Радужная пони для Сома

Читать онлайн Радужная пони для Сома бесплатно

Глава 1

Сейчас

В последнее время мне снятся на редкость радужные сны.

Странные и охеренные.

В них я перебираю в пальцах разноцветные легкие пряди волос, смотрю в яркие озорные глаза, целую нежные смеющиеся губы…

И кайфую так, как никогда в жизни.

Правда, дальше прикосновений и лайтовых поцелуев дело не идет, но это только потому, что и в реале не свезло.

А почему не свезло?

А потому что кое-кто дебил. Прям конкретный такой, клинический дебил, проебавший свое радужное счастье.

Я просыпаюсь утром, жестко выпадая в осадок от контраста бесконечного кайфа во сне и бесконечной задницы в реале.

Естественно, настроения мне это не прибавляет.

Пару минут лежу, тупо пялясь в потолок и заново привыкая ощущать себя дебилом.

Потом встаю, занимаюсь привычными делами, уже набившими оскомину, но без них вообще было бы херово.

А так…

Пробежка по территории с неугомонным псом, наследством от моей короткой счастливой жизни, мяч, легкая разминка, побить руками и ногами Германа, выместив на невозмутимой резиновой роже всю свою вселенскую злобу, потом в универ.

И там все по накатанной.

Ничего интересного.

Хотя, нет.

Интересно мое постоянное ожидание. Жадное сканирование пространства на предмет появления в зоне видимости радужной макушки одной нежной мелкой поняшки. Это не я ее так обозвал, кстати, это подружка Немого как-то обронила. Я сначала не понял, почему поняшка?

Из-за роста, что ли?

Но потом подумал, повспоминал и заметил закономерность.

Мелкая девка была похожа на одну из тех радужных пони, которых так любят таскать сопливые школьницы в младших классах.

Масть разноцветная, глаза эти огромные… Ну и размер тоже, да. Метр с кепкой, реально. Мне, с моими сто девяносто пятью сантиметрами, в пупок дышит… Макушка где-то в районе груди.

Так что да, четкое мышление у подружки Немого, сходу и в точку.

Радужная пони, Поняшка, Радужка…

Красивая и брыкливая.

Ходит, и все мимо.

И не смотрит.

А почему?

А потому что – читай выше… Дебил, да.

Осознание реального уровня своих умственных способностей вопринимается уже нормально. Ровно.

Нет, в самом начале я бесился, да. Никак не желал признавать очевидное. Злился на Радужку, считал ее дурой, во всем виноватой…

Но со временем, все переосмыслив…

Ладно, чего уж теперь…

Я захожу в аудиторию, привычно усмехаюсь девочкам, привычно даю пять Немому, с мрачной мордой сидящему на последнем ряду, падаю рядом, достаю наушники.

Ну не лекцию же слушать, в самом деле?

Я мог бы и не ходить, но философ – тот еще козел, аккуратно заполняет ведомость на предмет пропусков и потом всех, у кого нет уважительной причины, жестко ебет.

А я, как бы, натурал стопроцентный. И сексом, даже в голову, хочу заниматься с девушками. Верней, с одной, конкретной девушкой. С ней можно и в голову, да…

Вот только она – ни в какую.

И это – самая большая моя трагедия в этом году.

Немой сидит в телефоне, краем глаза вижу, как просматривает фотки своей девочки: шикарной блонди с нереальными буферами и не менее нереальными глазами. Кукла, короче. Мимоходом вспоминаю, как мы все на нее дружно пускали слюни пару лет назад, когда она была еще не девочкой Немого, а подружкой нашего общего приятеля, Лексуса. Как мы завидовали этому придурку, усмотревшему среди массы пестрых курочек-первокурсниц, золотую птичку-невеличку.

Мы с Вилком, еще одним нашим общим приятелем, даже забивались, сколько продержится малышка рядом с этим говнюком. И оба проиграли, потому что я давал месяц им, Вилок – три, а парочкой блонди с Лексусом проходили аж два с половиной года.

Хотя, тут я Лексуса понимаю, девочка невозможно залипательная, грех такую отпускать от себя.

Немой, кстати, в споре не участвовал и вообще скалился злобно и молчал. Хотя, молчание, это его обычное состояние, не зря же кликуха. Но только теперь до меня начинает постепенно доходить, что он еще тогда, два года назад, залип на этой девочке по-взрослому.

И шифровался, главное, все это время!

И потому я, честно говоря, охерел, когда месяц назад выяснилось, что он подсуетился и забрал эту малышку у Лексуса. А его самого отправил на больничную койку. Вот тебе и Немой!

Нет, то, что он может кого угодно на больничную койку уложить, никаких сомнений. В придурке роста больше двух метров и живой массы больше ста кило. Да еще и в анамнезе дед с отцом – чемпионы по боксу. Ясен пень, уложит и на койку больничную, и в землю на два метра вглубь кого угодно…

Но вот то, как ему удалось заинтересовать такую девочку, вообще темная история. Может, и не спрашивал? От него всего можно ожидать, молчаливого удачливого придурка…

Я, кстати, Альке, этой блондиночке, так и говорил: “ Если он тебя заставляет, моргни”.

Она улыбнулась и сдала меня Немому. Мы поговорили… Душевно. Челюсть до сих пор на погоду ноет.

А я ведь тоже не пальцем деланный и черный пояс не за красивые глаза имею. Но против этого зверя без вариантов, само собой… И, главное, не поверил ведь, что я пошутил!

А я реально пошутил!

Потому что хороша блондиночка Аля, очень хороша…

Но я к тому времени уже вперся в Радужную поняшку по самые яйца. И к другим мог что-то подкатывать именно только в шутку.

Просто я тогда еще рассчитывал… На взаимность.

Дебил, да.

Немой разглядывает фотки своей девочки, улыбается непривычной для его физиономии нежной улыбкой, а я ему завидую.

Так, сука, завидую!

Потому что мне не шлют сладкие фотки, нежные смс, горячие голосовые… Верней, шлют… Но не те.

А та… Не шлет. И не пришлет.

И от понимания конечности ситуации, неисправимости ее, болит внутри, там, где сердце. Ноет и ноет, противно так, жизнь мне отравляя.

И как мне с этим всем быть, хер его знает.

Я закрываю глаза, отрешаясь от ситуации, и все равно невольно уношусь в тот самый первый день, когда в моей жизни появилась Радужная поняшка и отравила мое безбедное и веселое существование собой.

Глава 2

Полтора месяца до…

Разноцветные волосы, переливающиеся в искусственном свете ламп столовки, я замечаю сразу.

И торможу всеми четырьмя лапами, как кот.

Потому что прикольно же!

Как мимо пройти?

Оглядываю экспонат со всех сторон.

Ничего так.

Мелкая, конечно, и во всем черном и пацанском. Не понять, какие титьки, какие ноги…

Но глаза – зачет, большие, яркие такие. Губы – тоже зачет. Не сильно пухлые, но и не тонкие. И, главное, свои.

Я чего-то последнее время уставать стал от поголовно насосанных свистков. Целовать такое кайфа нет, это как резину жевать, а на члене плохо ощущаются… Не плотно. И тоже резиново. Если я захочу такого экстрима, лучше резиновую бабу куплю. Она хоть мозг в процессе выносить не будет.

Проблема в том, что с каждым годом все сложнее нарыть нормальных, естественных девок, потому что у них у всех мода же. И врачи, которые это дело качают, тоже одни и те же… Отец говорил, что еще лет пятнадцать назад такое развлечение стоило дорого и было распространено в основном в столице. В наших ебенях не было спецов нормальных, да и бабки такие не у всех водились.

А сейчас, говорят, это все вообще копейки стоит, вот и делают девки.

И, самое главное, что непонятно, нахера. Вот кого из парней ни спрошу, никому эти свистки не нравятся. А девки все равно качают…

Короче, я обхожу новинку еще разочек, уже полностью убеждаясь, что нехилый такой экспонат к нам залетел.

Все свое, чистенькая, в губе пирсинг, а я такое люблю, кстати, в отличие от свистков.

И, главное, волосы! Волосы всех оттенков радуги! Чистых цветов: розовый, сиреневый, бирюза и синь неба. Они волной обрамляют тонкое личико с правильными чертами лица, и так и тянет их потрогать. Интересно же, что за чудо такое радужное?

Я, мгновенно забыв о первоначальной цели мероприятия, то есть, о мини-пиццах, которые никогда не залеживались на витрине, самонавожусь на Радужку с неотвратимостью боевой ракеты.

Она стоит одна, посреди столовки, в глазах растерянность. Моя ты хорошая… Потерялась?

Ничего, я тебя нашел.

Подхожу к ней, нависаю над разноцветной макушкой и, снизив голос до интимного хрипа, который так нравится девочкам, говорю:

– Малышка, боишься подойти? Затопчут? – киваю на буфет, где дерутся из-за сосисок в тесте юристы, – давай я тебя спасу… Что хочешь? Пиццу? Сосиску? Или все вместе?

Она вздрагивает, потому что я предусмотрительно подхожу со спины, наклоняюсь низко, нагло нарушая личное пространство, поворачивается и отступает на шаг.

Задирает остренький подбородок, пялится на меня.

Я усмехаюсь своей самой нахальной, самой бабоукладческой улыбкой, которая безотказно действует на всех без исключения девочек от десяти до семидесяти лет.

Действовала.

До этого момента.

Потому что, если я и жду от Радужки восхищения, то зря.

Она отступает еще на шаг, осматривает меня с ног до головы недоумевающим, холодным взглядом, в котором нет и тени таких привычных для меня эмоций: интереса, восхищения, кокетства…

Вообще ни разу.

Только недоумение, типа, кто ты такой, какого хера тебе тут надо?

– Ничего не надо, – коротко и недружелюбно отвечает она. И отворачивается! Просто отворачивается. От меня! От меня!

В первое мгновение я решаю, что поймал глюк. Потом, что она слепая наглухо.

Первое менее реально, чем второе, а потому я даю Радужке еще один шанс. Делаю шаг к ней, теперь уже лицом к лицу, так, чтоб точно рассмотрела в деталях, усмехаюсь опять:

– А если подумать? И вообще… Я тебя раньше не видел. Новенькая? Пошли за мой столик.

Это даже не предложение, если что. Это констатация факта. Девочкам нельзя давать возможность выбора. Тем более, таким брыкливым.

– Нет, – опять отказывается она, даже не давая себе труд задуматься над моим не-предложением. А оно, между прочим, эксклюзивное! Я раньше никого из девочек не таскал за наш стол. Там только Алька сидела, подружка Лексуса. И ее знакомые девочки иногда, чисто компанию скрасить.

Точно, она новенькая. Потому и не заценивает такого шикарного эксклюзива. Дурочка маленькая. Надо просто разъяснить…

– Не ломайся, – хочу сказать примирительно, а получается слегка высокомерно. Но и ладно, надо же ее на место поставить… Показать, насколько ей повезло, что я на нее внимание обратил, – мы редко кого зовем…

– А я редко кому отказываю, – неожиданно отвечает она, вводя меня в ступор.

Я пару мгновений трачу на осознание ее слов и их оскорбительности, а затем не нахожу ничего лучше, чем тупо сказать:

– Че сказала?

– Я три раза сказала “нет”. Ты глухой? Или тупой? Или все вместе?

Ее голос звучит неожиданно звонко, а лицо краснеет от злости и негодования.

Я это все отмечаю краем сознания, потому что основной процессор сильно занят.

У него гребанный эррор.

Никто. Никогда. Не говорил со мной так. Никто. И никогда.

И потому я даже не могу нормально среагировать на хамство. Просто моргаю и удивленно спрашиваю:

– Ты охренела, соска тупая?

И нет, это не оскорбление. Это тоже констатация факта.

Но девчонке почему-то не нравится, и она, смерив меня презрительным взглядом, припечатывает:

– Это еще кто из нас соска, у тебя рот явно больше рабочий!

Наступает оглушительная тишина, настолько полная, что я на мгновение решаю, что слух потерял. И ориентацию в пространстве. В другую реальность вывалился, потому что в этой… Такого просто не может происходить. Такие слова не могут произноситься в моем направлении.

Невозможно.

Смотрю на нее, нихера не понимая, оглушенный навалившейся тишиной.

И в ней, в этой гребанной вате, забившей уши, начинает пробиваться осознание, что это все реально.

И что это она… Это она… Мне.

МНЕ???

Ярость топит с дикой силой: сразу до глаз и концов ушей! Я понимаю, что вообще себя не контролирую, да и не хочу!

