Читать онлайн Звонок с неизвестного номера бесплатно

© Литвинова А. В., Литвинов С. В., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Великое заблуждение – о мудрости стариков. Старики не мудры. Они только осторожны.

Эрнест Хемингуэй

Солнце слепило. Тошка отвернулся от ярких лучей, взглянул влюбленно на хозяйку, лизнул ее в нос. Лучшее время в жизни – когда его божество за рулем, а он – на ее коленях, наблюдает за дорогой, рычит, если на светофоре видит в соседней машине другую собаку.

Тошкина порода называлась «вроде бы йорк». Кудрявый, маленький, глаза разноцветные – желтый и карий. Но сам он себя чувствовал бойцовским псом и за хозяйку искренне был готов умереть. Лаял, наскакивал, скалился, а она извинялась перед прохожими и смеялась. Спал Тошка только при ней – на руках или рядом. Остальное время таскался хвостиком, а когда уходила – торчал у входной двери, бесконечно водил носом, ждал.

В отпуск без него она уезжала единственный раз. На передержке пес заболел, исхудал до костей, и тогда хозяйка торжественно пообещала: больше никогда его не бросит. С тех пор путешествовали вместе. Вот и сегодня направились куда-то далеко – в машине лежанка его, мисочка, пакет с кормом. Денек солнечный, радостный, и Тошка очень надеялся, что едут они в деревню, где можно будет бегать за курами и рычать на коров. Ну или на море, что хуже – там придется ждать на берегу, пока хозяйка купается, или самому плавать в противной соленой воде.

Но если отпуск, она обычно веселая, напевает, одной рукой руль держит, другой ему холку треплет, а сегодня грустная, глаза на мокром месте. Когда в лицо лизнул, на языке стало солоно. Тошка ткнулся носом ей в подбородок, постарался улыбнуться, подбодрить: «Не расстраивайся, я буду хорошим псом!»

– Милый, – прошептала хозяйка.

И всхлипнула.

Пес настроился ехать долго, ждать, что солнечный день сменится алым закатом, а потом на черное небо выкатится желтая луна. Но не успел даже сильно в туалет захотеть, как приехали.

– Пойдем, Тошка, – велела.

Он спрыгнул с ее колен на горячий асфальт, завертелся волчком.

Надели шлейку, прицепили поводок. Впереди – забор, за ним деревья. Значит, парк. Можно будет бегать, цепляться к другим собакам. Рванул вперед, но хозяйка придержала:

– Подожди, глупыш.

Взяла с собой его миску, корм, лежанку.

Странно, что в руках чемодана нет, но Тошка возгордился: значит, его в новом месте первым поселят, а свои вещи она принесет потом. Только где жить-то будут? Шли по тенистым аллеям, и никаких тебе ароматов от жилья или столовой – только птичками пахло, кротами, белками. Он радостно спешил вперед, волок ее за собой на поводке – еле поспевала.

Остановились на поляне. Рядом ручей звенит.

Хозяйка отцепила карабин, сняла шлейку, строго велела:

– Никуда не убегай.

Он и не собирался – нарезал круги, лаял на нахальных воробьев.

Богиня его наклонилась к воде, набрала полную миску, поставила под раскидистым дубом. Рядом лежаночку разместила, подле нее другую плошку – в нее высыпала корм.

Позвала:

– Ко мне!

Взяла на руки, прижала крепко к себе, долго вглядывалась в разноцветные глаза. Потом посадила рядом с лежанкой, приказала:

– Ждать.

Команду Тошка знал, тяжко вздохнул – придется. Что поделать.

Уселся послушно.

– Я… я обязательно за тобой приду, – пообещала она.

Пес не удержался, вскочил, встал на задние лапы, обхватил передними ее колени. Обычно хозяйка не любила долгие проводы, но сегодня снова потрепала его за ушами. На черный кожаный нос скатилась ее слеза. Повторила:

– Ждать.

И ушла, не оглядываясь.

* * *

После рыбалки Юрий Михайлович устал, как собака, но сразу отдыхать не пошел – сделал крюк, чтобы пройти мимо Дома мечты. Ох, что это было за чудо: аккуратный, светлый, двухэтажный! В стороне от пляжного шума, но море в двух шагах. Во дворе трепещет листьями пальма банановая – для их краев экзотика, но хозяева пестовали, каждую зиму укутывали ствол в утеплитель и пленку, поэтому процветала.

Юрий Михайлович в это место влюбился семьдесят лет назад – когда был еще шестилетним пацаном. Приходили с друзьями рыбу ловить, а он от компании отделялся. Садился на огромный валун (где теперь дом), вглядывался бесконечно в даль, пытался понять, в какой именно точке сливаются небо с морем.

Долгое время земля здесь была ничья – коровы паслись. Но как случился капитализм, место быстро приватизировали и выставили на продажу. Юрий Михайлович тогда работал спасателем и за летний сезон получал неплохо, поэтому навел справки: вдруг получится приобрести? Но сумму только за землю назначили неподъемную – двадцать тысяч долларов. А еще ведь строиться надо. Так и ушло его любимое место в поселке в чужие руки. Сначала браток проживал, потом гостевой дом сделали, дальше опять перестроили и продали каким-то нефтяникам – те вышли на пенсию и перебрались в их теплые края.

Юрий Михайлович никому старался не завидовать, но, когда выходил в море на своей «Афалине» и видел, как новые жильцы барствуют на террасе, – сердце обиженно сжималось. Окорачивал себя. Что поделать: не по нему шапка.

Но чудо все-таки случилось.

Не пройдет месяца – и он станет здесь жить.

Хотя задаток внесли и дату сделки назначили, Юрий Михайлович все равно очень нервничал. Боялся, хозяева позвонят и скажут, что передумали.

Но сейчас прошел в очередной раз мимо, увидел: занавески в доме сняты, мебель плетеную с террасы убрали. Все-таки переезжают, несбыточное наяву происходит. Просто представить невозможно, как он будет здесь счастлив!

* * *

Самое сложное в работе с нейросетью – создать грамотный запрос. Над формулировкой Милорд больше месяца бился. Малейшая неточность – и получай тонны бесполезной информации. Но терпение вкупе с трудом кропотливым всегда вознаграждаются. Волшебную формулу – пять самых точных слов – он в итоге вывел. Работала безупречно. Да, иногда неделями пусто, но, если выдает ссылку, можно не сомневаться: попадание стопроцентное.

И сегодня поисковик предложил сразу две кандидатуры. На первый взгляд идеально все: возраст, место проживания, социальный статус. Оставалось провести небольшую дополнительную проверку – и можно действовать. Девочки свободные как раз есть.

* * *

Школы давно перешли на электронные дневники, но Митина классная руководительница настаивала: обязательно в дополнение к компьютерному нужен бумажный. Каждую пятницу обязывала родителей просматривать и расписываться. Сама Таня, пока училась, часто «радовала» маму бесконечными «опоздала на урок» или «поведение – два!»

Митя (пусть ей неродной) оказался достойным наследником. За неделю – сразу три тяжких преступления.

«На перемене бегал по коридору».

Садовникова хмыкнула. Чего еще делать-то, чинно парами ходить?

«Плевался в одноклассницу из трубочки».

Взглянула на мальчика, строго спросила:

– Чем плевался?

– Шариками для пистолета, – улыбнулся невинно. – Пластиковыми.

– Теперь хулиганить проще, – оценила Татьяна. – Нам приходилось из бумаги скручивать.

Третий Митин проступок и вовсе вызвал у нее приступ гомерического хохота:

«Отнял у Тимофея на перемене кукурузные палочки и съел!»

– Тебя дома не кормят?

– У него вкусные были, – облизнулся, как кот. – С шоколадом!

– А по музыке почему два?

– Училка сказала, что я выл, а не пел.

Таня вспомнила педагогические методы собственной мамы, строго сказала:

– Придется тебя культурно развивать. Абонемент в консерваторию куплю.

Митя не расстроился:

– Ну и ладно. Я давно хотел пересчитать, сколько труб у орга́на.

– Три тысячи сто тридцать шесть. Но видно из них девяносто с чем-то (когда сама убивала время на детских концертах, цифра всегда выходила разная).

– Давай тогда лучше не в консерваторию, а в Аптекарский огород, – предложил Митя. – Там выставка гигантских тыкв.

– И зачем они нам?

– Прикольно. А вечером их разрежут и раздадут бесплатно. Тыквенную кашу мне сделаешь.

– Нет, Митя, каши – это не мой профиль, – улыбнулась Татьяна. – Но на выставку сходить можно.

– А папа с нами пойдет? – с надеждой спросил мальчик.

Имел он в виду – Садовникова понимала прекрасно – вовсе не юридического своего отца. Тот сына скинул в чужие руки и вспоминал о нем от силы раз в пару месяцев. Митя упорно считал папой Дениса Богатова.

«Вот что за ситуация дурацкая, – сердито подумала Татьяна. – Только я могла в такой оказаться».

Митина родная мама Женя Сизова умерла. Отец женился на другой и без тени стеснения объявил Садовниковой, что у него теперь «новые дети» – сразу двойня родилась.

И Таня после долгих раздумий оформила над мальчиком опеку. Страшно, конечно, за чужого ребенка брать на себя ответственность. Но к Мите она прикипела. Да и смышлен пацан не по годам. Рассудила: может, оно и лучше – миновать младенческие болезни, детсадовские капризы и сразу получить готовенького, да еще умненького?

Сейчас Митя учился в третьем классе, и Садовникова с настоящей материнской гордостью считала: начальную школу ее подопечный давно перерос. Самой ей казалось – Мите не девять лет, но все двенадцать. А иногда он и вовсе вел себя как умудренный жизнью настоящий мужчина.

Денис Богатов, бывший Женин бойфренд и подельник в рискованных авантюрах, принимал горячее участие в Митиной судьбе. Тане он, что скрывать, нравился. Самый ее контингент – мужчина слегка за сорок, обаятельный, независимый, свободный. Сначала отдыхать вместе съездили, потом Денис в Москве приходил – вроде как навестить мальчика. Однажды остался ночевать – и, когда Митю уложили спать, Таня не устояла. Не то что совсем сумасшедшая любовь накрыла, но сильного и уверенного в себе мужчины рядом ей давно не хватало.

Мальчик с восторгом мечтал, что Садовникова выйдет за Дениса замуж, «и будут у меня самые крутые в мире родители».

Татьяне идея тоже нравилась.

Но Богатов, к сожалению, оказался классическим мужчиной для отпуска. Вместе отдыхать, бездельничать, путешествовать с ним получалось прекрасно. А когда попробовали разделить трудовые будни, Денис сразу начал скучать. Таня вскакивает в семь утра разбудить Митю и собрать его в школу – тот сладко спит. Она мчится на работу, по пути в машине на светофорах лихорадочно красится и вносит поправки в очередную рекламную концепцию – а Денис неспешно принимает душ и отправляется в тренажерный зал. Вечером он бодр и активен, зовет в ресторан, но у Мити полная засада с прописями. Таня сначала два часа выписывает вместе с мальчиком завитушки-палочки, потом гладит ему на завтра рубашку и себе блузку, а в одиннадцать вечера совсем не до развлечений, потому что завтра опять вставать в семь…

Денис искренне пытался разрулить ситуацию. Уговаривал:

– Бросай ты свою работу, что я – вас двоих не прокормлю?

Но Садовникова не представляла, как станет жить за чужой счет. Ситуация тогда совсем странная получится: у нее на попечении ребенок, а работу потерять, оказаться на шее у мужчины, кто даже замуж не зовет, всего лишь предлагает существовать вместе? Да и нравились ей авралы, дедлайны, ощущение собственной нужности. Реклама (любимая и ненавидимая) – тоже.

В ответ она пыталась переделать Дениса, привлечь к домашним обязанностям. Тот честно пробовал – допустим, сам собирал Митю в школу. Но каждый раз получалось с приключениями: то оба проспят, то яичницу спалят, потому что вместе TikTok-каналом увлеклись. Таня вскакивала, злилась, упрекала Богатова. Денис беспечно отмахивался: «Да зачем вообще нужна эта школа? Давай его на домашнее обучение переведем». Митя (разговоры велись при нем) с восторгом за идею хватался, и Садовникова сердилась еще больше. Она очень ответственно относилась к неожиданно свалившейся на нее роли опекуна и не замечала, что превращается потихоньку в домашнего тирана. Ругалась, когда на полу крошки, возмущалась, что Митя предпочитает обедать чипсами (хотя сама больше всего в мире любила корейскую морковку).

