Читать онлайн Дождись меня в нашем саду бесплатно

© Ульяна Черкасова, текст, 2024

© ООО «РОСМЭН», 2024

Пролог

Рдзения, Твердов

Месяц червень

– Везде эта рыбёха.

Корчма «Пьяная русалка» стояла недалеко от причала в Твердове. Белый Ворон вместе с Вадзимом забрели в неё впервые, но воняло там ровно так же, как и в любой другой корчме, что в Старгороде, что в Златоборске, что в Совине, – по́том, пивом и рыбой.

– Ага. – Белый скривился, оглядываясь на стойку корчмы. – Рыба надоела, но я бы и ей сейчас был рад. А денег всё равно хватит только на репу! – прорычал он. – Чтобы нормально пожрать, нужно сначала убить королеву. Иначе хрен нам заплатит эта Буривой.

– Тише, – зашипел на него Вадзим. – Хочешь, чтобы Тихая стража нас прямо тут загребла?

– Да что забыла Тихая стража в такой дыре?

«Пьяная русалка» в Твердове была не хуже и не лучше того же «Кабанчика» в Старгороде. Она так же стояла вдали от людных улиц, так же притягивала небогатых посетителей и была такой же шумной, не очень чистой, не очень грязной и не очень дорогой. Тайной службе королевы в таком месте и вправду делать было нечего, впрочем, как и её врагам.

Настоящие опасности для правительницы Рдзении Венцеславы Белозерской таились где-то там, внутри стен её замка, стоявшего высоко на холме и потому заметного из любой точки города. Белый намеренно выбрал столик у окна, чтобы издалека рассмотреть замок. Он и прежде бывал в Твердове, брал пару заказов. Где-то на городском кладбище благодаря ему появились могилы судьи, отказавшегося брать взятку и отправившего чьего-то сынка на виселицу, и старого богатого купца, который всё никак не желал оставить свою молодую жёнушку счастливой вдовой.

Но ни в первый, ни во второй раз Белый даже близко не подходил к стенам королевского замка: незачем было.

– У Тихой стражи везде есть уши, – негромко произнёс Вадзим. – На то она и Тихая. Следит за врагами королевства отовсюду. А потом хоп – и ты в подземельях замка.

– В подземельях, говоришь. – Белый хмыкнул, не отводя глаз от древних тёмных каменных стен, возвышавшихся над городом. – Хоть так бы оказаться внутри замка.

Впрочем, туда каждый день входило столько слуг, что затеряться, пожалуй, было несложно.

– Тогда будет тебе и рыба, и мясо…

– Ох, богиня, ты всё про еду, – вздохнул Вадзим. – А я про рыб!

Оторвавшись от окна, Белый наконец посмотрел на гусляра. Тот с кислым выражением лица ткнул на полустёртое изображение на стене.

– Ну рыба, – приглядевшись, заключил Белый.

– Так это не съедобная рыба.

– А какая ещё?

– То есть съедобная, но не совсем… богиня, вот поэтому я и попёрся за тобой проследить, будет ли исполнен договор. У тебя вместо башки репа. – Он покачал головой, поджимая губы. – Это рыба с родового знака Белозерских. Не узнаёшь, что ли? В Старгороде они на каждом шагу.

Рыба действительно была нарисована так дурно, да ещё и стёрлась за годы существования корчмы, что принять её можно было как за щуку из ухи, которую здесь подавали, так и за ту самую «Пьяную русалку». Художник, которого наняли выполнить работу, явно был то ли не очень одарён, то ли не слишком старателен, то ли мертвецки пьян.

– И вправду… рыба Белозерских. И что с того?

– С того, что правят-то в Рдзении не Белозерские, а Вышеславичи. Венцеслава, считай, хоть и Белозерская от рождения, но вышла замуж и взяла имя мужа… она, считай, на престоле сидеть будет недолго ещё. Пока сынок не войдёт в право…

– А он, может, никогда и не войдёт, – вдруг прозвучало прямо над их головами.

Белый и Вадзим одновременно обернулись. К ним подошёл усатый хозяин корчмы. В утреннее время посетителей в «Русалке» было мало, и он заметно скучал.

– Как просили. Каша из репы. – Он поставил на стол две миски и без спросу присел за стол.

Обычно Белый предпочитал есть один. Он вообще не любил чужаков, а разговаривать с ними и вовсе казалось каждый раз испытанием похуже тех, что устраивала им в детстве матушка. Но, покосившись на Вадзима, он решил, что гнать хозяина не стоило. Мало ли что любопытного он мог рассказать.

– А почему ты, уважаемый, так говоришь про принца? – Белый подвинул к себе миску и опустил взгляд.

Люди не любили, когда он смотрел на них пристально. Глаза у него были бледные, холодные. Галка называла их рыбьими. Мёртвыми. Даже ей не нравилось, когда Белый слишком долго смотрел на неё. Впрочем, не то чтобы на Галку слишком хотелось смотреть. Теперь-то, пожалуй, на неё и вовсе противно взглянуть. Учитывая жару, тело сестры, наверное, уже опухло и начало разлагаться.

– Так все знают, – пожал плечами хозяин корчмы, – что принц проклят.

Его усы, кажется, от желания посплетничать готовы были уползти, так сильно он задёргал губами.

– Проклят? – переспросил Вадзим.

– Проклят! – радостно подтвердил усач.

– Прямо-таки проклят? – хмыкнул Белый.

– Прямо-таки проклят. Весь замок, но принц в особенности.

– Чародеями?

– Может, и ими. Вы же знаете…

– Что? – одновременно вырвалось у Белого и Вадзима.

Они переглянулись. Кажется, им повезло. Хозяин «Русалки» скучал и определённо любил посплетничать. Пусть даже он расскажет откровенную чушь, какой делятся на местном торге глупые бабы, а всё же лучше знать местные слухи. В работе Воронов порой может пригодиться любая мелочь.

– Ну так… королева наша… Белая Лебёдушка… в общем, много лет назад, когда была ещё девицей, ну, до Совинского пожара, вышла замуж за колдуна…

– Погоди, – проговорил, чавкая, Вадзим, – вроде как за Охотника. Кажись, даже за главу ордена.

– Да, но он оказался колдуном.

– Охотник оказался колдуном?

– Казнили его за колдовство, – развёл руками усач.

Но и на это Вадзиму было что возразить. Он нахмурился, плюхнул ложку в кашу и с сомнением посмотрел на хозяина. Белый усмехнулся. Пусть гусляр был пьяницей, но не дураком. Своё дело он знал хорошо, а дело его не только песни горланить да на гуслях бренчать. Вадзим находил заказчиков для Воронов, а вместе с заказчиками – и все важные и не очень слухи о них. Кто, с кем, кого и когда – всё может оказаться важным в ремесле наёмного убийцы.

– Насколько я помню, – Вадзим повёл пальцами, точно перебирая струны, – дело было так. Венцеславу Белозерскую выдали замуж за главу Охотников как раз перед Совинским пожаром, когда началась охота на ведьм. А потом Белозерские вроде как быстро подсуетились, запросили у короля позволение на развод для Венцеславы…

– Потому что муж оказался колдуном, – закивал усач, – он в ответе за пожар вместе с остальными колдунами…

– Пусть так, – неохотно согласился Вадзим. – Но при чём тут принц?

– Так Венцеслава тут же выскочила замуж за принца Карла, родила ему наследника…

– И?

– Первенец их умер при рождении. Говорят, повитухи от ужаса едва в окно не выбросились, когда увидели младенца.

– Почему?

– Он был какой-то… – Усач, видимо, наконец-то вспомнил, про кого говорил, потому что оглянулся через плечо.

Никто не обращал на них внимания, но хозяин «Русалки» всё равно понизил голос и продолжил:

– Первенец был проклят чародеями. Ну сами понимаете. Прадед Карла уничтожил Совиную башню и всех чародеев, а сама Венцеслава отправила мужа-колдуна на костёр. В общем, чародеи имели на них зуб. Вот и прокляли их первенца. Говорят, он родился с копытами, шерстью и горящими глазами. И сразу с зубами.

– Клыками, – буркнул Белый, едва сдерживая ухмылку, но усач тут же подхватил:

– Да! Тоже слышал об этом?

Пришлось дёрнуть плечами, чтобы не отвечать.

– Ну вот, ребёнок Карла и Венцеславы родился настоящим чудовищем и то ли сразу же умер, настолько его уродства были опасны для жизни, то ли был умерщвлён… Ну, сами понимаете, кто ж такое проклятое существо оставит на белом свете?

– Конечно, – закивал Белый, упорно глядя в кашу, – таких сразу надо… к Морене.

– Ох, Создатель. – Усач осенил себя священным знамением.

Белый жевал, не чувствуя вкуса. Таких, как он, сразу отправляли к Морене… на службу. Таких, как Галка. Как Ворона. И как Грач.

Забавно, так по-злому забавно получилось, что из всех Воронов выжили только братья, а сёстры покоились теперь под маками. И убили их свои же.

Зная Грача, стоило ожидать, что он однажды всё же придёт за Белым. Рано или поздно. По той или иной причине.

– Так при чём тут принц… какой там сейчас?

– Рогволод.

– Рогволод, ага. Так что с ним?

– Говорят, он тоже проклят. Как и все дети Венцеславы. После того первенца у неё ещё дети были. Двое. Тоже умерли, но слухи ходят, будто не до конца…

– Это как? – удивился Вадзим.

– В подземельях замка якобы есть ход прямо к реке. А у нас на реке, несмотря на Охотников, вечно утопленники водятся. Мы их русалками называем. Люди шепчутся, якобы это всё королевские отпрыски. Венцеслава рожает чудовищ, их сносят в подземелья замка, а оттуда они уже в реку…

Белый потерял всякое участие в беседе и сосредоточился на каше. Было невкусно, но в животе уже давно было пусто. Он потратил несколько дней, чтобы найти жильё для матушки. Порой старуха становилась настолько своенравной, что угодить ей казалось невозможным. Вот и в этот раз она то не желала жить в одной избе с многодетной матерью, то, наоборот, требовала поселить с кем-нибудь, чтобы не оставаться в одиночестве, то ещё чего. А денег у Белого не осталось ни на что, кроме старой хибары рыбака на самом отшибе в предместьях Твердова.

Воронам нужно было найти новый дом. Новое пристанище. И новых Воронят, если старых вернуть не получится. Братство с гибелью Галки и побегом Грача почти прекратило своё существование. Белый, как самый старший, теперь считал необходимым восстановить порядок.

К разговору Вадзима и хозяина «Русалки» он прислушивался вполуха. Пожалуй, подобные слухи ходили почти о любом короле и королеве: род проклят, все умрут, государство обречено. Матеуша Белозерского в Старгороде тоже считали про́клятым, потому что он был горбат и, как говорили, одноглаз.

Матеуш Белозерский…

– Вот я о чём и говорю, – прошептал Вадзим, когда они снова остались за столом вдвоём.

– О чём?

– Везде родовые знаки Белозерских, хотя принц-то из рода Вышеславичей. Даже зовут его в честь деда, князя Белозерского. Считай, всё родственники королевы захватили.

– А тебе какое дело?

– Да никакого. Просто бесит.

Эти рыбы Белозерских и вправду раздражали. Само имя их раздражало. А больше всех – горбатый, прокля́тый урод Матеуш Белозерский, который должен был, как говорили все в городе, скоро жениться на Велге Буривой.

– Выполним договор и можно вообще не возвращаться в Твердов и не видеть этих их рыб.

И Велгу Буривой тоже бы лучше никогда не видеть.

Вадзим печально вздохнул.

– Что? – Белый наконец поднял голову от пустой миски.

Вадзим, как ни странно, так и не притронулся к каше с тех пор, как ушёл хозяин корчмы.

– Да вспомнил, сколько денег мы должны «Весёлому кабанчику».

– Ты работаешь на братство убийц, но переживаешь, что не заплатил долг какой-то корчме?

– Во-первых, не какой-то корчме, а «Весёлому кабанчику»! – возмутился Вадзим. – Там… знаешь, душевно, по-свойски уже как-то. Почти как дома.

– Не очень-то похоже на наш дом. У нас дома череп на ветке, безумная старуха, закопанная на заднем дворе сестра…

– Я про свой дом, а не про твой, Белый. У меня-то есть настоящая семья: родители, сёстры. Однажды сам, может, женюсь. Так что по себе не суди.

– Это на ком ты женишься?

– Да хоть на Милке.

– На ком?

– На подавальщице из «Весёлого кабанчика». Она такая…

– Язвительная, злобная зараза, – кисло напомнил Белый.

– Ага. – Во взгляде гусляра неожиданно возникло нечто мечтательное, что сделало его и без того неумное лицо совсем глупым. – Хорошая баба…

– Ясно всё с тобой. – Белый поднялся, потирая запястье левой руки. Шрамы от договоров жгли, напоминая о невыполненной работе.

– Что со мной ясно?

– Зачем ты вдруг долг решил вернуть.

– Да это потому, что у меня в «Кабанчике» волынка осталась. Боюсь, как бы они её не продали в уплату. Хорошая волынка. Я её в кости выиграл у одного фарадала.

– Ага. – Белый перекинул суму через плечо. – Повторяй себе почаще… про волынку.

Вадзим хотел возразить, но вдруг запнулся:

– А это что за хер? – Он приподнялся, выглядывая в окно. – Ба-а! Какие люди!

– Кто там?

– Сам посмотри.

«Пьяная русалка» стояла на берегу так, что открывался неплохой вид на реку Тасму. По ней то и дело проплывали рыбацкие лодки и торговые суда. Но вот скренорские драккары сюда заходили редко, потому и привлекли внимание не только Вадзима, но и прохожих на берегу.

Белый пригляделся к проплывавшему судну. Вытянутый нос с завитком, яркие паруса. И знаки Ниенсканса.

– Это что… жених Велги? – прищурился Белый. – Который самый первый?

Морду этого ублюдка Белый надолго запомнил, особенно когда эту морду бил.

– Что он тут забыл?

– Приехал на свадьбу бывшей невесты? – предположил Вадзим. – Но нам же это на руку. Ха-ха. – Он вдруг хрюкнул. – На руку, понял, да? Потому что у тебя на руке шрам из-за договора на жизнь этого горе-жениха.

Невольно захотелось снова почесать перемотанное запястье.

– Да, – кивнул Белый. – На руку. В таком случае получится выполнить сразу оба договора.

Удачно всё сложилось. Искать скренорцев обычно – что пытаться найти иголку в стоге сена. Они никогда не остаются надолго на одном месте, вечно в пути.

Теперь же Белый мог сделать всё сразу.

– Главное не забывай, какого именно жениха Велги тебе нужно убить, – с издёвкой проговорил Вадзим. – Нового не тронь.

– Думаешь, я перепутаю горбатого князя со скренорским воякой? Только если буду вусмерть пьян.

– Думаю, ты хочешь убить того, кто скоро насладится брачным ложем Велги.

Белый скривился и промолчал. Обращать внимание на глупые шутки не имело никакого смысла.

Скренорцы скрылись из виду, и Белый снова присел, но глаз от окна не отвёл. И снова всё его внимание привлёк замок на холме и серые, издалека походившие на рыбью чешую камни высоких крепких стен.

Рыбы. Где Белозерские, там повсюду их родовые знаки – рыба и озеро.

Пальцы по старой привычке коснулись рукояти ножа, пробежались по чешуе. Это всегда помогало привести мысли в порядок. Но теперь что-то изменилось. Внутри ворочалось нечто ледяное, разъярённое. Оно сжималось в узел, рычало.

Это было нечто новое, незнакомое. Желание убить казалось ясным, очень понятным. Но никогда прежде оно не отдавало таким… отчаянием.

От берега несло сыростью, тиной, гнилью.

В рассказы про утопцев легко было поверить. В воде впрямь будто что-то сгнило. И вряд ли это что-то было похоже на пьяную, заигрывающую с посетителями корчмы русалку, нарисованную над входной дверью.

– Надо поискать этот проход от реки в замок, – задумчиво произнёс Белый.

– А чудищ не боишься? Если в подземельях и вправду водится нечисть…

– А меч мне на что?

– Ты наёмный убийца, а не охотник на чудищ, Белый. Если надеешься, что утопцы побрезгуют твоей плотью, завидев твою паскудную морду, то это ты зря.

– Справлюсь, – пожал плечами Белый. – Так ты со мной?

– Не-е, я не дурак, – отмахнулся Вадзим.

Они одновременно снова посмотрели на замок.

– Я тут прикинул хер к носу. – Вадзим скривил лицо, явно старательно размышляя. – Думаю, надо сначала разобраться с этим скренорским гостем. Потому что, когда разберёмся с королевой, надо будет драпать из города.

– Значит, сначала разберусь с… лендр… ландр…

– Лендрманом, – подсказал Вадзим. – Ты чё, налакался уже?

– Ни капли в рот не брал.

– Значит, просто головой сильно бился?

– Тебя тоже, может, ударить?

Вадзим с сиплым эх махнул на него рукой:

– В общем, сначала разберись с лендрманом Инглайвом. А потом, как говорится, плоть – земле…

– Душу – зиме.

Глава 1

Встану я, благословясь,

лягу я, перекрестясь.

Заговор от поруба

Рдзения, правый берег Модры

Грач сел на окно.

Он не успел издать ни звука, только приземлился, как Мишка залаял, а Велга завизжала. Она сорвалась с места, кинулась к двери. Та распахнулась – и в клеть влетел побледневший Хотьжер:

– Господица!

Велга нырнула ему за спину, выглянула из-за плеча. Птица пропала.

– Господица…

Дружинник выглядел удивлённым, даже испуганным. Но поспешил взять себя в руки:

– Тебя что-то напугало?

– Там был грач. – Велге стало ужасно стыдно, она поняла, что со всей силы вцепилась в руку Хотьжера, поэтому поспешно отпустила его и отошла в сторону, тревожно оглаживая подол платья.

Мишка всё тявкал на опустевший подоконник, пока она не взяла его на руки. Щенок уже стал тяжёлым, но прижимать его к себе было приятно – это успокаивало и прогоняло дурные мысли. Пожалуй, теперь только рядом с Мишкой и Хотьжером Велга ощущала себя в безопасности.

Она уселась обратно в кресло, стараясь не смотреть ни на Хотьжера, ни на распахнутое окно. Невозможно было жить, опасаясь даже открытых окон в спальне, что располагалась под самой крышей.

– Ты, господица, испугалась… птицы?

– Во́роны – чародеи, – напомнила она, уставившись куда-то между ушами Мишки.

Щенок довольно тряс задней лапой, пока она чесала его пузо.

– Я помню, – осторожно произнёс Хотьжер.