Потому что сейчас явно бред происходит! Тупой бред!

Такого не может быть! И это надо прекратить!

Вокруг нас толпа собирается, кто-то даже стримит, но мне похер.

Делаю шаг вперед, хватаю девчонку за локти и подтягиваю к себе, заставляя встать на носки своих грубых ботинок.

От моего резкого движения у нее невольно запрокидывается голова, радужные волосы рассыпаются волной по спине, но в глазах, огромных, широко распахнутых, нет страха! Только дерзость! Только насмешка!

И меня выносит за грань…

Одновременно хочется ее пришибить и поставить на колени перед собой.

Последнее желание неожиданно дает в башку горячую картинку, которая мне до безумия нравится. Дрянь надо наказать, она меня только что опозорила перед всеми, и я накажу. Хорошо накажу…

– Ты сейчас прямо тут встанешь на колени, сучка, и отсосешь у меня, – рычу я низко и грубо, – и тогда я, может быть…

– Оу! – звонко отвечает Радужка, и чего-то по голосу вообще не заметно, чтоб она впечатлилась моим тоном, – ты что? Я не смогу так, как ты! Покажи класс! А я, так и быть, поучусь!

БЛЯТЬ!

Все.

Я ее убью.

Просто убью прямо тут, на глазах у сотни свидетелей.

Есть оскорбления, которые смываются только кровью…

Глава 3

Не знаю, что я бы сделал в следующее мгновение, полно идей же в голове бродит, но мне мешают.

И мешает тот самый дерзкий тип, который уже до этого успел слегка выбесить.

Полчаса назад, до того, как сюда прийти, мы с Лексусом и Немым проводили воспитательную беседу с одним зарвавшимся придурком, нахально лапавшим подружку Лексуса Альку.

Лексуса аж вынесло, когда увидел их, стоящих рядом в коридоре.

Причем, заметно было, что Алька не хочет разговаривать, а этот урод настаивает.

Ну не наглость ли?

Мы поступили разумно, не став выяснять ситуацию прямо в коридоре и выведя нахала поговорить за угол универа.

Вилок потерялся по пути, отвлекся на кого-то, и дальше мы пошли вчетвером.

Честно говоря, я, видя настрой Лексуса, планировал немного сглаживать углы. Потому что одно дело – слегка попугать идиота, не понимающего, на чью грядку вперся, а другое – влетать по полной программе с возможным заездом в полицию.

Мне там не нравится, если что. Тем более, если не за свое греться.

Но у Лексуса, судя по глазам, закусило, а потому мы с Немым, переглянувшись и поняв друг друга без слов, готовились страховать и оттаскивать знакомого придурка от незнакомого.

Хотя, существовал шанс, что пришлый обоссытся и попросит прощения. Обычно так и случалось, потому что мы – парни грубые, выглядим серьезно. Один Немой чего стоит… На него в обычном его состоянии особо нервные смотреть боятся, а уж когда он в напряге…

Короче, мы шли за угол чисто показать новичку, каким стилем нужно плавать в нашем болоте.

Но все пошло не по плану.

Мы избавились от свидетелей, и Лексус развернулся и пошел на парня с самой угрожающей мордой, рыча что-то вроде:

– Ты, сука, кого тронул?..

А пришлый не стал ничего отвечать, а просто уклонился и резко прихватил Лекса за горло. Да так, что тот только ногами дернул.

Мы с Немым охренели от резвости и наглости, шагнули к ним, но парнишка тут же отпустил Лексуса, развернулся к нам, используя стену за спиной в качестве защиты, показательно спокойно опустил руки и улыбнулся.

Не знаю, как кашляющий Лекс, а я сходу заценил и позу, и руки опущенные.

И быстроту, с которой новый передвигался. Резкий он.

Пока мы с Немым молчаливо решали, разобраться ли за Лексуса, отдать ли разговор на откуп самому виновнику событий, или вообще все спустить на тормозах, пришлый приветливо кивнул:

– Парни, без обид! Он меня на весь коридор сучарой назвал.

– Ах, ты-ы-ы… – это Лексус пришел в себя и кинулся из положения полусидя в драку, но тот легко уклонился, и Лексус вписался лбом в стену. Не сильно, но, судя по пустому звуку, чувствительно.

– Я не хочу драться, – вежливо сказал парень. – Я был не прав… Я тебя понимаю, зря я трогал твою девочку. Я извиняюсь. И простава с меня.

Мы стояли, смотрели на происходящее, и парень мне нравился все больше и больше.

Редко кто не пугается нас. И имеет мозги признать свою неправоту.

И сейчас парень вел себя правильно.

Он показал, что нас не боится и, при необходимости, будет разбираться по взрослому, и в то же время, извинялся за неправильное поведение с Алькой.

Достойно, я считаю.

Судя по тому, что Немой с места не двинулся, чтоб вступиться за Лексуса, ему парень тоже понравился.

Сам Лекс к тому времени раздышался и пришел в себя. Видно, удар башкой о стену помог принять верное решение.

Он выпрямился, потер лоб, где, кстати, даже следа не было, наверно, удар выше пришелся, за линию роста волос, оскалился злобно.

Зыркнул на нас, видно, ожидая поддержки.

Немой тут же прикинулся бревном. У него, с его тупой рожей, это замечательно выходило.

А я кивнул спокойно:

– Нормальный расклад, Лекс.

За что получил охрененно злобный взгляд и… Все.

В принципе, я и думал, что так будет, потому что Лекс, при всей его внешней крутизне, редкостное ссыкло. У меня ушел год, чтоб это понять. И, если в самом начале, когда мы только стали вместе тусить, я постоянно влипал во всякую херню, благодаря его нраву, да и сам – тот еще отморозок был по малолетству, то сейчас уже не вариант.

И он это знал, хотя предпочитал делать вид, что все по-прежнему, и мы все, я, Немой и Вилок – такие его бодигарды или опричники, и стоит ему шевельнуть пальцем, как мы кинемся в бой.

Реально, так было на первом курсе и немного на втором.

Не то, чтоб по первому шевелению пальца, но… Мы были совсем мелкие, только-только закончившие школу и изо всех сил старались самоутвердиться. Любым способом.

Те еще придурки были, короче говоря.

И наша слава, заработанная за первые годы учебы в универе, теперь работала на нас по полной программе. Это было неплохо.

Но иногда напрягало.

Вот как сейчас, например.

Лексу не стоило орать на весь коридор, называя незнакомого нам парня “сучарой”. А ему не стоило трогать незнакомую ему девочку.

Он это признал и предложил проставу.

Нормально.

И Лекс будет дебилом, если откажется и опять полезет.

Нет, если б мы с Немым решили за него встать, тогда да. Имело бы смысл.

Но мы выбрали нейтралитет, а один на один Лекс с этим парнем не потянет. Потому что у того чувствуется бойцовский опыт, а Лекс у нас в зале умеет только фотографироваться красиво. И мышцы его, нажратые на спортпите, громко падают, и все.

Лекс понял, что расклад не в его пользу, и сделал верный выбор.

Шагнул к пришлому, протянул ему руку. Первым.

Тот пожал.

Ну а дальше все пошло нормально.

Мы покурили, поговорили, выяснили, что парня зовут Игорь, и он буквально вчера здесь появился. А в городе неделю как.

И его отец – назначенный Москвой спец по строительному направлению у нас в министерстве.

Наша область, оказывается, получила охеренных размеров грант на благоустройство, здесь будет строиться дикое количество различных объектов, и как раз отец Игоря отвечает за целевое расходование средств. Такой, типа, смотрящий, какие в девяностых были.

Короче, очень важная шишка, на которую будут завязаны серьезные бабки.

И, так как строительство – это вообще не быстро, то он прикупил здесь себе домик, а детей перевел в местный универ.

Почему бы не оставить вполне совершеннолетнего Игоря в столице и дать ему возможность доучиться там, мы не уточняли. Лекс задал вопрос, Игорь скривился, показывая, что ему не сильно нравится тема, из чего мы сделали вывод, что папаша у него непрост по всем показателям, и отстали.

В конце концов, у каждого из нас свои траблы с предками.

У Лекса отец сильно хочет его грузануть отвественностью за свой банк, а сам Лекс хочет гонять и гулять.

У Немого папаша сидит, но это пока. А вообще, все в городе в курсе, кто такой Горелый, и насколько у него херовый характер. Немой в него, кстати, полностью.

У меня одного, пожалуй, никаких проблем с родными, но тут такой вариант, что лучше б были…

Так что мы покурили, забились на вечер развлечься у меня на вписке, Игореха обещал музыку и выпивку, после чего разошлись в разные стороны.

Мы с Немым и Лексом – в туалет, а Игореха – сразу в буфет.

И вот, блять, встретились опять…

– Сом! – рычит он, – пусти ее!

Я смотрю в светлые глаза Игорехи, не понимая, какого, собственно, хера он тут возник, между мной и моей сегодняшней жертвой, радужной стервой, которую непременно надо поставить на колени. И заткнуть ее грязный рот членом.

– Пусти! – повторяет он жестко.

Че? Пустить?

Я, наверно, настолько охреневаю, что не воспринимаю слова. И вопрос сам собой вырывается:

– Че?

Я все еще держу Радужку за локти, даже не думая отпускать, но смотрю на Игореху, не понимая, чего ему надо от меня.

И вот зря я отвлекаюсь от основной своей задачи! Потому что эту сучку нельзя оставлять без внимания!

Резкая, дичайшая боль в ноге взрывает мозг, я оступаюсь, ослабляю захват, и в этот момент Игореха дергает у меня из рук девчонку!

Разворачивает ее к себе и рычит раздраженно:

– Какого хуя???

– Он сам виноват! – пищит стерва, покорно вися в его лапах и не думая вырываться.

Да кто он такой? Парень ее? Какой еще, нахуй, парень? Нет уж! Она моя, блять!

– Пошла отсюда, засранка! – приказывает Игорь, и это вызывает во мне волну бешенства, перекрывающего даже дикую боль.

Куда еще пошла? А ну стоять!

Боль в ноге сильно отвлекает, я не могу держаться прямо, наклоняюсь, растирая место, куда дрянь угодила своим ботинком, и пытаюсь начать дышать.

А ведь еще реагировать надо на ситуацию!

Бля, меня так уже хрен знает, сколько лет не прикладывали!

Пиздец ей… Определенно.

– Но, Игорь… – все пищит она, но тут я нахожу в себе силы проявиться и с рыком:

– Убью, блять!

Дергаюсь в ее сторону.

Получается херово, потому что она отскакивает, не давая себя поймать, а на моем пути встает ее защитник:

– Тормози, Сом.

Да, блять, какое тормози? Какое?

– Ты-ы-ы… – я пытаюсь сформулировать предъяву, но получается откровенно херово, настолько мутят мозг боль и ярость, – ты, блять… Она, блять…

– Мне предъявляй, – спокойно говорит Игорь, – я отвечу.

– Какого хуя тебе? Ты кто, вообще?

– Я ее брат.

Брат. Нихуя себе! Брат!

– Игорь, я сама отвечу, – тут же гордо встревает мелкая дрянь, но Игореха, даже не поворачиваясь, рычит сквозь зубы ей:

– Я сказал, пошла отсюда, засранка! Дома по жопе получишь!

Куда еще пошла? Нее-е-е…

– Не-е-е… А ну стоять! – рычу я, не сводя с бледной Радужки кровавого взгляда. А он у меня кровавый, я в этом уверен на все сто. Потому что в глазах – краснота. Убить ее хочу.

Выебать и убить.

Да, именно в такой последовательности.

– Пошла, блять! – Игореха явно чувствует мой настрой, и что хер я сейчас тормозну, а потому легко уходит с линии обстрела, мягко перехватывает очень знакомым приемом, и сразу становится понятно: предупреждает так. Следующее движение будет уже без предупреждения. Где его учили, эту длинную тварь?

Я смотрю, как девка, вильнув радужными волосами, торопливо убегает из буфета, и не трогаюсь с места.

Понятно, что ее брат сейчас не пустит.

Слишком захват у него жесткий. И взгляд твердый.

Его можно понять в этой ситуации.

Если б у меня была сестра, я бы тоже за нее рвал.

Конечно, потом бы она жестко получила по жопе за свое поведение, но явно не от постороннего придурка.

Устраивать сейчас рубилово – не варик.

Просто потому, что надо будет все серьезно делать, а это, с нашими навыками, сто процентов больница и полиция.

