. Поступить так же, как с Новгородом, не выйдет. Ежели имущество противников передать сторонникам, а самих противников выселить в Юрьев-Камский, то туда отправится едва ли не вся Тверь.

– У меня не так много людей, в отличие от Казимира. Так что даже своих врагов я стараюсь не убивать, а применять там, где мы сможем оказаться друзьями.

– Если у тебя мало людей, то зачем Твери идти на твою сторону. Ты ведь проиграешь в этой войне.

– Я разгромил Рязань.

– Похвально. Но Тверь не Рязань. Мы слышали, что ты сумел в битве на реке, применив хитрость и дьявольское оружие, побить их защитников. В Твери же сейчас сидит бо́льшая часть городового полка. Да и кое-кто из союзников. Так просто наш город тебе не взять. Кроме того, за каждыми из ворот уже сооружены завалы, отчего внезапного натиска не выйдет.

– Вы считаете, что способны дождаться Казимира?

– Мы просто хотим разойтись миром.

– Не я первым повёл свои войска на войну. Не ваш ли князь оскорблял меня и мою супругу на поминках моего отца? Не ваш ли князь задумал разорить посад московский, пожечь его и увести богатый полон из моих людей?

– Но у него не получилось.

– Если ты пытался убить и не справился, это не оправдание. Ты хотел. Ты пытался. Как не оправдывает это и вас, ибо весь городовой полк вышел с ним.

– Мы просто хотим разойтись миром, – настойчиво произнёс визави Иоанна.

– Я готов дать вам мир. Но только если вы присягнёте мне на верность, признаете своим князем и выплатите виру.

– Государь, я не в праве давать тебе ответы на такие вопросы.

– Так возвращайся в город и передай мои слова. Пусть подумают над ними. Потому что, когда дождь закончится и всё немного подсохнет, мои войска начнут действовать. И после первых выстрелов переговоры окажутся затруднительны.

– Я понял тебя, – произнёс этот переговорщик неофициальный и откланялся.

Иоанн же вернулся к делам насущным. Он был уверен, что Тверь не примет его предложение. Но сделать его он считал своим долгом. Другой вопрос, что только сейчас он осознал, насколько неудачна его позиция.

Армия его была изнурена рывком сначала к Рязани, а потом к Твери. Где-то на лодках, на которых бойцы гребли. Где-то своим ходом. И теперь уставшее войско оказалось в неблагоприятных климатических условиях. Причём войско ослабленное. Да, королевская дружина в целом выжила, хоть и сдулась с без малого четырёхсот до трёхсот всадников. Однако куда более организованная и управляемая конница сотенной службы ушла с Ахматом. А потери, понесённые во время речного боя, штурма Рязани, боя на переправе и маршевого перехода, всё одно имелись, хоть и были малыми. Впрочем, затянувшийся дождь мог легко их увеличить. Про порох же он старался не думать. Просто не думать. Да, всячески оберегал его от сырости, но мысли о его состоянии гнал прочь.

С порохом вообще были проблемы.

Понятное дело, что он употреблялся на Руси уже доброе столетие. Но весьма и весьма ограниченно. Из-за чего запасы «огненного зелья» у него имелись скромные.

Шесть лёгких полевых орудий, четыре сотни аркебуз и шестьдесят семь ручниц-картечниц – приличный арсенал для местных реалий. И пожирали эти стволы отцовские запасы только в путь. Сколько он так на них протянет? Бог весть. Можно посчитать, но расход пороха шёл достаточно непредсказуемый. Время от времени выяснялось, что бочонки с ним испорчены.

Сколько ему требовалось? Ну на «выпуклый глаз».

Полевое орудие за выстрел «кушало» около фунта пороха, что картечью, что ядром. Это при расчёте ста выстрелов на ствол требовало запасов в шестьсот фунтов.

Ручница-картечница – порядка четверти фунта за выстрел. При запасе в полсотни выстрелов это требовало порядка восьмисот пятидесяти фунтов. Это было полезное, но специфическое оружие. Оттого и не особо ходовое, поэтому Иоанн вёл расчёт оперативных запасов из оценки всего полусотни выстрелов.