Он прошёл к окну, выглянул на улицу. Стоял жаркий день, во дворе постоялого двора шумели, готовились к отъезду.

Дружинник в задумчивости оглянулся на Велгу и потянулся к ставням, плотно их закрыл.

В клети стало серо, только тусклый свет проникал сквозь щели. Велга наконец подняла взгляд на Хотьжера. Он был немногим старше неё. Очень спокойный, сдержанный. Никогда не получалось понять, о чём он думал. Впрочем, не то чтобы Велга задавалась этим вопросом.

– Спасибо, – произнесла она тихо.

– Тебе не стоит бояться Воронов, пока я с тобой… господица.

– Что ты сделаешь против чародеев? Грач спалил заживо скренорцев прямо у меня на глазах. Наш дворец сгорел из-за Воронов. А Белый убил моих родителей. Да он…

– Мне не сравниться с Воронами, господица. – Хотьжер потупил взгляд. – Но я сделаю всё возможное, отдам жизнь, если потребуется, чтобы защитить тебя.

– Одной твоей жизни не хватит… – Велга запнулась, прикусив губу. – Прости.

Она опустила Мишку на пол, отчего тот недовольно запищал, и поднялась из кресла.

Хотьжер слегка опустил голову в поклоне:

– Не стоит извиняться передо мной. Я всего лишь…

– Нет, – перебила его Велга.

Теребя кисточку пояса, она пыталась подобрать слова, которые могли всё исправить. Прежде ей не приходилось просить прощения у тех, кто ниже её по происхождению. У матери и отца, у старших братьев, пару раз у нянюшки, которая всё же была роднёй – да, но никогда у тех, кто не являлся ей ровней.

Да и сейчас извиняться не было нужды. Велга сказала правду. Во́роны – опасные убийцы, чародеи. Один дружинник не смог бы с ними справиться. Вся стража Буривоев не смогла совладать с Белым Вороном и Грачом, когда те пришли за Велгой и Кастусем.

– Ты права, господица. Я всего лишь человек, не чародей. Это опасно – надеяться только на мою помощь. Я попрошу князя выделить ещё одного человека для твоей охраны.

Велга так и не нашлась, что возразить, Хотьжер поклонился и вышел из клети.

Она снова осталась одна.

Из-за закрытых ставень раздавались приглушённые голоса конюхов и слуг.

На постоялом дворе они потеряли уже несколько дней. После каждого перехода Матеуш проводил много времени в постели. Он просил Велгу отправиться по реке, но она наотрез отказалась. Там, в водах рек, связанных со Старгородом и болотами вокруг Щижа, мог снова оказаться Щур. Велга несколько дней изучала карты, пытаясь понять, как далеко от Старгорода мог добраться хозяин рек. Тасма, на берегу которой стоял Твердов, протекала вдали от болот и не имела никаких связей с Калиной или Вышней, но страх оказался сильнее. И Велга настояла на том, чтобы отправиться по суше.

Матеуш же ненавидел перемещаться в повозках. После целого дня в пути у него ныло всё тело. Он запирался в клети, оставляя с собой только котов и холопа, который делал ему перевязки. Пожалуй, окажись вместе с ними чародей, способный унять боли, всё прошло бы куда быстрее.

Но попробуй найди чародея так близко к левому берегу Модры.

В самом начале пути Велге удалось подслушать разговор Матеуша с его писцом:

– Мельцу Тёмную видели в Щиже. Но это было давно. Пока отправим людей…

– Значит, найдите других чародеев.

– Князь, мы едем в Твердов…

– Знахарку, ведунью, шамана, волхва…

– Никто не осмелится отправиться в столицу. Там Тихая стража и…

– Они будут под моей защитой. Никто не посмеет тронуть моего чародея.

– Тихая стража…

– Королева всё знает.

Королева Венцеслава. С тех пор как Велга согласилась выйти замуж за её младшего брата, каждый день так или иначе ей приходилось слышать о Белой Лебёдушке, правительнице Рдзении.

Отец ненавидел Венцеславу. Впрочем, он не любил никого из рода Белозерских. Узнай Кажимеж Буривой, что единственная дочь собирается взять имя врагов, пришёл бы в бешенство. С родной сестрой, вышедшей несколько лет назад за того же Матеуша Белозерского, он почти не разговаривал.

Велга, подпитываемая ненавистью родителей, презирала тётку Далибору. Но теперь она была бы счастлива увидеть даже её. Но все, кроме младшего брата, отныне лежали в земле. И только Велга могла позаботиться о роде Буривоев.

Мишка положил лапу Велге на ногу, требуя внимания. Она наклонилась и рассеянно погладила его за ухом.

Под крышей что-то зашуршало. Велга вздрогнула.

«Голуби… это просто голуби», – успокаивала она себя.

Звук повторился. Он стал громче, настойчивее.

«Голуби».

Велга облизнула губы, взглянув наверх.

Голос разума был слаб перед ужасом. Глаза бегали по потолку. Кто там? Грач? Он ещё птица или уже человек? Зачем он пришёл? Чтобы убить её? Украсть? Предупредить? Он друг или враг?

Велга не хотела проверять. Она хотела оказаться в безопасности.

Она мечтала перестать бояться. Она желала увидеть врагов своей семьи в могилах.

Шорох повторился. Что-то острое царапнуло по потолку.

Велга резко опустила Мишку на пол, встала и торопливо проследовала к выходу. Рука её дрожала, когда она толкнула дверь.

Хотьжер стоял за порогом.

– Господица…

– Я к князю, – бросила через плечо Велга.

Разговаривать с дружинником всегда было как-то неловко. Наверное, потому что она уже однажды обманула его, сбежав к Воронам. Теперь Хотьжер глаз с неё не спускал, ни на шаг не отходил. Это было ещё мучительнее, чем в детстве, когда за маленькой господицей Буривой присматривала строгая нянюшка и не разрешала бегать по лужам с остальными ребятишками, кидаться яблоками и камнями, плеваться, кричать, громко говорить и лазить по крышам. Всё это было не положено знатной господице. Единственной дочери Буривоев пристало ходить чинно, говорить тихо и вести себя скромно.

Вот и теперь, когда князь приставил Хотьжера гриднем к своей невесте, Велга ощущала себя не господицей с собственным телохранителем, а маленькой провинившейся девочкой, которой никто не доверял принимать собственные решения и которая обязана была следить за каждым своим шагом, за каждым словом.

Даже в пределах постоялого двора, где-то на тракте в Твердов, Велгу не оставляли одну за пределами спальни.

У двери в покои князя Хотьжер всё же остановился, кивнул гридню, сторожившему Матеуша.

Велга постучала. Ей открыл холоп, имени которого она никак не могла запомнить.

Из темноты вынырнула Пчёлка. Мишка, следовавший до этого за хозяйкой, с радостным визгом погнался за кошкой.

– Велга? – послышался слабый голос из полумрака клети.

Она оглянулась на лестницу, по которой, нелепо перебирая непослушными, резко вытянувшимися лапами, убегал следом за Пчёлкой Мишка, но остановилась. Коты князя обычно не трогали щенка, только порой, чтобы не приставал, могли ударить мягкой лапой по голове.

– Я здесь, князь, – рассеянно откликнулась Велга. – Да озарит Создатель твой путь.

– Да не опалит он тебя.

Решимость и раздражение в Велге немного поутихли.

Но стоило окунуться в тягучие тени, витавшие в покоях князя, как стало душно, а сердце начало бешено биться. Они теряли время. Каждую лучину, проведённую не в дороге, они всё дальше оказывались от Белого Ворона и его цели.

– Нам нужно ехать дальше. – Она остановилась у изножья постели, скрестив руки на груди. – Солнце уже высоко.

Матеуш лежал под одеялом, облокотившись на груду пышных подушек, на груди у него, свернувшись клубочком, лежал Пушок, в ногах – Мурзик. Лицо князя было не различить в полумраке, но голос прозвучал жалобно:

– Может, останемся до завтра?

– Время идёт, – повторила, сдвинув брови, Велга. Она с трудом сдержалась, чтобы не топнуть ногой.

Это всегда работало с отцом, когда он временами пытался бывать строгим с единственной дочерью. Наслушавшись проповедей Пресветлых Братьев, он пытался приучить Велгу то к смирению, то к скромности, и порой новые ленты и бусины приходилось добывать слезами и мольбами.

– Милая девочка, мне нездоровится…

– Потому что ты лежишь в духоте. А на улице прекрасная погода, светит солнце, ветерок. Даже не жарко. Прокатишься, и тебе станет лучше.

Стоило сделать голос помягче, а выражение лица помилее, но Велга прожигала жениха взглядом. Верно, только темнота и скрывала всю силу её раздражения.

– Но…

– Мы теряем время.

– А зачем вообще спешить? – плаксиво протянул Матеуш и своей длинной, худой, какой-то по-птичьи хрупкой рукой коснулся лица, потёр лоб.

Пушок у него на коленях беспокойно заворочался, оглядываясь на хозяина.

Велга прикусила губу, подбирая слова.

– Ты как будто не хочешь ехать в столицу. Разве ты не ждёшь нашей свадьбы?

– Ох… да, конечно, дорогая, конечно…

Если бы понадобилось, так Велга бы ещё и пустила слезу. Она научилась этому искусству, уговаривая батюшку то купить дорогой шёлк, то принять её сторону в споре с матерью.

Но Матеуш сдался.

– Прости, я понимаю, как скажешь, – проговорил он. – Велю всем готовиться к отъезду. Ты…

Велга недослушала, вылетела из клети.

– Полепа! – позвала она. – Полепа, собирайся.

Холопка, приставленная князем, и так старалась не разбирать сундуки. Велга то и дело торопила её, дёргала. Ей не терпелось скорее отправиться в дорогу.

Вот и в этот раз она собралась едва ли не быстрее всех остальных.

Во дворе и на дороге, где выстроился обоз, стоял шум. Звенели бубенцы, шумелки – все возможные обереги от духов. Сегодня они должны были наконец пересечь Модру и оказаться на её левом берегу. Там, где создания Нави были беспощадны к простым людям.

Приближение их обоза теперь можно было заслышать издалека: лошадей и все повозки обвешали бубенцами. Десятник Мистак лично проследил, чтобы никто не остался без оберега.

Для Велги принесли целый ларец с подвесками на выбор. Перебирая украшения, она оглянулась на свой скромный сундук с вещами. Князь хоть и подарил ей новые платья, сапоги и плащ, но пошить много нарядов просто не успели. В полупустом сундуке лежала мошна, в которой уже давно хранились височные кольца Буривоев.

Теперь Велга могла не бояться их надевать.

– Полепа, достань мою мошну из сундука.

Полепа выполнила приказ, высыпала из мошны височные кольца и, разглядев на них волны и ветви, подняла на госпожу удивлённый взгляд.

– Помоги надеть, – велела Велга, скривив губы, предчувствуя неприятные вопросы. – Да, это знаки моего рода, Буривоев. И что?

– Не в этом дело, господица, – растерянно шлёпая губами, словно рыба, выброшенная на берег, пролепетала холопка. – Тут… вот.

И она протянула скрученную бересту:

– Клянусь, этого не было, когда я собирала вещи. Кто-то подложил.

С недоверием Велга развернула бересту.

«Останусь пока здесь. Если нужна, спроси у хозяина двора Оксану. Мельця».

Пальцы скомкали бересту раньше, чем Велга успела подумать. Она забегала глазами по окнам постоялого двора, ожидая увидеть знакомые лица. Чародейка была здесь. И Змай, скорее всего, где-то рядом. Зачем они её преследовали? Что задумали?

– Всё хорошо? – Полепа вытаращила глаза. – Господица, там дурные новости, да?

– Нет! – резко перебила её Велга. – Всё хорошо. Помоги надеть височные кольца.

Она смяла бересту ещё сильнее, надеясь, что разобрать написанное больше ни у кого не получится, и спрятала в мошну.

– Ты так побледнела…

– Глупости. Так, ерунда, – пробормотала Велга и взяла себя в руки. Нельзя показывать свои чувства. Давно пора выучить этот урок. – Помоги, наконец.

Раздался знакомый весёлый звон – и висков коснулся холодный металл.

– Их носила моя бабушка, когда вышла замуж, – зачем-то рассказала Велга Полепе. – Чтобы не забывать, какого она рода.

Тем более что Буривоев было всего два человека: Велга и Кастусь. Младшего брата пришлось оставить в усадьбе Матеуша, и Велга могла лишь молиться за его жизнь. Венцеслава потеряла Воронов с их договорами, но что ей стоило подослать других убийц? Нет, королева должна была умереть, чтобы Кастусь и Велга остались жить.

К повозке подошёл десятник по имени Мистак. Он был бородатый, взъерошенный, с сухим, точно выжженным на солнце, лицом. Пожалуй, сороки могли бы случайно принять его за соломенное чучело. Обвешанный оберегами, гремел он почти так же.

– Господица Велга, – он быстро оглядел её, – вижу, вы тоже готовы… Полепа…

Он приметил обереги на холопке, хотел уже пройти дальше, но Велга его окликнула:

– Что, без оберегов дальше совсем никак?

– Сегодня перейдём мост на Твердовском тракте. – Мистак глядел неизменно хмуро, точно всегда готовился к нападению. – А дальше вокруг Совина уже небезопасно. Да и в Твердове немногим лучше.

– Я думала, Охотники обосновались в столице. Разве там небезопасно?

– На левом берегу нигде и никогда не бывает безопасно, – помотал головой Мистак. – Духи Нави повсюду. Охотников на них не хватит.

Люди вокруг повозки вдруг расступились, и с постоялого двора показался князь. Матеуш шёл понурив голову, не глядя по сторонам. Гридни помогли ему забраться в повозку, Хотьжер подставил руку Велге. Рядом села Полепа. Она лучше всех, как оказалось, ладила с княжескими котами, а Матеуш настаивал, чтобы они всегда ездили с ним. На дно повозки, придавив всем трём ноги, лёг Мишка. Для щенка он стал уже тяжёлый и, судя по всему, должен был вырасти крупным.

Наконец они тронулись. Велга оглянулась напоследок, опасаясь заметить Мельцу и Змая. Зачем они сюда приехали? На левом берегу для чародеев было слишком опасно, они туда всё равно не пойдут. Так зачем им Велга на этот раз? Выкупа за неё не получишь.

Постоялый двор, название которого она даже не пыталась запомнить, скрылся за другими домами. Впереди их ждал Карлов мост, а дальше и столица. Их ждала Белая Лебёдушка.

Велга от нетерпения ёрзала на месте, вытягивая шею. Повозку трясло на неровной дороге, но лучше уж было мучиться в пути, чем оставаться на постоялом дворе.

Каждую лучину Велга теряла… что? Возможность увидеть смерть королевы своими глазами? Увидеть ещё раз Войчеха? А если да, если она желала увидеть его, то зачем? Чтобы велеть Хотьжеру отрубить ему голову? Или чтобы расплатиться за заказ? Чтобы кинуть ему в лицо обвинения? Сказать, как омерзительно, как противно ей даже вспоминать его прикосновения и поцелуи? Что собственная кожа теперь словно пахнет кровью? Там, где его пальцы касались шеи, плеч, груди, бёдер, – повсюду словно остались кровавые разводы, которые никак не оттереть и не смыть.

– Ты в порядке, моя девочка? – озабоченно спросил Матеуш, заглядывая ей в лицо.

Рассеянно, не до конца понимая вопроса, Велга закивала. Внутри неё всё бурлило от волнения. Наконец-то они покидали спорные земли Старгородского княжества. Дальше, за рекой, начиналась настоящая Рдзения.

– Там же не говорят по-ратиславски? – спросила Полепа, заглядывая в корзинку, в которой сидел Пушок.

– Где? – отозвался Матеуш.

Велга поймала на себе внимательный взгляд Хотьжера, который ехал верхом рядом с их повозкой. Она поспешно отвернулась. Дружинник и вправду был немногим лучше нянюшки. Разве что поговорить с ним было не о чем.

– В Рдзении.

Князь поджал губы.

– Мы и сейчас в Рдзении, – проговорил он, но так тихо, что за топотом копыт и скрипом колёс трудно было различить его мягкий голос.

Велга бросила обеспокоенный взгляд на Полепу. Впрочем, холопка тут же стала нравиться ей чуть больше прежнего.

– Старгород это Старгород, – поспешила сказать она. – Не обижайся, князь, но мы никогда не были ни ратиславцами, ни рдзенцами.

– Старгород это Старгород, – отвернувшись в сторону, повторил Матеуш. – А между тем город поклялся в верности рдзенской короне.

– Но между тем, – передразнила его Велга, придвигаясь ближе к его лицу, – Старгород древнее Совина, Твердова и уж тем более Златоборска. Его основа раньше всех.

Матеуш бросил на неё мрачный взгляд, но не выдержал, заметив её хитрую улыбку, и тоже улыбнулся в ответ:

– Ты настоящая дочь Старгорода…

– Это какая же? – всё так же игриво его задевая, спросила Велга.

– Спесивая, заносчивая, упрямая, корыстная…

– Как ты можешь обвинять меня в корысти?! – возмутилась Велга. – У меня в сундуке вещей меньше, чем у любого твоего дружинника.

– Ладно, ладно. – Матеуш прыснул и поднял руки, точно сдаваясь на её милость. – Не корыстная…

Впрочем, и бескорыстной назвать Велгу было нельзя. Она едва удержала на лице улыбку. Матеуш искренне ждал их свадьбу. Все чувства его, все слова – всё было искренним. Она же выходила за него ради спасения собственной жизни. Ради власти. Ради княжеского имени.

В Старгороде все звали Матеуша чудовищем и проклятым уродцем.

Но кто из них был чудовищем после этого?

– Так что насчёт рдзенского языка? – напомнила Полепа. – Там, наверное, по-ратиславски никто и словечка не знает?

– Рдзенский и ратиславский мало чем отличаются, – успокоил их Матеуш. – Разберётесь.

– Я свободно говорю по-рдзенски, – произнесла Велга. – А тебе, Полепа, не привыкать, ты же из Старгорода.

– Я особо с иноземцами не общалась никогда, – пожала плечами холопка. – А у нас на дворе все как-то по-ратиславски привыкли…

Дорога повернула, и Велга даже подпрыгнула на месте.

– Карлов мост! – воскликнула она.

– Осторожнее, дорогая, не упади. – Матеуш коснулся её руки, уговаривая присесть.

Но Велга, удерживая равновесие, вытянула шею, изо всех сил стараясь разглядеть длинный каменный мост, перекинутый через Модру. Полепа тоже закрутилась на месте.

– Вот это замки! – ахнула холопка.