А мне этого не надо.

К тому же… Я найду способ разобраться с Радужкой по-другому.

Оглядываюсь, осознавая, что вокруг нас толпа. И у многих включены камеры. Суки! Значит, все уже сегодня будет в сети. Или уже есть.

Блять!

Ну надо же, как она меня опустила! Дрянь, просто мелкая дрянь! И, главное, за что?

Я же к ней с самыми хорошими намерениями! Да любая из присутствующих здесь девочек была бы рада моему предложению!

А эта дрянь…

И еще по ноге так хуякнула, что надо будет рентген сделать, вдруг трещина…

Сучка!

Ну ничего. Ничего. Разберемся.

Все надо делать последовательно.

Сначала с ее братишкой. Усыпить бдительность.

Я матерюсь, не особо громко, но душевно, Игореха молча слушает, но с места не двигается.

Народ потихоньку рассасывается.

Откуда-то сбоку подруливает Лексус с Алькой на буксире.

Тоже все сидел, сучара? И как меня Игореха прихватил? Скорее всего. И вмешиваться не стал, а теперь, наверно, кайфует, считая, что меня мгновенная карма настигла за то, что не поддержал его все с тем же Игорехой в разборке.

Краем глаза замечаю Немого, спокойно ковыряющего в зубах за нашим столом. Вот уж кому на все насрать. Ловлю его нечинаемый взгляд в нашу сторону. Странный. Но да похер. Немой сам по себе старнный. Если б не заобщался с ним еще с первого курса, не зная, кто такой, то десятой дорогой бы обходил…

– Сестра у тебя, конечно… – говорит подошедший Лексус Игорю, но тот только головой качает:

– Фильтруй. Я сам с ней разберусь. И если она зря накосячила, то извинюсь и компенсирую. Но только если сама виновата. Она сама виновата?

Он смотрит на меня жестко, словно обвиняя в чем-то.

Да пошел ты!

Правда, я ничего не говорю, но и вины за собой не чувствую. Она первая начала.

Лексус кивает и неожиданно для всех говорит Игорехе:

– Пойдем, поговорим.

Алька, услышав это, удивленно раскрывает рот и, повторяя ее, так же удивленно распахивает свисток ее подружка Маринка, стоящая неподалеку.

Ну да… Пригласить новенького к нам за стол – это даже не странность, а что-то из фэнтази-романов…

Но, в принципе, я и сам не против поближе пообщаться с этим придурком. И, особенно, с его бешеной сестрой.

Но это – в планах. Недалеких. Ближайших, можно сказать…

Глава 4

– Оле-е-еж… – Маринка извивается на коленях Лекса, активно крутит жопой, мажет ему помадой шею.

Глаза дурные, сиськи наружу, и наплевать ей, что они не одни в комнате.

Мне, в принципе, тоже насрать, я методично накидываюсь бухлом, периодически тиская девочку, сидящую рядом.

Она тоже на колени хотела, но я согнал. Мне сегодня не хотелось секса, как ни странно. Просто тупо нажраться.

Где-то в соседней комнате развлекается Игореха, на которого с самого начала вечера с разбегу прыгают наши девки.

Не иначе, узнали, кто у нас папа.

Да и сам Игореха внешне не подкачал. И, опять же, сегодняшняя сцена в буфете, где я выставил себя дебилом, верней, меня выставили, для него была очень даже крутой визитной карточкой. Рекламой.

Если до этого он не особо был заметен, то теперь-то уж покоя ему не дадут. Будут прыгать вокруг в надежде, он питерский прынц заметит провинциальную золушку.

Плавали, знаем.

Пройденный этап.

Ко мне до сих пор, несмотря на репутацию, лезут без конца. На что надеются?

Ладно, хер с ним, надо накатить…

Толкаю под локоть Вилка, он понятливо льет в стакан виски. Неплохой подгон от Игрехи, опять же. Для толпы – пойло, для избранных – нормальная выпивка. Чувствуется опыт.

Лескус по этому поводу уже напрягся, не нравится ему чужак, слишком борзый и независимый. И теперь, сто пудов, Лекс думает, что Игореха захочет занять его место некоронованного короля универа.

Мне ржачно наблюдать за этими детскими обидками и прикидками.

Ну а чем еще заниматься?

Не учебой же.

Выпиваю, смотрю на титьки Маринки, активно ерзающей на коленях Лекса. Красиво. Но наощупь – говно.

Маринка эта – блядь та еще, с каждым из нас попрыгала в свое время. Никого не обделила. Даже к Немому подкатывала, но тот по обыкновению не заметил шебуршания возле себя.

Я не отказался. Вилок, насколько я в курсе, тоже.

Но больше одного раза ее трахать никто не захотел, и это показатель.

Лекс обычно не велся, хотя не без греха, но хватало ума не гадить там, где жрешь. Маринка эта – подружка его Альки, могла запросто трепануть из зависти.

А Алька – не из тех, кто будет такое сносить. Принцесса, блять.

И потому непонятно, какого хера сейчас Лекс делает.

Но это его жизнь, его ошибки.

Я лучше о своих подумаю…

Прикрываю глаза, ощущая, как виски мягко катится по пищеводу, расслабляя и принося мнимое похуистическое спокойствие.

Ну, в конце концов, чего такого случилось?

Ну, послала меня одна мелкая шмякодявка… И чего теперь? Ей же хуже. Не поимеет роскошный опыт с богом секса. Нога не сломана, хотя синяк там конкретный. Но сейчас уже даже не болит… Вот и все.

Конечно, я ей отомщу. Пока не знаю, как, но придумаю. Она у нас первокурсница, сейчас начало года, так что времени много…

– Слышь, как нога? – тянет рядом Вилок, с трудом фокусируя взгляд на мне.

Вот какого хера проснулся, тупой увалень?

– Нормально, – отвечаю я, с досадой откидывая от себя лапку девки, заебала.

– Ну окей… А то орал там так, словно она ее тебе сломала…

– Кто? Эта радужная овца? – ощущаю, как завожусь, через мягкое, успокаивающее действие виски пробуривается тяжелая ярость, – да я просто не хотел ее прямо там бить! Девка же, тупая. Бессмысленная.

– А так по тебе и не сказать было… – щерится Вилок, – на видосе ты прям бесился…

– Из-за кого? – Блять, видосы эти гребанные… Ярость все сильнее, сажусь ровнее, рычу девке, – руки убери!

– Да ладно… – тянет издевательски Вилок, – че теперь… Уработала она тебя, вчистую…

– Не пизди! – я все-таки срываюсь. Вилок, он, конечно, увалень и тупица, но, когда надо, умеет ткнуть в самое больное. Проверено уже не раз. Не так он прост, скотина. – Она вообще дура тупая! Я ее пощадил, понятно? Потому что с девкой драться – западло! Девку надо трахать, на колени ставить. Там ее место.

– Но пока что она тебя поставила, – ржет Вилок.

– Че? – меня начинает трясти от бешенства. Причем, понимаю какой-то частью мозга, что несет уже, что надо тормознуть, и не могу. В глазах кровавые пятна, не остановиться… – Ты че сказал?

Вилок ржет, я смотрю на Лексуса, он тоже усмехается, уже жадно лапая совсем поплывшую Маринку.

То есть… Они реально так думают? Реально думают, что меня эта мелкая сучка на колени поставила?

Сжимаю губы, пытаясь успокоиться.

И вот вообще мне в этот момент плевать на свою привычную мантру, что все похуй, пляшем.

Меня почему-то дико закусила эта ситуация. И хочется выйти из нее победителем. И потому я произношу то, чего вообще не планировал. О чем, не думал даже. До этой минуты.

– Она будет передо мной на коленях стоять, ясно? И сосать.

– Не пизди, Сом, – ржет Вилок, – она тебе скорее член откусит!

– Забьемся? – рычу я, перегибаясь через подлокотник к Вилку, – забьемся? Она будет на коленях стоять. Передо мной. До конца месяца.

– На твой субарик, – Вилок кивает неожиданно трезво, смотрит на меня с прищуром. Ах, ты сука… Я сходу понимаю все. Провокация, блять!

Понимаю.

И не торможу.

Состояние пьяное и дурное.

Мне хочется доказать, что то, что произошло в буфете, чистая случайность. И даже не случайность, а мое желание. Моя добрая воля. Я ее спецом отпустил, потому что с бабами не дерусь! Я их трахаю! И ее трахну. Обязательно. До конца месяца.

– Против твоего ровика, – киваю и с удовлетворением вижу, как глаза Вилка расширяются. Ровик, эта рухлядь для пенсионеров, была подарена ему папашей, и Вилок никому никогда не признается, насколько тащится от него. На людях кривится, потому что даже ровик спорт при всей его дороговизне и начинке, западло для парня. Для мужика за сорокет – самое оно. Но Вилку нравится, я несколько раз видел, как он с выражением кайфа на роже проводит ладонью по торпедо… Только, когда никого рядом не было, естественно.

Так что, пожалуй, это серьезно.

И, если Вилок рассчитывал, что я сдам назад и не захочу лишаться субару, то теперь я сам поставил его раком.

Вилок смотрит мне в глаза, выискивая в них неуверенность, но не находит.

Ну давай, урод, отказывайся сам! Тогда я чисто морально выиграю.

– Идет, – хрипит Вилок, – но с видосом!

– С видосом, – киваю я, поворачиваюсь к Лексу, с интересом наблюдающему за нами, – разбей.

Он вяло машет ладонью, типа, разбивает.

После этого я хватаюсь, словно утопающий, за виски одной рукой и за жопу девки другой.

Осознание того, что случилось, приходит как-то сразу, обрушивается тупой давящей волной на башку.

И на душе нереально гадко. Мерзотно, как от просмотра блевотного порно.

Я вперся в херню. Сам. Никто не тянул. Мог тупо это остановить, мог сдать назад. Ну и что, что подумают? Без разницы же мне всегда было?

Так что произошло сейчас?

Какого хера я повелся на откровенную провокацию?

И, самое тупое, что назад не отмотать.

Потому что отказываться надо на начальной стадии, а не когда уже забились. Это будет совсем уже отвратно. Гораздо хуже, чем если б меня считали слабаком, которого девка на колени поставила…

От огорчения, что выхода никакого не вижу, допиваю стакан до дна и тут же луплю еще один. Вилок не отстает, Лексус сует лапу под юбку Маринки, видно, окончательно все для себя решив на сегодняшнюю ночь.

Я смотрю расфокусированным взглядом на стоящие торчком сиськи Маринки, и почему-то это не вызывает возбуждения. Только гадливость.

Зачем Лексу, имеющему возможность трахать такую куколку, как Алька, все эти грязные девки, вообще непонятно…

Но это его дело…

А я… Я вперся. Как же я вперся, блять…

У меня процесс самобичевания в полном разгаре, когда на пороге появляется подружка Лекса Алька.

Она охерительно хороша в коротком платье и с длиннющими ногами. И глаза такие обиженные.

Повезло Лексу, скотине, его такая девочка любит…

Я отвлекаюсь на свою горькую судьбу и пропускаю момент грандиозных разборок.

Алька, понятно, злится, Лекс за ней бежит, Маринка торжествующе поправляет титьки. Она своего добилась, похоже, поимела подружку.

И меня сегодня поимели…

Так что мы с Алькой в одном вагоне…

Пиздец, а не день.

Глава 5

– Немой, а вот чего тебе по жизни нужно?

Вопрос, конечно, пиздец, какой философский, но меня всегда после поллитра вискарика тянет на потрындеть за жизнь.

Это у меня в отца, он тоже, как на пробку наступит, так и распускает сопли. Мать это знает и надираться ему не дает. По крайней мере, часто.

Ловлю себя на том, что уже в который раз за эти сутки вспомнил про предков, и дико злюсь. Потому что это – тоже показатель.

В первую очередь, слабости моей. И дурости.

Предки про меня не вспоминают, им хорошо там, где они сейчас. И да, я даже не помню, где они.

Нет, они звонят и даже регулярно, и бабла у меня на счету всегда полно… Но я не отслеживаю траекторию их перемещений по миру, мне это нахер не надо.

И обычно не вспоминаю про их существование. Как и они про мое, раз и навсегда откупившись от неправильного потомка домом, машиной и баблом.

И то, что начал про них думать, на редкость тревожный звоночек.

Короче, отлавливаю в себе эту слабость, торопливо тянусь к кальяну, хорошенько затягиваюсь, надеясь, что дым, помноженный на спиртное, вставит до предела. Заполнит пустоту.