Аркебузы были самыми экономными и потребляли что-то порядка фунта пороха на две сотни выстрелов. Отчего четыре сотни таких «карамультуков» при расчёте ста выстрелов на ствол требовали восемьсот фунтов «огненного зелья».

Совокупно, по прикидкам Иоанна, требовалось что-то порядка двух тысяч четырёхсот – двух тысяч пятисот фунтов пороха. Иными словами, чуть за тонну. Много. Очень много. В начале же этой войны ревизия показала едва за полторы тысячи фунтов. И где брать порох ещё, Иоанн понятия не имел.

Он уже успел ознакомиться с местными способами производства «огненного зелья» и толком так и не понял, как у них вообще что-то получалось. Не говоря уже о том, что селитряницы работали медленно, имели крайне низкий КПД и чрезвычайно большой цикл. Года два, иной раз три. И было их мало. Так что все поступления от внутренней выделки пороховой не превышали, как правило, и двухсот фунтов в год. Причём порох этот был весьма паршивый и очень гигроскопичный[23], ибо делали его не на калийной селитре или хотя бы натриевой, а на весьма поганых нитратах[24]. Все полноту ситуации усугубляла ещё и сера, которая была строго привозной…

Дефицитность пороха заставляла Иоанна стараться по возможности уменьшать объём боевых действий, сведя к минимуму расход «огненного зелья» и опасаясь, что в самый ответственный момент может наступить катастрофа. В его голове всё было настолько мрачно, что он даже подумывал о том, чтобы сжечь Тверь к чертям собачьим. Благо, что город был деревянный. И ежели по ночи начать обстреливать его из луков стрелами с подпалённой паклей, то всё получится. Не хотелось бы, конечно. Очень не хотелось бы терять такой полезный и крупный город, но эта мысль время от времени стучалась в голове. Особенно после того, как малый боярин тверской сам её озвучил, пусть и в искажённой форме…

Строго говоря, Иоанн вообще не хотел этой войны. Ему бы пять-десять лет мира, чтобы хоть какой-то порядок навести в державе. Чтобы войска по уму натренировать и вооружить. Чтобы обозное хозяйство грамотное сделать. Да и банально пороха накопить, без которого любая большая война выглядела сущей авантюрой. Не говоря уже о том, что мир – это возможность торговли, прежде всего международной, без которой он не видел своего будущего. Понятно, что мастеров добрых ему никто не повезёт. Да и с прочими поставками будут проблемы. Но это всё равно будет хоть что-то…

Впрочем, ситуация была такой, какой была. Иоанн хмурился, но, сцепив зубы, думал над выходом из сложившейся ситуации. И грелся у жаровни, стараясь не простыть. Потому что при таком накале страстей это ему было надо в последнюю очередь…

Глава 7

1473 год, 16 июня, Рим

Фердинанд I Неаполитанский из славного дома Трастамара, что правил в эти дни и в Неаполе, и на Сицилии, и в Арагоне, и в Кастилии, и в Наварре[25], улыбнулся, входя в кабинет Папы Сикста IV. Тот охотно принял короля в приватной обстановке. Без лишних ушей и глаз. В то время официально Фердинанд был в Риме с совсем другой целью, заехав туда на богомолье. Иными словами, собирался обсудить с Сикстом дела, не привлекая к этому лишнего внимания.

Слащавый юноша соскользнул с коленок Папы и, излишне страстно поцеловав тому руку, буквально растворился[26]. От чего улыбка короля стала ещё шире. У всех есть слабости. И ему было отрадно видеть, что самый влиятельный человек Италии не идеален… и к нему тоже можно найти подходы. В том числе и довольно специфические.

– Рад вас видеть в своей скромной обители, – поприветствовал гостя Сикст.