– Потише, прошу, – вздохнул Матеуш. – У меня так болит голова…

– Это смотровые башни, – поправил Хотьжер. – На правом берегу стоит дозор, чтобы не пропустить навьих тварей.

– А русалки? Водяные? – Велга не отрывала глаз от моста.

Она в жизни не видела столь величественных и огромных строений из камня. В Старгороде в основном строили из дерева.

Длинный каменный мост был заметен издалека. Реку переходили недалеко от места, где сливались Модра и Тасма.

– И русалки, и водяные не отходят далеко от берега, – объяснил вместо Хотьжера Матеуш. – А вот другие твари часто пытаются пересечь реку.

– В Твердове же есть свой орден Охотников.

Повозка наехала на кочку, подскочила, и Велга, взвизгнув, полетала назад. Матеуш не успел её подхватить.

– Ай! – Она ударилась локтем о спинку.

– Осторожнее, милая, – прошептал он так расстроенно, словно ударился сам.

– Всё в порядке. – Потирая ушибленное место, Велга села ровнее.

Обоз выехал на пустынный высокий берег Модры, с которого было отлично видно и Карлов мост, и рдзенские земли, и сторожевые башни на правой стороне реки.

На левом берегу, казалось, вовсе не было людей.

– Орден не справляется со всей нечистью, – пояснил Матеуш. – Со времён Совинского пожара духи стали кровожадными, беспощадными. Ордену удаётся только отгонять их подальше от городов и деревень. Чтобы истребить всю нечисть, понадобятся годы и тысячи и тысячи обученных воинов.

– Что мешает это сделать?

– Пустая казна.

Велга выгнула брови.

– Торговля сильно пострадала после пожара. В Твердов неохотно идут корабли и караваны. Поэтому нам так нужен путь через Старгород по Вышне. Поэтому так важно выиграть в торговой войне с Ратиславией. Если ратиславцы продолжат насаждать свои условия, мы потеряем слишком много денег.

Вот зачем отец хотел женить Кастуся на ратиславской княжне. Всё ради торговли и низких пошлин. Велга отвернулась, спеша скрыть своё удивление. Вся её семья, получается, погибла из-за торговой войны. Сначала братья утонули в реке, после были убиты отец с матерью. И всё из-за денег. Из-за рдзенской казны.

Обоз повернул и направился прямо к мосту. Копыта лошадей застучали по каменной дороге.

Велга уже не пыталась скрыть удивление, разглядывая высокие сторожевые башни, решётчатые ворота и огромные каменные изваяния. Первой их встретила женщина, опустившая голову. Лицо её было прикрыто платком, на голове возлежала корона.

– Кто это?.. Королева Венцеслава?

– Святая Лаодика, – ответил Матеуш.

Велга осенила себя священным знамением, провожая взглядом жену Константина-каменолома.

С моста открывался вид на широкую, казалось бы, бескрайнюю Модру. Ветер подул сильнее, принося долгожданную прохладу. Велга задышала полной грудью, радуясь тому, как развевалось льняное платье, а платок на голове затрепетал. Она выросла у реки и привыкла проводить знойные летние дни или под сенью яблоневого сада, или у прохладной воды. Никогда до минувшей весны ей не приходилось так долго быть в пути.

Вдоль всего моста на перилах выстроились в ряд по обеим сторонам каменные изваяния людей. Они встречали путников молчаливо, точно стражи, охранявшие правый берег от духов. Их безжизненные, но такие правдоподобные лица одновременно пугали и восхищали.

– Никогда прежде не видела такого… в храмах святых изображают на фресках.

– На Благословенных островах на самом берегу стоят сотни и сотни таких изваяний людей: святых, великих правителей и прославившихся воинов. Их называют статуи, – пояснил Матеуш, и в голосе его слышалось нечто тёплое, немного снисходительное.

Велге нравилось, когда князь рассказывал истории, но часто после этого она ощущала себя совсем глупой.

– А следующий… видишь, тот мужчина с мечом и щитом? Это Вышеслав, первый из королевского рода.

– А где этот Карл? – спросила Полепа. – Которому принадлежит мост.

Велга обернулась к Матеушу:

– Мост принадлежит рдзенской короне.

– А Карл тогда кто такой? – смутилась холопка.

– Король Карл, он и начал строительство моста. Муж королевы Венцеславы.

– Это который умер? Про́клятый?

Велга резко обернулась, глянула гневно на Полепу, но та, кажется, не поняла, что сказала не так.

– Полепа, – прошептала, грозно хмурясь Велга.

– Ничего, милая, – Матеуш смущённо улыбнулся. – Я привык. Кажется, про всю мою семью говорят, будто мы прокляты.

– Но ведь… король умер. – Полепа вжала голову в плечи, обняла крепче корзину с Пушком.

– Люди часто умирают, – пожал плечами Матеуш и отвернулся в сторону, глядя на реку.

Велга тоже отвернулась, жадно разглядывая статуи на мосту.

– А духи Нави, – голос Полепы дрогнул, – они и днём опасны?

– Днём чуть меньше, – ответил державшийся рядом Хотьжер. – И пока на нас обереги, они не осмелятся приблизиться к обозу.

Он смотрел вперёд, туда, где начинался рдзенский берег. Там по двум сторонам на выезде стояли друг напротив друга король и королева. Велга успела отметить родовой знак Белозерских на одежде королевы. Венцеслава ждала её.

Карлов мост остался позади.

Но дорога до Твердова лежала ещё долгая. А время уходило. День за днём.

Визгливо мяукали три скрипучих голоса – Пчёлка, Мурзик и Пушок сидели в закрытых корзинах и явно были этим недовольны. Только мартышка на плече Матеуша с любопытством смотрела по сторонам.

– Голова раскалывается, – вздохнул князь.

Он прикрыл глаза и запрокинул голову. По лицу его скатывался пот, но губы были совсем синие.

Велга придвинулась ближе, разглядывая побледневшее лицо:

– Тебя знобит?

Матеуш едва заметно кивнул.

У всех уже давно голова разболелась от звона бубенцов. Они дребезжали целыми днями напролёт. Но Матеушу приходилось тяжелее всех. Велга осторожно коснулась его руки. Она была холодной, почти ледяной.

– Тебе нужно отдохнуть.

– Нет.

От боли он постоянно кусал губы, они покрывались корочкой, Матеуш сдирал её, губы кровоточили, за ночь немного заживали, а затем он снова кусал их в пути. И так каждый день.

– Ты была права тогда. Мы теряем время.

Вот именно. Это Велга заставила его спешить, когда он так плохо себя чувствовал. Это Велга уговорила его отправиться в Твердов. Что ей стоило дождаться выполнения договора на Трёх Холмах? Рано или поздно Вадзим принёс бы вести. Теперь же Матеуш каждый день страдал из-за неё.

– В глазах темнеет. Это пройдёт. Доберёмся до столицы, там… должны быть… у ордена Охотников должны быть…

Опасливо оглядевшись, Велга приблизилась к самому уху Матеуша:

– Тебе нужен чародей, да?

Это скрывали ото всех, и Велге тоже не следовало знать, но Матеуш не мог прожить без помощи чародеев. Он покосился на неё с недоверием, даже со страхом.

– Да, но никто не поедет на левый берег. Я справлюсь. – Он прикусил окровавленную губу. – Всё будет хорошо, родная.

– Не будет. – Велга погладила его по предплечью, сама пытаясь успокоиться. – Я знаю, где найти чародея.

– Что?..

Колёса скрипели, повозку трясло, а Матеуш до посинения сжимал край сиденья.

– Нужно разбить лагерь. – Велга приподнялась и едва не упала, когда повозка подпрыгнула на кочке.

Мишка вскочил от её толчка, и Велга упала обратно на сиденье:

– Мы не можем дальше ехать!

Возница оглянулся на Велгу, посмотрел на дорогу впереди, снова на Велгу:

– До постоялого двора недолго. До заката не успеем, но всё равно…

– Нужно остановиться, – упрямо повторила Велга.

– Девочка моя, – едва слышно позвал Матеуш, – не сто́ит…

– Сколько до постоялого двора? – Прищурившись на солнце, мелькавшее за вершинами деревьев, Велга прикинула, что до заката было ещё долго.

– Лучины четыре, может, больше.

Ей самой хотелось поспешить. Так хотелось увидеть своими глазами смерть Венцеславы Белозерской. Но…

– Останови! – произнесла Велга строго, как обрубила.

Возница сдался и потянул поводья. Повозка начала замедляться.

– Стоять! – выкрикнул возница, чтобы его смогли расслышать в начале обоза.

На дороге началась возня. Всадники из дружины оборачивались. Наконец раздался топот копыт, и, пыля по разгорячённой от летнего зноя дороге, к повозке приблизился десятник.

– Князь, это неразумно! – воскликнул Мистак. – На этом берегу не стоит разбивать лагерь.

Потирая длинными, тонкими пальцами нахмуренный лоб, Матеуш закивал:

– Я со…

– Князю требуется отдых! – перебила Велга. – И немедленно.

Мистак оглядел её с нескрываемым презрением:

– Ты, господица, не понимаешь…

– Это ты, Мистак, не понимаешь. – Щёки Велги вспыхнули от гнева. Голос стал писклявым, хотя она пыталась кричать. – Князю плохо. Он не выдержит дальнейшей дороги.

У десятника задёргались брови. Он переводил взгляд с Велги на Матеуша, но князь едва не терял сознание, беззвучно шевелил губами, верно пытаясь возразить.

– Сам разве не видишь?! – взмахнула руками Велга. – Князю нужен отдых.

– Ладно, – процедил Мистак, пнул лошадь в бок, разворачивая. – Будет тебе стоянка, господица… Но проедем ещё подальше. Знаю одно местечко на берегу.

– Что за местечко?

– Раньше там стоял погост с храмом. Земля намоленная. Всё лучше, чем совсем в голом поле.

И лошадь его рванула с места, понеслась в начало обоза. Велга возмущённо фыркнула, не сдержав раздражения. Ещё немного, и этот десятник назовёт её княгиней.

Повозка снова тронулась.

– Останови, – попросила возницу Велга. – Ненадолго. Мне нужно прогуляться.

– Что?

– В кусты надо сходить, – прошептала Велга, и бородатый пожилой мужик, вытаращив глаза, потянул вожжи. – Спасибо.

Она оглянулась через плечо на князя, но тому стало совсем дурно, что он даже не открыл глаза.

– Я быстро, – бросила Велга Полепе и, осторожно переступив Мишку, спустилась с повозки.

– Господица. – Хотьжер тут же оказался рядом, протянул руку. – Ты разве что огнём не дышишь…

– Что?! – Она стрельнула в него разъярённым взглядом.

– Ничего, господица. – Он опустил голову, но на щеках его появились ямочки.

Велга внимательно оглядела его с головы до ног:

– Пошли со мной.

Разговор с возницей Хотьжер явно подслушал, потому что смутился ещё сильнее:

– С тобой?

– Конечно. Вдруг на меня нападут наёмники?

Вокруг раздались смешки. У Хотьжера покраснели уши.

– И лошадь с собой возьми.

– В кусты?

Мужики, ставшие свидетелями их разговора, захохотали в голос.

– Конечно, – важно ответила Велга. – Чтобы уходить от погони.

Один из дружинников – молодой, черноглазый, до отвращения неприятный – осклабился, хлопнул Хотьжера по плечу:

– Вам, может, помощь понадобится? Могу присоединиться.

– А ты стой, где стоишь, – выгнула бровь Велга. – Без тебя справимся.

И, подобрав длинный подол, она быстро пошла по пыльной дороге, но не в сторону леса, а назад, в самый конец обоза. Велга не оборачивалась, но слышала, как застучали копыта лошади. Вслед им оглядывались, но больше ничего не спрашивали.

Наконец, отойдя подальше от остальных, Велга обернулась к Хотьжеру:

– Я могу попросить тебя кое о чём?

– О чём угодно, господица.

Губы невольно расплылись в лукавой улыбке.

– Например, оставить меня одну?

– Ни в коем случае. Моя обязанность – оберегать тебя. Но в кусты, конечно… думаю, ничего не случится.

Смущение на его лице было настолько забавным, что Велга не выдержала и рассмеялась. Юноша опустил голову, тяжело вздохнул:

– Ты позвала меня, чтобы потешаться?

– Нет. – Велга фыркнула и постаралась отбросить неуместное веселье. – Мне нужно, чтобы ты вернулся на постоялый двор и нашёл там одну женщину. Ты должен уговорить её приехать сюда. Она сможет вылечить князя.

– Целительница?

– Почти. – Велга прищурилась, гадая, насколько откровенной она может быть с Хотьжером. – Чародейка.

Глаза у Хотьжера были карие, простодушные, как у собаки. И удивление, перемешанное с испугом, даже неким протестом, он скрыть не смог.

– Чародейка? Откуда ты знаешь её?

– Не имеет значения, – вскинула бровь Велга. – Важно только, что она вылечит князя. Послушай, Хотьжер, без этой чародейки мой жених не выдержит путь до Твердова. Она нужна нам. Найди её на постоялом дворе, спроси Оксану. Она смуглая, темноволосая, носит много оберегов-шумелок. На самом деле её зовут Мельця Тёмная. Она ждёт новостей от меня.

– Поверить не могу, господица, – помотал головой Хотьжер. – Ты, оказывается, не так проста…

Что-то в его словах заставило тёплое горделивое чувство разлиться в груди. Велга важно кивнула:

– А ты думал? Тебя уже однажды провела…

– Это не так сложно, господица, – усмехнулся простодушно Хотьжер. – Я весьма доверчивый, особенно когда дело касается красивых девушек. К счастью, мне не головой работать приходится.

– И то верно. Так что не думай, а слушайся меня. Отправляйся как можно скорее и привези Мельцу. Она очень здесь нужна.

– А князь…

– Я скажу ему. Езжай.

Хотьжер поклонился, легко сел в седло.

– Я мигом.

Не дожидаясь, пока он отъедет подальше, Велга вернулась к повозке.

– Куда делся Хотьжер? – Полепа вытягивала шею, пытаясь разглядеть, что происходило в конце обоза.

– Что такое? – Матеуш едва смог открыть глаза.

– Всё хорошо, – сказала Велга. – Хотьжер скоро вернётся.

Они тронулись дальше.

Прежде чем поставили лагерь, проехали ещё пару лучин и наконец нашли подходящее место на берегу реки. Как только повозка остановилась, Велга поспешила выйти.

Она тяжело выдохнула, оглядывая берег. Над рекой уже стелился туман. Дорога пролегала ровно по краю реки. С другой стороны – поля, одинокие деревья и высокая трава. Ничто не напоминало о погосте, стоявшем здесь прежде.

– Что-то случилось, господица? – спросила Полепа.

Излишняя опека утомляла. Да и искренности в ней не ощущалось.

– Всё в порядке, – не оглядываясь ответила Велга. – Лучше помоги князю.

Матеуш тяжело выбрался из повозки, поддерживаемый гриднями. Он шатался, прикрыв глаза. Лоб сморщился. Между ног у него пронырнул Мишка, и Матеуш едва не упал.

– Осторожно! – Велга поспешила его поддержать. – Пойдём, тебе нужно отдохнуть.

– Гридни…

– Без них. Ничего не случится.

– А этот твой Хотьжер? Он куда-то делся…

– Скоро вернётся, не переживай. Пошли, пошли.

Велга махнула гридням, чтобы оставили их в покое. Пока остальные разбивали лагерь, они могли наконец остаться одни. Без лишних глаз.

– Давай сядем на берегу, – предложила виновато она.

Это из-за неё Матеушу было так плохо. Ему стоило и вправду провести ещё пару дней на постоялом дворе и набраться сил. Впрочем, вряд ли бы это исправило дело. Он болел с рождения. Только чародеи могли унять его страдания.

Если бы только получилось найти теперь чародея…

Солнце ещё виднелось из-за деревьев, но от воды тянуло прохладой. И зной дороги быстро сменился промёрзлой влагой.

– Давай здесь. – Матеуш почти упал на траву недалеко от воды.

Велга опустилась рядом.

Туман, поднимавшийся от реки, стелился над водой, подкрадывался к берегу, заливая серым киселём смарагдовую зелень летних трав. Велга поёжилась, и Матеуш тут же поспешил снять свой плащ и накинуть ей на плечи.

– Ох, ты же сам замёрзнешь.

Велга хотела снять его, но осторожные, точно птичьи лапки, руки Матеуша застегнули фибулу плаща на её груди.

– У тебя озноб.

– Мне уже лучше.

– Неправда.

Её жених был весь больной. И дело не только в горбе и разных глазах.

– Ты была права…

Голос князя шелестел, словно трава на ветру, и Велга расслышала лишь неясный шёпот.

– Что?

– Ты права, – повторил он чуть громче. – Я действительно не хочу ехать в столицу.

– Но там же твоя семья.

– Моя… сестра, – поправил Матеуш.

– Я, конечно, тоже плохо лажу с Кастусем, но он маленький мальчишка, а твоя сестра – королева.

– И я её совсем не знаю. – Он смотрел на реку так, что видно было только левый светлый глаз. Лицо его приобрело непривычное беззащитное выражение.

Матеуш был немногим старше Велги, но это легко получалось забыть не столько из-за его внешности или задумчивости, сколько из-за титула князя. Точно это прибавляло ему лет, опыта, мудрости.

За время своего правления в Старгороде Матеуш успел сделать столько, сколько иной правитель и за всю жизнь бы не успел.

– Тем более, разве не здо́рово будет лучше узнать родную сестру?

– Она не любит меня.

– Откуда ты можешь это знать, раз вы не общаетесь?

Матеуш скосил на Велгу взгляд, но промолчал, и она подсела немного ближе, повернулась спиной к реке, ощущая, как в поясницу подул холодный ветерок, и плотнее запахнула плащ.

– Знаешь, я раньше терпеть не могла Кастуся. Ты бы только видел, что у нас дома творилось. – Она улыбнулась, вспоминая их размолвки с братом.

Но там, где в воспоминаниях был дом, там же оставалась и матушка. Она была яркой, тёплой, точно лучилась изнутри, и на глазах Велги тут же выступили слёзы.

Тонкие пальцы князя нашли её ладонь, спрятанную под шерстью его же плаща.

– Девочка моя…

Она часто-часто заморгала, смахивая с ресниц слёзы. У неё всё лучше получалось сдерживать чувства. Каждый раз, когда внутри вдруг обрывалось что-то, а грудь распирало так, что рёбра трещали, Велга словно леденела.