Но не вставляет.

В душе какая-то хрень непонятная. Мысли, мысли…

И вот итог… Разговоры душевные с придурком Немым.

Хотя, по его кликухе любому дураку понятно же, что ни о каких беседах речи быть не может!

Но Немой хорош в одном: молчит отлично. Можно пиздеть о чем угодно и быть уверенным, что не сдаст. Да и пьет мало, надежный, до дома точно допрет, если меня отрубит… Потому чилить с ним люблю. Никаких напрягов, гнилых базаров и прочего дерьма. Одни плюсы. Не то, что с другими.

Тот же Вилок, сучара, обычно по пьяни – урод уродом, начинает хрень нести какую-нибудь, так, что уши сворачивает. Или, как в прошлый раз, на слабо словит, крутанет на какой-нибудь блудняк.

Черт… Эти мысли насчет спора тупого тоже сейчас не в тему. Не хочу! Нахуй!

Смотрю на каменную рожу сидящего рядом Немого, злясь на него за эту каменность.

Вот ведь… Железный, мать его, человек… Все ему похуй.

– Ну? Чего молчишь? Тебе же чего-то надо? Да?

Сам не пойму, какого хера пристал к нему?

Может, реально хочу понять, чего надо моему постоянному компаньону по впискам. А может… Может, чтоб, как Вилок, кого-то растревожить… Не все же мне одному?

Немой невозмутимо покуривает кальян, развалившись в лаунже модного клубешника, где мы частенько бываем. Ну а чем заняться в скучный осенний вечерок двум несчастным студентам? Не курсовик же писать, в самом деле? Да и рано еще, сентябрь только… До сессии вагонище времени, можно пока расслабиться.

А мне необходимо расслабиться… Столько напряга, столько нервяка…

Короче, я расслабляюсь с того самого тупого дня, как впервые увидел Радужку и познал унижение.

Расслабляюсь, активно стараясь забыть все произошедшее и малодушно надеясь, что оно само как-нибудь рассосется… Может, Радужка свалит из города куда-нибудь? И я ее не увижу? Хотя, нет… Почему-то этого не хочется.

Будет гораздо лучше, если куда-нибудь пропадет Вилок. Вот уж о ком не стану переживать…

Короче, понятно, что я, как та черепаха, прячу голову и лапы под панцирь, надеясь переждать таким образом суровое воздействие внешней среды. Агрессивной, мать ее.

Немой ко мне присоединяется, кстати, чуть позже.

На вписке моей его не было, эпический проеб Лекса он не наблюдал, но сто процентов знает.

Естественно, ему это все глубоко похер.

Лекс изо всех сил старается сейчас вернуть Альку, правда, способ выбирает тупой, но это уже его печаль.

Я не лезу. Так, чисто стебусь немного…

Сегодня днем, в универе, куда я все же выполз на парочку пар, Алька выглядела потерянной.

Она, похоже, не вкуривала вообще, что происходит, и Лекс с удовольствием показывал ей ее место и то, что она его потеряла своим тупым поведением и нежеланием его понять и простить маленькие слабости. В конце концов, не на трахе же она его застукала? Ну, подумаешь, сунул пальцы в девку… Это же не измена!

Но Алька почему-то этими объяснениями не прониклась тем вечером, облила Лекса колой и свалила в темную ночь.

А он, гордый, решил показать, кто у нас кто.

В смысле, кто крутой пацан, а кто дура, счастья своего не понимающая.

На переменах показательно тискал ошалевшую от радости Маринку, которой бы в другой ситуации вообще ничего не обломилось, и пялился на Альку с плохо скрываемой надеждой, что не выдержит и прибежит мириться.

Но Алька – не Маринка. У нее характер и порода. А потому Лекс с его детством в жопе твердо отправился нахуй.

Я прям ее зауважал в этот момент. И даже попытал удачу, подкатил чуток. Не всерьез, просто чтоб поддержать, дать понять, что такая классная телка не должна ходить смурной и сильно переживать из-за одного кретина.

Правда, она, похоже, не так поняла, а Лекс разозлился на мой подкат и попытался даже мне что-то предъявить.

Но на мне не покатаешься, только поржал сильнее еще.

Хоть какое-то развлечение в этом гребанном безвоздушном пространстве.

И потому сегодня вечером мы с Немым чилим вдвоем. Вилка я видеть не хочу, урода кусок… Лекс плачет по Альке.

И хорошо, что никого из них нет, как-то они меня задолбали за эти годы.

Уже давно и на полном серьезе подумываю все кинуть, и универ в том числе. Удерживает только лень.

Тупо лень шевелиться, делать телодвижения, менять что-то…

И вот моя лень, моя жизнь на автомате и привели к этому тупому спору. Он должен был бы меня взбодрить… И да, взбодрил… До мяса продрал.

Я смотрю на Немого, невозмутимо выдувающего ноздрями дым, и в реале хочу понять, чего ему надо от жизни. Он знает? Может, знает…

Я вот – нет.

Немой молчит, словно и не слышит мой вопрос. Глаза его полуприкрыты, рожа каменная…

И я уже не надеюсь на ответ, когда внезапно…

– Мне нужна… – его голос тихий, хриплый, и я удивленно вслушиваюсь, потому что редко такое бывает: Немой разговаривает! Можно отмечать это событие в календаре, блять. – Мне нужен… Шанс.

О, блять.

Молчал-молчал и выдал. Нихера не понятно, но очень интересно.

– На что шанс? Какой? – уточняющие вопросы пропадают в дыме кальяна. Немой, словно осознав, что слишком что-то разговорился, прячется за густым облаком.

А затем и вовсе встает и молча спрыгивает с небольшого подиума, на котором расположены диваны лаунжа.

Я, нихрена не поняв из его внезапных откровений и телодвижений, на автомате следую в кильватере, держа в виду слоновью тушу, легко прорубающую толпу.

Интересно, куда так прется?

Вижу, что он неожиданно замирает на месте, словно встретил кого-то знакомого, но кого, не вижу из–за его габаритов.

А через мгновение я забываю про Немого, потому что глаз улавливает знакомые радужные переливы…

Топаю туда, вглядываясь в толпу…

И вижу охренительную по своей наглости картину!

На моих глазах мелкую Радужку трясет какой-то отморозок, да так, что разноцветные волосы мотаются, словно ленты на ветру! Не успеваю среагировать, просто ускоряюсь, в глазах тоже радужные ленты… И наблюдаю, как к девчонке и тискающему ее уроду кидается непонятно, откуда тут нарисовавшаяся Алька и сходу получает по лицу. Охуеть…

Пока я охуеваю, появившийся из толпы Немой блокирует второй удар ублюдка, воюющего с бабами, направленный на все ту же бедовую Альку, а затем со смаком пиздит соперника на полу. Оно понятно, после удара Немого на ногах могут устоять единицы, и этот стероидный качок явно не из их числа.

Радужка кидается к месту событий, но я уже выхожу из комы, бегу к ней и перехватываю в самый последний момент, потому что нечаянно может попасть под стрелу. Немой – это машина, он не затормозит…

А мелкая, но жилистая и бешеная совершенно девчонка, ругается, рвется из моих рук, кажется, толком не понимая, кто ее держит.

Перехватываю поудобней, с неожиданным кайфом ощущая тонкость талии и одуряюще сладкий запах радужной макушки.

– Пусти! – пищит боевая шмякодяка, выворачиваясь изо всех сил, – пусти! Я ему глаз на жопу! Я ему!..

Ох, и язык грязный… Кайф…

Держу крепче, что-то бормочу про “успокоиться” и “Немой сам решит”, но тут слышу крик Альки, поворачиваюсь и очень даже вовремя!

От дальнего лаунжа к нам бегут ребятки, и явно не просто поздороваться!

Немой сильно занят наказанием урода, распускающего руки на девчонок, а потому я, аккуратно поставив Радужку на пол, наставительно говорю ей:

– Стой тут, коза.

Не факт, что послушается, но все же…

После чего свистом обращаю внимание увлекшегося Немого на новые задачи.

И радостно разминаю ладони.

Вечер перестает быть стремным, и мне это в кайф!

А!

Еще и Радужка смотрит!

Отлично просто!

Столько плюсов за один раз!

Глава 6

– На выход, засранцы, – пожилой мент в расходящейся на пузе форменной рубашке показательно звенит ключами и кивает нам с Немым на дверь.

Мы, естественно, уговаривать себя не заставляем, шустро выметаемся, недоумевая, чего это такое приключилось.

Нас выпускают? Переводят? Или в пресс-хату посадят? Хотя, какая тут у них пресс-хата… И какой смысл нас прессовать? Разве что, чтоб отомстить за нечаянное наступление на лицо одного из вязавших нас накануне ментов.

Ну так это он сам виноват, ноги слабые, взял и упал…

На выходе нам отдают личные вещи, причем, реально все, и карточки, и даже тот небольшой налик, что был при нас.

– А в честь чего помилование? – ерничаю я привычно, распихивая по карманам шмот.

– Радуйтесь, что у ваших девок папаша такой серьезный, – лениво делится мент. Он вообще нормальный мужик, я его знаю, пару раз залетал, ночевал уже тут, под его присмотром, – если б не он, пошли бы вы по этапу.

– Да ну не гони, дядь, – усмехаюсь я, стреляя напряженным взглядом в невозмутимого Немого, – за простую разборку? По этапу?

– Парень, которого вы уронили, в больнице со средне-тяжелым. Так что было бы желание. Но вам повезло, так что пиздуйте отсюда, щеглы желторотые. И больше так не влетайте.

Под это, вполне миролюбивое напутствие, мы выходим на крыльцо отделения.

Утреннее солнце шпарит совершенно не по-осеннему, и голова, несмотря на недосып, перепой и прочие прелести, вполне ясная.

А, главное, настроение – зашибись!

Достаю телефон, проверяю зарядку.

И отправляю Радужке сообщение:

“Тебе понравился мой вчерашний танец?”

Естественно, как и все эти сутки, ответа не получаю. Но галочки, что все прочитано, появляются.

Это особый кайф: вот так вот отправлять ей что-нибудь прикольное, пошлое, а потом представлять смущенную красную мордашку.

Я не могу отказать себе в этом удовольствии.

Если в самом начале, когда только узнал ее номер, писал всякую розовую хуйню, которую так любят девки, и то, исключительно отрабатывая спор у себя в башке, типа, что-то делаю, не сижу, и все, отъебитесь. То сейчас… Сейчас мне прикольно.

Интересно.

И не так стремно, кстати. Как-то пишешь ерунду смешную и забываешь немного о всем говне, что в реале вокруг. Можно даже представить, что просто так окучиваешь понравившуюся тебе девчонку.

Я, правда, так никогда не делал, и сомневаюсь, что стал бы усердствовать, если б не спор ебучий, но все бывает в первый раз.

И, кстати, из плюсов: мой номер она до сих пор не блоканула, читает… Значит, тоже чего-то думает? Рассматривает меня?

А, учитывая, что я сегодня ночью сыграл в героя-освободителя, то вообще можно и активизироваться…

Удивительное дело, как одна и та же ситуация может быть по-разному воспринята.

Еще вчера я ныл и тупил, прикидывая, как выбраться из жопы, а сегодня…

Сегодня я думаю, что вообще все очень даже неплохо.

В конце концов, попрыгаю я вокруг нее, поиграю на публику. Пару фоток в соцсети запилю. А потом съеду с темы. Ну и хер с ним, со спором. Я не настолько двинутый, чтоб стремиться к выигрышу, несмотря ни на что.

Если б в самом начале зассал, тогда да, много вони было бы. И неприятно, чего уж там.

А вот если в процессе не получилось… Ну чего, бывает… Все не предусмотришь. Но кто скажет, что я не пытался?

Субарик, конечно, жаль, но папаша еще купит.

Зато потом смогу спокойно играть с Радужкой в том темпе, в котором мне хочется. И без всяких там споров и сроков.

И в постели нашей не будет других участников, кроме нас.

Да, отличный план.

Теперь надо поработать над его воплощением.

– Ну чего, немая ты рожа, пожрать и по бабам? – весело предлагаю я задумчиво курящему Немому, – кпз стимулирует?

Он отбрасывает сигарету и серьезно кивает.

Его тоже явно стимулирует.

И да, надо же еще выяснить, чей папаша тут у нас ангелом-хранителем поработал. И чего мы ему за это будем должны.

Думается мне, что Алькин. Это вполне логично, он же у нее прокурор и уже пару раз меня вытаскивал из небольших передряг. Верней, не он, а ее братишка старший, но не суть.