Вроде понимала, что ведет себя как типичная клуша, а с языка вечно срывалось:

– Денис! Ну почему Митя опять за компом сидит?! Он еще уроки не сделал!

Или читала лекцию, что мужчине негоже каждый день спать до двенадцати, а вечера проводить в ресторанах.

Богатов пожимал плечами:

– А что такого? Я в простое. Интересной работы пока нет. Появится – тоже буду сутками занят.

Но Таня никак не могла примириться с его образом жизни сибарита.

Теперь понимала: зря вообще пыталась Богатова переделывать. Тем более примерять на себя совершенно чуждую ей роль строгой матери семейства. Но осознание, как часто бывает, пришло слишком поздно.

В очередной визит в спортзал к Денису подкатила некая Настенька. Юное, стройное и наглое создание попросило показать ей, как пользоваться тренажером для мышц кора, и Богатов охотно пришел на помощь. Дальше, вероятно, последовал свежевыжатый апельсиновый сок в баре клуба, девица выяснила, что предмет вожделения не женат, и началась настоящая охота. Таня прекрасно знала, как это делается: постоянно маячить искушением в игривых топиках, глупо хихикать, повторять мужчине, какой он классный и удивительный.

Странно, что Денис попался на столь примитивную наживку – но сорокалетние мужчины часто сходят с ума от эффектных юных красавиц. Особенно когда устают от вечных упреков дома.

Сначала он начал исчезать по вечерам. Возвращался с мечтательным взглядом и приторно сладким запахом женской туалетной воды. А вскоре и вовсе заявил, что им надо пожить отдельно.

– Ну и катись! – заорала Садовникова. – Придурок! Альфа-самец хренов!

Митя, когда узнал, очень расстроился. Настеньку ненавидел люто – Денис считал, что с мальчиком надо обращаться как со взрослым, и красотку ему предъявил.

– С тобой, теть-Тань, никакого сравнения! – возмущался мальчик. – Глаза, как у глупой куклы, и сиськи фальшивые.

А она горько (и тоже по-взрослому едко) отвечала:

– Мужики в сорок лет дуреют. Седина в бороду – бес в ребро.

– Одумается. Вернется, – серьезно сказал мальчик.

– Да зачем он мне нужен! Предатель!

И самой обидно, и за Митю тоже. Получается, обоим отцам (родному и приемному) оказался не нужен.

* * *

Яичницу Настя опять пережарила. Но разве можно сердиться на совершенное во всех смыслах свежее стройное чудо? Хмурит чистенький лобик, лепечет:

– Она пузыриться начала, а потом сгорела, прямо внезапно!

– Так надо было накрыть и огонь убавить!

– Динь, – улыбается виновато, – ну не умею я с домашним хозяйством!

У плиты, в своем халатике кружевном и правда смотрится негармонично. Яичницу отодвинул, Настеньку обнял. Она прижалась с готовностью, прошептала:

– Можно ведь и пиццу заказать.

С Таней Денис успел оценить: омлет и овсянка с сухофруктами на весь день энергией заряжают. Но когда рядом Настя, плевать на правильную еду.

Здоровый образ жизни без раздумий полетел в тартарары. Зато до чего радостно рядом с беспечной красавицей – пусть и в неубранной кухне.

Расстегнул у халатика пуговку, прижался губами к загорелой ложбинке промеж грудей – и тут совсем некстати телефон. Номер незнакомый, очередная, конечно, реклама. Или мошенники. Хотел было сбросить, но Настенька востроглазая покосилась на экран, хихикнула:

– Из Краснодарского края атакуют!

Ушлые «бизнесмены» из любой точки мира могли звонить – но в крае у него отец. Поэтому ответил. В трубке – дребезжащий старческий голос:

– Денис Юрьевич? Это Петровна, соседка батюшки вашего.

Память на имена отличная – вспомнил сразу, хотя виделись единственный раз.

– Здравствуйте, Василиса Петровна. Что-то случилось?

– Ну… как вам сказать… – замялась. – Скорая к папе вашему приезжала.

Настю отстранил, выкрикнул:

– Что с ним?!

– Э… ну… лицо закрыто было. Умер ваш батюшка. Врачи сказали: инфаркт.

* * *

Прогулка в парке после обеда – лучший способ поддерживать себя в форме. Идешь не спеша, чистый воздух вдыхаешь – Алена Андреевна специально сворачивала с аллеи в дебри, чтоб деревьев побольше и народу поменьше.

Наблюдала за белками шустрыми, улыбалась прощальным лучам осеннего солнца. И вдруг услышала то ли стон, то ли писк.

Сначала подумала: птенчик из гнезда выпал. Свернула на жалобный звук, вышла на поляну и обомлела. Под деревом – взлохмаченный, жалкий пес. По виду – йорк с «дворянской» примесью. Глаза разноцветные. В парке часто встречались собаки – в том числе беспризорные (несчастных подкармливала, агрессивных отгоняла палкой для нордической ходьбы). Но тут что странно: рядом с собачонкой – лежанка, две миски (обе пустые).

Ее пес увидел, но с места не стронулся, только зарычал вяло.

– Ты почему здесь один, малыш? – всполохнулась Алена Андреевна.

Подошла, протянула руку погладить – огрызнулся. Кусать, впрочем, не стал. Проследила за собачьим взглядом – смотрит неотрывно на пакет с сухим кормом (тоже поблизости, почти полный).

Поняла. Насыпала щедро. Рядом ручей звенит – сбегала, налила во вторую миску воды. Пес жадно кинулся пить.

Она внимательно его разглядела. Несомненно, домашний. Намытый, причесанный. Ошейника нет – хотя шерсть на шее, если приглядеться, примятая. Почему он в дальнем уголке парка – но при всех аксессуарах? Только без шлейки и медальончика с координатами хозяев?

– Как тебя зовут? – сорвался с языка глупый вопрос.

Пес утолил жажду, накинулся яростно на еду.

Алена Андреевна поискала глазами – может, где-то записка? Объяснение ситуации?

Нет, ничего. А чип, интересно, имеется у собаки в ухе? Но визуально не определишь, это к ветеринару надо.

Подождала, пока наестся. Протянула руку:

– Пойдешь ко мне?

Не шевельнулся. Зарычал – жалобно, без агрессии.

– Тебе велели ждать? – уточнила.

Слово «ждать», похоже, псу знакомо – встрепенулся.

– И сколько ты здесь сидишь?

Лег, положил морду на лапы.

День к вечеру клонится. Скоро в парк на прогулку выйдут собачники – в том числе с ротвейлерами без поводка. А в крохе йорке веса от силы два килограмма. Порвут в клочки. Повезло еще, что до сих пор целый – бездомные стаи тут целый день шляются.

О чем хозяин думает?

Хотя, похоже, нет больше у пса владельца – раз его оставили здесь вместе с лежанкой, кормом и мисками.

Надо спасать. В приют пристраивать. Или в добрые руки. А может, себе взять?

– Как тебя, Тузик! – позвала Алена Андреевна. – Вставай.

Ноль эмоций.

Добавила в голос строгую нотку:

– Пошли.

Морду вскинул – но лежит по-прежнему.

– Домой, – повторила она. – Рядом.

Пес, ей казалось, сомневается. Надо убеждать.

– Тут большие собаки. Они тебя загрызут. Пойдем домой. Ко мне. Мама тебя, похоже, бросила. (Алене Андреевне казалось, что хозяином у подобного малыша скорее всего была женщина.)

«Пойдем», «домой» и «маму» собачонок, похоже, знал.

В разноцветных глазах промелькнуло смятение. Но потом решение принял. Поднялся. Подошел к Алене Андреевне, поставил на нее передние лапы.

– На ручки хочешь? – улыбнулась. – Ну сейчас, сейчас.

Достала из куртки целлофановый пакет, поместила в него лежанку, корм, миски. Подхватила Тузика. Надо обязательно в районном чате объявление дать. В газету местную его фотографию скинуть. По домам окрестным походить, дворников порасспрашивать. Вдруг все-таки ищут его?

Но по печали в глазах собаки поняла: не верит он, что мама найдется.

* * *

Алена Андреевна, пусть пребывала на пенсии, прогресса не чуралась. Поэтому сразу решила: развешивать по району рукописные объявления, что в парке найден пес, смысла не имеет. Тут надо масштабно действовать, с привлечением всех современных возможностей.

Начать решила с общедомового чата – в нем она, разумеется, состояла. Долго думала над текстом. Всю информацию решила не выдавать, написала: «Сегодня в парке найден песик, похож на йорка, маленький, рыжий. Несомненно, домашний. Очень грустный. Кто потерял или что-то знает о его хозяевах, обращайтесь в личку».

Но мало шансов, что ближайшие соседи помогут. В парк (триста метров от дома) весь район гулять ходит. Да и если йорк местный, она бы его знала, хоть мимолетно.

Какие еще варианты?

Есть районная газета бесплатная, «Звездный путь». Там постоянно объявления о потеряшках публикуют.

Позвонила в редакцию, спросила насчет условий. Объяснили: про животных, если не покупка-продажа, напечатают безвозмездно. Но ближайший номер уже подписан к печати, следующий – только через две недели выходит.

– А на сайте газеты объявление можно сделать? – проявила осведомленность Алена Андреевна.

– Высылайте. Фотография – JPG-файл с разрешением не меньше 1600 на 1200 пикселей, текст в ворде, – важным голосом ответила секретарь.

Умные слова Алену Андреевну не испугали. Включила в квартире весь свет, подошла к найденышу – тот с грустной мордочкой отдыхал на своей лежанке.

– Тузик! – позвала.

Даже не обернулся.

– Масик! Рекс! Полкан! Филя!

Взглянул – как ей показалось – с презрением. Песик прав. С кличкой можно до морковкиного заговенья гадать. А если другой подход?

– Миленький, – произнесла ласково.

Йорк вскинул ухо.

– Любимый мой!

Взглянул внимательно.

– Игрушечка моя!

Вскочил с лежанки.

– Красавчик! Лапонька! Цветочек!

Смотрит удивленно. Но какие-то из эпитетов явно ему знакомы.

Она продолжала фантазировать:

– Миляга! Дикобразик! Моя колбасочка!

Но сработало в итоге слово «сладенький».

Йорк отчаянно завилял хвостом и, ей показалось, улыбнулся.

– Сладенький мой, конфеточка! – повторила Алена Андреевна – и с первой попытки сделала прекрасный кадр.

Наградила пса кусочком вареной курицы. Отправила в онлайн-версию газеты фотографию с текстом. Тираж у издания – под сотню тысяч. Но ей все равно казалось: сделала для йорка далеко не все, что могла.

Тут не обычная ситуация. Не просто хозяев надо найти, а в причинах их поступка разобраться. Почему песика оставили одного – но при корме и мисках? Злой ли тут умысел – или у хозяина (ну или хозяйки) имеются веские причины?

Почему-то ей представилась девочка-подросток. Допустим, жила с мамой, песик был домашним любимцем. Но одинокие женщины средних лет часто цепляются за возможность ухватить хоть какого мужчину. И вот является новый папа. Ставит вопрос ребром: или я, или пес. И мама в отчаянной надежде на личное счастье заставляет дочку собаку выкинуть. Или – как вариант – ее друг сердечный животинку в парк вывозит. Пока девочка в школе. Как раз утром, судя по тому, какой был голодный, «сладенького» одного в парке и оставили.

«Но если я угадала – что сделать-то можно? Взрослые решили: собаки в доме не будет. Как их заставить изменить решение?»

И сама себе ответила:

– Хотя бы девочка ко мне будет приходить. Выгуливать своего любимца. Общаться с ним. И он в новых руках тосковать станет меньше.

Надо сходить в парк. Погода хорошая, народу там немало. Старушки кислородом дышат, спортсмены на турниках, мамы с малышами на детской площадке. Может, кто видел, с кем пришла собака?

Идея хорошая, только трудозатратная. И вечер уже на улице, стемнело. Может, использовать другой, более современный способ?

Алена Андреевна отыскала телефон участкового. Раньше у них был ленивый, пожилой, пьющий, но недавно молодого поставили. Парень старался, всех жильцов обошел, познакомился. Алена Андреевна тогда напоила служивого чаем и пообещала звонить, если что.

Однажды действительно собиралась – когда подросток, сосед сверху, в час ночи взялся на электрогитаре через усилитель играть. Но в итоге беспокоить полицию не стала – лично поднялась и угомонила. Сейчас повод еще более смехотворный: не в компетенции участкового решать судьбы собачек потерянных.

А вот сделку предложить можно.