И на этот раз у неё получилось взять себя в руки. Она выпрямилась, устремила взгляд куда-то через плечо Матеуша. И голос её слился воедино с холодным туманом от реки:

– Но когда я потеряла родителей, то поняла, что никого роднее для меня уже нет. Кастусь – мой брат, моя семья. Мы должны держаться друг за друга, заботиться. Родная кровь…

– Венцеслава меня ненавидит, – произнёс Матеуш. В словах не прозвучало ни обиды, ни горечи. Он просто сказал, как было на самом деле. – И всегда ненавидела, с самого рождения.

Закат сделал его лицо печальным, даже мечтательным. Золотой свет, растекавшийся из-за вершин деревьев, придал живости глазам, багрянца щекам и губам. У Матеуша были красивые волосы: длинные, золотистые, слегка волнистые. Солнечные лучи сделали их почти медовыми, такими гладкими и нежными на вид, что неожиданно захотелось к ним прикоснуться.

– Старшие сёстры часто ненавидят своих братьев из ревности. – Велга пожала плечами с наигранно равнодушным видом. – Я была любимицей матушки, пока не появился Кастусь…

– Дело не в этом. Да и матушка никогда меня не любила. – Он горько усмехнулся и наконец взглянул на Велгу. В усмешке Матеуша не было ни яда, ни издёвки, как у других. Только сожаление и печаль. – Я родился уродом. Про́клятым княжичем. У молодой, прекрасной Белой Лебёдушки, которая только-только вышла замуж за принца, у будущей королевы Рдзении не могло быть такого брата. Люди стали шептаться.

– Почему?

Не то чтобы сплетни о Матеуше Белозерском, про́клятом горбуне, не были известны Велге. Но она слышала их в Старгороде от матушки, нянюшки, от кухонных девок. Все в Старгороде ненавидели Белозерских, а больше всех их ненавидели Буривои. Так уж повелось много веков назад, когда их предки повздорили.

Другое дело – рдзенская столица, где князья Белозерские всегда обладали влиянием и властью.

– Потому что… за год до моего рождения Венцеслава развелась с первым мужем. Он был Охотником, которого обвинили в колдовстве.

– Не может быть.

– Почему же? – Матеуш впервые за долгое время искренне улыбнулся.

– Ей позволили развестись?

– Забавно, что тебя это удивило больше, чем то, что её муж оказался колдуном.

Велга растерялась:

– Просто… развод… для женщины. Её же никто после не возьмёт замуж.

– Только не Белую Лебёдушку. – И снова в бархатном голосе прозвучала горечь. – Она… Королева Венцеслава в молодости была самой завидной невестой Рдзении. Дочь королевского советника и первая красавица. Принц был счастлив на ней жениться. Да и приданое у неё, – Матеуш неожиданно лукаво взглянул на Велгу, – богатое.

– Какое же?

– Старгород.

– Старгород? – Её голос прозвучал едва слышно, нежно, словно она позвала по имени любимого. Точно губы поцеловали каждый слог: Стар-го-род.

Резкое слово. Грозно рычащее, ощетинившееся копьями из-за высоких стен детинца, горделивое, звенящее толстой мошной. Но не для неё.

Конечно, Велга знала, что двадцать пять лет назад Старгород вырвался из-под власти Ратиславии и присягнул на верность Рдзении. Но это решило вече, а не какая-то княжна, которая даже ни разу не ступала на берег Вышни.

– Но это же вече решило, что Старгороду будет лучше в Рдзении.

Отец часто говорил об этом, обычно с издёвкой или даже гневом. Тогда в городе правил посадник Великого князя – не Буривой, не Белозерский, просто какой-то доверенный ратиславского правителя. Его сбросили с Сутулого моста, когда он попытался подавить восстание.

Нянюшка говорила, в тот год реки стали багровыми от ратиславской крови. Пришли рдзенцы. Ушли ратиславцы. Старгородцы себя ни теми ни другими не считали.

– Венцеслава предложила Старгороду низкие налоги и выгодные торговые пути.

– Батюшка рассказывал что-то такое… – Велга прикусила губу, едва не проболтавшись.

– Что?

Она замотала головой.

– Что такое? – Матеуш нахмурился, видимо посчитав, что она умалчивала какой-то страшный секрет. – Прошу, расскажи. – Его взгляд стал обеспокоенным.

– Не могу повторить то, что говорил батюшка. Это неприлично, – смутилась Велга. – Но если… другими словами… это плохие торговые пути. Вече ошиблось. Я не разбираюсь в подобных вещах… так батюшка говорил.

Князь дёрнул светлыми, выгоревшими на солнце бровями.

– В некотором роде он прав. Но Рдзении нужен путь на север, а Старгород всё же рдзенский город.

– Старгород это Старгород, – неожиданно чванливо даже для самой себя произнесла Велга.

Но Матеуша это, наоборот, развеселило.

– Маленькая старгородская гордячка. – Он улыбнулся, отчего вокруг его чудных разноцветных глаз собрались мелкие морщинки, а вид хоть и стал ещё более уставшим, но наконец-то умиротворённым.

– Вовсе я не… – Велга начала говорить, но заметила его тёплую, немного насмешливую улыбку.

– Маленькая, милая старгородская княжна, – произнёс нежно, точно признание в любви, Матеуш.

– Я не княжна. – Велга оглянулась на реку, туда, где в уплотнившемся тумане потерялся соседний берег. – Буривои давно не князья.

– Но ты станешь моей княгиней. – Он придвинулся, обвил её руками со спины, положил подбородок на плечо.

Велга напряглась. Незамужней девушке неприлично было так близко находиться рядом с мужчиной – это слишком откровенно. Нет, с Войчехом было иначе. Страстно, нагло, дерзко. Но их никто не видел. Это только их секрет. Теперь же невдалеке собралась целая толпа взрослых мужчин. Что они могли подумать о Велге?

От Матеуша пахло чем-то домашним, очень простым. Наверное, хлебом. И воском. И кошачьей шерстью.

Велга замерла в его объятиях, окаменела. Но стало теплее.

– Как твоя спина?

– Лучше.

– Расскажи что-нибудь, – вдруг попросила Велга.

– Что?

– Не знаю, что угодно. Мне нравится слушать твой голос, – призналась она смущённо.

Пока одиноко вздыхали совы в полях, позади, в лагере, трещали под звонким топором дрова и гремели мужские голоса. Люди князя совсем на него не походили. Все они были шумными, бородатыми, а главное, здоровыми. Они одновременно восхищали и пугали своей силой. Велга в их окружении чувствовала себя совсем крохотной, беззащитной.

Рядом с Матеушем, наоборот, ощущался покой.

– Тебе нравится мой голос? – удивлённо переспросил Матеуш.

– Да. Что такого?

– Ничего…

Велга обернулась через плечо. Князь выглядел смущённым. Впрочем, ей тоже было неловко сидеть в объятиях мужчины.

– Расскажи о чём-нибудь, – попросила она снова.

– Не знаю, о чём говорить. – Он потупил взгляд. – Спрашивай.

Забавно было наблюдать, как её простые слова смутили взрослого мужчину. Это дарило Велге ощущение… власти.

– Тебе лучше?

– Намного.

– Ты сказал, люди шептались о твоём рождении? А что такого они говорили?

Матеуш покосился на неё чёрным глазом. Длинные волосы почти скрывали его угловатое лицо.

– Будто это из-за проклятия. Моё уродство. Венцеслава развелась с Охотником, которого обвинили в колдовстве. Потом его сослали на Холодную гору. Народ посчитал, это колдун проклял меня. За предательство его жены.

– Но ты же ей родной брат, а не сын.

В ответ Матеуш только пожал плечами, поправляя свой плащ на Велге.

– Поэтому тебе могут помочь только чародеи? – не удержавшись, спросила Велга. – Потому что проклятие… и вправду существует?

Пальцы Матеуша застыли рядом с её лицом. Глаза остекленели.

– Уже холодно. Иди в шатёр, – коротко проговорил Матеуш.

– Но…

– Иди.

Велга поёжилась, оглянулась на лагерь.

Оставаться дольше на берегу не стоило.

– Ты тоже, – посоветовала Велга, возвращая князю плащ.

Трава зашуршала под сапогами. Стало прохладно. Ложиться спать в шатре совершенно не хотелось, но, судя по всему, Велга поступила правильно. Матеуш мог просто не выдержать долгой дороги.

Кажется, не ошибся простой народ. Об этом говорила и Мельця, об этом упоминали и Вороны. На князе лежало проклятие, и даже чародеи не могли его снять. Только продлить жизнь Матеуша, облегчить его страдания. Но как долго он ещё протянет? Как скоро колдовство заберёт его?

Король Карл, муж Венцеславы, умер совсем молодым.

Велга остановилась на дороге, оглядываясь на заходящее солнце. Серые сумерки подступали всё ближе. Скоро ли вернётся Хотьжер? Согласится ли Мельця приехать? Она не могла не знать, куда направлялась Велга, значит, готова была пересечь Карлов мост. Но чародеи не показывались на этом берегу – слишком боялись Охотников.

Вдоль позвоночника пробежал холодок. Велга обхватила себя руками. Стоило надеть плащ. Она поспешила к костру, вокруг которого поставили шатры.

– Осторожно, господица, – предупредил её один из дружинников, – не наступи на круг. Нам и так несладко ночью придётся.

Велга перешагнула через линию, очерченную толстым слоем соли. Мистак утверждал, якобы это защищало от духов Нави. Верилось слабо. От Щура вряд ли бы спасла какая-то соль, но проверять не хотелось.

Вокруг огня собрались мужчины. Рядом с ними сидел Мишка и не сводил глаз с котелка на костре.

– Даже не верится, что раньше здесь жили люди, – донёсся обрывок их разговора. – Ни одного бревна не сохранилось…

– Зато камней достаточно.

– Каких ещё камней?

Дружинники встретили Велгу мрачными взглядами.

– Как тебе наш лагерь, господица? – спросил один из них.

– Надёжный, кажись, – добавил другой с насмешкой. – Если духи нападут, солью отмашемся.

Они винили её. За ночёвку вне постоялого двора.

– А вы, значит, боитесь полевиков? Или анчуток? – Велга вскинула голову, выгнула брови. – Я думала, вы воины, а не малые дети.

– Мы не Охотники, – огрызнулся первый дружинник. – У нас нет оружия, которое остановит чародея или нечисть. Дурная идея – останавливаться в чистом поле. Знаешь, сколько людей гибнет каждый год от навьих тварей?

– Думаю, не меньше, чем от татей. Мой отец считал…

– Твой отец никогда не бывал на левом берегу.

Мужчины не сводили с неё глаз. А от костра невыносимо соблазнительно тянуло теплом. Велгу начинало трясти от холода, но оставаться было нельзя.

– Спокойной ночи, – бросила она ядовито.

– Хотелось бы, – крикнули ей вслед, – чтобы ночь и вправду прошла спокойно!

Прошмыгнув мимо дружинников, Велга нырнула в поставленный для неё шатёр. Там уже всё было готово для отдыха. Она не стала переодеваться ко сну – в платье было теплее.

Височные кольца звенели и впивались в щёки. Велга положила их рядом с изголовьем.

Поджав ноги, она поднесла к губам сжатые кулаки. От земли шёл холод. Велга подумала, что стоило бы позвать к себе Мишку – лежать в обнимку стало бы теплее, но он, скорее всего, вертелся у костра, выпрашивая у дружинников мясо.

Нужно было заснуть. Заснуть и ни о чём не думать. Но стоило закрыть глаза, как полог отодвинули в сторону.

– Господица, – тихо позвала Полепа. – Не хочешь отужинать?

– Нет. – Велга не отрывала губ от холодных пальцев. – Ложись спать. Мне холодно.

Верно, холопке хотелось вернуться к костру. Снаружи доносились весёлые голоса и запахи горячего ужина. Полепе было бы куда приятнее остаться там, но ослушаться она не посмела.

– Князь сказал, рано утром выезжаем, – передала она, укладываясь.

– Разбудишь, – буркнула Велга.

Она пыталась сжаться в клубок, надеясь согреться. Полепа за спиной долго шуршала чем-то. Велга прижалась к ней спиной, не открывая глаз. Она мечтала поскорее заснуть. Мечтала оказаться подальше от чужих людей.

Ей давно не снился яблоневый сад. Родители и братья не приходили к ней с тех пор, как Кастусь выздоровел. Точно это было всё, чего они желали. Точно они больше не скучали по Велге.

Из непроглядной пустоты сна её вырвал рваный птичий возглас.

Велга подскочила.

– Что это? – Она закрутила головой. – Это грач?

Полепа присела. Было совсем темно. Сколько времени прошло?

– Что? – Холопка зевнула, прикрывая рот ладонью.

– Это грач? Ты же слышала птичий крик?

– Может, и грач, – пожала плечами Полепа. – Или ворона.

– Или грач…

– А это важно… господица?

Взгляд холопки был настолько выразительным, что и слов не требовалось. Велга смущённо помотала головой, поправила платок.

– Нет, неважно.

И всё же она не легла сразу, прислушалась к мужским голосам, шагам, шорохам.

Сны ушли. Осталось только явное, ночное, пугающее.

Сквозь узкий просвет между пологами шатра были заметны тени. Велга долго, напряжённо вглядывалась в них, опасаясь увидеть мужчину с длинными тёмными волосами, смуглой кожей и чёрными насмешливыми глазами…

Но бояться, пожалуй, стоило не столько его…

Это Белый Ворон желал убить Велгу. Это он убил её родителей. И это Белый охотился на Кастуся. Грач пытался только помочь.

И всё же он был Вороном. Наёмником. Слугой Мораны.

Велга осенила себя священным знамением, прошептала короткую молитву. Но спокойнее не стало. И ещё холод. Пронизывающий до костей холод. Велга ужасно замёрзла, пока спала.

– Ложись, господица, – негромко произнесла Полепа. – До рассвета ещё есть время. Подумаешь, птицы…

Медленно, с отвращением натягивая пропитавшееся влагой холодное одеяло, Велга опустилась обратно, покрутилась, пытаясь согреться, снова закрыла глаза.

– Пушок! – раздался издалека голос Матеуша. – Пушок!

Сбоку заворочалась Полепа, и Велга тяжело вздохнула.

– Не уходи, – попросила она.

– Там Пушок…

– Я ужасно замёрзла, – стуча зубами, процедила Велга. – Если уйдёшь, совсем окоченею.

Холопка замерла, сомневаясь.

Но снаружи снова послышалось отчаянное:

– Пушок, Пушок, Пушок…

– Они же без меня не справятся, – в отчаянии проговорила она.

– Да найдётся ваш Пушок, – разозлилась Велга. – Охотиться, может, убежал.

– Князь не переживёт, если с Пушком что-нибудь случится. – Полепа поднялась, виновато потопталась у выхода. – Я мигом, господица. Только найду кота.

Велга даже не взглянула на неё. Насупившись, она сжалась ещё сильнее. Она могла приказать Полепе, и та бы не посмела ослушаться. Но пусть, пусть идёт…

В лагере поднялся шум. Кажется, все отправились на поиски кота. Впрочем, пока никто не спал, не стоило ничего опасаться.

– Велга, – раздался голос за пологом. – Слышишь?

Она подскочила, уставилась в темноту, точно надеялась разглядеть говорившего сквозь полог шатра.

Ей не послышалось. Он был здесь, совсем рядом.

– Велга, – снова позвал он.

Горло словно сжали тиски.

– Мне нужно найти Белого. Ты поможешь?

Грач…

– Велга, мне нужна помощь…

Если оборотень обратился человеком, значит, был обнажён. Безоружен. Значит, его можно было убить…

– Хотьжер! – взвизгнула Велга.

И только потом вспомнила, что сама его отослала. Велга вскочила на ноги, бросилась наружу.

– Там, за моим шатром! Грач!

Но никому не было до неё дела. В стороне слышны были голоса Полепы и Матеуша. Тявкал Мишка, выпрашивая еду у дружинников.

Ночной лагерь не спал. Горел костёр в стороне. Велга растерянно покрутила головой. Только люди князя вокруг. А там… за шатром…

Медленно, касаясь ножа на поясе и с отчаянием осознавая, что он бы ничем ей не помог, Велга обошла шатёр.

Но с другой стороны оказалось… пусто…

Она обежала шатёр по кругу, заглянула внутрь, снова обошла вокруг.

– Пушок, – послышался в стороне голос князя.

– Пушо-ок! Кис-кис-кис, – подхватила Полепа.

Замерев, Велга крутила головой по сторонам. Но повсюду, куда не мог заглянуть свет костра, чернела ночь.

– Он же был здесь…

Где он? Куда мог деться?

Словно гром прогремел, когда у костра раздался взрыв хохота. Велга вжала голову в плечи.

– Пушок!

Ночь кружила, путала, прятала…

– Он здесь, – прошептала, словно помешавшись, Велга. – Он же был здесь…

– Велга, – прошептала ночь.

Грач показался из тумана на короткое мгновение, но даже в темноте она узнала его длинные чёрные волосы. Он был там, в полях. Звал за собой.

Старший из Воронов никогда не пытался её убить. Украсть, обмануть, может, запугать, но не убить.

– Велга… помоги найти Белого Ворона…

Ночь тянула Велгу неведомыми путами. Дальше, глубже.

– Помоги…

И она переступила через соляной круг, нырнула в темноту, прочь от лагеря, к роще в стороне.

– Эй, княжна, ты куда?! – воскликнул кто-то из дружинников.

– Пусть бежит. Приспичило, видать.

Велга услышала, как за её спиной засмеялись мужчины.

Влажная от росы трава ложилась под ноги. Велга приподняла подол, чтобы платье не намокло. Сколько ни звали её назад, она не остановилась. Точно безумие овладело Велгой, и вместо страха одержимое желание погнало её в ночь.

Тьма сгущалась. Очертания рощи были размытыми. Только тени. Серое и чёрное – вот и всё, что видно. Во мраке легко спрятаться что наёмному убийце, что зверю, что духу Нави.

Височные кольца в ушах звенели. Могли ли они и вправду отпугнуть нечисть?

И насколько всё было страшно на самом деле? Ни Велга, ни её родные никогда не бывали на этом берегу Модры. Отец не торговал с Рдзенией, считал это делом неприбыльным. Слишком часто пропадали товары. Слишком часто гибли люди, их сопровождавшие. Но отец считал, что причиной тому куда чаще становились разбойники, нежели утопцы и лешие.

– Велга, стой!

Гонимая страхом, она, наоборот, побежала быстрее.

– Господица!

Туман в поле был густой, словно молоко. В таком и утонуть можно, не то что затеряться. А он сгущался, словно его подливали черпаком из реки.

Невольно Велга замедлила шаг, прислушалась. Что-то шуршало в роще. Или это просто ветер играл с листвой?

Позади послышались шаги. И Велга отчего-то подумала, что это Хотьжер. Тьма играла с ней.