Главное, что это скорее всего он.

Значит, надо сегодня к Альке подойти и хотя бы спасибо сказать.

– Слышь, Немой, Алькин предок нас отсюда вытряс, – делюсь я своими мыслями с Немым, – надо бы ей спасибо сказать… Хотя, мы вчера нормально так поблагодарили. Если б не мы, ходить бы дочке прокурора с битой рожей… Но все равно… И надо бы выяснить, чего там этот хер, которого ты полюбил башкой об пол, заяву будет катать или нет. Алька может тоже знать. Это чтоб нам не лезть, если что, самим, не будить зверя. Как думаешь?

Немой смотрит на меня, потом, помедлив, опять кивает.

Пиздец, какая беседа содержательная.

– Ладно, я поехал, увидимся в универе, – прощаюсь я с Немым и набираю в приложении такси домашний адрес.

До пар еще есть полчаса, как раз помыться и пожрать.

А потом можно и по бабам.

По бабе одной, вернее…

Девочке.

Радужке.

Пожалуй, навестить ее надо будет после пар. Проведать…

В универе отпаиваюсь энергетиком пополам с кофе, отлавливаю недовольного Лексуса.

Оно и понятно, с чего ему быть довольным: Алька, судя по всему, окончательно в утиль отправила, и молодец, красава. А Маринка, наоборот, прилипла, как конский клещ к жопе. И на роже Лекса сейчас прямо скорбь и дикая работа мысли: как вернуть Альку и одновременно не выглядеть говном, под ее ногами растекшимся.

Очень тяжелая задача, нереальная. Удивлюсь я, если Лекс справится.

Мне-то явно полегче.

Спамлю Радужку всякой фигней. Безответно, естественно.

Ее и в универе нет, я спецом ходил смотрел в группе ее. Это и понятно: молоденькая, неопытная, пить не умеет… Страдает сейчас, наверно.

Алька-то все посильнее будет. К тому же у них сегодня Рашидовна, а мы у нее хоть и не учились, слава богам, но очень наслышаны. Там за пропуски ебут так, что потом на всю жизнь от секса блевать будешь.

Алька бледная, но вполне живая.

Я вижу ее в коридоре у библиотеки, киваю Немому, чтоб со мной подошел, поговорил, спасибо сказал…

Но тут появляется Лекс и утаскивает девчонку с глаз долой.

А она и не сопротивляется.

Переглядываюсь с Немым:

– Нихера себе… Помирились, значит?

Рядом фыркает Маринка, тоже эту сцену пронаблюдавшая:

– Да прям, таскается просто она за ним. Вообще никакой гордости…

– Да ты б свисток перевязала насчет гордости, малыш, – ласково улыбаюсь я девке, – и Лексу отсасывала почаще, а то совсем парень заблудится скоро… И не у тебя между ног.

Мне вся эта ситуация ржачна, хотя в Альке слегка разочарован. Второй раз наступать в говно по имени Лексус… Это надо обладать особым мазохизмом. Немой молчит, взгляд стеклянный, напряженный чего-то такой.

И сам он весь, словно к броску готовится, смотрит неотрывно на тот угол, за который Лекс Альку утащил.

У меня по итогам наблюдений начинает формироваться мысль, но додумать ее я не успеваю, из-за угла сначала показывается Алька, нервно поправляющая одежду, а за ней Лекс с недовольной рожей.

Они видят нас и застывают на полмгновения. А затем Лекс начинает играть на благодарную публику, лапать Альку, прощаться, типа они только что сладко тискались в нише, и все путем.

Алька, диковато глянув на нас, вырывается и отшатывается в сторону библиотеки, а Лекс, проходя мимо нас, довольно лыбится, дает мне пять, самодовольно топает дальше.

Ну и мы за ним, само собой.

Вилок что-то у него спрашивает, я не особо вслушиваюсь.

Разворачиваюсь к Немому, хочу сказать, что потом как-нибудь подойдем к ней, но Немой сильно занят, расчленяя Альку взглядом, и я сваливаю с линии обстрела. Гадать, чего это такое случилось с ним, не собираюсь, своих проблем хватает.

Например, какие цветы купить Радужке?

И надо ли покупать?

И вообще…

Короче, море дел у меня, не до Немого.

Глава 7

У Радужки на редкость унылый вид. Под глазами синяки, что ее, кстати, не портит. Как там училка в школе говорила про поэтесс Серебряного века? Туберкулезная красота? Типа, красотки в начале двадцатого века сильно уважали бледность, худобу и прочие прелести, а потому мазались свинцовой косметикой и кайфовали от того, какие они худые и полуходячие. Судя по черно-белым фоткам и картинам в стиле Прекрасной дамы, тот еще видок был у дурочек.

Но сейчас, глядя на худую, одетую во все черное, бледную Радужку, за цвет в образе которой сегодня только ее волосы отвечают, я думаю о том, что что-то в этом есть…

Такая она… Обнять и плакать. Мягко потрахивая попутно.

Ладонь, намертво заякоренная на разноцветном, в тон ее волосам, венике, потеет. Странности нереальные. Когда это я так волновался раньше? Да вообще… Никогда, получается.

Мелкая дурочка влияет на меня совершенно тупо. Мне не нравится.

Надо бы это дело просто прекратить.

Но не могу.

Смотрю на нее, лыблюсь, как идиот, веником жонглирую.

– Привет, Радужка! – радостно говорю ей и сую цветы.

Она в сомнении оглядывает меня, замершего с протянутой рукой, вытягивает шею, изучая мой субарик, потом коротко смотрит назад, на свой дом, ежится.

Обхватывает себя за плечи, режет глазами своими светлыми, яркими, особенно на контрасте с синяками под ними.

Дамы томного века закапывали беладонну для расширения зрачков и придания блеска взгляду. А здесь не требуется, все свое, природное…

Торкает так, что голова летит.

Будь тут кто другой, попроще девочка, пообычнее, я бы уже давно все решил. Заболтал бы, заулыбал, потом потискал, типа, невзначай, пригласил бы покататься, по пути купил чего-нибудь выпить, увез в укромное местечко и перетащил на заднее сиденье. К тому моменту они все уже обычно готовые. Причем, по большей части вовсе не от выпивки и субарика моего, хотя кое-какой процент и только на это ведется. Нет, в основном, они млеют от того, что с ними разговаривают, не тормозя, смешат, улыбаются, слушают их.

Я уже давно эту тему просек, еще со средних классов, когда впервые понял, что на длинном языке можно в рай залететь.

И залетал с тех пор регулярно.

Ни разу осечек не было.

И сейчас не будет. Просто тут… Случай тяжелый. И не из-за того, что девчонка необычная, нихрена в ней необычного, кроме радужной прически, нет. Тут все непросто из-за моей тупой реакции на нее, напрочь отрубающей привычные языковые навыки.

Эта странность бесит и удивляет. И хочется ее проанализировать и убрать ко всем херам. А для этого нам нужна практика.

Ну вот и попрактикуемся.

– Ты как после вчерашнего? – интересуюсь я участливо, тыкая веником в сложенные на груди руки, – голова болит? Я тебе привез средство от похмелья, отличное. Вещь!

– Ты чего тут забыл? – недружелюбно прерывает она мой бред.

Веник брать не торопится, и я понимаю, что выгляжу на редкость тупо с протянутой рукой перед ней.

Опускаю цветы, подхожу ближе, спрашиваю, проявляя интуицию:

– Не нравятся цветы? А какие любишь?

– Никакие, – отрезает она, – говори спасибо и вали отсюда.

О как! А за что спасибо?

– Эм-м-м… – озадачиваюсь я, – спасибо, конечно…

– Вяло как-то, – усмехается она, – но ладно, принимается. В следующий раз не залетай, папа сказал, что больше выручать не будет.

До меня ее слова не сразу доходят, а когда доходят… Ого! Интересный какой у нас папа. А я-то думал, что Алькин предок нас вытащил из полиции, а это новый крутой папашка объявился.

– Только если с тобой, – привычно зубоскалю я, – для гарантии, чтоб вытащил. Передай папе большое спасибо! И вот, букет ему тоже передай!

Сую все же веник прямо ей в лицо, вынуждая принять.

Ура! Удача! Закрепляем и развиваем!

– Поехали проветримся? – киваю на своего зверя, – заодно лекарство попробуешь. Реально хорошая вещь.

Делаю шаг ближе, сокращая расстояние до нуля. Кладу руку на хрупкое плечико. Она маленькая такая, бляха… Мне под мышку смотрит.

И почему-то это нравится сейчас, хотя обычно предпочитаю девочек повыше и пофактурней.

Не, у нее тоже есть, за что подержаться, я вчера в клубе заценил. Титьки для ее роста приличные вполне. И талия тонкая, я полапал, пока держал.

Просто… мелкая такая. Совсем мелкая же.

И глаза огромные.

Смотрит на меня снизу вверх. Внимательно, остро. Ух! Заводит! Сто процентов в кровати огнище.

Такие мелкие обычно шустрые и веселые. А эта еще и с норовом. Интересно будет с ней. Мысли о сексе привычно будят парня внизу, я переминаюсь с ноги на ногу, радуясь широким джинсам и отвлекающему маневру в виде радужного веника из маленьких цветочков.

– Нет уж, без меня проветривайся, – она говорит по прежнему недружелюбно, но цветы сжимает крепко. И невольно ведет носиком, втягивает аромат. А они пахнут, причем, неплохо так, это уж я не прогадал.

Ты любишь вкусные запахи, Радужка? Тогда понюхай меня! Я сладкий!

Пока говорить такое рано, но заметку на будущее делаю.

Наклоняюсь, подключаю свой самый мягкий секс-голос, от которого девочки текут и млеют, урчу ей в розовое ушко:

– Ну ладно тебе, Радужка… Просто покатаемся, проветримся… Ничего такого, клянусь! Мы с тобой не с того начали… – вижу, как мочка начинает краснеть, а губы розовеют. Реагирует на меня девочка. На меня все реагируют… Но сейчас конкретно она радует, потому что были опасения. Вот так, встретишь странную девку и пугаешься, что потерял квалификацию. А нифига. Все на месте. Как и у нее, впрочем. Ничем она от других не отличается. Немного привычных приемчиков – и все. Бери ее тепленькую. Голенькую. Так, стояку пока рано, надо в машину усадить сначала. А там у меня все заточено на девочек: музыка специальная, ароматы, как она любит, вкусные… И выпивка тоже. Вкусная. Никуда ты не денешься, Радужка…

Я настолько в себя верю, настолько убеждаю себя, что все уже на мази, что, когда девчонка резко отталкивает и отступает на шаг назад, реально удивляюсь.

Так сильно, что даже не удерживаю ее, просто смотрю в полные гнева глаза и молчу.

– С того мы начали! – шипит она гневно, – с того! Сразу себя во всей красе показал, без всякой ванильной хероты! И это правильно! Чтоб без пыли в глаза, да?

Я не догоняю, о чем она, верней, догоняю, но как-то не успевают мои догонялки за ее словами, а потому ничего не отвечаю.

Лыблюсь только кривовато, пытаясь сохранить лицо.

А Радужка, неожиданно замолчав, изучает меня так серьезно и пристально, что становится не по себе. Словно ищет что-то в моем лице и не находит. Или находит, наоборот. И это ей не нравится.

Девчонка вздрагивает, обнимает себя еще крепче, букет оказывается под мышкой, а она тихо говорит:

– Я вышла сюда только для того, чтоб тебе сказать: прекрати мне писать и звонить, понятно? Я не знаю, чего ты от меня хочешь… Верней, знаю. Вариантов несколько и все они тупые. Так вот. У тебя нихера не выйдет. А если ты будешь продолжать, я пожалуюсь брату, и он оторвет тебе руки. Если не поможет, то папе. И он оторвет тебе член. Понятно?

– Хорошие девочки так не выражаются, Радужка, – кривлюсь я, нисколько не напрягшийся от ее угроз. Тоже мне, длинным утырком решила меня напугать. Три раза ха-ха. Или папашей. Разберемся, плавать умеем.

– А я не хорошая, – спокойно, без пафоса и бравады говорит она, печально даже, словно факт констатируя, который ее не красит, затем разворачивается и идет к дому.

Я смотрю ей вслед, уже позволяя себе не прятать взгляд и облизывать глазами тонкую фигурку, прикуриваю и усмехаюсь.