В доме напротив – ремонт, стройматериалы постоянно подвозят, бросают без присмотра. Вчера ночью Алене Андреевне не спалось. И чай с медом пила, и музыку успокаивающую слушала – ни в одном глазу. В два часа ночи сдалась. Заварила очередной травяной, села с чашкой к окну. И увидела: подкатила к соседскому дому «газелька». Из кабины шустро выскочили двое джигитов. Загрузили в кузов пару поддонов с плиткой, банку огромную краски – и прочь. А сторож даже не чухнулся. И сегодня никакой суеты на стройке не было. Или не заметили, или на тормозах решили спустить.

Но она-то номер машины записала – специально выбегала во двор, чтобы наверняка разглядеть. Хотела прямо с утра участковому звонить. Но после ночи беспокойной проснулась поздно, еле успела в поликлинику по записи на двенадцать сорок. Потом на готовку обеда отвлеклась, после в парк отправилась. Зато сейчас обстоятельства так сложились, что можно не просто о преступном умысле сообщить, но и награду получить за свою бдительность.

Участковый трубку взял, сигналу обрадовался, поблагодарил. Обещал, будет хлопотать, чтоб ей грамоту выдали за сознательность и гражданскую ответственность.

Алена Андреевна в смущении спросила:

– А можно мне лучше бартер?

– Это как? Права из ГАИ выручить?

– Нет, машину не вожу. В личном расследовании помочь. У входа в парк ведь есть камеры видеонаблюдения?

– Имеются. А вам зачем?

– Да изверг какой-то собаку туда вывез – и бросил. Вместе с лежанкой и кормом. Пес грустит, ждет. Хочу выяснить, кто это сделал.

– Согласен, свинство, – согласился участковый. – Но даже если выясним – толку-то? Дело не уголовное.

– Да я понимаю. Но вы посмотрите все-таки записи за сегодня. С утра – и часов до двух. Собака – похожа на йорка, маленький, рыженький. Глаза разноцветные.

– Ну-у не знаю, – смутился парень. – Даже если будет лицо – чем вам поможет? Личность как устанавливать? Для этого человек должен в розыске находиться.

– А вдруг бессердечный на машине был? И ее номер в кадр попал?

– И что? Пойдете владельца стыдить?

– Поговорить пойду, – твердо отозвалась. – Может, не злодей – наоборот, помочь надо. Допустим, у человека ситуация сложная, поэтому собаку и выбросил. Я могу сбор средств организовать. Если ему питомца кормить нечем.

– Хорошо, Алена Андреевна. Будет время – посмотрю.

Тоже, конечно, мало шансов – в парк не только с центрального входа, где камера, можно попасть, но и с кучи боковых тропинок.

– Сладенький, – позвала песика Алена Андреевна. – Ты, наверно, в туалет хочешь? Пойдем прогуляемся?

Смотрит непонимающе. Ладно, сформулируем проще:

– Сладенький! Гулять!

Сразу вскочил.

Шлейки и поводка у пса не имелось, поэтому дала сделать у подъезда делишки и дальше несла на руках. Хорошо, рядом зоомагазин. Приобрела собачьи аксессуары, прогулялась два квартала до ветеринарной клиники, заплатила за консультацию.

Песик в клинике повел себя странно. Когда медсестра к нему ласково обратилась – вилял хвостом, погладить себя дал. Но едва появился доктор – молодой мужчина, – сразу шерсть дыбом, рычит.

– Все, ухожу, ухожу, – отступил ветеринар.

А медсестра расхохоталась:

– Опять вы попали, Григорий Павлович! Придется Светлану Макаровну звать.

– Как он ветеринаром работает, если к собаке подхода не может найти? – удивилась Алена Андреевна.

– Да это только среди мини-пород встречается. Иногда, – объяснила медсестра. – Если живет вдвоем с хозяйкой, привыкает ее считать своей собственностью. А любой мужчина – соперник, враг. Ничего. Сейчас женщина вашего песика посмотрит.

На Светлану Макаровну йорк действительно не рычал. Доктор проверила: чипа в ухе с информацией о хозяине у пса не имелось. Но, вероятно, домашний, блох-клещей нет.

– Вы его себе оставить хотите? – спросила ветеринар. – Тогда надо прививку сделать.

– Давайте не сегодня. Попробую все-таки хозяина найти.

Вернулись домой. Сладенький совсем не возражал, когда ему мыли лапы. С удовольствием откушал премиального собачьего корма – Алена Андреевна не поскупилась. Звала его устроиться рядом на диване, но пес упрямо отправился на лежанку – видно, та пахла родным домом.

– Ну отдыхай, – сказала Алена Андреевна.

Проверила общедомовой чат. Йорка, как и ожидалось, никто из соседей не терял. Но несколько добрых душ сообщили, что сделали репосты – в школьных, детсадовских и прочих местных пабликах.

Объявление в газете тоже дало несколько откликов.

Письмо, явно писанное ребенком: «Мы готовы собачку забрать».

И возмущенное послание от пенсионера с соседней улицы:

«У нас в доме наркоманы живут. Целая семья. Родители, детей двое. И собака у них вроде эта. Тоже йорк рыженький. Я сколько раз наблюдал: гуляют с ним и изгаляются. То “сидеть”, то “рядом”. Если чуть отстает, сразу пинка, пес скулит. Небось они и выбросили. Живут по адресу…»

Улицу, дом, квартиру Алена Андреевна записала.

С наркоманов станется – завести собаку в парк да и бросить. Но по виду – слишком пес изнежен-ухожен, маловероятно, что из антисоциальной семьи.

Похоже, оставил его кто-то нормальный.

И ей теперь вдвойне хотелось разобраться, почему с йорком так поступили.

* * *

Деталей соседка сообщила немного:

– Скорую ваш батюшка сам вызвал. Сказал только, что ему очень плохо, и адрес. Врачи быстро примчались – получаса не прошло. А он уже мертвый.

– Во сколько это было?

– Днем. Часа в три.

Денис чувствовал себя отчаянно несчастным и одиноким. Настенька липла, пыталась утешать. Но ехать с ним на похороны отказалась. Миллион аргументов привела: отца его она не знала, покойников и кладбищ боится до смерти. «Диничка, возвращайся скорее, я тебя здесь утешать буду!»

«Вот Таня бы – точно согласилась», – мелькнуло.

Но Садовникова для него теперь потеряна. Навсегда. Полетел на похороны один.

Больше всего поразило: его отцу, скоропостижно умершему в поселке Абрикосовка, почти что завидовали.

Хорошо пожил (семьдесят шесть лет). Хотя просвещенные западники в эти годы президентами служат или только-только на пенсию выходят и не сомневаются, что успеют еще объехать весь мир. И умер легко – обширный инфаркт, дома, не болел, не мучился.

Сам Денис, помимо свойственной моменту скорби, кипел от обиды и гнева. Бесполезно на судьбу обижаться, но почему настолько рано? И именно сейчас – когда батя наконец сменил гнев на милость, согласился принять его помощь и, словно ребенок, предвкушал скорое исполнение мечты?!

Распоряжений по поводу похорон отец не оставил, поэтому сын решил действовать по собственному усмотрению. Выбрал место на кладбище (с доплатой, чтобы не с краю). Оплатил поминки в любимом батином кафе «Приют рыбака», созвал всех соседей.

Водки заказал много, но сам употреблял минимально. Наблюдал, слушал. Пытался понять: каким человеком в памяти друзей и знакомых остался отец? Болезненно морщился, когда слышал: «Глыба! Настоящий мужик!» Именно что глыба, жить бы да жить. А они все безропотно поднимают рюмки за помин души.

Отцу он в последний раз звонил за три дня до смерти. Тот только вернулся с рыбалки, доложил, что умотался, но голос был бодрый – особенно когда расписывал (с несомненными преувеличениями) богатый улов.

Часть тех трофеев съесть не успел – в морозилке осталось с килограмм ладненьких серебристых ставридок, еще две нитки вялятся под осенним солнцем, заботливо укутаны марлей от мух.

На здоровье отец в последние дни, болтали односельчане, не жаловался. Жил, как обычно. Возился на участке, собирал орехи, виноград на вино. За два дня до смерти выбирался в центр – магазины и прочие блага цивилизации в поселке сосредоточены примерно в километре от их дома. Совсем дряхлые терпеливо и подолгу ждали автобуса, но батя (опять со слов наблюдательных провинциалов), как обычно, отправился пешком – по холодку, с утречка.

Сначала наведался в банк, снял наличных – на рынке карты не принимали, а делать переводы за каждый пучок петрушки или килограмм помидор отец не любил. Василиса Петровна (дама из хибарки наискосок) с удовольствием сплетничала:

– Видела я его у банкомата. Такой орел! Сотрудница молоденькая стояла на консультациях, так Юрка ей и улыбочку, и за талию приобнял!

Банк в их Абрикосовке – одноэтажный сарайчик, полы деревянные проваливаются, тетки работают злющие.

– С каких это пор у вас консультанты появились? – заинтересовался Денис.

– Программа губернаторская. Образовывали нас, как денег сэкономить на ЖКХ, – охотно отозвалась Василиса. – Чтоб платить без комиссии. Я научилась. А ваш папенька сказал, что и так давно этот метод знает.

Из банка отец, со слов случайно встреченных и теперь попивающих за помин его души, отправился на рынок, потом заглянул в сетевой магазин – успел до одиннадцати, пока пенсионерам скидки. Нагрузился знатно, но тащил покупки не в сумке-тележке, как многие делали, а в рюкзачке, в руках еще два пакета.

– День жаркий был, может, голову ему напекло? – жалостливо предположила еще одна соседка.

Но ее мигом оборвали:

– Тогда на другой день с утра бы в огород не пошел! А он с восьми утра свои «Шаланды» врубил, в душ сходил летний, потом виноград во дворе перебирал.

«Шаланды, полные кефали». Денис с детства слышал эту песню – и с магнитофонной кассеты, и в дребезжащем, не слишком мелодичном исполнении отца. Предвкушали вместе с батей, как в новом доме, на огромной террасе, перед которой расстилается морская гладь, сядут они с пивком и вяленой ставридкой, врубят любимую композицию, вдохнут пьянящий, соленый воздух.

Не успел отец.

На поминках присутствовали хозяева того самого дома-мечты. Муж и жена. Поглядывали искательно, но с вопросами лезть не решались. Денис сам подошел, сказал:

– Сделка, к сожалению, отменяется.

– Но я надеялся… – растерянно пробормотал мужчина.

Жена толкнула его в бок, вкрадчиво спросила:

– Может, сами купите? В память об отце?

– Зачем мне дом без него? – вздохнул Денис. И добавил: – Задаток оставьте себе.

Сумма была приличная и, наверно, риелтор помог бы вернуть, ссылаясь на форс-мажор, но он решил не мелочиться.

На следующий день после похорон начал разбирать вещи отца. Шкаф с аккуратно развешенной ветхой одеждой открыл и закрыл. Холодильник и погреб попросил разгрузить Василису Петровну. Достал шкатулку, где отец хранил документы.

Права на управление катером. Медицинский допуск – действителен еще четыре года.

Само плавсредство (моторную посудину с гордым именем «Афалина») Денис пристроил еще вчера – продал за символическую сумму отцовскому корешу. Договорились: пока тот будет кататься так, а когда он в наследство вступит, оформят все официально.

Нынешний домик с участком в семь соток тоже можно было немедленно выставить на продажу – бывать в Абрикосовке без отца Денис не собирался. Но пока здесь сохранялся родной батин запах – устаревший, пижонский одеколон «О’Жен». Китайская «звездочка» от радикулита. Особый, очень родной аромат старого, вечно сырого строения – газ на их улицу грозились протянуть лет двадцать назад, но отец так и не дождался.

Риелтор у него свой, давний знакомый. В принципе, и вещи поможет разобрать-пристроить. И сделку провести до вступления в наследство. Но рука у Дениса не поднималась немедленно разорять гнездо.

«Пусть пока будет», – решил.

В шкатулке, в старомодной картонке с завязками и надписью «Дело номер», обнаружил завещание. Все, конечно, ему – и дом, и катер, и вклад в банке.

Деньги на счету у отца лежали приличные – бо́льшую часть сам Денис и перевел, когда подписали договор задатка на новый дом. Хорошо бы, конечно, не гноить средства в рублях.

В делах наследственных он не слишком разбирался, но на поминках подсказали: нужно со свидетельством о смерти и завещанием сходить к нотариусу.

Тот оказался толстым и потным дядькой (имя Азиз, отчество Денис не расслышал). Голос журчал сочувственно, в глазах сквозило равнодушие.

– Когда можно будет к счету отца доступ получить?

– Закон гласит: через полгода. В случае если другие наследники не объявятся. Сожалею, но обойти установленный порядок никак невозможно.