– Велга.

Голос тот не принадлежал Хотьжеру.

Он был хриплый, насмешливый, точно вот-вот готовый затянуть тоскливую, щемящую сердце песню.

Оцепенев, она почувствовала, как вдоль позвоночника пробежал холодок.

– Велга, – повторил Грач прямо за её плечом, – помоги…

Нужно было обернуться. Или бежать.

Но вокруг клубился туман. И поле. И ночь. И ничего больше. А Хотьжера нигде не было. Что за проклятый туман?

Слова застряли в горле. Велга вдруг ощутила себя совсем маленькой. Такой крошечной, как никогда прежде. Ночь точно сомкнула вокруг неё свои огромные челюсти.

– Ты…

Она не успела договорить. В стороне, где-то невыносимо далеко, там, где кончалась у костра ночь, вдруг раздался крик:

– Мертвецы!

Велга оглянулась. Перед ней стоял человек в белом погребальном одеянии. Он был бледен, как зима. От кожи его – белой, тонкой, словно морозный узор на окне, – поднимался пар.

И что-то в его облике – нечеловеческое, жуткое, нездешнее – заставило Велгу сорваться с места, но она тут же рухнула на землю, запутавшись в подоле платья.

– А!

Крик вылетел раньше, чем успела случиться беда. Вспыхнул рыжей молнией свет. И из тумана, размахивая пламенником, выскочил Хотьжер:

– Господица!

Он протянул руку, схватил Велгу, резко поднял на ноги.

Она точно взлетела и вот уже оказалась рядом с юношей, неосознанно вцепившись в его кафтан.

– Это ты?!

Или видение? Или дух?

Ночь переплелась со сном так плотно, что Велга уже не понимала, что настоящее.

– Идём!

– Когда ты вернулся?

– Только что. Привёз чародеев.

Ночь ожила, наполнилась звуками, криками.

– Будь рядом. – Хотьжер щурился, вглядываясь во тьму, и в вытянутой руке держал пламенник, поворачивая его то в одну сторону, то в другую, рассекая мрак.

– Там был… мертвец, – проговорила непослушными губами Велга.

– Да, утопец, – кивнул Хотьжер. – Нужно вернуться в лагерь…

Он обнял её второй рукой за талию, подхватил как тряпичную куклу. Это было совершенно неприлично. Велга смутилась, возмутилась, растерялась – всё в одно мгновение.

– Ты… я…

– На берегу тоже нечисть, – сухо, словно сущую мелочь, сказал Хотьжер.

– Так зачем, – она задыхалась от страха, от бега, – зачем возвращаться?

– Там круг. Соль.

И в этот миг в тумане что-то зашуршало.

Велга, забыв о приличиях, прижалась теснее к юноше:

– Там…

Он взмахнул пламенником в сторону, откуда раздался мгновением ранее шум, но там ничего не оказалось, кроме тумана и ночи. Ничего, кроме полей.

Вдвоём они попятились по кочкам и рытвинам, по высокой траве обратно, к лагерю. Их дыхание было слишком громким. Они хватались друг за друга слишком крепко. Велга цеплялась за юношу, точно пытаясь укрыться щитом, Хотьжер тащил её за собой.

– Утопцы! – завопили вдруг от берега.

– В круг!

Земля внезапно ушла из-под ног. Велга и Хотьжер провалились в яму, под ногами захлюпала вода.

– Твою мать… откуда здесь ров?

– Это… это не ров.

Пламенник упал, зашипел, потухая.

– А что ещё?

Слова Мистака вспыхнули в памяти.

– Здесь раньше стоял погост.

А где храм, там и кладбище.

– Это что же, могила? – Хотьжер схватил Велгу, приподнял. – Давай, ползи.

Она вцепилась в траву, подтягивая себя, упёрлась ногами в плечи юноше. Он сердито запыхтел, но ничего не сказал.

Велга выползла наверх. Тяжело дыша, она встала на четвереньки, уставилась вдаль, туда, где виднелся огонёк костра и мелькали тени сражавшихся.

Хотьжер выбрался из могилы. Он тоже громко дышал.

– Так это, получается, местные утопцы? С погоста?

– Не знаю. Разве это важно?

– Утопцы из могилы? – Хотьжер усмехнулся. – Вряд ли. Не имеет значения. Идём дальше, господица. Нужно вернуться в круг.

Велгу подхватили, потянули наверх, потащили над землёй. Слышно было только сбивчивое дыхание и топот.

А вдали от реки, там, где горел костёр, уже раздавались звуки сражения.

Велга цеплялась за Хотьжера. Горло перехватило от ужаса. А из темноты, откуда-то из тумана, показался Грач. Или не он… утопец в длинной белой рубахе. Он волочил намокшие рукава по траве.

– Сзади! – завизжала Велга. – Там…

Хотьжер не остановился. А Велгу вдруг кинули на землю. Она рухнула на бок, прокатилась по песку. Зашипел, заплевался искрами костёр. Велга взвизгнула, отпрянула в сторону.

– Стой! Круг! – рявкнул кто-то из дружинников.

И она остановилась, в последний миг заметив очерченную солью границу.

Утопцы не могли через неё переступить.

В кругу, у самого костра остались те, кто не мог сражаться: князь, слуги, животные. Мишка визгливо тявкал. Он кинулся к Велге, лизнул её руку и снова залился тонким лаем.

– Тихо, тихо… – Она схватила его, потащила к остальным, хотя уже сгибалась под тяжестью щенка.

– Матеуш…

– Где ты была? – Князь прижимал к груди Мурзика. – Оставайся в кругу.

В темноте вспыхнул сноп искр.

И на самом берегу, почти у воды, Велга заметила высокий силуэт. Он легко, точно крыльями, взмахнул руками, и с пальцев его сорвался сноп белых искр.

– Чародеи! – ахнула Полепа.

– Змай, – прошептала Велга.

Но мертвецов было слишком много. Они выползали из воды, тянулись с полей. Если и стоял на этом месте когда-то погост, то земля его оказалась скорее проклята, чем намолена.

Мертвецы все были разные: кто опухший, кто иссохший, кто покрытый землёй, кто тиной. Они ползли и ползли. Со всех сторон. Без конца. Одни были медлительные, неповоротливые, едва шевелились, другие же нападали стремительно, с остервенением. Как звери, они разрывали людей зубами и когтями.

Они подобрались слишком быстро. Но никто не перешёл через круг.

– Работает, – удивлённо прошептала Велга.

Кошки на руках князя и Полепы шипели, вырывались.

Как вдруг словно о невидимую стену ударился утопец. Зарычал, завыл, распахивая пасть. Сзади на него напрыгнул Мистак, схватил и оттащил от круга в темноту.

Пчёлка вцепилась Полепе в плечо, заорала во всю глотку. Холопка завизжала, разжала руки – кошка прыгнула на землю и метнулась прочь от костра.

– Стой!

– Полепа, нет! – закричал Матеуш.

Но девка уже сорвалась с места, бросилась за Пчёлкой. Кошка взлетела на дерево. А Полепа выскочила из круга за ней. И тут же точно из-под земли перед ней возник утопец. Он едва передвигал ногами. Но Полепа пронзительно закричала, попятилась. И в этот миг один из дружинников налетел на утопца, толкнув холопку на землю.

И она упала прямо на линию круга.

– Твою мать, – сплюнул гридень князя.

На короткое мгновение время точно замедлило свой бег.

Вот Полепа, растянувшаяся на земле. Вот соль, стёртая её рукой, разлетевшаяся по песку. Вот дружинники князя с той стороны круга. И утопцы – там же. Здесь, внутри круга, рядом с Велгой остались князь, пёс, кот да слуги.

Но за короткое мгновение, что немыслимо растянулось, всё поменялось.

И Велга не знала, что её охватило.

– Огонь! – Она выхватила головёшку из костра. – Они боятся огня!

– Круг разорван! – раскатился рёв над берегом. – Охраняйте князя.

Но утопцы уже кинулись внутрь. Ничто их больше не останавливало.

Мишка вырвался из рук Велги.

– Нет! Стой! – Она бросилась следом, попыталась схватить, прикрыть.

– Велга…

Хотьжер оказался рядом, отбросил её в сторону. И вскрикнул. Утопец вцепился зубами ему в руку. Велга чудом не выронила головёшку. Она не думала. Действовала. Ткнула утопцу горящим концом в живот. И мертвец зашипел, разжав челюсти.

В стороне завизжал Мишка. Над головой пронёсся меч, на землю упала синяя голова с вываленным языком. Чужие ноги. Огонь. И щенячий пронзительный писк. Велга поползла на четвереньках.

Это было совсем не как в песнях. Неразборчиво. Непонятно. Суматошно. Она даже не успела ощутить страх. Она даже не поняла толком, что произошло. Это была слепота, глухота. Только потом, когда всё затихло, когда Мельця вдруг захлопала в ладоши и зазвенели обереги на её руках, а Велга наконец прижала к груди Мишку, пришёл страх.

Она чуть не умерла. Они все чуть не умерли.

– Мельця, – раздался голос Змая, – князь…

– Его укусили?

Полепа зарыдала в голос, точно Матеуш уже умер. Велга крепче обняла Мишку, окаменела. Если князя не станет, что ей делать? Кто её защитит?

– Нет, он просто вдруг… сам… без сознания.

От костра повалил густой серый дым. И сумерки ещё сильнее сгустились над берегом. Вокруг лежали тела утопцев. Синие, опухшие. Велга представляла русалок красивее, впрочем, быть может, это были вовсе не русалки. Она не разбиралась в таких вещах.

Легко, почти пританцовывая, Мельця подбежала к князю, склонилась над ним.

Разглядеть, что делала чародейка, не получалось. Вид вдруг загородил Хотьжер. Он молча подал руку, Велга не приняла, и он, поджав губы, схватил её за плечи и поставил на ноги. Мишка выскользнул из объятий и побежал к Змаю.

– Ай, мальчик мой, как ты вырос!

Это прозвучало так обыденно, точно они встретились на прогулке по городу, а не только что едва пережили нападение духов Нави.

Велга встряхнула головой и заметила, что платок совсем съехал. И она сердито вовсе сорвала его.

Хотьжер старался даже не смотреть на неё.

– Очень глупо жертвовать своей жизнью ради собаки.

– Не глупо жертвовать жизнью ради члена семьи, – неожиданно резко даже для самой себя огрызнулась Велга. – И это твоя работа – защищать меня.

– Ты права, господица. – Всё так же не глядя в глаза, он поклонился, отошёл в сторону.

Вокруг князя собрались люди.

– Разведите костёр! – послышался решительный голос Мельци. – Мне нужен огонь.

Кто-то из дружинников поспешил выполнить просьбу, кто-то, наоборот, возмутился.

– Ты вообще кто такая?! Я видел, как ты колдовала…

– Что ты говоришь?! – воскликнул Змай, вскинув руки. – Правда видел?!

Мужчины набычились. Ещё разгорячённые после сражения, они все разом обернулись к чародею. Велга кинулась вперёд.

– Это чародеи князя! Он нанял их на службу.

Все оглянулись на неё, замешкались, но всё же медленно, неуверенно расступились, пропуская к князю. И Мельця, звеня шумелками, решительно прошла мимо них к костру.

– Чародеи, говоришь? – процедил Мистак.

Велга даже не взглянула на него.

– Не мешайте чародейке лечить князя. – Голос её звучал слишком жалко, неподходяще для приказа.

Пожалуй, она и сама казалась жалкой. Крохотная, слабая.

В лагере повисла напряжённая тишина. Матеуш оставался без сознания, и никто не знал, кого слушаться. Десятника или невесту князя. Но пока Мистак медлил…

Велга протиснулась вперёд, присела на землю возле Мельци:

– С ним всё в порядке?

– Жить будет. Ослаб. Никто давно не лечил его, – ответила она, даже не взглянув на Велгу.

– Он не мог найти чародея.

– Ещё бы! Какой дурак попрётся на левый берег? Только мы со Змаем. Надеюсь, не пожалею об этом, – вздохнула Мельця, закатывая рукава. Монеты и бубенцы знакомо зазвенели на её запястьях. – Тебе придётся щедро заплатить мне, Буривой.

Пламя костра придавало её смуглому лицу почти зловещее выражение, но на полных губах играла улыбка, а в тёмных, почти чёрных глазах плескалось веселье.

– Ты вернулась только ради этого? Щедрой платы?

– Конечно, – фыркнула Мельця. – Не думаешь же ты… Вильха, – язвительно произнесла она, – что я по тебе соскучилась?

– Думаю, тебе стыдно, что ты хотела мной воспользоваться.

Чародейка криво усмехнулась, тряхнула головой, словно прогоняя лишние мысли. Жарко разгорелся костёр. Смуглые руки Мельцы заплясали в танце, точно пытаясь поймать пламя. Велга не сводила глаз с лица князя. А он – бледный, очень хрупкий, очень слабый, совсем как она, – вдруг открыл глаза.

– Получилось…

– Конечно получилось, милая, – хмыкнул над её головой Змай. – Князь быстро поправится благодаря нашей Мельце.

Матеуш с недоумением бегал глазами от одного к другому. Но через пару мгновений наконец улыбнулся с узнаванием.

– Мелания Тёмная, – произнёс он едва слышно. – Какими судьбами?

– Твоя невеста наняла меня на работу, – ответила, не отрывая глаз от костра, чародейка. – Обещала, ты щедро заплатишь.

На тонких, по-прежнему бледных губах Матеуша заиграла улыбка.

– Насколько щедро?

– Вчетверо больше обычного за каждый день, что мне придётся провести в Твердове.

– Хм…

– А иначе можешь отправляться в столицу без меня, князь.

– По рукам.

Все вокруг замолчали, выжидая. И только тогда Велга поняла, что происходит. Прежде никто, кроме приближённых князя, не знал, что он имел дела с чародеями. Но теперь…

Медленно Матеуш поднял тонкую руку, Мельця изящно взмахнула ладонью у самого его лица.

– Во-от так. – Она завязала невидимый узел где-то возле его висков. – Готово. А теперь…

Чародейка стрельнула плутовским взглядом в сторону Велги. Полные губы изогнулись в улыбке.

– По рукам, князь.

И на глазах у всех чародейка и князь пожали руки.

Никто больше не сказал ни слова.

Велга присмотрелась к лицам каждого из тех, кто стоял вокруг. Кто из них был верен князю и насколько? Пусть Матеуш и уверял, что королева ради него впустит чародеев, но всё же…

– Мне и вправду лучше, – проговорил Матеуш. – Давайте собираться. Не знаю, как вы, а я бы предпочёл отдохнуть уже на постоялом дворе.

Он попытался встать, на помощь ему тут же пришли гридни.

Словно время снова продолжило свой бег. Словно и не случилось ничего. Все вернулись к своим делам. Лагерь ожил. Велга с Мельцей и Змаем наконец остались одни. Но всё равно на них косились теперь с недоверием. Выжидающе, как на диких зверей. Когда они нападут? Когда укусят?

– Знаешь что? – задумчиво произнесла Велга.

– Что?

– Ерунда и чушь полная эти твои шумелки и обереги. Утопцы всё равно пытались всех нас съесть.

– Но не съели же, – пожала плечами Мельця. – На самом деле да, обереги не спасут от зубов и когтей. Но они помогают не затуманить разум чужими чарами. Или сдерживают чародейскую силу.

– Чтобы тебе не смогли навредить чужие заклятия?

– Или так…

Она подсела ближе к костру, заглянула в оставленный возле огня котелок и разочарованно вздохнула:

– Надеюсь, в Твердове нас сытно покормят… и не казнят.

Рядом прямо на землю опустился Змай. Велга поражалась, как ему было не жалко дорогой одежды. Даже после долгого пути он умудрялся выглядеть великолепно.

– Кстати, насчёт этого. – Он склонил голову набок. – Цыплёнок, мы будем рады служить тебе… и твоему жениху, – добавил он с насмешливым кивком. – Но можете ли вы оба обещать, что в столице нам ничего не грозит? Королева беспощадна к чародеям.

– А её орден Охотников ещё хуже. – Кажется, впервые в голосе Мельци прозвучало столько ненависти. – Впрочем, ничего удивительного. Её первым мужем как раз был один из этих палачей.

Лагерь вокруг шумел всё громче. Никто больше не пытался заснуть, да и небо на востоке посветлело.

– Надо начать курить, – вдруг сказала Мельця. – Говорят, дым расслабляет разум и прогоняет беспокойство.

– Если Охотники тебя поймают, – хмыкнул Змай, – дыма на твоём костре будет хоть отбавляй. Больше никогда и ни о чём не станешь беспокоиться.

Оба чародея засмеялись, а Велга поёжилась от этих слов.

– И вы всё равно написали мне? Хотя знали, что я отправляюсь в Твердов?

Мельця и Змай переглянулись.

– Мы никогда не были в Твердове, – пожал плечами Змай. – А под защитой князя, пожалуй, это не так опасно…

– Нам нужны деньги, – призналась с невесёлой улыбкой Мельця. – С началом войны найти работу всё сложнее. Ни у кого нет лишнего золота, чтобы нанять чародейку. На севере нас тоже не любят, а в Ратиславии достаточно своих чародеев. Так что… будем надеяться, твой жених щедрый.

– Мне тоже хочется надеяться, – призналась Велга.

– Что-о?! – возмущённо воскликнул Змай. – Он ничего тебе не подарил? Украшения? Платья?

– Подарил, но не то чтобы очень много, – смущённо пробормотала Велга.

– Вот же жмот, – скривилась Мельця.

– У нас не было времени, мы сразу отправились в путь…

– Если в Твердове он не осыплет тебя драгоценными камнями, дорогая, бросай его прямо у алтаря. – Змай сложил руки на груди и стрельнул глазами в сторону князя. – Никто тебя не осудит. Тоже мне…

– А это ещё что за хрен? – раздался в стороне голос Мистака.

Все оглянулись на дорогу. Вдалеке показались янтарно-алые знамёна.

– Знаки Твердова, – узнала странную хвостатую девушку с мечом в руках Велга. – Любопытно, кто это?

Всадников было человек десять, не меньше. Все мужчины, все вооружены.

В лагере снова повисла тишина.

А чужаки остановились невдалеке.

Немолодой мужчина в сером, что ехал впереди, спешился. Он был высокий, с вытянутым, худощавым уставшим лицом и совершенно равнодушным взглядом.

Он прошёл вперёд, прямо к костру, безошибочно определив, кто среди присутствующих был главный. Гридни князя сделали шаг вперёд, преграждая путь, но мужчина даже не взглянул на них.