Ничего, Радужка, ничего… Не хорошая она девочка…

Хорошие девочки гуляют пешком, а не хорошие… катаются в моей машине.

Так что у нас все срастется, хочется тебе этого или нет. Просто надо чуть-чуть сменить тактику. И подождать…

И все будет.

Глава 8

Любую девчонку можно взять измором.

Мне, правда, не приходилось, но интуиция – вещь серьезная. Да и на других примерах опробовано.

Вот я же не сразу водить виртуозно научился? Дело практики и упорства. И пояс свой тоже не сразу получил.

Если хочешь чего-то серьезного достигнуть, надо стараться. Оно само в руки нихера не падает, даже таким, как я. Что бы по этому поводу ни фантазировали завистливые придурки-задроты.

Вот только правило это на девочках не отрабатывалось. Тут как-то все без усилий обычно.

Ну ничего, все бывает в первый раз…

Это я себя так утешаю, если что, лениво доворачивая руль и не сводя взгляда с одной аппетитной жопки, топающей по осеннему тротуарчику.

Жопка изо всех сил старается не вилять, идти ровно, ощущая мой горячий взгляд всей своей поверхностью, но не особо получается. Нервничает потому что. И от того, наоборот, совершает завлекательные движения, мягко покачиваясь то в одну, то в другую сторону.

И пусть она сейчас мощно прикрыта бронебойной клетчатой рубахой, повязанной на манер юбки на поясе прямо поверх мешковатых драных джинсов, но я-то в курсе, что она там есть. И что она очень даже упругая и сладкая.

Потому взгляда не отвожу, вовсю фантазируя, как доберусь до нее и покусаю. Хорошо так, от души.

Ух, даже слюна набегает!

Начинаю понимать кайф от длительной охоты и ожидания добычи. Есть в этом что-то… Атавистическое. Наверно, правы какие-то там диванные исследователи, утверждающие, что все мы – хищники, и для нормального фунционирования организма надо нам постоянно испытывать на себе стресс от погони за добычей. Подстегиваются все жизненные процессы и так далее.

Я сейчас прямо на себе ощущаю, как мои жизненные процессы того… Подстегнулись. И прямо зашевелились. Поднялись мощно.

А она идет, не торопясь, упорно делая вид, что не замечает меня.

Ага, так я и поверил!

Мой субарик никогда еще так не позорился, ползя ехидные пять километров в час! Да у него на спидометре таких цифр нет!

Я ощущаю обиду моей машинки, ее нетерпение и желание сорваться с места, рявкнув раздраженно на тех, по чьей вине приходится притворяться улиткой.

И мысленно уговариваю потерпеть. Рванем, обязательно рванем. И рявкнем.

Вот только одну несговорчивую матрешку поймаем, да ремнями безопасности зафиксируем.

Потому что грамотно зафиксированная девушка не требует предварительных ласк, это все знают.

– Радужка, и долго ты так идти будешь? – ласково мурлычу я в окно, – я, так-то, по встречке прусь… Все ради тебя…

– Нет, не ради меня, – ровно отвечает мне Радужка, – а потому что дурак. И глухой, к тому же.

– Че сказала? – привычно переклинивает меня на ее грубости. Нет, ну ведь охереть, какая нахалка! На ровном месте, главное!

– Точно глухой, – с удовлетворением констатирует она, а затем резко сворачивает в проулок, ранее мною не замеченный.

Ну, блядь!

Торможу, выбегаю следом, поставив тачку на аварийку.

– Стой! Да стой ты! – догоняю ее, разворачиваю к себе лицом, волосы радужные облаком взлетают от резкого движения и опадают на щеки и лоб. А я, как дурак, залипаю на этом, смотрю… Гипноз какой-то гребанный, ей-богу…

– Стою, – отвечает она, краснея от моего взгляда и пытаясь отступить назад.

Только в этот момент я замечаю, что удерживаю ее за локоть, не позволяя отойти. Замечаю, но убирать руку не собираюсь. Наоборот, тяну к себе ближе, улыбаюсь в легком предвкушении.

Мы в проулке, рядом никого, значит, можно чуть-чуть понаглеть. В конце концов, девочки любят плохих парней…

Судя по всему, Радужка понимает, что сейчас будет, потому что широко и удивленно раскрывает глаза, и я с удовлетворением вижу в них… Ожидание?

О, да, детка… Я так и думал… Любишь, чтоб чуть-чуть жестко? С легким, кайфовым принуждением? Ну так я не против…

Мне и самому в кайф, потому что ты, засранка мелкая, слишком долго бегаешь. Задолбала.

Хотя, если смотреть по таймингу, нихера не долго… Сегодня днем я с ней общался у ее дома, всучил букет, получил угрозы.

Естественно, только завелся еще сильнее.

Выехал за ворота поселка, посидел, поприкидывал, чего делать дальше, и решил ждать. Вполне вероятно, что ее вынесет куда-нибудь. Чуйка подсказывала, а я ей привык доверять.

Так и получилось!

Я, к тому же, не просто так посидел, я время с пользой провел на этой стоянке.

Например, пронаблюдал черную бэху Немого, винтажную, стоящую дороже, чем мой субарик, раза в три. Папаша у него любитель, говорят, целый гараж винтажной рухляди где-то гниет, пока он зону топчет.

Машина тонированная в хлам, а потому понять, один там Немой, или с кем-то еще (вопрос: с кем?) было невозможно.

Соцсети тоже ничего внятного не сказали, потому что Немой, как истинный параноик и придурок, просто ни в одной не был зарегистирован.

Но я все равно повтыкал наудачу, мало ли, вдруг какая-то девка отдуплится селфаком или сториз в черном звере Немого. Не то, чтоб сильно интересно, но что-то подсказывало, что непростая у него пассажирка в машине. Поселочек-то элитный… Нихера не нашел, зато насладился ванильной до розовых соплей фоткой Лекса с букетом и тэгом на Альке. Помирились, значит.

Да, я был о ней лучшего мнения, определенно.

Почитал бабский вселенский вой под фоткой. Поржал.

Ну да, многим было их расставание в радость, очень уж Лексус умеет впечатление производить. На тепленькое местечко на его члене полно желающих.

Как все возбудились, когда Алька его бросила!

На нас в коридорах универа прямо охота началась, я смотрел и охеревал…

И вот пожалуйста, никому не свезло.

Печаль, ага.

Не удивлюсь, если девки наделают кукол вуду в виде Альки и будут ей в голову иголки тыкать… Идиотки.

Короче, нихрена не скучал я, пока ждал мелкую Радужку.

И, когда она выплыла за ворота поселка и прогулочным шагом двинулась в сторону торгового центра неподалеку, решил, что это неплохой шанс.

Повисеть на хвосте в лучших традициях парней с района, побубнить всякие глупости, короче, дать понять, что ухаживаю, готов, отступать не планирую и прочую хуйню, на которую ведутся все без исключения бабы.

Любой нравится ощущать, что тебя добиваются и хотят. Психология, мать ее.

Вот только ехать было не особо удобно, потому что, хоть и дублер, но встречка все же…

И Радужка брыкливая оказалась. Хотя, о том, что она брыкливая и больно бьет копытом, я с первой нашей встречи знаю.

На себе прочувствовал в полном объеме. На ноге до сих пор синячара в пол лодыжки.

Я надеялся понудеть, поприставать чуть-чуть и в итоге взять измором, уговорить ее на покатушки. Ну а там… Про хорошую фиксацию я ведь нихера не шутил.

Но все получилось даже лучше.

Мы с ней наедине, никто не помешает ее тискать. И, судя по ждущему взгляду, она сама тоже не помешает.

Смотрю в ее яркие глаза, с черными точками зрачков, и ловлю кайф уже просто от того, что держу ее. И что сейчас поцелую. Обязательно поцелую. Она хочет. Я вижу.

Она вкусная должна быть… Карамельная. Или… Или как разноцветная ириска…

Облизываю губы, наклоняюсь, видя, как расширяются тревожно зрачки в огромных глазах…

И в этот момент сзади раздается душераздирающий рев моего субарика!

Словно он помощи просит, словно убивают его!

Разворачиваюсь!

В натуре убивают!

Увозят!

Эвакуатор!

Блять!

Разворачиваюсь обратно к Радужке и вижу к своей досаде, что она уже вполне пришла в себя и сейчас пялится на меня с несдерживаемым ехидством.

– Никуда не уходи! – сурово командую ей, – я сейчас вернусь! Поняла?

Она открывает рот, чтоб сказать явно что-то дерзкое опять, но за спиной снова взревает горестно, словно прощаясь навсегда, мой субарик, и я не могу не прийти на помощь другу.

Бегу обратно, по пути доставая из кармана права и налик, матерюсь про себя.

Ну вот что за блять?

Почему столько препятствий?

Ну ничего…

Слаще будет приз.

Глава 9

С эвакуаторщиком удается договориться не сразу, потому что он не просто так, оказывается, а честный. Ну, оно и понятно, тут район такой, что лучше быть честным. Рядом элитный коттеджный поселок, серьезные люди живут… Не зря же папаша Радужки тут сразу себе бунгало приобрел, не успев в город толком заехать.

В итоге, когда все же удается отвоевать своего субарика, Радужки в переулке уже нет.

Я и не ожидал, если честно.

Надеялся, но не особо рассчитывал.

Оглядываюсь по сторонам, прикидывая, что делать дальше, и анализируя произошедшее.

И выводы получаются вполне интересные.

Например, если б не ебучий эвакуатор, Радужка бы уже вовсю сосалась со мной в машине.

Совсем немного до этого оставалось, ясно и слепому, и тупому.

Она от меня прется, кайфует, когда близко, поддается, когда напираю. А, зная ее, можно понять, что такая девочка тому, кто не нравится, не будет позволять ничего подобного.

Перед глазами – ее нежное лицо, покорно запрокинутое ко мне, губы, раскрытые в ожидании поцелуя, зрачки расширенные. Она боится и хочет.

И явно опыта никакого нет, что странно…

Такая бойкая девочка, должна со средней школы парнями крутить… Но вот ощущаю, что все не так.

Надо бы про нее подробнее узнать… Но у кого? У ее брата-мудака бесполезно и даже дико палевно.

В соцсетях она есть, конечно же, и даже личка открыта, я ей туда уже тонну бреда всякого написал, но информации ноль…

Мысль о соцсети навродит на идею.

Прыгаю в субарик, еду в цветочный.

Там покупаю букет из метровых роз, кидаю его на капот субарика и запиливаю сториз со словами: “Сегодня одной мелкой дерзкой девочке повезет”.

Радужку не тэгаю, чтоб не палить заранее, но не сомневаюсь, что увидит. И все поймет.

Мой субарик приметный, а розами я никогда не расчехлялся для девок, потому ажиотаж в сети тут же небывалый. Куча комментов от подписанных на меня девчонок, обиженных, вопросительных, язвительных, даже парочка из серии “Кто эта сучка?”. С удовлетворением наблюдаю за ростом просмотров и лайков, потом кладу рядом с букетом еще и коробочку с эклерами и подписываю: “Это же лучше сосиски в тесте из нашего буфета?”

И па-а-анеслась!

Расследования, домыслы, вопросы, истерики!

Ну а как же!

Я же указал направление, в котором нужно рыть!

И теперь сто процентов, что девки во всех своих бесчисленных чатиках перебирают имена кандидаток и спешно подписываются на тех, на кого еще не подписаны, ожидая где-то увидеть знакомый букет в нежных руках, эклеры и няшные подписи.

После пятнадцати минут сетевого бешенства, пишу в личку Радужке:

“Следующая сториз будет у твоего дома. Выходи по-хорошему”.

В ответ мне ледяное молчание, но опыт не пропьешь.

Когда, после небольших трудностей на охране, заруливаю к дому Радужки, она уже тусит на улице.

Ух, злая такая! Прикольно.

Губы сами собой разъезжаются в довольной улыбке.

Нравится мне ее бесить, забавная такая сразу становится, словно воробей взъерошенный, с разноцветными перьями.

На Радужке домашние шорты и длинная футболка, я с удовольствием рассматриваю тонкие гладкие ноги, длинные для ее роста, татушку сбоку на лодыжке. Тоже что-то цветное, стильное, размыто-акварельное. Рыбки, что ли? Даже в этом выделяется, никаких тупых бабочек, цветочков и прочей хуебени.

Торможу, выхожу из машины, нарочито неторопливо, вынимаю розы.

Ну что, Радужка, иди.