И следующие минут пять они обменивались ничего не значащими комплиментами. На деле их отношения были ровными. У Папы были сложные отношения с севером Италии, из-за чего ему была нужна крепкая поддержка со стороны юга. Но не так, чтобы целоваться в десны. Просто союз, практичный и взаимно выгодный. Ведь, кроме интересов в Италии, Святой Престол и Неаполь связывал французский вопрос. Франция с 1382 года пыталась провести на престол Неаполя своих Валуа, из-за чего вот уже добрый век тлел этот застарелый конфликт, время от времени вспыхивая с новой силой.

И у Святого Престола тоже было что сказать французам нехорошего. Всё шло одно к одному. Сначала Авиньонское пленение Пап, вынуждавшее тех жить на территории Франции и обслуживать её интересы. Потом Великий западный раскол, продлившийся без малого полвека. И наконец, Прагматическая санкция 1438 года, которая прямо ограничила власть Папы на французское духовенство. Проще говоря, фактически устанавливала автокефалию Французской католической церкви. И это не считая того, какие убытки понёс Святой Престол со времён Филиппа IV из-за борьбы французских королей с уходом церковной десятины из Франции. Да и вообще… уходом столь значительных прибылей в церковь. Отчего в серии войн, известных позже как Столетняя война, Святой Престол был более склонен поддерживать англичан, чем французов.

Хуже того – короли Франции боролись не только за подчинение местных священников своей власти, но и за влияние на Папу. Что, кстати, и спровоцировало среди прочего Великий западный раскол. И, как считал Сикст, на этом дело не закончится, поэтому и опасался воцарения Валуа в Неаполе.

– Вы слышали, как страдает наш милый друг в Бургундии? – осторожно перешёл Сикст к делу, заходя, впрочем, издалека.

– Бедняга, – согласился Фердинанд. – Даже не понимаю, как этого мерзкого клопа терпят его же вассалы. Давно бы уже сбросили, да и выбрали новым королём хотя бы Карла[27].

– Клятва, друг мой, клятва.

– Но ведь Людовик сам их нарушает[28].

– И что? Никто не хочет уподобляться ему, – пожал плечами Сикст.

– Боюсь, что если всё так пойдёт, то Карл будет раздавлен. Людовик ведь уже нашёл способ устранить двух его союзников. Причём оба умерли при весьма странных обстоятельствах. Жана де Арманьяка он вероломно убил, пообещав почётную капитуляцию и мир. А его собственный брат, Карл Гиенский пал, хм… излишне увлёкшись женским теплом, да так, что не заметил яд в бокале. Хотя говорят, что там была чахотка. Но лично я в это не верю.

– Теперь ты понимаешь, почему я сторонюсь женского тепла? – лукаво подмигнул ему Папа.

– Понимаю, – кивнул король, ничуть не смущаясь. – Но я, пожалуй, останусь верен женским прелестям. Я не в том возрасте, чтобы менять свои привычки.

– О, что ты! – воскликнул Папа. – Я ничего не предлагаю. Но вдруг в твоей душе возникнет дьявольская жажда осуждения. Поверь – я просто осторожен. И просто не доверяю женщинам. Кто знает, что у них в голове?

– А кто им доверяет? – тяжело вздохнул Фердинанд, впрочем, немало лукавя. Своей покойной супруге Изабелле Тарентской он доверял чуть более чем полностью. Особенно после того, как именно она в 1460 году спасла и его, и всё королевство от завоевания Валуа. Жаль, что его любимая преставилась в 1465 году. Очень жаль. Он немало по ней печалился и переживал, даже держа вполне искренний траур, подозревая происки врагов и отравление.

Обсуждение ситуации вокруг Бургундии затянулось на добрые полчаса и проходило во вполне ожидаемом ключе. Карл Смелый представлялся настоящим рыцарем и эталоном благородства. Дескать, лучший из лучших. И ему противопоставлялся Людовик XI Французский, который был его полной противоположностью. Ни разу ни воин, скрытный, нелюдимый, коварный, трусливый и так далее, и тому подобное. Однако же очень опасный, потому что, хоть сердце его и было чёрство, но интриган он был бесподобный. Да и психолог тонкий, прекрасно понимающий других людей.