– Да озарит Создатель твой путь, князь Матеуш. – Он поклонился, подметая полами плаща землю. – Меня зовут Георгий, я глава Твердовского ордена Охотников.

Он встряхнул длинными пепельными волосами.

– Королева Венцеслава опасалась, что в пути тебя могут встретить опасности, и попросила проводить до столицы.

Дрожащей рукой Матеуш заправил растрёпанные волосы за ухо. Он едва стоял на ногах, но, когда Велга приблизилась, желая подставить ему своё плечо, мягко отстранил её. Князю и вправду стоило держаться на ногах самому. Никто не должен был видеть его слабость, пусть она и была для всех очевидна.

– Как заботливо со стороны королевы, – проговорил Матеуш. – По дороге до Твердова могут встретиться ещё такие… существа?

– Нет, пока я рядом.

От одного взгляда на главу Охотников становилось тоскливо. Его безжизненные глаза, тонкие поджатые губы, серые одежды – в нём словно не было света. Только сумерки.

– У тебя с собой какие-то обереги? – спросил Матеуш.

– Своего рода обереги, да, – кивнул Охотник. – Духи Нави к нам даже не приблизятся, об этом можешь…

Он вдруг запнулся, резко посмотрел в сторону, прямо на Мельцу и Змая. Чародеи тоже не сводили с него глаз.

– Я должен предупредить тебя, князь, – произнёс Георгий. – В столице нет места чародеям.

– Я знаком с законами Рдзении, Георгий. Я не один год слежу, чтобы их соблюдали в Старгородском княжестве. Что в Старгороде, что в Твердове колдовство запрещено, и я…

– Знаю. – Охотник точно с огромным трудом отвёл взгляд от чародеев. – Знаю. На то ты и князь. – Он снова легко поклонился.

Во всех его словах, в самом его голосе прозвучало нечто такое, что вызывало тревогу. Велга встретилась глазами с Мельцей. Та хмурилась в задумчивости. Не мог же Георгий так сразу определить чародейку? Охотники не должны были увидеть, как те творили чары. Если только люди князя успели донести…

– Мы подождём, пока вы приготовитесь к отправке, – сказал Георгий.

– Это не займёт много времени, – пообещал Матеуш. – Нам и самим хотелось бы убраться поскорее.

И он обратился к гридням уже чуть громче:

– Сворачиваем стоянку. Выдвигаемся как можно скорее.

Все сорвались со своих мест. Зашипел костёр, когда его залили водой.

Матеуш же не сдвинулся с места, наблюдая за тем, как медленно глава Охотников направился к своим людям.

– Снимите Пчёлку с дерева, – устало, даже не взглянув на Полепу, попросил Матеуш. – И найдите наконец уже Пушка. Куда он подевался?..

Оглядываясь на холопку, полезшую за кошкой, Велга подошла к князю, коснулась его руки. Он скосил на неё чёрный глаз.

– Ты в порядке, моя девочка?

Она даже не скривилась от его обращения.

– Да.

Матеуш был бледен и перепуган. Тот ужас, что охватил Велгу, тот страх, который она так старательно пыталась в себе задушить, он даже не пытался скрыть. Нельзя обвинять князя в том, что он не стал воином, что не вышел сражаться с мертвецами. Но и Велга воином не была. Но она делала хоть что-то. Она не молчала.

Ей стоило помолиться святой Лаодике. Ей стоило молиться каждый день. И раскаяться перед Пресветлым Братом, попросить о прощении и умолять о смирении. Смирение – это женская добродетель.

В конце концов, Велга станет княгиней Старгорода. Так, как она всегда и мечтала. У всего есть своя цена. Ей ли, купеческой дочери, этого не знать.

Впереди на дороге вновь подняли знамя с женщиной с рыбьим хвостом и мечом над головой. Знамя Твердова.

– Что это за чудна́я женщина? – спросила Велга. – Никогда не могла понять.

– Русалка, – мрачно, даже не оглянувшись на знамя, ответил Матеуш.

– Разве у русалок есть хвосты? Я видела их. Они ходят на двух ногах.

И поют слишком красиво, чтобы устоять перед их зовом, даже если зазывают они тебя на верную смерть.

– В Твердове каких тварей только не бывает. Даже русалки с хвостами.

Вдруг что-то грохнулось, и все, даже дружинники, вздрогнули.

– Я в порядке! – пискнула Полепа.

И, шипя от боли, она поднялась с земли. Потирая одной рукой бок, другой Полепа прижимала к себе Пчёлку. Кошка вырывалась, царапалась, но девушка её уже не отпускала.

– Достала, – жалобно вздохнула она. – Я достала Пчёлку…

– Отлично. Теперь нужно найти Пушка, – кивнул Матеуш. – Без него мы никуда не отправимся.

Вздохнув, Велга направилась к реке.

– Поищу кота, – бросила она через плечо.

Стоило немного отдалиться от остальных, как с двух сторон от Велги вдруг оказались чародеи.

– Милая, – произнесли они одновременно и взяли её под руки. – Какого лешего здесь делают Охотники?

– Я не знаю, – прошипела в ответ Велга. – Для меня это так же неожиданно. Матеуш ничего о них не говорил.

– Они же не тронут нас?

– Не знаю. Но князь вас в обиду не даст. Я сама слышала, как он обсуждал это с другими. Что королеве известно, благодаря чему Матеуш… поддерживает здоровье.

Мельця нахмурилась:

– Ох, не нравится мне это. Змай, милый, не уверена, что это стоит даже трёх сундуков с золотом. Всё золото с собой не унесёшь, а в могилу тем более.

– На костёр, дорогая, – поправил Змай. – На костёр. Это что… кот?

Все трое пригляделись.

От реки, грозно топая, шёл взъерошенный Пушок. В зубах он держал ещё трепыхавшуюся рыбёшку.

– Пушок, – одновременно вздохнули Матеуш и Полепа.

На руки кот так и не дался, пока не доел улов.

Лагерь быстро убрали. Костёр затушили.

Велга села в повозку, оглянулась на опустевший берег. Только помятая трава напоминала об их недавнем пребывании, но и её быстро поглотил белёсый туман.

Дорога полетела дальше.

– Как думаешь, я понравлюсь твоей сестре?

Вопрос застал Матеуша врасплох.

– С чего бы ты ей не понравилась? Ты красивая, знатная…

– Я Буривой.

Он ответил не сразу и долго поджимал губы, подыскивая ответ.

– Но ты станешь Белозерской.

Твердов

Королевский замок стоял высоко на холме, с величием старого главы семейства взирая на родных. Он был уродлив – куда уродливее, чем резные светлые усадьбы старгородской знати, – неказист и мрачен.

Велга старалась скрыть разочарование, но получалось у неё не очень. Она столько слышала про величественные каменные рдзенские города. Сколько раз ей приходилось слышать, как купцы с левого берега восхваляли Совин и Твердов, да и всю Лойтурию. В Старгороде из камня строили только храмы, но в Рдзении деревянные постройки стояли в основном в предместьях. Стоило въехать на улицы Старого города – и по двум сторонам от них выросли каменные дома. Но улицы оказались грязными, немощёными, слишком узкими, чтобы разъехаться двум повозкам.

– Как тебе Твердов? – спросил Матеуш.

Велга не могла догадаться, какого ответа он ждал: чтобы она похвалила или, напротив, выразила своё недовольство?

– Необычно, – проговорила она наконец. – Всё настолько… другое.

– Твердов – грязный городишко. Хоть и столица, но ему не сравниться с Совином до пожара.

– Ты застал Совин?! – Велга задала вопрос и тут же одёрнула себя, подсчитывая, сколько Матеушу лет.

– Нет, конечно, он сгорел ещё до моего рождения. Но я видел изображения в книгах.

Дорога резко пошла наверх по холму.

– Какой… необычный королевский замок. – Велга старалась сдержать презрение, но, видимо, оно сквозило в её голосе.

– Он много раз перестраивался, достраивался. Поэтому он такой… как я.

– Как ты?

– Неказистый.

– Не говори так о себе, – возмутилась Велга.

Она и сама так говорила о нём прежде. И её родители, и все знакомые, и все-все, кого она знала в Старгороде, считали Матеуша уродливым и нескладным с его горбом, длинными конечностями, разными глазами. Кметы и вовсе его боялись, считали то ли колдуном, то ли про́клятым. Но говорить так о нём было легко, пока они не узнали друг друга лучше.

Обоз приблизился к воротам. Велга слегка приподнялась, разглядывая висевшее над въездом всё то же знамя Твердова.

– Говоришь, это русалка? – переспросила она у Матеуша.

– В Рдзении их изображают так.

– Но ведь у русалок есть ноги, – прижимая к себе корзину с Пушком, нахмурилась Полепа.

Князь только развёл руками.

Они проехали под большой каменной аркой, и копыта лошадей звонко застучали по выложенной камнем мостовой. Замок вдруг точно капкан захватил их в свой плен. Они оказались на большом дворе, вокруг которого возвышались стены. Ворота медленно закрылись.

– Любопытно, увидим ли мы здесь таких чудны́х русалок, – улыбнулась Велга Матеушу.

– Главное, чтобы не в супе.

Велга хихикнула, как вдруг запнулась, завидев знакомый серый плащ.

– Князь. – Глава Охотников остановился возле повозки, поклонился.

За его спиной стояли ещё четверо Охотников.

– Что такое?

Велга заметила, как резко переменился в лице Матеуш. Мягкие, нежные черты обострились, и он вдруг удивительно напомнил ей Белого Ворона.

– Мне жаль, но я предупреждал тебя на этот счёт.

– О чём ты, Георгий?

– Чародеи. В Твердове, как и во всей Рдзении, запрещено колдовство. Ведьм у нас сжигают.

Матеуш опустил руку на перила повозки, присел ровнее:

– И я сказал, что знаю об этом не хуже Охотников. Я князь Старгорода…

– И мне будет очень жаль сообщить, князь, что двое в твоей свите – чародеи. Их положено заключить под стражу и казнить.

– Что?!.

Велга от неожиданности вскочила на ноги, отчего случайно пнула Мишку. Щенок подпрыгнул, тявкнул.

– Нет! – воскликнула Велга. – Вы не можете…

Георгий только повёл светлой бровью, сделал лёгкий поклон головой… и взмахнул рукой.

Велга не успела толком ничего понять. Охотники появлялись позади словно из ниоткуда. Мельця с визгом упала с лошади, что-то хрустнуло.

– Моя рука!

Змая следом сдёрнули с седла на землю. Охотники окружили их сразу со всех сторон.

– Матеуш! – Велга кинулась к князю. – Сделай что-нибудь!

Но он не пошевелился. Поражённый, он не проронил ни слова.

– Матеуш! Ты дал им обещание!

Князь даже не взглянул на Велгу. А Мельця и Змай вдруг закричали пронзительно, без остановки. У них на руках и шее сомкнули кандалы.

– Жжётся! Оно жжётся!

Велга рванула из повозки, но её схватили и, как маленькую, запихнули обратно.

– Нет, господица, – сухо произнёс Хотьжер.

И она упала обратно на сиденье, закрыла руками глаза, но уши всё ещё разрывали чужие крики:

– Жжётся!

И Велга попыталась заткнуть уши. Не помогло. Слишком громко кричала Мельця:

– Князь! Князь, ты обещал! Велга! Помоги, пожалуйста, Велга!

Повозка тронулась дальше. Заскрипели плаксиво колёса.

– Благодарю тебя, князь, – послышался равнодушный голос главы Охотников. – Я передам королеве о вашей помощи в поимке чародеев.

Открыть глаза Велга так и не решилась. И слышно было только, как с другой стороны ворот затихли крики чародеев.

– Господица, – позвал её незнакомый голос. – Прошу, пройдём со мной. В замке ты под защитой королевской стражи.

– Но… – Матеуш звучал слабо и жалко. – Моя невеста…

– Королева ждёт тебя, князь. А твоей невесте пока следует отдохнуть.

Велга не запомнила дорогу до своих новых покоев. Сознание вернулось, только когда двери за ней закрылись.

Она оказалась пленницей в королевском замке. Велга чуяла это нутром, она уже слишком хорошо знала это ощущение: смерть шла за ней по пятам. Смерть искала Велгу Буривой. И звали ту смерть Венцеслава Белозерская.

Она была там – за запертой дверью.

И в покоях наверху, и снизу, и везде – весь замок желал Велге смерти. Весь замок, весь город, вся Рдзения принадлежала Венцеславе. Она заказала Буривоев Во́ронам не просто так. Она решила истребить весь их род. И вряд ли она остановится теперь, когда Велга согласилась стать женой её младшего брата. Далибору королева не пожалела.

От бессилия на глазах выступили слёзы. И Велга вдруг зарычала, схватила подушки с постели, швырнула в стену. На пол полетел стеклянный кувшин. А вода в нём – та, что растеклась теперь по каменному полу, – она отравленная?

Встревоженный Мишка забился в угол.

А Велга рухнула на пол, закрыла голову руками.

Она сама загнала себя в ловушку. Ей нужно было послушаться Матеуша и остаться на Трёх Холмах до самой свадьбы. Вернуться в Старгород уже княгиней, в окружении дружины и ждать новостей от Белого Ворона. Она всего лишь глупая девчонка и не сможет ничего сделать королеве.

В глазах помутнело. Велга сжалась в комочек. Все слёзы она уже выплакала, но тело трясло, знобило. Вместо боли и горечи остались только отчаяние и ярость. Они оглушали, душили.

Она просидела так немыслимо долго, пытаясь успокоиться, пока в спальне не сгустились сумерки.

– Велга…

От неожиданности она завизжала, вскочила на ноги. Мишка затявкал.

В углу на полу сидел Грач.

– Как ты сюда попал?!

Он криво улыбнулся:

– Я Ворон. Неужели ты думала, что не найду тебя где угодно?

Грач развёл руки. Он не пытался напасть и не пытался приблизиться. Когда и как он попал в её покои?

– Я позову стражу…

– Вряд ли стража королевы пожелает тебя защитить. Но я, в отличие от них, не желаю тебе зла. Выслушай меня.

Велга замешкалась, хотя внутренний голос кричал ей об опасности, умолял бежать. Но тогда, во дворце родителей, Грач не пытался убить Велгу. Он пощадил нянюшку. Всех её родных убил Белый Ворон. Грач утверждал, что пытался, наоборот, спасти, помочь сбежать.

И она заставила себя задержаться, прижалась спиной к дверному косяку, чувствуя, как кожа покрылась холодным по́том, как прилипла к телу нижняя рубаха, а сердце забилось в клетке рёбер. Мишка прижался к ногам хозяйки.

Грач склонил голову набок, разглядывая её с любопытством.

– Что тебе нужно? – Велга старалась говорить твёрдо, но сама слышала, как голос её дрожал. – Говори.

Он облизнул губы, и в этом жесте ощущалось такое неприкрытое волнение, что Велга невольно подалась вперёд, точно опасаясь не услышать его ответ.

– Помоги мне убить Белого Ворона.

Глава 2

Пойду во чистое поле,

во зелёное поморье,

погляжу на восточную сторону.

Заговор от поруба

Рдзения, Твердов

Белый Ворон не был охотником на чудищ. Для этого в Рдзении существовал Твердовский орден. Войчеха воспитали наёмным убийцей. Может, поэтому с духами Нави он обычно ладил.

И всё же он плохо отличал одну тварь Нави от другой.

– Что это за хрень? – Белый пнул голову существа, поворачивая к себе лицом.

Язык твари был длинный, синий, опухший. Зубы острые, как колья.

– Река недалеко, так что оно, скорее всего, вылезло оттуда, – пожал плечами Вадзим. – Водяной? Утопец? Богинка?

– Кто? – Белый присел над тварью, чтобы получше разглядеть редкие, длинные волосы и бесцветные рыбьи глаза.

– Существа такие. Как русалки почти, но страшнее и злее, – пояснил Вадзим.

– И в чём разница?

– В том, что русалки вечно нетрезвых, озабоченных дураков в омут утаскивают, а трахнуть богинку не захочет даже самый пропитой пропойца.

Солнце припекало макушку. От жары смрад, поднимавшийся и от воды, и от туши, стал особенно тошнотворным. Белый ко многому привык, – в конце концов, его воспитала матушка, а готовила она ужасно, но это было уже слишком.

Тварь, лежавшая у входа в замковое подземелье, выглядела так, словно умерла ещё года три назад, после чего ползала по речному дну, собирая тину и обдирая пузо и рожу о каменистое дно. Воняла она преотвратно. То ли оттого, что начала разлагаться, то ли потому, что и при жизни от неё смердело.

– Никогда не видел ничего подобного на Трёх Холмах, а вырос-то я рядом с рекой. Может, у нас и нет таких тварей?

– Если ты чего-то не знаешь, Белый, – хмыкнул Вадзим, – не значит, что этого не существует. А не знаешь ты ни хрена…

– Можно подумать, ты шибко учёный, – прищурился Белый, и голос его стал ниже, тише.

– Вообще-то да. Я человек образованный, много всего знаю. Думаешь, дурак песню напишет? Я в детстве в монастыре, между прочим, учился разным наукам. Про звёзды и историю знаю, про государства и их правителей, про всяких пророков и про чудищ тоже, кстати.

В зубы хотелось ему дать. Много бы песен он спел без зубов?

– Что же ты, такой учёный, работаешь на Воронов?

– Деньги хорошие, – равнодушно ответил Вадзим. – Это у тебя выбора нет. У меня он есть. Я выбираю деньги.

Белый сжал челюсти так, что зубы заскрипели. У него не было выбора. Никогда. Он младенцем попал к матушке, никогда не знал своей настоящей матери. Да и какой смысл знать бестолковую гулящую девку, которая принесла в подоле байстрюка и без лишних угрызений совести избавилась от него?

Кем надо быть, чтобы отдать своего ребёнка безумной ведьме? Пресветлые Братья любили разглагольствовать о родительской любви, женской добродетели, материнской жертвенности и прочей бессмысленной ерунде. Ничего из этого Войчех никогда не знал: ни ласки, ни любви, ни уж тем более преданности. Его предали. Продали. И рады были избавиться от лойтурского ублюдка.

Он откинул длинные белые волосы за плечи. Наверное, его мать была какой-нибудь рдзенской кметкой, раздвинувшей ноги перед лойтурцем. Любопытно, родись Белый темноволосым, не таким иным, не таким… чужим… оставила бы его мать-кукушка или всё равно поспешила бы избавиться?

Вадзим подошёл ближе, наклонился над чудищем:

– Не так уж важно знать, что это за тварь. Вопрос в другом: откуда она в Твердове, если это столица ордена Охотников. Разве не должны они были в первую очередь извести всю нечисть в округе?