Я более чем уверен, что сейчас мы до всего договоримся. В конце концов, она же должна заценить прикол с бурлением в сети? Это же ржачно.

Тем более, что мне удалось соблюсти интригу, и никто ничего не пропалил. Конечно, это дело времени, но в конце концов, когда все всё узнают, будет даже лучше…

Сделаю, как планировал, отдам Вилку ключи от субарика… В этот момент что-то жалко подрагивает внутри, но я силой воли давлю слабость. Ничего. Не вещи нас делают, а мы вещи. Накосячил – отвечай.

Короче, я настроен вполне благодушно, рассматриваю подходящую ко мне злую девчонку, улыбаюсь.

– Ну что, Радужка, не дождалась меня? – сую ей букет роз и эклеры, – а зря. Только время потеряли… Погнали кататься.

– Кататься… – эхом повторяет она, сужая глаза. – Ты… Ты…

– Я, – соглашаюсь, – пост запилить с тобой в главной роли? Завтра будешь звездой универа.

– Звездой… – опять повторяет она, а я начинаю немного сомневаться в правильности выбранной стратегии. Она не хочет, что ли, чтоб про нас узнали?

Додумать эту свежую мысль я не успеваю, потому что Радужка чуть отступает назад, роняет эклеры на асфальт и, пока я удивленно наблюдаю за их полетом, размахивается и с оттягом хлещет меня цветами по роже!

Метровыми! Розами! Колючими! Прямо по губам!

Я настолько охереваю, что первые мгновения даже не понимаю произошедшего. Такое просто не укладывается в моей голове!

Она. Меня. Ударила, что ли? Реально? Опять???

Последняя мысль, словно откровение.

Я опять пришел к ней с самыми хорошими намерениями, а она опять меня отпиздила! В этот раз не ногами, для разнообразия, а цветами!

Да что это за блядство творится?

Трогаю губу, кривлюсь, ощущая боль, смотрю на кровь на пальцах…

Потом на злобную Радужку, правда, еще отступившую на шаг, сохраняя небольшие зачатки инстинкта выживания.

Но не поможет.

Не поможет, блядь!

Я ее убью!

Я ее выебу и убью!

От накатившей ярости вообще ничего не соображаю, Радужка по моим глазам понимает, что с ней сейчас будут делать, а потому пытается свалить. Но я ловлю ее за руку, резко дергаю на себя и, без гребанных прелюдий и всего прочего, грубо впиваюсь в раскрытые губы, щедро делясь своей кровью и яростью.

Она пытается брыкаться, дергает ногами, но на ней сейчас домашние тапки, они сваливаются, и голые ступни жалко пинают, пытаясь причинить вред.

Бесполезно!

Я лишь рычу от злобы, бешенства, несправедливости и обиды, сжимаю крепче, уже никак себя не контролируя, и жадно изучаю горячий рот, врываясь языком, жестко вылизывая, заставляя задыхаться и жалко трепетать от напора.

Мне все дико нравится, все приносит невероятное, особенно на контрасте со случившимся, удовольствие, я не могу остановиться, пытаюсь длить этот невозможный кайф.

Она вкусная, очень вкусная, с этой ее слабостью, неумением и нежеланием со мной целоваться, и какой-то внутренней правильной податливостью, которая нереально заводит. Ощущается, что, если усилить напор, то она позволит все.

И я усиливаю.

Глажу, трогаю, тискаю, вообще без тормозов, без памяти и соображения.

Она уже давно не сопротивляется, только попискивает мне в рот еле слышно, жалобно так, словно молит то ли отпустить, то ли быть понежнее. И я подчиняюсь. Сбавляю напор, уже не наказывая, а показывая, как это может быть, если по любви. Если по согласию. И убеждая без слов, что ей понравится. Обязательно. И нечего брыкаться. Это же смешно, в конце концов.

От поцелуя, ее податливости, беззащитности, голову сносит.

Жадно тискаю ее везде, где удается достать, тяну на себя, заставляя беспомощно болтать голыми ступнями в воздухе. Она такая маленькая, дюймовочка просто. Ощущаю себя ловким пауком, поймавшим маленькую мушку и опутавшим ее своими длинными лапами… Сожрать хочу. И сожру, обязательно. И мушка согласна. Вон, как дрожит уже завлекательно, сладко…

Сейчас, пару шагов назад, к машине, пристегнуть ее и увезти… Она не будет сопротивляться… Она сама хочет…

А уж я-то как хочу!

Я все еще выстраиваю в голове эти сладкие конструкции нашего с Радужкой непременного секса, горячего и дикого, судя по поцелую, когда реальность внезапно врывается в мой карамельный мирок.

Рядом с нами появляется ее брат и с воплем: “Какого хуя!” – вырывает у меня из лап мой маленький радужный приз!

Девчонка отлетает в сторону, еле устояв на подрагивающих ногах, таращит на меня испуганные, ошеломленные глаза, вытирает мою кровь с губ…

И выглядит поразительно горячо.

Но я не могу позволить себе даже краткого восторга на эту тему, потому что ее брат, жутко матерясь, без прелюдий заряжает по роже!

Это было, конечно, ожидаемо, но все равно больно!

Чего меня все сегодня пиздят?

И, главное, вообще ни за что!

Обида, ушедшая за время сладкого наказывающего поцелуя с Радужкой, возвращается в десятикратном размере, и я рад, что мне есть, с кем ею поделиться.

Усмехаюсь, трясу головой, восстанавиваясь после звона в ушах, потому что удар у придурка неплох… И с рычанием бросаюсь навстречу гостеприимно приглашающему длинному уроду!

Потанцуем сейчас!

И посмотрим, как ты умеешь прыгать!

Через мгновение, увернувшись от вполне профессионального захвата, убеждаюсь, что парнишка умеет прыгать. И, возможно, даже на одном уровне со мной!

Мы делаем обманные движения, дергаемся в разные стороны, двигаемся по кругу, не сводя взгляда друг с друга.

Откуда-то сбоку слышится писк Радужки:

– Гошка, отстань от него! Гошка, дурак!

– Пошла в дом, засранка! – рычит длинный, – я с тобой потом решу!

– Не пойду! Гошка! Прекрати уже! – злится Радужка, и не думая выполнять приказ брата.

Непослушная какая, ух! Наказывать и наказывать…

Тут ее брат бросается в атаку, и веселые картинки с наказанием за непослушание приходится временно отложить.

Мы успеваем неплохо повалять друг друга по твердому асфальту, когда наконец-то прибегает охрана поселка, и нам засчитывают боевую ничью.

– Не подходи к ней больше, сука! – рычит длинный из-за широких спин секьюрити, – закопаю!

– Ага, блять! Посмотрим! Радужка, до встречи в универе! – нарываюсь я, выворачиваясь из жесткого захвата охраны.

– Ах, ты, сука! – рвется ко мне опять Игорь, но парни его не пускают.

– Поговорим еще! Пока, Радужка! Мне понравилось! Завтра повторим!

Оставить последнее слово за собой – это обязательный элемент завершения танца!

Я не пытаюсь прорваться и продолжить, потому что смысла нет.

Охрана тут, конечно, ко всему привычная и вполне лояльная, особенно с учетом того, что я им нехило забашлял, чтоб попасть на территорию, и им сейчас совсем не нужна огласка моих подвигов. Но если пересеку черту, могут и в полицию сдать. А это уже лишнее.

В итоге я, бросив многозначительный взгляд на Радужку, стоящую рядом с хмурым братом, сажусь в машину и уезжаю, показательно проехавшись по рассыпанным на асфальте розам и коробке с эклерами.

Настроение, на удивление, отличное.

Во-первых, поцеловал Радужку и убедился, что не ошибся в своих прогнозах. Она меня хочет. Она сладкая. Нам будет круто в постели.

Во-вторых, втащил длинному придурку, на которого давно чесались кулаки.

Ну, и в-третьих, впервые задолгое время мне интересно.

Радужка не так проста, да и препятствия все время какие-то… Но оно и хорошо. Жить веселее.

Если бы знал, насколько вскоре градус веселья поднимется, вернулся бы и попросил длинного придурка навалять себе плотнее по роже. Превентивно, так сказать, чтоб не радовался трудностям.

Глава 10

– Чего морда скучная? – Лексус, как всегда, в своем вайбе: типа крутой мужик в очках и татухах, лениво отслеживающий таскающихся мимо телок. И все равно лагает, потому что взгляд слишком напряженный. Наверно, потому очки и нацепил. На нерве чего-то… Вот и цепляется ко всем, от себя отвлекает.

До Вилка докопался, что-то насчет его гроба на колесах поржал, потом какую-то телку цепанул, ляпнул ей чего-то не особо приятное про кривые ноги и такие же зубы.

Немого, с каменной рожей торчащего с нами на крыльце универа, не трогал, правда. Ну, так оно и понятно, Лекс – тот еще гондон, но совсем не самоубийца. От здоровенной туши Немого за километр прет дурным настроением, тут под горячую руку сунешься, будешь долго зубы из горла отхаркивать…

Ну а я же отходчивый и легкий. Вот до меня и докопался, урод.

Отвечать чего-то неохота, потому скалюсь предупреждающе и молчу. И да, синяки за меня все говорят.

Длинный урод вчера пару раз достал же, особенно в самом начале, пока я был в ауте от тискания его сестрички.

Немой с утра только глянул внимательно, вопросительно вскинул брови, получил невразумительное: “Хуйня”, и отвалил. Понятливый все же придурок.

А вот от Лекса, чую, так легко не отпинаюсь…

– С кем вчера поиграл? – ну точно, говна кусок, прилепился к подошве… – Давай встретим, поговорим…

Это говорится тоном мафиозо из старого фильма про итальянскую мафию, а, учитывая, что Лекс – вообще ни разу не Брандо, звучит и выглядит предложение смешно и крипово.

Поговорит он…

Он будет, как всегда, в стороне стоять, а говорить, если уж припрет, начнет Немой. Он у нас главный переговорщик. Душевно беседует всегда, доходчиво, главное.

Но то, что было круто и прикольно на первом и втором курсах, на пятом выглядит откровенно тупо. Такая игра на публику, показуха, чтоб утвержденные за нами роли не фальшивили.

А то вон, подрастают, молодые и борзые. Четвертый курс уже смотрят на нас не особо почтительно…

Мне-то насрать, я не гнался никогда, а вот Лекс явно страдает.

Чувствует, что кресло короля универа под ним шатается, и, если не провести укрепляющие мероприятия, то за жопу ухватят и скинут с пьедестала. Вот и кидается на всех, самоутверждается.

В очередной раз задумываюсь, какого хера я рядом с ним вообще столько времени делаю? Привычка, блять, вторая натура. Я с людьми легко схожусь, чисто внешне, но на самом деле мало кого рядом терплю. Лекса вот терпел до недавнего времени… Пока он чересчур загоняться не начал. Или это я повзрослел?

Похоже на то… Вон, с какого-то хера на совершенно неподходящую девку залип. Явный признак взросления и начала маразма.

– Поговорил уже, – скалюсь нарочито нахально, – мне в этом вопросе помощи не требовалось никогда.

Лекс недовольно дергает щекой, показывая свое раздражение моим нежеланием поддерживать его лидерские потуги, хочет что-то сказать, да так и замирает.

И я вместе с ним, кстати.

Потому что на стоянку, с помпой и фанфарами, залетает красная понтовая аудюха в низком обвесе. Тормозит прямо у крыльца, неподалеку от нас, из-за руля выпрыгивает братишка моей Радужки, сечет нас на редкость нахальным взглядом, за который жутко тянет прямо сейчас дать по роже, обновить вчерашние следы от моих кулаков, и обходит машину, двигаясь к задним дверям.

Не успевает дойти, дверь распахивается, и появляется Радужка, в привычно черном прикиде, боевом раскрасе, делающем ее и без того не маленькие глаза вообще огромными, словно у анимешной тянки. Разноцветные волосы бликуют на осеннем солнце, да так ярко, что смотреть невыносимо. Глаза слепит. А не смотреть невозможно.

Превозмогаю внезапную резь под веками и не свожу с нее взгляда.

Ну не могу ничего с собой поделать.

Она сегодня в коротком черном платье, едва прикрывающем задницу, черных полупрозрачных колготках, рваных в разных стратегически важных местах так искусно, что невозможно отлипнуть от белой-белой кожи, выглядывающей из этих прорех… И невозможно не представлять, как берешь эти гребанные колготки и дорываешь… А то какого хера они такие… недорванные? А потом платье это задираешь и ноги на плечи сразу… Ох, бля! А вот и стояк… Привет, блять, давно тебя не было…

Жадно смотрю, как Радужка, получив от брата напутственный поджопник, бодро скачет по ступенькам, не удостаивая меня даже взглядом. Гордая сучка.