– У меня нет цели получить его деньги немедленно. Хотел на депозит перебросить, чтобы проценты капали.

– А мобильный банк у покойного имелся?

– Да. Но пароль я не знаю. Сам учил отца – никому его не говорить.

– Тогда – мои сожаления, – безучастно отозвался нотариус.

Остается только надеяться – ха-ха! – что рубль начнет укрепляться.

В Москве начинались холода, но Абрикосовка золотилась под поздним сентябрьским солнцем. На землю с глухим стуком падали грецкие орехи, осенние паутинки бросали свои лассо, в зарослях топинамбура шебуршали ежи – считалось, что их надо выводить, но отец с колючими дружил, подкармливал.

– Вода в море теплая, приезжие вовсю купаются, – искушали его соседи. Но Денис знал, что придет на пляж – и море ему не море, будет бесконечно искать взглядом отцовскую «Афалину». Вспоминать, как батя учил его ловить крабов, чтоб не куснули, и отдирать от бетонного пирса мидий.

Поэтому через день после похорон запер дом, ключи оставил Василисе (та обещала в благодарность, что унаследовала отцовские продуктовые запасы, провести генеральную уборку) и улетел в ненастье столицы.

* * *

Участковый заглянул к Алене Андреевне на следующий вечер – йорк встретил его оглушительным лаем.

Парень присел, попытался погладить, но еле успел руку отдернуть от острых зубов. Алена Андреевна схватила пса, виновато сказала:

– Малыш, как я понимаю, мужчин не любит.

– Это да, хозяйкой у него женщина была, – важно улыбнулся молодой полицейский.

– Неужели нашли ее? – обрадовалась.

– Машину засек. По камерам видеонаблюдения. Новенький «Мини Купер». Белый. В номере – сплошные семерки. Припарковался у входа в парк в десять сорок. Оттуда вышла женщина с собакой. Через час – вернулась в машину одна.

– А что за женщина? Как выглядит?

– Молодая. Симпатичная. Зовут Анастасия Комова.

– Как вы узнали?

Участковый взглянул снисходительно:

– Так номер «пробил». Авто принадлежит Анастасии Комовой одна тысяча девятьсот девяносто девятого года рождения, по возрасту вроде подходит. Проживает в Москве, на улице Металлургической. Вот адрес. Но, если что, узнали не от меня. Права не имею служебную информацию разглашать. Только ради вас инструкцию нарушил.

* * *

Для визита на Металлургическую улицу Алена Андреевна придумала легенду. Допустим, она помощник нотариуса. Вашей соседке Анастасии Комовой дальняя родственница оставила небольшое наследство. Имя с адресом есть, а по телефону дозвониться не могу.

Проживала девушка (для Алены Андреевны все, кто младше тридцати, казались молодыми) в старой пятиэтажке рядом с Терлецким парком. Но собаку повезла почти на другой конец Москвы. Вероятно, затем, чтобы точно никто из соседей пса не признал и тот сам домой не вернулся.

Первым делом, как вошла во двор, Алена Андреевна огляделась, нет ли на парковке искомой машины? Но, хотя воскресенье и раннее утро, «Мини Купера» на стоянке не обнаружилось. Обидно, если Анастасия проживает не по месту регистрации. Тогда поиски сильно усложнятся.

Алена Андреевна по номеру квартиры вычислила: Настино жилье в третьем подъезде, на втором этаже. Скорее всего, вот эта квартира – с окнами во двор. Плотные шторы закрыты наглухо, на подоконниках – ни цветочка, вообще ничего. Очень похоже, что место необитаемое. Жаль.

Во дворе, как назло, ни души. Алена Андреевна позвонила в домофон. Ожидаемо, ответа не получила.

Спросила себя с иронией: «Ну, гражданка частный детектив? Что будешь дальше делать?»

Но тут из Настиного подъезда вышла женщина лет сорока. Рядом крутится хорошенький той-терьерчик. Алена Андреевна тактично выждала, пока пес справит нужду, и подошла к его хозяйке:

– Простите, пожалуйста. А вы Настю с таким рыженьким йорком знаете? У него еще глаза разноцветные.

– А, скандалист Тошка! – улыбнулась женщина. – Его знаю.

– А хозяйку?

– Ну… тоже здороваемся.

– Они по-прежнему здесь живут?

– Вам зачем?

Алена Андреевна лихо выложила свою сказку про помощника нотариуса и наследство.

– Везет же некоторым! – усмехнулась женщина.

– Телефон у Насти не отвечает, дома тоже нет. Не подскажете, как ее можно найти?

– Да она съехала! Уже месяца три как!

– А куда подалась?

– Понятия не имею. Может, Кирилловна в курсе?

– Кто это?

– Соседка. Сорок шестая квартира. Вроде, я слышала, она за жильем ее присматривает.

Врать про нотариуса еще и в домофон не хотелось. Но к подъезду очень удачно приблизился очередной собачник, и Алена Андреевна проскочила вслед за ним.

Поднялась на второй этаж, позвонила в сорок шестую – действительно соседнюю с Настиной. Ждала долгой проверки – сначала через дверь, потом под защитой цепочки, но Кирилловна даже не спросила, кто там. Отперла, строго уставилась на визитершу:

– Вы из Мосэнерго?

– Нет. Я помощник нотариуса Маркушина Алена Андреевна. Ищу соседку вашу, Анастасию Комову. Ей надо наследство открыть.

– Удостоверение? – строго спросила старуха.

– Предъявлю непосредственно получателю наследства, – вывернулась Алена Андреевна. – Подскажите, вы знаете, где Анастасия сейчас находится?

– А большие там деньги?

– Разглашать не имею права. Чисто между нами: нет. Но я все равно обязана ее найти.

– Вообще Настька просила никому не говорить.

– Но как ей иначе наследство получить?

– Тоже верно. К мужику она перебралась, – доверительно сообщила соседка. – В гнездо дворянское.

– А где это?

– Да дом новый на улице Сталеваров. Кирпич, класс люкс. Два квартала отсюда. За забором. Вход по пропускам.

– Может, и наследство ей не нужно теперь, – философски молвила Алена Андреевна.

– Да, мужик по виду с деньгами, – охотно поддержала разговор Кирилловна. – Машину ей купил новехонькую, из автосалона. Но только женится ли? Раз Настька и так ему дает?

– А она к нему вместе с Тошкой жить переехала? – вкрадчиво спросила лже-нотариус.

– Откуда про него знаете? – насторожилась старуха.

– Так соседка сказала. У которой белый той-терьер.

– А, да, они с Тошкой вечно грызлись. Неспокойный пес, склочник. Без него хорошо стало. Хоть не брешет никто за стенкой.

Алена Андреевна словно между делом спросила:

– Не кусал поклонника Настиного?

Старуха фыркнула:

– Я откуда знаю? Но сам он пса не выгуливал и вместе тоже не ходили. Настька только одна.

– Адрес ее новый скажете?

– Ладно, – решилась Кирилловна. – На мошенницу вы не похожи вроде. Улица Сталеваров, сто три. Квартира двести семь.

Алена Андреевна собой была довольна. Сколько информации новой: и про мужчину Настиного, и где они живут. А самое главное, кличку узнала. Теперь у нее не просто Сладенький, но именно Тошка. Хорошее имя.

Вышла от Кирилловны и немедленно составила новый план.

* * *

Дворянское гнездо (или квартал Сосновый) представляло собой несколько стильных разноэтажных зданий. Как гласила табличка, вход даже во двор «исключительно по магнитному ключу». Впрочем, когда нажала кнопку вызова, вопросов ей задавать не стали – замок щелкнул, калитка открылась.

Алена Андреевна осмотрелась. Двор симпатичный, молодые деревца, тренажеры, детская площадка. Стоянка у машин цивилизованная, с разметкой и бордюрчиками. Прошлась неторопливо вдоль дома, и вот он – ура! – искомый «Мини Купер». Машина – красотка, новехонькая, ухоженная. Стоит, очевидно, немалых денег. Как, наверно, и любая квартира здесь – дом из добротного кирпича, окна панорамные, потолки высокие. Народу мимо прошло немного, но Алена Андреевна успела оценить дорогую обувь, сумочки вряд ли с рынка. Мальчишку на дорогущем детском квадроцикле. Роскошного мальтипу в ошейнике со стразами. Тошка, с непонятной своей породой и разноцветными глазами, в окружающую обстановку не очень вписывался.

«Новая жизнь – новая собака», – почему-то подумалось Алене Андреевне.

Подниматься в квартиру двести семь она не спешила. Размышляла, как построить разговор. Раз вдоль дома прошлась, другой. А потом вдруг увидела: из подъезда бодрой походкой выскочила девица. Молодая блондинка-красотка. На плече объемная сумка, с какими на фитнес ходят. Отправилась прямиком к «Мини Куперу». Так вот ты какая, Настя Комова! Алена Андреевна притворилась, будто читает сообщение в телефоне, а сама внимательно наблюдала. Очень стройная, очень ухоженная. Уверенная в себе. Чего, правда, не радоваться – если живешь в дорогом квартале и сейчас в шикарной машине отправишься на фитнес?

Проводила взглядом «Мини Купер» и решительно направилась к подъезду. Набрала на домофоне цифру двести семь.

– Слушаю, – отозвался мужской голос.

– Я к вам от Тошки, – ляпнула первое, что в голову пришло.

– От кого? – удивился.

– Песик ваш бывший. Йорк.

– А-а… ну… Поднимайтесь. Седьмой этаж.

Через минуту она выходила из зеркального лифта. Мужчина ждал на лестничной площадке. Взглянул озадаченно:

– Вы, что ли… та самая Настина тетя?

Алене Андреевне сразу показался симпатичным этот не слишком молодой (сорок или чуть больше) мужчина.

– Нет. Я посторонний человек. А с чего вы взяли, что я ее тетя?

– Настя сказала, что пса родственнице пристроила. В хорошие руки. Свой дом. Все условия.

Голос его становился все более растерянным.

– Как вас зовут? – спросила Алена Андреевна.

– Денис.

Она тоже представилась и сказала:

– Не знаю, расстроитесь вы или нет, но йорка своего Настя увезла в Алтуфьевский парк. Вместе с лежанкой, мисками и пакетом сухого корма. Завела в чащу. И там бросила.

– Откуда вам это известно?

– Я гуляла там. Позавчера. Услышала: кто-то скулит. Пес, голодный, испуганный, лежал на своей подстилке. Но уходить не хотел. Похоже, ему велели ждать. Никакой тети рядом, разумеется, не было.

– Настя не могла так поступить, – прошептал.

– К сожалению, – вздохнула Алена Андреевна. – Было бы честнее просто сдать пса в приют. Тошке очень повезло, что первой его нашла я. А не какой-нибудь алабай без поводка.

Денис вдруг предложил:

– Пойдемте чаю выпьем?

– Пойдемте, – согласилась она.

Оглядела мимоходом квартиру. Чистота, белые стены, богатый паркет.

Пока мужчина заваривал чай, сказала:

– Простите, что вмешалась. Нашла вас, свалилась как снег на голову. Мне просто хотелось узнать: кто его бросил? И почему?

Мужчина скупо улыбнулся:

– Мы с Тошкой, честно сказать, не очень ладили. Он, хоть малявка, такой собственник! Сразу в штыки меня воспринял. Я Насте руку на плечо – рычит. В спальню вообще вдвоем не уйди – на дверь бросается, воет. Но я надеялся: наладим отношения. Это она предложила…

Осекся.

– Что? – поторопила Алена Андреевна.

– Тошку своей родственнице отдать. А нам – взять другую собаку. Щенка. И воспитывать его под себя. Чтобы он любил и уважал обоих хозяев. Я ей сказал, что так нечестно. Но Настя заверила: пес попадет в хорошие руки.

– Тошка очень тоскует, – честно сказала Алена Андреевна. – Но возвращать его я не буду. А вам желаю найти хорошего, породистого щенка. И воспитать его под себя, – не удержалась от сарказма.

Теперь она точно знала: хозяйки у малыша-йорка нет. Придется ей самой становиться ему новой мамой.

* * *

Смерть и похороны деда Юры лишь ненадолго всколыхнули улицу Удалова Щель. В последний путь проводили, на поминках выпили – и каждый к своим делам. Одна Василиса Петровна успокоиться не могла.

Сосед покойный не то чтобы богато жил, но хозяйство у него было крепкое, Василиса на многое заглядывалась. Лично она траву по старинке косит, косой да ручками белыми, а у Юрия Михайловича – импортная газонокосилка. И растения она от паразитов, как большинство в их поселке, из обычного пульверизатора опрыскивает, тогда как у соседа – прибор аккумуляторный, дорогой.