– Вы же понимаете, мой друг, к чему я клоню? – наконец поинтересовался Сикст.

– К чему?

– К тому, что ваш зять, Иоанн, очень, мне кажется, похож на Карла. Поговаривают, будто бы он, дабы поддержать боевой дух своей пехоты, даже слез коня и стал с ними в строй. И это перед самой атакой конницы! Поступок, вполне достойный Карла Смелого.

– Поговаривают, что Иоанн не так безрассуден. Это был единственный бой, который он возглавил лично. В остальном он опирался на своих командиров.

– Он ещё слишком юн для конных сшибок. Вот увидите – пройдёт немало времени, и вы услышите о том, что он лично водит в атаку конницу. Кроме того, как и Карл, он уделяет очень много внимания этой новомодной артиллерии. Иногда мне даже кажется, что там, на востоке, живёт второй Карл, только моложе. А то и более яростный. Ведь наш Карл впервые проявил себя на поле боя в девятнадцать лет, а Иоанн – в тринадцать.

– Раньше, – поправил его король Неаполя.

– Что?

– Карл в девятнадцать лет был командиром, но не командовал всем войском. Иоанн же в тринадцать уже возглавлял войско и нанёс противникам своего отца несколько чувствительных поражений. А также взял крупный город, который ранее никто вот уже несколько столетий взять не мог. Приступом. Но проявил себя Иоанн раньше. В десятилетнем возрасте он оказался в безнадёжной осаде в удалённой крепости. И уже тогда смог своими советами организовать правильно оборону и с толком применить артиллерию. Из-за чего отец ему и поручил создавать первую ордонансовую роту[29] по своему разумению. Поразил его сынок. Причём орудия заряжал сам в том бою. В десять лет! Уму не постижимо!

– Вот о чём я и говорю. Война – их стихия. И я бы ничуть не удивился, если бы Иоанн был сыном Карла, хоть это и совершенно невероятно. Они одного поля ягоды. Но Казимир совсем другой человек. Он по духу своему ближе к Людовику. Хоть и не настолько нелюдим.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Я опасаюсь, что твой зять не устоит в войне с Казимиром. Да, поначалу, я почти уверен – он будет одерживать победы. Поговаривают, что он пошёл дальше Карла и пытается сочетать в своём войске артиллерию, доморощенных швейцарцев и ордонансовые роты. Это выглядит довольно угрожающе. Но у него мало ресурсов. Великое княжество Московское бедно как людьми, так и деньгами.

– Деньги мы ему передали, – заметил Фердинанд. – Я только семьдесят тысяч флоринов с дочерью послал.

– А долю в Персидской компании? Все сборы пока остаются здесь, в Италии, в руках Джана Батисты делла Вольпе, что не знает, как ему пробраться в Москву. Ведь Польша и Литва полностью блокируют туда дорогу из-за войны.

– Может быть, прекратить этот фарс? – нахмурившись, спросил король Неаполя. – Насколько я знаю, Святой Престол вложил пятьдесят тысяч флоринов в Персидскую торговлю. Это большие деньги. И я уверен, вы не хотите их потерять.

– И Святой Престол вложит ещё столько же, когда эта торговля начнётся. Ибо ударить по казне султана и к вящей выгоде христианства – богоугодное дело!

– Разумеется, – кивнул Фердинанд. – Я тоже вложусь, когда торг пойдёт. Я ведь уже не раз жаловался на то, какие слухи до меня доходят. Будто Мехмед вообразил себя наследником Римской Империи и жаждет не только взять под свою руку её восточные пределы, но и занять Италию. Как несложно догадаться, своё вторжение он начнёт с моих земель. Как ты понимаешь, слышать такое – мало радости.

– Понимаю, – без тени лукавства согласился с ним Папа, опасавшийся османского вторжения ничуть ни меньше Фердинанда. И даже пытавшийся организовать как-то крестовый поход против них. Впрочем, безуспешно.