Рядом матерится Лекс, кажется, ему не нравится, что Алька приехала вместе с Солнечными, но я едва ли замечаю происходящее вокруг. Слишком занят мысленным вылизыванием гладких бедер в разорванных ко всем херам колготках…

– Глаза убрал от нее, блять! – рычит неожиданно оказавшийся совсем рядом длинный урод, естественно, пропалив меня на мысленном трахании его дерзкой сестренки.

С сожалением оторвав взгляд от Радужки, с трудом фокусируюсь на слишком ревностно охраняющем ее братишке. Радостно улыбаюсь, потому что тут у нас – не поселок элитный, из охраны – только дядя Вася на вахте… А, значит, повалять я этого длинного удода смогу всласть…

Краем глаза наблюдаю, как Радужка, с выражением совершенного безразличия, топает к двери, следом за ней, легко увернувшись от лап Лекса, спешит Алька, походу, заделавшаяся ее подружкой.

Не хотят замес смотреть?

Может, оно и правильно…

Мы как-нибудь без излишне заинтересованных.

– Как плечо? – ласково интересуюсь у красного от злости придурка. Я его вчера нехило так вывернул, по-моему, там даже что-то хрустнуло.

– Лучше, чем твои ребра, – скалится ответно Солнечный (ебать, фамилия, конечно) и шагает ближе ко мне. Сокращает дистанцию. Я уже вчера выяснил, что ему комфортнее работать на ближнем расстоянии. Привычнее так драться.

И потому делаю шаг вперед, врезаясь в грудь урода. Потому что мне тоже комфортнее поближе.

– Эй, эй-эй-эй! – Лекс поспешно становится между нами, – не здесь!

Я оглядываюсь по сторонам, замечаю направленные на нас камеры телефонов, кривлюсь…

Солнечный делает то же самое, повторяет мою гримасу.

Не знаю, что ему грозит за залет, а вот меня запросто могут отчислить… И никакие папашины бабки не помогут. Слишком много подвигов накопилось.

Смотрю опять на Солнечного, вижу понимание во взгляде.

– Не здесь, – киваю.

– Не здесь, – соглашается он.

После этого мы, к разочарованию всех присутствующих, отлипаем друг от друга и топаем к дверям универа.

– Надо было навалять, – сокрушается Вилок, топая следом за мной. Я сжимаю злобно губы, чтоб не ляпнуть какую-нибудь хуйню о свиньях, лезущих не в свое дело. Не объяснять же придурку причину моего отступления. Много чести. Да и не поймет. Он всегда был на редкость туповатым…

В универе мы сразу топаем на первую пару, потому что уже звонок, временно забив на все неоконченные дела.

Я смотрю на непривычно внимательно выискивающего кого-то взглядом Немого, на злого Лекса, держащегося рядом с Солнечным, видно, хочет до конца выяснить, каким образом его Алька попала к нему в машину, на разочарованного отменой махалова Вилка, и думаю только о том, что после пары найду Радужку и…

Надо все же эти ее колготки разъяснить…

Чтоб было, ради чего с ее братишкой бодаться, а то это все несерьезно как-то…

Глава 11

– Радужка, а Радужка, а кто тебе колготки порвал?

У меня неожиданное счастье: совмещенные пары по политологии. Нас всех, пятые курсы, у которых политологии не было на первом курсе, потому что не нашлось препода, и первые курсы, у которых политология нормально идет по учебному плану, согнали в одну здоровенную аудиторию, даже не аудиторию, а нехилый такой лекционный зал, где столы расположены на манер древнего амфитеатра.

Мы сидим на последних рядах, лектор где-то внизу, далеко-далеко, его не слышно, но самое главное, что нас не слышно.

Радужка сидит в компании своих однокурсниц, в отличие от них, жутко недовольная и напряженная. Завесилась своими разноцветными волосами, ножкой в серьезном таком говнодавчике нервно постукивает. Характер показывает.

А мне в кайф.

Я спецом уселся неподалеку, хотя Лекс с компанией с недоумением ржали и звали с собой на другой ряд. Но мне с ними не интересно.

Нафига они мне нужны, когда тут такое!

Тем более, что Немой потерялся в коридорах универа, растворился просто, состроив перед этим на редкость каменную морду.

Наверно, чтоб никто не вздумал задерживать, хотя тут мог бы и не стараться. Посмотрел бы я на придурка, который решится встать под стрелой…

Я сижу, развалившись пошло, раскинув руки на спинки соседних сидений, довольно скалюсь, полностью отдавая себе отчет, как оно все выглядит со стороны… И даже это прикалывает. Потому что Радужка пыхтит и злится. Кайф какой!

Давно такого кайфа не испытывал!

Ловлю себя на том, что жизнь у меня прямо заиграла. Красками. Радужными.

И полнее стала, что ли…

И хочется добавить еще цветов.

А потому я перегибаюсь через проход, где в ряду напротив, прямо с краю, на мое счастье, сидит Радужка, и шепчу:

– Плохо… Очень плохо…

На меня теперь с удивлением смотрят все соседки девчонки, весь ряд, кое-кто усиленно строит глазки, и этот кое-кто даже ничего так, с рабочими губами и блядским взглядом, и в другой раз я бы непременно воспользовался, но сейчас мне интересная реакция только одного человека.

И этот человек реагирует. Не хочет, но реагирует. А еще косит глазом на своих соседок, поголовно начинающих хихикать, стоит мне чуть подмигнуть. Не кому-то конкретно, а так… В пространство…

Смотрю я при этом только на Радужку, ее реакции жду.

Хочу ее.

И Радужку хочу.

Но это чуть позже. А пока…

Пялюсь на нее своим самым бабоснимательным, трахательным взглядом, от которого обычно у девчонок трусы со свистом слетают и пол пробивают, улыбаюсь, прекрасно зная, как мой клыкастый оскал работает на имидж ебаря-террориста.

А сам внутри весь замираю от напряга. Чуть ли не дрожу. И осознаю это. И не особо такое приятно, ново даже, я бы сказал. Царапает…

Но прикольно.

Ощущения такие… Ну вот когда что-то впервые делаешь, там, с парашютом прыгаешь или за руль садишься, или на коньки встаешь… Страх перед неизвестностью, боязнь неминуемой ошибки, потому что нехоженная тропа, новая, и предвкушение кайфа.

Мой вариант, сто процентов мой.

Ну давай, Радужка, цепляйся! Давай!

Наверно, что-то там, на краю Вселенной, иногда для разнообразия поворачивающейся ко мне лицом, а не жопой, происходит, смещается в нужную мне сторону, потому что Радужка, чуть закатив красивые яркие глазищи, дует губы:

– Что именно тебе плохо?

Ого! Ловись, рыбка!

– Плохо… – тут я наклоняюсь еще ниже, типа, чтоб тайну на ушко сказать, а сам прекрасно вижу, как нас пасет весь ряд девок и соседние ряды тоже, ушки на макушке у всех размером со слоновьи! – Плохо порваны колготки на тебе, Радужка… – и, видя, как краснеет от негодования, или, если мне вдруг везет, то и смущения, нежное девичье ушко, добиваю низким разбойным хрипом, – я бы порвал качественней…

Весь ряд девчонок рядом с Радужкой и два соседних замирают, а затем дружно грохают таким смехом, что политолог отвлекается от своей нудятины и обращает на нас внимание, стучит здоровенной доисторической указкой по кафедре:

– Что там за смех?

Радужка порывисто встает:

– Я прошу прощения… Мне надо выйти! Можно?

Голос срывается, задел я ее все же! Круто!

Хотя и странно, она обычно за словом в карман не лезет, а тут прямо принцесса невинная…

Радужка, между тем, не дожидаясь разрешения, подхватывается, оставив все вещи на столе, и бежит к выходу.

Отслеживаю ее, прищурившись, а затем поднимаюсь и молча иду следом.

Под внимательными взглядами всех первых и пятых курсов.

Однозначно давая понять, что между этими двумя событиями, побегом девчонки с пары и моим движением к выходу, есть прямая следственная связь.

И вот похер мне в этот момент, кто и что подумает, кто и что скажет.

Ловлю подмигивание Вилка, явно решившего, что я пытаюсь выиграть спор, отворачиваюсь. Нахер иди, придурок. Не для тебя это делаю. И не для своего субарика, хоть и жаль беднягу, в плохие руки попадет.

Я это все только для себя.

Я всегда все для себя.

Вот догоню ее сейчас и сделаю все для себя.

– Молодой человек, а вы куда направляетесь? – фоном звучит раздраженный голос политолога, теряющего часть аудитории.

– У меня живот прихватило, – громко и бесстыдно отвечаю я.

И, судя по лицу политолога, такого ответа он не ожидал и что делать не знает.

Самый верный способ слинять с пары: физиология, не попрешь против нее.

Выхожу за порог, мгновение стою, чутко прислушиваясь и принюхиваясь, как зверь, выслеживающий самку.

Мне кажется, я чую аромат ее духов, что-то свежее, с карамельными нотами. Вкусное. И слышу тихий топоток в районе лестницы.

Довольно скалюсь и иду на запах и звук.

Радужка, беги… Я следом.

Я скоро.

Глава 12

Как я и думал, Радужка слиняла в туалет.

Ну а куда еще бежать девчонке успокаиваться без вещей и телефона? Мест-то немного в универе.

Я спокойно дожидаюсь, пока она приведет себя в чувство, и затем легко подлавливаю ее на выходе.

– Колготки зашивала? – становлюсь у нее на пути, и Радужка, с разгона, упирается носиком мне в грудь, отшатывается, оступается, но я ловлю.

И не выпускаю, конечно же.

– Ты чего? – шипит она, извиваясь в моих руках, но как-то… Без огонька, что ли? Без того остервенения, которое показывает, что девчонке реально неприятны прикосновения. И парень ей неприятен.

Здесь у нас скорее больное самолюбие и попытка себе самой доказать, что “не такая”.

Легко пресекаю слабенькое сопротивление, прижимаю сильнее, приподнимаю над полом. Это легко делать, удобно, потому что Радужка размером с котенка. И весит примерно столько же.

И то, половина этого веса – ее внушительные говнодавы.

– Ничего, – усмехаюсь я, показательно лихо и придурковато, изо всех сил стараясь сдерживать себя и не дать понять, насколько меня от нее ведет. Прямо вот сразу, стоило прикоснуться. От запаха ее, глаз ярких, анимешных, пирсинга в пухлой нижней губе, веселого заводящего барахтания в моих объятиях… Блять, нам будет дико интересно в постели, прям весь мой многолетний опыт про это поет! Да что там поет, орет! Речитативом!

И чего, спрашивается, морозится, дурочка?

Ну смешно же!

– Пусти! – шипит Радужка, – а то заору сейчас на весь универ!

– Зачем кричать? – удивляюсь я, ласково ощупывая добычу и с удовольствием подмечая, как идет реакция на мои действия: краснеют щеки, шея и ушки. Тяжелеет дыхание… Дура какая… Только время теряем ведь… – Мы просто поговорим… Хочешь, поедем, купим тебе новые колготки? И я их тоже порву…

– Да что тебя переклинило-то на колготках? – она неожиданно перестает сопротивляться, повисает в моих руках покорной сладкой жертвой, только ладонями в плечи упирается. И смотрит серьезно и с интересом. Таким… Исследовательским. Энтомологическим, я бы сказал. – Какой-то секс-фетиш? Изврат?

– Ну почему сразу изврат? – удивляюсь я, легко отступая в сторону, с открытого места к удобным и, главное, знакомым всем заинтересованным лицам в универе, нишам у стены, возле кабинета философии, – если это нравится обоим партнерам, это не изврат, а норма, – наставительным тоном сообщаю ей информацию, услышанную от какого-то тиктокера.

– А ты решаешь за обоих? – она словно не замечает моих маневров, продолжает диалог. Или интервью? Собеседование?

– Нет, – признаюсь я, – но я делаю так, что партнер принял правильное решение.

– Партнер? – удивляется Радужка, – а зачем тебе тогда я?

Я замираю, только сейчас осознавая, что она меня подловила. Вот… Коза!

Злость, мгновенная и жгучая, вспыхивает и тут же переплавляется, добавляя уже бушующей во мне похоти дополнительный градус.

Продолжить чтение