Теперь, когда получила доступ в опустевший после смерти хозяина дом, еще много чего приметила. Микроволновая печь немецкая. Телевизор с экраном огроменным. Даже вафельница электрическая и пароварка имеются, только подумать!

Продукты, что в холодильнике и подполе оставались, Василиса Петровна себе прибрала – на то у нее санкция от сына имелась. Имущество, ясное дело, не тронула – не воровка. Но раздумывала: что дальше-то будет? Денис, столичный фрукт, сказал: без отца ездить сюда не станет, значит, на продажу выставит. Неужели вместе со всем, что внутри, – а тут и светильники из хрусталя, и ковры на полу?!

У нее приятельница, риелтор, рассказывала: жилье, когда обставлено, в цене совсем немного прибавляет. Покупатель – он ведь под себя все хочет. Зачем ему шкафы, портьеры, картины на стенах? Поначалу в чужих интерьерах поживет, а потом раздаст родственникам или на продажу выставит. А вот ей бы ну очень вещи покойного пригодились. У самой меблишка дрянная, еще советских времен, из ДСП, техника бытовая древняя. Предложить, может, Денису, что сама выкупит?

Но посмотрела по ценам и приуныла. Микроволновка такая – целых пятнадцать тысяч, если новая. Допустим, сын покойного ей скидку даст – за то, что б/у. Но хочется ведь и шкаф натурального дерева, и вазу хрустальную в форме ладьи, и диванчик велюровый. Если за все платить – никаких сбережений не хватит.

А может, Денис и вовсе не продавать – сдавать дом надумает. Вместе со всем имуществом. Тогда точно съемщики хорошие вещи мигом раздолбают.

Тут бы какую хитрость проявить. Дипломатию.

Василиса Петровна вспомнила похороны и поминки. Сын покойного на них, сказать прямо, смотрелся белой вороной. В ботинках по виду из настоящего крокодила, не пил почти, в разговорах общих не участвовал (да все местные, едва чужак приближался, сразу замолкали). И слова за помин души сказал мудреные. Точно Василиса Петровна не помнила, но смысл: как жаль, когда молодые уходят. Хотя какой сосед молодой, если ему семьдесят шесть было? Ей вот только шестьдесят, и то себя хорошо пожившей считает.

И все подкатывал, выспрашивал, как покойный последние дни провел? Не прибаливал ли, не расстраивался?

Она спросила:

– Зачем вам это?

А Денис в ответ:

– Не верю я, что инфаркт на пустом месте может случиться.

Василиса Петровна вспомнила, как их терапевтиха говорит, повторила:

– Чего удивляться? Сосуды к такому возрасту изношены.

Он в ответ рассердился:

– Отец не пил, не курил. Каждый день зарядка, воздух свежий. Рыбалка. У него ресурс оставался – минимум лет на двадцать.

– До девяносто шести, что ли? – усмехнулась.

– Именно так! Я его недавно уговорил скрининг сделать. Фактический возраст – на шестьдесят. Жить бы еще да жить.

Про скрининг Василиса Петровна знала – рекламу по всему поселку развесили. Но никто не идет – чего деньги на глупости тратить? Тем более и доказательство налицо: соседу долгие годы обещали, а инфаркт в одночасье скосил.

Но то, что Денису очень хочется в смерти отца виноватого найти, Василиса Петровна на заметку взяла. И даже хотела наябедничать, что Наташка-то на похороны не пришла. Но подумала: чего болтать, мало ли какие у человека причины? Может, трупов боится. Или чужачкой в их обществе себя чувствовать не хочет.

Наташка – молодайка с соседней улицы. В поселок переехала лет десять назад, но до сих пор считалась пришлой. Чем-то на Дениса похожа – тоже не вписывалась в местные привычки-правила. Вместо огурцов и клубники в огороде цветы выращивала. По утрам во дворе на коврике диковинные позы принимала – делала гимнастику йогов. На море ходила в любую погоду – хотя любой коренной житель купался в сезоне единственный раз, в начале сентября, когда дети по школам разъезжаются, пляжи пустеют, а вода еще теплая.

Юрия Михайловича Наташка обхаживала. В гости приходила – вместе чаи гоняли во дворе. И на корыте своем плавучем он ее катал. В плане, чтобы целовались или ночевать, допустим, осталась – Василиса нет, не приметила. Соседи тоже не болтали. Но дружба меж Наташкой и отцом Денисовым наличествовала. Надо бы узнать, чисто из любопытства, – почему не пришла проводить в последний путь?

Телефона Наташкиного у Василисы не имелось, но где жила – знала. Улица Зеленая, извилистая, в гору, никаких туда автобусов. Ничего, дошагаем.

Взяла клюку, отправилась. Пока шла, вспоминала, как однажды с соседом покойным спорили. Тот убеждал: «Василиса, ты женщина в самом соку, и ноги у тебя не больные. Зачем с палкой ходишь?»

– Так проще с ней! – отбивалась.

А он настаивал, что не нужно искать легких путей, и организм следует постоянно в тонусе держать. Убедительная вроде теория – только сам теперь в земле сырой, тогда как она шагает себе по поселку, греет косточки под солнцем осенним. Пусть и опираясь на клюку.

Дом у Наташки – мазанка неухоженная, типичный для оригиналки. Калитка заперта. Постучалась – ответа нет.

Заглянула в просвет в заборе: во дворе пусто. Дверь в лачугу закрыта. Но что приметила странное: у калитки виноград собран, в ящике. И над ним – туча пчел, мух, птички тоже подскакивают, клюют ягодки. Судя по количеству нахлебников, пируют давно. Зачем на улице-то продукт бросать? Бесхозяйственно. А еще удивило: на веревке белье выстиранное полощется. Простынь перекручена, полотенце и вовсе на землю слетело – вчера ветрище задувал. Нормальная хозяйка давно бы поправила, но что с Наташки взять?

Василиса Петровна постучала в калитку еще – долго, громко.

Из соседнего дома выглянула старуха, осудила:

– Чего колошматишь? Нет ее.

– А куда делась?

– Да пес знает. Дней пять не вижу.

– Уехала, что ли?

– Понятия не имею.

Юрий Михайлович умер неделю назад. На похоронах Наташка не показалась и все дни после, получается, шляется неизвестно где.

Бабку соседскую Василиса не знала, но по виду – местная, из Абрикосовки. Сказала ей доверительно:

– Я Наташку ищу. Она с Михалычем дружила. Который преставился. На лодке его каталась, на чаи приходила. А на похороны – не заглянула даже. Странно.

Старуха заинтересовалась:

– Тот Михалыч, кто дом у моря собирался покупать?

– Ну да.

– Наташка к нему подкатывала, что ли?

– Свечку не держала. Но Михалыч всегда расцветал, когда приходила. Солнышком называл.

– А мне ни слова, – осудила старуха.

– Вы с ней общались?

– По-соседски. Но говорить с ней не о чем. В делах огородных – ноль полный, о себе ни гу-гу.

– Откуда она вообще в Абрикосовке появилась?

– Говорила, в Москве раньше жила, а сюда отдыхать приехала и влюбилась в поселок. Решила остаться. Купила этот домишко.

– В здравом она уме? Жилье в столице на мазанку в наших краях променять?

– Я тоже считаю: дура, – согласилась собеседница.

– А родственники какие, дети есть у нее?

– Никогда не рассказывала.

– Говоришь, дней пять ее нету? Уехала, что ли?

– С чемоданом не видела. Но, может, пропустила, – развела руками соседка.

«Странная, очень странная история», – думала Василиса Петровна, шагая домой.

Может, к своей выгоде новые знания использовать?

Вернулась домой, позвонила Денису. Разговор построила по-деловому:

– Давайте, как у вас в Москве принято. Ты – мне, я – тебе.

– Что хотите, Василиса Петровна? – спросил грустно.

– Кое-что из имущества вашего батюшки купила бы. Если отдадите со скидкой.

– Можно. А что взамен предлагаете?

– Информацию к размышлению.

* * *

Интересно человек устроен. Пока Денис с ними жил, Садовникова уверенно исполняла роль матери семейства-мегеры. А когда «возмутитель спокойствия» их дом покинул – вдруг осознала: перегибала она палку, когда требовала от приемного сына сплошных пятерок и безупречного порядка в комнате.

Если раньше в ответ на претензии классной руководительницы только виновато кивала, теперь начала огрызаться, Митю защищать. Иногда разрешала проспать на первый урок, а то и вовсе прогулять школу. И от каши по утрам они после совместного обсуждения отказались – Садовникова делала себе и мальчику горячие бутерброды с сыром, а иногда и против доброй порции кетчупа сверху не возражала.

– Ты нормальная стала, звони Денису, пусть возвращается! – подкатывал Митя.

Но Таня, конечно, всегда отвечала, что это невозможно.

В отличие от родного отца Богатов мальчишку не забывал. Но обиженная Садовникова настаивала: все встречи на нейтральной территории. И звонить – исключительно Мите на его телефон. А когда Денис перевел ей приличную сумму «на обновки ребенку», деньги отправила обратно и купила все за свои.

График встреч Богатов тоже самостоятельно с Митей согласовывал. Прекрасно знал, что эти выходные – Танины. Но все равно позвонил – ровно в тот момент, когда ехали в полюбившийся обоим Аптекарский огород.

Садовникова увидела, кто на проводе, прошипела:

– Скажи, что не можешь сейчас говорить!

Но Митя хитро улыбнулся, нажал на громкую связь и ответил:

– Дядя Денис, ты очень вовремя! Мне как раз делать нечего, мы с тетей Таней на машине едем.

– Танюшка, привет!

Она промолчала и крепче вцепилась в руль.

– Как в «Снежной королеве», – прокомментировал Митя. – Она, как Кай, заморозилась. Дядя Денис, тебе обязательно ее надо расколдовать.

Взбешенная Татьяна показала мальчику кулак. Тот мило улыбнулся и продолжил болтать:

– Когда ты наконец выгонишь свою силиконовую дурочку?

– Митя, все сделал.

– Да ладно!

– Честное благородное слово. Понял, что был неправ. И теперь глубоко раскаиваюсь.

– Вау! Ура! Тетя Таня! Ты слышала?!

Садовникова закатила глаза. Что за дурацкая манера: подбираться к ней через ребенка?! Сейчас Денис – тоже по громкой связи – начнет виниться, что на него снизошел морок и надо начать все сначала?!

Но лично она клеить разбитое и прощать предателя не собиралась. Богатов, впрочем, не пошел на столь наглый и примитивный штурм. Деловито спросил Митю:

– У тебя каникулы когда?

– Начались уже! – радостно возвестил мальчик.

– А что так рано?

– Так в младшей школе есть дополнительные!

– И как отдыхать будешь?

– С понедельника тетя Таня отгулы берет, мы с ней в Суздаль поедем.

– А что там делать?

– Ну всякие церкви, культура древней Руси, – без особой радости доложил Митя.

– У меня есть предложение круче. Полетели со мной на море?

– Ой, – растерялся Митя. Виновато взглянул на Садовникову, спросил:

– А куда?

– На наше море. Мы там были. Криница. Геленджик. В Сочи-парк сгоняем. Я посмотрел прогноз. Днем до тридцати, вода, может, и плюс двадцать пять. Но плюс двадцать – точно.

А в Москве – день совсем осенний, небо сурово хмурится, листья неумолимо облетают.

– Я… я бы поехал, – неуверенно сказал мальчик.

– Теть-Тань, – весело прокричал Денис, – давай все вместе, а?

Она нарушила наконец обет молчания:

– Во-первых, у нас уже забронирован отель. А во вторых – и самое главное: неужели ты думаешь, что я куда-то поеду с тобой?!

Постаралась вложить в тон максимум презрения.

– Но мне нужна помощь, – спокойно парировал Денис.

– Иди ты в лес!

– Ладно, я понял. Мить, а куда вы сейчас направляетесь с мамой?

Она отвернулась от руля, сделала страшные глаза. Мальчик не испугался, охотно доложил:

– В Аптекарский огород, нам обоим очень нравится.

– Я сейчас развернусь и поеду домой, – прошипела Мите Татьяна. А Денису громко добавила: – Только попробуй там показаться!

– Рисковать не буду. Но неподалеку есть ресторанчик «Солнце Италии». Отличную пиццу делают. Приходите, когда нагуляетесь. Буду ждать с шести вечера.

– Я не пойду, – отрезала Садовникова.

– Я все равно буду ждать. Тань, у меня к тебе очень важное дело! Не про личную нашу жизнь. Другое.