– Хм…

– Я и раньше слышал сказки о твердовских чудищах, но как-то не придавал этому значения. Да и бываю я здесь редко. Далеко. Опасно. Но я всегда считал, что в стенах города нет духов Нави.

– Так и стены в городе как таковой нет. Только замковая.

Даже теперь, посреди дня, когда столица шумела на разные голоса, с севера громче всего доносился звонкий гул. Там возводили стену. Не такую высокую и мощную, как когда-то стояла в Совине. Не такую протяжённую, потому что Твердов был вдвое меньше прежней столицы, но всё же она должна была защитить город от чародеев и созданий Нави.

– Совинский пожар был когда? – скребя бородатый подбородок, задумался Вадзим.

– Двадцать пять лет назад.

– Точно?

– Точно. – Не моргая Белый разглядывал каменную громадину стены на севере. – Я родился сразу после пожара.

– Откуда ты можешь знать? Тебя же подбросили.

– Не подбросили. Матушка меня забрала у женщины, которая меня родила. Это случилось, когда начался Дикий гон. Сразу после Совинского пожара. Матушка говорила, духи в ту ночь обезумели от ненависти к людям.

– Да ты шутишь? – хохотнул Вадзим. – Правда? Хочешь сказать, в ночь, когда ты родился, в Рдзении это всё и началось?

– Что смешного?

– Ничего смешного, – сверкая тёмными глазами, улыбнулся Вадзим. – Совсем наоборот. Я даже не удивлён, что такая злобная тварь, как ты, родилась именно в ту ночь. Вот и не верь после этого Пресветлым Братьям с их проповедями. Верно, правду говорят, что зло оно не просто слово, оно повсюду. Когда ты родился, было столько зла и ненависти, что ты, видать, им пропитался насквозь.

– Хм…

– Неудивительно, что в тебе ничего хорошего не осталось.

– Хм-м…

– Такого, как ты, Белый, только прирезать, как бешеную псину. Уже ничего тебя не спасёт.

– Я тебе челюсть сломаю.

Белый выпрямился, столкнул существо в ров, и уродливое тело подхватили неспешные мутные воды, протекающие из замкового подземелья к реке.

Тяжело было не понять намёк. И Вадзим его понял. Молча он проследил за мертвецом. И вернулся к разговору о столице:

– Твердов древний, он строился изначально как крепость на границе с Лойтурией. – Гусляр присел, свесив ноги надо рвом. – Несколько раз горел, несколько раз перестраивался. Говорят, подземелья тянутся под всем городом. Ну, чтобы из замка отступить можно было. Там и склепы, и убежища, и пути отхода, в том числе к реке. Целый город под городом. Впрочем, про Совин так же говорили.

– И что оказалось?

– Оказалось, под Совином в подземельях скрывались духи Нави. Они-то и устроили настоящую резню во время Совинского пожара. Там же не только чародеи были. Ещё и жыж.

– Кто?

Вадзим не сдержался и закатил глаза:

– Вот ты даёшь. Ничего не знаешь. Дух такой огненный.

– Мне не платят за то, чтобы я разбирался в навьих тварях. Мне платят, чтобы я людям глотки резал.

– Ну всё равно, – развёл руками гусляр. – Всё-таки полезно знать, кто и где живёт, чем опасен. Вдруг пригодится. Вот, может, если бы ты больше знал, не связался бы со Щуром.

– Это да…

– Жалеешь?

– Думаю, что он теперь не моя беда.

– Зато от Велги Щур вряд ли просто так отстанет.

– Значит, пусть не лезет купаться в речках.

Стараясь не смотреть на Вадзима, Белый прошёлся по краю рва, присмотрелся к покосившейся, проржавевшей решётке, которая закрывала вход в подземелья. Кто-то сломал её. Вопрос, как давно.

– Делаешь вид, что тебе всё равно?

– А мне не должно быть всё равно? – вскинул бровь Белый. – Хотя да. Если девчонка погибнет, некому будет заплатить за договоры. А деньги нам по-прежнему нужны. – Он осклабился так гадко, что даже самому стало противно. Белый знал, что голос его зазвучал ядовито-приторно. – А то как же ты вернёшься к своей Милке без долга?

Он ждал или похабной шутки в ответ, или оскорбления, или отговорок, но Вадзим будто вовсе не обратил внимания на его слова. Он нашёл лучший способ раздражать Белого:

– Я же видел, как ты на неё смотрел. Как на солнце.

– Щурился, что ли? Потому что смотреть на солнце больно. Ну, в принципе, да, Буривой ещё та дрянь, глядеть на неё неприятно.

– Что, даже имя её забыл?

– А?

Морда у Вадзима была круглая, наглая, на редкость противная. И улыбка такая же. Всё же стоило выбить ему зубы.

– Не акай мне, Белый, ты как маленький, честное слово, – осклабился Вадзим. – Что, мальчик испугался своих чувств к девочке? Ну ты дёрни её за косичку, а то она не поймёт, что понравилась тебе.

Белый почувствовал, как дёрнулся глаз.

– Иди на хер, Вадзим. Вот прямо сейчас встань и пойди на хер. А я пойду работать. Можешь дальше сколько хочешь языком трепать.

– А чё ты меня на хер посылаешь? Я тебя тоже пошлю тогда.

– Ну пошли.

Вадзим вздохнул устало, провёл ладонью по вспотевшему лицу. Солнце стояло высоко, жгло жарко.

– Можешь отнекиваться сколько хочешь. Я видел, как ты смотрел на неё.

– Как и на любую красивую девку.

– Не, не как на любую…

Спорить с ним было совершенно бесполезно, впрочем, как и обсуждать что-либо вообще, поэтому Белый подошёл ближе к решётке.

– В общем, будем надеяться, ты не ошибся и я пройду тут через подземелья в сам замок, – произнёс он не оборачиваясь. – Если не пройду и просто замараю сапоги в дерьмище, найду тебя и тогда точно выбью все зубы… или пальцы сломаю. Что тебе будет обиднее? Хм… Зубы-то обратно не отрастут.

Белый наконец обернулся на Вадзима, улыбнулся с предвкушением. Но шутка гусляра не развеселила, он смотрел равнодушно, даже с какой-то скукой, отчего улыбка быстро стёрлась с лица Белого. Он внимательнее оглядел сломанную решётку. Места как раз хватало, чтобы пролезть взрослому мужчине.

– Если это потайной вход в замок, то не слишком-то хорошо его припрятали в таком случае.

Вадзим пожал плечами:

– Да хер его знает. Может, недавно решётку сломали, вот и не успели заметить.

Высокая замковая стена с этой стороны казалась неприступной. Она возвышалась над городом и над холмом. И только одно место оказалось, на удивление, незащищённым: вход в подземелья, из которого текла подземная река.

– Лучше задайся другим вопросом. – Голос Вадзима снова стал высокомерным. Ему явно нравилось умничать. – С какой стороны была сломана решётка?

– Что?

– Присмотрись, с какой стороны её выломали: снаружи или изнутри. Может, это кто-то пытался не проникнуть внутрь, а, наоборот, выбраться?

Белый скользнул взглядом по ржавым креплениям:

– Иди ты…

– И правда. – Вадзим хлопнул себя по коленям и с кряхтеньем поднялся. – Пойду я. Чего я тут с тобой засиделся? Дел у меня много. В городе гости собираются на свадьбу, значит, с деньгами, а это значит, что у меня много работы. В общем, пошёл я.

– Топай! – огрызнулся Белый и, не оборачиваясь и стараясь не думать о твари, которую унесло течение, протиснулся в пространство между стеной и решёткой, едва не порвав стёганку.

Из подземелий дохнуло сыростью и прохладой. И первые шаги под каменным сводом принесли приятное облегчение. Жаркий солнечный день остался снаружи. Свет медленно затухал за спиной Белого, пока он ступал всё глубже по проходу.

– Эй, Белый! – Голос Вадзима эхом отскакивал от низких стен. Он пролетел мимо и понёсся дальше по бесконечному проходу куда-то в темноту, отражаясь в водах подземной реки.

Белый обернулся, с трудом разглядев в далёком узком круге света знакомый силуэт.

– Я чё подумал… Может, никто в подземелье не лезет, потому что твари прут из замка, а не в замок?

И пусть Белый отлично видел в темноте, он сощурился, пытаясь лучше разглядеть гусляра. Но тот, кажется, даже не стал ждать ответа и уже ушёл.

Подземелья низко протяжно застонали, зазывая вглубь.

– Твою мать, Вадзим… чтоб тебя водяной в жопу драл, тупой ты…

Нога соскользнула с края, и Белый зачерпнул сапогом воду.

– Курва!

Мало того что промочил ногу, так ещё и, скорее всего, испортил кожаную обувь. В холодном подземелье она не скоро высохнет и, наверное, испортится. Простудиться было не страшно, а вот и так не дешёвые сапоги жалко. В голове сразу сложился расчёт, сколько придётся потратить из будущей оплаты на сапожника, сколько – на жильё для матушки, а сколько…

Белый пошёл дальше. И чем сильнее сгущалась тьма вокруг, тем мрачнее становился его настрой.

Он ещё даже не заработал эти проклятые три тысячи златых, а в мыслях уже потратил половину. Надолго их не хватит. Придётся опять искать работу, заключать новые договоры.

Хотелось отдохнуть. Не видеть никого подольше. Забраться куда-нибудь в глушь или завалиться на постоялый двор и не вылезать из постели, а если и вылезать, то только чтобы наесться до отвала и напиться пива.

Что за жизнь у него была? Дрянная жизнь. Пока та же пустоголовая Велга Буривой со своим уродливым женишком, одетые в шелка и парчу, ехали в Твердов в повозках в окружении охраны, Белый Ворон пёрся по замковым подземельям, провонявшим тухлятиной и…

«Тухлятина».

Он резко замер на месте, и звук от его последнего шага эхом отлетел от каменного влажного пола, помчался вглубь, отскакивая от воды и сводов подземелий.

Откуда в безлюдных подземельях воняло тухлятиной?

Из городских слухов Вадзим успел разузнать, что Тихая стража, эта тайная королевская служба, обитала как раз в подземельях, пользовалась подземными проходами под всем Твердовом, чтобы незаметно перемещаться. Но вряд ли они бы выбрали такое сырое, холодное место рядом с рекой.

Но раз что-то гнило, значит, оно сдохло…

Белый слишком хорошо знал, как пахнет гниющая плоть. Узкие проходы то и дело разветвлялись, убегали в разные стороны, и воздух там был стоячий. Значит, вряд ли источник вони мог находиться рядом. Сквозняк шёл откуда-то издалека.

Стоило ли терять время? Мертвечина, она везде мертвечина. Главное, чтобы не шевелилась…

Но если это она и встретилась им с Вадзимом у входа в подземелье?

Белый остановился на перекрёстке, принюхиваясь, прислушиваясь. Вонь не уходила, слышно было только, как журчала подземная река у самых его ног.

Раз Тихая стража перемещалась под землёй, то вполне могла и работу приносить «на дом». Может, кого-то запытали до смерти или оставили пленника, а тот умер? Да мало ли что могло случиться. В конце концов, сюда могла забежать больная собака и просто умереть.

Не следовало тратить на это время. Нужно было как можно скорее проникнуть в замок. Остальное не имело значения.

Белый пошёл дальше.

И когда длинный, казалось бы, бесконечный проход повернул влево, а река, скованная каменным рвом, нырнула куда-то под низкую стену, в трубу, позади раздался шорох.

Кто-то шмыгнул за угол на другом берегу. Кто-то невысокий, невзрачный, со светящимися глазами.

Белый едва не ругнулся. Впрочем, можно было уже и не скрываться. Его заметили. А Вадзим угадал – здесь водилась нечистая сила. Значило ли это, что прохода в замок вообще не было? Вряд ли Тихая стража королевы допустила бы, чтобы навьи твари могли проникнуть в жилую часть из подземелий.

Тогда придётся возвращаться наружу, искать другой путь. Заплатить взятку нечем. Если убить стражу на входе, это привлечёт внимание. Наняться на службу? Не получится пронести с собой оружие. Вход через подземелья был лучшим выбором. Если он вообще существовал.

Нужно было идти дальше и…

Золотые глаза блеснули в темноте прохода.

Белый склонил голову набок. Тварь наблюдала. Ждала. Чтобы напасть? Духи Нави обычно не трогали его. Они или желали его внимания, или, наоборот, старались держаться подальше. Но этот…

Медленно, стараясь не шуметь, Белый сделал несколько шагов. Дух снова скрылся в арке с другой стороны реки. Там было совсем темно. Ни огонька, ни просвета. Узкий, длинный проход уходил куда-то по наклонной вниз. Верно, слухи не врали и подземелья и вправду были куда глубже и разветвлённее, чем казались на первый взгляд.

Может, они и не тянулись под всем Твердовом, но под самим замком явно было нечто куда большее, чем одни только темницы да склады.

В темноте, где скрылась тварь, что-то зашуршало. Показалось или вонь усилилась?

В конце концов, вряд ли дух напал бы на слугу Морены. Белый перепрыгнул на другой край рва.

Каждый шаг, каждый звук звонко разносился по подземелью и эхом, искажаясь, пролетал над рекой.

Белый прищурился, заходя в новый проход. Зрение позволяло различать стены и пол, но хорошо разглядеть что-то не получалось. Пол и впрямь там шёл под креном, ноги заскользили, и пришлось перенести вес на пятки, чтобы замедлиться и не покатиться вниз.

Твари нигде не было заметно. Но следов её и, видимо, её соплеменников накопилось столько, что Белый мог увидеть их даже в темноте. Кости. На полу валялись кости и животных, и людей. Твари тащили к себе всё, что могли найти. Вопрос только, откуда? Вадзим оказался прав. Эти существа обитали под городом. Но почему Охотники, уничтожавшие духов Нави по всей Рдзении, до сих пор не уничтожили их прямо здесь, в столице?

Под ногами хрустели кости и камни. Как бы Белый ни старался, идти тише не получалось. И если бы тварь хотела напасть, то уже давно могла бы это сделать.

Стало слышно, как закапала вода. Повеяло сыростью. От стен исходил холод.

Проход, спускавшийся всё ниже и ниже, упёрся в стену. Сверху, под самым потолком, зияла чёрная дыра, из которой выпирала труба. Видимо, дух уполз через неё.

А на полу, прислонившись спиной к стене, сидел мертвец. Его обглодать до костей ещё не успели. Может, Белый помешал обеду?

Он пнул тело мыском сапога, перевернул распухающую тушу. Оно и вправду уже мало походило на человека. Туша, не иначе.

Чёрные длинные волосы, стёганка. Неплохая такая стёганка, Белый бы и себе такую купил, было бы на что. А вот меч поганый. Впрочем, не помог бы ему и хороший меч. На мужчине виднелось столько следов укусов, что ясно представилось, как чудища облепили неудачливого путника со всех сторон, как драли когтями кожу, как впивались в плоть. Незавидная у него была смерть. Не то чтобы Белый видел много завидных смертей. Он видел и саму смерть. Госпожа была так же прекрасна, как и уродлива. И встречаться с ней снова совершенно не хотелось.

Белый наклонился ниже, пригляделся к следам зубов. А крови совсем не было. Твари погрызли человека основательно, местами до костей. Руки вовсе не осталось. Но вот крови… крови почти не заметно. Значит, он умер давно и пролежал какое-то время на холоде, прежде чем его нашли и обглодали.

Получается, Тихая стража всё же сюда заходила и даже вела здесь свои дела. Так близко к выходу в город? Неужели своих темниц не хватало? Уж у людей королевы должны были найтись и деньги, и влияние…

– Какого хрена? – Белый прищурился, разглядел на полу нечёткий знак.

Рядом валялся огарок свечи, прогоревший почти до конца. Воск залил неразборчивый рисунок на полу.

– А вот и кровь, – вздохнул Белый.

Кто бы ни был этот человек, он проводил обряд. И обряд этот был неплохо Белому знаком. И нужные слова он знал.

Его блеклые глаза сощурились, пытаясь разглядеть в кромешной тьме надпись. Стоило убедиться, что он ничего не придумал, что это и вправду оказалось оно.

Нож было жалко. Белый достал монету из поясной сумки, поскрёб ребром, расчищая воск.

– Плоть – земле… твою мать…

Он надеялся, до последнего надеялся, что всё окажется не так плохо. Хотя уже стало ясно, что осталось под лужей застывшего воска, всё давно стало ясно, но он продолжал чистить, чтобы развеять все сомнения, чтобы потянуть время и точно увидеть:

– Душу – зиме.

Кто-то провёл обряд в подземельях Твердова. Кто-то хотел заключить договор. И этот кто-то погиб прямо здесь, на месте. Не от духов Нави. Нет. Его убило нечто иное.

Белый оглядел вещи, лежавшие в мешке, нашёл целую свечу, зажёг. Наконец, он смог лучше осмотреть тело.

Смердящее, пожёванное, разодранное. Не то чтобы трупы могли показаться привлекательными. Белому хватало подростковых воспоминаний о прогулках по кладбищу, когда матушка решила ещё ближе познакомить своих воронят со смертью.

В целом все Вороны привыкли к мертвецам. Что к ходячим, что к неходячим. Но всё же приятного в прикосновении к ним было мало.

Запястья мужчины оказались обглоданы до самых костей. Ладони едва крепились к рукам и, стоило их потянуть, наверное, отвалились бы. Не разобрать, свою ли кровь пролил незнакомец для обряда. Но рядом больше никого не нашлось. Даже тушки ворона, которого обычно и нужно было использовать. Впрочем, его навьи твари могли сожрать целиком.

Окровавленный нож откатился к стене, то ли выпав из рук во время борьбы, то ли отброшенный уже позже, когда твари облепили мертвеца.

С шеей было немногим лучше. У мужчины оказались длинные чёрные волосы, смуглая кожа… нос откушен.

– Твою мать…

Белый приподнялся, заглянул в перекошенное искусанное лицо, изуродованное до неузнаваемости. Он потянулся к вороту, развязал завязки стёганки. И нашарил на груди толстую золотую цепочку, потянул.

– Твою мать…

В его ладонь лёг череп ворона с вырезанным знаком на лбу. Такой же, какой был у самого Белого и у всех остальных в братстве.

– Твою мать! – повторил Белый с прорвавшимся отчаянием. – Грач, какого хрена?

Грач не ответил.

Он отдал душу зиме.

Череп ворона упал на пол, и Белый с яростью раздавил его ногой.

* * *

Старгородцев нелегко было впечатлить диковинными яствами, редкими драгоценностями, заморскими животными. Всё это рано или поздно попадало в Торговые ряды на берегу Калины. А самое лучшее, самое дорогое оказывалось у единственной дочери Кажимежа Буривоя.