– Вот я и предлагаю – давай всё это прекратим. В твоих силах заставить Казимира отступиться. Пригрози ему интердиктом.

– А деньги? – удивился Сикст. – Прямо ссориться с Казимиром – значит идти против Польши и Чехии. А это приличная сумма, с которой, кстати, мой предшественник тебя и поддержал против Валуа в момент отчаяния. Литва, конечно, ничего мне не приносит. Но вот Польша, в которой сидит сам Казимир, и Чехия, где укрепился его сын, – серьёзное подспорье. Я не могу так явно выступать против них. А ты – можешь. Я же закрою на это глаза…

– Ты предлагаешь мне собрать войско и отправиться на помощь зятю? – переспросил ошарашенный Фердинанд.

– Боже упаси! Ни в коем случае!

– Тогда что?

– Чем слаб Иоанн в этой войне?

– Ресурсами и людьми, – чуть подумав, произнёс король Неаполя. – Люди Казимира уже рыщут по Италии в поисках наёмных отрядов. Поговаривают, что и в землях конфедерации их видели, и Бог знает где ещё. Эта война вряд ли закончится быстро. Скорее всего, Иоанн отобьётся поначалу. Но потом его всё одно сомнут, разгромив более многочисленным войском.

– Вот! Я тоже так думаю. Но в твоих… и наших силах помочь ему, не вступая в открытый конфликт с Казимиром. Главное – примирить их и позволить Иоанну заняться Персией. Она нам сейчас важнее.

– Тогда зачем ты подтвердил его право наследования королевского титула?

– Я не думал, что всё так далеко зайдёт. Ожидал, что Казимир станет просто оспаривать моё решение. Но он решил поступить иначе. Тем более что Иоанн был прав, и Ягеллоны действительно не имеют никаких прав на корону Руси.

– Хорошо. И как мы ему поможем?

– Отправь к зятю посольство. И передай с ним военных припасов для войны да наёмников. У него ведь нет доступа к хорошим наёмным отрядам. Он же воюет с Казимиром, который блокирует ему путь в Европу.

– И как же я тогда ему отправлю посольство, если Казимир дорогу блокирует? Чай, он не блаженный и просто не пропустит моих людей.

– Казимир блокирует сухопутный путь. Но что мешает тебе нанять карраки и отправить их морем? Иоанн в своём письме, что передал мне лично делла Вольпе, предлагал очень интересное решение. Он писал, что если собирать отряд из пяти-десяти крупных кораблей да отправлять их единым караваном в Финский залив к Неве, то они смогут туда беспрепятственно добраться. Даже несмотря на растущее пиратство в Северном и Балтийских морях. Да и возле Гибралтара такому отряду будет спокойно.

– Может быть. Но пять-десять больших кораблей – это большие деньги. А отправляемые так далеко, да ещё с военными припасами и наёмниками – это огромные деньги.

– И немалая выгода.

– В чём же она?

– В землях Ивана можно раздобыть фарфор, персидский[30] и обычный воск, мёд, меха и прочее. Я уверен, что даже если просто отправить туда торговую экспедицию в пять крупных каррак, то она окупится сторицей. Ежели даже просто мех купить там без наценок ганзейских и иных.

– Мех, говоришь? – задумчиво переспросил Фердинанд.

Несмотря на жаркий климат, мех в бассейне Средиземного моря был товаром статусным. А потому весьма и весьма дорогим. Свечи так и вообще являлись товаром стратегическим и крайне выгодным. Ведь в Европе лесов осталось уже очень мало, из-за чего бортничество почти угасло. В XV веке делались первые попытки одомашнивания пчёл, но всё пока шло ни шатко ни валко, из-за чего воск был очень важным импортным товаром. Особенно в южных землях Европы, таких как Испания и Италия. Да и мёд немало ценился. Так что в целом эта торговая экспедиция в глазах Фердинанда стала выглядеть довольно интересной, если не сказать больше. И зятю помощь, и ему монетка… много монеток…