– Я не имею с тобой дел. Никаких.

– Хорошо. Тогда просто обсудим детали. Когда нам с Митей лучше вылететь.

– Пришлешь номер рейса, и я привезу его в аэропорт.

На Митю, пожалуй, Таня тоже слегка обиделась. Мог бы и отказаться.

– Ладно, девочки, мальчики. Хорошо вам провести время. С шести буду ждать в «Солнце Италии».

Денис положил трубку.

Садовникова сердито молчала. Митя вкрадчиво произнес:

– Ты злишься, что я с ним поехать согласился?

– Ой, да делай что хочешь! Мне только кстати: работы полно. И в Суздале я была.

– Но я без тебя не поеду ни на какое море! – В глазах мальчика блеснули слезы. – Только если вместе!

– Митя, это исключено, – отрезала.

– Мне дядя Денис сказал, что потерять тебя – самая огромная ошибка в его жизни!

– Раньше надо было думать.

– Верность для мужчины как клетка для тигра. Она противна его природе.

– Что?!

– Это цитата. Нашел в одной твоей скучной книге.

– Я знаю! Бернард Шоу. Но ты-то, ты! Как можешь так говорить?

– Денис ошибся и хочет все вернуть. А я хочу, чтобы у меня были и мама, и папа. Самые лучшие в мире, – твердо сказал мальчик. – Прости его, пожалуйста, теть-Тань.

– Все, Митя, – сухо сказала Садовникова. – Поехали смотреть тыквы.

* * *

Конечно, Митя ее уговорил. Да Тане, что скрывать, и самой хотелось увидеть Дениса. Понятно, что она его не простит, но в удовольствии выслушать покаянную речь решила себе не отказывать.

Однако Богатов повел речь совсем о другом.

– Таня, прости, что вмешиваюсь в твои планы. Но на нашем море у меня дело. Надо кое-что выяснить.

– А Митя тебе зачем? – вскипела. – Как юный адъютант? Или приманка?

– Отдушина, – честно признался Денис. – Тяжко одному ехать. У меня отец умер неделю назад. Он в Абрикосовке жил, это поселок недалеко от Криницы.

– Ой. Сочувствую. – Таня поневоле вовлеклась в чужую беду, спросила: – А что случилось?

– Инфаркт. Обычный, дьявол его побери, заурядный инфаркт. Я съездил на похороны и на следующий день сбежал. Не мог там оставаться один. Но места себе не нахожу: почему, почему он ушел так внезапно? Отцу только семьдесят шесть было, не пил, не курил. Предвкушал счастливые перемены.

– Какие?

– Я ему дом собирался купить. О котором он много лет мечтал.

– От сильных эмоций сердце может разорваться, – вставил Митя.

Денис серьезным тоном ответил:

– Согласен. Не зря говорят: «умереть от радости». Но решение о покупке мы приняли месяц назад. А собственно сделка – еще через месяц планировалась. Может быть, что-то другое его поразило, расстроило? До такой степени, что сердце не выдержало?

– Хочешь душу себе потравить, – тихо сказала Таня.

– Попробовать выяснить. А Митя… ты с Митей – очень бы меня поддержали.

Садовникова не удержалась, спросила горько:

– А вообще нормально – просить о поддержке после того, как ты со мной поступил?

– Нет. Но я не могу представить, как поеду туда один. Снова войду в дом, где все вещи отца. Только его самого нет. А ехать обязательно надо.

– Дядя Денис, но зачем? – вмешался в разговор Митя. – Твоего папу что… убили?

Таня сдвинула брови – как можно вести подобные разговоры при ребенке?

Однако Богатов всегда считал: с детьми надо как с равными. Сейчас тоже не отступил от правила. Серьезно ответил:

– Я из врачей душу вытряс. Клянутся: причина смерти естественная. Он умер у себя дома. На кухне. Но у отца, как сегодня выяснилось, имелась в Абрикосовке приятельница. На двадцать пять лет моложе. И она из поселка исчезла. Плюс-минус в день его смерти. Почему, куда отправилась – никто не знает. Причем уехала спешно. Подозрительное совпадение.

– Но что она могла сделать?

– Довести его до инфаркта. Или выдать свое преступление за сердечный приступ.

– А что полиция говорит? – с умным видом спросил Митя.

– Соседи сказали: полиция даже не приезжала, хотя обязаны, если человек дома умер. Но скорая констатировала смерть от естественных причин, поэтому не утрудились.

Таня и хотела продолжать злиться, но в глазах Дениса столько горя, что слова безжалостные с языка не шли. Пробормотала:

– А деньги на дом – они где были?

– У отца. На счету в банке. Я ему месяц назад перевел.

– И где эти деньги сейчас?

– В том-то и дело, что узнать это невозможно. Тайна вклада.

– Но ты ведь наследник?

– Стану им через шесть месяцев. Тогда и скажут. Если все по закону.

– А как узнать раньше?

– Никак. Только если уголовное дело возбудят. Или нотариус запрос в банк отправит и скажет мне – по дружбе или за денежку.

– Ничего себе! То есть эта решительная дама могла твоего отца убить… деньги украсть… но никто ее даже искать не пытается?

– Не исключаю. Поэтому надо ехать и проверять.

– Твоя Настенька именно так бы и поступила, – все-таки не удержалась от шпильки Садовникова.

– Я умею признавать ошибки. И больше их не совершать, – отозвался Денис.

Митя снова встрял:

– А что с твоей Настенькой, дядь-Денис, случилось? Чего ты бросил ее? Силикон в груди лопнул?

Таня не удержалась от улыбки.

– Она друга предала, – ответил тихо Денис. Уточнил: – Не меня. И давайте больше о ней говорить не будем.

Взглянул жалобно на Садовникову:

– Таня, пожалуйста. Я понимаю, что веду себя как последний подлец. Но поехали вместе, а? Я один просто не выдержу.

* * *

На пляж Полина Матвеевна, как и все местные, ходить не любила, но сын выкрутил руки: «Без свежего видео не приезжай». Смешной он, с недавних времен столичный житель. Полжизни потратил, чтобы из родной Абрикосовки в Москву перебраться, а теперь по морю скучает. Но воля потомка – закон. Придется исполнять просьбу.

Сын, когда изредка навещал родные края, всегда ездил на отдаленный пляж в трех километрах от поселка. Добираться, если без машины, муторно, зато народу поменьше, чем на центральном. Плюс вода чище, музыка не орет и дельфины иногда показывались. Понятно, что видео надо здесь снимать.

Полина Матвеевна дождалась, когда будет солнечный денек, отыскала в шкафу заброшенный купальник и отправилась. Летом, по жаре, пешком сюда тяжко, но по приятной осенней прохладе дотопала с удовольствием. На центральном пляже народу полно, пусть и сентябрь, а здесь красота, тишина. Приезжих почти нет – сплошные знакомые лица. Местный, так сказать, истеблишмент – все на машинах, приезжают освежиться после трудов праведных. Полина Матвеевна и до воды не дошла – то с директором овощебазы поболтать, то с врачихой участковой посплетничать. Пока языком чесала, солнце начало стремительно клониться к закату. Пришлось срочно заканчивать общение, вспоминать, зачем пришла. Подошла вплотную к морю, начала снимать видео. Чтобы обязательно в кадр пирс попал (сколько с него сыном напрыгано) и мыс, за который мальчишки ходили жечь костры и искать клады.

Когда краешек заходящего солнца коснулся кромки моря, еще и с дельфинами повезло – выпрыгнули два, друг за другом. Очень эффектно получилось, мальчик ее будет доволен.

Поручение, ф-фух, выполнено, неужели теперь купаться? А может, и не надо – осень, небо стремительно сереет, холодный ветер задул. Но все-таки скинула платье, осталась в купальнике – зря, что ли, тащилась в такую даль?

Хотела, как молодежь, в воду с разбега, но едва сосчитала про себя до трех и собралась, услышала:

– Добрый вечер!

Очередной знакомый из местных на пляже припозднился. Обернулась – ба, так это миллионеры новоиспеченные, немолодая пара. По именам Полина Матвеевна их не помнила, только фамилию общую (Плужины). Что они делают тут – могли бы с такими деньгами под солнцем Майами греться? Ну или на Кубе точно.

– Не отпускают родные пенаты? – весело обратилась.

Супруги переглянулись. Она продолжала:

– Я б и минуты в вашем положении в Абрикосовке не осталась.

– А куда нам деваться-то? – спросил в удивлении муж.

– Под пальмы! В настоящее лето! Пина-коладу пить!

– Так у нас вроде своя пальма есть, – сказала жена.

– В смысле? Вы ведь дом продали?

– Хотели продать. Но не вышло.

– Как не вышло?!

– Не успели. Михалыч умер, а сын сказал: ему не надо.

Полина Матвеевна замерла.

Только что серое небо стремительно окрашивалось в темные краски ночи, на воде поднималась рябь.

– Вы купаться собирались? Идите скорее, а то совсем холодно будет, – заботливо сказала Плужина.

Полина Матвеевна побледнела.

– Нет. Наверно, не пойду. Что-то нехорошо.

– Может, валидол? У меня есть! – засуетился ее супруг.

– Нет, нет. Ничего не надо.

Полина Матвеевна отвернулась от пожилой четы, быстро надела платье и двинулась прочь. Сердце сковало ледяным холодом. Что она натворила?!

* * *

Юрий Михайлович как родился в Абрисовке – семьдесят шесть лет назад, – так в ней и умер. Никогда не тянуло в другие края. А если все-таки уезжал по делам или в отпуск, на второй день начинал скучать – по родной улочке, небу над своим домом, пышнозеленым горам, что окружали поселок.

Даже когда поступил в техникум – недалеко, в краевом центре, – быстро стал киснуть, перевелся на заочное и вернулся домой.

Жена – тоже из местных – его восторгов не разделяла и Абрикосовку величала дырой. Постоянно пыталась сманить – в Питер, Москву, Германию или хотя бы в Ессентуки. В итоге сбежала одна. Просто собрала чемодан, когда Юрий Михайлович был на работе, и исчезла. Сын, маленький Дениска, напрасно ждал, что мама заберет его из садика. Когда к шести вечера всех детей разобрали, мама не пришла и на звонок не ответила, воспитательница вызвала отца. Юрий Михайлович примчался, посадил плачущего мальчика к себе на мопед – слезки сразу высохли.

– Поехали саслыцок кусать! – попросил Дениска.

– Вот еще глупости. Дома супа поедим, мама обещала сварить.

Но застали тишину и записку на столе: «Юра, прощай, я ухожу. Делить ничего не будем, Дениса оставляю тебе».

Холодное краткое послание Юрия Михайловича просто убило.

Денис читать умел. Проглядел записку, серьезно спросил:

– Ты будесь ее искать?

– Зачем нам с тобой нужны предатели? – пожал плечами отец. И попросил сына: – Кулинарную книгу из шкафа достань. Будем учиться сами кашеварить.

Соседки ахали: «Как будете одни, без женской руки?»

Но справлялись неплохо. Юрий Михайлович вполне преуспел в приготовлении каш, лечении детских простуд и даже штопать научился. Книг по педагогике не читал – воспитывал сына по собственному разумению. С малых лет – уметь убрать в доме, постоять за себя и принять собственное решение. Денису нравилась техника – пожалуйста, учил младшеклассника обращаться с болгаркой, за штурвал своего катера сажал. Захотел котенка? Не вопрос. Но ухаживать и едой обеспечивать – из собственных средств, на спасательной станции как раз нужен подсобник на подработку.

Денис мечтал стать то капитаном, то владельцем автосервиса, и Юрий Михайлович никогда не подрезал крылья. Сын с десяти лет сам выходил в море и перебирал движок у мопеда.

Одно его в ребенке огорчало: рано стали проявляться материнские гены. Тоже скучно ему в тихой Абрикосовке. Идут на катере, и Денис вздыхает мечтательно: «Вот бы в Турцию махнуть!» А когда со школой на экскурсию ездили в пещеры Адыгеи, отбился от коллектива, самостоятельно отправился подземелье исследовать. Учительницу чуть удар не хватил, искали почти два часа.

И трудовая экономная жизнь Дениса тоже не привлекала. С ранних подростковых лет начал упрекать отца, что «унизительно жить на прожиточный минимум».

– Так учись. Институт заканчивай, карьеру строй, – вразумлял отец.

– Чтоб я стал офисной крысой? Да ни в жисть! – усмехался Диня.

И постоянно «мутил бизнес». Сигаретками в школе приторговывал поштучно. Мастерскую подпольную дома устроил – на футболки модные лейблы крепили.