И всего этого в королевском замке не было.

Казна Рдзении, кажется, правда оказалась пуста.

Серые полупустые покои, поношенные наряды королевской свиты, пресные угощения. Велга только теперь узнала, что из Старгорода по приказу Матеуша направлялись десятки судов, нагруженных вином, угощениями и всем, что могло понадобиться на свадебном пиру.

Королева отчаянно нуждалась в золоте. И золото это приходило из Старгорода, из Златоборска и со Скренора, с Благословенных островов – отовсюду, куда рдзенские купцы теперь не могли попасть.

Откуда шёл тогда основной доход? Велга с праздным любопытством рассматривала поеденные молью гобелены и выцветшие ковры, а сама считала чужие деньги.

Сложив руки за спиной, совсем как её отец во время раздумий, она прогуливалась по полупустым залам, где она и другие гости собрались в ожидании королевы. И пока остальные шептались, украдкой разглядывая молодую невесту князя, Велга старалась не обращать на них внимания и прикидывала в уме, сколько и откуда поступало золота в рдзенскую казну. И сколько собиралась получить Венцеслава в случае выигрыша в торговой войне.

Отец утверждал, что Старгород в этой войне выиграть сможет, только если заключит договор с Ратиславией. Об этом говорил не только Кажимеж Буривой. Все его влиятельные друзья – а Кажимеж невлиятельных друзей не заводил – обсуждали то же самое: Старгороду нужна Ратиславия. Ратиславии нужен Старгород. Рдзения только высасывает монеты из сундуков купцов и ничего не даёт взамен.

Но куда уходили все эти монеты? На что?

Непохоже, чтобы королева тратила много на обустройство замка, наряды или строительство. Впрочем, стена…

Велга остановилась у окна, выходящего на северо-запад, где возводили городскую стену. Матеуш рассказывал, что похожая стена когда-то стояла в Совине и защищала от духов Нави.

Сколько могло стоить строительство этой стены? Велга разбиралась в ценах на ткани, украшения, металлы, масла, напитки, фрукты и овощи, но ничего не знала о строительстве.

В Старгороде стук молотков да скрежет пил звучали наравне с призывными возгласами торговцев. Старгород постоянно строился. Купцы возводили каменные храмы, чтобы задобрить городские власти, показать своё влияние и, самое главное, иметь надёжный склад для товаров. Дворяне соревновались в красоте своих дворцов. Ремесленники то и дело строили новые лавки и мастерские. А по приказу князя то на одной улице, то на другой меняли мостовые, которые от постоянного потока людей, лошадей и повозок быстро приходили в негодность. Велга не помнила года, когда на улице возле её дома не меняли мостовую. Старгородцы любили шутить, что князь Белозерский меняет мостовую после каждого дождя, чтобы не ходить по мокрому.

Но в Старгороде золота было более чем достаточно.

И королева желала перенаправить его в Твердов.

Старгородским купцам это вряд ли бы понравилось.

От расчётов её отвлёк низкий голос:

– Господица Велга.

Она отвернулась от окна, с удивлением окинула взглядом незнакомого приземистого мужчину в богатом кафтане. В отличие от мужчин в Твердове, этот был бородат.

– Да озарит Создатель твой путь, – произнесла Велга нерешительно, всё ещё не понимая, чего ожидать от незнакомца.

Мужчина улыбнулся ей неожиданно мягко, как родному человеку.

– Да не опалит он тебя, девочка, – откликнулся он. – Не узнаёшь?

Она помотала головой.

– Я Ростих Мороз, друг твоего отца. Был на твоей свадьбе… ну с этим, – он словно в смущении отвёл глаза в сторону, – скренорцем, который потом всё учинил.

– Здравствуй, Ростих, – улыбнулась Велга как можно приветливее, хотя так и не узнала его. – Рада видеть.

– И я тебя, девочка, и я рад. – Он шагнул навстречу, взял её за руки, и Велга не посмела вырвать свои крохотные ладони, когда они утонули в его рукопожатии. – Мы все в Старгороде так переживали, когда узнали, что случилось с твоей семьёй. И как же мы обрадовались, когда появились вести о твоём спасении.

Велга вежливо кивала, мечтая скорее сбежать.

– Благодарю.

– Мы, – голос Ростиха вдруг перешёл на шёпот, – это члены вече. Сама понимаешь, эти новые выскочки у княжеской кормушки не такие, как мы, коренные старгородцы.

Велга не переставала кивать. Что хотел от неё этот человек? В груди стало тяжело. Удерживать улыбку становилось всё труднее.

– Откуда вы знаете, кто учинил беспорядок?

– Те, кому надо, всегда узнают правду, – подмигнул ей Мороз.

– Какими судьбами так далеко от Старгорода? – спросила Велга, надеясь, что это отвлечёт Ростиха от неприятного разговора.

– Да я тут по поводу торговой войны с Ратиславией. Наши ладьи опять потопили пару седмиц назад. Мы теряем товары и деньги, пока королева бодается с Вячеславом Окаянным.

– Да, понимаю. – На самом деле Велга понимала всё меньше.

– Вот бы ты, девочка моя, поговорила с королевой. – Ростих с силой затряс её рукой. – Попросила бы её поскорее заключить мир с ратиславским князем. А то скоро уже осень, на море начнутся бури, и что же, наши товары так и останутся на всю зиму на складах?

– Я?..

– Представь только, сколько товаров попортится за зиму! Их нужно везти сейчас, пока ещё тепло. Мы теряем время, деньги… А Лойтурия приглашает Скренор в торговый союз с Вердией. Ты видела, сколько здесь лойтурцев?

Велга невольно обвела взглядом гостей, ожидавших королеву, и вправду заметила немало лойтурцев.

Ростих зашипел, как гадюка:

– Двадцать лет этих белобрысых тварей не пускали в Твердов. А сейчас все двери для них открыты. Они хотят втянуть Рдзению в новый торговый союз, а путь через Старгород оборвать, я точно тебе говорю. Тогда вся торговля пойдёт через Тасму в Уршпрунг. Лойтурцам-то это, конечно, выгодно, а нам? Мы потеряем всё! Если Скренор и Рдзения вступят в союз с Лойтурией…

Вдруг откуда-то из соседнего зала, где висели старинные гобелены со сценами охоты на леших и полуночниц, раздался взволнованный ропот.

Велга и Ростих одновременно обернулись. Королевские гости засеменили в соседнюю залу.

– Что там такое? – вытягивая шею, спросила у Ростиха Велга. – Королева?

– Принц, – послышалось со стороны.

Принц. Единственный выживший ребёнок королевы Венцеславы. Велга попыталась припомнить, как его звали, но, хотя её заставляли учить имена всех важных и влиятельных лиц государства, про принца было известно меньше всего. Он всегда оставался где-то в тени престола и собственной матери.

– Говорят, принц Рогволод совсем не похож на мать, – проговорил себе под нос Ростих так тихо, чтобы услышала только Велга.

– Пошёл в отца?

– Отец его, король Карл, был таким же светловолосым и светлоглазым, как и его супруга, – не сдержав лукавой улыбки, сказал Ростих.

Велга слегка нахмурилась, пытаясь понять, о чём говорил боярин.

– Тогда в кого?..

– В кого-то, – перебил её Ростих, вдруг снова подмигнув. – В кого-то…

Он поманил Велгу пальцем, зазывая приблизиться. От него пахло чесноком и салом, совсем не по-боярски.

– Говорят, королева с юности, ещё до брака с Карлом, очень сблизилась с главой Тихой стражи, Гжегожем Безродным. Он её и посадил на престол, уговорил Карла жениться.

От его слов Велга едва слышно ахнула:

– Не может быть!

– Может не может, а принц Рогволод – вылитый Гжегож в молодости. Так, по крайней мере, говорят. А ещё говорят, родился Рогволод на несколько месяцев позже положенного срока, когда отец его, король Карл, уже почти год как лежал в земле.

Ответить ничего Велга не успела, да она и осмыслить это до конца не смогла. Толпа, собравшаяся в зале, расступилась, и на пороге показался юноша лет шестнадцати. Он действительно был смуглый, темноволосый, темноглазый, крепко сложённый, невысокий. Принц ничем не походил на своего дядю Матеуша.

Велга вместе со всеми остальными склонилась в поклоне, пока принц прошёл вперёд, к трону, и остановился там подле советников.

Взгляд Велги неожиданно уловил совсем незначительные детали: трещины на полу, свежие стежки на собственных ботинках, пятно на ярком подоле багрового платья. И пока глаза цеплялись за мелочи, в голове мельтешили беспокойные мысли. Зачем Ростих рассказал всё это Велге? Чего он добивался? Хотел настроить её против королевы? Пытался узнать, насколько она верна Белозерским? Или, напротив, желал показать свою верность Старгороду, Буривоям?

Велга не помнила, был ли приглашён Ростих Мороз на её свадьбу, и даже не представляла, кого теперь можно было спросить. Если только написать другу отца, Гюргию Большая Репа… он точно знал о намерениях отца женить Кастуся на ратиславской княжне. Значит, раз ему доверял отец, Велга тоже могла…

«Но что, если Гюргий и выдал отца королеве?»

Праздная болтовня среди гостей затихла. Все выстроились вдоль стен, ожидая королеву.

И наконец она показалась. Серебряный венец на серебряных волосах, пурпурный наряд и взгляд – такой сияющий, такой обволакивающий.

Она появилась в дверях, и все застыли. И в груди Велги всё заледенело тоже.

Убийца её родителей. Убийца всех, кого любила Велга. И её – самой Велги – тоже несостоявшаяся убийца. Она была здесь. Рядом. Она была жива. Велга могла прямо сейчас наброситься на неё с ножом. Она могла прямо сейчас оборвать её жизнь.

Но ноги затряслись. И в груди всё сжалось. И руки свело. Она вдруг отчётливо услышала, как оглушительно громко застучало собственное сердце. И к горлу подкатил ком. Скрутило живот. Её едва не вырвало. Велга ахнула, склонила спину в поклоне, вцепилась пальцами в подол.

Королева Венцеслава. Убийца.

Королева Венцеслава.

Королева…

Мысли бились в голове. И пол перед глазами расплывался.

А королева проплыла мимо, оставив после себя лёгкий шлейф лилий.

И Велга покачнулась. Колени подогнулись. Её подхватили под руки, прислонили к холодной стене.

– Держись, девочка, – послышался рядом голос.

– Это она… она…

– Знаю.

Резко, точно по щелчку, вернулось сознание. Велга выпрямилась, уставилась во все глаза на Ростиха Мороза.

– Откуда?

– Твой отец предупреждал, что так может случиться и кого следует винить, – прошептал мужчина ей на ухо. – Не выдавай себя. Королева не тронет жену собственного брата…

– Она убила Далибору…

– Она ли?

– Что?

Велга вцепилась в рукав Ростиха, когда её вдруг окликнули.

В стороне стоял князь Белозерский, он ожидал свою невесту, протянув тонкую руку. И Велга, пошатываясь и оглядываясь на Ростиха, точно во сне подошла к жениху.

– Королева нас ждёт, – произнёс он, заглядывая ей в глаза, но Велга будто бы не поняла значения его слов.

Если не королева заказала убийство тётки Далиборы, то кто?

Кому была выгодна её смерть? Кому вообще могла помешать жена князя Белозерского? Она давно отдалилась от семьи Буривой, не поддерживала связи. Во всём и всегда она выступала на стороне своей новой семьи.

Она не любила Матеуша, даже ненавидела, пожалуй. Она не давала ему ни любви, ни ласки, ни детей…

Холодные пальцы Матеуша вдруг точно ударили её молнией.

Велга слегка вздрогнула, посмотрела на жениха, в его разноцветные глаза. Он был немногим старше, но куда умнее, опытнее, хитрее. Он мудро управлял княжеством. Сумел удержать в кулаке все знатные старгородские роды. Отец не доверял ему. Он ненавидел его. Презирал. И, наверное, боялся.

Всё потому, что Матеуш обладал властью и умел за неё бороться. Потому что он старался укрепить свой род, своё могущество. И потому, что он собирался закрепить право Белозерских на старгородский престол…

Через детей в том числе. Через детей от женщины из рода Буривой. Но Далибора их ему так и не подарила.

Матеуш же сам говорил об этом, сам сожалел, что не Велгу изначально сосватали ему.

И теперь, когда жена его умерла, он, не дожидаясь окончания траура, собирался жениться на ещё одной девушке из рода Буривой.

На Велге.

Ей не хотелось в это верить. Она просто не могла в это поверить.

И всё же прикосновения князя вдруг обожгли льдом.

Она невольно сделала шаг в сторону. Матеуш не отпустил её руки. Они так и остановились перед королевой, держась за вытянутые руки, едва цепляясь пальцами друг за друга: одна – отчаянно желая вырваться, другой – упрямо её не отпуская.

И наконец Велга подняла взгляд на королеву. На ту, что убила её родителей. Звучали речи, раздавались аплодисменты. Королевский замок наполнился радостными звуками праздника, но Велга ощущала себя глухой. Она держала за руку того, кто, возможно, убил её тётку. Стоя перед той, кто желал убить её саму.

И там, в первых рядах, среди гостей в пёстрых нарядах показался высокий скренорец в дорожной одежде. Велга слишком хорошо помнила его лицо. Забыть его она бы уже никогда не смогла.

Лендрман Инглайв. Её первый жених. Её второй заказ Белому Ворону.

Человек, который должен был скоро умереть.

* * *

Лестница из подземелий долго вела Белого наверх и в итоге упёрлась в тяжёлую железную дверь. Та была заперта, но замок оказался не слишком сложным, и получилось быстро его взломать.

А с другой стороны уже слышались приглушённые голоса. Белый натянул худ на голову, прислушался. Кто-то приказывал отнести лук на кухню и натаскать воды.

Кажется, рядом находилась замковая кухня.

А от неё должно быть недалеко до улицы.

Белый осторожно приоткрыл дверь, выглянул. Никого. Он больше не останавливался, пошёл быстро, петляя по длинным проходам и стараясь запомнить повороты. Уходить, скорее всего, придётся тем же путём.

Запахи с кухни вели не хуже любой карты. Где кухня – там люди, а самое главное – служебные выходы куда-нибудь во двор.

Так и получилось. Слуги, занятые работой, не обращали на него внимания. Подслушав случайные разговоры, Белый понял, что все готовились к торжеству.

Приехал князь Белозерский с невестой, и королева устроила праздник.

Во дворе замка, который, словно колодец, был окружён со всех сторон стенами, повесили флажки и живые цветы. Недалеко от крыльца возвели небольшие подмостки.

А на них, свесив ноги, сидел Вадзим.

Белый застыл, завидев гусляра.

– А ты как здесь оказался?

От Белого смердело подвалами, он успел замёрзнуть, промочить ноги и найти труп брата. А Вадзим, значит, всё это время отдыхал, да ещё и проник в замок, несмотря на стражу.

Вадзим поднял голову. В чёрных глазах сверкнуло веселье.

– Вот ты где! – радостно воскликнул Вадзим, и Белый от неожиданности едва не ударил его в челюсть.

Гусляр отпрянул, вскинул руки и мгновенно переменился в лице.

– Выглядишь погано. То есть ты, конечно, всегда так выглядишь, но сегодня особенно. Что, взмёрз в подземельях?

– Ты как здесь оказался? – огрызнулся Белый.

– Нанялся играть на княжеской свадьбе. Не прямо во дворце, туда меня не пустят, но во дворе. Празднования должны пройти по всему городу, чтобы народ развлечь. Белозерский щедро платит…

– Да к лешему его, – процедил Белый, схватил Вадзима за плечо, подтолкнул вперёд, и тот послушно пошёл, хотя и был на голову выше. – Поговорить надо.

Они направились в сторону от толпы, наугад, куда-то к длинным путаным лабиринтам замковых кухонь, прачечных, складов и десятков других служебных помещений.

– Как подземелья? Встретил духов?

– Встретил. Ими там всё кишит. Не представляю, куда смотрят их грёбаные Охотники.

– М-да-а… любопытно, почему они не лезут в замок?.. – задумчиво произнёс Вадзим.

– Там решётка на входе, не откроют. Сам едва замок взломал…

– Взломал?

– Ага.

– Запер хоть?

– Чё? – Белый резко застыл на месте.

Они остановились посреди длинного, узкого прохода. Мимо пробегали взволнованные слуги, несли корзины, подносы, кувшины, миски, и нос улавливал десятки разных запахов. Пир готовился на славу.

Вадзим выгнул чёрную бровь.

– Белый… – с подозрением протянул он, – ты дверь запер?

От осознания собственной ошибки свело горло.

– Курва…

– Отлично, – вздохнул Вадзим. – Духов нам только не хватало.

– Пусть Охотники разбираются. Им за это платят… И вообще, мертвецы слишком тупые. Пока они сообразят, что дверь не заперта, кто-нибудь из замка сорок раз успеет заметить неладное.

– Это ты себя так успокаивать будешь, когда тебе утопец жопу откусит.

Белый глянул себе под ноги, пытаясь собраться с мыслями.

– Это не самое плохое. Пошли. – Он протащил Вадзима подальше, в тёмный безлюдный угол, куда свалили ящики.

Белый сел на один из ящиков, уткнулся локтями в колени и неожиданно для самого себя вцепился пальцами в волосы.

– Ух, всё настолько плохо?! – Вадзим остановился напротив, потоптался на месте, подошёл к ящикам, но садиться не стал, заглянул в щель. – О, там вино, кажись…

– Поговорить надо, – повторил Белый.

– Это я понял. – Вадзим достал нож, ловко поддел крышку ящика, и та с треском раскрылась.

С хлопком открылась первая бутылка. Потянуло вином. Вадзим прикрыл ящик, присел сверху и с явным наслаждением сделал глоток.

– О, хорошо-то как… Теперь рассказывай.

Белый глянул на бутылку, на Вадзима, снова на бутылку:

– Дай.

Он тоже отпил, и брови удивлённо поползли вверх. Редко ему приходилось пробовать что-то настолько хорошее.

– Не пожалел князь денег, – оценил он. – Любопытно, сколько такая стоит?

– Думаю, столько, сколько тебе хватило бы, чтоб месяц прожить, – крякнул Вадзим. – Не отвлекайся. Рассказывай, что стряслось.

– Ох, курва, – вздохнул Белый и снова отпил. – За Грача. – Он поднял перед собой бутылку, точно чокаясь с названым братом, и сделал ещё глоток.

– Что?

В ответ Белый только кивнул, выпил ещё.

– Да чего ты к бутылке присосался?! – Вадзим потянулся, рванул её из рук Белого. – Рассказывай уже. Какого хрена случилось?