Чуть подумав, он пришёл к выводу, что если прихватить с собой делла Вольпе с его сборами денежными в пользу Персидской компании, то всю эту сумму можно будет и отбить, тупо продавая Иоанну военные припасы и перепродавая наёмников. А там уже тысяч сто флоринов набежало. Плюс наверняка что-то у него осталось от приданого. Так что, даже если и с мехом, и с воском и мёдом будет облом, он всё одно сумеет выручить с этого похода кругленькую сумму. Ну и прикинуть выгодность предприятия для повторных походов…

Оставалось где-то найти корабли, своих-то в Неаполитанском королевстве толком и не было. И определиться с их размерами. Ведь карраки в те годы строили очень разные. Типичные были в триста-пятьсот тонн водоизмещения. Но имелись и крупные, которые также при определенном везении можно было нанять – до тысячи и даже тысячи двухсот тонн. А знаменитая английская каррака Grace Dieu, построенная в 1418 году, достигала колоссальных двух тысяч семьсот пятидесяти тонн. Впрочем, это парусное чудовище так и не смогло самостоятельно плавать из-за недостаточной прочности конструкции. Но такие монстры явно были малопригодны для такой экспедиции. По здравому рассуждению, их размер должен быть достаточен для того, чтобы выдержать столь дальний переход, с одной стороны, а с другой – не быть слишком монументальным для входа в Неву, дабы торг держать. А там, как следовало из письма Иоанна, имелись пороги.

Обратиться за помощью в таком щекотливом вопросе Фердинанд мог только к двум доступным ему игрокам региона – Генуе или Венеции. Причём первая была под рукой герцогства Милан, из-за чего находилась в сложных отношениях с Папой. Но единокровная сестра нынешнего герцога сидела в Москве в ожидании жениха. Так что даже Сикст склонялся к тому, чтобы обратиться за помощью к генуэзцам.

Конечно, ещё был мощный конгломерат из Кастилии и Арагона с их весьма впечатляющими флотами. Но там не договоришься. Во всяком случае, ни Фердинанд, ни Сикст не посчитали нужным связываться с этими ребятами. По крайне мере – пока. Тем более что у Святого Престола с Арагоном и Кастилией были очень натянутые отношения после того, как в 1469 году состоялась свадьба Фредерико Арагонского и Изабеллы Кастильской. Они были троюродными братом и сестрой, из-за чего для их союза требовалось особое разрешение Папы. Но вместо того чтобы испросить его, занеся по обычаю денег, эти местные дельцы попросту подделали буллу. Так что Сикст IV был противником попыток воспользоваться кораблями испанских держав, закономерно опасаясь проблем из-за непогашенного конфликта. Тем более что натяжек в отношениях между Римом и Испанией хватало и без этого…

Глава 8

1473 год, 17 июня, Тверь

Как Иоанн и говорил – дождь не смог идти вечно. Банально кончилась вода в тучах.

Однако это не спровоцировало нашего героя на немедленное нападение. Он стоял уже слишком долго под Тверью и в какой-то мере опасался подхода сил противника. Мало ли кто куда убежал и кого предупредил. Да и в самом городе имелись определенные силы. Так что король Руси занимался организацией и укреплением своего лагеря.

К 17 июня был вырыт небольшой вал вокруг строго разбитой площадки, на которой будто бы по линейке расположились сначала палатки, а потом и полуземлянки, сооружённые за счёт стройматериалов посада. Организованы туалеты, склады, посты и прочее.

А потом он и за боевые позиции принялся, для чего метрах в ста перед избранными для атаки воротами соорудил небольшой редут высотой по грудь солдатам. Аркебузиры могли спокойно с его кромки стрелять, а пикинёры через него «тыкать». А вот перескочить это препятствие с одного наскока не представлялось возможным для большинства местных воинов. Не та общая физическая подготовка. Разве что всадники имели определенные шансы, но и то – без особой надежды на успех. Конкур[31]