А в шестнадцать лет материнские гены окончательно взыграли. После девятого класса самовольно забрал документы из школы, заявил:

– Учиться больше не буду.

Прежде отец подобные разговоры жестко пресекал – иногда с помощью ремня. Но сейчас на дворе середина девяностых. В стране бардак, на спасательной станции зарплату задерживали по три месяца. Юрий Михайлович без особых успехов пытался прокормить себя и сына с огорода.

А Денис не уставал повторять:

– Болото наша Абрисовка. Поехали, бать, в Москву.

– И что там делать будем?

– Да что угодно! В «Луже» торговать. На курсе доллара химичить.

Безумные мальчишеские планы. Но предложить альтернативу – чтоб сына заинтересовало – Юрий Михайлович не смог.

И в семнадцать лет Диня скопировал предательство матери. Даже записку оставил почти такую: «Пап, уехал. Не ищи».

По идее, можно было написать заявление, вернуть парня домой – все-таки несовершеннолетний. Но Юрий Михайлович сам учил сына, чтоб самостоятельно отвечал за свои поступки. Пусть пробует. Набивает шишки.

В отличие от жены Диня с концами не исчез. Присылал иногда открытки, пару раз денег перевел – приличные суммы.

А в девяносто девятом в дом к Юрию Михайловичу пришла милиция. Сын – который уверял, что занимается исключительно честным бизнесом, – стал фигурантом уголовного дела по фальшивым авизо. Следствие предполагало, что отец прямо или косвенно тоже замешан. Предъявили ордер, обыскали дом. Соседи с любопытством глазели на милицейские машины во дворе и у калитки.

Когда уехали, – естественно, ни с чем, – у Юрия Михайловича и случился первый инфаркт. Он успел вызвать скорую, надолго попал в больницу. А сын не то что не приехал – даже не позвонил. И появился только через несколько лет.

На порог его отец не пустил.

* * *

Самолет набрал высоту. Митя устал разглядывать небо над пеленой туч и задремал у иллюминатора. Таня старалась держаться холодно, но рассказ Дениса ее захватил. Прежде тот почти не рассказывал о себе, а подноготную симпатичного мужчины узнать всегда интересно – даже если твердо решила, что ничего общего у тебя с ним не будет.

– Авизо тогда были – золотое дно. Но, конечно, дело опасное. Многие коллеги вообще бесславно полегли, так что в тюрьму пойти был не худший вариант, – продолжал Богатов. – Туда, впрочем, тоже не хотелось. Подсуетился, кого надо подмазал – в итоге проходил свидетелем. Но ледок тонкий, того и гляди в полынью ухнешь. Едва аннулировали подписку о невыезде, адвокат сказал: «Вали-ка ты отсюда. Как можно дальше». Я послушался. Из России сбежал. Устроился на круизный лайнер. Больше года колесил по Карибам, работал дилером в казино. Завязывал заодно полезные связи – на кораблях много интересного народу, а дилерам с игроками болтать не запрещается. Когда контракт истек, задержался в Санто-Доминго. Вел там кое-какой бизнес. Отцу пару раз писал. Он не отвечал, и я думал: злится просто. Адвокат говорил: его тоже хорошо потрясли. Ладно, думал, вернусь в Россию, сразу поеду в Абрикосовку, куплю бате катер новый, извинюсь-покаюсь. А про инфаркт и не знал ничего. Когда смог появиться в стране, первым делом к нему. Специально нагрянул без предупреждения, хотел сюрприз сделать. Но отец меня не простил. Сколько ни пытался объясниться, одно талдычил: «Ты мне не сын. Не имею дела с ворами». Бился, бился, так и плюнул, уехал ни с чем. Несколько раз деньги ему высылал – всегда возвращал, гордец. Сначала я хотел отношения наладить, голову ломал, как к нему подкатить. Но потом подумал: а может, и правильно, что батя знать меня не хочет? С моей тогдашней работой лучше было никаких привязанностей не иметь. Чтобы по больному не ударили.

Таня оглянулась на Митю – мальчик сладко спал. Тогда попросила:

– Расскажи про что-нибудь интересное. Из твоей практики.

– Зачем дела давно минувших дней ворошить?

– Ой, тоже мне, агент секретной службы! Ты давно под колпаком. Забыл, кто у меня отчим?

– Я в курсе, что нахожусь у ведомства Валерия Петровича на заметке. Но раз до сих пор на свободе, значит, во всех их досье – исключительно домыслы с подозрениями. Иначе бы глубокоуважаемый полковник Ходасевич мне первый не позволил наслаждаться обществом прекрасной дамы. Еще шампанского, Танюша?

Летели они по ее настоянию в экономклассе, – желание Дениса шикануть и взять бизнес Садовникова решительно пресекла. Свои деньги на роскошь тратить жаль, у Богатова одалживаться – тем более неохота. Но тот и здесь сумел подсуетиться-подмазать. Сидели в итоге в самом удобном первом ряду, еду-напитки им из бизнес-класса носили.

– Не хочу я шампанского. Лучше скажи, «Бассейн в Гареме[1]» за сколько надеялся продать?

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – улыбнулся невинно.

– А с пермским инкассатором деньги как поделили?[2] В равных долях?

– Таня! Я никогда в Перми даже не был!

– Но все равно ты не просто авантюрист, а наглый вор. Понятно, почему тебя отец знать не хотел!

– Танюш! Я бате в пятнадцать лет сам сказал: клерком не буду. Не тот характер. Но воровать – особенно у людей честных – тоже не мое. Иное дело у мошенника часть прибыли изъять. Да, изредка зарывался. Но в целом – если на суде перед людьми и Богом – в жизни никого не убил. Не предал. Так что батя, в конце концов, меня понял. Простил. И в последние лет пять я к нему в Абрикосовку ездил каждое лето. Вместе на катере ходили, я ему огород вскапывал, ремонт помогал делать. А однажды спросил: «Пап, у тебя есть мечта?» Думал, ответит банальность: что внуков хочет. Но он мне про дом рассказал, о котором, оказывается, грезил с самого детства. Я, конечно, немедленно разбираться: кому сейчас принадлежит, не хотят ли продать. Но хозяева встали насмерть – ни за какие деньги. Больше года к ним клинья подбивал, а потом – очень для меня кстати – жить в России стало немодно. И они согласились. Как батя обрадовался! Мечтали вместе: коптильню оборудуем для ставриды, будем на террасе пивком баловаться со своей рыбкой, на море смотреть.

Глаза Дениса повлажнели. Таня еле удержалась, чтоб не прижаться к нему, не шепнуть на ухо слова утешения. Но нет, нельзя давать себе раскисать. Хотя Дениса реально жаль. И его отца тоже.

* * *

К москвичам Василиса Петровна относилась, как и многие в Абрикосовке, настороженно. Но Денис, хотя давно столичный житель, – все-таки свой, из местных, сопляком еще помнила. Любил, озорник, подглядывать, как она, тогда совсем молодая, в огороде с пацанами целуется. Да и нынешний деловой подход Богатова-младшего Василисе пришелся по душе. Сказал ей прямо: работай. Чем больше полезной информации добудешь, тем существеннее скидку на батино имущество дам. Вот и решила постараться – для себя в первую очередь.

Задание было: разузнать про Наташку максимально. Кто, откуда, увлечения, родственники, в шкафу скелетики. Сначала Василисе казалось: исполнит легко. С ее-то связями, когда в поселке с десятью тысячами населения знает по имени минимум каждого третьего! Но почти сразу натолкнулась на препятствие. Поболтала с одной кумушкой, перемолвилась словечком с другой – из тех, кто тоже Наташку знал. И выяснилось: никто даже ее фамилии назвать не может.

Василиса Петровна стала искать способы выяснить. На Зеленой улице, где пришлая проживала, знакомых нет. Но вспомнила: мазанка, которую Наташка десять лет назад купила, раньше принадлежала деду Хасану (досталась тому в наследство от тетушки). У Хасана собственное жилье имелось, поэтому немедленно выставил на продажу. И быстро удалось сбагрить с рук – как раз Наташке продал.

Хасан квартировал неподалеку от родной улицы Удалова Щель – в десяти минутах ходьбы, на Вуланской. Разводил кроликов – Василиса Петровна у него пару раз покупала. И сейчас тоже отправилась вроде как за мясом, а заодно поболтать. Сторговала крольчатину по дешевке, набилась на чай и, когда смаковали, завела разговор. Про Михалыча почившего, про то, что Наташка даже на похороны не пришла.

– Они любовь крутили? – заинтересовался Хасан.

– Любовь не любовь, но Наташка у него околачивалась.

– Вот странно! Мне казалось, она по другой части.

– Ты это о чем?

– Ну сама посуди. Вечно в штанах. Волосы стриженые. Никакой тебе косметики. И опять же, годков ей сколько?

– Черт знает. Лет пятьдесят.

– Да, вроде того. Сюда приехала, получается, в сорок. Я, конечно, спросил: муж, дети есть? Она в ответ: «Нету. Сама по себе». Но разве бабе нормально, когда в сороковник – и без мужика до сих пор?

– Я тоже двадцать лет одна. С тех пор как мой Петенька умер.

– Ну ты-то типичная баба. Очень еще видная. – Хасан подбоченился, потянулся через стол ущипнуть за щечку.

Василиса ловко увернулась, продолжила тему:

– Так, может, у нее тоже был – да умер? Или развелись?

– Не. Мне сказала: мужчины не интересуют ее.

– Сказала после того, когда ты ее навещать предложил? – улыбнулась Василиса.

– Пытался к ней подкатить. Не без этого, – признал Хасан. – Но я-то сразу вижу: когда бабе просто не нравлюсь или недотрога она, вроде тебя. А эта – прямо как отрезала. Холодом обдала. Вот я и подумал: может, из извращенок?

– Не зна-аю, – задумалась Василиса. – Сколько живет у нас – не говорили про нее такого.

– Да я тоже не слышал, – согласился хозяин. – Но тетка странная.

– Откуда она приехала-то к нам?

– Сказала, из столицы. Устала от шума-гама.

– А в паспорте у нее что написано? Ты ведь документ видел, раз ей дом продавал?

– Ха. В паспорте у ней было написано Лукерья какая-то. Из города Норильска, – усмехнулся Хасан.

– Почему Лукерья-то? – озадачилась Василиса Петровна.

– Дом она захотела оформить на свою матерь.

– Зачем?

– С банками, сказала, проблема. Кредит просрочила, боялась, что на личное имущество арест наложат.

– Она преступница, что ли? – округлила глаза Василиса.

– Не. На преступницу не похожа, – покачал головой Хасан. – Но банки – они, правда, могут. Мне, вон, кредитную карту навязали, я про нее и забыл. А через год – бац, с пенсионного счета десять тысяч списали. За обслуживание и пени какие-то.

– А эту ее мать, Лукерью, ты видел?

– Нет. Только паспорт.

– Разве нотариус сделку может зарегистрировать, если нет человека?

– Не знаю, как Наташка сделала. Договор мы вроде как с Лукерьей заключили, в простой письменной форме. А регистрировать, она сказала, сама будет.

– А договор кто подписывал?

– Наташка. Сказала, за мать распишется.

– Темная история.

– Мне-то что? Деньги сполна заплатила.

– Можешь договор показать?

– Тебе зачем?

Улыбнулся лукаво и снова тянется за щеку щипать.

Василиса на сей раз уворачиваться не стала, вытерпела. Сказала серьезно:

– Расследование провожу.

– Это какое? – подтянул стул поближе, руку положил на коленку.

Ладонь мужскую стряхнула, деловито сказала:

– Сам подумай. Михалыч дом должен был покупать. Дорогущий. Уже задаток внес. И вдруг за месяц до сделки умер, а Наташка из поселка исчезла. Может, она и прикончила? А сама смылась с деньгами?

– У Михалыча, что ли, деньги пропали?

– Неизвестно. Но что она ровно в момент его смерти куда-то делась – подозрительно. Соседи говорят, с тех пор дома не появляется. Даже белье не убрала со двора – до сих пор на веревке, после норд-оста все перекручено.

– Так ты в полицию сходи! Мой кум у нас опер! Попрошу, чтоб по всей вежливости приняли.

– Может, и попрошу. Но пока в полицию не с чем. Надо прежде предварительную информацию собрать. Покажи договор, а?

– Ох, Василиска, опасная ты штучка! – вздохнул Хасан.

Встал, пошаркал к шифоньеру, вынул шкатулку, порылся в бумагах, с самого дна извлек пожелтевший договор. Василиса нацепила очки, аккуратно переписала в блокнотик: Лукерья Антоновна Филиппова, одна тысяча девятьсот тридцать пятого года рождения, проживающая в Норильске, улица, дом, квартира такая-то. Тоже старуха. Может, и померла уже.

Уточнила:

– У Наташки прямо ее паспорт был?

– Ну… вроде да, – смутился.

– Или по ксерокопии продал? – проницательно спросила она.

– Не помню. Давно дело было.

Глаза забегали.

«Вот Хасан дает! Ни человека не видел, ни, скорее всего, даже паспорта его! – поразилась Василиса Петровна. – А дом продал!»

Но, с другой стороны: Хасану-то дело какое? Деньги получил, а на чье имя теперь жилье – ему без разницы.

Однако Наташка теперь представлялась все более интересной фигурой. Василиса даже забыла, что расследование по поручению Дениса ведет – сама увлеклась. Стала думать дальше: какие еще источники информации к делу привлечь?

С почтальоншей, что ли, поговорить? Хотя пенсию Наташка вроде еще по возрасту не должна получать, если только письма с посылками. Но она дама, как казалось Василисе, современная – скорее всего, по электронной почте переписывается, а не по старинке.

В пункты выдачи интернет-магазинов сходить? Так там паспорт не спрашивают, любой фамилией можно назваться.

И тут ее осенило. Ну конечно! В поликлинику! Там без документа и разговаривать не станут. Как раз и связи есть – золовка, Петечкина сестра младшая, в регистратуре работает. Сначала хотела к родственнице домой наведаться, но потом сообразила: лучше на службу. Чтоб, если получится, и на карту Наташкину взглянуть.

Поликлиника у них в поселке – будто специально для немощных – на самой горе. От автобуса, что по центральной улице идет, топать по крутейшему уклону метров триста. Для облегчения участи совсем болящих у остановки всегда таксисты дежурили – предлагали всего-то за полтинник к порогу домчать. Но Василиса тратиться не стала. В память о Михалыче, который наставлял сердечную мышцу тренировать, дотопала сама.

Время обеденное, врачи у них в основном до часу, и народу в поликлинике никого. Но золовка в регистратуре сидела. Увидела Василису, сначала испугалась:

– Что красная такая? Случилось чего?

Когда услышала в ответ, что поболтать просто, обрадовалась:

– Пошли чайку выпьем.

Установила на окошко табличку, что технический перерыв, достала из закромов конфеты (точно такие, какими и Хасан угощал – их весь поселок скупал, потому что в магазине на распродаже).

Повздыхали привычно по Петеньке, ушедшем безвременно. Потом золовка спросила:

– Что надо-то? Талон к ортодонту?

– Не. Следствие я веду.

И изложила ту же версию, что и Хасану.

Золовка заинтересовалась, вспомнила:

– А ведь права ты! Клеилась Наташка к Михалычу! Я сама видела!

– Где?

– Да тут, в поликлинике. Он к кардиологу приходил, а эта с ним. Просто так. Чтобы, – передразнила, – поддержать. Там очередь на два часа, но ничего, терпела. Сидела рядышком.

– Обнимались?

– Нет, – вздохнула с сожалением. – Беседовали просто.

– Есть с Наташкой одна загадка, – доверительно сказала Василиса. – Никто ее фамилии не знает.

– Ой, тоже мне, проблема! – усмехнулась золовка.

Шустро подскочила, отправилась к стойке, где медицинские карты.

– Она у нас с Зеленой, а дом какой?

– Тридцать семь.

– Ага, вот. Летунова Наталья Андреевна. Одна тысяча семьдесят третьего.

Василиса быстро вспомнила, что у матери фамилия другая. Интересно почему, если Наташка вроде замужем не была? Но выдавать лишнюю информацию не стала. Спросила:

– А в карте ведь должна ксерокопия паспорта быть? И номер полиса?

– Ну да.

– Можно, я посмотрю?

– Зачем тебе?

– Так, может, она у Михалыча деньги украла? И ее в какой-нибудь стоп-лист надо ставить?

– Ты у нас, смотрю, прям как полиция, – сыронизировала золовка.

Но медицинскую карту протянула:

– На. Исследуй.

Василиса Петровна приладила очки, мимоходом увидела, что посещений врача у Наташки – раз, два и обчелся. Флюорография, осмотр гинеколога.

– А где паспорт-то? – спросила.

– Да вот здесь, на первом развороте! – ткнула золовка.

– Нету, – растерянно отозвалась Василиса.

– Не может быть, что нету! – рассердилась родственница.

Выхватила карту, уставилась в недоумении. Пробормотала:

– Как ее обслуживали-то без документов?

Тоже надела очки, прочитала:

– Паспорт, со слов пациентки, серия, номер такие-то. Полис тоже забыла. Принести документы обязалась при следующем посещении.

Гневно добавила:

– Это сменщица моя писала, ее почерк. И дата-то, дата! Почти два года назад!

– А в поликлинике Наташка когда была?

Золовка пролистала карту:

– Да тогда и была. Сдала кровь, терапевта прошла, гинеколога, флюшку сняли. И больше не появлялась.

– Как ее принять могли, без документов-то? У нас ведь медицина теперь страховая! – продемонстрировала осведомленность Василиса.

– Бомжей мы обязаны. Или пьяных без документов. Но чтоб обычный человек, а в карте ксерокопий паспорта-полиса нет – вообще вопиющий случай! Ну я сменщице устрою!

– Так она при чем? Один раз исключение по-человечески сделала, а больше Наташка не пришла просто, – примирительно сказала Василиса Петровна.

– Все равно непорядок! Надо было ей звонить, требовать, чтоб принесла! – продолжала бушевать золовка.

Потом успокоилась. Добавила:

– Но вообще странно. Как можно, если в поликлинику идешь, с собой паспорт с полисом не взять?

– Могла забыть, – спокойно сказала Василиса.

Однако подумала: очень вероятно, тут, как и в случае с домом, конкретный злой умысел. Но обсуждать с болтливой родственницей Наташку больше не стала.

Она была очень довольна собой. Молодайка с Зеленой, видать, та еще штучка! Даже страшно представить, как обрадуется Денис информации. И какую скидку ей даст за отцовскую мебель. Может, и вообще даром получится. Он парень щедрый и честный.

* * *

Таня предлагала оставить Митиного джек-рассела Арчи в Москве, на попечении Валерия Петровича. Но сын упросил, чтобы любимая собака отправилась с ними. Надо отдать псу должное: в путешествии вел себя идеально. Зато, когда наконец добрались до места, разбушевался, начал носиться, как сумасшедший. Митя, хотя обещал, что немедленно по приезде ляжет спать, позволить псу беситься одному не смог – убежали гонять по участку вместе.

– Не упадет он? Темно уже, – забеспокоилась Таня.

Денис вскинул бровь, и она поспешно добавила:

– Ладно, если что, йодовый карандаш с собой.

– У папы тоже аптечка солидная, – кивнул Богатов. – Пошли в дом?

На пороге задержался, рука, когда отпирал дверь, дрогнула. «Будто надеялся: отец здесь. И только сейчас осознал, что дом пуст», – сочувственно подумала Садовникова.

Встретили их идеальная чистота и букет свежих астр на столе.

– Соседка к нашему приезду постаралась, – объяснил Денис.

Домик оказался компактным, и пахло здесь совсем не так, как в Москве, а сыростью, старой древесиной, морем. Атрибуты прошлого вроде советских ковров на полу перемежались современными светильниками, в кухне мирно соседствовали древний тостер и навороченная микроволновая печь, в устаревшей «стенке» красовался телевизор последней модели.

– Как у Валерочки, – улыбнулась Татьяна. – Он тоже горой стоит за свой хлам. Хотя и от новинок современности не отказывается.

Денис остановился у кресла, взял с него плед. Пробормотал:

– Отцовский.

Таня боязливо спросила:

– А… где он умер?

– На кухне, – помрачнел тот.

Со двора донесся воинственный клич:

– Арчи! Камон! В атаку!

– С кем они там воюют? – улыбнулась Татьяна.

– Древесные лягушки. Богомолы. Бражники. Ежи на участок приходят.

– А змей нет?

– Удавы. Питоны. Кобры.

Правильно он делает, что посмеивается над ней. Спокойно ответила:

– Я поняла. Митя справится, – попросила: – А покажи свою комнату? Где ты вырос?

– Только не пугайся, – предупредил. – Папа сохранил весь ее колорит. Кроме свалки носков в углу.

Типичное мальчишечье логово. На этажерке заботливо разложены ножички – от перочинного до почти настоящей финки, модель парусника, автомобильчик, собранный из советского стального конструктора. Как у самой Тани когда-то, на стенке красовался плакат с Цоем, а на полках «макулатурные» Дюма с Дрюоном, кубик Рубика и глобус.

– Будто в детство вернулась, – прошептала она. – Как хорошо, что вы не стали ничего переделывать.

– Папа всегда говорил: здесь ты снова пацан. Под моей защитой, – сказал печально Денис. – Но теперь я остался один.

А она в страхе подумала: ведь и Валерочка, наверно, уйдет раньше нее. И ей тоже придется, как Денису сейчас, заходить в его пустой дом. Богатов прав. Легче в такой ситуации не страдать, а занять себя делом. Искать виновника.

Прошлись по дому. Все аккуратно, ладно, но без особого уюта. Таня заметила:

– Женской руки не чувствуется.

Он кивнул:

– Согласен. Наталья явно здесь не жила. Да папа про нее и не упоминал даже.

– А почему?

– Не знаю. Может, стеснялся, что она существенно младше. Но скорее всего не было у них ничего серьезного. Просто дружили. Общались.

– Да ладно, – не удержалась Татьяна. – Мужчины обычно этим гордятся – даже если с юницами только общаются. Твоей Насте сколько? Двадцать пять?

– Тань, ну не добивай. И так тяжело.

Совсем не хотела ссориться, но не удержалась:

– Твой отец хотя бы свободный человек, сам себе хозяин. А мы-то с Митькой тебя семьей своей считали.

Денис опустил голову.

Таня ледяным тоном добавила:

– Даже не надейся все склеить. Я приехала сюда только ради Мити. Завтра пойдем с ним на море. А ты – ищи Наталью. Веди следствие. Что угодно делай.

– Спасибо, что ты здесь, – сказал тихо Богатов. И позвал: – Пойдем покажу тебе участок. И посмотрим, как там наш индеец.

Вышли во двор. Ночь совсем другая, чем в Москве, – черно-бархатная, теплая. Сверчки пиликают. Лай Арчи слышался где-то совсем в отдалении.

– Они, что ли, не на территории? – встрепенулась Татьяна.

– На гору, видать полезли, – отозвался Денис. – Видишь, лестница? Тридцать четыре ступеньки, а наверху дуб, если забраться, с него море видно. Это мы прирезали. В аренду у лесничества взяли. Но наверху там забор. Никуда не денутся.

– Арчи, – раздался из темноты призыв Мити, – за мной!

– Эй, Мить! – выкрикнул Денис. – Там кактусы растут! Не врежься!

– Я уже весь обкололся! – с восторгом доложил мальчик.

Арчи, слышали они, с шумом продирался сквозь заросли, Митя, похоже, не отставал.

– А еще там у соседа ульи! – порадовал Богатов. – Сейчас пчел разбудите, загрызут!

– Ой! – вдруг раздался Митин вскрик.

– Что? – перепугалась Таня.

– Я упал! Арчи, стой!

– Пойдем посмотрим, – предложила Садовникова.

– Теть-Тань! – завопил вдруг. – Тут что-то дохлое!!!

Она оттолкнула Дениса, первой бросилась вверх по лестнице. А пес надсадно и тоненько завыл.

У Садовниковой в жизни случалось немало опасных ситуаций. Но сейчас – успела отметить, пока бежала, – сердце забилось сильнее, чем когда на саму пистолет направляли. До чего уязвим становится человек, если за кого-то в ответе!

Но с Митей ничего страшного не случилось. Поднялся с земли, отряхивал землю с коленок. Арчи сидел рядом, продолжал надсадно подвывать. Свет фонаря с телефона Дениса высветил оскаленную морду дохлой кошки.

– Фу, гадость какая, – не удержалась Татьяна. И прикрикнула на Арчи: – Тихо!

Пес послушно умолк.

На вершине горы – заросли колючих кустов, ветки, доски, горы гниющих листьев.

– Отец сюда мусор стаскивал, – объяснил Денис.

– А что с кошкой случилось? – Митя боязливо покосился на мертвое животное.

Богатов присмотрелся:

– Она много лет тут бегала, я ее помню. От старости, видно, сдохла. Коты всегда выбирают укромное местечко, чтоб умереть.

Протянул Мите телефон с включенным фонариком, велел: